Мы назначили встречу на семь, в субботу, именно так и договорились в сообщениях. Я прекрасно знала: Ира человек пунктуальный и созваниваться лишний раз нет никакой необходимости. Я собиралась. Я честно планировала встречу со старой подругой. Перенесла бытовые хлопоты на следующий выходной, но идти в гости совершенно не хотелось.
Ирка была мне очень близким человеком. Очень. Когда-то. Но сейчас мы стали совсем чужими, и делиться личными новостями с человеком, о котором ты много лет ничего не знал и даже не видел… Что мы сейчас могли сказать друг другу? Мы и так все поняли, когда столкнулись: все как у всех, шагаем в ногу со временем и обустраиваем свои семейные гнездышки. В свое время мы обе вышли замуж с разницей в полгода, обзавелись потомством, и бытовая рутина поглотила каждую в свои крепкие объятия.
Увы, в основном встречи с давними друзьями и знакомыми приносили мне одни разочарования: беседы были натянутыми, скучными, недружелюбными, и после разговора оставался неприятный осадок, внутри неприятно ныло, и вообще в голове звучал вопрос: надо было вообще собираться вместе за столом с чужим человеком и рассказывать ему о себе? Лишнее это. Так происходило почти всегда. Меня долго это раздражало. Я ценила своих подруг, подружек и приятельниц, с которыми меня связывали теплые вечера в кафешках или на кухне, наши бабские разговоры и совместные походы по магазинам и, конечно же, различные добрые дела и подарки. Я верю в женскую дружбу – просто она имеет свои правила, вот и все. Не надо много на нее возлагать, и тогда все будет нормально.
Я недавно заметила, что перестала здороваться со старыми знакомыми: как ни в чем не бывало прошла несколько раз мимо одноклассников и старых дворовых приятелей, чему была несказанно удивлена – раньше не замечала за собой такого невежливого поведения. Я наблюдала за собой немного со стороны и не могла понять, что это со мной произошло, и когда именно началось это странное заболевание.
Однажды, побродив по магазинам, я вышла покурить на задворки здания и услышала рядом женский голос, он разговаривал по телефону: по-деловому обсуждались какие-то насущные дела, связанные с закупками. Женский силуэт находился от меня в метре, я повернулась и узнала по очертаниям свою хорошую приятельницу. Модный наряд, красивые высокие сапожки – она выглядела замечательно. Я порадовалась и… молча продолжила стоять дальше. А ведь мы захаживали друг к другу в гости. Как так?.. А потом я поняла: времени прошло уже столько с момента наших посиделок, что мы стали уже другими: мы будто заново стали незнакомыми, просто то ли обновились, то ли, наоборот, состарились.
Одно и то же: бодрые вскрики при встрече, ощупывание друг друга взглядом, привычные вопрос о насущных делах, обмен номерами и дальше знак вопроса. После этого обычно мне приходили странные сообщения, потом фотографии с отдыха – обязательно со счастливыми лицами и мужчиной рядом, а потом это заканчивалось молчанкой, а иногда неловкими голосовыми бурчаниями с извинениями, что не получается увидеться. Мы вроде как изначально должны друг другу: встретиться, возобновить приятельство, обменяться подарками и дальше ходить друг другу в гости.
Как-то раз я встретила в маршрутке свою близкую школьную подругу: я уже протискивалась к выходу, как увидела Машку. Она очень обрадовалась, мы звонко поздоровались, я уже было открыла рот, чтобы продиктовать цифры телефона, но моя остановка уже мелькала слишком близко, а я вспомнила, что частенько вижу Машкину старшую сестру. Я очень спешила и подумала, что свяжусь с подругой через родственницу. Я хорошо помню растерянный взгляд школьной подруги, когда я крепко обняла ее и выскочила из маршрутки, мне было так неловко, что эта встреча потом долго не выходила у меня из головы. Спустя пару лет мы снова встретились с Машкой, и вот тут уже я сразу продиктовала свои цифры. Дальше было грустно: сначала мы активно переписывались, рассказали новости уже взрослых детей, а потом общение резко забуксовало: одноклассница вдруг перестала отвечать на сообщения, и снова стало неловко. Ну, таких случаев уже миллион в моей копилке.
Раньше я старалась поддерживать связь с подругами и, несмотря на кипучую личную жизнь, которая вместе с основной работой съедала все свободное время, все равно старалась регулярно выбираться в гости к старым приятельницам – совсем не хотелось терять их из виду. Да и какой потом разговор, если вы не виделись слишком долгий период: вы ничего не знаете друг о друге и не понимаете последние события. Подруги тоже активно настаивали на встречах. Надя, например. Она так зазывала меня в гости, что, невзирая на все проблемы уже с двумя работами, я выбралась к ней на вечерок. «Обязательно приезжай! Слышишь?! Чтобы обязательно приехала! Я буду тебя ждать!» – кричала подруга почти неделю в трубку. Мы действительно с ней долго не виделись.
Я бросила все дела и помчалась к ней. Она долго сжимала меня в объятиях и сразу засыпала меня вопросами с самого порога. «Жду не дождусь тебя! – громко провозгласила Надя. – Пиццу тебе приготовила! Все, раздевайся, проходи! Заждалась тебя уже!» – прием был радушным. Надя в нетерпении крутилась возле меня и постоянно требовала: «Рассказывай! Что у тебя? Рассказывай!» Я, конечно, сразу стала делиться своими мелкими новостями – всегда приятно, когда так искренне интересуются твоей скромной персоной. На тот момент мне было что поведать: кипучая рабочая деятельность, огромный коллектив, регулярные корпоративы, красавец-начальник, да и личная жизнь бурлила после очередного развода.
Надя постаралась – что-что, а кулинарка она отменная! Она относится к категории женщин «родилась с тряпкой в руке». Чистота в доме и приготовление пищи из воздуха. Хотя это просто так казалось – из продуктов, конечно. Из ничего и приготовишь ничего. Но Надя умудрялась это делать так быстро и ловко, что казалось, что и в самом деле из воздуха. На глазах на столе появлялись все новые блюда и салаты. Стол ломился. Впрочем, как обычно. «Ешь-ешь! – Надя продолжала бодро командовать. – Так интересно, что у тебя! У тебя всегда какие-то приключения! Давай кушай и расскажешь мне!» – Надя в нетерпении ерзала на стуле, как будто я и в самом деле поведаю ей что-либо немыслимое. «Так давно тебя не видела!». Надин горящий взгляд прожигал меня насквозь, и я, уплетая различные вкусности, стала делиться новостями. Подруга нервно хмурилась. «Ага-ага, – кивала она. – Рассказывай дальше!» Я выкладывала подробности своей личной жизни как горячие пирожки, а Надя продолжала повторять одну и ту же фразу «Ага-ага, рассказывай дальше!» Я уже оповестила ее обо всех своих событиях, но Надя продолжала с безумными искорками в глазах требовать еще подробностей. Через время я уже поделилась всеми свежими обновлениями, но подруга не унималась и также в нетерпении ерзала на стуле. «Пошли, покурим!» – громко скомандовала она, и мы переселились с закусками на застекленную лоджию. Надя уселась на порог и снова потребовала новостей.
– Да ты за себя расскажи! Что я все без умолку болтаю, что у тебя новенького? – поинтересовалась я в свою очередь.
– Да у меня по-старому, – отмахнулась Надя. – Работаю там же, малая в школу ходит, а так… ничего нового… Ты лучше рассказывай!
– Как поклонник твой? – намекнула я на одного из молодых папаш одноклассницы Надиной дочки.
– А, никак. Так и лыбится да про уроки спрашивает.
– Ага, а как…
– Ты рассказывай, чего там у тебя!
– Да я рассказала уже все, Надь.
– Ну как все?! – подругу вдруг недовольно перекосило. – Ты мне ничего не рассказала!
– Да я только и болтаю… Ты чего?
– Да ничего ты мне не рассказала! – продолжала грозно вещать Надя, сурово хмуря брови.
– А что ты хочешь услышать? – я не выдержала и недовольно скривилась.
– Ну как что?! Ты же мне самое главное не рассказала! – Надя в нетерпении задвигала ногой по покрытию пола.
– И что для тебя «главное»? – поинтересовалась я, хотя уже понимала, о чем идет речь, вернее о ком.
– Ну ты что!.. Ты мне про Костю ничего не сказала! Ну про него!
– Про Костю?.. А что про него рассказывать?..
– Ну как! Такая история! Я тебя так ждала, а ты молчишь весь вечер! – укоризненно посмотрела на меня подруга.
– Надь, а причем здесь Костя? – меня перекосило уже окончательно. Недовольная подруга тоже не скрывала своего раздражения. – Ты смеешься, что ли? Я забыла, когда его видела воочию. Я тебе уже сто раз говорила.
– Ну как это! Такого не может быть! Такая история!.. Вы что, так и не виделись с ним?!
– Надь, сколько можно? Я тебе уже сто раз говорила, ты опять спрашиваешь? – Я замолчала.
– Не… ну… как это… – подруга нервно дергалась и пожимала плечами. – Ну как… ну такая история у вас с ним была! Ну не может такого быть! – Надя практически перешла на крик.
– Какая история?
– Ну вот так вот… ну это же…
– Надь, да ты что, издеваешься?! Какая история?! Пять раз встретились, вот и вся история. Ты у меня уже несколько лет про него все расспрашиваешь, я тебе уже сто раз говорила: я забыла уже о нем и как он вообще выглядит.
– Ну как это?! – Разговор зашел в тупик.
Однажды я по горячим следам поведала Наде одну историю своего интернет-знакомства, довольно замечательную и интересную. Я встретилась с парнем изумительной наружности, и мы прекрасно провели с ним некоторое время. Он действительно выглядел сногсшибательно – сложно его описывать на словах, но он, и правда, заслуживает самых лестных эпитетов. Единственное, этот молодой человек был сам себе на уме, прекрасно знал о своих внешних плюсах и внутренних качествах, а также и обо всех остальных «свойствах», нужных для общения с женским полом и, естественно, знал себе цену. Я думаю, этот парень был нарасхват, поэтому явно долго не задерживался в одной постели и наслаждался своей свободой на полную катушку, если он, конечно, действительно был свободным – о себе он рассказывал крайне мало. Романчик было интересным, и я с восторгом тогда поведала Надьке о наших встречах и о предшествующей недолгой переписке, но это было сто лет назад. То ли я с таким восхищением поведала Наде о новом знакомом, то ли она вообразила его как следует, но подругу с того дня просто заклинило на его персоне. Она засыпала меня вопросами и спустя время, когда я уже сама начала забывать этого прекрасного парня, Надя не унималась и снова и снова заставляла вспоминать меня этого Константина, если его, конечно, так звали на самом деле. Свои документы он мне не показывал, да я и не требовала. Мне было очевидно даже в моем состоянии потрясения его персоной, кто он и что он, я не рассчитывала, что мы завяжем с ним крепкую интимную связь, да и парень был на порядок годков младше.
– Надь, я тебе ничего нового за него не расскажу, это когда было-то? Уже года три прошло…
– Какие три года?! – снова возмутилась подруга, нервно теребя домашний халат. – Да это недавно было!
– Да как тебе объяснить, что я его тысячу лет в глаза не видела? Надь, ты чего? Ты у меня про него и в следующий раз будешь спрашивать? Мы же говорили…
– Ну не знаю… – крайне разочаровано протянула Надежда. – Такая история… Как же так!
– Да ты точно фантазерка, какая история? – я усмехнулась. – С пришествием интернета в нашу жизнь теперь у каждой таких историй по несколько штук. Ну хватит, проехали эту тему.
– Я думала, у вас все получится…
– Ну хватит! – я не выдержала. – У нас и получилось то, что могло получиться: прекрасно провели время. Этот парень оставил самые прекрасные воспоминания о себе. Давай уже как-то не про него.
Но было заметно, что «не про него» Надя разговаривать не хочет, и мы через минуты распрощались. На пороге подруга крепко меня обняла, завернула мне разных гостинцев, поинтересовалась, когда меня ждать в следующий раз, и я уехала. Вот такая встреча.
Помимо многочисленных приятельниц у меня есть несколько близких подруг, но и с ними с годами все складывается непросто: мы вроде как перестали понимать друг друга.
Однажды ко мне в гости с регулярным визитом нагрянула Алла – очень близкий и любимый мною человек. Накануне я провела время в немного странной компании. На предыдущей работе у меня был короткий, но страстный романчик с весьма привлекательным мужчиной, который раньше находился в статусе военнослужащего на тяжелой и сложной должности и, выйдя на гражданку, отрывался на полную катушку. Серьезный и умный мужчины впадал в полнейшее детство, выглядел придурковатым переростком и резвился как малое дитя. С ним тоже было крайне сложно построить что-либо серьезное, но мы хорошо общались в общей компании. Ушел он от нас с громкой историей. Не знаю, как и где, но он отдыхал с друзьями и, если можно так выразиться, «познакомился» в неком уютном месте с восемнадцатилетней проституткой Викой. У Паши вдруг снесло крышу, что уж там у них такого «случилось», но взрослый мужчины за тридцатник, по слухам, долго вызволял молодую особу из сексуального рабства, в итоге все-таки спас ее и заселился с ней в однушку своей бабушки.
Загул его с этой молодой особой был таким бурным и долгим, что с работы ему уволили, и дальнейшие его новости мы узнавали исключительно от общих друзей. Вот как раз с этим самым приятелем и с его «новой девушкой» мы и провели вечер накануне встречи с моей подругой Аллой. Погуляли хорошо: я никогда раньше не общалась с настоящими жрицами любви, и мне было интересно увидеть эту молодую особу, от которой у взрослого мужчины уехала крыша. Мы встретились, покуролесили по городу, завершили вечер попойкой сначала у них, потом у меня, затем снова отправились на прогулку и разбежались по домам. Девчонка на самом деле была привлекательной, общалась непринужденно, к тому же рассказала мне свою нехитрую биографию без всяких прикрас. Она поведала мне о своих приключениях в большом городе, где собиралась строить карьеру, а в итоге неудачно устроившись на работу официанткой, попала в крайне неприятную ситуацию. Мне понравилась эта молодая девчонка: прямая, уверенная, веселая и симпатичная. Я, пообщавшись ней, хорошо поняла нашего Павлика – в нее можно было влюбиться. Эта пара строила новую жизнь, выглядели они веселыми и счастливыми, и мы хорошо погуляли до утра. Именно это я, смеясь, и поведала своей близкой подруге.
– Она, и правда, красавица, немудрено, что на нее сразу глаз положили, и видно, что в нашего Павлика влюблена по уши. Хотя, конечно, он для нее теперь герой: долги за нее отдал, в хорошую хату поселил – вот так девчонка и устроилась. Неожиданный поворот в судьбе!.. – я улыбалась. – Да и его рада была видеть, ты же знаешь, с ним всегда весело. Денег вчера пропили немеряно… Где только нас не носило! Повеселилась я вчера, короче. – К рассказу я добавила несколько смешных, на мой взгляд, моментов и добавила: – Вот так и познакомилась с Пашкиной невестой. Действительно красивая, надо было ее сфоткать, не подумала…
– Да зачем она тебе вообще нужна!! – вдруг заверещала подруга.
Я, занятая своими воспоминаниями о разгульной ночи, подняла голову.
– Да она мне не нужна… Ну встретились, погуляли… Он про наших расспрашивал, про шефа, так поделились новостями… А что плохого?
– Да зачем они тебе вообще нужны?! Делать, что ли, нечего было!! – возмущалась Алка с гневным выражением лица. – Нашла чем заняться!
– А что такое?
– С проститутками ты еще не знакомилась!!
– С бывшими, Алла! С бывшими проститутками! – попыталась я сгладить обстановку. – Она теперь невеста, почти жена. Сказка о Золушке на современный манер, Алла!..
– Да не нужны они тебе сто лет!! И этот дурень не нужен!
– Чего ты завелась?! Встретились, поболтали, а потом он позвал в кафешку с ними, и мы в итоге всю ночь и прогуляли.
– Нечего делать тебе совсем?!
– Да угомонись!! Чего ты развопилась! Погуляла с ними вечерок, и чего? Нашла проблему!
Подруга замолчала.
– Чего тебе не понравилось, ну погуляли и погуляли. Я и так забыла, когда куда-нибудь выезжала с новой работой, а тут хоть развеялась, да еще и за чужой счет. Большие дела. Да и интересно на самом деле было глянуть на настоящую падшую девушку. Да хотя… Что там… девчонка влипла на пару месяцев… так вот карьера оборвалась… Удачно, – я пыталась уладить нашу небольшую размолвку, но подруга не спорила, а только красноречиво молчала.
У меня, конечно, чесался язык напомнить подруге о ее бестолковых свиданиях, но я не стала вставлять шпильку. Алла на тот момент была еще не замужем и проводила время в веренице каких-то пустых и бессмысленных знакомств с молодыми людьми. Я понимала, что Алка не в настроении после очередного неудачного романа, да к тому же она меня младше почти на десять лет, и я промолчала. Но вечер был испорчен.
Разговоры-разговоры. Пустая болтовня, пустой треп. Я раздражалась и нервничала, меня бесили и обижали такие непонимания, но потом я поняла: мы стали разными, и если на каком-то жизненном этапе нас многое связывало, то на следующем интересы наши расходились, да и мы становились другими: более категоричными, несговорчивыми и вымотанными каждая своими проблемами.
А как-то раз я после перенесенного на ногах гриппа слегла с осложнением почти на месяц. Я еле очухалась тогда, и когда поехала по делам, по пути зашла к подруге Оксанке. Она находилась дома не одна: у нее гостила приятельница – серьезная солидная женщина лет сорока. Я, правда, посидела с ними недолго, отвратительно себя чувствовала и быстро распрощалась. На следующий день Оксанка мне перезвонила. Томным голосом она оповестила меня, что выглядела я безобразно и передала мне диалог с приятельницей почти дословно: те, после моего ухода, занялись обсуждением моей скромной персоны, естественно, не в положительном ключе. Оксана мне выдала на-гора множество замечаний и поток язвительной критики: нормальные люди в таком виде не выходят, мне нужно подумать о собственных нарядах, а так же о маникюре, макияже, ну и о прочих женских штучках. Я тогда так опешила, что даже не нашлась что сказать. Когда подруга положила трубку, я долго ходила по квартире, беседовала сама с собой и возмущенно махала руками. Потом я все-таки пришла в себя, хотела перезвонить и напомнить подруге о своих проблемах со здоровьем, о которых она была прекрасно осведомлена, а заодно поинтересоваться, зачем она вообще с некой неизвестной мне доселе персоной обсуждает мою скромную личность.
Я не стала этого делать – не помню почему – но обиделась и разозлилась я жутко. Во-первых, все сказанное было правдой: выглядела я отвратительно, и отражение в зеркале не то что не радовало, а только раздражало, я никак не могла вылечиться, уже очень волновалась по этому поводу и лишние напоминания об этом мне были совершенно ни к чему. А во-вторых, мне хотелось уточнить у подруги, зачем мне вообще нужно было пересказывать этот диалог? Ну и обсудили бы там меня спокойненько, зачем же еще меня о нем оповещать? А может, она хотела как лучше? Не знаю.
Короче говоря, у меня лично как-то перестали складываться беседы с подругами. Я даже несколько раз давала себя крайне серьезные обещания: ни в коем случае и ни под каким предлогом не общаться больше с некоторыми ранее близкими людьми. Но из этого ничего не вышло. Они уже стали мне настолько близкими, настолько родными, что прочно поселились в самых укромных уголках моей души. Они расселились там так давно и так успели обжиться, что стали частью меня самой. А Оксанка так и вообще на мои судорожные клятвы плевала с высокой горки. Когда я нервно и раздраженно давала себе присягу забыть ее навеки вечные и никогда больше не ступать ногой на территорию ее двора, она вообще где-то внутри меня высовывала язык, растягивала уши в разные стороны и звонким детским голосом громко делала: «Бэ-бэ-бэ-бэ-бэ!» И хвостики у нее были такие же, как на школьной фотографии в третьем классе.
Я со временем успокоилась, сделала определенные выводы и перестала раздавать свой номер совсем. Да и встречаться с многочисленными приятельницами перестала. Так, иногда только. Семейные посиделки, хроническая усталость и напряженные рабочие дни постепенно вытеснили многочисленные посещения подружек окончательно из моего графика. Стареем потихоньку.
Ира была мне очень близким человеком, но я не хотела идти к ней в гости. Та женщина, которую я встретила на улице, казалась мне незнакомым чужим человеком, которого я вроде знала, а вроде и нет. А та Ирка, моя Ирка, он осталась где-то там, в прошлом.
Я не могла вспомнить, когда мы виделись последний раз. Мы ведь долго дружили. И даже когда обе вышли замуж, все равно встречались и навещали друг друга регулярно. Наши мужья были из разных сфер: Иркин Лешка носил офицерские погоны, а мой Саша был совсем из другой оперы. Они, правда, пытались делать вид, что им приятно общаться, но это было явно не так. А когда я потом развелась, тоже постоянно моталась к Ирке, и она ездила ко мне, а на каком этапе у нас все затихло, я уже не помню.
Было около шести, а я еще пребывала на рабочем месте. Неделя выдалась такой сложной и нервозной, что я как никогда устала и хотела завалиться на уютном диване за просмотром какого-нибудь бессмысленного, но приятного сериала. Категорически не хотелось никуда ехать, а там еще и поддерживать светскую беседу ни о чем. А то, что она будет именно такой, я даже не сомневалась. Моя Ирка всегда была очень закрытой и скрытной. Я не помню, чтобы я даже мельком слышала, что своей обожаемой маме, тете Рае, Ира рассказывала о своей личной жизни. Она всегда была такой. А уж женщина, которую я встретила на центральной улице города, точно не будет сообщать мне подробности своих судьбоносных перипетий. Эта приятная дама выглядела уверенной, спокойной, аккуратной и ухоженной, и точно занимала хорошую должность на высокооплачиваемой работе. Ирка всегда была такой: не разменивалась и крайне ответственно подходила к выбору всего в своей жизни, она была, можно сказать, рассудительной и взрослой, еще тогда, в нашей молодости. Конечно, я бы с удовольствием пообщалась с той Иркой, близкой и понятной мне, но с женщиной, которую я встретила на улице, у меня не было совершенно ничего общего. Я размышляла над этой дилеммой и не могла решить эту маленькую задачку, подсунутую мне в поездке в очередной выходной. Но отказать Ирке я никак не могла – слишком она мне дорога, да и в любом случае мне хотелось узнать и как дети, и что с родней, я ведь совершенно ничего не знала о ней. Хотя…
Я видела ее несколько лет назад, лет пять, наверное. Я бродила по магазинам в торговом центре и вдруг увидела Ирку. Я сначала застыла, потом сделала шаг в ее сторону, а потом сразу перевела взгляд на ее спутника. Но потом замерла. Рядом с ней был не Алексей. Ира шла под руку с незнакомым мне взрослым мужчиной лет сорока пяти: заметным, видным, похожим на известного актера, и то, как они спокойно шествовали мимо ярких витрин, спокойно беседуя по пути, дало мне понять – Ира с Лешкой все-таки развелись. Так с приятелями и любовниками не ходят в многолюдных местах. Они выглядели супружеской парой, и я прошла мимо. Мне было неловко, что я даже не поздоровалась, но я понимала, что это будет диалог в режиме «здравствуйте – до свидания». Я обернулась глянуть на Ирку: модная, в меру яркая, спокойная и уверенная. Она всегда была такой. Невысокий мужчина с благородной сединой – он, чуть наклонившись, внимательно слушал, что говорит Ира. Ее жест рукой, курчавые волосы, плащ, подчеркивающий осиную талию. Мне только показалось, что подруга будто стала меньше ростом – она всегда немного сутулилась, а может, просто перешла с возрастом на каблук пониже. Ирка, моя Ирка, выглядела счастливой, и я спокойно пошла дальше, размышляя о нашей случайной встрече. «Они все-таки развелись с Лешкой… А ведь для Ирки это, наверное, было таким болезненным… как и для всех… «Расставанье – маленькая смерть»
Ирка была яростным поборником семейных ценностей. Для нее семья, ее близкие и родственники были самым главным. Конечно, у нас у всех так, но Ирка являлась просто фанаткой своей семьи. А еще она грезила о переезде за границу тогда в девяностые, хотела построить карьеру, очень много занималась самообразованием, учила языки и много читала. Она вообще была очень амбициозной и разборчивой, даже тогда, когда нам стукнуло по восемнадцать и в голове шумел ветер, но даже тогда все это замечалось.
Ирка обладала различными талантами, я даже удивлялась, как они могли в ней сочетаться. После рождения старшей дочери, через пять лет у них с Лешкой появился и сын, и Ирка очень долго сидела дома. При этом она периодически выходила на работу, но дети болели, особенно Никитка, и подруга также периодически найденную работу оставляла. Меня всегда удивляло, как она быстро перевоплощалась из домохозяйки в деловую особу, причем работы у нее были настолько необычные и разнообразные, что мне иногда казалось, что Ирка мне нагло врет, описывая очередную должность. И только хорошо зная подругу, которая совершенно не склонна была к преувеличению, а тем более к фантазиям, я понимала, что она говорит исключительно правду.
Сначала она устроилась в местное издательство и писала там статьи для какого-то журнала. Она так заправски рассказывала о верстке, темах, писательских приемах, как будто являлась профессионалом в этой области, причем давным-давно. Чувствовала она там себя очень уверенно, по ее словам, получила массу хвалебных откликов, и руководители даже сравнивали ее работы с публикациями известного журналиста, причем в Иркину пользу. Когда пришел черед следующему ее увольнению, начальство долго шло ей навстречу до последнего и уговаривало остаться. Но семья для Ирки была на первом месте. Приоритеты расставлены у нее всегда были очень четко. И если маленький Никитка требовал постоянного присутствия мамы – значит, Ира спокойно увольнялась и дальше продолжала заниматься семьей и домашним хозяйством.
На следующей своей работе она каким-то образом оказалась на местном телевидении, там тоже в короткие сроки добилась успеха и перешла на какую-то заметную и красиво звучащую должность, причем через время она должна была вести какую-то передачу. Я, помню, была в шоке – моя Ирка на экране телевизора! Но ее саму это нисколечко не удивляло и она даже говорила, что вести сама программу не будет, якобы ей не хочется лишней популярности, да и Лешка был против. А потом Ира стала вдруг бухгалтером в приличной фирме, помню, для меня это было тоже очень неожиданно. Причем подруга действительно никогда не рисовалась, если она что-то думала, то так и говорила, не приукрашивая себя со стороны. Ей можно было верить на слово. Она всегда такая была – прямая и понятная. Если Ирка пускала в свою жизнь человека, значит, она уже считала его своим близким другом, и он был для нее самым лучшим. Я всегда дорожила дружкой с Иркой, потому что знала это ее качество. Я стала человеком вхожим в ее дом, и мне было понятно, что приглашение за порог ее жилища означал в переводе – «ты теперь дорогой гость моей души, мой дом – твой дом, ты – замечательный человек, добро пожаловать в мой мир».
Мы познакомились с Иркой на первом курсе институтской жизни. В нашей группе училась ее одноклассница, и сначала они держались вместе. Я сразу обратила внимание на Иру: спокойная, мягкая, с плавными движениями, аккуратная, стройная, маленькая, а еще очень симпатичная. Как выразился один наш однокурсник – «на любителя». Но мне Ирка всегда казалась настоящей красавицей: белокожая, с красивыми выразительными темными глазами и правильными чертами лица. Хотя тогда в моду уже вошли новые стандарты, и котироваться стали длинноногие и высокие девушки. Мы с Иркой оказались в пролете. Но этих самых девушек модельной внешности в наших кругах было мало, поэтому на звание первых красавиц мы спокойно претендовали, тем более что наша будущая специальность была с техническим уклоном, и представителей женского пола числилось не так уж и много. Да и заочники состояли сплошь из приезжих взрослых мужчин. Ну, это тогда нам они такими казались.
Я хорошо помню наш первый диалог где-то на лестничном пролете здания. Мы тогда ожидали преподавателя и болтали возле зарешеченных окошек. Мы остались с ней вдвоем и после нескольких фраз Ира, спокойно глядя мне в глаза, мимоходом произнесла:
– Ты очень похожа на мою двоюродную сестру. – Она сделала паузу. – Такая же симпатичная. И голос у нее такой же приятный, как и у тебя.
– А… ну … – я что-то пробурчала, но Ира уже перевела тему.
Наше совершеннолетие пришлось на начало девяностых. Тех самых «лихих», когда в стране широкими шагами двигалась новая перестройка без определенного направления, замечались хаос, разруха, нестабильность, ну и разгул преступности и криминала, о которых так много уже написано. Деньги лихо стали утрачивать свою ценность, да и много чего стало рушиться, нужно было зарабатывать себе на жизнь, поспевая за спешной походкой новых реформ в стране, и мы обе быстро перевелись на заочное отделение. Хочешь – не хочешь, а надо было себя обеспечивать. Нестабильно стало во всем: как только ты находил работу, с которой тогда было ой как туго после массовых закрытий предприятий и организаций, она тут же прекращала свое существование, и приходилось спешно искать новую. У меня подрастали две младшие сестры, в квартире негде было яблоку упасть, родители еле сводили концы с концами, сбережения бабушки, которая жила с нами, растаяли как снег на весеннем солнце, а у Ирки тоже были проблемы. Такая же бабушка-пенсионерка с минимальными накоплениями, мама-швея на полузакрывшемся предприятии и задолженностями по зарплате, и старший уже семейный брат в другом городе с маленьким ребенком.
Возможно, эта небольшая причастность к ее семье, как мое сходство с двоюродной сестрой Иры, и проложила начало нашей дружбе. Когда мы перевелись на заочное отделение, стали видеться гораздо реже, но на тот момент мы уже подружились и по субботам вместе ездили сдавать различные контрольные работы и посещать прочие нужные лекции и консультации.
Я как-то быстро стала вхожа в Иркин дом и семью. Даже не помню, через какое время это произошло. Я и тогда почему то сразу поняла, что у нее не так много близких друзей, и она никак не является любительницей приводить домой шумные компании, а со временем и вовсе в этом убедилась. Нет, она не была слишком закрытой или с предубеждением относящейся к людям, наоборот – компанейской и общительной, но ее дом для нее был священной обителью. Да и все что касалось этого самого дома, тоже находилось в категории «свято».
Главным человеком для Ирки была мама. Я очень много слышу и читаю про замечательные отношения мам и дочерей, которые являются подругами. Ира с мамой не были подругами, они были мать и дочь, и ничего внешне не указывало на их неземную и особенную любовь друг к другу. Но во время пребывания в их доме это становилось совершенно понятным и очевидным. У них в семье было особое свойство – уважение к личной территории. Они будто по умолчанию считали друг друга самыми исключительными, умными и порядочными, все строилось на доверии, не принято было критиковать и поучать, назидательный и менторский тон отсутствовали. Ира для мамы являлась самой лучшей, и все что она делала, было само собой правильным и единственно верным, хотя не сказать, что в доме витала некая диковинная атмосфера. Все обычно, как у всех, но это доверие и тепло чувствовалось и ощущалось в пространстве их старого дома в центре города. Ира всегда считала свою обитель самой лучшей, себя нормальной, не искала и не выдумала себе недостатки, и не издевалась над собой фразами «не надо было», «а вот если бы», «а могло бы быть». Видимо, так в ней было заложено. Находиться в их доме было всегда комфортно, и я со временем гостила по несколько дней, с ночевками, само собой.
Старенький дом почти в центре города. Несколько двухэтажных строений в одном дворе с деревянными и железными лестницами с наружной стороны на второй этаже и кучей хозяйственных построек. У каждой семьи был свой сарайчик и свой туалет на улице, закрытый на замочек. Где-то виднелось широкое крылечко, у кого-то совсем узкое, у кого-то сарай больше, у кого-то совсем маленький – что каждый понастроил, в том и жил. Один домик стоял такой покосившийся и старый, что вообще напоминал жилище, построенное детской рукой, казалось, он вот-вот завалится. В Иркином доме основные удобства отсутствовали: все на улице. Отопление провели уже центральное, насколько я помню, но печь еще стояла – аккуратная и совсем не похожая на печку из мультиков. Какое-то небольшое сооружение, которое раньше топили небольшими прямоугольными черными брусочками. Старый ремонт в просторной квартире, большая кухня с окнами во двор. Но жить вполне себе было можно. Правда, мне, выросшей в многоэтажном доме, сначала отсутствие ванной и туалета в квартире казалось каким-то пережитком прошлого, но со временем я вместе с Иркой купалась за шторкой, а голову мы мыли посередине кухни в большом тазу. Я хорошо помню Иркину комнату, вход в которую шел сразу из кухни. Она вроде походила на больничную палату: побеленные стены, узкое пространство, две одинаковых кровати вдоль стен, а посередине – тумбочка с лампой и большой шкаф у входа. Но эта комната была теплой и уютной, и нам прекрасно там болталось перед сном.
Ирка о маме всегда говорила без лишних сюсюканий и уменьшительно-ласкательных суффиксов, спокойно и обыденно, но то, как сразу загорались ее глаза, выдавало в ней обожание и привязанность. Я еще незнакома была с тетей Раей, мы только-только подружились с Ирой и шли вместе с института. Я обратила внимание на новую футболку и сразу добавила:
– Ир, у тебя такая тонкая талия… – Она обычно ходила в свободных вещах, и я как-то не обращала особого внимания на ее фигуру и не разглядывала ее слишком подробно.
– Ты не видела талию моей мамы! – сразу оживилась Ира, и глаза ее заблестели. – Я тебе сейчас фотографию покажу!
Ира резко остановилась и полезла в сумку. Это было немного необычно – эта неожиданная остановка посередине улицы.
– Сейчас… сейчас… – она выудила кулечек из-под молока и аккуратно достала несколько фотографий. – Смотри, это моя мама, в молодости.
Я взяла в руки снимки. С фотографий на меня смотрела женщина необычайной красоты. Одна фотография была групповой, и мама Иры настолько выделялась среди других людей, что казалось, будто ее изображение вырезали с другой фотографии и наклеили на эту. Яркая блондинка с огромными глазами. Женщины на снимке были со старомодными прическами и такими же одеждами, но то, что мама Иры была невероятной красавицей – это являлось несомненным. А еще талия. Вот уж действительно талия. На одном кадре мама Иры стояла во весь рост в узком платье бежевого цвета, подпоясанная широким поясом. Ну, это просто казалось результатом обработки снимка путем различных компьютерных программ, которых тогда не было и в помине. Окружностей такого минимального размера просто не могло быть по-настоящему.
– Ира, ну надо же… – восхищенно пробормотала я. – Действительно, какая фигура у твоей мамы диковинная. Очень красивая женщина. А кто она у тебя?
Ира немного печально улыбнулась.
– Она у меня обычная. Жена, хозяйка, мать двоих детей. Меня с братом. А вообще она швеей работает на «Русалочке». Раньше мне много шила, когда я маленькая была, – Ира немного печально скривилась. – Ну, ты же видишь, это старые фотографии. Конечно, моя мама сейчас выглядит по-другому. С папой разошлись, а он через месяц в аварию попал, погиб сразу. Мама очень хотела с ним помириться. Так разошлись… просто… по глупости… Она думала, что ненадолго. Очень переживала. От былой красоты ничего и не осталось. Ну… какая разница… лишь бы не болела.
На Иркино лицо набежала грусть и я поддакнула.
– Ир, ну конечно, что ты… Ну конечно, мы в молодости все красивые… а как же… Вот у меня бабушка тоже писаная красавица была, со всей округи женихи ездили свататься, а сейчас – обычная. Главное, чтобы не болели.
– Ага, – кивнула Ира. – Маму в прошлом году машина сбила, гололед был, – ее голос дрогнул. – Ой, ну так, отделались небольшими ушибами… Я тогда… – Ира запнулась.
Я повернула голову и увидела на ее глазах слезы.
– Ир, пошли, сама говоришь, хорошо, что легкими ушибами все закончилось. Так что не думай о плохом. Правда, пусть не болеют.
– Да сейчас время такое… Так нервничает… все из-за денег. Успокаиваю ее, как могу. Все равно нервничает. На работе шатко-валко: то есть заказы, то нет. Говорю ей: «Радуйся, что еще работа есть, вон, сейчас не устроишься никуда». Она у меня такая… паникерша.
– А мама замуж больше не вышла?
– Жила потом, недолго пожили, он к бывшей жене вернулся. Она стала писать в инстанции на работу к нему, а он начальником большим работал, по партийной линии стали давить. Он сначала уехал, вроде обещал с женой уладить и вернуться. Писал долго маме письма. Тоже плакала, ждала его. Вот… вся красота туда и ушла. А сейчас мама не одна, ну ее… Она у меня, знаешь, такая вот: не может одна. Не может. Знаешь, вот должен мужчина рядом быть, она не может без мужчины. Вот, знаешь, есть такие люди: не могут кушать одни, спать одни, вообще не могут одни. Я не имею в виду себя, бабушку мою, а личную жизнь. Но сейчас не одна. Дядя Витя у нас живет, потом познакомлю тебя, – Ира ненадолго замолчала. – Ну… он такой… Он инвалид, но человек очень хороший, маму не обижает. Для меня это самое главное. Помогает нам. А то бы вообще с этой перестройкой ноги бы протянули: то мама заболела, то бабушка, а он помогает. Дома, правда, все время, он не работает, ему нельзя работать.
Я только хотела спросить, как же этот иждивенец может им помогать, если он не работает, как Ира добавила:
– У него пенсия хорошая. Мама говорила, он вроде чернобылец или афганец, не помню, льготы там у него какие-то, мама вроде собирается его прописать у нас. Тогда телефон могут провести, мы вроде на льготной очереди будем. Да я же тебе говорю, у меня мама такая: она одна не может, пусть живут. Лишь бы ей нравился, – Ира слегка махнула рукой. – С деньгами полегче и хорошо. – Она пихнула меня в бок. – Приезжай ко мне с ночевкой на выходные? Мама сейчас допоздна работает, после двенадцати приходит, у них там какой-то кооператив образовался, вроде заказы есть. Да они даже если дома не будут нам мешать, у нас там, правда, дом без удобств… А вечерком в кино сходим, потом опять ко мне? Давай?
Я кивнула.
– Давай, договорились.
– А в субботу в институт вместе сходим, а потом погуляем.
– Идет!
Так началась наша дружба, которая продлилась ни много ни мало, а достаточно большое количество лет.
Конечно, в ту же пятницу я увидела и обиталище Иры, и всю ее родню. Сначала – странный двор с различными постройками, включая косой-кривой дом. У меня тогда никто не жил в этом районе с такими старыми строениями – они хоть и были добротными, но выглядели так не очень-то. Хотя сами дома были крепкими. Ирка потом рассказывала, что кто-то хотел расширить кухню и не смог сломать стену. Она якобы была толстенной в несколько слоев каких-то старинных кирпичей или как там они назывались. Бригада рабочих тоже не справилась. А специальную технику во двор завезти не могли: проезд во двор был узким, и владельцы так и остались жить со старой маленькой кухней.
Познакомилась я и с мамой Иры, тетей Раей. Конечно, она ничего не имела общего с молодой белокурой женщиной с фотографий, но выглядела очень приятно и моложаво. Улыбчивая, симпатичная, роста выше среднего и такая же мягкая и плавная, как и дочка. В общем, она мне очень понравилась.
– Мама! Иди знакомиться! – крикнула тогда Ира куда-то вглубь комнаты. – У нас гости!
Из комнаты вышла миловидная женщина, запахивая на груди цветастый халат.
– Мама, это Аня, моя институтская подруга. Будет у нас жить.
– Здравствуйте, – спокойно «выкнула» мне мама подруги, искренне улыбаясь.
Казалось, она даже не обратила внимания на фразу про то, что я буду у них жить. Так заведено было в их семье: раз любимая дочь привела кого-то в дом, значит, так тому и быть. Значит, так надо, и человек этот такой же замечательный, как и сама любимая дочь, и жить она будет столько, сколько пожелает.
– Здравствуйте! – вежливо кивнула я в ответ.
– Ира, покажешь тут, что у нас где, – также спокойно улыбаясь, обратилась тетя Рая к дочери. – Найдете, что покушать, я от бабушки супчик принесла, грибной, очень вкусный.
– Найдем, мам.
Познакомилась я и с бабушкой, которая как оказалась, жила не с ними, а в соседнем доме в этом же дворе на втором этаже. Как уж так получилось, я точно не знаю, но вроде там раньше проживала какая-то родственница, и ее собственность каким-то образом перешла в руки бабушки. Тоже приятная женщина, только не из породы дочки и внучки: она выглядела более подвижной, бойкой, такая – сосредоточенная и занятая своими делами, и внешне я не заметила никакого сходства с дочерью и внучкой. Ира мне рассказала, что бабушка стала приторговывать на рынке посудой: чашками, блюдцами и тарелками, которыми ее подруге выдавали зарплату на каком-то предприятии.
Тогда все торговали. И кто хотел, и кто даже не помышлял заняться этим делом и считал это занятие позорным и недостойным. Сначала все смущались и стеснялись, а потом попривыкли. Торговали все. Существовали различные рынки, рыночки, базарчики, а по выходным в парках люди выходили и, разложив прямо на земле клеенки, выставляли на всеобщее обозрение свои запасы из закромов, с последующей целью избавиться от «сокровищ» за определенную денежную сумму. Это могли быть и старые вещи, и новые с ценниками. Даже дети выносили собственные игрушки и активно участвовали в этих «мероприятиях».
Тогда же я познакомилась и с маминым сожителем дядей Витей. Это, конечно, отдельная тема. Хоть мама Иры и не походила на женщину со старых фотографий, но тем не менее онавыглядела на «отлично» и была очень миловидной. Понятно, что на момент нашего с Ирой знакомства тете Рае перевалило за сороковник, но она была очень ничего себе. А учитывая, что она работала швеей, красиво и со вкусом одевалась. А уж когда укладывала волосы в прическу и наносила макияж, так и вообще выглядела сногсшибательно для своего возраста. Осиной талии, правда, уже не наблюдалось, но была она тогда как раз «в моде» из-за высокого роста. Красивая стройная женщина. Но когда я увидела дядю Витю… Я тогда сразу подумала, что приютить у себя в трехкомнатной квартире этого бедолагу можно было только в период той самой перестройки в нищие девяностые от безысходности и полного безденежья, бесконечных деноминаций и девальваций, и прочих денежных реформ, которые проводились, похоже, что ежедневно.
Дядя Витя выглядел как бледное невзрачное пятно в квартире. Невысокий, кругленький, в маленькими глазками, то ли рыженький, то ли светленький. Короткие волосенки торчали в разные стороны, и походил он немного на одного актера, снимавшегося в детских фильмах и обычно изображавшего дедушку главного героя-пионера или доброго волшебника в сказках. Застывшая улыбочка на лице, немного блуждающий взгляд и рубашечка в клеточку. Я сразу вспомнила, что Ира упоминала, что он вроде как не работает по состоянию здоровья, но руки и ноги у дяди Вити были на месте – визуально на инвалида он не походил, разве что, может, по уму. А так, внешне, с ним было все в порядке. Единственное, у него была немного своеобразная походка, как будто у него не поворачивалась шея, и он передвигался как робот, и то это было практически незаметно, так только, если как следует присмотреться. Правда, как потом выяснилось, дядя Витя совершенно не докучал никому в доме: ни Ире, ни нам с ней, когда я приезжала к ней на неопределенный срок, ни всем остальным. Он никогда не задавал идиотских вопросов, не мешал, не навязывал своего общения, не пытался влезть в наши разговоры и чаевничать с нами, а просто передвигался хаотично по дому, распевая песенки. Он постоянно что-то мурлыкал. В его репертуаре было несколько куплетов, в основном он напевал четыре строчки:
Про меня пусть люди скажут:
Сердцем чист и не спесив,
Может я по меркам вашим,
Недостаточно красив?
Эти строчки их известной песни звучали в доме постоянно. Причем после окончания куплета, он делал обязательно жест рукой, как будто действительно у кого-то интересовался своей красотой. Как только он заканчивал эти четыре строчки, начинал вновь. Иногда репертуар изменялся: были еще куплеты про ландыши и фонарики и вроде про «поле-полюшко», но стандартным хитом у него были все те же вопросы о собственной красоте. Сначала это выглядело вроде странно, но со временем я, как и все члены Иркиной семьи, не обращала на это никакого внимания. Тем более распевал он не шибко громко, и со временем его напевы стали вроде радио в доме, вроде как фон или как уличный шум, или звуки проезжающих автомобилей за окном. Я со временем привыкла к его небольшим причудам, а Ирка уж тем более, и мы вообще не замечали, есть он в доме или куда-то вышел. А уж когда выяснилось, что дядя Витя подкидывал Ирке наличные, так и вообще к нему все вопросы отпали сами собой.
Со временем я уже так пообвыкла к их уютному и гостеприимному жилищу, что вообще забыла, что я им всем чужой человек, и чувствовала себя совершенно комфортно. Иркина обитель стала для меня вторым домом.
Стрелки часов подгребали к отметке «полседьмого», а мы все никак не могли дождаться шефа, который по приезду надумал вдруг прогуляться по территории. Именно в этот вечер он решил взять интервью у всех работников, встретившихся у него на пути, а мне необходимо было согласовать с ним важный вопрос. Я уже раздумывала, как мне избежать похода в гости, но совершенно ничего не могла изобрести, потому что устала как собака. Взглянув в мобильник в очередной раз, я отправила сообщение: «Ира, я еще на работе, когда освобожусь, не знаю». Я рассчитывала, что она в ответ мне напишет нечто такое, после которого у меня отпадет необходимость тащиться на другой конец города, но через секунду пришло голосовое сообщение. Я ткнула пальцем в экран, и до меня донесся Иркин голос: «Привет, Аня, я тебя поняла. Не волнуйся, вина много, твой любимый салат с печенью трески тебя ждет, без тебя не сажусь. Давай, я тебя жду» Это был голос моей Ирки, не той важной женщины под полтинник, которую я встретила на улице, а той, молодой и задорной. Голос не изменился. Я сразу вспомнила тот самый салат с дефицитным тогда продуктом, который мне заботливо оставляли на полке холодильника после каждого праздника, если вдруг я не отмечала его с родственниками подруги. Ирка ничего не забыла. От этой маленькой заботы мои сомнения сразу улетучились, а в голове поплыли очередные воспоминания нашей молодости в лихие девяностые. А еще у них были вкусные маринованные помидоры и болгарский перец. Когда очередная банка с этими яствами вскрывалась, мне всегда оставляли эти разносолы. И когда я появлялась на пороге дома, тетя Рая всегда кричала Ирке:
– Там на нижней полке Ане оставили помидоры!
– Найдем! – отвечала Ирка.
Когда мы виделись в последний раз?.. Не помню.
Я вышла на крыльцо нашего офиса, шеф продолжал прогуливаться по территории, ему явно сегодня хотелось пообщаться со всеми сотрудниками, припозднившимися на рабочих местах. Сейчас он что-то вдохновенно объяснял нашему менеджеру Андрею.
Да я никогда не забывала об Ирке: и наши ночевки, и институт, и прогулки, я думаю, что она как-то повлияла на меня в дальнейшем, наверное, мы тогда чему-то научились друг у друга, например, не болтать много лишнего – этому уж точно научила меня Ирка. Я стала членом их семьи, и даже тетя Рая, когда собиралась что-нибудь смастерить для дочери, всегда интересовалась и у меня тоже, не хочу ли я себе обновку. Я вспомнила юбку необычного фасона, которую так долго носила. Она была сшита из самого простецкого материала в мелкий цветочек, но всегда вызывала интерес и массу комплиментов. Со вкусом в этой семье всегда наблюдался порядок.
Ничего не знаю. Как там Иркина родня, уже столько лет прошло… Как тетя Рая?
С Иркой меня связывали исключительно теплые воспоминания, она как человек была устойчивой стабильной конструкцией, не подверженной переменам настроения, женским выкрутасам и капризам, находиться с ней рядом было просто и комфортно. С ней можно было идти в разведку. Только однажды мы чуть не рассорились – все-таки та маленькая история научила меня тогда держать язык за зубами и хоть немного следить за своими словами. А связана она была с тем самым дядей Витей, маминым сожителем.
Мы сидели на кухне за очередной чашечкой чая и собирались через несколько часов отправиться на очередную местную дискотеку. На столе была разложена косметика, и мы задолго до выхода начинали наводить марафет и громко обсуждали во что нарядимся. Дома как обычно находился только дядя Витя, он рассеянно передвигался по квартире, напевая песенки, и когда зашел на кухню, Ирка отодвинула наши девичьи причиндалы, разложенные по всей кухне, и сообщила ему о нашем скором походе.
– Сейчас уберем, дядь Вить, мы на дискотеку собираемся.
– Плясать там будете? – поинтересовался мамин сожитель, широко улыбаясь.
– Ага.
Дядя Витя изобразил странный танец, похожий на чечетку, и скрылся в глубине комнаты. Не успели мы заговорить, как он снова вернулся, остановился возле нас, спел песенку, снова неуклюже сплясал и с загадочным видом протянул нам по денежной купюре с крайне довольным видом.
– О!.. Спасибо, дядь Вить!
Мне немного неудобно было брать деньги у чужого человека, но отказываться я не стала, потому что точно помню, что финансы стандартно пели романсы на тот момент – на счету была каждая копейка. Я взглянула на Ирку и на ее лице не заметила никакого недовольства по поводу того, что член ее семьи вдруг стал одаривать вместо падчерицы чужую девушку: она сияла, у нее тоже с финансами было негусто, и я протянула руку.
– Спасибо большое…
– Купите там себе… цветы!
Букеты мы себе явно не собирались покупать и, довольные, одновременно подумали, что после дискотеки можно отправиться и еще куда-нибудь, загулять допоздна и приехать домой, словив машину, и нам точно хватит и на забегаловку.
Дядя Витя скрылся из виду, как Ирка прошептала:
– Пенсию, наверное, получил…
– Ага, только мне как-то неудобно, мне-то зачем…
– Да ладно тебе! – искренне произнесла Ирка. – Дают – бери! Что за глупости!
– Да?..
– Ну чего ты! Ты же без копейки сидишь, давай после дискотеки в парк еще сходим, в кафешку? А?.. – Ирка подмигнула.
– Я тоже об этом подумала…
– Ну вот, еще и останется! – И мы довольные как слоны стали планировать свой прекрасный вечер.
Мы продолжили чаепитие и треп о наших планах, как Ирка произнесла:
– Мама сказала, что дяде Вите машину скоро дадут, вроде ему от государства по льготной стоимости положено. А он сказал, что будет нас всех катать, кому куда нужно…
– Машину?! – удивилась я и выпалила: – Да он же дурачок!..
И сразу осеклась. Я совсем забыла на радостях, что Ира категорически не выносила когда о ее близких плохо отзывались. На лицо подруги моментально набежала тень. Ирка никогда не возмущалась, не ругалась и если была чем-то огорчена или расстроена на ее лицо сразу набегала тень. Для незнакомых людей это было незаметно, но я уже на тот момент эту эмоцию хорошо изучила, и тогда на кухне воцарилась пауза. Ира подняла голову.
– Ну почему он дурачок…
В ее голосе было столько печали и какой-то тоски и горечи, что у меня внутри все сжалось. Я прекрасно знала, как Ирка относится к собственной маме, с каким трепетом и заботой, и все что касалось мамы – это было темой, которая могла обсуждаться или ею самой, или со знаком «плюс» – никак иначе. А дядя Витя был маминым сожителем и тоже никак не мог обсуждаться в дурном ключе. Никак. Я забыла это правило. Вернее, я не забыла, я просто так погрузилась в наши вечерние планы и болтовню, что просто ляпнула, не подумав. Тем более Ира мне не раз показывала фотографии и своего отца, и того мужчины, который вернулся к бывшей жене – это были настоящие статные красавцы. И Ирка, похоже, стеснялась этого неказистого и странного увальня, появившегося в их доме на правах полноправного члена семьи. Я ударила ее по больному.
Мне не то что было стыдно или неловко – я понимала, что эта фраза мне так просто не пройдет, и наши сегодняшние посиделки будут последними. На тот момент я уже слишком хорошо изучила Иру: она такое не прощала. Не то чтобы она была слишком мстительной, принципиальной или злопамятной, а просто для нее это являлось совершенно непереносимым. Я сидела ни жива ни мертва. Тем более за несколько минут до моего возгласа этот самый «дурачок» выдал мне крупную денежную купюру, вместо того чтобы отдать ее Ирке. Это был полный крах. За секунды я пыталась хоть как-то исправить ситуацию, но как ее было изменить?.. Слово не воробей… На кону стояла наша дружба. Я совершенно ничего не могла сообразить, что нужно сделать или сказать, и только молча смотрела на стол. Я и сейчас помню, что было перед глазами: ярко-розовая пудреница, а рядом лежала старая кисточка для рисования, которой мы подводили стрелки. Я смотрела на эти два предмета и совершенно не могла ничего придумать. Ира молчала. Я тоже. Ситуацию надо было спасать.
– Ир… Я не то… Я не то хотела сказать… – я пыталась подобрать слова, голос дрогнул и я почувствовала, что сейчас расплачусь.
Меня спасла моя искренность в тот момент. Ирка ее почувствовала.
– Ир… я не хотела… я просто подразумевала… что…
– Да ладно. – Настроение было испорчено, но наша дружба спасена. – Все, давай, пошли, зайдем еще в парикмахерскую…
В тот вечер я так нервничала, что единственной моей мыслью было – не обиделась ли на меня Ирка, я не сводила с нее глаз. В тот вечер меня не интересовали абсолютно никакие симпатичные парни, ни танцы, ни парк, ни кафешки. Я думала только о том, позовет ли меня Ирка в следующий раз в гости, хотя я знала: она сразу бы среагировала и со мной распрощалась под любым благовидным предлогом, но все равно было не по себе.
Ирка позвала. Я собралась на следующий день с утра домой, как она громко воскликнула:
– А почему ты сегодня поедешь?! Давай завтра?.. А сегодня опять в парк сходим! Или в кино давай пойдем?
Я на радостях закивала как припадочная, и мы вместе побежали звонить моей маме на работу из ближайшей телефонной будки. Как только мы вернулись и уселись завтракать, разговор сразу завязался: мы планировали вечер, хохотали, меня отпустили мои нервозные раздумья и переживания, и я веселилась от души. Тут из комнаты вышел дядя Витя. Я, естественно, собрала волю в кулак и, несмотря на то, что наш конфликт был вроде исчерпан, понимала: дядя Вите нужно выказывать теперь максимум уважения, чтобы реабилитироваться перед Иркой. Как только он показался на пороге кухни, Ира замерла, улыбка соскользнула с ее лица, и она замолчала, кинув на меня взгляд. Как специально, дядя Витя в этот раз вышел в нелепом наряде вроде клоунской пижамки, весь всклокоченный, с торчащими в разные стороны волосенками. Вид у него был крайне потешный. Я, естественно, закивала, чуть ли не кланяясь в пол, и вежливо произнесла:
– Доброе утро, дядя Витя!
– Доброе утро, доброе утро… – он кивнул и двинулся к плите.
Ирка поздоровалась, снова глянула на меня и, наклонив голову над чашкой, проговорила:
– Дядь Вить, на сковородке завтрак.
– А я буду паштет! – громко произнес он. – А вы кушайте, я потом… – и он закрутился по кухне.
Мне вдруг стало жутко смешно, я не знаю от чего, но меня просто всю так и тянуло похохотать в голос. То ли это было что-то нервное, то ли это был как раз тот случай, когда веселье неуместно, и по этой причине сразу все становилось чрезвычайно комичным. Но дядя Витя казался мне невероятно смешным в это утро, да еще и с этим звонким: «Я буду паштет!» Фраза казалась мне крайне потешной, меня распирало от хохота, но я мужественно и с серьезным видом продолжала уплетать яичницу. Ирка молчала. Дядя Витя не уходил. Меня распирало от смеха, но я держалась изо всех сил. Дядя Витя сделал еще пару кругов по кухне, что-то мурлыкая себе под нос, а потом запел:
Мы бедные овечки,
Никто нас не пасет.
Мы таем словно свечки,
Ну кто же нас спасет?
Блин, это было так уморительно, и как назло, он будто специально именно в это утро выучил новую песенку из детского мультика. Он и так выглядел комично, а когда запел про бедных овечек, ну это было просто невыносимо смешно.
Мне часто в жизни говорили про мою выдержку, терпение и стальные нервы – в разных ситуациях. Но слово «выдержка» ассоциируется у меня с двумя случаями: уроками химии, которые вела у нас завуч школы и по совместительству хорошая приятельница моей мамы, и то утро.
Зинаида Павловна вела предмет спустя рукава: всегда царила радостная атмосфера, наш большой класс рассаживался на химии как попало, и мы с друзьями располагались своей шумной компанией на трех задних партах. Количество шуток зашкаливало, веселье било ключом. Зинаида Павловна, казалось, не замечала наше ликование до поры до времени, давала нам задание, которое никогда не проверяла, и усаживалась заполнять свои бумажки. Но единожды, где-то раз в пятнадцать минут, она резко вставала из-за стола и оглядывала учеников. А в нашем классе училось сорок три человека, это были стандартные три ряда по семь парт. Сурово сдвинув брови, Зинаида Павловна из-под очков скользила глазами и останавливалась на моей скромной персоне. Наверное, ей не терпелось рассказать обо мне что-нибудь гаденькое моей маме. Я сразу делала каменное лицо и с задумчивым видом изображала, что занята делом. Рядом сидящий Коля Дементьев сразу втягивал голову в плечи и шептал: «Посмотрите на Аньку!» – то есть на меня. Все чуть разворачивались в ближайшем окружении и внимательно разглядывали мое сосредоточенное выражение лица. В этот момент я готова была лопнуть от смеха. С пару минут Зинаида Павловна нас рассматривала и вновь усаживалась за свой стол. Тогда же я научилась и беззвучно смеяться.
Второй случай как раз тот самый – это пример моей колоссальной выдержки и силы воли. Всклокоченный, поющий про бедных овечек дядя Витя и Ирка справа от меня. Я выдержала. Хотя мне было так смешно, что хотелось махнуть рукой на всю эту катавасию, свалиться на пол, ржать в голос и биться в конвульсиях головой об пол. Я была в шаге от этого. Но я выдержала. Хотя дядя Витя не успокоился и, как назло, спел про бедных овечек еще раз пятнадцать – двадцать и только потом покинул помещение кухни. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Так это еще не все: дядя Витя умудрился петь это четверостишье особенным тоном. На слове «никто» во фразе «никто нас не пасет» он делал особое ударение и так жалостливо и пискляво напевал ее… Ладно, я молодец: я выдержала и не потеряла Ирку.
Когда спустя много лет, переживая тяжелейший любовный роман в моей жизни, закончившийся полной и беспощадной душевной катастрофой, я услышала о силе своего характера. Расставание с мужчиной осложнялось еще и тем, что мы работали на одном предприятии, коллектив был большой, и наш роман, сначала стремительно набиравший обороты, не обсуждал разве что самый ленивый. Так вот, когда мы разбежались в разные стороны, опять же и наши общие приятели-коллеги, и недоброжелатели перемалывали это событие с большим энтузиазмом, и я была на виду. С меня не спускали глаз и ожидали истерик и слез. Я помню, как моя напарница и хорошая приятельница Оля однажды ближе к вечеру еле слышно произнесла:
– Да… выдержка, конечно, у тебя… Ты так ведешь себя, как будто и не было с ним ничего… У тебя есть чему поучиться… Я представляю, что у тебя внутри…
Мне тогда, и правда, было очень нелегко: мужчина вел себя некрасиво, расставание затянулось путем этих всех обсуждений, да и лицезреть его каждый день было непросто. Мой девятичасовой рабочий день начинался и заканчивался с желания выпить. Я прилетала домой и сразу бежала к бутылке перцовки, стоящей в шкафчике. Пожалуй, не вспомню больше, чтобы так хотелось приложиться к рюмочке. Но тогда, после слов Оли я подумала: «Да ладно!… Вот помню бедных овечек и урок химии – вот там была выдержка!» – хотя, пожалуй, то расставание тоже засчитаю себе. Будет три примера.
Через некоторое время, мы с Иркой одновременно остались без работы. В моей конторке прошло сокращение, а у подруги тоже что-то там произошло наподобие. Мы находились в полной заднице безденежья. Из дому мы тогда никуда с Иркой не выходили, так как прогуливаться было не на что, и только изредка мы посещали самые дешевые и бесплатные мероприятия типа посмотреть концерт самодеятельности или прогуляться по парку. Даже на самое необходимое не хватало средств, существовали мы на то, что давали родители. Дядя Витя стал нашим основным источником дохода: он регулярно подбрасывал нам небольшие суммы наличных, уже привычно для нас выходя из комнаты с купюрами в двух руках и протягивая их нам обеим. Более того, мы с Иркой еще и организовался некий «бизнес» по добыванию наличности у дяди Вити в больших размерах.
А дело было так. Однажды мы с Иркой сели играть в карты. Мы лениво перебрасывались в подкидного дурака, как дядя Витя в очередной раз выплыл из комнаты с песенкой из мультика про тех же несчастных животных. Она заменила его хит о красоте и спесивости, и теперь мы в основном слышали:
Мы бедные овечки,
Никто нас не пасет.
Мы таем словно свечки…
Ну, мы уже давно привыкли и не обращали никакого внимания – это уже не казалось смешным. Так вот, дядя Витя, который никогда не лез в наши разговоры и посиделки, вдруг застыл у стола и с изумлением уставился на наше развлечение.
– Дядь Вить, с нами? – подмигнула ему Ирка.
– А я не умею… – протянул отчим.
– Так научим! – Ирка двинула табуретку, приглашающим жестом кивнула на стол и стала объяснять правила.
Я не знаю, откуда она взяла новую и простую игру, мне кажется, она придумала ее на ходу, чтобы дяде Вите было все понятно. Помню только, что правила были крайне примитивны: что-то вроде «красные бьют черных, картинки больше, чем не картинки».
Мы начали игру и сразу объявили ставку. Дядя Витя сначала посуровел, немного насупился, но желание поиграть пересилило его смущение и мы начали. Ирка под столом толкнула меня ногой и мы, перемигиваясь, стали выигрывать в стремительном темпе. Через пару часов у нас была уже приличная сумма денег, правда, пока только виртуальная, нарисованная столбиком на клочке бумаги. До прихода тети Раи оставалось с полчаса, игру надо было прекращать. Ира многозначительно глянула на часы и произнесла:
– Сейчас мама придет…
За столом возникла пауза. Дядя Витя тоже поднял голову на часы и спросил:
– Так я проиграл… Много, да?
Вид у него был такой растерянный и печальный, что Ирка сразу произнесла:
– Ну… Ну мы же понарошку играли… это не считается… Так что… мы просто под интерес… – Мы вроде радовались, что выиграли столько денег, но требовать с него карточный долг, естественно, не стали.
Но он вдруг потянулся к своей серенькой куртке, стянул ее с вешалки и стал шарить по карманам. С серьезным видом он посматривал на бумажку с цифрами, потом глядел в кошелек, а потом ответственно протянул нам нужную сумму, аккуратно пересчитав ее перед этим несколько раз. Надо добавить, что сумма была небольшой, но для нас на тот момент являлась целым состоянием. Правда, чувствовали мы себя при этом крайне неважно – обыграть инвалида в карты, причем в какую-то дурацкую игру – нам было совестно, и Ирка снова протянула:
– Дядь Вить… ну не надо… Вы нам и так денег даете… Мы понарошку играли…
– Пусть. Купите себе конфет… – печально произнес дядя Витя и вышел из кухни. Он даже ничего не пел, казалось, что это поражение так подорвало его душевное состояние, что ему было не до овечек.
Мы с Иркой смотрели друг на друга.
– Блин! – подруга нарушила молчание.
– Ир, а он маме не расскажет?.. – Я хотела сказать, что неудобно как-то инвалида дурить, но промолчала, потому что теперь очень скрупулезно «следила за базаром», и слово «инвалид» казалось мне неподходящим для упоминания родственников подруги.
– Не знаю. Давай пока их не будем трогать, – она кивнула на смятые бумажки и мелочь. – Если что, отдадим обратно, скажем, что пошутили.
– Давай, – согласилась я, и мы отложили в коробочку выигранную сумму.
На следующее утро мы с опаской поглядывали на дверь в родительскую комнату, но оттуда услышали знакомую песню про бедных одиноких животных, а потом увидели и стандартно улыбающегося детской невинной улыбкой дядю Витю. Он вышел и как ни в чем не бывало продефилировал мимо нас, поздоровавшись как обычно. Мы облегченно выдохнули.
– Че, еще подождем, или двинем куда? – когда он вышел, спросила у меня Ира.
– Я не знаю…
Мы решили подождать еще денек и потом, окончательно успокоившись, достали наш выигрыш и тем же вечером весело погуляли с размахом.
На следующее мое появление в доме Иры наша финансовая ситуация никак не выправилась, и мы также сидели дома: то слушали музыку, то попивали чаек, то смотрели телевизор. Мы решили перекусить в очередной раз, пошли на кухню, а дядя Витя тоже следом вышел из комнаты и с заговорщическим видом подошел к нам. Он немного помялся, спел несколько раз хорошо знакомое четверостишье, правда, необычным тоненьким и тихим голосом, все сбавляя и сбавляя громкость, а потом произнес:
– Девочки… а… вы не хотите еще… А давайте в карты поиграем?
Мы переглянулись. А Ирка сразу сказала, вспомнив наши душевные терзания:
– Давайте, только в этот раз не на деньги.
– А почему? – удивился дядя Витя.
– Да не на что нам играть… Да и неудобно как-то с вами под деньги играть.
Дядя Витя задумался, молчание затянулось, он хмурился, сопел, бурчал песенку, а потом вдруг сказал:
– А вы мне потом отдадите!
Мы снова переглянулись. Этот вариант нас устраивал, но отдавать нам было нечем ни потом, ни сейчас – новая работа нам даже пока не светила. Был очередной кризис кризисов и с этим делом наблюдалась все та же полная задница. Но в принципе, было ясно, что посиделки домашние, семейные, и дядя Витя точно не будет требовать с нас долг, да и мы с Ирой являлись специалистами в этой «новой» игре и ни капли не сомневались, что снова одержим победу.
Игра снова началась, естественно, через пару часов ситуация повторилась: бумажка с записями, курточка дяди Вити, и мы – богатые и счастливые.
Наши карточные баталии продолжались. Мы с Иркой сидели без работы, свободного времени было хоть отбавляй, я у них дома практически уже жила, и мы вечерами рубились в карты. Со временем мы показали дяде Вите и новые игры, и уже сражались и в подкидного дурака, и в козла, и в «веришь – не веришь», и еще во многие другие. А мы с Ирой научились под столом путем дерганья ногами постоянно выигрывать. Однажды мы даже перешли на домино, но в ней мамин сожитель вдруг продемонстрировал потрясающее везение с самого начала, и мы с Ирой сразу сделали вид, что ничего не соображаем в этих прямоугольничках, и наша маленькая компания снова вернулась к уже привычным картам. Походило, что дядю Витю затянуло: он тоже был не особо занят делами, и наше благосостояние с Ирой росло с каждым днем. Мы уже даже стали снова выходить в свет, правда, омрачало это все только тот же печальный вид дяди Вити после игры и отключающее радио с песней про овечек.
А еще мы боялись, что тетя Рая узнает о наших игрищах, и нам не поздоровится. Бабушка Иры практически никогда не приходила в отсутствие мамы, она только заходила на крылечко и кричала в окошко:
– Рая!.. Рая!.. Ты дома?
– Не, ба, мамы нет! – И бабушка уходила к себе.
Наши картежные баталии продолжались и однажды, не выдержав растерянного и печального вида дяди Вити, я предложила:
– Ир, давай поддадимся? Пусть выиграет хоть разок?
– Я тоже об этом подумала, – кивнула подруга. – А то, правда, стыдно уже.
– Что там у нас в заначке?
– Да есть немного.
– Давай завтра проиграем?
– Давай! – На том и порешили.
Завтра наступило, но мне нужно было ехать домой, но когда я вновь прибыла, мы в очередной раз сели играть в карты с дядей Витей. Это уже не обсуждалось, и в определенный час наша компания расселась по местам. Естественно, дядя Витя в этот раз выиграл, как мы и запланировали. Вот тут мы с Иркой отыгрались по полной: мы тоже делали печальный вид, хмурили брови, вздыхали и чуть ли не трагично всхлипывали. А за привычных уже полчаса до прихода тети Раи понуро пошли доставать деньги из заначки. Наше актерское мастерство было на высоте: мы сгорбились и с понурым видом притащились на кухню с купюрами и мелочью в руках и со скорбными лицами протянули выигрыш дяде Вите.
А вот его как раз надо было видеть! Такого счастливого человека я не наблюдала никогда в жизни. Я не знаю, как выглядят в реальности люди, которые выигрывают вдруг в лотерею большие суммы, но дядя Витя просто ликовал! Глаза его лучились веселыми искорками, маленькие глазки стали большими, улыбка обнажила кривые зубы, он снова потянулся за курткой, аккуратно сложил денежки в свой кошелечек и, напевая песенку и глянув на часы, пошел в комнату. На пороге он обернулся.
– Аня, а ты завтра у нас?
– Ну да, – я кивнула.
– Будем завтра играть? – оживился еще больше дядя Витя.
– Будем, – ответила Ира.
Когда он скрылся из виду, мы с подругой сложились напополам от хохота и быстро смотались в Иркину комнату,
– Слушай, даже денег не жалко… Ты его видела?..
– Да видела… А че завтра будем делать?
– У нас там еще можно одну игру проиграть, и все, дальше пусто… – Ирка, продолжая смеяться, заглянула в шкатулку и пересчитала наш бюджет. Мы, немного подумав и посоветовавшись, решили, что завтра снова проиграем, а потом уже «возьмемся за ум».
Но на следующий день приятельница пригласила нас на день рождения. Идти нам было не с чем, мы порылись в Иркиных закромах, нашли пару сережек вполне приличного дизайна и еще какую-то чепуху. Погулять очень хотелось, там намечалась хорошая компания, и мы с приготовлениями даже забыли про свои картежные обещания. Мы уже почти уходили, как услышали знакомую песенку:
Мы бедные овечки,
Никто нас не пасет…
Бодро распевал дядя Витя, вышагивая по коридору в приподнятом настроении.
– Дядь Вить! – Он зашел на кухню. – Дядь Вить… Мы с Анькой на день рождения сегодня идем, подруга наша пригласила… Так что завтра поиграем, хорошо?
Он на несколько секунд замер, поменялся в лице, но потом вернулся в нормальное состояние.
– Хорошо!
Мы уже обувались, как снова у нас над ухом зазвучала знакомая мелодия про овечек.
– Девочки, нате вам!
Мы подняли головы: дядя Витя стоял с купюрами в двух руках и протягивал их нам с довольным и счастливым видом. Мы одновременно увидели его подарки и ахнули: он протягивал нам по очень крупной купюре. Мы снова ахнули, а Ирка растерянно пробормотала:
– Дядь Вить… ну зачем вы… Откуда у вас… Спасибо… Нам не нужно…
– Так вы же на день рождения идете! – Дядя Витя не менял позы и продолжал стоять, растопырив руки с купюрами, словно пугало в огороде.
– Дядь Вить, ну вы чего… Нам не надо…
– Берите-берите! Купите цветы!
Мы с Иркой медленно потянулись за деньгами, сказали спасибо и, опешившие, вышли за дверь. Зайдя за угол, мы остановились и с удивлением глянули друг на друга.
– Очуметь, Ир…
– Песец, Ань.
Мне неудобно было спрашивать, откуда у инвалида такие деньги, но я не выдержала и все-таки произнесла:
– Ир, а откуда у него такие бабки?
– Да я откуда знаю! Ты знаешь… – Ирка замялась. – Я только сейчас вспомнила… Я ж не слушаю, что там они говорят… но у него вроде сестры есть, может, они ему высылают? Знают, что болеет. Он часто на почту ходит: то какие-то начисления, то пенсия, я толком не знаю. Он же еще на машину копит – ты не забывай, недавно я слышала, они с мамой опять за машину говорили. У нас же дача есть… ну там так – пустырь, вроде обсуждали, как машину купит, будут там что-то сажать, так-то далеко она, просто стоит.
– Ир, а если он из накоплений нам отдает, что потом? Если мама твоя узнает?..
– Не знаю… Что там у него в голове… Может, не соображает ничего…
– А что делать будем?
– С деньгами?
– Ну да.
– Я сама не знаю. Давай хранить пока?.. Или… не знаю, Ань. Надо маме сказать, что он нам отстегнул столько, по-другому не знаю.
– А за карты будешь говорить? Надо сказать…
– Да что карты? Он нам не проиграл эти деньги, а так дал. За карты можно не говорить. Хотя… какая разница.
Как выяснилось, тетя Рая была в курсе, что сожитель не бедствует, покачала плечами, отнеслась ко всему этому спокойно, а про карты так и вообще ничего не сказала.
Мы с Иркой быстро смекнули, что проигрывать дяде Вите гораздо выгоднее, чем выигрывать. Он обычно на следующий день выдавал нам по крупненькой купюрке каждой, и мы с Иркой уже разработали целую систему, когда надо проиграть, а когда выиграть. Дядя Витя стал нашим спонсором, модным тогда словом. Буквально за небольшой период мы с Ирой так разбогатели, что, не работая, могли себе позволить разные гулянки, а еще купили себе по обновке: я – джинсовую куртку, а Ирка – крутые модные вареные джинсы. Естественно, ей перепадало денег гораздо больше, чем мне, и мы в один из дней отправились на толкучку.
Это было такое место, где можно было купить даже слона. Хотя внешне оно выглядело очень мрачно. Грязный пустырь, обдуваемый всеми ветрами, где двигалась туда-сюда толпа людей. Только с одной стороны возвышались некие железные корявые постройки больших размеров, а в остальном, покупатели и продавцы перемешивались между собой, и только, протискиваясь сквозь толпу, слышалось:
– Девочки, помада… Помада… польская… перламутровая…
– Девочки… джинсы…
– Девочки…
– Девочки…
Таких красивых и разнообразный вещей, как на толкучке в девяностые, я не видела, мне кажется, никогда и нигде. Про косметику я вообще промолчу. Наборы всех цветов радуги, а помады… То ли сейчас все это разнообразие в магазинах так примелькалось, то ли действительно тогда были деревья высокими и трава зеленее, но это было нечто.
А еще мы купили с Иркой по паре лосин: она темно-красные, а я бирюзово-зеленые. Но Иркины джинсы, конечно, перебили все наши покупки. Это было нечто: настоящие варенки в мелкую крапинку – лучше этих штанов я не видела ничего. У меня на такие не хватало, и я только завистливо поглядывала на Иркино приобретение. Но подруга сказала:
– Анька, я немного потаскаю, и тебе дам поносить.
– Да ладно, Ир, может, со временем и у меня такие будут! – Грешно было жаловаться, я не осталась без обновок благодаря ее родне.
Ни она, ни я не любили носить чужие вещи, у нас это свойство было одинаковым. Мы не обменивались одеждой: вещь должен носить один хозяин – это как еще одна кожа, она не может быть на двоих. Но предложение подруги мне понравилось.
Кстати, Ирка недолго щеголяла в своей дорогой обновке. Буквально после первой же стирки, она вывесила их сушиться на крыльцо: балкона не было, и вещи развешивали на веревках во дворе. Ира решила не выносить такую ценность на всеобщее обозрение и вывесила их перед деревянной лестницей на второй этаж, заботливо поглядывая на них из окошка кухни. Как уж там получилось, но их все-таки утащили. Кто мог украсть во дворе варенки и остаться при этом незамеченным, осталось для нас загадкой. Ира всегда была девушкой стойкой и эту потерю перенесла с высоко поднятой головой. Не разыгрывала трагедию и не лила срез, хотя утрата и в самом деле была значительной.
Мы собирались снова накопить нужную сумму посредством игры с дядей Витей, но у тети Раи на предприятии образовались какие-то очередные проблемы и работниц отправили в вынужденные отпуска. Она находилась постоянно дома, и наши азартные игры пришлось прекратить. А потом Ирка устроилась на работу в ларек. Тогда эти маленькие магазинчики заменяли супермаркеты: там было все – та же толкучка, только продуктовая. Дивные и разнообразные спиртные напитки: ликеры, вина, наливки, арманьяки, виски – каких только названий не было в этих ларьках. Шоколад, жвачка, чипсы, сигареты, печенье – это был настоящий островок изобилия, располагавшийся на нескольких квадратных метрах. После долгих лет с пустыми витринами социалистических гастрономов Иркин ларек выглядел как рай земной. Просто так туда была не попасть. Никакого учета не велось, кассовые аппараты отсутствовали, и подсчет выручки велся в основном в амбарных книгах. Поэтому владельцы брали на работу людей знакомых, проверенных и надежных, не «с улицы». Ирка попала в очень блатной ларек.
Находился он в хорошем районе: не то что в центре, но в оживленном месте, где он стоял практически один в округе. Куча жилых девятиэтажек и автостоянка в двадцати метрах. Более того, и сам этот ларек был вполне себе строением: высокий фундамент, складское помещение и небольшая комнатка-прихожая – гигантский магазин по тем временам. Владелец был тоже непростой человек: ответственный, работящий, и всегда выглядел недовольным и чересчур серьезным. Алик, так он представлялся – ни фамилии, ни полного имени – просто Алик. Он ездил на старенькой «бээмвэ», и так среди знакомых и значился – «Алик на «бээмвэ», в одно слово. Вроде как его «крышевали» очень серьезные люди.
Ирка попала туда через знакомых, стала хорошо зарабатывать, мне тоже перепадало, и наши гулянки с ней возобновились в ее свободное время. Я частенько приезжала на ее новое место работы. Я скиталась в поисках заработка, мне было скучно и непривычно без Ирки, с которой мы уже долгое время проводили дни и ночи вместе. Со временем я стала таким частым гостем, что владелец Алик уже ко мне привык, здоровался, знал, как меня зовут, и даже разрешил мне на законных основаниях заходить в ларек, что категорически запрещалось посторонним, и помогать Ирке. Торговля тогда шла только через небольшое окошко. Я стала «своей», а потом и периодически заменяла подругу, когда ей надо было отлучиться по делам. Ирка приезжала, я сдавала ей выручку за несколько часов, она сразу отнимала процент и отдавала мне. Было все просто: выручка – процент. Суточный заработок высчитывался элементарно. Спустя некоторый период времени зашел разговор и о том, чтобы я тоже работала там. Нам с Иркой этот вариант казался просто идеальным: нам бы не пришлось пересчитывать товар, сдавая смены, мы доверяли друг другу и никогда никаких денежных распрей у нас не существовало. А для меня так вообще это предложение казалось манной небесной – я уже давно сидела на мели и считала каждую копейку, если бы не Ирка, я бы совсем обнищала.
Так что она сыграла очень большую роль для меня в тот период: и она, и ее родня. Ира стала не только близкой подругой, а настоящей опорой. Потом мы тоже помогали друг другу, в последующие тяжелые времена. Денег у нас обеих особо никогда не водилось, а вот продукты мы друг другу частенько подбрасывали.
Шеф наконец освободился, я быстро оформила нужные бумаги и вызвала машину. «Уже еду», отправила я Ирке короткое сообщение. «Жду!» – моментально прилетел ответ.
Я ехала на заднем сиденье и крутила в голове наши с ней воспоминания. Столько всего было… На момент нашей дружбы у нас обеих на личном фронте образовался полный штиль. Ирка не любила рассказы о личной жизни, но потихоньку-помаленьку я узнала о ней многое. Буквально незадолго до нашего знакомства Ира рассталась с любимым человеком. Конечно, мы тогда не знали, что тот самый Леша в будущем станет ее законным мужем, они проживут много лет, вырастят двоих прекрасных детей, а потом… потом разведутся. Тогда Ирка мне показывала совместные снимки и рассказывала о том, какой у нее был парень: умный и красивый. Лешка тогда учился в военном училище в далеком сибирском городе, они планировали пожениться, но в один из отпусков они разругались в пух и прах и перестали общаться. Ирка очень переживала, она вообще была такой основательной и разборчивой, и считала Лешку идеальной партией для себя, с восторгом рассказывала о его достижениях, об их знакомстве и встречах. Она любила людей практичных, серьезных и деловитых, по ее словам, Леша был как раз такой. Но… не сложилось что-то тогда у них. Так что мы с Иркой тогда были совершенно свободны.
Конечно, мы знакомились, встречались, а периодически у нас обеих бушевали настоящие страсти, но серьезные отношения не складывались. У Ирки вообще существовал некий образ будущего мужа, а просто заводить отношения она вообще была не склонна, хотя в ней всегда была некая чертовщинка – эта была та еще бестия. Море обаяния и женской привлекательности, и хоть наш сокурсник и назвал ее внешность «на любителя», но вниманием мужской стороны Ира ой как пользовалась. На нее даже обращал внимание звезда нашего института – Игорь Букреев.
Между парами, лекциями и прочими учебными делами студенты околачивались по местным кафешкам и студенческим столовым, которых в округе было видимо-невидимо. Но времена царили безденежные, и в этих заведениях не особо можно было насидеться, и в основном студенты кучковались вокруг института на лавочках, проводя время за общением и болтовней. А студенток особенно тянуло к самой дальней стороне институтских стен, где возле отдельного корпуса находились все институтские звезды мужского пола, причем все вместе. У них будто был свой клан красавчиков.
Я не знаю, на каком там они курсе учились, и вообще учились ли они, но постоянно они находились именно на тех лавочках. Застать там их можно было почти всегда. Заняты они были своими разговорами, совершенно не глазели по сторонам, общались исключительно между собой и даже на симпатичных студенток не обращали никого внимания. А еще они иногда играли в карты, оседлав лавочки, и сидя друг против друга. Парни были заметными: девчонки не сводили с них глаз. Через время мы знали их всех по именам и по фамилиям и кое-что из биографии. Это мы о них – а они о нас не знали ничего и даже не хотели расширять свой круг общения.
Я помню, как мы, сидя неподалеку, наблюдали за ними. Ближе всего к нам двое парней играли в карты. У них была особенность – я видела их не единожды в стенах института – они будто вообще не замечали никого вокруг: равнодушный взгляд куда-то поверх голов, вдаль, будто их вообще ничего не интересовало. Но на своих лавочках парни вдруг оживали: глаза горели, они весело переговаривались друг с другом, бойко перемещались, хохотали и что-то оживленно обсуждали – но только между собой, до остальных им не было никого дела.
Я хорошо помню, как мы присели с Иркой на скамейку с мороженым и болтали ни о чем. Занятия закончились, и мы собирались разъехаться по домам. Рядом играли в карты два местных красавчика – Игорь Букреев и Славик Ляшенко. Мы еще пошутили с Иркой, глянув на них и вспомнив наши партии с дядей Витей. Мы продолжили поедать мороженое, как Букреев вдруг поднял голову, на секунду оторвавшись от занятия, скользнул взглядом куда-то поверх нас и вдруг остановился на Ирке, потом буквально на секунду он задержался взглядом и снова отвернулся. Ирка что-то оживленно мне рассказывала, а я снова увидела, как Игорь опять посмотрел на подругу, только уже более внимательно. А потом еще раз. Я только собралась сообщить Ирке, что ею заинтересовалсяместный красавчик, как она привстала.
– Пошли уже. – И мы потопали в сторону остановки мимо главного корпуса.
Через секунды нас обогнал этот самый Букреев и на наших глазах двинулся к одной из стоящих машин на обочине. Это была «девяносто девятая».
В то время студенты не ездили на машинах, а тем более на авто последних моделей. «Девять-девять» тогда находилась на пике своей популярности. Это была очень крутая машина на тот момент.
Что-что, а при социализме наблюдалась четкая иерархия. Если тебе двадцать лет, или даже двадцать пять, то ты вряд ли на работе мог занимать должность, начинающуюся со слов «заместитель», «старший», «главный» или вообще «руководитель» – неважно чего. В те годы ты мог быть только каким-либо специалистом безо всяких важных приставок. Так же было и с благосостоянием – я говорю про среднестатических людей, которых было основное большинство – если тебе двадцать с хвостиком ты никак не мог ездить на хорошей машине, максимум – это дедушкина разваленная колымага. И когда начались девяностые, эта четкая социалистическая иерархия стала ломаться, но все равно видеть двадцатилетнего студента, садящегося на водительское место в хорошую машину, когда еще и преподаватели далеко не все их имели, было делом диковинным.
– Глянь, Ир, это че, Букреева машина?! – толкнула я подругу.
– Угу.
– Ничего себе…
– Да он же блатной сынок. У него папаша шишка какая-то.
– Не слышала…
– Да говорил кто-то.
Мы только проговорили и уже подходили к остановке, как рядом с нами посигналили. Мы повернули головы. Этот обсуждаемый нами Игорь остановился рядом с нами и в открытое окно громко крикнул:
– Садитесь, подвезу!
Я уже было ринулась к автомобилю, как Ирка произнесла:
– Спасибо, нам в другую сторону! – дерзко ответила она и отвернулась.
Я удивленно застыла и двинулась вслед за подругой, поглядывая на красавчика Букреева. Тот, похоже, удивился еще больше, чем я. Он обескураженно хлопал глазами, несколько раз открыл рот, вроде как собираясь еще что-то произнести, потом закрыл окно и поехал дальше.
– Ир… а ты чего?..
– Да чего-то растерялась, – рассмеялась подруга.
– Ну ты даешь… Прокатились бы…
– Да с перепугу, – хихикала Ирка.
– Давай в следующий раз не пугайся, такие парни на дороге не валяются! Он, кстати, на тебя глазел, когда мы мороженое ели.
– Да?.. Влюбился, наверное!
Мы когда-то давно, уже будучи замужними дамами, однажды встретились у нее дома. Лешка был на службе, наши дети игрались в комнате, а мы с Иркой вспоминали студенческие времена и девяностые. Обсуждали перемены в стране и прочие серьезные темы. Ирка высказалась по этому поводу:
– Да что говорить, Анька. Хорошо проскочили мы девяностые. Мы не бедствовали, все равно крутились, вертелись, выжили. Бизнесом в том время мы не занимались, да и сейчас не занимаемся этим нелегким делом, так что… Много любят сейчас говорить про девяностые, но нам грешно жаловаться…
– Да… Ты права, Ир. Так, сидели иногда на мели, но все живы-здоровы.
– Угу, так только, помнишь, царапнуло нас.
Да, нас все-таки «царапнуло».
В том самом ладно скроенном ларьке мы с Иркой бойко торговали на очередной праздник. Это был канун Восьмого марта. Там и так выручка всегда была приличной, и проходимость большой, а под праздники народу прибывало. Торговля шла без перерыва. Люди рассаживались за праздничными столами, и когда продукты заканчивались, бежали куда? В ближайший ларек. А ближайшим был магазинчик Алика. Под праздники он давал своим продавцам обычно кого-нибудь на подмогу, даже иногда выходил работать сам. А тут я была у Ирки под боком, да еще и шел разговор, что я вскоре буду работать самостоятельно, и он сам мне предложил подработать на праздник. Мы с Иркой ликовали – выручка в праздники зашкаливала. За сутки можно было прилично увеличить свое благосостояние, да и вместе нам работалось замечательно.
После полуночи торговля чуть притихла, жители района разбежались по домам и многим хватило запасов, только одинокие покупатели метались к нам за пивом и сигаретами. Мы, уже уставшие, расположились в коридорчике, решили тоже выпить за праздник и выбирали бутылочку спиртного. Мы уже прикинули, сколько заработали, и могли шикануть: Ирка голосовала за амаретто, а я за вишневую наливку. Пока мы спорили, в окошко постучали. За покупками пришли два прекрасных молодых парня: интересные, симпатичные и веселые – разговор завязался в секунды.
Они действительно были такие клевые, что даже Иркино «каменное» сердце дрогнуло. Мы переговаривались через окошко, практически по грудь высунувшись на улицу, и весело обменивались колкостями и шутками. В секунды были рассказаны наши дебаты о том, что мы не можем определиться с выпивкой, и парни быстренько решили наш дружеский спор: нам подарили по бутылочке спиртного и по коробке дорогих конфет.
Парни не уходили, и минут через сорок мы уже договорились встретиться на следующий день. Мобильников не было, городских телефонов тоже – свидания назначались в определенном месте, и сразу обговаривалось и точное время встречи. А парни нравились нам все и больше и больше, да походило и мы им тоже. Они не уходили, хотя сначала вроде куда-то спешили. Мы, также высунувшись, уже вместе выпивали, а спустя еще час, уже начали потихоньку выползать из убежища: одна оставалась торговать, а вторая болтала с парнями, и так продолжалось очень долго. Уже совместно была выпита ни одна бутылка и съедена ни одна коробка конфет. Покупателей становилось все меньше, на улице холодало, и мы уже под хмельком позвали ребят к себе в ларек. Естественно, это категорически запрещалось Аликом, но градус спиртного сделал свое дело – мы потеряли бдительность. И через некоторое время уже выпивали в нашем коридорчике, расположившись на коробках в отапливаемом электрообогревателем помещении. Я хорошо их помню: симпатичные, веселые ребята. Тогда не принято было кидаться в объятия друг друга в первый день знакомства: мы вели себя, в принципе, чинно и благородно, но на пары уже успели разбиться, и радостные, продолжали наше празднество.
Уже почти светало, когда в дверь постучали, мы уже прилично набрались и даже забыли, что под утро один из помощников Алика обычно подвозил нам спиртное. Саша – хороший парень, мы с ним замечательно ладили. Он вошел, с удивлением увидел двух гостей, бровями показал нам, что мы делаем что-то не то, выгрузил несколько ящиков водки, забрал тару и показал жестом, чтобы Ирка вышла. Там он ей прочитал маленькую лекцию, напомнил, что часов в девять прибудет Алик за выручкой, и сообщил Ирке, что выглядим мы уже совершенно пьяными. Ну и заодно намекнул, что следы гостей нужны будет тщательно замести, а новых приятелей желательно выпроводить за пределы стен ларька. Конечно, подруга покивала, сообщила в ответ, что парни сейчас же покинут наше рабочее место, расцеловала Сашу в обе щеки и, закрыв за ним дверь, сразу же забыла о данных обещаниях. Как только помощник Алика уехал, к нам снова постучали, Ирка открыла дверь и на пороге ларька увидела незнакомого молодого человека, как оказалось, это был приятель наших гостей, которого отправили на поиски пропавших друзей.
– О, Антоха!.. А ты откуда?.. – приветствовали наши уже бухие гости своего знакомого заплетающимся языком.
– Вы куда подевались? – Парень зашел к нам. – Мы вас уже полночи ищем.. Вы че здесь делаете?.. – Он оглядывал наш ларек внутри, сделал пару шагов и осмотрелся по сторонам.
Ира сразу шепнула своему кавалеру, что находиться у нас нельзя, парни кивнули и буквально через минуту вышли вместе с приятелем. Я хорошо помню взгляд этого Антохи: он будто смотрел не на нас, а вокруг и сразу во все стороны, я еще подумала, что парень мутный какой-то. В итоге наши гости вернулись, мы тепло распрощались, в сотый раз повторили место встречи и время, и парни ушли. От усталости и градуса мы с Иркой уже не стояли на ногах, редкие покупатели под утро почти не беспокоили, да и у нас уже заплетались языки, и мы безуспешно пытались посчитать и назвать сумму к оплате, в итоге решили закрыть окошко и поспать хотя бы часок. Покемарив некоторое время, мы с огромным трудом поднялись, чтобы навести порядок, убрать мусор, ну и приготовить выручку. А вот тут возникла проблема.
Выручка исчезла. Мы протрезвели в секунды. Сумма была огромной. Мы не пытались ее отыскать среди завалов банок, пачек, коробок: нам и так было понятно, что в ларьке ее нет. Мы были в шоке: выручка в этот день зашкалила – глянув на наши записи, мы ужаснулись, а еще нам было понятно, что деньги мы не найдем. Может, мы были неправы, но на новых друзей мы даже не думали, а вот гость, который пришел за ними, вызвал у нас подозрения еще ночью.
– Ань… Это тот, наверное, он даже внешне похож на Димку Крикунова… – Ира упомянула мелкого хулигана из соседнего двора.
– Ага… я тоже обратила внимание…
– Ань… что делать будем…
– Ир, я не знаю… Нам надо искать этих… расскажем им… Были только они и этот их знакомый…
– А если они не придут на встречу?.. Сейчас Алик приедет… Что говорить будем?..
– Я не знаю, Ир…
Мы были в шоке и только тупо смотрели друг на друга. Там даже наш процент от выручки выглядел очень внушительно, а уж сама наторгованная сумма… Это было целое состояние. Под праздник улетели даже самые дорогие бутылки коньяка, виски и прочих разнообразных и очень недешевых напитков. Там одна бутылочка тянула на внушительную сумму. Я редко видела, чтобы Ирка плакала, но тогда прямо передо мной из ее глаз слезы текли просто ручьем. Я вообще плохо соображала и только вытирала Иркины слезы. Мы просто сидели и молчали.
Привычным уверенным стуком Алик нас вывел из оцепенения. Когда он зашел, он сразу все понял – моментально. На столе лежала бумажка с записями и подведенной итоговой суммой. Мы не стали ее прятать и пытаться уменьшить цифры: Алик был таким профессионалом, который, заходя в свой ларек и пробежав взглядом по коробкам, практически до рубля определял итоговую сумму выручки.
Он задал нам буквально несколько вопросов, закрыл нас на замок с внешней стороны и уехал. Дальше началось то самое «поцарапало». Буквально через час Алик приехал уже не один – с ним был еще один грозный товарищ, которого мы никогда не видели и помощник Саша. Естественно, картину происходящего тот уже явно обрисовал: покрывать нас было бессмысленно, наоборот, нам надо было вместе искать парней.
– Сколько там? – Широкоплечий бритоголовый бугай глянул на бумагу с итоговой суммой выручки и присвистнул. – Забирай их, поехали. – От этих слов у нас похолодело внутри и стало окончательно не по себе, было понятно: нас повезут на «разборки». Именно так назывались любые выяснения отношений.
Нас усадили в машину, ларек открыли, сменщица вышла на работу, а мы поехали. Молча. С нами по пути никто не разговаривал, ничего не спрашивал и через полчаса мы прибыли на место. Это было небольшое парковое кафе в одном из районов города. Мы сразу сориентировались, где мы, и также понимали, что, по слухам, в этом месте собираются «бандиты». Из какой именно группировки, под кем она ходили, кто там был главным – этого мы не знали. Но место было известное в народе, вроде как там, на заброшенной окраине парка, не раз выясняли сложные отношения.
Мы там очень долго кого-то ждали, очень долго. Алик с этим бугаем сидели в кафе, а мы в машине, и только издалека видели, как те выходили на улицу, поглядывали по сторонам и снова заходили. Мы ничего не пытались делать, мы просто ждали. Хмель давно выветрился, и масштабы катастрофы выглядели просто ужасающими. Мы влипли в историю и, не желая того, связались с людьми, с которыми никакие шутки даже не подразумевались. Мы ждали.
Через время к этому кафе подъехало несколько автомобилей и еще несколько бритоголовых крупных мужчин вышли и зашли внутрь. Это было все просто кошмаром. Я не хочу описывать тонкости всяких кровавых разборок в том время, но историй вокруг слышалось превеликое множество. Правила были простые: деньги – это серьезно, и отдавать их надо было вовремя и в срок. А кто ты: девочка, мальчик, бабушка, пенсионер, младенчик, да хоть пришелец из космоса – ты должен был отдать нужную сумму. На любой долг сразу начислялись проценты. Деньги отдавались с этими процентами, назначались точные сроки и место. Вот такие незамысловатые правила. Тебе не звонили, не стучали в двери, не просили вернуть долг, но если ты не возвращал деньги вовремя – девяностые на самом деле были суровыми годами – последствия не заставляли себя ждать.
На слуху тогда были свежие истории: девушка из нашего института со следами ожогов на лице, которая попала в какую-то денежную историю, еще одна из соседнего дома, избитая до полусмерти и остававшаяся чудом в живых, два трупа с длинными светлыми волосами, найденными в камышах рядом с таким вот парком. А буквально за несколько недель до этого случая со знакомыми мне девушками случилась очень грустная история.
Две подружки решили раскрутить лоха на деньги – объектом был выбран воздыхатель одной из них. Девушки, придумав какие-то невероятные причины, попросили у того взаймы крупную денежную сумму. Тот не отказал, выдал девушкам наличные, и те, счастливые, месяц погуляли на побережье – с размахом. Когда вернулись, тот самый поклонник, владелец маленького магазинчика и парикмахерской, намекнул на возврат денег. Девушки посмеялись и не обратили на эти нелепые, на их взгляд, слова никого внимания. Воздыхатель напомнил о долге еще раз – девушки также не отреагировали и продолжали вести свой обычный веселый образ жизни. И тогда за ними приехали. Серьезные люди. Две подруги не поняли сначала, что к чему, и продолжали смеяться и шутить, и вообще заявили, что отдавать ничего не будут. У меня с этими девушками была общая знакомая, она знала эту историю в подробностях и поведала мне, что двух подруг отвезли в лес, и там они долго рыли себе могилы. Девушки уже поняли, что с ними не шутят, и на молодость и красоту можно не рассчитывать, но было поздно, их хорошо припугнули, и до них, наконец, дошло, что дело серьезное. Им назначили сумму, накинули к ней процент и назвали срок и место возврата. Насколько мне известно, там речь шла уже крайне серьезно, и причиной того, что девушкам дали хорошую отсрочку, по словам моей приятельницы, было знакомство одной из них с одним из парней этой группировки. Как они назывались, я плохо помню: то ли лисы, то ли волки, то ли кабаны. Но одна из подруг точно знала, что бывший одноклассник состоял в этой группировке, она назвала его имя, сослалась на близкое знакомство, парень через время приехал и, увидев зареванных, грязных и несчастных девушек, вроде как за них поручился, и двум подругам дали отсрочку. Причем, по слухам, прибавив к сумме еще приличный процент.
У одной из них была трехкомнатная квартира напополам с родным братом, а вторая вообще была приезжей из какой-то бывшей союзной республики, отделившейся и обедневшей в считанные месяцы. Встал вопрос о продаже квартиры. Покупателей нашли быстро и за бесценок собирались отдавать недвижимость. Но на тот момент младший брат, совладелец жилища, отсутствовал в городе. Мобильников не было, связаться с ним не было никакой возможности, сроки горели, а брат не появлялся. А итоге девушки не успели, и за ними снова приехали. Две подруги, побывавшие уже в темном лесу и столкнувшись с серьезными бритоголовыми людьми, больше не хотели ехать выяснять отношения. Одна с перепугу, когда за ними приехали, схватила нож и перерезала себе вены. Дальше был вызов скорой помощи, ее спасение, руку зашили, но она зацепила какое-то важное сухожилие, конечность починили, но девушка впоследствии осталась инвалидом. Эта ее выходка не решила вопрос. Квартира была продана, деньги отданы вместе с процентами, которые еще набежали, и в итоге две подруги вместе с братом переселились в коммуналку какой-то дальней родственницы. Насколько мне известно, они сейчас живы, но не совсем здоровы.
Множество этих и подобных историй тогда сплошь гремели и нам с Ирой были хорошо известны. Нас эти истории никак не касались: мы далеки были от криминального мира, никак с ним не связаны, работали честно и к деньгам относились ответственно. Но эти рассказы звучали так близко, и случались с людьми, которых мы видели, знали, и все это даже слушать было страшно. А последняя история была поведана мной Ирке буквально накануне, я помню, как это все было жутко даже рассказывать. Время стояло такое: вот такие существовали правила.
Мы с Ирой сидели в машине и не разговаривали, и так было понятно, о чем каждая из нас думала.
– Ань… мама не будет против дом продать, я знаю… Но он у нас… его нельзя продать… У нас там по документам какие-то нелады… Мы давно бы продали… без удобств… Там у нас… как самозастрой идет… Мама бы согласилась, конечно…
– Ир, а у меня… ты сама знаешь…
– Да знаю… у тебя вообще полна горница людей… У нас и бабушкина часть на родственницу записана… Дача еще есть… Да кто ее купит… Ее даже за бесценок не продашь… мама говорила…
– И идти не к кому… Денег сейчас ни у кого… Мама недавно хотела занять, всех знакомых обошла… Ни у кого… Все руками разводят… Тетя Тамара без работы… у нее можно было бы попросить…
– Блин, Анька… я даже не знаю к кому идти…
Все это время мы сидели в машине и перебрасывались фразами с многоточиями: ни она, ни я не знали, что делать – сумма была просто катастрофическая, огромная – это было большое количество пар вареных джинсов, даже самых модных…
Когда к этой кафешке подъехала очередная иномарка, из которой вышел страшный тип с кулаками-кувалдами, невысокий, с расплющенным кривым носом, нас позвали.
Чуда не произошло: все сложилось по стандартному сценарию. Нам задали несколько вопросов, мы быстро рассказали, как было дело, и конечно, про встречу с двумя парнями. У нас теплилась внутри маленькая надежда, что эти наши приятели вдруг придут на свидание и что они вообще не в курсе происходящего. Хотя было понятно: либо они были в этом замешаны, и мы в порыве чувств не разглядели в них недобросовестных людей, а может они, увидев крупную сумму выручки, не смогли совладать с собой, а может, это действительно сделал их Антоха. Было ясно, в любом случае парни на встречу не придут: если деньги украл приятель, он сделает и все, чтобы друзья остались где-то в тепленьком месте и не светились лишний раз на людях. А тем более не двинулись ни на наше свидание, ни к нашему ларьку.
– Съезди с ними, сейчас половина, – один из бритоголовых личностей глянул на часы и кивнул одному из мужчин. – И ты с ними, – махнул он еще одному.
Так двумя короткими и ровными предложениями, он решил часть вопроса и потерял к нам интерес. А мы поехали на место встречи.
Нас трясло и колошматило как никогда в жизни. Мы сели на лавочку на месте встречи и крутили головой по сторонам. Через полчаса один из бритоголовых парней, который сидел в машине, нам посигналил и махнул головой. Мы сели снова в автомобиль и поехали обратно. На свидание никто не пришел.
Там, в парке, мы еще долго сидели в машине, тихо переговариваясь, как Ира кивнула в сторону кафе.
– Глянь, и Букреев здесь. – Я повернула голову, увидела звезду института, а подруга добавила: – Ну он нам даже не приятель… Блин, к кому идти… что делать…
И наконец, нас позвали. Разговор был коротким. Один из мужчин протянул нам листочек с цифрами и добавил:
– Эти деньги принесете в среду в семь вечера. Сюда. – И сразу сделал такой жест рукой, показывая, что разговор закончен.
Как и предполагалось, там была сумма выручки, к которой были прибавлены проценты. Домой нас повез Саша: ему было неприятно, он, весь бледный, поглядывал на нас и на дорогу, и сам заметно нервничал. Но помочь он нам ничем не мог. Мы доехали к Иркиному дому, попрощались и вышли. Пока мы шли по ступенькам, Ирка шепнула:
– Надо все маме рассказывать… Не знаю… По другому никак…
Но как только мы вошли, планы сорвались. Мы увидели заплаканную тетю Раю, которая нам поведала о неприятностях в семье: бабушка Иры поехала поздравлять подругу с праздником и в сумке везла ей выручку от продажи посуды, какой-то хулиган на остановке вырвал сумку и убежал. Видимо, именно в этот день как-то так сложились звезды, и досталось всем нам на полную катушку.
В доме царила паника, но мама рассказала, что дядя Витя вытащил из заначки необходимую сумму и отдал бабушке. Когда мы приехали, она как раз отсутствовала вместе в дядей Витей, который поехал вместе с ней к подруге, потому что бабушка теперь боялась так, что о том, чтобы ехать самой и отвозить деньги, даже не могло быть и речи. Наша последняя надежда оборвалась: мы втайне мечтали, что дядя Витя, возможно, нас как-то выручит хотя бы частью суммы. Тетя Рая плакала и говорила:
– Без денег совсем остались… Что теперь делать будем?.. И Витина заначка ушла…
У бабушки тоже украли приличную сумму денег, конечно, не такую огромную, как наша, но тоже очень большую. Глядя на плачущую тетю Раю мы понимали, что в доме просить нечего.
В течение нескольких дней мы с Ирой передвигались по городу в поисках денег. Я не знаю, для чего мы обошли и объездили всех наших приятелей, друзей, родственников, и бывших и не бывших любовников – богачи в рядах наших знакомых не значились, да и если бы значились, вряд ли дали бы нам столько денег, да и чем их отдавать? Но надо было что-то делать.
Ирка все равно поговорила с мамой: та была так расстроена, что у нее постоянно болело сердце, и моя подруга не стала рассказывать всю нашу страшную историю, а просто путем наводящих вопросов поинтересовалась у мамы о возможности продать квартиру. Хотя это тоже было бессмысленно, по ситуации было ясно, что денег в доме нет, а версию о невозможности продать недвижимость тетя Рая только подтвердила. Она была в таком состоянии, что сильно не вникала в подробности, и для чего Ира у нее этим интересуется, не спрашивала, а только отвечала на вопросы, не задумываясь. Стало окончательно ясно – денег брать неоткуда. Дни таяли на глазах, календарь стремительно переворачивал даты, и время возврата наличных приближалось семимильными шагами.
– Анька-Анька, что нам делать… – За эти дни мы уже сто раз рыдали, тысячу раз обсудили все это по сотому кругу, и также не находили не то что решения, а вообще у нас даже не было никаких вариантов, где и как можно было добыть необходимую сумму.
Во время поиска, наш близкий приятель подсказал людей, у которых можно было занять денег, и мы даже встретились с одним из них. Тот сразу спросил причины: судя по его виду, врать было бессмысленно, и он, выслушав наш горестный короткий рассказ, произнес:
– Да, влипли вы. Денег я вам не дам. У меня на руках такой суммы до среды нет. Будет только к концу месяца. Если дадут отсрочку, можно поговорить, но что вам это даст? У меня тоже проценты, и большие, – он ухмыльнулся. – Такие деньги вам никто без процентов не даст. Дарить тоже никто не будет. Чем отдавать будете? Есть что на примете на продажу?
Мы замолчали. Мужчина повел плечами и добавил:
– Эти ребята под Яшей Лешим ходят. Это его кафе. Там серьезно все. Шутить не будут.
– Да мы поняли, – пробурчала Ира. – Не дети.
– Не знаю, что вам сказать. От этих ребят вы не убежите – одно могу вам сказать. Да и куда вам бежать?.. Есть куда? – снова ухмыльнулся он.
Мы вышли и наше и без того удрученное состояние испортилось еще больше. Мы были далеко от криминального мира, но имена из группировок мелькали повсеместно: Корявый, Петя Большой, Алекс Бритва, Хромой, Потапыч, Леша Кривой, Джоник Младший, Борода, Слон Старший… Клички криминальный элементов и их окружения звучали на каждом углу. Кто к какой группировке относился, кто под кем находился и какой район курировал – мы были без малейшего понятия, но слышали, что все эти люди очень серьезные и с ними не шутят. Многие из наших знакомых вроде знали кого-то и когда-то в лицо, учились вместе в школе, или это были знакомые знакомых. Но обычно знали совсем молодых, которых в этих группировках были неким младшим составом. Остальных, постарше и посерьезнее, никто не знал, никогда не видел, и также, как и мы, смутно представляли кто это, откуда и где находятся. Но вроде во главе всего стояли самые крупные криминальные авторитеты – Дед Федот и Яша Леший. Вроде это были главари самых опасных и крупных группировок, которые стояли на самом верху. Как они выглядели, и как вообще все там у них происходило, выглядело для нас весьма туманным, если не сказать больше. И когда мы в разговоре с этим мужчиной услышали, что те ребята и наш Алик как раз были связаны с одним из крупных авторитетов, с неким Яшей Лешим, нас это уже испугало до полуобморочного состояния. Мы с Иркой двинули к моему близкому «другу». Взрослый мужчина, тогда лет чуть за тридцать, занимался золотом и валютой. И мы поехали к нему.
Он внимательно слушал меня, пока Ира сидела недалеко на лавочке, и молчал, но по его выражению лица я все прекрасно понимала: у нас с подругой крупные неприятности.
– Руслан, мы не знаем, что делать, нам сказали, что эти ребята под Яшей Лешим ходят…
– Да какая разница, под кем они. Деньги нужно отдавать. А под кем они для вас вообще без разницы. – Руслан скривился. – Ну как так… ладно… Понятно. Я тебе ничем не могу помочь, – он смотрел на меня как на живую покойницу.
Я знала, что он некоторым образом был связан с криминальным миром, хорошо ориентировался в этом всем и был знаком с серьезными людьми. Но он только добавил:
– Аня, мне нечем тебе помочь. Если бы был вариант, что вы найдете деньги, можно было бы выходить на людей, чтобы вам дали отсрочку. Но у вас отдавать нечем. – Руслан стоял спокойно, но я видела, что ему совсем не хорошо: мы с ним тепло общались. А тогда на нем не было лица, я замечала, как он тяжело вздыхал и кривился, он прекрасно понимал, в какую сложную ситуацию мы попали. – А с матерью ты не разговаривала? – спросил он у меня, намекая на возможность найти деньги в семье.
– Нет…
– Ой, да чего там разговаривать, вас там семеро по лавкам. – Он выругался. – Мы вон с братом бабкин дом уже полгода продаем, уже цену снизили ниже плинтуса, и то никто не покупает, брату сейчас деньги позарез нужны, – Руслан скривился. – Вы там свою двушку эту на окраине за копейки продадите… – он снова выругался. – А жить потом где? Аня, мне нечем тебе помочь, ну дам я тебе двести баксов, триста максимум. Все. Я пустой. Что они решат?
– Дай сколько есть?..
Руслан скривился, полез куда-то в карман, достал скрепленные обычной канцелярской скрепкой купюры, достал оттуда при мне двести восемьдесят долларов, оставив себе несколько рублевых бумажек, и кивнул кому-то справа.
– Есть двадцатка? Дай! – Мужчина рядом протянул две купюры. – На, – Руслан протянул мне деньги.
– А как ты думаешь… что нам делать?.. – спросила я.
– Идти в назначенное время куда сказали, и приносить деньги.
– А если у нас нет…
Руслан ничего не ответил и только продолжал морщиться. Я потянулась, чтобы приобнять его, но он отстранился. Видно было, что ему тоже крайне не по себе, и мы с Иркой двинулись дальше.
Посетили мы и мою тетю Тамару: я выложила ей вкратце о своих проблемах и попросила ничего не говорить родителям. Тетя расплакалась и протянула мне две длинные золотые цепочки и толстое обручальное кольцо.
– Анечка, да если бы у меня были… Сама без работы сижу…
Еще за несколько дней мы с Ирой обошли еще превеликое множество друзей знакомых и родственников. Нам многие подкинули – кто что мог – но этого было недостаточно. За день до назначенного времени, пересчитав еще раз собранную сумму, мы подошли и к дяде Вите – деваться было некуда. Соображал он плохо, и Ирка выложила ему вкратце, что нам нужна очень большая сумма денег и добавила:
– Дядь Вить, ну вот так получилось, есть чем нас выручить?
Тот переводил взгляд с Ирки на меня и обратно.
– А сколько надо?
Ирка, понимая что у того денег не осталось, но возможно заначка на машину была огромной, с надеждой назвала сумму.
Дядя Витя скривил губы и снова начал нас рассматривать заново.
– У меня столько нет. А зачем вам столько? – в его голосе слышалось такое удивление, что Ирка, поняв какую глупость спросила, продолжила.
– Дядь Вить, ну дай сколько есть?
Тот снова удивленно посмотрел, помолчал и двинулся в комнату. Через несколько минут он протянул нам несколько денежных купюр. Все-таки мы не зря его спросили, видимо, его закрома были действительно бездонными: он дал нам много, очень много, но до назначенной цифры это было далеко, очень далеко.
– Хватит столько? – казалось, дядя Витя вообще не понимал, какую сумму мы должны, и стоял возле нас счастливый, довольный и уверенный, что этого будет достаточно.
– Хватит, конечно, хватит! – Ирка держалась из последних сил и попыталась сделать голос максимально бодрым.
– Ну вот! Купите себе что-нибудь! – и радостный дядя Витя пошагал в комнату, так и напевая про бедных овечек.
Я не помню, но мне кажется, что всю эту неделю мы вообще не спали – не уснули мы и в эту ночь. Мы рыдали, разговаривали и пересчитывали деньги. У нас получилась десятая часть нужной суммы, чуть больше. Мы снова и снова перемалывали одно и то же, но это делу не помогало, и мы попытались улечься и хотя бы вздремнуть. Нам не спалось: мы просто лежали с закрытыми глазами и делали вид, что все-таки спим. Я помню, как под утро Ира достала из шкафа старые альбомы с фотографиями и долго их рассматривала, подсвечивая страницы фонариком.
Все серьезные ребята, с которыми нам довелось встретиться с просьбой дать нам денег, говорили одно и то же. Помимо того, что помочь особо не могут, они твердили в один голос, что идти на стрелку надо обязательно, любыми путями: идти, ползти, лететь, но в назначенное время необходимо явиться вовремя.
Мы с Ирой тоже это понимали, сначала мы планировали напиться, но те же наши знакомые нам объяснили, что об этом даже не может быть и речи. Прибыть на такое серьезное мероприятие необходимо было не только в точный срок и вовремя, но и находиться в кристально вменяемом состоянии.
Так как необходимой суммы у нас не было, мы могли выполнить только эти условия – явиться вовремя и при ясной голове и трезвой памяти. Что мы и сделали.
Мы приехали к этому кафе за два часа до назначенного времени. На улице было холодно, но мы терпеливо сидели на лавочке и цокали зубами. Зайти внутрь мы не решались – там, внутри, нас и так не ожидало нечего хорошего, и мы мерзли, и не спешили торопить худшие события. Пока мы сидели, снова увидели нашего институтского красавчика: Букреев лихо подрулил на своей «девяносто девятой», вышел, увидел нас, но равнодушно прошел мимо внутрь кафе.
– Даже не поздоровался… – прокомментировала я его приезд.
– Да… кто мы ему…
– Ну да.
Мы с Ирой, пока искали деньги, уже успели погрузиться в подробные рассказы о правилах, царящих в криминальном мире, и прекрасно знали, что в такие дела никто не совался без особых причин. Нас уже оповестили, что это не детский сад, когда можно пожаловаться воспитателю, и тот вмешается в детскую ссору, поэтому на красавчика Букреева мы были не в обиде.
Сидели на лавочке мы долго и нудно: было страшно, тоскливо и одиноко. А за полчаса до назначенного времени нас стало потряхивать, и мы так громко цокали зубами, что уже не понимали: то ли нам очень страшно, то ли мы просто сильно замерзли.
К семи мы уже находились в жутком состоянии. Вокруг кафе пока пустовало, красавчик Букреев уехал давным-давно, и поодаль стояло только два автомобиля, и то простеньких – старенькие жигуленки. В «семь пятнадцать» мы с Ирой удивленно переглянулись, а потом занервничали: мы знали, что на стрелки обе стороны приезжают вовремя, и было несколько удивительным, что в назначенное время на месте находились только мы с Ирой на лавочке.
Мы сразу впали в панику: испугались, что каким-то образом потерялись во времени и дате, и стали в подробностях вспоминать отрывки разговора, но спутать мы ничего не могли. Потом Ирка осталась на лавочке, а я побежала к прохожим к дальней аллее спрашивать сегодняшнюю дату, день недели и точное время. Я носилась между прохожими и уточняла эти данные, но все как один сообщали, что на календаре среда, а времени на часах полвосьмого. Я вернулась к Ирке, подтвердила дату, и мы снова задергались: что-то тут было явно не то. Ожидание стало затягиваться, мы нервничали и поглядывали на двухэтажное здание кафе: отрезание хвоста кусочками было уже невыносимым. Мы уже решили зайти внутрь, как на аллее показался автомобиль. Мы замерли. Из машины вышел один из взрослых парней, который был при разговоре, когда нам писали сумму – мы хорошо его запомнили. Он вышел из машины и прошел в кафе, мы еще немного подождали, увидели еще одну машину с неизвестным широкоплечим парнем за рулем, который также вышел и зашел внутрь.
В конце концов, мы не выдержали и зашли: совершенно пустой зал и взрослая женщина-официантка в белом переднике.
– Извините… – пробормотала Ира. – Нам нужен… Нам нужен… – Кого позвать и спросить мы не имели понятия, и подруга продолжала бурчать что-то нечленораздельно. Женщина спокойно слушала и, в конце концов, Ирка произнесла: – Вы не можете позвать… того, кто на вон той машине ездит, – и она показала за окно на темную иномарку.
– Стас! – женщина крикнула куда-то наверх. – Тут тебя спрашивают!
Через секунды к нам спустился тот самый парень, которого присутствовал при нашем разговоре. Он подошел, встал рядом и застыл, вроде как ожидая вопроса, зачем мы его позвали. Несколько секунд мы молча стояли напротив друг друга.
– Здравствуйте… – я решилась произнести хоть что-то.
– Мы… пришли… нам на семь назначено… – дополнила мое приветствие Ира.
– А… ага… – этот Стас кивнул, потом глянул куда-то наверх, и я уже не помню точно, но вроде он спросил: – И что надо?
– Нам сказали в семь прийти… Мы пришли… Но у нас денег нет сколько нужно… мы…
– Вы Алику должны? – переспросил этот Стас.
– Мы сюда приезжали… Нас сюда привезли… И тут мужчина был, и он нам сказал, чтобы… – я пыталась что-то говорить.
– Так вы Алику должны? – снова поинтересовался Стас.
– Мы не знаем, кому мы должны… Наверное… – Ирка продолжала что-то бормотать.
– Сейчас узнаю, – этот Стас развернулся и поднялся наверх по лестнице. Мы остались одни.
Через несколько минут он спустился и снова подошел к нам.
– К вам нет вопросов, чешите домой.
– Как нет? – в один голос произнесли мы с Ирой, а она добавила: – А кому нам теперь деньги отдавать?
– Я вам все сказал.
– Так нам же сказали сюда прийти, и Алик был здесь! Он нас сюда и привез, и нам сказали деньги принести. Как нам теперь быть? – Ирка нервно говорила, а этот Стас в это время стоял с таким видом, будто мы его отвлекли от важных дел, и он хотел от нас скорее избавиться.
– Нет к вам вопросов никаких. Я же сказал, домой езжайте.
– Так нам деньги надо отдать! Вы помните нас?! – спросила Ира. – Мы здесь были и нам стрелку назначили!
– Какую вам стрелку назначили? – ухмыльнулся этот Стас. – Не доросли вы еще до стрелок.
– Там нам сказали…
– Идите домой, – этот Стас начал разворачиваться в сторону лестницы, как Ирка схватила его за руку.
– Подождите!.. А что нам делать? Мы денег должны! Вы понимаете! Что нам делать теперь?! Нам сказали принести сюда! У нас нет столько! Но мы… мы принесли…
– А что же вы принесли, если у вас нет? – поинтересовался парень, чуть скривившись.
– Вы понимаете, нам назначили время… Это серьезно, нам серьезные люди сказали…
– Да кто с вами, соплячками, будет серьезные дела делать?! Шутите? Так для профилактики привезли, чтоб думали головой в следующий раз!
– А как же теперь? Мы же деньги привезли, давайте мы отдадим, сколько у нас есть! У нас же долг! – Ира полезла во внутренний карман куртки и достала аккуратный перевязанный сверток.
Она быстро размотала веревочку и протянула деньги этому Стасу. Он устало покосился на купюры в руках Иры, причем с таким видом, как будто мы вместо наличных протягивали ему коллекцию спичечных этикеток или фантиков от конфет. Он недовольно скривился и произнес:
– Что непонятного я сказал?! Нет к вам вопросов! Шуруйте по домам, на горшок и спать! Все, мне некогда, – он развернулся и пошел на второй этаж.
Мы с Ирой застыли, еще постояли, растерянно глядя по сторонам, и тут подруга очнулась:
– Ань, нам надо к Алику ехать, он в девять обычно приезжает, погнали, надо у него узнавать, что случилось. – И мы двинули в Иркин ларек, а вернее уже не в Иркин.
Прилетев на место, подруга обратилась через окошко ларька к сменщице:
– Кать, привет, Алика еще не было?
– Не было. Но он тебе передал… – женщина высунулась в окошко. – Он сказал, тебе передать, что вы ничего не должны, и что… Короче, он сказал, что вы ничего не должны, он сам уже разобрался во всем.
– Как… – Мы застыли у ларька двумя столбиками. – Как?..
– Я не знаю, он так сказал, тебе передать.
– Ань, может они нашли этих ребят?.. – повернулась ко мне Ира.
– Может быть… А как еще по-другому?..
– Давай подождем Алика?
– Давай.
Мы снова стали замерзнуть, Алик не подъезжал, но вместо него приехал Саша, мы кинулись к нему и быстро засыпали его вопросами. Парень скривился:
– Да я откуда знаю… – удивленно пожал он плечами.
– Саш, а как такое может быть?.. Они что, нашли того, кто украл деньги?
Тот немного подумал и снова пожал плечами.
– Похоже на то. Наверное… нашли…
– Саш, а как ты думаешь, нам нужно ждать Алика?
– Да откуда я знаю… Раз она сказала… – промямлил Саша, кивнув на окошко ларька.
Мы так ничего не выяснили, еще долго бродили вокруг стоянки, замерзли окончательно, словили машину и все-таки поехали домой.
– Ир, так че делать будем? – уже дома растерянно поинтересовалась я у подруги.
– Да не пойму ничего! Я только думаю, что люди эти серьезные, могли найти этих парней. Ясно, что с нас нечего взять. Сама слышала, они все могут, про нас все узнали, что мы ничего не сможем отдать. Так только, в речке утопить да руки марать. Значит, нашли парней этих.
– Ни фига себе… Ир… неужели…
– Анька!! Мы спасены!! Анька!! – Ирка бросилась ко мне, и мы с визгами и криками стали носиться по комнате. Мы верещали, обнимались и прыгали по кроватям как бешеные – нашему счастью не было предела.
Потом мы сходили в соседний магазинчик, взяли спиртного, хорошенько напились и решили, что завтра поедем раздавать деньги, которые наскребли по сусекам. Основными нашими «спонсорами» были: Руслан, дядя Витя, моя тетя Тамара, Иркина подруга Света, и еще двое знакомых. Мы разложили деньги на кучки, все пересчитали, сложили в отдельные бумажки, перевязали ниточками, расписали, что и кому, и на следующий день поехали раздавать долги. Первым в нашей очереди был мой Руслан. Помимо долга, мы хотели с ним обсудить все происходящее с нами.
Руслан очень удивился и обрадовался, увидев наши с Ирой довольные морды. Мы протянули ему деньги, и он, выслушав наши приключения, произнес:
– М-да… вот так чудеса с вами, девки, произошли. – Он выругался с довольным выражением лица. – Пойдемте, выпьем.
Нашей главной задачей было уяснить, действительно ли нам не кажется, что все закончилось так благополучно, нас оставили в покое и мы ничего никому не должны. Руслан нас порадовал:
– Раз сказали, так и есть. Да все может быть, увидели вас, голодранок – что с вас взять?
– А разве такое бывает? – переспросила Ира.
– Значит, бывает. Я тоже думаю, возможно, нашли этих ребят, там серьезные люди, кого хочешь, найдут. У вас же спрашивали, как они выглядят?
– Ну да, мы рассказывали, – кивнули мы с Ирой. – Одного Антон звали, на кого мы и думаем.
– Ну, тем более, – Руслан махнул рукой. – Имя редкое, в два счета нашли. Там такие спецы, и не таких сопляков находят. Подняли шантропу местную и за пару часов выявили необходимого Антона. Я думаю, так было дело. Так что радуйтесь, что все так хорошо закончилось. Ой… давайте выпьем, поседеешь тут с вами…
Мы радовались – по-настоящему, как следует. Жизнь закипела ключом, но через время наши встречи стали очень редкими: я познакомилась с будущим мужем, и меня сразу закрутило в водоворот любовной страсти, а Ирка устроилась на работе к маме и шила модные джинсовые юбки. Одну из них она потом подарила мне на день рождения, и я долго в ней потом щеголяла. Но несмотря на эти обстоятельства, мы все равно продолжали видеться, хотя и реже.
Однажды Ирка поделилась своими новостями.
– Анька, угадай, с кем я вчера была на свидании?.. – подруга подмигнула.
– Не имею понятия. Даже вариантов нет, – я пожала плечами.
– Не угадаешь все равно. Сдаешься?
– Сдаюсь!
– С Букреевым, – спокойно произнесла Ирка и шмыгнула носом.
– Вот это да!.. Ты серьезно?
– Ну да…
– И что, прямо так, по-взрослому… – я подмигнула.
Ира снова шмыгнула носом, улыбнулась и ничего не ответила.
Потом, правда, поделилась некоторыми новостями: с красавчиком Игорем они где-то встретились на квартире у общих друзей и вроде там с песнями, плясками и медленными танцами романчик-то и начался. Я, конечно, была очень удивлена.
– Слушай, а ты у него по эту нашу историю не спрашивали, чемтам дело кончилось?
– Да не. Зачем спрашивать, он-то при каких делах там… Нет.
Я после долгой отлучки очень рада была видеть и Ирку, и всех ее домашних. Дядя Витя все так же прохаживался по квартире и распевал песенку про красоту.
– Ир, он что, перешел на старый репертуар, а как же бедные овечки?
– Овечки на месте, – расхохоталась Ирка. – Поет, поет и про них. У него теперь новое занятие, болтает целыми днями, – Ирка уже успела поделиться новостью, что им провели телефон.
– И с кем же?
– Да ну его! Надо матери сказать: куда он там звонит, непонятно, наболтает еще по межгороду, хрен расплатимся, какой-нибудь секс по телефону.
– А машину не купили?
– Не, не знаю, что там. Да какая машина, Ань?.. Он же не в себе, кто его за руль пустит.
– Да вроде же собирался, копил?
– Да кто ему там сейчас машину будет давать, то, может, при социализме обещали «инвалидку» какую-то, сейчас бардак такой везде, какая машина… – Ирка отмахнулась. – Пусть дома сидит, а то еще мать угробит. Буду потом дергаться за них. Да, наверное, и заначка давно закончилась, она же не бездонная, то одно, то другое, сама знаешь.
Мы с удовольствием обменилась своими событиями. Я рассказывали о знакомстве с будущим мужем, а Ирка потихоньку выдавала мне новости про красавчика Букреева. Мне не казались их отношения серьезными: когда Ирка рассказывала, я думала, что это так… что-то вроде короткого романчика. Хотя Ирку я понимала: устоять перед обаянием Букреева было сложно.
Через время и у меня появился в квартире телефон. Это было настоящим событием. В доме наблюдался кавардак и галдеж, но поговорить все равно получалось. Я по вечерам, когда мои домашние ложились спать, усаживалась на маленький стульчик и теперь болтала с Иркой по телефону полушепотом. Мои предположения не оправдались: роман с Букреевым у подруги набирал обороты. Причем так стремительно, что я даже с некой тревогой думала, что Ирка раньше меня выскочит замуж. Игорь даже позвал ее в гости и познакомил с родителями. Как оказалось, папа у Букреева был очень важным человеком, и Ирка взахлеб рассказывала, в каком доме те живут: там, по ее словам, были различные чудеса техники, ремонта и вообще много интересного.
Однажды я пришла с работы, как моя мама выпалила с порога:
– Ира тебе звонила, просила, чтобы ты ее набрала, а то забуду…
Я бросилась к телефону.
– Ир, ты звонила?
– Привет, слушай, заскочи ко мне на днях… – Я не могла понять, какой тон у Ирки: вроде была некая печаль в голосе, а вроде она говорила спокойно.
– А что такое?
– Да так новости расскажу, не терпится.
– Ты что, замуж выходишь?! Игорь…
– Нет, мимо. Вообще не то. Наоборот.
– Что такое?
– Да нормально все, потом расскажу.
На следующий же день я помчалась к Ирке. Мы поужинали в компании родственников, поболтали о бытовых новостях, прослушали в тысячный раз куплеты про спесивость и животных, и быстро уединились с Иркой в ее комнате.
– Рассказывай, – расселились мы по кроватям. – Что там у вас с Букреевым?
– Да ничего с Букреевым. Все уже.
– Да ты что?..
– Да ну его! – резко перебила мой печальный вопрос Ирка. – Я с Лешей помирилась!
– С каким… С тем, что ли? С которым вы встречались?
– Ага! – ответила довольная Ирка.
– Ты прямо радостная такая… Я же его не знаю…
– Познакомлю как-нибудь. Помирились. Тьфу-тьфу, – поплевала в сторону Ирка. – Надеюсь, в этот раз надолго. Ой, чтоб не сглазить… Нормально все у нас. Все выяснили, все недоразумения. – Я только собралась выказать свою радость по поводу событий в ее личной жизни, как Ирка перебила.
– Да я вообще не об этом хотела тебе рассказать! Хотя и об этом тоже! Слушай, Ань, помнишь историю эту нашу криминальную…
– Ну чего ты спрашиваешь, – я усмехнулась. – Вспоминаю регулярно и продолжаю радоваться каждому дню.
– Слушай, так что я тебе хотела сказать. Мы в крайний раз виделись с Букреевым на дне рождения у Славика, ну помнишь его. Короче, мы уже с ним расстались, но все равно начал мне там извинения там свои рассказывать, прощения просить, его же с девушкой уже видели… Короче, начал опять ко мне подъезжать, короче, мы там болтали много с ним. И, короче, не помню с чего зашел разговор за наши с тобой те приключения с долгами… Он же, помнишь, там был, видел нас там прекрасно.
– Ну да.
– А я же никогда с ним об этом вообще даже не заговаривала, ну закончилось все благополучно и хорошо, чего обсуждать это сто раз, да еще и с ним. Короче, зашел разговор. Ну, я же и поинтересовалась, чем дело кончилось, спросила, нашли, мол, этих парней. Смотрю, он вообще не понимает, о чем я. А он уже такой хорошенький был, нормально там уже набухался. Ну туда-сюда, я ему напомнила, и знаешь, что он сказал?
– Ну?
– Короче, он меня перебил, и сказал, что когда мы встряли с тобой, то за нас от Деда Федота люди звонили, поэтому нам долги и списали, или что там они…
– Ир! Ты чего?! Какой Федот? Причем здесь Федот какой-то?..
– Да ни какой-то! А тот самый, ну слышали про него много.
– А причем здесь мы с тобой и этот криминальный…
– А я не знаю.
– Да несет он чего-то ерунду твой Букреев. Много он там знает, чушь какая-то.
– Да ты знаешь, он там не последний человек, я тебе скажу! Папаша у него крутой, и через папашу его там серьезные дела решаются. Папа там эту банду крышует в верхах, так что Игорь там достаточно важный человек, не мальчик на побегушках. Я тоже думала, он там так, крутиться вокруг, типа приблатненный, но потом там-сям, пока с ним гуляли, я слышала там много всего. Игорь с папашей постоянно в беседах. Я чего из этой семейки и слиняла, ну их… Пересажают потом их всех, и меня заодно, как соучастника. Я не хотела тебе говорить это все. Но Игорь там не последний человек.
– Ну так и что?..
– Да ну вот и то! Ань, я тоже сначала не поняла. Он еще пьяный, он вообще и так неразговорчивый, тем более на эти все темы, а тут чего-то разговорился, видимо, по пьяни. Так я тебе говорю: я упомянула про кражу эту и про то, что мы с тобой так легко отделались тогда, а он такой и ляпнул, что за нас с тобой Федот звонил, или там кто-то от него, и типа они там как-то уладили, этот Яша Леший и этот Федот.
– Ир, да ну, что за какие-то гонки. Где мы с тобой и где эти дядечки? Ты чего, гонишь?
– Блин, Анька, я не знаю, но Игорь не будет просто так говорить. Он с чего-то же взял это? Я еще ему что-то о том, как нам повезло, что типа вообще вышли сухими из воды, а он что-то прогнал, что вроде мы бы не съехали так легко, типа такого не бывает, и снова мне за Федота повторил, что за нас с тобой его люди договаривались.
– Ир, да это чушь собачья! Откуда они о нас вообще могут знать?
– Да это понятно, но я так подумала… Я лично думаю, что просто узнавали про дела, а те им доложили финансовую обстановку, ну может, и нашу ситуацию обрисовали, а те, если мужики взрослые, могли просто сказать, чтобы с нами, нищетой, не связывались, вот и все. Лишние трупы не нужны, наверное.
– Ну если только так.
– Но ты подумай, вдруг чего вспомнишь?
– Чего я вспомню?
– Может, кто-то из твоих знакомых знает этого Федота? Мы же тогда столько народу обошли, всем жаловались – мог кто-то из наших знакомых заступиться за нас, а может и словечко замолвить? Я откуда знаю, Ань? Но Игорь просто так бы не ляпал о таком. Может, это Руслан твой? Серьезный он такой мужик, видно, деловой.
– Да он же сразу нам сказал, что помочь не может?
– Да мало ли что он сказал. Он что, нам будет докладывать? Может, этот Федот брат его двоюродный, он что, будет каждому рассказывать? О таких людях много не болтают, и о знакомстве с ними тоже! Может кто еще его знает? Подумай на досуге?
– А может это твой какой-то знакомый?
– Откуда, Ань? Я уже всех перебрала.
– А у меня откуда?.. А как он хоть выглядит? Этот Федот.
– А я откуда знаю?
– А чего ты у Игоря не спросила?
– Блин, Ань, ну как я спрошу? Ты чего?
– А че он еще сказал?
– Да ничего, я стала расспрашивать, сама офигела от таких новостей, но Игорь, во-первых, не скажет такие вещи, да и не помню, что-то отвлекли нас, мы не договорили.
– Не знаю… Мне кажется, чушь это. Да и как я к Руслану подойду и спрошу: «А ты случайно не знаком лично с большим криминальным авторитетом Федотом? Может, это твой родственник? Может, это и есть твой брат, которому тоже деньги нужны были?» Как это?..
– Ну да…
– Если даже за нас кто и замолвил словечко, так точно не скажет, такие дела шумно не делаются, и нам, соплячкам, никто об этом скажет. Мы даже не знаем, как он вообще выглядит… Помнишь, его все сначала Дед Федот называли? Сколько ему вообще лет? Раз дед, значит, уже пожилой дядя.
– Да не факт! В мультике тоже есть дядя Федор, но это маленький мальчик, а не взрослый дядя, так что…
– Не знаю вообще, Ир, какая-то ерунда… Где он вообще этот Федот, да и раз от него позвонили, это кто угодно может быть, хоть какой-нибудь наш однокурсник, тогда мы всех оббегали, может, племянник какой-то этому Федоту или внук. И замолвил за нас словечко.
– Блин, ладно…
– Это надо у Игоря бы выведать?..
– Да у него не выведаешь много, он умеет держать язык за зубами, я вообще удивилась, что он вообще что-то сказал про все эти дела, так видно, по пьяни сболтнул.
– Ир, мог специально сказать, чтобы не рассказывать, как парней нашли… Хотя зачем ему…
– Ладно, ну так, подумай на досуге.
– Да подумаю, да только… Интересно…
После разговора с Ирой я все-таки перебрала всех знакомых в памяти, прикинула, что к чему, но ничего не надумала.
О криминальном авторитете по имени Федот я слышала неоднократно. Я на тот момент работала на небольшом продуктовом складе кассиром, а рядом с нашей базой располагался большой строительный рынок. Тогда, в девяностые, у многих появились шальные деньги и люди стали строить большие красивые дома, они росли как грибы по всему городу – сначала двухэтажные, потом стали появляться и трехэтажные. Стройматериалы были в цене, люди стали делать ремонты и на рынке постоянно наблюдалась большая толчея, особенно в выходные. Рядом располагалась площадка с автомобилями на продажу. Так вот вроде бы этим всем то ли владел, то ли крышевал именно тот самый некий криминальный элемент, которого называли Федотом. Это имя звучало часто. И я, не выдержав любопытства, подошла к одному из своих директоров – Вадику Макарову, тогда он мне казался серьезным и солидным, хотя на тот момент ему не было еще и тридцатника. Мы с ним частенько болтали за жизнь, и я решилась у него поинтересоваться этим вопросом, и когда он курил возле ворот, я подошла.
– Вадик… тут такое дело, разговор есть…
– Чего, Анюта, говори? В порядке все?
– Да у меня личный разговор к тебе, вдруг, что подскажешь?
– Говори?.. – Вадик заинтересованно поглядывал на меня и улыбался.
Я совсем вкратце выложила историю, он меня внимательно слушал с нескрываемым любопытством, но когда я дошла до последнего пункта, который как раз меня и интересовал, у Вадика с лица сразу сползла улыбка.
– Так я что хочу спросить, вдруг ты знаешь, как он выглядит? Кто он вообще, откуда, где живет, сколько ему лет?..
– Аня, ну ты даешь… Я бы тебе не советовал такие вопросы задавать…
– Ну а что… А вдруг ты знаешь… Что тут такого?
– Даже если бы я даже был знаком с ним лично, то ничего бы не сказал. О таких людях не болтают, за это потом расплата может наступить. Так что я тебе не советую интересоваться этим человеком, а то еще ума хватит у кого-нибудь еще спросить. Заканчивай, Ань. Такие расспросы ни к чему хорошему не приведут.
– Да я просто спросила…
– Так вот и не спрашивай больше ни у кого, договорились? Иди, давай, там вон очередь уже. Иди, – недовольно буркнул Вадик и двинулся куда-то в сторону.
Я решила последовать совету своего молодого начальника и не интересоваться больше у каждого встречного-поперечного персоной криминального авторитета. Я решила, что действительно лучше наслаждаться жизнью и радоваться, что та историю закончилась так благополучно. Вот такое было у нас «поцарапало».
Я уже подъезжала к написанному Ирой в сообщении адресу, когда таксист поинтересовался:
– Вам к какому дому?
– Я здесь в первый раз, но вроде магазинчик с красным козырьком должен быть, – я рассматривала новый микрорайон и крутила головой.
– А, понял. – Через минуты я уже ехала в лифте на седьмой этаж, также заботливо написанном в сообщении.
В этом лифте за несколько секунд у меня перед глазами промелькнуло еще много наших историй с Ирой: и студенческая жизнь, и шумные игры наших детей, и Лешка, и собственный бывший муж. Мы ведь одно время так часто ездили друг к другу в гости. Конечно, они разошлись, Ира явно живет здесь с новым мужем, тем, которого я видела: интересным, с проседью. Я сразу вспомнила Иркину старую квартиру и несколько предыдущих съемных, а еще джинсовую куртку, которую она мне подарила. Я затаскала ее до дыр: несколько смешанных цветов, огромные шнуры на капюшоне, удобные карманы с заклепками. Еще я вспомнила, как однажды пришла к ним в гости, уже после развода, и они с Лешкой пытались меня развеселить и даже пели мне песни под гитару. Столько лет прожили… Совсем не так все сложилось, как мы тогда думали с Иркой… Интересно, расскажет что-нибудь?..
Двери лифта плавно открылись, и я, сделав шаг, сразу натолкнулась на Ирку: она встречала меня на лестничной клетке, чтобы я не заблудилась.
Я подняла глаза и встретилась с ней взглядом: она стояла рядом в цветном махровом костюмчике. Маленькая, худенькая, такая же, как и тогда. Передо мной была не та степенная женщина с улицы – это была моя Ирка, та самая, с которой мы так много времени провели вместе. Я замерла и протянула руки. А потом разнылась. А Ирка следом за мной. Мы стояли у лифта и обе плакали, потом снова обнимались, потом снова плакали, и так довольно долгое время.
– Ну пойдем уже… – вытирая рукавом слезы, Ирка потянула меня по коридору и завела в одну из квартир.
– Фух… Ирка… пока ехала к тебе… вспомнила это все наше…
– Да я сама сейчас сидела, вспоминала…
– Ага… Я, Ир, даже думала не ехать… Думала, мы уже совсем чужие стали…
– А я сама такая, – Ирка рассмеялась сквозь слезы. – Я тоже долго думала, сейчас, знаешь, как-то с разговорами по душам не очень… Проходи на кухню.
– Ой, ладно… столько всего вспомнила…
– Да иди уже… Садись.
– Ир, скажи мне… про маму…
– Мама хорошо!
– Ой, блин, уже боишься спросить что-нибудь, нам уже под полтинник, а нашим уже…
– А твои как?
– Да живы-здоровы…
– Ой, ну хорошо… Пусть живут еще сто лет! Как сынуля?
– Хорошо, а твои как?
– Нормально, Настя замужем, двое детей уже. Никита еще не женился.
– Да ты что?! Так ты бабка уже?
– Ну да, они с мамой живут. Мне так спокойно. Она же у меня такая, знаешь, сама не может. У них квартира есть отдельная, но я Настю уговорила. Поездки – поездками, да с работой сильно не накатаешься. А она у меня одна не может, с ней жить надо вместе. Операцию на сердце недавно сделали. Вроде благополучно. Не брался уже никто, годков-то много, отговаривали, боялись, что наркоз не выдержит, но решились. Никак одна не может… Как дядю Витю похоронили, она все, совсем захандрила. Я ей говорю: «Ну мам, ну люди же не вечные, ну мы все там будем, все там встретимся», а она кивает, а сама… Ай…
– Так дядя Витя умер?
– Да давно уже, сначала бабушка, а через полгода дядя Витя.
– А он почему?.. Старые болячки? Он же вроде давно на инвалидности?
– Да, сердце, пару раз в больнице полежал, чинили там его, но… Давно уже. А бабушка молодец, такой прям долгожитель у нас, бегала до последнего, во сне умерла. Вот бы и мама столько протянула. Не соглашалась на операцию. Ну я ей бабушку в пример, говорю: «Смотри, сколько бабушка пробегала, и у нас с тобой гены хорошие, так что давай». Ну согласилась. А сейчас с правнуками прямо ожила.
– Ир… а вы с Лешкой развелись?
– Развелись, – Ира показала на маленькие фотографии в рамках на стене.
– Ир, я не хотела говорить… но я видела тебя однажды, – я кивнула на снимки. – Ты с ним шла, я как-то не стала тебя окликать… Но я поняла, что вы развелись, вы так задушевно шли, заметно было, что вы не случайные люди друг другу.
– А и правильно! А то, как с Лешкой было бы! То души в тебе не чаял, «Аня-Аня», а потом с ума сошел, что ли, со своей армией. Помнишь, я же к тебе одно время постоянно моталась, когда ты возле бассейна жила? Постоянно чем-то недоволен был. «Зачем ты ездишь, не надо, Аня в разводе, а ты женщина замужняя, что вас может связывать, у вас все по-разному» Ты слышала такую чушь?.. Один раз достал меня. Я сначала не слушала, чем он там недоволен в очередной раз, а потом опять началось, я ему говорю: «А что за приступы панической атаки?» – короче, устроила ему там разгон. А то деловой такой. Я буду разрешения у него спрашивать, к какой подруге мне в гости ходить. Знаешь, что сказал мне?.. «Дружи лучше вон с Людой, она хорошая женщина, дети вместе учатся, вам есть о чем поговорить». Ты слышала?.. Я ему однажды устроила. Я ему говорю: «А чего это ты так Аньку вдруг любить перестал?! То нормально…» Он же нормально к тебе относился, сама помнишь! Я ему говорю: «Может, у тебя с ней тайная любовная связь?.. Может, ты там у нее со мной боишься лбами столкнуться?» Не знаю, что с ним. Ну, мужики любят, чтобы возле них только сидели…
– Ир, ты, если что, имей в виду, у меня с Лешкой ничего не было! – я завертела головой.
– Да хоть бы и было. Это же не значит, что нужно пургу мне какую-то гнать. Так и не поняла, что это у него за заскок был.
А вот я как раз таки все понимала, откуда у Лешки взялась ко мне такая неприязнь, и откуда у нее растут ноги.
Я однажды летом сидела с подружкой у нее во дворе многоэтажного дома, мы болтали за жизни, а наши дети бегали где-то рядом, и тут я увидела Лешку. Я, конечно же, вскочила и двинулась ему наперерез.
– Леш, привет! – я радостно поприветствовала Иркиного супруга.
Он, увидев меня, почему-то совершенно не обрадовался, а наоборот, его всего перекосило, и он недовольно поздоровался.
– А ты чего тут, в наших краях?
– Да дела, – Лешка раздраженно посматривал по сторонам.
– Как там моя Ирка поживает?
– У родителей моих с детьми. Лето. Поехала отдыхать.
– А-а, как будешь разговаривать, привет передавай!
– Передам, – было заметно, что Лешка не в духе, и мы быстро распрощались.
Когда я вернулась к приятельнице, она поинтересовалась:
– А это кто такой? Откуда ты его знаешь?
– Муж моей близкой подруги.
– А-а. Тут вояка один хату снимает, вон на третьем этаже, а это корешок его, постоянно здесь. А как твоя подруга выглядит? Сколько ей лет?
– Да как мы с тобой, а что?
– Понятно. Да он тут постоянно с девушкой ходит: молодая, темненькая такая, часто вижу. Понятно.
– Да ты че?.. Вот, блин, дела…
– Угу.
Обычно, когда Ирка возвращалась с отдыха, она сразу мне звонила, а тут от нее не было долго ни слуху, ни духу, а потом она объявилась. Я ничего не сказала ей о нашей встрече с Лешкой: я не могла так поступить. Конечно, мне было ясно, что законный супруг загулял, но рассказывать об этом Ирке я не планировала. Я хорошо знала свою подругу, и точно знала, что просто так ему бы это не прошло. Да и в чужие дела зачем лезть? Через некоторое время Ира приехала ко мне в гости.
– Медовый месяц у нас, – спокойно ответила подруга, когда я поинтересовалась ее делами.
– Это как?
– А вот так. Сначала грызлись как собаки, а теперь медовый месяц. Интим каждый день.
– Так это же хорошо.
– Хорошо, только не в нашем случае.
– Что такое?..
– Да начался кавардак еще с лета. А закончился тем, что я вещи собрала.
– Даже так?..
– Ага, так свекруха со свекром примчались сразу, мирить нас. Рассказывала мне, как Леша меня безумно любит и умрет без меня, если я уйду.
– Что случилось, Ир?
– Да с лета еще это все пошло. Я к его родителям как обычно с малыми поехала. Там конечно, классно: природа, озеро, там воздух обалденный, у малых сразу все сопли проходят, ну мы же каждый год ездим. А Лешка обычно к нам на выходные мотался, что тут – двести километров. А тут, знаешь, пропал вдруг. Как доходит дело до пятницы, он мне после обеда звонит: то тревога у него, то учения, то комиссия. Я не выдержала и звоню ему один раз, и говорю, что «знаешь, я конечно, с большим уважением отношусь к твоим родителям, но не до такой степени, чтобы все лето здесь с ними без тебя тусить». Ты давай, говорю, прекращай этот балаган да приезжай к нам. Ну, он «да, да», и снова та же песня. За лето три раза только приехал. А потом мне баба какая-то стала звонить и сопеть в трубку. Ну, я все понимаю, не девочка, мы уже столько лет вместе, примелькались, но наглеть-то так не надо. Снова стал пропадать, причем обязательно в пятницу после обеда. Ну, история понятная, как у всех, ничего нового.
– А сейчас как?
– Да говорю же, медовый месяц у нас.
Вот оттуда и началась Лешкина неприязнь ко мне. Конечно, я его понимала: близкая подруга жены застукала его с поличным на месте преступления, так сказать. Я видела его в том дворе еще несколько раз, и он меня прекрасно видел и, конечно, понимал, что у меня там кто-то живет, и я могу знать о его похождениях с некой молодой темноволосой особой. Взрослый мужик, а тут – подруга жены, которая может в любой момент проболтаться. Мы хорошо с ним ладили, ну я же не могла к нему подойти и сказать: «Послушай, Леша, я все про тебя знаю, но имей в виду, что ничего нашей Ирке не расскажу, не волнуйся». Конечно, он чувствовал себя как уж на сковородке, любая поездка жены ко мне была для него пыткой. Так что…
– Ир, а почему разошлись?..
– О-о… Ты знаешь, Ань, вот я даже не могу об этом говорить. Я понимаю, как это выглядит: никаких причин очевидных нет, а я ушла к другому. Жена – сука. Меня никто не понимает, Ань, никто. Вот бесполезно что-то объяснять… Все как на дуру смотрят. Леша такой хороший: не пьет, не курит, меня не бьет – что еще надо?.. Просто стали чужими с годами. Да много всего накопилось. Да тоже… двое детей, о них тоже надо было думать, а так бы я давно ушла.
– А это твоего мужа квартира?
– Нет, моя. Нас же снесли, видела?
– Да видела, там микрорайон целый возвели, конечно, видела. Каждый раз проезжаю там и тебя вспоминаю.
– Да. Расселили нас. Это моя квартира.
– Да хорошее место. И квартирка хорошая, поздравляю! Тут, конечно, все со вкусом сделано, заметна твоя рука. Но ты всегда была такая. Во вкусе вам с мамой не откажешь.
– Спасибо, Аня! Для тебя старалась, чтобы тебе понравилось!
– Ага. Получилось. Так что, как твой Лешка теперь поживает?
– Да он хороший, просто…
– Да знаю я.
– Сейчас на полковничьей должности в штабе, он же умный очень, и дети в него пошли, Никита хоть и шустрый, но отучился очень хорошо, а Настя так и вообще головастая, с двумя детьми умудряется работать. Что-то там в интернете затеяла.
– Да ты тоже у нас не глупая: то газеты делала, то на телевидение работала, а потом так и вообще в экономическую деятельность подалась, ты уж не прибедняйся.
– Да не! Ань, я не такая, у меня мозгов – кот наплакал. А Лешка… вот это ум, я понимаю. Всегда с ним интересно было. А разговаривает как! Не то что я – «типа, как бы», хотя работаю над этим, конечно. – Ирка засмеялась. – Я всегда хотела себе умного мужа, чтобы детки умные были, так что я Лешке очень благодарна. Порядок у нас всегда в доме был. Ты знаешь, Ань, ты у меня спроси, я не скажу, почему расстались. Я не имею в виду его загулы, видно уже было все – да ерунда. Неприятно, но Лешка мой живой человек, такой же обычный мужик, как и все. Тоже по сторонам смотрит… Я о другом. Сама не знаю, потерялось все, что нас связывало, а мы ведь очень крепко связаны были, правда, как две половинки. А потом… Все развалилось, вроде везде вместе… Да у всех, наверное, так. Хотя для меня это очень сложно было тогда.
– Дети нормально отреагировали?
– Да, спокойно. Кстати, Лешка к ним теплее стал относиться, не так, как раньше. Одно команды раздавал. Еще армия эта… она дает свой отпечаток, Ань.
– Он не женился?..
– Нет, но живет с девушкой.
– Прямо с девушкой?
– Прямо с девушкой, – Ирка рассмеялась. – Аня, я с тобой разболталась совсем! Я ведь вообще на эти темы ни с кем не говорю.
– Да я знаю, ты всегда была такая скрытная.
– Но с тобой я скрытной никогда не была! Все про меня знаешь! Да про меня особо знать-то и нечего. Не участвовала, не привлекалась, – Ирка улыбалась.
– Ну, так только, с красавчиком института замечена была, – я подмигнула.
– А… Букреев… Умер недавно, месяца три назад.
– Да?.. А ты что, с ним виделась?
– Да и виделась иногда, у нас на партнерском предприятии его родственница главбухом работает, хорошая женщина, очень приятная, как-то разговорились и выяснили, что есть общие знакомые, так сказать. Так что я про него все знаю, всю биографию.
– И что он? А почему умер, вроде наш ровесник…
– Да он за нами следом женился, но быстро развелся, делишки там свои клепал, не до этого, наверное, бухал потом много, печень. Со здоровьем большие проблемы были. Хотя выглядел хорошо. Мы с ним сталкивались несколько раз, культурный такой, болтали несколько раз.
– О, как!
– А я ведь тогда сильно переживала, когда у нас быстренько все под откос съехало, только виду не подавала. Да и Лешка приехал, помирились.
– О… А я думала, что ты…
– Да что я, Ань! Конечно, увидела все эти чудеса красивой жизни, конечно, я за Букреева замуж мечтала выйти, да и он такой… Это с виду незаметно, а наедине он совсем другой: мягкий такой, спокойный, может, с этими всеми делами криминальными такой стал дерганый, а так он очень приятный.
– Да понятно, – я усмехнулась. – От него глаз нельзя было отвести, сплошной магнетизм. А если бы он тебя тогда замуж позвал, вышла бы?
– Не буду говорить, – Ирка улыбнулась. – Не знаю. Для меня лучше Лешки моего мужа нет.
– Ой, а что так печально?..
– А как же, Ань!
– «Мой» Лешка…
– А чей? Мой, конечно. Муж не может быть бывшим, мой. Бывших отцов детей не бывает. С мужем можно развестись, а вот с отцом своих двух карапузиков – нет! Ань, ну ты знаешь, некоторые моменты… они уже стали невыносимыми. Вот этот холод в комнате…
– Какой холод?
– Да Лешка же закаленный у меня и ему всегда жарко. Он же в суровом климате учился, там они кроссы полуголыми в мороз бегали, и ему у нас всегда жарко. Окна всегда открыты. Летом сплит не выключался. И днем и ночью у нас «минус двадцать». А я вообще замерзучая. У детей-то в комнате всегда тепло. А ему жарко. Спина теперь болит невыносимо, заморозил меня! Сейчас хоть отогреваюсь…
– О, я не знала, что ты замерзаешь…
– Да не в этом, конечно, дело… Гульки его достали… Он, конечно, шифровался, ничего не могу сказать, только все равно заметно было. Да мужик такой видный, он совсем с годами не изменился. У меня знакомая с ним работала, говорила, что он у женщин там, в части, очень популярный. Рассказывала много там, как к нему пытались пристроиться. Да и это тоже не главное, Ань… Я себя сейчас дурочкой чувствую, не могу как-то и двух слов связать… Я же тебе говорю, я все эти семейные темы не обсуждаю ни с кем. Хотя у меня много подруг. Но в этом меня никто не поймет. А ты понимаешь, Ань?.. Ты меня всегда понимала, я чувствовала, ты, как мама, ей не надо ничего рассказывать, на меня посмотрит и все знает, и ты такая была…
– А сейчас, нет? – я улыбнулась.
– Аня, я так рада тебя видеть… – Ирка встала, подошла ко мне и обняла, и я услышала, как она хлюпнула носом.
– Ну чего ты… уже поплакали…
– Я так долго думала, надо ли нам с тобой встречаться, боялась, что ты изменилась… – Ира всхлипнула, включила воду и стала умываться. – Ты такая всегда с характером была…
– С каким характером, Ир?..
– Да с таким, – подруга вытирала слезы. – Мне мама всегда говорила: «Как хорошо, что у тебя такая подружка, как Анька. Мне за тебя не страшно, когда вы вместе гуляете». Всегда за тебя спрашивала. И дядя Витя говорил, что ты человек хороший.
– А, ага… дядя Витя специалист-психолог… – я тоже вытирала слезы.
– Ты знаешь, я пыталась посчитать, сколько мы с тобой не виделись, и не смогла – лет пятнадцать?
– Пятнадцать?.. Я не считала.
– Ага. Да все Лешка… начал тогда… вот и перестали дружить… Мне это, конечно, очень не понравилось, но муж все-таки, хочешь – не хочешь, а надо слушать…
– Ир, да ни в нем дело. Просто семейная жизнь закружила.
– Да ладно тебе, кому семейная жизнь дружить мешала? Помнишь, ты же к нам и с Сашкой приезжала, и с этим своим… Хорошо же общались, и Лешка мой говорил, что хорошо, когда ты приезжаешь…
– Ир, сейчас к тебе ехала и уже в лифте вспомнила, как вы меня с Лешкой поили и успокаивали, когда я с Сашкой разошлась, помнишь? Еще песни мне пели…
– Помню! – Ирка улыбнулась. – Знаешь, Ань… песни сделали свое дело…
– Это как?
– Помнишь, может, у нас с Лешкой есть свой песня? – Ирка напела несколько строк.
– Не помню.
– Это была для меня песня, наша с ним.
– Он сочинил?
– Да не, ну эта песня там… старая… ее никто не знает. У нас с ним связана была история нашего знакомства, когда только-только все начиналось. И он только для меня ее выучил и мне пел.
– И?.. Спел не только тебе? Мне тогда спел?.. – я улыбнулась.
– Да тебе мы тоже ее пели, это не запретная песня! Просто наша. Моя!
– Так и что?..
– У Лешки племянница подросла, двоюродной сестры дочка, и после школы у нас несколько месяцев жила, потом поступать уехала, а тут с репетиторами занималась…
– О-о… И чего?.. – Я многозначительно глянула на подругу.
– Да нет, не то, что ты подумала! Малая девчонка, да еще и родственница, нет, я не про это. Но Лешка, конечно, для нее в авторитете был, она с него глаз не сводила. А потом уехала и уже лет через пять к нам опять приехала, не помню зачем. Но уже такая взрослая! Видная! Уже такая, в расцвете сил…
– И?..
– Да что «и».
– Так они же родственники…
– Они особо не родственники, там сводная сестра, поэтому эта ему никто.
– Так зачем ты тут ее у себя селила?..
– Я не селила, я ее отправила, мне тут только ее не хватало, но я не про это. Лешка мой не придурок, он в такие семейные переделки не будет встревать, у него башка на месте. И в собственном доме он не будет такой бордель устраивать, на это у него башка варит. Я тебе о другом. Она тут у нас была, и слышу, просит его на гитаре поиграть, а он уже тогда ее и в руки не брал. Но слышу, вытащил из залежей шкафов. Мимо комнаты иду: он играет, она слушает, открыв рот. Он вообще же хорошо поет, у него голос красивый, из него бы классный артист получился.
– Да, я помню, я тоже вам говорила.
– Ну долго они пели, а я на кухне, занята сильно была: и готовила, и отчеты еще делала, помню, по самые уши была вся в делах, двери все позакрывала, ну поют и поют. А потом к детям в комнату пошла и слышу, как она говорит: «Дядь Леш, а вот ту спой». Я особо не обратила внимания, что за «та». В комнату к детям зашла, приготовила им там майки, одежду на утро и выхожу, и слышу… Ань, а он ей песню мою поет! Аня, мою песню! Ну это же моя песня!..
– Ира, ну…
– Ань, ну не делай вид, что не понимаешь!
– Да понимаю.
– Я встала в дверях и стою, смотрю на него. Ну нормальный он? Ну зачем? Ну это же наше с ним. Он что, забыл? Я постояла в дверях и ушла.
– Сказала ему потом?
– Нет. А зачем? Если он сам не понимает, зачем? Это не надо говорить, это же не мой халат он ей там дал, что можно возмутиться, это же не то, что мы когда-то договаривались, или это наше семейное сокровище или фамильные бриллианты. Ну это наше… наше с ним… Это внутри должно быть у человека, чтобы он тоже это понимал. Одно дело, когда я рядом, он всем ее пел, но когда я рядом! И всегда говорил, а это – Иры моей песня, я только ей ее пою, но вы тоже, мол, можете послушать, какая у моей жены песня. А тут… Ну это… Знаешь, Ань, мне кажется, вот тогда все и закончилось. Иногда вот такие мелочи перевешивают любую интрижку на стороне. Для меня это не мелочь.
– Да знаю тебя. Ты всегда к такому серьезно относилась.
– Ладно… – Ира вытерла набежавшие слезы. – Расскажи о себе, все рассказывай.
Мы засиделись за полночь. Встреча была такой невероятной, теплой, задушевной, столько всего вспомнили. Мы с Иркой наплакались вдоволь. Смеялись тоже очень много, гораздо больше, чем плакали. Конечно, рассказали друг другу и про личную жизнь, и про офисную, естественно, поговорили о детях и показали все имеющиеся фотографии в телефонах друг другу. Обменялись новостями про общих знакомых. Мы не могли наговориться. На кухне от стенных плафонов падал мягкий желтый цвет, точь-в-точь, как тогда в Иркиной комнате в старом доме. Мы будто погрузились в ту атмосферу нашей студенческой молодости, и в полутьме мы казались друг другу все теми же. Не видно было наших морщин, изменений во внешности, только наши голоса звучали, а они остались такими же – так Ирка сказала.
– У меня двоюродная сестра похоже с тобой разговаривает…
– А я помню! – прервала я подругу. – Мы когда только познакомились, ты мне сказала, что я на твою сестру похожа и голос такой же приятный! – я рассмеялась.
– Да ты ее видела.
– Да помню, но смутно.
– Так он когда приезжает, я так люблю с ней разговаривать! Отвернусь и слушаю ее, так у вас голоса похожи… Ты давай не пропадай больше, приезжай, с мужем познакомлю. У него дом в пригороде, на выходные мотаемся, друзей зовем. Там, правда, скучно тебе будет, я знаю, ты не любишь шумные компании. Хочешь, завтра вместе поедем?
– О, не, завтра один выходной, в понедельник на работу, да ты же меня знаешь, это не мое.
– Эдик утром приедет, сначала к маме заедем, а потом туда, смотри, если хочешь, с нами…
– Так тебе рано вставать?
– Ну да. Да ладно, я уже привыкла, мне пару часов хватает, завтра днем высплюсь.
– Тогда ехать уже надо, сколько там?..
– Да посиди еще, выходной – отоспишься.
– Да увидимся еще.
– Ань, да ты знаешь, то одно, то другое, пока соберешься… Хорошо, что ты приехала… Я прямо погрузилась в эти все воспоминания, такое ощущение, что нам опять по двадцать. Хотя мне и сейчас комфортно, а то выясняют все вокруг, сколько кому лет, глупости все это, сил только не хватает, годики сказываются: то одно болит, то другое.
– А выглядишь хорошо! Ты молодчинка.
– Надеюсь на генетику!
– Я тебя встретила, ты такая важная, серьезная и как будто незнакомая… Как будто и не Ирка вовсе.
– Я тоже на тебя глянула, ты совсем другой мне показалась, вроде ты, а вроде нет! – рассмеялась Ира. – А сейчас вижу – это ты!
– Ир, ну ехать пора, правда, не выспишься, уже вроде все обсудили, поеду я.
– Ты, может, останешься? Я будить тебя не буду, ключи оставлю, ты закроешь…
– Ир, ну не выдумывай. Сейчас такси вызвал и через десять минут дома, будем еще устраивать проблему на пустом месте.
– Ну посиди еще полчасика, а потом поедешь? Ага?.. Сейчас тебе салатиков соберу, утром позавтракаешь.
– Вот забота! Как в старые добрые времена! Помнишь, бабла не было, я к тебе приезжала, ты мне целые пакеты собирала: яблоки, чай, печенье, сахар…
– И ты мне!
– Давай тогда, собирай, а то в меня уже твои салаты не влезают, а утром поем, ты всегда готовила вкусно! Собирай, не буду даже отказываться.
– Ага… – Ирка потянулась за пакетами и пластиковыми контейнерами.
Она заботливо собрала мне пакет, сполоснула несколько тарелок и, вытирая руки, воскликнула:
– А! Сейчас тебе фотки отдам!
– Какие?
– Да я старые наши фотографии через технику офисную пропустила. Я вообще не люблю все это в телефоне смотреть, я распечатываю и альбомы делаю. Там у меня уже коллекция, а то телефон этот… Сейчас принесу, я там несколько наших и тебе сделала… – Ира вышла из кухни и крикнула: – Я все-таки надеялась, что мы рано или поздно встретимся!
Наши договоренные полчаса затянулись надолго. Ирка достала несколько толстых старых альбомов, несколько новых, уже в модных стильных обложках, и мы снова погрузились в воспоминания. Мы обсуждали наши прически, наряды, модные тогда обновки, вареные джинсы и юбки, и снова то плакали, то хохотали. Ира сунула в кулечек несколько сделанных специально для меня наших с ней совместных снимков, протянула мне, я аккуратно убрала их в сумку, а Ира из старого альбома протянула мне несколько черно-белых фотографий.
– На, это головоломка для тебя.
– А что тут? – я рассматривала три снимка разных размеров.
– Головоломка, говорю.
– Так что делать надо? Кто тут?
– Я не знаю. А ты посмотри.
Я крутила фотографии в руках. Они были похожи на вырезки из газет, которые переложили на фотобумагу. На одной в какой-то избе за скромным столом с белой скатертью сидели несколько взрослых мужчин с серьезными лицами, на другой несколько мужских фигур в теплой одежде на заснеженной площадке разговаривали между собой, не глядя в камеру. Третья была совсем невнятной, но тоже – несколько мужчин вроде как на улице.
– Ир, а кто здесь?
– Аня, это головоломка! Чего ты у меня спрашиваешь?
– Так что нужно с ней делать? – недоуменно я посмотрела на подругу.
– Решать ее!
– А как решать, кто это? Я тут никого не знаю. Мужики какие-то.
– Так вот и разглядывай мужиков этих, лупу дать?
– Да не надо, я хорошо вижу, – я снова глянула на фотографии и отложила их в сторону.
– Подожди, я тебе сейчас лупу принесу… – Ира двинулась в комнату. – Сама уже с этими цифрами скоро видеть перестану, очки уже ношу!
– Да я видела, еще обратила внимание, модные такие… – Я действительно отметила прозрачную оправу, когда встретила Иру, и нежные голубые отблески. – Только зачем мне? Я вижу нормально, не ищи! – крикнула я, но подруга уже протягивала мне лупу с ручкой.
– На, смотри, а то они некачественные.
– Да что там смотреть? Так что тут, Ир? Намекни хоть? – улыбнулась я.
– Да смотри давай! Без намеков, – глянула на меня Ирка. – Сказала тебе – головоломка, сиди и рассматривай, как узнаешь кого, кричи. Я тут, услышу.
– Так тут кто-то из наших знакомых?
– Ну, наверное. А для чего я тебе их дала? – Ира продолжала спокойно сидеть рядом.
– А-а, так бы и сказала. Тут какие-то партийные деятели…
– Конечно.
Я взяла все-таки лупу в руки и стала под плафоном рассматривать фотографии. Повторный осмотр мне совершенно ничего не дал. Только при увеличении снимка мужчины выглядели крайне серьезными и деловыми. У всех наблюдался один и тот же суровый взгляд.
– Я сдаюсь, Ир, так кто тут?
– Э, так дело не пойдет, задачка не подразумевает подсказки, сиди и смотри.
Я, взглянув на подругу, снова погрузилась в изучение фотографий.
– А ты уверена, что я тут кого-нибудь знаю?..
– Уверена.
– Так, тогда интересно… – Я снова покрутила снимки. – Ир, ну правда, не знаю, кто здесь. А это наши знакомые или какие-то известные люди?
– Отгадывай сиди, сказала же тебе – экзамен без подсказок.
– Фу-ты, придумала. Я тут никого не узнаю. Это какая-то криминальная сходка важных криминальных элементов.
– А ты что, была на таких мероприятиях? – расхохоталась Ирка. – С чего ты это взяла?
– Да ну вон, сидят за столом, посмотри: за столом пусто, спиртного ноль, вон, только бутылка с водой, да тарелки с бутербродами, – я пыталась рассмотреть содержимое на скатерти, оно расплывалось при увеличении, и я туда-сюда приближала лупу. – А видок у них… Прямо такие… непростые дела обсуждают… – Я перевела взгляд на другую фотографию. – А тут вон куда-то смотрят в сторону, но тоже чем-то крайне озадачены… Ну очень важные у них дела… На партийных деятелей не похожи, на актеров в фильме тоже… – Я отложила фотографии в сторону.
– Давай-давай, рассматривай, жду ответа, время пошло, – Ирка вроде шутила и улыбалась, но между тем выглядела серьезной.
– Ира, ну скажи, это такая важная головоломка, которую мы должны решать в два часа ночи?.. – улыбнулась я.
– Ну как ответ найдешь, скажешь мне, важная ли она на твой взгляд.
Я продолжала крутить снимки, рассматривала лица мужчин, но кроме общих черт у них, таких как сжатые губы, квадратные подбородки и серьезный взгляд, ничего не находила.
– Ир, ну я не знаю никого. Ты, действительно, уверена, что я тут…
– Да уверена я! Ну что прямо никак?!
– Да не вижу… Ир.
– Может, еще вина подлить?
– Не, чаю давай.
– Думаешь, поможет? – Ира улыбнулась и потянулась к чайнику. – Ладно, не буду тебя мучить…
– Ну давай, а то уж тут сделала секрет…
– Подсказка тебе, так и быть.
– Не окай. Головоломка называется «Найди Федота».
– Федота?!.. Здесь он есть? – Я с интересом снова уткнулась в снимки. – Ир, ты серьезно, здесь есть тот самый…
– Ищи давай, не отвлекайся.
– Ничего себе… – я подняла голову. – Я как же я его найду, если я его не знаю… Нужно догадаться? Давай еще подсказку? – Мне стало уже интересно, да и серьезная Ирка явно что-то знала теперь про того самого Федота. – Ир… правда, что ли, он здесь есть? А как ты… – я крутила фотографии. – Ну, может, вот этот?.. Да и этот тоже может быть… И вот этот… тоже. Тут все такие серьезные, на любого можно подумать.
– Да ты не думай, ты ищи!
– Блин, Ира! Ну как я его найду, если я его не знаю! Он на кого-то из наших знакомых похож? Чей-то родственник?.. Я пока сходства не вижу… Ир, ну не найду я, подсказывай, давай, я его не знаю!
– Знаешь.
Я подняла голову. Ира выглядела слишком серьезной, да и та история не была для нас веселым курьезным случаем, поэтому я знала, что подруга на такую тему шутить не будет.
– Ни фига себе. Прямо знаю?..
Минут через десять Ира не выдержала.
– Слабачка! Так и быть, еще подсказка, вот смотри, – Ирка ткнула на кучку лежащих рядом фотографий из альбома и маленькие полароидные снимки. – Здесь он тоже есть.
– Здесь?.. В наших фотографиях?.. – я уже откровенно ничего не понимала.
– Вот здесь он есть. Ищи.
Я коснулась вороха фотографий и стала их перебирать; мы только что их разглядывали, там были наши близкие, мы с Иркой, наши знакомые и друзья. Головоломка мне уже нравилась: я понимала, что Ирка что-то знает и в любом случае, рано или поздно, мне расскажет. Я перебирала снимки и наткнулась на групповую фотографию нашей институтской компании, включая сокурсников, их друзей, в общем, всеми, кто захотел запечатлеться в кадре на память возле центрального крыльца института. Я приблизила снимок и стала под лупой разглядывать лица.
– Дай сюда! – Ирка выхватила фотографию. – А то до завтрашнего вечера будешь отгадывать. Там его нет. И так понятно: нам там по двадцать лет, а на этих фото взрослые мужики, можно и так догадаться, что там его нет… – Ирка отбросила и еще несколько снимков из кучки под моими руками.
– Ну мало ли… Может, кто такой засекреченный был… Че… заочники… Приезжих сколько со всех области… Может, кто-то тут в гриме и в парике?..
– А каком парике! Где ты тут парики увидела?
Я продолжила перебирать снимки, Ира периодически вздыхала и отбрасывала лишние, чтобы облегчить мне задачу, и когда я особо засматривалась на очередную фотографию, вздыхала, вытаскивала у меня ее из рук и снова откладывала в сторону. Поиски затянулись надолго, Ира не сдавалась, а также сидела и спокойно следила за моим «расследованием». В итоге у меня на руках остались всего несколько фотографий, причем на них были самые близкие.
Ирка не выдержала, взяла несколько снимков, а остальные убрала в сторону. Положила их слева от меня, а справа пододвинула ближе черно-белые фотографии этих серьезных мужчин.
– Давай уже так попробуем.
Я посмотрела на «левые» фотографии и с недоумением глянула на подругу. Там выбирать было даже не из кого, я еще раз глянула на знакомые лица и спросила:
– Так может, надо увеличивать, где-то там в потемках на заднем плане…
– Да не надо ничего увеличивать! Давай, вот и вот, уже все подсказки закончились, имей совесть.
Я глянула на фотографию Иркиной мамы и рассмеялась.
– Надеюсь, Дед Федот – это не твоя мама?
– А ты что, видишь мою маму на фотографиях справа от себя?.. – Ира скривила губы и протянула последнюю фразу, намекая на мою глупость.
– Так знаешь, ты мне тут выбора не оставила!
– Ну, наверное, оставила!
– Ира, надеюсь, это не ты? А-а, ну да, нужно же еще смотреть на фотографии справа – тебя тут нет. Бабушка? Ира – это твоя бабушка?.. Хотя ее тут тоже нет. Я – исключаюсь, это ложный путь… Ир, ну тебя, остается только наш дядя Витя! Все, я готова отвечать – это дядя Витя! Больше никого тут нет! – я рассмеялась и подняла глаза на Ирку.
Она сидела спокойно и безо всякой улыбки смотрела прямо на меня. Потом взяла у меня из рук маленький полароидный снимок, где она была в окружении своей родни и приблизила к одной из фоток серьезных мужчин, вернее, к одному из них – как раз смотрящего в камеру с самого края и сидящего чуть полубоком. Потом она отложила семейный снимок и взяла из кучки фотографию, на которой тетя Рая вместе с дядей Витей улыбались за праздничным столом, и снова приложила ее к черно-белому снимку с серьезным мужчиной с краю.
– Я не хотела тебе говорить… но не смогла сдержаться… хотя знала, что скажу… Он ведь тебе тоже не чужой…
– Ир… Кто? – я глянула на фотографии. – Наш дядя Витя?.. Ты про кого говоришь? Причем здесь наш дядя… – я перевела взгляд с подруги на лежащие рядом снимки.
– Ты знаешь, я ведь думала, что его фамилия Григорьев. Мама, что ли, напутала… Вроде Григорьев он был… А потом я у нее спросила, а она говорит – Федотов… Я бы… да мы бы с тобой додумались, что это он…
– Ир… Ира?.. Ты хочешь сказать?.. Наш дядя Витя и есть тот самый Дед Федот?.. Ты что, серьезно?.. Ты думаешь?.. Этого не может быть… Ну как?..
– Да как, Аня. Просто. Они же все тогда шифровались, времена какие были, неразбериха… Это сейчас важных людей легко определить: самый большой дом, самая крутая машина, а тогда что, не помнишь разве, серьезные люди, наоборот, старались выглядеть скромно.
– Ира… Наш дядя Витя?! Ну как это… Ир… Это… какой-то… Как это?.. Это вообще!.. Может, ты путаешь… Ира…
– Да. Я уже потом узнала, когда он умер.
– А… а как ты узнала?.. Ира, а это что, он?! – я ткнула на мужчину с краю.
– Да присмотрись внимательно, видно же.
– Да как… видно, ну похож, конечно, но тут такой… важный… А наш?.. Да он же…
– Да дурочку он валял, Аня. Такие серьезные дела крутились, ты чего. Так что ходил песенки напевал.
– Пипец, Ира! Ну как?! Это вообще… Ну как…
– Ты знаешь, я потом, конечно, много чего вспомнила, были там нестыковки разные.
– Ну да… бабло было у него всегда… много…
– Да до хренища бабла у него всегда была! Одно куда-то ходил, все в заднице, а ему все какие-то отчисления приходят! Да он нам только с тобой немеряно капусты отстегнул, забыла?
– Ира… Ира!.. Так это он за нас тогда заступился!.. Помнишь же, Игорь сказал!
– Ну так теперь понятно все. Он, конечно. Ты же помнишь, мы у него денег просили? Конечно, он позвонил кому надо и уладил. И никаких там парней не искали. А может и искали. А мы тогда вышли сухими из воды, потому что он кому надо замолвил словечко или бабки просто отдал, откуда я знаю эти все их дела.
– Ирка, это пипец! Ну как?! Ну как, Ира?.. Это просто… Это очуметь… Дядя Витя… Ну как такое может быть?..
– Я сама только на похоронах поняла, когда табличку с фамилией увидела. Там столько народу понаехало. Крутые все, на машинах черных, люди какие-то незнакомые приехали, сами все подготовили, суетились. Да я даже испугалась сначала: откуда у дяди Вити такие знакомства? Мужик такой крепкий взрослый сразу приехал к нам: мол, все в порядке, все помогу, все сделаем. Когда хоронили, к дому несколько машин крутых подъехало, оттуда вышли такие… ну как в девяностых, только постарше уже… А мама моя вообще никакая была, она только на кладбище в себя пришла. Я с ней все время, а у меня там дома еще проблемы были… я тоже никакая. Тут мама, там малой отчудил… А на кладбище когда его привезли, я чуть не обалдела, вижу: вокруг машин дохренища! Людей толпа, все такие непростые, я еще подумала, что кого-то важного хоронят. Стала так по сторонам поглядывать. Так дядю Витю же еще на блатном месте похоронили. Привезли, мужик там важный такой этот, который сразу приехал, все суетился, с мамой вежливо, на «вы», мне тоже что-то объясняет, суетился. Я еще думала: там место огромных денег стоит, там только, сама знаешь, очень непростых людей хоронят, а тут… наш дядя Витя…
– Ира… это вообще… Ну я не понимаю…
– Ага. Я тоже не поняла ничего. Толпа машин, людей, венков, какие-то люди. Мама еще на кладбище подняла голову и говорит: «Ой, сколько у Вити друзей…» А мы когда еще только подъезжали, я увидела это все и сразу подумала, что кого-то важного хоронят. А раньше же не как сейчас: отпели, гроб закрыли и закопали. Раньше дома человек лежал, потом возле могилы все прощались, батюшка там читал… А мы только подъехали, вышли, и я сразу услышала, как люди вокруг зашушукали: «Федот… Федот… Федота привезли…» Ну я же, Аня, там тоже не в себе была, за маму очень боялась, она там вообще расклеилась, никакая была, кололи ее постоянно. Если бы на свежую голову, а так я только обрывками помню все. Но то, что я это имя услышала, это точно. Думаю: неужели того самого Федота хоронят, вижу же крутые все вокруг, с цветами такими красивыми. А маму же не могу оставить, еще подумала: хоть бы подойти, посмотреть какой он был, попрощаться, вроде как для меня сделал много, может, и правда, как-то там заступился, помог. Ну за нас с тобой. Еще подумала так.
– Ира… неужели… у меня в голове не укладывается…
– У меня уже уложилось. С годами. А я тогда точно помню, так по сторонам глянула, думаю, надо запомнить, где его похоронили, потом буду здесь, подойду, посмотрю хоть на фотографию. А потом… уже дядя Витю понесли, и вся эта толпа с цветами за нами по кладбищу, я вообще ничего не поняла. Я тебе говорю: я только о маме думала, но видела все, конечно. А когда к могиле подошли, я на табличку глянула, а там «Федотов Виктор Степанович». Я тогда сразу поняла все. Ну не помню… вроде сразу. И фотография другая совсем. Мы же свою приготовили, и когда он у нас во дворе лежал, то с другой фотографией. Ну не табличек, конечно, ничего. И к дому никто не подъезжал, так, говорю же, только несколько машин. А там… И фотография там другая была, уже на кладбище – большая, красивая, он там совсем другой, не такой, как у нас ходил, песенки распевал.
– Ир… и правда, помнишь, песенки эти про красоту. «Сердцем чист и не спесив…»
– Ага. Мама там пришла в себя, по сторонам смотрит: «Ой, сколько друзей у Вити!» Там даже отошла немного. По сторонам смотрела. А я вижу, что мама вроде нормально, и сразу спрашиваю у нее: «А разве у дяди Вити – Федотов фамилия, ты же говорила – Григорьев?» А она, нет, говорит, Федотов, ты что-то напутала. Может быть и я, не помню.
– Ирка… так это наш дядя Витя… ничего себе… как он так… шифровался…
– Да все тогда шифровались! Аня, я же вообще не помню, где они там с мамой познакомились, потом спрашивала у нее, она тоже не помнит, ну что-то там – на улице вроде. Откуда он взялся… Ну мама привела в дом и жили… Да я сама, Ань, потом так это все… Дела, конечно. А он вообще не знаю, откуда и как в нашем городе очутился. Он, я так поняла, не из наших краев. У него, кстати, вроде шестеро или пятеро детей. Он несколько раз женат был. Но я точно не знаю. Там женщина была еще пожилая на кладбище и мужчина взрослый, вроде сын его. Нас потом на поминки в кафе повезли, усадили в машину дорогую.
– А Лешка с тобой был?
– Нет, мы еще жили тогда, но у Лешки там дела срочные были на службе, он в командировку уезжал, я одна была. Детей тоже не стали на кладбище тянуть, мне за мамой надо было приглядывать.
– Да и он им-то…
– Ну да, он же с моими детьми так особо не общался. Я их маме надолго не оставляла. Да он и болел тогда сильно, куда мне еще маму внуками грузить? Так что я сама на кладбище была, ну и родственники наши еще приехали. Они, кстати, тогда такие удивленные были: они-то на свежую голову это все наблюдали. А мама… она так ничего и не поняла… Так, «ой, сколько друзей у Вити…» Она у меня, сама знаешь, такая…
– Так что, на поминки в кафе…
– Да что, такое кафе хорошее, а мы еще у нас собирались поминать, ну как обычно. Тогда еще в кафе и не поминали, дома только. А тут кафе?.. А нам тот мужик сразу сказал: не волнуйтесь, мол, я помогу, все сделаем. Ну мы не ожидали, конечно, такого, все равно суетились дома, готовились. И там, Ань, когда люди начали говорить, я все поняла.
– А что говорили?
– Да общие слова, про важного и нужного человека. Да дело не в словах, а как они это говорили. Да и видно: люди непростые собрались, такие элегантные, такие одежды черные, пиджаки, женщины в платьях длинных, ну видно, что непростой народ. Я там уже все поняла. Так знаешь, между слов… Но я там долго не слушала: маме плохо стало, и нас в соседнюю комнату отвели. Там носились, конечно, с мамой, на диван уложили, поэтому я особо не слышала, что говорили. Да понятно уже все было. Так нам еще денег столько дали… Ань… каждый подходит: «Примите наши соболезнования…» – и конверт маме в руки, потом следующий кто-то подходит. Ну мама кивает да кивает, потом уже конверты в руки не помещались. Мы дома как открыли…
– Да… вот так дядя Витя… и правда, и при жизни заботился и после…
– Да, Ань, грешно жаловаться: что было, то было.
– Да что было, и мне вон сколько перепало… Ир, а помнишь, как в карты играли с ним?.. Мама дорогая… Ира, ты представляешь, как он с нас угорал?..
Несмотря на грустную тему о похоронах дяди Вити, мы вспомнили с подругой наши игрища и сквозь слезы расхохотались.
– А помнишь, как он нам деньги давал на цветочки и на помаду?
– А помнишь, он же тогда еще бабушке твоей помог, когда у нее деньги украли? А нам?
– Да грешно жаловаться, он нас хорошо обеспечивал.
– Ир, он же такими деньгами ворочал, наверное…
– Да кто его знает, что там за дела все эти криминальные… Я же тебе говорю, вроде у него шестеро детей. Их, наверное, тоже обеспечивал. Да все эти криминальные финансовые потоки, куда там оно все шло, кому…
– Ир, а они, эти дети, были на похоронах?
– Я не знаю, Ань, я же тебе рассказываю, как там все было: людей много, вокруг толпа, может, и были. Я не знаю.
Мы помянули дядю Витю, долго молчали, вспоминая те давние события, а для меня эта новость вообще была крайне удивительной. Я периодически только открывала рот и бурчала:
– Ира… ну как это… Наш дядя Витя…
– Ну вот так.
– Слушай, а мы голову, помнишь, ломали, когда Игорь сказал про Федота?
– Ага, – улыбнулась Ира.
– А он в соседней комнате был… Ну как это все, Ир… Я в шоке…
– А я в каком шоке была!.. Ты чего?.. Я пару месяцев с круглыми глазами проходила.
– Лешке сказала?
– За нашу историю?
– Ну и за нее тоже.
– Сказала, в общих чертах. Так, в общем. Что непростой человек был.
– Да уж. Ирка, а помнишь еще песенки эти его? Про бедных овечек… ну пипец… Ира, спасибо твоему дяде Вите, что он так помог нам, спасибо ему. Неизвестно, чем мы дело кончилось, если бы не он…
– Ага, может, слышит нас. Спасибо ему.
– Как он тогда узнал, интересно?..
– Ань, да что там ему узнавать? Мы сумму назвали. Он все понял, что мы куда-то вляпались. Да таким людям – раз-два и узнал. Это не мы с тобой. Да и слышал все прекрасно, мы же не прятались.
– Это же он как-то созвонился… или поехал…
– Да у него мобильник был. Сто процентов.
– Мобильник?..
– Конечно, а может и нет, тогда еще. Но какая-то связь у него была. Мама однажды нашла зарядку от телефона. Только я тогда не понимала, что это. Тогда только в кино начали показывать, и у крутых издалека я видела, а так, чтобы близко, не видела.
– И что?
– У нас же одна комната завалена мебелью была, помнишь? Бабушкина?
– Да помню, как-то там убирали с тобой.
– Он, видимо, там прятал что надо. У него и документы-то всегда были… только удостоверение какое-то потрепанное, с собой носил.
– А помнишь одежду его?… Ир, помнишь курточку серенькую, кепочку?
– Ага, а авоську?.. – Мы снова расхохотались сквозь слезы. – А мама однажды убирала и нашла что-то типа зарядки, помню, еще у нас всех выспрашивала, что это вообще такое? – Ирка смеялась. – «Откуда в доме такое появилось?» Это я потом уже поняла, что это зарядка на телефон была. Там же вилка, понятно, что в розетку втыкается, но я тогда глянула и даже не обратила внимания. А он, видимо, где-то забыл.
– А у дяди Вити спрашивали? – засмеялась я.
– Да у всех спрашивала… Че у него спрашивать… Ты же сама помнишь, какой у него был видон: как будто только что на свет народился. «Ничего не знаю, ничего не понимаю». У него хоть спрашивай, хоть нет.
– Ир, вот это кино… А фотографии эти откуда?.. – я рассматривала «нового» дядю Витю.
– У мамы были, не знаю откуда. Да я бы и не обратила внимания на них, это потом уже. Оставила на память…
– Ира, да мне бы и в голову не пришло…
– А кому бы пришло? Хотя… потом уже, я многие моменты вспомнила. Он однажды в больнице лежал, недолго. Это еще хрен знает когда было. А мама что-то там не могла к нему поехать. Ну, я взяла котомки и поехала, супчик там ему повезла, котлетки – что мама приготовила. Приехала, захожу в палату – пусто. Мужчины говорят, что вышел. Ну, я покрутилась – нет нигде, еще подождала, а потом думаю, может, в парке гуляет, туда пошла. Мобильников же не было. Думаю, схожу в парк, гляну и назад вернусь, наверное, на процедурах. Выхожу и пошла на ту сторону, его искать, а там аллейки возле забора и вроде вижу: кто-то там ходит, я туда. Заворачиваю и вижу: в конце аллеи дядя Витя стоит, а вокруг него трое таких громил бритоголовых, ну видно, что бандюки. А он еще стоит в центре и что-то важно так им втирает, рукой помахивает. Я как испугалась и бегом к нему! Сама бегу, а что говорить не знаю, думаю, чего они вокруг встали, ну понятно, обидеть хотят инвалида. Думаю, может, что случилось, наехали на него. Я подлетаю с этими авоськами и встала возле них. Резко так. И стою – а что говорить непонятно. А он так поворачивается, ну как обычно, с растерянным видом, и своим этим блаженным голоском: «О, ко мне дочка приехала… А я тут с ребятками познакомился!» – и радостный такой стоит со своей обычной приблажной улыбочкой и на этих громил показывает. Я его сразу потянула оттуда… – Ира грустно улыбнулась. – Еще отчитала его так. Ругала его, сказала, чтобы больше не ходил туда, в парк. Целую лекцию ему прочитала. Вот хохма. Ясно, что для него это свои были…
– Да, Ир, вот дела… – я качала головой в полном недоумении от новой информации. – Ирка, ну песенки его… Е-мое… «Бедные овечки…» Он, наверное, тогда слышал, о чем мы разговаривали. Мы ведь от него даже не пытались как-то отгородиться. Все при нем рассказывали…
– Ага. Ань, да мы вообще сквозь него ходили! Да ты же помнишь: такой весь никакой, безобидный. Да он когда появился в доме, я вообще… думала, вот, блин, мама откопала. Ну она же у меня такая, не может одна, но я тогда вообще за нее переживала… Думаю, совсем уже мама от одиночества с ума сошла. Еще помню… они там… Эти все звуки интимные по ночам… – Ирка усмехнулась с улыбкой. – Еще думала: надо же, еще спят там как-то с ним… Думала: инвалид-инвалид, но что-то там еще может. Ну, думаю, и хорошо…
– Ир, так мама не догадывалась?..
– Да нет, конечно! А о чем?.. Это мы там что-то слышали по молодости: все эти слухи, все эти происшествия, а она тогда только о деньгах думала да про работу. Но они с ним хорошо ладили, помню, закроются, телек там смотрят, спокойно у них все всегда, тихо. Может, он с ней другой был. Мужик-то явно интересный – посмотри на него. Глянь, какой взгляд?.. Сила, она, в любом случае, чувствуется. Поэтому он маме и понравился. А перед нами дурочку изображал. Да и перед всеми остальными тоже.
– Это да. Помнишь, как ты на меня обиделась, когда я его дурачком назвала?
– Да помню… Да говорю тебе, я сама стеснялась долго, что он у нас жил. Думала, какой с него толк. А потом вижу: помощь, мама не нуждалась, мне денег давал, а потом вроде и человек хороший, не мешал никогда, ты же помнишь? Ходит и ходит.
– Да понятно теперь, свои дела обмозговывал. Ржал с нас с тобой, Ира.
– Да я думаю, да. Он же ходит там, а мы планы строим, как его в карты обыграть…
– Блин, Ирка! – я расхохоталась. – Помнишь, ты игру в карты придумала? И мы его еще учили?..
– Да это пипец, Аня! Я уже это все тысячу раз вспомнила. Это с тобой, видишь, все заново. Удивила я тебя?
– Еще как…
– Я старалась, – подмигнула мне Ира, слегка улыбаясь.
– Да я тоже удивилась, когда его в первый раз увидела, хотя не знала про вас ничего: мама такая еще моложавая, а тут это пятно. Ты мне еще говоришь: «Защита в доме должна быть, мужчина в доме…»
– Ну да! У нас же район там всегда темный, а мы на первом этаже: и стекла бывало нам били, и во дворе хулиганили, да много всего. Мама боялась за нас с бабушкой и всегда говорила, что мужчина в доме должен быть.
– Да помню я. Я еще подумала: нашли защитника… От кого ваш дядя Витя может защитить? Разве что от нападения горстки лилипутов.
– А вот так все получилось! Я думаю, мы под хорошей защитой были, только не знали этого. Аня, а я ведь помню его таким, – Ира ткнула пальцем на черно-белую фотографию. – Я видела его таким, один раз. Вот точно таким, как здесь, но тогда не обратила внимания. Видимо, какое-то дело у него важное было, и он так глубоко задумался, что забыл, что не один дома. Я еще сплю и слышу, как разговаривает кто-то в маминой комнате, причем знаешь, голос незнакомый и такой, знаешь, ну властный такой, низко так кому-то что-то говорит, я аж вскочила и в коридор. У дверей встала и прислушалась: вроде тишина. Думаю: к дяде Вите, что ли, кто-то пришел, мамы не было дома. Ну постояла, снова тишина, я дверь приоткрыла, а он возле окна стоит, и я еще помню… непохожий на себя обычного стоял… Он вот такой был, как здесь на фотографии, – Ира показала пальцем на мужской силуэт. – Просто стоял и в окно смотрел. Но такой взгляд, знаешь, как здесь… серьезный такой… Я дверь открыла, а он даже не услышал, так и стоит. Я по сторонам глянула: никого нет, и спрашиваю: «Дядь Вить, а кто тут разговаривал только что?» А он сразу развернулся и как обычно с дурацкой улыбочкой отвечает: мол, никто, здесь только я. Ну я глянула: правда, никого, и пошла. Даже не обратила внимания, – Ира махнула рукой. – Да много было моментов… потом так, всплывали в памяти… Но… мне кажется, если бы я знала его фамилию, я бы рано или поздно догадалась, а может и нет…
– Ты же с ним так рядом была. Может.
– Слушай, а помнишь, бабушка, когда торговала, еще все время радовалась, что с нее дань не берут?
– Да не, не помню.
– Там же рыночек был, и все кто торговали, платили, причем большие суммы…
– И старушки?
– Да все, Ань! А то ты не знаешь? Это же самые такие денежные места были, конечно, все платили. Да на всех этих рыночках дуболомы тусовались, молодые да наглые. Я за бабушкой когда приходила, помогала ей товар донести, там часто жуть была. Да на моих глазах у бабулек старых товар раскидывали, разбивали. Я сама видела, так грубо разговаривали… Ногами, помню, одной женщине весь товар перевернули… Да ужас там… Да везде это все было. А бабушку никогда не трогали.
– Так она не платила ничего?
– Да я точно не помню, как там и что. Но помню: то за одно надо было платить, то за другое, может, и платила, но помню, что говорила, что ее никогда не трогают. Она вообще считала, что это из-за дедушки.
– Из-за какого дедушки?
– Ты не помнишь? Мой же дед архитектором был, известным, даже улица названа в честь него, переулочек. Сейчас не знаю, может, и переименовали, а может, и переулка этого нет. Так бабушка там вроде пришла и объявила этим блатным, что она, мол, жена, известного архитектора. Ну и всегда потом говорила, что, мол, вот парни ее уважают, что дедушка важный человек был – архитектор! Она часто об этом говорила, ты не слышала?
– Я такого не помню.
– Ну и ее никогда не трогали, даже помню, какой-то парень там из этих бандюков ей вроде помогал все время. А она ему чай заваривала в термосе из травы лечебной и носила ему, вроде как друг ее. Все рассказывала про хорошего парня Егора. То пряники ему носила, то еще чего, я точно знаю, что ее никогда там не обижали.
– М-да…
– Да теперь-то понятно, кто на самом деле был ее другом. Ясно дело, дядя Витя там распорядился. Если не сам, так через людей своих кому надо сказал, и за бабушкой присматривали. Вот Егорку и назначили бабушкиным другом.
– Ирка… ну надо же… как это все… Ты все таки думаешь, что ему надо было так скрываться?..
– Конечно! Да мало ли, что там у него, раз шифровался, значит, так надо было. У меня еще один случай с ним был… Тоже… вообще даже не мелькнуло тогда… Я однажды от нас на трамвае куда-то ехала, возле нас же как раз остановка была, помнишь?
– Да это помню, конечно, мы же в институт ездили.
– Я однажды на трамвае еду, и возле светофора трамвай притормозил, а рядом иномарка крутая тоже остановилась. Ну, помнишь, раньше это же, ого, какое событие – иномарка! Да еще крутая такая, бандитская, черная, тонированная. Я же, естественно, в окно вылупилась и рассматриваю. А окно в машине чуть приоткрыто было, и мне мужика, который рядом с водительским местом сидел, хорошо было видно, вот так, – Ира провела невидимую черту от уха до руки. – Ну такой, бандитской внешности. Вот, как тут, – она ткнула в одну из черно-белых фотографий. – Такая, знаешь, челюсть тяжелая, и он что-то так, не глядя, говорил мужчине слева, а может, сзади. Не знаю, там черная тонировка была. И я так еще посмотрела… Ну видела же, что это дядя Витя… но он настолько другой был… что мне даже в голову не пришло… Мозг, видимо, не смог переварить информацию.
– Так это он был?.. Во дела…
– Да он, сто процентов! А я тогда еще с таким интересом глядела, и помню, вот вроде видела же, что это он, но не доходило до меня… и машина эта крутая, и вот такое его выражение, он же, как другой совсем…
– Ну да… – я усмехнулась. – Я вон смотрела, когда ты сказала, и в голову не пришло, а хотя сейчас смотрю… вроде да, он. Как меняется человек…
– Но вот и я тогда так еще глянула, мы несколько секунд в метре находились… Так еще, знаешь?.. Вот точно помню, что мне его плечо видно было. А обычно эти все крутые в пиджаках ходили…
– Ну да, в малиновых…
– И я так смотрю, а на этом мужике крутом какая-то рубашечка нелепая в клеточку. Я хорошо помню, еще подумала, что за лоховская одежда на таком мужике крутом в такой тачке. Мне кажется, что у меня вроде тогда даже промелькнуло в голове, что наш дядя Витя точно в такой же ходит. Я это потом уже вспоминала. Видимо, куда-то по своим делам ездил… Помнишь, он же все вроде как на почту ходил. То на почту, то на рынок…
– Надо же… Вот это история… Обалдеть, Ирка. Слушай, даже забыла, что домой надо ехать. Сколько там?
– Пять почти.
– Ого! Ир, ну засиделись… Но надо же, так вот неожиданно все выяснилось… – Я потянулась за телефоном, чтобы вызвать такси.
– Слышишь, Ань, я тебе еще маленький подарочек хочу отдать, на память от нашей семьи, и от дяди Вити тоже. Помнишь, тебе шкатулка мамина нравилась?
– Цветная такая, лаковая?
– Да, ты еще просила подарить ее.
– Ну так, смутно, но помню!
– Это же мамина была, как я могла тебе ее подарить? А потом как-то маме сказала, что тебе она очень нравилась, так она так ругалась: что же ты, мол, не подарила, нашла, мол, ценность! Подари Ане обязательно! Она старенькая, конечно, но я помню, что она тебе нравилась, на память будет. Сейчас принесу…
Ира занесла шкатулку. Нежное приятное на ощупь покрытие, крупные яркие цветы и маленькие ножки. Я сразу вспомнила эту вещь.
– Ой, спасибо, Ир, красивая. Я до сих пор люблю такие штуки. С моря вожу, там такие есть, досточку себе купила, не пользуюсь, а так, достану иногда, люблю такие цвета и на подарки девчонкам тоже такие шкатулочки маленькие привожу.
– Я тебе тут положила… Вроде как пустую шкатулку дарить… Вот, тоже на память… – Ира открыла шкатулку и показала мне лежащую внутри колоду игральных карт, запакованную в целлофан. – Ты знаешь, как-то иду в магазин торт покупать на какой-то праздник, слякотно, сыро, и вижу: что-то яркое валяется. Я вроде вся в чистом, перчатки на руках… Но я не поленилась, наклонилась, смотрю, а это колода карт. Голову повернула, рядом магазинчик с канцтоварами, наверное, купил кто-то и выронил. Они грязные лежат, затоптали уже, но я подняла все равно. А потом где-то слышала, что карты найти – к большой удаче. Так что пусть к шкатулочке тебе будут.
– Так это те, с улицы?
– Ага, так и запакованы.
– Приедешь ко мне, перекинемся в партеечку, правила помнишь или новую игру на ходу придумаешь?
Мы тепло попрощались, договорились, когда увидимся снова, и решили съездить вместе к тете Рае, повидаться, и еще поехать на кладбище. Назначили точную дату, еще немного всплакнули, потом снова посмеялись, и все-таки распрощались.
Я ехала в такси и держала в руках пакетик с салатами, фотографиями и шкатулкой. Я достала ее из пакета, пытаясь рассмотреть на свет уличных фонарей, и пошелестела прозрачной упаковкой на картах.
Мы бедные овечки,
Никто нас не пасет,
Мы таем, словно свечки…
Да… разговорчик получился… Хорошо, что встретились, очень хорошо. Ирка такая же… В голове мелькнули ее слова: «Дядя Витя тоже хорошо о тебе всегда отзывался. Ты для нас всегда была как родня. Помню, он как-то мне сказал что-то хорошее про тебя, не помню дословно, но как-то так правильно сказал про тебя… вот четко в нескольких словах охарактеризовал тебя… очень как-то точно… Я помню, так удивилась еще… Думаю, не соображает же вроде ничего, а так правильно и красиво сказал… Поедем к маме, вот обрадуется, давай, приезжай, поедем, проведаем».
– Вам к какому подъезду? – таксист повернул голову.
– К пятому, пожалуйста, вон, где стоянка.
*
*
*
В оформлении обложки использованы фотографии с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.
В тексте процитированы фрагменты песни «Куплеты Курочкина» из кинофильма «Свадьба с приданым» (1953) на стихи поэта Алексея Фатьянова и песни «Мы бедные овечки» из мультфильма «Пес в сапогах» (1981) на стихи поэта Михаила Либина.
Последние комментарии
3 часов 51 минут назад
19 часов 55 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
3 дней 11 часов назад
3 дней 15 часов назад