Записки электрика, или Собаки и люди [Денис Ядров] (fb2) читать онлайн

Денис Ядров Записки электрика, или Собаки и люди. Фрагмент романа

24 ноября 2016

Сегодня к нам на подстанцию пришли две женщины и спросили:

– А где у вас находятся собаки?

Я быстро ответил:

– Какие собаки? У нас? Да вы что? У нас только электричество.

Я-то помню распоряжение зама главного энергетика о том, что собак нельзя не то что гладить, а даже кормить.

– Как же? – говорят женщины. – Слыхали мы о вашей подстанции, здесь у каждого трансформатора собачья будка стоит.

– Это не будка, – отвечаю я. – Это ящик с песком. Смотрите: он красного цвета.

– А хоть зелёного. Будка и есть будка. Вон, кто-то в ней даже лает.

– Это ветер, – говорю я, – завывает в проводах.

– И хвостом виляет.

– Да не хвостом, а проводом.

– Что-то много проводов у вас тут хвостами виляет, – настаивали женщины. Впрочем, нас не хвосты интересуют. Говорят, у вас здесь одна собачка ощенилась.

– Слухи, – ответил я. – Собаки лают – ветер разносит.

– А! – обрадовались женщины. – Всё-таки лают!

– Нет. Выражение такое. Я так просто выражаюсь, а лают совсем и не собаки, а люди.

– Кто конкретно?

– Не знаю, – пожал плечами я. – Может, старший мастер, Матершенко. Он чего только не расскажет, чего только не напридумывает.

– А веди-ка ты нас к Матершенко, – женщина в пуховом платке стала наступать на меня.

Я попятился от неё.

– Не могу. Он человек занятой. Старший, всё-таки, мастер. Ему схемы чертить надо, чай пить, байки травить. В общем, некогда ему.

– Веди-веди, – настаивает женщина. – Уж мы-то разберёмся, что там за мужчина такой интересный, который чай одной рукой пьёт, а другой байки травит.

– Нельзя, – отвечаю я. – У него рабочий день до пяти, и если он все байки до пяти не расскажет, не уснёт. А если не уснёт, будет всю ночь на саксофоне играть, а соседи его больно не любят музыку. Потому что они художники. Художники вообще музыкантов не любят. Даже если они старшие мастера.

И сказав эту фразу, я упёрся спиной в лопаты. То есть дальше была стена – отступать некуда.

– Ничего, – ответили женщины. – Мы вашего старшего мастера с собой заберём. Будет нам на саксофоне играть, пока мы будем отдыхать с собаками.

Я сделал ещё шаг назад, лопаты загремели, и какая-то одинокая маленькая лопата грохнулась с потолка и упала прямо к моим ногам. Я подскочил от неожиданности, а женщины, наоборот, сразу подобрались и пошли на меня.

И тут я схватился рукой за сердце и сказал:

– Доколе? Мы и собаки – вещь несовместимая. Только не мы, и только не они!

Я схватил ту самую одинокую лопату и стал крутить ей, словно нунчаками.

– Не подходите! – крикнул я. – Потому что мне кормить собак запрещено! И гладить! И говорить о собаках тоже!

Женщины остановились, посмотрели на меня, покрутили пальцем у виска и пошли кормить щенков. Одного даже поймали и увезли с собой.

Потому что женщинам собак можно кормить, и даже сачком ловить их можно, а электрикам нельзя. Вот такая сложная она – профессия электромонтёра в условиях Крайнего Севера.

27 ноября 2016

Пришёл я утром к механику за путёвками на автомобиль, сел на стул рядом со столом Евсея Платоновича, жду, когда он хитро улыбаться перестанет и в путёвках всё, что нужно, напишет. А он, конечно, написал всё, но улыбаться хитренько не перестал, а наоборот даже – сложил все путёвки в аккуратную стопку, поправил их и поглаживает.

Гладит и на меня так с прищуром из-под очков смотрит, а в лысине у него лампа отсвечивается.

– Я, – говорит, – всё равно узнаю.

Говорит и всё путёвки поглаживает, точно они не путёвки, а женщина любимая.

– Всё равно узнаю, – говорит.

– Обязательно, – на всякий случай согласился я и потянулся за путевыми листами.

Евсей Платонович отодвинул их от меня и снова замурлыкал:

– Узнаю. Не будь я Царапкин Евсей Платонович. Ты ведь знаешь, почему вы электриками, а не водителями оформлены?

Ну, это я уже много раз слышал. Потому что у нас предприятие специальное для электроснабжения города. А водители мы потому, что сам себя ты возишь, и сам же работу электрика делаешь. В общем, работаешь, как минимум, за двоих, а получаешь за одного.

– Вы электрики, а не водители потому, что электрикам больше платят. А о радиаторе я всё равно узнаю.

Я подумал, что пока Евсей Платонович ничего не узнал, стоит как-то умудриться у него умыкнуть путёвки. Заявок море, работы на весь день. И в машинах я не очень разбираюсь: мне что радиатор, что вентилятор. И снова потянулся за путевыми листами.

Но Евсей Платонович снова заулыбался хитро из-под очков и потянул бумагу на себя.

– Я всё равно узнаю, кто вам радиатор такой поставил. Вот кто?

А я почём знаю. Я вообще недавно из отпуска.

– Ах, из отпуска, – сказал механик. – Ну тогда другое дело. Держи путёвки и не гоняй: на улице гололёд и ветер. И шарф не забудь надеть. И чай с малиной обязательно выпей. А лучше мёда съешь. И узнай, кто вам радиатор такой поставил. Потому что он большой какой-то, а должен быть маленький, как моя ладонь. Или как две ладони. Но не больше.

Я пообещал, что спрошу у Артёма Жадина и побежал быстрей из кабинета, пока Евсей Платонович не передумал и кричать не стал. Потому что когда он кричит, совсем некрасиво получается: краснеет зачем-то, брови хмурит, очками на носу шевелит.

И только за моей спиной захлопнулась дверь, механик завопил:

– Я всё равно узнаю! Кто вам такой радиатор поставил!

В это время в кабинет заходил Гриша Григорьев. Он спросил:

– Кто?

А я почём знаю. Но кто-то ведь поставил – это точно. Не бывает такого, чтобы никто никогда не ставил. На то он и радиатор.

28 ноября 2016

Пришёл я к Артёму Жадину про радиатор спрашивать, а он спит. И ногой так во сне подрыгивает и похрапывает ритмично. Хотел его разбудить сначала, но вспомнил, как он двадцать часов подряд отработал, и не стал.

Думаю: «Может, хотя бы, из уазика на диван, который в ОПУ, перелёг бы», но решил не вмешиваться. Тем более Артёму как раз такой сон хороший приснился, как он бруснику в лесу собирал и нашёл сломанный экскаватор. Сдал его на металлолом, а на вырученные деньги велосипед сыну купил и две бутылки пива. Он как раз вторую бутылку допивал и на третью у жены просить собирался. Ну нельзя мешать человеку.

Ему вообще с тех самых пор мешать нельзя.

Он как двадцать часов отработал, спит всё время и дверь никому не открывает. И трубку телефона не берёт.

Я говорил Артёму, что по трудовому кодексу никто не может его заставить после двенадцати часов ещё работать, но Жадин ответил:

– Боюсь сильно, что меня, если откажусь, уволят. А я не могу так, потому что у меня два ребёнка, гараж на подстанции и ипотека.

– Так у меня то же самое, – ответил я. – Гаража только нет. И жена в декрете. И ребёнок младший больной.

– У тебя – это у тебя, – ответил Жадин.

И остался на вторую смену, хотя даже по инструкциям предприятия запрещено. А в четыре утра, после переключений на подстанции, домой уехал. А утром оказалось, что второй человек для всякой другой работы нужен, а у Артёма восемь часов как раз в графике в этот день стояли. Но добрые диспетчера простили ему восьмёрку и спать отправили. А как только отправили, позвонили Начальнику и говорят:

– Нам сегодня два человека нужно обязательно, а Жадин спит дома и даже не чешется.

– Пусть чешется, – ответил Начальник. – Мы, между прочим, чесались. Бывало, всю ночь в кабаке с девушками всякими проведёшь, а утром из того же кабака сразу на работу. И ничего, и хорошо.

– Но ведь человек не спал всю ночь. Поэтому и отпустили.

– Мы в кабаках тоже не по кроватям лежали. Мы, между прочим, плясали до утра и закусывали. И ничего, утром, как огурчики…

– С селёдочкой под шубой, – добавила робко диспетчер, Марьяна Викторовна Шугливая.

– И грибком маринованным на вилочке, – мечтательно сказал Начальник.

И Марьяна Викторовна, как только услышала, что он смягчился, встала быстро из-за стола и отдала трубку сменщику. А сменщик оказался совсем не тот, не районный, а городской. Но Марьяна Викторовна настолько торопилась уйти, что только шепнула Тиме Крошкину: «Начальник», и убежала. А Тима как взял трубку, задышал в неё сразу и сказал:

– Доброе утро, Всемогущ Всемогущевич. Диспетчер Тимофей Артамонович Крошкин смену принял. Замечаний нет, работа по плану. А на районе диспетчера пока нет, потому что он курит и смеётся в специально отведённом для курения месте специально отведённые для этого сигареты, рядом с огнетушителем, противопожарным ящиком и пожарной сигнализацией.

Начальник только услышал голос Крошкина, разозлился:

– Вы меня больше по таким вопросам не беспокойте.

И положил трубку.

А Тима посидел, подумал, по каким вопросам не беспокоить, и пошёл к папе своему, Шнобелевскому Георгину Валентиновичу.

На самом деле по паспорту папа у Тимы другой, и родила мама его от другого мужчины, но по крови, по взглядам на устройство мира, по убеждениям Георгин Валентинович – самый настоящий папа Тимы.

Пришёл к нему Тима в специально отведённое место для курения, стрельнул сигарету и говорит:

– Тут давеча Всемогущ Всемогущевич звонил. Просил его по «таким» вопросам не беспокоить.

Шнобелевский только услышал о вопросах, сразу засмеялся и на выдохе спросил:

– По каким «таким» вопросам?

– А вот по «таким». Неуютным, зябким, нехорошим вопросам не беспокоить начальника.

Шнобелевский снова засмеялся и снова на выдохе, продолжая смеяться, сказал:

– А мы вообще можем не беспокоить его, никогда-никогда.

Сказал и мизинчиком так пепел с сигаретки сбросил. Он всегда мизинец в сторону отставляет, когда курит, или когда ест что-нибудь вкусное вилочкой.

– Дурак ты, Тима, – говорит Георгин Валентинович. – Не понимаешь ничего ты в оперативных переговорах. Сейчас я всё решу.

И пошёл так уверенно в диспетчерскую, набрал номер начальника, заулыбался в трубку поначалу, подмигнул сыну и, усы подкручивая, что-то ласковое такое напевать стал. Это пока начальник трубку не взял. А как взял, загрустил вдруг Шнобелевский, улыбка сошла с лица, усы повисли, и на глаза набежала влажная такая пелена. Положил он молча трубку и сказал:

– Нет, Тимофей, это не ты дурак. Это мы все дураки, что отпустили невовремя человека домой. Он спать собрался, а производство подвига требует. Мы сейчас оденемся с тобой, сядем на трамвай и поедем домой к Жадину, будем просить на смену выйти.

Крошкин растерялся от неожиданности, растянул губы улыбочкой и спрашивает:

– А на кого мы диспетчерскую оставим?

– Старший диспетчер посидит. Он всё равно целый день в крестики-нолики с начальником участка играет. И в дурака подкидного.

– Это вы в дурака с Марьяной Викторовной играете. На раздевание.

– А это не твоё дело. Маловат ещё поперёк батьки слово в пекло лезть. Собирайся давай. Надевай валенки и пальтишко своё тёплое. Мороз на улице – простудиться можешь.

Поплакал Тима Крошкин, погоревал, но делать нечего: начальник сказал – исполнять надо. Надел валенки, ушанку, пальто с пришитыми к нему варежками. Георгин Валентинович шарфик сыну затянул на шее, и отправились они на трамвайную остановку.

– А почему на трамвае? У нас целых две оперативных машины есть.

– Начальник сказал машины не трогать. Нельзя использовать рабочий транспорт в личных целях.

– Каких личных? Мы же по работе.

– Уже личных. Начальник сказал: или мы поедем на трамвае, или пойдём в такое место, из которого точно не вернёмся. Можно, конечно, на такси.

– Ой, на такси дорого, – возразил Тима.

– То-то и оно.

– У меня денег нет на такси.

– Так и думал.

– И на трамвай нет.

Услышав о деньгах на трамвай, Шнобелевский сначала хохотнул, а потом зубы стиснул и молча пошёл вперёд. В лицо ему летел снег, ветрище раздувал полы его дублёнки, а он всё шёл и шёл, прокладывая путь к трамваю. А Тима шёл за папой, след в след, чтобы не лезть по сугробам.

Так они добрались до трамвайной остановки, Тима стрельнул у папы сигарету, закурил, прищурился, растянул губы в улыбке и сказал:

– Хорошо сегодня.

А Шнобелевский стал считать мелочь, чтобы хватило на проезд за двоих.

29 ноября 2016

Конечно, Лена диспетчерам не открыла.

Артём ночью как в дом ввалился, сразу схватил бутылку самогона из тёщиной комнаты и присосался к ней. На одном дыхании пол-литра осушил и полез в холодильник на кухне, где холодец из свиной головы юбилея дожидался.

Но теперь не до юбилея. Он когда ещё наступит, а стресс уже наступил, и его срочно пришлось запить и заесть.

А Лена как увидела, что Артём половину запасов уничтожил, обиделась:

– Раз в двадцать лет юбилей совместной жизни, а ты два дня подождать не хочешь.

Жадин к тому времени успел бутылку самогона выпить и со второй наливал в кружку.

– У меня стресс, – ответил Артём. – Я всю ночь на работе.

– Знаю я твои работы. С деревни переехали специально, так ты и здесь успокоиться не можешь.

– Мне твои подозрения надоели. Слушать их больше не могу.

Артём быстрее налил в кружку и сделал большой глоток.

– А ты слушай, пока есть кого, морда бесстыжая. Позоришь меня на весь город.

– Да серьёзно говорю: на работе был. Если не веришь, давай диспетчеру позвоним.

Лена руки в бока упёрла и сверлила Жадина взглядом.

– Ладно, – согласилась она. – Звони диспетчерам.

Артём давай быстрее набирать номер, но Лена вырвала телефон у него из рук.

– Я сама. Знаю, как ты позвонишь. Где у тебя диспетчер? Что тут? Антон? Какой Антон? Может, ему позвоним. Наверняка, баба какая-то Антоном записана.

– Солнышко, – сказал Жадин и сделал глоток, – Антон – с работы мужик. Я даже не знаю его. То есть знаю, но не то чтобы очень. Он ремонтник. Обещал мне аккумулятор починить.

– Сейчас мы узнаем, какой аккумулятор тебе чинить будет, – сказала Лена и позвонила Антону.

Конечно, в пятом часу ночи никто трубку не взял. И в диспетчерской тоже никто не взял. Хотя должны были.

– Хорошо, – сказала Лена. – Подождём утра.

И ушла спать, а Жадин остался на кухне допивать самогонку и доедать холодец.

А ровно в восемь Лена проснулась и сразу позвонила в диспетчерскую.

– Здравствуйте, – приятным голосом сказала она. – Я жена и мама Артёма Жадина, хочу узнать, где мой муж по ночам шляется. Говорит, что на работе всю ночь гайки ваши крутил по-электричеству. Врёт ведь, признайтесь. Только вы не врите, потому что я враньё за сто километров чувствую.

А трубку телефона, как назло, взял Шнобелевский Георгин Валентинович. Он как услышал приятный женский голос, засмеялся и на выдохе со смехом ответил:

– А кто такой Жадин? Мы такого даже не знаем. Никакого Жадина здесь нет и не было никогда, кроме вчерашней дневной смены.

– Я так и думала, – ответила Лена и бросила трубку.

Георгин Валентинович посмеялся и отправился курить в специально отведённое место. И когда Крошкин робко спросил: «Почему Вы смеётесь?», радостно сообщил: «Опять Лена Жадина звонила. Снова Артём всю ночь бродит где-то».

– Так он работал чуть ли не две смены.

– Мда? – Георгин Валентинович почесал макушку. – Ну и ладно.

И засмеялся снова.

30 ноября 2016

Смех выдал Георгина Валентиновича.

Лена, как услышала, что кто-то хохочет за дверью, сразу поняла, что это Шнобелевский.

– Не открою, – сказал она.

– Мы к Артёму. С работы. Срочно нужен, позови, пожалуйста.

– Вместе шлялись? Ведь только что ты по телефону отвечал. Или опять обманули. В подъезде ждали, морды ваши бесстыжие, когда самогон вынесет.

– Совсем нет, – стал было оправдываться Георгин Валентинович. Даже смял в руках от волнения шапку, но сразу пресёк себя и возмутился: – Вы как разговариваете с нами?! Мы всё-таки диспетчера! С работы Вашего мужа.

Лена посмотрела в глазок и увидела там усатую физиономию Георгина Валентиновича и Тиму Крошеля с глупой вытянутой улыбкой на губах.

– Удостоверения покажите.

– А Вы дверь откройте – мы покажем, – подал голос Тима.

– Показывайте в глазок.

– В глазок не видно ничего.

– Я увижу. Не сомневайтесь. Не первый год замужем.

Вздохнул Тима, загоревал, хотел было даже заплакать, чтобы жалость у тёти вызвать, но Георгин Валентинович отпихнул в сторону сына, достал из кармана удостоверение и открыл его перед глазком.

– Смотрите: вот написано: «Пятая группа», вот предприятие, имя и фамилия. До экзамена ещё полгода и три дня. Что ещё нужно?

– Талон давайте.

– Что? – Шнобелевский засмеялся опять. – Зачем талон?

– Выдирайте, говорю, талон и давайте мне.

Шнобелевский почесал затылок.

– Нет, ну это слишком. И какой талон дать?

– Четвёртый.

– Что? Ну уж нет. Я лучше как-нибудь без Жадина обойдусь, чем четвёртый талон отдам. Он, всё-таки, самое ценное, что у меня есть. После него только увольнение.

– Не хотите – как хотите.

– Тётя, позовите, пожалуйста, Артёмку, – затянул унылую песню Тима.

Шнобелевский толкнул его и погрозил пальцем.

– Или талон, или никаких вам Артёмов сегодня, – сказала Лена и заглянула на кухню, где Жадин в обнимку с бутылкой полулежал на столе.

Шнобелевский почесал затылок, посмотрел на Тиму, который готовился заплакать, подёргал усы за кончики, снова посмотрел на Тиму и сказал:

– Первый.

– Третий, – ответили из-за двери.

– Первый.

– Второй.

– Второго нет. Выдрали.

– Значит, и первого нет.

– Откуда Вы знаете? Может, у нас не по счёту выдирают.

– Я не первый год замужем. А, точнее, двадцатый. Из-за вас, кстати, праздник мой отменился. Холодца нет, самогона тоже. Вы зря сюда пришли, кстати.

Тима Крошель стал тихонько скулить. Шнобелеский пнул его незаметно по ноге и погрозил пальцем.

– Выдирают не по очереди. За разные нарушения разные талоны. Возвращают через год. За примерное поведение могут вернуть раньше.

– Все они так говорят.

– Да кто все?

– Нарушители. Все говорят одно и то же.

– Мы диспетчера.

– Все так говорят. Кого ни спроси – все начальники. Все грозят, обещают разобраться. Слышали, плавали. Не первый год замужем.

– Елена… Как отчество? – уголком усов шепнул Георгин Валентинович.

Тима пожал плечами.

– Елена, Вы нас простите великодушно. Позовите, пожалуйста, Артёма. Он очень нам нужен. Производство подвига требует. Можно сказать, страна к Вам пришла в нашем виде, а Вы нам открывать не хотите.

– Ты мне зубы там не заговаривай, – ответила Лена. – Я ваши песенки сладкие сто раз слышала. У меня, кроме Артёма, ещё два ребёнка есть: девяти и двенадцати лет.

– Но мы взрослые, – сказал Георгин Валентинович и погрозил кулаком Тиме, который изобразил своё самое готовое заплакать выражение лица. – Вся страна на Вас смотрит и осуждает, что Вы электричеству запрещаете по проводам течь и давать людям свет, радость и всего хорошего, чего пожелаете сами. Вы чего желаете?

Георгин Валентинович замер, предвкушая услышать нужный ответ, но Лена была непреклонна:

– Четвёртый талон.

Георгин Валентинович хохотнул, почесал затылок и сказал Тиме:

– Гаси автомат.

Тима растерялся и промямлил:

– Разве можно? У нас границы балансовой принадлежности по болтовые соединения на вводе в щитовой дома.

– Гаси говорю.

– Мы право не имеем. По инструкциям производства.

Георгин Валентинович оттолкнул Тиму в сторону, открыл щиток, посмотрел номер квартиры Жадиных и отключил все их автоматические выключатели, потому что пакетный выключатель пальцами повернуть не смог.

– Вот видите! – сказал Георгин Валентинович. – И так будет во всём городе, если Вы нам Артёма на смену не дадите. Вы разве этого хотели? По телевизору сейчас как раз очень интересный сериал показывают про любовь и всякие остальные хорошие вещи, а Вы пропускаете его из-за каких-то Ваших выдумок женских.

– Теперь точно Артёма никуда не пущу, – ответила Лена из-за двери. – Если уж сериал про любовь испортили мне, будете под дверью сидеть до самого нового года.

О новом годе, конечно, лучше было молчать. Потому что, как только Тима узнал, что пропустит новый год, перестал сдерживаться и заплакал в полный голос.

Георгин Валентинович подлетел к Тиме:

– Ты что? Ну-ка перестань! А вдруг кто-нибудь увидит. – И оглянулся по сторонам. – Немедленно прекрати плакать. Мы диспетчера, мы белая кость, мы выше всех этих водителей-электриков.

Шнобелевский схватил Тиму Крошеля за шкирку и хорошенько встряхнул. Тима заревел сильнее и стал размазывать слёзы варежкой по лицу.

– Тише. В соседнем доме Гоша Плотников живёт. Вдруг увидит нас через окно на лестничной площадке. Или в гости к Жадину припрётся. Они же друзья закадычные.

Георгин Валентинович сильнее встряхнул Тиму и приподнял его немного от пола. Тима повис на руках папы, продолжая плакать.

– Да уймись же ты, – Георгин Валентинович потряс Тиму в воздухе, бросил на пол и в сердцах влепил ему пощёчину.

И тогда Тима так завыл, что на девятом этаже огромный кот породы мейн-кун, который с удовольствием всё это время, прислонив ухо к двери, слушал, как Лена ругает плохих мужчин, отпрыгнул в сторону, снёс вазу с цветами на тумбочке, шмыгнул в комнату и затаился под кроватью.

Георгин Валентинович схватился за голову и в ужасе стал мять шапку на голове. Сначала он, конечно, хотел выдирать из неё волосы, но вовремя вспомнил, сколько она стоит.

– Тимочка, пожалуйста, Тимоша. Заткнись, пожалуйста. Я тебя с собой на охоту возьму. И ружьё новое дам пострелять по голубям и пчёлам. Помнишь, на «Весёленькой» пчёлы у Жирняева?

Тима ревел в голос.

– Я тебя очень прошу, Тимочка, дорогой ты мой друг закадычный, плачь потише хотя бы.

Шнобелеский наклонился к Тиме и слегка приобнял его. Тима опутил голову на плечо папы, зарылся лицом в медвежью шубу, вдохнул запах тайги и брусники, вздохнул, шмыгнув носом, успокоился и заплакал тихо-тихо.

– Всё хорошо, – сказал Георгин Валентинович, положил руку на голову сына и погладил её. – Проживём как-нибудь без электричества. Восемнадцать веков жили, и теперь проживём. В темноте, разумеется, и без сериалов про любовь, но мы диспетчера, белая кость, мы сможем.

Полумрак подъезда едва освещала одинокая лампа, на улице утро боролось с ночью, а Тима плакал у папы на плече, а Шнобелевский вспоминал как давным-давно таким же юным и скромным парнем, приехал в город на стройку, как работал грузчиком в магазине, как торговал фруктами в киоске на морозе, пока случайно по блату не устроился в энергоснабжающую организацию. И сразу диспетчером. Потому что время было такое. Каждый выживал, как мог.

За дверью Жадиных послышались звуки, загремел замок, дверь открылась и весь дверной проём затмила Лена. Она возвышалась над идиллией папы и сына. Шнобелевский посмотрел на неё снизу вверх, продолжая гладить голову сына, Лена покачала головой и сказала:

– Ладно. Позову вашего Артёма. Только на горке не катайтесь.

Развернулась и пошла в квартиру.

Шнобелевский сразу выпрямил спину, отодрал от себя Тиму, поднялся, погрозил Тиме пальцем и поправил шапку на голове. Тима поднялся вслед за папой, утёр варежкой щёки и, шмыгая носом, встал рядом с ним.

Так они и стояли, два одиноких диспетчера, которые хотели сохранить премии. И они бы их обязательно сохранили, если бы Жадин способен был говорить, или хотя бы идти.

Лена с трудом приволокла мужа из кухни.

– Я передумала: катайтесь с горки. Его первого спустите, – Лена ткнула в Артёма пальцем.

Когда диспетчера ехали в лифте, они молчали. Георгин Валентинович думал о чём-то своём, а Тима вообще ни о чём не думал. Только глупо улыбался.

На третьем этаже Шнобелевский нарушил тишину:

– Сколько раз уже? Ничего не помогает, а это проходит. Женщины – такие женщины.

Тима продолжал глупо улыбаться, а Георгин Валентинович вдруг хохотнул и сразу замолчал. А потом двери лифта открылись и с улицы повеяло морозом и ожиданием чего-то нехорошего.

Оглавление

24 ноября 2016

27 ноября 2016

28 ноября 2016

29 ноября 2016

30 ноября 2016