Притчи мудрого кота [Максим Задорин] (fb2) читать онлайн

Максим Задорин Притчи мудрого кота

Картошка

– Вот вы говорите, люди стали злыми, закрытыми. Но так было всегда наравне с отзывчивостью и проявлением доброты, – прервал спор небольшой компании в купейном вагоне попутчик, до этого ехавший всю дорогу молча, глядя в окно. – Одного без другого существовать не может, иначе мир был бы однообразным. Правда, хорошее, в отличие от плохого, нужно еще суметь разглядеть. И, порой, удается это сделать только на контрасте отчаяния. Лично я это понял на собственном примере из школьной юности. Если вы не будете против, то я с удовольствием расскажу небольшую историю, подтверждающую мои слова.

Не услышав возражений, он, устроившись поудобнее, продолжил:

– В общем я тогда закончил класс девятый, наверное. В период летних каникул в сопровождении двух взрослых, небольшой группой мы отправились в двухнедельный поход. Пеший маршрут был проложен старшими, которые имели достаточный опыт в таких путешествиях. Для нас, еще в сущности подростков, это было увлекательным приключением с рюкзаками за спиной. Правда, уже на вторые сутки воодушевленность быстро улетучилась из-за усталости от многокилометровой ходьбы. Почти сразу стало понятно, что это не пикник на природе, а довольно сложный переход, в котором все необходимое, в том числе и запасы, были строго выверены и нормированы нашими руководителями. Как сейчас помню, хотелось только одного – привала, а когда он заканчивался, и мы вставали, закидывая на плечи лямки со своим скарбом, то желание тут же возникало снова. Поэтому, когда на берегу одного из озер мы провели день и две ночи, поставив небольшой временный лагерь, счастью нашему не было предела. И ощущения были намного ярче, чем если бы мы просто приехали на это место в выходные.

– Разве усталость от неожиданных трудностей можно приравнивать к отчаянию? – вдруг перебил один из сидящих в купе. – Ведь Вы, кажется, именно контрастность отчаяния упомянули?

– Это чувство пришло несколько дней позже, – улыбаясь от того, что повествование все-таки смогло вызвать неподдельный интерес, ответил рассказчик.

Промочив горло небольшим глотком минеральной воды, он возобновил свою историю:

– За три дня до конца нашего похода резко испортилась погода, и свой очередной ночлег мы провели уже под моросящим дождем. Надо сказать, что палаток мы с собой не брали, а спали в спальных мешках под открытым небом, но предусмотрительно захватили с собой большую пленку, которой смогли укрыться, разместившись в один ряд. Тем не менее, утро для нас было довольно холодным, к тому же дождь только усиливался. Мы шли под ним в течение всего дня и промокли, в конечном счете, до нитки. К такой погоде, честно говоря, мы готовы не были. А от наспех сооруженных накидок из всех имеющихся пакетов толку было мало. Ближе к вечеру нам стало понятно, что добравшись до запланированного места привала, мы не сможем даже развести костер, поскольку вокруг уже сплошь стояли глубокие лужи, а лес был полностью пропитан влагой. Ни обогреться, ни пищу сварить, ни чая горячего испить. А вот чувство отчаяния пришло в тот момент, когда тропа, по которой мы шли, в конце концов уперлась в лесную чащу, и стало понятно, что мы сбились с намеченного маршрута и заблудились. Нам ничего не оставалось, как продолжать свой путь, рассчитывая, что поправки, внесенные руководителями в направление нашего движения, приведут нас к небольшой железнодорожной станции, до которой, судя по карте, было километров двадцать. Правда теперь мне кажется, что взрослые сами не были в этом уверены, а просто попытались избежать подростковой паники. Я так думаю, потому что, пройдя четыре с половиной часа, мы эту станцию так и не встретили. Но, к своему облегчению, мы набрели на небольшое хозяйство лесничего, которое расположилось на окраине уже враждебного нам леса. Мы так выбились из сил, что особенно и не удивились этому маленькому чуду. Старшие группы после небольшого совещания между собой отправились договариваться с лесником о нашем ночлеге, собрав все оставшиеся консервы в качестве платы. Больше нам предложить было нечего, так как денег у нас было впритык, исключительно на обратную дорогу. Как позже выяснилось, лесник жил здесь со своей женой, ведя небольшое приусадебное хозяйство, в котором были корова, куры, кролики, лошадь ,собака и кошка. Супруги нас разместили на ночь в своем доме, позволив развесить все свои насквозь промокшие вещи, и согрели нам кипятка. Они отказались от предложенных консервов, которыми мы в результате наспех поужинали. Помню, что приютившие нас люди вели себя в тот вечер как-то настороженно- недоверчиво и несколько безучастно. Может, от того, что не каждый день у них останавливается столько незнакомых гостей. Но все же засыпал я после горячего чая с большим чувством благодарности к хозяевам дома. Утром на столе стоял огромный чугунок с дымящейся вареной картошкой, приправленной плавящимися кусочками сливочного масла и обильно посыпанной пучками укропа. А помимо чугунка, на столе стояли миска свежих огурцов, множество разномастных пустых кружек и глиняная крынка, до краев наполненная парным молоком. Так вот, что я вам скажу, это был самый лучший в моей жизни завтрак. Ничего вкуснее той самой картошки мне пробовать до сих пор не доводилось, – с улыбкой закончил говорить безымянный попутчик.

Нависшую тишину в купе разрядил уставший повторять одно и то же голос проводника, проходящего за дверью:

– Поезд будет стоять на станции двадцать минут.

– Пойдем, подышим свежим воздухом, – предложил один из приятелей.

– Ну да, можно, – согласился с ним другой.

– Вставай давай. Станция. В дороге поспишь, – сказал он, обращаясь к задремавшему товарищу. Уже в коридоре вагона один из них сонно спросил:

– А о чем история-то была?

– О картошке, – донеслось до человека, оставшегося сидеть в купе.

Шанс

– Подсудимый, встаньте! – гулко разнеслось в большом сумеречном зале.

Мужчина, освещенный тусклым светом матовой лампочки над головой, в надетой на голое тело длинной хлопковой рубахе до пят, поднялся с места, озираясь по сторонам.

– Вы обвиняетесь в проявлении праздности и бездействия в течение вашей жизни. Вам есть что сказать в свое оправдание? – голос звучал сурово, откуда-то сверху, из темноты.

– Д-да, есть, – неуверенно ответил мужчина, вытирая вспотевшие ладони о белую рубаху.

– Мы слушаем, – сильный голос прозвучал холодно и громко.

– А кто мы-то? – неожиданно для себя нашелся мужчина и, выпрямившись, смело посмотрел в пустоту, откуда шел невидимый голос.

– Вершители человеческих судеб, имеющие все основания для вынесения окончательного вердикта, – голос усилился на последнем слове.

– Вот себя и обвиняйте, раз вершители, – зло отозвался мужчина. – В этом случае какие могут быть претензии лично ко мне?

– Обвинение, зачитайте свое заключение, – повелительно потребовал голос.

По правую сторону от обвиняемого появился круг света, на котором стоял пожилой человек в пенсне, держащий в руке небольшой лист бумаги. Немного откашлявшись, он монотонно-скрипуче зачитал:

– На протяжении последних трех лет жизни подсудимый неоднократно пребывал в нерешительном бездействии и ничего не предпринимал для развития своих задатков ввиду отсутствия каких-либо стремлений. Принимая во внимание всю тяжесть последствий вины подсудимого, прошу назначить ему наказание в виде последующей реинкарнации в камень.

– Подсудимый, Вам все понятно? – спросил голос.

– Вообще-то нет. Если есть обвинение, то должна быть и защита, – с недоброй ухмылкой ответил обвиняемый.

– Слово предоставляется адвокату, – огласил невидимый голос с нотками раздражения.

Слева мгновенно проявился точно такой же круг света, в котором находилась девушка в строгом деловом костюме, с собранным на голове пучком черных волос. Без каких-либо бумаг в руках она быстро проговорила:

– Учитывая незнание степени своей ответственности, прошу для подсудимого смягчения приговора и возможности выбора места, где он будет находиться в качестве камня.

– Это все?! – ехидно спросил мужчина в белой рубашке. – Ну спасибо, адвокат. Старикан хотя бы потрудился на бумажке суть изложить, а эта практикантка на ходу свою блестящую защиту выстроила.

И уже обращаясь к незримому судье, упрямо сообщил:

– В качестве своей защиты я намерен выступать сам. Это возможно?

– Возможно, – с явным неудовольствием ответили из темноты.

В ту же самую секунду круг света переместился под самого обвиняемого, растворив в полумраке девушку в строгом костюме. Мужчина, оглядев свое одеяние при новом освещении, с вызовом выпалил:

– Настоящим заявляю, что всю степень ответственности я осознавал в полной мере! Более того, я ждал этого случая, чтобы иметь возможность высказаться в нужный адрес.

– Вы хотите сказать, что намеренно совершенно ничего не предпринимали в последние три года своей жизни? – уточнил пожилой обвинитель, поправляя пенсне на своем носу.

– Именно!

– Но почему? – не выдержав, удивленно спросил голос сверху.

– Потому что я отказываюсь играть по вашим правилам. Мои стремления всегда сопровождались трудностями, в то время как другим постоянно предоставлялись безграничные возможности, но они не пользовались ими достойно и в полной мере…

– Вы забываетесь! Об этом не Вам судить! – громогласно разнеслось по всему залу так, что человек в пенсне съежился, а круг света под ним уменьшился в диаметре.

Мужчина в белой рубашке, переступив с ноги на ногу, неуверенно отреагировал:

– Может быть. Но раз такое дело, то к чему весь этот балаган? Судят они меня, видите ли. Камнем грозят сделать. Да плевать я хотел! Уж лучше так, чем постоянно лоб расшибать о закрытые двери. Куда ни сунься, связи нужны или деньги. Ты, дядя, что-то скудно свой листок исписал, – обращаясь к человеку в пенсне, сказал подсудимый. – Там, наверное, не указано, сколько раз я заявки на всевозможные конкурсы посылал. Везде отказ или предложение сделать взнос конкурсанта. Это такая программа стимулирования у вершителей? А чем закончилась моя несанкционированная выставка картин, там тоже не записано?!

Мужчина, сжав кулаки и поиграв немного желваками, твердо продолжил:

– Что касается попыток, то их, знаете ли, было в избытке для того, чтобы я имел право в таком духе высказаться.

– Защите больше нечего добавить, – усмехнувшись, продолжил он. – И ходатайство о снисхождении приговора отзывает.

С этими словами круг света, в котором находился обвинитель, погас, а подсудимый остался стоять при тусклом свете матовой лампочки.

– Подсудимый, Вам предоставляется последнее слово, – холодно сообщил вершитель человеческих судеб.

– Горите в аду, – пробормотал себе под нос мужчина, расправляя прилипшие к телу рукава белой рубашки.

– Ввиду вскрывшихся обстоятельств дела, основанных на словах подсудимого, суд объявляет перерыв на неопределенных срок, – торжественно произнес громкий голос, сопровождая последние слова ударами невидимого молотка…

Звонкий гул стоял в забинтованной голове, заставляя через силу открыть глаза в поисках источника неприятного звука. За окном больничной палаты раздавался шум строительных работ и равномерный стук кувалды о металл.

– Вот и славно, – произнес человек в белом халате, держа в руках толстую папку. – Выкагабкались.

– В целом все хогошо, кости на ногах сгастутся и будете в скогом вгемени бегать, как гогная лань. Гуки так вообще не постгадали. Это важно, ведь вы, судя по гисункам, весьма талантливый художник, – сказал врач, театрально картавя, просматривая при этом эскизы, лежащие большой стопкой в картонной папке.

– В числе моих дгузей есть искусствовед, боо-о-оольшого кгугозога человек. Давно жалуется на отсутствие совгеменных дагований. Так я ему, с вашего позволения, пгодемонстгигую эти габоты – докажу, что он непгав, – весело подмигнув, сказал доктор. – А вы попгавляйтесь. И пгошу вас, догогой мой, смотгите по стогонам, когда пегеходите оживленную улицу. Было бы очень печально лишиться еще одного Айвазовского.

Бледные, потрескавшиеся губы мужчины, лежащего на белой больничной койке, тронула слабая улыбка.

Тень

Бледная, едва различимая тень витала по городским улицам, размыто мелькая на стенах зданий. Ей очень хотелось пить. Который день мучившая ее жажда усиливала нарастающее беспокойство по поводу конечного исхода. Тень решительно не хотела бесследно растаять, так и не реализовав задуманное. В течение своего двухнедельного самостоятельного и независимого существования она преследовала только одну цель – стать полноправной дублирующей копией части царства света в мире теней. Но проблема заключалась в том, что она категорически не желала становиться иллюзией. Ей очень хотелось быть правдивой, а значит быть отброшенной человеком честным и откровенным. Но в этом огромном городе она который день безуспешно пыталась найти чуждого лицемерию кандидата, с каждой минутой все явственнее осознавая, что ее время существования на исходе.

Поначалу, присматриваясь к влюбленным, полагая, что именно такие люди по-настоящему откровенны и честны, тень очень быстро поняла, что они-то самые отъявленные лжецы, преследующие сугубо личные интересы. Два дня она понапрасну потеряла на шумном рынке, полном разных людей. А в административном квартале тень не смогла пробыть и часа из-за чересчур разряженного воздуха, пропитанного обманом и хитростью.

Совсем уже выбившись из сил, слабеющая тень легла на спинку старой лавочки в небольшом сквере и стала ждать порыва ветра, который развеет ее призрачную дымку. Уже почти растворившись в воздухе, она вдруг почувствовала тяжесть чьей-то спины, придавившей ее к деревянной лавочной доске. Продлившим последние минуты пребывания в этом мире был молодой человек, разговаривавший по телефону:

– Нет, не стану я этого делать…Потому что не хочу…Просто не хочу…Нет желания, понимаешь?…Ну вот так…Да, я понимаю, что это очень важно для тебя, но я не хочу этого делать…Нет, ничем не обидел…Не злюсь, потому что не на что…Помню, что ты меня выручил, но твою просьбу выполнять не хочу…Потому что не хочу. Говорю, как есть…Больше не обращаться? Хорошо…Понял, говорю, не буду…Пока.

Человек убрал телефон в карман и, блаженно вытянув ноги, сцепил запястье рук на своем затылке:

– Как же хорошо-то, – с шумным облегчением выдохнул он.

Тень обрела более четкие очертания и почувствовала, что приступ нестерпимой жажды прошел.

Обиды

Оператор сновидений с тоской посмотрел на лежащий перед собой конверт, поступивший с утра из распределительного центра. На красном штемпеле бумажного футляра ярко читалось всего лишь одно слово «ПРИМИРИТЬ», которое стало за последнее время ему ненавистным. Вводные данные, запечатанные внутри, оператор знал уже наизусть. Ничего примечательного, банальная ссора двоих, не стремящихся к пониманию. Съедаемая гордынею заносчивая парочка, из-за которой оператор в течение долгих месяцев не мог получить высшую степень квалификации. Что он только не пробовал, в какие локации снов их не помещал, предоставляя возможность объясниться, но все тщетно. Эти двое упрямцев не желали и не искали примирения.

Однажды он разместил их на отвесной стене скалистого обрыва, скрепив обоих страховочным тросом, но как только сон был поставлен на воспроизведение, эти двое принялись остервенело обрезать общую связку сподручным инструментом. Оператор тут же внес коррективы в сновидение, и эгоистичных скалолазов снесло неожиданным камнепадом в пропасть. Спустя неделю после этой, казалось, удачной операции из распределительного центра снова пришел конверт с тем же самым заданием, невыполнение которого мешало достижению профессионального признания. Альтернативный вариант, конечно, имелся. Сопроводив конверт служебной запиской, можно перенаправить его в отдел реальности. Там таких гордецов быстро ломают, причем с первого раза и без всяких разминок. Это не сны, в которых все иллюзорно и не по-настоящему. А если задание поступило из отдела сновидений, так реалисты безо всякого протокола начинают работать, стараясь поскорее избавиться от свалившейся «передачи». Но ответственному сотруднику отдела сновидений крайне не хотелось иметь даже небольшого пятнышка в своем завидном послужном списке, которым он очень дорожил. Поэтому, скрепя сердце, оператор залез на информационный сервер, чтобы в очередной раз перечитать личные дела неприятных ему участников конфликта. Просматривая ничем не примечательные данные, его мучил только один вопрос: «Почему они такие упертые?».

В повседневной жизни эти двое никак не пересекались и не имели общих друзей, но их память хранила по отношению друг к другу горькую обиду, возникшую из-за разного восприятия ситуации, в которой они оказались несколько лет назад. Никто из них не пытался объясниться, пребывая в полной уверенности, что это не нужно другому, от чего взаимная обида только крепла.

«Два упрямых барана, – думал оператор сновидений. – Из-за них я должен ощущать свое несоответствие». Ничего не узнав для себя нового, оператор, тяжело вздохнув, выбрал редко используемую локацию из каталога сновидений и загрузил в общую базу просмотров, предварительно отметив нужных участников.

Ветхая лодка раскачивалась в молочном густом тумане посреди бескрайнего озера. Звенящую тишину нарушал только плеск бьющихся о деревянные борта небольших волн. Две неподвижные фигуры по разным краям маленького суденышка сидели облаченные в темные балахоны и едва были видны друг другу в плотной дымке.

– Опять ты? – прохрипела басом фигура с носовой части лодки.

– Думаешь, я рада? – резко отозвалась фигура на корме.

Нависшую паузу прервал тревожный крик чайки, пролетающей где-то поблизости. Мужская фигура попыталась встать со своего места, от чего шаткая лодка предательски раскачалась, заставив сесть обратно.

– Сиди спокойно, – недовольно донеслось с кормы.

– Не могу спокойно, когда ты рядом, – с неприязнью отозвался мужской голос.

– Ну, так плыви тогда, кто держит? – презрительно бросила женская фигура.

– Уплыл бы, да берега не видно, – с сожалением прозвучало с носовой части.

– Как будто тебя это когда-то останавливало, – ехидно отозвалась женская фигура.

Последовало тяжелое молчание. Порыв внезапного ветра немного развеял плотную туманную завесу, благодаря чему двум пассажирам стали видны весла, пристроенные к бортам широкой лодки.

– Давай грести что ли. Не сидеть же бесконечно, – предложила мужская фигура.

– Ты мужчина, ты и греби, – ответила на поступившее предложение женская.

– Уключин нет, без них одному с двумя веслами не справиться, да и короткие они, – лаконично заключил мужчина.

– Как всегда куча аргументов, чтобы доказать свою правоту, – прокомментировала женщина, неохотно дотягиваясь до весла по правую руку.

Быстро сориентировавшись, мужчина, взяв в руки свободное весло, осторожно поднялся, стараясь не раскачивать лодку, и опустил его в воду по левому борту. Лодка рывками стала набирать ход.

– Надо сообща, в выбранном направлении, а то по кругу будет таскать, – рассудил мужчина, обратив внимание на отсутствие синхронности.

– Чертов зануда, – ворчливо донеслось с кормы.

Тем не менее, лодка выровнялась и пошла плавно. Туман постепенно стал рассеиваться и вскоре по ходу движения показалась кромка берега.

– Угадали с направлением, – сказал мужчина.

– Без тебя знаю, – огрызнулась женщина.

– К твоему сведению, неприязнь взаимна, – посчитал нужным сообщить мужчина.

– Больно много чести. Плевать я на тебя хотела, – зло прошипел женский голос с кормы.

– Зачем тогда снишься постоянно?

– Я?! Да это ты достал меня уже своими появлениями! – сорвалась на крик женщина, перестав грести.

– Ну раз не нам, то это может кому-то другому нужно? – задумчиво произнес мужчина.

«Га-га-га-га», – неожиданно послышались крики взлетевших со стороны удаленного берега гусей.

– Честно говоря, мне надоела эта бессмысленная вражда, – тяжело вздохнув, сказал мужчина, не оборачиваясь. – Устал я от нее.

Не услышав ни одобрения ни порицания, он почувствовал некоторую уверенность в неожиданных для себя выводах. Проплыв еще немного в полном молчании, мужчина продолжил:

– Ты пойми правильно, мне тоже есть из-за чего быть раздосадованным. Но сколько можно-то? Пусть каждый останется при своем мнении, но так, чтобы без взаимных обид, – убежденно сказал мужчина. – Ну что, мир?

С этим вопросом мужчина вполоборота повернулся корпусом назад, тут же получив размашистый удар веслом по голове, и, охнув от неожиданности, камнем повалился за борт.

Оператор поставил воспроизведение на стоп и устало откинулся на спинку рабочего кресла. В задумчивой нерешительности он побарабанил пальцами о столешницу и, приняв для себя окончательное решение, сохранил на съемный носитель только что воспроизведенное сновидение в виде файла под названием «обязательно к просмотру». Упаковав запись в разноцветный конверт вместе с данными своего задания, оператор достал штамп. Замерев на мгновение, он поставил ярко переливающуюся печать «В ОТДЕЛ РЕАЛЬНОСТИ» и прикрепил к конверту короткую служебную записку, педантично перечислив в ней все приложения.

– Я все-таки пытался, – пробормотал оператор сновидений, убирая «передачу» в лоток для курьерской почты.

Дебаты

Среднестатистический гражданин большой и невероятно гордой страны, сидя в маленькой квартире, недавно купленной в ипотеку, скромно ужинал после серого трудового дня и внимательно слушал трансляцию выступления одного очень важного чиновника, сопровождая ее своими репликами.

– Инфляция в стране снижается и уже почти достигла цели центрального банка в 4%…, – уверенно говорил чиновник.

– Ну-ну, – недоверчиво прокомментировал гражданин, отламывая кусочек хлеба, опять подорожавшего за последнюю неделю.

– В то же время, общаясь со своими знакомыми, я вижу, что этому мало кто верит, – с грустью в голосе продолжал чиновник.

– Неожиданное открытие, – ехидно вставил гражданин.

– Все считают, что рост цен гораздо выше официальных цифр. Давайте попробуем разобраться, в чем здесь причина.

– Давай попробуем, – в предвкушении заерзал на стуле гражданин.

– Вы, конечно, помните тот ценовой шок, который произошел два года назад. Это было очень серьезное потрясение, которое трудно забыть. Поэтому складывается ощущение, что это было только вчера. Хотя это было не вчера, а тогда. Но кажется, что вчера и что цены все еще растут, потому что кажется, что вчера это все произошло. Но ведь это не так, прошло два года, и это уже не вчера, а целых два года назад. Тогда цены росли большими темпами, а кажется, что со вчерашнего дня. Это первая очень важная причина.

– А? – недоуменно отреагировал гражданин, не заметив, как с зависшей в воздухе вилки на стол упала макаронина.

– Вторая причина тоже психологического свойства, – немного лукаво продолжил высокий чин.

– Ты погоди, дай первую переварить, – выйдя из небольшого транса, отреагировал гражданин.

– Она связана с тем, что мы в своей жизни смотрим на цены товаров и услуг, которые потребляем каждый день, – хитро улыбаясь, говорил чиновник.

– Логично. А как еще-то? – искренне удивился гражданин.

– У кого-то – это молоко, сахар, хлеб. У кого-то бензин…

– А у кого-то яхты, машины и квартиры, – мечтательно продолжил гражданин.

– Когда цены на повседневные товары и услуги растут, мы склонны считать, что такими же темпами растут цены на все остальное. В реальности цены на многие товары и услуги не растут, а даже снижаются.

– Яхты подешевели что ли? – изумился гражданин.

– Индекс салата оливье, то есть цены на те товары, которые являются ингредиентами салата оливье, в прошлом году выросли всего-то на 2%.

– Дожили, уже салатами экономику измеряют, – пережевывая макароны, сказал гражданин.

– Каждый в своей потребительской корзине может найти те товары и услуги, цены на которые не меняются или даже снижаются. Скажем, в моей потребительской корзине цена стрижки не менялась уже года два, а цены на чистку штор за последний год даже снизились.

      Гражданин машинально провел ладонью по своей гладко выбритой голове и посмотрел на голые сиротливые окна пока еще не своей квартиры.

– Нечем крыть, молоде-е-е-ец, – протянул он восхищенно.

– Теперь, что касается официального органа, который считает цены и инфляцию в нашей стране. В расчет входит семьсот видов товаров и услуг, в числе которых есть даже расходы на зарубежные туристические поездки.

– Шикарный подход! Уравняли еду с отдыхом.

– Это общепризнанная методика, которая применяется в большинстве стран мира, поэтому таким расчетам можно доверять, – чиновник, сделав небольшую паузу, продолжил. – У каждого своя потребительская корзина.

– Ну про твою мы уже поняли, – весело подмигнул гражданин.

– Кто-то потребляет больше одних товаров и услуг, кто-то других. Поэтому личная инфляция у каждого из нас будет отличаться от общей. Но нужно понимать, что если у кого-то инфляция выше, то у кого-то она ниже. Поэтому в среднем мы получаем ту инфляцию, о которой говорит официальный орган статистики.

– Ну да, я экономлю на еде, ты – на стирке штор, а в среднем мы неплохо живем.

– А еще важно знать, что если мы думаем о росте цен, об инфляции, то наши инфляционные ожидания могут влиять и на фактический рост цен. Поэтому не надо себя настраивать на повышение цен, и тогда они не будут расти.

– Выходит, опять мы сами виноваты, – подытожил законопослушный и терпеливый гражданин невероятно гордой страны, доедая свои макароны.

Правда

В шумном, многолюдном городе, среди высоких зданий из стекла и бетона, на небольшой вымощенной площадке, открылась маленькая мастерская. В старенькое, свежевыкрашенное деревянное строение, как и водится, поначалу никто не заходил, а вывеска «АТЕЛЬЕ ПРАВДЫ» вызывала недоумение. Но спустя время стали робко наведываться первые редкие клиенты, которые неожиданно обнаруживали для себя большую значимость предоставленной услуги. Вскоре слухи об удивительном ателье распространились далеко за пределами жилого квартала, и еще до открытия выстраивалась приличная очередь. Каждый шел со своей правдой, желая ее преобразовать для удобства восприятия другими. Некоторые приходили с желанием видоизменить правду для своих собственных нужд.

Несмотря на большой спрос, мастер и его помощник всегда выполняли поступающие заказы вдвоем, при этом строго придерживаясь установленного режима работы, который никогда не предусматривал сверхурочных часов, несмотря на проявление нетерпения некоторыми клиентами.

Как правило, первичный осмотр поступающей правды осуществлял помощник, выискивая в ней несовершенства. Определяя их, он тут же, вооружаясь необходимым инструментом, принимался за дело. В случае более трудоемких операций, требующих специальных навыков, правда попадала на стол мастеру, который выполнял более сложные заказы, порой занимающие несколько часов. Ровно в шесть вечера помощник вежливо выпроваживал из ателье всех неуспевших, предлагая обратиться в другой раз, закрывая дверь ателье на замок. А на следующее утро, ровно в девять часов, дверь отпиралась, и начинался новый рабочий день, который повторялся только четыре раза в неделю, вне зависимости от количества и срочности заказов.

– Добрый день, – всегда вежливо улыбаясь, встречал клиентов помощник мастера. – Что у Вас?

– Да вот, больно острая, колется, – отвечал очередной клиент.

– Это мы быстро поправим, – извлекая из набора инструментов напильник, отвечал помощник. – Немного притупим шипы, и вуаля! Кто следующий?

– Здравствуйте! Сухая она у меня совсем и крошится.

– А мы ее сейчас в воду опустим. Десять минут подождите, намокнет и станет мягкой, – добродушно отвечал помощник. – Следующий!

– А у меня голая правда. Прямо не знаю, что с ней делать. Стыдно даже становится от ее наготы.

– Нужно приодеть. Это займет чуть больше времени. Сами понимаете, необходимо подобрать наряд. Мастер закончит работу через час. Заказ будет ждать на стойке выдачи, – заключил свой осмотр помощник, передавая заказ старшему ателье. – Следующий!

– Здравствуйте, – застенчиво сказала девушка, подойдя к отполированному столу заказов. – У меня вот…

С этими словами она выложила на глянцевую поверхность маленький сверток, источающий неприятный запах. Потянув за края оберточную бумагу, помощник развернул пачкающий конверт и поморщился:

– Протухла ваша правда. Что ж Вы, барышня, с такой приходите? В этом случае решительно ничем помочь уже нельзя. Слишком поздно. Такую правду сразу нужно было употреблять, пока свежая, а сейчас она абсолютно испортилась. Мне очень жаль. В следующий раз будьте своевременны.

– Всего доброго, – заключил помощник. – Следующий, пожалуйста!

Девушка, краснея от неловкости, спешно забрала со стола свой сверток, который оставил небольшой мокрый след на зеркальной полировке, и под провожающие взгляды очереди покинула ателье.

Слезы обиды, наворачивающиеся на глаза, размывали панораму городских улиц, и девушка, свернув за угол, тихо разрыдалась, прислонившись спиной к обветшалой штукатурке серого здания. Мимо скорым шагом прошел мужчина в кожаном фартуке, резко остановившись, заметив боковым зрением плачущую барышню:

– Ну что же вы так быстро убежали? – добродушно пожурил мастер. – Прошу простить моего помощника. Он не разобрался как следует в вопросе в силу своей неопытности. А вашей проблеме, мне кажется, можно помочь.

– Позвольте, – протянул он руку к неопрятному свертку.

Взяв его, он осторожно развернул бумагу и, немного покопавшись в его содержании опытными пальцами, извлек из бесформенной массы что-то похожее на фруктовую косточку.

– Ну вот, как я и думал, – удовлетворенно произнес он. – Еще не все потеряно, но нужно много времени, пока зерно правды прорастет и даст свои плоды. Так что посадите дома в горшочек с землей и не забывайте периодически поливать.

– Теперь-то вы уже знаете, чем важна своевременность в отношении такой правды, – серьезно добавил мастер.

– Спасибо! Спасибо большое, – счастливо блеснув остатками недавних слез в глазах, поблагодарила девушка, – Конечно…Не забуду…Все поняла и сделаю.

Зажав в кулаке только что обретённую надежду, девушка поспешила в направлении ближайшего магазина товаров для садоводства, искренне веря в то, что у нее все получится.

Дом

В глухой деревне царило несвойственное этим давно заброшенным местам оживление. Малочисленные жители, преимущественно преклонного возраста, с утренней зарей стали стягиваться к восточной окраине своего поселения, где стояла старая деревянная изба с просевшей крышей. Около нее уже сновали сонные рабочие, в вялых движениях которых угадывалась подготовка к сносу уже нежилого дома.

– Никак ломать собираетесь? – участливо спросила старушка у бригадира.

– А что ж еще с этой рухлядью делать, бабуль? – бодро отозвался тот. – Застраиваться новый хозяин будет. А эта хибара в его проект не входит.

– Больше ста лет дом простоял и еще бы столько же смог, – укоризненно вставил дед, опираясь на клюку. – Крышу только перестелить и всех делов.

– Ты чего, дед, какую крышу? Да он же прогнил насквозь! Бетон и кирпич будет на века, а это все прошлый век. По-современному застраиваться уже пора, – снисходительно ответил энергичный прораб. И уже обращаясь к своим подчиненным, скомандовал:

– Крепи!

– Хех, – усмехнулся дед, – дом Евсеича сломать не так-то просто. Он же в пятом колене строитель. Стропиловы дома ставили основательно, для себя так тем более.

– Ой, дед, не мешай, – отмахнулся прораб. – И не такое ломали. Сложится как карточный домик.

С этими словами он резво вскочил в кабину трактора и завел многолошадный мотор. Резко дернувшись с места, стальные гусеницы стали врываться в землю, обильно смоченную утренней росой. Железная цепь, соединяющая прошлый и новый век, не выдержав созданного напряжения, с лязгом лопнула.

– Чего там? – недоуменно спросил прораб, высунувшись из кабины. – Не закрепили что ли?

– Закрепили, – лениво отозвался рабочий. – Цепь лопнула.

– Да быть не может, – не поверил прораб, осматривая гремящую цепь в месте свежего разлома. – Что за чертовщина?

– Говорил же, – сплюнув на землю, усмехнулся дед, – не просто будет.

– Ну, это мы еще посмотрим, – пробормотал прораб, раздраженно за собой хлопнув дверью.

Трактор резко развернулся, выпустив черную копоть выхлопных газов над собой, и задрав ковш, двинулся в сторону серых от времени аккуратно сложенных друг на друга бревен.

– Придавит же, – с тревогой перекрестилась старушка.

– Не боись, – весело сказал дед, – ничего у него не получится.

Зубья тракторного ковша вонзились в бревенчатую стену, с треском вырывая из нее щепы, но сама конструкция не поддавалась прилагаемым механическим усилиям. Конечным результатом безуспешных попыток сломать, казалось бы, ветхий дом стал заглохший двигатель. Бригадир со злостью спрыгнул с трактора.

– Тащи канистру! – распорядился он в адрес рабочих.

– Спалить решил, – пронеслось среди собравшихся.

– Ты еще бомбой взорви, внучек, – ехидно прошамкал дед.

Но бригадир, еще больше задеваемый таким замечанием, уже принялся остервенело обливать стены злосчастной постройки бензином, не заметив как подъехал автомобиль, из которого вышли два человека.

– Что так долго возитесь? – спросил подходя один из них, помахивая увесистой папкой в руке. – Вы уже должны вывоз мусора начать, а тут дом еще нетронутым стоит.

– Жечь надо. Сломать не вышло, – сухо отчитался бригадир.

– А говорили, что он свое отслужил и толку от него не будет, – улыбаясь, сказал второй человек, являющийся новым хозяином участка. – Выходит, профессиональное видение архитектора подвело?

– Сам не ожидал, – оправдываясь, сказал архитектор, – обычно такие старые дома, к тому же долгое время заброшенные, никакого интереса не представляют.

– Мой дом должен быть прочным. По-настоящему прочным, – обратился хозяин участка к архитектору, – как этот.

Задержав свой взгляд на канистре в руках ожидающего распоряжения бригадира, немного подумав, добавил:

– Только, чтобы огнеупорный.

– Что ж, внесу поправки в проект, – вздохнул архитектор.

Слышавший этот разговор дед с усмешкой подтрунил над раздосадованным бригадиром:

– Ломать не строить, а, внучек?

Ценообразование

На шумном городском рынке, пристроившись к краю обильных торговых рядов, разложил свои крупные яблоки садовод-любитель. Крепкие, насыщенного ярко-зеленого цвета, они лежали горкой на импровизированном прилавке, собранном из фанерных ящиков. Никто из торговцев-завсегдатаев не придал особого значения появившемуся новичку. Некоторые лишь скептически окинули взглядом предлагаемый садоводом товар, который так и не обзавелся ценником.

– Почем яблочки? – поинтересовался любопытный прохожий.

– Стоимость определятся покупателем, – улыбаясь, ответил садовод.

– В смысле? – не понял покупатель.

– Сколько посчитаете нужным, столько можете и заплатить, – все так же добродушно пояснил садовод.

– Чудак, – заключил несостоявшийся покупатель и направился дальше вдоль торговых рядов.

Торговавший рядом продавец фруктов, с любопытством наблюдавший за очень коротким диалогом, не без удивления заметил:

– Что-то новенькое в вопросе ценообразования. В чем подвох?

– Ни в чем, – ответил садовод. – Просто считаю, что цены должны устанавливать покупатели, а не наоборот.

– С таким подходом прогоришь, – расслабленно рассмеялся продавец.

Садовод, ничего не ответив, лишь неопределенно пожал плечами.

В течение часа к нестандартному прилавку неоднократно подходили заинтересовавшиеся сочно выглядящими яблоками, но большинство из них недоуменно отходили, выяснив подробности, а другие с сомнением рассматривали товар, пытаясь найти скрытый изъян.

– Как это "сколько сочту нужным"? – не унимался пожилой потенциальный покупатель. – У всего есть своя цена.

– Вот вы её и определите для себя, – вежливо отвечал садовод.

– Ну а если рупь цена вашим яблокам? – продолжал свой допрос покупатель.

– Если считаете, что рупь, то платите именно эту сумму и берите яблоки, – едва сдерживая улыбку, отвечал садовод.

– А сколько можно взять? – интересовался въедливый покупатель.

– Сколько сочтете нужным. Стоимость каждого яблока вы определяете сами, – не меняя спокойного доброжелательного тона, отвечал садовод.

– Вот вам полтинник. За него я возьму вот эти четыре яблока, – вклинился в разговор мужчина в солнцезащитных очках, отбирая несколько больших и крепких зеленых шаров. – Устраивает?

– Как пожелаете, – искренне улыбаясь, ответил садовод.

– Просто аттракцион невиданной щедрости, – сопроводил своими комментариями пожилой покупатель первую за день сделку чудаковатого садовода, – Мне по рублю давайте десять штук.

Расплатившись, довольный своей удачной покупкой покупатель убрал яблоки в сумку-тележку и торопливо пошел прочь, тревожно оглядываясь на странного продавца. В течение следующего часа благодаря первым клиентам, привлекших внимание своими расспросами, весь товар был распродан под недоуменным взором искоса поглядывающего соседа, стоящего за рыночным прилавком.

– Как навар? – озадаченно спросил он садовода, который разбирал свое место торговли.

– Не в нем дело. Яблок много, девать некуда. Вот я и распродаю таким способом. Как видно, не ошибся с выбором, – удовлетворенно ответил садовод.

– Если у тебя еще есть, давай я куплю. Тридцать рублей за килограмм даю. Хорошая цена для опта, – предложил торговец, мысленно подсчитывая свои барыши.

– Не сомневаюсь, – вежливо ответил садовод. – Если завтра не пойдет, то воспользуюсь вашим предложением.

На следующий день все привезенные на продажу яблоки разошлись почти тут же. Среди уже менее скептически настроенных покупателей оказался и въедливый пожилой гражданин, который, смущенно протягивал сто с лишним рублей.

– Это я еще и за вчерашние доплачиваю. Очень хорошие яблоки, – сопроводил свою покупку гражданин.

Утром третьего дня садовода уже поджидали представители администрации рынка, которые ясно дали понять, что самовольная торговля на этом месте запрещена. Продавец фруктов, ставший свидетелем требования покинуть территорию рынка, предложил незадачливому любителю продать имеющийся товар по двадцать рублей за килограмм.

– Еще позавчера вы предлагали тридцать, – с улыбкой напомнил садовод.

– Таков рынок. Цены постоянно меняются, – довольно поглаживая круглый живот, пояснил свое предложение продавец фруктов.

– Предпочитаю, чтобы их все-таки меняли сами покупатели, – отказался от предложения садовод.

– Неразумно пытаться изменить отлаженный веками механизм, – не без раздражения напутствовал продавец уходящего чудака.

Спустя несколько дней по рынку пошел слух о странном садоводе-любителе, предлагающем яблоки, груши, вишню, а также овощи прямо на своем участке по схеме ценообразования, идущей вразрез со сложившимися стереотипами.

Урок

Прилежный ученик второго класса ранним пасмурным утром собирался в школу. Зашнуровав ботинки и закинув за спину свой ранец, он одернул на себе форму, выправив заломы темно-синей ткани, и стал терпеливо ждать, когда оденется его мама. Каждое будничное утро у мальчика с мамой был совместный маршрут до автобусной остановки, где их пути расходились. Этот день должен был развиваться по обычному сценарию, который неожиданным образом внес свои коррективы на выходе из лифта. На первом этаже парадной у ступеней лестницы сидел щенок, который радостно завилял хвостом, увидев незнакомых людей.

– Вот это да! – восхищенно удивился мальчик. – Чей он, интересно?

– Возможно, ничей, – сказала женщина, увидев, что щенок без ошейника. – Лучше пойдем.

– Ты посмотри, какой хороший и ласковый, – забыв обо всем, сказал мальчик, уже втянувшийся в игру со щенком, который вставал на задние лапы, опираясь передними на вытянутые детские ладони.

– Мы не можем его взять к себе, если ты об этом. У нас уже есть кошка, – напомнила женщина. – Так что не приманивай понапрасну щенка.

– Я просто с ним играю. Видишь, он хочет играть, – весело сказал мальчик.

– Он ищет хозяина, – назидательно сказала мама мальчика. – Он увяжется за тобой, если ты не прекратишь.

Но мальчик уже не слушал взрослых советов, весело бегая вместе со щенком, который был необычайно рад своему внезапному счастью. Уже направляясь в сторону автобусной остановки, женщина помахала рукой мальчику и еще раз напомнила:

– Не давай щенку пустой надежды.

– Хорошо, мам, – сказал мальчик, осознав, что ему нужно в школу, а там не место щенкам.

– Ну, все, – обратился он к щенку, – мне пора идти. А ты попробуй найти себе хозяина.

Но глупый щенок думал, что уже нашел его и продолжал описывать круги около мальчика, неуклюже запинаясь своими еще некрепкими лапами.

– Ты что, не понимаешь? – начал тревожиться мальчик, подходя все ближе к школе. – Иди обратно. Тебя нельзя со мной.

Щенок не понимал или не хотел понимать, почему мальчик, с которым они так успели сдружиться, его прогоняет. Наверное, это такая новая игра. Он останавливался, но, видя, как мальчик оборачивается, резво набирал скорость, догоняя его. Начал накрапывать осенний дождь, который не отставал от двух малышей вплоть до здания школы. Холодная и промозглая погода заставляла прохожих ускорять шаг, делая окружающее пространство безлюдным. Мальчик беспомощно огляделся вокруг в поисках того, на кого можно было бы переключить внимание увязавшегося щенка:

– Иди же, – приговаривал он, переживая, – дождь начинается. Промокнешь ведь.

Щенок сел и, внимательно посмотрев на маленького человека, повиливая непослушным хвостиком, звонко гавкнул.

– Уходи! – с дрожью в голосе, злясь на самого себя, крикнул мальчик и притопнул ногой. – Прочь!

Но щенок, желая сгладить внезапное, непонятно чем вызванное раздражение человека, попытался лизнуть детскую руку своим розовым шершавым языком.

Неожиданные раскаты грома набирающего силу дождя заставили вздрогнуть щенка, который завертел головой в поисках источника шума. Мальчик, воспользовавшись потерей внимания четвероногого, забежал за колонну здания и, замерев, спрятался от своего прилипчивого преследователя. Немного постояв, он осторожно выглянул из-за стены иувидел, как щенок заметался в поисках внезапно исчезнувшего маленького хозяина, жалобно поскуливая. Сердце мальчика бешено стучало, а внутри все предательски сжималось от возникшего чувства растерянности.

Щенок, вновь ощутив вернувшееся одиночество, безнадежно и тоскливо завыл, сидя под холодным осенним дождем, а мальчик стоял за колонной здания и вытирал рукавом свои первые в жизни слезы отчаяния…

Эксперимент

Сотрудник научно-исследовательского центра, переступив порог лаборатории, первым делом осмотрел искусственный лабиринт, накрытый стеклянным куполом. Белая мышь, забившись в углу одного из участков многочисленных хитросплетений, не подавала никаких признаков активности. Научный сотрудник, одной рукой наспех застегивая пуговицы на халате, другой пролистывал журнал, в который заносились сведения о поведении подопытного образца. Последняя запись, датированная вчерашним числом, гласила: «Образец №37 перестал реагировать на внешние раздражители и проявляет апатию. Попыток возобновить движение по лабиринту в поисках выхода не зафиксировано. Побуждение к действию механическими способами не дало результатов».

– Что ж, тридцать седьмой, намекнем тебе, где выход, – вслух сказал сотрудник.

Около небольшого отверстия в стеклянном кожухе лабиринта он выложил маленький кусочек сыра и включил миниатюрный вентилятор, который стал нагнетать воздух, распространяя запах молочного продукта внутри лабораторной установки. Уловив аромат лакомства, мышь, ничего не евшая со вчерашнего вечера, поводила носом и, определившись с направлением, неуверенно, постоянно вздрагивая на очередных поворотах, стала перемещаться среди высоких стенок конструкции. Ее маленький мозг очень прочно хранил в памяти информацию предыдущих дней о небольших электрических разрядах, которыми иногда сопровождался ее выбор на разветвлениях маршрута. Болезненные ощущения возникали от закрепленных на теле ремешков, а все попытки их снять наказывались новой порцией разрядов.

Сотрудник, с удовлетворением отметив, что мышь, ведомая чувством голода, медленно, но верно идет на источник запаха, сделав соответствующие записи в журнале, опустил дополнительные перегородки в конструкции, отрезающие пути для мыши во всех направлениях.

– Так, так, так. Что ты теперь будешь делать, глупая мышка? – с интересом стал наблюдать сотрудник.

Мышь, перед которой внезапно оказалась глухая стена, повернула было назад, но также наткнулась на очередное непреодолимое по высоте препятствие. Покрутившись на месте, она приподнялась на задние лапки и пронзительно пискнула.

– Думай, мышка, думай, – произнес сотрудник, награждая ее порцией электрических разрядов, от чего та заметалась в замкнутом пространстве, не видя решений.

Резкий звонок рабочего телефона заставил научного сотрудника прервать эксперимент, и он, положив пульт на стол, поднял трубку.

– Лаборатория. Я слушаю.

– Срочно спуститесь на стоянку, – тревожно сказал голос секретаря в трубке. – Ваша машина горит.

– Что?! – с ужасом воскликнул сотрудник и, бросив трубку на стол, тут же метнулся к двери лаборатории.

Не дожидаясь останавливающегося на всех этажах лифта, научный сотрудник воспользовался лестничным пролетом. В бешеном ритме спускаясь по ступенькам, перескакивая через одну, две, он вынужден был сбросить скорость из-за группы рабочих, волокущих громоздкое оборудование.

– Да что ж такое, – в сердцах бросил сотрудник и выбежал в холл четвертого этажа с большими панорамными окнами, выходящими на автостоянку.

Прильнув к стеклу, сотрудник с замиранием сердца увидел, как на площадке полыхает ярким пламенем его новенький автомобиль, полученный всего две недели назад после полугодового ожидания сделанного им предзаказа. Вокруг объятой огнем машины растерянно носились сотрудники парковки, неумело пытаясь погасить возникший пожар, опасаясь при этом предстоящего взрыва топливного бака. В конечном счете они отошли на безопасное расстояние и ожидали расчета пожарной команды, которая, судя по доносившимся звукам сирены, была уже недалеко от места происшествия.

Сотрудник научного центра обреченно смотрел на происходящее, мысленно проводя подсчеты оставшихся выплат по оформленному кредиту. От ужасающей калькуляции его отвлек звонок мобильного телефона:

– Слушаю, – безразлично ответил он.

– Вас срочно просит зайти заведующий кафедрой, – отчеканил деловым тоном голос в трубке.

Осознав свою беспомощность в попытке спасти ситуацию или хоть как-то на нее повлиять, сотрудник нехотя поплелся в сторону кабинета своего начальника.

– Заходи. Присаживайся, – жестом указав на кресло, пригласил начальник вошедшего сотрудника. – Ты извини, что в такой момент дергаю. Уже слышал. Но там тебе сейчас все равно делать нечего. Тут уж ничем не поможешь. Пожарные сами разберутся, а уж потом все соответствующие бумаги получишь.

Сотрудник понуро опустился в кресло.

– Тут вот какое дело, – осторожно подбирая слова, продолжил начальник. – Пришло распоряжение сверху о снятии с баланса нашего центра части хозяйственного имущества. Так что служебную квартиру, как и многим другим сотрудникам, тебе придется в ближайшую неделю сдать. Извини, такая вот закавыка вышла.

Поймав мрачную ухмылку сотрудника, начальник, тяжело вздохнув, участливо спросил:

– После развода с женой за тобой квартира или дом остался?

– Машина, – вымученно улыбнулся сотрудник, направляясь к выходу.

Длинный извилистый коридор многоэтажного здания, по которому медленно, на автопилоте, шел сотрудник научного центра, идентично дублировался верхними и нижними этажами, образуя подобие лабиринта, выполненного в трехмерной плоскости. Над стеклянным колпаком этой масштабной конструкции склонился незримый наблюдатель, увлеченно рассматривающий происходящее. Набрав небольшую комбинацию кода на световой панели, расположенной рядом со своей экспериментальной установкой, он с интересом произнес:

– Так, так, так. Что ты теперь будешь делать, глупый человечек?

День знаний

Учитель начальных классов внимательно обвел взглядом разместившуюся за лакированными партами нарядную в честь начала учебного года ребятню. Школьная форма придавала детям напускную серьезность, обязывая соответствовать новому статусу и внимать взрослому, стоящему у доски, который на ближайшие три года станет для них особенным человеком. Еще вчерашние дошкольники, переполненные детскими волнениями от смены привычной обстановки и окружения, пока лишь смутно догадывались об этом, но пристальное внимание преподавателя уже заставляло трепетно следить за каждым его движением.

Для Учителя это был уже четвертый класс в его практике. Опыт предшествующих выпусков говорил о большом значении первых нескольких минут молчаливого знакомства с новыми подопечными. Для них в этот момент он уже становился наставником, которому полагалось знать индивидуальные черты каждого. Помимо школьной программы перед Учителем стояла личная, его собственная задача в предстоящий период работы. Обладая особенным даром, он мог очень отчетливо видеть над головой каждого переливающееся свечение радужной ауры, цвета которой, по его собственным наблюдениям, к концу третьего класса обретали более устойчивые тона, говорящие о формировании характера. И если эти изменения, сопровождаемые преобладанием ярких красок, радовали Учителя, то подавляющее сочетание серых и мрачных цветов вызывало горькое сожаление о неудаче, которую он принимал исключительно на свой счет. Будучи абсолютно уверенным, что отпущенного ему времени для занятий с детьми достаточно, чтобы подвести их к выпуску, сохранив радужный перелив ауры, Учитель стремился к тому, чтобы разочарований у него больше не было.

Вот и сейчас, вглядываясь в каждого из присутствующих в классе, он довольно быстро выделил среди большинства девочку, чье радужное сияние в отличие от окружающих сверстников было намного тусклее, с насыщенными вкраплениями фиолетовых пятен. Определенно, этот цвет говорил о чувстве страха перед предстоящим ощущением неловкости. Оставалось только незаметно выяснить причину этого беспокойства.

– Итак, дети. С этого момента вы можете считать себя настоящими учениками, которым предстоит узнать очень много нового и интересного, – торжественно нарушил тишину притихшего класса Учитель. – В этом деле вашим основным инструментом будет обыкновенная пишущая ручка, с помощью которой вы сможете закрепить полученные знания.

Мельком взглянув на ауру вызвавшей беспокойство девочки, Учитель заметил, как в ней испуганно заиграли насыщенные фиолетовые цвета.

– Но для этого необходимо научиться письму и чтению. Хотя, уверен, что некоторые из вас уже могут похвастаться этими умениями.

Учитель убедился в этом, заметив всполохи оранжевых цветов гордости над несколькими головами первоклассников, в числе которых была и девочка. Правда в ее случае вспышка, довольна тусклая, почти тут же сменилась насыщенно-фиолетовым страхом.

– Что ж, умеющим определенно будет поначалу несколько легче, чем остальным. Но стоит использовать полученную фору с умом и щедростью, закрепляя свои навыки и помогая своим товарищам.

Немного помолчав, залюбовавшись детскими аурами, переливающимися цветами, Учитель добавил:

– Поддерживая другого, вы сами станете только сильнее.

Взяв в руку ровный цилиндрик белого мела, Учитель повернулся к доске.

– Слово, которое я сейчас напишу на доске, очень простое, но при этом ёмкое. Мне бы хотелось, чтобы каждый из вас попробовал его повторить в своей тетради как сможет.

Занеся руку над грифельной доской, Учитель услышал за спиной шелест тетрадных страниц и звук открывающихся пеналов. Вдруг его осенила догадка по поводу беспокойства девочки – на парте перед ней лежала только тоненькая тетрадь. Обернувшись, Учитель увидел, как сосед девочки подвинул свой открытый пенал на середину парты в безмолвном предложении воспользоваться его содержимым.

В тусклом радужном свечении над двумя белыми девичьими бантами фиолетовые цвета, перекрываемые отблесками золотистой благодарности, заметно поблекли. Искренне улыбаясь, Учитель уверенно вывел белыми печатными буквами на черной доске: БЛАГО.

Свобода

Приступ волнительного беспокойства, в очередной раз вызванный двумя вступившими в конфронтацию внутренними голосами, заставил молодого слесаря выйти из помещения заводской столовой на морозный воздух улицы, так и не заказав обед. Бодрящая свежесть не помогала прервать внутренний спор, возникший из-за хамства повара, стоящего сегодня на раздаче пищи. Всякий раз, когда слесарь третьего разряда сталкивался с несправедливостью, невежеством, а тем более хамством, то впадал в ступор нерешительности, поскольку в этот момент с одинаковой силой в нем начинали говорить сразу два внутренних голоса, не позволяющие отдать предпочтение в пользу одного из них, благодаря одинаковой силе правоты и убежденности обоих. Нельзя было с уверенностью отнести один из голосов к представителю зла, а другой – добра. Скорее, это были два субъективных, диаметрально противоположных друг другу мнения, носителем которых был сам молодой специалист. Но именно ощущение состояния обычного сосуда, не способного самостоятельно выбрать что-то одно из помещенного в него содержимого, доставляло слесарю мучительные страдания. Он чувствовал себя безжизненной старой тряпкой, о которую можно преспокойно вытирать ноги, пока шло напряженное внутреннее противоборство двух голосов, которое утихало, не выявив победителя, или же заменялось новым.

Вот и теперь, отрывисто вырабатывая теплый пар из леденящего холодного воздуха, молодой рабочий понимал, что внутренний диалог ни к чему конкретному не приведет. Из состояния обреченного слушателя его вывел вышедший из здания мастер, который, дружески положив руку на плечо своего подчиненного, проникновенно произнес:

– Слушай, малой. Трубы горят, не могу. Смену отработать совсем тяжко. Сгоняй за крепким, а?

– Так нельзя же, – недоверчиво посмотрел на мастера вчерашний выпускник училища.

– Знаю, что нельзя. Поэтому и шмонают всякий раз на проходной, а тебя нет. Вот и прошу, сгоняй. Плохо мне совсем.

– Начальник вежливо попросил. Ничего зазорного не вижу, – раздался в голове молодого слесаря первый голос.

– Нечего задания не по работе давать, – тут же парировал второй голос.

– Так если и правда плохо человеку, – не сдавался первый.

– Пусть тогда идет и отпрашивается, – наседал второй.

– Не отпустят, пока норма не сдана, – аргументировал первый голос.

– Пусть сдает и топает домой лечиться, – не сдавался оппонент.

– Так подлечится сейчас и сдаст, – настойчиво уверял первый.

– Да пошли вы! – неожиданно для себя вслух прервал слесарь своих неугомонных сопровождающих.

– Чего-о-о-о-о?! – обалдело протянул мастер. – Ты как со старшими разговариваешь, пацан?!

И, видимо, желая привить уважительное отношения к возрасту, зло толкнул в грудь молодого слесаря, от чего тот попятился назад, стараясь удержать равновесие.

Механическое воздействие застало врасплох двух спорщиков, сидящих внутри молодого слесаря, резко оборвав их безрезультативные пререкания. Внезапно почувствовав свободу из-за отсутствия каких-либо сдерживающих его дальнейшее поведение голосов, внешне, казалось, забитый парень, согнув правую руку с крепко сжатым кулаком, резко сделал выпад прямиком в челюсть, ничего не успевшего сообразить мастера. От неожиданности тот с размаху сел на пятую точку, болезненно морщась от прикосновения прикладываемой к ушибленному месту ладони.

– Не. Пей. На. Работе. – отчетливо, с нажимом на каждое слово сказал слесарь, настороженно прислушиваясь к полной тишине внутри себя.

С внутренним ликованием из-за разрушенных оков постоянных сомнений слесарь повернулся на скрип двери, в проеме которой показалась любопытствующая румяная голова повара.

– Скройся, рожа, – без тени раздумий отреагировал слесарь, припечатав ногой полуоткрытую дверь.

Повар не порывался вернуться. Внутренние голоса тоже.

Надо

Это была уже его третья по счету поисковая экспедиция к бывшим местам кровавых боев страшной войны, о которой сейчас ничего не напоминало в изменившемся за долгое время ландшафте. Изгибающаяся линия заросших мхом и травой траншей и окопов среди густого леса высоких стройных сосен, скорее, походила на вереницу оврагов, созданных самой природой.

Непосвященному трудно было даже представить, что именно здесь в течение нескольких дней ожесточенно оборонялся батальон, отчаянно вцепившись в мерзлую землю на остром выступе укрепленного района.

Он, ветеран той войны, входил в состав экспедиций в качестве консультанта и живого участника боевых действий, проходивших пятьдесят два года назад в этом месте. Возраст, к сожалению, препятствовал участию в раскопках, да и сами переходы от лагеря экспедиционного отряда до места работ давались с трудом. Но он хорошо знал эти окрестности, несмотря на произошедшие изменения, и никто лучше в отряде не мог сориентироваться по оставшимся с тех времен топографическим картам с нанесенными данными о дислоцируемых здесь войсках. Частая отдышка и физическая усталость, непрерывно сопровождающие ветерана в этих поездках, беспокоили его в меньшей степени. Больше волновал вопрос мотивов других членов этих экспедиций, в составе которых в основном были школьники старших классов. На торжественных сборах они говорили возвышенные слова о долге, необходимости отдать дань павшим, но за ними скрывался обычный дух юношеского авантюризма, зовущий в места далекие от дома и родительского контроля. Ветеран понимал, что в этом возрасте большего и нельзя требовать. Ведь мальчишки не кривят душой, когда заявляют о чувстве патриотизма и значимости дела, которым они занимаются. Скорее, они просто не осознают, что они говорят, не вникают в значение сказанных лозунгов. Им это нужно произнести, как и руководителям отрядов, чтобы привлечь внимание спонсоров и убедить их профинансировать такие поездки.

Выступая в роли консультанта и эксперта, он хотел донести, что дело, которым решили заняться эти мальчишки, не нуждается в оправдании перед павшими. Он твердо верил в то, что физическое прикосновение к истории прежде всего необходимо живым – родственникам погибших солдат и самим участникам поисковых экспедиций. Для последних, по мнению ветерана, необходимость заключалась в понимании значения слова "Надо".

Когда ему самому было двадцать с небольшим, он, командуя взводом вверенных ему бойцов, очень ясно понимал это слово. Именно им он руководствовался, когда танк неприятеля, методично утюжа траншею, загорелся от брошенной бутылки с горючей смесью. Это слово заставило поднять оставшихся людей в безумную рукопашную, когда вражеская пехота подошла слишком близко к единственному уцелевшему орудийному расчету, все еще ведущему прицельный огонь по технике противника. Благодаря этому слову молодой лейтенант, приволакивая раскроенную осколками снаряда правую ногу, переносил пулемет с одной огневой точки на запасную, мысленно соображая, как растянуть остатки ленты еще на несколько минут упорного сопротивления. Тогда он знал: "Надо" является единственной, главной и самой эффективной мотивацией в те моменты, когда другие, более рациональные, теряют всяческий смысл.

А теперь, смотря на подрастающее новое поколение, ветеран с горечью приходил к выводу, что это слово вымарывается, затаптывается, заменяясь предприимчивыми и более выгодными. Вот и сейчас, с трудом разведя костерок из мокрого мха, набухшего от влаги из-за непрерывного, идущего вторую неделю мелкого дождя, ветеран глубоко вздохнул, видя, как трое школьников в намокших бушлатах вяло и нехотя орудуют саперными лопатками в коричневой грязи бывшего блиндажа.

– Внучки, погрейтесь немного, а то работа у вас совсем не спорится, – по-старчески участливо сказал ветеран.

– Чему тут спориться при такой погоде, – проворчал один из старшеклассников, поднимаясь из земляной выемки к костру. – И вообще, тут техникой надо выкапывать, а не лопатками грязь черпать.

– А грунт, вынутый ковшом, потом просеивать что ли? – отреагировал на рациональное предложение другой.

– Да хоть бы и так, – заключил недовольный. – Кости и черепа так поднять проще и быстрее, чем их по одной выкапывать.

– Вы, ребята, не похоронная команда, чтобы только кости перезахоранивать, – вставил свое слово ветеран.

– А что же мы тогда здесь делаем? – недоуменно спросил третий старшеклассник.

– Вы живым помогаете, родственникам павших солдат, – не углубляясь в истинные причины, пояснил старик. – А мертвым неважно, как их прах будет лежать, просто в земле или в гробу.

– Хотя моему ротному, наверное, важно, -добавил он, предавшись воспоминаниям. – Очень набожный был человек. В этом блиндаже я его последний раз и видел.

– А разве вера тогда не запрещалась? – удивился третий старшеклассник. – Еще и для капитанского звания.

– Скорее, не приветствовалась. Верить ты мог в кого угодно, лишь бы это общим интересам не мешало да и других не смущало, – ответил ветеран.

– А в чем общий интерес заключался в то время? – наивно поинтересовался любопытный подросток, поправив козырек налезавшей на глаза совершенно промокшей армейской кепки.

Пожилой консультант надолго замолчал, сосредоточенно глядя на густой едкий дым костра. Он вспомнил, как сержант одного из его отделений тогда, в пылу горячего боя, не на приказ, нет, а на звенящее слово "Надо", прозвучавшее почти как просьба, молча кивнул уставшей, закопченной от пороха и слипшейся крови, головой и, стиснув покрепче лязгнувший железом ППШ, скрылся в плотном облаке дыма в поиске хотя бы одной пулеметной ленты.

Она не изменила бы ход предрешенного боя. Противник уже обошел с обоих флангов этот изрытый дымящимися воронками участок, о чем говорили гулкие раскаты где-то за спиной, но пока еще оставалось хоть одно исправное орудие и не было приказа оставить позиции, нужно было держаться и продолжать сковывать силы противника на этом куске выжженной земли.

Тогда, потеряв сознание от разорвавшейся совсем близко ручной гранаты, лейтенант так и не узнал, получилось у сержанта найти патроны или нет. Но даже теперь сильно постаревший командир стертого с лица земли взвода помнил этот лихорадочный блеск в темно-карих глазах своего физически изможденного подчиненного.

"Нет, не поймут" – подумал ветеран и, так ничего не ответив, тяжело поднявшись, медленно пошел в сторону другой точки раскопок, в которой также вяло ковыряли грязь в намокшей одежде другие мальчишки.

Проводив взглядом удаляющегося пожилого человека, старшеклассник подкинул несколько толстых веток в разведенный костер и, пожав плечами, сказал:

– Ладно, пацаны, вы грейтесь, а я повыкидываю землю совковой лопатой. Надо, так надо, чё…

Сюжет

Ранним воскресным утром настойчивый телефонный звонок заставил разлепить уставшие веки, налитые свинцовой тяжестью короткого и беспокойного сна.

– Да.

– Привет, дружище! – бодро донеслось из трубки. – Прости, что так рано и в выходной, но горю. Писатель, черт бы его побрал, подвел. Рубрика не заполнена. В тираж очередной выпуск газеты сдавать надо, а у меня пусто. Выручай, срочно нужен какой-нибудь рассказ на любую тему.

– Но у меня нет ничего нового. Все уже использовано. А тебе же только эксклюзив подавай.

– Что, даже незаконченного ничего нет?!

– Не-а.

– Ну, придумай. Прошу, очень нужно. Авторский гонорар твой.

– Ладно, попробую.

Наспех умывшись и позавтракав, обдумывая на ходу тему заказа, никому неизвестный автор сел за стол, аккуратно заправив в печатную машинку белый лист бумаги. Неподвижно глядя на чистое пространство, которое предстояло заполнить определенным сюжетом, он с тревогой осознал, что в голове такая же белоснежная пустота, как и перед глазами.

"Хорошо," – подумал автор ненаписанного рассказа, – "значит, любая тема…Что значит любая?! В таком запросе нет никакой заинтересованности, разве только в том, чтобы несколько столбцов рубрики были заполнены каким-то текстом. Ну и подход, черт возьми."

Скривившись от недовольства, вызванного таким выводом, он посмотрел поверх листа в окно, за которым распускалась сочная весенняя зелень, поторапливаемая теплыми солнечными лучами.

"Весна. Все расцветает, просыпается от зимнего сна… И почему календарный год начинается посредине зимы? Вот оно – начало года, это же очевидно. По весне рождение, а зимой смерть. Все логично, но никому дела нет до логики. Всё построено на эмоциях. Вся жизнь. Никакой последовательности и разумности. Все мы совершаем поступки, ведомые чувствами, а не лаконичными соображениями. Взять того же редактора. Предлагал же ранее ему свои рассказы, он отказывал. А сейчас, когда приперло, "вынь да положь". А будь он последователен, то помимо основного именитого автора, заключил бы договор с дублером на такие случаи или сразу с несколькими работал, чтобы обезопасить свои тиражи от форс-мажоров. Сейчас, наверное, так и сделает. Так что смысла нет специально что-то придумывать для его незаполненной рубрики. Ему неважно, каким сюжетом она будет наполнена. Набор слов, не более. Главное, чтобы выпуск был сформирован…"

Усмехнувшись, писатель без имени придвинул к себе печатную машинку и со злостью начал стучать по клавишам, печатая на белоснежном листе начало своего нового рассказа: "Ранним воскресным утром настойчивый телефонный звонок заставил разлепить уставшие веки, налитые свинцовой тяжестью короткого и беспокойного сна."

Статист

В помещении с шершавыми бетонными стенами, где уличный свет едва пробивался снаружи сквозь зарешеченное окно под потолком, находились двое. Один из них настороженно смотрел на внешне спокойного человека в военном френче, сидящего перед ним за массивным дубовым столом. Он сосредоточенно заполнял один из бесчисленных формуляров, лежащих несколькими высокими стопками по правую руку, перенося данные из объемного списка по левую, лишь изредка внимательно поглядывая на того, кто сидит в томительном ожидании перед ним.

– Прошу немного подождать, – вежливо произнес человек за столом. – Формальности должны быть соблюдены неотложным образом. По опыту своей службы должны понимать.

– Да, конечно, – с готовностью произнес вынужденный посетитель. – Просто я до сих пор не понимаю по какой причине меня здесь удерживают.

– Вы помещены под арест на время проведения следствия в рамках мероприятий антикоррупционной программы. Вам должны были об этом сообщить при задержании, – не отрываясь от письма, буднично произнес следователь.

– Сообщили, но я ничего не понял из этого. Должны же быть предъявлены конкретные обвинения.

– Об этом чуть позже. Наберитесь терпения, – сухо заключил следователь, бросив быстрый взгляд на сидящего перед собой.

Спустя несколько долгих минут он, наконец отложив автоматическую ручку, повернул в сторону задержанного только что заполненный формуляр и заговорил вновь, для начала представившись.

– Старший следователь антикоррупционного комитета Равнов. Проверьте внимательно свои личные данные. Если все верно, поставьте свою подпись и дату вот здесь, – ткнув при этом пальцем в определенном месте казенной бумаги.

– Что это? – с некоторым вызовом спросил подследственный.

– Форма протокола допроса. Вы расписываетесь за корректность ваших личных данных, указанных в нем.

– А разве я не под всем протоколом должен поставить свою подпись? – обеспокоенно удивился подследственный.

– Согласно утвержденной процедуре комитета, нет, – беспристрастно прокомментировал человек во френче и, предупредив явное желание возразить находящегося перед ним, быстро продолжил.

– Послушайте, у нас с вами, к сожалению, очень мало времени. Наш разговор строго регламентирован. Поэтому перейду к самой его сути. Перед нашим недавно сформированным комитетом стоят две основные задачи: искоренить коррупцию и сократить численность государственных служащих. Это должно быть сделано максимально эффективно и в сжатые сроки. Поэтому утвержденная программа проводится по принципу центезимации, для обеспечения которого был отменен мораторий на смертную казнь, а сам комитет наделен чрезвычайными полномочиями. Из составленного обобщенного реестра государственных служащих с помощью математического алгоритма случайных чисел был отобран один из каждой сотни, в итоге попавший под следствие. Я предельно ясно описал вам сложившуюся ситуацию?

– Не совсем, – оторопело ответил вчерашний чиновник, удивленно округляя глаза от только что услышанного. – Что за рулетка такая? Причем тут мораторий? И в чем конкретно обвиняют именно меня?

– Конкретно вас обвинить пока не в чем, если только сами не желаете в чем-то сознаться. Вы просто выбраны случайным образом из общего реестра. Так сказать, жертва сложившихся обстоятельств, – сказал следователь, виновато разводя руками.

– Что за бред! – вскочив со стула, вскрикнул подследственный.

В то же самое мгновение в комнату вошли двое крепких мужчин в таких же военных френчах и замерли в полной готовности физического усмирения вспыхнувших в казенном помещении эмоций. Следователь, не поднимаясь из-за стола, подал едва заметный знак вошедшим, после чего они незамедлительно вышли, осторожно прикрыв за собой массивную дверь.

– Я прекрасно вас понимаю. Не очень-то хотелось бы оказаться на вашем месте в роли статиста, – примирительно произнес следователь. – Сам бывал в подобном положении, не в таком конечно, но все же похожем. Вы, кстати говоря, отчасти были тому причиной.

С этими словами человек во френче чуть подался вперед так, чтобы свет настольной лампы смог осветить его уставшее лицо.

– Не узнаете? – спросил он, добродушно улыбаясь. – Я вот так сразу вас узнал. Несколько лет назад я участвовал в конкурсе на вакантное место подразделения вашей службы. На втором этапе выяснилось, что один из претендентов на это место является сотрудником этой же службы, но только в более низком чине. Собственно, в его пользу конкурсная комиссия и вынесла свое итоговое решение. Не спорю, мои познания в области этой службы из-за отсутствия опыта были намного меньшими, чем у своего человека. Но, честно говоря, я был обескуражен от осознания того, что меня использовали в качестве статиста конкурса, итог которого был уже заранее предрешен. И признали это только в самом конце, когда сам факт стал совершенно очевидным.

– Так это просто месть? – удивленно произнес подследственный от только что сделанного открытия.

– Да что вы! – поспешил заверить следователь, судорожно дернувшись от такого вывода. – Ничего подобного. Обыкновенное совпадение, не более того. Я эту историю припомнил только, чтобы вам наглядно объяснить, что порой становишься заложником стечения обстоятельств непреодолимой силы. Разница сложившейся ситуации с приведенным примером в том, что я вас в темную не использую, а довольно подробно излагаю причинно-следственную связь вашей участи. Решение сверху принято, процесс запущен. На мой взгляд, меры, конечно, кардинальные, но вместе с тем справедливые. Уж поверьте мне, слепой случай в этом процессе затронул одинаково всех без исключения в независимости от рангов, регалий и положения. На вашем стуле сидели очень высокие чины.

– И что, все определенные жребием причастны? – хмыкнул подследственный.

– В ряде случаев этого мы, к сожалению, не знаем. На некоторых из числа определенных мы имеем компрометирующие материалы. Документам в свое время просто не давали ход по причинам, с которыми мы сейчас боремся. В этом случае следствие ведется по упрощенной процедуре, основываясь на этих материалах. В других, как ваш, например, сложнее, точнее сказать, несколько длиннее. Проводим разъяснительную беседу, так сказать…

– Итог, которой предрешен, – мрачно закончил предложение подследственный чиновник.

Сотрудник комитета, взглянув на свои наручные часы, ответил:

– Не совсем. Все зависит от вашего содействия. Разработанная программа мероприятий подразумевает разумное замещение выбранных другими кандидатами на выбывание. Слепой отбор мы используем для быстродействия процесса, но при этом понимаем, что незавидной участи избежали многие запачканные по уши. Поэтому стремимся максимально повысить эффективность применяемых мер.

Следователь встал, размял запястья и потянувшись, продолжил:

– Берите бумагу, ручку и коротко изложите факты коррупционного характера, касающиеся ваших коллег или руководства. Без размазывания, только самую суть. Дата, человек, обстоятельства. Чем больше, тем лучше. Времени вам на это отвожу в полчаса, больше не могу, итак из графика выбиваемся.

Немного покачавшись с каблука на носок, следователь вышел из кабинета, куда сразу же зашел крепкий мужчина в военном френче, встал у двери, скрестив руки за спиной, и замер, отрешенно направив свой взгляд в стену прямо перед собой. Оглянувшись в сторону выхода, подследственный нервно сглотнул, придвинулся к столу и нерешительно потянулся к чистым листам бумаги.

Спустя ровно тридцать минут постового сменил хозяин мрачного кабинета.

– Ну что? – спросил он, сев за свое рабочее пространство и придвинув к себе исписанные нервным почерком листы. – Даром времени не теряли, я смотрю?

Бегло изучив написанное, старший следователь миролюбиво улыбнулся сидящему напротив человеку, от волнения покусывающего нижнюю губу.

– Что ж, вы очень помогли следствию, что несомненно будет учтено при комиссионном решении. Список необходимо будет сопоставить с уже отобранными кандидатами на выбывание. А то может так статься, что все указанные вами лица уже у нас. Его величество случай. Сами понимаете, какое уж тут разумное замещение?

– На сегодня вам необходимо только поставить свою подпись под личными данными протокола и ожидать дальнейших этапов следствия.

С этими словами он подал ручку и придвинул к подследственному наполовину заполненный формуляр протокола. Немного воспрянув от ощущения надежды на благополучный исход, бывший чиновник, ставя свою подпись, поинтересовался.

– Все-таки не понимаю, почему такой варварский метод взят за основу? Почему высшая мера, почему не заключение или депортация в конце концов?

Человек в военном френче устало откинулся на спинку стула и, помассировав пальцами сомкнутые веки, безразлично ответил:

– Слишком хлопотно депортировать. А в тюрьмах и без того народу хватает. С бюджетного содержания опять же на бюджетное что ли переводить? И потом, результат нужен как можно быстрее. Вот и решили прибегнуть к старому, но эффективному способу, который в критических ситуациях применялся для восстановления дисциплины в войсках. Очень жестоко, но вне армии так еще не пробовали. Это хорошо, что комитет решает поставленную задачу не по принципу децимации. А то с учетом стремительно выросшего числа государственных служащих 10% населения не досчитались бы, – закончил мрачной шуткой следователь.

В этот момент тяжелые двери кабинета бесшумно отворились и в проеме встал крепкий человек в военном френче, явно указывающий подследственному на выход.

– Не смею вас больше задерживать. Вам пора, – попрощался старший следователь и, не дожидаясь вывода арестованного, тут же принялся заполнять оставшуюся часть формуляра, в которой он кратко изложил почти стандартную информацию хода следствия с указанием составленного бывшим чиновником списка.

Перечитав написанное, следователь твердой рукой вывел в конце формуляра в качестве заключения: "На основании ст.36 ч.2 чрезвычайного кодекса антикоррупционного Комитета подследственный может быть признан полностью виновным, так как своевременно не предпринял никаких мер в отношении коррупционных случаев, о которых был осведомлен ранее. Перечень указанных случаев, составленный обвиняемым собственноручно, в приложении на 3-х листах."

Нажав на кнопку вызова подчиненного, человек в военном френче закурил и шумно выпустил сизую струйку дыма пахучей папиросы. Явившемуся сотруднику старший следователь протянул сложенные в папку документы, сопроводив кратким инструктажем.

– Отнесешь комиссии. Пусть не откладывают, и сегодня же к рассмотрению. По упрощенной процедуре. Копию списка в двухсотый кабинет. Указанных в списке по упрощенной процедуре. Кого из них у нас нет, в особый архив. На втором круге, если случится, дополнительный материал пригодится. И пусть ведут следующего статиста…

Капитан

Команда двухмачтового брига, отплывшего пять недель назад от унылых берегов сонной земли, была близка к бунту. Ропот и недовольство, раскручиваемые по спирали, все ближе подходили к точке кипения, подталкиваемые протестными выходками некоторых матросов, которые по одиночке или группами не более трех человек стали незаметно покидать корабль, зачастую предпочитая вплавь добираться до едва заметных на горизонте очертаний земли, от которой они еще недавно отчалили, воодушевленные предстоящим путешествием. Недовольство объяснялось тем, что бриг, спустив паруса и бросив якорь, больше месяца стоял на одном месте, едва выйдя из расположения бухты. Внезапный штиль, который резко свел на нет развитую скорость, заставил капитана раздать соответствующие команды в ожидании благоприятных условий. Но спустя несколько дней ветер так и не появился, а капитан без каких-либо объяснений заперся в своей каюте и больше не показывался на глаза команде. Все попытки старпома добиться каких-либо распоряжений сводились только лишь к получению глухих односложных ответов из-за массивной дубовой двери, что, по крайней мере, говорило о том, что капитан еще жив.

Апатия высшего чина быстро передалась рядовым членам корабля и вскоре переросла в нескрываемое неподчинение корабельным офицерам, которые, опасаясь худшего, в одну из темных ночей тайком спустили за борт арсенальные запасы, благоразумно вооружившись лично и припрятав два бочонка пороха в кают-компании. Однако такие меры не стали сдерживающими по отношению к подчиненным. Напротив, их недоверие и враждебность усилились настолько, что они при встрече с офицерами на палубе стали подавать весьма недвусмысленные знаки, выразительно проводя большим пальцем руки по своему горлу. В конечном счете, совершенно утратив управление разнузданной командой, офицерский состав был вынужден укрыться в кают-компании, грозя подорваться с помощью припрятанного пороха, если недовольные не успокоятся и не приступят к исполнению своих прямых служебных обязанностей.

Очередным безветренным утром зачинщики, собравшись на палубе в окружении подавляющего числа командного состава, оживленно обсуждали варианты своего дальнейшего поведения, все больше склоняясь к тому, чтобы взять штурмом запершихся офицеров, после чего перевешать их всех на реях. Усиливающееся ощущение безнаказанности, из-за которого уже не воспринималась всерьез разумная степень риска подрыва корабля, раскаляло матросов и толкало их на безумное преступление. Именно в тот самый момент, когда формировался штурмовой отряд, состоящий из отчаянных голов, со стороны палубы полуюта раздались громыхающие шаги и уже успевший позабыться надсадный голос капитана:

– Какого черта вы все здесь столпились?!

Легкое замешательство, вызванное внезапным появлением корабельного затворца, застало врасплох тех, кто еще минуту назад был готов пожарными топорами рубить дверь кают-компании. Из растерянной толпы кто-то, бравируя, выкрикнул:

– Проваливай обратно!

С разных сторон несколько луженых глоток подхватили эту фразу, но неслаженное скандирование быстро угасло. Капитан, пристально всматриваясь со своего возвышения в переминающихся бунтовщиков, уточнил:

– Капитана себе выбрали?

– Нам не нужен капитан, – раздалось с палубы, – мы сами по себе!

– Сами по себе что? Решаете перебить офицеров? Или ищете возможность, как заставить двигаться эту посудину?

Убедившись, что сила сказанных слов возымела действие на притихшую команду, капитан, усмехнувшись, заключил:

– Судя по тому, что даже якорь не подобран, возможностей вы не искали.

– Поиск возможностей – обязанность капитана, но он самоустранился. Раз так, то мы теперь сами по себе,– настойчиво прозвучал тот же уверенный голос, но на этот раз капитан безошибочно смог определить в толпе того, кому он принадлежал.

– Мистер Ребл, – требовательно произнес он, – почему бы вам не перестать прятаться за спинами ваших товарищей и не выйти вперед.

После этих слов матрос первой статьи решительно и гордо протиснулся мимо своих сослуживцев и, скрестив мускулистые руки на своей могучей груди, выжидательно посмотрел на капитана.

– Похвально, мистер Ребл, – чуть отстранившись от перил, отреагировал капитан. – Но все-таки объясните мне, чем вам не угодили офицеры?

– Тем, что утопили почти все содержимое корабельной арсенальной.

– А для чего вам это оружие, мистер Ребл? Уж не для обеспечения ли собственного превосходства над другими?

Нисколько не смутившись от такой постановки вопроса, матрос презрительно заключил:

– Не заговаривайте нам зубы, мистер Оверкам, а ступайте обратно в свою каюту и сидите там так же тихо, как и весь предшествующий этому дню месяц. Не то, клянусь, вы станете первой жертвой на этом корабле.

– Ах вот как! Вы мне угрожаете расправой, мистер Ребл?! Что ж, мне этого совершенно достаточно, – с этими словами капитан, ловко выхватив из-за спины два пистолета, выстрелил в голову невозмутимому матросу, который от неожиданности упал навзничь, так и не расправив скрещенных рук.

Отбросив дымящийся пистолет и переложив в правую ладонь второй заряженный, капитан медленно спустился к расступающимся перед ним матросам.

– Кто еще считает, что выходом из сложившейся ситуации является убийство и откровенный мятеж? – вызывающе спросил он, водя дулом пистолета из стороны в сторону, что заставляло присутствующих стоять, потупив взор.

На палубу, ощетинившись саблями и дулами заряженных мушкетов, высыпали офицеры, оторопело глядя на развернувшуюся перед ними картину.

– Итак, раз вы, господа, все-таки изволили наконец подняться, то доложите мне о численности команды на данный момент, – снисходительно обратился к ним Оверкам.

– Восемьдесят семь человек, сэр, с учетом покинувших корабль, – отрапортовал воодушевленный старпом и тут же поправил себя, увидав лежащее тело, – восемьдесят шесть, сэр.

– Так вот, восемьдесят шесть из ста десяти. Не так уж и плохо, – отреагировал капитан, поднимаясь на палубу полуюта и не выпуская рукоять пистолета из рук. – Весьма неплохо для того, чтобы продолжить наконец путешествие.

Немного постояв раскачиваясь в надраенных кожаных ботфортах с каблука на носок, он добавил:

– Благодаря вынужденному простою команда смогла лишиться тех, чье присутствие тяготило наш бриг, а в дальнейшем могло и погубить.

– Сэр, при всем уважении, – раздался робкий голос юнги, – но ветер так и не появился.

– Теперь появится, мистер Хоуп, будьте уверены – непринужденно ответил капитан и, сняв с головы треуголку, подбросил ее вверх.

Капитанскую шляпу, украшенную кантом золотого вензеля, внезапно подхватил порыв свежего шквалистого ветра, сила которого требовала немедленно сниматься с якоря.

Интуиция

В закопченном чреве туго стянутого кирпичом камина, догорая, потрескивали сосновые поленья. Уютное тепло тлеющих углей обволакивало небольшую гостиную бревенчатого загородного дома, согревая двоих супругов.

Несмотря на повзрослевших детей и не так давно появившихся внуков, эти двое продолжали активную, полную эмоциональных потрясений профессиональную карьеру, но только каждый в своей области. Он был видный ученый, заслуживший за годы своей деятельности множество регалий, вместе с тем переживший мучительные периоды забвения и непонимания коллег. Она же всецело предавалась географическим исследованиям, сопровождая их обзорами и путевыми очерками, которые в последние годы стали пользоваться большим спросом и популярностью в силу их интересной подачи.

Они жили совершенно разными увлечениями. Единственное, что их объединяло все совместно прожитые годы – это семья, созданная в момент заключения брака и скрепленная родившимися впоследствии детьми. Разные жизненные взгляды и интересы не раз становились поводом для скандального выяснения отношений, ссор и взаимных упреков.

Вот и сейчас в натопленной атмосферевитали грозовые всполохи обоюдного непонимания, возникшего по вине разговора, в котором полный энтузиазма супруг поделился с женой предстоящими планами своей дальнейшей профессиональной деятельности.

– Все-таки я не понимаю, – произнесла она озабоченно, глядя как он ворошит алеющие угли в камине, – почему ты решил оставить свой институт именно сейчас, когда все наконец стабилизировалось? Чего тебе не хватает?

– Опять двадцать пять, – с раздражением, сунув кочергу в ворох золы, отреагировал он. – Предложения мне не хватает. Такого, которое мне сделали в другом месте. Никогда институт не пойдет на такой риск в исследовании моей темы. Понимаешь? Ни-ког-да. Все, что угодно профинансируют, но не это. Табу. А тут такой шанс представляется, который я никак не могу упустить.

– Не знаю, не знаю. Значит есть все-таки причина, по которой данная тема в институте закрыта. Сколько раз тебе говорили, что она бесперспективная. Ты опять хочешь остаться один, чтобы от тебя отвернулись коллеги, лишиться работы, в конце концов?

– Да почему лишиться-то? Наоборот же, мне ее предлагают!

– А что будет после того, когда подтвердится, что твоя идея бесперспективна? Тебя оставят работать там? В институт уже будет не вернуться, это точно. И что в итоге?

– Ну почему, почему ты считаешь, что она бесперспективна? Ты-то в этом что смыслишь? – распрямившись, зло выпалил он и зашагал по гостиной, маниакально переставляя вещи, чтобы чем-то занять руки от волнения.

Приосанившись, сидя на краешке кресла и гордо поджав губы, она ответила сдержанно и спокойно:

– Я в этом ничего не смыслю, ты прав, но мне, в отличие от тебя, достаточно всех услышанных о твоей идее заключений, которые были сделаны многочисленными экспертами, среди которых есть твои коллеги и твое начальство. Я так понимаю, что они что-то смыслят в этой области?

– Смыслят, – хмыкнул он раздраженно. – Боятся шаг в сторону сделать. Догматики паршивые. Да и черт с ними!

Отмахнувшись в пустоту от невидимой мухи, он взъерошил на своей голове прядь седеющих волос и устало опустился в кресло напротив жены.

– Мне одного не понять. Ты всегда против меня, всегда сдерживаешь. Будто ты не союзник мне, а злобный враг. Вместо проявления поддержки ты наоборот будто упираешь мне ладонь в лоб и давишь. Никогда еще не было такого, чтобы ты была лояльна к моим начинаниям.

– Я всегда против тех начинаний, которые за собой не несут ничего хорошего, – строго ответила она, откидываясь на высокую спинку кресла.

– Тоже самое ты говорила и про каждый наш переезд, который в итоге давал отличный материал для твоей работы, – парировал он.

– И что с того? Ты это ставишь исключительно себе в заслугу? Многие обстоятельства способствовали моим достижениям, а не только твои навязчивые идеи. В конце концов, я прагматик и стараюсь делать выводы на основе реальности. А ты идеалист и романтик, который готов рисковать интересами других ради только тебе видимых открытий.

– Какими же твоими интересами я сейчас рискую? – удивленно спросил он.

– Такими, что испортив свою репутацию, ты в итоге останешься у разбитого корыта и лишишься хорошего источника дохода. А поскольку, если ты забыл, мы помогаем выплачивать заем за дом нашему сыну, то мне придется отказаться от своего нового проекта, на который у меня уже не будет достаточного количества денег.

– Опять деньги, деньги. Ты все меряешь ими. Да если все получится с моими исследованиями, то компания, предложившая мне работу, обогатится, а вместе с ней и мы. Там не то что заем, а 10 таких домов сможем купить.

– Ключевое слово если, – тут же уточнила она, – если получится. Учитывая все обстоятельства, больше шансов на негативный сценарий. Черт возьми, на что ты рассчитывал, когда решил поделиться своими планами?! Я категорически против, потому что дальнейшая видимая мне перспектива для меня неприемлема. Ты хотел услышать мое мнение, и ты его услышал.

– Да, и оно как всегда противоположное моему, – сказал он, поднимаясь. – Я жду тебя в машине. Надо успеть до того, как все потянутся обратно в город.

Черная от влаги полоса шоссейной дороги извивалась среди полей, припорошенных первым в этом году снегом, который постепенно прятал под своим белоснежным одеялом грязные цвета затянувшейся осени. Автомобиль синего цвета ярким пятном летел, наматывая шуршащими колесами километры, а в нем молча ехали два престарелых супруга, каждый из которых сосредоточенно думал о своем.

– В каком ухе звенит? – вдруг спросила она.

– В левом, – после небольшой паузы, ответил он.

– Угадал! – чуть улыбаясь, похвалила она.

"Хороший знак, – подумал он, – значит все получится!"

"Хоть и ученый, а суеверный, – подумала она, глядя на пролетающий за окном белеющий пейзаж. – Хоть бы раз для приличия угадал правильно".

Оглавление

Картошка

Шанс

Тень

Обиды

Дебаты

Правда

Дом

Ценообразование

Урок

Эксперимент

День знаний

Свобода

Надо

Сюжет

Статист

Капитан

Интуиция