Люби меня, Стамбул! [Наргиза Таш] (fb2) читать онлайн

Часть первая Мой Стамбул

Ворота Константинополя открыты мне Пролог

« – Я раньше ходил на пятничный намаз…

– Когда?

– Во вторник… Я хожу по вторникам…обычно, бывает спокойнее…»

Из фильма «Клуб неудачников», 2011 год

На самом деле, этот фильм об одиночестве в толпе, и о Турции, которой больше нет…

В Стамбуле было тепло и солнечно. Встречи с этим городом, я ожидала словно женщина, которой предстояло свидание с её давней любовью. Эмоции были разные – от апатии и страха разочарований, до мурашек на коже от предчувствия исполнения мечты, которую долго лелеяла в своих мечтах и планах.

Аэропорт имени Ататюрка – это гигантский монстр, переваривающий в своей утробе миллионы людей со всего мира. Они все стремятся куда-то: кто-то летит в погоне за своей мечтой, а кто-то, следуя лишь долгу или обстоятельствам…

За все те годы, что я путешествовала, я летала только турецкими авиалиниями, и поэтому этот аэропорт стал для меня чем-то, вроде родного места – я познала все его закоулки и тайные места, где, например, можно оттянуть ноги и отдохнуть в перерыве между утомительными полётами.

Поэтому, прибыв в Стамбул, я не испытала страха перед этим невообразимым, пугающим, бесконечным лабиринтом, помогающим людям исполнить их чаяния, но делающим это без особого эмоционального рвения, просто, как работу…

При помощи прытких менеджеров, по скажем так, логистике, я, наконец, совершила трансфер из Аэропорта до места своего проживания с очень крутым названием «Деревянные апартаменты Фатиха». (На самом деле, этими «апартаментами»оказался трёхэтажный деревянный дом, нуждающийся в капитальном ремонте).

Меня усадили в чёрный фольксваген, где, не было никого, и я почувствовала себя настоящей VİP-персоной. Несмотря на усталость, что валила с ног, я с упоением сумасшедшего, пялилась в окно. Передо мной, на бешеной скорости, какая могла только позволяться на лучшем кольцевом автобане города, мелькал он, мой Стамбул.... своими придорожными домами и домиками, улицами и улочками, и ещё, непонятно чем… чужим…, но жутко привлекательным.

По другую сторону дороги, всеми своими аквамариновыми оттенками, сверкал величественный Босфор… а может и не Босфор вовсе, а какие-то близлежащие моря. Неважно… Мой взгляд был прикован к этой голубой мерцающей воде, что дала мне понять – я в Стамбуле! Я вижу мою нержавеющую, но безответную любовь в этих глубоких синих водах, омывающих тебя, мой Город…

Лирическое отступление

У турок, как я заметила ещё давно, имена, как у индейцев. Вот у наших (узбеков) таких имён нет, а у них широко используются старотюркские имена, и это хорошо, к слову. И если переводить их имена на русский язык, то получается довольно забавно:

«День его родил»… или «Кареглазый Сам себе тюрок»…или «Бурый Волк», или «Ибрагим Безвкусный»… или «Сам себе Душа Моря».... ну и так далее по списку… Интересно, а «Большой Змей» у них есть?

Так что это вам не какой-нибудь Вася Пупкин или Тешабой Болтабоев… «Ты не прав, Тухлое Яйцо» – анекдот в тему вспомнился…, но «тухлых яиц» у них точно нет. Хотя, как посмотреть…

Я это к чему… а к тому, что, что моё пристальное внимание к Турции было приковано после знакомства с …эммм… мистером Светлая Душа – Изумительные Глаза… это актёр, мама дорогая, сейчас я это напишу – Турецких Мыльных Опер!!! Стыдно, знаю, но как факт, турецкие телесериалы уверено завоёвывают свою нишу в мировой медиа-продукции.

Мистер Светлая Душа – отчаянно красив и знаменит. Мистер Светлая Душа – интеллектуал, не ровня многим, он талантливый актёр, имеющий кучу фанатов, преимущественно, женщин возраста – за… по всему миру.

Я погрузилась в свои потайные фантазии о нём, смешивая реальность и вымысел, уже не в силах отделить его экранных героев от человека из плоти и крови.

Это была часть моего секретного мира, куда я заходила, когда было или очень хорошо, или очень плохо. Я закрыла глаза и передо мной поплыли кино-образы, события и люди, погружающие меня в калейдоскоп иллюзий… У каждого свои слабости.

М-да… я, кажется, заснула… Перелёт из Франкфурта в Стамбул утомил меня. Я вернула себя в реальность и сейчас моей реальностью стал этот город.

Мустафа

ЧёрныйVIP фольксваген довёз меня до места. Мне так хотелось выпендриться своим минимальным знанием турецкого, что я проблеяла водителю:

– Гяльдениз ми? Бурасы мы? (Мы приехали? Это здесь?)

На что, он мне ответил:

– Йесмэм, хиер из Султанахмет энд хиер из Ая София! (да, Мэм. Это Султан Ахмет, а это Ая София)

Я себя почувствовала учеником, который вышел к доске и опозорился.

– Окей, сенк ю! – оставалось мне понуро промямлить в ответ.

Со словами, «йес итс хиер!» (да, это здесь) владелец апартаментов, по имени Мустафа резво подбежал ко мне, схватив мой тяжёлый чемодан.

Он заволок его в трёхэтажный, действительно деревянный дом с очень крутой спиральной лестницей. При этом, он верещал что-то по-английски, говоря, что ему нужна практика и это хорошо, что теперь он будет практиковать свой английский со мной.

Мустафе сорок пять лет, хотя выглядит моложе. Он любит производить хорошее впечатление на людей, и ему это удаётся. За все время разговора с ним, за твои произнесённые два слова, он произносит ровно десять.

За минуту знакомства с этим человеком, я узнала, что Мустафа получил этот дом в наследство и сделал из него маленький отель. Отелем назвать сие заведение очень сложно, так как дом этот требует серьёзных вложений, которых Мустафа делать, по ходу, не собирается.

Он пригласил меня на террасу, расположенную на мансарде, единственное достойное место во всем его доме. Из многочисленных окон террасы открывался изумительный вид на Мраморное море, иссини-голубого цвета.

Осеннее небо, словно, впитало в себя оттенки моря и на этом голубом и синем фоне, живописно вырисовывались белые чайки, что вальяжно летали над водой.

«М-да…», подумалось мне, «если этот дом продать, то можно срубить огромное бабло»… «счастливчик Мустафа» – продолжала я читать свои мысли.

Мустафа очень бегло говорит по-английски. У него нет университетского образования, но зато, он имеет опыт отсидки в местах не столь уж, отдалённых. Именно, там, он пошёл на курсы английского языка.

«Вот это да…», – опять подумала я про себя. «Хорошие турецкие тюрьмы, однако… и мотивированные заключённые».... Наверное, в каждом турке на генном уровне заложено общаться с туристами, как представителям одного из крупнейших средиземноморских курортов. И даже, их хулиганы – очень адаптированные к условиям, хулиганы, понимают, что чуть ли не основной статьёй дохода в Турции является Туризм, и без английского никуда.

Впрочем, узнав, откуда я, Мустафа перешёл на турецкий. Будучи очень вежливым и на вид, воспитанным, он посоветовал мне не пользоваться такси, (Ахтунг! Турецкие таксисты могут сильно обмануть нашего доверчивого туриста, бойтесь их!) а ездить на городском транспорте, и вообще, по всем вопросам, обращаться к его жене.

Мне очень понравился Мустафа, но я держала ухо в остро, так как знала, что не стоит сразу доверять сладким речам местных мужчин.

Улыбаясь ему, и кидая фразочки на турецком, я в мыслях, выгребала лапшу со своих ушей, что милейший турок Мустафа, навешивал на меня с самой первой минуты нашего с ним знакомства.

Дилобар

Во время нашей тёпленькой англо-турецкой беседы с Мустафой, к нам на мансарду поднялась худенькая девочка лет двадцати, похожая на красивую японку.

– Салом Алейкум, опам! (Здравствуйте сестра!) – произнесла она с явным удовлетворением.

– Ваалейкум Ассалам… синглим (Здравствуй сестрёнка), – ничего не нашла лучшего, чем ответить так.

– Зис из май вайф! (Это моя жена) – прощебетал Мустафа, очень довольный моей удивлённой рожей. Как же, молодая жена, что может более поднять личный рейтинг восточного мужчины за сорок?

Её звали Дилобар, ей было двадцать пять лет, и она была узбечкой. Диля оказалась добродушной и простой девочкой из Бухары. На родине, Диля оставила горячо любимую маму и сына семи лет, и приехала в братскую Турцию заработать немного денег.

За полгода, которые она провела тут, она успела на отлично выучить турецкий язык и навсегда разочароваться в местных мужчинах.

Главной мечтой Дили, стало теперь уже не собрать денег, а просто, купить билет на самолёт и улететь из этой сумасшедшей страны.

– А жалеть не будешь? – спросила я.

– Никогда не буду! К чёрту все! Я так соскучилась по сыну! – говорила она мне со слёзными нотками в голосе.

Диля успела привязаться ко мне, как к сестре. Фактор того, что я с ней «одной крови», тоже сыграл свою роль. За дни, проведённые с Дилей, я узнала, почти всю подноготную о жизни нашего мигранта в Турции и особенности характера турецких мужчин. Вся эта информация навалилась на меня «снежным комом», размазав по асфальту мои розовые иллюзии со вкусом рахат-лукума.

История Дили, почти не отличалась от историй тысяч моих соотечественниц, что приехали сюда улучшить своё финансовое положение.

Выйдя замуж совсем молодой и сразу родив ребёнка, она с мужем, сначала отправилась на заработки в Россию, но что-то не сложилось ни с мужем, ни с Россией, и таким образом Диля оказалась в благословенной Турции.

Соотечественники нашли ей работу у приличного и симпатичного владельца мини-отеля Мустафы. Слово за слово, дело за дело, был прочитан Никях и девочка Диля нашла себе новоиспечённого турецкого мужа, на двадцать лет старше неё, почти как в их сладко-горьких сериалах.

Всё это и многое другое, я узнала из рассказа Дили, когда она принесла мне чашку вкусной благоухающей чорбы в мой захолустный номер.

Проза жизни оказалась куда жёстче рахат-лукума турецкого мыла.

– Он ещё та сволочь! Ненавижу его! – поделилась со мной Диля, и глаза мои стали круглыми.

– ?!

– Да он обманул меня, сказал, что разведён, а сам нет. У него сын девятнадцатилетний –бездельник и кумарщик, вы его ещё увидите… Мы за него двадцать тысяч долларов долг отдали… Он обещал мне платить 500 долларов, а сам и трёхсот не даёт… И постоянно ещё давит на меня, сволочь…

Я не ожидала от неё столь откровенного разговора так быстро. Но, видно, проблема глодала девочку давно, и ей надо было кому-то выговориться.

– А чего же ты, дурёха, связалась с ним? Просто так что ли? Ради денег и работы?

Она посмотрела на меня круглыми обиженными глазами.

– Я любила его… Влюбилась, как девчонка молодая… Он же, сами видите, какой… красивый, благородным мне казался… и вообще, вначале так себя не вёл…

– Красивый?! – переспросила я, и сразу вспомнила изумительно сияющие глаза мистера Светлая Душа. – Ну… вообще-то да…, он приятный и умеет производить впечатление....

– Я ему сказала, что никакого секса не будет без Никяха… И он сказал «хорошо» … , – продолжала свой рассказ Диля. – А сам, сволочь, чуть ни изнасиловал меня, когда напился…

Я поперхнулась.

Я продолжала её слушать, хотя мои веки слипались от усталости. На самом деле, я не очень верила в пылкую любовь с первого взгляда к этому бойкому турку не первой свежести. Просто, она, как и все трудовые мигрантки, думала улучшить свою жизнь и материальное положение, «подцепив» состоятельного местного.

Только Дилина беда была в том, что весь антураж её мужа был построен на пустом месте. И голая правда всплыла, когда стало уже довольно поздно. Тривиальная история… каких тысячи у женщин со всего мира, кого нужда заставила покинуть родину и податься на заработки на чужбину.

Диля закурила сигарету.

– Будете? – спросила она, протягивая мне одну из пачки.

– Ммм… Я вообще-то бросила, ну ладно…

– А я тут, бл… такой курякой стала из за этой жизни… – вздохнула она.

Мы сидели с ней в крошечной комнатке в одном из закоулков района Фатих, монстра под названием Стамбул, и дымили, чувствуя себя пылью Вселенной. За окном спускались сумерки и кричали чайки. Моя душа, что находилась долгое время в депрессивной спячке, стала пробуждаться. Еле уловимый пульс ощущения счастья, зарождался глубоко в груди, в области сердца.

Диля смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– А вы сюда просто так приехали или останетесь? –спросила она меня.

– Нет, просто так… Давно хотела… Я люблю эту страну, – ответила я мечтательно.

– Ой… а я ненавижу! Дебильная страна! Я Россию люблю… Вот уеду от этого уррррода, сначала дома побуду, а потом в Москву поеду, – поделилась Диля своими планами. – Турки все сволочи! Эркакларэмас! (Не мужчины. узб.)

– Почему?! Прямо все?

– Э-эх…, – сказала она разочарованно. Я уже почти год здесь и ни одного нормального не встретила…

– Хм… хммм.... – подумала я. Вот это мнение очень распространено… – Ну не все же… нельзя так про целую нацию…

– Ой, Наргиза-опа, я вам столько историй про наших женщин могу рассказать… Как их эти сволочи обманывают, бьют… ээээ...., – Диля закурила ещё одну сигарету.

– Расскажешь, конечно. Но… Россия не выход… Русские лучше что ли?

– Конечно лучше! В сто раз! – был её вердикт.

Проводив Дилю, я лежала в темноте, слушая звуки незнакомого мне города. Муэдзин уже пропел свой очередной призыв к молитве в мечети Султан Ахмет.

Заунывное пение Корана с воистину профессиональным вокалом зазывал, что соревновались друг с другом в цветастости и богатстве мелизмов, окончательно сформировало в моем сознании установку, что я нахожусь здесь. В этом сумасшедшем городе, свидания с которым, я отчаянно ждала уже несколько лет.

I am in The City!

Наутро, наспех выпив кофе, я отправилась на разведку в город. Стамбул казался мне пугающим гигантом, поглощающим любого, попавшего в его бесконечные лабиринты его улиц и проспектов. Я не была тут семь лет и испытывала чувство страха. Конечно, это не США и Европа, где я уже научилась ориентироваться, и вела себя без паники в незнакомых местах.

Естественно, имея крайне плохую зрительную память (точнее, она воспроизводит всё у меня в зеркальном отображении), я заблудилась в этих бесконечных улочках района Фатих.

Раздосадованная, я отправилась обратно в отель, и Аллах послал мне Мустафу.

– Хей, Нергис! Хау ар ю? (как дела) – спросил он меня, улыбаясь в тридцать три зуба.

– Где Султан Ахмет?! – ответила я вопросом на вопрос.

Мустафа взялся дать мне маленький урок ориентации по этой местности. Спасибо ему. Он мне сказал, что центр находится в противоположной стороне. Затем, он отвёл меня в своё потайное место. Надо же, какая честь…

Это была заброшенная станция поездов, за которой можно наблюдать с маленького мостика сверху. Жёлтая трава, проросшая сквозь ржавые рельсы, граффити на полуразрушенных стенах… Пустота и забвение на фоне буйства колорита восточного города.

– Я люблю приходить сюда… – задумчиво произнёс Мустафа.

– Здесь, как будто, время остановилось… ты все ждёшь поезда, который никогда не приедет…

Мне оставалось только промолчать. Что-то никак не вязался его образ с тем, что довелось мне услышать вчера от его юной супруги. Вот такой вот романтичный многоликий турок Мустафа, владелец мини-отеля, оказался.

Мы прошли закоулками и маленькими улочками из махалли Исаак Паша и вышли к набережной. На тот момент, мне казалось, что я никогда не запомню этой дороги, но пройдёт лишь каких-то три дня, и я буду расхаживать по этому городу, словно жила здесь долгое время. А эти места, так вообще, станут для меня родными.

Мы сидели на набережной, и Мустафа объяснял мне, как лучше пройти до центра. Пока я делала снимки Мраморного моря, он закурил.

– Будешь? – предложил он мне.

– Нет, спасибо, – ответила я, вспомнив, как мы с Дилей дымили вечером в моей тесной комнатушке.

– Машаллах! – ответил Мустафа удовлетворённо.

Затем, он оставил меня, завернув к своим друзьям в кафешку.

Я дошла до отеля, полная намерений все-таки, выйти к центру города. Немного отдохнув, я отправилась в свою попытку № 2.

Пройдя по указанному Мустафой, маршруту, я вышла к древним стенам собора Ая София. Пройдя вдоль них ещё немного, я, наконец, на площадь Султанахмет.

Меня, вдруг, переполнила радость маленького ребёнка, впервые увидевшего Диснейленд. Передо мной открылся незабываемый вид знаменитой площади, с фонтанами, стелами и двумя огромными строениями мечетей Султанахмет и Ая София, старавшихся перекричать друг друга в зазывании правоверных мусульман на очередную молитву.

Да, семь лет назад нас привезли сюда на автобусе, но сегодня, эта площадь стала моим персональным открытием – моим маленьким покорением Стамбула.

Я принялась восторженно фотографировать, предвкушая момент, как я опубликую эти фото в соцсетях, вызвав, тем самым удивление или зависть своих немногочисленных подписчиков.

Немного дальше, за площадью была видна дорога и трамвайная линия. Ту часть я решила оставить на завтра.

Отдышавшись от эйфории, я только заметила, количество народу здесь. Да и вообще в городе. Люди кишели, как стая разноцветных тараканов, они были везде, и их было невероятно много. Толпа. Толпища туристов и не туристов, местных и приезжих.

Больше всех было арабов. Они вальяжно расхаживали посреди этих строений, идентифицируя себя как квинтэссенцию общей мусульманской культуры, вне границ государств и наций. Их женщины в хиджабах, и черных никабах, несущие на руках, или двигающие коляски со своими бесконечными детьми, заставили меня думать, что я не в городе некогда секулярной проевропейской страны, а где-то на Аравийском полуострове.

Но, в этот миг, пребывая в абсолютном восторге от осознания своего нахождения в городе моих последних мечтаний с запахом жаренных каштанов, я не замечала, насколько изменился лик Стамбула. Пост-секуряризм во всей своей красе проявился в этом городе, сделав другим его дух.., его образ. Эти молодые симпатичные турчанки в хиджабах, или вообще, закрытые с головы до ног… Это потом, я буду долго думать, что заставляет этих девочек возводить для себя намеренно рамки поведения и внешнего вида в расцвет двадцать первого века, истинная вера, кризис идентичности или следование моде?

Но сейчас, мне не хотелось об этом думать…

Я решила посетить мечеть Султанахмет и попала как раз на время пятничной молитвы. Другое дело, меня никто туда бы не пустил, но, я попала именно на окончание дневного намаза, имея честь наблюдать верующих со всех концов мира, которые приехали помолиться в это благословенное Аллахом место. И странно, я не чувствовала раздражения или ожидаемых мною, негативных эмоций. Наоборот, одев платок на голову, и прикрыв плечи, я почувствовала себя частичной этой мощной энергетики, что излучали из себя тысячи и тысячи паломников-мусульман. Я не ощущала отторжения, и это было странно.

Может это были просто непривычные эмоции, какой-то новый опыт, добровольное, но временное погружение в культуру исламской религии, что означала для меня, все же, нечто иное, чем она является для них, тысяч этих людей.

Отложив на другой день посещение сакральной Ая Софии, что расположилась напротив Султанахмет, я отправилась домой.

По дороге, я запечатлела собаку, мирно лежащую на траве в газоне. Как только я стала её фотографировать, умная собачка, сразу просекла это и принялась, буквально, флиртовать со мной, то прикрывая лапками морду, то призывно кувыркаясь, и улыбаясь во всю свою собачью улыбку.

Все-таки, это не миф. Отношение к животным в Стамбуле, очень особенное. И меня это радовало.

По дороге, я купила свежевыжатый апельсиновый сок. Настоящее чудо Стамбула – сто процентов свежести и пользы, за небольшие деньги.

Все продавцы разговаривали со мной по-английски. Наверное, они очень удивились бы, если бы узнали, что я из Узбекистана.

Но несколько молодых мужчин, продавцов платков или ещё чего-то, глядя на меня, вещали на русском:

– Пожалуйста! Пожалуйста! Это чистый шёлк!

Я так и не поняла, откуда они взяли, что я знаю русский язык, и что я вообще из СНГ… Это называется – профессиональная чуйка уличного маркетолога.

Проститутки, вино и турецкие мужчины

Вечером Диля решила свозить меня за продуктами.

– Купите себе все для завтрака, деньги сэкономите! – поучала она меня тоном местного знатока.

Перед тем, как выйти, она взяла разрешение мужа, иначе, он просто бы выел ей весь мозг.

Итак, с разрешения Мустафы, мы сели в старенькую, но все ещё, на активном ходу, Мазду, и отправились по узеньким улочкам Фатиха. Выезжая, на широкую дорогу, Диля успела схватиться с наглым водителем, подрезавшим ей путь:

– Смотри, сто делает, сука… – выругалась она.

– Нерейе гидийорсун, яа! (куда едешь) – выкрикнул он ей, отчаянно жестикулируя.

– Орайа! (туда) – огрызнулась моя молодая спутница. В ответ на какие-то ругательства хама, она заткнула его смачным:

– Сусбе! Сиктыр сана… аптал… (заткнись! Придурок, за… уже)

– Вот видите, Наргиза-опа, какие они, все тут уррроды, – вставила мне раскрасневшаяся от возмущения Диля, с намеренно грассирующей «р».

– Женщину ни во что не ставят!

Диля продолжала возмущаться и что-то говорить, а я в это время поймала себя на том, что завидую тому, как она владеет турецким языком. Она его выучила за три месяца, а я не могу одолеть за два года занятий с учебником и учительницей-турчанкой.

Пока мы ехали, подпрыгивая от кочек по какой-то сумеречной улице района Фатих, Диля, вдруг выматерилась и выдохнула:

– Вот суки такие, п****ки!

– Что такое ещё случилось?

– Смотрите на них! – она показала взглядом на кучку женщин, шедших по узкому тротуару.

– Вот, из-за них (!) ко всем узбечкам такое отношение, – серьёзно сказала Диля. Они – настоящий позор нации.

Я стала разглядывать тех женщин. Они шли и смеялись во весь рот, заигрывая с прохожими. Крашенные блондинки разных возрастов, от 25 до 40. Одеты они были довольно вызывающе, или скорее, безвкусно – кофточки, облегающие их неидеальные фигуры и мини-юбки. Я поняла, что Диля имела в виду.

Женщины эти были проститутками из Узбекистана, из моей страны, этническими узбечками, что выбрали Турцию в качестве выгодной точки их локации.

Тема узбекских проституток не раз ещё подымалась вследствие моего текущего визита в Турцию. Она была актуальной среди всех слоёв миграции из Узбекистана – от трудовой, до «везунчиков», что влились в круг турецкой элиты.

– А это правда, что их очень много здесь? –спросила я свою спутницу.

– Ой, полно! Их очень много… – вздохнула она. – И главное, все думают теперь, если ты из Узбекистана, значит, шлюха…

Мне стало не по себе. Я сразу вспомнила свои рейсы транзитом через Стамбул в Ташкент, где я не раз наблюдала пассажирок от тридцати и за… , что были похожи друг на друга, как клоны. Они имели яркий макияж, крашенные рыжие волосы, и, как правило, заказывали себе вино или пиво во время полёта.

– Но, ведь многих соотечественниц заставляет идти на это отчаянное положение дома.., дети, которых нужно растить. На мужчин нет надежды. Многие из них уехали сами на заработки и пропали, заведя семьи на чужбине, бросив жён на произвол судьбы… – продолжала я мыслить вслух.

Диля закурила. Она улыбнулась.

– Опам, (сестра моя)! Вы такая смешная… Ну у меня тоже сын, и муж п****с… и что я проституткой стала что ли? Я всю жизнь работала, сначала мужу помогала в России, а потом сама начала тут…, но никогда не думала продаваться. Я даже с Мустафой отказалась спать без Никях…

– И что? Он согласился?

– Конечно! Мы с ним стали спать только после того, как прочли Никях.

Я внимательно разглядывала свою спутницу. Молодая двадцатипятилетняя женщина, многое уже хлебнувшая на своём пути. Я в её годы, была великовозрастным студентом-бездельником института искусств, кое-как училась и получала за это стипендию. И каждую субботу, как по расписанию, я упивалась в зюзю на вечеринках со студенческой богемой, где море дешёвой водки разбавлялось закуской из котлет из столовой, и трёхлитровой банкой маринованных огурцов.

Странным образом, тогда я не потеряла девственность, зато, научилась целоваться. Но ни о каких детях, самостоятельном зарабатывании денег и муже-турке, с которым соединилась по мусульманскому обычаю, я даже в самых далёких фантазиях не помышляла.

А ещё, мне стало стыдно за все эти теории учёных, типа, знатоков всех социально-культурных процессов, что находят всем фактам научное объяснение. Эти бесполые и асексуальные существа ваяют свои трактикики в уютных кабинетиках, совершенно не в теме настоящей жизни. Той жизни, что сидела сейчас, у меня перед глазами, нервно попыхивая дешёвой турецкой сигаретой.

– А знаете, что ещё, Наргизаопа! – продолжала Диля. – Вы знаете, что самые дешёвые шлюхи, это наши шлюхи? Мне это сами турки сказали… что они за копейки соглашаются, вот так… турки ноги о них вытирают… вот так…

Она горько вздохнула.

Мы подъехали к какому-то маркету, где Диля предложила мне отовариться. Честно говоря, я ожидала увидеть нечто лучшее. По сравнению с немецкими супермаркетами, этот магазин казался захудалой лавчонкой. Набрав кое-каких продуктов, а также, корм для приходящей кошечки, я направилась к выходу. Диля заболталась с продавщицей и меня опять раздавила жаба зависти от её беглого турецкого. «Я, наверное, тупая…» – думала я про себя, «… что не могу одолеть родственный язык уже столько времени…». Но потом, находила объяснение, что турецкий для меня такой же иностранный, как и другие, потому, что я, к своему стыду, очень плохо владею своим родным.

Мимоходом, я спросила Дилю, сколько примерно нужно денег, чтобы прожить здесь месяц безбедно.

– Триста долларов, – ответила она сразу.

Про себя я опять подумала, что это зависит от аппетитов каждого отдельно взятого мигранта. Для такого сибарита, как я, этого явно мало. А ещё, рента жилья, которое достигает баснословных денег в Стамбуле. Легче найти доступное жилье где-нибудь в Берлине или Нью Йорке, нежели здесь.

По дороге домой, Диля опять начала жаловаться на то, какой Мустафа скотина, как ей здесь плохо, и как она мечтает уехать.

– Слушай! – перебила я. А здесь есть нормальный алкоголь? Где купить то можно?

Её глаза засветились.

– Можно. Конечно можно! Здесь классные вина!

– Ну так давай возьмём!

– Что правда хотите взять?

– Да, хочу…

Диля обрадовалась. Она зацепилась за эту мысль.

– Как здорово! – воскликнула она, как ребёнок.

Она остановила машину возле продуктовой лавки на какой-то маленькой улочке.

– Наргиза-опа! Идёмте! Вино! – крикнула она, подмигнув мне заговорщически.

Мы взяли какой-то турецкой бормотухи за 29 лир.

– Нет, нет! Это очень хорошее вино! Сладкое!

От слова «сладкое» меня перекосило, но было уже поздно.

По возвращению в отель, я оправилась с свою комнату. А Диля со словами «Я щас приду, только без меня не начинайте!», поспешила отчитываться перед Мустафой.

Пока я готовила чашки, Диля притащила яблоки, апельсины и пару буреков.

– Ну все, давайте! – она потирала руки, как совсем юная пьянчужка.

– А муж? Объелся груш....

– Ээээ… он, домой уехал…, сегодня его не будет, – проговорила она, махнув рукой.

– Тебе что ли оставил отель?

– Да… вроде того… Сегодня мало народу и его сын здесь…

Диля устроилась поудобнее на полу. Я включила телевизор, и нашла музыкальный канал. Услышав знакомую песню, Диля начала пританцовывать в такт мелодии и напевать слова.

Я не большой любитель турецкой поп-музыки, но, чтобы глубже погрузиться в культуру этой страны, я постоянно слушала этот музыкальный канал, открыв для себя не мало приятных сюрпризов в области музыки. И вообще, наблюдая за нашими соотечественниками здесь, я обнаружила, что все, или, почти все они подсаживаются на турецкую музыку и турецкие сериалы, даже если до этого они совершенно не интересовались подобными вещами.

В результате просмотра местного телевидения, я поняла, что их поп-культура, как бы существует в параллельном мире и не совсем вяжется с существующими реалиями в этой стране. Полураздетые звезды турецкой поп-музыки в довольно смелых видеоклипах, входят в совершенный диссонанс с теми 70 процентами женщин и девушек, завёрнутыми в хиджабы, коих я видела на улицах города. Это тема не для литературных зарисовок, так как является довольно серьёзным вызовом в сегодняшней Турции.

Как по мне, я вспомнила культовый советский фильм «Бриллиантовая рука» про лекцию на тему: «Стамбул – город контрастов». Оставалось только грустно улыбаться.

Тем временем, Диля, весёлая и захмелевшая, подпевала телевизору уже в голос, периодически экспрессивно вставляя:

– О! Вот эта песня мне нравится! Такая классная!

Я смотрела на неё и видела в ней совершенного ребёнка, непонятно, каким образом, затерявшегося в реальности, которая не была создана для неё. И сколько таких молодых девушек, и женщин проводят свои дни, борясь за каждый миг своего выживания, здесь в этой прекрасной, но совершенно чужой для них, стране.

Я чувствовала, что вино разлилось приятным теплом по моим внутренностям. Голова немного поплыла, и я уловила с новой силой тот момент слепого непонятного счастья моего существования здесь, в этом крошечном ветхом отеле, в тесной комнате с незакрывающимися окнами и винтовой лестницей снаружи, что ведёт на крышу или в небо. Благословенное лунное небо моего Стамбула.

Вспомнив многочисленные сплетни и рассказы о турецких мужчинах, я, прищурившись, оценивала степень опьянения Дили, с тем, чтобы задать ей каверзный вопрос.

– Диль, а можно у тебя кое-что спросить?

– А … валяйте, – ответила она весело.

– Слушай… – кхе-кхе.. – Я тут много о турках разного слышала. Это того… а правда? … ну в общем… правда, что у них … большие? Ну… там....эээ… Ближний Восток, короче.... генетическая, так сказать, особенность… , – выдохнула я и покраснела.

Диля вытаращила на меня глаза, а потом начала смеяться.

– Ну я вообще-то не так много их знаю…, с этой стороны… ха-ха-ха! А почему все так думают, а? Вы не первая, кто говорит мне об этом!

Я почесала свою макушку. Действительно, откуда я взяла это?

– Ну… где-то слышала… читала… или говорил мне кто-то… не помню, в общем....

– Нет…! – сказала она уверенно. Такие же, как у наших… Только крепкие они очень.... Ну, вы понимаете, о чём я… Они могут… очень долго могут… играть…

Она продолжала улыбаться.

– Уффф...., – мне стало неловко. – Что за разговоры мы с тобой на ночь затеяли, а?

– Я про всех не скажу, а про моего скажу…, – продолжала она. Вот честно, меня с ним только ЭТО держит. Он вообще.... знаете… За ночь несколько раз может…

Мне стало смешно. Я вспомнила хитрющие глазки и лысеющую тыкву Мустафы. «Да ты, оказывается, батенька, у нас секс-гигант!»

– А что вы смеётесь? Правда! Один раз знаете, что было?

– Что было?

– Мы с ним целый час… без остановки! – она прищурилась. – Я ему говорю, давай заканчивай, а то, я уже не могу…

Диля отхлебнула вина.

– Он мне и сам постоянно говорит, что мол, если бы не постель, то ты бы ушла бы давно от меня… Знает, сука, все чувствует!

Я смотрела на неё и улыбалась.

– А что тут такого, я же молодая, мне только 25, я без этого не могу… правда ведь?

– Да.., конечно правда, здесь ничего нет такого. И он твой муж по исламу, поэтому, не переживай!

– Вот именно что! – ответила она.

Мне было и неловко, и смешно от наших разговоров, я почувствовала себя древней старушенцией.

– М-да… интересно всё это.... да… мёдом что ли у них там намазано? – это я так пошутила, но Диля не поняла.

– Знаешь, продолжала я. – Многие девушки из СНГ едут сюда, специально, чтобы найти мужа. И многим удаётся…

– Да, почти все находят…, – согласилась со мной Диля. – Не знаю, мне они не нравятся…

– Я это уже знаю… – ответила я. – Ну… они насмотрятся этих сериальных красавцев, и потом бегут сюда…, путая вымысел с реальностью.

Вспомнив опять, красивое лицо мистера Светлая Душа и его изумительные сияющие глаза, я поняла, что вру сама себе. Я ведь тоже попалась на эту удочку.

– А вы любите турецкие сериалы? – спросила она меня.

– Вообще-то, не очень.... Я их не так много смотрела… У меня терпения не хватает их смотреть, если честно…

– А здесь они очень популярны. Их даже мужчины смотрят…

– Да, я это уже заметила…, – ответила я, вспомнив, как застала постояльца, – пожилого турка за просмотром какой-то мыльной оперы на лэптопе Мустафы.

– Знаешь, какое главное отличие турецкого мыла от западных сериалов? Когда ты смотришь западный сериал, ты начинаешь лезть в интернет, копаться в Википедии, или других источниках. А когда ты смотришь турецкий сериал, ты просто тупеешь…

Диля смотрела на меня непонимающими глазами и смаковала вино с буреком. Я поняла, что начала тему, что ей не по зубам.

– А… бош вер… (забей), – сказала я по-турецки.

Она улыбнулась.

– Вы ещё пару месяцев здесь поживёте, и заговорите лучше, чем я!

– Иншалла! (согласилась я, в то же время, подловив себя на том, что мне катастрофически не даются тюркские языки)

– Наргизаопа, – спросила Диля. – А вы тут жить хотите?

– Не знаю… тяжело… работа нужна. Была бы работа, жила бы, да. – ответила я.

– Здесь полно работы, – сказала Диля. – Я могу свести вас с людьми, они помогут.

«М-да… Нянькой или уборщицей… после моих посещений лучших университетов США и Германии. Щаззз… » – подумалось мне.

– Мне нужна другая работа, Дилечка… у меня уже возраст и немного другой уровень.

– Я знаю! У вас же языки есть. Можно найти хорошую работу!

Мне захотелось закончить эту тему.

– Посмотрим, Диля. Посмотрим…

Она задумалась.

– Мужа вам тоже найдём!

– Ну конечно… такого, как твой?

– Нет… профессора какого-нибудь, такого же умного, как вы!

– Старика что ли?

– Зачем старика?!Молодого, красивого, долгоиграющего! – она засмеялась.

– Ох…, – я испугалась собственных мыслей. – Я уж… как-нибудь сама.... Дилюш…

Она посмотрела на меня, опять прищурившись.

– Наргиза опа! Знаете, вам никто никогда не даст ваш возраст! Вы очень хорошо выглядите! Я, прямо, как зашла, увидела вас, вообще удивилась! Думала, вы мне чей-то другой паспорт прислали…

Она решила, что сделала мне комплимент.

– Спасибо, дорогая! – осталось мне поблагодарить.

* * *

Мы продолжали пить вино и болтать о том, о сём. Две одинокие души, вроде родственные, но такие разные, встретившиеся в этом мистическом городе. Где-то кричали чайки и пахло морем. Где-то, люди собирались на молитву. Кто-то забивал косяк, а кто-то, в своей одинокой большой квартире, читал с упоением книги… Город жил, город дышал… словно огромный кит, невиданной красоты, нёс на себе, сказочный Константинополь миллионы мающихся душ, плачущих в подушку, или смотревших на звёзды, засыпавших в отчаянии, и просыпавшихся с надеждой на лучшее… Прямо, как мы с Дилей…

На разведку по окрестностям

К своему стыду, я так и не смогла воплотить свой запланированный визит в Музей изобразительных искусств университета Мармарис, несмотря на то, что поставила это мероприятие в число важных. Ну вот такой уж я специалист… Но, если быть честным до конца, то невозможно за десять дней изучить и обследовать весь Стамбул. Для этого тебе понадобятся года… Поэтому, оставляю для себя надежду вернуться и сделать то, что не успела.

Утром, доев свою яичницу на террасе отеля, я вприпрыжку отправилась на площадь Султанахмет. Там, я намеревалась посетить собор Ая София и пройти дальше.

Пока я шла по улице Акбыйик, местные работники кафе радужно зазывали меня на завтрак. Они так делали, на обед, на ужин, и вообще, всегда. Я успела даже познакомиться с молодым мужчиной по имени Ахмед, работником одного из ресторанов, который проявил неподдельный интерес к моей персоне. Разговаривал он со мной только по-английски. Прознав, откуда я, он произнёс:

– А вы сюда работать или отдыхать?

– Отдыхать, – ответила я.

– Странно....

– Почему?

– Потому, что из вашей страны приезжают в основном, работать.

У меня кольнуло в области сердца. Может вообще не стоило упоминать мою страну?

– О да. Знаю. Женщины из моей страны известны здесь больше, как проститутки, не так ли?

Ахмед смутился.

– Ну зачем вы так… не надо судить о нации по нескольким людям.

– Ну так, проблема в том, что их не несколько…

Он постарался сменить тему.

– А куда вы направляетесь?

– Гулять.

– А можно мне с вами?

– Хм… ну я ещё потом с подругой встречаюсь. (I have to meet my freind!в английском нет деления на рода)

– Мужчина? Женщина?

– Женщина…

Ахмед был явно удовлетворён этим ответом.

– Заходите сегодня на ужин. – пригласил он меня.

– Обязательно! – сказала я, зная, что не приду.

Надо сказать, что у турок, возможно, это пункт. Вот и Мустик (Дилин муж)спрашивал меня намедни, мужчины или женщины мои друзья, с которыми я собираюсь встречаться. Ну, казалось бы, у тебя молодая жена, ну какое тебе дело с кем я встречаюсь? Хоть с легионом мужчин, а? Ну ладно… будем считать, что это просто любопытство мусульманского мужчины.

Отделавшись от Ахмеда, я продолжала свой путь в центр города.

Я купила билет в собор Ая София, чтобы насладиться той самой мистической энергетикой, которую я уже испытала семь лет назад. Надо сказать, что посещение знаковых мест и музеев Стамбула, дело не дешёвое. Обычный мигрант из Средней Азии, вряд ли себе такое позволит… Если только не прикинется под местного, для которых билеты намного дешевле. Мне сойти за турчанку никак не удавалось, они вычисляли меня на раз-два. Даже, если бы я говорила с ними на чистейшем турецком, они все равно, вычисляли бы меня…

Я вошла в здание собора. Его половина заросла строительными лесами, но зато, были открыты мозаичные панно. Ая София стала неким символом единения религий, по крайней мере, христианства и ислама, именно это и привлекало меня в этом соборе. Среди посетителей были, как христианские паломники, специально прибывшие помолиться тут, так и мусульмане в хиджабах и бурках. И всем хватало божественной любви и благодати, неважно, на каком языке они произносили свои молитвы.

Выйдя из собора и получив свою долю очистительной энергии, я отправилась в сторону района Багчилар и шла по трамвайной линии, чтобы не сбиться с пути. По дороге, зашла в небольшой магазин косметики и купила себе подводку. С девочкой-консультантом я говорила на турецком языке, отчего почувствовала большую гордость за себя.

Пройдя ещё немного, я очутилась перед воротами знаменитого Гранд-Базар. Но моё внимание привлёк не рынок, а мечеть Баязит, расположенная рядом. Купив себе апельсинного сока, я уселась в теньке, в сени огромной мечети.

Дело шло к полудню и подходило очередное время совершения молитвы. Муядзин начал свой заунывный призыв, народ стал подтягиваться. А я сидела на камушке и наблюдала. Одна толстая тётка в хиджабе и халате до пола, отогнала ногой кошку, подбежавшую попросить еды. Тётке было жалко поделиться едой с голодным животным (и куда только Аллах смотрит…), съев что-то там очень калорийное, она отправилась совершить богоугодное дело, а именно, исполнить намаз, презрительно окинув меня взглядом. Я пожалела, что в руках у меня был всего лишь апельсиновый сок, а не банка пива с сигаретой.

Хотя, в Турции курение не считается таким уж грехом. Многие женщины курят, и те, кто носит платки тоже. Причём, курят они как кальян, так и обычные сигареты прямо на улице. Многие арабки и турчанки в хиджабах сидят себе спокойно вечером в какой-нибудь шиш-хане и дымят кальянами. И никто не считает это чем-то зазорным.

«Ах, наргиле… или шиш на турецком. Почему я забыла о такой классной достопримечательности? Надо Диле предложить пойти вечерком в какой-нибудь салон и покурить… », – подумалось мне.

Пока я думала о шише и о том, что хорошо было бы курнуть его, сидя в уютной стамбульской чайной, мой взгляд привлекла интересного вида старушка, лет 70–80. Она медленно шла, опираясь на изящную трость. Одета она была в скромное, но элегантное чёрное платье и вязанную серую кофточку. Её шею украшал ряд некрупного белого жемчуга, седые волосы были аккуратно уложены в причёску и заколоты. На ногах были непрозрачные чулки и осенние туфли на небольшом каблуке. В руках она держала маленькую сумочку, какую носили наши мамы в далёких семидесятых. Я любовалась этой нереальной «киношной» женщиной, которая, буквально, прилетела к нам из прошлого, пока она не подняла на меня свои глаза.

Весь её взгляд говорил о том, что она не понимает, где находится. Она была в шоке, видно, шла по знакомой улице, месту, но совершенно не узнавала его. Она с удивлением глядела вокруг, на этих девушек, чуть за двадцать, что покрыли себя с головы до ног. Она посмотрела на меня и замотала головой, как бы говоря: «Может ты мне поможешь понять, ЧТО происходит с этим миром?»

Я, словно, экстрасенс почувствовала всю её жизнь. Женщина – кемалистка, явный приверженец светской Турции, которую завещал её кумир Ататюрк. Она была, возможно, учительницей на пенсии, или даже, общественным активистом, участником демонстраций и пикетов, народный акций, и отдала свою молодость служению великим идеалам страны Мустафы Кемаля, великого реформатора и великого человека, которому она поклонялась и бесконечно уважала.

И теперь эта женщина чувствовала себя чужестранкой на своей земле, человеком, что не мог и не хотел примириться с теми изменениями, что навалились на неё тяжёлым грузом разочарований.

Я посмотрела на неё и пожала плечами. «Я здесь всего лишь иностранка… Что я знаю? Что я могу?»В ответ, она тяжело вздохнула и поплелась дальше… уходящий вдаль, старый человек… безвозвратно уходящей эпохи великих идеалов…

Мне стало не по себе. «Домой! Домой! В интернет!» – сказала я вслух и отправилась обратно.

Уже смеркалось. Я шла по улице Акбыйык и наблюдала искрящиеся огни кафе и ресторанов, предлагающих отведать настоящей турецкой кухни. Владельцы их, радужно кивали и улыбались мне, надеясь на то, что я загляну к ним на огонёк. Но, я направлялась в уже привычную кафешку и взяла себе стандартный набор чечевичного супа и донера. Как бы я ни пыталась заговорить с менеджером этого кафе на турецком, он всегда отвечал мне по-английски. Ну что ж, на нет и суда нет.

Пока я, усталая, плелась по этой улице, мимо беспардонно проезжали громадные автобусы, и маленькие легковушки. Им явно не было никакого дела до пешеходов, пробирающихся по узкой дорожке, большую часть которой занимали столы кафешек или парадные входы мини-отелей. Я смотрела на посетителей этих заведений, что сидели снаружи. О! Улица Акбыйик это некое место схода для «ночных бабочек» района, преимущественно, из стран СНГ. Крашенные блондинки, неопределённого возраста, с темным пережаренным загаром и неизменным кофе с сигаретой сидели и выжидали выгодных клиентов, томно высматривая их в толпе туристов и местных.

«Вот оно, что, Михалыч… так значит, не один Узбекистан поставляет сей товар горячимтурецким/арабским/иранским и пр. парням… Тут у нас вся европейская часть бывшего СССР представлена во всей красе…».

Я шла и думала, что эта тема становится для меня настоящим пунктом. А тут ещё Ахмет нарисовался и начал строить мне глазки.

– Гюльназ, заходи пить чай! – сладко проворковал он.

Я опешила и разозлилась. «Ты бы ещё Наташей меня назвал…» – подумалось мне.

– Я не Гюльназ, а Наргис!

– Ой извини, Наргис! – забормотал Ахмет.

Он усадил меня за ближний столик и принёс ароматного чаю и пирожное.

– От меня, – сказал он, нежно посмотрев. Я была зла, но приняла его этот знак в качестве компенсации.

Приятель Ахмета спросил по-турецки:

– На что это она разозлилась?

– Я неправильно назвал её имя, – ответил Ахмет. Приятель хмыкнул.

Дурачки… они думали, что я не понимаю их… Из-за этого я разозлилась ещё больше… Я была для них такой же доступной женщиной, как и те, которых они встречали до меня… Вот что я поняла из их наглых интонаций и смешливых взглядов…

Придя домой, и полазив в интернете, я свалилась спать.

Как и любой крупный туристический город, Стамбул засыпает поздно. На нашей, казалось бы, маленькой улочке жизнь кипит до 3–4 часов утра. Туристы приезжают и уезжают, хлопают двери автомобилей. Полуночные женщины шумно сопровождают своих клиентов. Слышна плохая английская речь, не очень хорошая турецкая, зато беглая русская и узбекская… Уф… Почему эти проститутки, мать их, везде переходят мне дорогу и портят мне воздух? Куча мужиков со всей окрестности находит прибежище именно в нашем отеле, и гул с террасы не прекращается почти до утра.

Мустафа с Дилей уходят на ночёвку домой, оставляя отель на попечение доверенных постояльцев или соседей, а те, превращают его в ночной кошмар.

Подавив свою злость, я настраиваю себя на то, что нахожусь в своём любимом городе. И ничего и никогда не испортит мне настроение. Я думаю о Стамбуле, о его запахе, о его ауре, кошках, мечетях, чайных, кафешках, улочках и закоулках… Я думаю, какой же все-таки, большой этот город…А я –маленький человечек, даже не смеющий мечтать его покорить… А может мне улыбнётся удача, и я встречу мистера Светлая Душа? Я загляну в его сияющие глаза, где солнечные блики, попав в янтарную ловушку его очей, заискрятся невероятным светом… Думая и улыбаясь своей долбанной романтичной натуре, я засыпаю под крик чаек и гул прорезающих Босфор, пароходов.

Ещё один день, проведённый в моей воплощённой и придуманной мечте....

Мухайё, Топкапы и Ко

Утром, я отправилась на террасу приготовить себе завтрак и обнаружила там Дилю с подругой. Подругой оказалась Мухайё, моя соотечественница, мать двоих детей из Ташкента. У Мухайё была смуглая кожа, золотые зубы и крашенные в блонд волосы. Свою дородную фигуру дамы за сорок, Мухайё облачила в облегающий пуловер и джинсы-скини.

Диля нас представила друг другу. Мухайё сразу заинтересовалась кто я и что здесь делаю. Я ответила, что приехала посмотреть город.

– Счастливая, – заметила Мухайё. – А мы тут работаем… Я уже два года в Стамбуле…, а что делать… у меня двое детей, поднимать их надо…дочку замуж выдавать…

– А мужа нет?

– Мужа нет…, – ответила Мухайё. – Он в России остался и завёл другую семью…

Она вздохнула.

– Наргис, а сколько вам лет? –её вопрос показался мне странным, но я поняла, что Диля уже поставила подругу в курс дела.

– Столько-то столько, – ответила я.

– Ой! – Мухайё вскрикнула. – Мы с тобой оказывается, ровесницы, мне тоже столько же…

Она начала меня внимательно разглядывать.

– Ну вообще не скажешь! На пятнадцать лет моложе выглядишь!

– Спасибо, – ответила я, зная, однако, что она перебарщивает.

– А секрет не подскажешь? Может маски какие-то, крема используешь....

– Секрет…? Скажу секрет… это Стамбул на меня так действует…, нет правда… здесь воздух волшебный…

Они с Дилей засмеялись.

– Дааа… мечтательно произнесла Мухайё – Стамбул прекрасен… Я, наверное, уже не смогу жить в Узбекистане…

На мою просьбу рассказать о себе, женщина ответила, что работает у богатых турок служанкой и уборщицей.

– Они очень хорошие люди! Мне повезло! Сильно не заставляют работать, хорошо относятся. – поделилась она. – Вот и сегодня, они меня отпустили на весь день… сказали: «Иди, прогуляйся! С подругами повидайся» …

– А вы там у них живете?

– Да, у них большой красивый дом.

– И в каком районе находитесь?

– Сарыйер!

– Это где? Центр?

– Нет, но очень красивое место.

– И сколько до отсюда ехать?

– Два часа на трамвае.

– Что? !!

– Не так же много… я быстро доехала....

Я задумалась.

– Мда… Ну какой же, все-таки, Стамбул огромный город…

– Какие у вас сегодня планы? –спросила меня Диля.

– Гулять! – ответила я, пожав плечами.

– Счастливая… – добавила она. – А мне сейчас работать… буду убирать номера.

Потом, мы вместе завтракали. Диля угостила меня варенным яйцом, а я поделилась с ними колбасой.

– Колбасы здесь ужасные....Да и вообще, с мясом –швах!

– Разве? Есть вкусные, – они переглянулись.

– Вот эта вкусная?!

– Ну да… ничего, – сказали они, уплетая мою колбасу.

Я смотрела на них и думала, что они забыли вкус настоящих продуктов в Узбекистане.

Диля и Мухайё щебетали о своём, о насущном мигрантском, переходя с русского на узбекский, и с узбекского на турецкий, а я спустилась к себе в номер.

Я собиралась выйти на прогулку, но в комнату вошла Диля.

Она рассказала мне некоторые детали из турецкой жизни подруги. У Мухайё есть, ахтунг (!) молодой бойфренд! Чуть больше за тридцать. И эта самая Мухайё постоянно упрекает его в том, что живут они де, во грехе, не по законам Шариата. Теперь Мухайё хочет прочесть с ним Никях, чтобы все было чинно и благородно. И он, вроде бы, не против.

– Ну… молодца… девушка… кхе-кхе…, – откашлялась я.

– Да… – сказала Диля. – Он её замуж зовёт…

Тут на меня нашёл кашель.

– Помните наш тот разговор о турках, какие они.... в постели…, – продолжала Диля.

– Да, помню… как мы с тобой вина турецкого набухались....

– Так вот, – продолжала она, – Мухайё, знаете, что говорит? Что её любовник –просто огонь в постели, что она давно ничего подобного не испытывала.

Я почувствовала, что краснею.

– Уфф.... О Аллах, йа Раббим....

– Что?

– Я бы на месте твоей Мухайё так не радовалась бы…

– Почему?

– Потому, что ну кто он этот её бойфренд? Босяк без рода и деятельности? Свои то турчанки на него не посмотрят, а трахаться хочется… вот они и липнут на наших наивных приезжих баб, которые запах мужика то забыли со своими проблемами и хлопотами… а тут… молодые серноглазые османы… с крепкой плотью и бурлящей кровью… и твоя Мухайё рот то и открыла, у неё, поди ж, лебединая песня…

Диля смотрела на меня с широко раскрытыми глазами. Половина текста определённо прошла мимо её ушей и восприятия.

– Не знаааююю, – протянула она.

Мне стало стыдно. За свою злость, за сарказм свой. Кому на хрен нужна твоя правда, даже если она правда? Или ты тупо завидуешь этой Мухайё, потому, что у неё есть, жизнь у неё есть, а ты....

– Ладно, закроем эту тему… Бана не?! (мне то что?)

Диля начала хихикать.

– Наргиза опа, вам надо найти кого-нибудь здесь! Вы такая приятная и умная женщина....

– Ну да, ну да.... найти молодого секс-гиганта с мозгом бабуина и без гроша в кармане....

Мне пришло на ум некое озарение, что это мифотворчество о невероятной любвеобильности турецких мужчин, толкает десятки девушек с просторов СНГ искать личного счастья здесь, в этой благословенной стране, азиатской по сути, но европейской по крови....

Вырвав себя из этой дымки всяких похотливых разговоров и мыслей, я поспешила направить Дилю в нужное мне русло.

– Слушай… мне тут такая идея пришла.... , давай как-нибудь съездим, посидим покурим наргиле. Я угощаю!

Услышав это, Диля очень оживилась.

– Ой, давайте! А когда? А давайте в мой выходной! Как здорово, я уже хочу этого! – верещала девочка. Видно, её турецкий узурпатор продыху ей не давал.

– А Мустик твой позволит?

– С вами позволит… – махнула она рукой. – Он вас уважает!

– Ха… с чего бы это?

Диля почесала репку. – Ну вы умная, серьёзная… Он здесь моим знакомым не доверяет, никуда не пускает без него… а с вами пустит!

«Ах ты Мустик, феодал…» – подумалось мне.

– Ну хорошо, договорились…

– Наргизопуууу.... – протянула по-детски капризно Диля. – А можно я вашу плойку возьму уложиться?

– Да, конечно, без проблем…

– Ой спасибо Абламмм…(сестра моя) – она прижалась ко мне. – Как хорошо, что вы приехали!

Через час я уже поднималась по склону улицы, ведущей на площадь Султанахмет.

Мне предстояло посетить ещё одну главную достопримечательность Стамбула – дворец османских султанов Топкапы.

Я не буду много заморачиваться на классически памятных местах Стамбула, ибо о них написаны миллионы статей, постов, блогов от путешественников и туристов всех мастей со всего мира. А на канале youtube можно найти тысячи видеоклипов на эту тему. Так что, как бы ты ни старался, уж более оригинальным тебе не быть…

Но пару строчек, все-таки, напишу…

Ах этот Топкапы! Его дворцы, гарем и сады… окунаешься в незабываемую атмосферу сериала «Великолепный век». Не повезло с погодой, поэтому и настроение было несколько унылым. Когда я посещала этот комплекс в первый раз, стояло лето. Королевский парк цвёл во всем своём пышном великолепии. На зелёных газонах с аляпистым ковром из цветов, спали, резвились и просто сидели десятки кошек. Сейчас парк утерял свой лоск, кошки куда-то подевались, а половина строений в Топкапы, включая знаменитую террасу с видом на Босфор (помните, Хюррем Султан в знаменитом фильме, часто смотрела из этой террасы на бирюзовую гладь залива) были закрыты и облачены в строительные леса.

Зато, на этот раз у меня появилась возможность, не торопясь обозреть всю коллекцию. Восхитил Гарем – было такое впечатление, что я оказалась на съёмочной площадке «Великолепного Века» и сейчас, через минуту, в резных тяжёлых дверях появится, блистая своим декольте и огромной короной на голове, рыжеволосая Мерьем Узерли, ставшая самой узнаваемой Хюррем в мире.

Проходя по выставочным залам Топкапы, и разглядывая султанские сокровища, или просто, предметы быта, я выразилась бы, ёмко и просто, как это делают американцы:

«Даа.... любили Османы свои задницы, ни прибавить, ни убавить… Роскошь и великолепие, свербящие глаза».

Интересно то, что, оказывается, до того, как завезли в Османскую империю столовые атрибуты и посуду из Европы, у них были свои приборы – ложки и вилки, сделанные из перламутровых раковин улиток или устриц. Так что, неизвестно, кто и что там раньше изобрёл… Помнится, Генрих VIIIвообще не пользовался никакими столовыми приборами…

Я думала, что мои глаза ослепли от богатства убранства и быта в Топкапы, но я ошибалась.

Когда я, в следующий раз, пошла повидать ещё один шедевр османских царей, под названием дворец Долмабахче, я поняла, что последователи средневековых султанов, превзошли своих предков в стремлении достичь последнего уровня роскошного совершенства. Эрмитажу, Лувру, Бельведеру, Цвингеру и прочим барочным строениям Европы рядом делать нечего с этим раздавливающим тебя в лепёшку, сверканием псевдо европейского китча. Обилие золота зашкаливает, как и обилие хрусталя, – хрустальные балясины парадного входа, хрустальная люстра в центральном зале приёмов, весом в четыре тонны. Она серого цвета, ибо за один раз помыть этот гигант невозможно.

Садово-парковый комплекс Долмабахче выше всяких похвал. Сады, прудочки, павлины, чинно шествующие мимо зевак и одаривающие их своим надменным взглядом… Да, это тоже подражание европейским паркам, но… очень приятное глазу. (Кстати, вычитала из книги Орхана Памука, что поздние османы очень поддерживали вестернизацию, думаю, есть над чем задуматься туркам… )

По выходу из этого вычурного великолепия, я решила попить кофе в близлежащем кафе, уютно расположившемся на берегу Босфора. Расположилась на одном из столиков, места ближе к морю, заняли туристы из стран Ближнего Востока и Аравийского полуострова. Отведав действительно хорошего капучино и средненького чизкейка, и расплатившись с нерасторопными равнодушными официантами, поспешила покинуть это место.

Вечером на Истикляль. Шиш и скромные арабские девушки

По возращению в отель, на узенькой скрипящей лестнице я встретила Мустафу.

– Хай, Нергис! – Мустик расплылся в приторно-сладкой улыбке.

На миксе турецкого и английского, Мустафа поинтересовался, куда я захотела выгулять его жену?

Тут у меня напрочь пропало чувство осторожности с турецкими/мусульманскими мужьями. Будучи честным говорителем правды, я выдала:

– Эмм… Мустафа бей, я хотела пойти сегодня вечером прогуляться и посидеть в кафе, покурить это… как его… кальян… наргиле… знаете, я люблю иногда расслабиться....

Мустафа почесал свою лысеющую тыкву.

– Шиш что ли? Да, у нас много мест, где можно попробовать хороший шиш. Только, Нергисчим, своей жене я не разрешаю курить, хорошо? Она может сопроводить тебя, но курить не будет....

Я поняла, что запорола.

– Эээ… нет, Мустафа бей, конечно! Я буду только… я буду курить. Мне то можно же?

– Тебе можно, джаным(дорогая), тебе все можно. Ты же гость! А ей –нельзя! – сказал он, подняв указательный палец вверх.

Немного подавленная, я ушла в свою комнату. Через некоторое время, пришла раздосадованная Диля. Как и я ожидала, впрочем.

– Эх… Наргизапа.... зачем вы сказали ему, что мы хотим покурить шиш? –Лицо её было красным, видно, повздорила со своим турецким Отелло. – Он мне чистку устроил… Еле разрешил пойти… – Диля надулась, как ребёнок.

Мне было стыдно за свою глупость.

– Слушай, Диля, я такая дура… Он так внезапно спросил меня об этом… и потом, я думала, что здесь ничего такого… все же курят… тем более, что ты при нем куришь сигареты и он тебе разрешает…

Диля достала сигарету, к теме, и закурила.

– Эх… ему же надо себя моим хозяином показать… Ну ладно… Пошёл он на х**, урррод… все равно буду курить вместе с вами! Я давно хотела тоже шиш покурить…

– А ты меня не подставишь? Я ведь ему обещала…

Диля продолжала остервенело дымить.

– А как он узнает? Если только вы не расскажете… Шиш ведь не пахнет… Скажу ему, что не курила…

– А он поверит?

– Поверит, идиот… куда денется…

Я не знала, как загладить вину.

– Прости меня, Дилюш, я не подумала…

Она посмотрела на меня ласково и сказала:

– Да ничего… Озизга олманг (не берите на себя)… Вы же не знали, что он такой уррод… Наргизапууу… я возьму вашу плойку уложиться, хоп миии?

– Конечно бери…

– Ну все. Я сейчас искупаюсь, уложусь, потом поедем!

Диля радостно схватила плойку и умчалась готовиться к вечеру.

Я тоже почистила пёрышки, одела свою майку с волком, выпустить «тюркский флаг», а также, чёрный пиджак и черные скини, купленные в моем любимом H&M.

Позже, я услышала некий шум в коридоре и дилин голос, объясняющий что-то на турецком.

Открыв дверь, я увидела Мустика, Дильку и неизвестную девушку в хиджабе.

Мустик что-то объяснял очень худой, анорексичной девушке со смуглым цветом лица.

Диля подошла ко мне и прошептала:

– Охрану нам приставил… Она с нами едет…

– А кто это?

Тут Мустик обратился ко мне:

– Нергис, это Хедие. Она приехала из Иордании сегодня. Возьмите её с собой на прогулку!

– Хедие, – важно обратился Мустафа к девушке. – Это Нергис – моя подруга, это Диля – моя жена. Они хотят прогуляться сегодня, поедешь с ними?

– Да, конечно… – ответила девушка, смутившись.

Я поняла, что посплетничать нам с Дилей не удастся. Диля не знала английского и мне придётся брать на себя роль переводчика.

Хедие была очень худая и имела коричневую кожу. Благодаря худобе, она выглядела гораздо моложе своих тридцати лет. Хедие была очень скромной и умной девушкой. Её голову плотно облегал светлый хиджаб, не оставляя ни одной волосинки снаружи. Хедие говорила по-английски бегло, но с жутким акцентом, что мне, человеку, в общем-то не имеющему проблем с коммуникацией на английском, приходилось напрягать свои уши, чтобы понять её.

Позже, мы с Дилей поняли, что Мустик просто уговорил бедную девушку, только что спустившуюся с трапа самолёта, сопровождать нас в прогулке. Хедие валилась с ног от усталости, но стойко держала обещание.

– Ну что поделать, значит не доверяет твой муж двум узбекским шалавам…, – сказала я Диле, когда мы сели в машину. Она вспрыснула от смеха.

– Да пошёл он… – было её коронным.

– Вы откуда? Из Кореи? – спросила Хедие.

– Неееее..... – мы дружно взвыли. Ну конечно, глаза у нас узкие, кожа белая и волосы прямые. Мы с Дилей –неправильные узбечки.

– Узбекистан! Узбекистан! Узбекистан знаете? – заорали мы.

Хедие широко заулыбалась.

– Да! Узбекистан! Конечно знаю! Там город есть ещё красивый… Самарканд…

– Да, Да! Самарканд! – закивала Диля. – Я оттуда, из Самарканда!

Хедие стала рассказывать, что, то ли брат, то ли сват её был в Самарканде и остался от него в полном восторге.

Не поняв и половины текста, я одобрительно кивала головой.

– А вы… на каком языке разговариваете? На узбекском? – спросила девушка.

– Нет, на русском…

– На русском? Почему? – в её глазах читалось недоумение. – Вы разве русские?!

Честно говоря, мне не хотелось объяснять ей все эти историческо-колониальные тонкости.

– Нет, мы – узбечки! – крикнула Диля. Это Наргизка не знает узбекского.

Ну спасибо, Диличка… и как мне теперь выпутываться?

– Она сказала, что я не знаю узбекского… – перевела я. Глаза Хедие стали круглыми.

– Ну.... я в России родилась, в Москве… поэтому плохо знаю узбекский и приходится говорить по-русски с ней. – попробовала я соврать.

– А.., понятно, – кивнула Хедие, хотя, по её виду было понятно, что ей ничего не понятно.

Дальше наступила пауза. Дилька вела машину, а ей периодически названивал ревнивец Мустик. Диля давала ему полный отчёт где мы находимся и куда едем.

– На Таксим… да, хотим на Таксим… знаю, что по этой дороге быстрее. Пока Хаятым (моя жизнь)… – Диля положила трубку.

– «Хаятым»…б**.. – я хмыкнула.

– Ну да, надо же роль играть, чтобы он ничего не заподозрил…

– Ясно… ясно все с вами…

Диля была явно впала в кураж от поездки.

– Чего тебе ясно, чего тебе ясно! Опагинам!!! (сестрица) – она наклонилась, чтобы обнять меня.

– Ээээ… на дорогу смотри!

Хедие на заднем сидении закумарила. Радостная Диля поставила на полную мощь музыку. Из динамиков полилась американская попса. Диля начала подпрыгивать и пританцовывать.

– Ах, мне так нравится эта песня! Вот Наргизапа, приеду домой, пойду на дискотеку! Я так люблю танцевать! Я же ещё молодая!

Я смотрела в окно. Сумеречный Стамбул утопал в огнях. Мы проезжали мимо каких-то проспектов, названия которых я не знаю. Мост Героев искрился, переливаясь светящимися гирляндами. Небо было невероятно звёздным, словно кто-то уронил свой тайник с бриллиантами, а они улетели на небо и не захотели больше возвращаться к хозяину. Залитые светом прожекторов, мечети, напоминали строгих воинов Света, что безмолвно наблюдали, как окружающий мир утопает во грехе. На улицах шли куда-то, торопились, или гуляли тысячи и тысячи людей. Как этот город вмещал в себя столько народа, и не утерял свою уникальность, оставалось ещё долго загадкой для меня.

Я впёрлась в окно, стараясь запомнить картинки, мелькающие перед моим взором, и в душе моей просыпался восторг. Опять тот же восторг, что накрыл меня с головой в первый день моего приезда. Как же он прекрасен, мой Стамбул!

Оставив машину в подземном гараже, мы отправились на Таксим. Невероятная толпища людей образовала нескончаемый бурлящий поток, уносящий тебя вдоль улицы Истиклал. Туристы, гости, зеваки и местные, словно рой насекомых заполонили эту знаменитую улицу, половина которой и без того, была в строительстве. Нам троим нужно было держаться вместе, иначе, людской поток может унести, словно брёвнышко, заблудшее в дикой горной реке.

Уставшая Хедие еле поспевала за Дилей, на которую, вдруг напал волнительный кураж. Она была так рада, хоть на несколько часов избавиться от опостылевшего мужа. Тем, не менее, Мустафа названивал каждые пять минут, волнуясь о своей ненаглядной жёнушке.

Мустик проинформировал жену, что где-то в конце улицы Истиклал есть кафе с дешёвым шишом. Диля, запутавшись в направлениях, повела нас в другую сторону. Наконец, пройдя несколько раз по одной и той же дороге, чуть ли не смываемые толпой, мы нашли это место.

– В Стамбуле очень много женщин в хиджабах, – явно не без удовольствия заметила Хедие.

– Да… стало…, – ответила я обречённо.

– А в Иордании женщин заставляют носить хиджаб?

Хедие не поняла моего вопроса.

– Женщины должны покрывать голову, если они мусульманки.

Я ушла от продолжения этой беседы, чтобы не испортить себе настроение.

В маленькой кафешке, было странно немного народа. Несколько мужчин увлечённо смотрели футбол и не обратили на нас никакого внимания.

Мы расположились за столиком у выхода. Снаружи было гораздо больше посетителей, чем внутри. Наверное, потому, что в Стамбуле было ещё очень тепло и приятно. Я стала оглядываться по сторонам. В кафешке сидело много женщин, большая часть из них была в хиджабах. Может быть, это были местные, а может и туристы из мусульманских стран. Но, что интересно, мужчины курили сигареты, а женщины –кальян. И никто не видел в этом никакого элемента разврата или неподобающего поведения.

Мне это понравилось, поскольку, в Узбекистане, у более консервативной части населения, кальян считается неким символом женской распущенности, на мой взгляд. Женщины, если и курят его, то курят в определённых местах, не на публике. Возвращение к своим религиозным корням, после долгих лет прессинга и запретов, имеет несколько болезненный характер, к сожалению.

Здесь же, раскуривание кальяна –это часть культуры мусульманского Востока, поэтому, турецкие мусульмане не видят в этом ничего зазорного.

Однако, мне вспомнилось, что Мустафа запретил жене курить шиш. Но Мустафа причисляет себя к светскому населению Турции, религия для него – лишь часть его культуры и традиций. Значит в нем говорила больше его мужская суть собственника, нежели стремление мусульманина уберечь свою жену от склок.

К нам подошёл молодой парнишка и поинтересовался нашими желаниями. Мы заказали шиш с запахом жасмина и базилика. Поняв, что Хедие арабка, он очень бегло заговорил с ней по-арабски. Хедие оживилась, и стала активно поддерживать беседу.

Диля сделала вывод, что он мигрант.

– Он говорит по-турецки с акцентом, – резюмировала она. – Он точно приехал оттуда.

– А я, что-то не заметила акцента… Ну да… я в турецком профан…

Я спросила Хедие, насколько хорошо парень разговаривает по-арабски. Девушка ответила, что очень хорошо.

Когда парень вернулся, чтобы узнать все ли у нас хорошо, Диля спросила его прямым текстом:

– Ты турок или араб?

Парень немного опешил.

– Я турок, – немного взволнованно ответил он.

– А откуда арабский тогда знаешь?

Парень, зачем-то, посчитал, что перед нами надо оправдываться.

– Я не из Стамбула, я из… (какая-то юго-восточная часть Турции), у нас много арабов живёт, оттуда знаю… , – ответил парень виновато.

– Врёт! – опять резюмировала Диля. – Не хочет говорить…

– Почему?

– Так легче…

– А ты откуда знаешь?

– Вай! Здрасьте! – Диля недоуменно посмотрела на меня.

– Знаю! Живу, потому что тут!

«Веский аргумент», – подумала я.

– Некоторые их не очень жалуют, – шёпотом сказала мне Диля.

«Да, а вот узбеков вот очень «жалуют»…», – подумалось мне.

Мы выкурили весь кальян, говорили обо всякой ерунде. Вспоминали Ташкент, разговаривали о Мустафе, так как это была дилина больная тема.

Хедие с осоловевшими глазами, улыбаясь смотрела на нас, не понимая ни слова. Турки тоже не обращали на нас внимания, они привыкли к русской речи и привыкли видеть женщин не русского вида, но говорящих по-русски, которые приходят покурить кальян в одну из забытых богом, кафешек Истиклаля.

Прогулки по городу. Стамбул Тет-а-Тет – воспоминания о прошлом и взгляд в настоящее

Следующую пару дней я была предоставлена себе. Я решила пойти в те места, где я обитала семь лет назад, когда приезжала сюда летнюю школу американской программы. Мы жили в общежитии университета Бильги в районе Каракёй. Мне вспомнились также, забавные моменты той поездки, например, список запретов, которым нас снабдили координаторы летней школы. Среди пунктов были такие «По-русски не разговаривать». Иначе, тебя примут за «Наташу» и будут соответственно относиться.

Да, я вспоминала набережную Каракёй с Галатинским мостом и бесконечными кафешками под ним. По Каракёй можно было идти-идти вдоль Босфора, смотря на его голубую гладь и на толстых чаек, что летали над самой водой, задорно крича. Так, любуясь и вдыхая запах Стамбула, слушая его голос, можно было дойти до самой пристани Кабаташ.

В этом районе, в одной из кафешек под мостом, можно было выпить холодного пива и съесть вкуснейший сандвич с жареной рыбой. Везде красовались вывески «Хлеб и рыба за 4 лиры». Тогда, мы часто гуляли по этому месту, глазея на рыболовов, что цепочкой выстраивались вдоль всего галатинского моста, а также, вдоль набережной Каракёй. Стаи кошек приходили к рыбакам полакомиться свежей рыбкой. Кто-то их угощал, а кто-то гонял, и даже, бил по кошачьим мордам, что совали свои носы в их улов, норовя его украсть. Тогда я не могла ругаться с ними, ибо не знала ни одного слова по-турецки.

Я упорно не желала, ни тогда, ни сейчас, видеть негативные стороны жизни Стамбула, так как влюбилась в этот город с первого взгляда.

Вообще, надо сказать, тогда, семь лет назад, я открыла для себя Турцию и её народ. Моё открытие меня удивило, так как первый опыт общения с турками я получила ещё на родине много лет назад. И надо быть откровенным, этот опыт был весьма неприглядным.

Дело в том, что в 90-х годах, когда наш бывший президент взял на вооружение турецкую модель развития – светский ислам и светская страна, в Узбекистан буквально повалили турецкие компании, работающие в различных сферах, от просто «купи-продай» и ресторанов, до крупных компаний наподобие Демир Холдинг. Даже, какое-то время, у нас транслировался турецкий государственный канал TRT1. Помню, я смотрела его, так как испытывала жуткий интерес к этой стране, её культуре, её языку и музыке. Именно тогда, благодаря трансляции этого канала, состоялось моё первое знакомство с Сезен Аксу, что станет главной моей турецкой любимицей на долгие долгие годы.

Для нашей бедной, ничего не видавшей постсовковой страны, турки стали чудом чудесным, вроде, как бы свои, а вроде, совсем европейцы.

Но, среди них не все были позитивно и дружественно настроены по отношению к нам. Скорее всего, они вели себя, как имперцы. Они считали нас вторым сортом, а себя белой костью, и всем видом это показывали.

Возможно, многие со мной поспорят, и видно, карма моя не столь чиста, но я вспоминаю, то, что вспоминаю.

Сразу поползли нелестные слухи о них среди нашего населения. Об аферах и обманах, и о том, что они брали на работу в свои фирмы только европейских девушек, а узбечкам доставались вакансии уборщиц. И главным мерилом квалификации считалась внешняя привлекательность, но никак не образование и профессиональные навыки.

К слову, таким подходом к набору кадров, тогда страдали не только турки, но и часто, местные нувориши, примерившие на себя роль крутых бизнесменов. Время было такое – лихое, тёмное, мрачное. Время девяностых, которое мне не хочется даже вспоминать.

Но, стереотипы относительно турок и Турции, как-то сложились у меня в голове. Совсем не лестные стереотипы, которым суждено было рухнуть только спустя пятнадцать лет.

И вот я, гуляла по району Каракёй, понимая, что все в этом мире относительно, и чтобы узнать страну и людей, надо, как минимум, её посетить. Стамбульцы мне показались очень милым добрым и гостеприимным народом. Продавцы даже самых захудалых лавок говорили по-английски, и узнав, что мы из Узбекистана, широко улыбались и называли нас «кардешлер» братья, значит.

Увы, в сегодняшнем Стамбуле, такого радушия я не ощутила. Все изменилось, многое произошло. Наши народы прошли через социальные и исторические перипетии, иногда, не совсем внушающие оптимизм и радость.

Но тогда, меня откровенно удивила галантность турецких мужчин, их ненавязчивость, даже тогда, когда они предлагали вместе пообедать в ресторане и на отказ, реагировали весьма адекватно, без лишних слов и эмоций.

«Ээхх, Наргизаопа!» – сказала бы сейчас Диля. «Они все такие воспитанные и галантные сначала. А потом, когда поймут, что ты попалась в ловушку, сразу показывают свой характер! Вот мой тоже был таким, так красиво ухаживал, а потом, как стала его женщиной, так тут же изменился, урррод!» Я прямо слышу в голове её раскатистое «ррр», чтобы сделать ещё большее смысловое ударение на этом слове.

В принципе, такие претензии можно предъявить любому мужчине, не зацикливаясь на нации. Но так как сегодня я пишу о Турции и турках, значит, и быть посему.

Но… о чём это я? Я ведь пишу о Стамбуле – городе, где навсегда осталась частичка моей души.

* * *

Я вышла из отеля и направилась пешком по трамвайной линии по направлению «Эминону-Кабаташ». Идя по тротуару, я пыталась слиться с этим городом, его душой, раствориться в этой многомиллионной разноликой толпе. На моем пути попадались бесконечные магазинчики, кафешки, сувенирные лавки. В магазинчиках продаётся всякая ерунда, начиная от зарядок и чехлов для гаджетов, и заканчивая, турецким золотом. Огромная масса людей шла по обе стороны течения, разные лица, типажи, они мелькали перед глазами, для которых я была невидимкой, лишь одним мгновением в их жизни.

Я направлялась в сторону проспект «Сыркиджи», одной из больших и многолюдных улиц Стамбула. Эта улица выводит прямо на набережную Босфора, к пристаням паромов.

Так, я шла, удивлённая сама себе, не веря в то, что я нахожусь в городе, который имеет для меня особое значение. Я разглядывала людей, вдыхала запах города, состоящий из микса кофе, кебабов, сладостей и жаренных каштанов. Я вела бесконечную философскую беседу внутри себя, мне было по-настоящему хорошо и легко. Давно я не ощущала такого приподнятого духа и настроения. Неужели, во всем виноват Стамбул?

Я бы и шла себе так дальше, радуясь жизни и стамбульскому солнцу, если бы не пример человеческого убожества, вернувший меня в реальность.

Со стороны спины я почувствовала толчок, словно чья-то рука пыталась отстранить меня от дороги. Я обернулась и увидела перед собой существо, громко говорящее по мобильнику и размахивающее руками. Существо разговаривало явно не на турецком, мои скудные познания в языках позволили мне предположить, что это был какой-то диалект узбекского или туркменского языка. Существо шло по узкому людному тротуару, распихивая всех, кто шёл ему навстречу. Если бы мы были бы в Узбекистане, то я не оставила бы от наглого мерзкого безмозглого существа и мокрого места, обложив его отборным русским матом. Но здесь, в благословенном Стамбуле, мне не хотелось портить себе мой взлелеянный праздник. Я сделала правильно, не став провоцировать конфликт, и существо исчезло в одной из лавочек.

Я шла себе дальше, как через несколько минут меня обогнала пара, говорящая по-русски. Молодая женщина, скорее всего, азербайджанка и её, по-видимому, младший брат. Женщина, наверное, жила в Стамбуле, а юноша приехал навестить. Моё внимание они привлекли своей громкой руганью. Точнее, ругалась женщина:

– Это тварь, грёбанный узбек, сука! – возмущалась она.

«Ничего себе», – подумала я и почувствовала, как справедливый гнев вскипает во мне. Я уже хотела встрять со словами «А что тебе, овца тупорылая, узбеки сделали?!», – как услышала вторую часть разговора:

– Тварь невоспитанная, – ругалась женщина. – И вот такие, как они всю нацию позорят!

Братишка слушал и кивал.

Я поняла, что эта пара наткнулась на то убогое существо без роду, без племени, которое на своём родном языке то, изъясняться не умеет. Возможно, они пересеклись с ним и повздорили. Тем временем, женщина продолжала:

– Из-за них, ты уже не хочешь говорить, что приехала из Узбекистана!

Я поняла, что женщина и её братишка были моими соотечественниками. Гнев мой праведный приутих и мне стало стыдно, что то существо тоже было моим соотечественником. В чувстве стыда за своих людей, что не умеют себя вести в чужой стране, мы с этой парой оказались «по одну сторону баррикады».

Брат с негодующей сестрой ушли вперёд, а я шла и думала:

– Вот, ёрш твою меть! – опять эта тема мигрантов настигла меня. Казалось бы, в самом неожиданном месте, где проходят миллионы человек со всего мира, меня угораздило встретить этот экземпляр бесконечного стыда за свою нацию. Настроение у меня… нет, не испортилось, ведь я же в Стамбуле!

Вскоре, когда моему взору отрылась голубая лазурь Босфора и станции набережной Эминону, мой мозг заблокировал негативную информацию, что была мне подана несколькими минутами ранее.

Дыша полной грудью и чувствуя себя уже частицей этого мира, я перешла дорогу, направилась к ближайшему ларьку продажи свежих соков, и купила себе вкуснейшего апельсинового нектара. Я опять была исполнена чувством великой гордости, что мне удалось перекинуться парой слов на турецком с мальчиком-продавцом. Я постояла у набережной, сделала пару снимков и, попивая свой сок, смотрела на блики солнца, алмазными искрами играющие на волнующейся ряби пролива.

Созерцая набережную, по которой прогуливались сотни туристов и местных, я вспомнила сериал, в котором в первый раз увидела мистера Светлая Душа, и онемела от его лучезарной красоты. Мой рот растянулся в мечтательной улыбке, ведь он обитает где-то здесь, в этом городе потаённых желаний. Хотела бы я встретить его? Не знаю…

«Boş ver!» (забей!) – сказала я себе и отправилась по галатскому мосту на противоположную бухту Каракёй.

Мост был таким же, как и много лет назад – длинный и оживлённый. Привычные рыбаки с тонкими удочками также ловили на живца. Через автомагистраль простиралась Терра-инкогнито материкового Стамбула, в пыльной дымке возвышалась величественная мечеть Сулеманийе.

Я брела по мосту, разглядывая встречных пешеходов. Стамбул – это город молодых. Молодёжь разноцветными стайками прохаживалась туда-сюда, жуя сэндвичи из рыбы, разговаривая, гогоча. Казалось бы, город жил в своём особом ритме, ритме беззаботности, где нескладные звуки складывались в дивную мелодию Стамбула, состоящую из смеха юности, шума транспорта, песен муэдзинов, гула пароходов и криков чаек.

Дойдя до Каракёй, я с грустью обнаружила, что от знаменитой набережной мало что осталось. Все было перекрыто или стройками, или куплено богатеями, что приватизировали эти земли и сделали недоступными для простых смертных, прекрасные виды набережной.

Найдя местечко в маленькой кафешке, я намеревалась исполнить обещание, данное самой себе, съесть сэндвич из рыбы.

«Велком!» – поприветствовал меня улыбчивый официант. Я стала говорить с ним на турецком. Он заулыбался ещё шире и спросил:

– Откуда вы? Китай? Япония? – продолжал он по-английски.

– Что?! Я из Узбекистана!

– Ой, простите! – он смутился. – Просто, у вас такая причёска… – и сделал жест рукой вниз от уха к шее. – И очки тёмные…

– Да, ничего… – сказала я, – меня многие принимают за азиаток.

Взяв мой заказ, парень заговорил со мной на своём языке, все так же, улыбаясь:

– Вы узбечка и говорите немного по-турецки, да?

– Да, немного говорю…

– Вы очень хорошо говорите!

– Да ладно…

– Нет, прекрасно говорите! – он явно старался меня подмаслить.

«Если бы…», – подумала я.

– А вы живете здесь или приехали погулять? –последовал привычный вопрос.

– Погулять… – ответила я, широко улыбаясь.

– Вам нравится здесь?

– Да, очень!

– Оставайтесь! Здесь много узбеков, – он подмигнул мне, пытаясь флиртовать.

– Я ещё сюда вернусь, – ответила я, жутко пожелавшая, чтобы сказанное стало правдой.

– Иншаллах! – ответил мне молодой турок.

К слову, сэндвич с рыбой был прекрасен. И крепкий сладкий чай был тоже к месту. Только вот в пиве мне они отказали со словами «Мы не продаём алкоголь». Это стало ноткой, напоминающей об изменениях, что происходят в этой стране.

«Да и ладно!» – подумалось мне. «Ничто не испортит мне настроения, и вообще, если хочешь пить – иди в ресторан!» – сказала я сама себе. Ведь, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

* * *

Следующий мой гастрономический маршрут пролегал на улицу Истиклал и Таксим.

Я доехала на этот раз на трене до остановки Каракёй и решила проложить путь до улицы Истиклал. Тот, что я проделывала семь лет назад, решив испытать вновь те светлые радужные чувства.

Перейдя дорогу, я нашла ту улочку, что круто подымалась вверх. Она называется Юксек калдырым. Улочка, по которой ходят толпы туристов, так как вся она напичкана сувенирными лавками, маленькими ресторанчиками, мини-отелями и прочее. Правда, сейчас на место многих лавок пришли магазины, торгующие промышленными товарами. Что-то изменилось в этой чудной узкой улочке, исчез некий шарм, дух Стамбула, которого нет, и который я тщетно пыталась ощутить.

Дойдя Галатской башни и пофотографировав её, я подумала, а не зайти ли в ресторан имени Башни, но отказалась от своей идеи. «В такие места не ходят по одиночке» – сказала я себе, и двинулась дальше.

И, продвигаясь ближе к знаменитой улице Истиклал, я, наконец, увидела то, что ожидала видеть. Уличка Бюйюк Хендеке вела вверх, но олицетворяла тот Стамбул, о котором я грезила эти годы. Казалось, что стамбульская богема нашла приют здесь. Каких только магазинчиков и лавочек тут нет – магазины музыкальных инструментов, различные лавки, продающие разные диковинные вещи от виниловых пластинок до одежды для представителей суб-культур, от кожаных и серебряных украшений до одежды любителей белли-дэнса. И все это разбавлено различного вида кафешками и кофейнями. Кстати, в этих кафешках и кофейнях вальяжно расположились сами эти представители стамбульских субкультур – обросшие байкеры и рокеры в косухах, пара готов и несколько хипстеров. Они сидели и говорили о своём, безразлично осматривая проходящих мимо людей.

Купив в одной лавке магнитик с изображением Ататюрка, я поднялась на Истиклал.

Решив дойти до пощади Таксим, я прошлась быстрым шагом по этой длинной улице с массой магазинов, бутиков и ресторанов. Но, быстро идти не получалась, ибо взгляд мой падал постоянно на какой-нибудь закуток с красивым «вкусненьким» ландшафтом, будь то кафешка или синагога.

Таким образом, я забрела во двор католического храма, который был действующим, и в это время, в нем шла месса. Церковь святого Антония Падуанского, так он называется. У этого храма своя занимательная история, кому интересно, могут найти описание в Википедии. Скажу только, что он был построен в 1912 году ещё во времена Османской империи, и перед входом в базилику, нас встречает статуя одного из римских Пап, Иоанна XXIII, который, самолично, вёл там мессы. Я заглянула внутрь храма, и как-то, позабыла, что нахожусь в Турции. Храм по своему внутреннему убранству ничем не отличался от своих европейских аналогов, все те же прекрасные витражи, все те же боковые галереи и алтарь. Негромко играл орган, люди ходили, делали фото, молились. Среди визитёров было много мусульман, женщин в хиджабах. Они сидели на скамьях, слушали музыку, отдыхали в дворике.

Глядя на эту, почти, идиллическую картину мирного сосуществования религий, я почувствовала, что мой внутренний гнев и злоба куда-то исчезают, и я даже, готова была возлюбить всех людей. Вот она сила божественная, чудотворная!

Воодушевлённая, я продолжила свой путь на Таксим. На самой площади я ничего особого не нашла, разве что, сделала селфи у памятника Героям. Странно удивило отсутствие деревьев на площади.

С чувством исполненного долга, я двинулась обратно и почувствовала, как мой желудок стал урчать от голода. На Истиклал, я нашла бистро и в первый раз в жизни отведала блюдо Искандер.

Я возвращалась в сумерки усталая с животом, набитым мясом и хлебом. Жутко хотелось чаю или горячей чорбы, которую я успела полюбить. Улица Акбыйык была, как всегда, людной и освещённой витринами лавок и магазинчиков, а также, разноцветными стеклянными фонарями, что придавало улице праздничность, невзирая на день, месяц или настроение её обитателей. Масса туристов, ночных бабочек и просто местных, ошивались в многочисленных кафе и ресторанах. Официанты и зазывалы старались завлечь тебя в их заведения, улыбаясь во все зубы.

Моего знакомого не было на месте. Зато, владелец соседнего кафе, вереща на беглом английском, за несколько секунд ознакомил меня с особенностями меню своего ресторана, накидал мне кучу визиток и спросил, откуда я приехала:

– Фром Раша (из России), – сказала я хмуро, расстроившись от осознания того, что стесняюсь назвать свою страну.

– О! Прифет! Дабро пожаловать, – стал расшаркиваться турок. А я смотрела на него, улыбаясь натянуто, думала, о том, если бы я была бы тут не на статусе туриста, а на статусе обычного трудового мигранта.

Вообще, будучи здесь, я очень часто задумывалась на эту тему, ведь, как ни крути, сюда я приехала на «разведку» и не скидывала перспективы найти здесь работу.

Но, реальность была очень далека от моих радужных фантазий. Узбекистан – это поставщик большей частью мигрантов низкоквалифицированного труда, что, словно, незваные гости, осваивают просторы России, Турции, Кореи и прочих стран.

От этих мыслей мне стало совсем худо, и я поплелась к себе в отель.

В отеле, вместе с шумной компанией заезжих арабов, и клопами в моей постели, меня ждало ещё одно разочарование. Открывая свой номер, с террасы наверху, я услышала громкую ругань Мустафы. Сначала я подумала, что он разговаривает по телефону, но, потом, стала различать обрывки фраз.

– Ты достала меня, достала! – ворчал он громко на турецком.

Я быстро поднялась по лестнице и очутилась на террасе. Малочисленные гости смотрели вечерние программы, а напротив, на кушетке сидела Диля без лица. Увидев меня, обычно дружелюбный Мустик пролетел мимо, даже взглянув.

– Что случилось? – спросила я у Дили, которая еле сдерживала слезы.

– Да… поругались немного, – сказала девушка всхлипывая. – Наргиза-опа, я зайду попозже к вам, мне несколько номеров надо убрать.

– Конечно заходи…

Тольга, неудавшийся поклонник

Я не люблю успокаивать людей в их семейных ссорах, точнее, вообще не умею этого делать. Поэтому я спустилась вниз, и захватив кошелёк, решила пойти вближайшую кафешку попить чаю и чорбы.

Я зашла в первое кафе, что было расположено недалеко от отеля. В салоне никого не было, за исключением семьи, кажется из Казахстана, что ужинала, заняв два столика.

Владелец кафе по имени Тольга, был мил и приветлив. Он разговаривал по-английски, и, усадив меня за столик, принёс бесплатный чай.

Казахи громко разговаривали на русском языке и пытались объяснить официанту свои просьбы на ломанном английском. Я могла бы помочь, но не было настроения обнаруживать себя.

Тольге захотелось пофлиртовать и начал он с привычного «Вер ар ю фром?» (откуда вы)

– Фром Узбекистан, – ответила я, наблюдая за его реакцией.

Его лицо несколько изменилось, или я была уже слишком подозрительна. Мне показалось, что в его глазах мелькнуло некое разочарование.

– Аах.. – произнёс он. – А почему ты не говоришь по-турецки?

Вопрос был предсказуем.

– Говорю, – сказала я. – Но немного.

Он сразу перешёл на свой родной язык. По телевизору пел и плясал Таркан.

– Вы знаете Таркана? – спросил Тольга. – У вас продают его диски?

– Конечно знаем, и диски у нас продают, и слушают его многие.

Пока я уплетала свой суп, Тольга уселся рядом и успел задать мне кучу вопросов о моей семье, профессии, и что я вообще делаю в Турции. Я ему с удовольствием отвечала, так как мне нравилось практиковаться в языке. Тольга, как будто и не замечал моих многочисленных ошибок.

– Как отдохнёшь, приходи сюда. Посидим, поболтаем, может, выпьем чего, – предложил он. – Я здесь до часу буду, так что приходи.

«Ну вот, начинается…», – подумала я, а сама широко улыбнулась ему.

– Спасибо, обязательно приду! – ответила я, думая, тем временем, как завтра буду обходить это кафе стороной.

– Давай, приходи! Я буду ждать! – сказал на прощание Тольга.

Мне было и смешно, и грешно. Тольга был как минимум на десять лет моложе меня, и мне его внимание, конечно, немного льстило. Но, будучи всю свою жизнь человеком вдумчивым и серьёзным, я решила, что эта интрижка ни к чему не приведёт, а значит, и не стоит её начинать.

Я возвращалась в отель и напевала арию из мюзикла «Призрак Оперы»:

– Keep your hand on the level of your eyes… (держи свою руку на уровне глаз)

Я доплелась до своего номера, а именно, малюсенькой комнатушки, большую часть которой занимает огромная кровать. Шёл затхлый запах из канализации, а слабое октябрьское солнце дало комнате хорошенько отсыреть. Я включила шумный кондиционер и собралась забыться в просторах интернета, как в дверь постучали.

Зарёванная Диля несмело вошла внутрь, и, устроившись на холодном полу, закурила.

– Будете? – спросила она, протягивая мне пачку.

– Нет…, а вообще, давай…

Я затянулась. Ментол разлился по моим лёгким.

– Ну что ещё случилось? Что там за Санта-Барбара?

Дилю прорвало. Она нервно курила и проклинала мужа на чем свет стоит.

– Вот, Наргизаопа, не поверите! Он меня совсем достал, придирается к каждой мелочи! Буквально, к каждой! Вот стал меня ругать, что я ему завтрак не приготовила.

– А почему не приготовила? – я хотела её потролить и поднять настроение.

Диля приняла мои слова серьёзно.

– Потому, что с утра много было клиентов, я замоталась. Им завтрак готовила… Потом, пожарила и ему яичницу, а он налетел на меня… что я его не ценю, как мужа… урррод… Что я должна была бросить гостей?! Я же одна, ничего не успеваю!

Я смотрела на неё, задумавшись. Диля спускала меня постоянно с небес на землю, где мои иллюзорные представления о Турции, разбивались о жестокую реальность узбекского эмигранта.

– А почему он не возьмёт ещё себе помощника? –спросила я.

Диля ухмыльнулась.

– Ага… сейчас взял… Он мне то не платит, что обещал, а хотите, чтобы ещё кому-то платил? Он же жадный такой… вон, его сын нам помогает… только на словах, а на самом деле, это мы постоянно ему деньги даём.

Она вздохнула.

– Ничего....иншалла… скоро это все кончится. Избавлюсь скоро от этого урода!

– Избавишься… , – сказала я, хоть в душе надеялась, что у них все сложится все таки.

– У нас казахи недавно были…, – Диля опять закурила. – Так вот, женщина сказала, что когда я без него, я такая весёлая, а когда с ним, на мне лица нет! Представляете, чужой человек, а сразу все заметил…

– М-да… – ответила я отстранённо, – она права… жаль конечно....

– Жаль, что поделаешь…

Ночью я опять лежала без сна. На террасе опять шумела компания мужиков, опять позвали б***й из СНГ. Был слышен женский смех, русская речь и ломанный английский. Но я привыкла. Как-то странно, но мою эйфорию от пребывания в этом городе не могли испортить даже шлюхи из пост-совка.

Я лежала и думала о Диле, а заодно, и обо всех своих соотечественниках. Я старалась поставить себя на её место и тогда к горлу подступала тошнота. Даже без оглядок на всяких турецких «мужей» по Никаху, перспектива работы во вшивом отеле за пятьсот несчастных долларов меня никак не привлекала. Общение в определённом кругу не лучших представителей местного социума, к которому я не принадлежала, но вынуждена была бы вращаться в нем, ибо… была бы обычной мигранткой из Узбекистана…

«Нет», – думала я. «Не канает… была бы моложе, смогла бы… но не сейчас, после Европ и Америк, после стажировок в элитных универах, работать вот с таким вот Мустафой за пятьсот долларов?»Я понимала, что это нереально. «Нужно учить язык на высшем уровне», – подумала я, засыпая.

Пешком вдоль набережной. Кабаташ-Ортакёй

Утром, наспех позавтракав привычной яичницей, я решила прогуляться до одного из красивых местечек Стамбула, района Ортакёй, излюбленной панорамы на Босфор всех сериальных режиссёров и операторов.

Нужно было доехать до станции Кабаташ, а оттуда пересесть на автобус. Так как со стамбульскими трамваями я уже хорошо познакомилась, а с автобусами не очень, я решила не рисковать. Просто пошла вдоль набережной до точки моего финального назначения.

Я прошла уже знакомый мне комплекс Долмабахче, перешла, оглядываясь и строя планы на музей современного искусства, который, увы, остался среди нереализованных проектов моей поездки. Вот позорище то! А ещё искусствовед называется!

Дойдя до площади Барбадосс, я сделала пару памятных фото возле памятника и мечети, а также, посмотрела со стороны на Музей морских сил.

Со стороны Босфора моему взору открылась людная бухта и станция с массой маленьких автобусов, видимо, районного назначения. Без сил, я уселась на скамейку и просто наблюдала за этим сумасшедшим городом, его людьми, спешащими куда-то, бегущими, забирающимися, заталкивающимися, пропихивающимися в автобусы, такси, маршрутки и прочее.

В этом городе масса транспорта, развитая инфраструктура городских транспортных линий, но многомиллионному населению стамбульцев и его гостей этого мало. Если тебе не нужно в другой конец города, то лучше пройтись пешком. Но и это расстояние покажется неискушённому пешеходу гигантским.

Купив себе попить, я села отдохнуть в тени автобусной остановки, и понаблюдать заодно, как люди платят за проезд. Мне было страшно садиться в автобус, я боялась замешкаться и вызвать раздражение людей, которые не привыкли ждать слишком нерасторопных пассажиров.

Десятки маршрутов пролегает лишь через одну зону, например, Бешикташ, тысячи людей ждут своего номера автобуса или свой транспорт. Но, несмотря на весь этот непривычный шум и толпу, я не заметила толчеи, не заметила ругани… люди были похожи на марионетки, что следовали каждый своей траектории. И никому не было ни до кого дела. И до меня тоже.

Возле меня встали три запыхавшиеся от жары тётушки.

– Садитесь, – сказала я одной из них, уступая место.

Та сначала отказалась, а потом села, смачно поблагодарив меня.

– Спасибо, джаным! – сказала тётушка дружелюбно.

У меня было странное ощущение того, что я никуда не выезжала из своей родины. С одной стороны, я ощущала себя иностранцем, но с другой… все было до боли знакомо, язык, который звучит очень привычно для меня, люди, с которыми я могла перекинуться парой слов, и они прекрасно меня понимали.

Тут ещё стайка девчонок стала спрашивать у меня в какой бы им сесть автобус, чтобы добраться до… но тут я облажалась.... Я извинилась и по-английски дала понять, что я иностранка.

Девчонки, почему-то, сильно развеселились от этого факта, рассказывая друг другу, мол «Ой! Она оказывается турист, а мы думали, что своя!»

Я смотрела на них и улыбалась, прекрасно понимая их щебет обо мне.

Да, было чёткое ощущение того, что я полу-своя, полу-чужая здесь… Я не совсем американец, но и до европейского туриста мне было далеко. Нью-Йорк, Бостон… затем Германия… там я иностранка, я ощущала это каждую минуту, каждую секунду своего пребывания в этих местах. Хотя у меня довольно хороший английский, чтобы вообще не испытывать проблем, но тем не менее… Я была там гостем… хоть и мечтала стать своей.

Но здесь… в Стамбуле… да, я была гостем, но на особом статусе… Или мне хотелось так думать и так себя ощущать здесь… потому, что я уже любила этот город безусловной любовью. Я любила его и ожидала взаимности....

У меня не было страха в общении с людьми, того страха чужестранца, что я ощущала, будучи в США или Германии. Здесь, даже с минимальным языком, я могла свободно зайти в магазин, кафе, кофейню и говорить с людьми, и они меня прекрасно понимали, несмотря на кучу ошибок.

Скудный язык, которым я пользовалась в Турции, был, увы, сроднён моему общению с узбеками у себя на родине.

Мой узбекский, к сожалению, очень скуп, чтобы читать лекции по искусству в институте, но в повседневной жизни в самых простых ситуациях, я также способна перекинуться парой фраз с продавцами, официантами и прочим людом. Но, стоит копнуть глубже, как незнание своего родного языка сказывается в моих красных щеках, и в моем моментальном переходе на русский язык. Это некрасиво… я знаю… Но я исправляю ситуацию. И изучение турецкого мне в этом помогает… кстати....

Вот так и в Турции, я ощущала себя русифицированной недотёпой, неспособной сделать то, что спокойно делает любой узбекский мигрант здесь, а именно, разговаривает по-турецки, словно мёд пьёт.

Так, отдохнув и развеяв в себе дымку раздумий о маленьком чужестранце в большом городе, стране, планете, я продолжила свой путь.

Я шла довольно долго, наслаждаясь солнцем, городскими пейзажами, зданиями, улицами… Народу в этом этих местах было не так много, и можно было просто прогуливаться без особой нервотрёпки и толкотни.

Пока шла, я вспоминала свой первый визит в этот город много лет назад. Тогда я тоже шла по этим улицам, по проспекту Героев, улицы Чираган, где вдоль каменной стены были развешаны с фотографии из жизни Ататюрка. Тогда я шла и внимательно разглядывала каждое фото. Тогда, семь лет назад, в этом городе был настоящий культ Мустафы Кемаля. На каждом шагу были его портреты разной величины, его высказывания, патриотические баннеры.

Теперь, я была немного удивлена, что сохранилась и стена, и эти фотографии. Моя тревога о молниеносно меняющейся, исламизирующейся Турции немного отступила. Ататюрк здесь до сих пор в большом почёте.

Но, Стамбул все равно изменился. Он стал жёстче, стал более отчуждённым. Раньше, можно было идти по набережной, получая удовольствие от вида великолепного Босфора, были открыты дороги и пешеходные зоны для отдыхающих и местных рыбаков. Теперь же, вся набережная утопает в строительных лесах или административных зданиях, или же элитных отелей. Бесконечные дорожки и зелёные лужайки по набережной, перекрыты для простых людей. Босфор, спрятался за этими нагромождениями железобетона и шлагбаумов частных зон, запретных для пешеходов. Лишь слышны отдалённые крики чаек, а гудение проходящих пароходов напоминает о том, что там где-то простирается голубой канал, воспетый поэтами и художниками разных столетий.

И я все шла и шла, ориентируясь на редкие лоскуты воды, которые я видела по правую сторону от себя. Ортакёй никак не появлялся.

Но я сделала для меня небольшое открытие стамбульской молодежи, так как путь мой пролегал через несколько лицеев и крупных городских университетов, таких как университет Бахчешехир, и университет Галатасарай.

Проходя по этой своеобразной академической дороге студентов, я вливалась почти в гущу жизни этих молодых людей, натыкаясь то на место их привычного отдыха, то на университетские столовые и кафе.

Стамбульские студенты ничем не отличаются от своих товарищей по миру. Я видела и студентов Гарварда, и окуналась в жизнь студентов университетов Нью Йорка, Колумбийского университета, а также, ряда университетов Германии. Видимой разницы между молодыми людьми, желающими получить высшее образование я не заметила. Я думала, что студенты в мусульманской стране будут несколько иными, но нет… Тут, именно тут я почувствовала дух продвинутой Турции, и этот дух исходил от молодого поколения, от студенчества. Мне это понравилось.

Я вообще люблю молодёжь, и мне кажется, что я умею находить с ними общий язык. Может именно эта особенность мотивировала меня заняться преподаванием.

Вот и здесь, я увидела все ту же молодёжь, весёлых беззаботных и красивых девушек и парней. Все те же разношёрстые молодые люди, немного беспардонные, немного невоспитанные, немного… немного… немного… безбашенные и глупые, самонадеянные максималисты, как все студенты, но очень милые.

«Вот бы я вас построила по струнке!» – подумала я, глядя на них. «Вы бы у меня поплясали бы по пятое число! Ишь ты, сидят тут нагло курят и пьют пиво… и смотрят нагло… будто бы я какой-то турист!» – продолжала я мечтать, включив с себе строгого препода. И в голове сразу замелькали рабочие программы, курсы, которые я могла бы придумать и разработать для искусствоведов, кинематографистов и прочей творческой братии, темы лекций и семинаров, ужасно интересные, но так и остававшиеся до лучших времён в чертогах моей памяти. Мне как-то очень захотелось преподавать в одном из этих университетов. Предложи они мне гипотетически, я согласилась бы не раздумывая. Хотите, на турецком буду читать лекции, а хотите, на английском. Нашему эмигрантскому брату все по плечу.

– И почему у меня нет этого куража в нашем институте в Ташкенте? –подумала я, и сразу возникли ассоциации с болотом. Именно в это застоявшееся болото мне не хотелось возвращаться. Увы и ах… И я не буду пускаться в пространный анализ, почему происходит именно так, как происходит, а именно, что тебе совершенно не хочется заниматься этим на родине. Пусть думают министры образования и те, от кого это зависит напрямую. Я лишь могу предложить или не предложить свои услуги поделиться знаниями и опытом. Если кого-то это не устраивает, то я пас.

Конечно, некоторые могут сказать, что мой долг вернуться и поднять образовательный процесс на родине, делясь и используя свой такой долгий и большой опыт, проведённый в стажировках за границей. Только кому это нужно, а? Кому нужен мой опыт, этим закоренелым ретроградам от искусства и науки, у которых я вызываю лишь раздражение? Позволят ли они мне занять их насиженные места, или хотя бы, подвинуть их большие неповоротливые задницы? Не думаю… и стоит ли рвать на себе волосы за неполные три четверти ставки и сто долларов месячной зарплаты по пересчёту? Тратить энергию и силы, чтобы за эти деньги в конечном итоге, содержать моих трёх кошек, ибо ни на что другое их просто не хватит?

Но… меня занесло. Куда нынче без социалки? Это такая модная тема в научном, литературном и около литературном пространстве, так что пусть будет.

Но я вспоминаю Стамбул… Мой Стамбул, наполненный голубым светом неба и воды, криками больших и толстых чаек, летающих над гладью босфорского канала. Я вспоминаю мой Стамбул с запахом симитов и жаренного миндаля, со свежим апельсиновым соком на каждом углу, с его кафешками турецкого фастфуда с невероятно вкусными донерами. Я вспоминаю этот город, что зачаровывает своей странной экзотической магией, этот Вавилон, где перемешано столько культур и народов… А он поглощая их, впитывает это разнообразие себе во благо, увеличивая своё чарующее притягивающее очарование…

«Стамбул… тебя я слушаю с закрытыми глазами…» (С) Орхан Вели Канык

Дойдя до Ортакёя, я присела на бордюр, наблюдая за кошками-попрошайками, что толпились возле туристов в поисках еды. Одни их пинали, другие кормили… Я увидела неподалёку кормушку для животных, куда сдаёшь пластик и сыпется еда. Но, кормушка, кажется, не работала.

Так же, на Ортакёе была импровизированная выставка объектов современного искусства. Демонстрировался фотопроект какого-то иранского или арабского художника. Пройдясь по стеллажам фото, я захотела запечатлеть знаменитый вид на мост Героев и белую мечеть, отражающуюся в голубой воде Босфора. Все делали селфи на этом знаковом месте. Еле найдя ракурс без людей, я все-таки, сделала фото-открытку.

Затем, ещё немного прогулявшись, я решила пообедать в одной из кафешек. Заказав ну очень острый Адана-кебаб и чай, я начала просто наблюдать за людьми. Было не так людно. За столик напротив, сели девушки, говорившие на русском, видимо, из Казахстана. Одна из них жила здесь, другие просто приехали на отдых. Девушки пили чай и курили.

Кебаб обжигал мне рот, я запивала этот жар айраном. Неподалёку искрился Босфор. Жизнь казалась мне невероятно прекрасной.

На обратном пути, я заметила турецкую бабушку и мужчину средних лет. Женщина продавала салфетки и мелочь, а мужчина корм для голубей. Эти люди принадлежали, скорее всего, к беднейшим слоям населения, ибо не станет женщина в таком преклонном возрасте продавать невесть что за копейки, если у неё нет проблем.

Они тихо разговаривали между собой, видимо, о своей тяжёлой доле. Мне стало не по себе. Женщина очень походила на наших тётушек, на ней был толстый халат и бархатные тапочки, столь любимые нашим населением. Стало очень жалко эту старую женщину, еле волочившую ноги, с горой никому не нужных салфеток и минеральной воды.

В образе этих людей, жизнь напомнила мне, что она очень многолика. Мир полон контрастов, а Стамбул – воплощение этих контрастов, бесконечной бездны между богатыми и бедными. Но этот город, словно сказочный правитель, стоял гордо и безмолвно, безучастно лицезря своих обитателей разных мастей и социального статуса. По опоясывающему его, голубому поясу босфорского канала плавали яхты и корабли, рассекающие бриллиантовые воды. Там была иная жизнь. Жизнь, похожая на турецкие мыльные оперы.

Жестокий, но прекрасный Стамбул… Он лишь позволяет себя любить и велит принимать его таким, какой он есть…

Часть вторая Другой Стамбул

Семра и Ко

– Ну как погуляла вчера? – спросила меня Семра, закуривая сигарету.

– Очень хорошо, – ответила я небрежно. – Погуляла по Ортакёю, поела кебаба…

Она улыбнулась. Мы сидели в каком-то элитном кафе на улице Багдад. Мы ели этот ужасный десерт, вкуса которого я никогда не пойму. Бисквит, залитый молоком… бррррр… и это их элитное блюдо. В общем, мне ужасно не понравилось. Такие уж мы, плебеи….

Семра внимательно посмотрела на меня. Я улыбнулась ей в ответ.

– Ну что? Запилим фотки в инстаграм? – непринуждённо спросила она.

– Да, конечно! Я только за! – я постаралась придать себе ребячью восторженность.

Мы натянуто улыбнулись для совместного селфи. Она показала мне готовое фото и мне оно понравилось.

«Воистину…» – подумалось мне. «Стамбул действует на меня магически… Я просто красотка!», – подумала я, но заставила себя не придавать значения своим мыслям. «Это самовнушение. Мне просто очень хорошо здесь, вот и вся разгадка». Я улыбалась своим глупым мыслям.

– Показать тебе Азиатскую часть Стамбула, на это понадобится как минимум, три дня… а может и больше, – уверенно сказала Семра. – Но я постараюсь. Я подумаю, как распланировать дни, которые ты проведёшь со мной.

– Угу… Спасибо дорогая, – благоговейно ответила я.

– Я хочу прогуляться по улице Багдад, – непринуждённо сказала я.

– Да, конечно, – ответила Семра, направляясь к стоянке, где мы оставили её машину.

Семра объявилась за несколько дней до моего отъезда из Стамбула. До этого времени она была в Германии и занималась своим здоровьем.

На самом деле, её звали Самира, и познакомились мы с ней на стажировке в университете Бостона. Она сама подошла ко мне и предложила попить кофе. Самира вот уже как двадцать лет не жила в Узбекистане. Она училась в Германии и намеревалась там остаться, но познакомилась со своим будущим мужем – турком, врачом травматологом, которого пригласили работать консультантом в одну из крупнейших немецких компаний по производству медицинского оборудования.

Самира была родом из маленького местечка под Самаркандом, под названием Лаиш. Она была этнической турчанкой, родители её родителей каким-то образом поселились в Туркестане, покинув Османскую империю.

– Мы не ахыска, – говорила мне Семра, – мои предки выходцы не из Кавказа, а из Турции.

Семра жаловалась, что её часто приписывали то к ахыска, то к азербайджанцам, то к ирони.

– Я не хочу кому-то чего-то доказывать. И вообще, я знаешь, узбечка. Узбекистан – это моя родина и таковой и останется.

– Угу, – отвечала я, отводя глаза в сторону. Тема турок-ахыска или по нашему месхетинцев, и событий 90-х годов является для меня несколько неприятной и болезненной. Тема, которую сейчас аккуратно замалчивают как в Узбекистане, так и в самой Турции. Я сама считала Семру месхетинкой и всегда старалась обходить стороной разговоры о тех ужасных событиях.

Семра – антрополог. Она занимается темой урбанизации сельских районов Узбекистана. Она свободно говорит по-узбекски, по-таджикски, по-русски, по-турецки, по-английски и по-немецки.

– Ты – клад! – нахваливала я Семру. – Я рядом с тобой просто Незнайка из Солнечного города.

– Да, прекрати, – отмахивалась она небрежно. Хотя, было видно, что мои слова ей льстят.

Мы прекрасно проводили с ней время в Бостоне, но Семра была из тех, кто мог любить, только глядя в глаза. Стоило предмету её привязанности исчезнуть из поля зрения, она сразу же о нём забывала.

Семра это очень занятый человек, который, в отличии от меня не будет заниматься всякой ерундой, и поэтому, я прощала ей эти маленькие недостатки.

Выйдя замуж за Ибрагима, Семре пришлось переехать в Стамбул и завязать с наукой, а её муж жил, разъезжая между Турцией и Германией.

– Представляешь, Наргизка, никогда не думала, что выйду замуж за турка. Мне мои родители голову всю проели: «Найди своего, да найди своего!» Я им сказала, «Нет, я выйду за немца или американца!» Они, бедные, смирились, а тут на тебе! Вот радости то было… – она улыбнулась.

Я помню, мы сидели в какой-то кофейне в бостонском даунтаун. Как я не уговаривала её зайти в Старбакс, она не соглашалась. Пришлось довольствоваться тем, что первым попалось на глаза.

– У меня есть свои принципы, и я их не предам! – Отрезала Семра. Не любить Старбакс у неё были свои причины.

– А я люблю Старбакс…, – отвечала я. – И мне как-то положить на то, кого они там поддерживают или нет.

– Я знаю…ты у нас вообще далека от всего…. Но, я впитала в себя уже это и оно не уйдёт.

Мне не хотелось с ней спорить. Пусть делает, что хочет.

Тогда-то мы с ней и договорились, что я обязательно должна приехать к ней в Стамбул.

– Плохо, что ты так быстро уезжаешь, – сказала она, когда мы сели выпить кофе в какой-то из кафешек на берегу Босфора. Но я придумаю тебе программу на эти дни. Ты же с европейским Стамбулом ознакомилась, не так ли?

– Угу, – ответила я, вылупившись на голубую гладь канала. –А ты тут как долго будешь?

– У меня пятилетний проект в университете Босфора. – ответила она.

– Ты мне так и не рассказала подробно, чем ты тут занимаешься?

Далее, Семра рассказала мне, что научно-исследовательский институт в Гамбурге выделил ей грант на исследования по миграции в Турции.

– Я была очень рада, – воодушевлённо рассказывала Семра. – Я думала уже, совсем домохозяйкой стану! Не ожидала, что выиграю его.

– Ты молодец… Хорошая тема. Можешь меня тоже рассматривать, как объект своего исследования, – ответила я.

– Ты что? Хочешь быть мигрантом здесь? – она удивлённо подняла брови.

Я смотрела на неё и не знала, следует ли обратить в шутку свои слова.

– Нууу…., – протянула я. – Мне тут нравится.

Семра сделала глоток уже остывшего кофе.

– Турция уже не та. Ты не сможешь… со своим западным мышлением…. Здесь многое изменилось. Тебе то чего объяснять, сама все понимаешь….

– Смогу… вот этот факт меня беспокоит менее всего. Они не смогут вытравить из Турции светскость. Это будет означать, убить турецкую республику. Я в это не верю. – проговорила я, выявляя свою больную мозоль. – Меня беспокоит мой возраст. Потому, что это не Европа или США. Тут женщина после сорока пяти уже старуха… в принципе, как и в Узбекистане.

Семра молчала.

– Наргис, тебе на Западе надо зацепиться. Ты туда очень хорошо вписываешься, – сказала она, несколько секунд спустя.

– Как?

– Не знаю… Ищи какие-то проекты опять, стипендии.

Я хмыкнула. Мне не хотелось говорить ей о том, что я завязала с наукой. Мне не хотелось посвящать её в свои интересы. Потому, что я понимала, что рядом с ней, человеком рационального ума и сложившейся жизни, мои духовные метания, кажутся вялыми попытками человека, опоздавшего на свой поезд, догнать его.

– Ну что? Вернёмся на Багдадскую? – деланно весело проговорила я, пытаясь поменять тему.

– Хорошо, – согласилась Семра. – Я тебе ещё такое классное местечко покажу.

* * *

Оставив машину на одной из стоянок, Семра отправилась показывать мне свою вотчину. Мы прогуливались по проспекту Багдад, элитному району азиатской части Стамбула, где не место туристам, мигрантам, и плебсу с банковским аккаунтом менее шести-семи цифр в иностранной валюте. Здесь не было ни трамваев, ни метро. Только редкие маршрутки рассекали богатые кварталы и улицы проспекта с цепочкой магазинов известных брендов и бутиков.

Мы поглазели на бутики, зовущие своими бренд-нью товарами. И вскоре, я почувствовала скуку. Это было место, которое никогда не будет мне близким. Я не почувствовала энергетику багдадской улицы.

– Я тоже иногда покупаю здесь, – сказала Семра. – Но не часто. Кстати, тебе ничего не надо купить?

– Нееет, только не здесь! – ответила я и захохотала.

Семра восприняла серьёзно мой истерический смех.

– Если тебе что-то надо, скажи мне! Поедем куда-нибудь в приличное место. Только не ходи в Лалели!

– Почему?!

– Там публика не очень…все приезжие. И наши все челночники, мигранты и прочие там живут и ездят отовариваться. Там опасно…

– Ладно…, – протянула я и вспомнила, как мы с коллегой семь лет назад гуляли именно по Лалели. Тогда этот район казался мне вполне приличным.

– А название то какое нежное… Лалели…

– Но, если ты хочешь отведать вкусного узбекского плова или самсы, в Лалели много наших ресторанов. Весьма недурных…

Семра улыбнулась.

– Ой нет. Знаю я все эти эмигрантские пловы и самсы, – сказала я, вспомнив отвратительную баланду, называвшуюся «плов», что мне доводилось пробовать в узбекских ресторанах Нью Йорка.

– Ну конечно… настоящий плов только в Узбекистане…

– Да… пожалуй, это то немногое, чем нам стоит гордиться.

– Кстати, о плове и о турках… – сказала Семра. – Будь готова к тому, что, если ты окажешься в гостях в турецкой семье или компании, они обязательно спросят тебя, умеешь ли ты готовить плов. Это как пит дать! Раз из Узбекистана, значит ты должна уметь готовить плов.

– Вот имперцы! Блин, что за колониальное мышление? Но в России то же самое. – Я вспомнила как моя подруга, одна хорошая художница выставляла свои фото из персональной выставки в России, где её обрядили в национальный костюм и заставили делать плов.

– Это из области вашей социальной антропологии и пост-колониальных учений. Сами и объясняйте этот феномен, с позволения сказать. А что если я не умею готовить плов? Стану изгоем?

– Нет, изгоем не станешь, конечно, но вызовешь определённое удивление. – ответила Семра.

– А тебя тоже спрашивали? Ты вроде как своя…

– Нет, для них я тоже узбечка… раз родилась в Узбекистане. Но я не возражаю… я люблю Узбекистан.

– Ориентализм… – добавила я, сделав умное лицо. Одно из проявлений ориентализма. – Эти пловы, национальные костюмы, и прочая дребедень традиционная… это типы ориенталистского мышления. Вообще, ваши ещё те имперцы… постоянно спрашивают меня, почему я не говорю по-турецки, если я узбечка. А с какого барабана я должна уметь говорить по-турецки, не понимаю…

Семра засмеялась.

– Ну ты же знаешь, почему…

– Догадываюсь…, – ответила я с грустинкой.

– Ладно, идём, я покажу тебе немного другой Стамбул. – сказала она, встав.

Семра отвела меня на набережную в районе Суадие. Там вообще было очень мало людей, были беговые и велотреки, как в любом городе Европы или США. Парки, теннисные корты и прочая элитная атрибутика. Чуть дальше, простиралась череда небольших домов, но очень дорогих домов и коттеджей с огромными окнами, террасами и лужайками перед входом. На некоторых террасах сидели толстые турки и пили кофе…, наслаждаясь видом моря.

Мы присели на одну из скамеек с видом на пирс.

– Как ты сказала, называется этот район?

– Суадие.

Стоял прохладный солнечный, но ветреный день. Водная гладь Босфора, а может быть уже и не Босфора, а Мраморного моря искрилась, ловя солнечные блики на ершистую рябь.

– Суадие…, – повторила я. Где-то я слышала это название. Это же тут где-то живёт мой лю… – я заткнулась.

– Что? – Семра посмотрела на меня рассеянным взглядом.

– А, ничего… это кажется, элитный район, где живут звезды и прочее…

– Ах, да… это район, где обитают очень состоятельные люди. Бизнесмены, звезды… ты права. Простому смертному это не по карману.

– Понятно…

Я задумалась и принялась думать о том, что напоминает мне это место.

– А! Вспомнила! Это место похоже на Баттери Парк Сити в Нью Йорке. Точно! Выглядит так же. Там тоже богатенькие живут. – добавила я.

– Может быть, – ответила Семра, но она была где-то далеко в своих мыслях. – Я не была в Нью Йорке.

– О чём ты думаешь?

– Что? – Её взгляд был отстранённо напряжённым. Затем, моментально взяв себя в руки, она наклеила на себя доброжелательную улыбку.

– Просто ты сегодня целый день, как бы витаешь где-то не здесь.

– А… нет… с тобой это не связано, я очень рада, что ты здесь. Я просто думаю о своей работе. Об исследовании. Оно… знаешь… в полном дерьме, если честно…

– Почему?

– Да, потому, что сложно… Сложно говорить с этими людьми… Многие из них отказываются от интервью, многие начинают плакать, а некоторые сразу называют сумму за информацию.

– Да ты что? Серьёзно? Хотя… от наших всего можно ожидать…

Семра молчала. Мы сидели и смотрели на воду. Классический безапелляционно прекрасный вид синего моря с белыми чайками, планирующими над ним, завораживал. Я исподтишка наблюдала за Семрой. Хотелось сказать фразу, что стала писательским клише. И все же… лёгкий ветер играл в её рыжих волосах.

– Этих людей можно понять… зашуганные, без прав…, приехавшие из авторитарных государств… Для них просто рассказать о своей незавидной судьбе какому-то учёному или журналисту, а они, кстати, разницы не видят, это нечто, вроде преступления. Поэтому, они и просят денег за этот риск. Я столько с ними встречалась… самые разные судьбы… самые разные люди. Женщины… я могу рассказать тебе десятки историй о них.

– Что? Так все плохо у них тут? Вроде страна с похожей ментальностью, культурой, языком…

Семра хмыкнула.

– Наргис… Я тебе расскажу о тех, кого мне пришлось интервьюировать. Никто из них не в восторге от жизни здесь, поверь мне…

Я чувствовала, что мне не хотелось слышать этих деталей. Мне не хотелось разочаровываться в своих розовых иллюзиях, что я нафантазировала об этой стране.

– Ладно…, – сказала я. – Я ловлю тебя на слове, Семра. Ты мне обязательно обо всем расскажешь. Мне это нужно…, – «чтобы снять розовые очки» – подумала я про себя.

Я кинула последний взгляд на искрящееся синее море. Прекрасный образ мистера Светлая Душа, рассеялся в золотистой дымке… и исчез среди роскошных видов элитного района Суадие… у меня защемило сердце.

* * *

Потом, мы с Семрой совершили паломничество в район Узкюдар, где посетили мечеть Михримах-султан. Мы попали, как раз в часы совершения молитвы и в мечети была куча народу. Не вдаваясь в религиозные процедуры, мы лишь послонялись там, сделав несколько снимков, и ушли.

Далее, Семра повела меня на очень симпатичную «еврейскую» уличку, которая называется Кузгюнжук. Она сильно отличалась от людного мусульманского Ускюдара.

Кузгюнжук имеет свою богатую и глубокую историю. Мне она показалась мини-Стамбулом, его уменьшенной моделью, находящейся в самом городе. Различные культуры и народы, проживающие в этом месте, словно бы, обменялись между собой своими традициями и корнями. Здесь вместе стоят бок о бок иудейские синагоги, армянские и греческие церквушки. И никому не приходило в голову затевать какие-то ссоры по этому поводу, или бороться за «чистоту своей нации и религии». Люди разных наций и вероисповеданий, просто живут здесь вместе, разделяя общую судьбу страны, ставшей их родиной, и любя её, независимо от своих оригинальных корней. Уехав, они часто вспоминают эту страну с ностальгической теплотой и утирают слезы, навернувшиеся на их глаза, когда им доводится встречать своих соотечественников.

Эта улица была наполнена солнцем, пробивающимся сквозь пушистую крону деревьев, и каким-то дурманящим спокойствием, безмятежностью. Казалось, жизнь протекает здесь в своём временном пространстве, оставив напряжение и стресс шумного многолюдного мегаполиса по ту сторону Босфора. Здесь почти нет людей, совсем нет туристов. Только некоторые местные Кузгюнжуковцы спокойно и вальяжно передвигаются вдоль по ней, по своим делам.

Что более всего понравилось мне в этом местечке, так это традиционные стамбульские деревянные дома с резными балкончиками и террасками, увитые плющом, что протянулись по длине всей улицы. Ты будешь просто сильно неоригинален, если скажешь, что в этих строениях чувствуется дух прошлого.

Да, хоть и избитое выражение, но оно отображает правду. Правду о Стамбуле, что встретил этой архитектурой конец Османской империи. Эти деревянные дома уводят тебя в мир воспоминаний ОрханаПамука, в его ностальгические эссе о прошлом.

Меня накрыл Де-жа-вю. Я, как будто, обнаружила себя в прошлой жизни, когда я жила в подобном доме, на этой тенистой улице. Я уплетала конфеты из соседнего магазинчика знакомого шоколатье, читая сборник Байрона или музицируя на рояле. А за окном, бушевала жизнь, где одна эпоха сменяла другую и прежняя жизнь с её утихомиренным томным укладом, уходила, словно гул уплывающего корабля.

Мода-Кадыкёй. Роскошь-Богема-Свобода

В следующий раз мы с Семрой направились в известный на весь мир район Кадыкёй. Надо сказать, что это мой самый любимый район Стамбула, не только потому, что в Кадыкёйе жили герои моего любимого фильма «Клуб Неудачников», но и потому, что это совершенно уникальное место. Это кусочек самой настоящей Европы в сердце Азии. Но об этом потом…

А пока, выйдя с парома, я ждала Семру в условленном месте. Я стояла возле какой-то мечети (названия я уже не помню, их так много в Стамбуле) и рассматривала многоярусный деревянный домик, сооружённый для местных кошек.

«Им зимой будет холодно в этом домике, если не утеплить его. Но, все равно, турки – молодцы!» – думала я, «Их отношение к животным не сравнится с отношением к ним в Узбекистане».

Пока я вдавалась в глубокие внутренние рассуждения о бедных бездомных животных в Узбекистане, за спиной я услышала турецкую речь. Обернувшись, я увидела пожилую женщину, можно сказать, ещё одну турецкую бабушку, которая воплощала в себе суть района Кадыкёй.

По моему акценту и слабому языку, можно было бы сразу догадаться, что я иностранка, но женщина настойчиво вызывала меня на разговор.

Она была похожа на волшебницу из сказки. Густые белые волосы, были выстрижены в аккуратную причёску. Живые голубые глаза излучали любопытство, сморщенные губы в неизменной помаде, были растянуты в улыбке. Поверх платья ярко-бирюзового цвета, на ней был надет длинный белый кардиган, ручной вязки. Шею её и уши украшала старинная бижутерия, такую уже не выпускают. Она опиралась на палочку, но весьма элегантную. Она улыбалась мне и продолжала разговаривать, хоть и чувствовала, что общение с ней на турецком даётся мне с трудом.

– Который сейчас час? – спросила она.

Я посмотрела на часы и поняла, что абсолютно не помню, как обозначается время. Именно в такие моменты, у тебя, как назло, вылетают из головы напрочь все выученные ранее уроки.

– Эммм…. – промямлила я и протянула ей руку, чтобы она сама посмотрела время.

– Ой, у меня глаза ничего не видят, – произнесла жалобно старушка.

Тогда мне пришлось напрячь всю свою память и проблеять что-то, чтобы она меня поняла.

– Спасибо тебе, – сказала она. – Дай Аллах тебе счастья! Кстати, у тебя красивый кулон… – сказав это, она указала на берилловый волчий клык, что висел у меня на груди.

– Ой, спасибо Вам! – ответила я, и тем временем, подумала: «Часы она не увидела, а кулон узрела… ну надо же… » Видимо, моя персона просто вызвала у неё интерес.

Попрощавшись со мной, женщина медленно пошла в сторону узла с общественным транспортом.

Я смотрела ей вслед и думала. Думала о том, что, возможно, она обитает в одном из этих деревянных домов на улице Кузгунджук. Я представила себе её жилище, затерявшееся в лабиринтах современной жизни. И может быть, даже, в убранстве её дома, есть масса вещичек из века девятнадцатого, оставшегося ей от родителей: альбомы с пожелтевшими фотографиями дедов и прадедов, картины Босфора и мечети Султан Ахмет, сделанные европейскими художниками-ориенталистами, различные статуэтки продавцов симитов или молока, фески, турки, фарфоровая посуда, и прочий антикварный хлам. Дом её полон воспоминаний детства и юности, где явилась она свидетелем, или может быть, участником, ярких драматических событий, сотрясавших эту страну.

Я думала о том, что хорошо бы снимать комнату у этой старушки и завоевать её доверие взамен моих мизерных услуг. Я представила большое окно в своей комнате, которая была бы очень чистой, скромной и аккуратной. За окном, весенний ветер сдувал бы цветы с деревьев, рассеивая и устилая их по этой тенистой улочке бело-розовым ковром.

Женщина эта заваривала бы привычный дневной кофе, звала бы меня разделить с ней её одиночество, рассказывая бесконечные истории о своей жизни. Позже, они перерождались бы в записанных мною фразах и предложениях, обретая вторую жизнь в немного странной меланхоличной прозе начинающего писателя.

Думая об этом, я почувствовала, что по телу разлилось приятное тепло, словно, вспоминаешь ты место, позабытое в чертогах твоей памяти, место, где тебе было особенно хорошо. Де жавю…, это была странная смесь фантазий и галлюцинаций, преследовавших меня с самого детства.

Издалека раздался голос Семры.

– Эй! Ты чего там застыла? – весело окликнула она меня.

* * *

Мы прогуливались по Кадыкёйю.

Кадыкёй – очень весёлый район. Кажется, что все светские, проевропейски настроенные турки поселились именно здесь. Этот район не был похож на исторический Стамбул с его вальяжностью и консерватизмом.

Богема и творчество процветает здесь пышным цветом. Район наполнен бесконечными кафе, кафешками, ресторанами, барами. Бар для художников, бал для киноманов, бар для рокеров, бар для байкеров… и так до бесконечности. В основном, население Кадыкёй составляет молодёжь от 22 до 35.

Здесь редко встретишь женщин в хиджабах, а модниц в коротких рванных шортах, чуть прикрывающих филейную часть, полным-полно.

– И что? – спросила я Семру, когда перед нами прощеголяла девушка в коротеньких джинсовых шортиках. – Не бьют их уже тут?

– Не… здесь не будут, здесь район такой, очень европейский. – ответила она. – Это ещё ничего, а иногда таких экземпляров увидишь, хоть стой хоть падай… Я вот не ханжа, но такое тоже не приветствую… Все-таки, это не Европа… мусульманская страна…

И тут, бог, словно услышал наши разговоры. Перед нами появилась особь, ломавшая все стереотипы о мусульманских женщинах. Эта девушка принадлежала по видимости, субкультуре «винишко тян». На ней были круглые очки, с простыми, скорее всего, стёклами. Она имела длинные волосы, окрашенные ядовитым фиолетовым тоником. Одета она была в винтажный прозрачный топ, из-под которого вываливалась грудь. Ноги были в рванных кружевных колготах, через которые проглядывали черные трусы. Это все, что было на ней надето. Под руку она держала байкерского вида, молодого человека, который, видимо, охранял её от неоднозначной реакции людей. Но от людей, населявших этот район, никакой реакции не следовало. Реакция была у меня в виде отвалившейся нижней челюсти.

– Мамо…, – тихо произнесла я. – Что это? Даже в бруклинском Уильямсбурге, и в Сохо на Манхеттене я такого не видела.

– Ну вот, видишь, в Нью Йорке нет, а в Кадыкёйе есть, – сказала Семра и улыбнулась.

Мы ещё долго прогуливались по людным и нелюдным улицам района. Завернули на очень симпатичную улицу Мода. Здесь было также, множество кафе и баров, бутиков, магазинчиков, где продают уникальные вещи, сделанные своими руками. Вдоль улицы была проложена трамвайная линия, придававшая ей свой узнаваемый шарм. На стенах пестрили афиши с названиями концертов, различных политических акций, например, от ЛГБТ сообщества до митингов второй по величине оппозиционной партии, а также, театральных постановок, перфомансов современного искусства и т.д.

Район жил и дышал своей жизнью. Жизнью искусства красок и холста, искусства слова, искусства нот и хореографии. Это был Стамбул, тот, о котором я мечтала и хотела видеть.

– Сеемраа…, – протянула я. – Я хочу здесь жить. Это мой район, это мой мир… Что делать?

На тот момент, я и в самом деле подумала, что я осталась бы здесь навсегда. И к чёрту все условности и обязательства, главное, идти за мечтой и чувствовать себя в своей тарелке!

– Здесь, наверное, жилье стоит очень дорого… нет, мне же не надо в какой-нибудь элитный Суадие или ещё там чего…

– По-разному, – ответила Семра. – В принципе, можно за двести евро снять комнату в приличной квартире.

– Двести, говоришь? – сказала я и начала прикидывать мозгами.

«Тааак. Двести на жильё, триста на еду, двести на мелкие расходы…остальное отложить… Это значит, ты должна получать где-то тысячу евро… , что является ну оченьхорошей зарплатой в Турции». «А работа? Где ты найдёшь работу? Кто тебя вообще возьмёт на работу? Тебе, поди ж, не тридцать пять…и даже, не сорок… пять… », – ответил мне мой разум. Эх… мечты… мечты…Они парят высоко в синем небе над Стамбулом, а мы заперты в клетке своей реальности, которую, увы, не изменишь…

– О чём думаешь? – спросила Семра.

– О мечтах и гребанной реальности…

– Тебе надо пожить тут и распрощаться со своими иллюзиями… Навсегда. – Ответила она.

* * *

Чуть позже, подустав, мы забрели в местную кафешку, расположенную на продуктовом рынке. Мы поднялись на второй этаж на террасу, и пожилой, улыбчивый официант стал нас обслуживать.

Мы заказали пива и несколько порций фаршированных мидий. Мидии оказались вкусными, а турецкое пиво очень даже приличным. Было немного зябко, все-таки, на дворе стоял октябрь, но, поддуваемая ветерком с моря, я испытывала чувство блаженства.

Мне казалось, что все это происходит не со мной, и не про меня. Словно бы, смотрела я какое-то кино о том, что кто-то сидит в этом чудном месте, навсегда забыв себя в мини-вселенной, под странным названием «Кадыкёй». (Кстати, «Кадыкёй» переводится как «Бухта Кадиев или духовных судей». Вот все эти почившие судьи, наверное, перевернулись в своих могилах, наблюдая за «непотребным» с их точки зрения, стилем жизни этого района и его обитателей)

Семра пыхтела сигаретой, болтая по телефону со своим мужем. Я же наслаждалась моментом, вдыхая в лёгкие холодноватый морской воздух, и тихо наблюдала за молодым турком, который клеил томным взглядом русскую туристку.

Она закончила говорить.

– Он передаёт тебе привет! – сказала она, отхлебнув пива.

– А… спасибо, передай ему тоже…

– Уже, – небрежно ответила она.

– Семра…, ты обещала рассказать о своей жизни тут… Почему ты постоянно говоришь, что я должна распрощаться со своими иллюзиями?

Она стала серьёзной.

– Наргис… я не хочу отговаривать тебя, я очень хочу, чтобы у тебя все получилось… Я знаю, ты любишь Турцию… и к тому же, если ты будешь постоянно рядом, то мне только лучше. Но… здесь много подводных камней…

– Как и везде…

– Как и везде, увы…

Ты знаешь, я уже десять лет почти здесь живу. Я этническая турчанка… И до сих пор, я не могу привыкнуть. Я не скажу, что я здесь стала полностью своей. Мы другие, Наргис… мы… советские люди… узбеки… называй как хочешь…, но мы совсем разные…

– Ты хочешь сказать, что тебя не принимают?

– Да нет… принимают…, но я сама чувствую это отчуждение. Ну или у меня такое окружение… Например, жены друзей моего мужа… вся его компания, да, мы общаемся, ходим друг к другу в гости, ездим на пикники, за город, но это все не то… Сложно все это…

– А может это связано с тем, что твой уровень образования выше, чем у них? Может быть они это чувствуют?

– Нет… дело не в этом… дело в ментальности, наверное. Большинство этих женщин образованные…

– Да, я поняла, почему вы не можете найти точек соприкосновения! Ты не любишь проводить время в ТРЦ!

– Да, да… это точно! Торгово-развлекательные центры – это наше всё!

Мы засмеялись. Потом задумались.

– А знаешь, – сказала я. – У нас в Узбекистане такая же тенденция. Все проводят время в ТРЦ. Они сейчас в Ташкенте как грибы после дождя. Проводить досуг в каком-нибудь «Samarqand Darboza», «Next» или «Continent» это очень престижно…

– Жаль…, – ответила Семра. – Мы становимся как весь мир…

– Ну да… мы открыты миру… – Я улыбнулась.

Серьёзная глава. Немного политики в холодной воде…Ощущение зыбкого счастья лишь иллюзия

Наступила пауза. Грудь немного сдавило. Это ощущение сродни с тем, когда ты чересчур увлекаешься чем-то приятным, а потом, тебе сообщают не очень хорошую новость… и бабочки куда-то улетают…

– И к тому же… знаешь, у меня не клеятся отношения с моими коллегами в университете. – продолжала она. – Если уж говорить об одном уровне образования…

– Почему?

– Да кто знает?

– А в чём это проявляется?

– Ну… как тебе сказать… они очень недружелюбные… Они вроде, исполняют все, о чём попросишь, но в рамках протокола, а ближе не подпускают… Даже не предложили мне преподавать…

Она опять закурила.

– Ты много куришь, – сказала я.

– Я знаю. Здесь все много курят. – ответила она и сделала затяжку.

– Ты же знаешь, я так не могу…, – сказала Семра, потушив сигарету. – Я – человек душевный, который хочет общения, искренности…

– Странно… это как-то очень странно… А с иностранцами они тоже так?

Она пожала плечами.

– Не интересовалась. Наверное…, думаю, что к иностранцам они относятся с большим пиететом. А свою, если она чем-то выделяется, можно дружно обдать презрительной вежливостью.

– Во-во, Семра! Я тоже об этом подумала, они тебе завидуют… Ты ездишь постоянно в Европу, получила европейский грант. Поэтому, и такое отношение.

– Может быть… да, сейчас многие академики здесь хотели бы хотя бы на время уехать. Жить тут становится опасно…

– Увы… это так… очень грустно…

Семра выдохнула, и посмотрев на меня, сделала знак рукой, словно она закрыла себе рот, наподобие молнии.

– Не будем об этом… тут… знаешь… везде могут быть уши. Когда ты начинаешь говорить о политике.

– Откуда уши? Мы ж на русском говорим…

– Ну и что! Нашла преграду! Люди стали стучать друг на друга. – она замолчала.

– Стучать?

– Да, стучать! Что ты на меня уставилась?

Я хмыкнула.

– А мне ничего не будет… я иностранка.

– Ещё как может быть, если переступишь границы дозволенного! – Её взгляд стал жёстким. – Так что… не болтай здесь особо… особенно с незнакомыми… поняла? – нравоучительно сказала она.

– Да не… ты чё… Я и не собираюсь нарушать границы дозволенного. Кто я такая? Всего лишь маленький неприметный человек, затерявшийся в огромном мегаполисе, в малознакомой среде. Мне плевать на все. Я думаю о собственной заднице.

Знаешь, что я подумала. Что люди пытаются себя защитить. Наговаривая на других, они думают, что обезопасят себя…

– Может быть, – сказала Семра задумчиво. – Каждый дезориентирован.

Вдруг, на бордюр террасы прямо передо мною села огромная белая чайка.

– Не спугни… не спугни…, – тихо проговорила Семра.

– Я сама не хочу… я хочу фото сделать…. Хлеб, хлеб дай! – проскрипела я.

– Где я тебе хлеб найду?

– Ну что-нибудь дай!

Пока Семра наскребала фаршированных устриц из раковин, чайка взмахнула крыльями и улетела.

– Эх… блин…, – сказали мы вместе.

– Не замёрзла? – спросила она.

И вправду, ветер становился все холоднее с наступлением вечера. Я смотрела на слабое умирающее солнце, потихоньку скатывающееся за горизонт, смотрела на близстоящие здания – обшарпанные, но стильные, с непонятными надписями и граффити, смотрела на людей, что, расслабившись уплетали еду и пили пиво…, прочувствовала эту расслабленную спокойную атмосферу самого крутого района в Стамбуле.

– Эх! Блин… а может ты нагнетаешь немного, а? Чайка эта была знаком…толстая белая…как прилетела, так и улетела… тебе не кажется это мистическим? Нет же ничего такого…прямо ужасного, жизнь идёт себе чередом, люди грустят, радуются, надеются… по крайней мере, я хочу в это верить…

Семра улыбнулась.

– Ну хоти хоти…, – подытожила она с сарказмом. – Что же поделаешь, может и нагнетаю…. М-да… аквариум…

Мне не хотелось знать её трактовки слова «аквариум», так как я сама подозревала о значении этого слова.

* * *

Я сидела в каюте парома и прощалась с сегодняшним днём. Он был прекрасен, все было замечательно. Но может это от того, что я тут гость. А гостям здесь рады…

Набережная Кадыкёйя уплывала все дальше и дальше. Иллюминация вечерних огней, зажигающихся на бухте, была похожа на множество драгоценных камней, разбросанных кем-то щедрым по этой благодатной земле. Я сделала последнее фото из окна. Лампочки каюты, отсвечивающие в широком окне, странно отразились на моем снимке, словно, нашествие космической армии инопланетных летающих тарелок.

– Наргизапоооо…. Где вы ходите? – Диля напоминала капризного ребёнка. – Мне скучно было без Вас.

Я чувствовала себя усталой, чтобы проводить время за разговорами с ней.

– Да так… была опять на Кадыкёйе…

– Охо… что-то вы туда зачастили. Не хотите выпить немного, поболтаем…

Я не могла ей отказать, особенно, когда она складывала губки бантиком и делала щенячьи глазки. Несмотря на внутреннее опустошение от общения с Семрой, я утвердительно кивнула.

Мы уселись в моей тесной комнатке и стали распивать сладкое турецкое вино.

– Смотри, не опьяней! – сказала я ей.

Диля скривила рот в язвительной улыбке и ответила:

– Да пошёл он на ….!

Её слова не были для меня открытием. Так как у Дили была только одна пластинка, которую она ставила бесконечно, и эта пластинка называлась «Мустик» или «Все турецкие мужики Сво!»

– Что, опять поссорилась? – Я зевнула, уж очень хотелось спать.

– Да мы постоянно ссоримся! Уже достал меня, совсем продыху не даёт! Теперь привязался к тому, как я с мужиками разговариваю, урррод!

– И как ты с ними разговариваешь?

Диля всхлипнула.

– Да никак я с ними не разговариваю, нормально разговариваю, а он говорит, что я с ними заигрываю! Ну не тупой, а???? Лишь бы придраться к чему-то! Я ему этому уроду, прощаю, когда он общается со своими бывшими, а он мне на пустом месте скандал устраивает! Ненавижу его!

Я не знала, что ей посоветовать и сказать в качестве утешения.

– Ну ты уже все решила ведь. Все равно уедешь. Потерпи немного.

– Да, я только терплю, потому, что знаю, что уеду скоро. Очень скоро…

Диля казалась очень расстроенной. Было видно, что на этот раз Мустафа явно перегнул палку своим бухтением о том, какая она не такая, как надо.

– Наргизаопа, я так соскучилась по сыну…, дни считаю, когда его увижу… всё в этой жизни ради него! И это всё терплю, и этого урода терплю ради него…

Мне было грустно слушать ею, смотреть на неё. Молодая девочка с внешностью красивой японки, зато видавшая виды и пережившая то, что мне, взрослой и опытной тётке и не снилось. До своей поездки в Турцию, она маялась с мужем и малолетним ребёнком в России. Сколько их таких… тех, кого в шестнадцать лет отдали замуж, не особо спрашивая, а затем, жизнь их перемалывала на адской мельнице бытовых узбекских реалий. Вместо того, чтобы идти учиться эти женщины шли на каторгу мигрантской дыбы, терпя унижения в различных странах, ради того, чтобы избавиться от пустоты их среды обитания и от пустоты в их душах.

Кадыкёй – Аташехир. В гостях у элиты Багдадской улицы

Семра ждала меня возле станции метро. Я немного опоздала на встречу из-за жуткого стамбульского трафика.

Она была одета в спортивную форму, а на голове красовался вязанный берет. Она нервно курила и сосредоточенно думала о чем-то своём. О проекте, наверное.

– Извини, был такой жуткий трафик с утра…, – немного запыхавшись, сказала я.

– Да ничего, – ответила она небрежно.

Пока мы шли к её машине, осеннее солнце успело хорошенько нас пригреть. Мы подошли к платной стоянке, где была припаркована машина. На фоне этих дорогих автомобильных брендов с не менее внушительными габаритами машин, маленький женский автомобиль выглядел дюймовочкиной колыбелькой.

По дороге к своему дому Семра рассказывала о своей недавней командировке в один из самых живописных городов страны с красивой, почти нетронутой, рукой человека, природой.

Она сокрушалась о том, как ещё несколько лет назад это райское местечко было действительно райским, а теперь его отдали «на растерзание» инвесторам и гостям страны из Аравийского полуострова.

– Там все вывески на иностранном…, – жаловалась мне Семра. – У меня было такое впечатление, что я нахожусь не в своей стране, а попала куда-то, в другую страну по соседству. Женщины в бурках… ну почти все… турецкий язык утрачивает позиции.

Я вспомнила вывеску в аэропорту Ататюрка. Это был рекламный баннер, по-видимому, призывающий толстые кошельки покупать недвижимость в Турции. Весь баннер был исчерчен вязью, и только одна фраза была на английском. «Турция – ваш второй дом!» – гласил слоган.

Когда я рассказала Семре об этом, она скорбно кивала головой, мол, правда это, так и есть.

– Что сказать тебе… Да, страна изменилась… Но, может быть… эти «гости», погостят и уедут обратно? – спросила я Семру.

– Не знаю…, – ответила она, сосредоточенно глядя на дорогу. – Может и уедут…, но они покупают здесь очень активно недвижимость. И именно в лучших районах страны, с богатой природой с хорошей экологической обстановкой.

Не отпуская одну руку от руля, второй рукой она засунула в рот сигарету, чиркнула зажигалкой и закурила.

– И знаешь, что они говорят? – сказала она, выпустив дым. – Они говорят, что Анталия и Стамбул – это место кяфыров, слишком много туристов из Запада, слишком «греховная» жизнь. Поэтому, они выбирают спокойные места с девственной природой и подальше от «испорченной» цивилизации.

– Жееесть…., – протянула я. – И что же будет через несколько лет?

Подруга саркастично улыбнулась.

– Что будет? Иностранный язык будем учить! А что? Вон в США в Калифорнии, испанский уже стал вторым языком. Одного английского там уже недостаточно. Здесь скоро будет то же самое…

– Но это… не совсем то…

– Почему не совсем то? Очень даже схожая ситуация.

Семра затушила сигарету.

– Ты стала много курить… в США ты так много не курила…

– Я знаю… – ответила она, выдержав небольшую паузу. – Здесь жизнь, не такая, как в США… намного сложнее…

Она вела автомобиль, по заправски пересекая светофоры и перекрёстки. Я следила за ней. Её рыжие волнистые волосы были подколоты наподобие Мальвины, заколкой сзади. Но встречный ветер, все равно, растрепал непослушные кудри.

Семра на год старше меня. Она привлекательна, как большинство турчанок, но красота её была немного грубоватой. Глазастая с крупными чертами лица, Семра впитала в себя как внешность своих кавказских предков, так и женственность крымских татарок, кровь которых так же текла в её венах. Лицо хорошо сохранилось, но при ближайшем рассмотрении, были видны сеточки морщин, прорезавших её смугловатую кожу.

– Я не хочу читать тебе нравоучения, ты взрослая девочка, да и я тоже в принципе, покуриваю… Но… это не кавайно, так много курить… Как Бэ…. Опасно, знаешь ли…, – начала я свою мини-проповедь.

– Как ты сказала? Кавайно? А что это? Ха-ха-ха! – она громко рассмеялась.

– Кавайно… это по-японски… хорошо, то бишь… – ответила я, смутившись.

Она продолжала смеяться.

– Наргиска, откуда ты этих слов набралась?

– Из интернета…ты же знаешь, я зависаю постоянно в сети.

Семра улыбнулась.

– А мне некогда этим заниматься. Я не фанат соцсетей. Знаешь, меня даже в фейбуке нет!

– Знаю! А то мне не знать? Я тебе завидую…

– Завидуешь? Почему?

– Что не зависима от соцсетей. Потому, что люди, чем-то реально занятые, они не сидят в соцсетях. Это убивает массу времени. Но если убийство времени, становится твоим жизненным кредо, то соцсети – это самое то…

– Да…, – протянула она, – соцсети убивают… время… Но ты же не откажешься от них? – Семра улыбнулась.

– Нет… я уже не смогу.

Глядя на меня, она улыбнулась ещё шире.

– Зато ты знаешь, что такое «кавайно»…

– О… я ещё много чего узнала…. Того, что без интернета бы не узнала… – пафосно ответила я. В голове была только одна мысль: «Ну и достижение…». От этой мысли стало не по себе.

– А ты мне не заговаривай зубы! Мы вообще-то говорили о курении!

– Ты думаешь, я стану меньше курить? – сказала она без улыбки.

– Нет…

Опять пауза. Как пишут писатели «неловкая пауза». Я уставилась в окно и наблюдала проплывающие мимо, роскошные пейзажи элитных районов Кадыкёйя. В моей голове была мишура из моих вдруг обострившихся страхов и проблем, разбавленная образом великолепного мистера «Король турецких сериалов». Я знала, что он ходит по этим местам, или ездит на своей крутой тачке, так же пересекая эти дороги и перекрёстки. От мысли, что я знаю, что он ходит тут и что мне до сих пор, есть до этого дело, мне стало ещё хуже.

Семра, пристально смотрела на меня, а потом, чтобы разрядить обстановку, весело выдала:

– Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт!

– Да!

– Что-то у тебя настроение не очень…. Ты давай, это не хандри! Прорвёмся!

– Да мне нормально, – ответила я и соврала. – У меня прекрасное настроение и меня все устраивает.

– Точно? – она разговаривала со мной, как с ребёнком.

– Точно…, – сказала я и опять соврала.

На какой-то момент, разговор о соцсетях вернул меня в мою реальность, что больше становится виртуальной. Все мои желания и планы показались мне совершенно иллюзорными и неисполнимыми.

Мы ехали по Аташехир, большому жилому району, расположенному на азиатской стороне города.

Мне он лично напомнил ташкентский район Юнус-Абад. Тот же тип зданий, с тонированными стёклами и алюкобондом, то же отсутствие зелени у проезжей части. Единственное, что отличало Юнус-Абад от Аташехира, это то, что, чуть дальше, в спальных сите (так они называют частные застройки) обитала преимущественно зажиточная часть населения Стамбула. Социальная составляющая популяции нашего Юнус-Абада была куда скромнее. Хотя, в некоторых махаллях района, имеют место быть дворцы в стиле «узбекский китч», размером в шесть этажей.

Вот в такой элитный район и привезла меня Семра. Это микрорайон новостроек – домов с улучшенной планировкой. Между домами расположились чистые вылизанные дворы с детскими площадками, бассейнами и зелёными насаждениями. Нигде по близости не было ни шоссе, ни веток общественного транспорта. Гаражи были строго подземные с компьютеризированной охранной системой. Воздух был не загрязнён шлаками урбанистического хаоса, даже кошек не было видно.

Мы вошли в её апартаменты. Большая элитная квартира в стиле хайтек. Если описать в трёх словах – это был стиль «luxurious minimalism» Обстановка дома как-то не вязалась с Семрой, которая ходила как по Бостону, так и по Стамбулу в потёртых джинсах, кроссовках и с неизменным рюкзаком на спине.

– Ну вот…, – чуть смущённо сказала она. – Проходи, не стесняйся.

Я стала осматривать квартиру.

– Ну как? – спросила Семра.

– О! Супер… Классная! – ответила я, честно, не зная, как себя вести.

Семра стала готовить чай. Я смотрела во двор. Он был пустынным и безлюдным. Только иногда гламурные мамочки выгуливали в колясках своих детей.

– Тут.. целая история с этой хатой…, – будто читая мои мысли, сказала Семра. – В общем, родители мужа помогли нам её приобрести. А так, мы уже хотели другую… немного дальше, но рядом с этими местами.

– Нет! Буюрсун! (Во благо!) Хата классная, что скажешь…

Семра прибиралась на кухне, складывала посуду в посудомоечную машину.

– Знаешь, я уже не успеваю со своим проектом и домашними делами… у нас нет помощницы сейчас.

– Почему?

– А… долгая история… не понравилась она. Говорливая слишком и ленивая.

– Из наших?

– Ну а кто же ещё? Конечно, из наших…

Я улыбнулась. Семра открылась мне немного, с другой стороны.

Я высунулась из окна. Октябрьский ветерок приятно обдувал меня, теребя мои волосы. Я подумала о том, что смогла ли я, просто, чтобы жить в любимом месте, попрать своё самолюбие, начхать на образование и полученный жизненный и профессиональный опыт, стать здесь просто одной из тысяч узбекских мигранток. Смогла ли я стать гувернанткой или прислугой в какой-нибудь богатой турецкой семье? Не смогла бы…

По этой же причине я не смогла остаться на Западе, что испугалась до смерти выйти из зоны своего комфорта. Но тем не менее, решила подшутить над Семрой.

– Семра, возьми меня к себе работать!

Она вытаращила свои огромные турецкие глаза.

– Ты серьёзно, что ли? Нет…

Я засмеялась. Решила продолжить игру.

– А что? Ты меня знаешь! Я тебя тоже знаю… Я буду аккуратной работницей, только не сильно напрягай меня. Дом мне твой нравится, техника и все такое на месте. Сколько будешь платить?

Семра оставалась в лёгком ступоре. Мне было забавно наблюдать за ней, за тем, что в некоторых вопросах у неё абсолютно отключается чувство юмора.

– Нет, Наргис, ты что? Ну… если тебе так хочется остаться здесь, то поднажми на язык, подавай в институты, университеты… Попробуй! Зачем тебе низкоквалифицированный труд?

У меня желание шутить пропало, как только я вспомнила Дилю и ее историю, а также, Мухаббат и её жизнь счастливой служанки из Сарыера.

– Да, ладно… шучу, я шучу… я сама не смогу, ты что…

Семра накрыла на стол и пригласила меня.

– Наргис, тебе надо жить на Западе, ты не сможешь здесь… Я повторюсь…

Говорить о Западе мне и подавно не хотелось, поэтому, я предпочла сменить тему.

– А… турчанки не идут на такие работы? – спросила я.

Семра разлила чай по чашкам и одну из них поставила передо мной. Она уселась напротив и вытаращилась на меня.

– Идут конечно… Но в основном тоже приезжие… из регионов. Но многих не устраивает оплата, а наших устраивает…

– Значит, мы где-то отбираем у них хлеб? – спросила я.

– Где-то отбираем… и потом… они немного ленивые, а наши трудолюбивые и учатся быстро…и потом есть ещё особенности… – она замолчала.

– Что за особенности? – спросила я, отхлебнув пакетиковый чай, заваренный Семрой, совсем не в турецких традициях чаепития.

Она продолжала изучать моё лицо.

– Тебе это действительно интересно? – спросила она несколько раздражённо. Казалось, я затронула тему, которую она не хотела поднимать.

Это позже, меня осенило, что Семра страдала от когнитивного диссонанса. Делая научное исследование о мигрантах из Средней Азии в Турции, она, в то же время, сама была их работодателем и невольным вершителем их судеб. Она сама отбирала их для работы в своих современных апартаментах, она доверяла им кухню, еду, и даже, свою одежду. Она ругалась с ними, ставила им условия и увольняла их.

Я смотрела на неё и думала, что это, наверное, тяжело, испытывать жалось к мигрантам, как объектам твоего исследования, видя тяжесть и несправедливость их существования тут, но с другой стороны, изучать соответствующие сайты и группы в интернете, чтобы найти себе приличную домработницу.

– Семра, если ты не хочешь затрагивать эту тему, не затрагивай… просто я давно просила тебя рассказать мне о случаях, с которыми ты сталкивалась здесь.

– Я помню… что мне сказать. Я сама нахожусь, как тебе выразиться, меж двух огней. У меня нет времени заниматься самой хозяйством, поэтому, я вынуждена искать хороших работниц.

Она закурила.

– Ну вот тебе деталь…, – произнесла она, выдохнув дым. – Я намеренно не беру к себе молодых…

– Почему?

– Потому, что женщины постарше более ответственные. Они лучше работают и не сбегают, то к любовникам, то к семье в Узбекистан, потому, что соскучились по родине.

– Ну про соскучились, я понимаю… – я старалась с умным видом поддержать беседу. – Вот знаю одну… родственницу одной знакомой. Она работала в хорошей семье сиделкой, так как была профессиональной медсестрой. Ей платили 800 долларов и очень хорошо к ней относились, но она сбежала домой через полгода… соскучилась по Родине…

– Ну вот видишь…. – ответила Семра.

– Про это то понятно… дура, что скажешь…, – я почесала голову. – Я бы не убежала бы. Это очень хорошие деньги для Турции. А вот про любовников, это занятно… Неужели сбегают к любовникам?! А как же Манавият и Марифат? – на самом деле, я затронула тему, которая была совсем не шуточной.

– Ой, не говори пожалуйста! Ты о чём! Какой марифат? Я тебя умоляю… – Семра махнула рукой. – Знакомятся тут с мужчинами, те им в три короба наобещают, а эти уши развесят и убегают… Столько случаев, когда их потом ловили и находили в каких-то притонах, когда родственники из дома беспокоились о пропаже.

– Ой ничего себе…, а я не знала таких подробностей…

– Не жила здесь, поэтому не знала… Хорошо, что живыми находили, а то немало случаев, когда эти любовники убивали своих сожительниц… из них столько наших девчонок из Средней Азии… Глупые!

– Да… – промямлила я, не зная, что добавить. – Я читала обо всем этом в газете Хурриет… насилие и криминал против женщин в Турции, очень высокий процент таких случаев…

– Не то слово… – она вздохнула.

Я посмотрела на Семру и поняла, что её эмоции были настоящими. Она действительно глубоко переживала за своих соотечественников, невольно поставив себя с ними на одну линию. Такая вот Семра – узбечка, турецкого происхождения.

– На самом деле, Наргис, мне тяжело очень даётся это исследование. – продолжила Семра. – Столько судеб, ты не представляешь… все эти женщины из разных городов, или даже, стран… Но их объединяет одно, они бегут от нищенских условий своего существования на родине, часто бросая семью и маленьких детей, чтобы смотреть за чужими детьми и помогать строить комфорт в чужих домах… Это невероятно… И не знаешь, кого винить…

Она отпила свой холодный чай.

Семра. Турчанка из Узбекистана, нежно любящая свои обе родины, – родину по рождению и родину по крови, сидела в своей большой шикарно оборудованной кухне и чуть ли ни плакала, рассказывая мне о нелёгкой судьбе женщин-мигранток.

– Многие из них отказываются от интервью, – продолжала она рассказывать, попеременно вздыхая. – Боятся, не пойму, чего только…

– А, это у наших на генном уровне уже, – добавила я. – За двадцать шесть лет страха и боязни выразить мнение, они уже ко всему относятся с подозрением.

– Да… Но многие с удовольствием рассказывают свои истории… Я смотрю на них… Наргис, очень многие из них с высшим образованием, владеющие минимум, двумя языками. И они вынуждены смотреть за детьми в турецких семьях. А ведь я прекрасно знаю этих наших особ из богатых домов…, этих домохозяек, смотрящих программы о звёздах и посещающие торгово-развлекательные центры, как показатель их высшего социального статуса.

– А вот с этого момента можно подробнее? – сказала я с улыбкой, надеясь разрядить обстановку, которая уже казалось гнетущей. Потому, что у Семры окончательно испортилось настроение.

– А что, подробнее. Многие женщины, которые работают у богатых турецких граждан, порою, гораздо более образованны, чем сами работодатели. Особенно, их жены с детьми, за которыми смотрят мигрантки. Я не говорю, что абсолютно все, но есть женщины с высшим педагогическим образованием, медицинским, бывшие учителя школ… Некоторые женщины, которые и книгу то не прочли в своей жизни относятся к работницам с явным пренебрежением, ведут себя высокомерно… мне столько женщин жаловались… , – Семра на секунду замолчала.

– Ааа.., я вот… другое слышала от одной женщины, она работает тоже в богатой семье в Сарыере… очень хорошо отзывается о своих хозяевах…

– Ну ты знаешь один два случая…, а я же делаю исследование, основанное на интервью, на цифрах, понимаешь… И женщины терпят, потому, что нет другого выхода, дома у них дети, сыновья и дочери, которых надо женить, или отдать замуж, или оплатить им учёбу. Деньги небольшие по современным меркам, но, в Узбекистане, где средняя зарплата учителя 100 долларов, таких денег не заработаешь…

– Знаешь, – продолжала она с некоторой досадой, – У их детей есть своеобразный рейтинг своих нянь и гувернанток, представляешь… Их статус зависит от национальности работников, которые служат в их домах, это невероятно…

– Это как? – спросила я.

– А так… Например, узбечки, кыргызки, туркменки для них низший класс. Западло, одним словом. Эти мерзкие дети стесняются своих гувернанток, обращаются с ними, как с рабами, и не хотят, чтобы те приходили за ними в школу. Чуть лучше статусом – это домработницы из Филиппин или Таиланда, так как у них, английский в основном для общения. Ну и на первом месте славянки – русские, украинки, прибалтийки. А если повезёт европейскую гувернантку нанять, то это вообще, няня класса люкс. Мне обидно за наших образованных работниц, они не заслуживают такого обращения ни от мамаш необразованных, ни от их охамевших чад.

– Ээээ…, – мне было жутко неприятно это слышать, так как я просто боялась слушать что-либо подобное. Я чувствовала, как розовые очки медленно сползают с моего носа.

– Нооо… эммм…, такое свойственно не только Турции… такое и в России есть, или вот… про Дубаи мне знакомая рассказывала. Русская, преподаватель по музыке, с консерваторским образованием, тоже устроилась к богатым, кстати, русским, или татарам, и как те, буквально, издевались над ней, что та, не выдержав, сбежала обратно в Узбекистан.

– Я понимаю, Наргис, что это тема большая и такое есть повсеместно, но я делаю исследование об этой стране и говорю то, что рассказывали мне женщины из первых уст.

– Я понимаю… – я вздохнула.

– Эх, Наргис… мир никогда не был справедливым… грустно все это.

– Пока есть бедные и богатые, так и будет…, и это не зависит от национальности…

Я замолчала. Мне нечего было ей ответить. Мне захотелось перевести тему, но я не знала, как. Что-то опять неприятно сжалось возле солнечного сплетения. Какой-то тёмный невидимый груз навалился на меня, который я быстро стряхнула, но знала, что это временно.

Тут Семра предложила:

– А хочешь, пойдём с тобой в один закрытый клуб?

– Когда? Какой клуб?

– О… это такое знаковое место… богатых жён. Посторонним туда вход запрещён, но со мной тебя пропустят.

Семра подмигнула мне, немного деланно.

– А когда? – спросила я, зная заранее, что мне жутко не хочется туда идти.

– Сегодня, когда же ещё… Я тебе только купальник подберу, там бассейн, процедуры, а потом, традиционный совместный обед…

– Ты ходишь на такие мероприятия?

У меня опять случился когнитивный диссонанс, так как я вспомнила Семру, гуляющую по Бостону в чёрном пуховике, кроссовках и рюкзаком за спиной. А ещё, я вспомнила, как я донашивала её вещи, которые она, перед отъездом из США, просила меня сдать в «секондхэнд». В свете всего того, что я услышала, этот факт показался для меня символичным.

– Представляешь, хожу! – отреагировала она. – Ну, во-первых, в этом клубе одна моя близкая единственная подруга, ещё с давнего времени. А во-вторых, там есть некоторые субъекты, скажем так… для исследований различных уровней миграции из СНГ в Турцию.

– Не поняла…

– Дамы, которые вышли замуж за богатых турок.

– Ааа… , – промямлила я, не зная, что ответить. – А может мне хватит, на сегодня, неприятных впечатлений от твоих рассказов?

Семра засмеялась.

– Ну ты же скоро уезжаешь, а на завтра у меня запланирован ещё один визит…

Видя мою растерянность и нерешительность, она добавила:

– Ну идём, посмотришь на этих дамочек… только купальник давай тебе подберём сейчас…

– Ладно, – сказала я и подчинилась.

Клуб турецких жён или как пробиться из служанок в султанши

Мы выехали из махаллиСемры и направились вдоль Бадгадской улицы. Опять мимо глаз проносились гламурные бутики, элитные кафе и рестораны, и офисные здания. Другой Стамбул, другой мир. В голове звучали фразы из рассказов Семры, Дили, её подруги Мухаббат.

Большую Багдадку прорезали маленькие улочки, выводящие в сите –это жилые районы состоятельных граждан. Оказывается, массовой строительной истерии подвержена не только европейская часть Стамбула, стройка застигла также и зажиточную Багдадку. Возводились новые жилые районы возле неё, но, явно не для среднестатистических граждан. Некоторые сите выходили на море, или набережную. Но, больше из окон этих элитных квартир можно было увидеть кусочек сияющего Босфора, но и это уже считалось «вид на море», что повышало значительно как статус места, так и цену такой квартиры.

Моё сердце заныло, осознавая иллюзорность своих фантазий, и непримиримую реальность, которую я все больше и больше открывала об этой стране.

Тем временем, Семра что-то верещала мне, подготавливая к предстоящей встрече.

– Многие из них, представляешь, приехали сюда просто работать парикмахерами, массажистками, и прочими работницами в сфере услуг, а потом, находили себе богатых турок, и тут же забывали о своём прошлом…

– Представляю…, – протянула я, нехотя возвращаясь в реальность, которая мне не нравилась. – Кадер… судьба…. А вот мне… как-то… не везёт…

Семра хмыкнула.

– Ты что, за турка замуж хочешь? – спросила она улыбаясь.

– Аэээ… нет, что ты…., – я смутилась, так как не любила подобные темы.

Видя моё смущение, Семра завелась.

– А что, правда! Давай найдём! Какого-нибудь дяденьку богатого…. Здесь много таких… у мужа знакомые есть, коллеги… Правда им уже за шестьдесят…

– Ой, Семра, не надо! – я чуть ли ни кричала. – Я ни о чём таком тебе не говорила и не намекала даже! Я вообще имела в виду… жизнь свою….

– Да ладно, не плачь! – проговорила она, все ещё улыбаясь. – Но если что, то можно и познакомить тебя… будет тебе Турция в тарелочке подана с золотой каёмочкой…

– Нееет… не надо… – протянула я полушёпотом и вспомнила свои «свидания» через интернет со мужчинами хорошо за пятьдесят в США… В горле застрял тошнотворный комок.

– Вообще-то, это, конечно, опасно… знакомить тебя, а потом, если что, остаться виноватой… так что да… сама ищи, если что…, – сказала Семра серьёзным тоном.

– Угу…, – только оставалось мне пробурчать.

Мы молча ехали по Багдадке. Я думала о тех женщинах.

Я примерно представляла в каком обществе мне придётся вращаться в течении этого часа-двух, но деваться было некуда.

Клуб назывался «Парадиссо», расположен он был недалеко от улицы Багдад, в одном из тихих закоулков. С виду небольшое, неприметное здание в стиле хайтек, тщательно охранялось нанятыми секьюрити.

После того, как Семра показала им свой пропуск, они нас пропустили внутрь. Мне было не по себе, я никогда не ходила по элитным клубам, исключая клуб академиков Университета Нью-Йорка, куда нас с коллегой пригласила на обед одна профессорша.

Охранники не обратили на меня ни малейшего внимания, за что я преисполнилась чувством благодарности к ним.

Меня съедали комплексы бедного человека.

Основными посетителями данного клуба были женщины, причём, разных возрастов. Жены состоятельных турок и их матеря с подругами, это был основной контингент. Как объяснила мне Семра, это обычное явление, так как мужчины работают, а их женщины проводят время в праздности. Сами «толстые кошельки» приходили сюда не часто и для них отводились свои места, куда, обычно, женщины не заглядывали.

Интерьер клуба можно было описать, как «благородная роскошь», очень много мебели в стиле арт-нуово, очень много красного дерева и кожаных кресел. Но, не было вычурной безвкусицы, над клубом поработали профессионалы, выдержав его дизайн в стиле подобных заведений Европы и Америки.

Мы сразу спустились в небольшой бассейн, расположенный в нижней части здания. Там нас ожидала компания Семры. Женщины средних лет, англичанка с немкой, две турчанки, и «султанши», – представительницы стран СНГ. Одна из них оказалась родом из Казахстана, девушка, преподававшая здешней русскоязычной элите йогу.

Когда Семра меня представила сей элитной компании, они натянуто мне улыбнулись, хотя, нет, немка с англичанкой были более открыто-дружелюбны.

Я чувствовала себя полнейшим идиотом, купальник Семры был на размер больше, и его края оттопыривались на моих ягодицах. Мне казалось, что ухмыляющиеся взгляды этих женщин из другого общества устремлены на меня.

Когда испытание под названием «бассейн» закончилось, меня охватило чувство облегчения. Семра, казалось, вообще забыла обо мне, она весело чирикала со своими «подругами».

Пришло время для испытания номер два под названием «Обед». Мини-ресторан находился на мансарде этого небольшого домика. Зал был очень светлый и солнечный.

Уже по договорённости, для нас приготовили стол. Небольшая компания женщин разбилась на свои мини-группы. Две турчанки сели рядом, не обращая ни на кого внимания. Из всей этой интернациональной тусовки богатых жён, они разговаривали только с моей Семрой.

Две бывшие советские тоже сели вместе, но поближе к нам. И только европейкам было все равно, они улыбались мне во все их тридцать два винировых зуба.

Русскоязычные пытались быть со мной вежливыми. Первыми разговор начали европейки. Они поинтересовались откуда я и что тут делаю.

Когда я им дала ответ, что просто приехала посмотреть Турцию, страну, которую люблю, они заворковали в унисон, что да, оно того стоит. Семра тоже прибавила в копилку золотых монет, сообщив своим приятельницам, что я такая, имею такое-то образование и прочие регалии.

Узнав, что я какое-то время провела в Европе, немка заговорила со мной по-немецки, я облажалась, извинилась, и сообщила, что так и не овладела этим сложным языком на должном уровне.

Тогда, дама, учтиво перешла на английский.

Жены из СНГ затосковали, так как английского они не знали. Они тихо перешёптывались между собой.

Поймав мой взгляд на себе, они засветились в широкой улыбке.

Как только пришла еда, напряжённое состояние за этим столом несколько улетучилось. Все принялись дружно уплетать пищу, так как за время купания, значительно проголодались.

Немного утолив голод, женщины снова принялись общаться.

– А вы в Узбекистане живете или как бы в Европе? – спросила меня одна из султанш.

– Я живу как бы в Узбекистане, просто сейчас прохожу стажировку в Европе, – ответила я. Сарказма никто не понял.

Услышав это, у моей собеседницы явно сник взгляд, ведь если бы я жила в Европе, мой статус значительно поднялся бы, несмотря на отсутствие внушительного валютного счета.

– А, понятно…, – ответила она. И тут же продолжила. – А тута так много узбеков работает, я вот прямо с ними замучилась… Грязные, убирают плохо, воруют все, что плохо лежит…

Она отвернулась от меня и начала рассказывать подруге:

– Представляешь, у Нины одна узбечка кольцо с бриллиантом украла и сбежала! Нинка не в себе была от злости хотела в полицию как бы заявить, но Ахмет её отговорил… сказал, что другое ей купит, лучше…

– Да ты что! – поддержала разговор подруга, делая круглые глаза. – А почему отговорил? Надо было в полицию сдать мерзавку, пусть вышвырнули бы её из страны!

– А я вот не знаю, с чего это он как бы не захотел…, она так разругалась с ним по этой теме! Аж неделю ему не давала, хе-хе-хе… Успокоилась, когда он ей новое кольцо купил.

– Ой, надо было всё равно сдать, – не унималась подруга.

– А Нинка ей отомстила всё равно, – поделилась султанша. – Разместила её фото в интернете, чтобы все знали.

– Ой, хорошо поступила! – поддержала другая. – Их надо наказывать, иначе, они все наглеют. Эти прислуги.

Подслушав их разговор, я поняла, что есть больше не смогу. Семра тоже слышала это, она перестала жевать, и взгляд её остановился на мне. Она знала мой взрывной характер, и боялась, что я не выдержу. Но, Семра, не учла, что я готовилась к подобному развороту событий и ожидала таких разговоров. Поэтому, я оставалась спокойной, как танк.

– Девчонки! – Вмешалась Семра, пока не стало слишком поздно. – Как вы в Париж то съездили, не рассказали же? – она постаралась сменить тему, и разрядить обстановку.

«Не обращай внимания!» – шепнула она между делом.

Я сделала кивок головой, намекая, что все в порядке. «Неет. Все нормально!» – сказала я губами.

Султанши, однако, успели это заметить. Они уважали Семру и не хотели портить с ней отношения.

– Вы не думайте…, – обратились они ко мне. – Мы не имели в виду всех из вашей нации. Вы не такая… видно, что вы образованная и по-русски говорите… – стали они мямлить по очереди, глядя то на меня, то на Семру.

Меня стало тошнить. Я могла бы устроить истерику, но мне смертельно осточертела эта компания, и хотелось домой к своему лэптопу и интернету.

– Я понимаю, – ответила я откашлявшись. Проблема с мигрантами везде одинаковая и Турция не исключение. Это явление, актуальное для всех стран, привлекающих трудовую миграцию. А вообще, я ничего не думаю… я вообще не думаю…

– Абсолютно с тобой согласна, так как я профессионально занимаюсь проблемой миграции, – вступила в разговор Семра. – Люди едут в добровольную кабалу не от хорошей жизни. И к тому же, я сама узбечка… по духу…, – добавила она.

Они странно посмотрели на нас, словно бы, не понимая. Наверное, наша манера изложения была слишком сложной для их королевских ушей.

Семра продолжала напряжённо смотреть то на меня, то на султанш. Одна из них решила смягчить ситуацию.

– Мы же, наконец выбрали новую квартиру! – воскликнула женщина.

– Ой правда? А на каком районе? – деланно удивлённо спросила её подруга.

– Это не далеко от нас…, на Багдадке, только ближе ну… там недалеко бутик Луи Витон…, – она сделала ударение на слове «Луи Витон» и многозначительно посмотрела на меня. «А я не люблю бренд Луи Витон!» – хотелось мне сказать, но я промолчала.

– Из окна открывается вид на море! – мечтательно произнесла султанша. – Мой прямо разорился, придётся подождать с новой машиной, – сказала она томно и небрежным жестом поправила волосы.

Мне показалось, что я смотрю какую-то неудачную комедию. Видя мой кривой вид, Семра решила потролить зардевшуюся от гордости и собственной значимости собеседницу.

– Ну поздравляю, что скажешь… А с Парижем там что?

– О, Париж прекрасен! Что сказать, как бы Европа, одним словом… – Султанша елейно закатила глаза. – Кафешки разные, Эйфелева башня…

– А о французах какое впечатление?

– Мужчины привлекательные… Женщины очень красиво одеваются, но некрасивые… чего-то в них не хватает…

– У меня несколько коллег из Франции, очень милые женщины, – ответила Семра.

– Ну… я не говорю, что они все некрасивые, но в массе…, – пыталась оправдаться султанша.

Её подруга решила поддержать разговор:

– А в Европе вообще бабы страшные…, – громко заявила она, а затем, взглянув на немку и англичанку, с криком «Ой!» закрыла рот рукой.

– Да не бойся, они не понимают по-русски!

Две европейки, действительно ничего не поняли, но продолжали нам улыбаться.

Семра поспешила сменить тему.

– А ходила где? Только по магазинам небось?

– Что-то ты обо мне плохо думаешь, – обиделась султанша. – Я ещё в музеях разных была, в как его там… Лувре…

– Ну и как? Джоконду видела? – не унималась Семра, решившая ей отомстить за узбеков.

– Видела конечно… вокруг неё столько людей толпится, фотографируются рядом… но… – Султанша сделала умное выражение лица.

– Что «но»?

– Ну… меня эта картина не впечатлила. Какая-то она маленькая и Джоконда эта совсем некрасивая. На картинках она лучше смотрится, внушительнее что ли…

– Уммм… – промычала Семра. – А вообще Лувр как, тоже некрасивый?

– Нет, Семра, наоборот, Лувр шикарный! Такая роскошь! Просто неописуемая красота… прямо вот духСредневековья царит!

– «Блч! Кхе-кхе…» – подавилась я.

Подруги удивлённо посмотрели на меня.

– Извините… чаем подавилась… – ответила я, уткнувшись глазами в стол, а сама, тем временем, думала, как бы не уржаться. «Успокойся Наргиза… не все знают историю искусств…»

– А… вы тут, в Стамбуле посещали музеи? Здесь огромное количество музеев ведь…

– Ну да конечно ходили, – чуть раздражённо ответили султанши. Мы ходили, как только приехали… в Ая Софию, Топ Капы там… что ещё было…

– А в Долмабехче? Своего рода тоже Лувр… стамбульский…

– Долмабахче? Это что? Тоже музей?

– Да… это резиденция османских султанов позднего периода. И там тоже большая коллекция живописи есть…

Подруги не знали, что ответить. Сразу было видно, что они не в теме…

– Нет… тутошние музеи не сравнить с Европейскими, там высокое искусство! – выставила своё резюме специалист по Средневековью.

– А…, ну да, ну да… – лишь оставалось промычать мне «Интересно, она в курсе о значении термина «высокое искусство?»» – подумалось мне.

«Скоро домой!» – шепнула мне Семра и подмигнула.

* * *

Вечернее умирающее солнце окрасило небо в серо-розовый цвет. Мы ехали по мосту, соединяющему Азию с Европой.

«Слава тебе, господи, что обед этот закончился и закончился этот день…», – думала я. Но душу мою потихоньку разъедал червь досады и боли… Я понимала, что провожу в этом дивном городе свои последние часы. Вспоминая этих султанш, я позволила демону злости и зависти войти в свою душу – «Почему этим кошёлкам этот город достался на блюдце с голубой каёмкой, а я должна рвать одно место, только лишь за то, чтобы жить в нём с трудностями и работать…»

– Ну я чуть не упала со смеху, от их «Лувр – дух Средневековья… » – Семра, словно бы, прочла мои мысли.

– Угу…

– Ну вот… такие они, эти «Хюрремы Султаны». Главная Султанша, у которой гонор выше крыши, приехала сюда работать в салоне красоты, там и подцепила мужа…очень богатого турка. Такие дела…кадер (судьба)… – сказала она и посмотрела на меня. – А ты вот, мух считаешь! Нет чтобы тоже мужа найти!

– Ну я же не той этничности и не парикмахерша, к тому же мой возраст…, в общем, шансов нет…

– Только про возраст мне не говори! Ты на себя посмотри! Молодка и красавица! Тут и в шестьдесят женщины замуж выходят. Турция –это та страна, где быть незамужней – плохой тон, если заметила!

– Я поняла…уже это… Ну.. не судьба значит…

Семра закурила.

– Не грусти, Наргис… пробьёмся… только измени немного себя… – сказала она, выпуская дым. Завтра у нас с тобой ещё одна встреча… с такой же любительницей турецких мыльных опер.

– Я не люблю турецкие мыльные оперы, – ответила я.

– А… да… ты западаешь на турецких актёров, я забыла! – она засмеялась.

– На одного… точнее… – поправила я её.

– А… на этого…, как его… ты говорила… А мне очень Бурак и Халит нравятся, классные мужики!

– Я люблю тебя, Семра… – ответила я ей.

Элен. Сумасшествие не знает географии и границ

Чем ближе становился день моего отъезда, тем меньше радостного куража у меня оставалось. В последние дни мне не хотелось никуда ходить, я желала сидеть на скамейке где-нибудь в парчке на Топхане, попивая свежевыжатый апельсиновый сок, смотреть на Босфор и думать грустные думы.

Семра, буквально, вытащила меня за уши из меланхолии, потащив к своей коллеге по университету, американской докторантке Элен.

Элен окончила магистратуру по антропологии в каком-то университете на Среднем Западе США, а сама была родом из деревушки штата Висконтин. Поэтому, появившуюся возможность поступить на докторантуру в Стамбул, девушка приняла как дар судьбы.

После холодных водоёмов и скалистых лесов своей малой родины, Стамбул с его яркой, пахнущей кофе и симитами, экзотикой, показался ей непроходным праздником. С первой недели своей жизни в Стамбуле, Элен поняла, что это любовь навсегда.

Элен – это худощавая девушка с зелёными глазами и волосами цвета пшеницы. К слову сказать, что этого цвета у неё были и брови, и ресницы. Она имела очень бледную кожу, склонную быть моментально поджаренной на южном солнце. Поэтому, весной и летом, её тело покрывалось красными пятнами и рыжими конопушками. Элен была обычной западной девушкой, которая нашла себя в просторах средиземноморского сияющего Востока. Она стала не первой и не последней.

Элен жила на улице, что находилась на стыке проспекта Истиклаль и района Каракёй. Это был старый дом с деревянной входной дверью без всяких современных средств охраны. Дверь открывалась массивным железным ключом. На второй этаж, где находилась квартира Элен, вела дощатая винтовая лестница. Весь первый этаж был завален вещами соседей – детскими колясками, баклашками из-под воды, тапками, тюками и прочее. Тем не менее, дом не производил впечатление трущоб. Это был обычный стамбульский дом с деревянными полами, урчащими туалетами и запахом кошек в подъезде.

Обиталище Элен мне приглянулось намного больше, чем роскошные хай-тековские апартаменты Семры. Очутившись тут, мне страшно захотелось жить именно здесь, именно в этой квартире, с видом на главную улицу Стамбула.

Квартира была небольшой, всего две комнаты. Обстановка – скромнее скромного: из мебели только стол, кушетка и несколько шкафов для книг и посуды. Кухня была несколько неряшливо завалена множеством вещей, что проливало свет на натуру обитательницы этого жилья. Туалетная комната была довольно большой с самой настоящей советской ванной, что было чем-то необычным для Стамбула. Обычно, в большинстве квартир для людей небогатых вместо ванных или душевых кабинок, просто встроенные «турецкие» души с дренажной дыркой в полу. Возле унитаза стояла большая баклашка с водой, что определяло общую проблему старого Стамбула – обветшавшую канализацию и слив, что, честно сказать, приводило меня в некоторое раздражение.

Но в целом, эта квартирка захватила моё сердце своим милым неприхотливым шармом. Я знала, что этого жилья мне было бы достаточно, чтобы слиться с этим городом в едином дыхании, и стать крошечной его частью.

Элен суетилась на кухне, заваривая чай, а я в то время обследовала её жилище.

Сев за стол с турецким чаем в стаканчиках, заваренным в турецких двухуровневых чайниках, и принесёнными сладостями из ближайшей лавки, мы стали беседовать на разные темы.

Элен прекрасно говорила по-турецки, они верещали с Семрой, как сороки, обсуждая свои университетские дела. Затем, Семра вспомнила обо мне и о моем кривом турецком.

– Давайте, перейдём на английский, чтобы Наргис было комфортнее, – предложила она.

– Да… не надо… я понимаю все…, почти…, – оставалось проблеять мне и разозлиться на себя за свою тупость.

Выслушав мою ознакомительную историю, Элен принялась рассказывать о себе. По её опусу, я поняла, что любовь Элен к Турции распространилась и на представителей брутальной половины населения этой страны.

У Элен было целых два бойфренда, и оба стремились взять её замуж, клянясь в верности, страсти и любви в стиле героев-любовников турецких мыльных опер. Одного из них, она любила, а к другому – относилась, как к другу. Тот, кого она любила, был из консервативной семьи, и заставлял её принять Ислам. Тот, который «друг» – был светским человеком и придерживался свободных взглядов. Девушка думала над этим уже долгое время, и никак не могла принять решение – или в хиджабе с милым, или вольготная жизнь с «другом». По настроению Элен, было заметно, что она склонялась к хиджабу.

«Дурочка…», подумала я про себя. «Конечно, это право любого принимать ту религию, к которой лежит душа. Но принимать религию из-за мужчины –это величайшая глупость… и обман, как себя самой, так и других».

– Я хочу жить здесь, в Стамбуле, а мои два друга убеждают меня в обратном, – жалуется Элен, откусывая кусок пахлавы. – Я не могу понять, почему они хотят уехать? Это их родина, они имеют неплохую работу здесь, деньги и статус…

– Ну… для Турции сейчас не лёгкие времена настали. Те, кто не согласен с правящим режимом, все стремятся хотя бы на время, покинуть страну… – я было, начала, но Семра наступила мне на ногу, давая знак заткнуться.

– Элен, ты знаешь, что Наргис тоже любительница турецких сериалов! – Семра поспешила сменить тему.

– Ой, правда? Я настоящий фанат турецкого мыла! – Элен оживилась. – А какие вам нравятся сериалы? Я вот обожаю «Великолепный век», «Кёсем», «Королек –птичка певчая», «Эзель», «Кара Севда», «Запретная любовь» ……….

Я поняла, что список будет бесконечным.

– Эммм…. – промямлила я. – Я уж так прямо не скажу, что я люблю турецкие сериалы…. Я смотрела не так уж много их… в основном, с моим турецким фаворитом… в смысле, с любимым актёром…

– Ой, а кто это? – глаза Элен заиграли огоньками. – Я Халита обожаю просто! И Бурака Озчивита! И Кыванча Татлытуга, и Озджана Дениза… они такие красавцы!

«Халит… Бурак… Кыванч… заладили, как попугаи. Что они все их так любят…» Я натянула на себя улыбку. Зря Семра представила меня как фанатку турецкого мыла, это неправда.

– А ваш любимый актёр кто?

– Эммм… Мистер Светлая Душа…

Элен на секунду задумалась, подняв глаза.

– А… Знаю его… Да. Он играл там то там-то там то… хороший актёр. Его уважают тут. Очень.

– Я знаю…

– …. Но вот Бурааак…. Какой же он красавчик… просто загляденье! – мечтательно произнесла Элен.

«Мой тоже красивый… а главное – умный…» – «промолчала» я про себя.

Я равнодушно слушала, как Элен в захлёб рассказывает свои впечатления от не всегда качественной телевизионной продукции Турции, и о турецких сексуальных мега-звёздах. Было, как-то странно её слушать, – американку, девушку из страны, которая задаёт всему миру тон в области кино и телевидения, из страны, откуда вышли настоящие легенды мирового кино. Было странно видеть её слюнявое обожание сернооких экзотических красавцев, мачо-образных брюнетов – звёзд сериалов, где слово «талант» не всегда резонирует с их именами.

Но, стремясь больше никого не осуждать, я подумала о том, что каждому своё в этом мире. Не она одна, кто подсел на турецкие сериалы, таких просто легион в каждой стране, в каждой нации. А это значит, в этих 150 серийных медийных составах, просмотр которых, при подсчёте, составляет сотни потраченных часов, люди находят что-то близкое им по духу.

Что обо мне, единственное, что было близко мне по духу в этой области, это чарующие, сияющие удивительной красотой и светом, глаза мистера Светлая Душа.

В перерыве диспутов о турецкой сериальной продукции, мы с Семрой пошли покурить на маленький балкончик, открывавший вид на начало улицы Истикляль.

– На самом деле, – сказала она мне на русском, – эти турки, что клеят глупышку Элен, просто хотят уехать и получить легко вид на жительство.

– Жестоко… – ответила я. – Ты не веришь в любовь?

Семра саркастически улыбнулась.

– Какая любовь, я тебя умоляю… Я пыталась мягко намекнуть ей, что не стоит так уж верить своим женихам. Но не могу… А она, боюсь, натянет на себя хиджаб скоро из за большой любви…

– Но может быть…

Семра перебила меня, прочитав мои мысли.

– Я не исламофоб, и если твоё посвящение продиктовано верой, то нет ничего лучше этого. Но, если ты делаешь это в угоду какому-то мужику, то… у меня нет слов…

– А разве большое количество иностранок, выходящих замуж за мусульман не делают то же самое?

– Увы, делают…. И это самое печальное… Но, это их жизнь и выбор, несомненно…

– Ну, стало быть, Элен твоя не первая и не последняя… Но её любовь к Турции подкупает. Я, наверное, никогда так не выучу турецкий… я ей прямо завидую…

– Да. – ответила Семра. Турцию она любит. И не хочет уезжать никуда. Для неё будет большой травмой узнать, что у её потенциальных мужей на этот счёт другие планы…

Вдруг, она внимательно и оценивающе посмотрела на меня.

– А ты бы одела платок ради того, чтобы жить в Стамбуле?

Мне стало смешно.

– Никогда. Никогда не одела бы…

Семра ничего не сказала. Лишь смотрела на меня, сквозь прищуренные щёлочки своих, огромных, но ставших, вдруг узкими, прекрасных глаз.

* * *

Прощание с Семрой было быстрым, но волнительным. Что-то подсказывало мне, что я её больше никогда не увижу. Мне было ужасно грустно, что хоть и клялись мы друг другу поддерживать связь, наша собственная жизнь отдаляла нас друг от друга, слишком уж разная была она у нас.

Оставалось несколько часов до моего отлёта из Стамбула. Я возвращалась в отель, впервые, испытывая привычное чувство боли и тоски. Так быстро окончился этот фейерверк иллюзий, я знала, что скоро последние искорки этого осеннего наваждения погаснут в поглощающей тебя, серой реальности.

Мои чувства были до неприличия просты. Я не хотела уезжать отсюда. Этот город держал меня, своими невидимыми цепями, может быть, существующими только в моем воображении. Я завидовала всем, с кем мне пришлось пересечься на этом небольшом ярком пути:

Я завидовала Семре, потому, что у неё был этот город. Я завидовала её дурацким подругам, которые подцепив наивных турецких мужиков, обеспечили тут себе безбедную жизнь, я завидовала Элен, этой маленькой глупышке Элен, что жила в квартире моей мечты на перепутье Каракёй и Истиклаль, что слишком завышала намерения местных мужчин по отношению к ней, я завидовала даже своей временной подружке Дилобар с её дурикомМустфой, которая была свободна и очень молода, чтобы иметь возможность завоевать этот прекрасный, но жестокий город. Было бы желание. Я завидовала даже Мухайё, которая добирается до центра два часа, чтобы поболтать с подругой. Я завидовала ей и её молодому любовнику (скорее всего, лентяю и альфонсу), потому, что все они оставались здесь и продолжали дальше свою жизнь в этом вечном, сакральном и магнетическом городе, а я вынуждена была уехать.

Вот такие мысли одолевали меня и мне хотелось повеситься…

– Я вас завтра отвезу в аэропорт, не беспокойтесь! – сказала мне Диля, устроившись напротив окна, из которого был виден купол мечети Султан Ахмет на фоне умирающего розового заката. – Иншаллах, я тоже скоро уеду от этого урода и из этой дурацкой страны…

«А я не хочу уезжать», – хотелось крикнуть мне ей в ответ, но я промолчала.

Диля, как будто бы прочитала мои мысли.

– Ну, может быть сюда ещё приеду, только в другом месте буду работать… Приезжайте и вы. Может и вам найдём работу… Вместе будем…

– Угу, – пробубнила я и представила себя чистящей унитаз в особняке у богатых турок где-нибудь в Ата Шехире.

– Не знаю, Диля… посмотрим…

У неё зазвонил мобильный и я услышала отборную ругань Мустафы, потерявшего свою юную жену. Он сыпал оскорблениями и проклятиями, упрекая супругу в чём угодно, забыв, что их разговор могут слышать другие.

«Какая же он скотина…» – впервые подумала я. – «Убогая, лицемерная скотина…»

Изменившись в лице и побледнев, и пролепетав «завтра утром увидимся», Диля выбежала из моей комнаты.

Не говорю «Прощай!» Скажу лишь «До свидания!»

Утро было серым и ненастным. Ещё вчера, ласковое и солнечное небо Стамбула, сегодня покрылось недружелюбной поволокой. Хмурая и ненакрашеннаяДиля уже ждала меня в машине.

Она пыталась улыбаться, но было видно, что ночь для неё стала пыткой.

Наивная, не очень образованная двадцатипятилетняя мигрантка из Узбекистана, она, при всей её напускной ветрености молодой женщины с не очень длинным мозгом, однозначно не заслужила, чтобы её прессовал сорокапятилетний турецкий неудачник.

– Как? – спросила я, заранее зная ответ.

Она немного помолчала, а потом, словно, захотев сменить тему, ответила:

– Вы же не завтракали? Сейчас горячих буреков купим…

Мне было немного неловко.

– Я не попрощалась с твоим мужем, не хотела показываться ему на глаза, – сказала я.

– Не попрощались? – в её голосе зазвучали настороженные нотки.

Я не подумала о том, что любой мой поступок может стать поводом для очередной ругани и упрёков Мустафы.

– Извини, я не подумала, что это может навредить тебе… Скажи ему, что мне не здоровилось… и я не хотела его беспокоить так рано.

Диля нервно закурила.

– Да не думайте. Я уже не думаю, и не обращаю внимания. Стою, как бревно. Я знаю, что скоро от него избавлюсь. Это даёт мне силы.

Она включила музыку и стала есть аппетитный бурек.

– Не забывайте меня, Наргиза-опа. Может ещё встретимся здесь…

– Конечно встретимся. Я ещё вернусь…

Мы не заметили, как доехали до терминала. Диля быстро высадила меня, мы обнялись, она села в машину и понеслась обратно в свой деревянный отель к своему «Отелло».

И все-таки, я ей завидовала. Завидовала, потому, что я была стеснена обстоятельствами, излишними знаниями, излишними мыслями. А она жила. Просто жила моментом и ощущением мимолётного счастья, которым она наслаждалась. И она мчалась навстречу своим мечтам, включив во всю мощь дурацкую американскую попсу, она неслась по кольцевому автобану Стамбула и голубой Босфор, что распростёрся вдоль дороги, словно бы, успокаивал её молодую, умеющую забывать боль, душу.

«Я вернусь…», – крутилось у меня в голове. «У меня есть ещё дела… тут…» – думалось мне.

Зайдя в терминал, я занялась рутиной обычных дел отъезжающего пассажира. Я ехала в Германию, но меня это не радовало. Потому, что я знала, где живёт моё Сердце.

«Я ещё вернусь»… Стараясь унять тоску, я вглядывалась в иллюминатор, на розовое небо в прозрачных облаках, оно светилось золотом. Золотое небо Стамбула, что равнодушно лицезрел на взлетающие и приземляющиеся самолёты, которые везли туда и обратно, сотни людей, забравших с собой часть очарования этого города… Города, который они никогда не забудут…

Я вернусь!

(продолжение следует…)

В оформлении книги использован оригинальный рисунок автора

Оглавление

Часть первая Мой Стамбул

  Ворота Константинополя открыты мне Пролог

  Лирическое отступление

  Мустафа

  Дилобар

  I am in The City!

  Проститутки, вино и турецкие мужчины

  На разведку по окрестностям

  Мухайё, Топкапы и Ко

  Вечером на Истикляль. Шиш и скромные арабские девушки

  Прогулки по городу. Стамбул Тет-а-Тет – воспоминания о прошлом и взгляд в настоящее

  Тольга, неудавшийся поклонник

  Пешком вдоль набережной. Кабаташ-Ортакёй

Часть вторая Другой Стамбул

  Семра и Ко

  Мода-Кадыкёй. Роскошь-Богема-Свобода

  Серьёзная глава. Немного политики в холодной воде…Ощущение зыбкого счастья лишь иллюзия

  Кадыкёй – Аташехир. В гостях у элиты Багдадской улицы

  Клуб турецких жён или как пробиться из служанок в султанши

  Элен. Сумасшествие не знает географии и границ

  Не говорю «Прощай!» Скажу лишь «До свидания!»