Девятый чин [Олег Егоров] (fb2) читать постранично

Олег Александрович Егоров Девятый чин

Лишь постепенно создается очень сложная иерархия Ангелов — как в иудаизме, так и в христианстве: в системе этой иерархии «собственно» Ангелом называется девятый «чин».

С. С. Аверинцев «Мифологический словарь»

ЧАСТЬ 1

Терпение ангела

Поговаривали, будто из этого нагана стрелял еще знаменитый питерский налетчик Ленька Пантелеев. Тем не менее пистолет выглядел как новенький. Только рифленая когда-то поверхность его рукоятки, отполированная за долгие годы употребления, утратила свой первозданный вид и давно уже смахивала на черенок перочинного ножа. Выхватив из-за пояса реликтовое оружие, Никита Брусникин прицелился в безразмерный живот Мешкова. Промахнуться по эдакой цели с трех шагов представлялось задачей более сложной, чем забить гол в собственные ворота, будучи опорным защитником. Но Брусникин медлил.

— Никогда не задумывался, почему такие упыри доживают иной раз до глубокой старости? — Лицо безжалостного убийцы перечеркнула надменная улыбка. — Скажу тебе только одно слово: «терпение». Да, друг мой. Ангельское терпение. Затяжной, как прыжок с парашютом, шанс что-либо исправить в своей гнусной жизни — это ли не корень добра? Но и бьющий из недр ключ…

«Иссякает или иссыхает?» — задумался Брусникин. В результате вышло ни то ни се.

— Но даже бьющий ключ иссыхает, — продолжил он с подъемом.

— Стреляй! — Последняя реплика заставила Мешкова побледнеть, и голос его задрожал от ненависти. — Стреляй, сволочь! Я к урологу опаздываю!

— Стоп! — Кулагин оттолкнул монитор и воспрянул с корточек. — Почему к урологу?! Где здесь в сценарии уролог?! Покажите мне!

Распечатанные листы закружились в плотных слоях накаленной съемочной атмосферы.

— И потом! — Кулагин поворотился к Охламонову, сосредоточенно изучавшему длинный ухоженный ноготь большого пальца. — Ваня! Родной ты мой! Тебе не кажется, что стрельба холостыми, да еще с этой дешевой кровью, уже начинает всем действовать на нервы?!

Пластиковая канистра, наполненная темно-красной жидкостью, легко отразила удар тупоносого режиссерского ботинка.

— Велишь на боевые перейти? — играючи принял вызов автор сценария.

— Почему дешевая?! — засопел директор. — По пять рублей за литр на бойне плачено! Вместо двух с полтиной по смете!

— А вот и Фридман! — обрадовался Охламонов, точно не видел его с детства. — Фридман! У тебя двустволка есть?!

— Зачем это? — Директор отпрянул от Охламонова.

Работа с эксцентричным автором научила его многому, хотя при своем стаже и опыте Фридман всякого повидал.

— Кулагин в брюхо Мешкову дробью желает засандалить! Чтобы на «Кинотавре» все уссались от восторга! Я не против! Мешков, ты как?!

— Перерыв. — Заслуженный оператор еще Советского Союза Матвей Николаевич Буслаев закрепил винтом камеру на штативе.

— Перерыв, перекопав и перелистав учебники по актерскому мастерству, — подхватил Брусникин, запуская руку в карман, — я нашел там вот что. Первая жена у меня, конечно, могла бы князя Мышкина играть, если бы классик добавил ему ухватки старухи-процентщицы.

Новенькие четвертные купюры эпохи разрушенного социализма были предъявлены окружающим.

— Кто побежит? — Буслаев и Брусникин вопросительно посмотрели на Фридмана.

— У нас ассистент есть, — засуетился директор. — Маша! Сумарокова!

Маши Сумароковой, ассистента режиссера, как раз таки и не было. Она ускользнула с площадки позвонить дочери и обрадовать ее сообщением, что в связи с непредвиденной задержкой творческого процесса у той появилась редчайшая возможность приготовить ужин, выучить неправильные французские глаголы и отнести белье в прачечную.

— Братцы! Я к урологу опаздываю! — взмолился Мешков. — Давайте решать уже что-то!

Отзывчивый Фридман тут же устроился в углу решать кроссворд.

— Ползут по обручу баскетбольной корзины два клопа. — За неимением новых Брусникин травил порой анекдоты собственного сочинения. — Один говорит: «Слушай, ниггер, по-моему мы с тобой повторяемся».

— Смешно, — согласился Буслаев.

— А лучше вообще его отравить! — огорошил всех режиссер, до того молча собиравший разлетевшиеся страницы.

— Это банально! — Охламонов, будто пассажир падающего авиалайнера, вцепился в поручни кресла. — Я, слава Богу, не Пушкин!

— Не спорю, — пошел на мировую Кулагин. — Прикинь: убийца незаметно растворяет в стакане таблетку цианистого кала.

— Калия, — поправил его начитанный Фридман.

— Крупным планом пузырьки, так? — Режиссер возбужденно забегал среди убогих декораций. — И произносит при этом вроде ничего не значащую фразу типа: «Ты, конечно, подонок, но смелого и пуля боится! Так что нам все по херу!» И тут контровым — лицо ангела! Даже не лицо, а только тень! И кто-то рапидом выбивает