И засияло солнце! [Эверест Правдин] (fb2) читать онлайн

Эверест Правдин И засияло солнце!

Прикрывая тоненькой, напечатанной на дрянной бумаге, брошюркой под названием «Единственный верный политический курс» карманную книжку «Иные миры», содержащую запрещённые материалы, Рувим Строев (некогда он носил фамилию Мраморный, но вынужден был сменить её), сидевший в комнате одного из миллионов полуразрушенных зданий, принялся за чтение. Сегодняшние военные сборы, грядущее выступление диктатора Тремса – всё это моментально выветрилось из головы Рувима. Он полностью погрузился в чтение. Книга увлекла его: страница за страницей, глава за главой, и вот он уже дошёл до середины…

– БАХ! – раздался грохот в коридоре. Юный любитель книг быстро запихнул томик «Иных миров» в карман и принял вид типичного солдата из лагеря диктатора Тремса, с благоговением читающего пропагандистскую брошюрку, в которой не было ничего, кроме беспорядочно набросанных коротких фраз, прославляющих «Единственно верный политический курс».

У двери снова раздалось громыханье. Рувим встал и прислушался. Это мог быть его враг, уже вторую неделю охотившийся за ним – Ищик Сладчайший, член «борцов за толерантность», невежественный человек, в чьих понятиях толерантность превращалась в чистое безумие. Ищик оправдывал педофилию, кричал, что «педофилы – тоже люди, просто у них вот такие потребности, которые надо уважать», остервенело преследовал тех, кто хоть раз посмел без должного почтения обратиться к людям с умственной отсталостью, как с врождённой, так и с приобретённой, считал, что все квартиры в неразрушенных зданиях должны принадлежать именно им, а здоровые, дескать, и так перебьются.

На протяжении многих лет бредовые идеи Ищика вызывали бурю негодования у сестры Рувима, Сильвы Мраморной, которая всю свою жизнь посвятила политике, при этом не относя себя ни к одному из трёх существовавших политический лагерей, враждовавших друг с другом. Одну из гневных речей Сильвы, с которой она выступала два года назад перед своими немногочисленными сторонниками, в числе которых, естественно, был и Рувим, он помнил так, как будто слышал её вчера:

– Всё это невыносимо глупо! – говорила Сильва Мраморная – Понятие «толерантность» теперь сродни ругательному слову, отсылающему к бредовым идеям Ищика, ставящего людей с диагнозом идиотия выше здравомыслящих и образованных и обрекающего сотни детей на психологические травмы своим потворством педофилии. Да – толерантности, нет – прикрывающимися ею бреду и безумию! Что касается «Единственного верного политического курса», то это тоже маразм: Тремс, Тремс, о великий диктатор, забери наш разум, свободу и сердце, всё забери, отдаём тебе всё во имя нашего могучего козлиного стада, воюющего против стада баранов! – слышались смешки и одобрительный гул в рядах сторонников – В довершение всех бед – жестокие, озверевшие твари, именующие себя анархистами. Я уверена: из одного места ноги растут, да, правильно усмехаетесь, из великой задницы, то бишь из верхушки. Наша обезумевшая от власти и денег элитка хочет позабавиться, поиграть судьбами людей, посмотреть, как кретины будут резать друг друга… И в итоге останется жалкое нищее стадо полулюдей-полузверей, которое будет порабощено. Но пока мы живы, этого не случится! Не победит глупость вселенская, не будет править миром мерзость невиданная!

Едва она закончила, как со всех сторон послышались одобрительные крики. Рувим ясно помнил, как толпа скандировала: «За Сильву! За интеллигенцию! Против стада!» – речи Мраморной всегда сильно волновали людей.

Но через год после того выступления, надолго врезавшегося в память Рувима, тысяча слабоумных существ, которых Ищик Сладчайший ставил выше здравомыслящих людей, по его наущению растерзала Сильву Мраморную и её многих сторонников, при этом потеряв больше девяти десятых своего так называемого войска. Тогда во главе мраморцев встал Аристарх, брат Рувима. Он не был так красноречив, как Сильва, но не хуже её знал разные военные хитрости и приёмы. Аристарх успел извести половину сторонников Ищика Сладчайшего, но через месяц погиб с пятью товарищами в неравном бою с войском Тремса.

Вслед за убийствами Сильвы и Аристарха началось война против интеллигенции, долгая и упорная. С истинно аристократическим достоинством билось ополчение Сильвы, но со стороны Тремса, Ищика Сладчайшего и так называемых анархистов под предводительством Паразита воевало больше народа, поэтому все героически сражавшиеся против них мраморцы погибли. Все, кроме одного. Рувим Строев, главный разведчик лагеря Сильвы, не принимал участия в решающем бою из-за серьёзной раны, нанесённой Ищиком во время предыдущего сражения. Это и спасло его от неминуемой гибели.

После того рокового боя, в котором пали все его товарищи, Рувим переоделся в одного из убитых сторонников Тремса и примкнул к его войску, мечтая отомстить за смерть брата. Но такой возможности Рувиму никак не предоставлялось: он не вызывал доверия у однополчан, у этих фанатичных обожателей Великого Диктатора. Строев казался им странным: он убивал людей не иначе, как защищаясь, не любил зверских расправ над врагами и сторонился других последователей Тремса. Такое поведение было подозрительным, и Рувим это понимал. Он догадывался также, что Ищик Сладчайший охотится за ним, и что последователи Паразита при любом удобном случае его убьют, снимут с трупа всю одежду и напялят на себя, а тело изжарят и сожрут – эти негодяи не гнушаются ничем. И поэтому-то с таким вниманием Рувим прислушивался к посторонним звуком, раздававшимся снаружи. Он прекрасно понимал, что друзей у него нет, а врагов он нажил немало, поэтому шансы, что его убьют, росли с каждым днём.

Неожиданно шум прекратился, воцарилась гробовая тишина. А потом странный, ужасно скорбный голос запел:

– Разброд, шатание, к тому же дурь в умах;

Смотрю на землю, и сжирает меня страх… – тут печальный напев внезапно оборвался. Откуда-то вдруг повеяло холодом, и в воздухе повис тяжёлый трупный запах. Рувима охватил ужас; да, как солдат Тремса он обязан был плюнуть и сказать: «Не вижу врага, не слышу врага – значит, его нет и бояться нечего!», потому что воины Великого Диктатора отрицали мир сверхчувственного и всё необъяснимое. Но Рувим не мог этого сделать: страх сковывал его движения, зловоние не давало вздохнуть, леденящий холод пронизывал всё тело, казалось, проникал прямо в душу. Строев застыл, обливаясь холодным потом, напряжённо ожидая, что будет дальше.

– За что убил меня? – внезапно превратившись в холодный и властный, медленно говорил, чеканя каждое слово, тот же голос, что так тоскливо пел пару минут назад – Зачем убил меня?

«Я никого не убивал!» – подумал Рувим – «Я убивал не иначе, как защищаясь!»

– За что убил меня? А? Зачем убил? – голос звучал всё громче, глухо отзываясь эхом по коридору – Зачем убил? Разве что-то сделала я тебе? За что убил? – голос становился всё свирепее и свирепее – Чем помешала я тебе, негодный? Как посмел ты тронуть ни в чём не повинного человека? – тут громкий голос превратился в оглушительный яростный рёв, и послышался чей-то слабенький, полный ужаса крик, тут же потонувший в страшном шуме.

Всё стихло так же неожиданно, как и началось. Разом исчезли и грохот, и грозный голос, и холод, и трупный запах. Рувим тяжело плюхнулся на стул возле двери, переводя дыхание и пытаясь отойти от произошедшего. Надо было бы заглянуть за дверь, посмотреть, что там всё-таки случилось… Но Рувим не мог заставить себя это сделать.

– Строев! – внезапный крик из коридора вывел Рувима из оцепенения. Голос был знаком ему: он принадлежал одному из так называемых его приятелей, настоящему верному стороннику Тремса, Голиафину.

– Строев! Почему не явился на сборы? Фу! Да что у тебя тут… А! Ты этого идиота Ищика прикончил?!

– Что-о-о-о? – удивлённый, Рувим выбежал в коридор. Неподалёку от двери в его комнату стоял Голиафин, высокий толстый амбал, ничего не знавший, кроме уставов Тремса и любивший похвастаться своей недюжинной физической силой, а у его ног валялось тело Ищика Сладостного без каких-либо следов ранения, избиения или удушения на теле. Только в широко открытых глазах покойника виднелся безумный страх. «Чего он испугался ?» – подумал Строев, глядя в мёртвые глаза Ищика, в которых навеки застыло выражение непередаваемого ужаса.

– Ну, чего стоишь, таращишься? Значит так, Строев. Я прикрываю твою задницу за неявку на сборы, но говорю, что я убил Ищика, и все почести – мне. Проболтаешься – убью. Идёт?

Но Рувим не слушал. Вновь чудился ему трупный запах, и опять чувствовал он, что откуда-то повеяло нестерпимой сыростью и холодом.

– Строев! – повысил голос Голиафин – Тебе что, не ясно?

Рувим не ответил. Даже не взглянув на Голиафина, он бросился к себе и захлопнул ветхую дверцу прямо перед его носом. На лице Голиафина отразилось недоумение:

– Строев! Это ещё что за фокусы? Совсем страх потерял! – заорал он. Строев навалился на дверь, готовясь к сильным толчкам извне, как вдруг Голиафин, это всегда уверенное в себе бревно, робко пробормотал: «Что же это такое?», и в тот же миг другой голос, уже знакомый Рувиму, громкий и грозный, перебил его:

– Зачем убил брата моего, отвечай! Зачем убил его, подлый скот? – с каждым словом голос становился всё суровее – Как посмел тронуть его, прескверный!

– РУВИМ! – в ужасе крикнул Голиафин, но его вопль потонул в начавшемся грохоте. А Рувим, оглушённый, задыхающийся от невыносимого трупного запаха сполз вниз по двери и потерял сознание.

Когда Рувим очнулся, то не было уже ни шума, ни вони, ни холода, но всего его ещё била дрожь, а в ушах до сих пор стоял дикий крик Голиафина, ничем не прошибаемого чурбана, которого, казалось бы, ничто не могло напугать.

– Кто же, кто же это неведомое существо, этот загадочный убийца Ищика и Голиафина? – вслух спросил себя Рувим, но выстрел за окном не дал ему продолжить мысль.

– И-и-и-ы-ы-ы-щ-и-и-ы-ы-ы-ы-к! – послышались дикие вопли снаружи, и тут же их перекрыли стройные голоса, синхронно выкрикивавшие:

– Тремс! Тремс! Тремс!

Рувим привстал, медленно выпрямился и, осторожно, чтобы невозможно было увидеть его с улицы, посмотрел в окно.

Рядом со зданием, в котором он находился, кипел бой: сотни жалких людей с перекошенными от страха лицами, одетых в серую драную одежду, вперемешку с высоченными жирными здоровяками, вылупившими глупые глаза, дрались с группой однотипных людей с жестокими оскалами на угрюмых лицах, синхронно выкрикивающих имя Тремса.

«Безумные, глупые существа!» – с отвращением глядя на них, подумал Рувим – «Вот дерутся, стреляют друг в друга, а хоть бы понимали, за что борются! Во имя чего эти три лагеря глупых фанатиков уничтожили все блага цивилизации? Раньше было всё: и дома с отоплением и горячей водой, и средства связи, и книги, и одежда, и электричество, и человеческая пища – словом, чего только не было! Но нельзя же народ оставить в покое, нельзя допустить, чтоб он жил хорошо в ущерб элите – поэтому людям постоянно врали, врали, засоряли их мозги так, что они совершенно разучились думать, потом их разобщили, создав три политических течения… О! С каким остервенением сторонники Ищика громили вышки, электростанции, заводы, дома, магазины, и это только для того, чтобы солдатам Тремса доставить всяческие неудобства! А те, кто были за Великого Диктатора, считали своим свящённым долгом уничтожить все средства передвижения, железнодорожные станции и тому подобные объекты, чтобы ими не смогло воспользоваться войско Сладчайшего. Как умно! А бандиты под предводительством Паразита просто наживались на двух враждующих лагерях, за мешок продовольствия портя всё, что им говорили испортить. День они боролись за Ищика, день – за Тремса, главное для них было – получить выгоду. Взорвали, халявной еды получили – и довольны. Люди даже не задумывались о том, что они всё только разрушают, ничего не созидают и деградируют. Тогда не задумывались, а сейчас тем более не задумаются, ибо они уже не способны мыслить – только и делают, что воют да дерутся. Мерзость! Мерзость! Но что это там?»

На улице произошло что-то странное: небо, как обычно затянутое серыми тучами, резко помрачнело, почернело, и улица внезапно погрузилась во мрак. Раздался грохот, похожий на гром. Люди внизу прекратили бой, остановились в замешательстве.

Какой-то остряк из отряда Тремса завопил, передразнивая соперников: «Это всё И-и-ы-ы-ы-ы-щ-и-и-ы-ы-ы-к!», но оглушительный скрежет заставил его замолчать. А Рувим, зажав уши, бросился на пол. Противный громкий звук, режущий слух, мучил его, к тому же опять появился невыносимый трупный запах, но к нему прибавился уже не холод, а нестерпимый жар. Строев не выдержал:

– Боже!– в изнеможении крикнул он – Как же вы надоели! Катись всё к чёрту, все Ищики, Тремсы, Паразиты, войны, шум, холод, скрежет – провались это всё! Я хочу жить по-человечески: есть досыта, мыться каждый день, читать книги, спать в надёжном крепком доме на нормальной кровати, а не валяться в жалких развалинах, не смея выйти из них! Да уберите же этот мерзкий скрежет, уберите, уберите, уберите!

И тут почувствовал бедный Рувим, что пол под ним проваливается, что падает он в гигантскую яму с горящими стенами вместе с огромными Ищиком, Тремсом и Паразитом, от стен валит жар, невероятных размеров Ищик, Тремс и Паразит оглушающе вопят, Рувим мечется, пытается скрыться от их крика, но негде спрятаться, и в голове Строева всё мутится, раскалывается, двоится, крутится…

…Слабый дневной свет разбудил Строева. Рувим лежал на грязном полу, правый рукав рубашки был весь в засохшей крови, тело затекло, ногу свело мучительной судорогой. Инстинктивно потянув пальцы ног на себя, Строев заставил боль утихнуть и приподнялся на здоровой руке. Во всём теле чувствовалось слабость. С трудом преодолев её, Рувим медленно встал, отряхнулся и подошёл к окну. О, что творилось снаружи! Искорёженные окровавленные тела валялись на земле вместе с оторванными конечностями и даже головами. Ни души не было на улице – только изуродованные трупы. Рувим с отвращением отвернулся.

«Сами ли они друг друга перебили или это…» – хохот, топот и громкая брань за дверью не дали Строеву закончить мысль. Рувим мигом бросился на середину комнаты, схватил старый сломанный стол и встал рядом со входом, готовясь обрушиться на каждого, кто попробует войти. Строев знал: такой шум могли поднять только последователи Паразита, а это были самые гнусные из негодяев. Они не брезговали ничем: носили одежду, снятую с убитых людей, сжирали мертвецов и много подобных преступлений лежало на совести этого дикого племени новоявленных мародёров. Рувим твёрдо решил до последнего сопротивляться им.

Но едва шаги стали приближаться к комнате Строева, как в воздухе снова повис тяжёлый мерзкий запах разлагающегося тела. Однако, на этот раз Рувим не испугался, а, наоборот, обрадовался его появлению – нечто, сопровождаемое этой вонью и нестерпимым холодом, должно было избавить его от присутствия бесчеловечных последователей Паразита.

В коридоре кто-то топал, осыпая ругательствами то нечистый воздух, то пронизывающий насквозь холод, но вдруг шаги стихли, бранившийся умолк, и знакомый Рувиму грозный голос прогремел:

– А почто убили моих родителей? А? Как посмели тронуть их! Вы, мерзкие, как поднялась ваша рука поганая на них? – и вновь нарастающий гул, грохот, потом два предсмертных крика, полных ужаса… И всё стихло.

Строев с облегчением вздохнул: «Спасибо! Спасибо тебе, неведомое существо, что избавило меня от этих омерзительных тварей, именуемых последователями Паразита!». Едва он это сказал, как почувствовал он давно забытое ощущение тепла, уюта, как будто рядом находился близкий человек. «До чего же хорошо!» – подумал Рувим и услышал, как чей-то очень знакомый голос сказал:

– Рувим! Ты – единственный в городе, кто жизни заслужил. Иди на окраину, там перелезай через городскую стену и отходи подальше от неё. Останешься здесь – погибнешь. Ну, друг мой, до свидания, я предупредила!

Услышав это, Рувим растерялся. Он не знал, что ему делать: верить ли загадочному голосу и уйти или же остаться в городе. Ведь давно было известно, что за кирпичным забором на окраинах пустота, бездна, мрак, смерть всем живым существам… Или это были всего лишь сомнительные слухи, а неведомо откуда взявшийся голос был прав?

«Была не была!» – махнул наконец рукой Рувим – «Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Если погибну, то хоть не от рук глупых фанатиков, наводнивших город!»

И через пять минут Рувим, петляя меж старых рушившихся строений, уже двигался к окраине, где стояли городские ворота. Он шёл вперёд, оставляя позади развалившиеся хибарки, обветшавшие здания, окружённые забором уродливые небоскрёбы, предназначавшиеся для «выдающихся людей Ищика Сладчайшего» (иначе говоря, для слабоумных), шикарные виллы, отгороженные от окружающего мира мощными заборами с колючей проволокой, заброшенные паркинги… И вот, наконец, городская стена! Рувим разбежался и, цепляясь за неровности, заполз на неё и, не глядя, прыгнул вниз, туда, где его ждала пустота, бездна, смерть…

…Он приземлился на твёрдую землю. Впереди шумела роща, виднелись заброшенные, но ещё крепкие загородные домики, а неподалёку разместилось старинное кладбище с заросшими могилами и ржавыми крестами. Как зачарованный, глядел Рувим на местность, так отличавшуюся от привычных городских пейзажей. Потом, встряхнувшись, он медленно пошёл вперёд, любуясь видами нетронутой природы и удивительными фасадами древних домов.

Миновав заброшенную деревню, кладбище и рощу, Рувим увидел перед собой крутой холм, величественно возвышавшийся над окрестностями. Строев взошёл на него и оттуда увидел весь город: и шикарные виллы за крепкими стенами, и наскоро сооружённые небоскрёбы для «выдающихся людей Ищика Сладчайшего», и давно заброшенные паркинги, и ещё какие-то развалины, возле которых горел огромный костёр. Рувим покачал головой, с грустью глядя на этот город, олицетворение полного упадка, оплот человеческой глупости.

Вдруг раздался адский скрежет, такой, что Рувим едва успел зажать уши, чтобы не оглохнуть. Дребезг и лязг каких-то металлических предметов становились всё громче, к ним прибавился рёв гигантского мотора, и из-за горизонта выехала невероятных размеров машина на колёсах диаметром с два этажа обычного дома. На ней был закреплён громадный подвижный молот, который, грохоча, обрушивался на здания и моментально превращал их в груду обломков. И, несмотря на страшный шум, производимый этой машиной, Рувиму был слышен грозный, до боли знакомый голос:

– Зачем убили цивилизацию? Почему отправляли на тот свет тех, кто мог спасти вас? Во имя чего уничтожали лучших людей города? Кто позволил вам это?

Строев ошарашено глядел на то, как рушатся заброшенные, облупившиеся и обветшавшие здания, небоскрёбы, паркинги, а вслед за ними – шикарные виллы и стены, их окружавшие. «Кто создал эту машину разрушения? Кто управляет ей?» – спрашивал себя Рувим, наблюдая за тем, что происходит в городе, и не находил ответов. Лишь слышал он грохот машины и видел падающие, одно за другим, городские строения.

И рухнул город! Рухнул город, где царили невежество, жестокость, разврат, фанатизм и похоронил под своими обломками всех жителей. Не стало больше ни сторонников Тремса, ни воинов Ищика Сладчайшего, ни глупых и бесчеловечных паразитов, ни осатаневшей от вседозволенности элиты – лишь один Рувим, глядящий с холма на город.

Тем временем, гигантская машина, завершив свой разрушительный акт, дала задний ход и исчезла за горизонтом. «Неужели всё?» – подумал Рувим – «А что же дальше?»

Строев стал потихоньку спускаться с холма. Навстречу ему шла… Рувим остановился, протёр глаза, но идущий к нему не исчез. Тогда Строев на секунду замер, а потом побежал к медленно двигавшемуся к нему человеку (или это был вовсе не человек?) с криком:

– Сестра! Родная! Откуда ты? Откуда?

Да, перед ним была его сестра, Сильва Мраморная, растерзанная в прошлом году. Улыбаясь, она раскрыла руки и заключила Рувима в свои объятия. Тот, доверчиво прижимаясь к ней, едва не плакал от счастья. Он чувствовал тепло её тела и близость родственной души, которых ему так не хватало в последнее время, о которых он мог только мечтать, когда жил в полку Тремса.

– Но откуда ты? – повторил Строев

– Ты думал, что я умерла? – улыбнулась Сильва – Правильно, да, год назад меня убили фанатики, до безумия обожавшие Ищика и его бредовые инициативы. Да, моего человеческого тела уже нет, но я могу сделать так, что ты будешь видеть меня в человеческом облике, сможешь ощутить мои прикосновения и дотрагиваться до меня… А могу сделать так, что ты не будешь меня видеть, только слышать! А могу…

– Как! Как это возможно? – перебил Рувим, совершенно растерявшись – Умерла… Теперь здесь… Рухнувший город, машина, смерть Ищика, Голиафина… Сильва! Расскажи мне, что происходит, я не понимаю ни-че-го!

– Давай по порядку. С тех пор, как меня на Земле не стало, идиотизм большинства жителей города перешёл все границы. На всей планете, в единственном уцелевшем городе, остался лишь один адекватный человек, остальная же часть населения состояла из глупых фанатиков и декоративных фигур, таких, как Ищик и Тремс, якобы за которых боролись ополоумевшие войска, а ими, в свою очередь, управляли возомнившие себя всемогущими и сходившие с ума от вседозволенности и всевластия невежественные людишки. Вот, вот оно – следствие всех экспериментов и издевательств над обществом, стремление сделать из человека, созданного для того, чтобы стать личностью, то живого робота, то глупого потребителя, то часть покорной биомассы! Мы не могли оставить это так, мы решили: пусть лучше на Земле совсем не останется людей, чем ещё несколько тысячелетий оставшаяся часть человечества будет деградировать и вырождаться.

– Мы, а кто мы… начал Рувим и вдруг воскликнул, указывая на городскую стену – Стена! Её ведь не было ещё пару минут назад! Я своими глазами видел, как она рухнула! Или я сошёл с ума? Ты, я могу к тебе прикасаться, ты можешь стать невидимой, та машина, стена… Вдруг я окончательно спятил?

– Нет, нет, Рувим, ты в порядке, и стена не рухнула, это была лишь иллюзия. На самом деле стена всегда была цела, и дома не падали…

– И той гигантской машины с молотом не было? – перебил Рувим

– Да, и её не было. Это были лишь галлюцинации, которые заменили людям реальность. Мы, наиболее просвещённые Высшие Разумы, обладаем достаточным количеством знаний, чтобы создавать такие. Мы можем направлять их действие на умы не только конкретных людей, но и огромных толп. Взять хоть те загадочные убийства, которые пугали тебя. Это я уничтожила Ищика и Голиафина, хотя, казалось бы, они скончались просто от испуга. Тогда ты наверняка слышал грохот, чувствовал трупный запах и холод, которым просто неоткуда было взяться… Расправившись с Ищиком и Голиафиным, я помутила рассудок сторонников Тремса и Ищика, так, что они перебили друг друга, и никого в живых не осталось. И я же убила тех двух паразитов, которые прикончили бы тебя и сожрали. Мерзкое отродье!

– А кто предупредил меня о том, что надо уходить? Ты? – прервал сестру Рувим

– Я. Оставшись в городе, ты бы обрёк себя на мучительную смерть. Помнишь, что ты чувствовал, когда люди из войск Тремса и Ищика начали кидаться друг на друга и убивать, кого попало?

– Боюсь, в этот момент я лежал без сознания. Но я помню – я едва не умер тогда. Я видел такие кошмары, нет, не просто видел, я их чувствовал…

– Вот-вот. Тебе было очень плохо, ты едва не умер, а не умер потому, что хоть был и близко к людям с помутнённым рассудком, но не среди них. Так же и здесь. Останься ты в городе, среди жителей, которых стали терзать реалистичные галлюцинации, ты бы не смог выжить: какое-нибудь ужасное видение убило бы и тебя. Но ты послушал нас и избежал этой участи. Признаюсь, ни я, ни твой брат не хотели, чтобы ты повторил судьбу всех наших сторонников – погиб мучительной смертью. Мы не осуждали тебя за то, что ты пошёл в лагерь Тремса, мы знали – другого выхода не было. Ты, несмотря ни на что, вёл себя достойно, не слился с глупой массой, поэтому мы спасли тебя. Это было в наших силах.

– Ты и брат? Аристарх?

– Да, я и брат. Спору нет, все наши сторонники теперь являются Высшими Разумами, но не сумели постичь то, что удалось постичь нам… «Нет, я положительно сошёл с ума.» – сказала она, с улыбкой глядя на Рувима – Да не сошёл ты с ума!

– Ты и мысли читать можешь?! – воскликнул Рувим, отскочив от Сильвы

– Нет, нет, не бойся ты так! Ничего я не читаю – все мысли у тебя на лице. Видно, что ты ещё не веришь мне до конца, видны твои сомнения, ты думаешь, что то ли ты сошёл с ума, то ли это правда… Это нормально. Человеку трудно осмыслить такие события, с его точки зрения невероятные. Но, я думаю, пока можно абстрагироваться от Высших Миров и перейти к делам насущным. Наверное, не ошибусь, если скажу, что ты голоден.

– Голоден, да, я очень голоден… Ага! Так ты сейчас создашь иллюзию того, что я ем, я буду думать, что я пообедал, а на самом деле…

– Это было бы глупо с моей стороны. – обиженно сказала сестра. От неё повеяло такой печалью, что Рувим тут же пожалел о сказанном. – Если не давать тебе настоящей еды, то твоё тело истощится, ослабнет и умрёт. Так что давай пока поднимайся на холм, а мы с братом придём к тебе и принесём еду. Настоящую, ту, что предназначалась элите.

– Да ты не обижайся, право, сказал, не подумав. Ну, прости, прости! – Рувим обнял Сильву, и она снова заулыбалась.

– Глупо было бы дуться из-за таких пустяков, но, как видишь, минутная слабость одолела, обида духом завладела. И в Высших Разумах не без изъяна… Ну, до скорой встречи!

Рувим вновь поднялся на холм… Все ветхие строения в городе были целы. Одно было точно известно – эти здания пустовали. Никого из людей, кроме Рувима, не осталось на планете.

Рувим сел на камень и, вздохнув, но не горько, а с облегчением, окинул взглядом город. И вдруг произошло то, чего не случалось уже больше трёх лет: небо полностью очистилось от облаков… И засияло солнце!