Неуправляемая, или Неделя вне дома [Эверест Правдин] (fb2) читать онлайн

Эверест Правдин Неуправляемая, или Неделя вне дома

Глава 1. Уход из дома

Все говорили, да и по сей день некоторые говорят, что я неуправляемая. Есть немного, но сейчас я более-менее спокойная, а вот год назад, в восьмом классе, просто с ума сходила.

А всё из-за одной истории, которая случилась в том году осенью.

Началась она с ругани родителей. Они ругались до драк, пол-ночи могли вопить. Я серьёзно. Сколько раз я их просила: «Не орите, я спать хочу, мне завтра рано вставать!» – ноль внимания. Игнор полный. Прямо как во снах бывает: кричишь во всю глотку, а тебя не слышат.

От школьных учителей тоже добра не жди. Они какие-то холодно-бетонные, никогда понять не хотят. Сколько раз я им говорила, что не смогла сделать задание по независящим от меня обстоятельствам – всё нулём, никто не слышит, не понимает, не хочет понять. Почему-то школьные учительницы, особенно те, что постарше, считают, что все дети, сидящие у них на уроках, должны быть опрятными, из хороших семей, где никто никогда не ругается и друг другу не мешает, со всегда выполненным домашним заданием и готовностью ответить. Других учеников не может быть. А если есть, то их надо загнобить. И хоть ты тресни, никогда такие учителя своё мнение не изменят, на уступки не пойдут.

Нет, не все такие, конечно. Есть у нас пару молодых преподавательниц, которым можно и завтра, и послезавтра донести эти треклятые задания. Как раз таким я обычно всё сдаю вовремя. А старых тёток, нудных и зацикленных на домашке, люблю позлить. Ух, и бесятся же они, когда я что-то не приношу или на занятии начинаю дурака валять! Это надо видеть.

Про одноклассниц вот что скажу: от многих мутило, да и сейчас мутит. Оденутся с иголочки, волосок к волоску, глазки подмазаны, туфельки на каблучках, нежным голоском поют, несут учительницам дополнительные задания, а те и умиляются, дескать, как хорошо девочка-заинька приготовила доклад про бабушку, которая в Великую Отечественную воевала на фронте! Какая умница, заинька, ангелочек, пять ей, да ещё пять, да ещё сто двадцать пять! Только девятого мая эта заинька наденет короткую юбчонку, блузон с вырезом до пупа, шпильки и пойдёт не поздравлять «вонючую бабку», как она называет свою бабушку-героиню среди друзей, а бухать с пацанами и девками. До чего же тошно от этого притворства! Как-то раз я одной такой особе врезала по морде… Но не будем на этот случай отвлекаться.

Одноклассники, честно говоря, не лучше одноклассниц. От горшка два вершка, а похотливые, как сто чертей. Нет, конечно, есть и нормальные, например, Авдей Ракушкин, но в тот год, про который пойдёт речь, его ещё с нами не было.

А так, если и были в классе хорошие люди, то я с ними не общалась. Не могла найти общий язык ни с кем.

Вот такая невесёлая обстановочка была у меня в начале восьмого.

Тут-то меня и начало колбасить. В один день, который я, наверное, на всю жизнь запомнила, я побрилась налысо. Без шуток говорю. Волосы у меня были длинные, прямо до задницы, моя мать их очень любила. А я их все состригла, а потом ещё и побрилась.

Провернула я эту операцию как раз тогда, когда родители ругались. Дело в том, что я попыталась их успокоить, а мать грубо сказала, что это не моё дело, и чтоб я шла куда подальше. С этого момента я решила с ней все отношения разорвать. Побрилась, и все волосы оставила в ванной. Пусть любуется.

Мать сначала завопила на отца, мол, что здесь волосы твоей суки делают, а потом поняла, что это мои, да как заистерит!

С тех пор она ещё больше меня стала ненавидеть. Но я не жалела о том, что побрилась. Мне стало гораздо легче без этих сухеньких длиннющих соломинок, путающихся и секущихся. Хоть мать и кричала, что неженственно, что я и так всё время в штанах хожу, и какой ужас, но мне так больше нравится. И вообще, каждый ходит, как ему удобно, и нечего других за это осуждать.

Так, с бритой башкой, ненавистью матери, воплями по ночам и двойками-тройками я дожила до осенних каникул.

В первый же день каникул мы с матерью поругались конкретно. Отец уехал к своей маме в другой город, мне бабушка сама говорила, что он у неё, а мать всё долбит: он шляется, он у какой-то бабы, он шляется. Я стала отца защищать, она стала на меня кричать, короче, мы разругались вдрызг. Но стоило лишь матери обронить «Убирайся, чтоб я тебя больше не видела!», как я тут же пошвыряла самое необходимое в рюкзак, какой-то еды похватала и ушла.

– Иди, иди! – приговаривала мать, видя мои сборы – Посмотрю я, насколько тебя хватит. Приползёшь как миленькая, на коленях будешь прощения просить! – ага, щас!

И я ушла из дома. Думала, у меня до фига других родственников, которые меня знают, любят, уж наверное не оставят без помощи.

Первым делом я звякнула Асенковым. Асенков Адам мне приходится дядей со стороны отца. Бедная, правда, у него семья, но у них есть бесценное сокровище – Лида, моя кузина. Такого искреннего и доброго человека вы вряд ли где-то найдёте. Она на год младше меня, но в чём-то, мне кажется, даже умнее, чем я.

Первым делом я позвонила Лиде, поговорила с ней, потом спросила, нельзя ли к ним в гости приехать, и аккуратно намекнула на ночёвку. Она сказала: «Сейчас у мамы спрошу» и зависла минут на десять. Я жутко испугалась, думала, ну всё, точно нет. Однако, я ошиблась. Лида сказала, что в гости я могу явиться, хоть сейчас, они рады будут, а вот про ночёвку ни полслова. Ну ладно, на месте договорюсь.

Хотела было двинуть, но вспомнила, что деньги и вещи для Лиды остались дома. Пришлось вернуться. К счастью, мать куда-то усвистала, и я спокойно собралась. Взяла деньги, у меня их всего было пять тысяч, и поехала.

Асенковы живут в бедном районе, на окраине. Я б сказала, что это бомжатник, хотя, конечно, бывает и хуже.

Глава 2. У Асенковых. Печальные новости

Припёрлась я на их станцию, подошла к дому, и заметила Лиду.

Глянула на неё – и сердце у меня сжалось. Идёт в тоненькой куртейке, хотя на улице всего плюс пять, в капроновых штопаных колготках, в старой юбочке, стоптанных туфельках и без шапки.

– Лида! – кричу на всю улицу – Привет! Что ж ты так легко одета, солнце моё!

А она так обрадовалась, увидев меня, подняла свои большие серо-голубые глаза и улыбнулась:

– Привет! Боже, как я рада тебя видеть! – а губы все синие, и зуб на зуб не попадает.

– Да ты совсем замёрзла! – я сняла с себя куртку, а она у меня тёплая, отцовская, и накинула на Лиду. А она будто этого не замечает, всё на меня смотрит.

– Ты чего это… Без косы, что ли? – а лицо такое удивлённое. Ну да, мы же с лета не виделись, она и не знает, что я с бритой башкой.

– А вот да, всё, тютьки, была коса и сплыла. Просто надоела мне эта тоненькая длинная волосня, она вечно путалась, Раздираешь её с матюками, с утра взвинченный, злой, нервный. То ли дело – спокойно встал, по голове рукой провёл, и иди куда хочешь! – стала разглагольствовать я.

– Ну, ты даёшь, слушай. А что родители сказали?

– Мать раскудахталась, а отец одобрил. – Думаю, ему по барабану, просто назло матери сказал. Они всё друг другу назло делают, нет, чтоб сесть, поговорить, по-человечески разобраться. Детский сад какой-то.

– Не, ну это вообще! Кто бы мог подумать… – Лида до сих пор отойти не могла от шока – Слушай, а ты ведь так замёрзнешь! – спохватилась вдруг она – Пошли быстрей домой, бегом!

– Мне ничего не будет, – отмахиваюсь – а наешь что, я тебе такую школьную форму привезла!

Я прекрасно помнила, что без подарка к родственникам, в том числе и к Асенковым, нельзя. Иначе будут смотреть на тебя, как на непрошеного гости и постараются побыстрее выпроводить.

А у меня как раз лежала какая-то совсем новая юбка, которую мне отдала мать, зная, что я только в штанах хожу, и кофточка с кружевами, которую мне вот прям-таки навялили в прошлом году, и в итоге я её ни разу в жизни не надела. А Лида как раз такие наряды любит. Помимо этого, я ещё конфеты и чай купила. В общем, подарки есть, а значит, есть шанс, что меня здесь некоторое время потерпят.

Дошли мы до лидиной квартиры, и там нас встретила её мать. Такая же худенькая, как Лида, только ниже ростом, совсем миниатюрная. И дядя вываливается, два метра ростом, сто двадцать килограмм веса, хотя, по-моему, сейчас все сто пятьдесят. Обрюзгший, лицо серое, чуть ли не чёрное. Отвратительно выглядит.

– Здрасьте. – говорю и сразу сую тёте в руки чай и конфеты. Её довольно неприветливое лицо сразу меняется:

– Ой, Лиюшка, заходи, я сейчас переоденусь и к вам приду. Ставь чайник. – это дяде.

Я по привычке стала глазеть по сторонам. В квартире было как-то голо, неуютно, мебели мало, она вся ободранная. В углу, в прихожей, висели куртки, которым на вид лет по сто, была навалена куча обуви, половину из которой смело можно было выкинуть.

Я сразу как-то зажалась. Даже неловко оставаться у Асенковых на ночёвку. Видно, и так им денег не хватает, а тут ещё меня принесло.

Вообще, я всегда зажимаюсь. Бедных боюсь стеснить, лишний кусок съесть, богатых тоже боюсь потревожить. Вечно мне кажется, что я лишняя.

Наконец, вышла лидина мама в нарядном домашнем халате.

– Ну, что, Лия, как у родителей дела?

– Дела? – я как-то смешалась – Не знаю, вы лучше посмотрите, чего я Лиде привезла. – проще сменить тему, чем придумать нормальный ответ.

Лидина мать посмотрела подарки и прямо расцвела. Лиде всё подошло, и тётя тут же стала сама любезность.

– Ой, Лиюшка, спасибо тебе большое, всегда нас выручаешь! А то ведь я одна на трёх работах, пашу, как вол, денег не хватает, а Лидочке-то надо учиться, да в школе прилично выглядеть. Иначе никак в люди не выйти… – Да разве ж только это важно? Сейчас, среди всякой мерзости и подлости, надо уметь драться, кусаться, пробиваться, где-то кого-то послать матом, где-то с кем-то поцапаться, где-то кого-то побить, а Лида вовсе не такая. Будет, в лучшем случае, тихонько плакать в сторонке. И она вовсе не настойчивая. Ей один раз отказали, один раз раскритиковали – она больше и пытаться не станет, будет сильно расстраиваться. Быть бы ей хоть чуть-чуть увереннее в себе!

– Да, Лида очень умная и способная. – поворачиваюсь к ней – Да, да, даже умнее, чем я! И да, ты мне говори, если кто тебя обидит, я ему череп размозжу.

– Кому здесь её обижать! – встряла тётя. Каждой бочке затычка.

Я обняла Лиду, и почувствовала, что она дрожит. То ли мёрзнет, то ли ещё чего.

– Ты почему дрожишь? – спросила я.

– Замёрзла, видимо. – ответила за неё мать. Бесит, тоже мне комментатор. – Пойдёмте чай пить.

Тётя ушла, а я посмотрела в лидины глаза и увидела, какие они грустные. Я хотела спросить, что случилось, но Лида тихо сказала:

– Да, пойдём на чай. – и ушла в кухню.

За чаем лидина мать без умолку болтала о том, как Лида хорошо учится, и какие надежды подает. А сама Лида, скромняга, сидит и лишь иногда застенчиво улыбается, когда её хвалят. Но все эти тётины похвалы звучали очень неестественно. Такое впечатление, что она привыкла только тявкать на всех вокруг, а сейчас делает вид, будто она хорошая и добрая мама.

Асенковы ели конфеты, а я дула один чай. Есть ничего не хотелось: во-первых, я нервничала, а во вторых, у меня очень часто пропадает аппетит. Помню, в детстве родители как-то на меня наорали во время обеда, а я потом два дня куска в рот не брала. Я серьёзно. Так вот, мало того, что аппетит пропал, ещё и нервяк такой, что я даже ногой стала дрыгать, прямо качучу под столом отплясывать.

– Ты чего? – спросила Лида

– Ничего. – я на секунду прекратила, а потом опять стала дрыгать ногой. Волновалась страшно.

Попили чай. Я дождалась, пока дядя с Лидой выйдут, и спросила у её мамы:

– Тёть Ира, а можно я останусь у вас ночевать? – она посмотрела на меня, как будто я у неё миллион долларов заняла и обанкротилась. – Я могу на полу спать, и еды мне не надо. – сказала я, но, видя выражение её лица, вдруг взбесилась. Меня как понесло! – Да, что же это! У вас разве места для родственника не найдётся на одну-единственную ночь? Мне некуда идти! – я аж покраснела, со мной такое редко бывает – Ну, что вы крыситесь, что я вам такого сделала, чем я перед вами виновата, тем, что на свет появилась?! – меня аж в жар бросило – Ну, тогда я уйду, ничего мне от вас не надо! Вот пойду к реке и расшибусь там, чтобы вам было стыдно на моих похоронах! – схватила рюкзак и принялась махать им во все стороны. Честно, если меня довести, я неуправляемая. – До свидания, спасибо за тёплый прием! – поддела я тётю напоследок.

Я уже была у двери, но на моём пути встала Лида и обняла меня, так душевно и трогательно, что я тут же остыла. Обняла Лиду в ответ, а она стояла и тихонько плакала. То ли из-за меня расстроилось, то ли из-за чего-то ещё.

Мне сразу стало стыдно, что я так разоралась. Но на меня бывает, находит. Терплю, терплю, а потом как взрываюсь!

Лидина мать, как увидела нас, так сама растрогалась.

– Ладно, Лия, оставайся. Я и так не против была, но только на одну ночь.

– Спасибо, мне больше и не надо. Вы извините меня за то, что я тут раскричалась.

– Наоборот, хорошо, что пошумела. – сказала Лидина мать, причём как-то зло – Ясно, что этого пьяницу опять где-то носит. Так бы он вышел на крики. Значит, бухать ушёл… – пробормотала она себе под нос, потом вдруг что-то вспомнила и ушла.

– Это ещё что такое? – спросила я у Лиды – Адам Васильевич пьёт? – Лида кивнула, а глаза прегрустные.

– А работа у него есть? – спрашиваю, а сама чувствую, как сердце колотится. Только этого не хватало.

– Не-а.

Сволочь такая! Сколько с ним ввозились родители, чтоб он бросил пить, сколько на него сил потратили, нет, он опять за своё!

– Ну, ты не переживай…

Не переживай! Хорошо сказать. Так вот из-за кого у них денег нет… Только почему тогда тёть Ира не разведётся, не выгонит дядю? Непонятно.

– Слушай, – сказала я Лиде, когда мы ушли в её комнату – Я ведь зря раскричалась, да?

Она не ответила. Села, задумавшись, смотрит в окно.

– Глупо, конечно, не надо было так. – продолжила я, но мысль так и не закончила. Тоже задумалась.

– Вы чего без света сидите? – ворвалась тётя Ира – Надо включить, окна закрыть и постель организовать.

Вот вечно, когда сидишь, медитируешь или думаешь о чём-то приятном или важном, врываются донельзя деловые люди и начинают тарахтеть, мол, надо то сделать, надо это сделать. Причём ведь сущие пустяки, ерунда, которой можно заняться позже! Весь настрой сбивают и злят.

Лида, видимо, поняла, что я испытываю. То ли у меня на морде всё написано, то ли она как-то меня чувствует, в общем, она поняла, что я начинаю раздражаться и тихонько погладила меня по руке, мол, не обращай внимания, мать скоро уйдёт, и мы спокойно посидим вдвоём, подумаем.

Удивительный человек моя кузина, конечно. Маленькая, хрупкая, а так здорово гасит все мои мощные взрывы эмоций. Как ей это удаётся?

Когда мы с тётей Ирой сделали всё, что она хотела, и она, наконец, оставила нас в покое, мы с Лидой разговорились. Она разоткровенничалась и поведала мне о своих любовных делах. Видно было, что это её очень волновало.

Эх, слушая её, я себя почувствовала какой-то старой деревяшкой. У девочки, всего на год младше меня, кипят страсти: она втюрилась в какого-то одноклассника, а в неё влюбился какой-то парень из восьмого… А у меня всё без затей: я никого из школы не люблю, и меня никто не любит. В седьмом классе, правда, была какая-то девочка, которая мне очень нравилась, но там тёмная история была, можно сказать, она сама меня в себя влюбила. А сейчас я её избегаю, у меня с ней плохие ассоциации. Напоминает мне о том, какой глупой я была год назад.

Есть лишь один человек, которого я люблю больше всех на свете, за которого, не задумываясь, отдала бы свою жизнь – Лида.

В двенадцать ночи Лида уже захотела спать, и мы легли, я на полу, она на кровати. Лида быстро заснула, а для меня началось мучительное время.

У меня здорово был сбит режим, потому что я не привыкла ночью спать. Полночи я обычно не могла даже задремать из-за воплей родителей, а потом эти ругающиеся заразы спокойно засыпали, а я начинала думать.

Думать я могу полночи. Иногда такие мысли в голову приходят, так волновать начнут, что весь извертишься, и всё желание спать уходит. Я так до пяти-шести утра могу продумать. Бесит это, особенно в школьное время. Устал, хочешь спать, а всё равно думаешь.

Правда, когда я стала подрабатывать, я стала засыпать гораздо быстрее. Может, потому что есть хоть какие-то деньги и от этого на душе спокойнее, ну, или просто гораздо больше устаю.

Но тогда я, как обычно, стала думать и ворочаться. Всё время ворочалась, как же это достало!

Продумала я до самого рассвета, а спать по-прежнему не хотелось. Но и думать я уже устала.

– Почему не спишь? – вдруг раздался лидин голос.

– Да, не хочется что-то спать мне, всё думаю.

– О чём? – она слезла с кровати и села ко мне. – Переживаешь? Эх, зря я тебе сказала про отца!

– Не в этом дело. Я всегда думаю. Хочу заснуть, а думаю, думаю, думаю обо всём на свете… Как это тяжело, если бы ты знала!

– Не переживай, думать – это хорошо. – и стала гладить меня по голове, приятно так. И стала рассуждать, почему не так уж и плохо, что я всё время о чём-то размышляю. И так это было здорово, что я расслабилась и заснула.

Встала я поздно, уже день на дворе был. Я лежала в комнате одна. Рядом с собой я обнаружила записку: «Лия, я тебя будить не стала, ты вчера очень поздно заснула, высыпайся. Если отец вернётся и будет пить – не обращай внимания, постарайся не попадаться ему и побыстрее уйти. Если нет – жди нас к обеду, мы ушли по делам. Целую, Лида»

Я взяла записочку и положила её к себе в рюкзак. Вообще у меня вещей очень мало, только самое необходимое, но приятные мелочи я храню. Они меня как-то подбадривают.

Потом достала кое-какой еды из рюкзака, поела. Я мало ем, могу забыть про обед и про ужин, но завтрак мне нужен обязательно.

Подкрепившись, я вышла в прихожую и чуть не упала. На полу прихожей, развалившись, лежал дядя Адам с красной неприятной мордой и храпел. Небось хорошо напраздновался на тётины деньги, тварь.

Я взяла с тумбочки ключ и тихо вышла. Потом звякнула тёте, чтобы узнать, где она и отдать ключи. Оказалось, что Лида ушла в одно время с ней, но не по делам, а гулять со своим любимым другом. А тётя Ира была на рынке, где мы и встретились.

По правде говоря, мне было очень грустно рассказывать ей про дядю, ведь она, как услышала про то, что он пьяный лежит в прихожей, так помрачнела и задумалась.

Но под конец я набралась смелости и спросила:

– А он часто так напивается? – та кивнула. – А почему Вы с ним тогда не разведётесь? Не выгоните его?

Тётя посмотрела на меня так, как будто я спятила:

– Как же его можно выгнать? Нет, я Адама не… Не смогу.

– Тёть Ира, я понимаю, что Вы его любили, он, может быть, был заботливым, добрым, но сейчас же он отупел, кроме бухла ничего не видит, всё пропивает! Он же только разоряет теперь! А Вам о Лиде надо подумать, сейчас она в приоритете!

Тётя Ира смотрела на меня, как будто я совсем сдурела. Ну и ладно.

– Ну, хорошо, не мне Вам советовать. До свидания, тётя Ира, спасибо за всё, Лиде привет! – и я ушла. Боялась опять разойтись. Меня возмутило это: «Нет, Адама не… Не смогу!» Конечно, Адамушка, любовь всей жизни! Такой любви Лида достойна, а вовсе не дядя!

Я так разволновалась, что кровь носом пошла, со мной такое часто бывает. Пришлось остановиться ненадолго и подождать, пока она остановится.

Я села на какой-то забор и стала вытирать нос. Позавчера, на пути к Асенковым, я успела позвонить тёте Емельяненко, она сказала, что будет рада, если я заеду, а когда я стала говорить про ночёвку, то сослалась на какие-то дела и прекратила разговор, в общем, ушла от ответа. Мне это не понравилось, но я всё же пошла к Емельяненко, тем более, их семья недалеко от Асенковых живёт, в Автово. Даже на метро можно не садиться, идти всего две остановки. Только по пути надо заскочить в продуктовый и купить приличных конфет.

Вот почему я так и переживаю за Лиду Асенкову – в ней, единственной из родственников, нет гордыни, пренебрежения и холодного отчуждения, присущих всем остальным. Тем же Емельяненко надо обязательно покупать что-то приличное, дорогое, иначе они на тебя посмотрят, как на бедненького жалкого родственничка и выставят.

А к Лиде можно прийти без подарка, она мне и так будет рада. И тётя раньше была гостеприимной, когда идиот дядя не пил. Это в последнее время крысится, если с пустыми руками явишься.

Я чувствовала, что ещё два-три родственника, и у меня не останется ни копейки. Всё пойдёт на эти грёбаные подарки.

Начался мерзкий мокрый снег. Гадость. Я промокла и замёрзла. Зато кровь остановилась, правда, успела мне полкуртки загадить, паршивая.

Глава 3. У Емельяненко. Новый друг

Когда я добралась до Емельяненко, я промёрзла насквозь, и вид у меня был ещё тот. Вся в кровище, которую было просто нечем смыть, мокрая, с фиолетовыми руками. Но мне было уже плевать. Я позвонила в дверь.

Открыл мне двоюродный брат. Честно сказать, он придурок.

– А чё у тя с рожей? – с порога брякнул он. Ни здрасьте, ни до свидания – ничего от него не дождёшься.

– А у тебя чего с рожей? Весь в прыщах! – специально позлила его. Он бесится, когда говорят про его прыщи, а мне не нравится, когда со мной не здороваются.

– Кто там, Санечка?

– Гости с Васьки. – обьявил он. Никогда по имени не назовёт, я у него – «гости с Васьки».

– Гости?! – выскакивает тётя с таким лицом, как будто к ней стадо пропойц вломилось. Увидела меня – и испуг прошёл.

– Дурак, это же Лия, да, она меня предупреждала, что придёт! А ты – «гости»! Я уже думала, человек пять притащилось. Иди отсюда. – это кузену. Он потоптался на месте, но не ушёл:

– Здрасьте, – сказала я – тёть Таня, это Вам.

– Привет, ой, спасибо, спасибо большое! – суетливо сказала она, взяла конфеты и сунула их кузену, потом поспешно взяла обратно:

– Ему только дай, всё слопает. Пойду, спрячу.

– Кто там? – к нам вышла сестра Саши Оксана. – О, Лия, привет! Сколько времени не виделись! – мы обнялись.

Оксана очень красивая: у неё кудрявые тёмные волосы, густые брови и ресницы, большие карие глаза. И при всей своей красоте она очень умная и сильная. Респект.

Но Оксана какая-то холодная. Она очень правильная, но при этом как будто бесчувственная. Мне кажется, если бы у меня вдруг остановилось сердце, и я грохнулась, Оксана бы не стала ахать, охать, а тут же бросилась меня спасать, однако если бы ей это не удалось, она бы не заплакала.

– Слушай, что у тебя с лицом? Тебя кто-то ударил?

– Не, я просто переволновалась, и кровь носом пошла.

– Точно? А что случилось? – видно было, что не особо ей интересны эти мои дела, и не очень она за меня переживает.

– Да, у Асенковых проблемы. Слушай, Оксана, можно где-нибудь умыться?

– Не можно, а даже нужно. Что же мама с братом ничего не сказали, куда смотрели? Саня, вот ты куда смотрел? – брат всё это время топтался в прихожей.

– Да, я спросил, что у неё там… – Оксана только рукой махнула.

– Ой, а кто тебя так подстриг? – спросила она, когда я сняла шапку.

– Никто, я сама.

– Сама? Ну, ты смела, конечно, не по годам! – Оксана улыбнулась. – Тебе ещё лучше будет, если ты чёлку отпустишь с этой стороны… – и, пока я отмывалась от крови, она рассказывала, какие короткие стрижки мне пойдут. Она всё правильно говорила, я сейчас чёлку отпустила, мне правда идёт.

Но тогда мне другое было важно знать: можно ли переночевать. Оксана, когда я её об этом спросила, даже слегка удивилась:

– А что с родителями? Почему у них нельзя ночевать?

– А они меня чуть не прибили, знаешь, они всё время ссорятся, жить с ними невозможно.

– Саня! – кузина позвала брата. – Он у мамы любимчик, если он спросит, шансов, что мать не откажет, больше. – пояснила она.

Вошёл кузен. Оксана принялась ему растолковывать, что от него требуют. Он минут двадцать не втыкал, что происходит. Потом вроде понял и пошёл к матери.

Сначала ничего не было слышно, наверное, Саня мямлил. Но вот ответ тёти Тани я хорошо различила.

– Я всегда знала, что сестра – энергетический вампир. И её муж не лучше. – начала она. Про моих родителей, значит, говорит, а про меня ни слова. Понесла потом какую-то бредятину, мол, ссоры их подпитывают, бла-бла-бла… Минут двадцать разглагольствовала, всякую чушь порола, наконец, выдала:

– Ну, Лия не будет жить у нас, это исключено. – Да не жить я у них собралась! С чего она это взяла?

Я взяла свои вещи и пошла к выходу. Пропади они пропадом, эти Емельяненко! Кроме Оксаны, никто не заметил, что их родственница вся в крови, не поинтересовался, нужна ли мне помощь, не догадался, что мне неплохо бы умыться… И Оксана тоже придумала – брата своего послать к маме. Лучше бы я сама с ней поговорила.

– Ты куда? – спросила Оксана. Хотела ответить: «В задницу!», но промолчала.

Кузену бы ещё так сказала, но ей, пожалуй, не буду.

– Мама сказала нет. – из соседней комнаты выплыл Саня с невероятно высокомерным видом.

– Я уже поняла, звёдный ты прынц! – я выбежала на улицу, чувствуя, что злая до невозможности. Быстрым шагом, яростно сжав зубы, я направилась к метро.

И вдруг я прыснула со смеху. Здорово я кузена обозвала, жаль, дурак, не поймёт, со стороны-то себя не видно.

Весь мой гнев мгновенно растаял. Если меня рассмешить, я тут же перестаю злиться. И только благодаря этому я смогла адекватно ответить на звонок Оксаны.

– Так тебе не надо ночевать? – спросила она таким тоном, как будто речь шла о каких-то пустячках..

– Ну, да, не надо, мне есть, где спать, мест полно: скамейка в парке, скамейка рядом с первой парадной, скамейка рядом с второй парадной… – съязвила я.

– Так переночевать-то у нас можно! Этот дурак матери сказал, что тебе пожить надо, она и взбеленилась. А ночевать – хоть два раза ночуй! – высочайшую милость оказали, разрешили!

– Нет, я вас теснить не буду. Принцу Александру Емельяненко будет некомфортно! – иногда я начинаю выделываться, и у меня это весьма недурно получается – Принцу Александру Николаевичу династии Емельяненко будет дурно от нехорошего духа,

исходящего от простолюдинки Лии из бедного рода Фромаковых! – от меня вообще ничем не пахнет, я просто выделываюсь.

– Не валяй дурака, а приходи. Ты просто так быстро убежала, что я даже словечко за тебя замолвить не успела. Нельзя решения так быстро, на эмоциях, принимать. Ты только услышала слово нет, и всё, удрала. А поговорить? А своего добиться?

Всё она правильно сказала, но когда ты понимаешь, что родственникам на тебя наплевать и видеть тебя они не больно хотят, и если у тебя будет трудная жизненная ситуация, они помогать не станут («Ну, Лия не будет жить у нас, это исключено»), то эмоции берут верх над разумом. И вряд ли Оксана из полной благополучной семьи может судить об этом.

Ну ладно, и на том спасибо, что на ночь разрешили остаться. Попрощавшись с Оксаной, я развернулась и пошла к дому Емельяненко.

Мне открыла Оксана. Она была очень вежлива и внимательна по отношению ко мне, но без толики душевного тепла. И кузен рядом топтался

– Ну, Ваше Величество, король Александр первый Николаевич Емельяненко, здравствуйте, к несчастью, я вернулась! – сказала я ему тоном, который чрезвычайно рассмешил Оксану.

– Чего? – сморщился тот, тупо глядя в стену.

– Ничего, Ваше Высочество, не смею Ваше Высочество беспокоить! – но тут мне надоело, и я продолжила, уже серьёзно – Иди маму зови, чудо-юдо!

– Саня, марш в гостиную. – скомандовала сестра. Он, тяжело вздохнув, поплёлся, куда ему сказали, и я вдруг от всей души его пожалела. Да, он дурачок, но может он это сам понимает, и ему тяжело, а я ещё и издеваюсь? И я решила, что больше над ним смеяться не стану.

Выплыла тётя Таня. Честно говоря, меня от неё никогда так не тошнило. Она поздоровалась, стала звать меня за стол, прямо мисс Гостеприимность, а в глазах раздражение и презрение.

Тётя Таня елейным голоском стала расспрашивать, что же у меня такое в семье, почему родители ссорятся, уж нет ли там каких-нибудь измен? «Ну нет, шалишь!» – подумала я – «Ничего я тебе не скажу!». А то знаем мы этих кумушек: расскажешь им про свою беду, они притворятся, что сочувствуют, а потом всем знакомым разболтают, да ещё и напридумывают с три короба. Так что я соврала, мол, родители по мелочам ругаются, а бьют меня за то, что я плохо учусь.

– Я бы тоже побила. – ляпнула вдруг тётя Таня. Ну, ни хера себе! Знать меня толком не знает, а уже «побила бы», чтоб её саму побили!

От ужина я отказалась. Весь аппетит пропал.

Тогда Оксана постелила мне кровать, я легла, а она ушла куда-то.

Я как-то сразу провалилась в сон, только слышала из комнаты кузена чьё-то ворчание:

– Блог ему надо вести! Тоже мне блоггер, тысяча постов, десять подписчиков! Спать иди.

Встала я необыкновенно легко, быстро поела и ушла гулять. Правда, своей куртки я не нашла, но Оксана сказала мне взять её, поскольку моя в чистке. Ну да, точно, я же саою кровью загадила.

Я вышла на улицу, и опять меня ноги принесли к дому Асенковых. Там я увидела Лиду: она шла, вся такая нарядная, с подмазанными ресницами. Я бросилась к ней:

– Лида, привет! Какая ты красивая! – со всей душой бегу к ней, хочу обнять, а она как-то раздраженно меня отталкивает:

– Погоди, я тороплюсь!

Хочу спросить, куда, но понимаю – на свиданку. И мне так больно становится, что меня бросил последний родной человек… Глаза заволокло слезами, улица закружилась и потемнела.

– Эй, ты чего? – я подскочила и увидела Оксану. Слава Богу, это сон!

– Ты чего ревёшь?

– Я не реву, то есть я реву, но только из-за того, что кошмар приснился.

– А, ну тогда спокойной ночи! – зевнула она.

– Спокойной! – но спать я уже не могла. Из-за проклятого сна я опять стала думать. А вдруг Лида меня и правда бросит? Найдёт себе слащавого мальчика, который будет умничать, более-менее смешно шутить и делать изысканные комплименты.

Они будут обниматься, целоваться, а я, тот, кто Лиду любит больше всех, не просто заигрывает, а действительно любит, будет забыт. Потом Лида может выйти замуж за настоящего сильного мужчину, будут у них дети, и будет сытая беззаботная жизнь. Мелкие бытовые радости, просмотры телевизионных программ в обнимку с мужем. И от прежней Лиды ничего не останется…

– Оооо, неее! – мне вдруг стало так противно и больно, вы себе не представляете!

– Ты чего? – сонно буркнула Оксана.

– Нет, ничего.

Но моё воображение не успокоилось. Я стала представлять, что меня бросила Лида, что я умираю в грязной парадной, печальная и всеми забытая, и никто не вспоминает обо мне после смерти, а на похороны приходят только два человека, и то лишь, чтоб надраться. И я заревела в три ручья.

– Ну, ты что вообще, опять ревёшь? – Оксана включила свет и подошла ко мне:

– Что стряслось?

«Может, рассказать ей?» – подумала я и решила с ней поделиться своей печалью.

Оксана, выслушав меня, безразлично сказала:

– Ну, это же ты сама себя накручиваешь. Ничего ещё не случилось, а ты уже плачешь. Не придумывай, ложись да спи.

Она правильно сказала, конечно. Да, я всё сама придумала, да, этого ещё не случилось. Но где хоть какое-то человеческое участие? Что, трудно погладить расстроенную родственницу по голове и сказать: «Не переживай, это был просто сон, остальное – твои выдумки, и не надо из-за них расстраиваться»? Мне большего не надо, только чуть-чуть побольше тепла и поменьше правильности.

Из-за Оксаны я ещё больше расстроилась, но плакать не стала. Так, безутешная, и заснула.

– Пора вставать, пересып будет! – разбудила меня деловая Оксана в девять утра. Учитывая, что заснула я с горем пополам часов в шесть, это свинство. Но я не стала спорить и отскреблась от кровати.

– Я перед завтраком делаю зарядку. – объявила Оксана. Вот почему она меня растолкала! Ей надо убрать кровать, задвинуть диван и сделать свою зарядку. Мне, естественно, пришлось присоединиться.

Какая же у неё была садистская зарядка! У меня к концу её все мышцы болели. Я вообще не увлекаюсь всякими зарядками, хотя физкультуру люблю. Единственный предмет, по которому у меня пять. Но дополнительно ничем не занимаюсь, нагрузок хватает.

Оксана же и в бассейн ходит, и дома тренируется. Говорю же, она очень правильная.

К завтраку вышли тётя и её муж, который вчера носа не высунул из кабинета. Сегодня удосужился выйти, даже «Доброе утро всем» буркнул.

– В двенадцать идём в бассейн! – бодро объявила за завтраком Оксана. Саша, услышав это, закатил глаза.

– Я не пойду. – заявил он.

– Что значит не пойдёшь? Не поняла! – сказала Оксана грозно, тоном, не предполагающим возражений.

– Да, что это такое? Саша! – подхватила тётя Таня

– Не пойду! Достали вы меня со своим спортом! Я не хочу им заниматься, мне это не нравится! – твёрдо сказал Саня. Я обалдела. Я-то думала, он тупенький, безвольный, а он может отпор дать, да ещё какой!

– А как же спортом заниматься? Тебе вообще-то нагрузки нужны. Так что в бассейн ты пойдёшь, хочешь, не хочешь, а надо.

Но тут я посчитала нужным вмешаться и защитить кузена:

– Послушайте, не хочет человек, и не надо, раз не по душе ему. А физической нагрузкой мы с ним сегодня займёмся – вместе пойдём гулять. Устраивает?

Видели бы вы эти самодовольные рожи, вытянувшиеся после моих слов! Они не ожидали, что я встану на сторону Сани, да ещё и предложу решение возникшего конфликта.

Первым опомнился Саня:

– Да, я согласен. Я считаю, что это лучшее решение.

– Ну ладно. – выдавила из себя тётя Таня – Иди, гуляй. – а в глазах злость, так бы и задушила нас.

Саня с благодарностью посмотрел на меня. Когда мы убирали тарелки, он подошёл ко мне и тихо сказал:

– Спасибо тебе большое!

После завтрака мы с ним оделись и ушли. Никто из нас не показывал своей радости, но, как только мы очутились на улице, он крепко пожал мою руку.

– Слушай, реально спасибо тебе, ты меня просто спасла! Я ненавижу этот бассейн, я ненавижу туда ходить с семьёй, я вообще ненавижу всю свою жизнь! А сейчас я свободен, я иду, куда хочу, и их нет рядом! Неужели я дожил до этого счастливого дня?

– Кого – их? И почему ты ненавидишь свою жизнь? Ты одинок?

– Их – это членов моей семьи. – пояснил Саня, и на лице его при этом появилось выражение озлобленности – Я их терпеть не могу. Они всё время показывают своё превосходство надо мной. А несчастлив я по многим причинам: я одинок, занимаюсь не тем, чем мне нравится, а главное, родственники вечно надо мной смеются и пристают со своими дурацкими делами. Я ведь раньше не был таким тупым и медленным. Я стихи писал, много читал, литературоведением занимался… Но отец сказал, это, мать его, не занятие для мужчины! И решил, что раз он меня кормит, то я перед ним должен на задних лапках ходить и делать всё, что он, гад, скажет! И сейчас я учусь на физмате, первый курс. Думаю, скоро вылечу, мне это неинтересно, я толком не учусь, неделями пропускаю, не хожу на лекции. Отец из-за этого на меня злится страшно, но чего же он ожидал?

Меня санины слова сильно возмутили. Нет, ну это нормально вообще?!

– Что же это за чушь? – чуть ли не закричала я – Что это за глупость вселенская, почему ты должен идти в технический вуз, если ты гуманитарий, что это за дебилизм?

– Я тоже так считаю. Но отец же король! Вот кого тебе надо было назвать «звёздным прынцем», а не меня! – какой злопамятный, подумайте, всего один-то раз так сказала!

– Ладно, прости, я же не знала тебя тогда! Тем более, я потом тут же пожалела.

Обидно за парня стало страшно: такой человек пропадает! Вот заработаю денег, треть ему отдам. Ещё треть – Лиде, а остальное себе.

– Сань, а ты подрабатывать не пробовал?

– Не, отец упёрся, мол, учись, учись, как следует учись, потом будешь по специальности работать, деньги получать… А я не буду по специальности работать! Я ненавижу этот долбаный универ, ненавижу однокурсников, преподавателей, всех! – он чуть не плакал – Почему я не могу спокойно жить, творить, заниматься любимыми делами, а должен пахать, выворачиваться наизнанку и перегорать?

Как мне ему захотелось помочь в тот момент, чтоб он был счастлив, жил, как хочет… Эх, почему я не миллионер!

– Ничего, я что-нибудь обязательно придумаю. Я найду способ заработать тебе на учёбу, ты, главное, держись. Гни свою линию, не давай собой управлять.

У Сани аж глаза заблестели:

– Ты за меня! Неужели в этом мире есть хоть один человек, который считает, что я прав!

– Уверена, что Лида, моя вторая кузина, тебя поддержит. Я вас как-нибудь познакомлю, она замечательный человек.

Проходили мы часов до десяти вечера, а наговориться не успели. То про одно, то про другое вспомним. Сколько наболевшего у нас обоих!

– Слушай, – предложила я – Давай завтра тоже сбежим ото всех, уйдём гулять на целый день!

– Думаешь, меня отпустят? – стал сомневаться Саня, но было видно, что ему ужасно хочется.

– Я поговорю с твоими родителями. И потом, Оксана же сказала, что ты у мамы любимчик…

– Ага, конечно! Это она мне завидует. Я-то хоть и слыву дурачком, хоть можно меня обижать, но зато меня лишний раз не напрягают, я же тупой, а все дела поручают Оксане. Вот она и завидует. Ведь бывает такое, что у меня времени хватает на то, чтобы стихи писать, а у неё практически весь день какие-то дела. Но, конечно, мои стихи сейчас – совсем не то, что раньше. – Саня вздохнул – Вдохновения того, что было раньше, нет. Ладно, надеюсь, меня завтра отпустят, и мы ещё поговорим.

Мы вернулись домой, и за ужином стали говорить с тётей Таней и дядей Николаем о завтрашнем дне. Как же они нам вынесли мозг! Совсем свихнутые, это точно. Добрых три часа мы их уговаривали нас отпустить на весь день гулять. Они всё долдонили: «Нет, за час можно до усёру нагуляться» (да, да, прямо так и сказали!) и «Нет, нужно столько важных дел сделать: сходить в хозяйственный за антимолем, съездить в икею за свечами, потом пойти за квартиру платить!» Возникает логичный вопрос: а зачем за этим барахлом ездить всей семьёй? Тётя, или дядя, или, на худой конец, Оксана, могут и сами за этим сходить. Мы там не нужны.

С гигантским трудом нам удалось уломать упрямых тётю и дядю. Они отпустили нас, но с условием, что мы далеко не усвистывать не будем и пойдём часов на пять, не больше.

– Теперь понимаешь, – тихо сказал мне Саня – в каком аду я живу? Сколько мы с ними воевали!

– Понимаю. – вздохнула я – Ну ладно, спокойной ночи. А то не выспимся, у вас тут все ранние пташки.

– Особенно вот этот человек. – Саня кивнул в сторону комнаты Оксаны. Я улыбнулась.

– Это самая ранняя и правильная пташка.

– Да, это точно, правильнее некуда! Ладно, спокойной ночи! – мы обнялись и разошлись.

Спала я опять в комнате Оксаны. Когда я пришла туда, кровать была уже расстелена. А Оксана, посмотрев на меня свысока, спросила:

– Слушай, как ты можешь общаться с этим дуриком? – понятно, она имела в виду своего брата.

– Очень просто. – ответила я, едва сдерживая злость. – Я со всеми могу общаться. – вот это я соврала, так соврала! На самом деле как раз наоборот: очень с немногими могу общаться.

– И тебе с ним нравится ходить? – спросила она с пренебрежением.

– Да.

Оксана пожала плечами:

– Ну ладно, спокойной ночи. – Она это таким тоном произнесла, который ещё годится для «Я тебя убью», но не для «Спокойной ночи» точно.

– Спокойной.

И, как всегда, я до утра провалялась без сна. Опять думала. Про Лиду, про Саню и много ещё про кого.

А Оксана, садистка, опять меня в девять подняла. А видела, видела ведь, сволочь, что я не выспалась! Она вставала в пять утра, и я ей пожаловалась, что мне никак не заснуть. А она в ответ: «А ты перестань всякое себе надумывать и захочешь спать!» Помогло. Ещё два часа провалялась без сна.

И опять это садистская зарядка. Нет, я не понимаю: ну да, ты молодец, ты её делаешь, а меня зачем дёргать? Тем более, я к таким нагрузкам не привыкла.

А в двенадцать часов мы с Саней уже были на улице и обсуждали волнующие нас темы.

Он, как и я, мечтал жить один, ведь обалдел от родственников. Если бы я зарабатывала тогда, я бы половину своих денег отдала ему, чтобы он копить на жильё начал. А половину, конечно же, Лиде. Но на тот момент у меня с собой было лишь две тысячи, и то, их я быстро должна была пристроить на подарочки родственникам, у которых я буду ночевать. Сегодня вечером я покидала семью Емельяненко и отправлялась к Ипатьевым. У них я должна была прогостить до субботы. Аня, моя троюродная сестра, очень обрадовалась, узнав, что я собираюсь приехать и упросила тётю Инну оставить меня у них на три дня.

– Я тебе завидую. Ты уйдёшь, а я останусь. – вдруг сказал Саня

– Да я в никуда уйду. Это поверь мне, тоже невесело.

– Всё равно. Ты можешь пойти к родителям…

– И они опять станут орать.

– Да и пусть орут! Я бы предпочёл, чтобы мои орали друг на друга, хотя бы меня трогать не стали бы.

После прогулки всё так и было: я ушла, а Саня остался. Правда, он долго не хотел меня отпускать. То одно вспомнит, то другое, то в одну комнату шмыгнёт, то в другую. Я поняла – время тянет. Ну ладно, подумала, задержусь ещё на некоторое время.

– Ну, давай, что ли, чаю выпьем напоследок. – предложила я. Вы бы видели, как Саня обрадовался!

– Давай, конечно!

Чаепитие у нас растянулось часа на три. Саня всё подливал и подливал мне чая, болтая при этом без умолку. Я понимала, что он не хочет меня отпускать, да и я не горела желанием уходить. Ещё неизвестно, что там у этих Ипатьевых и будет ли кто-то, кроме Ани, нормально ко мне относиться.

Но время подошло к восьми вечера, и я, дабы не волновать родственников, переживающих, что я останусь ещё на ночь (тётя Таня начала весьма нескромно намекать на то, что мне неплохо бы уже убираться), ушла. И что интересно: нормально со мной попрощался только Саня. Оксана холодно меня обняла и ледяным тоном сказала: «Пока», тётя Таня на ходу бросила что-то вроде «До встречи», а дядя даже не вышел. Вежливый.

Когда я стала спускаться по лестнице, вслед за мной выбежал Саня и протянул мне большую шоколадку:

– На, возьми, это тебе. Ты же нам конфеты принесла, вот я и хочу тебя чем-нибудь угостить.

– Спасибо огромное, Саня! – мы обнялись.

– Ты только про меня не забывай, пиши мне! – сказал он на прощанье

– Не забуду, я тебе буду писать, у меня ведь кроме тебя и Лиды никого нет…

– И да, если ты не найдёшь, где переночевать, позвони мне и возвращайся. Я на родственников надавлю, чтоб они тебя оставили. Если всё нормально будет – сбрось смс-ку.

– Хорошо, спасибо тебе за всё!

Мы попрощались.

И вот я опять на улице. Пошёл дождь, противный мелкий косой дождик. Пришлось встать под какой-то козырёк и там звонить АнеИпатьевой, предупреждать, что я еду.

Глава 4. У Ипатьевых. Труха под позолотой.

Правда, до этой семейки (они жили в центре) мне пришлось тащиться на метро, а там ещё по магазинам шастать, выбирать подарок, не пойдёшь же с пустыми руками в гости. Санину шоколадку я оставила себе, это подарок, и никому я его не дам. Только если Аню угощу.

Полил дождище, как из ведра, и, когда я добралась до Ипатьевых, я была насквозь мокрая.

Мне открыла Аня, поздоровалась и так стиснула в объятьях, что у меня чуть лёгкие не слиплись.

Аня Ипатьева сильно изменилась: когда я её видела два года назад, она была худенькая, бледненькая, а сейчас стала фигуристая, упитанная, ярко накрашенная, в ушах оковалки золота, волосы медного цвета, хотя раньше каштановые были. Что я Вам скажу – раньше было лучше.

– Боже, да ты насквозь промокла! В душ, скорее, а то простудишься! Воспаление лёгких будет! – засуетилась она.

– Ой, сколько раз я промокала, потом прямо на улице высыхала и ничего, а тут сразу воспаление лёгких пророчишь. Вот лучше возьми подарки, это я вам к чаю купила.

– О, спасибо огромное! Пойдём, я тебе покажу, где у нас что, ты сразу в душ иди.

Ну и хоромы у этих Ипатьевых, однако! Одна их кухня больше, чем вся родительская квартира. Серьёзно. В ванной всё чистенько, всё блестит, стоит косметика, сто пудов не дешёвая, всё аккуратно и красиво, как в гостинице. Прямо какой-то душ по-королевски у меня получился.

Я помылась и надела батянины штаны и спортивную кофту на молнии на голое тело. Другой запасной одежды у меня с собой не было.

Аня удивилась, что я так быстро вымылась, повесила промокшую одежду сушить и стала расспрашивать, что у меня да как. Она слушала, но когда я переходила на серьёзные темы вроде проблем в семье, проблем с учёбой и тяжёлых мыслей, из-за которых невозможно спать, она отшучивалась и старалась перевести разговор на другое. Такое ощущение, будто она избегала серьёзных или философских тем.

Пришла Инна Евгеньевна. Вот она как раз стала спрашивать про мои проблемы, что у меня в семье происходит, как в школе дела…Но я ей ничего особенно говорить не стала, неизвестно, зачем она спрашивает.

Потом пришел анин отец, и мы сели ужинать.

Ипатьевы, как оказалось, были из той породы людей, которые не успокоятся, пока не накормят тебя до отвала, пока ты не переешь так, что еда из горла не полезет. А может у них просто принято есть в гигантских количествах.

Инна Евгеньевна разогрела суп, выставила всякие пирожки и бутерброды, а за этим всем следовало второе с добавкой. У нас дома никогда так не бывает – на обед суп, а на ужин второе либо какой-нибудь йогурт. Так, чтобы всё вместе – ни разу.

Я, к счастью, сразу просекла, что надо помедленнее есть, побольше болтать и отказываться ото всех добавок. Потом, правда, пришлось слушать охи и вздохи по поводу того, что я слишком мало ем, но лучше это потерпеть, чем переесть. Если я обожрусь, то чувствую себя отвратительно.

После объедалова под названием ужин мы с Аней поблагодарили Инну Евгеньевну и ушли в анину комнату, я б сказала, это не комната, а целый зал. Серьёзно говорю. Никогда такой гигантской не видела. Я у Ипатьевых первый раз, раньше они к нам приезжали, а мы к ним – никогда.

Стоял в этой гигантской комнате шикарный диван, стол, кресла, венские стулья, на полу ковёр, шведская стенка в углу, тренажёр, шкаф, стеллаж с полочками… У меня аж глаза разбежались. Никогда не видела, чтоб столько мебели стояло в одной комнате.

Я хотела поговорить с Аней, но она уткнулась в телефон и перестала обращать на меня внимание. Время от времени она по-дурацки хихикала.

– Эй, может сходим завтра погулять? – попыталась я её отвлечь.

– Зачем? Куда? – лениво протянула она, не отрываясь от телефона.

– Как зачем? Покажешь мне свой район, что у вас тут интересненького.

– Холодно… – Ну, ничего себе, холодно! Обещают плюс десять, тоже мне холодно! – Да и потом, что на улице делать? – По ходу, она домоседка.

– А что дома делать? Пялиться?

Она уже не слушала меня – она записывала голосовое сообщение.

– Аня, Лия, идёмте пить чай! – позвала Инна Евгеньевна.

И тут началась. За чаем анина мать устроила мне допрос с пристрастием:

– Ну что, Лия, на кого учиться пойдёшь?

– На ассенизатора. – со всей серьёзностью отвечаю я. Бесят такие вопросы. Откуда я знаю? Я вообще не определилась! Терпеть не могу эти «Кем будешь?» и «На кого учиться пойдёшь?». Вообще хрен знает! Ладно бы, если «Кем мечтаешь стать?», тут хоть пофантазировать можно.

– Ещё скажи – дворником! – Аня залилась дурацким смехом. Не смешно.

– Без дворников у нас всё было бы загажено, в этой профессии нет ничего смешного и постыдного. – хладнокровно возразила я.

– А серьёзно, кем будешь? – допытывалась Инна Евгеньевна

– Говорю же, ассенизатором. Полезная профессия, без шуток. – вы бы видели выражение её лица! Я чуть не лопнула.

Через двадцать минут, видя, что ничего от меня не добиться, Инна Евгеньевна отправила нас с Аней спать.

Мне поставили раскладушку, куда я и легла. А Аня повалилась на диван и стала переписываться в телефоне. Иногда она записывала голосовые сообщения и хихикала. А мне было скучно, даже не думалось ничего.

– Ты с кем там веселишься? –спросила я Аню.

– Со Светланкой, это моя одноклассница.

– О чём базарите?

– Да так, фигню всякую обсуждаем.

– Какую фигню? – бывает, я не успокоюсь, пока не докопаюсь.

– Ну, у меня, короче, новость выскочила в ленте, что мужик выкинул свою жену с любовником и телевизором из окна. – и ржёт.

– Да, какой-то спам наверное. И чё, вы это обсуждаете?

Но она уже хихикала в голосовые и меня не слушала. Скукотища.

Я попробовала подумать про Лию и Саню. Переключилась.

Но долго я не продумала. Как ни странно, я очень быстро заснула, даже раньше Ане, обсуждавшей с подругой дебильный фейк.

Проснулась я в семь утра и поняла, что спать больше не хочется. «Скорее бы встали анины родители!» – подумала я.

К счастью, они тоже просыпались рано. Я с ними позавтракала, а потом пошла гулять. Правда, мне пришлось соврать, что у меня здесь друзья, которых надо навестить.

И вот я вышла на улицу. Небо было серое, хмурое, прямо под настроение. Незнакомые люди куда-то неслись семимильными шагами, стояли какие-то компании курящих модников, шли какие-то мамашки с капризными детьми, а меж ними брела я, никуда не спешивший подросток, одинокий и свободный.

Я погуляла по центру, зашла в недорогое кафе, взяла там чай и сидела, думала, переписывалась с Лидой и Саней.

Так я и провела день. Припёрлась к Ипатьевым часов в девять вечера. Они заохали, заахали, мол, что я так поздно, да где была, да обедала ли… Я сказала, что да, но на самом деле нет. Я забыла.

– Я сегодня на ужин блины испекла! – гордо заявила Аня.

– Очень молодец! – я хотела сказать «Очень хорошо» и «молодец», но оговорилась.

А за ужином был настоящий трендец. Реально говорю. Трендец полный.

Началось всё с того, что Инна Евгеньевна, ни на минуту не останавливаясь, нахваливала свою Анечку и хвасталась, мол, она то умеет готовить, она это может сделать… Ну, окей, понять можно, тётя гордится дочерью, в этом ничего плохого нет. Но что потом началось!

– А у тебя, Лия, какое коронное блюдо? – спросила Инна Евгеньевна.

– А моё коронное блюдо – поставить чайник. – что она ко мне пристала-то!

– Что, совсем не умеешь готовить? – удивилась Инна Евгеньевна и посмотрела на меня так, как будто я ей триллион евро должна.

– Умею, конечно, но только базовые блюда. Я не люблю готовить.

– Женщины, которые плохо готовят – это катастрофа. – заметил отец Ани. Тоже мне, приверженец домостроя. Женщине только у плиты надо стоять, не высовываться, мужчине в ноженьки кланяться, да? Нет, братец, прошли эти времена!

– Вовсе нет. Если им не нравится готовить, или они не умеют, то ничего страшного в этом нет. – возразила я.

– Ага, а дети голодные ходят. – подпевает своему мужу Инна Евгеньевна.

– Женщины могут счастливо жить и без детей. Более того, они вполне могут прекрасно жить и без мужа. Лучше жить в одиночестве, чем с тем, кто считает, что женщины должны только у плиты стоять. – серьёзные такие камни полетели в огород аниного отца. Его самодовольная морда тут же перекосилась.

Но тут Аня впёрлась в нашу дискуссию с какой-то дурацкой шуточкой, которая была абсолютно не в тему. Было видно, что даже её родителям досадно, что наш спор прервался и последнее слово осталось за мной. Анин отец махнул рукой и вышел из-за стола.

– Ну вот, нельзя же так, он обиделся. Лия, надо иногда проявлять женскую хитрость и просто прикусить язычок. – сказала Инна Евгеньевна – Это тебе на будущее хороший совет, когда будешь с мужем жить. И ты, Аня, запоминай.

– Во-первых, у меня мужа не будет, а во-вторых, применяйте свою хитрость сами, раз Вам так нравится, когда Вас унижают. – отрезала я. – Спасибо, Анечка, было вкусно.

Я была очень зла, мне хотелось с кем-то обсудить политику Инны Евгеньевны и её мужа с раздутым самомнением, повозмущаться. Я попыталась поговорить об этом с Аней, но она, по своему обыкновению, отвертелась от серьёзной темы. Тогда я написала Лиде. К счастью, она придерживалась такого же мнения, как я. И она поддержала меня. Любимая моя Лида, единственный, кто меня понимает!

Неудивительно, что из-за сильного волнения я не могла заснуть до трёх часов ночи. В конце концов, мне надоело лежать, и я пошла в ванную.

Анины родители ещё не спали, они сидели на кухне и разговаривали. А хожу я тихо, поэтому они не услышали, как я подошла к её двери.

Они говорили о чём-то между собой, но я поняла, что обсуждают они меня.

– Неплохая девочка, но шебутная, совершенно не думает о будущем, а это очень плохо. Маша её совсем распустила, она и шляется бесконтрольно по улицам. Наша Аня вообще из дома почти не выходит, потому что делами занимается! Совсем испорченная девочка. – говорила Инна Евгеньевна. Меня аж затрясло от её слов. Какая ей разница, как я провожу свободное время!

– Совсем не думает о будущем, не знает, кем быть, к семейной жизни не готова… – у меня появилось чувство отвращение к Инне Евгеньевне. Она сильно упала в моих глазах. Обсуждать за спиной, это нормально вообще?!

– Ну, – ответил ей муж – в таком обществе выросла. Маша, кстати, не была отличницей, и наша Аня не отличница. А насчёт семейной жизни… Могла насмотреться на драки в семье и сделать выводы. А все драки от того, что мужу перечат… – эх, как я только сдержалась, чтобы не ворваться и не высказать им в лицо всё, что о них думаю!

– Ну, Владик, ты пойми, это же ужасно! У этой девочки одни двойки! – заладила: «эта девочка, эта девочка». У «этой девочки» имя есть! – Мне Маша недавно звонила, жаловалась. – Неправда, у меня пять по физкультуре, четыре по русскому, литературе и каким-то хреном четыре по биологии. Наверное, потому что я слушаю на уроках внимательно, наша биологичка очень интересно рассказывает.

– Понимаешь, как она может кончить? – спросила Инна Евгеньевна с наигранным трагизмом в голосе, противно так.

Ну, да, конечно, я плохо кончу: бухло, наркота, траханье со всеми подряд и мучительная смерть. Да, да, да.

– Вот хорошо бы ей с нами пожить, хороший пример с Ани брать…

– Ещё чего! – недовольно фыркнул Владислав Владимирович – Ещё чего! Даже не думай о такой фигне. У нас здесь не приют для убогих сирот. – А Владиславу Вадимовичу, прежде чем других оскорблять, не мешало бы о своём происхождении вспомнить. А то забыл что-то, из какого приюта, и не для убогих, а для дебилов, он вылез. Нет, ну надо же вообще, гадости про меня говорить, мол, я испорченная, да ещё и всякую ересь нести! «Всё от того, что мужу перечат…» или как он там сказал? И придёт же этакая глупость в голову!

Они пошли вон из кухни. Я быстро скользнула в ванную, и меня не заметили.

Я вернулась в анину комнату, но была слишком взволнованна, чтобы ложиться спать. Я стала слушать музыку и нервно дёргать ногой. Ну, Инна Евгеньевна! Ну, Владислав Вадимович! Не ожидала я от вас такого. Выдали! А с виду такая гостеприимная и добрая семья. Труха оказалась под позолотой.

Забрезжил рассвет. Рассвело. А я всё сидела, слушала музыку и ожесточённо качала ногой.

Наконец анины родители встали, заскреблись в соседней комнате. Да и сама Аня заворочалась, потом села на кровати.

– Доброе утро. – говорю. Нельзя же человеку портить настроение с утра, тем более, что её не за что ненавидеть, она меня за спиной не обсуждала. Надеюсь. – Аня, давай я помогу убрать постель, я уезжаю.

– Так ты же вроде на три дня оставалась? – растеряно спросила Аня.

– Не могу, меня ждут. – вру я. Кто меня ждёт!

– А, ясно. Жаль, что не останешься. – равнодушно ответила она.

Мы всё убрали, я взяла свои вещи, мы с Аней обнялись, попрощались, и она ушла чистить зубы. А я отправилась на разборки с её родителями.

Я нашла Инну Евгеньевну в кухне, готовящей завтрак для сидящего здесь же мужа.

– Инна Евгеньевна, я ухожу. – спокойным голосом начала я.

– Уже? – удивилась та.

– Уже. Радуйтесь! Человек, круглый двоечник без будущего, не будет ступать своими недостойными ногами по вашему полу. – сделав паузу, я добавила: – А вообще, зря вы так. Зря Вы меня вчера, Инна Евгеньевна, меня обсуждали и такие вещи про меня говорили. А Вы, Владислав Вадимович, смею Вам напомнить, что Вы сами вылезли из нижних слоёв общества, но даже там Вас считали безмозглым, что так и есть! А устроились Вы только благодаря своим родителям! Невелика заслуга, что Вы всех под себя подмяли, на это способен любой дурак! Силы есть – ума не надо! И нет у Вас права говорить о небольшом уме женщин, когда у Вас он напрочь отсутствует! – я сделала ещё одну небольшую паузу – Ну что, мои дорогие родственники, спасибо за то, что меня потерпели! Прощайте! Больше вы меня не увидите!

– Ты чего?.. – из ванной вылезла испуганная Аня.

Я подошла к ней, похлопала её по плечу и тихо сказала:

– Анечка, будь посерьёзнее. Не валяй дурака. Отстаивай свою точку зрения и будь смелей. А отшучиваться надо только тогда, когда тебя замуж зовут. – сказала я напоследок ей и покинула эту роскошную квартиру, в которой мне пришлось хуже всего.

Глава 5. На грани срыва

Это из квартиры я вышла шагом, а дальше понеслась, как оголтелая. Шёл дождь. Я в пять минут промокла насквозь, но мне было всё равно. До чего я ненавидела всё в эту минуту: и эту родню, и своё поколение, и это лицемерие, которого так много!

Куда я неслась? Зачем? Этого я не помню, помню лишь своё состояние. Я была в ярости. Я была неуправляема. В таком состоянии мои силы удесятеряются, поэтому бежала я с сумасшедшей скоростью, и только это спасло меня от несущейся машины, когда я перебегала через дорогу в неположенном месте. Наверное, в мой адрес было пущена добрая сотня матерных выражений, но мне было всё равно. Бегом, куда-нибудь подальше от этого центра, от этих неприятных впечатлений, от этих устаревших стереотипов и человеческого маразма! Куда угодно, хоть в Неву, только подальше! До чего же мне всё опротивело!

И вдруг я перестала бежать. Меня остановило одно имя, которое всплыло в голове совершенно случайно, но так вовремя – Лида. Я подумала про неё, и так меня потянуло к ней, если б Вы знали!

«Асенковы выгонят, отвернутся, не примут – тогда и покончу с собой.» – решила я – «Но увидеть Лиду надо!»

Дёрнула к ним на метро. Всё думала, правильно ли я делаю? Ну, а что ещё остаётся? Оставаться у этих лицемеров Ипатьевых, которые за спиной шушукаются или возвращаться к деловым Емельяненко? Исключено. Суицид? Всегда успею. Идти домой, к орущим неадекватам? Нет уж, пусть подольше без меня посидят. Асенковы – единственный вариант.

Я вышла на нужной остановке и приятно удивилась: прояснилось, день стал солнечный. Хороший знак!

Я двинулась к дому Асенковых, а по пути увидела, как вы думаете, кого? Конечно, мою любимую Лиду! Да, это была она, в моей одежде, которую я ещё до этого привозила…

Она шла с какими-то подругами и друзьями. Я спряталась за угол и села на забор. Решила пока что не подходить к Лиде, ибо я её друзей не знаю, зачем же влезать в компанию, если им и так там хорошо и весело?

Я растеряно гоняла какой-то камешек по асфальту, когда услышала громкое: «Ли-и-и-и-я!» Я аж подпрыгнула. Обернулась – а там Лида! Одна. Я одурела от радости.

– Ли-и-и-и-да! – заорала я на всю улицу, подбежала к ней, сжала её в объятиях, и она меня тоже, даже сильнее, чем Аня Ипатьева, хотя та её раза в два с половиной шире и на голову выше.

– А где твои друзья? – спросила я, немного успокоившись.

– А всё, мы уже попрощались, я тебя увидела, сказала, что мне пора и ушла. Я поняла, что пока я с ними, ты ко мне не пойдёшь, а ведь я за тебя так переживала! Как у тебя с родственниками-то всё было?

– Да, так себе, потом расскажу. А что?

– Я же видела, что тебе трудно, ты к нам пришла, как к самым близким, а мать тебя едва не выгнала, ты разнервничалась и раскричалась, потом спать не могла… У меня сердце кровью обливалось, глядя на тебя. Потом, когда ты уехала, я всё про тебя думала, как ты там, с другими родственниками? Но всё хорошо, что хорошо кончается. Я так рада твоему возвращению! И у меня есть хорошая новость: можешь у нас погостить последние деньки, с ночёвкой, мать не возражает.

– Как?! Она меня может принять? Вот это новости!

– Мать разводится с отцом, теперь он не за её счёт живёт. Он уходит к какой-то своей собутыльнице…

– Чего?

– У него любовница была, он же не только пил, он и матери изменял, хотя жил за её счёт. А она прощала. Но после того, как ты уехала, она задумчивая какая-то ходила, всё грустила, а потом взяла и выставила Адама из дома. Говорила ещё что-то непонятное про тебя, что-то вроде «Лия права, пора с этим покончить». Так вот, возвращаясь к делу: она с отцом решила развестись!

Так это что, тётя Ира меня послушала, задумалась над моими словами?! Охренеть!

– Ей так и правда будет легче. – заметила Лида

– Несомненно. – подтвердила я – Кто бы что ни говорил, а лучше жить в неполной семье, но в мире и достатке, чем в полной, где все собачатся или большинство страдает.

– Да, согласна.

И мы с Лидой обнялись, да так и стояли посередине дороги, забыв, где мы, что мы… Я была так рада за тётю Иру и Лиду, что наконец-то они будут жить в хоть небольшом, но достатке, и так была рада, что смогу ещё несколько дней остаться с Лидой, с единственной, кто держал меня тогда на этой земле.

И прекрасными выходным, проведенными с моим самым любимым человеком, закончилась эта история.

Глава 6. И снова дома. Большие изменения

Когда я вернулась домой, то ничего не поняла. Там было как-то особенно тихо, никто не ругался, вопреки обыкновению. Встречать меня вышел один отец:

– Привет, Лия. Я должен сразу тебе сообщить… Мы с твоей матерью разъехались. Мы разводимся. – нерешительно сказал он мне.

– Ура-а-а! – крикнула я и сказала отцу, смотрящего на меня с недоумением: (Он видимо, ожидал слёз, истерик или неприятного удивления) – Наконец-то в нашем доме воцарится мир! – мне так надоели их вопли, что я реально была рада тому, что они разъехались. Хоть собачиться так не будут.

И потом началось: развод родаков (я осталась с отцом), появление у меня компании друзей, а в девятом классе я подрабатывать стала, меня батя устроил. Совершенно другая жизнь пошла, и я совершенно другая теперь. От прежней меня остались только старая отцовская одежда и короткая стрижка. Я правда изменилась. Раньше я часто психовала, а теперь очень спокойная, из себя меня вывести невозможно. Раньше у меня друзей не было, а теперь я хожу в компании. Раньше за душой ни гроша не было, а теперь есть немного денег. Но самое ценное, что у меня было и есть – это Лида Асенкова и Саня Емельяненко, два прекрасных человека, с которыми я до сих пор хорошо общаюсь и стараюсь встречаться почаще. Лиду я всё так же сильно люблю…

Но что со мной после этой недели, проведённой вне дома, стало, почему я так изменилась? Повзрослела? Или просто дома спокойнее стало? Не знаю. Точно знаю одно – эту неделю я буду помнить всегда. Какую боль, чувство одиночества и неприязни со стороны окружающих я испытала тогда, особенно у Ипатьевых!

P. S. А Емельяненко и Ипатьевых я с тех пор не видела, только Саню. Нет уже желания к ним ехать и видеть эти кислые ненавидящие рожи. По моему понятию, родственники должны друг друга поддерживать и любить, а не осуждать каждый шаг другого, злословить за спиной и доводить. А зачем иначе нужны семьи и родня?