Королевство ангелов [Мария Кущиди] (fb2) читать онлайн

- Королевство ангелов 2.6 Мб, 322с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Мария Кущиди

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Всем, кто всегда находится рядом. Всем, кто всегда поддерживает и верит в меня. Всем тем, кто никогда не остается равнодушным к моей личной истории, посвящается.

От автора

Эта книга стала для меня открытием, свежим взглядом на ту реальность, которая считается вымыслом. Но что есть вымысел? Только то, что мы отделяем от правды? Не слишком ли узко? Так вот, дорогие друзья, я приглашаю вас пройти дальше в таинственный мир фантастики, в котором все сказанное – истина, которая, возможно, изменит вас хотя бы немного.

Но будьте чутки. Эта книга взяла меня в беспощадный плен, требуя, чтобы я как можно скорее ее закончила. И я закончила и теперь оставляю вас наедине с миром ангелов, который ближе к нам, чем мы можем себе представить.

Многие герои этой книги – настоящие люди, которых мне однажды удалось повстречать в своей еще короткой жизни. Надеюсь, вы их тоже когда-то встречали, ведь они знакомы практически каждому.

Пролог

Братья Даллейман никогда не были теми людьми, что их окружали всюду. Они отличались не только своими способностями проживать эту жизнь, но и несчастьем, которое их объединило.

Родители братьев, несчастные, но богатые и известные в обществе люди, пытались сделать ради своих сыновей абсолютно все, лишь бы мрак отступил. Но все их попытки были ничтожны, ведь братья никогда не хотели становиться обычными людьми. Да, они не были такими, как мы с вами. Они были рождены в кровавую ночь, когда в поместье Даллейман была жестоко вырезана прислуга и убиты десять отцовских элитных лошадей. В ту ночь никто не догадывался о страшных последствиях, никто и не мог подумать, что в счастливой семье наступит настоящая тьма.

Тьма эта была всепоглощающей, и однажды она поглотила няню братьев, хорошую, добрую женщину, которая отдавала всю себя непослушным мальчишкам, в которых она безумно была влюблена. Ее крик о помощи никто не услышал, никто просто не мог услышать его в этом немом пространстве. И только братья играли с ее седыми волосами, заплетая в них алые лепестки роз.

В семье Даллейман все любили красные розы. Да, это типично для любой богатой семьи, да и не для богатой тоже. В какой-то степени красные розы стали стереотипом любого несчастья, малейшей страшной любви. А в этой семье любовь как раз была такой. Страшная, мрачная и холодная. Отец семейства, статный граф Алливан, после рождения своих сыновей сошел с ума и каждый раз при встрече со своей женой обвинял ее во всех смертных грехах. Он бредил, а иногда не понимал, где находится. Со временем это стало его проклятием, и обитатели поместья, какими бы они ни были преданными людьми, бросали все свои дела в этом доме и молча уходили, не сказав хозяевам ни слова.

Супруга графа – обаятельная Жеммалия, пыталась уберечь своих детей от любых напастей поместья. Она не верила, что все несчастье этого дома кроется именно в ее любимых сыновьях. Все происходящее казалось ей каким-то тяжелым кошмаром, который не хотел покидать ее просто так, не взяв что-то взамен.

Жеммалия все время стала проводить в комнате сыновей, защищать их от безумного отца, который иногда пытался спалить детскую комнату. Она была матерью, и именно это спасало ее от ответного безумия супруга.

Разве мать могла бросить своих детей? Жеммалия пожертвовала собой ради спасения душ своих чад, но и не заметила, как они поглотили и ее. Она не могла сопротивляться им, не могла сделать их несчастными.

И именно с того дня, как поместье Даллейман опустело, жизнь братьев резко изменилась. Они остались одни и долго плакали, но никто так и не пришел.

Прошло три дня, медленно тянулись ночи. Поместье было пусто, и только временами из комнаты братьев слышался тихий плач и тонкие голоса мальчиков, зовущих свою мать. Она была с ними, да, но не могла уже что-то сделать для них. И это было самое печальное, что видело могучее поместье их отца.

Но в одну из холодных ночей в комнату братьев вошла странная тень, а за ней – еще несколько. Они были человекоподобны, но холодны и жестоки ко всему живому. Братья не испугались им, а были только рады приходу своей новой семьи.

Глава 1

У пруда с прекрасными лотосами стояла миловидная девушка двадцати трех лет. Ее густые черные волосы были заплетены в тугую косу, а на тонком бледном теле красовалось нежное, легкое бежевое платье с черной атласной лентой на талии. Она держала в руках красивую кроваво-красную розу, смотрела на нее, как околдованная. Но это была не та магия цветка, которую нам хотелось бы с вами увидеть. В серых глазах девушки были печаль и смущение. Она не понимала, зачем был сорван этот дивный цветок, зачем он был подарен именно ей, именно в этот день.

− Солия, вот ты где. – Легкая рука девушки чуть младше легла на ее плечо. − Почему ты убежала? Граф Шейден ждет тебя там, в гостиной. Мы все тебя ждем. Идем же, Солия.

Это была сестра Солии – девятнадцатилетняя Делия, чертами своего лица больше походившая на отца, в отличие от своей старшей сестры. У нее были такие же черные волосы, собранные лентой, но вот зеленые глаза ее отчетливо говорили о покойной бабушке со стороны матери.

Непоседливая Делия всячески насаждала сестре, лишая ее драгоценного покоя. Вот и сейчас, когда Солия хотела остаться одна, она в очередной раз тянет ее в стены поместья Миллиал.

− Разве тебе не нравится граф Шейден? Он же такой умный и красивый! Слов нет?! – Делия вдохновенно вздохнула, но во вздохе ее не было ни крупинки зависти.

− Так забирай его себе, − голос Солии прозвучал тихо, но решительно. Бросив под ноги цветок, девушка тут же на него наступила, а затем довольно улыбнулась.

− Ты что? Солия?! – яростно воскликнула Делия, на лице которой читался ужас. – Как ты так можешь? Граф приехал ради тебя. Ты слышишь? Он любит тебя. Солия. Я не понимаю, о чем ты вообще думаешь последнее время.

− О свободе, которую я вряд ли смогу получить. − Солия тяжело опустила глаза.

− О свободе? – Делия изменилась в лице. Некоторое время о чем-то подумав, она обернулась к сестре с пронзительно доброй улыбкой. – Мама как-то рассказывала мне, что она когда-то тоже грезила о свободе. Она хотела открыть свою кондитерскую, приносить радость людям и сама выбирать свою жизнь. Но наши бабушка и дедушка выдали ее замуж за нашего папу. Сначала она не любила его, избегала и каждый раз пыталась сбежать из поместья. Но со временем она смогла все же полюбить его, а после появились мы с тобой. Это так радует меня и одновременно печалит. Не пойму, что есть счастье в нашей жизни. То ли послушание, то ли свобода. Наверное, я пойму тебя, когда и мне подберут жениха. Какого-нибудь лысого, страшного… − Делия не знала, зачем она это сказала, но ее слова заставили смеяться их обеих.

− Уверена, твой жених будет красавец и добряк. Не переживай насчет этого.

− Да, но ты-то переживаешь. Граф Шейден очень хороший человек. Ты же помнишь, как он согласился обучать меня игре на скрипке. Два года прошло. Я прекрасно играю благодаря ему. И вот наступил день, когда наши родители решили, что он станет для тебя отличным мужем. Я понимаю их. Они хотят обеспечить для тебя хорошую жизнь, в которой ты бы никогда не стала сомневаться. Но сейчас я вижу, что тебе не очень-то хорошо от этих мыслей.

− Сама не знаю, честно говоря, что со мной не так. Граф мне нравится. Он добрый, заботливый, очень умный и талантливый человек. С таким не пропадешь. Но мне все равно не по себе от этого. Он словно не тот человек, который мне нужен. Наверное, мне стоит поговорить с мамой.

− Да, так лучше будет. Мама всегда поможет. Идем же, пока граф еще не уехал. Скажи ему хоть слово на прощание. А то мне его уже становится жалко.

Делия зачем-то опять улыбнулась и потащила сестру в поместье, где ее ждал будущий муж, которому она не могла доверять в полной мере.

Граф Шейден был красивым молодым человеком двадцати семи лет. Его слегка вьющиеся темно-русые волосы были аккуратно зачесаны назад, а добрый взгляд глубоких синих глаз, казалось, гипнотизировал все на своем пути. Ведя крупный кофейный бизнес за рубежом, он стал не только успешным человеком, но и предметом восхищения многих знатных семей. Каждая вторая семья хотела, чтобы именно граф Шейден стал мужем одной из их дочерей. Такой брак был бы успешным, очаровательным. Стоит ли говорить о богатстве, которое молодой граф принес бы семье своей супруги? Здесь и без того все очевидно.

Два года назад родители Солии и Делии искали учителя музыки для младшей дочери, поскольку та собиралась поступать в Академию музыки. И именно в тот счастливый день в их двери постучал граф Шейден, пожелавший заниматься с их дочерью. Конечно, нужны были доказательства истинного мастерства молодого человека. И тогда плачущая мелодия разрезала все пространство поместья. Граф был нанят учителем, а через несколько месяцев Делия не только заиграла на скрипке, но и запела божественным голоском.

В творческих способностях графа не оставалось сомнений, как и в его репутации. Кроме того, за обучение малышки Делии он не брал ни гроша, говоря, что для искусства деньги неважны. Это был честный человек, преданный своим словам и своему делу.

Солия дружески относилась к нему, как и он сам. И однажды они даже пообещали навечно остаться друзьями, чтобы всегда быть вместе и помогать друг другу очень важным средством – добротой.

Но кто бы мог подумать, что граф Шейден мог стать для нее кем-то больше, чем просто друг. Но сейчас не время говорить об этом, ведь он уже ждет свою возлюбленную в гостиной, надеясь на ее понимание и ответные чувства.

Когда Солия и Делия появились в гостиной, граф буквально подлетел к девушкам, одарив их тревожным взглядом. Делия готова была растаять прямо сейчас под натиском его синих глаз, Солия же смущенно поглядывала на него, не в силах смотреть в его нежную синеву.

− Девушки, с вами все в порядке? Я места себе не находил. Где вы были? – его красивый голос мог убаюкать кого угодно.

− Все просто замечательно, граф Шейден! – восторженно заявила Делия, широко улыбнувшись. Да, все было не так замечательно, как она говорила и показывала, но сейчас она снова зачем-то пыталась скрыть свои истинные чувства от него. – У Солии немного закружилась голова, и ей надо было выйти подышать свежим воздухом. Но сейчас все хорошо. Не беспокойтесь.

Граф еще больше взволновался. Казалось, он был готов ходить по стенам, лишь бы избежать чего-то очень сложного, что давно его душило изнутри.

− Голова кружилась?! Боже, Солия! Что я могу сделать для Вас? Только скажите.

Девушки недоуменно смотрели на него. Однако его трепетное поведение еще больше восхищало Делию. Солия же была как не в своей тарелке. Все это было для нее чуждо.

− Уже все прошло, не переживайте, − как-то механически строго ответила она.

− И все-таки мне тяжело слышать, что с Вами что-то было не так. Наверное, это я виноват. Не надо было вот так давить на Вас. Приношу Вам свои глубочайшие извинения, Солия.

− Все хорошо, граф. Вы, вероятно, устали. Не хотите остаться на чай? Матушка собрала душистые травы для сегодняшнего вечера. – Солия хоть и была против идеи о замужестве с графом, но отказать в гостеприимстве ему не могла.

Отец сестер всегда говорил им, что любой человек, гость их поместья, должен быть радушно встречен хозяевами, даже если на пороге стоит злейший враг семьи. Да, отец оказывал большое влияние на девушек, но именно оно воспитало их добрыми, честными и сердечными.

− Боюсь, я вынужден отказаться от Вашего приглашения, Солия. Но идея мне очень нравится. Меня ждут дела, очень важные дела. Но не беспокойтесь, я напишу Вам письмо. Да, именно письмо с моими пожеланиями о наших будущих отношениях. Всего доброго вашему поместью! – Поклонившись девушкам, граф Шейден осторожно поцеловал ручку Делии и хотел то же сделать с крохотной ручкой Солии, но осекся, почувствовав какое-то напряжение с ее стороны.

Скоро девушки остались одни, а где-то в глубинах поместья беседовали их родители, обсуждая будущую свадьбу старшей дочери. Солии бы это не понравилось.


Оставшись одна в своей просторной комнате, девушка без сил упала на кровать и сладко уснула. Сегодня ей не снились сказочные истории, фантастические существа. Только темнота была перед ее глазами.


Примерно через три часа Солия проснулась от какого-то странного чувства. Открыв глаза, она увидела на краю своей кровати конверт с красной печатью графа. Она насупилась, не желая открывать его, но все же это было необходимо сделать. Да, снова уроки поведения от ее любимого отца, которым она никогда не могла перечить.

Сев на край кровати, девушка распечатала конверт, неохотно достала письмо. Ровный, красивый, четкий почерк снова ее гипнотизировал. Это странно, но Солия была влюблена в почерк графа Шейдена.


Дорогая Солия,

сегодняшний день выдался очень непростым и для Вас, и для меня самого. Не думал, что когда-то я буду думать о Вас не так, как думал всегда. Это непривычно для меня, да и для Вас тоже. Я все никак не мог сказать Вам об этом лично. Наверное, я сильно волнуюсь, когда вижу Вас.

Помните наше обещание о вечной дружбе? Думали, я забыл о нем? Солия, я буду помнить о нем всегда, всю свою жизнь и, надеюсь, даже после моей смерти это обещание останется со мной.

Но я люблю Вас и хочу защищать Вас своей любовью от гнета и зла мира. Поверьте, этот мир очень злой и черный. Но я надеюсь, Вы никогда не познаете его черноты на себе.

Это замужество станет для меня возможностью оберегать Вас всю Вашу жизнь. Не подумайте плохо обо мне, прошу Вас.

Я буду по-прежнему обращаться с Вами, как с лучшим другом, которому я могу всегда рассказать свои тайны. Знаю, Вы хотите этого больше всего и именно поэтому противитесь нашему браку. Но это не то, о чем Вы подумали.

Солия, если бы я мог сделать этот мир для Вас чистым, совершенным и безопасным, я бы отдал все только Вам одной.

Скоро я снова заеду к Вам и тогда попрошу от Вас ответа.

Приятного Вам чаепития, милая Солия.

Ваш верный друг и приятель Шейден Д.


Слова графа казались девушке болезненными, но чувственными. От них ее душа буквально затрепетала, готова была покинуть это тонкое тело. Но только не сейчас, не тогда, когда граф Шейден впервые выразил свои истинные чувства по отношению к ней.

Солия несколько раз перечитала его письмо и готова была перечитать еще несколько раз, если бы в комнату не вошла Делия.

Радостно что-то мурлыча себе под нос, младшая сестра снова озарилась таинственной улыбкой.

− Вижу, тебе понравилось то, что граф тебе написал. Спрашивать о написанном не стану ради сохранения интриги.

− Впервые слышу от тебя такое. Что с тобой произошло? – насмешливо спросила Солия.

− Я не сую свой нос туда, куда не следует.

− Не папины ли это слова?!

− Ну, да. Он постоянно говорит мне об этом, − Делия насупилась, и голос ее звучал обиженно, − как будто я всегда слежу за тем, что происходит в поместье. Это не я тогда подслушивала разговоры. Ты же знаешь, что это наша экономка. Такая девушка бесстыжая!

− Ладно, пусть будет так. Идем. Мама и папа уже, должно быть, заждались нас.

− Оно и правда.

В гостиной подавали вечерний чай с душистым медом. Аромат кружил голову Солии, и она впервые за весь день чувствовала себя свободно, непринужденно.

Каждый вечер семья собиралась за столом, обсуждала дневные происшествия, строила планы на грядущий день и просто хорошо проводила время. Солия и Делия готовы были продать свои нежные души ради часа в кругу семьи. С детства их воспитывали домашними, искренними девушками, умеющими ценить каждый момент своей жизни. Они были очень дружны, никогда не ссорились и не ругались. Такие сестры были отрадой для своих родителей.

Солия перестала думать о графе Шейдене, о том письме, которое она недавно прочитала. Все это сейчас было неважно. Она просто хотела немного расслабиться.


− Солия, что ты ответила графу? – Вопрос отца снова задел девушку за живое, и она уже не могла вернуться в прежнюю эйфорию.

− Пока ничего. У меня же есть время на раздумья?

− Конечно, если граф дал его тебе. Но поторопись, такого жениха упустить нельзя. Он станет для тебя идеальным мужем, и я могу со спокойной душой передать ему свое дело на ткацкой фабрике.

− Папенька, а когда я выйду замуж, что ты оставишь мне? Ну, и моему мужу? – неугомонно протараторила Делия.

− Наше с мамой поместье и издательский дом. Но об этом пока рано говорить, Делия. Ты так сильно хочешь выйти замуж?

− А почему и нет?

− Делия, всему свое время. Неужели ты хочешь из малышки вырасти в женщину? – вмешалась мама сестер.

− Я стану хорошей женой! И не стану колебаться с ответом, как Солия.

Родители девочек всегда удивлялись напору младшей, и ее разговоры часто забавляли их. Но только Солия была сегодня не в духе смеяться над разговорами сестры, ведь на душе у нее буйствовал ураган.

Решив остаться наедине, Солия поблагодарила семью за вечер и направилась в комнату, желая снова прочитать письмо от графа.

Впервые девушка чувствовала себя потеряно. Странно это было для нее, нежели для ее семьи. Вот так просто взять и стать супругой лучшего друга? Как такое возможно?! Солия не понимала и не могла понять этого. Если уж и дружить с человеком, с хорошим человеком, то он всегда должен оставаться другом при любых обстоятельствах. Это было ее главным правилом этой короткой жизни.

Хоть малышка Делия еще не все понимала, несмотря на свой достаточно зрелый возраст, она не могла искренне проникнуться чувствами, которые сейчас переживала ее сестра. Иногда Солия тайно желала не младшую сестру-глупышку, которая весь мир воспринимает как романтический романчик, а старшую сестрицу, которая превосходила бы ее в уме и всегда могла бы дать полезный совет, да и просто выслушать. Это было порочное желание, и Солия это прекрасно понимала. Нельзя было отрекаться от младшей сестры, какой бы они ни была. Но желание на то и есть тайное, и вряд ли Солия кому-то когда-то о нем расскажет, кроме самой себе. Иногда даже девушка беспокоилась из-за него, корила себя, но ничего уже не могла с этим поделать. И больше всего она не понимала, как такое желание однажды могло поместиться в ее головке.

Солия долго держала письмо графа в своих руках, почему-то не решаясь или не осмеливаясь перечитать его. Она не понимала, почему желание сделать это так внезапно пропало. Сердце ее колотилось, а глаза слипались, точно под воздействием какого-то волшебного эликсира.

Когда в дверь комнаты кто-то постучал, девушка поспешила спрятать письмо под подушку. Но и тут же странная мысль ошпарила ее. Зачем надо было прятать письмо от графа Шейдена, когда все знают о его чувствах к ней? Солия сильно устала и нуждалась в скором отдыхе.

В комнату вошла женщина среднего роста, внешне сильно напоминающая Солию. Да и характеры у них, как часто любит говорить отец семейства, очень похожие, практически однотипные. Вот только Солия более упертая, чем ее мать.

− Моя девочка еще не спит? – раздался тихий голос матери, который всегда успокаивал девушку, отвлекал от всех жизненных переживаний.

− А, матушка, − облегченно выдохнула Солия; вероятно, она думала, что к ней снова пожаловала ее неугомонная сестра, от которой за сегодня она предельно устала. − Что-то случилось?

Женщина села рядом с дочерью на кровать, приобняв ее за хрупкие плечи. Эвагвелия всегда так делала, как чувствовала, что с ее дочкой происходит что-то не то. Так она пыталась успокоить свое чадо, дать понять, что все хорошо и бояться нечего.

− Знаешь, Солия, − голос матери звучал тихо, почти что шепотом, из-за чего казалось, будто она боялась, что их разговор мог кто-то подслушать, − когда мне было семнадцать, я мечтала о самостоятельности и независимости от общественного взгляда. Мне казалось, я смогу построить свой большой, новый мир, в котором я буду счастлива. Кондитерская со своими вкусными изделиями и хорошими, добрыми работниками… Это всегда меня вдохновляло, поддерживало. Я ничего не боялась, как и ты ничего не опасаешься. Но в один из прекрасных вечеров твои бабушка с дедушкой познакомили меня с высоким юношей, который называл меня маленькой Велли. Я испугалась, не захотела с ним говорить и убежала далеко от дома, в один старый, глухой лес. Там я пробыла два дня, не желая возвращаться домой. Мне казалось, мой мир украли, предали и растоптали. Я всем сердцем ненавидела того человека, желала ему страшной смерти. Но спустя время, когда я уже не могла стоять на ногах от голода и жуткого холода, этот юноша нашел меня каким-то чудом и принес домой. Тогда мой враг стал моим ангелом-хранителем в лице твоего отца. Я полюбила его и сейчас не представляю себя без него. Это очень сложно, Солия, понять и принять, конечно. Но любовь – вовсе не то, что описано в книжках. Это более сложное чувство, которое проявляет себя очень странно. Иногда даже не знаешь, как оно поведет себя в следующий раз.

− Не знала, что у вас с папой такая сложная история. Да, это спасение было, наверное, очень красивым. Но я не могу решиться на ответное чувство по отношению к графу. Все это как-то ненатурально. Что же мне делать, матушка?

Женщина прижала дочь к своей теплой груди и нежно поглаживала ее по мягким волосам цвета ночи. Эвагвелия знала, это успокоит Солию лучше, чем какой-то там вечерний чай с медом, который гипнотически действовал на Делию.

− Я понимаю тебя, Солия. Это очень сложно решить, но решение есть, оно есть всегда. Граф Шейден и ты вот уже два года дружески общаетесь и даже заключили договор о вечной дружбе. Как же это удивительно в ваши годы! Важно сохранить такую легкость в жизни, чтобы не сойти с ума. Он хороший человек, восхитительный. В жизни не видела таких мужчин. Есть в нем что-то… неземное.

− Да, особенно это неземное действует на Делию. Она с него глаз не сводит. Может, ее выдадите замуж за графа? Они бы прекрасно вместе смотрелись.

На лице женщины появилась добрая улыбка. Эвагвелия явно ждала такого ответа от дочери и полностью была к этому готова.

− Делия еще ребенок, хоть ей и девятнадцать. Ее характер нужно преодолеть, чтобы кто-то из женихов ее смог принять. Глупышка, за которой нужен глаз да глаз! А для нас с отцом она как подарок, посланный небесами. Хоть мы и будем скучать по тебе, Солия, но Делия останется с нами и будет наполнять этот дом своим смехом. Без него мы с отцом точно сойдем с ума. А ее симпатия к графу скоро пройдет. Ты же знаешь, какая она влюбчивая!

− И хорошо, что я не такая, как она. – Солия пожалела о том, что сказала эти слова. Они точно обожгли ее, хоть Эвагвелия сделала вид, что не заметила их.

− Уже поздно, Солия. – Поднявшись с кровати, женщина направилась к двери. – Граф Шейден приедет к нам через день. Подумай о его словах и о его сердце. Реши, нужно ли оно тебе? Но знай, я всегда готова принять любое твое решение.

− Да, мама. Я подумаю. Добрых снов.

− Добрых, моя малышка.

Солия осталась в комнате одна. Тишина кричала вокруг нее. Она была безобразна и смертельно опасна. Как можно было находиться одной в этой комнате? С этим письмом? Нужно точно избавиться от него. Сейчас же!

Достав из-под подушки письмо, девушка дрожащими руками разорвала его на маленькие кусочки и развеяла их по холодному вечернему ветру. Он точно унесет эти слова прочь, и Солия забудет о чувствах графа, как о дурном сне.

Девушка наконец-то расслабилась и легла спать, позабыв обо всем, что с ней сегодня случилось. В комнате было тихо. Темнота больше не кричала. И только на полу трепетал клочок бумаги, на котором красивым почерком было написано всего одно слово: «Солия».

Глава 2

Последующий день сестры вместе провели в библиотеке отца, помогая ему наводить порядок на стеллажах. Книги разных сортов и времен мелькали перед глазами девушек и не могли не оставить у них теплые впечатления о проделанной работе. Отец часто убирался в библиотеке сам, привлекая к этой работе своих любимых дочерей, которые никогда ему не отказывали.

Дориан был перфекционистом и трудягой, который всегда полностью отдавался своей любимой семье. У него, можно сказать, был определенный культ семьи, который он тщательно прививал своим детям с самого детства. Нет ничего важнее семьи и ее безопасности. В это он верил твердо и никогда не подвергал сомнениям свои идеи.

− Папочка, кажется, все, − устало проговорила Делия, упав в его просторное рабочее кресло, в котором сестры без труда могли поместиться вместе. – Все книжки на местах.

− Замечательно, девочки! О таких помощницах только мечтать можно. Делия, совсем скоро мы поедем всей семьей в Академию музыки. Сегодня утром мне пришло письмо от директора. Тебя хотят видеть и послушать твою сладостную игру на скрипке!

Делия тут же подскочила с кресла и бросилась обнимать отца, а затем и сестру. Она уже не могла найти себе место. Девушка очень долго и трепетно ждала ответного письма из Академии, и этот день настал именно сегодня, когда ее настроение было великолепным.

Когда она обняла в библиотеке все, что можно было обнять, девушка выпорхнула в коридор, заключая в объятиях каждого, кто ей попадался на пути.

− Она очень долго ждала этого момента. Ее талант будет замечен! Даже не знаю, как выразить ей свое восхищение.

− Солия, ей достаточно и того, что ты рядом с ней. Твоя поддержка и забота очень важны для нее. Делия очень хрупкий ребенок, которому нужна защита. И я благодарен тебе за то, что ты всегда была на ее стороне. Это очень важно не только для нее самой, но и для всей нашей семьи.

− Да, папа, я знаю. Наша семья особенная именно этим. Мы никогда не были несчастны.

− И я надеюсь, граф Шейден сделает тебя счастливой в новой семье. – Сердце Солии сжалось от этих слов, но бежать уже было некуда: отец четко дал понять, что он не вынесет отказа дочери графу. – Такой человек обязан подарить тебе счастье и исполнить все твои мечты. Я знаю, он это может очень легко сделать.

Солия ничего не ответила и просто вышла из библиотеки, оставив отца одного среди многочисленного количества разнообразных книг.

Нужно было подышать свежим воздухом. Нужно было освежить все свои мысли, избавиться от навязчивых переживаний.

И почему Солия так переживала из-за новости, которую отец сообщил малышке Делии? Это ведь радостное событие в их семье. Но почему Солия так несчастна?..


Девушка сидела у пруда с лотосами. Это место было в пяти минутах ходьбы от поместья ее отца. И здесь она могла отдохнуть, дышать полной грудью, ни о чем не думать. Тишина вокруг убаюкивала, успокаивала Солию, была частью ее часто тревожного рассудка.

Она не могла не думать о графе Шейдене и своей сестре. Что-то было внутри ее сердца не таким, каким привыкла видеть семья. Но что это было, никто не мог знать, даже сама Солия колебалась с ответом.


День у пруда прошел быстро, и Солия уже возвращалась в поместье. Немного задремав, она устало поднялась с травы и, когда уже была готова подняться по холму, ее ножка соприкоснулась с мокрой глиной. Не успев понять происходящее, девушка скоро оказалась в глубоком пруду. Она всегда мечтала узнать глубину этого пруда, но не знала, как это сделать, и сейчас она вполне знает ответ. Это, казалось, был бездонный пруд, который жестоко мог проглотить ее в любой момент.

Паника сковала все тело, и Солия не могла даже закричать, позвать на помощь хоть кого-то. Запутываясь в лотосах, она медленно уходила под воду. Ее ноги пронзила страшная судорога, и перед глазами юной особы небо вмиг заполнилось холодной водой.


− Хорошо, что ты, Делия, была неподалеку. Кто бы знал, чем это могло обернуться. Какой ужас! Не могу до сих пор поверить в это. – Сквозь крепкий сон Солия слышала тревожный голос матери, который вот-вот был готов сорваться.

− Я просто решила заглянуть в ее комнату, но когда ее там не оказалось, я подумала, что она снова у пруда. Мне следует всегда быть с ней, чтобы суметь спасти.

− Д-делия?! – раздался слабый голосок Солии. – Мама? П-папа? Что… с-случилось?

Все находившиеся в ее комнате кинулись к ней, припав к большой кровати. На лице матери появился багровый румянец. Она явно начала отходить от произошедшего.

− Все хорошо, Солия. Уже нечего бояться. Ты дома, в своей комнате, под теплыми одеялами. – Голос отца успокаивал несчастную.

Открыв глаза, девушка осмотрела три взволнованных лица, которые были бледнее слоновой кости.

− Что случилось? – не понимая, спросила она.

− Ты упала в озеро с лотосами. Делия вовремя тебя заметила и вытащила в последний момент. Какое несчастье! – Матушка еще не могла полностью смириться с произошедшим.

Перед глазами Солии внезапно всплыли картины недавнего случая, и она тут же потупила глаза.

− Спасибо тебе, Делия. Если бы тебя не было рядом…

− Я знаю, ты поступила бы так же, сестрица. Мы же семья, мы должны бороться за душу каждого из нас. Если нужно было бы, то я душу бы отдала за твою жизнь.

В глазах Солии потемнело, но не из-за слабости, а из-за какой-то слепой печали. Как она могла желать другую сестру? Делия была единственная, кто всегда отдавал себя ей без остатка.

Солия грустила и не могла прийти в себя после случившегося, после сказанных сестрой слов. Все было сложно, запутано, и поэтому девушка не могла уже быть прежней Солией, которую знали все в этом большом доме.


− Завтра приедет граф Шейден. Может, сообщить ему сейчас? – Отец явно перебарщивал с вниманием графа и давно считал его частью своей семьи.

− Нет! Не нужно ему сообщать. – Вырвалось у Солии яростным криком. – Отец, я не хочу, чтобы он знал об этом. Просто пообещайте мне, что ничего ему не скажете.

Дориан молча кивнул и вывел всех из комнаты дочери, оставив ее одну с беспокойными мыслями.


Делия, этот хрупкий, нежный ребенок… Она готова пожертвовать собой ради сестры. Как самоотверженно! Как смело! А еще говорят, что она нуждается в защите. Как же! Теперь в глазах семьи она вырастит, как вырастает благоухающий цветок в домашней теплой комнате.

Она всегда была рядом с сестрой, даже если та ее сторонилась. Солия была временами замкнута в себе, необщительна. Но этот меланхоличный характер идеально сочетался с буйной личностью маленькой непоседы.

Но что случилось сейчас? Солия была благодарна Делии за свое спасение, но где-то в глубине души она ощущала странное чувство, которое не отпускало ее. Что это было? Кто бы мог знать.


Наутро Солии гораздо стало лучше, и она встала с постели. Надев свое любимое бежевое платье с черной атласной лентой на поясе, она поспешила выйти в гостиную. Там ее уже ждал граф, читая утреннюю газету.

Заметив ее тайное присутствие каким-то волшебным способом, он отложил газету в сторону и легким, быстрым шагом направился к девушке.

− Рад видеть Вас, милая Солия. Мне известно, что вчера Вы чуть не утонули. Какой кошмар! Простите мне мою эмоциональность, но я не могу говорить об этом спокойно. – Он был готов обнять ее, но воздержался, зная, Солии это сейчас не понравится, да и он просто не хотел навязывать ей лишние мысли.

− И кто же Вам об этом сказал? − Солия и не думала, что сможет сказать это с такой пугающей интонацией, хоть голос ее был по-прежнему мягок.

− Ох, простите, я не должен был выдавать этого человека. Но и Вам не следовало бы от меня что-то скрывать. А сказал мне это Ваш отец. Он волнуется. И я понимаю его чувства. Но, Солия, мы же друзья, помните? А от друга ничего нельзя скрывать.

− Вы серьезно? – Девушка тяжело вздохнула. – Не разыгрывайте драму, граф. Все и так видно: Вы просто обманщик!

Эти слова больно ударили графа по его самолюбию, хоть он и не показал своих униженных чувств.

− Солия, прошу, не обманывайтесь. Я хочу лучшего для Вас. Читали мое письмо?

Девушка кивнула в знак подтверждения и тут же покраснела от неловкости сложившейся ситуации.

− Все, что написал в этом письме, − искренняя правда. Я не хочу Вас обмануть или запутать. Мне важно знать, что Вы в безопасности, Солия. Так Вы верите мне? Или мне стоит покинуть Вас и Ваш дом навсегда? Только скажите. Я не буду настаивать, хоть мне и будет очень тяжело принять Ваш отказ.

Девушка была поражена его чистыми словами. Она знала, граф не обманывает ее, он вообще не способен на обман, как бы ей ни хотелось повернуть ситуацию в свою сторону. Да, она была зла на него, но его присутствие как-то действовало на нее, успокаивало и излечивало ее душевные раны.

Спустя некоторое время она и позабыла, на что так усердно пыталась злиться на этого доброго человека, который ни на секунду не сводил с нее своих таинственных синих глаз.

− Простите, граф. Я не знаю, что на меня нашло. В последнее время я вообще не могу понять, что со мной происходит.

− Не переживайте, Солия, насчет этого. Я понимаю Вас, причем очень хорошо. Но не отстраняйтесь от меня на такое далекое расстояние. Мне это сложно пережить. Так Вы приняли решение?

− Да, пожалуй, приняла. Граф, я, − голос Солии дрожал, и сердце ее выпрыгивало из груди; она должна была принять это решение, даже если оно было ей чуждо, − согласна стать Вашей женой.

Не скрывая своего восторга, граф Шейден подхватил ее тонкое тело в свои руки и закружил в каком-то детском, наивном танце. Он был в два раза выше нее, поэтому ее ноги просто балансировали в воздухе. Сейчас она была больше похожа на тряпичную куклу, подаренную ребенку, который очень давно ждал ее.

Девушка была счастлива, когда он опустил ее ножки на пол.

− Солия, я обещаю, Вы никогда не познаете горе и печаль. Мир, полный красок и счастья, Ваш, как и мое несчастное сердце. И прошу, не нужно называть меня графом. Это излишне. Просто Шейден, и все. Ваши прелестные уста будут еще краше, если Вы будете называть меня по имени, как брата.

Из-за угла выскочила Делия, которая явно подслушивала разговор. Крепко обнимая сестру и своего учителя музыки, она сияла от счастья и заражала им все вокруг.

− Я так и знала! Солия только делала вид, что не любит Вас, граф. Как же я счастлива видеть вас вместе. Мой учитель и моя сестра! Прямо как из книжки папы! Да, сказки существуют! А ты, Солия, не верила. Везде тебе нужны доказательства.

− Делия, когда тебя пригласили в Академию музыки? – с энтузиазмом поинтересовался Шейден, явно заинтересованный ее успехами, и это вполне было нормальным для педагога, который целых два года растил юное дарование.

− Через два дня, учитель. Вы хотите поехать с нами? Мне бы не помешала Ваша поддержка. Вы знаете, как я волнуюсь, когда от меня что-то зависит.

Шейден наклонился над ней, поскольку младшая сестра была еще ниже Солии. Он положил свои легкие руки на ее плечи и как-то манипулятивно смотрел в ее зеленые, сияющие от восторга глаза.

− Я обязательно буду с тобой, Делия, как твой верный учитель. Мы многое с тобой изучили, и ты достойна высших похвал. Твой голос, твои пальцы… Ты чудо, Делия, а не девушка. О такой ученице можно только мечтать. И волнениям нет места рядом с тобой.

Граф прекрасно умел заряжать человека на определенные эмоции, настроение. Это было удивительным фактом его истории, о которой нам еще предстоит с вами узнать.


Многие знакомые графа Шейдена говорили, что никто не сможет устоять перед ним, перед его способностью управлять разумом человека. Но было ли так на самом деле? Кто верит из нас в сказки городских жителей? Однако история эта может резко стать необычной.

Делия сияла, как сияет бриллиант на свету. Слов и мягкого взгляда графа было достаточно, чтобы убедить ее в своих способностях музыканта. Он всегда так делал, когда девушка в очередной раз сомневалась в своих способностях.


Вечером, когда граф собирался уезжать, он зашел в библиотеку, где была Солия. Он видел, как она заходила туда час назад, и решил поговорить с ней наедине о чем-то важном. Но Солия слишком уставала в последнее время и уснула за прочтением какой-то, видимо, невероятно скучной книги.

Аккуратно подхватив ее на руки, Шейден направился в ее комнату, а после удобно расположил на уютной кровати. Поцеловав напоследок ее в лоб, он поспешил уйти, как внезапно остановился, заметив на полу клочок бумаги. Подняв его, он прочел всего одно слово, которое сохранилось на нем: «Солия». Что-то заставило его сохранить этот клочок, наверное, воспоминание того, с какими чувствами его невеста разорвала искреннее письмо.


Шейден ценил каждый миг, проведенный с Солией, он буквально зависел от нее, как от воздуха. И была привязанность эта нездоровая, всепоглощающая. Хоть он и не отдавал себе в этом отчет, старался не замечать очевидные вещи, но договор о вечной дружбе подвергался постепенно своему исчезновению с его стороны. Если бы Солия подозревала об этом, она бы давно прервала все связи с этим человеком.


Родители девочек были в гостиной. Они сидели на мягком диванчике близко друг к другу и тихо о чем-то разговаривали. Их голоса внушали покой и гармонию. Вероятно, их связь никогда не прерывалась, несмотря на все испытания, которые они прошли вместе. Вместе. Вот именно, они никогда не были одни, никогда не старались обвинить в чем-то друг друга. Они были близки, как настоящие друзья, и любили, как страстные любовники. В этом было их счастье, и они всегда молили бога о том, чтобы их дочери познали ту же радость, что и они сами.


Спустившись со второго этажа, на котором располагались комнаты, граф легким постукиванием каблуков дал хозяевам поместья знать, что они не одни в этой гостиной.

− А, граф Шейден. − Дориан направился в его сторону, радушно обняв, как сына. – Мы с супругой рады, что Солия дала так быстро ответ. Мы волновались по этому поводу, не знали, что она в очередной раз заявит нам всем. Такой уж сложный характер у нее. Но не подумайте ничего дурного. Она замечательная девушка.

− Не волнуйтесь на этот счет. Солия очень убедительна и интересна. А ее сложный характер – загадка для меня, которую я с великим удовольствием готов разгадывать хоть всю свою жизнь. Поверьте мне. Я не способен лгать, и Вы об этом знаете.

− Да, я нисколько в этом не сомневаюсь, граф. Но я хотел еще кое-что спросить у Вас. Это касается Делии.

− Конечно. Я отвечу на любые ваши вопросы. − Граф, заметив, как к ним подошла матушка девочек, нежно поцеловал ее руку, что почему-то смутило Эвагвелию.

− Граф Шейден, прошу, Вы можете обходиться со мной обычными словами. Мне неловко видеть, как граф угождает мне. Прошу, Вы же мне тоже стали практически сыном.

Госпожа Эвагвелия, как и ее супруг, действительно за эти два года привыкла к графу, как к самому близкому человеку, и уже не могла воспринимать этикетные рамки, принятые в обществе. Это казалось ей унизительным личности человека, которого она опекала своей заботой. Графу было непросто принять это, ведь уважение к страшим, а тем более – к родителям своей невесты, было своеобразным ритуалом, который он добросердечно исполнял.

− Так вот, граф, − внезапно и вполне удачно Дориан сменил тему разговора, − Делия. Как Вы считаете, стоит ли Вам и дальше заниматься с ней музыкой? Ведь поступление в Академию музыки требует сохранения и совершенствования ее музыкальных дарований.

− Ох, это… Ваша младшая дочь талантлива, просто невероятно. Признаюсь, в чем-то она даже превосходит меня. Ее способности в Академии музыки только улучшатся, и Вы будете гордиться ею, как и я сам. Однако я думаю, уроков предостаточно было проведено. Я лишь развил в ней эти способности. Поверьте, я – самоучка, и в Академии ей будет лучше заниматься с профессиональными преподавателями.

− Хоть я и не желаю Вас отпускать от нее, но думаю, Вы правы, граф. Что ж, не хотите ли остаться с нами на чай? Гарантируем приятную компанию.

− Вынужден отказаться, увы. У меня есть очень важные дела, которые не дают мне расслабиться. Было приятно Вас повидать, всего доброго.


Каждый вечер граф Шейден покидал поместье своей невесты, чтобы как можно скорее разобраться с насущными делами. Никто не решался спросить его о них, да и никто не придавал большое значение этой скромной истории. Его кофейный бизнес давал ему большое преимущество и продолжал формировать его грандиозный авторитет среди разных общественных масс.

Талантливый не только в ведении сложного бизнеса, но и в музыке, граф Шейден мог легко завоевать не просто авторитет каждого второго знатного человека, но и сердце его дочери.

То же самое случилось с Делией два года назад, когда учитель музыки только вошел в стены поместья ее отца. Хоть матушка и говорила, что ее младшая дочь влюбляется во все, что видит, в этот раз сердце Делии окончательно прибилось к гавани острова любви. Она давно таила свои чувства, хоть и часто о них говорила своей сестре, ясно давала графу понять, что он ей не безразличен, но ради сестры и ее счастья она готова была отказаться от того, к кому была прикована душой.

Так поступают настоящие сестры, любящие люди. И Делия была одной из них всегда, не прекращая заботиться и оберегать старшую сестру.

В этот вечер ей было не по себе, но сделать что-то она и не решалась с этим. Наверное, ее любовь к сестре была сильнее любого чувства.

Никто и не догадывался о боли младшей дочери, но лишь потому, что она сама не хотела раскрывать это, казаться слабой и беспомощной маленькой девочкой. Эту роль она уже давно отдала Солии, несмотря на ее возраст.


Делия не спала всю ночь. Обычно она всегда засыпает раньше всех в поместье, но сегодня что-то было не так в глубине ее чистой души.

Усевшись на мягкий диванчик в уголке своей светлой комнаты, она водила своими тонкими пальчиками по струнам скрипки, не замечая, как алые капельки крови пропитали весь грифель. Но боль девушка не чувствовала, ей словно было все равно на происходящее. Можно было ли казаться доброй и такой сильной даже в полном уединении?

Делия ощущала это каждую ночь, и никто не мог догадываться о ее изнывающей душе. Она уже не помнила, когда в последний раз была настоящей со своей семьей, когда она делала что-то ради себя.

Быть маленькой глупенькой девочкой было ее призванием, на которое она согласилась лишь потому, что именно это приносило радость ее семье. Она не могла отказать в счастье тем, кого любила. Это была ее жертва, отданная во имя семьи. Да, уроки ее дорого отца не прошли даром, и Делию можно назвать лучшей ученицей во всех отношениях.

Ночь практически близилась к своему завершению, и скрипка из рук девушки выпала. Но Делия, к счастью, не заметила этого, давно погрузившись в сладостный сон.

Глава 3

Утром в поместье стоял непривычный для этого места шум. Все метались по дому, ища какие-то важные, как все говорили, предметы для выхода в свет. Никто не знал, какие это были предметы, но они срочно понадобились каждому.

Сегодняшний выезд в Академию музыки взволновал каждую душу дома, и даже прислуга не могла остаться в стороне от всего происходящего.

Сегодня малышка Делия, любимица обитателей поместья, станет студенткой престижного учреждения. Она мечтала об этом пять лет, и именно сегодня ее мечта осуществится. Осталось только дождаться этого момента и статьнастоящей звездой.


После завтрака все стали ждать приезда графа, который обещал быть рядом со своей ученицей в этот важный для нее день. Он немного запаздывал, и никто не мог жаловаться на его маленькую бестактность. Граф был эталоном изящества и мужества в глазах этой семьи. Хоть Солия и сторонилась этой мысли, она признавала его обаяние. Но тот договор о дружбе… Она искренне на него надеялась.


Граф приехал тогда, когда малышка Делия уже начала терять веру в себя. Она могла потерять себя и свою уверенность, но мысли об учителе никогда не были ею брошены под сомнения. Она была убеждена: этот человек сделает все ради своей ученицы.


− Прошу меня простить за это грубое опоздание. Домашние дела никак не хотели меня отпускать вовремя. К счастью, вы еще здесь и не гневаетесь на меня. – Он вошел в гостиную тенью, чем прилично смог напугать каждого члена семьи, и даже Солия, нежная девушка с мужественным сердцем, слегка вздрогнула от его появления.

− Граф, слава богу, Вы здесь. – Отец бросился к нему, крепко его обняв. Теперь такой жест приветствия был заложен в основу поведения главы семейства. – Нам уже пора ехать. Надеюсь, ничего дурного у Вас не произошло дома?

− Ох, нет, не беспокойтесь. Уже все хорошо. – Синие глаза графа засияли, как звезды на ночном небе.

− Позже я обязан у Вас спросить о Ваших домашних заботах. Это становится очень интересно для меня, для нас всех. Вы самостоятельно разводите скот?

Граф почему-то безудержно засмеялся, а после взволнованно посмотрел на недоуменное лицо отца.

Этот смех был таким чистым, задорным, что сердечко маленькой Делии екнуло и практически выпрыгнуло из груди. К счастью, верх платья был достаточно тугим.

− Вовсе нет. Разведение животных – не для меня. За ними нужен внимательный уход, к чему я пока еще не готов. Возможно, лет через десять я займусь разведением лошадей. Сейчас я прикупил одного черного фирза, но и за ним нужен бережный уход. Знаете, мой отец любил лошадей и разводил элитные масти чисто для забавы.

− О, Вы никогда не рассказывали нам о своей семье. Нам точно будет о чем поговорить за чашечкой чая. – Дориан машинально причмокнул нижней губой. По его выражению лица было видно, он однозначно был заинтригован историей семьи молодого графа.

− Нельзя терять ни секунды, господа. Моя очаровательная ученица сегодня позволит Академии услышать волшебную музыку!

Восторг графа заражал всю семью сестер, а больше – маленькую Делию, которая упивалась нежным голосом своего обаятельного учителя.


Академия музыки была огромным, потрясающим рассудок, зданием. Величественное, со множеством архитектурных фантазий, это здание внушало искреннее любопытство и восторг. Лучшие студенты могли обучаться здесь, лучшие становились новыми звездами театра. И сегодня дочь Дориана была готова занять свое место на пьедестале лучших из лучших ангелов искусства.

Граф Шейден обещал, что малышка обязательно станет знаменитой, ведь ее талант поистине велик и потрясающ. Этих слов ей было достаточно, чтобы поверить в себя и отбросить все сомнения далеко в сторону.


Солия в дороге не сказала ни слова своему жениху. Ей было как-то неуютно быть рядом с ним в такой ситуации. Невеста графа, невеста лучшего друга. Ей было тошно от этих мыслей. Но сделать уже что-то она не решалась. Матушка говорила, что примет любой ответ своей дочери, но Солия не могла разочаровать отца, который ни секунды не сомневался в ее решимости и смелости. Этот брак должен был укрепить семью еще больше, даже если Солия станет жертвой счастья своей любимой семьи.


Делия не могла не волноваться в этот день. От того, как она сыграет на скрипке, зависит ее поступление в Академию музыки. Промахнуться было нельзя, и она прекрасно об этом знала. Необходимо было показать себя, свое мастерство, стать гордостью семьи и своего драгоценного учителя. Только сейчас и здесь это возможно было осуществить.

Пускай все называют ее маленькой глупенькой девочкой, но в глазах своего учителя она должна была сегодня подняться из этого наивного образа. Только для него одного. Но о чем Делия только думала? Она и сама не знала, почему такие мысли стали сегодня посещать ее тревожную головку. Нужно отвлечься и думать только о радостном выражении отцовского лица, о теплых словах матери и поддержке сестры.

Кажется, Делия готова к своему выступлению. Лишь бы все прошло хорошо.


Бесподобная музыка полилась из-под тонких пальчиков девушки, околдовывала преподавателей и лучших студентов, которые были выбраны в качестве помощников судей. Руки Делии не дрожали, в желудке не был разлит яд сомнения и страха. Все было прекрасно. И даже ее пальцы не изнывали от ночных порезов. Ее тонкое тело было идеально в этом легком черном платьице с белым кружевным воротом и таким же воздушными рукавами. Черные волосы, собранные черной лентой, послушно лежали на ровной спине, временами колыхаясь из стороны одного бедра к другому. Любой находящийся в кабинете сказал бы, что это не девушка, а ангел, спустившийся с небес, чтобы подарить людям сокровенную мелодию.

Родители были в восторге от игры своей младшей дочери, как и сам учитель, потративший два года на воспитание юного таланта. Солия не могла нормально дышать от восхищения, которое испытывала при взгляде на свою сестру. Она казалась ей невесомой, парящей над этим мраморным полом.

Музыка эта не была похожа ни на одну мелодию, которую когда-то играл человек. Она словно была принесена из другого мира, для которого она была сугубо интимной. Конечно, учитель оправдал ожидания семьи, стал еще большим другом для Дориана и Эвагвелии. Однако Дориан не мог оставить в стороне один очень важный, волнующий его душу, вопрос. Как же самоучка мог научить его дочь такой сложной, ангельской технике? Занимался ли он где-то тайно, у какого-то таинственного музыканта? Теперь он искренне в это верил, временами поглядывая на радостное лицо графа.


Делия прошла в Академию без каких-либо проблем и сразу стала любимицей преподавателей. Они возлагали на нее большие надежды и верили, эта девочка обязательно станет ярче всех небесных звезд. Эти слова Делия мечтала услышать с далеких времен, когда только в ней зародилась любовь к музыке, когда она поняла, что нашла свое предназначение в этом бренном мире.

Бросившись в объятия своей семьи, Делия и не заметила, как в радостях кинулась на шею своему учителю, как можно крепче обняв его. Когда она осознала, что совершила оплошность, очень грубую оплошность, она не знала, что ей стоило сделать, либо сказать. Побагровев, она молча стояла перед графом, не в силах найти оправдание. Граф Шейден только слегка улыбнулся и в ответ обнял ее, как маленькую сестричку, которая непременно нуждалась в защите.

− Я восхищен Вашей игрой, Делия. Это было волшебно! Вы однозначно останетесь в моем сердце как лучшая, хоть и первая, ученица. Признаюсь, Вы превзошли даже меня. И я обязательно приду на Ваш первый концерт, на котором, я уверен, Вы будете сиять не хуже, чем сегодня.

Сердечко Делии снова сжалось при виде улыбки своего кумира, при звучании его мягкого, мелодичного голоса. Она не хотела больше казаться лишней в будущей семье своей старшей сестры, поэтому приняла важное для себя решение. Отныне она никогда не подумает о графе, никогда не коснется его. Это должна было освободить ее от чар прекрасного гения.

− Да, я благодарна Вам за все Ваши уроки, учитель, − механическим голосом проговорила она, пытаясь подавить в себе чувство едкой привязанности к этому человеку. – Ваше присутствие на моем первом концерте будет для меня подарком судьбы. И Вы об этом знаете.

Родители девочек долго о чем-то восторженно говорили, обнимали своих дочерей, щебетали с графом. Они были счастливы и не могли догадываться о чувствах, которые уничтожали души их красивых дочерей.


В поместье был праздник. Все ликовали, восхищались и не находили себе места. Делия снова и снова играла на скрипке таинственные мелодии, пропускала мимо пламенные комплименты своего учителя, старалась быть дальше от него и ближе к своей семье. Это правило она установила недавно и уже с доблестью соблюдала его, как бы ни было ей непросто это делать. Эта девочка была сильна и телом, и духом. Ее невозможно было сломить, если только она сама это не сделает.


После долгого вечера все разошлись по своим комнатам, по-прежнему бурно обсуждая триумф малышки Делии. Она устала сегодня улыбаться и хотела побыть одна, в своей большой, но тесной для нее комнате.

Встав зачем-то перед зеркалом, она долго рассматривала себя в красивом платье и эту скрипку, которая принесла ей победу. Такая тонкая и легкая девушка… Она видела себя куклой, нежели человеком. Ее красота была ослепительна, но душа сейчас рыдала от этого проклятия. Учитель должен остаться учителем. Она это понимала и сегодня она дала обещание, которое никогда не сможет нарушить.


Солия и граф были на улице. Ночь постепенно приходила в мир уютного поместья, оттесняя легкий, теплый свет. Граф держал девушку за руки, как когда-то он держал ее, рассказывая фантастическую историю о лесных обитателях и неведомых обычному человеку приключениях. Солия любила слушать его рассказы. Она буквально утопала в них, терялась и часто думала по ночам о них, мечтая хоть раз оказаться на месте какого-нибудь храброго героя.


Шейден был честен и открыт с девушкой, и сейчас он просто любовался ею, храня в воспоминаниях тот нежный, тонкий образ своей верной подруги, которая вечно затевала прятки в стенах поместья. Да, любовь ко всему невинному объединяла души двух сестер.

− Солия, Вы прекрасны, как эта наступающая ночь. Помниться, Вы говорили, что любите ночь и покой. А как же холод? Ведь ночью холодно, жутко и одиноко. Неужели этого не боитесь?

Солия как будто снова находилась рядом со своим старым другом, нежели с будущим супругом. Она с восторгом слушала его слова, проникалась его едва приглушенным, легким голосом, который он дарил только ей одной.

− А Вы, граф, неужели боитесь ночи? О каких это ее коварствах Вы так тихо говорите? – играючи спросила девушка, вглядываясь в глубокие синие глаза мужчины.

Его губы слегка содрогнулись в улыбке:

− Нет, ночь – чудесное время для романтиков и новых приключений. Она скрывает тайны и нас, кстати, с Вами. Но я боюсь, Вам она может прийтись жестокой и холодной.

− Играете со мной? – Солия не могла не улыбнуться. – Граф, если Вы так хотите поиграть, то самое время Вам искать меня. Помните нашу любимую игру?

− Вы искусно прячетесь, Солия. Иногда я несколько часов Вас искал. Удивительно! И я вижу, Вы начинаете привыкать ко мне, к такому, каким я есть для Вас сейчас. И прошу, никаких титулов!

Солия хитро улыбнулась, а потом выскользнула из рук графа, бросившись в стены поместья, чтобы найти лучшее укрытие на время игры.

− Это тоже, граф, часть моей с Вами долгой игры.

Не успел граф опомниться, как девушка исчезла из его вида за дверями поместья.

Солия приняла его новую роль в своей жизни, хоть и не всегда понимала, что это конечная станция развития их отношений. Стать супругой для этого человека значило отдать ему свою душу, стать частью его мира. Она была согласна, если, конечно, Шейден искренне полюбит ее дружеские отношения к нему. Это было главным требованием их совместной жизни.

Девушка недолго думала, куда ей спрятаться, и забралась в маленькую комнатку прачки, которая радушно согласилась ей помочь в этом деле. Шейден точно не заглянет сюда, Солия была в этом уверена. Победа над этим человеком в простой, волнующей игре даст ей новые силы и крепкий сон. Это была нечестная игра, и девушка это прекрасно понимала, но сейчас она хотела просто приструнить этого немного нахального графа, чтобы он наконец-то понял: игра с ней не так-то проста, как он думает. Принимать участие в этом они оба хотели, но, признаться, больше всего эти прятки были любимы для Шейдена. Девочка не могла провести солидного человека, так ведь? Он обязательно ее найдет, обязательно.


Но прошло некоторое время, а граф так и не появился. Его надежды найти Солию казались очень-очень истощенными. Но признать свое поражение он не мог, хоть время на часах поджимало. Скоро он должен уехать, заниматься своими важными домашними делами, которые постоянно требуют от него должного внимания. Уехать и оставить победу Солии? Нет, Шейден хоть и рисовал, но этот риск, он уверил, должен оправдаться с минуты на минуту.

Обойдя все комнаты, в которые он не стеснялся зайти, все закоулочки поместья, он услышал тихий плач, доносящийся по ту сторону одной из дверей. Может, это была Солия? Может, она снова о чем-то переживает? Но чтобы плакать на пустом месте. Эта девушка очень редко могла позволить себе залиться слезами, и граф еще ни разу не видел ее слез. Ни разу.

Остановившись у двери, граф стал прислушиваться к томным, пронзительным всхлипам. Точно, это была не Солия. Но он уже не мог пройти мимо этой двери, ведь, как он помнил, за этой дверью находилась комната младшей сестры.

Что ее так могло взволновать? Что вызвало ее горькие слезы? Граф хотел постучать в дверь, спросить, все ли у Делии в порядке, но почему-то осекся, не смог этого сделать. Он еще некоторое время, минуты две или три, стоял у двери в комнату девушки, и когда плач прекратился, вероятно, потому что Делия уснула, Шейден тихо пошел вперед, по коридору.

То, что он услышал, взволновало его, и уже не могло отпустить. Граф не мог терпеть женские слезы, не мог выносить это горе. Он считал: женщина должна быть счастливой при любых обстоятельствах. Но слезы младшей сестры его тронули до глубины души, и он поклялся, что при первой встрече с малышкой обязательно поговорит с ней о том, что ее беспокоило. Хотя, как мы с вами понимаем, этого ему не стоило бы делать.

В коридоре его встретила Солия, которая уже решила сама идти на поиски Шейдена. Встретив ее, граф молчаливо поднял на нее глаза, а затем одарил ее своей фирменной лучезарной улыбкой.

− Вы так же хорошо прячетесь, как и тогда. Я поражен, признаю.

− Я уже устала ждать Вас. Хотите знать, где я была?

− Конечно! В следующий раз я точно не пропущу это место. И буду знать все Ваши тонкости пряток.

− Я спряталась в комнате прачки. Как Вам? – Она оценивающе подняла на него свои серые глаза, в которых читался азарт.

− В комнате прачки? И Вы знали, что я не могу зайти в личные комнаты прислуги. Солия, это очень жестоко и нечестно! – Граф покачал головой, но ему явно нравилось то, что девушка по собственной воле принялась нарушать установленные правила.

− Честно, если речь идет о моей победе над Вами, − Солия едва не взорвалась от смеха, но сумела его сдержать и лишь издала легкий смех, заставивший графа еще сильнее привязаться к ней.

− Готовы пойти на все, чтобы обойти меня?! Чудесно! Солия, а я и не знал, какая Вы бунтарка. Но я даже рад этому. С каждым разом Вы все больше меня удивляете.

− Кстати, Шейден, в следующую нашу встречу мы пойдем с Вами играть в лес. Вы помните, он недалеко отсюда. Там у Вас точно не будет шансов меня найти.

− В лес? Вы готовы отправиться в этот жуткий лес, чтобы сыграть со мной в прятки? – Граф оценивающе осмотрел девушку с ног на головы и остановился на ее требовательных глазах. – А Вы мне нравитесь все больше и больше. В лес, так в лес! Я не упущу возможности отыскать Вас среди мрачных старых деревьев и выиграть в

эту игру.

− Ха! Выиграть? – задору в голосе Солии не было конца, он буквально охватил ее с головой. – Вам меня никогда не найти. Вы же знаете, Шейден. Но я хочу посмотреть на Ваше лицо, когда Вы окажитесь в полной темноте леса и будете искать меня по такой масштабной территории.

− Да, но лес этот не такой большой, как Вы говорите. Я найду Вас, вот увидите!

Они так и спорили бы, если бы Солия не решила положить конец этой бессмыслицы, от которой ничего нельзя было добиться. Она знала упертый характер графа, и не могла ему противиться даже с помощью своего сильного, вольного нрава. Эта парочка стоила друг друга.

− Шейден, так какими домашними делами Вы занимаетесь? − Граф не ожидал услышать от нее этот вопрос, на который он уже надеялся не давать ответов. – Я с трудом верю, что у Вас есть какое-то хозяйство. Слишком Вы… чистенький и робкий для каких-то домашних дел в поместье. Вы одурачили папеньку, но мимо меня не пройдете. Так что же?

Мужчине стало не по себе от ее слов. Бросившись к часам, он судорожно сжал кулаки и что-то пробубнил себе под нос. Было видно, он запаздывал куда-то, и это опоздание стоило ему дорого.

− Ох, Солия, я совсем заигрался с Вами. Мне нужно ехать. Простите. Я завтра не смогу навестить Вас, скорей всего, поэтому ждите от меня письмо. Я обещаю рассказать Вам о моем хобби. Но не сегодня. Добрых Вам снов! Я обязательно приду к Вам сегодня ночью и подарю самый красивый сон.

Поцеловав девушку в лоб (это был их дружеский поцелуй), он поспешил удалиться, и Солия скоро осталась одна.

Граф казался ей таким же, как и тогда, когда она увидела его впервые. Добрый мужчина, немного неловкий, обаятельный и обходительный. Шейден умеет быть настоящим другом. Солия в этом не сомневалась. А пока она с нетерпением ждала его письма.

Глава 4

Весь следующий день сестры провели вместе, разъезжая по маленьким магазинчикам крохотного городка. Они никогда не любили большие, помпезные магазины с самодовольными продавцами, которые то и дело наживались на своих покупателях, продавая им всякую бессмыслицу. Магазинчики Горден-Хейла были другими, тесными, небогатыми. Родители не могли понять, почему их вполне солидные девушки любят подобного рода заведения. Но сестры все улыбались им, говоря, что в таких маленьких прилавочках есть душа, чего нет в больших магазинах.

Вот и сейчас сестры были прикованы к чистеньким витринам, за которыми красовались то женские украшения, поклонницей которых была Делия, чайные сервизы и многие другие побрякушки, которые чем-то радовали сердца юных особ.

Понакупив много всяких вещичек, девушки гордо направились к экипажу, без конца твердя о замечательных грушевых духах, о новых книгах, которые обязательно должны были пополнить библиотеку папеньки, об украшениях и помаде, которых девушкам всегда было мало.

Солия не торопилась ехать домой и не спеша оглядывалась по сторонам, широко улыбаясь сутулому продавцу книг, молодой красавице, торгующей свежими яблоками, и всем, кто попадался ей на глаза. Делия же разглядывала купленные украшения, а в глазах ее от всего этого блеска горели маленькие искорки. Для счастья ей не нужно было больше ничего.

Пока Солия любовалась некрасивыми, своеобразными просторами Горден-Хейла, на нее внезапно кто-то налетел, едва не сбив с ног. Приходя в себя, девушка обернулась и увидела робеющего мальчишку лет двенадцати, который сидел на пыльной дороге. Вид у него был растерянный, а светлые бирюзовые глаза перебегали то на Солию, то на проходящих мимо людей, которым не было дела до такого слабого и беззащитного существа. Одежда на нем была вся изорвана, а лицо и руки измазаны засохшей грязью.

− Ты не ушибся? Что с тобой? На тебе лица нет. Ты голоден? – Солия подала ему руку, чтобы помочь подняться, но мальчик так и сидел на дороге, учащенно дыша.

− Н-нет, − лихорадочно прошептал он, наконец-то поднявшись на ноги. − Вас похитят тени. Ваши руки уже черны…

И не успела Солия хоть что-то понять из сказанного, как мальчишка подскочил с места, как дикий котенок, и бросился бежать, как будто его преследовала свора бешеных псов.

− Солия, кто это был? О чем он таком говорил тебе? – Делия схватила сестру за руку и мигом затащила ее в роскошную черную лакированную карету.

− Какой-то мальчик-бедняк. Кажется, ему нужна помощь. Выглядел он не очень здоровым.

− Не очень здоровым? Ха! Да это же явно сынок местного погибшего графа Ольдера. Ты разве ничего не слышала о Вальяме Прокаженном?

Солия лишь покачала головой. Но от этого имени по всему ее телу пробежала целая волна леденящих рассудок мурашек.

− Это единственный сын графа. После страшного пожара в поместье остался только он. Никто не знает, как ему удалось выжить, выбраться из этого ада. Но с тех пор он бродит по Горден-Хейлу и пророчит беды любому встречному.

− Бедный мальчик… − Солия не могла скрыть свой ужас от услышанного от сестры; ее всегда трогали грустные истории людей, особенно, если в них были замешаны дети. – Неужели ты веришь в это, Делия? Он просто одинокий ребенок, к тому же еще и голодный.

− Что? Я же говорю, он не совсем обычный ребенок. Вальям – настоящее проклятие! Так что он тебе сказал? Солия, это очень важно!

− Ничего особенного. Сказал, что тени заберут меня. Бедный ребенок! От голода он бредит.

Делия ничего больше не стала говорить сестре, зная, что она не воспримет ее слова всерьез. Тогда она просто молчала, не прекращая переживать о сохранности души своей бедной сестры.


Всю дорогу домой сестры молчали. Однако, когда экипаж прибыл к поместью их отца, девушки выпрыгнули из кареты и бросились обнимать родителей, которые уже встречали их у дверей.

− Что наши доченьки купили сегодня? – голос Дориана звучал мягко и любяще, собственно, как и всегда.

Делия трепетала, как птичка, прилетевшая в родное гнездо, в котором не была уже приличное количество времени. Она без труда рассказывала и показывала родителям вещички, которые так сильно вдохновили ее. И Солия с радостью присоединялась к ней, одаривая любимых родителей различными подарками. Возможно, заколка для волос, грушевые духи и парочка томиков новых книг не были бы такими удивительными, необычными вещами, не будь они подарками для родителей.

Матушка весь вечер восторгалась своей новой заколкой в виде ласточки, сладким ароматом духов, который полюбил Дориан. Романчики в новых твердых переплетах были драгоценным подарком для отца, несмотря на то, что он не любил читать романтические истории, созданные каким-то человеком специально, для публики. Он обожал публицистику, исторические книги и все, что имело место быть в реальной жизни.

За вечерним чаем семья как всегда обсуждала события дня и строила планы на следующий день. Отец по привычке обсуждал графа Шейдена и его дела, обязуясь как-нибудь спросить о его домашнем хозяйстве. Тут Солия вспоминала впервые за день о нем и его письме, которое он должен прислать ей если не сегодня, то завтра. Ее очень интересовал вопрос о его хобби, о котором он пообещал ей рассказать, и ожидание этого было невыносимым.


Делия в этот вечер раньше всех поднялась к себе, заявив, что ей нужно было немного отдохнуть перед скорым отъездом в Академию. Никто и не понял ее намерений, ведь уехать она должна была только через три дня, а это было еще не так скоро. Но на самом деле, как вы уже могли понять, это была отговорка, причем умелая, хоть немного и неловкая.

Покинув общество своей семьи, Делия поспешила в библиотеку. Проследив, чтобы никто за ней не шел, в том числе из прислуги, она просочилась в маленькую щель и оказалась в просторном помещении. Но сегодня книги ее не интересовали. Случившееся сегодня с ее сестрой больше всего ее волновало.

На носочках пройдя к рабочему столу отца, она достала лист бумаги из шкафчика в столе, именную ручку, подаренную ее папеньке много лет назад его лучшим другом из Парижа, и фамильную печать с инициалами Д.М.

Усевшись на гигантский стул, обитый дорогой черной кожей, девушка принялась обдумывать то, что ей следовало написать. К счастью, Делия была очень умна и сообразительна, поэтому большого труда она не испытала, придумывая легенду.


Дорогой брат мой,

обращаюсь к тебе с великой просьбой. В маленьком городке Горден-Хейле, на улочках которого мы с тобой когда-то играли, у меня появилось одно очень важное дело. Я исследую дело семьи Ольдер.

Год назад в их поместье случился кошмарный пожар, унесший славную душу этой семьи. Слышал я, у Ольдеров остался паренек, их сын, выживший каким-то чудом. Меня очень сильно печет его дальнейшая судьба. Как понимаешь, я не могу оставить его одного на жестоких улочках тесного городка. Вероятно, с его помощью я смогу найти причину возгорания поместья Ольдер и, если потребуется, поджигателя, который будет наказан по совести.

Прошу, брат, помоги мне в этом деле, чем сможешь. Я не останусь в долгу, и ты об этом знаешь.

Будут полезны любые письма, карточки и адреса знакомых этой семьи.

Заранее благодарен.

Дориан


Аккуратно сунув сложенное пополам письмо в конверт, Делия поспешила заклеймить его и как можно скорее убрать письменные принадлежности в стол. Осталось только доставить это письмо дядюшке, который жил в дальнем городе Миррайлте, наполненном солнцем и дивным ароматом цветов.

Она могла обратиться только к одному человеку поместья, который точно бы не отказал доставить письмо и притом сохранить это в строжайшей тайне.


Юный садовник Мильвен, которому не так давно исполнилось двадцать лет, еще не спал, читая какую-то старенькую книжку. Он любил читать любовные романы и ото всех скрывал это, поскольку прочтение такого рода жанра считалось девичьей забавой.

Когда Делия постучала в его дверь, он засунул книжку под одеяло и, немного прилизав свою вечно взлохмаченную рыжую шевелюру, открыл дверь.

− О, Делия, так поздно… Что тебя ко мне привело?

Мильвен и Делия были хорошими друзьями и всегда могли говорить по душам, не скрывая даже самых тайных секретов своей жизни.

Садовник пригласил подругу войти в комнату и ожидал снова услышать какую-то удивительную тайну Делии.

− Мильвен, − девушка говорила шепотом, поэтому парень слегка наклонился к ней, − у меня есть к тебе очень важное дело. Сегодня на Горден-Хейле Вальям Прокаженный напустил беду на мою сестру. Она не верит мне, говорит, что голод смутил мальчишку, вызвал в нем бредовое состояние. Я хочу разобраться в этом, узнать историю его семьи, причину пожара в поместье Ольдер. Может, он как-то замешан в том поджоге. Ну, не знаю. Версий тут может быть много. Но сам знаешь: встреча с этим бедовым парнишкой ничего хорошего не приносит.

− И что же ты хочешь узнать? А, доказать Солии, что все истории о Вальяме Прокаженном – правда. Понимаю. Твоя сестра скептик, и ее очень трудно в чем-то убедить без доказательств.

− Вот именно! Поэтому, Мильвен, прошу, как друга, доставь это письмо моему дяде Ивенту в Миррайлт. Сама я не могу это сделать, ты знаешь. А на тебя полагаюсь полностью.

− И когда выдвигаться в путь? – Садовник уже начал искать в шкафу лучшую одежду для достаточно дальней дороги.

Делия схватила его за руку, пытаясь унять этот пылкий нрав, который временами пугал ее.

− Постой, Мильвен. Я не могу отпустить тебя сейчас, близится ночь. Ты можешь заблудиться, простыть или, чего хуже, попасть не в добрые руки. Отправишься утром. Родителям скажу, что твоя матушка приболела, и тебе нужно было срочно уехать. Понимаю, это не шутки, но сейчас нет более подходящего оправдания.

− Эхх… Делия, − Мильвен успокоился и сейчас не мог не улыбнуться от вечно переживающей о нем девушке, − ты слишком печешься о слуге. Письмо я доставлю, как и ответ на него. Ради тебя я готов жить на пороге поместья твоего дядюшки хоть целую неделю.

− Вот, возьми парочку книг. Я специально купила их для тебя сегодня. – Делия протянула ему две книжки любовных романов, которые он без стеснения принял. Именно она научила его читать, а после привила любовь к девичьим романчикам, часто читая их вместе с ним. – Ты самый преданный друг, Мильвен. Добрых тебе снов!

− И тебе, Делия, всего доброго.

Оставшись наедине, садовник с теплыми чувствами рассматривал подаренные ему книги, а после стал суетливо собирать вещи для долгой дороги. Он не мог в этот раз обещать Делии послушания.

Через час, когда все в поместье уснут крепким сном, он отправится в путь.

Глава 5

Солия уже собиралась ложиться спать, как в дверь ее комнаты кто-то постучал. Она уже сомневалась, что получит письмо от графа, но именно за пару минут до того, как она погрузится в сон, чья-то беленькая ручка протянула ей конверт. Она не поняла, кто это был, но и не могла уже нормально об этом думать. Слишком уж сон овладевал ее рассудком.

Улыбка засияла на ее нежном личике. Она очень долго ждала этого письма, сама не понимая, в каких отношениях с графом они отныне состояли.

Удобно усевшись на большой кровати, девушка тонкими пальчиками распечатала письмо и достала белоснежный лист бумаги, на котором красовались знакомые ей любимые буквы. Она признавалась себе: в этот изящный, витиеватый почерк нельзя было не влюбиться .Когда она начала читать послание своего искреннего друга, ей вдруг показалось, что не она читает это письмо, а сам граф, который как-то находится в этой комнате с ней.


Милая моя Солия,

за дружбу с Вами я готов свергнуть грешные небеса и вместо них сотворить новые, чистые, достойные Вас и Вашего взора. Надеюсь, Вы прекрасно провели этот день. Я очень жалею, что не могу быть с Вами и Вашей семьей больше, чем это положено. Дело не в Вас и не в Ваших домочадцах. Мои домашние дела и обязанности не дают мне в полной мере насладиться Вашим присутствием.

Вы спросили меня вчера о моих домашних делах. Но это вовсе не дело, как я привык уже выражаться. У меня есть очень забавное хобби, которому я отдаюсь полностью.

Еще до нашей с Вами встречи я начал заниматься садоводством. Никто, кроме меня самого, не ухаживает за моими розами. Это дело чести и моей падшей души. Как-нибудь я привезу Вам букет этих дивных роз, и Вы сможете насладиться их сладким ароматом.

Вот Вы и знаете обо мне больше! Да, я романтик. Поймите меня правильно, моя дорогая.

Вероятно, Вы немного расстроились, что не получили это письмо днем, но на то были особые причины. Я хотел встретиться с Вами перед тем, как Вы отдадитесь Морфею. Мне очень Вас не хватало сегодня, хоть я и был очень занят.

Завтра я снова приеду к Вам, и мы, как договаривались, пойдем играть в прятки в этом мрачном лесу. Найдите место получше, чтобы спрятаться! Обещаю, я найду Вас в этой темноте. В ней человека найти куда проще, чем при свете дня.

Спите сладко, мой верный друг.

Ваш Шейден


Отложив письмо в сторону, Солия еще долго не могла забыть о написанных графом словах. Какой же он все-таки хороший, нежный человек! Она была готова вечно быть его другом, защищать и получать ответную защиту. Она не стыдилась своей слабости перед ним, но только сейчас об этом впервые задумалась. Казаться ли слабой маленькой девочкой? Или же быть сильнее самого Шейдена? Солия почему-то не могла дать точный ответ.

Значит, никакое это не домашнее хозяйство. Девушка об этом догадывалась, а ее отец все никак не унимался, терзая себя разнообразными догадками.

Быть садоводом больше всего подходило графу, ведь с его нежными, белыми руками и этими тонкими пальцами вряд ли возможно самому копаться в земле или ухаживать за скотинкой. Да, многие знатные люди позволяли себе такую забаву, запрещая прислуге прикасаться к их питомцам. Но Шейден был не таким, каким его хотел видеть Дориан. Хотя, быть может, он будет рад, когда узнает о пристрастиях графа к чарующим алым цветам.


Страстная любовь к розам банальна, но только не в этой истории. Здесь она значит больше, чем в любой другой вселенной.


Солия не заметила, как крепко она уснула, так и не убрав письмо графа под подушку, как она всегда делала с прошлыми его письмами.


Граф приехал практически с рассветом и два часа пробыл в гостиной поместья, ожидая пробуждения хоть какой-то души, с которой он мог поговорить. Первой поднялась Эвагвелия. Застав гостя спящим, она не стала его будить, на носочках снова поднявшись на спальный этаж.

Солия уже просыпалась и услышала легкое постукивание по своей двери.

− Матушка, это Вы? – тихо спросила она, поднявшись с кровати и упрятав письмо под подушку; только ее мама так тихо стучала в дверь.

В комнату вошла женщина в легком голубом платье до пола, верх которого был кружевным.

− Граф Шейден уже здесь. – От этих слов Солия вздрогнула, как будто услышала какую-то невероятную новость. – Похоже, он давно приехал. Никогда раньше не видела, как он сладко спит.

− Но что его так рано привело к нам?! – Солия все никак не могла понять поступка Шейдена.

− Не знаю, дорогая. Наверное, он хочет весь день сегодня провести с нами. Что-то мне об этом подсказывает.

Солия вспомнила из письма, как граф переживал из-за того, что из-за своей занятости не может больше времени проводить с ней и ее семьей. Этот поступок ее тронул, и она впервые увидела графа с другой стороны. Он казался ей очаровательным, преданным мужчиной.

− Завтрак готов, матушка?

− Практически. Совсем скоро Робальта будет звать всех к столу. Ну же, девочка моя, пора привести себя в порядок.

− Шейден и так будет рад меня видеть. Сонную и нечесаную. – Солия легко потянулась, широко зевнула, как грациозная кошка, недавно пробудившаяся ото сна.

− Ваши отношения меня удивляют. Со стороны вы больше похожи на брата и сестру, которые никак не могут смириться с победой друг друга в бесконечной игре пряток.

− Это лучшие отношения для нас, матушка. Я ценю заботу Шейдена, обожаю его, но только с дружеской стороны. Хоть я и согласилась стать его невестой, но при условии сохранения нашего дружеского договора.

− И он согласился. Какой же он все-таки заботливый человек. Сейчас мало таких людей можно встретить. Для многих важна только выгода.

− И для меня тоже, матушка. Я не хочу становиться безвольной женщиной за спиной Шейдена. Это рабство, а не жизнь.

Эвагвелия понимала свою дочь, разделяла ее истинные чувства. Но сделать что-то ради нее не могла, как бы ни старалась повернуть ее жизнь в лучшую сторону. Но что она понимала под лучшей стороной для нее? Наверное, то, что считала удобным для себя. Поэтому Эвагвелия не хотела вмешиваться в судьбу своей старшей дочери, согласившись лишь однажды повлиять на ее жизнь, согласившись с мужем выдать ее замуж за графа.

Полюбить человека можно, она знала об этом на своей личной истории, но ее дочь никогда не сможет принять подобную историю жизни. Мы не будем долго задерживаться с вами здесь, поэтому последуем дальше по закоулкам гостеприимного поместья Миллиал.


За завтраком царил шум. Все обсуждали предстоящий день и надеялись на него, как на последний в своей жизни. Прислуга гоготала за дверями о том, как прекрасно смотрятся вместе граф и их добрая Солия. Кто-то удачно менял тему о великом будущем Делии, приписывал ей звездное величие и славу. Конечно, никто не мог сомневаться в успешном и счастливом будущем сестер.

Дориан наконец-то выведал у графа о его домашних заботах и был рад тому, что Шейден страстно любил розы. Глава семейства считал, что именно любовь к подобным нежным и хрупким созданиям божьим воспитывает в человеке подобное отношение к людям. Шейден мог только дивиться восторгу хозяина поместья и продолжать радовать его своими фантастическими, но скучными для девушек, рассказами о ведении кофейного бизнеса за рубежом.

Когда время завтрака вышло, Солия и Шейден поблагодарили семью и поваров за чудесный ужин и направились из поместья, утаив то, что они идут в молчаливый темный лес, который матушка называла Мертвым.

Оказавшись на улице, парочка стремглав понеслась по чистому полю, взявшись за руки, как невинные дети лет по двенадцать. Мягкая трава под их туфлями казалась подушкой, смягчающей их бег по черной сухой земле, которая в этой местности прославилась своей твердостью и неподатливостью.

Разлетаясь по всему пространству звонким гулом, их смех пробуждал окружающий мир, оживлял его и делал волшебным, достойным сказочной истории о паре, которая никогда не перестанет чувствовать себя детьми. Это было истинное счастье для них, которым они дорожили.

Они и не заметили, как оказались перед лесным массивом, со стороны которого веяло плесенью и влажным холодом. Ноги Солии слегка подкосились, но мысли о том, что она может в очередной раз обойти в игре графа, внушали ей новые силы и вдохновение.

− Вам не страшно, Солия? Можем вернуться, если хотите, − в голосе Шейдена чувствовалась нотка ехидства; он явно затеял немного поиздеваться над девушкой, которая сразу же заметила это.

Выхватив из его руки свою ладонь, она упрела руки в боки и недовольно покачала головой. Так она делала тогда, когда хотела на показ что-то доказать Шейдену.

− Не в Вашем возрасте, граф, пристало бояться темноты и старого леса, − заявила она с гордо поднятой головой. – Ваши сомнения во мне смешны. Просто признайтесь, что Вы боитесь и не хотите заходить в это мрачное царство лесных духов. Матушка говорила, они здесь водятся и любят похищать всяких самодовольных графов.

− Да Вы что?! – Шейден едва сдерживал смех; он упер руки в боки, пародируя поведение девушки. – Юная особа хочет сказать, что боится потерять меня в этом лесу? Очень заботливо, Солия. Вы настоящий друг!

− Что? – Солия была не на шутку возмущена, но возмущение это быстро перешло в азарт. – Да я не буду против, если Вас утащит какой-нибудь болотный дух. Вот увидите, я буду только счастлива наблюдать за тем, как он Вас будет тащить за ноги в болото!

− Жестоко. Очень жестоко, моя милая Солия! Что ж, раз Вы будете рады видеть меня рядом с проклятым духом, можем начать игру. Смотрите, как бы Вас хозяин леса не забрал. Он любит брать в жены таких милых девушек, как Вы.

Ничего не ответив ему, а только скорчив забавную рожицу, Солия приблизилась к лесу и была уверена в совей решимости. Она точно не проиграет ему в этом лесу!

Ища место как можно дальше от света, девушка заходила все дальше во тьму Мертвого леса, позабыв обо всех страхах и тревогах, которые она испытывала, только приблизившись к нему. Она знала, в этом лесу не было ничего особенного. Это был обычный темный лес, коих полно. Да, с легендами от ее любимой матушки. Но это ничего не может значить! Легенды существуют только для того, чтобы пугать непослушных девочек. А Солия не была такой, она была взрослой, умной девушкой, которой давно исполнилось двадцать три года. Она гордилась этим, но о детстве никогда не забывала.

Когда она нашла подходящее место для того, чтобы спрятаться, ее душа была спокойна. Ей никогда не приходилось искать Шейдена, но лишь потому, что он сам настаивал на этом. Девушка, по его словам, никогда не должна бегать и искать мужчину, поскольку эта роль изначально была отдана мужскому полу.

Спрятавшись за стволом огромного дерева, который и три человека не смогли бы обхватить, Солия успокоилась и замерла, начав прислушиваться к окружающим звукам. Но вокруг была тишина.

Этот покой был не таким, с каким сталкивалась девушка у пруда с лотосами. Он пугал, увлекал за собой, гипнотизировал, заставлял стать своей новой жертвой.

После нескольких минут пребывания здесь Солии стало не по себе. Ей казалось, на нее кто-то постоянно смотрит, шепчет что-то среди страшных, уродливых стволов деревьев, вершины которых не позволяли солнечному свету проникать сюда, в обитель лесных духов и различных проклятий. Темнота в ее глазах начала двигаться, разговаривать с ней на непонятном языке, тихо смеяться над чем-то. Солия искренне надеясь, что этот жуткий смех не был направлен на нее.

Она уже не могла находиться здесь, не могла просто сидеть на месте. Шейден где-то бродит, ищет ее. Найдет ли он ее здесь? Он никогда не мог найти ее в стенах поместья. Лес – дело другое. В нем вообще было невозможно отыскать кого-то.

Темнота давила, уничтожала медленно рассудок Солии. Она хотела в какой-то момент закричать, позвать Шейдена, но вдруг вспомнила, что она поклялась быть смелой, выиграть и в этот раз. Она должна была выиграть, должна была в очередной раз доказать свою силу и превосходство над ним. Но для чего? Для чего была нужна эта глупая игра? Зачем она пыталась показать, что всегда будет лучше графа? Девушка и сама не знала, но думала, что именно желание показать свою силу и храбрость этому человеку было ее главным призванием в его мире.

Темнота становилась холоднее и жестче. Девушке мерещилось, будто из каждого уголка этого ледяного мрака за ней наблюдают сотни глаз каких-то чудовищ, которые хотели ее поглотить. Но рядом было тихо. И ни рева, ни крика этих зверей не разносила тьма. Возможно, они и рычали, но тьма просто съедала эти звуки, обманывая девушку в ее безопасности.

Рука легка на плечо Солии, и она слегка вскрикнула, подскочив с места.

− Я нашел тебя, Солия! – радостно воскликнул Шейден, заливаясь довольной улыбкой.

− Боже, Шейден! Вы меня напугали. – Только увидев его лицо, девушка могла перевести дух. – Зачем же Вы так выпрыгиваете из-за угла?

− Из-за угла? Я просто положил свою руку Вам на плечо. Я и не думал Вас пугать. – И тут его выражение лица стало еще более довольным; граф словно выиграл в лотерею. – А, Солия, признайтесь, Вам было страшно здесь находиться. Я вижу это по Вашим глазам. Они-то расскажут все о Вас, моя милая. Значит, сегодня Вы проиграли дважды.

− Что? Почему это дважды? – голос девушки неестественно дрожал.

− Во-первых, я Вас нашел. Во-вторых, Вы впервые признались, что испугались. Разве это не сулит мою славную победу?

Солия недовольно выдохнула, но злиться она не могла на графа. Он спас ее от этого безумия, в котором она находилась слишком долго.

− Но как Вам удалось меня найти? Не понимаю.

− Я же говорил, в темноте человека проще найти, чем при свете дня.

− Как это так? В темноте практически ничего не видно.

− Да, не видно. Но слышно, как человек тяжело дышит. Тьма давит на него, его дыхание учащается, сердце бьется быстрее. Этого достаточно, чтобы отыскать любое живое существо во мраке.

− И все равно не понимаю Вас, Шейден.

− Я и не настаиваю на этом. – Граф притянул к себе девушку и подарил дружеский поцелуй в лоб. – Хотите, мы можем провести время до самого вечера у Вашего любимого пруда с лотосами.

− Вы и вправду хотите? Я думала, никто не оценит красоты этого пруда.

− Я давно уже оценил.

− А как же Ваши дела? Сегодня весь день собираетесь провести со мной?

− Да, как я Вам уже писал. Не хочу пропускать самое важное в нашей жизни. Солия, я Вам уже говорил, что у Вас бесподобные глаза?

− И не подлизывайтесь, граф.

− Что ж, я только попытался это сделать.

Держась за руки, наша парочка скоро покинула этот мрачный лес, и Солия тайно желала больше никогда не возвращаться в него. Но эта игра принесла ей удовольствие, и в этом она открыто себе признавалась.

Глава 6

Прекрасный был вечер. Белоперые облака неспешно плыли по темнеющему небу, готовясь к своему скорому исчезновению. Прохладный ветерок едва колыхал макушки яблоневых деревьев, дико растущих на территории широкого поля. Где-то далеко в небесах кричала неизвестная птица, а крик ее замирал в этом немом пространстве.

Поместье Миллиал сонно стояло в тени деревьев, а его обитатели готовились к долгожданномувечернему чаю. Это было традицией этого величественного дома, и никто не мог отказаться от таких гостеприимных, теплых обычаев Дориана, владельца старинного семейного очага.

Солия дремала на груди Шейдена, уткнувшись носом в его мягкую рубашку. Граф, расположившись на мягкой траве, наблюдал за тускнеющим небом, крепко прижимая к своей груди тонкое, слабое тело девушки. Он был готов отдать все на свете ради этого момента, и он наступил так неожиданно. Солия признала свое поражение, согласилась на поддержку и защиту этого человека. Это все, что было ему нужно в своей крошечной жизни.

− Солия, есть ли у Вас тайны от меня? – граф спросил ее, когда почувствовал легкое колебание; девушка открыла отдохнувшие глаза. – Я храню их уже очень давно. Не поделитесь ли еще какой-то?

Не совсем понимая, что Шейден требует от нее, Солия некоторое время молчала, а потом, отстранившись от него, села на нежную траву и тепло заглянула в его красивые глаза.

− Давно мы с Вами об этом не говорили. С чего Вы вдруг снова решили поднять эту тему?

− Я чувствую, у Вас на душе что-то поселилось тревожное. Расскажите мне, Солия, я выслушаю все, что угодно. Осуждать не стану, Вы знаете.

Девушка не хотела говорить о том, что ее тревожило, но взгляд графа как-то таинственно на нее влиял, и она не могла контролировать себя даже в этот раз.

− Я боюсь, Шейден, своих чувств по отношению к Делии. Ее победы, ее характер, ее сила, несмотря на ее ребяческий нрав, заводят меня в тупик. У меня нет никакого таланта, которым гордились бы мои родители, Вы. Я думала, именно от меня зависит ее душа, но, когда она спасла меня из этого пруда, я резко усомнилась в себе. Оказывается, я не такая сильная, не такая смелая. Обычная девушка с обычными страхами и сомнениями, без дарования. Пустышка, если хотите.

− Нет, не хочу. Солия, Ваша сестра талантлива, да. Но это не значит, что в Вас нет ни капли таланта. Я не думал, что когда-то мне придется с Вами об этом говорить вот так.

− Да? Вы снова лишь пытаетесь меня поддержать.

− Вы не доверяете мне? Солия, я с нашей первой встречи увидел в Вас и Вашей сестре удивительные таланты. Делия бесподобна в музыке, Вы же – в искреннем отношении к людям. Вы добры к любому живому существу. Не всякий может этим похвастать. Но Вы особенная, Солия. Только человек с большой душой может обладать этим даром. Когда я нахожусь с Вами, я успокаиваюсь. Мне кажется, Вы излечиваете мои раны, наполняете мою скверную душу светом. Поверьте, я говорю искренне.

− Скверную? Раз Вы говорите так о своей душе, позвольте же узнать Вашу тайну, Шейден. Мою Вы уже послушали, хоть мне было от этого неловко.

− Моя тайна, − граф задумался, словно вспоминал что-то непростительное, злобное, несвойственное нежной душе девушки, − ужасна. Я боюсь, Вы не будете спать по ночам, если я Вам о ней расскажу, мой светлый друг. А вредить Вам я не могу и не хочу.

В глазах Солии уже засиял знакомый мужчине огонек.

− Если не расскажете, Вы только больше навредите себе, граф. Вы не раз помогали мне встать на ноги, теперь же позвольте мне исполнить эту роль для Вас. Сейчас.

Шейден колебался. Его душу точно терзали огненными факелами, вилами, и он не мог собраться с мыслями. Однако внезапный крик птицы, парящей над ними, пробудил его от этого странного сна.

− Ох, Солия, на что Вы меня толкаете? – голос его звучал подавлено; он явно не хотел говорить об этом.

– Говорить о Вашей тайне так тяжело. Что же это за история такая?

– Очень непростая, моя милая. Я едва могу найти слова, чтобы рассказать Вам о ней. И когда я думаю об этом снова, моя душа разрывается на части.

Солия вздрогнула так внезапно, что сам граф удивился ее поведению. Он был в легком замешательстве.

– Шейден, если Вам так тяжело от мыслей о Вашей тайне, я не настаиваю на том, чтобы Вы говорили о ней. Но пообещайте мне, когда-нибудь Вы расскажете мне о ней.

Граф был приятно удивлен поведению девушки. Он и не думал, что Солия может быть настолько добросердечной. И именно сегодня он понял, что этот человек никогда не сможет ему надоесть или навредить. А он может только беречь ее и искренне верить в ее ангельскую душу.

Когда он только начал общаться с ней, два года назад, то сразу понял: эта девушка послана на эту грешную землю небесам и точно должна была спасти если не все человечество, то хотя бы одного несчастного человека. Граф верил, надеялся, что этим человеком было суждено стать ему. Другого ее предназначения он бы не перенес.

И вот она рядом с ним, изливает свою душу, не скрывает ничего, что ему интересно. Она доверяет ему, верит, как самому родному человеку. Об этом Шейден и мечтал с самого первого взгляда с ней. Осталось только не омрачить эту ясную душу своей чернотой, о которой он так боялся рассказать своему ангелу.

– Солия, если не сегодня, то когда-нибудь в скором будущем я раскроюсь Вам, обещаю. Запомните об этом, чтобы я не обманул Вас. Знайте: я отменный обманщик!

Девушка слегка улыбнулась, взяла его руки в свои. Графу было приятно осознавать, что она его понимала и поддерживала, несмотря на его недосказанности.

Многие бы уже возненавидели его, прокляли за эти тайны, характер, но Солия была особенной, а особенность ее заключалась в том, что она была самой обычной девушкой.

– Шейден, я запомню Ваши слова. Уж не сомневайтесь! Память у меня отменная.

– О да, это я понял еще очень давно. Но, Солия, скажите, когда-нибудь Вы сможете меня полюбить не как друга?

Девушка была поймана в ловушку опытного охотника. Она не любила разговоры подобного типа, и сейчас ее душа кричала одновременно и от злости, и от печали.

Приблизившись ближе к воде, она зачерпнула немного ее в свои бледные ладони, долго рассматривая свое отражение в ней.

– Не как друга? – задумчиво и немного возмущенно переспросила она. – Можно ли полюбить брата не как друга? Шейден, та любовь, о которой Вы говорите, порочна. Она приносит одни только беды и разочарования. Зачем любить страстью? Чтобы потерять свою душу, свободу? Граф, не опускайтесь в адский котел, сгорите, а заодно и меня с собой утащите. Я этого не хочу. Не хочу вредить ни Вам, ни себе, ни своим родным. Поэтому я всегда буду любить Вас чистой любовью, которая присуща только родным душам. Простите, если ожидали от меня большего. Но это все, что я могу Вам обещать.

Приблизившись к ней, опустив босые ноги в холодную воду чистого пруда, граф тяжело вздохнул, а затем протянул свои тонкие пальцы к близкому цветку лотоса. Это был очень красивый цветок, нежный и робкий, как его тонкая душа, о которой он никак не хотел рассказывать.

Легким движением руки сорвав его, Шейден приблизил его к своим губам, чтобы ощутить нежность этих розоватых лепестков, а затем протянул его Солии.

– Возьмите этот нежный цветок, сохраните его, прошу Вас. Я дарю его Вам в знак моей чистой любви к Вам, Солия. Обещаю любить Вас братской, искренней любовью.

Аккуратно взяв цветок из его рук своими мокрыми от воды пальцами, девушка подняла глаза на графа и некоторое время спустя легко поцеловала его в слегка розоватые, тонкие губы.

– Я сохраню его. Я много чего храню о Вас уже очень давно. Шейден, я верю, Ваша душа чиста, как этот новорожденный цветок. Пойдемте в поместье, скоро будут подавать чай. Да и кто же опускает ноги в холодную воду пруда по своей воле? Вы безумец, граф.

– Возможно, но только немного. – Граф помог девушке подняться по холму и, взяв ее за руку, вместе с ней направился в сторону горящих от света окон. – Какой замечательный вечер!

В поместье уже все собрались за большим, роскошным столом из белого дерева. Дориан величаво о чем-то рассказывал своим домочадцам, но когда он заметил приближающихся Солию и Шейдена, все его внимание мгновенно перенеслось на молодого графа. Его лицо порозовело, а в глазах засиял известный всем огонек. Он загорался в них тогда, когда хозяин дома бурно чем-то или кем-то интересовался. Нечасто можно было увидеть его таким. Большую часть времени, находясь вне своей семьи, Дориан был строг и несговорчив.

– Граф, а вот и вы! Хорошо провели время? Мы тут обсуждали Ваше занятие садоводством. Моя супруга до сих пор находится под особым впечатлением.

– Обязательно привезу в следующий раз парочку букетов для нежных дам. – Граф одарил и Эвагвелию, и Делию теплым взглядом, который не мог обмануть ни одну живую душу. – Мы с Солией прекрасно провели этот день. И вечности не хватит, чтобы рассказать вам об этом.

– Замечательно! Я очень рад слышать от Вас подобное. Ну же, садитесь, чай стынет.

Весь оставшийся вечер семья как обычно пила травяной чай, не прекращала задорно смеяться и беседовать о самых разных жизненных вещах. С появлением графа в этом доме тем для разговоров стало больше, и это подметил каждый обитатель поместья.

Душа очага нуждалась в чем-то новом, свежем, и Шейден вовремя появился здесь. Огонь разгорался сильнее, и его уже было не унять.

Когда все начали расходиться по комнатам, Шейден простился с каждым, пожелал сладких снов и исчез за дверями поместья. Наступила тишина, о которой сестры болезненно переживали.

Солия обдумывала сегодняшний разговор с графом у пруда, а Делия добивала некогда зародившиеся в ней чувства к этому прекрасному человеку.

Сестры молча поднялись на второй этаж и остановились у двери в комнату Делии.

– Солия, вижу, ты приняла любовь графа. Я и не сомневалась в тебе. Такого человека нельзя потерять. Поверь своей глупенькой сестре.

– Да, приняла, но не так, как все думают. Я люблю его немного странной любовью. У нас нечто особенное, светлое, чистое. Уверена, именно такой любовью ангелы любят нас, своих грешных детей.

– О, Солия! Я удивляюсь тебе все больше. Только ты можешь любить человека так, как не может никто другой. Я бы не смогла, но хотела бы научиться.

– Сестрица, ты обязательно научишься, вот увидишь! Я горжусь тобой и буду скучать по тебе, когда ты уедешь в Академию.

– Да, но я же буду приезжать на выходных. Это не такой большой срок моего отсутствия.

– И все же. Спокойной ночи, Делия.

– Спокойной, сестра.

По телу Делии распространялось приятное чувство. Оно было теплым, нежным, уютным. Сестра впервые сказала, что гордится ею. Как же давно она мечтала услышать от нее эти слова.

Пройдя в свою тихую комнату, Делия выглянула в окно, как будто пытаясь разглядеть кого-то в кромешной темноте, от которой веяло холодом. Она боялась: а вдруг несчастье Вальяма Прокаженного настигнет Солию уже этой ночью. Она всегда остерегалась коварную неизвестность. Нет, она не пеклась о своей жизни, она переживала за счастье и покой своей семьи и друзей.

Мильвен тенью рассекал спокойную темноту, закутавшись в теплое, слегка поношенное пальто. Он дал обещание доставить письмо своей госпожи. Неважно, как эта история отразится на нем.

Глава 7

Девушки были в гостиной, но их души находились в разных уголках этого небольшого мира. Делия пыталась мысленно находиться рядом с садовником, который отважно решился исполнить ее приказ ради их чистой дружбы. Это было свойственно для девушки, ведь она никогда не предавала чувства Мильвена, не старалась выдать себя за кого-то другого. Она просто ценила этого человека, верила ему и готова была броситься в огонь, чтобы спасти его от страшной беды, в том числе и от смерти. Такова была ее тонкая душа, таково было ее тайное предназначение в этой скромной жизни.

Солия переживала о вчерашнем разговоре с графом. Она не понимала, почему он каждый раз, когда она ощущала себя в безопасности, заводил разговор о возможной любви, которая, как всегда считала девушка, не имеет места в чистой жизни и ее судьбе. Она выросла на сказочных сюжетах, искренне любила чистоту и непорочность сердца. Да, она была не ангелом, как многие ее частенько привыкли называть, но и дьяволом нельзя было назвать это нежное существо.

Неужели граф все же надеется погубить ее? Солия никогда не приняла бы от человека порочной любви. Она не стоит совести и души живого существа, ведь любить можно было только душами. Девушка никак не понимала стремление своего лучшего друга уничтожить их светлую любовь, перешагнуть через нее и создать новую, от которой никогда не будет прока.

Когда глаза сестер случайно встретились, они удивились тому, что увидели. Лишь сейчас девушки понимали, что каждая из них о чем-то сильно переживает, но переживание это настолько глубоко, что поделиться им было бы нельзя даже с молчаливыми стенами поместья Миллиал. Делия попыталась улыбнуться сестре, чтобы немного вернуть ее в прежнее радостное состояние, в котором она пребывала за завтраком, но улыбка эта была фальшивой и вряд ли могла бы вызвать у Солии какие-то чувства, кроме печали и сожаления.

− О чем думаешь, сестра? На тебе лица нет, − решилась спросить Делия, хоть и не надеялась на ответ.

Однако старшая дочь Миллиал ожидала от сестры подобного вопроса и как-то машинально смогла к нему подготовиться. В ней было гораздо больше моральных сил, чем она думала.

− Я не понимаю графа Шейдена. Он все никак не может меня принять. Да, он разделяет мое мнение, уважает его, но этого как будто мне мало. Очень сложно решить, искренен ли он со мной, − голос Солии звучал неуверенно; она явно не ожидала, что признается сестре в своих острых переживаниях.

Где-то на поверхности своего рассудка Делия ожидала услышать именно это от своей старшей сестры. Она понимала, что Солия не примет до конца все так, как сложилось совсем недавно. Но могла ли она помочь ей разобраться в этой головоломке, когда она сама изнывала от срытой, невыносимой боли внутри себя.

− Он хочет привязать тебя к себе. Это нормально, Солия. Быть друзьями – дело одно, быть супругами – другое. Это сложно понять тебе пока, хоть ты и старше меня на парочку лет. Но как бы я хотела помочь тебе все понять так, как оно должно быть.

− Нет, Делия, так не должно быть. По крайней мере, я не хочу, чтобы все было обычно. Ты знаешь, я не требую от него многого, никогда не стану требовать. Но его уважение ко мне и наши светлые воспоминания о прошлых отношениях не могут быть мною забыты. Это очень важно для меня. И не знаю, сможет ли он тоже взять эти чувства на себя.

− Солия, он все сделает ради тебя. Я знаю. Такие люди не лгут. Они просто не умеют этого делать. И даже тогда, когда ты сомневаешься в нем, в его намерениях, он остается с тобой до конца, принимает тебя такую, какая ты есть. Граф Шейден как-то говорил мне, что для честной любви нужны честные люди. Это о вас с ним, сестра.

Но Солия не могла успокоиться до конца. Мысли изъедали ее бедное сердце, и она не знала, как следовало повести себя сейчас, потом, находясь рядом с графом. Но слова сестры немного все же утешили ее, и обещание с нежным цветком лотоса всплыло в ее воспоминаниях теплым облаком. Может, граф действительно примет все так, как хочет она? Но не воспримет ли он ее как эгоистку? Хотелось, чтобы это было так.

Солия немного успокоилась, привела мысли свои в порядок и наконец-то смогла спокойно поговорить с сестрой, которая словно забирала все ее проблемы на себя.

− Ты права, Делия, да. Спасибо, что всегда помогаешь мне вернуться в реальность. Без тебя я бы уже сошла с ума. – Девушка тепло обняла сестру и вдруг расплылась в безмятежной улыбке. – Рассказывай, что беспокоит тебя? Я же вижу, что-то неладное поселилось в твоей головке.

Но Делия не могла рассказать ей все так, как оно было на самом деле. Она давно испытывала ужасные чувства, скрывала свою любовь к учителю, молчала, убивала свою душу в одиночестве. Она не хотела быть слабой для своей сестры, хоть и давно все считали ее малышкой. Это было не так, как мы уже с вами могли понять. Делия была отважнее и сильнее любого сказочного героя. Но вот спасала она не мир, а душу своей любимой старшей сестры.

− Мне нездоровится последнее время, Солия. Наверное, я сильно волнуюсь после поступления в Академию музыки. Через два дня я покину этот дом, а вернусь только через неделю. Мне не по себе от этих мыслей. Матушка точно будет скучать. – Хоть Делия и не любила лгать и никогда ранее не прибегала к такому способу остаться невинной, но в этой ситуации не было другого выхода.

− Тебе не о чем волноваться, сестрица. Правда, мы все по тебе будем скучать. Но ты же не навсегда покидаешь нас. А расстояния между нашим домом и Академией ничего не могут изменить в нашем отношении к тебе. Ты же знаешь, Делия. Граф недавно говорил, что он поражен твоим талантом. Да и мы все тоже. Поэтому успокойся и просто начни блистать на сцене. С нетерпением жду того момента, когда смогу увидеть тебя в красивом платье, с лакированной скрипкой в руках. А зал будет аплодировать тебе и дарить красивые цветы. В тебя будут влюбляться сотнями, а наша любовь к тебе всегда будет поддерживать тебя в любых ситуациях.

Лицо Делии порозовело. Все переживания, которые недавно свалились на нее неподъемным валуном, отступили. Она забыла и о графе, и о волнениях о счастье сестры, которое могло бы легко подвергнуться несчастью из-за уличного мальчишки. Солия была рядом с ней, и Делия понимала, что только сестра могла подарить ей драгоценную ее сердцу гармонию.

− Я буду писать вам письма, присылать фотографии! Да! Вот увидите, какой я выросла в этом доме красавицей! – Делия расхохоталась от радости; давно она так не смеялась.

Сестры были счастливы поддержать друг друга, ведь их поддержка стоила дорогого.

Впервые Солия не понимала, как она могла вообще завидовать сестре, ее таланту? Она – ее любимая младшая сестричка, которую нужно оберегать и любить. Но не завидовать!

Граф был вчера прав, сказав, что Солия обладала редчайшим даром – добротой. Она поняла слова Шейдена только сейчас.


Солия ждала письма от графа, но ни единой весточки от него не пришло до самого позднего вечера. Значит, он был действительно очень занят, раз совсем позабыл о девушке, письма которой писал с невероятной любовью и скоростью. Девушка понимала это и не могла требовать от него большего. Он и без того отдает ей все, не щадя ни сил, ни своей свободы.

Шейден радовал Солию этим, был ее кумиром, ее растущим богом, который временами немного разочаровывал ее. Но это было не то разочарование, которое нельзя было уничтожить. Оно было незначительным, легким и едва видимым.

Девушке не сиделось дома, и она как можно скорее вырвалась из его стен, которые начинали дурно на нее влиять. Пробравшись мимо отца, задремавшего в гостиной, Солия тихо открыла двери и оказалась на улице. С наступлением темноты резко похолодало. Хорошо, что девушка прихватила с собой теплый плащ.

Набросив его на свои тоненькие плечи, она побрела по темноте, направляясь в сторону маленького Горден-Хейла. Ее манил этот городок, звал по имени, гипнотизировал. Казалось, это было тем местом, которое изначально предназначалось ей, но по воли жестокого рока ее душа была рождена в благополучном, большом городе счастливых людей – Вильен-Трегги.

Ее родной город не устраивал девушку. Весь он был таким лучезарным, ясным и красивым, что ей часто приходилось чувствовать его лживую сторону. Город этот был хорошим местечком для новой, искренней жизни, но Солия хотела чего-то другого. А вот маленькие улочки неблагополучного Горден-Хейла пришлись ей по вкусу, что было совсем не понятно ее родителям и сестре. Они гордились своим роскошным городом с его сложной, насыщенной жизнью, и стремление Солии выбраться в тот кошмарный, тесный уголок планеты их всегда удивлял. Казалось, она пыталась сбежать, как сбегают из дома непослушные девочки, желающие хоть как-то насолить своим коварным, как им кажется, родителям. Но Солия не хотела сбегать с такой целью. Она преследовала нечто иное, и об этом она пока никому не хотела говорить, тем более – своей младшей сестре, которая явно не одобрила бы такой поступок.

Темный плащ полностью сокрыл девушку во мраке, сделав ее частью этого ночного, холодного и временами жестокого мира. Но Солия не боялась темноты. Она была выше этого, и высота эта даровала ей крылья.

Легко проскользив по узенькой тропинке, которая немного уходила в яблоневый матушкин сад, девушка свернула в сторону небольшой лазейки – дыры в чугунном заборе. Теперь она осталась здесь одна, и никто из родных не мог уже ей помочь. Если бы они узнали о ее тайном похождении, то их печали не было бы границ. Конечно, Солия вернулась бы целой и здоровой, но сам факт ее отсутствия оставил бы след на душах ее близких.

И вот она уже грациозно хватается за извозчика, дает ему немного денег и отправляется в недолгий путь.

В позднее время можно было еще найти извозчиков, ведь в деньгах было их счастье. А если уж дело касалось его семьи, в которой кто-то был болен, то человек мог целые сутки развозить господ по самым злачным местам мира.

Извозчик не поинтересовался, зачем это такая красивая девушка, притом еще и богатая, вдруг решила посетить поздний городок-беду, в котором в это время из каждого уголка начинали вылазить различные черти в человеческом обличие. Это было ему неинтересно, и Солия давно привыкла к безразличию тех, кто просто хотел выжить, ценя каждую заработанную монетку.

Спустя полчаса девушка была на месте. Горден-Хейл не спал, в отличие от ее родного Вильен-Трегги, который, казалось, строго по расписанию укладывался в свою мягкую колыбель. Везде горели огоньки, раздавались голоса, а временами можно было услышать прескверную душе нежной Солии ругань. Вся красота и мягкость этого тесного городка куда-то испарилась, а вместо нее установился гомон и скрытая опасность.

Солия впервые решилась выбраться сюда ночью. У нее было очень важное дело, которое она не могла оставить просто так, пылиться на маленьких полочках огромного шкафа.

Все ее существо сжалось, когда ей на пути повстречалась темная грубая фигура с обезображенным от спиртного и табака голосом. Нет, эта тень ничего не хотела от девушки, она даже не заговорила с ней, не бросила мимолетный взгляд, просто проплыла мимо. Но сердце Солии все равно взволновалось, и его удары разлетались по маленьким улочкам.

В такой поздний час на стенах скромных домов выползали страшные твари, наблюдающие за живыми. У них не было имен, не было кличек, но они были реальны, и Солия впервые их увидела. Сказки о полночных страхах не были вымыслом. Горден-Хейл буквально воплощал их, насобирая за день.

Все тело девушки дрожало, изнывало не только от холода, но и от страха. Такой страх она еще никогда не испытывала. Но все бывает в первый раз, правильно?

Завернув в тихий переулок, Солия остановилась, услышав позади чей-то приглушенный, остановленный кем-то крик. Ей было страшно обернуться, посмотреть, что же случилось там, за ее спиной. Но разум твердил это сделать, как бы сейчас ни было страшно.

Пересилив себя, Солия все же повернула голову назад, и лицо ее онемело от ужаса. В нескольких шагах от нее какая-то высокая тень вцепилась в губы смуглой девушки. Это выглядело так, словно нечто выпивало из живого тела ее душу, разум, ее судьбу. Солия достаточно отчетливо различала силуэт жертвы. Это была высокая, смуглая женщина с курчавыми темными волосами, прикованными сейчас к пыльной стене маленького дома. Но вот она не могла понять, кем была эта жуткая тень, точно и человеком она быть не могла. Но так ли стоит легко доверять глазам? Это мог быть человек, но очень хорошо спрятавшийся в темноте, что легко смог стать ее частью. Нет, все было не так просто. Все не могло быть так очевидно.

Это действительно был не человек, не живое существо, а какой-то голодный лик, поглощающий души живых существ.

Нужно было бежать, пока тень не заметила ее. Но Солия точно окаменела. Ей было одновременно и любопытно, и страшно. И она не могла разделить эти два чувства, которые в единстве разрушали все на своем пути. И девушка так бы и осталась стоять на месте, если бы чья-то холодная рука не потянула ее в переулок, а после вывела на свет горящих, закоптившихся фонарей.

– Вы та сама госпожа? Зачем Вы здесь так поздно? – Это был тот самый мальчик, который недавно налетел на Солию; он говорил шепотом.

– Ч-что это б-было? – приводя в норму дыхание, спросила девушка; она не понимала, реально ли все это случилось с ней или, может быть, просто причудилось.

– Госпожа, идемте в мой дом. Здесь нельзя об этом говорить. Опасно.

Солия лишь кивнула головой в знак согласия и последовала за мальчиком, едва разбирая дорогу.

Паренек отлично видел даже в прочной темноте и уводил девушку дальше от мрачных улочек, пока они не оказались у заброшенного дома. Он не освещался старыми фонарями, а заросшая травой территория говорила о его выходе за рамки Горден-Хейла. Лишь одна узенькая, хитро спрятанная в обильных зарослях дорожка встречала своего юного хозяина и его внезапную гостью.

Отложив в сторону пару гнилых досок, мальчик рывком огляделся по сторонам, как волчонок, почувствовавший что-то неладное, а после открыл маленькую деревянную дверь, ведущую в подвал.

Маленький джентльмен зажег маленькую свечечку, по слезам которой было видно, что она уже была им использована, а после подал свою грязную, поцарапанную руку девушке. Солия без колебаний вошла внутрь.

Обитель мальчика был небольшим, но теплым местом. В этой землянке он разводил костер, ставил на него старенькую ржавую посудину с водой, чтобы скипятить чай. Воду он набирал с крохотного родничка, который находился прямо за брошенным домом, а терпкие травы для чая собирал у местного озера. В углу лежала большая доска, а на ней аккуратно было разложено различное тряпье.

Это было не убежище бедняка, а святой обитель спасенного ангелом человека.

Подав девушке старенький, кем-то выброшенный стул без спинки, некогда обитый алым бархатом, мальчик уселся на землю у огня и стал греть свои грязные ручки.

− Как Вас зовут? – поинтересовался он, бросив в чайничек какие-то травы, от которых шел приятный терпкий аромат; правда, с запахом тех трав, что собирала матушка сестер, этому аромату было трудно тягаться.

Услышав его уверенный, абсолютно спокойный голос, девушка вышла из своих глубоких раздумий. Сердце по-прежнему бешено стучало.

− Солия Миллиал, − сказала она, пытаясь унять дрожь в голосе, но это у нее плохо сработало.

− Вы дочь барона Дориана из города Вильен-Трегги?

− Да. Но откуда ты знаешь моего отца?

− Я много слышал о нем в своей прошлой жизни. Мне рассказывали о его жестоком характере. Он и правда такой? Я знаю: часто люди сами не понимают, что говорят. Им важно только сказать, а подумать некогда.

Солия напряглась от услышанного. Ее отец никогда не был жесток. Но, может быть, она слишком плохо его знала, ведь за пределами своего родного дома человек преображается, надевает маску для неугодных его лику людей.

− Мой отец вовсе не такой. Он очень добрый и любящий человек. Не понимаю, кто мог тебе такое сказать о нем.

− Возможно, Вы знаете только того своего отца, который бывает дома, с вами. Но вне семейного очага он может быть другим. Таким, как мне всегда о нем рассказывали.

− Да кто тебе такое о нем рассказывал? – Солия едва сдержала крик; она не терпела, когда на ее любимую семью наводили треклятую ложь.

Мальчик опустил глаза и долго молчал, как будто не осмеливался назвать имя человека, от которого когда-то услышал историю о Дориане. Девушке не надо было прилагать усилия, чтобы понять это.

Быстро успокоившись, она постаралась говорить легко и непринужденно, как говорила с ней всегда ее матушка.

− Ты ведь Вальям, маленький граф?

От последнего слова все существо парнишки сжалось. Его глаза стали еще печальнее и тусклее. Но его тайная скорбь не продлилась долго, а Солия из-за неосторожного слова больно прикусила нижнюю губу.

− Прости. Не знала, что эта тема запретна для тебя. Что я могу сделать ради тебя? Кстати, − тут девушка прояснилась; она вспомнила, ради чего убежала из дома этим поздним вечером, − я принесла поесть и теплые вещи. У нас в поместье есть паренек примерно твоего возраста. Его одежда должна тебе подойти.

Солия откинула плащ, и в ее руках оказалась большая черная сумка. Положив ее себе на колени, она хотела было достать ее содержимое, но в какой-то момент она осеклась. Вероятно, этот жест мальчик расценил бы как отношение к попрошайке. Стоит заметить, таким он никогда не был, несмотря на свое положение. Поэтому Солия просто протянула ему эту сумку, легко улыбнувшись. Этой улыбки и доброго взгляда хватило, чтобы несчастный граф принял ее подарок, хоть легкий румянец залил все его лицо.

− Не стоило Вам ехать сюда только ради меня. Поверьте, госпожа, я не какой-то там попрошайка. Я никогда не прошу помощи у людей. Это… это не совсем правильно. Если уж я и оказался в таком положении, то только своими усилиями я могу все исправить.

− Я бы не смогла уснуть, зная, что где-то в мрачных переулках Горден-Хейла голодает дитя. Подобные мысли просто невероятно жестоки. И я не могла…

− Бросить меня? – перебил ее Вальям, настороженно посмотрев на нее. – Не надо об этом думать, Солия. Я не хочу, чтобы обо мне кто-то заботился или даже думал. Просто оставьте меня после нашего сегодняшнего разговора.

Девушка застыла на месте, в горле ее застрял какой-то комок.

Как можно было объяснить причину этих странных слов мальчика? Как можно было понять его? Вальям никогда об этом никому не говорил и вряд ли уже расскажет. Его жизнь не та, которой живут счастливой люди. Он не такой, он особенный, и эта особенность в какой-то мере стала его проклятием.

− Солия, та тень, которую Вы видели, − голос мальчика звучал таинственно, а его глаза, казалось, смотрели прямиком в душу Солии, − не принадлежит человеку. Она даже не жива. Они приходят в наш мир поздно вечером и выпивают души светлых людей. Поэтому Горден-Хейл стал таким пустым, злачным городком. Некогда он был славным местом, наполненным добрыми людьми. Но тени быстро его опустошили и опустошают до сих пор. Я не знаю, откуда они явились. Слышал только легенду от одного старика, который скончался в этом городке совсем недавно. Он говорил: в темном, пустом городе, где люди уже не могут жить, стоит мрачное поместье призраков. Старик не знал, что это был за город из легенд, да и я сам не могу ничего об этом сказать из-за своей прикованности к этому гнилому городку. И как-то я сказал Вам, что тени заберут Вас, Солия. Я не лгал. Будьте осторожны с тенями.

– Ты часто видел, как они… выпивают души людей?

– Часто, – нехотя ответил он. – Как-то одна из этих тварей хотела поглотить и меня. – Сердце Солии трепетало от спокойного голоса мальчика. – Но что-то ей во мне не понравилось, и она отпустила меня. Я был единственным, кто не мог прийтись ко вкусу этим демонам. Они не трогают меня, проходят мимо. От этого я ощущаю себя одним из них. И это очень тяжело перенести. Поэтому я и проклят.

– Вальям, это… У меня нет слов, чтобы выразить свою печаль. И даже тогда, когда в этом городе останутся одни тени, ты будешь среди них. – Солия хотела проклянуть себя за эти слова; они вырвались, как запертые в подвале дикие псы, и глубоко вгрызлись в тело мальчика.

Лицо Вальяма посинело. Он не говорил ни слова, молча смотря, как в импровизированном чайнике закипала вода. Солия тоже молчала, уйдя глубоко в свои размышления. В своих мыслях она была одна, а за ее спиной к ней тянулись чьи-то призрачные руки.

– Солия! – воскликнул Вальям, бросившись в темноту. – Бегите!

Отпрыгнув в сторону, девушка недоуменно смотрела во тьму, куда так яростно устремился парень.

– Ай, какой буйный! Отпусти мою руку. Сейчас же! – в подвале раздался знакомый девушке голос. Лучше присмотревшись к силуэту, она узнала в нем дворецкого своей семьи.

Вальям, поняв, что перед ним стоял живой человек, отпустил его и отошел в сторону.

– Солия, что этот сирота делает здесь с Вами? Он угрожал Вам? Солия?

Человек среднего роста приблизился к девушке и осмотрел ее с ног до головы. Когда он понял, что все было в порядке с юной госпожой, то недовольно бросил на нее требовательной взгляд.

– Солия, зачем Вы приехали сюда сейчас? Вы же знаете, как опасно это место в сумраке.

– Простите, Хорман, мне мое поведение. Мои родные знают? – вдруг спохватилась она, на что дворецкий недовольно покачал головой.

– Я ничего не говорил им, зная, что эта новость разбила бы им сердце. Обещаю сокрыть это в тайне ради здоровья Вашей семьи.

– Но как же Вы нашли меня? Следили за мной?

– А как же иначе?! Я уже собирался идти спать, но вдруг увидел, как Вы выбираетесь на улицу. Я не поймал Вас за руку сразу, думая, что Вы что-то затеяли вместе с графом Даллейманом. Хорошо, что я шел за Вами по пятам.

– Хорман, но я же не дитя.

– Тц! Я сомневаюсь, Солия. Идемте же. Экипаж ждет. Но он не может ждать вечность. – И тут он обернулся в сторону мальчика, желая его отругать.

– Нет, прошу Вас. Он не виноват. Этот мальчик спас меня, – Солия осеклась; нельзя говорить об этом людям поместья Миллиал, а то они легко поднимут шум.

– Спас? От кого? Ради всего святого, Солия!

– Ох, нет, Хорман, я не то имела в виду. Вальям не дал мне потеряться в темных улочках, вот и все. Так мы и встретились.

– Хмм… Как бы то ни было, нам пора. Не чудите больше, прошу Вас. По ночам я хочу все же спать, а не искать Вас по всяким трущобам.

– Да, Хорман, простите мне мое любопытство.

Дворецкий и девушка без происшествий добрались до дома, сохранив тайну об этом приключении. Солия молчала о разговоре с Вальямом, а Хорман – о непослушании юной персоны.

Глава 8

Солия не сомневалась: тени были реальны, и они по-настоящему питались душами людей. Она бы, конечно, не поверила, будь это простая история с подворотни, но то, что ей довелось увидеть собственными глазами, подтверждало слова мальчика.

Тени были реальны, и страх перед ними перерастал в бессилие. Люди ничего не могли сделать ради своего спасения, а Солия уже видела, как ее пустое, легкое тело безвольно падает на холодную землю. Так сильно она еще никогда не боялась. Этот страх перерастал все ее чувства, питался ее слабостью. Ничего более кошмарного Солия никогда ранее не испытывала и не знала, как с этим бороться. Рассказать сестре? Родителям? А может, графу Шейдену? Нет, нельзя было так поступать. Они волнуются о ней, и каждое их малейшее беспокойство дробью отдается в голове девушки.

Рассказ сироты о каких-то тенях, монстрах, пожирающих души людей, не принесет ей ничего хорошего. Матушка и отец будут ругать ее за самостоятельную вылазку в вечерний опасный город. Делия посмеется над ней, решит, что сестре нужен хороший отдых и не будет отходить от нее ни на шаг несколько дней. Этого Солия не хотела. Она ценила свою свободу и покой поместья Миллиал.

А что же Шейден? Как он отреагирует на ее слова? Тут девушка задумалась. Она не знала, не могла увидеть однозначную реакцию своего преданного друга. И тут ей стало искренне интересно. Солия поклялась себе: обязательно спросит его об этом, но сокроет историю о том, кто и где рассказал ей об этой жуткой легенде, которая вполне была реальна.


Письмо от графа пришло неожиданно, как и всегда. Девушка начинала привыкать к этой странной доставке, но вопросы к Шейдену у нее все же остались насчет этого.

Красивый белоснежный конверт лежал на подушке ее кровати. Взяв его кончиками пальцев, как какое-то легкое перышко, Солия с нетерпением распечатала его. Внутри как всегда лежал тонкий лист бумаги с безупречными черными буквами. И почему мир еще не влюбился в этот изящный почерк? Или хотя бы признал его примером для всеобщего подражания?


Доброе утро, душа моя,

как Вам спалось этой ночью? Вам снились красивые сны? Или еще красивее, чем обычно? Расскажете мне при встрече. Я с удовольствием послушаю Вас. Мне вот нечем похвастать перед Вами. Уже много лет я не видел снов, ни разу. Это удивляет Вас, я вижу. Но не жалейте меня. Снов достойны лишь самые чистые души, как Вы, друг мой. А за покой Ваших снов, поверьте, я отдам даже последнюю крупицу своей души.

Я не хотел отправлять это письмо Вам вчера вечером. Вы, вероятно, переживали. Но это было частью моей задумки. Всегда я Вам желал добрых снов, а доброго утра − ни разу. Я не мог простить себе такую оплошность. Вот, исправляюсь!

Солия, мой нежный цветок, сегодня я навещу Вас, но ненадолго. Пока я не могу полностью отдаться Вам и Вашей прелестной семье. Дела никак не хотят оставлять меня в покое. Но обещаю, я буду работать над этим, и мое свободное время будет в Ваших руках.

Подумайте, чем мы можем заняться сегодня. Прятки в лесу мне понравились, особенно побеждать Вас. Но я не смеюсь и не от зла говорю Вам это.

Кстати, у меня есть для Вас подарок, вернее, подарки для всей Вашей гостеприимной семьи. Вам уже не терпится узнать, что же это? Как только приеду, дам знать!

А пока ловите от меня эти нежные слова, и до встречи.

Ваш верный друг Шейден


Письмо от графа как всегда было трепетным сюрпризом для Солии. Ей хотелось читать его и читать, пока солнце не устанет восходить на небесное полотно. Граф умел подбирать нужные слова, которые всегда радовали и немного восхищали девушку. В них было нечто особенное, теплое и любимое ей. Хоть она и не признавала его тайную, порочную любовь к себе, ей было приятно слышать, читать и чувствовать, что граф был готов ради нее на все. Но Солия воспринимала это иначе, не как все многие девушки, не как сам граф Шейден. Ее чувства были легки, нежны и светлы. Если уж и любить, то как брата, верила наша добрая Солия. Возможно, этой любви не хватит графу, чтобы стать счастливым, но пока что он был рад и такой взаимности от нее.

Убрав в этот раз письмо в небольшой сундучок, в котором Солия в детстве хранила всякие секретики и безделушки, она взглянула на себя в зеркало и застыла. На ее светлом лице сияла улыбка, и самым интересным было то, что она вовсе не могла управлять собой после прочтения слов Шейдена. Так уж сильно они влияли на нее, и она отдавала себе в этом реальный отчет.

Причесав свои легкие волосы, девушка собрала их в тугую косу, повязала внизу атласную белую ленту и вышла в коридор. Поместье уже наполнилось гамом, топотом и полноценной жизнью, которая была так привычна сестрам с самого раннего детства.

Казалось, бывшая ситуация с тенью, Вальямом и дворецким была в каком-то дурном сне, если Солия внезапно не услышала, как из библиотеки доносится непривычно грозный голос отца. Она не могла не заглянуть в это свирепое пространство. Девушка никогда ранее не слышала, чтобы ее любимый, добрый папенька позволял себе как-то измениться в голосе, в поведении, стать не таким, каким его привыкли видеть родные.

Немного отворив дверь, девушка увидела, как Дориан, этот достаточно грузный, плечистый мужчина, своим огромным кулаком ударил какого-то незнакомого ей мужчину, а после грозно и неестественно выкрикнул что-то в роде его персонального ругательства.

Лицо ее папеньки было искажено злобой, и он уже не был тем человеком, который всегда обнимал своих дочерей. Это был не он, а кто-то вне его существа. Как можно было поверить, что такой добряк, как он, мог навредить кому-то, повысить голос? Нет, это точно был не он. Но глаза Солию не обманывали, да и зрение, слух у нее были отменными. Но не может же быть, чтобы все это оказалось правдой?

Сердечко ее екнуло, закричало и вмиг снова умолкло. Девушка, заметив, как неизвестный ей человек, пошатываясь на ногах, направился к выходу, как ошпаренная кипятком кошка бросилась в угол, к лестнице. Рядом раздались быстрые, тяжелые шаги. Солия осторожно посмотрела на того, кто к ней приближался. Это был мужчина лет тридцати.

Держась за сердце, он тяжело дышал, едва стоял на ногах. Девушка улыбнулась ему, и незнакомец, увидев это, поздоровался с ней, как будто ничего не было в той злополучной библиотеке всего пару секунд назад.

Солия не понимала, в чем же здесь было дело, поэтому решила узнать все именно от этого мужчины.

Тенью проскользнув на первый этаж, на котором, слава богу, никого не было, Солия вышла на улицу. Человек уже собирался уезжать, как она тут же окликнула его. Мужчина испугался, лихорадочно посмотрел назад.

− Постойте, пожалуйста. У меня есть к Вам разговор.

Мужчина опасался чего-то и, как только к нему приблизилась Солия, нервно засуетился.

− С-солия? Что Вы хотели от меня? – голос его был тихим, подавленным; было видно, он чего-то очень сильно боялся.

− Да. Как Вас зовут? Я впервые вижу Вас в нашем доме. У Вас какое-то дело с моим отцом?

Услышав последнее слово, человек тяжело задышал, но сумел все же перевести дух, настроившись на разговор с прекрасной особой.

− Пожалуй, мое имя Вам будет неинтересно. Прошу Вас, оставьте идею узнать его. Оно ничего Вам не принесет. Я и Ваш о-отец… Я его верный друг и союзник в издательском доме. Он не говорил Вам обо мне, и это понятно. Господин Дориан не любит выносить дела работы в дом.

− Друг? Союзник? – У Солии нервно поднялась одна бровь. – Я видела, как он Вас избил. Почему?

− Из-избил? – Мужчина тяжело сглотнул слюну, которой он, судя по его выражению лица, хотел подавиться. − Н-нет, юная Солия. Все не так. Вам показалось. Извините, но мне пора. Дела не ждут, сами понимаете.

− Но мне точно не показалось.

− Прошу Вас, не говорите об этом. Вам не понять все равно. Всего Вам доброго.

Мужчина так быстро исчез из взора девушки, что она и не поняла его намерений. Он просто хотел исчезнуть, как исчезают тени при восходящем солнце. Эта странность была естественная для него, но совершенно дика для Солии. Она вряд ли могла найти ответы на свои вопросы, которым уже не хватало места в ее маленькой головке.

Оставшись одна во дворе поместья, она долго думала о том, что произошло. Неужели юный граф был прав насчет ее отца, и все эти слухи вовсе не являются слухами? Но как так могло случиться все? Почему все это время она видела рядом с собой другого человека, которого считала своим отцом?

Вокруг царил обман, и Солия сомневалась уже даже в истинности своих собственных мыслей. Она не могла предвидеть будущее своих действий, но и это уже было вне нашей с вами истории.


В управлении Дориана был большой издательский дом и ткацкая фабрика, которыми он умел руководить. Точность и строгость по отношению к работе помогала ему не упасть в пропасть безликости, стать типичным руководителем, для которого в первую очередь была важна лишь сумма, которую он сможет заработать. Дориана не волновало пополнение своей бюджета, хоть он и любил трать крупные суммы денег на своих дочерей и супругу. Большое значение для него занимало создание и поддержание авторитета, потерять который он боялся больше собственной смерти. Он бы никогда не простил себе стать никем, и это давно стало его главной, хронической болезнью.

Его соратники по работе давно признались себе: даже после смерти этот великий человек, каким он себя видел и внушал остальным, будет добиваться уважения у самого дьявола. Почему не у бога? Глава семейства Миллиал слишком грешен и тщеславен, чтобы попасть в рай. Однако это была темная сущность отца миловидныхсестричек, о которой им никогда не следовало бы узнавать. Дориан так сильно беспокоился о своей темной душе, что мастерски прятал ее за маской любящего, доброго отца, в искренности которого не было и сомнений. Но Вальям был прав, говоря о нем жуткие для ушей Солии вещи. Этот человек двулик, как коварный бог Янус. Он проживает в двух измерениях, в каждом из которых он принимает разные обличия, выгодные для его жизни, для его работы и крепкого авторитета.

Эта была вторая сторона Дориана, и сегодня его старшая дочь, которая раз уж возьмется за дело, то обязательно найдет правду, узнала о его истинном обличии. Но что делать ей теперь, когда сама стала свидетелем жестокости своего родителя по отношению к его коллеге? Стоит ли рассказать все матери? Сестре? Самому отцу? Может, стоило бы поговорить с ним об этом, найти причину его странного разветвления? Но Солию лихорадило от одних только мыслей об этом, и она пообещала похоронить эти воспоминания, мысли как можно скорее, как можно глубже в подвалах своего сердца.

Но во время завтрака она все время едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, видя, как ее любимый отец от души смеется, снова и снова говорит о каких-то вездесущих делах с графом. Он так умело вел беседу с ним, что и прислуга временами тоже звонко смеялась за тонкими стенами поместья, обсуждала и шепталась по поводу забавных ситуаций и фантастических планах своего добросердечного хозяина.

Солия давилась ароматным, горячим завтраком, слыша добрый, непринужденный тон голоса Дориана. Все было в этой комнате как обычно, но вот душа девушки была истерзана, избита и брошена под ноги громиле, сидящему напротив нее.

Как было принять ей то, что оказалось правдой? Она не верила в то, что ей довелось увидеть, но голос изувеченного рассудка твердил: все так, все именно так, как говорил Вальям там, в своем холодном, темном подвальчике. Но принять было мало. Необходимо было здраво посмотреть на ситуацию, но этот здоровый взгляд требовал невозможного от нее – рассудительности. А сейчас Солия не была такой. Ей хотелось и кричать, и плакать одновременно.

После завтрака девушка поднялась к себе и уткнулась носом в подушку. Слезы душили ее, и она свободно позволяла им это сделать.

Она бы и не заметила присутствие нежданного гостя в своих покоях, если он не коснулся ее плеча. Нежная рука легка проскользила к ее щеке, оторвала заплаканное лицо от подушки.

− Солия, что случилось? Вы плакали. – В глазах графа была жгучая досада; он воспринимал несчастье любой девушки очень тяжело и не мог спокойно смотреть на плачущую возлюбленную. – Вас кто-то обидел? Скажите мне. Я достану его из-под земли!

Но девушка лишь еще сильнее утонула в своих соленых слезах. Как стоило сказать ему об этом? Кто же обидчик? Ее отец? Как же глупо и жестоко это могло бы прозвучать, и Солия это прекрасно понимала. Она впервые ощутила себя маленькой, слабой девочкой, которая неожиданно для себя разочаровалась в своих ожиданиях о лучшем друге, который когда-то очень давно пообещал стать ее кумиром.

− Солия, прошу Вас, не надо плакать, − сжалился над ней Шейден, не находя себе места от ее страданий; он был готов прыгнуть в окно, лишь бы девушка прекратила плакать. – Вы же знаете, слезы… Я не могу смотреть, как кто-то плачет. Пожалуйста, не терзайте ни меня, ни саму себя. Солия!

Но девушка продолжала рыдать, сама не зная, как остановиться. Казалось, она могла проплакать весь день, неделю, а возможно, и целую вечность, если бы граф не подал ей во тьму свою руку спасения.

Он обнял ее, прижал к себе, как маленькую девочку, которую необходимо было успокоить. И его план сработал, удивив его самого. Прижавшись лицом к спине девушке, он дышал, замирая лишь тогда, когда Солия делала легкие вдох и выдох. Граф был утомлен ее страданиями и сейчас возмещал свою усталость близким расположением к своей невесте.

Затейливые кружева ее платья щекотали его лицо, но впервые для Шейдена это было незначительное, практические незнакомое ему ощущение, которое его никогда не беспокоило.

Зарывшись носом в ее распавшуюся черную косу, мужчина старался не дышать, чтобы ненароком не спугнуть такой замечательный, хоть и навеянный тревогой, момент.

Солия впервые была так близка к нему, и близость эта ее успокаивала, не пугала. Она могла бы вечность наслаждаться его таким донельзя близким присутствием, могла бы стать его особенной частичкой жизни, к которой он бы он цеплялся каждый раз, когда безвозвратно, казалось бы, терял земную связь с этим миром.

Стоило ли говорить о мире, о его грехах и уродствах, когда чистая любовь творила чудеса с нашей парочкой? Ни один мир, ни одна история, существующая на земле, не могла бы сравниться с чувствами Шейдена и Солии, для которых любовь значила иное, чем для нас с вами, банальных и немного сумасшедших реалистов.

Они оба были романтиками и упивались этим при малейшей мысли друг о друге. Правда, Солия не всегда считала себя одной из таких иллюзий графа, считала, что не может разделять его романтические взгляды на жизнь. Но все было не так, как она все себе представляла. Возможно, она хотела быть выше этого мира, выше Вильен-Трегги, выше даже своей семьи. Но стоило ей оказаться рядом с графом, как ее фантазии и неловкие мечты, которые ее родители посчитали бы порочными, сразу отступали, и перед нами появлялась та самая Солия, которую граф Шейден любил нежно называть «моя милая». Казалось, он действовал на нее каким-то невероятным способом, гипнотизировал, уводил или же, если пожелаете, крал у всего мира и приводил в новый, чистый и искренний мир любви и дружбы, который он создал специально для нее.

Если бы Солия могла об этом догадываться, узнать о жертвах, которые граф сделал ради нее одной, то она, вероятно, никогда бы не отходила от него больше ни на шаг, желая защитить такое крошечное, слабое существо, как он.

Но Солия об этом не думала. Она не могла об том подумать в силу своей тяги к реализму, который заменял ей сказочные истории. Он убивал ее, лишал свободы, настоящей жизни, которая была приготовлена именно для нее. Девушкам непривычно было не верить во что фантастическое, нереальное, сказочное, но вот наша с вами героиня была другой. Для нее не существовал выдуманный мир, хоть она и любила частенько читать наивные, иногда даже немного глупенькие, девичьи романы. Ей хотелось верить в твердость земли под ногами, в правдивость ясного неба над головой и искренность произносимых ее родными людьми слов.

Мир из сказок был не для нее. Жаль. Мне очень жаль ее, как и вам, наверное, тоже, ведь в том мире сказок и дивных снов всегда жил ее любимый граф Шейден. Но суждено ли было им встретиться? Мужчина верил: две дороги обязательно пересекутся и сольются в одну ровную, красивую линию на горизонте восходящего солнца.


Когда слезы высохли на бледном личике девушки, она с легкой улыбкой заглянула в синие глаза графа, которые тоже улыбались ей, манили, как старые матушкины рассказы в мир сказочный, нереальный. Ей хватило этой молчащей улыбки, чтобы понять, как она дорога Шейдену, как она желанна для него. Но желание это было светлое, наивное, подобное ребенку, выросшему под крылом доброй, заботливой матери.

Вновь начав собирать свои густые волосы в тугую косу, девушка быстро приходила в себя, и все ее тревожные мысли вмиг раскладывались по полочкам. Так она делала всегда – находила всему свое место в этой маленькой головке, полной непредсказуемых событий и впечатлений. Реализм снова укутывал ее в невидимую для графа шаль, которую он бы с радостью сорвал и растоптал в этой же комнате, прямо сейчас.

− Ваши волосы так прекрасны. Никогда не видел Вас с распущенными волосами. Почему же Вы скрывали от меня такую дивную красоту? – Граф взял ладони девушки в свои руки. – Можно я расчешу их, Солия?

Девушка не ожидала услышать от него таких слов, но, ничего не возразив, она протянула ему золотистый гребень, ручка которого была исписана различными узорами.

− Этот гребень такой красивый. Никогда не видел в магазинчиках ничего подобного. Где Вы его взяли, если не секрет?

Девушка все больше удивлялась ребяческому восторгу графа, но подобное поведение мужчины больше завораживало ее, притягивало робкую душу к его горячему сердцу.

− Это подарок моей бабушки. Гребень некогда принадлежал ее матери. Получается, это что-то вроде семейной реликвии. Бабушка говорила мне беречь этот гребешок, как свою душу. Не знаю, почему она так трепетно к нему относилась.

− Как свою душу. – Граф все еще не мог отвести глаз от этого удивительного, вычурного гребешка. – Возможно, он напоминал Вашей бабушке о чем-то важном. Она могла передать Вам на сохранение свои какие-то драгоценные воспоминания. Многие люди не хотят с собой уносить ценные моменты чьей-то жизни.

− Думаете? Жизнь моей бабушки была очень насыщенной. Когда она была жива, то рассказывала мне о всяких своих приключениях по миру. Представляете, граф, однажды она встретила одного человека, которого полюбила, будучи замужем за моим дедушкой. Насколько я помню, она и после рождения моей мамы любила этого человека. Жаль, имени его она уже не помнила. Или же просто не хотела его называть мне. Как думаете, мог тот человек подарить моей бабушке этот гребень?

− Вполне возможно, Солия. Если Вашу бабушку кто-то так сильно любил, кроме Вашему дедушки, то такой превосходный гребень мог служить признанием в любви. Я давно слышал от своей матери, что с предметом, подаренным любимому человеку, передается душа любовника.

− Хотите сказать, бабушка не захотела забирать в могилу душу того человека, запертую в этом гребешке?

Граф задумался, но раздумья эти были легки и непринужденны. Он словно искал слова, которые могли бы создать сказочную ауру вокруг его любимой.

− А почему бы нет?! Солия, Ваша бабушка так сильно доверяла тому мужчине, что, видимо, решила сделать его Вашим ангелом-хранителем.

− Так вот запросто? Шейден, даже не знаю…

− Я был бы счастлив охранять ваш покой, даже если бы мою душу заперли в каком-то гребешке. Большего счастья мне и не надо было бы.

Солия тяжело вздохнула, а затем замолчала. Она не верила в сказки, как мы это с вами уже увидели, но какой-то осадок на ее душе остался после этого неловкого разговора. Хоть граф и был фантастически, радостно настроен на эту тему, но в душе девушка не разделяла его романтический восторг. А что, если душа действительно томится в этой вещице? Человек, должно быть, очень несчастлив, теснясь в таком крохотном новом мире.

Шейден бережно расчесывал волосы девушки, разглаживая и укладывая их на ровную спину Солии. Ему хотелось чаще вот так разговаривать с ней, молчать, перебирая ее красивые волосы, слышать, как бьется ее сердце под легким платьем. Он был счастлив увидеть ее такой, и он навсегда поклялся себе сохранить воспоминания о ней именно такими.


Букет кроваво-красных роз стоял в вазе, у кровати Солии. Как и обещал граф, он привез подарки ее семье. Живые, трепещущие розы «цвета ангельской крови», как выразился сам граф, стали прекрасным комплиментом милым женщинам поместья Миллиал. Эвагвелия едва могла удержаться на ногах от сладкого, дурманящего запаха нежных цветов. Никогда раньше она не видела таких больших, насыщенных бутонов, от которых сложно было оторвать взгляд. Слава, граф Шейден срезал острые шипы со стеблей этих восхитительных созданий, которые могли бы серьезно травмировать нежную кожу рук любимых Дориана.

Главе семейства Миллиал граф преподнес не менее заманчивую вещицу. Это были старинные серебряные часы, на которых красиво и изящно красовалась легкая надпись: «Тому, кто счастлив». Дориан с пылающей благодарностью принял от графа этот подарок, не понимая, как такой чудесный человек может быть еще более тонким, увлекательным и интересным.

Да, граф Шейден любил всякие старинные вещички, коллекционировал их, а затем раздаривал самым близким людям, которые у него когда-то могли быть. Ему было неважно, что этот человек сделает с его подарком. Он просто хотел увидеть улыбку на дорогом для него лице, понять, что он может подарить человеку капельку драгоценного счастья.

− О, граф, это, должно быть, часы Вашего деда? Уж очень сильно они напоминают о прошлом веке, − не сдержался Дориан и спросил Шейдена о происхождении чудесного подарка, с которым он зарекся никогда не расставаться.

− Да, Вы правы. Эти часы принадлежали моему дорогому деду. После – моему отцу, а теперь – Вам. Я очень рад, что Вам они понравились.

− Постойте, граф. Но как же Ваш отец… У Вас нет отца, в-верно? – боязливо спросил Дориан, боясь затронуть возможные глубокие раны Шейдена.

− Мой отец давно покинул меня из-за тяжелой болезни. Поэтому не переживайте насчет этих часов. Они приносили ему удачу в делах. Уверен, они станут и Вам покровительствовать.

− Простите мне мое любопытство. Какая из болезней унесла жизнь Вашего отца?

− Безумие, − легко ответил граф, желая как можно скорее сменить тему разговора. – Дориан, хотел спросить у Вас, как у специалиста. Скажите, печать произведений каких авторов сейчас приносит больший доход?

Услышав в голосе Шейдена искренний интерес к этому вопросу, Дориан тут же собрал для него целую коллекцию подходящих ответов. Этот разговор затянулся надолго. Хорошо, что время пребывания графа в поместье Миллиал уже вышло, и он должен был срочно отбыть.

Глава 9

Делия любила цветы. Делала это она больше всех в своем огромном доме. Сложно было объяснить любовь девушки к таким созданиям, созданным руками человека. Да и почему вообще нежные существа разделяют теплые чувства, восторг с такими же робкими жизнями? Девушки любят цветы, но особенно им нравится, когда их дарят им любимые люди. Но с графом здесь все обстояло иначе, чем могло показаться с самого начала этой истории.

Младшая дочь Миллиал тайно испытывала робкую нежность по отношению к Шейдену, но всячески пыталась избавиться, подавить это ненавистное для нее чувство. Она не могла оставить его при себе, не могла тешить свои надежды когда-то стать любимицей графа, занять место своей любимой старшей сестры. Она любила и сестру, и графа, поэтому не могла разрушить счастье, к которому они вместе стремились, хоть и маленькими, осторожными шажками.

Делия любила смотреть, как улыбается граф, едва завидев Солию, как он звонко, чисто смеется, начав с ней малейший разговор. Здесь было все очевидно для Делии, и она это понимала и принимала уже очень давно. Ей нельзя было быть рядом с этими людьми, хоть она и хотела стать ближе к ним. Она испытывала сильное, жгучее чувство вины, если вдруг оставалась наедине с этой парочкой. Нет, дело было не в том, что она чувствовала себя лишней. Это было бы такой мелочью, что она и внимания бы обращать не стала. Просто в семье Миллиал не было заложено правило лишнего человека. Солия, находясь с графом, была рада видеть свою сестру и охотно привлекала ее провести время с ними. Но Делия отдалялась от нее, от графа, от семьи. Она могла улыбаться, смеяться, громко разговаривать и быть по-прежнему той маленькой глупенькой девочкой, к которой все уже давно привыкли. Но ту Делию, которой она была на самом деле, никто не знал, никто и мог знать о ее раздвоении души.

Так не делают хорошие девочки. Они не обманывают своих родных и любимых. Делия корила себя за это, но ничего поделать уже не могла. Обман стал ее спасением. За ним она могла сокрыть все, в том числе и свою раскрошившуюся душу.

Она любила цветы. Любила наслаждаться их тонким ароматом, от которого у нее никогда не кружилась голова. Любила любоваться их красотой, разговаривать с ними, как с живыми. Их присутствие успокаивало ее, давало новые силы и мечты. Нет, о принце она не грезила, хоть многие ее знакомые твердили об этом постоянно. «Малышка Делия то и дело витает в облаках. Такая глупышка! Все о принце мечтает, да о воздушном замке», − твердили за ее спиной, но без злобы и желания унизить.

Все эти пустые разговоры о ней, о ее мечтах и будущем были безобразны, наивны и глупы. Девушка слушала их, даже если не хотела, и лишь улыбалась, стараясь выглядеть мило, как ее и описывали ее вокруг. Но Делия давно переросла этот милый, нежный образ. Она стала взрослой, самостоятельной, хоть многие так и не считали. Ее доброта была щитом, а глупенький образ – мечом, которым она умело управляла.

Делия выросла, и это не принесло ей ни капли радости, о которой ей так давно рассказывала матушка. Где взять счастье бедной девушке, которая сама заперла себя в клетке отчаяния? Ей стоило только гадать о разрешении неловкой ситуации.


Розы, стоявшие в вазе у ее кровати, были прекрасны. Делия могла бы вечность любоваться ими, их кроваво-красным цветом и этим терпким ароматом, который заполнил собой всю ее комнату. Она любила цветы, но розы – сильнее и нежнее всех остальных. Не потому, что их ей подарил граф. Эта любовь к опасным цветам зародилась в ней давно, и она уже забыла, когда не любила эта цветы. Кажется, эта привязанность к алым бутонам была с ней с рождения.

Легко проведя ладонью по нежным, шелковистым бутонам, размер которых удивлял ее, девушка извлекла аккуратный букет из вазы. Капельки ароматной воды, соскользнув с толстых темно-зеленых, как будто восковых, стеблей, упали на ее маленькие розовенькие туфельки, издав глухой звук.

Волна нового аромата захлестнула воображение девушки, но вот заморочить ей голову уже не смогла. Делия решила покончить с этим, разобрать малейшую связь, которая была между ней и этими цветами, между графом.

Ее маленькая ручка легка на красивый бутон и сильно сжала его, вырвав кровавую головку цветка. Лепестки разлетелись, точно невиданные прежде бабочки, и мертво легли на пол. Рука девушки не дрожала, несмотря на то, что она смогла причинить сильную боль существу, которое было в тысячу раз нежнее нее. Но Делия, хоть и упивалась этим чувством силы, все же видела на своей руке сладкую кровь убитого ею цветка. Желание стать сильнее поглотило ее, как кошмарный ночной монстр, которого она некогда пыталась изгнать из его своего шкафа, и девушка уже не могла остановиться.

Вырывая лепестки, она яростно бросала их себе под ноги и слышала, как истошно кричат живые цветы. Когда же от роз не осталось ничего, кроме поломанных стеблей и вырванных лепестков, девушка пришла в чувства. Она смогла совладать с собой, со своей злобой, которую она таила очень давно в своей чистой душе. Ей нравилось, как ее бледные руки покрылись горячей кровью цветов, как она медленно сползала вниз, окрашивала белизну ее рук этой огненной, адской расцветкой. Правда, видела она эту кровь лишь одна. Ведь разве может у цветов быть живая человеческая кровь?

Чувства Делии впервые были свободны.


Мильвен прибыл к поместью дядюшки Делии вовремя. Ивент как раз был дома, разбираясь с насущными делами горожан. Старший брат Дориана не рассчитывал на свой титул в обществе и по своей воле передал его со всеми обязанностями своему младшему брату. Он не хотел получить все без усилий, в отличие от Дориана, которому было важно строить свое эго на твердом и качественном материале.

Оставив поместье отца, которое Ивент унаследовал от него, он отправился в солнечный город свободных и простых, довольных жизнью людей − Миррайлт, в котором быстро смог достичь то, что давно желал.

Этот тонкий, совсем не похожий на своего брата, человек, был адвокатом, живущим в небольшом особняке, расположенном на окраине большого города. Добрый, честный и порядочный адвокат смог за короткое время заслужить доверие горожан, стать их верной опорой и, конечно же, лучшим другом. К нему обращались с разными просьбами, даже если те не касались дел бумажных, официальных, но имели прямое отношение к судьбе конкретной личности. Такой был этот человек, таким были его моральные ценности.

Как-то Дориан признавался в том, что его чудесные дочери унаследовали от дядюшки этот веселый нрав и доброту. Конечно, характер Делии в какой-то степени был прототипом характера и привычек Ивента, что Дориан считал удивительным, но приятным для него делом. Ему казалось, брат не так далек от него, ведь малышка Делия всякий раз напоминала ему о нем.

Что же касается старшей племянницы, то Солия не так сильно походила на дядюшку, но это нисколько не печалило Дориана, ведь должен же кто-то походить на него самого, да и на его любимую супругу. Однако что-то в характере Солии было и от него. Наверное, его славный характер в какой-то степени стал основой для формирования меланхоличности и ребячества девушки.

Ивент за последние три года не так часто бывал в гостях у своей дорогой семьи в силу занятости и слишком долгой дороги. Он не переносил долгого пребывания в чужой местности, да и стены родного дома были для него уютны. Хоть он и вырос в поместье Миллиал, провел в нем свои лучшие годы, но считал, что история прошлого должна оставаться в прошлом. Но дело здесь вовсе не в его домоседстве. После смерти матушки Ивент с горечью воспринял это событие и уже не мог находиться в доме своего детства. Правда, по праздникам он все же навещал своих родных, но оставаться надолго не решался. Он горячо любил писать письма, в которых не только изливал свою одинокую душу, но и читал жизнь своего брата. Вот только делал это он со слов своих племянниц.

Ивент хоть и был одинок, но тяги к жалобам не испытывал. Та жизнь, которая у него была, стала для него дорога. Он без зазрения совести отдавал себя полностью работе и помощи окружающим его людям. Счастье для него было простым, и Дориан никогда не мог понять его принципов.

Помимо работы и домашних дел, Ивент любил путешествовать по миру. И вот он недавно вернулся из Рима, города его любви и страсти, в котором он пробыл ровно четыре недели. В каждом уголке земного шара он старался оставить частичку своей души, помогая людям, общаясь с ними, заводя полезные и часто бесполезные знакомства. Он мог долго беседовать с малознакомым ему человеком о красотах природы, доброте и неприхотливости счастливых людей и многом другом, что всегда трогало душу такого мягкотелого добряка. Ему было неважно, слушает ли его этот человек. Важно было высказать свое мнение, а иногда и заставить собеседника поверить в сказанные им слова. Но Ивент никогда не пытался принудить кого-то поверить в свои взгляды. Если он понимал, что человек этот не желает принимать его интересы и раздумья, то он начинал рассказывать ему различные фантастические истории, которые могли с ним произойти, если бы он не помог одному из его клиентов. Кратко говоря, это был человек души и дорогого, но противного парфюма.


Мильвен не долго томился у дверей белокаменного особнячка Штокс, вокруг которого были высажены красивые ирисы. Да, Ивент безумно любил эти цветы и не отказывал себе в удовольствии рассадить их по всему участку своего дома.

Садовнику открыл двери пожилой дворецкий в хорошо пошитом коричневом костюмчике. Ему было за семьдесят, но Ивент никак не хотел расставаться с этим человеком. Кто знает, в чем была причина. Но, может быть, просто Ивент привязался к нему.

− Доброго Вам утра, молодой человек. Вы к господину Ивенту? – голос дворецкого звучал живо, ярко и насыщенно; казалось, молодой, энергичный человек прятался за маской дряхлого на вид человека.

− Д-доброго! Да, я к нему. Он может меня принять прямо сейчас?

Пустые, казалось, выгоревшие на солнце глаза дворецкого уставились на садовника, точно пытаясь в нем увидеть что-то сокровенное. Но скоро он пригласил юношу войти в холл.

− Прошу, проходите. Господин Ивент примет Вас сегодня. Мне надо только доложить о Вашем приезде. Как мне Вас представить? Причина Вашего приезда? – дворецкий точно заучил этот текст, и каждый раз проговаривал его, как скороговорку.

Садовник немного помялся, не зная, как стоило ему вообще представиться, как будто его имя могло вызвать смех дворецкого. Но скоро он собрался и представился человеку, который требовательно смотрел на него.

− Я Мильвен Ажерван, садовник в поместье Миллиал, слуга господина Дориана. У меня важное письмо для господина Ивента, − голос его звучал тонко, неуверенно; никогда ранее Мильвену не приходилось вот так самостоятельно представлять семью своего хозяина, для него это было честью и неким психологическим испытанием.

Дворецкий вдруг как будто оживился. Было видно, он был рад приезду этого человека, да и постоянные клиенты, от которых не было отбоя, уже предельно ему наскучили со своими бесконечными проблемами, решение которым они пытались найти и всегда находили у его доброго друга.

− Рад видеть людей господина Дориана. Обещайте мне рассказать о его делах и прелестной семье, как только освободитесь.

− Конечно, я расскажу Вам все, о чем только сам знаю.

− Ох, простите мне мою забывчивость. Меня зовут Джейс. Я всегда к Вашим услугам, как и этот дом.

Дворецкий скоро оставил человека одного, но уже через десять минут пришел с хорошими новостями. Ивент ждал его в своем кабинете. Юноша неловко поплелся за ним, нервно сглотнув слюну.

− А, Мильвен Ажерван, рад, очень рад Вам. − Сухая фигура в потертом костюме пожала ему руку, а затем указала на диванчик, стоящий у огромного окна во всю стену. – Прошу, садитесь. Джейс сказал, у Вас есть ко мне важное письмо от моего дорогого брата? Давненько он не писал мне писем.

Мильвен прыгнул на красивый, обитый красным бархатом диванчик, рядом с которым стоял крошечный столик, украшенный резной вазой с ирисами и полувыпитой бутылкой коньяка. Он никогда ранее не встречался с дядюшкой сестер, поэтому боялся встретить грузного, ворчливого и просто неприятного человека. Мильвен и сам не знал, почему он так себе представлял Ивента. К счастью, все его опасения улетучились при одном только взгляде на Ивента, который расположился напротив него.

− Молодой человек пьет коньяк? – Этот вопрос смутил садовника, но не поставил в тупик, он быстро нашел, что ответить.

− Ох, нет, не пью. Знаете, не люблю алкоголь. От него только неприятности.

Ивент удивленно поднял на него свои маленькие глазки, а затем довольно качнул головой.

− Правильно. Людям в таком нежном возрасте не стоит травить свой организм, да и жизнь тоже. Я раньше никогда не пил, терпеть не мог эту цветастую жидкость. Но, как видите, с возрастом этот яд стал моим любимым хобби, как бы ни было это трагично. Сколько Вам лет, простите?

− Двадцать, ровно двадцать. В октябре исполнилось.

− Вы так юны, совсем еще ребенок. – Взгляд Ивента упал на пол; казалось, он долго о чем-то думал, сожалел, быть может, но это состояние долго его не продержало в заложниках. – И чем Вы занимаетесь в поместье моего брата?

Мильвен не видел связи между причиной его появления здесь, в особняке Штокс, и теми вопросами, которые задавал ему хозяин дома. Но он не стал прерывать этот личный разговор. Почему-то ему показалось, что он должен был, нет, обязан, поговорить с Ивентом на отвлеченные от дела темы. Этот человек был одинок, и его интерес был вполне нормальной, обыденной вещью.

− Я садовник в поместье Миллиал, господин Ивент.

− Садовник… И как долго?

− С четырнадцати лет. Матушка отдала меня в услужение Вашему брату, поскольку не могла меня содержать. – Мильвен помрачнел; он не хотел заходить в разговоре так далеко, но его душа сама полетела вперед сердца и разума.

− Да, Ваша матушка хотела Вам лучшей жизни. Понимаю. Я много слышал и видел таких историй во время работы и путешествий. Боже, Вы бы знали, господин садовник, сколько всяких ужасных и печальных историй мне пришлось встретить на своем пути адвоката. Каждый день. Каждый божий день новая история, и мне приходится быть ее литературным редактором, если позволите так выразиться.

− Вы несчастны от этого? – вырвалось у Мильвена; он ожидал, что Ивент сейчас обругает его за лишнее любопытство, за этот нелепый, грубый вопрос, но человек нисколько не противился ему, он был даже счастлив услышать что-то подобное в свой адрес.

− Я много думал об этом. Но вот не знаю, счастлив ли я от этого всего? Да, я рад помочь тем, кто нуждается в помощи, но сам-то я остаюсь один в этом доме. Истории заканчиваются. Проблемы людей разрешаются. А я так привязываюсь ко многим, и всегда остаюсь один. Один. – Вдруг Ивент словно вышел из какой-то комы, в которую странным образом попал. − Мильвен, простите меня за такое поведение. Иногда на меня словно набрасывается что-то такое сильное, и я не могу сдержать свои слова.

− Не беспокойтесь. Со мной в поместье господина Дориана часто разговаривает Делия в похожем стиле. У нее от меня нет секретов. – Вспомнив о письме-подделке, садовник осекся и внезапно замолчал.

− О, моя любимая племянница! Как же давно я не видел ни ее, ни Солию, никого, кто мне дорог. Я и голоса их позабыл, представляете, господин садовник?! Позабыл голоса?!

− Но разве Вы не можете навестить их в любое время? Простите мне мою прямоту.

− Да-да, конечно, могу. Но у меня так много дел, что я не в силах иногда даже письмо написать. Ах, письмо! – Ивент наконец-то вспомнил о важном, а Мильвен облегченно улыбнулся; теперь ему не придется перебивать эмоциональный разговор хозяина особняка. – Так какое письмо мне написал мой дорогой Дориан?

Садовник протянул ему красивый белый конверт, на котором стояла настоящая печать Дориана с его истинными инициалами.

Усевшись за своим рабочим столом, Ивент нетерпеливо раскрыл конверт и начал жадно вчитываться в написанное, а после удивленно воскликнул:

− Какой мой братец добрый человек! Я никогда в этом не сомневался, но это письмо, его просьба еще больше дали мне повода для восхищения им. Что ж, господин садовник, Вам придется погостить у меня некоторое время. Ту информацию, которую требует Дориан, не так уж просто достать. Насчет удобств не переживайте. Джейс расположит Вас в самой лучшей гостевой комнате, которая есть в этом особняке.

− Я и не думал, что Вы так радушно встретите меня. Даже не знаю, как отблагодарить Вас за это.

− Да что же?! Мильвен, поверьте, я готов с любым гостем обращаться ровно так же, как с королем. Ну, или королевой. Это особенно приятное дело. Ваше положение в обществе меня мало волнует. Если Вы считаете меня своим другом, то и я отплачу Вам тем же, поверьте.

− Премного Вам благодарен. Приятно осознавать, что в мире еще есть добрые люди. И если Вы позволите мне, то я все же возьму немного времени, чтобы принять этот уклад. Все слишком быстро и сложно. Поймите меня.

− О, не стоит таких слов, господин садовник. Времени у нас всегда предостаточно, чтобы сыграть в очередную игру.

После молодого человека разместили в действительно лучшей комнате особняка. Это была не та тесная коморка, в которой раньше ютился Мильвен. Он и не знал, насколько добрым может оказаться человек, который услышал о нем впервые в жизни.


Мильвен не знал, стоило ли ему написать письмо Делии. Он сомневался в верности своих мыслей. Письмо, конечно, могло бы успокоить девушку, дать понять, что у него все хорошо. Но с чего это молодой садовник задумался об этом всерьез? Зачем ему важно знать о покое юной госпожи? Все это выглядит ненатурально, опасно, как игра, из которой уже нельзя выйти. И когда Мильвен решил не писать Делии, на часах стрелки показывали ровно полночь.

Да, так будет лучше. Делия не будет беспокоиться о нем, о своем слуге всерьез. По крайней мере, он сам так думал. Хоть Делия и была его другом с очень давних времен, но беспокойство было чуждо юной госпоже. Да, жизнь и покой Мильвена были ценны для нее, но сейчас мысли ее были запутаны, и она сама не могла с ними разобраться. Это было то особенное ее состояние, в котором она находилась впервые за свои девятнадцать лет, поэтому она была слаба, не способна противиться порыву своих тайных чувств.


Распаковав свои пожитки, большую часть которых подарила Делия, Мильвен вышел на балкон. Приятный свежий воздух опьянял его, одурманивал, как дорогой коньяк, который частенько любил пить его новый знакомый. Тревога отступила, и душа садовника была спокойна, как у ребенка.

Он никогда не отличался особой сообразительностью, но был умен и начитан, чему опять же поспособствовала младшая Миллиал. У них с самого начала, как он попал в поместье, сложились странные отношения. Она, можно сказать, воспитывала садовника, приучала его к искусству, к литературе. Девичьи романчики, конечно, пришли постепенно, но именно они укрепили связь между нашими нежными друзьями.

У Ажервана была красивая светлая кожа, глубокие черные глаза-пуговки. Этот молодой человек вполне мог сойти за аристократа, если приодеть его в дорогой, солидный костюм, причесать непослушные волосы. Но его робость и нерешительность стали бы преградой на пути к такому образу. Конечно, это лучшие черты молодого человека, которые есть и у самых почтенных, высокопоставленных людей.

Мильвен гордился своим происхождением, хоть и не славился голубой кровью, славным родом. Он был обычным человеком с обычной судьбой. Вот и сейчас он здесь выполняет задание своей хозяйки. Это все. Потом он вернется в поместье господина и продолжит привычный образ жизни для слуги. На этом его роль закончится, о нем больше никто не вспомнит, не заговорит. Садовник это понимал и уже давно смирился.

Быть верным и справедливым. Он пообещал себе быть именно таким. И он с честью и совестью выполнял обязанности своей души, точно знал, чего хочет получить от этой истории.

Матушка гордилась бы им, узнав о доблестном имени слуги своего единственного сына. Она хотела, чтобы он был счастлив, даже если она уже не увидит улыбку на его доверчивом лице. Все дело в том, что она была больна и не хотела навязывать сыну свое измученное лицо, свой опустевший образ, исхудавшее тело. Она была честная женщина с обычными желаниями и целями. Рождение сына было для нее долгожданным событием, и она всегда лелеяла его, как ангела, подаренного богом.

Отец Мильвена, по словам матери, был садовником, как и он сейчас, в поместье одного уважаемого обществом графа. Молодой человек унаследовал его удивительные глаза-пуговки, в которых мир отчетливо читался. Но его отец не пробыл долго на этой земле, не насладился нежностью своей семьи. Когда малышу исполнилось три года, его отец сильно заболел и быстро скончался, не оставив после себя ничего, что напоминало бы о нем, кроме, конечно, своего любимого сына. Поэтому Мильвен и не знал его, но многое слышал от матери. Она так удивительно рассказывала о нем, что сложно было не сделать его своим героем. Стать садовником, как и он, было его признанием, которое он достиг без особых усилий с помощью труда и усердия.

Мильвен надеялся, что его отец гордился им. Да, так и было. Он не сомневался.


– Хмм… Говорите, господин садовник, мою Солию выдают замуж за графа? – Ивент нахмурил брови. – Хмм… Мой брат что, с ума сходит с этими титулами? Ну, Мильвен, граф этот хоть хороший человек?

– Все без ума от него. Целыми днями постоянно говорят лишь о нем. Но я сам не разобрался. Мне кажется он каким-то лицемером. Сложно понять человека, когда с ним практически не общаешься и не имеешь ничего общего.

– Хмм… – Ивент снова задумался, опустил нахмуренные брови.

– Солия и граф очень близки. У них хорошие дружеские отношения. Он два года обучал Делию игре на скрипке. Вы бы слышали, господин Ивент, как она превосходно играет! А как поет! – В глазах садовника загорелись огоньки, а в голосе – восторг.

– А Вам, господин садовник, нравится моя младшая племянница?

В животе у Мильвена защекотало. Казалось, он провалился в какую-то пропасть, которая продолжала затягивать его все ниже.

– Д-делия? – едва слышно выдавил из себя он. – Мы с ней очень хорошие друзья. Она научила меня многому в поместье, часто прибегала ко мне, когда все уже спали, чтобы вместе со мной прочесть книжку, либо поговорить по душам. Она… о-она бесподобная! – Садовник почувствовал, как залился краской, и замолчал, как нашкодивший мальчишка опустив глаза.

На сером лице Ивента появилась легкая улыбка.

– Вижу, что нравится. Это не страшно. А знаете, Мильвен, Вы бы стали прекрасной партией для нее. Человек Вы хороший, добрый. Вам можно доверять. Такими людьми наш мир, к сожалению, обделен.

– Партией? – Светлое лицо юноши еще больше побагровело. – Н-но я же обычный слуга. Садовник – не пара дочери барона. Это все равно глупая книжная история. Простите.

Хозяин особняка недовольно покачал головой, отпил немного черного, ароматного кофе из маленькой фарфоровой чашечки.

– Глупости все это, молодой человек. Поэтому я отказался от своего проклятущего титула, начал с нуля строить свою жизнь. Теперь я адвокат в этом счастливом городе. И мне это нравится. Титул – обертка, фантик, за которым часто не найти душу человека. Прошу Вас, Мильвен, сберегите душу моей любимой племянницы.

– Д-да, господин Ивент. – Юноше слова Ивента показались не странными, искренними; он не ожидал услышать такое от него, но впервые поверил в силы, решив стать для Делии не просто другом по чтению девичьих романов.

– Ивент. Называйте меня так, мой дорогой друг. В этом доме нет места титулам.

– Конечно! Спасибо за чудесный завтрак, за этот кофе. – Мильвен поспешил подняться из-за стола.

– Раз Вам все пришлось по душе, можем начать поиски документов для моего братца. Вы со мной? Ваша компания будет мне приятна.

– Да, я помогу Вам с радостью.

Ивент и Мильвен поднялись на третий этаж особняка и принялись исследовать архивы, надеясь отыскать малейшую строчку о графской семье Ольдер и о случившейся трагедии в их доме, которая в один миг разрушила все, оборвала жизни и счастье семьи.


Солия переживала о том, что не успела, да и не смогла нормально поговорить с графом о волнующих ее вещах. Конечно, она вполне могла бы раскрыть ему свою душу и в следующий раз, но тот факт, что она не смогла сделать этого при встрече с ним, серьезно ее пугал. Почему так всегда выходит? Она знает графа достаточно долго, чтобы научиться ему доверять. Или, может, ее тайный ангел-хранитель пока против таких признаний?

В руках она держала свой любимый гребешок для волос и все думала о том, как тонкие пальцы графа поглаживали причудливые узоры. Девушка хорошо помнила его слова, ту тихую интонацию, его прикосновения. Шейден был для нее особенным человеком, самым близким, нежным таинством. Она любила его и с каждой встречей влюблялась в него все сильнее, безумнее.

Глава 10

Все семейство Миллиал было в сборе. Вместе с ними был и граф Шейден. Он не мог пропустить такое важное для малышки Делии событие. Сегодня она должна была приехать в Академию музыки и приступить к занятиям.

Учебное время для музыкантов длилось целую неделю. Однако любой студент при желании мог остаться в своем кампусе и продолжать тренироваться в игре на том или ином музыкальном инструменте или развивать свой голос. Иными словами, Академия музыки давала юным дарованиям полную свободу развития.

Делия пока не решила, как она проведет свои первые выходные, забив свою головку самыми ненужными мыслями. Ей казалось, все будут настроены против нее в этом великом, красивом здании, либо найдется студент талантливее ее. Этого она действительно боялась. Никто не должен был перемахнуть ее способности скрипачки, в том числе и ее вокальные данные. Эта тема была свята для нее, поскольку подвергать сомнениям ангельские способности графа она не хотела.

Ее учитель был идеалом для нее. Никого не могло быть лучше. Никто не мог (и не должен!) превосходить его талант, который он передал своей любимой ученице. Делия была готова пойти на все, лишь бы имя Шейдена, имя ее ангела-хранителя, было вознесено на небеса триумфа.


Собрав все свои лучшие платья, туфельки и различные девичьи вещички, девушка поспешила спуститься ко всем, как внезапно ее остановило что-то. Дверь в комнату Солии была приоткрыта, и Делия, сама не понимая зачем, зашла в нее, бросив неосторожный взгляд на письмо, лежащее на подушке. Оно было распечатано .Девушка почувствовала легкое жжение в груди, которое с каждой секундой становилось сильнее. Не выдержав такого давления, она села на край роскошной кровати и взяла в руки белоснежный гладкий листок.


Доброе утро, милая Солия,

как Вам спалось? Забавный вопрос, не так ли? Но я не могу не задать его Вам, поскольку Ваши сны всегда так прекрасны и удивительны, что я мог бы слушать их вечность. Вечность, Солия! Я не обманываю Вас, поверьте.

Уверен, Вы очаровательны с утра. Многие девушки стесняются показываться даже своим домашним в таком нежном, растрепанном образе. Я бы хотел увидеть Вас такую. Но, прошу, поймите меня правильно. Вы нравитесь мне, а такой скрытый ото всех образ меня еще больше бы пленил. Ваши нечесаные черные волосы я бы с великой радостью привел в порядок. Знаете: они у Вас чудесно пахнут весной. Да-да, именно весной! Я этот запах ни с чем не спутаю. Он Вам идет, как никому другому.

Сегодня я приеду рано, чтобы мы вместе с Вашей семьей проводили малышку Делию в Академию музыки. Я волнуюсь, как и Вы, Солия. Но уверен: с ней все будет хорошо. Она – истинный ангел! И я вместе с Вашей семьей горжусь ею.

После пообещайте мне провести хоть немного времени наедине со мной. Я ценю Вашу дорогую моему сердцу семью, но мне Вас лично не хватает.

Как Вам Пунцовые берега? Вы должны их помнить. Это место на окраине Вильен-Трегги околдовывает, не правд ли? Солнце, море и слегка розоватый песок от мельчайшего раздробленного ракушечника… Да, Вы помните это место! Сегодня я приглашаю Вас туда в качестве своего нежного друга.

Обещаю, я всегда буду дорожить нашими с Вами чувствами.

Ваш верный и немного наивный Шейден.

P.S. Прошу, избавьте меня уже от этой злополучной наивности!


Делия была приятно удивлена, что даже в письмах к ее страшей сестре граф упоминает о ней. Это была маленькая приятность, которая утешала ее, давала новые силы и поддерживала светлые, добрые эмоции. На ее светлом личике засверкала улыбка.

Вернув письмо на место, девушка поспешно вышла из комнаты и скоро спустилась на первый этаж. Там ее уже давно ждали дорогие ее сердцу люди, которые так восторженно отзывались о ней, что сначала даже не заметили ее присутствия.

− А, Делия! Вы уже здесь?! Как хорошо, а то мы до вечера могли говорить о Вас. – Шейден поцеловал ее ручку, а после торжественно улыбнулся, обратившись к семье девушки. – Дамы и господа! Представляю Вам свою ученицу, которая во многом превзошла меня. Делия не только уезжает в Академию. Она едет прославлять свой дар!

− А вместе с тем и своего учителя, − мягко отозвалась она, вспомнив, как Шейден отзывался о ней в письме Солии.

− Но учитель лишь направляет, не дает сбиться с пути. Поэтому Ваш путь, Делия, я развеял от темноты. На этом моя миссия здесь закончилась. Но это не значит, что я перестану Вам покровительствовать.

– Вы скромны, учитель. Ваша роль в моей жизни значима даже больше, чем Вы думайте сами. – Делия опустила глаза. И зачем она это сказала? Хорошо,ни граф, ни семья девушки ничего не заподозрили в ее словах.

Дориан поторопил всех своих домочадцев, и скоро все оказались в удобной карете, обитой внутри бардовым бархатом.


Делия была счастлива услышать похвалу в свой адрес от учителя. Эти теплые, сокровенные слова грели ей душу, давали новые надежды на лучшую жизнь, к которой девушка всегда стремилась. Осталось только не растерять свои способности, усилить их и доказать всей Академии, что именно она достойна чести стать новой звездой чарующего мира музыки.

Девушка ждала этого дня с нетерпением, и отъезд из любимого дома ее особо не смутил, хоть она и испытывала легкое волнение. Но чувство это можно было легко объяснить. Ее родители всегда были против того, чтобы их любимые дочери одни разгуливали по каким-то укромным уголкам планеты. Безопасность была для Миллиал превыше всех других требований и ценностей. Младшая дочь это понимала и давно хотела вылететь из гнезда, чтобы понять, насколько же она сильна в одиночку.

Это испытание было своеобразным вызовом девушки всему миру, в котором она казалась настолько маленькой, что ангелы могли только услышать ее таинственную, светлую музыку и этот легкий, красивый голосок. К этому Делия стремилась, и ангелы наконец-то смогут ее принять за свою диву.

В мыслях ее была пустота, но приятная, уютная пустота. Как же было хорошо просто смотреть на мимолетные пейзажи из окна кареты, любоваться ими и знать, что ее будущее вот-вот приблизится к ней. Хоть она и была заядлым романтиком, но чувства эти сейчас были направлены на тот маленький кустик, на то огромное, раскидистое дерево и на то далекое озеро, купающееся в лучах утреннего солнца.

Делия любила природу и все, что было с ней связано. Нежность эта зародилась в ней очень давно, когда Эвагвелия водила своих дочерей на пруд с лотосами, который сейчас лелеет в мыслях своих Солия. Матушка верила: воспитать добрую, светлую душу в ее любимых детях сможет окружающий мир, который был настолько прекрасен и чист, что она сама не могла им налюбоваться. Теперь же она может гордиться своими девочками, которые, повзрослев, стали нежны, как полевой цветок, и добры, как солнечные лучи, падающие на зеленеющую травинку.

Этот мир был идеален для сестер Миллиал. Весь он казался им робким, немного наивным, но чистым и любимым. Хорошо, что Эвагвелия была близка к ним в далеком детстве и смогла все же вложить в их трепещущие сердца живую искорку божественного света.

Теперь, когда Делии было суждено стать дальней гостьей поместья отца, она надеялась, что больше никогда не сможет испытать нежные, запретные чувства к жениху своей страшей сестры. Только эти мысли делали ее счастливой и совершенно свободной.


− О, барон Дориан и его дражайшая семья! – директор, смуглый человек в начищенных до блеска очках, добро одарил каждого члена семьи своим строгим взглядом. Это был мужчина пятидесяти лет. Лицо его было ровным, красивым, но легкие морщины начинали медленно вытеснять эту цветущую живость. Голос его был настолько мощным и артистичным, что всем казалось, будто этот человек в любой момент был готов взобраться на сцену всеобщего наблюдения и исполнить любую арию, которую только стоит пожелать. Как любой человек искусства, он был требователен к окружающим, строг с ними, но ни разу за всю свою творческую деятельность не заставил человека чувствовать себя униженным и оскорбленным. Его дело было в воспитании, даже если незнакомец был старше него на парочку лет и совершенно не одарен музыкально. В театральных кругах его коллеги прозвали Коллекционером. Но дело тут было вовсе не в его любви ко всяким безделушкам. Он тщательно отбирал студентов для своей Академии и щепетильно изучал их музыкальные данные, а также продвижение по учебе. Любой, потерявший хоть крупинку таланта или дисциплины, сразу удостаивался лихой чести попасть в черный список директора, а после грандиозно, но без музыки, вылетал из элитного учреждения. А окончить Академию могли только лучшие студенты, которые были хорошей добычей для руководителей театров самых разных городов и стран, да и не только театров. – Рад видеть вас всех в сборе. Сразу видно, семья Миллиал достойна похвал и моего низкого поклона. – Коллекционер подарил семье Дориана низкий, элегантный поклон.

− Вы все так же удивляете меня, Бермольт, своими изящными манерами! Но не стоит так всегда встречать нас, уверяю Вас. Вы же мой лучший друг!

− Ох, Дориан, − укоризненно покачал головой он, − я вижу Вас не так часто, чтобы просто пожать Вам руку. Мне этого мало, поймите старого музыканта. Но я рад видеть Вашу улыбку сегодня. А, вот и моя новая ученица! − нараспев сказал он, учтиво и немного наигранно поклонившись младшей дочери Миллиал; он бережно взял ее маленькие ручки в свои ладони, бросил внимательный взгляд на ее тонкие пальцы. – И правда, Ваши пальцы ангельские, моя дорогая Делия! Не часто я встречаю студентов с такими данными. Уверен, и Ваш голос потрясает рассудок.

Делия чувствовала себя немного неуверенно. Она не привыкла к такому чрезмерному вниманию к себе. Однако Коллекционер показался ей славным человеком, которого она сделала в эту же минуту своим кумиром. Она хотела быть похожим на него, хотела всеми силами оправдать его ожидания.

Признаться, многие девушки, поступающие в Академию музыки, часто теряют голову из-за этого мужчины. Он обаятелен, обходителен, добр и элегантен. Иными словами, Бермольт Лармиил стал для прекрасного пола ангелом, голос которого они обожествляли. И его прозвище – Коллекционер − еще больше оправдывает себя.

− Мой первый учитель музыки подарил мне голос и способности игры на скрипке. Граф Шейден обучал меня этому два года, и только благодаря ему Вы, директор, можете так ласково обо мне отзываться.

− Граф Шейден? А, это Вы ее учитель? – Освободим пальчики девушки, он удивленно посмотрел на графа, который в эту минуту стоял рядом с Солией.

Что-то было пронзительное в этом взгляде Коллекционера, что-то тайное и крайне недоверчивое.

Граф не прятался за спиной своей возлюбленной. Сделав шаг вперед, он широко улыбнулся директору, а затем отдал быстрый, неуклюжий поклон. Это удивило и немного рассмешило Солию, ведь все в доме Миллиал знают графа как утонченного, элегантного мужчину, который своими манерами мог превзойти даже Бермольта.

− Не ожидал увидеть изумление на Вашем лице, мой дорогой учитель, − последние слова Шейден сказал с открытой, явной иронией.

Сказанные им слова потрясли мысли его любимого семейства. Как? Граф Шейден был учеником самого Бермольта Лармиила? Но он ведь говорил, что он − самоучка. Как такая тайна могла быть сокрыта от ушей Дориана?

− Не ожидал. Совсем не ожидал от Вас такого успеха, Шейден. Для меня это действительно нонсенс! Удивлен признать, что я горд Вами в какой-то степени. Хотя меня все еще одолевают странные чувства.

− Когда Вы, дорогой директор, выгоняли меня из этого «храма божественной музыки», как Вы тогда мне сказали, Вам не казались Ваши чувства странными. Вы сделали это с такой легкостью, что я действительно поверил в свою бездарность. Но не все же должно быть так, как Вы хотите, − хоть голос графа звучал доброжелательно, Солия чувствовала в нем холод, от которого ее сердце неестественно сжалось в какой-то хилый комок.

Услышать о том, что граф обучался в Академии музыки, да и притом был выгнан из нее, никто из Миллиал не ожидал. Но сейчас это не имело никакой цены, ведь малышка Делия по-настоящему открыла в себе музыкальный талант благодаря Шейдену.

− Ну, оставим прошлые обиды! – вмешался Дориан, которому не нравилось происходящее у дверей Академии. Он бы никогда в жизни не смог разочароваться в графе, ведь тот стал для него одним из самых близких людей. И его не волновало, что некогда он был отчислен из учреждения. Все было неважно. – Вероятно, талант графа Шейдена раскрылся чуть позже. Ничего ведь страшного не случилось. Бермольт, Вы все же, старина, были строги с ним. Посмотрите на мою талантливую девочку. Если бы не граф, Делия не была бы так прекрасна, так божественна, музыкально прекрасна, как Вы недавно о ней говорили.

− Все же Вы, Дориан, правы. Если Шейден смог кого-то обучить, возвысить до небес, то он действительно стоит моей души. Шейден, я думал о Вас неприлично, каюсь. Но тогда Вы были не готовы для дальнейшего обучения в стенах Академии. Сейчас я вижу – Вы настоящий педагог. Я горжусь Вами.

− Мы оба стоим друг друга, учитель. Я давно не держу на Вас зла. Знаете, злобой ничего не решается. Когда Вы отчислили меня, я днями и ночами занимался, изрезал струнами свои пальцы, терял голос, чтобы все-таки однажды доказать свою цену. Однако мне попалась чудесная ученица!

− Рад слышать это от Вас, Шейден. Теперь же позвольте мне забрать Делию в стены этого бесподобного храма, в котором она будет воспитываться с лучшими из лучших. Ох, я не имею на Вас зуб, граф. Просто так получилось неудачно выразиться. Что ж, у нас осталось мало времени, господа. Скоро студенты должны будут явиться в Большой зал, чтобы дать клятву Академии музыки.

Семья крепко обняла Делию, сказала ей теплые слова, с которыми она точно уснет этой ночью с хорошим настроением, и так не хотела ее отпускать. Однако время вышло, и Эвагвелия нехотя отпустила мягкие ручки своей малышки, которая слишком рано стала взрослой.

Глава 11

Чтобы доказать свою цену учителю? Вот зачем граф взял на себя обучение малышки Делии. Чтобы доказать… Как грубо и больно сейчас было девушке думать об этом. Все это было сделано только ради тщеславия Шейдена? Но как такое он мог сотворить? Человек, чья улыбка вдохновляет, дарит нежность и восторг. Человек, который научил девушку ангельской музыке. Человек, которого она в тайне обожествляет. Обманул ее?

Делия была глубоко ранена, и рана эта без конца кровоточила. Она была такой глубокой, что после того, как она заживет, обязательно останется страшный шрам. Он будет постоянно напоминать ей о том, кем она приходится графу, как легко он смог воспользоваться маленькой, глупенькой девочкой. Да как он вообще мог предать ее? Делия доверилась постороннему человеку впервые, поверила, что он защитит ее от потери таланта. Но он не сделал самого важного. Граф не думал о своей бедной ученице, даже в мыслях не держал идею сделать ее счастливой, популярной.

Все ради него одного. Все ради него. Делия не могла в это верить. Как такой чудесный человек мог опуститься ниже бездны? Возможно, он всегда там был и возвращался в этот ад как к себе домой. Но девушка плакала и не понимала, зачем ее опять жестоко обманули?..

– Эй? – Кто-то тронул плечо Делии; девушка уткнулась лицом в подушку и никого не хотела видеть, надеясь, что долгое время о ней никто не вспомнит. – Э-эй? Почему ты плачешь?

Это был тоненький голос семнадцатилетней девушки с красивыми вьющимися огненными волосами. Вся она была тоненькая, как осина. И ростом она была даже ниже малышки Делии, которая всегда думала, что ниже нее не может быть никого. Но она ошибалась, посмотрев на источник своего беспокойства.

– Плачу, потому что хочу. Разве девушка не может не плакать? – разглядывая круглое личико незнакомки, странным образом покрытое родинками, ответила Делия.

– Девушка не должна плакать, если только ее любимый пес не попал под колеса экипажа. И вообще плакать вредно! Морщины на лице появятся!

Делия была приятно удивлена детским, настойчивым характером своей соседки по комнате. Оживившись, она поднялась с кровати, совсем забыв причину своей недавней грусти.

– А у тебя пес под колеса экипажа попадал? – волнительно спросила она, все еще сверля заинтересованным взглядом рыжеволосую.

Девушка насупилась, печально опустила глаза:

– Да. Его звали Мартом. Это был хороший пес. Его подарили мне на мое десятилетие. Вернее, покойная матушка подарила. Хороший пес… – голос девушки сорвался. Было слышно в ее голосе, как она пытается не зарыдать, и это вполне легко ей удалось сделать. Видно, она так часто прячет свои слезы за унылой гримасой, что уже давно научилась обманывать собственные чувства. – Меня зовут Киримия Мейдж. Я из Миррайлта. Есть у тебя кто-то из этого города?

Делия внезапно вспомнила о садовнике, которого послала к своему дядюшке за историей графской семьи Ольдер. Как же она могла забыть о нем? Похоже, на ее маленькую темную головку свалилось слишком много всего в последнее время.

– Ох, Киримия, есть листок бумаги и конверт? – Засуетилась девушка, ища в своих еще не разобранных чемоданах письменные принадлежности. – Мне надо срочно написать письмо одному очень хорошему другу.

Киримия без суеты и лишних слов протянула ей все, что было нужно.

– Если очень хорошему другу, то мне ничего не жалко. Давай, пока ты пишешь важное письмо, я разберу твои вещи?

Делия удивилась поведению девушки, но охотно согласилась, хоть и странно поглядывала на нее временами. У студентов, у каждой комнаты, был слуга, в обязанности которого входила малейшая работа в стенах прикрепленной к нему комнате. И метод уборки вещей в огромный резной шкаф и маленькие прикроватные тумбочки у Киримии был очень странным. Те тщательность и бережность, с которыми девушка распаковывала вещи младшей Миллиал, не была присуща девушкам из высшего света. Но сейчас Делию это мало интересовало. Она должна была как можно скорее написать письмо своему другу, дать ему знать, что она ждет его.


Здравствуй, Мильвен,

как твои дела? Надеюсь, все замечательно, как и всегда. Рада сообщить тебе приятную для нас обоих новость. Я знаю, ты долго этого ждал вместе со мной. Сегодня я наконец-то приехала в Академию музыки. Завтра начнутся занятия. Сегодня же у нас день знакомства с кампусами, учебным процессом и городом талантливых людей.

Мирж-Бей – чудесное место, как ты мне и говорил тогда. Мне здесь нравится!

Как продвигаются дела с документами? Тебя хорошо встретил мой дядюшка? Надеюсь, он не надоедает тебе со своими разговорами. Он очень большой болтун. Но, прошу, не прерывай его и не делай скучную мину. Это его убьет. Просто будь с ним хорошим мальчиком, и все будет хорошо.

Мильвен, мой верный друг, напиши мне письмо, как только соберешься ехать назад. Я постараюсь встретить тебя.

P. S. Обещаю купить тебе целую коллекцию новых книг после твоего приезда!

Делия


Закончив писать, девушка аккуратно сложила лист пополам и сунула его в конверт.

– Я могу передать его Жасмэ. Ты же указала адрес? – снова слова Киримия поставили Делию в тупик.

– Не нужно. Я и сама могу это сделать. Зачем ты помогаешь мне? Это странно. Ты ведь не обязана это делать.

– Ты права, – тяжело выдохнула Киримия, без дела сев на свою кровать. Вид у нее был подавленный. Казалось, у нее отобрали то, чем она так сильно дорожила.

Некоторое время понаблюдав за ней, Делия вышла из комнаты.

В коридоре было шумно. Из открытых дверей соседних комнат доносились самые разные голоса, но каждый из них звучал задорно, радостно, что Делии хотелось взять и заглянуть в каждую комнату, но она этого не сделала.

– Жасмэ, передайте это письмо посыльному. И попросите его доставить как можно скорей. – Делия отдала полной, румяной девушке чуть старше себя конверт и приличную плату, на которую можно было купить хорошее платье со всякими кружевами и стразами, да и красивые туфельки к нему на эту сумму можно было подобрать.

Девушка качнула головой, ничего не сказав, и быстро удалилась.

Делия поспешила вернуться в свою комнату.

Ее до сих пор поедала совесть. Она не верила, что вот так легко могла забыть о друге, которого послала в долгую дорогу только из-за своих девичьих опасений. Но они были рождены не на пустом месте. Все знали Вальяма Прокаженного, его несчастную судьбу. Все считали его проклятым ребенком, который, если столкнется с человеком на улочках городка Горден-Хейл, то обязательно увидит гибель того несчастного. И это была правда, по крайне мере, для тех, кто в это верил. Да, люди спустя какое-то время погибали и погибали именно так, как предсказал маленький граф. Так и заработал Вальям себе дурную репутацию в обществе. Его стали сторониться, и даже местные бездомные изгнали его с теплых нор маленьких улочек.

Делия хоть и верила в эти слухи, но хотела получить существенные доказательства, чтобы убедиться до самого конца в правоте этих разговоров, либо же опровергнуть их и со спокойной душой жить дальше, зная, что ее старшей сестре ничего не угрожает. Она хотела знать больше, просмотреть каждую строчку писем некогда великой семьи Ольдер. Она хотела просто верить, что это была самая обычная семья графа, и никто не был в ней проклят.

Вообще Делия любила разыскивать скрытые вещи в темноте, искать то, что нарочно было брошено в самый дальний угол. Эта тяга к правде всегда манила ее и приводила к желаемому результату. И сейчас она была уверена, что трагедия в поместье Ольдер, которую так хорошо позабыли и о которой так удачно всем закрыли рты, откроет именно ей все свои секреты. Делия была настроена на победу.


На Пунцовых берегах был красивый закат. Теплый воздух был пропитан слегка ощутимой прохладой моря и богато насыщен ароматом горных цветов, соленым запахом воды. Море шумело, его большие волны то поднимались вверх, то падали в голубую бездну, поднимая со дна мелкие ракушки и всякие потерянные любителями хорошего отдыха ценные вещички. Вокруг был слышен только клокот волн, их шипение и рев. Это так успокаивало, заряжало буйными эмоциями, которым не было покоя уже в этих двух чистых сердцах влюбленных.

Мелкий песок вперемешку с измельченным морем ракушечником ласкал белые стопы мужчины и девушки, которые стояли недалеко от воды. Они молча любовались красивым закатом, обнимая друг друга. Девушка зарылась лицом в мокрую рубашку своего спутника, улыбалась алому небу и просто благодарила бога за этот чудесный вечер.

Рядом с ними, у небольшой отвесной скалы, наша отчаянная парочка сидела на мокром, еще теплом песке и достраивала свой песочный замок. Влюбленные так усердно занимались этим, что не заметили, как полностью покрылись мелкими крупинками песка и ракушечника. Так называемая одежда пляжа буквально облепила их с ног до головы, проникнув даже через плотную рубашку Шейдена и платье Солии. Они задорно смеялись, бросали друг в друга мокрым песком, что-то говорили невнятное. Этого было достаточно им, чтобы понимать чувства и святую привязанность друг к другу. Они буквально дышали ею, и она давно смешалась с их кровью.

Привязанность. Как дети, играющие в песке, они без устали копошились, выкапывали из песка красивые, часто большие ракушки и устанавливали их на свой сказочный замок, который они так надеялись увидеть здесь при следующей их прогулке по берегу. Сохранится ли замок? Шейден поклялся его оберегать, как верный и преданный своей королеве рыцарь. Да, он был таким, и Солия нисколько в этом не сомневалась. Замок обязательно будет в целости и сохранности даже спустя много-много лет их совместной жизни.

И когда замок был достроен, Шейден и Солия долго любовались им. Это было большое, ровненькое сооружение со множеством башенок и окон. Внутри него имелся даже просторный внутренний двор с колодцем. О таком замке даже не смели мечтать короли, но верные друг другу и своим чувствам влюбленные друзья смогли построить его, пообещав, что вся их жизнь будет такой же славной и безопасной, как архитектура этого песочного чуда.

Упав рядом с замком, они раскинули руки в стороны, зарылись ногами в песок и долго смотрели на тускнеющее полотно неба, ничего не говоря, лишь улыбаясь. Да, это они отлично провели время вместе и нисколько не жалели, что оставили семью там, в поместье. Это нужно было необходимо сделать. Семья, конечно, – дело хорошее, но и одним побыть на этом свете тоже нужно, чтобы почувствовать этот сладкий, дурманящий вкус свободы и соленого моря.

− Шейден, если однажды я покину Вас, прошу, отдайте мое сердце и тело этому морю. Там, в его глубинах, я найду новую жизнь и буду ждать Вас, чтобы мы вместе могли наслаждаться красотами заката и людьми, которые будут приходить на этот пляж.

− Обещаю, Солия, мы уйдем вместе и станем счастливыми душами теплого моря. Если и есть счастье на земле, то это именно оно. Но поклянитесь, что Вы никогда не разлюбите Пунцовые берега, даже если Вас насильно попытаются это сделать.

− Граф, я в любом случае выберу Пунцовые берега, даже если меня после этого бросят с обрыва.

Они еще долго разговаривали на всякие романтические темы, обсуждали свою дальнейшую жизнь, представляли ее после смерти и ждали, с нетерпением ждали, следующей встречи.

Время счастья подошло к концу, и наша парочка скоро должна была покинуть друг друга. Но лишь на некоторое время.


После того, как Солия приняла ванну, она направилась в столовую, чтобы присоединиться к уже начавшемуся семейному чаепитию. Ее родители ликовали, что-то тихо, но завороженно, обсуждали. Девушка была счастлива видеть их такими в этот волшебный вечер. Все ее мысли были очищены от мрака, и даже воспоминаниям о порочном поступке Дориана уже не было места в ее славной головке.

Какой же все-таки чудесный был вечер!


Однако этой ночью девушке ничего не снилось. Только тьма перед глазами навевала дурные мысли. Противясь ей, Солия переворачивалась с одного бока на другой, пытаясь унять пустоту в своих сновидениях. Но она так сильно ворочалась, что в одно мгновение оказалась на холодном полу. Ничего не понимая, она поднялась на ноги и села на край кровати. Пока она приводила мысли в порядок, ей показалось, будто кто-то прикрыл ее дверь, уйдя в коридор. Но все в поместье давно спали. Это серьезно ее заинтересовало.

Неохотно выглянув из-за приоткрытой двери, девушка осмотрела длинный коридор, слабо освещенный настенными свечами. Их зажигали каждую ночь, чтобы по поместью можно было без проблем перемещаться в случае какой-либо необходимости. Но прислуга поговаривала, будто Дориан страшно боялся темноты, поэтому и велел в коридорах своего величественного дома зажигать на ночь свечи. Правда это или нет? Мы с вами вряд ли можем узнать. Остается только догадываться.

В коридоре было пусто, и девушка немного смутилась. Может, показалось? Кто мог посреди ночи заглянуть к ней в комнату и так быстро исчезнуть? Не став раздумывать над этим, Солия тихо закрыла дверь и снова забралась на кровать. По ту сторону двери снова послышались чьи-то приближающиеся шаги. Они были тихими, но в такой поздний час, когда поместье погрузилось в полнейшую темноту, они тугим гулом разлетались по всему пространству.

Желая поймать ночного гостя, девушка бесшумно поднялась с кровати и подошла к двери. Она спряталась у стены и стала ждать, когда дверь откроется. Осторожные шаги стали еще ближе и затихли в самый неподходящий момент. Тишина заполонила собой все вокруг, и Солия начала чувствовать себя неловко.

А вдруг это матушка проверяет, спокойно ли спит ее доченька? Нет, это точно были не шаги Эвагвелии. У нее был кроткий, практически бесшумный шаг. А эти шаги были звучными, хоть и тихими. Нет, это точно была не она!

Когда дверь тихо открылась, Солия, набравшись храбрости, выпрыгнула из-за угла. Никого. Один полумрак и тишина. Но шаги ведь были на самом деле. Как такое возможно?

Девушка вышла в коридор, прошла по нему, надеясь найти шутника, но поместье молчало. Никого. Она была одна, кто не спал этой славной ночью. Тогда сердце ее сжалось, а по лбу потекли холодные капельки пота. Она бросилась в сторону своей комнаты, закрыла дверь на ключик и легла в кровать, забравшись под одеяло с головой.

Солия пыталась успокоить себя, снова погрузиться в сон, даже в пустой, темный. Она хотела как можно скорее забыть об этом кошмаре, отключиться от него. С этими мыслями девушка крепко уснула.

Дверь в ее комнату снова открылась.

Глава 12

Пунцовые берега были пусты. Раннее утро было прекрасно на этом пляже. Небо только-только светало, приобретало новые ясные краски и нежно улыбалось гуляющим по слегка красноватому песку детям, которые то смеялись, то бурно что-то обсуждали. Это место было тем маленьким раем на земле, к которому многие приезжали не только вечером, но и утром, чтобы встретить еще сонное солнце, искупаться в его легких, еще не жарких лучах.

Несмотря на то, что днем в Вильен-Трегги обычно царила жара, к которой местные жители уже давно привыкли и совсем не замечали ее, вечером воздух становился холодным; можно было запросто подхватить насморк или даже бронхит.

Но люди здесь были другими. Они любили и жару, и холод, которые уже стали их привычной жизнью, наполненной самыми сочными, яркими и добрыми красками. Кто-то же из приезжих не мог выносить такой странный климат и переезжал в другие, более удобные для жизни города. Часто их выбор падал на Миррайлт, в котором жара была мягче, а холодов вечером, как в Вильен-Трегги, было совсем немного. Кто-то же для своего счастья выбирал Мирж-Бей, этот большой, просторный городок со множеством образовательных учреждений, театров и различных галерей. Это место было частым домом для студентов, ученых людей и просто тех, кто хотел быть ближе к просветленному, образованному и интересному обществу. Уголок планеты с частыми дождями и туманами. Да, именно это прославило влажный климат города-института, но это не значило, что он был в тени Вильен-Трегги, либо Миррайлта.

Горден-Хейл же был местным проклятием как для местных, так и для приезжих людей, его мимолетных гостей. Преступность в нем была настолько высока в вечернее время, что ни одна душа не могла и не решалась появиться на этих тесных, душных улочках по своему собственному желанию. Кто-то поговаривал, будто его проклял сам бог, но это лишь очередные слухи, которым мало кто мог верить.

Однако днем этот маленький городок оживал, вытеснял свои угрюмость и тоску, примеряя чистенькую одежду, которая состояла из сияющих витрин магазинчиков, душистых пряностей и много-много другого, чем его жители зарабатывали себе на жизнь. Здесь не было ни богачей, ни бедняков. Какой-то средний класс обитал на его просторах, засыпал каждую ночь в крохотных комнатках и не желал себе иную жизнь. Это было очень странно, не находите? Жить в таком загнивающем месте и не желать нового, чистого листа страницы? Наверное, эти люди были отчаявшимися, пустыми и безвольными. Но никто не знал, почему эти несчастные люди не считали себя таковыми.

Мимо молчащей толпы, стоящей у стены одного разваливающегося дома, проходила смуглая женщина, держа в руках корзину с румяными яблоками. Глаза ее были хоть и живы, но ни искорки не могло в них проскользнуть. Лицо ее было таким же пустым, безэмоциональным, что ее вполне можно было спутать с одним из манекенов, стоящих за витриной одного местного магазинчика. Даже движения ее были неестественными, механическими. Она с трудом передвигала ноги, а все тело было точно каменным, не способным двигаться в такт движениям ее сильных ног. Потрепанное рыжее платье было грязным, разорванным внизу и плечах. А курчавые волосы были собраны на макушке какой-то цветастой тряпкой.

Сложно было сказать, что с ней было не так. С виду она казалась обычной женщиной, продавщицей домашних яблок, которые с удовольствием покупали многие заезжавшие сюда господа. Да что там! Ее яблоки считались самыми лучшими, сладкими во всем Горден-Хейле.

Подойдя к кучке таких же восковых людей, которые молча смотрели на стену противоположного дома, женщина остановилась, медленно перевела взгляд с раздробленной переулочной дороги на них. Странные люди сделали то же самое. Их взгляды столкнулись, но ни слова ими не было сказано друг другу. Казалось, это был привычный ритуал среди местных жителей. Какой-то очень странный, пугающий ритуал.

Запустив руку в корзину с яблоками, женщина начала доставать из нее по румяному яблочку. Каждый из ее знакомых (или же незнакомых; тут мы с вами ничего не можем точно понять) получил по яблоку, и только тогда женщина продолжила свой путь по мрачному, хоть и освещенному солнечными лучами переулку.

Девочка лет десяти поднесла яблоко к своим бледным губам, которые почему-то не были румяными, как у всех остальных девочек ее возраста, и откусила от него большой кусок. Сочный, ароматный сок полился по ее руке. После она еще откусила от яблока кусочек, и было видно, как из сладкого плода начали падать на дорогу мертвые черви. Но она кусала его и молча поедала плоть давно сгнившего изнутри яблока.


Вальям набирал воду из родника, нагнувшись над ним с какой-то ржавой посудиной. Он был так сосредоточен на этом, что не заметил, как к нему сзади кто-то подошел. Почувствовав это не в самое лучшее время, мальчик тревожно оторвался от своего дела и, закусив нижнюю губу, обернулся назад. Позади стоял не один человек. Это была целая толпа, которая недавно получила небольшой презент от смуглой женщины в виде яблок. Подскочив с места, бросив свою ржавую посудину, Вальям недоуменно осматривал их, не понимая, что им вдруг от него понадобилось. Но он чувствовал: они не просто так пришли к нему, у них обязательно были недобрые намерения к нему.

Ощупывая глазами малейшую пустоту между плотно стоящими к нему людьми, он искал возможность уйти от непредсказуемой опасности, которая могла настигнуть его в любой неудобный для него момент.

− Эй, а ну прочь отсюда! – закричал он, поняв, что не сможет так просто выскользнуть из внимания этих пустоглазых людей. Впервые они так вели себя с ним, впервые им что-то было от него нужно. Но вот мальчик боялся их и не понимал их намерения, которых у них осталось уже очень мало. – Идите в свои переулки, торгуйте своими отходами. Чего ко мне пристали? Разве не знаете, чем это все может закончиться для вас? Обожжетесь!

Но стоило ему договорить, как позади что-то заурчало. Сглотнув нервно слюну, он обернулся в сторону родника. Но слишком поздно он успел что-то понять, как кто-то толкнул его в глубокую реку, у которой было достаточно сильное течение, чтобы запросто унести куда подальше взрослого человека, а тут был исхудавший, тоненький мальчик, который как перышко барахтался в мутной воде.

Он захлебывался, пытался кричать, звать на помощь, хоть и знал, что вряд ли кто-то придет сейчас, когда город только-только просыпался. Да и кто же ему поможет? Горожане Горден-Хейла? Одни с ума посходили, а другие желают его смерти. Поэтому он смирился со своей участью, пообещав никогда больше не возвращаться в свое логово, которое внезапно для него было раскрыто, даже после своей смерти.

Одно он небо видел над головой и десятилетнюю девочку-замарашку, которая механически махала ему своей крохотной ручкой.

Юный граф был обречен, ведь он никогда не умел плавать.


Солия проснулась в дурном настроении. Ей казалось, будто весь мир следил за ней, преследовал и хотел навредить. Как бы там ни было, она накручивала себя сильнее, чем обычно. Конечно, это не первый раз, когда она проклинает все вокруг из-за того, что что-то не может понять, предугадать. Так было всегда в ее маленькой головке, и сегодня вся ее история с плохой историей продолжалась, начинаясь снова и снова.

Приведя себя в порядок, она спустилась в гостиную, не желая принимать завтрак. Это было совсем не в ее духе, ведь она всегда с нетерпением ждала ароматных, сытных блюд ее любимой Робальты, которая каждый день отдавала себя их приготовлению.

Сев на диван и подобрав под себя ноги (так она делала всегда, когда что-то было не так), девушка взяла со стола первую попавшуюся ей книгу. Это был сборник исторических сводок о развитии окружных городов. Скучная книга, но Солия даже не внимала тому, что читала. Она хотела просто отвлечься, побыть одной и долгое время никого не видеть на своем горизонте.

Эвагвелия поняла ее настрой и не стала тревожить дочь, убедив своего супруга в этом же. Ей нужно было успокоиться, собраться с мыслями, чтобы снова вернуться к прежней жизни, в которой она была доброй и рассудительной. Хоть Дориан не хотел сначала оставлять все так, как есть, он все же согласился с мнением своей супруги, решив дать Солии побыть в гордом одиночестве. Если это было так важно для нее, то он обязательно сделает даже самое невозможное, переступив через свое железобетонное упрямство.

Но Солии удалось побыть одной всего несколько минут. Граф снова нарушил ее покой, ворвался в ее спрятанный ото всех мирок, в котором он могла укрыться ото всех, кроме него.

− Солия, Вы не за столом? Узнаю этот холодный взгляд. – Граф сел рядом с ней, взглянув на раскрытую книгу, которая лежала у нее на коленях. – И читаете скучную отцовскую книгу. Хмм… Солия, что-то не так с Вами? Ну же, скажите, что случилось? Я же Ваш друг, помните?

Но девушка его не замечала, отвернувшись от него в противоположную сторону. Дела были плохи. Но граф не отчаивался и напирал на нее своей заботой.

− Не я Вас обижал, но я Вас успокою. Что произошло? Я здесь, с Вами, буду до тех пор, пора Вы не расскажете мне обо всем, и Ваше лицо снова не озарится улыбкой. Вы хотите, чтобы я до конца наших дней ходил тенью за Вами? Солия, Вы же сами не хотите этого. И ведь знаете: я действительно буду ходить за Вами.

Девушка отбросила книгу в сторону и демонстрационно уставилась на него:

− Вы − мое проклятие, Шейден. Как мне от Вас избавиться?

− Никак. Вы же сами знаете, моя дорогая. Если уж мы вместе, то ничто не сможет нас разлучить. Я-то от Вас никогда не отстану, даже если Вы будете меня проклинать. Хорошее проклятие, не правда ли?

− Не самое лучшее, − иронически бросила Солия, пытаясь не засмеяться от потерянного выражения лица графа. – Да ладно Вам, граф! Вы знаете: из тысячи проклятий я выберу именно Вас.

− А вот это действительно приятно слышать! – Шейден приобнял девушку. – Не думал, что Вы сдадитесь так быстро. Но раз так, то я обещаю Вас перевезти в скором времени в мое поместье. Оно Вас точно удивит своими просторами. Но прошу: не говорите пока о нем Дориану. Я, признаться, слегка побаиваюсь Вашего отца. Его любопытство так убийственно опасно!

− Боитесь? Что ж, я буду это иметь в виду, граф! – И тут Солия замолчала. Она давно забыла тот разговор с мальчиком об ее отце и то жестокое обращение Дориана с его подчиненным. Она хотела рассказать это графу, поделиться с ним своими переживаниями, страхами, которые все больше и сильнее поглощали ее. Нет, нужно было точно рассказать ему обо всем, что тревожило ее нежную душу. Шейден часто выслушивал ее, помогал прийти в прежнее чистое сознание. Вот и сейчас она нуждалась в нем, как никогда раньше. – Давайте уйдем отсюда. Мне нужно сказать Вам кое-что очень сокровенное.

Взяв графа за руку, девушка потянула его во двор, где не было никого, кроме извозчика Шейдена. Но Солия хотела полного уединения с этим человеком, чтобы поведать ему о том, что даже собственной матушке не решается сказать. Поэтому она увела в яблоневый сад Эвагвелии, который был прекрасным местом для таких интимных разговоров.

− Что за тайна Вас отравляет? В этот раз мы ушли далеко, чтобы просто поговорить по душам.

− Это я не могу никому другому сказать, поэтому, прошу, выслушайте меня и отнеситесь к моим словам серьезно. Шейден, мой отец нравится Вам?

− Конечно, Солия. Странный вопрос Вы задали. Дориан − хороший человек, которому я признателен за его заботу и доброту. Но к чему Вы спросили?

− Недавно я слышала от одного человека в Горден-Хейле о жестокости и двуликости моего отца. Я не поверила ему сначала, сочла за глупца и обманщика. Но как-то утром я случайно увидела, как папенька жестоко бьет человека, ругается на него недобрыми словами. Я спросила у гостя о моем отце, и видела, как в его глазах бушевал животный страх. Шейден, не знаю, не обманули ли меня мои глаза и уши. Но после того случая я как будто живу в чужом доме. А вчера ночью кто-то заглядывал в мою комнату. Я вышла, чтобы проверить, но коридор был пуст, как и всегда. Я даже закрыла дверь на ключ. И знаете, что я обнаружила утром? Открытую дверь! Мне страшно, Шейден, говорить и думать об этом. Может, я просто медленно схожу с ума, но я готова поклясться своей душой, что в этом доме что-то происходит неладное.

− Неладное сейчас происходит со мной, Солия. Я многое видел за свои годы и готов уверить Вас: в поместье Вашего отца нет ни капли зла. Зла, которое могло бы породить порочных, беспокойных духов.

По спине девушки пробежали мурашки.

− Д-духов? Вы видели их?

− Много раз. И знаете, они безобразны. Черны, как ночь, и холодны, как вода в горной реке. Им надо лишь питаться, забирая души живых людей, светлые души. Мне удается обходить их стороной, но мне страшно все равно.

Делия вспомнила, как душу женщины на улочках Горден-Хейла поглотил именно такой дух, о котором ей рассказал граф.

− Шейден, я тоже видела одного в Годен-Хейле. – От этих слов не только Солия вздрогнула, но и сам граф, на лице которого отчетливо читался ужас и беспокойство.

− И Вы молчали? Солия, не скрывайте от меня больше таких историй, умоляю Вас. Это могло стоить Вам жизни. Пообещайте мне больше никогда не ездить в этот мерзкий городок и рассказывать мне свои малейшие тайны. Вы знаете, я не смогу быть спокоен, зная, что Вы молчите и скрываете от меня очередной кошмар.

− Вы слишком беспокоитесь, граф. Но обещаю Вам это. – Солия как можно скорей хотела сменить тему разговора. – Кстати, почему Вы раньше ничего не рассказывали о своем поместье? Вы так усердно молчали, что я уже и не надеялась услышать о нем.

− Ох, Солия, вовсе не так легко мне было это начать. Понимаете, у меня есть брат, и он сильно болен. Поэтому я не мог нагружать Вас раньше такими подробностями, ведь наши отношения были слишком тонкими.

− Брат? – Девушка удивленно распахнула глаза так широко, что они казались неестественно большими. – О, Шейден, Вы должны были рассказать моей семье о нем. Вам не следовало скрывать его, даже если он болен. Мы были бы рады познакомиться с ним.

− Прошу, Солия, это очень большая для меня тайна, которая теперь должна быть только между нами. Я Вам доверяю, как себе, поэтому надеюсь, Вы никому о ней даже не намекнете, − взмолился Шейден, надеясь на понимание своей подруги. Девушка же не понимала намерений графа. Как он мог скрывать жизнь своего собственного брата от всего мира? Теперь ей было понятно, почему каждый вечер он уезжал так рано домой и часто пропадал, отмахиваясь от нее красивыми письмами. – Его зовут Тайлен. Мы двойняшки. Правда, родился он позже меня на четыре часа. Его талантам я всегда завидовал, когда мы еще были с ним детьми. И, наверное, какой-то злой бог или же сам дьявол услышал меня и проклял его. Странная болезнь, которая с каждым днем уничтожает его психику, личность, не дала мне нормальной жизни. Я ищу врачей уже на протяжении пяти лет, которые могли бы помочь ему, но все тщетно. Никто не знает, чем болен мой дорогой брат. Простите, Солия, что вам приходится слышать об этом сейчас. Я хотел Вам рассказать, но несколько иначе, когда найдется врач и сможет вернуть Тайлена к жизни. Простите меня за мою оплошность.

− Вы любите своего брата, граф, и я горда, что имею такого честного, заботливого друга, как Вы. Я приму его таким, каким Вы видите его каждый день. Тайлен тоже должен быть счастлив радом с нами. Поэтому прошу Вас, Шейден, найдите день познакомить меня с ним. Уверена, он такой же хороший человек, как и Вы, хоть и несчастный из-за своего недуга. Но вместе мы сможем поставить его на ноги, обещаю Вам.

Поднявшись на носочки, девушка поцеловала графа в щеку и, подбадривая его своим звонким смехом, повела обратно в поместье, держа за руку.

− Если бы Вы знали, моя любимая Солия, что Вы мне обещаете, − сказал Шейден так тихо, что девушка ничего не услышала.

Глава 13

Граф не лгал насчет своего младшего брата. Он вообще не умел этого делать, в отличие от многих других молодых людей, для которых обман стал давно приоритетом, некой визитной карточкой, которой они с усердием гордились. Но Шейден был воспитан иначе и о лжи никогда не слышал, разве что в самых глупых, наивных сказках, которые были призваны запудривать легкие головки маленьким девочкам. Он всячески презирал того, кто однажды солгал ему, и чаще всего под этот удар попадали абсолютно незнакомые люди на улице. Это был его важный жизненный принцип, которому он следовал гордо и с пламенной честью. Солия могла гордиться таким человеком рядом с собой, хоть она иногда и думала, что он временами где-то ее обманывал, но это было далеко не так. Шейден и понятия и имел о такой подлой, скупой лжи, о которой нечасто подумывала его подруга.

Он мог бы стать верным учителем для многих детей, обучал бы их не только игре на скрипке, развитию голоса, но и зарождению и дальнейшему совершенствованию человеческой души. Она была для него сакральной, очень тонкой и живой темой практически с раннего детства.

Человек не может жить без души, без нее он пуст и жесток. Бедность эта так же проявляется в его безразличии к окружающему миру и собственной жизни, не говоря уже о судьбах некогда родных для него личностей. Такой человек быстро становится своеобразным овощем, который начинает не то завидовать, не то просто ненавидеть все живое, яркое и радостное на земле.

Влача свое немое, безликое существование, люди без души начинают отравлять одним только своим присутствием и небо, и почву, и общество, и город, что вырос вокруг них когда-то очень-очень давно, ну, или совсем недавно. Это сейчас не имеет своей цены, ведь мы говорим с вами о человеческих душах, которые так часто бывают порочными, темными и бездонными, как горное холодное озеро, к которому не подойти, не подлететь, а если и получится, то оно просто поглотит вас, как несчастную мошку.

Тема Тайлена была очень робкой для Шейдена. Он не со всеми решался заговорить о нем и очень долго хранил жизнь своего брата взаперти поместья. Он не хотел, чтобы кто-то однажды увидел его и после думал о том, что было перед его глазами. Граф вообще не любил, когда кто-то посторонний думал о Тайлене, переживал о нем, скорбел. Его брат был жив, он мог говорить, чувствовать и спокойно перемещаться по дому. Он не был мертв, а значит – повода для переживаний не могло быть. Но этими мыслями он лишь успокаивал себя, каждый вечер, направляясь домой, думая о том, что он сейчас увидит.

Те многие, что знали о графе Шейдене, никогда не слышали о его родственниках. Он сам говорил, что является единственным наследником дома Даллейман. Отчасти это была правда. Шейден унаследовал поместье отца, смог поднять некогда упавший бизнес за границей, смог вернуть славное и доблестное имя своего рода. Можно сказать, Шейден взял на себя ношу и успешно ее держит на своих мужских сильных плечах.

Никто не знал о существовании виконта Тайлена, и граф умело скрывал его жизнь от чужих глаз. А те врачи, которые были наняты им, получали от графа крупную сумму денег и после обещали держать язык за зубами.

Жизнь виконта тянулась медленно,мучительно и одиноко. Хоть Шейден и ухаживал за ним, предоставлял ему все, что тот ни захочет, Тайлен был несчастен и постепенно терял свой здравый рассудок в этих толстых стенах поместья. Он хотел однажды сбежать, броситься в озеро, мечтая почувствовать его прохладу, но внезапная судорога сковала его хилое тело еще до того, как он успел выйти из поместья. Солнце так давно не обжигало его тело, как в тот момент. Оказывается, привычные радости обычных, здоровых людей причиняли ему страшную боль. Это еще больше добило Тайлена, и он совсем замкнулся в себе, заперся в своей комнате, никого не желая видеть. Слава, у Шейдена был второй ключ, который мог открывать сразу несколько дверей поместья. Это он сделал специально, чтобы в любой момент прийти на помощь своему брату, от которого можно было ожидать всякое.

Шейден считал Тайлена не только своим младшим братом, но и практически ребенком, несмотря на братские отношения. Он считал себя обязанным ухаживать за ним, исполнять все его капризы и желания. Такова была любовь брата к брату, и Шейден ни разу за свою еще короткую жизнь не думал о тягостном существовании Тайлена на своих плечах.


Экипаж графа остановился у темного, высокого поместья, чем-то напоминающего замок, и Шейден поспешил выйти из кареты. Заплатив извозчику, он дождался, когда тот уедет и сел на гранитную ступеньку дома, направил уставший взгляд куда-то вдаль, рассматривая не то темнеющее вечернее небо, не то лес, протянувшийся вдоль реки каким-то причудливым зигзагом. Он видел это каждый день, но только вечером красота природы успокаивала его, давала силы зайти в поместье.

Ему было всегда тяжело возвращаться домой, в эту клетку, которую он создал для своего брата, а себя возомнил его дрессировщиком. Да, все было так на самом деле, но от этого ему было всегда очень грустно.

Дверь позади него жалобно скрипнула. Любой бы испугался от такого пронизывающего звука, но только не граф, который уже привык к подобным неожиданностям и вполне нормально с ними уживался.

Холод повеял из едва открытой двери. В холле было темно, и только чья-то белая-пребелая кожа светилась в этом всепоглощающем мраке.

− Выходи, солнце уже совсем скрылось, − не оборачиваясь в сторону двери, успокаивающе сказал Шейден, слегка подвинувшись на ступеньке.

Послышались тихие, едва различимые шаги, а за ними показался тонкий, истощенный силуэт молодого человека. Его кожа была настолько светла, что через нее было видно, как тонкие вены обвивают его руки, лицо. Длинные, ровные пальцы с поломанными тонкими, как пластины, ногтями напоминали конечности мертвеца. А страшные сине-бардовые синяки под впалыми глазами вообще были отличительной чертой какого-то призрака некогда жестоко убитого человека. Светло-русые волосы этого существа были растрепаны, а в сине-зеленых глазах читался непонятный голод, смешанный с убийственной болью.

Сев рядом с братом, Тайлен тоже направил свой взгляд вдаль, рассматривая причудливую речку, вода в которой еще недолго сияла от лучей заходящего солнца.

Молчание между братьями было недолгим.

− Я хочу познакомиться с Солией, − прозвучал тихий, но красивый голос пленника поместья; несмотря на непонятную болезнь, младший Даллейман обладал очень красивым, нежным голосом, который в своем очаровании превосходил даже сладкий голос Шейдена. Но граф никогда не завидовал брату, мечтая когда-нибудь не только услышать здоровый, ангельский голос Тайлена, но и увидеть его в здоровом теле. Он бы точно был красавцем, как и его брат, а может, еще красивее. – Ты только рассказывал мне о ней, а я внимательно слушал. Но теперь хочу увидеть ее лично, посмотреть на нее.

− Прошу тебя, брат, пока не говори об этом. Я обязательно познакомлю вас, но чуть позже. Хорошо? – Шейден почему-то очень сильно взволновался.

− Ты боишься? Что же ты, Шейден?! С Солией все будет в порядке, обещаю. Я лишь хочу познакомиться. Не обделяй меня в общении с ангелом.

− С ангелом… − тяжело вздохнул граф, зная, что его брат не лгал ему, говоря эти слова. − Тайлен, ты знаешь, какая она замечательная, добрая, нежная, забавная. Я люблю ее, и скоро она станет моей. Навсегда. И я хочу подготовить ее к этому дню. Но подготовка займет много времени, ты же знаешь. Но так хочется, чтобы она осталась со мной даже после этого.

− Страшные сны иногда снятся людям, Шейден. Если она видит темноту вместо красочных снов, она уже начинает принимать наш мир.

− Да, ты прав, брат, как и всегда. Иногда мне не хватает твоей рассудительности.

− А мне эмоций, − холодно подхватил младший Даллейман. – Но познакомь меня с ней. Не сегодня, так завтра. Я буду ждать этой встречи.


В Академии музыки Делия быстро прославилась. О ее музыкальном таланте говорили как преподаватели, так и студенты. Кто-то завидовал ей, проклинал и ненавидел за это, кто-то же считал ее своим кумиром, на которого стоило равняться. Малышка Миллиал стала так популярна среди противоположного пола, что каждый день она отбивалась от настойчивых студентов, с милой улыбкой на лице принимая от них различные подарки. Ей, конечно, было приятно такое внимание к себе, но все равно это было далеко не то, что она ожидала в этом учреждении. Хорошо, что орава поклонников не мешала ей заниматься, репетировать. Но вот когда дело доходило до отдыха, девушка хотела как можно скорее скрываться из вида всех живых существ, закрывшись в своей комнате с какой-нибудь очередной романтической историей в руках. И когда она слышала, как торопливые шаги рассыпаются по коридору, она молила бога, чтобы они просто прошли мимо.

Если же они останавливались у ее двери и спрашивали ее у Жасмэ, то тут же получали отворот-поворот от этой пухленькой, как поросенок, девушки. Она легко нашла общий язык с Делией и всегда вставала на ее защиту.

− Делия, − раздался тонкий голосок Киримии; с этой робкой, немного странной, очень послушной девушкой Делия все же смогла подружиться, после занятий обсуждая в своей комнате дневные события, − есть тот человек, который тебе нравится? Знаешь, вся Академия бегает за тобой. Уверена, это не только из-за твоей игры на скрипке. Мне вот нравится Нальвис. Он на органе играет.

Девушка отложила книгу и с широкой улыбкой посмотрела на подругу.

− Нальвис, говоришь? – играючи пропела она, заставив Киримию залиться краской. – А ты ему уже говорила об этом? Может, мне помочь тебе?

− Не говори глупостей, Делия! – совсем засмущалась рыжеволосая девушка. − Если уж и понравился он мне, то я сама как-нибудь ему об этом дам знать. Если, конечно, увижу, что он тоже мной интересуется. Кому я нужна с таким лицом?!

Девушка заглянула в большое зеркало, стоящее у стены, и тут же отвернулась от него, грустно опустив глаза.

− Ой, Киримия, родинки еще никому жизнь не испортили. Ты хочешь быть похожей на всех остальных девушек? Мне вот нравятся твои родинки. Нальвис очень добрый парень. Он никогда никого не обидит. И я видела, как он поглядывал на тебя, когда ты пела.

В больших от удивления глазах Киримии заискрились звездочки. Этих слов ей было достаточно, чтобы поверить в себя и немного успокоиться.

− Наверное, ты права, Делия. Я бы так не думала о своем лице, если бы не один человек. Обещаешь сохранить это в тайне? – В зеленых глазах Делии Киримия искала утешение и поддержку, и она легко смогла их найти.

− Что за тайна? – почти шепотом проговорила Миллиал, забравшись на кровать подруги. Она была большой любительницей всяких историй, интриг, которые всегда плелись за ее спиной. И тут она тоже не смогла удержаться.

− Я родилась и выросла в семье слуг. Мои родители были поварами в доме одного уважаемого господина. Вернее, как я уже узнала после гибели моей матушки, − девушка помрачнела, но не прервала свой рассказ, − слугой была только моя мама, а отец был этим господином. Я была их внебрачной дочерью. У хозяина была своя семья, три ребенка. Матушка умоляла его сохранить мою жизнь. Он согласился, но при условии, что моим отцом она выдаст другого повара, который был с рождения глухонемым. Все было хорошо, матушка растила меня в любви и уюте, пока господин не понял, что я становлюсь внешне очень сильно похожей на него. Тогда он специально сбил моего пса Марта, а после у-убил и м-матушку, − голос девушки задрожал; она была готова расплакаться, но ее внутренняя сила не позволяла ей этого сделать. – Он сделал это специально. Назло мне и моей схожести с ним. А после сказал:, что родинки появляются на лице того, кто был целован дьяволом. Я сбежала, спаслась. И долгое время жила в переулках, пока не встретила на улице одного музыканта. Это был бедняк, играющий на скрипке. Ему никто не давал ни монеты, и тогда я решила помочь, спеть вместе с ним. У меня всегда был хороший голос, грех было им не воспользоваться, чтобы спасти его от голода. А после меня заметил директор Бермольт и пригласил в Академию. Правда, мое происхождение мне пришлось сокрыть. Тот господин, мой отец, может еще искать меня, чтобы убить.

− Боже, Киримия?! – Делия крепко ее обняла; ей было жалко девушку, и она не понимала, как люди могут быть такими жестокими. Но это, наверное, было лишь потому, что она воспитывалась в хорошей, доброй семье и никогда не знала несчастий и горя. – Если однажды этот человек найдет тебя, я смогу защитить свою подругу. Он и пальцем тебя не тронет, обещаю! Клянусь! Своей душой клянусь! Слышишь? А твои родинки – чудо! Ангел-хранитель не проклял тебя, а благословил. Духовный наставник никогда не сможет возненавидеть и бросить своего человека. Я знаю. Матушка мне всегда об этом рассказывала.

− Спасибо, − с надеждой в голосе сказала девушка, подняв на Делию свои затуманенные глаза. − Д-делия, спасибо. Я боялась, что никогда не встречу настоящего друга, который примет меня такую.

− А ты-то думала, что я не стану с тобой общаться? Глупышка! Я никогда не бросаю хорошего человека. Всем нужно помогать. Я помогу тебе своей дружбой.

Девушки еще долго о чем-то разговаривали, замолкая лишь тогда, когда к двери в их комнату приближались быстрые шаги. Но после жесткого голоса Жасмэ они смеялись и снова возвращались к своим наивным, ярким темам разговора.


Делия умела хранить секреты, а еще больше – судьбы дорогих ей людей. Когда она услышала историю Киримии, она не могла бросить ее, оставить без своего влияния. Да, она умело могла подбирать подход к любому человеку, убеждать его в чем-то или же переубеждать. Это была ее стихия, и сейчас она полностью чувствовала себя в безопасности. Дориан мог бы гордиться своей дочерью: она действует именно так, как он всегда ее учил.

Когда ее подруга пришла в себя после тягостного рассказа о своей жизни, Делия снова завела с ней разговор на одну очень щепетильную тему:

– На выходных я планирую ехать к родным, в Вильен-Трегги. Не хочешь поехать со мной? Моя семья будет рада тебе, ведь ты – моя единственная и первая подруга.

Да, у Делии раньше, кроме Солии, не было настоящих друзей. Она с улыбкой на лице общалась со многими молодыми людьми, находила общие темы для разговора, но ей чего-то не хватало в этих людях. Поэтому малышка Делия, как и ее старшая сестра, никогда ранее не знала прелестей истинной дружбы. Однако отличалась она от Солии тем, что у нее никогда не было настоящих дружеских отношений с кем-то. Граф был не в счет, он ведь был ее учителем музыки, а любой учитель, как известно, должен стать для своего воспитанника лучшим другом. Против педагогической этики не пойдешь. Хоть Шейден и считал Делию своим другом, роль учителя в его жизни по отношению к ней была превыше всех остальных ролей.

– Это так неловко. Они меня не знают, ждут твоего приезда, а приеду с тобой я. Ну, не знаю, Делия. Я могу только все испортить. – Упорствовала Киримия, считая, что ее подруга слишком печется о ней.

– Даже не думай об этом. Мои родные очень гостеприимные люди. Они любят гостей. Ты же для них станешь особенной гостью. Так что?

И все же девушка не решалась, находя бессмысленные отговорки. Однако Делия была так убедительна, что Киримия сама не заметила, как согласилась на ее предложение.

– Я познакомлю тебя со своей сестрой, матушкой и отцом. А, еще и с графом. – Делия замолчала; она не хотела произносить это имя, вообще не хотела упоминать об этом человеке, но он словно управлял ею на таком расстоянии.

– Граф? Кто это?

– Жених моей сестры, – без интереса ответила Делия, распахнув двери балкона.

Учителя для нее больше не было, остался только граф, партия Солии.

– А что это за человек? Не все графы хорошие. Знаю сама. Поэтому и спрашиваю.

– Не знаю, Киримия, сама не разобралась. Но сестре моей он нравится. Надеюсь, не разочарует ее. А то это разобьет сердечко Солии. Этого я не хочу.

Глава 14

Холодный ветер обжигал лицо юного садовника. Он уже час стоял на улице и пытался проветрить свои мысли, голову. Он и Ивент потратили много времени на поиски сведений о семье Ольдер, но так ничего и не нашли. Это огорчило Мильвена, ведь он не мог и не хотел всей душой подставлять Делию. Раз она сказала ему отыскать документы, зацепки, он обязательно должен был это сделать. И он был уверен, что сделает, выполнит это поручение, но сейчас понимал свою ничтожность. Но ведь это не зависит от него, так ведь? Не он хранит историю этой погибшей семьи, не он скрывает документы о том страшном пожаре.

Но переубедить его в своей невиновности было уже невозможно. Он точно знал: Делия будет им огорчена. Но оставит ли она дружбу с ним? Юный садовник очень сильно переживал из-за этого и надеялся, что девушка сохранит свои теплые чувства к нему. Только благодаря им он мог существовать в этом грузном, огромном поместье, в котором он чувствовал себя без нее одиноким и таким беззащитным, что иногда, когда Делия несколько дней не навещала его, он хотел кричать от своей потерянности, заявить всему миру о терзающей его боли.

Душа Мильвена была робка и чиста. Это был не тот парень, который всегда отличался своей мужественностью и силой, решимостью. Он был другим, и это всегда его задевало. Смотря на других сверстников, он тайно завидовал им, хотел быть похожим на них хотя бы чуть-чуть, чтобы Делия наконец-то его заметила не только как верного друга и соратника. Ему это нужно было, как глоток свежего, чистого воздуха.

Но он не был таким. Никогда не был и не мог быть. Такое слабое, почти что женственное тело не могло принять на себя обязанности мужского тела, которое в тысячу раз было проще, чем у нашего наивного садовника. Да, мы с вами видим его неким ребенком, который старается увязаться за своей защитницей, заявляя себе, что именно он защищает ее, а не она его. Но все, конечно, было далеко не так.

Он винил себя в малейшей оплошности, даже если сама Вселенная что-то не желала давать часто капризной девушке. Но Мильвен за это проклинал себя, считая, что может стать новым миром, смыслом жизни, почвой под ногами, если хотите, нашей нежной Делии. Он бы так и корил себя, уничтожал внутри, если бы не крик Ивента. Голос мужчины был радостным, живым и наполненным бьющей энергией.

Миллиал, высунувшись в раскрытое окно, оповестил Мильвена о приятных вестях:

− Господин садовник, − ликовал он, тряся в руке какую-то бумажку; за свое пребывание в особняке Штокс Мильвен уже привык к такому ироническому обращению со стороны адвоката, который совсем не хотел его обидеть таким образом, просто Ивент старался уважать всякого человека, считая его равным себе, ну, и конечно, он не мог немного не поиздеваться над склонностью парня обращаться к нему на высоких нотах, принятых в дурном, как он сам выражался, обществе, − хорошо, что Вы не ушли далеко. Далеко в себя. Поднимитесь ко мне. У меня есть кое-что предельно интересное! Вам точно полегчает.

Молнией забежав в особняк, едва не сбив еще с сильных ног дворецкого Джейса, Мильвен представлял, как любимая Делия благодарит его за проделанную им работу и это усердие, которое было достигнуто не без послушания.

− Что Вы нашли? Что же? Ивент, молю, не томите! – Садовник стал осматривать рабочий стол хозяина особняка, на котором быстро распространился стихийный беспорядок. А ведь Ивент любил, когда все было по полочкам, но сейчас ему было не до таких честолюбивых формальностей.

Перед глазами юноши мелькнула бумага и легла на стол, прямо ему под руки.

− Одно единственное письмо, господин садовник. Мои архивы сохранили только его. Не понимаю, как у такой богатой, значимой в обществе семьи, да притом с великими корнями, не осталось официальных документов. Но я точно помнил, что как-то ко мне приезжал сам граф Ольдер с важными юридическими делами. Бумаг должно было быть много! И я не понимаю, куда они могли так запросто исчезнуть из моего архива. Видели замок, который висит на двери в комнату? Так вот! Какой черт пробрался туда?

− Вы точно уверены, что никому не передавали документы? И странно, что граф обратился со своими делами в другой город, к Вам. Не понимаю. Ведь он мог спокойно решить свои проблемы в Горден-Хейле. Слышал, в то время это был славный городок с хорошими адвокатами.

− Ох, Мильвен, я и сам тогда не понял его намерений. Он лишь сказал, что искал именно меня, и никто другой больше не мог ему помочь. Тогда я не особо интересовался его причиной обратиться ко мне. Я плохо знал этого человека, так плохо, что… А! Господин садовник! – Ивент воскликнул, подняв указательный палец вверх; так он делал всегда, когда в его голову, частенько запудренную дурманом коньяка, проникала идея, либо какая-то шокирующая его новость, с которой он как можно скорее стремился с кем-то тут же поделиться. – В тот день, кажется, девятого ноября, если я не ошибаюсь, граф Ольдер приехал ко мне, чтобы составить завещание. Понимаете? Ну, Мильвен, завещание. Графу-то было тридцать семь лет, и он был в прекрасной форме. И тут – завещание! Тогда я не обратил на это внимания, но сейчас понимаю. И дело в том, что оно-то и пропало из моего архива.

− Если он действительно писал завещание, то все имущество он завещал своему единственному сыну Вальяму? Вспомните, прошу Вас, господин Ивент. Это может нам очень помочь понять причину пропажи завещания.

− Ну, что я могу вспомнить, − промямлил Ивент, опустившись в свое кресло; его задумчивое выражение лица могло говорить только о глубоком погружении в свои мысли, которые у дядюшки сестер были на тот момент спутаны; его взгляд был направлен на своего коллегу по поискам пропавшего завещания, но его глаза совершенно не видели юношу, они точно смотрели через него. Это заставило Мильвена неловко себя почувствовать, ведь в его понимании Ивент прямо сейчас смотрел на него в упор, словно что-то требуя. – Это был обычный ноябрьский вечер, − медленно протягивал слова он, − было холодно. Человек постучал в мою дверь, и Джейс поспешил открыть ему.

Мильвен хоть и был напряжен от медленного хода мыслей Ивента, но перебивать его не смел. И дело здесь было вовсе не в его положении в обществе. Он прекрасно понимал, что Миллиал выстраивает цепочку событий, которые наверняка помогут ему что-то вспомнить очень важное для их внезапного расследования.

− Граф Ольдер был спокойным, рассудительным человеком. И он был широко известен благодаря своему древнему роду. В тот вечер он попросил меня оформить его завещание по всем правилам и сохранить его. Но странным мне тогда показалось то, что имя наследника он не указал в письме.

− Что? Как это может быть? Завещание без завещания? – не выдержал Мильвен и вмешался в ход мыслей Ивента.

Худощавый мужчина как будто получил пощечину, но ее причиной стали не сдержанные слова молодого человека, а какая-то мысль, к которой он так долго шел.

Каким-то неуклюжим способом поднявшись из-за стола, он заходил по комнате кругами, что-то ворча себе под нос невнятное, тугое и пугающее нашего садовника. Когда он внезапно остановился, замерев на месте, у огромного окна, Ивент обернулся в сторону Мильвена. Его глаза пылали, как два горящих уголька.

− Не совсем. Прошу прощения, я немного не так выразился. В тот вечер, господин садовник, граф Ольдер завещал все свое имущество: родовое поместье в Горден-Хейле, антикварные семейные ценности и заслуги семьи, в том числе ее авторитет, Сельвену Ажервану.

Мильвен едва стоял на ногах, услышав слова этого человека, который впервые казался ему призраком, принесшим не то дурную, не то славную весть.

Попятившись спиной к стене, юноша упал в мягкое старенькое кресло и долго не мог ничего сказать. Однако через какое-то время он подскочил с места и бросился к адвокату:

− Как граф мог завещать всю свою жизнь, жизнь своего рода моему отцу, который был простым садовником? Как, господин Ивент? Я не поминаю этого. Это правда? Вы не могли ошибиться, что-то перепутать?

− О нет, мой дорогой господин садовник, в моей голове хранится целая база данных практически на каждого жителя любого близкого городка. Имя Вашего отца мне хорошо запомнилось. Но меня волнует то, что своего родного сына Вальяма, истинного кровного наследника, граф оставил без ничего. Вы понимаете? Выбросить родного сына из дома?! Что взбрело в голову этому человеку? Знаете, Мильвен, я хочу разобраться в этой истории. Не поможете ли Вы мне? Из Вас получается вполне достойный друг. Да и эта история, уверен, оставила на Вас особый отпечаток.

− Ивент, я хочу ненадолго покинуть Вас. Моя матушка живет в Грей-Стоуне и, возможно, может что-то знать об этой истории. Маловероятно, конечно, но, не зная моего отца, граф Ольдер вряд ли бы вписал его имя в завещание.

− А, Вы правы, Мильвен. Отправитесь прямо сейчас? Еще не поздно, далеко не поздно.

− Да, я как можно скорее хочу разобраться в этом.

− Но постойте, друг мой. Вы так и не посмотрели тот документ, который у меня сохранился в архиве.

Вспомнив о нем, Мильвен подошел к столу и развернул сложенную пополам бумагу. На ней практически ничего нельзя было разобрать из-за отвратительного, неровного, корявого почерка. Но парочку слов Мильвен все-таки смог разобрать.


… ребенок должен остаться в этом… нельзя винить… человек боится… любым способом… лучше погибнуть…


Это было все, что смог разобрать юноша, да и сам Ивент, не раз когда-то возвращающийся к этому письму. Оно было странным, запутанным. А почерк, который вообще было невозможно прочитать, как будто был специально создан, подготовлен для этой бумаги.

− Что это? С виду – документ. А прочесть невозможно. Как Вы это приняли, Ивент?

− Сам не понимаю. Однако моя память все-таки меня в чем-то подводит. Этот документ я бы в жизни не пропустил в свой архив. – Миллиал снова взялся за стакан, развалившись на диване.

− Похоже, Вам стоит сменить замок.

− Но проникнуть в архив невозможно, − Ивент как будто сам себя убеждал в этих словах. – Тем более в мой особняк. Не верится, что это как-то возможно. Мильвен, не станем сейчас тормозить на одном месте. Отправляйтесь к матушке, постарайтесь разузнать от нее хоть что-то, что Вы не знали о своем отце. Граф не стал бы завещать историю и будущее своей семьи незнакомому человеку. Это точно! Я дам Вам свой экипаж. После сразу же поезжайте ко мне. А я пока сменю замок и попробую поискать информацию о графе у своих друзей-адвокатов.

− Благодарен Вам за помощь! – на радостях выкрикнул садовник, выскочив за дверь.

− Мильвен! – внезапно позвал его Ивент, − купите матушке цветы. Самые лучшие, которые сможете найти. – Адвокат вручил юноше приличную для слуги сумму денег, которую Мильвен никогда ранее не видел в своей жизни; признаться, он даже мелочи от Дориана не получал, работая, как и все, за еду и место под крышей поместья. Он даже сказать ничего не смог в этот момент, стоя перед Ивентом как мраморная статуя. – И поцелуйте ее при встрече. Любая матерь достойна таких, казалось бы, мелочей. Ну, спешите, пока светло!

Скоро Мильвен уже был в пути, и сердце его перевернулось в его груди, отбивая очень причудливую мелодию. Перед глазами его стоял туман. Он ослеплял его, отрезал от жизни, белесой паутиной перемотав все мысли.

− Матушка, − тихо обронил он, глядя на деньги, лежащие в его руках, − ждешь ли ты меня?


В двери особняка Штокс постучал молодой, крепкий человек. Джейс поспешил открыть двери. На пороге стоял посыльный, принесший письмо для некоего Мильвена Ажервана.

Дворецкий принял письмо и отдал его господину Ивенту. Конечно, хозяин особняка не стал раскрывать конверт и читать содержимое письма, но когда он увидел адресанта – свою любимую маленькую племянницу Делию, его глаза загорелись. Он прекрасно знал, что его Делия – настоящий ангел, который должен был спасти отчаянного юношу от глупостей и одиночества. Это был бы лучший исход нашей с вами истории, которая только набирает обороты.

Глава 15

Солия в этот день не дождалась приезда графа, хоть он и обещал ее навестить, прогуляться с ней по яблоневому саду. Она ждала этого с прошлой их встречи, и уже как два дня прошло со времени обещания. Но она помнила о его больном брате, о тех заботах, которые были у Шейдена. Он не мог просто взять и все бросить, чтобы приехать к ней. Это был очень занятой, ответственный человек, который всегда был верен своему делу, но не слову, которое он постоянно давал Солии.

Даже письма не написал, ни слова. Это тревожило девушку, хоть она и понимала причины графа забыть о ней на какое-то время. Но ей хотелось быть с ним, разговаривать, видеть его теплую улыбку. Признаться себе было сложно, но та любовь, которой следовала Солия, начинала поглощать ее, менять, заставлять быть ближе к графу.

Где-то в глубинах своей души она была счастлива понимать это, жить такой любовью, но все это казалось таким незначительным, маленьким и притворным, что иногда она просто хотела разорваться на части и улететь вместе с ветром, который мог бы подхватить ее тело без особых усилий.

Граф молчал, и девушка была несчастна. Время тянулось долго. Солия не хотела разговаривать ни с матушкой, ни с отцом. Каждый из них изменился после отъезда малышки Делии, и Солия начинала думать о том, что ее родные родители где-то не так уж сильно ее любили, как младшую сестру. Когда она об этом подумала, все ее существо сжалось до такой степени, что она едва могла ровно дышать.

Но неужели родители могут всей душой любить и ухаживать только за одним ребенком? Как такое вообще могло существовать? Разве когда бог вложил сердце в заботу о родных детях, он не учел, что любви может не хватить на всех? Этого не могло быть среди живых, но девушка впервые об этом серьезно задумалась.

Эвагвелия и Дориан были уютными, теплыми людьми, и всегда с нежностью относились к своим дочерям. Когда родилась Солия, они места себе не находили, пытаясь сделать все возможное (зачастую и невозможное тоже), чтобы их малышка не плакала. Дориан же вообще был помешан на дочке, всюду нося ее на своих руках и даже засыпая вместе с ней. Эвагвелия всегда удивлялась поведению супруга, но отчасти всегда знала о его сильных чувствах ко всему родному и любимому.

С рождением младшей дочери Дориан нисколько себе не изменял, отдавая все свободное время обеим малышкам, которые и не знали, что такое обделенность или заброшенность. Для Дориана дочери всегда были кумирами, маленькими ангелочками, которых он вымолил у самого доброго бога. Стоило ожидать такой любви и опеки от этого человека, ведь он сам вырос в любящей, полноценной семье, в которой забота и безопасность ставились на первое место.

Однако сейчас Солия чувствовала себя потеряно. Ей не то хотелось плакать от накативших на нее чувств, не то смеяться и делать всякие глупости, зная, что это сойдет ей с рук. Она хотела быть свободной от этих переживаний, от гнетущих ее мыслей. Это становилось невыносимой ношей для нее.

Не дочитав какую-то новенькую книгу, девушка вышла из поместья, направившись в сторону яблоневого сада, в котором некогда состоялась их с графом встреча. Как бы ей хотелось увидеть его там, ждущего ее в этот час, в эту минуту. Но Солия лишь впустую надеялась на это. Граф Шейден не мог навестить ее сегодня по очень щепетильным причинам. Объяснить их полностью девушке он был не в силах, боялся, что она не поймет его или же поймет неправильно. Он не хотел обманывать ее, поэтому всегда говорил правду, не заходя слишком далеко в подробности. В этом он был настоящим умельцем, и Солия поэтому доверяла ему, не имея даже малейшей возможности заподозрить в словах графа что-то неладное, волнующее. Солия не могла об этом подумать, не могла полагаться на свое бурное воображение. У нее оно было богатым, ярким, но она сдерживала его по отношению к Шейдену.

Стройные деревья молодых яблонь были красивыми. Они нравились девушке, и она часто любила на них смотреть. Матушка высадила их после своей свадьбы, и уже они были статными, высокими, раскидистыми. Солия не разбиралась в породах или же видах плодовых деревьев, поэтому даже названия их не знала. Это было ей не нужно. Она хорошо знала историю, любила решать сложные задачки и читать мутные детективные романы, от которых головка ее сестры всегда шла кругом. Ей было нужно лишь то, чем она интересовалась, дышала, жила. А такие мелочи, как название яблоневых деревьев, были ерундой, без которых она вполне могла прожить счастливую, радостную жизнь.

Сев под одну яблоню, которая была самой раскидистой и немного корявой, девушка устремила свой взгляд в голубое небо, которое было в этот день таким красивым, что восторгаться им мог каждый, даже если фантазия этого человека была на нуле. Девушка мечтала, рисовала на чистом голубом полотне звезды, новых забавных существ, животных. Она была невесома, легка. Впервые Солия могла ощутить это, впервые могла почувствовать жизнь и рок своей младшей сестры.

Девушка широко улыбалась, что-то мурлыча себе под нос, и не заметила, как кто-то пробрался в ее тайное логово. Она не хотела спугнуть неожиданных гостей, замерев на одном месте. Когда шаги среди деревьев затихли, раздался сухой, упавший голос:

– Не понимаю, Дориан, как нам все выдержать. Десять лет назад все было иначе. Ты был другим. Сейчас же я едва могу засыпать рядом с тобой. Хоть ответь что-нибудь.

– И ты была другой, Эвагвелия. Я был счастлив рядом с тобой, но это давно прошло. Давай не будем вспоминать о счастливых моментах. Их давно нет.

– Не жалеешь меня, так девочек наших пожалей. Они не должны узнать. Какой стресс они переживут, если узнают.

Молчание недолго длилось в яблоневом саду.

– Солия и Делия не узнают. Ничего не узнают. Для них мы счастливы, как и всегда.

– И это очень трудно. Обманывать, Дориан, трудно.

– Но это лучшее, что мы можем им предложить. Что сделаешь, если мы уже не те. Рано или поздно это должно было произойти.

– Не ты ли говорил, что любовь вечна? Эхх… Какая глупость. И кто это только придумал?

– Ладно, давай просто забудем.

– О тех годах, которые принесли нам много счастья? Забудем?

– О них самых. Ты же знаешь, ничего нельзя изменить. Хоть мы и пытались.

Когда девушка осталась одна, она долго и мучительно молчала. Сердце ее не билось, а в ушах по-прежнему раздавался гул отдаленных голосов. Нет, так нельзя. Нельзя было верить им, всем им, людям. Все лгут, даже самые родные. Правды нет, и это осознание всегда приходит очень поздно, горестно. Нужно было понять, что вообще происходило с людьми в этот коварный век. А был ли он в самом деле? Может, нет никакого века, этой раздельности на части времен? Время, на самом деле, не играет никакой важной роли. Оно просто есть среди нас и отрадно портит все на своем пути, спешит, либо медлит. А иногда и жестоко обманывает.

Дориан и Эвагвелия не были теми людьми, которыми их всегда видели их любимые дочери. Все было иначе, сложнее. Сколько они хотели еще обманывать близких? Вечность!? Не много ли для двух обреченных людей, стоящих перед пропастью на шатком булыжнике? Сомнительно. Эта игра сильно затянулась, победителей нет. А могли бы быть? Это очевидно.

В несчастье все становятся виноватыми. Дочери Миллиал стали виновны в том, что ради них два человека вынуждены были создать спектакль, в который вовлекли всех, кто их окружал в стенах поместья. Проклятущее здание! Но оно не виновато в этом, поверьте. Дом не может стать причиной раздора, он лишь хранит его. Долго. Веками. И даже после смерти хозяев не забывает. Вот ноша, которую не вынести. Можно лишь убить поместье, разрушить, разобрать по камушкам, чтобы оно перестало помнить о жестоком обмане старших Миллиал. Но этот дом никто не разберет, не уничтожит. Он будет жить, притом очень долго и несчастно.


Солия заперлась в библиотеке отца, упала на колени перед огромным платяным шкафом и долго, горько плакала. Ее слезы не могли ей помочь. Никому не могли. Но так хотелось, чтобы каким-то чудом хоть капелька света существовала на этой земле. А девушка плакала, верила в чудо из светлых книжек своей сестры, но оно никак не хотело происходить. Да кто вообще его придумал? Чудо? Конечно! Маленькие наивные девочки только верят в него. Солия не была такой, она верила лишь в то, что видела перед своими глазами, слышала своими ушами.

Если бы Делия узнала об этом, о том, что скрывают родители… Нет, так нельзя. Она воспримет это как удар клинком, и последствия будут очень тяжелыми. Лучше сохранить эту историю от нее. Да, так будет лучше.

Не зная, как излечить свою душу, Солия в порыве ярости разбросала книги, до которых могла достать, по полу, с огромным удовольствием вырвала из них листы, а затем замерла, остановившись у отцовского стола. На нем стояла фотография, семейная фотография Миллиал. Эти улыбки, взгляды, эмоции… Все было притворно! Ничего настоящего, искреннего. Все ложь! Ложь! Она была везде, и Солия хотела сорвать ее с лица своей семьи, как грязную, истлевшую одежду.

Важная сердцу Дориана вещь была разбита руками родной дочери, для которой не было понятия семьи с этого проклятого дня.


За ужином все было как обычно. Дориан смеялся, рассказывал о чем-то восторженно, ликовал. Эвагвелия подхватывала его настрой, хоть и сохраняла завидную скромность. Улыбки. Фальшивые улыбки плясали на любимых лицах. Все это только для тебя, наша милая Солия, для тебя одной. Ты зритель в этой постановке. Так почему же не аплодируешь?

Ручки девушки сжались в кулаки, тело напряглось. По столовой разразился ее дрожащий, холодный голос. Таким голосом могли говорить только люди, кем-то специально брошенные под колеса экипажа:

– Сдать Делию в Академию музыки, меня – замуж за графа Шейдена. Очень удобно, не правда ли? В поместье не останется причин играть в этот глупый маскарад. Свобода. Ею можно будет упиваться вдоволь. – Молчание в этом доме впервые овладело пространством. – А меня Шейден тоже разлюбит? Любви ведь нет. Зачем любить? Смешно! Ну, как вам? Сложно играть заботливую, счастливую семью?

– Как это понимать, Солия? – Дориан нервно сглотнул слюну и едва ею не подавился.

– Напрямую, папенька. Видите ли, перед щекотливым разговором нужно убедиться, что вы одни. Или же никто не бывает в яблоневом саду, кроме вас? Ха! Наивно.

– Солия! – Вмешалась Эвагвелия, слегка повысив голос, но это еще больше разозлило девушку.

– Вы лгали нам с Делией. Лгали так долго, что сами себя похоронили. Уж лучше я буду жить на улице, чем в этом доме, в котором нет места чести. А значит, нет места семье! – Девушка схватила скатерть со стола и потянула на себя. Блюда и напитки разом полетели на пол, подняв звенящим шумом весь дом на уши.

Не успели Миллиал собраться с духом, эмоциями, как Солия уже выскочила из поместья, запрыгнула в экипаж и бросилась прочь из дома, в котором счастье было всего лишь молчащим призраком.

Дориан и Эвагвелия выбежали на улицу, чтобы как-то остановить дочь, но было поздно. Последний ангел счастья поместья Миллиал покинул этот проклятый дом.


Граф опоздал. Когда он приехал, желая сделать девушке сюрприз своим поздним появлением в поместье, все его мечты и сказочные мгновения вмиг испарились. Он не понимал, как Солия могла сбежать из дома, ведь на подобные вещи она просто была не способна. Но это случилось, и Шейдену было сложно не то, что поверить в это, но и принять. Солия оставила семью, сестру, его, в конце концов. Этого он не мог себе простить и долго, очень долго истязал себя гнетущими мыслями, от которых только кровь стыла в венах. Его любимая была несчастлива. И эта печаль, ее разочарование были настолько сильны, что сам граф ощущал ее чувства, ее волнения и ту боль, которую ей пришлось испытать. Он корил не ее, а себя, не понимая, как он не смог ее уберечь от этого, как не смог он быть чаще с ней, с его ангелом на земле.

Чувства переполняли его. Он понимал: во всем горе семьи Миллиал он не был виновен. Но его большая вина состояла, по его мнению, в том, что он не смог стать близким другом для Солии, хоть она и называла его таковым. Но ведь она сбежала, сбежала ото всех, кто ее окружал, в том числе и от него. Отрицать это было невероятно сложно.

За время знакомства с этой девушкой Шейден сильно привязался к ней, считал частью своей души и не желал уже отпускать от себя. Солия переросла все стереотипы отношений мужчины и женщины, стала не то другом, не то возлюбленной графа. Но как она смогла это сделать, до сих пор остается для многих людей очень интересным, призрачным секретом.

Бросившись в свой экипаж, граф направился в Горден-Хейл, надеясь встретить Солию именно там. Всю дорогу он подгонял извозчика, и тот не знал, слушать ли графа, идти ли прямиком в колючие лапы смерти, которая начинала поглядывать на них откровенно и демонстрационно? Но Шейден не унимался, просил несчастного человека ехать так, чтобы время за ними не поспевало лететь. Его волнение могло разрушить его нервную систему, мозг и тело, которое донельзя было напряжено.

Когда экипаж едва въехал в меленький городок, граф тут же выбросился из него, бросился разыскивать девушку в тесных улочках, спрашивать каждого жителя, каждую тень о красивой темноволосой девушке в бежевом платье, но никто так и не ответил ему, призрачно проплывая мимо. Горден-Хейл был не тем местом, где можно было у кого-то попросить помощи. Ни один человек не интересовался тем, что происходило вокруг него. Этот город, как и говорил Вальям, был давно мертв. И если оставалась в нем хоть одна клеточка живого, разумного, то все мертвое стремилось ее как можно скорее уничтожить.

Потеряв надежду, граф снова вернулся в экипаж, не зная, где ему стоило искать Солию. Казалось, она пропала из этого мира, провалилась сквозь землю, не оставив ни письма, ни слова для него. Она жестоко с ним поступила. Но опускать руки граф н собирался. Он вообще никогда не сдавался. И именно поэтому он решил объехать все города, в которых ненароком могла оказаться его избранница.

Он должен был найти ее раньше тех неприятностей, которые могли позариться на ее светлую душу. А их было немало.


Правду в счастье не берут. Миллиал никогда и не брали его, боясь потерять где-то на пути в будущее. Хоть они казались радостными, примерными людьми в ячейке общества, но за дверями поместья, за дверями разных комнат, все было не так сказочно, как думали многие. Закрываясь ото всех, в том числе и друг от друга, эта семья была уже давно обречена на плачевный исход, тот крах, который принесло им время. Дочери покинули стены родного дома, родители остались ни с чем. Так бывает всегда, когда связь с родными исчезает, а остается только одно притворство, ложь, дышать которыми вредно не только для разума, но и для рассудка.

Разум Миллиал давно помутнел, почернел и был отравлен. Спасти его уже было нельзя. Кто-то, однако, верил в спасительную силу добра, совести, чести этих людей, кто-то же сомневался в этом, верил: Миллиал обречены провалиться в огромную зловонную пасть бездонной пропасти, в которой даже смертные грехи не могли бы отыскать себе место.

Граф догадывался о душевных терзаниях этой семьи, в тайне жалел Солию и ее младшую сестру. Ему не хотелось, чтобы девушки были несчастны, чтобы они плакали… Слезы он ненавидел больше всего на этом свете и только из-за них не мог нормально говорить со своей возлюбленной о том, что изъедало часто ее сердце. Но теперь он пожалел об этом, презирал себя, корил в пропаже Солии и всех бедах Миллиал. Его роль в этой семье была грандиозной, не такой призрачной, тонкой, какой мы с вами ее представляем. Может быть, Шейдену выпала роль спасителя, героя, который должен был вытянуть из пропасти эту семью, вывести их к истинному свету, заставить их глаза гореть искренними чувствами. А может быть, он должен был уничтожить все, что когда-то связывало Миллиал с жизнью? Сложно разобраться, ведь графа очень непросто понять. Его намерения затуманены, нечетки. Стоит ли ему доверять? Стоит ли презирать? Все зависит от нас с вами, дорогие друзья. А что бы выбрали вы? Доверие или презрение? Выбрать ведь не так сложно, правда. Но, привязавшись к человеку, не зная его ткань души, очень сложно сказать, на чьей стороне каждый из нас с вами может оказаться.

А пока граф Шейден останется для нас темной лошадкой. Но не стоит так запросто верить мне, несмотря на то, что я провожу вас по этому увлекательному, местами очевидному миру. Кто знает, может, в этой истории все значит иначе, чем мной было показано.


− Делия, у меня к тебе… Эмм… Вам, очень важный разговор. Прошу, выслушайте меня. – Робея, парень, играющий на контрабасе, взял девушку за руку, но, увидев ее суровый, холодный взгляд, тут же опустил ее, сделав пару шагов назад.

− Сначала представьтесь. Негоже молодым людям начинать разговор с таких нахальных требований. – Делия не только во взгляде, но и в голосе четко давала понять, что ей неприятны мысли этого юноши; она так часто это делала, что уже успела привыкнуть постоянно надевать на свое лицо такую суровую гримасу.

− А, да. Кхм. Я Ролен.

− Замечательно. И что Вы, Ролен, хотели от меня?

− Ну, Вы свободны сегодня вечером? Я хотел пригласить Ва прогуляться со мной по парку.

− Хотел? – Делия демонстрационно подняла брови. – Что же Вы, Ролен, хотели-хотели, а сейчас уже не хотите? Забавный Вы все-таки.

− Но я не об этом, Делия.

− Тогда, если хотите, чтобы Вас правильно понимали, научитесь легко и лаконично излагать свои мысли. Приятного Вам вечера, Ролен.

Делия во время пребывания в Академии музыки отлично приспособилась к окружающей жизни, переросла малышку Делию, став настоящей девушкой, которая могла любому дать отворот-поворот. Она стала сильной, независимой, научилась относиться к людям так, как они обращались с ней. Для противоположного пола она стала потенциальным трофеем, наличие которого у кого-то вызвало бы целый шквал зависти, а ее избранника все бы считали юношей номер один. Но девушка не сдавалась, хоть первое время ей было очень сложно ужиться в такой странной, чудной системе. Она перестала прятаться в своей комнате, а шла напролом, став не только предметом всеобщего обожания и тайного восхищения, но и железной девой, которая, если уж встретит кого-то на пути назойливого, неугодного, то обязательно сожмет в своих смертоносных тисках.

Но Делия быласильна, и это отличало ее от других студенток Академии, да и вообще от остальных девушек, которые могли только быть. Она была мужественной, но не знала, стоило ли ей этим гордиться.

Коллекционер любил наблюдать за ней, даже если это было несколько странным со стороны директора учреждения. Эта девушка была ему интересна, любопытна, можно даже сказать. Никогда ранее он не встречал такую одновременно и талантливую, и смелую, и красивую девушку, которая могла еще и за себя постоять, не боясь потерять свой авторитет. А он, между прочим, у нее был и постоянно, несмотря на ее характер и поведение, только возрастал.

Коллекционер интересовался ею, тайно бывал на занятиях, иногда даже позволял себе подслушивать разговор Делии с ее подругой и другими студентами. Он был горд за нее, и этой гордости ему было мало. Он хотел возвысить это славное дитя к небесам новых одаренных людей, помочь ей развиться, хоть она и не особо в этом нуждалась благодаря своим возможностям. Ему было приятно присматривать за ней, понимать, что девочка − в безопасности и полной сохранности под его внимательным взором. Он не хотел, чтобы с ней что-то случилось даже малейшее, какая-нибудь мелкая, но скользкая неприятность. Дочь его друга все-таки была для него особенным человеком, к которому он испытывал теплые чувства.

Вообще Коллекционер ни к кому не привязывался в своей долгой жизни. У него не было ни семьи, ни родных его сердцу людей. Да, были друзья, причем даже близкие, но он не воспринимал эти отношения всерьез. Дружба была для него чистой формальностью, этикетной рамкой, правилом вежливости, но не более. Студентов своих он тоже любил, оберегал и беспокоился о них, но это было не то, что мы с вами можем назвать любовью, либо нежностью. Этот человек просто был вежлив, вот и все. Но с Делией все обстояло иначе. Сам себе он временами признавался, что эта девушка стала для него особенной, дорогой его сердцу личностью. Он был уверен: Делия Миллиал – его муза, его новый смысл жизни. Но как донести свои чувства ей, своей студентке? Как он это сделает? Коллекционер был очень умен, хитер и уже давно создал для себя некий план действий, который обязательно должен был сработать.


− Делия, признаюсь, Вы – моя лучшая ученица. Такой талант, такие возможности! Да это фантастика! Если бы Вы знали, как я горд вашими достижениями, Вами в целом. Позже я обязательно отпишусь Вашим родителям о Ваших успехах. Позвольте же мне чуточку расхвалить Вас. Поверьте: любые родители любят, когда их чадо хвалят высокие в обществе люди.

− Вы слишком добры ко мне, директор. У меня самый обычный талант. Все в стенах Академии талантливы, и многие обладают еще большими возможностями. Киримия! Да ее голосу завидуют сами ангелы! – Девушка облегченно выдохнула, когда услышала от Коллекционера теплые слова о себе. Когда Жасмэ передала ей, что Бермольт желает видеть ее в своем кабинете, она едва не задохнулась от волнения.

− Да, Мейдж очень хорошо поет. Но у нее есть большие огрехи в исполнении. У Вас же, Делия, ошибок практически нет. Вы не только скрипачка, но и певица! Мало кому бог дал такой талант. Но мне очень жаль, что Вы хороните свой голос, прячете за игрой на скрипке. Делия, я хочу, нет, рекомендую Вас господину Дреймерту, заведующему местным оперным театром. Это лучший театр в этом городе! Я уже написал ему письмо с похвалами о Вас. И он быстро согласился взять Вас на главную роль «Ангела» Мольенни!

− Мольенни? Но ведь это… это сам… Альсувен Мольенни?!

− Вот именно, Делия. Никто, кроме Вас, из моих студентов, не сыграет этого ангела так, как Вы. И Ваши навыки игры на скрипке, и Ваш голос будут вместе очаровывать зрительный зал.

− И все же я не ожидала от Вас такого предложения. «Ангел» Мольенни – любимое произведение моей матушки. В детстве она пела нам с сестрой его перед сном.

− Тогда эта роль приписана Вам судьбой, моя дорогая Делия! Прошу Вас остаться на эти выходные в Академии. Вам нужно будет потренироваться, настроиться. Премьера состоится уже в следующий четверг.

− Ох! Да, Вы правы. Сейчас важно остаться здесь, подготовиться. – Делия опустила потускневшие от тоски глаза, и Бермольт заметил это.

− Вы собирались ехать домой, к родным? Понимаю. Первое время сложно без них, но Ваши родители, сестра и все дорогие Вам люди захотели бы, чтобы Вы остались на это время. Сделайте для них подарок! Им будет невероятно приятно видеть Вас на сцене, да еще и в роли ангела Мольенни.

− Да, Вы правы, директор. Я останусь. Матушка будет в восторге! Премного благодарна Вам!

− О, это я благодарен Вам, дорогое дитя!

И Делия поспешила в свою комнату, чтобы сообщить приятную новость подруге. К счастью, Киримия была в комнате.

Все же девушку разъедало изнутри чувство вины перед родными. Она обещала приехать, но не смогла. Ее рост в Академии, в глазах директора потрясал, и Делия сама не понимала, то ли дар, то ли удача сопутствовали ей в новой, светлой жизни, к которой она стремительно шла, не оборачиваясь назад, в прошлое, в котором она много и сильно плакала.

Оставалось только внушать себе, что родные не обидятся, а будут только рады видеть свою малышку на сцене. Как же дожить ей теперь до этого великого дня?

Глава 16

Мильвен быстро приехал к дому матушки. В последнее время она сильно болела, и ее добрый господин выкупил для нее небольшой домик, стоящий у маленькой, спокойной речушки. Это было испытанием для нее, ведь всю свою жизнь она отдавала себя людям, помогала им и часто забывала о себе. Это была жертвенная женщина с низкой самооценкой. Она легко терпела унижения, брала на себя вину других слуг и давно приняла на себя роль некого агнца, который всегда должен был отвечать по каким-то несуществующим заслугам. Но это была она, и ее душа извечно терзалась в огненной стихии совести. Мученица, любящая мать и просто хорошая, честная женщина. Саналия была именно такой, и Мильвен, ее единственный, горячо любимый сын, никогда не понимал это, хоть и был чем-то похож на нее. Слуга есть слуга? Нет, Саналия была другой, и служить она старалась от всей души, отдавая даже малейшую, едва живую силу в обмен на довольство своего господина и его семьи.

Садовник был счастлив встретить матушку на улице. Она сидела на небольшой деревянной лавочке, которая стояла у стены домика, и смотрела, как у реки плескаются ребятишки. Саналия любила детей, любила наблюдать за тем, как они играют, щебечут и просто балуются. Любовь эта объяснялась привязанностью ее к своему сыну, которого она отпустила в услужение семьи Миллиал. Тоска по родной душе была настолько сильна, что по ночам она тихо плакала, мечтала увидеть своего мальчика, обнять его и нежно поцеловать в горячий лоб. Она и мечтать не могла, что Мильвен окажется рядом с ней так быстро, и сердце ее, возможно, выпрыгнет из груди, как котенок, которого внезапно застали врасплох.

Юноша придержался совету своего нового друга Ивента, который почему-то был для него действительно таковым. Он не был для него господином, хозяином или кем-то в этом роде. Адвокат вообще не любил это разделение в обществе и всячески отвергал такое гнусное стереотипное мышление у всех, с кем ему доводилось пообщаться.

Экипаж остановился у крохотного домика, и из кареты вышел красивый, причесанный молодой человек в черной рубашке и грязно-зеленом костюме. Этот костюм, да и рубашку тоже, ему подарила Делия, надеясь, что эти вещи подойдут ее дорогому другу. И они отлично подошли, идеально смотрелись на тонком теле Мильвена.

Поправив зачем-то хризантемы, которые и без того были идеально уложены в букет, юноша неловко обернулся по сторонам, а затем его взгляд остановился на женщине, сидящей у домика. Ее взгляд был направлен в сторону речки. Она не обратила внимания на нежданного гостя, как и не узнала сначала присутствие рядом своего сына.

Тяжело выдохнув, парень направился в ее сторону, а ноги под ним то и дело дрожали. Да, он нервничал, не знал, будет ли рада ему родная матушка. Ведь она отдала его, чтобы он смог построить свою жизнь в услужении знатного, уважаемого барона. Но разве она могла отвернуться от него? Саналия была матерью, а матери, как известно, никогда не бросают свое чадо, даже если прошло много-много дней и ночей с тех пор, как она обняла его, желая доброго пути.

Самые разные чувства пронзали сердце бедного Мильвена, который хотел то броситься к матери в ноги, то вмиг убежать, уехать и больше никогда не возвращаться. Да, чувства были самые разные, неестественные и тревожащие нежную душу парня. Он хотел понравиться матушке, дать ей знать, что все у него хорошо, но его ноги, язык немели с каждым его шагом к маленькому домику.

Нет, ты, наш герой, должен подойти к ней, поздороваться, поговорить. Будь сильным, Мильвен, от тебя зависит очень многое. Поэтому наберись новых сил, глубоко вдохни и вперед. Саналия давно ждала тебя.

И юный садовник сам не заметил, как оказался у женщины, которая долго смотрела на него. Ее черные глаза-угольки были спокойны, а смуглое лицо безмятежно. Это успокоило Мильвена, и он широко ей улыбнулся.

− Матушка, твой сын вернулся спустя столько лет, чтобы повидать тебя, − в его голосе не было ни капли сомнения, неуверенности, и это еще больше удивило Мильвена, придало ему сил, которых ему никогда не хватало из-за его робости и неуверенности в себе.

− Мильвен?! Я ждала тебя, молила бога, чтобы однажды ты приехал ко мне, пусть даже на мгновение. – Женщина поднялась со скамьи, крепко обняла сына, сдерживая радостные слезы. Ее мальчик наконец-то навестил ее. − Господин Миллиал послал тебя за чем-то? Он хорошо к тебе относится?

− Все нормально матушка. Его младшая дочь Делия послала меня к своему дядюшке, чтобы я помог расследовать ей кое-какое дело.

− Обычный садовник принялся за расследование? Это не просто расследование, так? Девушка хочет что-то сокрыть от отца? – Саналия как всегда была проницательна. Мильвен ожидал этого от нее, поэтому ничего скрывать не стал, да и не мог.

− Да, матушка. Делия не просто моя госпожа, она мой друг еще с давних времен. Я не мог отказать ей в одной просьбе, поэтому и согласился проделать долгую дорогу ради нее. Она беспокоится о своей старшей сестре, которой один мальчик с очень черной историей пообещал беду. Понимаешь, матушка, я не мог оставить это просто так.

Саналия тепло улыбнулась. Она бы никогда не могла подумать, что ее сын вместо услужения будет иметь хорошие, теплые, дружеские отношения с одной из господ. Это ее радовало не меньше, чем удивляло.

С одной стороны, конечно, такая дружба была неестественной, ложной, запрещенной, но Делию это не останавливало, как и нашего юного садовника. Его матушка понимала это, но не могла запретить ему быть счастливым. Как же родная душа, ангел-хранитель может взять и отобрать крылья у своего близкого человека? Если только дьявол не вздумал выдавать себя за ангела, но Саналия вряд ли когда-то смогла бы на это пойти.

− Вижу перед собой не мальчика, а взрослого мужчину, который может за себя постоять, держать слово. Мильвен, я счастлива, что ты вырос именно таким, и не забыл о своей матери. Многие забывают.

− Многие – не я, матушка. Я никогда о тебе не забуду. Обещаю, я вернусь снова и буду возвращаться всю свою жизнь к тебе.

− Знаю, но всю жизнь – много. Уж лучше отдай ее светлому делу. А я буду только радоваться за тебя, оберегать.

− Я обещаю. Со временем я стал задумываться о своем отце. Матушка, расскажи мне о нем, прошу тебя. – Мильвен хотел отвлеченно зайти в нужное ему русло. Он и не думал, что вот так запросто будет использовать слова Саналии в своих целях. Но разве в своих только? Вопрос о его отце был важен не только для его него самого, а для того дела, за которое он слепо взялся.

Саналия нисколько не удивилась просьбе сына, а только, казалось, была рада его заинтересованности в этом. Она была не из тех женщин, которые скрывали что-то о своем супруге от своих детей, пытаясь создать для них отвлеченную картину их отца, в котором он часто бывал не то подлецом, не то славным человеком, которого рано забрала судьба. Она говорила правду, не таила ее, факты, которые были именно такими, каким был Сельвен.

Женщина поманила юношу сесть на скамейку, рядом с ней, и, прижав к себе хризантемы, которые ей подарил сын, начала свой рассказ, отдав плескающимся в речушке детишкам свой глубокий взгляд:

− Твой отец был чудесным человеком, добрым и заботливым. Всю свою жизнь он работал, пытался быть чем-то всем полезным. У него был настоящий дар, который замечали многие. Все, что он бы ни посадил в землю, всходило уже черед пару дней и расцветало, радуя всех вокруг своей красотой. Сельвен прославился садовником-чудотворцем, которому все было нипочем. Любое растение, умирающее в земле, было им излечено. Когда я встретила его, то сразу влюбилась. Многие говорят, что влюбиться так просто невозможно, нужно время, но со мной было все иначе. Я не побоялась признаться ему в своих чувствах. Он робел, не мог сказать ни слова связного. Но его чувства ко мне были ответными. Но жизнь с ним не была такой, какой видели ее многие. Сельвен отдавал всю свою любовь мне, но часто оставлял меня одну, куда-то уходил. Я не решалась спросить его об этом, хоть и жутко интересовалась этим. Наверное, я не спрашивала лишь потому, что доверяла ему, не хотела обидеть. Но в следующий раз, когда он снова оставил меня одну, я проследовала за ним. Хорошо, что он не заметил меня. Или же я просто так хорошо скрывалась в вечернем сумраке. У одного богатого дома в славном на тот момент городке Горден-Хейле он встретился с человеком, графом, кажется. Они долго о чем-то разговаривали, и сказанное графом не понравилось Сельвену. Он явно что-то ожидал от него, что-то хорошее. И тогда твой отец рассердился так, что я едва могла узнать в нем того человека, с которым была обручена. Это было не все. Как-то я обнаружила у Сельвена письмо, которое он собирался отправить графу с фамилией Ольдер. Не знаю, что связывало его с этим человеком, но относился он к нему не как слуга.

− Было ли это похоже на угрозу с его стороны? – В голову Мильвена внезапно ударила безумная мысль, которую он опасался, но спросить об этом матушку все же решился.

− Мне казалось, что твой отец был обижен, напуган, причем очень сильно. Но угрозой это с трудом можно было назвать. Скорее сильная, очень жгучая обида. Я знаю, как выглядит обиженный человек. Сельвен был тогда именно таким.

Мильвен задумался. Если что-то связывало его отца с графом, то что это могло быть? Какие отношения вообще могли быть между ними? Если Сельвен действительно был обижен на этого человека, неужели граф завещал ему все свое состояние чисто для того, чтобы искупить свою вину? Какой сильной должна была быть обида, если Ольдер пошел на такое. И все-таки что-то здесь было не таким очевидным. Вся эта история с поместьем, завещанием, поджогом не была такой простой. И Мильвен об этом знал, несмотря на недостаток информации.

− Матушка, недавно Ивент нашел в архиве завещание. В нем говорилось, что все богатство графской семьи Ольдер должно было достаться моему отцу, − Мильвен пообещал себе быть откровенным с матерью, не желая от нее утаивать что-то, что могло бы помочь лучше понять Сельвена.

− Завещание? – Женщина была удивлена и напугана словами своего сына, но с завидным спокойствием приняла их. – Значит, я не так хорошо знала твоего отца, Мильвен. Граф никогда бы не стал завещать что-то слуге. Если только он не был обязан отдать все, что имел, ему.

− И самое интересное, что несколько лет назад поместье Ольдер сгорело. Был заявлен поджог. Но виновника так и не нашли. Понятно, что это был не мой отец. К тому времени он уже давно был мертв. И странно, что кто-то уничтожил этот дом спустя приличное количество времени.

− Конечно, странно. И раз уж ты взялся за это расследование, Мильвен, я могу лишь пожелать тебе удачи. Ничем я помочь не могу. В последнее время я чувствую себя не очень хорошо. Но уверяю тебя: когда ты приедешь ко мне в следующий раз, я буду здоровее и приготовлю для тебя твой любимый лимонный пирог.

− Лимонный?! Матушка, я постараюсь как можно скорее приехать к тебе. Я попрошу Ивента прислать к тебе лучшего врача.

− Ты давно вырос, мой Мильвен. – Женщина обняла сына, простилась с ним и долго смотрела, как вдали исчезает его экипаж. – Так быстро, что я и не заметила этого.

Кем был Мильвен, этот молодой человек? Садовником? Слугой? Сыном? Верным другом? Всем вместе, ведь настолько чистого, добросовестного и ответственного за судьбы других людей человека еще стоило поискать на извечном рынке человеческой совести.

Многие бы приняли его за мягкотелого, в какой-то степени женственного человека, который то и дело прислуживает всем, кого только встретит, но это было вовсе не так. Мильвен просто старался помочь окружающим его людям, сделать их жизнь хоть немного добрее и проще. Да, это был такой своеобразный жест милосердия с его стороны, и этим-то он очень сильно походил на свою матушку. Одно лицо, как говорится.


После разговора с Саналией Мильвен поспешил отправиться в дорогу. Он был горд, что имеет такую родную душу, как матушка, к которой он пообещал вернуться в следующий раз и возвращаться еще очень долго, радуя ее хорошими новостями и своими добрыми поступками. В какой-то степени он стал зависеть от нее. Но это было светлое качество его души, которое питало его, освещало легкую, ненавязчивую душу, которую много лет он оберегал, хранил от любого, даже малейшего зла. И это сохранение дало свои плоды. Мильвен стал достойным носить имя своего отца, в котором он начал сомневаться. Но отказаться от него он не смел: это была память, славная память о прошлом и верная дорога в будущее, в котором он точно построит самую светлую, теплую историю своего имени, даже если придется начинать все сначала.


Мысли садовника были заполнены словами матушки. Он и поверить о нем, что она расскажет ему историю его отца вот так просто, без каких-либо колебаний. Да, Мильвен был приятно удивлен таким событиям, хоть и чувствовал где-то подвох. Но ему хватило сил преодолеть этот барьер, переступить через сомнения и неверие, чтобы увидеть красивую историю его отца, узнать тайну его невероятных способностей, а также чуточку приблизиться к итогам своего расследования. Хоть все было очень мутно, неясно, юноша был уверен, он и Ивент смогут понять тайну возгорания поместья, причины несчастий маленького графа Вальяма и самому себе доказать непричастность Сельвена к этому страшному, до жути призрачному делу.

А пока он задумался о словах матери, мимо него пронесся экипаж. Все было бы очень обыденным, если не одна мелочь, которая тут же привлекла внимание молодого человека. Экипажем никто не управлял, а двери кареты были распахнуты. Бешеные лошади мчались без оглядки, не различая перед собой ни людей, ни что-либо другое. Но Мильвен не мог ничего сделать с этой ситуацией. Лошадей ему было точно не остановить. И тогда он попросил своего извозчика ехать чуть медленнее. Быть может, люди, которые были в карете, да и тот же извозчик, находятся недалеко, и им может понадобиться его помочь. Человек согласился и стал озираться по сторонам.

Мильвену было не по себе от таких происшествий. И он хотел всячески избавиться от того, что его могло беспокоить в этот момент.

Глава 17

В голове Делии было пусто. Опустившись на небольшой диванчик в своей комнате, она молчала, мертво наблюдая за тем, как в книжке скачут буквы, смешиваясь в одно целое, создавая такой своеобразный океан из слов, в котором девушка хотела захлебнуться.

За окном шел дождь, и это было еще одной причиной меланхоличного настроения Делии. Она не любила дождь, будучи ребенком тепла и ласкового солнца. Вообще такая любовь к теплу была у всей семьи Миллиал, не только у нее, и это сближало этих людей, делало их похожими, едиными в какой-то степени. Да и они вообще были схожи друг с другом, что подмечали многие знакомые этой семейки. Вот и сейчас младшей сестре не хватало тепла, уюта. Все ей казалось опустошенным, холодным и безликим. Ей просто хотелось тепла, хотя бы немного, совсем чуть-чуть. Но Мирж-Бей и славился тем, что большую часть времени его накрывал дождь и холодные, плотные туманы. Не город, а настоящий ад для нашей героини.

Так и думала Делия, стараясь как можно глубже зарыться в книжку, не думать о том, что противные капли дождя стучат по окну ее комнаты. Только не это, только книжка, и все. Но Делия не могла так просто сосредоточиться, отдаться чтению. Стук становился навязчивым, и она едва могла успокоить себя, чтобы не бросить все и уехать в свой любимый, теплый Вильен-Трегги. Но она понимала, что так нельзя было делать, ведь все, что ей нужно было, находилось здесь, в Академии музыки. Она давно мечтала попасть сюда, стать лучшей студенткой, новой звездой на ночном небесном полотне. И она становится ей, хоть и так скоро, как она совершенно не ожидала.

Предложение Коллекционера до сих пор было у нее в голове. Она и поверить не могла, что директор так скоро предложит ей самую главную роль в ее жизни. Она здесь всего неделю, и уже такой успех. Кто бы мог подумать, что ее мечта так скоро найдет силы для прихода в жизнь. И вот настал тот момент, к которому она стремилась очень-очень давно. Отступить было нельзя. Матушка особенно будет гордиться своей малышкой, услышав, как она будет исполнять главную роль ангела, о котором она когда-то много рассказывала.

Волнение и страх переполняли душу девушки. Она была горда собой, своими возможностями, но все ей казалось опасным, несмотря на тот успех, который она могла забрать себе в качестве долгожданного трофея.

Любой человек волнуется, когда ему предстоит выполнить какую-то очень важную роль в своей жизни, так? Но сможет ли Делия понять это, пересилить себя, чтобы с новой страницы начать свою главу уже с гордо поднятой головой? Как бы она хотела верить в это, как бы она хотела пересилить свой страх. Но чего она боялась больше? Оказаться смешной? Что-то перепутать? Ей нечего было опасаться, ведь в Академии музыки ее талант был поистине прекрасен, а во время занятий она показывала самый лучший результат.

Так чего же ты, Делия, так усердно боишься? Твои родные поддержат тебя, не отпустят, не позволят волнению и чему-то еще захватить тебя в плен. Только представь, как они будут рады видеть тебя в красивом серебристом платье с прозрачными крыльями ангела на сцене. На тебя будут смотреть многие. Все будут восхищаться тобой, и никто не скажет, что ты что-то сделала не так. Только наберись смелости признать это, и весь мир будет твоим, будет внимать твоему голосу, твоей игре на скрипке. Они точно назовут тебя ангелом, сошедшим с небес, чтобы одарить их чудом, спасением от темноты и черни. Это только тебе подвластно, так что просто верь в себя. И вы, дорогие читатели, не переставайте верить как в себя, так и в остальных людей (близких, далеких, незнакомых… неважно!), и это спасет еще много лет светлой жизни.

Радостный смех донесся из-за окна девушки. Она была уверена в том, что он принадлежал ее подруге, которая ушла по каким-то важным делам. Оставив книжку на диванчике, Делия вышла на балкон, двери которого были приоткрыты, и увидела самую милую, забавную картину в своей жизни. Киримия, кружа под дождем, держала за руки Нальвиса, мальчика-органиста, к которому давно питала светлые чувства. Он, запрокинув голову вверх, ловя губами холодные капли дождя, смеялся так, что его с Киримией смех становился некой удивительной композицией, на которую многие сошлись посмотреть со своих балконов. Их босые ноги шлепали по глубоким лужам, а одежда была насквозь промокшей, но такие мелочи не мешали этой парочке веселиться, забыть обо всем на свете.

Кто-то показывал на них пальцем, смеялся, выставляя дураками, кто-то же восторгался, расплываясь в умилительной улыбке. Делия же не знала, чью сторону выбрать ей. Она была рада за подругу, дивилась ее смелости, упорству, но с другой стороны не понимала ее чувства, отчасти чувствуя пустоту внутри себя. Ее подруга была счастлива, но Делия была печальна.

Сможет ли кто-то однажды ответить на ее чувства? Искренности ей не хватало, а она так давно лелеяла мысли о такой нежной, преданной любви, о которой все пишут в девичьих книжках. Но ей так этого хотелось, так хотелось, что дыхание временами прерывалось. А сейчас, когда она видит, как ее подруга кружит в танце под дождем, она верит, что такая любовь все же бывает, но не так часто и не у всех, как хотелось бы. Верить ли ей и дальше, что однажды найдется такой человек из романов? Однозначно! И Делия верила, выбросив из головы все, что ее некогда тревожило.

На одном из балконов расположился Бермольт, наблюдая за парой влюбленных музыкантов. Остальные преподаватели не знали, что делать в такой ситуации, ведь молодые люди не только были у всех на виду, но и легко могли после простудиться. Но Коллекционер ничего не хотел предпринимать на этот счет. Он просто наблюдал за ними, не в первый раз в жизни видя, как зарождается светлая любовь. Никогда ранее он не испытывал это чувство, даже не знал, что люди испытывают, когда любовь только-только накрывает их бурной волной. И даже парочки отчаянный влюбленных не были прекрасной возможностью увидеть это, но лишь потому, что наш Коллекционер был слеп на такое чувство. Но недавно все изменилось. Ему хотелось любоваться этой парочкой хоть весь день и еще следующую жизнь. Вся его душа перевернулась, сменила свое привычное положение. А все потому, что он влюбился.

Это была не простая влюбленность, а искренняя, чистая, большая любовь зрелого мужчины, который ощущал себя моложе только из-за этого чувства. Ему хотелось закричать во все горло имя той, кому он отдал свое сердце, но Коллекционер молчал, боясь спугнуть это чувство, боясь, что его юная возлюбленная отвергнет его, как жалкого мальчишку. А он давно таким не был и точно знал, как завоевать, как доказать ей истинность своих чувств.

У мужчин в возрасте есть план по построению совместно счастья с предметом их обожания. Это очень четкий, кропотливый и часто долгий план, который никогда не подводил. Вот и директор давно строил его в своей голове, начав с самого малого для себя, но с огромного для зеленоглазой девушки с черными изящными волосами, собранными лентой в слабый хвост. Он верил: если любовь есть, то она должна была прийти к нему именно с ней, с его самой лучшей ученицей, которая даже подумать не могла о чувствах Коллекционера.


Выступление Делии было в четверг, поэтому девушка решила написать письмо домой. Она не хотела раскрывать все секреты своего пребывания в Академии музыки, поэтому решила сокрыть главную новость от своих родных. Она хотела сделать для них приятный сюрприз, который точно смог бы их удивить.


Дорогая семья,

уже практически неделя прошла с моего обучения в Академии музыки. Чудесное место! Правда, тепла мне здесь не хватает. Наш Вильен-Трегги гораздо теплее, нежели Мирж-Бей. Но это никак не сказывается на моем обучении, если только на настроении. Но я смогу привыкнуть к этому, обещаю. Дайте только мне еще немного времени.

Директор называет меня лучшей ученицей, как и мои преподаватели. Вы были правы, когда хвалили мой талант. Талант! Он действительно у меня есть, да еще какой!

Обучение дается мне легко, без каких-либо потрясений. Я нашла лучшую подругу, с которой мы по вечерам читаем книжки и просто разговариваем обо всем. Ее зовут Киримия Мейдж. Она славный, очень добрый человек. Да и вообще: она понимает меня без лишних слов. Это и есть настоящая дружба, о которой вы мне говорили.

К сожалению, на этих выходных я не смогу приехать к вам. Мне надо заниматься, чтобы стать еще лучше. Но в четверг в оперном театре «Кассандра» состоится одно очень важное событие, на котором я бы хотела вас видеть всех. Пожалуйста, обязательно приезжайте! Обещаю сюрприз, которому вы будете рады.

Я скучаю по вам всей душой.

Ваша малышка Делия


Жасмэ как и всегда согласилась передать письмо посыльному, при этом поторопив его. Она сдружилась с девушками и всегда была рада помочь им в каком-либо деле, вопросе. Да, это была ее работа, как и других слуг, но она не ощущала себя рабыней комнаты и этих славных девушек. Ей было приятно находиться рядом с ними, помогать. Помогать! А не служить, как это делали другие слуги. Это-то и отличало подруг от остальных студентов, которые не считали своего слугу за человека, стараясь не то унизить его, не то завалить рабой ради смеха, наблюдая, как же он справится со всеми поручениями вовремя. Делию это злило, ведь в ее поместье никто не унижал слуг, а все с почтением относились к каждому обитателю.

После написания письма девушка со спокойной душой вышла из комнаты, направившись по коридорам. Ей хотелось немного прогуляться, отвлечься от самой себя. За это время она предельно наскучила самой себе, и такая передышка была просто необходима ее голове, сердцу.

Коридоры были пусты. Ну и славно! Наедине с собой Делия была свободна, действительно свободна. Все было бы прекрасно, если из одной комнаты она не услышала тонкий, противный голосок. Он был ей не знаком, но она уже возненавидела того человека, кому он принадлежал. Делия остановилась у двери, чтобы послушать то, что он мог сказать. И почему это так ее заинтересовало, ведь другие студенты и их разговоры мало ее волновали? Но она не могла уже сдвинуться с места.

− Какая мерзкая эта Киримия. Не могу ни смотреть на нее, ни слушать ее жуткое пение. Что может быть хуже ее? Только ее игра на сцене. Какая пакость! И как только директор зачислил ее в Академию. Не удивлюсь, если через недельку она вылетит отсюда. Ха! Хочу видеть ее лицо! Уродина!

Не выдержав, Делия кулаком ударила в дверь, и она звонко ударилась о стену. Две девушки приятной внешности сидели на диванчике. Одна, которая молчала и только кивала головой в знак согласия словам подруги, расчесывала свои непослушные светлые волосы. Другая, на голос которой и пришла Делия, раскинулась на диване и кривлялась перед маленьким зеркалом, которое держала в руках.

Увидев незваную гостью, девушки замерли, рассматривая с ног до головы нашу героиню, а потом самая говорливая из них подошла к Делии практически в упор. Своим взглядом и скрещенными на груди руками она четко давала понять, что бросает вызов Миллиал.

− Тебя кто-то звал? Уходи! Ну! Вон отсюда! – Нахалка указала на дверь; этим жестом руки обычно выгоняют забежавшую в дом безобидную дворнягу.

Делия ничего не ответила ей. Она считала, что разговаривать с такой недостойной девушкой было слишком для нее низко. Поэтому, не сдержавшись, она схватила со стола большую статуэтку и разбила ею все зеркала, которые были в комнате. Хозяйки комнаты не могли обронить ни слова, молча наблюдая за тем, как стекла разлетаются повсюду.

Бросив свое орудие уничтожения на пол, Делия демонстрационно поклонилась и вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь. Она считала своим долгом сделать это, и ни один палец на ее руках не дрогнул, когда она разбивала зеркала тех, кто каждые пять минут заглядывал в них, потешая свое самолюбие. Нет, девушка не боялась последствий, наказаний со стороны преподавателей. Если дело касалось чести Киримии, ее близкой подруги, Делия шла на самые ожесточенные способы борьбы с нечестивыми. Она ощущала облегчение на душе, проучив их. Это она могла даже лучше, чем исполнять ангельскую мелодию на скрипке. И даже если кто-то еще замахнется на славное имя Киримии, на ее музыкальные способности, Делия пойдет на самые крайние меры, чтобы остановить их. Она это могла, не сомневайтесь в слабой, нежной девушке. Глаза часто могут нас с вами обманывать.


На реке детишки нашли тело мальчика. Они и подумать не могли, что однажды могут выловить нечто подобное. Испугавшись, они побежали за взрослыми. Однако один мальчик остался, пытаясь исследовать онемевшее тело. Руки утопленника его заинтересовали больше всего. Они были полностью покрыты самодельными бинтами, сделанными из всякого тряпья. Что неизвестный мог скрывать за ними? Шрамы? Порезы? Белокурый парнишка поднял руку своей находки, пощупал ее. Какая же тоненькая! Он не мог не удивиться худобой мальчика, что безжизненно лежал на прогретых горячим солнцем камушках.

Пока его товарищи не привели подмогу, паренек решил проверить, что же находится под бинтами. Но стоило ему только начать разбинтовывать руки-веточки, как глаза утопленника внезапно распахнулись. Это были дикие, большие глаза испуганного и чем-то очень сильно недовольного ребенка.

Бирюза больших глаз не казалась любопытному пареньку красивой: она пугала его, вводила в истерику. Он едва сдерживал крик, который бомбой разлетался по его дрожащему телу.

Синие губы мертвеца пошевелились. Но ни одного слова они не произнесли. И тогда нашедший это тело сорвался с места, хотел зарыдать и побежать за своими друзьями, но смертельно холодная рука схватила его за ногу. Парень повалился на камни, больно ударился лицом о большой булыжник, разбил нос. Слезы градом полились по его лицу. Утопленник нахмурил брови, напряг все тело, чтобы подняться. Неловким движением, слегка покачиваясь, живой труп поднялся на ноги, выплюнул мутную воду и тогда только заговорил без каких-либо колебаний:

− Хотел посмотреть, что под моими бинтами? Отвечай! Хотел? – Подняв за шкирку паренька, который мельком наблюдал за ним, не в силах даже пошевелиться, Вальям гневно заглянул в его карие глаза, в которых отчетливо отображалось не небо, не вода в реке, а проклятая бирюза глаз юного графа.

Парень только трясся от прежде невиданного страха, как марионетка, которой управлял какой-то крайне жестокий, коварный кукловод.

− Я покажу тебе, раз ты такой любопытный! – Схватив зубами край самодельного бинта, Вальям потянул его, и бледная ткань упала под его ноги. Он был действительно разозлен любопытством деревенского мальчишки и уже не знал, как остановиться.

Яростный крик раскатом прокатился по берегу спокойной реки, но когда его услышали люди, было поздно. За любопытство мальчишка расплатился сполна, но Вальяму это не принесло ни капли спокойствия. Ему казалось, будто пара глаз следят за ним откуда-то, но так было сложно понять, откуда именно.

Подняв с камней свой бинт, мальчик поспешил замотать им руку и тут же бросился прочь, оставив на берегу спокойно лежащее тело.

Глава 18

В мире не осталось того человека, который мог бы самоотверженно верить в спасительную силу любви и добра. Может быть, такие люди и существовали когда-то очень давно, когда Вселенная еще не дала человеку право на власть над самим собой и окружающим миром. Однако в одно время был такой человек. Он нам с вами знаком. А вы еще не догадались, о ком сейчас пойдет речь? Ну, подумайте, решите эту интересную задачку. Обещаю, скучно не будет.

Наш преданный, честный своим словам и поступкам человек никогда бы не смог солгать или разыграть какую-то глупую комедию. Он вообще комедии не любил, как и драмы. Его выбор всегда падал только на искренние истории, в которых переплеталась фантастика с реальностью. Сложно представить себе такое, не так ли? Да и как такое возможно? Совместить сказку с жизнью. Невероятно! И мы бы с вами в это не поверили никогда, лишь посмеялись, сделав глупое выражение лица недоверчивого человека. Но наш герой был именно таким и от всей души верил в возможность соединения таких разных, казалось бы, вещей.

Романтик, если хотите. Глубокий, преданный своим чувствам и внутреннему миру человек, который на все готов ради спасительной силы своей любви, которая всегда предвещала красивую, сложную историю.

Таким был граф Шейден. Если вы подумали о нем или давно знали, что под моими долгими, мучительными словами скрывалась именно эта фигура, то вы, несомненно, одержали победу надо мной. Что ж, перейдем к основной части нашей главы.

Обыскав все близко расположенные городки, граф опечалился. Его возлюбленной нигде не было, и горькая безнадежность, неизвестность, пустота пугали его не хуже какой-нибудь страшной, леденящей кровь истории о монстрах, вымышленных существах, которые каждую ночь ищут себе очередную жертву. Ему казалось, он сможет найти ее, свою избранницу даже в логове дьявола, но ошибся. Так горько и глупо ошибаются именно романтики, причем безнадежные.

Солия умела отлично прятаться, и Шейден смог отыскать ее только один раз. Затея поиграть в прятки в мрачном лесу была отличной. Граф безупречно ориентировался в темноте, чувствовал каждую молекулу воздуха, а все потому, что давно жил в поместье, в котором царил мрак и плотные шторы, закрывающие окна от дневного света, поддерживали его. Это спасало Тайлена от ожогов, бессилия, и Шейден уже давно с этим примирился, хоть где-то жалел себя, своего брата.

Темнота не давила. Она была прекрасной возможностью познать мир, который был в сотню тысяч раз чувствительнее нашего обычного мира, в котором есть место свету и теплым прогулкам по горячему пляжному песку.

В этот раз девушка смогла спрятаться так, что граф отчаялся ее найти, хоть не мог признаться себе в этом. Это была не игра, а самовольный побег из родительского дома. Найти ее нужно было необходимо. От этого зависит не только душевное состояние ее семьи, графа, но и ее жизнь. Поэтому Шейден не опускал руки, не признавал свое поражение. Эта пропажа была для него своеобразным вызовом со стороны девушки, которую он поклялся отыскать и вернуть домой. Правда, всю историю ее побега он не знал. Ни Дориан, ни Эвагвелия не сказали ему о том, что случилось в поместье Миллиал, что так сильно разозлило, опечалило, смутило Солию, заставило ее выпорхнуть в холодное небо. Но он и не нуждался в таких подробностях. Граф понимал, если уж Солия, эта семейная, уютная девушка бросилась бежать из дома, от тех, кого любила больше всего в мире, то что-то страшное случилось внутри этого дома, пошатнуло ее доверие к любимым. Шейден это понимал и не нуждался в доказательствах правоты своих и без того очевидных мыслей.

Когда он не нашел ни следа Солии, то решил вернуться в свое поместье, чтобы сообщать брату неприятную новость. Он надеялся, что Тайлен снова не замкнулся в себе, как это часто с ним бывало, и не заперся в своей комнате, не желая видеть своего брата. Но новость о пропаже Солии точно не смогла бы оставить его в стороне, ведь она искренне ему понравилась, и Тайлен тайно от брата представлял ее в качестве своей невесты. Шейден не вынес бы такого от младшего брата, а тот бы молча наблюдал за его муками и болезненными страданиями. Да и младший Даллейман обладал хорошим чутьем, как бы это ни звучало странно. От него было сложно что-то скрыть, и даже непрошеных гостей поместья он ощущал, будучи в своей комнате. Поэтому граф надеялся на острые способности брата, которые помогли бы ему спасти Солию от ненужных неприятностей.

Хорошо, что виконт играл в шахматы с самим собой, находясь в гостиной мрачного поместья. Наверное, ни у кого больше не могло быть такого холодного, отчужденного внутри дома, в котором любое живое существо чувствует себя, скажем мягко, некомфортно.

− Тайлен! – Громкий голос Шейдена оглушил молчаливое пространство комнаты, но Тайлен нисколько не испугался и даже не удивился внезапному появлению брата и его необоснованному поведению. – Солия сбежала из дома!

Виконт каким-то плавным, но быстрым движением обернулся в сторону Шейдена и замер, бешеными глазами рассматривая бледное лицо брата, которое еще никогда не было таким мертвым.

− Как ты мог такое допустить? – практически прошипел он. – Если девушка пропадает, обычно виноват тот, кто что-то не смог ей дать в полной мере. Чем ты пожадничал, Шейден?

− Что? Перестань так себя вести! Твое поведение не оправдывает ситуацию. Солия счастлива со мной. Она ни в чем не нуждается и с нетерпением ждет каждого моего приезда! – граф едва не перешел на оправдывающий его крик, но он вовремя смог взять себя под полный контроль.

− Хмм… − Острые уголки губ Тайлена плавно поднялись вверх. – Мой бедный братец примчал ко мне, чтобы попросить помощи? И как же мне отреагировать на это? Даже не знаю!

Шейден злился, но старался не показывать это гнетущее его чувство, от которого он давно отказался, как от вредной, губительной привычки.

− Тебе надо чаще выходить из поместья по вечерам. Мертвый воздух поместья и темнота сводят тебя с ума, брат.

− Вечером, − точно приговор к казни прошептал Тайлен, и его колкая улыбка сползла с его истощенного лица. – Вечером, чтобы меня никто не увидел, чтобы графу не было стыдно за своего младшего брата. Ведь Шейден очень популярен, красив, − последнее слово он произнес с ненавистью, − успешен. И никто не знает о его бедном брате, которого он держит в холодном, одиноком, темном поместье одного. Ни слуг, ни одной живой души. И с милой Солией не познакомит. Только говорит. Слова, слова…

Не выдержав, Шейден стиснул губы, и неприятный скрежет промчался по большой гостиной. Тайлен был рад, что ему удалось задеть старшего брата, поэтому широко улыбался, оголяя свои острые, неестественно белые зубы.

− Да что на тебя сегодня нашло? Успокойся уже! Тебе прекрасно известно о последствиях твоего даже малейшего пребывания на солнце. Так что не играй со мной такую глупую, несмешную шутку! Довольно! И хватит говорить, что мне все равно на тебя. Я лишь хочу уберечь своего младшего брата от чужих глаз.

Тайлен, внимательно дослушав брата до конца, разорвался от задорного, заразительного смеха. Это был чистый смех, которому мог бы позавидовать даже здоровый, счастливый человек без комплексов своего голоса. У Тайлена голос был идеален, нежели его избитое болезнью тело.

− Смешно, − голос его прозвучал жестко, а этот взгляд исподлобья был невероятно пугающим, но граф не боялся собственного брата. – Сегодня у меня был плохой день. Я трижды проиграл в шахматы, не нашел ни одной интересной книги, надел ботинки на разные ноги. Отвратительный день! И раз уж ты хочешь мне помочь немного его скрасить, я помогу тебе отыскать милую Солию. Но ты возьмешь меня с собой, не оставишь в поместье. Братья должны быть всегда вместе.

− Конечно. И, прошу тебя, не называй Солию милой! Обойдись как-нибудь просто ее именем.

− А разве ты не считаешь ее милой? Я привык все называть своими именами, брат мой. Смирись!


Когда солнце село, братья Даллейман сели в карету и некоторое время обговаривали план своих действий. Где стоило еще раз поискать следы девушки? Стоило ли заехать в поместье Миллиал? Тайлен задумался, но отверг эту идею. Чувство его не обманывало. Солия действительно была не дома.

− Ты точно чувствуешь себя нормально? Возможно, нам придется и день искать ее.

− Моя одежда непреступна, Шейден. Посмотри: какой же луч солнца сможет проникнуть через нее? Лучше сейчас думать о Солии. Чувствую, она где-то не так далеко от нас, как тебе кажется. Маленький город. Хмм… Начнем с самых миниатюрных городков поблизости.

Шейден не сталспорить с братом, и их экипаж тронулся в путь. Тайлен был своеобразным приемником, который мог чувствовать человека на большом расстоянии. Он знал: девушка была буквально у него в руках.

Извозчик графа не понимал: откуда взялся незнакомый человек в длинном черном плаще с высоким воротом, старомодной шляпе, которая полностью скрывала его лицо. Не припомнил он, чтобы кто-то заходил с графом в поместье, чтобы после выйти из него вместе с ним. Этот странный человек пугал его, и извозчик не понимал, почему так сильно трясутся его колени.


Вальям долго пробыл в холодной воде, поэтому он страшно кашлял, оставляя на ладонях следы багровой крови. Хватаясь за живот, он шатался на ногах, едва различал дорогу. Его слабые ноги с трудом держали это иссохшее тело, требовавшее хоть какой-то пищи. Но ни ягод, ничего другого съедобного кругом не было. Одни только камни и дорожная грязь. Его кашель был настолько страшным, что его голова раскалывалась от этого грохота, который прокатывался по его легким, горлу, вырываясь оглушающим ударом наружу.

Нужно было найти безопасное место, чтобы развести костер, высушить одежду, прилечь отдохнуть. Да, еда подождет. Сначала нужно было лечь, немного полежать, привести чувства в норму, а потом и все остальное придет само.

Голова мальчика раскалывалась, гудела, гремела и сводила его с ума. Никогда еще не было ему так плохо, как сейчас. Хорошо, что он не утонул, что местные мальчишки вытащили его тело из воды.

Обычно ребятня спокойного провинциального городишки всем интересуется с особым жаром, энтузиазмом. Все свое свободное время они проводят у реки, либо в полях, чтобы отыскать хоть немного веселья для своей души. Обычное дело для самых обычных детей, у которых не было ничего. Но жалеть их не стоит, не думайте об этом. В таких крохотных, забытых прогрессом городках все идет славно, тихо и умиротворенно. Люди не жалуются на недостаток новостей, на отсутствие денег, чтобы прикупить последнюю коллекцию одежды или какие-то ценные безделушки. А все потому, что они были счастливы, не нуждаясь в бесполезных побрякушках. Это была их стихия, врожденная любовь к свободе и спокойной жизни, которая с каждым днем (хоть и не менялась) радовала их какими-то мельчайшими, едва заметными событиями.

Вальяму повезло оказаться в руках местных мальчишек. Если бы они не выловило его тело, кто знает, что могло бы с ним случиться позже. Мальчик не умел плавать и боялся воды от всей своей хрупкой души. Но этот страх перед водоемами был не таким, каким мы с вами можем его обычно представить.

Обычно люди бояться глубины, ведь она затягивает в свои недра и не отпускает, пока не убедится, что человек мертв. Но страх Вальяма был другим. Его не пугала никакая глубина, какой бы она ни была коварной и темной. Он боялся того мира, который скрывала под собой вода. Возможно, виной тому была его богатая фантазия, которая вырисовывала страшные образы каких-то чудовищ, которые могли плыть за ним, чтобы схватить после в какой-то удобный для них момент.

Вальям боялся и животного мира водоемов, каждого камушка, который превышал обычные размеры своих собратьев. Водоросли и всякая растительность тоже вызывала у него панику. Увидев, как под его ногами колышется какая-то мерзкая трава, мальчик тут же мог впасть в истерику, не в силах сделать что-то с собой. Это был особый страх перед другим миром, который был закрыт от юного графа, был далек от него и не встречал его с распростертыми объятиями. Может быть, и встречал, был рад приходу нового человека, хотел показать ему, как прекрасна, бывает жизнь под водой, какой удивительной сказкой живет подводная стихия.

Но Вальям не слышал красивого, гостеприимного голоса этого мира, поэтому бежал от него и никогда не заходил в воду, если только по колено, чтобы поймать рыбу или же умыть запотевшее лицо. Но и это было для него своеобразным стрессом.

Сейчас он не понимал, как ему удалось выжить, испытав такую зверскую, нечеловеческую панику, из-за которой он потерял сознание, только-только попав в воду. Все было бы куда проще, не будь у него этого странного, гнетущего страха. Любой бы смог выбраться из воды, спасти себя, но только не наш Вальям.

Этот страх был настолько силен, что он буквально парализовал его руки, ноги и останавливал его дыхание.

Жуткий страх, не находите? Для меня, друзья, понятна причина этого страха (да и ощущения от него тоже) юного героя, но не спрашивайте, почему. Ответ на этот вопрос вряд ли кто-то сможет узнать.


Вальям не смог найти удачное место для своего спасения, да и голова его кружилась так сильно, что скоро он потерял последнюю связь, ниточку с внешним миром, рухнув на пыльную дорогу, по которой не так часто ходили люди. Видимо, это была тропа, нежели дорога, но мальчик не мог разглядеть ее полностью, поэтому и счел за центральную деревенскую дорогу. Но это была собственная, как скажем, тропинка одного очень доброго, чистого жителя.

Благодаря теплу и приятному запаху только что приготовленного овощного супа, паренек открыл глаза, едва различая предметы перед собой. Одежда на нем была сухая, чистая и приятная на ощупь. Похоже, кто-то переодел его в другую одежду, тем самым спася его от дальнейших прогрессирующих болезней, которые могли бы быть еще более мучительными и неприятными, чем его страх перед водой.

Потерев глаза своими кулачками, граф поднялся с уютной, теплой постели и только тогда смог разглядеть то пространство, в котором находился. Это была маленькая комната, но настолько удобная, что никто бы не сказал, что он чувствует в ней себя некомфортно. Она была выделана под деревенский стиль: деревянные стены отлично сочетались с такой же тяжелой деревянной мебелью, которая была в комнате. Но комната не была пустой. Повсюду висели картины: натюрморты, портреты каких-то неизвестных людей, лица которых были смуглыми, а в глазах даже через полотно чувствовался задор. У маленького распахнутого окна стоял комод для одежды, на котором были вырезаны различные узоры. Именно на них Вальям сконцентрировал свой взгляд, пытаясь понять, что они значили, но так и не смог этого сделать. Видимо, это были обычные, пустые завитушки, сделанные на комоде чисто для красоты.

Рядом с дверью стоял совсем небольшой камин, рядом с которым лежала целая кипа дров одного размера. Приятный треск в пасти каменного камина ликовал, говоря, наверное, о вкусе дровишек, которые он уже давно разжевывал и явно не спешил с этим.

Подойдя к большому зеркалу, Вальям в упор посмотрел на себя. Его лицо было свежим, румяным, а светлые волосы были вычесаны. Даже синяки под его глазами прошли, чего он совершенно не ожидал.

Серые штаны с глубокими карманами были ему как раз, а красная, немного полинявшая рубашка чуть-чуть была ему велика. Тот, кто носил ее, явно был больше него в плечах, но такая малость была всего лишь формальностью. Вальям был доволен своим внешним видом, хоть он совсем не ожидал такого поворота событий.

Но кто мог позаботиться о нем? Не осталось в мире тех людей, которые знали Вальяма, могли ему помочь и желали добра. Он помнил, как в треклятом Горден-Хейле все жители его оскорбляли, не считали живым человеком и постоянно требовали, чтобы он скрылся с их глаз. Он так и делал, но не всегда мог сидеть в своем убежище, временами выходя из него, чтобы где-то стащить еду. Но он не был воришкой, каких было всегда полно. Он ненавидел их и не считал себя одним из них. Это были жалкие люди, которые портили жизнь своим собратьям. Вальям же брал только те продукты, которые уже практически были испорчены. Это были слегка подгнившие яблоки, начинавшие плесневеть булочки, хлеб. Большего он не брал и не жаловался на свое существование. Этого было достаточно, чтобы сохранить свою жизнь, не сойти с ума и оставить при себе все человеческое, главным образом – честь.

Его поведение, конечно, брало начало с его детства, семьи, которая когда-то воспитала его именно так. Знаете: все вообще идет с детства. Маньяк, вор и другой несчастный человек испытал в далеком прошлом какую-то трагедию. Это обязательно будет нелюбовь матери, отца или что-то в этом роде. Причина страшного облика любого человека всегда кроется в его воспитании. Это уже давно понятно в педагогике, но не все еще признали этот живой факт.

Вальям был воспитан с честью и достоинством, поэтому ни воровать, ни обманывать он не мог, несмотря на то, что его жизнь зависела от таких поступков.


Вдруг сердце мальчика замерло. Бинты! Вместо страшных, грязных тряпок на его руках были чистые, новые, настоящие бинты! Они ровно и очень аккуратно обхватывали его руки от локтя и до запястья. Но любование ими он оставил на следующий раз. Кто-то снял его тряпье и заменил на эти белоснежные, мягкие бинты! Но как такое возможно? Кто постарался это сделать?

И гнев, и удивление поработили все мысли и чувства мальчика. Он никому не показывал свои руки, не показывал и бинты. На то были особые причины, о которых знал только он один. Эта тайна была сильна, страшна, поэтому никто не мог увидеть правду за его бинтами. Но кто-то же смог, причем так нагло и уверенно!

Открыв деревянную дверь, юный господин оказался в такой же небольшой гостиной, которая была идеально совмещена с крохотной кухней. Огонь в таком же небольшом камине играл с дровишками, облизывал их, словно что-то очень сладкое, и бубнил себе под нос, как будто готовясь к крепкому сну.

Вся гостиная-кухня была завешана копнами различных сушеных трав, аромат которых витал вокруг. Он успокаивал Вальяма, отгонял его тревогу и заставлял мысли постепенно распутываться.

− Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Есть кашель? – внезапно раздался приятный, спокойный голос женщины.

Закрыв за собой дверь, ведущую на улицу, женщина поставила на кухонный стол корзинку с большими, черными-пречерными ягодами смородины.

− Нет, не болит ничего. – Взгляд бирюзовых чистых глаз вцепился в корзинку с ягодами, аромат которых уже был в сознании мальчика; заметив это, женщина тепло улыбнулась и достала из шкафчика неглубокую миску, в которую ловко насыпала три горсти спелой ягоды.

− Ты любишь смородину? Вот, держи, кушай! Это очень сочная ягода. Только у меня она такая. Сорт редкий.

Мальчик протянул руки и взял мисочку, поспешив положить себе в рот одну большую ягоду. Вкус был знаком. Он волновал его, тревожил, но одновременно успокаивал.

Впервые Вальям чувствовал себя в безопасности и никуда не хотел уходить из этого уютного дома. Он гипнотически поедал ягоду за ягодой, придавая этому процессу какую-то сокровенную значимость.

Женщина наблюдала за ним, радуясь тому, что мальчик наконец-то встал на ноги, перестав страшно кашлять.

Когда в миске не осталось ни ягодки, мальчик точно пришел в себя и вспомнил, что рядом с ним находилась хозяйка дома.

− Эта ягода такая вкусная. Не думал, что когда-то смогу попробовать что-то подобное. Спасибо Вам за гостеприимство. Для меня это очень значимо.

− Ни один ребенок Грей-Стоуна не говорит так. Откуда ты?

Вальям задумался. Стоило ли ей сказать, откуда он появился здесь? И каким способом? Он беспокоился на этот счет, но почему-то доверял этой женщине и не мог ей ни солгать, ни немного поиграть с ней словами.

− Из Горден-Хейла.

Лицо женщины изменилось. Оно стало печальным, пустым, но она как-то смогла снова улыбнуться, не показывая свои истинные чувства.

− Бывший город адвокатов все-таки еще может воспитать хороших детей. Когда собираешься вернуться? У тебя там семья?

Мальчик помрачнел. Опустив голову, он чувствовал себя жалким и обреченным. Но хозяйка дома была проницательным человеком, поэтому сразу поняла, в чем здесь было дело.

− Если хочешь, можешь остаться у меня. Я не откажу в уюте и тепле воспитанному, доброму человеку. Я – Саналия.

Глаза юного графа загорелись новым, еще не испытанным им светом, в которых тонула добрая женщина. Еще никто не был так добр с ним, и ее предложение стало для него не только спасением от холодных ночных улиц, голода, но и скупого одиночества.

− Почему Вы так легко разрешаете мне остаться? Я ведь чужой для Вас.

− Чужих не бывает. Бывают только злые, которые не хотят жить с людьми. Вижу: не хватает тебе тепла и заботы, вот и предлагают тебе остаться со мной. Я никогда не дам тебя в обиду.

− Вальям. – Мальчик не смог сдержать свои эмоции и крепко обнял женщину, уткнувшись лицом в ее живот. – Это мое имя.

Саналия не могла (да и не хотела, что уж говорить) отвергнуть чувства одинокого ребенка, поэтому тоже обняла его, как обычно матери обнимают своих детей.

− Необычное имя. А если имя необычное – жизнь будет счастливой. Не сейчас, так чуть позже.

Вальям не хотел покидать эту женщину. Его нужен был даже не дом, а только она, ведь Саналия приняла его, не оттолкнула. Тогда он пообещал оберегать ее, всегда быть рядом.

Это было тепло, тепло матери, которое ни один ребенок не может спутать с чем-то еще.

Глава 19

Мильвен вернулся в особняк Штокс в тот момент, когда Ивент прощался с одним своим хорошим другом. Им был местный адвокат, который, как казалось Ивенту, мог помочь в расследовании одного очень странного дела, которое сначала не было таким уж сложным и запутанным, как все сложилось сейчас, спустя не такой большой промежуток времени. Кто бы вообще мог подумать, что Мильвену придется задержаться в особняке на довольно большой срок. Он надеялся, что все его усилия и время принесут хороший результат, и Делия будет рада его находкам, сможет наконец-то понять волнующую ее тему возгорания поместья Ольдер. Ей это было нужно не только для себя, но и для Солии, которую Делия хотела защитить от страшного предсказания юного графа. Быть может, и защищать ее не надо было от этого? Может, люди лишь говорят о нем ужасные вещи лишь из-за того, что он живет на улице?

О любом брошенном на растерзание жизни человеке было давно принято людьми выражаться не очень добрыми словами. Иногда слова эти переходили все границы, и связь между реальностью и вымыслом становилась нечеткой. В этом Делия и хотела разобраться, но, находясь в Академии музыки, она начинала забывать о том деле, которое поручила своему другу. Мильвен же считал, что девушка волнуется, переживает о его успехах и каждую ночь молится о нем. Но так не было, и мы не скажем об этом нашему чуткому садовнику, сердце которого от этих слов зальется горькой кровью.


Экипаж адвоката, которого, как и стоило ожидать, Мильвен видел впервые в жизни, удалился, оставив особняк Штокс и его обитателей в покое. Мильвен почему-то не любил встречаться с новыми людьми. Они вызывали у него подозрения, настороженность. Наверное, это было связано с тем, что слуга обычно должен быть ниже травы и тише воды, когда в дом хозяина приезжают гости. Это не могло не оставить на нем особого следа, и сейчас, когда ему удалось вырваться из поместья Миллиал, это проявлялось с новой силой.

− Вы боитесь моих друзей? – Ивент заметил нелюдимое поведение своего друга, но задеть он его не хотел; хозяин поместья каждого человека считал достойным, интересным и никогда не мог позволить себе посмеяться над ним. – Прошу, перестаньте, Мильвен. Не все люди такие, как мой брат. Я ведь знаю, что Дориан не такой светлый человек, каким он хочет казаться своей семье. Раз уж Вы опасаетесь встречи с новыми людьми – мой братец умело держит своих людей в тех еще рукавицах.

− Наверное, Вы правы, Ивент. Сам не понимаю, как от этого избавиться. Такое ощущение, словно все меня должны презирать. Дурная привычка! Но так положено во многих домах. Суровое время. И я давно свыкся с этим.

− Нет, Мильвен, отвыкайте.

− Господин Дориан будет этому не рад.

− Перестаньте! Мой брат не тронет Вас и пальцем. Мои слова многого стоят, поверьте. И это вовсе не адвокатская привычка. Просто человек я такой.

Ивент и Мильвен поспешили войти в особняк, чтобы обсудить то, что удалость отыскать садовнику о своем отце. В то время, как он отсутствовал, Миллиал не сидел на одном месте. Им была проделана большая, кропотливая работа, итоги которой точно понравятся юноше.

Хозяин особняка предложил своему другу чай, но тот отказался, желая как можно скорее перейти к делу.

− От матушки я мало чего узнал подробного. Но один факт имеет большое значение для нашего расследования. Мой отец был в каких-то странных отношениях с графом. Они часто встречались у его поместья с приходом позднего вечера. Очевидно, эти разговоры были не для чужих ушей, да и для глаз тоже. Матушка как-то проследила за моим отцом и видела, как он обвинял в чем-то графа. Он был обижен на что-то, поэтому так яростно бросался на него со словами. Как думаете, за что слуга может обвинять графа? Я не понимаю.

− Интересное дело, знаете, Мильвен. Обиженный человек на все может пойти, чтобы наказать своего обидчика. Помните то завещание и странное письмо из моего архива? Они оригинальны, в этом сомнений нет. Но пропавшие документы на всех членов семьи Ольдер пропали не просто. Мой друг, от которого Вы так усердно прятались, сообщил мне удивительную вещь. После того, как граф передал мне все документы, он вернулся, дождавшись, пока все в особняке уснут, и выкрал собственные бумаги. Знаете, для чего? Чтобы передать их другому адвокату. Ну, это, конечно, удар по моему профессиональному самолюбию!

− Что? Зачем ему надо было красть собственные документы? Безумие! Разве нет?

− Вы правы, друг мой. Все схватываете налету! Но тут не все так просто. Выкрав документы, граф передал их моему другу-адвокату, с которым Вы также уже знакомы. Но завещание и неразборчивое письмо он оставил в моем архиве. Мы пытались понять, что за документы Ольдер так усердно пытался от меня утаить. Но это были обычные записи о составе его семьи. Ничего интересного!

− Но зачем-то он же разделил бумаги. В этом должен быть смысл. Ваш друг оставил Вам те документы?

− Да, он передал их мне для хранения. – Ивент достал из шкафчика своего рабочего стола не очень-то толстую папку, которую ожидал увидеть садовник, и передал их ему. – Может, Вы что-то увидите в этом. Но никакого смысла я не вижу в них.

− Можете еще дать мне завещание графа и то странное письмо?

− Да, конечно, друг мой. Вот, возьмите. Только пообещайте мне спать эту ночь. Сон крайне важен для любого живого, разумного организма. А особенно для Вас, молодой человек.

− Я благодарен за Вашу заботу, Ивент. Но времени так мало.

− Его всегда мало. Признайтесь в этом! Вы еще молоды, чтобы это понять. Но со временем поймете. Кстати, посыльный недавно привез одно интересное письмо. Оно для Вас, Мильвен.

В руках садовника оказался красивый конверт. Душа молодого человека заликовала, когда он увидел на конверте подпись Делии. − Мильвен, я ведь с самого начала понял, что моя племянница взялась за это расследование Вашими руками.

− Но как Вы… Я был аккуратен. − Ажервана едва не парализовало от мгновенно набросившегося на него страха.

− Дело не в Вас, молодой человек, а в моем дорогом брате. Он никогда не писал мне писем. Но Вы заинтересовали меня, и я не мог отказать Вам в помощи.

− И все же жестоко с его стороны не писать ни строчки родному брату.

− Вы правы, господин садовник. Дориан всегда хотел прервать со своим убогим братом любую связь. Я сам это сделал, но редко навещаю своих племянниц, Эвагвелию. И это ему не нравится. Не занятость, знаете, ставит преграду между нами, а всего лишь братское недопонимание. Отсюда − и все беды!

− Но Вы отлично держитесь. Более сильного человека я не встречал на своем пути. И я благодарен Вам за помощь, Ивент. Сам я бы ничего не смог решить в этой истории.


Ивент оставил свой кабинет в распоряжении Мильвена, но тот отказался, решив, что пространство кабинета священно для любого хозяина дома, поэтому решил рассмотреть документы в своей комнате. Он поспешил прочитать письмо Делии, и оно дало ему новых сил. Каждое слово от друга было для него особенным, теплым, нежным. Все-таки она волнуется о нем, и эта мысль была ему приятна.

Мильвен взялся за лист бумаги и принялся создавать письмо Делии, в котором он хотел выразить хотя бы частичку своих искренних чувств к ней. Как бы он хотел сказать об этом открыто, без скрытого смысла.


Мой нежный друг,

я горд твоими успехами! Однако я не сомневался, что тебя примут в качестве любимицы Академии музыки. Я верил в тебя, так и знай! Может, с моей помощью ты чувствовала себя спокойно? Кто знает. Но я очень бы хотел, чтобы все было именно так.

Сегодня мы с твоим дядюшкой приблизились к разгадке тайны поджога поместья Ольдер. Сложная, запутанная история. Не думал, что все так может обернуться. Но я не сдаюсь и ищу любые способы, чтобы как можно скорее встретиться с тобой, рассказать о конечном результате.

Делия, не отвергай, прошу, мои слова. Но то, что я сейчас скажу тебе, хоть и через бумагу, очень важно для спокойствия моей души. Может, ты поймешь меня и примешь своего верного друга в новой роли?

Делия, только сейчас я могу осмелиться, чтобы сказать тебе это. Твой верный слуга горячо любит тебя!

Если ты можешь принять мои чувства, ответить на них, прошу, дай мне знать.

Суббота. Ровно шесть часов вечера. Город Мирж-Бей. Фонтан «Акация».

Я буду ждать тебя, чтобы поговорить с тобой. Эта встреча все расставит на свои места. Так дай мне надежду или просто убей меня.

Твой Мильвен с самыми искренними чувствами


Письмо садовника тут же поспешило в руки к посыльному, а после покинуло особняк Штокс. Мильвен верил, Делия ответит на его светлые чувства, ведь так, как он, ее никто не сможет любить. А все потому, что может сберечь ангела, ведь это было его призванием. Ангел для ангела… Такова была история садовника и его любимой госпожи.


Братья Даллейман прочесывали все местности одного маленького городка. Они опрашивали чуть ли не каждого его жителя, который встречался им на пути. Пока Шейден беседовал с горожанами, был в привычном для себя центре внимания, Тайлен исследовал маленькие, тихие уголки городка. Он снова был во мраке, не желая выходить на свет. Это уже стало не просто способом сохранить свое тело в хорошем отчасти состоянии, но быть в комфортной для себя среде.

Младший Даллейман давал брату ложные пути поисков девушки, сам же был настроен на ее самостоятельный поиск. Он был уверен: Шейден слишком глуп, чтобы получить такую приятную душу, как Солия. Хоть Тайлен и не видел ее, а только слышал со слов брата, он все же смог оценить ее по достоинству. Такая девушка стала бы прекрасным дополнением к нему. А что до брата? Ему было все равно на чувства Шейдена, хоть Тайлен и был благодарен за его заботу о себе. Можно даже сказать, что граф заменил Тайлену отца, которого он едва помнил.

Но тогда, когда Тайлен понял, что может что-то отнять у брата, он оживился и поставил перед собой четкую цель. Солия должна была достаться ему.

Временами Тайлен был близок к Солии, к ее нахождению, но он не спешил так просто сдавать это брату. Он хотел немного поиграть с ним, завести в тупик, а после только признаться в том, что ощущает присутствие девушки. Если бы он чувствовал, что с ней что-то было не так, то, конечно, он не стал бы медлить, а сразу же направил Шейдена на след Солии. Но эта игра только его увлекала.


Встретив в затхлом переулке тень, слоящуюся от стены к стене, Тайлен позвал ее каким-то очень странным словом, которое крайне сложно написать, произнести обычному человеку. Слово это точно было на языке таинства и чар какой-то потаенной, секретной жизни, в которой младший Даллейман отлично разбирался. И это было очевидной вещью. Этот человек с детства рос в темноте, и это сильно сказалось на нем.

Тень остановилась, завидев поблизости Тайлена, сделала какое-то непонятное движение и застыла на одном месте, словно приклеенная к стене. Плотоядная улыбка скользнула на лице Даллеймана, и он вступил во тьму переулка, в которую никто из живых людей не заходит по собственному желанию.

Его бесшумные шаги создали впечатление, будто он не идет, а плывет над поверхностью немного заросшей дороги. Нет, это был не Горден-Хейл, который уже успел прославиться своей дурной славой, поэтому отпустите эту мысль. Это был другой город, который отдаленно напоминал мертвый мирок счастливых адвокатов. В любом большом, успешном городе обязательно будут такие переулки, покрытые мраком и холодом, и от этого никуда нельзя деться. Людям нельзя запретить думать о плохих вещах. А ведь именно они и уничтожают счастье и комфорт в стенах любого города.

Вся жизнь в целом, если признаться, − антиутопия. Почему? Да просто люди такие, и это нормально. Утопия была бы куда сложнее, неестественнее, чем ее сестра. Возможно, мы просто привыкли так жить, вечно куда-то спеша, делая страшные вещи, при этом отдавая себе разумный отчет в совершившем. Это жизнь, и нам, как героям нашего с вами романа, ее очень сложно понять.

Тайлен был типичным героем несчастной истории, коих было очень много с давних времен. И он давно принял эту роль, обернув ее в другую, свою сторону. Но в чем была причина его дурных мыслей, затей? О, этот человек был просто несчастлив, вот и все. А вы что хотели прочитать здесь? Я лишь указываю на простые факты, которые мы часто не замечаем, считая их слишком простыми, очевидными.

Когда Тайлен приблизился к тени, он протянул руку к ней, как будто пытаясь схватить. Но у теней нет плоти, и потрогать ее было невозможно. Он вряд ли об этом не знал, но, наверное, хотел что-то доказать этому фантастическому существу. В какой-то момент тень вздрогнула и уже чуть было не исчезла, но рука Даллеймана погрузилась в нее. Сумрак затрясся, крича где-то в глубинах теневого мира, а потом приняло несчастную тень, попавшую в ловушку.

Тайлен остался один в этом немом переулке. Его лицо было грустным, тоскливым, недовольным. Недовольным. Что он хотел? Обычно люди убегают от теней, от этих жутких созданий, прячась под светом фонарей. Но тут сама тень вынуждена была бежать от человека. В чем была тайна этого мужчины? Кем он был на самом деле? Он и сам в этом не мог разобраться.

Человек или монстр? Кто же? А может, все вместе? Монстром была та тень, которая уже наверняка поглотила много невинных, светлых душ. Тени поглощали людей. Но кем тогда был Тайлен? Себя он просто называл тьмой. Но прозвище это не значило ничего особенного. Он просто решил взять имя своей приемной матери себе.

Позади раздались быстрые шаги. Это был граф Шейден, потерявший своего брата, за которого он всегда сильно беспокоился.

− Не уходи далеко, прошу тебя. Или говори, куда идешь. Я не хочу потерять и тебя. Пойми же это! – Он вплотную подошел к Тайлену, который даже не осмеливался поднять на него свои опустевшие глаза.

− Солии здесь нет. Я обыскал все. Спросил у одного хорошего друга. Ни следа.

− У хорошего друга? С такой скоростью находишь знакомых? Я приятно удивлен! Ладно, идем. Надо поспешить дальше. Мы можем вот-вот найти ее, да?

− Да, Шейден, да. Она не так далеко от нас. Я чувствую. Скоро она точно будет в наших руках.

Эта фраза Тайлена не понравилась Шейдену, но он не хотел спорить с братом, что-то говорить по этому поводу. Сейчас он мог вынести любую его выходку, лишь бы он помог отыскать любимую.

− Что ты сделал? – Шейден заметил внезапно почерневшую руку брата, которая была чернее земли. – Говори!

− Да просто хотел проучить одну нечистую душу. Как видишь, сам испачкался. Так всегда бывает, когда хочешь помочь.

− Только ничего не натвори, прошу тебя, Тайлен.

− Безусловно, братец. Ничего, в чем ты бы не был бы замешан.

− Тайлен!

− Шутка. Не смешно? Жаль. А я старался.


Забавы младшего не радовали графа. Он мог бы понять его, но не старался этого сделать. Все его понимание заканчивалось простыми вещами, с которыми не согласился бы Тайлен. Граф считал его ребенком, который долгое время рос вне окружающего мира, не знал ни света, ни настоящей жизни за стенами поместья Даллейман. Это было печально, угнетающе. Но деваться Тайлену было некуда, и он со временем осознал свою сложившуюся жизнь, хоть и мечтал ее всегда изменить. Но о каких изменениях он думал? Запертый в клетке зверь никогда не хочет мириться с теми, кто его запер.

Глава 20

Вальям быстро привык к новой жизни. Не прошел и день, как он стал считать дом Саналии своим очагом. Казалось, он и давно жил с ней, был ее родным сыном. Переубедить его в обратном никто не хотел, да и женщина была рада заботиться о ком-то, ведь ее сын давно вырос и, как бы ни было печально это признавать, в материнской любви и внимании больше не нуждался. Конечно, она жалела его за то, что была вынуждена отдать в услужение дому Миллиал, но на тот момент она ничего другого разумного не могла сделать. Еды совсем не было, да и сил, чтобы достойно воспитать мальчика, тоже не хватало. Но она чувствовала себя виновной в совершившем спасении будущего ребенка. Как бы ей хотелось увидеть, как взрослеет ее Мильвен, как быстро набирается сил. Но она выбрала иной путь. Саналия спасла своего малыша от голода, холода и рабства, которые ей пришлось испытать в доме одного тирана, от которого она с радостью сбежала, а после была принята в дом милостивого человека. Он и дал ей этот небольшой домик рядом с рекой и отдых, покой, которые всегда ей только снились.

Ухаживать за Вальямом было несложно. Он не нуждался в чем-то особенном, сложном. Ему было всего нужно по минимуму: еда, тепло и любовь человека. Вот и все. Ребенок был счастлив. Рада была и Саналия.

Женщина быстро излечила раны юного графа с помощью тех трав, которые собирала в поле. Она любила это дело и полностью отдавала себя ему. А вскоре прославилась в Грей-Стоуне травницей, которая могла излечить не только тоску душевную, но и раны телесные.

Вальям любил смотреть, как она измельчает в глиняной мисочке душистые травы, как они превращаются в удивительную массу, запах которой всегда успокаивал его. Саналия же только улыбалась, посмеивалась над его пристрастием к душистым запахам. Обычно все девчонки городка собирались с ней, чтобы идти по травы в большое поле. Мальчишки же не горели таким желанием, ловя рыбу в речушке, купаясь в ней. Это было все их развлечение, и никто не мог жаловаться на такую жизнь. Она была счастливой и простой.

Наш граф же удивлял Саналию. Он постоянно крутился вокруг нее, помогал ей в любом деле, даже если оно было женским. Платила она ему за помощь не только своим вниманием и заботой, но и сочными ягодами черной смородины. Эту ягоду Вальям мог поедать хоть весь день, наслаждаясь тем теплом, которое он получал с каждой ягоды. Никто в городке не любил смородину так, как он, и это немного забавляло Саналию. Она-то и дело собирала ее для него, наблюдая, как она быстро заканчивается в маленькой мисочке.

Для Вальяма эта ягода значила больше, чем просто вкусное лакомство. Объяснить его любовь к ней было сложно, да и он сам не понимал, почему смородина так сильно его манит, едва не гипнотизирует. Может, было в ней что-то особенное, не только вкусное, полезное для молодого организма, но и уютное, домашнее. Однако теперь эта ягода ассоциировалась у него с этим маленьким домом, в котором его гостеприимно приняла радушная Саналия.


Поутру мальчик с женщиной собрались немного прогуляться по берегу реки, а после пойти за травами. Вальям с нетерпением выбежал из дома и, задорно заливаясь смехом, бросился по пыльной дорожной дороге, поторапливая женщину. Она не поспевала за ним, хоть и старалась это сделать.

Впервые Вальям был не таким угрюмым, печальным ребенком, которым он был в течение нескольких лет, пытаясь выжить в мрачных уголках Горден-Хейла. Здесь, в Грей-Стоуне, он обрел новое счастье, смысли жизни и желанную свободу. Он позабыл все беды, которые пережил не так давно, и считал себя полноценным, обычным ребенком из провинциального городка, в котором все было старо, но уютно.

Ему было все равно на то, что о нем могли подумать люди. А ведь в то время, когда он был юным графом, любой мог бы осудить его за неправильное поведение. Новые люди же не винили его ни в чем, а только любовались его красотой, его необычными светлыми бирюзовыми глазами и утонченным профилем, чему мог бы позавидовать любой человек. Но люди Грей-Стоуна не знали, что такое зависть, поэтому могли только восхищаться, радоваться тому, что у Саналии появилось такое чудо.

На вопросы соседей и знакомых, которые яро интересовались мальчиком, Саналия говорила, что нашла его недалеко от своего дома без сознания. Тогда люди открывали рты, восторгались добротой этой женщины. Никто не заподозривал мальчика в его странном появлении здесь, а только жалели его и желали счастья.

Однако эта история была бы слишком простой и наивной, если бы не правда Вальяма, о которой он и сам уже забыл.


В то время как Саналия расположилась на зеленом островке близ воды, подставив свое смуглое лицо только-только просыпающемуся солнцу, Вальям брел по берегу, рассматривая маленькие, гладкие камушки под своими ногами. Вода в реке была чистой, почти прозрачной, но прохладной из-за холодных ночей в этом маленьком городке. Мальчик не обращал внимания на воду, она была ему безразлична.

Заметив один очень красивый камушек, Вальям нагнулся, чтобы поднять его, но когда он выпрямился, держа в руке красновато-оранжевую находку, перед ним стояла толпа местных мальчишек. Пять слегка побитых (как и всегда в любом городке деревенского типа) ребят непонимающе поглядывали на Вальяма, как будто пытаясь тем самым вызвать не то страх у него, не то ответное удивление. Один из них был знаком Вальяму. Это был тот самый паренек, который пытался заглянуть под его бинты. Его разбитый, посиневший нос отчетливо говорил о том, что с нашим героем плохо иметь дело, особенно, если дело касается его интимных секретов. Вальям не мог понять, что они хотели от него. Но ввязываться в неприятную историю он не хотел. Расстраивать Саналию было бы слишком некрасиво. Она приютила его не для того, что разрешать ребяческие конфликты, которые затевал ее питомец.

Тогда, нахмурив светлые брови, мальчик протянул руку самому старшему из них, который, как он подумал, был вожаком этой местной стаи. Толпа удивилась, и больше всех – черноволосый со смешными веснушками во все лицо. Не протянув руку в ответ Вальяму, он упер руки в боки и по-лидерски склонился над ним, как бурная волна, готовая накрыть.

− Ты напугал моего брата, разбил ему нос. А теперь хочешь подружиться с нами?! Ты хоть знаешь, что Колен испытал? Откуда ты вообще взялся?

− Это неинтересная история. Я не хотел причинять вред Колену. Просто тогда, когда я очнулся, был сильно напуган. Не люблю воду. – Вальям немного пожался от последней сказанной фразы. – Но все можно начать сначала. Я Вальям.

Парни еще сильнее удивились поведению чужака. Они явно были не готовы к такому.

− То, что ты показал мне, − прошептал мальчик с разбитым носом, опустив глаза вниз, точно не решаясь взглянуть на Вальяма, – правда? Я умру так? Утону?

− Не утонешь! – взревел вожак, показав, видимо, своему младшему брату, кулак. – Этот болван надул тебя! А ты всему веришь, недотепа.

− Но я видел.

− Сказал же молчать! Ничего с тобой не случится, если и дальше не будешь валять дурака. Ну, успокоился?

Колен кивнул головой. Сразу было понятно, что этот веснушчатый парень, которому, кажется, было шестнадцать лет, занимал в своей шайке особую роль своеобразного авторитета. Стоило ему только сказать о чем-то, как все остальные в его группе тут же следовали его указаниям. Однако Вальяму не пришлось по душе то, что он жестоко обращался со своим младшим братом, который был одного с ним возраста. Двенадцатилетний мальчик был очень нежен, и жестокое обращение с ним со стороны старшего брата было ударом по лицу.

Будучи очень крепким, выносливым ребенком во всех смыслах этих слов, Вальям не мог удержать свои слова, которые так и требовали свободы.

− Взрослый парень, а ведешь себя глупее ребенка. Раз уж ты старше Колена, то должен защищать его, а не унижать и требовать от него повиновения. Возьми наконец на себя такую ответственность!

− Глупее ребенка? Ты это сказал? Я не глупый! А брата защищаю!

− Может, и защищаешь, но себе позволяешь вредить ему. Так умные люди не поступают.

− Теперь ты назвал меня тупым? Ах ты мелюзга! – Замахнувшись, парень хлестнул своей широкой ладонью по лицу Вальяма.

Не выдержав силы удара, мальчик спиной упал на камни, но не сделал вид, что ему было больно. Это раззадорило веснушчатого. Стиснув зубы, он развернулся и направился в сторону дороги. Вальям теперь его не интересовал, ведь он мог дать ему отпор, хоть не силой, но словами. А язык у него резал не хуже хорошо заточенного клинка.

После того, как компания местного хулигана оставила Вальяма одного, последовав за своим предводителем, мальчик перевел дух. Но не потому, что боялся этой компашки. Он не хотел ввязываться в неприятную историю и вовлекать в нее Саналию, которая не переставала о нем беспокоиться. Однако один паренек, убедившись, что его друзья ушли далеко и не заметили его отсутствия (да, это было очень странно с их стороны, но такова была безответственна дружба этих местных мальчишек), подошел к Вальяму, который так и лежал на камнях. Он заметил присутствие кого-то чужого, но не обратил на него никакого внимания.

− Тебе помочь подняться? – прозвучал неуверенный, тонкий голос измученного ребенка.

− Небо красивое. Когда стоишь на ногах, не видишь его красоты, просто не замечаешь. Но стоит лечь, как перед глазами открывается удивительное. Красиво. Я всегда стоял на ногах, боялся упасть. Напрасно.

− Мой брат будет вечно тебя доставать. Он не любит, когда кто-то идет против него. Ирэн слишком часто подвергался побоям. Не подумай плохо о нем. Это все его характер.

− Прошлое – не оправдание настоящему. Будущему тем более. Он мог бы понять это без особых усилий, если бы не жалел себя. Какая нежная натура!

− Говоришь так, как будто знаешь более ужасные вещи.

− Знаю. И я давно пережил их, не вспоминаю. А твой брат будет еще, похоже, лет десять жить теми побоями.

− Ты – чужак, не из Грей-Стоуна. По тебе сразу видно это. Никто так не говорит здесь, никто так не думает о жизни. О ней вообще здесь не принято говорить. Все просто живут и не задумываются. Мой брат точно.

− А разве нужно быть похожими друг на друга? В чем тогда интерес?

− Ну, не знаю. Но мы здесь…

− Нет никаких мы, если говоришь о себе?! Ты хочешь стать похожим на брата?

− Я лишь хочу стать сильным, как он, чтобы уметь себя защитить.

− Мне не хотелось разбивать тебе нос, прости. Я сильно испугался, когда увидел рядом с собой незнакомца. Тело само по себе было в этот момент. Да и вода… Брр! Не самая лучшая стихия.

− Понимаю. Я не злюсь. Ирэн иногда замахивается на меня, пытаясь воспитывать сильным. У нас нет родителей, только дедушка. Но он очень добрый, и Ирэн из-за этого не любит его. Говорит, что от добра одно только зло, да и только.

− И ты веришь ему? Ирэну?

− Не знаю. Злым я быть не хочу. Их никто не любит. Но добрые не могут себя защитить и всегда попадают под удары. Вот и не знаю, кем мне быть. Добрым или злым…

Вальям перевел на него свои светлые глаза, которые из-за ярких лучей солнца казались таинственными.

− Ни злым, ни добрым не надо быть.

− Но кем тогда?

− Всем понемногу. Добро и зло идеально сочетаются и не могут жить в одиночестве.

Колен задумался, долго молчал, сидя на уже теплых, приятных камнях, которые через какое-то время становились горячими.

Заметив его замешательство, Вальям поднялся, сел рядом с ним и вложил в его ладонь большой гладкий красновато-оранжевый камень. Мальчик недоуменно посмотрел на него.

− Видишь, даже камень не одного цвета. Красный и оранжевый. Это хороший камень, который сочетает в себе обе части своего эго. Сохрани его, но не показывай Ирэну. Такие люди, как он, ценят только одноцветные камни.

Потянувшись от души, Вальям попрощался с мальчиком и уже хотел уходить, как Колен остановил его очень неприятным вопросом, которого чужак хотел всячески избежать.

− Откуда у тебя эти отметины на руках? Что произошло? Они ведь не могли просто так появиться, без причины.

Вальям не оборачивался в сторону Колена, хоть и остановился, задумался. Размышления эти были очень тяжелыми для него, и Колен быстро это понял.

− Увидимся еще. Я часто прихожу на этот берег. Правда, и Ирэн тоже. Но я постараюсь сбегать от него незаметно.

И с чего Колен вдруг возомнил себя другом Вальяма? Он ведь был ему незнаком. Чужие люди, которые пытаются вторгнуться в жизнь другого человека, обычно создают не самые лучшие впечатления. Вальяма это немного пугало, ведь еще никогда никто не хотел с ним общаться. Но с чем это было связано? В Горден-Хейле все его ненавидели из-за того, что он был бедняком. Но из-за этого ли? Бедняки бывают лучше богачей, в тысячу раз лучше! Они знают цену жизни, светлым, настоящим радостям и чувствам. А богачи только забирают, уничтожают и унижают. Низменные, пустые люди, не способные ценить жизнь (ни свою, ни окружающих!). Вальям знал, после смерти душа жадного, жалкого богача попадала ни в рай, ни в ад. Она оставалась в нашем мире живых и была заперта в грязной, нищей жизни, в которой не было ничего, кроме голода и одиночества.

Люди ненавидели Вальяма за его способность распоряжаться судьбами людей. Он видел больше, чем они хотели, чем они могли хотеть. И так он стал ненужным, проклятым ребенком на холодных, мрачных улочках Горден-Хейла.

Мог ли он считать дружбу Колена чистой, искренней, настоящей? Он хотел выбросить из головы все сомнения на этот счет, поверить словам, взгляду этого паренька. Но что-то его останавливало, просило молчать, быть дальше от него.

Вальям не хотел этой дружбы, потому что боялся услышать о новом утопленнике этого городка. А ведь так было сказано им самим. Ничего изменить нельзя было. Колен был обречен.

Глава 21

До выступления Делии в знаменитом оперном театре «Кассандра» оставался ровно один день. Эта среда была очень тяжелой для девушки. Она нервничала, никак не находила себе места в стенах Академии. Ей нужна была поддержка, причем очень крепкая. Киримия, как верная и единственная подруга, поддерживала Делию, обещая ей успешное выступление и благодарных поклонников. Но все это казалось девушке страшным грузом, который она едва несла на себе.

Волнение и паника не давали ей нормально дышать. И даже во время прогулки по местному Липовому парку Делия не могла настроиться на нужный лад. Все ее тревожило, лишало здравых мыслей тогда, когда они ей были просто необходимы.

Впервые она должна была показать высокий, феноменальный результат своего творчества, раскрыть уникальную сторону музыкального таланта. Она верила, что этот талант был действительно уникален. Она была рождена с ним и взрослела тоже вместе с ним.

Но как же ты, Делия, смогла забыть о своем учителе, который раскрыл в тебе этот талант? Дал ему свободу, уверенность? Так сильно ты возненавидела того человека? Но не порочна ли эта ненависть? Заней ты прячешь свою ревность, боль, о которых умело и очень долго молчала. Молчишь до сих пор. Но станет ли это забвение твоим спасением? Делия, мир не так прост, как тебе кажется. И иногда придется платить высокую цену не только за свою наивность, но и за желание быть свободной.

Возвращаясь в свою комнату ближе к вечеру, она увидела, как из одной комнаты вышли две знакомые девушки. На лицах их была тоска и злоба, которые вместе создавали какой-то необузданный, ужасно пугающий образ. Заметив Делию, они обе оскалились и остановились, опустив ручки своих тяжеленных чемоданов, которые они едва тащили по коридору.

− Что ты наплела директору? Так мы и поверили, что нас исключили из-за недостатка музыкальных возможностей. Да мы лучшие вокалистки! Ну, чего смотришь? Начни уже хоть как-то оправдываться.

Делия скрестила на груди руки и удивленно подняла левую бровь. Такая ее стойка точно указывала на готовность к бою. Академия вынудила стать сильной, чтобы давать отпор не только навязчивым поклонникам, но и подобным самоуверенным, завистливым барышням.

− Лучшие? Ха! Да я пожму руку директору за то, что он вас обеих исключил. Может, вы и хороши в вокале, но в отношениях просто ужасны. Научитесь сначала общаться с людьми, уважать их, а не строить из себя повелительниц мира. Я не удивлена вашему исключению. Дисциплина – оружие против невежества. И оно отлично сработало против вас.

Девушка готова была зарычать, наброситься, как дикий зверь, на Делию, но она лишь сжала руки в кулаки, открыла рот, чтобы издать какое-то новое колкое оскорбление, но не смогла этого сделать. За спиной Делии внезапно появился директор Академии, недобро посматривая на двух глубоких невеж.

Оставив при себе свои острые слова и невоспитанный, стервозный характер, девушки пошли дальше по коридору. Но Делия слышала, как они обсуждают ее вдали, вспоминают самыми гнилыми словами, которые только знали. Слава, Академия музыки не была тем местом, в котором могли обучаться разнородные особы. И преподаватели, и Коллекционер были внимательны и требовательны к каждому студенту. А обучать тех, кто не ценит и не уважает талант своих коллег, тем более – завидует ему или как-то пытается навредить, считалось в этих стенах настоящим преступлением.

Так, из пятидесяти поступивших студентов Академию музыки Бермольта Лармиила оканчивали примерно десять-пятнадцать, и только они могли представлять музыкальную элиту творческого, тонкого мира театров, либо школ.

− Делия, простите, что я поздно Вас беспокою. Уже близится вечер, Вы хотели отдохнуть. Но не уделите ли Вы мне немного своего времени? Это очень важно не только для меня, но и для Вас самой. – Коллекционер немного напугал девушку своим внезапным появлением, но этот приятный, спокойный голос привел ее в чувства.

Улыбка на красивом лице директора всегда сводила Делию с ума, но это было в порядке вещей: никто не мог не оценить эту улыбку.

− Ох, директор, Вы меня немного напугали!

− Я не хотел. Простите меня. Со временем шаги артиста становятся мягкими, тихими, едва уловимыми. Постараюсь избавиться от этой дурной привычки.

− Так что за дело у Вас ко мне? Оно срочное, как я поняла.

Коллекционер пригласил девушку пройти в его кабинет, чтобы никто не мог потревожить очень важный разговор, который точно поможет Делии собраться с силами перед важным для нее выступлением.


В кабинете было немного прохладно. Коллекционер этот холод уже шуточно не объяснял манией актера, музыканта к холоду. Нет, все было куда проще. Этот человек просто любил прохладу и прекрасно уживался в ней. Истинный, коренной житель Мирж-Бея.

Предложив девушке сесть в кожаное кресло перед рабочим столом, Бермольт сам занял свое привычное место за ним.

− Вы готовы к завтрашнему выступлению, Делия?

− Да, директор, я занималась целыми днями. Преподаватели рады моим успехам. Можете не переживать насчет этого. Я все контролирую.

Коллекционер заметил, как трясутся от волнения руки студентки.

− Все волнуются, Делия. Это нормально. Поверьте, и я волнуюсь, когда готовлю какую-то речь на торжественные мероприятия Академии. И на сцене я тоже в свое время переживал не хуже Вашего.

− А выглядите Вы всегда очень уверенно! Но как у Вас это выходит?

− Все просто. Когда выходишь на сцену, нужно видеть не людей, которые ждут от Вас чуда, а то, что Вы действительно любите, что Вам приятно. Это могут родные Вам люди, места, моменты. Я всегда представляю дремучий лес, в котором царит покой и безмятежность. Птицы кричат вдали, где-то поблизости журчит ручей. Представьте, какая красота! Вместо зрительного зала внезапно вырастает лес! И я пою для него, а мой голос улетает далеко-далеко и долго еще звучит. Деревья-великаны кружат вокруг меня, прислушиваются. А я пою и больше ничего не вижу. Ни одного человека. Только один лес!

Коллекционер еще никому не открывал свою душу, и именно поэтому его голос звучал так таинственно, легко и непринужденно. Делия слушала его и удивлялась этому человеку, его фантазии и возможностям, упорству. Ей он впервые казался не таким человеком, которым он бывает каждый день для всех остальных студентов. Этот мужчина искренне к ней относился, не хотел обмануть. Девушка это хорошо чувствовала.

− Значит, я могу представить все, что угодно? – Ее глаза горели, искрились, как звезды. – Любой момент своей жизни?

− Ну, конечно! Все зависит от Вас. Заставьте зал исчезнуть, постройте вместо него нечто красивое, особенное и пойте!

Девушке стало легко. Она чувствовала себя расковано, а ее страх перед завтрашним выступлением сдался, трусливо отступил.

− Я благодарна Вам, директор. Завтра Вы будете гордиться мной! – Делия вышла из кабинета директора, счастливо ему улыбаясь.

Знала ли Делия, наша малышка, что Коллекционер давно гордился ею? О, это была великая, особенная гордость, которую может испытать только тот, кто искренне был помешан на конкретном человеке. Помешанность эта овладела Бермольтом, и он не хотел ей сопротивляться.

Завтрашний день должен был сложиться сказочно для Делии, для ее родных. Зная это, она танцевала в своей комнате, бросала в Киримию подушки со своей кровати. Она была счастлива.


Но что могла представить Делия, выступая перед большой, требовательной аудиторией? Было ясно одно: ей нужно было что-то увидеть в их лицах, в этих красивых архитектурных решениях здания оперного театра. «Кассандра» была уникальна, бесподобна! Многие приезжали в Мирж-Бей, чтобы только взглянуть на нее, оценить ее высокую красоту. Делия тоже хотела увидеть это уникальное здание, притронуться к нему, стать его частью. И она станет, возможно, войдет даже в историю этих белокаменных стен. Кто знает, ведь жизнь так непостоянна и непредсказуема.

Она хотела бы представить свою семью, один из приятных вечеров с ней. Таких моментов было много, и девушка едва могла выбрать один из них. Сложность выбора также объяснялась чередой событий, связанных с графом. В последние два года этот человек стал настолько близок семье, что и представить Миллиал без него было уже непросто. Но Делия давно выбросила все воспоминания о нем из своей головки, забыла и не хотела к ним возвращаться. Она уже не была заложницей в руках этого гадкого человека, который посмел манипулировать ею, играть с ней в доброго, честного учителя. Теперь все было иначе. Девушка отказалась от прошлого.


Мильвен исследовал документы слишком долго, чтобы сохранить способность разумно мыслить, хотя бы соображать. Вены на его висках вздулись, а глаза были красными, точно налиты кровью. Этому молодому человеку срочно нужен был отдых, какое-то расслабление. Но он уперто работал и не замечал окружающую реальность.

Время быстро двигалось к холодной ночи, и в дверь господина садовника требовательно постучали. Дверь открылась, и в комнату вошел дворецкий Джейс. Его лицо выражало беспокойство и тревогу.

− Молодой господин, Вам нужно отдохнуть, прошу Вас. Не изнуряйте себя работой. Всему нужно знать меру, особенно умственному труду. Ваш мозг с ума сойдет, если Вы продолжите в том же духе.

− Не могу, Джейс. Я практически начинаю что-то понимать. Вот-вот все прояснится. Ах, боже! Нет! Все пропало! Мысль была у меня в руках! Как же так?!

− Ложитесь спать. Это не просьба, а приказ от Вашего верного слуги. Не выводите меня! Не будьте вторым господином Ивентом. – Дворецкий топнул ногой, а затем забрал у юноши документы, сложил их и убрал на комод. – Все, время вышло. Идите спать! Может, мне Вам сделать горячий чай? Или чего-нибудь еще? Ой, все, кроме коньяка, разумеется!

Мильвен недовольно покачал головой, но ничего не мог сделать из-за страшного упадка сил.

− Вот видите. Вы и на ногах стоять уже не можете. Так себя изнурили?!

− Ивент уже спит? Мне нужно с ним кое-то обсудить.

− Стойте! Господин уже как час сладко спит. И Вам пора! Завтра, когда Ваша голова будет ясна, расскажете ему, что хотите.

На самом деле Джейс солгал. Ивент не спал, а снова поглощал какой-то дурно пахнущий коньяк, от которого вечно пытался избавиться дворецкий. Но умения хозяина прятать алкоголь от этого человека были настолько хороши, что старик ни разу не мог найти все кладки. Но Джейс мириться с этим не хотел, ведь не мог смотреть на то, как его давний хозяин убивает себя.

− Ваша взяла, Джейс. Ложусь спать. – Мильвен направился в сторону кровати и рухнул на нее, обняв мягкую подушку.

Не прошло и секунды, как молодой человек крепко уснул и не реагировал ни на одно колебание, происходившее в комнате или же за окном.

− В одежде, как и господин Ивент. – Дворецкий закатил глаза. – Какое наказание!

Но наказанием для этого человека два близких ему господина не были. Они были для него особыми личностями, за которыми он ухаживал, старался дать все, что им нужно было для нормальной жизни. Каждый день он был рядом, давал дельные советы и не переставал спорить с Ивентом. А ведь причин для спора было много! Но хозяин особняка Штокс не противился поведению дворецкого. Он даже был рад, что в этом доме мог с кем-то обсудить что-то важное, острое, причем встретиться с противоположной точкой зрения. Ивент не хотел ограничивать своих людей в чем-то, поэтому давал им полную свободу в действиях, в словах и просто в жизни. Таким он был человеком.


Мильвен не спал спокойным сном. Ему снились страшные сны, причем сразу несколько, так называемой серией. Ему редко снилось что-то подобное, и странно было, что кошмары пришли к нему так неожиданно, в тот момент, когда он пытался найти ответы на волнующие вопросы этого дома.

Все в этой непростой истории были едиными, имели какое-то свое значение в раскрытии общей тайны погибшей в страшных обстоятельствах семьи Ольдер. Мильвен прекрасно понимал, что простого поджога быть не могло. Это было бы крайне странно и неестественно. Может быть, мнение свое он вырастил из девичьих любимых романчиков. Может, он действительно был прав в своих суждениях. Что ж, остается только верить в действия садовника и следовать за ним по сюжету этой истории.

Ажерван ворочался во сне. Причиной был неприятный сон, который отлично угнетал нашего героя. Ему редко приходилось быть жертвой страшных, пугающих ситуаций как в жизни, так и во сне. Но этот кошмар был не таким простым, банальным. Это было предупреждение от одного очень мрачного, темного существа, которое веками жило в темноте, в полном одиночестве, лелея мысли о заполучении несчастных душ.

Вот и оно настигло нашего юного садовника, почувствовав угрозу, исходящую от него. Мильвен был, конечно, безобиден по своей натуре: он не мог причинить ни капли вреда какому-либо живому существу. Но его разум, ум в несколько раз превосходили интеллект любого человека. Нет, это не было в его крови, не передалось по генам, не было дано богом в качестве подарка. Просто Мильвен был очень щепетильным, требовательным и внимательным даже к самым незаметным мелочам. Он был любопытен, и его любопытство стало угрозой для него же самого.

Банально, конечно, ведь любопытство часто губит юные (да и не только юные) души людей. Оно уже с веками стало предвещать угрозу, страх, и это было очевидно. Если люди не могут остановиться, ища причины тому, что не в силах объяснить, они попадают в водоворот всевышних сил, которые издавна жили в их общем разуме.

Но разум Мильвена был чист, и таинственное, очень злое существо, хранящее миллионы секретов, было в бешенстве от того, что не может проникнуть в сны этого молодого человека. Затуманить здравый, мыслящий ум было чрезвычайно непросто. Но существо смогло это сделать, хоть и не так быстро. Ему повезло: Мильвен устал, растратил все свои силы на исследование документов, ища какие-то зацепки, связь с кражей из архива некоторых сведений о семье Ольдер. Он был беззащитен, как дитя, и существо без проблем проникло в его голову, навевая свой дурной, ужасный голос.

Садовник проснулся в поместье Миллиал. Кругом не было той обстановки, к которой он привык. Ни его любимых книг, ни его уютных вещей, ничего, что говорило бы о нем. Странно. Наверное, господин Дориан нанял другого садовника, не став терпеть долгое отсутствие своего юного слуги. Но как он мог так поступить, не сказав и слова Мильвену? Он ведь хвалил его за чудесную работу и верность, которой мог похвастать не каждый слуга поместья.

Но вещей другого человека в комнате тоже не было. Когда Мильвен заметил это, он немного успокоился. Значит, нет никакого нового садовника? Значит, он может вернуться после расследования домой? Но почему его вещей нет в его же комнате? Надо узнать у первого встретившегося человека в коридорах. Срочно!

Но коридоры были пусты. Они молчали. Однако за окнами было светло. Однозначно, был день, причем очень теплый и нежный. Но куда все подевались? Даже в такую хорошую погоду поместье гудит, как пчелиный улей, ведь у семьи Миллиал было много прислуги из-за любви господина Дориана к порядку и четко расписанным обязанностям.

Единственным живым звуком были шаги Мильвена, которые утопали в этой тишине. Все равно что заходить в воду: идешь по камням, слышны звуки твоих шагов, удары камней друг о друга, заходишь в воду – медленно наступает тишина. Ты идешь все дальше, ощущаешь камни под ногами, переплетения водорослей. Звуков нет. Ты дышишь, но и дыхание едва уловимо. Вряд ли кто-то услышит с берега, как ты дышишь. Никто не услышит, это верное одиночество. Ты ждешь, когда ровную поверхность сменит обрыв, начнется глубина, и ты поплывешь. Но она не начинается, а позади – половина пройденного водоема. Как странно. Но стоит только подумать об этом, о пройденном легком пути, как внезапно проваливаешься вниз и ничего не можешь с этим сделать. Бездна затягивает, поглощает, а солнечного света уже не видно на темной поверхности воды. Никто не заметил, как человек пропал, желая лишь проверить глубину водоема. И только тишина вокруг не то смеется, не то горюет.

Так себя ощущал и наш садовник. С каждым новым шагом, погружением в поместье, все резко менялось. Он ничего не слышал, но прекрасно видел и ощущал пустоту. Он не боялся одиночества, глубины, какой бы она вымышленной ни была. Поэтому он заходил глубже и внезапно провалился.

Доски не полетели на него. Их вообще не было. Но как он мог только провалиться? И где он сейчас? Кругом – одна лишь ледяная тьма. Слышно, как кто-то дышит. Но это был не Мильвен. И шаги вдали тоже не принадлежали ему.

Садовник замер на одном месте, пытался позвать неизвестного, бродящего в темноте, но он даже не мог открыть рта. И лишь спустя какое-то незначительное время раздался тихий плач, вырастающий в легкий рев. Мильвен бросился вперед, не боясь провалиться, попасть в ловушку темноты. И из-за этого мрак злился еще сильнее, закричал бы, если б только умел.

Мильвен так и бежал бы вперед, если бы невидимое болото не начало засасывать его. Он пытался противиться этой силе, бороться с ней, но это лишь усугубило страшную ситуацию.

Болото полностью проглотило садовника. Это бы не было так страшно, если в чернильной трясине Мильвена не коснулись руки нескольких мертвецов. Они не хотели его утаскивать вниз, они просто лежали здесь, во тьме, и не были способны ни навредить, ни выбраться. И Мильвен был среди них.

Юноша проснулся в холодном поту. Жуткий сон навевал дурное настроение. Выйдя на балкончик, господин садовник вдохнул прохладный утренний воздух, который тут же его пробудил. И лишь тогда хорошее настроение и светлый ум снова взялись за него. О сне он помнил, но не хотел о нем вспоминать.

Сны – это лишь картинки, которые мы создаем сами, а материал для них мы собираем в течение дня. И от этого злилось коварное черное существо, в которое Мильвен не хотел верить, отрицая его голос и его ясное предупреждение.


– Как Вам спалось, господин садовник? – Ивент уже ждал своего друга за чашечкой первоклассного, ароматного кофе. – Я вот без задних ног, простите.

– Вам просто надо меньше пить, – бросил Джейс, налив своему хозяину еще чашечку черной жидкости, от которой исходил пар. – Хоть бы раз выбрались на пляж. Морской запах приводит в порядок и тело, и разум. Вам бы не повредило такое влияние.

– О, мой назойливый Джейс, да если б море состояло не из воды и соли, а из элитного коньяка, я бы плавал там целыми днями! Представь, каким счастливым человеком я был бы! Ох, мечты! Суждено ли им сбыться?

Дворецкий покачал головой и по привычке закатил глаза. Именно так начиналось его утреннее общение с Ивентом.

– Даже вредно думать об этом. Когда-нибудь алкоголь заявит Вам о своих правах. И тогда не говорите, что я − Джейс, Вас не предупреждал.

– Скучный ты человек, старина Джейс! Но за это ты мне и нравишься. Чьи бы нравоучения я слушал с таким азартом?!

– Прошу, садитесь, Мильвен, – дворецкий пригласил юношу сесть за стол; позже была подана свежая выпечка. – Ох! Ваш костюм помят! Вчера Вы уснули в нем. Но я не стал Вас тревожить насчет этого. На Вас здорового лица не было, один лишь намек на него. Сегодня я приведу Ваш костюм в порядок.

– Вы так себя изнурили вчера? – Глаза Ивента заискрились. – Нельзя же так над собой издеваться, Мильвен. Здоровое тело требует к себе внимания.

– И это говорите Вы? – Джейс бросил удивленный взгляд на своего господина; этим он немного его принижал, точно говорил, что сомневается в его словах.

Но Ивент лишь отмахнулся и продолжил пить кофе.

– Кстати, Мильвен, нашли что-нибудь вчера?

Садовник задумался. В его голове еще недавно была одна очень интересная зацепка, которую он потерял перед беспокойным сном. И сейчас он пытался вернуться к ней, чтобы поделиться с Ивентом. Слава, у этого человека была светлая память и усердный ум.

– Это может быть незначительным, но другого я не нашел. Если мои наблюдения покажутся Вам странными, просто остановите меня, Ивент. Не хочу говорить безделицу. – Мильвен быстро настроился на тему своего монолога. – Граф Ольдер выкрал свои же личные документы из Вашего архива и передал их другому адвокату за день до пожара в поместье. Но это могло бы быть обычной случайностью, если бы не его странное поведение, о котором Вы мне рассказывали. Возможно, он предчувствовал трагедию в своем доме. И, скорей всего, был управляем кем-то. Это объясняет его тревожное состояние, неуверенность и страх. Но это еще не все. Он мог сам подготовить этот поджог. Но зачем? Здесь я совершенно не понимаю. Граф мог быть как жертвой, так и поджигателем. И еще: документы, которые он передал Вашему другу, содержат только информацию о нем и о его супруге. Но, как мне известно, у графа был сын, которому удалось выжить.

– Постойте, мой друг! Когда граф передал мне личные документы, информация о его сыне была среди бумаг. Значит, граф выкрал их у меня не просто для того, чтобы передать моему другу, но и для того, чтобы избавиться от следов собственного сына? Что ж за отец?!

– Именно! Но зачем он выкрал личные документы всей семьи? Мог ведь просто забрать бумаги о сыне.

Воцарилось гнетущее молчание. Но внезапно голос Джейса ворвался в нее. И оба человека немного вздрогнули от неожиданности, ведь дворецкий обычно не вмешивался в их разговоры.

– Думаю, он просто хотел избавиться от улик. Неизвестно точно, сколько людей погибло в том пожаре. Оставить безымянные руины с неупокоенными душами, тела которых даже искать бы не стали, – идеальная схема преступления. Граф был хорошим человеком, но, возможно, не для всех. Кто знает?! А документы о себе и о супруге отдать в руки другому адвокату… Хмм… Тут уже настоящая интрига, тайна.

– И все же граф – убийца, поджигатель? – Ивент подпрыгнул, словно сидел на электрическом стуле. – Черт меня возьми! Не ожидал и от Вас, Джейс, такой теории. Но звучит она правдоподобно.

– Но тайна еще не раскрыта. Однако уже есть ход ее решения.

Они еще долго сидели на своих местах, молчали и временами что-то шептали себе под нос, как будто это могло им помочь.

Внезапно Мильвен сделал своеобразное объявление:

− Мы можем точно узнать всю историю, если только найдем сына графа. Слышал, он живет в Горден-Хейле, в каком-то убежище.

− Предлагаете навестить его?

− Да. Это будет разумно. Остается только надеяться, что мальчик сможет все разъяснить. Если, конечно, его раны не так глубоки. Потеря родных – страшное дело для ребенка. Надеялся без него все узнать, но бесполезно.

− Вы правы, Мильвен. Но надо сделать это очень тонко.

− Я понимаю Ваши опасения, Ивент. Можем отправиться сегодня?

− Конечно. Через час будете готовы?

Но садовник только убедительно качнул головой. Он был уверен в своем решении и не собирался от него отказываться.

Однако Мильвен колебался. Тревожить мальчика, пережившего трагедию, он не хотел, но обстоятельства складывались так, что без него было не обойтись. Но что может сказать ребенок двенадцати лет, который давно перестал жить своим прошлым?

Глава 22

Безупречное платье казалось сшитым из чистого серебра, а эти маленькие, невесомые туфельки – созданы мастером-ювелиром, влюбленным в какую-то таинственную леди, которой он пытался признаться в своих искренних чувствах. На свету этот изысканный наряд сиял, переливался нежными оттенками серебра, придавал юному ангелу сказочный образ. Даже эти собранные по паутинкам крылья за спиной не перекрывали собой всю красоту и очарование лучшей девушки Академии музыки, ее превосходной, одаренной студентки. Образ легкий, как воздух, и ласковый, как теплое утреннее солнце, отлично подходил ей, сочетался с ее теплой, но немного дрожащей улыбкой.

Все было практически готово. Сцена была украшена тематическими, мрачными декорациями. Вверху был безбрежный океан, над которым неромантично кричали чайки, а на дне его была черная бездна, по которой текла проклятая река мертвых и проклятых. Чистилище, иначе говоря. Но, если присмотреться, то вовсе не оно. Нет, это был не ад, не иное подобное переходное место. Может, какой-то близкий нам мир? А ведь похоже: он был черен и непригоден для жизни светлых ангелов.

Ангел готовился к своему выходу, поправлял прическу, разглаживал платье и пытался побороть свой страх, вспомнить совет Коллекционера.

Так, Делия, только будь спокойна! Все поддерживают тебя. Просто возьми себя в руки. Ты не раз это делала, преодолевала сложные испытания жизни. Это выступление не станет для тебя проблемой. Оно обязательно принесет тебе славу и то счастье, о котором ты всегда мечтала. Признание тысячи людей! Оно за этими тяжелыми шторами. И скоро они откроются. Скоро мир услышит твой голос.

Оставалось совсем немного времени, и Делия сильно запаниковала. Она не знала, куда ей стоило себя спрятать, как привести в чувства, вернуть рассудок. Все перед глазами закружилось, затряслось. Она не слышала ничего, что ее окружало. Голоса людей затаились где-то в пропасти, и только сердце ее отбивало неровный, странный ритм. Поддержать ее в этот момент было некому. Ни Киримия, ни родные, ни даже директор не могли зайти к ней за кулисы. Она была одна, абсолютно одинока. Эта та дорога, которая была уготовлена только для нее одной. И пройти, конечно, она должна была ее своими усилиями.

Важно быть сильной, Делия! Приди в себя и исполни свою роль. Все ждут от тебя этого. Но делаешь ты это только для себя. Любая девушка достойна стать звездой, достигнуть своих целей, какими бы они ни были фантастическими. Но твоя роль в этом театре, на этой сцене – не фантастика, не мечта и не сказка. Все реально. И твой талант, твоя усердная работа над собой обязательно приведут тебя к успеху. Наберись терпения. Бежать нельзя, да и некуда.

Какая-то неведомая сила вернула девушку в сознание. Она ведь обещала себе, родным, что станет новой звездой и будет освещать этот неидеальный мир новым светом. Она обещала и не забыла.


Заиграла громкая музыка, зал притих, кровь в венах Делии застыла. В ее руках была лакированная скрипка, а позади – танцовщицы в тоненьких платьицах, которые уже готовы были броситься на сцену. Им это было привычно, и это выступление не было для них новинкой. Повторять раз за разом одно и то же. И Делия именно благодаря этому успокоилась. Ее окружали люди с сильной энергетикой и отличным настроем на победу.

Ее крылья, казалось, вздрогнули, чтобы взлететь. А руки подняли скрипку к плечу, остановив ее в одном положении. Девушка закрыла глаза. Занавес открылся. Тишина в зале пронзила каждого. Она иглой впилась в сердца зрителей, волновала и пугала одновременно. Бросив взгляд на сцену, на эту красивую девушку, никто не мог даже пошевелиться. Каждый ждал, когда ангел проснется от глубокого сна и начнет свою грустную песнь.

Первыми проснулись танцовщицы. Медленно кружа, они практически бесшумно двигались по сцене в своих белых костюмчиках, не то пропадали в темноте, не то появлялись снова. И тогда, когда они медленно прошли мимо Делии ровно три раза, ангел наконец-то ожил, но не распахнул своих глаз. Рука девушки плавно двинулась, и легкая, но почему-то тоскливая музыка полилась по ее серебристому платью и стала стекать вниз, падая на сцену, а затем растекаясь по всему зрительному залу.

Ангел был спокоен, кроток и печален. Скорбь о жизни в темноте и холоде звучала в каждой падающей на пол мелодии, в каменном, робком движении его тонкого тела. Казалось, слезы готовы были политься по этому нежному, бледному лицу, но нет. Ангел не плакал по-настоящему. Слезы ничего не могли объяснить, да и он давно перестал это делать. Только музыка, только творчество. Ангел не умел плакать, вместо этого рыдала его скрипка.

И стоило музыке прерваться, как тишина и болезненная тоска взяли этот зал и каждого человека в свой жестокий плен. Они измывались над их душами, терзали, хватали за сердце и кололи его острыми иголками. Тогда ангел запел, и его голос был слаще, чем глас самого бога. Это была песнь боли и скорби по тому миру, который ангел был вынужден покинуть. Нет, его никто не свергал в этот черный, пустой и холодный мир, наполненный чудовищами. Он сам это выбрал, желая дать свет и любовь мраку, но тьма уже не отпускала ангела, сделала его своим рабом, одним из сотни мерзких, но несчастных чудовищ, которые тоже когда-то были ангелами.


Королевство ангелов несчастно:

Слишком уж здесь много мотыльков.

Кто не верует в свободу здесь всечастно –

Попадает в клетку корольков.


Тьма – моя темница и проклятье,

Мать моя и робкое дитя.

Свет покинул голос мой забвенный:

Нет любви во тьме и для меня.


Ангел пел, и песня его была нежна, как первый поцелуй неуверенного в себе юноши. Такой была жизнь ангела, желающего помочь чудовищам тьмы. Но беда была в том, что ангел не мог выбирать. Бездонный океан сам отправил его в это черное место, чтобы и он стал несчастен. Миру не нужны были ангелы. Ему нужны были чудовища, некогда живущие под ласковым светом.

И Делия пела, и сердце ее рыдало вместе с этой песней. Но на лице ее каменном не было эмоций, ни капли. Это была высшая степень мастерства, которую достигали далеко не все выпускники Академии.

Танцовщицы в черных костюмах появились на сцене, незаметно заменив тех, что были в идеально белых легких костюмчиках. В руках ангела снова оказалась скрипка, и удушающая музыка тревожила разум и чувства каждого, находящегося в зале. Ангел снова закрыл глаза. Танцовщицы кружили над ним, все ближе приближаясь к нему. Нежное существо оказывалось в темной ловушке, из которой было уже не выбраться. Но он не бежал, даже не старался противиться. И тогда, когда круг замкнулся, скрипка издала жалостливый крик. Последний крик живого ангела.

На Делии уже не было того серебристого, светлого платья. Вместо него было черное, холодное, как ночь, одеяние. Но больше боли зал испытал, когда увидел поломанные крылья за ровной спинкой ангела. Того светлого существа больше не было, он умер.

Зал зашумел, стал бурно аплодировать. Делия улыбалась, гордясь собой. Она все-таки смогла это сделать, преодолеть свои страхи, стать той, кем всегда хотела.

Но о чем думала девушка, когда исполняла эту роль? Что она представляла? Семью? Свой дом? Может, таинственный лес? Нет, все было не так. Перед глазами было широкое маковое поле, на которое горячее солнце бросало свои теплые лучи.


− Делия, это было великолепно! А ты боялась. Я верила в тебя. – Киримия бросилась обнимать подругу, каким-то чудом проникнув в гримерную.

− Уф, это было не так просто, но мне очень понравилось. Знаешь, я чувствовала твою поддержку. Она действительно была очень сильной. Спасибо, что не оставила меня!

− Друзья никогда не оставляют в беде. Я, по крайней мере, точно тебя никогда не брошу, даже если ты сама меня об этом попросишь.

− Я знаю, Киримия. – Девушка в ответ крепко ее обняла. – На следующих выходных мы с тобой точно поедем ко мне. Вот увидишь, какая чудесная моя семья! Она будет счастлива познакомиться с тобой. У матушки такой прекрасный голос! А папа может целый день разговаривать о чем угодно! С Солией мы будем читать книжки и много гулять! Это будет чудесно!

Делия светилась от счастья. Ей не терпелось увидеть своих родных, поэтому она поспешила выйти в холл, встретить их и обрадовать. Но ни отца, ни матери, ни сестры там не было.

Может, они где-то ждали ее? Нужно спросить у администратора. Он знает каждого, кто купил билет, чуть ли не в лицо. В этот оперный театр часто ходили местные горожане, с которыми был знаком этот сутулый человек. А ее семья была очень известной, поэтому он точно должен был знать о ней. Может, они ждут на улице? Нужно просто спросить, не выходили ли они.

− Так, Миллиал. – Невыносимо долго вспоминал администратор. – Знаете, нет. Я точно уверен, что Ваша семья не выходила из театра.

− Замечательно! Значит, я поищу их здесь. Они, наверное, сейчас пошли к моей гримерной. – Делия с облегчением выдохнула.

− Постойте! Но Ваши родные не только не выходили, но и не заходили в театр.

− Простите? – Девушку точно ударили ножом в спину и заодно окатили кипятком. В услышанное она не верила и поверить не могла. – Но этого быть не может! Они точно здесь!

− Я уверен. Из семьи Миллиал здесь только Вы. Сожалею, что огорчил Вас такими словами. Но это правда. Говорить правду – моя работа, к сожалению.

Не в силах что-то сказать ему, девушка попятилась назад, а затем без памяти выбежала на улицу. Люди вокруг нее суетились, поздравляли ее с блестящим выступлением, кто-то даже умудрялся признаться в нежных чувствах, но девушка их не слышала, брела по дороге, даже не оглядываясь по сторонам.

Они не приехали. Эти три слова звучали как приговор. Не приехали. Оставили одну. Они никогда ее не оставляли. Значит, малышка Делия вдруг стала им не нужна? Может, наскучила? Зачем любить ее, когда есть старшая дочь? Солия была бесталанна, но обаятельна и умна. Она лучше нее, этой глупышки с музыкальным талантом. На что она нужна была им? Просто чтобы забавлять?

Игрушка. Ни матушка, ни папа, ни сестра не вспомнили о ней, а ведь она писала им письмо. Они сожгли его и посмеялись над ней? Разорвали?

Делия брела по дороге, не различая ни людей, ни того, что ее окружало. Было холодно и одиноко. Она была одна, и это одиночество изъедало ее. Она не была из тех людей, которые любили быть одни. Ей нужна была любовь и внимание. Но ничего этого у нее больше не было.


Забравшись на крохотный мостик, построенный управлением города в честь одной знатной, достойной семьи, девушка отпустила свои мысли и полетела вниз. Холодная вода приняла ее, унося все глубже. Только она могла принять ее так нежно и ласково.


К счастью или же к печали, один человек не мог пройти мимо девушки, которая чувствовала себя преданной всеми, кого любила. Он хотел сказать ей парочку теплых, искренних чувств и признаться во многом, раскрыть ей свою душу и ее ликование, но не поспевал за ней. Возможно, он бы смог уберечь ее от такого страшного поступка. Но, может быть, погружение в холодную воду было необходимо. Нет, не для сюжета, поймите меня правильно, дорогие читатели, а для самой героини.

Но вернемся к нашему спасителю. Этот человек шел по следам девушки, кричал ее имя, звал, просил подождать, но она не слышала его. В этот миг своей жизни она была одинока, и это чувство полностью охватило ее, сжало в горячие, острые тиски, которые разрезали ее разум и тело. Заметив, как девушка забирается на мостик, человек не понял сначала, зачем она это делает, но когда ее легкое тело бросилось вниз, душа мужчины вместе с ней кинулась в эту ледяную бездну.

В Мирж-Бее было очень холодное озеро, названное в честь самого города. Именно с него начинались плотные туманы города, холод и тоска по солнечному деньку. Кто-то говорил, что у этого озера не было дна, поскольку каждый, кто нырял в него, не выныривал обратно. Но легенда эта была все-таки легендой, которой не было точного подтверждения. Горожане всегда выдумывают различные сказочные истории, чтобы почувствовать присутствие чего-то необъяснимого и сложного. Это как-то успокаивало их, давало знать, что в мире не все так просто и банально. В какой-то степени все людские выдумки становились для них наркотиком, который они с радостью принимали.

Скучно ли им было жить в этом красивом, успешном городе? Наверное, раз уж образованные люди стали придумывать такие истории. Люди науки вообще странные личности. Они верят в силу слова, доказательств и прямых фактов, вечно что-то исследуют и просят объяснений любого интересного происшествия.

Но им не хватает то ли романтики, то ли насыщенности в жизни. Каково жить жизнью, в которой ты знаешь о точности земного бытия, о греховности людей и датах страшных событий для всего живого. Человек умрет и разложится. Все. Об этом они вечно твердят и не успокаиваются. Но легенды, что самое удивительное, создают именно такие люди. Проверяют ли они их достоверность? Редко. Им просто хочется верить, что после смерти все же с человеком будет происходить нечто интересное, возможно, фантастическое, но только не то, о чем все знают.

Озеро Мирж-Бей было частью их удачной выдумки. Озеро без дна, которое заглатывает любого, кто решится в нем искупаться. Правда, давно никто не решался зайти в него, чтобы элементарно помочить ноги. Да и это было сделать не так-то просто! Озеро не имело никакого пляжа, отступов, на которые человек мог бы встать, а после перейти к глубине. Озеро это представляло собой один обрыв, некий колодец, уходящий далеко вниз. Если и купаться в нем, то надо было сразу быть готовым к тому, чтобы прыгнуть в него и тут же выбраться из этой толщи голубо-зеленой воды. Множество родников били под ним, наполняли этот природный колодец.

Возможно, дно у него было, но глубокое и недоступное для человека. Да и ученые уже не изучали его, бросили это дело, живя в такой сказочной легенде о таинственном бездонном озере. Красиво и страшно одновременно.

Кто бы захотел прыгнуть в бездну? Ну, господа, точно не я! А вот наша малышка Делия пошла на этот рисованный шаг, надеясь, что озеро ее поглотит. Оно действительно затягивало ее тело, играло с ним, пока другой отчаянный человек не кинулся за жертвой этого жестокого водоема, в котором частенько тонули глупые и нередко смелые люди.

Мужчина притянул девушку к себе и начал выбираться из этой водной пасти. Силы у него были уже практически на исходе, как кто-то из жителей заметил его и поднял панику в городе. Люди быстро сбежались к водоему.

Каким шоком, ужасом было для них то, что в воде был не какой-то пьяница или отчаявшийся влюбленный парень, а сам Бермольт Лармиил, многоуважаемый директор Академии музыки и просто известный, хороший человек, которого здесь знали все. Увидев девушку в его объятиях, они сразу возвеличили директора, ведь он спас эту юную особу!

Народ ликовал, тревожился, и кто-то уже вытягивал двоих из огромного холодного колодца. Коллекционер, теряя силы, спросил у одного человека, как дела у Делии, но не услышал ответа: он потерял сознание.


В медпункте было тихо. Все, как всегда. И это не удивляет. Однако в одну палату вошла девушка с красивыми огненными волосами, держа в руках три наливных яблочка. Ей разрешили навестить подругу и без вопросов пустили в палату.

− Делия, как ты? – Едва слышно спросила она, приблизившись к кровати с белым бельем. – Я волнуюсь.

Делия не улыбалась, как обычно. Она мертво смотрела в потолок, не обратив внимания даже на приход подруги.

− Пожалуйста, Делия, скажи хоть слово. Мне не по себе от твоего молчания.

Но девушка упорно молчала, как будто не замечала присутствие своей подруги, которая всячески пыталась привлечь ее внимание, да и отвлечь от того, что она пережила. Но точно она знала, что стало причиной этого рискованного поступка, из-за которого она могла легко погибнуть. И самое страшное было здесь то, что она хотела этого и вполне могла осуществить это преступное желание.

− Знаешь, директор спас тебя и сам находится сейчас в соседней палате. Удивительно, этот человек, если верить слухам, всегда панически боялся этого озера. Но за тобой бросился туда. Он тоже мог погибнуть. Вы оба… Делия, хотя бы моргни, чтобы я знала, что с тобой все в порядке. Я ведь места себе не нахожу.

− Киримия, скажи, почему меня никто не хочет любить? – Этот вопрос девушка задала, едва шевеля губами.

− Как? Как ты такое можешь говорить? Все любят тебя и отлично к тебе относятся. Вот если бы ты знала, как ты мне дорога с тех пор, как мы стали друзьями. Делия! Да я еще никогда не знала, что дружба есть на самом деле!

Делия впервые направила этот тяжелый, пустой взгляд на подругу, на лице которой были смутные чувства. Казалось, и страх, и радость, и многие другие непонятные чувства слились вместе, тесно переплелись, создав такое странное выражение на этом милом, немного некрасивом лице.

Мейдж знала, что такое печаль, тоска, скорбь и их душевные собратья, с которыми мало кто мог ужиться, даже просто смириться. Она сразу узнала в глазах Делии мерзкое чувство, от которого ей так и не удалось сбежать. Но побег этот она и не планировала: это все, что осталось у нее от матери.

− Мне было плохо, когда я осталась одна. Приходилось нелегко, но я и не ждала простых путей к будущему. Просто начала жить по-новому, по-своему, как и хотела. Я, конечно, люблю и буду любить матушку, но свои желания в построении будущего я доверяю лишь себе. Многие хотят видеть меня в других ролях, местах. Кто-то говорит, что мое место – на кухне, потому что я умею готовить. Роль прислуги от меня никуда не уходит. Но слушать ли мне мнения остальных? Нет! Я не знаю, что тебя вынудило прыгнуть в то страшное озеро, да и спрашивать не буду, если не хочешь об этом рассказать, но счастливые люди так не делают. Если хочешь получать удовольствие от жизни, забудь о том, что тебя всегда разочаровывает. Мне это всегда помогает, и я уверена, когда-нибудь я стану известной певицей! И тебе пора жить для себя. Давно надо было начать. А то ты постоянно печешься о ком-то. Неправильно, Делия!

− Забыть, говоришь? Забыть. – Это было единственное, что сказала девушка прежде, чем на ее лице блеснула легкая улыбка. Это предвещало о ее еще не испытанном счастье, которое она стремилась уже реализовать, причем как можно скорее. Мрачная, тоскливая Делия куда-то вмиг испарилась, будто ее никогда и не было. Киримия и не понимала, что сумела спасти подругу из холодных оков собственной души. – А знаешь, почему я прыгнула тогда в озеро? Я слышала легенду, которая говорит о том, что выплыть из него может только человек, светлый душой и чистый сердцем. Видимо, я прошла это испытание! Правда, было страшно видеть, как бездна забирает меня. Теперь все наладится!

− Делия?! Никогда больше так не делай! Ты могла легко утонуть. Только благодаря директору ты выжила. Глупая ты! А если бы вы оба утонули? Это было бы кошмарно!

− Но этого не произошло, тише! Видишь, я живая. И только сейчас поняла, что это настоящее чудо. Жизнь прекрасна!

− Но не делай больше ничего подобного. У меня едва сердце не остановилось!

− Ох, нет, Киримия! Мне хватило одного раза, чтобы все осознать. Директор еще не пришел в себя?

− Нет. Но скоро должен. Хочешь поговорить с ним?

− Да, я бы хотела поблагодарить его за свое спасение. Не думала, что он бросится следом.

− Ха! Просто он настоящий мужчина!

Девушки некоторое время не прекращали разговаривать, обсуждая не то выступление Делии, его блеск и шарм, не то этот страшный случай, о котором девушка уже начинала забывать. Ей казалось, никакого озера не было, как не было и ее семьи. Она пообещала себе забыть о ней, начать свою жизнь и никогда не вспоминать о жизни в стенах поместья Миллиал.

Боль ее была настолько сильна, что ничего другого она не могла решить. Нужно было забыть нежные руки матушки, звонкий смех отца и поздние разговоры с сестрой. Забыть. Не легко ли? Для Делии было слишком просто, и она не стала все усложнять.

Глава 23

Вальям и Саналия собирали травы на местном поле, которое было богато на всякую растительность. Светлое небо улыбалось каждому жителю крохотного городка, и люди не сидели в своих маленьких домах. Они выходили в город, гуляли по полям, ловили в реке рыбу, собирали ягоду и травы для чая. Это был хороший город с добрыми людьми, который Вальям уже успел полюбить, привыкнуть к его особенному духу. Он так быстро освоился в Грей-Стоуне, что не нуждался в опеке Саналии, сам часто ходил за травами, за ягодами и просто бродил по городку, общаясь с прохожими людьми. Они, кстати, тоже приноровились к этому ребенку, часто приглашали его в гости, но Вальям не любил ходить по гостям, но с радостью разговаривал с ними по дороге, помогал в каком-то домашнем деле. Так наш юный граф и забыл, кем был когда-то, и его страшные отметины на руках больше его не тревожили. Он не угадывал гибель человека, даже не ощущал себя особенным и о проклятом имени своем, которым его наделили в Горден-Хейле, давно позабыл. Такая жизнь в маленьком провинциальном городке, в котором никто не слышал о новшествах современных, развивающихся городов, была для него родной, любимой и манящей.

Вальям не ощущал себя здесь чужим. Он был частью каждого, ктоздесь обитал, и постепенно забывал даже свою фамилию, а ведь она многое о нем говорила.

Собирая душистые травы, аккуратно укладывая их в корзинку, мальчик услышал, как кто-то плакал, зарывшись где-то в траве. Заросли на этом поле были высокими местами, поэтому легко скрывали человека среднего роста, ребенка – тем более. Оставив свою корзинку, Вальям осторожным шагом, как дикая кошка, направился в сторону угнетающего плача. Этот звук становился все громче, и было ясно, что некто находится совсем близко. Наверное, наш герой так увлекся сбором трав, что не заметил, как кто-то пробрался сюда, на его любимое поле.

Раздвинув руками высокие травы, от которых пахло не так приятно, как от остальных, он увидел черную макушку, с которой капала вода. Ему не нужно было больших усилий, чтобы понять, что перед ним был местный глава городской шайки. Почувствовав присутствие чужака, парень поднял голову и ненавистно стиснул зубы. Его глаза были заплаканными, щеки опущенными. Он плакал, причем так горько, что весь его свирепый образ, который он пытался сохранить, мгновенно слабел.

− Это ты? Скажи, это был ты? – его голос неестественно дрожал; было ясно, Ирэн чего-то очень сильно испугался.

Ничего не понимая в его словах, Вальям только пожал плечами, не прекращая требовательно рассматривать жалкий образ волчонка.

− Ты виновен? Скажи! Это ты был у реки? – Ирэн с трудом поднялся на шатких ногах, схватил Вальяма за рубаху, наверное, чтобы потрясти его, как он любил всегда делать с мальчишками помладше, но он даже поднять его не смог.

Горькие слезы снова залили лицо Ирэна, и он едва не задыхался от них. Его руки выпустили рубаху Вальяма, опустились, а затем закрыли посиневшее лицо.

− Если ты не можешь объяснить все нормально, почему же пытаешься? – Настрой Вальяма был удивительно спокоен и холоден; он помнил, как этот мерзавец измывался над Коленом, считая то воспитательными процессами, поэтому такой жалкий вид только удивлял мальчика, нежели заставлял его грустить вместе с ним, жалеть его. Нет, этого не было. Вальям считал, что эти слезы были заслужено вызваны за очередное злодеяние Ирэна. – Ты снова винишь других в своих бедах? В том, что случилось, ты сам виноват. Я даже знать не хочу, что тебя так задело. Когда совесть заест тебя, приходи, поговорим. Но принеси с собой свою измученную душу. Без нее вход ко мне воспрещен.

− Считаешь, я виноват в том, что случилось? Да как ты так смеешь надо мной издеваться? – Парень с великим трудом сдерживал истерику. – Не ты ли говорил, что произойдет нечто страшное с моим братом? Колен утонул, а ты смеешься надо мной?! Считаешь меня клоуном? Подлец! Я придушу тебя! – прошипел Ирэн, и его руки потянулись к горлу мальчика.

Однако Вальям не мог даже с места сдвинуться. Его поразило то, что он увидел в этом человеке, которого считал недостойным называться старшим братом. Он знал его как бездушного, коварного провинциального волчонка, который со всеми обращался как с недостойными, низкими по сравнению с ним. И даже своего родного младшего брата он вечно унижал, прикладывал руку, заставлял чувствовать боль и ощущать гнетущее состояние души.

Но сейчас Вальям понял нечто, что не давало ему покоя. Этот кидающийся волчонок плакал, убивался по тому, кого потерял. Унижения, боль и ненависть. Но о них Колен никогда не слышал? Ирэн защищал его, пытаясь вырастить достойным, сильным? Ведь у них не было родителей. По крайней мере, Колен их не помнил. Ирэн же рос в семье, которая вечно избивала его, оставляла без еды на целые сутки, запирала в подвале. Он терпел и боль, и унижения, чтобы родители-тираны не трогали его младшего брата. Бейте меня, я здесь.

Ирэн лишь был хорошим братом, который даже после странной гибели своих родителей не бросил маленького мальчика, стал воспитывать его, обучать всему, но волчьи законы были уже у него в крови.

Нельзя было Вальяму судить этого жалкого человека. Нет, он даже не был жалок, просто наш герой не мог видеть все другими глазами. Наверное, юный граф давно привык к жестокости и тому, что люди не могут быть не злыми и не подлыми.

Холодные руки Ирэна сжали горло мальчику, но взгляд чистых бирюзовых глаз заставил его остановиться. Он точно увидел призрака, иное существо, которое не могло прийти в этот мир так, как приходят все люди.

Ирэн успокоился, сел на траву и замолчал. Вальям молча смотрел на него сверху вниз, понимая, что сейчас испытывает этот человек. Грусть. Сожаление. Ирэн принял все так, как оно было, и не стал спорить ни с мальчиком, ни со своей судьбой.

− Колен утонул в реке, − тихий, спокойный голос раздался в этой тишине. – Он ушел рано, хотел найти какой-то дурацкий камень. Но не вернулся. Я пошел искать его на берег. Но долго не мог найти и следа. А после я заметил пальцы, торчащие из воды. Я прыгнул в воду, чтобы убедиться, что это была коряга. Но в воде был Колен. Водоросли оплели его ноги, не выпускали. Я с трудом освободил его, вытащил на берег. Он уже был синий, − голос Ирэна дрогнул; он нервно сглотнул слюну. – И знаешь, что я нашел у него в плотно сжатой руке? Дурацкий бело-малиновый камень. – Волчонок бросил Вальяму под ноги большой, гладкий камешек, который был очень красив. – Зачем он вообще туда полез? Знал же, что в реке растут длинные водоросли, в которых легко могут запутаться ноги. Даже взрослые не лезут на глубину.

Вальям поднял камень, сел напротив парня и протянул ему подарок мертвеца.

− Возьми его. Если Колен решил пожертвовать собой, чтобы найти этот камень для тебя, ты должен его сохранить. Подобные вещи достают со дна только для важных людей. Для Колена ты был не только братом. Им быть может каждый. Ты был для него хранителем, который оберегал его от неприятностей и жестокости мира. Ты приучал его к этому, не рассказывал сказки о светлой жизни. Таким должен быть брат. И ты им был для него.

− Да что ты знаешь обо мне?

− Ничего. Но я вижу твою душу. Ты прячешь свет за тьмой, чтобы его никто не выкрал. Хорошая тактика.

− Если видишь такие вещи, скажи, − Ирэн забрал у Вальяма камень, сжал в обеих руках, − как я умру?

Мальчик не ожидал услышать такую просьбу от человека. Его вообще никто не просил раньше об этом. Все проклинали его, ненавидели, бросали камни, лишь бы он никогда не заговорил с ними. А этот волчонок требует от него такое. Но Вальям не стал противиться. Ему казалось, будто он должен был это сделать.

Бинты с его рук упали, но Ирэн не закричал от ужаса. Он лишь беспечно улыбнулся.

Вальяму не всегда приходилось снимать их, чтобы указать человеку на его причину смерти. Ему стоило только посмотреть в глаза, и все. Но если кто-то сам просил его об этом, то мальчик решался убрать бинты и показать человеку полную картинку.

Потерев глаза руками, Ирэн упал на траву, любуясь теплыми лучами солнца. Вальям ничего не стал говорить ему и просто тихо ушел, оставив его одного.

Возвращаясь к Саналии, которая ушла далеко от него, Вальям все думал о Колене. Это был добрый мальчик, который не только считал себя светлой жертвой мира, но и другом, настоящим другом, Вальяма. Но почему он хотел подружиться с ним? Почему люди вообще дружат? Как это можно объяснить? Может, им было одиноко? Но Вальям был одинок и не страдал от этого. Может, им было холодно. Вальям умел сам себя согреть. И все же он не понимал мотивы таких человеческих отношений. Дружба для него вообще была непонятным явлением человеческого бытия, которое он даже с помощью усилий не понимал.

После гибели Колена его настроение нисколько не изменилось. Он знал, что мальчик погибнет, легко это принял. Да и не значил он для него что-то особенное. Он мог дорожить только Саналией.


В воздухе пахло мятой. Это был признак того, что Мильвен и Ивент прибыли в затхлый Горден-Хейл. Кругом торговали, разговаривали, ворчали. Жизнь в этом городке кипела. Ивент давно не был здесь и уже практически забыл, как выглядит этот городок. Ему было любопытно посмотреть на него, на то, как он, возможно, изменился. Но изменений никаких не было. Горден-Хейл медленно загибался, погибал, можно сказать, загнивал.

− Итак, Мильвен, Вы говорите, наш юный граф живет где-то в убежище? Откуда Вы узнали?

− Я часто слышал это от остальных слуг поместья Миллиал. И не думал, что нам с Вами придется его искать. Должно быть, оно за городом. Не может же сирота жить где-то на тесных улочках. Ему здесь просто не поместиться.

− Вы правы, господин садовник. Давайте с Вами выбираться отсюда. Городок пройти недолго.

И они согласились, пробираясь сквозь толпы приезжих людей, что любили здесь закупаться всякими вещичками, которых не найти в других богатых городах.

Мильвен часто бывал здесь, когда ему приходилось ездить за семенами растений и различными удобрениями, поэтому он достаточно хорошо знал Горден-Хейл, в отличие от Ивента, который блуждал в нем, несмотря на его незначительные размеры.

Обойдя старые домики, миновав торговые переулочки, они вышли в поле, на котором располагался брошенный дом. Именно он мог стать убежищем для мальчика. Но подойти к этому дому было невозможно. Кругом росла высокая трава, бежал ручей, в который категорически не хотелось провалиться. Вода была в нем очень холодной, почти ледяной.

Этот дом был неприступен, но Мильвен не отчаивался, разгребая траву руками.

− Мильвен, стойте! Следов мальчика здесь нет. Давайте поищем еще. Здесь должны быть подвалы, в самом городе. Там возможно укрыться. – Ивент начал отступать, пытаясь уговорить в этом же своего друга; а еще он не любил копаться в зарослях: ему казалось, что какой-нибудь страшный паук обязательно должен его съесть, как бы ни было это забавно.

Мильвен же пауков не боялся и уперто пробирался через траву, проминая ее под собой.

− Граф может скрывать следы от остальных жителей. Слышал, у него дурная репутация среди местных. Если и прятаться, то только здесь. Идемте, Ивент, совсем немного осталось. Я уже вижу какую-то дыру под домом. Очень похоже на нору.

Ивенту пришлось пересиливать себя и ступать следом за садовником. Он осторожно наступал на примятую траву, боясь притронуться к соседним травяным стенам, что практически скрывали этого человека с головой. Ему было очень некомфортно.

Когда шум в траве затих, Ивент остановился и стал прислушиваться. Неужели его друг что-то нашел?

− Здесь есть что-то похожее на подвал. Вы идете, Ивент? Не боитесь темноты?

− А там так темно?

− Достаточно, чтобы у человека, который ее боится, началась паника. Так как Вы?

− Не боюсь. Это было бы забавно. Представьте, человек сорока шести лет боится темноты?! Однако брат мой, по секрету, ее никогда не любил. Уверен, сейчас тоже.

− Так вот почему в поместье всегда по ночам горят настенные свечи! А то думал, кто-то из сестер боится ее.

− Ох, нет, господин садовник! Мои племянницы смелее любого взрослого мужчины! Им нипочем ни темнота, ни дикий зверь. Даже на обычных девушек не похожи. Не находите? Обычные ведь всего боятся.

− С другими я и не общался никогда, поэтому ничего сказать не могу. Может, плохо, но мне кажется, все девушки похожи на сестер Миллиал.

− О! Нет, конечно, мой друг! Но их всех роднит нежность и забота. Это очень тонкие создания, посланные нам, мужчинам, для того, чтобы мы были их ангелами-хранителями.

− Действительно?

− А как же? Поэтому мужчина и берет себе супругу. У каждого должен быть ангел, которого хочешь спасти, защитить. Поэтому, господин садовник, я и прошу уберечь мою любимую Делию. Никто больше спасти ее не сможет, кроме Вас.

− Я постараюсь, Ивент. Обещаю, но сейчас давайте продолжим наше исследование. Здесь мы должны пройти.

Ивент едва не рухнул на глинистую землю. Он бы и свалился в нее, если бы Мильвен не схватил его за руку. Притянув его к себе, садовник помог неуклюжему человеку переступить через ручей и попасть в убежище.

Пройдя по темноте, они быстро освоились в крохотном убежище. Нора была небольшой, но глубокой. Мильвен сразу же нащупал какой-то котелок и следы костра. Опустив руку к землянке с камнями, он точно решил, что следов живого человека здесь не было. В ночном (да и в вечернем) холоде никто не смог бы выжить.

Ивент в то же время нашел грязную, старую одежду, которая внизу была разорвана. Кто-то делал повязки, судя по всему. Это его насторожило.

− Мильвен, взгляните. По размерам это детская одежда. Я уверен. Но она выглядит так, словно обитатель рвал ее на бинты или на что-то подобное. Человек был ранен?

− Нигде нет следов крови. Но я не уверен. Темно. Если юный граф Ольдер и жил здесь, то давно не появлялся. А так место идеальное, чтобы спрятаться.

− Вы нашли что-то еще?

− Нет, ни следов.

− Жаль. Давайте обыщем территорию у дома. Может, найдем графа поблизости.

− Не думаю. Трава была бы помята хотя бы слегка. Но ничего этого здесь нет. Надо уходить, Ивент. Может, стоит пройтись по городу, поспрашивать местных? Они-то должны хоть что-то знать.

− Не думаю, что они следят за жизнью этого ребенка. Но давайте попробуем.

Они скоро вышли снова в город и обращались к каждому торговцу. Но ни один человек не сказал ни слова о юном графе, чего и стоило ожидать. Тогда Мильвен и Ивент вернулись в свой экипаж и долго думали, куда мог пропасть этот ребенок.

− Я не хочу говорить ничего плохого, господин садовник, но, возможно, графа давно уже нет. Он мог погибнуть. Или кто-то мог просто убить его. Врагов-то много у него.

− Обидно, Ивент, что мы с Вами ничего не нашли. Если юный граф и существовал, если ему удалось выжить в пожаре, то улочки Горден-Хейла и голод легко могли свести его в могилу. И что будем делать дальше?

− Не возражаете, если мы навестим руины семьи Ольдер? Может, там мы что-то найдем. Или же граф решил вернуться домой?

− Другого выбора у нас и нет.

И экипаж двинулся с места. Расследование приобретало для наших героев все более обезнадеживающее положение.

Глава 24

Делия скоро снова вернулась в Академию музыки, в свою любимую комнату, в милое окружение Киримии. Подруга без конца заботилась о ней после этого случая, убеждалась, что девушка ни в чем не нуждалась и просто улыбалась. И лишь тогда Мейдж со спокойной душой вышла из комнаты, оставив Делию одну, спеша на назначенную встречу к Нальвису. Он ждал ее в огромном, красивейшем холле Академии, наблюдая, как с огромной белокаменной лестницы спускаются студенты.

Был приятный вечер. Люди не спешили возвращаться домой. Они меланхолично брели по улочкам городка, тихо обсуждая что-то интересное, заливая спокойные улочки теплым смехом.

Делия была одна в комнате. Зарывшись в теплый плед, она читала какую-то книжку, забыв обо всем, что ее тревожило. Зачем были нужны тревоги? Они только усложняют жизнь человека, делают ее невыносимой, тяжелой. Без них все было бы иначе. Но, может быть, они нужны были для того, чтобы мы с вами, дорогие читатели, могли оценить бесценность спокойствия и безмятежности. Делия это начинала понимать и поставила для себя новые цели, к которым уже успешно продвигалась. Она решила оставить все прошлое далеко в тумане, никогда не возвращаться к нему, заблистать еще ярче на сцене. В этом было ее счастье. Простое счастье музыканта и певицы.

У Делии был настоящий дар. В Академии музыки никто не обладал сразу двумя музыкальными талантами. Кто-то играл на скрипке, кто-то пел, кто-то занимался чем-то еще. Младшая Миллиал же была уникальна, ценна для всей Академии и для мира музыки. Обычно на сцене «Ангела» Мольенни играли два человека. Один исполнял главную роль, пел, а другой – играл на скрипке и был позади. Делия смогла соединить в себе этих двух людей, стать единым целым. Она и сама не понимала, насколько ее способности были велики.

В дверь ее комнаты постучали. Девушка поднялась с диванчика и открыла дверь. Это была Жасмэ, которой Делия была рада. Что-то протараторив своей госпоже, она отдала ей конверт и поспешила оставить девушку одну с ним. Приняв его, Делия вернулась на свой диванчик и долго смотрела на конверт. На нем была фирменная печать Миллиал. Она и не заметила, что печать все же отличалась от того изображения, которое было на печати ее отца. Злость снова вцепилась в нее бешеным псом. Поэтому, не в силах управлять своими чувствами и желаниями, девушка разорвала конверт с письмом, уничтожила, превратив послание в десяток бумажных кусочков.

Бросив остатки письма в каминчик, Делия успокоилась. Ей не хотелось даже думать о тех, кто ее обманул. Она была очень чувствительна, поэтому первое публичное выступление на сцене оперного театра считала достойным внимания своей дорогой семьи. Теперь же все было кончено. Нет семьи, остались только воспоминания, от которых девушка мечтала избавиться.


Позже она решила навестить директора, спросить, как он себя чувствует, и поблагодарить, конечно, за свое спасение. Но она не знала, где он мог быть в это время, поэтому решила заглянуть в его кабинет. Но эта огромная комната была пуста.

Внезапно за ее спиной раздался приятный, мелодичный голос, заставивший ее вздрогнуть.

− Делия, Вы ищете меня? Честно, я приятно удивлен. Как Вы себя чувствуете?

− Со мной все хорошо, директор, не волнуйтесь. Я хотела немного поговорить с Вами. А именно − поблагодарить за то, что Вы для меня сделали.

У Коллекционера был очень нежный, заботливый взгляд. Его Делия видела впервые.

− Прошу Вас, не стоит. Я бы не перенес Вашей гибели, малейшего несчастья. Но за спасение Ваше я возьму кое-что от Вас. − Девушка напряглась. Она не ожидала услышать от этого человека таких слов. − Не прогуляетесь со мной по Липовому парку? Чудесное место для душевных разговоров. Я часто там гуляю по вечерам, но мне всегда было скучно. Так не составите компанию? Я был бы очень рад.

− Я тоже люблю этот парк. Но гуляю одна. Удивительно будет пройтись по нему с кем-то.

− И все же есть в мире души, созданные в одной мастерской бога. С Вами я точно чувствую это.

И они оба ушли из Академии, пройдя по городу ровно пятнадцать минут, а после оказались в прекрасном месте Мирж-Бея. Кругом росли высокие липы, уходящие своими громадными макушками в небо, рассекая его. Темнелось. Людей в парке было немного, и все они что-то шептали друг другу, взявшись за руки. Эта атмосфера расслабила Делию, успокоила. Ее не беспокоило больше ничего, и она радостно обменивалась с Коллекционером восторженными репликами, задорно смеялась. Ей казалось, будто этот человек был знаком ей очень давно и был частью ее близких людей. Она не видела в этом ничего странного, ведь этот человек действительно был очень добр и открыт с ней.

− Знаете, Делия, я считал своим долгом спасти Вас. Такое чудо этого грешного мира не могло пропасть. Но теперь Вы спасаете меня своим легким смехом. Кажется, я готов слушать его хоть весь вечер! Обычно рядом со мной – немая тишина. Она опаснее всего на свете, и ее я боюсь. Но сделать ничего не могу.

− Спасти. Не многие люди способны пойти против своего страха. Что Вы чувствовали, когда прыгали за мной?

− Страх потерять Вас. Озера этого я так перестал бояться, хотя боялся всегда, как приехал в Мирж-Бей. Многие говорили и говорят о нем дурные слова. Но в жизни есть нечто страшнее этого озера. Потерять кого-то очень важного – трагедия! И никакое бездонное озеро не пугает!

Делия опешила. Слова директора сильно ее тронули.

− Кого-то очень важного? Я для Вас так важна, что Вы бросились спасать меня в этот адов колодец? – Ее зеленые глазки заблестели.

− Вы особенная, Делия. И особенность Ваша в том, что Вы смогли каким-то чудом сделать так, чтобы я полюбил Вас. Понимаю, это все вышло спонтанно. Нежные чувства рождаются именно так, без подготовки. − Сердце девушки дрогнуло. Она не ожидала услышать от этого человека подобных слов. Да о чем он вообще думал, говоря о таком студентке? Он был таким беззаботным, что, казалось, мог натворить любое глупое ребячество в этот момент. − Ох! Вам неприятно. Простите мне мою прямолинейность. У Вас, вероятно, есть любимый человек, который в несколько раз моложе меня. Запах лип совсем меня опьянил. Со мной еще никогда такого не было, и я боялся, что это когда-то могло произойти.

− Нет, директор, не извиняйтесь за то, что Вы сказали искренне. Не все так могут говорить. А Вы не лжете, я это чувствую. И, знаете, Вы тоже мне нравитесь. Только дайте мне время привыкнуть к этому. Я никогда не чувствовала что-то подобное, как и Вы.

− Я не хочу принуждать Вас, дорогая Делия. Что я был бы за мужчина, если б заставлял девушку выбирать? Нет-нет-нет! Такого не будет! Я лишь хочу, чтобы Вы были счастливы.

− Но Вы принуждаете сейчас меня выбирать. Но это вовсе не обидно. Противоречат себе лишь влюбленные люди. Этот путь очень труден. Может, тогда стоит его пройти нам вместе? – И Делия протянула ему свою крохотную ручку, улыбаясь так, что Коллекционер с трудом мог собраться с мыслями.

− Так Вы серьезно? Не шутите? Не жалеете меня? Если просто жалеете, то не надо, прошу Вас!

− Нет! Вместе мы точно сделаем этот путь легким и светлым. Так держите меня за руку и не отпускайте.

− Вашу ручку я точно никогда не отпущу. – Коллекционер взял тонкую ручку в свою и, что-то мурлыча себе под нос, вместе с ней шел по узкой дорожке, впереди которой горел убаюкивающий свет. – Делия, Вы точно ангел. И многие со мной согласятся. Без сомнений!

− Для всех? Не все с Вами согласятся. Я не такая светлая, как Вам кажется.

− Пусть будет так! Я же вижу в Вас ангела, моя дорогая Делия. Остальные не имеют своего слова!

− Тогда никому об этом говорите. Сохраните секрет.

− Почему? Я не могу молчать о Вас.

− Чтобы демоны не услышали. Вы же любите Мольенни? Его ангела разорвали на части бесы. Так давайте будем молчать об этом, чтобы никто не узнал.

− Чтобы никто не узнал?! Делия, Вы посланы мне небесами.


Граф Шейден прочесывал местность очередного городка. Ему было тошно от своих же гнетущих мыслей. Как же хорошо Солия умела прятаться от него! Но в этот раз все было иначе. Он поклялся найти ее, вернуть к прежней жизни. Нет, не так. Он не хотел ее возвращать в прежнюю жизнь, в том дом, из которого она не боялась сбежать. Он не мог допустить такую грубую ошибку. Но что он сделает, когда отыщет ее? Граф решился на один очень важный для себя шаг. Единственным способом сохранить девушку была ее кража у тех, кто ее любил и оберегал долгие годы.

Шейден давно думал об этом, но не решался к действию, ведь подобное очень сильно могло ранить не только ее семью, но и ее саму. Теперь же все было иначе. Он четко знал: Солия нуждалась в этом похищении, в новой жизни, которую он ей обязательно подарит, как только отыщет беглянку.

Ждать он не мог. Солия должна была как можно скорее стать его супругой. К этому еще ничего не было готово, но он сделает все максимально быстро и красиво, чтобы девушка на всю жизнь запомнила этот день. А предсвадебные хлопоты он мечтал разделить вместе с ней, наблюдая, как она радостно улыбается, одобряя его решения.

Это было необходимо графу, и он готов был пойти на все, лишь бы Солия осталась с ним. Навсегда.

− Я найду Вас, милая Солия, − глядя в окно кареты, прошептал граф, мечтательно опустив глаза.

Мы найдем, брат, мы. – Странный блеск в глазах младшего Даллеймана смутил Шейдена. Он мог бы привыкнуть к его излишне непредсказуемому поведению, но в последнее время, как пропала Солия, Тайлен вел себя вызывающе опасно.

− Ты так хочешь познакомиться с ней? Я же обещал, что познакомлю вас. Ты же мой младший брат. От тебя я ничего не сокрою, даже если это сильно захочу.

− Конечно. Даже если сильно захочешь, я все равно обо всем узнаю. – Какая скользкая улыбка сейчас была на лице Тайлена; к ней Шейден никогда не мог привыкнуть, хоть и пытался.

Что на самом деле испытывал Шейден по отношению к своему братцу? Он жалел его, защищал от враждебного мира, не хотел, чтобы кто-то или даже что-то могло ему хоть как-то навредить. Граф не находил себе места, когда был далеко от него, гостил у семьи Миллиал, на некоторое время уезжал в другие города по своим заботам. Это был ответственный, как мы уже с вами говорили, человек, не способный кого-то предать или обмануть. Если уж он взял на себя жизнь и здоровье Тайлена, он изо всех сил сделает так, чтобы тот получил все в полной мере.

Да, временами он пугал его, и страх этот был необоснованным. Эму было неприятно видеть эту нечеловеческую улыбку, белизну его тонкой кожи, эти выпуклые вены… Но граф не ненавидел его и не считал своим проклятием, хотя тот отчасти был именно этим. Как бы мог Шейден называть его своим братом, если б так жестоко с ним обращался? Ему была известна цена счастья человека, цена душ братьев, и он не хотел ее выставлять на продажу злобы и тщеславия.

− Чувствую, милая Солия совсем близко к нам. – Тайлен высунулся в окно, но не чтобы на что-то взглянуть, а чтобы вдохнуть легкий, играющий воздух, пропитанный полевыми цветами и приятной влагой. – Она пахнет приятно. Всегда. Это запах весны и надежды.

Шейден приказал извозчику ехать медленнее, озираясь по сторонам. Он надеялся увидеть ее среди этих широких полей, которые были бы ей к лицу.

Да о чем он вообще думал? Он злился на своего брата, не понимал, как тот так легко может говорить что-то подобное о его возлюбленной? Это не укладывалось в его голове, путало все мысли. С тех пор, как Тайлен стал называть Солию милой, Шейден с опаской и какой-то тревогой произносил это слово. Казалось, он пытался спрятать Солию от него, не допустить, чтобы эти бледные руки коснулись ее теплой руки. Нет, граф этого точно не переживет! Нужно как-то оградить Тайлена от нее. Но как? Он должен присматривать за ним, быть всегда с ним, как он и обещал. Оставить его одного было опасно и очень гнусно, несправедливо. Но его нахождение рядом с девушкой пугало бы его не меньше.

Пока граф не решил, что ему лучше было бы сделать, но решил, что об этом решении не должен был узнать Тайлен, каким бы оно ни было.


Ирэн брел по полям со своими друзьями. Все они были чем-то похожи на него: тот же дикий взгляд, слегка заметный оскал и тяжелый шаг. Эта шайка была обычной, каких полно в любом городке, даже в самом успешном и спокойном. Наличие подростковых компаний в духе этой считалось обязательным в жизни человеческого сообщества. Никто точно не знает причину, но, наверное, это было неутомимым желанием природы, которая хотела видеть своих детей во всей красе своего животного начала.

Волчья статья собирается вместе, чтобы выжить, защищает определенную территорию. Компания Ирэна, этого вожака серых волков, была такой же. Парочка мальчишек от одиннадцати до шестнадцати лет (старшим был именно Ирэн) патрулировала окрестности Грей-Стоуна, следила за порядком и миром в нем. Для них этот город был маленьким раем на земле: здесь они выросли, испытали материнскую любовь и стали постигать сложную жизнь. Они не искали простых дорог, а всюду пытались отыскать нечто, что могло бы сделать их жизнь интересной. Поэтому мальчишки часто оставались на улочках сельского города до поздней ночи, не боясь схлопотать от родителей. Наверное, они уже привыкли к жестким воспитательным мерам, благодаря которым становились очень требовательными и серьезными по отношению к остальным людям.

Местные девочки опасались эту шайку, старались не попадаться им на глаза, чтобы лишний раз не поймать на себя их издевок. Девочки считались у них слабым полом, который они не любили, хотели, чтобы он был сильным и мог постоять за себя. Так их частные издевательства над ними были в какой-то степени поучительными. Они заставляли девочек задуматься над своей слабостью, неспособностью противиться чьей-то чужой воле.

Особенно девочек не любил Ирэн. Они казались ему ненастоящими, наигранными, лживыми. Он часто видел, как они выплясывали перед родителями, прося то конфету, то новое платьице, то еще что-то более бесполезное. Ирэн был в бешенстве даже не от этого. Ему задевало поведение родителей. Они давали своей маленькой проказнице все, что та пожелает, никогда ей не отказывали. Неужели это все потому, что она – девочка? Мальчиков тоже нужно любить, они ничуть не хуже их. С мальчишками можно порыбачить, поиграть в рыцарей или просто повалять дурака. С ними все просто.

Девочки же все из себя! Они никогда не будут выставлять себя дурочками, ведь это для них обидно. А что обидного, если подумать?

Свободно жить и не считаться с чужим мнением – обидно? Как глупо все же! Вот об этом и думал Ирэн постоянно, когда видел какую-то местную девчонку. Вставая в позу боевой готовности, он поднимал руку вверх и выкрикивал что-то обидное, что могло обидеть нежное существо. Он это умел делать знатно! И этим он гордился горячо!

В свою шайку он брал мальчишек, которые обещали ненавидеть девчонок, не общаться с ними, а только задирать и унижать. Это было правило, которое нарушать было нельзя. Никто не нарушал, даже те, у кого были сестры. Но с ними все было иначе, они ведь были родными, близкими девочками, которых нужно было защищать.

Свобода и независимость. Сила и воля. Это было очень важно для компании Ирэна, и он всегда с гордостью брел с ней по улочкам городка, по жарким полям и каменистому берегу реки. Ему было спокойно осознавать то, что он был кому-то нужен даже после смерти своего единственного брата.

У мальчиков был слепой, совсем старенький дедушка, которому о гибели Колена Ирэн не сказал. Он боялся, что потеряет его, останется совсем один со своей некрасивой фамилией. Он не любил ее и никому из незнакомых ее не называл. И я не буду говорить вам ее, дорогие читатели, чтобы душа Ирэна была спокойна, чтобы он снова не злился.

Однако сложно было скрывать отсутствие еще одного человека в их маленьком домике. Но Ирэн пошел на хитрость. Когда он возвращался домой, то имитировал шаги и своего брата, который ходил кротко, неуверенно и тихо. И даже голос свой менял, покашливал, хлюпал носом совсем как Колен. Дедушка ничего не заподозривал, считая своего внука живым и здоровым. Однако Ирэну было от этого тоскливо.


Во время прогулки по полям, мальчишки заметили, как серый волк, сгорбившись, обнюхивал чье-то тело. Оно лежало недалеко от леса, в котором было немало всякого дикого зверья. Если медведи и лисы не выходили из него, все же не решаясь показаться человеку, то волки решались на этот шаг и часто выбирались из дремучей тьмы, прочесывая местность, считая его своим домом.

Стая Ирэна остановилась, замерла на месте, став разглядывать то, что происходило недалеко от них. И когда один, белокурый нечесаный паренек лет четырнадцати, одернул Ирэна, всем стало ясно, что дело выдалось у них серьезное. Чужак был на территории! И он покушался на жизнь человека!

Ирэн поднял с земли большой, острый камень и кивнул остальным. Это был знак того, что им следовало сделать то же самое. Кто-то вооружился камнем, кто-то большой толстой палкой, которой легко можно было заколоть живое существо.

Когда все было готово, Ирэн свистнул. Три громадных волка повернули свои морды в его сторону. Возможно, кто-то из шайки Ирэна испугался, хотел сбежать, но не мог себе этого позволить. Такой поступок был бы унизительным для людей этого вожака. Однако сам Ирэн был твердо настроен напасть на тех, кто был в несколько раз сильнее него. Это был вызов, который не каждый взрослый мужчина мог бросить. Но этот мальчик был взрослее каждого мужчины, который жил на этой земле.

С воем и воплем он бросился вперед, держа перед собой огромный камень, который он уже поднимал, чтобы атаковать. Горячий воздух ударил его по лицу, разбросал его черные волосы по плечам.

Удар. Он пришелся по боку животного. Раздался болезненный вой, а затем рычание разрезало воздух. Отступив на пару шагов назад, Ирэн увидел, как волк упал. Он жалобно скулил, не поднимался. Стоило только мальчишке сделать хоть шаг в его сторону, как он начинал яростно рычать, ворчать и страшно скалиться. Его нужно было добить, остановить это звериное сердце в его груди, но мальчик почему-то не решался. Ему бы хватило усилий это сделать, но руки его дрожали. Никогда еще он был так слаб, как сейчас, когда он точно был уверен в своих действиях.

Волчьи глаза недобро поглядывали на паренька, манили и твердили о чем-то, что мальчик никогда не испытывал. Камень выпал из его руки, и он упал на колени, потупив призрачный взгляд. Ему было холодно и тоскливо. Что он сделал? Ранил волка, себе равного. Он так хотел быть похожим на него, на это свободное животное, что сейчас готов был забрать его душу себе? Но что тогда это за стая? Нельзя было забирать жизнь у себе равного. Нельзя.


Тайлен почувствовал присутствие девушки, поэтому сообщил об этом брату, хоть и неохотно. Он чувствовал, что с ней было не все в порядке, и именно из-за этого сказал Шейдену. Солии нужна была помощь, причем срочная!

Заметив мальчишечью перепалку с дикими животными, Шейден приказал извозчику выехать в поле, напугать волков. Тот не ослушался и поступил так, как было велено. Стоило черному непонятному объекту появиться на горизонте, причем объект этот страшно кричал и трещал, как все волки (среди них были и мальчишки) разбежались и скоро исчезли. Только два волка остались на поле, не в силах сдвинуться с места.

Это были два вожака разных стай. Один был ранен и с трудом мог подняться, а другой – сидел перед ним на коленях, не заметив даже присутствие чужаков.

Шейден выскочил из кареты, бросился к мальчику.

− Что с тобой? Ты ранен? Я могу помочь! – закричал он, но парень никак не отреагировал на его слова и приближение. – Это ты ранил волка? Ему не жить. Почему тогда не убьешь его? Смог ранить – добей. Не мучай животное. Ему тоже очень больно.

Мальчик внезапно заплакал. Казалось, ему было больно слышать слова незнакомого господина. Он не скрывал лицо свое руками, не стыдился ни этих слез, ни своей слабости.

Однако Ирэн вытянул руку, на что-то указывая графу. Тот обернулся, вгляделся в поле и увидел знакомое тело девушки. Сердце его сжалось, залилось кровью.

Шейден нашел Солию. Но почему он был так тревожен?

Девушка лежала без сознания в поле. Платье ее было грязным, порванным, а руки, ноги и лицо порезаны. Засохшая кровь была повсюду, и граф едва мог сдержать слезы. Он был очень чувствителен к таким вещам, и вид возлюбленной тронул его душу настолько глубоко, что он едва не задохнулся от сдержанных в себе горьких слез.

− Вот она какая. – Тайлен подошел незаметно. – Все равно красивая, даже если истерзанная. Бери ее, Шейден. Нам нужно доставить ее в поместье.

− Нет, ей нужна помощь врача. – На графе не было лица; холодный пот выступил на его лице, и глаза были неестественно черными.

− Забыл, твой брат может легко о ней позаботиться? Врачи тут никакие не помогут.

− О чем ты говоришь? Что с ней? – Все тело Шейдена тряслось, и он едва отличал реальность от вымысла.

Холодная рука Тайлена коснулась его плеча, отчего он почувствовал, как по телу пробежал колючий холодок.

− Она умерла. День назад. – Тайлен осмотрел тело; ему было достаточно только одного взгляда, чтобы это понять. – Ее тело настолько было ослаблено, истощено, притом еще и большая потеря крови, переохлаждение. Много причин несчастной смерти. Ее тело отравлено, и даже волки не стали лакомиться ею. – Лицо Шейдена от этих слов переклинило; он не ожидал, что его брат мог сказать нечто неприятное, хотя и ждал от него чего-то подобного. – Но я верну ее. Такая красота не должна пропадать. Обещаю, брат, ее светлая душа будет снова в этом красивом теле. Поднимай ее. Ты же знаешь, я не смогу этого сделать.

Шейден трясущимися руками поднял девушку с земли и понес в карету. Он до сих пор не верил, что нашел свою Солию, ту, которую потерял. Нашел. Но граф все равно был печален.

Пока Шейден направлялся в сторону экипажа, не осмеливаясь смотреть на любимую, Тайлен подошел к мальчику и умирающему волку. Эта душераздирающая картина его забавляла.

− Что сидишь? Добей. А, жалко? Тогда зачем бил? Мальчишка! Постоянно в голове гуляет ветер.

− Что Вы можете? Убьете его? А если я не хочу, чтобы этот волк умирал?!

− Тише! Не надо так кричать! Знаешь, я могу очень многое. Например, спасти это животное. Согласен?

Паренек качнул головой. По его глазам было видно, что он доверял этому незнакомцу.

− Как тебя зовут? Позволь узнать. – Даллейман скользко улыбнулся.

− Ирэн.

− А фамилия? Мне же интересно, кто ты такой.

− Нет. Только Ирэн, и все. Фамилия не имеет значения. Вам мало моего имени, чтобы помочь?

Человек ничего не ответил.

По всему полю раздался жалобный вой умирающего волка. Он был убит человеком в черном длинном пальто и старой шляпе. Весь он казался тенью, которая как-то пробралась в мир живых, умирая с голода.

Глава 25

В комнате было тихо. Настенные свечи едва освещали ее, отгоняли кромешную тьму. Это была большая комната в темно-синих цветах. Казалось, будто кто-то настолько любил этот волшебный цвет, что решил окружить себя только им одним.

Девушка лежала на огромной кровати, тяжело дыша. Ее красивые густые черные волосы лежали на ее груди, которая то вздымалась, то опускалась, как своеобразный маятник. Признаки жизни в некогда мертвом, холодном теле давали о себе знать. Тепло налило бледные руки, щеки залились румянцем. Но она была не одна в этой громоздкой комнате. На краю кровати, доставая коленями пола, лежал граф. Он просидел возле нее несколько часов, и они уморили его, склонили ко сну. Он спал подобно ребенку, который тайно ото всех читал книжку, спрятавшись от матушки в темноте комнаты.

Ничто бы не потревожило этой покой, эту сладкую гармонию, если бы дверь не открылась. Она не издавала ни звука, и тьма вошла в комнату вместе с холодом. Тихие шаги ударили по полу и мгновенно смолкли. Свечи на стенах погасли, воцарился мрак, от которого граф, словно чувствуя его во сне, неприятно поежился. Легкая бледная рука легла на его плечо, вынырнув из такой же ледяной темноты. Шейден замер, нахмурил брови, сжался в неприступный комок. Рука сильнее сжала его плечо. Граф заметался во сне, не находил себе места. Казалось, ему приснился кошмар, который мог легко его задушить.

Когда мужчина лихорадочно распахнул глаза, он с трудом осознал, где находится. Лицо его даже в темноте было белым и едва светилось. Тяжело дыша, граф поднялся на ноги, осмотрел комнату. Его взгляд упал на девушку, дыхание которой постепенно выравнивалось.

Никто так не терзал себя, как граф Даллейман. С исчезновением Солии он волновался так, что сердце его бешено колотилось. О, если б бог создал мужчину, светлого, заботливого, как ангела, то он обязательно был бы похож на него.

И теперь, когда девушка была рядом, в его поместье, он был спокоен. Но он не мог дождаться, когда она откроет глаза, назовет его имя и обнимет так, как обнимала всегда. И именно в этот момент он хотел сообщить ей примерную дату свадьбы. К этому дню он уже начал готовиться и дождаться не мог, когда сообщит эту великую новость возлюбленной.

Легко поцеловав девушку в щеку, граф оставил ее одну. Закрыв дверь комнаты, он брел по темному коридору, едва не спотыкаясь на каждом шагу. Давно он отвык от этого мрака, который крепко засел в стенах поместья, молча наблюдая за ним. Спать больше не хотелось, поэтому мужчина спустился в гостиную. Блеск шахмат привлек его, и он надеялся сыграть в эту игру, в которую играл редко. В основном он был занят работой или же мыслями о Солии. Но в этот день все было иначе.

Тайлен следом за братом зашел в гостиную, без интереса усевшись в кресло.

– Не составишь компанию? – Шейден пригласил брата к игре в шахматы; младший Даллейман целыми днями мог сидеть за этим столом.

Тайлен такой же незаинтересованный взгляд бросил на него. Сегодня он был не в самом лучшем настроении. Но, если считать его непостоянство, то это было вполне нормально.

– Не хочу. Надоело, – играючи промямлил он.

– Серьезно? Надоели шахматы? Ты же их обожаешь.

– Ненавижу. Я долго тренировался, но меня все равно выигрывают. Пакость! Выброси их!

– Это шахматы нашего отца. Ты же видел гравировку. Нельзя избавляться от таких вещей.

– Ха! – Скривился от ухмылки Тайлен. – Тогда сожги!

– Да что с тобой не так? Ведешь себя неподобающе виконту!

– А?! Неподобающе? Конечно, наш граф – любимчик дам и успешный человек! Но, знаешь, папенька, – та же ненавистная Шейдену улыбка скользнула на его лице, – я давно вырос и в твоих нравоучениях не нуждаюсь!

– Я никогда тебя не принуждал. Ни к чему, – голос графа был расстроен. – Я просто хотел дать тебе все, чтобы ты был счастлив. Все, что попросишь. Почему же ты так говоришь со мной?

– Просто оставь меня. Я устал. На восстановление души милой Солии ушло много сил.

– Опять уснешь в этом кресле? Это вредно для спины. Лучше поднимись в комнату.

– Не хочу. Оставь меня.

Шейден не мог спорить с братом. Он не хотел снова столкнуться с его острым характером. Он понимал, что жизнь в четырех стенах, в темноте и в полном одиночестве дала о себе знать. Тайлен мог бы вырасти хорошим человеком, добрым, успешным, но жизнь с самого начала невзлюбила его за ту красоту, мягкость голоса, которым он обладал. Граф жалел его, но никогда не злился из-за этого. Тайлен не был виноват в своей беде. Все сложилось очень-очень давно, и он не мог ничего изменить.

Шейден вышел на улицу и как обычно сел на третью ступеньку дома. Вид ночи его успокаивал. В поместье тьма была другой, не такой, как здесь. На улице она была приятной, легкой и нежной. Да и без особого труда можно было рассмотреть дерево, стоящее неподалеку. В стенах родного дома граф задыхался, не мог чувствовать себя в полной безопасности. Но признаться в этом он тоже не решался. Тайлен не должен был понять, что Шейдену было неприятно и тягостно находиться в его среде обитания. Это бы не только задело его, вывело из себя, но и серьезно покосило отношения этих душ, которые хоть и были близки друг другу, но в последнее время стали отдаляться. Шейден пытался что-то сделать ради спасения семьи, этих нужных ему братских отношений, ведь для него семья всегда была чем-то особенным, важным и просто необходимым. Он хотел оберегать кого-то, отдавать себя и все свои остатки души, жить ради человека, который мог бы сделать его счастливым.

С девяти лет он принял на себя роль любящего брата, который не только оберегал Тайлена, защищал его от всего, что предвещал жестокий, большой мир, но и учил его жить, правда, в чем-то Шейден ошибся. Младший Даллейман стал не тем, кого хотел видеть рядом с собой граф. Его больное тело не было бы преградой для счастья обоих братьев, если бы не разум, мысли Тайлена, которых тайно опасался Шейден. Он не мог предугадать шаг брата, не мог даже направить его на верную дорогу. Тайлен был очень уперт и не воспринимал критику. Его самоуверенность была настолько сильной, что она и стала одной из главных причин помутнения рассудка этого двадцатисемилетнего человека.

Красивый вид был у спящей природы. Она не колебалась, не противилась приходу ночи и сразу засыпала, как та разбрасывала свои зерна повсюду. Граф завидовал такому легкому уходу ко сну, ведь он часто страдал бессонницей. Тольков этот день он мирно поспал рядом с Солией, но это были жалкие шесть часов. Странно было то, что он чувствовал себя абсолютно нормально, как будто другое время для сна ему не было нужно.

Он уже строил планы на следующее утро, мечтал обнять Солию, сказать, как он скучал. Это было ему необходимо.


Чтобы не вызывать подозрений, Мильвен и Ивент приехали на руины поместья Ольдер ночью. Хорошо, что лунный свет щедро купал в своих невесомых лучах местные окрестности. Видимость была замечательной, если не считать черный тени деревьев, плотно росших друг к другу. Они образовали настоящую стену, через которую никто и ничто не смогло бы пройти. Именно такое уединение любил покойный граф, оградив свой дом и семью от любопытных глаз.

Горден-Хейл и его люди были в его полном распоряжении, но этот человек некоторое время забросил свои дела, исчез из видимости. Многие твердили, что семья Ольдер уехала куда-то далеко и оставила на время все, что им принадлежало. Кто-то утверждал, как видел графа в поместье с его обычными домашними делами. Никто не заподозривал что-то серьезное в поведении графа, не видел в нем ничего странного, хотя все говорили, что этот человек был достоин похвал и окружающей любви. Лишь благодаря ему этот загнивающий городок процветал, богател, привлекал к себе опытных адвокатов, благодарных гостей. Под его руководством здесь была даже построена Академия истории и права, которая славилась своими опытными, интересными преподавателями, методами обучения. Графу это занятие было по душе, и он стремился расширить границы Горден-Хейла, сделать его большим и честным городом, в который каждый год съезжались бы студенты, образованные люди. Он и сам увлекался адвокатурой, историей, поэтому развитие города именно в этом русле было вовсе не удивительно.

Граф смог за три года поставить в городе новые дома, обустроить Академию и заключить несколько полезных договоров с различными компаниями, которые принесли бы его любимому городу славу и новый уровень процветания. Однако два месяца он жил в тени, никуда не выходил, просто исчез. Никто не знал, что с ним могло случиться, поэтому люди и придумывали всякие байки, наверное, чтобы только успокоить себя.

После случившейся катастрофы народ замолчал, ничего больше не желал, кроме как вернуть своего дорого графа и его семью. Каждый воспринял этот пожар как несчастье, проклятье, которое бог наслал на семью лишь потому, что позавидовал ей. Но стоило только всем узнать о каком-то немыслимом проклятии сына графа, как все сразу поднялись против него. Каждый возненавидел этого ребенка, не понимал, как он вообще мог выжить без помощи, и тогда люди решили, что этот мальчик принадлежал дьяволу, который и помог ему выбраться из поместья. Но это тоже была одна из баек, вот только она была небезобидна.

Сейчас же миру осталось только забыть об этой семье и не вспоминать больше, живя для себя, для своих родных. В Горден-Хейле не осталось людей, которые помнили эту семью. Слишком уж много теней в этих холодных улочках, а людей – практически ни одного.

Нашим же героям руины поместья еще расскажут интересную историю, о которой дом замолчал пару лет назад, вначале безумно и страшно крича от боли и обиды.

Но что Ивент и Мильвен хотели отыскать здесь? Это просто руины дома, которые постепенно растащит время по кусочкам и не оставит ничего живого. Так и должно быть. Время забирает себе то, что когда-то дало нам, людям. Оно не дарит нам что-то, с чем мы можем уйти после смерти, а дает лишь на срок, а после возвращает себе свое же бесценное состояние.

От красивого четырехэтажного поместья, в котором взрослело не одно поколение Ольдер, переживало семейные драмы, счастье, ликование, смерть, осталась одна центральная стена, скрывающая полную разруху. Утром было красиво наблюдать за тем, как в пустых окнах, ведущих в небо, загорается свет, горит ярко, тепло и постепенно, в течение дня, рассеивается, и снова наступает темнота. Жители этого призрачного дома уходят спать, оставляют свои заботы и выключают свет где-то там, далеко в небесах.

Маленький фонтанчик с ангелом, сидящим в центре, да заросший сад, в котором уже нельзя было разобрать сортов различных растений. Это еще как-то придавало этому месту живой, прежний облик, хоть и отдаленно, забвенно. Вот только вода из фонтана не бежала, не падала в квадратную чашу из рук плачущего ангела, который напоминал не то ребенка, не то совсем взрослого человека. Глаза его были пусты, устремлены вперед, на гостей, которые нечасто навещали его просторы.

Мильвена тронули эти пустота и покой, в которых пребывали владения природы и старости. Он едва сдерживал эмоции, старался не разрыдаться при виде этой пустоты, против которой он был бессилен.

− Что мы будем искать здесь, Мильвен? От семьи Ольдер ничего не осталось. Огонь был такой силы, что за четыре часа уничтожил все. Да, только эта стена и осталось. Кажется, за ней есть что-то еще, прежний дом, но это лишь обман, друг мой. Смотрите, как красиво! Лунный свет прямо проходит через эти окна. В жизни ничего подобного не видел. – Миллиал усердно рассматривал часть некогда былого поместья, осматривая каждую мелочь, каждую трещинку; ему все было важно и интересно в этой странной истории.

− Действительно, красивое место. Но цена этой красоты была слишком велика. Красота на костях, не иначе. Знаете, моя матушка говорила, если от дома остается какая-то часть, в нашем случае – центральная стена, то жизнь продолжается где-то за ней. Увидеть ее нельзя, но иногда можно почувствовать.

− А Вы что-то чувствуете, господин садовник?

− Нет. Не думаю, что могу что-то почувствовать. Но будьте настороже. Есть что-то тронет Вас за руку… Или же услышите какой-то странный звук, скажите мне. Это может быть очень важно.

− Мы не иначе как за призраками охотимся, мой друг? Вы и вправду верите в нечто иное в нашей жизни?

− Я и сам не знаю, Ивент. Но матушка когда-то так интересно об этом рассказывала, что я не мог не поверить. Она всегда интересовалась тем, что обычных людей может шокировать. Каждый сезон она собирала травы, готовила из не только лекарства для меня, семьи господина, но и делала какой-то подношение духам. Это было важно для нее, и она всегда относилась к этому очень серьезно. Я не мог не поверить, понимаете? Все было так по-настоящему, что я со временем запутался в этих мирах, в которых жила моя матушка. Если Вы доверяете мне, то давайте немного побудем здесь. Может, семья графа или кто-то из его прислуги действительно все еще в этих руинах. А знаете, руины – это только для нас, для живых, чтобы мертвые не привлекали особого внимания.

Ивент был увлечен словами юноши. Он еще никогда не слышал чего-то подобного. Да, ему приходилось слышать, как в разных городках люди (чаще − дети) шептались о каких-то явлениях, приходах тех, кто уже был давно не с ними. Но придавать большое значение этим словам было незачем. Адвокат был серьезен со словами и искал в каждом слове крупицу правды и его связь с прошлыми действиями человека. Слова для него были некой работой, и именно они помогали ему факты составлять по нужным полочкам, находя ответы на мучающие его вопросы.

Однако садовник стал первым человеком, который говорил о ином мире так живо и натурально, как будто сам всю жизнь свою пробыл рядом с ним, что в его реальности не оставалось сомнений.

Кровь в венах Ивента закипела, запульсировала, и голова его немного закружилась. Он не хотел верить во что-то подобное, ведь всегда был реалистом, который видел жизнь так, как она ему показывалась. Ночь сменялась утром, день сменялся вечером. Все было так, натурально и четко, как и любил этот человек. Но с приходом в его голову слов Мильвена все резко изменилось. Он не мог верить в правильность своей жизни, в четкости и ее интересности.

Тот мир, котировался за стеной, требовал к себе его веры.

− Знаете, Мильвен, если Вы так смогли взволновать меня, то призраки точно должны здесь быть. Проведем на этих руинах час, исследуем все, что осталось. Может, не только покойного графа найдем, но и его наследника.

− Но я все же не утверждаю в реальность всего этого. Вы же понимаете, тут нет четкого убеждения?

− Поздно, друг мой. Я уже поверил.

− Так легко и быстро? Не каждого человека можно в чем-то убедить за короткий промежуток времени.

− Может, я просто доверчивый. Или же я всей душой Вам доверяю, Мильвен. Ничего плохого не случится, если Ваша теория подтвердится. Если же нет – духи просто здесь не обитают. Кто знает?!

− И все равно не разуверите?

− Я уже смирился с этой мыслью. Убедить меня в обратном будет непросто. Ну, давайте заглянем за стену. Может, найдем что-нибудь интересное.

Оба человека направились в сторону сохранившейся центральной стены поместья, с интересом рассматривая, как лунный свет играет в ее огромных окнах. Однако все же было темно, и часть здания, та, которая была за этой стеной, казалась не разрушенной, просто спрятанной за вуалью ночи. Но это было бы слишком просто, романтично. Романтика же в нашей истории совсем другая, тонкая и немного жестокая. Поймите ее, дорогие читатели, и, может, мир истории наших героев найдет свое место и в вашей жизни.


Обойдя руны кругом, вырисовав своими шагами длинный прямоугольник, входящий в густой лес и удачно в нем прячась, Мильвен и Ивент были убеждены: это место было печально. Но печаль эта почему-то была не такой тревожной, гнетущей, какой она бывает обычно в умерших местах. Здесь все было иначе, по-другому. Да, печаль была, но проявлялась она не так, как обычно. Это и насторожило наших героев, которые ожидали почувствовать здесь удушающую тревогу, с которой было не справиться. Но руины поместья Ольдер были спокойны.

− Странная скорбь у этого дома. Я ощутил лишь ветер, да и какой-то порыв свободы. Это ощущение до сих пор не дает мне покоя. Я часто бывал в подобных местах, и атмосфера у них была страшная. Мне часто снились кошмары. Но тут все иначе. Мильвен, а у Вас что? Вы что-то нашли?

Садовник перебирал камни, наваленные грудой друг на друга. Его привлек какой-то блеск, спрятавшийся под камнями. Слава, они не были тяжелыми, и юноша без проблем смог извлечь маленькую серебряную коробочку, которая красиво и завораживающе сияла на лунном свете.

− Посмотрите, Ивент. Это не шкатулка? Искусно сделана. Никогда такой не видел.

Миллиал подошел ближе, чтобы рассмотреть предмет.

− Да, конечно, Мильвен! Это же семейная ценность Ольдер?! Неудивительно, что Вы раньше не встречались с чем-то подобным. Посмотрите, здесь даже гравировка есть. Вальяму О. Нашему ангелу. Эта шкатулка принадлежала наследнику. Удивительно, что Вам удалось ее отыскать под камнями. Возможно, под ними еще хранятся очень важные вещи этой семьи, но никто не хочет забирать у нее то, чем она дорожила. Это был бы настоящий вандализм! Но раз Вы нашил эту шкатулку, будет разумно ее изучить и вернуть Вальяму, как только мы его найдем. Такая вещь должна быть у него.

− Но если его давно нет среди живых?

− Вернем шкатулку обратно, под камни, чтобы никто не нашел. Вы должны меня понять, мой друг.

− Конечно, Ивент. Ценности семьи должны оставаться с ней.

Вернувшись в экипаж, двоица отправилась в особняк Штокс, чтобы отдохнуть от этого изнурительного приключения, привести себя в форму и сложить все свои мысли по полочкам. После знакомства с Ивентом это стало отменной привычкой Мильвена.

В дороге они рассматривали шкатулку, пытались ее открыть. Но без ключа это невозможно было сделать. Замочек был настолько маленький и сложный, что даже взломать его было очень затруднительно. Однако Ивент пообещал Мильвену связаться с одним своим хорошим другом-механиком, который мог бы без труда открыть эту шкатулку. Им было интересно увидеть ее содержимое. Это был обычный интерес, который и мы с вами, дорогие читатели, постоянно испытываем и не задумываемся о его происхождении.

− И все же я не понял, друг мой, есть ли духи за этой стеной. Я ничего не почувствовал. Ни голоса, ни прикосновений, ни волнений в воздухе. Ничего, кроме свободы и покоя. Странное ощущение.

− Странное? Вы ничего подобного никогда не ощущали?

− На могилах – нет.

− Будем считать, что семья Ольдер просто освободилась от чего-то.

− Возможно. Вернемся к этому позже. И, Мильвен, Делия Вам больше ничего не писала?

− Нет. Я должен встретиться с ней завтра в Мирж-Бее. Хочу поскорее ее увидеть.

− Но не чтобы сообщить о деле, так ведь? Вы любите ее, я вижу, и скучаете не меньше. Я рад, что Вы смогли тогда понять мои слова и принять их всерьез. И дело юного графа, кажется, больше волнует Вас, нежели ее.

− Похоже, Вы правы. Мне просто интересна история Ольдер. Мне часто рассказывали об этой семье, и я все время терзал себя вопросами о ее гибели. Вокруг нее выросли теории, мифы, которые больше похожи на фантастику. Представляете, кто-то даже утверждает, якобы сам Вальям устроил поджог в поместье. Но я, честно говоря, в это не верю. Мальчик любил свою семью и ничего подобного сделать бы не смог.

− Вот это да! На что только народ не идет ради красивой истории?! Я точно не уверен, что мальчик смог бы такое сделать.

Впервые Мильвен признался себе в том, что все это он делает не ради Делии, а для самого себя. Но от этого он чувствовал себя эгоистом, поэтому раньше никогда не затрагивал этих мыслей. Это был честный человек с добрым сердцем, который всегда жил ради кого-то и не оставлял времени для себя. Все же жизнь слуги воспитала его таким, каким мы с вами его видим в этой истории.

Он хотел приехать в особняк как можно скорее, чтобы отдохнуть, набраться сил и направиться к Делии, чтобы наконец-то ее увидеть, сказать о том, как он сильно ее любит, любил всегда. Это было нелегко сделать, но Мильвен был настроен серьезно. Сможет ли девушка ответить ему тем же самым? А если прогонит? Рассмеется? Нет, нужно было думать не об этом! Делия никогда бы не сделала таких ужасных вещей, которые часто делают обычные девушки. А она такой никогда не была.

Глава 26

Наутро в Грей-Стоуне шел дождь. Он не так часто идет в этом городке, поэтому для местных жителей он был настоящим чудом. Люди выходили на улицу, подставляли свои изнуренные солнцем лица под прохладные капли, смеялись, а кто-то даже танцевал. Казалось, мир этих людей значительно отличался от мира обитателей других городов. Тепло и уют жили в каждом из них, оберегая от холода и ненастья. Эти люди ни на что не жаловались. Наверное, поэтому они и были счастливы. Да и жаловаться на что-то им не приходилось. Настоящая утопия, о которой мечтает каждый!

Вальям в это утро сидел у окна и смотрел, как люди гуляют под дождем и не боятся простыть. Он был по-настоящему удивлен их поведению, которое он все же не мог объяснить. Эти люди не были такими, каких он видел в Горден-Хейле. Да и что говорить, если в том мрачном городке от людей не осталось ни следа. Только тени и мрак. Здесь душа его цвета, благоухала, как редкий цветок, которому прежде не хватало солнца, чтобы раскрыться, стать прекрасным и защищенным.

В его красивых бирюзовых глазах сияли огоньки, которые в последнее время стали ярче и чаще гореть. Раньше такого не было, и бирюза была пуста, печальна и практически мертва. Если приглядеться, понаблюдать за цветом глаз этого ребенка, то можно быть поймать один удивительный факт. Бирюза светилась и играла только тогда, когда Вальям был счастлив и чувствовал покой, безопасность. Когда же он был расстроен или серьезен, то бирюза тускнела, практически выгорала. Конечно, эмоции людей всегда читаются по их глазам, по тому, как их цвет меняется, играет. Но глаза этого ребенка были настолько привязаны к его сердцу, что он даже обмануть не был способен. Глаза его обязательно говорили правду, даже если слова твердили иное.

Саналия расчесывала его гладкие волосы, укладывала их. Но это было совсем не обязательно. Женщина любила прикасаться к его волосам, трогать их и расчесывать. Это был знак определенной, очень крепкой любви Саналии к этому ребенку, полюбить которого она смогла очень быстро. Он напоминал ей своего любимого сына, взросление которого она так и не увидела. Если же и Вальям оставит ее, чтобы построить свое будущее, она, конечно, будет долго горевать, но рано или поздно примет все так, как оно было на самом деле. Дом матери − это теплый приют, в котором дитя проводит некоторое время, набираясь сил и воли, чтобы в какой-то момент покинуть его. Саналия мечтала увидеть Мильвена, который снова бы приехал к ней, навестил. Но она понимала его занятость и свое утешение находила в заботе о Вальяме.

− Такие светлые, мягкие волосы бывают только у ангела. Ни у одного человека я таких волос не видела. А если и есть, то скоро они начинают темнеть. У тебя же они похожи на снег.

− На снег? – Вальям только раз в жизни слышал, как один человек сравнивал его волосы со снегом, с только что выпавшим и чистым снегом; слова Саналии его тронули, и сердце налилось теплом, которое мальчик с радостью принял.

− Именно на снег! А глаза твои – на прохладную горную воду. Два озерца, скрытых от взора людского. Разве не удивительно?

− Наверное. Я и не знаю. Никогда не думал об этом. Саналия, эти люди гуляют под дождем. Разве они потом не заболеют?

− У жителей Грей-Стоуна очень крепкий иммунитет. Люди здесь болеют очень редко. Да и мои травы быстро поставят на ноги любого! Кстати, у тебя получился очень хороший отвар! Ты быстро учишься. Честно, не думала, что у меня когда-то будет ученик.

Она протянула мальчику чашку чая. Приятный запах трав и дикого меда был приятен. Он навевал на ребенка приятные чувства, отрезвлял мысли и поднимал настроение. Сделав небольшой глоток, он легко улыбнулся, посмотрев на Саналию, что оценивающе смотрела на него.

− Да, действительно. Очень вкусно!

− Как допьешь, погуляй. Под дождем очень приятно гулять и ни о чем не думать. Только в такие моменты чувствуешь себя свободным и безмятежным!

Вальям поспешил опустошить содержимое глиняной чашки и, обняв женщину так крепко, как только мог, выбежал из домика, направившись прямиком по дороге. Она впервые не была пыльной. Он ожидал, что холодные капли дождя будут неприятно и остро бить его по лицу, но вместо этого он ощутил легкое, приятное прикосновение едва холодных поцелуев, которые не вызывали никакого дискомфорта.

Улицы были людными, но Вальям хотел побыть один, поэтому он побежал в сторону речного берега, надеясь посмотреть, как преображается река во время дождя.

Обронив пару слов по дороге со своими знакомыми, мальчик бросился по полю, слыша, не боясь испачкаться в грязи. Его ноги так быстро перебирали по зеленому пространству, что ему в какой-то момент показалось, будто он вот-вот взлетит и полетит прямиком над полем, а потом перемахнет и через реку.

Приятный прохладный воздух в легких немного щекотал, бодрил, и силы не покидали это юное тело вплоть до каменистого берега.

Мокрые камни под ногами приобрели совсем другой цвет и были похожи на драгоценные камни, которым не было счета. Спрятавшись под выступом белой скалы, Вальям сел на мягкую траву и долго любовался, как прозрачную воду прорезали крупные капельки дождя. Это было удивительно! Но, может быть, Вальям и видел что-то подобное раньше, но только сейчас оценил красоту обычных вещей, которые человек уперто старается не замечать, считая, что он обязательно простудится. Вальям больше не боялся, и он был по-настоящему счастлив.

Прошло какое-то время, и мелодичное постукивание дождя о камни, о гладь прохладной воды убаюкало мальчика, и он быстро задремал.

Однако проспал он не долго. Кто-то тронул его за плечо, называл его имя. Неохотно открыв глаза, Вальям увидел перед собой насквозь промокшего Ирэна, который сидел под дождем на коленях. Места было под выступом предостаточно, чтобы уместить четыре человека, но этот парень явно что-то хотел от Вальяма.

Его темные глаза по-новому смотрели на мальчика, молили о чем-то сокровенном.

− Ирэн? Почему ты не заходишь? Я занимаю не так много места, чтобы ты сидел под дождем.

Парень пожался и лишь потом заговорил:

− Я хотел поговорить с тобой. Нет, даже не то, чтобы поговорить. Я… я просто…

− Всем надо рано или поздно что-то кому-то сказать. Если бы люди не слушали друг друга, то мы все были бы несчастны. Если ты пришел за этим ко мне, то я выслушаю тебя.

Ирэн забрался под отступ, сил напротив Вальяма, неловко опустив глаза. Тема будущего разговора его очень сильно тревожила.

− Прости меня, Вальям, что я так грубо с тобой обходился. Мне не следовало этого делать. Ни с кем. – Ему было не по себе от собственных слов, но Вальям же видел в них искренность, а это значило для него многое. – Я понимаю, что жестокостью и грубостью ничего нельзя добиться. Если только тебя самого добьют когда-нибудь. Я видел, как вожак волчьей статьи истекал кровью и после был убит человеком в черном костюме. Он был похож на смерть, и я так сильно был напуган, что на миг представил, что он однажды придет и за мной. Тот волк был убит из-за меня. В его глазах даже после смерти осталась ненависть и боль. Я видел это и теперь не могу избавиться от этого воспоминания. Любой вожак будет защищать свою территорию, но иногда можно обойтись и другими способами, не убийством. Хоть мы и отогнали волков от девушки, мне все равно дурно от того, что я сделал. Можно было просто напугать их, отвлечь. А я был настолько зол, что и не подумал о другом, кроме как убийстве. Вальям, я тут подумал и решил предложить тебе быть… быть моим другом, − последнее он произнес неуверенно, с опаской; видно, он никогда не произносил этого слова.

− Ты это серьезно? – Вальям не ожидал от него подобных слов, поэтому и удивление не смог скрыть на своем лице.

− У меня никогда не было друга. Только банда, шайка, называй, как хочешь. Мы жили по тем законам, которые были только в звериных семьях. Мы не знали, я не знал, что есть нечто иное, что людей делает счастливыми. Не нужно получать синяки, ссадины, и не нужно их наносить. Если бы ты научил меня жить по-другому, я был бы другим, счастливым человеком, как и ты.

− И ты уверен, что сможешь измениться? Не каждый на это способен.

− Я сделаю все, что угодно, лишь бы прошлое оставило меня в покое. Не хочу ранить и быть раненым.

− Ты не лжешь, я чувствую по твоему голосу. И если ты решился поменять все, выброси тот камень, который подарил тебе Колен.

− Почему? Ты же сказал мне его сохранить.

− Ради мертвецов жить нельзя. У них своя жизнь, связи с которой быть не должно. Верни камень в воду, и все образуется. Колен остался в прошлом. Не думай, что он обидится. Он будет счастлив, увидев, как твоя жизнь изменилась. Так бросай же! Нечего жалеть!

Сначала Ирэн колебался, не знал, как поступить, ведь этот камешек был единственной ниточкой, ведущей к брату. Но Вальям был убедителен, и парень все же решился. Размахнувшись, он бросил этот камень в реку и долго смотрел, как капли дождя гулко ударяют о ее поверхность.

Они еще долго сидели под этим отступом, разговаривали и смотрели, как дождь постепенно прекращается.


После разговора по душам мальчишки вышли в поле и направлялись в сторону дороги, на которой все так же гулял народ, что-то радостно гогоча и смеясь, не скрывая своих эмоций. Ирэн впервые улыбнулся и бросился в толпу, подгоняя Вальяма, который немного от него отставал.

На улице было прохладно, свежо, и свежесть эта ласкала мирные души обитателей Грей-Стоуна, этого провинциального городка, где не было места несчастью и горю. Мальчишки пытались догнать друг друга, дразнили, и все больше детворы вовлекались в их простую игру, забывая о времени. О, время здесь было тоже особенным. Нет, оно не шло в обратную сторону и не чудило. Каждая секунда приносила радость и не твердила о скуке или печали.

Саналия собирала смородину, что росла за домом, и громко напевала мелодию, которая звонко разлеталась по окрестностям, и каждый, кто ее услышал, замирал, чтобы послушать эту простую, но тонкую песнь о маленьком соловье, который беспечно пел о своей красивой, но почему-то тоскливой жизни. Эту песню Саналия когда-то пела маленькому Мильвену, укладывая его в кроватку. С тех пор, как он был отдан в поместье Миллиал, она больше не обращалась к ней, даже не вспоминала. Однако сейчас ее голос снова складывает эти легкие слова в песню, от которой замирал весь мир, что окружал ее маленький домик.


Спи, соловушек, лететь не нужно вдаль,

Просто спи и не тревожься,

Мама защитит тебя.

Спи, мой маленький крылатик.

Там, вдали, прекрасный луг,

Но опасен он для птички,

Крылья чьи еще слабы.

Я укрою синим небом этот луг,

И волшебный снегопад из звезд

Будет нежить эти легкие цветы,

Чтобы снился лишь покой тебе.

Спи, соловушек, еще не рассвело,

Просто спи, закрой глаза,

И синева закружит сон твой.

Спи, соловушек мой, за окном – покой.

Мама здесь, с тобой.


Саналия сама придумала эту песню, сложила ее из парочки слов, которые рождали у нее приятные чувства, связь с ее любимым ребенком. Она пела ее сейчас, чувствуя, как эта песня поднимается ввысь, прямо в небо, и где-то далеко оба ее дорогих сердцу сына слышат ее и вспоминают о ней. И это была правда. И Мильвен, и Вальям одновременно почувствовали что-то очень теплое в груди. Это что-то быстро и очень приятно разлилось по всему телу и заставляло беспричинно их улыбаться.

Тогда оба они поняли, что матушка думает о них.


Шлепая босыми ногами по лужам, Вальям и Ирэн звонко смеялись, кружили и пританцовывали в такт друг другу, пока Вальям не свалился в лужу. Его красивые светлые волосы окрасились в черный цвет, а лицо вымазалось, изменив мальчика до неузнаваемости. Только его бирюзовые яркие глаза сияли, не тускнея.

− Вальям проиграл! В лужу упал! – загоготал Ирэн, но рука Вальяма схватила его за рубаху и резким движением потянула вниз; парень оказался в той же луже, в которой сидел мальчик. – А вот это уже нечестно!

− Все равно в одной же луже оказался со мной! Ха! Победитель?!

Какая-то старушка, проходя мимо, заметила мальчишек и что-то начала ворчать, крутя перед лицом своей тростью.

− В луже сидят, как поросята! Мать как отмывать будет? Ах вы чертята!

Выпрыгнув из черной ямы, они бросились прочь, не прекращая смеяться над словами старушки. Их все веселило в этот день, и печали уже не было места.

Ирэн начал новую жизнь, разобраться в которой ему успешно помогал наш юный герой.


Однако слова старушки не были правдой. Ирэн снова пробрался в дом, сымитировав для дедушки голос и шаги Колена, а Вальям лишь получил от Саналии неодобрительный взгляд, который скоро сменился трепетом и легким смехом. В уютном крохотном домике его ждал горячий обед и особенно любимая смородина. Это был самый обычный обед, но для Вальяма он почему-то приобрел новое значение, иной запах и странные чувства. Женщина, которая сидела напротив него, разливала по чашкам горячий, ароматный чай. Было тепло, и Вальям снова почувствовал себя нужным этому доброму дому.


Глава 26

Солия проснулась одна в огромной темной комнате. С трудом открыв глаза, она долго смотрела во тьму, пытаясь понять, где находится. Но это пространство ей было незнакомо. Когда она решилась подняться, чтобы осмотреть дом, узнать, что за люди ее принесли сюда, она заметила на тумбе резную вазу. В ней стоял пышный букет кроваво-красных роз, аромат которых быстро вернул девушку в спокойное расположение духа. Страх отступил, и она наклонилась, чтобы вдохнуть приятный, сладкий аромат цветов еще раз. Он опьянил ее, взбудоражил чувства и освежил голову. Мысли ее выстроились в цепочку.

Солия поняла, у кого находилась в плену. Но она не помнила, как сюда попала, и ей хотелось как можно скорее встретиться со своим спасителем. Правда, вид ее немного не подходил для этой встречи. На ней была надета длинная белая ночнушка со множеством рюшечек по рукавам и низу. Видимо, она кому-то принадлежала, поскольку вид у нее был совсем не новый. Так она не могла выйти к графу, это было своеобразное табу. Он должен был увидеть ее не такой, а в красивом платье, которого, к сожалению, не было поблизости. Но девушка твердо решила отыскать хоть какой-то наряд.

В огромном шкафу она нашла много женской одежды. Она была пыльная, старая, но все же красивая. Рассматривая каждый наряд с горящим интересом, внимание Солии все же остановилось на одном красном платье, которое было практически в пол. Это было легкое, дорогое платье с кружевным черным воротом и черными рукавами. Оно выглядело солидно, но девушку это не смутило. Подобные вещи Солия любила и отказаться от этого шикарного платья она не смогла.

Девушка радовалась, когда понравившееся платье оказалось ей как раз. Она боялась, что оно будет ей немного великовато, но хорошо, что это было лишь опасение. Платье идеально село на ее фигуре и красиво подчеркивало тонкое тело. Черные туфельки на маленьком каблучке тоже были в самый раз Солии, но это не удивило ее. Казалось, все эти наряды сшили специально для нее.

Когда девушка привела в порядок и свои волосы, она поспешила выйти из огромной темной комнаты. Удивительно, как быстро ее глаза привыкли к темноте. Она не слепила ее, а была лишь приятна.

В длинном зигзагообразном коридоре было пусто. Та же темнота царила всюду. Окна были сокрыты за плотными темными шторами, словно кто-то всеми силами пытался сохранить эту тьму в здании и отлично с этим справлялся.

Спустившись вниз, девушка оказалась в большой, уютной комнате, которая вела в несколько комнат. Среди пяти дверей были и двери на улицу. Но девушка выбрала второй ход, оказавшись в средней по величине комнате с темно-синей мебелью. Этот цвет она хорошо рассмотрела и не сомневалась в нем. Синий всегда жил в темноте, но отчетливо заявлял о себе даже в самом густом мраке. Это была его природа, которая и отличала его суть от других цветов нашего мира.

Это была небольшая, или малая, гостиная, в котором был каминчик, диван, пара кресел, журнальный столик и шахматы. Пройдя вперед, Солия заметила кого-то, сидящего в кресле, и решила к нему подойти. Но когда ее рука утонула во тьме, она поняла, что в гостиной была одна. Но это не напугало ее. Она знала, что во тьме рождаются видения, странные образы, которым часто нет прямого объяснения потому, что они создавались нами.

Тогда девушка вышла из этой комнаты и услышала какое-то движение, шорох со стороны входных дверей. И как только она не заметила, что они были слегка открыты? Когда она выглянула на улицу, то увидела спящий силуэт, разместившийся на ступеньках. Темно-русая голова была наклонена на бок, придерживалась стеной поместья. Девушка узнала этого мужчину и едва сдержала эмоции. Она хотела выкрикнуть его имя, броситься к нему, но не сделала этого. Ей не хотелось нарушать его покой. Да и его спящий вид трогал ее до глубины души. Чем-то он напоминал ребенка, который немного сопел во сне.

Сев рядом с ним, Солия положила свою головку на его плечо и любовалась, как вдали бегут облака, переплетаясь в одну общую картину великого нежно-голубого полотна. Словно почувствовав ее присутствие, граф громко вздохнул и открыл глаза. Затем, поняв, что случилось, он удивленно посмотрел на девушку. Казалось, он мог заплакать в этот момент от счастья, но что-то ему мешало это сделать. Девушка ему тепло улыбалась в ответ.

– Я не хотела будить тебя. Ты так сладко спал. – Ее нежный голос граф мечтал услышать очень давно, и теперь его мечта наконец-то исполнилась.

– Ты даже не представляешь, как давно я мечтал тебя увидеть, Солия. Почему ты убежала из дома? Я искал тебя всюду. − Девушка опустила глаза. Они были полны печали и ненавистной ей грусти. Та злость, которая поглотила ее в родном доме, в том яблоневом саду, оставила ей от себя жгучий отпечаток в виде грусти и сожаления. Но где заканчивалось и начиналось одно – сложно было разобраться. – Дориан и Эвагвелия сказали мне, что ты сбежала. Я сразу понял, между вами что-то случилось. На что ты так разозлилась?

– Я узнала одну очень жуткую тайну нашей семьи. Десять лет, – она с трудом выговорила эти два слова, словно пытаясь смириться, но у нее не получалось это. – Десять лет назад чувства моих родителей погасли. Они больше не любят друг друга. Но ради нас с Делией они притворялись, чтобы мы не страдали из-за них. Я разозлилась, наговорила им страшных вещей в порыве злости, а после сбежала, даже не обернувшись назад. Уверена, они вышли на улицу и долго смотрели, как я уезжаю, ждали меня снова. Но я так и не вернулась.

По ее щекам полились слезы, обдавая их жаром и влагой. Девушка не боялась показать слезы Шейдену, ведь он был тем человеком, который всегда смахивал эти слезы с ее личика. И в этот раз он провел своей ладонью по ее щекам. Слезы засияли на ней, как алмазы.

– Пожалуйста, Солия, не плачь. Я не люблю смотреть, как плачет девушка, особенно – ты. Это очень сильно ранит.

– Тогда я постараюсь этого не делать. Хоть не плакать – очень непростое задание для девушки. Мы всегда плачем, по мелочам – особенно. – На ее лице внезапно засияла легкая, почти невесомая улыбка, от которой графу стало тепло и свободно. – Шейден, наша любовь тоже когда-нибудь погаснет? Она ведь такая недолговечная и хрупкая. Такое легко сломать.

– Почему такие странные мысли поселились в твоей милой головке? Наша любовь – особенная. Она будет вечной, поверь мне.

– И даже после смерти? Мы ведь умрем, как и все, и больше никогда не встретимся.

– Тебе умереть я не позволю. Но если это случится, я пойду следом за тобой, найду тебя и все равно не отдам ни богу, ни дьяволу. Так не думай о том, что я когда-то тебя оставлю.

– И почему слова твои звучат приговором?

– А я разве не твое желанное проклятие? Помню, ты говорила об этом.

Девушка обняла мужчину и не могла насладиться его присутствием. С ним ей было приятно и безопасно. Она верила, именно ему можно было смело доверить все свои чувства, всю свою жизнь и душу. Так она и поступила.

– Нужно вернуться домой, встретиться с родителями, извиниться. Я не хотела всего этого, не хотела их обижать.

– Конечно. Это нужно сделать обязательно. Они волнуются, возможно, ищут тебя днями и ночами. Поедем сейчас?! Такое дело нельзя откладывать. – Граф поднялся на ноги, поднял и Солию и только сейчас заметил на ней этот новый наряд.

Платье девушки смутило его, и он не мог скрыть это от нее. В синих глазах его читались самые разные чувства, многие из которых просто не могли быть единым целым, но ему как-то удалось все же их совместить.

– Тебе не нравится оно? Я взяла это платье и туфли из шкафа в комнате, в которой проснулась. Я могу надеть что-то другое.

– Н-нет, не нужно что-то другое. – Граф вышел словно из какого-то глубокого сна, в котором пребывал не по своей воле. – Когда приедем к твоим родным, выбери что-то из своего привычного для меня гардероба.

– Хорошо.


Экипаж скоро был собран, и наша пара молча ехала в черной лакированной карете. До поместья Миллиал было далеко, и это расстояние уничтожало душевное состояние девушки молчанием своего возлюбленного. Ей было непривычно видеть его таким, поэтому у нее в голове зарылись несколько важных вопросов, которые она не решалась ему задать. Однако свой потерянный взгляд она не могла скрыть, а он требовал от графа ясных объяснений. Но мужчина молчал, не обращая внимания на свою спутницу. Он словно целенаправленно не смотрел в ее сторону.

– Так что с этим платьем не так? – не выдержала она и задала этот странный вопрос, но он не только необычно прозвучал, но и смысл имел какой-то необоснованный. − Шейден посмотрел на девушку. Во взгляде его была тоска и удивление. Хоть он и привык к напору своей спутницы, этот вопрос он никак не ожидал услышать, тем более после того, как четко дал знать, что эта тема не может быть поднятой. – Ты обижаешься на меня за то, что я надела это платье? Шейден, прошу, объясни, что случилось. Когда ты молчишь, я не понимаю, в чем виновата. Если не хотел, чтобы я надевала что-то без твоего разрешения, мог бы заранее дать мне какое-то платье, которое тебе нравится.

Граф понимал, что девушка будет всю дорогу терзать его разговорами об этом платье и создавать уйму новых проблемных вопросов, которые он никогда не любил. Ему пришлось собраться, пересилить себя, чтобы ее успокоить и дать понять, что все было в порядке.

– Это платье просто вызывает у меня смутные чувства. Ничего особенного, но я не хочу, чтобы оно было на тебе. Этот цвет. Красный – цвет крови и жестокости, совсем тебе не идет.

– И все так просто? Не любишь красный? Понятно. У многих некоторые цвета вызывают нехорошие ассоциации, воспоминания. Если тебе он не по душе, я никогда больше его не коснусь, обещаю.

Этого графу было достаточно, чтобы немного успокоиться. Но он понимал, Солия обязательно нарушит это обещание, но не зла, а из-за своего бурного любопытства.

– Шейден, как ты нашел меня? Я думала, никто уже не способен был это сделать. У моего извозчика случился сердечный приступ, и экипаж сам по себе пустился по дороге. Когда я поняла, что нужно было спасаться, выпрыгнула из него. Я упала на камни, сильно пострадала. А после пыталась добраться до людей, но потеряла сознание. Дальше – не помню. Очнулась в комнате, встретила тебя.

– Мне помог мой брат. Без него я вряд ли бы смог тебя спасти. Я познакомлю вас, как только мы навестим твоих родителей. В этом можешь не сомневаться.

– Врач так и не нашелся для него? – голос девушки звучал волнительно.

– Это бесполезно, Солия. Мой брат обречен на такое существование. Он давно принял это, хоть и продолжает капризничать.

– Но это нормально. Любому младшему ребенку положено капризничать, разве нет? И Делия постоянно так себя ведет. – На ее лице появилась умилительная улыбка; девушка соскучилась по сестре. – Твой брат был не против помочь тебе? Боюсь быть обузой для него, да и для тебя тоже. В этом же я виновата. Не нужно было отдаваться эмоциям.

– Тайлен был только рад. Он давно мечтал тебя увидеть. И ты ему понравилась, поэтому можешь не переживать на этот счет. Только он может быть странным временами, может легко напугать. Но это все жизнь взаперти. В четырех темных стенах любой начнет сходить с ума.

– О, твой брат – сумасшедший? – В глазах Делии загорелся огонек.

Шейден вжался в сидение, побледнел. Эти слова его напрягли, но это напряжение быстро сошло на нет.

– Нет, вовсе нет! Он не помутнел разумом. Просто иногда что-то в нем творится невообразимое. Но он в своем уме. В полном!

– Тогда я буду готова к его поступкам.

– Ох, это очень важно. Но я сам иногда не могу быть готовым к этому. Солия, – Шейден своей мягкой интонацией дал понять, что собирается сменить тему разговора, – я прошу тебя остаться со мной в поместье Даллейман. Я понимаю, что это может быть для тебя резким предложением, сложным, но я больше не хочу тебя отпускать, уезжать каждый вечер, думая о тебе. Тайлен не будет проблемой. Он не станет тебе докучать. Так что скажешь?

– Шейден, я давно ждала, когда ты предложишь мне это. Если бы ты знал, как давно! А Тайлен пускай докучает. Я только рада пообщаться с ним, узнать его, твоего младшего брата. Говорят, все братья чем-то похожи. Вот и хочу узнать, что же вас двоих объединяет.

– Объединяет? – Граф задумчиво опустил глаза. – Никогда об этом не думал. Хм! Даже самому интересно. Кажется, нет ничего схожего.

− Но так не бывает. Всегда есть что-то общее.

Пока они разговаривали, экипаж остановился. Девушка с радостными чувствами вышла из кареты и, сняв свои туфли, бросилась в поместье. Оно было таким же, каким в тот вечер, когда Солия убежала, узнав тайну своей любимой семьи. Она знала: матушка и папа обязательно встретят ее, выслушают, простят, не станут в чем-то обвинять. Их дочь вернулась домой, и это событие станет для них счастливой весточкой. Все изменится, все вернется назад, а может, станет еще лучше, чем было прежде.

Девушка поднялась в библиотеку отца, не найдя никого в гостиной. Он в это время был там вместе с Эвагвелией, обсуждая какие-то новости, дела и многое другое, часто скучное и маловажное. Но Солия хотела бы сейчас услышать хотя бы один скучный разговор, снова почувствовать себя здесь, дома, среди родных и любимых.

В библиотеке были одни книги, разбросанные по полу. Проходя мимо них, девушка остановилась у рабочего отцовского стола, подняла с пола разбитую рамку с семейной фотографией.

Нет. Так не должно было быть. Эта комната осталась такой же с того самого вечера, как Солия разбросала здесь все. Никого нет. Пустота звенела в этих стенах. Пустота. Но девушка не остановилась на этом. Ей хотелось узнать, куда все пропали? И почему библиотека до сих пор в таком виде?

Она направилась в комнату родителей, распахнула незапертую дверь и снова встретилась лицом к лицу с пустотой. Тогда она закричала на весь дом, звала родителей, истошно вопила. Она знала, они где-то здесь, в этих стенах, как и всегда. Но их нужно лишь найти.

– Солия, тише, – раздался голос дворецкого семьи. Девушка бросилась к нему, моляще на него смотря снизу вверх. Мужчина средних лет как и всегда был строг. – Я думал, уже не увижу Вас в этом доме. Но я ждал и Вас, и Делию. Наконец-то Вы нашлись в полном здравии.

– Хорман, прошу, отведите меня к родителям. Я должна им кое-что сказать. Это очень важно.

– Понимаю. Я отведу Вас. Идемте.

Стоило ли ожидать, что Хорман приведет девушку на семейное кладбище, расположенное за домом? Солию трясло от паники, страха и обиды. Она хотела увидеть родных, извиниться и как прежде выпить с ними чай с душистым медом, послушать разговоры отца, поговорить с матушкой по душам, открыть ей все свои секреты, в том числе и тайны Делии, которые она никому просила не рассказывать. Но сейчас вместо живых людей перед ней были два белых мраморных креста с именами дорогих ее сердцу людей. Ей хотелось уткнуться лицом в горячую грудь графа, но она попросила его подождать в карете. Жаль, что она так сделала. Вместо этого она бросилась на грудь дворецкого и залилась горькими слезами, которые вряд ли ей могли чем-то помочь. Ни Дориана, ни Эвагвелии больше не могло быть рядом с ней.

– К-как это с-случилось? – Ее заплаканное лицо устремилось к лицу Хормана. В глазах дворецкого была печаль и одиночество. Гибель его хозяев была для него трагедией.

– После того, как Вы сбежали из дома, Ваши родители горевали, хотели Вас найти, но боялись, что не смогут вовремя. Поэтому они нашли ведунью, которая пообещала им помочь найти Вас. На ночь, чтобы очистить разум, она попросила госпожу Эвагвелию запарить травы. Кто бы знал, что через пару минут ваши родные отравятся этой ароматной гадостью. После женщина исчезла, и мы слишком поздно поняли, что случилось. С тех пор я виню себя за это. Я должен был остановить их безумие. Или хотя бы проверить, что за травы принесла та ведьма. Простите меня, Солия. Мне безумно жаль. И с тех пор я остался в поместье, прислугу отпустил на время. Я ждал Вас, Вашу сестру. Письмо Делии я писать не стал. Она должна учиться, даже если на ее первое выступление никто из родных не приехал.То-то было бы забавно, если бы приехал дворецкий.

– У Делии было первое выступление?

– Да. В четверг. Сегодня суббота. Много утекло воды. Сожалею.

Девушка перестала плакать. Отстранившись от дворецкого, она села на колени перед двумя крестами и опустила голову. Ее черные волосы развевались на ветру, как вуаль, закрывающая ее бледное, заплаканное лицо.

– Пускай Делия возненавидела нас всех, но рано или поздно она приедет, увидит все сама. Но моя сестра должна учиться, как она и хотела, как хотели наши родители. Вы правильно сделали, Хорман, что не сообщили ей. Узнав об этом, она не смогла бы дальше заниматься музыкой. Спасибо, что до сих пор верны семье Миллиал.

– Я всегда буду верен Вам, госпожа.

– Хорман, простите, но я не могу здесь остаться. Сегодня я переезжаю в поместье Даллейман. Если Вы захотите меня навестить, я буду только рада. Как только Делия приедет, сообщите ей обо всем: о родителях, обо мне. И скажите, что я буду ждать ее в любое время. Как только пожелает.

Солия поднялась с колен, собираясь уходить.

– Я понял Вас, госпожа Солия. Возвращайтесь хотя бы иногда. Это Ваш дом. Он им останется всегда.

Девушка долго помнила слова этого человека, понимала его одиночество, с которым он жил. Хорман был верным дворецким, который помнил сестер Миллиал еще совсем малышками. Он пообещал хранить жизнь поместья, служить ему и оберегать, ждать каждый день приезда своих хозяек.

Глава 27

Солия все же переодела это ужасное красное платье, оставила и черные туфли, которые нашла в огромном шкафу. Она не расспрашивала графа об этой комнате, об этих вещах. Ей было все равно, ведь последние события жизни настолько сильно на нее надавили, что она едва могла что-то чувствовать. Девушка стала строгой, безликой и требовательной ко всему, что было в ее головке и вне ее.

Прежняя Солия закрылась где-то глубоко в коридорах души, не желая оттуда выходить, пока раны не затянутся. Ее тревожило все: смерть родителей, одиночество Хормана, переезд в поместье Даллейман, ее безучастность в жизни Делии. Но на этом красивом личике не было ни следа этих проблем, мыслей. Она молчала, была готова к очередному удару судьбы, которая почему-то не любила ее семью и всех, кто был рядом с ней.

Надев свое любимое бежевое платье, собрав волосы в прежнюю тугую косу, девушка была в саду графа, в котором росли те самые кроваво-красные розы. Их вид должен был ее успокоить, привести в прежнее состояние душу, но ничего из этого они ей не подарили. Обычные цветы. Ничего особенного.

Тогда Солия вернулась в поместье, медленно и тихо шагая по деревянному, немного скрипучему полу. Граф уехал на какое-то время по важным делам и оставил ее одну. Он не хотел этого делать, боялся за нее, но и дела оставить не мог. Это было очень важно для репутации имени Даллейман, которое скоро наденет на себя и Солия.

– Печальная весть испортила Ваше лицо. Что случилось? – Красивый бархатный голос заставил девушку заглянуть во тьму. В ней она увидела два горящих глаза, а после – очень истощенное, бледное, слабое тело существа, что привыкло обитать во тьме. Но оно не напугало ее, как ожидалось им. – Не боишься меня? А ведь мое тело действительно страшное. И меня самого часто пугает.

– Вы – Тайлен, младший брат Шейдена?

Фигура сделала пару шагов к девушке, казалось, чтобы осмотреть ее, видеть малейшие колебания на ее лице. Однако сухость девушки в эмоциях нравилась ему.

– Верно. А Вы – его невеста, милая Солия Миллиал? – Он знал ее имя, но словно хотел немного с ней поиграть.

– Да. Насчет милой сомневаюсь.

– Почему? Что случилось? Разве девушкам не нравится, когда их как-то называют ласково? Я думал, все любят.

– Когда становишься причиной смерти родных людей, разлада в семье, становишься далеко не милой. Я ужасна, и это нельзя исправить.

– Причиной смерти? Вы? Никогда бы не поверил, если бы не услышал это от Вас. Не хотите поговорить со мной о чем-то еще? Или мне показать Вам поместье? Брат еще не успел показать Вам все, верно?

– Лучше составьте мне компанию, если Вы действительно этого хотите.

– Замечательно! Пройдем тогда в малую гостиную? Я называю ее комнатой одиночества.

– А на то были причины?

– Одна очень большая причина. Брат постоянно оставляет меня одного, и эта комната стала моим местом обитания, зоной комфорта.

– Незавидная участь у Вас. Остаться одному – хуже смерти.

– А я и не один. Знаете, Солия, в темноте есть много чего увлекательного.

– Например?

– С ней интересно разговаривать. Но часто она не соглашается со мной и обыгрывает меня в шахматы. Иногда я завидую ее силе.

Солия помнила, что граф говорил о брате. Тайлен был особенным, необычным человеком, с которым и общаться нужно было уметь по-своему. Она не стала обращать внимания на его последние слова, но если бы девушка проявила свои эмоции, он бы точно понял, что она лгала ему. А Тайлен этого не любил и наказывал неверного за лукавые слова.

За время пребывания в компании с виконтом Солия чувствовала себя комфортно. Ей понравилось разговаривать с этим человеком, делиться тревогами, идеями. Казалось, он понимал ее и всегда находил выход из любой сложной ситуации. Это был идеальный собеседник, с которым время теряло свое значение. Он поддержал ее, узнав грустную историю ее семьи, дал знать, что ее еще ждет новая жизнь, полная прекрасного и светлого. Тогда Солия была благодарна ему за такие слова и очарована его голосом, который не мог, как ей казалось, принадлежать человеку.

– Тайлен, а Ваша болезнь… Простите, что спрашиваю об этом, но как Вы уживаетесь с ней? Шейден говорил, что ни один врач не может Вам помочь. Он беспокоится о Вас.

Бледный силуэт человека был полностью погружен во тьму, но это не мешало девушке видеть его, наблюдать за тем, как он добро на нее смотрит как человек, который вызвался ей помочь не только утопить горе и печаль в глубоком озере души, но и привыкнуть к жизни во мраке. Глаза Солии уже превосходно различали объекты, скрытые в темноте, да и она сама не страдала от отсутствия в поместье хоть какого-то света.

− Болезнь? Ах, мой братец! Он называет болезнью то, что нельзя излечить. А знаете, Солия, почему? От любого недуга есть лекарство или хотя бы временное приглушение боли. То, каким Вы видите меня, сделало со мной одно очень мерзкое проклятие.

− Но как такое с человеком может сделать проклятие? Оно превратило Вас в…

− Договаривайте, Солия. – Существо мерзко улыбнулось, обнажив свои острые зубы.

Девушка не могла предугадать поведение Тайлена, его реакцию на то, что она хотела сказать прямо ему в лицо. По правде, она боялась его в этот момент, хотела вернуть свои слова назад, но было поздно. Младший Даллейман был очень цепок на слова, да и память у него была феноменальная. Деваться ей было некуда.

− В монстра, призрака, иное существо, которому нет объяснения. Простите меня, Тайлен, за эти слова. Я и правда не хотела Вас обидеть. Иногда я сама не понимаю, зачем говорю что-то подобное.

− Ха! Обидеть можно ложью, ею же можно и заслужить смертное наказание. Вы же не солгали мне, и это мне нравится в Вас. Сначала я подумал, что Вы и не продолжите, но хорошо, что я в Вас ошибся. Даже мой брат не признает этого, считает меня обычным, нормальным человеком, которого можно вылечить. Так как Вы думаете, Солия, есть ли место для меня среди нормальных людей?

Миллиал была загнана в ловушку, в капкан, установленный опытным, очень жестоким охотником, который долгое время охотился именно на нее. Разговор не предвещал ничего подобного, все было гладко, ровно, а теперь контроль был утерян. Она не знала, что ему ответить, какой ответ выбрать, чтобы он не натворил чего-то страшного, ведь этот человек был очень непостоянным, чувствительным ко всему. Сердце ее бешено колотилось, а эти прищуренные сине-зеленые глаза прожигали ее насквозь. Солия впервые чувствовала себя беззащитной.

− Смотря, кого Вы называете нормальными людьми. Сегодня не найти однозначно хороших, плохих людей. Все одновременно и мерзавцы, и умницы. И мне бывает страшно находиться среди них. Вам может показаться это смешным, но я говорю правду.

− Я спрашивал Вас не об этом, − голос мужчины грубым грохотом прокатился по темной комнате и упал под ноги девушки. – Но если Вы так не любите общество, оставайтесь здесь, со мной. Я с радостью составлю Вам компанию. Скучать не придется. Да и Вам, я вижу, нравится моя компания. А мне важно быть рядом с человеком, который нагло скажет мне правду.

− Я не понимаю Вас, Тайлен. О чем Вы? Я и так буду теперь жить в этом поместье с Вами и Вашим братом. Мы станем одной семьей. И мы обязательно найдем выход из этой темницы.

Существо поднялось со своего кресла, положило свои ледяные пальцы на тонкие плечи Солии. Девушка вздрогнула, и Тайлен ощутил эту волнующую дрожь. Ему нравилось, когда люди его опасались, испытывали смятенные чувства, просто находясь рядом с ним. Он питался этим, не мог справиться с собой и требовал больше, пока не насытится.

Голова девушки закружилась. Слабость навалилась на нее неподъемным грузом, и она едва могла разглядеть слабый бледный силуэт, нависший над ней, как тень, вырывающая из ее тонкого тела самое драгоценное – ее нежную душу, за сохранность которой некогда взялся Шейден.


Двери поместья Даллейман открылись, впустив в холл теплые солнечны лучи. Холод окатил графа с головой и вмиг поглотил его. Шейден не любил этот холод, эту темноту, хоть и давно с ними жил, перестав обращать на них свое внимание.

Чувства графа во мраке были обострены. Он чувствовал каждую молекулу воздуха, которая балансировала в закрытой комнате, пролетала над его лицом. Он чувствовал этот мир вечной темноты так ясно и отчетливо, что при свете дня казался беспомощным и слабым. И сейчас он без усилий понял, что его возлюбленная находилась в малой гостиной.

В эту комнату он очень редко заходил. Тьма в ней была удушающей и грубой, поэтому эта атмосфера была ему не по душе. Он любил часами сидеть на улице, на третьей ступеньке лестницы, и наблюдать, как вдали играют солнечные зайчики, прыгая по широким полям и забегая в высокий лес.

Если Солия была там, она точно говорила с младшим Даллейманом, видела его, и, что самое удивительное, он пустил ее в свое пространство, которое часто было неприступно даже для графа. Это смутило его и отчасти испугало.

В голове младшего брата была свора мыслей, с которыми он часто не мог совладать. Но Шейден чувствовал, что девушка была в порядке, однако слабость почему-то резко отравила ее кровь.

Отворив дверь в малую гостиную, мужчина увидел легкий силуэт, спящий в кресле. Он был один.

Неужели Тайлен позволил ей заглянуть в его тьму и стать ее частью? Это было не похоже на него, однако граф уже ни в чем не был уверен.

Солия услышала шаги Шейдена и поднялась с кресла. Ее тонкие ручки переплели его талию, а головка легла на его ровную спину.

− Я ждала тебя. Но совсем чуть-чуть не дождалась. Прости. Хотела встретить тебя во дворе.

− Я уж боялся зайти сюда и не увидеть тебя. Все же твоя пропажа еще не дает мне покоя. Мне кажется, ты обязательно должна исчезнуть. Ох! Что я говорю? Я должен был поинтересоваться твоим состоянием, а неосознанно говорю это.

− Ты просто устал искать меня и терять. Но сейчас-то я здесь и никуда уже не денусь. Ты поймал меня, заключил в клетку, как и положено.

− В клетку? Солия, я сломаю эту клетку, если пожелаешь. Ты не должна чувствовать себя пойманной. Я ведь по-настоящему люблю, а не хочу заполучить тебя, чтобы запереть в поместье. Кем бы я был, если бы так поступил с тобой? Помнишь наш договор вечной дружбы? Я не собираюсь его нарушать даже после нашей с тобой свадьбы.

Девушка была изумлена. Он помнил об этом договоре и был серьезен, когда говорил о нем? Раньше он неохотно его принимал, выходил за границы, но теперь граф возвращается к нему ради Солии? Этот человек был для девушки настоящей загадкой. Она любила его так, что забывала обо всех договорах, которые нашептывала ему на ухо, жестоко винила в нарушении установленных правил.

Договор вечной дружбы стал особым, трепетным жестом сохранения чистых, непорочных отношений между этими двумя людьми, нарушить который было бы просто нельзя. В такой искренней любви нуждалась Солия. Она верила в ее существование и пыталась убедить в этом и графа. Правда, когда он принял его, сама девушка давно о нем позабыла. Но напоминание Шейдена снова оживило в ней прежние чувства и обещания, которые она дала ему когда-то.

− Ты даже не представляешь, как я злилась, когда узнала, что должна была выйти за тебя замуж. Ты стал моим врагом на какое-то время. Чудесное время!

− Ты действительно меня так сильно ненавидела?

− Признаюсь, да, сильно. Но теперь я не хочу отпускать тебя, быть где-то далеко. Для девушки желать чего-то большего – вполне нормально. И я просто хочу, чтобы рядом со мной был мужчина, с которым я могу совершать глупости. Разве не прекрасная мечта?

– Если глупости, то я с тобой! И, кстати, Солия, я хочу тебе сказать кое-что очень важное. Выйдем на улицу?

Солия понимала, это что-то касалось только их твоих, и ни тьма, ни Тайлен не должны были узнать об этом. Граф был настойчив и доверял девушке, как и своему брату. Но сейчас, когда на кону была слишком большая цена, он не мог рисковать.

Солнце уже клонилось к вечеру, и мир затихал, играл по-новому. Такое тонкое очарование природы идеально подходило для разговора влюбленных, прячущихся от остального мира.

Мужчина держал девушку за руки и тепло смотрел ей в глаза, пытаясь убедить ее в том, что все было нормально, и этот разговор не предвещает ничего страшного. Однако она колебалась, волновалась и не знала, как ей стоило поступить, услышав первое слово графа. Она и представить не могла, о чем таком тайном он хотел с ней поговорить, и надеялась, что тема разговора не принесет неприятностей.

– Солия, давай уедем как можно дальше! Приедем в какой-нибудь маленький, теплый городок и заживем другой жизнью. Это может быть город, о котором ты всегда мечтала. Помнишь, как ты с восхищением рассказывала мне о Юльи-Альсо? Можем поехать туда и сыграть нашу свадьбу! Только подумай, какое красивое платье будет у тебя! Какими счастливыми мы будем вместе! – Мужчина улыбался, как ребенок, упрашивающий строгую матушку купить ему какую-то желанную, но очень дорогую вещь, без которой он, по его словам, не смог бы прожить.

Приятный задор возлюбленного тронул Солию, окатил мягким жаром. Она не верила, что граф только что сказал ей это, признался в своем искреннем желании. Но она хотела, всей душой хотела уехать с ним, бросить все, чтобы понять, насколько жизнь может быть прекрасной.

Девушка с детства мечтала побывать в этом солнечном, сказочном городе, где вместо скучных людей жили добрые, интересные люди, большая часть которых читала или же писала книжки. Она и не думала, что граф вспомнит об этом, о ее мечте, предложит ее осуществить. Но что стоило ей сделать? Уехать, забыв все? Остаться, смирившись со своей жизнью? Она хотела приключений, ярких, теплых дней круглый год и нежных поцелуев своего графа. Девушка мечтала об этом так долго, так трепетно, что мысли ее растаяли, образовав легкое розовое облачко из пыли и блесток.

– Но что останется от нас здесь, если мы уедем? Долгое время наши семьи создавали это все. А мы разрушим.

– Что за ценности семей такие, что их можно разрушить переездом, счастливой жизнью? Семья остается всегда рядом с тобой, а богатство, дом – уходящие ценности, о которых уже не вспомнят внуки. Поэтому я и прошу тебя, Солия, начать жить по-настоящему, для себя, для будущего. – Шейден сильнее сжал ее руки, но девушка даже не заметила этого, так сильно погрузившись в свои переживания.

Она понимала, что он был прав, но что-то ее все же останавливало, не давало принять его слова с легкостью.

– Дай мне три дня, чтобы подумать. Обещаю, я не стану задерживать время. Но сейчас я хочу подумать, принять то, о чем ты просишь. И, Шейден, не думай, что я не хочу быть счастливой с тобой. Просто я не ожидала твоего предложения… так скоро.

– Ничего страшного. Я буду ждать столько, сколько скажешь. Но рано или поздно я бы все равно предложил тебе это. Не хочу, чтобы мы с тобой жили прошлым, а после захоронили себя в нем.

Это был непростой разговор, волнующий. И Шейден, и Солия не находили себе после него места. Да вот только тьма в поместье стала холодней.

Мильвен держал в руках букет белых лилий, беспричинно поправляя цветы. Он нервничал, не мог вернуться в чувства. Его немного знобило, но не от холода, а от неуверенности, которая настигала его все чаще. Сколько бы раз он ни старался быть смелым, садовник проигрывал, так и оставшись маленьким, жалким мальчишкой-слугой, который всем существом трясся перед своей госпожой.

Вокруг галдели люди, трещали и что-то мурлыкали себе нос, проходя мимо. Городской фонтан «Акация» был любимым местом влюбленных парочек и счастливых пар. Они часто приходили сюда, чтобы признаться в своих чувствах, объясниться и просто немного подержать свою половинку за руку, наблюдая, как вода выбрасывается из огромного белого фонтана, падает вниз, бурно кипя на дне. Удивительное сооружение! И Мильвен его полюбил тоже. Но почему-то оно не казалось ему успокаивающим. Оно угнетало его, пугало и казалось таким огромным, что наш герой по сравнению с ним был жалкой пылинкой, которую легко можно было накрыть холодной волной.

Вода в «Акации» была ледяной. Она бралась с того безданного озера, к которому никто не решался подходить близко, боясь, что бездна может легко затянуть, утащить на мрачное дно, усеянное утопленниками. Это дно могло было быть на другом конце света, и эта мысль больше всего пугала народ.

Но ради этого стоило придумать такую красивую, страшную легенду? Это люди нуждались в подобном.

Юный Ажерван пробыл у фонтана два часа. Время неумолимо двигалось вперед, разрывало его сердце на части. Все тело заледенело, затряслось. И с этим холодом юноша ничего уже не мог сделать. С приходом вечера он был обречен замерзнуть на улице.

Люди расходились по домам, и их разговоры обрывались вдали. Кто-то говорил о красивом человеке, который два часа уже как стоит у фонтана и ждет кого-то, еще на что-то надеясь. Многие смеялись над ним, кто-то его жалел. Люди, как это уже было принято, разделились на две равные части и не принимали мнение другой половины. Но Мильвен старался не замечать их, продолжая ждать важного для себя человечка. Перед глазами его уже стелил плотный туман, и холод обволакивал это худое тело.

Мильвен скоро остался один, держа в руках опустившиеся от холода цветы. Они были красивы даже такие, в этом едва живом состоянии. Каждый выдох молодого человека сопровождался ледяным дымом, который тут же подхватывал туман и уносил далеко, словно питаясь дыханием живого существа. Пальцы Мильвена начали быстро коченеть, и он старался их отогреть. Но тепла уже мало осталось в этом ослабленном теле.

Где-то позади раздался тревожный стук каблуков. Чьи-то ножки бежали по мостовой так быстро, что в любую секунду могли добраться и до Мильвена. Он резко обернулся назад, вглядываясь в туман.

Но она должна появиться. Должна. Делия ведь получила письмо. Она должна была его получить. Чтобы осмелиться написать его, Мильвен отдал всю свою силу, свою решимость. Она придет, обязательно придет.

А если Делия не любит его? Если она лишь использовала его для своих целей? Отправить расследовать дело юного графа – игра госпожи? Бессердечная игра, лишенная чести и доброты. Да и с чего он взял, что дочь барона полюбит слугу?

Человек прождал еще час и не выдержал, когда свет в окнах домов, накрытых туманом, не погас окончательно.

Бросив цветы в ледяную пасть бездонного, страшного озера, юноша, стирая с лица скупые слезинки, впервые поверил, что Делия его не любила. Где-то над ним закричала таинственная ночная птица, и крик ее тут же был подавлен плотным туманом.

Пускай наутро все в Мирж-Бее складывают очередную глупую, наивную легенду о влюбленном молодом человеке, который бросился в это озеро, не дождавшись ответа любимой на свои искренние чувства. Только белые лилии, расплывшиеся по всей поверхности воды, будут напоминать им об этом.

Глава 28

Садовник быстро вернулся в особняк Штокс. Он и не заметил, как экипаж остановился, и любезный извозчик сообщил ему о прибытии. Ивент ждал его возвращения, поэтому всю ночь не спал, терпеливо дожидаясь утра. Стрелки часов в гостиной адвоката показывали пять пятнадцать минут шестого, и люди господина постепенно просыпались в своих очень уютных комнатах, которые Ивент обставил самой дорогой и удобной мебелью, которую только смог найти.

Старина Джейс уже штурмовал неохотно просыпающихся людей и спешил раздать им важные задания на день. У этого человека было буквально все по полочкам, и каждый час был расписан по минутам. Миллиал доверял ему и управление особняком отдал в его честные руки. Сомнений не оставалось, более организованного человека, как этот дворецкий, мир еще не придумал.

Заливая свой желудок пятой чашкой кофе, Ивент сидел на диванчике в гостиной и читал вчерашний выпуск газеты. Он не успел прочитать ее вчера из-за одного важного дела, которое нужно было решить как можно скорей. Теперь же дело это было решено и принесло хозяину особняка покой и благоговейное состояние души. Он радовался тому, что для своего юного друга припас интересные факты о расследуемом ими деле, которое уже стало привычкой, образом жизни этих людей, нежели каким-то обязательством.

Дорогой гость зашел в особняк, и его усталый вид задел Ивента. Но виной была не только банальная усталость. Адвокат без труда смог прочесть на лице молодого человека очень яростное чувство, ставшее врагом бога, − разочарование.

Мильвен заметил человека, сидящего в кожаном красном кресле, и прошел к нему, упав на рядом стоящий диванчик. На его лице не было ни единой живой эмоции, только эти глубокие синяки и больная белизна, расплывшаяся по всему лицу, которое, между прочим, было достаточно красивым, чтобы несколько миленьких девушек посходили по нему с ума, складывали впечатление очень изнуренного человека. Ивенту не нужно было прилагать каких-то усилий, чтобы понять душевное состояние, в том числе и ее причину, своего друга.

− Это не конец жизни, Мильвен. Если встреча не удалась, удастся в следующий раз.

− Простите, Ивент, но другого раза не будет. Я никого никогда больше не полюблю. Делия была моей надеждой, и она отвернулась от меня. Поэтому пусть будет проклята любовь! Но на ее соблазны я больше не поведусь.

− Я тоже когда-то сказал что-то в этом роде. Знаете, друг мой, любить суждено не каждому. Этого подарка от бога всегда заслуживают единицы, кому повезет. Мы же с Вами созданы для другого. В Вас течет кровь свободного человека, в котором я вижу большой потенциал.

− Мои руки больше не смогут вырастить ни одно растение. Оно обязательно погибнет. Кому нужен такой ничтожный садовник?

− Вот, возьмите чашку кофе. Выпейте. – Ивент сам налил юноше этот черный напиток в уже подготовленную чашку; он долго ждал его и хотел разделить с ним этот момент. – Пока Джейс не видит, я выпью с Вами шестую чашку. В жизни лучшими друзьями могут быть только крепкий кофе и первоклассный коньяк. Им только и можно доверять, в отличие от людей.

− Поберегите сердце, Ивент. Ваши друзья могут Вам серьезно навредить. Нет, они обязательно это сделают!

− Ой, Мильвен, а ради чего еще жить? Я хочу получать удовольствие сейчас, а не потом, когда мои колени будут трястись подо мной. Но, прошу, не говорите об этом Джейсу. Он взбесится, как кусачая собака!

Мильвен лишь улыбнулся, ничего не ответив на эти слова Миллиала. Человек, сидящий напротив него, казался ему самым близким, родным, поэтому он постоянно о нем беспокоился. Садовник и не думал, что однажды он примет его как своего гостя, своего друга, от которого у не будет секретов. И их не было, просто-навсего не осталось после долгих посиделок за вечерними посиделками с чашкой ароматного кофе, которое в этом особняке лилось рекой.

− Вы уже перестали думать о Делии? Это необходимо сделать, чтобы заметить важные вещи, расположившиеся вокруг Вас. Ну же, Мильвен, поднимите глаза, снимите с себя эту маску изгнанника. Вы ни в чем не виноваты. Просто Вам уготована большая судьба, в которой нет места моей племяннице. Давайте лучше я расскажу Вам одну удивительную вещь, которая Вас точно обрадует. Мой друг-механик взломал замок шкатулки, которую Вы нашли в руинах Ольдер. Содержимое все расставило на места. Вы только взгляните на это! Ни за что не поверите, но мы даже близко не приблизились к разгадке истории семьи графа. Только держите себя в руках! – Ивент указал юноше на шкатулку, которая стояла на краю журнального столика.

Мильвен поднял ее, поставил перед собой и долго не мог решиться откинуть крышку, заглянуть внутрь, увидеть то, за чем он гонялся долгое время. Но его руки зачесались, а перед глазами была только эта серебряная шкатулка. Он не видел ни бумаги, лежащие на столе, ни книги, которые Ивент постоянно перемещал с одного места на другое, но не чтобы прочесть их, а для того, чтобы все думали, что он их читает.

Шкатулка была небольшая, но компактная. Внутри нее был спрятан механизм, который начинал при малейшем поднятии крышки прокручивать тоскливую мелодию, которая чем-то напоминала садовнику напевы родной матушки. На атласной голубой обшивке лежали бумаги, аккуратно сложенные пополам и фотография. Это было обычное изображение графской семьи, каких было много в любой семье, даже в самой бедной. Так вот, на этой фотографии был сам граф Ольдер со своей супругой и единственным сыном, который ничем внешне не напоминал этих людей. Черты лица его были тонкими, ровными, точно вытесанными умелым скульптором, и это всячески выделяло его на фоне родных.

Пальцы Мильвена аккуратно развернули бумагу, сложенную пополам, которая первая ему попалась. Он начал неспешно читать ее содержимое.


Несчастье обернулось спасением для нашей жизни. Всего неделю назад я горевала из-за того, что не могла подарить любимому наследника. Но в один день, вчера, я услышала плач в нашем саду и решила сходить туда. Ребенок необычайной красоты лежал в белой пеленке среди цикламенов. Когда я увидела его чудесные глаза необычайного цвета, меня всю передернуло. Этот мальчик был настоящим чудом, которое нам послал сам бог, я уверена в этом.

Вальям. Мы назвали тебя так, поскольку ни одно земное имя не подходило более чистому созданию.

Теперь, когда ты читаешь это, сынок, можешь понять, как сильно мы были в тебя влюблены.

И самое нежное, что мы поняли, было простой вещью, которую твой отец решил сохранить в тайне ото всех. Ты настоящий ангел, Вальям, который специально был послан нам, чтобы мы защитили тебя, а после отпустили.


Далее следовало другое письмо, которое Мильвен жадно начал поглощать, как будто пытаясь убедить в прочитанном себя.


Не пугайся. Этот человек больше не придет к нам. Твой отец даст ему все, чтобы он ушел, оставил тебя в покое. Он не получит тебя, и, если ты читаешь это, так и не заполучил.

Многие люди желают от ангелов исполнения своих желаний. Но этого делать не стоит. Ты особенный ангел, у которого невероятные способности. Но люди не поймут их, они будут бояться тебя, и это настоящая глупость.

Этот человек испугался. Ты сказал, что он умрет от болезни. Так и есть. Спустя время он заболел и во всем обвинил тебя.

Вальям, мы сможем тебя защитить.


Последним было небольшое письмо, которое хранило ответ на волнующий Мильвена вопрос. Ивент, глядя, как юноша исследует содержимое этих посланий, которые специально были собраны для мальчика, улыбался, предугадав его реакцию. И он хотел увидеть удивление на лице Ажервана, когда тот поймет, что они ходили слишком далеко от разгадки этой сложной тайны.


Чтобы спасти тебя, нам пришлось разыграть небольшой концерт. Мы оставили тебя лишь потому, что время пришло. К твоему двенадцатилетию ты должен быть свободен от нас, от жизни с нами. Каждые десять лет ангел живет заново, переживает новое, помогает людям обрести счастье. Десять лет. Это был строк, самый лучший и благодатный срок нашей жизни с тобой.

Не ищи нас, ведь мы, те, кто воспитали тебя, давно тебе не нужны. Сейчас мы далеко от Горден-Хейла, в городе нашей давней мечты. Ты открыл нам новый взгляд на жизнь, и мы поняли, что нуждаемся в другом, не в этом обыденном графском счастье. Возможно, сейчас мы живем в каком-то крохотном лесном домике и готовим ужин.

Неважно, как к тебе попадет эта шкатулка с твоей откровенной историей, но главное, что она сначала попала в добрые руки.

Подари счастье тем людям, рядом с которыми ты оказался.


Дочитав письмо, Мильвен облокотился о спинку диванчика и задумчиво опустил глаза. Через минуту каких-то грузных раздумий он громко рассмеялся.

− И Вы ждали от меня этой реакции? Вижу по Вам, ждали. – Мильвен не мог перестать смеяться, а глаза его прыснули слезами, которые обычно появляются у человека, который от души смеется над хорошей шуткой. – Нам и в течение жизни было не суждено разгадать эту тайну. Да семейство Ольдер просто заставило нас побегать. Было удачно подстроить этот пожар, да притом так, что сам наследник не понял обмана. А кража документов из Вашего архива – лишь попытка скрыть следы Вальяма. Передать документы супругов в руки другого адвоката – полное уничтожение следов существования ребенка. Что за люди?! Ахах! Ивент, спасите, иначе я не смогу остановиться и лопну от этого истерического смеха.

− Ну вот, теперь Вы тоже все поняли. Нас с Вами искусно обвели вокруг пальца, друг мой. Думаю, можете написать Делии письмо с итогами расследования. Никакого проклятия нет. Есть обычный испуганный ребенок. Ангел, если верить письмам его матери.

− И меня матушка называла ангелом, когда я был маленьким. Если подумать, то людей вообще нет, кругом – одни ангелы.

− Вы правы, господин садовник. Но, признайтесь, было интересно идти по следом этой семьи. Хоть у нас и не вышло полноценное расследование, но удовольствие я все же получил.

− Признаюсь, я тоже. Никогда не думал, что буду на одном языке говорить с кем-то, кроме слуг. Ивент, я благодарен Вам за это чудесное время, что я провел в особняке Штокс. Но думаю, что мне пора возвращаться в поместье Миллиал. – Мильвен помрачнел.

− Не придется. От дворецкого Дориана я получил печальное письмо. Поместье опустело, друг мой. Брату стоило быть осторожным со всякими ведуньями.

− Что? Не может быть?! Но… Что теперь будет?

− Успокойтесь. Я понимаю Вашу печаль. Мне и самому очень тяжело говорить об этом. Но, Мильвен, прошу, останьтесь в особняке еще на какое-то время, составьте мне компанию. А после можете ехать, куда захотите. Вы вольны, и возможности у Вас начать новую жизнь очень большие.

− Хорошо, я останусь на два дня. Потом поеду к матушке. Хоть впервые смогу с ней подольше поговорить. Но, Ивент, что делать с этой шкатулкой?

Ивент взял со стола серебряную коробочку, аккуратно сложил в нее все документы и запер на маленький ключик, который после он повязал на тоненькую веревочку и прикрепил к маленькой ручке шкатулки.

− Хорошо бы отдать ее хозяину. Правда, ума не приложу, где его искать. Но возьмите ее. Может, это утешит Вас.

− Не Вы ли говорили, что нужно возвращать чужие вещи на места? А эта шкатулка точно никогда мне принадлежать не будет, даже если захочу.

− А Вы выросли, Мильвен Ажерван. Если беспокоитесь насчет таких вещей, то я с гордостью могу называть Вас полным именем. Распорядитесь сами судьбой этой коробочки. Вальям не вернется к руинам, и мы вряд ли его когда-то найдем.

В руках молодого садовника была не просто вещь, а талисман ответственности, с которым он не знал, как распорядиться. Вариантов было много, но каждый из них вызывал у него недоверие. Он понимал: Ивент в этот раз не ждал от него точного, верного решения. Это все было уже неважно. И ситуация еще сильней нагнетала, томила и изламывала человека. Ему впервые дали полную свободу в решении очень важного вопроса, от которого многое вряд ли зависело для кого-то, но имело большую цену для нашего героя.

Когда в комнате появился Джейс, сообщив о только что приготовленном и поданном завтраке, оба человека направились в столовую, не сказав ни слова. Ивент поддергивал свои тонкие мышиные усики, что-то бубнил себе под нос. Он часто переглядывался с юношей, как будто пытался что-то сказать ему, но продолжал настойчиво молчать. Быть может, он хотел выразить опасения насчет чего-то, что его беспокоило в эту обыденную минуту. Или же он просто хотел отблагодарить этого робкого паренька за то, что тот скрасил его скучную адвокатскую жизнь, любезно поделился историей семьи Ольдер.

Однако Мильвена не беспокоили и не настораживали эти переглядывания. Хоть он и находился рядом с хозяином особняка, но мысленно он далеко от него, и никто не мог сказать, где гуляла его душа.

Юноша старался не думать о Делии, об этом ангеле, который отверг его руку помощи и сердце. Значит, это к лучшему, да? Мильвен верил в это, считал благим знамением. Если она отвернулась от него, он не должен думать о ней как о человеке, которому что-то должен. Нет, все было иначе. Пора было забыть о том, что он испытывал к ней с далеких четырнадцати лет. Это время прошло. Делия была для него хорошим другом, который научил его многому, открыл дверь в тонкий, чувственный мир. Она была его первой любовью, и, он надеялся, последней. Полюбить кого-то еще Мильвен был не в силах. Этот ангел с озорными зелеными глазами ворвался в его мир и выкрал уникальное светило – сердце.

Но Ажерван не забудет приятные вечера за чудесными девичьими книжками, за слезливыми обсуждениями необоснованных поступков главных героев и теплые прикосновения рук. Нет, никогда не забудет. Эти воспоминания слишком ему дороги, чтобы забыть, впустить в свою душу ветер. Ни за что! Этот человек так сильно привязывался к людям, что решил оставлять от них по кусочку в себе, думая, что они всегда рядом. Так и было. Делия была с ним. Всегда. Но та Делия, которую он впервые полюбил. Пускай и прошло время, унесло ее звонкий смех, задорные словечки, но ветер перемен принес сорванное с земли именно к ногам Мильвена. Для него Делия смеется, радуется, ликует. Для него!


За завтраком никто не обронил ни слова. Все были настолько увлечены ароматной выпечкой, что никакие мирские волнения их не трогали. Но не одна выпечка была здесь замешана. Каждый думал о чем-то тяжелом, не дающем даже на минуту отвлечься на прелести интересного человеческого общения. Даже Джейс, что было удивительно, молчал, не свистя на своего господина за то, что тот съел слишком много вишневого пирога. Весь особняк Штокс молчал. И это было очень непривычно, если учесть, что обычно даже здание вело беседу со своими людьми. Сплетничать же оно любило больше всего! О, кто приехал? Посмотрите, какой индюк! Да у этой дамочки собака меньше кузнечика!

Дома действительно говорили вместе со своими хозяевами, обсуждали с ними события дня, гостей и никак не могли уняться после какого-то происшествия, даже если ничего глобального не произошло в их стенах. Им постоянно надо было выговориться!

Поэтому молчание особняка было странным его поведением. Наверное, оно просто было тесно связано со своим хозяином и считывало его мысли, как с открытой книги. Не думайте, дорогие читатели, что это часть фантастики. Сейчас я рассказываю Вам совершенно реальные вещи. Если признаться, то и во всех историях наших героев нет ни капли фантастики. Все реально, даже они сами!

Глава 29

Солия не успокоилась. Она всю ночь просидела за книгой и размышляла о том, что в последнее время происходило в ее жизни. Необходимо было не принять исход ситуаций, а решить их, заставить объясниться. Это девушка и собралась сделать. Поэтому она поспешила написать письмо одному очень хорошему человеку, который всегда был ее кумиром и защитником. В детстве он часто приезжал к ней и ее сестре, рассказывая всякие небылицы и катая их на своей сильной спине. Дядюшка Ивент обязательно поможет в решении волнующей ее проблемы. И вот, когда она закончила писать письмо, поспешила выбежать на улицу, еще застав извозчика у поместья.

− Миррайлт, переулок Бодьера Лесси, особняк Штокс. Прошу, доставьте как можно скорее! Успеете до раннего утра?

− Конечно, госпожа. Я знаю одну объездную дорогу. Час пути срезает. Не переживайте.

И после девушка вернулась в поместье, устроившись на креслице в той же таинственной комнате, в которой она проснулась в первый раз. Спать не хотелось совсем, и Солия надеялась, что связи ее дядюшки обязательно дадут свои плоды, и преступник будет жестоко наказан.

Ночью она слышала, как кто-то тихо ходит по коридору, временами останавливаясь, точно прислушиваясь к чему-то. Но выглянуть за дверь она не решалась. Такая ситуация уже попадалась ей в стенах родного поместья. Чтобы скорей забыть об этом кошмаре и не слышать этих угнетающих шагов, девушка бросилась на кровать, натянув на себя одеяло.

Ночь была долгой и тяжелой. Солии снились кошмары, часть которых была пустотой. Знаете, когда вам ничего не снится, но перед глазами стоит чернота? Вот, такое неприятное ощущение испытала девушка в ту ночь, не догадываясь о том, что обычно чернота снится в мире тьмы. А она как раз была в ее владениях. Но бояться темноты Солия разучилась еще в детстве, поэтому даже пустой сон ее особо не угнетал.

Холодная рука легла на ее плечо. Девушка перевернулась на другой бок, и одеяло упало на пол. Ее тонкое тело в белой ночнушке было похоже на упавшего с неба ангела, который уже не мог подняться. А раскиданные волосы по подушке придавали Солии сказочный вид. Она была как принцесса из детских книжек, которую вот-вот должен был похитить какой-то злодей и унести далеко-далеко, где ее возлюбленный принц уже не смог бы найти.

Существо стояло у ее кровати, и не было слышно, как оно дышало. Казалось, в кислороде оно не нуждалось и питалось тьмой, без которой не могло прожить ни секунды. Но было непонятно, откуда оно пришло. Мир живых не принимал его и при любой возможности пытался избавиться, загнобить теми слабостями, которые были у существа практически с рождения. Но и мир тьмы, который еще мы с вами любим называть миром мертвых, тоже не узнавал в нем родных черт. Несмотря на свою привязанность к темноте, создание это все же тянулось к свету, но не отворачивалось от мрака, за который держалось, словно за страхующую веревку. И понять, кем оно являлось на самом деле, было практически невозможно. И человек, и монстр. Несчастное создание, которое всюду называли уродцем.

То ли ища утешение, то ли испытывая всепоглощающее чувство зависти, оно наблюдало за тем, как спит девушка, как она ворочается от того пустого кошмара, в котором разум ее утопал. Существо не улыбалось. На его бледном лице, покрытом венами, застыла безликость, которая внушала его сосредоточенность и серьезность. Но все было снова не так просто. Существо обманывало самого себя, считая, что справляется со своими эмоциями, чувствами, но управлять ими оно никогда и не умело, лишь надеялось на то, что умеет это делать. И сейчас это каменное лицо не внушало доверия. Конечно, во время разговора с братом и девушкой такие скупые эмоции на лице говорили им о его спокойствии и рассудительности. Но все снова было испачкано ложью. Существо просто не умело переносить на лицо то, что у него было на душе в конкретную минуту. И этим оно было ничтожно.

Оно ненавидело это тело, но обожало душу, что была заключена в ней. Хоть существо и льстило насчет красоты девушки, но оно описывало этими прекрасными словами другую часть красоты, которая была не по глазам обычному человеку. И как же оно хотело сделать эту душу своей, забрать у всех, в том числе и у родного брата. И Тайлен мог это сделать. Он уже начал там, в малой гостиной, решив немного порадовать себя нежным вкусом души юной особы.

Сев на край кровати, он склонился над спящей девушкой, поправил ее красивые длинные черные волосы, аккуратно разложил их на подушке. Солия нравилась ему, и он не знал, как распорядиться этими чувствами. Но он точно знал, что собирался сделать сейчас. Его ледяная рука легла на шею милого ангела, а затем сильно ее сжала. Девушка начала задыхаться, но выйти из своего кромешно-черного сна не могла. Тьма уносила ее далеко, и она не могла собой распоряжаться, хоть и пыталась изо всех сил кричать, звать на помощь.

Когда тело сдалось, а дыхание пропало, Тайлен опустил свои руки, нагнулся поближе к лицу девушки, чтобы послушать, дышит ли она. Тишина. Солия в очередной раз была мертва. Это заставило Тайлена улыбнуться, заликовать, ведь он забрал то, о чем так давно мечтал. Теперь прекрасная душа старшей дочери Миллиал принадлежит ему. Но внезапно лицо его исказилось. Что-то защекотало его изнутри, начало разъедать. Испугавшись, он схватился за голову, как будто пытаясь пресечь наступающее головокружение. По всему телу пробежал колющий холод, въедаясь в кровь, отравляя его. Он не понимал, что с ним происходит. Ему ведь удалось получить то, о чем он мечтал. Так в чем же было дело?

Сердце существа, которое обычно практически не бьется, застучало в три раза сильнее обычного, заставив его ощутить нетерпимую боль. Ноги под ним подкосились, и он упал на пол, больно ударившись головой о пол. Перед глазами впервые тьма плела какие-то несуразные вещи, которые до безумия пугали Тайлена. Он хотел подняться на ноги, вырваться из этого плена, но не мог. Что-то очень сильное придавило его к полу и насильно удерживало. Он даже звука издать не мог.

В таком положении он и не думал когда-то оказаться. И это заставило его плакать. Тайлен никогда не плакал, не показывал частички своей души миру темноты, но в этот момент душа сама начала проситься на свободу, настоятельно требуя послушания от своего палача. Впервые можно было увидеть, как птичка терроризирует свою клетку, уничтожает ее, легко ею управляет.

Слезы душили его, и дышать он мог через раз. Впервые ему понадобился этот воздух, который он всегда презирал. Он разрывал себе рубашку, пытался расцарапать грудь, точно зная, что это ему поможет. Причина всех его терзаний была там, и существо поклялось ее вырвать, даже если придется вытащить сердце. Но его слабые, тонкие ногти ломались, и Тайлен впервые принял свою беззащитность.

Он лежал на полу, не пытаясь что-то сделать, задыхаясь. И только тогда, когда его глаза были ослеплены слезами, он увидел, что тьма начинала с ним делать. Казалось, это было очень давно, много-много лет назад, когда братья Даллейман были детьми, но цена той страшной ночи застыла перед глазами виконта.

Он помнил, как матушка поглаживала его по спине, качая на руках. Она обладала красивым голосом, поэтому даже обычные ласки звучали для сыновейпо-особенному. В то время как Шейден давно спал в своей кроватке, Тайлен, обняв матушку, слушал ее, не отвлекаясь. Это была обычная ночь для Тайлена, для его брата. Но все резко изменилось, когда в поместье ворвались люди с оружием.

Из конюшни Алливана, главы семейства, раздался безумный звук. Он был похож на плач ангелов, которых бесы заставляли нырять в горячий адовый котел. Спустя несколько минут тишина наполнила собой все окрестности поместья, и Жеммалия, спрятав своих сыновей в огромный платяной шкаф, приказала им сидеть тихо. Тайлен протянул к ней свои ручки, закапризничал, просил остаться. Мама! Мама?! Но Шейден обнял его, закрыл это красивое личико своими руками. Матушка улыбнулась, попросила старшего сына оберегать младшего и ушла, закрыв этот проклятый, страшный платяной шкаф, который всегда пугал Тайлена, обещал проглотить его, пока тот спал.

И он проглотил. Пока братья оставались в шкафу, они слышали, как их матушка разговаривает с кем-то, просит уйти. Голос ее звучит грозно, сухо, не как всегда. Шейден понимал, он помнил, так же звучал ее голос, когда сошедший с ума отец пытался сотворить ужасные вещи со своими мальчиками. Он считал их проклятием, от которого непременно нужно было избавиться, очистить этот святой дом от бесовских мальчишек. Но виной всему были не эти суеверные, безумные причины. Это были обычные дети, которые нуждались в заботе и внимании своих родителей. Но их отец, будучи азартным и жестоким человеком, ввязался не в ту компанию, как это часто бывало с любителями красивой жизни. Однако и цена была велика за эти простые человеческие желания.

Тогда супруге Алливана стали угрожать, обязуясь ее убить, если граф не исполнит обещанное – не отравит свою проигранную душу грузом унижения перед главой криминального общества. Он должен был не только выплатить ему большую сумму денег, но и отдать управление мирным Синель-Роузом. Бросить на ветер он мог любую приличную сумму, но отказаться от власти над простыми людьми и их уважения, притом потерять свое великое имя, он никак не мог. Дело было не в деньгах, а в простом человеческом желании, а в случаи Алливана – еще и в огромном тщеславии. А оно погубило не только его, но и всю семью.

Он уничтожил себя медленно и безболезненно. Безумие охватило его моментально, словно болезнь, от которой, правда, не было лекарства. И за неделю он погас, не справившись с собственной душой. Ему везде мерещились черти, которые хотели затащить его в ад. И главными бесами в его жизни стали Шейден и Тайлен, которые панически стали бояться отца. Тайлен кричал, плакал, когда видел его. А Шейден закрывал глаза руками, надеясь, что отец его не видит. И только Жеммалия держала их жизни в этой реальности, и именно она не позволила им погибнуть от искалеченных рук отца.

Рожденные в кровавую ночь двойняшки лишились всего в такую же проклятую ночь. Все повторилось, и мальчики остались одни. Правда, тени были реальны, и они действительно воспитали их, по крайней мере, Тайлена, который так и не сумел вырваться из их плена.

Когда же Шейден, будучи уже взрослым, самостоятельным человеком, понял, насколько тени ошибаются, он заставил их уйти и больше не возвращаться. Но Тайлен же навсегда остался с ними, не желая расставаться с теми, кто дал ему силу и решимость, но забрал взамен нечто дорогое – его здоровье и рассудок, который временами давал сбои.


Тайлен поднялся с пола, сел на кресло, стоящее позади. Он тяжело дышал и не мог связать реальность с фантастикой, которая была частью его жизни. Когда его взгляд переполз на тело Солии, он, шатаясь, подошел к ней, и его губы упали прямо на ее. Когда он снова отошел в сторону, девушка начала ровно дышать, продолжая свой уже сладкий сон. Кошмары внезапно отступили.

Даллейман не понимал, что с ним происходило, и тогда он решил остаться один, вновь запереться в своей темной, холодной комнате, что он делал тогда, когда его что-то серьезно мучило.

Только тишина и уединение в этой мрачной комнате возвращали его в прежнее настроение. Он не любил это место, но временами возвращался туда, чтобы убедиться в верности своих действий, решений и взглядов на эту пустую жизнь. Ему бы хотелось верить во что-то великое, что смогло бы дать ему счастье и удовлетворение. Но пока он не мог быть четко уверен в верности жизни. Необоснованные, путаные мысли терзали его голову, и он вновь обрушивал свой гнев на тьму, которая терпеливо слушала его крики и обвинения.

Понять Тайлена было непросто, и он давно сам перестал понимать тех, кто находился рядом. Даже брата он считал врагом, который просто любил смотреть, как тот страдает, живя в этом ничтожном, слабом теле.


Шейден заметил, как Тайлен закрыл дверь в свою комнату. Раздался легкий щелчок. Снова виконт решил поиграть в обиженного всеми мальчика. И это угнетало графа, изматывало его. Он не мог смотреть, как его родной брат сам себя заставляет страдать, считая себя никому не нужным. Но это было, конечно, далеко не так. Просто он был слаб, и эта слабость изламывала его.

Граф постучал в дверь. Ответа не последовало. Тогда он достал запасной ключ, который всегда носил с собой.

− Уходи. Я не хочу тебя видеть, − раздался негостеприимный голос по ту сторону. – И выброси этот ключ. Или я сам это сделаю.

− Перестань. Что с тобой снова происходит? Все же было хорошо. Ты познакомился с Солией, как и хотел. Что же не так? – Графа осенило в тот момент, когда он услышал легкое колебание за дверью после того, как произнес имя любимой. – Что ты натворил? Ты что-то ей сказал? Или…

− Не шуми так. Голова болит. Ничего я не делал. Почему ты постоянно обвиняешь меня во всем? – голос Тайлен стал громче и отчетливее; он подошел к двери.

− Я не обвиняю. Просто хочу понять тебя. Тайлен, если ты не перестанешь себя уничтожать, все будет идти только против тебя.

− А ты, братец, записался в мои враги? Уже против меня идешь?

Шейден прикусил язык. Он не хотел сказать что-то обидное, но и не предугадал, что его слова могут вызвать такую реакцию Тайлена. В последнее время он был агрессивным и все воспринимал остро, против себя.

− Ты же знаешь, что это не так. Этого никогда не будет. Ты – мой младший брат, за которого я всегда буду идти до конца. Почему ты не можешь рассказать мне о том, что тебя беспокоит? Раньше ты не был таким скрытным.

− Я не скрытный. Я защищаюсь от угроз внешнего мира.

− И я − одна из этих угроз? Тайлен, хватит себя жалеть и всех считать врагами. Тебя некому ненавидеть. Если только самому себе.

За дверью послышался тяжелый вздох. Тишина оккупировала дверь, не позволяя братьям услышать друг друга. Тогда Шейден наклонился к замочной скважине и заглянул в нее. Тайлен тоже склонился у двери и давно наблюдал за братом через замочную скважину. Их глаза встретились. И никто не хотел вновь подняться, отвести взгляд. Какая-то сила связывала братьев, не позволяла им далеко отстраниться. Она только скрепляла их, несмотря на все колебания в воздухе, который часто сотрясал младший Даллейман.

− Только ты всегда защищал меня, Шейден. Даже когда отец… Но сейчас я понимаю, что ты не можешь вечно меня оберегать. Милая Солия нуждается в защите больше, чем я. Но не отпирай эту дверь, брат, до тех пор, пока я сам это не сделаю. Отопрешь – и я не смогу контролировать тьму.

− Ее не нужно контролировать, Тайлен. Отпусти ее. Когда отпустишь, сможешь вернуться в нормальную жизнь.

− Вернуться? Кхм! У меня не было другой жизни. И я не знаю, примет ли она меня.

− Примет. Ты был в ней рожден.

− Нет, брат. Нормальная жизнь выбрала тебя. А для меня у нее не осталось места. Уходи.

− Но, Тайлен…

− Я же сказал уйти?! Почему ты никогда меня не слушаешь?

И Шейден оставил своего брата одного в этой темной комнате, тьма в которой была густой, живой и смертельной. Но только Тайлен ее понимал, разговаривал с ней, учился у нее и однажды хотел стать, как она.

Граф ничего не мог сделать с ним, даже убедить в его неверных словах было невозможно. Он не хотел рисковать, поэтому часто должен был бежать, бросая брата на растерзание зверям. Но самым страшным было то, что после такой встречи Тайлен становился неуправляемым, и он забывал обо всем, что роднило его с людьми.


Солия спала, и Шейден не хотел ее будить. Она устала за последнее время, и покой был необходим не только ее ослабевшему телу, но и помутневшему разуму.

Граф лег рядом с ней, укрыл ее одеялом и долго наблюдал за тем, как она спит. Он всегда мечтал увидеть ее такой, чтобы понять, как выглядят ангелы, когда становятся беззащитны. В такие моменты он пообещал себе не спать, а оберегать покой любимой, чтобы ни одна тень не пробралась в ее комнату и не похитила ее чистую душу. Правда, он немного опоздал с этим. Но ничего страшного не случилось, ведь тень оказалась с человеческой душой.

Глава 30

Одним чудесным утром, которое начиналось как и обычно, в уютный домик Саналии постучали. Вальям в это время уже давно не спал, а смешивал высушенные травы, пробуя готовить из них различные настои и лечебные мази. Саналия удивлялась его желанием перенять этот лекарский опыт, который передала ей ее же матушка, прославившаяся в одной глухой деревушке опытной и честной травницей. Передать эти секреты природы кому-то она и не думала, грустно понимая, что унесет их с собой в могилу. И появление такого любознательного ребенка в ее жизни стало настоящим открытием, спасением для нее.

Оставив приготовление легкого завтрака, Саналия открыла дверь. Пара грузных мужчин схватили женщину за руки, крепко их сжав.

− Вы обвиняетесь в убийстве барона Дориана Миллиал и его супруги, − прогремел безобразный голос одного из нежданных гостей, которых никто бы не стал приглашать в дом, желая сохранить свои тайны, которые считались естественными для отдельного человека, но дурными и опасными – для остального общества.

− Что? Я ничем таким не занимаюсь. Отпустите! Больно же! Кому вы сжимаете руки? Беззащитной, слабой женщине?!

− Слабой?

− Беззащитной? – подхватил второй громила, у которого была изуродована щека; очень похоже было на свежий шрам, полученный ударом ножа. – Не дурите силам правопорядка головы! Как ведунья вообще может называть себя женщиной? Если только ведьмой!

− Сначала объясните все! Да перестаньте! Отпустите мои руки?! Вы не понимаете, что делаете мне больно?

Не выдержав, Вальям схватил со стола огромный нож и специально бросился на глаза этим мужчинам, которые давно истратили все человеческое, посвятив себя искоренению зла и обмана человечества. Его угрожающая поза и этот холодный взгляд потускневших бирюзовых глаз говорили только об одном – мальчик готов броситься на них прямо сейчас, не задумываясь о последствиях, лишь бы защитить Саналию.

− За такой грубый поступок с женщиной вас стоило бы казнить. – Саналия еще никогда не слышала такой грозный, но совершенно спокойный голос двенадцатилетнего ребенка, который пару минут назад задорно рассказывал о своей прогулке по поляне. – И я бы с радостью ввел такую смертную казнь. Отпустите же ее!

Мужчины стояли на месте, разглядывая мальчика. Оба они вздрогнули, сделали шаг назад, когда смогли кое-что увидеть в этом светлом, невероятно правильном и красивом лице. Их руки ослабли, и Саналия была свободна.

− Это… Не может быть, − залепетал один громила, разглядывая ребенка. – Наследник Ольдер, сын графа Ольдера. Но как Вы выжили? Мы должны сообщить о Вас Совету.

− Не сметь! – таким же холодным голосом приказал Вальям, опустив нож. – Вы никому не расскажете обо мне. Я хочу остаться здесь, в этом доме, с этой женщиной. И угрозы в ее адрес становятся угрозами и в мой. Кто вам сказал о том, что она кого-то убила?

− Дворецкий семьи Миллиал. Вы знаете этого человека?

− Знаю. Видел один раз. Недавно он приходил в этот дом, чтобы купить аконит. Ядовитое растение, способное легко убить человека. Сказал, что он нужен ему, чтобы закончить муки больного хозяйского скота. Как видно, не для скота он его брал.

Саналия вздрогнула, посмотрев на мальчика, который выглядел совсем не как ребенок. Он защищал ее, готов был броситься на этих людей, чтобы освободить этот дом от их гнета. Но больше всего сейчас ее беспокоило то, что она совершенно ничего не знала об этом мальчике. Фамилия семьи Ольдер ей была хорошо известна, и она всегда беспокоила ее.

Мысль о том, что она своими руками дала человеку смерть в маленьком мешочке, еще сильнее отравляла ее. Саналия всегда была против страданий и не терпела, когда от нее кто-то требовал средств, чтобы навредить другому человеку. Но как же она не могла заметить истинные намерения того незнакомого человека? Неужели она поверила в этот обман? Чтобы прекратить муки хозяйского скота? Но это же ложь! Человек в солидном, дорогом костюме так сильно вскружил ей голову, что она и не заметила этого? Ей срочно нужно было немного отдохнуть.

− Вам плохо? – Мужчина со шрамом на щеке заметил колебания на лице женщины и был готов уже подхватить ее на руки, если вдруг она лишится сил. – Может, дать воды? Где у вас вода?

− Не нужно. Но спасибо за беспокойство, – отмахнулась она, сев в крохотное креслице. – Накажите того человека. Прошу вас. Никто не должен был пострадать из-за моих трав.

− Не переживайте. Он никуда не денется. У него, видимо, были свои планы на жизнь, в которые семья барона не входила. Придется нарушить его спокойную жизнь. Всего доброго вашему дому. – Выходя из дома, мужчина посмотрел на мальчика, словно ожидая от него-то что-то, но Вальям молчал и наблюдал за гостями. Его взгляд и выражение лица четко давали понять, что он требовал от них молчания. И оба человека согласились на это, сохранив жизнь юного графа за пределами окружающей жизни.

Когда они ушли, Вальям подошел к Саналии и обнял ее, утешая. Женщина тяжело выдохнула и в ответ обняла ребенка. Только это крепкое объятие успокоило ее и заставило улыбнуться.

Неважно, что этот мальчик был сыном того человека, с которым ее муж был в очень странных отношениях. Она помнила, как Сельвен вернулся однажды домой злой и растерянный. На нем не было лица, и он без конца твердил о какой-то болезни и ангеле, который проклял его. И лишь спустя какое-то время Саналия поняла: тем ангелом был Вальям, которого она не хотела уже отпускать. Был ли он действительно небесным созданием, она не знала и не хотела знать. Ей просто хотелось забыть об этом и продолжать жить, оставив прошлое там, где был жив ее дорогой муж.

Прошлое не спасает, и Саналия не хотела быть еще одним живым доказательством этого.


Хорман и не догадывался, что его скользкий план провалился. Он давно ждал удобного момента, чтобы подняться на костях своих хозяев. Дориан был жесток с ним, и он принял его жестокость всерьез, как порох для огня, который он надеялся поджечь. Спичка вспыхнула, и в его душе все сгорело.

Дворецкий терпеливо ждал, когда Делия уедет в Академию музыки, а Солия переедет в поместье Даллейман. Но ее побег из родного дома стал отличной возможностью сделать все быстрее, чем он ожидал.

Сразу после ее побега он заварил вместе с черным ароматным чаем заранее приобретенную ядовитую траву, а после подал ее хозяевам, обещая, что чай сможет успокоить их немного. Он успокоил, да вот только навсегда. После ему не составило труда убедить всех остальных слуг в том, что убийцей Дориана и Эвагвелии стала именно таинственная ведунья, пришедшая помочь семье отыскать старшую дочь. Обстоятельства сложились в его пользу, и он не стал медлить.

Распустив слуг, Хорман начал избавляться от следов семьи Миллиал, расхищать и распродавать все имущество и богатство, которое было в поместье. Его целью не было остаться в этом доме, присвоить его себе. Нет, он понимал, что не может стать хозяином поместья убитых господ. Это бы точно вызвало волну подозрений в обществе, и его бы очень быстро выставили за дверь нормальной, спокойной жизни. А вот продать все, чтобы набить карманы деньгами, а затем уехать на другой конец света – идеальная тактика обыкновенного мечтателя, которого и преступником никто бы не назвал. И сейчас, когда он практически растащил все имущество поместья, в его голове и мыслей не было, что правда может выскользнуть из скользких рук судьбы и упасть прямо под ноги представителям закона.

Если бы Солия не была борцом за справедливость, несмотря на все слова дворецкого, и не написала бы письмо о помощи своему дядюшке, который очень быстро передал его одному влиятельному человеку, то Хорман так и пиршествовал бы на костях рухнувшей семьи Миллиал.

Когда он заметил двух людей в пугающей его форме, приближающихся к нему, то бросился прочь, надеясь унести свои ноги от закона. Но ничто не бегает так быстро, как правосудие. Оно моментально настигло неверного дворецкого, которому не стоило связывать свои мелкие желания с семьей барона.


Проснувшись, Мильвен поспешил одеться и спуститься вниз. Он проспал завтрак и не понимал, почему Джейс его не разбудил, ведь обычно он всегда это делает, да притом с особым упорством. Но это ничуть не смутило его, и Ажерван вышел из комнаты, направившись к лестнице. В особняке царила тишина, и это было крайне неестественным поведением этого дома.

Когда Мильвен пришел в столовую, он встретил там Джейса, который тут же исчез на кухне, а спустя минуту появился с подносами.

− Доброе утро, Мильвен. Как Вам спалось сегодня? Я не стал Вас будить рано, поскольку был немного занят и решил дать Вам возможность поспать подольше. Надеюсь, Вы себя отлично чувствуете. Садитесь, к завтраку все готово. – Джейс расставил блюда на столе и пригласил юношу занять свое место.

− Доброе, Джейс. – Человек находился в откровенном замешательстве. – Где Ивент? У него срочные дела? Так рано?

− Все иначе, мой молодой друг. Господин Ивент решил отдохнуть от дел и уехал в свой любимый Рим. Вот, возьмите это письмо. Он просил передать его Вам, как только Вы проснетесь. Желаете что-то еще?

− Объяснений, пожалуйста.

Дворецкий покачал головой:

− Объяснений? Ох, какой нетерпеливый юноша! Я не должен Вам их давать. Прочтите письмо. Господин Ивент сам подготовил заранее их для Вас. От меня же этого не ждите.

− Хорошо. Спасибо, Джейс.

Перед глазами Мильвена лежал небольшой конверт, с которым он впервые не знал, что делать. Что ждало его под этим конвертом? Ивент хотел сказать ему что-то настолько важное, что не решался это сделать лично, за вчерашним ужином? Вот, значит, почему Миллиал вчера так странно себя вел, молча наблюдал за молодым человеком.

Раз уж Ивент захотел поиграть со своим другом в такую молчаливую, интригующую игру, Мильвен принимает этот странный вызов.

Распечатав конверт, юноша неспешно развернул сложенный пополам лист и начал медленно, внимательно читать, точно стараясь не пропустить ни единого слова.


Наше с Вами, дорогой друг, приключение подошло к концу. Я долго томился в стенах этого дома, не зная, когда же смогу получить покой. Не знал, что случайный юноша, близкий друг моей любимой племянницы, подарит мне его. Сначала Вы внушали мне какое-то чувство сомнения, неуверенности. Но время прошло, Вы стали взрослее, и из просто робкого садовника вырос настоящий мужчина.

Расследование, в котором Вы пригласили меня поучаствовать, оживило во мне мою угасшую душу. Мне было скучно и одиноко. Признаюсь, даже Джейс действовал мне на нервы, предельно надоедал.

С Вашим приездом я понял кое-что очень важное. Вы, Мильвен, тот человек, которому я доверяю. Поэтому мое доверие переросло все границы, и я хочу расплатиться с Вами за то время, которое мы потратили, ища следы юного графа Вальяма.

Моя племянница послала мне не просто человека, слугу, а спасение для меня. Мильвен, я хочу сделать Вам подарок. Но, прошу, примите его в знак уважения ко мне.

Так вот, особняк Штокс и все состояние я передаю Вам. Джейс привязался к Вам, поэтому он будет с радостью Вам помогать в любом деле. Я же больше не вернусь в Миррайлт, поскольку моя душа давно требовала новой жизни в Риме.

Ваши приключения еще не заканчиваются. И я уверен: Вы станете достойным человеком. Вы уже достойный, но для меня. Пора стать им и для добрых людей. Они нуждаются в Вас. Но выбирать жизнь только Вам.

P.S. Не дайте Джейсу избавиться от моего коньяка! Он очень дорого стоит! Просто сохраните его в память обо мне, но не в качестве усмирения своих чувств.


Слова оборвались. Это было искреннее, последнее письмо честного адвоката, который наконец-то начал жить только для себя. Он часто наблюдал за юношей и точно решил, что этот человек достоин унаследовать все его имущество и его уважение. Возможно, он уже давно отчаялся отыскать в мире человека, который просто бы мог составить ему компанию, уметь говорить по душам и честно держать данное слово.

Положив письмо на стол, Мильвен долго думал. Он не мог понять, что произошло в его жизни. Слуга не может быть достойным господина. Или же может? Он всегда думал, что останется садовником, никому не нужным и несчастным человеком. Да, он был любим и нужен матери. Но все матери любят своих детей, правда, некоторые − по-своему, и понять эту любовь часто бывает невозможно. Но Делия когда-нибудь бы разрушила его жизнь, отказав в светлых чувствах. Нет, она спасла его, послала к этому доброму адвокату, который поверил в него, подарил новую жизнь. Расследование было лишь предлогом. Возможно, наша малышка Делия предчувствовала беду, поэтому и уберегла своего друга. Никто не знает, почему Мильвен оказался в особняке Штокс именно тогда, когда вся жизнь поместья Миллиал рухнула. Значит, Делия действительно была ангелом, который смог сохранить душу и будущее своего верного слуги.

Пускай Мильвен и принял подарок Ивента, пообещал забыть о роли слуги, но для Делии он всегда останется верным слугой, который готов в любую минуту исполнить ее желание. Да, он не был любим ею, и это он понимал, но он-то ее любил и всегда будет помнить о той глупышке, которая учила его читать легкие, часто бессмысленные романчики.

К завтраку юный господин так и не притронулся. Выйдя во двор, он запрокинул голову вверх, наблюдая, как по ясному дневному полотну парят птицы. Легко и красиво. Тихо и безмятежно. Такая жизнь предстояла нашему герою, и он почему-то грустил.


− Красиво, правда? Я часто смотрю на то, как птицы пролетают прямо над крышей особняка. Они парят по этим голубым просторам и возвращаются сюда каждый день. Не знаю, почему, но душа моя замирает, когда я вижу их.

− Будем надеяться, Джейс, что они передадут от нас с Вами привет Ивенту. Как бы хотелось, чтобы они могли это сделать.

− Не нужно, юный господин. Если наш друг уехал за новой жизнью, то напоминать ему о нас лучше не стоит. Отпустите его, и он будет по ночам спокойно спать.

− А Вам легко отпустить его? Джейс, Вы когда-нибудь отпускали важных для Вас людей?

− Да, но не так, как сейчас. Я гнался за экипажем, пытался соревноваться со временем и скоростью, но все это только причинило боль. Я был ужасным человеком, раз отпустить жену не смог. Понимаете? Не совершайте моих ошибок, Мильвен.

− Едва не совершил, старина Джейс. Ах! Какое красивое небо! Уверен: я не раз его увижу вместе с Вами.

Дворецкий лишь кивнул головой.

Глава 31

Граф и Солия пили чай в большой гостиной. В этой комнате давно никто не находился, лишь временами Шейден заходил, чтобы смахнуть с полок пыль. В этом поместье не было прислуги. Граф боялся, что люди начнут обсуждать его брата, и он резко отреагирует на их слова. Поэтому отсутствие посторонних глаз – жест заботы старшего брата о младшем.

Ароматный травяной чай напоминал Солии о ее семье, но это была не печальная память, а светлая, чистая, преисполненная любовью и заботой. Она понимала, что Дориан и Эвагвелия не хотели бы, чтобы она печалилась, перестала жить счастливой жизнью. И девушка пересиливала себя, чтобы не сорваться. Это тяжело ей далось, но она вполне начинала справляться.

Эта комната была единственной, где тяжелые шторы впервые не скрывали огромные окна. Свет ликовал, с интересом рассматривая каждый вещичку, находящуюся в гостиной. Он и забыл, как выглядят эти огромные старинные часы, эти фарфоровые статуэтки ангелов и мягкая обивка удобного диванчика, стоящего у камина.

Парочка влюбленных тихо смеялась, рассказывала друг другу какие-то забавные истории, которые имели место быть в реальной жизни. Граф давно не чувствовал себя так свободно и расковано, как сейчас, поэтому сам удивлялся себе, не понимая, как давно он в последнее время так задорно смеялся. Друзья снова были вместе, и их договор вечной дружбы был скреплен легким поцелуем, а после – долгим разговором ни о чем. Но именно такие разговоры рождают в душах покой и нежную, ласковую любовь.

Поместье Даллейман почувствовало, как постепенно оживает, жизнь, полная света, излечивает его глубокие старые раны, которые никто никогда и не старался лечить. Но девушка была здесь, и она была готова вернуть свет в этот проклятый дом.

Печальная тень проскользила по лестнице и остановилась перед ярким, горячим лучом солнца. Он лежал на полу, прямо под ногами слабого существа, которое еще никогда не было так обижено и одиноко.

Переступив с большими усилиями через этот луч света, один только вид которого вызывал у Тайлена чувство ярости и боли, он скрылся в темноте. Придерживаясь темной стены, он прошел в малую гостиную и закрылся в ней. Он специально сильно хлопнул дверью, чтобы его услышали, но разговоры и смех не смолкали. Не услышали, значит. Тогда существо разозлилось еще сильней. Оно не находило себе места из-за этого гнилого чувства, хотело наказать предателей, который даже не пожалели его. Чем он был хуже них? Они ведь – обычные слабые люди, которые нуждаются в тепле и свете. А он – ребенок, воспитанный тьмой. Он был другим, сильным, способным тьму направить на любого, кто ему вдруг стал неугоден. А неугодными он считал каждого, кого даже не знал, никогда не видел. Сейчас же в их списке был и его брат со своей невестой.

Вены едва не вылезли из его смертельно-бледной кожи, когда от злости он сжался, как маленький котенок, брошенный на улице любимой хозяйкой. Его бросили, предали. И он не мог это просто так оставить.

Тьма сжала поместье в невидимые тиски, и дом издал протяжный, печальный гул. Казалось, он просил о помощи, надеялся, что его мучения когда-нибудь закончатся. Но Тайлен считал его обителем тьмы и постоянно наполнял его этим мраком, пока однажды шторы в большой гостиной не были сорваны с окон. Он воспринял это как самое злостное преступление, которое могло только существовать.

Но младший Даллейман не мог проникнуть в большую гостиную, как бы ни хотелось ему этого. Свет обжигал, оставлял страшные ожоги, боль которых была невыносима. И это злило его, превращало в настоящего зверя, которому оставалось только ждать, когда мир укутают первые сумерки.


− Вальям, я хочу подарить тебе одну вещь. Дедушка отдает меня в Военную академию, говорит, там я могу принести пользу и воспитать себя. Но я буду приезжать на выходные. Поэтому видеться с тобой мы все равно будем. – Ирэн улыбался, несмотря на грустную весть, которую он принес своему другу. Они сидели на берегу и нежились под горячими лучами нежного солнца. Этот речной берег стал для них особым местом, где они встречались и расставались в одно и то же время. Прекрасная у них была дружба! – Дедушка научил меня вырезать из дерева разные вещи, когда он был еще зрячим. В городе тебя называют ангелом. Сам не пойму, что им в голову взбрело! Их ведь не существует, ангелов-то?! Во ведь неугомонные! – хоть Ирэн и улыбался, но в голосе его ощущалось недоверие к собственным словам. – У ангелов должны быть крылья. А у тебя их нет. Поэтому я решил сделать их для тебя. Держи. Я постарался, чтобы они всегда тебя держали и не подводили.

Ирэн протянул Вальяму искусно вырезанные из дерева расправленные небольшие крылья ангела. Это был очень красивый, добросовестный подарок, который парень изготавливал несколько дней, чтобы попрощаться со своим другом. Друзей у Ирэна было всегда много, но настоящий был только один. И он не хотел, чтобы Вальям чувствовал себя брошенным им, как часто бросали его, находя более выгодные отношения с другими мальчишками. Но Вальям такого никогда бы не смог сделать. Он был верен тем людям, которые открывались ему и доверяли свою душу, свою сложную судьбу.

− Это удивительно, Ирэн?! Выглядят превосходно! Я никогда не видел чего-то подобного. Но спасибо! Я сохраню их и всегда буду помнить этот момент. Хоть кто-то подарил ангелу крылья!

− Только будь осторожен. Смотри, чтобы никто их не украл. А то всякие черти водятся кругом! – Ирэн залился озорным смехом, а после восторженно взглянул на своего друга, развалившись на теплых камнях. – Когда я приеду на выходные, мы снова придем сюда и будем ходить постоянно, пока не надоест. Вряд ли этот берег когда-то сможет наскучить. А знаешь, Вальям, я уверен, что стану отличным студентом! Воевать – мое призвание! Я это чувствую.

− Только не потеряй себя, Ирэн. Многие военные теряют голову и становятся машинами для убийств. Дай мне надежду, что этого не будет с тобой.

− Тц! Конечно, не будет! О чем ты вообще? Ты ж знаешь меня, Вальям!

− Поэтому и беспокоюсь. Боюсь однажды вместо тебя увидеть другого человека, который даже не сможет меня узнать. Это страшно. Не все переносят легко потерю друга. − Вальям знал, что этот парень рано или поздно погибнет. Когда он показал ему его смерть, он хотел быть уверенным, что эта страшная смерть еще не скоро придавит Ирэна к холодной земле. Обещал никогда не заводить друзей, а сам осекся. – А дедушка знает уже о Колене? Ты говорил ему?

Лицо Ирэна помрачнело, но прежний заряд энергии он не потерял.

− Да, сегодня утром. Вернее, он сам это понял и спросил меня о Колене. Тут я и попался. Но он нормально принял это. Я даже не думал, что все так сложится. Вот только он отругал меня за то, что я лгал ему. Впредь никогда не буду так делать. Если солгу, ударь меня посильнее.

− Хорошо, буду иметь в виду. Но не обижайся потом.

− Так это ж для моего блага?! Чего обижаться-то?

− Лишь бы ты запомнил это и не бросился потом на меня с кулаками.

− На тебя? С кулаками? Да брось, Вал. Того Ирэна уже давно нет. И он больше не вернется.

Возможно, Ирэн сказал это, считая, что его темная сущность утонула в этой реке вместе с братом. Он хотел в это верить и не возвращаться к тому, что давно было им оставлено на самой дальней полке высокого шкафа. Этот парень пообещал не только начать новую жизнь, но и начать приносить людям добро, которое он так редко кому-то делал. Вальям ли повлиял на него? Или же он сам это осознал? Здесь уже сложно было разобраться. Но тот Ирэн, который впервые встретил нового жителя Грей-Стоуна, держал в страхе всю молодежь городка и его окрестностей, давно остался в тени.

На самом деле не только его дедушка посылает его в Военную академию. Недавно Ирэн узнал о новом наборе в начальную группу и решил, что это отличная возможность дисциплинировать и уберечь себя от всяких глупостей. Поступление в это учреждение станет для него открытой дверью в будущее, которое у него должно было быть светлым и искренним. Хоть этот паренек не был сообразительным, как многие подростки городка, но выносливость и его хитрость скрывали все остальные недостатки. И оставить жизнь в этом тихом месте он легко сможет. Уж слишком много вещей здесь не дают ему расправить свои крылья, которые были спрятаны слишком глубоко.

Проводив Ирэна, Вальям вернулся домой. Был поздний вечер, и легкие отголоски теплого утра скользили по речной глади. Было тихо. Люди давно забрались в свои домики, зажгли свечи и занимались привычными для себя делами. Иногда Вальям любил наблюдать за ними из окон. Было удивительно понаблюдать за тем, как каждый человек преображается в своем крохотном уголке мира, срывает с себя маску и становится тем, кем он может быть только для себя. И это было невероятно красиво. Улыбка на лице Вальяма сама по себе образовывалась, светилась и озаряла своим светом мрак, скопившийся вокруг него. За этих людей он был спокоен. Если и был в этой мире покой, то этот город был его храмом.

Дома Вальяма ждала Саналия, накрывая на стол. Он светилась каким-то таинственным светом, и свет этот наполнял крохотный дом теплом, дорогостоящим уютом. Вальям рядом с ней чувствовал себя защищенным. И стоило ли говорить, что когда он видел ее, то в очередной раз обещал себе оберегать ее от каждого, кто однажды захочет похитить душу этой святой женщины.

− Спасибо, что защитил меня сегодня, Вальям. Я испугалась и вряд ли смогла бы даже себя защитить. – Женщина села напротив него, наблюдая за тем, как он любовно поглощал горячий суп.

− Я не могу кому-то позволить обидеть Вас. Вы ведь спасли меня. Хороших людей я всегда защищаю.

− Знаю. Но иногда я не могу защитить тебя. Это нечестно.

− И правильно, что нечестно. Мужчина всегда должен оберегать женщину, а не наоборот. Поэтому все верно. Сегодня, когда человек назвал меня графом, Вы даже не удивились. Почему? Ведь семья Ольдер всем известна своей печальной историей. И обо мне ходят гадкие слухи.

− Для меня не имеет смысла верить в эти легенды. Я верю только в то, что вижу перед собой. А передо мной – не ангел и не иное существо, а ребенок, который нуждается в моей заботе. Я сохраню тайну твоего происхождения. Пока ты в этом доме – бояться ничего не нужно. И бинты тебе эти незачем носить. Ну, сними же их!

− Б-бинты? Но ведь я не могу.

− Можешь. Тебя принудили прятать руки. Я же прошу не делать этого. Ничего страшного под ними нет.

Вальям знал, Саналия была неправа. Он всегда прятал свои руки за самодельными бинтами, когда остался на улицах Горден-Хейла. Люди его проклинали за эти уродливые отметины, считали их дьявольским знаком. Вальям был точно убежден в их правоте. Люди были правы. Они не лгали. Или же в чем-то все же был обман? Но послушать Саналию он решил, как будто не смея идти против ее слов. Но это была не власть женщины, а доверие, которое мальчик впервые испытывал к человеку.

Нехотя разматывая первую руку, Вальям наблюдал, как бинт скользит по его тонкой руке, змейкой вырисовывая странный узор. Он никогда не делал этого, тем более – при просьбе человека больше никогда не носить эти белые веревочки на своих руках.

Все его руки, начиная от локтей и заканчивая у запястий, были покрыты странными полосами, лентой тянущимися от начала и до конца. Вальям не мог оторвать от них своего взгляда, точно видя в первый раз. Но он часто видел эти рисунки на руках, но удивлялся им лишь сейчас, когда они ничего плохого ему не рассказывали. Это было настоящим открытием для ребенка, что всю свою жизнь боялся кому-то открыть правду. Но спустя какое-то время рисунки перестали его пугать, и Вальям спокойно взглянул на Саналию. Она улыбалась.

− Ничего страшного не может произойти само по себе. Но если захочешь сам – плохое обязательно произойдет. Так не позволяй этой силе управлять тобой. Она была дана тебе не для этого.

− Но я не знаю, как… Боюсь сделать что-то не так.

− Ты долгое время жил со мной и ничего дурного не сделал. Видеть смерть – не преступление. Это дар, которым надо уметь распоряжаться.

− Я не хочу видеть, как люди умрут. Это очень грустно. И однажды я боюсь увидеть, как умрете и Вы. Понимаете?

− Понимаю. Но, Вальям, ты увидишь это только тогда, когда сам захочешь узнать. А сейчас не время говорить об этом. Мне еще нужно позаботиться о тебе. Ну, ешь, суп остывает!

И Вальям больше ничего не сказал в этот вечер, все никак не переставая рассматривать эти узоры на руках, которые впервые не казались ему страшными. Может, она была права? И стоило ему перестать беспокоиться и гнать себя от людей? Стоило только захотеть, стоило только перестать их бояться и считать себя проклятым. К счастью, Вальям легко принял это и совсем забыл, как когда-то он сам боялся своей силы.


Ангелы существовали на самом деле, но были в нашем мире они другими, не такими, какими мы с вами их всегда представляем. Создания эти ничем не отличаются от обычных людей. Разве что глаза у них необычные, красивые и ясные, как утреннее небо, как прозрачное горное озеро, которое просвечивается насквозь. И в нашем мире они часто пугают нас, и мы не замечаем, как уничтожаем их, отрицая ангельскую помощь.

Из-за нашей жестокости и неверия ангелы погибают, не уживаются с нами, поэтому в наш мир легко проникают тени, рожденные нашими словами, поступками, жизнями. Теней много вокруг нас, и каждая хочет очернить наши души, забрать, вырвать из нее последний свет, оставив нам лишь подобие жизни. И мы становится пустыми и безразличными. Это убивает, и наш мир постепенно увядает. Неудачные мы с вами садовники.


Вальям хотел быть обычным ребенком, которому не придется прятаться, скрывать свое существование от каждого, кто его боялся, ненавидел или же хотел получить что-то. Таких людей вокруг него всегда было очень много. Все они знали о необычных способностях мальчика, поэтому и пользовались им, уничтожая. Но ребенок быстро это понял и отстранился от таких людей, сбежав от них в тень. Так он жил в Горден-Хейле, в своем тайном убежище, пока не был изгнан и из него. Но жизнь его была с ним ласкова и отправила к дому женщины, которая ничего от него не хотела. Она лишь заботилась о нем и не просила чего-то взамен. Это и была та самая любовь, которую Вальям когда-то потерял вместе со своей семьей. Он верил, его родители погибли в том пожаре, а он спасся, сам не помня, как именно. Да вот только следы прошлого остались рядом с ним, застыв ожогами на его тонких руках.

Возможно, он и был ангелом, но проклинал себя за это. Людей он любил, жалел их, но боялся, что они легко его оттолкнут и растопчут. Они всегда так делали. И сейчас он понял, люди не все бывают такими. Некоторые из них живут счастливой жизнью и дарят это счастье окружающим. Но убедить всех в правильности этого пути не сможет даже сам бог. Человек давно переступил через него, позабыв о том, что Он даже после этого всегда в него верил.

Вальям лежал в своей постели и разглядывал отметины на своих руках. Они не пугали его и никаких чувств больше не вызывали. Обычные ожоги, вот и все. Ничего страшного и удивительного. И лишь поняв это, Вальям быстро уснул.

Мильвен не знал, как ему стоило распорядиться с этой серебряной шкатулкой. Ивент не дал ему указаний или подсказок, и поэтому юноша был опустошен. Ему хотелось не ошибиться, поступить правильно, ничего не испортить. Но как это нужно было все же сделать? Был ли жив наследник графа? Где его стоило искать? Голова Мильвена была забита этими вопросами, и он не знал, откуда взять ответы. Казалось, их просто не могло быть. Но решение нужно было принять. Он не хотел оставаться в этом прошлом, хранить его артефакты. А эта коробочка напоминала ему не только о бессмысленном расследовании, но и о Делии, которую он хотел забыть хотя бы ненадолго. Нет, смысл все же был в этом деле, но Мильвен ожидал от него получить иное, существенное. И только немного времени спустя он осознал, какое решение будет верным.

Взяв экипаж, молодой человек направился в сторону реки, прошел по высокой траве и остановился у мутной глади воды. От нее веяло вечерним холодом.

Немного покрутив в руках наследство юного графа, в существование которого он сомневался, Мильвен замахнулся и бросил в реку шкатулку. Раздался всплеск, громкий удар о воду. Тяжелая коробочка была быстро поглощена миром забытых и несчастных вещей. И только тогда юноша успокоился. Прошлое не оставило на нем и следа. Теперь этот человек был абсолютно свободен.

На реке было тихо. И только слышно было, как нежно бьется сердце уходящего от воды человека.

Глава 32

– Два предателя. Два изгоя. Два лицемера, – раздался голос из темноты большой гостиной. Шейден и Солия не заметили за своими разговорами, как быстро стемнело. Шейден хорошо ощущал биение сердца существа, спрятавшегося за шторами. Девушка вжалась в кресло, пытаясь увидеть призрачную фигуру. – Как вы могли открыть окна? Милая Солия, возможно, забыла из-за малого пребывания здесь. Это еще простительно. А ты, Шейден, прекрасно знал! Хотел навредить мне? Хотел помучить брата? Посмеяться надо мной?

– Прекрати, сейчас же, Тайлен! – Граф выскользнул из кресла и спустя каких-то пять шагов схватил человека за верх рубашки. – Что ты из себя строишь? Обиженного? Так чем тебя обидели? Не будь эгоистом!

– Эгоистом? – Тайлен помрачнел; это было самое ядовитое для него оскорбление. – Тогда мы оба стоим этого проклятия. Ты только о себе и думаешь. Запретить Солии надеть понравившееся платье, выходить отсюда одной и считать, что все нормально. Нормально только для тебя, брат. Нормально. Я бы мог вытерпеть все, кроме твоей попытки убить меня.

Шейден сильнее сжал клочок его рубашки. Единственное, что он смог сохранить внутри, так это оскал разозленного зверя, которого пытались затравить, тыкая в него острыми палками ради потехи. Тайлен же был доволен. Он смог заставить брата показать себя, да еще и при возлюбленной.

– Улыбаешься? Ты всегда смеешься над тем, кто тебя постоянно спасает, заботится о тебе. Если бы ты знал, какие усилия мне понадобилось, чтобы уберечь тебя, ты бы не смеялся. Никогда.

– Не ты ли проклял меня, брат? – пропел Тайлен, а его улыбка стала шире. Солию передернуло от этих слов. Было сложно понять, что все время было ложью, а что – правдой. – Ты всегда завидовал мне. Моему голосу, внешности. Я был любим больше, чем ты. Всегда! Но когда матушка ушла, ты решил стать первым из нас. Помнишь? Конечно, помнишь! Как такое забудешь?

– Замолчи! Больше ничего не хочу слышать от тебя. Ты постоянно считаешь себя жертвой. Как будто мне пришлось легко.

– О, братец?! Из нас двоих ты самый несчастный. Не отрицаю этого. Несчастным ты будешь всегда. Это проклятие я наложил на тебя. Зуб за зуб, как говорится.

– Твой мерзкий язык способен рождать только пакости. – Граф прижал его к стене рукой. Этого хватило, чтобы обездвижить слабое тело. Но Тайлен не унимался, продолжал насмешливо улыбаться над человеком, который отдал ему свою жизнь. – Столько лет я бросил в пустоту. Так почему же ты не понимаешь этого?

– Ты? Бросил? Нет, братец. Все началось именно из-за тебя. А воспитала меня тьма, моя заботливая матушка. Ты же всегда только и строил из себя заботливого, честного братца. Не стыдно было обманывать самого себя? Я бы простил тебя давно, не будь эта игра такой интересной.

Шейден отпустил его, тяжело выдохнув. Он упал в кресло и сокрыл лицо руками. Сейчас это больше было похоже на жест разочарование человека, который надеялся спасти хотя бы одну душу, которая была ему дана на хранение.

Солия так и не решалась подняться с кресла, что-то сказать. Ее тело словно онемело, и ни слова она не могла обронить. Казалось, братья ее и не замечали, хоть и находились в одной с ней комнате.

– Можешь открывать все окна в этомпроклятом доме. Пускай свет его обожжет. И тогда ты узнаешь, что поместье уже не сможет жить без тьмы. Возьми на себя этот груз совести. Уничтожь все до конца! Этого ты ведь так хочешь.

– Я не стану этого делать, – несмотря на душевные раны, что терзали графа без жалости, голос его звучал совершенно спокойно. – Утром мы с Солией уезжаем. – Девушка и не ожидала, что Шейден примет такое решение раньше, чем он обещал, да и притом без ее окончательного решения. Младший Даллейман стоял недвижно во тьме, словно готовясь к расстрелу. – И ты больше никогда нас не увидишь. Если так хотел свободы, я подарю ее тебе.

По телу Тайлена пробежал холодок. Он никогда не испытывал такого, но в этот вечер все его чувства резко обострились. Он пытался справиться с ними, спрятать их глубже, но не мог, как будто не знал, куда их стоило скрыть.

И когда Шейден с Солией молча поднялись наверх, он остался в гостиной один, мрачно повесив голову. Брат говорил правду? Он оставит его одного? И что теперь делать Тайлену? Дальше жить во мраке? Но он просто не умел по-другому. Тени его окружали всегда, тьма говорила, что все было в порядке, он никогда не ошибался. Но не ошибалась ли тьма? А об этом он никогда не думал, ведь забвенно ей доверял.

Закрыв комнату на ключ, граф сел на кровать, прижав к себе девушку. Она пыталась успокоить его, привести в чувства, вернуть улыбку на это лицо, но мужчина точно ее не замечал. Он был тревожен и не хотел видеть, чувствовать кого-то еще. Но и отпустить Солию он был не в силах. Ему просто хотелось, чтобы она была рядом. Всегда. Как бы эгоистично это ни было. Да и эгоистом Шейден никогда себя не считал. Тайлен был прав? Граф действительно был таким человеком? Солия колебалась с этим, не могла понять, так ли это все было на самом деле, ведь Шейден всегда был с ней откровенным, чистым человеком, ее кумиром.

– Ты серьезно насчет нашего переезда? Время ведь еще не вышло. Ты дал мне три дня, чтобы принять это предложение. Это сложно, Шейден. Я не могу так быстро все принять. – Но граф не ответил ей, продолжая добивать себя гнетущими мыслями. Девушка впервые видела его таким и не понимала, как его спасти, хотя бы немного помочь выбраться из этой ямы отчаяния, которая засасывала его все глубже. – Шейден, ты слушаешь меня?

Его тяжелый взгляд был пуст. Синие глаза казались мертвыми и пугающими. И девушка не понимала, почему ее возлюбленный так резко стал похож на монстра, который всеми силами души ее ненавидел.

– Собирай вещи, которые хочешь с собой взять. – От этого холодного голоса Солия сжалась, как будто на нее внезапно напал ледяной ветер.

Больше она не хотела разговаривать с графом, боясь, что вместо него снова появится неизвестный, пугающий человек, у которого вместо сердца была пустота.

Желая забыть пагубное окончание этого вечера, Солия легла спать и мгновенно вышла за пределы этого мира. Стоило только надеяться, что все случившееся было шуткой, очень несмешной и глупой. Но отголоски вечера ее продолжили терзать даже во сне, который снова был пуст.


Проснулась девушка ранним утром. Шейден спал рядом, практически не дыша. Она даже испугалась и решила проверить, дышит ли он. Слава, ничего страшного не произошло за эту тревожную ночь. Как же Солия любила смотреть, как спит ее возлюбленный, названный ее искренним другом. Да, эта парочка считала свою любовь дружбой и не предавала ее, следуя до самого конца тем светлым чувствам, которым всегда молилась. И сейчас девушка, поднявшись с кровати, наклонилась над спящим телом графа и легко поцеловала его. Это был быстрый, но волнующий поцелуй. Она не хотела разбудить Шейдена, дав прекрасную возможность ему отдохнуть и собраться с ясными мыслями. Ее угнетали вчерашние его слова и это поведение, которому не было места в жизни ее любимого графа. Это был не он, а какой-то чужой, измученный человек, да притом еще и озлобленный на все живое. Но сегодня все должно было быть иначе.

Отворив запертую дверь, девушка вернула ключ на прикроватную тумбу, который с вечера туда положил Шейден, и вынырнула из комнаты, поплыв по причудливому зигзагообразному коридору. Она уже привыкла к этому дому, хоть и ходила только по одной траектории, боясь потеряться в коридорах и этих бесчисленных дверях, которые вели неизвестно куда. Вот и сегодня она спустилась по огромной старой лестнице, которая немного скрипела под ее легкими ногами, и вышла на улицу. Приятный холодок и нежные, еще не окрепшие лучики солнца нежили ее лицо. Уголки ее тонких губ растянулись в улыбке. Вот бы граф увидел эту утреннюю красоту! Солия могла бы разбудить его ради этого волшебного момента, но не хотела. Сейчас было не самое подходящее для этого время.

Немного подышав свежим воздухом, Солия вернулась в поместье, надеясь отыскать на кухне продукты для завтрака. Готовить она умела благодаря доброй поварихе Робальте. Эта женщина часто присматривала за девочкой, а временами даже учила готовить ее несложные, но очень вкусные блюда. Однако планы девушки внезапно оборвались. Она услышала, как в малой гостиной кто-то копошился. Подкармливая свое неугомонное любопытство, Солия на цыпочках прокралась к дверям небольшой комнаты и заглянула внутрь.

Цилиндрическая комната впервые была залита светом. Правда, свет еще был совсем слабый и не мог в полной мере отогреть от холода эти темные стены. В одном из кресел сидел виконт, тихо напевая одну очень печальную песню. Солия ее сразу же узнала, точно вернулась в далекое, потерянное детство.

Тьма – моя темница и проклятье,

Мать моя и робкое дитя.

Свет покинул голос мой забвенный:

Нет любви во тьме и для меня.


Все бросают пленника темницы.

Никому не нужен этот тлен.

Только тьма моя – жестокая темница.

На руках моих – ожоги от цепей.


Голос был настолько красивым, что девушка забыла обо всем, о чем думала в последнее время, даже в эту минуту. Ее рука предательски соскользнула с дверной ручки, и та издала пронзительный, противный писк. Малая гостиная замолчала. Светло-русая взлохмаченная голова повернулась в сторону дверей. Белое лицо Тайлена было покрыто ожогами. Но они были неглубокими, поэтому изуродовать его не смогли. В сине-зеленых глазах была тоска, о которой Тайлен никогда никому не рассказывал. А на его лице, как только он увидел Солию, с трудом засияла нежная улыбка. Девушка впервые видела этого человека таким и не верила, что внутри этого холодного существа скрывался человек, который был настолько нежен и красив, что дыхание ее прерывалось, и она с большими усилиями могла говорить. Чудовище, обитающее в стенах мрачного поместья, показало свою истинную природу.

− Доброе утро, Солия! – пропел человек, пригласив девушку зайти в гостиную, подойти к нему поближе. Солия не сомневалась в искренности и доброте Тайлена, поэтому не стала ему противоречить, сев рядом с ним. Но она ужаснулась, когда увидела его тело, покрытое маленькими ожогами. Они были несерьезными, но вид у них все равно вызывал настороженность и беспокойство.

− Что Вы с собой сделали, Тайлен? Откуда эти шрамы? – Девушка пыталась не смотреть, чтобы не вызывать сомнения у мужчины, но не могла с собой совладать. Но это нисколько не задело человека. Он был даже тронут ее заботой.

− Хотел хоть раз увидеть, как на темном небе появляются первые лучи утреннего солнца. Красиво. Я и не думал, что это настолько потрясающе, что я готов вытерпеть любую боль.

− Так нельзя! Что Вы с собой делаете? Тайлен?! Так делают только маленькие дети, которые хотят чем-то насолить родителям. Но Вы же взрослый мужчина! Зачем так себя вести? – Она подлетела с кресла и резким движением руки протянула темную штору по всей длине единого цилиндрического окна.

Тайлен не стал ее останавливать, молча некоторое время за ней наблюдая. И когда Солия завершила спасательную операцию, вернулась на прежнее место, рассматривая в полумраке ожоги мужчины.

− Зачем Вам это нужно, Солия?

− О чем Вы? Я не могу смотреть, как человек намеренно себя истязает. Это, знаете ли, неправильно!

− Я не о том, моя милая Солия, − пропел Тайлен, снова улыбнувшись, но уже измученной улыбкой. – Зачем Вам любить такого гнусного человека, как Шейден? Поверьте, он ужасен. Мы оба ужасны, даже если Вы этого не видите. Люди обычно ничего не видят, кроме того, конечно, что хотят.

− Я не верю в то, что все люди настолько ужасны, виконт! Ни один человек на свете не может быть ужасным! А вот отчаявшимся – да. И я не понимаю, почему Вы с братом этого не понимаете. Проклятия? Ха! Да это же смешно, Тайлен! Вы все можете изменить, если только захотите. Но вы только уничтожаете друг друга. Это не жизнь.

Девушка помрачнела. Ее красивые темные глаза не выражали ничего, даже самую слабую, легкую эмоцию. И это с ней было впервые.

Тайлен, коснувшись ее щеки своей ладонью, приблизился к ее лицу и аккуратно поцеловал в эти нежные губы. Солия не понимала, что происходит. Все это словно ей снилось. И когда Тайлен снова отстранился от девушки, Солия побледнела, а затем залилась проклятущей краской. Это был очень теплый, сладкий поцелуй, который мог подарить ей только ангел, если, конечно, он мог бы существовать.

− Вот видите. Это борьба между братьями будет длиться вечно. Раньше – за любовь и внимание матери, сейчас – за Вас, моя милая Солия. Но любить ни я, ни мой брат Вас по-настоящему не сможем. Всему виной тьма, которая заменила кровь в наших венах. Это не изменить. Даже не пробуйте. Я прошу Вас. Но не потому, чтобы остановить, не думайте! А чтобы элементарно защитить.

− Н-но сейчас Вы, Тайлен, похожи на обычного человека, − тихо, робко говорила Солия, все еще не в силах отойти от того поцелуя, который она никак не ожидала от него получить. – И говорите Вы, − она осеклась, опасаясь лишний раз сказать ненавистное ему нормально, от души, как не могут говорить многие люди. Почему же Вы тогда прячетесь за безумием?

− Это не прятки, всего лишь жизнь. И не всегда она бывает честной и понятной с нами до конца. А что до безумия, то это кровь во мне говорит, не я. Уж простите меня за сказанную ранее грубость. Двойняшки Даллейман – настоящее проклятие! Мы буквально сходим с ума, находясь рядом. Забавно даже?!

− И все, Тайлен, я Вас не понимаю. Шейден и Вы… Все могло быть иначе.

За спиной девушки остановились тихие шаги. Тайлен краем глаза заглянул во тьму, усмехнулся и снова отвел глаза в сторону. Было понятно, кто находился в этой гостиной вместе с ними. Однако Солию этот приход волновал. Она все еще была опьянена поцелуем виконта и боялась, что граф мог об этом как-то узнать. Впервые Шейден так сильно ее пугал. Но она постаралась забыть об этом, бросившись к возлюбленному.

− Ты хорошо спал? Я не хотела будить тебя рано. А пока разговаривала с твоим братом, дожидаясь твоего пробуждения.

Шейден не обнял ее в ответ, а на его лице красовалась печать злобы. Увидев это, девушка отошла от него и поникла. Но граф не смотрел на нее, не замечал ее пустоты и горечи, которые любой бы черствый человек давно заметил и попытался от них избавиться. Но этим утром Шейден снова был тем человеком, которым вчера лег спать. Того мужчины, которого любила Солия, больше не было. А от него осталось одно только имя, которое она даже произнести не решалась.

Братья снова прожигали друг друга этим огненным, всененавистным взглядом, от которого у девушки по спине побежали мурашки. Она хотела как-то закончить с этим, порвать их ненависть, что паутиной оплела их, но не знала, как это стоило сделать. Ни Шейдена, ни Тайлена, которых она знала, больше рядом не было, и защитить ее тоже было некому. Солия была обречена стать немой жертвой этих разборок. Но опальных слов от мужчин не последовало. Они просто молча смотрели друг на друга, ничего не говоря. Но было понятно: через свои взгляды они передали свою злобу и насмешки. Правда, насмехался Тайлен, а ненавидел – только Шейден.

− Уезжаем через десять минут. Если ты не взяла какие-то вещи, они здесь и останутся.

− Почему? К-как ты можешь со мной так говорить? – голос Солии дрожал, но она точно решилась ему высказать все, что думала о нем, и последствия ее пугали, но отступать было некуда. Шейден уже перевел этот тяжелый взгляд на нее. Нужно было договаривать. Он внимательно ее слушал. – Я полюбила и люблю не того человека, который сейчас мне указывает и считает, что ему подвластно все. Если ты продолжишь…

− Если ты продолжишь, я ударю тебя, − безразличный голос графа оборвал слова Солии. Она сделала несколько шагов назад, пока ее спина не коснулась холодной стены. Ей не верилось, что Шейден мог такое сказать, но она отчетливо это услышала. – А если и продолжишь вести себя неподобающим образом, я насильно отнесу тебя в экипаж безо всяких вещей. Выбирай.

Граф заставил Солию выбирать. Грубо и очень жестоко. Он никогда раньше так не поступал с ней, но сейчас все перестало быть таким, каким девушка привыкла видеть этот мир. Никаких солнечных дней. Никаких счастливых мгновений. Это был не тот человек, за которого она согласилась выйти замуж. Сердце девушки разлетелось на сотню мелких, очень острых осколков.

Не выдержав, она сжала свои ладони в маленькие кулачки, толкнула его и бросилась во двор. Сейчас ей хотелось как можно дальше убежать от этого места, покинуть пределы поместья, отыскать помощь, чтобы сбежать. Но Синель-Роуз был полузаброшенным городком, и люди жили далеко от поместья Даллейман, зная о дурной репутации этого дома, в отличие от тех людей, которые никогда не бывали в этих окрестностях, не слышали, да и не слушали, легенды о проклятой семье.

Но сейчас девушка просто хотела убежать куда-нибудь, спрятаться, чтобы Шейден ее не нашел, оставил в покое. Она плакала и не понимала, как этот человек, которого она знала очень давно и нежно любила, смог так быстро и резко измениться, превратившись в самого настоящему монстра, которому была нужна только она одна.

Позади Солия услышала топот копыт коня и крик мужчины, который яростно произносил ее имя. Граф гнался за ней на черном фризе. Это была неравная погона, и понимание нечестной борьбы угнетало, печалило девушку. Она хотела провалиться под землю, больше никогда не видеть этого человека и избавиться от чувства, которое приковало ее к чудовищу.

Ее тонкие ножки бежали по пыльной дороге изо всех сил, но внезапный хлопок заставил девушку остановиться. Холодная рука схватила ее за руку. Девушка прищурилась, как будто пытаясь спрятать глаза от солнца. Некто отвел ее в сторону, а после, петляя, нес ее воздушное тело за собой. Это был слабый человек, который просто не смог бы поднять ее на руки, но он изо всех сил пытался ей помочь.

− Бегите, Солия! Не оглядывайтесь! У него ружье?! – прокричал Тайлен, унося девушку все дальше от преследователя.

Несмотря на свою физическую слабость, виконт отлично бегал, и догнать его было очень непросто. И это не укладывалось в голове Миллиал, которая считала его неспособным на любые нормальные вещи. Его рука крепко держала ее запястье, и пальцы девушки переплели его руку, словно боясь не успеть за ним, потерять где-то позади.

Топот копыт огромного черного фриза немного отставал, и девушка с облегчением выдохнула. Они с виконтом могли убежать, скрыться, и эти радостные мысли приносили ей настоящее ликование. За ее спиной как будто расправились крылья, и она без труда летела следом за мужчиной, одновременно восхищаясь им и жалея его из-за тех ожогов, которые быстро начали растекаться по всему телу от разогревающегося солнца.

Он пошел на это, чтобы спасти ее, и девушка не сомневалась: Тайлен никогда не был чудовищем, как его представлял Шейден. Все было не так, неверно. Но жаль, что Солия так поздно это поняла.

Прогремел выстрел. Мужчина и девушка разом повалились на прогревающуюся землю. Земля судорожно дрожала от этого выстрела и приближения настоящего чудовища, которое долгое время выдавал себя за настоящего ангела. Может, так все и было, но время словно осквернило его, оборвав крылья и сорвав с головы нимб. Теперь же этот ангел стоял над телами двух близких людей, держа в руках старое (еще отцовское) ружье. Лицо его не выражало ни единой эмоции. Он наблюдал, как колышутся груди упавших на спины людей, как дыхание их сокращается, постепенно обрывается.

Тайлен не отпускал руку девушки, по-прежнему крепко ее держа. Его пальцы больно впились в нее, но Солия едва ощущала эту боль. В ее животе была огромная дыра, боль которой заглушала все остальные шрамы этого тонкого тела. Она смотрела не Шейдена, пыталась увидеть в нем того человека, которого когда-то полюбила, но так и не смогла этого сделать. Шейден погиб, испарился, и вместо него был этот монстр, который без малейших колебаний забрал себе то, что возжелал.

− С…л…я, − захлебываясь кровью, прошептал Тайлен, не сводя своих испуганных глаз с нее.

Он держал ее за руку и любовался ею, как будто признавался ей в каких-то тайных, откровенных чувствах, о которых никому никогда не мог сказать. И теперь он жалел об этом, проклинал себя за эту душевную слабость. Девушка обернулась к нему, поняла, что он хотел ей сказать. Последняя теплая улыбка Солии стала для него подарком, спасением, которое никто до этого ему не мог дать. И Тайлен слушал, как дыхание девушки замедляется, как последний ее вздох с усилием разрезал этот прогревающийся утренний воздух. Горячая слеза скользнула по его лицу, перемахнув через нос и скатившись по другой стороне лица, обожженного солнцем. Ожоги покрыли все его тело, практически не оставив живого места. Этот человек боялся смерти, боялся потерять кого-то важного, боялся, что после попадет в одно очень черное, горячее место, в котором жили мерзкие существа.

Тонкая грудь мужчины не дрожала. А рука все еще не отпускала руку несчастной невесты, счастье которой так и не сбылось в этой жизни.


С глаз Шейдена спала какая-то пелена, и он увидел, что натворил. Но признание это было недолгим. Стоило слезе горечи упасть на его руки, как черное сердце снова начало проигрывать свою проклятую мелодию. Да, это было проклятие, которое нельзя было снять, и оно нашло свою обитель в сердцах двух братьев, что никак не могли его победить. Правда, младшему удавалось это сделать, но чернота все же давала о себе знать, и Тайлен был бессилен против нее. Проклятие двойняшек семьи Даллейман заберет душу каждого наследника этой семьи и всех, кто им был дорог.

Глава 33

Чем закончилась эта история? Истории наших героев, за которым мы так усердно с вами наблюдали? Очень простыми и достаточно банальными вещами. Но рассказать о них все-таки мне стоит, чтобы обезопасить вас, дорогие читатели, от этого страшного любопытства.


Ирэн редко возвращался в Грей-Стоун, и он изменился так, что старики не узнавали в нем того хулигана, который правил на улочках маленького провинциального городка. Сильный характером и телом, этот человек посвятил себя защите слабых и беззащитных. Он мог бы прожить достойную жизнь, испытав на себе все, что хватало всем людям для полного счастья, если бы не попал в одну передрягу. Правда, спасая девушку от шайки беспринципных бандитов, он и не заметил, как давно перестал быть похожим на них.

Когда Ирэн не вернулся в следующий раз, чтобы навестить своего лучшего и единственного друга, Вальям понял, что он больше не увидит его. Но это падение в бездну чернокрылого ангела было достойным похвал людей, которые позже узнали о его подвиге от спасенной им девушки.


Спустя десять лет многое изменилось, набрало силу и приобрело иную жизнь. Мильвен Ажерван, родившийся в семье слуг, талантливый садовник, не стал тратить наследство своего единственного друга, с которым он не виделся с того самого момента, как получил от него письмо за завтраком. Этот сильный духом молодой человек, избавившись от гнетущих воспоминаний и проклятущей серебряной шкатулки, начал новую жизнь, которая принесла ему счастье и известность. Первым делом он поехал к матушке, чтобы рассказать ей о своем друге и перевезти ее в особняк Штокс. Но Саналия не приняла его предложение, хоть и была горда своим сыном. У нее в этом городке было очень важное дело, которому она посвятила свою дальнейшую жизнь. Правда, и имя у этого дела тоже имелось, но называть его она не стала Мильвену. Сохранить тайну маленького ангела она поклялась и сдержала это слово, наблюдая, как растет, взрослеет ее дитя, этот мальчик с чудесными бирюзовыми глазами, которые удивляли горожан. Но еще больше все дивились его лекарскими способностями, а многие даже приезжали только ради того, чтобы взглянуть на этого чудесного человека. О шрамах своих Вальям забыл и никогда не возвращался к прошлому, в тому городу, в котором его наделили ужасным проклятием. Но проклят был не он, а люди, потерявшие свои чистые души и все, что позволяло назвать их честными людьми.

Мильвен не стал наседать на матушку и принял ее решение. Он понимал: только счастливый человек мог отказать в таком предложении. А Саналия была именно этим славным человеком. И этого хватило Мильвену, чтобы отпустить ее и больше никогда не возвращаться к жалости по отношению к матушке.

Вернувшись в особняк, он поступил в Академию адвокатуры, которая удачно находилась в Миррайлте, и скоро закончил ее с отличием. Так он стал человеком, который всюду приносил пользу и всем был настоящим другом. Кто-то его по праву считал сыном Ивента из-за схожести их характеров, но это не удивляло юношу. Он был горд, что люди узнавали в нем того светлого, благого человека, о котором думать он так и не перестал. Джейс бы отругал его за это, но тот давно скончался, отслужив достойную службу двум прекрасным людям, которых никогда не переставал поучать. Но это даже было прекрасно. Именно благодаря этому дворецкому Мильвен многое понял о жизни и больше в ней не путался. Он каждое утро ходил на могилу этого человека, отдавал ему низкий поклон и делился своими планами на день, а вечером – обсуждал идеи и сплетничал о новом молодом дворецком, который все же был ему не по вкусу.

Это была прекрасна жизнь, которая ему нравилась, вдохновляла и заставляла сердце ровно биться. Да и коньяк Ивента Мильвен сохранил, выставив его на огромный рабочий стол, каждый день смотря на коричневатую жидкость, которая едва доставала середины бутылки. Джейс бы давно убрал с глаз долой эту проклятущую отраву, но его не было рядом, и Мильвен скучал по его не одобряющему взгляду.

Спустя десять лет он решил навестить поместье из своих воспоминаний. Оно снилось ему временами, а в последние дни – особенно часто. Мильвен воспринял это как знак и надеялся, что прошлое оставит его, если он навестит его ненадолго.

Разоренное здание, пустующее и бедное. Даже входных дверей не было. А окна были усердно кем-то выбиты. Мильвен ожидал увидеть не это. Все, что угодно, но только не это! И как же так это былое великое здание так быстро погибло, обветшало? Он помнил, каким великим оно было. Всего десять лет назад жизнь была иной, светлой. Из этого дома даже не улице был слышен задорный смех Дориана и его младшей дочери, а ночью можно было услышать, как по коридорам стелился шепот Эвагвелии и Солии. Мильвен любил слушать эти разговоры, этот смех великого дома. Но сейчас он молчал, спал крепким, непробудным сном. Тишина отравила это место, и Мильвен не захотел его волновать.

Обогнув одну часть левого крыла поместья, человек заметил женщину в скромном черном платье и ребенка лет восьми, девочку с длинными черными волосами, которые были собраны в две густые косы. Она стояла рядом с матерью в таком же темном платье и молчала, опустив свою крошечную головку. Это был на удивление смирный, послушный ребенок для своих неугомонных лет.

Эти люди стояли над двумя могилами и не говорили ни слова. Здесь покоятся Дориан и Эвагвелия Миллиал. Да примут небеса вас в свои владения. Подойдя к ним сзади так, что женщина и девочка не заметили, Мильвен положил на надгробную плиту букет красивых белых хризантем из десяти пушистых цветов.

− Я раньше Вас здесь не видела, − заговорила женщина, переведя на незнакомца свой измученный взгляд красивых зеленых глаз. – Вы знали этих людей?

− Десять лет я не был здесь. Но что-то подтолкнуло меня сегодня приехать. Может, само поместье позвало своего верного слугу-садовника? Как думаете, возможно ли такое?

Из рук женщины выпал черный платок. Ей хватило немного времени, чтобы узнать этот голос, эти немного грубые черты лица и непослушные рыжие волосы, которые так и не слушались своего хозяина даже спустя такой промежуток времени. Черные глаза мужчины в дорогом красном костюме перепрыгнули на нее, и оба они не сомневались в том, что видели.

− Мильвен? Так это Вы? Не думала встретить Вас здесь спустя десять лет. – Женщина бросилась в объятия адвоката, как будто это был единственный человек в ее жизни, который мог спасти ее. Нет, он уже ее спас одним только своим приездом на эти пустые земли. – Боже?! Вы невероятно изменились!

Мужчина хотел сбежать от связи с этой женщиной целых десять лет, и он мог бы это сделать, если бы не сегодняшняя встреча. Но именно в этот день он мог обнять ее, не скрывая своих истинных чувств.

− И Вы изменились, Делия. Эта шляпка Вам к лицу. Как же Вы жили эти десять лет? О, эта малышка – Ваша дочка? – Мильвен наклонился к девочке, улыбнулся ей, и дитя незамедлительно ответила ему робкой улыбкой. У нее было прекрасное материнское личико и глубокие светло-зеленые глаза. Характером же она совсем не была похожа на свою матушку. Чем-то она сильно напоминала Солию, которая была такой же смиренной и тихой. – Словно две сестры Миллиал переродились, и вместо них на свет появилась эта девочка.

− Ее зовут Алия. Алия Лармиил.

− Красивое имя для такой же красивой девочки?! А я – Мильвен, давний друг твоей мамы.

Малышка не ответила ему, а лишь задумчиво качнула головой и отвернулась от него к могильной плите. Начинал накрапывать промозглый осенний дождь, заставляющий людей прятаться в своих тесных домах.

− Простите ее, Мильвен. Недавно мой муж умер, и нам с трудом далось это пережить. Он был невероятным человеком. Алия его очень сильно любила. Да и я тоже.

− Соболезную. Но если Вы были счастливы с этим человеком, то моя душа за Вас спокойна, Делия. Я хотел поблагодарить Вас за то, что тогда Вы послали меня к своему дядюшке. Вы подарили мне человека, который стал моим другом, научил меня жить по совести и помогать другим. Этот человек был для меня богом, остался и до сих пор.

− А где он сейчас? Я бы хотела с ним поговорить, встретиться. Дядюшка всегда мог нас с сестрой утешить.

− Он уехал в Рим ровно десять лет назад. Десять лет. Именно это число все перевернуло в наших душах. И знаете, Делия, даже хорошо, что Вы тогда не получили мое письмо.

− Письмо? – Женщина задумалась, пыталась понять, о чем говорил этот человек, но так и не смогла это осмыслить. – О каком письме Вы говорите, Мильвен?

− Это неважно. Лучше не возвращаться к прошлому, ведь Вы счастливы. Ради Вашей улыбки я готов забыть о любом событии своей жизни, даже о самом любимом. – Мужчина огляделся по сторонам, глазами ища кого-то. − Я думал, Солия с Вами. Вы всегда были вместе. − Взгляд Делии помутнел. − Что-то случилось с Вашей сестрой?

Спустя минутное молчание женщина подавлено ответила:

− Я так и не видела ее с тех пор, как мы расстались перед моим поступлением в Академию музыки. Я была так зла на свою семью, что два года не приезжала к ним, чтобы хотя бы поговорить. Но когда я решилась это сделать, увидела опустевшее поместье и эту надгробную плиту с двумя крестами. Но больше всего я возненавидела себя за то, что злилась на уже мертвых людей. Какая же я была эгоистка?! – Слезы хлынули по лицу женщины, и она скрыла его своими ладонями. Но плакала она недолго. – Солию я пыталась найти. Искала ровно три года. Но так и не нашла. Не знаю, куда она могла пропасть. Уж лучше бы она и граф жили в каком-то далеком городе, в котором сейчас счастливы. Мильвен, как думаете, это возможно? Они действительно тогда сбежали? – Она умоляюще посмотрела на адвоката.

− Конечно. Ваша сестра мечтала о счастье за пределами этого города. Она счастлива, будьте уверены, Делия. Ух, давайте лучше поедем сейчас в мой особняк, разольем по чашкам чай, поговорим о чем-то радостном. Будьте уверены, я настаиваю!

Легкий румянец накрыл бледные щеки вдовы, и она легко согласилась на это доброе приглашение своего верного, нежного друга.

Алия всю дорогу разговаривала с мужчиной, рассказывала ему всякие небылицы и просила как-нибудь его почитать с ней одну из ее любимых книг. Каким же счастьем для Мильвена было осознание того, что эта девочка видела в нем своего друга, которому доверяла даже сокровенные тайны.


Но Солия не была счастлива, не жила где-то в другом городе, не нежилась от любви и заботы своего возлюбленного. Граф не смог проститься с ней, поэтому даже после ее смерти он похоронил девушку в саду своих любимых кроваво-красных роз, после высадив цветы прямо на ее могиле. Однако могилой это с трудом можно было назвать. Шейден никому не хотел отдавать Солию, свою возлюбленную, поэтому и всеми силами сделал так, чтобы ее тело никогда не нашли. Он любил ее, но любовь эта была черной, одинокой, всепоглощающей. И когда ему все же удавалось вырваться из плена тьмы, выдрать ее из своей души, как он заливался горькими слезами отчаяния, пытался покончить с собой целых двадцать раз, но тьма настолько сильно привязалась к нему, что просто не позволяла это сделать.

Тело же родного младшего брата он закопал за домом, воткнув в землю деревянный, уродливый крест. Каким удивлением было для него то, что однажды один куст кроваво-красной розы сам по себе вырос на его неровной, заросшей могиле. Это злило его не меньше, чем восхищало. Слава, Солия ценила заботу его младшего брата, помнила о его свете и о том, как он пытался спасти ее. Нет, это было не напрасно. Только после смерти две несчастные души стали свободны от оков одинокого и такого немощного королевства ангелов.

Но оно не опустело, никогда не опустеет. Каждый день этот мир живет привычной для себя жизнью. И только старинные серебряные часы с изящной гравировкой «Тому, кто счастлив» путешествуют по его окрестностям, не могут отыскать своего хозяина.

Эпилог

Делия скоро нашла утешение рядом со своим другом. Она переехала в его особнячок, оставив тот грузный, тяжелый дом супруга, который жестоко напоминал ей о нем. Женщина хотела избавиться от этой боли и постараться даже забыть о любимом. Но это было невозможно, хоть она и старалась ради своей дочери.


– Мама, смотри, какой гребешок?! Правда, он красивый? Можешь его купить мне, пожалуйста? – Глаза Алии засияли, когда за витриной антикварного маленького магазинчика в любимом и ласковом Миррайлте она увидела золотистый, узорчатый гребешок для волос. – Я больше ничего не попрошу. Только его.

Делия узнала эту вещицу и долго на нее смотрела, не слыша, как дочь ее упрашивает купить этот гребешок. Прошлое выбралось из своего подвала и нахально потянуло к ней свои руки. Но женщина не сопротивлялась. Она и подумать не могла, что живые кусочки воспоминаний о сестре встретятся ей спустя столько лет.

– Мам? Можно? Обещаю хорошо себя вести и не отвлекать дядю Мильвена от работы. Мамочка? А еще обещаю рано ложиться спать. – Делия только минуту спустя услышала голосок своей дочери, и именно он вернул ее в прежнюю реальность.

– Этот гребешок? – задумчиво сказала она. – А знаешь, это не простой гребешок для волос. В нем живет душа ангела, который оберегает свою хозяйку.

– Правда? – Глаза девочки засияли еще ярче.

– Да, правда. И если хочешь эту вещь, береги ее, чтобы ангел был спокоен. Ну, согласна?

– Да! Хочу своего ангела в гребешке!

И Делия купила эту вещицу. Алия была безмерно счастлива, а мирная душа ангела летела рядом с девочкой, пообещав ее матери уберечь это хрупкое дитя.


В оформлении обложки было использовано изображение с сайта pixabay.com по лицензии CC0.


Оглавление

  • От автора
  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Эпилог