Москва
«Пер-Лашез» было первым словом Никиты. Конечно, сразу никто не понял этого. Из уст десятимесячного мальчика это звучало как «пеласе».
Позже, когда Никите было почти два в его «пел ласес» уже можно было разглядеть название знаменитого парижского кладбища.
Но родители никогда не были во Франции, европейской культурой не интересовались. О Париже знали только самое необходимое: Эйфелева башня, круассаны и мерси.
Да и привыкли Ивановы к этому словечку сына. Ну, говорит и говорит…
А Никита порой был настойчив. Мог подойти к матери, смотрящей сериал и заявить:
– Это не пел ласес!
– Конечно, милый, это кино.
– Хочу пел ласес. Хочу! Хочу! – заводился Никита и топал ножкой.
Мама сгребала сына в охапку, отвлекала и заговаривала, краем глаза досматривая сериал.
Бабуля и дедуля, приехавшие навестить внука, собрались уезжать. Никита прибежал в прихожую, вертелся под ногами, смешил бабушку.
– Ну, всё, Никитушка, поехали мы домой.
– Пел ласес? – встрепенулся мальчик – баба едет в пел ласес?
– Да бог с тобой, сынок, в Химки я еду. Мариша, пел ласес это детский клуб? Давай я свожу туда Никитку?!
– Нет, мам, это просто его словечко придуманное.
– Смешное.
– Да, мы привыкли уже, он часто его говорит
Никита рос обычным мальчиком. Устраивал свои двухлетние истерики, в меру шалил, был любознательным и считал своим долгом измерить глубину всех луж. Но порой удивлял.
Ему было почти три года, когда он увлекся архитектурными журналами. Кто-то оставил целую кипу в подъезде, а Павел занёс домой: в гараже требовалось устелить отсыревший угол, и журналы, по его мнению, должны помочь избавиться от влаги.
Никита, вытаскивая журнал из связки, раскрыл на странице с архитектурой Рима. На мгновение замер, нагнулся пониже, а потом, ткнув пальцем в резные ворота, заявил:
– Пел ласес.
Все последующие дни изучал журналы, рвал непослушными пальчиками глянцевую бумагу, злился, но искал загадочный пел ласес. Каждый раз, находя колонны, лепнину и резные ворота, останавливался. Водил пальчиком по скользкой поверхности, что-то бормотал сам себе.
К счастью родителей, журналы были о современной архитектуре, нужные фотографии встречались редко. Иначе Никита свёл бы родителей с ума, принося им каждый раз страничку с загадочным пел ласес.
Вернувшись однажды с прогулки, обнаружил, что заветная кипа пропала – папа унёс в гараж. Плач не могли остановить даже мультики.
Но в столь юном возрасте печали проходят быстро. Уже вечером Никита смеялся и носился по квартире. Только пару раз подошёл к отцу и спросил:
– Где журнал? Мой пел ласес?
Возраст с 4 до 5 можно считать самым спокойным в семье Ивановых – Никита почти забыл о своём «пел ласес». Его постигло новое увлечение – рисование. Родители радовались, глядя на сына, старательно выводящего линии.
Знакомые жаловались, что мальчиков трудно усадить за монотонную работу: раскрашивать или лепить – это не для них. Никита сам просил карандаши, и рисовал, прибегая к родителям лишь для того, что бы показать своё творчество.
Один сюжет повторялся несколько раз: дорога, по краям деревья, люди. Мальчик пытался дорисовать детали, но опыта не хватало. Злился что не получается и рвал альбом.
– Сынок, что ты рисуешь? – спрашивала Марина.
– Дом – Никита, высунув кончик языка, пририсовывал сбоку от дороги, что-то похожее на трапецию.
Не нравилось, отбрасывал бумагу, хмурился и начинал заново. Вот дорога. Вот деревья. Тут должен быть дом, но он опять не нравился ребенку, и всё повторялось.
– Давай я попробую?
– Ты можешь? – Никита радостно отдал матери карандаш. Заворожено смотрел, как она выводит линии и разревелся, когда Марина нарисовала совсем не то.
Домик с треугольной крышей, трубой и окошками. Куда это годится?!
– Ну, если это не дом, то я не знаю, как его рисовать – вздохнула Марина – Пошли, Никитка, мороженое поедим?
И они уходили в парк, бегать и есть сладости. А спустя некоторое время он вспоминал, что не смог нарисовать дом, и всё начиналось сначала.
А потом случилось то, что и должно. Никита смог выговорить букву Р. Многим эта капризная буква не даётся до школы. А у Никиты получилось само собой в 5 с половиной лет.
И разговаривать с ним стало ещё интереснее: мальчишка общительный, любознательный, хорошо объясняется. И вот тогда пел ласес сформировался в звучный и чётко различимый Пер-Лашез.
Но за эти годы родители настолько привыкли к нему, что даже не обратили внимания. Иной раз, наблюдая за игрой мальчика, слышали:
– Би-бип! Куда ты едешь? Пропусти меня. Мне надо в Пер-Лашез.
Переглядывались, ухмылялись и оставляли как есть. Ни у кого даже не возникло мысли поискать в интернете любимое сыном выражение.
А тут война на Украине. Ивановы не имели к ней отношения: родни там не было, из знакомых никто не ушёл воевать.
Только неожиданно Никита заинтересовался новостями. Позже родители поняли, что смотрел он сюжеты с украинской речью. Подходил к экрану и жадно впитывал в себя:
– Мій син там. Хвилююся дуже.
– Коли ж скінчиться війна? Ми миру хочемо!
– Верховна рада не допомагає нам, а як же ми?
Ивановы улыбались – их сын мог удивлять. Дался ему этот украинский! Но Никита каждый вечер смотрел с отцом новости, ждал сюжетов, а если их не было, разочарованно отходил от экрана, вздыхая как взрослый.
Марина скачала украинские песни, о чём вскоре пожалела. Несколько раз на дню сын просил поставить ей «мои песни».
А потом он заговорил. На украинском. Это было полной неожиданностью для Ивановых: как можно выучить язык по песням и телевизионным сюжетам?
– Мама, я прокинувся.
– Я не хочу сьогодні в дитячий сад. Давай залишимося вдома.
– Я втомився, але треба ще машину загнати в гараж. А то завтра ми їдемо на ринок.
Марина сходила с ума: общаться долго с Никитой было тяжело. Половину она не понимала, приходилось додумывать. Воспитатели в садике спрашивали про украинские корни: он и там всех доставал.
Что-то щёлкнуло в голове Марины, когда она услышала:
– Я хочу додому. Мені треба в Пер-Лашез. Заберіть мене звідти. Забирати.
Опять этот Пер-Лашез! Она кинулась к компьютеру и через пару минут набирала номер мужа:
– Паша! Паша, Пер-Лашез – это кладбище. Кладбище в Париже! – взволнованно кричала она в трубку.
– Э-э-э… Ты уверена?
– Да ты сам посмотри в инете! И как мы раньше не догадались посмотреть?
– И что бы нам это дало? Вообще что ты вдруг вспомнила, даже Никита давно не говорил.
– Только что сказал, на украинском. Если я правильно поняла: «Я хочу домой. Мне надо в Пер-Лашез. Заберите меня оттуда».
– Что это значит?
– Откуда я знаю – голос Марины начал приобретать истеричные нотки.
– Мариш, успокойся. Я вернусь, поговорим. Целую. Мне надо работать.
Конечно, они ничего не решили. Потому что не знали как соединить в одну картину парижское кладбище, украинский язык и Никиту. Что вообще тут может быть общего?
Только смутная тревога охватывала Марину всё сильнее. Предчувствие неизбежного, неизвестного, а от того и пугающего.
Никита стал просыпаться ночами и плакать:
– Забери меня. Забирати. Я хочу додому.
– Сынок, ты дома, спи, милый. Это сон.
– Не вдома я. Не на рідній землі.
– Ну как же не дома, Никитушка? Маленький мой – Марина плакала, не зная чем помочь сыну.
Иной раз спрашивала, где же тогда его дом. Но мальчик не отвечал. Только повторял:
– Не вдома я. Не на рідній землі.
– Паш, поехали в Париж – после ужина предложила она мужу.
– Хм. Неожиданно.
– Знаешь, мне кажется, что-то изменится, когда Никита побывает в Пер-Лашез.
– Ты что хочешь тащить его на кладбище? – воскликнул Паша – Я, конечно, посмотрел, что это прямо-таки музей, а не последнее пристанище… Но, Мариш, оно действующее! Там даже крематорий работает, представляешь? И как туда вести Никиту?
– Мы не пойдем в крематорий. Видел же, там и мамочки с колясками гуляют, и вообще людей много. Это достопримечательность Франции.
– Угу, если показать больше нечего. Только башня, да крематорий – проворчал Павел.
– Но всё-таки, Паша. Мне кажется или я с ума сойду или Никитка. Он так плохо спит ночами, и воспитатели говорят, стал рассеянный, играть не хочет, всё сидит в углу с машинкой и по-хохляцки бормочет.
– Да вижу я! Но, ехать в Париж, что бы сводить его на кладбище? Дикость какая-то!
Ночью Никита плакал. По-украински не говорил, но засыпая, прошептал:
– Пер-Лашез…
На следующий день Павел подал документы на туристическую визу во Францию.
Париж
– Блин, не нравится мне французский язык! Какой-то он корявый что ли – проворчал Павел, бросая чемоданы в номере гостиницы.
– Язык как язык, им, наверное, русский тоже не нравится – пожала плечами жена.
– Русский могучий! – сел на любимого конька муж – На нём столько народов говорит!
– Ой, хватит, Паш, я твоих патриотических речей наслушалась уже. – Марина махнула рукой в сторону мужа и поискала глазами сына – Сынок, ты где?
Никитка прилип к окну и разглядывал незнакомый город. Первый раз на самолёте, первый раз в другую страну, все вокруг так смешно разговаривают. И мама обещала Пер-Лашез!
В последнее время Никита совсем загрустил. Практически не играл. Осунулся. Слонялся по дому с потерянным, потухшим взглядом. Даже мультики смотрел без восторга. Только когда Марина рассказала, о поездке в Пер-Лашез, слегка ожил. И теперь уже каждый день спрашивал мать:
– Мама, ну коли ж ми поїдемо в Пер-Лашез?
– Скоро, сына, скоро – Марина, казалось, уже не замечает украинскую речь.
– Тато купив квитки?
– Что? Скажи на русском!
– Тато купив квитки? – упрямо повторял мальчик.
– Не понимаю о чём ты.
– Ты отвезешь меня домой?
– Так ты дома, сын!
– Не вдома я! Не на рідній землі – повторял Никита.
Марина очень надеялась, что эта поездка поможет им. Правда не представляла каким образом. Ей до сих пор, было, не ясно какая связь между кладбищем, украинским языком и её сыном.
Выбрать отель с завтраками было правильным решением – Никита проснулся ни свет, ни заря и растормошил родителей: ему обещали Пер-Лашез. Наспех перекусили и отправились на кладбище.
Вот они заветные ворота Пер-Лашез.
Марина наблюдала за сыном: тот нервничал, суетился. Тянул её за руку. Павел хмурился, глядя на неприступные стены и каменный забор.
Но отступать было некуда.
Фотографии это одно. То, что увидели Ивановы, поразило их величием: открытый музей под небосводом Франции. Статуи, надгробия, колонны… У любого предмета, будь то камень, травинка, фотография – своя история. Дерево пьют земные соки не просто так, а с тайным, неведомым человеку смыслом.
У каждого захоронения был хозяин. Он или позволял подойти ближе или заставлял ускорить шаг. Незримая сила, обитавшая за стенами кладбища, казалась настолько реальной, что можно было её потрогать. Марина встряхнула плечами, сбрасывая навалившийся морок.
Никита осматривался, держал её за руку и молчал. Если приглядеться то было видно, что не она решает куда идти: ребёнок уверенно вёл её по тропинкам Пер-Лашез. Когда Марина решила свернуть с аллеи на другую, вскрикнул:
– Мамо, нам не туди!
Она послушно пошла за сыном.
– Эй, вы куда? – крикнул Павел, шедший поодаль, и разглядывающий захоронения.
– Куда Никита скажет – растеряно проговорила Марина.
Они шли уже больше часа. Пару раз останавливались посидеть на скамейке, попить, отдохнуть. В эти минуты Марина успевала сделать фотографии. Казалось, Никита спешит, он не давал родителям останавливаться дольше, чем на десять минут – тянул мать за руку:
– Пішли, мати. Пори.
– Паша, что это? Конец? – спросила Марина, когда им показались высокие стены.
– Это колумбарий, с урнами – пояснил муж, сверившись с картой – там в середине крематорий.
Марина поёжилась. Неужели Никита поведёт их туда? Мальчик остановился у входа в колумбарий и затараторил по-украински. Потом склонив голову, как будто прислушивался. Опять тараторил. Опять слушал… И отвечал.
Родители в ступоре смотрели на сына. Мимо проходили туристы, никто не обращал внимания на мальчишку, разговаривающего с самим собой.
Никита вырвал ладошку из рук матери и решительным шагом направился в сторону колумбария. О, нет, только не это! Марина нервно поёжилась: даже если это достопримечательность Франции находиться среди десятка тысяч урн с прахом ей не хотелось.
– Никита, ты куда?
Ребёнок молчал, не оставив никакого шанса. Пришлось идти за ним. Никита уверено шёл по территории колумбария, почти не смотрел по сторонам, только прислушивался, склонив голову.
Марина всматривались в крыши, искала, не идёт ли дым, не «хоронят» ли кого-то. Вдыхала воздух, пытаясь найти в нём нотки сожженного тела. Она заметно нервничала. Павел молчал. Вся эта история приобрела мистический характер. Как ещё объяснить свободное перемещение ребенка по кладбищу? Тут взрослые-то с картой ходят, а Никита торопится, как будто на встречу опаздывает, и все аллеи Пер-Лашез знает, как дорогу из детского сада.
Никита тем временем свернул направо и поднялся на второй уровень. Затоптал, расталкивая людей, при этом, не умолкая, бормотал по-украински. Марина даже не понимала, о чём он говорит: так быстро и тихо шептал сынишка. Наконец он остановился.
– Шістдесят шість вісімдесять шість – объявил мальчик.
– Что, сын?
– Шістдесят шість вісімдесять шість – повторил он.
Родители молчали, не понимая, что нужно сыну, и вообще с ними ли он разговаривает. Павел внутренне ругал самого себя за эту поездку: кажется, становится только хуже – Никита ушёл в себя, его как будто нет рядом.
Марина прочесть таблички на ячейках. На каждой было чьё-то имя, годы жизни, фотографии. Встречались ячейки без «хозяев».
– Мариш, смотри. Вон там, наверху. Третья сверху видишь? 66-86.
– Ага, вижу. И что?
– Там прах Нестора Махно.
– Э-э-э, а кто это?
– Да бог его знает. Но ты, же слышала выражение батька Махно? Может это он?
– Махно… Что-то хохляцкое – прошептала Марина.
– Угу. Слушай, припоминаю из уроков истории, смутьян он был. То ли революционер, то ли партизан. В общем, за что-то боролся в гражданской войне. Но это не у нас, это на Украине было. Нам историчка вскользь рассказывала, просто как пример хорошего лидера из народа.
– Понятно. А Никита причём?
– Мне откуда знать? Про это мы не проходили – пробормотал Павел – но, то, что Махно хохол и Никита по-хохляцки говорит наверняка не совпадение. Привёл же он нас сюда, хотя тут много захоронений. Есть какая-то связь!
– Да, наверное, ты прав – задумчиво ответила жена и решила спросить что-нибудь у сына, может это прольет свет на загадку – Никита, а… Где Никита? – истерично воскликнула она.
Оба стали вертеться в поисках сына. Павел, нарушая правила кладбищ закричал:
– Никита! Никита!
Сына нигде не было. Какая-то девушка, тоже русская, махнула в сторону:
– Какой-то мальчик только что побежал вон туда. В зелёной курточке.
Павел и Марина бросились в направлении, куда указала девушка. Увидели между камней и людей, мелькает зелёная куртка сына.
– Никита, стой! – кричал Павел. Но сын торопился и не обернулся на его зов.
Они еле догнали его. Всё-таки правильно было надеть на ребёнка яркую одежду – легче искать в толпе. Мальчик не обращал на родителей внимания.
– Никита, стой! – Павел, тяжело дыша, схватил сына за рукав.
– Знайди мене.
– Сын!
– Знайди мене.
– Да, блин, что ты заладил?! Не понимаю я тебя! – возмущался Павел: гонка по кладбищу выбила его из равновесия.
– Кажется, он просит, что бы ты его нашёл – предположила, догнавшая их, Марина.
– Что значит нашёл? Мы что в прятки, блин, играем? – Павел не успокаивался.
– Не знаю, может, я неправильно поняла.
Никита, не слушая далее родителей, юркнул между двух захоронений и, только зеленая курточка замелькала среди камней.
– Никита, стой!
Тот даже не обернулся. Ивановы поспешили за сыном. Вскоре мальчик остановился. После помпезности Пер-Лашез это место казалось заброшенным. В двух метрах от них виднелось несколько захоронений, явно не принадлежащих к числу популярных. Калитки давно не открывались, траву никто не утаптывает, и она растёт прямо.
Никита остановился, завертел головой в разные стороны, как будто размышляя к какой из могил подойти. Вновь заговорил на украинском. Марина и Павел молча, ждали, что будет дальше. Мальчик шагнул в сторону одного надгробия, подёргал калитку – та со скрипом поддалась, и уверенно зашёл в мир чего-то последнего пристанища.
Марина, нервно кусая губы, вчитывалась в надпись на камне. Слов не разобрала, но год смерти 1868. Стало чуть легче – хоть не свежая могила, хотя это было видно и невооружённым глазом. Что будет дальше?
Мальчик зашёл за надгробие, Павел – за ним. Никитка нагнулся и стал шарить в траве, которая была ему по пояс. Через 5 минут он торжествующе вытащил небольшую, пыльную баночку.
– Я знайшов! – радостно объявил он.
– Что, сына? – устало спросила Марина
– Я знайшов! – повторил мальчик.
– Что это? Дай посмотрю – она протянула руку, но сын отдёрнул свою ладонь и спрятал за спиной находку.
– Я знайшов! – в третий раз повторил он.
Марина и Павел переглянулись, не зная, что делать дальше. Что отыскал сын на кладбище?
Вдруг неожиданно Никита заплакал. Горько. Навзрыд. Родители боролись к нему:
– Сынок, что случилось? Сына?!
– Додому. Я хочу додому. – всхлипывал мальчик – Додому…
Родители переглянулись.
– Ну, пойдём – уверенно сказал Павел и взял сына за руку.
Всю обратную дорогу Никита плакал. То громко, навзрыд, вплетая в слёзы украинские слова. То, затихая, подвывал как щенок. Наконец он умолк и задремал. Павел поднял его и вынес из метро. Марина осторожно взяла из рук ребёнка находку.
– Паш, мне кажется, это урна с прахом – прошептала она мужу, когда тот уложил сына на кровать.
– Дай посмотрю – Павел тяжело дышал – Блин, тяжелый Никита, руки трясутся.
Он с удивлением разглядывал маленькую глиняную баночку с хитрой крышкой. Бока покрылись слоем грязи, но грязь эта была равномерная, покрывала стенки ровным слоем, как чехол. Те места, на которые изредка попадало солнце, имели светлый оттенок. Местами виднелись царапины, но тоже старые.
– Может, откроем? – предложил Павел.
– Ты что? – Марина даже подпрыгнула на стуле – это же чьи-то останки!
– Да шучу я, шучу.
– Мда, ну и шуточки. Но реально, что делать с урной? И вообще как Ник нашёл её? Он ведь знал что искал!
– Угу, ему какой-то хохол подсказывал.
– Паша, ну что ты всё ёрничаешь?
– А что делать? Я не знаю, как он её нашёл. И что делать с ней не знаю! Знаю только, что если мы её выкинем или спрячем, то Никита не простит нам.
– Это точно. – Марина потёрла виски – Давай подремлем что ли, устала я бегать по Пер-Лашез.
– Ты отдыхай тогда, я пойду что-нибудь поесть соображу. Недалеко супермаркет должен быть, судя по карте. Никита проснётся голодный, наверное, будет.
– Хорошо.
– Де я? – спросил Никита, проснувшись.
– Дома, сына. – задремавшая Марина, тут же подскочила на кровати – Ты уснул.
– Не вдома я. Не на рідній землі – ответил Никита.
– Сынок, Никитушка, мы же в Париже. Помнишь Пер-Лашез?
Казалось, ребёнок её не слышит. Он как-то по-взрослому наморщил лоб, сдвинул вместе брови, смотрит мимо неё.
– Де моя урна? – сурово, по-мужски спросил он.
– Вот она. – Марина опешила: у сына даже голос изменился. Это уже не звонкий колокольчик шестилетнего мальчика, это зычный украинский баритон.
– Вези мене до хати. – пробасил он
– Никита, мы же в Париже – мягко начала Марина, но мальчик оборвал её:
– Не Микита я. Азар мене звуть!
– Какой Азар? – глаза Марины округлились
– Азар Федько! – Никита с шумом опустил ноги на пол – Де тут вбиральня?
И не дождавшись ответа, пошёл тяжёлой поступью в туалет. Марина сидела на кровати и никак не могла прийти в себя. Что это было? Сон? Вздрогнула, услышав шум поворачивающегося ключа.
– Привет. Проснулись уже? Я тут вам перекусить принёс, сейчас поедите и… – Павел замер на полуслове, увидев белое лицо жены – что случилось?
– Никита, говорит, что он не Никита. А Азар Федько, если я правильно всё поняла.
– Э-э-э… А кто это? – Павел поставил пакеты на тумбочку
– Я не знаю. – Марина настолько была напугана, что даже заплакать не могла.
– А где он? – Павел в глубине души надеялся, что Марине померещилось или сын разыграл.
– Там – Марина кивнула в сторону туалета – Ты знаешь он другой какой-то, не могу объяснить. Как взрослый что ли…
Не успела договорить, как громко хлопнув дверью, вышел Никита.
– Сын, ты давай потише. – улыбнулся Павел – Смотри, что я принёс!
– Який я тобі син, мужик? – пробасил мальчик. Павел сглотнул слюну.
– Никита, а…
– Не Микита я! Скільки разів повторювати? Азар Федько мене звати. Вези мене додому! – почти прокричал Никита.
– Что он сказал? – Павлу было сложнее понимать чужой язык.
– Он не Никита, а Азар Федько. Сказал, что бы везли его домой.
Павел потёр щетину, не зная, что сказать.
– Так мы в Париже, сын. До Москвы далеко, через несколько дней улетим домой.
– На що мені твоя Москва? Вези мене в Гуляйполі. Там мій дім!
– Что, сынок? Куда тебя везти? – мягко спросила Марина
– Гуляйполі
– Что это? – повернувшись к мужу, спросила Марина. Павел только пожал плечами.
Никита схватил урну, стал расхаживать с ней по гостиничному номеру, громко при этом разговаривая по-украински. Большую часть родители не понимали. Застыв, они смотрели на сына, который сейчас мало напоминал ребёнка. Мужичонка, со сморщенным в гармошку лбом, хмурыми бровями. Пару раз он провёл по верхней губе: таким движением разглаживают усы. Заложил руку за спину и мерит шагами комнату. И бормочет, бормочет не на родном языке.
– Дядько, Відвези мене в Гуляйполі. – наконец обратился он к отцу.
– Какой я тебе дядько! – возмутился Павел, Марина схватила его за руку и мягко спросила сына:
– Куда тебя отвезти, Азар?
Павел удивлённо посмотрел на жену: и у неё крыша поехала что ли? Марина тихонько пожала ладонь мужа: всё хорошо.
– Так куда тебе надо, Азар?
– Гуляйполе. Будинок мій там, мамко і батя. Скучив я за ним. Додому хочу! – чуть тише сказал мальчик.
– Гуляйполе?
– Так. Гуляйполе.
– А где это?
– Так я звідки знаю? Мене сюди Батько Махно привіз, а як їхали і не знаю я.
– Что он говорит? – вмешался Павел
– Тссс – опять сжала ему ладонь Марина
– Азар, а что ты дам делать будешь?
– Спати ляжу. На рідній землі, вдома.
– Мы что-нибудь придумаем.
– Коли?
– Что?
– Коли придумаєш?
– Не знаю. Я же не знаю где это твоё Гуляйполе. Надо искать.
– Шукай, баба, швидше шукай.
Чуть позже Марина шептала мужу, что поняла из их разговора: зовут его Азар Федько, надо ехать ему в Гуляйполе, там его мать и отец. А сюда привёз его батька Махно, только дороги он не знает.
– Мариш, слушай, Нестор Махно в Гуляйполе родился: википедия так пишет, – объявил Павел, погуглив немного – только вот никакого Азара Федько я не найду.
– И что теперь делать?
– Не знаю. Давай до завтра подождём.
– Хорошо – вздохнула Марина. Хотя не верилось ей, что завтрашний день принесет разгадку.
На том поездка в Париж и закончилась. Никита никуда не хотел идти. Вскакивал утром, «вытирал усы», громко топая и бормоча по-украински, шёл в туалет. А потом ходил по номеру, держа урну в руках, и приговаривал:
– Шукай, баба, швидше шукай!
Выходить на улицу отказывался, на сладости внимания не обращал. Ел, что приносил Павел из супермаркета. Один раз, доедая булочку, задумчиво протянул:
– От би борщу, баба…
Павел хмыкнул:
– От борща и я бы не отказался.
На третий день их гостиничного затворничества Павел сказал:
– Поехали в Гуляйполе.
– Куда? – воскликнула Марина
– Блин, ну а что делать-то? Сидеть в номере и смотреть, как он сходит с ума? Он почти не ел вчера, всё ходит со своей баночкой, да бормочет. Чуется, пока не съездим мы туда, ничего и не узнаем.
– А как туда добираться?
– Самолётом до Киева. А оттуда уже на автобусе, машине, такси. Только ехать долго, больше 600 километров. Я вчера гуглил.
– Мне страшно, Паш.
– А что у нас есть выбор?
– Не знаю.
– В Париж же мы притащились. И туда поедем.
– А билеты?
– Я заказал до Киева, а потом на месте разберемся. Как говорится, язык до Киева доведёт. В нашем случае до Гуляйполе.
– А по деньгам?
– Придётся кредитку распаковать. На гривны в Борисполе поменяем, думаю, с этим проблем не будет. Мы же не в деревню едем, аэропорт международный.
– Страшно – повторила Марина.
– Выхода нет – надо лететь. Вылетаем сегодня ночью. Сейчас оплачу билеты.
Павел выбрал самый поздний рейс: непонятно в какие затраты выльется эта поездка. Поздние полёты дешевле. В полночь прибыли на регистрацию, разглядывая ночной Париж, который так и не удалось изучить днём. Никита успел взбодриться, а когда ему сказали, что они поедут в Гуляйполе, обрадовался, засуетился.
– Только ехать далеко – предупредила Марина.
– З батьком ми теж довго їхали – последовал ответ.
Киев
Киев встретил утренней суетой аэропорта. Марина с Павлом тёрли красные глаза, слегка потягивались, разминая затёкшие руки и ноги. Никита счастливо озирался, жадно впитывал в себя украинскую речь.
– Паш, пошли хотя бы кофе попьем нормальный, а не разбавленный. И там решим что делать.
– Ага, давай.
Они расположились у окна, и размышляли в каком направлении двигаться дальше.
– Паша, сразу в Гуляйполе поедем?
– Давай сейчас в Киев, найдем гостиницу, отдохнём, и поищем маршрут до Гуляйполе. Смотри нам надо попасть вот сюда. Они склонились над телефоном, разглядывая карту. Никита пил горячий шоколад, приговаривая:
– Ось так смакота!
– Ще шоколаду? – спросил подошедший официант.
– Как лучше добраться до Гуляйполе? – поинтересовался Павел. Простые люди: официанты, таксисты обычно знают больше гугл-карт.
– О, вы русские! – воскликнул паренёк – я тоже из России.
– Здорово! – обрадовались Ивановы, слыша знакомые слова, чувствуешь себя увереннее.
– Да, я несколько лет живу тут, переехал к бабке, я на четверть украинец. А вы откуда?
– Из Москвы.
– Ясно. Я из Твери. Олег – представился он.
– Павел и Марина – ответил за всех Павел – и Никитка.
– А сын у вас хорошо говорит на хохляцком! Тоже корни?
– Да нет, тут немного другое… – Павел смутился – Олег, нам в Гуляйполе надо добраться. А как это сделать быстрее и дешевле, не знаем.
– Гуляйполе? У бабки там сестра живёт. Пару раз ездил туда. Маленький городок, особо смотреть то не на что. Вот в Киеве…
– Нет, Киев мы в следующий раз осмотрим – перебил словоохотливого парня Павел – Сейчас нам в Гуляйполе срочно надо.
– Понял. Я сейчас подумаю как лучше, вы не уходите, мне вон ещё у того столика заказ надо принять, потом я подойду.
– Окей, мы ждём. Принеси нам, пожалуйста, ещё кофе и горячий шоколад Никитке. Ты что-нибудь хочешь? – спросил он жену, та отрицательный покачала головой.
Через 15 минут Олег подошёл снова к их столику:
– Я созвонился с бабкой – быстро заговорил он – до Гуляйполе вам быстрее и дешевле всего доехать на перевізниках, бомбилы по-русски. Они каждый день с вокзала выезжают. Обычно они целиком машину набирают, но вас уже трое. Заплатите за четвертого и едете с комфортом. Вы надолго в Гуляйполе?
– Не знаю, как фишка ляжет. Хотелось бы на пару дней, не больше.
– Зрозумівши. – Олег немного замялся и быстро добавил – В общем, бабка говорит, что есть у нее знакомый перевізник, он сам из Гуляйпольских, если хотите она с ним поговорит, он вас завтра от дома заберёт, и прямиком к бабкиной сестре доставит. Но только она посылочку с вами ей отправит, небольшую. Идёт?
Ивановы переглянулись. О такой удаче они и не мечтали.
– Конечно, идёт! – воскликнул Павел – звони бабке, пусть договаривается с перевозчиком, или как его там.
– Ага, я сейчас. Не уходите.
– Куда же мы, дружок, уйдём от тебя – с улыбкой прошептал ему в след Павел – Маришка, как хорошо всё складывается, да? Хоть не мотаться по всему Киеву в поисках вокзалов да гостиниц. Сейчас у Олега и спросим где нам заякориться на эту ночь.
Марина впервые за последние расслабленно улыбнулась. С лица исчезли напряжённые складки, взгляд смягчился. Уже расхотелось торопиться, Ивановы выдохнули с облегчением. Конечно, неизвестно что ждёт в Гуляйполе, Но, то, что так удачно сложилось сразу в аэропорту, вселяло надежду, что всё будет хорошо. И в Москву они вернутся с прежним, русскоговорящим, и таким родным Никитой, который не «вытирает усы» и не называет мать бабой.
Вновь подошёл Олег:
– Друзі, моя бабка приглашает вас переночевать у нас. Не спешите отказаться, может это лучше, чем искать гостиницу? Места у нас хватит: квартира велика, а живём мы с ней вдвоем. Бабка, конечно, любит поговорить, тем более в России она уж лет 15 не была, будет выспрашивать. Но, спати лягає рано – он улыбнулся – зато перевізник заберёт прямо от дому, он же бабкин знакомый.
– Ну, хоть не ровесник? – ухмыльнулся Павел
– Не знаю – развёл руками Олег – но, думаю, помоложе будет – ну так как?
– Мариш, что думаешь? Мне кажется неплохой вариант…
– Не очень удобно конечно, Олег, напрягать вас и бабушку, но, пожалуй, я тоже согласна.
– Не напрягаете, честное слово! Ей хоть какое-то развлечение. Она уже старенькая, порой на улицу один раз в неделю только выходит, подружки сами понимаете у неё такие же…
– Хорошо, Олег – улыбнулась Марина – только вы расскажите, что любит ваша бабуля. Не можем же мы явиться с пустыми руками.
– О, ну это просто! Бабуля у меня ещё тот фрукт, чай с плюшками не для неё. Ей больше по душе кофе с коньяком – увидев вытянувшиеся лица Ивановых, поспешно добавил – это не то, что вы думаете! Она просто любитель качественных посиделок и душевных разговоров. Так что купите хорошие шоколадные конфеты, кофе в зёрнах. Любит она кофе по утрам. И бабуля будет счастлива, уверяю вас.
Олег написал им бумажку с адресом и номером телефона бабули. Вызвал для них такси, объяснил, где рядом с их домом хороший супермаркет.
Ивановы успокоились и расслабились, Никита задремал прямо в кафе. Павел понёс его на руках в такси, Марина покатила чемодан.
Попросили таксиста отвезти вначале в магазин. Марина с сыном остались в машине, Павел набрал гостинцев для Аглаи Борисовны.
Их встретила сухонькая старушка в цветастом платке и с клюкой. На шее три ряда красных бусин. На губах красная помада. Видимо, бабуля готовилась к их приезду.
– Заходьте, милі. Втомилися піди з дороги. Який же красивий хлопчисько. Заходьте, заходьте, нехай моя хата буде для вас домом. Я вас зараз борщом нагодую, та зі сметаною. Справжньою, з хутора, а не тією що в магазині продають. – затараторила она.
Пыл Ивановых слегка остыл: с Олегом было легко общаться, а быстрый говор бабули они не понимали. К счастью Аглая Борисовна догадалась обо всём сама, и с акцентом сказала:
– Да простите же дуру старую! Олежа сказал, что русские вы, запамятовала. Я ж в России двадцать лет прожила, язык знаю. Заходите, милые, заходите.
– Аглая Борисовна, спасибо вам огромное за помощь – начала Марина, но старушка её перебила:
– Брось, милая. Мне только в радость. Доживешь до моих годов, узнаешь, что вся эта шелуха – она кивнула в окно – не радует. Только в людях и есть счастье. Было бы с кем поговорить, да паляницу разделить. Ну, так что стоите? Заходите в хату.
Ивановы улыбнулись – старушка им понравилась. Никита постоял немного возле родителей и пошёл к бабуле:
– Баба, ти мені скажи до Гуляйполе далеко? Дуже треба мені туди потрапити. Рідний дім мій там, мати, батько, та й спати хочу сил моїх немає вже.
Аглая Борисовна чуть не выронила кастрюлю с борщом.
– Так что ж вы мне голову морочите!? Вон как сын у вас по-украински говорит, как хохол. Я такого говора давно не слышала, так только старики на хуторах говорят уже.
Павел и Марина переглянулись. Павел осторожно сказал:
– Аглая Борисовна, вы там что-то про борщ говорили, если я правильно понял. Может за столом мы вам всё и расскажем? Что сами знаем.
– Так я швидко, милок. – И она проворно засуетилась у стола.
Ивановы впервые ели настоящий украинский борщ. Да не где-то в московском ресторане, а в самом Киеве! Никита, по-мужски ссутулившись, прихлебывал, смаковал. Пару раз «обтер усы».
– Ось, баба, порадувала ти мене! Ну, спасибі тобі. Смачніше борщу років сто не їв. Батько відвіз мене далеко від дому, нудьгував я дуже.
– Ну спасибі, милок, на доброму слові. Ти коли хочеш я добавки тобі наллю.
– Ні, баба, наївся я. піду, відпочити хочу.
– Ну Іди, милок.
Мальчик взял урну со стола, ушёл в другую комнату. Прилип к окну и рассматривал город, бормоча что-то по-украински. Старушка уставилась на Ивановых-старших, ожидая ответа. Марина, не зная, что рассказать, начала с самого начала. С тех пор как первый раз они услышали Пер-Лашез.
– Даааа – протянула старушка, дослушав рассказ – чего только не бывает в жизни – Тут без горилки никак. У меня бутылочка припасена, будете? Настоящая горилка, мне с хутора привозят. Это не то, что в магазине продают.
– Не откажусь, Аглая Борисовна, борщ у вас знатный! Век не забуду, и горилки настоящей никогда не пробовал – ответил Павел
– Ты меня по отчеству не величай, милок. Бабуся Аглая я, так и зови. А то, что же мы как на партийном собрании.
– Хорошо, бабуся – улыбнулся Павел.
Старушка прошаркала в спальню и вернулась с пузатой бутылкой, сунула её в морозилку:
– Олежа не пьёт со мной, он все эти новые напитки предпочитает. А иной раз так охоту посидеть, покумекать с хорошими людьми. Только мои все померли давно. А вас мне сам бог послал. Я сейчас сестре позвоню, в Гуляйполе она живёт – достала старый кнопочный телефон, прищурившись, нашла нужный номер и затараторила.
Ивановы даже не силились понять, что она говорит. Марина проверила Никиту, тот нашёл бабкины «сокровища»: фотографии, какие-то побрякушки, монеты. Сидел и перебирал их.
– Мариночка, завтра едете к моей сестре, у ней и остановитесь. Я объяснила ей, что помощь вам нужна, не бойся, лишнего не болтала. У ней подруга есть, по мужу она Федько. Она к ней сходит, да разузнает, был ли в роду Азар. Батьки-то нет уж никого, все померли. Но может, найдут чего, записи какие. Я сказала, что вы ищете родню, сами уж придумаете правдоподобную историю.
– Бабушка Аглая, я не знаю как вас и благодарить! Вы нам так помогаете, что без вас делали бы?
– Ой, Мариночка, как не помочь хорошим людям? Да ещё и история такая непростая, и сыночек у вас такой лапушка.
– Мне неудобно беспокоить вашу сестру!
– Она ещё молодая! Ей всего 75, на десяток лет младше. Так что с неё не убудет.
– Бабушка Аглая, можно я вас обниму?
– Конечно, деточка. – Старушка распахнула объятия – У меня к вам только одна просьба.
– Какая?
– Заедете ко мне на обратном пути, очень хочется узнать, чем же кончилась ваша история? Да и обнять ещё разок – глаза бабушки стали влажные. Вот ведь как бывает: видит впервые, а готова душу отдать, что бы помочь!
Аглая Борисовна весь вечер гоняла Олега в супермаркет за столичными гостиницами для сестры. То вспомнит, что сервелат ела вкусный, то любимые пряники сестры забыла. Пару раз Павел ходил с ним, купил немного сувениров киевских, неизвестно выпадет ли в жизни случай ещё раз побывать здесь. Если да, то лишь бы не при таких же условиях!
Гуляйполе
На следующее утро, ранним утром Ивановы отправились в Гуляйполе. Бабушка Аглая, обнимала Никитку, всё говорила и говорила ему на украинском. Тот по-мужски хмурился, слушая её, обнимать не давал, отстранялся. Аглая поговорила с перевозчиком, из её строгой речи Ивановы поняли, что она наставляет лишнего с них не брать и доставить до места.
Дорога утомила. Вначале было интересно разглядывать новые места, читать забавные названия: Счастливое, Весёлое, Чортовый, Недогарки… Никита спрашивал водителя:
– Ну, що, мужик, далеко нам ще їхати?
– Далеко, ще, поспи, синку…
– Який я тобі синок, мужик?
Через пять часов всех сморило в сон. Перевозчик вздохнул с облегчением: наконец этот странный ребёнок отстал от него. Говор-то у него какой забавный. Не поймёшь только откуда, родители по-украински не розуміють. Но баба Аглая велела довезти в здравии, а она хорошая, за абы кого просить не станет. И обещала накинуть гривен, за то, что до дому довезёт.
Никита проснулся, как только завиднелся очередной населенный пункт. Потёр сонные глазки, посмотрел в лобовое стекло на дорогу:
– Де я? До будинку ще далеко?
– Ні, синку. Ось уже під’їжджаємо до Гуляйполи.
Мальчик прилип к окну и даже не обратил внимание на «сынка», которым назвал его перевозчик.
– Відкрий вікно.
– Так вітер буде, замерзнеш.
– Відкрий, прошу – тихо и как-то жалобно прошептал ребёнок, водитель опустил стекло наполовину.
Мальчик жадно впился носом в воздух, задвигал ноздрями, высунул руку, а потом, прижав, ладони к лицу, заплакал тихонько, как щенок заскулил:
– Рідна земля. Моя землю. Я повернувся…
Марина, тоже проснулась, тихонько обняла сына, на этот раз он не скинул материнскую руку, а всё плакал, роняя на её колени горячие слёзы:
– Рідна земля. Моя землю. Я повернувся.
– Мариш, он что говорит? – прошептал Павел.
– Родная земля. Я вернулся.
Павел нежно сжал ладонь жены: всё будет хорошо.
– Далеко нам ещё? – спросил у водителя, наблюдавшего за этой сценой через зеркало.
– Ні. П’ять хвилин і вдома.
– Надеюсь, «хвилин» это минут – пробурчал Павел.
– Минут, минут – с акцентом, но по-русски сказал водитель – Скоро доедем.
Никита успокоился, и Ивановы рассматривали город, в который так стремился их сын. Впрочем, через несколько минут они действительно остановились возле дома, построенного явно не в этом веке. Как российские хрущёвки, только меньше, чуть приземистей.
– Ну, всё, прибыли – радостно сообщил водитель – в этом подъезде, второй этаж, баба Агния живёт – потом вспомнив Аглаю Борисовну, добавил – давайте я вам вещи помогу затащить. Баба Аглая поди опять пол-Киева в одну сумку впихнула – он хмыкнул в усы, и пошёл вытаскивать вещи из багажника.
В окнах стали показываться любопытные лица. С грохотом открылась дверь подъезда и выпорхнула бабушка – точь-в-точь Аглая Борисовна, только заметно моложе, шустрее и бусы на ней были разноцветные. А вот помада такая же, красная.
– Приїхали? Ну нарешті! А я вже з ранку вас чекаю, від вікна не відходжу. Вареників наліпила, котлеток насмажила, ватрушок напекла. Ходімо в будинок. Аглая дзвонила недавно, чи не приїхали питала, турбується – потом спохватилась, и чуть медленнее – ой, батюшки, забыла ведь, по-нашему вы не понимаете. Заходите в дом!
Ивановы пошли за более молодой копией Аглаи, словоохотливой Агнией. Видимо разговорчивость и гостеприимство – генетическая черта сестёр. Никита не обращални на кого внимания, заложил одну руку за спину, во второй – урна, с которой он не расставался даже ночью. Поднимался тяжёлой, уверенной поступью. «Так возвращаются мужики с поля»: подумалось Агние Борисовне.
За столом, ломившемся от угощений, она сообщила:
– Я вчера ходила к Зойке, подружка это моя. Она по мужу Федько. Вам ведь они нужны?
– Мы пока не знаем, они ли, но нам нужен тот, у кого в роду был Азар Федько.
– Ну, про их родню я не знаю ничего. Муж у неё Микита, у него братья Михайло да Макар. По батьке Ларионовичи. А больше я никого не знаю.
– А как же нам узнать?
– Так у них и спросите! Увечері к ним пойдём. Зойка чекати буде.
– Что?
– Зоя, подруга моя, ждать нас будет.
– А удобно? Может завтра поутру?
– Так чего ждать? Или вам сына уложить надо?
– Нет-нет, мы в дороге долго спали – поспешила согласиться Марина – сегодня так сегодня, правда Паш?
– Конечно!
– Спасибі, Агнія. Уважила! Нагодувала від пуза. До останнього дня тепер вистачить! – сказал вдруг Никита, с шумом отодвигая стул, «вытирая усы».
Глаза Агнии округлились:
– Спасибі, синку. Та ти по українському-то говориш! Що ж мовчав-то?
– Так колись мені з тобою ляси точити! Рідний дім шукати треба.
– А де ж він твій дім?
– Не знаю, баба. Серцем шукати буду. Піду, відпочину – со вздохом сказал он и ушёл в другую комнату. Послышался скрип старенького дивана.
Агния удивлённо смотрела на Ивановых. Почему мальчик так хорошо говорит на украинском, а родители простые слова не сразу понимают?
– Агния Борисовна, мы сейчас вам всё объясним. В общем, наш сын, утверждает, что он не Никита, а Азар Федько. И здесь, в Гуляйполе его родная земля… – Марина рассказала то же, что накануне слышала бабушка Аглая.
Глаза старушки расширялись с каждым услышанным словом.
– То, что он вам сейчас сказал мы, и половины не поняли – закончила Марина.
– Так то и сказал, что некогда ему со мной лясы точить, родной дом искать будет. Сердцем, говорит искать, буду. Да, ребятки, каких только чудес не бывает. Пойду, Зойке позвоню, можа прямо сейчас и пойдём. Дело-то серьёзное! Идти, правда далече, автобус туда долго ждать, лучше мы пешком, так быстрее будет.
Через час Ивановы во главе с Агнией шли к Федько. Вся надежда, что найдут они ниточки, ведущие к разгадке. Дома в этой части города были старые, попадались и заброшенные. Никита оживился, а Марина воскликнула:
– Слушай, вот такие дома он рисовал ведь, маленький когда был! Что-то похожее. Помнишь, Паша? Только там крыша немного другая была, более покатая что ли.
– Помню.
– Так то старые дома, таких уже не строят давно. А раньше и таких не было. Гуляйполе бедняки создали, потому раньше богатых хат тута не ставили.
Наконец дошли до нужного дома. У калитки уже ждали Зоя и муж её Микита. Оба невысокие, худощавые. Жилистые руки, загорелые лица выдавали в них людей работящих, к тяжелому труду привычных. Микита носил усы на тот же манер, что носили раньше, и как привыкли изображать украинских мужчин, в книгах. Он поправил ус, напомнив этим движением Никиту.
Опять Ивановых пригласили за гостеприимный украинский стол. Никита в хату заходить отказался, начал обходить её со всех сторон, щупал стены, и, кажется, даже принюхивался. Марина и Павел, помня его бегство в Пер-Лашез, побоялись далеко отходить от сына. И взрослые остались на широком дворе, образовав небольшой круг.
Марина третий раз за два дня рассказывала их удивительную историю. В неё сложно поверить сразу, но все сомнения отпадали, как только слышался говор мальчика: чисто-украинский, зычный, сочный.
– Микита, есть у вас в роду Азары? – с надеждой спросила Марина.
– Нету, не припомню таких. У меня два брата, у отца было три брата и три сестры, там тоже никого Азаром не величали…
Ивановы приуныли. Кажется, их везение закончилось, и сейчас все поиски сведутся на следование за Никитой. А куда его заведёт неясно…
– А як Ларiон? Живий ще? – спросил у Микиты, незаметно подошедший Никита
Все удивлённо уставились на него: отчество Микиты не произносилось вслух, да и не стоял мальчик рядом с ними: он изучал двор.
– Поговорите с ним – быстро сообразив, шепнул Павел Миките – может, расскажет чего.
– Так нема, помер вже… – чуть помедлив, ответил хозяин: так быстро и не придумывается ничего, когда надо.
– А ти як поживаєш?
– Втомився сильно. Спати хочу, та Будинок свій знайти не можу. Як знайду, так і ляжу.
– Пішли в мою хату. Гостем будеш.
– Піти.
Пошли два украинских мужичка в дом… Марина и Павел переглянулись: нет, кажется, удача ещё на их стороне. Все пошли тихонько следом.
Марина расспрашивала старушек, есть ли в Гуляйполе, какое ведомство по учету родившихся, умерших. Ведомство-то есть, отвечали они, но есть ли там бумаги? И пожар там был лет 15 назад, много архивов, говорят, сгорело.
– Как же нам узнать про родню Микиты? Неужели никто не знает? – со слезами шептала Марина.
Микита и Никита нашли общий язык. Старший аккуратно расспрашивал мальчика о житье его. Павел старался понять их разговор и при необходимости шепнуть деду, что спросить. Но, это давалось ему с трудом: говорили они быстро, непонятно. Но все, же он шепнул старику:
– Про отца вашего расспросите, что он знает.
– Добре.
Через полчаса старик, перемешивая слова двух языков, рассказывал:
– Звати його означає Азар Федько. Говорит, что народився в Гуляйполі. С батькой Махно дружил, и сбежал с ним из дому, в дружине Нестора был. Потом Махно ранили, он его с другими махновцами прятал его, с ним же и втік до Парижа. В Париже жили, а потом Махно помер. Плакав Азар, коли його ховали, один он остался, без друга. Зимой и сам захворал от тоски, да помер. Осталси на чужой земле. И дюже на родную землю хочет. Спати хочет лечь рядом с мамкой да батей.
Микита замолчал, намотал на палец ус. Достал из кармана кулёк с махоркой, скрутил самокрутку, послюнявив края скрюченными старческими пальцами. Уткнулся взглядом в старую печь, задумался и, помолчав, добавил:
– Вот одного только не пойму, говорит, что он Азар Азарович Федько. Отец мой был Ларион Азарович Федько. Только не рассказывал он про брата Азара. Три брата у него было, и три сестры, моих тётки. Но вот Азара не было средь них.
Повисла тишина, которую нарушал скрип, качающейся на ветру калитки во дворе. Зоя осторожно предложила:
– Так может у Михайло да Макара спросить, а Микита? Они же постарше тiбе, может и помнют чего?
– А и, правда, спрошу-ка я у Макара, он на восемь лет меня старше – согласился Микита – он с батей-то последние годы жил, а я же молодий ще був, когда батя помер, как раз в армию я пошёл.
Старик встал, начал одеваться.
– Ти куди?
– Піду до Макара сходжу – пробормотал Микита.
Хозяин дома вернулся только через полтора часа. Ивановы во главе с Агнией уже собирались домой – поздно. Но тянули время, очень хотелось узнать, что, же расскажет Макар. Наконец хлопнула калитка, и все взоры обратились к двери. Дед Микита тянуть не стал, а с порога объявил:
– Был! Был у отца молодший брат. Азар! На пять лет младше отца был. Дед мой любил его дюже. Потому и назвал как себя – Азар. Дружил с Нестором, а батя, дед мой, той дружбы не жаловал, вот как стал Махно дружину собирать Азар с ним и ушёл – Микита от волнения «соскочил» на украинский – Дiд сильно розлютився на нього тоді. И отрёкся от него, сказал, що б ноги його в хаті не було. Потому и не знал я его, я ж ещё не родился, когда он ушёл. Дiд простил Азара, да знайти його ніхто не зміг. Всё это батя Макару перед смертью рассказывал.
Все слушали, затаив дыхание, только Никита уже мирно посапывал на диване. Павел с Мариной переглянулись: что делать дальше? Старик продолжил:
– Вы у нас оставайтесь. Поутру Макар придёт, вместе и подумаем что делать. Може він поговорить з хлопчиськом, да узнает новое что.
Ивановы, недолго думая, согласились. Теперь, когда стала видна связь их сына и этой семьи, лучше быть поблизости. Да и Никита спит. Отправили Агнию Борисовну на такси домой, договорившись с таксистом, привезти из вещи в дом четы Федько.
Сон никак не шёл. Марина прислушивалась к незнакомым звукам. Она никогда не ночевала в деревне, поэтому любой шорох её пугал. В голову лезли дурные мысли: а если Никита захочет тут остаться, на «родной земле»? а вдруг он сбежит? А если завтра испугается деда Макара? Как тогда быть? Никак не удавалось ей остановить этот поток пугающих мыслей. Только под утро удалось задремать.
Казалось, только уснула, а вот уже и петух запел приветственную песню, и послышались знакомые детские шаги:
– Вставай, баба, їсти хочу!
– Сейчас, милый – по имени сына она давно не называла: на Никиту он злился, Азаром язык не поворачивался, разве выведать, что нужно было.
Вскоре проснулся и весь дом. Совсем рано, по меркам городских жителей так вообще ночь, а весь дом гудит как улей.
В сенях громко получали:
– Макар, прiшел – коротко бросил Микита и пошёл открывать дверь.
Увидев его Никита, воскликнул:
– Як Ларіон, ти, мужик. Алі син йому?
– Син. А ти хто будеш? – не растерялся Макар: вчера брат всё объяснил ему про странного мальчишку.
– Азар я. Дядько твій.
– Навіщо приїхав?
– Спати хочу на рідній землі. Поруч з батьком та матір’ю. Відведи мене туди!
– Почекай трохи. Зараз співаємо, та підемо.
Он сел за стол, Зоя накрыла ему, а он вполголоса объяснил:
– Просит отвести его к отцу с матерью.
– Это куда же? – хором сказали Павел и Марина.
– Так на кладовищі вестимо! – и тут же поправился – на кладбище.
– Нет! Как мы туда пойдём? – испугалась Марина, посмотрела в надежде на мужа – Паша?
Павел кусал губы.
– Мариш, а куда деваться-то? – Наконец прошептал тихо, что бы сын ни услышал – пока мы тут сидим, ничего не решится. На родную землю он приехал, сейчас мать с отцом найти хочет. Только следуя за ним, сможем узнать, что надо Азару.
– Страшно, Паша, – Марина плакала – ну вдруг там что-то страшное случится?
– Нас много, он один, если что в охапку схватим и домой в Москву уедем, пусть, хоть Азартом, хоть кем будет! – с жаром воскликнул Павел – надо закончить эту историю! Хоть как – и добавил чуть мягче – всё хорошо будет, вот увидишь.
Старое кладбище оказалось недалеко. На окраине Гуляйполе, минут 30 ходьбы. А другое, в новом городе, пояснила Зоя. До туда долго добираться, но до 50-х годов всех тут хоронили. Братья Федько дорогу к могилам деда и бабки знали: по всем традициям почитали предков. Чем дольше шли по аллеям, тем сильнее колотилось сердце Марины. Наконец Макар с Микитой остановились.
Подоспел и Никита, не успевающий за их широким шагом. Увидел две стоящие рядом могилы, с минуту смотрел на них. Потом бросился на колени перед ними и завыл, запричитал.
– Тато, мама, повернувся я. Вибачте ви вже Мене, сина вашого, недбайливого. Втомився я поневірятися по чужих землях, хочу спокій знайти на рідній землі поруч з вами.
– Что он говорит?
– Прощения просит у родителей, говорит, что устал скитаться по чужим землям. Хочiт покой найти рядом с ними.
– А как? – губы Марины дрожали
– Не знаю пока. Всё плачет, да прощения просит.
– Мама, тато, Почуйте ж Ви мене. Пробачити прошу мене. Помилявся я багато, на чужій землі зрозумів як образив тебе, батько, та повернутися вже не зміг. На рідну землю хочу, тільки тут знайду Я спокій. Під чужим сонцем лежав я поки. А зараз хочу до вас! – ещё громче завыл Никита
– Говорит, что понял свои ошибки, и что долго лежал под чужим солнцем, но только на родной земле найдет он покой – переводили братья.
Прошло 15 минут, мал помалу стал Никита затихать. А после вовсе замолчал, склонил голову к земле, сидит, не двигается. В тишине, каждый шорох слышался как грохот. Взрослые стоят, ждут, подойти или окликнуть не решаются.
Наконец мальчик поднял голову. Обернулся, посмотрел на братьев Федько. Встал с колен и широким шагом подошёл к Макару, обтёр «усы» и протянул глиняную баночку:
– На, синку, хорони мене.
– А як ховати то?
– Поруч з батею вирою могилу, помолися і хорони по-людськи. Втомився я.
Макар взял урну, повертел в мозолистой руке, шагнул уверенно к могиле деда. Прямо руками стал разгребать землю.
Микита подоспел на помощь. Вдвоём они, раздирая ладони, выкопали небольшую ямку. Никита стоял рядом и смотрел. По щекам его текли слёзы, он их и не вытирал.
Марина порывалась было пойти к нему, Павел остановил:
– Мариш, кажется, скоро всё кончится. Подожди, не ходи пока к нему.
– Он просит по-людски его похоронить, с молитвой – шепотом сказала Зоя – я пойду, прочту.
Положили в ямку урну, Зоя быстро-быстро прочла молитву. Братья аккуратно стали засыпать «могилу».
И тут Никита упал навзничь.
– Сын, сын! Никита! – кричала Марина. Но тот не отвечал. Лежал на примятой им же траве: руки раскинул в разные стороны, рот слегка приоткрыт. Не двигается.
Павел с трудом оттащил жену от ребенка и крикнул братьям:
– Пульс! Пульс пощупайте!
Макар, обтерев о штаны ладонь, приложил палец к запястью мальчика. Потом положил голову ему на грудь. И поднёс узловатый палец прямо к ноздрям.
– Дышит. Спит дюже крепко. – Наконец сказал он. Эта минута навсегда врезалась в память Ивановых.
Марина рыдала, обессилев на руках мужа. Павел гладил её по волосам, вытирая и её и свои слёзы. Кого они сейчас хоронили Азара или Никиту?
– Пойдём до хаты – коротко обронил Макар – стоять тут уже нечего.
Павел поднял сына, братья хотели помочь, но он отказался:
– Я сам.
Странная процессия шла в тот день с кладбища: молодая пара, у парня ребёнок на руках, а позади трое стариков, у двоих руки по локоть, в земле.
Всю дорогу Павел прислушивался к дыханию сына: дышит, тёплый. Дошли до дому, уложили сына на кровать. Никита крепко спал, не замечая этих перемещений. Его лицо стало мертвенно-бледным, ресницы плотно сомкнуты и под ними не видно, двигаются ли зрачки.
Зоя кинулась накрывать стол, громко застучав посудой.
Ивановы обедать отказались. Оба не отходили от сына. Марина легла с Никитой рядышком, взяла в руку детскую ладошку. Павел положил голову на подушку сына и взял вторую его ладонь. Большой палец, незаметно от марины, держал на пульсе сына, постоянно отмечая: бьётся. К утру их сморило в сон.
– Мамочка, я проснулся! – звонкий детский голос Никиты разбудил их в одну секунду – Папа, мне такой сон смешной приснился! Давай я тебе расскажу, прямо сейчас пока не забыл!
Огляделся по сторонам:
– Мама, папа! Чего вы ревёте?
Последние комментарии
10 часов 42 минут назад
15 часов 2 минут назад
16 часов 48 минут назад
18 часов 2 минут назад
19 часов 8 минут назад
20 часов 17 минут назад