68 дней [Елена Калугина] (fb2) читать онлайн

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.

От автора

Это не совсем обычное произведение. С одной стороны – почти документ, свидетельство жизни обычных людей. Даже имена прототипов не все изменены. С другой стороны, есть в нём иная составляющая, реальность, что именуется мистикой или фантастикой – кому как нравится, кто во что верит. Авторская интерпретация реальных событий дополнена и снабжена гипотезой, выстраивающей и делающей объяснимой логику жизни и судьбы.

Евгению А.

Со мною вот что происходит:

совсем не та ко мне приходит,

мне руки на плечи кладёт

и у другой меня крадёт.

А той -

скажите, бога ради,

кому на плечи руки класть?

Та,

у которой я украден,

в отместку тоже станет красть.

Не сразу этим же ответит,

а будет жить с собой в борьбе

и неосознанно наметит

кого-то дальнего себе.

…

О, кто-нибудь,

приди,

нарушь

чужих людей соединённость

и разобщённость

близких душ!¹

Евгений Евтушенко

Глава 1

    Тысяча девятьсот восьмидесятый. Год московской олимпиады. Ласковый и улыбчивый олимпийский Мишка давно улетел, и светлые слёзы прощания с ним превратились в бесконечный плач осеннего дождя. На подступах сибирская зима с колкими морозами и поющими метелями, лохматыми снежинками, падающими прямо из чёрного неба под свет фонарей. Зима, которая запомнится надолго.

   Лина и не подозревала, что обычный октябрьский день перевернёт всю её жизнь.

   Макс тоже ничего не знал, просто пришёл на работу в свою лабораторию. Он в тот день дежурил на лабах у заочников. Это не очень хлопотно, обычное дело. Он присел на высокую стойку и наблюдал, как студенты заходили и разбредались по местам…

   Их встречу готовили. Два Рода давно заключили союз, договорились о том, что их земные дети будут вместе. Эти двое – половинки. Они отлично подходят друг другу, как ключик и замочек. И земная ситуация тоже благоприятна: разница в возрасте несущественная, живут в одном городе. Череду событий выстроили так, чтобы дети пришли в один институт – для Рода нет ничего невозможного. Уже пару месяцев Макс и Лина ходят по коридорам институтского корпуса, но ни разу не встретились. Сегодня решающий день. Заметят ли друг друга, если их столкнуть нос к носу? Могут, должны заметить и почувствовать притяжение. Хотя, всякое бывает. Управлять поступками людей не дано даже всемогущему Роду.

   Лина живёт с папой с "двушке" неподалёку от центра города. Обычная пятиэтажка шестидесятых годов из серого побитого временем кирпича. Из окон открывается потрясающий вид на Обь, на Октябрьский мост. Выхлопные газы грузовиков, круглосуточно курсирующих по улице Фабричной, сметаются порывами ветра – холодными вздохами большой реки, несущей серо-зелёные воды дальше на север, к ледовитому океану. Хорошо погожим вечером выйти на балкон и постоять, наслаждаясь запахом близкой воды, огоньками подъёмных кранов речного порта, величественно и бесшумно поворачивающих свои длинноносые головы…

   Папа Лины – профессиональный музыкант, играет на саксофоне-баритоне, довольно редком инструменте, в джаз-оркестре кинотеатра "Победа". Оркестр пользуется в городе заслуженной популярностью, многие зрители приходят в кино специально, чтобы послушать двадцатиминутный концерт перед началом вечернего сеанса. По вечерам папа на работе, и дочь предоставлена сама себе, своим делам и мыслям.

   Утром Лина особенно тщательно выбирала одежду, долго не могла ни на чём остановиться. Потом достала из шкафа польский костюмчик из шелковистой синтетической ткани. Не совсем по сезону, ну и пусть. Зато он ей идёт. Весёлая клеточка, в которой переплелись белый, жёлтый, оранжевый, коричневый – солнечно-осенние цвета, напоминающие о недавнем листопаде. Костюм по фигурке, подчёркивает тонкую талию, отлично сочетается с зелёными глазами и тёмными крупными завитками густых непослушных волос. А ведь ещё несколько лет назад она была неповоротливой толстушкой, и потому ужасно стеснительной. Но теперь всё изменилось. Иногда, глядя в зеркало, она не верит тому, что видит: ей озорно улыбается хорошенькая, стройная девчонка.

   Надо сказать, что существует некая часть её личности, которую она называет "Умная Лина". Эта трусиха и паникёрша не верит во всякую мистическую чепуху, всех подозревает в гнусном коварстве, мерзко ехидничает и режет правду-матку прямо в лоб. Нет, лучше уж вляпываться в приключения, чем вязнуть в нелепых страхах и по уши погружаться в тоску, выслушивая едкие замечания и скучные, до оскомины правильные советы. Всё обычно заканчивается вовсе не так трагично, как предсказывала Умная Лина. И слава Богу.

      ***

   Макс скользил взглядом по группе студентов, расположившихся за лабораторными стойками, и откровенно скучал. Он в этом году не поступил в институт, пошёл работать лаборантом на кафедру. Возится с приборами, с лабораторными установками, иногда делает мелкий ремонт. Дежурство на лабах – занятие не самое увлекательное. Макс следит, чтобы студенты ничего не сломали. Это редко случается: почти все боятся прикасаться к незнакомым приборам и проводам. Иногда приходится помогать, особенно девчонкам. Что они вообще забыли в техническом вузе, да ещё на такой сложной специальности, как автоматическая электросвязь? Не женское дело.

   Макс взглянул на дверь и замер: вошла симпатичная студентка, одетая в яркий костюм, остановилась и посмотрела на него. Уголки рта готовы взлететь, но застыли в незавершённой улыбке. У парня внутри словно щелкнул тумблер, и сердце забилось чаще, как будто только что пробежал стометровку. Девушка прошла, заняла свободное место, и взгляд сам собой приклеился к ней, не оторвешь. Она тоже поминутно оглядывается, но смотрит как-то странно, немного растерянно. Следом вошла и села рядом высокая холёная черноволосая девица с надменным выражением лица. Макс отметил: эти две – самые красивые в группе.

        ***

   "Лабы, лабы, снова лабы, и когда уже это закончится", – раздражённо думала Лина, шагая в лабораторию. Это последний её год на техническом факультете. Не получилось сразу поступить на экономику, но после третьего курса можно перевестись. И сдать дополнительно придётся всего один экзамен – политэкономию. Ну, уж с этим она как-нибудь справится. Останутся в прошлом заумные технические предметы, выматывающие своей непонятностью. И тогда – прощайте, бесконечные лабы с этими ужасно сложными приборами, схемами, формулами.

   Лина вошла и сразу натолкнулась на обжигающий взгляд: присев на лабораторную стойку и сложив руки на груди, на неё смотрит парень. Да, именно так должен выглядеть принц из сказки! Кажется, что черты лица смутно знакомы, будто она их видела очень давно, в детстве, во сне. Он невероятно, фантастически красив! Неужели этот раритетный экземпляр существует в реальности, а не нарисован на картинке? Высокий, стройный блондин, похожий сразу на славянского витязя и скандинавского короля, смотрит на неё глазами цвета июльского утреннего неба. И Лина поплыла, мгновенно забыв, где она и зачем сюда пришла.

   С трудом стряхнула с себя наваждение: так долго смотреть в глаза незнакомцу просто неприлично. Она смущена, это заметила подружка Марина и спросила: "Что с тобой?" Лина наклонилась к ней и прошептала: "Видишь, вон там у стойки парень. Кажется, лаборант. Посмотри, какой он красивый". Марина взглянула, пожала плечами и ответила: "Ну да, симпатичный мальчик, только очень молоденький". Да, есть повод смутиться ещё больше: Лине девятнадцать, а подруга на три года старше. Конечно, видно, что он совсем юный. Но дело не только в этом.

   Умная Лина нашёптывает: "Он до неприличия хорош. Таких для журналов снимают, чтобы девки зачитывали до дыр и кипятком пúсали. Остынь, такой красавчик пройдёт мимо и даже не заметит, что ты где-то под ногами путалась". Марина увидела, что подружка сникла, и подбодрила: "Он тебе понравился? Тогда не теряйся – подойди к нему, попроси нам помочь провода подсоединить". И Лина решилась. Ей никогда ещё не было так страшно, голова кружится странными рывками, в такт биению сердца. Подошла близко, поздоровалась, промямлила что-то, стараясь на него не смотреть… Ощущения странные, словно попала в другое измерение. Время то течёт медленно, то ускоряется, и пара пролетает, как один миг. Очертания людей и предметов будто расплавились, стали нечёткими. Важно одно: теперь она знает, как его зовут. У него лучшее в мире имя: Макс.

     Род – это души предков, ушедших после смерти в другой мир, мир духов. Род Макса и Род Лины наблюдают за происходящим. Для них очевидно: всё у земных детей получилось даже лучше, чем ожидалось – они почувствовали друг друга сразу, с первого взгляда. Плохо, что они не знают о половинках. Точнее, знают, но думают, что это вымысел. Многие реальные явления теперь считаются сказками. И это сбивает с толку, мешает выбирать верную дорогу и правильного спутника. Люди совсем разучились искать, находить и узнавать своих половинок. Род всегда устраивает своему ребёнку такую встречу. И наблюдает, сумеет ли дитя почувствовать своего единственного. От этого многое зависит. Половинки, объединяясь в союз, дают своему Роду много силы. Такая пара станет счастливой семьёй, родит здоровых и сильных детей, способных совершенствовать мир. Значит, Род будет жить и процветать. Чем больше таких семей, тем лучшее будущее ожидает нас всех. И нашу Землю. Но пришли времена, когда половинки встречаются и всё чаще проходят мимо, не узнав друг друга… Слава Богу, на этот раз у детей получилось. Когда их взгляды встретились, вокруг появились сполохи, похожие на северное сияние, свечение их оболочек объединилось в клубок и заиграло радугой. Как же это красиво!

   На следующее утро Лина почувствовала: реальность необратимо изменилась. Она проснулась в мире, где есть Макс, и этот мир прекрасен! Потягиваясь, девушка улыбнулась наступившему дню. Постояла под душем, с удовольствием позавтракала, открыла шкаф, привычно перебирая одежду на плечиках. Взгляд остановился на вчерашнем пёстром костюмчике. Он стал частью нового мира, свидетелем и участником свершившегося чуда. Лина улыбнулась…

   Пятнадцать минут драгоценного утреннего времени исчезли, провалились в никуда. Не хватало ещё опоздать на работу! Быстро собралась, выбежала из дома, через железнодорожные пути вышла на Красный проспект, дождалась троллейбуса. От "Автовокзала" до "Библиотеки" – привычные пять остановок, почти бегом до улицы Гурьевской, где новый корпус Института связи. Взяла на вахте ключи от лаборантской, расписалась в журнале. Интересно там время фиксируется: восемь сорок, восемь сорок пять, восемь пятьдесят пять, а потом целый столбик записей "девять ноль ноль". Фух, всего-то на восемь минут опоздала, и ещё ни один дятел не успел накарябать "девять ноль восемь". Лина с почти спокойной совестью написала "ноль ноль". Вахтёр не шибко интересуется, что там рисуют сотрудники. Но журнал регулярно просматривают кадровики, и можно из-за опоздания нарваться на реальные неприятности вроде выговора. А это зачем? А это совсем незачем.

   Пока расписывалась, пробежала глазами: ага, ключи от лаборатории Макса уже взяли. Там много народу работает, по подписи разве что-то можно понять… Прежде чем подняться на четвёртый этаж – быстрый взгляд налево, в длинный коридор, где в конце – та самая лаборатория. Интересно, он уже пришёл?

   Сколько раз утро в жизни Лины будет начинаться именно так: с поиска его почерка в журнале и взгляда в коридор?

   Поднялась к себе, и рабочий день начался, как обычно. Сегодня нужно обязательно закончить печатать и вычитать методичку Софье Михайловне, а то съест и не подавится. Лина, вздохнув, уселась к своей "Оптиме", привычно заложила копирку между пятью листами бумаги, аккуратно заправила в машинку, и пальцы застучали барабанной дробью по клавишам. Лина с детства занимается музыкой и в каждом деле невольно ищет ритмический рисунок. Если прислушаться, можно уловить ритм в печати на машинке, и это развлекает, делает монотонную работу не такой скучной.

   Пришла начальница Вера Ильинична – женщина чуть старше тридцати, высокая, статная, немного полноватая, очень симпатичная и добрая, девчонки зовут её "мама Вера". С порога спросила:

– Что это с тобой? Ты прям светишься вся.

– Да ничего такого. Просто настроение хорошее.

   Лина улыбнулась и подумала: неужели так заметно? И в это мгновение перед её мысленным взглядом встал Макс. Сердце упало в гулкую бездну, образовавшуюся внутри… "Нет, так не пойдёт! Первым делом – самолёты, ну а мальчики – потом. Быстро взяла себя в руки! К работе приступить, ать-два!" – Умная Лина старалась изо всех сил и достигла определённых успехов. Пока не наступило время идти в кафе. Они ходят туда обедать не каждый день, иногда ограничиваются посещением буфета на своём этаже. И тогда шансов встретить Макса очень мало. А вот если спуститься вниз, да ещё выбрать лестницу подальше, чтобы сделать путь по коридору первого этажа длиннее… Взгляд украдкой просканировал пространство и выдал неутешительный результат: "объект не обнаружен". Эх…

   Пришла вторая лаборантка Валька, она сегодня во вторую смену, с одиннадцати до семи. Это удобно, потом сразу на вечерние занятия, два часа ждать не надо, и с утра поспать можно подольше. Они с Линой дружат с первого курса, учатся в одной группе и распределяют рабочий график по справедливости. Валька невысокая русоволосая голубоглазая и круглолицая, как луна. Живёт в частном доме недалеко от института. У Вальки в личной жизни всё просто и понятно: они с Вовкой со школы вместе, их свадьба – лишь вопрос времени. Это у Лины всё как-то не получается. Самый длинный роман длился около года, так это ещё в школе было…

   Есть у Лины ещё одна подруга, самая близкая и любимая – Наташа. Она на год старше и учится на экономике, на дневном отделении. Наташа из военной семьи, живёт рядом с семнадцатым военным городком на улице Гаранина, в нескольких остановках от Института. Папа – полковник в отставке, мама – завуч в школе. У них просторная четырёхкомнатная квартира. Лина очень любит бывать в этом тёплом гостеприимном доме, где так замечательно пахнет пирогами. Наташина мама – непревзойдённая мастерица по части вкусностей. А её фирменное тесто – предмет зависти и вожделения всех женщин, хотя бы однажды попробовавших знаменитые воздушные пирожки, тающие во рту.

   Наташка росла, как пацан – вечно носилась и играла в войнушку с компанией мальчишек. Детство наложило отпечаток на её облик и манеру держаться: неизменные джинсы, угловатая фигура, короткая стрижка, грубоватые повадки. Если не присматриваться, её можно принять за парня. Но за мальчишеской наружностью скрывается нежная душа тургеневской барышни, щепетильность, необыкновенная порядочность и потрясающая способность дружить самоотверженно, как в последний раз в жизни. Правда, такая дружба требовательна, не каждый сумеет выдержать и соблюдать свод её неписаных правил. У Лины это получается легко. Наташкин вечно хмурый вид и пацанские замашки отпугивают парней. Точнее, друзей среди сокурсников у неё полно, а вот романтические отношения не складываются.

   Лина обычно открытая, разговорчивая, и обо всех её приключениях с молодыми людьми подружки узнавали едва ли не раньше, чем вообще что-то начинало происходить. На этот раз она молчит, как партизан на допросе. Внутренний монолог, произносимый голосом Умной Лины, стал на удивление постоянным и однообразным: "Ничего у тебя с ним не будет, потому что у него ничего не будет тобой. Прекрасные принцы живут в сказках, и даже в них на каждого приходится минимум по одной принцессе. Ты принцесса? Ни разу! Ты, дорогуша, даже на Золушку не тянешь, потому что трудоголизм – не твой диагноз. Топай обратно в зрительный зал, ряд двадцатый, место тридцатое. Да, показали тебе отличное кино. Мультик! Теперь знаешь, как выглядят принцы? Полюбовалась? Извини, подвинься. Видишь, за тобой очередь из таких же дур выстроилась? Тебе девятнадцать лет, старушка, прекращай витать в облаках! Разуй глаза: кино кончилось, титры пошли, свет зажгли, пора на выход. Добро пожаловать в реальность, детка!"

   Род знает: это всего лишь страх. Таким словами иногда вещает Страх Перед Неизбежным, когда чувствуешь, что твой дальнейший путь предопределён, и от тебя уже ничего не зависит.

   Сегодня репетиция, и Лина пришла в комнату, где базируется факультетский вокально-инструментальный ансамбль – ВИА "Квинта". Весь его состав – студенты дневного отделения экономического факультета, все с одного потока, поступившие на год позже Лины. Надя, высокая стройная блондинка, играет на скрипке и поёт. На ударных – Саня, он старше всех, после армии, симпатичный, небольшого роста. Высокий темноглазый брюнет, красавчик Олег – вокал и бас-гитара. На ритм-соло гитаре играет Сева, обаятельный парень с отличными артистическими задатками. Лина – организатор и руководитель ансамбля, вокал и клавишные, делает аранжировки, проводит репетиции и ходит к руководству студклуба "выбивать" аппаратуру. Репертуар выбирают сообща.

   Отец Лины, кроме основной работы в оркестре, много лет вёл занятия в самодеятельных ВИА и приобщил к этому делу дочь. Она играла и пела в таких ансамблях, вместе со взрослыми музыкантами, лет с четырнадцати. Папа научил её многим тонкостям и секретам, и Лина теперь легко справляется сама.

   Трудность в том, что не все "квинтари" знают музыкальную грамоту, а Лина не играет на гитаре, и разучивать партии приходится на слух, показывая на пальцах. Но это всё мелочи, зато каков результат, когда всё звучит стройно и слаженно! На репетициях Лина забывает обо всём на свете, значение имеет только музыка, желание сыграть и спеть как можно лучше.

   Отношения в ансамбле сложились приятельские, но настоящая дружба только зарождается. Сева оказывает Лине чуть больше знаков внимания, чем Наде, и это замечают все. Но Лина только смеётся: "Севка ко мне неровно дышит? Я вас умоляю! Ерунда, просто дурачится". Вот и сегодня, стоило Лине войти в комнату, Сева вскочил, помог снять пальто, щёлкнул каблуками и в полупоклоне произнёс: "Сударыня, дозвольте к ручке приложиться?" И, не дожидаясь разрешения, с подчёркнутым почтением поцеловал ей руку. Лина рассмеялась: "Да ну тебя! Вольно, разойдись! Чай не на балу ".

   Репетировали часа три, пока трёхголосие не зазвучало чисто. За время репетиции редко получалось наговориться и всё обсудить, потому, если позволяла погода, все шли провожать Лину домой пешком. Наде ехать дальше всех на электричке, а станция как раз рядом с домом Лины, да и ребята живут всего в нескольких остановках, получается всем удобно. Сегодня Севка в ударе: пока шли, нахохотались так, что скулы заболели.

   Лина вошла в квартиру, разделась, нехотя побрела на кухню сообразить пожевать на скорую руку. И вдруг вспомнила о Максе. Её всю окатило горячей волной, щеки вспыхнули. "Что такое? Опять розовые сопли в сахарном сиропе? Не вспомнила же ни разу за целый вечер про своего Аполлона, чтоб он был здоров!? Вот тебе за это почётная грамота и медалька шоколадная! И дальше думать про него не моги. Налево, кругом, быстро жрать и крепко спать!" – Умная Лина почти убедила. Почти.

       ***

   Миновало две недели с того памятного дня. Лина и вправду совсем перестала думать о Максе. Они больше не встречались, и всё стало как-то забываться. В юности столько всего происходит, что не так легко удержать внимание на одном, пусть и очень красивом, человеке. Особенно когда его нет в поле зрения.

   Как-то на переменке между лекциями к Лине подошёл её сокурсник Витька, приятный, весёлый парень. Он работал на той же кафедре, что и Макс. Лина это знала, но ей не приходило в голову расспросить Витьку о нём. Ведь Умная Лина уговорила никогда больше не вспоминать о Максе. Витька отвёл её в сторонку и сообщил загадочным голосом:

– Есть предложение отметить вместе седьмое ноября. У моего брательника отдельная квартира. Приглашаем тебя, Аллочку и ещё пару-тройку подружек с собой позовите. У нас есть полбарана, будет отличный шашлык. Выпивку мы купим, а вы салатики какие-нибудь сообразите. Будет весело, обещаю.

   Аллочка учится с ними на одном потоке, работает в канцелярии Института. Очень красивая девушка, будто сошедшая со старинной картины. Витька давно на неё запал, но Аллочка не обращает на него никакого внимания. Да, если удастся её уговорить, кто знает… Может, неприступная красавица всё же проявит благосклонность к простому и доброму парню. Лина искренне симпатизировала Витьке и захотела помочь. Тем более, на седьмое нет никаких особых планов.

– А "вы" – это кто? Кто ещё будет?

– Да, я же тебе главного не сказал. Ты помнишь Макса с нашей кафедры? Вы недавно на лабе познакомились.

– Да. Помню, – Лина почувствовала, как медленно заливается румянцем.

– Скажу по секрету: это он попросил тебя позвать.

– Что? – девушка растерялась и впала в ступор.

– Макс затеял всё это, он очень хочет с тобой поближе познакомиться, – Витька лукаво ухмыльнулся.

– Я подумаю, – только и смогла вымолвить Лина и пошла на своё место.

   Началась лекция. Маринка не пришла, Лина сидит одна и ничего не соображает. В висках стучит. И снова Умная Лина зудит в ушах: "Лекция закончится – бегом домой, ужинать и в люлю. Завтра проснёшься, готовенькая к созидательному труду и обороне. Тебе тут приснилось кое-что, так в голову не бери. Устала, перезанималась, глюки. Это не твоя зелёная собака пролетела, это наркоманская".

   Во сне к Лине пришла любимая прабабушка Груша. Погладила её по голове тёплой рукой и сказала: "Ничего не бойся, девочка. Всё будет хорошо". Лина проснулась с ощущением огромного, непомерного, оголтелого счастья.

Глава 2

      Годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции в СССР всегда отмечали с размахом. Пожалуй, это был главный праздник страны, наряду с Новым Годом и Первомаем. Готовились к нему загодя, обсуждали детали, приберегали самое вкусное, что удавалось достать по случаю. Парадокс: в магазинах пустые полки, а праздничные столы в каждом доме ломятся от изобилия. Изобретательные хозяйки умудрялись практически из ничего приготовить разнообразное и сытное угощение.

   Конечно, молодые девушки только учились этому искусству, но кое-что умели: селёдка под шубой, салат оливье с варёной колбасой, салат "мимоза" из консервированной сайры, свёкла с черносливом, морковка с чесноком, солёные огурчики, помидорчики, грибочки – так и набиралось, чем заставить стол. Предложение хозяина будущей вечеринки сделать шашлык из баранины выглядело весьма щедрым, потому приняли его на "ура" и с энтузиазмом принялись за подготовку.

   Надо сказать, приготовления – это неотъемлемая часть праздника. Порой именно подготовка приносит столько веселья и радостных мгновений предвкушения, что сам праздник становится лишь деталью, эпизодом в череде событий, связанных с ним.

   Лина недолго выбирала компаньонок. Конечно, Наташа, куда же без неё. Валя. А что, пока жених Вовка в армии, ей не помешает повеселиться, развеяться, скрасить ожидание. Надо пригласить и Катю, общую подружку, тихую и застенчивую лаборантку с кафедры физики. Кто знает, вдруг познакомится на вечеринке с хорошим парнем?

   Детали обсуждали, в основном, Лина и Витька, но бывали и общие встречи на первом этаже институтского корпуса, в фойе. Расписали меню, распределили, кто за что отвечает. Каждое такое собрание всё больше сближало всех. Макс не приходил. Лина о нём не спрашивала – боялась разрушить зыбкую надежду, которая, вопреки стараниям Умной Лины, поселилась внутри и занимала всё больше места.

   Лина чувствовала странное облегчение, когда видела, что Витька снова пришёл один. Ей нужно время: что-то происходит внутри, что-то необычное, незнакомое. Как будто душа стала мягкой и понемногу расширялась, готовилась принять в себя непомерно большое нечто, от которого захватывало дух. Лина засыпала и просыпалась с мыслями о Максе, считала дни до праздника, которые тянулись вязкой резиной и казались бесконечными, как будто время остановилось и не хотело идти вперёд, приближать к событию, которого Лина и ждала, и страшилась.

   В те минуты, когда Умная Лина молчала, предчувствие билось внутри, вспыхивало, переливалось, открывая гулкую радостную пустоту, готовую заполниться до верха тягучим медовым золотом.

   Иногда Умная Лина брала верх. И тогда наступали минуты уныния, всё виделось несбыточным, нереальным. Завораживающая радужная вязь событий казалась непрочной, эфемерной, готовой в любую секунду лопнуть, как мыльный пузырь, оставив только горький привкус несбывшейся мечты. "Тебе всё померещилось! – не уставала твердить Умная Лина, – Повзрослей уже и уясни: письма Дедушке Морозу возвращаются со штемпелем «иди накуй». Вот и куй сама своё скромное счастье по мере сил и возможностей. Живёшь в стране развитого социализма? Так иди уже в ногу с народными массами и развивай его дальше, пока не разовьёшь до полного и безоговорочного коммунизма. И не фиг отвлекаться от поступательного движения в светлое будущее. Нет у простой советской девушки, комсомолки и активистки, времени на пустые охи и бессмысленные вздохи по всяким там принцам! А чудеса с наивными великовозрастными дылдами случаются исключительно в сказочках для детей дошкольного возраста. Усекла?" Эти внутренние монологи изматывали и изрядно портили предпраздничное настроение, но не разрушали до конца: магия предчувствия оказалась сильнее.

   ***

   Незадолго до праздника выяснилось, что гостеприимный хозяин квартиры и счастливый обладатель половины барана Лёша совершенно не умеет обращаться с мясом и не представляет, как приготовить шашлык. Наташа расспросила маму и выдала Витьке подробнейшую инструкцию, где чётко расписала всё "священнодействие": на килограмм мяса, порезанного на кубики, следовало отмерить строго определённое количество специй и замариновать всё на ночь, давая ингредиентам возможность "познакомиться и пожениться". Предполагалось изготовить облегчённый вариант шашлыка – зажарить мясо в духовке. Мякоть половины барана должна поместиться в духовом шкафу, а после – легко насытить компанию из десятка молодых, жизнерадостных, изрядно оголодавших на морозце людей.

   ***

   Непременным ритуалом годовщины Октября являлась демонстрация – организованное шествие радостных толп трудящихся, демонстрирующих свою сплочённость и приверженность "делу Ленина", которое тогда всё ещё "жило и побеждало", как утверждали газеты "Правда", "Труд" и "Известия". На трибуне, установленной на площади Ленина, топырилось от ощущения собственной значительности городское руководство, важно надувая щёки и ритмично помахивая в сторону народных масс поднятыми руками в кожаных перчатках. Дежурный "орало" базлал в микрофон патриотические лозунги, периодически побуждая плывущие мимо колонны демонстрантов заходиться в восторженных воплях, испытывая несравнимое ни с чем "чувство глубокого удовлетворения".

   Трудящиеся радовались дополнительным выходным дням, пользовались случаем и веселились от души. В укромных уголках, подъездах и подворотнях распивались горячительные напитки, помогающие гражданам пережить многочасовое зимнее шествие и не превратиться в сосульки. Главное – не растерять по дороге транспаранты с портретами вождей и членов Политбюро ЦК КПСС (за такое могли строго покарать), радостно прокричать трибунам дружное громовое "ура" и разойтись, наконец, разбившись на группы по интересам, к праздничным столам. Конечно, девушкам требовалось заскочить домой, быстро привести себя в порядок, загрузить в сумки банки с закусками и доехать в переполненном общественном транспорте до места празднования.

   ***

   Лина вихрем ворвалась в квартиру, стащила с себя надоевшие тёплые свитера и штаны, делавшие тело неуклюжим и неповоротливым. Облачилась в лучшее бельё, новые колготки. На секунду задержалась перед шкафом с одеждой и решительно выдернула плечики с тем самым костюмом цвета осеннего листопада. На счастье. Привела в порядок примятую шапкой причёску, несколько взмахов щёточкой с тушью для ресниц "Louis Philippe", купленной у цыганок на барахолке за пятнадцать рублей (при зарплате в сотню не такой уж маленький расход, но на что только не пойдёшь ради красоты). Ну вот, теперь порядок.

   Салаты упакованы. Уложила в просторную сумку на банки и баночки свёрток с туфлями на шпильке. Надела поверх костюма чёрную шубку из искусственного меха, аккуратно водрузила на причёску модную песцовую шапку, напоминающую по форме стог сена, сунула ноги в удобные бордовые полусапожки на "манке". Большое зеркало в прихожей отразило симпатичную девчонку с сумасшедшинкой в глазах. Всё, пора выдвигаться к месту встречи.

   Последнее сомнение: может быть, всё-таки не ходить? Вот так – взять и остаться дома?:.. Но Умная Лина, как ни странно, безмолвствует, оставив девушку наедине с судьбой, неумолимо закрутившей в вихре событий и влекущей туда, вперёд, навстречу новым приключениям. Брызнула на себя из белого флакона "Courreges", приобретённого на той же барахолке за треть месячной зарплаты. Экстравагантный аромат защекотал ноздри ноткой бергамота, изысканно упокоившейся на персиковом облаке, закружил голову и придал уверенности. Язычок накладного "сейфового" замка легко выскользнул из привычного ложа, дверь отворилась, бегом вниз по ступенькам…

   ***

     Ехать пришлось в переполненном жёлтом "Икарусе" с прицепом на "гармошке" – по пятнадцатому маршруту ходили только такие автобусы. Минут сорок езды без пересадок, знаменитый плакат на бетонном заводском заборе с неслыханно дерзкой, почти пародийной надписью: "Да здравствует то, благодаря чему мы, несмотря ни на что", вызывающей у пассажиров общественного транспорта неизменную улыбку. Поворот на улицу Громова – и вот оно, сердце Затулинки, большого спального района на окраине индустриальной Кировки, застроенного, в основном, однотипными панельными "хрущобами". Вот и кинотеатр "Рассвет", где нескончаемая улица Зорге делает зигзаг.

   На остановке уже стоят Витька и Макс. Девчонки держатся чуть в сторонке, жмутся друг к другу. Но первое смущение преодолели быстро, чему способствовал непринуждённый разговор Витьки и Вали, которая чувствует себя спокойно и уверенно – она же не знакомиться с парнями пришла, а просто весело провести праздничный вечер. Лина украдкой смотрит на Макса, отметив, что он "упакован" лучше всех и отлично смотрится: добротный овчинный полушубок с чёрным кожаным верхом, новенькая норковая шапка "формовка", высокие кожаные сапоги на меху – всё одеяние оттеняет и подчёркивает его сногсшибательную внешность. Лина приуныла: ей стало очевидно, что Макс – птица совсем другого полёта. В своей затрапезной искусственной шубке она сама себе кажется невзрачной замухрышкой.

   Но метаться поздно, пора праздновать. Дождались опоздавших, и Витька ведёт всех к торчащей свечке девятиэтажки, невдалеке от которой простираются бескрайние поля пригорода. Край цивилизации.

   Дом оказался малосемейным общежитием с одним подъездом, единственным лифтом и расходящимися от него на две стороны длинными обшарпанными коридорами, выкрашенными в жуткий зелёный цвет. Поднимались на седьмой этаж по очереди – всех лифт, конечно, не вместил.

   Жилище Лёши больше напоминало пародию на квартиру, эталон минимализма – конурку со всеми удобствами. Назвать пространство за порогом громким словом "коридор" язык не повернулся – так, пятачок, одну ногу поставишь, вторую некуда. Снимать верхнюю одежду пришлось в подъезде и пристраивать, где придётся – проектная ёмкость вешалки в прихожей закончилась с первым же повешенным на неё зимним пальто. На входе сразу образовался весёлый затор, сопровождаемый толкотнёй, суетой, смехом и сблизивший компанию в самом буквальном смысле. Лину случайно подтолкнули к Максу, и её обдало внутренним жаром от одной только мысли: он рядом!

   Раньше Лина думала, что самая крошечная в мире кухня – её пятиметровка, куда не помещается даже малюсенький обеденный столик. Оказалось, бывают кухни поменьше раза в полтора, где и одному человеку не повернуться, не то, что целой девчачьей команде, желающей соорудить праздничный стол. Хорошо хоть приготовлено почти всё заранее, осталось по салатникам и тарелкам распределить. С тарелками у Лёши всё оказалось более-менее нормально, как и с ёмкостями для горячительных напитков.

   Теперь, когда стол с закусками накрыли, требовалось позаботиться о главном блюде – шашлыке. Спросили, где же находится замаринованное сокровище. Хозяин, коему на кухне места не нашлось, прокричал из комнаты, что шашлык стоит в духовке. На указанном месте обнаружилась подозрительно маленькая кастрюлька, на дне которой сиротливо покоились аккуратные кубики тёмного мяса в количестве, явно не совпадающем с представлением о сытном праздничном ужине на десятерых.

– Ну и где полбарана? – спросила Валя, выразив общее недоумение.

– Как это "где"? – возмутился хозяин, – так в кастрюле же! А что осталось – вон, замороженное, за окошком в авоське висит.

   Гости потеряли дар речи. На сцену вышел Витька.

– Лёха, я не понял, почему так мало шашлыка?

– Так я всё сделал, как ты сказал!

– Я говорил, чтобы ты мясо зажилил?

   Лёша обиделся.

– Ничего я не зажилил! Сам же сказал: на килограмм баранины взять чайную ложку соли, пять горошин перца… Вот, у меня записано! – Лёша протянул помятый листок из школьной тетрадки в клетку. Там действительно было написано "На 1 кг баранины…"

   Витька взвился.

– Лёха, мать твою, ты что, дебил? Ты в какое положение меня поставил? Я людям полбарана обещал, а ты, значит, три кусочка на всю толпу?!

   Первой хихикнула Катя. А следом за ней заржали все. Не смеялся только Лёша: он так старался, бегал по соседям, занимал посуду и табуретки для гостей, возился с мясом целый вечер, хотел, чтобы всё получилось идеально. А вышло, что ещё и дураком остался.

   Надо сказать, смотрелся обиженный хозяин весьма колоритно. Его представления о том, как должен выглядеть юноша, желающий понравиться девушкам, возникло явно не под влиянием модных журналов и современного кино, оно сформировалось и зафиксировалось на уровне понятия "первый парень на Затуле". Самой приметной и притягивающей взгляд деталью наряда явились немыслимой расцветки полосатые брюки, больше напоминающие пижамные штаны, купленные в уценённых товарах. Верх тоже не подкачал: белоснежная трикотажная майка, какие обычно носят для тепла под рубашку. Дополняла облик причёска: засаленные кучеряшки до плеч, обрамляющие простоватое лицо в юношеских угрях. Держался Лёха важно и с достоинством, совершенно уверенный в собственной неотразимости. При первом взгляде на хозяина девчонки невольно прыснули, но пришлось ради приличия как-то скрывать свои чувства, что не так просто: Лёша, по всем признакам, вознамерился стать звездой вечера. Кроме того, просвещённый Витькой, кто есть кто, хозяин стал оказывать знаки внимания Кате, чем поверг её в состояние, близкое к истерике: девушка, занимавшаяся в волейбольной секции, оказалась почти на голову выше кавалера. Впрочем, даже во всеобщей тесноте ей удавалось как-то избегать настойчивых попыток ухажёра сократить дистанцию.

   В самый разгар праздника Катя довольно громко произнесла: "Да пошёл ты!", оттолкнув Лёху, попытавшегося незаметно погладить Катину спортивную задницу. Ухажёр сконфузился и забился в угол, угрюмо поглядывая на гостей. Скорее всего, Витька твёрдо пообещал брату (в обмен на гостеприимство и щедрое угощение) благосклонность приглашённых девушек. Не получив желаемого, хозяин обиделся окончательно и даже не пытался скрыть этого, наоборот – всячески демонстрировал потерю интереса к вломившейся в его дом толпе, дабы усовестить вероломных гостей.

   Но гости не устыдились, напротив – тут же забыли про обиженного и продолжили веселиться. Включили музыку, объявили танцы. Витька галантно поклонился и протянул руку Аллочке. Танцевать негде: почти всю комнату занял праздничный стол, потому танцующие пары толклись на крохотном пятачке, в символической прихожей и, в конце концов, вышли в подъезд – там и просторнее, и прохладнее – ощутимый сквозняк, разогнавшись по длинному коридору, приятно освежал разгорячённые тела.

   ***

   За столом Макс и Лина оказались соседями. Наверное, не случайно, потому что и Витька уселся рядом с Аллочкой. Остальные гости тоже распределились – кто на низеньком диване, кто на табуретках. Тесно, но места хватило всем. Началась обычная застольная суета – наполнялись бокалы, тарелки, кавалеры тщательно следили, чтобы у дам не пустовали рюмки, и про себя не забывали. Девочки наперебой предлагали приготовленные ими блюда. С каждым тостом голоса становились звонче, улыбки – шире, смех – громче.

   Лина будто плыла в тумане над всей этой сутолокой, для неё существовал только один голос, одно дыхание, один запах. Макс что-то рассказывал, о чём-то спрашивал, но девушка не понимала смысла слов, отвечала невпопад, говорила о чём-то, но значение имело только одно: он рядом, он так близко, что кожа чувствует тепло его тела, от которого кружится голова. Лина сначала украдкой, потом всё смелее смотрела на него, любовалась, запоминала. Чёрный кожаный пиджак надет на белую футболку с рисунком на груди. На левой руке массивные часы на белом металлическом браслете. Макс что-то рассказывал о себе, медленно отщипывая ягоды от виноградной грозди. Боже, какие красивые у него руки! Каждая черта, каждая линия достойна кисти художника, резца ваятеля. И всё это немыслимое великолепие хочет быть рядом с ней, с ней одной!

   Заткнись, Умная Лина, я отказываюсь тебя слушать!

   ***

– Потанцуем? – Макс поднялся.

– С удовольствием, – Лина вложила руку в тёплую ладонь, и обоих словно током ударило. Разум услужливо подсунул логичное объяснение: ну да, бывает, статическое электричество накапливается на синтетике особенно быстро, прикосновение вызывает разряд. Только как объяснить, почему этот разряд ударил не в пальцы, а глубоко внутрь, всколыхнув в солнечном сплетении волну тихого восторга?

   Не стали толкаться в комнате, вышли на лестничную площадку – дверь открыта, и музыку отлично слышно. Макс обнял за талию и мягко повёл в медленном танце. "Какой он высокий!" – думала Лина, положив руки на его плечи. Ей всегда нравились рослые парни, она предпочитала смотреть на мужчину снизу вверх.

   Руки Макса чувствуют тепло её тела – особенное тепло, оно струится по пальцам, будто живёт отдельной жизнью, робко знакомится с телом Макса, постепенно поднимаясь к плечам, растекаясь по груди. Терпкий дразнящий аромат незнакомых духов, смешавшийся с запахом её волос, тревожит и заставляет сердце биться чаще. Девушка двигается, послушная малейшему приказанию кончиков его пальцев, и это волнует Макса больше, сильнее, чем всё, что происходит вокруг. "Она моя", – эта мысль стучит в висках, однообразно, навязчиво. Откуда? Почему? Такая взрослая, красивая, независимая, но что-то в самой глубине глаз выдаёт тайну: она тоже знает это.

   Два Рода застыли в напряжённом ожидании. Если только уместно говорить о напряжении применительно к бестелесным сущностям, в мире которых не существует понятий времени, пространства и самой материи, что является, по мнению классиков марксизма-ленинизма, основой мироздания. Дети подошли близко, они открывают себя и друг друга, учатся чувствовать то, что дано лишь воссоединившимся половинам. Их общая аура – энергетическая оболочка – пока только формируется, части целого ещё не умеют быть целым, но им уже хочется попробовать то, что хранит глубинная память их предков: узнать, ощутить, что же такое истинное со-единение.

   ***

   Пришло, наконец, время главного блюда вечера – шашлыка из баранины. Наташа внесла тарелку, вид которой вызвал у разгорячённой толпы взрыв хохота: на мягком облаке картофельного пюре покоилась россыпь мясных кубиков, напоминающих расположением основные звёзды Большой Медведицы, и столь же малочисленных, как упомянутые светила. Мяса хватило только на дегустацию. Девушки добровольно отказались от своих "пайков" в пользу мужской части компании. Впрочем, все так наелись закусками, что драгоценное мясо не произвело ожидаемого впечатления, чем окончательно повергло хозяина в ощущение полного фиаско. Скисший Лёха больше не пытался заигрывать с девушками и дожидался, когда же надоевшие гости свалят по домам.

   Макс и Лина ушли чуть раньше остальных. Ехали в полупустом автобусе, в мотающейся на поворотах "гармошке". Макс то и дело подхватывал Лину, чтобы она не упала. Каждое прикосновение вызывало новую тёплую волну внутри. Устав от шумного вечера, оба молчали, ожидая и страшась мгновения, когда нужно будет проститься. Остановка "Автовокзал", переход через Красный проспект. По скрипучему дощатому настилу, покрытому толстым слоем утоптанного снега, пересекли железнодорожные пути. Вот и подъезд. Кажется, что сердце вырвется и ускачет по заснеженной дорожке неведомо куда.

   Макс взял Лину за плечи, наклонился и… Губы тёплые, нежное лёгкое касание… Ожог, солнечный удар!.. В разгар зимы, ночью?.. Запах, чёрт, что же творится, почему за этим запахом хочется идти куда угодно, хоть на край света?..

Глава 3

"Полина. Полынникова. По-ли-на По-лын-ни-ко-ва", – Лина трогает губами, перекатывает на языке, пробует на вкус сочетание своего имени и фамилии Макса. Получается так здорово: текучие круглые "оли" и "олы" звучат как рифма, катятся друг за другом наперегонки, скользят по двойному "н", дружно взлетая вверх на звонком "кова". Красиво, красиво, да, да, нравится! Это куда лучше звучит, чем Полина Кислякова. Полина Полынникова – это поэма, сплетение двух "П". Лина схватила листок бумаги, ручку и стала выводить вязь подписи. Рука сначала сбилась на привычное "К", но потом повела гладко: две "П" легли, тесно прижавшись, как сёстры-близняшки, как раздвоенное объёмное нечто, выпуклое и будто бы живое. Взяла листок в руку, поднесла к окну, посмотрела на свет. Да, подпись получилась куда красивее сегодняшней. Положила листок на стол, зажмурилась, сосредоточилась, сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, и мысленно произнесла: "Полина Полынникова. Хочу, хочу, хочу, чтобы мир услышал это имя!.."

   Сердце ухнуло куда-то вниз, и тут же раздался телефонный звонок.

– Кабинет кафедры Организации и планирования, – переведя дыхание, ответила девушка.

– Лину пригласите, пожалуйста, – от звука голоса закружилась голова, и сердцу стало тесно в грудной клетке,как пойманной птице. Она опять узнала его по звонку, почувствовала.

– Макс, здравствуй!

– Привет. Я зайду сейчас.

   Макс никогда не спрашивал разрешения, просто ставил перед фактом: он сейчас придёт. Как-то само собой подразумевалось, что Лина освободится от всех дел и уделит ему ровно столько времени, сколько он готов уделить ей.

   Девушка ахнула, схватила листок с упражнениями в каллиграфии, быстро свернула и сунула в карман. Порвать и выбросить его она не решилась.

   Стучат. Не дожидаясь ответа, в длинную узкую лаборантскую вошёл Макс, закрыл за собой дверь, и Лину окатила волна запаха. Странный букет, причудливые ноты: это резина, горячий паяльник в олове и канифоли, металл, машинное масло. Густая смесь пропитала одежду и волосы, к ней примешивается то, от чего у Лины слабеют колени – терпкий, дразнящий запах молодого тела, который она безошибочно узнает среди тысяч и тысяч других… Макс выдвинул стул на середину комнаты и сел, закинув ногу на ногу.

   Чёрные джинсы из микровельвета подшиты снизу половинками металлических замков-молний. Мама считает, так они дольше прослужат, не будут трепаться на сгибах ткани. Джинсы сидят, как влитые, обтягивая длинные ноги спортсмена – Макс занимался лыжами. Голубая рубашка оттеняет цвет глаз. Сверху надета, но не застёгнута, красная олимпийка с белыми полосками вдоль рукавов. Всё это буйство красок завораживает Лину и приводит в состояние тихого ликования.

   Она смотрит, не отрывая глаз, выхватывая детали и впитывая каждую черту и чёрточку: крупные руки красивой формы, непослушную светлую прядь, упавшую на висок, скульптурный рельеф скул, по-мужски твёрдую линию подбородка. Губы. Нет, только не смотреть на его губы: он увидит и поймёт, как ей хочется сейчас, немедленно прильнуть к ним!.. Нельзя, нельзя. Да и он, как видно, не расположен к поцелуям в таком неподходящем месте, ведь сюда каждую секунду могут войти.

   Время остановилось. Думать Лина не в состоянии, потому или слушает Макса, не понимая слов, лишь наслаждаясь звуком голоса, или говорит невпопад какие-то глупости. Только бы остановить, удержать мгновение, ещё и ещё вдыхать запах, упиваться движением его руки, поправляющей волосы привычным небрежным жестом.

   Полчаса выпали из ровного течения жизни, пролетев, как единый миг. Всё, он ушёл. Остался только шлейф запаха, и Лина, как привязанная, следует за ним до самой двери, жадно вбирает в себя до последней молекулы, чтобы хватило дожить до следующей встречи.

   ***

   Почему так много внимания запаху? Ответ прост: человеческое тело приспособлено к распознаванию своей половины. Для этого существует специальный орган – вомероназальный, обнаруженный только у некоторых животных и плохо изученный современной наукой – о его назначении мало кто догадывается. Этот орган различает самые незначительные нюансы в излучаемых телами феромонах, сочетание которых так же уникально, как отпечатки пальцев. Когда в поле восприятия появляется твоя истинная половина – всё тело реагирует на то, что мозг считает запахом: это он, мой человек, хочу всегда быть рядом с ним! Жаль, что современный мир забивает тончайшие информационные каналы, притупляет чувствительность. Мешают и отвлекают запахи парфюмерии – духи, одеколоны, дезодоранты, кремы, шампуни, мыло с отдушками. Особенно плохо обстоит дело в городах, где воздух безнадёжно испорчен – загазованность, смог. Но очень трудно полностью уничтожить способность человека распознавать мощную волну, зовущую половин к воссоединению.

   Знали наши далёкие предки о половинах? Да, безусловно, свидетельство тому – бесчисленное количество легенд, преданий, сказок. Но предки не только знали о половинах – они умели безошибочно их узнавать. Умение это передавалось из поколения в поколение, от отца к сыну, от матери к дочери.

   Стремление человека к телесному комфорту сослужило плохую службу: технологические "костыли" постепенно атрофировали уникальные способности, и вот уже преданы забвению умения людей говорить друг с другом мысленно на любом расстоянии, видеть картины прошлого и будущего, верно определять свой жизненный путь. Теперь есть телефоны, кино, радио, телевидение. Теперь мы слушаем чужих людей, объясняющих нам, как правильно жить. Как правильно для них – не для нас. Всё так плохо? Не совсем. Утерянные способности возвращаются к нам. Но лишь после смерти.

   ***

   Когда ожидание встречи кажется вечностью, когда желание увидеть его становится нестерпимым, Лина решается прийти к Максу сама. Стараясь унять сердце, норовящее выскочить из груди, она спускается вниз, в ту самую лабораторию, где произошла памятная первая встреча. Макса нет на месте. Его товарищ Сергей, чернявый кареглазый парень с вечно угрюмым выражением лица и неприятным колючим взглядом, смотрит на Лину. Так смотрит, что ей хочется провалиться сквозь землю. Не отвечая на её вопрос, делает вид, что очень занят. В дверях нарисовался Витька и вместо "здрасьте" произнёс: "Посмотри в сто первой, туда твой ненаглядный пошёл".

   Лина вспыхнула, пулей вылетела из лаборатории и бегом спустилась на цокольный этаж. Здесь – царство техники, лаборатории со сложным оборудованием и ремонтные мастерские. В одной из комнат, совсем без окон, Лина нашла Макса. Он сидит с паяльником за столом, заваленным какими-то деталями, железками, печатными платами. Лина вдыхает полюбившуюся смесь запахов и любуется, не может насмотреться.

– Ещё минут десять поработаю, срочно надо сделать.

– Хорошо, не торопись, я подожду.

   Закончив работу, Макс встаёт из-за стола, вытирая руки чистой ветошью. Подходит, смотрит внимательно, улыбается одними уголками рта.

– Сколько мы с тобой уже вместе?

– Месяц, вроде бы, – смущаясь отвечает Лина. На самом деле, её внутренний хронометр не терпит приблизительности, он точно знает: двадцать девять дней и восемнадцать часов.

– Представляешь, это первый случай, когда я с девушкой так долго.

   Лина вспыхнула, в висках тревожно застучало.

– И сколько длились самые долгие отношения? – она старается сдержать внутреннюю дрожь.

– Три недели. Это был рекорд. Так что, можешь себя поздравить.

   Она не знает, что сказать. Не знает, радоваться или плакать. Ведь это означает лишь одно: все её глупые мечты рассыпаются в прах, Умная Лина – действительно самая умная, проницательная и дальновидная. А влюблённая дурочка обречена. Боже, ну почему всё так ужасно?.. Макс что-то рассказывает о своих похождениях с двадцатидвухлетней девицей. Зачем? Зачем он говорит это? Чтобы побольнее ранить, чтобы поставить на место? Несмотря на все усилия, Лина будто каменеет, свет меркнет перед глазами. Всё, это всё. Ему нельзя верить. Ни на грош. А самое главное – нельзя давать волю своим чувствам.

   И тут происходит невероятное. Почувствовав перемену в состоянии Лины, Макс обрывает свой рассказ на полуслове, подходит близко и делает то, чего никогда раньше не делал на работе: он целует Лину в губы, долго, нежно. Словно тягучий солнечный мёд заполняет всё её существо, дурные мысли разлетаются, как сухие листья под порывом сильного ветра, остаётся лишь сиюминутное слепое неистовое обожание. Не верю, он шутит, он нарочно дразнит меня! Разве можно так целовать, если не любишь по-настоящему, один раз и на всю жизнь?.. Поцелуй всё длится, и Лина чувствует, как ноги подкашиваются. Ещё чуть-чуть и она потеряет сознание. С огромным трудом оторвавшись от настойчивых требовательных губ, девушка собирается с силами и делает шаг назад.

– Макс, я пойду. Мне ещё методичку сегодня допечатывать.

– Пока, – Макс тут же возвращается к столу и пробует паяльник. Оказывается, он его и не выключал.

   Лина закрывает за собой дверь и глубоко вдыхает, как будто только что вынырнула. Ноги всё ещё дрожат. Вверх по лестнице, осторожно, крепко держась за перила, вот так. Вроде, отпустило. Входит в лаборантскую, занимает привычное место за пишущей машинкой, пытается сосредоточиться на работе, прилежно разбирает каракули на черновике профессора, превращает их в стройные ряды букв, слов, предложений.

   "Боже, как он красив!" – не устаёт мысленно восхищаться Лина, вспоминая Макса, смакуя каждую чёрточку, штрих, жест. И как неприступен! Этот взгляд – снисходительный, с лёгкой нотой презрения, вгоняющий в смущение и краску, повергает в неловкость и сомнение. Лина чувствует себя ничтожной мелкой соринкой у его ног. Соринкой, преисполненной обожания. Но его слова, интонации, настойчивые поцелуи, уверенные шаги к сближению заставляют замирать и не дышать, боясь спугнуть робкие ростки счастья.

   "Да ты с дуба рухнула! Ну, посмотри, посмотри же на него, а потом на себя. Внимательно посмотри! Куда тебе до него?!" – не унималась Умная Лина, – "Поматросит и бросит, вот увидишь! Поди всем своим корешам про тебя рассказывает, ржут до коликов. Старуха на пацана семнадцатилетнего запала, вот умора-то!.. Он же ясно тебе сказал: месяц – рекорд. Сушите вёсла, финиш, завтра же он найдёт себе следующую восторженную дурочку, а через месяц не вспомнит, как тебя зовут!" Лина раздосадовано встряхнула головой, стараясь отогнать навязчивые нравоучения. Но страх прокрался внутрь, зашевелился, устраиваясь поудобнее и, в конце концов, обосновался, прижился, врос в душу. Его никак не выходило прогнать, получалось лишь на время позабыть о нём.

   ***

– Папуль, давно из горячего крана холодная вода идёт?

– Днём отключили. Опять, наверное, где-то трубу прорвало. Дня три придётся как-то обходиться, а то и неделю.

– Ёлки, как нарочно, стирка набралась.

– Нагрей ведро кипятильником.

– Да ну, ждать долго. Так управлюсь, по-быстрому.

– Ужинать будешь? Я пирожков с картошкой нажарил.

– Буду, папуль, спасибо. Ставь чайник, я быстро.

   Лина наполнила из-под крана таз, насыпала стирального порошка, поболтала рукой. Блин, холодно-то как! Простирнула своё бельишко, прополоскала в ледяной воде, морщась от боли в пальцах, отжала и повесила на верёвку в ванной. Кое-как отогрелась горячим чаем.

   Пирожки папа жарит замечательные: покупает сдобное тесто в кулинарном отделе магазина "Диета" на Советской, начинку щедро сдабривает жареным луком. Набивает готовыми пирожками большую кастрюлю. Можно несколько дней не заморачиваться с готовкой: пара больших румяных пирожков, чашка горячего сладкого чая – и сыт. Славное получается подспорье при пустых-то полках продовольственных магазинов.

   На следующее утро Лина обратила внимание, что у основания безымянного пальца на левой руке появилось покраснение. После обеда палец опух, заболел и, когда Лина опускала руку, стал "торкать". Работать было совсем невмоготу, пришлось печатать на машинке одной рукой, а это совсем неудобно и очень медленно. Боль всё нарастала, захватила кость, отдавала в предплечье. Девушка испугалась не на шутку и решила после работы пойти в поликлинику. Днём позвонил Макс.

– Пойдём вечером, погуляем. Я зайду за тобой в семь.

– Макс, прости, но у меня проблема, рука заболела. Наверное, надо бы в поликлинику сходить.

– Какие проблемы? Сходим вместе.

   Районная поликлиника находилась в самом центре, на улице Ленина, на первом этаже большого и старого серого здания. Узкие коридоры, лесенки, множество поворотов, как в лабиринте. Разделись в гардеробе, добрались до кабинета хирурга, заняли очередь. На стульях перед дверью кабинета сидели люди в гипсе, с костылями, с повязками на головах. На Лину смотрели искоса и с недоумением: она-то что забыла в этом кабинете? Пока ждали, Макс рассказывал что-то, но Лина слушала в полуха, сосредоточившись на том, что ждало её за массивной белой дверью. Воображение рисовало картины, одна страшней другой. Умная Лина успокаивала: "Подумаешь, палец! Фигня. Главное, чтобы доктор не углядел, сколько мусора в твоей дурной башке накопилось. А то пропишет тебе ампутацию, как пить дать. Интересно, гильотины в районных поликлиниках используются?.."

   Лина зашла в кабинет. Всё произошло быстро: укол новокаина, разрез скальпелем, резинка в ране, повязка. Вышла из кабинета с рукой на перевязи, как хирургическая пациентка "в законе". Народ с недоумением воззрился на повязку, один из загипсованных со смехом сказал: "Надо же, только что красавица целая была, зашла полечиться – стала раненая". Макс недобро зыркнул на балагура, бережно взял Лину под руку и повёл в гардероб, помог надеть шубку. Всю обратную дорогу он старался отвлечь и развеселить поникшую девушку, с чувством цитировал Гешу из "Бриллиантовой руки": "Лина, береги руку!" Пришлось сократить прогулку, пойти домой: местная анестезия отходила, развороченный палец сильно болел. Всю дорогу, превозмогая нарастающую боль, Лина старалась не смотреть на Макса. Когда не видно его глаз, кажется, что всё хорошо, всё в порядке, она действительно чувствует, как нравится ему, он хочет быть с ней. Милый, чуткий, заботливый. Мой.

   Когда Лина, наконец, решается посмотреть на Макса, происходит что-то странное: взгляд её фокусируется на глазах, и всё вокруг расплывается, отодвигается куда-то на задний план, словно глаза его живут сами по себе. Они проникают внутрь, и кажется, что с Лины, как листья с одинокого дерева ветреной осенью, спадают покровы: сначала одежда, а после – и кожа, и плоть тают, оставляя под мягким голубым прицелом одну лишь пульсирующую суть, мятущуюся душу, переполненную обожанием. Столь яркое и сильное чувство обнажённости, беззащитности она не испытывала никогда. Лина плывёт, отдаваясь течению и растворяясь под изучающим взглядом, таким неумолимым и таким притягательным. Ей и неловко, и стыдно, и невыносимо сладко. Наваждение длится секунды, но кажется тягучей вечностью.

   Опомнившись, она спрашивает себя: "Неужели мне это не снится? Неужели это происходит со мной?.." Он наклоняется, на мгновение касается губами её губ.

– Ну, ладно, пока!

– Пока! – отвечает Лина и не может заставить себя сделать шаг. Она стоит и смотрит, как Макс своей неповторимой уверенной походкой, упругими шагами удаляется от неё. Больше всего на свете Лина хочет броситься за ним, обхватить, прижаться к его спине и замереть. А потом… Он развернётся, схватит её за плечи и нетерпеливым поцелуем вопьётся в губы, его язык ворвётся в рот и… У Лины затряслись колени. "Ты ещё поползи за ним, жалкая курица! Где твоя гордость? Где достоинство? А ну, марш домой!" – Умная Лина иногда появлялась очень кстати. Девушка решительно развернулась и шагнула в подъезд.

   ***

– Давай в кино сходим. В "Победе" премьера, говорят, фильм хороший.

– Давай! – Лина не верит своему счастью и больше всего на свете хочет поцеловать телефонную трубку.

– Тогда встретимся на остановке "Дом Ленина", в половине седьмого.

– Может, минут на двадцать пораньше? Заодно концерт послушаем.

– О кей, договорились.

   В большом вестибюле кинотеатра полно народу. Высокие мощные колонны подпирают потолок фойе. Проталкиваясь через толпу, Макс ведёт Лину за руку, за собой, туда, где ряды кресел перед сценой. Оркестр играет вступление популярной песенки, Певица Галя берёт первые ноты своим низким бархатным голосом. Лина знает тут всех, и её все знают. Она показывает Максу на музыканта, сидящего в первом ряду слева.

– Смотри, это мой папа.

   Макс молча кивает. Оркестр звучит слаженно, музыканты играют виртуозно, профессионально, нисколько не хуже биг-бэндов, постоянно мелькающих на экранах телевизоров. После концерта Лина решительно берёт Макса за руку и тащит за собой в комнату музыкантов. Ей и страшно, и ужасно хочется, чтобы самые близкие, самые любимые люди увидели друг друга, понравились друг другу.

– Познакомься, это Макс, мой… друг, – волнуясь, произносит Лина, – Макс, это мой папа, Георгий Васильевич.

   Мужчины пожимают друг другу руки. Макс искренне улыбается. Оба говорят дежурные слова, что им приятно познакомиться. Отец тоже улыбается открыто и солнечно, как умеет только он один. Спрашивает, как им сегодняшний концерт. Макс отвечает, что ему давно нравится оркестр. Он всегда с удовольствием приходит сюда, чтобы послушать живую музыку. Папа тоже говорит, и весь их разговор превращается во что-то удивительное и необыкновенно значимое. Будто это не просто встреча двух незнакомых людей, разделённых сорока годами жизни, двумя поколениями и целой эпохой… Неуловимая и непонятная связь устанавливается между ними, Лина чувствует невидимую, но прочную нить, протянувшуюся от папы к Максу. Она удивляется, что выражение лица Макса совсем другое, сильно отличается от того, к которому она привыкла. Значит, он может быть совсем другим? Простым, добрым, искренним… Не мачо, пресыщенным жизнью и вниманием девушек, каким хочет выглядеть перед ней?.. Мысль мелькнула и тут же улетела, забылась.

   Большой зал с неповторимым запахом. Большая сцена, пурпурные бархатные занавеси по краям и огромный экран. Гаснет свет, идут титры и за кадром звучит тёплый голос Сергея Никитина.

   "Не сразу всё устроилось,

   Москва не сразу строилась…" ²

   "Александра, Александра", – мысленно подпевает Лина. Какая песня хорошая!.. Фильм заставляет включиться, сопереживать героям, вызывает и смех, и грусть и щемящее чувство узнавания. Но ни на секунду Лина не забывает, кто рядом с ней. Касание рук, дыхание, близость его тела заставляют время то течь неумолимо быстро, то останавливаться, замирать на бесконечное мгновение, когда его пальцы оживают и сжимают её руку. В такую минуту и умереть не жалко.

   ***

   Из тёмного тёплого зала вышли на улицу Ленина, где светится огромными окнами здание Главпочтамта. Бездонное бархатное небо медленно роняет крупные пушистые снежинки. Деревья в Первомайском сквере спят, укрытые сугробами, вкусный зимний воздух хочется пить большими глотками, наслаждаясь послевкусием от хорошего кино. Перед мысленным взором крутятся персонажи, их поступки и тесно переплетённые судьбы. Добрый и мудрый фильм. Наверное, не одна Москва не верит слезам. Чем Новосибирск хуже или лучше? Лина шла, слушала голос Макса, скрип снега под их ногами и примеряла на себя судьбу Кати, невольно выстраивая параллели. Разве Макс – это Гоша? Умная Лина нашёптывала: "Больше всего твоему драгоценному Максику подходит образ Рудольфа-Родиона, бессовестного и циничного соблазнителя". Лина гнала от себя гнусные мысли: конечно, у них с Максом всё будет иначе… Ни одна девушка не пожелает себе такой сложной и драматичной судьбы, какая досталась героине фильма. Ни одна не согласится ждать до сорока лет, когда начнётся её настоящая жизнь. Лине почти двадцать, самое время жить, прямо сейчас.

   Она взглянула на Макса, идущего рядом. Удивительно, у него сегодня совсем другое лицо! Тёплый, ласковый взгляд, немного покровительственный. Какой и должен быть у парня, у мужчины, рядом с которым – его девушка, возлюбленная, единственная на свете. Лина улыбнулась. Всё ты врёшь, мой дорогой! Ты просто и желаешь, и опасаешься настоящей любви не меньше меня. Боишься ошибиться. Боишься разочароваться. Ничего не бойся, родной мой. Я с тобой. Я буду с тобой так долго, что мы успеем состариться. И умереть.

Глава 4

Лина всегда любила музыку. Всегда. Даже в те моменты, когда сатанела от ненавистных фортепьянных упражнений. Даже когда собиралась бросить музыкальную школу за год до окончания. После получения заветных корочек изменилось всё. Папа со временем сдался, смирившись с тем, что дочь не хочет пойти по его стопам и стать профессиональным музыкантом. Сдался, уступив её непреклонной воле. И Лина полюбила музыку снова, всей душой, не делая различий между набившей оскомину классикой и простецкой попсой. Теперь её руки ложились на чёрно-белые клавиши и с завидной беглостью, с лёгкостью, которую придаёт рукам музыканта лишь истинное удовольствие, исполняли классические прелюдии и фуги. Лишь перестав быть обязательными, редкие по красоте полифонии творения великого Баха зазвучали для Лины истинной гармонией, проникли в душу и освоились там, обжились, став частью привычного ощущения радости и бесконечности жизни.

   Макс не играл на инструментах, но музыку тоже очень любил. Совсем другую музыку. Он спрашивал у Лины, знакомы ли ей современные западные группы. Она не знала большинства имён и названий, а перечисление известных Лине музыкантов вызывало у Макса неизменную снисходительную ухмылку. Девушку задевал покровительственный тон, она злилась, но довольно быстро отходила. Они разговаривали о музыке часто. Правда, говорил больше Макс, Лина помалкивала и слушала. Запоминала названия, спрашивала у папы, у подруг, но они лишь пожимали плечами. Всё это вызывало нарастающее любопытство и нетерпеливое желание открыть завесу, скрывающую музыкальные тайны. Приглашение Макса "послушать музыку" у него дома упало на благодатную почву. Лина согласилась, охотно и сразу, и лишь потом, оставшись одна, осознала, что могут означать для парня такое приглашение и, в особенности, её лёгкое согласие.

   Умная Лина тут же завела свой надоевший мотив: "Ну что, курица безмозглая, далеко собралась? Ты хоть знаешь, куда идёшь? В какой-то "шанхай", в частный сектор! Заблудишься, не убежишь, не спрячешься! Воспользуется молоденький красавчик твоей дуростью, помяни моё слово! Знаем мы эти "музыку послушать, чайку попить"! Охнуть не успеешь, без трусов окажешься! Воспользуется тобой, и поминай, как звали!" Лина гнала от себя плохие мысли, нетерпеливо ждала и страшилась неумолимо приближавшегося вечера.

   Лина была девственницей. Да-да, почти двадцать лет – и девственница. Воспитанная на романах о целомудренной любви, не имевшая в окружении ни одной разбитной или легкомысленной, сговорчивой на плотскую любовь подруги, Лина твёрдо знала: её первым и единственным мужчиной будет муж, и только муж. Один на всю жизнь. Убеждение это не было результатом сложных переживаний или умозаключений, просто "моральная установка" впиталась через кожу, поселилась в душе Лины сама собой, побуждая жить и чувствовать так, и никак иначе. Иначе для неё было просто невозможно. Как ни мечтала Лина провести с Максом остаток жизни "долго и счастливо и умереть в один день", доводы Умной Лины, на этот раз, казались не лишёнными логики и здравого смысла. "Мальчик, избалованный женской лаской, меняющий подружек чаще, чем ты меняешь книжки в библиотеке, о какой "вечной любви" с ним может идти речь? – наседала Умная Лина, – Ну, сама подумай, какой из Макса муж? Не смешите мои тапочки! Такие ухари нагуливаются ближе к старости. А могут и вообще никогда не остепениться, превращают охоту за дурочками , вроде тебя, в вид спорта. Остынь, не твоего поля эта ягода. Для семейной жизни поищи кого попроще. На Макса можно только издалека любоваться. Лучше всего не живьём, а на фотке, так безопаснее".

   Лина с горечью соглашалась с железобетонными аргументами, но собираясь к Максу, почему-то особенно тщательно выбирала нижнее бельё. И выбрать-то особо не из чего, тогда красивое бельё было для простой советской девушки недоступной роскошью. Отложив белые хлопковые трусики в цветочек и телесный рижский бюстгальтер – подарок сестры, Лина достала упаковку с новыми колготками, надо будет осторожно натягивать, с носочка – не дай бог, порвутся! Ведь немалых денег стоят – семь семьдесят, и это последняя пара, больше нет. Мучительно долго решала вопрос: надевать ли серые шерстяные рейтузы? Они такие ужасные, вечно собираются складками под коленками, и без того полные ноги выглядят жутко толстыми. Чтобы ноги казались стройнее, надо натянуть потуже. Приходится завязывать на талии специальную резинку-пояс, а верх рейтуз загибать вниз, так хоть сколько-то продержатся. Но от этого бёдра выглядят раза в полтора толще. Не годится. Сколько там градусов? Минус двенадцать. Резкого похолодания, вроде, не обещают. Ничего, искусственная шубка длинная, на утеплителе. Под неё надеть длинную клетчатую шерстяную юбку-полусолнце. Авось упрятанные в складках коленки не успеют замёрзнуть.

   Лина днём и ночью думала о том, что может случиться. Как могла не думать?.. А если Макс будет так настойчив, что она не сможет устоять, удержаться на грани здравого смысла? Все её предыдущие парни, если и пытались добиться близости, становились такими смешными и нелепыми, когда возбуждённо сопели, заваливая её на диван и пытаясь взгромоздиться сверху. Такие попытки не вызывали у Лины никакого эмоционального отклика, разве что, приступы неукротимого хохота. Ничто так не убивает мужское желание, как женская насмешка.

   Но разве можно смеяться над Максом, когда теряешь себя, забываешь обо всём, таешь в его руках, растекаешься горячей лавой под его губами?

   ***

   Макс возлагал на этот вечер большие надежды. Все его осторожные попытки склонить Лину к близости успехом не увенчались. Она вела себя странно для двадцатилетней девушки: как будто ставила между собой и Максом стену из пуленепробиваемого стекла: видит око да зуб неймёт. Руки, талия, лицо, губы – вот все завоёванные плацдармы, которыми мог похвастаться Макс. Конечно, они встречались всё больше в неподходящей для интима обстановке. Дома у Лины Макс бывал несколько раз, но там всё сводилось к разговорам – сидели за столом чинно, будто на чайной церемонии, на "пионерском расстоянии". Обстановка не располагала к попыткам принять вместе горизонтальное положение. Осталось заманить Лину на территорию, где он безраздельный хозяин – в его небольшую уютную комнату в родительском доме. Как заманить?

   Макс довольно быстро нащупал нужный мотив и методично "дожимал" Лину рассказами о западных музыкальных группах, о необыкновенно красивых мелодиях и аранжировках. И о главном козыре упомянул: о неслыханной роскоши – настоящем японском магнитофоне "Санкаи", его гордости, подарке брата-спортсмена, часто бывавшего на соревнованиях за границей. Этот аппарат выдавал звук такой чистоты и такого невероятного объёма, что неискушённое ухо советского слушателя уплывало в нирвану вместе с его владельцем в первую же минуту. На то и был расчёт. Макс заранее тщательно подобрал нужные композиции. Ещё в школе он с друзьями частенько проводил дискотеки, у него здорово получалось подогревать зал, задавать правильное настроение, умело менять градус веселья в нужном ему направлении.

   Макс тщательно прибрал комнату, каждая вещь заняла своё место. Расправил покрывало на диване, положил в изголовье пару подушек. И подготовил стопку магнитофонных бобин. Сначала что-то ритмическое и гармоничное. Например, импровизации Рика Уэйкмана. Лине, как клавишнице, это будет близко и понятно, и заинтересует необычностью звучания. Потом, не снижая градуса, включим ELO – Оркестр Электрического Света. После пусть будет Элтон Джон, милый романтический альбом "Капитан Фантастика". Кульминацией вечера должна стать "Стена" Пинк Флойд, Лина точно не слышала. Макс объяснит, что для лучшего восприятия слушать требуется в полной темноте. К тому времени Лина почувствует себя в безопасности, расслабится. И целовать, целовать, целовать, не давая перевести дух! Если не удастся растопить лёд, раздеть и овладеть ею под "Hey, You!"… Тогда, видимо, всё бесполезно.

   За романом Макса и Лины наблюдали "болельщики" – в первую голову Витька. Тот на правах старшего и опытного товарища давал Максу дружеские советы. Вечно угрюмый Серёга всё больше отпускал язвительные замечания, что "эта старуха тебе динамо крутит". На попытки Макса защитить и оправдать подружку, что она "не такая" вызывали только ухмылки и прогнозы "вот сам увидишь, это она тебе яйца крутит, а сама небось спит со всем своим оркестром". Макс злился, краснел, но старался не подавать виду, что подколки его задевают. Как-то, не сдержавшись, он в присутствии Серёги сболтнул, что пригласил Лину к себе домой на "музыкальный вечер". Приятель уцепился за новость клещами и стал раскручивать пацанов: "Спорим, что Линка ему не даст? Ставлю трояк!" Макс пожалел, что проболтался, но было поздно. Хорошо, хоть никто не согласился поддержать спор. В глубине души он чувствовал, что Лина на самом деле "не такая". Но умом никак не мог этот факт принять. Его прежние подружки были покладистыми и безотказными. Но хотелось ему быть не с ними, а с нею – странно волнующей двадцатилетней зеленоглазой шатенкой, такой открытой и близкой, что казалось, будто он видит её всю, как на ладони… И, в то же время, она оставалась такой независимой, неприступной… Это вызывало досаду, раздражало, как заноза, не давало покоя. Макс убеждал себя: стоит затащить её в постель, и она сломается, подчинится, Макс возьмёт над ней верх. И тогда Лина, наконец, станет истинно его женщиной. Жажда обладания ею стала навязчивой, постепенно превращаясь в манию.

   ***

   Долгожданный вечер наступил. Сердце Лины с самого утра билось с перебоями, то замирая на мгновение, то бесконечно медленно падая внутрь, в чёрную дыру под солнечным сплетением. Она тщательно вымылась под душем, высушила феном волосы, накрутила плойкой локоны, накрасилась, оделась и уселась ждать назначенного часа. Время тянулось медленно, казалось твёрдым и застывшим, как эпоксидная смола. Всё в голове смешалось, обрывки мыслей хаотично крутились, не давая успокоиться и сосредоточиться. В какой-то момент Лина будто повисла в безвременье. Очнулась, когда пора было не идти – бежать на трамвайную остановку, чтобы не опоздать. Спешно накинула шубку и пулей вылетела из дому. Мелькнула мысль: "Что, если ты выходишь из дому целой в последний раз?"

   Макс встретил на остановке с цветами, заботливо укутанными в старые газеты. Лина оценила: цветы посреди зимы – это знак серьёзного внимания и далеко идущих намерений… Хорошо это или плохо? Для начала, просто приятно. Дом оказался не так уж далеко от оживлённой улицы Никитина и трамвайного кольца на остановке "Сад мичуринцев". Страхи потихоньку отступили, казались надуманными. Особенно когда Макс сказал, что "предки" дома. Но сразу пригласил в свою комнату, не повёл знакомиться с родителями. Внутри у Лины неприятно кольнуло: "Значит, я просто очередная…" Она не додумала плохую мысль. Макс помог раздеться, предложил тапочки и открыл дверь в "святая святых". Обстановка комнаты была простой – письменный стол со стулом, книги на полках, ковры на стене и на полу, диван-книжка, как у них дома. И только необычного вида большой катушечный магнитофон, колонки, развешанные по углам под потолком, да полки с бесконечными бобинами придавали комнате вид музыкальной студии.

   Макс сразу приступил к делу – усадил Лину на диван так, чтобы получился наилучший стереоэффект. Включил музыку, рассказывая в перерывах между композициями о том, что они слушают. Лина, оглушённая чистотой и необыкновенным объёмом звучания, с первых нот подпала под очарование мелодий, стала тихонько подпевать. Макс, улыбаясь, уселся рядом, будто невзначай положил руку на плечи Лины. Композиции сменялись, как в калейдоскопе, у Лины кружилась голова от музыки, от близости Макса, который прижимался бедром к её бедру, от ощущения его пальцев на талии, на плече, на руке… Он действовал осторожно, ненавязчиво, будто опутывая Лину сетями ласковых прикосновений.

   Когда в полной темноте прозвучали первые мощные звуки "Стены" Пинк Флойд, Макс поцеловал Лину в губы. Язык проник в её рот, стал большим, твёрдым, неумолимым. Что-то новое, тянущее, томительное поселилось внизу живота, звало, ожидало с нарастающим нетерпением. И Лина вдруг ощутила, что язык Макса – это… Будто бы та часть тела, которая жаждет соединиться с нею, захватить её в плен, разорвать все преграды и проникнуть в сокровенное, потаённое, чтобы обладать ею безраздельно… Страх нарастал, но разгорячённое нутро протестовало, рвалось навстречу страшному и невыносимо сладкому – тому, что обещал настойчивый язык Макса. Руки его путешествовали по телу Лины, оглаживая сразу со всех сторон, проникая под блузку, под юбку, скользнули вверх по колготкам, оттягивая резинку.

   И тут Лина вдруг вскочила, будто поднятая на гребень волны невыносимого страха, от которого хотелось кричать и мчаться опрометью, сломя голову, подальше – туда, где нет этих настойчивых рук, требовательных губ, твёрдого горячего языка. Где нет Макса. Растрёпанная, с пунцовыми щеками, она судорожно поправляла одежду и рвалась к двери: "Макс, я пойду, не провожай". Выскочив из дома, она побежала по тропинке к остановке, на ходу пытаясь попасть пуговицами в непослушные петли…

   А вслед ей доносились вынимающие душу слова прекрасной песни Пинк Флойд:

   …Would you touch me?

Hey you, would you help me to carry the stone?

Open your heart, I'm coming home…³

  И только дома Лина вспомнила о цветах, оставшихся в вазе на письменном столе Макса.

  ***

   Что-то случилось в тот вечер, необратимое и непоправимое. Или как раз удалось непоправимого избежать?.. Лина не могла об этом думать, её душили слёзы бессилия, слезы от невозможности что-то изменить. Приехав домой, она сразу закрылась в своей комнате и пролежала без сна до утра. Она думала, думала, думала о том, что произошло между нею и Максом. И о том, что не произошло. И о том, что могло произойти, если бы Макс был настойчивее, а она не поддалась приступу беспричинного ужаса, навалившегося вдруг, ни с того, ни с сего, и заставившего так позорно сбежать… Она закрывала глаза и снова чувствовала губы, язык, руки, обжигающие прикосновения, подавляющие её волю, заставляющие подчиниться и безраздельно отдать себя во власть этого человека. Мужчины. Её мужчины. Этой ночью Лина осознала главное: она встретилась со своим мужчиной, и с этим уже ничего не поделать. Это знание упрочилось в ней, сделало покорной судьбе. Если бы сейчас Макс оказался рядом, она не стала бы сопротивляться… Но рассвет рассеял уверенность, и к утру страх занял своё обычное место – место сурового неподкупного стража.

   Макс позвонил через пару дней и зашёл к ней в лаборантскую, как будто ничего не произошло. Но – произошло, оба это знали. Макса тянуло к ней, как магнитом, с каждым днём всё больше. С Линой же творилось что-то странное, она сильно нервничала в присутствии Макса, её прорывало, как плотину, и она подтрунивала над ним, в своей обычной манере – так, как с приятелями из ансамбля. В их кругу было принято такое общение. Но Макс не из их круга. Лина будто забыла об этом и ехидничала сверх всякой меры. Повод находила любой, и даже без повода – просто посмеивалась над ним, над его юным возрастом, представляя себя взрослой, умудрённой опытом женщиной, которая играет, забавляется с мальчиком, как с глупым щенком. Она шутила, а глаза не смеялись, в их глубине, в зрачках полыхала тревога. Макса бесили её шуточки, но он изо всех сил сдерживался, просто замыкался. Когда терпеть не оставалось сил, сухо прощался и уходил. Лина останавливала его и, улыбаясь, просила простить за невинные шутки. Иногда она вдруг успокаивалась, становилась нежной и покладистой, льнула к нему, смотрела глазами полными обожания, и всё было почти так же, как раньше. Почти.

   Лина погрузилась в странное состояние. Как будто внутри истончилась и разорвалась оболочка, защищавшая душу. Любое движение эмоций вызывало боль почти физическую, какую причиняет воспалённому зубному нерву поток холодного воздуха. Но сладость этой боли невозможно променять ни на что. Ни за какие богатства мира Лина не отдала бы чувство, что поселилось в ней и ворочалось, жило, как тёмный и сильный зверь, подстраивая под себя дыхание, сердечный ритм, токи крови – всё. С именем Макса она просыпалась, с ним засыпала глубокой ночью, когда уже совсем не оставалось сил думать о нём. И даже во сне внутри Лины непрестанно тлели раскалённые угли. При одной только мысли о Максе пламя взвивалось, ослепляя багровыми сполохами. Душа как будто медленно выгорала, растрачивая себя без остатка.

   Лицо осунулось, глаза стали огромными, в них, пробиваясь сквозь малахитовую зелень, мерцали отблески пожара. Тело истаивало на глазах: юбки, раньше точно и крепко сидевшие на талии, стали обессилено сползать на бёдра, мягкая округлость плеч принимала форму ломаной линии. Макс только улыбался переменам и говорил: "Ну и хорошо: худенькие девушки самые страстные". От этих слов Лину бросало в жар, румянец мгновенно проступал на щеках, руки дрожали. Если бы прямо сейчас Макс позвал пойти за ним в огонь, в воду, в гибельный тайфун – шагнула бы без колебаний.

   А Макс готов был позвать. Кровь то била молотками в висках, то внезапно обрушивалась к паху, вызывая болезненный спазм, похожий на судорогу. Раздражённое сознание услужливо подсовывало и без конца прокручивало воспоминания о тех моментах, когда Лина подтрунивала над ним, подчёркивая своё превосходство, играя роль взрослой и умудрённой опытом, но недоступной женщины, дразнящей и постоянно ускользающей из его рук. Желание обладать, вломиться в горячее тело, закрыть жадным поцелуем смеющийся рот, заставить стонать, умолять о ласках снова и снова, стало навязчивым и не отпускало ни на минуту.

   Два Рода забили тревогу. Радужная оболочка, созданная слиянием потоков, росла, клубилась, прорывалась всплесками протуберанцев, прожигающих пространство и время. Слишком велика сила, порождённая этим союзом. Дети не справляются: они не понимают, что происходит, и не могут остановиться.

   Два Рода увидели, что станется с их любимцами, если оставить всё, как есть: одного ждёт неминуемая и скорая смерть. Кто-то из них сгорит дотла, и в этом пламени погибнут надежды тысяч предков – надежды на продолжение Рода и процветание. У родового древа отломится и засохнет живая и сильная ветвь, которая может дать жизнь тысячам потомков. Этого допустить нельзя. Пожертвовать малым и спасти большое – вот единственно верный путь. Нет сочувствия, нет жалости, нет снисхождения. Есть лишь великая целесообразность, закон самой Жизни.  

   Но как разорвать союз двоих, которые давно не слышат голос разума? Притяжение их друг к другу парализует волю и с каждым днём становится всё сильнее. Точка бифуркации близко. Если позволить детям пройти её, катастрофа неотвратима.

   Сначала пробовали развести их мирно, постепенно, создавая вокруг ауру неприятия и нетерпимости к их союзу…

   Громкие перешёптывания подружек за спиной, вовремя оброненное острое словцо жалили Лину, но она потеряла чувствительность к мелким укусам. Уязвить её самолюбие стало невозможно: оно умолкло, рассыпалось, прекратилось. Девушка растворилась без остатка, перестала ощущать себя отдельной самостоятельной личностью. Она стала частью целого, слившегося из двух половинок, и теперь могла существовать только вместе с Максом – одно дыхание, одно сердце, одна кожа.

Глава 5

Лина слушает музыку и морщится. Не от самой музыки, конечно, "ELO" полюбился ей сразу, с первых тактов. Динамики магнитофона "Маяк-205" работают только в режиме "моно". Для "стерео" требуется внешняя акустика. То есть, стерео выход у магнитофона имеется, и эффект объёмного звучания есть, но слышен он только в наушниках. Наушники (по-простому – "уши") здоровенные, на полголовы, пружина тугая, от обводов остаются на висках красные полосы, да и провод короткий. Есть и ещё один нюанс: всё-таки музыка в пространстве совсем другая, чем в "ушах". Хочется слушать просто так, из любой точки квартиры. Заниматься чем-то под любимые мелодии, например, наводить порядок. Лина с детства не любит уборку, а вещи как-то сами собой разбрасываются, и комната за считанные часы превращается в свалку. И пыль очень быстро садится, сказывается близость оживлённой дороги. Уборка под музыку – совсем другое дело, можно и потанцевать вокруг швабры, и вольные упражнения с тряпкой исполнить.

   Лина давно заводила разговор с папой, что неплохо было бы купить "вертушку" – проигрыватель для виниловых пластинок. Фонотека кое-какая есть, правда, всё больше ширпотреб. Но ведь можно использовать проигрыватель, как усилитель, подключать через него магнитофон. И тогда всё зависит только от качества записи. Макс пишет ей бобины прямо с пластинок или с очень качественных дубликатов. Так что, дело за малым: нужна приличная акустика.

   И вот, долгожданный день настал: Лина договорилась с папой, что в её обеденный перерыв они встретятся в универмаге "Октябрьский", где есть кое-какой выбор звуковой техники. Они бродят вдоль прилавка с аппаратурой уже полчаса и не знают, на чём остановиться. Выбор не так велик, как казалось сначала, и посоветоваться не с кем. Лина обернулась, и сердце свалилось куда-то в пятки: в магазин вошёл Макс. Она еле сдержалась, чтобы не броситься ему навстречу. Умная Лина тут как тут: "Совсем обалдела? Ты ему ещё в ножки кинься! Стой, где стоишь, и руками махать, мельницу изображать, даже не вздумай!" Рука Лины застыла, не успев подняться, и безвольно опустилась. Действительно, что это с ней? Обрадовалась, чуть не завизжала, как щенок, только хвостом не виляет…

   Макс увидел их, помедлил несколько мгновений, подошёл. Поздоровался с папой. Лина срывающимся голосом промямлила что-то вроде "мы тут вертушку никак не выберем". Макс уверенно показал на "Вегу-108" – знаменитый на всю страну продукт Бердского радиозавода. Со знанием дела сообщил, что по техническим характеристикам это лучшее, что можно купить в наших магазинах. Только Лине показалось, что слово "наших" он произнёс с лёгкой ноткой презрения. Конечно, ведь у него дома техника японская…

   Лине вдруг стало до слёз неловко за папину кроличью шапку и видавший виды полушубок, покрытый сверху "брезентухой". За её затрапезную вязаную шапочку, ещё недавно казавшуюся самой лучшей и модной. За всё ту же искусственную шубейку, которой уже третий год. Девушка отмахнулась от дурных мыслей, стараясь сохранить на лице что-то вроде приветливой улыбки, и лихорадочно соображала: что дальше? Конечно же, Макс поможет поймать такси и загрузиться в машину. А потом они вместе пойдут на работу. Вдвоём, целый квартал, среди бела дня, когда кругом знакомые! И вместе войдут в институт… Время обеденное, народ снуёт туда-сюда. Если повезёт, их увидят многие. Лина страшно гордилась, что они с Максом – пара, и очень хотела, чтобы весь мир об этом знал. Но ей казалось, что никто их не замечает, все заняты своими делами. Только девчонки с её кафедры да парни из лаборатории Макса, вот и весь зрительный зал.

   Папа… Одно дело, когда просто дважды поздоровались, и совсем другое, когда – вот так, помощь, почти по-родственному. Сердце Лины заколотилось, щёки запылали в предвкушении нового шага навстречу, нового сближения… Папа пошёл в кассу расплачиваться, а Макс… Глядя куда-то поверх её головы, вдруг сказал "ну, пока", развернулся и направился в другой конец универмага. Лина не осмелилась окликнуть его или догнать, чтобы попросить о помощи. Наверное, он бы не отказал, но… Девушка почувствовала, что – нет, ненадо, нельзя сейчас. Её просьба разобьётся вдребезги о каменное лицо Макса и его холодное "нет, извини, я сейчас не могу". И тогда уже ничего нельзя будет исправить. Получится шаг не навстречу, а в разные стороны.

   ***

   Макс шёл к Институту по улице Кирова. Перекусил в буфете по-быстрому, а в обеденный перерыв вышел на улицу, ноги размять – засиделся сегодня, много с железками повозиться пришлось. Бродить просто так не интересно, вот и пошёл по магазинам – поглазеть, где что продают. Перед тем, как вернуться на работу, заглянул в универмаг "Октябрьский". Только зашёл, внутри будто ёкнуло: Лина с отцом. Увидели, придётся подойти. Меньше всего сейчас Максу хочется с ними разговаривать. Линка опять что-нибудь ляпнет такое, высокомерное. Начнёт шутки юмора шутить. При отце вдвойне неприятно. Вряд ли она его стесняется. Артисты, что тут скажешь. Говорят же, яблочко от яблоньки… Хотя, мужик он вроде нормальный, простой, не гонористый. Может, она в мать такая заноза?.. Да, в общем-то, без разницы. Что выросло, то выросло.

   Посоветовал им "вертушку", которая получше. Ну, да, что им остаётся, кроме как хавать советский ширпотреб. По загранкам, похоже, никто из родни не мотается. Линка что-то говорила, они вроде все не выездные. Из-за того, что батя у немцев в плену был… Ладно, отец отвлёкся, самое время свалить. Как раз успею с обеда вовремя вернуться. Шеф сегодня в лаборатории пары ведёт, он опозданий не одобряет. С Линкой пока приторможу, надо сил набраться, шкуру толстую отрастить, чтобы её подколки до печёнок не доставали. Дня три хватит. Или два. Скучаю по ней, как долго не вижу – всё из рук валится. Совсем ты плохой стал, Максим Ильич Полынников. Врюхался по самое не балуйся.

   Папа вернулся с чеком, отдал продавцу и спросил: "А где Максим?" Лина ничего не смогла ответить, только пожала плечами. И увидела, как с папиного лица сползла улыбка. Наверное, он тоже ожидал чего-то другого. Дочь отлично знала характер отца, он составлял мнение о людях по их поступкам, раз и навсегда. Пока она бегала – ловила такси, пока помогала папе загружать коробки в машину, что-то происходило, что-то непоправимое. Когда машина отъехала, и Лина побрела в сторону института, она будто услышала звук лопнувшей гитарной струны. Так оборвалась тонкая нить, однажды протянувшаяся между папой и Максом.

   ***

   Лина всё время хочет говорить о Максе. С кем угодно, когда угодно, сколько угодно. Лимит её речей устанавливает только слушатель, сама она не в состоянии остановить поток льющихся славословий, восторгов и обожания. Все, кому "повезло" оказаться под низвергающимся водопадом излияний, стараются сохранять вид доброжелательный и понимающий. Что возьмёшь с больной на всю голову девчонки, влюбившейся так, будто это единственная и последняя любовь в её жизни?! Смешно, конечно, но ей не до смеха, ей ежеминутно требуется кто-то внимающий и принимающий весь этот бред на полном серьёзе.

   Старшая сестра Галя давно живёт отдельно, у них с мужем и двумя сыновьями новая четырёхкомнатная квартира, всего-то в двух остановках от Института. В их доме половина жильцов – сотрудники Института. В своё время именно это обстоятельство помогло Лине поступить в Институт и найти там работу. Сестра замолвила словечко перед соседями, и дело в шляпе. Конечно, Лина сдавала экзамены сама, её просто слегка подстраховали.

   Лина забежала к Галке в гости после работы – как раз выдался свободный вечер. Помогала на кухне с ужином и без умолку щебетала о Максе, какой он чудесный-расчудесный, и какой интересный, и умный, и офигенно красивый. И как им хорошо вместе, и Лина с ним счастлива так, что невозможно терпеть, хочется немедленно поделиться счастьем со всем миром!..

   Галка намного старше сестрёнки, замужем давно, потому смотрит на жизнь трезво, скептически, не улыбается и восторгов не разделяет. Чем больше Лина восхищается своим избранником, тем более отчуждённым становится выражение лица старшей сестры. Она явно раздражена, но Лина – как глухарь на току, ничего вокруг не замечает. Обратная связь ей не нужна, она вещает, как радио: остановить нельзя, можно только из розетки выключить. Сестра обрывает Лину на полуслове.

– Ты же помнишь мою соседку Веронику? Работает у вас в вычислительном центре.

– Конечно. – Лина насторожилась.

– Так вот. Она мне рассказывала об этом… мальчике, как его там… Максим?.. Про вас уже пол-института судачит.

– Правда? До нас кому-то есть дело? Надо же…

– Наивная ты. Людям всегда и до всех есть дело. Знаешь, как твоего мальчика называют за глаза?

– И как?

   Сестра как-то зло зыркнула на Лину и торжествующе, с издёвкой произнесла.

– Тонкий и звонкий!

– И что? – Лина почувствовала, как заливается краской. Вроде бы забавные, безобидные слова как будто ударили наотмашь.

– Да так, ничего. – сестра снисходительно усмехнулась. – Ты ведь взрослая уже, а он пацан. Несовершеннолетний?

– Ему семнадцать… Получается, да,

   Лина совсем скисла.

– Ну, и зачем тебе этот… Малолетка? Что ты с ним делать собираешься? Мамочку изображать? Грудь давать и сопли подтирать?

   Лина, почувствовала, что сестра злится, подбирает какие-то особенно колкие, жалящие слова. Зачем? Зачем она так со мной?.. Слёзы потекли сами собой, Лина убежала в ванную, умылась, продышалась, постаралась взять себя в руки. Вышла в коридор и стала одеваться. Галка прислонилась плечом к стене и смотрит, как Лина путается в шарфе и никак не может натянуть сапог.

– Куда собралась-то?

– Мне ещё сегодня бельё надо гладить. Пересохнет.

– Ужин почти готов. Скоро мальчишки придут. Может, останешься?

– Не голодна, – буркнула Лина. – Я позвоню. Пока.

   Лина заставила себя чмокнуть сестру в щёку и выбежала из квартиры. Всё, сюда больше ни ногой! Слова Галки, будто острые клинки, вонзились в солнечное сплетение и сковали нутро жутким леденящим холодом. От радости, плещущей через край, не осталось и следа.

   Галя закрыла дверь. Её колотило. Никак не могла унять внутреннюю дрожь. Что с ней? Зачем она сказала сестрёнке такие жестокие слова? Ведь видела, что ей больно. Старшая сестра привыкла заботиться о младшенькой, опекать, отчасти взяв на себя роль матери. Это было привычное чувство: надо защитить, надо уберечь. Иногда отругать, вправить мозги. Но сегодня Галя не видела никаких причин для своей странной тирады. По правде сказать, ей приятно видеть, что девчонка вся светится. Похудела слегка, но ничего страшного в этом нет. Глаза вон как сияют, будто у неё в голове солнышко включили. Наверное, любовь у них.

   Откуда взялись те слова? Они будто падали Гале в мозг, как капли расплавленного металла, заставляли произнести их, исторгнуть из себя, чтобы избавиться от нестерпимого жжения внутри головы. Когда Лина ушла, сразу стало легче. Остался слабый зуд, но и он вскоре прошёл. Галя вздохнула и пошла на кухню. "Потом позвоню Линке, поговорю с ней, попробую как-то сгладить", – подумала она и успокоилась окончательно. Но так и не позвонила. Пришли сыновья, потом муж с работы, пока накормила, пока посуду перемыла… Закрутилась и забыла.

   ***

   Декабрь – месяц сплошной гонки. Зачётная неделя, подтягивание "хвостов", подготовка к праздничным концертам. Лина без устали гоняет с "квинтарями" праздничную программу. По традиции, к Новому году намечается провести отчётный концерт студенческого театра "Зелёный Гусь". Руководит театром Зиновий Чалый, популярный в городе молодой актёр комедийного амплуа, душа студенческой "богемы". Высоченный, худущий, умопомрачительно остроумный, он говорит шутками всегда и везде. Кажется, у него внутри сидит толпа авторов скетчей и выдаёт круглосуточно блестящий уморительный материал, Зяме остаётся только озвучивать.

   Самодеятельные артисты ходят за ним табуном, как приклеенные, смотрят в рот и готовы репетировать круглосуточно. Каждое выступление труппы становится заметным событием в жизни института. На этот раз готовится комическая опера – плод коллективного творчества артистов, под оригинальным названием "Гы-гы". Лина в театре не играет, но в постановке участвует, как аккомпаниатор. Сева – ведущий артист театра – разрывается между репетициями в "Гусе" и "Квинте". В этот раз "Квинте" доверено играть в первом отделении концерта, опера идёт вторым отделением.

   Лина сегодня с утра отпросилась с работы – готовиться к концерту, и всех "квинтарей" с занятий сняла – у неё, как руководителя факультетского ансамбля, есть такие полномочия. Вообще-то, послабления дисциплины не всем преподам по нраву. Многие без звука отпускают, кто-то ерепенится. Зачётная неделя на носу, хвосты никому не нужны. Но зал дают строго по расписанию, все дни распределены по минутам. Так всегда бывает, когда в Институте готовится большой концерт. Зал давно и прочно оккупирован именитым академическим хором, регулярно выступающим на многочисленных площадках по городу, области и по всей стране. Репетиции у них частые и длинные, плюс отдельные занятия вокальных ансамблей. Так что, получить время в зале на предконцертные репетиции – большая удача. Надо проверить расстановку аппаратуры, развести на сцене концертные номера, чтобы из зала кто-то послушал и посмотрел, всё ли ровно. Техническая часть очень важна. Если при полном зале засвистит микрофон, из-за того, что колонки неправильно выставили, считай, облажались, и спрашивать не с кого будет, только с себя.

   Лина села точно посередине зрительских рядов, где во время фестивалей обычно располагается жюри. Здесь лучше всего слышно "лажу" – фальшь или разбаланс звука. Полукруглый зал с высоченными потолками акустически своеобразный, в разных точках звучание сильно отличается. На пустой зал один звук, на полный – совсем другой. И надо это как-то заранее учесть. Директор студклуба Егор выдал из загашника единственный на весь Институт микшерный пульт.

   Новый ритм-гитарист, кудрявый плотный улыбчивый блондин Паша (для друзей – Палыч), разбирается в любой сложной технике, что называется, на раз. Он колдует за пультом, и теперь Лина может вздохнуть свободно – хотя бы эту ношу скинуть с плеч и перевалить на Палыча. Вроде всё, настроились, звучание инструментов и микрофонов более-менее сбалансировано. Теперь главное – ничего не забыть, записать все настройки, чтобы потом быстро воспроизвести – каждый коллектив сажает к пульту своего звуковика. Конечно, дирижирует звуком сам Егор, никому не доверяет.

   Директор студклуба Егор Черникин – музыкант, клавишник высочайшего уровня, до недавнего времени лабал в лучших ресторанах (по-музыкантски – "кабаках") города. А где ещё играть в Новосибирске музыканту, если он не "классик"? Два оркестра – в кинотеатрах "Победа" и "Металлист", есть знаменитый джаз-бэнд Виктора Бударина, там играет элита. И на этом, считай, всё. Остаются кабаки, потому уровень музыкантов в ресторанах очень высок. Егор хорошо знает отца Лины и относится к нему с большим уважением, ибо Георгий Кисляков – из старой когорты крепких профессионалов, стоявший у истоков послевоенного сибирского джаза. Не баран чихал. Так что, у Лины наследственность, которая и предмет гордости, и накладывает ответственность – она просто обязана быть на высоте.

   В предпраздничной круговерти Лина чувствует себя прекрасно. Рядом с ней друзья, единомышленники, с ними весело, чудесно, тепло. Здесь её стихия, её среда, бурное море творческих идей и людей, музыка, шутки, смех… Здесь её уважают, ценят, здесь ею восхищаются. Вон, Севка смотрит, как на богиню, спустившуюся с небес. Приятно, чёрт побери! Лина воспрянула: здесь, среди друзей, ей становится легче, она забывается и забывает о Максе, хотя бы на время репетиций. А репетиции назначаются почти каждый вечер. Макс знает, что Лина занята, и отстранился, заходит редко и почти не звонит. "Вот и хорошо, – твердит Умная Лина в минуты отдыха, – хватит уже сохнуть, и так похожа на тощую селёдку, так до мумии досохнешься. Нет его – туда и дорога, путь ищет себе очередную дурочку". Лина злится на своё "альтер эго", старается заткнуть Умную Лину, запихнуть на задворки памяти и оставить там вместе с её ворчанием. Лишь одно удивляет её и настораживает, заставляя прислушиваться к речам Умной Лины. Сравнивая свои ощущения от общения с друзьями и с Максом, Лина осознаёт: с ребятами из "Квинты" и "Гуся" она чувствует себя прекрасно, как рыба в воде. К Максу её тянет с неодолимой силой, но с ним она всё чаще задыхается, как рыба, выброшенная на берег.

   ***

   Макс бесится. Конечно, он ничего не может поделать с тем, что Лина снова ускользает от него, на этот раз с свою долбанную самодеятельность. Ну, что они там делают? Какой-то детский сад, ясельная группа. Радуются, как дурачки, хрен знает чему. Ведь коню понятно, что всё это – фуфло чистой воды, полная шняга. И все эти хлопающие зрители – такие же придурки, как самозваные артисты. Слушали бы нормальную музыку, дебилы, а сами помалкивали. Тишина – лучший друг бездарности. Линка бездарь?.. Макс об этом не задумывается, хотя, конечно, она не рок-звезда. Он предпочитает не слышать, как она играет и поёт, чтобы вдрызг не разочароваться в ней. Боится разрушить то странное, волшебное, что будто бы повисло в воздухе, как невидимая нить, и связало его с этой странной девушкой.

   Страшное всё-таки случилось: Лина притащила билет на концерт. И заодно пригласила встретить Новый год в общаге, вместе с иностранными студентами, в комнате у полячки. Вот это тема! Если девушка зовёт парня на праздник с ночёвкой, да ещё в такое место, которое славится свободными нравами, это что-то значит?! Одумалась? Опомнилась? Готова прыгнуть с ним в постель? Точно! Так и есть! Блин… На концерт придётся топать, не отвертишься. Обидится ведь, если не приду, и секс обломается.

   Шеф послал Макса отнести бумаги в старый корпус. Макс решил срезать через двор и рванул бегом, в чём был, по "народной тропе" между сугробов к дверям, ведущим в столовую. Пока поднимался по лестнице, услышал: в зале над столовой играют. Скрипочка, гитары, ударные, девушки поют на два голоса. Неплохо. Но, конечно, такое долго слушать не станешь, надоест. Дверь в зал открыта, народ туда-сюда носится. Зайти, что ли, посмотреть на девчонок… Зашёл и остолбенел: за клавишами сидит Лина. Вот так номер! Макс прислонился к стене и заслушался. Песня в ритме танго, ретро, про цветочницу Анюту, блондинка на скрипочке соло выводит. Неплохо, очень неплохо! Надо же, не ожидал…

   Доиграли песню, Лина захлопала в ладоши: "Внимание! Бас не слышу вообще! В чём дело? Сева, что за лажа на проигрыше?" Гитарист положил инструмент на колонку, бухнулся на колени, пополз к Лине и заорал ёрническим тоном: "Твоё величество, государыня, не гневайся! Исправлюсь, искуплю, заглажу! Дозволь к ручке приложиться!.. А к щёчке?" Вскочил и, не давая Лине опомниться, обнял и чмокнул в щёку. Лина оттолкнула его, но почему-то не сразу. Рассмеялась, отвесила лёгкий подзатыльник. Гитарист вернулся на место, как ни в чём не бывало, довольно улыбаясь. У Макса в груди неприятно кольнуло. Подумалось: они тут как семья. Ага, шведская. Может, правду Серёга сказал: она только мне яйца крутит, а со своими спит напропалую? Нет, не может быть… Или… Может?

   Макс резко оттолкнулся от стены, вышел из зала, никем не замеченный, и почти бегом отправился обратно, в свой корпус. В голову вдруг откуда-то упало слово и неотвязно зазвенело в такт шагам: шлю-ха, шлю-ха, шлю-ха…

   Утихомирить накатившую злость удалось нескоро. Усилием воли отогнал плохие мысли. Если подумать, ничего такого он не видел. Мало ли, может, у них принято так дурачиться. Подумаешь, большое дело, за поцелуй в щёчку по роже не съездила! Линка смотрит на этого хмыря с гитарой совсем не так. Вспомнил её взгляд, полный обожания… Убедил себя: так она смотрит только на него, на Макса. И успокоился окончательно.

   ***

   Вечером в который раз прогоняли оперу. Лина за роялем, наверное, в двадцатый раз проигрывала мелодию песенки Мекки Ножа из 'Трёхгрошовой оперы'. Артисты выходят под эту песню, ею же заканчивают концерты. В руках шляпы-канотье, танцующий шаг, простые изящные движения.

   Мы студенты из НЭИСа

   Инженеры будем. Но!

   Мы актёры и актрисы,

   Кто недавно, кто давно.

   Мы играем водевили,

   Любим пьесы, где смешно.

   Хоть нас этому не учат,

   Мы снимаемся в кино.

   Если вам заняться нечем,

   И закралась в сердце грусть,

   То вам скажет "Добрый вечер!"

   Наш театр "Зелёный Гусь".⁴

   Слова придумал Зяма. Песенка получилась милая, всегда принимается публикой на "ура". Долго пришлось отрабатывать движения незамысловатого танца. Когда на сцене больше десятка артистов делают что-то синхронно, самые простые па приходится повторять снова и снова, добиваясь лёгкости и непринуждённости.

   Лина умоталась так, что отказалась пойти домой пешком, хотя Севка набивался в провожатые, да и погода располагала: тихо, минус десять, лёгкий снежок. Нет, только не сегодня, на троллейбус и домой, наскоро поужинать и провалиться в сон. Но отдохнуть толком не получилось, тревожные сны с мутными несвязными сюжетами наползали тяжкими свинцовыми тучами и будто придавливали к кровати, не давая дышать. Что-то снилось плохое, страшное, Лина просыпалась среди ночи несколько раз, потом долго ворочалась, мысли лезли в голову какие-то сумрачные, тоскливые. Встала с постели, будто пыльными мешками избитая, с острым предчувствием беды. Но привычные утренние хлопоты и сборы на работу отодвинули ночные впечатления, а лёгкий морозец и яркое солнышко разогнали хмарь окончательно. Жизнь продолжается. Скоро концерт, а потом и Новый Год.

Глава 6

Лине позвонила мама. Приготовила к Новому Году коробку со всякими вкусностями, надо поехать забрать. Лучше сегодня, пока муж на смене в таксопарке. Мама часто подкидывает Лине деньги, дарит подарки, снабжает дефицитными продуктами – старается загладить вину за то, что однажды предпочла им с папой молодого таксиста и ушла к нему. Они живут в частном секторе, в большом добротном доме, недалеко от Гали. По советским меркам мама с мужем в полном шоколаде: зарабатывает Фёдорыч, мамин муж, очень хорошо, личные машины меняет каждые два года. Поскольку он хороший механик, каждый автомобиль доводит до идеального состояния и, поездив на нём, продаёт дороже, чем купил.

   Мама работает барменом в ресторане "Обь". Хоть зарплата у неё скромная, место весьма доходное, если владеешь некоторыми профессиональными приёмами. Попросту говоря, надуть пьяненького клиента – как два пальца об асфальт. Здесь граммульку не долила, там чуть разбавила, ловкость рук, и никакого мошенничества. Общепит – золотое дно, Клондайк, если к делу подходить с умом. Мама как-то рассказывала Лине о хитростях, которые позволяют ей в конце каждой смены складывать в карман ощутимую сумму. Усушка, утруска, нормы естественной убыли, списание "разбитой" посуды и прочие лазейки позволяют персоналу, даже без откровенного воровства, строго в рамках закона, жить – не тужить, как сыр в масле кататься. Кроме того, поужинать в хорошем ресторане обычному гражданину с улицы не светит, существует система предварительной записи, и попасть в заветный список не так просто. Потому мама имеет доступ к разнообразным дефицитам в магазинах – тем, что продаются только своим. Достаточно назвать место работы, пообещать столик в любой удобный вечер – и двери подсобок, набитых товаром, не предназначенным для свободной продажи, открываются, как по волшебству.

   Фёдорыч – мужик прижимистый, не любит, когда деньги из дома утекают, не одобряет постоянные попытки жены много давать дочери. Мама побаивается мужа, откладывает копеечку втихаря, приносит продукты для Лины с работы и тщательно прячет. Каждая передача продуктовых наборов превращается в глубоко законспирированную операцию. Отдавать дочке коробки сразу с работы, среди бела дня, несподручно – могут засечь, ОБХСС не дремлет, и это чревато большими неприятностями, вплоть до уголовки. Конечно, менты с проверками ходят, в основном, свои, прикормленные, но сильно наглеть тоже не стоит – охотников настучать хватает. Торгашей и общепитовцев простой народ и презирает, и одновременно страшно им завидует. Потому среди тех, кому доступ к "кормушке" не светит, регулярно находятся "доброжелатели", готовые расписать художества клятых торгашей на официальном бланке, не стесняясь в эпитетах, со всем пафосом классовой ненависти.

   ***

   Лина ещё днём позвонила Максу и сообщила: сегодня надо зайти домой к маме, чтобы забрать продукты на их общий новогодний стол. Согласился, куда тут денешься. Завалились в дом, раскрасневшись с мороза. Мама тут же захлопотала, накрывая на стол, Лина помогала. Макс украдкой разглядывал богатую обстановку. Да, оказывается, мамаша у Линки упакована, как надо. Странно, что дочка у небедной родительницы одета скромно, хоть и видно, как старается тщательно подбирать наряды и соблюдать какой-никакой стиль. В целом, конечно, нормально она выглядит, пока не напялит свою убогую шубку. Ходить с ней под ручку по центральным улицам не очень хочется, если честно. Не то чтобы стыдно, но как-то не по себе – кажется, все прохожие видят, что она ему не пара. Это навязчивая идея про "не пару" пришла не сразу, не с самого начала, а только сейчас, вдруг, как будто на голову упала. Не нравится эта мысль Максу, вызывает какой-то неприятный внутренний зуд, протест. Ведь тянет его к Линке по-прежнему сильно, так сильно, что дышать без неё тяжело, все мысли только о ней.

   Мама накрыла стол, как на праздник. Впрочем, как всегда, уж Лина-то знает. Конечно, дочка в большой обиде на мать за то, что она предпочла ей молодого мужика. Конечно, мама не идеальна во многих смыслах. Но чего у неё не отнять, так это таланта сделать обильный и невероятно вкусный стол, принять гостей, как следует, чтобы ушли отяжелевшими, сытыми, довольными и непременно захотели вернуться. В этот раз всё как всегда, и даже чуть лучше. Мама раскраснелась, и румянец ей очень идёт. В молодости она была очень красива, да и теперь ещё хороша. Смотрит ласково, следит, чтобы тарелки не пустовали, и по рюмочке налила. Гость расслабился, улыбается, охотно поддерживает разговор. Всё выглядит так, будто Макс в этом доме мгновенно стал своим. Мама разговаривает с ним, словно знала его всегда, и это так естественно, что они пришли вместе, иначе и быть не может. Лина поглядывает на Макса украдкой и чувствует себя абсолютно, невероятно, невозможно счастливой, как будто попала в сказку с "хэппи эндом", где "они жили долго и счастливо и умерли в один день". Даже мысль промелькнула: "Вот бы сейчас взять и умереть, на пике счастья… Кто знает, что готовит завтрашний день? А если ничего хорошего? Если всё хорошее у нас уже было?.." Лина вздрогнула, услышав тихое шипение Умной Лины: "Да-да, ты права. Всё уже было! Ничего хорошего не жди. Дальше будет всё хуже и хуже! Ещё наплачешься". Лина мысленно прикрикнула на неё и велела не высовываться. Дай насладиться мгновением, злобная стерва. Не мешай.

   ***

   Наступил день концерта. Лина не находит себе места, волнуется больше, чем обычно. Ещё бы, Макс будет в зале! Ей и страшно, и безумно, до дрожи в коленках хочется блеснуть перед ним талантами, показать, что она себя не на помойке нашла, что она тоже кое-чего стоит. Пусть увидит, как ею восхищаются люди. Пусть узнает, что она – королева этой сцены, и это признают все, кто придёт сегодня в зал. Пусть и он признает очевидное: японский магнитофон и дорогой прикид – ещё не всё, в этой жизни есть и другие ценности, которыми Лина обладает в полной мере. Она – звезда, она на взлёте, на крыле успеха. А Макс – где-то там, внизу, в толпе. Конечно, Лина готова протянуть ему руку и позвать с собой, ввести в этот чудесный мир, в клан артистов, небожителей, которых носят на руках. Разве не заманчиво? Кто откажется от восторгов публики? Это как наркота – раз подсел, уже не слезешь. И только здесь, на артистическом Олимпе они смогут стать равными богам и равными друг другу, смогут идти вместе к успеху, рука об руку…

   Умная Лина тут как тут: "Размечталась! Да твой Макс положил с прибором на все твои финтифлюшки! Мишура это всё, несерьёзно. Завтра твой мнимый триумф станет вчерашней новостью. Зрители тебя забудут, как только выйдут за дверь. И Максик твой вместе с ними. Не обольщайся, ты факир на час и возлюбленная на день. День закончился, и хватит с тебя. Возвращайся в реальность, здесь тоже люди живут".

   ***

   Макс сидит в тёмном зале и внимательно смотрит на ярко освещённую сцену. Линка сегодня чудо как хороша – причёска, макияж, платье. Тёмно-бордовое, в талию, с широкой струящейся юбкой и светлыми узорами на широких рукавах. Вроде ткани много, а фигурка вся, как на ладони. Макс с гордостью осознал – его девушка красотка, да. Есть в ней сегодня нечто неуловимое, нечто новое, раньше не замеченное. Что-то вроде искры в глазах, делающей её на сцене притягательной, манящей. Как будто она зовёт каждого, кто в зале, пойти за собой. Макс уверен, что слышит её зов лучше остальных. Он чувствует, что зов предназначен сегодня только ему, ему одному. Оглядываясь по сторонам, он замечает, как смотрят на сцену парни. Почему-то он уверен, что взгляды притягивает именно она, Лина. Остальные лишь создают ей оправу, как драгоценному камню. Музыка затягивает, завораживает, приглашает погрузиться в неё с головой, раскачиваться в такт, подхватить мелодию. Макс впитывает в себя голос Лины, вслушивается в слова, пытается почувствовать их музыку, но… Отвлекает раздражающий бубнёж по соседству.

   Рядом с Максом сидят две девчонки, переговариваются громким шёпотом. Не захочешь, всё равно услышишь. Видимо, придётся вместо музона подслушивать чужие секреты.

– Севка такой хорошенький, прям не могу, так бы и съела!

– Ага, обломись. У него роман.

– Да ну? Бли-ин… С кем?

– Так с этой, которая за клавишами. Кислякова Линка, заочница. Она ансамблем этим рулит.

– Не-е, у них точно ничего нет!

– Откуда знаешь?

– Знаю! Линка занята, у неё парень есть. Мне лаборантка с экономики сказала. И это точно не Севка. Блондинчик, говорит, зелёный совсем.

– Ой! Мало ли, кто что сказал?! Я точно знаю: Севка по ней давно сохнет, с первого курса. Ну, и она…

– Что она?

– Точно не знаю, но говорят… Вроде, спит она с ним. Изредка. От скуки. В перерывах между романами. А он и рад, дурачок.

– Сама ты дура! Севка классный! Артистичный, обалдеть! И хохмач. У нас девки в группе все по нему кипятком ссут. Ничего, всё равно мой будет!

– Ага, держи карман. Ты посмотри на Линку и на себя. Она – королевишна, у неё поклонников половина этого зала, а ты… Вот что я тебе скажу, подруга, без обид, но не тебе с такой звездой тягаться. Забудь Севочку.

– Ой-ой! Подумаешь, звезда! Смазливая, фигуристая, знаменитость, спорить не буду. Но Севка всё равно рано или поздно устанет за ней бегать. А тут я, вся такая милая, симпатичная, на всё согласная. Вот и посмотрим, чья возьмёт!

   У Макса пылает лицо. Ему кажется, что весь зал шушукается о Линке, о её бурных романах и постельных подвигах. Косятся на него. Кто он для них? Лошара, достойный лишь презрения и жалости? Нестерпимо захотелось провести ладонью по волосам: вдруг там рога пробиваются?.. Когда уже антракт? Подойду, спрошу напрямую, в глаза посмотрю. Увижу, что мне надо. Если что… В общем, тогда всё. До свидания. Как говорится, была без радости любовь, разлука будет без печали.

   ***

   Час пролетел, словно в тумане, как одно мгновение. Лина играла свою партию на автомате, как привыкла, как репетировали. Софиты били в глаза, слепили, делали зал непроницаемо тёмным. Но она знала, чувствовала, где сидит Макс. И пела только ему. Ему одному, как будто вокруг никого. "Квинту" долго не отпускали, даже требовали исполнить "Цветочницу Анюту" на бис. Что делать, если публика просит… Звучит вступление, и песня потекла, как ручей, от Лины туда, вниз, к Максу. Каждое слово наполнено смыслом, движением души, биением сердца.

   Но однажды весной

   Лейтенант молодой

   Целый час простоял в магазине.

   Он фиалки купил,

   А когда уходил,

   Он унёс моё сердце в корзине…

   Без любимого я

   И сама не своя,

   Так томительно время проходит…

   Я не знаю причин,

   Только к нам в магазин

   Молодой лейтенант не заходит…⁵

   Не заходит. Не заходит. Эти слова крутятся в голове снова и снова, будто игла соскакивает на царапине заезженной пластинки. Почему? Откуда-то со дна души поднимается тревога, чувство неумолимо приближающейся грозы. Молний ещё не видно, но поднялся ветер, горизонт затянуло тучами, и раскаты грома всё слышнее. Грядёт буря, и от неё не спрятаться.

   Песня закончилась. Снова аплодисменты. Лина стряхнула наваждение, вышла на авансцену, поклонилась и жестом показала на остальных квинтарей – мол, что я, это всё они, я без них ничего бы не сделала. Короткий антракт, Лина стоит возле ступенек, ведущих на сцену, ищет взглядом Макса. И не находит. Вот она, первая молния, первый удар грома среди ясного вечера! Он что же, ушёл?..

– Лина! – этот голос она узнает среди тысяч других.

   Макс пробрался к ней сквозь толпу. Что у него с лицом? Ладно, не важно, потом разберёмся. Отработали на "ура", показали всё, на что способны, играли чисто, пели вдохновенно, с настроением. Зал принимал отлично. Ну, теперь можно послушать и Макса, что он скажет. Поди, дар речи потерял, бедолага. А вот, такие мы молодцы! Знай наших!

– Как тебе концерт? Что скажешь?

   Макс помолчал, словно подбирал слова.

– Ну, так…

   Не это сейчас волнует Макса, совсем не это. Но надо ответить. Хоть что-то.

– Нормально. Бывает хуже.

   На языке крутится самый важный, самый главный вопрос. Её ответ решит всё.

– Вот как? Бывает? Хуже? – Лина вспыхнула, глаза мгновенно заледенели и стали жёсткими, чужими.

– Сева! – елейным голоском позвала Лина.

– Я здесь, моя королева! – Севка выскочил, как чёртик из коробочки.

   Глядя Максу прямо в глаза, нарочито чётко выговаривая слова, Лина произнесла.

– Ну как, Сева, твоё приглашение на романтический вечер для двоих в силе?

   Севка сориентировался за долю секунды.

– Само собой! Готов, хоть сейчас!

– Вот и славно. После концерта.

   Она резко развернулась и пошла на сцену – готовиться ко второму отделению. Макс было дёрнулся к Севке, глядящему на него с торжествующей ухмылкой, но остановился. Ещё чего, было бы глупо навалять этому хлыщу здесь, сейчас, да ещё перед выходом на сцену. Будет скандал, и зачинщик драки окажется полным идиотом, виноватым по уши. Макс ограничился тем, что процедил сквозь зубы.

– Ну, давай-давай, Ромео грёбаный, вперёд и прямо. Удачи.

   И вышел из зала.

  Лина на ватных ногах поднялась по ступенькам и села за рояль. Руки ходуном ходят. Да как он посмел так оскорбить её?! Так уничижительно отозваться об их труде, стараниях и явном успехе?! Злость бушует внутри, раздирает грудь, ищет выход. Хочется крушить, ломать, ударить так больно, чтобы он задохнулся! Чтобы его согнуло пополам! Но… Пора играть вступление. Руки на клавиши, сосредоточилась. Дальше всё идёт, как по накатанному: Лина играет механически, по памяти. Вот, наконец, подходящий момент: вложила всю ярость в первые аккорды арии Мефистофеля. Лёха запел.

   По земле весь род людской

   Планомерно расселился,

   И нужда в экономистах

   Возникает тут и там.

   В упоении сердечном

   За столом сидит декан.

   Он доволен: с разных стран

   Присылают нам запросы.

  И тут дурными голосами завопили Толик с Севкой.

  Мы поедем в Магадан!

  Мы поедем в Магадан!⁶

  Зал ржёт и аплодирует. Всё идёт по плану, зрители принимают прекрасно. Что ещё надо артистам?

  Лина понемногу отошла, к концу оперы уже улыбается, вместе со всеми вышла на поклон, вызвав ещё одну волну аплодисментов. Фигня, пусть Макс засунет своё долбанное мнение куда подальше. Мы молодцы, это же очевидно! А кому не очевидно, тот пусть идёт… грузить металл чугуний, вот так!

  Концерт окончен, зрители расходятся, надо ещё аппаратуру на место утащить, в репетиционную комнату. Микшер Егор забрал, квинтари собирают остальное. Полчаса, и зал пуст. Всё, можно закрывать, ключ на вахту.

  Из Лины как будто воздух выпустили. Злость развеялась без следа, осталась тоска и смутное чувство вины. Севка мнётся рядом, ждёт, хочет что-то спросить. О, боже! Как она могла забыть?! Назначила свидание. С Севкой. При Максе. Дура!.. Макс наверняка принял всё за чистую монету. И что теперь? Умная Лина знает, что: свободна ты теперь, звезда эстрады, как сопля в полёте. Упустила своего журавля в небе окончательно. Иди домой, рыдай в подушку. Пора. И Лина пошла рыдать, решительно отправив домой Севку.

   Макс шёл по улице к остановке, внутри всё клокотало. Как она могла? Шлюха, шлюха, грязная шлюха! Водила за нос, крутила яйца, целку из себя строила, а сама… Дрянь, дрянь, дрянь! Скольких через себя пропустила, пока Макс вокруг круги нарезал? Дурак, идиот, надо было заломать её тогда, под Пинк Флойд, никуда бы не делась, дала бы, как миленькая, и шёлковая бы стала! Видно же, что влюблена в него, в Макса, а не в этого хмыря Севку! Не так она смотрит на него, совсем не так!

   Макс добрёл до дома, разделся и пошёл сразу к себе. Мать звала ужинать, отказался. Врубил музон, лёг на диван, уставился в потолок. Нет, так невозможно! В груди жжёт, как будто внутрь затолкали паяльник и включили в розетку. Сколько сейчас времени? Что-то около одиннадцати, почти ночь… Где она сейчас? Что делает? Трахается "от скуки" со своим Севкой?.. Жжение нарастало и становилось нестерпимым.

   Макс вдруг вскочил, набросил полушубок и со всех ног помчался на остановку, к телефону-автомату. Набрал номер. Длинные гудки. Хотел уже повесить трубку, но услышал знакомое "алло"… Голос какой-то странный, как будто у неё насморк. Что-то романтический вечер быстро закончился. Или не было ничего? Наврала!? Устроила для него показательные выступления…

   "Алло. Вас не слышно… Алло… Макс, это ты?.. Макс!" – Лина кричала в трубку, звала, потом судорожно всхлипнула… Вот оно что… Плакала, значит.

   Макс повесил трубку на рычаг и пошёл домой. В груди таяли остатки боли, тело с каждым шагом наливалось свинцовой тяжестью. Надо поспать. Говорят же, утро вечера мудренее. Но сначала… Что там мама про ужин говорила?

   После ужина сон куда-то пропал. Так и пролежал до утра, глядя в потолок. Она наврала, всё наврала! Спектакль для него разыграла, артистка хренова! Что у них там происходит, за кулисами? Какой жизнью они живут? Что их волнует, над чем смеются, что обсуждают? Наверное, не только ноты, или кому когда начинать играть… Это другой мир, незнакомый Максу. Сегодня у него на многое открылись глаза. Они с Линкой как будто с разных планет. Она в лучах прожекторов, как рыба в воде, так и притягивает к себе взгляды. Купается в восхищении. Её обсуждают, её хотят парни, к ней ревнуют девчонки… Что она такое? Правда, что ли, звезда из другой галактики?

   К рассвету Макс додумался вот до чего: чтобы быть вместе с ней, на равных, чтобы не смотреть на неё, как на недосягаемую звезду, надо встать рядом, на одну ступень. Проникнуть в её мир, стать в нём своим. Стать таким, как она. Конечно, Макс не музыкант. Но именно в ту ночь он понял, в чём его сильная сторона, где он может проявиться так, чтобы чувствовать себя не хуже, чем Линка. Посмеиваться над всеми со своей собственной высоты. И притягивать восхищённые взгляды. Женские, конечно.

   ***

   На следующее утро Макс летел на работу, как на крыльях. Теперь он знает, что делать. И для начала стоит извиниться перед девушкой. Вот, прямо сейчас, разденется и поднимется к ней. Если она ещё не пришла – подождёт, сколько потребуется. Она, конечно, тоже хороша, но вот этой фигни "бывает хуже", слетевшей с губ Макса случайно, без всякого злого умысла, она не заслужила. Надо исправить, сгладить, пока она не накрутила в своей хорошенькой головке, фиг знает чего.

   Зашёл в новый корпус, взял ключи на вахте и пошёл в самый конец длинного коридора. Возле двери уже кто-то маячит, фигура вроде женская. Лина?.. Так рано и здесь? Не утерпела, не может больше ждать. Это замечательно! Значит, она тоже хочет разрулить вчерашнюю фигню. На этот раз Макс всё возьмёт в свои руки. По праву мужчины.

   Никого не стесняясь, девушка бросилась к нему на шею и заговорила горячо, сбивчиво, пытаясь объяснить, что её вчера какая-то муха укусила. Макс особо не прислушивался, просто обнял её, гладил по волосам и чувствовал, как разливается по телу тепло, спокойствие, умиротворение. У них всё хорошо, они вместе, она рядом, живая, тёплая, податливая. Льнёт к нему, прижимается… Так, приехали, ещё стояка не хватало. Стоп-стоп, Макс мягко, но настойчиво отстранился. Никакого секса на рабочем месте, милая девушка, держите себя в руках. Поцеловал Лину в щёчку и сказал, что зайдёт к ней в лаборантскую, чуть попозже. Вместе на вечер что-нибудь придумают.

   Лина взлетела на четвёртый этаж, как на крыльях. Хотелось петь, танцевать, любить весь мир. Все недоразумения разрешились, на все вопросы, мучившие её бессонной ночью, получены ответы. Они с Максом по-прежнему пара, их отношения стремительно развиваются, всё прекрасно и замечательно! Впереди Новый Год, феерический праздник в общаге. Пора готовиться. Подарок Максу она уже приготовила. Очень необычный подарок.

  Два Рода в тревоге. Общая аура детей всё больше наливается тяжёлым свинцом и приобретает оттенки грозового облака. Они не справляются с силами, которые пробудили. Им дали дом на двоих и дрова – топливо для поддержки тепла в очаге. Но они не стали учиться топить печь. Вместо этого дети сложили дрова посреди дома и подожгли. Смотрят на пламя и радуются, не понимая, что огонь разгорится и спалит дотла весь дом. Вместе с ними.  

  Навесили на детей сферу неприязни, теперь о них недобро судачат все вокруг. Старшую сестру Галину подключили, она сделала, что смогла – наговорила младшей жестоких слов. Дали Максиму подслушать разговор о неверности Полины. Всё тщетно, они слепы, как котята, и готовы сгореть, лишь бы остаться вместе. Это невозможно, этого нельзя допустить. Пора задействовать того, кто наверняка сможет всё разрушить. Есть такой человек на примете. Злобный, обиженный на весь мир неудачник с омерзительной аурой и очень плохой кармой. Этот подойдёт, этот справится.  

  А пока Максима надо как-то оттянуть от Полины. Он готов сломаться, подстраивая себя под её желания. Пора побыть одному, опомниться. Пусть заболеет.  

Глава 7

Утром 31 декабря Макс проснулся разбитым. Голова чугунная, знобит, вставать совсем неохота. Надо в Институт, но сил никаких нет, даже глаза продрать. На работе короткий день, все готовятся праздновать. Свинтить после обеда, дома переодеться и к восьми вечера – в общагу. Макс сел в постели. В голове вертолёт, мышцы ломит, как после тяжёлой тренировки. Наверное, вирус какой-то подхватил. Ещё не хватало заболеть! Такой важный день… Точнее, важная ночь. Сегодня, или никогда.

   На днях опять Серёга подвалил. Прилип как банный лист, всё про Линку расспрашивал. Опять на смех поднял перед парнями, мол, Максуха из-за тёлки своей все рекорды бьёт по недотраху. Так стрёмно всё это выслушивать… Макс и так самый молодой на работе, а тут ещё повод нашли зубы скалить. Ну, и ляпнул, что на Новый Год идет с Линкой в общагу, к иностранцам. И теперь уже точно её оприходует. Серёга сразу ухватился: давай, говорит, забьёмся, что она тебя опять продинамит. На желание. Отказаться вообще не в масть. Пришлось согласиться. И если Серёга окажется прав… Тогда всё, точка. Пускай Линка своему Севке яйца крутит, с меня хватит.

   ***

   Общага НЭИС под номером три, или попросту "тройка", в восьмидесятом году представляла собой весьма интересное обиталище, не столько по форме, сколько по содержанию. Девятиэтажный корпус имел две независимых "свечки", объединённых общим вестибюлем, залом и служебными помещениями на первом этаже. В левом крыле жили студенты факультета многоканальной электросвязи или МЭС (в просторечии – мэсники), а в правом – экономисты. На каждом этаже такой "свечки" вокруг лифта располагались блоки, состоящие из нескольких комнат с общей кухней, санузлом, балконом. В блоках, как правило, жили однокурсники.

   Экономический факультет стоял особняком в структуре института, ибо имелось таковых профильных факультетов всего-то два на весь СССР – один в Москве, второй в Новосибирске. По этой причине на Новосибирском экономфаке учились иностранные студенты из братских социалистических стран: Польши, Венгрии, Чехословакии и Монголии. Больше всего было поляков. Конечно, жить пять лет в суровом сибирском климате нелегко, как и мириться с полуголодной общаговской жизнью. Как правило, студенты-иностранцы происходили из зажиточных семей – другие не могли себе позволить отправить детей учиться в Советский Союз. Хотя, многие расходы брало на себя государство, всё же это было весьма затратно – одни только поездки домой на каникулы влетали в солидную копеечку. "Интернационал" дополняли "нацкадры" из союзных республик – Азербайджана, Армении, Узбекистана, Туркмении, Таджикистана, Казахстана. И эти студенты были совсем непростые. Парни, которых посылали учиться на инженеров-экономистов связи, готовились занять высокие посты в республиканских министерствах или руководящие должности в крупнейших предприятиях связи. Всех "нацкадров" ждало распределение на родину.

   У Наташи на потоке тоже учились иностранцы. Она дружила почти со всеми, приняв на себя роль гостеприимной и радушной хозяйки от лица Родины. Не в глобально политическом, а в самом лучшем человеческом смысле: помогала им освоиться, показывала местные достопримечательности и рассказывала об истории города, учила понимать языковые тонкости и более свободно говорить по-русски, приглашала в гости на мамины пироги. Чувствующие себя сиротами на чужой земле ребята и девушки отогревались в её тёплом доме и телом, и сердцем. В Наташке они души не чаяли.

   В общаге обитал сонм смазливых ухоженных студенточек, при первой возможности включавших на полную катушку обаяние молодости, напускной скромности и тщательно отработанной застенчивости. Как бы случайно и ненавязчиво оказываясь в поле зрения парней-иностранцев, они становились покладистыми, услужливыми, готовыми на всё. Только бы получить уникальный шанс, захомутать ни о чём не подозревающего иноземного "прынца" и укатить с ним в вожделенную "заграницу". На правах законной супруги, само собой. И такое действительно иногда случалось, подогревая надежду в меркантильных сердечках остальных феечек-охотниц.

   Длинноногая волоокая Светуля два года готовила на общей кухне завтраки для красавчика Кшиштофа. Но он окончил институт и уехал,помахав русской возлюбленной ручкой на прощание и пообещав писать письма. Через пару недель Светуля снова появилась у плиты, в том же легкомысленном кружевном халатике, но на другом этаже. Теперь она готовила завтраки для Збышека – оплывшего от пьянства прыщавого сноба с вечной презрительной ухмылкой. Светуля рассудила, что с лица воды не пить, а паспорт гражданина Польской Народной Республики есть и у него. Правда, Збышек не доучился, перевёлся в Москву и, вполне ожидаемо, пригласить с собой Светулю забыл.

   Тувинка Роза, дочь уважаемых родителей, широко известных в узких кругах маленькой сибирской автономной республики, на взгляд европейца, красотой не блистала: луновидное лицо, глазки-щелочки, короткие кривоватые ноги. Достойно выглядела лишь роскошная коса цвета воронова крыла, что струилась по спине и заканчивалась атласным белым бантом, притягивающим взгляд к плоской попе. Субтильный, но симпатичный и общительный венгр Лайош запал на Розу с первого взгляда, таскался за ней как привязанный, к неудовольствию феечек-охотниц. Роза училась на курс старше. Лайош свозил её к родителям в Будапешт и объявил невестой, чем поверг родню в шоковое состояние. Поженились они в Новосибирске, скромно и тихо. Роза заканчивала вуз на седьмом месяце беременности. Получив диплом, укатила к родителям мужа – рожать наследника. Лайош остался доучиваться. Когда он через год вернулся на родину, его ожидали родители с пухлым раскосым младенцем на руках. Роза испарилась в неизвестном направлении. Через полгода беглянка объявилась и потребовала развода: нашла себе в столице Венгрии более достойную партию, чем простофиля Лайош.

   Изумительной красоты кареглазая блондинка Ульяна недолго сопротивлялась чарам красавца Видади, и у них как-то очень быстро установились отношения, похожие на семейные. Правда, темперамент у обоих был горячий, они часто ругались, даже до рукоприкладства дело доходило, причём, разъярённая девушка могла и лицо расцарапать, и укусить. Когда Уля ныряла за занавеску над его кроватью в общаге, товарищи по комнате деликатно затыкали уши. Так и жили, как муж и жена, яростно ссорились и бурно мирились. После четвёртого курса Видади решился и повёз Улю на смотрины в Азербайджан. Семья встретила потенциальную невестку холодно, сын получил внушение от родных и категорический отказ принять в дом русскую "девку", которая опозорила себя, вступив в грешную добрачную связь. Уля уехала домой одна. Они прожили вместе весь пятый курс, после получения диплома Видади поцеловал Улю и уехал на родину, где его ожидал пост заместителя министра связи Азербайджана. Уля писала ему, но ответа не дождалась. Позже узнала, что любимый женился на молоденькой "честной" девушке из глухого горного аула, которую ему давно присмотрели родные. Из неё вышла правильная, заботливая и послушная жена.

   Никого в Институте не оставила равнодушным история любви Бямбы и Даны. Дана, миниатюрная брюнетка из Чехословакии, крепко полюбилась Бямбе – разбитному высоченному удивительно симпатичному парняге, звезде институтской баскетбольной команды, сыну Министра обороны Монголии. Девушка отвечала взаимностью. Роман был бурным, страстным, красивым, экзотическая пара притягивала взгляды как магнит. За влюблёнными, затаив дыхание, наблюдал весь институт. Но счастье длилось недолго: родители Даны воспротивились выбору дочери и, "чтобы девочка не наделала глупостей", перевели её на учёбу в Москву. Сопротивляться было невозможно по целому ряду причин, и девушка подчинилась родительской воле – уехала. Бямба летал к ней так часто, как мог, ввергая высокопоставленного родителя в изрядные траты. После окончания учёбы Дана вернулась в Прагу, Бямба – в Улан-Батор. Ещё много лет они встречались в Москве, чтобы побыть вместе хотя бы несколько дней, насытиться друг другом. Такого заряда им хватало, чтобы жить дальше, каждому свою жизнь.

   Необъятно толстый и невероятно обаятельный венгр Бэла был нарасхват – его наперебой приглашали во все компании. Никто не умел так рассказывать анекдоты, байки, произносить тосты, зажигательно танцевать, закручивая вокруг себя вихрь веселья, вовлекая всех в калейдоскоп праздника и лучезарного настроения.

   Конечно, среди иностранцев были и такие ребята, что держались особняком, избегали шумных компаний. Высокий красавец, голубоглазый брюнет Войцех ни на шаг не отходил от веснушчатой худенькой Малгожаты, похожей на блёклую моль. Они так и проходили вдвоём все пять лет учёбы. Похоже, им больше никто не был нужен.

   Почти все иностранные студенты, за редким исключением, учились на "отлично". На родине они проходили жесточайший отбор, многоступенчатый конкурс. Счастливый билет в СССР вытягивали редкие везунчики из числа блестяще подготовленных выпускников школ и лицеев (профессиональных училищ и техникумов). Учились они совсем не так, как наши. Они ходили в библиотеки и тщательно штудировали материал, который им предстояло услышать на следующей лекции. В аудиториях они садились на первые ряды, прилежно конспектировали за преподавателем (многие владели стенографией) и после окончания лекции обязательно задавали вопросы по самостоятельно изученному и прослушанному материалу.

   Наши студенты смотрели на иностранцев, как на марсиан: так учиться не умел (да и не хотел) никто из "аборигенов". То, что дорого даётся, больше ценится, это очевидно. Право обогащаться знаниями, конечно, нашим тоже не с неба падало, но доставалось куда легче, потому и учились многие спустя рукава, и экзамены сдавали по принципу "куда кривая вывезет". Бездельники и лоботрясы отсеивались в первый же год, большинство оставшихся, как правило, дотягивали до диплома. Был вопиющий случай, когда на первый курс зачислили абитуриента из Армении, ни бельмеса не понимающего по-русски. Этот уникум ходил на лекции с переводчиком, которым его снабдили состоятельные родители. Разумеется, после первой же сессии он со свистом вылетел, несмотря на направление от республики.

   Учиться экономистам было непросто: в дипломе им присваивали квалификацию "инженер-экономист". И вот эта приставка "инженер" портила кровушку изрядно: первые три курса приходилось наравне с технарями изучать сложные дисциплины, на которых строгие преподаватели спуску не давали никому. Лина отлично помнила, как на вводной лекции им сообщили, что к диплому каждый из них сможет легко отремонтировать не только телефонный аппарат, но и телевизор. Смешной прогноз, конечно, но некая доля истины в нём присутствовала.

   Самая близкая подруга и одногруппница Наташи полька Ханна училась только на "отлично". Красотой девушка похвастаться не могла: высокая, мощная, широкая в кости, с грубыми чертами лица, она напоминала крестьянку с полотен Петрова-Водкина. Она и на самом деле родилась и выросла в большой крестьянской семье. Лина даже отдалённо не могла себе представить, каких усилий, упорства и мужества стоило Ханне пробиться (безо всякой протекции!) в число счастливчиков, отправленных учиться в СССР. На родине Ханну ждал Ежи, они были официально помолвлены. Жених, крепкий крестьянский парень, несмотря на юный возраст, играючи управлялся с трактором, комбайном и прочей сельхозтехникой. В планах на совместную жизнь первым пунктом значилась семейная ферма. Не совсем понятно, зачем Ханна училась на экономиста в специфической отрасли связи – по её рассказам получалось, что после возвращения с учёбы будет свадьба, пойдут дети, она станет заниматься домом, фермерским хозяйством и ухаживать за мужем. Может быть, образованная девушка выше ценилась на польском рынке невест, и у неё возрастали шансы на удачное замужество? Но ведь уже есть Ежи… Лина над этим не задумывалась, слишком далёкой и сказочной представлялась жизнь за границей, чтобы примерять к ней законы сибирской реальности.

   ***

   Праздники в студенческих общагах удавались всегда. Особенно Новый год, особенно в "тройке". С раннего вечера, между комнатами и этажами начиналось "броуновское движение", каждый час на всю общагу раздавалось громогласное "ура" – значит, толпа добралась до очередного "виновника торжества", у которого на родине часы пробили полночь. Новый год шагал по планете, по этажам и комнатам. Между боем часов и тостами все обитатели общаги вместе с гостями стекались на первый этаж, в холл, где гремела дискотека. Хорошенько поразмявшись на танцполе, народ с новыми силами поднимался к новогодним столам.

   Лина уже не однажды, по приглашению Наташи и её зарубежных друзей, встречала Новый год в "тройке" и уяснила для себя раз и навсегда: лучшего праздника пожелать невозможно. Неотвратимо надвигающийся 1981 год предполагалось встретить там же. Лина уже пригласила Макса, а Наташа… У Наташи вдруг началась личная жизнь.

   Точнее, "вдруг" – это для Наташи, но не для Милицы Сергеевны, её мамы. Михаил, скромный интеллигентный сын маминой подруги, преподаватель одного из вузов, застенчивый молодой человек непримечательной внешности, никак не мог найти себе достойную невесту. Вечер смотрин состоялся, Наташка поглядела на рыжего смешного очкарика, подумала "пуркуа бы не па?" и пригласила Мишу на Новый год в общагу. Точнее, передала приглашение польской подруги. Предполагалось, что за столом в комнате Ханны они будут впятером, а дальше уж как получится: загадывать заранее, куда занесёт стихийная новогодняя круговерть, наивно и бессмысленно.

   ***

   Лина уже собиралась ехать домой, мыться-краситься-наряжаться, а тут звонок. Мам Вера позвала: иди, тебя, говорит, твой ненаглядный требует. Сердце привычно заколотилось, когда услышала в трубке голос Макса. И тут же всё упало. Потому что Макс сказал: "Извини, я не смогу прийти, заболел, температура под тридцать девять". Как же так? Они ведь так готовились, так ждали этого праздника! Чтобы быть вместе целую ночь, пить шампанское, танцевать, целоваться… Лина так хотела представить Макса иностранцам, как своего парня! Чтобы вся общага на них смотрела, какая они красивая пара! Так, срочно нужна "помощь клуба". Скороговоркой выпалила в трубку: "Подожди, не уходи никуда, мне нужно полчаса".

   Позвонила Наташке, она дома. Конечно, подруга тоже расстроилась. Миша не рассчитывал оказаться за столом единственным мужчиной. Напугается до полусмерти, откачивай его потом. Шутки шутками, но Наташка вспомнила про "волшебные" таблетки, которые привезла из Польши Ханна. Они простуду не вылечивают, но дают передышку, улучшают на время самочувствие. Поляки такими постоянно пользуются, особенно лютой сибирской зимой, к которой совершенно не приспособлены. А занятия они пропускать не любят. Вот и накачиваются пилюлями, чтобы не упасть прямо на лекциях. И ничего, не падают.

   Лина сбегала к Ханне в общагу, выпросила "волшебную" таблетку, отнесла Максу на работу и попросила выпить, прямо при ней. Макс послушно проглотил. Дальше договорились так: сейчас он едет домой и прислушивается к самочувствию. Если всё будет более-менее сносно, тогда он одевается и едет в общагу, где его с нетерпением ждут остальные. Лина так смотрела Максу в глаза, столько в её взгляде было мольбы и готовности ко всему… Он сдался, согласился на всё и поехал домой. Примерно через час ожил, и силы вроде прибавились, и голова уже не так трещит. Решено: идём, праздник состоится. И он состоялся.

   Ночь сияет бенгальскими огнями и гремит музыкой. Рядом отрываются Наташка с Михаилом. Похоже, они поладили. Макс не помнит, когда в последний раз столько танцевал. Заметил, как на них смотрят. Темноволосая Линка в своём багряном струящемся платье, и он, высокий блондин… Нет, не в чёрном ботинке, как во французском кино с Пьером Ришаром, а в ярко-синем костюме. Они просто шикарная пара, загляденье! Ну, и отжигают от души под "Оттаван", "Чингисхан", "Чили", "Бони Эм" – весь стандартный дискотечный набор. И, конечно, "АББА", сегодня в особом почёте их актуальная новогодняя песенка "Happy New Year".

   Линка неплохо двигается. Может быть, чуть хуже, чем поёт, но недостаток танцевального опыта с лихвой компенсирует куражом, а кураж она сегодня точно поймала! Они поймали, оба, вместе. На медляках прижимается к нему разгорячённым телом. Пока поднимаются на шестой этаж, к столу, на каждой лестничной площадке целуются, подолгу, со вкусом. Линка осмелела, втягивает в себя язык Макса так, как будто прямо сейчас завалит и изнасилует. Но ничего не происходит.

   Когда они оторвались друг от друга в очередной раз, Лина вдруг стала серьёзной и сказала, глядя прямо в глаза: "Я. Тебя. Люблю". И добавила: "Это тебе мой новогодний подарок". Что он может ответить?.. Ничего. Пока ничего. Только снова впиться в её губы. И ждать, что будет дальше. Когда она, наконец, возьмёт его за руку и поведёт в укромное место, где им никто не помешает насладиться сексом. Первым сексом. Но после поцелуев они снова идут к столу. Потом опять на танцы. И никаких укромных мест.

   Ночь пролетает, как одно мгновение, вот уже шесть утра, польский Новый Год, который вся толпа пришла встречать в комнату к Ханне. Снова выпили шампанского и… Засобирались. Куда? Оказалось, праздник не закончился, он плавно перемещается домой к Наташке.

   Пошли пешком, Линка висит на руке Макса. А он чувствует, как действие таблетки заканчивается, и ему всё хуже. Бессонная ночь, алкоголь, танцы до упаду – всё это до кучи подорвало последние силы. Он еле держится на ногах, но виду не подаёт. Линка что-то щебечет, сознание отказывается воспринимать смысл её слов. Дальше всё, как в тумане: уютная квартира, гостеприимные родители, щедрый стол. Линка играет на пианино, Наташка – на гитаре, обе поют. Максу уже ничего не хочется, он устал от музыки, вообще от всего. Оказаться бы дома, лечь и уснуть. И чтобы никто не будил неделю, не меньше. Всё, что происходит вокруг, раздражает. Скорее бы праздник закончился, лучше бы прямо сейчас.

   Линка сидит рядом на диване, гладит по волосам. Сознание Макса выхватывает из её щебетания отдельные фразы: "Хорошо тебе, Максик! Девушка обхаживает, оглаживает, а ты сидишь, млеешь…" И вот это дурацкое словечко "млеешь" будто сдёрнуло завесу с глаз. Реальность стала яркой, выпуклой, конкретной. Она! Опять! Его! Продинамила! А теперь ещё издевается! С-сука!

   Макс резко сбросил руку девушки. Всё, видеть её больше не могу. Линка забеспокоилась, засуетилась, пытается в глаза заглянуть. Спрашивает: "Что случилось? Почему ты меня оттолкнул?" И Макс громко и зло выкрикнул: "Чтобы не млеть!" Хотел ещё добавить крепкое словцо, но не стал, сдержался. Он всё-таки в гостях. Наташка с родителями ни в чём не провинились. Наоборот: Милица Сергеевна первая заметила, что Максу нехорошо, предложила вызвать такси, отправить его домой. Так и сделали. Дорогу Макс запомнил плохо. Добравшись до дома, рухнул в постель и сразу отрубился.

Глава 8

Макс проспал всё первое января. Быстро праздник кончился, второго выходить на работу, но встать наутро он не смог – голова закружилась, в глазах темно, от озноба аж подбрасывает. Вызвали врача, диагноз стандартный: ОРЗ – острое респираторное заболевание, по-народному "очень резко заболел". Врачица прописала порошки от температуры, обильное питьё и постельный режим. Валяться противно, всё тело ноет, постоянно хочется спать, но сон какой-то тяжёлый, беспокойный, с рваными сновидениями. Макс почти ничего не запомнил из полусна-полубреда, только один раз видел ясно: ему приснилась мама. Она принесла чай с малиной, склонилась над ним, осторожно потрогала лоб, поправила одеяло. И Максу вдруг очень захотелось спросить её о важном, о том, что мучает его с новогодней ночи. Он тогда не нашёлся, что ответить Лине, растерялся, сам не понял, почему.

– Мам, если девушка сказала, что любит, как понять, правда это, или нет?

– Сынок, любовь – это всегда забота. Всегда… Потащить заболевшего человека развлекать себя – это не забота.

   Макс проснулся, и в его мутной голове как будто щёлкнуло, прояснилось. Нет, он не будет думать об этом сейчас, слишком сложно, неохота напрягаться. Он почти сразу уснул снова и всё забыл.

   Через пару дней температура спала окончательно, и Макс пошёл в поликлинику. Больничный ему закрыли, посоветовали первое время поберечься, быть осторожнее с физическими нагрузками и не переохлаждаться. На следующий день он вышел на работу.

   Зашёл в лабораторию, а там парни собрались, поздоровались и смотрят на него. Серёга сразу быка за рога.

– Докладывай, как успехи? Как жизнь половая?

   Макс почувствовал, как кровь прилила к лицу.

– А никак. Поссорились, разбежались.

   Серёга довольно ухмыльнулся.

– Всё Максуха, ты попал, желание должен.

– Ну, должен так должен. Говори, что надо.

– Э-э, не так всё просто. Поссорились – это, брат, ни о чём. Как поссорились, так и помиритесь. Надо тебе эту динамистку на место поставить. И чтобы я видел.

   Серёга подошёл близко, прищурился и внимательно, цепко глянул Максу в глаза.

– Брось её, и мы с тобой в расчёте. Тебе же выгодно, салаге. Как только дашь ей от ворот поворот, бегать за тобой будет, как собачонка, в ногах ползать. Вот тогда ты её возьмёшь тёпленькую, поимеешь во все отверстия, и мне спасибо скажешь за науку. А дальше делай с ней, что хочешь. Хоть по кругу пусти. Она девка спелая, не побрезгуем.

   Сергей покровительственно похлопал Макса по плечу.

– Учись, пацан, отцы тебе плохого не посоветуют. Правда, парни?

   Но никто его не поддержал. Все поскучнели, разбрелись, кто куда. Витька недобро зыркнул на Серёгу, вышел и хлопнул дверью.

– Только смотри, сам не лезь. Подожди с недельку, не разговаривай с ней. Звонить будет – не отвечай. Пусть дозреет.

   Максу стало так тошно, как будто дерьма нахлебался. Пошёл в свою каморку без окон, стал разбирать завалы на столе. В висках застучало. Он не понимал, чего хочет на самом деле. Глухая тоска по Лине не отпускала ни на минуту. Но что-то надломилось внутри, как будто лопнула малая пружинка, которая цепляла и приводила в движение его чувство, его тягу к девушке. Что-то не заладилось с той новогодней ночи. Или ещё раньше?.. Он пока сам не понял, что именно. Но обязательно поймёт. И Серёга прав, не надо им сейчас видеться. Не надо, и всё.

   Макс после обеда зашёл в лабораторию и попросил парней брать телефон. И если женским голосом его спросят, пусть скажут, что его нет. Витька посмотрел внимательно, покачал головой.

– Макс, надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Конечно, это ваши личные дела с Линкой. Но ты вот что пойми: я её давно знаю, она хорошая девчонка, хоть и звездится иногда. Не по злобе это, от наивности, она ведь тоже ещё молоденькая, дури хватает. С годами пройдёт, не переживай. А этого… Слушал бы ты поменьше. Недобрый он мужик, завистливый. Плохой из него наставник.

– Ладно, учту. У тебя-то как с Аллочкой? Гуляете?

– А как же. За ручку. В кино сегодня собираемся.

– И как насчёт… Ну, интима?

– А вот это не твоего ума дело, Максик. И ты бы поменьше язык свой распускал, неправильно это, когда имя твоей девушки полощут все, кому не лень, и ты сам в этом участвуешь. Не по-мужски. Себя пачкаешь, не её. К ней не прилипнет, а на тебе останется.

   Макс крепко задумался. Ну и, что дальше? Кого слушать? Серёгу послушаешь – он молодец, всё по полкам разложил. Витьку послушаешь – он кругом прав, и Макс вот-вот в говнище влезет. Как отмыться потом?..

   Время. Нужно взять паузу. Тут Серёга в точку попал.

   ***

   За окнами тусклая неизбывная хмарь. Свинцовые тучи навалились на сугробы, и кажется, что небосвод вот-вот рухнет, раздавит всё живое, не пощадит никого. Время остановится, весь мир застынет, останется таким сумрачным и придавленным навсегда. Лина воткнула в розетку вилку от гирлянды, и аккуратная пихта засветилась огоньками, раскрасила комнату отблесками пузатых стеклянных шаров. Хоть какой-то цвет и свет. Но настроение не улучшилось. Уже который день Лина не находит себе места, шатается из угла в угол, как зверь в клетке. Звонила Максу на работу, кажется, сотню раз. Телефон или молчит, или говорят, что он вышел. Первые дни нового года он был на больничном. Значит, всё-таки разболелся. Теперь, вроде, выздоровел, работает. Но так ни разу и не позвонил. Почему? Догадки, одна другой нелепее и страшнее, постоянно крутятся в голове. Умная Лина танцует канкан: у неё нынче бенефис.

   Невозможно уйти из дома просто прогуляться, размяться, отвлечься, потому что боязно отойти от телефона. Лина больше не слушает музыку в наушниках – вдруг пропустит звонок Макса? И ждёт, изо всех сил, каждую минуту. Дорога на работу и с работы превратилась в пытку: а если он позвонит, пока я болтаюсь в троллейбусе, перехожу через дорогу, топаю по узкой тропинке между сугробами? И каждый раз, когда Лина открывает дверь в лаборантскую или в квартиру, первым делом летит к телефону – проверяет, исправен ли аппарат, есть ли гудок.

   Девчонки на работе уже привыкли, и вместо утреннего "здрасьте" хором оповещают Лину – "нет, не звонил". Внутренние качели, летающие между надеждой и разочарованием, измотали до невозможности. Она не может толком уснуть – мысли дурные не дают покоя. Она не может есть – кусок в горло не лезет. Она работает, как заведённая машина. Разбирает рукописи и печатает с них тексты, рисует, не разгибаясь, плакаты к лекциям преподавателей, хватается за любую работу вообще, лишь бы не остаться без дела даже на минуту. Особенно тоскливо, когда отвлечёшься на что-то, а потом резко вспомнишь: он не звонил.

   Дома всё становится ещё хуже. Конечно, есть дела – приготовить еду, помыть посуду, постирать, прибраться. Простые действия на время успокаивают, особенно если найти в них ритм. Но они не освобождают голову от постоянных напряжённых дум о том, почему, почему, почему он не звонит?.. Пробовала читать книги – не получается: глаза видят слова, они мысленно проговариваются, но сознание не может уловить смысл предложения. Слушать музыку оказалось вообще невозможно. Каждый звук напоминает о Максе.

   Уже больше десяти дней не виделись. И не говорили. Неизвестность убивает медленно, но верно. Лине кажется, что она готова узнать самую ужасную правду, лишь бы не мучиться больше неизвестностью, которая страшнее пистолета. Но чем больше проходит дней, тем меньше остаётся надежды, что всё у них с Максом хорошо, всё по-прежнему, и она просто паникёрша, накручивает себя. Чтобы не сойти с ума, не сорваться, не помчаться в его лабораторию, не броситься бегом к нему домой, Лина все силы тратит на то, чтобы убедить себя: произошло недоразумение, просто он сейчас очень занят, и всё будет замечательно, стоит им только увидеться. Она повторяет успокаивающие слова, как мантру, и этим только живёт.

   ***

   Близится Старый Новый Год. Этот странный праздник существует лишь в нашей стране, где мирно уживаются сразу два календаря: Григорианский – официальный, и Юлианский – праздничный. Тринадцатое января, вторник, только что обед закончился. Лина без всякой надежды набрала номер Макса. И вздрогнула, когда услышала его нейтральное "алло". Она так обрадовалась, что не сразу заметила: Макс холоден, как арктический лёд. Нехотя согласился встретиться, ближе к концу рабочего дня. Сказал, что времени у него будет мало, готов уделить ей минут пять-десять. И назначил место – холл второго этажа, недалеко от его лаборатории. Странное место для свидания. Но Лине безразлично – хоть на центральной площади, хоть на крыле самолёта, где угодно, лишь бы увидеться, посмотреть в глаза, убедиться, что у них всё хорошо. Ведь у них всё хорошо?.. Умная Лина впервые безмолвствует. И от этого почему-то становится очень, очень страшно.

   Тягучие секунды складываются в медленные минуты, минуты в бесконечные часы. Кажется, миг встречи никогда не наступит. Но он всё же наступил. Лина вприпрыжку сбежала с лестницы, запыхалась, чувствует биение сердца в висках, во всей голове, ставшей пустой и звонкой. Макс, Макс, Макс, я тебя сейчас увижу!

   В холле никого нет. За окнами всё та же свинцовая хмарь. Она будто просачивается сквозь стёкла и наплывает, стелется по полу, тянется к ногам… Сердце ёкнуло и на мгновение остановилось: Макс вышел из двери и идёт к ней. Голубая рубашка, красная олимпийка, вельветовые джинсы, непослушный завиток на виске. Так хочется скорее прикоснуться, вдохнуть его запах… Лина улыбается так, будто Дед Мороз принёс ей вместо одного целых сто подарков.

   Но Макс… Он даже не подошёл, остановился на расстоянии не меньше метра. И что у него с лицом?.. Лина помнит, он и раньше бывал с ней холоден, смотрел свысока, но ведь это всё напускное, это не настоящий Макс! Её Макс, её любимый не может сказать таких ужасных слов! Что значит "нам лучше больше не встречаться"? Что? Это? Значит?.. Макс, скажи, что это розыгрыш, что ты пошутил! Пожалуйста, Макс!.. И зачем ты пришёл не один? Почему Сергей в стороне, присел на подоконник, смотрит на нас и внимательно слушает, о чём мы говорим? Что ему здесь нужно? Макс! Скажи! Что происходит?! Макс, постой! Не уходи! Пожалуйста!..

   Хмарь всё наползает, опутывает ноги, не даёт двинуться с места. Как в замедленной съёмке Лина с усилием разворачивается и видит, как Макс и Сергей вместе уходят по коридору. Она смотрит вслед и не может пошевелиться. С каждым шагом уходящего от неё Макса внутри Лины что-то трещит, как крепкая ткань, которую пытаются разорвать руками. Она не чувствует боли рвущегося сердца, как раненый не чувствует раны во время боя. Она пока в шоке, и шок спасает её, оставляя в живых.

   ***

   Разрыв произошёл. Девочка будет очень долго и тяжело болеть, но они оба останутся живы. И у них будут дети, и каждый вырастит свою ветвь родового древа. Эти два Рода разойдутся. Такое иногда происходит: половинки встречаются, успевают почувствовать друг друга, но вместе оставаться не могут. Что же делать, если это произошло? Искать снова. Вопреки легендам, распространившимся среди современных людей, у каждого на свете больше одной половинки. Половинка встречается одна на миллион, и это не фигура речи, а статистика. То есть, у каждого человека в каждом миллионе людей есть по половинке.  

   Если человек изо всех сил пожелает найти того, кто подходит ему лучше других, как ключик и замочек, его желание обязательно осуществится. Так скоро, как это будет возможно. Конечно, если он не собьётся с пути и не примет чужую половинку за свою, не свяжет с ней свою жизнь и судьбу. Увы, так живут многие. Так живёт сегодня большинство людей. Так плодятся слабые ветви родовых деревьев. Ведь на каждом дереве встречаются такие веточки – неказистые, затерявшиеся в кроне. Но они тоже живут и дают потомство, дают дереву жизненные соки. Как могут, как умеют, как получается. Иногда не получается, и люди покидают друг друга, чтобы искать дальше. Некоторые ищут всю жизнь, до самой смерти.  

   Успокаиваться рано. Плохой человек сработал, как требовалось. Но разрубить такую сильную связь с одного удара вряд ли получится. Их будет тянуть друг другу. Тот, кто однажды вдохнул запах своей половинки, уже не сможет его забыть, и поневоле станет искать его, снова и снова, желать почувствовать его вновь. Пока их раны зарубцуются, пройдёт время, и всё это время боли будут мучить, то ослабевая, то снова усиливаясь. Каждый из них однажды почувствует то же, что чувствуют люди, потерявшие руку или ногу – фантомные боли. Это когда болит та часть тебя, которую отняли. Даже если ты отдал её сам, добровольно.

   Макс чувствует себя странно. В какой-то момент показалось, что наступило облегчение, что с плеч упала ноша, которую он взвалил на себя, даже не заметив этого. Простая интрижка с девушкой, ни к чему не обязывающий трёп, поцелуи, желание переспать с ней – что в этом необычного? Дело молодое. Были и раньше девчонки, и увлекался ими тоже, и спал кое с кем. Конечно, опыт у Макса намного скромнее, чем он рассказывал Лине. Прихвастнул, чего уж греха таить. Захотел произвести впечатление на взрослую девушку. Произвёл, твою мать. Даже не понял, как закрутилось всё, что и не сообразишь, где вход, где выход. Как выбраться, как снова стать тем, кто я есть – свободным молодым человеком, у которого вся жизнь впереди?.. Спасибо Серёге, тот всё чётко разложил: вот вход, вот выход. Сделаешь так, получишь вот это. Ничего сложного. Это как с аппаратурой: главное точно следовать инструкции и соблюдать технику безопасности. Тогда всё будет работать, как надо, без сбоев и поломок.

   Витька, конечно, парень хороший, но у него взгляды взрослого мужика. Втюрился в свою Аллочку, жениться будет, детей нарожают. Ему пора, он уже созрел. А мне ещё гулять и гулять. Не жениться же в семнадцать лет. Что я в жизни видел? Да ничего пока что. В институт надо поступить, для начала. Как там в песне: первым делом самолёты, ну а девушки – потом.

   Только саднит в груди, и не по себе как-то. Нет, Линку не жалко, её вина тоже есть. Эгоистка она, только о себе думает. А что я от стояка скоро на стенку полезу, это ничего?.. Но всё-таки, неприятно, из-за разговора этого дурацкого. Я бы мог и помягче как-то, но Серёга зенками своими всю спину высверлил. Ладно, проехали.

   ***

   Лина не помнила, как оказалась дома. Как поднялась к себе в лаборантскую, как одевалась, собирала вещи, на чём добиралась – всё исчезло, стёрлось. Как будто в голове печатные строчки замазали корректором, ничего не прочитать. Очнулась стоящей посреди комнаты. Дома никого, папа на работе. Это хорошо, сейчас лучше ни с кем не говорить. Внутри всё онемело, как будто новокаином заморозили. Как в поликлинике, когда резали палец. Тогда в коридоре её ждал Макс. "Лина, береги руку".

   Умная Лина нарисовалась: "Больше он так не скажет. Никогда. Новое слово – "никогда". Будем с этим словом близко знакомиться. Оно теперь станет главным. Давай-давай. Привыкай". Лина отмахнулась от ехидной советчицы, как от назойливой мухи. Ерунда. Всё ерунда. Этого просто не может быть. Мне это снится. Я проснусь, и всё будет, как раньше. Макс позвонит, мы пойдём гулять. Или в кино. И он меня снова будет целовать. И я его. Потому что иначе быть не может. Не мо-жет! И не будет. Надо заварить пустырника с валерьянкой, выпить большую чашку и завалиться с какой-нибудь скучной книжкой. О, с учебником политэкономии. Нет, лучше истмат, этот наверняка усыпит на второй строчке. И спать, спать, спать. Утро вечера мудренее. Утром будет солнышко, всё покажется не таким страшным. Макс обязательно опомнится. Этот Серёга во всём виноват, чует моё сердце. Неспроста они вместе пришли. Вот будет Макс один, мы с ним в два счёта договоримся.

   Лина приняла душ, нашла на кухне кастрюлю с пирожками. Папа нажарил перед работой. Всё, как она любит: с картошкой, начинка заправлена жареным лучком. М-м-м… Объедение. Поставила чайник, заварила индийский чай со слоником – папе продали в ветеранском магазине, по специальной продуктовой книжке участника войны. Налила большую чашку, три ложки сахара. Вкуснотища! Ну вот, жизнь налаживается. Всё ещё обязательно будет у нас хорошо. Не может быть по-другому. Не может. С этой мыслью Лина легла в кровать и почти сразу уснула. До учебника истмата дело так и не дошло.

   Проснулась утром бодрая, отдохнувшая. День и вправду выдался солнечным. Наступил Старый Новый Год. С Новым Годом, с новым счастьем! Пусть старое счастье останется в прошлом году, а в новом обязательно будет новое. Будет-будет, точно, я знаю! Достала из шкафа венгерское вязаное платье, меланжевое, фуксия с розовым. Ворот-хомут лёг на грудь, правильно подчеркнул выпуклости, платье красиво облегает фигуру, длинный пояс завязала небрежным узлом на талии. Сапожки на каблучке, итальянские, мамин подарок. Красотка! Тщательно накрасилась, завила плойкой кончики волос. Вот так, хорошо. Симпатичная девушка. Глаза в пол-лица. Худоба ей очень идёт. Так что, спасибо, Максик, за переживания. Теперь сам перед такой красотой не устоишь. Звонить не буду, выдержу паузу. Никуда не денешься, соскучишься, сам прибежишь. И гордая собой Лина отправилась на работу.

   Девчонки в лаборантской удивились: подругу будто за ночь подменили. То металась, как в попу раненая рысь, извела всех своим поминутным ожиданием звонка от ненаглядного. Валька посмеивалась тихонько: "Ты что это, звезда наша, совсем с ума спятила? Так по парню убиваться, совсем себя не уважать". Лина только отмахивалась. Зато сегодня вся сияет. Валюха спросила, чисто из вежливости.

– Что с тобой случилось? Сиять, как надраенный самовар, без причины ты не умеешь, уж я-то в курсе.

– С Максом вчера расстались, – небрежно бросила Лина через плечо, приводя в порядок причёску перед зеркалом.

   Сказать, что Валя удивилась – ничего не сказать.

– Как? Что? Почему?

– Сказал вчера, что всё. Разбежались. Фигня вопрос. Разберёмся. Это не всерьёз.

– Вот так номер! Не, просто слов нет!.. Но ты точно уверена, что всё у тебя в порядке? Или ты просто в шоке?

   Лина повернулась к Вале лицом.

– Посмотри на меня, подруга! Я что, похожа на брошенку?

– Нет, ни разу. Скорее наоборот, цветёшь и пахнешь.

– Вот! В этом суть. Если бы он всерьёз, я бы знала. Его Серёга подбил, сто пудов.

– Чернявый? А, ну да, этот может. Слышала про него от парней знакомых, редкий козлина. Только стесняюсь спросить: у Максика свой мозг имеется, или им теперь Серёга будет руководить?

– Не будет! Это всё ерунда, временное помутнение. Макс меня любит, и я его люблю. И что об этом думают редкие козлы, не имеет никакого значения.

– Ну, дай-то бог.

   Валя вздохнула и подумала: ох, не нравится мне это веселье. Как бы оно чем похуже не обернулось.

Глава 9

В квартире Наташи всё очень интересно устроено, начиная с распределения комнат. Лина раньше никогда не видела, чтобы в обычной советской квартире была отдельная комната – кабинет. Сам кабинет невелик, но всё необходимое там свободно помещается. Напротив двери у окна стоит большой письменный стол – вотчина отца. Справа от входа располагается пианино. А всю левую стену до самого потолка занимают книжные полки. В этой семье много читают, литература подобрана тщательно и с любовью. Проходных книг нет совсем, только особо ценные и любимые. На уровне глаз к полке прилеплена бумажная табличка с надписью, выполненной красивой вязью.

   Не шарь по полкам жадным взглядом,

   Здесь не даются книги на дом.

   Лишь только полный идиот

   Знакомым книги раздаёт.

   И книги действительно никому не выдаются с собой. Потому Лина начитывается досыта, когда остаётся у Наташки ночевать. Подруга уступает ей свою "девичью светлицу", где стоит кровать с настоящей пуховой периной, а сама ночует на диване в гостиной – "зале", центральной проходной комнате. Однажды Лина углядела на полках домашней библиотеки книгу Алексея Константиновича Толстого. И зачиталась так, что забыла о времени. В доме тихо, свет везде погашен, все спят. Лина увлеклась толстовским "Упырём" – настоящим готическим триллером, от которого мороз по коже. Погрузилась в сюжет с головой, выпала из реальности, и тут… Дверь бесшумно приоткрылась, заглянула Милица Сергеевна и тихонько сказала: "Упырь пришёл". От неожиданности Лина подскочила, как ужаленная. Потом долго смеялись.

   Лина обожает этот гостеприимный тёплый дом. Здесь её выслушивают и понимают, утешают и согревают. Ей этого страшно не хватает, особенно теперь, когда кажется, что мир рушится, распадается на осколки, и каждый из них больно ранит душу острыми краями. Макс болит у Лины внутри, как открытая незаживающая рана. И это страшно изматывает, в чёрную дыру, образовавшуюся возле солнечного сплетения, без следа утекают жизненные силы, оставляя пустую холодную оболочку, которая спит, ест, работает, учится, сдаёт экзамены. Как зомби, мёртвая видимость живого человека, в которую зачем-то вложили программу существования.

   Лина оживает на время, если ей в голову падает очередная безумная идея о том, как вернуть Макса. Вспышки надежды удерживают её на плаву. И ещё песня на стихотворение Эдуарда Асадова "Не горюй".

   Лина никогда не увлекалась стихами, а в доме Наташи поэзию любят. Подруга открыла Лине удивительный мир стихов Асадова, таких простых, понятных и, в то же время, трогающих за душу. Увидев её интерес, в порядке особого исключения, Лине разрешили унести томик Асадова на время домой, чем она с благодарностью и воспользовалась.

   Когда в отношениях с Максом образовалась стремительно расширяющаяся трещина, Лина нашла у Асадова одно стихотворение, которое её сильное зацепило за живое. Неожиданно для себя Лина села с книгой за пианино, поставила её перед собой, положила руки на клавиши и… Мелодия возникла сразу, будто из воздуха, и мгновенно наполнилась стихотворными строками. Лина никогда раньше не писала музыку. Всё, что исполнялось "Квинтой", было чужим, когда-то кем-то написанным и много раз прозвучавшим. Эту мелодию Лина точно никогда и нигде не слышала. Одно четверостишие пришлось убрать – оно не встраивалось в ритмическую форму музыки. Но смысл от этого нисколько не потерялся.

   Ты не плачь о том, что брошена,

   Слезы – это ерунда!

   Слезы, прошены ль, не прошены,-

   Лишь соленая вода!

   Чем сидеть в тоске по маковку,

   "Повезло – не повезло",

   Лучше стиснуть сердце накрепко,

   Всем терзаниям назло!

   Лучше, выбрав серьги броские,

   Все оружье ахнуть в бой,

   Всеми красками-прическами

   Сделать чудо над собой!

   Коль нашлась морщинка – вытравить!

   Нет, так сыщется краса!

   И такое платье выгрохать,

   Чтоб качнулись небеса!

   Будет вечер – обязательно

   В шум и гомон выходи,

   Подойди к его приятелям

   И хоть тресни, а шути!

   Но не жалко, не потерянно

   (Воевать так воевать!),

   А спокойно и уверенно:

   Все прошло – и наплевать!

   Пусть судьба звенит и крутится,

   Не робей, не пропадешь!

   Ну а что потом получится

   И кому придется мучиться -

   Вот увидишь и поймешь!⁷

   Песня звучала задорно, почти по-залихватски, в упрямом ритмичном миноре, зло и, в то же время, оптимистично. У Лины получилось, как говорят музыканты, программное произведение, жизненное кредо в стихах, положенное на музыку, и Лина собиралась теперь руководствоваться им. Песня стала спасательным кругом, поддерживающим на плаву, мантрой. Дело за малым: осталось встроить мантру в сознание и в жизнь. Лина старалась, очень старалась. Потому что ей не оставалось больше ничего.

   Она всё ещё надеялась, что в начале февраля Макс поздравит её с днём рождения, ждала этого дня, то предвкушая счастливый финал, то с ужасом представляя окончательное фиаско. Её будто швыряло по штормовым волнам – от нетерпеливого ожидания к тупому безразличию, от надежды к унынию.

   День рождения пришёл. Лину поздравляли, обнимали, целовали, дарили подарки, читали с открыток забавные пожелания в стихах. А у Лины навязчиво крутились в голове строчки Евтушенко.

   Со мною вот что происходит,

   Ко мне мой старый друг не ходит,

   А ходят в праздной суете

   Разнообразные не те…⁸

   Она угощала девчонок на работе чаем с тортом, туда же пригласила и Наташу. Затевать празднование дома не было никаких сил. И втайне она надеялась, что к ней домой, может быть, придёт Макс. А ей хотелось остаться с ним наедине, чтобы никто не мешал, чтобы объясниться, наконец, устранить, уничтожить ужасное, нелепое недоразумение. Вернуть то, что стремительно утекало из её жизни – смысл.

   Макс не пришёл и не позвонил. Последняя надежда рухнула.

   Метельным февральским утром Лина подскочила рано: она придумала, что делать! Позвонила мам Вере, попросила разрешения немного задержаться с утра. Тщательно перебрала гардероб, остановилась на германской джинсовой юбочке ниже колена и новом меланжевом шерстяном кардигане – его недавно связали на заказ в трикотажном ателье на Советской. Кардиган удался, сочетание синих, зелёных и бирюзовых нитей дало очень красивый цвет, который удивительно шёл Лине, она точно знала. Под кардиган надела яркую бирюзовую водолазку. Комплект получился – отпад. Макияж, причёска, высокие черные сапожки. Внимательно оглядела себя в большое, до пола, зеркало. Была бы мужиком, сама бы в себя влюбилась!

   В восемь утра Лина стояла у окошечка кассы большого зала кинотеатра "Победа". Взяла два билета на лучшие места и побежала на остановку троллейбуса.

   Она решила, что не будет звонить. Просто подождёт, когда Макс выйдет из лаборатории на обед. Он обычно ходит в кафе примерно в половине первого. Осталось выбрать момент и как бы случайно столкнуться с ним нос к носу.

   ***

   Максу удалось довольно быстро справиться с собой. Он почти не думает о Лине, старается смотреть не в прошлое, а в будущее. Узнал, когда начинаются занятия на подготовительных курсах, достал учебники по экзаменационным предметам, стал всерьёз готовиться к поступлению. Решительно разорвав тяготившие его отношения с девушкой, он ощутил себя мужчиной, сделавшим по-настоящему мужской шаг. Может быть, первый в жизни. Пора закрыть эту страницу и двигаться дальше. О новых отношениях он пока не думает, надо дать себе отдышаться, осмотреться и правильно расставить жизненные приоритеты. Всё по-взрослому.

   Серёга всё время крутится рядом, как будто следит своими пронзительными глазами-буравчиками, ждёт, что Макс сорвётся. Не дождётся, не на того напал. Получается, Макс сделал всё так, как советовал Сергей. Но благодарности не испытывает, тёплыми дружескими чувствами к нему не проникся. Странное ощущение, похожее на брезгливость, удерживает Макса от сближения со "старшим товарищем", и он инстинктивно держится на расстоянии, не подпускает его близко.

   Вышел на обед и вдруг… Сердце ухнуло куда-то вниз. Лина. Очень эффектно выглядит – причёска, макияж, наряд. Красавица, без дураков. Подошла, улыбается. Не могу улыбнуться в ответ. Надо держать лицо, как учил Серёга. Подошла близко, обдала дразнящим запахом духов… Зовёт сходить в кино, сегодня вечером, в "Победу", на "Экипаж" – первый советский фильм-катастрофу. Смотрю ей в глаза и вижу, что за улыбкой прячется что-то незнакомое, неприятное. Жалкое. Наконец, дошло: она просит. Нет, она не просит – умоляет побыть с ней, хотя бы один вечер. Бог ты мой, что с ней стало?.. Не верю, что совсем недавно терял голову и готов был бежать за ней, куда бы ни позвала. Даже больной, еле стоящий на ногах. Только бы с ней… Теперь в её глазах отчаяние и мольба. Ещё немного, и она на колени рухнет передо мной. Нет, не эта девушка увлекла меня тогда, в ноябре, целую вечность назад. Та не смогла бы так унижаться. Этой девушки я не знаю. И я её не хочу. Не стоит у меня на неё, вот так.

   На лицо сама собой наделась ухмылка. Теперь можно поиздеваться, отомстить за все подколки, которыми она меня изводила. Не могу уделять тебе много времени, дел много. Если очень просишь… Может быть, раз в месяц увидимся, не чаще. Устроит? Согласна и на это?.. Нет, вкино не пойду. Некогда. Всё, надо бежать. Пока.

   А ведь Серёга был прав.

   ***

   Из Лины как будто выпустили воздух. Руки трясутся от внутреннего озноба. Лютый холод пробрался внутрь и вымораживает душу. Это всё. Так больше нельзя. Нельзя становиться половой тряпкой и предлагать вытереть об себя ноги. Самой себя противно, хочется немедленно снять наряд, пропитавшийся унижением насквозь.

   Умная Лина подняла голову. Её слова рубят по живому, как острые ножи: "Как ты могла опуститься до такого? Почему решила, что можешь так цепляться за человека, который тебя оттолкнул, выкинул из своей жизни, как кусок использованной туалетной бумаги? Позволять ему насмехаться над тобой, упиваться твоим жалким видом! Нищенка на паперти имеет больше гордости и достоинства, чем ты!" На этот раз Лине нечего возразить. Умная Лина оказалась права во всём, от первого до последнего слова. Торжествуй, альтер эго, пришёл твой звёздный час!

   Ты не плачь о том, что брошена…

   Ты не плачь о том, что брошена…

   Только и остаётся, что без конца повторять, пропевать про себя первую строку песни. Сейчас главное – не плакать.

   Лина проснулась среди ночи от собственных рыданий. Внутренняя заморозка стала отходить, оттаивать, и Лину захлестнула боль. Она никак не может остановить судорожные всхлипы. Уткнулась в подушку, чтобы не разбудить папу. В голове странный звон, грудь сжимает спазм и больно, как же больно!.. Уже не хочется ничего, никого, даже Макса, только бы перестало болеть. Но Макс и есть лекарство. Только он способен утихомирить боль и залечить её рану. Только он. Больше никто. Но его рядом нет. И не будет. Никогда. Слово, к которому придётся привыкнуть.

   Что остаётся Лине? Она честно думала о том, чтобы навсегда покончить со всем этим. Разом прекратить боль. Даже таблетками запаслась. Надо выпить очень много, чтобы подействовало. Уснуть и не проснуться. Останавливает одно: папа не заслужил такого. Не для того он растил дочь один, после развода с мамой не женился на любимой женщине, чтобы не ущемлять интересы дочки. Посвятил жизнь ей, Лине. Она не может отплатить ему вот так – решив свои проблемы столь эгоистичным способом. Так что, придётся как-то выбираться из засасывающей беспросветности, справляться с болью. Как-то жить дальше.

   ***

   Сессия у дневных факультетов закончилась, каникулы пролетели, и Институт зажил прежним ритмом – лекции, лабы, семинары. Пока студенты-очники отдыхали, у заочников шла сессия. Лина как-то умудрилась проскочить – контрольные и курсовики сдала в последний момент, но не опоздала. Пару зачётов получила автоматом, экзамены спихнула, и даже оценки вполне приличные – пока в зачётке ни одной тройки. Правда, пятёрок немного. Экзамен по ТНЭЦ – теории нелинейных электрических цепей – пришлось сдавать в кабинете у замдекана. То есть, не подсмотреть, не списать. Удивилась сама, как решила сложную задачу со схемой. Но решила ведь! Как говорится, есть ещё порох в пороховницах.

   Лина всегда накачивает перед экзаменами свои страхи. То есть, учит, систематизирует материал, пишет шпоры по самым заковыристым вопросам, но при этом всерьёз боится, что не сдаст, до дрожи в коленках, до истерики. Накачивает не только себя, но и всех вокруг. Валька всегда спокойная, как мамонт, тоже прилежно готовится, но не переживает, что ничего не знает, как Лина. И результат почти всегда одинаковый: у Вальки трояк, у Лины четвёрка или пятёрка. Валька уже злится на спектакли, которые Линка закатывает перед каждым экзаменом. Артистка, мать-перемать – она во всём артистка.

   Лина никак не может объяснить подруге, что переживает всерьёз и реально боится не сдать. А потом как-то почему-то вспоминается, попадает билет, который она знает, или кто-то перед ней отвечает преподу как раз на её вопрос. Остаётся только внимательно послушать и воспроизвести. Лина знает ещё одну хитрость, и вовсю ею пользуется. Валька старается зайти в экзаменационную аудиторию в первых рядах. Лина никогда не торопится, идёт в числе последних. Но приходит на экзамен всегда к его началу. Не секрет, что преподаватели, колеблясь, какую оценку поставить, задают дополнительные вопросы. Обычно круг этих вопросов ограничен – наверное, фантазии не хватает придумать много. Остаётся дождаться счастливчиков, сдавших на хорошую оценку, и подробно расспросить, как они отвечали на допники. За полдня так можно натаскаться, что от зубов будет отскакивать. Вот Лина и пользуется.

   Сессионная круговерть поневоле отвлекла от тяжких мыслей, и Лина в какой-то момент почувствовала, что выкарабкивается из вязкой жижи уныния. Но сессия закончилась, жизнь вернулась на круги своя, снова начались репетиции "Квинты". Прежний режим, прежняя обстановка обострили боль. Лина так устала от неё, что хотелось просто забиться в угол и тихо скулить.

   ***

   Макс со знакомыми ребятами решили замутить на двадцать третье февраля дискач в "двойке" – общежитии радиофакультета, расположенном на улице Восход, в пятиэтажке над магазином "Зорька". Макс подошёл к делу со всей тщательностью, подобрал записи, скомпоновал, чтобы постепенно, последовательно раскачать толпу. Собрали вполне сносную аппаратуру, задействовали местные колонки. Единственное, что Максу категорически не нравилось – форма зала. Вытянутый, как кишка, с низкими потолками, зал обладал отвратительной акустикой. Чтобы его пробить весь полностью, придётся сильно давить на уши тем, кто будет отплясывать рядом со сценой. Но выбор небольшой, придётся им потерпеть.

   В этой общаге тоже живут экономисты, занимают целый этаж. Подружка Лины из "Гуся" Эмма обмолвилась, что дискотеку в "двойке" на этот раз устраивают новые ребята, и с одним из них Лина очень хорошо знакома. Предложила сходить, развеяться. Праздник же. Лина сразу поняла, о ком речь, и всё внутри ухнуло куда-то вниз. Это шанс. Шанс, который падает на голову один раз в жизни. Шанс всё вернуть. Даже если не вернуть, просто побыть рядом с ним, насытиться его близостью, просто насмотреться. И себя показать.

   Лучше, выбрав серьги броские,

   Все оружье ахнуть в бой,

   Всеми красками-прическами

   Сделать чудо над собой!

   Коль нашлась морщинка – вытравить!

   Нет, так сыщется краса!

   И такое платье выгрохать,

   Чтоб качнулись небеса!⁹

   Лина отложила деньги с зарплаты и пошла в комиссионку на улице Никитина. Это платье как будто ждало её. Светло-серое, в талию, из струящегося шёлка, с нежными оборочками, оно село по фигуре, как влитое. И не ношеное совсем. Похоже, какая-то портниха сшила специально на продажу. Прямо как на Лину шила, не ошиблась ни на миллиметр. Ну, вот, наряд готов. Туфли-лодочки на каблучке с собой, у девчонок в комнате разденемся и переобуемся. Больше никого из знакомых уболтать не получилось, все намылились праздновать по своим компаниям, и Лина с Эммой договорились пойти вдвоём.

   И пришёл долгожданный вечер. Лина увидела Макса и остолбенела. Макс на сцене, за диджейским пультом, органичен, как никто другой. Незнакомый светлый свитер, волосы, к которым хочется прикоснуться так сильно, до боли в сердце… Он невероятно, фантастически красив! Как никогда раньше… Девчонки вьются возле сцены, строят глазки, стараются понравиться. Все взгляды притягиваются к нему, как магнитом. Лина видит, что даже Эмма, которая всё про них знает, не скрывает восхищения. И Макс виртуозно накачивает толпу, сменяя мелодии. И зал отзывается восторгом и обожанием. Сегодня Макс – царь и бог, король вечера. Откуда в нём это взялось? Выражение лица, жесты. Ведь он этому специально не учился никогда! А держится, как настоящий актёр, сдавший экзамен по сценическому движению на "отлично". Лина вдруг осознала: вот оно, её желание сбылось. Макс взошёл на Олимп. Теперь он равен богам. Теперь он – звезда, а Лина всего лишь одна из зрительниц. Её нет рядом. Но это легко исправить. Когда Макс объявил белый танец, Лина решительно направилась к сцене и успела раньше других.

   Макс немного помедлил, но всё же спустился. Положил руки на талию, притянул к себе. У Лины сразу поехала голова. Она жадно вдыхает его запах – родной, единственный, чуть терпкий запах тела, который для неё лучше всех ароматов мира. Сегодня Макс не пахнет резиной и паяльником. Он пахнет только Максом. Руки на его плечах. Хочется гладить его, везде, куда получится дотянуться. Но Лина из последних сил сдерживается, заставляет себя наслаждаться тем, что доступно, пить мгновения близости по капле. Какое это счастье – быть с ним рядом, ощущать его дыхание на щеке, прикасаться к нему, прильнуть, почувствовать себя абсолютно, невероятно, немыслимо счастливой!..

   Танец закончился, Макс вернулся к пульту. Эмма внимательно посмотрела на Лину, улыбнулась и пошла к сцене. О чем-то поговорила с парнями, вернулась и сказала: "Ну что, танцуй, подруга! Я договорилась. Дискотека здесь закончится в десять тридцать. У нас в "тройке" сегодня дискач до двенадцати. Мы идём к нам, продолжать танцевальный вечер, и мальчики идут с нами. Все идут, и твой Макс тоже. Не благодари". Лина едва сдержалась, чтобы не придушить Эмму в объятиях.

   Парни собрали аппаратуру, унесли куда-то, и налегке все вместе двинули к "тройке". Лина шла под руку с Максом. Боже, как давно она не чувствовала его рядом, не слышала его шагов, его дыхания! Они о чём-то говорили. Лину несла волна эйфории, она почти ничего не понимала, просто наслаждалась каждой секундой. Возле дверей "тройки" случилась заминка. Эмма сказала, что сходит на разведку, а им придётся немного подождать на крыльце. Даже на улице было отлично слышно, как гремит дискотека, сполохи цветомузыки играли бликами на снегу. Минут через десять Эмма вышла и сказала, что облом, ничего не получается: сегодня на вахте драконовская смена, провести гостей категорически не получится. Она извинилась и исчезла за дверями.

   ***

Макс сегодня хорошо кайфанул. Всё получилось, как задумано, и даже лучше. Когда планировал устроить дискач, мысль вертелась: утру нос этой занозе Линке. Пусть знает, что мы и покруче можем, чем она со своими недоделанными музыкантишками. Потом с Линкой всё рассыпалось, а идея осталась. И надо же такому случиться – она пришла. Что скрывать, гарцевал, да, и перед ней тоже. Теперь она из зала так на меня смотрела, аж повизгивала от восторга. Подружка у неё ничего так, симпатичная. Позвала на танцы. Почему нет, поработали с ребятами, можно и самим отдохнуть.

   Стоим теперь на крыльце, как идиоты. Глянул на Линку, а она так преданно, по-собачьи смотрит на меня. На всё готовая. Стали с парнями обсуждать, куда двинуть дальше. Танцы обломались, настроение осталось. Правда, поздновато уже, двенадцатый час. Наверное, по домам пора. Линка стоит, не уходит, ждёт чего-то. И тут у меня с языка как-то само слетело: "Ну что делать будем, парни? Может, по кругу пустим?" И на Линку кивнул. Пацаны что-то заскучали сразу, засобирались. А я смотрю, что дальше будет. Неужели она и это проглотит? Прав был Серёга, проглотила. Улыбается стоит. Тьфу ты . Глаза бы мои на неё не смотрели.

   Попросила до дома проводить. Транспорт не ходит уже, на тачке надо ехать. Ну что, сказал "а", говорю "б": денег нет, мол, сама добирайся. Упёрлась, говорит, страшно одной. А деньги есть у неё, сама заплатит. Да, чем дальше, тем поганее на неё смотреть. Надо же, её так унизили, считай, при малознакомых мужиках шлюхой обозвали. А с неё, как с гуся вода. Вот тебе и целка-невредимка. Ладно, довезём, раз просит. Поймали машину, доехали до её дома, она денег дала столько, чтобы ещё и нас таксист домой отвез. Улыбнулась, вежливо попрощалась и домой пошла. А у меня ком к горлу подступил, как будто стошнит сейчас. Вот теперь всё, сто пудов, прошла любовь, завяли помидоры.

Глава 10

 Падает снег, падает снег -

   Тысячи белых ежат…

   А по дороге идет человек,

   И губы его дрожат.

   Мороз под шагами хрустит, как соль,

   Лицо человека – обида и боль,

   В зрачках два черных тревожных флажка

   Выбросила тоска.

   Измена? Мечты ли разбитой звон?

   Друг ли с подлой душой?

   Знает об этом только он

   Да кто-то еще другой…

     …

   Падает снег, падает снег,

   По стеклам шуршит узорным.

   А сквозь метель идет человек,

   И снег ему кажется черным…¹⁰

   Лина шагает по утоптанной тропинке к дому и повторяет под скрип снега, как заведённая, снова и снова. Один шаг – одно слово: "Это. Всё. Это. Всё. Так. Больше. Нельзя".

   Поднялась по лестнице, открыла дверь ключом тихонько, чтобы не разбудить папу. Он, конечно, не спит, ждёт. Папочка, спи, всё хорошо, я дома. Я в порядке, я здорова. Может быть, не совсем жива. Может быть, чуть-чуть умерла. Но это пройдёт. Обязательно. Я обещаю.

   ***

   Так больше нельзя. От этих слов, прозвеневших в голове, как будильник, Лина проснулась на следующее утро. Впервые за много дней она может думать о ситуации с Максом чётко и предельно конкретно: это тупик. Нырнув в мерзкую зловонную яму унижения, она достигла дна. Ниже опускаться некуда, остался один путь – наверх. Из тупика надо выходить. Как известно, выход находится там же, где вход. Надо отмотать плёнку назад, вырезать из неё кусок и склеить концы. Надо вычеркнуть из жизни шестьдесят восемь дней – от седьмого ноября до тринадцатого января, как будто их никогда не было. Стереть из памяти, а потом, намного позже, когда стык зарастёт и станет незаметным, нарисовать поверх него новые воспоминания, в которых останутся все люди и все события, кроме Макса. Его не существует. Есть где-то незнакомец, среди тысяч людей, наполняющих корпуса Института. Совсем не обязательно знать всех. Никто не заставляет со всеми общаться. Мы выбираем сами, кого оставлять в своей жизни, а кому там не место. Нет такой пары – Полина Кислякова и Максим Полынников. И никогда не было.

   Решение принято. Боль в солнечном сплетении понемногу притупилась, стало чуть легче. Лина как будто заткнула слив в ванной резиновой пробкой, и утечка сил сразу прекратилась. Всё, можно жить дальше. Осталось зализать рану и восполнить потери жизненных сил. Правда, есть ещё одно дело: Макс должен как можно скорее узнать, что его больше нет. Во избежание недоразумений. Чтобы Лина могла жить дальше свободно и спокойно, не опасаясь внезапно наткнуться на Макса в момент, когда она окажется расслабленной, открытой. Нельзя позволить ему нанести новый удар. Лучше всего вообще нарастить стальную броню и носить не снимая. Тяжело, но других вариантов нет. Теперь важное, теперь объявление войны.

   ***

   Макс идёт по коридору четвёртого этажа. Почему его занесло сюда, где лаборантская Лины, он не понимает – ноги сами пришли. После вчерашнего остался во рту привкус дерьма. Как будто перепачкал язык в мерзких словах. Хочется прополоскать рот. Перед глазами стоит Линка с застывшей на губах жалкой улыбкой. И помертвевшими глазами. Пожалуй, он перегнул. Она всё-таки живой человек. Не обязательно пинать даже приблудную собаку, которая легла перед тобой кверху пузом. А тут целая девушка. Ну да, уже не моя девушка. Всё равно, как-то не по-мужски получилось. Всё-таки Серёга козёл. Науськал его, как шавку, а Макс и рад стараться. Поезд ушёл, теперь ничего не изменить, но мужиком-то надо оставаться всегда. Чтобы самому себя уважать, хотя бы.

   Погружённый в невесёлые думы, Макс не сразу заметил, что Лина идёт навстречу. Невольно залюбовался: походка лёгкая, пружинистая, клетчатая юбка красиво ниспадает складками, подчёркивая линии бёдер. Гордо поднятая голова, взгляд устремлён куда-то вдаль, мимо него. На лице – незавершённая улыбка, как будто захотела улыбнуться, но передумала. Как тогда, на лабах, когда увидел её в первый раз…

   Шагнул к ней: "Лин, привет!" Она прошла мимо, не повернув головы, даже не сбившись с шага, обдала лёгким ароматом духов и, пока Макс подбирал упавшую челюсть, скрылась в переходе в старый корпус. Вот как!.. Неожиданно. Куда делась вчерашняя жалкая собачонка, вилявшая хвостом в надежде получить порцию ласки? Эту Лину Макс увидел впервые. Как будто её, как в индийском кино, ночью подменили на сестру-близнеца.

   Что-то заворочалось в груди, зашевелилось, какая-то тревога, предчувствие непоправимого. Словно привычная реальность вдруг вышла из-под контроля, и надо спешить, надо срочно исправить ошибку, пока всё не зашло слишком далеко, пока не стало слишком поздно. Макс еле дождался вечера, чтобы набрать номер Лины. Услышав знакомое "я слушаю", поздоровался. И не поверил ушам. Из трубки раздался металлический голос, похожий на автоответчик: "Забудь мой адрес и номер телефона. Ты для меня больше не существуешь. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Никогда". И сразу же в трубке раздались короткие гудки.

   Макс на мгновение потерял связь с реальностью. Привычная картина мира рухнула, погребла под обломками всё его вчерашнее самодовольство. У обновлённого Макса напрочь исчезло желание когда-либо ещё проверять чьи бы то ни было границы терпения.

   ***

   Умная Лина отплясывает акробатический рок-н-ролл и напевает.

   "Вот теперь тебя люблю я,

   Вот теперь тебя хвалю я!

   Наконец-то ты, дурында,

   Умной Лине угодила!

   Но расслабляться рано, дорогуша. Это всего лишь первый раунд, и счёт в нём – да, один – ноль в твою пользу. Но в этом бою ещё много раундов. И впереди ещё не один бой. Главное – выиграть не отдельные сражения, а всю войну. Желательно, с полной и безоговорочной капитуляцией противника. Ты победишь, я в тебя верю!"

   Легко Умной Лине говорить "победишь"! Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. На деле нет ни стратегии, ни тактики. Как быть дальше? Что делать? Вдоволь насладившись секундной растерянностью Макса, Лина приступила к разработке детального плана операции "Я не знаю, кто такой Макс". Просто исчезнуть с его горизонта, стараться избегать маршрутов, на которых есть риск столкнуться – не вариант. Всё с точностью до наоборот.

   Как там, у Евгения Шварца в "Обыкновенном чуде"? "Я гналась за вами три дня, чтобы сказать вам, как вы мне безразличны! … Вы так обидели меня, что я все равно отомщу вам! Я докажу вам, как вы мне безразличны. Умру, а докажу!"

   Конечно, Лина не станет умирать, чтобы доказать. Не будет гоняться за Максом по коридорам Института со шпагой наперевес. Но что-то в этих словах есть, какой-то глубинный, правильный смысл.

   Значит, тактика такова: попадаться ему на глаза. Часто, но строго дозировано, чтобы он ничего не заподозрил и не разгадал коварный план. Методично проходить мимо, как будто он пустое место. Медленная китайская пытка забвением, на глазах у изумлённой публики. Как капли воды на макушку.

   Кап – я тебя в упор не вижу.

   Кап – я тебя знать не знаю.

   Кап – и знать тебя не хочу.

   Лина действует по плану. Она объявила самой себе военное положение, всеобщую мобилизацию и готовность вступить в бой в любую минуту. В Институте она всегда собрана, внимательна, начеку. Защищена колючими стальными доспехами. Бывают, конечно, форс-мажоры. Например, если приходится ходить по коридорам во время студенческих перемен, когда галдящая братия вываливается из аудиторий и сводит обзор до нуля. Случалось, что Макс выныривал из толпы прямо перед носом, а Лина оказывалась не готова, не успевала надеть на лицо безразлично-презрительное выражение. Латы, шлем, забрало хорошо защищают, но они тяжелы и неудобны, Она же всё-таки живая, иногда и ей хочется побыть открытой, жизнерадостной, просто улыбаться, здороваясь со знакомыми.

   Однажды Максу пришлось проталкиваться через толпу студентов, чтобы дойти до вахты, взять ключи. Совершенно внезапно прямо перед ним оказалась Лина. Настроение привычно испортилось – ему страшно не нравится, что девушка его упорно игнорирует. Похоже, ситуация безнадёжная, и напрягает всё сильнее. Но сегодня… Она на секунду подняла глаза, и он поймал её взгляд. Тот самый взгляд, что заворожил его прошлой осенью, на лабе. Она мгновенно густо покраснела и тут же надела на лицо непроницаемую маску, отвернулась, поспешно проскочила мимо. Но Макс успел уловить то, что до сих пор не удавалось: она по-прежнему думает о нём. Он всё ещё ей не безразличен, что бы она ни старалась показать. Как ни странно, немного полегчало.

   Макс спрашивает себя: что он чувствует к этой девушке? Почему думает о ней, почему она, как заноза в сердце, не даёт ему покоя? Ведь у них всё кончилось, он сам так решил. Она сопротивлялась, не хотела его отпускать, став навязчивой, жалкой, вызывая лишь презрение и желание отодвинуть её от себя подальше. Отодвинул. Резче, чем хотел, так уж получилось. Но почему никак её не забудет?.. Макс иногда злится на себя, старается вспомнить те моменты, которые были ему отвратительны: когда Лина подкалывала его, насмехалась, изображала из себя умудрённую опытом женщину, играющую от скуки с желторотым сосунком. "Сидишь, млеешь…", – почему-то именно это слово действовало на Макса, как красная тряпка на быка. Нагнетая в себе раздражение, он пытался перевести чувство неприязни в ненависть, чтобы уж совсем избавиться от наваждения, от памяти о лучших минутах, проведённых с ней, вырвать воспоминания с корнем и затоптать. И тогда, может быть, наконец, вздохнуть свободно.

   Лина бесится. Ей недостаточно почти круглосуточного участия в боевых действиях. Она не может справиться с тем, что при виде силуэта Макса в коридоре, её сердце на мгновение перестаёт биться, падает в бездну так же, как раньше, когда всё у них ещё было замечательно… Лина запретила себе думать о том хорошем, что случилось между ними. Усилием воли она вызывает в воображении картины, как Макс её унижал. Как презрительно смотрел на неё, ожидающую поцелуя возле подъезда. Как развернулся и ушёл тогда, в магазине. Как оттолкнул её руку. Как предложил пустить по кругу. И в ней пробуждается ярость. Эта могучая сила сметает на своём пути всё. Она подтаскивает плохие воспоминания, как снаряды на передовую. Она порождает и питает ненависть к Максу. Она забирает много сил, но приносит долгожданное опустошение и безразличие. Волна ярости отступает, давая Лине передышку, чтобы накопить мощь и накатить снова.

   В тот памятный день Лина, Валя и мам Вера пошли обедать на первый этаж, в кафе. Отстояли очередь, растянувшуюся на весь обеденный зал, набрали в подносы съестного и уселись за столик. Лина села лицом к входной двери. Ей всегда казалось, что не стоит подставлять спину под взгляды входящих людей. Спина – самая незащищённая часть, тыл. Только очень спокойные толстокожие люди способны не обращать внимания на взгляды в спину. Лина занесла вилку над очередным пельменем, и в эту минуту в кафе вошёл Макс. В своей неизменной красной олимпийке. Такой родной, такой далёкий, такой… ненавистный!.. Встал в очередь, буквально в шаге от их столика.

   За долю секунды она вспомнила всё. Ярость поднялась со дна души и затопила сознание. В глазах помутилось. Вилка полетела на стол с таким звоном, что всё кафе замерло и перестало жевать. Мам Вера строго посмотрела и тихо, но твёрдо сказала: "Прекрати". Лина мгновенно взяла себя в руки. Она не стала объяснять мам Вере, почему отшвырнула ни в чём не повинный столовый прибор. Только одна Лина знала: если бы ещё на секунду вилка осталась в руке, она могла бы применить её. Не по назначению. А дальше всё зависело бы от везения Макса: и степень телесных повреждений, и статья уголовного кодекса, по которой Лина могла бы пойти на зону. Девушка вздрогнула и поёжилась. И с тех пор стала тщательно следить за своим состоянием, сдерживаться, запретила себе играть в опасные игры с яростью и ненавистью.

   ***

   Фестиваль "Студенческая весна" – большое событие в жизни каждого вуза, да и всего города. Марафон начинается в апреле с факультетских концертов. Строгое жюри отбирает лучшие номера на общеинститутский концерт, куда приходит комиссия от города, в свою очередь, отбирающая лучших из лучших на городской гала-концерт. В общем, дело серьёзное, не баран чихал. Потому весной в Институте жизнь кипит особенно бурно. Лина ныряет в кипящий котёл, наполненный музыкой, танцами, смехом, сценками и скетчами. Привычная среда, любимое дело. Отдохновение души. Замороженное сердце Лины понемногу оттаивает.

   Экономисты снова делают сказку. Это уже стало доброй традицией факультета – концерт завершается музыкальным спектаклем, привычно называемым "сказкой". Номера придумали сообща, написав свои тексты и положив их на популярные мелодии. Осталось как следует отточить вокальные партии, развести мизансцены, позаботиться о костюмах и гриме. Лина, как всегда, у рояля. Сама шутит, вспоминая фразу конферансье из знаменитого "Необыкновенного концерта" кукольного театра Сергея Образцова: "У рояля… То же самое, что и раньше". Девочки готовятся выйти на финал сказки – песню-танец на мелодию "Гадалки" из фильма "Ах, водевиль, водевиль…". Голоса у них хорошие, чистые, сильные, они опытные артистки, к голосоведению вопросов нет. Лина аккомпанирует и наслаждается.

   Ежедневно меняется мода,

   Но покуда стоит белый свет,

   Без финплана, мы скажем народу,

   Связи прочной фактически нет!

   Дебет-кредит считаем умело,

   И копейка на каждом счету.

   Что со связью вы будете делать,

   Коль запишем мы цифру не ту?

   Ну что сказать, ну что сказать,

   Рентабельность и прибыль

   Мы повышать, мы повышать,

   Мы повышать должны.¹¹

   И дальше – зажигательный танец в импровизированных цыганских юбках. Сказка обещает стать жемчужиной концертной программы. У Лины чутьё на такие вещи, она научилась прогнозировать, как зал примет то или иное выступление. Реакцию жюри предсказать труднее. Люди разные, бывает разное настроение, от которого очень зависит восприятие. Лина и её друзья по самодеятельности всегда за то, чтобы сработать на зал, на публику. Угодить жюри они не стремятся, это тупиковый путь – не угадаешь, где найдёшь, где потеряешь. Пусть зрители порадуются, получат удовольствие и поддержат артистов.

   Окрылённая, наполненная эмоциями, радостью от удачно проведённой репетиции, Лина несётся по коридору из старого корпуса в новый. Даже накануне фестивального концерта не стоит забывать о работе и хотя бы изредка наведываться на рабочее место. Свернув за угол, Лина чуть не налетела на Макса. Где шлем, латы, забрало? Всё растеряла по дороге, просто забыла про них. От неожиданности Лина остановилась и, на мгновение впав в ступор, пытается отвести взгляд. Но ничего не выходит.

   Макс в последнее время совсем приуныл. Никогда не думал, что показная холодность и безразличие бывшей девушки может так сильно задевать. Он привык к тому, что окончание романтических отношений не приводит к разрывам с африканскими страстями, хлопаньем дверьми и истериками. С прежними девушками расставания проходили мирно и спокойно. Можно сказать, оставались друзьями. Макс оказался не готов к войне, сменившей любовь. Он не хочет воевать. Он мирный человек, и война с женщиной для него так же абсурдна, как негр – альбинос.

   Всё сегодняшнее утро у Макса внутри что-то зудело, предчувствие чего-то необычного не давало покоя. Как будто ждал какого-то события. На месте не сиделось. Решил сходить пообедать в студенческую столовку, в старый корпус. И возле перехода на него вихрем налетела… Лина. Его как будто током ударило. Потому что она впервые за долгие месяцы не отвела взгляд. Это длилось секунду, потом она сорвалась с места и побежала дальше. Но главное осталось. Макс почувствовал, что она скоро оттает. Совсем скоро. И тогда он сможет поговорить с ней. Помириться. И, наконец, обрести мир в душе и покой в сердце.

   ***

   Фестивальная весна промчалась, закрутив в своём феерическом хороводе, оставив послевкусие удовольствия от хорошо проделанной работы. Сказка экономистов имела ошеломляющий успех и прошла в финальный концерт. Правда, на гала-концерт её не взяли – уж очень формат специфический, длинновата.

   Лина на этот раз отличилась – выступила на факультетском концерте с сольным номером. Два месяца она репетировала, не переставая, чуть не свела с ума соседей. Тряхнула стариной, вспомнила, что в старших классах ей пророчили будущее профессиональной пианистки. Но она, к неудовольствию папы, отказалась пойти этим путём. Однако, когда унылая обязаловка музыкальной школы закончилась, Лина не оставила занятия классической музыкой.

   Она сыграла на сцене прелюдию Рахманинова N 2. Да, ту самую, знаменитую, которую играет каждый уважающий себя пианист в мире. Вещь технически сложная, но красивая до безумия. И Лина решилась. Всю свою ярость и злость она выразила музыкой. Вложила в звуки всю боль и тоску. Наверное, зрители почувствовали её искренность, её глубокое отчаяние, услышали её горький плач по безвозвратной потере. Аплодировали долго. Некоторые – стоя.

   ***

   Пришло лето. Лина готовится к отпуску. Они впятером с девчонками – молодыми сотрудницами Института, включая Катю с кафедры физики и Аллочку, возлюбленную Витьки, собрались поехать отдыхать в студенческий спортивно-оздоровительный лагерь "Шарап", на берегу Обского моря. Им пообещали половину домика на преподавательской стороне. Наташка тоже едет, будет жить в студенческом коттедже. Говорят, там здорово и очень весело. Можно купаться, загорать, кататься на водных лыжах, лодках и катамаранах, гулять в лесу, петь у костра и танцевать на дискотеках. Лина предвкушает чудесный отдых и спешно подчищает хвосты на работе.

   Летняя сессия прошла, как по маслу. Кроме того, Лина самостоятельно подготовилась и сдала экстерном экзамен по политэкономии. Это дало ей право перевестись на экономический факультет. Можно было попроситься и на дневное отделение, ей предлагали. Но она подумала и отказалась. Привыкла к довольно свободному графику учёбы, привыкла к работе, да и зарплата целых сто рублей, такую стипендию получают только ленинские стипендиаты. В общем, решила доучиться на заочном до конца. Теперь будет полегче, ужасные технические дисциплины остались в прошлом.

   Лина собрала учебники за третий курс и понесла сдавать в библиотеку, в самый конец старого корпуса. У тряпичной сумки от тяжести оборвалась ручка. Лина остановилась у подоконника, чтобы связать оборванные концы. Вдруг рядом раздался голос.

– Привет! Помочь?

   У Лины привычно замерло сердце. Помедлило и упало куда-то вниз. Хочешь – не хочешь, а посмотреть Максу в глаза придётся.

– Привет. Нет, не надо. Я сама.

– Лин… Ты прости меня, дурака. Я не знаю, что тогда на меня нашло. Поверь, мне тоже несладко. Я не хотел тебя обидеть. Точнее, хотел… Да, хотел. Прости. Правда, дурак был.

   И Лина вдруг снова поплыла, голова закружилась от эйфории, внутри будто бы зажглось солнце. Всё, что она неимоверными усилиями затолкала на дно души и старательно заперла, вдруг рванулось на волю. Ничего никуда не делось. Она любит Макса так же сильно, она всё так же хочет быть рядом с ним больше всего на свете. Сегодня. Сейчас!

   Умная Лина нахмурилась: "Подожди визжать от радости. Дослушай его до конца. Пойми ты, бестолочь, он-то не хочет ни-че-го! Насладись безоговорочной капитуляцией противника и двигай дальше, без оглядки. Или мне у тебя снова придётся упаковки с таблетками отбирать?"

– Хорошо. Я прощаю тебя.

– И снова будешь со мной разговаривать?

– Да, буду, если хочешь.

– Отлично, я рад.

– Макс…

   Как давно она не произносила это имя вслух!..

– Макс, а что дальше? Что с нами будет дальше?

   Договаривая свой вопрос, Лина увидела ответ в его глазах. И мир снова померк.

– Ничего. Я понял, о чём ты спрашиваешь… Поздно. Перегорело всё. Ничего не осталось. Просто будем друзьями. Мы же будем друзьями?

   Лина кивнула, обхватила сумку, прижала к себе и пошла по коридору. Макс не окликнул.

   "Пиррова победа" – вертелось у неё в голове. Победа, которой нельзя насладиться. Потому что поле боя превратилось в мёртвый кусок выжженной земли.

   ***

   Жаркое лето клонится к закату. Конец августа. Макс сдал вступительные экзамены. На этот раз хорошо сдал – подготовился, как надо. Скоро зачисление. Вроде, всё благополучно, по баллам должен пройти с запасом. Впереди новая жизнь, студенчество. Новые встречи, новые друзья, новые девушки. На факультете АЭС учится много девушек.

   Сегодня у Макса день рождения. Восемнадцать. Совершеннолетие. Весь день пробыл в институте, надо было кое-какие дела на бывшей работе доделать и сдать.

   Пришёл домой. Мама говорит, гостья была. Не стала ждать. Только оставила там, в твоей комнате.

   Макс вошёл к себе. На столе в вазе букет багровых роз. Цвета запёкшейся крови. Он сразу понял, от кого они. Значит, она не забыла. Она всё ещё помнит.

   ***

   Этим летом Лина написала песню. На этот раз и слова, и музыку. Первую песню в своей жизни.

   Верь,

   Сегодня вечером прольётся дождь.

   Верь,

   Что ты одна, и никого не ждёшь.

   Верь,

   Что ты одна и не сойдёшь с ума,

   Что вслед за летом не придёт зима,

   Пока на землю не прольётся дождь.

   Знай,

   Твоя слеза с дождём уйдёт в песок.

   Знай,

   Он в этот вечер тоже одинок.

   Знай,

   Он не придёт, и ты напрасно ждёшь

   И от окна никак не отойдёшь,

   Пока на землю не прольётся дождь.

   Пусть

   Не можешь боль свою ему простить.

   Пусть.

   Но боль пройдёт, и надо дальше жить!

   Пусть…

   Раскрой окно и улыбнись дождю,

   А я с тобою вместе подожду,

   Пока на землю не прольётся дождь.¹²

Глава 11

Времена года сменяют друг друга, а на душе у Лины всё тот же чёрный снег, свинцовая февральская хмарь. Как фон картины, загрунтованный сумраком холст, на котором лишь редкие яркие мазки. Смотришь на картину и видишь не скудные солнечные пятна, а гнетущий фон, который определяет всё – настроение, восприятие, желание или нежелание двигаться дальше. Дни её превратились в серые листки отрывного календаря. Лину будто несёт течением изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц. И она безвольно отдалась потоку, не пытаясь выплыть, не желая искать и найти свой берег. Вся её недлинная жизнь разделилась на три части. В центре, как средоточие самого лучшего и самого важного – шестьдесят восемь дней, когда они были вместе с Максом. Есть ещё часть "до" и часть "после". И эти две части совершенно не существенны.

   Лина вспомнила фильм "Романс о влюблённых". Когда герой потерял любовь, его мир стал чёрно-белым. Он жил, как в сером сне. Ходил на работу, ел в столовой, даже за девушкой ухаживал и женился. В чёрно-белом мире, начисто лишённом красок. Вот так и Лина. Её мир перестал быть цветным.

   Умная Лина заделалась заправским психотерапевтом, честно пытается растормошить, заставить взглянуть на мир заново, увидеть в нём то, что никуда не делось: воздух, свет, цвет, людей… Парней, в конце концов! Но Лина только отмахивается. Ей хочется одного: чтобы её оставили в покое.

   В "Квинте" перемены. Палыч, парень серьёзный, обстоятельный и предприимчивый, придумал, что пора разучить популярные танцевальные мелодии, чтобы можно было подкалымить – поиграть на свадьбах, например. Копеечку заработать. И Лина принялась за подбор репертуара, аранжировки. Стали играть мелодии из "Спейс", отработали несколько песенок "Арабесок", плюс "Машина времени", "Воскресение", "Земляне", Юрий Антонов. Постепенно набралось на два-три часа непрерывного звучания. Палыч – единственный "моторизованный" в их тусовке – мотался по городу на своём ушастом "Запорожце", искал клиентуру. Договорился, сыграли на свадьбе в маленьком кафе на окраине города. Всё получилось. Принимали с благодарностью, накрыли для "лабухов" отдельный столик, накормили, напоили, денег заплатили. Не так много, но по десятке на нос получилось. Когда стипендия сорок рублей, это не такие уж маленькие деньги. Палыч заинтересован в заработках больше других, он недавно женился на сокурснице, живут в квартире у тёщи. Зятю надо как-то оправдывать высокое звание главы семейства.

   Вдруг, как гром среди ясного неба: Палыч разбился на машине, насмерть… Все друзья в диком шоке: этого не может быть! Ещё вчера разговаривали и смеялись, ещё вчера репетировали, переругиваясь из-за лажи. А сегодня человека нет. Похороны, кладбище, поминки. Всё как будто нереально, как кино, которое сейчас закончится, и они вместе с Палычем выйдут на воздух и свет. Не выйдут. От друга остались могила на Гусинобродском кладбище, фотографии и память. И гитара, на которой он играл в "Квинте". Никто не может решиться взять её в руки.

   Увидев, как убивается молодая вдова, Лина невольно представила, что стало бы с ней, если бы на месте Палыча оказался Макс. И чуть сознание не потеряла. Она бы не пережила. Она не смогла бы ходить ногами по Земле, где его нет. Пусть он больше не рядом с ней, пусть он больше её не любит, но только пусть живёт! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Только не умирай, Макс! Живи, Макс!..

   Говорят, время – лучший лекарь. Иногда так и есть. Иногда – нет. Когда Лина встречала в коридоре Иринку – вдову Палыча, сильно похудевшую, одетую в чёрное, с бледным отрешённым лицом, становилось ясно: иногда время ничего не способно излечить. Бывшей молодой жене невыносимо видеть общих друзей, находиться в стенах, где они столько времени провели вместе с мужем. Где были веселы, полны жизни, счастливы. Жить в квартире, где каждая вещь напоминает о нём. Через некоторое время Лина узнала, что Иринка уехала из города в неизвестном направлении, насовсем.

   Может быть, и Лине уехать? Только куда?.. От себя не сбежишь. Твоя боль и тоска поедут с тобой куда угодно, хоть на край света.

   ***

   В чёрно-белой реальности Лины идёт какая-то жизнь, происходят разные события. У неё появилась новая подружка. Правда, не совсем новая: они с первого курса учатся вместе, теперь вместе перевелись на экономику. Машка раньше работала на почте, а недавно устроилась лаборанткой на соседнюю кафедру. Хорошая девчонка, весёлая. И в самодеятельность пошла вслед за Линой. Ещё больше сблизились, появились общие знакомые и приятели. Машка подружилась с Эммой. В общем, их компания пополнилась свежим человеком.

   Вечерних лекций и семинаров у экономистов нет, у них полностью заочная форма обучения: во время сессии преподы целыми днями начитывают установочные лекции, потом за день принимают экзамен, потом следующий предмет. Очень тяжёлый режим, но всего лишь два месяца в году. Остальное время жизнь у заочников вольготная, надо только соблюдать график сдачи контрольных и курсовых работ. Среди экономистов совсем мало молодняка. Учатся на заочном, в основном, спецы со стажем, которым положено иметь "корочки" о высшем образовании, потому что должность обязывает. Люди солидные, возрастные, преподы с ними не строжатся – входят в положение. Но и послаблений особых тоже не дают. Конечно, никто не станет в общей толпе как-то выделять молодых девчонок, к ним тоже проявляют снисхождение. Учись – не хочу. Не сравнить с ежедневной каторгой на дневном отделении.

   Времени свободного у Лины стало больше, потому "Квинта" репетирует теперь трижды в неделю. Переделывают аранжировки, убирают партии Палыча. На его место никого не стали брать. После репетиций в хорошую погоду иногда снова идут пешком до дома Лины. Правда, уже без прежнего веселья. Чаще Лину провожает Севка. Вообще-то, всегда провожает. Лина уже не помнит, когда возвращалась домой одна. И это хорошо. Потому что всё напоминает ей о Максе, даже вид двери в её подъезд вызывает иногда приступ такой острой боли, что хочется выть. Теперь возле подъезда на месте Макса стоит Севка. Стоит – да, но занять место Макса Севка не сможет. Никогда.

   Когда Лина и Севка идут к её дому, они разговаривают. Точнее, разговаривает один Севка. Девушка рассеянно слушает, погружённая в свои думы. Её мир всё так же чёрно-бел, уныл и беспросветен. Как-то они шли по центру улицы Восход, по аллее, ведущей вниз, к Оби. Присели на лавочку покурить. Лина теперь курит, тайком от папы, конечно. Сигарета кончилась, Лина будто потерялась, выпала из времени, застыла с остановившимся взглядом, устремлённым в никуда. Очнулась, Севка держит её за руку и смотрит такими глазами… Как будто весь мир готов бросить к её ногам. Лина не отняла руки. С тех пор они так и ходят, держа друг друга за руки. Потом Севка выбрал момент и поцеловал её. Она не ответила, но и не оттолкнула. В следующий раз поцеловал снова. Потом ещё, и ещё, пока она впервые не ощутила что-то вроде удовольствия от поцелуя. Нет, она по-прежнему ничего не чувствует внутри. С тех пор, как Макс вырвал себя из её сердца, оно пусто. Там выжженная земля. Холодное пепелище.

   Севка напросился в гости. Обаял папу. Стал бывать у них часто и подолгу, уходил домой только ночевать. Вместе ужинали, Севка помогал убирать со стола, иногда мыл посуду. Постепенно стал своим, привычным. Как шкаф или старое кресло с гнутыми ножками. После ужина они уходили в комнату к Лине и целовались. Что там говорится про "не давай поцелуя без любви"? Заповедь из той же оперы, где поётся про сохранение девственности до замужества. Лина позволяла себя целовать, научилась отвечать технично, набиралась опыта.

   Севка ласков, осторожен и последователен. Шаг за шагом, незаметно и методично он отвоёвывает всё новые и новые рубежи. И вот уже его рука уверенно ласкает грудь Лины, проникает под халат, лёгкими касаниям оглаживает бёдра… И в теле девушки понемногу пробуждается то, что до сих пор спало крепким сном – её женская природа, чувственность. Кровь приливает к щекам, дыхание становится частым и прерывистым, сладкая истома лишает последней воли к сопротивлению, И уже хочется большего, хочется раскрыться, впустить нежную настойчивую руку туда, к самому сокровенному. К тому, до чего Макс так и не добрался.

   Окончательно осмелев, Севка и Лина стали доводить друг друга до исступления, подходить к самой грани. И только присутствие папы в соседней комнате удерживало их от последнего шага. Но так не могло продолжаться вечно. На майские праздники Эмма пригласила их к себе в гости. Дала Лине погонять красивую полупрозрачную ночнушку и собралась уйти ночевать к девчонкам в соседний блок. Но в последний момент вернулась – к подружке нагрянули родственники, заняли все спальные места.

   Там, в комнате Эммы, на узкой продавленной койке, стараясь не издать ни звука, чтобы не разбудить подружку, Севка, наконец, помог Лине расстаться с девственностью. По иронии судьбы, исторический акт произошёл именно в "тройке", где то же самое хотел сделать с Линой Макс, в новогоднюю ночь, полтора года назад.

   Лина ничего не почувствовала, кроме боли, которая быстро прошла, и лёгкой досады: соитие оказалось вовсе не таким сладким, как предварительные ласки. Крови на простыне не было. Лина не удивилась, потомучто ещё в школе от корки до корки проштудировала учебник гинекологии, по странной случайности оказавшийся у них в домашней библиотеке. Она знала: так бывает, и ничего необычного в отсутствии крови нет. Она-то уверена, что до этой ночи была девственна. Поверил ли Севка?.. Не всё ли равно. Севка её обожает. Кажется, ему без разницы, даже если бы до него Лина пропустила через себя гусарский полк. Лишь бы теперь она принадлежала ему.

   Почему Лина, так долго державшая себя в строгости, вдруг решилась отдаться парню, да ещё без любви? Потому что она была совершенно, абсолютно уверена: Севка станет её мужем. По-другому быть не может. Она привыкла к нему, у них даже образовалось что-то вроде общего быта. Она не боится его потерять, потому что знает, сколько времени и сил он потратил, чтобы завоевать её. Трофей, доставшийся дорогой ценой, просто так не выпускают из рук. И единственный способ удержать Лину – жениться. Они почти одногодки, разница в возрасте – три месяца. Севка, хоть и шалопай, но парень добрый, и ради Лины готов на всё. Но пока она никуда не торопится. Пусть всё идёт, как идёт. Летом они все вместе едут в Шарап, "Квинту" пригласили на первый сезон играть на дискотеках – обширный танцевальный репертуар как раз пригодится. У них с Севкой будет куча возможностей побыть вместе и посмотреть, что из этого получится.

   1982 год выдался урожайным на свадьбы. По весне вернулся из армии Вовка, и они с Валькой поженились. Лина была у них свидетельницей. Машка, совершенно неожиданно для всех, в своём Академгородке встретила курсанта военного училища, и они скоропалительно сыграли свадьбу. Лина, конечно, была в числе подружек невесты. Большой неожиданностью стало приглашение на свадьбу Марины, той самой высокой красавицы-брюнетки, одногруппницы, которая подтолкнула Лину навстречу Максу в день их встречи. Марина вышла замуж за пятикурсника дневного отделения, некрасивого, но очень импозантного парня из состоятельной семьи. Олег, басист из "Квитнты", закрутил роман с сокурсницей – миниатюрной блондиночкой, и, похоже, у них тоже дело идёт к свадьбе. Надя, скрипачка и певица, подруга Лины, встречается с Матвеем, актёром из "Гуся", и у них тоже всё серьёзно. Вот и получается, как в песне.

   Все подружки по парам

   Разбрелись по амбарам,

   Только ты в этот вечер

   Мой амбар не нашёл…

   В какой-то момент Лина почувствовала, что ещё немного – и она не успеет запрыгнуть в вагон уходящего поезда. Все знакомые девчонки, одна за другой, выходят замуж. И только она, на двадцать втором году жизни, никуда не собирается. Почему?.. Лина запаниковала. Засуетилась. Посмотрела внимательно на Севку и решила: пора.

   А Севка стал всё чаще пропадать. Уже не провожал Лину каждый вечер. Мог и на репетицию не явиться. Перед Шарапом вообще исчез с горизонта на неделю. Лина поняла, что Севка не такой, каким казался раньше. И не так уж предан Лине. Её вдруг будто ожгло: она подозревала Макса, что после первой же близости он бросит её и свалит. Боялась страшно, боялась до дрожи в коленках. Почему же она так легко и бездумно поверила в верность Севки и его неизменную любовь? Из-за его настойчивости? Из-за преданного взгляда и готовности ждать её месяцами, годами?.. Вот дура-то! И без Умной Лины понятно: Севка нисколько не лучше других. Получил своё и пошёл себе дальше. Лину затрясло. Тогда она впервые дико, остро, страшно пожалела, что её первым мужчиной не стал Макс.

   Месяц в Шарапе стал и радостью, и пыткой. Там Лина впервые в полной мере ощутила прелесть секса. Там она увидела, как Севка, при любом удобном случае, кадрит девок. Повариха Зойка пользовалась его особой благосклонностью. Не стесняясь Лины, приглашала к себе в комнату попить пивка. И Севка многозначительно улыбался в ответ. Лина гладила его рубашку, он надевал её и куда-то пропадал. Там же она впервые услышала от него упрёк, что досталась ему не девственницей. Лина была в отчаянии. Её не терзали муки любви и ревности. Она корчилась от публичного унижения, от сочувствующих и презрительных взглядов окружающих, которые всё видели и понимали. Ещё не жена, но уже обманутая, помеченная, как клеймом, изменами и предательством. Ей бы ещё тогда всё разорвать. Но она со странной одержимостью цеплялась за отношения, не сулившие ничего хорошего.

   Осенью Лина заболела. Провалявшись три недели, напичканная антибиотиками, она почувствовала какое-то другое недомогание, незнакомое, не похожее на простуду. Ничего удивительного в её беременности не было: они с Севкой совсем не предохранялись. Из-за болезни, долго державшейся высокой температуры и больших доз препаратов врач настоял на прерывании. Мама тоже давила на Лину, рисуя ужасы рождения младенца с уродствами. Лина сдалась. Мама подняла свои связи и пристроила Лину в абортарий.

   Это страшное заведение на улице Степной Лина не забудет до конца своих дней. Конвейер смерти, убийство, поставленное на поток. Грубиянки санитарки, издевательский тон врачей и медсестёр. Ощущение себя куском мяса на бойне. Дикая боль, несмотря на укол промедола, о котором договорилась мама. Чувство вины и полного, безнадёжного опустошения.

   Как ни странно, эта страшная передряга сблизила их с Севкой. Он стал внимательным, нежным, заботливым, снова постоянно был рядом. И сам заговорил о свадьбе. Поженились в марте. Свадьба была шумной и весёлой, гуляли в квартире у сестры Гали. Тамадой был Зяма Чалый, гости – в основном их студенческая компания, "Квинта" и "Гусь". Натанцевались, напелись. Даже мама с папой тряхнули стариной и спели дуэтом романс про то, как отцвели уж давно хризантемы в саду, Лина им аккомпанировала. Она была ослепительно хороша в дивной красоты белоснежном длинном югославском платье, купленном в той же комиссионке на Никитина. Позже, рассматривая свадебные фото, Лина удивлялась, почему счастливая невеста совсем не улыбается. Все фото освещала лучезарной улыбкой Машка – свидетельница.

  Лина сразу забеременела снова. Свадебное путешествие тоже состоялось, уже летом, когда Лина была на четвёртом месяце. Поехали в Питер, остановились у тётушки, папиной старшей сестры. Она показала город, самые красивые места. Лина с Севкой много бродили по музеям, паркам, улицам, взявшись за руки. В "Гостином дворе" купили Севке акустическую гитару – роскошную чешскую "Кремону" за семьдесят пять рублей. Редкая удача, им очень повезло. Накупили пелёнок и распашонок, которых с Новосибирске днём с огнём не сыскать – дефицит. Себе Лина подобрала в специальном отделе для беременных симпатичный сарафан в весёлую клеточку, и потом с удовольствием таскала его на работу, до самого декретного отпуска, почти не снимая. Беременность протекала в целом нормально.

   Когда Лина впервые ощутила, как ребёнок толкнулся в ней, что-то произошло, что-то очень важное. Она остро почувствовала в себе новую жизнь, осознала себя сосудом божественного таинства. И это новое чувство, наконец, примирило Лину с миром, снова раскрасило его яркими красками. Ещё не родившийся ребёнок дал её жизни новый и, может быть, главный смысл. Лина опять вспомнила "Романс о влюблённых". Мир героя в фильме стал цветным, когда жена родила ему сына. Значит, всё правильно, всё так и должно быть. Лина упивается новым состоянием, купается в нём. Она снова открыта миру, и мир улыбается ей.

   Макс увидел её и не сразу узнал: короткая стрижка, почти как у мальчика, круглый животик, забавная походка, чуть вперевалочку. И сияющее счастьем лицо. Макс поражён тем, как грядущее материнство сделало его бывшую девушку неотразимой, притягательной, удивительно желанной. Но, конечно, уже не для него… Он подошёл, заговорил, и Лина ответила. Они забыли о времени, никак не могли надышаться друг другом. Её ждёт муж, у него есть любимая девушка. Их ничто больше не связывает. Кроме одного: чувства причастности к жизни друг друга, чувства никуда не исчезнувшей связи, протянувшейся между ними, как незримая прочная нить, которую невозможно разорвать. Да и зачем?..

   Лина смотрит на Макса и не может насмотреться. Какой он стал… Всё та же фантастическая красота – то ли славянского витязя, то ли скандинавского короля. Всё тот же запах, самый лучший запах на свете… Не осталось и следа от прежней холодности, от высокомерия и отчуждённости. Мягкий взгляд, тёплый голос, искренняя доброта в словах. О таком Максе она мечтала, таким он приходил к ней во сне. Приходит. До сих пор.

   Однажды, совсем недавно, она увидела их вместе. Молоденькая девочка с русым коротким каре и чёлкой, прикрывающей высокий лоб, доверчиво держалась за руку Макса и поднималась по лестнице, шагая через ступеньку. Такая смешная, такая трогательная. Макс рядом с ней выглядел взрослым сильным мужчиной. Защитником, опорой, заботливым и добрым. За таким, как за каменной стеной. Лина на мгновение остро позавидовала этой девчушке. А потом подумала: Максу нужна именно такая девочка, рядом с которой он чувствует себя сильным, главным, старшим. Дай им бог.

   Лина вздохнула и пошла пить кефир.

   ***

   В декабре, ровно через девять месяцев после свадьбы, Лина благополучно родила девочку. Жизнь завертелась вокруг пелёнок, распашонок, кормлений, смесей, педиатра и патронажной сестры, отваров и мазей. В новом качестве Лина чувствовала себя прекрасно. Севка помогал во всём: стирал пелёнки, купал, пеленал, вставал к малышке по ночам. Ласково называл дочку "Тася". Почему, непонятно – с именем никакого созвучия. Прозвище Тася прочно прилепилось к девочке.

   Конечно, после свадьбы они поселились в квартире у Лины. Молодая невестка невзлюбила родителей мужа, бухавших каждые выходные, с пятницы по воскресенье, и категорически отказалась жить с ними. Когда дочке исполнился годик, вся родня Севки пришла поздравить их.

   А потом что-то разладилось.

   Севка, благодаря связям мам Веры, после защиты диплома остался по распределению в Новосибирске, в профильной строительной конторе – СМУ-610, прорабом. Стал пропадать на работе, ездить в командировки, подолгу не бывал дома. Сначала Лина не волновалась – работа есть работа. А потом… Ей начали звонить знакомые и сообщать, что Севку видят в студенческих общагах, выходящим по утрам из женских комнат. То ли у Севки карма такая неудачная, то ли ему просто фатально не везло, но о каждом факте его загулов налево Лина узнавала не позднее следующего дня. Её мир снова стал разваливаться на части. И снова причина была не в ревности или поруганной любви. Её имя полоскали на каждом углу. Её жалели, над ней смеялись, её презирали. Рогатая жена – что может быть более смешным и жалким?..

   Папа хмурился, переживал, но не вмешивался. До одного, не самого прекрасного дня. Лина, взявшая на год академический отпуск, вернулась к учёбе и писала дипломный проект. Приходилось часто и подолгу бывать в Институте. Однажды она уехала на целый день. Вернувшись вечером домой, обнаружила, что дома папа с Тасей, Севки нет. И нет его вещей. Оказалось, к папе в гости нагрянули представители СМУ-610 – пришли выяснить, куда пропал их молодой специалист, которого они не видели уже неделю. Утром Севка ушёл из дома на работу, как обычно. И вместо работы, как позже выяснилось, поехал в свой район, где живут родители – играть с друзьями в карты. Терпение папы на этом закончилось, и он собственным волевым решением спустил зятя с лестницы с требованием больше никогда не появляться на пороге этого дома. Лина, немного поплакав, решение папы поддержала. И даже испытала облегчение: наконец-то, у неё сами собой отвалились рога.

   Только к одному Лина оказалась совершенно не готова: к роли матери-одиночки.

Глава 12

1985 год, весна. Лина пишет диплом. В основном, дипломники-заочники делают работы по материалам своих предприятий. У Лины никакого профильного предприятия связи под рукой нет. Она регулярно ходит в читальный зал ГПНТБ – огромной научной библиотеки, куда студентов допускают только после третьего курса. Ищет материалы по довольно экзотической теме – эффективность средств связи при вызове скорой помощи, можно сказать, на стыке отраслей связи и медицины. Довольно часто дипломные проекты ложатся главами или целыми разделами в диссертации их руководителей. У Лины всё с точностью до наоборот. Её руководитель, молодая симпатичная преподавательница с кафедры, где Лина работает, подкидывает ей материалы для диплома из своего диссера. Папа купил Лине электрическую портативную печатную машинку, теперь она может спокойно брать на дом халтуры, без отрыва от ребёнка. Взялась печатать диссертацию своей руководительнице, заодно собирает из кусочков диссера и собственных материалов, нарытых в библиотеках, вполне симпатичную дипломную работу с явной исследовательской ценностью.

   Лина защитилась с блеском, на безоговорочную пятёрку. Госы тоже позади. Всё, заветная синяя корочка в кармане. До красного диплома Лина не дотянула, да и не стремилась, хотя, по тем предметам, которые вписаны во вкладыш к диплому, у неё всего одна тройка. Среди студентов в ходу народная мудрость: лучше иметь красную рожу и синий диплом, чем наоборот. То есть, нет особого смысла напрягаться, рвать жилы за каждую пятёрку, теряя драгоценное здоровье. Оценки имеют значение только при поступлении в аспирантуру. В остальных случаях на них никто никогда не смотрит. Ну, почти никогда.

   Вместе с учёбой закончился и декретный отпуск, Тасе уже полтора года. Дальше – или сидим дома, пока ребёнку не исполнится три года, и живём, непонятно на что, поскольку пособие совсем мизерное, или выходим на работу. У Лины финансы громко и прочувственно поют романсы. Папа больше не работает в "Победе", дважды в неделю занимается со студентками швейного ПТУ – делает из них духовой оркестр и заодно ведёт группу барабанщиц для всевозможных торжественных шествий. И администрация ПТУ, и девчонки в нём души не чают, но платить много там не могут – и так собрали для него все возможные ставки. Вообще-то, спасибо, что эта работа есть, ибо музыканту такой специфической специализации, как саксофонист-кларнетист, да ещё его возраста, найти работу в городе очень трудно.

   Севка приходил как-то навестить дочку, но маленькие дети быстро забывают тех, кого не видят постоянно. Тася на руки к нему не пошла, а когда он попытался взять её, заревела и стала брыкаться. Молодой отец пафосно взрыднул и пропал с концами, и его родня тоже, как будто их и не было. Лина заподозрила, что Севка наплёл родителям какую-то легенду из сюжетов индийского кино: вроде как, дочка не его. Да и хрен с ними со всеми. Лина не собирается стоять перед семейством отставного мужа с протянутой рукой, выпрашивать деньги на ребёнка. Так что, вариантов остаётся немного, придётся выходить на работу. Тасёна – девчонка бойкая, смышлёная, дед управляется с ней отлично – с пелёнок полюбил кроху так нежно, как только может любить мужчина свою первую внучку. Сидеть с Тасей согласился с радостью.

   Лина вышла на свою кафедру в прежней должности лаборанта, но проработала недолго: ей предложили перейти на ставку инженера в НИЛ – научно-исследовательскую лабораторию при кафедре Экономики. Сто двадцать рублей в месяц – это на двадцать лучше, чем сто, при этом особо в жизни ничего не меняется – окружение то же, здание то же. Разумеется, Лина с радостью согласилась. НИЛ располагается в большой комнате на четвёртом этаже. Десять баб и один мужик, его стол рядом со столом жены. И такие семьи бывают – круглые сутки вместе.

   Сплетни, чтение газет, обсуждение новостей, ритуальные чаепития трижды в день, визиты в буфет и походы на обед по два часа. Удивительно, как ещё у кого-то остаётся время поработать! Лина быстро втянулась в режим. Её обязанности заключаются в посещении ВЦ – вычислительного центра и набивании данных на перфокарты на специальных аппаратах. Потом она сдаёт пачку перфокарт спецам ВЦ, на следующий день получает распечатку и несёт обратно в лабораторию, где бумагу с умным видом изучают старшие специалисты. Веселуха – челюсть от зевоты можно вывихнуть.

   Лина устроилась ещё на полставки на кафедру Охраны труда – печатает на машинке. И берёт подработку на дом, тоже печатную. Желающие в очередь выстраиваются, поскольку Лина – это знак качества, мало кто, как она, выдаёт тексты без ошибок, легко разбирая даже самый корявый почерк. В основном её клиенты – дипломники и диссертанты. Весной перед защитой дипломов она рисует плакаты – наглядные пособия, которые дипломник обязан подготовить к защите. Такса – десять рублей лист ватмана формата А1. Если сложная схема, как у "радистов", тогда цена удваивается. За печатную страницу диссертации Лина берёт по рублю – это высшая ставка в Институте. Если надо от руки вписать много сложных формул – оплата увеличивается до полутора-двух рублей. В целом жить можно, им с Тасей и папой на хлеб с маслом хватает.

   Пока Лина сидела в декрете, квинтари отучились и разъехались по распределению по разным городам. Репетиционную комнату передали "Зелёному Гусю", инструменты забрал студклуб. Конечно, Лина всё равно не остаётся в стороне – "у рояля то же самое, что и раньше". И не только: она теперь настоящая актриса. Впервые попросила Зяму взять её в спектакль "Гуся" ещё до замужества. Зяма легко согласился, причём, сразу дал большую роль, поскольку давно разглядел в Лине актёрский потенциал. Она не раз вела концерты, импровизируя на ходу, держалась на сцене свободно и непринуждённо. Плюс фактура, внешность, голос. Роль Калерии в пьесе Ардова "Будни искусства, или очередная репетиция" Лине вполне удалась. Пришлось плотно позаниматься "физухой", поскольку в спектакле надо побежать, запнуться и упасть. Это требовало если не каскадёрской, то хотя бы спортивной сноровки, которая у Лины отсутствовала напрочь. На премьере она грохнулась так натурально, что сорвала аплодисменты. Секрет прост: запнулась по-настоящему, изображать падение не пришлось.

   Состав "Гуся" сменился на зелёный молодняк, с которым приходится повозиться. Лина частенько остаётся за второго режиссёра – проводит черновые репетиции, когда Зяма по каким-то причинам отсутствует. А причин таких море – работа в театре, ещё пара халтур, таких же самодеятельных студий в Медицинском институте и Воднике. Лина, хорошо натасканная Зямой вместе с предыдущим составом и освоившая азы театральных премудростей, потихоньку забирает бразды правления "Гусём" в свои руки. Зяма только рад – часы ему идут, заработок капает, работа делается, и он может в это время находиться совсем в другом месте.

   "Годы летят стрелою", как в песенке "Машины времени". Лина крутится как белка в колесе, вздохнуть некогда. По вечерам занимается с Тасей, по выходным они ходят гулять на набережную. Там прекрасно, свежий воздух, большие ухоженные деревья, аккуратно подстриженные живые изгороди из шиповника, завораживающий вид мощной реки. Лина успевает шить и вязать на дочурку, компенсируя скудный ассортимент отечественного легпрома, одевает её как куклу.

   Думать о каких-то переменах в личной жизни некогда, да и сил на всякого рода романтические глупости не остаётся. Иногда Лине кажется, что она изматывает себя не потому, что семья остро нуждается во всех её приработках, а по другой причине: чтобы как можно скорее затереть память, наполнить себя новыми впечатлениями и чувствами. Мироздание благоволит к ней и не посылает больше Макса. Он где-то здесь, Лина чувствует его присутствие всё время, но с тех давних пор, когда Лина была беременна, ни разу не встретились. И это хорошо.

   Год 1986. Снова грядёт "студенческая весна". На этот раз задумка грандиозная: экономисты замахнулись на Антона Палыча нашего Чехова. Зяма помогает ставить водевиль "Предложение" – вещь классическую, довольно известную, многократно экранизированную. Тем выше ответственность. На сцене трое, все роли главные. Жених – Матвей, актёр с опытом игры в прославленном народном театре. Невеста – Лина. Отец невесты – преподаватель бухучёта, забавный и потрясающе артистичный пожилой дяденька. Женщина из НИЛа, по совместительству классная портниха, сшила Лине роскошную шёлковую юбку в пол. Верх – розовая блуза с пышными рукавами. Выглядит чеховская невеста – отпад. Накануне премьеры Лина несётся в новый корпус – забыла на работе туфли, довершающие сценический образ. И нос к носу сталкивается с Максом. Сердце на секунду перестаёт биться. Как всегда.

– Привет, Лин! Куда бежишь?

– Здравствуй, Макс! Да так, по делам.

– Как жизнь?

– Спасибо, нормально.

– Кого родила?

– Дочку.

– Молодец, поздравляю! Прекрасно выглядишь.

– Спасибо. Ты тоже. Как твои дела?

– Да вот, женился, скоро ждём пополнения.

   За долю секунды Лина умерла от горя и тут же воскресла, зацепившись за слабенькую, еле заметную надежду на то, что всё ещё может измениться, всё ещё как-то можно поправить. Что поправить? Беременность жены? Рождение ребёнка? Что?.. Лина сжала себя в железный кулак.

– Замечательно! Очень рада за тебя. Жена местная?

   Лина с замиранием сердца ждёт ответа. Если местная, беременная, у Макса есть шанс остаться в Новосибирске. Значит, он не уедет. Значит, Лина сможет его видеть. Хотя бы иногда. Умная Лина вступает: "Да когда же ты уймёшься?! Ты понимаешь, что он говорит? Повторить по буквам? Он же-нат! Без пяти минут отец! Отличный семьянин, характер нордический, стойкий! Остынь уже, хватит! Шла за туфлями? Чеши дальше, пока не ляпнула то, о чём пожалеешь!"

   Лине плевать, что там бормочет альтер эго. Она, боясь дышать, слушает Макса.

– Жена из Казахстана, отец у неё большая шишка, начальство, мать – врач-гинеколог. Так что, у нас всё под контролем.

   У Лины внутри что-то оборвалось и упало.. Хотя, может быть, не всё потеряно? Может быть, они останутся здесь? Лина неимоверным усилием воли удерживает вопрос, готовый сорваться с языка.

– Ладно, я побежала. Увидимся. Да, приходи вечером на концерт. С женой вместе приходите.

– Поля уехала рожать к родителям. Я здесь пока, после диплома тоже к ним поеду. Там буду работать, тесть всё устроил.

   Теперь точно всё пропало!.. Стоп-стоп… Как он её назвал?

– Поля?

– Да, представь себе, она тоже Полина, как ты.

   Вот он, момент истины! Лина тут же вспомнила, как пять с половиной лет назад умоляла высшие силы о том, чтобы мир услышал это сочетание – Полина Полынникова! Значит, сбылось! Твою-то мать, её желание осуществилось!.. Правда, тогда совсем вылетела из дурной головы маленькая деталь: она хотела назвать Полиной Полынниковой – себя! Себя, а не какую-то девочку из Казахстана, которую родители не в добрый час нарекли тем же именем! Воистину, высшие силы забыли снабдить Полину, в девичестве Кислякову, по мужу Кучаеву, достаточным количеством мозгов.

– Бывает же… Ну, тогда один приходи.

– Ладно, посмотрим. Рад был тебя увидеть.

– Взаимно. Пока.

   И тут Умная Лина потеряла бдительность, не успела упредить, заткнуть рот и удержать Лину от глупого, безнадежно глупого и отчаянного порыва.

– Макс, постой… Хочу спросить кое о чём.

– Спрашивай.

– Если я приглашу тебя в гости, как ты на это посмотришь?

– А как на это посмотрит твой муж? Сева, кажется?

– Никак не посмотрит. Мы разбежались.

– Что так?

– Не сошлись характерами.

– Сочувствую. И как ты справляешься одна?

– Папа помогает, нормально справляемся.

   Лина секунду помедлила, зажмурилась и выпалила то, что окончательно и определённо обозначило Максу цель его возможного визита.

– Они сегодня уехали в гости к сестре, с ночёвкой.

   Она покраснела.

   Макс нахмурился, подумал минуту. Наверное, подбирает слова.

– Лин, я очень хорошо отношусь к тебе и оценил твой порыв, но… Понимаешь, я не хочу начинать семейную жизнь с предательства. Это было бы неправильно. Прости.

   Лину будто окатили ведром горячей воды. А потом сразу – ледяной.

– Ладно, пока.

   Она не знает, куда деться от стыда. Дура, дура, какая же дура! Как только увидела Макса, сразу поплыла. Даже не поплыла – захотела его так сильно, до спазма в животе. Ещё бы немного – там же, в коридоре, затащила бы в тёмный закоулок и изнасиловала!.. Господи, боже мой, если он чувствовал ко мне тогда, в восьмидесятом, хотя бы сотую долю того, что чувствую сейчас я… Как он терпел? Как у него крышу не снесло? И я тоже, красота ненаглядная, держала мужика одной рукой за яйца, а другой отталкивала, и ещё это – "сидишь, млеешь". Идиотка! Сука! Сволочь! А теперь… Приложил тебя мордой об забор, и поделом! Твой поезд ушёл, и след растаял давно. Кто-то очень умный сказал: если хочешь быть с парнем лет семнадцати-восемнадцати, давай ему по первому требованию. И нечего было из себя целку строить! Ну что, сберегла себя для мужа? И что получила в итоге? Мешок люлей, и ещё один большой люль в придачу!

   Лина злится так, что хочется наплевать на всё, забиться в уголок и рыдать, рыдать до соплей, до распухшего носа и мешков под глазами… Нет, не выход. Люди ждут. Люди-то чем виноваты? Нельзя их подводить… Продышались, взяли себя в руки и побежали за туфлями.

   Пришёл вечер. Первое отделение пролетело, как одно мгновение. Лина оттарабанила за роялем всё, что полагалось, и пошла переодеваться, подправить макияж и причёску. Спасибо, девчонки-"гусята" помогли. Объявили водевиль. Публика замерла в ожидании. Лина вышла на сцену и говорит первую реплику. Ищет глазами Макса. Нет, ничего не видно, свет ослепляет, зал чёрен. Лина отыгрывает мизансцены, одну за другой, будто парит в воздухе, летит над сценой стремительной походкой, юбка развевается, рукава трепещут. Она играет для Макса, даже не зная, пришёл ли он, сидит ли в зале. Ей кажется, что он здесь. Убеждает себя, что он здесь. Всё внезапно вспыхнувшее желание, всю страсть она вкладывает в игру, отдаёт зрителям. Она изо всех сил желает, чтобы мужчины в зале захотели её. Прямо сейчас, без промедления, как только отгремят аплодисменты, и она спустится вниз, красивая и желанная, как сама Афродита.

   Концерт окончен, их приняли на "ура", взяли водевиль на следующий этап фестиваля. После объявления результатов, как всегда, артисты остались в зале – отметить успех. Лина очень устала – выложилась в ноль. Рядом с ней присел один из зрителей. Лина его помнит, он студент-пятикурсник с экономики, с дневного отделения. Парней там мало, все на виду, не заметить трудно. Кажется, Гена?.. Пока вспоминала имя, он взял её за руку и заговорил. Жарко, убедительно. Сказал, что она играла потрясающе. Что он однажды случайно зашёл в зал во время репетиции, и забыл, куда шёл – сел и смотрел, пока они не закончили. Оказалось, он ходит за Линой по пятам уже вторую неделю. Но сегодня… Она превзошла все его ожидания. Он влюбился окончательно (так и сказал!), и теперь жизни своей без неё не представляет!

   Сказать, что Лина удивилась, ничего не сказать. Она поражена. Всматривается в его лицо. Он не врёт, с таким глазами не врут. Чего он хочет, чего добивается? Умная Лина тут как тут: "А то ты не знаешь, чего хотят мужики, объясняясь женщине в любви?! Смотри, родная, тебе решать. Если недотрах беспокоит – вот тебе вариант. Живой, тёплый. И холостой, если что. Красивый, все девки обзавидуются".

   И Лина подумала: почему бы и нет?.. Макс дал очередной отлуп, и он прав. Утёр тебе нос, показал свои высокоморальные качества. Там не светит. Значит, пойдём туда, где светит.

   Гена вызвался проводить её до дома. Потом пришёл на репетицию "Гуся" и сказал, что тоже хочет попробовать себя. Ему дали сначала одну роль, потом ещё, и ещё. Они с Линой стали играть в парных сценках. Получается у Гены очень неплохо. Конечно, некоторые жесты смотрятся топорновато – зажат, пока не хватает внутренней свободы. Но он с лихвой компенсирует мелкие недочёты фантастическим обаянием. Девчонки сразу приняли его, как своего, и он держится с ними легко, по-приятельски. Но всячески демонстрирует всем, что звезда тут для него только одна. И зовут её Лина.

   Конечно, Лине приятно его внимание. Он ухаживает красиво, ведёт себя галантно. Позже, разговорившись, она узнала, что Гена – сын непростых родителей, у них весьма высокое положение в столице Туркмении – Ашхабаде. Судьба занесла их в знойную Среднюю Азию. Обжились, пустили корни, поднялись. Лина обратила внимание на то, как Гена одет, каким парфюмом пользуется. Дорого, очень дорого. Кроме всего, он явно моложе Лины по возрасту – минимум на четыре года, потому что окончил школу и поступил в Институт в шестнадцать. То есть, опять на молодёжь потянуло старушку? Умная Лина ухмыляется, но молчит. Понятное дело, тут серьёзными отношениями близко не пахнет. Так, развлечение, от нечего делать. Как говорит папа, на бесптичье и жопа – соловей. Слышали бы твои мысленные рассуждения девочки, которые вьются вокруг Гены, как мотыльки вокруг лампочки! Зажрались вы, Полина Георгиевна! Берите дефицит, пока тёплый. И Лина взяла.

   Гена живёт в "двойке", в отдельной комнате, как раз над достопамятным дискотечным залом. Когда идёшь из Института на остановку "Зорька" по улице Нижегородской, его окна как раз напротив, и всегда видно – дома он или нет. Генка опытный любовник, они с Линой довольно быстро приладились друг к другу. Африканская страсть парня быстро сошла на нет, осталось желание получать удовольствие. И, безусловно, доставлять его партнёрше. Встречаются регулярно. Лина подозревает, что она у Генки не единственная девушка. Её это не очень волнует, никаких особых чувств к парню она не питает. Иногда Генка остаётся у неё, когда папа уезжает на ночь в гости к своей зазнобе.

   Лина взялась напечатать Гене диплом – почему бы не совместить приятное с полезным? Он щедро заплатил за работу. Спросил незадолго до отъезда: "Ты будешь меня вспоминать? А если я приеду когда-нибудь в Новосибирск, у нас всё будет по-прежнему?" Лина улыбнулась и ничего не ответила. Она считает дни до момента, когда Гена, наконец, уедет. Теперь она не понимает, зачем ей это всё. Наверное, чтобы преодолеть стыд и шок от очередной оплеухи, полученной от Макса. Доказала себе, с помощью Генки, что она может быть желанной. В том числе, для совсем молодого мужчины. Такого, как Макс.

   Лина не перестаёт думать о нём. Даже когда вместе с Генкой. Особенно, когда вместе. Сегодня их прощальный вечер, завтра Генка улетает в Ашхабад. Она закрывает глаза и представляет, что сейчас она не с Генкой. С Максом. Его она обнимает, его нетерпеливые руки раздвигают бёдра, его она чувствует внутри себя. Когда удаётся ясно увидеть внутренним взглядом любимое лицо, мощная волна наслаждения мгновенно поднимает её на самый пик. Генку заводит её страстность. Он рад, что не ошибся в ней. Заключительный аккорд их дуэта, исполненного на узком диванчике, удался. Парень его запомнит.

   Вот и всё. Роман окончен, жизнь продолжается. Лина благодарна Генке за своевременное появление на её горизонте. Он показал ей, что плотская любовь может приносить множество приятных впечатлений. И для этого совсем ни к чему связывать себя обязательствами, клятвами, общим бытом и общими проблемами. Но Лине хочется именно этого! Связать себя, почувствовать рядом плечо человека, на которого можно опереться, для кого можно самой стать крепким тылом и тихой гаванью. И самое главное – Тасёне нужен отец. Настоящий, не воображаемый, не выдуманный геройски погибший лётчик и, тем более, не реальный биологический папаша – игрок, пьяница и звездобол.

   Конечно, дед взял на себя в их маленькой семье почти все роли. Лине приходится отыгрывать роль кормильца, зарабатывать, находясь большую часть времени вне дома. Другие варианты пока не просматриваются. Она с удовольствием примерила бы на себя роль хранительницы семейного очага – занималась бы домом, готовила вкусную еду, создавала уют, уделяла бы больше времени дочке. И, конечно, ухаживала бы за мужем, любила его, холила и лелеяла. Когда её внутренний монолог доходит до слова "муж", перед ней неизменно встаёт Макс. Только Макс. Никто, кроме Макса.

Глава 13

Однажды к Лине обратился знакомый преподаватель с кафедры философии. Кроме основной работы, он выполнял обязанности декана ФОП – факультета общественных профессий. Суть его работы Лина не очень хорошо представляла, но он разъяснил и разложил по полкам. И предложил ей работу методиста ФОП, с той же инженерской зарплатой – сто двадцать рэ. За эти деньги Лине надо было делать наброски недлинных годовых планов, отчёты об их выполнении, заполнять красивым почерком бланки удостоверений, которых не так уж много выдавалось – не больше пары десятков в год. Остальное время ей предписывалось заниматься тем, чем она и так занималась раньше в свободное от работы время. Проще говоря, её участие в организации фестивалей и концертов, а также добровольное режиссёрство в "Зелёном Гусе", становились оплачиваемой работой. Отдельное рабочее место для неё не предусмотрено, пришлось расположиться в репетиционной комнате "Гуся". Всё это выглядит просто сказкой – заниматься любимым делом, хобби, и ещё деньги за это получать! Мечта, а не работа. Единственное, что немного смутило Лину, запись в трудовой книжке не способствует будущему карьерному росту по специальности. Но она быстро с этим смирилась – плюсы уверенно перевешивают маленький несущественный минус.

   Больше всего она порадовалась уходу из НИЛ, где понемногу начала чувствовать себя врастающей в топкое болото. Уже почти квакала, как все остальные. Её кипучая душа требовала действия. Теперь она больше времени проводит на месте подработки – кафедре Охраны труда. И всё больше её втягивает в круговорот своих идей профессор кафедры Игорь Степанович. Лина поддакивает, но пока не очень понимает, куда он клонит и к чему вся его неумеренная болтология может привести. Но исправно заседает у него в кабинете и слушает, мотает на ус.

   Всё началось с командировки в Москву, куда её отправили от кафедры Охраны труда. В её задачи входило сопровождать известного учёного из Академгородка на конференцию. Учёный был инвалидом по зрению и нуждался в помощнике. Всё, что происходило в течение следующих нескольких лет, так закрутило Лину, что она и представить себе не могла.

  ***

   В стране стремительно набирает обороты перестройка. В воздухе витает запах перемен, люди начинают всё более свободно и смело высказывать свои мысли. Период тотального вранья и притворства, в котором выросло поколение Лины (и не только оно) закончился, пришла гласность. Резать правду-матку с трибун любого уровня стало не просто модно – необходимо, чтобы попасть в струю, остаться на плаву в стремительно меняющейся реальности. Многие деятельные люди воспряли духом, ожидая всё новых перемен, от всей души желая, чтобы мир вокруг менялся к лучшему.

   Через два года Лина набрала штат в лабораторию методов активного обучения. Её назначили заведующей, выделили четыре инженерных ставки и одну секретарскую, дали прекрасное помещение в старом корпусе. Научным руководителем стал Игорь Степанович. Лина с девочками-инженерами занимается деловыми играми. Она много ездит по стране, знакомится в командировках с методиками известных специалистов, заимствует что-то у них, что-то они сообща додумывают сами. В общем, работа кипит, глаза горят, круг людей, задействованных в делах лаборатории, постоянно и быстро расширяется. И в этой работе ей очень пригодился как опыт организатора, так и актёрский опыт. Лина совершенно не боится выходить на любую аудиторию, свободно разговаривать с людьми с трибуны, со сцены, на самые разные острые темы. О работе Лины снимает интересную программу Новосибирское телевидение, в одночасье она становится телезвездой.

   Всё это увлекает, занимает её, делает жизнь яркой, полной впечатлений, встреч, новых людей, нового опыта. Она по-прежнему в поиске своего единственного – того, кто станет для подрастающей дочки настоящим отцом. Иногда ей кажется, что такой человек появился, вот он, осталось сделать несколько шагов к сближению. Но по разным причинам шаги уводят в сторону, ничего не происходит, ожидаемое не случается, на горизонте по-прежнему не маячит "хэппи энд". Лина не ожесточилась сердцем, но стала меньше вестись на романтику, в её характере прочно обосновался цинизм и трезвый расчёт.

   Лина повзрослела, чуть располнела, но её это не портит. Поменяла стиль в одежде – публичность обязывает. Любимый её наряд для выхода на трибуну – костюм из гобеленовой ткани, цветочный узор в лилово-розовых тонах. Под него надевает чёрную крепдешиновую блузку с жабо, закалывает ворот брошкой в цвет костюма. Чёрные колготки, бордовые закрытые туфли на каблучке. Короткая стрижка с завивкой, едва заметный макияж, подчёркивающий глаза. Во всеоружии.

   Лина управляет публикой одним движением мизинца. Без этого умения на лобном месте, куда она выходит снова и снова, делать нечего. Вспоминает свои ощущения, когда хотела подчинить и подчиняла себе большой полукруглый зал Института, набитый зрителями до отказа. Точным скупым жестом, движением головы, взглядом. Дело ведь не в жесте, дело в том, что ты посылаешь вниз. И какой урожай хочешь собрать. Восторг, раздражение, ненависть, азарт. Теперь уже не вожделение, нет. Это почти никогда не бывает нужно. Только в исключительных случаях.

   То, что теперь делает Лина, очень похоже на магию. Как и где она этому научилась? О, это отдельная история, она не является предметом нашего повествования. Та реальность требует отдельного внимания и осмысления. Ей посвящена повесть автора "Её Величество Игра".

   Смиримся с некоторой недосказанностью и осознаем факт, что Лина овладела некими умениями, позволяющими ей управлять людьми, собравшимися в зале, в аудитории, в комнате. И не просто управлять, заставляя их, например, одновременно поднять правую руку. Она умеет побудить их мыслить так, как они никогда не мыслили до встречи с ней. Она умеет вести за собой, открывать бескрайние дали, создавать в воображении людей чудесные картины, и главное – она умеет показать людям, что они могут стать другими, раскрыть в себе дремавшие таланты и возможности. Она не фея, она игротехник и методолог. И жизнь её похожа на сказку наяву.

   ***

   После долгих поисков у неё в лаборатории, наконец, появилась секретарь-машинистка. Теперь есть, кому заниматься печатью. Сама Лина уже давно отошла от машинописных дел – некогда, других дел полно. На ней постановка и решение стратегических задач, обеспечение бесперебойной работы лаборатории. Секретарша Соня – общительная симпатичная девушка, спортсменка, родом из Средней Азии, больше похожая на уроженку Кавказа. Замужем, есть маленький сын. Соня в полном восторге от новой работы, от девочек-инженеров и, конечно, от Лины.

   Однажды Соня пришла на работу с каким-то странным лицом. Лина, всегда внимательная к своим девочкам, стала расспрашивать, что случилось. И Соня, чуть не плача, рассказала. Причиной её ужасного настроения стал муж. Лина села рядом с Соней и приготовилась выслушать очередную историю о несчастливой семейной жизни, изменах, или о чём-то подобном. Иногда руководителям необходимо побыть жилеткой для слёз сотрудников. Да и чисто по-человечески девчонку стало жаль, уж очень "опрокинутое" у неё лицо. Давно ли сама Лина сопли на кулак наматывала? Это сейчас она, можно сказать, железная женщина со стальной волей и полным отсутствием сантиментов.

   Соня начала издалека. И, как ни странно, рассказ её касался… Лины! Оказывается, Соня делится с мужем практически всем, что происходит у неё на работе. Наполняясь за день впечатлениями, она вываливает их на голову супруга каждый вечер. Вот уже несколько недель она развлекает его рассказами о том, какая у неё чудесная начальница. И такая-то она, и сякая-то она, умница-красавица, добрая, умелая, сердечная, и всё в превосходных степенях. Называет её, конечно, Полиной Георгиевной. И лишь однажды у неё выскочило, она назвала её мужу так, как называют её инженеры в лаборатории – просто по имени, Лина. Муж почему-то вздрогнул, посидел, помолчал и стал расспрашивать жену с пристрастием о том, как её начальница выглядит. Похоже, описание Сони ему не помогло. Он вдруг вскочил, полез на андресоли, вытащил оттуда старые коробки и стал в них рыться. Через несколько минут он достал фотографию и показал жене. На фото, вне всякого сомнения, была она – Полина Георгиевна, только помоложе, и причёска другая.

   Соне становилось всё труднее говорить. Вот уже и слёзки побежали. Лина сама взволнована, но салфетка пока нужна только секретарше. Муж рассказал Соне, что давным-давно, около восьми или девяти лет назад, он знал Полину. Точнее, был с ней знаком шапочно, больше издалека. Пока для Лины в рассказе Сони нет ничего необычного: знакомств у неё тогда было очень много, и по работе, и по учёбе, и по самодеятельности. Тем более, поверхностных. С ней тогда в Институте здоровались на каждом шагу, она отвечала и далеко не всегда понимала, кто это был и откуда её знает.

   Соня продолжает. Муж тогда сблизился с одним молодым парнем, стал ему кем-то вроде наставника. Совсем молодой парнишка, сразу со школьной скамьи. В Институт не поступил, устроился в лабораторию на соседней кафедре. Максимом звали.

   У Лины заколотилось сердце, во рту появился металлический привкус. Спросила: "Соня, как зовут твоего мужа?" Впрочем, ответ она уже знала. Сергей.

   Соня рассказала всё. И как её муж постоянно изводил Максима своими подколками, как подбивал спорить – "забиваться" на Лину, как устроил из их отношений тотализатор. Как ненавидел её, потому что она как-то не так влияла на молодого приятеля, он становился упрямым и неуправляемым. Точнее, плохо поддавался управлению со стороны Сергея. Он не спал ночами, выдумывая, как побольнее уколоть парня, как очернить девушку в его глазах. Разлучить, развести Максима с Линой стало для него идеей фикс, целью, которую надо достичь, во что бы то ни стало. Рассказал, как он буквально заставил Максима сказать Лине, что между ними всё кончено. Как ходил за ним по пятам и следил, чтобы парень не сорвался. Как ещё очень долго, практически до поступления Максима в Институт подзуживал, капал на мозги. Пока не убедился, что всё, парень больше не тянется к Лине. У Сергея всё получилось. Он ещё долго упивался победой. Гордился.

– Больше не гордится? – спросила Лина.

– Нет, нет, что вы! Он раскаивается! Он так переживает! И просил меня, чтобы я передала: ему очень жаль. Он сам пришёл бы к вам и повинился, но говорит, что не сможет смотреть вам в глаза.

– Вот как…

– Он сказал, что ему нет прощения. Он видел, что Максим по-настоящему вас любил… Что вы любили друг друга. Из вас могла получиться прекрасная пара! Сергей всё разрушил, это он вас развёл, специально, он этого очень хотел тогда. И теперь не понимает, почему. Говорит, ему как будто голоса в голове подсказывали, что делать. Я так испугалась, Полина Георгиевна, ведь так говорят только сумасшедшие! Мне и раньше кое-что казалось странным в нём. Теперь я его боюсь. У нас же сынок.Как думаете, что мне делать? Бежать от него, пока не поздно?.. Забрать сына и к маме уехать? И мне так стыдно за него, так жаль, что у вас так всё вышло из-за мужа… То есть, не вышло…

– Соня, девочка, успокойся. Вытри слёзки. Твоей вины в поступках Сергея точно нет. Что делать, как тебе быть дальше – решать только тебе самой, это ведь твоя жизнь, ваша жизнь, я вряд ли что-то могу подсказать. Будь ситуация другой, не касайся она меня напрямую… Я бы посоветовала уйти от него при первой возможности. Человек, которому голоса однажды подсказали методично и последовательно делать подлость, и он это делал… Ты же сама понимаешь, насколько он непредсказуем. А если голоса придут снова? Что они ему ещё нашепчут?.. Конечно, люди селятся на склонах вулканов, но при этом понимают: однажды их может завалить камнями, забросать пеплом, сжечь лавой. И шансов погибнуть у них намного больше, чем у жителей равнин. Подумай, моя дорогая. И спасибо тебе. Ты не представляешь, какой груз сняла с моего сердца!..

   Лина помолчала, обняла девушку и сказала: "Хватит, моя хорошая, заканчиваем разводить сырость. Не переживай, всё проходит, и это пройдёт". Убедившись, что Соня понемногу успокаивается, вышла из кабинета, поднялась на пролёт лестницы и закурила.

Больше всего ей хочется завыть, как воют волки в голодную метельную ночь.

   "Макс. Такой далёкий и такой близкий Макс! Почему ты не оставляешь меня? Почему приходишь вот так, через слова и чувства других людей? Я так стараюсь забыть тебя. Я столько усилий положила на то, чтобы стереть тебя из памяти, чтобы вырезать из сердца малейшие крупицы воспоминаний о тебе. У меня почти получилось. Я вспоминала тебя всё реже. Периоды покоя, без мыслей о тебе, становились всё длиннее. Я уже могла подумать о тебе без боли, и тут же переключиться на что-то другое. Я научилась не помнить о тебе совсем. И почти никогда не видеть тебя во сне. Почему ты врываешься в мою жизнь снова? С болью, с кровью, со страданием, которому нет конца?.. Всё, что я так старательно не замечала, всё, что пряталось в потаённых уголках моего сердца, вновь вырвалось на свободу, и я опять сожалею об утраченном. Я снова омываю слезами мои ошибки, заблуждения, неверные решения, плохие чувства. Я обречена оплакивать нас, наверное, до конца моих дней. Молю тебя, Макс, оставь меня! Дай мне жить! Дай идти своим путём, на котором нет воспоминаний о тебе, воспоминаний о той жизни, которую мы не прожили вместе!.. И уже не проживём никогда…"

   Наверное, это была первая в жизни искренняя молитва Лины. Отчаянное обращение к тому, кто ничего не может изменить.

   Через несколько месяцев Соня уволилась и, забрав с собой сына, уехала на родину.

   ***

   Чем дольше человек живёт, тем быстрее бегут его минуты, часы, дни, годы. Пролетели восьмидесятые. Страна меняется так стремительно, что становится страшно. Первая эйфория перемен прошла. Настало время тревожного ожидания: что день грядущий нам готовит? Лина чувствует приближение неизбежного: её работа стала костью в горле руководству Института. Её дни в стенах, ставших за двенадцать лет родными, сочтены. Надо искать запасной аэродром.

   Лина всё время ищет того, кто сможет стать достойным отцом для растущей Таси. Встречается, расстаётся, увлекается, остывает. Всё не то, никто из достойных на первый взгляд уже не кажется таким на второй или третий.... Дедушка стареет, ему всё труднее быть для внучки всем сразу. Тасёне скоро в школу. Надо что-то решать. Надо прибиваться к какому-то берегу. В конце концов, надо позаботиться о работе.

   У Лины есть постоянный любовник. Он давно и прочно женат, но это не мешает ему завести на стороне крепкую, долговременную, постоянную связь. Влад – человек добрый, искренний, умный и мастеровой. В доме и на даче Лины с его появлением всё приходит в движение, всё, что было когда-то сломано, возвращается в исправное состояние. Давние несбыточные задумки по улучшению хозяйства, как по волшебству, воплощаются в жизнь. Влад много помогает папе, которому уже тяжеловато управляться на даче. И, самое главное, Тасёна к нему сразу потянулась, и он её полюбил. Пусть не в совершенной форме, не так, как Лина хотела, но у них появилось подобие семьи. Подобие, которое в любую минуту может рассыпаться, как карточный домик.

   Влад позвал заняться вместе бизнесом, связанным с его основной специализацией – электронными приборами. Организовал филиал кооператива, Лина пошла к нему в штат. Набрал парней на техническую работу. Лина на складском учёте, оформляет документы для "головы", которая ведёт за них бухгалтерию. Конечно, после того, чем она занималась совсем недавно, масштаб не тот. Тут задачи другие, тут нужен бесперебойный денежный поток. А его нет. Вместо потока тонкий прерывистый ручеёк. Пришлось отказаться от аренды помещения. Переехали на время к Лине в квартиру, её обеденный стол днём превращается в монтажный. Пахнет разогретым паяльником, металлом, резиной. Лина запрещает себе вспоминать, почему ей так знаком этот запах.

   Маму похоронили тогда же, в девяносто первом. Она умирала тяжело, страшно, муж лишил дочерей возможности быть рядом. Лина с Галей могли ухаживать за мамой, если она лежала в больнице. Но не дома. Вконец озверевший Фёдорыч не давал им прохода, норовил завалить в койку на глазах у матери. Он и раньше упорно приставал к Лине и Гале с непристойными предложениями. Получал жёсткий отпор. Теперь, распоясавшись, мстил дочерям, не подпуская их к смертному одру матери.

   Год она не вставала, а потом началась гангрена. Она отказалась ехать в больницу, и в три дня её не стало. Очень хотела, чтобы дочери хоть что-то унаследовали из накопившегося добра. Лина с Галей ни на что не претендовали. Фёдорыч привёл новую пассию в дом, когда мама ещё была жива. Врагу не пожелаешь такого финала. Мама ещё при жизни сполна расплатилась за позднее женское счастье.

   Умерла мама одиннадцатого июня, хоронили в день первых выборов президента России. С тех пор государственный праздник День России в сознании Лины прочно связан со смертью. Лина как-то пережила утрату. С похоронами очень помог Влад и подруги по Институту. Ездила с Галей, племянниками и дочкой на кладбище, поминали.

   Это было страшное лето. Страну лихорадило. В воздухе висело напряжение, как будто статическое электричество насытило атмосферу до предела, ещё мгновение – и ударит молния. Те августовские дни не забыть, даже если захочешь. По всем телевизионным каналам транслировали "Лебединое озеро". Потом показали маразматиков с трясущимися руками, сидящих за длинным столом. Что-то про арест Горбачёва на Форосе и переход власти к ГКЧП. Люди, только что научились дышать полной грудью, а тут что? Опять, назад, в светлое социалистическое вчера? К чувству глубокого удовлетворения и пустым полкам магазинов? К паническому страху сказать не то слово, не в то время, не в то ухо?

   Побросали печатные платы и паяльники, быстро собрались и погнали к ГПНТБ – там, по слухам, идёт митинг. Домчались быстро, народу полная площадь. Плакаты, лозунги, микрофон, очередь из выступающих. Чувство причастности к чему-то большому, единственно возможному, единственно правильному. Душевный подъём, эйфория, хором скандируют "Долой ГКЧП! Свободу президенту!"

   А потом Лина оглянулась, просто так, непонятно почему. И увидела две колонны БМП. Они поднимаются по улице Восход, по обеим полосам дороги, слева и справа от центральной аллеи. И плавно обтекают площадь, где стоят люди. Зажимают в клещи. И в глаза смотрят стволы крупнокалиберных пулемётов. Одно короткое слово, приказ, одно движение, и от воодушевлённой толпы митингующих останутся кровавые ошмётки. Армия вышла воевать с народом. Это очень, очень страшно. Кто не стоял под дулом боевого оружия, никогда не поймёт. Кто-то из парней сказал: "Ребята, валим по-тихому, пока не окружили". И они дёрнули, спокойно, но очень быстро. Через полчаса сидели за столиком в кафе за Оперным театром. Смотрели друг на друга, молчали, пили водку и никак не могли опьянеть. Это была не первая, но последняя совместная пьянка маленького филиала большого кооператива.

   К окончанию дачного сезона, к возвращению в квартиру папы и Таси работу кооператива на дому пришлось свернуть. Влад увёз оборудование к себе домой – производство переехало к законной жене. Лина, проводив дочку в школу, рассеянно пробегает глазами объявления на столбах: "Срочно требуется главный бухгалтер". И адрес, соседний дом. Знакомое с детства крыльцо, вход в санэпидстанцию. Маленькая Лина никак не могла прочитать надпись на этой вывеске. Зашла из чистого любопытства. У них катастрофа, скоро отчёт квартальный в Москву везти, а главбух уволилась. Диплом есть? Хорошо. Это ничего, что без опыта. Приставим пенсионерку, всё покажет, всему научит. Зарплата стабильная. Шестьсот рублей. После институтских ста восьмидесяти и кооперативного "пшик да маленько", цифра впечатляет. От дома до работы три минуты ползком. Лина согласилась.

   Жизнь изменилась, резко и навсегда. Теперь её вотчина – бухгалтерский учёт, "симфония цифр". Разобралась быстро, работает с огоньком. Три командировки в Москву в год, четыре-пять дней каждая. Очень приятный бонус. Быстро обзавелась в Первопрестольной связями и друзьям. Подружилась с коллегами, съезжавшимися в столицу одновременно со всей страны. Выступила на министерском совещании с критикой системы приёма отчётности, привычно заставив аудиторию жадно внимать каждому слову. Лину тут же включили в научно-методический совет при Госкомитете санэпиднадзора. Всё, как обычно – стоит ей показаться на глаза, сразу берут в оборот и тянут наверх.

   Пригласили в Москву работать, в плановый отдел Минздрава. Предложили для начала комнату в общежитии, со временем пообещали дать квартирку в Митино. Лина думала месяц и отказалась. Успев почувствовать зыбкость любого высокого положения в столице, не стала рисковать уже достигнутым уровнем стабильности. У неё ребёнок, она не имеет права ввязываться в авантюры, даже если предложение исходит с самого верха. И оказалась права: её покровительницу сместили, в кадрах произошли тотальные рокировки, повторных предложений не поступало.

   В 1992 году на её рабочем столе появился персональный компьютер. Нужна программа, современный бухучёт с деревянными счётами или калькулятором – нонсенс. Лина идёт учиться на компьютерные курсы в НЭТИ, чтобы заодно присмотреться к программе и прикинуть, подойдёт ли она. Преподаватель на курсах – моложавый мужчина, высокий, очень красивый, с отрешённым выражением лица, как будто не от мира сего, и совершенно седой пышной шевелюрой. Очень толково и внятно объясняет, что и как делать. Программу купили, приходящим программистом, обслуживающим приобретённый пакет, оказался тот самый преподаватель. Компьютерный бог, кудесник, волшебник. Попросту – Фей. Так и начали работать вместе. Вызывала, когда программа сбоила, или надо было внести изменения. Постепенно сблизились, нашли общий язык, подружились.

   ***

   Годы шли. Страна пошла вразнос. Рушилось всё вокруг, закрывались предприятия, людей вышвыривали на улицу. Приватизация быстро превратилась в фарс. Хоть что-то выиграли те, кто сразу продал ваучеры – свою долю бывшей государственной собственности – на чёрном рынке. Знакомая девушка купила на вырученные деньги хорошее зимнее пальто и оказалась мудрее остальных. Те, кто отнёс ваучеры инвесторам, очень быстро остались ни с чем – широко рекламируемые инвестиционные конторы лопались, как мыльные пузыри, одна за другой. Передел государственной собственности перерос в криминальные разборки со взрывами автомобилей и расстрелами людей из автоматов прямо на улицах. Жить становилось всё страшнее, особенно в городах, где есть, что делить. Даже не имея отношения к дележу сладких кусков, можно просто попасть под раздачу, оказавшись не в том месте не в то время.

   Инфляция нарастала ужасающими темпами. За считанные годы деньги стремительно обесценивались. Цены и зарплаты стали исчисляться миллионами, но они представляли собой резаную бумагу, дешевея катастрофически, теряя свою ценность, пока доходили до людей в виде зарплаты. Бюджет потряхивало, даже "федералам", находящимся на прямом финансировании из Москвы, задерживали зарплату. Становилось голодно и с каждым днём всё страшнее. Нарастали перебои с продуктами в магазинах. Даже хлеб и мука попали в разряд дефицитных товаров. Глядя на то, как люди стараются выжить, выходят на рынки и торгуют всем, что хоть кто-то покупает, Лина перекрестилась: в её маленьком учреждении, по крайней мере, никого не сокращают и зарплату, хоть и с задержками, но выплачивают.

   На сидячей работе с бесконечными чаепитиями, непрерывными конфетками и печеньками Лина располнела. Радикально поменяла гардероб. Из него почти исчезли платья и юбки. Теперь она ходит в просторных брюках, блузонах, туниках. Когда впервые пришла на работу в таком прикиде, коллеги заподозрили, что она беременна. Нет, просто захотелось поменять стилистику, привести гардероб в соответствие с фигурой, которую больше не хочется обтягивать и выставлять напоказ. Теперь лучше задрапировать, скрыть лишнее и почувствовать себя естественнее, комфортнее. Среди коллег Лины по цеху, с которыми приходится встречаться в Москве, нечасто увидишь стройную женщину. В основном, как и у неё, специфика работы накладывает отпечаток. Интенсивно работающий мозг постоянно требует подпитки, и лучше всего помогают лёгкие углеводы, сладкое. Организм, получая ударную дозу калорий, заботливо откладывает излишки в депо. Но мозг требует новую порцию. Порочный круг.

   Лина шьёт на себя сама. Добывает журналы "Бурда Моден" для полных, снимает выкройки, подбирает недорогие ткани, два-три дня работы, и обновка готова. Шьёт и дочке, конечно, хотя на неё подобрать одежду намного проще – стройненькая, как Лина в молодости. Мама старается побаловать дочку, в Москве захаживает на огромный рынок в Лужниках, там всё очень дёшево, вся страна таскает оттуда шмотки. Выбирает девочке, что посимпатичнее.

   Папа болеет, прихватывает сердце и лёгкие, застуженные ещё на войне. Раз в год лечится в больнице – друзья Лины, врачи, помогают. В январе девяносто шестого лёг на очередной профилактический курс. Дочери навещали по очереди. В тот вечер у папы была Галя. Смеялся, шутил, проводил до выхода из отделения. Ночью его не стало. Ушёл тихо, никого не побеспокоил. Больше всего на свете он боялся обезножеть, колодой повиснуть на руках у дочерей. Не случилось, никому не причинил хлопот.

   Смерть папы застала врасплох всех. Лина выпала из жизни совершенно, не реагировала ни на что. Пока занимались похоронами, возле неё всё время были друзья. Потом поняли, что её вообще нельзя оставлять одну, подруги ночевали у неё по очереди. Лина не выходила из ступора. Она будто погрузилась в кому, только двигалась – ходила, разговаривала, что-то необходимое делала. Работала. Но не жила. Жизнь утекала из неё в бездну, разверзшуюся где-то в солнечном сплетении.

   Лина остро почувствовала своё сиротство. Никогда не думала, что папа занимал в её жизни столько места. Знала, что много, очень много, но не могла предположить, что его уход выключит её из жизни настолько, что она отстранится от всего и от всех. Она не может ничем помочь дочке, у которой горе, может быть, горше, чем её собственное.

   ***

Макс проснулся среди ночи от предчувствия беды. Что-то случилось! Но что? С кем? Дома всё хорошо, все здоровы. Родители? Только вчера разговаривал, нормально. Брат? Тоже вполне благополучен. Родня жены? И у них ещё вчера всё было в порядке… Почему же так саднит в груди, хочется бежать, сделать что-то очень важное, необходимое, не опоздать?..

   У Макса в семье всё ровно и стабильно, жизнь идёт, как по накатанной колее. Поля-Полина отлично справляется, из неё получилась чудесная жена. На работе случается всякое, но как без этого, чтобы совсем без проблем – такого не бывает. Макс успокоился и снова заснул. Ему приснилась Лина. Он видел её близко и очень отчётливо. Она стояла перед ним такая, как в тот вечер, когда он сказал ей чужие жестокие слова. И Серёга сверлил спину глазами. Макс проснулся утром и понял, что нужно сделать. Он должен поговорить с ней. Обязательно. Надо найти её номер телефона. Ужас в том, что Макс не помнит её фамилию. Девичью забыл, а фамилию по мужу и вовсе не знал.

   Как узнать номер телефона человека в Новосибирске, если не знаешь фамилию абонента, номер дома и сам живёшь в Караганде? Если ты связист, шансы резко возрастают. Но времени всё равно уйдёт много. Может, месяц, или больше. Зависит от того, насколько коллеги на месте захотят пойти навстречу. На поиски ушло полгода, номер он теперь знает.

   ***

   Полгода, как нет папы. Принесла на работу конфеты, раздала всем. Помянули. Лето, жара. Лина подписывает пачку банковских документов. Шумит кондиционер, самый простой, бакинский, тарахтит громко, но от изнуряющей жары отлично спасает. В бухгалтерии оазис. Когда выходишь в коридор, ощущение, как будто оказался в парной, в бане. Как люди живут в жарких странах? Уму не постижимо.

   Звонок, её зовут к телефону.

– Слушаю вас.

– Лина?

   Она не верит ушам. Это точно он. Она узнает этот голос среди тысяч других.

– Макс?

– Да, это я! Лин, я очень долго искал твой номер. Адрес забыл и фамилию.

– Макс, ты где сейчас?

– В Казахстане, в Караганде. Я уже полгода тебя ищу. Сегодня новосибирские коллеги прислали твой номер. Я позвонил, дома дочка. Она дала твой рабочий телефон.

– Макс… Почему вдруг, через столько лет… Почему искал? Что-то случилось?

– Лина, милая, я должен… Я очень хочу попросить у тебя прощения. За всё. За всю боль, что тебе причинил. За всё, что ты пережила из-за меня. За все глупые и жестокие слова, что говорил тебе. Прости меня, пожалуйста, прости!

   Лина чувствует, как слёзы полились ручьями, но даже не пытается их вытереть. Она вспомнила всё, она слышит его родной голос и плачет от счастья. Нет, не потому, что он просит прощения. Потому что она слышит его голос. Она так давно не слышала его голос!

– Макс, родной мой, я тебя давно простила! Я не сержусь. Помню только хорошее.

– Я так рад, ты не представляешь! У меня недавно родился ещё один сын. Я многое передумал и пересмотрел после этого. Переоценил заново. И я очень, очень рад слышать тебя… Лина, твоя дочка большая уже, три года разница с моим старшим сыном?

– Да, растёт… Макс, ты счастлив?

– Да, у меня всё хорошо… Лина, соболезную тебе. Дочка сказала про папу. Мне очень жаль. Я помню его очень… светлым человеком.

– Макс… Спасибо тебе за всё, Макс… И ты прости меня.

– Мне не за что тебя прощать. Ты прекрасна, и всегда была такой. Я помню о тебе. Помню о нас… Лина, ты меня слышишь? Алло!..

   Связь прервалась. Лина разрыдалась. Она плакала впервые с тех пор, как ушёл папа. Плакала горько и не могла остановиться. Она оплакивала всё: своё сиротство и неустроенность жизни, тоску дочки по деду, своё загрубевшее сердце, уставшее от нелюбви. Оплакивала несбывшуюся пару – Лину и Макса, которых злой рок растащил в разные стороны, не оставив надежды на счастливое продолжение их общей судьбы. Но никакие силы не смогли разорвать связь между ними. Она поняла, что Макс – её крест и её счастье, так было, так есть, так будет.

Глава 14

Прошло три года со дня смерти папы. Лина до сих пор не может справиться с чёрной дырой в солнечном сплетении, в которую утекают жизненные силы. Однажды они с Феем задержались на работе, и Лина, неожиданно для себя, стала рассказывать ему о своём неутихающем горе. С этого мгновения жизнь снова сделала крутой вираж.

   Фей, который был рядом почти семь лет, оказался непростым человеком. Он мог видеть прошлое и будущее, просмотреть организм внутренним зрением и увидеть его, как на рентгеновском снимке. Мог прокрутить жизнь, как киноплёнку, будто фильм посмотреть. Мог отыскать неполадки в теле и помочь их устранить. Лина поверила в его способности сразу и безоговорочно после того, как он просмотрел её жизнь и рассказал такие детали из отношений её родителей, часть из которых она точно знала, и это было внутрисемейной тайной, а о другой части догадывалась, но подтверждений не было. Новое знание дало ответы на вопросы и выстроило полную логичную картину событий и поступков.

   Мир оказался совсем другим, не таким, каким она видела его раньше. Фей погрузил её в волшебные картины биопотоков, текущих энергий, связующих нитей, из которых соткано подвижное полотно жизни. Он научил её выходить из физической оболочки, выпускать астральное тело и отправлять его в путешествия. Это оказалось удивительно и невероятно захватывающе. Они много времени проводили вместе – гуляли в обед по набережной, держась за руки, чувствуя друг друга. Лина училась рядом с ним, училась жить заново. Ей казалось, что она влюблена. Но Фей разубедил её, она просто ликовала от эйфории и пробудившегося вкуса к жизни и связала то, что происходит с ней, с Феем. Да, конечно, он причастен к переменам в её душевном состоянии. Но дело вовсе не в банальной тяге женщины к мужчине. Лина поняла и приняла новый уровень отношений между ними. Случилось главное: под влиянием Фея её чёрная дыра постепенно затянулась, впервые после смерти папы она дышала полной грудью и не чувствовала боли. Так Фей вошёл в её жизнь.

   Лина давно ничего не слышала об институтских подругах. Пока ей не позвонила Машка. Когда выходишь замуж за молодого лейтенанта, готовься помотаться по гарнизонам. Им пришлось спешно уехать – мужа назначили в Туркмению, в Красноводск. Муж служил, Машка работала хлеборезкой в столовой (на эту должность выстроилась очередь из офицерских жён). Родили двоих сыновей. Машка с Линой переписывались, были в курсе жизненных коллизий друг друга. Мужа комиссовали по здоровью, вернулись в Новосибирск. Разгар девяностых, работы нет, дети есть хотят. Лина подумала и выбила в своей СЭС ставку экономиста, под Машку. Стали работать вместе, снова сблизились.

   Отношения в сэске сложились удивительные. То ли люди такие подобрались, то ли тяжёлые времена, переживаемые вместе, сплотили, но стали все друг другу роднее родных. Много времени проводили вместе, по вечерам частенько оставались посидеть за рюмкой чая, обсудить в непринуждённой обстановке рабочие вопросы, просто за жизнь покалякать. Конечно, чаем дело ограничивалось, как правило, днём. Вечером в ход шёл медицинский спирт. В лабораториях отлично умели экономить драгоценную жидкость, и всё сэкономленное без задержки попадало на дружеский стол.

   Когда Лина разводилась с Севкой, он заикнулся про гитару, ту самую "Кремону", что была куплена в Питере. Но к моменту развода Лина сама научилась играть, и вместо гитары с наслаждением показала экс-супругу комбинацию из трёх пальцев. "Кремона" стала неизменной участницей сэсочных застолий. Кроме Лины, играли ещё двое. Один из сотрудников, Николай, виртуозно лабал и шикарно исполнял цыганские романсы. Вечерние посиделки постепенно превратились в музыкальные вечера. Все дни рождений, все праздники проводили на работе. Даже своих гостей, со стороны, стали приглашать на дни рождения в сэску, там места больше и веселее. К каждому празднику готовили тематические поздравления, писали свои слова на музыку популярных песен. Если в Институте Лине тяжело давалось рифмоплётство, теперь она строчила тексты легко, и получалось неплохо.

   С учётом того, что в девяностые творилось в окружающем мире, застолья с песнями и танцами напоминали пир во время чумы. Но они же не давали унывать и дарили самое ценное, что можно было тогда иметь – ощущение единства, сплочённости, крепкого плеча и дружеской руки. Вместе они могли горы свернуть. Поскольку костяком компании были руководители подразделений, и главбух с ними, в неформальной обстановке удавалось решать сложные вопросы, отрабатывать взаимодействие. Каждый знал, что никто его здесь не обманет, не предаст, не подставит. Песни пелись, спирт пился, но и дела делались, эффективно и в срок.

   Тася росла, становилась всё более самостоятельной. Лина категорически не попадала на родительские собрания в школу, поскольку командировки участились – после реорганизации службы появились подведомственные СЭС по всей Западной Сибири, и их требовалось регулярно ревизовать. Она крепко сдружилась с подчинёнными бухгалтерами, и это тоже шло только на пользу: подвохов можно было не опасаться, все старались не за страх, а за совесть. Плюс поездки в Москву, теперь минимум четырежды в год – Лину стали привлекать к министерским проверкам. Когда Лина уезжала, с Тасей жил кто-то из подруг. Так дочь Лины фактически стала "дочерью полка" – все считали её своей, заботились, помогали.

   ***

   В какой-то момент Лина поняла, что достигла на этом месте работы своего потолка. Дочь частенько высказывала недовольство невысокой зарплатой мамы: дело молодое, хочется быть не хуже сверстников. Сказывалось, что училась Тася в самом центре города, в престижном районе, где практически не было детей из семей со скромным достатком. Лина для начала отучилась на курсах, сдала экзамен и получила аттестат аудитора. Это был пропуск в мир классных спецов с высокими окладами. Связи в Минздраве сыграли не последнюю роль: Лину пригласили работать в крупный федеральный медицинский центр. Для начала – создать финансово-аналитический отдел, потом занять должность главбуха. После СЭС, где весь штат семьдесят человек, огромный НИИ с современнейшей клиникой и двумя тысячами сотрудников, казался чудесным сияющим чертогом. Лина подготовила себе замену, забрала с собой Машку и отправилась покорять новые вершины.

   Эйфория длилась недолго. В новом коллективе всё оказалось устроено совершенно иначе: никакого крепкого плеча, никакой дружеской руки. Перетащила к себе подруг – Наташку взяла замом, Вальку поставила на расчётную группу в бухгалтерию. Позвала из налоговой одногруппницу Севки. Не помогло. Лина стала задыхаться от сгущавшейся вокруг злобы и ненависти. Через три месяца свалилась с гипертоническим кризом, вдогонку пошли вопросы онкологии. Пришлось лечь к друзьям на операцию.

   Долго думала, что дальше делать. Поехала спросить к Бабушке в Искитим. Знатная Бабушка, народ толпами валит, любые вопросы решает на раз-два. С дочкой ездили. Водичку освящённую пили. Бабушка увидела мёртвых за их спинами. Сказала: "Уведу их ко гробнице. Незачем мёртвым за живыми стоять".

   Лина уговорила Влада, повёз их на машине.

  В то утро Влад решился на важный шаг: он уходит от законной жены к Лине и Тасе.

   Два Рода посмотрели друг на друга, проследили нити судеб. Если это случится, всё станет очень, очень плохо. Впереди только мрак и смерть, гибель мощных родовых ветвей.  

   Иногда, чтобы избежать большого зла, необходимо пойти на малое. Единственный выход – остановить их сейчас. Нужна встряска, нужно, чтобы они опомнились.  

   Секундное помрачение сознания водителя приведёт к нужным последствиям.  

   Только одного не смогли учесть родовые силы: Бабушку. Последовательными ритуалами она увела от Лины и Таси хранителей, убрала родовую защиту, лишила их привычной брони, о которую разбиваются мелкие и крупные неприятности.  

   То, что должно было стать встряской, превратилось в катастрофу.  

  Влад не справился с управлением, машина врезалась в световую опору, обняв её капотом. Двигатель въехал в салон.

   Лину и Тасю вырезали из машины автогеном. Влад остался цел, сильно ушиб колени. Лине раздробило бедренные кости, осколками стекла порезало лицо. Тася ударилась о подголовник, получила перелом основания черепа, перелом плеча и множественные травмы лица.

   Повезло, что совсем недалеко оказался филиал железнодорожной больницы с травматологическим отделением. В больницу успели довезти живыми. Хотя, за Лину никто поручиться не мог – кровопотеря, плохо совместимая с жизнью. Оказали первую помощь. Дочку отправили в специализированную клинику.

   Думали, что ноги Лине не спасти. Но добрый доктор, спасибо ему, решился пойти на очень сложную операцию с плохо прогнозируемым исходом. Одиннадцать часов три хирурга-травматолога стояли у операционного стола и собирали кусочки костей Лины, как пазл, закрепляя винтами на металлоконструкциях. Если повезёт, она будет ходить.

   Но жизнь мамы и дочки никогда не станет прежней.

   Тасе пришлось вынести очень много боли. Из-за раздробленной верхней челюсти и вдавленного носа она не могла нормально дышать, с трудом глотала протёртую жидкую пищу. Мамы рядом не было, её пытались спасать на другом конце города. Молодой организм постепенно взял своё, девочка понемногу шла на поправку. Только лицо приводило её в отчаяние. Фей посоветовал делать самомассаж, показал, как. Медленно, очень медленно лицо Таси стало обретать подобие прежних черт. Но они всё равно изменились. Тася пропустила год в выпускном классе, пришлось продлить школу ещё на год. После окончания поступила в Институт, на экономику, куда же ещё.

   С Линой всё было хуже. Ей пришлось ещё два года курсировать между больницами и функциональной кроватью дома. Было время, когда врачи не знали, как быть с ней дальше: кости отказывались срастаться. На помощь пришёл Фей. Он подсказал, что Лина должна делать: простить свою маму. Ей лишь казалось, что все обиды позади, что её детский гнев давно улетучился. Но обида продолжала творить своё чёрное дело, разъедая тело Лины, как кислота… Она поверила Фею и выполнила его рекомендации в точности. Через месяц её снова взяли на операцию, и на этот раз всё получилось, она пошла на поправку.

   Инвалидное кресло и костыли. Руководство на работе во всём пошло навстречу, за Линой сохранилось рабочее место и зарплата. Она продолжала работать даже на больничной койке, рядом поставили компьютер. Там же училась, сдавала экзамены в Открытой школе бизнеса, чтобы получить красивые сертификаты на английском языке – первая ступень МВА пройдена.

   Ужас заключался в лестнице на четвёртый этаж её хрущёвки. Лифты в таких домах не предусмотрены. Влад с другом приезжали вдвоём, укладывали на ступеньки две доски и тащили кресло с Линой наверх. И спускали вниз. У неё совсем не гнутся колени, разработка коленных суставов оказалась невозможна – однажды массажист уже сломал кость на месте срастания. Лестница стала непреодолимым препятствием. Радовало лишь то, что в "Ниву" Влада Лина могла спокойно сесть и легко выйти – подходящая высота сидения, большая дверь, много места для негнущихся ног. Другие автомобили не отвечали потребностям Лины, потому даже такси вызывать бесполезно – "Нивы", как правило, в таксопарках отсутствуют. Пришлось Владу взять на себя доставку Лины на работу.

   Обмен квартиры на первый этаж стал задачей номер один. Свою выставила на продажу. Нашёлся и покупатель, и подходящая квартира на улице Богаткова, совсем рядом с Наташкой, с её до боли памятной уютной квартирой. Вывезли Лину на дачу, где Влад приспособил всё так, чтобы Лина могла на костылях свободно передвигаться и минимально себя обслуживать. Перевезли вещи в новую квартиру, поклеили обои на кухне. Лина с Тасей стали обживаться.

   Влад помогал, чем мог. Лина понимала, что у него своя жизнь, работа, семья, он не может много времени уделять ей. Придумали, как быть, чтобы ему не возить Лину на работу ежедневно. Заказали кресло-кровать, поставили в рабочем кабинете. Лина работала и жила там с понедельника по пятницу.

   А потом что-то не заладилось. Влад стал пропадать, приезжал всё реже, уезжал всё быстрее. Лина запаниковала, и не без оснований. Влад стал необходимой, неотъемлемой частью её существования. Она остро нуждалась в его помощи и поддержке. Он знал это и тяготился свалившейся на его плечи ответственностью. Всё неумолимо катилось к разрыву. И разрыв произошёл. Лина цеплялась за расползающиеся отношения, как могла. Два года она боролась за Влада, два года не хотела принять неизбежное.

   Позвала на помощь Фея. Он научил: "Обращайся к своему Роду, он поможет тебе. Только учти: нельзя в молитвах просить о благосклонности конкретного человека. Нельзя никого неволить. Проси, чтобы тебе дали твою половинку, без имён и образов. Дадут, обязательно, и это будет самый подходящий для тебя человек". По совету Фея Лина стала записывать свои ощущения, видения, сны, которые приходили к ней после многократного повторения молитв. Однажды ей приснился очень яркий сон, после него она проснулась, впервые за долгие годы, совершенно, невероятно, немыслимо счастливой. Ей приснился Макс. Но она, зацикленная на Владе, пропустила знак, не обратила на него внимания. Записала и тут же забыла.

   Потом устала бороться за Влада. И решила сделать в квартире ремонт. Пригласила мастера, он привёл жильё в порядок. Стала привыкать жить одна, обходиться без помощи, рассчитывать только на себя.

   Тася, по совету Фея, пошла на секцию у-шу. Познакомилась там с хорошим парнем, стали встречаться, со временем дочь ушла жить к нему. Лина осталась одна. Состояние её, если и улучшалось, то очень медленно. Её страшно тяготило ограничение в движениях, утерянная выносливость. Дважды ездила в специализированный санаторий на реабилитацию. Двигалась уже получше, окрепла, оставила костыли, ходила с тросточкой. Тряхнула стариной, дала в санатории часовой сольный концерт, песни под гитару.

   В какой-то момент Лина поняла, что хочет новых отношений. Глупая идея, правда? Полная женщина, инвалид, ходит кое-как. Ну, какой дурак позарится?.. Лина решила проверить. Разместила честную анкету на сайте знакомств и стала ждать. Желающие нашлись. Даже закрутилось что-то вроде виртуального романа, на целых полгода. Но до реальных встреч дело так и не дошло. К лету Лина осмелела, обрела уверенность в себе, уже не так стеснялась внешности.

   ***

   В одно прекрасное утро Лина серфила в интернете и набрела на сайт Института. Нашла обширный раздел "выпускники", стала пролистывать, нашла кучу знакомых. Прокрутила очередную страницу и… Потемнело в глазах. Макс. Он в Новосибирске. Занимает высокую должность в крупном предприятии связи. Скопировала электронный адрес, подумала и написала письмо.

   Макс отозвался и дал свой номер телефона. У Лины тряслись руки, когда она набрала номер. Услышала голос и… тут же поплыла, как тогда, как молодая. Как тогда… Макс искренне обрадовался, поговорили коротко – рабочий день в разгаре у обоих. Обменялись несколькими письмами. Потом он предложил встретиться. Лина согласилась. Позвала в гости в ближайшие выходные.

   Всё всколыхнулось. Всё вспомнилось. И Лина испугалась. Страшнее всего оказалось представить себе, как жалко она выглядит. Может ли представить себе здоровый человек, что чувствует инвалид, передвигаясь по улице? Вряд ли можно объяснить тому, кто не прошёл через это, что такое обжигающие спину взгляды. Жалостливые, брезгливые, ненавидящие. Да, есть такие люди, которым вид человека с физическими отклонениями портит настроение, выводит из состояния благости и гармонии. "Почему инвалиды не сидят дома? Как они смеют задевать моё нежное эстетическое чувство? Пусть прячутся, нечего им лезть на глаза нормальным людям!.." Если хотя бы раз поймаешь на себе такой взгляд, никогда его не забудешь. И десять раз подумаешь, прежде чем снова показаться кому-то на глаза.

   Лина не подозревает Макса ни в чём подобном. Она боится другого: что он её пожалеет. И его жалость она не сможет вынести. Что угодно, только не это!.. И всё же, самое страшное в другом. Лина дико, панически, до обморока боится, что снова, как только увидит Макса, она захочет его. Захочет так, что не сможет с собой справиться. Живо представляет себе картину, как она, неуклюже ковыляя, хромая на обе ноги, гонится за Максом по квартире, а он убегает, пытается удержать тянущиеся к нему руки, с ужасом отталкивает толстую искалеченную старуху, которая возомнила себя жрицей любви… Жуть? Да уж, сценка не для слабонервных. Самоирония всегда была её сильной стороной. И Лина начинает хохотать до слёз, до истерики. А потом принимает простое и важное решение: всё время, сколько они пробудут рядом, под одной крышей, Лина будет воображать себя одетой в смирительную рубашку. В деревянные колодки, не дающие сдвинуться с места, приколоченные к стене для надёжности. Убедившись в собственной решимости противостоять искушению, Лина принялась за уборку и приготовление пирога с курицей – надо же чем-то покормить гостя, не один же чаёк хлебать? От алкоголя она сразу отказалась, ибо сказано: сто грамм – не стоп-кран, дёрнешь – не остановишься. И тогда может оказаться глубоко параллельно, где какие колодки и к чему они приколочены. А смирительную рубашку можно снять медленно и эротично. Тьфу-ты! Вот зациклилась-то! Ночная бабочка, мать её ети.

   Конечно, мандраж. Конечно, невыносимо медленно тянущиеся секунды. Конечно, краткая потеря сознания от звонка в дверь. Открыла. Входит огромный букет роз. А за ним он. Макс. Лёгкий поцелуй в щёку. Лина не верит глазам. Он присылал фото, она внимательно разглядывала. На них Макс узнаваем, но он взрослый, солидный, представительный мужчина. В дверь вошёл юноша. Тот самый, которого Лина впервые увидела там, в лаборатории. Двадцать шесть лет назад. Он не изменился, совсем. Только взгляд стал другим. На дне глаз цвета июльского неба много боли, она остро чувствует это. Но главное – его глаза излучают столько тепла, что Лина мгновенно согревается. Под этим взглядом хочется нежиться, потянуться по-кошачьи, как бы невзначай протянуть руку и прикоснуться. Очень хочется прикоснуться. До боли, до внутренней дрожи. Но страх по-прежнему давит, не даёт пошевелиться. Безопаснее пригласить гостя на кухню, сесть по разные стороны стола и отгородиться им от соблазна, как барьером.

   И потёк вечер, заколыхался тёплым маревом, окутал прозрачной тишиной. Лина рассказывала свою жизнь. Макс рассказывал свою. Две параллельные вселенные, которые вдруг сблизились. И от прикосновения что-то готово проникнуть, незаметно просочиться между тонкими мембранами невесомых прозрачных оболочек.

   Они оба курят, чтобы как-то занять руки. Лина чувствует, что можно, можно попробовать подойти ближе. Ей до безумия хочется почувствовать тепло его рук. Прикоснуться к щеке. Провести ладонью по волосам. Кажется, нет в мире большего счастья, чем одно, только одно прикосновение. На большее она не смеет рассчитывать. Но как же страшно… Она украдкой смотрит на его профиль, и дыхание останавливается. Это невозможно вынести! Это счастье – видеть Макса – оно такое огромное!.. Его нельзя измерить ничем, никакие земные приборы для этого не годятся. Лина запрещает себе захотеть его сейчас. Она боится, что он почувствует. Она знает, что он почувствует. Сегодня она впервые поняла, что вообще ничего не может от него скрыть. Они настолько близки, что становятся одним, когда рядом. Как она могла раньше этого не замечать? Была слишком занята собой? Сегодня Лина впервые слушает и слышит Макса. И боится поверить тому, что услышала. Она слушает его и видит, что ещё чуть-чуть, ещё минута, и они бросятся навстречу друг другу, и он возьмёт её в кольцо сильных, нежных рук, и она, наконец, прильнёт к нему, вдохнёт его запах, и тогда… Тогда и умереть не страшно.

   Макс возвращается домой. Всё удивительно, всё. То, что она живёт в двух шагах. То, что окна его новой квартиры выходят на её дом. Теперь он может в любую минуту взглянуть и вспомнить: она там. Странное чувство. Чего он ждал от этой встречи? Да ничего особенного не ждал. Хотел порадовать, поддержать. Бедная, бедная девочка. Искалеченное тело, искалеченная жизнь. Навязчивая мысль: есть, есть и моя вина в том, что с ней случилось. Жалел её. Пока не увидел. Не могу понять, что со мной стало, что с глазами. Только я вижу её. Лину, которую встретил двадцать шесть лет назад. Я вижу её такой, как тогда. Смотрю, а она молодая, красивая. Только на самом дне глаз много боли. И ещё одно я увидел: она любит меня. Любила все эти годы, любит сейчас, и потом будет любить. Неужели я ошибся?.. Неужели я был таким слепым, что не разглядел истины? Истина – в ней. В том, что я хочу её по-прежнему! Никогда не верил в такие вещи, но сегодня я понял: она назначена мне так же, как я назначен ей!.. Хочу быть с ней так сильно, что прямо сейчас развернулся бы и побежал назад!..

   Нет. Не сейчас. Позвоню. Попробую немного остыть и позвоню.

   Эти два Рода не встречались четверть века. Пришло время снова держать совет. Ничто не помогло. Максим снова хочет быть вместе с Полиной, и всё зависит только от него. Она его никогда не оттолкнёт сама. Их связь сильнее, крепче, прочнее, чем мы предполагали. Время над ней не властно.  

   Если они сейчас сойдутся близко, их не разлучить никакими силами. И тогда под угрозой будущее детей Максима. Они не выдержат удара, это их сломает. Вместо прямых, ровных, сильных ветвей будут искривлённые, больные, неспособные дать здоровое потомство. Нельзя, поздно. У Максима и Полины уже не будет общих детей. Великая Целесообразность диктует: вместе им не быть.  

   Пусть она отвлечётся. Её нужно заморочить. Если она сама оттолкнёт Максима, у них и теперь ничего не получится.

   На сайте знакомств Лине пришло сообщение. Посмотрела анкету, возраст близкий, фотографии нет. Он задал один вопрос: "Почему вы одна?" И Лина бездумно, совершенно механически выдала стандартный набор информации. Незнакомец попросил телефон. Тут же позвонил. Голос приятный, низкий, бархатный, собеседник интересный, простой трёп, обмен поверхностными сведениями, даже без намёка на флирт. Можно поболтать, не убудет. Отвлечься от дум о Максе.

   Незнакомец оказался напористым и решительным. На следующий день он вошёл в дверь её квартиры. И Лина остолбенела. В дверях стояла плохая, постаревшая копия Макса.

   Это было какое-то нескончаемое наваждение. Говорили, говорили… Она хотела, чтобы он ушёл, но будто оцепенела, не могла просто взять и попрощаться, выставить его за дверь. Так и просидели до утра. Лина очень устала, не было никаких сил на сопротивление, когда они оказались в постели. Он больше не ушёл. Остался.

   Макс позвонил. Лина всё рассказала. Её будто в лихорадке трясло, она ничего больше не понимала и не чувствовала. Только стало очень, очень больно, когда Макс прокричал в трубку: "Он не может быть похожим на меня!"

   Незнакомец стал её вторым мужем.

Глава 15

Лина вышла на работу после отпуска, и её сразу вызвал к себе директор. Посмотрел куда-то за её спину и сказал, что НИИ больше в её услугах не нуждается. Неожиданно. Повод оглашён смехотворный, Лина тут же его опровергла, на что директор сказал "решение уже принято". Дали два месяца на передачу дел и поиск новой работы. Щедро. В принципе, Лине грех жаловаться: НИИ и так её вытянул после аварии, спасибо им всем большое. Пораи честь знать. Правда, финансовая подушка быстро таяла: у мужа тоже с работой не очень получается – нигде долго не задерживается, а жить привык, особо не ограничивая себя в средствах.

   Лина довольно быстро прозрела и обнаружила рядом с собой вовсе не дубликат Макса, а совершенно другого, чужого, неприятного человека. Он беззастенчиво хозяйничал в её доме. Привёл на жительство дочку-подростка Раису, объяснив, что в его трёхкомнатной квартире, вместе со старшим братом, девочка совсем без присмотра. Поселил в комнату Таси. Райка оказалась девочкой способной. Мгновенно захламляла и превращала в помойку любое пространство, молниеносно съедала всё вкусное, до чего дотягивалась рука, подворовывала – таскала у Лины косметику и деньги из кошелька. Папа, как и положено отцу, при любых попытках Лины призвать девочку к порядку, всегда принимал сторону дочери, объясняя все её фортели тем, что "у девочки травма, потому что с матерью не повезло". Подразумевалась родная мать, спившаяся в ноль, которую на почве тотальной пьянки муж выставил из дома. Правда, забыл упомянуть, что бухали-то они с супругой вместе.

   Вскоре выяснилось, что Второй Муж – запойный. Пил он, слава богу, не на глазах – уезжал к себе домой. Пробухавшись и проспавшись, возвращался. Райка однажды съехала, к великому облегчению Лины, оставив после себя в комнате Таси настоящий бомжатник. Лина дня за три выгребла грязь и немного приободрилась. Теперь Райка совершала набеги, когда Лины не было дома.

   Единственное, что скрепляло их странный союз – проговоренное вслух желание обоих уехать из города насовсем, поселиться в деревне и зажить сельским хозяйством. Причины у Лины были весьма серьёзные: Фей сказал, что для неё это практически единственный шанс восстановить здоровье до такого состояния, чтобы она могла стать более самостоятельной. Лина желала этого больше всего на свете: инвалидность сковала её кандалами, очень хотелось, если не сбросить, то хотя бы ослабить их хватку. У Второго Мужа имелись свои резоны. Появилась идея, которая их объединила. Лина чувствовала себя с ним более-менее нормально и даже воодушевлялась, когда они искали точки на карте, объявления о продаже домов, обсуждали варианты. Строили в воображении совместное будущее.

   В настоящем требовалось найти работу. Второй Муж особого рвения трудоустроиться не проявлял, но Лине искал работу охотно. Через некоторое время наткнулись на вакансию главбуха в детском парке развлечений, занимающем целый этаж торгового центра. Работа оказалась муторной и потогонной: кроме стандартного учёта и отчётности, кроме многостраничных ежедневных отчётов в московскую "голову", на неё повесили складской учёт сувениров для "одноруких бандитов" и "пищёвку" – кафе. Кроме того, по ходу пьесы выяснилось, что по всему залу и служебным помещениям натыканы камеры, ведущие прямую трансляцию в Москву, где внимательно отслеживают и фиксируют все действия персонала, включая частоту и продолжительность посещений туалета. Лине скрывать особо нечего, но находиться постоянно под прицелом очень неприятно. Весьма забавляли её утренние накачки аниматоров и продавцов: корпоративная песня, ритуальные телодвижения. Уровень энтузиазма на лицах тоже отслеживался Москвой. Поработав там месяц, Лина сбежала.

   По собеседованиям Лина ходила много, но не везло – то зарплата сплошные слёзы, то вид её не встраивается в корпоративную этику. По профпригодности вопросов не возникало ни у кого. Однажды пригласили в контору, торгующую дисками – кино, игры, музыка. Руководитель оказался молодым, амбициозным, достаточно продвинутым и разумным, чтобы оценить "регалии" Лины и наплевать на её инвалидность. Так Лина попала в "КИМ-клуб" на должность руководителя финансового отдела – по факту, финдиректора.

   Тогда же остро встал вопрос о том, как добираться на работу. Лина научилась усаживаться практически в любую легковую машину, кроме совсем крошечных и тесных. Общественный транспорт, сплошь с высокими ступеньками, оставался для неё недоступным. Лина заключила договор с одной из городских фирм такси, но и это оказалось не выходом – даже постоянных клиентов они частенько подводили. К тому моменту набрало обороты автокредитование. Предварительные расчёты показали, что ежемесячный платёж по автокредиту за недорогую подержанную "японку" (плюс топливо и техобслуживание) примерно равен затратам на аренду такси. Платить за услуги, выбрасывая деньги на ветер, или оплачивать собственную машину? У Второго Мужа имелись водительские права. Выбрали покупку.

   Через пару месяцев в гараже, арендованном неподалёку от дома, стояла белая "Хонда Партнёр" – бюджетный праворульный универсал с просторным салоном и большим багажником. Второй Муж стал возить Лину на работу, оттуда уезжал в квартиру к детям, вечером забирал Лину домой. Правда, иногда он запивал, и Лине приходилось снова вызывать такси. Она стала подумывать о получении водительских прав. Муж дал ей несколько уроков вождения. Рулить Лине понравилось, коробка-автомат делала управление лёгким и уменьшала нагрузку на ноги. С двумя педалями правая нога управлялась нормально. Всё упиралось в автошколу, времени на неё не оставалось совсем, да и Второй Муж отнёсся к перспективе возить Лину ещё и туда весьма прохладно.

   Проработала в КИМ-клубе три года, и в конторе запахло жареным, Лина почуяла, что пора валить, и очень вовремя покинула тонущий корабль – буквально через несколько месяцев хозяин продал бизнес, и большая часть управленческого персонала оказалась на улице. Но Лина к тому времени уже трудоустроилась. На этот раз в оптово-розничную сеть магазинов по продаже мототехники – официального дилера японской фирмы.

   Сладкое слово "Ямаха" Лина знала давно, ибо кроме мотоциклов, квадроциклов, снегоходов и прочих игрушек для больших мальчиков, эта фирма делает прекрасные музыкальные инструменты. Директор очень понравился, Лина ему тоже, и пошло-поехало. Сначала офис располагался совсем недалеко от дома Лины – на улице Добролюбова. Потом все переехали на Красный Проспект, в здание бывшего завода, ныне принадлежавшего "Сибирской ярмарке".

   В январе две тысячи десятого года Лина стала официальной женой Второго Мужа. Однако через две недели он собрал вещи и ушёл – дочурка Райка, узнав о вероломном поступке отца, ничего лучше не выдумала, как объявить ему: или я, или она. Папа выбрал дочку, что вполне логично. Лина испытывала смешанное чувство утраты и облегчения. Тем не менее, отношения не прекратились. Второй Муж продал свою квартиру, часть денег выделил на жильё старшему сыну, часть вложил под проценты, на остальное купил им с дочкой домик в деревне, в Новосибирской области.

   Дочка Лины Тасёна с мужем собрались улучшить жилищные условия. В результате родился "родственный обмен", и Лина переехала в однокомнатную квартиру зятя. Квартира Лине нравилась – просторная, с высокими потолками, на первом этаже, в прекрасном районе – на улице Богдана Хмельницкого, рядом с ДК Горького. И до работы всего-то минут пятнадцать езды, если "огородами". Через дорогу от дома нашлась автошкола. Лина зашла туда и спросила, возьмутся ли её учить, с такими ногами? Её тут же отвели к учебной машине, она попробовала в неё сесть, и оказалось, что всё вполне удобно. Летом Лина получила права и сразу решила поменять автомобиль. Так её верным другом стал "маленький отважный джип" – японский полноприводный внедорожник "Тойота Ками".

   Это был прорыв. Теперь она мобильна, теперь она ни от кого не зависит – села и поехала! Лина упивалась резко изменившимся качеством её жизни и так же резко расширившимися возможностями. И вернулась к мыслям о переезде в деревню. Второй муж нашёл удачный вариант в селе Каначак на Алтае. Для Лины присмотрел небольшой домик с большим участком, а себе с Райкой – полдома на соседней улице. Конечно, будь Лина совсем одна, она вряд ли решилась бы на переезд. Ну, какая из неё крестьянка? По квартире-то еле ходит. Но Второй Муж убедил, что хозяйство они будут вести вместе, и жить вместе. Дочка подрастёт и со временем перебесится.

   В феврале две тысячи одиннадцатого Лина купила дом, а Второй Муж с дочкой уехали жить в Каначак. В марте Лина перевезла в дом часть вещей. В мае уволилась с работы и стала собираться. За неделю до назначенной даты отъезда Второй Муж объявился в дверях квартиры и сообщил, что они с Райкой уехали из Каначака. И возвращаться туда не собираются.

   Узнав об этом, Лина приняла два очень важных решения. Первое – послать Второго Мужа в такое место, откуда не возвращаются. И второе – она едет одна. Договорилась с Владом, что он ей поможет обустроиться, а дальше – одиночное плавание по волнам моря житейского. Новый этап. Новая жизнь.

   ***

     Герой фильма "Любовь и голуби" Василий Кузякин открывает дверь родной хаты и сразу падает в море. Примерно так же упала в алтайскую жизнь Лина, в одночасье сменив всё – географическое положение, среду обитания, род занятий. От пейзажа захватывает дух – кругом такая красота, хоть садись и картины пиши! Воздух, чистейшая река, вполне уютный, хоть и старенький, домик, просторный участок. Полная отрезанность от Большой Земли рекой Бией. И – свобода! Не надо больше ждать пятниц и бояться понедельников. Не обязательно знать, какое сегодня число и день недели. Можно вставать, когда захочешь, и спать, сколько захочешь. Можно делать пространство таким, как нравится. Лина почувствовала себя обновлённой, вольной птицей, душа её расправила крылья. Возилась в огороде, привыкала к дому, обустраивала его, как хотелось. И главное – она дышала полной грудью, остро ощущала вкус кристально чистой воды, запах трав и цветов, пила каждое мгновение жизни и не могла напиться.

   С первого же дня Лина начала вести блог в интернете. Описывала в нём всё, что с ней происходит. Появились первые читатели, комментарии, отзывы. Оказалось, что её жизнь интересна кому-то ещё, не только ей самой, ближайшим друзьям и родственникам.

   Лето закончилось, помощник уехал, Лина осталась одна. Стала потихоньку собирать урожай. Почти месяц копала картошку, одна, без помощников. Ей нравилось именно это: она на своей земле, ухаживает за ней самостоятельно. Устаёт, конечно, и ноги болят, но соседей не зовёт, и это повод для гордости – она справляется сама.

   Она ощущала, что с ней происходит что-то волшебное, невероятное, как будто предчувствовала сказку. Наступил октябрь Однажды утром Лина проснулась и бросилась к компьютеру. Открыла страницу текстового редактора и… начала писать историю про шестьдесят восемь дней. Она не спала несколько ночей, забывала поесть, только ненадолго выходила покормить собаку и кошек. Написала, как выдохнула. Что делать дальше? От нового алтайского друга, барда и писателя, Лина узнала, что существует такой сайт – Самиздат, куда можно выкладывать свою писанину. Нашла, зарегистрировалась и выложила. Рассказала в блоге. Нет, не то, всё не то!.. Лина захотела, чтобы прочёл Макс. Прежних его координат не осталось. Вспомнила, что сын её друга работает на том же предприятии. Постучалась к нему в соцсетях, парень отозвался мгновенно, на следующий день получила электронный адрес и телефон. Собралась с духом и написала.

   Макс отозвался быстро и попросил прислать ему текст. Лина выслала. Снова не спала ночь – боялась, что Максу не понравится. Ведь она выплеснула в словах всю обиду и боль. Она представила ситуацию только со своей колокольни, и получалось, что она – несчастная жертва, а Макс – ловелас, циник, жестоко обидел девушку и свинтил. А она, бедная страдалица, всё страдает и страдает, буквально по сегодняшний день.

   Максу понравилось. Он сказал, что написано честно и очень искренне. Сказал "спасибо тебе за память о нас". И очень удивил Лину, прислав ей две фотографии, сделанные седьмого ноября восьмидесятого года, в их первый вечер, за столом в крохотной квартире Лёхи. Фото не самого лучшего качества, лица видны не очень хорошо. Но они оба узнаваемы. У Лины ком к горлу подкатил: он хранил эти фото больше тридцати лет! Получается, ему не всё равно, он не забыл, он тоже хранит память о нас. И Лина поплыла снова.

   Буйная энергетика алтайских предгорий раскачала её эмоции так, что дальше всё пошло вразнос, вышло из-под контроля. Лина писала, писала, писала и не могла остановиться. Ей всё больше хотелось выразить Максу себя, поделиться своими чувствами, вовлечь в них. Письма Макса становились всё длиннее, слова всё откровеннее. Он включился, он почувствовал её, между ними снова полыхало то, что никогда не кончалось – чувство неодолимой тяги друг к другу.

   Иногда они ссорятся, и Макс на время замолкает. В основном из-за того, что Лина, увлекаясь, переступает черту. Ей всё чаще хочется говорить с ним о любви, переполняющей душу до краёв. Макс не поддерживает, становится холоден или не отвечает совсем. Но желание Лины растормошить его не утихает.

   Она начала рисовать. Берёт фото Макса и пытается воспроизвести, вдохнуть в рисунок живую душу. Получается редко. Только на одном рисунке молодой Макс выглядит как живой. Смотрит на Лину пристально. Ей кажется, что выражение лица меняется. Портрет теперь висит напротив кровати.

   Макс стал часто сниться Лине, почти каждую ночь. Иногда она может увидеть его и днём, стоит только захотеть и сосредоточиться. Иногда от этих видений сносит крышу, потому что Лина чувствует примерно то же, что почувствовала бы, зайди в её дверь настоящий Макс. Всё это похоже на буйное помешательство. Но Лина не хочет излечиться. Она купается в своём безумии и наслаждается им.

   Иногда, увидев сон о Максе, Лина записывает его. Получается что-то вроде маленького рассказа, миниатюры. Она публикует их. Люди читают. Некоторым нравится. Конечно, Лина не писатель, но с лихвой компенсирует недостаток опыта и мастерства искренностью. Рассказов недостаточно. Лина делится своими чувствами с читателями блога. Она открыта, беззащитна, уязвима, но и бесстрашна. Ей всё равно, что за её спиной судачат, могут осуждать за излишнюю откровенность. Главное, она находит выход тому, что генерирует её душа – любовь, боль, счастье, отчаяние.

   Лина настолько увлеклась своими чувствами, что перешла черту, зашла слишком далеко. Она заговорила в письмах о любви. Макс помолчал какое-то время, потом позвонил. Лина так счастлива снова слышать его голос, что слова для неё не имеют никакого значения. Мягко, стараясь не обидеть её, Макс говорит, что ему нечем ответить на её чувства, что он любит жену и детей и никогда их не предаст. Лина слушает, понимает, но звук его голоса затмевает всё, весь горький смысл слов. Она любит его всего, целиком, он дал ей возможность насытиться голосом, и она не испытывает ничего, кроме невероятного счастья и благодарности.

Каждый август Лина на несколько дней приезжает в Новосибирск по делам. Встречается с родными, подругами, объезжает магазины, оформляет страховку на машину. Дел много, времени мало, крутиться приходится целыми днями. В её квартире живут дети алтайских друзей, потому Лина останавливается у себя дома.

      Август две тысячи двенадцатого выдался особенно холодным, дождливым, тоскливым. Лина ждала этой поездки и страшилась её. Она очень хочет встретиться с Максом. Несколько раз проезжала мимо дома, пытаясь понять, где его окна. И в центре, где его офис, тоже бывала. Она едет по улицами на своём маленьком джипе и вглядывается в лица прохожих. И ей всё время кажется, что она его видит. Ей не везёт фатально. Было бы наивно полагать, что в миллионном городе случайная встреча двух людей реальна. Пожалуй, она возможна лишь в одном случае: если увидеться очень хотят оба. Лина собралась с духом и позвонила Максу по рабочему номеру. Никто не ответил.

      Вечером накануне отъезда на Алтай Лина заехала, по совету зятя, в новый компьютерный магазин DNS, недавно открывшийся всего в остановке от городской квартиры. Она зашла в полупустой торговый зал и уверенно направилась к одному из продавцов. Почему именно к нему – она не смогла бы объяснить. Задала вопрос и… ноги подкосились. Молодой человек лет тридцати открыл рот и заговорил голосом Макса. Сходство оказалось поразительным: тембр, интонации, манера строить фразы, даже слова настолько повторяли Макса, что Лина поплыла. Она спрашивала снова и снова и не смотрела ему в лицо, чтобы не разрушить волшебство. Не уходила минут двадцать, пока покупателей не попросили на выход. Странно, но она чувствовала себя совершенно счастливой.

     Вернувшись в Каначак, Лина спросила у Фея, что это было. Он ответил: "Твоё желание услышать голос Макса было настолько сильным, что осуществилось единственно возможным на тот момент способом". Позже Лина узнала, что в те дни Макса не было в Новосибирске, уезжал в отпуск.

   Как-то Лине приснился необычный сон о Максе. Обычно во сне они разговаривают, ходят где-то, просто смотрят друг на друга. Лина увидела то, чего давно желала. Чувство, порожденное сном, было таким мощным, что она застонала, как будто отдалась Максу наяву. Соскочила, тут же записала и отправила ему. Реакция её потрясла. Он не был многословен, как всегда. Но он захотел ещё. Лине удалось вложить в слова сильное желание, и он это почувствовал. Лина подобрала ключ, нашла то, что цепляет его, трогает за живое.

   И Лина стала писать длинную историю. История состояла из глав, эпизодов. Действующих лиц двое: Макс и Лина. Это никогда и нигде не опубликовано. Это только для двоих. Что происходит с Максом, когда он читает её строки? Лина не знает. Она знает одно: он хочет ещё… Но всё когда-то заканчивается. Шехерезада из Лины не получилась, не хватило её на тысячу и одну ночь. Переписка понемногу иссякла. С тех пор Макс и Лина пишут друг другу несколько раз в год, рассказывают новости, поздравляют с праздниками.

   Зимой к Лине в гости приехал Фей. Посмотрел энергетический фон и сообщил, что у Лины прямо из-под дома бьёт мощный источник Силы. Выход находится в том месте, где Лина обычно готовит еду, то есть, бывает там довольно часто. Стало понятно, почему её так колбасит. Лина рассказала Фею про Макса, про всё, что происходило между ними и происходит сейчас. За исключением, пожалуй, некоторых интимных подробностей. Фей задумался и решил посмотреть, в чём дело. Задавал Лине вопросы. И она рассказала, что мысли о Максе придают ей сил. В буквальном смысле, она давно это замечает. Каждое воспоминание о нём, сон, разговор в письмах приводят в состояние, когда она готова горы свернуть. Фей посмотрел-посмотрел, улыбнулся и сказал: "Поздравляю, ты теперь знаешь, кто твоя истинная половинка".

   У Лины свет перед глазами померк. Как же так? Как такое может быть, что половинки встретились и не узнали друг друга? Почему они с Максом не вместе?.. Почему… И тут Лина осеклась. Она поняла теперь, почему эта странная история происходит с ними уже тридцать лет и никак не заканчивается. Что между ними было? Да ничего не было! Они даже не переспали! Гуляли, ходили в кино, танцевали, целовались. Встречались чуть больше двух месяцев. Люди не запоминают такие незначительные эпизоды, забывают о них на следующий день.

   Но они не забыли. Лина помнит. Сейчас ей кажется, что она не забывала о Максе ни на секунду. Её романы и замужества, её связь с Владом, длившаяся больше десяти лет, не оставили и сотой доли того, что оставили в её душе те шестьдесят восемь дней. Она думает о себе и говорит только за себя. Но Макс… Его звонок через шестнадцать лет… Сладкий, мучительно сладкий, незабываемый вечер через двадцать шесть лет… Сохранённые фотографии… Разве такое бывает от простой, мимолётной, проходящей, ничего не значащей связи?.. Лина впервые в жизни боится поверить Фею, но умом уже понимает: он прав, это всё правда.

   Макс и Лина были созданы Мирозданием друг для друга.

   Но почему тогда всё так получилось? Почему они не живут долго и счастливо, чтобы умереть в один день?

   Фей обратился к Роду Макса и Роду Лины. Он спросил и получил ответ. Рассказал ей всё, что узнал.

   Макс и Лина никогда не будут вместе.

   ***

   Макс любит рыбачить. Он уезжает далеко от города на своём "Фольксвагене Транспортере" – машине, купленной специально для выездов на природу. На берегу Оби выгружает надувную лодку и мотор, спускает на воду и уходит далеко, где плёсы и заводи, омуты и стремнины. Он знает здесь всё, он слышит и чувствует, где ходит большая рыба. Он почти всегда удачлив, без улова не возвращается. Надышавшись тишиной, насытившись покоем, вдоволь насладившись мерным плеском речной волны, он возвращается к берегу. Там друзья, товарищи по увлечению, костёр, рыба запекается на углях. Разговоры, байки, нега и отдохновение. Эти поездки – отдушина. То, что помогает ему выносить напряжённый рабочий ритм, круговерть домашних дел, на время стряхнуть с себя груз ответственности, побыть просто беззаботным и безмятежным.

   Раньше частенько брал с собой младшего сына. Теперь у парня полно своих дел. Они уже совсем взрослые, мощные, красивые – девчонки табунами бегают. Оба сына – связисты, как отец. Наверняка скоро придётся примерить на себя роль деда.

   Жизнь удалась по всем параметрам. Работа, семья, дети. Бывали и романы, особенно по молодости, но всё это в прошлом. Есть Поля-Полина, есть тёплый дом, где его ждут. Всё хорошо.

   Лина теперь живёт далеко. Её писательские и блогерские опыты привели к неожиданному повороту. Писатель из Поволжья приехал к ней в Каначак, помочь посадить картошку. Они подошли друг другу, как ключик и замочек. Через месяц вместе уехали на его родину, поселились в тихой деревеньке. Поженились. Занимаются нехитрым хозяйством, пишут, публикуются. Лина, в основном, очерки и рассказы, их иногда печатают. Пишет роман про шестьдесят восемь дней, и никак не может закончить.

   Тася занялась организацией свадеб, посвятила этому делу несколько лет. Замужем во второй раз. Больше не хочет делать карьеру, занимается мужем и сыном, холит их и лелеет, ведёт дом, поддерживает семейный очаг. Всё, как мечтала её мама.

   Шумят кроны родовых деревьев. Тянутся к солнцу тугие упругие ветви, прямые и сильные. Значит, всё правильно. Значит, всё так и должно быть.

   ***

   Лине снятся сны. В этих снах она проживает с Максом непрожитую жизнь. Там они любят друг друга, взрослеют, радуются и печалятся. Лина как будто смотрит нескончаемый фильм о другой, параллельной реальности, где нет никаких преград, где ничто им не угрожает, где они сумели растопить печь и не спалить дом. Эти сны не приносят ничего кроме радости, ощущения невероятного счастья, лёгкости и прилива сил. Ни тени грусти, ни тени сожаления. И Лина знает: продолжение следует.

   Как только приходит поздняя осень, и на землю ложится первый снег, к сердцу Лины неслышно подкрадывается радость, смешанная с грустью. Она знает, что скоро снова проживёт шестьдесят восемь дней – с седьмого ноября по тринадцатое января. Это случается с ней каждый год.

   Рабочий кабинет Макса выходит окнами на площадь перед кинотеатром "Победа". Каждую зиму он смотрит в окно и вспоминает о том, как молодой парень и девушка шли здесь, держась за руки, и смотрели на точно такой же лёгкий пушистый снег. Всё-таки, что-то в этом мире остаётся неизменным.

   Макс садится за компьютер, набирает адрес Лины и отправляет ей письмо. В нём всего два слова: "Немного музыки".

   Лина открывает, надевает наушники и слушает песню Рэя Чарльза "Say No More".

   Не надо слов.

   Тебя не осуждаю.

   Ты упрекаешь, правота твоя.

   Но ты права всегда наполовину.

   Пусть я не стал таким, как ты хотела,

   Но продолжал любить, за годом год.

   Ты хочешь правды?

   Я был странно болен.

   Болезнь скрутила, я едва дышал.

   Пронзительной мелодией печали

   Любовь всплывала в памяти моей.

   О, сколько мы могли с тобою сделать!..

   Всё в прошлом.

   Не осталось ничего.

   Я снова виноват, и снова каюсь.

   Родная, оглянись и посмотри,

   Что мы тогда с тобою натворили!?

   Была ль она, любовь?

   Скажи мне правду!

   И я поверю: да, любовь была.

   И музыка её в твоих ладонях

   По-прежнему чарует и зовёт.

   Но всё ж, не надо слов.

   Ты не тревожься, милая.

   Я счастлив…

   Будь счастлива и ты.¹³

   Алтай – Пензенская область

   Октябрь 2012 – январь 2019

Примечания

1

Евгений Евтушенко «Со мною вот что происходит».

(обратно)

2

Муз. Сергея Никитина, слова Юрия Визбора, при участии Дмитрия Сухарева «Александра».

(обратно)

3

Роджер Уотерс «Hey you» из альбома «The Wall», Pink Floyd

(обратно)

4

Плод коллективного творчества студентов НЭИС.

(обратно)

5

Из песни «Цветочница Анюта», музыка М. Табачникова, слова Г. Строганова.

(обратно)

6

Плод коллективного творчества студентов НЭИС

(обратно)

7

Эдуард Асадов «Не горюй».

(обратно)

8

Евгений Евтушенко «Со мною вот что происходит».

(обратно)

9

Эдуард Асадов «Не горюй».

(обратно)

10

Эдуард Асадов «Падает снег».

(обратно)

11

Плод коллективного творчества студентов НЭИС

(обратно)

12

Елена Калугина «Верь»

(обратно)

13

Рэй Чарльз «Say No More», перевод Елены Калугиной

(обратно)

Оглавление

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

*** Примечания ***