Поиграем в ладушки? [Александр Александрович Ивченко] (fb2) читать онлайн

Александр Ивченко

Поиграем в ладушки?

Глава 1

Утро

Снежинка по имени Ладушка

Умыкнуть слона из Королевских слонюшен очень непросто. Особенно, если слон с характером, и характер этот – сложный.

Арчибальд, королевский слон, подарок дружественного африканского монарха, в глубине души был жизнерадостным, чуть застенчивым и любил играть в прятки. Но поиграть во владеньях короля Артура Федоровича ему было негде и не с кем. Ведь Почти Волшебное Королевство – это далеко не Африка. И в том смысле, что до Африки оттуда очень далеко, и в том, что лето здесь короткое и не жаркое, а зима – снежная.

Начиная с сентября, вместо того, чтобы вышагивать церемониальным притопом на королевских парадах и торжественно позвякивать бубенцами в ушах, Арчибальд прятался в слонюшне. Заботливый королевский слонюх укутывал его в шестнадцать одеял-дюрханов, сшитых из козьих шкур. Но, даже несмотря на такую заботу, периодически слон подхватывал насморк (что, между прочим, для обладателя хобота – настоящая трагедия). Со временем у Арчибальда развилась скверная привычка по любому поводу падать на спину, дрыгать ногами и капризно трубить.

Король Артур Федорович был, в сущности, очень хороший король. Быть может, он не ходил в дальние походы и не открывал новых земель, но зато он много гулял пешком и отлично открывал банки с консервированными абрикосами. Он не сердился на своего слона. Наоборот – особым указом, скрепленным Большой печатью, Артур Федорович повелел высадить в королевском саду аллею помидорлоковых деревьев (помидорлоки – гибрид помидоров и яблок – любимое лакомство королевских слонов, как известно). Арчибальд ел помидорлоки с аппетитом, но исправляться не спешил.

Арчибальд скучал и тосковал. Ему не нравилось быть Королевским слоном в Почти Волшебном Королевстве. Даже несмотря на торжественные марши и парадные бубенцы. Он с легкостью променял бы все почести, которые причитались ему по регламенту, на возможность порезвиться в саванне и хотя бы раз спрятаться за ствол баобаба. Если уж быть откровенным до конца, Арчибальд мечтал научиться кувыркаться через голову. Но в Почти Волшебном Королевстве об этом и речи быть не могло. Даже если не думать о возможных разрушениях – кувыркнуться на глазах у королевских слонюхов? Нет, нет и еще раз нет!

Но кто в состоянии разглядеть, что творится под толстой слоновьей шкурой? Обыватель замечает в слоне в первую очередь чрезвычайный рост, а также не менее чрезвычайные уши и чрезвычайный нос. Замечать у слонов глаза как-то не принято. Классики мировой литературы не называют взгляд слона ни красноречивым, ни выразительным, ни загадочным. И современные литераторы не называют.

А вот Ночной Шутник понял слоновью душу до тонкостей. Летом – во время королевского парада. Он заглянул Арчибальду в глаза и прочел нерассказанную повесть о горячей саванне, необъятных баобабах и надоевшем насморке. Ночной Шутник понял – Арчибальду нужно бежать. Осталось лишь дождаться подходящего случая. Но случай все никак не подходил…

***

Наступил сентябрь. Осень подкрадывалась к Королевству на мягких кошачьих лапах. Она пряталась в кронах деревьев и выглядывала из зелени листвы желтыми глазами. В королевских садах до отказа налились соком алые помидорлоки.

В этом году урожай был так хорош, что Артур Федорович охотно делился им с друзьями и соседями. В королевском порту каравелла «Колибри» приняла в свои необъятные трюмы четыре с половиной тонны помидорлоков. Груз предназначался дружественному африканскому монарху. Отход судна был назначен на утро. О большей удаче сложно было и помыслить. Оставалось лишь незаметно протащить слона в трюм.

И все-таки слон – не самое незаметное животное. Особенно капризный слон. Ночной Шутник знал это, и потому продумал свой план до мелочей. Первый делом нужно было пробраться в Королевский сад и запастись помидорлоками. Дело в том, что еще в пятницу слон затосковал. Он вспомнил о том, что на его родине наступил месяц кокосень – пора сбора кокосов – закапризничал и вот уже четвертый день не выходил из слонюшни. Если чем и можно было выманить Арчибальда во двор, так это помидорлоками.

Особых трудностей на первом этапе не предвиделось. Королевские сады охранял сторож Амелька – невысокий, очень смуглый, будто бы высушенный солнцем, старичок. Одевался он в выцветший восточный халат и тюбетейку. Днем Амелька любил сидеть на крыльце своей маленькой сторожки, подставляя солнцу коричневые ладони. Он курил трубку, набитую каким-то заморским ароматным табаком, и рассказывал любому гостю о том, как он когда-то был ассирийским царем. Амельку слушали редко, а если слушали, то не верили. Но старик не обижался и в отсутствие слушателей рассказывал знакомую историю сам себе. Как только солнце закатывалось за деревья, Амелькино благодушие как по волшебству сменялось непонятной тревогой. Он суетливо рассовывал по карманам трубку, кисет с ароматным табаком, и с наступлением темноты прятался в сторожку до рассвета.

Ночной Шутник ловко перепрыгнул ограду королевского сада и прислушался. Ничего… Теплый ветерок шевелил листья, но где-то у корней деревьев уже притаилась сентябрьская прохлада. Вор протянул руку и начал быстро обрывать спелые помидорлоки. Когда рюкзак был почти полон, Ночной Шутник вдруг присел и затаился. Нет, вокруг все было по-прежнему спокойно, но чутье опытного сорвиголовы не могло подвести. Именно оно позволяло Ночному Шутнику ловко вытворять свои проделки, не попадаясь никому на глаза, и уходить безнаказанным.

Черное небо подмигивало звездами. Сад дышал темнотой и спокойствием. Тем не менее, Ночной Шутник готов был поклясться, что за ним кто-то наблюдает. Не Амелька и не желтоглазые совы, которые любили гнездиться в дуплах старых королевских дубов. Взгляд словно шел отовсюду, и одновременно – вор был уверен – на него не смотрел никто. Ночной Шутник зябко поежился, стряхивая наваждение. Нужно было спешить – для того, чтобы слон оказался на «Колибри», предстояло еще немало потрудиться.

Ворота в город были небрежно прикрыты – одна створка чуть покачивалась от ветра и тонко поскрипывала петлей. Сразу же за воротами во дворе, лениво развалившись на кованой скамейке, курила папиросу плечистая привратница Гуля. Ее широкое лицо имело слегка фиолетовый оттенок. Оно не было злым. Но и добрым – не было. На голове Гули красовался берет-мурзилка. На другом краю скамейки примостилась привратница Фая. Сопя от натуги, она пыталась вытянуть пробку из бутылки, оплетенной лозой. Бутылку при этом Фая старалась спрятать в складках плаща, высунув на свет лишь горлышко. Фаино лицо скрывал цветастый платок. Наружу торчал лишь острый крючковатый нос малинового оттенка. Неподалеку тускло поблескивали под светом звезд остро отточенные алебарды, которые привратницы прислонили к стене.

Впрочем, алебарды Гуле и Фае пригождались разве что в дни королевских смотров. Гораздо чаще они пользовались метлами. На стражу привратницы заступали поздним вечером, когда жители королевства переставали сновать по булыжной мостовой перед городскими воротами. В этот час Гуля и Фая брали в руки метлы и ловкими круговыми движениями подметали дворцовую площадь. Но не чистота их заботила – на самом деле привратницы наводили на площади колдовские круги. Стоило горожанину, поселянину, гостю или завоевателю ступить в круг, петля затягивалась – с этой секунды пойманный уже не мог выбраться самостоятельно. Свободу несчастный мог обрести лишь с дозволения привратниц, но для этого иногда приходилось всерьез попотеть: рассказывать скучающим стражницам занимательные истории и анекдоты, плясать краковяк и всячески потешать, пока они не расхохочутся. Или же откупаться. Не деньгами, конечно, а магическим договором, по которому жертва обещала исполнить какую-нибудь прихоть Фаи и Гули. Лишь подкованные башмаки старика, отмеряющего время в Почти Волшебном Королевстве, могли беспрепятственно шагать по магическим кругам.

Рано утром перед началом рабочего дня стражницы снова подметали площадь – на этот раз, снимая колдовские круги. Вообще такой способ ночной охраны был государственной тайной. Именно поэтому о нем знали все жители королевства и все его постоянные гости. Как следствие, работы по ночам у Гули и Фаи было немного. А если какой-нибудь забывчивый шалопай и попадался в магический круг, прихоти стражниц не отличались разнообразием. То заставят играть всю ночь в подкидного дурака краплеными картами, то отправят в ночную харчевню за вином и папиросами.

Естественно, Ночной Шутник, как и любой житель Почти Волшебного королевства, знал государственную тайну, и через ворота идти не собирался. Тем более, что у него были дела на городской стене. Ловко цепляясь за камни кладки, он добрался до бойниц и осторожно взглянул налево – вдоль гребня стены. То, что он увидел, заставило его самодовольно улыбнуться. Все шло по намеченному плану: Корогуша поймалась в ловушку.

Корогушей звали черную кошку, которая жила у привратниц. В отличие от своих хозяек, Корогуша была мудра и изобретательна. В нужный миг она умела появляться, словно из ниоткуда, и точно знала момент, когда нужно исчезнуть. Изловить такую хитрюгу традиционными способами было, пожалуй, невозможно. А потому Ночному Шутнику пришлось использовать Универсальную Кошеловку.

Кошки любят много чего. Ловить мышей, есть рыбу, гулять по заборам. Еще они любят спать или точить когти о диван. Но все это не так важно, потому что больше всего на свете кошкам нравятся они сами. На этом принципе и работает Универсальная Кошеловка. Для ее изготовления необходимо взять забор (ну, или городскую стену), два зеркальца и рыбу. Забор нужно оставить там, где он стоит. Уносить его с привычного для кошки места не рекомендуется – это тяжело и бессмысленно. Зеркала требуется установить на заборе – друг напротив друга на небольшом удалении. Между ними в качестве приманки следует положить рыбу. Конечно, вместо рыбы можно использовать мышь. Но это нежелательно, потому что мышь, скорее всего, убежит, не дождавшись кошку.

Дальше все просто. Кошка подходит к забору с целью прогуляться, и видит рыбу. Она приятно удивлена и, конечно, прыгает наверх. С этого момента кошку можно считать почти что пойманной. Ведь, очутившись на заборе, она обнаруживает зеркало. Закусывая рыбкой, кошка бросает на себя то восхищенные, то высокомерные взоры. Потом она тщательно вылизывает лапки и шерстку, безразлично покачивая кончиком хвоста. Кажется, ничто на свете, кроме этого занятия, ее больше не интересует. Но на самом деле кошка краем глаза следит за своим отражением в зеркале и с королевским величием принимает те комплименты, которые сама же себе расточает. Если же вдруг случится так, что кошка себе надоест (такое тоже бывает, хоть и крайне редко), она разворачивается, чтобы уйти. Но тут западня захлопывается – ведь кошка оказывается перед вторым зеркалом! Удержаться от соблазна разглядеть себя с этой стороны она, поверьте, не сможет, и все начнется сызнова. Горе, если вовремя не забрать пойманную кошку из Универсальной кошеловки! Закружившись между зеркалами, она может заработать нешуточную мигрень!

Ночной Шутник подоспел вовремя. Корогуша настолько разомлела в приятном обществе себя самой, что даже не мяукнула, оказавшись за пазухой хитроумного охотника.

Балансируя, как циркач на проволоке, Ночной Шутник черной тенью проскользил по городской стене до окна башни, забранного тяжелой решеткой. Ухватившись за прутья, он подтянулся и заглянул внутрь. За окном была обычная научно-колдовская лаборатория – с колбами, ретортами, чугунным котлом, перегонным кубом, микроскопом и связками сушеных мышей, прикрепленных под потолком за хвостики. Посредине комнаты, подвешенный в воздухе, мерцал голубым светом магический хрустальный шар – Зеркало Королевства. Перед ним на вязаном коврике лежали две кудлатые круглобокие собачонки – Рома и Римма. Их хозяйка, Софья Антоновна, заслуженная колдунья на пенсии, в соседней спальне досматривала шестой сон и готовилась увидеть седьмой. Рома и Римма тем временем без особого интереса рассматривали то, что показывал им шар – виды спящего королевства, и тихонько переругивались.

Вообще Софья Антоновна не была хозяйкой собак в полном смысле этого слова. Как, впрочем, Рома и Римма были не совсем собаками. Когда-то пару веков назад, когда сказочности на свете было много больше, а колдунья Софья Антоновна была малость моложе, принц одной далекой державы по имени Рома объявил о помолвке со знатной девицей Риммой. На торжество прибыли гости. Почти Волшебное Королевство представляла Софья Антоновна. Но вручить королевские дары она так и не смогла: как только колдунья вошла в тронный зал, толстушка Римма залилась безудержным хохотом. Ведь руки колдуньи были в разноцветных пятнах от ядовитых реактивов, полы ее белого халата были исписаны химическими формулами и алхимическими заклятиями, в седых растрепанных волосах ее застряла паутина, а на бородавчатом крючковатом носу сидела чернильная клякса. Когда Римма начала икать от смеха, Рома посуровел и грозно пролаял приказ – выкинуть старуху вон и поколотить палками. Конечно, до палок дело не дошло. Но и хорошим не кончилось. Софья Антоновна страшно рассердилась, несколько раз для острастки сверкнула ручными электрическими молниями и превратила Рому и Римму в злобных собачонок на сто лет. А в качестве свадебного «подарка» она сцепила их ошейники одним общим поводком, снять или разорвать который без помощи колдовства было нельзя.

Конечно, потом ее мучила совесть. Но заклятие было таким крепким, что отменить его не могла даже сама колдунья. От переживаний Софья Антоновна даже стала чуть-чуть рассеянной. Например, однажды она наколдовала себе вместо горсти золотых пятаков целое стадо хрюкающих поросят с розовыми сопливыми пятаками. И только по прошествии сотни лет, когда срок заклятья истек, она с облегчением вздохнула.

Представьте же удивление Софьи Антоновны когда к ней заявились принц Рома и девица Римма с просьбой превратить их обратно в собак! Оказывается, за сто лет Римма больше всего на свете полюбила заливисто лаять на всех и каждого, а Рома нашел свое призвание в том, чтобы хватать прохожих за пятки. Так же Римма требовала вернуть поводок – так, по ее словам, ей было гораздо удобнее приглядывать за Ромой, чтобы он вдруг не позволил себе чего лишнего.

Колдунья долго отговаривала их, но парочка не отставала. Наконец, волшебница сдалась. С тех пор Рома и Римма, связанные одним поводком, стали жить у Софьи Антоновны. Сначала она выводила их на прогулку, а по прошествии лет, когда колдунья заметно одряхлела, уже собаки выводили ее погулять. По ночам Рома и Римма добровольно дежурили у хрустального шара. Они не без апломба заявляли, что берегут покой королевства. На самом деле, их прельщала возможность тихонько лаяться друг с другом без лишних помех и без спросу подгладывать в разные потайные уголки королевства при помощи хрустального шара.

В эту ночь Рома и Римма лениво переругивались в привычной манере. Они, все-таки, родились людьми и получили хорошее воспитание, а потому, несмотря на столетие, проведенное в собачьем облике, ругаться умели отлично.

– Опять уснул, блохастый! Живодер по тебе плачет! Ав!!

– Я глаз прищурил, чтоб лучше видно было! Отстань, пожирательница тухлых мослов! Укушу!

– Это я?! Я пожирательница? Р-р-р-р!

– Ох, замолкни! Тут воры по стене до нашего окна доберутся, а ты за своим тявканьем и не заметишь!

Шутник ухмыльнулся. Зеркало королевства – штука хорошая, если ты внимателен и ждешь незваных гостей. Оно покажет тебе любую часть королевства по желанию. Но если ты сторожишь государство, на которое вот уже триста шестнадцать лет никто не нападал, да, к тому же, ленив до крайности, разглядеть быструю тень в королевском саду или на дворцовой стене будет трудновато. А вот насчет слона нужно подстраховаться. Такую махину незаметно для Зеркала не протащишь. Обезопасить себя от всевидящего хрустального шара было третьей частью рискованного плана.

Ночной Шутник осторожно достал из-за пазухи Корогушу и ласково почесал ее за ухом.

– Будь умницей! – шепотом попросил он. Корогуша высокомерно посмотрела на него желтыми глазами.

– Не обижайся! – убедительно шепнул Шутник. – Хочешь, завтра я принесу тебе жареную курицу? Я оставлю ее у дворцовой стены. А сейчас давай спасать слона!

Корогуша шевельнула хвостом и, кажется, согласилась. Шутник приоткрыл решетку и поставил кошку на подоконник.

– Удачи! – ободряюще сказал он.

Корогуша лениво потянулась и мягко спрыгнула на замусоренный пол. Рома и Римма продолжали тихонько перелаиваться. Гостья не спеша подошла к самому коврику, на котором лежали собаки, помолчала немного и вдруг вызывающе протянула:

– Мя-а-а-ау…

      Рома и Римма вскочили так стремительно, словно их подбросила за поводок невидимая рука. От возмущения Рома поначалу даже задохнулся, но Римма не растерялась и залилась звонким лаем. Корогуша в один прыжок оказалась у открытой двери. Здесь она обернулась и снова мяукнула – словно приглашая собак к погоне. По мнению Ромы и Риммы это было уже через край. Клацая зубами, они кинулись вслед за Корогушей, и исчезли за дверью.

– Молодец, Корогуша! – тихо воскликнул Ночной Шутник. Он распахнул решетку и вскочил в окно. Опустевшую комнату заливал голубоватым светом хрустальный шар. Кинув на него быстрый взгляд, незваный гость увидел черную точку и два белых пятна – Корогуша уводила собак в сторону Базарной улицы. Не теряя времени, он отработанным движением отстегнул клапаны боковых карманов на штанах и вынул баллончики с краской. Желтый аэрозоль в одной руке, черный – в другой. Раздалось негромкое шипение, и хрустальный шар начал покрываться краской. Несколько секунд, и посреди комнаты вместо Зеркала королевства висел огромный ярко-желтый смайлик. Никто (даже самая искусная колдунья) не смог бы увидеть на его поверхности ничего, кроме беззаботной улыбки. Отступив на шаг, Ночной Шутник одно мгновение любовался на свое творение, а в следующий миг уже исчез в окне.

Оказавшись на гребне стены, он замер и прислушался. Внизу, на Трактирной улице раздалось мерное цоканье – мимо башни колдуньи Софьи Антоновны шел Старик-часы. Его башмаки, подбитые подковками (на левом – подковка поменьше, на правом – побольше) мерно отбивали по булыжникам: тик-так, тик-так, тик-так. Ровно в полночь Старик-часы проходит мимо королевского дворца, пересекает дворцовую площадь и сворачивает на Трактирную улицу. Значит, сейчас начало первого. Нужно спешить.

Однако на Шутника вдруг на короткую секунду снова накатило неясное оцепенение: он опять отчетливо ощутил не себе чей-то внимательный взгляд. Похититель слонов даже мог сказать: этот взгляд не был ни строгим, ни осуждающим. Но он был – это точно! Через миг наваждение схлынуло…

Пробежав немного по городской стене, Ночной Шутник спрыгнул на Трактирную улицу. Оказавшись на мостовой, он вынул из рюкзака темно-синий плащ, широкополую шляпу и объемистую бутыль. Обрядиться в запоздалого гуляку было делом секунды. Теперь он нарочито громко притопнул каблуками и, пошатываясь, направился к городским воротам. Для того, чтоб у стражниц не осталось никаких сомнений, он протяжно забасил:

– Ох, вино, зелено!

Выпил бочку, видел дно!

Эх-эхха!

Как только он ступил на булыжники площади, освещенной факелами, раздался хлопок, и тут же ноги Ночного Шутника захватило невидимой петлей. Он незаметно усмехнулся и еще громче прогорланил:

– Выпил бочку и не пьян!

Наливай еще стакан!

Эх-эхха!

Затем он несколько раз притопнул каблуками о булыжники, изображая танцевальные па, хлопнул себя ладонью по коленке и качнулся вперед, словно намереваясь двинуться дальне. Но магический круг сработал безотказно.

– Что за чертовщина! – недовольно вскричал Шутник. – Неужели уже так поздно?! И посидел-то, вроде малый часок!

От дворцовых ворот к нему, довольно потирая руки, скользила щупленькая Фая. За ней, не спеша, надвигалась рослая Гуля. Их темно-зеленая форма была почти не различима в свете факелов, и потому Шутнику вдруг показалось, что от ворот к нему ползут две безобразные болотные тени. Но он не поддался страху.

– Попался! – торжествующе заявила привратница Фая.

– О! Сестрички! – обрадовано вскрикнул Шутник и громко икнул. – А я иду и думаю – с кем же мне выпить эту чудесную бутыль контрабандного рома за здоровье короля Артура Федоровича?!

– Ты тут не ета… Того… – грозно предупредила Гуля Шутника.

– Чего ты! – удивленно обернулась к напарнице Фая. – Здоровье короля – святое!

Гуля с сомнением пожала плечами.

– Ладно, – согласилась она, – так и быть. Выходи!

Она щелкнула пальцами, и магический круг лопнул с еле различимым звоном.

– Подал мне в трактире пан

Заколдованный стакан:

Что за диво – посмотри!

Был один, а стало – три!

Эх-ха, э-эхха! – загорланил Шутник и пустился в пляс.

– А ну давай вместе! Э-эхха! – весело крикнул он, и тут же шмякнулся на землю, спутанный новым заклятьем. Фая засмеялась и щелкнула пальцами. Очередной круг лопнул со звуком порванной струны. Шутник вскочил, прокрутился вокруг своей оси и проорал:

– Ну что ж вы? Эх-ха, э-эхха!

Ах, вино! Ух, вино!

Ну и сладкое оно!

Фая смеялась в голос. Гуля стояла с каменным лицом, но притопывала в такт песни ногой. Ночной Шутник плясал, падал, снова плясал – стражницы только успевали щелкать пальцами – над площадью стоял тихий звон от лопающихся магических кругов. Постепенно от дворца до ворот пролегла дорога, свободная от ловушек – достаточно широкая, чтобы провести слона. Наконец, Шутник добрался до ворот и в изнеможении упал на кованую скамейку.

– Ну, сестрички, угощайтесь! Славно повеселились! – довольно выдохнул он и выставил объемную бутыль. Дважды привратниц приглашать не пришлось. Шутник прикладывался к горлышку наравне с ними, кряхтел и утирал губы рукавом, но, само собой, ни капельки не выпил.

Бутылка еще не была опорожнена даже наполовину, а Фая счастливо икнула, прилегла на скамейку, свернулась калачиком и уснула. Гуля усмехнулась, глядя на напарницу, и сделала еще один внушительный глоток. Через минуту и она начала раскатисто храпеть. Снотворное зелье сработало безотказно.

Дело сделано! Теперь скорее к Королевским слонюшням! Шутник сбросил маскарад и быстрой тенью метнулся по дворцовой площади. Обежав дворец, он оказался во внутреннем дворике. В темноте, наискосок от каретного ангара, черной громадой высилось здание главной слонюшни. Высокие кованые ворота давно не запирались – королевский слонюх, зная непредсказуемый характер Арчибальда, оставлял их открытыми на тот случай, если слону вздумается погулять во дворике при луне.

Ночной Шутник шагнул в темноту, пахнущую свежим сеном.

– Арчибальд! – тихо позвал он. Где-то в темноте слон шумно вздохнул во весь хобот и не ответил. «Опять не в духе» – понял Шутник. Он сбросил с плеча рюкзак, расстегнул его, выбрал на ощупь самый большой помидорлок и пошел в дальний угол, откуда доносились вздохи.

Он вытянул руку вперед и коснулся щеки Арчибальда. Щека была теплой и мокрой. Слон плакал в темноте.

– Держи, друг! – ласково шепнул Ночной Шутник и дал слону помидорлок. Арчибальд капризно мотнул головой и оттолкнул руку хоботом. Но человек был настойчив, и после третьей попытки слон отправил-таки фрукт в рот.

– Слушай внимательно, дружище! – убедительно заговорил Шутник. – Я знаю. Все-все знаю! И про саванну и про насморк… В королевском порту строит каравелла «Колибри». На восходе она отходит на твою родину. Если будешь умницей и поспешишь, мы успеем спрятать тебя в трюме с помидорлоками. Еды тебе хватит на всю дорогу! Пойдем!

Он шагнул к двери, но слон остался на месте.

– Что с тобой? Ты мне не веришь?!

Слон опять шумно вздохнул. Что поделать – с той поры, как его поймали в саванне и сделали подарком дружественного монарха, он значительно порастратил доверие к людям.

– Пойдем! – продолжал уговаривать человек. Он запустил руку в рюкзак и достал еще один помидорлок. Арчибальд втянул хоботом воздух. Аромат манил… Конечно, люди – обманщики, но этот чудесный запах! Нет, это было выше всяческих сил, даже слоновьих! Арчибальд шагнул к двери и протянул хобот.

– Умница! – воскликнул Ночной Шутник и отдал фрукт. – Теперь пойдем наружу!

Он выскочил во внутренний дворик и достал еще один помидорлок. «Такими темпами хоть бы до Королевского сада дотянуть, – с тревогой подумал он, взвешивая в руке свой рюкзак, – а там можно пополнить запасы».

С частыми остановками и гораздо медленнее, чем того хотелось бы Ночному Шутнику, Арчибальд, тем не менее, прошел внутренний двор, обогнул дворец и вышел на площадь перед городскими воротами. На скамейке все также мирно похрапывали Гуля и Фая.

Когда до городских ворот оставалось лишь несколько шагов, вдалеке со стороны Базарной улицы послышалось мерное «тик-так». Старик-часы завершал ежечасный круг и готовился начать новый. «Значит, я провозился целый час! – ужаснулся Ночной Шутник. – Скорее, вон из города, пока мы не попались никому на глаза!» Он ухватил слона за хобот и властно потянул к распахнутым воротам. Арчибальд послушно шагнул.

– Умница! Умница! – приговаривал Ночной Шутник, – еще немного!

Он уже коснулся рукой холодного кольца из позеленевшей бронзы, чтобы распахнуть ворота пошире, как вдруг Гуля чихнула. Она чихнула так, словно сизый нос ее с двумя большими ноздрями был охотничьей двустволкой, которая случайно пальнула дуплетом. От неожиданности Арчибальд подскочил всеми четырьмя ногами и попятился к стене. Хлоп! Хлоп!! – сработали не обезвреженные Шутником магические круги. Задние ноги Арчибальда попались в ловушку. Слон попробовал освободиться, но против магии даже его силы было недостаточно. Он гневно затрубил.

– Тише, миленький! – воскликнул Шутник, но было поздно. Гуля заворочалась на лавке и приоткрыла глаз. Глаз мгновенно округлился – ведь в нескольких шагах от скамейки стоял огромный рассерженный слон! Тем временем Ночной Шутник был уже за спиной Гули – он подхватил с земли брошенные плащ и шляпу, в секунду надел их и гаркнул в самое ухо привратницы:

– Ох, вино, зелено!

Выпил бочку, видел дно!

Эх-эхха!

От неожиданности Гуля обернулась и открыла второй глаз.

– Хорош ром, подруга, а?! – хмельным голосом пробасил Шутник.

Привратница оторопело глянула на него, потом повернулась к слону и указала на него рукой:

– Во!

– Что, «во»? – поинтересовался Шутник.

– Во… Ета… Слон!..

– Эх-ха! Э-эхха! Хорош ром! – засмеялся Шутник. – Какой такой слон, подруга?!

– Во! – прохрипела Гуля и опять ткнула пальцем в сторону Арчибальда, который гневно сопя от натуги, пытался разорвать магические путы.

– Это все ром, ром! – успокаивающе пояснил шутник. – Контрабандный! Я, бывает, огненное колесо вижу. Но слона еще не видал! А чего он делает?

– Ета… Стоит!

– Стоит? И не уходит? А чего не уходит?

– Так он, кажись, поймался…

– Поймался?! Ну, так мой тебе совет – отпусти его, чтоб перед глазами не маячил, и давай-ка еще по глоточку за здоровье короля Артура Федоровича! Ну?

«Тик-так» раздавалось уже совсем близко. Казалось, вот-вот, и Старик-часы покажется из-за поворота Базарной улицы. Гуля, плохо соображая, посмотрела сначала на Шутника, потом перевела взгляд на слона, снова повернула голову к Шутнику и остановила глаза на бутылке. Нехотя, будто сомневаясь, привратница подняла руку и защелкала пальцами. Круги звякнули. Освободившись, Арчибальд кинулся за ворота.

– Ну, где слон? – Игриво поинтересовался Шутник, метнув незаметный встревоженный взгляд вслед Арчибальду.

– Ета… не знаю… – прохрипела Гуля. Она крепко зажмурилась и потрясла головой. Открыв глаза, она уставилась на то место, где только что был слон, и вдруг расхохоталась: там, у стены сидела Корогуша и с безразличным видом вылизывала шерстку.

– Ох-хо-хо! Ну, дела! Надо ж! Котейку за слона принять! Ух-ха-ха! – хохотала Гуля.

– Ну, вот и славно! А ты не верила, подруга! Эх, хорош ром, а?! – гаркнул Шутник и протянул Гуле бутылку. Та утерла рукавом смешливые слезы, махнула рукой, лихо ухватила горлышко и сделала несколько больших глотков. Она еще похрюкивала от смеха, когда глаза ее закрылись, и голова склонилась на грудь.

Шутник швырнул плащ и шляпу на скамейку, подмигнул Корогуше: «Спасибо!», и выскользнул в ворота ровно в ту секунду, когда из-за дворца на площадь вышел Старик-часы. Увидев спящих привратниц, он укоризненно покачал головой, неодобрительно прицокнул языком, но, так и не сбившись со своего размеренного шага, пересек площадь и свернул на Трактирную улицу. Тем не менее, на ходу он достал из нагрудного кармана блокнотик и записал в графе «Происшествия»: «1 час 4 секунды. Дворцовая площадь. Привратницы спят на посту». Лишь благодаря невероятному везению эта надпись в блокноте выглядела так, а не иначе. Выйди Старик-часы на площадь секундой раньше, в блокноте красовалось бы: «1 час 3 секунды. Неизвестный в штанах с карманами и черной толстовке с капюшоном похитил Королевского слона». Но такая уж работа у Старика, отмеряющего время в Почти Волшебном королевстве. Остановиться, свернуть с пути, задержаться хоть на миг или прийти раньше – значит лишить свое государство времени…

Ночной Шутник догнал слона только у Королевского сада. Слон прижался к забору и дрожал всем телом – так, что кованые завитушки ограды дробно звенели. Юноша подошел к нему и ласково погладил хобот:

– Успокойся! У нас еще полно времени, а самое страшное уже позади! Нужно пройти через сад, а там неподалеку уже и порт. «Колибри» поднимает паруса на рассвете! Скоро ты будешь дома.

Понемногу Арчибальд успокоился.

– Пойдем! – позвал его Ночной Шутник. – Слева от ворот стоит сторожка. Постарайся шагать потише, чтобы не разбудить Амельку.

Вдвоем они неслышно ступили в темноту дубовой аллеи. Где-то над головой ухали совы. Ночной ветер едва слышно шуршал листвой и доносил из глубины сада тонкий аромат спелых помидорлоков. Уловив этот божественный запах, Арчибальд зашагал быстрее, потом перешел на трусцу и под конец сорвался в галоп. Ночной Шутник поначалу даже обрадовался такой прыти, но потом вдруг понял свою ошибку: увести слона из сада, где созрел небывалый урожай помидорлоков, будет просто невозможно!

Опасения подтвердились. Добежав до первого дерева помидорлоковой аллеи, Арчибальд счастливо вздохнул и начал с невероятной скоростью обрывать фрукты хоботом. Он засовывал их в рот, довольно чавкал, зажмуривал глаза и качал головой. Он думал о том, что никогда не был так счастлив с тех пор, как покинул родные берега. Другие мысли в голову ему просто не шли.

– Арчибальдик! Ну, что же ты! Пойдем! Тебе надо домой! – уговаривал слона Ночной Шутник и пытался столкнуть его с места. Но усилия были напрасны.

И тут вдруг одновременно совершилось сразу очень много событий. Поначалу со стороны городских ворот раздался невообразимый гвалт: визгливый лай, шипение и истошное мяуканье.

– Святые Властители! – отчаянно воскликнул Шутник. – Ведь я же не убрал кошеловку! Бедная Корогуша! Она опять в нее попалась!

Сразу вслед за этим на башне Софьи Антоновны ударил тревожный набат. Оглушающие звуки шли тугими волнами и осязаемо чувствовались в ночном воздухе. В последний раз набат звучал триста шестнадцать лет назад, когда Зеркало королевства показало колдунье вражескую эскадру, заходящую в гавань Почти Волшебного королевства. Звуковые волны катились и катились. Но уже после первых ударов набата темноту ночи разорвал чудовищный звук: не то верещание, не то рев. Тут же со стороны Амелькиной сторожки раздался невообразимый треск и грохот. Слон подавился помидорлоком, откашлялся и тут же тревожно затрубил. Но даже этот трубный звук в окружающей какофонии показался комариным писком. Сердце Ночного Шутника похолодело…

***

Стоит пояснить, что некоторое время назад Корогуша с успехом закружила и запутала своих преследователей в лабиринте переулков около Торговой площади. Для такой ловкой черной бестии эта задача была совсем несложной. Сидя на карнизе колбасной лавки, кошка некоторое время слушала, как переругиваются собаки, пытаясь выяснить, кто виноват в том, что она сбежала. Но перелай быстро ей наскучил, и Корогуша отправилась назад на дворцовую площадь. Здесь она стала свидетельницей бегства слона и Ночного Шутника, а так же удачно подменила Арчибальда перед глазами Гули. Кошачье любопытство подтолкнуло ее на городскую стену – посмотреть, куда направились беглецы. И надо ж такому случиться – очутившись на стене, Корогуша вновь попалась в Универсальную кошеловку!

Рома и Римма не отличались особым умом, но зато нюх имели отменно острый. Через несколько минут они взяли верный след и оказались на Дворцовой площади. К этой поре Корогуша сидела на городской стене перед зеркалом и заворожено любовалась своим отражением. Черный хвост ее свисал со стены и едва заметно покачивался. Проявив неожиданную прыть, Рома и Римма с разбегу вскочили на лавку между спящими привратницами, перепрыгнули на кованую спинку и, сильно оттолкнувшись, сиганули на стену. Толстуха Римма преодолела чуть больше половины расстояния. А вот разозлившийся Рома умудрился пролететь дальше, клацнуть зубами и достать самый кончик Корогушиного хвоста. Кошка зашипела, истошно мяукнула, и слетела с городской стены. На привратниц упал мяукающий, лающий, царапающийся и кусающийся клубок, от которого во все стороны летела шерсть. Гуля и Фая вскочили, словно ошпаренные, и тут же над их головами ударил набат…

Еще вечером колдунья Софья Антоновна, набирая программу снов, по рассеянности поставила себе седьмым по счету «Сверх-реалистичное сновидение о свадебном пире князя Жратослава». Виды фрикасе из гавайского индюшонка, изысканной итальянской панакоты, нежнейшего французского бланманже и фирменных блинчиков кухарки Десертины так разожгли ее аппетит, что колдунья проснулась и отправилась к холодильнику немного подкрепиться. По пути Софья Антоновна заглянула в лабораторию и, обнаружив огромный смайл вместо хрустального шара, тут же ударила в набат, как то предписывал Королевский кодекс безопасности.

При первом же ударе тревожного колокола с Гулей и Фаей стали происходить ужасающие перемены. Гуля вдруг вытянулась вверх почти вдвое. За спиной ее расправились огромные кожистые крылья, руки превратились в когтистые лапы, лицо – в рогатую драконью морду. Фиолетовая кожа Гули еще потемнела и растрескалась – даже с очень близкого расстояния ее сложно было отличить от камня. Если бы это чудовище застыло на месте, оно казалось бы ужасным каменным изваянием. Но монстр стремительно двигался, будто разминаясь перед боем: левая лапа, правая лапа, злобный щелк зубами, выпад головой! Коготь-коготь-укус-рог! А на закуску – струя ледяной воды, извергнутая с огромной силой из клыкастой пасти!

Фая не выросла – казалось, наоборот, она скрючилась еще больше. Неожиданно горб на спине старухи лопнул, и из него выскочили два черных вороньих крыла. Платок на ее голове зашевелился словно живой – из-под него показался отвратительный клубок шипящих змей. В правой руке ужасной старухи невесть откуда появился кинжал, кривой, как коготь, а в левой – длиннющий кнут с металлическими крюками на конце. Старуха оскалила желтые клыки, обвела площадь мерцающими красными глазами, открыла нечистый рот и дико заверещала. Каменное чудище ответило кровожадным ревом.

– Горгулья и Фурия! – зазвучал вдруг с башни пронзительный голос старой колдуньи Софьи Антоновны. – Кто-то ослепил Зеркало королевства! Ищите врага на небе, на земле и в воде! Если вы его найдете – да смилуются над ним Небеса! Вы же не давайте врагу пощады!

Горгулья Гуля и Фурия Фая тут же взмыли в ночное небо.

– Адрамеллех! – Крикнула колдунья.

При звуках этого имени со стороны Королевского сада от рухнувшей сторожки поднялась гигантская тень, словно сотканная из черного дыма и копоти. Над городской стеной возвысился гигант с головой осла и павлиньим хвостом:

– Кто потревожил Адрамеллеха, Славного ассирийского царя, пожирателя детей и Повелителя Мух?! – пророкотал он.

– О, демон, крадущий солнечные лучи! – воскликнула колдунья, – Сдерни завесу тьмы, скрывающую врагов! Обрати ночь в день и покарай наглецов!

Адрамеллех гадко расхохотался – будто заревел осел, взмахнул своим павлиньим хвостом, поднял руку, разжал кулак, и темноту вдруг прорезал яркий луч. Мертвенно бледный свет скользнул по городской стене, прошелся по воротам Королевского сада и уперся прямо в помидорлоковую аллею.

Ночной Шутник прикрыл глаза рукой от слепящего свечения. Он повернул к Арчибальду бледное лицо.

– Похоже, это была последняя шутка, дружище… – прошептал Шутник побелевшими губами. – Прости, что не смог помочь тебе! Спрячься под деревьями и не шевелись! Я отвлеку их! В конце концов, я ведь один во всем виноват.

Незадачливый похититель повернулся, чтобы уйти, но слон ухватил его хоботом за воротник и удержал. Где-то наверху вдруг захлопали тяжелые крылья.

– Пусти! – забился Шутник, – Пусти! Я! Один! Во всем! Виноват!

Но Арчибальд лишь гневно тряхнул ушами. Несмотря на сложный характер, он умел ценить дружбу и готов был сражаться до последнего.

Воздух наполнился стрекотанием и клекотом. От городских ворот приближались тяжелые шаги. Мертвенный слепящий свет становился все ярче. И вдруг…

И вдруг пошел снег. Необычайно мягкий, настолько пушистый и ласковый, что казался теплым. Он гладил щеки Шутника и щекотал его нос. Снег поглотил жестокий луч Адрамеллеха, кромсающий ночь, и словно периной обволок страшные крылья Горгульи и Фурии. Крылья эти еще чуть слышно хлопали где-то за подвижной пеленой, но Шутник знал – снег уводит их куда-то далеко. А еще он надежно укрывает слоновьи следы, чтобы никто на свете не смог разгадать тайну побега из Королевских слонюшен.

Ночной Шутник поднял ладонь и поймал удивительно большую и красивую снежинку. За исключением размеров, это была совсем обыкновенная снежинка. Только она не таяла и совершенно непостижимым образом улыбалась Шутнику. Он оглянулся. Тысячи и тысячи снежинок танцевали в воздухе и добродушно смеялись, глядя на спасенных беглецов.

Наконец, Ночной Шутник узнал этот снег и понял, кто следил за ним всю ночь.

– Лада… – улыбнулся он. – Спасибо! Спасибо, принцесса Ладушка!!!

Арчибальд торжественно затрубил. Потом он обнял Шутника хоботом за плечи. Так, обнявшись, они и зашагали к Королевскому порту. В такой снегопад проскользнуть незамеченными в трюмы каравеллы «Колибри» будет легче легкого.

Снежинка Ладушка тихонько засмеялась:

– Как славно все получилось!

Ладушкино утро

– Как славно все получилось! – прошептала Лада и проснулась. На несколько секунд она прикрыла глаза, все еще пребывая во власти сновидения…

Как же хорошо быть полновластной хозяйкой в своем личном Почти Волшебном Королевстве! Там, где тебя все называют принцессой, но совсем не потому, что ты дочь доброго старика Артура Федоровича. Нет, ты совсем не его дочь! Просто именно сегодня тебе захотелось быть принцессой, а все жители королевства любят тебя так сильно и искренне, что всегда соглашаются с любой твоей фантазией. Хорошо, когда ты можешь изменить любой закон своего Королевства, если вдруг он покажется тебе неправильным. Ты можешь в один миг устранить любую несправедливость – для этого достаточно одного лишь желания. Хорошо, когда в твоем Королевстве так много доброты, что у него вот уже триста шестнадцать лет нет врагов. Даже злобные демоны здесь становятся смирными и кроткими, являя свою суть лишь тогда, когда государству грозит опасность. Наконец, просто здорово, что ты можешь, оставаясь невидимой, помогать отчаянным, но добрым и смешным выходкам Ночного Шутника. Ты даже можешь превратиться в теплый снег, чтобы разогнать кошмарных чудищ…

***

Тётёля уже встала: на кухне шипел чайник и тихо позвякивала посуда. Настенные часы показывали семь часов утра. Ладушка решительно скинула одеяло и опустила босые ноги на пол. На тумбочке у кровати лежала потрепанная монография «Мифология в вопросах и ответах: Учебное пособие для вузов».

«Надо не забыть вернуть в библиотеку» – мимоходом отметила Ладушка. Она сладко потянулась, привстав на цыпочки, обвела свои владения взглядом, и вдруг поняла, что в комнате что-то неуловимо переменилось. Утренние сумерки, будто кофе – молоком, были разбавлены каким-то необычным, тихим светом. Он лежал на овальных часах с оранжевым циферблатом, на столе, заваленном по углам книгами и тетрадями, на затейливых голубых цветочках обоев – словом, по всей комнате и будто добавлял обстановке белизны и свежести.

Ладушка на цыпочках подошла к окну и тихонько пискнула от счастливого удивленья: за окном лежал пушистый снег! Первый снег в середине сентября – в разгар бабьего лета! Будто прямиком из ее сна – совершенно такой же мягкий и даже теплый на вид.

Ладушка бросила еще один восхищенный взгляд в окно и легким вьюном закружилась по комнате. Она ловко убрала постель, накинула халат, прибрала волосы, украдкой показала зеркалу язык и скользнула к ванной.

– Привет, Тётёля! Там снег выпал! –радостно крикнула она в проем кухонной двери.

– Вот я тебе покажу тётю! У тебя на пятую точку еще и град выпадет! – сердито донеслось в ответ.

– Пжасти! Пжасти, Оля! – промычала Лада уже из ванной, пытаясь перекричать шум воды и одновременно не подавиться зубной пастой.

Тётёля, сидя у кухонного стола, наносила макияж. Ее левый накрашенный глаз глядел на мир из-под кокетливо изогнутых ресниц величаво, с загадочным прищуром. Правый, еще не накрашенный, смотрел заспанно и недовольно.

Лада наливала чай. Тётёля, борясь с яростной зевотой, проворчала:

– Какая, все-таки, гадость – эта ваша семь утра! Чего ты подскочила ни свет, ни заря, Ладушка-Оладушка?! Меня в твоем возрасте бабка Дуся за косу с кровати стащить не могла!

– На работу! – гордо заявила Лада.

– На работу… – усмехнулась Тётёля. – Работа – это где деньги платят. А у тебя не работа, а так – кружок для младшего дошкольного возраста.

– Мне тоже платят! – смутилась Ладушка.

– Угу… Книжками пыльными. Сказки разрешают задарма читать. Ты все в «ладушки» играешь! – Тётёля докрасила правый глаз и наклонилась к небольшому круглому зеркалу, придирчиво разглядывая морщинки на лбу.

– Ну почему… Деньги же мне тоже платят. Только ведь они – не главное! – убежденно сообщила Ладушка, разворачивая конфету.

– Поешь по-человечески! – сердито сказала Тётёля. – Одни конфеты круглыми сутками! Смотри, разнесет как…

Она хотела сказать: «Как меня», но вовремя спохватилась.

– Разнесет как… Ну, как не знаю кого! Будешь сидеть девицей у окошка: ни денег, ни мужика, только задница – на семерых росла, одной досталась!

– А я много могу съесть… – ответила Ладушка, стараясь не показать смущение. – И не толстею, вот! Все люди разные…

– Угу… – в такт кивнула Тётёля, – знаем-знаем! Все люди разные… Одна я одинаковая! Хватит пререкаться. Жуй молча!

Ладушка обиженно засопела, склонилась над большой чайной чашкой и по-мышиному захрустела печеньем. Тётёля была ее родной теткой – младшей маминой сестрой. Когда Лада только родилась, Ольга еще училась в школе, и ее очень забавляло взрослое звание тети. Но с годами носить этот «титул» ей нравилось все меньше и меньше. Теперь, когда свой возраст Тётёля определяла фразой «чуть за тридцать», она вдруг начала требовать, чтобы ее называли просто по имени – Олей. Но робкая и вежливая Лада, с детства привыкнув «тётёлькать», с трудом перестраивалась на новый лад.

Ольга, открыв очередную баночку с каким-то ароматным колдовским снадобьем, втирала его в руки. Запахло цветами и одновременно – кондитерской. Руки Тётёли были белыми и мягкими. Глядя на ее энергичные и точные движения, Ладушка в восхищении замерла с открытым ртом, не дожевав печенье. Меж тем, тетка, не теряя ни секунды, отставила банку с кремом, открыла пузырек с лаком и ловко начала красить ухоженные ногти.

– Какие у тебя красивые руки, Тётёля! – наконец, с тихим восхищением вздохнула Лада. – Совсем как у настоящей Знатной Дамы!

– А ты перестань по деревьям лазить, и у тебя такие же будут! – отрезала Ольга, не прельстившись комплиментом. Ладушка тут же покраснела и спрятала исцарапанные руки под стол.

– Я не лазила по деревьям! – смущенно пояснила она, – я же рассказывала… Это елка в парке… Она особенная. Нижние ветки – как шалаш. С тротуара не видно, а если под них заберешься, можно стоять, не нагибаясь. А птичья кормушка возле самого ствола висит. Никак не подберешься, чтобы не исцарапаться…

– Ну и на кой черт тебе туда подбираться? Если уж так хочется – в другую кормушку накроши. Да хоть на тротуар насыпь – воробьев везде хватает!

– Нет… Она особенная, эта елка – я же говорю. Везде птицы прилетают, поклюют, и улетают. А на этой елке они всегда живут… Они песни поют. Радуются. И утром, и днем, и вечером тоже. Понимаешь? А еще…

– А еще на тебя зеленки не напасешься, – перебила Тётёля. – Девица на выданье, а руки – как у слесаря!

Через некоторое время она взмахнула растопыренными пальцами, просушивая лак.

– Вообще, лучшее средство ухода за руками – делать все руками мужа! – авторитетно заявила Тётёля. – Но это не про нас с тобой, подруга! Мы – женщины одинокие, свободные и трудолюбивые! Все. Чао, крошка! Я на смену. Да и ты топай на свою работу – тебе там еще кота кормить.

– Ка-акого кота? – не поняла Ладушка.

– Который тебе прошлую зарплату наплакал!

      Тетка Оля развернулась на каблуках и ушла. Она работала в кондитерском отделе огромного круглосуточного гипермаркета «Плеяда», который в городе почему-то окрестили «Ваксой». Лада тоже не стала задерживаться. Когда она говорила Ольге о том, что поднялась так рано из-за работы, она немного лукавила. В университет ей нужно было к половине девятого – к первой паре. Ее работа (точнее, подработка) в университетской библиотеке закончилась сразу, как только начались занятия. На этом настоял сам Артур Федорович. Но причин не залеживаться в постели у Ладушки было множество.

Во-первых, надо было узнать предсказание Вещего светофора. Во-вторых, никак нельзя опоздать за дирижерский пульт – ведь кто-то же должен командовать парковым оркестром, исполняющим утренний вальс. В-третьих, нужно поздороваться со всеми знакомыми – людьми и животными. В-четвертых, проведать Вкусную елку, накормить птиц и забрать заслуженную конфету (а это лучше делать рано утром, пока еще нет посторонних глаз, бессовестно проникающих в чужие секреты). Наконец, перед занятиями нужно успеть забежать к Артуру Федоровичу, поболтать о том – о сем и угоститься консервированными персиками. Словом, дел было невпроворот. Лада поскорее оделась, положила в сумку с книгами печенье для птиц и выбежала на улицу.

***

Снег под ногами похрустывал, словно хихикал, довольный своей ночной выходкой. Солнце спешно выбрасывало свои лучи на мостовую. Оно будто извинялось за недосмотр и торопилось скорее убрать несвоевременную белизну с зеленых газонов и тротуаров. Снег не противился. Он послушно уходил, подгоняемый солнцем, но внутренне усмехался: ничего, мол, свети-свети! Скоро я вернусь, и тогда посмотрим, кто кого! Удивленные осенние цветы поднимали свои головки, расправляли примятые листья и перешептывались: «Какой ужас! Что это было?!»

Ладушка слушала эту тихую беседу по дороге к троллейбусной остановке. Она двигалась быстрым шагом, еле сдерживаясь от желания помчаться вприпрыжку. Все-таки, она теперь студентка. Нужно быть серьезнее – положение обязывает. Но в душе все прыгало и пело: такой необычный сон просто так не приснится! Он точно вещий. Ведь снег-то выпал! Значит, надо ждать в гости и Ночного Шутника?! А, может быть, это и есть тот сюрприз, который пообещал папа…

Нет! Это желание было настолько сокровенным, что признаваться в нем Ладушка боялась даже самой себе.

Троллейбус чихнул дверями и поехал. Пять остановок. Их нужно просто проехать, вися на поручнях и стараясь, чтобы тебе не отдавили ноги. В троллейбусе по утрам люди  редко бывают интересными и приветливыми. Ладушка не обижалась. Она знала, что скоро люди проснутся. И вот уж тогда они не смогут удержаться – начнут наперебой открывать ей свои истории.

Вещий светофор стоял на перекрестке перед остановкой «Городской сад». Ладушка едва ли могла сказать, откуда она узнала тайну светофора и кто подсказал ей ключ для  расшифровки его предсказаний. Тем не менее, пророчества работали безотказно.

Правила Вещего светофора были просты: чтобы узнать пророчество, перед перекрестком требовалось зажмуриться, загадать желание или сформулировать вопрос. Если светофор зажигал зеленый свет, сходу пропуская троллейбус, то желание непременно сбывалось, а весь последующий день обязательно случался чудесным. Если же троллейбус останавливался на красный, приходилось набрать побольше воздуха и задерживать дыхание. Хороший знак, если троллейбус успевал проехать, пока в легких не закончился кислород. В этом случае загаданное желание тоже исполнялось. Правда, для этого иногда приходилось очень постараться. Но случалось и так, что задерживать дыхание было уже невмоготу, а зеленый свет так и не желал включаться. В такие дни вместе с выдохом улетучивались надежды на лучшее. После столь серьезного предупреждения Вещего светофора рассчитывать на подарки судьбы не приходилось…

– Пусть мой сон будет не просто так, и сбудется то, что я хочу ! – быстро, и потому несколько сумбурно подумала Ладушка и зажмурилась. Она почувствовала, как троллейбус замедляет бег перед перекрестком. Сердце Ладушки затрепетало. Только бы зеленый! Троллейбус еще сбавил скорость, но все же беспрепятственно проехал светофор.

– Ура! – мысленно возликовала Ладушка. Двери снова чихнули и выпустили ее на мостовую.

В университет можно было добраться и на маршрутке, которая подъезжала к самой университетской площади. Но Ладушке куда больше нравилось ездить на троллейбусе, чтобы совершать каждое утро небольшое путешествие через городской парк. Зачем? Это вряд ли поймут те, кто считает, что прямой путь – самый короткий, а время – это обязательно деньги.

Забор городского сада не был высоким – примерно до пояса. Но ему ни к чему было быть высоким. Кружево литых вензелей на чугунных розетках, хитросплетение кованых ветвей и неизвестных листьев, выкрашенных в черный цвет, массивные столбы, увенчанные тяжелыми шарами – все говорило о том, что забор – не просто ограждение, а граница между двумя мирами, которую нельзя просто так пересечь. Из суетного, громкого, горячего мира большого города в прохладное темно-зеленое царство парка можно было попасть через гигантскую Арку. Она заслуживала того, чтобы именоваться с заглавной буквы. Как же постарались литейщики и кузнецы! Металлическое кружево вздымалось к самым небесам! Под Аркой, казалось, легко мог бы пройти Королевский слон в парадной сбруе, если б у него нашлись дела в городском парке. Тенистые липы и клены смыкали свои ветви над широкой главной аллеей, превращая ее в тоннель, наполненный зеленоватыми сумерками. Каждый раз, ступая на разноцветные плиты аллеи, Ладушка замирала от щекочущей смеси страха и ожидания непременного чуда, которое ждет ее в конце пути.

О чем поет утренний город

– Адрамеллех!

Воображаемые ворота, окованные зеленой бронзой, неслышно распахиваются перед путницей, владеющей тайной имени стражника.

– Привет, Амелька! Что хмуришься? Не выспался? То-то же!

Сухонький старичок в восточном халате стоит на пороге небольшой будки, установленной чуть в глубине сада – слева от ворот. Он зябко запахивает полосатый восточный халат, поправляет тюбетейку и тянет к небу ладони лодочкой – так дети ловят теплый дождь. Но солнце еще не добралось до его крыльца. Старик недовольно цокает языком и бормочет:

– Нимага кор сентябрда? Дахшатли об-хаво!

(Зачем снег в сентябре?! Ужасная погода! – узб.яз.)

– Не ворчи, Амелька! А не то хвост полиняет!

Вперед, вперед! Зеленые сумерки отступают перед теми, кто силен и бесстрашен! Нужно успеть! Заставлять играть оркестр без дирижера – верх неприличия! Сбежавший снег оставил на разноцветных плитах аллеи свой след. Ага! Само собой, хулиган-снег не смог пройти и мимо дирижерского пульта! Конечно, на первый взгляд никакой это не пульт, а обычная довольно потрепанная парковая скамейка – одиннадцатая от ворот, если считать по правой стороне. Но на самом деле это лучшее место – отсюда виден весь огромный оркестр.

Тающий снег промочил крашеные доски скамейки. Но это не страшно – можно подложить сумку с книгами и на время примоститься сверху. Так даже лучше. Итак, дирижер у пульта, зрители на местах. Когда же начало?

Зеленый занавес листвы чуть колышется. За ним угадывается суета оркестрантов. Вечно у них так: в последнюю секунду нужно что-то переменить или поправить, сдвинуть стул, наклонить пюпитр с нотами! За спиной едва слышный гул партера, вежливый, но и нетерпеливый. С высоты лож раздается легкомысленное щебетанье. Ах, эти птицы порою совершенно не умеют себя вести!

Пора… Пора, пора!!! Поклон публике, стремительный разворот – взметнулись фалды воображаемого фрака! Дирижерская палочка взмывает вверх…

Вот она – секунда всеобщего молчания… Что? Кажется, началось?! Да! Началось…

– Цок… Цок… Тик-так…

Из глубины аллеи приближаются шаги. Это Старик-Часы. Он никогда не опаздывает. Он проходит по главной аллее ровно в восемь. Неспешное цоканье его подкованных башмаков, словно метроном, задает ритм огромному оркестру, замершему в ожидании. Старик-Часы высок, худ и сутул. Руки, как всегда, сомкнуты за спиной, в пальцах – шляпа. Вот бы как-нибудь незаметно опустить в эту шляпу конфету?! Привет, Старик-Часы!

– Ху-ху-Ха! Ху-ху-Ха!

Начинается музыка! Слева по аллее бежит Человек-Ветер. Он специально дышит так глубоко и громко – тренирует свои легкие. Два шага – выдох, третий и четвертый – резкий вдох: «Ху-ху-Ха! Ху-ху-Ха!» На каждый «цок» старичка – вдох и выдох бегуна. В его глазах что-то далекое, словно неживое. Будто он бежит здесь, и одновременно – в тысяче разных мест на земле. Его могучее тренированное дыхание раскачивает верхушки лиственниц в тайге и поднимают океанские волны.

Главная аллея, вымощенная плиткой – огромная клавиатура с разноцветными клавишами. Какие ноты сегодня возьмет Человек-Ветер? Ведь иногда он бежит мелкой трусцой и будто нарочно наступает только на узкие красные плиты – диезы и бемоли. Вступление получается сложным, дробным, путаным. Иногда он летит широкими скачками по большим прямоугольникам серых плит, и ноги его нажимают только на «белые клавиши». Тогда музыка выходит довольно однообразной, хоть и ритмичной.

Но подождите?! Что за чудо?! Сегодня Человек-Ветер играет что-то уж совсем необычное… Позвольте! Да ведь он перепрыгивает лужи!

Вот бег замедляется… Пиано… С белой клавиши – на красную! С красной – на белую. Острожное стаккато на носочках между луж.

Пиано, пиано! Впереди целое море!

Человек-Ветер вскочил на бордюр и выбил по нему семенящими шажками дробную трель… Куда же дальше?! Кругом вода?!

О, Боже мой! Что за дивный прыжо-о-о-ок! Форте! Фортиссимо!!!

Шлеп-плюх-плюх-плюх… Хм, не долетел… Надеюсь, ты не очень промок, Человек-Ветер?! Мокрые ноги на ветру никого не обрадуют.

– Тра-та-та-та-та-та… – голубиная стая, хлопая крыльями, сорвалась с разноцветных плит и начала выписывать круги в светлеющей синеве утреннего неба. Сонные голуби грелись под первыми лучами солнца, пробившимися сквозь листву, но черная кошка стремительным прыжком вспугнула птиц. Молодец, Корогуша! Надеюсь, ты успела выспаться?

– Жжжих! Жжжих! – далеко, на другом конце парка, мерно шуршат по асфальту метлы дворников.

Звуки просыпающегося города пока еще робкие. Но они множатся, наслаиваются. Они сливаются в радостную мелодию утра. Музыка эта еще нежна и ненавязчива. Но постепенно она набирает силу:

Резко гаркнула ворона. С соседнего дерева ей отозвались сразу две. В терцию. Так и заработали дальше на три голоса – синкопами.

– Бим… Бом… Бим-м-м-м! Бом-м-м-м! – врывается в хор тяжелый медноголосый колокол. То есть, конечно, это не колокол, а гидравлический молот, забивающий сваи на далекой стройке, но голос у него просто потрясающий.

Звуки воображаемой флейты легким шлейфом плывут за девочкой-гимнасткой. Она спешит на тренировку – гимнастический обруч в розовом чехле переброшен через ее плечо. Шаги ее легки и невесомы, но каждое движение исполнено молодой радостной силы, стремления вперед. Перепорхнув очередную лужицу, гимнастка вдруг сходу делает фуэте. Невидимая флейта переливисто смеется. Доброе утро, девочка-гимнастка!

Справа скрипят резиновые сапоги – будто пробует свои силы тромбон. Это шагает прыгающей детской походкой Человек-Привет. Все в нем блестит: его черная резиновая обувь, целая гирлянда значков на лацканах зеленой куртки, бритые под ноль виски, лаковый козырек его непременной кепки и такая же непременная, никогда не сходящая с лица, улыбка. Такая уж у него служба. Ранним утром Человек-Привет берет под мышку холщовую авоську и выходит из дому. Он несет свою улыбку, как флаг, шагая навстречу прохожим. Шагает затем, чтобы люди улыбались друг другу и здоровались друг с другом. Привет, Человек-Привет! А все-таки интересно – что у тебя в авоське?!

Деловито и басовито, будто по струнам контрабаса, топает совершенно круглая школьница, на ходу жуя бутерброд. Круглое лицо, круглые щеки, круглые кусочки колбасы. Эй! Поспеши! Опять опаздываешь? Гимнастка обогнала тебя на целых пять минут! Круглая девочка – тоже гимнастка. Только об этом никто не знает. Пока ее все только дразнят. Но в один прекрасный день она, подобно бабочке, выпорхнет из своего кокона и сделает тройное сальто назад. Все обидчики обалдеют и будут аплодировать стоя. А вот вам! Нечего было обзываться!

Радостный грохот – будто горох сыплется на большой турецкий барабан. Это подскакивает на стыках плитки пластмассовый грузовик. Его тянет на веревке краснощекий, похожий на снегиря, малыш. Малыша тянет молодая краснощекая мама. Мама торопится, а малыш – нет. И грузовик – тоже нет…

Звучат маракасы. Это папаша с дочками-двойняшками. Одинаковые сапожки, одинаковые курточки, одинаковые шапочки с одинаковыми помпонами, одинаковые вздернутые носики. Красота! Как, наверное, здорово – иметь возможность посмотреть на себя со стороны без зеркала! При каждом шаге двойняшки-маракасы радостно гремят. Даже гадать не надо: совершенно точно у обеих в карманах жестяные коробочки с леденцами-монпансье! Тоже одинаковые…

Лениво, низко, неспешно поет виолончель. Это вышла на прогулку огромная черная собака-водолаз. Хозяйка зовет ее Лорой, но на самом деле ее зовут Медведица. Это имя подходит ей куда больше. Как вязкая янтарная капля меда медленно стекает с ложки, так и Медведица плывет по аллее – будто бы неохотно, будто бы обдумывая каждый шаг. Но движение это полно тягучей силы и грации.

Но вот неспешный голос виолончели заглушает ударная установка. Наперегонки дробно молотят том-томы, ухает «бочка», выстукивает сложное соло малый барабан под аккомпанемент звенящих тарелок. Это мальчишки бегут в школу, толкаясь, споря и крича.

Какофония нарастает. Город проснулся. Аллею постепенно заполняют Серые. Серые – те, кто оказался на аллее случайно. У случайных редко бывает интересная музыка, потому что аллея для них не огромная клавиатура, а расстояние из точки А до точки Б. Серые спешат, что-то нервно объясняют трубкам своих телефонов. От них лишь шум. И совсем нет интересных историй.

Куда идет этот целеустремленный молодой человек в сером деловом костюме? Грабить Королевские слонюшни или добывать Золотое руно? Нет… Он совершенно точно и предсказуемо идет в офис. Об этом, и только об этом говорят его целеустремленное лицо, целеустремленный шаг, целеустремленный костюм и целеустремленные очки в узкой золотистой оправе. Вот разве что прическа у него какая-то нецелеустремленная: несмотря на все старания, из аккуратно уложенной челки выбился непослушный вихор. Он торчит озорно и даже протестующе. В нем одном – больше музыки, чем во всем целеустремленном офисном юноше.

Город пошел на работу. Надо торопиться дальше! Теперь оркестранты справятся сами. Легкий поклон зрителям. Заслуженные аплодисменты: славная вышла мелодия! Сегодня город будет жить под очень хорошую музыку.

Послание Ночного Шутника

Впереди зеленого тоннеля забрезжил свет – аллея выводит путницу на Площадь Трех трубачей. Конечно, это не площадь, а небольшая круглая площадка с белой колонной посредине. Серые люди могут воспринимать ее как досадную помеху, заставляющую уклониться с прямого пути. Зря! Если поднять голову и хоть пару минут посмотреть на нагих бронзовых карапузов, установленных на колонне, захочется смеяться и плясать вместе с ними. Они плещутся в радости детства и тонко трубят в длинные трубы. Если услышать их смех, круглая площадка действительно покажется Площадью, предназначенной для танцев, смеха и счастливых объятий.

Но что это?! Там, за колонной… Это… Да это же… О, чудо! Ведь это же Арчибальд! Ночью кто-то собрал весь снег с Площади и вылепил из него пузатого слона с довольной физиономией. А чего бы слону быть недовольным?! Ведь он, наконец-то, играет в прятки! Вон как укрылся за колонной – сразу и не разглядеть.

Кажется, светофор не обманул! Ночной Шутник и впрямь побывал здесь…

Сверху, радуясь удачной выходке Шутника, заливисто смеются бронзовые трубачи. Хотя, быть может, это не их смех, а радостное щебетание обитателей Вкусной елки? Их голоса порою очень трудно различить…

Огромная Вкусная елка растет на краю Площади. Она опустила свои нижние ветви почти до земли. Нужно осторожно поднять колючую лапу и проскользнуть в открывшийся проход. Здесь, в шалаше из веток, можно выпрямиться в рост. Любопытные синицы, как по ступеням лестницы, скачут по веткам своего дома и громко обсуждают последние новости.

– Привет, синицы! Сегодня у нас на завтрак печенье. Ой… То есть, у нас на завтрак не совсем печенье, а печенье, на котором немного посидел дирижер паркового оркестра. Но вы же не обидитесь? Вы отдадите мою конфету?

Сразу за кормушкой в огромном стволе скрывается дупло. Обнаружить его сможет лишь тот, кто угощает птиц – нужно высыпать корм и протянуть руку чуть дальше, тогда в стволе обнаружится пустота. Ну! Еще чуть-чуть! На цыпочки! Шершавая кора, капелька смолы липнет к ладони… Ох… На руке опять будет царапина… Где же? А! Вот. Пальцы находят небольшую картонную коробку. На ее крышке – затейливые буквы: «Тебе от нас!» Внутри – шоколадная конфета. Она появляется там каждое утро. Откуда? Ее, конечно, приносят благодарные синицы и дарят тому, кто их угощает.

– Тебе от нас! Тебе от нас! – кричат птицы, прыгая с ветки на ветку.

– Спасибо, синицы!

Вперед! По главной аллее, мимо красных рябин. Рябины – это карликовые помидорлоки. Северный сорт. Потому и горькие. Небольшой фонтан, за ним аллея расширяется практически вдвое, образуя еще одну небольшую прямоугольную площадь. Здесь тоже гуляют старые знакомые.

Привет, Рома и Римма! Привет, Софья Антоновна! Толстобокие кудлатые Рома и Римма, связанные одним поводком, как всегда тихо ссорятся. И что вы делите каждое утро, барбосы?! Не надоело? А Софья Антоновна стала совсем рассеянной. Правый локоть пальто протерся, левый рукав в кляксах, и пуговица на одной нитке висит. Расчесаться забыла. Ох, уж эти ученые-колдуньи! Идет бездумно за собаками – голова ее явно занята изобретением формулы какого-нибудь очень необычного зелья.

Впереди столетние дубы, а за ними еще одна огромная витая Арка. Она – сестра-близнец Главной Арки, и тоже находится на границе миров: из сказочного сумрака сада ведет она путницу к дворцовой (точнее, университетской) площади, где вздымает в самое небо острые шпили дворец Артура Федоровича (университет).

На площади за воротами машут метлами дворники в зеленых комбинезонах. Привет, Гуля и Фая! Какие-то вы хмурые с утра! Что, подметаете опавшие листья? Ну, уж нет, нас так просто не проведешь! Тут листьев-то – Корогуша наплакала! Наверняка, разбираетесь с магическими кругами. Конечно, неопытный путник может побежать через площадь напрямую, понадеявшись на то, что все ловушки уже сняты. Но спокойнее свернуть налево и пройтись в обход – по тротуару. А то попадешься, и прощай утренний компот из персиков!

      Ой! Снова Корогуша! Тебе тоже достался сюрприз?! Я вижу, Ночной Шутник сдержал обещание и в самом деле принес тебе жареную курицу?! Поздравляю! Ну, кушай, кушай. Заслужила. Приятного аппетита!

Что? Любой добрый человек может положить на парапет ограды кусочек курицы для бродячей кошки? А кто же тогда, скажите на милость, расцветил чугунный шар, венчающий первый столб парковой ограды, в огромный желтый смайл?! Нет, Ночной Шутник где-то рядом. И, кажется, он решил оставить подсказку – как его найти!

Вот: на каждом чугунном шаре ограды написана маленькая буква! Надо только прочитать послание! Вместе с пролетами забора оно убегает вдаль, аж до остановки маршрутки!

Смайлик… Пролет… «В»… Пролет «О»… Надо быстрее, а то можно не успеть на занятия! Пролет-«К»-пролет–«Н»-пролет-«Е» Так! Запишем в блокнот: «В окне» Что там дальше? Бежим!

В окне меч… Вон анаболик Мотебудан-517В… А буду я нем… Ищи!..

А Лев Самус лег на диван.

Ух… Можно перевести дыхание! Ну и послание оставил Ночной Шутник! Ошибки быть не может – каждая буква перерисована в блокнот. Но что бы значила эта странная надпись? Впрочем, разобраться с нею еще будет время. А сейчас – в Университет.

Тротуар, площадь, ступеньки, двери, турникет! Коридор – налево, коридор – лестница, четвертая дверь по правой стороне! Часы показывают четверть девятого. Ух!

– Здравствуй, Ладушка! Почему ты так запыхалась?

– Артур… Ух… Федорович! Вы верите в вещие сны?! И еще… Уф… Вы знаете, кто такой Лев Самус?

Папа

Ладушка приехала в город из Крутенок, когда окончила школу и успешно сдала экзамены в Университет. Крутенки были далеко – сначала четыре часа на автобусе до райцентра, а потом еще добрых два часа на попутке по ухабистому проселку.

Асфальта в Крутенках еще не было, а Интернет уже был. Именно он сообщил радостную новость о зачислении. Мать сначала обрадовалась, а потом всплакнула. Потом стала звонить сестре Ольге в город и укладывать чемоданы.

– Поехали, чего уж… – сказала она. – Своими глазами поглядим. Вдруг врет он, этот твой интернет?..

Ладушка и сама боялась, что врет. Одна часть ее души звенела от счастья, как парадные бубенчики в ушах королевского слона, другая тряслась, как заячий хвост. Перспектива жить и учиться одной в огромном чужом городе захватывала и пугала. Как всегда, оказавшись в затруднительной ситуации, Ладушка забралась с ногами на свою кровать и прошептала: «Папочка! Мне страшно… Как там будет?»

«Не вешай нос, Ладушка! Этот орех нам по зубам!» – ободряюще ответил невидимый папа.

Отец уехал куда-то очень далеко, когда Лада была еще совсем малышкой. Даже само название той земли, куда он уехал, было беспощадно далеким – Дальний Восток. Отчего он уехал – маленькой Ладушке никто не объяснял. Мама каждый раз сердилась, или хуже того – молчала и плакала в своей комнате за шторкой. Остальные взрослые прятали глаза и спешили завести разговор на другую тему.

Но папа приезжал. Один раз в год, летом. Он всегда привозил подарки. Не только игрушки или красивые платьица. Папа всегда умел изобрести что-то совсем необычное.

Но дело было даже не в подарках. Главное заключалось в том, что на какое-то время папа принадлежал только Ладушке. Они устраивали качели, вместе гуляли по лесу, часами сидели на берегу речки и говорили обо всем на свете: почему кузнечик зеленый, а божья коровка красная, зачем человек икает и к чему у рыбы-пилы вместо носа – пила. Вместе они ездили в город, ходили в театр и цирк, и все было просто чудесно, но примерно через неделю папа обычно уезжал. И Ладушке становилось настолько горько, что слезы, не спрашиваясь, текли по нескольку дней кряду. В такие дни она не знала, как было бы лучше: чтобы папа приезжал почаще, или не приезжал совсем. А потом она снова начинала ждать, и ждала целый год.

Еще папа писал и звонил. Потом письма стали приходить все реже и реже, остались только звонки. И однажды папа не приехал. По телефону он извинился и сказал, что возникли проблемы на работе. Потом Лада узнала – у папы новая семья.

Ладушка не обижалась, не считала себя несчастной или чем-то обделенной (такая уж особая пора – детство). Она твердо знала: пусть хоть сто тысяч новых семей будет у папы, в первую очередь он все равно будет ее, и ничьим больше. Иначе и быть не могло. Ведь даже это необычное имя – Ладушка – выдумал папа. Он, родной и все понимающий, всегда был и будет где-то рядом.

Даже когда отец не приезжал по нескольку лет к ряду, и лишь изредка звонил, он все равно присутствовал поблизости, как  добрый невидимка. У него можно было спрашивать совета. Ну, или у себя спрашивать – как бы он отнесся к тому или иному поступку.

А потому, когда Лада узнала о зачислении в Университет, она первым делом мысленно поделилась страхами и тревогами с папой. «Этот орех нам по зубам!» – ответил папа. Он всегда так говорил. От этих слов одновременно потеплело в груди и защипало в носу.

Библиотека Артура Федоровича

Тетка Ольга около двух лет назад разошлась со вторым мужем. «Освободила его досрочно за хорошее поведение!» – поясняла она. Кипучей радости по поводу приезда деревенской родни она не выказала. Но когда Ладушка с матерью убедились, что интернет не врал (сходили в университет, где своими глазами увидели списки зачисленных на филфак) и завели речь об устройстве в общежитие, Тётёля категорически воспротивилась.

– Нельзя такой деревенский оладушек в общежитие! – заявила она. – Пусть при мне поживет, осмотрится. Потом подумаем.

Мать обрадовалась и засобиралась назад в Крутёнки – подходила пора страды на огородах. Собиралась домой и Ладушка – делать в городе до начала занятий было абсолютно нечего. Однако нежданный случай избавил ее от огородной повинности. Получилось это так. В Университете на доске объявлений среди списков задолжников, гневных угроз коменданта общежития в адрес дипломников, не сдавших комнаты, и прочей бумажной шелухи, Лада увидела небольшой аккуратный листок, исписанный каллиграфическим почерком:

Внимание!

Работа для студентов

на время летних каникул. За справками

обращаться в университетскую библиотеку к

заведующему А.Ф. Королеву

Пожалуй, эта бумажка единственная из великого множества объявлений могла иметь к Ладушке какое-то отношение: она еще не была ни задолжницей, ни дипломницей, в глаза не видала никаких комендантов. Но вот студенткой она уже была. Положение, как говорится, обязывало… За один лишь последний месяц своей жизни Ладушка, словно платья в примерочной, переменила наряды школьницы, выпускницы, абитуриентки, и теперь осваивалась в новом студенческом образе. Что ж удивляться, что обычно робкая и стеснительная девушка вдруг ощутила в душе присутствие новых незнакомых амбиций? «Схожу! Хотя бы на разведку!» – подумала она и решительным шагом направилась разыскивать библиотеку.

Седобородый Артур Федорович Королев, главный в этом книжном царстве, покорил Ладушку совершенно. Едва увидев ее на пороге своего небольшого кабинета, где все сплошь было уставлено книгами, он заговорил с нею как со старинной знакомой. Он напоил ее чаем, угостил замечательным компотом из консервированных персиков и за угощеньем объяснил причины, побудившие его написать объявление.

«Летнюю работу для студентов», которую предлагал Артур Федорович, можно было бы назвать непыльной. Но не получится. В первой половине дня нужно было подниматься по гигантской стремянке под самый потолок, снимать с полок толстенные тома, аккуратно стирать с них пыль, сверять с картотекой инвентарные номера и библиографические данные. Во второй половине – усаживаться за компьютер и составлять электронный каталог – перепечатывать уточненные сведения с желтых картонных карточек, рассортированных по длинным фанерным ящикам.

– Неужели здесь и впрямь можно найти нужную книгу?! – тихо спросила она, -

Ведь это неделю придется искать…

– Не более пяти минут! – рассмеялся Артур Федорович и поправил очки. – А благодаря Вашей бесценной помощи к началу семестра это время, надеюсь, сократится до одной минуты.

Так Ладушкина «разведка» окончилась пленом. Она еще не успела всерьез задуматься о том, что все это не игра, и даже еще не вообразила себя на верхней ступени высокой стремянки – как вдруг оказалось, что на ее помощь здесь всерьез рассчитывают. Отвечать отказом на просьбы о помощи Лада не умела.

Мать повздыхала, но было видно – осталась довольна. Дочь при деле, да еще при таком серьезном. Глядишь, в учебе скидка выйдет. Да и, честно говоря, с деньгами в доме было не очень густо. Отчим Лады опять остался без работы, а дома – еще три рта (младший еще даже в школу не пошел). А тут какая-никакая зарплата будет.

Так Ладушка осталась в городе и устроилась на работу.

Работа лишь на первый взгляд могла показаться скучной. На самом деле, библиотека напоминала Ладе огромный четко отлаженный механизм, где все находилось на своих местах, и любой сбой являлся недопустимым. Разделы, жанры, эпохи, авторы – все подлежало строжайшей систематизации. Не то, что измененная цифра или литера – даже одна наклонная черта вместо двух, или незаметная запятая, случайно выскочившая на картонной карточке вместо необходимой точки, могла нарушить стройный механизм и отправить ищущего по ложному следу: в противоположный край книгохранилища.

Сама обстановка – средоточие человеческой мысли, порожденное тысячами мудрецов за многие сотни лет – диктовала некоторую торжественность, заставляла Ладушку внутренне подтянуться, и относиться  к работе, как к священнодействию. В царстве Артура Федоровича не получалось смеяться, громко болтать о пустом или лениться.

Артур Федорович Королев оказался не только гостеприимным хозяином, но и самым интересным собеседником, какого ей удавалось встречать (ну, разве что за исключением невидимого папы). Казалось, он знал обо всем, что написано в книгах, и немножко больше. Например, о Ладушкином настроении и мыслях, даже если она не говорила о них вслух.

Вообще, Ладушка не очень привыкла делиться своими мыслями и чувствами. Наверное, это началось с той поры, когда уехал папа. У нее так и не получилось завести закадычных подруг в школе. Ведь девочек объединяют секреты. Она же секретничать не могла. Настоящие серьезные вопросы, терзавшие ее душу, Ладушка не задала бы никому из одноклассниц. Чувствовала – не поймут.

Была серьезная надежда на университет. Но занятия длились вот уже две недели, а Ладушка все еще чувствовала себя чужой в своей группе. Двадцать шесть девушек и только один щупленький паренек в пиджаке с пустыми плечами. Наверное, он мог бы ощущать себя в дамском коллективе еще более чужим, чем Ладушка. Но он, казалось, попросту не может через свои толстенные очки разглядеть ничего, кроме конспектов и учебников. Ну а девушки… Девушки были из другого измерения. Того, где правил бал парфюм, косметика, бренды, тусовки и социальные сети. В перерывах между парами Лада просто не знала, как поддержать разговор в этом жеманящемся кругу.

Но удивительное дело – одинокой себя она совершенно не чувствовала. Ведь в одно дивное утро компанией ей стал весь огромный город.

Стих

Город всегда немного пугал Ладушку. В Крутёнках она всех знала наперечет. С самого детства особое удовольствие для нее составляло здороваться с соседями. Утром по дороге в школу первой встречалась соседка тетка Дарья. Высокая, широкоплечая, как мужик, улыбчивая и краснощекая. У Дарьи в хозяйстве была пегая корова Мушка и бык Ерёма. Мушка почему-то не любила коллектив. Утром она не уходила на пастбище вместе со стадом – паслась сама где-то около дома или лежала в прогретой дорожной пыли, лениво перемалывая жвачку. Однажды Ладушка нечаянно наступила ей на хвост, но Мушка даже ухом не повела. А Ерёму держали в загоне. Его боялись. И не только детвора. Однажды от Ерёмы спасался на заборе сам директор школы Юрий Валентинович.

– Здравствуйте! – радостно кричит Ладушка через палисадник и кланяется. Она ничего не могла с этим поделать: когда нужно было поздороваться с хорошим человеком, голова сама наклонялась. – А у меня зуб качается!

– Здравствуй, Ладушка! – отвечает тетка Дарья. – Молочка парного попьешь? Только-только надоила!

Ладушка пьет из огромной железной кружки теплое молоко с запахом луговых трав…

У следующих ворот молодой агроном Игорек (несмотря на серьезную должность, все его так и зовут – Игорьком) воюет с мотоциклом. Мотоцикл чихает и не заводится. Игорек тихо ругается и тоже чихает.

– Здравствуйте! – улыбается Ладушка. – А у меня зуб качается!

– Угу… – бурчит Игорек.

На самом деле он не сердитый, если мотор заводится. Тогда Игорек набирает в мотоциклетную люльку столько детворы, сколько войдет, и везет до школы. Но сегодня, видимо, придется пешком…

Считается, что школа далеко – на другом конце поселка. Правда, дойти даже в эту «даль» можно минут за пятнадцать. Путь Ладушки длится куда дольше. Пока она поклонится всем хорошим людям и расскажет радостную весть о зубе, который качается, пока погладит всех знакомых собак, пока заглянет в каждую лужу и покажет язык своему отражению – добрый час может пройти. Хорошо, что все встречные хорошие люди действительно хорошие. Они знают эту Ладушкину особенность и всегда напоминают ей про время – подгоняют, чтобы не опоздала на занятия.

Когда папа привозил Ладушку в город, поклониться каждому на многолюдных тесных тротуарах просто не получалось – голова бы отвалилась. Когда она пробовала здороваться со случайными прохожими, те смотрели на нее удивленно и даже чуть пугались. А папа смеялся и гладил ее по макушке.

Теперь же, оказавшись в городе одна, Ладушка и вовсе растерялась. Город набрасывался на нее всегда неожиданно и ошеломляюще: то взвизгнет тормозами легковушки на пешеходном переходе и недовольно загудит в клаксон, то в утренней толчее стукнет углом чьего-то чемодана по коленке, то отдавит ногу в троллейбусе.

Перевести дух получалось только в городском парке. Днем прохожих здесь было немного. Ладушка садилась на скамейку, поджимала отдавленные ноги и изо всех сил старалась не расплакаться. В такие минуты ей было так грустно и одиноко, что даже гордое звание студентки ее почти не радовало. Вот в эти-то горестные минуты в голове Ладушки неожиданно сами собой начали появляться строчки. Именно сами собой и именно появляться.

Ладушка не сочиняла. Она прислушивалась… День за днем она приходила в парк, усаживалась на скамейку, и ждала, когда послышатся строчки. Услышанное нравилось ей далеко не всегда. Но при этом Ладушка не была уверена – имеет ли она право что-то исправлять в этом необычном стихотворении, и потому записывала текст в блокнот, как есть.

Сначала было так:

Ища сады, Душа бродила по болотам.

Но ила наглотавшись до икоты,

В тумане потеряв следы,

Шла к омуту, сама того не зная…

Как будто бы там сад, достойный рая.

И в нем цветы – необычайной красоты…

Однажды в Ладушке было особенно грустно. Наступило воскресенье. Тётёля с утра ушла, заявив, что вернется поздно. Библиотека была закрыта, Артур Федорович проводил заслуженный выходной где-то на даче. Ладушка позвонила домой, в Крутёнки, но к телефону никто не подошел. Наверное, все были во дворе или на речке. От звука долгих гудков на душе стало совсем тоскливо, и Ладушка отправилась грустить в парк. На этот раз строчки звучали совсем отчетливо. За какой-то час Ладушка записала целую строфу:

Вот омут. Гладь, все очень тихо.

И в темноте не видно лиха,

Что суждено Душе испить сполна.

Вода темна, и ночь темна.

И в темноте не видно дна,

К которому Душа стремится…

Что будет с Душой дальше, Ладушка пока еще точно не знала. Сама собой просилась рифма «утопиться», и потому казалось, что неопытная и всеми покинутая Душа непременно увязнет в болотной топи и сгинет. Когда другие узнают о ее печальном конце, им придется горько сожалеть. Но будет уже поздно. А нечего было отпускать Душу неизвестно куда!

Облечь этот печальный финал в стихотворную форму Ладушке помешали влюбленные, которые уселись неподалеку и начали беззастенчиво целоваться. Ладушка очень смутилась и покинула свою стихотворную скамейку. Пришлось отложить этот труд на вечер. Но вечером вдруг позвонил папа…

Его родной голос походил на летний дождь: был негромким, но теплым, ласковым и радостным. Он в секунду смыл всю грусть с Ладушкиного сердца, как дождь сбивает пыль с мостовой.

– Какая же ты у меня умница! – говорил голос. – Всем знакомым тобой хвастаюсь, студентка ты моя…

Ладушка краснела. Ладушка умирала от счастья и гордости. Папа говорил, спрашивал, она что-то отвечала, иногда невпопад. Перед тем, как попрощаться, он вдруг сказал:

– Ну, теперь жди сюрприз! Заработала!

Сердце Ладушки звонко стукнуло и подскочило, как теннисный мяч…

Спросить у папы, каким будет сюрприз, она не решилась, боясь вспугнуть небывалое счастье. Но она знала, чего ждать. Дело в том, что эти папины слова не были обычными. Он всегда говорил: «Жди сюрприз!» перед тем, как приехать. Он никогда не произносил их впустую.

Каждый раз после этих слов жизнь Ладушки наполнялось счастливым ожиданием, которое окрашивало в радужные цвета все вокруг. Неважно, что текущие дела и заботы не всегда были интересными. Мыла ли Ладушка полы, меняла ли пеленки младшему братишке, учила ли словарный минимум по-английски или лечила насморк, в душе ее всегда пела мысль: «Папа едет! Папа едет!»

И вот папа позвонил. И велел ждать сюрприза… Само собой, ни о каких стихах речи в тот вечер быть уже не могло. До полуночи Ладушка вспоминала разговор с папой, поворачивая каждое слово то так, то этак, и, наконец, уснула.

Однако утром Ладушка заставила себя встать пораньше – вместе с Тётёлей. Ей было немного совестно перед Душой, которую она заставила целую ночь страдать в трясине. Надо было что-тоскорее с нею решать и внести ясность в ее нелегкую судьбу.

Ранним утром Ладушка приехала к парку, добежала до той скамейки, где сидела вчера, уселась поудобнее и прислушалась. Было еще очень тихо. Лишь птицы изредка пробовали голоса в утренней распевке. Первые солнечные лучи, просеянные через сито листвы, были чуть зеленоватыми. Казалось, стихотворные строчки в этот час будут сами прыгать на лист – стоит лишь раскрыть блокнот. Но на этот раз слова вели себя, как дети на прогулке: они скакали и кувыркались, что-то пищали вразнобой и никак не желали слушать худенькую воспитательницу, которая тщетно старалась построить их в ряд.

Пытаясь уловить общий смысл, Ладушка сосредоточилась, прислушалась и тут вдруг с удивлением обнаружила, что Душа передумала тонуть! Постепенно слова перестали прыгать, встали в шеренги и послушно взялись за руки:

Но вдруг перед Душой возрос

От Разума простой вопрос:

– Зачем все чаянья, тревоги?

Неужто не найдешь дороги

Ты к этим яблочным садам,

Там, где в тени ходил Адам,

И отдыхали его ноги?

– Найду! – вдруг радостно подумала Ладушка. Она отчетливо увидела, как Душа взбивает ногами трясину и рвется дальше – в непролазные темные дебри, потому что за ними та самая цель, из-за которой пришлось пуститься в путь. Ладушка снова прислушалась, желая знать, что же ответит Душа Разуму, но вместо стихов услышала в глубине аллеи цокающие шаги. Она завертела головой, и, наконец, увидела высокого сутулого старика. Старик взглянул на Ладушку мельком, несколько строго, и, не останавливаясь, прошагал мимо. Руки его были сомкнуты за спиной, в пальцах зажаты поля серой шляпы.

Слушая его мерные удаляющиеся шаги, Ладушка вдруг поняла, что старик идет не просто так. На самом деле, его цокающие каблуки отмеряют секунды, а сам он служит хранителем времени в этом загадочном царстве зеленоватых утренних сумерек.

Навстречу старику выбежал энергичный спортсмен в синем тренировочном костюме… Бегун так стремительно промчался мимо скамейки, что Ладушку обдало ветром.

В то утро Ладушка за каких-нибудь полчаса познакомилась со всеми музыкантами паркового оркестра. Впервые они сыграли для нее мелодию утреннего города. Теперь, когда она знала, что папа едет, город уже не казался ей таким шумным и страшным. Она поверила в то, что город может петь, и услышала эту песню.

Теперь Ладушка приходила в парк каждое утро. Даже когда моросил дождь. Даже когда очень-очень не хотелось вылезать из-под одеяла. Со временем она настолько освоилась в этом чудесном мире, что даже произвела себя в дирижеры утреннего оркестра. Каждое утро, пока город просыпался, Ладушка вместе со своими оркестрантами успевала прожить маленькую ни на что непохожую сказку.

Из всех обитателей этого необычного мира, отгороженного невидимой границей от раскаленного города, самым последним ей представился Ночной Шутник. И то не собственной персоной, а с помощью своих проделок.

Однажды в четверг за несколько дней до начала занятий в университете Ладушка, как всегда, с утра пораньше направилась в парк. Отыграла утренний концерт, поздоровалась с синицами, послушала смех Трех Трубачей и уже дошла практически до конца главной аллеи, как вдруг увидела нечто необычное. Вернее, нечто из ряда вон выходящее. Нет! Нечто совсем уж чрезвычайное! Она увидела, что на молодом дубке, растут бананы. Этот дуб спрятался за необъятным стволом своего столетнего дедушки. Конечно, тот, кто пробегал по аллее деловым шагом, да еще и отвлекался на разговоры по телефону, вряд ли смог открыть для себя такое чудо. Но тем, кто любил и умел глазеть по сторонам, молодой дубок с аллеи был виден отлично!

Ладушка засмеялась, свернула в рощицу и осмотрела чудо поближе. Конечно, бананы на дубе выросли не сами. Кто-то привял их за черенки к дубовым веткам. Рассудив, что дирижеру паркового оркестра полагаются некоторые привилегии, Ладушка смело протянула руку, сорвала желтый плод и с удовольствием откусила изрядный кусок. Жуя банан и гадая о том, кто же был автором этой проделки, она зашагала к университету.

С той поры бананы вырастали на дубе раз в неделю – каждый четверг. Для Ладушки эти дни выкрасились в теплый желто-банановый цвет.

Потом Ладушка стала замечать проделки Ночного Шутника почти каждый день. То на облезлых боках парковых урн вдруг расцветут сказочные цветы, нарисованные умелой рукой. Правда, потом Амельке приходилось красить урны свежей краской.

То вдруг гора битого кирпича и строительного мусора, оставшегося после ремонта беседки, превратится в сказочную башню Колдуньи. А вместо флага из острой крыши торчит веник, унесенный с крыльца Амелькиной сторожки.

– Мана тухтаб тур, безори! – тихо ругается Амелька, увозя в тачке битый кирпич к мусорным контейнерам. (мана тўхтаб тур, безори! – вот подожди, хулиган! – узб.яз.)

Но Ладушка давно поняла, что парковый сторож ворчит не по-настоящему. Наверняка, Амелька знает про Ночного Шутника что-то, чего не знает сама Ладушка. Но спросить у стража о том, кто именно шалит по ночам, она не решалась.

Конечно, некоторые проделки Ночного Шутника серые и скучные люди могли бы назвать хулиганством. Но Ладушка так не считала. Ведь серые – они потому и серые, что боятся ярких цветов и оттенков, а также ярких чувств и поступков. Серое – это просто, а потому правильно. Сначала такие люди смешивают все цвета до стандартной серости в себе, а потом требуют того же от окружающих. Ночной Шутник поступал наоборот – он брал серость и разделял ее на цвета.

А еще он всегда подкармливал Корогушу, Рому и Римму. Угощение для кошки он оставлял на парапете парковой ограды, а собачью еду складывал под перевернутую коробку на газоне у площади Трех трубачей. Рома и Римма приводили Софью Антоновну в эту часть аллеи, и пока она задумчиво разглядывала облупленные носки своих туфель, собаки открывали «тайник» и с аппетитом завтракали.

Справедливости ради надо отметить, что никаких доказательств того, что все эти проделки совершает один и тот же человек, не было. Но Ладушка никаких доказательств не требовала. Она просто знала. И даже догадывалась, кто этот Шутник.

Это был кто-то, кто узнал о ее страхе перед грохочущим городом и захотел помочь. Кто-то, кому по силам было преобразить серые пыльные будни в маленькую сказку персонально для нее. Кто-то, кто любит и умеет загадывать загадки…

Может быть, так необычно… начинается обещанный сюрприз? Нет, нет, нет! Это слишком смелые мысли для того, чтобы разрешить себе их думать! Пусть все идет своим чередом. И придет к счастью… Точнее, к яблочным садам, которые обязательно разыщутся за трясиной и непролазными дебрями.

Утро Тёмы Чеменкова

– Чеменков!

Шуршащая тишина… Лишь легкие шепотки сотрудников Лиги компаний разбегаются по Большому залу.

– Чеменков! – с надрывом исполнительного сотрудника повторяет старший менеджер господин Аркадий. Он рыжий и безбровый. И галстуком в корпоративную оранжево-серую полоску он мог бы обернуть свою цыплячью шею восемь с половиной раз. Он каждое утро так надрывается.

Планерки в «Ваксе»… Точнее, ежедневные планерные совещания в Лиге компаний «Плеяда Ваксера» несли в себе не столько прикладное, сколько ритуальное содержание. Ровно в 8.30 все население Шпиля – двадцатичетырехэтажного офисного здания – не исключая даже уборщиц (пардон, сотрудников клининговой компании), обязано было собраться на семнадцатом этаже в Большом зале. Набиралось около пяти сотен, стоять приходилось плечом к плечу. Строго по часам под оранжевым кругом с серым крестом (герб Лиги) раздавались торжественные аккорды Корпоративного Гимна, содержащего, в частности, такие строки как:

Мы надолго будем тут –

Продажи неуклонно растут!

И припев: Нас в светлое завтра

Счастливой гурьбой

Талантливый Ваксер

Позвал за собой!

Подпевать никто не заставлял, но пение приветствовалось и поощрялось. Проследить взаимосвязь между громкостью вокала и скоростью карьерного роста в Лиге компаний «Плеяда Ваксера» не составляло большого труда. Причем, ценились не тембр голоса и музыкальный слух, а старательность исполнения. Стоит ли пояснять, что крикунов при таком подходе находилось немало: все они стремились в первые ряды поближе к небольшой трибуне с гербом Лиги, где иногда присутствовал сам господин Ваксер, а чаще – его доверенное лицо.

После гимна народ помельче разбегался по своим мелким делам. Ну а те, кто был отмечен печатью высокого доверия (носил оранжево-серые галстуки) разбивались на группы по родам занятий и расходились в разные углы зала. Отдел аутсорсинга, отдел девелопмента, отдел продаж, отдел социальных проектов, редакция корпоративной газеты «Плеяда Ваксера» – всего десятка полтора компаний, каждую из которых возглавлял наиболее горластый исполнитель гимна. Ему доверялась почетная миссия провести перекличку и сформулировать планы на предстоящий день. Правда, планы эти всегда носили довольно общий характер и сводились к фразе: «Поблагодарим господина Ваксера за возможность достойного заработка, карьерного роста и творческой реализации».

Вот эту-то важную для каждого сотрудника (а значит и для всей Лиги компаний) минуту пропускал младший менеджер архитектурного сектора девелоперского отдела Тёма Чеменков. То есть, нет. Согласно правилам корпоративной этики – господин Артем.

– Че-мен-ков! – ехидно протянул по слогам старший менеджер господин Аркадий, заранее злорадствуя при мысли о том, как он будет докладывать высшему начальству о выявленном им вопиющем нарушении дисциплины.

– Да здесь он… – раздался тягучий басовитый голос из толпы.

– Где? Где? Почему не вижу? – взвился господин Аркадий.

– Где-где… В сортире он. Прослабило господина с утречка пораньше…

Это произнес человек, на бейдже которого рядом с гербом Лиги значилось: «Господин Николай, менеджер архитектурной секции». Как и все собравшиеся, господин Николай был в белой рубашке и оранжево-сером галстуке. И, тем не менее, невооруженным глазом было заметно, что мощный корпоративных дух Плеяды Ваксера, который по своим проникающим и отравляющим свойствам мог соперничать даже с хлорпикрином, не затронул этого сотрудника ни на йоту. Воротник рубашки был расстегнут, узел галстука – непозволительно ослаблен, руки в карманах джинсов (вопиющее нарушение дресс-кода!). Николаю на вид было лет сорок с небольшим. Был он богатырски высок, упитан, круглолиц, носат, неспешен в движениях и улыбчив. Однако в сторону начальства он не улыбался никогда. Вопреки правилам корпоративной этики, коллеги называли его не господином Николаем, а Капитаном.

– А, это Вы? – с неудовольствием процедил старший менеджер, разглядев говорящего. – Вы, кажется, пытаетесь ввести меня в заблуждение и покрыть очередное опоздание своего коллеги?

– Пункт шестой корпоративного устава, – лениво пожал плечами Капитан и процитировал занудным речитативом: «Каждый сотрудник Лиги Компаний обязан предпринимать максимум усилий для создания и поддержания положительного имиджа Лиги Компаний»

– А какое это имеет отношение к нашему случаю? – удивился рыжий Аркадий.

– Прямое… – все так же не спеша пояснил Капитан. – Согласно Уставу, я не имею морального права заявлять, что в ряды сотрудников нашей прелестной Лиги пробрался безответственный опоздун.

– Кто-кто? – опешил Аркадий.

– Ну, опоздун. Любитель опаздывать. Хотя в данном конкретном случае я ответственно заявляю, что Тёма не опоздун, а заседун. Он пришел на работу полчаса назад, но перед самой планеркой его скрутило – теперь заседает в отдельном кабинете. Ну, случилась у человека авария. Понимать надо.

– Но Устав… – начал, было, Аркадий, но Капитан веско отрубил:

– Пункт шестнадцатый. «Отсутствие сотрудника на ежеутреннем планерном совещании может быть оправдано исполнением поручений руководства, связанных с длительной отлучкой из офиса, а так же его увольнением или болезнью».

– Что-то часто у него эти «болезни»! – ухватился за соломинку рыжий Аркадий.

– А питание неподходящее… – пожал плечами Капитан. – Он же студент! Грызет гранит науки. А это совсем не диетическая пища.

– Вы… подтверждаете факт болезни и берете ответственность на себя? – угрожающе осведомился старший менеджер. – И вы осведомлены о наказании за дезинформацию?

– Угмм… – кивнул Капитан. В его голубых глазах застыла непогрешимая честность.

В эту самую секунду Тёма Чеменков преодолел огромную стеклянную вертушку дверей Шпиля и ворвался в холл.

– Здорово, Сань! – на ходу крикнул он охраннику, – Отворяй калитку, горю!

Охранник понимающе ухмыльнулся и открыл турникет.

Тёма проскользил по мраморному полу и затормозил у лифта. Блестящие стальные двери бесшумно открылись. Внутри лифт был огромен и пуст. Зеркало во всю стену отразило незадачливого менеджера с головы до пят. Серый костюм, белая рубашка, оранжево-серый галстук, очки в узкой золотистой оправе. Все как положено, только возле приглаженной челки торчит вверх непослушный вихор светлых волос. Тёма досадливо примял его рукой.

В кармане пиджака пискнул телефон. СМС с номера «Капитан». Вместо текста всего лишь одна цифра – единичка.

Тёма широко улыбнулся. Цифра «один» означала примерно следующее: «Аркаша опять блажил на твой счет. События разворачиваются по первому варианту: если что, ты опять всю планерку просидел на горшке». Чеменков облегченно вздохнул и про себя поблагодарил Капитана.

Лифт остановился на двенадцатом этаже. Двери бесшумно открылись. Длинный коридор, стеклянные стены. За стеклом как на ладони видны офисные соты, в которых копошатся, начиная рабочий день, офисные пчелы. Гербы, гербы, гербы. Они везде: на дверях, флажках, наклейках. Перекрещенные серым, оранжевые круги. Чем-то неуловимо смахивают на значок «Радиация». В конце коридора – герб Лиги во всю стену. В таком виде его можно рассмотреть получше – на самом деле это огромная золотая монета и грозный серебристый меч, поднятый перед нею. Внизу – витиеватая надпись: «Конкурентов – отбить! Партнеров – привлечь!» Это девиз Лиги Компаний.

Прозрачная дверь с надписью «Архитектурная секция». Толкнув ее плечом, Тёма прошел к своему столу, повесил серый пиджак на спинку стула, включил компьютер и решительно выдохнул. Теперь он превратился в господина Артема, младшего менеджера архитектурной секции.

Планерка окончилась. Сотрудники Лиги Компаний быстро заполняли соты и, в соответствии с проникновенными словами гимна, принимались разными способами неуклонно увеличивать продажи. Вошел старший менеджер Аркадий. Он бросил быстрый взгляд в сторону Тёмы и гордо вскинул голову, сделав вид, что не заметил его. Так, задрав подбородок, он и прошагал в свою стеклянную клетушку в углу секции. Собственный офис, из которого можно наблюдать за подчиненными – особая привилегия, которую заслужил не каждый в Лиге Компаний.

Задержался лишь Капитан. Наверняка, после планерки он решил прокатиться на крышу Шпиля, чтобы там, в очередной раз нарушая корпоративный устав, помечтать в спокойной обстановке. Наконец, пришел и он с пакетом розово-белого зефира в руках.

– Налетайте, друзья! – добродушно пригласил он, устанавливая пакет на угол своего стола, соседствующего с Тёминым. Но никто не налетел. Офисные пчелки боязливо покосились на стекло, за которым восседал господин Аркадий, украдкой облизнулись, вздохнули и опустили глаза к мониторам. Капитан пожал плечами, загреб широкой ладонью сразу четыре зефира и уложил их перед Тёмой..

– На! Тебе от живота полезно! – заявил он.

– Спасибо! – шепнул Тёма. Один зефир он тут же запихал в рот целиком, а другие быстро переместил в ящик стола.

– Кушай на здоровье! – улыбнулся Капитан.

– Нет, не за зефир… То есть, за него, конечно, тоже, но еще больше – за планерку. Мне эта работа во как нужна!

– Не суетись! – ласково сказал Капитан и похлопал его по плечу. – На «Ваксе» свет клином не сошелся!

– Вам легко говорить! – Тёма потянул в рот второй зефир. – А мне с моей детдомовской пропиской путевку в жизнь выбирать не приходится! У меня в этом городе ни квартиры, ни важных знакомых. До диплома еще – как до Луны пешком, и опыта работы с гулькин нос.

Капитан удивился, хоть и не подал виду. Обычно Тёма не любил вспоминать свое детдомовское прошлое. При любых вопросах о своем детстве он либо хмурился, выпячивая нижнюю челюсть, либо задирал нос: мол, посмотрим еще, кто дальше скакнет! Что ни говори, а амбиций у этого паренька хватало: словно стремился доказать нечто важное кому-то далекому и неизвестному. Сумел добраться до областного центра, поступить в архитектурный вуз (пусть хоть и заочником) и доучиться до дипломного курса, несмотря на десяток работ и подработок, которыми он добывал свой хлеб… Вот только колючий очень – не тронь!

– А тут этот господин Аркадий взъелся – глаз не спускает! – продолжал меж тем Тёма.

– Аркашка? – сморщился капитан. – Да плюнь ты на него! Дурак – не дурак, если не считает себя умным.

– Пжавила есть… Насчет пжиема пищи… – пробормотал Тёма, торопливо пережевывая третий зефир.

– Ох, и надоели вы мне с этими правилами… – тяжело вздохнул Капитан. – Вот ведь развел Ваксер чинопоклонство! Не кури, не сори, по коридорам не бегай, по перилам не катайся, в носу не ковыряй… Мне скоро ругаться – и то придется в специальный мешочек!

Тёма хихикнул и покосился на ящик стола, в котором остался последний зефир.

– Лопай-лопай. Не бойся. – поддержал Капитан. – Не будешь есть, до диплома не дотянешь.

– А вы? – спросил Тёма

– А мне сладкое нельзя. Годы… – вздохнул Капитан.

– Зачем же тогда каждый день сладости покупаете?

– Как бы вам сказать, господин Артем… – смутился вдруг Капитан. – Словом, это не совсем покупка. Это часть некоего брачного танца вокруг одной особы, которая трудится в кондитерском отделе нашего супермаркета.

– Понятно! – ухмыльнулся Тёма. Он прожевал зефир и, наконец, принялся за работу.

Девелопментом называют любую предпринимательскую деятельность, связанную с совершенствованием недвижимости. Вы можете взять участок земли или готовое здание, провести там некоторые работы, тем самым увеличив его стоимость. В мировой практике понятие это довольно объемно. Правильный девелопмент подразумевает ряд обязательных этапов. Это и разработка концепции, и оценка местоположения, и технико-экономическое обоснование проекта, и заключение контрактов, и строительство, и, наконец, распоряжение результатами.

Девелоперский отдел Лиги компаний «Плеяда Ваксера» формально следовал мировому опыту, но на деле понимал свою задачу несколько прямолинейнее. Для начала младший менеджер архитектурной секции господин Артем получал общий план «объекта» – как правило, этаж какого-нибудь здания. Далее он «нарезал» потенциальную торговую площадь на небольшие ячейки. Впоследствии эти ячейки сдавались в аренду или продавались под «салоны», «бутики» и прочие виды торговых лавочек.

На этот раз все девелоперское и архитекторское искусство господина Артёма состояло в том, чтобы полезную площадь в пятьсот квадратных метров разделить на одинаковые двадцатиметровые секции. С этим справится и дитя, если секций требуется двадцать пять. Но от Артема требовалось как минимум двадцать восемь, а на премию – и все тридцать торговых мест площадью не менее двадцати «квадратов». Иными словами, в его работе было что-то алхимическое. Он брал ничто и получал из него нечто.

Конечно, тут приходилось поднапрячься… В ход шли и эксперименты с толщиной стен, которые на бумагах выводились, как капитальные, а по факту являлись лишь тонкими ширмами между магазинчиками; и с хитроумно вычерченными рекреациями, якобы необходимыми под складские помещения или примерочные.

Словом, для получения торговых площадей из воздуха действительно требовались специализированные знания. Базу Тёма Чеменков получал заочно на пятом курсе архитектурно-строительной академии. А специализацию – по месту работы, в Лиге Компаний «Плеяда Ваксера», которую меж собою сотрудники вполголоса называли «Ваксой».

После двух часов упорной работы господин Артем приподнял очки и потер переносицу. Пазл пока что не складывался. Для премии требовалось втиснуть в торговый зал еще семь секций. Он повертел головой, разминая шею, и вдруг заметил, что Капитан, развалившись в кресле и закинув руки за голову, предается праздным мыслям.

– Вы крадете время Лиги компаний! – притворно нахмурив брови, заявил младший менеджер. – Если вы не пересмотрите свое отношение к работе, вас уволят!

Капитан наморщил свой картофельный нос:

– А кто поручится, что я сейчас не ищу новое направление для стратегического прорыва нашей Ваксы… Как там в этой песенке? «Прода-а-ажи неуклонно расту-у-ут!» Не выгонят нас с тобой, расслабься. Не всем же в этой конторе горло по утрам драть, кому-то и работать надо.

– Все-таки я вас не понимаю! – искренне воскликнул Артем. – Вам что, не нравится работать в команде? Вы отрицаете тот факт, что люди, которые каждый день непосредственно общаются друг с другом, работают слаженнее? Неужто вы не верите в нематериальное стимулирование?

– Знаешь, господин Артем, я тут на днях услышал, что стимул по латыни – это, оказывается, палка, которой погоняли домашний скот, – не сбиваясь с добродушного тона, ответствовал Капитан, – После этого лично я любого нематериального стимулирования откровенно побаиваюсь.

– Но как же! Это целая наука! – горячо заспорил Артем. – Вот хотя бы возьмем обращение, которое принято внутри Лиги Компаний. С одной стороны, называя коллегу господином, мы выказываем предельное уважение. С другой, обращаясь просто по имени, создаем внутри коллектива практически семейную атмосферу, стираем грани. Это очень тонкий психологический ход! Мы в большинстве своем действительно команда единомышленников!

– Ты меня удивляешь, господин Тёма. – пожал плечами Капитан. – О чем ты говоришь? Какое стимулирование? Не было у тебя ни шиша, и вдруг радость – на тебе шиш!

– И все-таки вы не правы! Когда люди видят к себе неравнодушное отношение, они на работу бегут, как на праздник! – убежденно сказал младший менеджер.

– Если люди бегут на работу в Ваксу, как на праздник, то я с ужасом представляю, что у них должно твориться дома… – в глазах Капитана вдруг заискрилась хитрая улыбка. – Ты вот, я вижу, бежишь на работу быстро, но только не всегда успеваешь. Опять эксперимент по перевоспитанию человечества?

Лицо менеджера Чеменкова неожиданно приобрело жесткое выражение:

– Так точно. Только не желают мои подопытные перевоспитываться. Я перестаю верить в людей!

– Вот и договорились, – беззлобно качнул головой Капитан. – В людей ты не веришь, а в корпоративный стимул поверил?

– Люди… Как бы вам сказать поточнее… – прищурился Артем, – Они нуждаются в управлении. Возьми любого: каждый из нас в меру умен, талантлив и трудолюбив. Потенциально. Но в то же самое время ленив, труслив и глуп. Если человека предоставить самому себе, он начинает крутиться на месте, как шавка, которая ловит свой хвост. Если же дать ему цель и… хорошего пинка – ум, талант и трудолюбие сразу проявляются. Не обижайтесь, но вы – яркий тому пример.

– Я? – удивился Капитан.

– Вы! – упрямо кивнул Тёма. – Вы ленитесь. И никогда не проявляете инициативу. И потому сидите на голом окладе! Ни в жизнь не поверю, что вам интересно проектировать канализацию, электропроводку и вентиляцию! И еще… Вы всегда жалуетесь на Лигу компаний. А зачем же тогда вы здесь работаете?!

Капитан тряхнул взлохмаченной головой:

– Мне и в самом деле нравится то, чем я занимаюсь. Это же интереснее любой головоломки!

– Ерунда! – взмахнул Тёма рукой, – не верю!

– Но я вижу, что и ты от своей работы не в восторге? – осторожно заметил Капитан.

Тёма горестно вздохнул:

– Это точно! Но все эти квардратики-секции – это только промежуточный этап! Получу диплом – займусь настоящим делом!

– А что бы ты хотел спроектировать?

– Аквапарк! – убежденно заявил Тёма. – Огромный! С пляжами, горками и обязательно бассейны с приливной волной! И – чтоб детдомовских туда бесплатно пускали! Знаете, где мы плавать учились? В пруду, с гусями и лягушками! Мне большая вода с детства снится!

– Прекрасная мечта! – уважительно пробасил Капитан. – Молодец!

Тёма, вдруг ощетинился. Не то пожалел, что разоткровенничался, не то в словах Капитана ему почудилась жалость.

– А вот у вас, похоже, совсем нет мечты! Ведь вам по силам гораздо большее, чем вентиляция! Любой проект!

Капитан погрустнел и отвел глаза. Тёма, заметив это, поспешил добить поверженного оппонента:

– Молчите? А я все знаю. Я знаю, что вы учились вместе с господином Ваксером. Только он теперь глава крупной корпорации, а вы – рядовой чертежник. Он дает работу тысяче с лишним людей, а вы… Вы не только не хотите идти вперед, но еще и умудряетесь кусать руку, с которой берете пищу!

Лицо Капитана вытянулось от удивления. Потом он заметно погрустнел. Однако секундой позже нашел в себе силы улыбнуться, запустил пятерню в пакет с зефиром и снова положил угощение на край Тёминого стола:

– Кушай зефир, господин Артем… Кушай. А эксперименты над людьми, они того… Плохие это эксперименты.

Тёма сердито отодвинул зефир в сторону и отвернулся к монитору. До наступления часа корпоративного обеда оставалось не так уж и много, а пазл все еще не сложился. Для премии в торговом зале не хватало еще семи секций.

ГЛАВА 2

День

Лев Самус лежал на диване у входа в Башню оборотней и скалил желтые клыки. Они были такими внушительными, что даже из укрытия, где спрятался Ночной Шутник, были отлично видны.

– А ты вправду не боишься? – спросил Шутник у Корогуши. Черная кошка промолчала, но в прищуренных глазах ее ясно читалось ленивое презрение к страху вообще и львиным клыкам в частности.

– Он тоже кот, только большой и вредный! – на всякий случай подбодрил ее Шутник. – Покажись ему и сразу беги. Уведи льва от двери хотя бы на минутку. Мне только внутрь проскочить, а там можешь прыгать на дерево. Львы по деревьям не лазают. Ты, главное, береги себя! И еще…

Но он не успел договорить. Корогуша коротко мяукнула и соскочила с его рук. Она терпеть не могла, когда кто-то начинал тянуть кота за хвост.

Затаив дыхание, Шутник смотрел, как черная кошка неторопливо вышла из-за кустов и направилась прямо к Самусу.

– Что она собралась делать?! – в ужасе шепнул человек.

Лев, кажется, тоже удивился такому нахальству. А Корогуша, пользуясь этим замешательством, шла к дивану, на котором развалился Самус – не быстро и не медленно, а в самый раз, чтобы оказаться в нужной точке в нужную секунду.

Скок! И Корогуша взлетела на диван перед самой мордой льва.

– Мр-р-р-р… – сказала она и заглянула в огромные желтые глаза Самуса своим зелеными искорками. Лев чуть приподнял верхнюю губу, показывая клыки во всю их величину.

– Мур-ррр-ррр… – повторила Корогуша не то повелительно, не то с вопросом и чуть прищурилась. Она качнула пушистым хвостом и едва заметно провела им по носу льва.

– Мур-ррр-ррр-ррр… – внутри Корогуши словно затарахтел какой-то небольшой, но оборотистый моторчик. Она выгнулась дугой и провела кончиком хвоста по щетинистым львиным усам. Лев захлопнул пасть и блаженно прикрыл глаза.

Корогушин моторчик тарахтел уже беспрерывно. Она шагнула вперед и начала тереться головой о львиную щеку. Неожиданно в груди Самуса тоже что-то зарокотало (по сравнению с Корогушиным моторчиком – мощный «дизель»).

Шутник не мог поверить глазам! Лев мурлыкал, потягивался, выпуская когти, и жмурил глаза, как самый обыкновенный домашний кот, которому чешут за ушком.

Вдруг Самус широко разинул пасть. Ночной Шутник едва не выпрыгнул из укрытия на помощь Корогуше. Но вовремя сдержался – лев просто-напросто отчаянно зевал.

Кошка все играла с его жесткой спутанной гривой… Наконец, Самус уронил голову на передние лапы. На него навалился непобедимый блаженный сон. Подождав несколько секунд, кошка выразительно посмотрела в сторону кустов, где скрывался Шутник. Потом она соскочила с дивана и самым независимым видом удалилась куда-то в сторону дворца.

– Это точно не простая кошка! – с восторгом и удивлением тихо воскликнул Шутник. Он еще раз взглянул на маленькое окошко Башни оборотней. Черные полированные стены вздымались едва ли не к облакам, и там, в темной вышине, одиноко светился маленький круглый глазок окна, в котором – Шутник видел это даже из своего укрытия – блестел Меч Молний.

Еще днем Шутник отнюдь не собирался проникать в башню Оборотней, которая пользовалась очень дурной славой. Ее присутствие на территории Почти Волшебного Королевства, безусловно, было нежелательным. Но она торчала на краю государства еще со сказочных времен, и никто не мог упомнить – когда и зачем она появилась. С одной стороны ее омывали воды городского канала, служившего когда-то защитой королевству, а в новые времена после реконструкции – водной дорогой от морского порта до самых городских стен. С другой стороны почти вплотную к ней подступал Королевский сад. Смело можно сказать, что эта башня, похожая на гигантский крючковатый палец, указывающий в небо, портила весь вид.

Колдунья Софья Антоновна как-то раз попробовала перенести ее заклятиями в параллельную реальность, ну или хотя бы за городской канал, по которому проходила граница королевства. Но у не ничего не получилось. Правда, признаваться в своей неудаче она не спешила, и тот факт, что Башня все еще стоит на месте, королю Артуру Федоровичу объяснила тем, что в последний момент передумала. «Не хочу, чтобы королевство стало обезбашенным!» – пояснила она. Артур Федорович немного подумал и нашел решение. Он назначил Башню оборотней исторической достопримечательностью своего королевства. На достопримечательности, как известно, можно только смотреть, но трогать нельзя.

Трогать эту Башню люди и раньше-то не особо стремились. Так… раз в сто лет прискачет откуда-нибудь рыцарь в гремящих доспехах, пошумит немного, да и сгинет себе спокойно за черными стенами. Теперь же, когда Башня стала достопримечательностью и охранялась законом, не трогать ее жителям королевства стало как-то приятнее и спокойнее.

Еще днем Башня оборотней Шутнику и даром не была нужна. Он лежал на городской стене под нежаркими осенними лучами, любовался красно-желтыми верхушками помидорлоковых деревьев в королевском саду и думал над тем, чего бы такого выкинуть интересненького, пока ночи стоят не слишком холодные. И тут он услышал под стеной негромкий плач, прерываемый сердитым ворчанием. Осторожно выглянув за край стены, Шутник увидел Рому и Римму. Римма плакала, а Рома отрывисто на нее тявкал. Но было понятно, что за сердитостью он прячет растерянность и тревогу. Шутник прислушался. Из разговора собак он узнал, что пришла беда.

Общеизвестно, что как только старшие ненадолго куда-нибудь отлучаются, немедля начинают происходить разные случайности, порою даже неприятные. Это проверено как в масштабах самой обычной квартиры, так и на опыте крупных королевств. Неделю назад король Артур Федорович уехал на ежегодную конференцию руководителей государств. В его отсутствие Софье Антоновне пришла идея сконструировать фейерверк, который палил бы тюльпанами. Этой идеей она зажглась, не хуже фейерверка: ведь опробовать изобретение можно было бы уже на торжественной встрече короля из командировки. Она так торопилась, что решила испробовать одно непроверенное китайское заклятье (обычно она бывала более осторожной). Как и следовало ожидать, непроверенное заклятие взорвалось прямо на лабораторном столе, и его осколок рикошетом угодил в ногу колдуньи. Теперь правое колено Софьи Антоновны цвело всеми цветами радуги и болезненно стреляло как настоящий фейерверк. Софья Антоновна перемотала ногу любимым пуховым шарфом и неустанно пробовала снять импортную магию. Но пока добилась лишь того, что на любимом шарфе проступил рисунок в виде противных грибов на тонких ножках.

И все бы ничего, ведь Софья Антоновна была очень опытной колдуньей, и потому рано или поздно обязательно справилась бы с магией. Главная беда заключалась в том, что в холодильнике волшебницы заканчивался запас молодильных бананов. Ведь именно благодаря этим чудесным плодам Софья Антоновна уже прожила четыреста тридцать три года и еще собиралась прожить примерно столько же.

Давным-давно за молодильными бананами приходилось отправляться к дружественному африканскому монарху. Но с годами колдунья стала все тяжелее переносить морскую качку. А потому она вырастила чудесную пальму в Королевском саду, наказав Амельке-Адрамеллеху стеречь ее пуще своего павлиньего хвоста.

Она наведывалась к дереву раз в четыре-пять дней и запасалась бананами. Но после того как ее колено прострелило импортное заклятие, Софья Антоновна не могла выходить из дому. Она попробовала отправить в сад Рому и Римму, однако Амелька с ними даже разговаривать не захотел. Он не стал пугать посланников павлиньим хвостом, ослиной мордой и прочими превращениями. Просто выругался по-ассирийски и изрыгнул немного пламени.

Впрочем, не давая бананы посторонним, Амелька лишь выполнял распоряжение самой Софьи Антоновны. Кроме того, после случая с похищением Королевского слона под самым носом у стражи, бдительность Амельки, Гули и Фаи до предела усилилась, а настроение – предельно испортилось. Иными словами, стащить молодильные бананы у Ромы и Риммы также не получилось.

– Что же будет?! – выла Римма, – Сегодня утром она съела последний банан! Неужели завтра она умрет, и нет совершено никакого средства, чтобы помочь ей?!

– Брось, ворона! – тявкал Рома. – Собака, а каркаешь!

– Но ведь никто-никто не может ей помочь! – продолжала Римма. – А с нами что же будет? У-у-у-у!

– Есть! Есть средство! – зло гавкнул Рома.

– Какое?! Говори! Говори немедленно, а не то укушу! – всполошилась Римма.

Рома долго отнекивался, но после того, как Римма и впрямь больно тяпнула его за круглый бок, ему пришлось сознаваться. Дело в том, что иногда по ночам Рома без спросу читал колдовские книги (естественно, если Римма засыпала в подходящем месте, и длинна их общего поводка позволяла взобраться на лабораторный стол колдуньи). В одном справочнике Рома прочел о Мече Молний.

«Сей древний артефакт рожден в подземельях гномов в незапамятные времена. – Говорилось в книге. – Сорок величайших Мастеров решили перековать в огненный клинок Небесные Стрелы, пущенные из-за туч разгневанными Богами.

…И молнии, раскаленные в горне, ложились на сорокапудовую наковальню, которая плавилась под ними, подобно свече; и алмазные молоты с грохотом сорока гроз высекали из них огненные искры; и лезвие клинка сверкало, ярче сорока Солнц; и сорок дней и ночей без перерыва трудились Мастера, бросившие вызов небесам. Когда же, наконец, готовый клинок остыл, вобрав все в себя сияние и силу Небесных Стрел, всех Мастеров окутала непроглядная тьма. И поняли они, что таково наказание за дерзость. Глаза их больше никогда не различали ничего, кроме яркого света молний. С той поры никто так и не мог постичь древнее искусство сорока Мастеров и превзойти его. Секрет ловли Молний навсегда был утрачен в веках. На всей Земле остался лишь один огненный клинок – Меч Молний. Тот, кто завладеет им, получит необычайную силу: ему будет дарована победа без боя над всеми сынами Тьмы…»

Далее справочник рассказывал о многочисленных владельцах меча и их победах над разнообразной нечистью. Само собой, детям Тьмы такое положение дел крайне не нравилось. Но что поделать, если невидимый свет небесных молний, заключенных в мече, не давал представителям темных сил даже выйти на поле брани? Не помогали ни заговоренные доспехи, ни зеркала, отражающие свет, ни насланный туман, ни пыльные бури.

И все-таки средство против огненного клинка было найдено. Специально для борьбы с ним был создан принципиально новый вид нежити – оборотни. Являясь детьми Тьмы в своей сути, они могли принимать облик детей Света, не боялись появляться на публике днем и умели незамеченными разгуливать среди людей. Даже Меч Молний не мог сразу распознать их темной сути под светлой внешностью. А потому оборотни сначала боязливо, а потом все смелее и наглее стали крутиться около Меча. И однажды самым удачливым из них наконец-то повезло: они смогли обмануть Меч Молний и похитить его у очередного владельца.

Оборотни затащили его в непролазную чащу и спрятали под огромный валун, а сами разбежались, ибо приближалась ночь – та пора, когда их темная сущность являлась наружу, и потому Меч Молний своим светом нес им неминуемую гибель.

      Тем временем Дети Тьмы, обрадованные небывалым везением, в одну ночь воздвигли огромную башню из черного камня, опутав ее самыми страшными черными заклятиями.

Едва наступил день, оборотни, вновь приняв обличье детей Света, вернулись за своей добычей и подняли ее на самый верх каменной темницы. Здесь, в маленькой круглой комнате они приковали чудесное оружие к стене. Но удержать магическое дитя сорока мастеров было не так-то просто. Едва оборотни покинули комнату, и за дубовыми дверями смолкло их довольное гоготание, Меч расслышал далекий зов своего рыцаря, который, безусловно, желал вернуть утраченное оружие. В тот же миг клинок сверкнул светом сорока молний, от которого расплавились оковы. Чудесный луч пробил круглое окно в заколдованном камне. Клинок сорвался со стены и ринулся вон из темницы на голос своего рыцаря…

Но Дети Тьмы, увидев, что удача готова ускользнуть из их когтистых лап, поспешили активировать защиту башни. В ту же секунду мощные темные заклятья накрыли темницу непробиваемым колпаком, сквозь который не проникал зов хозяина клинка. Меч застыл в окне. Здесь ему суждено было ждать нового Светлого рыцаря, который возьмет его в свою богатырскую длань и поведет в новый бой против Детей Тьмы.

Но пленником башни стал не только Меч Молний. Также не успели покинуть темницу и оборотни – черная защита была активирована в тот миг, когда они кубарем катились по лестнице, испугавшись мести клинка.

С той поры Меч Молний находился в окне башни из черного камня, а оборотни, запертые внутри, были обречены его охранять.

– Понимаешь, – закончил Рома торжествующе, – если б нашелся храбрец, готовый войти в башню и забрать Меч Молний, тогда никакой Амелька и пикнуть бы не смел! Владелец Меча свободно нарвал бы бананов и принес их Софье Антоновне!

Римма посмотрела на него долгим взглядом.

– Дурак! – гавкнула она, наконец, и снова завыла.

А Шутника уже не было на стене. Он во весь опор мчался к Башне оборотней. При дневном свете ее черная громада не показалась ему такой уж пугающей. Обычная историческая достопримечательность, не больше. Меч действительно был виден в круглом окне на самом верху. Добраться до него было сложно, но, как показалось Шутнику, вполне реально. Внутрь Башни вел дверной проем. Ни решетки, ни засовов, ни тяжелых створок в нем не было. Просто темный ход, возле которого стоял какой-то седоусый гражданин. Если б не эти лихие закрученные казачьи усы и полковничьи погоны, гражданин походил бы на самого обычного музейного сторожа, в обязанности которого входит шаркать валенками по полу выставочных залов, шикать на посетителей и заметать веником пыль под длинные музейные портьеры.

Еще более мирный облик обстановке добавлял потертый кожаный диванчик, стоящий чуть правее входа. Иногда страж присаживался на него и преспокойно раскуривал трубку. Обвести такого ленивого усача вокруг пальца Шутнику показалось делом плевым.

В рассказы про оборотней он не особо верил. Будь ты хоть трижды нечистью, разве ж получится у тебя просидеть взаперти несколько веков без еды, телевизора, телефона и интернета? В конце концов, и возраст никто не отменял. Ведь оборотням с вековой выслугой лет, наверняка, полагается пенсия?

«Если и встретится какой-нибудь оборотень пенсионного возраста, вежливо попрошу его отойти в сторонку!» – решил про себя Ночной Шутник.

      Как только на королевство опустились сумерки, он надел любимые штаны с накладными карманами, толстовку с капюшоном и отправился совершать очередную проделку. На этот раз приключение было не шуточно опасным. Но знать, что чья-то жизнь висит на волоске и ничего не предпринять, Ночной Шутник просто не мог. Следом за ним увязалась Корогуша. Несмотря на то, что человек был мастером маскировки и незаметных перемещений, кошка перещеголяла даже его, поскольку дала себя обнаружить лишь у самой цели.

Поначалу Шутник рассердился и хотел отправить ее домой, но потом понял, как неожиданно кстати пришла подмога: едва солнце скрылось за горизонтом, и последний луч скользнул по окну на самом верху черной Башни, усатый воин неожиданно резво перекувыркнулся через голову и превратился в гигантского льва. Этот лев несколько раз прошелся пружинистым шагом вдоль дверного проема, свирепо рыкнул и улегся на диван. Сказать, что Ночной Шутник удивился, значит, ничего не сказать. Но отступать было не в его правилах…

***

Корогуша ушла в темноту. Лев-оборотень, развалившись на диване, мирно посапывал, и дажево сне на его морду то и дело набегала блаженная улыбка. Шутник перешагнул шпагат, на котором болталась картонная табличка:

«Башня оборотней.

Историческая достопримечательность.

Точная дата возведения неизвестна,

(ориентировочно – сказочные времена).

Охраняется законом Почти Волшебного королевства».

Мимо льва он прокрался на цыпочках – Самус и ухом не повел. Из дверного проема повеяло могильной сыростью и холодом. Внутри была непроглядная темень. Вдохнув поглубже, Шутник перешагнул порог. Держась правой рукой за стену, незваный гость сделал несколько шагов. Под ногами что-то негромко хрустнуло, вероятно, иссохшие кости стародавних рыцарей. Лица касалась густая липкая паутина.

Через десяток шагов Шутник запнулся о первую ступеньку узкой винтовой лестницы, круто уходившей вверх. Нащупывая ногами ступени и упираясь правой рукой в стену, Шутник начал восхождение. Где-то после трехсотой ступеньки, когда вместо каменной кладки под его пальцами неожиданно оказалось чье-то лицо, покрытое холодной слизью, он сбился со счета… Скользкое лицо охнуло (как показалось Шутнику – испуганно) и поспешно скрылось в стене.

Добравшись, наконец, до последней ступени лестницы и с трудом переведя дыхание, герой хрипло прошептал:

– И ведь даже не скажешь, что это было слишком легко!

Впрочем, не считая происшествия со скользким лицом, встречей с парочкой тощих крыс и короткой войны с летучими мышами где-то в районе восьмисотой ступеньки, подъем действительно прошел до скучного спокойно.

Немного передохнув, Шутник включил карманный фонарик и осмотрелся. Лестница привела его к темной дубовой двери, источенной червями. Испуганные светом пауки поспешили спрятаться в темные углы. Не тратя больше времени, охотник за Мечом Молний толкнул дверь плечом. Она скрипнула на массивных петлях и открылась. За нею оказался узкий коридор, в конце которого искрой мерцал теплый оранжевый свет.

Пробираясь по коридору, Ночной Шутник утроил бдительность. Но все эти меры предосторожности были ни к чему: проход вел прямиком к цели – к небольшой круглой комнате с одним окном. В нем застыл древний артефакт – Меч Молний. На витиеватой гарде вился невероятно красивый узор из кованых молний, сам клинок излучал неяркий холодный свет, полный сдержанной силы, а по остро отточенным граням лезвий пробегали синеватые искры. Ничего более не видя, Шутник шагнул в комнату и протянул руку к мечу…

– Так-так! – раздалось вдруг за спиной. Охотник за Мечом Молний вздрогнул от неожиданности, кошкой подскочил едва ли не к потолку и в прыжке развернулся.

Слева от входа у стены сидел бегемот в кресле, похожем на офисное, и жевал печенье. Нервы Шутника натянулись до предела.

– Язык проглотил? – поинтересовался бегемот.

Шутник хотел возразить, но вдруг почувствовал, что губы его сковало какой-то невидимой печатью. Он изо всех сил постарался открыть рот и произнести хотя бы один звук, но тщетно – за восхождение наверх Башни оборотней он, судя по всему, заплатил способностью говорить.

– Онемел? Ну что ж, бывает… – вздохнул бегемот, – придется брать так! Мы тут не избалованы…

Он поднял свое грузное тело, снял голову с плеч, установил ее на кресло и шагнул к Шутнику…

Загадочный Самус

– В окне меч… Лев Самус лег на диван… А буду я нем… Ищи… – шептала Ладушка на разные лады слова из послания ночного Шутника. – Все совпадает, но где найти ключ от этой головоломки?!

Новоиспеченная студентка едва могла дождаться конца занятий. Странный сон никак не шел из головы. В нем было столько неясного! Ладушка помнила высказывание академика Сеченова о том, что сновидения – это небывалая комбинация бывалых впечатлений, но в душе не соглашалась с великим физиологом. Положим, ее сон про Башню оборотней и в самом деле был полон странных совпадений. Заведующий библиотекой Артур Федорович Королев действительно уехал на научную конференцию еще в понедельник. А Софья Антоновна, выводя своих питомцев в парк на прогулку, в последние дни и впрямь заметно хромает на правую ногу. Кроме того, в своем сне она увидела и Меч Молний, застрявший в окне, и зловещего стража – льва Самуса, лежащего на диване. Допустим, эти факты еще могли пробраться в сон и сплестись там в небывалую историю про фейерверк из тюльпанов. Но откуда в ее ночные приключения заявился, к примеру, безголовый бегемот?! Ерунда какая-то!

Из-за этого-то дурацкого бегемота (Ладушка почему-то была в этом уверена) она впервые проспала утренний концерт в городском парке, еле успела угостить птиц, живущих на Вкусной Елке, и едва не опоздала на занятия. Потому-то в душе все было не на месте. Даже вещий светофор дал на сегодня не совсем благоприятный прогноз. Он не прислушался к мольбам опаздывающей и заставил троллейбус стоять на перекрестке так долго, что у Ладушки, задержавшей дыхание, едва не лопнули щеки. Но все-таки воздуха в легких хватило до остановки. Ладушка поняла, что день будет непростым, и для исполнения задуманного придется потратить немало сил.

Впрочем, сил и так каждый день тратилось немало. Всю неделю Ладушка пыталась найти разгадку тайны. В перерывах между парами она доставала блокнот и разглядывала загадочное послание Ночного Шутника.

– В окне меч… Вон анаболик Мотебудан-517В… А буду я нем… Ищи!..

А Лев Самус лег на диван. – Шептала она.

Артур Федорович, озадаченный ее вопросами о Льве Самусе, навскидку ничего ответить не смог, но обещал помочь. Самостоятельно Ладушка пока продвинулась недалеко. Ее временем почти целиком завладела учеба. Требовательные университетские доценты и профессора, вероятно, решили испробовать первокурсников на прочность, задавая им на дом читать сотни страниц литературы и решать десятки лингвистических головоломок.

И все-таки Ладушка нашла немного времени, чтобы поискать сведения о загадочном Самусе в библиотеке. Почему-то она была уверена, что начинать поиски нужно именно с него.

В целом ребус, предложенный Ночным Шутником, не казался сложным. Горячее воображение рисовало Ладушке примерно такую картину: площадь у какого-то строения, в окне которого виден меч. Например, это краеведческий музей. Или витрина антикварной лавки. Поблизости аптека, или что-то похожее. Словом, то место, где торгуют этим неясным снадобьем – анаболиками. Мимо идет человек. Он не говорит ни слова – он пообещал, что будет немым. Его надо узнать. Но с этим никаких сложностей. В том, что Ладушка узнает Ночного Шутника с первого взгляда, она ни секунды не сомневалась. Следовательно, оставалось лишь найти это место, описанное Шутником. «Ищи!» гласило его послание.

Но где искать? Наверняка, ключом к разгадке служит этот самый Самус. Не зря про него написано особняком – уже после приказа «Ищи!».

К ее удивлению, энциклопедии и справочники не пестрили сведениями о Самусе. Лишь Брокгауз и Ефрон в издании 1909 года сообщали о том, что «Самус, то есть Самуил Иванович, казацкий полковник и наказной гетман правобережной Украины конца XVII века, за участие в походах против турок получил от польского короля Яна Собесского право составлять казацкие полки, не раз отражал ими турок…»

– Казацкий полковник?! – тихо шепнула Ладушка. Ее светлые брови поползли вверх. Она помолчала, наморщив лоб, но потом радостно тряхнула челкой:

– Хотя, почему бы и нет? Разве казачьему полковнику не положен меч? Меч, который он зачем-либо выставляет в окне? Например, как символ своей гетманской власти?

Но на этом открытии поиски загадочного Самуса к великому сожалению Ладушки пришлось приостановить.

Наконец, пришла долгожданная пятница, день возвращения Артура Федоровича. Последняя пара – латынь – никак не кончалась. «Номинативус, генетивус, дативус» – зубрили первокурсники названия латинских падежей. «Самус… Самус…» – твердила Ладушка. Наконец, прозвучал спасительный звонок. Едва сложив тетради в сумку, она со всех ног бросилась в библиотеку.

На ее вежливые вопросы о самочувствии и о том, как прошла конференция, проницательный Королев ответил коротким «Спасибо, отлично!». Он очень хорошо видел, что на самом деле девочке хочется спрашивать его совсем не об этом. Впрочем, выражение лица библиотекаря было не то опечаленным, не то виноватым.

– Боюсь, что пока помогу тебе немногим, – сообщил Артур Федорович. – Кое-что я нашел, но как это может тебе пригодиться, я пока не представляю…

– Вы хотите рассказать что-то неизвестное про казачьего полковника Самуса? – с трудом пряча нетерпение, спросила Ладушка.

– Нет, – ласково ответил Королев. – Этот казачий Самус мне тоже несколько раз встретился. Но если честно, мне кажется, это неверный след. Дело в том, что есть и другой, куда более интересный и многообещающий Самус. В Ветхом завете. Он – один из многочисленных сынов Давида, иудейского царя. Сам по себе этот библейский Самус мало чем смог выделиться. Но вот отец его, а также брат, и еще один родич оставили заметный след в истории человечества. Очень заметный! Я тебя не задерживаю?

Ладушка решительно замотала головой. Она жадно ловила каждое слово, чувствуя себя не то Шерлоком Холмсом, который неподвижно застыв в кресле с трубкой в зубах, распутывает преступление века, не то клыкастым Мухтаром, который молнией летит по следу бандита.

– Итак, Самус был сыном Давида. Между прочим, того самого Давида, который победил великана Голиафа. Ты, наверняка видела знаменитую скульптуру Давида работы Микеланджело?

Ладушка кивнула.

– Так вот, будучи выходцем из иудейского города Вифлеема, Давид не сразу стал царем. Он родился бедняком, пас скот. Если верить преданию, возвысил его в глазах царя Саула именно поединок с филистимлянским великаном Голиафом, который был шести локтей и одной пяди ростом.

К твоему сведению, известно не менее двух десятков различных «локтей». Египетские, греческие, римские персидские и даже двойной локоть царя Лагаша Гудеа, которым пользовались шумеры в ХХII веке до нашей эры. Длинна их заметно различается. Но древнееврейский локоть равнялся в среднем сорока четырем сантиметрам.

Следовательно, отважный юноша вышел на бой с почти трехметровым верзилой. Но самое интересное – Давид победил его. Не силой, но хитростью – выпустив камень из пращи. С той поры поединок Давида и Голиафа стал неким символом: и слабый сможет победить сильного, если не побоится и найдет верный способ.

Ладушка понятливо кивнула. Ей нравилась такая аллегория. В ней девушка разглядела вполне ясный намек на себя, хрупкую первокурсницу, готовую бросить вызов обстоятельствам, принять бой и выйти победительницей! Да разве же не об этом заявила Душа из недописанного стихотворения? Артур Федорович тем временем продолжал:

– Сын Давида и, соответственно, брат Самуса – знаменитый царь Соломон. Про него можно много чего рассказать. Но я пока отмечу лишь его мудрость и справедливость, которые вошли в пословицы. Ну и на всякий случай предупреждаю тебя, что Соломон, согласно Библии был довольно любвеобильным товарищем – имел семьсот жен и триста наложниц.

– Так где же мне искать? – растерянно спросила Ладушка.

– Зависит от того, что ты ищешь! – пожал плечами Артур Федорович.– Быть может, я смог бы помочь тебе больше, если бы знал весь ребус целиком?

Ладушка покраснела.

– Нет… Извините. Наверное, сначала я попытаюсь разобраться сама…

– Прости! Я не хотел совать нос не в свое дело! – Королев прижал к груди сухие ладони. – Однако у меня осталось совсем немного сведений о Самусе и его знаменитом семействе. Вот послушай. Древнее пророчество гласило, что из рода Давида должен был появиться Мессия, который преобразит мир насилия и эгоизма в мир, полный любовью к Богу и людям. Согласно христианскому учению, пророчество сбылось – миру явился Христос.

– Так может быть мне нужно искать… Какую-нибудь церковь? – Ладушка совершенно запуталась.

– Все может быть. Только учти, что храм может быть не обязательно православным. Это может быть и католический костел и лютеранская кирха, где так же почитают Христа. Но с полным правом ты можешь включить в круг поиска синагогу и мечеть. Ведь Соломон построил главную святыню иудаизма – Иерусалимский храм. И в Коране мы встречаем старых знакомых: там говорится, что Сулейман, сын пророка Дауда, усвоил от своего отца множество знаний, за что Аллах так же избрал его в пророки, даровав мистическую власть над всеми существами, включая джинов.

– Джиннов? И повелителей мух, вроде Адрамеллеха?! – радостно воскликнула Ладушка.

– Ты говоришь загадками, дитя мое! – качнул головой Артур Федорович. – Я знаю лишь еще одно. Имя «Самус» переводят, как «услышанный». Боюсь, на этом у меня все.

– Услышанный… Он будет нем, но хочет быть услышанным! Кажется, теперь все понятно! Спасибо, Артур Федорович! – горячо выдохнула Ладушка и, словно ветер, вылетела из библиотеки.

– Постой, а как же персики? – воскликнул Артур Федорович. Но в ответ ему раздалось лишь удаляющееся стрекотание каблуков на лестнице.

Поиски

Ладушка стояла на университетской площади. Заявив, что ей «все понятно», она явно поторопилась. Это стало ей очевидно уже на крыльце. Куда направиться? Поначалу она хотела, было, еще раз своими глазами увидеть загадочную надпись на парковой ограде. Но потом с огорчением вспомнила, что Амелька, укрощенный Повелитель мух и бывший Ассирийский царь, еще в начале недели покрасил все шары парковой ограды свежей краской, бормоча под нос неясные проклятья.

Ладушка осталась на площади, поскольку абсолютно не знала, куда идти дальше. В одном она была убеждена: искать надо где-то поблизости. Ладушка чувствовала, что Ночной Шутник просто не мог назначить встречу где-то вдалеке от Почти Волшебного Королевства (то есть, простите, городского парка!). Иначе зачем бы он стал оставлять послание на парковой ограде?

– Итак, что мы имеем… – деловито рассуждала Ладушка, прислонившись к фонарному столбу. – Казачий полковник Самус… Пусть пока постоит в сторонке и покараулит меч в окне. Наверняка, он тоже появился не зря.

Кроме него у нас есть ветхозаветный Самус. Его отец призывает не бояться великанов, брат повелевает Джинами, далекий потомок несет в мир добро и искупление грехов, а он сам просто лежит на диване и хочет быть услышанным!

После подведения итогов, Ладушке стало понятно лишь то, что пока ей ничего не понятно. Ясности в ребусе не прибавилось. Чтобы не топтаться на месте, она решила взяться за головоломку с другого конца. Например, оставалось неясным, чем должен помочь в поисках анаболик «Мотебудан-517В».

Анаболики, смутно припоминала Ладушка, как-то связаны со спортом. Кажется, их принимают для роста мышечной массы. Быть может, стоит зайти в спортивный магазин и спросить там? Такой магазинчик Ладушка видела в «Ваксе», когда ходила в гости на работу к Тётёле.

Она повернулась к Шпилю «Плеяды Ваксера», сбоку которого громоздился торговый центр. Идти было недалеко – только площадь пересечь и свернуть за угол. Но Ладушка не спешила. На нее вдруг накатила обжигающая робость.

Насколько радостно и свободно Ладушка раскланивалсь со знакомыми людьми, настолько не любила и боялась обращаться с чем-либо к незнакомым! Много раз она убеждалась, что незнакомцы могут оказаться милейшими людьми – стоит лишь с ними познакомиться (например, Артур Федорович Королев). Но идти на контакт сама никогда не спешила. Недостаток информации о людях ей с лихвой компенсировало воображение. Например, благодаря воображению, Ладушка отлично знала биографии своих парковых оркестрантов, не будучи знакомой ни с кем из них.

Тем не менее, Самус, лежавший на диване, оставался не найденным. Ладушка пересилила себя и зашагала в сторону «Ваксы». В шумный торговый мир, по которому озабоченно сновали потребители, она вошла, внутренне репетируя предстоящий разговор в спортивном магазине:

– Здравствуйте! Подскажите, у вас есть анаболик Мотебудан-517?

Нет, лучше сразу так, решительно:

– Уважаемый! Мне нужен Мотебудан. Да, пятьсот семнадцатый. Желательно в ампулах.

Или попробовать иначе:

– Мне тренер в спортзале посоветовал курс Мотебудана. У вас не найдется? Нет? Странно! Везде есть, а у вас нет…

Но мужества так и не прибыло. Ладушка остановилась у витрины с надписью «Спортивное питание». За стеклом красовались небольшие флакончики, внушительные банки и огромные пластмассовые ведра. Но ни на одной из этикеток не значилось «Мотебудан-517». Вздохнув, Ладушка вошла в дверь.

За прилавком сидел широкоплечий парень и увлеченно играл в гонки на телефоне. Нажав на паузу, он поднял глаза на Ладушку. Во взгляде скользнуло безразличие. Через секунду продавец молча вернулся к игре.

Ладушка постояла у прилавка, выжидательно глядя на парня. Маленькая бритая голова его казалась чужой на огромных плечах, оплетенных узловатыми мышцами. Наконец, она набрала побольше воздуха и выпалила:

– Вы торгуете анаболиками!

Ладушка слишком перенервничала, и потому вопрос прозвучал в форме утверждения. Услышав ее слова, продавец вдруг вскочил и вытянулся в струнку. Несмотря на гигантские плечи, ростом он оказался даже ниже Ладушки, а потому смотреть на покупательницу ему пришлось снизу вверх.

– Анаболики… – повторила смущенно Ладушка. – Мне нужны анаболики!

– Что вы! Не держим! – залопотал парень, испуганно отводя глаза. – Протеины, аминокислотные комплексы, гейнеры, жиросжигатели, энергетики, витамины…

Он суетливо указывал на полки и витрины.

– Простите. Мне нужен Мотебудан. – вежливо перебила Ладушка.

– Что? – удивился парень.

– Анаболик «Мотебудан-517». Мне советовали.

– Не слышал! – отрезал продавец.

– Но мне очень нужно!

В голосе Ладушки прозвучало такое отчаяние, что парень взглянул на нее заинтересованно. Он поманил ее к прилавку и тихо сказал:

– В принципе, кое-что достать можно. Но вы, наверное, в курсе, что анаболические стероиды входят в список запрещенных препаратов. Так что цена будет – сами понимаете…

– А Мотебудан-517?! Его можно достать? – с надеждой воскликнула Ладушка.

– Нет! Про такой не слышал! – честно ответил продавец.

– А вы… Словом, вы уверены, что знаете про все препараты? Может, этот – совсем новый? – осторожно спросила Ладушка.

Парень самодовольно хмыкнул и поиграл плечами:

– Уж поверьте, я бы знал!

Из магазина спортивного питания Ладушка вышла, буквально ничего не видя перед собой. Ее толкали потребители, спешащие за покупками, кто-то даже успевал прикрикнуть на нее, но девушка продолжала стоять с отсутствующим видом прямо посреди торгового центра.

Разочарование! Как слабо это слово отражало то, что происходило в душе Ладушки! Она начала понимать, что загадка на самом деле куда сложнее, чем это виделось вначале. Как можно найти то, чего не существует в природе?! Самус? Мотебудан? В глазах закипали слезы. Конечно, реветь посреди торгового центра она не собиралась. Ладушка быстро-быстро заморгала и подняла лицо вверх, чтобы не дать слезам выкатиться на щеки. И вдруг…

О счастье! Вдруг она увидела меч. Самый, что ни на есть, настоящий меч в окне.

Над головой Ладушки, прикрепленный к потолку, вращался гигантский герб Лиги компаний: меч на золотой монете. Но Ладушка видела совсем другое: серебристый клинок в сказочном круглом окошке, за которым горит уютный оранжевый свет.

Она счастливо оглянулась, словно ища, с кем бы поделиться новостью, и вдруг увидела… Голиафа. Гигант шести локтей и одной пяди ростом с бугрящимися мышцами стоял неподалеку. Он был вырезан из картона и приглашал всех желающих посетить магазин спортивного питания.

Ладушка радостно пискнула и завертелась по сторонам. Через два магазинчика от «Спортивного питания» она увидела вывеску «Церковная лавка». Ну конечно! Спаситель из рода Давида пришел, согласно пророчеству! Головоломка, к которой нашелся ключ, стремительно складывалась. Семейство Самуса уже обнаружило себя. Оставалось понять, где спрятался он сам.

Самус отыскался в витрине напротив. Он и впрямь лежал на кожаном диване – огромный игрушечный лев в витрине салона офисной мебели.

«Так просто!» – изумилась Ладушка. Но теперь, поняв методу, она легко разгадала и тайну Мотебудана. Шутник просто выдумал это смешное название. Специально, чтобы она не пошла по ложному следу, разыскивая настоящие, да к тому же еще и запрещенные препараты. А она едва не оплошала! Сначала зачем-то искала Самуса в энциклопедиях, потом – анаболики в магазине, когда в загадке ясно написано, что первым делом требуется разыскивать меч в окне! Если бы Ладушка, прочитав надпись на чугунных шарах ограды, развернулась и подняла голову, она сразу же заметила то, что требовалось: Шпиль «Ваксы» был виден практически отовсюду, и на самом его верху красовался герб Лиги: серебристый меч в оранжевом окошке гигантской башни. Вот о чем говорил ее сон! А она впустую потратила столько времени! Может быть, тот, кто приглашал ее на встречу, давно отчаялся молча ждать и ушел?!

Нет! Он не мог! Он обязательно ее дождется! Ладушка отошла поближе к картонному Голиафу, и, укрывшись за его могучими плечами от потока потребителей, принялась вглядываться в лица.

Лица были самые разные. Мужские, женские, молодые, старые, капризные, сытые, радостные. Но для Ладушки они были одинаковыми, потому что на каждом читалась одна и та же история: «Купить! Купить! Купить!» Повести о ночных проделках и тайных надписях она не видела ни на одном из лиц.

Некоторые потребители переговаривались, иногда довольно оживленно. Многие молчали. Но Ладушка чувствовала – тому причиной не немота. Прошел почти час. У нее заныли ноги, но настроение не испортилось. Она была готова оставаться на посту круглосуточно.

– Может быть, нужно встать где-нибудь на видном месте, чтобы Ночной Шутник сам меня увидел? – спрашивала себя она.

– Нет! – тут же отвечала сама себе, – Он написал: «И буду я нем! Ищи!» Искать должна я.

Ладушка узнала того, кого ждала, сразу. Несмотря на то, что лицо его было выбелено краской, прическа скрыта под шляпой, а фигура – за свободными клоунскими одеждами. Он явился под видом Мима! Как же ловко он придумал! В толпе людей действительно сложно отыскать кого-то, кто будет еще более немым, нежели Мим. Ошибиться тут невозможно.

Мим спустился по эскалатору, встал напротив витрины, в которой лежал Самус, и начал спектакль. Он кланялся потребителям, протягивал им рекламные буклеты Лиги компаний, показывал рукой вглубь торгового центра, делал приглашающие жесты. По всему было видно, что Мим – не профессиональный актер. Тем не мене, на душе у Ладушки было очень тепло от его не совсем ловких движений. Она высоко оценила смелость этого человека, который ради нее устроил такой маскарад перед толпой.

Не желая ждать более ни секунды, она кинулась черед поток потребителей к Миму. Широкая улыбка растянула ее рот едва ли не от уха до уха.

Мим заметил ее, когда между ними оставалось не больше десятка шагов. Он узнал Ладушку, в этом не было сомнения. Она прочла это в его округлившихся глазах. Но только повел себя Мим уж очень странно: сунул пачку листовок в карман и поспешно отвернулся. Он словно не желал быть узнанным! Ладушка на секунду опешила, но двинулась дальше. Она уже протянула руку, чтобы тронуть Мима за рукав, но тот развернулся на каблуках и быстро зашагал к эскалатору. Ладушка удивилась еще больше и зашагала следом. Догнать Мима сразу не получилось – между ними вдруг выросла необъятных размеров женщина, с ног до головы увешанная пакетами с покупками. Ладушка сходу врезалась лбом в ее крахмальный бюст, пропищала»: «Извините!», и, не слушая кудахтанья тетки, снова ринулась вперед. Мим был уже далеко. Мельком оглянувшись через плечо на свою преследовательницу, он предельно ускорил шаги. Ладушка наддала еще.

Погоня переместилась на эскалатор. Здесь Мим заметно увеличил разделявшее их расстояние. Он ловко вкручивался между посетителями торгового центра, а те, увидав его необычный наряд, сторонились и уступали дорогу.

В то же самое время Ладушка услышала:

– Эй, Оладушек!

Навстречу по соседней дорожке эскалатора, со второго этажа спускалась Тётёля. Ладушка замахала руками, надула щеки и отрицательно крутнула головой: только не сейчас! В погоне за Мимом она почему-то решила, что ей также предписано быть немой. Занятая своими мыслями, Ладушка даже не заметила, что Тётёля, кажется, была чем-то сильно расстроена.

Преодолев, наконец, эскалатор, девушка отбросила все приличия и побежала. Увидев это, Мим также сорвался на резвый галоп. Неизвестно, чем закончилась бы эта гонка по этажам, но напротив детской секции Мим наступил на свою широкую штанину и с размаху грохнулся на пол. Ладушка попыталась затормозить, но заскользила по кафельным плитам, запнулась о Мима и упала сверху.

Несколько мгновений Ладушка не могла понять, что происходит. Она старалась подняться и слышала только свое разгоряченное дыхание. Потом вдруг ее подхватили сильные мягкие лапы, пушинкой подняли в воздух и бережно установили на ноги.

Ладушка не поверила глазам. Перед нею стоял огромный плюшевый Бегемот – живая реклама детской секции. Это он только что протянул ей лапы помощи. С пола поднимался и Мим. Его шляпа осталась лежать на кафельных плитах. Ладушка с разочарованием увидела чьи-то – совсем не папины – светлые волосы, торчащие вихром возле челки.

– Ты чего? – сердито крикнул Мим, начисто забыв о своей немоте, – Совсем сдурела?! Зачем ты бросаешься на людей?

– Тише, друзья! – басовито сказал Бегемот и снял с плеч плюшевую голову. Ладушка увидела добродушное круглое лицо и большой нос картошкой. Она почувствовала, что защиты от разозленного Мима нужно искать здесь.

– Простите! – пробормотала она. – Я думала, что это он меня приглашал… Ну, то есть, не он, а…

– Бывает! – добродушно согласился бегемот с картофельным носом и обернулся к Миму. – А ты чего бежал?

– Ничего! – сердито пробурчал вихрастый Мим.

– А ну отстаньте от девочки! – раздался вдруг сиреноподобный голос. Издавая боевой клекот, на выручку племяннице от эскалатора бежала Тётёля.

– Охрана! – кричала она, – Охрана!

– Успокойтесь! – сказал ей Бегемот и примирительно улыбнулся. – Вы разве меня не узнали?

Тётёля замолчала и смерила Бегемота презрительным взглядом.

– А… Так вы, оказывается, Бегемот! Что-то в этом роде я и предполагала!

– Пусть будет Бегемот. Во всяком случае, не грабитель и не похититель детей. Не надо охраны. Произошло недоразумение, я могу объяснить, если вы разрешите… – миролюбиво, но отчего-то очень грустно пробасил Бегемот.

– Нет уж, спасибо! Все ясно и без объяснений! – отрезала Тётёля.

– Тётёлечка, не надо охрану! – тем временем просительно канючила Ладушка. – Понимаешь, он меня пригласил. Я его нашла. А это – кажется, не он!

Тётёля решительно повернулась к Миму.

– Так! Куда ты ее приглашал, извращенец?!

– Я? – казалось, Мим ошалел от такого напора. – Приглашал? Ее?! Очень надо! Да это она сама за мной гналась!

– Это правда не ты? – неожиданно тихо спросила Ладушка, наклонившись к самому уху Мима. – Анаболик Мотебудан? Лев Самус лег на диван?

– Ты и вправду чокнутая! – больше удивленно, чем зло, шепнул в ответ Мим.

– Простите! – воскликнула Ладушка уже громко, и в голосе ее зазвучали слезы разочарования. – Я думала… Словом, я ошиблась. Мне очень-очень стыдно!

– Пойдем! – Тётёля решительно взяла Ладушку за руку. – Ты, Оладушек, держись подальше от таких… Бегемотов! А то наплачешься!

Она бросила еще один презрительный взгляд на Бегемота, и потянула племянницу к эскалатору. Бегемот и Мим проводили их взглядом.

– Ты чего побежал-то, господин Тёма? – нарушил Бегемот молчание некоторое время спустя.

– Чего-чего… – Мим отвел глаза. – Стою себе, никого не трогаю, и тут вдруг из толпы – эта. Идет и смотрит как-то странно… И зубы оскалила. Ну, я решил отойти от греха подальше. Она – за мной. Я бегом – она не отстает! Да тут полгорода сумасшедших! Вдруг укусит, а мне потом уколы от бешенства ставить?

– А ты ничего не скрываешь? – вдруг проницательно поинтересовался Бегемот.

– Нет! – Голос Мима был твердым, но глаз своих он так и не поднял.

– Н-да… – горестно вздохнул Бегемот. – Грустно… Кажется, мне теперь тоже нечего скрывать. Даже если б я и захотел. Эта женщина – та самая дама из кондитерского отдела, из-за которой я трачу всю свою зарплату на сладости, а ты – бесплатно зарабатываешь сахарный диабет. И, если уж я не достучался до ее сердца в шикарном костюме бегемота, то, боюсь, надо сматывать удочки… Мои шансы в костюме офисного червяка уж точно будут равны нулю.

Мим ничего не ответил. Но, нагибаясь за своей упавшей шляпой, украдкой вздохнул не менее горестно.

День Тётёли и день Капитана

За несколько часов до описанных событий, Капитан томился в кондитерском отделе. Он с «заинтересованным» видом разглядывал ценники и украдкой бросал взгляды на Тётёлю, даже не догадываясь, что судьба уготовала ему скорое превращение в бегемота.

В настоящее время в кондитерских отделах редко бывают очереди. Утром перед самым началом рабочего дня к витрине намывает офисный планктон – покупают печенье и сушки для офисного чаепития. В обеденный перерыв прибегают голодные дамочки и берут пирожные на развес. В конце дня идут домохозяйки запасаться конфетами и пряниками для вечерней трапезы. В остальное время очереди здесь не увидишь. Вероятно, это говорит о высоком качестве жизни. О том, что мы, наконец, наелись…

Тётёля отсутствию очереди профессионально радовалась, а Капитан обывательски огорчался. Продавщицу очередь отрывала от приятных бесед с напарницей. Покупателю же дарила несколько дополнительных минут, чтобы издалека полюбоваться на предмет своего обожания и собраться с мыслями.

– Ну что же ты! – обращался к себе Капитан, не то сердясь, не то уговаривая. – Уже даже не смешно! Какой день ходишь?! Неужели так трудно заговорить? Пригласить куда-нибудь, поужинать, пообщаться… Вдруг, у нее в голове одно крем-брюле? Этот вариант мы уже проходили.

Как обычно, он подошел к кондитерскому отделу со стороны самой дальней витрины. Ежедневно, проделывая неспешный путь до весов, он набирался мужества перед предстоящим разговором. Но мужества всегда хватало ровно на то, чтобы купить зефир и сбежать.

– Очередной жених на горизонте… – тем временем подначивала Ольгу напарница. – Гляди, каждый день возле выпечки трется, а никогда ее не покупает! Ох, неспроста такие клиенты! Схожу, проверю!

Она поправила прическу, и, покачивая бедрами, поплыла в другой конец отдела.

– Вам чем-то помочь? – кокетливо пропела она.

– Что? – Капитан поднял на глаза и оторопело смотрел на женщину несколько секунд. – А! Нет. Спасибо. Я пока… Пока смотрю.

– Яс-с-сно! – ехидно протянула продавщица, развернулась на каблуках и вернулась к Ольге.

– Насколько я понимаю, это ваш клиент! – сообщила она, пытаясь за сарказмом скрыть завистливые нотки.

– Да уж, – устало вздохнула Ольга, – красавец…

– А ты все принца на белом коне ждешь? – все ехидничала напарница.

– Дождешься тут! – пожала плечами Ольга. – Вообще, русская женщина принца на белом коне не ждет, а останавливает на скаку. Только этот принц пусть скачет мимо. Определенно герой не моего романа.

***

Если не все, то многие (хотя, на самом деле, все!) в детстве хотя бы раз мечтали о неограниченном доступе к конфетам. Но воплотить мечту в жизнь удалось отнюдь не каждому. Среди счастливцев оказалась Ольга, продавщица кондитерского отдела в огромном супермаркете. Но странное дело: проводя так много времени среди всевозможных сладостей, счастливой себя она не чувствовала. То ли от того, что избыток сладкого (в прикладном и узком смысле) высыпает на щеках диатезом и ложится «спасательным кругом» на некогда тонкую талию. То ли от того, что сладкое (в смысле широком и философском), когда его слишком много в жизни, становится приторным и вызывает неприятие.

Свою «сладкую жизнь» Ольга с неуемной энергией начала обустраивать немедля после переезда из Крутёнок в областной центр. Из родной деревни она бежала, сломя голову, после окончания десятилетки. Даже если бы ей одномоментно предложили непыльную работу в поселковой администрации, бесплатное молоко с фермы, фотографию на доске почета и директора плодоовощной базы в мужья, она бы отказалась. Жизнь в отчем краю не казалась ей сладкой ни под каким углом. Горизонты ее желаний простирались куда шире: до отдельной хорошо обставленной городской квартиры с ванной и горячей водой; мужа – пусть не очень красивого, но занимающего ответственный пост; большого зеркального шкафа, забитого всевозможными импортными шмотками; и обязательно – ухоженных рук без цыпок, но с дорогим маникюром.

Как ни странно, этот рубеж был взят без особого даже труда. Когда студенток Технологического училища отправили на практику на консервную фабрику, семнадцатилетняя Ольга своим нежеланием пачкать руки и портить маникюр в первый же день сумела вогнать в яростную дрожь всех, начиная от обработчиц овощей и заканчивая мастером производственного участка. И только директор по сбыту готовой продукции, случайно ставший свидетелем конфликта, не стыдил белоручку. Для начала он снял практикантку с линии и переместил в свою приемную, а впоследствии – и в свою квартиру.

Вопреки мрачным прогнозам Ольгиной родни, он развелся со старой женой и сыграл свадьбу с молодой невестой.

Ему было за сорок, был он лысоват и малость кривоног, а когда смеялся, то неприятно повизгивал, будто поросенок в мешке на тряской дороге. Но Ольга верила в то, что любит своего избавителя. Вполне достойной компенсацией за лысину и неприятный смех была трехкомнатная квартира, личная «Волга», хороший оклад. Появился вожделенный зеркальный шкаф и быстро наполнился заграничными вещами. Случался отдых в Крыму и даже экскурсионная поездка в Болгарию.

Муж до поры таскал ее за собой на разные деловые и полуделовые банкеты. Хвастался друзьям, словно не мог наиграться дорогой безделушкой. Когда случалось заскочить домой на обеденный перерыв, с радостью уминал Ольгин деревенский борщ, и нахваливал атмосферу домовитого уюта, созданную молодой женой.

И все же желанная сладкая жизнь все чаще вязла в зубах. Муж умел говорить только о консервах, сбыте и футболе. Его друзьям было от сорока до шестидесяти, женам друзей – соответственно. Муж любил коньяк и часто пил его вволю. Не столько, чтобы утром не встать на работу, но достаточно, чтобы стать тяжелым и неповоротливым, как поддон с ящиками консервированных баклажанов. С некоторых пор молодая жена перестала выносить запах коньяка и вечерами не спешила на супружеское ложе.

Потом командировки мужа стали все чаще и длиннее, совместные выходы в консервно-сбытовой свет все реже, а похвалы в адрес супруги – формальнее. Наконец, появилась Людочка – практикантка из технологического училища.

После развода у Ольги в сухом остатке оказалась съемная комната в коммуналке на окраине города, чемодан любимых платьев и белые ухоженные руки с маникюром. Среди нематериальных приобретений был бесценный опыт. Во-первых, Ольга поняла, что общность интересов в семейной жизни – не последнее дело. Во-вторых – что имущественные отношения супругов в случае развода не мешает обговаривать заранее и прописывать на бумаге.

***

Николай с детства видел себя капитаном. Не важно каким – воздушного судна, океанского лайнера, космического корабля. Главное – офицерский китель, горящие огнем пуговицы, капитанская фуражка с кокардой и погоны.

Вместе с тем, трудно было представить себе мальчишку, более непохожего на подтянутого капитана. Он был рыхлым и рослым – на голову выше своих сверстников. Волосы были вечно взлохмачены, рубашка – выпростана из-под брючного ремня, пухлые щеки и губы – в пятнах потекшей ручки. Его звали Кисель, Хрюн и Гуляш. Но не Капитан…

Вместе с тем Коля не замыкался в себе. Он был самым искренним болельщиком, когда другие гоняли в футбол. Не замечая издевки, бежал по «липовым» поручениям одноклассников в учительскую, доверчиво улыбаясь от возможности кому-то чем-то помочь. Никогда не жалел ни карандашей, ни решенной задачки, ни коржика в буфете. Он отдал бы и больше, если б кто попросил. Он умел радоваться чужой радостью и мечтал о настоящем друге.

Учился он без особых проблем, успевая на «отлично» по всем предметам, кроме физкультуры. Теоретически Коле нравился спорт. Но после того как он трижды за урок повалил коня, через которого пытался перепрыгнуть, физрук составил для него индивидуальную программу занятий. Программа по большей части состояла из общеукрепляющего сидения на скамье около раздевалки. Успехи воспитанника преподаватель раз и навсегда оценил на железную тройку. Коля доверчиво улыбнулся и принял это, как должное.

К старшим классам у него появилось новое имя – Гений. Это случилось после того, как Коля раскопал в кабинете физики старый осциллограф, который почти совсем не работал, и сделал из него… осциллограф, который не работал совсем. Однако этот поступок почему-то необычайно возвысил его как в глазах одноклассников, так и в глазах учителей. За Колей безоговорочно признали технический талант. Будущее было определено. Коля-Гений послушал старших и поступил в политех.

Из политеха он вышел с дипломом инженера-проектировщика и женой Ирочкой. Ирочка являлась дочерью подруги маминой сослуживицы. По словам мамы, она была «ребенком хороших родителей, а это уже полдела». Среди других характеристик указывалось, что невеста умна, трудолюбива, скромна и даже застенчива, хоть и не блещет красотой. Гений снова доверчиво улыбнулся и еще раз послушал старших. На этот раз зря. Ирочка действительно не блистала красотой. Но вместо ума, трудолюбия и скромности в первые же недели супружеской жизни явила мужу истеричность, стервозность и патологическую страсть к телесериалам.

Отдав невесте руку и сердце, Коля и думать не мог, как скоро он получит упреки в безрукости и бессердечии. Он пытался быть хорошим. Когда жена ругала его за то, что он за все выходные палец о палец не ударил, Гений поднимался с дивана и обстоятельно ударял палец о палец: вдумчиво выносил мусор или, к примеру, брал веник и дочиста подметал середину комнаты. Но Ирочке было мало.

Постепенно Коля понял, что фраза Ирочки: «Я не желаю с тобой разговаривать!» вовсе не означает, что жена и впрямь не будет говорить, а значит лишь то, что она не будет слушать. Впрочем, горе-Гений не унывал. На время любимых телесериалов Ирочка делала передышки в воспитании мужа. А сериалов по телевизору показывали много.

Все так и шло – ни шатко, ни валко, но однажды оказалось, что Ирочка несчастна в любви. Видите ли, в брак с Колей она вступила под давлением родителей, однако сердце ее уже долгие годы принадлежит другому. Кажется, какому-то Игорю или Славе – Коля так и не разобрался. Естественно, виноват в этом оказался он, треклятый Коля, насильно связавший ее узами брака и вырвавший из ее уст обещание, которое она должна была дать не ему. Ежедневно Коля слушал слезные монологи о том, как загубил Ирочкину молодость, и виновато улыбался.

В конце концов, Ирочка побывала в объятиях Игоря (или, может быть, Славы). Об этом она по большому секрету рассказала подруге, подруга передала маме, мама сообщила сослуживице, та понесла известие родительнице Коли, и эта последняя, наконец, заливаясь слезами, огорошила информацией родное чадо самолично.

Слушая новости, Коля-Гений лишь доверчиво улыбался. Как ни странно, инициатива развода принадлежала мужу (зато звуковое оформление процесса целиком и полностью досталось жене). Когда все закончилось, Гений вернулся жить к маме. Мама со слезами смотрела на свое дитя. Сын похудел и переменился. Он ходил по квартире из угла в угол и будто прислушивался к чему-то. Вокруг было непривычно тихо, а внутри – очень больно. Потом он купил бутылку портвейна и попробовал впервые в жизни напиться, но помешала тошнота. Коля вылил портвейн в раковину и начал взрослеть.

***

– Спрошу обычно: «Что вы делаете сегодня вечером?» Нет! Это ужасно пошло! Лучше напрямую спросить, может ли она уделить мне хотя бы час? Но вдруг у нее будут планы, которые нельзя изменить? Господи, сколько слов понапридумывали, а для самых нужных случаев – есть лишь какие-то две-три жалкие затертые фразы!

Николай страдал около выпечки. Ольга, облокотившись на прилавок, искоса наблюдала эти муки, ясно написанные на носатом лице.

– Похоже, тюфяк и рохля, – думала она. – Хотя видно, что не злой… Представительный. Судя по галстуку, из наших, ваксовских. Может быть, даже начальник какой-нибудь. Хотя пойми их, этих оранжево-серых! Вон грузчик из рыбного отдела тоже где-то достал корпоративный галстук и носит между сменами…

– Может быть, спросить, любит ли она литературу? А что если она ответит, что не любит? – терзался Капитан, постепенно приближаясь к весам, у которых стояла Ольга. – Нужно что-то простое, но бьющее в цель. Можно позвать в кино. Сказать, что билеты пропадают. Если согласится – сбегать и купить… Пожалуй, так и поступлю.

Капитан поднял глаза и встретил Ольгин взгляд. В нем не былопрезрения. Скрытая усталость, легкое любопытство, чуть сочувствия. Или так только показалось? В любом случае, этот взгляд внушил Николаю уверенность. Он решительно выдохнул и шагнул к весам, но тут между ним и Ольгой ввинтился смуглый брюнет с аккуратной лысинкой и пузиком. Этот субъект, одетый в белый тренировочный костюм, тут же оперся рукой о стеклянную витрину, загородив дорогу Капитану. На среднем пальце, поросшем густым волосом, сверкнул крупный золотой перстень-печатка.

– О, какая девушка! – зарокотал брюнет с заметным кавказским акцентом, – Как девушка смотрит на то, чтобы прокатиться в ресторан?

Ольга нахмурилась:

– Девушка работает в круглосуточном магазине и сегодня отстояла ночную смену. У нее закрываются глаза от усталости и на рестораны не смотрят. Что вы будете покупать?

– Конфет… Коробку. Самую дорогую! – подмигнул брюнет и пригладил черные кудри с легкой проседью. Кудри были обильно смазаны гелем и зачесаны назад, на лысеющею макушку.

Ольга молча подала товар. Брюнет взял конфеты, повертел в руках и протянул назад Ольге:

– Держи, красавица! Это тебе! Поехали в ресторан, ни о чем не пожалеешь!

– Товар оплачивается на кассе! – еще сильнее нахмурилась Ольга.

– Зачем на кассе?! Вот! – смуглый расстегнул кожаную сумочку, которая помещалась под круглым животом, вынул оттуда пачку купюр и помахал перед носом продавщицы. – О чем думать? Я два раза говорить не привык!

– Говорить по два раза не привык, а что ж слышишь-то не с первого раза? – зло прищурилась Ольга. – Не заставляй и меня повторять!

– Зачем грубишь?! – вскипел покупатель, – Ты, вообще, кто есть? «Не заставляй»… Да я могу тебя заставить туфли мои целовать! Да я…

Но закончить он не успел – на его плечо легла массивная ладонь. Брюнет вскинул злые глаза. Человек, который стоял сбоку, был на голову выше… Это немного охладило горячую кровь, но не остановило ее кипение.

– Эй, ты! Куда лезешь, да?! – взвизгнул он, стряхнул руку с плеча и картинно смахнул воображаемую грязь с того места, где она лежала. – Ты дня не проживешь, понял?!

– Уйди… – хмуро пробасил Николай.

– Ты совсем берегов не видишь, да? Ты не видишь, перед кем ты стоишь, да? – брюнет попробовал оттолкнуть Капитана, но тот, подобно утесу, остался стоять на месте. От толчка скандалист качнулся сам и отступил на шаг назад.

– Уйди! – повторил Капитан и медленно двинулся на брюнета. Брюнет со злобой, и в то же время беспомощно оглянулся, ища поддержки и, не найдя, вдруг развернулся и проворно отбежал на десяток шагов. Очутившись на безопасном расстоянии, он снова закричал, попеременно указывая пальцем то на Ольгу, то на Николая:

– Ты здесь больше не будешь работать, поняла? Ты меня вспомнишь! А ты… Ты дня не проживешь, понял?

– Брысь! – неожиданно гаркнул Николай и качнулся вперед. Брюнет мгновенно растворился в толпе потребителей, привлеченных скандалом. Его выкрики некоторое время доносились из-за их спин, но постепенно удалились. Капитан повернулся к Ольге. Она смущенно опустила глаза:

– Вот так и работаем… – пробормотала она, сама не понимая вдруг нахлынувшей робости.

– Ага… – кивнул Николай и замолчал. По его шее начала разливаться краска.

– Вы что-то хотели? – наконец, совладала с собой Ольга.

– Да… Я хотел… Зефир… – прогудел Капитан и потупил глаза.

– Зефир? – переспросила продавщица.

– Зефир, – кивнул покупатель. Неожиданно он поднял виноватый взор и доверчиво улыбнулся. – И еще хотел в кино… Вас позвать – в кино. Точнее, я хотел с вами поговорить. Давно уже. Но случая никак не найду. И слов тоже. А кино… Я не подумал, что вы после ночной смены и устали. Словом, давайте зефир. Только мне зефир нельзя. Врачи запрещают.

Ольга задумалась, но лишь на секунду:

– Может быть, лучше, все-таки, кино, а не зефир? В благодарность за спасение от дракона? – лукаво улыбнулась Она. – Я освобождаюсь в четыре…

– Я знаю… – ошарашено проговорил Капитан, – я давно ваши смены выучил. Сегодня пятница. У меня тоже сокращенный день. Но как же ваша ночная смена?

– Мне не привыкать! – махнула рукой Ольга. – Впереди выходные, отосплюсь.

– Тогда в четыре я у вас? – улыбнулся он и получил ответ:

– Да, в четыре. Только давайте сразу на третьем этаже – около кинотеатра.

***

Как ни старалась Ольга быть прагматичной и расчетливой, второй муж случился как-то нечаянно. Он был художником, студентом местного училища искусств и соседом Ольги по очередной съемной коммуналке. Правда, из студенческого возраста этот служитель муз вышел довольно давно.

– Мой путь тернист, потому что на нем всегда стоят завистники! – пояснял он при случае.

Несмотря на высокий рост и козлиную бородку, он напоминал Ольге брошенного котенка, при виде которого женское сердце сжимается от жалости, в ушах звучит комариный писк, и ничего не получается поделать с желанием вынести к порогу молока в блюдце. В свою очередь художник, не хуже котенка, почувствовал женскую слабину. Он не упустил случая жалобно мяукнуть, заискивающе потереться о ногу и незаметно перескочить через порог.

С ним было интересно. В хорошем настроении он мог часами читать стихи, играл на гитаре и неплохо пел. Его друзья наперебой старались перещеголять друг друга в оригинальности идей. Правда, в хорошем настроении у него не бывало вдохновения, и он не мог работать над будущими шедеврами. Вдохновение художника шло рука об руку с мрачным пессимизмом и желчной мизантропией. Свой стиль, в противопоставление живописи, художник называл смертописью. Полотна его были почти сплошь черны. Лишь редкие голубовато-холодные точки, похожие на звезды, торчали там и сям. Над каждой светлой кляксой смертописец мог думать по нескольку часов, а то и дней. Ольга непомерно уважала такое старание, но, как ни силилась, понять содержания картин не могла. Чтобы не расстраивать мужа, она внимательно выслушивала объяснения о том, что смертопись интуитивна, неотделима от судьбы автора и непостижима для серых масс; что абстрактная трактовка элементарных основ Бытия – не только спонтанное самовыражение, но и завещание потомкам.

Серая масса и впрямь не спешила покупать смертопись. И яркие представители Богемы почему-то не спешили. Словом, с ролью кормильца художник сжиться никак не мог, зато амплуа транжиры давалось ему легко. Ему регулярно требовались холсты и краски. Для поддержания в тощем организме творческого горения ему была необходима вкусная и здоровая пища. Одеваться он также любил с богемным шиком.

К тому времени Ольга, окончив соответствующие курсы, работала парикмахером и грезила карьерой стилиста. И ей снова везло: довольно часто ее приглашали делать свадебные прически, профессиональный маникюр и визаж. Она шагала к высотам профессии гораздо быстрее супруга. Через некоторое время она была нарасхват. Приходилось разрываться между работой в парикмахерской и частными заказами и

начисто забыть о выходных.

Ольга старалась скопить денег на собственную квартиру. Но они почему-то не скапливались. Проведя несложный бухучет, Ольга быстро обнаружила в семейном бюджете зияющую брешь в лице мужа, который из тощего брошенного котенка постепенно превращался в наглого зажравшегося котяру. Но о том, чтобы выгнать его к чертям, она и помыслить не могла (откуда в женском сердце столько терпения по отношению к самозваным тиранам – неразрешимая загадка).

Меж тем, художник тоже работал над собой: свой творческий метод он усовершенствовал тем, что рядом с красками и кистями теперь ставил кружку с пивом, которую регулярно опорожнял. Он называл это «релаксацией сознания» и уверял, что практически достиг совершенства в расстановке белых точек на черный фон. Чем ближе к совершенству был художник, тем меньше становился расход краски на очередную картину и увеличивался расход пива. В один прекрасный день совершенство, по всей видимости, было-таки достигнуто. Краски исчезли совсем, осталось одно пиво. Поскольку мастер достиг вершины, дальше двигаться в творчестве было некуда. И он двинулся из дому…

Во время очередного скандала с женой по поводу двухдневной отлучки художник предпринял неумелую попытку физического насилия. Однако результат превзошел самые смелые ожидания. Он подбил Ольге глаз. Как ни странно, фингал помог ей прозреть (конечно, в метафорическом плане). Выдворить мужа вместе с его творческим наследием представлялось ей делом трудоемким, и потому она съехала сама, вместе с чемоданом любимых платьев и дорогим маникюром.

На этот раз обретение свободы было затяжным и мучительным, как поездка верхом на ишаке из Калининграда во Владивосток. Художник находил ее на новых квартирах, плакал, валялся в ногах и просил прощения. Несколько раз – успешно. Однако и прощеный, художник не спешил отказываться от своего творческого метода, и потому рано или поздно оказывался за дверью. Потом он просто приходил канючить деньги.

И все-таки огромная дыра в бюджете была практически залатана. Круг клиенток неуклонно рос, благодаря «сарафанному радио». Ольге удалось завязать нужные знакомства на таможне и доставать импортную косметику по цене конфиската, и успешно сбывать ее с немалой прибылью. Мобильник звонил круглосуточно. В самом центре города постепенно поднималась новостройка на сто двадцать квартир, одна из которых по окончании строительства и выплате положенных кооперативных взносов принадлежала бы Ольге.

Но радоваться жизни не получалось. Во-первых, было просто некогда. Во-вторых, на Ольгу наехали рэкетиры, которые требовали процент от доходов и обещали ломать пальцы – по одному в неделю, если не согласится. Практически сразу же вслед за бандитами ее разыскала налоговая. Эти пугали сроком за незаконное предпринимательство и процент ломили еще больший.

Но отойти от дел Ольгу побудило отнюдь не это. Она была не робкого десятка, и как-нибудь смогла бы прокрутиться. Просто однажды, проснувшись утром, она поняла, что не может больше смотреть на своих клиенток. Молодящиеся старухи вызывали раздражение, бесили кокетки средних лет, глупые и счастливые невесты порождали ярость. Хотелось крикнуть: «Эй, вы! Для кого хвосты распускаете? Для этих козлов?! Я вас накрашу, но ведь умываться-то слезами придется!»

Когда ключи от кооперативной квартиры на восьмом этаже, наконец-то оказались в ее руках, Ольга сказала: «Все!», и широким жестом бросила свой мобильник с балкона.

***

Получив неожиданное согласие на свидание, окрыленный Капитан чувствовал себя стальной пружиной, заведенной до отказа. Он не то пробежал, не то протанцевал из торгового центра «Плеяды Ваксера» в Шпиль по служебному переходу и поднялся на свой этаж. Ему хотелось ухватить в охапку земной шар и подбросить его, как надувной пляжный мячик. Ему хотелось петь. И потому, увидев герб Лиги в конце коридора, он замурлыкал на рок-н-ролльный лад:

– Продажи… резво расту-у-ут, пам-парам-пам-пиу-у!

– Все поем? – услышал он вдруг ядовитый голос за спиной. – Попрошу за мной!

Из бокового прохода змеей выскользнул старший менеджер господин Аркадий и зашагал к непрозрачным дверям, на которых красовалась надпись «Начальник девелоперского отдела».

За нею оказалась приемная, где хозяйничала бойкая секретарша с корпоративным шелковым шарфиком на шее. На стуле для посетителей, понурившись, сидел младший менеджер архитектурной секции Тёма Чеменков.

Секретарша нажала несколько цифр на внутреннем телефоне и сообщила в трубку:

– Явились… Да, хорошо!

Потом она повернулась к рыжему господину Аркадию и, обращаясь исключительно к нему, мелодично пропела:

– Проходите! Вас ждут!

Господин Аркадий холодно взмахнул рукой в приглашающем жесте. Тёма, за ним Капитан, а после и сам Аркадий, принявший на себя роль конвоира, проследовали в апартаменты начальника отдела.

Меблировка кабинета оскорбила тонкий архитектурный вкус Тёмы: здесь все казалось несоразмерным и несуразным. Огромный герб Лиги на стене, а вокруг – россыпь разнокалиберных рамок и рамочек с фотографиями и сертификатами, и совсем уж невпопад – фаянсовые тарелочки с нарисованными пагодами. Громоздкий шкаф со стеклянными дверцами, заставленный разным сувенирно-юбилейным барахлом, включая макет неопознанного парохода с гребными колесами и расписное страусиное яйцо. Наконец, монументальный стол и великанское кожаное кресло, на фоне которых практически полностью потерялся маленький, но очень важный человек – начальник девелоперского отдела господин Самотягин (корпоративная этика Лиги компаний предписывала называть высшее руководство без лишнего панибратства – по фамилии).

– Господа! – вкрадчивым голосом заговорил маленький человек с большой должностью. – Господин старший менеджер доложил мне о вопиющем нарушении трудовой дисциплины и корпоративного устава.

По спине Тёмы пробежали мурашки. А Капитан смотрел на Самотягина и невпопад думал о том, что начальник, сидя в таком огромном кресле, наверняка не достает ногами до пола…

– Господин Аркадий представил мне доказательства: видеосъемку камер наблюдения за понедельник текущей недели. На ней видно, что господин Артем является на работу в 8.55 – время зафиксировано камерой. В свою очередь, его коллега, то есть, вы, господин Николай, на планерном совещании заявили старшему менеджеру о том, что господин Артем болен. Если не ошибаюсь, расстройством желудка?

Рыжий старший менеджер важно кивнул. Тёма покраснел, опустил голову и начал теребить полы пиджака. А Капитан улыбнулся – опять невпопад. Ему показалось, что Самотягин прямо в эту минуту грозной расправы над подчиненными болтает под столом своими лаковыми туфельками.

– Что ж, корпоративный устав строг в вопросах трудовой дисциплины! – возвысил голос Самотягин, мимо которого не прошла улыбка Капитана. – За проступок, подобный вашему, он предписывает либо денежный штраф, либо увольнение по статье, если нарушения повторяются систематически. Право выбора остается за непосредственным руководителем…

– Я настаиваю на увольнении! – рыжий Аркадий, дав от волнения петуха, сделал шаг вперед, и пристукнул каблуками о паркет. Самотягин смерил его долгим взглядом и процедил сквозь зубы:

– Руководитель здесь пока что я…

Аркадий покраснел так, что даже его огненная шевелюра потускнела на фоне его физиономии.

– Простите, я… – забормотал он, но Самотягин не слушал.

– Что ж, господа! – с иезуитской улыбочкой промолвил он, – ситуация не совсем обычная. Один совершает проступок, другой покрывает этот факт, но оба крадут деньги Лиги компаний. Пусть не напрямую. Однако неизвестно, что страшнее – откровенное воровство или разложение дисциплины в сплоченном коллективе единомышленников.

Тёма совсем поник. Капитан украдкой посмотрел на часы и встревожился. Стрелки показывали начало четвертого.

– И все же, наказание должно быть не всегда суровым. Куда полезнее, если оно будет мудрым и назидательным, – рассуждал Самотягин, упиваясь положением. – Как мне поступить? Уволив вас, я обескровлю архитектурную секцию, оставив ее без единого квалифицированного специалиста (при этих словах рыжий Аркаша в момент побледнел). Поиск новых сотрудников займет время. Тем самым будет нанесен урон интересам Лиги Компаний. Меж тем, я убежден, что штраф – слишком мягкое наказание…

– Для кого как… – буркнул под нос Тема. Самотягин не отреагировал. Он сидел, погрузившись в мысли, и барабанил короткими пальцами по массивной столешнице. Стрелки часов ползли по циферблату. Капитан шумно вздохнул. Наконец, начальник прихлопнул ладошками по столу, откинулся в кресле и заявил:

– Я принял решение! Я знаю, как вас наказать!

***

Не зря говорится, что беда не приходит одна. Мама Николая тяжело заболела почти сразу после его развода. У нее диагностировали рак. На лечение были нужны большие деньги, которых работа инженером не приносила. Вечерами Николай простаивал у кульмана с чертежами. Он брал халтуру в проектном отделе. Но денег все равно не хватило, чтобы спасти маму… Чтобы оплатить похороны, он влез в долги.

Однако уныние внесено в список смертных грехов тоже не случайно, ведь в любом горе рано или поздно находится утешение. У Николая неожиданно появился друг. Друг, о котором он мечтал с детства.

Друга звали Лёва Ваксер. Вообще, знакомы они были давно, еще с политеха – учились в параллельных группах. Но за время учебы сокурсники как-то не сблизились. Теперь же, встретившись случайно в городском парке, они разговорились и сделались друзьями. Так, по крайней мере, казалось Николаю.

– Тебе нужны деньги? – спрашивал Лёва и тут же уверенно отвечал: – Мы их заработаем! Идеи мои. Доходы – пополам!

Лёва был невысок и тощ, чем-то неуловимо напоминая червяка. Наверное, умением незаметно вползать и ввинчиваться практически всюду. Он притаскивал откуда-то ящики с аудиокассетами и разобранные на запчасти магнитофоны. Николай вооружался паяльником, хитро сплетал провода, монтировал лентопротяжные механизмы и потом сутками записывал модный хит Газманова «Эскадрон» одновременно на семь кассет. Лева уносил ящики, но вместо денег снова притаскивал кассеты.

– Подожди! – говорил он. – Немного раскрутимся, деньги будем лопатой грести! Сейчас такое время! Такое!

– Какое? – не мог понять Николай.

– Золотое, вот какое! – уверенно восклицал Лева.

Абхазия пылала в пожаре войны, но Лева, скрываясь в дыму, вывозил оттуда фурами практически дармовые мандарины. Николай всегда сопровождал груз и, благодаря своему росту и внушительной комплекции, не раз выручал напарника и груз из довольно неприятных положений.

Сопровождал он также Леву на стрелки и разборки, без которых в те дни бизнес не делался. В узких кругах Николая стали называть Репой – явно намекая на размер и флегматичное выражение физиономии.

– Репа и есть! – смеялся Лёва Ваксер. Правда, его самого среди братвы поначалу называли совсем уж неуважительно: Серя (склоняя последний слог фамилии). Но Серя удивительно быстро ввинчивался в среду: он стремительно зарабатывал капитал и авторитет, и вскоре стал Лёвой Серым.

– Без обид, Репа, но на компаньона ты не тянешь, – сказал он однажды, – Один же работаю! Надо пересмотреть условия нашего договора. Давай, сорок на шестьдесят?

Коля-Репа только пожимал плечами. Все равно свободных денег почти не было, Лева почти все немедленно вкладывал в новые дела. Идеями он просто фонтанировал. Николай мотался в Турцию с баулами и вывозил со спиртзавода канистры мимо проходной.

Разное случалось. Со временем он перестал вдаваться в подробности. Бродячая жизнь была полна приключений, и в душе Николай был доволен ею куда больше, чем своим неудачным семейным опытом. Отправляясь в очередной рейс, он чувствовал себя почти капитаном. Но все-таки, от этого «почти» избавиться никогда не получалось, ведь курс прокладывал не Коля, и не он выбирал, в какие порты зайти. Коммерческим сопровождением любого дела всегда заведовал Лёва Серый. Идея, стратегия и тактика каждого предприятия также принадлежали ему. Николаю оставалось только смириться с ролью старпома на этом судне.

– Кредиты душат! – жаловался Лева. – Ты как, если я тебе пока тридцать процентов буду отдавать? Временно?

– Делай, как знаешь, – говорил Репа Лёве Серому, – я в коммерции ни бум-бум. Мне б такое дело, которое руками можно пощупать. Я ж инженер. Не до чертежей, конечно, но за прилавком стоять не хочу и не буду.

– Ух, какие мы гордые! – смеялся Лева. – Но ничего. Без дела ты у меня не останешься, чертежник!

И дело действительно находилось. Росли вдоль тротуаров продуктовые палатки в виде теремков. Эскиз теремка набросал Коля-Репа на обратной стороне накладной на контейнер с кожанками и дубленками. Потом теремки исчезали, сметенные дефолтом, но появлялся Луна-парк с изрядно потасканными аттракционами, которые требовали регулярного ремонта. Репа отводил душу, копаясь в их металлических кишках и воплощая свои рационализаторские идеи.

– Все чертишь-вертишь, Репа? Ну-ну! – посмеивался Лева Серый. К той поре он уже обзавелся малиновым пиджаком, золотой цепью в палец и туфлями из крокодиловой кожи. – Извини, тороплюсь в мэрию. Может подряд на детские площадки обломиться. Вот тогда уж почертишь, друг! Скоро пойдут, пойдут денежки! Твоих – двадцать процентов. Железобетонно!

Коля-Репа вытирал замасленные руки о синий рабочий комбинезон и добродушно улыбался. К этой поре он вовсе перестал интересоваться денежной стороной их предприятия. Молча брал то, что предлагал компаньон, и никогда не просил большего. Когда Лева не давал ничего, Николай также флегматично пожимал плечами.

– Я был вынужден провести допэмиссию… Так вышло, долго объяснять. Ты мне веришь, друг? – спрашивал Лева, заглядывая Николаю в глаза снизу вверх.

Николай кивал головой.

– Двадцать процентов акций я тебе предложить не могу. Нужен капитал, иначе захлебнемся! И десять не могу. Но вот семь… Семь – твои!

Потом Лёва Серый неожиданно двинул в политику, сообразив, что выдавать самому себе разрешения на строительство или торговлю будет быстрее и дешевле. Он перестал быть Левой Серым и стал Львом Самуиловичем, а Николай так и оставался Колей-Репой. Встречаться у друзей получалось все реже.

– Не печалься, друг! – говорил Лев Самуилович во время одной из таких редких встреч, хлопая Николая по плечу. – Со мной не пропадешь! Вот проскочу в Думу, почертишь так, что мама не горюй! Уж без куска хлеба точно не останешься!

Что ж, так или иначе, жаловаться Николаю было не на что. Свое последнее обещание Лев Самуилович сдержал.

***

– Я знаю, как вас наказать! Я назначаю вам по двадцать часов бесплатных работ на благо Лиги компаний! Ежедневно после рабочего дня вы будете на два часа поступать в распоряжение руководителя промоутерской секции. Отбывать наказание начинаете сегодня!

Произнеся приговор, Господин Самотягин поискал глазами судейский молоток. Не найдя, он стукнул по столу костяшкой среднего пальца. Тёма торжествующе посмотрел на Капитана.

– Это рекламки, что ли, на входе раздавать? – в голосе его читалось плохо скрытое облегчение.

– Я не могу! – заявил вдруг Капитан. – Сегодня не могу. И не буду…

– Вот как? – удивленно вскинул брови начальник. – Ну что ж, как говорят классики, на злых – мы сами волки. Тогда придется вас уволить…

– Увольняйте! – решительно сказал Капитан и развернулся к выходу. Он уже дотронулся до ручки двери, когда услышал за спиной:

– Вместе с вашим коллегой!

– А Тёма здесь причем? – резко развернулся Капитан.

Маленький начальник за большим столом не смог сдержать победный смешок. Кажется, ему удалось подцепить этого великана! Один-ноль в пользу коротышек!

– Конечно, я временно лишусь ценных специалистов, – пояснил он свою мысль. – Но зато одновременно укреплю и корпоративный дух, и корпоративную дисциплину. С одной стороны, сотрудники Лиги компаний будут видеть единение не только в труде, но и в наказании. С другой – каждый поймет, что возмездие будет абсолютно одинаковым и для нарушителя дисциплины, и для его укрывателя. Думаю, такой красноречивый урок пойдет коллективу лишь на пользу. Таким образом, Лига компаний потеряет в краткосрочной перспективе, но выиграет в долгосрочной.

Капитан посмотрел на часы. До назначенной встречи с Ольгой осталось чуть больше сорока минут. Потом он перевел взгляд на Тёму. На лице студента застыло отчаяние…

«Вам-то легко! А мне с моей детдомовской пропиской путевку в жизнь выбирать не приходится! У меня в этом городе ни квартиры, ни важных знакомых. До диплома еще – как до Луны пешком!» – вспомнил вдруг Капитан недавний разговор. Он скрипнул зубами и яростно посмотрел на Самотягина.

– Ну, хор-р-рошо… – прорычал он. – Где там ваши пр-р-ромоутеры?!

– Не так! – мягко возразил маленький человечек из глубины большого кресла. – Надо сказать: «Благодарю вас, господин Самотягин. Обещаю впредь не допускать подобных нарушений!»

Капитан уже набрал воздуха, чтобы выпалить: «Хрен тебе!», но снова увидел умоляющие глаза Тёмы.

– Я жду! Вы крадете мое время и время Лиги компаний! – пропел Самотягин и побарабанил пальцами по столу.

– Благодарю вас, господин Самотягин. Обещаю впредь не допускать подобных нарушений… – пробормотал Тёма.

– Та же фигня! – рявкнул Капитан, вперив тяжелый взгляд в переносицу господина в кресле. Самотягин ничего не имел против того, чтобы еще немного покуражиться над подчиненными, но от этого взгляда ему стало не по себе. Дрогнувшим голосом он завершил аудиенцию:

– Господин Аркадий, проводите господ в промоутерскую секцию!

***

День почти закончился. В свои права готовился вступить вечер. На первом этаже в холле посетителей Торгового центра встречал Мим в шляпе. Он опускал голову в легком поклоне, протягивал потребителям рекламные листовки и вежливыми жестами приглашал их принести свою жертву на алтари прилавков. Но лицо его не было веселым. Хотя, быть может, это белила скрыли радость встречи…

      Этажом выше плюшевый бегемот около детской секции играл с малышами в догонялки. Он пытался поймать их мягкими плюшевыми лапами, а дети разбегались, норовя оказаться за спиной и дернуть бегемота за короткий хвостик. Из-за детского визга совсем не было слышно, что бегемот бормочет плачущим голосом:

– Какой дурак! Даже не взял у нее номер телефона! Можно было позвонить, перенести встречу или, на худой конец, позвонить вечером и извиниться… Боже, какой я дурак!

А в городском саду на скамейке сидела интересная молодящаяся женщина и сердитым голосом поучала чем-то расстроенную ясноглазую девчонку:

– Что за бегемоты вокруг тебя? Что значит «интуиция подсказала?!» С твоей интуицией только угадывать, в какой руке арбуз!

Но девушка не слушала. Вернее, она не слушала наставления. Чутким ухом ловила она в шелесте желтеющей листвы грустный шепот:

– Зачем все чаянья, тревоги?

Неужто не найдешь дороги

Ты к этим яблочным садам,

Там, где в тени ходил Адам,

И отдыхали его ноги?

– Я исходила все дороги,

Везде ходила, тут и там,

Но к этим яблочным садам

Не доберусь я, видят Боги…

ГЛАВА 3.

Вечер

Бегемот поднял свое грузное тело, снял голову с плеч, установил ее на кресло и шагнул к Шутнику…

Вероятно, безголовый бегемот должен был смотреться устрашающе. Но Шутника он совсем не напугал. Быть может потому, что охотник за Мечом Молний был беспримерно отважен. Но, вернее всего, ему здорово помогала мысль, скользнувшая по краю сознания: если голова нападающего бегемота лежит в кресле, значит, укусить она не сможет. А увернуться от объемного пуза было несложно. Ночной Шутник нырнул под растопыренные лапы и оказался за бегемотовой спиной.

– Обернись! – скомандовала голова с кресла. Бегемот неожиданно проворно для такого толстяка крутнулся на месте и толкнул Шутника пузом. От удара тот кубарем полетел через всю комнату прямо к чернеющему провалу коридора. Но едва он достиг порога, путь преградила невидимая, словно резиновая стена. Комната не желала выпускать добычу. Шутник проворно вскочил на ноги. Туша бегемота шагала к нему, широко расставляя толстые ноги. Пленник снова увернулся, без труда ускользнув влево.

– К стене прижимай! – посоветовала голова. Шутник обернулся и посмотрел на нее укоризненно:

– Не подсказывай! Так не честно! – хотел сказать он. Но слова не шли с языка. И тогда Шутник в сердцах отвесил звонкий щелчок по большому серому носу.

– Ой! – произнесла голова, оторопев от неожиданности. Шутник меж тем уже перемещался к окну, прижимаясь спиной к стене и не спуская глаз с толстой туши. Обиженный бегемот подкатился к креслу и установил голову на плечи.

– Ах, ты драться? – угрожающе просопел он. – Ну, давай драться!

Огромный зверь двинулся к Ночному Шутнику, и тот понял, что бегемот настроен до предела серьезно. Но, стоя у окна, человек не двигался с места и смотрел из-под черного капюшона толстовки прямо в глаза рассерженному сопернику. Когда их разделало лишь три шага, Шутник протянул руку и ухватил серебристую рукоять Меча Молний. Легкий ток пробежал по его руке, а затем и по всему телу. Клинок радостно полыхнул огнем, внутри него что-то негромко пророкотало, словно отзвуки далекой грозы.

Шутник потянул оружие на себя, и Меч Молний легко покинул свое ложе, где он покоился долгие века. Новый владелец Меча рассек клинком воздух и упер острие в грудь наступавшего врага.

Бегемот замер. В уголках его глаз показались слезинки. Но замешательство было секундным. Пухлой лапой он резко отстранил клинок в сторону и кинулся к Шутнику. Он сдавил его так крепко, что хрустнули кости.

– Конец! – пронеслось в голове под капюшоном толстовки. А бегемот, меж тем, орал во все горло:

– Наконец-то! Свершилось! Ну где ж ты бродил столько веков, укуси тебя Друид?!

Потом вдруг бегемот засуетился, закудахтал и отстранился. Он неловко опустился на одно колено перед Ночным Шутником и сказал, не пряча улыбки:

– Простите, сэр Рыцарь Молний! Я, конечно, малость подзабыл дворцовый этикет. Но хотел бы я посмотреть на того, кто проведет в этой чертовой башне триста шестнадцать лет и не пошлет подальше все приличия, повстречав, наконец, своего избавителя! Впрочем, если быть точным, триста шестнадцать лет со дня моего заключения исполняется послезавтра. Годовщина обещала быть скромной – гостей я не ждал. А тут – такая удача!

– Зачем же ты на меня напал? – недоуменно поднял брови Шутник.

– Спутал! – радостно сообщил бегемот. – За триста лет тут столько всяких перебывало! Всем Меч Молний подавай.

– И что, ты их всех… Того? – поинтересовался новоявленный Рыцарь Молний.

– Зачем? – осклабился бегемот. – Меч сам разбирается. Кого – в крысу превратит, кого в летучих мышей, кого в слизняка. Достаточно только к нему прикоснуться! Меня вот кем-то вроде призрака бегемота назначил! Ты первый, в ком Меч признал господина. В смысле, Вы первый, сэр Рыцарь!

– А с головой что?

– Развлекаюсь, как могу! – махнул лапой бегемот. – Вот недавно, лет семьдесят назад, научился голову снимать. Да вот беда – похвастать было некому. А тут ты! Ну разве не удача?!

– Странно все это… – покачал головой Ночной Шутник и только сейчас понял, что к нему вернулся дар речи. Вероятно, это произошло в тот момент, когда Меч Молний лег в его ладонь, разрушая темные чары. – Значит, и Вы тоже охотилиь за Мечом?

– Ох, простите сэр Рыцарь! – спохватился бегемот. – Я не представился! Сэр Николас Дюкс (dux – по латыни «капитан»), укротитель драконов. К Вашим услугам, сэр!

– Раз уж мы оба сэры, может, проще будет перейти на «ты»? – попросил Шутник.

– О, это с радостью! Терпеть не могу условностей! – согласился бегемот Николас.

– Ну и отлично! Тогда расскажи мне, отбросив условности, почему Меч так обошелся с моими предшественниками?

Бегемот наморщил нос и заговорил, как будто нехотя:

– В обще-то, здесь большой загадки нет. Меч Молний никогда не признает хозяином того, чьи помыслы… ну, скажем, не совсем чисты и не исполнены светом. Наверное, он так поумнел после истории с оборотнями. Ведь Дети Тьмы похитили его, скрываясь в человеческом обличии. С той поры он начал заглядывать в мысли тех, кто приходил за ним. И… наказывал всех проходимцев.

– Выходит, и ты пришел за Мечом с нечистыми помыслами? – нахмурился Шутник.

– Выходит, что так, – вздохнул Николас Дюкс, – хотя, укуси меня Друид, если я понимаю, как это вышло! В любом случае, я получил свое… Триста шестнадцать лет – достаточный срок для того, чтобы очистить помыслы. Но расскажи и ты мне, что привело тебя в Башню Оборотней?

– Это долгая история! – воскликнул Шутник, – Если вкратце, я здесь, чтобы спасти жизнь одной доброй старухи. Дело хорошее, но опасное. Я бы рассказал подробнее, но у нас очень мало времени!

– У нас? – удивился рыцарь-бегемот.

– У нас! А разве ты откажешься помочь?!

Николас Дюкс думал недолго:

– Что ж! – пророкотал он, – не могу сказать, чтобы в последние триста шестнадцать лет я был перегружен делами. И будь я проклят, если мне не по душе опасности и приключения! С кем нам предстоит сразиться, о благородный Рыцарь?

– Для начала нам нужно выйти из этой комнаты и покинуть башню…

– Для этого тебе придется рассечь защитный колпак черных заклятий. Но не думаю, что это будет проблемой для Меча Молний, который обрел своего Рыцаря и снова готов сражаться с Тьмой!

– Попробуем! – Шутник решительно направился к дверному проему, ведущему в коридор, и взмахнул Мечом. Раздался треск, будто острие вспороло невидимую ткань. Шутник тут же нырнул в коридор и уже оттуда крикнул:

– Работает! За мной, сэр бегемот, то есть, Николас!

На пути вниз Шутнику приходилось чуть умерять свой шаг, чтоб не очень обогнать сэра Дюкса. Николас сопел, поминутно царапался боками о шершавый камень кладки, но не жаловался. Наконец, рыцари оказались у подножия лестницы. Бегемот с наслаждением втянул воздух широкими ноздрями – из-за двери в башню доносились едва уловимые ароматы ночного сада, к которым примешивался запах озона. Похоже, где-то у горизонта собиралась гроза.

– Тише! – предостерег Ночной Шутник. – У входа спит лев-оборотень. Разбудишь – нам не сладко придется!

Сэр Николас Дюкс басовито расхохотался, ничуть не умеряя голос.

– Похоже, ты еще не освоился со своим оружием, сэр Рыцарь! – сказал он. – Ночью оборотни не должны волновать того, кто владеет Мечом Молний!

Действительно, как только Ночной Шутник перешагнул порог Башни с обнаженным мечом в руке, лев даже не сбежал – он просто исчез, как исчезает тьма при вспышке молнии.

– Если так же легко пойдет и дальше, никаких опасностей я тебе не гарантирую… – обернулся Шутник к околдованному рыцарю. Но тот не слушал. Он дышал полной грудью и шептал:

– Деревья… Здравствуйте, деревья! Как я по вам соскучился!

Свежеиспеченный Рыцарь Молний улыбнулся. Несмотря на спешку, он подарил сэру Николасу целую минуту на то, чтобы надышаться ночным воздухом и поздороваться с деревьями…

Дальнейший путь привел товарищей к воротам городского сада. Едва рыцари переступили незримую черту владений Амельки, как из-за дверей хижины привратника донесся громовой рык:

– Кто смеет тревожить покой Адрамеллеха, славного ассирийского царя и Повелителя Мух, крадущего солнечные лучи?!

Скрипучий голос был похож на ослиный, но только стократ усиленный.

– Выходи! – бесстрашно крикнул Ночной Шутник в ответ. – Мы принесли кое-какие лучи! Посмотрим, придутся ли они тебе по вкусу!

Адрамеллех, разъяренный такой дерзостью, испустил скрипучий рык и полез наружу. Но едва из-за дверей сторожки показалась страшная ослиная морда, Рыцарь Молний взмахнул своим оружием. Демон в ужасе взвыл и тут же захлопнул дверь. Теперь из-за нее доносилось лишь жалобное лопотание на ассирийском языке.

– Похоже, ты остался без приключений, друг Дюкс… – виновато улыбнулся Ночной Шутник, оборачиваясь к околдованному рыцарю.

– Я не расстроен, – пожал плечами сэр Николас. – Однако старая рыцарская пословица учит тому, что нельзя обить щит кожей еще живого дракона…

– Ты прав, друг мой! – воскликнул Шутник. – Поспешим! Нам нужно найти банановую пальму. Она одна в этом саду.

Дерево отыскалось на небольшой поляне, которую окружали вековые дубы. Но не только они: полянка была обнесена цепью, укрепленной на столбиках в виде невысоких каменных истуканов. К каждой опоре была привинчена табличка:

Осторожно!

Заколдованная зона!

Действует заклинание окаменения!

Нейтрализуется контр-заклятьем.

– Приплыли! – усмехнулся Шутник. – Хорошо, что у нас есть Меч Молний!

Он выставил оружие вперед и собрался, было, перешагнуть через цепь, но бегемот-рыцарь быстро ухватил его за локоть и дернул назад:

– Не спеши!

Сэр Николас поднял с земли хворостину, сломленную ветром, на конце которой чудом удержались два жухлых листочка. Он подошел к ограждению и осторожно протянул один конец прутика в заколдованную зону. Едва ветка оказалась в круге, огороженном цепями, послышался сухой треск. Внешне почти ничего не изменилось. На листьях остались тонюсенькие прожилки и небольшие червоточинки, на коре –бугорки и трещины. Разве что цвет по всей хворостине стал однородно-серым.

Николас Дюкс, удовлетворенный результатами эксперимента, молча кивнул своим мыслям и передал хворостину Шутнику. Тот коснулся тончайших листьев сначала осторожно, потом с силой пощелкал по ним ногтем. Глаза его полезли на лоб:

– Гранит! – выдохнул Шутник.. – Ничего не понимаю! Почему это заклятие не слушается Меча Молний?!

– Я встречался с такими штуками, охотясь на драконов, пояснил сэр Николас. – Это не темное колдовство. Это защитная магия. Меч побеждает лишь то, что было порождено темными Силами. Вероятно, эти чары наводил какой-то светлый маг. Не для нападения, а для защиты.

У горизонта пророкотал далекий гром. Гроза ползла с севера.

– Не может быть! Должен быть какой-то ключ и от этой головоломки! – воскликнул Шутник, не желая признавать поражение. Он побежал вдоль цепи внимательно вчитываясь в таблички, развешанные на каменных истуканах. Оказавшись на другой стороне поляны, он закричал:

– Иди сюда! Здесь кое-что интересное!

Сэр Николас поспешил к другу и увидел, что внимание Ночного Шутника привлек столб ограды, разительно отличавшийся от других своими размерами – этот истукан был, по крайней мере, на голову выше человеческого роста, и сильно испачкан сверху птичьим пометом. Вероятнее всего, эта опора, благодаря своей высоте, служила излюбленным местом взлета и посадки голубей, обитавших в саду.

– На этом истукане нет таблички с предупреждением! Может быть, он и есть ключ? Эй, ты, изваяние! – Шутник поднял Меч Молний и взмахнул им перед каменным носом.

– Нет! Молчит, как каменный! – кисло улыбнулся Рыцарь Молний.

– Невежа! – вдруг презрительно прохрустел истукан.

– Ты говоришь? Что молчишь? Отвечай! – закричал Шутник.

– Говорить, молчать или отвечать? Ты определись с желаниями, смертный! – презрительно усмехнулся истукан.

– Не кипятись! – дружелюбно проговорил рыцарь-бегемот. Ты лучше скажи, как нам добраться до дерева с бананами?

Истукан снова хмыкнул с презрением:

– Вот даже на табличках написали все для особо понятливых, ан нет! Сколько лет здесь стою, а все спрашивают! Ладно. Поясняю на словах. Правила предельно простые. Говорите контр-заклятие и проходите в заколдованную зону.

– А без контр-заклятия нельзя? – заискивающе поинтересовался Шутник. – Мы бы тебя отблагодарили!

– Интересно знать, как? – саркастически прохрустел истукан. – Выкрасили в розовые оттенки или воззвали к совести местных голубей?!

– Но ведь человек может погибнуть!! – с отчаянием закричал Рыцарь Молний. – Неужели ты не понимаешь? У тебя что – каменное сердце?!

– Вот именно. Теперь в самую точку – довольно хрустнул истукан.

– Не умничай! – повелительно прервал его сэр Николас Дюкс. – Отвечай, в твоей ли власти решать, кого пропустить в заколдованную зону, а кого нет, или же мы попусту теряем время, слушая твою пустую болтовню?! Если ты обычный страж, который исполняет чьи-то приказы, мы найдем того, кто заставит тебя подчиниться!

– Я – не страж. Я – Хранитель! – значительно заявил истукан, похрустывая не то от обиды, не то от гордости.

– Значит, ты сам устанавливаешь правила?

– Да!

– Какую цену нужно заплатить, чтобы ты изменил их?

Истукан замолчал. Молчание длилось не меньше минуты.

Такая цена есть, но ее нет, – наконец проговорил он. – Если кто-нибудь уплатит эту цену, я готов изменить правила. Но если кто-нибудь уплатит эту цену, изменить правила будет уже не в моих силах…

– Ахинея какая-то! Оставь его! Этот истукан выжил из ума, пугая ворон! – раздосадованно воскликнул Ночной Шутник. Он ухватился за голову и начал мерить широкими шагами край поляны. – Бедная Софья Антоновна! Значит, решение было неправильным? Неужели я зря потратил столько времени в Башне Оборотней?!

– Что ты сказал? – навострил уши рыцарь-бегемот.

– Ой! Прости! – смутился Ночной Шутник. – Конечно, я не зря потратил время. Я рад, что помог тебе выбраться из Башни, но…

– Нет! Не это! Софья Антоновна? Ты сказал, Софья Антоновна?! Придворная колдунья?!

– Ты знаешь ее? – удивился Шутник. – Но откуда?!

Сэр Николас был очень взволнован:

– Я отлично помню ее! Не думал, что мы можем снова встретиться! Столько лет прошло! В те дни, когда состоялось наше знакомство, Почти Волшебным королевством правил Федор Первый, прозванный в народе Ленивым. Я долго странствовал по континентам, истребляя драконов. Но с годами чудища стали большой редкостью. Их начали охранять, а не истреблять. Тогда я решил подыскать Королевство поуютнее и осесть в нем навсегда. Так я ипоступил, присягнув на верность королю Федору.

Софья Антоновна ту пору была молода и прелестна – ей тогда исполнилось чуть больше ста лет. Я был не прочь даже поухаживать за ней, но она, к сожалению, не находила времени для свиданий, посвящая себя исключительно науке…

Однажды осенью ранним утром над королевством разразилась страшная гроза. Но непогода была на руку тем, кто входил под черными флагами в нашу гавань. Это были корсары, которые решили застать нас врасплох. Если бы не Софья Антоновна, которая увидела их в Зеркале королевства и ударила в тревожный набат, злодеям наверняка удалось бы совершить задуманное. Страшно подумать, что они могли натворить в спящем королевстве! Но мы были вовремя предупреждены. Я вскочил на коня и повел войско к берегу, на скаку заряжая свою аркебузу.

Флагманский корабль уже швартовался у пирса… Бой был короткий, но яростный. Лавры победителей достались нам.

– Прости, но я отлично помню об этой битве! – перебил его Шутник. – Однако в учебнике по истории Почти Волшебного королевства говорится, что войско вел Федор Первый, Победитель!

– Я не читал учебники, – покачал головой сэр Николас, – в моей темнице их не было. Но я и без книг знаю, что в то утро король Федор Первый не смог возглавить свое войско. Он проспал всю битву. Его не разбудила ни гроза, ни тревожный набат, ни топот конницы, ни залпы аркебуз, ни звон стали о сталь, когда мы со взводом бравых кирасир брали в плен вражеского флотоводца…

– Не скромничай, Дюкс! – вдруг прохрустел истукан. – Ты на добрую милю обогнал своих кирасир и вступил в схватку с моими мамелюками в одиночку…

Сэр Николас и Шутник одновременно уставились на каменное изваяние. Гром пророкотал совсем близко – гроза уже подбиралась к дворцовым шпилям.

– Укуси меня Друид! – наконец, воскликнул рыцарь, – Так это ты Коразон де Пьедра? (Corazon De Piedra – «каменное сердце», испанский). Я не узнал тебя!

– Что, изменился? Зато ты с годами только хорошеешь, сэр Николас… – холодно усмехнулся камень.

– Что случилось с тобой, корсар? – тихо спросил околдованный рыцарь, не желая замечать издевки. – Как ты, нападавший со своей эскадрой на целые королевства, стал статуей в королевском саду?

– Когда меня привели на допрос, твой король спросил меня, зачем я прибыл. «Мне нужны твои богатства!» – честно ответил я. Хитрый король исполнил мое желание. Долгие годы я любовался на его сокровища, не имея возможности даже прикоснуться к ним, ведь я и мои верные мамелюки были обращены в камень и поставлены охранять сокровищницу.

Король умер, затем еще один, и еще. Наконец, Федор Седьмой Танцующий повелел вынести меня в городской сад. Здесь стало немного веселее, чем в темной сокровищнице. Однако золотом и драгоценностями я, благодаря твоему королю, сыт по горло – меня мутит от одной мысли о золоте. Единственное, о чем я теперь мечтаю – это вернуться в родные края и стать охотником на голубей!

– Такого я не слышал на уроках истории родного Королевства! – присвистнул Шутник. Он развернулся и снова принялся шагать по краю поляны взад и вперед. На ходу он размахивал Мечом, словно разил невидимого врага, и восклицал:

– Все это крайне познавательно, но никак не помогает делу. Нам надо искать выход!

– Не надо… – негромко, но твердо проговорил рыцарь-бегемот. Слова его разорвал раскат грома. – Выход найден…

Шутник обернулся к товарищу. Тот стоял около истукана и качал головой в такт своим мыслям.

– Выход? – переспросил Шутник. – Ты говоришь о выходе? Но где он?!

– Какой может быть цена, которой не существует для заключенного в камне? – Сэр Николас вскинул глаза и посмотрел в лицо истукану. – Чего может желать старый корсар, три столетия простоявший без движения?! О, я знаю об этой цене лучше, чем кто-либо другой!

– Кажется, он тоже начинает сходить с ума! – недовольно воскликнул Шутник и вдруг ощутил легкую вибрацию на ладони, в которой лежала рукоять Меча Молний.

– И ты начинаешь чудить? – устало вздохнул он. – Быть может, ты чувствуешь грозу?

Тем временем бегемот-рыцарь глядел в упор на каменное лицо и неторопливо говорил, взвешивая каждое слово:

– Я заплачу тебе твою цену, корсар. Но обещай мне, Коразон де Пьедра, что ты перестанешь грабить города и станешь охотником на голубей, а я получу возможность изменять правила!

– Клянусь попутным ветром… – так же негромко ответил истукан.

– Что мне нужно сделать?

– Просто коснуться меня… Время как раз подошло.

Сэр Николас Дюкс повернулся к Ночному Шутнику.

– Мне жалко, что я не имел достаточно времени, чтобы познакомиться с тобой поближе, Рыцарь Молний! – сказал он с грустной улыбкой. – У тебя доброе, хотя порой и через чур горячее сердце. Цена, о которой говорит истукан – это свобода. Чтобы обрести ее, он даже готов поменять правила заколдованной зоны. Но он не сможет этого сделать, ведь, освободившись, корсар перестанет быть Хранителем. Менять правила будет уже тот, кто займет его место.

– Постой! – Ночной Шутник понемногу начал догадываться, что задумал его товарищ. – Наверняка, есть другой выход!

– Брось, друг! – махнул рукой рыцарь в облике бегемота и добродушно улыбнулся. – Ну, был узником, стану истуканом. Не велика разница… Я уже привык. Не теряй времени – став новым Хранителем, я открою для тебя заколдованную зону. Спасай Софью Антоновну и не забудь передать ей привет, укуси тебя Друид!

Меч завибрировал так, что его стало трудно держать в руках.

– Стой! – крикнул Шутник и бросился к другу. Но он опоздал. Сэр Николас поднял свою тяжелую лапу и медленно положил ее на плечо каменного корсара…

Порыв ветра метнулся по верхушкам дубов, страшный удар грома расколол воздух, с неба упали первые ледяные капли. Черная гроза наползла с севера, но на востоке небо уже начало светлеть – занимался рассвет. В нарождающихся серых сумерках Рыцарь Молний разглядел, что каменный истукан изменился: теперь он напоминал, скорее, не столб, а массивную каменную глыбу. Сверху на ней крупным носом торчал каменный нарост, под которым пролегала трещина, похожая на добродушную улыбку.

Меч продолжал тихо вибрировать, но Шутник уже не обращал на это внимания – слезы навернулись на его глаза. Он утерся рукавом и вдруг увидел, что из-за каменной глыбы выходит худощавый человек с эспаньолкой. Этот субъект, чем-то похожий на червяка, потянулся и хрустнул, казалось, всеми суставами разом.

– Чудесное ранее утро, сеньор! Вам не кажется?! – обратился он к Ночному Шутнику. В голосе звучала издевка.

– Коразон де Пьедра?! Это ты? Но почему ты стоишь в заколдованной зоне и не каменеешь?! – удивился Шутник.

– Синьор! Синьор Коразон де Пьедра! – поправил человек и подкрутил темный щегольский ус. – И, пожалуйста, на «вы»…

Шутник недовольно поморщился.

– Хорошо! Почему на Вас не действует заклятие окаменения, синьор?

– Уже лучше! На вежливый вопрос отвечу вежливо: я слишком долго был под властью этого заклятия и пока еще не покидал границ заколдованной зоны. Так что защита, похоже, принимает меня за своего до той поры, пока я не покину ее пределов. Я даже мог бы станцевать здесь сегидилью, да не хватает кастаньет!

– Спасибо, синьор! – ядовито произнес Рыцарь Молний. – Но у меня нет времени ни на танцы, ни на пустую болтовню! Мне нужно спасти Софью Антоновну, а потом – своего друга!

Шутник решительно направился к ограждению с явным намерением перешагнуть цепь.

– У-у! Не советую! – Коразон де Пьедра качнул из стороны в сторону длинным пальцем. – Если, конечно, не спешишь составить компанию благородному сэру Николасу.

– Как?! – опешил Ночной Шутник. – Ведь ты же давал слово, что он сможет менять правила заколдованной зоны, если займет твое место! Ты клялся попутным ветром?!

– Такая клятва свята для корсара! – кивнул головой человек с эспаньолкой. – Будь я проклят, если нарушу ее! Просто я забыл предупредить сэра Николаса о том, что устанавливать правила в заколдованной зоне он сможет лишь после того, как его назначат Хранителем. Это небольшая формальность. Но без нее он – самый обычный столб!

– Кто?!! Кто может назначить его Хранителем?! – закричал Шутник.

– Вероятно тот, кто опустил чары окаменения на эту полянку вокруг своей любимой пальмы…

– Софья Антоновна? Но ведь она…

– Именно!

Корсар мелко засмеялся – будто кто-то потряс сундучок с медными монетками-мараведи.

– Но ведь ты погубишь Софью Антоновну… – тихо произнес новоиспеченный Рыцарь Молний.

– Жалею, что такой шанс не представился мне раньше! – ощетинился корсар. – По милости этой старухи я проторчал столбом триста шестнадцать лет! Ведь это она обратила меня в камень, исполняя приказ Федора Первого! И, кстати, почему опять на «ты»?! Фи! Невежа!

– Это подло!

– Это справедливо! Зуб за зуб, глаз за глаз! Плох корсар, прощающий унижение…

– Завтра же я разыщу любого лентяя, готового стоять здесь столбом за сходную плату. А сэр Николас обретет свободу, разыщет тебя и преподаст пару уроков чести!

Коразон де Пьедра снова засмеялся.

– Кажется, я еще кое-что не сказал! Встать на место стража можно лишь один раз в году: рано утром, в тот день и час, когда на Почти Волшебное королевство напали пираты. И – да, чуть не забыл! В годовщину битвы должна разразиться гроза. Ты часто видел грозы в конце сентября? Лично я за триста шестнадцать лет вижу только вторую…

– Неужели в тебе нет ни капли благородства? Ведь сэр Николас освободил тебя!

– Он нанес мне поражение, унизил и отнял мою свободу! – яростно крикнул корсар, – Он получил по заслугам! Что до благородства – то не тебе судить об этом, щенок, которому я спас жизнь!

– Когда это?!

– Только что. Я же предупредил тебя об опасности и не позволил окаменеть.

– Зачем тебе это было нужно?

– Из чистого благородства… Я благородно пожелал разделить с кем-то свое торжество от победы над старым врагом. Ну и еще… Мне доставляет большое удовольствие любоваться твоим бессилием!

Коразон де Пьедра подкрутил ус, словно раздумывая еще о чем-то.

– Ладно уж, скажу! – наконец заявил он, подойдя к самому краю заколдованной зоны, – сам не понимаю, отчего я так добр к тебе! Я не собираюсь нарушать другую часть клятвы, и действительно хочу стать охотником на голубей. Но есть одна небольшая деталь. Я выражался в иносказательном, так сказать, метафорическом смысле. Ты ведь знаешь, что с давних времен голубей называют птицами мира?

– Да… – побледневшими губами шепнул Рыцарь Молний.

– Надеюсь, ты в состоянии сообразить, что убить голубя – значит разрушить мир?! Я буду разрушать мир и покой везде, где появлюсь! И при этом не нарушу данного слова! А раз уж я здесь, то начну, пожалуй, с вашего королевства!

Меч в руке Ночного Шутника снова резко вздрогнул – словно хотел предупредить о чем-то. Но тут в небе загрохотало так, будто за черными тучами дала залп артиллерийская батарея. Над королевским садом вспыхнула чудовищная молния и ударила прямиком в банановую пальму, расколов ее в мелкую щепу. Ослепленный и оглушенный, Шутник на мгновение прикрыл глаза рукой, а когда открыл их, увидел, что заколдованная зона пуста. Пользуясь сумятицей, корсар улизнул.

Меч Молний все еще подрагивал в руке. Шутник, не обращая внимания на холодный ливень, сел на мокрую траву и погладил клинок рукой:

– Так ты все это время пытался предупредить меня о присутствии лгуна и его хитростях? Спасибо тебе! Прости, что я был таким олухом! Но что же мне делать дальше? Я не только не смог спасти Софью Антоновну, но еще погубил верного товарища и дал скрыться негодяю…

Неожиданно ладонь, лежащая на плоскости клинка, ощутила равномерные теплые импульсы. Будто кто-то осторожно стукал по ней тонким пальцем.

– Что ты хочешь мне сказать, Меч Молний? – заволновался Ночной Шутник. – Шаги? Мне надо куда-то идти? Или сердце? Слушать свое сердце? Что?

Меч никак не отреагировал на его слова и продолжал посылать равномерные импульсы.

– Ты меня пугаешь! – наконец воскликнул Рыцарь Молний. – Ты сейчас похож на бомбу с часовым механизмом!

Неожиданно его осенило. Шутник вскочил на ноги и хлопнул себя по лбу:

– Ну конечно же! Все верно! Часы! Какой я болван!

Он кинулся прочь из дубовой рощи и со всех ног припустил к городским воротам.

***

Старик-часы шагал сквозь ливень, запахнувшись в темный плащ. Он

никуда не спешил и никуда не опаздывал. Его башмаки с подковками мерно отбивали по мокрому булыжнику: тик-так… тик-так…

Сквозь шум осеннего дождя он услышал топот, доносящийся из-за дворцовых ворот. На ходу старик достал блокнот и, укрывая его от воды полой плаща, написал: «6 часов 43 минуты. Колдовскими кругами-ловушками на дворцовой площади задержан…» – и лишь потом обернул голову к воротам. Однако привычных хлопков, с которыми колдовские круги обычно ловили свою жертву, он не услышал, как не услышал и предупреждающих окриков привратниц. Это было удивительно, но ни тени удивления не скользнуло по морщинистому лицу старика. Он вгляделся в предутренние сумерки и увидел человека в черной толстовке с накинутым капюшоном. Человек бежал к нему через дворцовую площадь, не обращая внимания на лужи и ливень. Ни одна ловушка под ногами не сработала, будто их и не было. Но и этот факт не удивил шагающего старика, поскольку в руке человека он разглядел Меч Молний.

Старик зачеркнул предыдущую надпись и вывел аккуратным почерком: «6 часов 43 минуты. В городские ворота вбежал новый Рыцарь Молний и пересек дворцовую площадь».

Тем временем прерывистое дыхание Ночного Шутника раздавалось уже за плечом хранителя времени.

– Стой! – крикнул он. Старик молча продолжил путь. В своем блокноте он перечеркнул «Рыцарь Молний» и написал: «неизвестный глупец».

– Стой же! – раздалось из под промокшего насквозь капюшона толстовки.

– Разве ты не понимаешь, что время не может остановиться? – негромко и сухо спросил Старик-часы.

– Время должно остановиться и повернуться вспять!

Старик не ответил, но вновь черкнул в своем блокноте. Слово «глупец» из отчета исчезло, и на его месте появилось «безумец».

Видя, что Старик не останавливается, Шутник догнал его и пошел рядом, примериваясь к нешироким шагам.

– Выслушай меня, мудрец, хранящий время! – горячо заговорил он. – Всего за один час я совершил три непоправимых глупости, и теперь Почти Волшебному Королевству грозит беда!

– Сначала судьей твоим делам будут люди, а потом – время… – беспристрастно сообщил старик.

– Я побывал в Башне оборотней и добыл Меч Молний, но это никак не помогло спасти Софью Антоновну!

– Что сделано несвоевременно, то сделано понапрасну… – кивнул старик в ответ.

– Я обрел друга, но тут же потерял его. Он превратился в камень! Вместо того чтобы спасти одну жизнь, я позволил погубить другую. Не могу простить себя!

– Время – лучший врач от бедствия и несчастий… – пожал плечами старик.

– Но не менее страшно и то, что я позволил освободиться негодяю, который теперь угрожает разрушить мир в королевстве! Мне нужен только час, чтобы все исправить. Один час, ты слышишь, мудрец, хранящий время?! Подари мне его!

Старик взглянул на Ночного Шутника, и в глазах его впервые промелькнуло что-то, похожее на заинтересованность. Продолжая шагать, он спросил:

– Почему ты думаешь, что я смогу тебе помочь? Из всех вещей время менее всего принадлежит нам, хоть более всего нам не достает его.

– Ты хранишь время в нашем королевстве на протяжении многих столетий. Ты носишь его за своими плечами и знаешь о нем все. Неужели не в твоей власти попросить у него взаймы всего один час? – горячо воскликнул Шутник.

– Время… – вздохнул старик, – я мечтал понять его с детских лет. Я очень рано постиг ту истину, что время – важнее всего, ибо все остальное – ничто, если нет времени. Я читал ученые труды, честолюбиво мечтая стать его пастухом на лугах Вечности. Но изучив десятки тысяч книг, я обнаружил, что не продвинулся ни на шаг, тогда как время обогнало меня на десятки лет. Поначалу я опечалился, но потом в мою голову пришла очень простая мысль: мне нужно шагать в ногу со временем, если я не хочу от него отстать. С той поры я иду, не останавливаясь ни на секунду – время разрешило мне стать своим попутчиком. Но я не хозяин ему. Я не могу приказать времени остановиться и пойти вспять…

– А ты когда-нибудь пробовал? Неужели время бездушно и не способно ни на что, кроме своего «тик-так»?! – голос Ночного Шутника звучал отчаянно. Старик, не умеряя хода, задумался:

– Оно мудрее нас. У него свои законы, – наконец, глухо произнес он. – Сопровождая время королевства долгие столетия, я узнал о некоторых его тайных привычках. Оно не любит, когда его подгоняют – нарочно начинает идти медленнее. Время любит шутить над людьми – убегает, как вода меж пальцев, стоит лишь зазеваться. Но если попросить мгновение остановиться, время и впрямь может замереть, только просьба должна быть достаточно искренней и горячей. Но чтобы время повернуло вспять… Нет, о таком я не слышал.

– Но что мешает тебе попробовать?

Старик не ответил.

– Ты носишь время за своими плечами, и неужели до сих пор не понял, что самое страшное – тратить его впустую?! – голос Шутника окреп и звенел, заглушая шум дождя. – Время щедро и без торга предлагает свои сокровища каждому. Но если ты тратишь его только на себя, твой долг перед ним лишь множится. Если же ты даришь свое время другим, ты отдаешь долги! Мой друг, сэр Николас Дюкс, не стал долго раздумывать над тем, как поступить. Он просто пожертвовал собой сегодня ночью в королевском саду…

– Бедный Николас! – вздохнул старик. – Я не слышал о нем вот уже триста пятнадцать лет, триста шестьдесят три дня, пятнадцать часов и четыре минуты. Он все так же самоотвержен, как в ту секунду, когда по приказу Федора Первого отправился в Башню Оборотней. Узнаю его благородное сердце.

– Но почему Меч не признал в нем своего рыцаря, если его сердце так благородно?!

– Думаю, в этом есть вина короля Федора Ленивого. Он мечтал остаться в истории королевства под прозвищем «Победитель», завидуя славе сэра Дюкса. Но отваги в нем не было и на фальшивый дукат! Из книг король узнал о чудесном оружии, дарующем победу без боя. Такое положение дел очень устраивало Федора Ленивого. Но отправляться в Башню, откуда пока никто еще не возвращался, он не спешил. Расчет короля был прост. Если сэр Николас доставит Меч Молний ко двору, Федор Первый с его помощью покроет себя славой без особого труда. Если же рыцарь пропадет в Башне, можно будет присвоить себе его славу от победы над корсарами и записать спасение королевства на свой счет.

– Последний расчет короля сбылся! – воскликнул Ночной Шутник, – Меч Молний не желал попасть в руки такого лентяя и подлеца, как Федор Первый, а потому он задержал с Башне благородного, но обманутого рыцаря! Мы просто обязаны вернуть ему свободу, которой он пожертвовал во имя спасения чужой жизни.. Решайся, мудрец!

– Терпение и время дают больше, чем сила и страсть… – опустил плечи Старик-часы.

– Когда я ем, я глух и нем!!! – крикнул Шутник.

– К чему это ты? – удивленно встрепенулся хранитель времени.

– Мне показалось, ты затеял состязание в пословицах, вместо того, чтобы спасать чьи-то жизни и мир королевства! – отчаянно отрубил Рыцарь Молний. – Продолжим? Вот, например: «Знать, что нужно сделать и не делать этого – худшая трусость!» Еще? Ведь ты, как я понял, никуда не торопишься?!

Шутник набрал воздуха в грудь и уже подыскивал слова пообиднее, как вдруг понял, что не слышит цоканья башмаков по булыжнику. Он обернулся. Старик-часы стоял посреди мостовой – высокий и прямой.

– Подойди, – тихо, но властно произнес он. Ночной Шутник подошел вплотную к старику и посмотрел на него исподлобья.

– Я не раз видел твои проделки и всегда гадал – кому не спится в Почти Волшебном Королевстве? Иногда мне даже казалось, что я застукал тебя, как это было в истории с похищением королевского слона. Но ты всегда ускользал, а я не мог понять – зачем тебе все это нужно? Теперь я вижу. Тебя толкает вперед горячее сердце. Помыслы твои чисты, иначе Меч Молний не признал бы в тебе своего господина… Открой свое лицо, Рыцарь. Я хочу знать, по чьей просьбе я нарушу закон, незыблемый от сотворения мира.

Ночной Шутник медленно поднял голову и несколько мгновений смотрел в чистые голубые глаза старца. Потом он резким движением откинул капюшон толстовки…

Снова Ладушка

Раскат грома разбудил Ладушку. Она вздрогнула, села в кровати и некоторое время с досадой крутила головой, отыскивая в темных углах комнаты хранителя времени и Ночного Шутника. Но они остались по ту строну яви. Ладушка так и не успела узнать, кто скрывался под капюшоном. Из-за этого с самого утра хотелось плакать. Хотя плакать хотелось еще с вечера.

Дело в том, что вечером тетушка вновь припомнила историю с бегемотом, которая почему-то никак не давала ей покоя. Казалось, Ольге доставляет особое удовольствие напоминать племяннице о том глупом положении, в котором она оказалась, и вгонять Ладушку в краску.

– Доклад готовишь? – поинтересовалась она, заглянув вечером в комнату. – Ну-ну! Когда-то и поучиться надо. Не все же по этажам за клоунами и бегемотами бегать!

Обычно Ладушка прятала глаза и не реагировала на подобные шпильки. Но тут неожиданно для себя, она не сдержалась.

– Да, бегала! – сказала она с вызовом. – За клоуном и за бегемотом! И еще побегу, если внутренний голос меня позовет!

Тётёля опешила от такого отпора и в душе даже похвалила Ладушку. Ей казалось, что племянница уж очень скромна и совершенно не умеет постоять за себя. Но сдавать позиции без боя было не в правилах Ольги.

– Но-но! Ты к своему внутреннему голосу поосторожнее прислушивайся. Он снаружи-то никогда не был! – резковато заявила она. – Ты лучше умных людей побольше слушай!

– А я и слушаю! – почти крикнула Ладушка. – Например, папу! Это он! Он приехал ко мне, и я должна его найти!

– На порог не пущу! – вдруг закипела Ольга. Ладушка уронила на стол ручку, которой записывала в тетрадь краткую историю приключений микенского царя Агамемнона.

– И даже не смотри на меня! – еще повысила голос Тётёля. – Ты что, не понимаешь, что он тебя предал? Он же бросил тебя! Бросил, понимаешь? Поменял на лучшую жизнь!

– Это неправда… – тихо сказала Ладушка. – Он меня любит…

– Конечно! – язвительно кивнула Ольга. – Любит! Сколько лет уже носа не казал! А тут, поди, понял, что старость подкралась, и решил грехи замолить. Не выйдет! Я свое слово сказала – даже на порог не пущу! И тебя вместе с ним!

– Так не… – Ладушка хотела воскликнуть, что так не бывает. Не бывает, чтобы два человека, дорогие ее сердцу, вдруг оказывались врагами. Чтобы вставал вот такой выбор: встретиться с отцом или сохранить право переступать порог теткиного дома. Но слов не было. Не было мыслей, куда идти, к кому обратиться за помощью. Но не было и сомнений в том, как поступить…

– Я пойду… – тихо сказала она, потупив глаза, и поднялась из-за стола.

– Куда ты пойдешь, дурочка… – неожиданно тихо и почти ласково сказала Ольга. – Там, на улице – жизнь. Она – зубастая… Она и не такие оладушки проглатывала – не поперхнулась…

– Но это моя жизнь, и я хочу ее прожить сама! – дрожащими губами прошептала девушка.

– Эх, если б ты жила… А ты ж пока еще в «ладушки» играешь. С бегемотами…

Тетка ушла. А Ладушка сидела за столом и не замечала, как крупные капли падают со щек на тетрадь и оставляют в ней мокрые пятна.

Как же так? Почему это она играет в «ладушки»? Если это не самая настоящая жизнь, то что? Но самое обидное даже не в «ладушках». Почему она сказала «бросил»? Ведь папа всегда был рядом, даже тогда, когда его рядом не было! Он знал, отчего индейцы при ходьбе ставят ноги носками внутрь, и делал самые звонкие свистульки из стручков акации. Его сильные руки могли подбросить ее выше забора, и в то же самое время были мягче всего на свете, когда баюкали ее по вечерам.

Как мог папа – самый умный, самый добрый и справедливый – предать?! Бросить?! Поменять на лучшую долю? Нет, это неправда! Неправда!!!

Ладушка уснула в слезах и, проснувшись, поначалу подумала, что вчерашний разговор – это лишь часть дурного сна, в котором Ночной Шутник не смог спасти друзей и королевство. Но сон затягивался дымкой и уплывал в небытие, а теткины слова, ее голос и рассерженное выражение лица оставались.

По дороге в Университет Ладушка была так рассеяна, что несколько раз наступала в лужи и промочила ноги. В троллейбусе она задумалась настолько, что едва не пропустила Вещий светофор. О том, что надо задержать дыхание и задать дорожному оракулу вопрос, она вспомнила лишь в нескольких метрах от нужного перекрестка.

– Светофорчик! Пусть она ошибается, он хороший, а я нашла Самуса и Мотебудан! – второпях протараторила про себя Ладушка и глубоко вдохнула. Троллейбус ехал быстро и должен был на полном ходу проскочить перекресток. Девушка уже начала внутренне ликовать: что же еще, как не благое предсказание светофора, способно успокоить душу, погасить ссору и размести в пыль все обидные фразы тетушки об отце?!

Но неожиданно водитель троллейбуса ударил по тормозам и остановился у самого светофора. Потянулись долгие секунды. Вот уж в ушах застучали кровяные молоточки. Ладушка покраснела и надула щеки. Троллейбус не трогался с места. Наконец, девушка сдалась и выдохнула. Светофор тут же погасил красный глаз, и троллейбус доехал до остановки.

Это было плохое знамение. Хуже, чем черная кошка, разбивающая зеркало пустым ведром…

В парке Ладушка уселась на дирижерскую скамейку, но красивой музыки так и не услышала – будто кто-то зло пошутил над оркестрантами, напрочь расстроив их инструменты и спутав ноты на пюпитрах.

      И все-таки первым по аллее прошагал Старик-часы. Он никогда не опаздывал и не подводил! Но проходя мимо Ладушки, старик взглянул на нее так, что она невольно втянула голову в плечи. В этом коротком взгляде девушка прочла и мудрость, и неясную тоску, и намек на общую тайну. Ей вдруг показалось, что старик только что вышел из ее сна, на минутку завернул домой, чтобы переодеться, и вышел встречать ее в парк. Ладушкой овладело желание броситься вслед за ним и спросить – кого же увидел старик под капюшоном черной толстовки? Борясь с этим порывом, она совершено прослушала мелодию, которую наиграл бегун на разноцветных клавишах тротуарной плитки.

Потом, нарушая весь порядок, мимо промчался один из серых – тот самый деловой юноша в золотистых очках. Свой непослушный вихор у челки он, наконец, приклеил к голове каким-то липким снадобьем. В довершение ко всему, под мышкой он нес толстый, скучный, явно набитый чем-то очень бумажным, портфель. Но Ладушка почти не обратила на прохожего внимания. Просто краем сознания отметила некоторые нарушения в заведенном укладе.

– Холодно! – неожиданно подумала Ладушка и зябко поежилась. Никогда раньше она не позволяла себе отвлекаться на подобные мысли во время утреннего концерта.

Меж тем, осень перестраивала городской оркестр на свой лад. Уже не трелью, а дробью прозвучали шаги гимнастки. Она семенила по аллее, чуть ссутулившись и пряча свой красный носик в воротник плаща.

Затем прошагала важно толстая девочка, на ходу жуя бутерброд. Она была флегматична и краснощека. Но и ее шаги звучали иначе – шуршаще. Девочка лениво загребала носками сапожек опавшую листву.

На какое-то время аллея опустела и замолчала. Сваи под новый дом уже заколотили – умолк утренний колокол стройки. А птицы, конечно, щебечут теперь в других краях, куда не добираются заморозки… Только ветер шумит в кронах деревьев, но кудрявая шевелюра их стала редкой – сквозь нее все отчетливее просвечивает серое небо.

Ладушка подумала и достала из сумки блокнот, на задней странице которого было записано стихотворение. Она прочла последние строки:

– Я исходила все дороги,

Везде ходила, тут и там,

Но к этим яблочным садам

Не доберусь я – видят Боги!

Девушка прислушалась. Но парк сегодня был скучен и молчалив. Он напоминал забытую на мольберте акварель, с которой ночной ливень смыл все краски.

«А, может быть, это и есть конец истории?» – вдруг подумала Ладушка. «Наверное, конец…» – согласилась она сама с собою и даже не расстроилась тому, что Душа из стихотворения так просто отказалась от борьбы.

Она перевернула блокнот, открыла его с другой стороны и прочла свои записи:

«Версия № 17.

Mote (англ.) – сучок, пылинка, соринка, пятнышко.

Будан – астраханская калмыцкая похлебка, уха с мучной подболткой. Возможно, «Mote-Будан» – это какая-то не очень качественная еда. Английский корень может указывать на то, что эта небрежно приготовленная пища подается в заведении с иностранным названием. Например, в киосках сетей быстрого питания».

– Что за детский лепет! – прошептала девушка и убрала блокнот. Она поднялась со скамейки и медленно побрела к университету. Мыслей и чувств не было совершенно. Ладушке вдруг показалось, что у нее украли что-то очень важное. Без этого очень важного она – лишь пустая оболочка. Девушка даже легонько потрясла плечами, проверяя, так ли пусто внутри, как кажется? Ей показалось – да, пусто.

Скорее, из чувства долга перед птицами, чем по желанию Ладушка нырнула под навес ветвей Вкусной Елки. Синицы не встретили ее обычным бестолковым и радостным чириканьем. Они сидели, нахохлившись, и лишь изредка сердито переругивались.

Ладушка пошарила в сумке и вдруг поняла, что у нее нет угощения для птиц. После ссоры с теткой, утром она не выходила на кухню, не пила чай и не запаслась печеньем.

Так же бестолково прошел весь этот длинный день, наступал вечер, а Ладушка так и не могла вспомнить, извинилась ли она перед синицами, или нет. И ей было очень стыдно, хотя она и пыталась успокоить свою совесть тем, что сама осталась без завтрака. Но совесть была так же беспощадна, как и чувство голода. Даже три трубача наверху мраморной колонны, казалось, смотрели на нее с осуждением… Совсем недавно у подножия их пьедестала стоял снежный слон. Каким легким и простым все казалось в тот день, когда выпал первый снег! Как будто отец притаился за ближайшим кустом и ждет подходящего момента, чтобы выскочить, подхватить ее на руки и подбросить в самое небо, как бывало в далеком детстве. Но нет. Тетка права. Отцу под пятьдесят, а она – студентка университета, взрослый человек. Он ее просто не поднимет. Нужно смотреть правде в лицо и перестать играть в «ладушки».

Непрошеные слезы все не уходили. Словно грозовые тучки клубились у Ладушки на ресницах, ожидая первого удобного случая, чтоб разразиться дождем.

На город опускался теплый вечер. Горожане, возвращались домой, перекинув плащи через руки и помахивая ненужными зонтами – к вечеру на улице совсем потеплело. Правда, под ногами кое-где все еще были лужи, с которыми не справилось сентябрьское солнце.

Теперь оно, утомившись от непосильной работы, катилось за горизонт. Откуда-то издалека прохладный ветер донес звон церковного колокола. Густые звуки заставили Ладушку вздрогнуть. Ей показалось, что в храме отпевают не то уходящий день, не то прошедшее безвозвратно лето…

Девушка встряхнула челкой, отгоняя наваждение. На глаза ей попался пестрый листок, приклеенный к мраморной колоне. Обычная предвыборная агитка: «все на митинг», «за казачью вольницу», «Вседержавный Союз казаков приглашает поддержать».

Ветер трепал листок за плохо приклеенное ухо, словно желая наказать за нарушение правил предвыборной агитации. Ладушка проскользила глазами по строкам механически, как делала все в этот день. Потом девушка равнодушно пожала плечами, вынула из сумки свой блокнот и бросила его в урну. Раз уж пришел конец и дню, и лету, то и «ладушкам» – тоже конец…

Она немного постояла над урной с прахом своих нелепых ожиданий, но большой горечи не почувствовала. Только равнодушное отупение. Панихида не задалась. А потому Ладушка медленно развернулась и шагнула на центральную аллею – в предвечерние сумерки. Но, не пройдя и двух шагов, девушка крутнулась волчком и бросилась назад к мраморной колонне. Здесь она уперлась руками в холодный камень, приблизила лицо к листовке и, не веря своим глазам, смотрела на яркое фото. На нем были запечатлены трое: два хмурых усатых пузана в папахах и орденах, и один тощий, похожий на червяка, субъект в деловом костюме, но тоже в папахе. Надпись гласила: «Любо! Наш кандидат – Лев Самуилович Ваксер!»

«Лев Самуилович Ваксер»… «Лев… Самуилович»! Ладушка стремительно вернулась к урне, выхватила из нее свой блокнот, и второпях сминая страницы, нашла нужную запись:

«Самус, то есть Самуил…, казацкий полковник»

– Так вот ты какой, Лев Самус! – прошептала Ладушка, округлив глаза. Ей вновь показалось, что головоломка, наконец, сложилась. «Меч в окне» – эмблема Плеяды Ваксера. Лев Самус – владелец Лиги компаний персонально. Он лежит на диване в своем кабинете (а что же еще делает большое начальство?!) на самом верху Шпиля. Человека, оставившего шифровку, нужно искать там! Скорее всего, и дурацкий Мотебудан отыщется на месте.

Неожиданная догадка молнией озарила ее мозг: а что если «Мотебудан 517 В» – это всего-навсего пароль, который нужно назвать, чтобы открылись все потайные двери!

Нельзя терять ни секунды!

Ладушка развернулась и побежала по аллее в сторону университетской площади, на углу которой серым пальцем указывал в небо офисный Шпиль «Плеяды Ваксера». Обычная робость оставила ее. Улыбаясь, Ладушка бежала мимо скамейки, на которой сидел Старик-часы, и не заметила тоскливого взгляда, которым он проводил ее. Улыбаясь, Ладушка бежала мимо колдуньи Софьи Антоновны и ее верных спутников Ромы и Риммы, и не обратила внимания, как сильно хромает старуха на правую ногу. Лишь краем сознания ухватилась она за очень теплую мысль: не случайно жители Почти Волшебного королевства в этот вечер вышли поприветсвовать свою принцессу Ладушку, которая нашла правильный путь! Они торжествуют вместе с ней!

Ладушка влетела в холл Шпиля, словно на крыльях. Но дальше ее путь преградил пост охраны и турникет.

– Вы к кому? – прозвучал суровый голос. Охранники всегда говорят сурово. Не потому, что они злые. Просто у них тяжелая работа. Что может быть тяжелее сидения на одном месте без всяких дел?!

– К Льву Самуиловичу Ваксеру! – ни секунды не медля, заявила Ладушка. Ей даже показалось, что говорит с охранником не она сама, а кто-то другой – смелый и стопроцентно уверенный в своей правоте.

– Откуда? – не унимался страж.

– Из Вседержавного Союза казаков! С пакетом! – веско заявила она и пришла в ужас от своей отваги.

– Оставьте здесь, в папке для входящей корреспонденции. Таков порядок. – пояснил охранник.

– Велено вручить лично в руки. А в получении расписываться вы, что ли, будете?! – голос Ладушки звенел не то отчаянием, не то веселостью.

– Я спрошу… – с сомнением качнул головой охранник. Он настучал номер на кнопках внутреннего телефона и заговорил совсем другим голосом (охранники перестают быть суровыми, когда говорят с начальством):

– Приемная? Курьер из Союза Казаков к Льву Самуиловичу. Ждет?! Пропускаю, пропускаю!

Он обернулся к Ладушке и официальным голосом, в котором присутствовала известная доля почтения, сообщил:

– Вас ждут! Лифт направо, двадцать первый этаж.

Ладушка кивнула головой. В глубине души она была уверена в том, что ее не могли не ждать. Похоже, она разгадала правила этой хитрой игры, и теперь уверенными шагами идет к победе.

Зеркальный лифт многократно отразил ее со всех сторон: веснушки, светлую челку, глаза, в которых трепетал азарт и радостный испуг, хрупкую фигуру, сумку через плечо. Ладушка волновалась. Но это было не волнение двоечника перед экзаменатором, а тот самый трепет, с которым она в детстве подходила к новогодней елке, гадая, чему именно придется сейчас радоваться…

Двери лифта бесшумно открылись, и перед Ладушкой оказался огромный герб Лиги – меч в окне. Вдоль стен было установлено несколько диванчиков для возможных посетителей, но сейчас они были пусты. Девушка ступила на блестящий паркет. Шаги гулко отдались под высоким потолком. Неожиданно герб надломился посередине, и две его половинки чудом разъехались в разные стороны. Металлический требовательный голос прозвучал откуда-то сверху:

– Вас ждут!

Ладушка, не задумываясь, двинулась в открытую дверь. За нею оказалась приемная, убранством своим напоминающая заколдованный замок: стены были богато украшены лепниной и фресками, потолки – витиеватой резьбой. Были здесь изображены и мифологические существа, и охота на дикого зверя, и мускулистый античный герой с лицом господина Ваксера.

Но Ладушка не успела как следует разглядеть эту комнату. На нее налетела миловидная дама с высокой прической и секретарскими глазами:

– Совещание штаба идет уже пятнадцать минут! – сообщила она горячим шепотом. – Скорее, скорее!

Женщина приоткрыла тяжелую резную дверь и буквально втолкнула Ладушку внутрь.

Первым, кого увидела девушка в большом кабинете, был тот самый молодой человек из парка – в золотистых очках. Ладушка смотрела на него во все глаза, и пыталась понять, чего же не хватает его привычному облику. И вдруг поняла, что с головы юноши исчез непослушный светлый хохолок. Почему-то этот факт породил в ее душе бессознательную тревогу.

Юноша стоял перед безразмерным овальным столом, во главе которого помещался господин Ваксер, а по периметру – различные люди различной важности. О том, насколько каждый из них осознавал свою значимость за этим столом, легко можно было судить по выражениям их лиц – не то испуганных, не то фанатично-преданных.

– … кроме вышесказанного, секции архитектуры и девелопмента со своей стороны предлагают на время предвыборной кампании господина Ваксера оборудовать мини-ярмарки на парковочных зонах торгового и офисного центров, – говорил юноша в деловом костюме.

– А где будут парковаться посетители и персонал? – недовольно спросил бритый толстяк из-за стола.

– Для посетителей остается подземная парковка, персоналу мы предлагаем временно отказаться от использования частного транспорта! – твердо ответил юноша.

Господин Ваксер кивнул с довольным выражением лица. Уловив это движение, бритый тут же гаркнул:

– И это правильно! Торговля поддерживает!

– Торговле нужно обеспечить убийственно низкие цены на товары широкого потребления! – сухо отрезал юноша. – На мини-ярмарки должен прийти весь город. При этом каждую купленную вещь будут сопровождать агитационные материалы. И, желательно, чтобы это были не просто листовки, которые обычно выбрасываются в ближайшую урну, а полезные в быту мелочи: календари, ручки, блокноты с изображением нашего кандидата.

Следующее предложение Архитектуры: использовать всю площадь стен Шпиля и Торгового Центра в качестве рекламного носителя. На стенах может разместиться баннер рекордных для города размеров, видный практически из любой точки города. Существенный минус – на время кампании большинство офисов лишается окон.

– Сотрудники Лиги Компаний согласятся на это неудобство ради общей цели! – воскликнул с места толстяк и краем глаза посмотрел, отмечена ли его активность.

– Вот и я считаю, что перетопчутся, – кивнул головой юноша, но тут же, спохватившись, поправился, – в смысле, с радостью согласятся на временные неудобства… Проект несущей конструкции мною уже разработан. Ориентировочная стоимость…

Неожиданно юноша осекся. Господин Ваксер побарабанил пальцами по столу и подал нетерпеливый голос:

– Итак, стоимость?

Но юноша стоял, словно онемев. Его взгляд был прикован к дверям конференц-зала, в которых стояла Ладушка. Лев Ваксер, проследив направление его взгляда, с удивлением уставился на гостью.

– Вы откуда? – спросил он.

– Вседержавный Союз… – еле слышно пролепетала она.

– Отлично! – воскликнул Ваксер и потер узкие ладони. – Заждались! С чем пожаловали? Что решили атаманы?

У Ладушки поначалу перехватило дыхание, но затем она почувствовала необычайную легкость, будто забралась на велосипеде на высокий подъем и теперь понеслась вниз. Она легко шагнула вперед, по-гусарски прищелкнула каблуками и отчеканила:

– Мотебудан, пятьсот семнадцать «В»!

Над безразмерным столом повисло недоуменное молчание. Девушка тем временем обвела глазами конференц-зал и с тоской подумала: «А ведь, кажется, опять мимо!»

– Что, простите? – наконец, вымолвил Лев Ваксер. – Вы сказали «моте-будан»?!

«Точно. Мимо! – поняла Ладушка, – Неловко вышло… Впрочем, теперь все равно».

– Никак нет, – звонко отчеканила она, лихо вскинув подбородок, – Атаманы решили, «Любо!»

– Любо?! – Ваксер вскинул брови, но потом просветлел лицом. – Я понял. Господа, представители Вседержавного Союза казаков согласись присутствовать на всех встречах с избирателями, которые будут организовывать наши основныеполитические оппоненты.

– А что нам дает это присутствие?! – изобразил подхалимскую заинтересованность кто-то с дальнего края стола.

Ваксер пренебрежительно хмыкнул один раз, потом еще и еще, и, в конце концов, разразился каркающим хохотом. Люди, сидящие за столом, немедленно его поддержали. Неожиданно кандидат в депутаты Лев Ваксер умолк и язвительно процедил:

– Мы не дети, господа. Казаки – публика горластая. Сейчас они соглашаются драть горло в нашу пользу. А потому присутствие казаков на выступлениях наших конкурентов гарантирует нам, как минимум, то, что эти выступления всенепременно будут сорваны…

Неожиданно на столе Ваксера зазвонил телефон. Он неспешным, но уверенным движением поднял трубку.

– Слушаю… Что? Союз казаков? Ваш представитель уже у нас… То есть, задерживается? Нет, не есаул. Некая молодая девица… Вы намекаете, что это провокатор?

Слова доносились до Ладушки откуда-то издалека. Короткие мысли метались по голове, сталкиваясь и падая. Первая, паникующая больше всех: как отсюда улизнуть?! Вторая, тяжелая, как чугун: ну почему? Почему я снова ошиблась? Где же этот Самус и Мотебудан? За что мне это? Третья, удивленная: что здесь делает этот офисный паренек в золотистых очках, и почему его прилизанная челка без вихра навевает такую тоску и тревогу? И наконец, последняя – самая нелепая, но самая шустрая: казаки ведь должны быть на лошадях? Эта вот мысль и выскочила зачем-то на язык вперед всех – Ладушка не успела удержать ее за куцый хвост:

– Простите! Я должна идти! Я неправильно припарковала свою лошадь!

Присутствующие сидели, не шевелясь. Ладушка стрельнула по ним быстрым взглядом, но единственное, что запомнила – это совершенно круглые глаза того Серого в очках, и его полуоткрытый онемевший рот. Не теряя более не секунды, она развернулась и выскочила из зала заседаний. За спиной ее кнутом щелкнуло резкое приказание:

– Сообщить на пост охраны! Задержать!

Ладушке никогда еще не приходилось ни от кого всерьез убегать. Разве что в детстве от быка Ерёмы. Но тогда это было не совсем по-настоящему – стреноженный бык пасся на лугу и даже не видел маленькую девочку, и убегала она, скорее, не от быка, а от собственного страха. Приходилось бегать и при игре в салочки, когда мчишься по школьному коридору, а твой преследователь грохочет ботинками в двух шагах за спиной. И сердце замирает в сладковатой жути, и так трудно удержать визг, который сам рвется из горла…

Но так, чтобы взрослые люди всерьез, зло и хладнокровно хотели ее схватить и задержать?! То, что поначалу казалось веселой игрой, где всегда можно дать задний ход и попробовать заново, вдруг обернулось самым настоящим бесповоротным кошмаром. Ладушка проскочила через приемную и оказалась перед лифтом. Двери были закрыты. Нажимать на кнопки и ждать, пока серебристые створки откроются, Ладушке даже не пришло в голову. Кинув взгляд налево, она увидела лестничный пролет и кинулась к нему. Но в паническом страхе побежала почему-то не вниз, а наверх. Не считая ступеней и этажей, она неслась куда-то. Ей казалось, что позади грохочут чьи-то тяжелые шаги, раздается свист и улюлюканье. Она втягивала голову в плечи, ожидая тяжелого удара, горячее дыхание рвалось из груди. Ступени, перила, ступени, поворот, ступени, площадка – конец! Задыхающаяся Ладушка оказалась перед серой дверью с табличкой: «Вход воспрещен!»

В отчаянии Ладушка ухватилась за ручку и ударила в преграду хрупким плечом. Дверь неожиданно поддалась и распахнулась. В лицо девушке ударил ярко-оранжевый луч вечернего солнца. Прикрывая глаза ладонью, она шагнула на крышу. Весь город лежал у нее под ногами. Где-то далеко внизу ссорились на перекрестках автомобили, по-комариному трубя в свои гудки, океаном шумел город, завершая свой рабочий день.

Но все это Ладушка заметила мельком, потому что прямо перед ней огромной тенью, очерченной оранжевыми лучами, стоял сэр Николас Дюкс, держа под мышкой свою голову… Ладушка ойкнула, рыцарь-бегемот обернулся, и наваждение тут же растаяло. Перед ней был тот самый плюшевый бегемот из детской секции, который вчера помогал ей подняться с пола.

– Ты откуда здесь, стрекоза? – спросил он низким, но добрым голосом.

– Меня задерживают! – прошептала Ладушка. – Они… Эти, которые в приемной, и охрана! Я думала – там папа! Я думала, что Лев Самус! А это не он! И я… Я… Я…

И тут слезы ручьем хлынули из глаз Ладушки. Она плакала от пережитого страха и от незаслуженной обиды на тех, кто взрослее и сильнее, но не постеснялся устроить эту погоню. Она плакала от того, что предвкушаемая встреча с папой обернулась такой страшной нелепицей. От того, что слова Тётёли вдруг обретали явственные очертания беспощадной правды.

– За что? За что?!! – всхлипывала она, даже не заметив, что давно уже уткнулась в плюшевый бегемотов живот, и что мягкая лапа ласково гладит ее по макушке. – Он же обещал! Он же никогда не обманывал!

– Ну-ка! Держи! – бегемот засунул лапу в какой-то незаметный карман своей плюшевой униформы и вытащил разноцветный леденец. – Ты попала в беду, но теперь все будет хорошо!

Ладушка послушно взяла леденец и, все еще всхлипывая начала разворачивать прозрачную обертку. Сама не зная почему, она вдруг поверила бегемоту. Он был такой большой и добрый, что рядом с ним не страшна была никакая опасность.

– Ну вот! – улыбнулся бегемот. – Уже лучше! А теперь скажи, кто тебя обидел?!

Ладушка горестно вздохнула:

– Понимаете… Это все Лев. Самус. То есть, Мотебудан…

Но потом обреченно махнула рукой и закончила:

– Впрочем, это все ерунда. Кажется, все это действительно мне приснилось, а я по глупости поверила. Не обращайте внимания. Я буду слушать тётю и перестану играть в «ладушки».

– А как же ты оказалась здесь?

– Случайно! Я убегала от охраны. Только я не виновата! Честно-честно!

Бегемот кивнул, и Ладушка поняла – он верит.

– Как же мне теперь? – спросила она доброго бегемота.

– Я думаю, тебе первым делом надо вытереть слезы, успокоиться и съесть леденец. – ответил тот.

– А вниз? Там охрана. Не могу же я всю жизнь сидеть на крыше и есть леденцы?

– О, это совсем не проблема, – успокоил Ладушку бегемот. – Я могу провести тебя через служебный переход в Торговый центр. А оттуда ты выйдешь совершенно спокойно через любой выход вместе с другими покупателями. Все равно мне через пару минут нужно топать в детскую секцию и отрабатывать там свое наказание.

– Спасибо… – Ладушка благодарно захрустела леденцом.

Мир вновь начинал обретать краски. Еще вздрагивая от утихающих рыданий, девушка понемногу разворачивала ленту только что случившихся событий: свой приход в конференц-зал, скучные лица, длинный стол, докладчик в золотистых очках… И вдруг неожиданно она поняла, кого вчера встретила под маской Мима. Ведь это же был тот самый – офисный! Когда с Мима упала шляпа, под нею оказался светлый вихор. Такой же вихор, как у молодого человека в золотистых очках. Только сегодня он тщательно его пригладил, и эта перемена послужила предвестником беды. Она видела этого человека и раньше – каждое утро в парке. Даже сегодня. И даже новую прическу видела, только не обратила на нее внимания, ведь он – Серый… Но, пожалуй, этот Серый, несмотря на свою офисную внешность, тоже несет какие-то тайны!

– Скажите, а этот, вчерашний, который был с вами… Ну, Мим? Он где? Вы его знаете? – спросила она.

Бегемот не то растерялся, не то загрустил:

– Понимаешь, какое дело… – ответил он. – До сегодняшнего дня я думал, что знаю. Еще утром он был таким же штрафником, как я. Но только на работу он пришел причесанный и с портфелем, а после планерки направился прямо к начальству. Уж не знаю, что за ценные идеи родились в его буйной голове этой ночью, но только из кабинета начальника его увели прямиком к Ваксеру. Мне кажется, парень влип!

– Нет, – почему-то вздохнула Ладушка. – Ему там очень хорошо. Его хвалят. Вы уж верьте. Я только что видела.

– Вот я и говорю, – кивнул бегемот, – влип парень! Теперь пропадет ни за грош. Но скажи и ты мне, кто эта женщина, которая была вчера с тобой? Ты ее знаешь?

Ладушка уверенно кивнула:

– Само собой! Это моя Тётёля. В смысле, Оля. Она – моя тётя, я у нее живу.

– Не подумай ничего плохого, – стыдливо пророкотал бегемот, прижав лапы к груди, – но мне очень важно поговорить с ней! Мне кажется, что я ее нечаянно обидел. Но только я тоже не виноват. Честно-честно!

Ладушка лукаво взглянула на бегемота, улыбнулась и тоже поверила.

– Я бы мог ей позвонить, но не знаю номера, – продолжил бегемот. – Я не спрашиваю номер у тебя, потому что она и так относится ко мне с большим предубеждением. Если же выяснится, что телефон я получил от тебя, она и вовсе разговаривать со мной не захочет. Посчитает маньяком, который ее преследует, выманивая сведения у беззащитных девочек.

– Так сходите к ней на работу! Ведь это же прямо здесь!

– Нет, это тоже не лучшая идея. Там покупатели, коллеги. Разговора не выйдет. А вот если бы ты могла помочь нам встретиться где-нибудь на нейтральной территории… Например, в парке? Я бы…

– Постойте! – воскликнула Ладушка, – я, кажется, понимаю! Наверное, она вчера потому так злилась, что на вас обижается! Не на меня, а на вас! Это же хорошо! Очень хорошо!

Ладушка вдруг помрачнела.

– То есть, плохо… Я только что поняла, что не могу сказать ей, что вы хороший, и что вы зовете ее на свидание. Потому что она ругала меня как раз за то, что я… что я… словом, общаюсь с бегемотами. Но мы что-нибудь придумаем!

Ладушка побарабанила пальцами по лбу, притопнула ногой и заявила:

– Придумала! Я могу позвать ее в парк, а сама тихонечко вам позвоню. И вы придете как бы нечаянно, понимаете? Говорите ваш номер!

– На что-то вроде этого я с самого начала и намекал… – конфузливо сообщил бегемот. – Номер? С удовольствием! Пиши!

Ладушка достала из сумки свой телефон, готовясь записывать.

– Ой! Смс-ка… А я и не слышала со всей этой беготней!

Она открыла сообщение, и вдруг весь мир перестал для нее существовать. Еще несколько минут назад Ладушке казалось, что все вокруг происходит не с нею, и реальность представлялась кошмаром. Теперь ею владело то же чувство, но происходящее уже напоминало сказку. Сказку с самым счастливым концом на свете:

«Привет! Встречай завтра сюрприз поездом № 82, вагон № 4. Папа.»

Ладушка взвизгнула и начала целовать телефон, совсем позабыв, что держит в руках леденец, и губы ее измазаны сладкой карамелью.

– Папа! Папочка едет! – кричала она. – Скорее! Мне надо на вокзал! Мне надо узнать, когда приходит поезд! Идемте! Она ухватила бегемота за лапу, но тут почувствовала, что мягкий плюш липнет к перепачканной ладони.

– Ой! Ну какая же я грязнуля! – смущенно, на счастливо улыбнулась Ладушка, – Я сейчас исправлю!

Она открыла сумку, висящую на плече и начала правой рукой искать носовой платок. Пальцы слушались плохо: они словно пустились в танец от неожиданной радости. Конечно, во время этой манипуляции леденец и телефон, зажатые в левой руке, накрепко слиплись. Ладушка, достав платок, начала, было, оттирать бегемотову ладонь, но тут поняла, что нужно как-то избавиться от липучки-леденца. Но пляшущие от радости, волнения и спешки пальцы сыграли злую шутку: оторвавшись, наконец, от конфеты, телефон подпрыгнул и, словно кусок мыла в душе, вырвался из рук. Ладушка постаралась подхватить аппарат, но вместо этого, словно в волейболе, отбила его еще дальше – к ограждению, за которым где-то далеко внизу шумел городской океан.

Будто раздумывая, как поступить, ладушкин телефон некоторое время скользил по бортику воль жестяного карниза, слегка прокручиваясь, на миг замер на краю бездны (Ладушке показалось, что он бросил на свою неловкую хозяйку укоризненно-прощальный взгляд) и исчез.

Ладушка подбежала к ограждению, взглянула вниз и тут же в ужасе отпрянула. Она зажмурилась, отступила и ухватилась за бегемота.

– Ой… – пробормотала она, – в животе так щекотно стало, что даже голова закружилась… Как вы думаете, он разбился?

– Двадцать четыре этажа, – словно извиняясь, произнес бегемот. – У него не было шансов…

– Какая досада! Можно было позвонить в справочную вокзала. Но это ничего. Ничего! Я сейчас сбегаю на вокзал и все узнаю! Главное, папа едет! Пойдемте же скорее!

Ладушка плохо помнила, как она спускалась по лестницам офисного небоскреба, как бежала по служебным переходам, прощалась с плюшевым бегемотом, пробиралась сквозь толпу покупателей в Торговом центре. Все ее существо, совсем как в детстве, было переполнено лишь одним большим праздником – папа едет!

Городской вокзал находился всего лишь в трех остановках. Не найдя в себе терпения ждать подходящий автобус, Ладушка преодолела это расстояние резвым галопом. Оказавшись на вокзале, она разыскала на электронном табло 82-й поезд и узнала время прибытия – 6.10 утра. Желая удостовериться, что здесь нет никакого обмана, она уточнила информацию в окошке справочного бюро.

Ждать оставалось совсем недолго – около двенадцати часов. Но нетерпеливой Ладушке каждая минута казалась непреодолимой пропастью. Она несколько раз обошла зал ожидания, еще раз посмотрела на табло. Наконец, поняв, что ждать на вокзале всю ночь глупо да и небезопасно, а дома усидеть она просто не в состоянии, Ладушка направилась в городской парк.

О, каким же праздничным показалось ей Почти Волшебное Королевство в осеннем убранстве! Позолота легла на деревья и тротуары. Рубинами королевской короны горели в листве спелые рябиновые гроздья. Гуля и Фая лениво сметали опавшую позолоту в большие кучи. Пробегая мимо, Ладушка подмигнула Гуле, и та в ответ добродушно сморщила свой нос, изрезанный фиолетовыми прожилками и неуловимо похожий на камень. На физиономии Гули было написано:

– Ладно уж! Проходи! Ты достаточно намучилась, и теперь час награды пробил!

Если бы Тётёля сейчас заявила, что Гуля и Фая никакие не привратницы, а самые обычные дворничихи, Ладушка просто рассмеялась бы. Пускай тётушка – признанный эксперт в маникюре, макияже, сладостях и циничных присказках! Но что, в конце концов, может она знать про законы Почти Волшебного Королевства и игру в «ладушки»?

Вот навстречу Ладушке идет, прихрамывая, заслуженная колдунья, Софья Антоновна. Сегодня даже она принарядилась – под плащом нарядная блузка в светло-зеленых (правда, слегка мятых) кружевах! Чудо обязательно случится! Ведь сегодня даже рассеянная Софья Антоновна подняла глаза на Ладушку, и тень ласковой улыбки показалась за сеточкой глубоких морщин.

Но как же медленно идет время! Оно совсем остановилось! Хотя, кажется, этому есть объективные причины. Это совсем уж из ряда вон! Старик-часы, вместо того, чтобы отмерять шагами время в Почти Волшебном Королевстве, сидит, ссутулившись на лавке… Неужели он и впрямь остановил свой ход, чтобы помочь Ночному Шутнику, как это было во сне?

Ладушка боязливо втянула голову в плечи – ей на мгновенье показалось, что старик сейчас повернет время вспять, и завтрашний день никогда не наступит!

Но нет… Старик сидел, глядя куда-то вдаль и развернувшись вполоборота.

Час настал! Сейчас она узнает все тайны. Кто, как не главный мудрец королевства, сможет ей помочь? Нужно подойти и напрямик спросить: кто же такой, этот Ночной Шутник? Хотя, само собой, для начала нужно должным образом поприветствовать Хранителя времени. Вперед!

Она шагнула – сначала несмело, потом решительнее. До садовой скамейки оставалось лишь несколько шагов, когда старик вдруг горестно вздохнул и посмотрел прямо в лицо Ладушке…

Порыв ветра погнал по парковым дорожкам не позолоту – опавшую листву. Гнусаво каркнула ворона. Ладушка видела уже не свое королевство. Перед ней в осеннем парке на ветру сидел старый сгорбленный человек с невыразимой тоской в глазах

Кто-то невидимый подтолкнул Ладушку в спину. Она шагнула к скамейке и, вместо заготовленного приветствия, спросила у старика:

– Вам плохо?!

Вечер Софьи Антоновны

Старуха… Они посмели назвать ее старухой! Мало того, что пришлось идти в такую даль до этой чертовой поликлиники (странно, кажется, раньше поликлиника была гораздо ближе?!), и потом еще битых полчаса стоять в этой чертовой очереди к окошку регистратуры. Так вдруг еще выяснилось, что «узкие специалисты» «принимают по талонам» или по «предварительной записи»! Тьфу!

– Ты к какому врачу, бабушка?! – спрашивала та, крашеная, за стеклянной перегородкой регистратуры. А она, преподаватель химии с полувековым стажем, была так ошарашена этим хамским «тыканьем» и панибратской «бабушкой», что сразу растерялась…

Вообще, она хотела проверить глаза. В последнее время буквы в газете превратились в маленькие расплывчатые точки. Само собой, замучило проклятое давление, которое скачет то вверх, то вниз, как детский резиновый мячик. Но в первую очередь – колено… Оно болело очень давно, а тут еще этот дурацкий порог, о который она запнулась и сильно ссадила кожу… Отправляясь в поликлинику, она внутренне хихикала, представляя, как будет журить ее врач:

– Ну как же вы так, Софья Антоновна! Коленки в зеленке! Будто гимназистка, честное слово!

Хорошо бы, если б попался кто-нибудь из ее многочисленных учеников. Можно было бы поболтать хоть немного, узнать о том, чем жива молодежь, которой она выписывала путевку в жизнь. Но вместо этого какая-то наглая и крашеная девица кричит ей, как глухой:

– К какому врачу? Слышишь? Фамилия-то твоя как, а?

Она ничего не ответила нахалке. Лишь презрительно, как ей показалось, посмотрела на обидчицу, развернулась и пошла прочь от окошка.

– Из ума, што ль, выжила старуха? Чего ходить-то, время у людей отнимать? Ей уже помирать пора, а она шляется, очередь создает!

Пусть у нее немного ослабло зрение. Но не слух! Она все отлично услышала. Она обязательно накажет эту нахалку. Она пойдет к главному врачу. Только позже. Теперь от всех этих переживаний на нее вдруг навалилась невероятная слабость. Будто по затылку ударили чем-то мягким, но очень увесистым, а сердце заколотилось мелко-мелко… Вернувшись домой из поликлиники, она, не раздеваясь, села на кровать и не двигалась несколько часов.

Что она делала потом? Странно… Вспомнить не получалось. Как будто пришла из поликлиники, и сразу наступил вечер. Собаки заскулили и начали проситься на улицу. Она выпустила их и начала собираться сама.

Ох, как, однако, болит колено! Пожалуй, нужно заклеить ссадину пластырем. Лекарства лежат на трюмо. Валокордин. Корвалол. Расческа. Нитроглицерин. Пустой флакончик из-под духов. Пустая упаковка от стрептоцида. Зачем она здесь? Надо выбросить. Но это позже. Шпильки для волос и открытый маникюрный набор. Какой же, в сущности, бедлам творится на трюмо! Не мешало бы убраться! Вдруг нагрянет Лариса с детьми? Стыда не оберешься! Уборкой придется заняться сразу после прогулки. И не забыть протереть пыль с зеркала!

Хотя, пыль на зеркале не мешало бы оставить. Какая же жестокая вещь – зеркало… Раньше (вроде бы совсем недавно!) она могла часами смотреть на свое отражение. Теперь не подходила к зеркалу днями, неделями. Обходила стороной, прятала от него глаза.

Нет, надо набраться смелости и взглянуть. Ох… Может быть, эта крашеная из поликлиники и права отчасти. Нет, конечно, она еще не старуха! Но роскошная шевелюра, которой она раньше так гордилась, теперь скручена в кургузую серо-седую фигу на макушке. И спина совсем сутулая. Надо выпрямиться. И еще – надеть на прогулку нарядную блузку. Пусть все видят, что она совсем еще не старуха!

Где же эта светло-зеленая блузка с кружевным воротничком? Та, в которой она была на золотой свадьбе? Тогда тоже приезжала Лариса. Или нет, Ларисы уже не было? Ага! Вот и блузка. По совести говоря, ее не мешало бы постирать и выгладить. Впрочем, кто на темных аллеях будет разглядывать слегка засаленные манжеты и мятые кружева?

Еще нужно расчесаться и прибрать волосы. Или даже сделать прическу. Когда приедет Лариса, обязательно нужно сделать прическу!

– Да тише вы!

Это собаки устроили возню. Они уже были на улице? Или еще нет? Но как тут все удержать в памяти?! Ведь она занята. У нее множество дел! Вот хотя бы сборы на вечернюю прогулку. Это не такое простое дело, как может показаться легкомысленным молодым девицам! Каждая мелочь важна!

Например, надо обязательно надушиться. Где она видела духи? Те, что подарила Лариса. Правда, их дарила не совсем Лариса – духи покупала она сама, еще лет пять назад. Но от имени Ларисы…

Чертовы собаки! Никакого с вами сладу! Всех соседей на ноги поднимут своим лаем! И так уж эти соседи ходят без конца. Положим, Петр, который живет напротив, приходит с делом – он приносит мясные обрезки собакам. Петр раньше бегал к ним делать уроки и дружил с Ларисой. Теперь он работает где-то в торговых рядах… А остальных она бы с радостью выселила куда-нибудь за пределы дома или даже города. Они все время жалуются, жалуются! То им громко, то им запах, то им вода с потолка. По совести говоря, почему ее должно это волновать? Какие хозяева, такой и потолок. Вот у нее, например, никогда не течет вода с потолка. А запах… Кажется Ричард втихаря иногда забегает на кухню и мочит какой-то угол. Или это Рэмми? Даже, скорее она. Надо проследить за негодницей и наказать. И вымыть полы со стиральным порошком. В конце концов, ведь дочь Лариса собирается приехать вместе с внуками. А тут такое! Внуки, конечно, любят собак. И гулять с ними будут теперь тоже они – ей не придется утруждать себя. Хотя, нет. Она обязательно будет гулять вместе с внуками. Это полезно для сердца и сосудов.

Ну что же она сидит! Надо же так замечтаться… Говорят «старуха», а она все витает в облаках, как несмышленая девица!

      В прихожей перегорела лампочка. Давно. Кажется, еще зимой. Но она привыкла собираться в потемках. Туфли. Плащ. Плащ будет очень кстати – под ним не видно мятой блузки.

Кажется, все-таки забыла расчесаться. И надушиться… Вернуться? Но для этого придется разуваться. Ладно. В следующий раз. Сегодня хватит и нарядной блузки.

Какие ужасно крутые ступени! Странно, раньше она этого не замечала. И не думала, что идти по лестнице вниз может быть тяжело. Наверное, это из-за колена. Хорошо, что у нее только второй этаж. Ричард и Рэмми уже лают на улице. Что они там нашли?!

Боже мой! На улице слякоть. Ведь ночью была гроза. Наверное, нужно вернуться и переобуться в полусапожки. Впрочем, для этого придется снова подниматься наверх, отмыкать дверь. А у полусапожек, кажется, отрываются подметки. Ладно. Она пойдет в туфлях, просто будет осторожной.

Как изменился двор! Раньше, когда Ларочка была маленькой, во дворе стояли качели и металическая горка. Муж, Григорий, проводил с дочерью во дворе по нескольку часов – они всегда находили какое-то занятие. А вот она так не могла. Она – натура творческая. Сидеть на одном месте несколько часов кряду – это не для нее. Она не очень любила сидеть во дворе с Ларочкой (правда, ни за что в этом не созналась бы). Гораздо больше ей нравилось водить ее в парк.

А теперь во дворе одни машины. От качелей осталась одна погнутая ржавая труба. Эти чертовы машины нужно обходить. А по ночам они страшно воют сигнализациями. Надо обязательно сходить в домоуправление и потребовать, чтобы с машин сняли эти чертовы сигнализации!

Они с Григорием очень любили городской парк. На фронте Григорий командовал артиллерийской батареей, а после войны стал главным инженером на заводе тяжелых механических прессов. Она так и не поняла до конца, зачем стране нужны эти тяжелые механические прессы. В ее воображении работа мужа выглядела как огромный цех – настолько высокий, что не видно потолка – полный жутких, лязгающих механизмов, послушных лишь ее Григорию. Как фронтовику, ценному специалисту и передовику производства, Григорию дали двухкомнатную квартиру в центре – возле городского парка.

После работы они вдвоем шли на прогулку через университетскую площадь. Возле полуразрушенного здания университета день и ночь трудились башенные краны, суетились рабочие. На площади засыпали бомбовые воронки и укладывали новую брусчатку.

Часть парка выгорела, но вековые дубы устояли. На танцплощадке по выходным играл духовой оркестр. Григорий, хоть и был гораздо старше ее, очень хорошо вальсировал… Там, где они раньше кружили под мелодию «На сопках Маньчжурии», теперь зачем-то установили колонну с тремя фигурами наверху. Зачем? Все равно разглядеть, кто там стоит, нет никакой возможности! И потанцевать теперь негде.

Ричард и Рэмми опять возятся на газоне. И почему они каждый раз тащат ее на бывшую танцплощадку? Глупые собаки! Одни хлопоты с ними. С тех пор, как шесть лет назад умер Григорий, заботы и вовсе стали невозможными: то выгуливай их, то корми… Ох! Ведь их надо кормить. Она совсем забыла. Петр, кажется, не заходил уже несколько дней. И крупа закончилась третьего дня. Что собаки ели вчера? Надо обязательно зайти в магазин за пшенкой и потом сварить им каши. Они ее любят.

А вот Ларочка пшенную кашу не любила. Отказывалась есть категорически. И даже отец не мог уговорить. Интересно, а внуки любят? У нее ведь два паренька. Мальчишкам нужно хорошо есть, чтобы расти сильными… Или нет. Пускай у нее лучше будут две девочки. Девочкам можно заплетать косы и подарить все свои шикарные наборы черепаховых гребней, заколок и шпилек с полудрагоценными камнями. Сейчас таких не делают… Или еще лучше: пусть у Ларочки будут мальчик и девочка. Мальчика можно будет кормить пшенной кашей, а девочке делать прически. Только пусть внуки обязательно будут вежливыми и умеют прилично одеваться. А не то, что эти современные выскочки! Девушки ходят в штанах и стригутся наголо. Мальчишки отращивают волосы и прокалывают уши. Страшно подумать.

Нет, ее внучка будет опрятной и вежливой. Вот такой, как эта глазастая девочка, которая бежит навстречу и улыбается. Эту улыбчивую девочку, как и ее внучку, должны звать Светланой… Да, непременно Светланой. Интересно, Светлана заметила ее нарядную кофточку? Хотя, как она заметит – под плащом-то? На обратном пути надо расстегнуть пуговицы и не сутулиться. Вдруг Светлана повстречается еще раз?

Собаки улеглись на газоне. Вот, лентяи! Надо спешить домой. Предстоит столько дел! Что она собиралась сделать? Сходить в магазин? Нет, что-то еще. Ох, столько забот – голова кругом! Где уж тут все упомнить! Лариса приезжает, а тут еще эти собаки…

По пути надо купить что-нибудь вкусненькое для гостей. И для собак! Нужно зайти в гастроном на углу. Простите, а где же… Ах, да! Там, где раньше был гастроном, теперь красуется вывеска «Гипермаркет «Плеяда». Буквы такие большие, что даже она их видит. В народе его почему-то называют «Ваксой»…

Столько лет прошло с той поры, как гастроном снесли, а на его место влепили гигантскую офисную «свечку» и этот торговый центр! А она все скучает по гастроному. В гастрономе все было понятно: продавец, прилавок, покупатель. Здесь же – бесконечные полки, тележки, кассы, охрана, свет, реклама, музыка! К тому же, с собаками не пускают. Вот ведь навязались эти собаки на ее голову! Хорошо, рядом с домом есть продуктовый киоск.

Киоск, хоть и по пути, но все равно далеко. Запыхалась… Что? Шоколад? Почему ей предлагают шоколад? Потому что она всегда только его и покупает? Определенно, ее с кем-то путают! С чего бы это она стала каждый день покупать шоколад? Нет, так дальше не пойдет! Не успела подойти, а уже навязывают какие-то дурацкие сладости! Нужно будет при случае непременно пожаловаться директору этого киоска…

Впрочем, мысль недурна. Да, пожалуй, она съела бы кусочек-другой шоколаду. И дети любят шоколад…

Да, да. Она будет покупать. Да, снова четыре небольшие плитки – для себя, Ларисы и внуков. Интересно, откуда продавец узнала о том, что к ней приезжает дочь с внуками? Неверное, она сама вчера проболталась на радостях, а сегодня продавщица решила над ней пошутить.

Нужно внимательно пересчитать сдачу. Пусть глаза не видят, какие цифры выбиты на медяках. Зато продавец увидит, что ее так просто вокруг пальца не обвести. Ах, эти деньги! Как быстро они меняются! Не успеваешь привыкнуть к одним ценам и купюрам – уже другие!

Шоколад надо положить в правый карман плаща. В левом – дырка, которую она обязательно зашьет, как только дойдут руки.

Что? «Добрый вечер»? Кто это поздоровался с нею? Какая-то незнакомая женщина средних лет… Наверное, кто-то из бывших учениц. Их столько было! Всех не упомнить. Но разве сейчас вечер, и люди уже спешат домой, а не на работу?! Чудеса! Наверное, ученица шутит. Над нею часто подшучивали ученики – на то и детство, чтобы смеяться. Правда, никогда не шутили зло… Нет, эта школьница не желала ей зла. Бог с нею!

Темный подъезд старого дома с лепными карнизами. Грязные ступени, ржавые почтовые ящики. Писем снова нет. Одна лишь газета, пестрая, как попугай.

Господи, как же болит колено! Как только кончатся эти чертовы ступени, и она доберется до квартиры, надо будет немного отдохнуть. Конечно, впереди много дел, но усталость – плохой помощник.

Вот и дом! Как же хорошо дома! Не зря Лариса любит приезжать в гости. И внуки любят. Она садится на кровать. Почему постель не убрана? Так закрутилась с утра, что даже забыла убрать за собой постель. Ну а что вы хотели? Приезжает единственная дочь с внуками. Вот она, Лариса, улыбается со стены с выгоревшей фотографии. Такая молодая!

Ларочке суждено всегда быть молодой. Какие добрые лучистые глаза, располагающая улыбка, пышные кудри! Глаза у нее темные – Григория. А вот улыбку и роскошные волосы Ларисе подарила она. Хорошая фотография. Когда спросили, какой портрет выгравировать на мраморной плите, они с мужем ни секунды не колебались – отдали это фото.

Что это в руках? Ах, да, газета! Мелкий шрифт не разобрать, но заголовки она прочесть в состоянии. «Организация покупает…», «Требуются…», «Вакансии», «Ремонт и отделка», «Лом цветных металлов», «Высокооплачиваемая работа для…» Что это?! Восемь страниц рекламы и ни одной статьи? А где передовица? Где отчет о текущем положении дел в стране? Где очерки, фельетоны, репортажи? Нет! Так дальше не пойдет! Надо обязательно позвонить в газету и отказаться от подписки. Она не намерена тратить свои деньги впустую. Она вообще не любит газеты. С тех самых пор, как они стали писать эти гадости про Ларису…

Рука нащупала шоколад в кармане плаща. Кажется, она забыла снять плащ в прихожей. Ну, пусть пока повисит на спинке кровати. Пальцы разрывают обертку, шуршат фольгой. «Известная молодая актриса…» – писали газеты, – «Подающая большие надежды…». Шоколад тает на языке. А он вкусный, этот шоколад! Надо только постараться, чтобы сладкое не попало на левую сторону, иначе опять разноется зуб. «Народная любимица» – трубили газеты, – «погибла при пожаре на гастролях».

Какие страшные слова… нет, они не могут быть правдой. Газеты врут. Газеты всегда врут! Кормят подписчиков за их же деньги восьмью страницами рекламы. Лариса смотрит с фотографии и улыбается. Она скоро приедет. И с нею приедут внуки. Красавице-внучке Светлане она подарит свои лучшие черепаховые гребни. Просто сейчас Лариса немного занята.

А шоколад все-таки попал на больной зуб. Надо сходить к стоматологу и поставить пломбу. Завтра. Обязательно!

Руки сминают шоколадную обертку и кладут комок бумаги и фольги на тумбочку у кровати. Обертка падает на пол, скатившись с горки таких же мятых фантиков. На полу у тумбочки их тоже изрядная куча.

Нужно убраться. Скоро приезжает Лариса. Но работа – это потом, чуть позже. Сейчас она устала. Очень устала. Она немного соберется с силами и уберет. Потом. Потом…

Вечер Старика-часы

Старик неспешно брел по парковой аллее и размышлял. Он привык бродить и привык размышлять. На ходу он достал блокнот, открыл его на заложенной странице и перечел:

«Как страшно чувствовать, что течение времени уносит все, чем ты обладал. Блез Паскаль».

Старик, соглашаясь, кивнул.

– Вправе ли я обижаться на время за то, что оно отбирает у меня все, что само подарило? – спрашивал себя он. – Молодость и амбиции, привычки и привязанности… Что оставило оно мне, кроме скрипящей оболочки, в которой трепещет лишь одна мысль: мысль о том, что жизнь была дана мне не то в насмешку, не то в назидание?

Не я ли просыпаюсь каждый день с думой о том, что зажился на этой земле излишне долго? Какая длинная, но какая короткая жизнь…

Во мне до сей поры живет эхо той звенящей радости, которая наполняло мое существо в детстве, и прямо сейчас я отчетливо чувствую пятками горячий песок, по которому бегу в одних штанишках, пытаясь перегнать свою тень.

Будто рядом – руку протянуть – слышу я мамин голос, и ощущаю тот особый, лишь одному месту на земле присущий запах. Это пахнет темнота внутри фамильного шифоньера, где я от нее спрятался…

Старик прикрыл глаза и глубоко вздохнул…

– Я помню стонущий визг бомб – он был куда страшнее грохота взрывов, помню запах гари и серы. Помню вкус блокадного хлеба. Даже не вкус, а то, как сводило скулы, и рот наполнялся жадной кислой слюной, а нёбо, казалось, готово лопнуть от предвкушения этой скудной и неказистой на вид, но самой вкусной в мире пищи.

И свой свисток из автоматной гильзы… Самый громкий во всем дворе. Сколько неподдельной радости подарил мне этот кусок металла?! Ощущал ли я в своей жизни большую и ни с чем не смешанную гордость?

В те дни я бежал впереди времени и удивлялся, почему оно не желает поспевать за мной. Ах, как хотелось скорее пойти в школу, потом – поскорее перейти в другой класс, потом – скорее получить аттестат! Но время не слушало меня. Оно заставляло изнывать от нетерпения и учило примериваться к своему шагу.

Что до гордости… Я, безусловно, гордился, получив аттестат, гордился поступлением в университет, после – гордился дипломом журналиста. О, как я был горд, впервые попав на телестудию! И это слабо сказано! Да ведь я раздувался от гордости, будто, как минимум, обогнул земной шар, по пути открыв несколько неизвестных материков!

Впрочем, потом я и впрямь обогнул земной шар. Я пожимал твердую ладонь бородатого Фиделя. И мягкую, чем-то похожую на сдобную плюшку, руку Никиты Сергеевича, тоже пожимал… Колонный зал Дома Союзов, съезды писателей и композиторов, конгрессы и конференции, лица, которые многие видели лишь на открытках и в кадрах отснятой мною кинохроники… Командировки, командировки, командировки – яростное желание увидеть все, объять необъятное и поспеть за горизонт, который всегда остается недостижимым. И, само собой, чувство собственной исключительности. В те дни я рассмеялся бы в лицо тому, кто заявил бы, что человек – не сам хозяин своей судьбы. Я уже не бежал впереди времени. Я уверенно шагал, задавая высокий темп, за которым, как мне казалось, время вынуждено поспевать.

      Но по какой-то причине то, чем я больше всего гордился, сегодня для меня стало далеким и совсем чужим. Будто о своей жизни я прочел в какой-то официальной газете, где публикуют отчеты о торжественных заседаниях и перевыполнении плана… Впрочем, так оно и есть. Ведь я лично описал эту жизнь в своих мемуарах и книгах и даже проиллюстрировал очень ценными, как мне тогда казалось, фотографиями: я на Кубе, я и первый рельс БАМа, я и великие, я и трудящиеся, я и великие трудящиеся, я, я, я… Сегодня весь этот пожелтевший фото-хлам я с радостью подарил бы первому встречному. Вот только наплыва желающих любоваться мною, увы, не наблюдается…

В те дни у меня уже не было нужды форсировать события. Я научился быть степенным. Сначала степенность была искусственной. Я ограничивал свою резвость, чтобы казаться солиднее. Потом она стала привычной, она стала нормой. Мне даже тогда показалось, что я могу не только учить, но и поучать. Бессчетное количество раз пересказал я свою биографию школьникам и трудовым коллективам, пионерам и комсомольцам, членам профсоюзов и делегациям из дружественных республик. Не потому ли сегодня для меня это не живые воспоминания, а лишь бездушные строчки, написанные, к тому же, не самым талантливым, на мой взгляд, автором… И вот теперь, когда моя степенность стала вынужденной, чем я горжусь? Званиями и наградами? Нет. Книгами и фотографией на городской доске почета? Сомневаюсь. Тем более, меня все равно никто на ней уже не узнает…

Два года назад к очередному юбилею ко мне приходил паренек из городской многотиражки. С круглыми от волнения глазами он выпытывала у меня – каким фактом в своей биографии я наиболее горд? Когда-то я назидательно назвал бы этот вопрос непрофессиональным и некорректным. Но время значительно снизило градус моей назидательности. Я рассказал ему о людях, твердых, как кремень, честных и бескорыстных. О людях, верных своим идеалам – простых работягах, которые покоряли тайгу и орошали пустыни. Я говорил, что горжусь ими и той страной, в которой они жили. Но пареньку хотелось сенсаций…

Он настойчиво подталкивала меня к тому, чтобы я заново пересказал свои мемуары. И я пересказал. В общем-то, с гордостью. Только гордость эта протокольная. Она есть потому, что должна быть. А вот если без протокола?! Чем я горжусь? Свистком из гильзы… Ведь он был самым громким во дворе! Прав был Шопенгауэр: воистину, час ребенка длиннее, чем день старика…

Нет! Больше всего я горжусь тем, что Она выбрала меня. Она была совсем юной, но рядом с нею я, состоявшийся и известный журналист, чувствовал себя мальчиком. Слова, которые я всегда считал своим верным оружием, вдруг оказались непослушными и бесполезными…

В Ее глазах жила спокойная и ласковая мудрость. Впервые в жизни мне захотелось остановиться и не бежать за горизонт. Она была настолько беззащитной, что я чувствовал себя рыцарем-героем, готовым побеждать любых драконов. Она была настолько сильной и несгибаемой, что я поневоле восхищался и спрашивал себя – могу ли я быть таким же стойким, и понимал – не могу.

Ее лицо было необыкновенным. Я смотрел на это лицо, не отрываясь, просыпался по ночам, и, глядя на него, завидовал сам себе!

Когда я целовал Ее в первый раз, в моей груди неожиданно кончился воздух. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, но готов был умереть, чувствуя ее губы на своих губах.

Чем я горд? Тем, что не обманул ее доверия. Я так и не понял неверных жен и мужей – Она подарила мне это счастье. Мы не могли помыслить не то что об измене, но даже о неискренности…

Она была самым верным другом и лучшей женщиной. Пыл и страсть – излюбленный конек романистов, хотя, по чести, испытать то, о чем пишут в любовных романах, дано не каждому. Да, счастлив тот, кто знает, как звучат любящие души и тела, сливаясь воедино. Но впятеро счастливы познавшие покой – покой той минуты, когда самый дорогой на свете человек засыпает в твоих объятиях, и ты проваливаешься в сон, прикасаясь губами к милому виску… Кажется – вся Вселенная лежит у тебя на плече… Я жил ради этой минуты.

Когда меня спрашивали, как мог я оставить все, чего добился, и перебраться из столицы в провинцию, у меня всегда находилась формальная отговорка: «Разве не заманчивое предложение – возглавить областное телевидение и написать его историю буквально с первой страницы?» Мне жали руку, но в глазах я читал: «Глупец!». Им не дано было понять, что бесконечные командировки, фуршеты и конгрессы крадут у меня то, ради чего я хочу жить.

Ее родной город… Наш город… Наш сын… Наш парк и наши прогулки вечерами… Вот когда я захотел крикнуть времени: «Остановись!» Но оно не слушало и не слышало, отмеряя года и десятилетия. Правда, я не замечал этого. Я был счастлив. Очень счастлив…

      Но вдруг я однажды понял, что время начало меня обгонять. Сколько-то мне удавалось поспевать вслед. Но я начал отставать. Все чаще меня толкали в спину. И вот однажды я – тот, кто совсем недавно был уверен в том, что задает темп времени и является едва ли не его лицом – вдруг понял, что время летит мимо. Оно уже чужое, не мое. Это время требует, чтобы я отрекся от всего, во что искренне верил, и начал воспевать то, что всегда презирал.

Наверное, так и пришла старость. Я еще кипел, как котелок, который сняли с огня. Но волей-неволей мне пришлось остывать. О, если б не Она! Если бы не ее терпеливая и ласковая мудрость! Что было бы со мною? Смог бы я с достоинством перенести это испытание? Не знаю… Она верила в меня, и благодаря этому я все еще ставил новые цели и все еще из кожи вон лез, чтобы их достичь. Колонка в газете, членство в Общественной палате, лекции на факультете журналистики, ряд монографий…

Я еще больше полюбил наши вечера и ту самую минуту покоя перед сном. Мы засыпали вместе, чтобы проснуться и прожить рядом еще один день.

Но однажды я проснулся один… Ее остывшие руки и белое лицо – мое последнее воспоминание, потому что время, наконец-то, услышало меня и остановилось. Дальше – свинцовый шар в груди, не дающий дышать. Календарь говорит, что прошло много лет, но это неправда. Я заперт временем в одном и том же дне в наказание за излишнюю самонадеянность…

Я просыпаюсь каждое утро ровно в ту минуту, когда ее не стало, завтракаю и иду на прогулку. Я хожу, чтобы дать упражнение телу, и размышляю, чтобы загрузить работой мозг. Я стараюсь не раскисать, потому что знаю – моя слабость расстроила бы Ее. И каждый вечер я иду к нашей скамейке в парк, чтобы побыть немного с Нею…

***

Старик остановился у парковой скамьи. Он заглянул в свой блокнот и поставил карандашом аккуратный восклицательный знак напротив записи:

«Увы, не время проходит, проходим мы. Пьер деРонсар».

Он уложил блокнот во внутренний карман плаща, снял шляпу и устроился на скамье. Плечи его ссутулились, а невидящие глаза обратились к недостижимому горизонту…

Через некоторое время к скамье, стоявшей неподалеку, подошла пара. Парень держал девушку за руку с почтением и осторожностью. Старик взглянул на них, и глаза его потеплели.

– Да, пусть мы проходим, – подумал он. – Но за нами приходят другие. И мир для них все так же полон неизведанного и прекрасного!

Тем временем девушка кинула быстрый взгляд в сторону старика, привстала на цыпочки и что-то шепнула своему кавалеру. Тот с сомнением глянул по направлению его скамейки и неуверенно пожал плечами.

– Дети, дети… – думал старик с тихой грустью. – А ведь где-то далеко в Канаде растут и мои внуки, мое продолжение. Старший уже, наверное, так же вот прогуливается с девушками под ручку… Когда сын Андрей заявил, что в России ему не развернуться, я не отговаривал. Другое время… Наверное, им я тоже мог бы гордиться. Он режиссер. Говорит, что известный. Точнее, он сказал не так. Он сказал «успешный». Правда, в тех роликах, что он мне показывал, когда приезжал в последний раз, я ничего не разглядел, кроме «рваного» монтажа и трясущейся камеры… Я безнадежно устарел, и не стал критиковать работу, чтобы не показаться ханжой. Но и хвалить не стал…

Меж тем, тихий спор между влюбленными у соседней скамейки продолжался. Казалось, девушка настаивает, побуждая парня на какое-то действие, а тот, краснея, отказывается.

– Скучаю ли я по сыну? – спрашивал себя старик, поглядывая на парочку. – И да, и нет. Я скучаю по малышу, чьи волосы пахли молоком и чем-то еще щекочуще-нежным. По мальчишке с тысячей «Почему?!» в голове… По студенту, жадно хватающему те крупицы знания, что я мог ему дать, и нетерпеливо рвущемуся вперед, дальше, чем смог пройти я…

Какое же место в моей жизни занимает тот человек, который иногда звонит из Канады с вопросом, как идут мои дела, и интересуется новостями? Он мне, безусловно, дорог. Но я не скучаю ни по нему, ни по его звонкам, ни по письмам, набранным на клавиатуре. Разве ж меняется смысл текста от того, каким шрифтом он написан?! Я, вероятно, капризничаю. Но, не видя его почерка, я не могу понять, в каком он настроении, а иногда даже не верю, что это писал именно мой сын, а не какая-то бездушная машина! Телефонных звонков я и вовсе боюсь, потому что дела у меня всегда «как обычно», а новостей у меня очень много лет никаких нет…

Девушка легонько подтолкнула парня в бок, но тот покраснел и отрицательно замотал головой. Это действо, наконец, выдернуло старика из омута его мыслей и заставило повнимательнее присмотреться к своим соседям. Влюбленные заметили этот взгляд и смутились.

– Почему они на меня так смотрят и о чем спорят? – молча удивился старик. Он некоторое время наблюдал тихий диалог, чуть прикрыв веки. И вдруг легкий румянец набежал на его впалые небритые щеки.

– Неужели… Неужели узнали?! – быстрой ласточкой мелькнула мысль в его голове. – Я, конечно, теперь не слишком лестного мнения о себе… Но… Когда-то давно мне довольно часто приходилось наблюдать подобные сцены, так что ошибиться я не должен! Будет так: они еще немного поспорят, а потом девушка подойдет. Первыми всегда подходят девушки. Парни с независимым видом «охраняют периметр», будто им и дела никакого нет. Сильный пол…

Она спросит что-то вроде «Это и вправду Вы?!» Честно признаться, никогда не знал, что отвечать на этот вопрос, ведь вариантов ответа у него нет… Я – это и вправду я… Ох, дети, дети!

Но я так и не научился фотографироваться на улицах и раздавать автографы! Каждый раз краснею, как юнец! Мне казалось, что от этой муки время надежно меня застраховало… Неужели же подойдет?!

Девушка сделала шаг по направлению к старику, но кавалер бережно удержал ее за локоть и что-то убежденно зашептал…

– Нет, я, кажется, снова готов покраснеть! – старик заерзал на лавке, отвел глаза и выпрямил свой сутулый стан.

Девушка освободила локоть и шагнула, наконец, к старику. На лице ее застыло великое смущение, слегка прикрытое ласковой улыбкой. Старик встревожено хмыкнул, прочищая горло. Все-таки поставленный дикторский баритон – то, чем он всегда гордился…

– Но откуда? – скакали мысли в его голове, – откуда эти дети могут меня знать?! неужели они застали выпуски новостей, которые я вел? Сомневаюсь!

Девушка ускоряла шаги по мере того, как приближалась к скамейке. Старику вдруг захотелось не то расплакаться, не то разулыбаться (черт бы побрал эту старческую сентиментальность!). Чтобы скрыть предательскую слезинку он слегка отвернулся и незаметно промокнул уголок глаза рукавом плаща…

В этот короткий миг он услышал тихий звон. Повернувшись, старик увидел лишь быстро удаляющуюся спину девушки. В несколько шагов она подбежала к парню, ухватила его за руку и повлекла в темноту аллеи.

Старик опустил глаза. В шляпе, которая лежала слева на скамье, блестела горсть монет…

Кровь прилила к лицу и застучала в ушах. Болван! Болва-а-ан! Боже мой, как стыдно! Старик беззвучно шевелил губами, и, словно прозрев, разглядывал свой выгоревший плащ, потертый на швах, сильно запыленные старые туфли, мятую шляпу. Когда-то он считал себя франтом, любил и умел одеваться по моде. Неужели время незаметно похитило и это? Неужели в глазах прохожих он теперь лишь нищий оборванец?! В груди было очень больно…

Ладушка и Старик-часы

– Вам плохо? – спросила Ладушка. Старик поднял на нее голубые глаза, полные невыразимой тоски, глубоко вздохнул, но потом, взяв себя в руки, через силу улыбнулся и сказал приятным дикторским баритоном:

– Нет. Я до обидного здоров…

– Я про другое. Вам больно вот здесь… – сказала Ладушка, положив ладонь на грудь. Старик качнул головой – не то отрицательно, не то утвердительно. Ладушка осторожно присела на край скамьи и тронула потертый рукав плаща:

– Не спорьте. Я знаю. Я знаю про вас почти все! Скажите, ведь Вы сейчас думали про время?!

Старик удивленно вскинул седые брови.

– Ты права! – ответил он. – Но как ты догадалась?

– Вы думаете о нем всегда! Ведь вы же Хранитель времени. Сознайтесь! – Ладушка умоляюще посмотрела на своего собеседника.

– Признаться, я не совсем тебя понимаю… – с тихой печалью ответил старик.

– Пожалуйста! Признайтесь! – с жаром затараторила Ладушка. – Все равно завтра все тайны откроются, ведь папа же приезжает…

Старик с интересом посмотрел на светловолосую девочку с веснушками. Тоска в его глазах сменилась любопытством.

– И что бы ты хотела от меня услышать? – спросил он с едва заметной улыбкой.

– Все! Кого Вы увидели под капюшоном? Кто на самом деле Ночной Шутник?!

В глазах Ладушки было столько мольбы, что старик растерялся.

– Не может быть, чтобы Вы их всех не знали! – настаивала меж тем девушка. – Вон, смотрите! Софья Антоновна и ее собаки! Она хромает из-за того, что ее подвела алхимия. Ведь правда?!

Ладушкин собеседник взглянул в конец аллеи, где брела, сильно прихрамывая, неопрятная старуха. Перед нею, лениво переваливаясь с боку на бок, трусили две белые собачонки, связанные одним поводком.

– Да, – согласился он, – это Софья Антоновна.

– Вот видите! – торжествующе воскликнула Ладушка!

– Это Софья Антоновна. Она живет неподалеку. Я был немного знаком с ее мужем. Кажется, его звали Григорий Семёнович. Он был главным инженером на заводе, а она всю жизнь преподавала химию… Но сейчас она несколько… Выжила из ума.

Неожиданно Ладушка сникла. Под ее веснушками загорелся румянец. Она опустила глаза и пробормотала:

– Извините! Я, конечно, выгляжу, как сумасшедшая… Просто мне показалось, что Вы… Извините!

Она вскочила со скамьи с намерением убежать, и даже сделала несколько шагов, но ее остановил чистый, глубокий, с небольшой оттяжкой в бас, голос:

– Постой, девочка! Ты никуда не спешишь?

Ладушка остановилась и боязливо взглянула на своего собеседника. Перед нею на скамье сидел, выпрямившись, уже не старик в потертом плаще, а строгий и величавый Хранитель времени Почти Волшебного Королевства.

– Садись и расскажи мне все по порядку! – не то попросил, не то приказал он.

Ладушка послушно вернулась на свое место и, в волнении теребя ремешок сумки, пробормотала:

– Вы не подумайте, что я какая-нибудь дурочка… Только мне снится то, что потом становится правдой. Вот Софья Антоновна, например. Откуда я знаю, как ее зовут, и что она занимается алхимией? Ну, то есть, преподавала химию?! Вы скажете, что я могла это где-нибудь услышать, потом забыть, а теперь снова нечаянно вспомнить. Но на самом деле я знаю это из своих снов… И вас я тоже хорошо знаю! Вы храните время Почти Волшебного королевства и носите его за своими плечами!

Старик, если и удивился, то виду не подал. Он подался вперед и с большим вниманием слушал девушку. Поначалу путано и с запинками, но потом, все больше увлекаясь, Ладушка рассказала про похищение королевского слона Арчибадьда, и спасительный снег принцессы Ладушки, который утром выпал на самом деле. Про неудавшийся фейерверк Софьи Антоновны и молодильные бананы. Про сэра Николаса Дюкса, заточенного в башне. Она поведала про вещий светофор и, смущаясь, рассказала о стихотворении, которое пишется само по себе и будто направляет ее в поисках.

– Вы можете смеяться, – завершила она свой рассказ, – но это не просто выдумки. Ночной Шутник бывает здесь, в парке, каждое утро. Когда выпал первый снег, он вылепил для меня Арчибальда на площади Трех Трубачей. По четвергам он развешивает бананы в дубовой роще. А еще я подозреваю, что это он кладет конфету в дупло Вкусной елки и пишет записку «Тебе от нас!», чтобы я думала, будто меня угощают синицы… Елка растет недалеко! Вот за тем поворотом! Если не верите, пойдем и посмотрим вместе!

– Я верю… – кивнул старик. Ладушка приободрилась:

– Ночной Шутник оставил для меня загадку. Он написал ее прямо на парковой ограде. Я должна была найти Меч в окне, льва по имени Самус и странную штуку – анаболик Мотебудан. Я честно искала! И даже нашла что-то… И папа в награду написал мне, что приезжает завтра утром. Но я все равно ничего не могу понять. Ведь если папа не в городе, а только собирается приехать, то кто же тогда был все это время Ночным Шутником?! Кого Вы увидели сегодня ночью под капюшоном? Когда я повстречала вас сегодня утром на аллее, мне показалось, что вы это знаете…

– Прости, девочка… – произнес с ласковой грустью старик. – Мне жаль, но я не помню, кого я видел сегодня ночью. Я точно помню только небольшой приступ стенокардии… Но я хочу попросить тебя: давай поговорим еще немного, и, может быть, я вспомню… Например, скажи-ка: неужели мои шаги и впрямь так похожи на ход часов?

– Очень! – убежденно кивнула Ладушка. – А еще вы задаете темп всему утреннему оркестру!

– Оркестру? – удивился старик.

В это время вдалеке раздался радостный скрип: по аллее шагал крепыш лет сорока в резиновых сапогах и зеленой ветровке, сплошь увешанной значками и нашивками. На лице его сияла радостная улыбка.

– Смотрите! – шепнула Ладушка. – Это Человек-Привет! Он тоже играет в нашем оркестре! Мне кажется, что каждое утро он выходит из дома только для того, чтобы дарить окружающим свою улыбку и заставлять их улыбнуться. Он всегда носит с собою сумку-авоську. Пусть это глупо, но в авоське у него – тоже улыбки…

Позитивный крепыш прошагал мимо скамейки и едва заметно кивнул старику. Тот кивнул в ответ.

– Вы его знаете?! – удивилась Ладушка. – Ну, скажите же, я угадала?!

Старик молчал. Он и впрямь хорошо знал Сереженьку – сына своего соседа профессора Кравцова. Профессор давно умер, но Сереженька по сей день жил в отцовской квартире. Когда-то давно он очень увлекся скаутским движением. Настолько, что уволился с работы и все дни стал проводить в клубе скаутов, учась вязать узлы, изучая следы птиц и зарабатывая значки с нашивками.

Жизнь скаутов была полна романтики, но доходов не приносила. А потому Сереженька понемногу распродал библиотеку своего отца, профессорские коллекции, потом добрался до мебели. И все бы ничего, но у Сереженьки была жена и двое детей. Когда жена попыталась вернуть горе-скаута на землю, он, используя полученные навыки вязания узлов, скрутил ее и избил… Потом он надолго исчез куда-то. Поговаривали – в места, мало похожие на летний скаутский лагерь, однако тоже лагерные. Вернувшись, Сереженька жил один, круглый год разгуливая в резиновых сапогах и являя собой образец вполне счастливого человека… Утром – в скаутский клуб, вечером – домой. Обо всем этом старик отлично знал.

– А еще в нашем оркестре есть Человек-Ветер, – продолжала щебетать Ладушка. – Он каждое утро бежит Вам навстречу по аллее. И дышит вот так: ху-ху-хааа! Вы ведь его тоже знаете?

Старик кивнул. Он знал и бегуна – владельца сети салонов ритуальных услуг. Тогда, много лет назад, когда Она ушла, бегун еще только начинал свой бизнес. Он примчался раньше врачей и милиции. Был вкрадчив и вежлив, но почему-то всей своей ухваткой напоминал алчного ворона, которому не терпится приступить к тризне…

– А еще есть дворники, Гуля и Фая, – рассказывала Ладушка, – только они не дворники, а привратницы. Если королевству грозит опасность, они превращаются в Горгулью и Фурию. А на другом конце живет парковый сторож Амелька. Его полное имя – Адрамеллех, пожиратель детей и повелитель мух. Но это было раньше, когда он был Ассирийским царем. Теперь он тоже добрый!

Старик зябко подернул плечами. Перед глазами неожиданно возникла картина, которую он наблюдал год назад. Прошлым летом в парке развелось много бродячих собак. В сентябре парковый сторож разбросал по кустам отравленную колбасу… Ранним утром он выбрасывал из кустов разномастных псов с остекленевшими глазами и раздутыми брюхами. Тех, которые еще были живы, добивал палкой. А дворничихи, получив от сторожа бутылку сивухи, хватали собак за лапы и уносили к мусорным контейнерам.

– Скажите, я ведь правильно про всех угадала? – застенчиво улыбаясь, спросила Ладушка.

Старик молчал. Глаза его подернулись дымкой. Потом он медленно наклонился вперед, поднял с дорожки небольшой кусок красноватого гранита, подбросил его на ладони и передал Ладушке. Камень был ничем не примечателен: красноватый полевой шпат с прожилками белого кварца и черной роговой оболочки, слегка расцвеченный серебристыми слюдяными звездочками.

– Ты знаешь, что это? – спросил старик, серьезно прищурившись.

– Камень… – неуверенно ответила девушка.

– Обычный? – продолжал допытываться собеседник.

– О, я поняла! Я сейчас угадаю! – Ладушка покрутила кусок гранита в пальцах и уверенно заявила:

– Это метеорит! Он прибыл с Марса.

– Вот как! – вскинул брови старик – А как же ты это определила?

– Но ведь на нем же все написано! Видите? Он красный. Значит – с Марса. Долгое время он был частью горной породы на Красной планете. Потом пришли краснокожие каменотесы и забрали его, чтобы строить дворец марсианского императора. Многие века он смотрел на жизнь Красной планеты, поскольку был частью самой высокой и самой красивой дворцовой колонны.

– И как же он попал на землю?

– Очень просто! Ведь Марс – бог войны. А потому и планета его была очень воинственной. Однажды во время одной из многочисленных междоусобиц в императорском дворце прогремел такой сильный взрыв, что колонна разлетелась на мелкие куски. Один из них зашвырнуло прямо в космос. Там он попал в поток других метеоритов и решил немного полетать в их компании, чтобы посмотреть Вселенную.

– Но откуда на нем черные полоски? – спросил старик, указывая на камень.

– Видите ли… Однажды в космосе метеорит увидел, что на мирное исследовательское судно хотят напасть два враждебных боевых корабля. Тогда он покинул метеоритный поток и со всей мочи полетел к захватчикам. Его предупреждали, что дело может кончиться плохо, но он не послушался, и сходу врезался в борт космического штурмовика. Инопланетный пилот от неожиданности перетрусил и, решив, что на него напал неизвестный враг, открыл огонь. Случайно он попал во второй штурмовик. Тот ответил огнем. В этой яростной перестрелке исследовательскому судну удалось тихонько улизнуть. Но наш метеорит заметно прокоптился!

– Это великолепно! – воскликнул старик. – А что за серебристые звездочки в этом камне?

– Это случилось, когда метеорит прилунился. Ну, то есть, шмякнулся на Луну, – объяснила Ладушка, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. – Там его нашли астронавты и забрали с собой, как образец лунной породы. Когда их корабль возвращался на Землю, командир на минутку забыл о том, что находится в космосе и решил открыть дверь, чтобы проветрить звездолет. Тут же космический холод ворвался в салон, а воздух со свистом начал вылетать наружу. Астронавты здорово растерялись, и неизвестно, чем бы все закончилось, если б не метеорит. Он выкатился из ящика с образцами, упал на блок управления дверьми и вызвал короткое замыкание. Двери тут же закрылись, но на боках метеорита остались электрические искорки.

– Ты, конечно, знаешь и про белые прожилки? – предположил старик.

– Знаю. Это… Это дельфинье молоко! К тому времени, как звездолет прибыл на Землю, метеориту порядком надоело валяться в ящике с образцами. По счастью, грузовик, который вез образцы лунной породы в исследовательский центр, тряхнуло на мосту. Метеорит выскочил из кузова и полетел прямиком в реку. Река и доставила его в океан. Однажды он увидел, что один не очень умный аквалангист поймал маленького дельфиненка и тащит его на берег. Возмущенный метеорит вкатился в струю течения и, подброшенный водой, щелкнул аквалангиста прямо по маске. Конечно, тот опешил и выпустил малыша. Испуганный дельфиненок поплыл прямо к маме и сразу же принялся пить ее молоко. Когда течение проносило наш метеорит мимо, несколько капель молока досталось и ему – в награду.

– И как же этот благородный камень попал на парковую дорожку?

– О, это совсем просто. Когда метеорит вдоволь насмотрелся на океан и его обитателей, он нарочно запутался в рыбачьей сети. Шхуна доставила его на берег. Здесь его заметила сорока и отнесла в свое гнездо. Видите? Вон оно, спряталось в кроне каштана? Потом сорока вывела птенцов, а кошка Корогуша решила их утащить. Но метеорит выкатился из гнезда и шлепнулся ей на спину. Корогуша поняла, что здесь не все так просто, и сбежала. А метеорит остался лежать на дорожке.

– Ты удивительный человек! – тихо произнес старик. – Разреши мне взять этот камень с собой. Он будет напоминать мне о нашей встрече.

– Нет, – серьезно возразила Ладушка, – Давайте его отпустим, ведь у него впереди еще долгое путешествие…

– Ты права! – улыбнулся старик. Но тут же лицо его омрачилось. Ладушка заметила перемену.

– Что с вами?! – спросила она.

– Мне страшно за тебя, – ответил старик. – Страшно, потому что ты ни в чем не видишь зла.

– Почему же! – удивилась Ладушка. – Я очень хорошо умею отличать добрых людей от злых!

Но тут настал ее черед помрачнеть. Ладушка помолчала, что-то обдумывая, поморщилась и, словно через силу, созналась:

– Вот только иногда мне не совсем ясно. Тётёля говорит, что мой… Что один человек – плохой. А я знаю, что он хороший! Скажите, а бывает так, что плохие поступки совершает хороший человек?

Старик задумался, опершись подбородком на ладонь. Несколько раз он взглянул на встревоженную Ладушку, словно пытаясь прочесть на ее лице нужный ответ, которого она так ждет… Наконец, он сказал:

– Знаешь, быть может, мне очень повезло. Я прожил долгую жизнь, но не встречал однозначно плохих людей. Законченные злодеи, подлецы и негодяи попадались мне только на страницах романов. А в жизни… В жизни мне попадалось очень много хороших людей, которые, к сожалению, делали очень плохие поступки…

– А как же… предательство?

– Для того чтобы судить предателя, вора, разбойника нужно побывать в его шкуре, прожить его жизнь. Кто знает, как поступил бы судья, окажись он в той ситуации на месте преступника? Ты права, девочка, замечая в людях только лучшее. Мы с тобой по-разному видим мир, но кто знает, чей взгляд более объективен? Ведь если мир таков, каким его видишь ты, это прекрасно!

– А что видите Вы? – серьезно спросила Ладушка.

Старик снова задумался.

«Что я вижу? – спрашивал он себя. – Я вижу один и тот же день, в котором ты, девочка, первое яркое пятно за много лет. Вижу, что «колдунье» Софье Антоновне нужна помощь, но не чувствую в себе сил помочь. А иногда мне кажется, что лучшей помощью и ей, и мне – словом, всем выброшенным на обочину развалинам, – мог бы стать очередной приступ стенокардии. Но только такой, чтоб насовсем! Вижу и трусов, и лентяев, и подлецов среди обитателей твоего королевства. Там, где ты разглядела сказку, я вижу лишь однообразие и монотонность бытия. Но я не могу сказать тебе этого… Я не вправе отбирать у тебя твою сказку!»

Ладушка ждала ответа, пытливо глядя в голубые стариковские глаза.

– Ты спрашиваешь, что я вижу? Прежде всего, я вижу, что ты очень веришь какому-то человеку, но он, похоже, тебя подводит… – наконец, сказал старик. Ладушка покраснела.

– Нет! Он не подводит! Ведь вы сами сказали, что даже хороший человек может ошибиться! Но что если он завтра приедет и все исправит?

– А у него получится? – спросил старик, но заметив испуг в глазах Ладушки, тут же исправил сам себя:

– У него получится!

Глядя на радостную улыбку, которая разлилась по Ладушкиному лицу, он снова ощутил острую жалость и страх за эту необычную девочку.

– Я верю в хороших людей! – убежденно сказал он. – Но помни, девочка, что хороший человек, совершающий плохие поступки ничем не отличим от плохого! Сторонись таких людей!

Меж тем в парке по-осеннему быстро темнело.

– Наверное, тебе пора? Уже поздно… – ласково проговорил старик. Ладушка спохватилась и вскочила:

– Да, да! Завтра мне очень рано вставать! Завтра все загадки разрешатся или станут несущественными. Но мы теперь будем часто видеться и разговаривать, правда ведь?

Старик благодарно кивнул. Ладушка улыбнулась в ответ, но потом снова вздохнула:

– Вот только… Как же Ночной Шутник? Я никогда не видела его лица под капюшоном. Даже во сне! Я не знаю, как он выглядит, сколько ему лет… Неужели и Вы мне не поможете?!

– А ты еще не догадалась, кто он? – загадочно улыбнулся старик. – Подумай хорошенько! Кто в Почти Волшебном королевстве может спасти капризного слона? В ком зачарованный клинок признает своего рыцаря? Кто может обвести вокруг пальца злобных демонов и заставить падать снег в разгар бабьего лета? Кому все по силам в этой сказке? Ну?! Не догадалась?

– Нет… – прошептала девушка, едва дыша. Старик поднялся со скамьи, выпрямился по весь рост и положил ей руки на плечи. В наступивших сумерках голос его звучал торжественно и проникновенно:

– Этот Ночной Шутник из твоих снов – на самом деле и есть принцесса Ладушка… Это ты, моя девочка! Мне кажется, именно тебя я увидел под капюшоном сегодня ночью!

Глава 4

Ночь и новый день

…Рука Шутника легла на серебристую рукоять Меча Молний. Легкий ток пробежал по ней, а затем и по всему телу. Клинок радостно полыхнул огнем, внутри него что-то негромко пророкотало, словно отзвуки далекой грозы.

За спиной сопел рассерженный бегемот. Шутник обернулся к нему и отдал салют Мечом Молний:

– Я рад приветствовать тебя, сэр Николас Дюкс!

Голос немного дрожал. Шутник попытался приветливо улыбнуться, но улыбка вышла жалкой – от резкого скачка во времени его слегка мутило.

Казалось, только что – сию секунду – он стоял на булыжной мостовой под дождем и смотрел на хранителя времени королевства. Старик воздел правую руку вверх и направил открытую ладонь в сторону городских часов на здании ратуши. Он сделал лишь одно едва уловимое движение указательным пальцем, и часовая стрелка сама собой сдвинулась назад на одно деление циферблата.

Шутник едва успел подумать о том, что старик не так прост, как говорит о себе, и в этот миг вдруг перестал ощущать свой вес. Редкие огни фонарей крутнулись волчком, смазав картину предрассветной улицы, незримая мощная рука ухватила Шутника за загривок и рванула куда-то назад. Ему показалось, что ноги все еще стоят на булыжной мостовой, а голова и резиновая шея уже дотянулись до светящегося окошка в Башне оборотней. И вот уже он стоит посреди круглой комнаты перед разозленным бегемотом, ладонь лежит на рукояти Меча Молний, и легкий ток пробегает через руку по всему телу.

– Не удивляйся, благородный рыцарь! – наконец, произнес Ночной Шутник, взяв себя в руки. – Так уж вышло, что ты еще не знаешь меня, хотя мы с тобой знакомы.

– Бродя по свету, я многое повидал, но ты смог меня удивить, укуси тебя Друид! – воскликнул сэр Дюкс. – Скажи, передо мной новый Рыцарь Молний, или я свихнулся от одиночества на трехсот шестнадцатом году заключения?

– Прежде всего, перед тобой верный друг, который не раз убедился в твоем благородстве, сэр Николас. Мои помыслы чисты – Меч Молний в моей руке свидетельствует об этом. Но у нас нет времени на разговоры. Мы должны спасти жизнь твоей старой знакомой Софьи Антоновны и не допустить, чтобы подлец Коразон де Пьедра обрел свободу.

– Что я слышу? – вскричал околдованный рыцарь, – Коразон де Пьедра? Софья Антоновна в опасности? Тогда меньше слов и больше дела, Рыцарь Молний! Хвала Творцу, в твоих руках оружие, способное победить любое зло!

– Боюсь, полагаться нужно только на себя. Меч Молний нам придется оставить в Башне, – вздохнул Ночной Шутник. – Это покажется странным, но помочь исполнить мой план нам может только оборотень, охраняющий вход в башню. Поверь, в этом деле он важнее Меча, так что придется выбирать…

Сэр Николас удивился, но виду не подал. Тем временем Рыцарь Молний продолжил свою непонятную речь:

– Скажи мне, охотник на драконов, приходилось ли тебе ловить чудищ голыми руками?

– Всякое бывало! – усмехнулся рыцарь-бегемот.

– Отлично! – обрадовался Ночной Шутник. – А скажи мне, быстро ли ты бегаешь?

– Проворство необходимо укротителю драконов, – уклончиво ответил околдованный рыцарь, – но бегать от опасности Николас Дюкс не станет. К тому же, я сейчас несколько не в форме…

Сэр Дюкс смущенно улыбнулся и похлопал по бегемотовому брюху.

– Это хуже… – нахмурился Ночной Шутник, но тут же просветлел лицом. – А плавать? Плавать ты умеешь?!

– У меня не было случая в этом убедиться, – пожал крутыми плечами зачарованный рыцарь, – но я убежден, что плаваю ничем не хуже любого другого бегемота!

– А в окна тебе приходилось лазить?

Бегемот оценивающе посмотрел на круглое окошко, в котором еще недавно стоял крестовиной Меч Молний, потом на свое круглое пузо, и решительно сказал:

– Попробуем, укуси меня Друид!

– Тогда слушай мой план!

Ночной Шутник привлек к себе бегемота, обняв его за толстую шею, и зашептал что-то в самое ухо.

***

Оборотень-лев все еще дремал на диване, убаюканный сладким мурлыканьем Корогуши. Но чуткое ухо его сквозь сон ловило все звуки ночного королевства. Вот послышалась ему возня в самой верхней комнате башни. Потом – резкий треск, будто вспороли сталью жесткую ткань. Впрочем, лев не обратил внимания на это. Наверху частенько шумели. Иногда оттуда даже доносился хриплый голос, распевавший странные баллады о битвах с драконами…

Чуткие уши льва уж, было, совсем опустились, как вдруг с обратной стороны башни раздался кошмарный всплеск – будто великан ухватил с неба луну и с размаху швырнул ее в глубокий ров, пролегавший под черной стеной. Оборотень тут же вскочил и быстрой тенью скользнул вдоль стены. Обежав башню, он уставился на темные воды канала.

Северный ветер гнал по небу тучи-предвестники грозы и поднимал на поверхности воды лохматые волны, похожие на львиную гриву. Широкая лента канала одним концом убегала в сторону морского порта, другим – огибала Королевский сад и устремлялась дальше вокруг крепостной стены. В стародавние времена канал служил для защиты от врагов. Но позже, когда его углубили и расширили, стал использоваться как водная дорога, по которой в город доставлялись грузы с моря, а по выходным дням бегали прогулочные катера.

Лев тщательно обнюхал берег и черную стену Башни, отвесно уходящую в темную воду. Никаких следов. Он прорычал что-то неразборчивое, сердито ударил кисточкой хвоста по желтым боками и направился обратно к своему дивану.

Однако ложе было занято. На диване, закинув ногу на ногу, развалился какой-то наглец. Из-под черного капюшона блестела только его нахальная улыбка.

– Привет, киса! – сказал он беспечно. – Поиграем?

– Разор-р-р-рву! – пророкотал оборотень, и, словно вторя ему, по верхушкам деревьев в королевском саду прокатился гром.

– Ах-ах! Дрожу от страха! – засмеялся нахал. – Ты сначала догони, развалина!

Лев, подобно рыжей молнии, метнулся к обидчику. Но странное дело – тот оказался проворнее. В каком-то сантиметре от смертоносных когтей он извернулся, подпрыгнул, перекатился через львиную спину и в несколько прыжков оказался у плаката, информирующего туристов об историческом значении Башни оборотней.

– Не подумай, что я не испытываю должного уважения к возрасту! – воскликнул он, – но даже для старика ты двигаешься ужасно медленно!

Лев взревел и бросился на обидчика. Как и прежде тот ждал, замерев, до последней секунды, а потом ловко скользнул куда-то в сторону и скрылся в кустах.

– Пора на пенсию! – раздалось из зарослей. – Если достанешь справку о зарплате за последние триста лет, могу похлопотать!

Так началась смертельно опасная игра в кошки-мышки. Человек не убегал далеко и совсем не прятался. Он стоял всегда открыто и отпускал колкости в адрес оборотня до того самого мгновения, как между его толстовкой и львиными когтями едва можно было протащить лезвие меча. И тут, словно заговоренный, он падал, наклонялся, уворачивался, белкой прыгал на ветки – словом, избегал страшной расправы.

С той самой секунды, как Старик-Часы перевел стрелки на циферблате городской ратуши, со временем творилось что-то странное. Казалось, оно выступало на стороне Рыцаря Молний. Лев был скор, как стрела, спущенная с тугой тетивы. Но Шутнику каждый раз казалось, что он приближается не быстрее величавой Корогуши, которая никогда никуда не спешила… Час, подаренный Шутнику хранителем времени, целиком – до последней секунды – принадлежал ему. Кто знает, чем закончилась бы ночная погоня, если бы не этот бесценный подарок…

От ярости лев потерял голову. Иногда он прыгал на куст или древесный ствол, приняв его за обидчика, а тот, оказавшись совсем в другой стороне, звонко смеялся:

– Что-то не пойму, ты стражник или экспонат? И как тебя еще моль насквозь не прогрызла?!

Понемногу страшная игра перемещалась все ближе и ближе к Королевскому саду. От внимания льва, ослепленного злобой, ускользнула одна странность в поведении наглеца: каждый раз, задерживаясь на том или другом месте, он словно прислушивается к чему-то. И каждый раз все тревожней и напряженней становилось его лицо…

– Ну что ж ты, лентяй… – стараясь сдержать рвущееся наружу дыхание, подначивал Шутник. – Давай попляшем!

Оборотень тоже устал. Прыжки его стали не такими стремительными, бока тяжело вздымались.

– Скучно с тобой! – сказал Шутник, опершись рукой о ствол дерева, и притворно зевнул. И в этот миг он услышал за шумом ветвей долгожданный ослиный рев. Лев готовился к прыжку и не обратил на звук внимания, вероятно, приняв его за очередной раскат грома. Он подобрал под себя задние лапы и с рыком бросился на жертву. На этот раз Шутник задержался на тысячную долю секунды дольше, чем это было возможно: острой бритвой львиный коготь полоснул его по предплечью.

Лев победно рявкнул и развернулся, готовя новый прыжок. Но обидчика и след простыл. Лишь кровь темными пятнами лежала на дорожке, ведущей в Королевский сад. Оборотень наклонил голову и принюхался.

– Тепер-р-рь дер-р-ржись! – прорычал он и кинулся по следу.

Раненый Шутник петлял не хуже зайца. Он то сдваивал след, то делал «скидку», то вдруг неожиданно взбирался на дерево и проделывал часть пути, прыгая с ветки на ветку, подобно мартышке. Если бы не капли крови, упавшие вниз, оборотень ни за что не смог бы разгадать уловки этого хитреца.

Но свежая кровь будоражила ноздри нечисти, заставляла рот наполниться голодной слюной и вела – неумолимо вела вперед. О, по такому следу любой оборотень может идти с закрытыми глазами! Лев уже не спешил. Он знал, что рано или поздно настигнет обессилевшую жертву, которая, наверняка, уже не думает ни о чем, кроме укромного уголка, где можно будет унять боль и перевязать рану… Оборотень мягко ступал по темному саду, опустив нос к опавшей листве.

– Ну?! – раздался вдруг насмешливый голос. – И где мы ходим?

Лев желтыми глазами взглянул между деревьями и увидел своего обидчика на краю большой поляны. Он стоял прямо, не скрываясь, но, похоже, допустил страшную ошибку в своих расчетах – ведь он повернулся к хищнику спиной.

Оборотень подобрал задние лапы. Он точно рассчитывал последний прыжок.

– Давай, киса… – шептал Шутник, зажимая в руке маленькое карманное зеркальце, в котором отражались две желтые точки с зелеными зрачками. – Ближе, ближе…

Мышцы на львиных лапах собрались в тугие клубки. Когти хищно вытянулись, уже предвкушая под собою мягкую горячую плоть. Бежать этому олуху будет некуда. Прямо перед ним стоит каменный столб…

– Три… Два… Один… – считал Шутник…

Прыжок!

Лев метнулся из темноты.

Но мгновением раньше качнулся вперед Шутник. Как показалось оборотню, он сдвинулся лишь на шаг и замер, словно окаменев. Но на этот раз глупый человек однозначно просчитался – расстояние между львом и его жертвой было через чур маленьким. Оборотень взревел от ярости и, спеша исправить ошибку, ударил нахала тяжелей лапой…

***

Время для сэра Николаса потекло удивительно быстро. За триста лет заключения он отвык от столь бурной смены событий. Сначала незнакомец появляется неизвестно откуда и заявляет о том, что королевство и Софья Антоновна в опасности, и Меч Молний, подтверждая правдивость слов, признает в госте своего рыцаря. И вот уже этот рыцарь, высунув руку в окно Башни оборотней, распарывает волшебным оружием покров темных чар… А сэру Николасу, который еще не пришел в себя, уже нужно протискиваться в узкий проем окна…

– Само собой, я очень уважаю тебя, Меч Молний, и все такое… Но почему бегемот?! – тихо пыхтел Николас Дюкс, стараясь протащить грузное тело между черных камней. – Почему не гибкая пантера и не проворный гепард? Почему не пятнистый удав, свивающий в кольца свое длинное дело? Почему – жирный бегемот?! Это мне за то, что я так любил острые драконьи хвостики с имбирным пивом?

Однако очередной рывок помог бегемоту протиснуть свою объемную талию через самое узкое место проема. И вдруг ему стало очень легко. Так легко, что защекотало под ложечкой.

– Укуси тебя Друид, а почему не птичкой, Меч?! – только и успел подумать сэр Николас, и ветер засвистел в его ушах…

К счастью, полет был коротким, а приводнение удачным, хоть и несколько шумным. Темные воды канала сомкнулись над головой Дюкса. Но, оказавшись в воде, он был сторицей вознагражден за все неудобства, которые ранее доставило ему тело бегемота. Толстая шкура и жир отлично защищали от сентябрьского холода. Сильные лапы с толстыми перепончатыми пальцами самой природой были задуманы для того, чтобы уверенно загребать воду. В могучей груди был запас воздуха, достаточный, чтоб плыть, плыть и плыть, долгое время не показываясь на поверхности.

Кроме всего прочего, это была долгожданная свобода!

Сэр Николас выпустил ноздрёй стайку веселых пузырей начал свое подводное путешествие. Периодически он, как заправская подводная лодка, поднимался на поверхность и, выставив из воды лишь глаза и ноздри, осматривал окрестности. Все было тихо. Лишь северный ветер собирал воду канала в неровную подвижную гармошку.

Наконец, во время очередного подъема он различил на берегу темные силуэты деревьев королевского сада. Николас Дюкс выбрал местечко поукромнее – там, где ивы спускались к самой воде – и, сопя, выбрался на берег. Он очень хотел подойти к сторожке Адрамеллеха незамеченным. Но бегемот, незаметно крадущийся в кустах – то же самое, что пушечное ядро, деликатно пробивающее городскую стену. Первые же шаги Дюкса наделали столько шума в подлеске, что птицы по всему парку загалдели и поднялись на крыло.

– Укуси меня Друид! Да что ж за наказанье-то такое! – негромко выругался сэр Николас, замерев в кустах. – Почему ты, Меч, не дал мне легких крыльев совы и ее острых глаз, видящих в темноте?!

Но птицы понемногу успокоились. Вокруг стало по-прежнему тихо.

– Кажется, обошлось… – подумал очарованный рыцарь и начал выбираться из своего укрытия. Но едва он высунул из зарослей свой объемный серый нос, как тот уперся в чью-то морду…

На Николаса в упор смотрели злобные глаза, внутри которых тлели красноватые искорки, но при этом сам взгляд источал леденящую стужу. Жесткая серая грива поднималась дыбом на мощном загривке, длинные ослиные уши яростно трепетали. Но сэр Дюкс отстранил морду лапой и сердито прошептал:

– Шел бы ты отсюда, ослик! Не до тебя сейчас!

Оскорбленный Адрамеллех выпрямился во весь свой рост, расправил свой павлиний хвост и испустил свирепый рев (его-то и услыхал Ночной Шутник). Николас Дюкс взглянул на него снизу вверх и присвистнул:

– Вот это красавчик! А я, глупец, еще роптал на Меч Молний за свой внешний вид!

Он вышел из кустов, кивнул головой в легком поклоне и с достоинством произнес:

– Меня зовут сэр Николас Дюкс, укротитель драконов. Твое имя мне не известно. Скажешь мне его, или же мне придется намылить твою ослиную шею без лишних реверансов?

– Я – Адрамеллех, славный ассирийский царь, пожиратель детей и Повелитель Мух! – пророкотал разъяренный демон.

– Отлично! Раз с формальностями покончено, имею честь атаковать! – сообщил сэр Дюкс и, не откладывая дела в долгий ящик, с небольшого разбега боднул противника головой в живот.

Соперники сцепились и покатились по траве. Николасу приходилось туго – его враг был вдвое больше и тяжелее. Но долгие годы охоты на драконов отлично подготовили его к подобного рода поединкам. Дюкс ловко ускользал от яростной пасти, выкручивался из тисков крючковатых рук и успевал угощать демона увесистыми тумаки.

Но вот коварный Адрамеллех отступил на шаг, с разворота хлестнул соперника по глазам своим павлиньим хвостом и сразу же по-ослиному лягнул копытами в грудь. Мощный удар на несколько секунд вышиб дыхание из груди отважного рыцаря.

Николас пролетел сквозь кусты и выкатился на прибрежный песок. С торжествующим смехом его противник выскочил следом.

– Плохо дело! – мелькнуло в голове Николаса, – если так пойдет дальше, надолго я его не задержу!

Но, вскакивая с песка и готовясь отразить очередную атаку, рыцарь услышал за спиной плеск воды и неожиданно понял, что ему нужно делать. Он подпустил Адрамеллеха вплотную, а потом ринулся к нему, обхватил сильными лапами за талию, яростным усилием оторвал от земли и провел великолепный бросок-«мельницу». Тут же, не давая врагу опомниться, Николас вцепился в его хвост, и, изо всех сил упираясь лапами в песок, потащил демона в воду.

Адрамеллех осознал опасность положения слишком поздно – лишь оказавшись по грудь в водах канала. Павлиний хвост его намок, стал тяжелым, будто к нему привязали черный валун, и потащил на дно. Ледяная осенняя вода заливала ноздри и пасть, чугунными кандалами сковала руки и ноги.

Меж тем, соперник его, оказавшись в родной стихии, утроил натиск. Бегемот ухватил пастью хвост врага, размокший в мочалку, и, загребая воду четырьмя мощными лапами, потащил демона на глубину.

Адрамеллех беспорядочно молотил руками и ногами, погружался под воду, пуская пузыри. Течение подхватило соперников и понесло их к небольшому островку посредине канала. Здесь сэр Николас Дюкс оставил полуживого демона и повернул назад. Он рассудил, что ледяная вода канала достаточно остудила воинственный пыл Адрамеллеха – дополнительная трепка ему вряд ли требуется. Чего нельзя сказать о противниках Рыцаря Молний: оборотне и Коразоне де Пьедра…

Отфыркиваясь, бегемот выбрался на берег и, даже не отдышавшись, побежал разыскивать банановую пальму. Обнаружив поляну, защищенную заклятием окаменения, Николас Дюкс выбрал укромное местечко у кромки леса, лег в опавшую листву и стал похож на массивный серый валун. Из своего укрытия он отлично слышал звуки погони, и изо всей силы сдерживался, чтобы не бросится на помощь Ночному Шутнику. Но он помнил план, рассказанный товарищем в Башне оборотней. В этом плане сэру Николасу отводилась четкая роль – нейтрализовать садового стража. Прочие инициативы могли привести к провалу всей затеи.

Благородный рыцарь вздохнул с облегчением, увидев своего нового друга выбегающим на поляну. Но тут же он закусил нижнюю губу,словно от боли: Дюкс заметил, что Ночной Шутник едва держится на ногах от усталости, и разглядел на его предплечье глубокую кровоточащую рану.

Но сам Шутник, похоже, не думал о боли. Он подбежал к каменному истукану. Здесь Рыцарь Молний тщательно осмотрел землю – нет ли под ногами кочек или кореньев, о которые можно запнуться, затем вытянул руку по направлению к истукану, до миллиметра выверяя дистанцию. Он действовал скрупулезно, но быстро. Окончив приготовления, Ночной Шутник насмешливо прокричал:

– Ну?! И где мы ходим?

Сэр Николас вздрогнул. Он не увидел, не услышал, а ощутил всем телом присутствие врага в темной чаще. Инстинкт, выработанный за годы охоты на драконов, подсказывал – недруг подбирается справа. Однако Рыцарь Молний, похоже, не догадывался об этом – он смотрел совсем на другой участок леса, ожидая нападения с противоположной стороны.

Сердце Дюкса сжалось в груди и затрепетало пойманной птицей.

– Что он делает? – с тоской подумал Сэр Николас. – Он обрекает себя на верную гибель!

Совсем близко пророкотал гром. Тяжелые тучи рваной черной занавесью затянули небо и скрыли звезды.

В зарослях на краю поляны оборотень-лев готовился к прыжку. Но не бездействовал и Дюкс. Он осторожно подобрал с земли тяжелый дубовый сук, будто нарочно оставленный здесь кем-то как раз для такого случая. Он также приготовился выскочить из своего укрытия. Если Рыцарь Молний вовремя не заметит врага, сэр Николас бросится наперерез и защитит друга, пусть даже это будет последняя битва славного охотника на драконов!

Казалось, время замерло. Но на самом деле оно лишь закручивалось мощной пружиной, чтобы в тот самый миг, который определен судьбой, щелкнуть, сорваться с предохранителя и раскрутить события с неимоверной быстротой и силой!

Ночному Шутнику показалось, что он услышал этот щелчок времени… Оборотень прыгнул из кустов. Секундой позже наперерез ему бросился сэр Дюкс, но мгновением раньше – сам Шутник шагнул вперед и с силой толкнул истукана, будто желая отпихнуть камень в сторону занять его место. Когти льва поймали пустоту, и оборотень по инерции пролетел дальше.

Николас запнулся и упал, громко проклиная свою неповоротливость. Но, вскакивая, он увидел, как лев крутнулся волчком и снова бросился на Шутника. Тот же почему-то не двигался с места, будто окаменел.

С криком бессильной ярости кинулся Дюкс наперерез к оборотню, но не успел: лев прыгнул, сшиб Шутника грудью и… Сэр Николас не верил своим глазам! Шутник от затрещины кубарем покатился по поляне, а оборотень застыл на его месте! Застыл, разинув кровожадную пасть и занеся когтистую лапу для смертельного удара… Казалось, вот-вот, и чудище передумает: заревет и бросится на свою жертву. Но лев оставался неподвижным. К его каменному боку широким кольцом крепилась тяжелая цепь ограждения.

Меж тем, на околдованной поляне развернулась новая схватка: Рыцарь Молний боролся с каким-то худощавым человеком, которого Николас Дюкс поначалу не заметил, занятый оборотнем. Но теперь охотник на драконов признал в нем своего старого знакомого корсара.

План Шутника сработал безотказно: своим прикосновением он освободил каменного корсара, втолкнув его в заколдованный круг и заняв его место. Но уже через миг, благодаря кровожадному оборотню, Шутник оказался в запретной зоне сам. Лев наблюдал схватку со стороны и поучаствовать в ней не мог, поскольку стал каменным изваянием, охраняющим запретную поляну.

На стороне Ночного Шутника была неожиданность: Коразон де Пьедра еще не вполне пришел в себя после столь странных и стремительных превращений. Но в помощь корсару была усталость соперника и его рана, забиравшая последние силы.

Не рассуждая, Николас Дюкс с дубовой палицей наперевес кинулся на помощь другу. Но Шутник, заметив это, отчаянно закричал:

– Не переступай цепь! Ты окаменеешь!

Рыцарь замер, как вкопанный. Но корсар не медлил. Он воспользовался тем, что его соперник отвлекся и ослабил хватку. Коразон де Пьедра вырвался из крепких рук, перепрыгнул цепь ограждения и змеей скользнул к дубовой роще.

– Держи его! – закричал Шутник.

Но Николас не двинулся с места. Он больше не полагался на проворство своих коротких лап, но зато был уверен в их силе. Сэр Дюкс широко размахнулся своей дубинкой и метнул ее вслед убегающему корсару. Дубовая палица достигла цели – Коразон де Пьедра упал, как подкошенный. Охотник на драконов подошел к нему, одной лапой поднял с земли свое оружие, а другой ухватил корсара за ворот и поставил на ноги:

– Не так быстро, дружок! Ты не смог улизнуть от меня во время нашей последней встречи, не сбежишь и теперь!

Шутник тем временем уже срывал тяжелые банановые гроздья и прерывающимся голосом шептал:

– У нас получилось… Получилось!

С неба посыпались первые холодные капли, но Рыцарь Молний, разгоряченный битвой и радостью победы, не замечал их. Нагрузившись молодильными бананами, он с трудом перешагнул через ограждение и в изнеможении упал на колени у края поляны.

– Мы молодцы, друг Дюкс… – едва слышно проговорил он и улыбнулся.

– Снова ты, проклятый Дюкс! – прошипел Коразон де Пьедра, но сэр Николас вместо ответа хорошенько встряхнул его за ворот, и корсар затих.

Снова ударил гром, словно сотня бочек с порохом взорвались в небе. Но на востоке небо начало светлеть. Неожиданно улыбка спала с лица Ночного Шутника. В нарождающихся предутренних сумерках он увидел высокую молчаливую фигуру, которая выдвинулась из-за черной кулисы дубов. Шутник оглянулся и увидел еще два силуэта. Поляна была окружена.

Странные фигуры недолго хранили молчание: над Королевским садом прозвучал боевой рев, который едва ли уступал в силе небесному грому. Шутник узнал этот крик, ибо слышал его в ту тревожную ночь, когда королевский слон Арчибальд вернул себе свободу. На бой их звали ночные стражи королевства: Горгулья, Фурия и демон Адрамеллех, которому каким-то чудом удалось выбраться с острова и вызвать подмогу.

Горгулья первой двинулась в атаку: левая лапа, правая лапа, злобный щелк зубами, выпад головой – коготь-коготь-укус-рог! Коразон де Пьедра в ужасе вскрикнул, извернулся червем и, оставив кусок камзола в лапе сэра Николаса, бросился к заколдованной зоне.

– Не возьмешь! – крикнул он на ходу, – Я лучше камнем еще триста лет постою! Заодно полюбуюсь на вашу гибель!

С этими словами он перепрыгнул цепь и замер каменным истуканом внутри ограждения.

Охотник на драконов лишь бесстрашно рассмеялся. Он шагнул к Шутнику и загородил его своим массивным телом.

– Подходите, дети Тьмы! Клянусь драконьей печенкой, я завяжу ваши хвосты тройным рыцарским узлом! – прокричал благородный Николас Дюкс и воинственно поднял дубину.

Порыв ветра метнулся по верхушкам дубов, в небе загрохотало так, будто за черными тучами дала залп артиллерийская батарея. Над королевским садом вспыхнула чудовищная молния.

Это была та самая молния, которая час тому назад ослепила Ночного Шутника и позволила сбежать Коразону де Пьедра. Но на этот раз она ударила не в банановую пальму, а вошла прямехонько в дубовый сук, высоко поднятый над головой зачарованного рыцаря. Ослепительный свет на несколько мгновений залил поляну, и в этом холодном голубоватом пламени произошли странные метаморфозы.

С тяжелой дубины слетела кора и мелкие сучья, кусками отвалилась древесина, из-под которой показался клинок, сверкающий наэлектризованными гранями. Да и рука, которая сжимала оружие, теперь не принадлежала бегемоту – вместо него на поляне стоял мощный гигант в серо-стальных доспехах.

Едва отсветы молнии заиграли на остриях клинка, дети Тьмы мгновенно растворились, будто никогда их и не было в Королевском саду. Наступила тишина – лишь дождь шумел в листве.

Ночной Шутник, вытаращив глаза, смотрел на рыцаря и его оружие. Ветер трепал гриву мокрых спутанных волос воина. На добродушном лице с крупным носом сверкала приветливая улыбка.

– Что произошло, Николас? – наконец, промолвил Шутник. – В твоих руках Меч Молний?

– Да, это он! – воскликнул рыцарь. – Я любовался им триста шестнадцать лет, мне ли не узнать его? Но укуси меня Друид, если я понимаю, как он оказался в моей руке!

– Я думаю, Меч решил исправить свою ошибку, – начал догадываться Шутник, – час назад он уже был здесь и видел, как ты благородно пожертвовал собой ради спасения чужой жизни и покоя королевства. Чудесный клинок нашел более достойного и отважного хозяина, чем я! Но кто принес его из Башни оборотней на эту поляну и вложил в твою руку?

– Отгадывать ребусы – не моя специальность! – сознался сэр Дюкс. – Скажи лучше, как ты смотришь на то, чтобы пропустить по кружке-другой чего-нибудь горячительного под острые драконьи хвостики? Само собой, после того, как доставим бананы по адресу и перевяжем твою рану?

– Я должен понять! Ведь мечи сами не разгуливают по дубовым рощам! – упорствовал Шутник.

– Ничто не просветляет ум лучше галлона имбирного пива! – заявил рыцарь и зашагал прочь из сада.

***

По дворцовой площади шагал высокий старик, запахнувшись от дождя в темный плащ. Он никуда не спешил и никуда не опаздывал. Его башмаки с подковками мерно отбивали по мокрому булыжнику: тик-так… тик-так… На ходу старик достал блокнот.

«6 часов 43 минуты. В Почти Волшебное Королевство вернулся благородный Николас Дюкс. Его новое имя – Рыцарь Молний. Других происшествий ночью не отмечено» – записал он аккуратным почерком и украдкой смахнул на мостовую сухой дубовый лист, случайно застрявший в складках плаща.

На вокзал!

– 6 часов 43 минуты!

Ладушка в ужасе подскочила на кровати:

– Проспала!

Она посмотрела на часы, и от сердца ее отлегло: стрелки на оранжевом циферблате показывали без четверти пять утра. Вернувшись вечером домой, она не могла найти себе места. О том, чтобы уснуть, она даже не думала: Тётёля работала в ночную смену, а на будильник Ладушка почему-то не надеялась. Она измеряла шагами комнату, прислушиваясь к тому, как громко бьется сердце в груди. Она выходила на кухню, ставила чайник, но потом, забыв о своем намерении поужинать, возвращалась в комнату. Она пыталась читать, но строки сливались в непонятную мешанину. Наконец, она присела на кровать и на секунду, как ей показалось, закрыла глаза…

Какой замечательный сон! Разве не говорил он о том, что теперь в Почти Волшебном Королевстве все будет расчудесно?!

Улыбаясь, Ладушка вскочила с кровати и побежала на кухню. Через силу она заставила себя выпить чашку обжигающего чая и съесть несколько пряников. Она спешила. До поезда оставалось немногим больше часа, а впереди еще была дорога на вокзал – семь остановок, которые нужно проделать пешком. Ведь транспорт в такую рань, наверняка, не ходит, а такси для первокурсницы – непозволительная роскошь.

Ладушка выскочила из подъезда. Город спал, и по улицам его разгуливали одни только осенние сквозняки. Зябко запахнувшись в короткую курточку, девушка побежала к вокзалу.

При других обстоятельствах, она, вероятно, побаивалась бы этой молчаливой предутренней поры в большом городе. Но сегодня ее голова была занята совсем другими мыслями. Какой будет эта встреча? В последний раз Ладушка видела папу два с половиной года назад. Но тогда она была совсем ребенком, школьницей. Теперь она взрослый человек – студентка. Изменился ли отец?

Ладушка испытывала страх, и даже страха этого боялась. Вдруг они встретятся, как чужие люди? Просто пожмут друг другу руки и будут задавать ничего не значащие вопросы…

А как быть с Тётёлей? Ведь Ладушка только дома с ужасом поняла, что не успела предупредить тетку о том, что папа действительно приезжает?! Впрочем, тут – она была убеждена – больших сложностей не возникнет. Уверенность эту непонятно почему Ладушке принес сегодняшний сон…

Вещий светофор еще не работал. Он мигал на перекрестке желтым глазом. Отблески, которые он бросал на темный асфальт и серые дома, казались отчего-то тревожными. Но Ладушка лишь улыбнулась: разве вещий светофор, открывая перекресток во все направления, не говорил о том, что перед нею теперь лежат все на свете пути? Хочешь – стой, хочешь – смело шагай вперед! Это ли не лучшее пророчество?!

      Впереди замаячила черная громада ворот в городской парк. На востоке занимался рассвет, но главная аллея была темна, словно вход в пещеру дракона. Ладушка вздрогнула, вспомнив, что ночью сад охраняет демон Адрамеллех, но потом тихо рассмеялась над своими страхами. Тем не менее, шаги ее стали осторожными и едва слышными.

Парк показался ей чужим и неживым. Будто все жители покинули Почти Волшебное Королевство, спасаясь он неизвестной опасности. Неясное предчувствие холодной жабой прыгнуло на сердце, но Ладушка быстро прогнала его: все попросту спят, еще не время. И так ли важно положение дел в выдуманном государстве, если папа приезжает?! Если теперь душа ее будет радостно трепетать не по выдуманным поводам, а от самого настоящего счастья?!

Кстати, наступает четверг. Значит, сегодня в дубовой роще вырастут молодильные бананы! Надо обязательно угостить ими папу на обратном пути! И, все-таки, как хорошо, когда наступающий день сулит тебе одни лишь радости!

***

Ранним утром Старуха проснулась в тревоге. Она забыла о чем-то важном! О Боже! Ведь сегодня приезжает Лариса с детьми! Окинув взглядом квартиру, старуха заволновалась еще больше: на минуту просветлев, ее взор отметил ужасающе грязные полы, груды нестираной одежды на креслах, стульях, на столе, ужасающий беспорядок на трюмо, пыльное зеркало. Старуха в спешке принялась сгребать с тумбочки шоколадные фантики и засовывать их под матрас, не докончив, хватала одежду и комом пыталась втиснуть ее в шкаф – за дверцу, висящую на одной петле… Все валилось из рук, сердце тяжело ухало в груди.

Старуха отчаялась. Как же стыдно будет ей перед Ларочкой! Но неожиданно лицо ее просветлело. Ничего! Все еще можно исправить, если выставить на стол шикарное угощение! Непременно нужен огромный торт! Такой, который всегда бывает в приличных домах на большие торжества. Его можно купить неподалеку – в гастрономе.

Кое-как одевшись, и положив ветхий кошелечек в карман плаща, старуха выбралась из дома. Сильно хромая, она заковыляла в строну круглосуточного супермаркета «Плеяда». Туда, где когда-то стоял гастроном. Ее собаки, связанные одним поводком, увязались следом.

***

Ладушка прибежала на вокзал за 20 минут до поезда. Она смотрела на часы и думала о том, что минутной стрелке осталось пройти каких-то двадцать кругов, и все тайны, мучившие ее в последнее время, откроются. И лев Самус, и Мотебудан. Но главным образом не давал ей покоя Ночной Шутник.

– Неужели, это я? – спрашивала себя Ладушка, вспоминая вчерашние слова Хранителя времени. – Но как же тогда быть со снежным Арчибальдом и цветами на мусорных баках? Как быть с бананами, которые растут на деревьях, с угощением для Корогуши, Ромы и Риммы? Как быть с вкусной елкой? Нет, определенно в Почти Волшебном Королевстве есть еще один неизвестный гражданин, который пока не пожелал представиться! Но он это сделает, причем, сегодня! Я это знаю!

–… поезд номер восемьдесят два прибывает на четвертый путь второй платформы. Повторяю…

Механический голос, лившийся из динамиков, вывел Ладушку из оцепенения. На перрон побежали люди. В большинстве своем, хмурые и заспанные. Побежала и Ладушка, не в силах сдерживать счастливую улыбку. Она не понимала, как можно хмуриться в такое утро.

Оказавшись на платформе, она разволновалась пуще прежнего.

– Извините, вы не подскажете, где четвертый вагон? – спросила Ладушка у какого-то толстяка, который флегматично щелкал семечки, сплевывая шелуху прямо на замасленные шпалы. Тот смерил девушку безразличным взглядом и хмыкнул:

– Проснись, детка! Нету четвертого вагона!

– Как, нету? Почему?! – от страха Ладушка икнула.

– Потому что поезд еще не приехал, чудо конопатое!

Ладушка облегченно вздохнула и рассмеялась. Из-за мгновенно пережитого волнения у нее даже не осталось сил, чтобы обидеться на конопатое чудо.

– Спасибо! – крикнула она толстяку.

– Всегда к вашим услугам, блин… – пробормотал он и, кажется, немного смутился.

Ладушка подбежала к самому краю платформы и принялась пристально вглядываться в железнодорожную даль – туда, где многочисленные пути сплетались в сплошную паутину. Наконец, в самой ее сердцевине показался маленький электровоз. Он протяжно по-разбойничьи свистнул и начал медленно увеличиваться. И вот уже он превратился в лязгающую на стыках громадину. Поезд, подобно стальной гусенице, втаскивал свое длинное суставчатое тело на скрипящие от натуги пути и шипел тормозами, словно отдувался после утомительного бега. В окнах замелькали незнакомые лица. Встречающие проснулись, оживились и начали приветственно махать им руками.

Четырнадцатый вагон, тринадцатый, двенадцатый… Почему это поезд едет задом наперед?! Восьмой, седьмой… Надо бежать вперед! Шестой, пятый и… четвертый! Ой! Надо бежать назад, вслед за вагоном!

Ладушка бежала по платформе, то и дело бросая быстрые взгляды в окна четвертого вагона. Она надеясь разглядеть знакомое лицо. Но у нее ничего не выходило: толпа встречающих стала слишком плотной. Ей приходилось поминутно уворачиваться, нырять, извиняться и спотыкаться…

Наконец, электровоз сказал довольное «Пф-ф-ф!» и остановился. Через несколько бесконечных секунд дверь четвертого вагона открылась. На перрон шагнула довольно миловидная, однако очень уставшая женщина в синей униформе и неспешно протерла тряпкой поручни. Потом она шагнула в сторону, и из вагона начали выходить пассажиры…

***

Ольга дремала, сидя на небольшом табурете и облокотившись на витрину. Правила Лиги Компаний категорически запрещали сон на рабочем месте. И потому ее поза была такова, что в камерах наблюдения она выглядела обычной скучающей продавщицей, которая задумчиво глядит на пустой торговый зал. По совести говоря, работать по ночам ей нравилось больше, чем днем – покупателей практически не было. А если и случались, то бывали, как правило, нетрезвы, и явно барствовали: закупали, не считая денег, трюфеля, авторские торты, заоблачно дорогие марципаны и конфеты с коньяком.

Но порой она втихомолку злилась на своего работодателя Ваксера.

– Единственный круглосуточный супермаркет в городе, престиж, имидж, эксклюзив и все такое – это я понимаю, – ворчала она про себя, периодически проваливаясь в беспокойную дрему. – Но какого черта из-за десятка голодных остолопов я должна не спать всю ночь?! Ох уж мне этот капитализм с человеческим лицом!

Неожиданно Ольга почувствовала на себе чей-то взгляд. Будто муха села на лоб! За годы работы у Ольги развилась потрясающая интуиция на различных проверяющих. Не меняя позы, она открыла глаза, сразу постаравшись придать им озабоченное и внимательное выражение. Но проверяющих не было. Неподалеку от прилавка стоял тот самый великан с носом-картошкой. Его шевелюра была взлохмачена, узел корпоративного оранжевого галстука ослаблен. На добродушном лице выражалось величайшее смущение.

– А… Это вы… – сказала Ольга, постаравшись придать своему голосу максимально ехидную интонацию. Она сама не понимала причин своего раздражения, и внутренне удивлялась тому, что этот нескладный толстяк вывел ее из равновесия.

– Что же вы не при параде? – поинтересовалась она, наслаждаясь тем конфузом, который все явственнее проступал на носатом лице визитера. – Где ваш чудный костюм бегемота?!

– Бегемот я лишь временно и по ошибке, – виновато улыбнулся гость.

– Теряюсь в догадках, как так можно ошибиться! – снова съехидничала Ольга. – В зоопарке напились воды из бегемотова копытца?!

Но утренний гость не пожелал замечать издевки. Он засмеялся. Так, как может смеяться только добрый и честный человек. Ольга неожиданно покраснела.

– Нет, это все из-за опоздания, – пояснил Капитан. – Вы же знаете, как у нас с этим строго. Да я бы и плюнул на это дело, но только я не мог подвести одного…

– Да уж! – перебила Ольга, злясь теперь уже почему-то на себя. – С опозданиями у вас полный порядок. Я прождала вас почти час!

– Простите! – воскликнул Капитан, – Именно эту ситуацию я и хочу Вам объяснить и еще раз попросить прощения! Дело в том, что бегемотом я стал уже после… После того, как мы договорились о встрече. А отказаться я не смог, потому что от этого зависела судьба одного человека. Моего товарища… Он студент. Если бы я не стал бегемотом, его бы выгнали с работы. Да и меня могли выгнать. И выгонят в следующий раз – к гадалке не ходи! А позвонить вам и предупредить я не мог, потому что по рассеянности забыл попросить ваш номер!

Капитану казалось, что он говорит очень убедительно. Но на лице Ольги он читал что-то похожее на разочарование и холод.

– Объяснили? Отлично! – сказал она. – Можете идти. К своим товарищам. Да! К товарищам. Ведь вы для них в лепешку расшибетесь!

– Я не спал ночь… – зачем-то сообщил Капитан. – Я пришел сюда так рано, чтобы иметь возможность поговорить с вами в тишине и наедине, пока нет покупателей.

– Отчего же! – воскликнула Ольга. – Покупатели есть!

Она кивнула на одинокую старушку, которая, прихрамывая, приближалась к витрине с тортами. Ольга бросила победный взгляд на расстроенного Капитана.

– Извините! Мне надо работать!

Старуха разглядывала торты. На морщинистом лице ее то появлялась довольная улыбка, то вдруг с него сбегали все краски, и глаза затуманивались.

– Доброе утро! – приветливо сказала Ольга. Теперь в ее голосе зазвучала искренняя забота. – Могу ли я вам чем-то помочь?!

Старуха непонимающе взглянула на продавщицу. Потом, словно очнувшись, кивнула.

– Да! – тихо, но с достоинством произнесла она. – Мне хотелось бы приобрести торт… Лучший торт. Видите ли, сегодня я жду гостей!

– Пожалуйста! – ласково улыбнулась Ольга. – Мы можем предложить вам торты авторской работы, бисквитные, безе. Медовый торт «Сладкий вечер», торт с клубничным муссом и желе, «Полярная ночь», торт «Мари» с вишней, торт «Лариса» – вот этот двухцветный творожно-сливочный.

– Лариса! – хрипло воскликнула старуха.

– Пожалуйста! Одну минуту, я его упакую.

Ольга привычным грациозным движением достала торт из витрины, ухоженной рукой потянулась за прозрачной крышкой и в одну секунду перевязала коробку лентой. Капитан залюбовался ее работой.

– Что-нибудь еще? – заботливо поинтересовалась продавщица. Старуха отрицательно помотала головой и жадно уставилась на коробку с тортом.

– С вас триста пятьдесят рублей… Оплата на кассе… – будто извиняясь, проговорила Ольга.

Покупательница понимающе кивнула и опустила руку в карман плаща. Но пальцы нащупали лишь рваную ткань. Как она могла забыть! Левый карман… Дыра. Та самая, которую она так давно собиралась зашить. Старуха заволновалась. Губы ее запрыгали. Она с пустой надеждой обшарила правый карман, вывернула наизнанку разорванный подклад. Сердце стукнуло где-то под самым горлом. От макушки по позвоночнику разлилось приторно-липкое тепло. Дыхание кончилось. В глаза прыгнули кроваво-красные круги и быстро потухли, сменившись чернотой. Старуха качнулась и медленно завалилась на бок.

– Что с вами?! – вскрикнула Ольга. Капитан был уже возле упавшей женщины. Он схватил ее сухонькую руку в коричневых старческих пятнах и нащупал пульс.

– Пульс есть, но слабый, неровный… – сказал он, хмурясь. – Нужно срочно врача!

– И… Что там по инструкции? – пролепетала бледная Ольга, которая уже успела обежать витрину и оказаться в торговом зале. – Сообщить дежурному администратору, да?

– Сообщайте! – властно кивнул Капитан. – Он уже набирал номер «Скорой»

Через несколько минут в зал вбежал администратор – молодой человек, который изо всех сил старался казаться важным и невозмутимым. Однако глаза его скакали, как перепуганные белки.

– Что здесь у вас? – обратился он к Ольге и Капитану. И тут же перескочил взглядом на неподвижное тело. – Она жива?!

– Жива! – хмуро отрезал Капитан. – Ждем «Скорую»

Администратор заметно повеселел. К нему возвращалась его деловая расторопность.

– Значит так. До приезда «Скорой» – срочно вынести на улицу. Если она протянет ноги в торговом зале «Плеяды», мороки не оберешься! Полиция, протоколы, объяснительные, записи с камер наблюдения… А вдруг в газеты просочится? Ведь напишут же, что пенсионерка умерла у прилавка, увидев цены «Плеяды»! Нам такие неприятности перед выборами не нужны. Охрана! В торговый зал!

Последние слова администратор рявкнул в портативную рацию, которую сжимал в руке.

– Ты обалдел? – тихо поинтересовался Капитан.

– Но-но-но! Как вас там? Господин Николай? – администратор бросил взгляд на служебный бейдж Капитана. – Не забывайтесь! В данное время на этом этаже главный – я. На мне лежит ответственность за все происходящее, и потому решения здесь принимаю я! Ну, полежит немножко на крыльце. Ничего с ней страшного не случится. Наоборот, может, на свежем воздухе очухается!

В торговый зал уже входили двое полусонных охранников в черной униформе.

– На улицу! – коротко приказал администратор, ткнув пальцем в сторону старухи.

Капитан медленно, но решительно преградил охранникам дорогу.

– Она. Будет. Лежать. Здесь. До приезда «Скорой», – с расстановкой сказал он, обращаясь к администратору. Тот покраснел и взвился:

– О вашем поведении будет доложено руководству! Своими действиями вы подвергаете неоправданному риску имидж Лиги Компаний!

– Плевал я на имидж Лиги! – ответил Капитан. – Разве ты не понимаешь, что ты своими действиями подвергаешь риску человеческую жизнь?!

– Убрать! – рявкнул администратор, обращаясь к охране. Стражи переглянулись и нерешительно двинулись к распростертой на полу женщине.

– Ну, нет, ребятки… – Капитан недобро улыбнулся. Он расправил плечи и по-бычьи наклонил голову. Когда-то братва на стрелках без лишних слов понимала, что эта боевая стойка Коли-Репы не предвещает ничего хорошего.

– Да ладно! – недоверчиво усмехнулся один из охранников и сделал шаг, чтобы обойти Капитана. Но тот ухватил исполнительного стража за рукав железной, похожей на лапу, ладонью. Охранник, оскалившись, рванулся и замахнулся кулаком, желая попасть Капитану точно в подбородок. Но удар не вышел. Капитан сделал неширокий шаг назад правой ногой, и кулак просвистел мимо. А Коля-Репа молниеносно подсел, провернулся и с оттягом бросил охранника через плечо – только форменные ботинки в воздухе мелькнули.

Тем временем второй страж – совсем еще мальчишка – успел выхватить резиновую дубинку, и, пользуясь удобным случаем, вытянул ею Николая поперек спины, стараясь попасть по почкам. Капитан медленно распрямился, хрустнул кулаками и шагнул к нападавшему. Тот отступил и выронил дубинку из рук.

Глядя в его круглые от страха глаза, Капитан вдруг усмехнулся и сказал почти ласково:

– Брысь!

Охранник спиной попятился к выходу из торгового зала, потом развернулся и побежал. Вероятно, за подмогой. Но навстречу ему уже шагал пожилой врач с чемоданчиком. За ним шел санитар.

Оказавшись на поле боя, доктор с достоинством поклонился:

– Желаю здравствовать. Что тут у нас?

Медик бросил короткий взгляд на первого охранника, который, сидя на полу, хватал ртом воздух, и перевел взгляд на старуху. Тут же присел перед ней, пощупал пульс. После этого доктор достал из чемоданчика тонометр и измерил женщине давление. Взглянув на показания прибора, он озабоченно прицокнул языком, достал из чемоданчика шприц, взломал стеклянную ампулу. Попутно доктор коротко скомандовал:

– Носилки!

Когда старуху уложили на носилки, Николай молча отстранил санитара в сторону и взялся за ручки. Ольга, которая во время всей этой сцены находилась в неясном оцепенении и не проронила ни слова, вдруг очнулась и шагнула вслед за носилками.

– Я с вами! – заявила она.

– Постойте! – закричал администратор, снова вспомнив, кто здесь главный. – Сейчас только семь утра, вы не сдали смену!

Ольга остановилась, развязала тесемки фирменного оранжевого передника, скомкала его и швырнула администратору.

– Сдаю! – беззаботным голосом пропела она, развернулась на каблуках и легко зашагала к выходу.

Обещанный сюрприз

Поток пассажиров четвертого вагона никак не кончался. Вагон покидали чемоданы, рюкзаки, детская коляска, старушка с ведром груш. Поначалу Ладушка была уверена, что папа выйдет первым. Потом, оценив объем багажа, поняла, что пробраться через такую баррикаду ему будет не просто. Подпрыгивая от нетерпения, она пыталась заглянуть в темный тамбур, желая увидеть знакомую фигуру.

Люди выходили из вагона. Кого-то обнимали и целовали. Кто-то хмуро и деловито уходил в сторону вокзала в одиночестве. Вот кто-то подал из вагона на перрон пластиковую клетку, в которой развалился толстый кот с недовольной мордой. А папы все не было.

Понемногу поток пассажиров начал редеть. Вот вышла молодая пара: оба в шортах, загорелые. Наверняка, с югов. Полная женщина с чемоданом на колесиках. Кто-то, наверное, сын, подхватил чемодан и укатил, громыхая колесами по стыкам плитки.

Наконец, в тамбуре никого не осталось. На Ладушку напало странное оцепенение. Она понимала, что произошла ужасная ошибка, но не могла осознать, в чем она заключается, и как ее исправить. Ей все казалось что сейчас, сию секунду папа выскочит из вагона и закричит:

– Ага, испугалась?!

Вот сейчас! Сейчас! Но ничего не происходило. На душе у Ладушки стало пусто. Лишь один единственный факт стоял перед ней со всей своей неприкрытой очевидностью: папа не приехал. И больше ничего. Но принять этот факт Ладушка не хотела и не могла. А потому она просто стояла на опустевшем перроне, бездумно глядя на дверь четвертого вагона.

– Вы Лада?!

– Что? – к действительности Ладушку вернул голос миловидной, но усталой на вид проводницы. Женщина в синей униформе повторила:

– Вас зовут Лада?

– Да… – автоматически пробормотала девушка.

– Возьмите! Вам передали…

Проводница протянула Ладушке небольшой сверток. Она механически взяла его в руки и несколько секунд молча разглядывала. Потом встрепенулась и воскликнула:

– Постойте! Подождите пожалуйста! Кто передал?

– Мужчина… – пожала плечами усталая проводница.

– А он ничего не просил передать? В смысле, на словах?

Проводница наморщила лоб и с сомнением сказала:

– Д-да… А, может, и нет. Сказал, будет встречать девочка, светленькая, с веснушками. Ладой звать… А потом?! Нет, не помню…

– Пожалуйста, вспомните! Это очень важно! – Ладушка умоляюще сложила руки. Но тут в дверях вагона показался мужчина в синем кителе:

– Иванова! – начальственно сказал он. – Мы ждем!

Проводница устало вздохнула и взялась за поручень.

– Не помню! – воскликнула она, обернувшись к Ладушке. – Мне белье сдавать, а тут четырех полотенец нет. А ночью две драки в вагоне. Полиция вот теперь…

Она развела руками, снова вздохнула и шагнула в вагон.

Ладушка еще некоторое время неподвижно стояла, сжимая в руках сверток. Потом встрепенулась и спешно, ухватившись за последнюю надежду, начала разрывать бумажную упаковку. Под ней оказалась небольшая коробочка в голубом бархате. Дрожащими пальцами Ладушка открыла крышку.

Перед нею блеснул золотом кулон: единорог с бриллиантовым глазком и цепочка ажурного плетения. Вещица, безусловно, занятная и сказочная. Такое украшение мог выбрать только папа и только для нее. Заполучив такого единорога при любых других обстоятельствах, Ладушка, безусловно, взвизгнула бы от восторга. Но теперь стоя на пустом перроне, и разглядывая украшение, она чувствовала себе даже не обманутой, а обокраденной.

Так это и был обещанный сюрприз… Кто-то на краю Ладушкиного подсознания сказал, что стоять дальше на платформе глупо и бесполезно. Девушка зашагала прочь.

Она шла, не разбирая дороги. Ноги сами несли ее по тому маршруту, которым она добиралась на вокзал – к парку.

Ладушке очень хотелось заплакать. Но слез не было. Даже в носу не щипало. В голове разливался сухой жар. Кто-то внутри напомнил ей про университет. Университет? Да, она сейчас как раз идет через университетскую площадь. Сейчас, должно быть, семь утра. До занятий еще полтора часа. Можно успеть даже на первую пару. Но как же неизмеримо далеко сейчас были семинары и лекции, однокурсники и рефераты… Где-то в другом измерении, точно!

Парковые ворота. Нет, она не в силах идти по центральной аллее! Эта аллея – мрачный памятник ее глупости и безумным детским фантазиям. Вон спасительная дорожка, ныряющая за кусты… Ладушка свернула налево.

Она прошла несколько шагов и увидела, что на кованой лавке, скрытой в зарослях, уютно устроились Амелька, Гуля и Фая. Они совершали свой каждодневный ритуал, обязательный перед началом работы. На газете перед парковыми сотрудниками лежала закуска: городская булка, открытая банка кильки в томате, разрезанная луковица. Амелька держал пластиковый стакан, Гуля готовилась выпить прямо из бутылки.

Услышав шорох за спиной, парковый сторож обернулся. Он увидел Ладушку, сердито нахмурился и закричал высоким визгливым голосом:

– Нима учун кюряпсан? Нима сенга шу ерда керак? Кет бу ердан! («Зачем смотришь? Что тебе здесь надо? А ну уходи отсюда!» узб.)

Гуля угрожающе взмахнула черенком метлы, а Фая разразилась каркающим смехом, обнажив черные зубы. Ладушка развернулась и побежала через кусты. За спиной она слышала довольный хохот, в котором словно слились и жабье кваканье, и ослиный рев, и хлопанье оторванного ставня на ледяном ветру…

Что ж, она пройдет свой путь позора. Хорошо еще, что до появления на аллее оркестрантов остается еще почти час! Видеть кого-то из них было бы слишком тяжело…

Взглянув направо, Ладушка машинально отметила отсутствие бананов в дубовой роще. Но она лишь горько усмехнулась. Чаша черной тоски была уже полна, и еще одно разочарование просто в ней не уместилось. Нет, так нет. Ладушка еще не осознала этого до конца, но она уже чувствовала, что сказка ушла навсегда. А в реальном мире бананы на деревьях не растут.

Площадь Трех Трубачей и Вкусная елка. Но вместо радостного щебетания птиц слышны громкие всхлипывания:

– Почему? Почему синичка не взяла нашу конфету?!

Плачет малыш в забавной шапочке с ушками, которая делает его похожим на панду.

– Не расстраивайся, Солнышко! – утешает малыша мама, хотя видно, что она и сама готова расплакаться от жалости к своему чаду. – Наверное, синичка была занята! Ну успокойся же! Нам надо торопиться, иначе Боря опоздает в садик, а мама на работу! Мы придем завтра, и вот увидишь – синичка обязательно заберет твою конфету!

«Ну, конечно! Ты и здесь возомнила о себе невесть что! – сказала сама себе прозревшая Ладушка. – Вчера ты не забрала конфету. Но ведь это надо же додуматься! Два месяца таскать сладости, которые мама и малыш оставляли синице… Ведь русским языком было написано: тебе от нас! Синице – от мамы и Бори! Вот же дура набитая!»

Постепенно в Ладушке закипала досада. Шаги ее становились все тверже и быстрее.

– Ах, так? – бормотала она на ходу. – Значит, вот так?! Ну, тогда посмотрим!

Она оказалась около скамейки, которую раньше считала дирижерским пультом. Словно желая попрощаться с прошлым, Ладушка села на привычное место. Сначала аккуратно, с краю. Потом, тряхнув головой, вольготно развалилась, закинув ногу на ногу и разбросав руки на спинку скамьи.

– Значит, сюрприз… – шептала она. – Единорог значит… Предатель!

И вдруг громко, отчаянно, словно желая, чтобы отец, где бы он ни находился, услышал и узнал, закричала:

– Предатель!!!

***

В приемном покое было по-больничному тоскливо. Кафельные стены, краска казенных цветов, белые халаты, носилки и каталки – царство боли и страданий. Напротив Ольги и Капитана стоял доктор средних лет в светло-зеленом хирургическом костюме.

– Что с ней? – спрашивал Капитан.

– Вы родственники? – интересовался в ответ доктор.

– Нет! Но это мы ее привезли, – вмешалась Ольга. – Ей стало плохо в торговом зале, где я работаю.

– Почему с собаками? Здесь больница, а не ветлечебница!

Доктор был явно недоволен.

– Вероятно, это ее собаки. – пояснил Капитан. – Они были на крыльце торгового центра и сами запрыгнули в машину вслед за носилками. Не волнуйтесь, мы их заберем!

– Документы? Страховой полис? – по-прежнему хмурясь, спросил доктор. Капитан ответил:

– Мы не знаем, кто она. Но мы готовы помочь. Скажите, что с ней?

Эскулап пожал плечами:

– Гипертонический криз… Скорее всего, одинокая старушка. Она пришла в себя, но не вполне. Говорит все время о дочери и внуках. Во времени и пространстве ориентируется слабо. Судя по одежде и… запаху, обслуживать себя может с трудом. Так что весь набор: дисциркуляторная энцефалопатия, когнитивные нарушения, деменция… Естественно, гипертония, наверняка – атеросклероз и мерцательная аритмия.

– И что дальше? – спросил Капитан, нахмурившись.

– Дальше? – доктор вздохнул. – Дальше все сложно. Документов нет, страхового полиса нет. Госпитализировать ее проблематично. Подколем немножко. Накормим. Если вспомнит, где живет, отпустим домой…

– А если не вспомнит? – тихо спросила Ольга.

Доктор развел руками:

– Какое-то время подержим. Обратимся в полицию. Если они никакую родню не найдут – в социальные службы. Куда-нибудь да определят. Есть специальные учреждения… Но в общем и целом на многое ей рассчитывать не приходится. К великому сожалению, у нас в российской медицине – вот так…

Капитан нахмурился еще больше.

– Доктор! – тон Капитана был решительным. – Я могу оплатить пребывание этой женщины в больнице и ее лечение. Лучшую палату, все необходимые лекарства…

Доктор равнодушно пожал плечами:

– За ваши деньги – любой каприз. Но такие вопросы решать не мне. Я приглашу к вам заведующего отделением. Возможно, он проведет пациентку по платным услугам. Возможно, найдет другой путь… Я не в курсе расценок, но могу сказать однозначно: это влетит вам в копеечку. Один койко-день в вип-палате стоит половину моей зарплаты. Но это ваше дело. Мое дело – лечить.

Врач ушел.

Ольга некоторое время с интересом поглядывала на Капитана. Тот уселся на кушетку, обитую коричневым дермантином, упер руки в колени и о чем-то глубоко задумался.

– Вы не погорячились с вип-палатой? – осторожно спросила Ольга.

Капитан поднял на нее глаза и отрицательно мотнул головой.

– Когда-то давным-давно я не смог помочь одной женщине, потому что у меня не было денег, – проговорил он словно через силу. – Эта женщина – моя мать. Она умерла. Теперь я могу помочь! Я должен помочь!

– А что с собаками?

Капитан пожал плечами:

– Поживут пока у меня. Им помочь проще всего!

Ольга присела рядом и невесело усмехнулась:

– Да уж… Но, боюсь, теперь мы с вами плохие помощники! Что-то мне подсказывает, что и вы, и я с сегодняшнего утра безработные! Наша «Вакса» подобные фортели сотрудникам не прощает!

Они разом повернули головы и взглянули на стенные часы. Стрелка приближалась к восьми тридцати.

***

– Че-мен-ков! Господин Артем! – голос старшего менеджера Аркадия звучал нарочито беспристрастно.

– Здесь! – сердито выкрикнул Тёма и сердито пробурчал под нос:

Черт бы тебя побрал с твоими планерками и перекличками!

Двое сотрудников архитектурной секции боязливо покосились на Тёму и на всякий случай шагнули в сторону – подальше от смутьяна.

Господин Аркадий поставил галочку в табеле и обвел глазами своих подчиненных.

– Я не вижу господина Николая! – воскликнул он, стараясь придать голосу все то же беспристрастное выражение, но на этот раз злорадство так и сочилось с его языка.

– Да здесь он… – сказал Тёма и с досадой подумал, что уверенности в свои слова вложил гораздо меньше, чем хотелось бы.

– И где же?! Господин Никола-ай?! – Аркадий приложил ладонь ко рту, будто аукая в лесу, и иронично поиграл рыжими бровями. Тёма молчал, опустив глаза.

– Быть может, вы скажете, что он… в туалете? – вкрадчиво предположил господин Аркадий.

– Скажу! – с вызовом вскинулся Тёма.

– Отлично! – старший менеджер потер руки. – Вы настаиваете?! Что ж, это легко можно проверить! На всякий случай, напоминаю вам об ответственности, которая предусмотрена корпоративным уставом за дезинформацию! Впрочем, вы хорошо знакомы с этой статьей!

Тёма снова опустил глаза и покраснел. Господин Аркадий наслаждался минутой своего торжества. Он решил выжать из нее все по максимуму:

– Значит, вы утверждаете, что господин Николай?..

Повисла тяжелая пауза.

– Смелее, господин Артем! Подпишите свой пропуск на биржу труда!

Тёма почувствовал, что язык прилип к небу.Господин Аркадий торжествовал. Но вместе с тем тончайшим чутьем подхалима старший менеджер ощущал неоднозначность момента. Да, это был подарок судьбы! Сложно было ожидать, что эти два балбеса – Тема и Капитан – так глупо подставятся и дадут ему столь великолепный шанс!

Сейчас старший менеджер имел все козыри на руках, чтобы выгнать-таки кого-то из этих нарушителей к чертовой бабушке. При удаче – сразу обоих. На их место придут те, кто будет правильно понимать корпоративные интересы Лиги Компаний и уважать авторитет господина Аркадия.

Но с другой стороны важно не перегнуть палку. Вчера этот выскочка Чеменков почти весь день провел у Ваксера. Кто знает, о чем они успели договориться? Не станет ли завтра этот Тёма большим начальником? И потому господин Аркадий сменил тон:

– Подумайте, уважаемый, надо ли вам прикрывать нарушителя? Зачем нам, сплоченному коллективу единомышленников, нужен тот, кто никогда не разделял корпоративных интересов?! Помогите мне избавиться от этого чужеродного элемента, и вам станет легче! Я слышал, сам господин Ваксер оценил ваши предложения… Если место господина Николая освободится, вы, и никто другой, имеете все шансы его занять!

«Хоть бы пожарная тревога что ли… – с тоской думал Тёма. – Вот удружил, так удружил, товарищ Капитан! И почему я должен из-за него добровольно укладывать свою голову под топор?! Да что я, в самом деле?!»

– Итак?! – господин Аркадий изогнулся вопросительным знаком. – Я спрашиваю в последний раз: где господин Николай?

***

Ладушка сидела на парковой скамье и держала в руках свой блокнот с историей поисков Ночного Шутника. Ей доставляло мучительное удовольствие представлять, как глупо она выглядела в глазах окружающих во время своего «расследования»: Артура Федоровича и Тётёли, человека в костюме бегемота и того парня с непослушной челкой. А когда она вспомнила, как опозорилась перед всем предвыборным штабом Льва Ваксера, ее лицо залилось краской до самой шеи!

– Все! Кончено! – исступленно твердила она и с мстительным наслаждением перечеркивала исписанные страницы жирными крестами. – Никаких фантазий! Никаких сюрпризов! Никаких глупых надежд! Никаких пап!

Перевернув очередную страницу, она увидела недописанное стихотворение. Ладушка перечитала историю Души в болоте, но на этот раз не почувствовала к тонущей никакой жалости.

– За каким чертом ты полезла в болото? – прошептала Ладушка. – Ну и тони себе на здоровье, если ты такая дура!

– Доброе утро, девочка! – услышала Ладушка приятный баритон. – Я очень рад тебя снова видеть!

Она повернула голову и увидела старика. Тот был одет в отутюженный светлый костюм, под которым сиял накрахмаленный воротник рубахи. Девушке показалось, что старик помолодел лет на десять.

– Доброе утро! – пробормотала Ладушка и попыталась улыбнуться. Она и подумать не могла, что засиделась на скамейке так долго – до самого начала утренней мелодии. Старик, окинув ее проницательным взором, сразу понял, что стряслось что-то неладное.

– Не приехал? – только и спросил он. Ладушка отрицательно качнула головой и отвернулась.

– Разрешишь присесть? – осторожно спросил старик. Девушка кивнула.

Некоторое время они сидели молча. Наконец, старик ласково тронул Ладушку за плечо:

– Посмотри сюда, девочка!

Ладушка послушно повернулась. Старик указывал на ветку клена, которая почти касалась листьями спинки скамейки. Многие листья уже пожелтели, но некоторые все еще были зелеными. На одном из них с краю устроилась поздняя гусеница – тоже зеленая и жирная.

– Видишь? Гусеница поедает лист. Она губит дерево… – голос старика был глубоким и проникновенным. – Как мы можем исправить это зло?!

– Надо прогнать гусеницу! – убежденно воскликнула Ладушка и потянулась к ветке.

– Не спеши… – остановил ее старик. – Ведь если ты лишишь гусеницу пищи, она погибнет. И это будет непоправимым злом для нее. К тому же, гусеница должна превратиться в бабочку, а клен через несколько недель все равно сбросит листву…

– Как же быть? – спросила ошарашенная Ладушка.

– Я не знаю, девочка, – признался старик. – Но я знаю, что очень часто жизнь ставит нас перед непростым выбором. Делая добро для кого-то одного, мы тем же самым поступком вынужденно совершаем зло для другого. Подумай, девочка! Может быть, сегодня тебе просто не повезло? Может быть, тебе не хотели причинить зла?

Ладушка задумалась.

– Нет! – вздохнула она. – Сказка кончилась. Вернее, ее и не было. Я все придумала сама. Я сама загнала себя в болото, в котором придется утонуть…

И, словно в доказательство, Ладушка указала старику на блокнот, открытый на странице со стихотворением.

– Что это у тебя? Разрешишь? – старик протянул руку. Ладушка, пожав плечами, передала ему блокнот.

Он читал вдумчиво, не торопясь. Последнюю строфу старик произнес вслух:

– Я исходила все дороги,

Везде ходила, тут и там,

Но к этим яблочным садам

Не доберусь я, видят Боги…

Он надолго задумался, а потом поднял на Ладушку чистые голубые глаза и серьезно сказал:

– Знаешь, мне кажется, я могу дать один совет Душе из твоего стихотворения. Ей ни в коем случае нельзя сдаваться и тонуть. Впрочем, она и сама это отлично знает. Но и никакие неизвестные далекие сады ей искать тоже не нужно. Поверь мне, если эта Душа такая же замечательная, как у тебя, она сможет превратить любое болото в самый настоящий райский сад! Ей нужно только захотеть…

Ладушка слушала, широко распахнув глаза. Она понимала и не понимала. Она привыкла, что борьба и стремление вперед – хорошо, а топтание на месте – плохо. Так говорили все… Чего можно добиться, никуда не двигаясь?

Но вдруг она совершенно ясно увидела, как луч солнца пронизывает густые и мрачные кроны чащи, а под этим желтым, как цыпленок, лучом болотная ряска начинает играть изумрудными оттенками. Жемчужно-белые кувшинки открывают свои лепестки, а в зловещей глубине омута отражается ясное небо… Слова и строки снова запрыгали у нее в голове.

Ладушка вскочила и стала измерять аллею шагами. Клены шептали рифмы, ветер пел строки, и птицы щебетали, радуясь. Ладушка схватила блокнот, ручку и принялась записывать:

Остановлюсь! Построю дом,

Обзаведусь большим котом,

Чтобы мурлыкал вечерами…

Болото засажу цветами.

И хлеба посажу зерно,

Чтоб в иле проросло оно.

Потом смородину, березы,

И – розы, розы, розы, розы!

И яблоки, в конце концов,

Чтоб сад был мой, а не из снов…

Ладушка несколько раз перечитала написанное и подняла ошарашенные глаза на старика. Тот сидел на скамейке и мудро улыбался.

– А мне не будет одиноко в этом саду? – прошептала Ладушка.

– О, нет! В твоем саду соберутся замечательные люди, верные друзья, остроумные собеседники. Там всегда будет звучать добрый смех!

– Но кое-кого я в свой сад не пущу никогда! – непривычно жестко сказала Ладушка, и незнакомая морщинка перерезала ее лоб.

Старик с тревогой взглянул на девушку и покачал головой:

– Не надо так, девочка! Подумай! Обида – плохой советчик.

– Но ведь он уехал тогда. Значит, предал! Мне не нужны предатели!

– Быть может, он уехал потому, что не нашел в себе сил отнять пищу у гусеницы?

Ладушка нахмурилась, пытаясь вобрать в себя смысл сказанного.

– Не понимаю! – наконец, выдохнула она.

– Однажды ты поймешь! – ласково заверил старик.

Неожиданно Ладушка встрепенулась:

– Сколько времени?!

– Уже почти девять.

– Надо спешить! Ведь мне же еще разбивать сад! То есть, мне надо в университет! Но сначала домой за тетрадками!

Она вскочила со скамьи, схватила свою сумку и уже на ходу крикнула старику:

– До скорой встречи! Спасибо вам! Вы подарили мне целый сад!

– Не за что, девочка! – тихо проговорил старик. – Ты дала мне больше… Ты подарила мне новый день…

***

Ладушка торопилась. Она хотела успеть в Университет к десяти – к началу второй пары. Забежав домой, побросала в сумку учебники и тетради, на ходу схватила пряник и кинулась к троллейбусной остановке.

Она еще не оправилась от утреннего потрясения: в сердце по-прежнему сидела острая заноза обманутых надежд. Однако на душе ее было если и не легко, то ясно: Ладушка чувствовала, что муки выбора ее покинули. Ей больше не нужно ломать голову над тем, как разыскать отца, распутывать странные загадки неизвестного хулигана, мучиться над вопросом, откуда синицы берут конфеты, чтобы ее угостить. Перед ней стояла понятная, хоть и не совсем простая задача: приложить максимум сил к учебе, получить образование, найти интересную и перспективную работу. Словом, «выращивать свой сад». Каким он будет, Ладушка пока еще не представляла. Но, несмотря на ноющую в сердце занозу, она чувствовала, что обязательно справится. Хотя бы и на зло!

– Остановка «Городской парк»! – дружелюбно сообщили троллейбусные динамики.

Ладушка ойкнула и едва успела выскочить в закрывающуюся дверь. Странно! Впервые за все время пребывания в городе она не обратила внимания на предсказания Вещего светофора. Что ж… Быть может, это тоже своего рода предсказание. Оно говорит о том, что последняя страница книги под названием «детство» уже дописана, и Ладушка ее уже перелистнула. Перед ней теперь лежит новый белый лист, который предстоит наполнить совсем иным содержанием.

Ладушка шагнула в парковые ворота и уверенно зашагала по аллее. По этой дорожке, торопясь встретить утренний поезд, она бежала лишь несколько часов назад. Однако девушке казалось, что с той поры прошли века. Эти немилосердные века поглотили Почти Волшебное Королевство, будто и не было его никогда. Лишь глубоко в сердце осталось приятное и немного грустное воспоминание.

Дирижерский пульт – одиннадцатая скамья от входа, если считать по правой стороне. Она пуста. Лишь желтые листья клена лежат на ней.

Площадь Трех Трубачей – бывшая танцплощадка с мраморной колонной посредине. Три голых бронзовых малыша на осеннем ветру… Трубы их молчат. О чем им петь в опустевшем королевстве?

Прощай и ты, Вкусная елка. Спасибо тебе за угощение! Ты теперь – часть сказки маленького Бори. Помоги ему вырасти добрым и хорошим человеком!

Дубовая роща, в которой теперь никогда не вырастут бананы…

Стоп! Что желтеет там на ветках?!

Ладушка остановилась. Быть может, ей показалось, и в тени стволов мелькают не банановые гроздья, а позолоченная первыми холодами листва? Ладушка крепко зажмурилась и даже потерла глаза кулаками. Но бананы не исчезали. Ладушка болезненно поморщилась: желтые пятна солнечными зайчиками скакали в глазах и прожигали серую тоску насквозь. Как человек, вышедший на яркий свет из темноты, хочет отгородиться от него ладонью, так и Ладушка захотела вдруг отодвинуть от себя эти нелепые банановые гроздья, так не вовремя проросшие в глубине темной рощи…

Она отвернулась и шагнула мимо. Скорее, скорее к парковым воротам, потом – напрямик через университетскую площадь, не боясь выдуманных колдовских кругов!

Но ноги не слушались. Голова сама собой повернулась налево. И вдруг Ладушка увидела его – Ночного Шутника. В темных штанах с боковыми карманами и черной толстовке. И не просто увидела, а застала на месте преступления: набросив капюшон на голову, неизвестный вешал на дубовую ветку очередной банан.

Ноги сами понесли ее на боковую тропинку. Сердце вновь бешено заколотилось. Правда, теперь не от ожидания или желания разгадать тайну. Теперь ей просто хотелось сорвать последнюю маску и навсегда покончить с этой глупой деткой игрой в «ладушки»…

Девушка остановилась в нескольких шагах от неизвестного, стараясь унять непрошеную дрожь в коленках. Она сделала глубокий вдох и приказала чуть хриплым голосом:

– Повернись!

Ночной Шутник не вздрогнул и не подскочил. Он затянул последний узелок на банановом черенке и отпустил ветку. Желтый банан взлетел и запрыгал среди темной листы. Только тогда неизвестный, будто нехотя, развернулся и посмотрел в упор на Ладушку.

– Как? – только и смогла проговорить она. – Это ты?! Не может быть!

***

Капитан и Ольга шагали по утренним улицам. Казалось, они не замечают ни прохладного ветра, ни хмурых прохожих, которые торопятся по своим делам. За ними вперевалку трусили две кудлатые собачонки, связанные одним поводком.

– … и тогда меня стали звать Гением. – смущенно, но в то же время горделиво рассказывал Капитан.

– А где же вы научились так ловко… выводить из строя охранников? – осторожно спросила Ольга. Теперь в ее голосе не звучало и тени насмешки. Лишь живой интерес.

– О, это совсем другая история! – улыбался Капитан. – Это было в те дни, когда господин Ваксер только начинал строить свою Лигу компаний. Вы не поверите, но мы тогда были почти совсем настоящие бандиты. Его звали Лёва Серый, а меня – Коля-Репа… Как видите, репа у меня и впрямь чрезвычайная…

Капитан, словно извиняясь, помотал своей большой взлохмаченной головой. Ольга удивленно вскинула брови:

– Так вы с ним были друзьями?!

Капитан пояснил:

– Мне казалось, что да. Просто у Лёвы никогда не было времени на дружбу. А потому правильнее было бы говорить «компаньоны». Но с той поры много воды утекло! Сначала мы работали по схеме «пятьдесят на пятьдесят», потом «шестьдесят на сорок». После он и вовсе заговорил о семи процентах, а под конец просто пообещал не оставить меня без куска хлеба. И это свое последнее слово сдержал… Но к настоящему времени мой друг превратился в Льва Самуиловича, а я – в безымянного бегемота.

– Извините! – вдруг тихо произнесла Ольга.

– За что?! – непонимающе вскинул брови Капитан.

– Извините, что я вас так… Что смеялась… То есть, я не смеялась – вы не подумайте! Просто отнеслась к вашему костюму несколько э-э-э… Иронично. Но после того, что вы сделали для этой бедной старушки… Ведь вы, вероятно, отдаете ей последнее! Там, в больнице, когда вы пообещали участвовать в ее судьбе столько, сколько потребуется… Словом, мне очень неловко! Теперь вы решите, что я вижу в человеке только костюм!

Похоже, Ольга была не на шутку огорчена и всерьез раскаивалась.

– Что вы! – воскликнул Капитан, и в голосе его звучала неподдельная радость. – Я никогда не умел одеваться! Но скажите мне, – тут бас его стал серьезным, – почему вы ушли из торгового зала, не сдав смену? Ведь это – верное увольнение?..

– А вы?! – тихо спросила Ольга.

– Я как-то не задумывался… Дело в том, что я не очень боюсь увольнения… Особенно в такие минуты.

– Когда кому-то нужна помощь?

– Да. И… когда Вы рядом… – выдохнул Капитан. Ольга улыбнулась своим мыслям, немного помолчала и ответила:

– Вот и мне показалось, что рядом с Вами я – само бесстрашие! И мне понравилось…

– Бесстрашие?

– Нет. Рядом с вами…

– И вам все равно, что я – безработный бегемот?!

Ольга немного подумала и ответила загадочно:

– Знаете, мне до чертиков надоела сладкая жизнь!

Потом она продела свою руку под локоть Капитана, и они зашагали вперед по утреннему городу.

***

Тёма Чеменков сердито смотрел на растерянную девушку. Ту самую сумасшедшую из супермаркета «Плеяда», которая вчера вечером ворвалась в конференц-зал и умудрилась напугать самого господина Ваксера.

– Так это ты здесь развешивал бананы?! – наконец, выдохнула она.

– Ну, я! – с вызовом ответил Тёма.

– Зачем?!

– Тебе не понять! – отрезал он.

– Я пойму! – убежденно и серьезно проговорила Ладушка.

– Это мой эксперимент над человечеством! – вдруг почти крикнул Тёма. – Вот уже три битых месяца я развешиваю бананы в городском парке. Я хотел сделать подарок людям, понимаешь?! Я хотел, чтобы они удивились и улыбнулись! Я хотел, чтобы они хотя бы на минуту покинули мир прямых линий! Из-за них я каждый четверг опаздывал на работу! А они… Они даже не заметили!

На щеках Тёмы загорелся воинственный румянец. Он сорвал с головы капюшон и, упрямо нахмурившись, выпалил:

– А я все равно буду развешивать! Буду!

Ладушка с неожиданной радостью посмотрела на светлый вихор, который взметнулся над непокорной челкой.

– Бананы… Я их… заметила! – призналась она и потупила глаза, сама не понимая своего смущения.

– Я знаю! – хмуро сообщил Тёма и занялся последним бананом. – Я смотрел. Ты одна из всего города не побоялась. Остальные, наверное, телевизором запуганы: терроризм, сибирская язва, глобальное потепление и отравленные бананы! А между тем сделать мир чуть-чуть интереснее так просто! Это ведь каждому по силам! Но нет! Мы не будем доверять всему новому и непонятному!

– Но ведь обычно бананы вырастали с утра?! Почему сегодня ты пришел так поздно?

– С утра я хотел начать новую жизнь! – по-прежнему сердито ответил Ночной Шутник. – Без бананов и опозданий, зато с портфелем и галстуком. Но не заладилось… Прямо с утра!

– А снежный слон? А цветы на мусорных баках? А крепость из разбитых кирпичей? И все остальные проделки в парке – это тоже твоих рук дело?!

Тёма посмотрел на Ладушку, и в глазах его снова вспыхнул вызов:

– Да! Ну и что?! Я художник, а не чертежник! – воскликнул он и погрозил кулаком кому-то неизвестному, но, судя по всему, находящемуся в Шпиле «Ваксы».

– Но почему ты сбежал тогда, в супермаркете? – вспомнила Ладушка.

– Я не хотел знакомиться с тобой в дурацком клоунском костюме… У меня тоже есть самолюбие! Неужели непонятно? – пробурчал Тёма.

– А Мотебудан и Лев Самус? – Ладушка едва дышала. Она не могла понять, то ли она сейчас очень счастлива, то ли глубоко несчастна. Ее словно подхватил какой-то бурный поток, и понес, кружа, в далекую высь.

– Что за глупости? – опять нахмурился Тёма. – Знаешь, ты ненормальная! Я видел тебя каждое утро в парке, и весь последний месяц развешивал бананы только для тебя! Мне показалось, что ты единственная, кто может понять и оценить мой эксперимент! Но тогда в супермаркете и потом в конференц-зале… Что за Мотебудан?! У тебя точно все дома?!

Ладушка не обиделась. Она мучительно старалась понять:

– Но разве не ты сам попросил меня искать Меч в окне, льва Самуса и этот… анаболик Мотебудан?!

– Я? – удивился Тёма.

– Разве не ты оставил мне послание?! – отчаянно продолжала допытываться Ладушка. Она распахнула сумку и попыталась разыскать в ней свой блокнот. Однако в этот миг со стороны аллеи раздалось:

– Господин Тёма?!

– Ладушка?!

Ночной Шутник и принцесса Ладушка разом обернулись на окрик. На главной аллее в полутора десятках метров от них стояли Капитан и Ольга.

– Тётёля… – смутилась Ладушка

– Почему ты не на занятиях?! – скорее удивленно, чем сердито поинтересовалась Ольга.

– Откуда у вас Рома и Римма? – вместо ответа звонко воскликнула Ладушка.

– Вы вместе? – ухмыльнулся во весь рот Тёма, обращаясь тем временем к коллеге.

– Кхм-м-м… – поучаствовал в беседе Капитан.

***

Четверка находилась на главной аллее неподалеку от площади Трёх Трубачей. Трое сидели на скамейке, а Ладушка, стоя перед слушателями, размахивала руками:

– Сначала я думала, что это папа, – поясняла она. – Он хочет сделать мне сюрприз и загадал этот ребус. Я спрашивала анаболики в спортивном магазине. А Льва Самуса где только не искала! Даже рассказывать не хочется!

Ладушка бросила стыдливый взгляд на Тёму. Тот заговорщицки подмигнул: не хочется, значит, не будем! Капитан, вспомнив происшествие на крыше Шпиля, кивнул не менее заговорщицки.

– Сегодня утром я встречала папу на вокзале и потому не пошла в Университет. Но он не приехал… Теперь, кажется, все! – Ладушка открыто улыбнулась и повернулась к Тёме. – Теперь твоя очередь! Расскажи, где же ты спрятал этот ужасный Мотебудан?!

– И почему ты не на работе? – вставил Капитан.

Тёма решил отвечать с последнего – более понятного – вопроса.

– Я уволился с работы! – безразлично сообщил он. – Кое-кто не пришел сегодня на планерку. Я решил отыграть перед Аркашей «вариант номер один».

– Сортир? – широко улыбнулся Капитан.

– Угу! – кивнул Тёма.

– А Аркаша?

– Как обычно, впал в амбицию…

– И ты?

– Ну, послал его слегка. Дверью хлопнул – грешен. А что мне оставалось?

– Работать… В сплоченном коллективе единомышленников.

– Расчерчивать большой квадрат на маленькие и каждое утро петь гимны?! Нет уж, Капитан! Не мое это!

Николай довольно потер руки, хлопнул Тему по плечу и пробасил:

– А ты годишься в юнги, парень, не будь я Капитаном!

– А почему – Капитаном? – вмешалась в разговор Ольга. – Что это за история? Вы мне не рассказывали!

Капитан посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом.

– В самом деле! – встрепенулся Тёма. – Почему я… То есть, не только я, а все называют вас Капитаном?

– На самом деле, все довольно просто… – пробурчал допрашиваемый и повернулся к Ольге. – Если вас не смутил безработный бегемот, то и эту историю вы, возможно, поймете правильно!

Он потянулся, и вынул из кармана джинсов бумажник, из которого достал небольшой снимок. На фото красовалась изящная яхта.

– Вот! – Капитан передал снимок Ольге и горделиво сообщил: – Крейсерская парусно-моторная двухмачтовая яхта «Колибри». Длина девятнадцать метров, ширина – четыре с половиной. Три пассажирские каюты и камбуз с газовой плитой. Водоизмещение с полными запасами, снабжением и экипажем – около двадцати семи тонн, скорость при благоприятном ветре – до семнадцати узлов!

Ольга и Ладушка непонимающе переглянулись, а Тёма шепнул:

– Мечтать не вредно!

– Вы все неправильно поняли! – досадливо поморщился Капитан. – Я уже восемь лет как получил квалификацию «Яхтенный капитан». Без ограничения парусности и района плавания! Теперь ясно?!

– Э-э-э… Не совсем… – пробормотала Ольга.

– Я с детства мечтал быть капитаном, – немного виновато пробасил Николай. – Словом, это моя яхта, а я – ее капитан. Мы неплохо с ней погуляли по Азовскому, Черному и Средиземному морям. Сейчас она скучает в порту Феодосии.

Ладушка, Тётёля и Тёма молчали. Даже Рома и Римма, лежащие на газоне, казалось, были ошарашены новостью. Первым пришел в себя Чеменков.

– Но откуда? – воскликнул он. – Ведь это огромные деньги?!

Капитан усмехнулся. Он снял свой служебный бейдж и протянул Тёме.

– Знаешь, что изображено на гербе Лиги компаний?

Чеменков немного помедлил с ответом, вглядываясь в корпоративную эмблему на карточке:

– Ну… Меч и золотая монета, – наконец проговорил он. – Разве нет?

– Нет. На нем нарисованы два друга: толстый и тонкий. Утонченный и высокий впереди – Лева Серый. Оранжевый и круглый – Коля-Репа, который прикрывает его спину.

– А откуда вы знаете?

– Мне ли не знать?! Я придумал эту эмблему лет пятнадцать назад. Правда, с той поры она немного изменилась. Последняя редакция принадлежит моему другу Лёве Ваксеру.

– Другу?! Льву Самуиловичу?! – Тёма округлил глаза и замолчал (похоже, надолго).

– Но вы, кажется, сказали, что перестали быть его компаньоном?! – воскликнула Ольга.

– Да, я полностью отошел от дел восемь лет назад, – согласился Капитан. – Ваксер меня даже не отговаривал. Просто отдал семь процентов акций «Лиги компаний» и предложил выбрать работу в корпорации на мой вкус. Разве я не говорил вам, что он сдержал свое последнее слово?!

Ольга неопределенно пожала плечами и тоже замолчала (похоже, также надолго).

– А знаете, что слово Дюкс (dux) в переводе с латыни означает «капитан»?! – Ладушка обвела всех сияющим победным взором. – Я точно знаю! Через две недели нам нужно будет сдавать словарный минимум, так что я учила!

Но разделить с нею радость лингвистического открытия никто не смог. Тётёля и Тёма сидели с открытыми ртами и смотрели на Капитана. Тогда Ладушка, которая не любила длинных пауз в разговоре, снова защебетала:

– А ведь я видела вас во сне, сэр Николас Дюкс! Вы там были бегемотом, а потом стали Рыцарем Молний! И сон сбылся! Только там ничего не было про то, что у вас куча деньжищ!

– Куча! Слабо сказано… – кивнул Капитан смущенно и даже виновато.

– Зачем же вам тогда быть бегемотом? Почему вы не отправитесь в кругосветное плавание?!

Капитан пожал плечами:

– Я давно собирался махнуть куда-нибудь через океан, да никак не мог набрать команду. А без дела сидеть не люблю. Вот и занимался тем, что мне по душе: проектировал вентиляцию и электропроводку в новых торговых залах. Это и вправду интересно – почище любой головоломки! Но теперь, похоже, дела с набором команды идут на лад, или мне так показалось?!

Капитан обвел свой будущий экипаж веселыми глазами:

– Что молчишь, Тёма?!

Ночной Шутник, словно очнувшись ото сна, взметнул брови и взлохматил ладонью светлый вихор:

– Да я, вроде бы, и не против… Но диплом?! На дипломный проект нужно много времени…

– Разве Лига Компаний оставляла тебе много времени? – хитро подмигнул Капитан. – А проектируй-ка ты свой Аквапарк. Считай это официальным заказом! С горками и приливной волной – чтобы дети учились плавать в нем, а не в пруду с утками. Это и будет твоей дипломной работой! А я между делом обсчитаю все коммуникации. Вот это будет работка!

Капитан в предвкушении потер руки.

– А как же плавание? – с сомнением поинтересовался Чеменков.

– Будущим летом! Как защитишься! – уверенно заявил Капитан. – А когда вернемся из-за океана – начнем строить!

– Тогда зачисляйте меня в экипаж! – серьезно сообщил Тёма.

Капитан удовлетворенно кивнул и повернулся к Ольге. Он легко тронул ее за локоть и спросил осторожно:

– А что скажете вы?

Ольга покачала головой и откровенно созналась:

– Что я скажу? Что я, кажется, слишком крепко уснула за прилавком… Вот сейчас придет проверяющий администратор и намылит мне шею!

Капитан басовито засмеялся:

– Не намылит! Уж за это я ручаюсь! Никому не дам вас в обиду. Если вы не против такой опеки, конечно…

– Я знакома с Вами немногим больше четырех часов, – качнула прической Ольга. – Могу ли я согласиться плыть с Вами под парусом через океан? Оставить неизвестно на кого прилавок, мармелад, торты и зефир, с которыми я была неразлучна долгие годы? Клянусь всеми сладостями в своем отделе – да!

– Такая решительность мне по душе! – довольно воскликнул Капитан. – Остается лишь наша искательница приключений. Ну, уж ее-то, думаю, долго уговаривать не придется!

– Конечно, я…

Ладушка вдруг осеклась. Капитан бросил на нее встревоженный взгляд. Девушка стояла вполоборота, и на лице ее застыло испуганное выражение.

– Оладушек! Что с тобой?! – воскликнула Тётёля.

Ладушка даже не повернула головы. Она смотрела вдоль главной аллеи в сторону Университетской площади. Вдалеке быстрой походкой шагал человек, перекинув походную сумку через плечо. Ольга проследила взгляд племянницы и тоже застыла.

– Что с вами? – встревожился Капитан. – Кто это?

– Папа… – тихо произнесла Ладушка. И вдруг, совершенно забыв о том, что она студентка, взрослый человек, завизжала:

– Папа! – и, сломя голову, бросилась навстречу мужчине. Ладушка повисла у него на шее, а отец подхватил ее на руки и легко закружил – совсем, как в детстве! Дочка рассмеялась, но смех ее сразу сменился всхлипываниями.

– Почему ты не приехал?! – плакала она, уткнувшись в клетчатую рубаху.

– Я приехал! – отвечал отец, сам едва сдерживая предательские слезы.

***

Когда Ладушка, наконец, успокоилась и всхлипывала лишь изредка – от счастья; когда папа познакомился с Капитаном и Тёмой; когда Тётёля перестала хмуриться и все-таки пожала протянутую ей руку – тогда папа рассказал:

– Странная история! Я приехал на вокзал в Москве и обнаружил, что оставил билет и документы в гостиничном номере! Никогда со мной такого не бывало, а тут… Переволновался, наверное. Начал звонить Ладушке, но мне ответили, что абонент не доступен. И до сей поры отвечают то же самое!

– Я уронила телефон с двадцать четвертого этажа… – виновато всхлипнула Ладушка.

– Когда я понял, что не успею вернуться за документами и все равно не попаду на 82-й поезд, то попросил проводницу передать тебе мой подарок и сказать, что буду добираться на «перекладных»…

– У нее полотенца пропали и две драки в вагоне… – непонятно пояснила Ладушка.

– Мне повезло – я обернулся за час и сел на проходящий поезд, – продолжал папа. – Твой телефон по-прежнему молчал, когда я приехал. И тогда я решил искать тебя в Университете. Но там началась вторая пара. Я отправился погулять часок по парку… И надо же – первый человек, которого я тут встретил – это ты! Вот и говорите потом, что чудес не бывает!

При упоминании о чудесах Ладушка встрепенулась.

– Папочка! Умоляю тебя! Скажи, что ты знаешь про Самуса, меч в окне и Мотебудан!

Папа удивленно вскинул брови:

– Дай подумать! – он был явно обескуражен вопросом.

– Неужели и ты не знаешь?! Вот! Ладушка выхватила блокнот и протянула отцу.

– В окне меч… Вон анаболик Мотебудан-517В… А буду я нем… Ищи!..

А Лев Самус лег на диван, – прочитал папа вслух. – Странно! Прости, Ладушка, но я ничего об этом не знаю! Откуда это взялось?

Ладушка горько вздохнула:

– Взялось? С забора взялось! Эти буквы были написаны на каждом столбике парковой ограды. Точнее, на шарах, которые сверху. Идешь по тротуару, а они прямо на тебя смотрят. Нельзя было не заметить! Ну что ж… В мире полно неразрешимых загадок. Теперь одной станет больше! Пойдемте к нам в гости пить чай?!

– В самом деле! – воскликнула Ольга. – Есть ужасно хочется! Насколько я понимаю, ни у кого из нас сегодня нет неотложных дел?

– Я не против, – согласился Капитан и повернулся к Чеменкову, – старший помощник Тёма?

Но Тёма сидел на краю скамьи, хмуря лоб.

– Подождите! – пробормотал он. – Ты сказала: «Забор»? Забор?! Дай-ка!

Он протянул руку и взял Ладушкин блокнот. Увидев написанное, Тёма округлил глаза, сорвал очки с переносицы, протер их полой толстовки, снова водрузил их на нос и забормотал:

– Это… Это невозможно! Потому что нелогично! Откуда взялись заглавные буквы и пробелы? Таких совпадений просто не бывает! Нет, нет! В чем логика?! Ведь ты учишься в Университете, правильно? – обратился он к Ладушке.

– Да! – кивнула та.

– Ты все время по утрам гуляешь в парке, так?!

– Так! – согласилась Ладушка.

– Скажи, через какие ворота ты заходишь в парк?

– Через главные… – не понимала девушка.

– А «главные» – это какие?

– Вон те! – Ладушка вытянула руку. – Со стороны остановки «Городской парк»!

– Но ведь это нелогично! – почти закричал Тёма. – Ведь ты учишься в Университете! Значит, тебе ближе добираться от остановки «Университет», и входить в парк через другие ворота?!

– Но я люблю ходить пешком… – смутилась Ладушка. – Кроме того, у меня каждое утро было много дел в парке! А почему ты спрашиваешь?! Что это меняет?!

– Выходит, что все! – крикнул Тёма со странной смесью радости и досады в голосе. – Это я! Я оставил тебе послание на заборе. Я назначил тебе встречу! Тебе, единственной девушке, которая успешно прошла мой эксперимент по перевоспитанию человечества!

– Но почему так непонятно?! – изумилась Ладушка.

– Куда уж понятнее! Я указал тебе и место, и время! Слог мой был поэтичен! Я даже подписался, как настоящий джентльмен, чтобы тебе было легче искать!

– Не понимаю… – виновато улыбнулась Ладушка.

– Чудишь! – пробасил Капитан.

– В самом деле! – согласился папа.

Даже Рома недовольно тявкнул, поднявшись с газона.

– Читай! – повелительно воскликнул Тёма и протянул Ладушке блокнот.

– Я знаю наизусть… – промямлила Ладушка.

– Нет, ты читай!

– В окне меч… Вон анаболик Мотебудан-517В… А буду я нем… Ищи…

А Лев Самус лег на диван. Я читала это тысячу раз!

– А теперь представь, что ты идешь в парк с остановки «Университет», как и должна была ходить по моему разумению, и прочитай в тысячу первый раз!

– Что?! – светлые Ладушкины брови полезли на лоб. Она уставилась на буквы в своем блокноте и принялась читать задом наперед:

– На вид ангел… С ума свела… Ищи меня у дуба в 7.15… На дубе том кило бананов…

Чеменков…

Капитан захохотал. Засмеялся папа. Ольга смотрела на племянницу, смахивая с ресниц смешливую слезинку. А Ладушка стояла, не шевелясь, и смотрела в блокнот:

– Так просто! – выдохнула она. – Значит, не было никакой загадки и никакого чуда? Я просто шла вдоль забора не с той стороны? Одна только игра в «ладушки»?

Ночной Шутник воскликнул:

– И это говоришь ты, принцесса Почти Волшебного Королевства?!

Он поднялся со скамьи, взял в свои руки ладонь Ладушки, заглянул ей в глаза и произнес убежденно:

– Чудо есть в каждом прожитом дне! Его надо только суметь увидеть! А это зависит только от того, с какой стороны подойти…

05.09.2013г Александр Ивченко