Чудо [Роман Зудин] (fb2) читать онлайн

Москва

2019

Дети любили смотреть в предрассветное небо. Оно не умело лгать. Его широкое открытое лицо было бесхитростно и смотрело во все глаза на мир, что давно потерял свою чистоту, стал хитрым, алчным, и жажда его порой доходила до небес. Нельзя этого скрыть, как бесполезно и глупо хмуриться небу, пряча среди туч, облаков, сумерек и бесконечного недовольства себя истинного: чистоту и глубину, девственный румянец и бесконечное ожидание.

Но было в нём ещё кое-что. То редкое, что обычно знают все, но видят немногие и даже единицы.

Волшебство.

Дивный, странный дар далёких предков, что те же люди, но не похожи на нас ни в чём. Души у них легче, тела мозолистей, взгляд тяжелей, поступь твёрже, и в моменты нужды они не рассыпались, словно дикая стая животных, а сплачивались в крепкий горный хребет, что невозможно перешибить ни дождю, ни ветру, ни зависти людской. Только время властно над ними.

Отсюда и пошло волшебство. Вера в невозможное, чуждый взгляд на мир, радость, когда хочется плакать, трепет перед обычными вещами и множество мыслей, что озвучить вслух было бы слишком страшно.

В общем, волшебство…

И только двое во всём мире могли выявить его из тысячи тысяч и признать. Звали этих мальчишек Андре и Стэн, и были они родные братья.

На дальний берег широкой реки бегали неспроста, да и никто не смог бы заставить этих двух сорванцов, если бы сами не захотели. Уж больно своевольными ребята росли у родителей, что были слишком замкнуты и погружены в бесконечную работу, да так, что, бывай они дома чаще, чем хотелось бы, большой двухэтажный особняк всё так же был бы заворожён тишиной, как и годы назад, когда храм одного из богов так и остался обычным жилищем и был забыт, как и всё в округе…

А мальчики любили бегать за волшебством. Наперегонки, в кромешной тьме, когда не видно ничего, кроме отблеска от фонарей, россыпи звёзд да мутного фонаря Луны, что всегда уныла и зажигает огарок своей яркости далеко не всегда. Именно в тот час, что соседствует с рассветом и признан как самый тёмный, но именно тогда и следует бежать, иначе станет совсем скучно, а дальше… Скука доведёт до сна, сон до разочарования, а последнее выльется в лень и определит ваше скромное место в обществе на уровне обывателя, но никак не исследователя.

Карта у каждого из братьев была своя, нарисована вручную, раскрашена карандашами и красками, и точечный путь её вёл прямиком через огороды, поломанные ограды, опасные буреломы, мимо цветущих прудов и глубоко заросших колодцев, вплоть до травянистых полей и реки, где курс уходил наискось вверх, забирался далеко, местами столь круто, что приходилось хвататься руками за траву, тащить себя вверх, обрывая слабые стебли, и отдыхать, переводя взбаламученное дыхание к глубокому детскому вздоху, ногам давая передышку и переглядываясь между собой без слов и просто улыбаясь.

Им было непросто. Каждый из них был одинаково нелюбим дома, заранее отстранён от такого человеческого понятия, как «семья», обижен общением, лишён объятий матери и наставлений отца, вечерних посиделок за столом, ужинов, обедов и завтраков – не просто как данности, а именно воспоминаний.

Хорошо, что их было двое.

А началось всё более двух лет назад далеко отсюда. Им только что исполнилось по десять лет.

Они узнали новость случайно в тот жаркий августовский день, когда солнце ещё окончательно не устало от бесконечной летней гонки и светило по привычке ярко и жарко, отдаваясь миру полностью. От догонялок и пряток ребята здорово вспотели, устали и были так грязны, что впору признать их за чужаков, бездомных попрошаек, но никак не благоразумных детей из уважаемой семьи.

А они и не пытались строить из себя кого-то. Просто дети, просто счастливые, и это было нормально. Родители их иногда попрекали за легкомыслие и пеняли на то, что их шалости могут навредить и взрослым. Но ребята прекрасно знали, что это всего лишь слова, облечённые в грозную форму, только в назидание.

Андре страшно хотел пить, Стэн валился с ног, и как только они добрались до дома, повалились на крыльцо, вылив на себя кувшин с лимонадом, да так и забывшись на пару минут.

Не описать, как им было хорошо в тот миг. Да, мокрые, немного липкие, босые ноги все в грязи, волосы спутаны, но довольные ухмылки лучше любых слов.

В тот день им всё удалось. Ещё бы – стащить конфеты, забраться на чердак и смотреть старые фильмы на катушечном синематографе с таким треском и шумом, что соседи начинают жаловаться. Сделать бы его тихим! Но вот беда – не из этого века он…

Они приняли душ, переоделись в чистое и только хотели пробраться на кухню за сладким, как услышали препирания отца и матери, что на повышенных тонах вели разговор в гостиной. Мальчишки было в любопытстве заглянули, но тут же отпрянули. Им оставалось только слушать.

– Ты сам говорил, что нам не нужны такие проблемы!.. Что времени сейчас нет, ты вечно занят. Что любую ошибку можно пересмотреть, любой вопрос задать по-другому и получить ответ, что не будет тебя грызть всю оставшуюся жизнь. Что любые вопросы решаемы в любую пользу…

– А я смотрю, что ты уже смирилась с потерей, да так, что недели ещё не прошло, а ты нос воротишь.

Резкий вскрик матери стал понятнее любых слов.

– Как ты можешь!..

Отец молча прошёл по комнате и остановился напротив двери. Нет, он не закончил разговор, просто не хотел видеть свою жену.

За это лето Генри очень устал. Его лицо приобрело черты его деда, что покинул мир слишком рано, учитывая, что все болезни давно победили, а душевные хвори были на грани полного исчезновения. Морщины поселились в уголках глаз и рта, седина поцеловала его в виски, некогда аккуратная бородка и усы перестали быть ухоженными, а сам он стал слишком нервным.

Работа вымотала его. Мальчики не помнили, чтобы всё лето они сидели на одном месте. В прежние годы они и дня не хотели терять, все были в движениях, в планах, в бесконечных идеях и на всё готовы. Год назад они вчетвером пешком преодолели путь от Северной скалы до Шумных Деревьев, что не давали пройти дальше, да это было и ни к чему. Леса чернели на карте густым мрачным пятном, и так до самого Обрыва. Весь путь у них занял почти месяц. Они жили в палатках, ели из котелка, пили из ручьёв, ложились рано, вставали ещё затемно, тратили на дорогу до десяти часов в день, и как же они были счастливы.

Настоящая крепкая семья, без изъянов, равно как и без надрыва и излишества.

Позапрошлый год им запомнился поездкой в дальний путь, к самому чистому Озеру на Земле, а ещё раньше они прошли подземным путём дорогу, что совершил первый из новых людей Мира Грядущего, от катакомб убежища выживших до безумно долгого перехода к новым землям: чистым, девственным и когда-то предназначенным только для избранных.

Но больше всего ребятам понравился, конечно, поход дикарями, что просили повторить и в этот год – может, в других местах, но обязательно повторить. Отец ещё зимой кивнул и обещал подумать. А потом была весна, пришло лето, вот уж и осень недалеко. Но ничего…

– Ты не слышишь меня. Не слышал, когда я тебе рассказала, да и сейчас твердишь одно и то же.

– Я поменял своё решение.

– А что, в сущности, изменилось? В любом случае ты выступаешь против меня. Всегда таким был.

– В данном случае не о тебе идёт речь. В первую очередь я размышляю о том, насколько ему будет плохо или хорошо. Как устроить так, чтобы он не страдал.

– Оставь его, Генри. Оставим в покое. Ему там хорошо, так зачем бередить старое?

– Да что ты за мать такая?! – он повернулся к супруге и посмотрел на неё.

Она не выдержала, отвернулась. Одетая в серо-чёрное платье, Герда была хорошим человеком, но вечно сомневающимся. Ей была небезразлична любовь к семье и дому, что она заполняла уютом, начиная с прихожей и до последней салфетки в стаканах, но серьёзные вопросы всегда были в ведении мужа. Тут она нервничала и терялась, призывала на помощь всю свою храбрость и опыт, но в итоге не справлялась и отступала в сторону, крепко держась за своего Генри, что всегда вставал впереди неё и решал проблемы, какими бы они ни были. Её небесно-голубые глаза в последнее время всегда были печальны, да и волосы она собирала в строгий пучок, не давая им быть свободными, как раньше, словно они стали страшно мешать ей.

– Да, я мать. И мать хорошая, надо заметить. Ты, верно, забыл, каких сыновей я тебе родила. Они – твоя копия. Я все силы вложила.

– Я знаю… иначе бы и не напомнил. Но ведь есть и тот, кто твоей любви как матери ещё не познал.

– Он так далёк и такой чужой… Я всё понимаю как человек, и со стороны это может показаться очень дико, но как мать я бы ничего не меняла.

– Объясни, пожалуйста, свои слова. Потому что я сейчас перестал тебя узнавать.

Герда вздохнула, посмотрела на улицу:

– Мальчиков давно нет. Скоро стемнеет…

И пододвинулась к самому краю своего кресла.

– Мы знаем слишком мало. Ты помнишь, как всё было? Беда пришла внезапно и уничтожила наш дом. Мы спрятались, целый год жили в глубокой пещере. Там я родила своих сыновей. А дальше произошло чудо, и Смельчак нашёл выход. В страшной суматохе мы выбрались оттуда. Переход, кошмарней которого даже конец света, мне показался милей. Ведь там произошло…

– Скукота какая, – прошептал Стэн, – давай испортим, веселей будет…

– Да тихо ты, ничего не слышу, – шикнул на него брат.

– Ты совсем перестал играть по нашим правилам, всё себе забрал.

Андре заехал ему локтём под рёбра и ещё ближе подобрался к двери. Кулак предупреждающе завис под носом брата.

– А мне всё равно!

Сильный толчок в спину – и старший из сыновей так и влетел в гостиную, кубарем покатился по полу.

– Это ещё что такое? – рассердился отец.

– Мальчики, – растерялась мать.

– А всё из-за того, что все вы слишком скучные, – прокричал Стэн и со всех ног бросился наверх. Топот его быстрых ног затих вслед за хлопаньем дверью.

– Андре, что у вас опять происходит? – отец не кричал, скорее был растерян.

– Не слушается…

– Ты его старше, должен контролировать.

– Да целый день с ним носился и играл, – поднялся на ноги парень, – как его ещё образумить, не понимаю!..

– Ты должен говорить с ним. Тычками и затрещинами тут не поможешь, – взяла слово мать, – нужно общаться.

– Да я каждый день с ним вместе провожу, даже в школе. О чём мне с ним говорить?

– Я бы в детстве нашёл, о чём поговорить с другом.

– Так это с другом, пап. А тут брат… Друзья у меня были бы умными, у нас темы рождались бы только так. А этот… тупой, как бревно.

– Не смей так говорить, Андре! Я вас растила другими. Что я вам говорила? А ну, повтори.

– Не буду.

– Что значит «не буду»?.. Это же главный наш девиз.

Сын молчал. Скрестил руки на груди и исподлобья смотрел на родителей, упрямый и злой.

– Ступай за братом. Сегодня ни сладкого, ни ужина. Оба наказаны.

– Как скажешь, – процедил сын.

Развернулся и быстро вышел из комнаты.

– Генри, что ты творишь? Он должен сказать наш главный девиз. Это не вчера придумано. А десять поколений семьи Девайвов с гордостью…

– Я его прекрасно помню, Герда. И дети. Но каждый божий день просить цитировать – не слишком ли это?..

– Я не знаю, – не смогла сдержать разочарования мать, – я всего лишь пытаюсь, чтобы в нашей семье все помнили свои корни.

– Они помнят… Ты не видела, но мальчики такой доклад подготовили к школе. Всё лето над ним корпели. Он о нашем прошлом и будущем, о семье нашей, о том, что всё будет хорошо и что главная ценность в том, что мы вместе, и в этом сила.

– Я что-то пропустила. Но, помнится, ты сам вызвался помочь Андре и Стэну с летними занятиями.

– Да, так и есть, но всё же они молодцы. Хочешь прочитать?

– Пожалуй, воздержусь до осени. Это же то задание, что им дали подготовить для первого учебного дня?..

– Там будет много народа, вся школа соберётся. И представь себе наших мальчиков, красивых и нарядных, читающих с трибуны свой рассказ о том, как они всё видят.

– Ты им помогаешь? Хоть отчасти?

– Они сами всё сделали, я лишь редактирую, переставляю местами слова.

– Генри.

– Что? – рассеянно оглянулся он.

– Мы так и не закончили разговор.

– Да… ты права, надо закончить, – он ушёл в себя и минуту молчал, блуждал глазами из стороны в сторону.

– А впрочем, есть у меня одна идея…

* * *

Второй этаж дома был не в пример интереснее первого. И если внизу всё внимание было уделено интересам взрослых с их скучными делами, непонятными разговорами, книгами и стопками испещрённых почерком отца бумаг, то место, где заканчивалась лестница и начинались разноцветные половицы, кроме как сказкой, назвать было нельзя.

Во-первых, весь этаж был отдан под интересы мальчишек. Небольшая, но вместительная спальня вобрала и впитала в себя их личности с самого рождения вплоть до сего дня. Чем они увлекались, кем себя видели, какую музыку слушали, о чём думали и как себя выражали, – всё это здесь. Стены в рисунках, картинках из старых журналов и картах школьных атласов. Множество пунктиров и стрелочек, нарисованных поверх всего, шли от входной двери, тянулись по стенам, достигали потолка, сшибались между собой, раздваивались, растраивались и шли в новые атаки. Но по ним ни в коем случае нельзя было судить о враждебности братьев – скорее об их интересе к путешествиям.

Две одинаковые кровати в духе первых колонистов аккуратно пристроились у овального окна, глядящего на большое ветвистое дерево, что беспрестанно шевелило своими дланями, создавая шум – движение и умиротворение от того, что оно рядом.

Другая комната была детской игровой. Раньше туда можно было войти, споткнуться и заблудиться среди одних только игрушек, но стоило ребятам подрасти, игрушки исчезли, но появилось два письменных стола с настольными лампами и большая железная дорога, что тянулась вдоль стен, поднималась по росту мальчиков и снова опускалась до пола, делая три больших красивых круга, вдоль всей комнаты.

Ребята любили играть с поездом, посылая друг другу записки. Их рабочие места во избежание баловства и излишнего отвлечения располагались «лицом» к стене и «спиной» друг к другу. Поворачиваться всё время устанешь, да и надоест это быстро, к тому же и школьных заданий хватает, а вот черкнуть записку, положить машинисту в кабину и запустить вагон вдоль окна к брату – это дело они любили больше всего.

Писали разное:

«Чего молчишь?»

«А о чём с тобой говорить?..»

«У меня задание тяжёлое…»

«А у меня не очень. Завидуй, нытик!»

«Чтоб я тебя ещё раз послушал! Да в жизни не будет…»

«Посмотрим, посмотрим. Болтать горазд да жаловаться, а как смотришь в глаза, так сразу отводишь. Ты просто трус, братец!»

Это могло продолжаться бесконечно. Родители знали. Находили кучу скомканных листочков в мусорном ведре. Мать всегда качала головой и каждый раз обещала уменьшить их бумажные расходы. А отец, наоборот, заступался. Он прочитал все до единой записки и видел в них не только безделье, но и общение.

Да, не по делу, больше чтобы подразнить и рассердить друг друга, но там была и солидарность, почти незаметное, но утешение, братское «похлопывание по плечу», любовь, облечённая в чересчур агрессивную форму, и диалог, что они не хотели вести, глядя друг на друга, но могли написать на бумаге…

Ещё в этой комнате было большое окно во всю стену. Оно смотрело вдаль и не видело окружающего города. Единственный дом на всей улице, что стоял боком и, в отличие от собратьев, вёл нескончаемую беседу не только с соседями, но и засматривался назад, туда, где не было шума и гама, где осенью, когда листва благополучно облетала, становилось видно рыжие низины, что крепили между собой крупные швы из деревьев и кустарников, и где закаты были особенно хороши.

Иногда у дома были мысли о том, чтобы уйти. Однажды проснуться поутру, понять, что всё надоело, поднатужиться, подняться и тихо-тихо, осторожно, бочком уйти. В те самые низины, где нет никого. А чтобы не нашли, спрятаться среди деревьев, стать тенью и травой и просто жить дальше, пока верная рука времени не настигнет и не разрушит, что обычно делает со всеми.

Когда закат укрывал землю своим полотнищем, мальчики садились в первых рядах. И если они не гуляли до позднего часа, то точно были в своей детской, сидели рядышком на полу и щурились на чересчур яркую красноту, наслаждаясь теплом и радуясь. Очень редко, но их можно было застать там же и утром, когда, заспанные, они больше дремали, чем действительно желали видеть восход. Тогда кто-то тащил из постели другого, и наоборот. Но как только дрёма проходила, четыре больших глаза были честны и видели любимое, а не делали так, потому что привыкли. И вот тогда они становились ближе, чем братья, тогда в них угадывалась родная кровь.

* * *

Андре почти ворвался в спальню. Его брат сидел в самом углу. Стэн подобрал ноги к подбородку, обхватил руками и задумчиво следил за листвой, что вяло шевелилась за окном.

– Убить бы тебя за это, – сердито бросил Андре.

Ему так хотелось ударить назойливого мальчишку.

– Как думаешь, мы нужны им?

– О чём ты?

– Маме с папой? Они говорили так, будто мы им очень мешаем. Отец – и тот был сердит, а мама как-то странно говорила. Ей было не всё равно, но она словно в сторону хотела отложить весь разговор.

– Эй, разговор нельзя вот так просто отложить, словно вещь. В коробку его не закроешь.

– Я знаю, не глупый, – Стэн сердито обернулся, – и я бы не стал просто так тебе жаловаться. К тому же ты давно перестал меня слушать… Я о другом говорю. Родители что-то скрывают.

– Взрослые постоянно так поступают. На то они и взрослые. В их мире столько всего происходит, что говорить обо всём было бы странно. Но это их дела. Пусть и решают их сами. Нам-то что?..

– Ты вот вроде и старше меня на полчаса, а совсем не видишь перед собой часов. Речь-то о нас.

Андре призадумался.

– Не может такого быть. Случись какая проблема, нас бы уже отчитали, наказали, заставили бы отрабатывать. Ведь сам подумай: если мы что-то натворили, разве они советуются по нескольку дней? Да нет, сразу и получали по первое число. Что мы, не пуганые, что ли? Стэн, скажи?..

– Не знаю я… Только странно мне очень и тревожно.

Андре махнул на него рукой и ушёл в детскую.

* * *

Не прошло и часа, как родители позвали их, поднялись наверх, и они с Гердой устроились на стульях.

– Разговор будет серьёзный.

– Ну вот, попали, – пробормотал младший.

– Вы ни в чём не виноваты, – заверила их мать.

– Да, речь не о вас… Она больше о недавнем прошлом. И… вы должны будете понять нас. Это будет непросто.

Братья неуверенно встали перед ними.

– Сядьте, сейчас лучше присесть, – невесело улыбнулась Герда.

Мальчики сели на пол.

– Итак, – потёр колени Генри, – речь пойдёт о нашей семье.

Стэн мельком взглянул на Андре:

«Что я говорил!»

– Вы оба знаете нашу историю, историю нашей семьи. Семья Девайвов и семья Якулотов. Наша славная память, удивительное прошлое, что мы никогда не забудем.

Герда странно посмотрела на своего мужа и покачала головой.

– Что? Разве я не прав? Мы чтим это время, помним все наши девизы. Но мы не можем не признать, что мы живём здесь и сейчас, а прошлое – оно… в прошлом. Иногда оно напоминает о себе. Не так, конечно, как наша любимая мама вспоминает стихи, что стали основой для чести и жизни семьи её деда, но налетает как птица, внезапно и иногда страшно и горланит: «А вот и я!»

Это всегда внезапно и обезоруживает… И, скажу вам откровенно, мальчики, наше прошлое настигло нас буквально… Не прошло и десяти лет, как… Оно очень сложно и понять его будет трудно.

Мужчина с трудом подбирал слова. Дети чувствовали, что отцу очень трудно, но не понимали, как помочь.

– Вы появились на свет в пещере, – попыталась помочь супругу Герда.

Она дотронулась до его руки.

– Спасибо, – улыбнулся он.

Еле заметным движением он сжал её ладонь.

– Мы знаем место нашего рождения, – начал было Андре, – мы всю нашу историю знаем.

– Вы не знаете только одного, – Генри понизил голос. – Вы родились в пещере, и было вас трое.

– Конечно, трое. Я и Андре. Только… не трое, пап, а двое.

– Нет, – снова покачала головой Герда, – именно что трое. Тройняшки. Каждый с разницей в полчаса. Первый был Андре, второй – Стэн, а третьего брата мы так и не успели назвать.

– Где он?

– Потерялся при Переходе.

– Как это… потерялся? – у Стэна и Андре глаза превратились в плошки.

– Не нарочно. В суете, криках, давке, злобе и проклятиях.

– Его убили?

– Мы думали, что он погиб.

– Думали?

– Расскажите нам всё, – очень серьёзно попросил средний брат.

– Тогда лучше я, – сказал отец. – Итак, вы родились через четыре месяца после того, как мы оказались в пещере. Честно говоря, все думали, что вы не выживете. Условия были первобытными, медиков не осталось: последний врач умер за месяц до родов Герды, и мы очень надеялись, что выживет хотя бы один… Поскольку знали, что вас как минимум двое. На тройню мы не рассчитывали. Но родились вы, и это было чудо. Все наши мальчики выжили, – он спрятал свою улыбку.

– А он точно был наш брат, а не сестра? – осторожно поинтересовался Стэн.

– Самый настоящий.

Мальчики захихикали.

– Вы родились здоровенькими, сильными и очень улыбчивыми. Вы были похожи на нас, все это подмечали. Люди, почти каждый, кто выжил вместе с нами, дали нам что-то из своих вещей, чтобы вы не замёрзли, не заскучали, не плакали, не умерли и не голодали. На целый месяц выжившие забыли, что приключилась трагедия, и были заняты только вами. Удивительное время… Но потом назад вернулся Первопроходец, или Смельчак, как его все называли, и объявил, что нашёл путь наверх. Что там есть земля, что она тверда, зелена, на ней растут деревья, они дают плоды. Там нет провалов и Солнце всё такое же жаркое, как и было до Обвала. Но идти нужно долго, идти далеко, и как минимум недели две в пути мы точно проведём. Но куда там. Никого это не запугало. И в суматохе, спешке наш отряд выдвинулся в глубь пещер… Мы шли с вашей матерью не первые, где-то ближе к концу, да и смысла пробиваться вперёд с нашей-то ношей – с вами – не было… Нашей с Гердой главной задачей было выбраться на свет, донести вас живыми и постараться увидеть вас взрослыми, то есть вырастить, пусть даже и в диких условиях. И у нас всех это получилось!

Мы шли, перебирались из пещеры в пещеру, нескончаемые шахты туннелей чередовались – одна длиннее другой… Но мы не сдавались. Наверное, можно было идти ещё быстрее, но договор был именно в том, чтобы не спешить. Ведь в спешке много чего упускают, забывают, делают глупости… Да, в самом начале была небольшая истерия, но почти все успокоились. И надо вам сказать, ребята, что мы с Гердой были не самыми медленными. С нами шли старики и малые дети. Не как вы, совсем ещё младенцы, но глупыши, от пяти лет и старше.

Я слишком долог, знаю… Медлю, поскольку подхожу к самому важному и страшному.

Наступил такой момент, когда нужно было лезть наверх через дыру в потолке, чтобы пробиться в пещеры уровнем выше. Ближе к поверхности. И так по нарастающей, всё выше и выше, вплоть до правительственных туннелей. Вот только самый первый и самый узкий лаз многим дался не с первого раза. Да и не было той дыры в природе, если бы Смельчак не пробил её, словно чувствуя, что дальше будет выход…

Многие не справились, силы покинули их, и тогда мы обвязали их верёвками и втаскивали наверх, иных проталкивали, а некоторых просто скручивали, поскольку у них сдавали нервы и они не хотели двигаться дальше. Я был одним из тех, кто забрался наверх и помогал подниматься остальным. Дня два мы потеряли, задержавшись на одном месте… Наконец, поднялась и Герда. Сначала она передала наверх тебя, Стэн, а сама пошла следом с Андре на руках. Третьего нашего малыша мы отдали на руки Марте, что должна была подняться позже. Очень добрая и умная женщина. Вот, значит, так…

А потом случился обвал. Потолок и часть стены верхней пещеры просто обвалились вниз. Все, кто стоял внизу, все пятьдесят человек, Марта и третий наш сын просто погибли. А знаете, почему?.. Они не успели вовремя подняться. Глухой рокот, оглушительный треск – и через мгновение огни внизу погасли.

Генри обхватил себя руками, словно ему стало очень холодно. Взгляд упёрся в пол. Дети не понимали, кому он рассказывает. Складывалось впечатление, что самому себе. Герда безмолствовала.

– Мне… мне послышался подземный толчок, и показалось, что обрушение было неслучайным. Землетрясение было всему виной. Но вот память – дурная штука… Я так до конца и не могу сказать с уверенностью, был этот толчок до обрушения или он слился воедино с другими звуками, когда всё кончилось… Может, я путаю. Никто не выжил, никто, слышите, дети?.. Ни одного звука мы не услышали.

Зато мы так кричали. Герда просто выла…

От бессилия мы начали разбирать завал и работали, пока камни не были перемазаны нашей кровью. Настолько мы ободрали наши руки.

Я заснул прямо там.

Проснулся, услышал сердцебиение и подумал, что это его, нашего малыша.

Но нет. Оно было моим.

Я было снова начал разбирать и таскать, но меня остановили. Смельчак подошёл и сказал, что бесполезно. Все смотрели на меня, как на дурака, или не смотрели вовсе.

А Герда, мать ваша, это очень сильная женщина.

Вы знаете об этом? Она приняла всё, как есть. Всего за одну ночь. И когда я сказал, что нельзя сдаваться и у них, всех тех людей, кто остался там, есть шанс, она дала мне в руки ребёнка, я уже не помню, кого из вас, и просто сказала, чтобы я заботился о нём…

Сильнее поступка я не видел в своей жизни.

– И что же вы сделали? – громким шёпотом спросил Стэн.

– Мы пошли дальше. А через два дня выбрались на свет, наружу.

– А что же наш брат? Так и остался там лежать? – голос Андре был более резок.

– Да. Он до сих пор там… Должен был быть, но тут случилась одна вещь.

Отец спохватился, словно ожил, вырвался из своих невесёлых воспоминаний и снова взглянул на сыновей.

– Я не хочу комкать рассказ… Поведаю всё как было.

Стэн кивнул. Андре устало откинулся на руках.

– Мы спаслись. Все сто двадцать шесть человек покинули своды туннелей и, Боже, как мы радовались!.. Хорошо, что наше появление под небом произошло ночью, иначе многие из нас повредили бы зрение.

И так пришлось два дня привыкать к солнечному свету. Мы просидели всё это время в скале, не в силах вынести такой яркости. Почти пять месяцев как мы не видели солнца!..

Немного обустроились и всё же вернулись на то место, где потеряли людей, и снова пытались растащить камни, разбить их молотами, но всё напрасно. Эта могила оказалась неподъёмной…

– Подожди, постой, – перебил отца старший сын, – но мы же были там… Прошли весь путь от места, где вы жили после Обвала, до самого конца. Но я не помню никакого узкого лаза или, как вы там его назвали, ни даже… Уж здоровую кучу камней я бы как-нибудь заметил!

– Нет, Андре, ты бы её не увидел. После случившегося было принято решение, чтобы мы никогда больше не вспоминали о трагедии. Чтобы дети наши не знали, не грустили понапрасну и чтобы росли счастливыми. Это было целью. Безусловно, когда бы вы подросли, мы обязательно поведали бы вам всю правду. Но зачем вам знать сейчас?.. И то самое место в пещере мы просто обошли стороной, обнаружив много лет спустя другой лаз уже природного происхождения. И вот его-то вы и помните…

– Сплошной обман, – сердито заметил Андре.

– Мы на него сами попались, сынок.

– Как это?

– А вот сейчас мы подошли к тому моменту в нашей истории, о котором сами узнали совсем недавно.

– Это-то и было нашей целью, – вставила слово мать, – обрадовать вас счастливой новостью, а не наводить страх.

– Но одно без другого редко случается, поэтому я и начал с плохого… Но слушайте, дети, и слушайте внимательно. Ваш брат жив!

– Как?!

– Что?!

Братья были растеряны. Только что им поведали историю боли, новую главу их семейной легенды, где лгали все, красили чёрное в белое, где математика не имела значения и цифра «2» легко могла превратиться в «3». И что же?.. Вот так просто, резко и играючи мертвецы оживают, становятся чем-то вроде страшных сказок, не просто рассказанных на ночь, но и ярко иллюстрированных, не плоских, а вполне осязаемых?..

Андре схватился за голову, не в силах принять и уместить новость в своём разуме. Его брат спрятал в ладонях лицо.

– Вы только поймите правильно, мы сами узнали об этом неделю назад.

Мать пыталась улыбнуться, но натянутая маска сквозила фальшью, и тогда она просто вернулась к тревоге, что одолевала её столько дней.

– Мальчики, эта новость взбудоражила весь город. Все, буквально все знают о ней. И вы бы уже давно нам все уши прожужжали про новых людей, если бы общались хоть с кем-то из своих сверстников.

– Сейчас лето, мы не обязаны видеться.

– И к тому же у нас и друзей-то нет…

– А вот это очень плохо, ребята… Но мы не про это. Произошло невероятное. Ровно девять, нет, десять дней назад ребята из пещерных обходчиков, ну, те, что проходят часть самого опасного участка на «туристической тропе», услышали шум в одной из пещер. Они пошли на звуки. И как же они были… – Генри не мог подобрать слово, – поражены… потрясены, когда в небольшой дырке в стене скалы, пробитой явно нарочно, они увидели лицо человека. Причём чужого человека!.. Вы представляете?!

В комнате воцарилось молчание. Мужчина так и застыл с раскинутыми в стороны руками, восторженный и явно в ожидании реакции.

– Вы понимаете, о чём вам только что сказал отец?

– Чужаки?.. Это те, кто выжил после Обвала?.. Или те, кто выжил после камнепада?

– Молодец, Андре! Конечно же, это один из тех, что был в нашей команде… Мы-то их посчитали погибшими, и часть из них, всех тех пятидесяти человек, действительно осталась лежать погребённой, но те, кто сидели в ожидании у дальней стены, выжили. Среди них попались и счастливчики, кто успел отскочить в сторону, когда камни обрушились на них. Среди них была и Марта, что спасла нашего ребёнка, прикрыв его своим телом.

– Она погибла?

– Нет, Стэн, она выжила, хотя камни её сильно придавили. Но вот до дня сегодняшнего не дожила… Умерла три года назад. Стара была.

– А почему вы думаете, что это не те люди, что смогли выжить после Обвала?

– Ты что, дурень? Отец тебе только что сказал, что это люди Камнепада. И с ними наш брат. Так как они могут быть другими?..

– Сын, я очень ценю то, что ты признаёшь своего брата и защищаешь его, но прошу не говорить так больше со Стэном. Он просто не до конца всё понял.

– Вы его видели? Мам, пап? Брата нашего?..

– Пока нет. Там всё очень сложно. Добраться до этого «окошка» в стене скалы – на грани фантастики. И тут подтверждается моя теория по поводу землетрясения, что спровоцировало обрушение и гибель людей…

Но вернёмся к истории. После того как потолок рухнул и придавил всех тех, кто не смог выжить, а это более двадцати человек, люди внизу, как и мы сверху, начали откапывать их, надеясь на чудо. Но так же, как и у нас, они ничего не смогли сделать. Достучаться у них не получилось. Два дня люди копали, и кричали, и кололи камни… А после начали искать выход, другой проход, что будет более милосерден.

Он нашёлся.

Это был совершенно другой ход, и вёл он в другом направлении. Ещё неделю они шли через бесконечный лабиринт пещер, туннелей и тупиков. Но в конце концов выбрались в огромную пещеру, что была забита припасами, ящиками с одеждой, инструментами и прочим, прочим…

Когда они смогли выйти наружу, поняли, что перед ними точно такое же место, куда попали и мы с вами, только, наверное, раза в два больше… Да и оснащены они получше. Если наше Плато предназначено для земледельцев и людей мелкотравчатых профессий, то наши, с позволения сказать, соседи имеют больше возможностей. Готовые проекты и материал для искусственных домов, водоёмы. Создание съедобной и даже вкусной еды и воды с помощью последних технологий, что смогло придумать человечество. Та же самая жизнь, что и у нас, только с большими возможностями и качеством жизни.

– Когда мы увидимся со всеми ними?

– Стэн, детка, пока это невозможно. Они недалеко с точки зрения расстояния, но… недоступны. Проще говоря, увидеть мы их сможем, но обнять – пока нет… Если же смотреть с самого края нашего Плато, то можно понять, где они. Два раза в день, утром и вечером, свет солнца от их сооружений сильно отражается и блики вполне различимы, несмотря на вечную дымку, что стоит над пропастью.

Все молчали.

– Мать не станет вам врать. Всё так, как она и говорит.

– Вы-то не врали? – фыркнул старший из сыновей. – Да я не помню, чтобы у нас было столько лжи!..

– Это было во благо, – склонилась над ним Герда. – Правда не сделала бы вас счастливей. Она дала бы лишь новые вопросы, а я сама на них ещё не ответила. Всё очень сложно. Например, каждый день я мучаю себя: «А почему я не могла взять двух малышей разом? Почему так легко сдалась? Как могла бросить погребённого под камнями сына и просто уйти, да ещё и мужа отговорила попытаться?..» Я кляну ими себя каждый день.

– Герда, зачем ты… – услышала она шёпот Генри.

– Но теперь всё хорошо. И скоро, очень скоро мы сможем увидеть их, познакомиться и поговорить. Это ли не радость?..

Она искренне рассмеялась и крепко обняла сыновей. Младший сразу обхватил свою мать, старший был задумчив, его рука только для вида легла на спину родительницы. Отец видел и хмурился.

– Расскажите подробней, как они доберутся до нас, – Андре поднялся и стал ходить по комнате, разминая ноги.

– Ну, они будут строить дорогу. Железную дорогу через пропасть.

Генри тоже не смог сидеть и подошёл к окну.

– И где, как вы говорите, можно увидеть отблески? Мы бы хотели посмотреть.

– Это очень далеко… На самом юге, в том месте, где должен быть ещё один посёлок. Я про него рассказывал. Сразу за ним поле, небольшая рощица, река. И Обрыв.

– И оттуда видно другую землю?

– Землю? Нет. Только свет, что отражается от блеска их металла и стекла. Это в солнечную погоду. Когда тучи, не видно ничего. Мы с вами, помните, очень давно ездили к Обрыву на восток.

Братья кивнули.

– Так вот там, на юге, то же самое.

– Один туман, дымка да пар, что вечно поднимается из провалов.

– Правильно, Андре. Точно так. Никто не думал, что может быть другая земля, ещё выжившие, и… как же долго мы были слепы. Увидеть бы всех побыстрее. Узнать бы его…

– Я думаю, мы его найдём, – поделился мыслью Стэн. – Он же одного возраста с нами. И роста. И цвета волос. Наверное…

– Нет, я о другом, сын… Я о другом.

– И сколько они будут строить свою дорогу? – Андре смотрел на отца.

– Два года.

– Два года?! – воскликнул мальчик. – Да за это время мы с ума сойдём. Это просто безумие!

– Быстрее у них не получится. Люди, что тогда выжили, были разные, но среди них не было ни строителей, ни инженеров. Поэтому те немногие, что обучаются по книгам, так медлительны. Они не специалисты, всего боятся, им страшно сделать неправильное движение или принять решение, что всё погубит. Поэтому мы до сих пор и не знали, что они есть… Будь там хоть один профессионал, тут бы уже мост был бы. Но мы вытерпим, правда, ребят?

Он впервые оторвался от созерцания неба и взглянул на семью.

– У меня столько вопросов, – Андре покачал головой. – Например, почему нельзя найти проход в пещерах и создать нормальный туннель?

– Мы говорили об этом. Со Старшим, с людьми, знакомыми со строительством, обсуждали разные варианты, но на протяжении всего пути под землёй нельзя пробить проход, не создав новый камнепад. Тем самым потерять ещё кого-то. На это мы не согласны… Да, они пробили малую дыру для того, чтобы мы могли узнать, что они есть, но расширить её невозможно. Вы не представляете себе, как это опасно, и снова испытать весь этот ужас, страх… Нет, уж лучше подождать. На другие вопросы вам ответит Старейшина. Он в курсе всего лучше меня. Расскажет и объяснит.

Стэн, как мячик, подскочил и бросился было вниз…

– Но только завтра! Сегодня уже поздно. Солнце клонится к закату. А с утра я поговорю с Йеном, и где-нибудь после полудня подходите к нему. Он уделит время.

– А что же ты? – немного насмешливо спросил Андре.

– Я просто всего не знаю. Честно. Мы… – он посмотрел на Герду, та поправляла волосы, – слишком измучены.

– Мы подумаем над тем, сможем ли принять нового брата.

Отец поджал губы и нахмурился.

– Да, я подслушал ваш разговор, до того как влетел в комнату. Только не ругай меня… Мы подумаем с братом. Новый брат у нас появился внезапно… Это непростое решение… Правда, Стэн?

– Да, – твёрдо качнул головой парень.

Родители недоверчиво переглянулись.

– А мы… мы уже решили, – поспешила Герда.

– Спасибо, что выслушали нас и не отвергли сразу… Он, безусловно, наш сын, а вы – его братья. И, что бы мы ни решили, вместе или по отдельности, более чужим, чем сейчас, он уже не будет. Как и более родным. Но я очень вам благодарен. Мы благодарны.

Отец поспешно вышел из детской.

Мать долго смотрела на своих детей, а потом смахнула слезу.

– Ужин будет ждать внизу. Я всё приготовлю. И сегодня… можете лечь спать попозже. Она подошла к каждому из мальчиков и подарила им свой поцелуй.

* * *

В тот же вечер, немного позже, перекусив, братья украдкой пробрались на самый верх. Выше своего этажа и чердака, туда, где небольшой балкончик нависал своим пузатым брюшком над главной улицей городка. Здесь они любили бывать втайне от родных. Свесить ноги вниз и болтать ими в воздухе, пытаясь иногда достать до шершавой черепицы. Это случалось, но редко. Мальчишки были слишком малы, смелости перелезть через балюстраду не хватало, да и зачем это вообще делать, если можно просто посидеть, и никто тебя не окликнет, не позовёт, не рассмешит и не разозлит.

Ночью жизнь вымирала. В домах загорались огоньки, но чем было позже, тем быстрее они гасли, давая отдых своим хозяевам, долгожданный сон, забвение, тепло и семейный уют, что окружали здесь каждого человека.

Братья долго молчали, поскольку любили тишину, смотрели по сторонам, а потом просто пообещали друг другу, что обязательно примут своего брата, полюбят его, возьмут под опеку, и если кто-нибудь снова будет посягать на их воссоединение, тому не будет пощады. Они были ребята решительные и всегда отвечали за свои слова.

* * *

В последние дни лета они успели закончить своё малое сочинение к «Вступительному слову», что предваряло новый учебный год. Ребята поставили последнюю точку раньше, чем узнали о своём неизвестном брате, так что им пришлось делать ещё одну запись втайне от родителей на отдельном листке и прятать его, пока не наступила осень. Нет, запрета никакого не было, но братья столько наслушались перешёптываний, недомолвок и фантазий от своих сверстников и не только, что хотелось высказаться от своего имени, сказать хоть немного правды и спросить: «А почему все молчат?»

Незадолго до конца лета всех учеников собрали в школьном доме и сообщили, что Старейшина скажет слово и, скорее всего, впервые объявит о «новых людях», соседнем Плато и дороге, главном строительстве Нового времени.

Братья промолчали. Они не собирались сдаваться.

Официально от каждого класса выступал один человек на тему, что могла быть полезна и интересна собравшимся, но раз двойняшки выступали первыми, то им предложили написать о Новом Мире, месте, где они выросли, прошлом и будущем, поскольку Осень этого года отмеряет десять лет от начала их второй жизни. Мальчики со всем согласились и подготовили, отец одобрил, но… под самый конец братья задумали сюрприз.

И вот наступил первый день Осени.

Вся лужайка была заполнена людьми. Первый день любого из четырёх времён года считался выходным, и поэтому все, буквально все жители пришли к Дому, где учится новое поколение, чтобы поучаствовать в празднике. Это были взрослые и старики, подростки, что уже окончили школу, и совсем малые дети, что больше мешали, чем слушали, поэтому их доверили няням и игрушкам.

Сидячих мест было немного, их занимали самые почётные жители города. Старейшина, учителя, родители и самые пожилые гости, что просто не могли не прийти.

* * *

– Всем здравствуйте! Нас зовут Андре и Стэн Дивейвы, и мы ученики третьего класса Первой Школы Нового Мира. Надеюсь, вы не обидитесь, если мы будем читать наше сочинение поочерёдно, иначе кто-то из нас обидится на другого, а так как мы братья, нам очень трудно договориться.

Все рассмеялись. Генри и Герда улыбнулись и взяли друг друга за руки.

«Узнаём своих детей», –читалось в их взгляде.

Он был не укоризненным, а полным любви и гордости.

Шум немного улёгся, и ребята начали:

– Всё началось в пещере, когда мы родились… Хотя нет, ещё раньше, ведь любая история имеет начало. Так и с нашим миром. Он погиб. Погиб в огне, землетрясениях, земных провалах, лаве, жаре и засухе. Все эти ужасы описаны в Книге Нового Мира, нашей летописи, что будет храниться до скончания времён, но если уж мы начали свой рассказ, то считаем правильным говорить полно, а умолчать об Обвале здесь было бы трусостью.

Наша Земля была изрыта много веков назад. Туннели, метро, полезные ископаемые, войны, подземные города и хранилища, нескончаемые поиски «бесценных нитей» и ослабление религиозных догм, что привело к полномасштабным поискам ада… Всё это не просвещало нас, не делало богаче духовно и не удовлетворяло наши интересы и амбиции, а лишь приближало к концу. Почва под нашими ногами не выдержала. Она начала расползаться в стороны. Провалы были и до этого, но таких массовых изменений наша история ещё не знала. В довершение ко всему конфликт двух сверхдержав завершился силовым решением, когда гигантскую бомбу запустили не в направлении какой-то одной точки на карте, а отправили в полёт в специально вырытый туннель. Бомба пролетела много километров и взорвалась на такой глубине, что страшно и представить… Земная твердь взбунтовалась, и пошли последние часы жизни человечества. Ведь целью пустивших бомбу было не уничтожение противника, а уничтожение всего… Всех людей, всех их достижений, выдумок, фантазий, всех книг и произведений искусства, всех домов, городов и деревень, всех садов, душистых трав и деревьев, всех чудес света, неба и земли… Всех жизней на планете.

Нам мало лет, жизни мы не видели, да и мало знаем про неё, но по опыту нашей печальной истории нам известно:

Тот, кто взял в руки оружие, не обязательно защитник.

Тот, кто куёт железо и заряжает патроны в ружьё, может быть не просто кузнецом и продавцом.

Тот, кто бросает громкие лозунги о мире и защите, уже давно для себя решил, что его доля – ложь во имя лжи, и убийство – его главная цель.

И, наконец, тот, в ком соединятся все эти личности, не может быть хорошим человеком.

Он – волк, убийца, носящий человеческое имя. И что бы он ни говорил, прикрываясь благими намерениями, имя ему – преступник, и нет и не будет ни одного оправдания, которое позволило бы эту вину загладить.

Он – изгой…

Если бы так считали люди, когда было ещё не поздно, мир был бы спасён. Безумцы схвачены, оружие уничтожено, жизнь ценилась бы больше, и вся наша Земля жила бы дольше.

Мы не знали её сами, но говорят, это было неплохое место. Теперь его нет…

В последние двадцать лет, когда апокалипсис стал неизбежен, некоторые правительства осуществили свой давний проект «Искусственное Плато», или «Земля Жизни». Они успели построить один, и он стал нашим домом. Закреплённый в глубине скалы, среди горных хребтов площадью двадцать пять на тридцать пять километров, этот материал нового поколения за неполных пятнадцать лет сумел вырасти из горной породы в полновесное плато и стать частью хребта. Искусственная вода и земля, мягкий климат благодаря незримому куполу, что покрывает нас, настоящие семена и деревья тоже были взращены в надежде, что приживутся… И они выжили. Они приняли ненастоящую почву и созданную воду, и за это мы должны благодарить науку и прежний мир.

В нашей общей истории много удивительного!..

Удивительно то, что небольшая горстка людей успела спрятаться в глубокой пещере за миг до того, как произошёл Обвал и весь мир провалился так глубоко, что невозможно выжить. Удивительно, что нашему первопроходцу удалось пробиться через бесконечный лабиринт туннелей и добраться до сквозного и прямого хода, что был создан специально для глав правительств с их семьями и приближёнными. Выжить им не удалось…

Наш ангел-хранитель Смельчак однажды смог дойти до самого начала этого туннеля, но ничего там не обнаружил. Ему удалось открыть дверь, что скрывала вход от посторонних, в надежде, что снаружи могут быть выжившие. Но он увидел лишь чёрный зев пропасти…

Поступок президентов и глав правительств разных стран отвратителен. Они хотели спрятаться и спастись, в то время как миллиарды людей погибали и у них не было надежды. Но в то же время, если бы они не позаботились о себе, не сотворили это удивительное место, наша судьба более чем незавидна… Мы бы просто умерли в глубинах гор, рыдая и проклиная жизнь и судьбу. Но мы выжили!.. Наверное, так говорить не очень красиво по отношению к погибшим, но нам безумно радостно, что так получилось.

Собравшиеся зааплодировали братьям, звучали слова поддержки.

– Было ещё несколько удивительных моментов, что мы поняли, когда писали наш рассказ. Это находка провианта, что был спрятан в скалах от непогоды и солнца. Консервы и сухой паёк были рассчитаны на гораздо большее количество спасшихся, а потому их годового запаса хватило более чем на два года… Семена оказались пригодны для посадки, они дали ростки и урожай. Одежда была качественной и служила не один год.

Кроме того, в ящиках, что мы нашли, оказалось очень много разной ткани, созданной с помощью специальных технологий с запасом прочности, и даже сейчас мастера делают одежду из неё. И даже мы сегодня стоим перед вами одетые в ту самую ткань!..

Когда мы произносим слово «мы», имеем в виду наших отцов и матерей, бабушек и дедушек. Я и брат это прекрасно помним и бесконечно вам благодарны.

Было удивительно найти эту прекрасную, приветливую и заботливую землю. Но ещё удивительнее то, что здесь уже были построены дома, все удобства соблюдены, колодцы вырыты, есть мебель, посуда и даже элементарное подобие электричества. Всё было продумано и сделано ещё до прихода нас…

Но последнее «удивительно» касается не всего этого, хотя не удивляться при осознании того, что придумано, невозможно…

Мы выжили, не рассорились, не стали врагами, не начали мстить по мелочам, не возненавидели, не убили друг друга и даже… не начали войну, а продолжаем общаться, как старые добрые друзья, кем мы и являемся.

На нашем Плато было построено семь деревень и один город. И то, что мы с вами не разбежались в разные стороны, не разъехались и не заняли противоборствующие стороны, говорит о том, что, как мы были едины в тот день Обвала, так до сих пор едины и остаёмся. А разве остальное имеет значение?

Ребята закончили. Они очень переживали, как примут их летнюю работу. Будут ли ей рады или она оставит людей равнодушными. Сможет ли повлиять на чувства и всколыхнёт ли память у самых старших, да так, чтобы не просто задуматься, а именно, что вернуться и снова пережить?

Мальчики замерли.

Сначала было тихо. А потом по рядам пробежал шёпот, и все встали на ноги. Старики, учителя, родители, даже Старейшина. Хлопали в ладоши, некоторые свистели и кричали добрые слова, многие улыбались.

Это был успех.

Братья ещё ожидали слёз, но даже такие малыши, как они, понимали, что все слёзы были выплаканы за старый мир и по людям, что там остались. Сейчас – время радости и добра, время спокойствия и жизни. Скорби здесь нет места за исключением тех случаев, когда хромая старуха всё же находит вход в ваше жилище и скребёт своей тупой косой в дверь, поскольку ей пора забрать твоего любимого человека с собой. И ты волей или неволей открываешь ей. Противиться долго бесполезно, всё равно возьмёт своё…

Аплодисменты отгремели, но, пока не был объявлен следующий участник, воцарилась минутная пауза и люди обсуждали услышанное. Генри и Герда только и успевали, что вертеться во все стороны, получая поздравления и добрые пожелания. С их лиц не сходила улыбка. И, глядя на родителей, мальчики испытали облегчение, воздушность, радость и восторг из-за того, что они смогли доказать отцу с матерью, что они больше чем уличные хулиганы и непоседливые проказники.

Они ещё и благодарные сыновья.

И, чтобы не останавливаться на достигнутом, Стэн и Андре переглянулись и достали тот небольшой листок, что до поры старший брат прятал в своём заднем кармане. Текста там было немного, только нужна была смелость его зачитать.

– Мы просим прощения!

Никто не реагировал. Эти разговоры будет непросто успокоить.

– Мы ещё не закончили, – чуть громче сообщил младший брат.

Его воззвание прошло успешней. Многие обернулись, зашикали на других, и очень скоро стало гораздо тише.

– Хотелось сказать ещё одну вещь, – Андре незаметно для других сжал ладонь Стэна. – Прошло более двух недель, как мы узнали, что в нашей семье существует тайна, которая нам стала известна лишь потому, что многое изменилось.

Должно быть, сегодня нам всем официально объявят, но мы с братом хотели бы сделать это немного раньше.

Итак, существуют другие выжившие, что спаслись тогда при Обвале, и они от нас недалеко. Мы скоро их сможем увидеть, поскольку они строят к нам дорогу. И два года – не такой большой срок. Но, кроме того… наш брат, тот малыш, что пропал в пещерах десять лет назад. Он тоже жив! Он рос там, не знал нас, а мы не знали его…

Мама и папа, вы спрашивали нас, примем ли его? И мы отвечаем: да, с радостью!

* * *

Их лица озарили широкие и честные улыбки.

В толпе прозвучало растерянное «Что?..» и воцарилась тягучая тишина. Сперва братья ждали взрыва эмоций, восторга и похвалы. Они были первыми, а значит, самыми смелыми. А смелость в их мире почиталась на одном уровне с умением выживать. Ведь что сможет мелкий зверёк противопоставить большому и сильному волку, кроме как гаркнуть посильнее, броситься на него, повалить и стараться нанести побольше ударов, прежде чем тот придёт в себя и раздерёт его в клочья? Только смелость. А ещё скорость и умение увёртываться. Но это уж как получится…

В мире мальчишек возможность постоять за себя была в приоритете. Их было двое, и ровесники братьев недолюбливали. Не потому что они какие-то особенные, а просто потому что не лгали…

Все дети Нового Мира дружили. Неважно, сколько им было лет, в каком классе учились и чем занимались в кругу семьи. Так или иначе, они общались, не ссорились, у них было множество клубов по интересам, и никто и никогда не ставил себя во главе других, не называл лидером и не заставлял подчиняться. Так их научили с детства. Все были равными. Малыши и взрослые, старики и юноши. Мужчины были не сильнее женщин, но в то же время и «сильный пол», не стесняясь, выполнял работу по дому, в саду и на огороде. В общем, все старались держаться друг за друга.

И только братья вели себя по-другому. Они были необщительны, обособленны и молчаливы. Их не увлекала дружная компания, хобби одноклассников казались скучными, летний отдых и досуг, что организовывала школа, были неинтересны и пугали мальчиков. Они мыслили по-другому. Семья, дом и общество друг друга для ребят были любимей всего, и пусть говорили они иное, но себя не обманешь…

Гордые и одинокие люди никогда не признаются в любви родному и близкому человеку в открытую. Они напишут записку, письмо, подарят дорогой и ценный подарок, защитят и убьют за любимого, но слова «Я люблю тебя!», такие простые и сложные, не смогут произнести. И только когда будет совсем уже поздно, у смертного одра или края могилы, мир услышит громкий шёпот, и он будет принят тишиной.

Андре и Стэн иногда ненавидели самих себя, но с обществом были честны. Это и заставило родителей и учителей договориться, и братья после ухода на каникулы получили задание выступить осенью с небольшим рассказом о новом времени. Мысль была сплотить их и доказать сверстникам, да и всем остальным, что они могут быть не только изгоями, но и сказать своё слово, прокричать так, чтобы их услышали…

Их рассказ был принят. И они стали героями дня. Но вместо того, чтобы просто насладиться успехом, они снова поступили по-своему и прилюдно заявили отцу с матерью, как же они их любят. Да так сильно, что готовы принять в свой дом незнакомца и признать братом, даже если он будет не близок им…

Мальчики думали, что все будут счастливы. Но когда в своём восторге взглянули людям в лица, то увидели лишь глаза. И карие, и зелёные, и серые, и голубые, и чёрные, и даже разноцветные. Все они были разные и были устремлены на братьев. Но как ни пытались ребята, так и не нашли доброго взгляда.

Учителя смотрели осуждающе, одноклассники – насмешливо, взрослые – зло, старожилы – безразлично, Старейшина – понимающе, но сурово, родители… растерянно.

Андре и Стэну стало очень тревожно и зябко, они отвернулись ото всех…

* * *

Не надо говорить, что было после. Все воспринимали их как пришельцев. В школе смеялись, взрослые читали нотации и призывали родителей примерно наказать, а одна из долгожительниц предложила даже прилюдно выпороть братьев, «чтобы неповадно было»… Её никто не послушал. Но с той поры отношение к ним резко ухудшилось.

Родители тоже пострадали. Морально они очень устали. Нет, их не признали изгоями, и семья Девайвов жила, как и прежде, но тот холодок недоверия и лёгкие толчки, что получали отец с матерью каждый раз, как только выходили из дома, удручали сильнее, чем разговор лицом к лицу. Так продолжалось несколько месяцев.

Старейшина, что прекрасно понимал детское стремление сделать своим родителям приятное, никого не обвинял и даже был рад. Да, его речь была испорчена, но тогда, на празднике Осени, он и не думал об этом. Глядя в землю, старик сочувствовал братьям, прекрасно понимая, что жизнь у них теперь резко изменится… Напрасно он заявлял в своей речи, что всё хорошо и даже мысли плохой не стоит бросать в сторону ребят, поскольку они оказали ему услугу и избавили от бремени «знаменосца».

Это не подействовало.

Опытный правитель знал народ, которым пытался руководить и направлять, очень хорошо. И знал, что просто так они не успокоятся. Несмотря на всю сплочённость, стремление к единению, дружбу, у выживших была одна-единственная червоточина, которую он никак не мог вывести, как ни старался. Его народ не понимал необычного, резкого контраста с другими, мятежного и странного. Братья, на их взгляд, были чудные, они не вписывались в правила общества, их вечно тянуло показать свою особенность…

Генри и Герда были хорошие, прошли через весь ужас пещер и считались в городе одними из самых уважаемых, но… вот если бы они смогли усмирить своих сыновей, внушить… вбить в голову, как нужно правильно жить, тогда бы общество повернулось и обласкало всю их семью. Они бы стали героями!

Но родители этих двух чертей не желали идти на поводу у «сочувствующих», а раз есть непослушные и они не желают исправляться, «что тут мы можем сделать»… Всё очень печально, но «такие нам не нужны»…

Так считало их общество. Старейшина думал иначе. Но он был всего лишь Старейшина. Мудрый, правильный, со своей головой на плечах. Не более чем музейный раритет, что вроде руководит, но ничего не решает.

Тут решала толпа.

* * *

С той поры минуло немало событий. Семья Девайвов переехала далеко на юг и поселилась в заброшенной деревушке, что была на границе их Нового Мира. Таких селений по всему Плато было много, и, как говорили двойняшки в своём докладе, все они были нетронуты, но именно южная обитель для семьи Генри была важнее других. И на это были причины.

Случилось так, что недолго они протянули в городе. И если Герду общественное мнение беспокоило, но не более других дел, то Генри мучился и переживал больше обычного. Его сильно задевало неприятие обществом того факта, что они с супругой оказались смелы не по «расписанию», что проигнорировали мнение Старейшины и рассказали всё детям, а те не смогли промолчать.

Боже всемогущий, да все растрепали тайну, как только узнали!.. На каждом углу только об этом и говорили. Но если шёпотом было можно, то вслух и прилюдно уже наказуемо. Смелость в выжившем обществе считалась сродни предательству, и таких не прощали…

Генри было очень тяжело. Поначалу всё воспринималось как шутка, напоминания о конфузе лишь забавляли и разряжали серые будни, но позже мужчина почувствовал, что смеётся над самим собой в качестве не минутной хохмы, а слишком затянувшейся издёвки. Коллеги, соседи, друзья и знакомые целенаправленно и зло принижали его… Это было хуже, чем шептание за спиной. Без стеснения и сожаления всё говорилось в лицо, а он лишь мог добродушно улыбаться…

Не передать, как Генри было обидно. Из уважаемого члена общества, сооснователя Нового Мира и почти одного из старейшин он превратился в клоуна, над которым не грех и посмеяться, спародировать походку, манеру говорить, гневаться, да и просто банально жалеть… Да и снёс бы он всё, не растаял, только вдогонку ему начали говорить о жене и детях.

Вот это было выше его сил. И, потерпев ещё месяц, очень надеясь, что волна утихнет, Генри сходил к Старейшине и договорился о переезде. Тот его внимательно выслушал, посочувствовал и печально согласился, что больше жить так нельзя…

Но они не просто уехали подальше ото всех. Им предстояла большая работа. Ровно через два года до того самого посёлка должна дотянуться стрела железной дороги, и в обязанности Герды и Генри входило строительство станции для приёма первого поезда, В будущем она должна была дать начало прокладыванию железнодорожных путей по всему Новому Миру. Но эти далеко идущие планы воплощались пока только в мечтах. Надо было дождаться появления блестящей нити дороги из вечных туманов и тёмных паров. А это долгая история…

* * *

Переезжала семья непросто. Вещей за десять лет жизни накопилось предостаточно. Машин и самолётов к тому моменту уже не существовало, и единственным транспортом, что оставили в наследие создатели Мира, было множество различных велосипедов. Прогулочные и грузовые, двойные, тройные и детские, широкие и узкие, скоростные и повышенной проходимости… Самое интересное, что использовали их мало, больше предпочитая передвигаться пешком.

Но вот для таких случаев, как переезд, двухколёсный помощник точно не помеха. Семье выделили два детских и два грузовых велосипеда. И в три этапа, по два с половиной дня в пути в одну сторону, бесстрашные Девайвы смогли преодолеть и это испытание. И превозмогли его с высоко поднятой головой!

Как правило, мальчишки неслись на своих железных конях, не разбирая дороги, в то время как взрослые толкали педали не спеша, прекрасно понимая, какой груз у них за плечами, и чётко сознавая, что если устанут слишком рано, то точно будут бесполезны весь оставшийся день, а сыновья, эти безудержные балагуры, разочарованы…

* * *

Посёлок, в котором они впервые оказались, имел унылый вид. Большинство строений так и остались нетронуты с самой постройки, а потому обветшали, просели, выцвели и поседели. Предоставленные всевозможным ветрам и дождям, без должной хозяйской руки, дома и большинство подсобных строений были сильно запущены. У некоторых обвалилась часть крыши и провалился пол, гнилые углы зияли дырами, подвалы были заполнены водой, оконная краска облупилась, матрасы и самое необходимое бельё пропахли сыростью и покрылись плесенью, мебель стала трухлявой…

Девайвы долго выбирали, но в конце концов остановились на самом дальнем большом доме, что и построен был более основательно, и защищён от ветров небольшой рощицей, что сильно разрослась за это десятилетие. Да, это был не тот пластиковый домик, в котором они жили в городе, защищённый элиттехнологиями от непогоды, с панорамными окнами, водопроводом, туалетом и душем с ванной. Здесь все дома были деревянными, из бюджетной древесины, не для самых главных, а для их прислуги, людей не слишком лишних, чтобы можно было совсем отмахнуться, но и не столь необходимых, чтобы устраивать возле себя при удобствах…

Дом имел мощный бетонный фундамент и изначально задумывался как храм и одновременно дом для священника. Но, пока его строили, планы поменялись, и теперь только основание и внешний вид могли сказать о его особенности без возможности погрузиться в детали. Потолок на месте, лестница не сгнила, большинство стёкол целы, есть уборная над вырытой ямой в земле, душ на улице, кислородные конфорки для приготовления пищи. А планировка очень похожа на их городской дом…

Второй этаж, как и повелось, полностью отводился мальчикам, первый – родителям. Внизу, в подвале, была заперта церковная утварь и иконы, что так и не нашли своё место в этом доме. Религия просто не вошла в скромный бюджет Нового Мира…

* * *

Мальчишки были рады и разочарованы. Им так хотелось уехать ото всех, особенно в последние три месяца, передать было невозможно!.. И так не самые большие любимцы в школе, они превратились в изгоев, и если пальцем тронуть их никто не смел, то перешёптываний и косых взглядов хватало. И ладно бы этим страдали одни только одноклассники – главный негатив исходил именно от учителей, ещё совсем недавно так переживавших за угрюмых и вечно одиноких братьев, а сегодня в первых рядах травивших их придирками, замечаниями, криками и бесконечными дополнительными заданиями… От такого давления ребята устали всего за месяц, но держались ради родителей и в надежде убраться отсюда поскорей.

Наконец они переехали. Долгожданное событие и огромное облегчение для Стэна и Андре.

Новое место.

Оно было чужим.

И неудивительно, ведь жили они теперь на самом краю Плато.

Здесь всё было другое.

Запахи, свет, вода, тепло и холод, трава и деревья, земля и вечный ветер, что гулял среди мёртвых домов, шевелил ветвями, гнул к земле цветы и свистел на разный лад. Он не был холодным, скорее тёплым, но порывистым. К ночи успокаивался, а с раннего утра принимался за старое, и не было ему покоя, поскольку ветер очень любил своё дело…

Ещё мальчики скучали по старой кухне с её многочисленными кастрюлями и сковородами. Мать любила утварь всевозможных размеров и в старом доме хранила свою «коллекцию» на стенах по обе стороны от плиты. Там они висели на крючках в строгой иерархической последовательности, от самого потолка и до пола. Иногда двойняшки устраивали целые концерты, просто барабаня руками по днищам, извлекая не самую мелодичную музыку, ещё к тому же и раскачивая их. Подпрыгивая и приседая, чтобы достать до самой верхней и нижней, они били ладонями, не совсем понимая, что такое гармония, да и не стремясь создать что-то новое и поэтичное. Их целью было просто баловство, выброс энергии, один хотел опередить и предвосхитить действия другого и обязательно стать первым. Второе место их никак не устраивало, вторые были неудачники.

Когда было хорошее настроение, братья бежали стремглав от самой школы, чтобы первыми ворваться в дом и устроить самый громкий гвалт в округе. Один из них вставал у одной стены, второй – у другой, и соревнование начиналось. До той поры, пока на шум не выходили родители или соседи не начинали жаловаться…

Но вот тут… на новом месте… Когда дом был обустроен и отец с матерью пригласили сыновей оценить новое обиталище, братья поняли, насколько скудно и грустно им будет. Кухня была больше, как и гостиная с родительской спальней, да и второй этаж не подкачал, но дом был настолько пустым!..

Городской особняк был уютен, в нём помещалось всё самое необходимое, он не был широк, его можно было полюбить, и в нём хотелось жить… Новое обиталище было отталкивающим. Холодным, чужим, гулким и навевающим жуткую ностальгию. Как будто и не дом вовсе, а пещера, где они родились.

Вещей в связи с переездом у них поубавилось. Многое было оставлено, отдано соседям – тем, что были не так злы и имели сочувствие по старой памяти. У ребят поубавилось игрушек, да и мебель они не стали брать за полной бессмысленностью. Всё необходимое было на месте. Только небольшая тумбочка да сундук получили билет в новую жизнь, и то после долгих уговоров.

Занести вещи в дом – это одно, а уборка, да генеральная – совершенно другое. Несколько дней они тёрли полы, шкафы, полки, окна, лестницу, перила и даже чердак с подвалом, чтобы более-менее можно было жить и не было противно. Некоторые стёкла были разбиты или в трещинах, особенно на втором этаже. Не в первый день, но и с этой проблемой Генри справился.

Постепенно жизнь вошла в привычное русло. Новое для всех, но не как после Обвала…

Мальчишки часть дня посвящали учёбе, помогали матери по дому и изучали окрестности. Герда вся была в домашнем хозяйстве, а отец целыми днями трудился на местности, изучая и зарисовывая, где удобнее всего можно было бы начать строить станцию.

Через две недели после переезда к ним приехала группа из города, чтобы проведать их, рассмотреть варианты для строительства и дать ребятам задания по учёбе на ближайшее время. Раз в три месяца к двойняшкам приезжал учитель, чтобы проверить знания, изучить в течение нескольких дней самое необходимое и дать целую тетрадь с задачами до следующего своего визита. Братьев очень расстраивали такие гости. Для них было сущей каторгой не только принимать таких людей, но ещё и слушаться их, словно возвращаться в прошлое, в опостылевшие классы, где все сидят как по струнке и где нужно следовать правилам…

Переждать, пережить – это они могли. И как только учитель уезжал, мир их новой дикой жизни вновь распахивался и манил, и какое бы настроение у парней ни было, выбраться в дебри окружающего мира, где есть только они и больше никого, было бесценно. Так они изучили каждый метр, каждый заброшенный колодец, каждую ветку и листик. Излазили все дома, построили убежище в роще, проплыли вдоль и поперёк ближайший участок реки, могли на спор с завязанными глазами перейти мель и ни разу не оступиться и не попасть в глубокие вязкие ямы, что встречались то там, то здесь… Любили забраться на дальний высокий берег после долгого плавания, замёрзшие и мокрые, греться на солнце, обхватив друг друга руками, и просто смотреть вдаль, где берег срывался в пропасть и где солнечные лучи пытались прорвать бесконечный туман, что скрывал где-то очень далеко ещё одно Плато и их брата…

* * *

Тогда же они впервые увидели Чудо. Невиданное и красочное явление предстало их глазам, и ребята сперва не поверили, испугались и отшатнулись. Стэн вскрикнул и прижался к брату, махнув лишь рукой в сторону. Андре посмотрел и лишился речи, вздрогнул, и по его телу пробежали мурашки. Но не робкого десятка были эти мальчики, чтобы так быстро сдаться и в трепете убежать. Они удивились, их одолел страх, но так, чтобы отойти стороной и, не оглядываясь, спрятаться за поворотом, – это не в их характере. Лицом к опасности, плечом к плечу!..

– Это чудо, – почти утвердительно сказал Стэн.

– Почему чудо? Всего лишь радуга.

– Откуда ты знаешь? Ведь мы никогда не видели.

– Да… Но по описанию очень похожа. Семь цветов, строгое разделение линий, дуга, уходящая вдаль. Если бы не было столько дыма и тумана, мы могли бы увидеть, где она заканчивается.

– А вдруг она упирается в то место, где живут другие люди, вдруг её видит наш брат?

– Это вряд ли, – мотнул головой Андре, слегка сморщившись. – Скорее опускается в пропасть на самое дно, где ничего не видно, и светит всем тем, кто там остался.

– А их там много?

– Шутишь? Целый мир.

– А кто же тогда мы?

– Всего лишь везунчики. Так папа однажды сказал.

– И ты ему веришь?

– А чему тут не верить? Так оно и есть… А хочешь посмотреть на неудачников?

Младший брат недоумённо посмотрел на старшего.

– А что, можно?!

– Конечно, можно. Спустимся прямо сейчас по радуге и увидим такое…

Стэн в недоумении открыл было рот, но потом понял, что над ним потешаются, и проворчал:

– Врёшь ты всё. Никого там на дне нет. И спуститься по ней нельзя. Это обман.

– А давай проверим! Вот прямо сейчас потрогаем твою радугу. Вдруг на ней прокатиться можно?

– Не-а. Нам папа запретил. Помнишь? Строго-настрого.

– А мы ему ничего не скажем. Это будет нашей тайной. Помнишь, как в городе с ушедшим стариком?.. Мы же никому не сказали, куда он отправился.

– Там другое. Дедушка нас сам попросил, а тут мы просто балуемся.

– Да, но на сей раз я тебя прошу никому не говорить и сам обещаю тебе, что никому не скажу.

Стэн немного помолчал, взглянул вниз.

– Страшно мне.

– Ну а мне – нет. Нас же двое. Поможем в случае чего. Ты же выручишь меня, если случится беда?

Брат кивнул.

– Ну а я спасу тебя. И не попрошу за это десерт.

– Давно его у нас не было.

– Мама просто не может каждый день…

– Я знаю.

– Ну, чего стоишь, пошли.

Спуск по склону действительно был тяжёлый. Само Плато продолговатой овальной формы было спроектировано таким образом, что по самому краю, замыкая собой круг, протекала искусственная река, за которой всегда возвышался высокий берег с ветвистыми деревьями по всему периметру. Их щедрые корни так глубоко уходили под землю, что надёжно схватывали возвышенность и предохраняли границу Плато от разрушения. На самом краю не было ни заборов, ни каких-либо заслонов от несчастных случаев и смельчаков, но создатели никак не предполагали, что найдутся настолько сумасшедшие, что после спасения от всеобщей гибели будут искать смерти даже здесь, в раю, созданном руками человека. Но даже в раю есть дети…

Их отец вместе со Старейшиной однажды спускался вниз, чтобы посмотреть и изучить, как там всё устроено. Тогда они решили, что это очень низкое место и оно не подходит для их планов с дорогой. Мальчиков он тогда взял с собой. И, понимая, с каким восторгом ребята наблюдают, как можно легко спуститься и подвергнуть себя опасности, отец под угрозой жестокого наказания приказал им держаться отсюда подальше… Дети серьёзно кивнули и стали посещать это место как можно чаще. Более того, оно стало их любимым…

Но вот на само основание, или, как его все называли, Короб, они пока не ступали. Андре помнил, что отец, когда спускался вниз, делал всё осторожно, но ловко, и получалось это у него быстро. Братья же еле ползли, хватались за каждую травинку и каждый раз выискивали удобную кочку, чтобы ступить на неё. Шутка ли, крутой склон, где растёт только трава, упирается сразу в рылообразный короб минерально-каменного днища, не больше двух метров шириной, ну а дальше – пропасть…

Мальчишки страшно перетрусили, хватались друг за друга, что в принципе делать опасно, и когда оказались внизу, долго переводили дыхание и бормотали что-то нелестное. Им захотелось обратно, подальше отсюда, домой и в тёплую постель, где всё гораздо более очевидно и устойчивей, чем здесь.

Они взялись за руки и ползком добрались до края, заглянув вниз…

Ничего не было видно. Только терпеливый гул ветра, туман, что вечно бродит меж горных вершин, да струи тёмного пара, что до сих пор добираются из самых глубин. Не было впечатления бездонной пропасти, но в то же время не хотелось опробовать, насколько там глубоко. Было страшно, тоскливо, хотелось плакать. Ребятам на один миг показалось, что внизу воет не ветер, а несчастные, что не погибли, а живут среди руин где-то глубоко внизу и рыдают о своей участи, взывая к богам о помощи и защите. Только не слышат боги, поскольку думают, что это всего лишь ветер и что помогать давно уже некому…

Андре представил себе людей: израненных, тощих, с проломленными головами и дырами в телах, в рваной почерневшей одежде, с тусклым взглядом и бесконечным истошным воплем, что возносится к самому небу и вязнет в молочной пелене.

Дрожь пробрала его.

– Всё ещё хочешь спуститься вниз? – шёпотом спросил Стэн.

– Ни за что, – стараясь сохранять спокойствие, признался Андре.

Они отползли к склону и больше от него ни на шаг не отходили. Так они дошли до радуги, что начала тускнеть, и вдали её пёстрая палитра уже размыта. Но здесь, у самого края, это удивительное явление природы в силе своих красок было настолько ярким, реальным и осязаемым, что хотелось во что бы то ни стало дотронуться, всего лишь протянуть руку и надорвать кусок этого чуда, оставить себе на память, положить в карман и вечерами любоваться, использовать как фонарик, вылепить мячик и бросать на потеху, играть, похвастаться родителям и дать ему имя…

Мальчишки переглянулись, собрались с духом и дотронулись до края радуги. Интересно, что они хотели почувствовать? Ершистость травы, твёрдость дерева или плавность воды? Им не с чем было сравнивать.

В школе радугу описывали как красочное, но иллюзорное явление, закон природы, не более того. Но братья почувствовали другое… Было похоже на давно забытое воспоминание о раннем детстве и первых моментах, когда просыпаешься раньше всех, а дом молчит, дремлет ещё в утренней тишине, щёлкает и скрипит иногда своей монотонной ворчливостью. Кругом скучно, и, подгоняемый желанием, ты бежишь в комнату родителей, чтобы ворваться к ним и прогнать покой. Ростом ещё не вышел, залезть на кровать так просто не удастся, и ты хватаешься ручонками за простыню, за одеяло, тратишь все силы, но всё же взбираешься и, улыбаясь во все свои шесть зубов, начинаешь за всех день.

Стэн и Андре любили так делать, когда был выходной и родители так хотели выспаться. И те самые ощущения простыни, что выскальзывает из рук, они запомнили на всю жизнь. Что-то похожее было и сейчас. Они дотронулись до радуги и ожидали, что ничего не будет, схватят «исчезнувший пирожок», как сказала бы их мама. Останется в руке только воздух. Странно, но вопреки всем ожиданиям семицветная дуга была реальна. До неё можно было дотронуться, потянуть на себя, и она поддавалась. Встряхнуть и попытаться поднять – она лениво, но колыхалась. Прислониться, словно к стене, и она выдерживала…

Всё это было, но позже. А в первый раз братья так перетрусили, что отскочили в сторону и долго не могли решиться двинуться, даже шевельнуться боялись. Их сердца стучали громко и в унисон. Если бы не ветер, самый громкий звук среди гор был бы именно испуганный перестук жизни…

Ничто не выдавало в радуге того, что она – нечто другое. Сколько раз ребята видели её в небе и после дождя, да и просто вдали, когда в разрывах тумана, вся опутанная узлами то ли туч, то ли пара, она вырастала прямо среди пропасти, не дотрагиваясь своими «ногами» ни до гор, ни до Плато. Цветная дорога просто появлялась ниоткуда и уходила в никуда…

Сейчас же всё по-другому. Да, дождя не было, но после Обвала многие природные явления претерпели изменения. И дождь начинался без туч, и солнце иногда светило ночью, и северное сияние всё чаще и чаще можно было видеть далеко не на севере… Но так близко радуга ещё не подбиралась к их дому. И она действительно была странной.

– Чудо, – просто прошептал старший сын.

– Мы же пошутили, не надо, – попытался уговорить радугу младший.

– Чудак, она тебя не услышит. Это просто природа.

– Но она другая. Никто такую не видел.

– А ты откуда знаешь? Столько всего в мире.

– Наш мир – всего лишь это, – Стэн указал на Плато. – А дальше, всё вокруг?..

– Нам и не нужно знать. Взрослые не знают, а мы – дети… Там не выжить.

– На другой земле как-то смогли… И они не здесь, – покачал мальчик головой. – «Как-то», – передразнил брата Андре. – Это Чудо, слышишь? Мы никому о нём не расскажем. Согласен?

– Это наше место и наша радуга, – прошептал Стэн.

В тот день они так и не посмели снова дотронуться до неё. Просто забрались обратно на склон и долго смотрели, как она убывает. Радуга растаяла, не осталось даже очертаний, а братья так и сидели, заворожённо глядя вниз, время от времени поднося руки к лицу, принюхиваясь и вглядываясь в переплетение линий на ладонях. Даже с собой они не смогли ничего забрать.

* * *

С тех пор ребята часто приходили на любимое место и просто любовались видом. Конечно, надеялись снова увидеть Чудо, но оно редко захаживало в их места, и хотя с момента переезда мальчики видели радугу не один десяток раз, подойти близко, дотронуться, испытать себя, да и просто побаловаться они решились ещё дважды. Дети больше ничего не боялись, но странные ощущения удивительного испытывали в самом его первородном понимании. Эта радуга действительно была физическим предметом, осязаемым, реальным. Она поддавалась на все прикосновения, была единым полотном, не разделённым лоскутами по цвету, и длинным, очень длинным…

Что только с ним мальчишки не делали. Пытались рвать, пробить насквозь, расшевелить и сбросить вниз, отщипнуть кусок и оставить себе. Ничего не выходило. В конце концов, собравшись с духом, Андре попытался забраться на Чудо и пройти хотя бы пару шагов. Но текстура радуги была настолько податлива, что даже с помощью брата у него ничего не вышло.

Больше они к Чуду не приближались. Всего лишь запомнили, что, несмотря на погоду и время года, радуга обязательно появляется раз в неделю, хаотично, не обязательно утром или вечером, но может днём или ночью… Всегда ярка, дугообразна. Её появление всегда начиналось издалека и заканчивалось у их Плато. А исчезала строго наоборот.

Для игр радуга была совершенно бесполезна, ребята просто не знали, как её можно было применить, но она, безусловно, была важным элементом их жизни, почти родной.

Они её нашли, первыми дотронулись, радовались её приходу и уходу, прощались и здоровались, любовались и фантазировали, что они с ней сделают, если… Радуга была только их Чудом, и они никогда и ни за что не могли с ней расстаться. И никто про неё не знал.

* * *

С тех пор прошло больше года. Согласно договорённости очень скоро издали должны были показаться сверкающие рельсы, что мастера тянули прямо над пропастью и уже, по сообщениям из города, преуспели больше чем наполовину. Каждое утро их отец вглядывался вдаль, закрывая от солнца глаза. В ясный день он щурился от бликов, что сияли отражённым светом, но видеть постройки – это одно, поскольку они забрались высоко в небо, в то время как дорога должна была пройти гораздо ниже, на уровне земли, там, где почти всегда ничего не видно. Сквозь дым, туман и пар не прорваться взору, но даже в хорошие дни железных «лезвий» было не увидеть…

Генри с Гердой очень переживали. Они боялись, что всё сорвётся, у людей просто не хватит умения, и они сдадутся… А по-другому как это сделать?.. Родители были на взводе уже не один месяц.

Со своей стороны они почти всё доделали. Местность в посёлке расчищена, несколько домов разобраны на детали, и из их же составляющих родилась импровизированная платформа, что легко разбивалась на несколько секций и могла быть перемещена на любое расстояние. Но самым тяжёлым и необходимым Генри считал расчистку дороги для прокладки рельсов уже на самом Плато. Нужно было не ошибиться и наметить путь так, чтобы рельсы легли одной сплошной длинной стрелой, соединяя два Плато в целое, без сбоев и погрешностей в «пару десятков метров».

Уж сколько он консультировался со Старейшиной и ребятами, что общались с человеком из пещер, информатором, о состоянии стройки, доступных нюансах производства и настроениях населения, но так и не смог добиться точного ответа на вопрос. Да его, похоже, и не было. Как можно определить с точностью до секунды, какое отклонение будет и возможно ли оно? Не исключено, что всё пройдёт гладко. Но и сбой вполне реален… Точными данными славился старый мир. Его нет, как и спутников и самолётов. В Новом Мире больше полагались на удачу и меткий глаз.

Мастера, что строили, советовали не переживать. Их дорога создавалась из такого материала, что прямой готовый участок можно было повернуть, придать изогнутую форму прямо во время установки, и большой проблемы в общем-то не было…

И только Генри, что всегда любил доводить любое дело до логического конца, да не как-нибудь, а хорошо, такой ответ не успокаивал. Его работу должны были посчитать не просто сделанной, а превосходной, вплоть до мелочей: благоустроенной территории, специально перестроенного под гостиницу дома, расширенной дорожки для велосипедов, очищенных колодцев, специального меню, что придумала Герда для торжественного дня, перекрашенных и отремонтированных домов – в общем, всего того, что успел сделать неугомонный отец семейства за два года…

Но главной его целью было не задабривание и угождение по сути чужих ему людей, а то, как их потерянный сын воспримет их первую встречу, что подумает, скажет, догадается ли, как ему рады, сможет ли принять их такими, несколько диковатыми и совсем уже не городскими… Подружится ли с братьями?..

Герда тоже переживала. Вначале, сразу после переезда, она взяла на себя домашнее хозяйство и детей, полностью предоставив супругу работу для Дня Встречи. Он уходил с утра, днём забегал, чтобы переодеться и взять с собой обед, и возвращался только поздно вечером, безумно уставший и весь в грязи. Почти сразу он засыпал, так что поговорить о том, что он сделал за день и как продвигаются дела, не было возможно. Выходных почти не случалось. Бывало, мужчина давал себе передышку на полдня, но только для того, чтобы просто не упасть без сил там, где он работал. Помочь-то было некому. На вопросы почти не отвечал, был скуп на эмоции, но никогда не жаловался. Говорил лишь, что всё движется, но как же мал срок, отведённый ему одному…

Герда слушала, и ей становилось стыдно. Казалось, что она отлынивает… Да, на ней висел весь дом, кухня, огород, занятия с мальчиками и постоянный контроль, чтобы ничего не упустить. Но в то же время женщина понимала, что пользы будет гораздо больше, если она сможет помогать ещё и мужу. Герда не знала, как это сделать без ущерба для всего остального, поскольку весь день у неё был расписан с утра и до самого вечера, нонадо было пожертвовать чем-то во имя того, на что они подписались.

И жена приняла решение. Не резко, не сразу, а постепенно, шаг за шагом, она стала уделять детям всё меньше и меньше времени. Вначале ушли в прошлое их вечерние настольные игры, затем работу, что она разделяла вместе с ними по дому, Герда переложила на сыновей. Это были сущие мелочи вроде прополки огорода, сбора урожая или необходимости натаскать воды в дом. Насущные вещи вроде стирки одежды или готовки еды она оставила за собой. Но только до тех пор, пока ребятам не исполнится по одиннадцать лет.

Летом, скромно отметив их общий день рождения, женщина окончательно освободила себя от бремени быть слишком заботливой и приняла решение уделять помощи мужу как можно больше времени. Ребятам это она сообщила на следующее утро после праздника, когда рано их разбудила и сказала, что теперь работает с их отцом и видеться они будут редко, а задания по дому каждый день будут указаны в записке, что на кухонном столе… Готовить для них она тоже отказалась, только если будут общие обеды или ужины. А так она обещала научить их всему, только чтобы прокормить себя.

А они с отцом и так о себе позаботятся…

Вот так вот в один день жизнь ребят изменилась и перевернулась на своих коротких ножках через голову. Многое стало другим. Когда они просыпались, дом был уже пуст, спешная записка небрежным почерком расписывала дела по пунктам. Овощи и фрукты, что должны были составить их рацион, лежали в корзине, а конфорка, на которой готовили, была ещё тёплой.

Мальчики не понимали, за что с ними так. Мало того, что отец и пары слов не мог сказать, так ещё и мать, любимая и самая родная во всём мире, взяла и бросила их…

Нет, женщина не уехала, не сбежала, крикнув напоследок, как они ей надоели, она была недалеко отсюда, всего в паре сотен метров, может, чуть дальше, но возврат к тем тёплым отношениям матери и сыновей был невозможен. Дороги завалены, мосты сожжены, оставалось только гадать…

Мальчики пытались поговорить, улучить минутку и просто попросить объяснить, что они такого сделали, что стали ей противны?.. Но мать отрицала ненависть и просто твердила, что эта стройка очень важна, важнее всего… И в то утро она им всё сказала.

Они её услышали, но так и не поняли. Не чувствовали ненависти к брату, хотя прекрасно понимали, что именно из-за него всё и происходит. Ребята всё ещё любили его той любовью, что бывает на расстоянии. Но чувствовали себя при этом ненужными.

И Новый Мир стал слишком большим для них…

* * *

Жизнь парней потекла по другому руслу. В ней было много минусов, но и плюсов хватало. В первые недели мальчишки пребывали в таком раздрае, что не знали, за что браться в первую очередь. Ежедневные записки, конечно, помогали, но будь братья сговорчивей и не так капризны, проблемы просто не существовало бы. Но они были соперниками, временами такими ярыми и страстными, что будущее для них виделось очень мутно, почти неразличимо. Они жили сегодняшним днём, для них не существовало слов «уступи» и «поделись». Быть собственником, единоличным владельцем, взять то, что твоё, и пусть даже оно не нужно, всё равно сберечь, отвоевать с боем и гордиться, что не отпустил, – именно так размышлял их мятежный разум…

И началось это не вчера, а давным-давно, с раннего детства, когда родители впервые заметили, что дети не слишком дружны. Отец тогда сказал, как же они похожи на дедушку, а мать ответила, что её папа тут ни при чём… Случай был не единичный, и Герда старалась воспитать в них дух братства и отрицание всего того, что может их разлучить. Но корни всегда гораздо глубже, чем все мы думаем, и перерубить каменные основы – дело не невозможное, но в перспективе маловыполнимое. Тут нужно не отрицать, а именно наставлять, всем своим примером доказывая, что можно и по-другому. И мать периодически поучала своих сыновей, присовокупив весь свой жизненный опыт, стараясь быть не злобной гаргульей, а добрым другом, что всегда готов подсказать, но не ругать…

Отец никогда не говорил с ними на тему воспитания, в крайних случаях применяя грубую силу, и братья отчётливо помнили, как дважды получали изрядную трёпку именно из-за своего вечного соперничества.

Все попытки были хороши и могли успокоить только тех, кто их затевал, а ребята как были противниками «подлинного идеала», так ими и оставались. И поменять в себе настрой, повернуть тумблер, дабы остановиться и что-то изменить, могли только они сами.

Конечно, они успели пару раз изрядно подраться, наставить друг другу синяков, придушить и укусить в самое видное место, но, видя, что их внешний вид родителей больше не волнует и никто не будет разбираться, что же стало всему причиной, братья приняли решение.

Свои обиды и надуманные претензии они решили сами. И работа стронулась с места, и дружба не была потеряна.

Понять мальчишек было можно, когда старший брат берёт на себя протирку пыли в гостиной, а младшему командует натаскать воды… Но стоило в списке дел поменять местами пару пунктов, как братство вернулось назад, словно и не уходило.

Не прошло и месяца, как Андре и Стэн поняли, что за всеми своими заботами они попросту не успевают учиться и готовить задания к очередному приезду учителя, в чём честно признались отцу с матерью однажды вечером. Им очень не хотелось тревожить взрослых, особенно по делу, напрямую не связанному с подготовкой к Встрече, но ребята набрались смелости и попросили. Лучше бы это делать с утра, когда родители не такие усталые, но тут как получилось… Они ожидали, что им ничего не ответят, как и в большинстве случаев, когда дети пытались заговорить. Но вдруг отец остановился, задумался и сказал:

– Хорошо, через два дня я еду в город по делам и поговорю со Старейшиной. Вам дадут отсрочку на год в учёбе. В старом мире это имело своё название, но теперь, спустя столько времени, я уже и не помню, как правильно оно звучит. Но я поговорю. Обещаю вам.

Генри задумчиво посмотрел на сыновей. В Андре что-то дрогнуло, он вскочил со стула и обнял отца. Секунду спустя в родителя уткнулся и младший брат.

Отец не был против. Просто устало прижал мальчиков к себе.

Целое мгновение ребята наслаждались давно утраченным чувством. Да, отец был грязен, плохо пах, и ощущения были несколько иными, чем когда-то. Но это до сих пор был их папа, тот, кого они так любили, уважали и, несмотря на излишнюю строгость, почитали главным в своей семье.

Глядя снизу вверх, всё ещё держа его за рубашку, Андре попросил:

– Хоть иногда, но обнимай нас, пожалуйста, пап. Мы и забыли, каково это!..

Сын задрожал, а потом заплакал.

– А ну отошли от отца, не видите, насколько он устал? Уйдите вообще из кухни, мешаетесь только…

Мать в последнее время стала очень груба с ними.

Ребята ушли, не стали раздражать понапрасну, но ещё долго между ними шёл спор, кто сильнее обнял отца и кто из них его любит по-настоящему.

* * *

Шло время. Работа двигалась. День сменялся ночью, неделя – месяцем, месяц – сезоном. И наконец минули те самые два года. Два года, что так тяжело дались их семье, где было всё… Страдания и унижения, пот, труд, иногда и кровь. Ссоры, отрицания и обиды. Опыт, разлука и ненависть. Слишком много для двух лет в одиноком посёлке высоко над пропастью, в раю…

Но это было и каждое слово – правда.

Время – умелый учитель, только если не сопротивляться и слушать.

Мальчики были прилежными учениками, и они выросли. Не только в плане роста, хотя подтянулись они очень здорово и в свои двенадцать выглядели на все четырнадцать. Труд их закалил, сделал выносливей, мускулистей, сдержаннее. Теперь они не бросались в драку по любому поводу, а старались решать вопросы словами, что в общем-то удавалось, но не всегда. На такой случай у ребят всегда были про запас шлепки и подзатыльники. Но ругались они не по-серьёзному, больше дурачились.

А вот родители от бесконечной работы порядком состарились. Герда стала горбиться и, без того немногословная, говорить почти перестала. А Генри весь поседел, руки его огрубели, он отпустил бороду, глаза спрятались глубоко под брови.

В последние месяцы даже сыновья вызвались помощниками в завершении прокладки неглубокого рва от посёлка и до самого Обрыва. Всё для того, чтобы можно было удобно проложить рельсы и поезд оказался вровень с платформой, не выше и не ниже. В общем, идеально…

Наконец все работы были завершены. Это ознаменовалось почти трёхдневным отдыхом, в течение которого отец с матерью просто лежали и отдыхали. Сыновья были им в помощь. Но, по большому счёту, Генри с Гердой просто хотели спать. Это было великое блаженство.

Наверное, наступило время и поговорить, рассказать все новости, мысли, что накопились за годы воздержания, но… время так отделило родных людей, сделало такими чужими и странными, что и говорить-то не хотелось…

А позже, однажды утром, вдали показались рельсы, и когда-то дружной семье окончательно стало плевать друг на друга.

Они стояли почти рядом: родители на самом краю, дети чуть позади, возле дерева. С момента окончания работ два раза в день взрослые делали обход по посёлку и окрестностям с целью соблюдения порядка, возможной доработки мелочей, обязательный осмотр станции и будущих «путей» до самого Обрыва. Там порой они останавливались надолго. Поднимались на склон, садились поудобней и смотрели вдаль. Видеть там было нечего, кроме бесконечного «молока», но Генри с Гердой завели свою традицию.

Они мечтали. О чём были их просьбы, чаяния (или просто так казалось со стороны), можно только догадываться, но именно там они были наиболее счастливы. Научились заново улыбаться, смеяться, тихонько переговаривались, не как раньше, только по делу, а просто о жизни…

И, конечно, между собой. Мальчишки в этом празднике не участвовали. Пару раз они ходили «смотреть вдаль» все вместе, но не потому, что так решили сообща, а просто дети увязались… Взрослым было всё равно.

И в то утро, когда солнце пронзило лучами «белого бога» и заиграло яркими зайчиками отражения с соседнего Плато, все они вместе, не сговариваясь, увидели две полосы, отливающие золотом металла.

Господи, как же мальчишкам хотелось закричать, запрыгать от радости, всем вчетвером пережить момент счастья, чтобы руки их были сплетены, сердца стучали как одно, а объятия значили гораздо больше, чем утешение! Им так не хватало любви… И они ждали момента, когда облегчение разрушит стены преград, все наковальни будут разбиты, а что-то очень важное станет прежним и не отступит уже никогда.

Ребята ждали.

Но было другое.

Отец с матерью просто схватили друг друга за руки, непонятно, от радости или чтобы просто не упасть, переглянулись, а потом осторожно покосились на сыновей, что были готовы лопнуть от нетерпения… и ничего. Они просто долго смотрели. Родители на детей, дети на родителей.

И никаких эмоций.

Будто сказано было: «Вот и всё. Закончено. Можете быть свободны».

А потом всё вернулось на круги своя.

Парни убежали. Просто развернулись и бросились куда глаза глядят.

Так долго и далеко они никогда ещё не бегали. Проплакали по пути все слёзы, прокричали все обиды, сломали все кусты, что встали у них на пути, сорвали все цветы и втоптали их в землю…

Устали и перешли на шаг. Упали без сил и зарылись в траву и шептали, проклинали, снова плакали…

А потом их души опустели, жестокость испарилась…

За один только день они повзрослели, да так, что их внешний облик и внутренний рост совпали и все их надежды уничтожила жизнь… Они не хотели, но так получилось.

Весь день они провели в лесу, а под вечер отправились к реке, на «своё» место, сбросили перепачканную одежду и искупались. Опустились в самые глубокие ямы, проплыли все опасные места, и когда поняли, что больше не могут, выбрались на берег, сполоснули одежду и поднялись на склон.

Солнце клонилось к горизонту, не так грело, как днём, но порядочно замёрзшим братьям было всё равно. Они даже не дрожали. Просто повесили брюки и рубашки на ветки, где всегда гулял ветер, и улеглись на траву.

Молча сохли. Чуть позже к ним присоединилась и радуга.

– Почему они нас так ненавидят?

– Мы им стали не нужны. Просто помеха.

– А кого они теперь любят? Должны же они хоть кого-то любить?

– Думаю, это тот самый парень, наш брат… И как только они встретятся, он станет их любимчиком, а мы так и останемся кем были.

– А кем мы были?

– Я не знаю. Ещё недавно знал наверняка, а вот сейчас не могу ответить.

– Значит, мы им больше не дети, – тяжело вздохнул Стэн.

– Постой-ка, почему ты так решил?

– Не знаю. Но раз они нас разлюбили, значит мы не нужны. Ну а раз не нужны, какие же мы им дети после этого?..

– Я то же самое подумал сегодня в лесу. Только наоборот. Какие же они для нас родители?..

– То же самое… Жаль только. Я так их обоих люблю.

– Теперь нужно учиться другому.

– Что?

– Постарайся представить, что они для нас просто соседи. Мы живём с ними под одной крышей, едим их еду, носим их одежду. Если останемся вдвоём, то пропадём. Куда мы пойдём, что будем делать?..

– Но ты же старший. Если мы уйдём или… нас выгонят, ты сможешь обо мне позаботиться. Мы уйдём в другой посёлок, выберем дом и будем жить, как и все, только вдвоём.

– Я не смогу о тебе позаботиться…

– А что ты делаешь сейчас?

– Сейчас – это не то. Одни мы долго не протянем. Меня всего на тебя не хватит. Как бы ни хотел… Тяжело будет.

– Пусть так, но мы же сможем. И давай откровенно… Я тоже буду о тебе заботиться.

– Ты? Обо мне? – улыбнулся Андре.

– А ты сомневаешься? Я и приготовить могу, и огород вскопать, и чай вскипятить, и возле больного посидеть. Ну, если заболеешь…

– А лекарства ты знаешь, какие использовать и где их брать?

– Лекарства? А-а, те пузырьки, что мама мне давала. Так это было давно. Ещё в Городе. Они нам просто не нужны. Мы же выросли. Но я могу подоткнуть одеяло и подушку поправить. Это же самое важное?

– Ну да, это… Конечно, брат. Знаешь, ты самый заботливый из всей нашей семьи. И если я доверился бы кому-то, то только тебе… Люблю тебя.

Парень тут же отвернул голову в сторону, словно стыдился своих слов.

– Ух ты, – прошептал младший, – ты никогда не говорил мне такого.

– Кое-что изменилось. И мы стали старше.

– Послушай, Андре, – помолчав, сказал Стэн. – Если я такой удивительный, может, я смогу исцелить маму и папу от болезни?.. Мне вдруг подумалось, что если ночью я проберусь к ним в комнату, поправлю подушки и одеяло, может, они исцелятся и снова нас полюбят?

Андре поднялся и сел.

– Не думаю, брат, – он честно посмотрел в глаза.

– А если я их, ну это… поцелую. Может, тогда?

Старший сын молча покачал головой.

– Что же нам делать?

– Я считаю, дождаться окончания стройки и дня, когда новые люди приедут к нам. Когда появится наш брат, тогда и станет всё ясно.

Стэн грустно опустил голову.

– Ну же, хватит тебе. Осталось недолго. А если станет совсем невозможно, мы уйдём, как ты и предложил.

– А точно?

– Как брат тебе говорю.

Ребята приняли взрослое решение, пожали руки и не собирались отступать.

* * *

Всё то же самое, но только вдвое мужественней и отчаянней было и у строителей, что по двенадцать часов в день работали над дорогой и через каждый пройденный участок думали, что ошибаются. Они были далеки от оптимизма, сомневались насчёт верности градуса направления, несли себя над пропастью с риском для жизни на этом вечно качающемся и скрипящем полотне, что так же ненадёжно, как и их настрой вот уже более двух лет…

У них не было желания с самого начала, страх одолевал сердца, руки тряслись, разум был забит советами окружающих, и только научные теории давно умерших светлых голов и подробные инструкции давали зацепить крючок с наживкой и просто дёрнуть. И шестеро смелых мужчин согласились после долгих тренировок на Плато попытаться совершить невозможное. Подобное раньше никто не делал, даже погибший мир работал по старинке и возводил мосты, а уже после прокладывал по ним рельсы. Но здесь, не умеючи, творить неосуществимые планы было подобно бесполезной идее, на которую просто жалко времени. А вот мысль инженеров прошлого о рельсах, что просто нависают над бездной и по ним благополучно ходит небольшой лёгкий поезд, была потрясающей, но безумной.

Кто согласится на такое?

Только отчаянные.

Но сперва была высказана мысль начать с малого и построить навесной мост. Задание не столь обременительное, много времени не займёт, и встреча, которой так все жаждут, произойдёт быстрее. Было лишь одно большое «но»…

С мыслью проделать аккуратный лаз в пещерах, или попытаться найти дорогу по верху, то есть покорить вершины гор, или найти дорогу в обход каждый раз терпели большое фиаско… Поскольку мост будет постоянно трепать ветер, бесконечный дым – щипать глаза и вызывать кашель, а пропасть может свести с ума всех тех, кто рискнул бы ступить на него. Не исключены и несчастные случаи… Туннели они вообще не хотели трогать, опасаясь новых обвалов, а покорение гор казалось таким риском, что сегодня в Новом для всех Мире на это никто бы не пошёл, включая и одного бывшего скалолаза-любителя.

Этот путь был пройденным этапом игрищ былого мира.

Все остановились на поезде, поскольку десять лет назад в одном из гигантских ящиков были найдены детали сборного паровоза в натуральную величину, но намного легче, чем строили раньше, с возможностью вручную поставить его на рельсы. В соседних ящиках были найдены два вагона и материалы для изготовления полотна…

И вот работа закипела! Сначала в «берег» Плато был вмонтирован огромный ящик, что представлял собой внутри намотанный на катушку рулон специальных «мягких рельсов». В специальные пазы в самом начале дороги вставлялись по паре секций облегчённого металла, тех самых рельсов железнодорожных стрел, по которым в будущем и станет ходить поезд. Металл имел уникальную особенность. Любая его секция была выполнена не единым пластом, а поделена на десять отдельных деталей, соединённых вместе. Они могли двигаться и совершать поворот вправо или влево на небольшой градус, тем самым облегчая работу специалистов и исключая возможный демонтаж. Но сами по себе рельсы повернуть не могли. Тут и вступал в работу ящик, где требовалось крутить тугую ручку и приводить катушку в движение. «Мягкие рельсы» с обеих сторон проникали в полые секции рельсов и тянулись на протяжении всего строящегося полотна. Как только возникала необходимость повернуть тот или иной участок дороги в необходимую секцию, в боковой паз вставляли ключ и поворачивали, заставляя желеобразную массу «мягких рельсов» своим объёмом двигать полотно вправо или влево. Секции рельсов можно было повернуть на любом этапе строительства.

Но не только для поворотов служили «мягкие рельсы». Без них облегчённый металл был бы бесполезен, и поезд не смог бы по нему ехать. Только соединяясь воедино, дорога становилась полноценной, могла выдержать вес, напор непогоды и правильный вектор движения. А между стрелами рельсов на расстоянии в тридцать сантиметров были закреплены «шпалы» крепкого пластика, который прекрасно выдерживал и тройной вес человека.

Но чтобы закрепить и сделать рельсы не менее надёжными, чем на твёрдой поверхности, нужно было обязательно дотянуть полотно до соседей и уже там закрепить в Плато ящик с катушкой, соединить между собой «мягкие рельсы», да так, чтобы они обязательно срослись. И только тогда железная дорога перестанет шевелиться, дрожать и жаловаться, а станет стабильно «каменной».

Прошли годы. Ребята многое претерпели за это время. Чуть не потеряли одного из своих, когда тянули дорогу через едкий дым, клубящийся из провала. Тогда-то и научились облачаться в спецодежду так, чтобы были видны одни глаза, да и от холода это здорово спасало. Раз или два в неделю обязательно останавливали работу, поскольку непогода штормила нещадно, снося всё на своём пути…

Обязательная страховка заключалась в длинных эластичных тросах, что крепились за плечи, и если наступал момент, когда строитель не мог удержаться на ногах, то он высоко подлетал в небо, к лебёдке, установленной на Плато. Это был страшный полёт. Не такой жуткий, как если бы пришлось лететь вниз без шансов на спасение, но каждый раз, когда кто-то из ребят оступался, при вздёргивании вверх в голове возникала яркая картина, что обязательно с секунды на секунду они должны разбиться о скалу, землю или дерево, поскольку видимость была нулевой в пустоте и густом тумане. Пренеприятные ощущения…

А ещё было подорванное здоровье, вечная усталость, хотя люди и работали посменно и только в светлое время суток, конфликты между собой и подавленность. Из месяца в месяц они упрямо прокладывали путь, но так до конца и не понимали, правильным ли курсом идут, будет ли этому конец и когда они смогут увидеть соседний берег…

В один солнечный день они увидели его. И отреагировали очень спокойно. Просто заулыбались, сняли шапки, открыли от шарфов лица и просто стояли. Плакали от счастья и долго махали незнакомой обители жизни. Парни не знали, видит ли их кто-то, отвечает ли, радуется, да и, честно сказать, им было так всё равно… Уже то, что они наконец увидели свет в конце туннеля, было потрясающе, без всяких дополнительных элементов мозаики.

* * *

Строители не видели, но им отвечали. Две маленькие руки, что были так незаметны на фоне большого Плато. Дети приветствовали новых людей, хотя и не видели, что происходит на рельсах. Им бы бинокль, но умные стёкла остались у взрослых, а идти им на поклон, просить или стащить без спроса было выше их достоинства. Они верили своим глазам. А глаза говорили братьям, что постепенно, изо дня в день, блестящие лезвия становятся всё ближе и ближе.

С недавних пор день стал строиться у мальчиков по-другому. С утра они просыпались пораньше, чтобы не видеть родителей. Таскали воду в дом, готовили завтрак, брали с собой запасы еды и на целый день уходили на «своё» место. Там они построили шалаш, отвели место для костра, на котором кипятили старый полудырявый чайник. Из одного дома стащили матрас, порезали на две половины и еле дотащили до Обрыва. Постирали, просушили и подняли на склон, где лежали на нём пятками кверху только чтобы видеть дорогу.

Что они делали целый день?

Строили планы.

За бесконечными разговорами, спорами, сожалениями и обвинениями пролетал не один час. Иногда они просто уходили в лес, гуляли там, молчали, слушали звуки, лазали по деревьям, собирали ягоды и плоды, добирались до таких трущоб, каких никто не видел…

Тьма царила там, безмолвие и… невысказанные слова.

В первый раз они увидели Сердце Леса. Просто сбились с пути, решили отдохнуть, спастись от жары и забрались в самое тёмное место, где свет не проникал сквозь листву, мох рос вместо травы, а кора у деревьев была такая прохладная, что легко можно прижаться разгорячённой спиной и получить облегчение.

Так мальчишки и сделали. Каждый под своим деревом, со своими мыслями, преломляя тишину звуками.

Вначале они просто наслаждались.

Им было очень хорошо, и так хотелось, чтобы это не кончалось. Потом пришли мысли о прошлом, и обиды накрыли с головой…

Они начали говорить, шептать, слёзы пробивались в их словах, невысказанность, раздражённость… Ребята просто хотели понять, почему всё так получилось и кто виновник.

Андре и Стэн не были злыми, просто там, в темноте, когда мир их не видит и пока длится этот миг, можно попытаться выяснить правду и достучаться до ответа…

Только бы знать, кто им владеет.

«Почему?» и «за что?» – главные вопросы. Месть не нужна, им бы только понять.

В тот самый первый раз всё закончилось слезами. Ребята просто уткнулись себе в ладони, свернулись в комок и заплакали вместо слов.

Заснули, а когда выбрались из объятий корней, им было спокойно и легко.

Как будто помирились после долгой ссоры, да и не с кем-нибудь, а с самими собой.

Удивительное ощущение!..

Они обернулись.

Пять деревьев, не больше и не меньше, создали этот тёмный закуток, некий карман, переплетя ветви, коренья и стволы между собой.

Ещё не раз они туда приходили.

Мрачные, сердитые, безжалостные.

Выходили беззаботные, отдохнувшие.

Шли, болтали о всяких глупостях, смеялись, шутили и радовались мелочам.

На время им становилось легче, а потом…

* * *

Генри и Герда по-иному воспринимали события. Мальчиков своих они давно вырастили, пусть теперь закаляются своей собственной жизнью. Они не прогнали их из дома, не посадили на голодный паёк, не заставляли работать до упаду и более-менее видели их почти каждый день.

Так в чём могут быть претензии?

Мальчики получали их любовь с момента рождения, и долгих десять лет только они были на первом месте. Но теперь, когда появился тот, кого они так обделяли своим вниманием, просто взяли и вычеркнули из своей жизни, и кто так обижен судьбой…

Только ему они обязаны больше других. Андре и Стэн должны понять. А если будут задавать вопросы, им объяснят, что существует очередь и кто в ней стоит самым первым.

В отличие от сыновей, родители не терзались вопросами, лишние мысли гнали прочь и чаще, чем прежде, стали приходить к Обрыву, месту, где рельсы должны идеально вписаться в колею – и все сомнения будут повержены.

Они не сомневались.

* * *

Время ожидания тянулось долго. А Плато гудело от нетерпения и предвкушения. И хотя люди занимали на этом острове жизни совсем немного места, напряжение чувствовалось буквально в воздухе. Город стал подвержен этой «болезни» и вслед за семейством Девайвов перестал спать спокойно. Раньше, год и даже месяц назад, подготовка к Событию казалась забавой, милой, безвинной причудой, за которой следили только потому, что никто толком не верил в успех предприятия, а иные ожидали неудачу…

Но однажды в очередной раз в Город вернулся Генри, тот самый изгой, что вёл Подготовку и окончательно превратился в лесовика. Его визит не был сенсацией, поскольку раз в три-четыре месяца он обязательно появлялся на горизонте, но тут человека не узнали даже те, кто тесно работал с ним все эти годы, ездил на юг и считал чудика если не другом, то коллегой и настоящим работягой уж точно…

Генри был бодр, весел, подстрижен, борода приведена в порядок, одежда чиста.

Улыбка и восторг – так можно было описать его состояние.

И ладно бы это случилось по причине минутной слабости, ностальгии или очередного помешательства. Нет…

Радостное и великое событие, как он выразился, произошло наконец. Они увидели рельсы, и прямая финишная черта замаячила где-то вдали. Очевидцы судачили, что, когда он говорил со Старейшиной, голос его дрожал, а потом они долго обнимались и Генри рыдал на плече у друга.

В тот же день новость узнали все и долго шептались по углам, что не видели Генри таким с того дня, как Город был освоен и дела налажены…

Через неделю новость о рельсах подтвердила другая сторона, и обратно на юг Девайв отправился не один. Почти все главенствующие над жизнью Плато бросили свои городские дела и поехали на встречу с чудом. Старейшина тоже был с ними, и такой весёлой и вдохновляющей поездки не припомнит ни один из них… Только если дело было до Обвала…

После этого Город и загудел. Новость удивительна, но настолько скупа на подробности, краски и сроки, что горожанам приходилось включать все свои потаённые ресурсы, внутренние компасы, радары чувств и фантазию, чтобы получилось хоть как-то сформулировать своё видение и не опозориться перед соседями.

Говорили все, говорили много и долго и пребывали в нетерпении…

* * *

Но одно дело говорить, и совсем другое – делать.

Так было у ребят, что висели над пропастью. В отличие от жителей Плато, они больше работали и были скупы на слова. Лишний вздох, взгляд в сторону, слово, лишнее движение тормозили стройку, а Плато почти рядом, каждый день туман всё реже и реже прятал его в пелене, и обратный отсчёт готовых секций был настолько близок к нулю, как никогда раньше…

* * *

Прошло ещё около месяца.

Впервые сверкающие рельсы коснулись земли обоих Плато, и рабочие приветствовали совершенно чужих для них людей, но настолько желанных объятий они не помнили за всю свою жизнь.

Это было торжество! Без фанфар, салюта и оркестра, но многим подумалось, что вот эта самая первая встреча намного желанней и душевней всех тех, что будут у них позже.

День Встречи произошёл. И пусть он запланирован не на сегодня, подлинное и живое уже состоялось, и нужно ли другое? Похожие мысли пришли в голову многим, но высказать свои соображения они не решились, поскольку обиды не миновать.

И тех, кого скрывает пропасть, да и Генри с Гердой не поняли ли бы…

Ох, сколько было вопросов и эмоций, рукопожатий и гостеприимства. Но вначале ребята настолько устали, что не могли толком говорить, лишь бесконечно благодарили, улыбались и оглядывались по сторонам. Их отвели в посёлок, накормили, дали возможность помыться, переодели и предложили отдохнуть.

Спали они долго. А потом рассказывали и объясняли, отвечали на бесконечные вопросы, знакомили со своим миром и постепенно познавали новый. Эти парни были скромными, терпеливыми людьми, но уж больно немногословными. Могли ответить на любой вопрос, но описать, живописать и «препарировать», как того хотелось Старейшине, они не могли.

Но и без того эти ребята уже вошли в историю Нового Мира как первые строители между двумя Островами жизни. Это ли не награда?

Они завершили работу, вмонтировали ящик с гибкими рельсами в Плато и дотянули полотно до станции. Когда были доделаны последние штрихи, строители попрощались и вернулись домой.

Ночь давалась для технической усадки рельс, в процессе которой гибкие рельсы будут нарочно ослаблять и натягивать внутри обоих ящиков, для того чтобы окончательно удостовериться в надёжности конструкции. На следующий день состоится прогон ведущего паровоза без вагонов между двумя Плато, туда и обратно. А уже послезавтра настанет День… Ради него последние два года жила семья Девайвов, вели страшную и, казалось, невозможную стройку люди, ради которой не спали и не отдыхали, погибали и губили, разрушали и бесконечно надеялись.

День Встречи.

Он всё-таки состоится.

Вопреки всему…

Как только новость долетела до Города, в путь начали собираться все те, кто никак не хотел пропустить подобное событие, зрелище, эту безусловную веху. В посёлке шли приготовления. Многие, кто пришли для знакомства со строителями, так и остались здесь.

Такой праздник пропустить нельзя!

Они здорово помогали Генри и Герде, и те снова почувствовали себя как прежде. Они не были отвергнуты. И только мальчики, что так хотели быть полезны, не могли найти себе занятие. Им все улыбались, удивлялись, как они выросли, жали руки и шутили, как они умудрились не одичать здесь.

И только родители не хотели замечать их, несколько раз громко и прилюдно накричали, толкнули и ударили, когда сыновья только хотели помочь, а потом… потом Андре и Стэн решили просто исчезнуть до самого торжества и наблюдать за всем со стороны.

Так они и сделали. Не жаловались, не плакали. Просто взяли друг друга за руки, сжали что есть силы до боли и ушли в лес.

* * *

А ночью, той самой ночью, когда рельсы пустовали и слышен был только монотонный звенящий гул от ветра, что обволакивал рельсы своим языком, пробуя жертву на зуб, со стороны Плато «солнечных бликов» к пропасти подошёл парнишка. Одетый во всё тёплое, башмаки на тёплой подошве, с капюшоном и самодельной лицевой маской, он подождал за ближайшим пригорком, пока от дороги отойдёт человек, что возился с ящиком.

На прощание оглянулся и с тоской посмотрел назад.

Там осталась вся его жизнь. Другого он и не помнит.

Его взгляд вскарабкался на небоскрёбы, что тремя близнецами смотрели вдаль, спустился вниз, где далеко от Обрыва, в земле чёрным глазом была устроена дверь. За ней очень глубоко и почти в самой дальней оконечности «острова» находилась его любимая мастерская.

Дальше на Плато чередовались Звёздные равнины, где так любили бывать все без исключения, несмотря на должность, возраст и заслуги…

А ещё дальше можно найти его дом, узкий и двухэтажный, пристроенный к горбу скалы. Рядом – могила, что была дорога ему…

Мальчишка так не хотел, но решил, что больше не может.

Он выглянул из укрытия. Человек ушёл. Его поглотил надвигающийся туман.

За пазухой и в кармане лежали припасы. Бутылка воды и немного еды.

Парень, пригибаясь к земле, добежал до тупика, где рельсы только начинались. На земле в ожидании быть полезным, со смазанными колёсами и пахнущий новизной, стоял собранный паровоз. Мальчик с трепетом дотронулся до кабины и ощутил мощь. Нехотя заставил себя идти дальше, забрался на шпалы и по ним, выискивая для себя идеальный алгоритм ходьбы, направился к пропасти.

Он страшно испугался, когда оказался над бездной, почувствовал шаткость и опасность предприятия. Но не остановился, лишь немного замедлил ход, уверяя себя, что обязательно успеет до утра – нужно лишь выбрать нужный ритм.

Парень однажды оглянулся назад, когда Плато уже не было видно. Внутри что-то заныло, а сердце заколотилось сильнее. Но решил – значит, тому и быть.

Он натянул капюшон и пошёл вперёд.

* * *

На удивление первым проснулся Стэн. Он долго лежал и ждал, пока брат откроет глаза и скажет, что у них сегодня за дела. Но Андре безмятежно посапывал, лицо было спокойно, его не искажали боль и страдания, и младший решил не прерывать, а просто тихо оделся и вышел из дома.

Многие из городских уже на ногах, их отец – один из первых. Он важно расхаживал из стороны в сторону, отдавая распоряжения, оценивая работу, и в который раз повторял, чтобы никто не трогал то, что он уже сделал. Ведь там всё идеально…

Чтобы никому не попасться на глаза, мальчик обогнул дом и под покровом утренней тени скрылся в лесу. Он не собирался долго гулять – так просто, пройтись, пока солнце окончательно не взойдёт и назойливый луч не защекочет нос его брата.

Ночью прошёл дождь, и земля была ещё сырой.

«Днём высохнет, – лениво подумал мальчик, – даже лужи. Здесь такое солнце»…

Он шёл долго-долго, смотрел себе под ноги, в голове крутились невесёлые мысли, и парень откровенно скучал по брату.

«Надо бы вернуться».

Но, будучи недалеко от их старого шалаша, он решил забрать одеяло, что давно уже там лежало, забытое, отсыревшее и «потерянное» их матерью не меньше месяца назад.

Стэн направился через поляну. Обошёл большую лужу и остановился, заметив смазанный след чужой обуви – правой ноги, соскользнувшей в воду. След не его и не брата, уж их-то он бы узнал. Да и было ли это важно, ведь сейчас их окружает столько людей, что удивляться чужим следам не приходится.

Так оно всё верно, только вот следы слишком малы. Не взрослого, а ребёнка.

«Но ведь сейчас никого из детей нет. Они приедут с семьями, но завтра»…

Чьи же они? На всякий случай, чтобы удостовериться, Стэн нашёл чёткий след и приложил свою ногу. Размер совпал. Здесь был ребёнок. Не маленький человек, как однажды описывал им отец, поскольку – как их называли? – карликов ни на одном из Плато не было и в помине, а именно что ребёнок…

И… куда же он направился? С бешено стучащим сердцем Стэн пошёл по следам вглубь поляны и через заросли под своды деревьев.

«Откуда он взялся? Сбежал из Города? За время, что нас там не было, могло случиться что угодно. Но никто из городских не говорил ничего похожего. А взрослые обычно болтают всякое»…

Значит, не из наших? Но кто же тогда?

Следы привели парня к их шалашу. В самой глубине, завернувшись в одеяло, сжался в комок кто-то очень маленький. Не взрослый, это уж точно.

– Эй, – шёпотом позвал Стэн.

Незнакомец не шелохнулся. Мальчик сдвинулся и впустил внутрь чуть больше света. Присмотрелся, вгляделся в лицо.

«Андре», – мелькнуло в голове у младшего.

Надо его привести.

Стэн, чтобы не выдать себя, осторожно отошёл подальше, а потом резко сорвался на бег. Он очень надеялся, что чужак не исчезнет…

Когда, запыхавшись, он ворвался в комнату, Андре ещё лежал. Не спал, а просто лежал, уставившись в окно долгим и печальным взглядом. Ему не хотелось вставать.

– Быстрее, – хлопнул дверью Стэн.

Мокрый, грязный, встревоженный. Не такую картину хотелось видеть с утра Андре.

– Что? – скучно спросил тот.

– Он уйдёт. Проснётся и просто убежит. Но он же не наш!..

– Ты о чём? Давай с утра не будешь меня доставать.

– Андре! – чуть ли не крикнул младший. – Я не шучу.

Со старшего тут же слетели остатки сна.

– Да что случилось?

– Незнакомец в нашем шалаше… в лесу. Спит, накрывшись нашим пледом.

– В нашем шалаше?

– В старом, за поляной.

– Так мы его давно забросили… Пусть спит. Какой-нибудь из городских заблудился, выпил лишнего, нашёл шалаш и завалился. Пусть себе спит.

– Да нет, ты не понял, – отчаяние от неприятия его слов встревожило Стэна не на шутку. – Он не взрослый, а ребёнок. А теперь самое главное… Он не с нашего Плато, он – чужак.

– Откуда ты знаешь? – усмехнулся Андре. – Два года нас не было в Городе.

– Я помню всех. От и до. Его лица я не узнаю. Ты же знаешь, какая у меня память?!

– Да, – буркнул брат. – Давай-ка ещё раз.

– Пошли же, – бросил ему одежду Стэн. – По дороге всё расскажу.

Ребята бросились бегом в лес. Теперь тревожны были оба. Андре быстро понял, что ему хотел сказать брат, как только его мозги немного проветрились прохладой леса.

Кто он такой? Чужак, да ещё в их убежище! И пусть они давно там не бывали, в любом случае без спроса никто не имеет права!.. Особенно чужак. Ведь всех учили в детстве!..

Добрались братья быстрее, чем думали. Младший настолько запыхался, что немного отстал.

– Ну что? – первым делом спросил Стэн, когда без сил упал на землю.

– Не знаю.

Андре напряжённо смотрел внутрь. Его взгляд замер на одном месте.

– Что именно не знаешь? Его там нет?

– Нет, парень на месте. Но кто он, я не знаю…

* * *

– Давай позовём отца. Он придёт, посмотрит и решит. Заодно мы докажем ему, что не бесполезны. Что любим его, – добавил Стэн чуть тише.

Старший усмехнулся.

Покачал головой, глядя на спящего.

Упёрся лбом в колени.

– Скажи, сколько можно доказывать?.. Сколько можно унижать себя? Видеть каждый день его затылок и надеяться на взгляд, что он обернётся хоть на миг… Мы так надеялись, что всё завершится, когда он закончит свою работу. Ведь он был так занят… Большое дело творил. Для людей, для прогресса, для брата!.. А нас он просто… вычеркнул из жизни. Не замечал, не чувствовал, не любил… Не обнимал, только если сами попросимся, но это так… притворство, лишь бы отстали… Когда он говорил с нами, помнишь? Да так, чтобы в груди щемило, голова кружилась и на душе становилось тепло?.. Он это умел когда-то. А ещё… я помню, что испытывал настоящую радость, что у меня есть такой отец, и… гордость, когда шёл по улице с ним рядом. Что из этого осталось? Он стал чужим. Я не помню… – Андре задохнулся в эмоциях, его губы задрожали, но он сдержался. – Не помню, когда он был добр. Даже если бы был зол, я бы обрадовался… Но Генри равнодушен. Ему всё равно. Смотрит перед собой и видит пустоту. Ты стоишь с ним рядом и говоришь: «Пап, мне тебя так не хватает». А он не понимает… Даже когда мы вместе траншею рыли, он молчал, напевал себе под нос, а с нами разве говорил? По работе если только… Не принёс нам ни разу воды даже, хотя мы бегали за ней столько… «Спасибо» даже не сказал. А мать?.. Мать разве лучше? Отказались от нас оба. За что, почему? Что плохого сделали? Родились вместе с ним? В этом мы виноваты?! Интересно, а если было бы наоборот и мы были бы там, а он здесь, всё бы повторилось?

– Он, наверное, не смог бы один, – почти прошептал Стэн. – Вдвоём невыносимо, а одному… Ух!

– Так что не говори мне, братец, что мы кому-то что-то должны. Никого звать не будем, и все вопросы решим сами. Ты сам недавно кричал, что нам нужно уйти и жить одним. А если так, то все дела решаются только между собой. Там не будет взрослых: ни мам, ни пап… С тех пор будет только так. Согласен?

– Да, – уверенно сказал Стэн.

– А теперь давай будить этого парня. Что-то он совсем заспался. Даже на голос не реагирует.

Андре залез в шалаш и легонько потряс гостя за плечо.

– Эй, просыпайся! Давай, давай, хватит дрыхнуть. Утро давно наступило.

Ответом было негромкое мычание и оханье.

– Кто ты? – раздался чужой голос.

Детский, тоненький, немного жалобный.

– Кто я? Это я тебя спрашиваю, откуда ты взялся? Занял наш шалаш, укрылся нашим одеялом. А ну-ка вылезай!

Андре поддался назад, а вслед за ним нехотя вылез и чужак. Совсем мальчишка, одного возраста с братьями, может, чуть помладше. Волосы тёмные, взъерошенные, сальные. Лицо аккуратное, но очень недовольное. Глаза сощурены, нос в веснушках. Рукималенькие, но рабочие. Одет их гость в странную закрытую одежду с капюшоном, за одно ухо ещё цеплялась маска, какой пользовались строители дороги.

– Не наш, – просто сказал Стэн.

– Как тебя зовут?

– Дэниел. Дэнни.

– Хорошо. А мы Андре и Стэн. Мы – братья. И здесь живём. А ты откуда взялся?

– Господи, я всё же здесь, – пробормотал незнакомец. Огляделся по сторонам и улыбнулся. Что-то в его улыбке показалось братьям знакомым. – Я впервые у вас, понимаете? Ступил на ваш Остров только сегодня утром. С соседнего Плато добрался, по рельсам, сам…

– И гордишься этим?

– Хе, – усмехнулся Дэнни, – конечно! Это же представить себе невозможно – в моём возрасте пройти столько километров над пропастью.

– И зачем ты это сделал?

– Я пообещал кое-кому и даже поспорил.

– Кто бы это мог быть? Наверное, твой дружок школьный, с которым вечно соревнуешься?

– Нет, просто с самим собой.

– Чего?

– Я всё время ставлю перед собой задачи, что немного превышают мои возможности, и пытаюсь их выполнить. Не скажу, что получается всё и до конца, но… сегодня я могу собой гордиться.

– Не проще ли было поехать завтра на поезде? Удобно и вниз смотреть не придётся, – насмешливо посмотрел на него старший.

– Я так и хотел, но моё вечное любопытство не даёт покоя.

– И как же успел? Сколько времени заняло? – Стэну стало любопытно.

– Ну, вышел я вчера из дома ночью, а рано утром был уже здесь. Не выспался страшно. Хорошо, нашёл ваше убежище, да ещё и одеяло было внутри. Кстати, ребят, у вас нет воды? Свою бутылку я выпил, а где здесь родники, не знаю…

– Смешной ты. Воды у нас нет, но если пройдёмся, то мы покажем. Тут недалеко. Советую снять этот костюм, – кивнул он на комбинезон, – а то совсем запаришься. Тут тепло.

Дэнни недоверчиво оценил их взглядом, но увидел лишь лёгкую одежду: короткие брюки, рубашки без воротника, башмаки на тонкой подошве. Ни длинных шарфов, ни высоких сапогов на них не было, и мальчик улыбнулся поневоле.

– А ведь я совсем забыл, что у вас климат тёплый. Столько часов провёл в пути, не знал, как согреться… И только сейчас почувствовал: жарко у вас. Я сниму тёплое, не возражаете?

– Не стесняйся, – вырвалось у Стэна.

– Знаете, я столько испытал, пока до Плато добрался!.. Несколько раз почти передумал, даже развернулся назад. Только не смог и шагу ступить, поскольку понимал, как буду ненавидеть себя после этого.

– Почему? – удивился Андре.

– Я же сдался… А сдаваться нельзя ни в коем случае. Иначе так всю жизнь и проживёшь. Но сомнения – это ещё меньшее зло, что мне встретилось по пути. Там так высоко, ребят, что даже представить невозможно!.. Не видно ничего, ветер страшный, дым чадит, да такой густой, до свежего воздуха не добраться… А ещё был страшный ливень и снег, что завихрениями лепил снизу, с горных склонов… В какой-то момент просто теряешь ориентацию, у тебя кружится голова, и приходится опускаться на колени и ползти дальше, как зверь, ну, как те животные, что жили на Земле до Обвала.

– Спасибо, но мы знаем, кто такие звери, – немного обиженно сказал Андре.

– Простите, я не хотел вас смутить. Просто эмоции захлестнули.

– А сколько тебе лет, Дэнни?

– Двенадцать.

– А рассуждаешь как взрослый. Что, считаешь себя умнее нас?

– Нет, что вы. Это невозможно. Я не могу быть лучше вас или умнее, как и наоборот. Каждый человек индивидуален. И для этого не требуется доказательств. Так меня учила моя мама. Её уже нет с нами…

– А наша мать давно нас ничему не учит.

– Почему так?

– Неважно. Это не для чужих ушей. Лучше расскажи, что там дальше в твоём рассказе.

Дэнни странно на них посмотрел и окончательно освободился от одежды. Комбинезон, шапку, маску для лица и тёплую кофту с брюками он аккуратно сложил у шалаша, замер и под тёплым порывом ветра закрыл глаза от удовольствия.

– Как же хорошо.

Он вытянул руки в стороны. На нём остались майка и шорты, на ногах по-прежнему оставались тяжёлые ботинки.

– Сними их тоже.

– Тогда я простужусь.

– Не-а, это почти невозможно. Можешь носки оставить, если так уж боишься.

– Но у вас-то башмаки есть, хоть и лёгкие… Хотя вы правы. Не пройду я долго в таком.

– Мы тоже разуемся, – поспешил Стэн и получил укоризненный взгляд от брата.

– За компанию я согласен.

Они дружно разулись и, спрятав вещи в убежище, босиком отправились к реке. Андре их вёл.

– Ну, так расскажи, что было дальше… с твоим путешествием? – с любопытством смотрел на паренька Стэн.

– Там очень странно, но так интересно. Когда ветер стихает, дым рассеивается, а снег и дождь прекращаются, луна выплывает из-за туч, и дорога ярко освещается. Только представьте, что рельсы блестят серебром и прямой стрелой уходят назад и вперёд. Видно только их, да так чётко, как ничто на свете. А ещё становится очень-очень тихо, словно в целом мире не осталось больше звуков, и только твоя поступь отзывается в голове. А ещё перестук сердца, что не может успокоиться, поскольку твоя дорога двух блестящих полос висит над чернотой бездны, и весь мир умер вокруг тебя.

– А он действительно умер. Только не вчера. И только мы одни здесь, – больше для себя пробормотал старший брат.

Он брёл, склонив голову к земле, впереди всех и делал вид, что ему не особо интересно. Но так только казалось…

– А ещё я наблюдал уникальную вещь, что с Плато не увидишь. Ни с вашего, ни с моего. Про него мне рассказывали парни-строители. И это заметно после заката. Не случись катастрофы, этого бы никогда не было, но теперь… Проще говоря, после Обвала понятие «горизонт» стало очень размыто. И то, что раньше обозначало «солнце ушло за горизонт», означало, что день закончен и наступает ночь. Но теперь, когда горизонт в принципе исчез, всё стало намного сложнее. Живя на Плато, ты этого не понимаешь, поскольку там-то горизонт как раз на месте, но стоит тебе оказаться вне его, замечаешь удивительное…

– Что же? – Стэн был весь в нетерпении.

– Солнечные лучи находят себе дорожку в разрывах земли и светят тебе и греют тебя. И даже когда отчаяние близко, сноп лучей прорывается сквозь туман и дым и дарит надежду… Так было и у меня, когда закат уже кончился, я страшно замёрз, не было видно ничего, я просто… просто… остановился, лёг там, где раньше стоял, и не знал, что делать… А потом мглу разорвали лучи солнца, что осветили и меня, и дорогу впереди и показали, что не всё так страшно. Я согрелся в их свете, заплакал и лежал так долго-долго, щурясь, подставляя теплу и руки, и лицо, да всего себя… Так солнце дало мне второй шанс.

– Оно было бы не нужно, если бы ты не совершил глупость и не пришёл сюда, как дикарь.

Андре был жёсток в своих суждениях.

– Смысл был, ты не прав. Я увидел всё первым, как и хотел, испытал себя и понял, что далеко уже не маленький мальчик.

– Пф-ф, считаешь себя взрослым, а плакать до сих пор не разучился.

– А плакать разве позорно?

– Это могут делать только маленькие дети да старики, поскольку немощны и многое не могут, но взрослые дети, мужчины и женщины не позволяют себе такого. Плакать – значит быть слабым, а мы – сильные и потому не плачем.

Дэниел остановился, вгляделся в Андре, дотронулся до его плеча и просто сказал:

– Мне очень жаль, но ты не прав.

Слова прозвучали для старшего брата настолько сочувственно, унизительно и невыносимо, что он взорвался.

– Не смей трогать меня! – прокричал он Дэнни в лицо. – Ещё раз тронешь – ударю так, что мало не покажется!.. Жалеть меня вздумал?! Ты чужак здесь, понял?..

– Прости, но для меня слова твои неправильны. Ты неверно понял их.

– А мне плевать! Не смей больше так говорить!..

– Он не будет, не будет, – встал между ними Стэн, руками удерживая спорящих на расстоянии друг от друга.

И если их гость не думал о драке, то Андре был весь на взводе, мускулы напряжены, глаза горят. Он готов был сорваться и дать бой.

Минуту, что показалась для всех вечностью, все молчали.

– Надеюсь, мне не придётся вас снова разнимать? – буркнул Стэн.

Он отвёл брата подальше и пошёл с ним рядом, махнув рукой Дэнни, чтобы тот следовал за ними.

– Не нравится он мне. Наглый, чужак, да к тому же умничает много.

– Просто он честный и открытый. Мы тоже такими были… А истории он рассказывает интересные.

– Только их и слышишь. Не понимаешь, что он над нами издевается?

– Да нет. Просто ты изначально принял его за врага. А он не враг.

– Кто же он, по-твоему?

– Просто путешественник. Бредёт над пропастью, постигая миры, – Стэн вздохнул. – Я тоже хочу быть таким.

– Недалеко бы ушёл. Тут два мира всего. Вон тебе Плато наше, большое и красивое. Мы ещё с тобой не исследовали его.

– А пойдём?

– Обязательно. Вот только брата увидим и посмотрим, как оно всё будет завтра, а потом непременно пойдём.

– А он? Как же с ним? – почти прошептал младший.

– А от него мы избавимся. Не сегодня, так завтра. Мешаться только будет.

Братья обернулись и посмотрели на парня.

Дэнни остановился и улыбнулся им. Он как бы говорил: «Всё в порядке? Можно к вам?»

Но получил только угрюмый взгляд исподлобья и еле заметное качание головой Андре.

«Даже не думай», – было ответом.

Стэн ещё сомневался, но его отчётливо посетило чувство дежавю, и он вспомнил, что точно так же на них смотрели родители, когда совсем недавно вдали заблестели желанные рельсы.

Этот взгляд тогда почти уничтожил их с братом. И что же будет с этим парнем, если они оттолкнут его сейчас?..

– Эй, Дэнни, пойдём быстрей, – решился Стэн. – Слышишь, шумит река, она совсем близко.

Мальчик обрадовался, нагнал братьев, осторожно и с опаской прошёл мимо Андре, и со Стэном они бросились наперегонки вперёд.

Старший так и остался стоять на месте.

«Эх, братец, зря ты с ним сближаешься. Не поможет он тебе в трудную минуту».

Нехотя он пошёл вслед за ними.

* * *

– Тут есть родник?

– Пей прямо из реки. Ночью она убывает, очищается где-то глубоко в Плато, а с утра вода снова здесь. Мы сами видели.

– Ничего себе. Спасибо!

Дэниел жадно припал к прохладной воде и долго пил, умывался, брызгался со Стэном на спор – кто кого, а потом решил и искупаться. Хотя изначально и не хотел. Плавать он не умел, поэтому и держался вдоль берега, но всю грязь и пот после дороги смыл с себя. Настроение у него поднялось, и было только два желания: дружить и познавать.

– Куда мы теперь? – полюбопытствовал парень.

Обратился он к Андре, а ответ получил от Стэна. Старший брат просто промолчал.

– Тебе нужно исчезнуть до завтра. А потом, когда поезд приедет, ты появишься в посёлке, как будто всё время был в поезде, и никто не будет сомневаться.

– Но как же? Разве они не догадаются?

– Да не-е-ет! Скажешь, что сидел тихо, как в школе. Тебя и не заметили. Взрослым привычно не замечать главного… И всё будет хорошо! Это всё Андре придумал, – с гордостью сообщил младший брат.

– Ух ты! Спасибо тебе большое за заботу. Я ценю! – обратился Дэнни к хмурому парню.

Но тот лишь усмехнулся про себя.

– И что же мне делать до завтрашнего дня?

– С нами побудешь, мы тут всё равно почти что живём.

– Да-а? – удивился новый знакомый. – А что случилось?

– Не твоё дело, – прервал молчание Андре. – Не задавай ненужных вопросов, не раздражай меня. И мы останемся добрыми друзьями.

– Я слишком любопытен, понимаю. И прошу простить меня за это. Больше не буду.

Андре кивнул ему и снова отвернулся.

Чтобы позабыть неприятную минуту, Стэн просто спросил:

– Дэн, а есть ты хочешь?

– Да нет, не особо… Перед самым рассветом я съел пакетик с сухарями.

– Так это давно было. Наверняка хочешь. Просто стесняешься… Пойдём, мы покажем тебе ягоды, что съедобны, в нашем лесу. Они такие большие, что ты мигом наешься. А взамен ты расскажешь нам о своём доме. Нам… мне очень интересно, как вы там живёте.

Они поднялись и направились вглубь леса. Андре так и не понял, зачем его брат так носится с чужаком. Бросить бы его здесь или в посёлок отвести. Да и план этот придумал по глупости.

Старая же хитрость, универсальная в любой ситуации. Если что случится плохое, просто нужно твердить, что это не ты, а оказался там по чистой случайности. Главное, сыграть убедительно, чтобы все поверили. Он так делал десятки раз… И наоборот, чтобы не приписали ненужное, уверять, что их там не было, а так как они братья, один всегда спасёт другого, заступится и где нужно кивнёт. Главное, руки не опускать. Но если Стэн это придумал, подводить его тоже нехорошо, брат всегда стоит за брата, это непререкаемая истина. И отступить от неё – значит предать.

Поэтому Андре с явной неохотой, но всё же пошёл за ними. И мысли его были далеко не добры…

* * *

Дэниел отправил в рот первую ягоду, раздавил её, почувствовал сок и вкус и застонал от удовольствия.

– Как же вкусно!

– А я что говорил. Сейчас самый сезон.

– У нас такое тоже есть, но ягоды и плоды там совсем другие. Да и лес далеко на окраине. До него добираться далеко, да и мал он… У вас, я слышал, совсем по-другому.

– Да, – улыбнулся Стэн, – пятнадцать больших лесов, пятьдесят малых, а рощи и посадки до сих пор не подсчитаны. Ну и где мы находимся. Пять лесов соединились в один. Царь лесов! Он самый большой. Здесь даже можно заблудиться.

– У нас не так.

– А как? – полюбопытствовал младший.

– Наше Плато само по себе гораздо больше вашего. И создано таким образом, что на нём может уместиться большой город, с небоскрёбами, домами поменьше, улицами и площадями. Плато состоит из равнин. Низкого, среднего и высшего уровня. Внешне это почти незаметно. Они напоминают волны, словно те застыли внезапно и превратились в равнины… Это я просто сравнил. Они у нас зелёные и покрыты травой и цветами. Только по окраинам растут деревца. Это сделано специально. Если у вас вход под Плато законсервирован, то у нас там устроены огромные пространства с механизмами, платформами и уже заготовленными задолго до нас фундаментами. Всё в рабочем состоянии, и если мы посчитаем нужным, на поверхности исчезнут равнины и появятся заготовки для зданий. Целые кварталы с готовым фундаментом! Представляете, как это удобно?! Поэтому-то и есть разграничения по уровням на Плато. Каждый участок способен выдержать только определённый вес строений, чтобы не смешивались постройки и чтобы внешне смотрелось строго, но красиво… Вы представляете, какая это будет красота, когда через десятки лет мой Остров превратится в большой красивый город? Все увидят его. Даже сейчас он прекрасен.

– И тебе не жалко будет, если все ваши поля и долины исчезнут?

– Мне было бы их жаль, если бы у нас было так красиво, как здесь. Если бы лесов было много. Шёпот листвы и разговоры ветвей, шум ветра в кронах… Тогда их пришлось вырубить… Никто бы не посмел, я знаю!.. А так… Если бы вы видели наше Плато вблизи, то, наверное, поняли бы меня. По большей части это одна сплошная длинная равнина. Гуляют вечные сквозняки, да и тепло бывает не всегда. Мне рассказывали, что, когда мы вышли из пещеры, обрадовались, испугались и расстроились одновременно. Поскольку ожидали найти хоть что-то, чтобы выжить. И нашли. И место это действительно жизнеспособно. У нас там и огороды, и фруктовый сад, и консервы на десятилетия вперёд… Всего хватает.

Я сам не помню всего этого. Ну, как мы свет увидели впервые и ступили на наш Остров жизни. Но когда подрос и начал кое-что понимать, было много разговоров, что, конечно, нам повезло, но иногда кажется: лучше было бы умереть, чем жить на «зелёном блюдце под милостью гор»… Слова эти я запомнил на всю жизнь, а кто их сказал, не так и важно.

И жизнь наша поэтому проходит только на широкой полосе вдоль Обрыва, и люди строили свои дома возле горы. Километра полтора, а то и два нам позволялось занимать под свои нужды. Но дальше, в глубине Плато, начинались платформы. Конечно, никакого строгого запрета не существует, но все условились не нарушать границы, чтобы в дальнейшем не приходилось сносить лишние постройки и не было обидно их терять.

– Неужели у вас настолько скучно? Я бы не смог жить так. С ума бы сошёл, – вскинул руки от досады Стэн.

– Место-то есть, где и весело, и интересно, да только далеко оно. Понимаете… Наши Плато были так организованны, чтобы одно предназначалось для жизни, как ваше, а другое для работы. Это там, где я живу. Никто и подумать не мог, что люди всерьёз погубят всё живое, как и то, что сеть туннелей обвалится, да и никто из предполагаемых спасённых так и не успеет сюда… Не предполагалось, что и мы окажемся тут, совершенно случайные люди…

Изначально всё должно было быть по-другому. Самые влиятельные и обеспеченные заплатили за создание этих Плато, лучшие учёные и инженеры были приняты в список спасённых. И жить люди должны были на этом Острове, а работать на другом…

И никаких мостов не планировалось изначально. Простой путь в пещерах вёл от Острова к Острову. И так изо дня в день люди должны были работать, строить, возводить, а в конце… Вы не поверите, мы даже нашли план-схему будущего Города! «Небесный Град» – такое имя они дали ему. И за прошедшие двенадцать лет он должен был изрядно вырасти. Но куда там…

Поговаривали о третьем Острове… Но сведения в бумагах были настолько размыты, что наши старшие посчитали неполные две строчки скорее мифом или нереализованной мечтой… Но там говорилось об огромных запасах и хранении чего-то просто невероятного!..

В это невозможно поверить, но ни одного грамотного специалиста по стройке на Плато не оказалось. Это смешно и грустно. Ты вот улыбаешься, но тогда всем было не до веселья. Приходилось учиться с нуля. Благо книг, схем, инструкций было предостаточно. Поэтому строительство первых зданий и начали не сразу, а спустя долгих шесть лет. Никто не решался взять на себя такую ответственность. Но делать было нечего, не жить же так всю жизнь?..

И первые дома увидели свет. Как оказалось, их не так и сложно возводить… Но как в старой пословице: «У страха глаза велики». Все семьи в итоге переехали в небоскрёбы, когда туда провели и воду, и свет и сделали так, что невозможно не любоваться.

– Ну а ты что же, не перебрался туда? – раздался угрюмый голос Андре.

– Нет, что ты! Мы с мамой решили остаться в нашем домике. Он такой уютный, этот наш дом. Двухэтажный, но потолок низкий и всё такое миниатюрное. И как я смогу бросить тот дом, где вырос? Где жила мама? И где случилось всё самое хорошее и доброе?

– А очень просто, – снова ответил Андре. – В один прекрасный день тебе просто говорят, чтобы собирался. Никого не интересует твоё мнение. Просто ставят в известность, что через пару дней дом, что ты любил всем сердцем, что стал не только местом ночлега и игр, а настоящей крепостью и невозможно представить жизнь за его пределами… больше не будет существовать.

– У вас случилось именно так? Поэтому вы проводите время со мной? – осторожно осведомился Дэнни.

Андре передёрнуло, он тяжело засопел.

Видя это, Стэн быстро спросил гостя:

– Ты так и не рассказал о месте, где вы развлекались.

– А-а-а, точно. Заговорил о любимом и забыл обо всём. Со мной такое бывает. Вы не сердитесь… Так вот, в дальнем конце нашего Плато расположен небольшой лесок с грядой невысоких насыпей, мы их называем холмами. Они сделаны там не просто так. На планах Плато они называются детским садом или площадкой для игр. И туда должны были отвозить маленьких детей тех строителей и учёных, что трудились над Градом.

Утром все просыпались здесь, в своих домах, собирались на работу, добирались до пещер, перебирались на соседний Остров, отдавали своих детей воспитателям, и те уже отвозили их в детский сад, где дети играли, бегали, носились, с ними проводили занятия. Там был навес, если начинался дождь или снег… По первости так задумывалось, но вот не сложилось.

– Ты сказал «отвозили»? Не на велосипедах же? Ведь ваш Остров очень большой.

– Да, я совсем забыл. Планировалось, что на обоих Плато будут лёгкие автомобили на солнечном питании, ну, как подача света в дома вечером и ночью… Но их просто не успели доставить до Обвала. Но ты прав. Ни пешком, ни на велосипедах до крайней точки нашего Плато за один день не добраться.

– И что там, на этой площадке, есть?

– Там интересно, но по большей части детям, не взрослым. Например, холмы – это не просто декорация, а ещё и горки, и лабиринты внутри них. Сделаны они из специального материала – как бы простая земля, но более податливая, из которой лепить можно. С них ребята скатываются, лазают внутри, бегают между ними, забираются на деревья, прыгают с ветвей, качаются на качелях, да много всего… Там ещё земля мягкая такая, если упасть больно, кроме шишек и царапин, ничего не будет. А лес наш классный. Не густой и не редкий. Когда солнце греет, когда хмуро, словно убежище от жары и непогоды. Я люблю там бывать. Только в последнее время не очень часто. Дела всё, работа.

– Какие у детей могут быть дела? Как у нас, наверное, – снова проворчал старший брат.

– Отчего же. У меня там работа осталась. Я обучаюсь по книгам и у тех, кто строит, основам инженерии. Давно уже, с девяти лет. А ещё мне присвоена должность младшего специалиста по очистке воды всего Острова… Ах да, я же вам не рассказывал! Это на поверхности у нас голо и пусто. Но стоит только спуститься вниз, понимаешь, какое огромное предприятие это наше Плато. Там целый механический город, вы представляете? Мало того, что платформы с фундаментами и основами, так и огромный склад всевозможных механизмов: колёса и колёсики, шурупы и винтики, зубчики и огромные раздвижные стрелы кранов с толстыми тросами, крюками, лестницами, перекладинами, гигантскими стёклами для небоскрёбов, готовыми лифтами, сборными шахтами… А также миллионы красок всевозможных оттенков, лаки, обои, штукатурки, кисти, валики, люстры… Да просто всего не упомнишь.

И там, в самом низу, не очень далеко от главного входа, находится и наш с наставником кабинет, где мы следим за уровнем воды в небоскрёбах, родниках, очисткой в резервуарах, пригодностью для потребления… Как-то всё так.

– То есть ты, получается, работаешь наравне с взрослыми? Да ещё и учишься? – всё ещё удивлялся Стэн.

– Ну да. У нас там не принято сидеть на одном месте без дела. Кто-то учится, а кто-то обязательно работает. Но никто никого не заставляет. Все как-то сами просятся.

– А ты, я смотрю, и здесь выделился. И работник славный, и учишься без сбоев. Пляшешь, наверное, здорово, а поёшь – так просто заслушаешься.

Ребята обернулись к Андре. Он смотрел на них зло. Губы дрожали, лицо налилось краской, руки сжаты в кулаки.

– Ладно, ладно. С успехами закончили, – поспешил вмешаться младший. – Расскажи… Расскажи о своей маме. Кто она и что делает?

Дэниел задумался, мыслями улетел далеко, и только грустная улыбка тронула его губы.

– Моя мама замечательная, – очень тихо сказал мальчик. – Добрая, заботливая и очень любящая. Каждый день у нас начинался с улыбки – неважно, пасмурный он был или солнечный. Она отдала мне всю себя с самого рождения, и пусть я родился не на Острове, с самого детства знал, что я здесь свой. И все слова, сказанные мне другими людьми о моих возможностях и способностях, ничто, ведь мама мне сказала, что я смогу, а разве её слова не главное в моей жизни? Она мне заменила всё то, чего мне так не хватало, научила быть сильным, смелым и честным. Ничего не бояться. А ещё… Ещё научила обходиться без неё, ведь она была немолода, а я стал поздним ребёнком… Но даже сейчас, зная, что её нет с нами, я люблю её больше всех на свете. И так будет, пока я жив.

Он не успел увернуться. Сильная пощёчина отбросила его назад, и он растерянно отступил, невольно сморщившись. Ягоды, что Дэнни набрал в ладонь, так и полетели в траву. Но на этом не закончилось. Удар ногой по голени заставил его пошатнуться и упасть. Вздох вырвался изо рта, а голова невольно ударилась о землю.

– Ну что, заткнулся теперь, любимый сынок?..

– Андре! Что ты делаешь? Он тебе ничего не сделал!

– Заткнись, предатель! Думаешь, я не заметил, как ты перед ним лебезишь? Явно подружиться хочешь. Я тебе настолько надоел?..

– Нет! Зачем ты его ударил? Господи, он, по-моему, без сознания…

– Хватит уже! Да что с ним… Глазами моргает, в себя приходит. Сейчас ещё пара ударов – и он научится вежливости.

– Стой! Беги!! – это уже Стэн.

Парень в момент обрёл ясность. Увидел, что к нему приближается здоровый Андре, перевернулся на живот, быстро отполз, со второй попытки поднялся на ноги и бросился бежать. В голове у него ещё стучало от удара.

– За ним! – услышал он сзади.

– Зачем? Оставь его.

– Я тебе говорю – за ним!

– Ах, чёрт. Ладно!

– Ты справа, я слева!

Погоня началась. Сперва Дэниел думал, что стоит немного отбежать – и Андре бросит затею. Глупо с его стороны гнаться за тем, кто не желает ему зла. А за слова, что могли его обидеть, он готов извиниться. Но что такого он ему сказал? Только правду.

Мальчишка бежал по прямой. Леса он не знал, был здесь новичком, только и делал, что огибал деревья и прорывался сквозь листву. Очень скоро его ноги были покрыты кровоточащими царапинами от шипов, руки ободраны о деревья, по голове несколько раз здорово хлестали ветви. Он то ускорялся, то замедлял бег, устал, страшно болело в боку, ноги дрожали, руки тряслись, ртом он хватал воздух и не понимал, дышит ли, страх засел в самой груди и отчаянно стучал, бил тревогу, гнал и гнал вперёд…

Дэнни не сдавался. Да и остановился бы, только слева и справа, то отдаляясь, то совсем близко трещали кусты, слышалось сопение, воздух дрожал от присутствия и совсем-совсем рядом ощущался страх… Несколько раз его почти схватили. Чужая рука полоснула по плечу и соскользнула, а вдогонку прозвучало:

– Ну, сволочь…

В другой раз его здорово ударили в спину, и он покатился кувырком. И схватили бы и сделали, что захотят, только нападавший тоже не рассчитал силы, ударил и упал вслед. Первым вскочил Дэнни и сделал свою последнюю попытку.

Вокруг сгущался лес. Становилось темнее, кроны тяжелели, нависали своими угрюмыми главами над самой землей, и ровная земля тоже изменила себе. Теперь парень бежал то вверх, то вниз, чередуя глубокие ямы с возвышенностями. Всё круче и круче становились бугры, и наконец перед огромным старым деревом он понял, что больше не может. Остановился, упал, подполз к стволу и привалился к нему. Глаза его почти не видели, дыхание не восстановится ещё долго… А его преследователи…

Да вот же они. Злые, потные, краснолицые. Нет, устали тоже, еле стоят. Но твёрже. Конечно, это же их земля, они тут всё знают.

– Поднимайся.

– Я не могу. Хочу просить прощения, если как-то обидел…

– Поздно уже. Ты должен получить свой урок.

– Но я всё понял. Мы так долго бежали. Вы злитесь, я понял, простите меня… Не надо меня бить.

– Встань в тот проём.

Дэнни посмотрел туда, куда указывал Андре.

– Там дыра. Что это за место? Оно страшное.

– Место наше. Тут нам спокойно. Помнишь, я говорил про пять лесов и пять деревьев? Это место здесь, – раздался голос Стэна.

– Хватит болтать. Подними его.

Даже бег не смог вытравить злобу из голоса Андре.

Младший брат подошёл на нетвёрдых ногах, легко поднял Дэнни за руки и оттащил к дыре в корнях гигантов.

– Встань твёрже на ноги и просто потерпи.

– Отойди… И не болтай с ним.

– Мне так жаль. Я правда не хотел. Давай станем друзьями. Я очень хороший друг.

– Заткнись. Ях-х, – со всей силы он вмазал мальчишке пощёчину.

У того дёрнулась голова, в глазах потемнело.

Тогда Андре ударил ещё и ещё. Последний раз кулаком в шею.

– Смотри, как схватился, – указал он брату на руки своей жертвы, намертво сжавшие корни. – Сильный, значит. Бить не будешь?

– Нет… Заканчивал бы ты.

– Да только начал. О чём ты? Маму он свою любит, слышал? Работа у него есть. А вот это не хочешь?

Со всей силы он ударил в живот Дэнни, ещё два раза в грудь, ногой в пах. Мальчик вскрикнул, сжал ноги и обмяк. Но руки так и не отпустил…

– Маму он свою любит. А я ненавижу, слышишь ты, тварь! Работы у меня нет и не учёный я, чтоб тебя!.. Дом у нас ужасный, родителей ненавижу, люди нас прогнали и унизили. А у тебя, значит, всё хорошо?! Хвалиться пришёл?.. Я тебя научу, как не надо. Умным станешь, слышишь? И без всяких книг!..

Он кричал Дэнни прямо в лицо, хотя и не было понятно, слышит его парень или нет.

– Бей его по рукам, пусть отцепится.

– Не буду я.

– Нет, будешь! – заорал что есть силы Андре. – А то изобью, как его. Понял?

– Да, да… понял. Сейчас, – заспешил испуганно Стэн. – Только ветку найду.

– Для чего?

– Чтобы бить.

– Руками бей. Кулаки тебе для чего?

Стэн съёжился, но подошёл к безмолвному Дэнни и стал тихонько бить по его ладоням.

Результата не было. Тогда под напором дышащего ему в затылок брата его удары стали сильнее и сильнее.

Слёзы текли по щекам младшего, но он бил. Наконец руки Дэнни ослабли, и он почти ввалился в Древо.

– Отойди. Дальше я сам.

Стэн упал на пятую точку и отполз подальше.

Ногой он ударил Дэнни в грудь, да так, что тот влетел внутрь и исчез в темноте. Раздался удар, негромкий стон и хныканье.

– Как маленький… Ничего, отлежится, очнётся и будет как новенький. Я прав?

– Д-да, – чуть слышно ответил брат.

* * *

Они ещё какое-то время не уходили оттуда. Отлежались, отдышались, пришли в себя.

– Прости, – услышал Стэн голос Андре, – я на тебя накричал. Не надо было. Ты же брат мне… Нам пора… Он?.. С ним ничего не будет. Проснётся и кое-что, наверное, поймёт. Я очень старался вбить это ему в голову.

Стэн кивнул, но с такой печалью посмотрел на Древо, что старшему брату стало не по себе. Стоны давно стихли, и ни одного звука изнутри больше не доносилось.

* * *

Утро следующего дня принесло немало забот. Все приготовления были завершены накануне, и только кухня была в пару и жаре ещё затемно. Надо было успеть приготовить всё то, что умели и научились делать женщины с Плато с момента вынужденного «заточения», и постараться удивить изысканностью кушаний. Сделать это было не так просто, но Герда обещала себе, что обязательно хоть один раз приведёт всех в замешательство, за которым последует вкусовое восхищение.

Генри не лез в дела супруги. Оставив всех отдыхать и никого не тревожа, он совершил последний обход, не торопясь осматривая дело рук своих – не так критично, как всегда, а больше исходя из старой доброй привычки.

Он обошёл все гостевые дома и осмотрел все комнаты, проверил уровень воды в умывальниках и количество полотенец, отсутствие пыли на полках и наличие сменной обуви у дверей. Совершил прогулку от станции до Обрыва, сметая с рельсов нападавшие за ночь листья и веточки. С окраины Плато, прикрыв глаза от солнца, посмотрел на перемигивание соседнего Острова.

Утреннее марево гудело от ожидания. У мужчины вспотели руки, задрожали губы, а глаза покрылись влагой, и захотелось плакать. Он держался и просто громко дышал, до боли в глазах глядя на яркие линии, что были так ясны в этот день. Слёзы не выдержали и покатились вниз, тёплой волной меняя картину, искажая нереальными изгибами. В ту же минуту ему страшно захотелось искупаться, опуститься до самого дна того озера, куда он с мальчишками ездил три года назад и где они так хотели остаться… навсегда.

Генри обернулся. Ему показалось, что за спиной кто-то стоит. Это всегда были его сыновья, его душа, его любовь… Всегда за спиной или чуть впереди. Он чувствовал их. Но сейчас там никого не было. Отцу стало страшно и очень одиноко.

«Андре, Стэн… Как я давно их не видел. Куда же я их посадил? Последний ряд? Нет, они будут сидеть со мной рядом. Они заслужили».

Он ещё раз оглянулся в бесплодном поиске. Стало очень тревожно, и начала бить мелкая дрожь. Мужчина повернул к посёлку, но от дурных мыслей никак не мог отделаться.

* * *

Было очень тихо. Три ряда стульев стояли позади платформы. Все сиденья, как и лужайка, заняты гостями из Города. Нельзя сказать, что посёлок кишел людьми, но в месте, где никогда толком никто не жил, сегодня был просто аншлаг. Многие были при деле, но большинство просто наблюдали.

Один из самых великих дней после появления человека на Плато никто не хотел пропустить.

Подняв руку, Генри призвал всех соблюдать тишину, и люди уважали просьбу старшего строителя.

Был слышен лишь лёгкий перезвон стаканов с лимонадом, что несла девушка к столу, где по плану должны были освежиться прибывшие гости после трудной дороги.

Шелест бумаги с расписанием на день мероприятий, что Генри вручную переписывал для каждого гостя, включая и детей.

И перескрип немолодых уже стульев, что под тяжестью и тревогой людей просто не могли молчать.

* * *

Ещё человек десять находились сейчас у самого Обрыва, чтобы самолично лицезреть появление состава в клубах дыма. Кстати, его было сегодня не так и много. Словно значимость события отменило на время все злополучные неудобства Нового Мира, и они поддались упорству человека с надеждой, что уж после-то возьмут реванш и отыграются вволю… Но День Встречи выдался как никогда идеальным. На небе ни облачка, между Островами дымка, что наплывает и исчезает посредством ветра, а извечный туман не так густ, и сносит его больше в сторону.

Все в ожидании, и многих лихорадит.

Но… чу! Вдали послышались звуки. Далёкий сиротливый гудок и перестук молоточков, что по нарастающей звучал, словно пытался разбить надвое огромную цепь и сорвать оковы со всего человеческого рода. Не уставал, а гремел всё громче, транслируя среди безмолвия незнакомые звуки большого набата.

Сердца же при этом стучали быстрей, адреналин подскакивал, а один смельчак схватился за лезвие рельса и держался так, пока страх не обнял его окончательно.

И вот вдали показался поезд. Он был маленьким на горизонте, потом средним, ну и в конце просто огромным. Двигался неспешно, всего лишь быстрым ходом человека, но впечатления производил самые невероятные.

Люди на Обрыве сначала опешили, вросли в землю и не могли двигаться, рты от удивления открылись, они отступили от края и рельсов, а когда поезд величественно въехал на само Плато, явно испугались и напрочь забыли слова, что хотели сказать и прокричать…

Зато пассажиры не растерялись. Они так обрадовались, что добрались целыми и невредимыми, что торжествовали, не стесняясь. Два небольших вагона следовали за паровозом, и во всех окнах был виден настоящий праздник. Гости кричали, размахивали руками, подбадривая опешивших соседей, и улыбались встречавшим их незнакомцам. Иные танцевали, обнимались, целовались, и всем казалось, что лучшего момента в жизни больше не будет.

Может, так оно и было. Но радость заразна, как и смех иногда. Это было усвоено в Новом Мире очень давно.

А потому недолго продолжался ступор у людей, и чья-то рука, что высунулась из окна и махнула, зовя за собой, послужила лучше любого лекарства. Сначала один, потом второй неспешно тронулись за поездом, будто недоумевая, а точно ли их позвали. Остальные медлили, но вот кто-то побежал, вскрик вырвался на волю.

– Привет! – огласило лес.

– Как вы поживаете? – ответили новые люди.

И все побежали к поезду.

Многие трогали вагон, гладили шершавую поверхность, прикасались к прожекторам, опасаясь только больших быстрых колёс. Некоторые умудрились дотянуться до окон, и тогда с другой стороны ладони липли к стеклу, атмосфера торжества витала по обе стороны, и хотелось бежать ещё быстрей, чтобы новые знакомцы выбрались на свободу и можно было их поскорее узнать.

Так они и шли до самого посёлка. И только в самом узком месте перед въездом на станцию встречающие чуть притормозили, пропустили поезд вперёд, а сами последовали следом.

Громкий вздох огласил всё вокруг, люди на поляне повскакивали с мест – многие и так не могли сидеть; зашуршали голоса, волнение встречи скрепило всех, и пока состав медленно подходил к платформе, люди считали секунды, но быстрее от этого не становилось.

Старейшина, все важные люди из Города, друзья и соработники Герды и Генри молча стояли в первом ряду. Они не верили. Отец схватил мать за руку и сжал до боли, но женщина даже не поморщилась. Сыновья, что действительно сидели рядом в нарядной новой одежде, не смотрели на родителей, хотя и знали: восторг последних не описать видимым миром.

И вот раздался громкий скрип, последний выхлоп пара вылетел из трубы – и поезд остановился. Открылись двери, на платформу робко стали выходить люди.

– Вот дурак старый, совсем забыл, – пробормотал Старейшина и бросился по ступеням вверх встречать гостей.

Генри и Герда словно и не слышали его. Они выискивали глазами ребёнка, мальчишку. Хотели не пугать его и бегать по вагонам самим, а увидеть, позвать и представиться. Но среди множества чужаков ни одного ребёнка не было.

– Что-то не так, – жалобно сказала мать.

– Давай поднимемся. Может, он просто затерялся, – предложил отец.

Они спешно направились к лестнице. И хотя многие поспешили вслед за ними на платформу, мальчики так и остались внизу. Молча наблюдали, выжидали и очень надеялись, что новичок не станет их врагом. Ребята слушали. Двенадцать лет жизни на этом свете их многому научили, но лучше всего они знали своих родителей. Их привычки, движения, голоса, шёпот, манера поведения…

Не обязательно было даже видеть – достаточно просто слышать.

Братья закрыли глаза. Зарыли друг другу руки в карманы, притянулись поближе и так стояли и слушали… Морщились, перепрыгивая с голоса на голос, но в итоге отыскали их больше по интонации, чем по переливу речи. Какое здесь спокойствие – одно волнение!

Родители метались. Широкая крепкая платформа была сделана на совесть, и шаги, шарканье, перестук обуви сливались в один сплошной бесконечный монолог. Но посреди общей неуверенности можно было отыскать и две пары знакомой обуви. Спешная поступь, резкие развороты, неторопливые постукивания каблуками и почти бег – как иногда замечаешь вдали знакомого, мчишься навстречу, но тормозишь, когда понимаешь, что не он…

Мальчишку родители так и не нашли. Обошли всю станцию, заглянули в лица многих, заметили взгляды и удивление окружающих, почти обняли двух пареньков, что показались знакомыми, но вовремя остановились… Осмотрели вагоны и паровоз. Но их сына нигде не было.

Они были растеряны. Как так? Бросились к Старейшине, почти плакали.

– Йен, его здесь нет.

– О чём вы говорите? Он должен быть здесь. Вот мальчишка какой-то бегает.

– Да нет, они слишком малы, да и родители с ними.

– Может, убежать успел? Спрыгнул с платформы и решил размять ноги. Вспомни себя в его возрасте.

– Йен, его нет нигде, – голос матери был спокоен, но в нём чувствовалась угроза.

– Хорошо… Я вас понял. Сейчас спросим обо всём Шито, он главный на соседнем Острове. Наверняка всё знает. Где же он? А-а, вот же. Пойдёмте, представлю.

Они спешно направились к невысокому мужчине с бородкой, в очках и тростью в руке.

– Шито, уважаемый, позвольте представить вам наших самых дорогих и уважаемых жителей! Это Генри и Герда Девайвы. Именно они стали инициаторами создания здесь станции и сами вызвались её возводить. Расчистили дорогу под рельсы, перестроили дома для гостей, платформа под вашими ногами – это тоже их рук дело. Два года они жили здесь всей семьёй и не покладая рук работали…

– О, да, я знаю эту историю. Это невероятный труд и большое мужество с вашей стороны.

– Шито… Вы помните, что я рассказывал вам о семье Герды и Генри? Про то, что у них есть два сына, двойняшки, и про трагедию, что стала кошмаром, но со счастливым концом?..

– Конечно. Я это знаю, не будь я главой целого Острова!.. Мальчик должен был быть в этом поезде, с нами вместе. Но по какой-то причине так и не явился сегодня к Обрыву. Он знал и просто грезил этой поездкой, ведь Дэнни такой любознательный и талантливый. Ему интересно буквально всё! Но вот сегодня мы его не дождались… Время поджимало, все уже были в сборе, и я дал команду ехать, оставив наказ, что, если мальчик появится, сообщить: вторая поездка будет точно его. Мы бы и отыскали его… Генри, Герда, но Остров уж больно большой. Может, он дома заспался, а может, был на рабочем месте и забыл обо всём. Кто знает… Он найдётся, вы не переживайте!

– Конечно, найдётся, – поддержал его Старейшина. – Я думаю, если бы он знал наверняка, что есть его настоящие родители и живут они на соседнем Плато, то наверняка сидел бы в вагоне ещё до рассвета.

– Ох, да, простите нас ещё и за это… Сколько раз я порывался сообщить ему новость о том, что вы выжили и ждёте. Наверное, с момента, когда узнал, что Остров ваш обитаем. Но столько противоречий навалилось разом, столько мыслей… И ладно, если бы они касались только меня, я бы рассказал, выслушал его сполна и неразвалился бы, проглотил… Но вы представляете себе, что испытает маленький мальчик десяти лет от роду, если ему сказать, что мама, которую он всю жизнь так любил, уважал и буквально в рот заглядывал, не его настоящая мать? Что она только вызвалась быть ею, когда мы оказались отрезаны от всех, да и вообще не знали, выживем ли… Что все эти годы мы ему врали в глаза, пусть даже и недоговаривали, если сказать мягче… Представляете, что у него на душе будет? А он такой чувствительный, честный, воспитанный ребёнок. Он бы не понял. Простил бы, без сомнений, – не сразу, но простил бы… А ещё попытался бы перебраться сюда. Не знаю как… По горе бы пошёл, излазил бы все пещеры в поисках прохода к вам, научился бы летать, но сделал бы что-нибудь обязательно! Погубил бы себя… Поэтому я и молчал. Вы должны понять.

Герда склонила голову. Генри молча кивнул.

– Вы не расстраивайтесь. Уже завтра я намерен отправиться назад, поскольку просто не могу оставить свой Остров так надолго. Слишком много дел. И вас обоих я возьму с собой. Там мы обязательно найдём Дэнни, и эта встреча будет незабываемой… А он очень на вас похож, – Шито положил руку женщине на плечо. – Ваши глаза, веснушки, руки такие же, уж простите мою дерзость.

В этот момент произошло странное. Весь разговор проходил на платформе с краю, возле перил, а внизу стояли братья.

Они слышали весь разговор. А под самый его финал поняли, насколько им плохо.

Они всё поняли, но не желали признавать. А потому просто повернулись и ушли. Миновали поляну, исчезли за одним из домов, появились в прогалине на тропе, а потом их поглотили деревья.

Всё это видел только Старейшина. Он провожал их глазами. Долго, напряжённо, недоумевающе.

«Что-то не так», – подумалось ему.

Торжество продолжалось. Все заняли свои места. Звучали речи, слышались аплодисменты. Люди кричали, свистели. Познакомились с каждым прибывшим. Главы обоих Плато крепко обнялись и вручили друг другу символические ключи доверия.

Почти никто не заметил исчезновения мальчиков. Мать взглянула вдаль, да и только. Их места были пусты, но это же мальчишки, мало ли куда подевались.

И только Старейшина беспокойно оглядывался по сторонам, то и дело выискивая знакомые макушки. Их нигде не было.

Наконец наступило время обеда. Все потянулись к длинным столам, а Старейшина, избавившись от внимания окружающих, направился по следам братьев. Он не знал, как далеко они ушли, но выяснить, почему они так спешно покинули праздник, был должен. Хотя бы для себя. Да и для ребят тоже. Они ему были не чужими.

* * *

В лес он вошёл опасливо, пригибаясь из-за низких веток и подслеповато щурясь. С детства Старейшина сторонился толпы деревьев, всегда обходил стороной и в старом мире, и в Новом, хотя и понимал, насколько они здесь безопасны. Ни жучков, ни паучков, ни зверя дикого. Только земля, кора, стволы, листья да ветки. Лучше и быть не может, но память всегда подводила Йена к тому, что большой лес – это всегда плохо… Здесь былины, сказки, злые духи и тёмные страхи, рождаются чёрные мысли, и длинные хваткие руки древней старухи готовы лечь тебе на плечо, чтобы больше никогда не отпустить…

– Мальчики! – позвал он. – Андре, Стэн, вы здесь?

Ни звука, тишина.

Йен сделал ещё пару шагов, растерянно размышляя, что делать дальше, как сверху зашуршало, и раздался знакомый голос.

– Старейшина? Это вы?

– Да, я.

– Вы один? – более уверенно осведомился Андре.

– Абсолютно. Я только хотел узнать – всё ли в порядке? Вы так спешно покинули праздник. Словно торопились куда. И это в момент, когда вот-вот должна была произойти встреча с братом.

– Но ведь его нет на поезде.

– Вы правы, его там нет, – помедлил с ответом Старейшина.

– Так зачем мы там нужны?

– Вы могли бы спуститься вниз? А то я будто сам с собой разговариваю. И, уверяю вас, тут никого, кроме меня, нет.

Раздался громкий шёпот Стэна, бурчание в ответ, листва зашевелилась, появились ноги, и через мгновение оба брата были уже на земле.

Вид у них был хмурый, глаза тревожные. Было похоже, что младший брат плакал.

– Так в чём дело, ребят? Я видел, что весь разговор вы услышали. И очень быстро ушли. Как будто испугались чего… Вы что-то знаете? Где он может быть?..

Андре помотал головой и закрыл глаза, поднял лицо к небу, выдохнул.

– Не знаете, значит, – уже тише сказал старик. – Ну тогда возвращайтесь ко всем, мальчики. По крайней мере, мне вас очень не хватает.

Но Андре даже не начал свой рассказ.

– Вы не поняли, Смельчак. Ведь так вас звали давным-давно? Из-за того, что вывели всех из ловушки и подарили вторую жизнь?

– Был такой опыт.

– Вы были героем и остаётесь им в наших глазах. Многие стали забывать, стали называть вас Старейшина. Как по мне, это прозвище совершенно не годится. Смельчак – вот имя достойное вас.

– Я давно уже не проявлял смелость, что была когда-то…

– Но это было. А если нет, то все истории угасли бы навсегда.

Йен засмущался. Давно он не слышал ничего подобного.

– Нашего брата просто не могло быть на этом поезде, – резко поменял тему старший брат.

– Почему?.. – растерялся старик.

– Он не был там, потому что он у нас на Острове вот уже второй день.

– Как… так произошло?

– Он сам прошёл по шпалам в ту ночь и добрался до нас. Брат его нашёл, когда он спал в нашем шалаше. Он многое рассказал…

– Почему вы не привели его? Мальчик так боится, что его накажут?.. Да ему будут так рады! Вы понимаете, что сегодня за день?! И ради этого дня и этой встречи вы перенесли столько, что и вспоминать не хочется. Но это позади. Вы понимаете? И никто, обещаю вам, никто не будет наказывать вас за то, что вы его скрыли. Это просто немыслимо! Сейчас я вернусь. Только сообщу вашим родителям, что он здесь, и мы все вместе за ним сходим. Я возьму обещание, чтобы вас не трогали. Ждите здесь.

Старейшина так разволновался, что потерялся в пространстве, каждый раз устремляясь не туда.

– Если вы так сделаете, то обещаю: его долго никто не найдёт.

– Не выдавайте нас! – крик прорвался у тихого Стэна.

Старик замер. Повернулся к детям.

– Почему ты так говоришь?

Спокойствие исчезло из голоса Андре. Тревога и ужас смешались в нём.

– Потому… потому что я поступил страшно! Я убил его. Избил! До крови, до тех пор, пока он не упал…

– Избил?.. Ты хочешь сказать: ударил пару раз, дурачась?

– Нет, – Андре сорвался на плач, – нет. Это было страшнее.

– Но он всё же жив? – задал самый страшный вопрос Йен.

– Да… да, конечно. Он просто отдыхает пока там, в глубине леса.

– Там надёжное место.

– Наше самое любимое.

– Андре, за что ты его ударил?

– За то… что он счастлив. Вы не понимаете… Он так много говорил. О мире своём, о себе, о маме, о том, что там всё по-другому. Там хуже, в десятки раз хуже, но он говорил так, словно лучше места и не найти. Он всё время улыбался, понимаете?

– А это преступление?

Стэн потянул Смельчака за руку и прошептал наклонившемуся старику:

– Я его тоже ударил.

– Погоди, постойте… Скажите, вы мне покажете, где его оставили?

Андре кивнул.

– Так, хорошо. Мы сейчас все пойдём туда. Я осмотрю вашего брата. Надеюсь, ничего серьёзного. Только мне нужно сделать одну вещь. Предупредить помощника.

Дети тут же взметнулись, но старик успокоил их.

– Скажу только ему. Он не болтун, не бойтесь. Просто так сложилось, что если я отлучаюсь надолго, то обязан предупредить. Не уходите.

* * *

Смельчак покинул лес и вернулся к столам. Там он переговорил со своим первым заместителем. На миг взгляд старика встретил глаза Генри. Он кивнул ему. Зашагал обратно.

Отец почувствовал неладное. Кулаки его сжались. Он наклонился к уху Герды.

* * *

Шли они долго и молча. Говорить не хотелось.

Йен никак не мог осмыслить рассказ мальчишек.

Слова Андре его просто потрясли.

Ход его был небыстр, неуклюж, он то и дело спотыкался на ровном месте. Лес пугал, но больше всего он не любил узкие места, непроходимый репейник, армии веток, что вставали на пути.

Временами мальчишкам приходилось брать старого Йена за руку и тянуть вперёд, преодолевая неприятие за него.

Старейшине нравился их напор. По опыту, если осталось желание, рвение, попытка исправить – не всё ещё потеряно. Есть надежда. Потому как если бы человек был безразличен, то это просто конец всему. Здесь же он чувствовал пламя, живое, горячее, даже обжигающее.

Прошло время, но они добрались до Древа. Братья встали в стороне.

– Он там, внутри, – громко сообщил Андре.

Старик взглянул на чёрный провал в корнях. Подошёл, опустился перед ним на колени.

– Дэниел, сынок. Ты ещё здесь?

Было всё так же тихо.

– Может, ушёл? – Стэн пожал плечами.

Йен протянул руку внутрь и стал осторожно касаться корней, что обрамляли всю пещеру Древа изнутри. Толстые корни, тонкие, сухие листья шуршат под рукой, мягкий мох, что словно подушка.

Старик наткнулся на маленькую ручку и отпрянул. Она была безвольна. Пот прошиб его, стало зябко и захотелось не видеть всего. Но было темно и так.

Старейшина пожалел, что не взял фонарь. Но кто же знал, что среди ясного дня придётся окунаться во тьму?

– Дэнни, ты меня слышишь? Тебе плохо? Двигаться можешь?

Ответа не было.

– Ну хорошо. Он там. Лежит.

Братьев передёрнуло. Андре сполз по стволу на землю.

Смельчак снова протянул руку. Нашёл его. Добрался до лица. Дотронулся до щеки, пощупал пульс.

Но этого не требовалось. Парень был холодным.

Тогда Йен аккуратно и обеими руками осторожно достал Дэнни наружу и положил на землю.

Голова безвольно болталась, глаза были закрыты, кожа слишком бледна, нос и рот в кровавых отметинах, руки раскинуты, стопы в засохшей грязи.

– Парни, – старик словно с Дэнни говорил, – а ведь он мёртв. Вы его убили.

Он задрал майку и посмотрел на синяки.

– Боже, чем вы его били?

– Руками… ногами…

– Под носом кровь.

– Это пощёчины… Ещё он ягоды ел.

Йен закрыл лицо руками.

– Я не хочу больше ничего слышать. Ни оправданий, ни обвинений… Я вижу перед собой мёртвого мальчонку, убитого с азартом и в исступлении. Забитого за то, что он был счастлив, да?.. Вы не подумайте… я понимаю вас. Ко мне приходил ваш отец и обо всём рассказал. Давно… полгода прошло с тех пор. Себя винил, жену ещё. Что оттолкнули вас. В погоне за раскаянием растеряли всё, что имели. Я говорил повиниться перед вами, прощения попросить. Но он сказал, что не может. Видит вас и ожесточается. На уме его был только он, брат ваш.

Стэн тоже не устоял на ногах, рухнул на землю. Андре прижал его к себе.

– Я не хочу винить вас в моральном содержании всего случившегося, поскольку виноваты не вы. Но, – старик взглянул на детей прямо, – вы совершили убийство. Это оспорить нельзя. По закону, что я представляю на нашем Острове, я должен арестовать вас, судить и заключить в тюрьму. Скорее всего, это будет одна из глубоких пещер. Но…

Йен покачал головой и взъерошил волосы.

– Делать этого я не буду. Не знаю, куда вы пойдёте, где будете жить… Скажу лишь, что какое-то время вас будут искать. Я дам вам время попрощаться с мальчиком, а потом… потом… не будь я Смельчаком… скажу: «Бегите!»

Он поднялся на ноги и отошёл. Сел на самом краю возвышенности, что обрывалась в глубокой яме. Больше не оборачивался.

Мальчики подползли к своему брату. Редкие солнечные лучи пробились и осветили Дэнни, его такого спокойного и молчаливого.

– Прости нас, – заплакал Андре, – я… не хотел так. Всего лишь ненавидел. Не тебя… Себя. Господи, я так хочу, чтобы всё вернулось!

– Ты и меня прости, – прошептал Стэн, глаза его давно были в слезах. – Ты верил мне, почти другом стал, и я тебя ударил так. Тот взгляд… я никогда не забуду.

Больше они ничего не говорили. А просто приподняли голову Дэнни, прижались к ней и молча горевали.

Поцеловали на прощание в щёки.

Обернулись на Смельчака.

Взглянули друг на друга и бросились бежать.

* * *

Мчались со всех ног, не разбирая дороги.

Злые колючие кусты, хлопанье по лицу веток, до крови раздирали руки о стволы.

Падали, вставали и продолжали бежать. Не отставали, помогали, задыхались, превозмогали себя и обретали второе дыхание.

По дороге вспомнили вчерашний вечер, когда брата уже почти не было, а они пришли на своё место, к самому Обрыву. Остановились, легли на траву и так и заснули. Хотели вернуться домой, чтобы перед праздником по-человечески отдохнуть да примерить одежду, что мать приготовила. Да не смогли…

А проснулись ночью, под самое утро, да закрыли глаза от яркости, да испугались.

На них, спящих, опустила свою «ногу» сама радуга, и когда мальчишки пробудились, увидели цветастую дорожку настолько близко, что стало страшно, но спокойно.

Удивительное сочетание.

В тот миг Андре сказал:

– Чудо нам поможет.

Так они решили тогда.

Вспомнили, пока бежали.

Крикнули про себя что есть мочи: «Чудо, помоги нам! Теперь только ты!..»

* * *

Они добрались до своего места, когда с другой стороны туда же вышли десятка два человек. Среди них были и родители.

Конечно, остановить Генри было нельзя, и он узнал все «тайны», что рассказал Йен своему помощнику. Собрав небольшую группу, отец отправился на поиски мальчиков и Старейшины.

Все замерли.

Андре и Стэн недолго простояли.

Все мокрые, расцарапанные, грязные, взлохмаченные и заплаканные, они бросились к Обрыву.

Чуя недоброе, несколько человек пытались их остановить, но те просто выскальзывали у них из рук.

А у самого Обрыва оказались их родители. Они ничего не делали. Просто стояли и смотрели.

Повинуясь немыслимому чувству, мать протянула навстречу руку.

На бегу младший из братьев схватил своей ладонью её ладонь, заглянул ей в глаза. Увидел горе.

Старший случайно задел отца плечом. Горечь била того, словно лихорадка.

Оба ребёнка добрались до края Плато, увидели радугу на своём привычном месте, закрыли глаза и прыгнули на неё…

Чудо помогло. Оно встретило их и выдержало. Повиснув в воздухе по обе стороны от цветастой дорожки, ребята держались за полосы. Их руки утопали в самой радуге, словно в земле, но только не твёрдой, а вскопанной. Как бывало на их огороде.

Из последних сил ребята вскарабкались на дорожку, поднялись во весь рост и оглянулись.

Радуга начала убывать. Её «нога», что стояла на Плато, стала прозрачной и исчезла.

Надо было уходить.

Последний взгляд бросили братья на Остров. Это был их дом.

Посмотрели на собравшихся людей. Своих родителей они уже не различали.

Андре потянул Стэна за собой. Особо не разгоняясь, мальчишки побежали прочь.

Они понимали, что это невозможно, но Чудо-то случилось.

Они попросили, и оно произошло.

Надо только очень хотеть и быть всегда отвергнутыми.

Дети плакали и смеялись.

Долго поднимались вверх, но не соскальзывали, как можно было подумать.

По мере отдаления от Плато дорожка радуги становилась шире, и уже не обязательно следовать друг за другом, а можно встать и рядом.

Братья так и сделали. Прибавили в скорости.

Сзади они услышали два оглушительных удаляющихся крика и поняли, что кто-то пытался догнать их, но сорвался…

Им было жаль.

Ноги утопали, словно в воде или траве. Как на кровати прыгать в детстве, только теперь они бежали.

Куда – они не знали, как и зачем. Просто подальше, просто исчезнуть, навсегда.

Они бежали и видели, что вдали параллельно висит в воздухе железная дорога. Вот и она закончилась, начался соседний Остров.

Такой громадины они ещё не видели в своей жизни. Как и небоскрёбов, как и гор со стороны.

Вот и Плато осталось позади.

Парни бежали в неизвестность.

Дорожку постепенно стягивал молочный туман. Горы он уже поглотил.

Но их разноцветный путь всё ещё проглядывал впереди…

– Ты понимаешь, что вокруг, может, ничего и нет? – Андре был растерян.

– А помнишь, Дэнни рассказывал нам, что слышал про третий Остров, что должны были построить?

Внезапно мимо них промчалось нечто, что разделило братьев, да так, что им пришлось схватить друг друга, чтобы не потерять равновесия. Оно остановилось чуть впереди и превратилось в воздушный образ человека, их брата, что укоризненно взглянул на них, улыбнулся, подмигнул и махнул рукой, зовя за собой. На носу его угадывались веснушки.

Их пробрала дрожь, но братья улыбнулись в ответ.

Крепче схватились за руки.

И побежали что есть силы.

Радуга пошла по наклонной вниз.

Ещё минуту они держались на поверхности.

А потом полетели кубарем.

Видно ничего не было.

Парни летели в неизвестность.

Ещё немного, ещё чуть-чуть.

И… и…

17 сентября 2018 – 21 марта 2019

Москва, Россия