Предисловие
Это было три года назад. Первый раз, когда их сны пересеклись. ОН стоял на улице и смотрел, как ОНА сидела за столиком в кафе. Её рыжие волосы нежно переплетались между собой в длинных косах, свисающих с бледно-розовых плеч. Она была одета в розовое платьишко, такое легкое, как она сама. Казалось, что единое дуновение ветерка унесет её, а платье послужит парусами. Юноша так боялся к ней подойти, кажется он даже забыл, что это был всего лишь сон…
С наступлением утра он почти ничего не помнил, но впредь каждую ночь она появлялась в его снах, а он являлся к ней. Каждую ночь ему снилось то кафе, та же улочка, которая по видимости была не из его города. Всегда были разные люди. И остальное было совершенно другим. Но одно всё же было неизменно. Они.
Часть I
«Том Эйтон» ЕГО зовут Том. Том Эйтон. Ему уже шестнадцать лет. Сновидения про незнакомку давно прекратились. Не сказать, что он скучал, но абсолютно точно не отказался бы увидеть её вновь. Он видел её каждую ночь на протяжении нескольких лет. Он был даже влюблен в неё. Каждую ночь был ближе к ней, видел её, он даже, кажется, чувствовал её запах. Он был таким сладким с привкусом фруктов и ароматом полевых цветов. Её походка, волосы, глаза, руки… На протяжении двух лет мальчик просыпался с надеждой, что это не сон. И разочаровывался.
Сны прошли, Том увлекся учебой, спортом. У него появился лучший друг Майкл. Они стали часто с ним гулять, порой даже пропадали на ночь, что абсолютно точно приходилось не по нраву их родителям. Родители Тома работают в большой туристической фирме. Отец – Роберт Эйтон – является лицом компании, а мама -Джулия – его заместитель. Не скажу, что его родители были такими прям официальными личностями, но строгость в них, несомненно, присутствовала. Они познакомились на какой-то выставке знаменитого художника, где Джулия покорила своего будущего мужа белыми длинными волосами и небесно-голубыми глазами. В общем семья у Тома довольно среднестатистическая.
Про девчонку он почти забыл. И был полностью уверен, что больше снов с юной красавицей не привидится. Ровно до одного дня. В тот день он с родителями должен был поехать за город, впрочем, он этого очень сильно не хотел, потому что это была очередная деловая встреча отца, такая же нудная, как и все предыдущие. Но самым ужасным в ней были гости. Они то и дело подходили нему и разглядывали, как учёные свой эксперимент ну или же как достопочтенные господа картины на выставке. Поэтому, чтобы их не провоцировать, Тому пришлось уговорить Майкла, чтобы он напросился на ночевку. Что ж, его друг всегда был чертовски убедителен и на сей раз тоже. С наступлением вечера мальчики заказали пиццу и сели играть в приставку. Вечер очень быстро заканчивался и наступала ночь. Впрочем, еда тоже как-то быстро закончилась, поэтому перспектива не спать до утра совершенно перестала быть таковой. Свалив всё на плохое самочувствие, чтобы Майкл не посмеялся над устойчивостью своего друга против сна, Том пошел спать.
***
–Эй, чувак? Ты чего?
Разлепив сонные глаза, Том увидел, как Майкл стоит над ним и что-то говорит.
– Ау?! Тебе что, кошмарики приснились? – улыбаясь и размахивая руками, словно отгоняя мух, все продолжал друг.
В глазах Тома не было ничего кроме тумана, его руки еле двигались, а мозг вообще не соображал. Из реальности он понимал только смех своего дружка и, кажется, различал пыль, которая двигалась вокруг. Она двигалась тихо. Только громкие звуки голоса Майкла перебивали весь этот туман, окативший с головы до ног Тома.
–Да нормально все, Майк. Встаю. – на самом деле ничего не было нормальным. Было стойкое чувство, что его топили, били или еще чего похуже и вот он отошёл от наркоза в реанимации.
–Ага, я заметил. Пойду, что ли, найду что-то поесть, а то ты как-то не в состоянии. –громко шагая по лестнице и жуя жвачку, Майкл пошел на кухню.
Спустя пару минут Том наконец-то смог отойти ото сна. Если бы кто-нибудь мог увидеть, что видел он этой ночью… Она вернулась. Спустя год. Вернулась.
– Чувак, ну ты спускаешься или как? – раздался снизу недовольный голос Майкла.
За завтраком Том не слышал ничего, что говорил его друг. Он вспоминал, что видел. Темноту. Мрак. Какая-то полуобрушенная лестница, которая скрипела от одного вздоха, идущего по ней. Её окружали тени и силуэт. Чёрный силуэт человека. Он что-то кричал в пустоту. Но что? Было не разобрать. Единственное, что можно было понять – это то, что он кричал кому-то. Но кому?
Через час пришли родители и Майкл ушел. Том хотел выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, но родители его остановили.
– Томми! У нас отличная новость! – с радостью вскричала мама.
– Ты не поверишь, приятель! – четким басом поддерживал отец.
Их многоголосье было настолько слитное, что понять то, что они пытались донести, было невозможным.
– Твой отец выиграл путевку! В Париж! Понимаешь?! Мы мечтали об этом столько лет! И наконец-то мы едем туда! – воскликнула мама и с теплой благодарностью поцеловала папу в щеку.
Сделав отсылку в прошлое – их семья давно мечтала поехать в Париж. Это было что-то наподобие общей цели. И вот когда она почти сбылась, настроение Тома отвергало всю радость, которая могла возникнуть еще день назад. Но не сегодня. Минув возможный диалог с родителями, который мог возникнуть в результате его реакции, и ответив им с наигранной радостью, он все-таки смог проникнуть наружу на свежий воздух.
На улице было прохладно, легкий ветер ворошил его волосы. Он был такой же сумасбродный, как и мысли, царившие как Аид в царстве мёртвых, в его голове. Мысли переплетались: то про Париж, то про сон. Радости совершенно не было… Как будто он не ждал этой путёвки, как будто он действительно не рад. Но ведь он не рад… Как же любопытно, что всего лишь какой-то сон мог убить все положительные чувства и эмоции в человеке.
«Подвал. Темнота. Тени. Силуэт. Что же он кричит? Кому? Я прошёл в глубь сумрака, который скрывался под скрипучей лестницей. Там стоял мужчина. Он размахивал руками, кричал. Я обошёл его. Лицо мужчины было покрыто мелкими шрамами и ссадинами. Его глаза яростно разрывали воздух. Я стоял прямо перед ним и именно это помогло понять мне то, что он кричит не на меня, а на того, к кому я стою спиной. Мне было страшно. Страшно оборачиваться. Что там? Кто? Медленно оборачиваясь, мои уши как будто пробило, я услышал плач. Всхлип. Ещё один. Много всхлипов. Я остался один, в этом кошмарном сне, лицом к лицу с темнотой. Ничего не было видно, я пытался прищуриться, но мои глаза, как нарочно, не хотели привыкать к темноте. Всё вокруг пророчило мне: «Иди» … «В темноту» … «Давай» … И я пошел. Навстречу страху. Моему удивлению не было предела, когда я увидел, что в темном углу заброшенного подвала, который находился в моём разуме, сидела девушка. Я бы не узнал её, уже такую повзрослевшую, если бы не рыжий цвет её, уже подстриженных под бледно-розовые плечи волосы, и всё тот же перемешанный с сыростью подвала, сладкий запах с фруктами и полевыми цветами. Это была она. Она не была весёлой как в тех снах, она плакала. Её заплаканные глаза смотрели вниз, в пустоту. Я потянулся к ней. Это был первый раз, когда я осмелился быть так близко к ней. Когда моя рука почти дотронулась до её плеча, она подняла взгляд и посмотрела прямо на меня. Но я знал, что она меня не видит, её взгляд проходил сквозь меня, но затрагивал каждую частичку внутри. Однако было что-то такое, что заставило меня верить в то, что она чувствует моё присутствие. Чувствует меня. Так же, как чувствую её я…»
Весь вечер Том просидел на кровати, наблюдая за белизной своего потолка. Его мысли создавали сумасшедшую карусель в голове. И эта карусель крутилась со скоростью света, что заставляло голову кружиться и в реальности. Родители суетились внизу и, по всей видимости, спорили на тему, что же случилось с их любимым сыночком. Том не мог понять почему же она вернулась. Зачем? «Она не снилась мне год. Но это было не самое главное. Главное было то, что она приснилась мне плачущая, а не весёлая как обычно. Что же произошло? А еще… Я до сих пор не мог понять, что же произошло там, между нами?». Он боялся заснуть. Он ещё никогда в своей жизни так не боялся её увидеть. Нет, не саму девочку, а её слёзы. Её взгляд с надеждой на то, что кто-то ей поможет. «Я бы помог. Но как? Как я помогу тому, кто живет у меня внутри? Как помочь тому, кто снится? Ведь я не могу к ней даже прикоснуться».
Мальчик не спал всю ночь, то ли из-за круговорота мыслей, то ли из-за страха. «Что же со мной происходит? Ведь это всего лишь сон. Через два дня мы улетаем в Париж. Новые места, люди. Может мне всё-таки удастся забыть её…»
Как ни странно, его не клонило в сон, и он спокойно помог маме собрать некоторые вещи. Майкл уехал с родителями на дачу и друзья потеряли связь на несколько дней. «Он даже не знает, что мы вот-вот улетим». Пообедав мамиными любимыми тостами с джемом, Том решил пройтись. На улице было теплее, чем вчера. Ветра почти не было, но деревья всё также покачивались из стороны в сторону. Машин было мало, что является удивительным для их городка. Том не думал. Ни о чём. Не хотелось. Ему хотелось идти и смотреть на облака, мягко плывущие по небу, на птиц, которых усердно пытаются покормить маленькие дети, на яркое солнце, на идущих мимо людей и не думать. Домой он вернулся уже под вечер. Настроение однозначно было лучше. Смотреть на белую гладь своего потолка было уже не интересно. Да и заснуть было совсем не страшно, а очень даже привлекательно. Том не спал сутки, при этом пребывая в состоянии сонного крота, поэтому через несколько минут его глаза уже сомкнулись.
Я не стану описывать те два дня, которые предшествовали их отъезду, потому что ничего интересного не происходило. Ночью мальчику снилась лишь темнота. Больше ничего. Он почти не думал о ней и о том подвале, и о том, что там происходило. Почти.
Наступил день вылета. Утро было довольно солнечным, но несмотря на это, облака всё же понемногу сгущались воедино, образовывая небольшие тучи. Путешественники загрузили свои вещи в машину и отправились прямиком в аэропорт. Мысли были заполнены ожиданием прекрасной поездки. Том думал о том, как они будут гулять по изысканным улицам, фотографироваться около Эйфелевой башни. О том, как мама будет выпрашивать у отца фирменный парфюм из бутика, напротив Итальянского бульвара. Представлял завтраки, состоящие из круассанов с заварным кремом и горячим шоколадом. «Эта поездка просто обязана быть прекрасной. Нет, идеальной!» В своих мечтах он даже не заметил, как быстро пролетела дорога до аэропорта. Нудные контролеры, десятки проверок и невероятная суета наконец-то закончились и они прошли в салон самолета. За что Том любил своих родителей, так это за их прекрасное планирование всего. Видимо, его отец, когда брал билеты, рассчитывал, что мест в одном ряду, значительно больше. В общем Том сидел отдельно от родителей. Правда у окна, но это было не так круто, как казалось. С ним рядом сидела милая соседка с чудесно-пышными формами. И всякий раз, когда она решалась почесать голову, поправить прическу, снять или надеть обувь, ему приходилось прижиматься к окну и наблюдать за невероятно красивыми видами. Они действительно были красивыми, всё казалось таким маленьким. Сверху он видел множество огней, будто бы все города состояли только из них. Вскоре, несмотря на бесконечные движения от окна к окну, за что спасибо дамочке, и, несмотря на всё более красивые виды снизу, Тома клонило в сон. Впрочем, он не стал себя мучать и заснул.
«Темнота. Подвал. Что?! Я опять здесь? Но как? Та же лестница… Я спустился вниз, мужчины уже не было, впереди была та же темнота. Она там? Как страшно… Идти? Или проснуться? Но я ведь должен понять, что происходит? Или нет? Как сложно… Всё же я пошел. Она сидела в том же углу, в точности такая же, как и тогда, заплаканная. Она также смотрела в пол.
–Эй. Ты меня слышишь? Как тебя зовут?
Она обернулась. Она посмотрела на меня. Она меня услышала.
Она посмотрела прямо вглубь меня, по моей спине пробежали мурашки. Я чувствовал, что моя голова начинает кружится. Что же происходит? Она не отвечала, но продолжала смотреть точно на меня, будто слушала. И я решил начать первый.
–Меня зовут Том, я вижу тебя. Я видел, как какой-то мужчина кричал на тебя. Что случилось? Расскажешь?
Она снова опустила взгляд.
–Я могу тебе помочь? – ещё раз спросил я, и вплотную уставился в её огромные, влажные глаза.
Девочка поднялась на ноги, взяла с пола какой-то серый камень и начала что-то выцарапывать на стене. После этого снова посмотрела на меня и убежала. Я не стал её останавливать. Точнее я просто не успел. Посмотрев на стену, еле-еле разобрав текст, я прочёл:
«Тюльпаны. Шесть часов. Кафе»
А под этим красовалась выгравированная камнем подпись «Сара». Что это значило? Какое кафе? Какие тюльпаны? Хотя бы одно было более-менее понятным – её звали Сара. Ну, во всяком случае, я надеялся, что правильно разгадал часть этой записки.»
– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершает посадку. Просьба пристегнуть ремни. – Том проснулся от слов стюардессы и сразу же словил на себе неодобрительный, но любопытный взгляд своей соседки. Они смотрели друг на друга долго, ожидая, что кто-то по всей видимости начнет беседу. Чудной тёте надоела эта игра и она, тяжело выдохнув весь воздух, накопившийся в её лёгких, резко отвернулась, что-то пробормотав себе под нос.
«Вот мы и прибыли в Париж. Город мечты. Так ли прекрасно всё будет?»
Телефон резко завибрировал, заставив этим отца сердито обернуться на сына. Это был Майкл.
–Да, ало.
–Чувак, что за дела?! Ты улетел в Париж, а я об этом знать не знаю! Ты уже видел Эйфелеву башню?! Вы уже в отеле? А чем кормят?
–Нет, не видел. Регистрируемся. Я еще не ел. Прости, но у тебя же не было связи, как я мог сказать тебе?
–Письмо отправить! – посмеявшись в телефон, Майкл продолжил расспрашивать про Париж.
Обсудив с другом всё, чего сам Том даже ещё не видел, он подошёл к отцу, стоявшему у стойки администратора.
–Па, долго ещё?
Папа сердито поднял на него глаза и, не ответив, продолжил общение с девушкой, регистрирующей их. «Что ж, видимо мне придётся подождать». Том сел рядом с мамой. Она читала какой-то французский журнальчик. Даже не обратив на него внимания, мама продолжила изучать светскую моду. Отель, в котором они остановились, был огромных размеров. Видимо папина фирма очень хорошо постаралась над организованностью данного мероприятия. Потолки были украшены орнаментом, чем-то напоминающим церковный. Также самый центр потолков возглавляли хрустальные, обрамленные декоративными подсвечниками, которые создавали ощущение дворцового изыска, люстры. Стены украшали маленькие скульптурки, между ними в красивой композиции следовала цепь кашпо с редкими цветами, а над каждой такой цепочкой висели подсвечники. Гостиная была обставлена мягкими кожаными диванами и лакированными столами. В середине находился ресепшен, у которого уже битый час стоит глава семейства. Справа от ресепшена находиться лестница наверх, а чуть правее её стоит небольшой буфет, источающий ароматный запах кофе и свежей выпечки. Наконец-то папа подошел к ним и дал команду подниматься в номер. Номер был таким же шикарным, как и сам отель. Он был разделён на три комнатки, не считая душевой. Самая большая была родительская спальня, вторую занимал Том, а третья являлась мини-гостиной. Всё было отделано в светлых тонах. Окна в номере были размером с первый этаж дома. Лёгкий ветер то и дело раздувал белые шторы туда-сюда. Время подходило к обеду, поэтому быстро перекусив той самой выпечкой из буфета, семья отправилась в город. Во время прогулки Том понял то, что Париж – это город не любви, а изысканности. По пути очень редко попадались обычные улицы. В основном все были красиво украшены небольшими клумбами, или маленькими статуями. Даже пахло роскошно, хотя это была просто улица. Этот французский запах был сравним с парфюмом богатых дам, которые то и дело ходили со своими чихуахуа в бутики покупать эти самые духи.
День подходил к концу, и мама упросила отца отправиться прямиком в ресторан. Очень вкусно поев в этот вечер, все остались довольны. Хотя… Не могу этого сказать о папе, который оплачивал всё это действо. Вернувшись в отель, они сразу же легли спать.
«Дождь. Где это я? Хотя то, что это не подвал, уже радует. Я оглянулся. Где же девочка? Точнее… Сара. Я не видел её. Что-то подсказывало мне, что я должен её найти. Но как? Я даже не знаю где я. Я стоял на улице, окружённый каплями дождя. Это единственное, что окружало меня. Ни одного человека. Как странно… Следуя за своей интуицией, я пошёл в какой-то тоннель, который разъединял два дома. Выйдя из этой, так называемой мини-пещеры, я оглянулся. Справа от меня была длинная дорога, усеянная клумбами с розами, а слева дорога была украшена тюльпанами, создающими некий узор своими бутонами. Я не знаю, почему моя память не работает так на каких-нибудь экзаменах, но в эту же секунду я вспомнил надпись, которую оставила девочка.
«Тюльпаны. Шесть часов. Кафе.»
И я пошёл по левой дороге. Долго идти не пришлось, через несколько минут на горизонте показалось здание. По виду оно напоминало дом из каких-то ужастиков. Полуобрушенные стены пропускали лишь часть солнечного света внутрь, а всё остальное будто бы отвергали. Красная крыша слегка сверкала над постройкой. Это была единственная часть дома, которая почти не придавала страха. Само здание было небольшим. Оно состояло из двух этажей, которые, казалось, вот-вот развалятся. Около этого здания был выстроен забор, едва державшийся на своём месте, а по его краям всё так же рисовали картинки бутоны тюльпанов. Подойдя чуть ближе к зданию, я увидел висевшую на двух гвоздях, свисающую над центральной дверью вывеску. Она была покрыта слоем пыли. Если не тремя. Так что увидеть, что на ней написано было невозможно. Немного подумав, я всё же решил зайти внутрь. Отворив дверь, которая почти отвалилась от моего прикосновения, я увидел картину, ужаснувшую меня. В этот момент я подумал, что всё же лучше было оказаться в подвале, чем здесь. Весь первый этаж был покрыт пылью, по углам валялась чёрная от копоти мебель, вокруг царил запах гари. Здесь что, был пожар? Я рассматривал стены, на которых очень хлипко висели рамки с фотографиями. Разглядеть на них что-то было невозможно, они были наполовину сожжены, а вторую половину составляла чернота, видимо появившаяся при поджоге. Как ни странно, рамки были почти целы. Стёкла лишь слегка были покрыты оболочкой пыли. Обернувшись, я заметил лестницу, ведущую на второй этаж. Сказать, что я не хотел туда идти— это ничего не сказать. Но конечно же я пошёл. Всю дорогу от первого этажа до второго я жутко боялся провалиться под лестницу. Она была ещё хлипче и скрипучей той, что была в подвале. Пару раз я чуть не спотыкался, но всё же мне удавалось держать равновесие. На втором этаже было пусто. Совсем ничего. Я прошёлся, чтобы убедиться, что ничего нет и повернулся назад. И что же, ради этого я рисковал своей жизнью? И стоило мне только подойди к лестнице, я услышал стук. Что это? Откуда-то доносился звук, напоминающий тиканье часов. Я бы не предал этому значения, если бы мой мозг снова не выдал картинку на стене подвала. Хм… Я следовал за звуком. Он становился всё громче и чётче. И вот наконец, подойдя к какой-то стене, которая едва была видна сквозь туман, создавшийся летающей пылью, я увидел часы. Я протер циферблат рукавом своей кофты и уставился прямо на стрелки. Часы показывали ровно без одной минуты шесть. Странно, почему я не услышал их сразу? И стоило мне только повернуться, как весь дом заходил ходуном. Вся пыль, царившая в воздухе, растворилась, запах гари превратился в сладкий аромат цветов, темнота сменилась на ясный дневной свет, который проливался в уже красивые окна. Пустота второго этажа быстро заполнилась деревянными столами и красивыми диванами с подушками. Казалось, из воздуха появились официанты, несущие подносы с невероятно аппетитной едой и люди, которые заказывали ее. Что происходит? Куда делся тот ужас, который царил здесь минуту назад? Минуту? Я обернулся, посмотрев на часы и, кажется, понял. Стрелка часов застыла. Она показывала шесть часов. Шесть часов. Тюльпаны есть. Время шесть. И на месте старого заброшенного дома появилось кафе. Что?! Как такое возможно? Что за магия? Хотя да, это же сон, тут можно ожидать и летающих слонов…
Проходя между официантов и наблюдая за недавно образовавшейся роскошью в этом месте, я подошёл к лестнице. Старые, разрушенные ступени, которые сами по себе предвещали поход к травматологу, превратились в роскошную, лакированную лестницу, покрытую красным ковром. Спустившись на первый этаж, я увидел всё то же. Люди в вечерних нарядах сидели и трапезничали в очень даже элитном, хотя бы по виду, заведении. Я подошёл к стене с фотографиями и все они были целы и невредимы. На них были изображены семьи. Каждая сидела за каким-либо столом, находящемся в этом кафе и улыбалась камере, поднимая бокал шампанского или вина. И так выглядела каждая фотография. Кроме одной. В самом конце первого этажа, над небольшим камином висела фотография. На ней тоже была изображена семья, а в краешке фотографии было написано: «Семья Виктора. Ул. Засохшего дерева». Женщина, мужчина и девочка. Женщина была одета в свадебное платье, мужчина во фрак, а девочка в розовое платьишко с небольшим шлейфом. Видимо это свадьба. По лицам взрослых можно было видеть, что они невероятно рады этому, а девочка широко улыбалась в камеру. Где-то я видел эту девочку. Она была лет шести, её бледноватый облик украшали короткие рыжие волосы, едва заплетенные в косы. Глаза у неё были огромные. Зелёные.
После недолгого анализа внешности девочки я понял, что её зовут Сара. Да, это совершенно точно была она.
Вылетев из кафе, я не знал, что делать. Почему я не просыпаюсь? Что Сара делала на той фотографии? Она там совсем ребенок. Моя голова закружилась, а внутри этого круга сменялись мысли, как кадры в киноплёнке. Я резко повернулся в обратную сторону и увидел красивый ресторан, из которого выбежал в тумане эмоций. Моё внимание привлекла вывеска, которая теперь находилась ровно над высокими деревянными дверьми. Она была золотая по краям, а по середине белая с золотой надписью. Каллиграфический склад букв образовывал слово «VICTOR».
Судя по всему, это было название ресторана.»
–Томми! Проснись!!! Весь Париж проспишь! – кричала мама, стоя прямо над сыном. Её голубые глаза показывали спешку.
– А? Что? – вяло промямлил Том.
– Он ещё спрашивает! Скорее!!! Сегодня мы идем смотреть на Эйфелеву башню! —провозгласила мама и улетела в ванную.
Разлепив ещё сонные глаза, он взглянул в окно, а после на часы. Было уже десять часов утра, в глаза било яркое утреннее солнце, льющееся сквозь прозрачные стекла и белую ткань.
«Мне кажется, моя жизнь состоит из одних мыслей и снов» – думал он, шагая по аллеям. Погода просто шептала. Ветер плясал с листьями на проводах, а соловьи сопровождали их танцы своим пением. Деревья качались словно в такт, а почки на их ветках вдруг расцвели. Даже люди, проходящие мимо, казалось, шагают в ритм. Машины ездили медленно, будто в этом городе никто и никуда не спешит. Прогуливаясь с родителями по Парижу, он сам, не замечая этого, искал вывеску того ресторана. Но его нигде не было… Гуляя часами по красивым улицам и скверам, они наконец-то вышли к цели. Она была огромной, казалось её верхушка сейчас порвет облака и оттуда польются дождинки, больше напоминающие горошинки. Эйфелева башня. Вот самая настоящая аристократия, несравнимая с нашим шикарным отелем и его колоннами. Вот самая настоящая светская мода, а не различные пальто в маминых журналах. Вот истинная красота, которая затмевает всю красоту цветов на улицах Парижа. Мама завизжала от радости так сильно, что надетый на неё красный беретик сорвался с её кудрявых белокурых волос на землю. Папа, как истинный джентльмен, аккуратно поднял его и с нежностью вновь натянул на маленькую голову мамы. Они улыбнулись друг другу. Это было так красиво, так мило. Том смотрел на них, на башню и понимал, что в эту секунду чувствовал настоящее счастье. После утомительной фотоссесии Том и папа немного устали, чего не скажешь о маме. Она, кажется, была полна энтузиазма. Но всё же они уговорили её зайти куда-нибудь поесть, с условием, что после этого мама получит ещё несколько снимков.
–Воооот там есть ресторанчик, подружка говорила, что он просто улётный! –восторженно провозгласила мама, показывая куда-то вдаль. И все конечно же с ней согласились.
Чуть ли не вприпрыжку мама побежала вперед, а сын и отец с удовольствием плелись за ней. Когда они подошли к ресторану, внутри Тома родился ужас, страх, шок и всё, что можно было испытать, находясь здесь. Перед ним стоял изысканный, роскошный ресторан «VICTOR». «Неужели я настолько устал, что уснул?». Но нет, это был не сон…
Зайдя внутрь, Том увидел ту же самую картину, что и во сне. Народу было предостаточно, все столы были заняты как на первом, так и на втором этаже. Они уже собирались уйти, как вдруг пожилой, но очень приятный голос остановил их:
–Уважаемые, вы можете сесть со мной, если, конечно, я вас не стесню, – смеясь, проговорила какая-то женщина.
Они обернулись. Это действительно было адресовано им. За большим лакированным столом сидела бабушка, она улыбалась во все оставшиеся зубы (которых было не мало) и пила горячий чай. После недолгих раздумий они присоединились к ней.
–Здесь редко бывают свободные места, сюда приходит вся местная «знать», кушают они только тут, – слегка охрипшим голосом снова проговорила бабушка.
– Это очень мило с вашей стороны, что вы пригласили нас присесть, – мама всё также горела счастьем и излучала позитив.
Они общались, кушали и всё было прекрасно. Но Тому было не по себе, он пытался разглядеть ту фотографию, среди потока людей. Но всё никак не удавалось.
–Вы можете обращаться ко мне Нинон. Это французское имя, мне его дала моя покойная матушка. Оно означает «изящество», – старушка улыбнулась и продолжила есть.
Роберт вскоре также представил всю семью, а Джулия увлеченно рассказала про детство Тома и его маленькие проказы (все обожают такие рассказы родителей, да?), как и полагается всякой мамочке, и мы продолжили трапезничать. Когда ужин закончился, папа помог надеть маме пальто и они собирались покинуть кафе, но заметили, что приятная собеседница тоже уходит и мама предложила пройтись вместе. Они шли и слушали увлекательные истории Нинон о Париже. Казалось, время совсем остановилось. Улицы и скверы сменялись домами и вскоре показался отель. Попрощавшись с Нинон, вся семья направились в номер.
–Удивительно приятная старушка! Если бы не она, мы бы не отведали самой лучшей еды в Париже! – поправляя прическу, воскликнула мама.
День подходил к концу. Родители уже спали, чуть слышно похрапывая и сопя, а Том всё никак не мог уснуть. Мысли кружили его голову. Странно, ведь он совсем забыл, что несколько часов назад ел в ресторане из своего сна. Эх, в нем было слишком много счастья, для того чтобы думать об этих дурных снах. Всё, что оставалось – это любоваться на сияющие звёзды, метившие свои лучи прямо в глаза сквозь оконную раму…
6.
Утро было бодрым. Сегодня мы держали курс на какую-то мамину выставку французских духов. Она собиралась наверно три часа, а Том с папой представляли что-то вроде модного приговора. В это же время отец читал газету и пил крепкий кофе, и, соответственно, вся концентрация уходила именно туда, а мальчику оставалось умирать со скуки и советовать маме, что надеть. Вскоре все мамины платья были перемерены, аксессуары выбраны и прическа, слава Богу, тоже была сделана. И они наконец-то вышли из отеля. Несмотря на то, что вчера погода была просто восхитительной, сегодня было ужасно пасмурно. Несколько раз даже крапал дождь и маме пришлось доставать свой красненький зонтик. Заведение, где происходило всё это торжество, выглядело по праву достойно. Можно даже сказать – роскошно. Снаружи здание напоминало оперный театр. Крышу держали огромные колонны с изображенным орнаментом в виде ангелочков. Само здание было желтовато-белого цвета, и состояло оно из двух этажей. Зайдя внутрь, они увидели изящные хрустальные люстры, которые заполняли весь потолок, красивые диванчики и роскошный красный ковер, ведущий в самый центр выставки. Мама сняла пальто, ослепив всех гостей своим сногсшибательным алым платьем до колена и восхитительным колье, которое папа подарил ей на годовщину свадьбы. Она сияла ярче хрустальных люстр.
Войдя в эпицентр ароматической выставки, мы ощутили, как воздух наполнился запахами разных сортов и возрастов, так сказать. Слева были духи с запахом свежей выпечки, справа цветочные ароматы, а мама крутилась возле стойки с духами, источающими запахи лаванды с карамелью. Помимо духов здесь красовались картины разных современных художников. Именно этим и увлекся Роберт. А Том ходил между подставок и внимательно осматривал гостей. Они все были такие разные. Красивые дамы в вечерних платьях, джентльмены, которые рассматривали картины, как и папа. А вот подростков более приближенных к возрасту Тома было очень и очень мало. И то одни девчонки. Он зашёл в какую-то комнатку, где царил довольно знакомый запах. Там стояли всего три подставки с духами и висели пять картин абстрактного творчества. Но запах был настолько знакомый, что выходить он не собирался. Подойдя к стойкам и внимательно изучив запах и описание парфюмов, он заметил кое-что… Все были незнакомые, кроме последнего. «О боже… Это же запах сладких фруктов и полевых цветов… Духов Сары?! Боже мой, но как?» Том увлекся описанием:
«Духи «MARIANNA», произведены в Париже. Автор: Мария Блейк»
Внизу был прикреплен портрет женщины, по видимому той самой Марии. «Неужели Сара пользуется именно этими духами?»
–Том! Тебе что-то понравилось? – отвлекла мама.
–А? Не, мам. Просто пахнет классно.
Мама посмотрела на стойку с духами, возле которых он стоял, понюхала и поспешно согласилась с его мнением, после чего потянула Тома за руку в коридор. Они отыскали папу и, спустя еще час хождений по мукам, наконец-то вышли наружу. Пока все наслаждались экзотическими ароматами, погода не теряла времени. На улице шел ливень. Мама попросила папу держать зонтик, чтобы все поместились, но это совсем не помогло. Единственный выживший и не намокший человек была мама. У Тома промокла спина, а у папы промокло абсолютно все. А вот память мальчика была так же суха, как мама и идеально помнила тот запах и те духи. Мысли снова закружились вокруг, образовывая ураган. Вдруг в его голове всплыл тот портрет, та женщина тоже казалась знакомой. «Но кто это? И как я мог её знать?.. Столько тайн…».
Весь день прошел где-то на уровне отреченных облаков, совсем не закрепив в памяти то, что было после выставки… Дело шло к ночи, и что-то подсказывало Тому, что сегодня она приснится. Засыпать он не хотел, сидел до последнего и думал, где же видел ту женщину? Но разум не хотел с ним сотрудничать… Вскоре сон победил…
«О, да ладно, снова подвал? Сколько можно? Он уже как второй дом для меня. Страшно? Да нет, мне уже не страшно идти в ту темноту, она там сидит, да? А нельзя посидеть где-нибудь в приличном месте? Хотя бы на улице, а?
Я пошел снова в ту темноту, но девочки там не было. И в чем суть? Где она? Сара?! Я кричал несколько раз в пустоту, пока не понял до конца, что в этом сне её нет. Но должно же быть что-то, для чего я здесь. И тут я вспомнил, что в прошлый раз то, для чего я пришел, она нарисовала на стене. Я быстро полез в карман за телефоном, чтобы осветить хоть что-то в этой кромешной темноте. Я совсем забыл сказать, что подвал напоминал собой две комнаты, соединенные одной стеной. Так вот на той стене, что в прошлый раз служила доской для рисунков, был то же самое изображение. А точнее надпись. Я поспешил ко второй стене. И там была недавно выгравированная надпись. Но кажется это были не слова, это как раз-таки был рисунок.
Разглядеть что-то было очень сложно, а соотнести эти линии в своей голове ещё сложнее. Интересно, а здесь вообще есть свет? Я попытался прибавить яркость на телефоне и чуть-чуть отойти от стены, чтобы можно было разглядеть хотя бы часть рисунка. Стоило мне сделать шаг назад, как я споткнулся и упал на что-то очень твердое и объемное. Если честно, было очень больно, но было не до этого. Я быстро, насколько это можно, достал предмет, на который упал и готов был сиять от радости. Наверно это какое-нибудь небесное общество офтальмологов сжалилось над моими глазами и снизошли на землю, чтобы подарить мне фонарик. Да, это был фонарик! Точнее это было мое спасение. Я быстро нащупал выключатель, и, даже не вставая с пола, направил его на стену. И тут моя радость слегка утихла. На стене, освещаемой ярким светом фонаря, была нарисована картина из ресторана. Та семья, где Сара маленькая. Семья Виктора. «Что это значит? Ты пытаешься мне сказать о своей семье?», – снова крикнул я в пустоту, забыв, что я один. Когда я встал и подошел к стене, чтобы получше разглядеть работу художника, я вернулся в состояние шока. Та женщина, которая была автором духов, мать Сары. «Боже! Боже! Да что, черт возьми, здесь происходит?!»
Проснулся Том в холодном поту. На часах было чуть меньше шести, родители сладко спали в своей комнате, даже не издавая малейшего кряхтящего храпа, а мальчик был подавлен. Но если учесть всю четкость и ясность его ума в данный момент, он понимал, что для того, чтобы все это закончилось, ему нужно разгадать все загадки этой семьи.
7.
Вечно находиться в Париже было желаемым, но невозможным. Путевка включала в себя лишь шесть дней и три дня уже остались в прошлом. Это совсем не радовало Тома, потому что он понимал, что все разгадки тайны Сары находятся только здесь. Только в Париже. Он всё время думал, как же разгадать всё побыстрее, куда идти, что видеть и что слышать? Как? Куда? Множество вопросов и только один ответ. Ресторан «VICTOR». Это единственная зацепка, которая могла дать что-то, могла помочь. «Но как снова попасть туда? Родители не согласились бы, потому что цены там ну очень высокие, а бюджет был ограничен. Сказать всё про Сару? Да, побывать в психушке Парижа мне не очень-то хотелось. Остается только одно. Пойти туда одному. Но когда?»
Пока Том обдумывал план действий, на улице рассвело. Несмотря на вчерашний дождь, сегодня солнце слепило и жарило так, будто никакой непогоды вчера и не было. Птицы также напевали медленные танцы, а люди всё также куда-то шли, попадая в ритмы города. На небе все тучи исчезли, лишь свежий воздух после дождя напоминал о нем. Сегодня в отеле будет по истине светский вечер. Сын какого-то олигарха устраивает свадьбу и приглашает на радостях всех, живущих в гостинице людей. Мама, услышав эту новость, вылетела из отеля в поисках нового платья, взяв с собой папу в качестве шоппера. «Слава Богу, эта волна красоты обошла меня стороной и у меня появился шикарный шанс, чтобы создать план действий на сегодняшний вечер. Думаю, эта свадьба обойдется без меня». Без усилий не обошлось. Для четкости и ясности плана ему пришлось разузнать расписание мероприятия и всё, что там будет. Теперь заполучив всю информацию, он мог спокойно обо всем позаботиться. Празднество начиналось в шесть часов вечера и длилось оно всю ночь. Зная своих родителей, Том мог точно сказать, что около десяти часов вечера отец пойдет в номер спать, так как у него режим. А что касается мамы, она продержится всю ночь сто процентов, вот только её любовь к танцам и общению поможет выкрасть время на побег. Основная танцевальная программа начнется в девять часов вечера. Час мама будет заниматься танцами и знакомствами с новыми людьми, а отец уже будет готовиться ко сну. За это время мама пробудит в себе аппетит и в десять часов вечера, упрашивая папу остаться и проиграв этот спор, она перекусит праздничным блюдом. «Не надо упускать из внимания то, что она совершенно точно подойдет ко мне и начнет упрашивать встать и познакомиться с кем-то. Это как раз будет мне на руку.» Около получаса еще стоит находиться в поле зрения мамы, чтобы она успокоилась и дала время побыть одному. «И вот именно тогда я начну действовать. На всю миссию у меня будет около часа и тридцати минут, потому что именно через это время наступит полночь и моя мама меня потеряет». В то время, когда Том доставал расписание мероприятия, ему удалось заполучить карту города для туристов и теперь найти путь к ресторану была не проблема. От отеля до места назначения было тридцать минут ходьбы и это не могло устраивать. «Но как же тогда добраться до ресторана? Общественный транспорт уже перестанет ездить в это время. Такси? Слишком дорого и ненадежно. Мне определенно нужно было найти транспорт. Но где?» С этой мыслью Том пошел на стоянку отеля. Машин был много, но угонять как-то ничего не хотелось (страх сесть в тюрьму, хоть и Парижскую, побеждал желание действовать очень импульсивно). И тут дежурный на стоянке, сам того не понимая, спас минимум одну жизнь! Он продавал какой-то старый велосипед, денег у Тома было немного, но этого хватало. Транспорт есть, хоть и скрипучий. Очень скрипучий. Теперь план поистине готов. Осталось дождаться вечера.
Время шло незаметно и наступал момент, которого он ждал целый день. Снизу уже послышалась музыка, мама и папа вернулись из бутиков и тоже готовились. На Тома нацепили костюм и бабочку, в общем выглядел он как настоящий джентльмен. Мама просто сияла в коктейльном платье с небольшим шлейфом, а папа был одет так же строго и красиво как Том. С каждым шагом вниз взору открывалась невероятная красота. Всё было роскошно украшено множеством цветов и бантов. Прекрасные, лакированные столы с белыми скатертями были выставлены буквой «п», а посередине зала стоял стол для молодоженов. Он был такой же роскошный и изысканный, как все остальное на этой свадьбе.
Спустя долгое время танцев, поздравлений, еды и шампанского время подходило к десяти часам. Не знаю, может быть Том и экстрасенс, но всё было в точности так, как он предполагал. Папа ушел спать, а мама начала разговор на тему того, что Том постоянно боится к кому-то подойти познакомиться и закончила тем, что внуков она такими темпами никогда не получит. В отчаянии она ушла танцевать, а Том наконец-то приступил к плану. Выбежав на улицу и забрав свой кабриолет на двух колесах, он помчался прямо к своей цели, захватив фонарик и карту города. Скрип стоял такой, что любой человек, проходящий мимо, наблюдал за великолепной картиной, как Том, выглядевший как серьезный бизнесмен, разъезжал по Парижу на велосипеде, готовом развалиться всякий раз, когда нога ступала на его педали. Преодолев все эти сложности, спустя пятнадцать минут, путь был окончен. Тут царила тишина, как будто это была какая-то подворотня. Ну просто рай для маньяков. Темнота вокруг стояла плотная, поэтому пришлось включать фонарь. Но направил Том его четко вниз, при этом приглушив слегка рукой, чтобы никто не заметил. Дверь была заперта и попасть туда было бы невозможно, если бы не сон, в котором Том, находясь внутри, четко видел, что позади ресторана на первом этаже было разбито стекло и закрывал его небольшой слой полиэтилена. Обогнув здание, Том убедился в этом и поспешно, но тихо начал отматывать полиэтилен. Когда работа была завершена, аккуратно, чтобы не пораниться мальчик пролез внутрь. «Неужели я смог?». Внутри у Тома бушевали эмоции, но разум помогал прийти в себя и не торопиться. Том подошел к стене с картиной, еще раз взглянул в глаза изображенных на ней и убедился в том, что видел и знает семью Сары. Необходимо было найти хоть что-то еще и внутреннее чувство подсказывало, что это самое находиться в кабинете директора ресторана. Том нащупал дверь, которая видимо и вела в тот самый кабинет. Убедившись, что дверь за ним закрылась, он включил фонарик на полную мощность и свет озарил комнату. Должна признаться, что ожидания Тома совсем не совпадали с реальностью. Кабинет был очень простой. Буквально – стол, стул и полка с книгами. Больше там ничего не было. Том подошел к столу. На нем лежала пара бумаг, ручки и стоял компьютер. Все эти предметы были покрыты слоем пыли – видимо директор не особо часто посещает свою работу. Том открыл первый ящик и там обнаружил папки, бумаги, но ничего особенного в них не было. Самое удивительное было то, что ничего в этом ресторане не было закрыто. Кабинет был открыт, все ящики тоже. Ничего скрытого. Очень странно. Взгляд метнулся, заметив листок, который впоследствии оставил огромное впечатление. Он был весь мятый и его тоже покрывал слой пыли. Это был договор дарения. И тут уже знакомые чувства окатили его с ног до головы: ужас, шок, страх – все что он испытывал теперь каждый день. Это был договор дарения, сообщающий о переходе имущества, а именно ресторана «VICTOR», от Виктора Блейка к Нинон Дюваль. «Нинон?! Та самая?!».
Темнота окружала Тома и раньше, но теперь она сгущается воедино, даже несмотря на свет фонаря. На какое-то мгновение ему даже показалось, что он тотчас упадет в обморок. Нервы были разрушены. Моральное состояние было близко к нулю. И лишь время, имевшее главную роль в плане, освежило его мысли и дало толчок. Том положил листок туда, где он лежал и начал оглядываться. После недолгого разглядывания пустой комнаты он понял, что больше ничего интересного здесь нет. Теперь надо было уходить из ресторана. Несмотря на потухшее состояние, он был очень рад тому, что ночное гуляние никто не заметил и все прошло без происшествий. «Если не считать того, что я увидел там».
Сколько же тайн хранит ресторан «VICTOR»?
8.
Кто живет внутри человека? Кто может понять его чувства, услышать его мысли? Кто сможет хоть раз помочь ему забыть всё плохое? В детстве каждый из нас придумывал тайного человечка или другое существо, которое было постоянно с нами. Мы смеялись с ним, а может даже делились чем-то. В конце концов кто-то же выслушивает наши мысли. Кто-то же пускает наши слезы, дабы стало легче. Но кто это? Может это выдумка, просто воображение, которое правит в каждом из нас. Но в каждой выдумке есть доля истины. А что, если в истине есть доля выдумки? Что, если то, что мы принимаем за истину – всего лишь плод воображения? Что если это не мы видим сны по ночам, а мы сами – сон. И кто-то в другом измерении видит нас, как маленьких существ, которые им снятся? Может всё что живет у нас внутри, на самом деле существует в реальности? Все единороги, большие пауки и даже зубная фея. Все они – реальность. А мы всего лишь плод их воображения. И нас что-то связывает, поэтому мы видим друг друга. Мы – это две реальности, не признающие друг друга за истину.
А может быть мы две выдумки, которые строят свою реальность.
Она была его реальностью. Он не мог точно утверждать, кем приходился ей, но был уверен, что и ей онпредставлялся больше, чем просто выдумка. Весь его мир был заключен в том темном подвале. И чтобы выбраться оттуда, было необходимо помочь той девушке, которая забрала его реальность.
«И я помогу ей.»
Часть II
«САРА БЛЕЙК» 1.
Стрелка часов едва не достигла семи, когда лучи солнца озарили бледное помещение. Воздух тоже по-утреннему заметался по комнате. Говорят, что белые оттенки в доме дарят свет и ощущение свободы, но белизна больничных стен дарит только угнетение и напоминает о том, почему ты здесь.
Чисто теоретически, из-за запрета на открытые окна, воздух не мог попасть внутрь, но сквозь щели в кирпичных стенах больницы всё равно пробивались ледяные струйки ветра.
Съежившись от них, в едва осветлённой солнцем комнате, лежала девушка. Ее больные глаза недавно нехотя открылись. Она слышала свое дыхание посреди кромешной тишины. Ее выдох был плотным, а вдох глубоким и быстрым, будто цепляющимся за последние крупинки воздуха. Если бы она была чуть крупнее, чем соломинка, с большой вероятностью, она бы укуталась в свои же руки и уткнулась бы носом в самые свои коленки. Но она была такой маленькой, хрупкой, истощённой. На ее фарфорово-бледном лице было множество царапин и шрамов. Она была разбита… Как внешне, так и внутренне.
Около получаса ее тело не двигалось, глаза смотрели в одну точку-катетер. Да, он был прикреплен к ее руке с помощью пластыря, на котором были изображены фиолетовые бабочки, а из капельницы на них лились капли лекарства, но ощущалось будто это был дождь. Именно ради таких мыслей, наверно единственных хороших в её голове, сестра Бекки стащила у детского отделения целую пачку этих лейкопластырей.
–Дорогая, доброе утро! – скрипнув дверью, зашла медсестра с утренними таблетками и завтраком. Её звали Ребекка, но для друзей или особенных пациентов она была сестрой Бекки. Эта не столь молодая женщина с длинными, красиво уложенными черными волосами. Она была крупновата, но по мнению многих в этой клинике, именно ее размеры создавали впечатление уюта. Раньше Ребекка работала в детском отделении, на первом этаже в этой же больнице. Она была для них всех как вторая мать, но потом её перевели во взрослое отделение на второй этаж. Здесь обычно всегда было пусто, поэтому, несмотря на перевод, Ребекка ходила в игровую на первый этаж, чтобы играть с маленькими больными.
Девушка с большим трудом перевернулась на спину и, подождав пока сестра протянет ей руку, села на кровати.
–Что ж, сегодня снова твоя ненавистная перловка, но зато мне удалось выудить для тебя сироп со вкусом клубники, и хоть от клубники там одна химия и название, думаю тебе будет повкуснее, – взбивая подушку, протарахтела Бекки.
–Спасибо. Раз ты могла достать перловку со вкусом клубники, я бы расцеловала тебя прямо здесь, – насколько возможно громко и весело, сказала девушка.
–Клянусь небесными тучками, ты единственный пациент, который в состоянии шутить, Сара.
«Клянусь небесными тучками» или «Клянусь бабушкиным спагетти» – это были самые популярные и самые нерушимые клятвы сестры Бекки. После них можно было быть уверенным, что все, что было сказано до этого – абсолютная правда.
На белом личике слегка зарозовела улыбка. Только Ребекке удавалось внести в эту белую сказку другие краски и Сара была несказанно благодарна ей за это.
–Такс! Давай, моя милая, таблеточку раз, таблеточку два и ложечку сиропа. А теперь будь терпеливой и съешь эту кашу.
Сара сделала все, как попросила сестра и начала ковырять кашу. Есть ей хотелось меньше всего, а особенно жидкую, недоваренную перловку. Но всё же, переборов себя, она начала толкать ложку за ложкой в рот.
– Вот умница, а теперь отдыхай. В девять я зайду и мы попьем чай, идет?
Сара кивнула и съехала по подушке вниз, снова перевернувшись на бок. Бекки направилась к выходу, но перед уходом добавила:
–Клянусь бабушкиным спагетти, уже очень скоро ты будешь есть их вместо этой перловки. Улыбнувшись, Бекки вышла.
2.
После утреннего чая и привычных обсуждений новостей наступало время безделья или на больничном языке – «отдыха». Но Сару уже порядком тошнило от него. Вряд-ли хоть кто-то считает отдыхом беспрерывное лежание на жесткой, как камень кровати в окружении белых стен. «Черт, ненавижу белый» – подумала Сара и с величайшим трудом перевернулась на другую сторону. Напротив нее возникло зеркало. Пыльное, местами изрисованное и заляпанное. Сара ненавидела лежать на правом боку именно из-за него, но левая рука порядком затекла, поэтому девушке пришлось наплевать на свои предпочтения. В зеркале отражалась полная пустота. Точнее там отражалась комната, да и сама Сара, но всё это для нее было лишь воздухом. Через какое-то время Сара заметила, что капельница перестала капать, было время заменить лекарство, и решив не дожидаться санитарки, девушка поплелась в процедурный кабинет. Выйдя за пределы своей палаты, Сара почувствовала удар едкого запаха медикаментов. С левой и правой стороны располагались такие же громадные и такие же скрипучие двери, которые вели в такие же белые комнаты. Коридор был длинным. Чтобы попасть в процедурный кабинет, нужно было дойти до самого его конца, миновав пару палат, ординаторскую, сестринский пост и туалет, предназначения у которого, по всей видимости, не было ибо он всегда был закрыт. Еле перебирая ногами, опираясь на стены, Сара прошла через коридор и, подходя к ординаторской, услышала знакомые голоса. Обычно эта дверь никогда не была открыта, так как заведующий отделением, занимавший этот кабинет, никогда в нем не работал. Подслушивать чужие разговоры не являлось пристрастием Сары, но в данную минуту ей все равно стоило остановиться и отдышаться, так как сил у нее не было.
– Либо вы сошли с ума, либо вы бредите.
– Я пока что в здравом рассудке. Девочка пробыла в коме два года, а теперь она вынуждена загибаться здесь только потому, что её папочка – озверевший пьяница.
– Да вы хоть знаете, кто ее, как вы выразились «папочка», госпожа Бекки?
– Во-первых, для вас я Ребекка Джойс, а не Бекки. А во-вторых, для меня он сумасшедший алкоголик, пусть даже с огромным баблом за плечами. Ни один доллар не дает ему права так издеваться над собственной же дочерью, а потом прикрываться скорбью по ее же погибшей матушке.
–Только моя высокая компетентность не позволяет мне включить сейчас диктофон и записать ваши «лестные» слова про Блейка.
–Вы можете говорить что угодно, мистер Джобс, но либо обратитесь вы, либо это сделаю я и на этом точка.
За приоткрытой дверью послышались шаги и через секунд десять по коридору пронесся противный скрип, а затем громкий хлопок, сопровождаемый выразительным топотом медсестры, видимо настолько злой, что, вылетев из кабинета, она даже не заметила сидевшую с другой стороны ординаторской Сару.
Что ж, было довольно очевидно, что речь шла об ее отце. Немного напрягшись, Сара поднялась с пола и заковыляла за своей целью, но едва она прошла три шага, как сзади ее окликнули.
–Сара? – сзади стоял мистер Джобс, высокий седовласый мужчина в возрасте, довольно хрупкого телосложения. В отделении его в шутку называли «мистер Развалюха». Прескверный характер этого старичка только сильнее подкреплял свое звание.
–Что ты здесь делаешь?
–Я шла за капельницей, мистер.
Джобс смерил её взглядом и, кажется, забрал этим самым последние силы девушки. В тот момент Сара вспомнила «Гарри Поттера» и про себя подумала, что именно так и смотрел Волан-де-Морт.
–Разве сестра Ребекка не должна была поменять ее тебе с утра?
–Нет, мистер, я попросила её позволить сделать это мне самой. Я подумала, что для моей скорой реабилитации полезно немного пройтись.
Конечно же это было вранье, но Сара не хотела, чтобы мистер Развалюха ругал Бекки.
–Что ж, если у вас достаточно сил…, – не договорив, Джобс развернулся и направился в противоположную сторону.
Вернувшись в палату, девушка разрыдалась. Её слезы текли рекой. Напоминание о смерти матери резануло её сердце еще глубже. Из руки ее сочилась кровь, а рана отдавала острой болью. Ей следовало бы быстрее поменять капельницу, чтобы избавиться от этого чувства. Но ни одно чертово лекарство не заглушило бы её боли на самом деле.
3.
Было уже темно, когда Бекки пришла навестить Сару. Девушка читала книгу, которую медсестра принесла ей из детского отделения.
Сев на кровать, Ребекка молча взяла руку Сары и, пристально посмотрев ей в глаза, сказала:
– Джобс сказал, что ты сегодня была в коридоре, ходила за капельницей. Ты слышала наш разговор?
Девушка попыталась помотать головой, но по её безжизненному лицу Бекки поняла, что Сара всё знает.
– Я понимаю, что ты не хотела бы, чтобы я говорила о нем, а тем более чтобы я сообщала о ваших отношениях в органы, но… Понимаешь, я не люблю подонков, особенно тех, у которых есть возможность покрывать свои поступки деньгами.
– Да, я понимаю. Я не сержусь на тебя, просто я помню всё… Каждый день я снова и снова вспоминаю тот день, когда всё поменялось…, -девушка еле-еле сдерживала слёзы, а рукой она придерживала белую хлопковую простыню, но кажется ей это не придавало сил. – День, когда моя жизнь пошла под откос…
Ребекка знала, что в эту минуту ей просто требовалось тепло, понимание и принятие. И она дала ей это. Она обняла её так сильно, как только могла. Последний раз её так обнимала мама.
Ночь была морозной, а за окном гремела гроза. Сара, как обычно не спала, а лишь ворочалась с боку на бок. Она явно слышала отчетливые капли дождя, которые с дребезгом разбивались о крышу, а также она точно слышала завывания ветра, проносившиеся эхом сквозь канализацию. Единственное, что заполняло сейчас её мысли – воспоминания о доме…
Она была счастлива там, она обожала свою маленькую комнатушку с цветами на обоях, которые они рисовали вместе с мамой, садик, украшенный любимыми цветами хозяйки: тюльпанами и орхидеями. А чего только стоила теплая веранда около фонтанчика, где зимними вечерами семья собиралась за чашечкой чая или в папином случае кофе. Они читали там книжки, обсуждали новости, а по утрам веранда превращалась в парикмахерскую и столовую, где две стороны находились в непрерывном сражении: мама, заплетающая Саре косички и бабушка, пытающаяся обеспечить весь дом ароматными булочками с маком.
Но сейчас дом – это самое последнее место, куда бы она хотела вернуться. Теперь этот некогда уютный уголок ассоциируется у неё с ужасом и страхом…
Дом превратился в ветхую усадьбу, окруженную зарослями и сорняками. В их непроглядном множестве покоилась мрачная, заросшая паутиной веранда, которая сменила свой аромат маковых булочек на запах отсыревших досок и заплесневелых кухонных приборов, оставшихся там еще с давних времен. Прошло два года, а такое ощущение, что этот домик прошёл через две войны, чуму и налёт индейцев. Все цветы погибли, всюду были лужи и сплошная грязь.
От этих мыслей проснулись и побежали по всему телу девушки холодные мелкие мурашки. Их передвижение ледяными четкими шагами заставило девушку наконец-то заснуть.
4.
«Париж… Ах, он такой, каким я его помню. Эти странные сны… Но я так люблю их, ведь снова вижу красоту своего любимого города. Эти старенькие дома, улочки, создающие ощущение тепла и уюта… Цветные бульвары, украшенные магазинчиками разных видов, элегантными вывесками и, боже мой, прекрасными цветами, от которых кружится голова. Запахи выпечки, свежего кофе, сладких духов и терпких одеколонов…. Париж. Это всё Париж…
А вот и снова этот мальчик, как будто я знаю его всю жизнь. Он смотрит на меня также пристально, как и в первый раз. Интересно, он слышит меня? Я думаю, у него красивое имя. Оно совсем не французское. Том… Что-то английское. А еще мне нравятся его светлые волосы, слегка вьющиеся, то ли естественно, то ли от ветра. Они очень четко подчеркивают его слегка грубоватый, по-мужски, подбородок и большие карие глаза, невероятно темные, но при этом такие светлые и добрые. А еще меня всегда забавлял его неуклюже-высокий рост, он, казалось, напоминал мне великана. Хотя может это, наоборот, я для него гномик… Эти мысли заставили меня улыбнуться так легко и по-доброму, что я даже не заметила сперва…
Жаль, что я не знаю, существует ли он в реальности. Жаль, что не могу поговорить с ним вот так просто. Жаль, что у меня нет такого друга в жизни…
Но у меня есть сны, в которых, видимо, я всегда буду связываться с ним.
А еще мне так хочется рассказать ему свою историю… Я не знаю почему, но я так доверяю ему. Может это потому, что мне действительно не с кем поговорить об этом, да и вообще о чём-нибудь. Он пытается мне помочь… Дурачок. Он же не понимает, что не может ничего сделать. Или это я дурочка? Может я настолько хочу, чтобы кто-то мне помог, что вижу этого мальчика? Вот глупая, конечно, это я. Ведь это моё подсознание выдает эти сны. Мне так не хочется разочаровывать его, сказав, что он бессилен, поэтому каждый сон я дарю ему частичку своей души. Своей истории. Что бы рассказать ему сегодня? Он так обеспокоен… Искорки в его глазах мечутся точно пылинки в воздухе. Он знает мое имя, кто моя семья, он видел ресторан моего отца и наверно догадывается, что там произошло… Готова ли я рассказать ему, что случилось? Ведь это значит довериться ему еще больше. Больше самого большого… Доверить самое сокровенное, самое больное…
Он будто в клетке, пытается биться в пустоту, как в стекло, как в стену. Он непременно заслуживает знать обо мне всё. Он со мной уже три года и даже больше. Он будто бы внутри меня, в моём сердце…
Нет. Только не сегодня. Сегодня я просто буду смотреть в его бездонные глаза до самого утра, пока нянюшка Бекки не разбудит меня…»
5.
Так и произошло. Пройдя все больничные утренние процедуры, поболтав с Бекки о новостях и выпив чай с перловкой, отдаленно вкусной из-за клубничного топпинга, она по праву могла считать свою миссию выполненной. Посидев на жесткой кровати и вспоминая сон былой ночи, она вроде бы даже не чувствовала себя одинокой. За окном переливались солнечные лучи, слышался писк пташек, сидящих на проводах возле её окна, иногда доносился гул проезжающих машин и голоса спешащих прохожих. Она вдруг почувствовала себя необычайно легко, впервые за долгое время её мысли были светлыми… Голову омрачало лишь воспоминание о скорой выписке. Ведь это значит, что ей придется вернуться туда… В тот мрак, слякоть…
Сара сидела на широком подоконнике, когда услышала отчетливый знакомый звук хлопающей двери и крики из коридора. Она тут же мгновенно спрыгнула, насколько это было возможно, и поплелась к выходу. Подходя к двери, она чуть не столкнулась лбом с Бекки. Но возгласы были такие, как будто столкновение произошло.
– Бекки? Ты чего? Что случилось?!
Медсестра, едва отошедшая от неожиданности встречи, аккуратно поправила халат и заправила выпавший черный локон за острое, казалось бы всё слышащее ухо. Не отвечая на вопросы, она под зорким и любопытным взглядом своей подопечной направилась к высокому, но дряхлому шкафу. Ребекка распахнула дверцу, прочувствовала испепеляющий взгляд Сары на своей спине, подождала три секунды и с восклицательным выдохом провозгласила:
– Собирайте вещи, мадам! Мы отправляемся домой! И вся эта, не побоюсь этого слова, шарашкина кантора никогда нас больше не увидит! – размахивала руками и активно жестикулировала мимикой сестра.
Сара, оторопев на секунду, собралась было переспросить, но увидев, что ей явно ничего больше объяснять не станут, сомкнула уже готовившиеся задавать вопросы губы и начала наблюдать.
Бекки поспешно достала старый чемоданчик девушки и впопыхах, прерываясь на то, чтобы поправить всё также стремившийся на волю волос, аккуратно складывала её вещи. Спихнув в чемодан две кофты, она с истерическим акцентом начала напевать какую-то мелодию, дабы не выдать своё волнение. Неужели она действительно думала, что пара нот, спетые ею, как последние слова перед смертью, смогут перекрыть напряжение, возникшее в этой палате? Спустя небольшое время, вызванное явным недостатком вещей в гардеробе Сары, Ребекка с усталостью села на кушетку и закрыла лицо руками. Потом протёрла его, как бы умываясь, и пристально посмотрела на девушку. Легонько ударяя по хлопковой простыне, она пригласила сесть её рядом.
– Девочка моя, всё будет хорошо, клянусь тебе всем, чем только можно! – Проведя рукой по воздуху, обрисовывая огромный круг, начала медсестра. – Не могу я тебя снова отдать этому тирану. Ну не могу! Хоть убей! Поэтому я официально подписала приказ об увольнении и собираюсь отвезти тебя к себе. Жить. Отказы и любые другие возражения не принимаются!
Явно оторопев от этой новости, Сара даже и не думала возражать. Единственное чувство, таившееся в ней в эту секунду, была огромная благодарность. Она вскочила и со всей своей силой обняла Бекки. Та покачнулась, но тут же ответила на объятия также крепко-крепко. И весь мир перестал существовать…
***
По дороге в новый дом, они слушали песни, горланя их так громко, что рядом проезжавшие машины иногда сигналили в след, то ли возмущаясь, то ли подпевая им. На заправке они купили два хот-дога и по банке газировки. После этой остановки в головах у них поселились яркие и светлые предсказания о совместном будущем. Сара думала о том, что после смерти её мамы ей никогда ещё не было так весело и тепло, а Ребекка смирилась с мыслью, что пока рядом есть Сара, недостатка в собственных детях у неё нет. Они были друг другу семьёй – крепкой и понимающей.
– Ладно, расскажи мне… Как выглядит твой дом? – поинтересовалась Сара
– Ооо, это ужасный, огромный дом с привидениями. Ночью туда залетают летучие мыши-дети Дракулы и пьют мою кровь. Да-да, прямо как я сейчас этот виноградный сок! – устрашающе провозгласила Бекки. – А что ты, собственно, смеёшься, дорогая? – спросила она у хохотавшей рядом девочки. – Вообще-то это омолаживает и способствует обновлению крови! Как врач тебе говорю!
– Ха-ха-ха-ха, Бекки! Ну ты даешь. Я серьезно… Ну допустим, у тебя есть веранда или беседка, чтобы мы сидели и пили там чай каждый вечер?
– Нет, моя дорогая. Веранды у меня нет, да и беседка заросла сорняками. А вот про летучих мышей – это правда! Точнее, это комары, но поверь, кровь они сосут так же, как Дракула! – машина озарилась смехом – звонким и молодым, более спокойным, но таким же светлым.
– Хорошо. Это не беда, я помогу тебе восстановить беседку и мы введём традицию пить чай! Прямо как англичане в пять часов!
– Как скажете, моя юная леди! – не отрываясь от дороги, левой рукой отдала честь Бекки.
– А с комарами я тоже разберусь. Когда я была маленькая, моя мама сажала целые клумбы мяты и полыни. Она говорила, что их запах отпугивает комаров. А когда мы сидели на веранде, она отрывала небольшие соцветия мяты и клала по краям стола. Не знаю, правда это или нет, но у нас работало!
Так, болтая о будущем, они не успели опомниться, как доехали до места. На улице уже стемнело, однако переулок, где расположился дом был ярко освещён красивыми фонарями, похожими на архитектурное чудо.
Улочка была небольшая, дома были тесно расположены друг к другу, однако некоторые разделялись небольшими садами или огородами, ну в общем участками для посева всякой всячины. Домики все были маленькие, большая часть которых – одноэтажные. Однако снаружи они были очень даже опрятные. Как будто пряничные. У каждого домика была своя маленькая кирпичная крыша, небольшая труба, говорившая о наличии камина. Окошки напоминали крошечные глаза, а двери были похожи на носы или рты, придающие дому жизнь и весёлую картинку. Для каждого домика был свой, такой же маленький, почтовый ящичек. У кого-то красненький, у кого-то серый или голубой.
Домик Ребекки находился почти в самом конце переулка, он был огорожен заборчиком, выглядящим недорого, но стильно. Сам дом имел два этажа, маленькую крышу зелёного цвета и кирпичную белую трубу. Окна были чуть больше, чем у всех остальных, но это было даже мило. Особенно красиво представляли дом молочные занавески, виднеющиеся из окон. Даже издалека можно было убедиться в их чистоте. Дверь была темно-зеленого цвета, сама она имела слегка полукруглую форму и напоминала дверь в домики американских человечков из различных английских сериалов и фильмов. Однако выдержанный белый тон стен, сказочность фонарей и решётчатый металлический забор возвращали нас в изящную Францию. А точнее уже в её пригород – Понтуаз.
6.
Сказка утра заключается в терпком запахе кофе, морозной свежести воздуха и сладковато-пряном вкусе булочек.
Это было первое за долгое время утро, когда девушка чувствовала себя счастливой. Едва она открыла глаза, ей захотелось вскочить, подбежать к окну и раскрыв его настежь начать горланить на всю улицу что-нибудь из репертуара Элвиса Пресли. Но только она спустилась по хрусткой лестнице, сердце её заполнилось любовью песен Уитни Хьюстон.
Гостиная дома была просторная, вся в белоснежно-молочных тонах. На стенах висели картины, которые, как сказала Бекки, прибывали постепенно с ежегодными праздниками. Авторов и названий картин она не знала, но предполагала, что только какой-то дурак мог нарисовать глаза и нос человеческой пятке.
– Ну ты и балда, Бекки. – хохоча, провозгласила Сара. – Это же сам Дали! Тут вложен глубокий смысл!
– Да ладно! – саркастически прошипела Ребекка. – В этой непонятной каляке-маляке столько же смысла, сколько в соседской шавке, которая предпочитает метить только один куст из тысячи в нашем районе. И знаешь где он находится?! Правильно. – не отрываясь от готовки произнесла она. – под моим окном!
– Ха-ха-ха. Сила искусства!
– Ага, я ему за такое искусство хвост оторвала бы.
Кухня наполнилась ароматами и вот уже был готов завтрак. После вкусной еды они вышли погулять.
– Эх, Бекки… А что будет, если мой отец меня найдет? А он непременно это сделает, несмотря на то, что обратись он в полицию, его скорее всего пошлют из-за дикой ненависти, связанной с частыми визитами папы в их отделение за последний год.
Они подошли к маленькому водоему, окаймленному кустами и камнями разной величины и цвета. Сара плюхнулась на маленькую подушечку из травы и, грустно посмотрев на воду, начала кидать туда «блинчики».
– Девочка моя, честно сказать, я не знаю. Это незаконно и меня вообще могут посадить за кражу ребенка, но….
– Какая-то добровольная кража получается! – перебила Сара.
– Да, и всё же… Твой отец имел большие связи, но сейчас он ничего ровным счетом из себя не представляет. Прости, что я так говорю, но кто захочет помогать отъявленному алкоголику, который бьет своего ребенка?
– У меня есть бабушка… Наверно она тоже заметит мое отсутствие…
Ребекка села рядом с Сарой и спросила:
–Почему ты никогда не говорила про бабушку? Как её зовут и где нам её найти?
–Её зовут Нинон. Она исконная француженка. Её дом находится практически рядом с рестораном отца.
–Она хорошо к тебе относится? Знает про отца?
–Она всегда любила меня… И мою мать. А когда её не стало, она больше не смогла быть в доме, видя, как увядает мой отец. Через месяца два после её смерти она переехала в новый дом. Она рассказала мне это сразу, как я очнулась… Ну ты помнишь… – девушку снова охватили холодные воспоминания, ледяным ветром окутали её душу и мелкими мурашками заполнили её тело.
– Это та добрая старушка, которая приезжала к тебе за выпиской? Это наверно глупо, но я даже и не подумала, что это твоя бабушка…
Полянка наполнилась молчанием, скорбью и грустью. Воздух уже перестал быть легким и свежим, а казался плотным и тяжелым. Лучи солнца уже не приносили теплой радости, а раздражали глаза и излишне нагревали голову. Вот так одно воспоминание могло истребить всё счастье вокруг…
–Я знаю, что нам делать. Завтра же я поеду в город и встречусь с твоей бабушкой. Думаю, я смогу найти её около ресторана, раз она рядом живет. Я поговорю с ней и попрошу ничего не передавать твоему отцу. А дальше ты уже сама решишь, может тебе лучше будет жить у неё. – С этими словами, не дождавшись ответа, Ребекка с неким трудом поднялась и зашагала к дому.
Девушка осталась у прудика. Она смотрела в одну точку и пересматривала свою жизнь, как кинофильм. Теперь музыкой её утра скорее были Селин Дион или Элтон Джон…
7.
Не знаю, насколько удивительным вам покажется факт, что в цветущей провинции Франции был отличающийся от всех еще большей изящностью домик, но да! – он был. Во всём городе, ни на одной улице не было такого благоухающего местечка.
Домик Нинон находился прямо через дорогу от ресторана, их отделяла небольшая аллея с лавочками и пара журнальных киосков. Её участок славился богатством цветов. Казалось, что весь, не такой уж и большой участок земли, выделенный под проживание старушки, заполнен разнообразной растительностью. Каждый уголок, куда бы не ступала нога человека, пришедшего к ней в гости, был занят собственным «хозяином». Помнится, даже прошлым летом, когда Нинон первый раз посадила орхидеи, все удивлялись, как из одной затраченной пачки семян, которую опустошила старушка, вырос целый Орхидеевый лес. Так его называли все прохожие, знакомые и друзья Нинон.
Вот и Ребекка, приехав в этот райский уголок для всех побегов, не могла поверить глазам. Но это еще ладно! А вот найти дорогу, хотя бы тропиночку к дому, не обросшую цветами, казалось для неё поистине невозможным. Наконец справившись с этой задачей, она постучала в дверь.
– Да-да?.., – из-за двери послышался тёплый голос и медленные шаги.
Дверь открыла самой миловидной внешности бабушка. Ну вот прямо настоящая! Как во всех сказках писано. Маленький, слегка пухленький силуэт держали неуклюже коротенькие ножки, руки были такого же небольшого размера, но прошу заметить очень ухоженными. На ноготках даже был заметен блеск бесцветного лака. Голова, а точнее её «растительность» была аккуратнейшим образом убрана в белёсый пучок сзади, который держался за счёт заколки в виде бабочки. В руках у неё была лейка (что, впрочем, наверно не так удивительно).
– Я могу вам чем-то помочь? Вы наверно за семенами?
– Ан-нет. Не за семенами, но я надеюсь, что помочь вы мне сможете. – слегка смущенно произнесла Ребекка.
– Что ж, в таком случае прошу… – засмеявшись проговорила Нинон, жестом приглашая гостью внутрь.
Внутри дом был такой же сказочный, как и снаружи. Угадайте, что было главным узором и орнаментом? Эврика! Конечно, цветы. Обои были бледновато-розового тона с белыми розочками, расположенными вертикально в рядочки. Кухня была просторная и пахла свежестью, в спинках стульев был вырезан роскошный орнамент в виде бутона тюльпана. Сам стол покрывала белоснежная скатерть, на самых краешках которой красовались вырезы в форме ромашек.
– Вам чай с чабрецом или мятой? – таким же теплым и сладким голосом уточнила хозяйка.
– Я вообще больше люблю кофе… Давайте с чабрецом. – Ребекка мысленно готовила разговор и искренне не знала, с чего его начать.
– Дорогая, кофе вредит сердечно-сосудистой системе, а вот чай, да тем более с чабрецом, помогает нервной системе. Да и спать будешь, как младенец. – Нинон поднесла чашечки с ароматным напитком и добрым, с открытым любопытством взглядом посмотрела на гостью.
– Я Нинон, впрочем, вы наверно это знаете, раз одарили меня честью вашего присутствия. Позвольте узнать ваше имя?
– Ах, да, я совсем забыла представиться… -занервничала Ребекка, так сильно, что даже пролила немного чая на белоснежную скатерть. Испугавшись возможной реакции хозяйки, она тут же поставила чашку на место пятна. Хотя, кажется, Нинон была полна ожидания ясности и пятна её не интересовали абсолютно.
– Я медсестра в больнице, здесь недалеко. Я лечила вашу внучку – Сару, – протараторила она, не поднимая глаз с кружки и спотыкаясь на каждом слове, мысленно пытаясь собраться с духом.
Нинон ничего не ответила, лишь в глазах ее сверкнул еще более любопытный блеск и, уткнувшись не по-старчески алыми от помады губами в чашку, продолжила слушать.
– Мы с ней подружились… Очень сильно… И иной раз мне кажется, что я люблю эту девочку, словно свою дочь…
В глазах старушки промелькнула ежеминутная скорбь и ярость в то же время. Но виду она не подала и продолжила слушать.
– Вы не подумайте, я понимаю, что она не моя дочь, и более того я уверена, что её мама была самой лучшей, так как Сара неоднократно повторяла это….
Нинон резко встала, отставив чашечку в сторону, и неоднозначным взглядом окатила Ребекку. После чего её коротенькие ножки унесли Нинон в другую комнату. Она не заставила себя ждать, несмотря на не столь быстрые движения, и уже через минуту появилась снова. В руках она держала книжку или что-то наподобие. Ребекка не могла точно рассмотреть. Но, когда та подошла поближе, стало ясно, что это альбом.
– Знаете, Ребекка, семья – это единственное самое важное приобретение для каждого человека. Семья – это дом, в который мы возвращаемся уставшими. Семья – это праздник, когда мы грустим или злимся. Семья – это самый теплый ужин, самая мягкая постель. Я бы обменяла все цветы в моем палисаднике на то, чтобы цветы распустились в моем сердце. А это возможно только, если бы мне вернули мою семью.
Это были самые правильные и нужные, но в то же время самые больные слова, которые только могла слышать Ребекка. У неё не было семьи… Никогда.
–Вы правы… Вы абсолютно правы. – вздохнула Ребекка.
Ей почему-то так захотелось открыть свое сердце этой женщине, как никому и никогда. Поделиться с ней тем камнем, что давит на её крохотное сердечко.
– Знаете, у меня никогда не было семьи… Мои мать и отец погибли в автокатастрофе, когда мне было пять лет. Меня забрали в детский дом, где каждый лишний для других. Меня не хотели забирать в семью, да я и не жаловалась. Не знаю почему, но мне казалось, что все семьи, которые приходили забирать детей – не мои. Среди них не было ни одного родного человека. Так я и жила до совершеннолетия. А после я переехала из того маленького городка в еще более маленький – Понтуаз. Там обжилась, создала что-то типа уютной атмосферы. – Ребекка прервалась, сделала успокаивающий глоток чая и продолжила. – Но знаете, я даже как-то домашних питомцев не заводила никогда. Не знаю почему… В детстве у меня был кот Берлин. Это я его так назвала. Мне его подарили на день рождения, коронным блюдом которого были берлинские пончики, ну вот я его и назвала в честь них. -Ребекка усмехнулась, вспомнив тот самый светлый праздник в её жизни. Единственный светлый праздник. – В собственной личной жизни у меня как-то не сложилось, да и не ладилось никогда… Детей нет, была одна работа, а сейчас и её нет, – она выдохнула весь воздух что был в её легких, она пыталась выдохнуть всю боль, осевшую там плотным слоем. Но не смогла… – А однажды в моей жизни появился свет. Я встретила вашу внучку, я искренне полюбила эту девочку. Она стала ярким пятном в моей жизни.
– Таким же ярким, как то, от чая? – улыбаясь, по-доброму проговорила Нинон.
– Да… – улыбнувшись в ответ проговорила Ребекка. – Простите… Я очень неловкая. Мне так неудобно перед вами…
– Брось, – перебила старушка. – Вон мой покойный муж постоянно клал чайные пакетики, что уже является преступлением, потому что я не признаю такую варварскую форму этого напитка, на стол. Я только постираю скатерть, а он раз и положит. И даже не извинился ни разу! Но зато как он меня любил! А это важнее всего.
Две женщины стали смеяться, искренне и по-детски. Начали рассматривать фотоальбом. Свадьба Нинон, рождение её дочери Марии. На бумаге она выглядела такой живой, такой смешной и настоящей. Её первые шаги, первая улыбка, первая прическа и платьице – всё осталось в маленькой книжечке, которая стала спасением Нинон.
– Я вообще пришла, чтобы кое-что вам сообщить…
– Я надеюсь, это из приятных новостей?
– Вообще-то не совсем…, – снова замялась Ребекка. Её вновь окатил страх и невероятное волнение… – На самом деле вашу внучку на днях уже выписали…
– Вот как. Я об этом не слышала. Отец её уже забрал?
– Нет, понимаете… Я забрала её жить к себе. И я… Думала…
– Простите, что?!
Ребекка вздрогнула. Она догадывалась, что реакция будет не из самых приятных, но сейчас земля под её ногами разверзлась и она полностью поникла. Она провалилась в ту пропасть незнания и неведенья. Она не представляла, что делать дальше. После слов «Простите, что?!» она поняла, насколько необдуманно и глупо поступила.
– Да, я знаю, что это кажется невообразимой наглостью с моей стороны, но вы должны понять почему я это сделала.
– Ребекка, если вы думаете, что я рассержена на вас, то вы не правы. В конце концов на убийцу вы не похожи, на похитителя маленьких девочек из больниц тоже. Да и даже, если бы вы были кем-то из этих персонажей, то позвольте утверждать, что было бы крайне нелогично с вашей стороны приходить ко мне в дом и рассказывать об этом, – выпалив это как пулеметчица, Нинон набрала в легкие воздух и уже сбавив громкость голоса продолжила. -Просто я в замешательстве и право не понимаю вашего поступка, хотя отдаю себе отчёт, что в этом вы несомненно видите какое-то благо. Я права?
Ребекка уставилась на неё такими глазами, какими никогда ни на кого не смотрела. Пребывание в этом доме стало одновременно самым приятным и одновременно самым страшным моментом в её жизни…
8.
«За гранью»
На нашем пути мы встречаем порой людей, которые имели все. Имели, но потеряли. Иногда мы встречаем людей, которые, не имея ничего, заполучили всё.
Людей с крыльями и без. Добрых и злых. Жадных и щедрых. Людей, готовых помочь в любую минуту. Людей, готовых помочь кому угодно в этом мире. Или тех, кто не способен помочь даже себе. Их всех, таких разных объединяет одно. История.
Мы все имеем свое начало и конец, у каждого свои ступеньки и дверцы. Для каждого свои уникальные ключи, как отпечатки пальцев. Открыв свою дверцу, мы можем увидеть прямо за ней другую, от которой у нас нет ключа, но он есть у кого-то другого и, открывая свою дверцу, мы можем осветить путь для другого человека. Мы способны менять чью-то судьбу.
Если истории людей переплетаются, то вся структура рушится. Когда мы начинаем любить мы ищем пути и двери для того, кого любим, желая ему непременного счастья, забывая про свой путь, про свои цели. Стоит нам возненавидеть, мы вкладываем все силы в то, чтобы – не дай Бог! – не открыть дверь, помогающую этому человеку, порой закрывая путь самим себе. Мы чувствуем, а чувства способны разрушать.
А что будет, если мы перепутаем ключи? Кто-то пройдет по чужому пути, включая и нас. Мы проживем чужую жизнь. Возможно, она и будет прекрасней, чем собственная, но мы не почувствуем того, что могли бы. Все наши чувства исходят из событий, происходящих с нами. Если этих событий не будет, то не будет и чувств.
Представьте, что всё-таки существует следующая жизнь. Что если за одну жизнь мы учимся чему-то одному. Кто-то проживает жизнь полную любви с самого детства, учась любить и дарить это чувство другим. Кто-то растет с ненавистью, живет с этим и с этим же умирает. Но без ненависти не познать любви. Нам необходимо знать все эмоции. Чтобы их познать, нужно прожить их. Испытать лютую злость, самую едкую зависть, чистейшую искренность и великую искренность. И каждый познает это в определенный момент жизни.
И тут ключи путаются. Человек, который в прошлой жизни познал плохое, должен в этой пережить хорошее, но вместо этого меняется местами с тем, кто должен пройти сквозь ужасное, ибо хорошим его преисполнила предыдущая жизнь. В итоге будут два человека, прошедших столетия, но один так и не познает плохого, а значит не найдет цену хорошему, а другой поверит в то, что хорошего не существует и это съест его, ведь тьма поглощает.
И как с этим бороться? Как не допустить этой вопиющей несправедливости и полного неравновесия? Боюсь огорчить вас, читатель, но этого не избежать. Разве что запереться ото всех и не подпускать никого к своей жизни даже на миллиметр.
Но всё же средство есть. Другие люди. Другие истории. Мы ежесекундно пересекаемся с ними, зачастую даже не замечая этого. Мы видим и наблюдаем. Узнаем истории других, рассматриваем чужие пути и дороги. Черпаем информацию и запоминаем суть. Видя поистине счастливого человека, мы и сами на четверть познаем его. Всего лишь четверть, но это уже что-то. Это зерно, которое обязательно прорастет.
Жизнь – это постоянный симбиоз, непрерывное переплетение судеб, познание нового, важного.
Всё это где-то за гранью. За гранью человеческого разума. Это внутри. Внутри каждого из нас.
Часть III
«Переплетение» 1.
Поиски Тома Эйтона только набирали ход. Он нуждался в ответах, а они прятались где-то глубоко-глубоко. Тайны росли, загадки становились сложнее и самое очевидное становилось сомнительным. Документ, найденный им в ресторане «VICTOR», разбудил в нем острое любопытство и азарт. Семья, мучившая его с самых юных лет, все истории их родства – всё это касалось и его. Хоть и не напрямую, а лишь через сны. Их судьбы переплелись, и он знал, что не зря. Это не могло быть пустым стечением обстоятельств, ведь Том было убежден, что любое обстоятельство направляет к главному.
Париж, казалось, был единственной точкой их соприкосновения. Он открывал подвал, ресторан и другие информационные каналы. Но сейчас, искать что-то в своем маленьком городке, где-то на окраине Англии, не дающем ничего, чем можно было бы воспользоваться для решения загадки, становилось невыносимо трудным. Однако Том знал, что есть всё-таки одно место, которое могло бы помочь ему. Его спальня.
Впрочем, сны тоже перестали дарить зацепки. Раньше они часто просто смотрели друг на друга, с нежностью и с постоянным вопросом «Кто ты?».
Они молча любили друг друга… Да-да. Любили. Их влечение было огромным, оно перекрывало все вопросы, беспрерывно плодившиеся в их головах. Том, засыпая продумывал то, что ему спросить, какие ответы его интересуют больше всего и каждый раз, стоя перед ней, забывал все слова. Ему не приходилось ничего говорить. Он молча спрашивал, она глазами отвечала. Они не слышали друг друга, но чувствовали. И эта связь намного сильнее.
Искорки в её глазах сообщали ему о спокойствии и счастье в её сердце, а их отсутствие погружало его в тоску. Он сделал бы всё, чтобы взгляд её был всегда наполнен блеском, а губы не знали другой формы, кроме улыбки. Сделал, если бы мог.
С момента проникновения в ресторан прошло много времени. Почти три месяца. И за это время больше никаких подсказок. Все это время он посвятил чтению статей по поводу договоров. Какие они бывают, зачем они заключаются, какие уловки и махинации можно с ними провернуть. В общем всё то, что ежегодно изучают студенты юридических факультетов без особого на то желания. Договор дарения – это, по сути, добровольное желание одного гражданина передать в руки другому свое имущество абсолютно безвозмездно. И в данной ситуации, не знаю почему, ведь никаких оснований для этого не было, слова «добровольно» и «безвозмездно» очень смущали меня.
По имеющейся у Тома информации, он мог понять, что владелец ресторана «VICTOR» почему-то решает передать свои владения старушке Нинон. Его мучало множество вопросов. Один из них, какое отношение Нинон имеет к Виктору? Они знакомы? Другой, не менее важный, что может побудить известного владельца довольно процветающего ресторана, ни с того ни с сего отдать его какой-то, безусловно очень приятной и хорошей, старушке?! Ну и третий, самый мучающий Тома вопрос, каким местом эта довольно интересная ситуация касается Сары? И касается ли вообще?
Все эти мысли Том разложил по полочкам и решил начать с самого простого. Узнать побольше про Виктора Блейка. Это не составляло даже малейшей сложности, учитывая, что несколько лет назад он был самой известной «шишкой» Парижа. И тут Великая Всемирная Паутина с радостью помогла ему.
«Так-с, Виктор Блейк… Смотрим.»
Виктор Блейк – самый успешный предприниматель, более известный, как владелец популярного ресторана «VICTOR», числившегося в списках «Красного путеводителя» * в Париже. Его ресторан является самым престижным в Париже и близлежащих пригородах и по сей день.
Пережив трагедию, произошедшую зимой 2017 года, Виктор Блейк обрезал любую связь с прессой, партнерами и другими, интересующими его ранее, компаниями.
О его настоящем местонахождении ничего не известно. Информации, подтверждающей его владение рестораном на данный момент нет, однако и опровергающей этот факт тоже не замечено.»
Красный путеводитель* -наиболее известный и влиятельный из ресторанных рейтингов на данный момент.
Тома крайне заинтересовала всевозможная информация о трагедии 2017 года, он не припоминал ничего подобного. Курсор мышки
тут же переметнулся на ссылку и перешел по ней.
На сайте высветилась сводка новостей за тот самый год, на первой же странице которой ужасающе смотрела на Тома фотография горящего здания. Он начал читать.
«Вчера, 20 февраля 2017 года в 18:00 загорелся известный ресторан «VICTOR» владельцем которого является знаменитый предприниматель Виктор Блейк. Причина возгорания и количество пострадавших пока не известны. По данным оперативной группы выяснилось, что в пожаре пострадала его семья, находившаяся в кабинете Виктора Блейка. Бригада МЧС утверждает, что именно там и произошло возгорание.»
Дальше следовали только ссылки на другие статьи, касающиеся других происшествий.
Наконец-то, спустя три месяца, проведенных в пустую, небо, заполненное тучами-загадками, слегка прояснилось. Тому оставалось копать вглубь. Семья Виктора пострадала. Что, если и Сара была там?..
Том не хотел думать об этом, он даже отмахнулся от мыслей руками. Этого просто не могло быть! Он не верил в это.
2.
Запах, доносившийся из кухни, разбудил Тома, предвещая теплый ароматный завтрак. Спустившись на кухню, он обнаружил как его мама – чудо-кулинар – борется с тестом, сковородкой и еще многими кухонными ненужностями. Его мама была не из тех хозяек, для которых приготовить с утра завтрак было не то, чтобы рутиной, а желанным и приносящим удовольствие делом. Скорее она была из тех, кто, заходя на кухню надевал скафандр, обвязывал тридцать фартуков вокруг всего силуэта, надевал бронежилет и с томным, напоминающим рычание трактора, выдохом принимался за работу. Из тех, с которых во время готовки сходило семь потов, а после добегало еще примерно тринадцать. В общем увидеть маму на кухне было для Тома неожиданностью.
– Ма, ты чего?
Мама вздрогнула, явно не ожидая гостя. Обернувшись и чуть не выронив сковородку, проклиная в этот момент всех, а особенно Тома, она начала рассказ:
– Наш папа, да-да, тот самый, за которого… Кхм… меня угораздило выйти замуж… – кряхтя, продолжая битву с опасными устройствами – Он! Можно подумать я ничего не делаю! Я ничем по дому не занимаюсь! Я вообще-то знаешь, что делаю?! – злоглянув на Тома, в мыслях прокрутив то, что на самом деле вся домашняя работа действительно лежала не на её плечах, а на спинах мужской половины семьи, приняв ещё более сердитый взгляд, вспыхнув и выдохнув, как чайник, который уже давно как вскипел – Да я всё делаю!!! Всё!
Том знал, что перебивать не стоит, понял и по отсутствию отца, что ссоры в доме не миновало. Он, мягко обходя энергичную маму, схватил пару блинчиков, которые она успела отодрать до их пригорания. Понял, что мама вероятно очень сильно любит папу, так как соли в блинах было килограмм, не меньше. После двух штучек осознал, что кажется сыт. Сел обратно на стульчик, схватил печенье, оставшееся еще с папиного дня рождения (а это было шесть месяцев назад), понял еще одну важную вещь -оно мега-вкусное. Наверное, сухая пленка, покрывшая угощение, могла бы поспорить. Но она не могла. В общем Том с упоением продолжил слушать.
– Вчера я смотрела свою любимую передачу и там, боже ты мой, сидела какая-то ну такая фифа! Ну прямо вся из себя расфуфыренная, что аж тошно. И вот она сидит, ты представляешь?! Как нагло с её стороны! Прийти к кому-то в любимую кем-то программу и ВОТ ТАК ВОТ СИДЕТЬ!!! Ну просто… УМУ НЕ ПОСТИЖИМО! – она аккуратно перевернула блин, обрадовалась, что он единственный не пригорел и решила, что это повод его попробовать. Джулия откусила кусочек и по её взгляду Том понял, та дура была действительно сущей дурой…
– Ты что молчишь?! Они же ужас какие соленые! – она плюхнулась на ближний к сыну стул, взяла сухое мега-вкусное печенье и продолжила. – И вот она сидит и говорит: «Я мастер по приготовлению блинов! Мой муж иногда шутит, что полюбил меня из-за этого». И тут она встает, идет и начинает вещать рецепт своих идеальных блинов, а потом начинает их готовить. Да, понимаешь, так у неё это ловко получается… – тут она удивилась, что похвалила эту дуру и поправилась. – И эта выдра! Выдра, понимаешь? Она стоит со своими блинами и тут заходит твой папаша! Да-да, ведите ли ему никто блиночков таких не готовит. И вообще ничего ему никто не готовит. Бедненький, несчастненький наш. Заморила его голодом непутевая жена! – она выдохнула, перевела дух, откусила еще больше печенья и уже спокойно, но очень грустно закончила – Вот я и решила этому…и этой выдре доказать, что я тоже могу идеальные блины сделать…
Том понимающе положил маме руку на плечо и подал еще одно печенье, которое та с удовольствием проглотила. Мама печально убирала кухню и тут вошёл, в прямом смысле этого слова, виновник торжества. Папа с улыбкой промелькнул в кухню, проскользнул через стол к маме и поцеловал её в макушку, потом обернулся к Тому.
– Ну что, как поживает моя любимая семья?
– А ты попробуй, мама завтрак приготовила. Вкуууусный. По твоим пожеланиям, между прочим.
Мама обернулась, цыкнула на Тома, и постаралась спрятать тарелку с «самыми сладкими» блинами в мире от взгляда отца. Но у нее не получилось.
– Кхм… Дорогая, это безупречные блины, честное слово, – усмехнулся папа.
– Давай-давай, издевайся! Пусть тебе твоя выдра готовит.
Папа повернул голову к Тому, спросил его взглядом – о чем она? – понимающе кивнув, вспомнил происшествие накануне и сделал самый благородный поступок в мире. Он подошел к кухонному шкафчику со всякими вкусными штучками и достал бутылек с карамелью. Обычно ее в семье Эйтонов добавляли в кофе, а Том и вовсе иногда ел вприкуску с чаем, прямо ложкой. Папа полил карамелью на блинчик, смачно откусил и провозгласил:
– Ну вот, теперь это блины с соленой карамелью! – повернул маму, дал ей откусить, поцеловал, смазав остатки карамели, оставшиеся на бледно-розовой щеке, и дополнил – Ты прекрасно готовишь! Теперь это мой любимый воскресный завтрак.
Мама, удивившаяся неожиданному преображению её кулинарного произведения, в душе давно уже извинив папу, но с видом своей легкой обиженности, пихнула папу в плечо и сказала:
– Сам готовь! Если бы ты только знал, что я тут пережила!
Том сидел на стульчике и просто наблюдал за утренней картиной. Он мог точно утверждать, что видел, что такое любовь…
3.
Сара тоже знала, что такое любовь. Вот уже третий месяц, как они приехали с Ребеккой в Англию, в дом, который принадлежал близкому другу отца Нинон, впоследствии ставший его собственным, после смерти друга. Отец же отдал этот дом своей дочери, как место, куда можно сбежать из Франции. Но Нинон являлась действительно настоящей парижанкой и никогда не держала в своей голове мысли о переезде. После разговора с Ребеккой, они посчитали разумным сменить обстановку, чтобы попытаться забыть весь ужас, случившийся в Париже. Это было невозможным, но отдых и отвлечение от былого действительно пошли на пользу девочке.
Дом был очень достойный, даже более – он был прекрасным. Друг отца Нинон был зажиточным человеком. В его состоянии было имущество, неведомое ни одному англичанину. Роскошь его не привлекала, но уют был самим собой разумеющимся. Из-за этого дом напоминал особняк представителя знати. Несмотря на свою красоту, его огромные размеры и простор навевали на Сару небольшое волнение, вызывающее диссонанс с испытываемым ею счастьем. Подле дома был садик, в котором они регулярно заботились о цветах и наслаждались еще летним, но уже увядающим к осени солнцем. Осень также знаменовали частые дожди, регулярно омывающие красную кирпичную крышу дома и каменные ступени, ведущие в огромную белую дверь, отделанную золотистой краской. В дом вела тропинка, окаймленная по сторонам травой, такой зеленой, что казалось, будто на неё вылили краску. Это было неестественно, но прекрасно. По прибытии в этот дом он уже менее напоминал роскошную усадьбу. Везде весела паутина, с которой после боролась Ребекка, беря в оборот и метлу, и совок, и даже тапок, который погрызла соседская шавка из Понтуаза (уж она не дала про себя забыть). Сара отмывала полы, которые покрылись грустным и одиноким слоем пыли.
– Ну вот, теперь осталось только отреставрировать веранду и мы будем походить на светский дамочек, обычно живущих в таких апартаментах!
– Да, Бекки, вот она – мечта! Неужели все наконец-то налаживается… – минута тишины, последовавшая после этой фразы, дала насладиться и осознать этот миг, наполненный счастьем и спокойствием.
С каждым вдохом теперь внутрь просачивалась новая жизнь, напоминая о себе: "Вот она я! Вы меня так долго ждали!".
– Кстати, Нинон не писала тебе? Она хотела приехать в августе.
– Да, она писала на днях, но я закрутилась, делая теплицу для цветов. Она писала, что не приедет, потому что мистер де Грот залил все ее цветы и у нее случился évanouissement*.
Мистер де Грот уже не раз заливал цветы Нинон, он должен был мыть улицу и дороги, но почему-то считал своей святой обязанностью помыть и цветы в ее саду. Впрочем, я думаю он не догадывался, что цветник бабушки, который каждодневно по расписанию пропалывался, опылялся и кормился агро-витаминками и минералами, не нуждался в воде. Но вот визжащая по итогу Нинон, с граблями в руках и неописуемым французским фольклором, направленным в его сторону, считала это вопиющей наглостью и беспределом.
–Да уж… Я так по ней соскучилась… Вот бы она сейчас пришла и заварила свой любимый чай, запах от которого распространялся по всему Парижу и напекла свои фирменные маковые булочки…
– Эй, принцесса?! Ты думаешь я не в состоянии заварить тебе чай с чабрецом?! Ну-ка держись, сейчас я волью в тебя слоновью дозу этого священного пойла! – под дикий хохот девчонки, размахивая руками и прихватками, Ребекка тоже видела, что такое любовь…
*evanouissement-обморок (фр.)
4.
Когда запах с кухни заполонил дом и вместе с ним сердце Сары, она поняла, что роднее Ребекки у неё нет никого. Даже родная (и, между прочим, очень любимая Сарой) бабушка не была так близка ей. Никто в этом мире не внушал столько доверия, спокойствия и любви.
Осенний ветер уносил оставшиеся частички грусти, проникшие в последний раз в сердце девушки. Её сердце забилось, душа заболела.
– Бекки, я же могу тебе доверить всё, правильно?
– Если ты убила человека, то за этим домом есть неплохой люк, в который можно его спрятать. Никто его не найдет! – смеясь ответила та.
– Нет, я никого не убивала, – серьезный взгляд Сары заставил Ребекку отставить чашку чая, усмирить смех и настроиться внимательно слушать. – Когда мне было тринадцать лет и произошел пожар, я сильно пострадала и впала в кому, впрочем, ты знаешь. Тогда, в первый мой день без сознания, я увидела сон. В нем был мальчик, который впредь каждый день наблюдал за мной. За два года эти сны сблизили нас… Я знаю, что звучит это безумно, но так и есть. Когда я очнулась, сны прошли и мы не виделись с ним целый год. Я даже практически забыла его, но потом… – на беспредельно зеленых глазках появилась пелена слез, еле сдерживаемая мощным кремнем внутри. Сара рассказала всю историю своих снов, рассказала про Тома. Ей стало так легко, что единственным обременявшим ее стала боязнь, что Ребекка посчитает ее либо в край сумасшедшей, либо еще совсем маленькой девочкой, придающей своим снам слишком много значения.
– Я даже не знаю, что ответить… Это удивительно, правда!..
– Было бы круто, если бы он существовал на самом деле… Был со мной рядом…
– Так, по-моему, ты повесила нос! Знаешь, намного лучше его присутствие в твоих снах, его тихое понимание, чем жестокая реальность, которая опрокидывает и разлучает всех людей на пути. Во снах вы вместе, наслаждайся этим!
– В этом есть доля правды, но с того момента, как меня выписали он мне больше не снился… Ни одной ночи…
Колющее молчание повисло и прошло сквозь сердце, наполненное любовью. Она не видела его так долго, она не могла без него. Глаза мальчика, который был с ней рядом в самые ужасные моменты жизни, исцеляли ее израненную душу и наполняли смыслом не только каждую ночь, но и утро, следующее за ней. Почему же он оставил ее, когда та в нем так нуждалась? Отчего он стал причинять ей боль?
День тянулся так долго, ведь он был наполнен печалью. Ребекка была потеряна, ведь мысль о том, что нереальный человек может быть так дорог девочке совсем выбила ее из колеи. Неужели любовь настолько сильное чувство, не имеющее никаких преград, что даже видение, мираж может наполнится ею. До краев. Выплеснутся и перенестись в реальность.
С наступлением вечера, абсолютно каждого, Сара просила увидеть Тома. Но каждую ночь она бессильно смотрела в темноту, гнетущую, уничижающую ее надежды.
***
На следующее утро пришло письмо.
– Солнце мое родное! Просыпайся! Нинон приедет через два дня —ворвавшись в комнату с порывом утреннего сквозняка, прокричала Ребекка. Она бросила в Сару мягкую подушку, которая добавила еще одну прелесть в утро с этой женщиной.
–Что, правда? – еще охрипшим после сна голосом ответила девочка, которую охватило чувство счастья.
Она так соскучилась по ней.
– Да-да! Мы поедем встречать ее в аэропорт, потом пойдем гулять в наш сад в центре, съедим килограмм мороженого и будем веселиться до утра! – плюхнувшись на кровать провозгласила Бекки. – Клянусь, это будет самый лучший день! Ну а пока, собирайся, пойдем реставрировать веранду. Надо же будет Нинон чаем напоить!
5.
Вечером в понедельник лил дождь. Да такой сильный, что кажется разгонял буйный ветер, лупивший по почти развалившейся крыше, еще больше. Сумерки уже сгущались и тучи заполнили небо. Было всего семь часов вечера и родители Тома вот-вот должны были вернуться с работы.
По своему обыкновению Том просто сидел и смотрел в окно, размышляя обо всём, что так тревожило его душу. «Вот если бы я мог её увидеть… Как же найти с ней связь?». Тут в дверь постучали, прервав тем самым все мысли, набегавшие в голову, как тараканы на сахар.
– Том, сынок, не отвлекаю?
– Пап?.. А ты чего так рано? – удивленно посмотрел Том, который никак не ожидал увидеть отца пораньше, ведь обычно он задерживался на работе.
– У меня есть новость, надеюсь ты оценишь…– садясь рядом с Томом и уставившись прямо ему в глаза. – Вчера мой начальник предложил мне съездить в командировку, в Италию. Правда всего на четыре дня, там надо уладить вопрос с клиентом. И я хотел бы, чтобы ты поехал со мной. Ты как?
– В Италию? Это… Просто невероятно! Конечно, я хочу поехать!
– Ну вот и замечательно! Мы едем через два дня. Можешь пока думать, что возьмешь с собой.
Ошарашенный весьма приятной новостью, Том задумался о предстоящей поездке, наконец отвлекаясь от мыслей про Сару.
"Франция, Италия…Как это чудесно, не работа – сказка просто какая-то. Жаль, что мама с нами не поедет… А что, если взять с собой краски?.. Хотя я так давно не рисовал, больше места займут… Так…"
В раздумьях о туре он провел целый вечер, даже не спускаясь к ужину. Ночь его прошла спокойно и на чудо без приключений.
***
Ласковым голосом, как в детстве, утром его разбудила мама. Он наконец-то забыл свои печали. Утреннее солнце пробивалось лучами сквозь окно, сквозь его кожу и попадала прямо в сердце, разливаясь там самым ярким и лучезарным светом. Его чувства пробудились, как птицы по весне, как цветы, распускающие свои бутоны, встречая пчел и шмелей. Каждая клеточка его тела жаждала свободы от гнетущих его тайн. Но в каждой этой клетке господствовала любовь, искренняя, не по-детски серьезная и правдивая. Она побеждала его разум, его боль, его печаль. Любовь исцеляет тех, кто любит, но их же ранит больше всех остальных.
– Томмиии!!! Я так за вас рада! Боже! Привезите мне всю Италию в фотографиях! Все фотографируйте! – мама находилась в полном кураже от предстоящей поездки ее любимых мужчин. Она ни капли не завидовали им, лишь излучала счастье и искреннюю радость за них.-Дорогой?! Купи мне там платье в настоящем бутике!
Чистя зубы в ванной, папа пробормотал что-то вроде "Аа, да, арагая, канехна. Тьфу."
– Нет! Я передумала! Ты забудешь размер или порвешь его на обратной дороге!!! Лучше запомни название самых крутых бутиков, и я закажу платье из интернета.
–Харахо, – послышалось из ванной.
Прекрасное ожидание сводило с ума. После завтрака отец поручил Тому съездить за билетами как можно быстрее. Мальчик не стал даже на секунду откладывать это дело и решил поехать в аэропорт сразу. Однако погода была настолько хороша, что у Тома родилась мысль о поездке на велосипеде, которая тут же показалось ему самой лучшей идеей.
6.
Проспекты Англии были особенно прекрасны в этот день. Всё вокруг, казалось бы, пело вместе с душой Тома. Так, быстро переезжая дорогу за дорогой, улицу за улицей, он доехал на своём верном, но уже потрепанном временем и бытом двухколёсном «коне».
Аэропорт был по истине удивительным сооружением. Он был огромен и внушал всегда уйму эмоций. Если поездка была ожидаемая и приятная – аэропорт дарил немереную радость, если же уезд был спонтанным или не без плохого зачина – тонну грусти и даже слез.
Поставив своего «друга» на велосипедную стоянку, Том зашагал к главному входу в аэропорт. Рядом с ним красовались клумбы цветов, которые навеяли на Тома печальные воспоминания. Когда-то такие же тюльпаны он видел во сне. Когда-то он еще видел эту прекрасную девушку, несравнимую ни с одним, даже самым красивым цветком на планете. Но теперь всё по-другому. Может он просто повзрослел? Может это были лишь детские фантазии, побуждающие его сны выдавать воображаемого друга и другие интересные повороты событий? Это останется тайной, навсегда…
Внутри здания как обычно кипела своя жизнь. Аэропорт заполняли люди разного пола, роста, веса и даже цвета кожи. Маленькие дети кричали, как будто их истязали злые родители, те в свою очередь воевали с ворчащими бабушками и особо деловыми тетками, которые просили заткнуть своё чадо. С левого края раздавался голос женщины, объявляющей рейсы, а справа доносились непристойно вкусные запахи буфета. В общем, любители полетать на самолётах очень чётко представляют эту картину.
Том подошел к стойке регистрации, от которой очередь уходила концом практически на улицу. Стоящие в ней люди явно были недовольны, требуя открыть второе окно регистрации. Однако, стоящие рядом охранники и другие работники особо не торопились исполнять то, что от них хотели. Через минут десять началось кино…
Некая дама, уже довольно-таки немолодого возраста, подалась чуть влево. Её синее пальто, устремленное вниз рюшечками на кайме и вверх флисовым воротничком с прикрепленной к нему брошью в виде цветов, слегка колыхнулось. Маленький рост дамы как раз и был мотивом выйти из «гусеницы» людей. Легким движением руки она как бы предложила подойти к ней одному из работников аэропорта. Он оказался стажером, чего конечно же она не знала, но чего конечно же не могла не понять. Юноша лет двадцати пяти в форме и с бейджем на левой части идеально белой рубашки, труся поплелся к ней (конечно же нехотя, всем видом это показывая).
– Да, мэм? – риторическим вопросом он опрокинул на нее свою надежду, что зов был адресован не ему.
– Уважаемый… -взгляд вильнул на бейдж – Уважаемый, Дейв, не могли бы вы попросить кого-нибудь принять людей еще и во втором окошке регистрации. Я очень вас об этом прошу, поймите…
– Нет, к сожалению, пока что никто не может подойти, вам придется подождать своей очереди. – отрезав каждое слово, будто бы Дейв был храбрым человеком, он, еще более труся, побежал обратно на свое место.
Дама была огорошенна совершенной невежливостью по отношению к ней. Очень изумленная от наглого перебивания ее слов, да и вообще шокированная местным менталитетом, подумала и решила, что уже пора предпринять меры. Просеменив всю очередь от своего прежнего положения до второго окошечка, где за табличкой «CLOSE» сидела, мягко говоря, не атлетически сложенная тетка, поедающая жадными укусами свой сэндвич и уставившая свой взор в смартфон.
Дама постучала.
– Уважаемая… – взгляд метнулся на бейдж, которого не оказалось. – Кхм, уважаемая! Не могли бы вы, пожалуйста, открыть свое окно, для того чтобы быстрее обслужить людей? Понимаете…
– Вы что, не видите? У меня обед. – махнув табличкой «CLOSE» у самого носа дамы, тетка продолжила есть.
Тут дама резко перестала быть дамой и возмущенно проорала на весь аэропорт:
– ХВАТИТ МЕНЯ ПЕРЕБИВАТЬ! ВЕРНИТЕ МОЙ ПАСПОРТ, НАКОНЕЦ-ТО, И МОЖЕТЕ ПРОДОЛЖАТЬ ЕСТЬ СВОЙ НЕСЧАСТНЫЙ БУТЕРБРОД И ТРЯСТИСЬ ТАМ В УГЛУ. ДА-ДА, УВАЖАЕМЫЙ ДЕЙВ – ЭТО ВАМ!!!
В аэропорте настала тишина. Такая, которой отродясь там не было. Все дети мигом укачались и перестали орать, родители , отвергающие удары уже не ворчащих бабок и всё таких же деловых теток, вынувших свои наушники с бизнес-переговорами внутри, резко обернулись в сторону окон регистрации.
Дама стояла на том же месте, чуть откашливаясь и явно ожидая действий уставившейся на нее с непрожеванным куском сэндвича во рту тетки.
Вся «гусеница», словно по команде была повернута головами влево ко второму окну. Где-то в середине очереди неподвижно застыла голова Тома, смотрящего в том же направлении.
Он резко вышел и быстрым шагом направился к даме, которая уже снова стала дамой.
– Я прошу прощения, это моя бабушка, она просто очень устала после полета. Не могли бы вы вернуть то, что она просит, пожалуйста?
– Майя, дай паспорт этой женщины, пожалуйста. – не отрывая свой взгляд от дамы, прошептала тетка в соседнее работающее окно.
Паспорт был протянут новоиспеченной бабушке Тома и они отошли от окошка. Весь аэропорт как бы выдохнул и дети снова заорали, ну а дальше всё по пунктам – родители, бабушки, деловые тетки и так далее.
– Ну что же, здравствуйте, Нинон!
Дама в синем пальто оказалась старой знакомой семьи Эйтонов.
– Спасибо, Том, дорогой! Я тебя даже не узнала сначала, – чуть смеясь проговорила она.
– Ну и напугали вы весь аэропорт! – засмеялся Том. – Какими судьбами?
Мальчик взял чемоданчик Нинон и, забыв про билеты, направился к выходу, дабы помочь даме с ручной кладью добраться до такси.
– Я приехала к внучке… Да… – находясь в невероятном смущении от своего поступка и еще не оправившись, в туманном состоянии, пробормотала Нинон. – А они, представляешь… Какая-то проверка, ну и не отдают мне паспорт… А мне ж бежать уже надо, вот…
– Да ничего, они действительно не работают! Так им и надо, – продолжая смеяться, Том вспомнил, что не купил билеты. – Надо будет встретиться! Вы нынче каким адресом будете?
– Бэйвик-Хилл 25, кажется.
– Не так уж и далеко от нас. Значит решено! А сколько лет вашей внучке? Вы о ней не рассказывали.
– А, Сарочке моей 16. Она недавно болела сильно, вот оправилась и сейчас здесь восстанавливается.
Том слегка пошатнулся.
– Как вы сказали? Сара?
– Да-да, удивительная девчушка. Так… У меня где-то фотография была…
Удерживая белоснежную сумочку с лазурными вставками, Нинон начала аккуратно отыскивать фотографию.
– А, вот. Нашла. – повертев ее в наморщенных руках, протянула Тому.
На фотографии была изображена только голова и лицо девочки. Она улыбалась, её лицо покрывали веснушки, а зелёные глаза горели изумрудами. Рыжие задорные волосы спадали с плеч, на едва виднеющуюся у края фото одежду. Том смотрел и смотрел. Он не хотел верить, но и не поверить не мог. Это была она. Она не просто сон.
– Вижу, она тебе понравилась! – с легкой улыбкой проговорила Нинон. – Что же, приезжай! Будем рады и тебе, и твоей семье.
Нинон аккуратно села на сиденье подъехавшего такси, подогнула синее пальто, уложила на колени белоснежную сумку с голубыми вставками и, захлопнув дверь, помахала Тома в окошко рукой. Водитель помог Тому избавиться от чемодана дамы и уместил его в багажник. После чего направился в машину и устремился в город.
Том так и остался стоять. Растерянный мальчик внутри шума и гама аэропорта. Внутри шума своего сердца.
Прошло три минуты, прежде чем он смог сдвинуться в сторону входа. Может больше, но не минутой раньше. Ему было о чем подумать в это время. Он знал, что это невозможно, на протяжении трех лет он это знал. А сейчас ему сказали, что нет, он не прав. Возможно.
7.
– Ну нет, не могу больше ждать. Давай поедем и встретим её!
– Успокойся! Она скоро приедет, а нам еще на стол накрыть надо.
Сара ёрзала на стуле, как маленький ребёнок, дожидающийся конца каждой скучной минуты. Ей не терпелось увидеть свою любимую бабушку, вручить ей огромный букет, который они по случаю ее приезда купили с Ребеккой и сами аккуратно завернули в пепельного оттенка упаковку, отдающую приятным запахом новой бумаги, таким, какой царит в новых книжках. Ей не терпелось напоить её чаем, погулять с ней по новым местам и показать те, что уже успели ей приглянуться.
– Ты как хочешь, а я поеду! Вдруг она потеряется? Или споткнется и сломает ногу, не дай Бог, или…
– Да, ты я вижу, оптимист. Причем с богатым воображением. – удивленно реагируя на предположения Сары и одновременно пытаясь замотать ногу утки в фольгу для запекания, которой явно не хватало на эту ногу, произнесла Ребекка. – Ладно, поезжай. Сама-то не сломаешь ногу, когда потеряешься?
Кухня заполнилась сладким и звонким смехом женщины, воюющей с уткой. Это наполняло дом всегда. Ребекка была неотъемлемой частью этого дома. В его стенах раздается эхо её смеха, пол отражает её милую слоновью походку, зеркала всегда проецируют лишь её нелепое картошечное лицо, но такое родное, такое теплое. Дом пропитан её запахом, непонятным, необъяснимым. То ли чаем, то ли пирогами, то ли деревяными стружками, а может быть и утренней росой. Этот запах соединял в себе всё неподходящее друг другу, но такое гармоничное в ней.
– Ха-ха. Очень смешно. Я побежала, не сожги утку!
– Эй! – вдогонку послышалось недовольное кряхтение и пыхтение Бекки. Наконец она запихала ногу несчастной утки в дурацкую фольгу, которая явно не походила на заявленный на упаковке размер.
Сара выбежала из дома, захватив с собой только зонтик на случай дождя. На небе гуляли облака, выстраивались в различные фигуры, опоясывая слепившее солнце. Солнце уже было не таким теплым, приближались холода. Ветер раздувал волосы юной девочки, тем самым подкрепляя её волнующийся образ. Она смотрела вперед, выискивая глазами автобус, который очень кстати подъезжал к остановке. Она залетела в него, чуть не споткнувшись об ступень. В салоне она нашла свободное место в самом дальнем углу и сев на него, наконец-то выдохнула и слегка улыбнулась.
Она едет встречать Нинон. Бабушку.
***
Еще ошарашенный мальчик, купивший билеты на самолёт до Италии, скользил по лестницам аэропорта. Сейчас он чуть-чуть подышит воздухом, сядет на свой велосипед, привалившийся к железяке, предназначенный для устойчивого положения велосипедов, и поедет домой, где обдумает новый план действий.
Но всё по порядку. Надо подышать. Было пасмурно и свежо, но не холодно. Воздух был приятный, его хотелось впустить в свои легкие и прочувствовать, как он проходит сквозь организм. Эта прохлада вкусная, осенняя. Том огляделся по сторонам, посмотрел на оживленный перекресток чуть поодаль от площади аэропорта. Там дальше виднелись дома, деревья. Первый пункт можно было считать выполненным. Том посеменил к своему товарищу на стоянке.
Ржавый руль проскрипел отрывисто, но вполне понятно, что он требовал ремонта. Колёса испустили воздух через небольшие отверстия и понесли Тома в направлении дома.
Он уже пересек небольшой промежуток дороги, как его остановил светофор. Мама всегда учила его слезать с велосипеда, когда тот переходил дорогу. Том её, впрочем, никогда не слушал, но сейчас ему почему-то захотелось сделать именно так.
Толпа была огромная, одна стая людей менялась с другой местами, проскальзывая и пихая друг друга за несчастные сорок секунд движения. Улица напоминала муравейник, где машины, возмущались сигналами, напоминая, что время перехода иссякает.
Том слез с велосипеда и, держа руль двумя руками слева от себя, начал протискиваться сквозь толпу идущих навстречу людей. И вроде всё было хорошо, пока его кто-то не пихнул с такой силой, что тот чуть не упал. Но когда Том поднял глаза и захотел сделать замечание, поток людей уже прошёл. Отряхнув задетый рукав и снова оседлав своего товарища, Том поехал домой, пересекая улицу за улицей.
***
Сара приближалась к своей остановке, ей не терпелось уже подбежать к Нинон и крепко-крепко её обнять. Наконец она вышла из автобуса и направилась к аэропорту. Однако её целеустремленное движение прервал светофор и толпа таких же, прерванных им, целеустремленных людей.
Со вздохами втискиваясь в толпу людей она держала в голове лишь мысль об аэропорте, а в руке сжимала зонтик на случай дождя. Движение началось, она тут же стала проскальзывать сквозь руки и ноги людей. Всё было хорошо, пока она не запнулась об камень, скрывающийся под ногами толпы. Сара споткнулась и, развернувшимся на сорок градусов, телом врезалась в чью-то руку. Она это поняла по косточке, которая явно выпирала и напоминала локоть. От этого удара она еще больше развернулась, но не упала. Сара хотела обернуться и извиниться, но, когда опомнилась, лица вокруг уже сменились и пешеходный переход подошел к концу. Ей было неловко, но такие случаи не редкие. Поэтому, отринув неприятные мысли, она отряхнула свой левый рукав и зашагала к цели.
Сара еще не знала, что Нинон уже уехала на такси. Она также не знала, кого она ударила на пешеходном переходе. Она не знала.
8.
Спустя два дня после приезда Нинон, бабушка и внучка вновь воссоединившиеся под, наконец-то отреставрированным, куполом беседки в тени еще осеннего сада, разговаривали с особым теплом, которое всегда было между ними.
– Красиво здесь! Здорово всё-таки, что была возможность перебраться тебе в новую обстановку. Мне кажется, ты здесь снова повеселела и оправилась. – Нинон провела кончиками пухлой старческой руки по бархатно юной коже внучки. – Ты прямо как цветок, несмотря на погоду.
Сара трепетно улыбнулась, после мамы это был её самый близкий человек до появления Ребекки.
– Да, это действительно здорово. Мне здесь очень нравится…
– Что не так, мой цветочек?
– Иногда, сидя здесь, я вспоминаю наш дом. Я вспоминаю маму. Мне так её не хватает…
По бархатной щеке пробежала слеза, но так быстро, что её никто не заметил. Она растворилась в воздухе, оставив лишь горький след.
– Ты помнишь, как папа приходил домой и всегда с цветами? Он ее обожал. Носил на руках при любой возможности, постоянно говорил ей, какая она красивая. Он всегда ценил её труд и был первым фанатом её духов. Всегда с ней. Всегда за неё.
Наступила тишина, такая злая, такая коварная, когда хочется сказать много, но тишина отбирает все слова.
– После её смерти он совсем другой. Мой отец исчез, на его место пришел потерянный человек. Опустошенный. Ты видела его глаза? Они как будто застланы пеленой, вечной, нерушимой. Я не злюсь на него ни капли. Я знаю, что он возненавидел меня из-за моей похожести с мамой, из-за воспоминаний о ней, о постоянном её образе, который никогда не оживет и не протянет ему руку со словами: «Да, милый, это я. Я жива! Это всё был сон!» И он ненавидит меня за это. И я не злюсь на него. Я понимаю…
– Ты говоришь ужасные вещи, мой цветочек! Он не имеет права так с тобой поступать. Ты не Мария. Ты его дочь! И он не может ненавидеть тебя за то, что так случилось, – отпрянув от неё, с помутнением Нинон встала из-за стола и, посмотрев на Сару, переведя взгляд на дерево с погнутыми ветками в противоположном углу, снова посмотрела на Сару и села. – Я не говорила тебе всего и не уверена, что это то, что ты должна услышать. Но твой отец не заслуживает таких слов. Поверь мне, он не тот человек, каким выглядел в твоих глазах.
– О чем ты? Я не понимаю…
Нинон еще раз отвела взгляд и вернув его на Сару, вздохнув так сильно, что кажется воздух превышал объем легких, выдохнув и собравшись с силой, Нинон решила, что это тот самый момент.
– Нет, ты всё-таки должна знать…,
Где-то далеко от Франции сидели бабушка и внучка с тревогой и печалью в глазах, с завядшими сердцами и огромным количеством пережитой боли и мучений. Бабушка положила свою руку поверх еще маленькой неокрепшей руки.
– Пять лет назад в ресторане «Victor» протекали настоящие светские мероприятия. Приезжали публичные люди и платили за вечер не одну сотню тысяч. Их денег хватало, чтобы обеспечивать всю семью, радовать себя подарками и успевать развивать бизнес. В общем, этого хватало для роскошной жизни. Но в какой-то момент всё изменилось… Люди перестали устраивать свои вечеринки в ресторане твоего отца. Газеты больше не пытались урвать подходящий момент для новой сенсации. И про ресторан «Victor», как и про Виктора Блейка забыли. Прибыли больше не хватало даже на выплату долгов. Всего лишь год поменял жизнь нашего ресторана на все 180 градусов. И вот однажды, спустя полтора года твой отец пришел ко мне и начал кое-что требовать, называя это вежливым и «по-хорошему». А требовал он вот что… Видишь ли, никто не знает, что ресторан «Victor» принадлежит мне не три года, а уже двадцать восемь лет. Твой отец никогда не был его владельцем. Ты спросишь почему тогда все так говорили? Потому что, когда твоя мама выходила за него замуж, ей необходимо было выглядеть в глазах остальных слабее по статусу твоего отца, такие были традиции. И я согласилась с семьей Блейков сохранить тайну и объявить владельцем ресторана Виктора, своего нового зятя. После свадьбы он лишь изредка и для виду приходил в «Victor», сам же в свое отсутствие дома чаще находился в пабах и других заведениях для необремененных. Кстати, и название ресторана, вопреки всем заявлениям твоего папаши и впоследствии СМИ, не в его честь, а в честь моего отца. Виктора Дюваль, который прежде являлся владельцем. И вот, спустя время, твой отец проигрывает приличную сумму денег в одном из заведений, после чего приходит попросить денег у меня – мол мой бизнес приносит неприлично хорошие деньги, которых с лихвой хватит на погашения долга. Но я ему сказала про то, какие времена сейчас настали для «Victor», на что он рассердился еще больше и потребовал от меня передачи ресторана в его официальное владение. Он был пьян и нёс много непристойных вещей, ругал меня на чём дух стоит, говорил, что я никчемный владелец, что погубила прибыльный бизнес. Выслушав это всё, я твердо обозначила свою позицию. Никогда бы не отдала ему свой бизнес, я дорожила им в память о своем отце, а твой, непристойный игрок, никогда бы не добился моего позволения стать владельцем. Это было бы настоящей смертью для ресторана!
Но тут-то он и показал всю свою скользкую натуру… У него был компромат на меня. Квитанция об огромной задолженности ресторана, где числилось моё имя… Он сказал, что дает мне три дня на размышления. Если через три дня я бы не согласилась с его условиями, он бы отнес эту бумагу в суд, где долго разбираться не станут. Затем хлопнул дверью и ушел. Я помню этот отчетливый взгляд, пугающий меня и доводящий до дрожи до сих пор. Я сразу позвонила адвокату, мы встретились, но он сказал, что единственный путь – погасить долг. Это были непомерные деньги для меня – ресторан не приносил прибыли слишком долго, мы были в убытке. На следующий день был праздник – День рождения твоей матери. Мы решили собраться и отпраздновать не так уж роскошно, но всё-таки в нашем ресторане, где отродясь праздновались любые семейные торжества. Пока все сидели за столом, я отвечала твоему отцу на его холодный взгляд, напоминающий мне о времени. Я поняла, что выхода у меня нет и выйдя из-за стола, как бы в туалет, решила зайти в кабинет и позвонить адвокату. Я уведомила его о том, что мне придется переписать ресторан на Виктора. Тот лишь вздохнул и сказал, что это непростое, но единственно верное решение. Я помню, как подумала тогда, что ненавижу и Виктора, и адвоката, за то, что они ничего не могли понять. Адвокат лишь говорил «понимаю», «мне жаль», на самом деле ему было глубоко плевать! И именно в ту секунду моя ненависть породила ещё большую злость. Так происходит всегда. Стоит тебе поддаться ненависти, как она толкает тебя в пропасть. Ты будешь жалеть о том, что сделаешь, оправдываясь, что это всё злость руководила тобой, но для других это навсегда останется лишь оправданием. Ничтожным и жалким оправданием твоим действиям. Запомни, Сара, действовать можно только подавив свою ненависть…
– Что ты сделала? – шёпотом спросила Сара, надеясь, что та скажет, что это всё.
Это было лишь поучение, она вернулась за стол и всё было хорошо. Но так не бывает. В ней была ненависть. Она всё испортила.
– Я пошла по коридору и наткнулась на грузчика, разгружавшего продукты для кухни. Его звали Вильям, а мы звали его Вилли. Я велела ему войти в мой кабинет, пока я вернусь за стол. Заглянуть в третий ящик с левой стороны стола и найти там шкатулку, на которой был замок. Я сказала ему код. Виктор не знал, что я видела. Я боялась лишь, что есть копии. Я велела ему избавиться от бумаги навсегда, чтобы ее никто не увидел. Но я сказала ему ужасную вещь – «Избавься любым способом!». Это и была ненависть. После разговора прошлого дня с адвокатом я позвонила своей знакомой, которая была должна мне хорошую сумму денег, пользуясь моей дружбой к ней. Я позвонила ей и попросила вернуть долг. Она богатая женщина и легко согласилась. Однако деньги она могла перевести не раньше, чем через три дня. Это было на день больше, чем мне дал на раздумья Виктор. Я поняла, что должна как-то задержать Виктора, как-то помешать ему сделать задуманное в срок. И я решила избавиться от бумаги. Ненавистной мной бумаги. Но я не думала, Господь тому свидетель, не думала, что наш Вилли, скромный и сговорчивый Вилли решит сделать то, что он натворил. Я ожидала, что он разорвет её, выбросит или заберет с собой и спрячет в своем грузовике, увезя потом подальше в другую страну. Я думала всё, что угодно, но… Он решил сжечь бумагу. Он не придумал ничего лучше, чем сжечь её…
– Бабушка… Тот пожар… Ты же не хочешь сказать, что…?
– Да, милая. Тот пожар был не случайностью… Вилли решил, что будет лучше сжечь квитанцию вне кабинета, чтобы случайно не оставить следов. Он поджег бумагу, дождался пока сгорит весь текст и бросил оставшийся белый уголок от бумаги в урну, заранее задув огонь. Урна находилась рядом с туалетом, она была по пути к выходу, поэтому он так и сделал. Вилли ушел, но оказывается, что бумагу он до конца не задул… В ту урну обычно скидывали всю ненужную бумагу, чтобы потом её сортировать и сдать на макулатуру. Наша уборщица опустошала её и скидывала всё, что там было в огромную кучу макулатуры за дверью женского туалета. Там были полки, на которых всё и лежало. Так она и поступила в тот раз. Но там был горящий кусочек бумаги, который она конечно же не заметила, потому что слишком торопилась уйти с работы. Спустя время вся бумага загорелась. И как раз в этот момент Мария позвала тебя в дамскую комнату, чтобы поправить твой бантик на юбке… Пожарные нашли её и тебя в той комнате без сознания…
– Да, я помню… Мама пошла посмотреть, что там такое… А мне стало любопытно. Когда мы вошли, пылающая балка у двери оторвалась под давлением огня и преградила нам путь обратно. Я упала первая, а когда открыла глаза, последнее что видела, как мама стоит передо мной на коленях. У нее было грязное лицо, она кашляла.
– Мы услышали крики и побежали в туалет… Но было поздно… Виктор подхватил Марию на руки, я сразу позвонила в скорую… Но она не очнулась.
– Но почему? Почему ты не говорила мне раньше? Почему?! – Сара рыдала. Всё её лицо покрылось слезами при воспоминании того ужаса. Она вспомнила всё. С того самого развязавшегося банта, с нежного маминого «Настоящей леди не позволено ходить с развязанным бантом на юбке», до хруста деревянной балки, до хриплого последнего кашля. Она вспомнила всё.
Англия. Маленькая девочка с заплаканными красными глазами бежит по улицам. Несчастное создание.
Англия. Пожилая женщина, бедная женщина, потерявшая дочь, открыла свою душу. Старушка, чья слеза текла впервые за много лет. Старушка, чья боль открылась и вышла из закупоренной дверцы души. Вышла наружу.
Англия. Женщина, готовившая обед и напевающая мелодии, услышала крики снаружи и поспешила на улицу. Женщина, у которой не было своих детей, но был ребёнок, которому она стала как мать. Ребёнок, который выбежал на улицу, яростно открыв дверь.
Девочка, старушка, женщина. Все они бежали из Парижа. Все они оставили там своё прошлое. Но их прошлое вернулось за ними. Оно не отпустило их.
9.
Англия. Где-то по улице Бэйвик-Хилл шёл мальчик. Он выглядел очень растерянно, взволновано. Его волосы струились на ветру, переливаясь соломенным оттенком. Он ходил и выискивал глазами табличку. «Двадцать пять» – вертелось у него в голове.
Дорога под ногами казалась очень узкой, стесненной. Казалось, что все камни попадают под его кроссовки. «Девятнадцать, двадцать один…». Он завернул за угол, где были последние пять домов на Бэйвик-Хилл.
Двадцать пять. Мальчик встал. С высоты вселенной его было не видно. С его высоты он казался необъятным. Дом стоял самый последний в ряду. Он был огорожен зеленым заборчиком, чуть скосившимся в правом углу. Сам дом напоминал приличную богатую усадьбу. Том выдохнул. Посмотрел ещё раз на табличку, еще раз вздохнул и выдохнул, поднял руку и постучал.
Послышались шаги, всего несколько, но Том успел еще четыре раза сделать вдох и выдох.
– Здравствуйте…– Калитку открыла молодая женщина, лет двадцати пяти в уютном свитере и обтягивающих черных брюках. На голове у нее был высокий хвост струящихся по плечам волос. – Мы знакомы?
– Здравствуйте, меня зовут Том. – слегка заикавшись, но тем не менее более мужественно проговорил мальчик, незаметно поглядывая вглубь участка за отворившейся калиткой, пытаясь уловить взглядом то, что он искал. – Подскажите, это Бэйвик-Хилл, 25, правильно?
Взгляд мальчика скользил по табличке этого дома уже не один десяток раз и это был скорее риторический вопрос.
– Ну да, он самый. Могу чем-то помочь?
– Я могу увидеть Сару, проживающую здесь?
– Кого, простите? – изумленно проговорила девушка, поджимая озябшие от студёной погоды ноги.
– Девочка Сара, такая с рыжими волосами. Мне сказали, она здесь живет.
– Кто сказал? Тут нет никого, кроме меня и моего мужа, который сейчас на работе. Это он вам сказал?
– Нет-нет… А вы не знаете женщину по имени Нинон?
– Понятия не имею, про кого вы говорите. Имя не английское. Она, кажется, не местная?
– Да… Она приезжая… Из Парижа…
Наступила неловка пауза, Девушка явно ждала момента, чтобы уйти обратно в дом, но ей казалось некрасивым закрыть дверь сейчас, на такой незавершенной ноте разговора.
– То есть, вы не знаете их? – с надеждой переспросил мальчик. Непонятно, на что надеясь.
– Нет, мне очень жаль. Не знаю.
– Простите… Да… Тогда, до свидания… Спасибо…
– Ничего, до свидания, – калитка хлопнула.
Перед носом мальчика снова появилась зеленая перегородка. «Нет, мне очень жаль. Не знаю»-вертелось теперь в голове. Как не знает? Но это же Бэйвик-Хилл … Двадцать пять…
На секунду мальчику показалось, что он видел Нинон во сне. Он просто хотел, чтобы это было правдой, он верил в это. Он ещё раз, последний, посмотрел на табличку «Бэйвик-Хилл, 25», утвердился, что правдой является то, что он сейчас слышал и медленно зашагал обратно…
Он просто не знал, что Нинон не сон. Она просто сказала ему: «Бэйвик-Хилл, 25» вместо «Батвик-Хилл, 25» и все… Она нечаянно. Устала после перелёта.
10.
Сара вернулась вечером. Подавленная, прозрачная. Она будто исчезла вместе со своей последней надеждой. Надеждой на что-то хорошее. Вокруг нее был студёный воздух, но ей было душно. Весь мир будто давил на нее. Он высасывал из неё последнее.
На кухне сидела Ребекка. С момента, когда она услышала крики, прошло два часа. С момента, когда Нинон сказала, что лучше ей уехать, не объяснив причины, прошёл час. С момента последней дрожи руки не прошло и минуты.
– Где ты была?! Что вообще произошло?! – Ребекка вскочила, яростно глянув на девочку.
– Прости…Я… Я не…
Она заплакала. Сильнее, чем в прошлый раз. Её окутали необъятные руки Ребекки, которая заслонила её своими объятиями от всего этого надоедливого мира.
– Она сказала, что ей лучше уехать. Что произошло между вами?
– Он убил её, понимаешь? – задыхаясь и всхлипывая проговаривала девочка. – Мою маму! Он убил её… Убил!
Ребекка сдержала подлетевшую к горлу Сары истерику, опустила её голову на колени и, укачивая как младенца, поглаживала её волосы.
– Тише, тише. Кто убил? О чем ты?
Сара рассказала Ребекке всё, что слышала и чему не могла поверить. Всё, что теперь заполняло её без остатка. Сквозь слёзы и хрип, появившийся от застывшего кома в горле, она рассказала.
– Ты же понимаешь, что она не виновата? Это ужасная случайность, тыпонимаешь? Нинон не хотела этого… – Она правда не знала, что сказать. Первый раз за всю жизнь Бекки сомневалась в своей поддержке, она сомневалась в истине своих слов. Она во всём не была уверена.
– Я понимаю, но это жестоко… Боже… Ну почему она раньше не сказала?
– Что бы это изменило? Это бы не вернуло ни твою маму, ни отца, не спасло бы твою душу от боли. Ты бы познала её, но раньше. Ничего не поменялось бы. Но это были годы мучения и для Нинон. Тебе необходимо понять это…
Но Сара не слушала. Она не слышала ничего, кроме своих мыслей, которые бешено носились по своей траектории в её мозгу, сталкиваясь и разбиваясь друг об друга. Одна не успевала закончиться, как начиналась вторая. И так по цепочке, пока не осталась одна единственная. Да, Нинон не виновата. Сара это знала изначально. Она не могла простить её только за сокрытие, хотя её бабушка всё-таки была права, ведь пожар – это действительно случайность. Намеренно никто не поджигал ресторан. Сара вспоминала горящие полки, шторы, дверь и её маму. Она тоже горела. Перед тем, как упасть в обморок и проторчать там еще три года, глаза Сары размыли образы, последние. Подгоревшее мамино платье, заляпанные сажей щеки и балка. Во всем виновата она. Если бы Сара не упала, они бы выбрались. Но она упала.
Прошло около двух часов, прежде чем всхлипы окончательно прекратились. Время замедлило ход и только через два часа Сара встала с колен Ребекки и поплелась в свою комнату этажом выше. Она осмотрела комнату, деревянную лестницу с, уже заново выкрашенными лакированными, перилами, которые зазывали наверх. Персикового цвета ковер, не новый, но прилично выглядящий для своих лет, мягко улегся на ступенях, удлиняя дорогу. Она вспомнила, как именно по этой лестнице прыгала, узнав о приезде Нинон. Вспомнила, как пробежалась руками по этим перилам, когда умчалась в аэропорт. И вот теперь она слабо ступает по ним, придерживаясь, потому что боится упасть. Она споткнулась о краешек ковра, который слегка выпирался наружу. Споткнулась и еще крепче вцепилась в перила. Но это помогло ей лишь на две ступени. Она рухнула. Вся её слабость выплеснулась наружу, сковывая руки и ноги. Она покрыла её бледное тело, как покрывалом, и потянула вниз.
Грохот был тихий, её хрупкое тело не позволяло подать звук более громкий и отчетливый. Однако и этого хватило, чтобы Ребекка услышала и, хоть медленно, но пошагала на звук.
– Всё в порядке? Что-то упало?
На персикового цвета ковре лежала девочка, между четвертой и пятой ступенью. Её глаза были закрыты, волосы рыжей копной упали на лицо, заслонив левый глаз. Рот был приоткрыт, из него ещё просачивались струйки воздуха. Ноги заплелись, истощалые руки локтями зацепились за ступени, а пальцы свесили вниз.
– Сара?! Что с тобой???! Боже…
Ребекка подскочила к девушке. Она аккуратно взяла её за руки, проронив несколько слёз. Она прерывалась, не решавшись поднять Сару на руки. Её мысли путались в голове, она не знала, что делать. Металась как тигр в клетке. Наконец она решила сначала позвонить в скорую, а после отнести девочку в спальню. Так она и сделала.
С горем пополам Ребекка доставила девочку в кровать, еще раз попытавшись её пробудить. Звонок в дверь прервал её тщетные попытки, она сбежала вниз и распахнула дверь.
– Так-с, еще раз, что у вас случилось? – врач, совершенно спокойный, темноволосый мужчина, лет сорока, аккуратно прошёл в дом, хотя его аккуратность больше походила на неохоту.
– Моя…Девочка упала на лестнице, она не открывает глаз, уже много времени прошло. Пожалуйста сделайте что-нибудь! Я вас умоляю… Пожалуйста.
– Тише, дамочка. Кто вы говорите ваша? Девочка? Вы хотели сказать дочь?
– Нет… Да. Да, дочь. Пожалуйста, поторопитесь. – Ребекка поняла, что сейчас разборки в семейных статусах только продлят и без того быстро уходящее время.
Подойдя к кровати Сары, врач осмотрел белки её глаз с закатившимися зрачками. Подвел к носу зеркало и, заметив на нём следы дыхания, приложил ухо к её рту. Он четко услышал вдох, больше напоминающий сип.
– Что ж, это обычный обморок. – подытожил врач, собирая обратно свои приборы в сумку. – Возможно побочный результат переутомления или неправильного питания…
Доктор покосился на исхудавшее тело Сары.
– А может и вообще его отсутствия… В общем это не смертельно, но потребуется увезти её в стационар для наблюдения. Она долго не приходит в себя, это нехорошо. Поэтому собирайтесь, только побыстрее, у меня еще пациенты есть.
С этими словами врач направился к выходу, явно показывая своим видом, что он очень торопится.
Ребекка запихала в сумку всё самое необходимое и поспешила на улицу. Санитары вынесли Сару из дома.
Её глаза до сих пор не открывались, рот всё еще был приоткрыт и издавал очень тихий сип, который можно было расслышать только в полной тишине.
В больнице было немного народу, а в самом отделении никого не было вовсе. Дежурный врач где-то находился, но только не на своём месте. Врач, который приехал за Сарой, очень зло хмыкнул и окатил взглядом своих санитаров, ожидая от них ответа – где же персонал? Но после понимания, что они уж точно этого не знали, да и знать не могли, ещё раз презрительно хмыкнул, посмотрел на часы и закатил глаза.
Спустя две или три минуты дверь отделения распахнулась и вошёл врач. Его белый халат подчеркивал мужественную фигуру, высокий стан и привлекательное телосложение. Его походка отчеканивала каждый шаг, направляясь к приезжим.
-Я главный врач этого отделения, что случилось?
Последовал рассказ, сопровождаемый вздохами и всхлипами Ребекки, вознёй санитаров и постоянными напоминаниями врача скорой помощи о беспредельной занятости.
– Так, всё понятно, везите её во вторую палату, я сейчас позову медсестру и подойду. Вы можете ехать, а вы… Ребекка, кажется? Останьтесь, я с вами поговорю, – с этими словами врач начал снова отчеканивать шаги в сторону процедурного кабинета.
Вернулся он с капельницей и в компании пожилой женщины в белой шапочке, халате и с чемоданчиком, на котором была прицеплена наклейка плюсика – знака медицинской помощи. Палата была просторная, из приоткрытого окна сочился воздух. Солнечные лучи были неяркими и слабо, но проникали в уголочки комнаты. Всё остальное было стандартным. Кровать, тумбочка и в общем-то всё.
– Так, ну давайте мы её посмотрим. Мисс Тайнер, поставьте пожалуйста ей капельницу в левую вену. Спасибо. – Врач присел на кровать рядом с Сарой.
Он устремил свои приземленные зеленые глаза на её лицо и начал изучать, параллельно орудуя стетоскопом.
– Так, тут хорошо… Тут тоже… Так… Тут тоже неплохо. Мисс…?
– Джойс, сэр. Ребекка Джойс, я её мама.
Врач скользнул взглядом по ней и улыбнулся.
– Меня зовут Кристиан Фарадейк. Можете звать меня просто Кристиан. С девочкой всё будет хорошо. Она просто очень переутомлена, это видно даже внешне. Сейчас фаза обморока скорее перешла в фазу сна.
– То есть, Сара спит?
– Да-да, сейчас её ничто не тревожит, это сон. Скорее всего она проспит ещё долго, так как организм восстанавливает силы. Не беспокойтесь. Я вернусь вечером, проверю как её состояние. Можете остаться здесь, но никаких беспокойств!
– Да, конечно, я понимаю… Огромное вам спасибо! Огромное, мистер Фарадейк…
– Просто Кристиан, мы договорились! – врач подмигнул и вышел из палаты.
Ребекка присела на койку. Нежно взяла свою девочку за руку. Её холодные омертвелые руки не сопротивлялись.
– Цветочек мой… – Ребекка наклонилась и с лаской матери поцеловала Сару в лоб, проронив слезу.
– У меня нет никого дороже тебя, клянусь небесными тучками и бабушкиными спагетти…, – смех сквозь слёзы. Ребекка начала успокаиваться.
11.
Солнце потихоньку заходило за горизонт. С улицы доносились крики маленький детей, играющих после школы. Слышны были тормоза автомобилей, их сигналы и другие подобные звуки.
Люди торопились домой, кто-то приготовить покушать, кто-то встретиться с родными и близкими, некоторые желали наконец-то опрокинуться на диван и посмотреть любимый телевизор. Кто-то торопился на встречу, кто-то в театры или рестораны. Но где-то недалеко от них, в том же городе, на третьем этаже городской больницы, в пятом слева окне горел призрачный свет. Он озарял смуглое лицо женщины, сидевшей в голубом кресле, которая опиралась своим сбитым подбородком в ладонь. Её глаза сомкнуты, она издает звуки, напоминающие храп, смешанный с вдохами и выдохами. Напротив неё стоит койка, на которой очень беззвучно спит маленькая девочка. Её рука закреплена бинтом, который держит иглу, поставляющую в организм девочки глюкозу и другие необходимы вещества. Они никуда не торопятся.
На часах показывало пять часов вечера.
Девочка начала вертеться.
***
«Где я? Боже, где свет, почему тут так темно?».
Сара протянула руки, наощупь пытаясь найти источник света или хоть что-то другое.
«Эй! Есть здесь кто?!»
Она прошлась с вытянутыми руками, пока не запнулась обо что-то внизу. Она не упала, а лишь больно ушибла палец. Наклонившись вниз и пощупав «нечто», она поняла, что это была ступень. Таким же образом она провела руками чуть выше всё дальше и дальше ползя по ступеням. Лестница была круговая, это было понятно по характерным изгибам рук, которые им пришлось принимать, чтобы нащупать дальнейшие ступени. Когда Сара поняла, что все ступени позади и рука уткнулась в потолок, она услышала шум. Очень знакомый шум, доносившийся сверху. Она подняла голову и протянула руки вверх. «Побродив» ладонями по поверхности, она поняла, что это был не потолок. И догадалась, что за шум её преследует. Это был люк. Сара с трудом нашла щеколду и отодвинула её, открывая дверцу. Она осознала, что очутилась в каком-то подвале, где были разбросаны комки сена и другого мусора по углам. В дальнем углу виднелось отверстие, прикрываемое решёткой. Через него было видно дорогу и машины, которые и были шумом, услышанным Сарой.
Девочка оперлась руками на край люка и подтянулась. С третьей попытки ей удалось сесть на пол комнаты. «Эй! А тут кто-то есть?» – позвала она, надеясь на ответ. Но её окружали лишь пауки и грязь.
Она осмотрелась и нашла в противоположном от отверстия углу шкаф. Его дверцы уже разваливались и, чем ближе Сара подходила к шкафу, тем сильнее становился шум улицы, хотя она удалялась от отверстия с решеткой. «Что за черт…?». Сара открыла дверцу и оказалась на улице. Обернувшись, она увидела лишь стену, которая не имела никаких отверстий. Она как будто прошла сквозь стену. Оббежав её, она заглянула вниз, но никакого отверстия с решеткой тоже не было. Сара подняла голову наверх и прочла адрес. Улица была ей незнакома, однако повертев головой она поняла, что это Англия.
Она не знала куда идти, её окружала толпа разноцветно одетых и разнообразно выглядящих людей, абсолютно ей незнакомых.
– Подскажите, вы не знаете, как пройти…? Простите! Вы не знае… А вы не знаете, как пройти к дому…
Люди толкали её, но не слышали, проходили сквозь, не видя её.
Она шагала всё дальше и дальше, ориентируясь только на свою интуицию. Вскоре народа стало меньше, вся стая людей прошла мимо неё, оставив совсем одну посреди неизвестной улицы. Вдалеке виднелся перекресток, кишащий новой толпой, другими лицами. Сара, не найдя варианта получше побежала туда. Вливаясь в толпу, она кричала и просила о помощи, но никто её не слышал.
– Ну пожалуйста! Хоть кто-нибудь! Помогите мне, я прошу! – сквозь слёзы кричала Сара.
Впереди одна из голов начала реагировать на её слова, оглядываясь откуда и кто говорит. Сара заметила шевеление и побежала вперед к этой голове, крича «Пожалуйста, помогите», «Пожалуйста». Она проскальзывала сквозь людей, не задевая и не толкая их. Просто проходила через них, как будто была приведением.
Сара огляделась и увидела знакомую голову, направленную уже в другую сторону. Она побежала быстрее. Голова повернулась в сторону Сары.
– Сара?! Это ты?
Девочка, усердно пробирающаяся сквозь толпу, услышала своё имя, но это было неважно, она услышала голос, знакомый и родной голос.
– Том?! Где ты? Да! Это я! Том?!!! – она выскакивала из толпы, ища глазами человека, которого безумно жаждала увидеть. Человека, по которому безумно скучала. Человека, с которым всё было безумно.
– Том! Я здесь!
– Сара! Иди влево! Выходи из толпы, я здесь! Я тебя жду!
Сара метнулась влево и через несколько секунд покинула толпу, стоя параллельно ей. Она стояла и перед ней был только он. Тот самый человек. Он услышал её.
Прошла целая вечность пока они не решались двинуться навстречу друг к другу. Они просто стояли смотрели, каждый в свои любимые глаза. Он в её, она в его. Они не верили, что наконец-то встретились. В их головах промелькнула мысль, что да, это сон. Но он наконец-то хороший. Там наконец-то они вместе, после долгой разлуки. И неважно что это не реальность, у них была своя реальность и они были счастливы в ней.
– Том! – Сара побежала к нему навстречу, она обняла его так сильно, как будто в ней было в три раза больше силы, чем в действительности.
– Сара! Боже, Сара… Как я ждал тебя… – Том обнял её слабее, боясь причинить ей боль и уступая ей. Но он обнял её так, что, несмотря на видимую слабину, она бы не смогла выбраться. Он бы обнял сильнее. Но она и не думала уходить.
Они стояли в центре Англии, среди людей слева и справа. Они стояли, обнявшись и больше им ничего не было нужно. Столько вечностей прошло, прежде чем они оторвались друг от друга, но только чтобы посмотреть в глаза, улыбнуться и снова уткнуться в родное плечо.
– Я думал, что потерял тебя… Навсегда…
– Я тоже…
Их сердца вновь соединились, руки переплелись и ветер обдувал их вокруг, создавая заслон от внешнего мира. Том посмотрел ей в глаза ещё раз. Так трепетно, так нежно. Он прочитал в них всё, что тревожило Сару. Том не понял, как, но в её глазах он прочитал какие-то события и лишь спросил:
– Это правда?
– Да, Том… Боже… Это правда, – она заплакала и снова уткнулась в его плечо.
Том услышал слова Нинон, он почувствовал боль в голове при падении с лестницы, он увидел лицо незнакомой ему ранее Ребекки. Он увидел врача, как он подмигнул. Он услышал, как он чеканит шаг по коридору больницы. Она ничего ему не говорила, но он знал всё. Как? Не знаю.
– Мне так жаль… Правда…
– Я не знаю, что мне делать Том, – её слезы покрыли мокрой пленкой край рубашки Тома.
Юноша взял её за плечи и прошептал:
– Будь сильной! Я найду тебя и всё станет хорошо! Я знаю, что ты в Англии! Я знаю! Скажи мне адрес, и я приду, только будь сильной, я прошу тебя!
Сара прокричала адрес, но её слова потопил какой-то посторонний гул. Она повторила попытку.
– Сара, я тебя не слышу! Какой адрес?
Медленно силуэт Тома пропадал, а Сара продолжала кричать и плакать. Вокруг неё застыла темнота, но гул повторялся. Она кричала, пытаясь перекричать шум.
***
– Батвик Хилл 25, Батвик-Хилл 25… Батвик…
– Что с ней?! Почему она повторяет наш адрес?! Кристиан? – возле койки Сары стояла напуганная Ребекка и Кристиан Фарадейк, пытающийся её разбудить.
– Сара, просыпайся! Очнись, девочка, очнись!
Глаза приоткрылись. Она пришла в себя.
– Батвик-Хилл, 25, – повторяла она. По щекам текли слёзы. – Батвик-Хилл…
– Тише, девочка. Тише. Давай, открывай глазки. – Кристиан осторожно приподнял Сару за плечи, подставил ей под спину подушку.
Глаза были очень туманные. Она не сразу поняла, где она и кто её окружает. Через десять минут она поняла… Это был сон… Она не успела ему сказать. Он её не найдет…
12.
Где-то в Англии, уже стихшей под ночь, проснулся мальчик. В холодном поту он вскочил с кровати, не понимая кто он и где он. Его руки дрожали, по лбу текла капля пота, перескочив на нос.
– Том, что случилось?!
В комнату ворвалась мама, которая проснулась от крика мальчика.
– Всё хорошо, мам. Страшный сон, правда. Иди, ложись.
Мать протянула тёплую руку к мокрому лбу сына. Погладила его по голове и поцеловала. Затем она вернулась в свою комнату, оставив Тома наедине со своими страхами.
Он боялся. Он не услышал, что говорила Сара. Он её не найдет…
13.
Вот уже два месяца прошли, Англия покрылась снегом. Ребятишки, укутанные в шапки и свитера, ходили по проспектам и улицам. Где-то раздавался весёлый смех детей, катающихся на санках.
Вот уже два месяца прошло, как вьюга замела дом Сары на улице Батвик-Хилл, и дом с зелёным забором на Бэйвик-Хилл, который наконец-то починил мужчина. Его жена ждала ребёнка, с радостью и теплом вспоминая осень, которая подарила ей это счастье.
Снег запорошил дороги, ведущие к аэропорту. Стоянку, на которой обычно обитали велосипеды. Он мягко лёг на проспекте, через который всегда просачивался народ. И теперь он без устали куда-то спешит. Люди идут с коробками подарков, с пакетами продуктов. Ведь наступает пора праздников.
Не только в Англию пришла зима, но и в другие страны мира. Вот, например, во Франции снег легкой поступью прошёлся по Эйфелевой башне, бульварам, летом цветущим и манящим. Он покрыл крышу ресторана «Victor», который снова встречал у себя высокосортных гостей, как в старые добрые времена.
Улицы и дома надели снежные шубки и приготовились к украшениям гирляндами, шариками и другими торжественными атрибутами. Вот и на одной улочке, где находился самый знаменитый в окрестностях дом, царила зима. Домик тоже, не отличаясь от других, был белёсым. Некогда зеленеющий сад покрылся снежной шапкой. Цветы, не терпящие холодов, были перенесены в дом, который внутри теперь напоминал оранжерею. В центре всего сада, в маленьком креслице с кружкой чая с чабрецом сидела старушка. Её глаза были не радостны, но и не так грустны. Картина за окном навевала на неё тревогу и волнение, но и какие-то нотки радости. Она вспоминала, что, когда была ещё не так стара, её семья любила кататься на коньках и санках, они лепили снеговиков на заднем дворе дома, смеялись и веселились от души. Теперь, её двор был пуст. Коньки завалялись на полке чердака, а санки и вовсе были проданы другой семье с малышом, который сейчас уже наверно вырос и катается на горке.
Чай заканчивался, а воспоминания до сих пор пьянили разум старушки. Но вот тепло её дома, где её любимые цветы укрылись от мороза и вместе с ней проживали этот день, отвлекало её от грустных воспоминаний.
Мысли прервались, когда женщина пошла за очередной порцией чая. В дверь постучали. Она повернула голову и по-старчески засеменила открывать.
На пороге стоял мужчина. Очень рослый, хрупкого телосложения. Его лицо покрывали мелкие ссадины и синяки. Одет он был не по погоде, его курточка напоминала летнюю ветровку. И при этом она еще была и порвана. Волосы были взъерошены. Оттенок их напоминал цвет ржавчины. Нос постоянно шмыгал. Ну и не мудрено. Этот мужчина постучался в её дом. Этот мужчина вселил в неё страх сейчас, как когда-то давно.
Она захлопнула дверь тут же.
– Проваливай! Тебе нечего делать в моем доме. Как ещё наглости хватило приходить!
– Открывай. Я по делу. – пробасил голос.
– Какие же это у тебя дела ко мне, а? Проваливай давай. – она зашагала обратно к кухне, с очень обеспокоенным лицом и, наверно, повышенным давлением. Но стоило ей ступить несколько шагов, она услышала то, что заставило её открыть дверь. Она пожалеет об этом, но потом. Она просто не могла не открыть.
– Это о твоей дочери. О пожаре. Я хочу, чтобы ты знала правду! Открывай.
Минуту погодя дверь всё-таки отворилась, сопровождая пришедшего презрительным взглядом хозяйки.
– Входи. У тебя есть не больше пятнадцати минут.
Хмыкнув, мужчина с усмешкой прошёл вглубь дома, оглядываясь на каждое растение и мысленно поражаясь этому неизменному пристрастию его тёщи.
– Что же, дорогая Нинон, вы даже не предложите мне чашечку вашего фирменного чая? – плюхнувшись в кресло усмехнулся гость.
– Не шути со мной, Виктор. Зачем ты объявился? Твоё время идет, не забывай об этом.
– А ты всё такая же. На, смотри. Узнаешь вещицу?
На стол между двумя креслами, Виктор положил кусок бумаги, обугленный по краям, а в особенности справа.
– Что это?
– Ну неужели в вашем возрасте вы уже разучились читать? – с очередной усмешкой в комнату проник запах стойкого перегара.
Нинон откашлялась от этого зловония и аккуратно взяла листок со стола. Её глаза заскользили по строчкам. «Квитанция», «Владелец ресторана Нинон Дюваль задолжала партнерской компании…» «… и еще одной партнерской компании» «Прошу заплатить обозначенную сумму в указанный срок или нам придется подать на вас, как владельца, в суд».
Листок выпал из рук немощной старушки. Глаза наполнились мокрой пеленой.
– Откуда это у тебя? Что это значит?
– А теперь слушай. Помнишь тот день, когда в ресторане произошел пожар? Помнишь, как в один из обыденных дней, огонь из маленькой комнатушки туалета проник и распространился по всему ресторану? Помнишь, как он сожрал мебель, картины, полки, шкафы? Помнишь, как он забрал мою жену?! И знаешь кто в этом виноват? Ты! – Виктор наклонился ближе к столу, откашлялся и продолжил. – Ты приказала этому идиоту сжечь квитанцию? Твоя гордость убила мою жену, затем меня и всю мою жизнь!
– Я не приказывала сжигать, я лишь сказала избавится!
– Увы, это одинаковые вещи. Ты думаешь ты знаешь всё, о том, что случилось. Но ты не знаешь ничего! Это я устроил пожар, а не Вилли! Это я приказал ему сказать то, что ты принимаешь за истину! И всё потому, что ты не согласилась отдать мне ресторан. – кашель отразился на хрипоте в голосе Виктора. – В тот день я увидел, как ты ушла куда-то и вернулась с таким потерянным лицом, в котором была только ненависть. Я сразу понял, что что-то не так. Ты даже не заметила, как я встал из-за стола и пошел туда, откуда ты вышла. Там стоял этот идиот, который уже начал жечь край этой бумажки. Я отобрал у него и зажигалку, и квитанцию. Сказал, чтобы он передал тебе мою правду и заплатил ему, между прочим, хорошие деньги. А он свалил непонятно куда. Но не об этом. Я хотел сохранить квитанцию и посмотреть на твоё лицо, которое явно не ожидает подвоха. Вот и посмеялся бы я над тобой в суде. Но тут в мой мозг проникла мысль, что я упустил важный момент. В твоей правде Вильям сжигает бумагу и выкидывает её в мусорный бак возле туалета. Но, когда Вилли уже ушел, я обратил внимание на этот бак, который опять забыла убрать уборщица и свалила домой пораньше. Я решил подстраховаться, ведь ты бы могла заметить несостыковку истории. Я пошёл в туалет, воспользовавшись тем, что никого нет. Ты знаешь, что в ту комнату можно попасть только через женский туалет? И я пошёл с этим баком, чтобы выпотрошить его так как надо по легенде. Квитанцию я сунул во внутренний карман жакета. Я зашёл в комнату и сделав то, зачем пришел, уселся на скамейку. Вот идиот! Я не должен был задерживаться… Я закурил и еще раз посмотрел на квитанцию, размышляя о будущих действиях. И я услышал голос Марии… Она шла сюда и я испугался от неожиданного звука. Настолько, что выронил сигарету прямо на кучу бумаги. Она тут же воспламенилась и послышался ужасный грохот с моей стороны, ведь я еще умудрился упасть, идиот… Она зашагала сюда, времени думать не было. Я залез в шкаф прямо у входа. Когда они с Сарой зашли, я хотел выбраться из шкафа, выйти из комнаты и еще раз войти, чтобы меня не раскрыли. Тогда бы я вытащил их оттуда и сам потушил пожар, еще до его распространения по всему ресторану. Но увы, когда я вышел, чертовая балка упала. Она преградила мне и им путь, я побежал звать на помощь, но, когда все пришли, было поздно… Она умерла. Помнишь, как я проскочил сквозь огонь, чтобы взять её на руки? Чтобы только спасти её… Я же любил её больше жизни. Мне никто больше не нужен был ни тогда, ни сейчас. Если бы ты подписала ту идиотскую бумагу, ничего бы не было! Мария была бы жива! Я никогда тебе этого не прощу, как и себе не простил то, что сделал тогда. Живи с этим, как я живу! – Виктор покосился на часы в прихожей. – Я даже уложился в твои идиотские пятнадцать минут.
Пелена в глазах Нинон не дрогнула, лишь руки иногда тряслись. Она понимала теперь Сару и то, каково это узнать настоящую правду о чем-то очень больном. Узнать через много лет.
– Почему ты говоришь мне это именно сейчас? Зачем? Ты столько лет скрывал это.
– Сейчас мне нечего терять. Завтра у меня суд. Я убил человека, по пьяни, этому есть доказательства. Дочь свою я забил до полусмерти, она пролежала в коме из-за меня. И я боюсь, что она никогда уже не сможет меня простить. А если и простит, её руки будут дергаться при виде меня, а сердце замирать. Единственная женщина, которую я любил, мертва. Другую я не собираюсь даже искать. В тюрьме меня скорее всего убьют. Мне нечего терять, а вам есть что. Запомните эти слова. Всего хорошего.
Дверь хлопнула, пелена прорвалась наружу. Вот и всё.
Правда может убить не только старую «истину», но и человека, который считал её таковой.
14.
Что же произошло дальше? Виктора Блейка осудили и посадили в тюрьму за убийство человека двадцати шести лет, а также за пьянство и сопротивление при задержании. Через три года ночью ему перережут горло сокамерники за самолюбие и чрезмерное щегольство. В тот же день, когда Нинон узнала правду, она поехала в аэропорт и улетела в Англию. Сара полностью поправилась и набрала немного веса. Нинон узнала от соседей, где Ребекка и её внучка и поспешила в больницу. Там она рассказала всё, что случилось несколько лет назад и несколько дней назад. Потом они долго обнимались, сидя на кровати.
Ребекка тоже расцвела. Через два года она выйдет замуж за Кристиана, а через год у них появится ребеночек. Маленький мальчик по имени Том. Так его окрестила Сара, которая так и не смогла больше встретится с Томом. Она не видела его больше и во снах. Том же тщетно пытался найти её и даже пару раз проезжал мимо Батвик-Хилл, 25 на своем двухколесном товарище, однако не застал никого и больше не возвращался. Его перестали терзать ночные кошмары, но около года он еще сильно скучал по Саре. Он отстранился от других и не разговаривал даже с Майклом. После Том немного отойдет, но всё равно будет помнить девчонку из его снов.
Ресторан «VICTOR» прославиться в кругу знаменитых людей ещё больше и будет приносить щедрую прибыль Нинон и её семье. После рождения маленького сына, Нинон, Сара, Ребекка и Кристиан с ребёнком переехали обратно во Францию. Дом они продали и на эти деньги открыли небольшой бизнес вдобавок к ресторану. Маленькую цветочную лавочку. Поставщиком растений была Нинон, а продавцом, менеджером, бухгалтером и всеми другими должностями занималась Ребекка. Кристиан нашёл себе работу и они успешно зажили новой жизнью.
Родители Тома ещё не раз возили его в другие страны и настолько он влюбился в это, что через три года станет учиться на туристического агента и пойдет по стопам родителей.
Снег ещё не раз упадет на крыши домов в Англии и Франции, но отныне он будет приносить лишь радость и умиротворение. А всё, что раньше тревожило и вместе с тем иногда радовало, то, что ранее служило отдушиной для двух подростков осталось внутри, там же где оно и было.
Эпилог
Спустя 20 лет…
Люди иногда удивляются, каким жарким может быть апрельское солнце. И сегодня именно такой день. Прохладный ветер всё еще по-зимнему колышет светлые волосы идущего неспешным шагом мужчины, однако лучи намного теплее и это позволяет ему наслаждаться весенней погодой. Проходя мимо уличных ярмарок, где в основном, как и обычно, продаются сувениры в виде башенок и магнитики, желаемые каждой уважаемой себя туристкой, приехавшей в столицу Франции, где в воздухе порхают миллиарды светлых и радостных мыслей, он едва ли мог услышать свои.
Вот уже видится конец переулка, за которым последует его любимая улочка, украшенная тюльпанами. Она вымощена красивым, по-французски изящным камнем. Молодому человеку казалось, что даже запах этой улицы был особенным, выделяющимся из тысячи цветочно-пряных ароматов Парижа. Уже много лет он не был здесь. Уже много лет он мирился со своей любовью и привязанностью к этому городу. И, несомненно, он скучал по нему… Особенно после смерти своих родителей, погибших два месяца назад при падении самолёта. Вскоре после авиакатастрофы он решил переехать в город, который давно осел в сердцах его семьи. И вот он направляется в свое любимое место, где готовят лучший кофе и самые вкусные блюда. Там он встретиться с арендодателем и должно быть останется здесь на всю жизнь.
Он садится за лакированный деревянный столик у окна, кладет на соседнее место свой кожаный портфельчик с документами, заказывает большую порцию кофе по-ирландски – уже можно, ему как никак 36. Девушка в белой строгой блузке и, не соответствующей ей по строгости, озорной бордовой юбочке ставит перед ним его заказ и, пожелав приятного аппетита, поспешно удаляется. Горло мужчины слегка обжигает горячий, с ликерной остротой, напиток. И вот его взгляд направляется прямо на дверь, в которую должен войти тот, кого он ждет. Проводник его в мир Парижа. Риелтор, проще говоря.
****
Ей уже 36, а может ещё 36. Она также обворожительна и мила. Её густые, яркие, как взрыв, волосы представляют огромный интерес для свежего ветерка, всё также играющего на свободе этим апрельским днем. Её фигуру подчеркивает платье из белой, струящейся ткани, больше напоминающей по цвету свежее молоко или сладкую ваниль. Её талию аккуратнейшим образом окольцовывает небольшой ремень, выбранный в тон к туфлям, несущим её легкой волной по переулкам.
Как же она давно не пила свой любимый капучино и не ела манящих круассанов с тончайшими миндальными лепестками и приторно-сладкой шоколадной пастой. Не может девушка быть счастливой без сладкого. Даже если может, то только не она. Скоро она улетит из Парижа, пронизанная страстью повидать мир, а маленькая сладость станет приятным завершающем аккордом её прежнего существования. Ведь, кто знает, может отыщется место, где она останется жить.
Вновь она зашла в ресторан не через главный вход. Дурацкая привычка, но все мирились с ней. Её там все знали, и даже любили. И вот она здесь. Знаменитая сладкоежка, завидная невеста, затмевавшая своей красотой всех парижанок, яркая и бойкая женщина с жаркой, как языки пламени копной волос. Не женщина – мечта!
И вот к ней подходит официантка. «Слегка вульгарная из-за откровенной бордовой юбочки» – подумала девушка. Ставит свой подносик на столик и вежливо принимает заказ. «Всё-таки что-то есть в этой юбочке… Цвет глубокий! Но длина…» – всё также размышляла она.
****
Его стул слегка скрипел под тяжестью его слишком возбужденного от волнения тела. Он считал мысленно минуты и с особой сладостью предвкушал будущую встречу. И вот он. В черном, висящем на плечах, как на вешалке, пальто, входит высокий мужчина. Его тощую голову обрамляет шляпа старых, возможно даже довоенных времен. В руке его такой же чёрненький портфельчик, в котором наверно такая же ненужная кипа документов.
Мужчина отодвинул спиной стул, чтобы встать и поприветствовать ожидаемого, но кажется по своей неловкости задел стул сидящего спиной к нему. Но сладость встречи так затуманила ему голову, что он даже не повернулся с извинениями, к тому, кого потревожил. Ему было не до этого. Он мечтал поскорее заснуть в своём маленьком домике. Не терпелось назвать Париж своим городом.
****
Она сидела и порхала в мыслях о том, как выпьет вкусный кофе, а потом улетит из этого города навсегда. К новой жизни. Наслаждалась музыкой, так неожиданно точно характеризующей её собственные струны души, как вдруг её ражие локоны кто-то придавил, с особой грубостью толкнув маленький коричневый стульчик, на котором она сидела. «Ау…» – подумала девушка, рьяно доставая свои волосы из-за сплетения двух стульев. И, как на зло, подлетела официантка в своей ужасной бордовой юбочке, чтоб её! Она подлетела так быстро и в такой неподходящий момент, что сливочный, любимый всем сердцем капучино полился прямо на белое платье своей фаворитки.
****
Вот и всё. Она бежит в туалет оттирать пятно, чтобы успеть до рейса исправить эту ситуацию, но оно уже видимо приелось к белоснежной ткани, а он раскланивается перед почтительным человеком и пытается ускорить все формальности, чтобы быстрее перейти к делу. Стечение обстоятельств, положение дел или может звёзд, а может и та отвратительная официантка не позволили этим двум увидеть друг друга. Им стоило всего лишь обернуться. И они бы узнали друг друга. Как он мог не узнать её рыжих, как пламя, волос и зелёных, как самая чаща леса, глаз? Как он мог не уловить её цветочно-фруктовый аромат? А она? Как она могла не узнать его вьющиеся светлые волосы и карие бездонно-светлые и добрые глаза?
Должно быть, их пути больше никогда не пересекутся… Они бы узнали друг друга. Но видимо то, что заключено внутри, так и остается там, в недрах души, где живут тайные человечки из детства, парят зубные феи. Там, где обитает самое несбыточное, нереальное. Всё это так и остается внутри.
Последние комментарии
4 часов 5 минут назад
20 часов 9 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад
3 дней 11 часов назад
3 дней 15 часов назад