Хранители памяти [Вера Ивановна Соломея] (fb2) читать онлайн

Елена Сергеевна должна была быть на работе, как всегда, к девяти часам, но заболела. Температура под тридцать девять, голова раскалывалась, а сухой кашель не давал заснуть всю ночь. Муж рано ушел на работу, а дети уже жили отдельно со своими семьями. Она вызвала врача на дом и не успела отойти от телефона, как раздался звонок. Позвонила её мать, она только сейчас узнала, что их соседка Дина Константиновна скоропостижно скончалась и похороны завтра. Елена Сергеевна еще долго сидела у телефона, а потом словно очнулась: «Вот и еще одна любимая старуха ушла». В её жизни их было три. Все они её любили и помогали – мама, тётя и любимая соседка, но, как то незаметно стали старенькими и больными. «Ведь как себя помню, Дина Константиновна жила с мужем, и кошками и собаками в соседней квартире». Сейчас уже снесли этот дом и от улицы мало что осталось после реконструкции Москвы, но соседи продолжали дружить, получив новые квартиры в одном доме, но далеко на окраине Москвы. Оказывается я так мало о ней знала, хотя жила всегда рядом. Интеллигентная, всегда красивая, в шляпке и с сумочкой не казалась старомодной. Со своим мужем летчиком испытателем, который прошел первую и вторую мировую войну, прожила большую жизнь и многое повидала. Окончила гимназию, знала иностранные языки и дружила с известными людьми, работала бухгалтером в тресте, что находился здесь же во дворе. Детей у них не было, но была собака и всегда несколько кошек. Муж Дины Константиновны заставил её сделать аборт, он иногда шутил: « Если когда-нибудь появится ребенок, мы его выкинем в форточку». Еще Дина Константиновна кормила бездомных кошек и собак. Школьницей Елена Сергеевна часто заходила к ней. Запомнился на всю жизнь один разговор: «Как бы мне хотелось увидеть море», мечтала девочка. И Дина Константиновна рассказала, как они с мужем объездили все лучшие Черноморские курорты, как один раз она попала в шторм на прогулочном катере и капитан судна, который с первого взгляда влюбился в Дину Константиновну, спас её, тонущую за бортом. Мама иногда дулась на Дину Константиновну из за того, что кошки не давали покоя посидеть у неё и спокойно попить чайку. Любимый кот Фись огромный и жирный, ну вылитый кот Бегемот, не раз прыгал с гардероба на мамину голову, вот так ревновал, наверное. Очень запомнилось, как они приходили к Елене Сергеевне в роддом, стояли под окнами радостные и громко наказывали обязательно выпить соки, которые они передали. Мама тоже была уже старая, но моложе Дины Константиновны. Она была совсем другая. Кошек и собак в квартире терпеть не могла, но Дине Константиновне это прощала. Мама была

деревенская с крепким здоровьем и независимым характером. Кончила церковно-приходскую школу, знала много стихов наизусть, но книг с тех пор в руки не брала, за исключением Евангелия, которое, как говорила мама, ей подарила одна старенькая монашка. Мама всегда ходила в церковь, чаще всего на Елоховской, где крестила Елену Сергеевну. На всю жизнь остался в памяти этот Богоявленский собор накануне Пасхи, когда она, пяти лет отроду, шла с мамой освящать кулич. Одной рукой она держалась за маму, а в другой несла белый узелок. Был огромный людской поток вдоль Новорязанской улицы, а справа конная милиция на белых лошадях! Может они были как-то украшены и казались очень большими и красивыми. Было устрашение и был порядок. Всю войну мама вязала свитера и варежки на солдат Красной Армии, и потом работала на швейном производстве, а когда вышла на пенсию еще долго подрабатывала. Эти две вдовы такие разные были с Еленой Сергеевной всегда рядом и всегда любили её. Её семья – муж, двое детей, работа в научно-исследовательском институте, родственники мужа и многочисленные друзья занимали всё её время – вот в чем была вся её жизнь. Но теперь отчетливо вспомнилось, как Дина Константиновна просила в последней поздравительной открытке к Новому Году почаще писать и приезжать к ней. Вспомнилось, как заплакала мама, когда пели по телевизору «Оренбургский пуховый платок». Конечно, это плакало одиночество. И я ему не очень то сочувствовала. Ведь они меня любили и были всю жизнь рядом, о плохом и особенно о смерти как-то не принято было говорить, словно все вечные, думала Елена Сергеевна, и сама уже плакала.

Все ли старики так одиноки? У нас редко у кого много детей, много внуков и все заботятся о стариках. Елена Сергеевна вспомнила свою бабушку, которую видела всего несколько раз в раннем детстве, но знала по именам всех её детей – их было десять. У тёти было пять детей, у мамы – трое, у неё самой – только двое, у дочери один ребенок! Жизнь городская загоняет стариков в квартиры, на лавочках уже не сидят, как раньше. Людмила Улицкая говорила, что старушки дали ей много в юности. Одна из них сказала ей: «Коммунальная квартира – это школа христианской жизни. Коммунальная квартира, двор – это была община, которая помогала преодолеть одиночество и болезни». По её наблюдениям – старики очень разные. Одинокие старики часто имели и родных и соседей, но со всеми поругались. Личностные особенности определяют человека в старости. Сейчас все чаще разрывается связь поколений. Молодым совсем неинтересно всё, что старики могут сказать. А вот её любимая тётя жила всю жизнь в своем деревенском доме, и Елена Сергеевна никогда не чувствовала, что тётя Нюра страдает от одиночества. Вся жизнь прошла в колхозе и до глубокой старости обрабатывала приусадебный огород и сад. Елена Сергеевна помнила, когда у тети были корова и овцы, но потом только коза Сорка и курочки. Эта коза, как говорила тетя Нюра, и спасала её ото всех болезней. Сыновья выросли и жили в городе. Дочек своих похоронила маленькими. Елена Сергеевна помнила свою двоюродную сестру, которая умерла в четырнадцать лет от менингита. У тёти Нюры на похоронах отнялся язык, её вели под руки и только через несколько месяцев она еле оправилась от горя. Но старела тётя Нюра не в городе, а в деревне и наотрез отказывалась ехать к сыновьям в город. Каждый год Елена Сергеевна приезжала к тётеньке на всё лето. Там часто жили её внуки и невестки, приезжали погостить её двоюродные сёстры, были они уже старые, тихие и добрые. Все были рады встретиться вместе. Ждали, когда кто-то должен был приехать. Елена Сергеевна помнила себя совсем маленькой, как посланные деревенские ребята бежали и кричали ей, что из Москвы приехала мама, а она бежала им навстречу босиком по топкому берегу пруда и все время смеялась от радости. Тётя Нюра часто вспоминала своего рано умершего мужа. На сенокосе попил ключевой воды и заснул на траве, двухстороннее воспаление легких довело до погибели. Вспоминала его тихо, обязательно крестилась и молилась за него перед иконами. Эти любимые старухи все любили свою родню, любили праздники и обязательно пекли. Дина Константиновна – маленькие сдобные пирожки, тётя Нюра – пышки на сметане в русской печке, мама – дрожжевые пирожки с капустой. Так было хорошо, что они были всегда, зимой мама и Дина Константиновна, а летом тетя Нюра. Школа, уроки, всё сразу же забывалось дома, можно было пойти с мамой к Дине Константиновне и сидеть и слушать, как они разговаривают, есть что-нибудь вкусненькое и играть с кошками. А какой красочный язык был у каждой из них. Дина Константиновна говорила легко, понятно и даже очень современно. Любила смотреть по телевизору футбол и хоккей. А уж любимых страной хоккеистов всех знала наперечёт. Мама и тетя Нюра говорили пословицами и поговорками. Тетя любила рассказывать о святых и чудесных исцелениях. У мамы всегда находилась пословица на случай в жизни. «Не спеши в Лепиши, в Сандырях ночуешь», говорила она, когда Елена Сергеевна была возбуждена и нетерпелива. «Денная красавица – ночной попугай», когда ярко красила губы. «На охоту ехать – собак кормить», когда в последний момент делали то, что нужно было сделать заранее. Часто говорила «Простота хуже воровства», «Ворон ворону глаз не выклюет», «Ни одна птичка на свой хвостик не накакает», «Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит». Любимый писатель Елены Сергеевны – Иван Алексеевич Бунин – часто говорил о талантливости русского народа. Однажды он сказал, что «беседа со стариками доставляет ему эстетическое наслаждение». Когда я стала им нужна? Уже и не вспомнить. Как-то сразу постарели и стали болеть. Отвести в поликлинику, купить что-то, да просто навестить, Елена Сергеевна этого вроде и не заметила. Меня вывели в люди и теперь надо не оглядываться назад, а только вперед. О том, что нам нужны эти старики, еще больше, чем мы им, в то время мало кто задумывался. Она отчетливо сознавала, что одиночество мучило каждую из них. Тетка умоляла в письмах приехать осенью и забрать хоть мешок яблок – «ведь нонче урожай антоновки». Дина Константиновна писала открытки и в конце обязательно, как бы извиняясь, – «не забывайте меня, пожалуйста». Мать, та откровенно говорила: «Чтой- то мне очень грустно», или: «Меня тоска сегодня замучила». Елена Сергеевна приезжала, привозила продукты, разговаривала, подбадривала и звала жить к себе. Мать отказывалась: «Я сама себе хозяйка». Одиночество, тоска, но прежде всего независимость. На работе у Елены Сергеевны были ученые дамы кандидаты и доктора наук уже давно не молодые, которые казались всегда уверенными в себе и не нуждались в поддержке, а какие они были дома, в семье – это оставалось загадкой для неё. «Да уж, все стареют по разному, думала она». Некоторые оптимисты говорят, что жизнь начинается только после семидесяти. Обретается мудрость. Конфуций писал, что он «..в семьдесят лет следовал желаниям сердца и не переступал меры». Но было тогда и негативное отношение к старости, сравнение с «живой могилой». И все- таки, в традиции китайцев заботиться о родителях. По наблюдениям наших журналистов, посетивших Китай, «…старики сидят на самых лучших местах, за праздничным ужином им достается лучший кусок. Их мнением интересуются, они реально участвуют в финансовых делах семьи». Елена Сергеевна ужаснулась, неужели и ей когда-нибудь будет семьдесят? Вот ведь одна знаменитая женщина, кинорежиссер умирая в больнице, говорила, что в старости нет ничего хорошего. Да к тому же не хватало денег на лечение. Ей, конечно, помогали. Она писала: «Дело не только в нездоровье или материальных проблемах, которые испытывают большинство пенсионеров. Дело в моральном самочувствии. Как бы ни радовали заботами и подарками ветеранов, они хорошо понимают, что живут в другой, а может быть, даже и в чужой стране». Трагедия старости еще и в том, что человек, сидящий внутри, не ощущает себя старым. Один американский писатель говорил: «Не надо убеждать меня, будто старость может быть лёгкой для кого бы то ни было…Прошу не ссылайте тех, кто вам дорог, в Дом Престарелых. Они умрут. Там только болеют. Иначе зачем бы им там находиться?» Старики не врут, думала Елена Сергеевна, большинство из них хотят быть у себя дома. Старость это большая несправедливость, потому что уходят силы. Надо, чтобы у нас, как в Израиле, к одиноким старикам были приставлены бесплатные сиделки, на дом приносили обеды.

Через пару недель Елена Сергеевна оправилась от болезни и вышла на работу. Начиналось лето. Они с мужем давно запланировали небольшую туристическую поездку по Германии. По Рейну плыли на белоснежном теплоходе и осматривали средневековые замки. На остановке шумно подсели китайские туристы, такие аккуратненькие в кроссовочках и бейсболочках, в основном немолодые люди. Поплыли дальше. Все немного успокоились, и Елена Сергеевна закрыла глаза, повернулась к солнышку и стала слушать тихую музыку на палубе и плеск волн. «В старости нет ничего хорошего», но сейчас ей не хотелось в это верить. Надо, чтобы молодые знали, что было хорошего. Они ведь этого не знают! Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.