Постапокалипсис, в котором я живу [Алла Грин] (fb2) читать онлайн

Алла Грин Постапокалипсис, в котором я живу

Часть 1. Милый дом

Солнце на рассвете

Окунув землю в непроглядный мрак, ночь вступила в свои законные владения, чем придала непомерной силы тому, кто был ее хозяином. Свежий воздух в одночасье переполнился диким ревом, повергшим в ужас каждого, кому довелось его услышать.

Сквозь пелену ночи по асфальтированной дороге свой путь прокладывал одинокий автомобиль. Тусклый свет желтых фар едва разъедал тьму. Руки Рори Аллена крепко сжимали руль, напряженный взгляд упирался в дорогу. Его нутро замирало: несмотря на весь запас своей храбрости, он допускал, что сегодня может оказаться слаб перед силами ночи. Уж очень она была безлунной, а догоняющий рев раздавался почти за его спиной. Только огни, повисшие вдалеке на полотне черного неба, успокаивали его. То были не звезды, а прожекторы, закрепленные на железной стене, подпирающей высокое небо.

На этой стене стояли два человека – каждый на своей вышке. Один из них, тот, что постарше, глядел на бескрайние просторы в бинокль. Он проверял обстановку, и его вниманием завладел неясный свет.

– Что-то подозрительно там мелькает, – хриплым голосом протянул старик Карл Понд.

Второй дежурный – Роберт Халецкий – тоже поднял свой бинокль и внимательно всмотрелся вдаль. Его взгляд поймал желтую точку, медленно скользящую в сторону города.

– Думаешь, кто-то едет?

Карл повернулся к темноте правым ухом, пытаясь среди отдаленного рева расслышать гудение мотора.

– Пока что ничего не слышно.

Роберт пожал плечами. Он равнодушно отвернулся от яркой точки, но невольно продолжил прислушиваться.

Прежде, чем настигнуть стены и достать до ее света, Рори Аллену пришлось преодолеть нелегкий путь. Стена была близко, но рычание – еще ближе. На полдороги почувствовался толчок, над головой прогремел удар и одновременно с ним прогнулась крыша. Машину резко повело влево, но Рори Аллен смог справиться с заносом. Дыхание участилось, сердце забилось как молот. Кузов задребезжал, ощущалась вибрация – на крыше ерзало тело. В следующий миг раздался скрежет – чьи-то когти вцепились в решетку на окне.

Обычно преввирам не нужно много времени, чтобы ее отодрать. Не сводя сосредоточенных глаз с дороги, Рори опустил стекло, просунул дуло пистолета между железными прутьями и выстрелил. Раздался хлопок, преввир отцепился и с жалобным визгом покатился по дороге. Оставленная позади тьма мгновенно проглотила его, однако тут же на смену ему пришел новый. Похоже, машину нагнала целая стая. Рори видел мелькание черных силуэтов в зеркале заднего вида. Отвернувшись от дороги и держа руль только одной рукой, ему пришлось палить в черноту, надеясь хотя бы на случайное попадание.

Он уже проехал достаточно, чтобы люди на стене смогли отчетливо увидеть машину. Оба дежурных слышали гудение мотора. Но главное, поняли, что за машиной гонится целая свора злых существ.

– Ну что там происходит? – крикнул человек, стоящий под вышками.

Его звали Дик Фостер. Это был еще совсем молодой парень девятнадцати лет.

– Только машина, – прокричал ему Роберт, – и, думаю, внутри кто-то один. Он стреляет на ходу.

– Это не наш человек, – рассудил Карл, – по журналу все наши в городе. Кем бы он ни был, пусть катится туда, откуда приехал. К черту его!

На вышку к Карлу ловко взобрался Дик.

– Роберт, не хочешь часом помочь бедолаге? – крикнул он через пропасть.

– Еще чего придумал! – взревел Карл. – Патроны на него тратить! Разъезжают тут всякие по ночам!

– Не ворчи, Карл, – прокричал ему Роберт. – Дик, бери его ружье.

Карл недовольно покачал головой, но уступил. Он стал спускаться вниз, второпях пытаясь докричаться до дежурного в сторожке, чтобы тот готовился открывать ворота. Когда старик ступил на землю, воздух уже пропитался запахом пороха. Уши Карла, еще не потерявшие слуха, ловили громкие звуки выстрелов эхом отскакивающие от стены.

Старик подобрал ружье, оставленное Диком у подножия вышки, и направился к воротам, готовый встречать незваного гостя.

– Все, можешь открывать! – донесся сверху громкий голос Роберта.

– Открывай! – криком передал Карл сидящему в сторожке Фараону.

Фараон Рэнкин – высокий крепкий мужчина поднес свою темную руку к пульту и надавил на рычаг. Железные ворота разразились в скрежете. Сквозь образовавшуюся в них щель в город въехал автомобиль. Когда из него вышагнул человек, Карл Понд резким движением вскинул ружье вверх.

– Подними руки и медленно поворачивайся ко мне лицом! – скомандовал он.

Человек сделал, как было велено, и теперь перед Карлом стоял некто, чей лик был скрыт под тенью капюшона.

– Покажи лицо, – приказал Карл. – Кто ты такой? Назовись!

Человек молчал, и было заметно, как в тени отражается блеск его белозубой улыбки. Карл подошел ближе и яростно сорвал с его головы капюшон.

– Ах, ты паршивец! – взревел он, когда понял, кто перед ним стоит.

Он от удивления схватился за голову:

– Мы же хотели оставить тебя на растерзание этим тварям! Хоть бы предупредил, что едешь.

Лицо Карла искривилось в сердитой гримасе, а Рори Аллен громко рассмеялся.

– Ну, вот я и дома, – весело произнес он. – Успели тут соскучиться?

– Мы думали, что ты давно помер, – воскликнул Карл. – Где тебя носило полгода?

С вышки донесся крик:

– Карл, мне показалось? – взволнованно прокричал Роберт. – Или я слышал голос Рори Аллена?

– Да, это он, – последовал короткий хриплый ответ.

– Ну, наконец-то! – прокричал Роберт. – Я же говорил, что он когда-нибудь вернется.

Рори поднял голову вверх.

– Я дома, ребята. – Он помахал им. – Здравствуй, Дик. Привет, Роберт.

– А ну, иди сюда! – окликнул сзади Фараон Рэнкин, высунувшись из окна сторожки.

Рори оставил Карла и впопыхах понесся к деревянной двери, из которой резко вынырнул Фараон.

– Фараон, запиши его в журнал, – догонял ворчливый голос Карла.

– Хорошо, – отозвался Фараон, и с оживленным видом повернулся к Рори:

– Ну и ну, – присвистнул он, осмотрев Рори с ног до головы.

Перед ним стоял шестнадцатилетний парень, который был на две головы выше его:

– Как же ты вымахал! Почти перерос отца.

– Не думаю, – ответил Рори, и натянуто улыбнулся, на секунду похолодев в глазах. – Он все равно выше.

– … и проверь его на укусы! – не отставал старик.

– Да-да, я уже проверил, – нараспев протянул Фараон, отмахиваясь от Карла.

– Укусов ведь нет? – спросил он у Рори.

Рори выпрямил руки и посмотрел, не разодраны ли рукава на куртке, а затем ладонью провел по шее.

– Вроде нет, – пожал плечами он.

– Ну, и хорошо, – нетерпеливо сказал Фараон и приоткрыл дверь, приглашая его в сторожку. – Проходи. Я жду рассказ о том, где ты пропадал все это время.

Но Рори помедлил. На его лице промелькнула неловкая пауза.

– Слушай, я…

– Ах, ну да, – тут же сообразил Фараон, – ночь на дворе, а ты только с дороги. Тем более был в такой переделке… ух! Тебе бы пойти домой и отдохнуть. – Он по-доброму подмигнул ему: – Я рад, что ты вернулся.

– Да, я тоже, – кивнул Рори, благодаря взглядом Фараона за понимание.

Фараон проводил его до лифта и дружелюбно хлопнул по плечу:

– Ну что, не забыл еще дорогу к дому?

– Ее не забудешь.

А ведь когда-то он и правда пытался это сделать – забыть, но у него ничего не вышло.

Ступив на металлическую платформу, Рори распрощался с Фараоном, пообещав зайти к нему завтра и рассказать все подробности.

– Лучше бы тебе зайти к отцу, – напоследок бросил Фараон, когда Рори уже поплыл на лифте вверх и из-за гудения тягача не смог услышать ни единого слова.

Будто железная рука поднимала его на холм, который был так любим и дорог его сердцу. Скоро Рори оказался выше величественных ворот и ступил подошвами ботинок на каменистую землю. Его встретил спящий город, покрытый все той же тьмой, в которой, однако, уже не было ничего зловещего. Ночи в Городе Гор были самыми спокойными ночами в мире.

Рори Аллен шел, не спеша вдыхая запах дома. Так пахла для него свобода, которая за минувшее время успела ему немного позабыться. В Городе Гор он мог расслабиться, идти с опущенной головой и не оборачиваться назад, в боязни увидеть за своими плечами нечто. Здесь темнота не таила в себе ничего зловещего. Ох, если бы весь мир был похож на это место!

Рори Аллен был шестнадцатилетним парнем, крепко сложенным и успевшим за последние полгода заметно вытянуться. Особенно заметно для тех, кто давно его не видел. Он сверлил голубыми глазами камень, устилавший дорогу, и вид у него был слегка потерянный; он соскучился по этому городу, но и успел от него отвыкнуть. Он плелся по дороге вдоль потухших окон, путь его освещал свет карманного фонаря. Ботинками Рори уткнулся в ступеньку – он наконец-то добрался до своего дома.

Дом выглядел так же, как и полгода назад. Ничего не изменилось, кроме самого смотрящего. Рори Аллен взошел на крыльцо и хотел было постучать в коричневую дверь, но вдруг передумал. За ней крепким сном спали люди. Не стоило их тревожить, своих друзей. Он покажется им чуть позже. Его кисть опустилась вниз, и, присев на ступеньки, он вскинул голову в небо. Его задумчивый взгляд уперся в яркие звезды. Он смотрел на них и невольно вспоминал свои прошедшие годы здесь – незабываемые хорошие годы.

Вскоре на востоке посветлело небесное полотно. Рассвет принялся красить облака в светло-розовые оттенки. На улице стали появляться первые люди: это повара с ранним лучиком солнца приступали к своей работе. Еще пара мгновений – и целый город забурлит жизнью. Рори поспешил вновь скрыть свое лицо под капюшоном. Он встал на ноги, и они повели его туда, где еще ненадолго, но он останется незамеченным.

Возвращение

Жизни лучше, чем в Патоке, Ева Гордон не могла себе представить даже в своих самых сокровенных мечтах. И спустя столько лет, каждую ночь перед сном, она ее вспоминала. Воспоминание это теперь носило лишь вкус томной горечи, однако заглянув в самую его глубь, можно было учуять и сладость маминых блинов с черничным вареньем, и запах недавно скошенной у дома травы. В воображении сразу же всплывала серая крыша из грязного шифера, высокий железный забор и скрипящая калитка; перед глазами плыла речка, на которую Ева с отцом пробирались, тайком минуя высокую ограду; и помнилось, как рыба, плескаясь, выпрыгивала из воды во время заката. Память хранила и тепло встречающих с неудержимой заботой рук матери – они прижимали Еву к замасленному переднику, белому в красный горошек… Ей вспоминалось разное: мелочи и незначительные детали, но не то, что было действительно важным. Лица матери и отца навсегда были стерты временем из ее памяти. Она слишком рано лишилась родителей и почти не помнила как это: чувствовать их любовь и любить их. В ее распоряжении оставались только воспоминания-призраки, и она радовалась, что хотя бы они есть.

В Городе Гор стояло самое обычное утро – через распахнутое настежь окно в комнату влетало пение петухов. Теплый ветер играл с прядями белоснежных волос, мягко раскинутых на подушке, лучи солнца целовали тронутую летним загаром кожу. Октябрь месяц вступал в свою первую половину, оставив напоследок Городу Гор еще одну теплую неделю. В летней столовой за городской площадью повара без устали стучали кастрюлями, начиная с самого рассвета. Щурясь от солнца, толпы людей с нетерпением ожидали своей порции булок и компота. Скоро Ева Гордон тоже присоединилась к ним.

Красный с ароматом клюквы компот плескался у нее в чашке. Она медленно продвигалась к своему столу, дружелюбно отвечая на приветствия горожан.

– Доброе утро, Ева, – говорили ей, когда она проходила мимо чужих столов.

В Городе Гор все друг друга знали. Людей здесь жило не много. Они были словно одной большой семьей. Ева любезно кивала им в ответ или здоровалась с кем-нибудь сама.

– Доброе утро, Дик, – сказала она Дику Фостеру, и взглянула на сидящую рядом женщину: – здравствуйте, Теодора.

Теодора была его мамой – почтенной дамой в возрасте. С ее лица никогда не сходило выражение строгости.

– Здравствуй, Ева, – сухо ответила Теодора.

Ева шла дальше. Пронеслась еще одна череда приветствий. Где-то позади затерялся голос Дика. Кажется, он хотел что-то ей рассказать, но не докричался. Он всегда хотел ей что-нибудь рассказать, какую-нибудь невероятную глупость, и задержать еще на пару минут. Сделав вид, что не услышала, Ева устремилась вперед.

– Как дела, Ева? – поинтересовались Джонсоны.

Слева от них сидела чета Халецких. Роберт и Кристина Халецкие были добродушными людьми.

– Хорошее сегодня утро, а, Ева? – весело сказал Роберт и подмигнул ей.

Ева помахала ему, затем его жене, их детям, а младшенькому – шутливо показала язык, пока никто не видел.

Обычно она завтракала вместе с Артуром Дювалем, своим лучшим другом. Они дружили с детства и были как брат и сестра. Раньше в их крепкой компании был еще и Рори Аллен, но он давно уехал. Теперь его здесь нет. А Артур еще вчера предупредил, что встанет поздно. Его ожидал тяжелый день. Ему следовало выспаться и набраться сил. Ева знала, что будет завтракать в одиночестве.

– Здравствуйте, здравствуйте… – бросала она, то туда, то сюда. Вдруг в толпе она заметила Игоря Горского: – Здравствуй, Игорь!

Он обернулся. Губы Евы сложились в лучезарную улыбку, шаг замер.

– Привет, Ева, – ответил Игорь и подошел к ней.

У него было хорошее настроение: словно она была пятилетним ребенком, он нажал указательным пальцем на кончик ее чуть вздернутого вверх носа. Ева застенчиво рассмеялась, но в глубине души тайно огорчилась. Мог бы пошире распахнуть свои голубые глаза и заметить, что я уже давно выросла, подумала она. Игорю было тридцать пять лет, а ей восемнадцать. Разницу в возрасте она считала пустяком, который никогда не сможет встать поперек настоящей любви.

Игорь провел ее к столу и присел рядом. Они проболтали около двух минут. Его ждали такие важные дела, что некогда было и поесть. Игорь был главой города, его создателем и отцом. На его плечах лежало тяжелое бремя ответственности. Смотря ему вслед, Ева заходилась от трепета. Ну вот, они увиделись, и значит – утро прожито не зря.

Сразу после завтрака она отправилась на работу. На этой неделе ничего серьезного – ни ночных, ни дневных смен, а только выезд на рынок в соседний город. Своего рынка в Городе Гор не было. Ева была работником безопасности, в народе они назывались дежурными. Работа была не сложной, как показалось бы на первый взгляд, поэтому ее и взяли, когда ей было еще шестнадцать лет. Тогда у ворот не хватало людей, и лишние руки не помешали. Здесь ей нравилось больше, чем на кухне, где у нее обычно ничего не получалось. Ее главной задачей стало бесцельное скитание у вышек с ружьем в руках. Пару раз за смену приходится взобраться наверх и смотреть в бинокль. Обычно за воротами ничего не происходит: только по ночам бесперебойно воют преввиры.

Очень редко в город приезжают гости; с главной дороги не увидишь, что на холме стоят дома, а людям знающим о городе здесь просто нечего делать: рынка нет. Разве что ездят за подмогой врача. Но сейчас и в Городе Гор его не найдешь. В последнее время врачи вообще стали редким явлением.

Сегодня Ева должна отправиться в Ату. Ата – небольшой город в пятнадцати минутах езды. На самом-то деле – это настоящая дыра, пристанище для бродяг, заезжих бандитов и пьяниц. Ворота там всегда настежь открыты, управления или администрации – нет. Только многочисленные пивные, базар и бедные трущобы. Зачастую туда попадают проездом, когда едут на юг, в отдаленную Барреру. В Ате можно снять дешевую комнату на ночь, а утром – двинутся дальше и забыть, что это место вообще существует.

Проходя через площадь, она зачерпнула стопку листовок с заказами горожан из специально отведенной для этой цели корзины и устремилась к лифту. Она ступила на платформу и крепко ухватилась за поручень. Ее окружила железная решетка. Сквозь маленькие щели просачивался вид с высокого холма. В такт рывкам и гудению лифта Еву стало раскачивать в кабине. Очутившись внизу, она вышагнула на деревянную лестницу, и, перепрыгнув через три ступеньки, ловко приземлилась на землю.

Она побрела к сторожке. Нужно было отметиться в журнале и кроме того найти Дуная Рэнкина. Его брат – Фараон, вчера вечером заступил на суточную смену и должен находиться здесь. Только бы Дунай не опоздал, как это бывает обычно, ведь грянет полдень – и на рынке будет народа не пропихнуться.

Ева Гордон легонько толкнула дверь и переступила деревянный порог. Клуб дыма с едким запахом табака резко ударил в нос. Спиной к ней за столом сидел Фараон Рэнкин. Сгорбившись, он читал книгу под тусклым светом лампы. В жестяной банке, служащей пепельницей, медленно тлела сигарета.

– Ты когда-нибудь здесь задохнешься, – сказала Ева и, подойдя к окну, раздвинула шторы. Распахнула форточку, чтобы зашел свежий воздух. Усталые глаза Рэнкина пощурились от дневного света, залившего комнату.

– Где Дунай? – спросила она, подходя к столу с журналами, чтобы вписать туда свое имя и время заступления на службу.

– Наверху, – ответил Фараон, не отрывая глаз от книги.

Ева состроила сердитое лицо:

– Что он там до сих пор делает?

– Ищет в городе человека на сегодняшнюю поездку. Ты разве не просила тебя заменить?

– Нет, – возразила Ева.

– Странно. А мы думали, что ты сегодня не появишься здесь.

– С чего бы это?

Фараон отложил книгу в сторону и пристально взглянул на Еву.

– Не может быть, что ты ничего не знаешь.

– Что я должна знать?

Фараон хитро улыбнулся и ткнул дымящейся сигаретой в сторону журнала, куда записывают посетителей города.

– Что там? – сходу спросила Ева, поднимая журнал.

– Открой и посмотри. Я удивлен, что Дик Фостер ничего тебе не разболтал. Да и сам Аллен… Странно, что он не пошел к тебе домой. А ведь ночью мне сказал, что пойдет.

Журнал выпал из ее рук и с грохотом приземлился на стол.

– Рори вернулся? – воскликнула она.

Ева медленно опустилась на рядом стоящий стул. Ресницы быстро захлопали, удивленные глаза заблестели.

– Ты не шутишь? – волнительно переспросила она, слегка потянувшись через стол. – Он, правда, здесь?

Лицо Фараона озарилось улыбкой. Он кивнул:

– Приехал ночью. Я думал, что к утру ты уже будешь в курсе, и посоветовал Дунаю искать тебе замену. А вот оно как получилось!

– Рори вернулся…

Вот, что Дик хотел рассказать ей за завтраком! Какая она глупая, что не остановилась послушать его треп.

– Фараон, я сейчас же должна идти, – решительно заявила она.

– Иди, иди скорее, – кивнул Фараон.

Ева миновала привычный путь: дорога к лифту, поездка на лифте, дорога от лифта… Она не шла, а бежала. Озираясь по сторонам, она окидывала взглядом каждого, кто возникал перед ней, в надежде увидеть те самые, знакомые черты лица. Промчавшись по главной улице, она добралась до площади, свернула в переулок, заглянула домой – но Рори Аллена нигде не было. А потом ее осенило: должно быть, он ждет у озера, сидит под широким деревом. Ведь так много времени было проведено под его ветвями. Когда-то это было их любимым местом.

Ева помчалась на окраину к пустырю, а через него прямиком к озеру. Ступив на каменистый песок, она издалека увидела силуэт, сидящий на массивных корнях.

– Рори! – радостно воскликнула она. – Рори!…

Она уже и забыла, как звонко звучит его имя. Он резко обернулся, и его широкая белозубая улыбка заблестела на солнце.

Вытащив ноги из воды, он встал; его руки потянулись к ней навстречу. Ева помчалась к воде. Взбираясь по мокрым корням, она поскользнулась и еле устояла на ногах. Рори протянул ей ладонь, и когда Ева ухватилась, он резко потащил ее на себя и заключил в объятия.

Это был Рори. Рори Аллен. Ее лучший друг. Она любила его своей особенной любовью: сестры или даже матери, а он ее – несколько по-иному. Ее руки обвились вокруг его шеи. Рори согнулся и прижался носом к ее плечу.

– Я скучала по тебе, – протянула она.

– Ради этих слов стоило пересечь полмира.

Разговор у озера

Ева Гордон опустилась на корни дуба, и Рори примостился подле нее, запустив босые ступни в прозрачную воду. Над их головами тихо шумела листва, ветер рябил озерную гладь.

– Последние четыре месяца я провел в Северном Аркаде, – сказал он, смотря вдаль, на залитый солнцем силуэт склона.

– Как ты там очутился?

– Это долгая история. Я даже не знаю, с чего начать.

– С самого начала, – попросила Ева. – С того момента, как ты уехал.

Рори внимательно посмотрел на нее:

– Прямо с ссоры?

– Можешь и с нее. Никто до сих пор не знает, из-за чего вы с отцом поругались.

– Если честно, я уже и сам не помню. Но тема для споров у нас всегда одна, ты знаешь какая. Зацепились слово за слово, как обычно.

– Ты уже заходил к нему?

– Еще нет. Хочу оттянуть время хотя бы до вечера.

– Ты должен зайти к отцу. Сегодня же, Рори.

– Я знаю.

Он побарахтался ногами в воде и немного подумал о чем-то своем.

– Ну, и как ты оказался в Аркаде? – спросила Ева.

– Вообще в тот вечер я решил съездить в Ату, чтобы успокоиться и побыть подальше, – ответил он. – Провел там две ночи и за это время вроде бы успел остыть, но вернуться назад так и не смог. Та ссора была последней каплей, понимаешь?

Ева кивнула.

– Раз назад я поехать не мог, то я решил не тратить время впустую, а сделать то, что всегда хотел.

– Что именно?

– То, что отец всегда мне запрещал. То, из-за чего мы повздорили.

Ева подозрительно взглянула на Рори:

– Неужели ты поехал на поиски …Элизабет?

– Да, я поехал искать маму.

Сердце Евы забилось чаще.

– И что? Ты все-таки нашел ее?

– Нет. Ее нигде не было. – И Рори отрицательно, как будто сам себе, помотал головой.

– Мне очень жаль, – сказала Ева.

– Ничего страшного. Я теперь уже не расстраиваюсь. Мои поиски все равно не оказались безрезультатными, – сказал он.

Ева вопросительно посмотрела на него, приготовившись слушать, и Рори глубоко вдохнул.

– Ты помнишь, за пару месяцев до своего отъезда я взял мамин след в Ате? Я увидел кого-то похожего в толпе. Да, я был слишком маленьким, когда она исчезла, но клянусь, что до сих пор помню, как она выглядит. Поселившись там после отъезда из Города Гор, я стал расспрашивать о ней людей. Я узнал, что эта женщина давно уехала. И как вычислил позже, она двигалась по цепочке городов на запад. Вскоре я сорвался с места и поспешил за ней. Тогда эта идея не казалась мне такой безумной, как сейчас. Я верил в нее, я считал, что она реальна. Это теперь я все ясно вижу: я изнурял себя в поисках женщины, бывшей не больше, чем призраком, – но мной правило наваждение. Я ничего не мог с собой поделать. Я шел за этим призраком по пятам, сменяя город за городом. И когда приезжал на новое место, то верил, что наконец-то застану ее здесь. Но раз за разом меня поджидали неудачи. Так странно, ведь я чувствовал, что эта женщина совсем близко, я почти физически ощущал это. Помнится, как меня злило то, что она уходит прямо из-под моего носа. Временами мне казалось, что она специально прячется от меня. Но эта неравная погоня все же однажды подошла к концу. В городе под названием Верес. Не знаю, слышала ли ты о таком. Он и правда очень далек от Города Гор.

Верес – был последним островком жизни, который мама покинула, прежде, чем цепочка оборвалась. Я начал искать тщательнее, чаще переезжать с места на место, но чувствовал, что все больше удаляюсь от цели. В итоге, я просто сбился с пути. А осознав, что потратил столько усилий впустую, я сдался. Я начал бесцельно скитаться по чужим городам и деревням, стал уныло бороздить белый свет. Меня стало душить такое разочарование, которым я не решился бы мучить даже врага. В тот момент моя жизнь показалась мне пустой и лишенной всякого смысла. Казалось, что мне нечем и незачем больше дышать. Домой я не хотел возвращаться из-за своего упрямства, тем более мне представлялось, что меня там никто не ждет. Я имею в виду отца. Потому я и остался жить там, далеко, среди чужих жизней. Но прошло время – и мои эмоции притихли. Я снова стал глядеть по сторонам, удивляясь тому, во что превратился мир, пока я не обращал на него внимания. Или он всегда был таким? Мои глаза вдруг снова загорелись поиском, но уже не лика матери, а чего-то более важного. Я пытался разглядеть радость в лицах людей, улыбки блестящие на солнце, счастье в смехе детей, беззаботность существования… Но я видел только голод и смерть, голод и смерть. И еще бедность. У нас, в Городе Гор, люди так не живут, поэтому происходящее зацепило меня. Тогда мне многое и открылось. Мне увиделись люди, живущие намного хуже, чем живем мы. И осознание этого словно окунуло меня в ледяную воду. Это стало первым толчком для меня. Я понял, что обязательно должен что-то сделать. Но пока что не знал – что именно. Каждый новый день для всех тех людей был настоящим испытанием. Каждый восход солнца был предзнаменованием чего-то плохого. Они боялись ложиться спать и боялись просыпаться. Я и сам начинал чувствовать это, когда поселился среди них. Тогда я и решил окончательно забросить затею с поиском мамы и заняться чем-нибудь, что принесет всем этим людям пользу, но напоследок я все же хотел попытать удачу в Мерибеле. Что-то неосязаемое тянуло меня туда, и не будучи привязанным к какому-нибудь месту, я решил податься в путь.

Наступал вечер, когда я миновал ворота Аппера, а до Мерибеля было еще три часа езды. Я остался переночевать в Аппере, снял комнату и вымотанный с дороги свалился спать. А утром города уже не было. Он исчез с лица земли. То, что произошло утром, и сейчас заставляет меня вздрагивать при одной лишь мысли о случившемся. Я как сейчас помню: взрывы начали раздаваться без пятнадцати шесть – напротив кровати у меня висели часы. Они, конечно сразу рухнули от тряски. Я подорвался с кровати и принялся в спешке собирать вещи, пока бомбы были еще далеко. Но я знал, что в любую секунду меня может задеть ударной волной и груда камней завалит мое тело. Я торопился. Когда я выбежал на улицу, то увидел оранжевые языки пламени и стену дыма. Земля раскалилась докрасна, где-то рядом метались люди – до меня доносились их крики, но силуэтов я не видел. Слышался свист пуль. Часто чье-нибудь окровавленное тело падало под ноги, где слой дымки был почти прозрачным. Мои глаза сами смотрели на упавших; я не хотел туда смотреть – среди них были даже дети. Солдаты не щадили никого. Когда я нашел свой автомобиль, кузов был объят пламенем. Рядом со мной разорвалась граната. В следующий миг я раскрыл глаза и увидел свет; я остался жив, потому что кто-то из толпы случайно отпихнул меня в сторону. Но я отлетел прямо под колеса вражеского военного фургона.

У меня очень кружилась голова, дальше я почти ничего не помнил. Кто-то поднял меня и погрузил на сиденье в машину. Я не сопротивлялся, у меня не было сил. Очнувшись через день, я смог облегченно выдохнуть: этот фургон угнали гражданские, обычная группа людей, пытающихся спастись. К моменту моего пробуждения они успели доехать до Вишневых Садов. Через несколько дней я почувствовал, что иду на поправку. Те, кто вытащил меня из пекла, держали курс на Северный Аркад. Мельком я слышал, как они обсуждали орден, который борется с врагом, но я никогда не верил, что это правда. Орден Большой Медведицы – мы все слушали в детстве эти сказки на ночь. Раньше я не очень-то верил и во врага. Ведь я не видел, что солдаты делают с людьми. До Города Гор только доходят слухи о бомбах и взлетающих на воздух городах. Мы не верили им. Однако ребята, подхватившие меня, сказали, что в других местах творятся вещи и похуже, и рассказали, что состоят в этом ордене. Мне оставалось только поверить им на слово, ведь мой порыв сделать что-то хорошее и полезное после пережитого в Аппере, только укрепился и теперь мог найти свое реальное применение. Тогда я спросил, можно ли и мне тоже вступить в сопротивление. Те люди сказали, что это легко сделать, нужно только добраться до Аркада. В общем, по приезду меня приняли туда. Я отслужил в ордене уже четыре месяца…

Лучшие друзья

Артур Дюваль рос тощим мальчишкой и с самого детства всегда был на голову выше своих сверстников. К возрасту двадцати двух лет, его комплекция ничуть не изменилась – он, худой, с угловатыми плечами, все также с высоты смотрел на людей.

Волосы у него были черные как уголь; кудри ниспадали на широкий лоб. Часто свои вечера он проводил за чтением, и назойливо мешающие пряди приходилось стягивать на затылке в короткий хвост. Артур Дюваль слыл человеком не увлеченным, привыкшим жить тихой размеренной жизнью. Была у него одна единственная страсть – он любил книги, и, будучи еще совсем ребенком, не упускал ни единой возможности прочесть пару-тройку выцветших страниц.

Начало своей жизни он провел далеко от Города Гор – на пустынных, бесхозяйных улицах, которые время от времени заполнялись всякими тварями. Те приходили и уходили, но неизменным оставалось одно – семилетний мальчик, зажимавший под мышкой стопку из трех книг, думал, что никогда ему не пополнить коллекцию четвертой, и что жизнь всегда будет так плоха.

В то время, как его друзья занимались тем, чем им было положено заниматься – борьбой за выживание, Артур Дюваль умело находил жизнь в напечатанных историях. Из них он узнавал о довирусном времени и удивительном мире, который, порой, в промежутках мимолетного отчаяния, начинал казаться ему злой выдумкой. Иногда к нему приходило сомнение, твердившее, что мира этого вовсе никогда и не существовало. Но маленький Артур продолжал верить. Кроме веры у него больше ничего не было. А потом череда событий привела его в Город Гор, и быстро перебирая ногами, Артур Дюваль уже спешил в школу…

Его восторг был неописуем: книги, повсюду книги… Много книг! Переписанные от руки, напечатанные в довирусную эру, потрепанные, пожолклые, с опаленными солнцем страницами… Математика, физика. Бесконечное множество цифр и формул поражало его воображение. Рассказы учителя на уроках истории укрепляли веру в когда-то царившую на Земле беззаботность существования. А уроки труда… Он раньше и не догадывался, что ему так сильно нравится что-нибудь мастерить! Словом, если и был для Артура Дюваля в чем-то истинный смысл жизни, так это в учении, в науке, в знании. Неутолимая их жажда и сейчас ни на секунду не покидала его.

Отучившись в школе, он взялся за работу учителя, но вскоре эту профессию возненавидел. Это было бесполезно – пытаться научить тех, кто ни в какую не хотел чему-нибудь научиться. Поведение детей нисколько не радовало его; они не напоминали ему самого себя в отрочестве. Они были совершенно другими. Абсолютное безразличие к тому, что Артур с таким упоением им рассказывал. Они лишь хотели слушать бесконечные истории о преввирах и драках. Все поголовно мечтали стать работниками безопасности, никто – поваром или сборщиком урожая. Артур считал, что эта работа отбирает у него слишком много сил и времени, которые он с успехом мог бы перенаправить в полезное русло. Не раз он сам прогуливал занятия, не раз отпускал учеников по домам. Например, чтобы перевести на общий язык том «Краткой истории времени», выменянный в Ате на бутылку рома у какого-то приезжего. Этот случай произошел совсем недавно, и Артур снова получил повестку на общественное заседание. Нарушение дисциплины. Ничто не осталось укрытым от зоркого глаза Теодоры Фостер. Она была контролером, следила за тем, чтобы каждый добросовестно выполнял свои обязанности.

Когда она в очередной раз ловила Артура за прогулом, она поднимала свой сморщенный от старости указательный палец вверх и принималась кричать на всю округу скрипучим голосом:

– Посмотрите, какое безобразие! До чего безответственный человек! Среди белого дня…

Как только вокруг сбегалось достаточно народу, Теодора начинала выписывать повестку. Она уже давно точила зуб на Артура, и весь последний месяц поджидала удобного случая, чтобы добиться его исключения из общины.

Заседание началось в восемь часов вечера. На дворе стоял как раз тот день, когда в город вернулся Рори Аллен. Артур еще не подозревал о его приезде. Ева решила оставить это сюрпризом на потом.

– Все будет хорошо, слышишь? – подбадривала она его мягким голосом. – Никто тебя не выгонит. Когда закончится голосование, я расскажу тебе кое-что интересное. У меня есть одна замечательная новость.

Загадочная улыбка, и вот, она ушла помогать Игорю Горскому с подготовкой на трибуне. Скоро она исчезла из виду.

Раскаленный диск вечернего солнца медленно заходил за вершины гор. Воздух пропитывался легкой прохладой. Главная площадь заливалась красками уходящего дня. В томном ожидании здесь собирался народ.

Расставляли стулья в форме полукруга, люди рассаживались по местам. Их взору представал деревянный помост – на него уже взошел Артур Дюваль. Скоро к нему присоединился Игорь. Свое место в первом ряду заняла Ева, рядом с ней расположился Фараон Рэнкин, за ним его брат – Дунай. Позади сидели Халецкие, Фостеры, кроме матери семейства – Теодоры. Она устроилась в центре первого ряда. На вид ей было лет восемьдесят; ее морщинистое лицо обросло бородавками на правой щеке. Застывшая гримаса злости была неотделима от образа старухи. Так случается со старыми людьми, что на лице у них замирает выражение, которое они проносили большую часть жизни. Делая важный вид, она беседовала с сидящим рядом Карлом Пондом, частенько переводя испепеляющий взгляд на Артура. На задних рядах восседали Джонсоны и Чанги, в одиночестве разместился старик Лука Пози – бывший школьный учитель. Когда горизонт разрезал красное солнце посередине, все, наконец, сидели на своих местах.

Игорь Горский открыл заседание и коротко изложил суть вопроса, выдвинутого на обсуждение; после вслух зачитал справку, составленную Теодорой. Затем предоставил Артуру шанс объясниться перед людьми. Взгляд Игоря излучал спокойствие, голос звучал дружелюбно, движения выглядели непринужденными. Артур знал, что так он заставляет толпу расслабиться, и был искренне благодарен ему за помощь. Однако глаза нервных мам, чьи дети недавно остались в школе без присмотра по вине Артура, все равно продолжали пылать недовольством. Остальные зрители были настроены не так враждебно.

Артур вышагнул вперед. Поначалу ноги держали его неуверенно, но пройдя еще полметра, он вдруг обрел уверенность. Оказалось, сложно сделать только несколько первых шагов. Это как с первым ударом в бою, хотя откуда Артуру знать, ведь он неважно дрался. Стоя перед людьми, он знал, что здесь и сейчас начнется его растерзание. Неужели сегодня его все-таки изгонят в Ату? Ему не хотелось бы оказаться там. Еще вчера вечером он с холодной головой рассуждал об исходе голосования и был твердо уверен в том, что его оставят. Ведь он слишком нужен этому городу. Да, от него много вреда, но больше пользы. Он провел для этих людей электричество, построил механический лифт, заставил ворота открываться по велению кнопки. А если изобретенный им генератор когда-нибудь выйдет из строя, они ни за что его не починят сами. Им придется зажигать свечи, как они это делали раньше, придется поднимать платформу лифта на тросах. Потеряв Артура, они потеряют все удобства, к которым уже привыкли. Значит, они должны его оставить… Он думал так еще вчера, но сейчас эта уверенность почему-то развеялась, как дым. Он на секунду представил, что будет, если он сейчас же приведет толпе все доводы о собственной значимости, и ясно увидел, как они начинают кричать и возмущаться; как Ева закрывает покрасневшее лицо руками; как спокойный взгляд Игоря медленно наливается яростью… Нет, так не пойдет, подумал он, проиграв ситуацию в голове. Лучше сказать людям то, чему научил его Игорь.

И он, собравшись духом, признал свою вину, красноречиво попросил прощения, дал обещание больше не повторять подобных ошибок. Пусть эти слова и не были правдой, но люди хотели услышать их. Артур потакал желаниям толпы. Вдобавок ко всему, поручился искупить свою вину и сказал о готовности понести любое наказание. Это должно было подействовать. Он сделал скорбное лицо, надеясь надавить на жалость, виновато опустил голову вниз – и кудри упали ему на лоб, закрыв глаза, в которых не таилось ни капли сожаления.

Рук за его изгнание было поднято только семнадцать. Намного меньше половины. Его оставили в городе, но назначили за провинность наказание. Когда все закончилось, к Артуру подбежала Ева. Она видела, что он немного огорчен и постаралась его приободрить.

– Ну, подумаешь, добровольная работа на свалке, – легко махнула рукой она, – к тому же всего один месяц. Знаешь, для Мирко это вообще основная работа.

– Все знают, что Мирко – пьяница. Ему все равно, чем заниматься, лишь бы держали в городе и за завтраком выдавали вино. А я… я мог бы делать что-нибудь другое. Что-нибудь более полезное. – Он вздохнул. – Добавили бы лучше часов в школе!

– А тебе и добавили, – напомнила Ева, совсем не подумав.

Она прикусила язык.

Артур вздохнул еще тяжелее.

– Ну, ничего страшного, – попыталась исправиться она. – Тебе могли назначить что-нибудь и похуже.

– Да что может быть хуже? Месяц перебирать мусор, Ева. Целый месяц!

– Он пролетит незаметно, вот увидишь, – сказал чей-то голос, возникший за спиной.

Артур сразу узнал его и удивился, ведь этого голоса он не слышал уже давно. Он резко обернулся – перед ним возникла фигура Рори Аллена. Живого. Реального. Целого и невредимого.

– Ева, скажи, что тоже видишь его, – попросил Артур, глаза которого округлились, как две монеты.

Она звонко рассмеялась:

– Конечно, вижу. Я же сказала, что у меня есть для тебя хорошие новости.

Созвездие Большой Медведицы

Путь домой был недолгим. Три пары подошв коснулись деревянного крыльца. Стоял глубокий вечер, но луна не взошла на черное небо – порывы ветра принесли на себе холод осени и нагнали густых туч.

Артур Дюваль заканчивал рассказывать Рори о своей вражде с Теодорой Фостер, вспыхнувшей не так давно. Ева Гордон, наблюдавшая эту историю вживую, выбилась немного вперед и, взбежав по ступенькам, отворила дверь. Все трое прошли в дом.

– Теперь твоя очередь, – сказал Артур, обращаясь к Рори. – Признавайся, где пропадал. Тема поинтереснее моей будет.

Рори плюхнулся на диван и зевнул. Он очень устал за последние дни: долгая дорога, ночной переезд, целый день в Городе Гор на ногах…

– Покажи ему татуировку, – предложила Ева. – Посмотрим, что он скажет.

– Что за татуировка? – оживленно спросил Артур.

Рори начал закатывать рукав. Уже издалека Артур узрел на загорелом запястье медведя, а подойдя ближе, от увиденного невольно присел на диван.

На его лице промелькнуло сомнение.

– Да ладно! – выдохнул он.

– Видишь, Ева, – заметил Рори, – некоторым людям не нужно объяснять, что это такое.

– Хочешь сказать, это, и правда, тот самый орден? – с живым любопытством поинтересовался Артур. – Большая Медведица?

– Нет, никакой это не орден, – возразила Ева и посмотрела на Рори: – ну не верю я, извини. Не верю.

Рори недовольно причмокнул. Ева продолжила:

– Ну, это же глупый миф. Вы-дум-ка! Мама рассказывала мне эту сказку перед сном.

– Орден реален, – произнес Рори. – Ладно, ты мне не веришь, но поверь хотя бы другим людям. Ты знаешь, что они говорят об Аркаде?

– Что там все ходят в черных плащах и среди них живет настоящий Бог, – невозмутимо произнесла Ева. – Знаю, конечно. Но разве много кто на самом деле был там? Северный Аркад очень далеко, Рори. Наши люди туда не ездят, а только распускают дурацкие слухи. Из всех, кто мне знаком, и знаком моим знакомым, там был только ты.

– Но меня ты не слушаешь, потому что я самый большой обманщик на всем белом свете, так? – Он нахмурил густые брови. – А, между прочим, мы с тобой дружим с самого детства.

– Не дуйся, прошу. Просто согласись, ты рассказываешь странные вещи. К ним, по крайней мере, нужно привыкнуть.

Она перевела взгляд на Артура:

– А ты, мистер умник, что скажешь? Орден существует на самом деле или нет?

– Ну, знаешь ли, Ева, я думаю, это вполне реально, – сказал он. – Может, он и существует. По крайней мере, я всегда надеялся на это. Понимаешь, мы живем в таком мире, где сопротивление просто обязано быть. Ну, а как иначе? Жизнь с каждым днем становится только сложнее, и люди должны начинать злиться.

– Но не все же люди живут так плохо, – сказала Ева. – Мы, например, живем хорошо. Может быть, таких как мы – много. Мне вообще кажется, что те несчастные города, про которые мне рассказывал Рори, просто редкие города, которые по глупой случайности все вместе попались ему на пути. Не может же весь мир, кроме нас, страдать от бед. Сам подумай, Артур.

– Мы – как раз единицы, Ева. Это Городу Гор легко собирать налог каждый месяц. У нас прекрасно налажена работа, мы выращиваем урожай и скот и выручаем неплохие суммы в Ате. А посмотри хотя бы на ту же Ату – солдаты силой выбивают из жителей деньги, а выбивать то и нечего. Такая ситуация почти везде, поверь. Ты просто не задумывалась об этом раньше и пропускала мимо ушей все, что говорили. Мир полон недовольных людей. А масла в огонь подливают еще и Возмездия.

– В первый раз слышу о них, – протянула Ева.

– Ты знаешь, что людей расстреливают за неуплату? – спросил Рори. – Прямо казнят. Эту систему недавно ввели на западных землях. Надеюсь, что пройдет много времени: месяцев или лет, пока ее установят и в наших местах.

На лице Евы замерла тревога.

Ева Гордон, всегда погруженная только в жизнь Города Гор и его жителей и не догадывалась, что за воротами она настолько страшна и серьезна. Из близлежащих городов она бывала только в Ате. Перед ее застывшими глазами стали невольно проноситься картины крови и убийств. Ей вдруг представилось, что понтарексийские солдаты вторглись в Город Гор, что они расстреливают горожан, что пули сбивают ее с ног, попадают в Артура, в Рори, в Игоря – во всех.

– Орден, правда, что-то делает, чтобы остановить этот кошмар? – глухим голосом спросила она. В ней больше не оставалось никаких сомнений: уж если и существовало чистое зло в обличье солдат, то добро, в обличье ордена, просто обязано было быть.

– Поверь, мы делаем все возможное. Пока что результата мало, но грандиозные планы еще впереди.

«Мы». Для Евы Гордон так странно звучало это его «мы». Рори и кто еще? Какие это люди? Кто они?

– Значит, ты приехал к нам ненадолго? – поинтересовался Артур.

– Почему это ненадолго? – переспросила Ева.

– Рори связал свою жизнь с орденом, а значит рано или поздно должен туда вернуться.

Рори утвердительно кивнул, и Ева уставилась на него.

– Да, Артур прав. Я не собирался оставаться здесь навсегда. Я приехал, чтобы удостовериться, что в Городе Гор все хорошо и что вас не коснулась война.

Взгляд Евы опустился вниз. В комнате повисло молчание. Раздался стук вдверь, и Ева поспешно подскочила, чтобы открыть, утаивая желание скорее выйти из этой комнаты в расстроенных чувствах.

На пороге стояли Игорь Горский и Дунай Рэнкин. За их спинами лил недавно грянувший дождь. Ева торопливо впустила их в дом.

– Здравствуй, Рори! – произнес через всю комнату свое радостное приветствие Дунай, и, стащив с ног заляпанные грязью ботинки, направился к нему, чтобы пожать руку.

Игорь остался на месте, и Ева стояла рядом с ним. Обычно при каждой встрече она ощущала волнение, но сейчас его не было. Они с Игорем долго смотрели друг на друга. Ева отчетливо читала в его взгляде напряжение. Оно будто бы повисло и в воздухе.

Перекинувшись парой слов с Дунаем, Рори медленно пошел к ним.

– Я рассчитывал, что ты сегодня зайдешь, – сказал ему Игорь.

Ева ощутила внезапную неловкость от своего присутствия. Она явно была здесь лишней. Нужно было сразу уйти обратно к Артуру, но теперь было поздно.

– Я тоже на это рассчитывал, – отозвался Рори.

Повисла пауза. Игорь посмотрел на наручные часы:

– Сейчас еще не слишком поздно.

– Да, – согласился Рори. – Ну что, тогда пойдем к тебе, пап?

– Пойдем, сын.

Как только они скрылись за дверью, Ева облегченно выдохнула. Встреча отца и сына на первый взгляд прошла хорошо. Рори больше не злился. Игорь выглядел не слишком сердитым. Она искренне хотела, чтобы топор войны между ними был зарыт.

Ева направилась к Дунаю, расположившемуся за столом. В это время Артур оперся руками на подоконник и принялся скучающе следить за каплями, сбегающими вниз по стеклу. Иногда переводя взгляд на стол, где лежали словари и тетради для работы, и стоял переносной компьютер – единственный рабочий на сотню километров, он ощущал нетерпение скорее сесть за дело. «Краткая история времени» была осилена лишь до середины. Но работать он мог только в одиночестве, и к тому же усталость после насыщенного дня давала о себе знать. Он медленно перекочевал на диван и запрокинул голову назад, устроив ее на мягкий подлокотник. Глядя в потолок он теперь невольно прислушивался к разговору.

– Так, может, поедем прямо сейчас? – спросила Ева.

– Нет, – ответил Дунай, – Роберт сказал, что она потерпит до утра. Может это просто мелочь и все наладится.

– Ты предлагаешь мне спокойно спать, пока она будет терпеть до утра?

– Ева, все не настолько серьезно. Возможно, к утру боль и пройдет.

– Что там случилось у Халецких? – вмешался Артур, услышав имя Роберта. Его глаза слипались от усталости, но возникший интерес не давал ему уснуть.

– У Милы разболелся живот. Нужно ехать за врачом, – рассказала Ева.

– Роберт сказал утром, значит утром, – поставил точку Дунай. – Это всего лишь живот. Никто не умирает, и рисковать мы не будем.

– Правильно, уже ночь, Ева, – поддержал Артур сонным голосом. – Мне кажется, что я и отсюда слышу преввирский вой.

Ева недовольно покачала головой и настоятельно попросила:

– Дунай, зайдешь за мной утром как можно раньше. Как только начнет светлеть.

Затем послышались шаги, удаляющиеся к выходу. Открылась и закрылась дверь – Артур слышал это сквозь легкий дрем.

– Артур, – потормошила его Ева. – Иди в кровать. Не спи на диване.

Он кивнул и пообещал скоро пойти, но так и не сдвинулся с места. Пролежал там всю ночь, а утром проснулся с болью в затекшей шее. Плетясь к кровати, он заглянул в комнату Евы: дома ее уже не было. Только Рори тихо сопел в своей прежней комнате.

Поездка в Ату

Холодный ветер всю ночь гнал с севера злые тучи. К утру они покрывалом нависли над Городом Гор. Земля готовилась принять на себя удар мощного ливня; его первые капли упали на лобовое стекло, когда автомобиль выехал за ворота.

– Много мы так не наездимся, – сказал Дунай, с трудом вглядываясь в дорогу через стекла очков. Вода уже принялась размывать грязь, капли застелили обзор. – Нужно подыскивать человека на постоянную работу. Скоро похолодает, и нам очень пригодится врач.

Дунай Рэнкин сидел за рулем, Ева Гордон – от него по правую руку. На улице только начинало светать, преввирский вой стихал.

– Сегодня спросим, не хочет ли кто-нибудь из Аты перебраться к нам. Это маловероятно, но все же, – печально вздохнула Ева.

У нее перед глазами висело измученное лицо Милы Халецкой. К утру ее боль разыгралась не на шутку. Ева немного винила себя: нужно было настоять на своем и отправиться в Ату еще ночью.

– Ты сам знаешь, что врачам и в Ате неплохо сидится даже с преввирами на улицах, учитывая, сколько им платят. Наша еда и бесплатная одежда их не удивят.

– Я сам лично заставлю Игоря платить, если кто-нибудь согласится переехать к нам и работать за зарплату.

– Хочешь развалить устои общины? Ну, рискни. Будешь сражаться с Теодорой Фостер насмерть.

– Не придется. Я лучше дождусь, пока ее старые кости проберет ветер, и кашель уложит в постель. Тогда она сама будет молить меня привезти хоть кого-нибудь на каких-угодно условиях.

– А в этом плане что-то есть, – одобрила Ева. – Но все равно не будем о таком шутить.

Она посмотрела в окно. Среди капель ничего подозрительного не мелькало. Следующие пять минут прошли в тишине, пока что-то не насторожило Еву.

– Ты можешь еще немного прибавить скорость? – спросила она.

– У нас есть серьезный повод?

– Мне кажется, там вдалеке что-то движется.

– Присмотрись получше, – попросил Дунай.

– Я пытаюсь, но из-за дождя ничего не видно.

Бесконечная серость окружила машину. Колеса усердно рыхлили размокшую грязь. Когда-то она была асфальтом. Теперь – лишь жалким его подобием.

– Слушай, я тоже что-то вижу, – бросил Дунай, недолго посмотрев в окно Евы. – Странно. Уже слишком светло. Их ливень что ли так ободрил?

– Я не знаю, Дунай, но езжай быстрее. Нам не нужны сейчас неприятности.

Такие неприятности вообще никогда не бывают нужны.

Дунай крепче сжал руль и заставил машину лететь словно пулю. Сонная стая была далеко и не смогла угнаться за автомобилем.

Они миновали распахнутые ворота Аты, на улицах которой было почти пусто. Дунай выехал к рынку, а потом привычной дорогой свернул направо и скоро притормозил у заветного дома. Ева выскочила из машины, и он помчался за ней.

Их волосы трепал осенний ветер, ледяные капли увлажняли лица. Ева пару раз с опаской обернулась назад; она еще не забыла о стае. Когда они с Дунаем ступили на крыльцо, из двери показалась незнакомка.

– Чем я могу вам помочь? – спросила молодая девушка. Ева раньше никогда ее здесь не видела.

– Клара Циммерман дома? – спросила она.

– Клара сегодня никого не принимает, – последовал ответ.

– Послушайте, у нас в городе кое-что случилось и без помощи Клары не обойтись, – сказал Дунай.

Он снял свои очки и быстро протер заляпанные водой стекла. На его курчавых волосах блестели мелкие капли.

– Три дня назад она заразилась от пациента. Так что ее дела очень плохи.

Дунай надел очки обратно и переглянулся с Евой. Они выразили соболезнования и ощутили горечь, надеясь, что утраты не последует. За последнее время, когда врачи в округе начали исчезать, Клара Циммерман стала для них близким человеком.

– Если хотите, можете наведаться к Марку Касселю, – сказала на прощание девушка. – Я сейчас всех к нему отправляю, хотя, говорят, что он часто отказывает.

Ева нахмурилась.

– А кроме него в Ате врачей больше не осталось?

– Все разъехались по соседним городам. Я сожалею.

– А Фрэнк… – Ева запнулась.

– Фицджеральд, – подсказала девушка, и понимающе закивала. – На прошлой неделе он заразился вирусом.

Ева содрогнулась.

– Значит, только Кассель, – досадно протянул Дунай и стал разворачиваться. – У нас нет выбора, Ева. Пошли.

– Вам объяснить, где живет Кассель? – прокричала вдогонку девушка.

– Спасибо за помощь. Мы знаем, где это место, – бросила через плечо Ева, и, повернувшись к Дунаю, сказала: – К сожалению, знаем.

Они сели в машину и снова заколесили по грязевым лужам. Ева прокручивала в мыслях слова девушки о Фрэнке Фицджеральде.

– Что будем делать, если Кассель не согласится помочь? – затревожилась Ева.

– Подожди, я думаю. – Дунай напряженно смотрел вперед. – Что ни говори, но нам всегда с ним везло. Пока что поедем к нему и попытаем удачу.

Машина проехала через улицу и притормозила у серого дома.

– Иди и возвращайся скорее, – сказал Дунай.

– Разве ты не пойдешь со мной? – запаниковала Ева.

– Там я буду лишним. Когда я упомянул об удаче, я приврал. Нам везло, потому что ты к нему приходила.

– Нет, он достает меня, Дунай.

– Все знают, что ты ему нравишься. Иди, Ева.

Ева знала, что разговор с Марком Касселем будет трудным. Сначала он будет отказываться, затем начнет торговаться, пытаясь создать для себя какие-нибудь сверхусловия. Обычно они начинали спорить, и это затягивалось на час, а то и больше, пока он не начинал скучать, и соглашался взять за оплату первоначально предложенную сумму.

– У нас нет столько времени, понимаешь?

– Так согласись, Ева, чего бы он не захотел. Он поможет, а с оплатой мы потом вместе разберемся.

На щеках Евы проступил гневный румянец. Выйдя на улицу, она громко хлопнула дверцей. Только мысли о бедной девочке и смогли ее остудить.

Она взмыла вверх по ступенькам и забарабанила кулаком в дверь. Из дома вышла Реджи Кассель, сестра Марка – девочка двенадцати лет, необычайно высокая для своего возраста, и с большими глазами, черными как уголь. За этими глазами скрывалась добрая душа, не такая, как у ее брата.

– Привет, Ева, – протянула тонким голосом она. – В такую погоду ты вряд ли ко мне, правда?

Ева часто покупала у нее лекарственные травы в те дни, когда заезжала на рынок.

– Марка пока что нет, но ты можешь подождать в доме,– пригласила она. – Мой брат будет с минуты на минуту.

Ева Гордон вдохнула поглубже и стала запасаться терпением – призывала силы не для того, чтобы вытерпеть ожидание, а для того, чтобы пережить встречу.

Она сделала шаг через порог и очутилась в коридоре. В доме было темно, как ночью. Заколоченные окна – защита от преввиров – совсем не пропускали дневного света. Свечи горели только в кухне, где на столе были разложены сухие зеленые букетики.

Похоже, Ева отвлекла ее от работы.

– Какое-то срочное дело? – интересовалась девочка, разливая по чашкам кипяток.

Ева рассказала ей: про боль, температуру и тошноту. И не только для того, чтобы просто поддержать разговор. Реджи могла чем-то помочь. Марк время от времени ее учил. Ева в этот миг подумала, что хорошей идеей было бы забрать именно Реджи в Город Гор жить и работать. Ей бы понравилось там, а здесь ей не место. Вот только она была еще маленькой и неопытной. И Марк ни за что ее не отпустит.

– Звучит очень серьезно, – сказала девочка. – Если у нее болит в правом боку, то Марку лучше бы прийти прямо сейчас.

Они с Реджи разом взглянули на настенные часы. Ева подняла свою кружку с чаем. Только спустя пять минут хлопнула дверь, и в коридоре послышались шаги. Впереди них следовал громкий голос.

– Регина Кассель, я крайне разочарован тобой! Под домом стоит машина с Рэнкином, а ты почему-то пригласила только Гордон. – Шаги замерли в дверном проеме. Фигура Марка Касселя показалась из темноты. – Ты никчемная хозяйка! Иди, скорее, позови сюда Рэнкина, и еще весь остальной сброд, который только сможешь отыскать на улице.

Сердце Евы замерло в один миг.

Он уперся плечом в дверной косяк. Сложил руки на груди и пронзил взглядом покрасневшую Реджи.

– Ну, и чего же ты сидишь?

Реджи вся съежилась и не смогла произнести ни слова.

– Что я, черт возьми, говорил тебе на счет посторонних в доме?

Ева осторожно посмотрела в сторону замершего силуэта у стены.

Марку Касселю было где-то около двадцати трех лет. Но строгое выражение лица и жесткий взгляд внешне равняли его по возрасту с Игорем Горским. В чем-то они между собой были даже похожи; только черные глаза Касселя были отравлены зловещим блеском.

– Здравствуй, Марк, – протянула медленно Ева.

Он промолчал и даже не взглянул на нее, словно в комнате кроме него и Реджи больше никого не было.

– Мне нужна твоя помощь, – продолжила она.

– Теперь всем нужна моя помощь, когда Циммерман и Фицджеральд вне игры, – бросил Марк.

Вот это и была его точная характеристика. Жизнь для него определялась лишь как игра, и, по его мнению, очень увлекательная.

– Речь идет о девочке, – сказала Ева. Она старалась говорить как можно мягче. – Мила почти такого же возраста, как и твоя сестра.

В следующий миг она ощутила на себе твердый взгляд. Под его тяжестью ей захотелось согнуться. Какая-то неведомая сила заставила ее заерзать на стуле, который вдруг показался столь неудобным.

Подойдя к столу, он снял кожаную куртку, повесил ее на спинку стула, и провел рукой по своим черным густым волосам, легким движением смахнув дождевые капли.

– Что ж, – сказал он, и сел напротив Евы, – напомни мне, почему я должен тебя слушать.

– Деньги с собой, – заверила она. – Сколько ты хочешь?

Она только на секунду рискнула встретиться с его взглядом – подняла ресницы и сразу опустила их вниз. Если бы она только знала, какое впечатление на него производят ее зеленые глаза, она повторила бы этот трюк снова, а потом еще раз, и еще, до тех пор, пока бы он не сдался. Но она этого не сделала, и Марк покачал головой из стороны в сторону.

– Деньги меня не интересуют.

– Если цена не в них, то, что тебе нужно?

Марк чиркнул спичкой и закурил. Дым стал медленно стелиться по комнате.

– Я не думаю, что у тебя есть что-то, что смогло бы меня сегодня заинтересовать. Сейчас я слишком занят, даже для тебя.

Она находилась рядом с ним уже целых пять минут. Обычно за это время Марк успевал озвучить все свои желания, а она успевала устать, сыпля в его сторону отказами и иногда, проклятиями. Однако сейчас, все было по-другому.

– Марк, но ты единственный врач во всей округе, – сказала растерянно она.

– В этом и проблема. У меня есть только пара дней, чтобы вылечить Циммерман, прежде, чем она отойдет в мир иной. А вылечить я хочу ее очень сильно, потому что меня раздражают всякие попрошайки, перекочевавшие от ее двери к моей и молящие о помощи. Такие, как ты, Гордон. Так что тебе лучше назвать причину, по которой я должен отложить свои личные дела и тащиться за тобой в твой распрекрасный Город Гор. Или начинай искать себе другого помощника.

Ева напряглась, и собралась с мыслями, и долго и внимательно посмотрела на него, а потом повернулась в сторону Реджи. Марк сразу все понял и отправил девочку в другую комнату. Пока ее шаги еще слышались в коридоре, они вдвоем безмолвно смотрели ей вслед. Только когда все стихло, Ева смело, не отводя твердого взгляда от Марка, прошептала:

– Чего ты хочешь от меня?

– Ты на все согласна? – переспросил он.

– Ну, если другого способа договориться нет…

Сперва Кассель улыбнулся уголками рта, а затем рассмеялся в голос. Ева почувствовала жгучую неловкость, ее щеки загорелись пунцовой краской.

– Пытаешься хитрить, и нужно похвалить тебя за старания, – смеясь, сказал он.

Ева сразу перестала смущаться и раздраженно закатила глаза. Страх перед Марком Касселем слабел; внутреннее возмущение брало верх.

– Заканчивай, Марк. Дело, правда, серьезное.

Он подкурил еще одну сигарету и скрыл улыбку.

– Ты глупая, что потратила здесь время, – серьезно сказал он. – Я же сразу предупредил, что не смогу.

– Но Марк…

– Ты о чем вообще думаешь?

– О том, что ты как всегда поиздеваешься, но, в конце концов, согласишься, – честно призналась она.

– Не в этот раз.

– Ты серьезно?! – На ее лице появилось выражение беспомощного разочарования.

Он кивнул.

– Разве что ты действительно согласишься на все. Такой шанс я упустить не смогу.

Ева повернулась к часам – двадцать минут вместе с ожиданием оказались растраченными зря. Ева ощутила прилив злости. В этом доме она всегда становилась непохожей на себя.

– Иди к черту, – выдохнула она и вышла из-за стола.

Ее шаги громким стуком стали удаляться в темную прихожую.

– Да ладно тебе! – крикнул он вдогонку. – Я же пошутил, Гордон! Может, мы еще что-нибудь решим.

Ей хотелось крикнуть, что лучше уже она потратит еще три часа на поездку за врачом в Патоку, чем проведет хотя бы одну лишнюю минуту с ним, но сдержалась. Еще ей хотелось добавить, что когда она приедет обратно, когда вылечит Милу, то вернется и прибьет его, потому что он уже всех достал. Но она молчала.

Ева крепко сжала кулаки, и если бы он прямо сейчас вышел в прихожую, она бы его поколотила. У нее вряд ли хватило бы сил, но она бы попыталась.

– Эй, ты все еще стоишь там или уже ушла? – крикнул он.

Она не ответила, но молча вернулась на кухню.

– Говори, – сказала она сердитым тоном.

– Артур Дюваль твой друг, не так ли?

– Да.

– Он должен сделать кое-что для меня.

Еве это показалось подозрительной идеей, но выбора у нее не было. И Артур вряд ли откажет.

– Хочешь, чтобы я попросила его?

– Именно.

– И все? – Она фыркнула.

– Нет. Еще вы мне заплатите, как обычно.

Как будто нельзя было сразу сказать, подумала она.

Марк подхватил свою куртку и, зайдя в спальню, взял с собой два чемодана.

Когда они вышли, он уселся с Дунаем впереди. Ева расположилась на заднем сиденье. Весь обратный путь в Город Гор она внимательно следила за движением в окнах. Стая неслась прямо за ними, и временами то приближалась, то отдалялась.

– Насколько они близко? – спросил Дунай.

– Пока что снова отстали.

Несмотря на все усилия оторваться, стая все-таки продержалась на хвосте до самых ворот. Дунаю пришлось немного покружить под вышками перед воротами, пока дежурные не перестреляли преввиров. Работники безопасности потом оттащат их тела к обочине, чтобы освободить проезд.

Выйдя из машины, все трое быстро миновали сторожку; дежурный постарался не задерживать их долго, проверяя на укусы. Они быстро поднялись на лифте и поспешили в дом Халецких. Дунай и Ева наконец-то почувствовали облегчение, ведь часы на площади показывали всего девять утра, а они уже успели привезти в Город Гор Касселя, уговорить его осмотреть девочку и сделать свою работу. И теперь Мила будет в безопасности, ведь у нее была тяжелая ночь.

Когда шли по площади, пришлось пробираться через толпу людей. Еву окликнул кто-то, и, обернувшись, она увидела Дика Фостера. Они с Дунаем переглянулись, и Дунай ей кивнул. Он знал, что Еве не хотелось бы провести с Марком ни одной лишней минуты. Он был согласен завершить дело, ведь Ева приложила уже достаточно много усилий. И потратила слишком много нервов.

Провести Марка Касселя к больной он уж как-нибудь сможет и без ее помощи.

Ева оставила Марка с Дунаем, выдохнула, и двинулась обратно по каменистой дороге, чтобы узнать, что нужно Дику. Ее мысли еще немного витали вокруг образа Милы.

Она слышала, как Марк бросил ей вдогонку, что между ними уговор. Ева и не собиралась об этом забывать, ведь перейти дорогу Касселю рискнет не каждый.

Горожане стояли в кучках и что-то эмоционально обсуждали. Ева обратила внимание на стоящих возле Дика Фостера Джонсонов; они все работали на ферме, и странно, что в такое время они пришли на площадь.

– Ева, иди скорее сюда!

Когда она настигла Дика, то заметила его не на шутку взволнованный вид.

– Что случилось? – спросила она, и подумала, что возможно хорошо, что Марк Кассель сегодня здесь.

– Я везде ищу вас с Дунаем. Вы только приехали?

Ева кивнула, и попыталась объяснить, что Дунай должен провести Марка, но скоро он вернется.

– Ты должна пойти со мной, – сказал Дик.

– Куда?

Но Дик не ответил, он просто схватил ее за рукав и потащил. Такая внезапность удивила Еву, но она поддалась ему. Она на ходу пыталась расспросить Дика, но он просил ее подождать. Они вышли с площади, завернули направо и быстрым шагом пошли мимо домов. В какой-то момент Дик перешел на бег и Еве пришлось бежать тоже; они неслись в самый конец улицы, и Ева тысячу раз ходила этой дорогой, ведущей только к одному дому, и уже догадывалась, куда ведет ее Дик. Но именно это ее и встревожило, ведь Дик выглядел каким-то испуганным.

– Что там? – спросила она глухим тоном, когда они затормозили у крыльца.

Ева с трудом переводила дыхание; сегодняшнее утро было похоже на гонку, и она начала уставать.

Дик выдохнул и на секунду зажмурил глаза. Они стояли у дома Игоря Горского.

– Я не знаю, как тебе сказать, – произнес он.

Ева вся выпрямилась.

– Дик, что-то случилось? – переспросила она. – Марк Кассель здесь, мы его привезли.

– Марк Кассель не поможет.

Ева нахмурилась. Она резко вырвала рукав своей куртки из его пальцев, и, взлетев по ступенькам, пихнула руками дверь.

Ее встретили бледные лица Фараона Рэнкина и Артура Дюваля. Фараон сделал шаг к ней на встречу, словно загораживая ей проход. За спиной Фараона она видела, что в углу, припершись плечом к стене, стоял Рори Аллен и бездвижно смотрел под ноги.

– Рори? – спросила она.

Но он не поднял глаз. Его лицо выглядело осунувшимся, щеки неестественно впали. Он как будто бы повзрослел на несколько лет за одно это утро. Или он приехал таким из Аркада, а она не заметила?

– Рори… – растерянно повторила она.

Фараон попытался взять ее за плечо, но Ева стряхнула его руку.

– Что здесь происходит? – спросила она.

– Я надеялся, ты скажешь Рори что-нибудь, чтобы он успокоился, – внезапно вырос рядом Дик Фостер.

Но Ева уже не услышала его слов. Ее взгляд устремился к спальне, где она издалека видела лежащего на кровати человека. Его глаза были закрыты, но он не спал. У него не вздымалась грудь, и как будто бы мел выбелил его загорелое лицо.

Этим человеком был Игорь Горский.

Призраки прошлого

На безоблачном небе высоко висело летнее солнце. Его лучи беспощадно палили кожу. От земли шла испарина.

– Держи, – сказала Онеза, протягивая сомкнутую ладошку вперед.

Ее пышная рыжая челка мокрыми сосульками повисла на глазах.

Внутри маленького кулачка пряталась горсть конфет. Когда пальцы разжались, разноцветные обертки заиграли бликами, замерцав на солнечном свете.

Прозвучала благодарность. Пальцы нащупали в маленьких брючках карман и опустили туда диковинный подарок. Две девочки побрели дальше по широкой дороге.

Онеза не переставая рассказывала о своем отце. Скоро он приедет из Фелиса и привезет еще больше сладостей. Ее руки разворачивали одну конфету за другой. Жаркое дуновение ветра гнало разноцветные фантики вдоль дороги.

– А почему ты не сказала, что сегодня тоже получишь подарки? – спросила она.

– Подарки? – вспыхнуло удивление на другом лице. – Но кто может мне их привезти?

– Они, – указала Онеза, тыча указательным пальцем куда-то вдаль.

Ребенок бросил взгляд вперед – у его дома стояла большая незнакомая машина.

– Мама говорит, что на этих грузовиках привозят еду и одежду для бедных, – продолжила Онеза.

Мы не бедные, обозленно пронеслось в мыслях. Взгляд неловко скользнул вниз, а щеки запылали.

Из грузовика стали выходить люди. Онеза предложила подбежать, чтобы поскорее увидеть наполненные до верхов мешки. Но белокурая девочка остановилась. Обида стала разрастаться в ее маленьком сердце. Уязвленным взглядом следя за происходящим, она чувствовала себя так, будто ее оскорбили.

Когда люди постучали, ее мама открыла дверь. В руках у них не было никаких мешков, только длинные палки висели на шее у каждого, свободно болтаясь поперек груди. Один человек вскинул эту палку вверх и пошагал в дом, напором втолкнув туда маму. В следующий миг прозвучали два громких хлопка. Девочка еще даже не поняла, что случилось, как кто-то уже схватил ее за плечи.

Пришлось ночевать в погребе у Онезиной тетки. Она спрятала у себя девочку, когда оттащила с той дороги.

– Те люди захотят тебя забрать, – сказала она. Голос у нее был скрипучий. – Здесь тебе надолго нельзя оставаться.

– А можно я вернусь к маме? – спросила девочка, глядя на тучную женщину своими чистыми и непонимающими глазами.

Тетка покачала головой.

– Ты слышала те хлопки. Один был для твоей мамы, а другой для папы. Теперь ты не сможешь увидеться с ними.

– Но почему? Где они?

– Это ты потом сама узнаешь. Завтра утром я проведу тебя через дырку в заборе и выведу на дорогу.

– А мои родители? – снова спросила девочка, но ее вопрос остался без ответа.

– Когда по дороге поедет какая-нибудь машина, остановись на обочине и жди. Если люди выйдут, скажешь, что у тебя никого нет. Они заберут тебя с собой, ты милая девочка.

Уходить пришлось утром, на самом рассвете. С Онезой так и не удалось попрощаться. Она мирно спала в своей кровати, до носа закутавшись в белое одеяло. Тетка не захотела тревожить ее спокойный сон.

По улице передвигались перебежками. Сперва Онезина тетка проверяла, не идет ли кто, и только потом могла бежать девочка. Когда брешь в заборе была пройдена, перед глазами расстелилась длинная дорога. Силуэт тетки стал медленно исчезать из виду, покачиваясь. Уходя, она переваливалась с одной ноги на другую.

Девочка смотрела ей вслед. Немного постояв на месте, она оглянулась вокруг: все так же, как и раньше, стояла высокая нерушимая стена, только теперь девочка находилась по другую ее сторону. Становилось непривычно от мысли, что дом оставался позади, что родители исчезли, что ничего знакомого и родного рядом больше нет.

Она шла по песку. На обочине над головой раскинули свои широкие ветви деревья. Девочка прислушивалась к шелесту их листьев. Они словно говорили шепотом: «Там, за соседним деревом тебя ждут мама с папой. Просто они играют с тобой в прятки. Поиграй с ними».

Дорога вилась, уходя далеко за горизонт. Близился закат, но на пути так и не встретилось ни одной машины. Живот урчал, возвещая о голоде. Губы высохли и потрескались. Всю воду, которую тетка положила в рюкзак, девочка уже успела выпить.

Стоял закат. Ноги устало ступали по твердой земле. Вдалеке виднелась развилка. Добравшись до перекрестка, девочка остановилась. Идти больше не было сил.

Опустившись на лежащий рядом валун, она смотрела на розовое небо, на краснеющий диск солнца, на пустынное поле травы, расстеленное вдоль асфальта. Сама не зная почему, она ощущала грусть, и вскоре начала тихонько плакать, а через минуту ее короткие всхлипы переросли в горький надрывистый плач. Она стала звать маму, молила о ее возвращении. Ей хотелось домой, в свою комнату, в свою кровать. Ей хотелось видеть маму, посмотреть на лицо папы, почувствовать, как он держит ее на руках, когда несет укладывать спать. Но вместо этого, выдохшись, она от изнеможения уснула здесь, прямо под этим валуном, лежа на траве вместо постели, укрытая покрывалом из ярких звезд.

Пришел следующий день. Утром на траве блестели какие-то капли. Это была роса. Девочка сначала попробовала ее пальцем, а затем стала жадно слизывать с растений. Свертки с едой, оставленные Онезиной теткой, оказались опустошенными еще вчера. Около полудня на дороге послышался шум – хриплый рев мотора. Приближалась машина, но девочка побежала к дереву, и, не шевелясь, сидела за ним, пока автомобиль не проехал мимо.

Следующая ночь прошла бессонной. Когда стемнело, уши уловили среди шелеста листьев какой-то тонкий вой. Он был далеко и доносился сюда лишь эхом. Но закрыть глаза девочка смогла только утром, когда он стих.

Прошло еще два рассвета, прежде, чем она набрела на город. Верхушки его зданий цеплялись за облака. Ей раньше не доводилось видеть таких высоких домов. Битые оконные рамы скрипели, вися над землей. Девочка изумленно смотрела на них. Солнечный свет, отражавшийся в осколках, – завораживал. На потрескавшемся асфальте стояли брошенные автомобили. Под ногами лежал мусор: жестяные банки, покрышки, бумага и куски разорванной одежды. Казалось, город замер и дышит пустотой.

Обессиленное и голодное дитя, переступая через горы мусора, тащилось в самую глубь улицы. Оно надеялось что-то там отыскать или, быть может, кого-то. Но под ноги случайно попалась жестяная банка, и поддетая нечаянным пинком, она звонко запрыгала по асфальту. В стороне, где стояли машины, послышалось неясное шуршание. На середину улицы выскочил человек. Он принялся бегать из стороны в сторону, от машины к машине, останавливался и рылся в мусоре, при этом припадая на колени. У него была какая-то странная кожа, будто спаленная солнцем, темно-коричневая с желтыми волдырями. Девочка насторожилась; человек немного пугал ее. Она начала медленно отступать назад, и в этот момент он заметил ее и зарычал, как рычала бы собака. Выждав с секунду, он сорвался с места и понесся прямиком на нее.

Тело девочки оцепенело от страха. Ей хотелось побежать, но асфальт приковал ее к себе намертво. Она видела оскал на приближающемся лице и под конец зажмурилась.

– Беги! – вдруг прокричал чей-то громкий голос, – делай ноги, ненормальная!

Рык стал удаляться. Распахнутые испуганные глаза следили за тем, как монстр уносится к одному из зданий, где раздавался грохот и треск от падающих камней. Кто-то бросался оттуда ими. На крыши машин стали быстро запрыгивать мальчишки – такие же дети, как и она сама.

– Прыгай на него, Поль! Давай! – прокричал один из детей. – Открути ему голову!

– А самому слабо что ли? – выпалил второй. – Мне-то вон как далеко лететь!

– Да ты просто струсил, Поль!

– Я не трус, просто здесь далеко, а тебе ближе.

– Вы ведете себя как настоящий дураки! – сказал голос постарше. – Я сам прыгну. Смотрите и учитесь!

Мальчик сильно оттолкнулся ногами от ржавой крыши и приземлился прямо на плечи обгоревшему человеку. Одной рукой уцепившись за его волосы, он во второй держал какую-то тонкую железяку. Замахнувшись, он всадил трубку прямо в макушку монстру. Спаленное солнцем тело медленно обомлело и свалилось на асфальт, и мальчик упал вместе с ним, но в самом конце ловко вскочил на ноги и красиво поклонился.

– Ура, Бартош! – хором закричали дети. – Ура! Как ты круто его повалил!

– Бартош, ты наш герой!

Они стали повторять эту фразу все звучнее и звучнее. Мальчишек было с десяток. Они долго не унимались. Не замолчали, пока один из них не перекричал остальных:

– Может, побежим уже, а? Побежали, а то придут еще!

– Побежали! Бежим! – подхватили остальные.

Дети сорвались с места и вихрем стали уноситься прочь. Девочка, не растерявшись, побежала за ними. Бежать пришлось долго, пока не добрались до какого-то подвала. Оказавшись в нем, мальчишки плотно задвинули решетку. В темноте слышалось их тяжелое дыхание. Не давая себе отдышаться, они продолжили бурно обсуждать случившееся.

– А это кто еще? – вдруг раздался голос Поля.

Он первым приметил в темноте незнакомое лицо. Вышагнув вперед, он схватил незваного гостя за шею и подтащил к решетке, чтобы придать свету его лицо.

– Да это же та девчонка, – задиристым тоном протянул он.

– Пусть идет прочь! – выкрикнул кто-то из темноты.

Девочка взволнованно посмотрела на сверкающее в черноте белки глаз. Ей не хотелось уходить. Если ее прогонят, ей придется идти к монстрам.

Фыркнув, Поль отпустил ее шею.

– Откуда ты здесь взялась? – спросил он.

Девочка не нашлась, что ответить.

– Где твои родители?

– Я… я не знаю, – нерешительно ответила она.

– Это потому что мы их давно прикончили, – загорланил Поль, и все остальные рассмеялись. Когда смех закончился, Поль сказал: – Тебе с нами нельзя, ясно, ненормальная? Девчонки нам не нужны. Убирайся!

Девочка помотала головой. Она знала, что не может уйти. Поль не на шутку разозлился. Он открыл решетку и попытался выпихнуть ее.

– Тебе же сказали, иди прочь!

– Ну, хватит, Поль! – одернул его кто-то. Этот кто-то подступил чуть ближе к свету, и его силуэт очертился ясными контурами. Мальчик выглядел очень высоким. Наверное, он старше многих здесь.

– Пусть скажет, откуда она пришла, – потребовал высокий.

– Я потерялась, – протянула она, не найдясь, что еще ответить.

Ведь по правде она до сих пор не знала, где мама и папа, что с ними случилось, что означали те хлопки. Лишь слепо обливалось тревогой сердце.

– Ты помнишь то место, где вы разлучились? Знаешь, где потеряла их? – продолжил высокий.

– Если бы она знала, то нашла бы их запросто, дубина, – съязвил Поль, а потом, ухмыльнувшись, выдал: – посмотрите, Артур у нас, кажется, влюбился!

Смех Поля подхватили и остальные, но он быстро утих.

– Как тебя зовут? – спросил высокий мальчик.

– Ева, – робко ответила она. – Ева Гордон.

– А я Артур Дюваль, – представился он и мягко улыбнулся.

Бартошу, самому старшему было целых четырнадцать лет. Артуру – восемь, Полю-Полю девять. Самому младшему, крохе Рори – всего два. Он был найденышем, как и почти все здесь. Скитался по улицам совсем один, голодный и босой, пока на него не наткнулись ребята. Все, что он помнил, это свое имя. Рори Аллен. Рори. Просто два похожих по звучанию слога. Может, мать звала его как-то по-другому, но в силу возраста он не смог запомнить и выговорить свое настоящее имя. Некоторые не совсем верили, что такое имя вообще существует. Но к нему все привыкли, а по законам сего подвала, какая кличка к тебе прицепилась, тем ты и будешь.

Каждый день мальчик плакал. Рыдал и звал свою маму. Он выл, и на него постоянно кричали. От этого он начинал завывать еще сильнее. Звуки его плача привлекали монстров, и это злило мальчишек. Получался замкнутый круг.

Ева тоже поначалу хныкала, но скоро это у нее прошло. Она очень пугалась, когда на нее начинали ругаться остальные, но еще больше боялась монстров. Другого занятия, кроме как возиться с крохой-Рори она себе здесь не нашла. Когда ребята уходили на «охоту», так назывались их пробежки по улицам в поисках чего-нибудь пожевать, с ней часто в подвале оставался Артур. Он «охоту» не очень любил, ему интереснее было возиться со своими книжками. Когда было свободное время, они с Евой вместе читали что-нибудь для Рори.

– Как ты научился читать, Артур? – спросила его однажды Ева.

– Я не знаю, – пожал плечами он. – Наверное, я всегда это умел. Таким я родился.

– Ого, – протянула она и немного позавидовала.

Ведь ее саму научил читать Артур. А другим детям, в ее прошлой жизни, приходилось для этого начинать ходить в школу.

Когда Ева чуть подросла, ее, как и всех, потянуло на улицу. Ей было интересно узнать, как там все поменялось, пока она сидела в этом сыром подвале. Вооружившись палками, она стала вместе с мальчишками прыгать по машинам. Ей было восемь, когда она вышла туда в первый раз.

Город не был так пуст, как ей казалось прежде. Теперь, бегая на «охоту», она встречала много и очень много других людей. Они тоже жили в подвалах, и дома их были похожи на берлоги. Они были злыми, хитрыми и бесчестными; каждый воровал у другого. Дети тоже старались не давать себя в обиду. Но в основном, они хорошо живились на людях, мимоходом проезжавших город – у них во время остановок крали, и одежду, и еду, а Ева Гордон, подбирала еще и непонятные разноцветные бумажки. Мальчишки не знали, что это, а Ева знала – это деньги. Хоть здесь они были и ни к чему, потому что в городе не было ни одной лавки, но она их собирала. Они напоминали ей о доме.

На восьмом году своей жизни Рори довелось тяжело заболеть. После этого момента все навсегда изменилось. Поль-Поль считал, что он заразился вирусом, и что нужно придушить его ночью, пока он будет спать. Ева Гордон не отходила от матраса Рори все три дня, держала возле себя нож и не знала, готова ли была на самом деле прирезать любого, кто решит посягнуть на его жизнь. Однако, за трое суток он так и не превратился. Тогда мальчишки успокоились и отстали. Но болезнь не ушла. Лихорадка захватила его тело. Он спал, и день, и ночь, почти не открывая глаз. На седьмой день он закрыл их, и больше они не видели света.

– Ева, куда ты собралась? – спросил ее Артур, когда она решила отправиться в Патоку, свой город, за врачом.

– Но врачей больше не существует, – сказал он. – То, что написано в моих книгах – такого мира больше нет.

– Это не правда, – возразила Ева. – В моем мире, в месте, где я жила, врачи были и есть. Я пойду туда и приведу одного для Рори.

– Но за границей нашего города ничего нет, – вмешивался Филипп Второй. Филипп Второй попал сюда еще младенцем. У него не было имени, но зато был старший брат, которого звали Филиппом. – Бартош ходил туда, и сказал, что кругом пусто.

– Наш город – это еще не весь мир, ясно? – сказала Ева. – Артур, ты идешь со мной или нет?

– Нет, Ева, – помотал головой он, виновато глядя на нее. – Это глупо. Там ничего нет, я точно знаю. Надеюсь, к вечеру ты вернешься, и тебя не укусят.

Что было его винить? Он своими серыми глазами ничего, кроме этого подвала да мусора на улице, не видел.

Она двинулась в путь. Пошла своей старой дорогой. Правда за столько лет она немного позабылась. Хотя Еве и всегда казалось, что пройди она здесь снова – то вспомнит каждое дерево и каждую веточку – она все равно заблудилась. Преодолев весь отрезок до перекрестка, она долго стояла на распутье и думала, куда повернуть. В итоге она свернула не туда, но все равно через сутки дошла до какого-то города. Ева спросила у прохожего, что это за место. Он ответил ей, что город называется Атой.

Стоял теплый вечер. Сумерки вливались в распахнутые ворота. Люди торопливо шагали по улицам. К ним с расспросами приставала Ева Гордон. Она пыталась выведать у них, где можно найти врача. Но все шли мимо, обходя грязную оборванную девочку стороной. Никому не было дела до попрошайки, многие здесь сами были бы не прочь чего-нибудь выпросить. Скоро пошел дождь, и она побежала спрятаться от него в какое-то здание, стремясь за волной людей.

Внутри было шумно: грохот стаканов, ропот людей и звуки музыки. Продвигаясь между столов, Ева часто останавливалась и задавала свой единственный вопрос. Но из-за громкого гула ее никто не слышал и не мог разобрать, что она говорит.

– Где я могу найти врача? – спрашивала она громко, забравшись на один из пустых столов, чтобы привлечь к себе внимание. – Мне нужен врач! Эй, люди…

Она притопнула ногой, но безрезультатно. Мимо прошел человек, бросивший в ее сторону что-то вроде: «Девочка, слезай со стола, здесь же потом будут сидеть люди».

– Вы не знаете, где мне найти врача? – крикнула она вдогонку.

– Что? – сказал человек, но померив ее мимолетным взглядом, тут же махнул рукой и ушел.

К глазам Евы подступали слезы. Она уже готова была расплакаться, но должна была попытать свои силы в последний раз. Для этого она сбросила рюкзак с плеч и вскинула его высоко над собой. И что было мочи выкрикнула, что в нем полно денег. Это была правда, ведь она несколько лет собирала эти бумажки. Теперь они, наконец-то, пригодились ей. По залу зашуршал интерес. Только что прикованное к стаканам внимание народа теперь переключалось на нее. Похоже, что эти люди и раньше ее слышали, но всего лишь не очень хотели слушать.

– Врача тебе, значит, надо? – спросил мужчина с рыжими усами. Он сидел за соседним столом. – А деньги и правда есть? Покажешь?

– Да, у меня полно денег! – возвестила она.

Он коротко рассмеялся и встал со своего места. Сунул руки в карманы, и, сощурив глаза, внимательно на нее посмотрел. Ева отчего-то вся поежилась. Мужчина продолжал еще некоторое время смотреть на нее, а затем неожиданно, рывком, прыгнул к ней. Она взвизгнула и отскочила, но сзади тоже кто-то был. Он хотел отобрать ее сумку. Они все хотели. Несколько человек. Их хриплые голоса приближались к ней.

Ева мертвой хваткой вцепилась в портфель, но не могла понять, куда бежать. Огромная рука ухватилась за лямку.

– А-ну, подойди ближе!

Рука тащила ее к краю, но Ева уперлась и тянула портфель на себя. Вдруг, лямку отпустили, она свободно повисла в воздухе, и, не успев сориентироваться, Ева полетела с ней вниз. Там ее сразу схватили. Ева прижала рюкзак локтями к груди и стала извиваться как змея, надеясь вывернуться. Но скоро ткань заскрипела и скользнула по рукам. С каждой секундой шансы удержать портфель, уменьшались, пока некто не крикнул:

– Эй, быстро отпусти ее!

Услышав этот голос, зал почти сразу наполовину утих. Кто-то стремительно продвигался через толпу; люди расступались перед ним. Но напавший на нее человек не замечал этого и продолжал терзать ее.

– Тебе же сказали убрать лапы! – прорычал кто-то еще, находившийся совсем рядом.

Напавший резко отпрянул – похоже, его волокли прочь. Но Ева от этого кричать все равно не перестала и бешенными глазами смотрела по сторонам.

Она слышала рядом с собой голос, снова какой-то чужой. Так много разных людей вокруг… Так много голосов… И все они путались. Перед ней возникло чье-то лицо. Оно было смуглым, очень смуглым, темным как мрак в этом зале. Никогда прежде Ева не видела такой кожи. Она всполошилась и, закрылась руками, защищаясь.

– Я хочу тебе помочь, – сказал человек. – Меня зовут Фараон Рэнкин, и я заберу тебя отсюда.

Но сердце Евы билось в сумасшедшем ритме. Страх полностью завладел ее разумом, и она не могла пошевелиться.

– Она очень напугана, – сказал парень, очень похожий на первого. Только этот был младше и в очках. – Она не пойдет.

– Отстаньте от меня! Отстаньте, не трогайте, пожалуйста…

Ева вжалась в стену. Ее облепили со всех сторон, выстроившись полукругом. Но близко не подходили. В самом центре народ расступался, освобождая проход. Из него вышел человек, какой-то мужчина. И она ничего о нем не знала, пока он не заговорил.

– Не нужно бояться, хорошо? – сказал он, присев перед ней на корточки.

Он смотрел на нее с одного уровня, от чего страх перед ним сразу уменьшился.

– Я не причиню тебе вреда, слышишь? Меня зовут Игорь и я хочу тебе помочь. Там, сзади, два моих друга. Это они оттащили того плохого человека.

К ней потянулась ладонь. Ева заглянула в смотрящие на нее глаза: они были добрыми и чистыми, сияющими голубизной. Они не могли обманывать.

Он поднял ее на руки и вынес из ужасного места. Ева уцепилась за его шею, наверное, слишком крепко. Он усадил ее рядом с собой на заднее сиденье машины. Она плакала, а он не возражал, когда она мяла дрожащими пальцами его рубашку. У нее спросили, зачем ей нужен врач, и Ева рассказала о больном мальчике.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил Фараон Рэнкин.

Он сидел за рулем.

– Ева Гордон, – ответила она.

– Значит, малышка-Ева. – Фараон улыбнулся.

Они с Дунаем и по сей день, частенько так ее называют.

Находясь все еще без сознания, Рори лежал головой на коленях Евы, ногами – на Артуре, а спиной – чтобы детям было не так тяжело – на Игоре. Как только Рори оказался в машине, взрослые сразу поменялись в лицах и стали вести себя как-то странно. Игорь всю дорогу неотрывно смотрел на его бледное лицо, на которое с таким же удивлением смотрел и Дунай, время от времени оборачиваясь.

– Ева-малышка, – вдруг обратился он к ней, – а сколько этому мальчику лет?

– Восемь, – послушно ответила Ева.

Повисло недолгое молчание, и было слышно, как Фараон, сидя за рулемчто-то считал.

– Ну и ну! – протянул он. – Слушайте, а возраст ведь совпадает. Похожи, как две капли…

На секунду он обернулся и пощурился глядя на мальчика.

– А куда делись его родители, Ева-малышка? – спросил снова Дунай.

– У Рори была когда-то мама, но она пропала, – нерешительно протянула она, не совсем понимая к чему все эти вопросы.

– А отца, значит, он не знал, – кивнул сам себе Дунай. – Ну и как ее звали, эту мать?

– Не помню, – честно ответила Ева.

– Элизабет, – сказал Артур, до сих пор сидевший молчаливо.

– Элизабет Аллен, – более точно произнес Игорь. – Мы все знали одну Элизабет Аллен, которая жила в этом городе.

Дыхание смерти

Пустые глаза замерли на крышке стола. Ева Гордон сидела бездвижно, чуть ссутулив плечи. Она ни о чем не думала. Мысли где-то потерялись; похоже, их засосала в свою воронку боль, с запалом ворвавшаяся в сердце.

Рядом стоял Марк Кассель. Он заваривал чай. Немного перечной мяты, зверобоя, шишек хмеля и валерианы – как раз то, что ей сейчас нужно. Залить травы кипятком, дать им настояться. Он стал накрывать стакан крышкой. В тишине, затянувшей комнату, слабый звон алюминия, соприкоснувшийся со стеклом, отозвался громкий лязгом. Нервы Евы натянулись. Она вздрогнула от испуга, в глазах отразилась беспомощная растерянность.

Рука Артура мгновенно накрыла ее холодную мокрую ладонь. Ева встретилась с его спокойными глазами. Осознав, что находится в безопасности, она выдохнула. Ее грудная клетка снова сдулась, плечи загнулись вперед

Забрав ее из дома Игоря Горского, Артур сразу отвел ее сюда, к ним домой. От потрясения она чуть ли не свалилась в обморок, когда стояла в той спальне и смотрела на укрытое белым покрывалом тело. Рори Аллен тоже не совсем справился с нахлынувшими эмоциями, выбежал на улицу, и до сих пор где-то пропадал. Артур решил чуть позже сходить к озеру – скорее всего он будет там.

Травы окрасили кипяток в темно-коричневый цвет. Артур подал Еве стакан, но она к нему не притронулась. Марк сидел в другом конце комнаты, в кресле, забросив ноги на маленький столик, и курил сигарету. Еще немного подождав, Артур поднял стакан и поднес к ее губам. Он стал упрашивать ее сделать хотя бы пару глотков.

– Она должна выпить все, – прозвучал издалека голос Касселя.

Ева повела головой в сторону, и еле слышно шепнула:

– Ничего не хочу…

Ее высохшие глаза заново наполнялись слезами, и словно мелкие сверкающие бриллианты, они катились по впалым щекам.

– Это ведь не сложно, – говорил Артур, – просто выпей. Тебе сразу станет лучше.

Ева развернулась к нему в пол-оборота и подняла к его лицу жалобные глаза.

– Это поможет мне все забыть? – спросила она.

– Это поможет уснуть, Ева, – кивнул он.

– Но я не хочу спать. Я не могу проспать… похороны.

Артур опустил стакан обратно на стол. С виду он не был огорчен или обеспокоен. Однако взгляд, которым он посмотрел на Марка, просил о помощи. Кассель кивнул ему, но еще пару минут неторопливо докуривал сигарету. Артур рассчитывал, что он сможет ее убедить, но подойдя ближе, Марк попытался силой влить в нее чай. Ева стала мычать и вырываться. Артур сразу же, с возмущением, одернул его. Он собирался наорать на Марка, но к плечу припала Ева и принялась захлебываться слезами. Артур переключился на нее.

Скоро в дверях показался Фараон Рэнкин. Он сказал, что хочет поговорить с Евой. Марк удалился из этой комнаты с радостью, Артур – чуть помедлив. Ему не хотелось оставлять ее. Слишком она была слабая.

Ева сидела все в том же положении, все на том же стуле, похожая на тростнику, которая вот-вот переломается.

– Ну все, будет тебе плакать, – сказал Фараон, когда и Кассель, и Артур Дюваль покинули дом. – Ты должна выпить лекарство, Ева, а я должен отвести тебя в кровать.

Ее голос звучал прерывистым, но сдержанным:

– Как это случилось?

– Я расскажу тебе, когда этот стакан окажется пуст.

Это была маленькая уловка, невинная манипуляция во благо. Она сработала. Ева Гордон выпила содержимое до дна, и теперь они шли в спальню.

– Тря дня назад, – тихо говорил Фараон, – на обратном пути из Аты мы подцепили небольшую стаю.

– Я не верю… – выдохнула она. Ее голос задрожал: – Я не верю, что его укусили.

– Это был рожденный, Ева.

Идти становилось все труднее. Пол уплывал из-под ног. Лекарство начинало действовать.

– У него хватило сил, чтобы оторвать решетку на окне?…

– Иногда сил у них даже больше, чем у взрослых преввиров.

Ева на миг остановилась. Перед глазами повисла белая пелена.

– Как ты позволил? – бессильно спросила она.

– Все произошло очень быстро. Мы оказались застигнутыми врасплох. – Фараон осторожно приобнял ее за плечи и медленно повел дальше. – Редкий случай в это время года. Обычно матери-преввирши берут их на первую охоту в начале зимы…

Они оказались в спальне. Еве тут же захотелось лечь на кровать. Фараон уложил ее и присел рядом.

– И больше никто не знал, что он укушен? – закрывая глаза, спросила она.

– Кроме меня – ни единая душа.

– Но проходная… Карл Понд разве не проверил его?

– Была не его смена.

В помутненном сознании Евы вдруг всплыло кое-что.

– Была моя, – почти беззвучно протянула она. – Была моя смена. Я стояла на вышке.

«Своим» вопросов об укусах не задают. Почти никогда. Никто, кроме Карла Понда. Карл всегда всех проверял. Своим верят на слово. Особенно Игорю. И зря…

Теперь Ева знала, что допустила ошибку. Если бы она только остановила Игоря, попросила показать руки и увидела тот укус… Ничего бы не изменилось. Его было все равно не спасти…

– Я любила его, – сказала она, будто оправдываясь перед Фараоном и перед самой собой.

– Я знаю, – произнес Фараон с пониманием. – Я всегда это знал.

Ева промолчала.

– Он вынес тебя на руках из того бара. Он стал тебе отцом. – Рука Фараона мягко погладила по белым волосам. – Ты ничего не изменила бы, если бы заметила укус, поэтому не вини себя, девочка. Перед вирусом мы все бессильны.

Он был прав. Ева знала это.

– Это ты убил его? – глухо спросила она.

– Да. – Фараон опустил голову вниз. – Я дал ему обещание, что все сделаю, когда придет время.

– Ведь правда ты закончил с ним, когда он…

– Превратился. Да, я дождался, пока он превратится.

– Хорошо. Это хорошо… – протянула она, а дальше уткнулась лицом в подушку и горько расплакалась.

Она выдавала себя, свою любовь, но Фараон и так все давно знал. Но понял ли он, какая это была любовь? Не любовь приемной дочери к приемному отцу, а совсем иная. Интересно, было ли это столь же очевидно и для Рори Аллена?

Ее голос звучал осипшим, когда она попыталась говорить снова.

– Рори вернулся так вовремя, – прохрипела она. Ее глаза были плотно закрыты, на лбу блестели капельки пота. – Хорошо, что они успели поговорить и помириться, правда?

– Не знаю, – сказал Фараон. – Для Игоря это, конечно, было и к лучшему – иметь возможность в последний раз увидеть сына, но для Рори… Честное слово, ведь ему нисколько не легче от того пустого разговора, состоявшегося вчера. Игорь не признался ему, что болен. Они проговорили почти до утра о всяких глупостях, а утром Игорь вручил мне конверт с письмом, где написал для него прощальные слова.

Прощальные слова? Ева распахнула глаза. Они заблестели. Игорь оставил для Рори письмо. У нее перебилось дыхание. Она боялась пошевелиться. Словно потревожит воздух – и шанс, витающая кругом надежда, испарятся.

– Кому кроме Рори он оставил письма, Фараон? – в нетерпении спросила она.

Фараон тяжело вздохнул и выдержал паузу.

– У меня нет письма для тебя, Ева-малышка, если ты об этом, – протянул с горечью он.

Ева натащила на лицо одеяло. Фараон Рэнкин наклонился над ее содрогающимся телом, и поцеловал в лоб поверх одеяла. Больше он ничего не сказал, слова были бы лишними. Фараон сидел с ней до тех пор, пока она не уснула.

Когда Ева открыла глаза, Фараона в комнате уже не было. Вместо него на краю кровати сидел Артур Дюваль и неподвижным взглядом смотрел на нее.

– Как ты? – спросил он, когда увидел, что она пришла в сознание.

Ева пропустила его вопрос. Она хрипло протянула:

– Как Рори? Где он?

– В доме отца. Делает вид, что держится, – ответил Артур, – но его выдают глаза. Такие же красные, как твои.

Ева провела ладонями по лицу и смахнула влагу с густых ресниц. Теперь, после сна, ей стало под силу привести себя в порядок, хотя бы внешне, пусть внутренне она все еще оставалась глубоко раненой.

– Он приходил? – спросила Ева. – Видел, что я плакала?

Артур отрицательно покачал головой.

– Хорошо, – проронила она.

Ева храбрилась. Она делала неприступный, трезвый вид, словно ничего ее уже не ранило, словно все эмоции умерли, и ничто не сможет их воскресить. Однако на секунду ее панцирь все же пробила слабина, и голос предательски дрогнул:

– Артур, скажи, что он ни о чем не догадывается… прошу тебя! Рори ведь не знает, что на самом деле значил для меня Игорь?

– Нет, конечно, нет, – хладнокровно соврал Артур.

Он счел, что так для нее будет лучше. Ей не обязательно все знать. Ей ни к чему пустое, бесполезное чувство лишней вины.

Однако на самом деле он с горечью подумал, что Рори всегда догадывался, но это ничего страшного. Он сейчас вряд ли об этом вспоминал. Рори переживает большую потерю, и все остальное не имеет для него весомого смысла.

– Артур, ты думаешь, я смогу ему помочь?

– Ева, ты единственная, кто сможет это сделать.

– Но я не знаю, как…

Она не могла воскресить ему отца. А если могла бы, продала бы за это душу.

– Я понимаю, это и твое горе тоже. Мне жаль, мне очень жаль. Но… ты не имеешь на него столько права, сколько имеет Рори.

Артур хотел бы выразиться помягче, но других слов здесь не подберешь. Тем более он не боялся говорить ей подобное, говорить отрезвляющую правду. Ева сильная, они примет эти слова и вынесет. А спасая Рори, сама того не замечая спасет и себя.

– Если хочешь помочь ему, ты должна подняться и что-то с собой поделать. Вопреки всему, Ева, понимаешь?

– Да, да, ты прав, – согласилась она, печально опуская взгляд. – Я не могу думать только о себе.

Артур положил ей руки на плечи и пронзительно заглянул в глаза:

– Эй, о тебе подумаю я, ясно? Все будет хорошо.

Ева нехотя кивнула.

– Спасибо, Артур. Но я хочу сама взять себя в руки. Если Кассель еще не ушел, ты мог бы попросить его сделать мне новое лекарство?

Алое пламя

На пунцовом небе висел диск заходящего солнца. Вода в безмятежном озере розовела, впитывая отражение окрашенных закатом облаков. За озером, вдалеке, томились вершины серых гор.

В нескольких шагах от воды полыхало кострище – огнем было объято тело Игоря Горского. В последний путь его провожали скорбным плачем. Этим вечером никто не сдерживал своих слез.

Вырванной из реальности представала эта картина перед Рори Алленом, или Рори Горским, но он сам предпочел фамилию матери. Теперь из-за этого он ощущал тяжесть вины. Рори спрашивал сам себя: разве сложно было хоть иногда вести себя подобно настоящему сыну? Разве отец ни капли этого не заслужил? Ведь он принял его, дал кров, отвез в Город Гор, вытащив из разрушенного, пустого, погасшего пепелища. Отец мог бы оставить его там, даже не взглянуть, бросить умирать в той лихорадке. Но он не сделал этого. Отец вытащил его, а Рори все равно счел его чужим, так и не смог принять его до конца.

Рори часто думал об этом. Да, он с охотой познакомился бы с матерью, а вот отец… Кто он на самом деле был? Почему он вдруг возник в его жизни? Почему этот человек, о существовании которого он раньше и не подозревал, теперь, свалившись на его голову, диктовал, что делать и что-то требовал взамен? Игорь хотел, чтобы Рори когда-нибудь перенял его дело, взял город в свои руки в будущем, но хотел ли этого сам Рори? Ему бы только одного: отправиться в путешествие и поискать маму… Но Игорь просил его не заниматься глупостями, всегда отзывался о маме плохо, убеждал, что ее не найти, и упорно выстраивал вокруг него свои планы.

Рори очень любил его город. Город Гор. Несмотря на разногласия, он любил его, успел полюбить и привык, но каждый день и каждую минуту втайне считал себя здесь чужаком; его неотступно преследовало то чувство, будто бы в Городе Гор для него нет места. Он не чувствовал родного, не ощущал связи, знал, что был здесь лишним с самого начала; что-то дальше, за пределами, за границей, точно было ему ближе, и Рори бесконечно в упрямых болезненных попытках искал это нечто. Мама – вот кто был ему ближе. Та, которая оставила его, бросила или потеряла. Но он не винил ее, а лишь хотел понять, что же случилось. А отца он редко называл отцом или просто папой. Рори сознательно не оставлял ему никаких шансов.

Рори Аллен, безрассудный и беспечный ребенок, полагал, что отец вечен. Он и не думал, что в один момент папы может не стать, а времени может просто не остаться. Он не думал, что оно умеет истекать так внезапно, так неожиданно, так вдруг. Странно было стоять и смотреть на огонь, зная, что в нем тлеет папино тело. Зная, что ничего уже не вернуть.

Стремительно заходящее солнце уступало место ночи, и языки пламени разрезали синеющую завесу над небом. С восточной стороны загорелись первые звезды; золотые крупинки густо рассыпались по небосклону.

Их отражение нарисовалось в блестящих глазах Евы Гордон. Она неотрывно смотрела на костер. Совсем рядом, у самого огня стоял Рори – казалось, вот-вот он и сам будет охвачен пламенем.

Его силуэт освещался красным пляшущим светом. Ева узнавала в осанке Рори осанку Игоря, в повороте головы сына – шею отца. Между ними разница была только в цвете волос: у Игоря пшеничные, мягкие, а у Рори – черный короткий ежик. Если бы он не унаследовал от матери эти волосы и такие же темные брови, то был бы точной и неподдельной копией своего родителя. Теперь это будет очень трудно: изо дня в день наблюдать их сходство. От этой мысли у нее даже защемило в груди. Ей и до этого было настолько плохо, что, казалось, она не может больше стоять, и теперь, незаметно для Артура Дюваля, она решила пробраться в самый конец толпы.

Она шла дальше и дальше от берега и едва переставляла ноги, тащась по пустырю. Не было больше никакого смысла в том, чтобы смотреть, как умирает ее любовь, как сгорают надежды и развеиваются по ветру пустые мечты. Там, на берегу не осталось ничего; вся жизнь разрушилась – рассыпался мир ее чудесных иллюзий. Осталось только кое-что спрятанное в груди: память о чистых голубых глазах и безраздельная любовь к ним.

Случай на пустыре

– Что ты делаешь? – спросил Артур сонным голосом, выйдя в прихожую. Стояло раннее утро; его разбудил неясный шум.

Ева Гордон рылась в ящиках письменного стола.

– Что ты ищешь? – повторил Артур, когда понял, что она его совершенно не слушает.

– Свой бинокль, – быстро ответила она. – Мне кажется, в прошлый раз я сунула его куда-то сюда.

– Он лежит в шкафу, на нижней полке. Собираешься на работу?

– Да.

Артур внимательно посмотрел на нее, но постарался не подать виду, что изучает выражение ее лица и прислушивается к голосу. Нет ли в нем тревожных ноток?

– Как так? – удивленно спросил он.

Ведь похороны были только вчера. Ева ушла намного раньше остальных. Когда Артур вернулся домой и вошел в ее комнату, она сделала вид, что спит. Он притворился, что поверил, но еще несколько раз бесшумно подходил к двери, чтобы послушать, не плачет ли она.

– А как еще? – спросила Ева, резко развернувшись. Ее лицо выражало едва заметное раздражение. – Каким другим образом я все это переживу?

Артур оторопел и не сразу решился ответить. С одной стороны, это было правильно – пойти на работу, чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, но с другой стороны, нужно было выждать хотя бы пару дней. Как бы она не расплакалась прямо там горькими слезами или не наделала каких-нибудь глупостей. Ее попытки убедить всех и себя, что все в порядке, чрезмерны. В один момент она устанет заниматься самообманом и увидит, насколько все плохо и что ничего, ничегошеньки ей не помогает, что вся проделанная ею работа по самовосстановлению пошла насмарку. Тогда она сорвется, и ей станет еще хуже, чем было до этого. Артур решил, что нужно усерднее приглядывать за ней.

– Где Рори? – поинтересовался он, аккуратно меняя тему.

– В своей комнате. Еще спит. Вчера он пришел ко мне, и мы проговорили часов до пяти утра. Не буди его, хорошо?

– Без проблем, я тоже иду на работу. Благодаря Теодоре Фостер я не смогу больше прогуливать. – Артур помедлил, прежде, чем сказать дальше. – Значит, Рори будет один, когда проснется?

Так он пытался натолкнуть Еву на мысль, что ей было бы неплохо сегодня остаться дома.

– Не волнуйся, за ним зайдет Фараон.

– Фараон разве не идет на смену?

– Вряд ли он появится там сегодня. У него других дел по горло. Ведь городу нужен… – она запнулась, и через силу произнесла, – новый Игорь. Теперь Фараон станет больше времени проводить наверху.

– Понятно. Я не хотел бы, чтобы Рори был в одиночестве. Но если с ним будет Фараон, то я спокоен.

Ева спустилась вниз раньше обычного; до пересменки оставалось еще полчаса. Учитывая то, что на этой неделе она работает на выездах, ее приход оказался совсем ранним – Дунай Рэнкин точно не появится здесь до обеда.

На завтрак она не явилась. Ей не особо хотелось есть. Желудок ныл от пустоты, но Ева чувствовала, что не проглотит ни кусочка, даже если появится желание.

Она вошла в сторожку. Там сидел Оливер Фостер, брат Дика, старший сын Теодоры. Ему было уже за тридцать, он был не женат, как и все его братья. Его рыжие волосы ярко выделялись на фоне темной комнаты, в которую еще не проник утренний свет. Оливер спросил, была ли Ева на завтраке. Она ответила как есть, и он предложил ей печенье. Она посмотрела на него и поняла, что это было печенье Фараона. Значит, вот, кто ест его втихоря. Фараон уже месяц ищет вора. Если бы у нее было другое настроение, она бы что-нибудь сказала. Но сегодня она молчала. Они долго сидели молча, пока не пришел Дунай.

Они ехали в машине. На улице развиднелось, преввиров не было слышно. Поднялось солнце, но не слишком высоко; теперь оно начнет ходить все ниже и ниже, и тепла будет меньше. Все сильнее ощущалось наступление осени.

Дунай смотрелся не очень хорошо. Он полдороги молчал. Это была скорбная тишина. Вчера он потерял друга. Вчера все кого-то потеряли: отца, друга, хорошего человека, опору и защиту.

Ева так же не знала, что ему сказать. Она хорошо понимала Дуная, чувствовала то же самое, что и он. Внутри собралась такая пустота, что любое сказанное слово покажется бессмысленным, ровным счетом ничего не меняющим.

– Уже слышала новости? – наконец, заговорил Дунай, не поворачивая головы.

Он разбил тишину. Это хорошо. Но его вопрос взволновал Еву. Сейчас она подсознательно боялась любых новостей.

– Что опять? – неуверенно прошептала она.

– Вчера вечером, примерно в то время, когда были… похороны, к воротам подъезжали солдаты.

– Понятно.

– Оливер не рассказал тебе?

Ева помотала головой.

– Ну вот почему Фостеры такие? – сказал он искусственным тоном. Таким, будто вчера с Игорем ничего не произошло. – Странное семейство.

– Зачем они приезжали? – спросила Ева.

– Догадайся.

Еву устраивало, что они по обоюдному согласию избегают главной темы.

– Мы заплатили налог в начале месяца, – сказала она. – Чего они еще могут хотеть?

– Больше денег.

– Понятно.

– Понтарекс решил увеличить сумму вдвое.

Еве было безразлично. Она не хотела сейчас думать об этом. Ей было вообще все равно, что происходит с городом, с Понтарексом и его солдатами, со всем миром. Но реальная жизнь наступала ей на пятки.

– У нас есть деньги, чтобы заплатить?

– В этом месяце, да. Фараон сказал, что некоторые запасы у нас имеются.

– А что потом?

– Не знаю. «Потом» будет только через полмесяца. За это время мы что-нибудь придумаем.

Скоро они оказались на рынке. Ева взяла половину листовок с заказами, и они с Дунаем разделились. Ева подумала о том, что если в следующем месяце придется платить так много налога, они не часто станут ездить на этот рынок.

Заказали очень много шерстяных платков. Это понятно, потому что скоро зима. Люди готовятся к холодам. Ева сразу вспомнила, что прошлой зимой Рори порвал свою куртку. Сколько она не пыталась ее зашить, куртка все равно надрывалась на этом месте. Рори так и ездил в ней по своим Аркадам. Но сейчас нужно успеть купить новую, пока не поползли слухи о повышении налога. Как только всем станет известно – дорогие покупки сразу прекратятся.

Ева стояла у лавки с платками, когда к ней подступил Марк Кассель.

– Надеюсь, ты помнишь, что обещала мне услугу? – сходу спросил он.

Ева вздохнула.

– Для нее сейчас не очень подходящее время, но ведь тебя это не волнует, так?

Он кивнул. Его черные глаза замерли на ее бледном усталом лице. Ева выдержала его тяжелый взгляд.

– Что просить? – спросила она. – Что ты хочешь от Артура?

– Нужно кое-что починить. Он ведь у вас большой умник.

– Точно. Что это за вещь?

– Не важно. Ты в этом не разбираешься.

– Хорошо, можешь не говорить. Мне все равно. Но если он не сумеет, это твои проблемы, понял? Уговора о том, что я заставлю кого-то сотворить чудо, между нами не было.

Марк широко улыбнулся.

– Сегодня же. Вечером я привезу вещь. Пусть он будет в курсе.

Ева согласно качнула головой. Она снова повернулась к платкам и стала звать продавца. Пройдя по рядам, она нагребла полные руки. Пришлось найти Дуная, чтобы он положил покупки в машину.

Ева безмолвно смотрела на него, пока он укладывал вещи. А ведь, правда, у него когда-то были сын и жена. Он потерял их не так уж и давно. Примерно полтора года назад. Но об этом все уже забыли, никто этого не помнит, словно эти люди ушли лет двадцать назад. Они уже далеко в прошлом. Но неужели Дунай, сам Дунай так редко вспоминает о них? Быть этого не может. Хотя с первого взгляда он не кажется несчастным, не выглядит как человек, у которого от страшного гриппа скончался маленький сын, а на следующий день умерла жена. Неужели он так умело прячет это горе в себе? Или же боль со времени притупилась? Значит ли это, что время все-таки лечит? Значит ли это, что оно вылечит ее?

Вечером в город явился Кассель. Ева обо всем предупредила Артура, и он не стал упираться. Он не мог допустить того, чтобы сейчас Еву кто-то донимал из-за какого-то дурацкого невыполненного обещания.

Кассель притащил с собой какой-то приемник. Черная большая коробка. У Артура округлились глаза, когда он увидел устройство. Это было его собственное изобретение, которое он несколько месяцев назад продал одному человеку в Ате.

– Зачем тебе этот приемник? – между делом поинтересовался Артур.

Кассель не стал рассказывать.

Артур возился с ним уже два дня. За это время в Город Гор еще два раза успели приехать солдаты. Они пытались диктовать условия. Фараон ни на что не соглашался. Он взял дело в свои руки. Никто не возражал. После Игоря он был следующим, кто годился на роль главного в Городе Гор. Имелся еще и Рори, но он был пока что слишком молод. Фараон сразу предупредил его, что занял это место временно. Когда Рори подрастет и наберется опыта, он сам заместит отца.

Пока Ева с утра толкалась на рынке, Дунай не спешил и успел перекинуться со знакомыми парой слов. Никакой молвы о повышении налога в Ате не было. Он предупредил об этом Фараона, и тот для верности, отправил его в Патоку, чтобы разузнать ситуацию и там. Ева с ним не поехала, притворилась, что у нее болит живот. Она никогда не ездила в Патоку, каждый раз находя подходящую причину. На самом деле она просто не знала, что почувствует, когда окажется там, и это ее пугало. Она не была готова оказаться там, особенно сейчас. Как-нибудь в другой раз.

Когда Дунай вернулся вместе с Диком Фостером, который заменял Еву, стало ясно, что и Патоку налог обошел стороной. Солдаты требовали внести сумму до конца недели. Фараон не уступал. Теперь, когда он узнал, что Город Гор оказался исключением, он тем более не собирался платить. Так поступил бы и Игорь. В первую очередь именно поэтому Фараон стоял на своем. Только одного он не мог сделать так, как Игорь – заставить солдат раз и навсегда развернуться и уехать отсюда.

В пятницу, когда оставалось два дня до конца отпущенного срока, Фараон созвал собрание. Все работники безопасности должны были явиться на него. Остальные – ничего не знали; было решено пока что не пугать людей и разрешить проблему собственными силами. Но Ева все равно рассказала Артуру. Она знала, что он не проговорится. Он не умеет сплетничать, не болтает о пустяках с людьми, и к тому же каждый день занят на работе в школе, на свалке, и починкой устройства для Касселя. Ева поставила его в известность, но Артур был настолько занят, что почти пропустил эту информацию мимо ушей. Он только сказал:

– Надеюсь, что нас не взорвут к чертовой матери, как взорвали Аппер, о котором говорил Рори.

Ева на собрание не пошла. Она почти никогда на них не ходила. Все равно никто не заметит ее отсутствия. Обычно на таких мероприятиях она только отмалчивалась. А что она могла сказать, если для нее недавним открытием стали те же Возмездия, когда остальные знали о них уже давно? С подобными проблемами должны разбираться мужчины, их там достаточно. А Ева… у нее были другие заботы. Фараон знал о них, и поэтому, наверняка, простит ей этот прогул.

Вместо собрания Ева пошла к озеру. Теперь она стала часто наведываться туда. Там сожгли тело, там остался прах Игоря.

Рори тоже там часто бывал. Она видела его фигуру издалека, когда подходила; он сидел на берегу. Ей приходилось разворачиваться и плестись назад, ведь она не могла показываться там ежедневно. Это было бы слегка подозрительно.

Рори держался хорошо. По крайней мере, делал вид, что хорошо держится. Он редко чем-то делился, все мысли всегда держал при себе. Наверное, боялся показаться слабым. Недавно он сказал, когда они с Евой сидели на берегу:

– Я хотел найти маму и потратил на это всю жизнь, которую забыл провести с отцом, все это время находившимся рядом.

Эти слова были большим, чем он мог из себя выплеснуть. Они были обычными, невзрачными словами, но для Евы по звучанию они походили на крик. В них заключалась вся боль и вся скорбь, которые чувствовал Рори.

Самой Еве тоже не становилось лучше. Ночи давались тяжелее всего. Иногда она почти не спала. Чаще всего. Беспрерывно плакала. Иногда приходилось слышать, как Артур тихо подходит к ее двери, чтобы проверить, все ли в порядке. В эти моменты Ева замолкала; он и так слишком много для нее делал. Тем более ей не хотелось быть обузой. Этого она боялась больше всего.

Сейчас у озера было тихо. Вечерело. Воздух пропитался холодом. Когда солнце зашло за горы, температура начала стремительно падать. Земля с каждым днем все больше остывала и превращалась в камень. Над головой Евы завис клуб пара – теплый выдыхаемый ею воздух. Она сидела у самой воды, поджав под себя ноги, и смотрела, как загораются первые тусклые звезды.

Ей вспоминался день похорон. В зеленых глазах, блестящих от влаги, отражались подвижные языки пламени. Ева просидела здесь до глубокого вечера. Сегодня она могла себе это позволить: Рори был на собрании. Она не опасалась, что он застанет ее здесь. Но с минуты на минуту оно должно будет закончиться. Наверное, пора идти. Ева встала.

Сейчас ей хотелось только одного – поскорее добраться до дома, прилечь на кровать и провалиться в глубокий сон. Если прежде тревоги мешали ей уснуть, то теперь сон представлялся ей единственным избавлением и единственно-возможным лекарством. Раньше она, бывало, думала, и думала, и думала о своей проблеме, не спала всю ночь, мучаясь от бессонницы, но теперь ситуация была еще хуже. Но так же теперь она знала: если не уснет прямо сейчас, то умрет от тупой, бездушно терзающей ее боли.

И вдруг ей показалось, что она уже спит. Сон будто давно захватил ее – весь пустырь, по которому она медленно двигалась, мерцал белым светом, и кругом стало ясно, как днем. Ева шла сквозь эту белую дымку, словно паря над землей; ей было легко и свободно, пока по ушам, вдруг, не ударил резкий, оглушительный шум. Она остановилась, ей стало беспокойно и очень холодно. Поднялся сильный ветер и грубым рывком откинул ее распущенные волосы назад. Ева закрыла лицо руками, стало трудно дышать. Она пыталась вырвать хотя бы глоток воздуха из бьющего в лицо ледяного потока. В следующий миг она почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо. Она доверилась и слепо пошла за этим человеком, когда он легко потянул ее.

Свет застелил взор, порывы ветра сбивали с ног, но в стороне, куда они направлялись, было спокойнее и тише. Когда зрение к ней вернулось, Ева посмотрела на того, кто стоял рядом. Она думала, что это Рори, ведь он единственный, кто может быть здесь в такое время, но это был Марк Кассель: видимо он приехал к Артуру. Запрокинув голову наверх, он смотрел в небо.

Ева тоже подняла глаза. Взгляд уперся в яркую лампу, похожую на прожектор. Когда свет чуть приглушился, было видно, что на землю надвигается большая черная тень. Скоро в ней стали различаться очертания… самолета. Вот он медленно приземлился – и свет уступил место привычной ночи.

Когда открылся шлюз, оттуда, как муравьи, волной посыпались люди в военной форме. Еве сразу вспомнился рассказ Рори о нападениях на города; пульс участился, страх волной накрыл тело. Ева машинально отступила на шаг назад, но спиной уткнулась в грудь Марка. Он предупредил, чтобы она больше не двигалась. Ева подумала: он прав. Вдруг, солдаты начнут стрелять, если она побежит? Но ведь они и так начнут, потому что зачем еще они сюда прилетели? Ева замерла и принялась ждать. Чего именно, она не знала. Солдаты выстроились перед самолетом в две колонны. В руках у них были автоматы, а их лица, наполовину закрытые шлемами, были похожи на твердый серый камень.

Вдоль колонн по проходу шел человек. На нем был черный строгий костюм. Его каштановые волосы шелковисто блестели, тонкие губы были плотно сжаты. Ева наконец-то пришла в себя. Страх, сковавший ее движения, отступил. Она потянулась правой рукой за пояс и нащупала пистолет. Этого было мало против нагрянувшей армии, но все же один пистолет лучше, чем ни одного.

Человек в костюме смотрел на нее в упор. Стальной, мертвый взгляд. От него по спине побежала холодная дрожь. Ева ощутила какой-то животный страх, инстинктивную опасность, поэтому, когда человек подошел ближе, почти вплотную, она невольно приняла защитную позу, напрягшись всем телом. Мимика замерла, из глаз заискрился некий вызов. Ева не шелохнулась, когда белая ладонь потянулась к ее лицу. Человек коснулся ее подбородка; прикосновение оказалось таким же холодным, как и его взгляд.

– Как интересно, – медленно протянул человек.

У него был очень непривычный акцент. Он тянул слова, как резину. Ева впервые в жизни услышала понтарексийский акцент.

Но каков был смысл сказанного?

Его лицо, выражающее сосредоточенность, отразило какую-то мелкую вспышку – это едва заметная улыбка. Усмешка одними уголками рта.

Эта усмешка породила в Еве отвращение. Такое, которое нельзя было вытерпеть, которому нельзя было сопротивляться. Ее внезапно обдало волной раздражения; маленькие иголки покрыли ее плечи и спину, и Ева высвободила свой подбородок резким поворотом головы. Она сама не знала, что на нее нашло.

Человек невозмутимо опустил руку и быстрым безразличным взглядом пробежался по Касселю, а затем посмотрел в сторону города – оттуда бежали люди, услышавшие громкий шум.

Письмо

Когда самолет обступили жители, человек в костюме представился. Он назвался Акселем Эккерсбергом, и толпа после удивленного вдоха мгновенно замерла. Все хорошо знали это имя, но не знали лицо. Аксель Экксерсберг – премьер-министр Понтарекса. Никто не мог поверить в то, что он здесь.

Он пожелал беседовать с главным. Фараон Рэнкин проговорил с ним около часа.

Когда самолет улетел, Фараон срочно созвал собрание. Второе за одни сутки. Он не проронил ни слова, прежде, чем дежурные не вошли в совещательный зал. Зал находился в здании школы, в классе, где еще утром Артур Дюваль проводил уроки. Глаза Фараона источали стальной холод, его лицо застилала мрачная маска.

– Понтарекс больше не будет поднимать нам налог, – сказал он, сидя во главе длинного стола, сдвинутого из парт.

На лицах дежурных отразилась тень облегчения, но лицо Фараона не поменялось.

– Они обещают не поднимать нам налог, но взамен хотят, чтобы Город Гор стал диктавитом.

По залу пробежал тихий шорох – люди заерзали на стульях.

Ева Гордон тоже была на этом собрании. Страх и беспокойство захватили ее разом, как и всех других. Известие о диктавитах – скверное известие. С недавних пор она знала, что оно означает от Рори: вступление в армию Понтарекса для сбора налога с прилежащих городов. И скорее всего, проведение этих ужасных Возмездий. Казнь должников. Диктавиты не платят налогов, получают освобождение от Понтарекса в обмен на службу, потому что собственных солдат им не хватает. Но стоит ли оно того?

Никто не решался высказаться первым, но через минуту заговорил Дунай.

– Как великодушно с их стороны! – со злобой прыснул он, когда его скомканные мысли упорядочились. – Заставить нас платить больше, зная наперед, что мы этого не потянем, а потом как хорошую сделку предложить нам принять диктавитский титул.

– Какие же мы дураки, – с горькой усмешкой протянул Роберт Халецкий. – Чертовы солдаты, наверное, ездили к нам, доканывали своими деньгами, и надеялись, что мы первыми заговорим о титуле.

Они просчитались, но уловка все равно сработала. Они повернули ситуацию так, что на данный момент титул диктавита выступал единственным выходом для Города Гор. Никакой налог им не нужен был с самого начала. Они искали причину, чтобы получить согласие на подчинение, и искусственно создали такую ситуацию, в которой у Города Гор не осталось выбора.

– Но мы все еще можем заплатить в этом месяце, – произнес Оливер Фостер. – У нас есть некоторые сбережения.

– Не думаю, что мы можем, Оливер, – отозвался Фараон. – Если речь уже зашла о титуле, значит они будут его добиваться.

– Такого поворота стоило ожидать, – высказался Роберт Халецкий. – На наших землях на сотни километров вперед нет ни одного диктавита. Целая дыра в их налаженной системе. Рано или поздно Понтарекс сделал бы это, и странно, что мы сразу не подумали на себя.

– Кажется, к нам давно присматривались, – протянул Дик Фостер, таким тоном, словно сделал для остальных открытие.

– К черту! Мы не будем соглашаться! – решительно заявил Дунай, ударив кулаком по столу.

– Ты же понимаешь, что нам сделали не совсем предложение? – спросил его Оливер Фостер.

– Именно это я и понимаю. – Глаза Дуная загорелись вызовом. – Я не собираюсь подчиняться указаниям каких-то там понтарексийцев!

– Но, возможно, это единственный вариант, – вдруг сказал Фараон.

Удивленные взгляды направились на него.

– Давайте подумаем, если мы не подчинимся, то что мы на самом деле собираемся делать? – Его лицо оставалось таким же холодным и непоколебимым. – У нас здесь дети и женщины. Семьи. Это ваши семьи. Мы не можем устраивать здесь войну. Нам нужно как-то их защитить.

– Явно не таким способом, – встрял со своим хриплым голосом Карл Понд. – Мало хорошего, если мой внук вырастет трусливым, позволяющим себя шпынять кому-попало, сопляком.

Это было резкое заявление, но Фараона оно не уязвило. Он по-прежнему пребывал в своей спокойной холодности.

– Тогда прошу тебя, Карл, предлагай свое решение, – ровным тоном отозвался он. – Мы собрались здесь как раз для этого, и у нас не так много времени, чтобы определиться.

Карл не нашелся, что ответить. Его глаза спрятались под сердито нависшими бровями.

– Фараон прав, – подхватил Дик с запалом. – Мы должны дать свое согласие!

Недолгая растерянная тишина, и тут:

– Дик! – упрекнула своим тонким голосом Ева Гордон.

Она не смогла промолчать. Сначала ее поразило поведение Фараона, она не понимала, как он может говорить подобное, а теперь еще и Дик заразился его настроением.

– Ну, а что? – Его тон был таким, будто бы он оправдывался. – Что мы еще можем сделать? Нам дали выбор: умирать самим…

– …или убивать других! – грозно закончил Дунай.

Он подскочил со стула.

– Черта с два мы так поступим, ясно? Все слышали? Я сам лично пристрелю каждого предателя, который переметнется на сторону Понтарекса!

– Не переживай, – встрял Карл, – у тебя не будет такой возможности: они пристрелят тебя первыми, чтобы прикрыть свою задницу.

Карл многозначительно уставился на Дика. Дик тоже метнул в его сторону разъяренный взгляд. Теперь они оба смотрели друг на друга со злостью, крепко стиснув зубы.

– Ладно вам всем, остыньте, – привстал Роберт Халецкий. Его голос звучал бесстрастно. – Дик, не стоит сейчас бросаться такими словами. Оставим их на потом, ладно?

– Ладно, ладно, извините меня, если я что-то не так сказал, – покачал головой он и ссутулился, вжимаясь в стул. Его маленькие глаза нервно забегали по столу.

– А что, если пока что попробовать потянуть время? – спросил Оливер Фостер, его брат. – В конце концов, у нас есть средства, чтобы заплатить налог. Скажем об этом солдатам и посмотрим, как пойдет дальше. Ведь они рассчитывали на то, что в этом месяце мы не сможем заплатить. Посмотрим, что они будут делать.

– Придут к нам в следующем месяце, когда у нас не останется запасов, – обрубил Рори Аллен.

Это были его первые слова за весь вечер. Все обернулись на него, как будто бы в комнате появился призрак – Рори сидел на самом дальнем месте за столом, в тени.

– Если прилетел сам премьер-министр и сказал о диктавите, значит, он хочет диктавит, и не меньше. Откажемся сейчас – может быть, проживем месяц, откажемся дальше – и будут последствия. Я уже видел подобное в Аппере. Перед бомбардировкой, им сделали такое же предложение.

– Получается, выхода всего два? – задался вопросом Дик. – Соглашаться или отступать? Понятно. Значит, у нас второе…

– Отступать? – мгновенно подхватила Ева. – Оставить Город Гор?… – Она почувствовала, как от нахлеста эмоций задыхается, и ее голос прервался. – Они не могут…

Она все еще не могла поверить, что все это происходит с ними. Страшная реальность, о которой ей недавно рассказывал Рори, вдруг становилась и ее реальностью.

– Могут, – подтвердил Рори. – Они делали это раньше и сделают сейчас.

– Я слишком стар, что бы бегать, – завел свою песню Карл.

– Согласен с Евой. Город Гор – наш дом, – вклинился в суматоху Дунай Рэнкин, – мы не можем позволить кому-то разрушить его или забрать у нас.

– Он прав, – поддакнул Карл. – Фараон, вместо тебя на это кресло нужно посадить брата.

– Следи за тем, что ты говоришь! – прикрикнул Дик.

Оливер одернул его, но собрание все равно пошло по кривой линии: разразилась буря споров и недовольных криков. Зал наполнился гулом. Стали говорить все разом и все равно на какую тему: кто-то осуждал Дика, кто-то начинал вспыльчиво отстаивать город, как Дунай. Некоторые переходили на личности. Подключились все, даже те, кто до этого просто отмалчивался. Сидящие за длинным столом почти готовы были перейти к драке.

– Все, пора сделать перерыв, – громко оповестил Фараон, но на его слова мало кто обратил внимание.

Он не стал тушить толпу. Тем более эти люди все равно его не слушались. И не обязаны были. Они служили Игорю Горскому, как и он сам. Фараон был одним из скопища этого бушующего народа, его частью, хоть и сидел теперь на месте Игоря. Он молча встал и пошел к выходу, вставив в зубы сигарету. Чиркнув спичкой, он подкурил, и дым потянулся вслед за ним вереницей.

Сразу за ним вышла и Ева, уставшая от происходящего не меньше. Оказавшись на улице, она стала глубоко дышать холодным воздухом и направилась в сторону дома. Ей хотелось найти Артура Дюваля и поскорее рассказать ему все, потому что была очень напугана.

– Ева! – окликнул ее Фараон, когда увидел идущей по каменистой дорожке.

Она обернулась. Фараон жестом просил подождать. Когда он нагнал ее, они зашагали вместе.

– У меня есть к тебе разговор, – сказал он.

Ева не смотрела на него, а устремила взгляд вперед, во мрак. Стояла глубокая ночь.

– Не выдержала слушать все это? – спросил он.

– Да.

Ей не хотелось сейчас с ним говорить. На собрании он повел себя очень странно, неправильно. Не так, как должен вести себя…Игорь. Игорь всегда сначала слушал, слушал всех и только потом говорил свое мнение. А Фараон высказался сразу, причем высказал плохую идею. Хоть его и не считали за главного, но к нему все равно невольно прислушались. Как это сделал, например, Дик. Теперь этот Фостер будет навязывать глупую идею Фараона остальным, прыская изо рта пеной.

– Ты же не думаешь, что я действительно буду настаивать на титуле? – спросил Фараон.

– Знаешь, Игорь никогда бы так не поступил. Он бы и не подумал о таком. Он скорее сдался бы в плен, чем позволил себе заикнуться об этом.

– Ева, ты многого не понимаешь.

– Правда? По-твоему, он повел бы себя так же, как и ты?

– Он бы думал о том же самом. Потому что он всегда думал в первую очередь о людях, о том, как их защитить. Он сделал бы все, чтобы вы были в безопасности, и возможно, даже дал бы согласие.

– Нет, это не так, – фыркнула Ева. – Игорь еще умел думать и о другом. Кем мы будем, Фараон, если вступим в понтарексийскую армию, если будем делать те ужасные вещи, которых от нас требуют?

– Ужасными людьми, если вообще будем иметь право называться людьми. Думаешь, я этого не понимаю?

– Я не знаю, – выдохнула она. – Я уже ничего не знаю. Но во имя памяти об Игоре, прошу тебя, умоляю, не соглашайся.

– Сейчас я не собираюсь этого делать. Я склоняюсь к предложению Оливера Фостера. Нужно пытаться выиграть время. Будем говорить с солдатами, будем стараться стоять на своем и прикрываться деньгами, которые у нас остались.

– Но Рори предупредил, что могут быть проблемы, – напомнила она. – И я верю ему, потому что Рори, он рассказывал мне такое… Он был в том, другом мире, который существует за нашими воротами. Он видел его.

– Да, у нас могут быть неприятности. Но они у нас уже и так есть. Поэтому стоит попытаться разрешить все раз и навсегда, а если не получится – беды нам и так не миновать.

– Когда солдаты приедут снова?

– Премьер-министр дал нам неделю, чтобы подумать.

– Хорошо. Значит, еще неделю можно жить и дышать.

Фараон замедлил шаг, а затем вовсе остановился.

– Ева, я хочу показать тебе кое-что.

Она тоже притормозила и взволнованно посмотрела на него.

Он вытащил какой-то листок бумаги из внутреннего кармана куртки.

– Послушай, перед смертью Игорь оставил письмо не только для Рори.

Значит, Фараон соврал…

Фараон протянул ей переложенный несколько раз лист. Ева дрожащими пальцамикоснулась его. Ей казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Она достала фонарик и посветила на бумагу.

– Но здесь твое имя, – прошептала губами она.

– Да, мое, – кивнул Фараон, – в этом письме Игорь, обращаясь ко мне, попросил исполнить кое-какую его просьбу.

Ева неуверенно взяла письмо. Было странно читать чужое письмо. Она стала скользить взглядом по строчкам.

– Он попросил меня позаботиться о вас, если когда-нибудь что-то случится.

Ева видела, Игорь так и написал «позаботься о моих детях».

– И что теперь? – непонимающе спросила она. – Что ты хочешь этим сказать?

Фараон заглянув ей в глаза:

– Ева, если что-то в конце отпущенной нам недели пойдет не так, вы должны уехать отсюда.

– Что? – воскликнула она. – Нет! Игорь не писал такого.

– Но он дал мне власть определять, какая именно вам нужна забота, – стал спокойно толковать Фараон.

– Я никуда не поеду. Это трусость, просто трусость.

В смысле, уехать из Города Гор? Это не укладывалось в голове.

– Трусость – это из-за страха перед врагом перейти на его сторону, а в побеге нет ничего постыдного.

– Есть, – твердо сказала она. – Не проси меня о таком.

– А я и не прошу. Игорь просит. Это его последняя воля.

Руки Фараона легли на ее плечи.

– Ты уедешь, и заберешь с собой Рори и Артура, потому что так хотел ваш отец. Перед смертью ему было важно знать, что с вами все будет в порядке, и если понадобится, я выпихну вас силой, потому что ни Игорю, ни мне, вы никогда не были безразличны.

У Евы задрожали губы. Фараон ругал ее, ругал как маленькую девочку, кидаясь в нее словами Игоря, как тяжелыми камнями. Он беспощадно бил ее этим словом. Он поступал нечестно. Фараон знал, что она не ослушается. Потому что это Игорь. Потому что он так сказал. Потому что он просил. Именно поэтому Фараон и показал это письмо именно ей, а не Рори или Артуру. Фараон жестоко сыграл на ее чувствах, на ее любви. Это был беспроигрышный способ ее заставить. Закрыв лицо руками, Ева заплакала.

– Я не уеду… – всхлипывала она.

– Уедешь, Ева, – продолжал убеждать Фараон. – Уедешь сама и заставишь уехать парней.

– За что ты поступаешь так со мной?

Фараон приблизился к ней и приобнял. Ева еще недолго проплакала на его плече. Потом он разжал объятья, и Ева удивилась тому, как всего за пару минут ее суждения и мысли переменились. Ничего яснее она уже не видела, кроме этого: своей обязанности сделать так, как хотел Игорь. Потому что, кто еще это сделает, если не она сама? Кому еще это по силам кроме нее, кроме Евы Гордон?

Врач с подозрительной репутацией

Нет никакой тайны в том, что Марк Кассель был подлецом. Таким он слыл в умах людей – чужих и знакомых, себе же представлялся личностью куда более худшей. В жесте этого добровольного признания, может, и следовало бы поискать некий намек на благородство, но ни для кого не секрет – Марк от репутации своей был без ума и безмерно ею гордился.

Марк Кассель родился в семье мелких торговцев. Его мать днями пропадала на рынке, не часто балуя дитя своим вниманием, а отец неисправно пил. Темноволосый мальчишка с глазами цвета угля рос сам по себе, предоставленный всему белому свету.

По вечерам, когда мать приходила с работы, частыми гостями в доме были скандалы. И Марк, не вынося криков и драк, сбегал и ночевал в старом сарае, и долго потом пытался забыть царящий там запах гнилой картошки. Если честно, сложно было забыть и ее вкус – в доме редко можно было сыскать и кусок хлеба. В общем, жизнь целенаправленно подводила Марка к его истинному призванию. Стать маленьким воришкой – вот, что ему было суждено. Только, пожалуй, не стоило судить его строго: он был ребенком и просто хотел кушать. Судить его следовало потом.

Нельзя сказать, что первая большая потеря в его жизни была чем-то поистине трагичным. Алкоголь все же доконал отца – тот скоро умер, и в доме наконец-то воцарился мир. Марк помнил: он во время похорон совсем ничего не чувствовал кроме постыдного страха – боязни ощутить искреннюю и неподдельную радость. В тот день он не проронил ни одной слезы, а в последующие полгода наслаждался возможностью дышать полной грудью. После этого в его жизнь ворвалось новое знаменательное событие, оставившее определенный отпечаток: как-то внезапно в доме появился новый мужчина.

Марк долго поглядывал на него из-под черных густых бровей, и в перерывах настороженный взгляд переводил на мать. Марк ждал, когда же под кухонным столом снова начнут появляться бутылки, но человек не собирался пить; наоборот, он искренне полюбил мать и к самому Марку отнесся как к сыну, привязался как к собственному ребенку.

Марк был даже не против того, что всерьез занялись его воспитанием; ему нравилось таскаться с приемным отцом на работу и обучаться его ремеслу. Тот был местным врачом, и Марк, днями торчавший у ложа больных, с должной охотой впитывал в себя все преподносимые знания. К удивлению всех знакомых и соседей, он оказался хорошо обучаем, схватывал на лету, и мать неустанно изумлялась, как из такого негодника за несколько лет он смог превратиться в покладистого и примерного ребенка.

Между тем много времени не прошло, как у мамы вырос живот, и Марк, знал: у нее будет еще один ребенок. Вскоре она родила, и после наступил момент, когда прозвенел тот тревожный звоночек: она в слезах кричала, что шторы загорелись сами, а папа, выхватив сестричку из дымящейся колыбели, и словно в истерике спрашивал, спрашивал, раз за разом, зачем мама эти шторы подожгла.

Марк плакал – в тот момент он отчима за эти слова возненавидел, но вскоре к нему пришло осознание, что отчим все-таки был прав. С момента родов прошла всего пара-тройка недель, и мама после инцидента со шторами совсем не вставала с постели: стонала, будто от боли, хотя у нее ничего не болело, и много-много рыдала.

Отчим объяснил, что с ней приключилась депрессия. Дальше стало хуже – маму стали преследовать истерики – почти каждый день она твердила, что видит умершего мужа, родного отца Марка, и мечась по комнате, пыталась задушить призрака простыней. На этой простыне она потом и повесилась, когда Марку было всего одиннадцать лет. Его жизнь недолго шла в гору, гораздо стремительнее она катилась по наклонной.

Тогда из родных ему осталась только сестра – Марк возился с ней, бесполезным хныкающим кульком, пока отчим пропадал на работе, чтобы заработать денег. Марку не хватало прошлой жизни, когда он ходил к больным, и теперь безмерно скучал по тому времени, когда только-только умер отец, а в доме появился отчим. Для Марка было очевидно – все изменилось, когда вздулся тот живот. Временами он смотрел на сестру с отвращением и желал, чтобы она вовсе никогда не рождалась. Эти скверные мысли, однако, его покинули, как только Регина чуть подросла. Ее с детства приучили сидеть в одиночку дома, и Марк смог продолжить свое обучение, и уже в семнадцать лет стал посещать больных сам.

Жизнь снова потихоньку налаживалась, но и этот счастливый отрезок судьбоносного пути продолжался не слишком долго. Случилось то, что отчим подцепил у своей пациентки грипп и скончался от лихорадки. Мертвым грузом на шее у Марка повисла сестра, а прибыли от врачевания едва ли теперь хватало на налог.

Марк был молод, но уже тогда имел предприимчивый разум, который томился необходимостью что-то сделать, и скоро все как-то само собой закрутилось, только вот в след ему стали кричать: негодяй, мошенник, подлец, а он усмехался кривой, полной презрения ухмылкой, и шел дальше по своим делам, отправляясь туда, где о нем еще ничего не знали.

Марк умел строить из себя саму доброту и честность, а взгляд по щелчку наполнять сочувствием:

– Я понимаю вашу боль, – говорил он, смягчив голос, – мой отец тоже был укушен, и знаете (делал драматическую паузу) – он умер.

Отражая на лице боль, Марк тяжело вздыхал, и продолжал говорить почти дрожащим голосом:

– Самое худшее, что потом то же самое случилось и с моей матерью, и это почти подкосило меня, но на этот раз я решил не сдаваться.

Тут он чуть отдалялся от своего печального образа и позволял загораться в глазах силе, которая и заставляла людей думать, что Марк знает, что делать, и он – это именно тот человек, который пришел их спасти.

Он невзначай говорил:

– Я ведь уже упоминал, что я врач?

Это предложение обычно заставляло разумы людей наполняться хрупкой едва уловимой надеждой.

– Так вот, – он плавно переходил к главному, – я все-таки смог найти способ вылечить маму. Вы можете мне не верить, но лекарство существует.

Дальше следовала двоякая реакция: кто-то начинал мысленно благодарить небеса, за то, что перед ними сейчас стоит Марк, а у кого-то на лице отражалось едва заметное сомнение, – но следующие слова Марка убивали всякую неопределенность. Разве видели вы когда-нибудь такие честные глаза?

– Это не шутка, и не попытка вас обмануть, пожалуйста, поверьте мне. Не знаю, дошли ли слухи о моем лекарстве до этих мест (он надеялся, что нет, ведь если слухи дошли, то имели довольно скверное содержание), но на востоке, откуда я иду – там люди, знаете ли, уже прославляют мое имя.

Тут он делал намеренную паузу, но не для того, что пощекотать нервы жертвам своего обмана, а для того, чтобы пощекотать их себе. Каждый раз, перед тем как назвать свое имя, у него по коже бежали волнующие мурашки, от которых зависело все.

– Меня зовут Марк Кассель, – сообщал он, и если выражение лица не сменялось на злобный оскал, то Марк смело продолжал: – И, кстати, лекарство… оно обойдется вам совсем не дорого.

Это было не правдой. Это был только один из придуманных Марком Касселем бесчестных способов, которыми он утрамбовывал землю под ногами, делая ее твердой и не сотрясаемой. И люди отдавали ему последнее, чтобы спасти свою жизнь.

Всего за несколько месяцев он в этих делах успел достичь определенных успехов – молва о нем тянулась порочной вереницей от города к городу, от деревни к деревне. Вся жизнь его менялась на глазах: в друзьях и знакомых у него стали водиться личности, столь же сомнительные как и он сам. Но разве это могло его встревожить, когда от таких знакомств черпалась только польза и выгодная сила? Обладая природным даром убеждения, Марк легко умел проникать в доверие даже к самым недоверчивым. Именно эти врожденные таланты при его широких связях сыграли Марку на руку тогда, когда он узнал о болезни Реджи.

Тревожные звоночки продолжали звенеть в его ушах. Марк чувствовал, что устал, но ему уже все было по плечу. Человек, которому нечего терять – поистине неуязвим. Если в детстве Марк сестру свою ненавидел, но теперь относился к ней с легким безразличием. Признавать то, что пустота эта выработалась намеренно им самим, он, конечно, не собирался. А ведь он и правда так считал: мол, Реджи для меня ничего не значит, и тебе, смерть, незачем девочку отбирать, ведь это не причинит мне боли. Однако, кто-то точно читает не только мысли, но и сердца – в них спрятана истина, ударив в которую непременно попадешь нужную в цель.

Болезнь оказалась затяжной и требовала постоянного присутствия Марка дома. Работать в разъездах он больше не мог, но, работа нашлась сама собой, и не приходилось думать в тяжелые времена хотя бы о деньгах.

– Здравствуй, Марк. Я тут пришел по делу. Говорят, у тебя есть знакомый, который может достать…

– Да что угодно, – отвечал он, – главное, чтобы у тебя было, чем мне заплатить.

Марк и сам удивился поначалу, но оказывается у него и правда был знакомый на каждый случай жизни. Все знали: есть неразрешимое дело – иди к Марку Касселю.

Так он и жил, чередуя те моменты, когда прогрессировала болезнь, с теми, когда Реджи снова была в порядке, а он мог отправиться куда-нибудь в путь, и отдохнуть от дома, который его тяготил. Болезнь же сестры длилась уже несколько лет, и затянулась, не отступив, прямо до теперешнего времени.

Марку было двадцать три года.

Реджи умирает на его глазах, на его руках, и никакие лекарства не дают нужного результата. Марк уже начинал думать, что угодил в свою же ловушку или попал под действие кармы: истязал себя в поисках лекарства, которого не существует. Он уже думал, что никогда ему не попадется в руки что-то способное излечить сестру. От этих мыслей на его лице вспыхивала ставшей привычной кривая ухмылка. Что она выражала? Горькую досаду или дерзкую жажду поиграть с судьбой – только ему самому было известно.

Но Марк не то, чтобы был везуч, просто природа наделила его способностью притягивать различные вещи, а плохие или хорошие – не важно, но удача имела место быть в этом списке. Вот и в тот вечер ничего не ожидая и ни на что не надеясь, он вдруг услышал стук в дверь, и устало поднялся с дивана, поплелся к двери, чтобы прогнать бесконечных просителей, жителей Аты или Города Гор, искавших врача, от которых он уже смертельно устал. Он открыл – на пороге стояла незнакомая женщина. Она назвалась Урсулой.

Урсула слишком походила на мужчину и тому подтверждением были широкие плечи и чрезмерно высокий рост. У корней волосы были иссиня-черными, но на уровне висков пряди резко переходили в белый, зачесанные назад и стянутые в тугой хвост. Ее правую щеку рассекал грубый шрам, который и без того безобразное лицо делал еще более непривлекательным. Возможно, некоторые мужчины и нашли бы в этом образе какую-то своеобразную изюминку, но не Марк Кассель. Ему предпочитались миловидные черты лица, типичная красота которых была признана и боготворима большинством. А взгляд Урсулы, он был холодным и твердым, в нем читалась сила, в придачу далеко не женская. И Урсула, одарив этим взглядом Марка, бесцеремонно проследовала в дом. Подойдя к столу, она положила туда ящик, коробку размером с две ладони.

– Говорят, ты можешь найти что угодно. Это правда?

Марк все это время специально молчавший, мерил Урсулу взглядом, и делал это с выразительной надменностью, ведь его с самого начала разозлила ее самоуверенность, которую Марку подсознательно хотелось уничтожить. К его удивлению, Урсулу не впечатлил легший на нее тяжелый взгляд, и это точно повергло бы Марка в досаду, если бы не подзадорило идти напролом. Это была его характерная особенность в любой жизненной ситуации.

– Не вижу, ради чего напрягаться, – безразлично протянул он, но пристально сощурил глаза, бросив этим жестом вызов.

– Я знаю, что твоя сестра больна, – решительно заявила Урсула. – Я могу ее вылечить, и она будет жить.

От внезапного удивления Марк повел бровью вверх, но, мысли резко перекинулись на другое, и Марк ухмыльнулся. Пока что для него было важнее то, что ему удалось доказать свое превосходство, вынудить незваную гостью делать то, что было нужно ему самому.

– Откуда ты знаешь о моей сестре? – с важностью в голосе спросил он.

Урсула продемонстрировала ему ответный вызов во взгляде. На вопрос Марка она словно не обратила внимания. У нее через плечо висела кожаная сумка, и, запустив в нее ладонь, она одним движением извлекала оттуда ампулу, потом поставила ее на стол, рядом с той коробочкой-ящиком.

Ампула показалась Марку знакомой настолько, насколько он мог разглядеть ее издалека и при тусклом освещении. Он уже видел подобный штамп.

– Из Северного Аркада? – спросил он, внутренне ощутив преднамеренное разочарование, хотя в сердце еще не успела зародиться даже надежда.

В Северном Аркаде не было ничего, что могло бы вылечить Реджи, он все там уже перевернул верх дном. Он вернулся оттуда совсем недавно, с месяц назад.

– Из Большой Медведицы, – так же важно ответила Урсула.

Марк закашлял, будто поперхнувшись, и этот кашель плавно перерос в смех. Из Большой Медведицы, которой не существует. Он знал, что в Аркаде живет некое подобие «Бога» и что там проходят какие-то странные службы и поклонения, но с гражданским сопротивлением это ничего общего не имело. Тем не менее, он давно хватался за любую возможность, а перед ним сейчас стояло лекарство, которое, еще не было им испробовано.

– В таком случае, конечно, идем за мной, – сказал он, даже не пытаясь скрыть издевательской усмешки.

Оказавшись в комнате девочки, Урсула передала Марку ампулу. Марк наполнил шприц. Пришлось ждать. Хватило одного укола, чтобы лицо Реджи за каких-то пятнадцать минут превратилось из бледного в оливковое, немного отступила боль.

Марк, сдвинув черные брови, задумчиво и неотрывно теперь смотрел на сестру.

– Приемник, – повелительным тоном обратилась к нему Урсула, – тот, что на столе. Он сломан. Найдешь такой же рабочий.

Тут Урсула развернулась и собралась уходить. Марк вдруг очнулся, наконец, оторвавшись от Реджи. Он окликнул Урсулу:

– Эй, ты оставила мне лекарство?

– Нет, – бросила через плечо она.

– Что значит нет? – возмутился он.

Он уже начал подниматься, но Реджи вцепилась в его руку своими тонкими пальцами. Сегодня был такой вечер, когда в собственном доме Марк оказался совсем не хозяином, а гостем.

– Я потерплю, ничего страшного, – продолжила Реджи. – Главное, что потом я буду здорова.

Марк посмотрел на нее косо, а потом все взвесил. Погнаться за Урсулой – значит испортить дело. А Реджи терпела так долго, что потерпит еще пару недель. Ничего в этом страшного нет. К тому же Марк очень старался, а поэтому к исходу недели уже знал: его цель – это Артур Дюваль, и что непонятный приёмник – его изобретение.

Последний раз Марк видел Еву Гордон, наверное, с месяц назад, не меньше, до своего отъезда в Аркад – она заходила к Реджи, как только он вернулся из Аркада, и как вовремя сейчас ее белая головушка показалась в его темной кухне. Ева Гордон явилась к нему с просьбой, и они договорились: услуга за услугу. Честнее сделки Марк, похоже, еще никогда в жизни не совершал, о чем, кстати потом пожалел: нужно было лучше попробовать как-нибудь Гордон обмануть. Слишком много времени он потратил на поездку в Город Гор. Несмотря на то, что у Милы Халецкой оказалось простое отравление, домой Марк все равно приехал не скоро. У них там вдруг умер Игорь Горский, и пришлось пичкать Гордон успокоительным. Приплелся Дюваль и вынудил ей помочь, и в ответ сам пообещал, что поможет Марку с делом, но только через пару дней, потому что сейчас, мол, похороны и нужно побыть с Евой. Марк плевать на все хотел и уже на следующий день стал донимать Еву, когда увидел ее на рынке, ведь Реджи сделалось вдруг совсем худо, хотя в последние дни она и держалась молодцом. А потом была сцена на пустыре – откуда-то взялся понтарексийский самолет. И жизнь становилась бы такой интересной, если бы не была столь печальной.

Борьба Марка все же не оказалась напрасной: в конце концов, приемник оказался починенным, и теперь лежал на столе у Касселя рядом с жестяной банкой, служившей пепельницей, в которую опускалась уже пятая, выкуренная за полчаса сигарета. Марк редко бывал так взволнован, чтобы у него не получалось сдерживать нервов, но сегодняшним вечером, когда его терзало ожидание, он беспрерывно барабанил пальцами по столешнице. Пока он сидел за столом, из комнаты Реджи доносились тихие стоны. Марк время от времени заходил туда, и был благодарен сестре за то, что она его каждый раз выгоняла, потому что просто не знал как это делать: утешать людей.

Часы показывали полночь и Марк, давно чувствовал, что освободился от обязанности навещать сестру, сидел за тем же столом и подпирал голову рукой. Его сонные глаза временами закрывались, но стоны, доносящиеся из комнаты, не давали Марку окунуться в глубокий сон. Сквозь полудрем он слышал отдаленные стуки и, очнувшись, понял, что барабанят в дверь.

Он открыл – на пороге была Урсула. Но она пробыла в доме недолго.

Повертев в руках прибор и спрятав его во внутренний карман куртки, она спросила:

– Надеюсь, я не опоздала и девочка еще жива?

Реджи лежала, свернувшись калачиком, бледная и исхудавшая. В правом уголке рта запеклась темная кровь, которая успела отпечататься на подушке. Урсула сняла с плеча сумку и опустила ее на кровать. Порывшись там, она извлекла крошечный прибор – экран с иголкой – проткнула этим палец Реджи и всмотрелась в горящие цифры.

Марк по шевелению безобразных губ Урсулы прочитал плохие вести.

Потом Урсула кивком головы позвала Марка в прихожую. Она сказала:

– Я человек деловой. Мы договаривались на лекарство и ты получишь его, Марк Кассель.

Марк сразу почуял запах обмана.

– Во-первых, не на лекарство, а на то, что Реджи будет жить, – уточнил он, – а во-вторых, насколько дела плохи?

– Настолько, что лекарство ей уже не поможет, – спокойно ответила Урсула.

Марк усмехнулся жалкой попытке себя одурачить, и потом эта усмешка отразила горечь яда.

– Значит, помоги чем-нибудь другим, – процедил он. – Ты сказала, что моя сестра будет жить. Это твои слова. – Его глаза хищно сощурились.

– Ты ведь знаешь, я имела в виду то, что помогу ей лекарством. Мы оба это знаем.

Марк почувствовал прилив злости и стиснул зубы. Внутри него стала закипать звериная ярость.

– Скажи спасибо, что я оказалась честной и вообще призналась в том, что дела твоей сестры плохи, – продолжила Урсула, и в заключение поставила точку: – Я сделала тебе одолжение, и на этом все.

Сказав это, она подобно тому, как бесцеремонно пришла, так же бесцеремонно направилась к выходу.

– На кой черт мне твое лекарство, если оно бесполезно?! – прокричал ей в спину Марк. Он был на грани отчаяния.

– Это совсем не мои проблемы, – на миг остановившись, сказала Урсула. – Так обычно ты отвечаешь всем тем людям, которых обманываешь?

– Тебя это не касается, – резко бросил Марк. – Твое дело спасти мою сестру.

Он мало надеялся на то, что сказал дальше.

– Организуй моей сестре операцию. Твои друзья из чертового ордена это могут сделать, так?

Урсула издала короткий смешок.

– Ты даже не веришь, что он существует.

– Мне плевать, – сообщил Марк.

– Может, еще и сообщишь, ради чего мне стараться?

На ее лбу появились задумчивые морщины, а глаза сощурились; Урсула театрально изображала готовность слушать, и она не знала, что Марк сейчас ее поразит:

– Если ты и правда из Большой Медведицы, и если какой-то орден, какое-то сопротивление существует на самом деле, то у меня есть кое-что еще, что окажется для тебя очень нужным. Важнее, чем этот дурацкий приемник.

Было видно, что Урсулу это заявление только развеселило, но после того, как он огласил свое предложение, лицо Урсулы потеряло выражение насмешки и высокомерия. Оно загорелось от интереса, и может она не до конца ему поверила, но она стала внимательно его слушать.

Великая Катастрофа

– Ну, и кто из вас знает, что же случилось после Великой Катастрофы? – спросил Артур.

– Началась новая эра, – выкрикнул с места Захар Халецкий, брат Милы.

– Правильно, Захар, – сказал Артур, – но тебе следовало поднять руку, помнишь?

Захар виновато потупил взгляд и ссутулился.

– Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь из младших ответил на этот вопрос, – сказал Артур. – Ладно, я задам еще один: в каком году произошла Великая Катастрофа?

Никто, кроме Захара не поднял руки.

– Неужели никто больше не знает? – спросил Артур. – Может быть ты, Саша?

– В тысяча девятом году довирусной эры? – послышалось от Саши.

– Неверно, – сказал Артур, и побежал глазами по наполовину опустевшему классу. Другую половину родители уже успели увезти подальше из Города Гор. На глаза Артуру попалась Кристина: – А ты, Кристина, что скажешь?

– В тритысячном году, – звонким голосом пропела Кристина.

– У довирусной эры не было такого года! – выкрикнул с места Захар, чем привлек рассерженный взор Артура.

Артур тяжело вздохнул, и за неимением другого выбора, все же предоставил Захару слово.

– В две тысячи сорок пятом году, учитель Дюваль, – ответил Захар, на лице которого засияла довольная улыбка.

– Хорошо, и что же тогда случилось, Захар? Почему катастрофу назвали Великой?

Мальчик принялся рассказывать, но кто-то из детей начал баловаться, что перебило ответ. Артуру пришлось прикрикнуть:

– Кристина, когда Захар закончит, я попрошу тебя повторить.

После этого Захар начал свое объяснение заново:

– В две тысячи сорок пятом году не стало двух больших материков – Северной и Южной Америки. Люди с Евразии опасались, что эпидемия вируса, перебросится на их земли, а поэтому без предупреждения, что было ужасным, сбросили на Америку бомбы. Погибли все люди, которые там жили – здоровые и больные, разрушились все здания, заводы, деревья и земля стала мертвой. Но злой вирус все равно успел добраться до Евразии, и люди там тоже стали заражаться. День, когда погибли две Америки, назвали Днем Великой Катастрофы, и с этого момента стали отсчитывать дни новой эры – вирусной, потому что именно с этого дня всем стало ясно, что мир никогда не будет прежним.

– Очень хорошо, Захар, – похвалил его Артур, а затем переключился на Кристину: – Ну, что, Кристина, мы тебя внимательно слушаем.

Кристина непонимающе захлопала глазами, а потом, вдруг повернулась к двери и ткнула указательным пальцем на стоящую в пороге Еву Гордон.

Артур на минуту отлучился из класса.

– Что-то случилось? – спросил он Еву, надеясь, что она не принесла плохих вестей, которых в последнее время было предостаточно.

– Нет-нет, все нормально, – отмахнулась она, – просто хотела с тобой поговорить.

– Разговор долгий? – Артур посмотрел на наручные часы.

– Думаю, да, – кивнула Ева. – Лучше, конечно, обсудить все дома. Когда ты придешь?

– Еще минимум час здесь буду. – В голосе Артура чувствовалось усталость.

– Ладно, я буду ждать тебя дома, – протянула Ева и собралась уходить.

– Стой, как ты себя чувствуешь? – напоследок поинтересовался Артур.

– Все потом обсудим, – буркнула Ева, подавив подступившую к голосу дрожь.

Уж лучше бы Артуру не спрашивать о таких вещах, подумала она. Лучше не напоминать Еве о том, что ее душит.

Она вернулась домой, и уже привычным движением руки, смахнула с влажных ресниц слезы. Ей подумалось, как славно, что у нее сейчас так много дел, которые помогут ей забыть о своей душевной слабости: нужно перебрать вещи и разложить их по сумкам.

Фараон умолял ее рассказать об отъезде парням как можно раньше, но Ева все оттягивала, дождавшись конца недели. Завтра нагрянет тот самый день, когда премьер-министр вернется в Город Гор за ответом. Половина жителей уже успели уехать. И их, в отличие от Евы не пугала даже участь беженцев. Половина другой половины собиралась провернуть свой отъезд как можно раньше. Вот и Ева принялась собирать чемоданы, душой правда, желая оказаться в числе тех, кто все-таки останется в Городе Гор до конца. Ева не видела своей жизни в каком-нибудь другом месте, кроме этого. Она не видела своего будущего, с кем-нибудь другим, кроме Игоря.

…Игорь хотел, чтобы я уехала. Игорь хотел, чтобы я спаслась. Он обо мне думал…

Распахивая дверцы шкафов, Ева яростно вываливала вещи на пол и старалась отыскать среди них то, что окажется самым полезным в пути. Близилась зима, которая обещала быть холодной, а поэтому Ева перебирала свитера, и, складывая их в сумки, следила за тем, чтобы вещей каждого было взято поровну. Невозможно было прихватить с собой все, и что-то непременно останется здесь навсегда. Оно будет мирно покоиться в этой комнате, пока не нагрянут бомбы – тогда все обратиться в горячий пепел.

За работой время пронеслось быстро, от чего Еве показалось, что уж очень скоро домой вернулся Артур. Ей даже подумалось, что он снова увильнул от работы.

– Что происходит? – тревожно спросил он, осмотрев перевернутую комнату. Обнаружив в руках Евы свой компьютер, он заметно занервничал.

– Я собираю вещи, Артур, – спокойно ответила она. – Мы уезжаем.

– Это еще куда? – удивился он.

Ева на секунду задумалась и поняла, что сама не знает.

– Я пока что не знаю.

Артур затоптался на месте и почесал кудрявую голову, что верно наводило мысль о нахлынувших на него раздумьях. Тут вдруг в дверь постучали, и Ева пулей вылетела из комнаты, надеясь на то, что за дверью стоит Рори – было бы прекрасно поговорить сейчас с ними обоими.

Однако, Ева отворила дверь, и перед ней возник Марк Кассель.

– Нам срочно нужно поговорить, Гордон, – сказал он.

– Сейчас не время, – безразлично ответила Ева, но Марк уперся в дверь рукой и без спроса, без всякого приглашения вошел внутрь.

– Что тебе нужно? – уже более строгим голосом сказала Ева. – Говори скорее и уходи.

– Ева, ты объяснишь мне, что происходит? – вышел из спальни Артур. – Какая муха тебя укусила? – воскликнул он.

Намеренно или нет, но он не обратил на Марка никакого внимания, а тот в свою очередь, увидев Артура, подозрительно сощурил свои черные глаза.

– Марк, видишь, я сейчас занята, – сказала ему Ева. – Можешь зайти потом? Скажем, послезавтра?

Послезавтра меня уже здесь не будет, подумала она.

– О, как жаль, что ты занята, Гордон, – протянул он, и на его лице вдруг заиграл энтузиазм: – но меня это не волнует. Я подожду. Пожалуйста, продолжайте обсуждать ваши проблемы.

Как ни в чем не бывало, он опустился в рядом стоящее кресло. Ева с раздражением покосилась на него, но не решилась придавать хоть какое-нибудь значение столь странному поведению, которое почти всегда выходило за рамки чьего бы то ни было понимания. Вместо этого она переключилась на Артура. Она попыталась как можно доходчивее выразить свои соображения:

– Все уже думают, что Городу Гор конец… Рори так сказал, а еще Игорь оставил свое послание… В общем, он сказал слушать Рори, а Рори сказал, что Понтарекс не остановится. Фараон заставил меня заставить вас уехать. А я согласилась на это, потому что такова последняя воля Игоря… И еще я…

– Не знаю, что ты там несешь, – перебил ее Марк Кассель, – но пожалуйста, прекрати, не то ты нас всех здесь с ума сведешь.

– Нет, Ева, продолжай, – настоятельно приказал Артур, раздраженно посмотрев на Касселя. – Ты это серьезно? Мы уезжаем?

– Кстати, а куда конкретно ты собралась, Гордон? – снова вмешался Марк.

– Куда ты собралась ехать? – переспросил Артур.

– Ну, я думала о Северном Аркаде, – неуверенно протянула она.

– Великолепно! – послышалось от Марка. – Это как раз то, что нужно.

– Потому что у Рори там связи, – протянула Ева, но опомнившись, подозрительно уставилась на Марка: – а тебе какое дело, Кассель?

– Я поеду с вами, – безмятежно ответил он. – Нам будет как раз по пути.

– Мы не поедем в Аркад, – решительно заявил Артур. – Это далеко и чересчур рискованно! Ева, если мы и правда куда-то поедем, если я пойму, зачем нам это делать, то сперва мы все тщательно обсудим.

– Но Аркад – это самое безопасное место на земле, – протянула умоляюще Ева. – Если не туда, то куда еще?

– С чего ты взяла, что оно безопасное? – удивился Артур.

– А почему нет? – сказала она. – Северный Аркад намного ближе к Понтарексу, чем мы. Но посмотри, Артур, Аркад до сих пор не стал диктавитом и на него не напали с бомбами. Рори рассказывал мне, что творится в мире, и если уезжать, то в безопасное место, иначе, зачем вообще затевать переезд?

– Да, я тоже не понимаю, зачем его затевать. Ты же сама сказала, что Фараон что-то там придумал…

– А если у него ничего не выйдет?

– Тем не менее, Ева мы в Аркад не поедем. Ты не можешь наверняка утверждать, нападут на него или нет, – снова начал спорить Артур. – Я бы не хотел туда ехать, потому что именно это место мне и представляется потенциальной развалиной из пепла. Как бы тебе объяснить это… Ну, вот посмотри на Касселя, к примеру. Его, конечно, никто до сих пор не убил, однако, это не значит, что никто не роет ему могилу.

– Очень остроумно, Дюваль, – процедил снова подключившийся Марк. – Однако, давай не забывать, что я в отличие от тебя человек, который был в мире, видел его и знает, что там происходит.

Закурив, прибавляя себе важности, Марк даже в лице изменился, и та интонация голоса, с которой он умничал, раздражала теперь вдвойне:

– Вообще-то Гордон права, только не в том смысле, в котором она думает. Да будет тебе известно, Дюваль, что Северный Аркад и правда одно из самых безопасных мест в мире. Я уверен, ты читал свои заумные книжки и даже видел там рисуночки с огроменной стеной, окружающей город. А еще может быть слышал о том, почему все-таки Северный Аркад так и не был захвачен Понтарексом. Его нападки в отношении Аркада сдерживает Баррера по очень взаимному, дружескому и теплому договору: сын баррерского вождя был когда-то давно захвачен в плен аркадцами. И разве не получается, что Аркад таким образом становится совершенно не досягаем для обоих врагов, которых только можно иметь в нашем прекрасном мире. Он защищен от солдат и он охранен от преввиров.

– Баррера – диктавит и полностью подчиняется Понтарексу, – стал перечить Артур. – Не пудри Еве мозги, Кассель. Баррера никогда не защищала и не будет защищать Аркад, – выпалил он, многозначительно посмотрев на Марка.

Этот взгляд означал то, что ему пора замолчать и не вмешиваться не в свое дело, но Марка это даже позабавило и он продолжил злорадствовать.

– Нет-нет, – протянул он, ухмыляясь. Специально для Евы он выразительно выговаривал каждое свое слово: – Баррера добровольный диктавит. Повторюсь – доб-ро-воль-ный. Она с самого образования была союзником Аркада, конечно до того момента, как нарисовался пленник, и став, доб-ро-воль-ным диктавитом, получила намного большие права, по сравнению с остальными, и потрудилась оговорить условия неприкосновенности свои и Аркада. А Понтарекс никогда не свяжется с Баррерой, потому что она не уступает ему самому в военной мощи, и думаю, в какой-то степени Понтарекс своего же диктавита даже боится.

Тут Артур не выдержал и вспылил:

– Да какая тебе разница до нашей поездки в Аркад?! Езжай в свою Ату и оставь нас в покое!

– Просто девчонка правильно мыслит, – пожал плечами Марк, и потом хитро улыбнулся Еве. – Видишь Гордон, я на твоей стороне.

– Ева, не слушай его, – приказал Артур. – И вообще, глупо обсуждать вопрос об Аркаде, когда Рори скорее всего вообще из Города Гор уехать не согласится.

И Ева знала, что, скорее всего Артур прав. Она почувствовала упадок духа.

– Еще как согласится, – вдруг уверил Марк. – Я знаю, как его убедить.

Теперь уже вспылила и Ева:

– Слушай, что тебе от нас нужно? Выкладывай, что задумал!

– Просто хотел обзавестись компанией для поездки, – улыбнулся Марк. Затем, встав с кресла и подойдя к Еве до невозможности близко, он склонился над ней и прошептал на ухо: – Не утруждай себя ненужными размышлениями, Гордон. Ты слишком наивная для того, чтобы раскусить мой план. У нас одна цель – добраться до Аркада, а остальное тебе знать вовсе не обязательно.

Часть 2. Дорога

Возмездие

Сумерки давно оставили небо, унесенные вместе с оранжевым солнцем за горизонт. Земля выдыхала прохладу, бодрящую тела и разумы тех, кто уже несколько часов ехал в душном автомобиле.

Он скользнул в ворота Патоки, когда непроглядная тьма опустилась на город.

– Можете ехать, – сказал дежурный, – но будьте осторожны, у нас теперь много солдат.

Рори Аллен кивнул ему и повернулся к своим, предложил для ночлега то место, в котором сам останавливался около полугода тому назад.

Когда они прибыли к дому, выяснилось, что эти комнаты уже заняты. Пришлось быстро искать что-то другое. На окраине подвернулась маленькая комнатушка. Хозяйка, пожилая женщина, запросила не слишком большую плату.

Комната стояла на втором этаже. Это были четыре голые стены, внутри – две не слишком широкие кровати. Зато в наличии имелся балкон, и, он оказался весьма кстати: когда Кассель задымил куревом все помещение, Ева Гордон без всякой жалости выперла его на морозный воздух.

Спустя четверть часа она вышла к нему.

– Мы ложимся спать, – сказала она.

Кассель безмолвно кивнул. Ева подождала.

– Ты идешь или как?

– Еще постою.

Она развернулась, дернула ручку, но вдруг притормозила.

– Что ты все-таки сказал ему? – поинтересовалась она, обернувшись.

– Аллену?

– Да. Как уговорил его ехать с нами?

– Ничего особенного.

– Марк…

– Спроси у него сама, – бросил он.

– Но Рори не признается.

– Я не признаюсь тоже.

Опустив глаза, она бесшумно выскользнула в комнату, прикрыв за собой дверь.

Кассель еще долго там простоял, опершись локтями о перила. Он медленно сворачивал самокрутки и не торопясь раскуривал их одну за другой. Дым тонкой нитью стремился ввысь, к звездному небу. Кассель вперил в него свой задумчивый взгляд.

После полуночи он все же решил лечь. Его место было рядом с Алленом. Где-то там, в невесомой, заполонившей все пространство темноте, лежала Ева Гордон; ее белые волосы мягко прилегали к подушке, а, быть может, и мирно покоились на груди Дюваля…

Утро выдалось морозным. Слегка тронутую осенней желтизной траву застелил слой инея. На лужицах появилась ледяная корка. Ева Гордон укуталась в свое серое пальто, вокруг шеи повязала плотный шарф.

– Рори, где твой пуховик? – взволнованно спросила она, когда взглянула на него, одетого в легкую куртку.

Он отстраненно пожал плечами, глядя вдаль.

– Рори, где твой пуховик? – переспросила она.

– Мой пуховик? Я не знаю…

Впереди, за широкой стеной людей, виднелся деревянный помост. Рори и Ева стояли на людной площади Патоки, окруженные густой толпой. Сзади них были Артур с Касселем. На Артуре было все черное, он походил на высокого мрачного ворона. Одежда под стать сегодняшнему дню. А Марк Кассель, подобно Рори, был налегке – не расставался со своей кожаной курткой ни летом, ни зимой.

Далеко на помосте стояли понтарексийские солдаты. А, может, и не понтарексийские. Может, они из какого-нибудь диктавита. Это не столь важно. Их на помосте было пять человек; они ходили взад-вперед, у них на шеях висели автоматы. Двое из них стояли в стороне и рассматривали бумаги, небрежно и в спешке перелистывая страницы.

Сегодня в Патоке был день Возмездия. На рассвете загремела сирена – жители торопливо выбегали из своих домов. Рори сказал, что им тоже лучше пойти, иначе у них могут случиться проблемы.

К помосту подогнали фургон. Солдаты отворили заднюю дверь, и по команде люди стали медленно выходить оттуда. Они шли со связанными руками, их одежда была вся грязная, дырявая, изношенная. Наверное, перед днем Возмездия их держали взаперти, в каком-нибудь сыром подвале. Их пустые взгляды цеплялись за доски на полу, они не поднимали глаз к небу, не смотрели на свет. Складывалось впечатление, что для этого у них просто не было сил. Возможно, свет жег им глаза с непривычки. Но скорее всего, они уже примирились с грядущей участью, и считали, что этот свет больше не светит для них.

Ева машинально потянулась к руке Рори, но он едва ли почувствовал дрожь ее касания; будучи в этот момент слишком далеким, он погрузился в себя и напряженно смотрел вдаль. По спине Евы бежал холод.

Людей выстроили на помосте в длинную шеренгу. Ева подсчитала, пятнадцать человек. Двое солдат встали по краям, еще двое со списками – перед арестованными.

Среди арестантов была девочка. Лет десяти-двенадцати, не больше. Ева отпустила руку Рори и прошла на несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть получше. А затем почувствовала, как кто-то уцепился за ее плечо и резко потащил назад. Это был очнувшийся всего на миг Рори.

И вот снова он стоял спокойный, отрешенный внешне, но кипящий яростью внутри. Нелюди, гневно думал он, таращась на солдат, стоял весь злой, как обычно, из-за невозможности что-то сделать и из-за своего бессилия.

На помосте начали произносить имена. Солдаты сортировали должников. Кого-то отправляли в правую сторону, кого-то в левую.

Вот где мы все могли бы оказаться, если бы не уехали, подумала Ева.

Арестанты в шеренге закончились; теперь они стояли в разных сторонах. Один из солдат пошел к правой кучке людей и встал напротив нее, положив руку на автомат. Сердца в толпе даже не успели еще подпрыгнуть, как он открыл огонь. Все произошло очень быстро и было кончено за секунды – тела лежали на побагровевшем полу. Толпа застыла в смиренной тишине.

В ожидании самолетов

Дом номер 31 по улице Зеленой пустовал уже с месяц. Хозяина расстреляли на площади. Одинокого старика сперва измучили горячим железом; солдаты клеймили его ровно три раза, а затем – расстреляли. Прежде чем в последний раз отправиться на площадь, старик повернул ключ в замке и надежно запер свое жилище: он надеялся, что сюда еще вернется.

Старик давно здесь не жил, но вещи до сих пор хранили его запах. Тем не менее, кое-что из них все же ему не принадлежало: Рори и Артур хорошо понимали это по взгляду Евы. Она никогда и ни на кого не смотрела с таким трепетом и любовью, как на тот чайник, стоящий на кухонном столе. Ее дрожащие пальцы коснулись его ручки, затем чайник взмыл в воздух, и так же резко выскользнул из ее рук. Это был ее дом. Место, где она выросла.

Ева понеслась прочь из кухни, и свернула в одну из комнат, заскрипели пружины – она упала на кровать. За ней вдогонку рванул Рори, но Артур тронул его за плечо.

– Пусть побудет одна.

После этого Артур двинулся к машине, взял сверток еды, оставшийся от завтрака. Там был и черствый хлеб, и вареная картошка, несколько кусков сала лежали в пакете. После перекуса с Рори, он покопался в ящиках стола, с интересом полистал желтые страницы каких-то книг и блокнотов. Затем Артур даже что-то припрятал для себя.

Кассель с самого приезда стоял у окна. Подпаливал сигареты, делал вид, что курит, но на самом деле не подносил их к губам. Сегодня он выглядел страннее обычного, был как тень, ничего не говорил, только слушал. Изображал, что пялится в окно, а на самом деле следил за отражением в стекле: Рори видел, как его черные глаза наблюдают за их лицами.

Ева вышла из комнаты еще не скоро, но когда вышла, сказала:

– Поехали.

– Ты уверена? – переспросил Артур.

– Да.

Рори быстро собрал оставшуюся еду.

Все пошли на выход. Кассель с Артуром уже уселись в машину, но Ева медлила, остановившись у крыльца.

– Ты в порядке? – спросил ее Рори.

– Не стоило сюда приезжать.

Рори раздосадовано покачал головой. Несколько часов езды на машине, но она ни разу здесь не была. Не была с тех пор, как вынуждена была покинуть это место в далеком детстве.

– Пошли, – умоляюще шепнула она.

Они сели. Машина тронулась. Кассель медленно вел по улице. Вдруг Ева попросила остановить у одного из одинаковых серых домов. Сидя в машине, она долгим взглядом задумчиво смотрела на палисадник. Дом Онезы, подруги ее детства. Была ли до сих пор жива Онезина тетка, спасшая Еве жизнь?

– Хочешь выйти? – спросил Рори.

Ева молча вышла, и он вышел за ней.

Она оглянулась назад. Отсюда, как и прежде, как в детстве, был виден ее дом. Широкая дорога с жалким потрескавшимся подобием асфальта. А там, у обочины когда-то стояла папина машина. Картина детства вновь предстала перед ее глазами.

Куда исчезли еебеззаботные будни? Растворились в том быстром моменте много лет назад. Она думала, что нашла отдушину и спокойствие в Городе Гор. Но теперь лишалась и этого…

Куда нужно идти, что нужно делать, чтобы их вернуть?

Сверху глухо зашумело, и Ева прервалась. Они с Рори подняли глаза к небу, а Кассель с Артуром выглянули через решетки на окнах. Кассель опустил стекло, поторопил их с Рори. Когда сели и поехали, шум усилился до невозможности, показались самолеты. Летели, пробираясь сквозь тучи, низко летели, целых три. Летели к Городу Гор. Было слишком рано, но нет ничего удивительного в том, что премьер-министру не терпелось поскорее уничтожить город.

Кассель сразу предложил уезжать из Патоки и миновать Ньюборн сегодня же. В действительности они отъехали не достаточно далеко, ведь ожидали, что самолеты появятся в Городе Гор только вечером. Но если ехать дальше, придется встретить в машине ночь. Разумно ли так поступать? Что страшней: преввиры или солдаты?

– Если мы не засветимся в Ньюборне, – переступая через себя, поддержал Рори Касселя, – солдатам будет сложнее выйти на наш след.

Теперь они были беженцами, точнее сбежали, но пока что ими не стали. А станут тогда, когда самолеты долетят. Они словно беженцы из будущего, и с этого момента должны быть более осторожными.

– И что дальше? – с тревогой спросила Ева.

– Волчий ручей, – ответил Рори.

Она имела в виду совсем не это.

– Далеко до него? – спросил Артур.

– Будем ехать всю ночь.

– Вы серьезно? – произнесла Ева изменившимся тоном.

– Может быть, нам еще повезет, – бросил Кассель.

А может и не повезет, подумал с прискорбием Рори. Но в любом случае, у них не было другого выбора.

Он устроился поудобнее и закрыл глаза. Ночью он должен сменить за рулем Касселя. Впереди их ожидала тяжелая и долгая поездка. Однако не предстоящая тьма рвала на куски его и без того израненную душу. Призрачные звуки бомбежки – это они сотрясали сознание.

Мрак ночи

К вечеру погода прояснилась, они ехали навстречу яркому закату – по небу словно разлилась банка алой краски. Краски цвета огня.

Они миновали Ньюборн, и Волчий ручей ждал впереди. Была небольшая остановка. Кассель сидел на капоте и курил. Чуть поодаль молчаливо стоял Артур и задумчиво вглядывался в красное небо. Рори с Евой ожидали в машине; Рори задремал.

– Хорошо здесь, – протянул Кассель.

Артур поежился. Но правда же, отовсюду доносилась тишина, не буйствовал даже ветер.

– Спокойно, – согласился Артур через силу.

Он думал о Городе Гор. Касселю этого было не понять. Если бы его дом, Ату, прямо сейчас равняли с землей, наверное, он не был бы так расслаблен и весел. Хотя… Касселю было бы все равно.

Артур представлял пламя, представлял раскаленную землю, и как их с Евой дом горит, как кренится кабина построенного им лифта, и как вместо площади остался котлован, и как от школы, которую он ненавидел, в которой он работал учителем, остались одни руины. Теперь-то он по ней затосковал.

– Все это ненадолго, – рассудил Марк, омрачив собравшуюся безмятежность. – Впереди еще целая ночь.

Что-то было в его словах пугающее – доля правды, взывавшая к страху. Легкий холодок пробежал по телу Артура. В Волчий Ручей они должны приехать после полуночи, к утру, а темнеть начинало теперь все раньше.

Артур отвел мысли.

– Можно тебя спросить кое о чем, Марк? – поинтересовался он.

– Если мне не понравится вопрос, то я не отвечу, – отрезал Кассель.

– Хорошо. Зачем ты поехал с нами?

Кассель долго на него посмотрел.

– Тебе не нужно задумываться об этом, Дюваль.

– Нужно, – сказал Артур. – Мы должны знать, насколько это безопасно для нас.

Кассель неясно кивнул. Он сделал небольшую паузу, и Артур уже подумал, что он не ответит.

– Недавно я познакомился с одной женщиной. Ее зовут Урсула. Приемник, который я просил тебя починить, был для нее.

Артур удивился и нахмурился.

– Она живет в Аркаде, – пояснил Марк. – Я везу его туда.

– Зачем ей этот приемник? – спросил Артур.

– Я не знаю, – отрезал Марк. – Но я условился привезти его как можно скорее, а дороги сейчас не спокойны.

Артур кивнул, но не до конца поверил ему. Его сердце быстро стучало.

– Значит, мы просто попутчики?

– Именно так.

Докурив, Кассель выбросил сигарету. Артур садился в машину и все еще думал о приемнике.

Через полчаса на землю опустились сумерки, и скоро ее накрыло тьмой. Автомобиль несся по нескончаемой дороге. Возникший ближе к полуночи вой перебил звук ревущего мотора.

– Сколько их там? – тревожно спросила Ева.

Сзади сидели Артур с Касселем. Они довольно долго всматривались в широкое стекло.

– Ну? Вы можете мне ответить?

– Там слишком темно, Гордон. Ничего не видно. Не веришь – полезай и посмотри сама.

Ева повернулась к Рори. Его сосредоточенный взгляд был прикован к дороге. Происходящее кое-что напоминало ему, тяжелое предчувствие уже затомилось в груди. И он словно видел наперед, что сейчас произойдет что-то.

Но пока что было спокойно.

Стая догоняла их, хоть и не слишком стремительно, но то, что остановка случится – было лишь вопросом времени. Рори не знал, насколько хорошо это понимают остальные, и в какой-то степени ему хотелось, чтобы Ева и вовсе не понимала ничего до самого последнего момента.

Но внезапно раздался оглушительный удар. Машину резко понесло влево. Ева завизжала, столкновение пришлось на ее сторону. Преввир выпрыгнул словно из ниоткуда и прицепился к решетке на окне. Через несколько секунд, когда Рори вырулил, стало ясно, что преввир крепко держится за дверь Евы: все видели его коричневую облупившуюся морду.

Ева все еще была не в себе, таким неожиданным был удар. Кассель, сидевший за ней, потянулся вперед, навис над ее креслом, быстро опустил стекло и выстрелил, оглушив всех в салоне.

Скользящий жалобный писк покатился по дороге. Тот час его отголоски смешались с грохочущим эхом пули.

– Там их целое полчище! – крикнула Ева с ужасом, глядя в распахнутое окно.

Холодный ветер бил через решетку, она почти задыхалась от его напора; трепетавшие белые длинные волосы хлестали в лицо Рори.

– Приди в себя, Гордон! – сказал Кассель. – Закрой окно! Достань пистолет…

Она вдруг очнулась от его голоса и потянулась ледяными пальцами к ручке, и быстро подняла стекло. Рори стало легче вести.

Стая была совсем близко. Она поравнялась с машиной, и преввиры бежали по обочинам с обеих сторон. Рори разогнался уже до предела. Быстрее ехать он не мог. Мимо проносились черные стволы деревьев, едва уловимые образы коричневых силуэтов. Мгновенные кадры сменялись с сумасшедшей скоростью.

Но вдруг вой зазвучал еще громче, силуэты стали приближаться, и машина задребезжала под сиденьями. Автомобиль терял скорость.

– В чем дело? – спросил Кассель и, сощурив глаза, метнул взгляд в переднее стекло.

Желтые фары слабо освещали дорогу, но было ясно, что под машиной камни и грязь. Черная размокшая грязь, застелившая раздробленный асфальт.

Череда толчков пришлась на кузов. Преввиры налетели на него волнами в три захода. На мгновение они полностью закрыли своими телами свет, но кромешная тьма быстро рассеялась.

Машина стояла заглохшая, ее опоясывала плотная цепь из скалящихся, едва движимых животных. Их глаза хищно сверкали. На улице воцарилась тишина.

Преввиры медленно шли полукругом, кто-то на четвереньках с выгнутой спиной, кто-то еще на двух конечностях.

– Выходим без резких движений, – тихо сказал Рори, нарушая зловещую тишину. Артура на заднем сиденье передернуло. Рори продолжил шепотом: – Медленно и осторожно…

Ведь рано или поздно они должны будут это сделать. Иначе машину перевернут.

Как только тихие щелчки открывающихся дверей нарушили ночную тишину, послышалось нарастающее рычание. От него заколотились разом все четыре человеческих сердца, но ноги вопреки страху все равно оказались стоящими на рыхлой земле.

Было видно, как преввиры изучали вышедших. Бездвижно смотрели своими почерневшими глазами, наклоняли головы на бок, дергали носами. У некоторых продолжали враждебно дрожать пасти, но беззвучно, от чего становилось не по себе.

Ева чувствовала своим плечом плечо Марка Касселя, но едва ли от этого ей становилось страшнее меньше. На Касселя вряд ли можно было рассчитывать. Хотя если бы она оказалась по одну сторону с Артуром – тогда, скорее всего, они оба лишились бы сегодня жизней.

Марк Кассель медленно, не отрывая стеклянного взгляда от преввиров, процедил сквозь зубы:

– На крышу…

И услышав шепот, преввир, стоящий перед ним, рванул прыжком с места.

Раздался первый выстрел.

Ева увидела большой силуэт, надвигающийся на нее быстрее прогремевшей пули. Она выстрелила тоже, и тот силуэт померк, рухнув куда-то в ноги, и сразу сменился другим, еще более, как ей померещилось, черным.

Ее дрожащие пальцы выронили пистолет. Ева потеряла пару секунд, чтобы нагнуться и поднять его. Затем, взгромоздив сапоги на сиденье, подтянулась на руках вверх, забросила одну ногу на крышу, и почувствовала, как кто-то схватил ее за вторую. Она завизжала, и мгновенно над головой у нее пролетел выстрел. Пуля понеслась к ноге и попала прямо в того, кто ее схватил.

Кто-то потащил Еву наверх. Она посмотрела на спасшего ее – это был Рори. Ева крепко сжала пистолет в правой руке, другую же просунула под пальто, и сразу облегченно выдохнула – нож оказался при ней. Быстро сбросив пальто с плеч, она перепрятала нож за пояс.

Преввиры окружили автомобиль. Стая была большая. Кажется, неслась издали и еще одна. Четверо людей стояли на жестяной крыше и палили по коричневым изуродованным существам. Подошвами ботинок они давили пальцы, тянущиеся к их ногам; Рори Аллен сапогом бил их по головам, отправляя вниз, и в один из этих маневров какой-то преввир смог уцепиться за его калошню и потянул за собой в пропасть.

Рори упал на спину, и на него навалилось тяжелое тело, ржавые зубы резво заклацали возле шеи. Но внезапно это тело обмякло, и ободранная голова бездвижно свалилась к нему на плечо. Рори посмотрел вверх – Ева Гордон, напуганная и растерянная вытащила из мягкого черепа преввира лезвие.

Он видел, как к ней приближается черный силуэт, и, оттолкнув Еву, заслонив собой, выстрелил в преввира, но промазал. Пришлось пихнуть его ногой. Тот отлетел, и, падая на землю, повалил своим весом еще двоих, себе подобных. Рори быстро вскочил на ноги и направил дуло пистолета на стоящее впереди полчище, спустил курок, но пуля не вылетела – закончились патроны. Он ударил по морде одного из преввиров уже бесполезным кусом метала. Преввир на миг потерял равновесие, качнулся, и затем снова бросился в атаку. Рори Аллен приготовил нож.

Где-то рядом стояла Ева Гордон, Рори чувствовал ее своим левым плечом. С ее стороны уже давно не доносилось выстрелов. Были слышны лишь выстрелы с крыши.

– Все в порядке? – крикнул ей Рори. – Ты цела?

Ева вцепилась пальцами в жилистую шею, и у нее не было другого выбора, как просто держать преввира на расстоянии вытянутых рук, избегая укуса; преввир выбил ее пистолет, и она не могла достать нож. Она слышала, что Рори что-то ей прокричал, но у нее не оказалось возможности ответить. Приввир силой выталкивал ее на обочину, и у нее едва ли получалось сопротивляться.

Перед Евой на земле танцевала черная тень – Артур Дюваль был все еще на крыше и боролся с преввирами под светом полной луны.

Артур Дюваль на свое удивление сражался храбро. Возможно от того, что он все еще был наверху. Кровожадные лица подбирались к краю машины, и он в панике всаживал в их черепа остро заточенное длинное лезвие. Цепкие пальцы хватали Артура за ботинки и тянули вниз. Он падал, на секунду терялся, но рукой хватался за противоположный край крыши, защищаемый Евой и Рори, и бил подошвой сапога по ревущим головам, отползая назад. Затем он снова поднимался и продолжал свой бой.

Где-то у капота был Марк Кассель, который проклинал тот день, когда решился заключить сделку с Урсулой и тронуться в этот путь. Рукав его куртки в районе плеча был изодран в клочья, а из раны настырно сочилась кровь. Сейчас было неподходящее время, чтобы думать о том, подцепил ли он при падении булыжник, или все же схлопотал укус – на него неслось обезумевшее тело. Когда оно прыгнуло, Марк чуть присел, обхватил его и перебросил через плечо, погрузив на капот. Правой рукой он замахнулся и пробил лезвием мягкий лоб, а развернувшись, уже ловко поймал пальцами шею следующего. Боковым зрением он заметил: к нему подступает еще один преввир. Но это было меньшей проблемой, потому что он вдруг услышал пронзительный крик, и, обернувшись на зов, увидел кое-что похуже.

Ева Гордон лежала спиной на острых камнях, над ней нависал детеныш-рожденный. Никогда не имевший человеческого облика, он будто бы весь сверкал, совершенно не обтянутый кожей; на его скользких мышцах отражался лунный свет, длинные клыки искрились белизной в черноте ночи. А звериная морда, похожая на собачью больше, чем на человеческую, стремилась к визжащей Еве, которая отчаянно упиралась руками.

Камни под ее спиной окрашивались в красный цвет, цвет крови. Несколько раз огромная лапа протащила ее по булыжникам. Когда Марк увидел это, то стиснул зубы и выругался; он лишь дважды был в схватке с рожденным, и ему не слишком хотелось брать новую планку. Но, не теряя времени, он, стоя еще далеко, поднял с земли булыжник и бросил его в зверя. Тот обернулся и посмотрел на него, умно сощурив глаза, и пасть немного оскалилась, а затем раздался рык.

Ева Гордон судорожно потянулась за ножом, но его не оказалось за поясом. Захлопала рукой по траве в поисках, но он не понадобился – рожденный рывком бросился в сторону Марка. Одним ударом он повалил Касселя на землю. Марк ощутил боль в лопатках, но не растерялся: перевернулся, оседлав рожденного сверху, но всего на несколько секунд, после чего полетел на асфальт, выброшенный сильным толчком.

Ева Гордон с трудом поднялась и сразу ощутила головокружение. Весь мир плыл, земля шаталась и неясной стала ночь – затылок ломило от боли. Расплывчато она видела Касселя, стоящего на асфальте, и видела, что к нему несется рожденный. Прежде она никогда с ними не сталкивалась, никогда их не видела и не сразу поняла, что это не просто преввир, не различив очертания морды в темноте. Она была в ужасе от его силы, прочувствовав ее своей разбитой спиной. Именно такой зверь укусил Игоря.

Ножа она так и не нашла, но нужно было как-то помочь; никому не одолеть его в одиночку. И Ева решила поступить так же, как минуту назад поступил Марк – схватила один из кровавых булыжников и бросила вдаль. Марку это даст немного времени, и, может быть, удобную возможность. Вышло так, как она и ожидала: зверь, развернувшись, метнулся к ней, а Кассель понесся ему вслед и за мгновение до того, как рожденный настиг Еву, Марк смог вонзить в его грудь нож.

Ева Гордон упала без сознания…

Она очнулась, лежащей на траве, и, распахнувшись, ее глаза уперлись в ясное ночное небо, провисающее от звезд. Кругом было очень тихо. Миллионы созвездий пылали, растворяя своим светом мрак, но одно, всего лишь одно из них задержало тогда ее внимание. Большая Медведица. Большой Ковш. Его яркий свет околдовал Еву.

Куда оно вело ее? Вело ее друзей? Спасение это будет или верная гибель?

Сейчас ее друзья, ее братья, были где-то рядом – Ева слышала голоса Рори и Артура поблизости. А Марк Кассель – он молчал. Лежал, уткнувшись лицом в траву, и собирался с силами, чтобы взглянуть на свою кровоточащую рану.

Воспоминания

Ручка опустилась до упора. Тихо скрипнула дверь. Артур Дюваль шагнул в помещение густо затянутое туманом.

В воздухе витали клубы горячего пара. Слышалось тихое журчание воды.

Посреди комнаты стояла деревянная бадья. В ней ссутулившись сидела Ева Гордон. Она зачерпнула ладонью немного воды и с размаху окатила плечи. С ее губ сорвался истошный вопль. Ева вцепилась в край ванной.

Когда крик прошел, осталось лишь тяжелое дыхание – оно просачивалось сквозь сжатые зубы. По всей спине стекали бурые струйки. Они стремились к груди, едва прикрытой мокрыми волосами.

Отдышавшись, она снова взялась за дело. Снова оросила плечи, снова крик. Красная с черным вода потекла по бледному телу. В попытке стерпеть боль, Ева прикусила кулак. Когда жжение отступило, она, обессиленная, уткнулась головой в согнутые колени.

Взору Артура Дюваля открылась белая спина, покрытая бесчисленным множеством глубоких ссадин: там кровь мешалась с черной грязью. Артур подступил ближе и тихо спросил:

– Хочешь, я попробую?

Ева вздрогнула, услышав чей-то голос. Она не слышала, как кто-то входил, и инстинктивно сжалась, прикрыв обнаженное тело руками. Но затем, осознав, что это Артур, она всхлипнула и кивнула. Неловкость покинула ее, при Артуре она никогда ее не чувствовала.

Артур долго присматривался к глубокой алой ране на ее затылке.

– Болит голова? – спросил он.

– Да… Но не так сильно, как спина. – Ее голос дрожал. – Что там?

– Кажется, небольшая шишка, – приврал он.

Быстрее разберемся со спиной, подумал Артур, быстрее покажем Касселю голову. Впервые он обрадовался, что Кассель поехал с ними. Возможно, придется зашивать.

Он принялся смывать с ее кожи грязь. Из глаз Евы ручьем лились слезы.

– Еще чуть-чуть,– приговаривал он. – Потерпи немного, – и зачерпывал новую порцию боли. – Вот теперь точно конец.

Но грязи в ранах было еще много.

Когда все закончилось, Ева не спешила отпускать край бадьи. Она будто не верила, что страдания в прошлом и готовилась к новым испытаниям.

– Нужно, чтобы тебя посмотрел Кассель, – сказал Артур. Он протянул руки: – Поднимайся, я вытру тебя.

– Нет… подожди…

Ей казалось, что если она сейчас пошевелится – то боль сразу вернется.

Артур еще раз посмотрел на ее затылок. Кровь уже не шла. После недолгих колебаний, он решил, что можно немного посидеть, если она того хочет.

Артур опустился подле нее на пол.

– Я принес для тебя кое-что.

Из-за пазухи он вытащил сверток. Ева подняла на него усталые глаза. Артур снял пергамент, и Ева увидела книгу. На миг ей показалось, что где-то она уже видела эту книгу. Записи, которые вел Артур?

– Нашел у тебя дома. Хочешь взглянуть?

Ева посмотрела внимательнее. Обложка показалась ей еще более знакомой. А произошедшее этой зловещей бесконечной ночью начинало тускнеть в сознании.

– Думаю, что это дневник твоего отца. Очень похоже на чей-то дневник.

– Дневник?.. – переспросила она, и что-то начало проясняться в памяти. Коричневая обложка… – Ты взял его у меня дома?

– Да, нашел в старом шкафу. Посмотришь?

Ева чуть приподнялась. Обнажились ее белые груди. Ее глаза задержались на пыльном переплете. Ей вдруг вспомнилось, каким переплет был на ощупь – гладкая кожа и чуть шершавый содранный уголок.

– Сколько тебе было лет, когда ты в последний раз его видела?

– Не больше четырех, – рассеянно сказала она, продолжая смотреть на книгу. Она даже забыла на миг о своей боли.

– Да, ведь в четыре ты лишилась дома, и мы встретились, я помню…

Ева привстала и потянулась вперед – послышался плеск воды. Мокрые подушечки пальцев уловили ту шершавость, и будто на секунду она очутилась в далеком прошлом. Она снова была дома, шагнув на пятнадцать лет назад. Затем одно движение руки, шелест страницы – и перед глазами возник первый лист. К нему ржавой скрепкой была приколота старая фотография.

– О небо, – шепнула она. – Неужели это?…

На Еву Гордон смотрели два человека. Два человека, мужчина и женщина. Мужчина – высокий и смуглый, женщина – чуть пониже, с тонкой талией и миловидным лицом. Светлые волосы, зеленые глаза. Бесспорно, это были ее родители.

– Я ведь не помнила их, Артур. Я почти не помнила, как они выглядят!…

– Я знаю, – сказал он, и на его лице появилась довольная улыбка.

Укус у Волчьего ручья

Будучи обладательницей белоснежных локонов, струящихся к точеной талии, Хельга Гордон могла похвастаться еще и выразительными чертами миловидного лица, а поверх того – томным зеленым взглядом, проникающим в самую глубь души каждого в них смотрящего.

Скользя глазами по фотографии родителей, Ева все больше убеждалась в их с мамой схожести: ей унаследовались и ее прямой нос, и чуть припухлые губы, и пышная грудь, выправленная вперед безупречной осанкой; от отца же ей достались лишь черные брови – две чуть преломленные на концах линии и пышная кайма темных ресниц.

Папа был высоким и крепко сложенным; глядя на него невольно складывалось впечатление, что он строг, а его характер упрям и непреклонен. Но Ева Гордон не могла не помнить присущую ему душевную мягкость и ту бесконечную доброту.

И как бы славно не было теперь иметь возможность смотреть на них, таких красивых и таких молодых, бесконечно грустно было и осознавать, что эта фотография никогда не оживет и никогда не станет явью. Подол зеленого платья мамы так и останется бездвижным, больше ни разу не всколыхнувшись на ветру, а папины застывшие во времени глаза уже не излучат того доброго и мягкого блеска.

Ева тяжело вздохнула и спрятала фотографию в карман пальто. За зашторенным окном стоял все тот же холод, который бродил по комнате, проникая внутрь сквозь широкие щели в раме. Стрелка настенных часов давно перевалила за полдень. В комнате было почти пусто – только Ева Гордон и ее печаль.

Набросив на плечи тоску, Ева побрела в ванную.

Рори Аллен был там, стоял у зеркала и мучил себя в безуспешных попытках отодрать от щеки оставленную с ночи повязку. Пропитанный кровью лоскуток ткани намертво приклеился к его светлой коже.

– Нужно смочить водой, – сказала Ева.

Рори обернулся и поприветствовал ее.

Она поискала какую-нибудь тряпку. На бадье висела одна. Ева опустила ее в таз с водой. Дав ткани хорошенько намокнуть, она приложила тряпку к его щеке.

Они столкнулись взглядами. У Рори были глаза его отца. Чистые, голубые – такое же небо разливалось когда-то и во взгляде Игоря.

Но не стоило об этом размышлять…

Рори немного морщил лицо. Ему было больно, но он держался как всегда храбро. Когда со щекой было покончено, Ева бросила это подобие бинта на пол, а Рори посмотрел на свое лицо в зеркало и беспечно протянул:

– Как думаешь, останется шрам?

– Не знаю. Наверное, нет, – ответила Ева.

– Нет, – кисло повторил он. – Даже маленький?

Ева покачала головой. Давно она не замечала за Рори такого ребячества.

Она присела на пол, стараясь не прислоняться плечами к стене.

– Как твоя спина? – поинтересовался он.

– Уже не болит, – соврала она.

Ева подумала о своем пальто. О том, что вовремя успела его вчера снять, до того, как рожденный протащит ее по булыжникам.

Он присел рядом.

– Я проспала полдня, – прошептала она, – и я чувствую себя такой уставшей.

Рори печально вздохнул.

– Мы все немного устали, Ева, – с сочувствием произнес он. – Но боюсь, это только начало.

– Я знаю. Не предупреждай меня.

Рори опустил руку на ее ладонь и бережно сжал.

– Там, куда мы едем, будет легче.

Ева не поверила. Ей захотелось высвободить свою руку, но она не стала этого делать. На самом деле было облегчением почувствовать чье-нибудь человеческое тепло.

– Разве бывает такое место, в котором сразу, вдруг, станет легче?

Она подумала о судьбе своего города. И еще о вчерашней ночи. Ей вдруг жутко захотелось домой. Оказаться в безопасности, за высокими железными воротами. В своей комнате, в уютной теплой постели.

Впервые с момента отъезда она словно осознала: они и правда уехали и больше не вернутся назад. Она осознала, что впереди путь, нелегкая и опасная дорога. Осознала, что ей тяжело и страшно. Что все происходящее – не временно. Не шутка. Что позади, в неизвестности и неопределенности остались ее знакомые и друзья. Дунай и Фараон Рэнкины. Халецкие. Джонсоны. Чанги. Которых она больше не увидит? Или судьба еще столкнет их вместе, когда все закончится? И что именно должно закончиться, чтобы стало как раньше? Разве не было ошибкой уехать от них? На что Ева обрекла себя и своих сводных братьев, приняв это решение? На что их обрели Фараон и Игорь, подтолкнув Еву к такому решению?

Она готова была расплакаться, ей хотелось плакать и повиснуть на плече у Рори. Вторым ее желанием сейчас – было уехать обратно. К тем, кого она знала. Кто, возможно, мог ее защитить от будущего в чужом городе и на чужой земле. По кому начинало скучать и болеть ее сердце. Ведь Дунай и Фараон Рэнкины были ей почти что родными. Мысль о том, что она больше никогда их не увидит, вселяла ужас, с которым сложно было совладать. А осознание того, что возвращаться больше некуда – дробило душу на части.

И Ева расплакалась, не сумев больше сдерживать эмоции. Она закрыла лицо руками и плакала навзрыд. И когда Рори прижал ее к своей груди, Ева лишь на миг ощутила желанное спокойствие, а затем перед глазами почему-то вспыхнуло лицо премьер-министра. Президента она никогда не видела, но о нем подумала тоже. И еще воображение нарисовало, как выглядит неприступный понтарексийский купол, через который не прорваться ни преввирам, ни повстанцам. А потом подумалось о Северном Аркаде. О Большой Медведице. О Возмездиях. О высокой могучей каменной стене. О защите. О том, как огромен и опасен мир. Все мысли о нем смешались в ее голове…

Она очень хотела, чтобы Рори оказался прав. Чтобы где-то, куда они ехали, стало легче.

Спустя недолгое время вернулся Артур. Он был на рынке и приволок сумку с едой. На запоздалом обеде не хватало теперь только одного Касселя.

– И где он? – почти безразлично поинтересовалась Ева.

Ее опухшие красные глаза не торопились принимать прежний вид. Хотя ее настроение немного улучшилось после выплеснувшейся истерики.

Артур с тем же безразличием пожал плечами:

– Кажется, еще утром ушел на ручей.

Еве не нужно было вспоминать, что случилось вчера ночью, до того, как Марк стал зашивать ее голову… До того, как они приехали в этот дом. До того, как она оказалась в бадье в ванной. Марк лежал на траве возле нее, а из его руки хлестала кровь. И кажется, он думал, что укушен. Ева не рассказывала об этом парням и, кажется, они ни о чем не догадывались, хотя еще ночью все с подозрением смотрели на небрежную грязную повязку, почему-то намотанную поверх куртки.

Ни у кого из парней не оказалось желания его ждать, и обед было решено не откладывать. Однако, после того, как они поели, Ева обмоталась шарфом и сказала, что пойдет немного прогуляться. Рори сказал, что пойдет с ней, потому что Ева себя плохо чувствовала, но Ева убедила его, что это ни к чему.

Сосновый запах кружил ей голову, а белые камни тихо бренчали под подошвами сапог. Неподалеку журчал горный ручей. Ева следила за живо несущимся потоком воды.

Там, где ручей сворачивал, скрываясь за соснами, виднелся силуэт Марка Касселя: он сидел на большом валуне, его голова была запрокинута вверх – к небу. К качающимся от ветра сосновым кронам.

– Долго ты собираешься здесь сидеть? – спросила Ева издалека, и он вряд ли услышал ее, сидя у самого ручья.

Чем ближе она подходила, тем яснее в ее памяти становился образ ушедшей ночи. Она вспоминала схватку с рожденным.

Марк не ответил и даже не шелохнулся. Ева подходила все ближе, и, оказавшись за его спиной, осторожно дотронулась до широкого плеча, но каменное тело не откликнулось.

– Как твоя рука? – спросила Ева.

Багровая повязка на предплечье все еще была намотана поверх куртки.

– Оставь меня, Гордон, – глухо отозвался он.

Она подумала о том, что ночью Марк Кассель спас ей жизнь. И еще вспомнила, как он зашивал ей рану на затылке при тусклом свете свечи. Кем бы он ни был, после ушедшей ночи, она чувствовала, что должна ему.

– Ты проверял, что там?

Он молчал. Ева мимолетно осмотрелась по сторонам. Легкое дуновение ветра коснулось ее шеи и лица, всколыхнуло чистые волосы. Повеяло спокойствием и безмятежностью. Ева на миг закрыла глаза, но ощутила лишь тупую ноющую боль в районе груди.

– Как глупо, – выдохнула Ева, переводя взгляд на Марка. – Вдруг там укус?

Внешне он почти никак не отреагировал. Ева заметила только, что он чуть крепче стиснул зубы. Но у нее не было намерения его злить. Она шагнула еще вперед.

Ей вдруг вспомнилось, каким невыносимым был Марк в тот день, когда она приехала к нему за помощью для Милы Халецкой. В тот самый день, когда умер Игорь… И вспомнилось, как неудобно Ева чувствовала себя рядом с ним, когда вошла в его дом. И вспомнилась тысяча других моментов, когда Марк вел себя как последний мерзавец. А потом ей вспомнилось, как она потеряла смысл жизни, потому что Игорь лежал на своей кровати, укрытый легкой белой простыней…

Воспоминания вспыхивали в памяти, бессвязно, одно за другим, и Ева не могла отделаться от них.

– Хочешь, я посмотрю? – спросила Ева, пытаясь убедить себя в том, что хоть что-то для нее не осталось безразличным.

Кассель резко подскочил и пошел от нее в другую сторону, к воде.

– Марк!

Развернувшись, он сверкнул своими черными глазами. Ева ощутила, как что-то невидимое и тяжелое рухнуло ей на плечи. И она поняла, что сегодня ей с этим не справиться.

– Марк, нам скоро придется ехать, – протянула она, не глядя на него.

– Когда?

– Завтра утром. – Она помолчала.

Ей хотелось сказать, что она пришла не только поэтому, но она не знала, зачем на самом деле пришла.

– Хорошо, – грубо бросил он, и отвернулся к воде, запустил руки в карманы.

Его плечи были немного ссутулены. Еве не был знаком такой Марк Кассель, и неясная боль с новой силой пронзила ее грудь. Но это была боль не по Марку, а боль иного свойства, которую она пока что не могла понять.

Она хотела снова подступить к нему, но знала, что это бесполезно, и тогда развернулась и пошла обратно вдоль леса с низко опущенной головой.

До самого вечера он не возвращался. Не пришел он даже тогда, когда все улеглись спать. Было решено следующим утром отправляться в путь, в независимости от того, объявится Марк или нет.

Ева естественно не рассказала парням, ни об укусе, ни о том, что вообще нашла Марка. В какой-то мере ей было его жалко, потому что если его действительно укусили, от силы ему осталось жить дня два. Она понимала, насколько сильно он сейчас удручен, возможно – впервые в жизни, и что, скорее всего, его и правда укусили, и он умирает, а точнее – медленно перерождается в иную жизнь. И скоро станет еще худшим существом, чем есть сейчас. Но в любом случае, она не будет из тех немногих, кому придется по нему скучать.

В тот вечер Ева уснула быстро; с недавних пор в ее теле поселилась какая-то неведомая липкая слабость, единственным итогом которой был сон. Поэтому, как только она сомкнула глаза, то получила должное вознаграждение. Тихо сопя, она смотрела цветные сны: Игорь снился ей теперь каждую ночь. Реальность же была не такой яркой.

Сон начинался со слепящего света солнца, сквозь который едва просматривалось его лицо. Рядом расстилалось озеро, что было за пустырем у высокой горы, и медленно бредя по берегу, они с Игорем слушали шелест листвы. Затем сон резко менялся, и они уже стояли на дежурной вышке у высоких ворот – Игорь крепко держал ее за руку, и она тонула в его синих бездонных глазах. После ей уже снилось другое – то, за что ей мысленно приходилось краснеть, но темнота этого сна быстро перерастала в алый всепоглощающий огонь.

Подсознание тащило Еву обратно к озеру: там было уже не так солнечно, но все же довольно ярко; стоял знакомый розовый закат, а у берега был разложен громоздкий полыхающий костер. На Еву разом обрушилась вся боль того дня и не выдержав ее тяжести, Ева упала на песок и стала задыхаться в рыданиях. Она впивалась пальцами в землю, свирепо била ее кулаками, но ничто не спасало ее от вида красного пламени, как вдруг на ее плечо опустилась рука. Ева подняла глаза – перед ней стоял Игорь, совершенно нетронутый огнем.

– Проснись, – прошептал он, – просыпайся, Ева, – сказал он и легонько дернул ее за плечо. – Гордон, ну же!

Розовый закат резко потух во тьме. Ева вскрикнула, но Марк Кассель успел зажать ей рукой рот.

– Ш-ш-ш…– тихо протянул он, и приставил указательный палец к ее губам.

Мгновенно очнувшись от сна, Ева кивнула ему, и он убрал руку. Пока она приходила в себя, Марк метнулся за ее вещами и подал пальто.

– Одевайся, – сказал он.

Внезапное пробуждение

Молча они шли по безлюдной темной дороге. Ева, полусонная и бессильная, немного отставала, устремив взгляд под ноги. Когда они подошли к зданию, из которого неслись крики и звон стаканов, Ева поняла, куда ее ведет Марк Кассель.

Переступив порог, она мысленно увидела себя десятилетнюю, тонущую в беспомощности и волокущую на плечах маленький красный рюкзак. В тот вечер, когда она пришла в подобное место, чтобы найти помощь для маленького больного Рори, она находилась за сотни километров отсюда, но атмосфера и здесь была все та же. В тот вечер она встретила Игоря…

Они сидели так же молча и ожидали, когда принесут заказ. Руки Евы были плотно скрещены на груди, и она все еще не имела сил поднять взгляд. Наполовину она чувствовала себя обязанной перед Марком за свое спасение, а наполовину ей было странно находиться с ним наедине в этом месте. Тем более она не понимала, зачем.

После того, как отхлебнул полкружки, Кассель заговорил с ней.

– Просто мне захотелось выпить, – бросил он.

Ева впервые с момента внезапного пробуждения посмотрела на него.

– Раньше тебе не нужна была с этим помощь.

Марк ухмыльнулся и придвинул к ней наполненную желтым пивом кружку.

– Я не пью, Марк, – произнесла она.

На что он с задумчивым видом покачал головой.

– Интересно, – сказал он словно в пустоту, – и когда все пошло не так?

Марк осушил свой стакан и теперь ждал, когда принесут еще. Ева пока что не сделала ни глотка. Она безрадостно стала оглядываться по затемненному залу.

– О чем ты? – спросила она отстраненно.

– Обо всем, – сказал он. – Возьмем хотя бы тебя, Гордон.

Поведение Марка Касселя всегда казалось Еве странным, но сегодня он вел себя до невозможности необычно. Он разбудил ее посреди ночи, чтобы начать этот разговор. Ева даже не подозревала, что он способен хоть с кем-то вести разговоры, подобные этому. Любые разговоры, кроме тех, которые принесут ему выгоду и доход.

Ева сделала небольшой глоток и ощутила непривычный вкус горечи. Горче был только вопрос.

– Все пошло не так, когда я познакомилась с тобой, – ответила она, мрачно отшучиваясь.

Его губы чуть дрогнули, на лице появилось подобие привычной усмешки. Марк разочарованно покачал головой.

– Не в том дело, что я тебе не доверяю, – объяснила Ева.

Он поднял черные глаза и просверлил ее выжидающим взглядом.

– Просто мы с тобой не друзья, чтобы обсуждать такое.

– Верно, – подтвердил он, вкладывая в каждое слово смысл: – мы не друзья.

– И еще я тебе не доверяю.

Ева в который раз бегло посмотрела на его повязку.

– Ты знаешь, почему убили твоих родителей? – вдруг спросил он.

Ева чуть не подавилась глотком пива; она поставила кружку на место и обескураженно посмотрела на него.

– Ты с ума сошел?

Он пожал плечами:

– Я просто спросил.

Ева фыркнула и подумала, что эта ночь начинает окончательно выходить из-под контроля. Как ему в голову вообще приходят такие вопросы?

– Выпей, Гордон, – бросил он. – Ведь разве сегодня не праздник? Кончина Марка Касселя – событие, которое пришлось бы по нраву многим.

И в этот момент Ева поняла, что Кассель уже пьян.

Ева подняла кружку в воздух, и звонко ударив ее о кружку Марка, произнесла:

– За скорейшую твою смерть.

Отвратительный вкус снова обжег ее горло и медленно пополз к желудку. По телу разливался жар.

К половине следующей кружки глаза Касселя стали еще заметнее искриться. К тому же они теперь все чаще и все пристальнее следили за Евой, в то время, как сама она оглядывалась по сторонам и рассматривала людей.

Все они были на одно лицо с теми, которых она видела в тот, другой, вечер. Много лет назад, когда она была ребенком. На миг ей даже показалось, что взглянув в самый конец, ближе к стене, она отыщет в толпе лицо Игоря. И вот, правда, она его словила – лицо зависло в воздухе, как будто галлюцинация. Ева зажмурила глаза и резко распахнула – и его лицо исчезло.

– Это ведь не рожденный тебя укусил? – спросила Ева, нарушив молчание.

– Нет.

От этой мысли ей стало легче, потому что если бы это был рожденный, то в какой-то степени Ева должна была бы винить потом себя. А ей уже хватало того, что она винила себя в смерти Игоря, винила себя в том, что не проверила его на укусы, когда находилась на посту. Винила себя за то, что вообще не поехала с ним. Хотя, что бы это могло изменить?

– Значит, там все-таки укус?

– Понятия не имею. Я еще не смотрел.

Марк сощурил глаза:

– Если выпьешь до дна, может, разрешу тебе снять повязку и посмотреть.

Ева бросила взгляд на его перевязанную руку, а потом на бокал. Как будто это было нужно ей больше, чем ему.

– Теперь ты жалеешь, что поехал с нами? – спросила Ева, продолжая смотреть на его руку.

– Может быть, – ответил он. – Но я обязан был быть здесь.

Это его «обязан» немного удивило Еву.

– Что ты на самом деле задумал? – прямо спросила она.

Она и не думала, что он соберется ответить. Сорвавшись с ними в путь, Марк хранил какую-то тайну, и они с Артуром и Рори могли лишь гадать, обращена ли эта тайна против них и насколько присутствие Марка для них опасно, а так же каковы его истинные планы и замыслы.

– Я уже говорил Дювалю, зачем еду с вами.

Артур рассказывал Еве об этом. Как будто Кассель просто везет его приемник в Аркад для некой женщины, имя которой Ева с трудом припоминала.

– Но Артур сказал, что это не правда. Никому в Аркаде не может быть нужен его приемник.

Артур сказал, что приемник всего лишь улавливает понтарексийские спутниковые сигналы для телевизоров на большом расстоянии. Использовать его в Городе Гор не получалось, но и в Аркад везти его не за чем. Аркадцы и так умело ловят сигнал, ведь Понтарекс от него не так далек.

Марк был пьян, и он сказал:

– В Аркаде – нет, но зачем он ордену, я не знаю.

Ева внимательно посмотрела на него; она вдруг осознала, что Марк приоткрыл завесу тайны. Намеренно или нет? Неважно. Но она не могла упустить эту возможность.

– Значит, орден хочет получить его приемник? Орден Большой Медведицы?

Марк кивнул.

– И еще они хотят поговорить с Дювалем.

Ева удивилась.

– С Артуром?

Она подумала, не врет ли он, а потом подумала, известно ли об этом что-нибудь Рори. Ведь Рори в ордене, и значит, был бы в курсе того, что кто-то из ордена хочет поговорить с его лучшим другом. Но Рори ничего об этом не говорил. Тогда зачем Марк снова их запутывает?

Постепенно у нее начала кружиться голова, и это чувство ей не нравилось; ей хотелось вернуться обратно, к Рори и Артуру, чтобы лечь в кровать и терпеть это чувство лежа, но Марка мало волновали ее ощущения.

Глядя пристально на нее, он встал из-за стола и, взяв Еву за руку, потянул за собой, куда-то в глубину толпы. Ева едва ли смогла сопротивляться его силе.

Вскоре они оказались перед двумя сдвинутыми столами, за которыми сидели не меньше, чем они, опьяненные пивом люди. На столе были и деньги и карты, и очень много стаканов, и много дыма вокруг.

– Мы играем, – сказал Марк, садясь за стол и садя рядом с собой Еву.

Ева попятилась назад.

– Я не стану, – воскликнула она, но ее голос потерялся среди многочисленных голосов посетителей.

Она потормошила Марка за куртку, чтобы быть услышанной, и сказала:

– Марк, мне все это не нужно. Я пойду домой.

– Но у тебя нет больше дома, Гордон, – сказал он, закурив сигарету.

И Ева вдруг поняла, что он прав.

Перед Евой возникли две карты, и кажется, Марк успел заложить за нее деньги. Она опустилась на стул.

Ева слышала свой собственный голос как будто издалека. Она не была уверена, что он принадлежит ей.

– Тогда, если обыграю тебя, то уйду куда захочу.

Она не могла поверить в то, что сказала это. Или это была уже не она?

– По рукам.

Вся атмосфера вокруг Евы незаметно переменилась: ее поступками уже руководил кто-то другой или что-то другое. Она не помнила, как началась эта ночь, и кажется, не помнила того, что было перед этим днем за все прошедшие годы.

Она не помнила, что случилось с Городом Гор, и почему она оказалась в этом баре.

Ей прежде не везло в картах, она играла в них всего несколько раз в жизни, но сегодня был особенный день: она переиграла самого Касселя. Пари, которое они с ним заключили перед самой игрой, потеряло для нее вдруг смысл и значимость. Вернуться домой? Ну, уж нет! Ей понравилось смотреть, как от неясной злости горят его глаза. Словно в ней щелкнул какой-то переключатель.

Люди, окружающие ее, стали теперь все до одного дружелюбными, закутанными в одеяло неустанного веселья, способного сокрушить любое горе. Заряжаясь этим настроением, Ева Гордон чувствовала себя как никогда лучше. Ей больше не хотелось искать в толпе лицо Игоря. Ей не хотелось больше ложиться спать, чтобы воскрешать его образ во снах. Она почти забыла собственное имя.

Она ушла из-за стола и перестала чувствовать себя Евой Гордон – беженкой-сиротой, лишившейся дома. Она чувствовала себя просто незнакомкой среди людей, которые ничего о ней не знали, ничего не подозревали о ее печальном прошлом. Она кружилась в толпе так, будто это было лучшим, что она когда-либо делала в жизни. В Городе Гор она почти никогда не ходила танцевать, когда летними вечерами в доме Халецких собирались развеяться под музыку. Но сегодня ее ноги не чувствовали никакой опоры, она словно порхала над полом, а в глазах мелькало мерцание света – самого приятного света в мире.

Она смутно понимала, что пьяна.

Марк уже давно пропал из виду, уйдя с каким-то человеком в другой конец бара. Вокруг Евы была толпа незнакомых людей, и ее ничто не тревожило, кроме подступающего кома к горлу.

Вскоре она заметила рядом какого-то мужчину – он подошел к ней и говорил что-то, но из-за музыки она не могла разобрать, что именно. Однако в один момент Ева услышала: он шепнул ей на ухо что-то плохое, одну непристойность, и она ощутила короткий испуг – развернулась и пошла прочь, потому что заметила, что начинает себя чувствовать не совсем хорошо.

Она остановилась у барной стойки, где было тихо и почти пусто. Глубоко дыша, она медленно приходила в себя и пыталась сообразить, сколько прошло времени. Она видела в окне почти ровную полную луну; стояла глубокая ночь и на улице еще не светало. Чувство удушения покидало ее.

Словно из ниоткуда рядом возник Марк Кассель. Подойдя почти бесшумно, он оперся локтями о край деревянной панели и закурил.

Ева была как в тумане последние минут двадцать, а может и больше. Но туман рассеивался, и Ева заметила, что начинает трезветь.

Она обратила внимание, что громкий гул давно сменился медленной мелодией. Половиназала вышла на улицу, охладиться и покурить. Немногие танцевали по парам посреди зала.

Кассель поднял свои черные глаза к ее зеленым, и Ева ощутила неясное смущение, потому что Марк внимательно разглядывал ее лицо.

– Ты сегодня красивая, – произнес он.

Ева напомнила себе, что Марк пьян. А вот алкоголь в ее собственной крови начал стремительно иссякать.

Он протянул ей руку. Выше локтя она была перевязана. Ева почувствовала жалость к нему и осознала свой долг.

Она устало выдохнула:

– Ладно, только если после этого мы сразу уйдем.

Марк кивнул, и Ева последовала за ним.

Они плавно очутились в сверкающем полумраке помещения, между широкими рядами полупустых столов. Ладонь Марка непривычно легла на ее талию, отчего Ева невольно вздрогнула. Прожектор по очереди тускло освещал их лица, когда они медленно кружились, и встречаясь раз за разом с глазами Марка, Еву настигала неловкость. Она отводила взгляд.

– Помнишь тот день, когда мы познакомились? – спросил он, нарушив мягкое звучание мелодии.

– Не знаю, – прошептала она, соврав.

– А я помню его хорошо. Вплоть до фраз, которые ты мне сказала.

В глазах Евы отражалось мерцающее пламя свечей, расставленных по столам. Она знала, что близок тот момент, когда Марк начнет переходить границы, что было в его привычном стиле, особенно, если он пьян. По ее расчетам, это должно было произойти даже немного раньше. И она осознавала, что теперь пришло время его остановить.

– К черту прошлое, Марк, – уверила она.

Но ее слова не имели для него никакого значения.

– Ну же, Гордон. Сделай приятно умирающему человеку.

Он наклонился, чтобы ее поцеловать. Еву это не удивило. Она резко отвернулась в сторону, и ее взгляд упал на заставленную стаканами барную стойку. Но Марк не намерен был сдаваться и внезапным рывком притянул Еву к себе, на этот раз чересчур близко. Она глубоко вдохнула от неожиданности.

– Марк, отпусти меня, – потребовала она, отталкивая его.

Они остановились и больше не кружились в танце.

– Имей совесть, Гордон!

Он сделал очередное наступление. Плотно обхватив руками ее спину, головой он подался вперед так, что они почти соприкоснулись губами, но Ева стремительно оттолкнула его, случайно задев рукой белую повязку. Та упала на пол, обнажив кровавую рану в разорванной куртке.

Марк застыл и теперь молча смотрел ей в глаза.

Пытаясь справиться с приступом злости, Ева тяжело дышала и продолжала стоять на том же месте, решая: уйти ей прямо сейчас или в следующую секунду. Но в одно мгновение ее взгляд невольно опустился на рану. Скользнув по ней глазами, Ева съежилась и тихо шепнула:

– Мне жаль.

Марк резко подорвался и стремительно понесся куда-то вглубь собравшейся ночной темноты.

– Мне жаль, что нам придется терпеть тебя еще долго, – бросила она ему в след.

Тогда Марк остановился и сам посмотрел на свою руку – там был всего лишь очень глубокий порез.

Неслучайное знакомство

На маленькой ладони ребенка лежала пара камней-сережек. Обрамленные тонкой золотистой каймой, камни отбрасывали блики в глаза, насыщая отраженное в них солнце зеленью.

Настоящие изумруды, подумал тогда Марк Кассель и пристально вгляделся в усыпанное веснушками лицо мальчика. Его светлые глаза излучали неподдельную чистоту – так могли смотреть только глаза ребенка.

На вид мальчику было лет двенадцать, но кто знал, сколько лет скрывает его неестественная худоба.

– Что это? – лениво спросил Марк.

– Сережки моей бабушки, – доходчиво разъяснил мальчик.

– Тогда иди и верни их старушке.

– Не могу, – произнес тот. – Бабушка уже умерла.

Марк подумал, что даже мертвой они нужнее ей, чем ему. Он понятия не имел, где сможет найти покупателя на изумруды; придется ехать в Каприс или Фелис, но вряд ли и там найдется кто-то. В Понтарексе они были бы востребованы, но дурацкий непроницаемый купол лишает любой возможности туда проникнуть.

– Но если ты не возьмешь сережки, то как я получу твою помощь? У меня больше ничего нет.

Марк покачал головой.

– Кому по-твоему я должен их продать? – сказал он. – Здесь даже хлеб дороже изумрудов.

Парень поник взглядом. Марк посмотрел на часы: стояло скучное утро. Он решил спастись от грядущего безделья.

– Ладно, и чего же ты хочешь?

– Ну… познакомь меня с девушкой, – сказал мальчик.

Марк коротко усмехнулся – серое утро набирало весьма забавные обороты.

Неделю назад он вернулся из Нефритовой Долины, и теперь имел заслуженный отпуск, каждый день из которого ничем не отличался от предыдущего. На дворе стоял разгар жаркого лета, почти никаких инфекционных заболеваний и пациентов. И хоть бы что-нибудь случилось из ряда вон выходящее, думал он.

В тот день его мольбы были услышаны.

Марк еще раз взглянул на сережки. Они, и правда, были ему ни к чему, разве что они смогут стать подарком для Реджи. Она девочка, а значит, должна прыгать от радости. Только бы он сумел объяснить ей, что такое изумруды.

– По рукам, – согласился Марк.

– Только мне не нужна любая девушка, – решительно заявил мальчик. – Мне нужна одна очень-очень особенная.

Марк снова усмехнулся. Что-то было необычное в этом пареньке.

– Очень интересно, – сказал Марк, – Ну, и кто же она такая?

Мальчик протянул худощавую руку в сторону рынка, через дорогу – в многочисленных лавках бурлила жизнь. Тощий палец указал на девушку среднего роста, блондинку, не совсем высокую; она стояла, повернувшись к ним спиной и беседовала с продавцом тканей. Вдруг прохожий задел ее плечом, и обернувшись, девушка провела прохожего сердитым взглядом. Марк успел рассмотреть ее лицо – ей, на вид было лет шестнадцать. Затем он глазами скользнул по ее фигуре: ему подумалось, что через пару лет она будет самой красивой девушкой в округе, хотя, скорее всего, уже и сейчас от ухажеров отбою нет. Раньше он никогда ее здесь не видел.

– У тебя недурной вкус.

Девушка направилась к соседней лавке. Взгляд Марка невольно задержался на ее талии.

– Она старовата для тебя, не находишь? – сказал он мальчику, когда смог оторваться от незнакомки.

– Но я люблю ее! – воскликнул парнишка.

Марку захотелось усмехнуться, но вместо этого он протянул тихо, себе под нос:

– Не удивительно. Я, кажется, тоже.

Марк немного поддел подростка:

– Допустим, ты ее любишь, но ты ведь даже ее не знаешь. Вдруг она плохая? Красивые люди всегда злые. Вот, посмотри на меня – я очень плохой и злой.

– Она не такая, – воскликнул мальчик. – Я знаю ее. Она самая-самая добрая! Мой брат ходит с твоей сестрой в один класс, и я часто бываю у тебя дома, когда ты на работе. Пару раз она приходила и покупала у твоей сестры какие-то травы.

Марк припоминал его лицо и теперь понял, откуда его знает. Парень и правда бывал у них дома, поэтому и подошел.

Но где его самого носило, когда эта красотка приходила в гости?

Мальчик воодушевленно вздохнул, видимо воссоздавая в памяти лицо блондинки.

Марк еще раз посмотрел вслед незнакомке и с отвлеченным сознанием спросил мальчика:

– Так почему же ты не попросил Реджи вас познакомить?

– Ну, я стесняюсь заговорить и с Реджи тоже. Я стесняюсь всех девчонок, – потупил взгляд мальчик.

Марк склонился над ним и посмотрел в глаза очень внимательно.

Он мысленно отдавал мальчику должное: такие порывы, да еще и в столь раннем возрасте, заслуживали похвалы. Внутри паренек был определенно взрослее, чем снаружи, и Марку невольно вспомнились свои четырнадцать-шестнадцать лет. Марку вспомнилась его первая девчонка: волосы у нее были черные и густые, а лицо смуглое и загорелое, как у него самого. Она была на три года старше, и, позволяла себя много где целовать. С тех пор у него не было недостатка в женском внимании – ему не приходилось робеть при виде девушек.

Марка резко одернул мальчик. Тот так же резко оживился и спросил:

– Так, значит, ты готов получить ее прямо сейчас?

– Сейчас? – сказал он, заволновавшись.

Марк снова поймал взглядом блондинку и хитро сощурился:

– Видишь сумку в ее руках? Я выхвачу ее, как будто вор, а ты догонишь меня и как герой вернёшь украденное, идет?

– Идет, – кивнул мальчик. – А что потом?

– Потом вы пообщаетесь о чем-нибудь, ведь она будет обязана тебя отблагодарить.

Марк знал наперед, что у паренька нет шансов.

Щеки мальчика запылали красным:

– Только не беги слишком быстро, – попросил он.

Марк в последний раз ему усмехнулся, а затем ободряюще хлопнул по плечу и повел его через дорогу. Они обогнули рынок, и Марк оставил мальчика за углом, а сам вернулся обратно, ко входу.

Минув несколько лавок, он оказался рядом с незнакомкой; она задумчиво перебирала ткани: ее правая ладонь мягко скользила по шерстяным платкам, а в левой колыхалась тряпичная сумка. Вокруг пахло мелиссой, иссушенной на палящем солнце – лавка с платками находилась рядом с лавкой трав.

Один напористый рывок – и сумка оказалась в цепких руках Марка. Девушка тонко взвизгнула, и Марк принялся уносить ноги.

Расталкивая прохожих, он устремлялся к дороге, которая должна была привести его к мальчику, но внезапно в голову Марка закралась ясная мысль: почему он вообще решил, что она за ним побежит? Наверное, эта неженка так и стоит там, и, разводя руками, ждет помощи.

Марк обернулся – к его облегчению, незнакомка неслась за ним, словно ветер. На лице Марка просияла улыбка – да! Взглянув на нее всего один раз, он уже знал: она побежит, не раздумывая. Что-то чувствовалось в ней необыкновенное, что-то отличное от остальных.

Она кричала ему вслед:

– Беги скорее, наглый вор! Догоню, и тебе не поздоровится!

Марк от этих слов заулыбался еще ярче. Тем временем ее слова были правдивы: она не врала насчет того, что догонит. Уносясь от нее, он частенько оглядывался назад – она оказалась для девчонки слишком быстрой. Марку даже пришлось немного ускориться, и, идя на этот шаг, он понимал: теперь мальчишка ни за что его не догонит. Ну и черт с ним! Черт с этим мальчишкой.

Вот, она уже дышит ему в спину и только пара метров отделяет их друг от друга. Минуется угол, за которым прячется паренек, оттуда, похоже, даже не думающий выбегать. Одно неудачное движение – и Марк наступает на мякоть от раздавленного спелого яблока. Ботинком он неуклюже скользит по старому асфальту, резко падает и теперь рыхлит подбородком обочину; переворачивается на лопатки и не успевает опомниться, как лежит, прижатый к земле телом незнакомки.

Она невольно навалилась на него, столкнувшись, и мягкие белые волосы чуть коснулись его лица. Он ощутил на себе ее теплое дыхание: пышная грудь поднялась и опустилась. В следующий миг их взгляды соприкоснулись – он увидел смелые и решительные глаза.

– Отдай мою сумку! – потребовала она.

– Ты очень красивая, – шепнул Марк, как зачарованный.

Его взгляд скользил по ее гладкой коже, пухлым губам, а главное – глазам, зеленым, как те изумруды.

Незнакомка вскочила на ноги и проворно потянулась за сумкой. Марк поднялся за ней вслед, но и не думал сдаваться. Ему встречалось много разных девчонок, но ни одна из них не была похожа на эту.

– Ну же! Верни! – яростно прокричала она.

– Сумка теперь моя, – заявил Марк. – Я ее украл.

– В смысле?! – удивилась девушка и замерла с изумленным выражением лица.

Ее брови нахмурились, а губы задумчиво сложились трубочкой. И Марк, не медля, рывком потянулся к ее губам. Это было лишь мгновение, длящееся не больше секунды, но он запомнил его надолго, как и то, что было после него.

Резкая боль, отчетливо слышимый хруст – она зарядила ему кулаком прямо в нос. Марк согнулся от боли, и чуть склонившись над ним, незнакомка произнесла:

– Тебе следовало обокрасть кого-нибудь другого.

Откуда ни возьмись, появился уже позабытый мальчишка. Он прибежал, и совсем запыхавшись, оперся ладонями на коленки, пытаясь отдышаться.

– Мы так не договаривались! – воскликнул он, жадно хватая ртом воздух.

И опять на ее лице вспыхнуло удивление: нахмуренные брови и губы трубочкой.

– Не договаривались?! – повторила она, уставившись на мальчика. Тот не ответил, а только смущенно опустил взгляд в пол.

Марк Кассель рассмеялся: глупый мальчишка, замечательная ситуация, но как жаль, что все подошло к концу. У него был переломан нос, и алая струя крови проворно бежала к подбородку. Он попытался остановить кровь и зажал ноздри пальцами, и из рук у него резко испарилась сумка. Силой выхватив ее, девушка окинула строгим взглядом обоих – его и мальчика, и, развернувшись, поспешно пошла обратно в сторону рынка, не обронив напоследок ни слова.

– Скажи хоть, как тебя зовут! – крикнул ей вдогонку Марк.

Она не обернулась.

– Ее зовут Ева Гордон, – раздосадовано протянул мальчишка,– и мне снова не удалось с ней познакомиться.

Беженцы

С тех пор, как с горизонта исчез Волчий Ручей, а за ним и Эйвери, исчезли и высокие горные вершины. Впереди распростерлись холмы, густо устланные белым снегом.

Без особых происшествий выдалась поездка в Верес, однако не совсем радушным был прием в покрытом пеплом Аппере – пустынный город встретил своим одиночеством. Мертвое место. Сплошь и рядом разруха, развалины да истлевшие дома – вот и все, что осталось от былого бурления жизни.

Так ли сейчас выглядел Город Гор?

Двигаясь дальше уже к глубокой ночи, люди, чьи домом теперь стал белый автомобиль, очутились в Мерибеле. На Рори Аллена поездка начинала действовать неблаготворно – Верес, Аппер, в котором около полугода тому назад он чуть не погиб во взрывах, Мерибель – все эти города невольно нагоняли на него тоску, и теперь он все чаще начинал думать о своей пропавшей матери и о том, как попытки найти ее потерялись где-то между названий этих городов.

Следующий день был дорогой в Волот. Проведя здесь одну ночь, обитатели белой машины наутро понеслись в Осово. Миновав поделенное надвое широкой рекой Красноводье, а затем, проехав и Багнелл, они, наконец, очутились на равнине, которая устремляла их путь далеко на север, к сущему холоду и лютой зиме.

Марк Кассель, сдавшись силам скверной погоды, решился все же поверх любимой им кожаной куртки набросить что-нибудь потеплее. Раздобыв на одном из рынков Выгора черную медвежью шубу, он убил сразу двух зайцев: укрылся от вездесущего холода и в который раз вызвал гнев Рори Аллена.

– Ты хоть понимаешь, что в Северном Аркаде медведь – это священное животное?

– Аллен, а ты серьезно думаешь, что мне есть хоть какое-то дело до этих чокнутых фанатиков?

– Они снесут тебе голову, как только ты ступишь в этой шубе на их землю.

– А как тебя касается эта проблема?

– Она касается всех, если ты едешь с нами.

– А может, есть другая причина?

– Например?

– Тебя самого бесит, что я в этой шубе. Гордон, сколько месяцев ты сказала твой дружок провел в Аркаде? Около полугода? Присмотри за ним. Меня настораживают его интересы.

Не самая благоприятная атмосфера царила в те дни в автомобиле: Кассель с Рори вечно собачились по любому поводу, а чаще – вовсе без него. Марку это доставляло какое-то особое удовольствие, а Рори просто не мог пройти мимо его подколок и, будучи по натуре вспыльчивым, он с умелой подачки Марка взрывался на ровном месте.

Устав разнимать их перебранки, Ева, в конце концов, оставила глупую затею, хотя бы временно, но примирить их, и во время поездок, по большей части сидела насупившись и отвернувшись к окну; сверлила недовольным взглядом стекло.

Артур не участвовал во всеобщем переплетении страстей – он молча таращился на страницы своего блокнота и увлеченно водил карандашом по строчкам, царапая беглые неровные буквы.

– Что ты делаешь? – спросила его в один из таких дней Ева.

– Веду дневник: описываю наш путь и все, что с нами происходит.

– Ты никогда раньше не вел дневников.

– Раньше в этом не было необходимости.

– А теперь разве есть?

– Теперь я должен записывать нашу историю.

– Артур, она не такая уж и интересная.

– Она важная. Ты только представь: наш путь в Большую Медведицу – это начало новой человеческой истории, а время, в которое мы живем – переломный момент вирусной эры, и когда-нибудь в будущем на основе этого дневника люди будут сочинять книги и писать учебники.

– Ох, Артур. Мы всего лишь едем – едем неведомо куда…

Артур кивал ей, словно не вдумываясь в смысл ее слов, и продолжал писать.

Когда выезжали из Волчьего ручья, Ева рассказала Артуру и Рори о разговоре с Марком, о том, что приемник нужен Большой Медведице. Рори об этом ничего не знал, а тем более не был в курсе, что кому-то в ордене было известно имя Артура Дюваля или что кто-то из ордена хочет с ним поговорить.

«Я думаю, Кассель просто врет нам, – сказал тогда Рори.

– Но зачем? – спросил Артур.

Артур на секунду задумался – мысли потекли в его голове рекой. Неужели его приемник кому-то показался полезным? Нет, ну он ведь просто ловит понтарексийские сигналы для телевизоров на большом расстоянии. Хотя, при определенных условиях… Артур выдохнул и решил, что рискованно для самого себя об этом думать. Уловить частоту понтарексийского купола? Ему только казалось. И это были всего лишь неудачные проявления его богатого воображения.

Вид у Рори был напряженный.

– Я не знаю, что он задумал.

– Но он просил меня поговорить с тобой, Артур, – сказала Ева. – Он хочет, чтобы по приезду в Аркад ты встретился с этой Урсулой.»

Они продолжали путь, не будучи уверенными, что на самом деле ожидать от этой поездки.

Но Ева Гордон уже начинала догадываться.

Чувство непривычной беззвучной пустоты, зародившееся в ней во время отъезда из Города Гор, усиливалось по мере того, как они покидали очередной город.

Эта пустота была похожа на тупую ноющую боль, или же на тягучее липкое разочарование, от которого она никак не могла отделаться.

В ее голове неустанно прокручивались мысли о ее настоящем, прошлом и будущем – ни одно из этих времен не вселяло надежды на желанное спокойствие. Неопределенность будущего и потери прошлого делали ее настоящее невыносимым.

Она часто думала о людях, которых ей больше никогда не удастся повстречать. Игорь Горский, семья Халецких, Фостеры – Дик и Оливер с их странной злобной матерью Теодорой, Джонсоны, Чанги, а так же Фараон и Дунай Рэнкины. Старик Карл Понд. Лука Пози. Где теперь они все?

Она часто ловила себя на мысли, что ей хочется поговорить с Дунаем. Ей его теперь очень не хватало. Раньше они много времени проводили вместе в сторожке или в пути на рынок в Ату. Ева подумала об Ате… Возможно, она больше никогда туда не вернется. И точно больше никогда не зайдет в дом Касселя, к его сестре Реджи, за травами. Возможно, она больше никогда не увидит всех этих незнакомых городов, потому что в дороге назад не будет необходимости. Потому что возвращаться некуда.

– Как думаешь, мы когда-нибудь еще встретим людей из Города Гор? – спросила Ева тихо у Артура, во время очередной остановки на обочине, возле заснеженного леса.

Марк курил, а Рори возился с хворостом, упорно предостерегаясь, что он может понадобиться.

– Возможно. – Артур все еще, подложив под тетрадь свой компьютер, выводил строчки. – Но почти все бежали в Барреру.

В противоположную от Понтарекса сторону, еще дальше, надеясь, что расстояние убережет их от беды.

– А Дуная и Фараона увидим?

Артур знал, что означает этот вопрос на самом деле: «живы ли они еще?»

Рука Артура на мгновение остановила пишущий карандаш.

– Надеюсь, – сказал он.

Но каждый из них понимал: им не удалось защитить Город Гор от самолетов, и все, кто остался за него сражаться, пали, вместе с ним.

И слава небу, что Фараон Рэнкин убедил их уехать. И Еве уже совсем не хотелось вспоминать те доводы, которые ему пришлось использовать. Слава ему и Игорю.

До Северного Аркада оставалось чуть меньше двух недель. Почти половина пути была пройдена, но перед въездом в Митчелл случилась заминка – прямо перед воротами заглох автомобиль. Очередь, упорно стремящаяся до заката пробраться внутрь города, тянулась с дороги бесконечной вереницей, и прежде, чем оказаться впереди нее, белому автомобилю пришлось вытерпеть более трех часов ожидания, чтобы в самом конце заглохнуть.

Артур с Рори и Марком хлопотали над капотом. Ева Гордон терпеливо ждала. Когда они закончили, Ева обрадовалась только тому, что хотя бы здесь они не спорили и сразу пришли к единому выводу. Только вот других поводов радоваться не оказалось – придется оставлять машину и дальше двигаться на своих двоих, потому что на поиск деталей уйдет несколько дней, а Марк вызвался меньше чем через час найти машину взамен этой.

Простояв почти три часа в очереди, Ева успела наслушаться голосов, мимоходом влетающих в окно, и теперь была точно уверена: в Митчелле сейчас не безопасно. Все эти люди, стоящие в очереди – беженцы, и поток их идет из Флера, соседней деревни, которую несколько дней назад постигла та же печальная участь, какая постигла и Город Гор.

Эти люди боялись быть беженцами, беженкой была и сама Ева, однако она не очень пока что понимала, чем это может для нее обернуться, но боялась тоже. Раньше это слово – беженец – мало что дня нее значило, но чем дальше они ехали, тем ближе их автомобиль подбирался к Аркаду, от которого до Понтарекса было рукой подать.

Они подбирались все поближе к врагу, а расстояние вообще штука странная – живя в Городе Гор Ева и думать не думала, что существуют Возмездия, а в Патоке, находящейся совсем рядом, от Возмездий уже умирали люди. И, наверное, как это ни прискорбно, чем дальше они будут ехать, тем больше других миров откроется перед ними, более страшных миров, в которых Возмездия – не предел, с более сложными и жесткими устоями, с еще большими ужасами и страданиями, и, скорее всего, «беженство», ранее не означавшее ничего, постепенно тоже станет чем-то весомым и значительным, сверхопасным.

Взгромоздив на плечи сумки и уплатив налог за пересечение границы, все четверо миновали ворота и устремились вглубь города с надеждой отыскать подходящее место для ночлега.

С первого взгляда город показался беспокойным. И это впечатление не было безосновательным. Он был густо заполнен людьми; здесь было много беженцев, были раненые люди и дети, истощенные от голода. Казалось, что воздух вокруг горячий и спертый; он трудно набирался в легкие.

Кругом было пасмурно; солнце, еще час назад проглядывающее из-за плотных облаков, теперь наглухо потухло за тучами. Сквозь непрерывный говор людей, заполоняющих до отказа серые улицы, можно было услышать громкий раскатистый лай собак, рождающий в груди у каждого слушателя чуть заметную тревогу.

В кишащей толпе, посреди людей, далеко от них самих, Ева видела солдат, которые держали этих псов на привязи. Будучи с первого взгляда спокойным, нередко какой-нибудь пес вдруг подрывался и, скалясь, кидался в след мимо проходящему человеку. Испуганного прохожего скручивали солдаты и уводили в сторону – туда, где стояли большие военные машины.

– Что они делают? – спросила Ева, глядя на одну из повторяющихся картин.

– Просто держись подальше от собак и как можно глубже в толпе, если не хочешь оказаться на их месте, – послышалось от Касселя.

– Это они беженцев забирают? – воскликнула Ева.

– Спокойно, – сказал Рори, притормаживая и равняясь с ней, – нас это не касается.

– Но мы тоже беженцы, – шепнула она испуганно. – Какая разница кого брать?

– Успокойся. Солдаты ищут флерцев. Им нет дела до кого-нибудь еще.

– Но эти псы, – протянула она упрямо.

– Не думаю, Ева, что здесь все дело в псах.

Артур тоже выглядел довольно напряженным.

– Зато я думаю, – согласился он. – Посмотрите сами: сначала лает пес, потом начинается преследование. Как будто животные лучше солдат знают, кого нужно брать.

– И как, по-твоему, псы разбирают, где беженцы, а где нет?

– Не знаю, – задумчиво протянул Артур. – Просто посмотрите на глаза. Свинцовые, ледяные. Уж прямо жутко!

Кассель, опережавший их на шаг, резко обернулся.

– Вам что, нечем заняться? Хватит привлекать внимание.

Ева послушно отцепила любопытный взгляд от белой короткой шерсти, от поводков, от солдат, от этих отлитых серебром глаз. Словно глаз самой смерти.

Они ускорили шаг.

Через две улицы, за рынком, где и народу было поменьше, и не слышалось лая собак, они решили остановиться, чтобы переговорить о ночлеге или хотя бы о месте, в котором они смогут быть в безопасности, пока не найдут ночлег. И еще нужна была новая машина. День спешил смениться вечером, солнце не станет ждать и через пару часов его слабые лучи потонут за горизонтом. И Ева уже начинала хотеть есть.

Было решено разделиться, чтобы отправиться на поиски автомобиля и комнаты одновременно. Только Артур, как всегда руководствующийся логикой, не поддержал эту идею. Он говорил, что разумнее сначала найти место и укрыться в нем, а затем, отправить Касселя за автомобилем, ведь ему ничем не грозит лишняя встреча с солдатами, ведь он не беженец, его дом – не Город Гор. Но Рори, руководствуясь затмившей его неприязнью к Марку, резко воспротивился этой идее и сказал, что пойдут все.

– Встречаемся на этом же месте через час, – сказал Рори.

– Ладно, – согласилась Ева. – Если вы с Артуром ничего не найдете, у нас будет хотя бы машина.

Рори кивнул, но прежде, чем отпустить ее с Касселем, все же попросил подождать минуту.

Вдвоем они отошли в сторону, сойдя с тротуара, заляпанного черной грязью.

– Хочешь, все-таки, я пойду с ним? Или Артур?

– Нет, – отрезала Ева.

Взгляд Рори был холодным.

– Не беспокойся, – сказала она. – Если пойду я, будет проще.

– Он мне совсем не нравится, – откровенно признался Рори.

– Знаешь, мне вообще-то тоже.

У Рори был весьма раздраженный вид.

– Напомни, почему мы вообще взяли его с собой?

Ева задумалась.

– Он был единственным, кто заставил тебя оставить Город Гор.

Рори кивнул несколько раз подряд, глядя вниз.

– Хорошо бы теперь как-нибудь избавиться от него.

– Я того же мнения. – Она мельком обернулась на Марка, стоящего за спиной. – Как он все-таки заставил тебя уехать, Рори?

– Сейчас это не важно. Скоро встретимся. Чтобы он ни сделал, только скажи мне, и я разберусь.

Ева и Рори вернулись к остальным. Когда разделили сумки, пришло время расходиться в разные стороны.

– Кассель, ты отвечаешь за Еву, – напомнил строго Рори.

Марк взгромоздил на спину сумку и безмолвно пошел вперед, не оглянувшись.

В этот миг Ева почувствовала, что пойти с Касселем было плохой идеей, но пути назад уже не было. Она подняла рюкзак и так же молча пошла за ним, понимая, что не поспевает за его быстрым шагом.

Пока они шли, Ева озиралась по однотипным бедным улицам. В этой части города, удаленной от центра, куда они устремились с Марком, было намного спокойнее и тише, но мрачные здания, потемневшие от копоти и дыма, все равно нагоняли на нее усталость и тоску.

Из ее мыслей не уходил холодный взгляд Рори, когда они вели разговор о Марке. И Ева вспоминала, каким Марк Кассель был в баре. Когда напился и начал к ней приставать. Она не забывала об этом случае, а просто на время сделала вид, что ничего не произошло; ведь расскажи она Рори или Артуру – и тонкая спасительная ниточка, на которой держится подобие спокойствия, окончательно оборвется. К тому же, она все еще помнила, как Марк Кассель бросился в схватку с рожденным, не думая, должен ли он помогать кому-то или нет. И теперь Ева молчаливо за ним наблюдала, пытаясь понять, проявит ли он себя еще раз с подобной стороны. Однако с того момента прошло много времени, его поведение не менялось в лучшую сторону, и от него все начали заметно уставать. А ведь где-то, в глубине души, он, скорее всего, был еще хуже, чем казался.

– Знаешь, иногда, мне кажется, что ты смог бы стать абсолютно нормальным человеком, – сказала Ева, когда они свернули на узкую, почти безлюдною улицу. – Но чаще – совсем не кажется.

– Я мог бы, – согласился он. – Но я не хочу. Это скучно.

Они остановились перед ступеньками непримечательного дома.

– Мы пришли?

Он покачал головой из стороны в сторону.

– Тогда что мы здесь делаем? – спросила Ева

У нее от голода начинало сводить желудок.

– Подожди здесь, Гордон.

– Но на улице холодно.

Он сказал, что зайдет ненадолго.

Марк оставил Еву стоять на дороге, а сам поднялся по крыльцу, постучался и исчез за дверью.

Ева поставила тяжелый рюкзак на землю, достала из карманов окоченевшие ладони, выдохнула на них горячим паром и начала ждать. Она с тревогой всматривалась в лица одиноких редких людей, выходящих из-за угла, в надежде не увидеть там солдат или собак.

Ей не нравилось, что Марк оставил ее одну на улице. Лучше бы она и правда пошла с Рори. Едва заметное волнение теперь неотступно преследовало Еву, где бы она не оказалась.

Вглядываясь в лица одиноких незнакомцев, не заметив в них опасности, она пыталась понять: какова их судьба? О чем они сегодня страдают? Есть ли у них дом? Кто из них беженец, как она? У кого сколько отметин на руке от раскаленного железа? Кто пытается свести концы с концами, чтобы не умереть на очередном Возмездии? Какого числа здесь Возмездие?

Через минуту Кассель выглянул из-за двери и позвал ее:

– Зайди, Гордон.

– Ева, – поправила она, и спросила: – Почему?

– Давай, скорее. Здесь и правда холодно. Ты замерзнешь, умрешь – и меня попытается придушить Аллен.

Ева подумала, что после всех многочисленных ссор в автомобиле, придушить Касселя – это не худший исход. Она даже готова была сама приложить к этому руку.

Ева схватила рюкзак и торопливо взошла вверх по ступенькам.

В доме, с темными обшарпанными стенами, оказалось не теплее, чем на улице. Было пыльно, и запах стоял спертый; видно хозяин давно не проветривал помещение. Следуя за Марком по прихожей, она не была уверена, что в доме кто-то есть – так было тихо. Но как только они вышли к кухне показался хозяин.

Его звали Густавом. Он выглядел очень мрачным: отросшая борода, растрепанные волосы, усталый взгляд. Но когда Густав улыбнулся, его лицо преобразилось – в глазах отразилась молодость.

Густав предложил Еве чай. Ей показался этот жест странным, потому что у Марка Касселя вряд ли могли быть такие приветливые знакомые. Но она угостилась, потому что еще чуть-чуть и у нее разболится живот. Возможно, это ненадолго заглушит ее голод.

Марк сказал, что ей придется посидеть в гостиной, и Ева не стала возражать. Она чувствовала себя в этом доме с этими людьми неуютно и надеялась, что долго здесь не задержится. На столе, перед диваном, у Густава стоял телевизор, и Марк включил его почти на полную громкость. Ева понимала, что он вряд ли хочет, чтобы Ева услышала их разговор с хозяином дома.

Но Ева и сама не горела желанием его слушать.

Густав с Марком ушли на кухню, прикрыли за собой дверь и Ева осталась в одиночестве. Она осознавала, что этот Густав занимается какими-то нечестными делами с Касселем. А занимались они именно этим, потому что других дел у Марка не могло быть. Это она точно знала еще из Города Гор. Ходили слухи, что он даже продавал лекарство от преввирства. Несуществующее, естественно. Об этом ее сразу предупредил Дунай, когда она рассказала ему о знакомстве с Марком, и Дунай настоятельно запрещал Еве с ним общаться. Но Марку он запретить подобного, к сожалению, не мог. Хотя пытался.

Но его дела мало касались Еву, и она мало хотела об этом думать. Здесь ей было спокойнее, чем на улице, и переждать заминку в этом доме с чашкой горячего чая в руках, пока Кассель уладит свои дела – представлялось не плохим вариантом.

Она перевела взгляд к телевизору. Она и раньше видела, как он работает, благодаря Артуру Дювалю. Точнее она видела только обрывки фильмов, записанные на поврежденных кассетах довирусной эры. А сигнала, такого как здесь, в Городе Гор не было.

Интересно, подумала она, а здесь тоже у всех были приемники, как у Артура? Или как оно работало на самом деле? От этих вопросов она была далека, как и от многих других в своей жизни. Например, в вопросах о том, выживут ли они и доберутся ли все-таки до Аркада? А если доберутся, то что их будет там ждать?

На экране она видела женщину. Красивую женщину, которая сидела за чистым столом, на фоне лазурно-голубого полотна и громко говорила. Ее ровные губы были накрашены нежно-розовой краской. Ева знала, что это называется помадой как раз из обрывков тех фильмов, которые показывал Артур на собранном им телевизоре. И так же знала, что эта женщина ведет новостную программу. Говорят, такие передачи показывали раньше в каждом доме по всему миру.

– Следующее событие сегодняшней новостной ленты заставит облиться кровью сердца автолюбителей – ровно в одиннадцать часов утра по местному времени на знаменитый Асфодель Каллидус А1, выпущенный единственным представителем серии, с высоты семнадцатого этажа приземлилось тело рабочего. Нет никаких причин для паники: премьер-министр в момент трагедии находился в здании суда, что помогло ему избежать опасности.

В телевизоре вспыхнуло лицо. Волна внезапного страха накрыла Еву. Премьер-министр. Аксель Эккерсберг. Еву рывком откинуло назад в прошлое: она снова очутилась на пустыре Города Гор и видела две шеренги солдат, и как Аксель Эккерсберг шел между ними. Перед Евой предстали, как в живую, его стальные глаза и плотно сжатые губы. Ева вспомнила холод его пальцев, прикоснувшихся к ее подбородку, и неприятный тянущийся акцент.

– Здание, под которым был припаркован Асфодель, принадлежащий ни кому иному, как Акселю Эккерсбергу, нашему горячо любимому премьер-министру, подлежало реконструкции, и с прошлого четверга на крыше велись отделочные работы. Из достоверных источников нами была получена информация о проведенной проверке, результаты которой подтвердили несоблюдение работниками техники безопасности, что и стало причиной трагедии. О дальнейшем развитии событий, а в частности о том, на кого лягут расходы по ремонту автомобиля смотрите в нашем эфире сегодня вечером. А теперь настало время поговорить о мире творчества.

Взгляд Евы стал стеклянным. Она осознала, что впервые увидела Понтарекс. Впервые увидела этот другой мир. Враждебный мир, который был очень красив. Она увидела стеклянные высокие здания, подпирающие небо. Зеленые, причудливых форм, деревья. Какой-то неземной красоты автомобили; такие чистые, что от их мерцания можно было ослепнуть. Это было не сравнимо с Митчеллом. Это было не сравнимо с Атой. И она видела красивую женщину в экране, очень красивую, которая говорила все эти слова со странным тянущимся акцентом, какой был и у Акселя Эккерсберга. И еще видела упавшего человека – рабочего, такого хрупкого, беззащитного, с необычными синего цвета волосами… Почему они такие синие?

Что это все значило? Какой жизнью живут эти люди?

Раньше она так мало об этом думала. Раньше она вставала по утру, пила за завтраком ягодный компот, изо дня в день ждала встречи с Игорем и стояла на вышках. Ее интересовало только то, когда она, наконец, поедет с Дунаем Рэнкиным в покупками в Ату – потому что это и был весь ее мир, который она видела и знала.

И она вдруг поняла, что хочет узнать больше, подсмотреть за той, иной жизнью хоть одним глазком.

Красивая женщина рассказала о какой-то книге. Это бы заинтересовало Артура. Или не очень… Жизнь вне купала. Так она называлась. Автору удалось побывать за стенами Понтарекса. Он был солдатом и лично сражался с дикарями. Ева не сразу поняла, что дикарями эта женщина назвала совсем не приввиров.

Вот, что они о нас думают, пронеслось в ее мыслях. Они о нас, оказывается, думают?

Ева сидела, как околдованная; какая-то чернота расползалась по ее душе. Комната, в которой она находилась, померкла и перестала существовать. Для нее в этот миг приоткрылись какие-то невидимые врата и она смотрела с тоской в другую реальность. В подобие какого-то мерцающего рая, где нет грязи, голода и преввиров. Где нет налога. И где людей не угнетают солдаты. Где они обсуждают какие-то книги… И где люди, живущие «по ту сторону купола», настоящие дикари.

Артур говорил, что многие люди там даже не работают; они живут на деньги от налогов. И это понятно, ведь куда деваются все деньги, которые собирают на Возмездиях? Они все выглядят такими красивыми, будто ненастоящими, сверкающими. Ева потерла уставшие от яркого света глаза.

Она чувствовала себя какой-то обманщицей, которая тайно подглядывала за жизнью других незнакомых ей людей; но ей нравилось это делать. Ее воображение не унималось, и наполовину она все еще не могла поверить, что увиденное ею только что, существует на самом деле. Что жизнь тех людей – не вымысел.

– Перед своей свадьбой Эвелин Эйлер намерена посетить один из парных диктавитов, в частности Фелис, с благотворительной миссией в помощь от предстоящей засухи. Напомним, что осадки на территории этого диктавита ежегодно не выпадают с февраля месяца по конец лета, в чем ученые винят ядерный взрыв на территории бывшей Америки. Поистине благородным поступком можно назвать действия дочери Президента. Между тем, поспешу сообщить, что нами получены эксклюзивные снимки Эвелин в свадебном платье.

Вряд ли Ева могла откуда-нибудь узнать о засухе в Фелисе и о том, что дочь Президента выходит замуж. Раньше она не знала даже, что у него есть дочь. Никогда она не видела Президента – она и сейчас не увидела его, ей не показали его лицо. Акселя Эккерсберга она впервые увидела этой осенью в Городе Гор.

Сверкнул голубой экран, и глаза Евы Гордон узрели эту самую Эвелин Эйлер. Ее белоснежные волосы струились локонами по плечам и томные зеленые глаза лучезарно улыбались.

У Евы перехватило дыхание.

Чашка выскользнула из ее рук и вдребезги разбилась о холодный пол. Пальцы Евы мертвой хваткой вцепились в подлокотник.

На долю секунды ей показалось, что она видела свою мать в экране. Но нет, та девушка была слишком молода.

Словно из ниоткуда появился Марк Кассель.

– Черт подери, Гордон! Ты не должна была этого видеть.

Он шагнул к телевизору, нажал на красную кнопку, и экран вмиг потух.

– Что значит, я не должна была этого видеть?!

Казалось, что у нее помутнился рассудок. В экране телевизора она действительно увидела себя. Никакую не Эвелин Эйлер, или как там сказали. Ни дочь Президента. Они видела себя.

Или ей только почудилось?

Завеса тайны

Ева Гордон стояла на улице. Морозный воздух окутал ее лицо. Она держалась за перила крыльца, нависнув на них всем телом, и пыталась справиться с головокружением. Ледяной ветер колыхал ее белоснежные волосы.

Мысленно Ева Гордон представляла себя, сидящей перед экраном. Словно она все еще находилась в доме. Позади стоял растерянный Густав, так же как и Марк прибежавший на звук разбившейся чашки. Ева попросила их снова включить телевизор. Густав не решался, но Марк Кассель, поколебавшись, не стал возражать.

Экран снова загорелся, и Ева смотрела не мигающим взглядом на себя, облаченную в свадебное платье. Белоснежное, струящееся к полу. Покрытое словно тысячами мерцающих камней. Их мерцание больно било по глазам и словно по голове. Ева ощутила, как что-то невидимое сдавило затылок.

Она вернулась мыслями в настоящий момент. Смотрела на грязные дома, но не видела их.

Эвелин Эйлер, то есть настоящая дочь Президента, и Ева Гордон – это было одно лицо.

Бесспорно. В это было невероятно сложно поверить, но Ева видела все лично, при двух свидетелях. И реакция Марка Касселя с быстро выключенным телевизором подтверждала, что Ева не сошла с ума, хоть сперва она и понадеялась на это.

Сомнений не было в одном: мгновение назад для Евы открылась какая-то тайна. Что-то, чего она никогда не знала о своей жизни, и что вряд ли узнала бы, не окажись она за пределами Города Гор. И эта тайна обескуражила ее.

Сейчас ей хотелось только одного: предстать перед зеркалом, рассмотреть внимательно свою внешность. Наверняка, сходство не явное. Просто ей казалось.

Она приложила руки к щекам, провела пальцами по носу и по подбородку, провела ладонью по распущенным волосам, словно прикасалась к ним впервые в жизни.

Рядом бесшумно возник Марк Кассель. Она не заметила момента его прихода; возможно он стоял здесь уже достаточно долго. Она лишь чувствовала, как колыхалась под ногами земля. Она хотела крепче взяться за перила, но пальцы не слушались. Она теряла всякий контроль над своим телом, и, кругом был словно туман. И серьезное лицо Марка Касселя едва пробивалось через него.

– Она выглядит совсем, как я, – протянула Ева, пусто глядя вдаль.

– Я заметил, – тихо сказал Марк.

– Как давно?

– Ты не можешь меня в этом винить.

Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. Марк не стал таить и рассказал, что когда он в очередной раз был в Северном Аркаде, примерно два года назад, он увидел на одном из многочисленных городских экранов ее лицо.

Два года, подумала Ева…

По возвращении домой, он пытался понять, известно ли самой Еве что-то об этом; и Ева вспомнила, как однажды он действительно затеял неподходящий и возмутивший ее разговор о ее родителях и о том, что произошло много лет назад в Патоке. На вопрос, почему он ничего не рассказал ей, Марк упрямо промолчал.

– Но как это возможно?

– Понятия не имею.

И тогда Ева с серьезностью спросила его:

– Почему я не должна была этого видеть?

Она вспоминала яркие зеленые глаза, подобные своим ярким глазам, и не могла забыть свет, исходящий из них. Неужели и в ней самой он есть?

– Если отвечу, буду тем, кто снова нарушил всеобщее спокойствие. – Он медлил. – Видит небо, эта репутация преследует меня.

Ева попросила его говорить, как есть. И Марк Кассель, на удивление, не стал долго упираться; наверное, даже его до глубины несуществующей души затронуло ее бледное и отрешенное лицо. Он рассказал ей всю правду – правду о том, как они уезжали из Города Гор. Когда Рори Аллен твердо решил остаться в городе, Марку удалось заставить его двинуться в путь только одним способом: он пообещал, что расскажет все ей – Еве.

То есть, Рори Аллен все уже знал. Сопоставить, что если Рори Аллен пребывал долгое время в Аркаде, то видел изображение Эвелин Эйлер – было легко.

У Евы было такое чувство, словно только что кто-то ударил ее по ребрам – она беззвучно задыхалась.

Прежде, чем Марк заговорил, Ева уж точно не думала, что речь пойдет о Рори Аллене. Поэтому сейчас растерялась. У нее была не годная интуиция; ведь если Марк Кассель увидел ее на экране в Северном Аркаде, то и Рори не должна была миновать эта участь. Ева не была готова к этой информации.

Когда Рори Аллен вернулся из Аркада, Марк был уверен, что Рори давно признался ей об увиденном. Но в день, когда Марк ни с того ни с сего нагрянул к ним домой, сообщить, что он тронется с ними в путь, он понял, что Ева так ничего и не знает, потому что если бы знала, не стояло бы выбора между Баррерой или Аркадом. И хотя он не до концапонимал, почему Рори Аллен продолжает хранить эту тайну, он ясно осознавал, что теперь может использовать это против него.

Только в обмен на молчание, Рори согласился уехать. Поэтому она не должна была видеть Эвелин Эйлер. Марк обещал ему.

Ева ощутила, что ноги стали ватными, но у нее не было сил, чтобы крепче схватиться за перила.

Она не понимала, что больше ее сегодня шокировало: то, что она узнала о своем идентичном сходстве с дочерью самого страшного человека в мире или то, что она узнала о Рори.

В ее голове выстраивалась картина происходивших событий, казалось, последовательных событий ее минувшего. Стучащие в дверь ее дома в Патоке солдаты. Расстрел родителей, причина которого была неизвестна все эти годы. Ее побег из города. Затем долгие счастливые годы в неведении, а после – приезд Рори из Аркада. То, как он изменился, вернувшись повзрослевшим, почти другим человеком. Его рассказы об ордене, его рассказы о том, как он хочет изменить мир. По приезду он знал, что Эвелин Эйлер существует. Марк мог во многом ее обманывать, но не в этом. Установленный факт: если Рори был в Северном Аркаде – он и правда видел лицо дочери Президента.

И он ничего не сказал.

Теперь Ева окончательно удостоверилась, что трагедия, произошедшая много лет назад в ее доме, не была случайностью. Она всегда знала, что существовала какая-то причина, но думала, что она будет менее значительной. Ева не ждала, что через столько лет судьба напомнит ей о забытом. Ева уже давно смирилась с незнанием, и теперь была ошеломлена, ведь старые раны ворошились. И, кажется, у нее не оставалось выбора, кроме как распахнуть душу для ушедшей давно боли, ведь Ева вряд ли могла сейчас забыть об увиденном, все бросить, развернуться и уехать в Барреру. Особенно, если Рори что-то скрывал. А точнее – действительно что-то знал; если у него были какие-то ответы.

Ее лишь удивляло, с какой легкостью он утаил от нее правду.

Лицо Евы оставалось болезненно равнодушным. Поблизости послышался лай собак. Двое солдат с псом на привязи выходили из-за поворота. Марк взял Еву за локоть, и она послушно шагнула за ним обратно в дом. Он прикрыл дверь.

Ева ощутила резкую слабость во всем теле. Перед ее глазами стоял образ – собственное отражение.

– Натяни повыше шарф, – сказал Марк.

Сознание Евы было сейчас далеко от коридора, в котором они стояли, но она услышала ценный совет. Кто знает, кому ее лицо покажется знакомым.

Марк отступил на шаг назад, и его фигура растворилась в тени стен. В доме стало очень тихо. Был слышен лишь громкий собачий лай. Через мгновение Ева уже не видела Марка, он двинулся вглубь дома, чтобы забрать их сумки.

Когда лай прекратился, Марк решил поспешно покинуть дом Густава, и Ева слепо шла за ним. Он так же не медлил, чтобы найти машину, а Ева только и думала об оставленном в пыльной комнате телевизоре и прокручивала в голове полученную час назад информацию, не до конца понимая, что именно она скажет Рори, когда придет. И скажет ли что-то вообще. Незримая плотная пелена застелила свет, и вряд ли ее замечал Марк.

Они встретились в договоренном месте – в безлюдном переулке возле улицы, у которой они недавно расстались. Когда она увидела фигуры Рори и Артура, подступающие из-за угла, она растерялась, но не струсила. Она хотела честно обо всем поговорить с Рори.

Они стояли в переулке, где не было ни одной живой души, кроме них самих. И Рори видел издалека ее бледность и странное выражение лица Касселя.

Какая-то неясная тревога нарастала в Еве, а Марк Кассель оставался стоять позади, полностью безучастный. Подойдя, Ева прерывистым голосом рассказала о том, что ей довелось увидеть. Рори Аллен покачнулся. Он мгновенно перевел взгляд на Марка: Ева не могла упустить из виду, как исказилось лицо сводного брата. Но в следующий миг в его глазах появилась нерешительность. У него резко пропал голос. Рори не нашелся, что произнести. По его блестящему взгляду было видно, что он ощущал себя действительно виноватым. И Ева Гордон не знала, с какой огромной силой в этот момент горячее пламя выжигает его грудь.

Глаза Евы тоже заблестели. Обида и разочарование больно ударили ее.

Ева любила Рори Аллена, любила по-своему, он был ей дорог, и она не имела сил или средств, чтобы возненавидеть его. Он давала ему шанс: предложила рассказать все, что было известно об этой девушке или о далеком роковом дне из ее детства.

Но Рори с трудом вымолвил, что у него нет почти никакой информации, кроме той, что он увидел Эвелин Эйлер в Северном Аркаде, и собрался поехать домой, чтобы известить об этом Еву. Однако внятных причин, почему он не исполнил задуманное, Рори не смог назвать.

Все присутствующие догадывались об этих причинах, но никто не произнес название ордена вслух.

И от этого Еве сделалось так неприятно, что она задумалась – на самом ли деле он совершил предательство? Или лучше не называть содеянное таким словом? Ведь, в конце концов, это же Рори Аллен – ее сводный брат и лучший друг.

Или теперь он просто часть ордена Большой Медведицы? Что в самом деле это значило для него? Совершенно ясно, что каким-то образом Рори действовал в интересах ордена – только в этом могла быть причина его молчания.

Ева находилась в полном смятении. Она не могла думать о том, что Кассель уже нашел машину, нашли ли Рори с Артуром ночлег, и готовы ли они все с утра будут ехать; все, что происходило за ушедшие дни и недели потеряло смысл. Ей были необходимы ответы на ее вопросы – о своей семье, о своем прошлом и настоящем. И они были недоступны. Ева надеялась, что их мог знать Рори. Но и ему было мало что известно. Кроме главного.

Он слишком много времени скрывал правду.

Ева развернулась и стремительно направилась к выходу из переулка. Она видела перед собой пустынную грязную дорогу и не думая, понеслась по ней, смахивая с бледных щек проступившие слезы. Будто надеялась, что сбежит от образа в телевизоре, преследовавшего ее.

– Ты куда? – растерянно крикнул ей вслед Рори.

– Не знаю, – бросила она, не оборачиваясь.

За ней с места резко сорвался Артур Дюваль. А что-то внутри Рори Аллена, какое-то угнетающее чувство сожаления и понимания неисправимости ситуации, не позволили ему сдвинуться с места. Он смотрел в спину Дювалю и не решался побежать следом.

Зов Большой Медведицы

Оставив позади Нефритовую Долину и Плат, машина неслась в направлении Леклерка. Марк сделал очередную остановку, вышел, чтобы покурить. Тем не менее, столь частые остановки делали Еву беспокойной, ведь дороги никогда не были так опасны, как сейчас – когда они подъезжали все ближе и ближе к Аркаду, а следовательно – к Понтарексу.

Марк с ухмылкой на лице успокоил ее:

– Здесь не опаснее, чем там, куда мы едем.

Ева Гордон очень мало видела мир, можно сказать, она никогда не бывала в нем – не бывала почти нигде, и всем сердцем желала в этом «нигде» оставаться. Но после визита в Город Гор премьер-министра у нее не было другого выбора, кроме бегства. А после того, как она столкнулась с тайнами своего прошлого – она не позволяла себе даже думать о том, что до момента их раскрытия она ощутит хоть какое-то подобие спокойствия.

А Марк Кассель, он бывал и там и здесь, объехавший весь мир, он тащил ее неведомо куда, и она мысленно, переступая через себя, его за это благодарила. Сама она слишком запуталась в паутине собственной жизни, а он, взявший ситуацию в свои руки, был так сейчас необходим и полезен: Марк говорил что делать, и Ева подчинялась, не находя в себе сил принимать самостоятельных решений. Кто бы мог подумать…

Но дорога утомляла ее, как утомляла бы любого другого человека; Ева была не Марк, которого путешествие забавляло и которому оно прибавляло сил. Где-то позади, очень далеко, остались развалины ее дома, осталась ее старая жизнь, в которой была и любовь и дружба. Где-то позади остались ее друзья.

Она вспомнила о Рори…

Когда Ева убежала, Марк с Артуром нашли ее, и Ева напрочь отказывалась ехать куда-то с Рори. Она сказала, что не хочет его видеть и что ей нужно подумать; она выглядела достаточно растерянной, чтобы они поняли, что информация, которую она узнала, действительно сильно повлияла на нее. Ева была в ступоре и решения, которые она принимала в тот день были просто неясными шагами во тьме; она руководствовалась не логикой и даже не чувствами, она просто застыла в разрушающей реальности и, казалось, ничто не может вывести ее из промедления. Однако, Марк Кассель убедил ее убраться из Митчелла, потому что в нем правда нельзя было надолго оставаться; он сказал, что найдет еще одну машину, и они поедут отдельно, лишь бы Артур и Рори тоже двинулись в путь, как ему было нужно. Хоть ехать по отдельности и было опасно, но Митчелл был не самым дружелюбным городом, и это был единственный вариант. И с Артуром они договорились встретиться через несколько дней в Речице, когда Ева придет в себя и будет готова поговорить с Рори. Этот вариант ее устроил. Она попросила Артура лишь об одном: чтобы она с Марком уехала на несколько часов раньше, и, им не пришлось столкнуться на дороге.

Рори Аллен в свою очередь молчаливо согласился с ее решением; Ева видела, что он на самом деле сильно винит себя.

Но она не была готова поговорить с ним.

Теперь же, оказавшись вдали от своих друзей, и когда эмоции ее немного отпустили, Еве было непривычно осознавать, что она осталась один на один с Марком Касселем. Осталась без своих друзей. Временами она только задумывалась: почему она действительно доверилась ему? Или она не доверилась – просто доверять Рори казалось теперь еще более сложным занятием?

А ведь Кассель хотя бы ей не врал.

Впереди расстилалось неопределенное ее будущее, и чем дальше Ева шла по тропинке, к нему ведущей, тем сильнее ее одолевали сомнения на счет того, будет ли это будущее радужным и счастливым. Она не знала, чего теперь ожидать после выпада Рори, и с какой стороны принимать новый удар. Возможно ли, что этот удар нанесет ей тот, в чьи руки ее сейчас доверил Артур? Ведь никто с уверенностью не знал, что поистине таилось в мыслях Марка Касселя. Но Ева старалась об этом много не думать.

За перилами белоснежной лентой тянулась к горизонту речка – там дул ветер, качающий расставленные по берегам сосны.

Они с Марком стояли на широком заснеженном мосту, и, опершись локтями о перила, он задумчиво смотрел вдаль и все тянул, тянул в легкие серый дым.

– Почему ты ничего не сказал мне, Марк?

Она подошла к нему, и ее взгляд был серьезен. Порыв ветра обдал ее лицо ледяным холодом; она ощутила запах морозной свежести – устоявшейся здесь зимы.

– Я просто врач с плохой репутацией из Аты. Я должен был?

– Когда мы сидели в том баре, ты спросил, знаю ли я, как умерли мои родители. И ты спрашивал об этом еще в Городе Гор.

Марк повернулся к ней, и они встретились взглядами. Глаза Евы пытливо ждали ответ.

– Видишь, я пытался с тобой поговорить.

– Марк, ты мог бы открыть правду еще раньше.

– Я не давал тебе клятв в вечной дружбе. Я Марк Кассель, я не умею дружить.

Он был прав. Марк был здесь совершенно не при чем. Она знала его довольно плохо, и, он ничего ей не был должен. И поэтому она не обижалась. Это было бы глупо. Другое дело Рори.

Орден сильно его изменил – теперь Ева не могла перестать об этом думать. Рори словно приехал оттуда другим человеком, хотя в самом начале, у озера, на корнях высокого дуба ей так не показалось. Но теперь она знала одно – его цели и намерения неясны, его желания скрещены с желаниями ордена. И об этом ордене Еве было известно очень и очень мало.

– Знаешь, Марк, я только одного никак не могу понять, – обратилась к нему Ева, – ты сказал, что если я поеду с тобой, то получу все ответы на свои вопросы. Но они ведь находятся в Понтарексе, а едем мы в Аркад.

– В твоем деле, Гордон, эти два названия совершенно неразделимы.

– Лучше объясни мне, потому что я не понимаю.

Марк с должной серьезностью в голосе спросил:

– А как ты думала, Аллен собирается тебя использовать для ордена?

– Использовать… – протяжно повторила Ева, и ее лицо приняло мрачное выражение.

– Не бойся называть вещи своими именами, – твердо произнес Марк. – Ну, так, что ты на этот счет сама думаешь?

– Я не знаю, – коротко ответила Ева, и ответ этот был ложью.

Ева теперь часами только и думала над этим вопросом, но предположения свои высказать побоялась – не хотела показаться перед Марком глупой, несмышленой.

– А что думаешь ты? – поинтересовалась она.

– Ну, я полагаю, если раньше это было категорически невозможно, то теперь в Понтарекс все же можно попасть кое-каким способом: ты, Гордон, для ордена не просто один шанс на миллион – ты шанс кратный всему населению планеты.

– Ты, правда, думаешь, что они отправят меня туда?

– Я бы на их месте так сделал. Поменял бы вас местами с Эвелин Эйлер, и тогда ты смогла бы сделать для ордена все, что угодно: убить Президента, отключить купол. И все, чего еще они там хотят.

Ее настиг ужас. И она теряла связь с реальностью.

Она повторила про себя: убить Президента? Слова Марка показались ей такими далекими, такими нереальными, что вряд ли произойдут от ее рук. По крайней мере Президента она точно не намерена была убивать. Едва ли она смогла бы. Да, Президент ужасен; именно из-за него весь мир вне купола живет этой страшной жизнью. Но Ева не способна совершить такое. Может быть, премьер-министра? Акселя Эккерсберга. В глубине души она хотела бы – за все плохое, что он сделал с городом Игоря. Но эта мысль тоже показалась ей мало осуществимой. Она не хотела делать ничего из этого. Она была просто Евой Гордон из Города Гор. В действительности – ей лишь нужно было узнать, почему солдаты давным-давно постучались в дверь ее дома в Патоке, и как с этим связана Эвелин Эйлер. И кто она для Евы. Это то, чего она по-настоящему хотела. И ради этого ей в самом деле придется сделать что-нибудь для ордена? Может, что-то менее ужасающее? Например, как бы диковинно это не звучало: отправиться в Понтарекс и отключить купол. Как будто это могло произойти на самом деле. Но как?

– Но я не понимаю, как это возможно, ведь сначала нужно вытащить из Понтарекса Эвелин.

– Выпало удачное время: ты сама слышала, что Эвелин Эйлер как раз полетит в Фелис через несколько месяцев. Можешь думать, что совпали звезды, вероятно, не все, но Большая Медведица определенно тебе благоволит.

Ева нахмурилась.

Марк докурил и затушил бычок о перила – дальше бросил его на лед речки. Повернувшись к Еве, он всмотрелся в ее нахмуренное и задумчивое лицо и мысленно спросил себя, есть ли в мире красота совершеннее той, на которую он сейчас смотрит. Затем он резко отвел взгляд, развернулся и медленно двинулся к машине.

Курс по-прежнему вел их к Леклерку. Они въехали в его распахнутые ворота уже к вечеру.

В снятой комнате было пусто. Не потому что мало мебели и вся она старая и дряхлая, а потому что кроме Марка, рядом с Евой теперь никого не было.

Она никак не могла избавиться от внутреннего смятения, и оно сковало ее по ногам и рукам. Все сильнее она осознавала, что покинула своих друзей и осталась совсем одна, с человеком, на которого она вряд ли в конечном итоге могла положиться. Но так же она и понимала, что это единственный и неизбежный исход, который должен был ее настигнуть.

Однако, она не корила себя за то, что поспешно поддалась эмоциям.

Еще никогда в своей жизни Ева не была так одинока, кроме детства, того самого, где ей пришлось брести из Патоки по пустошам до развалин мегаполиса. Но в то далекое время одиночество воспринималось по-другому – теперь же эти воспоминания казались Еве ушедшими и призрачными, а ее настоящее положение было пронизано страхом неопределенности.

Ева сидела в старом кресле в полутьме, свернувшись калачиком, и в тысячный раз перебирала пальцами дневник отца. Она перелистывала одну страницу за другой и читала выведенные ровным почерком записи, которые, казалось, она скоро выучит наизусть. Это были давно позабытые истории инфекционных болезней, время посещений, имена пациентов. Ее отец был врачом, но она не знала этого раньше, до тех пор, пока Артур не вручил ей этот дневник.

Чего еще она не знала о своей семье?

Кем по-настоящему для нее может являться Эвелин Эйлер? Сестрой? Она была маленькой, но она не помнила, чтобы у нее была сестра. Не может быть. Но профессию отца она тоже не помнила. Однако, легко предположить, что именно из-за Эвелин Эйлер солдаты постучали в двери ее дома. Теперь это было понятным. Из-за нее солдаты расстреляли родителей. Но что солдаты сделали бы с Евой, если бы она не сбежала? Почему тетка Онезы думала, что они будут искать ее по всему городу? И почему, в конце концов, Аксель Эккерсберг так просто ее отпустил, увидев на пустыре Города Гор? Ведь он узнал ее. Ведь он касался ладонями ее лица. И он не выглядел удивленным.

Это было самым пугающим.

Ева вспомнила о случившемся в Городе Гор совсем недавно, когда уже покинула Рори и Артура. И Ева не предполагала, помнит ли Марк, как они стояли на пустыре в Городе Гор, когда приземлился самолет, и Аксель Эккерсберг – премьер-министр Понтарекса тронул ледяными пальцами ее лицо и произнес тогда непримечательную фразу «как интересно». Тогда Ева не придала значения сказанным словам, они показались ей довольно странными, но и сам Аксель Эккерсберг выглядел странным. Однако теперь Ева видела в этих словах глубокий смысл, только не понимала, в чем именно он заключался. Ведь он, в конце концов, узнал в ней Эвелин Эйлер…

Вопросов появлялось все больше.

Еве становилось страшно, когда она думала, что никогда не получит на них ответов. Достать их можно было только в Понтарексе, и, теперь Ева с каждым днем все больше и больше осознавала, что ей необходимо попасть в Аркад, а с помощью Большой Медведицы – в Понтарекс. Возможно, и сами аркадцы будут обладать какой-нибудь информацией о ее прошлом. Однако, Рори Аллен не признавался, было ли ему что-то известно.

В любом случае, до Аркада им с Марком все еще нужно было преодолеть нелегкий путь.

Время от времени она спрашивала у Марка, когда они доедут до Речицы, где должны встретиться с парными, и Марк из раза в раз отвечал ей одно и то же.

Но фактически она не знала: хочет ли оказаться там как можно скорее или вовсе не хочет там оказаться никогда.

Раньше она бы не так остро переживала из-за случившегося, из-за того, что ей пришлось остаться в подобной отрешенности. У нее хватило бы сил. Если бы она чувствовала себя прежней. Но в последнее время, что-то в ней надломилось. После смерти Игоря. После уничтожения Города Гор. Словно кто-то выкачал из нее все силы, всю энергию, надежду, веру и жизнь.

Она пыталась не признаваться самой себе в упадке духа, но с каждым днем ей становилось все тяжелее это скрывать.

Это слишком много, подумала она. Слишком много для одного человека и для последних месяцев. Смерть Игоря и то, что случилось с Городом Гор. А теперь еще и прошлое, ворвавшееся вихрем в ее мрачное настоящее. Ева взглянула на Марка Касселя – даже он, со своими темными тайнами, теперь принимал слишком много участия в ее жизни. Значило ли это, что тучи основательно решили сгуститься над ее головой?

Она встала с кресла и подошла к окну. В комнате не было зеркала, и она смотрела словно на улицу, но на самом деле на свое отражение. Ее лицо как будто больше не представлялось ей своим. Она чувствовала себя словно чей-то тенью. Тенью Эвелин Эйлер, живущей в своем сверкающем мире. Она чувствовала, что медленно превращается в блеклую копию себя; вот-вот и ей начнет казаться, что Эвелин Эйлер украла ее внешность. Эти мысли рождали в ее душе разочарование и неясную легкую ревность, не имеющую конкретного адресата.

– Как много людей может узнать во мне ее? – спросила Ева.

Глаза Марка Касселя загорелись в полумраке комнаты.

– Не так много, как ты думаешь. Возможно, только большинство Аркадцев. И солдаты.

– А Густав?

– Он будет молчать.

Ева кивнула и тогда задала свой последний вопрос, но не Марку, а в пустоту.

Марк, ты же не оставишь меня?

Она все еще пыталась понять, насколько может на него рассчитывать. Насколько они успели стать союзниками? Ведь в последнее время в пути Марк стал относиться к ней более человечно – она не забывала, что он спас ее от рожденного.

Или ей только казалось, что его отношение постепенно менялось?

Понтарексийский фургон

Неяркий свет разъедал тьму – он струился из крохотных окон, что были у самого потолка. Дребезжание железных стен фургона становилось все сильнее, стоило только колесу наехать на заледеневший сугроб.

Из клетки, стоящей в углу, доносилось жалобное скуление. В кармане пуховика Рори Аллен нащупал крохотный кусочек сыра. Осторожно, чтобы никто не увидел, он дал псу слизать его со своей ладони.

Все равно этот несчастный кусок не спас бы никому жизнь, подумал он. Пес ласково лизнул его пальцы.

Изо рта настырно валил пар, и продолжали стучать зубы. Замерзшие ступни ныли тупой болью. Рори посмотрел на Артура: у него, кажется, не было сейчас никаких проблем, кроме той, что его книги и компьютер остались вместе с сумками и машиной на дороге.

– Какая разница, если они тебе уже не понадобятся? – сказал ему Рори.

– Пожалуйста, прекрати, – отозвался Артур.

Он и думать не хотел о неудаче. О смерти. Может, раньше – да; может – в начале пути, когда они посреди лунной ночи сражались с преввирами, но точно не сейчас. Его мысли были полны раздумьями об Аркаде и об ордене… Он много думал над тем, что Ева узнала о себе. И если то, что сказал Марк Кассель о самом Артуре правда, то он ни за что не хотел умирать.

Он поймал на себе взгляд сидящей напротив женщины. Артур посмотрел на осунувшееся, исцарапанное морщинами лицо, пробежался по шерстяному платку, туго прилегающему к голове – там золотистые пряди волос небрежно выбивались наружу. На руках у этой женщины спал грудничок, укутанный в толстое голубое одеялко. Женщина смотрела на ребенка пустыми глазами – взором, лишенным всякой надежды.

Рядом с ней сидел парень, на вид, лет шестнадцати. Застывшим взглядом он сверлил пол, крепко обняв руками колени. На нем был один единственный свитер. На Артуре же их было два, да еще и пуховик – Артуру за себя перед этим парнем стало немного стыдно, но собственные его пальцы немели тоже, и ноги кололо от боли – если бы не это, он поделился бы чем-нибудь из своей одежды.

Артур поскорее повел взглядом дальше. Подле этого паренька сидела молодая девушка. Иногда она качала малыша, но, несмотря на проявление этой заботы, все равно складывалось ощущение, что они с женщиной не знали друг друга до встречи в этом фургоне.

Последний присутствующий здесь человек сидел рядом с самим Артуром. Голова его была черная, местами покрытая сединой, и покоилась на согнутом левом колене. Вторая нога, правая – это был деревянный протез.

Артур наклонился к Рори и тихо шепнул ему на ухо:

– Слушай, если не считать калеку, то нас здесь трое парней.

– Я знаю Артур. Я сам уже думал об этом, но ничего не выйдет.

– Почему нет?

– Наше оружие у солдат.

После ссоры с Евой у Рори было чересчур упадническое настроение. И так как Артур давно знал Рори, он понимал, что обычно ему сложно выйти из этого состояния в короткие сроки. Его не мобилизировала даже критическая ситуация, в которой они оказались. Но это был не тот случай, когда промедление было уместным.

Рори действительно хотел поговорить с Евой об Эвелин Эйлер. За этим он и затеял с ней долгий разговор у озера об ордене и обо всех страдающих людях и городах, которые он увидел в пути. Чтобы рассказать ей о том, что внутри купола живет дочь Президента, точь-в-точь похожая на нее. И чтобы Ева поняла, что может многое изменить, что именно ей это по силам. Но затем внезапно с отцом случилось то, что случилось, и для Рори не представлялось возможным начать этот разговор. Тем более ему уже не было дела, вступит ли Ева в орден, посчитает ли она, что должна помочь – Город Гор, город, который он любил всем сердцем, был под угрозой бомбардировки. И на тот миг Рори всерьез и искренне забыл об ордене, его битва была здесь и сейчас, он собирался защищать город отца до последнего, но Фараону удалось уговорить Еву уехать. В планы Рори Аллена это уже не входило, однако вмешался Кассель. Он стал шантажировать Рори, и тот понял, что у него нет выбора – потому что Ева не может узнать о своем прошлом в такой момент. Если она узнает – правда ее шокирует, и все, что она почувствует – это страх. И так как побег из Города Гор неминуем, они отправятся в Барреру, а этого он не мог допустить. Ведь если и оставлять Город Гор на погибель, то во имя высокой цели – спасения остальных городов целого мира.

Но теперь он чувствовал, что попал в ловушку собственных действий, которые, как ему казалось, он делал во благо. Он ощущал себя действительно виноватым. Он понял, что совершил ошибку, но ему представлялось, что скрывая правду, он защищал Еву все это время. И боялся признаться себе в том, что защищал и себя тоже.

Он собирался рассказать Еве потом. Но обстоятельства сложились иначе. И он с горечью вспоминал, как все было, когда Артур ушел искать ее.

«Рори поднесся к Касселю и ухватил его за ворот медвежьей шубы.

– Зачем ты рассказал ей? – процедил он.

Кассель оттолкнул его и спокойно ответил:

– Я здесь не при чем.

– Ты специально ей рассказал.

Собственные пальцы сжимались в кулаки.

– У тебя больная фантазия, Аллен, – бросил Марк.

А затем Кассель сказал то, что было настоящей и нестерпимой правдой.

– Между прочим, она бы и так скоро узнала, или же ты как-то собирался объяснить ей, почему теперь следует наглухо заматывать лицо шарфом, когда бы мы начали вплотную подъезжать к Аркаду? Люди бы стали ее узнавать, а тем более солдаты: в этих городах шляется диктавитское отрепье, а у земель Аркада ты и сам часто встречал обмундированных понтарексийцев.

Рори Аллен крепко стиснул зубы. Он понимал, что Марк Кассель абсолютно прав. Но согласиться с ним он не мог. Подойдя к стене, Рори свирепо ударил в нее кулаком. Потом он присел на корточки, оперся спиной об эту самую стену и, глядя на сбитую руку, тяжело вздохнул.»

Он правда собирался открыть эту тайну Еве, но он понимал, что упустил момент еще в Городе Гор. А теперь, чем ближе они подбрились к Аркаду, тем более ему начинало казаться, что реакция Евы будет вот такой, как сейчас. Она будет думать, что он ее обманул. И теперь она по-настоящему так думает.

– Нужно что-нибудь решать, – сказал Артур, оторвав Рори от тягостных воспоминаний. – Мы же не собираемся и в правду здесь умирать.

– Как придется, – буркнул себе под нос Рори и откинулся спиной к клетке, прислонившись к ней плечом.

Пес просунул нос через прутья и лизнул его куртку.

Всю дорогу, на протяжении всего пути в этом фургоне Рори только и думал, что о Еве и о своей вине перед ней. Артур был несомненно прав: Рори не стоило так зацикливаться на том, что он утаил от Евы правду. Но ему было легко говорить, ведь если бы Артур увидел Еву на одном из экранов в Аркаде, он бы сразу подумал о ее родителях, об их загадочной смерти, а не о том, как заставить Еву вступить в орден. И теперь, когда Рори осознавал свою оплошность, он наказывал себя и винил; наполовину он даже считал справедливым, что его схватили солдаты и посадили в этот фургон.

Конечно, он понимал, что рано или поздно она его простит. Наверное, да. Он надеялся на это. Но в данный момент, когда ссора бурлила живыми эмоциями, ему желалось только одного – отмотать назад прошлое. Он бы с радостью вернулся домой, в те незапамятные счастливые дни, в рабочие будни с Евой на вышках, в Город Гор, и не уезжал бы никогда в Аркад. Но дом был давно разрушен, а путь отступления – перекрыт. Фургон вез Рори обратно в Митчелл, где завтра будет казнь. Они с Артуром беженцы и они поймались.

Их схватили вчера, когда Нефритовая Долина была в часе езды. Утро выдалось морозным – на горизонте белое небо сливалось с бесконечным покрывалом снега. Рори изрядно потрудился, чтобы завести машину, но вот незадача – напрочь замело дороги. Путь был не легким, и автомобиль то и дело увязал в сугробах. К тому же отчетливо виднелись на белых полях следы недавно пробежавшей неуснувшей стаи. И все бы ничего, если бы в машине, которую нашел Кассель, исправно работала печка – но пальцы предательски коченели и невозможно было держать руль. По этой же причине Артур Дюваль вынужден был оставить острый карандаш и свои записи. Он оставил их так же, как они оба оставили Еву Гордон с Касселем – скрипя сердцем. Несомненная истина: Кассель сбережет ее, лишь бы Рори сберег для Касселя самого Артура, и только так все четверо невредимыми доберутся до Аркада, точнее – таков был план, в формировании которого Рори мало принимал участия. Ева так и не согласилась поговорить с ним и дать возможность хоть что-то прояснить в этой ситуации, и он признавал, что заслужил такого отношения.

И теперь обоим оставалось только думать о том, что они поступили правильно, отпустив Еву на время с тем, кому они на самом деле мало доверяли. Ведь это было лучше, чем то, что она оказалась бы здесь, с ними.

Ночь запомнилась для Рори темнотой, плывущей по фургону, и леденящим холодом. Непрерывно плакал младенец – Рори так и не удалось поспать. Не спал он и прошлой ночью: его тревожили мысли о Еве и о его вине перед ней; они не дали ему сомкнуть глаз – получается, что он бодрствовал уже вторые сутки, и от этого каждый раскат младенческого плача напоминал легкий удар голове.

Мешал плач не только ему одному: время от времени стучали из кабины. Солдаты грозились сделать что-нибудь с младенцем. После этого стука женщина начинала рыдать, отчего становилось вдвойне не легче. Рори с несвойственным ему раздражением говорил ей:

– Успокойтесь. Если бы они хотели избавиться от ребенка, то давно бы это уже сделали.

Но женщина продолжала рыдать, и ее сразу принималась успокаивать девушка; Рори запомнил только, что у нее были короткие волосы – до подбородка – каштановые. Глаза чуть закрывала пышная челка; в чертах ее лица ему ничего не приметилось.

Белый лес

Утро выдалось холодным. На окнах автомобиля жгучий мороз нарисовал плотные блестящие узоры в виде широких листьев, и, Марк Кассель долго отскребал переднее стекло и решетку от этих рисунков, чтобы видеть перед собой дорогу.

В это время Ева Гордон грела ладони под горячим дуновением печки и смотрела на себя в исцарапанное зеркало на солнцезащитном козырьке; ее лицо было замотано красным шарфом до самого носа, за теплом которого она теперь неустанно скрывалась.

Садясь в машину, Кассель снял медвежью шубу и убавил мощность печки наполовину. Для него было малопонятным слово «замерзнуть». Автомобиль тронулся, и, они успели вихрем пронестись по Леклерку, а затем проездом остановиться на час в Бинчере. Выехали за ворота этого маленького городка и через двадцать минут издалека увидели разбитый у дороги военный лагерь.

Марку пришлось развернуться, съехать с первоначального пути и вести машину по объездной, огибая дугой Гринбранч.

– Ну, и куда теперь? – спросила Ева.

– Есть у меня одна идея, – ответил Марк.

Автомобиль мчался по заснеженной дороге в неизвестном для Евы направлении. Она была внутренне спокойна от того, что Марк не стал рисковать и решил объехать стороной военный лагерь, и не знала теперь лишь того, куда он ее везет.

Она отыскала в бардачке карту и немного изучила местность.

– Знаешь, то направление, в котором мы сейчас едем – там ничего нет. Только одни поля.

– Вообще-то, не поля, а лес, Гордон, – поправил Марк.

Ева посмотрела вдаль – она знала, что там, на сотни километров простирается пустота. Эта мысль заставляла ее встрепенуться.

– Если лес, то все в порядке? – с сомнением вопросила она.

Марк кивнул.

– Ты сама видела тот конвой из военных машин. Если хочешь вернуться на дорогу – то я тебя не пущу. У меня сделка с Дювалем.

Ева Гордон протяжно выдохнула. Упоминание об Артуре Дювале заставило ее сердце сжаться.

Находясь несколько дней наедине с Марком Касселем, невзирая на неожиданно хорошее и сносное его отношение, она все равно ощущала, что все больше и больше начинает скучать по своим братьям, своим друзьям. Ей хотелось знать, где они сейчас и поскорее с ними встретиться, хотя на самом деле она все еще была обижена на Рори Аллена и не понимала мотивов содеянного им. Однако, теперь все чаще она пыталась придумать для него хоть какие-то подходящие оправдания.

С каждым новым днем Ева все больше смирялась с поступком Рори, и осознавала, что ей все легче будет его простить. В конце концов, она начинала понимать незначительность его ошибки по сравнению с ценностью того, что она узнала о своей семье. Узнала об Эвелин Эйлер. И ценностью того, что Рори сможет помочь ей раскрыть давние тайны, несмотря на то, что он ее обманул. В любом случае, он был ее другом – она не могла злиться на него вечность.

– Так есть у тебя идея или нет? – переспросила Ева.

Взамен ответа она ощутила на себе тяжелый взгляд.

Оторвавшись от своих мыслей, она повернулась к Марку Касселю и столкнулась с его черными загадочными глазами.

Она знала, что это был обычный взгляд Марка, но порой он пробирал до мурашек; особенно, когда она не понимала, о чем он думает в этот момент. И спрашивать она не решалась. Вместо этого она смутилась: торопливо начала складывать карту, чтобы отправить ее обратно в бардачок. Затем постаравшись выровнять голос, попросила Марка прибавить мощность печки.

Он сказал, глядя на нее в упор:

– В том лесу есть ферма, на ней живет старик. Если еще не умер, то приютит нас.

Ева Гордон сидела в машине, отвернувшись к окну, и смотрела на свое отражение в зеркале и на белые ели на обочине – ударили морозы и на ветках под слоем льда застыл снег.

Они с Марком Касселем двигались по широкому лесному массиву. Небо затянуло густой серой дымкой, из которой бесконечно порошили снежные хлопья; подхватываемые сильным ветром они создавали плотную летящую пелену. Ева молча наблюдала за тем, как небо смешивалось с линией земли. Температура за окном понижалась.

В машине было тепло. Ева Гордон сидела в чуть великоватом черном свитере. Она бросила пальто и шарф на заднее сиденье – Марк поставил ей условие, что когда они покинут эту заброшенную дорогу, ей нужно будет снова закрывать лицо. Она не сопротивлялась.

На ее коленях лежал дневник отца; за последние несколько дней она почти не расставалась с ним и во время поездки часто открывала его и перечитывала записи. Сейчас ее руки покоились на закрытой коричневой обложке. Время от времени она водила указательным пальцем по содранному уголку от скуки.

Сегодняшний снегопад напоминал ей об одном дне из ее детства. Ей невольно вспоминалось то немногое, что не стерлось годами и памятью. В этой возникшей тишине и спокойствии она молчаливо предавалась мыслям об ушедшем прошлом.

Из закоулков сознания выглядывала такая же снежная зима в Патоке и то, как Ева смотрела на снегопад за окном, вглядываясь в бесконечность темнеющего неба. Стоял вечер: огромные падающие снежинки, подсвеченные уличным фонарем, казались ей реальным чудом. Она плавно переносилась в то мгновение и видела, как мама укладывает ее спать, протягивая теплую ладонь к ее лбу. Ева словно заново ощущала это нежное прикосновение. И вспоминала голубой цвет пододеяльника, которым ее укрыли… Ей помнилась снежная зима и замерзшие пальцы ног от мокрых насквозь ботинок. Она помнила деревянные собранные папой сани и улыбнулась: в них она перевернулась и упала в сугроб, набрав в ботинки снега. А потом у нее поднялась температура и мама весь вечер провела у ее кровати…

Внезапно Ева Гордон представила маму и папу, сидящими на заднем сиденье этой машины и то, как они отдыхают в полудреме. Скоро Марк сделает остановку, и папа сменит его за рулем, а мама пересядет вперед. И всякий раз, когда Марк захочет цепляться ко всем, отец осадит его.

Ева закрыла глаза и ее лицо, устремленное к свету серого неба, показалось в этот миг белым и прозрачным. Ее клонило в сон, и Ева позволила своему сознанию улетучиться, полностью окунувшись в нахлынувшие воспоминания.

Она проснулась, когда автомобиль стоял посреди дороги, с включенным зажиганием. Ее пробудила остановка. Открыв глаза, Ева повернулась к Марку, и увидела его выскальзывающим на улицу. За окном была холодная вьюга, и Ева различала лишь его силуэт.

Они стояли на повороте, очутившись где-то вдали от дорог и мнимой цивилизации. Автомобиль застрял в рыхлом сугробе – Марк Кассель набросил тяжелую шубу и направился к багажнику за лопатой, чтобы откопать колеса.

Ему в лицо ударил колючий обжигающий ветер; морозный свежий воздух наполнил легкие. На мгновение он замер – поднял голову вверх, вглядевшись в серость, повисшую над деревьями. Затем осмотрелся по сторонам – и не заметил лишнего движения. Часы показывали лишь полдень, но стаи в подобную погоду могли не спать.

Он решил поторопиться.

Через пару минут Ева Гордон вышла к нему. Она шагнула в белый лес – и капюшон тут же сорвало ветром. Снег запорошил ее серебристые волосы. Она поспешила поднять капюшон и повязала красный шарф плотнее. Марк Кассель отвел от нее мимолетный взгляд.

Ева Гордон смотрела в блеклое небо – плотная ширма снега словно сгустила над их головами сумерки. Но само оно, над верхушками деревьев выглядело прозрачной белой пропастью. Глядя вверх, Ева пыталась представить, где сейчас могли бы быть ее братья.

Большие хлопья снега застелили ее глаза, и Ева перевела взгляд под ноги, не в силах больше всматриваться в тусклый свет. Она прислонилась спиной к автомобилю, и вслушивалась в лесную бурю – в завывающие порывы ветра, сильные и спокойные. Могучие и безобидные.

Дуновение ветра несло со своим дыханием шквал маленьких ледяных иголок, уколы которых Ева чувствовала, но не старалась от них закрыться. Она молчаливо наблюдала за Марком Касселем – он упорно орудовал лопатой. Несмотря на непогоду, его шуба все еще была распахнута настежь. Задержав на нем долгий взгляд, Ева невольно, по неясной причине, сравнила его с отцом – увидела размытое памятью папино лицо. И то, что он так же нараспашку стоял возле саней в ту зиму.

А затем вспомнила своего другого отца, приемного – Игоря Горского – Ева вдруг перенеслась мыслями в Город Гор: перед ней вспыхнуло доброе лицо, пшеничного цвета волосы и ускользающая улыбка. В следующую секунду она резко оборвала это воспоминание.

– Долго нам еще? – спросила она громко, пытаясь пересилить свист ветра.

Раскидывая снег, Марк Кассель прокричал:

– Где-то здесь должна быть развилка.

Его голос едва ли настиг Еву. Она осмотрелась и признала, что ничего похожего не видит. Признала, что не видит вообще ничего дальше вытянутой руки.

– Может мы уже проехали ее?

– Нет, – выкрикнул Марк. – Места знакомые. Я уверен, что мы близко.

Ева кивнула и отвела от него взгляд, и начала думать, что же будет дальше, когда они откопают машину – через сколько им, наконец, повезет и покажется ферма?

– Гордон, сядь обратно в салон, – прокричал ей Марк, оставив на мгновение лопату.

– Я хочу постоять, – произнесла она.

– Это не ветер, – неожиданно сказал Кассель, доставая пистолет.

В следующий миг он зарядил его и прицелился куда-то в сторону голых сосен.

– О чем ты? – Ева непонимающе всмотрелась в лес.

– Слышишь свист? Давай в машину! – скомандовал он.

Порох и сон

Ева видела впереди туман. Белую ширму снега, сквозь которую просачивались черные тени. На долю секунды ей показалось, что это преввиры. Но она ошибалась. Это были не они.

Скользнув взглядом через стекло, Ева видела четырех человек. Они продвигались неторопливо, тормозимые сугробами. В руках у них были ружья, выглядели – как потрепанные животные: на лицах длинные бороды, вместо шуб – шкуры зверей.

Голос Марка просочился будто издалека.

– На обочине… – сказал он.

Его тон оказался на удивление тихим. Ева повернулась к нему, пытаясь понять, произнес ли он это на самом деле.

– На обочине пятый, – сказал Марк Кассель четко и быстро.

Ева встряхнула головой.

За широким стволом, слишком близко к машине, она заметила того, кто свистел, подзывая остальных.

– Это кто-то с фермы? – спросила Ева.

Но Марк ничего не ответил. Машина тронулась с места – Марк начал стремительно сдавать назад.

Внезапно Ева почувствовала толчок – автомобиль затормозил, и, возникла легкая тянущая боль в спине. Она увидела, как Марк Кассель мгновенно пригнулся, прячась за приборной панелью. Она поддалась напору – его рука направила Еву вперед, заставив наклониться. По лобовому стеклу пошла большая трещина, и, Ева услышала хруст, а затем, в обратном порядке – громкий выстрел.

По лесу катилось долгое эхо. Сквозь него Ева слышала протяжный шум спускающегося переднего колеса. Она встретилась тревожным взглядом с сосредоточенными глазами Марка Касселя и на секунду выпала из реальности – она подумала о Городе Гор. Она вспомнила длинную дорогу, что соединяла город с Атой… Она видела перед собой знакомую дорогу и собиралась пойти по ней.

Ее едва ли вернул в действительность голос Марка. Ненастоящий и плоский, как и минутой ранее.

– Мы уходим, Гордон…

Она снова встряхнула головой. В левом ухе раздался писк, породивший острую боль.

Пуля с визгом отрикошетила от капота машины. Марк выругался. Он потянулся на заднее сиденье за сумкой, и, распахнув ее, извлек оттуда патроны и запасной пистолет. Передал его Еве, но ее пальцы мгновенно его выронили.

Марк поднял оружие с пола. Он упомянул о ферме, но Ева не разобрала, что именно он сказал.

– Ты меня поняла? – переспросил он.

Она неубедительно кивнула.

Марк стиснул зубы и решительно потянулся к ее сиденью и тронул ручку – в салон ворвался рой снежных хлопьев. А затем пуля со звоном ударилась о решетку на окне. И с Евой случилось то, чего он пытался избежать. И приближение чего, к сожалению, уже предвидел по ее растерянному поведению.

Ее охватило настоящее оцепенение в руках и ногах, которого никогда не бывало с ней раньше. Она наблюдала за тем, как метель медленно наполняет салон, проникающая вместе с холодом. Она смотрела на рыхлый снег у машины, пыталась понять, откуда доносятся пули, словно потеряв ориентацию в пространстве. Ей представилось, как одна из них вонзается в ее спину.

На нее лавиной обрушилась безысходность – череда событий, которые уже не изменить. Это было и ошеломлением, и замешательством одновременно. Ева сдвинула брови и смотрела в одну точку через стекло – на подходящих к ним людей: тихим неторопливым шагом. Их силуэты были расплывчаты и практически прозрачны. Это было похоже на помутнение: лес превратился в тягучую замедленную сьемку. Марк что-то кричал ей, но она не слышала.

Это было слишкоммного для последних нескольких дней…

– Со мной что-то не так, – чересчур спокойно произнесла она, чувствуя покалывание в пальцах рук и головокружение.

Марк Кассель сдвинул брови и отметил, что впервые в жизни она не съежилась, когда он смотрел на нее, и цвет ее лица был нездоровым, мраморно-бледным. Он осознал, что она не просто скованна страхом. Здесь было другое; он видел ее несколько раз в критических ситуациях и Гордон порой вела себя несобранно, но так, как сейчас – никогда себя не вела.

Он признавал, что она действительно была не в порядке. Это был шок, сильнейший приступ паники. И Марк понимал, что она не в себе. И у него был лишь последний шанс привести ее в чувство – создать такое потрясение, которое переключит ее из этого странного состояния.

Он заглянул ей в глаза и быстро потянулся вперед, положив ладонь ей на затылок, на случай, если она не поддастся. И поцеловал ее.

Ева Гордон ощутила, как Марк Кассель внезапно приблизился – по его горячему дыханию. В этот миг она думала о том, будто издалека глядя на саму себя, что их теплые губы соприкасаются, и о том, как отпечатываются в памяти грубые уколы щетины на щеках. И о том, что Марк не останавливается, а она будто нарочно не останавливает его. Даже не пытается вырваться.

Прошло несколько секунд, но Марк не успел отпрянуть, чтобы констатировать ее окончательную невменяемость – первее Ева Гордон потеряла сознание.

Оконная решетка зашлась от звона, и, вздрогнув, Ева распахнула глаза и увидела сначала дуло ружья, а затем и лицо, которое на нее таращилось.

Она попятилась назад и перебралась на заднее сиденье. Разожженное от холода лицо в окне, багровое, обросшее рыжей бородой, будто распалялось в оскале. Тихие удары заблокированных дверных ручек, врезались в ее сознание.

Мир вдруг начал набирать обороты скорости.

Крепко сжав рукоятку ножа, она посмотрела в заросшее лицо: обветренные губы искривились в усмешке. Еву от них отделяли всего лишь переднее сиденье, стекло и железная решетка. Но неожиданно раздался стук сзади, и Ева обернулась. Перед ней предстало еще два человека – Ева соскользнула с сидений и машинально вжалась в пол, и начала хлопать рукой вокруг в поисках пистолета.

Однако его нигде не было.

Она лежала на полу и пыталась понять, что происходило в последние несколько минут в салоне. Марка Касселя рядом не оказалось, и, она не понимала, каким образом осталась одна. Она мысленно с молниеносной скоростью перебирала в уме прошедшие минуты и вспоминала, как уходил Марк – перед глазами стояло черное полотно, пустота и ничего кроме. А затем, захлестнувшись отчаянием, Ева забыла о нем и начала продумывать варианты, которые могли бы помочь ей спастись – и ни один из них не оставлял ей надежды.

В эту секунду ее глаза наткнулись на металлическое дуло, свисающее с приборной панели. Она потянулась за ним вперед.

Скрипнув, решетка справа от Евы вылетела на улицу. Разбилось стекло. Обросший человек проник в салон. Схватив Еву за руку, он потащил ее к окну. Ладонь Евы прочертила по осколкам стекла в двери, и, она завизжала. Кровь побежала вниз по запястью.

Со звоном распахнулась водительская дверь, и, над Евой нависло рыжее, заросшее лицо; бардовая щека была измазана запекшейся грязью, а изо рта шел горький горячий запах.

Ева закричала, машинально замахнувшись, но ощутила жжение в запястье и то, как шершавый кулак приложился к ее скуле. Щеку пронзило сильной болью. Ева издала истошный вопль, переросший в рычание. В следующий миг стальные пальцы сдавили ее шею.

Ее горло опоясывали неразрывные оковы, однако не лишавшие ее окончательного дыхания. Минули считанные мгновения, как она уже лежала, не имея сил или возможности пошевелиться, плотно зажмурив глаза. И знала, что вот-вот с ней произойдет нечто плохое; чересчур страшное. Она слышала как со скрипом отлетают остальные решетки машины. Перед ее глазами стояла картина неминуемого, и она из последних сил пыталась уже не вырваться, а хотя бы убедить себя в том, что это произойдет не с ней. Но рука, скользящая под шарфом от ключицы вниз, напоминала ей об отдаленной реальности. Где-то поблизости она слышала хруст – звук отрывающихся собственных пуговиц.

Она уже не пыталась освободиться. Не сдаваясь, она лишь инстинктивно и жадно хватала ртом воздух. Но за считанные минуты мир в глазах Евы потемнел. Осознание реальности улетучилось.

У нее сильно кружилась голова. Она плохо понимала, что с ней происходит, и, теперь ей было сложно задумываться над тем, будет ли всему происходящему конец. Или ее навсегда поглотит вечность… Время словно перестало идти: распахнув на секунду глаза, она увидела брошенный в воздух красный шарф, зависший над землей. Но это было только к лучшему – замерли и грубые леденящие прикосновения.

Белый лес померк в ее сознании. Она ощущала, как стремительно несется в безвременную пропасть ужаса, холода и пустоты. В ее голове смешивалась за секунду тысяча мыслей, и на белом лице застыла каменная маска… Через секунду Ева Гордон отключилась.

В вязкой тягучей темноте, в которую ее выбросило сильным толчком, к ней пришло видение. Либо это был сон. Она снова неспешно брела по знакомой дороге, ведущей из Аты в Город Гор. Воздух здесь был пропитан привычным ароматом елей; потрескавшийся под ногами асфальт вселял ощущение спокойствия.

Впереди ее ожидали распахнутые ворота – она миновала их и очутилась в границе города. Медленно подняв голову вверх, она увидела, что на вышках было пусто; пройдя вперед, заглянула в окно сторожки: там никто не дежурил.

Она устремилась дальше и ступила на платформу лифта, и, он поплыл вверх.

Ее взгляд мелькнул мимо собственного дома, который стоял первым на улице – она совершенно точно знала, что в нем никого нет. Не останавливаясь, она двигалась вперед; ее влекло на пустырь, к озеру. Там, на берегу дул теплый ветер. Стоял солнечный летний день: вода в озере переливалась рябью, и, в одиночестве, спиной к ней, сидел он – Игорь Горский.

Все становилось понятнее…

Она подошла к воде и тихо опустилась рядом на песок; они с Игорем соприкоснулись плечами и протяжно посмотрели друг другу в глаза. Во взгляде Игоря отразилось привычное лазурное небо.

«Давно не виделись, Ева, » – произнес он и добродушно улыбнулся.

Ева ощутила безмятежность счастья, недолгого счастья, которое обжигающе разлилось по груди.

« Я скучала по тебе, Игорь, » – прошептала она.

Он взял ее за руку и бережно сжал ладонь. Ева ощутила волнующую дрожь от его прикосновения.

«Мне тоже тебя не хватает, – произнес он, – вас всех. Но тебе не стоило приходить сюда ».

Его тон прозвучал укоризненно. Ева была рада оказаться в этом месте, но не понимала, почему не доволен Игорь.

«Кажется, случилось что-то плохое, » – произнес он.

Обняв Еву, он уложил ее голову к себе на плечо. И крепче стиснул руки, словно пытаясь защитить.

«Не правда, – сказала Ева, ощущая, как к горлу подступает ком. – Пока ты рядом, ничего не может произойти ».

Он улыбнулся слегка печально, его лицо вдруг скрылось в тени ветвистого дерева, и в ее мысли закралось воспоминание о том, что стряслось с Игорем. Она вспомнила алый костер на берегу – как высокие языки пламени разрезали закатное небо. И подумала о том, где на самом деле она сейчас находится: не ее разум, но ее тело. В том снежном лесу…

«Прости, – вымолвил он, – что не оказался рядом ».

Сзади она услышала голос. Медленно обернувшись, она увидела отливающие бликом серебряные волосы и зеленое развивающееся на ветру платье.

«Мама,» – произнесла она.

Игорь отпустил ее руку, и, Ева встала, направившись к матери навстречу, босиком по теплому песку.

«Мое солнышко,» – прошептала Хельга Гордон, и, Ева впорхнула в ее объятия.

Вдыхая мамин запах, как в детстве, Ева ощущала, что тревога, которая была в ее душе, эта засасывающая воронка страха за исчезающую собственную жизнь в другом измерении, словно навсегда ушла. В этот самый момент Ева имела все, чего ей не хватало многие годы, чего она не осознавала ранее, и мамино присутствие стало исцеляющим успокоением.

«Ты была большой умницей все это время, – мягко улыбаясь, сказала Хельга Гордон. – И как же ты выросла!».

«Мамочка, – шепнула Ева, не отрываясь от ее груди, – если бы ты знала, как ты мне сейчас нужна».

И мамины руки сжались сильнее.

Ева снова почувствовала присутствие Игоря – он подошел к ним, встав рядом. Еве еще раз вспомнился костер и старая бездвижная фотография из дневника отца, которую она постоянно носила с собой. И в ее душе родилось неясное волнение: вокруг собрались самые дорогие для нее люди, самые близкие, которых уже не было в живых. И к ней мгновенно пришла ясность.

Она подняла голову и задумчиво свела брови вместе.

«Теперь я смогу остаться с вами?» – спросила она с легким испугом и с большой надеждой.

Но мама отрицательно покачала головой.

«Она должна проснуться», – донесся предупреждающий голос издалека.

Это был отец.

Он шел по пустырю, приближаясь, высокий, с яркими глазами, горящими теплотой.

«Прости, моя зайка», – с серьезностью в голосе сказала мама.

«Но я не хочу уходить», – возразила Ева, отстранившись.

Ее начинали душить подступающие слезы. Она сделала шаг назад и подумала о том, какой может стать ее жизнь здесь, с теми, кого она лишилась. С теми, к кому она теперь стремилась. С теми, с кем рассталась совсем недавно. И даже с теми, с кем рассталась целую жизнь назад с момента их смерти. И подумала о том, что ее ждет там, в холодном белом лесу, и ощутила словно боль предательства.

«Тебе нужно уходить», – произнес Игорь, опустив руку на ее спину.

«Ты справишься, – сказал папа. – Все будет хорошо».

Вдруг она ощутила, как что-то коснулось ее ступней. Неожиданно спокойная рябь воды обернулась волнами и настигла ее ног…

Ева Гордон очнулась, когда кто-то схватил ее за ноги и потащил на улицу. Она почувствовала прилив свежего воздуха и то, как им наполнились легкие – действительность вспыхнула перед ее глазами. Ева увидела яркий белый свет, и сквозь него: колючие щеки, черные волосы и карий горящий взгляд. Ей на секунду показалось, что перед ней стоит ее отец – она до сих пор слышала его голос. Но затем завеса сна спала, прояснила ее зрение, и, она поняла, что это Марк Кассель.

Снежная буря

Ева слышала выстрел, и видела серое тело преввира, возникшее из пустоты, повалившееся у ее ног. Видела то, как Марк быстрым движением поднял со снега ее пальто и поспешно набросил поверх тонкой майки, в которой она осталась. Чувствовала, как схватил за ноющее запястье и потащил за собой.

Они переступили через бездвижного человека с рыжими волосами.

Забывая о слабости, Ева неслась за Марком, захлебываясь от сбивчивого дыхания и не понимая, вернулся ли он взаправду или все это просто спасительный сон, который ей до сих пор мерещился.

Ее глаза скользили по деревьям и по белому снегу, окрашенному теперь в красный – по телам преввиров и людей, лежащих поодаль. В ушах эхом гудели хлопки выстрелов. Все сливалось для нее воедино – в мутное красно-белое пятно, и, даже если бы она попыталась понять, когда разыгралась эта битва между преввирами и людьми, то не смогла бы, потому что отголоски пережитого потрясения путали ее зрение, мысли и сознание.

Спустя мгновение Марк Кассель остановился и сильным рывком прижал Еву к широкому стволу сосны. В затылке возникла легкая боль. Не обращая внимания на Еву, Марк выглянул из-за дерева, прицелившись в сторону места, из которого они сбежали, и протяжно смотрел вперед. Но кругом было тихо. Никто не двинулся за ними вслед.

Через минуту Марк опустил пистолет и перевел пристальный взгляд на Еву Гордон.

– Ну ты и проблема, – сказал он, стиснув зубы.

– Прости… – протянула она.

Ева молча смотрела сквозь Марка и не могла пошевелиться.

– Они тебя не тронули, – произнес он.

Ева не чувствовала ног. Сквозь бьющую в лицо метель, она видела призрачное рыжее лицо, вместо его лица. А затем ощутила, как несуществующие ледяные руки сдавили ее шею. Она вновь увидела, как красный шарф медленно падает на снег…

– Я не знаю. Я слишком часто теряла сознание.

– Я объясняю: они тебя не тронули. Ты одета.

Отойдя от нее на несколько шагов, он видел, что ее пальто было расстегнуто нараспашку. И хоть где-то там, далеко, и остались ее шарф и свитер, она все еще была полуодета.

К глазам Евы подступили слезы, и через секунду она закрыла лицо ладонями и, вспоминая хруст рвущихся пуговиц, рухнула коленями на снег. Она зажмурилась и попыталась выкинуть из памяти бьющееся стекло, звон решетки и низкий усиливающийся в мыслях смех. Земля под ней кружилась, и Ева мало задумывалась о том, смотрит ли на нее сейчас Марк.

И он смотрел. Ева открыла распаленные глаза и увидела сначала свои багровые руки, утопленные в снегу, а затем его, опустившегося рядом на корточки. Запах табака, которым пропахла его одежда, бил ей в нос – на Еву, к собственному удивлению, он подействовал отрезвляюще.

– Не могу перестать дрожать, – шепнула она.

– Минут через тридцать пройдет.

Она смотрела вперед, растирая мокрые, обожжённые холодом пальцы, и видела за роем снежных хлопьев, за этой непроходимой пеленой, черную тень. Впереди, за спиной Марка, появилось очертание человеческой фигуры. Марк увидел, что ее взгляд изменился и тоже посмотрел туда.

Прогремел выстрел. Ева вскрикнула, и Марк грубо тронул ее за холодную ладонь.

Впереди виднелся длинный забор, в котором зиял просвет. Часть забора, два серых металлических листа, были повалены в снег. В просвете, за стеной снежных хлопьев, стоял старик. Ева разглядела ружье в его руках и зажмурилась – старик был готов сделать повторный выстрел.

Направив ствол на Марка, старик захрипел:

– Ты сломал мой забор, Кассель. Я убью тебя, за то, что ты его сломал!

Марк ухмыльнулся. Старик перезарядил ружье. Через считанные секунды Марк фыркнул.

Сквозь парализовавший ее страх, в голову Евы не пробрались спасительные мысли – о знакомом Марка, который жил на ферме. Ева даже не догадалась, что они добрались до той самой фермы. Она знала одно: человек не совсем был рад их видеть.

Марк помог Еве встать, спрятал пистолет за пояс и не останавливаясь, вел вперед, не оставляя ей шанса упираться.

– Я починю твой забор, Конрад, – сказал он, почти не разжимая челюсть.

– Еще ты выпустил моих зверей, – продолжал старик. Ружье все так же было направлено вперед. – Ты наглая свинья, Кассель. Я пристрелю тебя прямо сейчас!

Подойдя к поваленным металлическим листам, Марк остановился. Он вздохнул, словно скучая.

– Значит, поставишь на место мой забор, наглая ты свинья? – спросил старик у Марка.

– Я починю твой забор, – ответил Марк. – Впусти нас в дом, Конрад. Здесь может быть не безопасно.

Старик спросил снова:

– Починишь сегодня?

Марк кивнул, и, после этого старик опустил ружье. Марк перевел черные глаза на Еву. Захваченная мелким ознобом, она перешагнула металлические листы, наконец, очутившись в границе фермы.

Старик манил за собой ладонью и брел прочь от забора. Но Марк медлил. Чтобы хоть как-то на время закрыть дыру от того, что могло последовать за ними, он решил приставить к просвету куски вырванного металла. Через несколько минут он настиг Конрада.

Дом был пуст: кроме Конрада, здесь никого не было. Старик жил один на ферме. Хозяин плотно запер за ними входную дверь.

Ева замерла в пороге комнаты. Деревянная доска под ее ногами издала тихий скрип, и она вздрогнула и вжалась в стену.

Контроль над собственным телом пока что не возвращался – ее вдохи были поверхностными и редкими. Она точно не знала, дышит ли в этот момент. Она лишь молча смотрела на Марка и прокручивала в голове момент, когда он ее вытащил из машины. И поочередно ощущала волны страха и облегчения.

Марк первым делом устремился на кухню. Было видно, что он хорошо знает эти комнаты и что ему привычно находиться здесь. Он осмотрел настенные шкафчики, и нашел стеклянную бутылку с темно-коричневой жидкостью на дне. Сбросив шубу, он попытался добыть свежее кухонное полотенце.

Все вещи Марка, вместе с лекарствами и с вещами Евы, остались в той машине в лесу, и поэтому он дезинфицировал раны алкоголем. Ева обратила рассеявшееся внимание на то, что руки Марка были испачканы кровью; покрыты множеством ссадин и имели несколько глубоких порезов. В мыслях вспыхнул образ острых металлических листов, которые Марк оторвал от забора, прежде, чем вернуться за ней в лес. Она посмотрела на свою ладонь, за которую он недавно ее держал, и увидела кровь на своей коже. Зародилось едва осознаваемое чувство вины. А затем перед глазами снова вспыхнуло мертвое тело преввира, упавшее к ее ногам. И красный шарф, грубо сорванный с ее шеи и летящий на снег…

Она выбралась из этого воспоминания, только когда, очутившись рядом, Марк сказал:

– Подними голову выше.

Ее щеки коснулось смоченное спиртом полотенце, и, ссадина защипала. Ева вспомнила недавний удар. Она показала Марку место на руке, где была содрана кожа.

Ева не понимала, была ли пропитана кухня ароматом запеченной свинины, но она стояла на столе. Там же была разваренная картошка, зажарка и молоко. А рядом покоилось ружье Конрада, готовое в любой момент защитить хозяина. Марк тоже далеко не прятал пистолет, положив его рядом со своей тарелкой. Пистолет Евы лежал на коленях.

Ощущая странный будоражащий жар, Ева молчала и желала не вслушиваться в разговор между стариком и Марком, но не имела возможности остановить их голоса. Несколько раз она замечала на себе долгий тяжелый взгляд последнего. У нее перед глазами стоял образ Марка в машине: она начала вспоминать его громкий злой голос, заставляющий ее уйти, и то, что какая-то пелена отделяла ее от действительности в тот момент. Она не понимала, что на самом деле с ней произошло. Что именно вызвало такое оцепенение.

Слушая Марка, старик гневался. В итоге, когда Марк закончил, Конрад весь пылал от злости.

– Будь я не так стар, я бы их всех передушил!

– Полагаю, они давно мертвы, Конрад, – глухим голосом сказал Марк, а потом спросил: – Они все еще суются за забор?

– Раньше бывало, – ответил старик, – но сейчас их мало и они боятся. Скорее всего, это были последние.

Конрад повернулся к Еве и, как будто она его слушала, рассказал, как на ферму постоянно нападали несколько лет назад, чтобы похитить запасы из амбаров, и рассказал, как ему пришло в голову поселить в амбарах преввиров. И как воры, которые рассчитывая поживиться запасами, вскрывая амбары, натыкались на собственную смерть. Еще он рассказал, как прошлой весной в одном из амбаров появился на свет рожденный и как Конрад чудом успел пристрелить его из ружья с крыши, когда тот развалил амбар. Он объяснил, как отличить самку давно обращенного преввира от самца, чтобы случайно не поселить их вместе в один амбар и чтобы в дальнейшем не появлялись рожденные.

– А зверей моих вернешь? – спросил старик у Марка.

– Черта с два, – бросил Марк. – Я не стану этого делать.

Старик неразборчиво заворчал.

После обеда Марк Кассель вышел на крыльцо, закурил и недолго поговорил с Конрадом, вышагнувшим за ним. Ева осталась на кухне. Ощутив себя в уединении, не в силах себя больше сдерживать, она оперлась локтями о стол, взялась за голову и хотела разрыдаться – но у нее не вышло. Смутная пелена ушла, и вместо нее на Еву обрушилось ясное осознание того, что на самом деле произошло – сегодня Марк Кассель избавил ее от повода утонуть в слезах.

После того, как Марк с Конрадом закончили, Марк прошелся по ферме, сходил к распахнутому амбару, к дыре, зияющей в заборе, и послушал, как звучит лес. В это время Ева с тревогой наблюдала за ним из окна.

Убедившись, что воя не слышно, он решил переждать непогоду. До сих пор настырно мел снег, и, отправляться сейчас в лес за машиной, которую они с Евой бросили, было бесполезно, и возможно, опасно. Чинить дыру – тоже.

Марк отправился в спальню. Ева столкнулась с ним лицом к лицу в дверном проеме и ощутила резкий, уже знакомый запах табака. И странное непривычное желание, чтобы он не оставлял ее в одиночестве.

Ева молчаливо заглянула в его карие глаза и, несмотря на то, что сегодня она видела что-то более ужасающее, чем его взгляд, она все равно пошатнулась.

Прикрыв за собой дверь, Марк ушел спать. Конрад уже давно находился на улице, занимаясь козами, и Ева осталась наедине с собой. День, наконец-то, застыл. То, что произошло в лесу – отделилось жирной чертой и закончилось.

Пока Марк спал, у Евы было время прийти в себя. Ей в этом помогала высокая стена, на которую она неустанно смотрела. Ева потихоньку начала осваиваться в доме. Она обратила внимание на прочные решетки на окнах, наткнулась на запасной выход, что вел на крышу. Произошедшее в лесу начинало блекнуть в ее сознании; она постепенно понимала, что смертельная опасность, угрожавшая ей, осталась позади.

Почувствовав себя защищенной, она могла немного расслабиться, и напряжение, которое сковывало ее тело неуемным ознобом, медленно отступало.

Обойдя весь дом, Ева вернулась к окну, которое выглядывало на дыру в заборе, и стала бесконечно вглядываться вдаль, надеясь, что через щель не прошмыгнёт кто-то из выпущенной Марком из амбара стаи. Стоял день, но этой стае было не до сна сегодня.

Из окна лился серый свет. Ева закрыла глаза, и на миг ей показалось, что она чувствует от него тепло, словно как от солнца. Серый свет, которого я могла бы больше не увидеть, подумала она. Или было бы хуже, если бы после того, что могло произойти, я бы его увидела?

Где-то там, в дальней комнате, спал Марк Кассель, которому она сегодня была очень обязана. Она прокручивала в голове его поступок – и как она могла подумать, что он оставил ее навсегда? Легко могла. Но он поступил по-другому. Она размышляла об этом, но, так или иначе, просто хотела поскорее обо всем забыть.

Подремав, Марк немного восстановил силы, потраченные за этот тяжелый день, и теперь они с Конрадом собирались отправиться в лес; снегопад прекращался и Марк не хотел, чтобы кто-то наткнулся на их автомобиль раньше, если будет случайно проезжать в этой глуши.

Ева не пошла с ними. Она осталась в доме, поднялась на крышу по запасному выходу, плотно закрыла за собой люк, и, сжимая в руке пистолет, внимательно следила за тем, как силуэты Марка и Конрада исчезают за белоснежными деревьями.

Пока она ждала их, пока автомобиль не въехал в ворота, распахнутые Конрадом, Ева не думала о том, смогут ли Рори с Артуром наткнуться на эту ферму и откроет ли Конрад для них ворота, или какой дорогой они вообще поедут, когда упрутся в военный лагерь – она о них напрочь забыла.

Все вещи в машине оказались на месте. Из потерь были разбитые окна, пробитое колесо и вырванные решетки, которые следовало починить в ближайшее время. Конрад сообщил, что после нападения преввиров никто не ушел живым. Ева не хотела представлять, что именно они там нашли, и как выглядели те тела, но Конрад сказал, что преввиры были очень голодными, ведь он почти не кормил их. И обратиться мертвецам не получится.

После того, как Марк перенес необходимые вещи в дом, он, не медля, отправился чинить забор, ведь открытая дыра все еще угрожала их жизням. Ева недолго пробыла в доме и достаточно согревшись, через несколько минут вышла к нему, набросив пальто – даже не потому, что ей было не по себе оставаться с Конрадом в доме. Просто если она будет рядом с Марком, то с ней точно не случится никакой беды. Сегодня. Теперь это казалось естественным как дыхание и понятным.

Когда она шла, она задумывалась над вопросом: когда Марк Кассель перестал быть чужим? Еще в Городе Гор? И перестал ли? Нет, конечно. Но казалось, что с начала поездки, когда они остались без ее друзей, что-то произошло. Неужели он и правда мог стать ее союзником? Или же он спас Еву только потому, что Артур Дюваль должен был оказать ему услугу? Потому что они заключили сделку? Возможно, да. Скорее всего, это правда. Но после сегодняшнего дня она чувствовала какую-то связь между ними, незримую нить зарождающейся дружбы. Которая возможно, ей мерещилась. Из-за пережитых тяжелых эмоций. Так или иначе, любой из этих вариантов устраивал Еву – ведь она осталась цела и невредима.

На улице снегопад уже успел прекратиться, однако, все еще беспощадно выл ветер, и, несмотря на это медвежья шуба Марка лежала на бетонном столбе, протянутом вдоль забора, а сам Марк в одном только черном свитере с закатанными рукавами поднимал металлический лист и крепил его к широким балкам.

Под сапогами Евы хрустел снег. Остановившись у столба, на котором лежала шуба, Ева присела на бетон и, поразмыслив, осторожно запустила ладони под медвежий ворот. Недолго она в молчании понаблюдала за Марком, ввинчивающим в железо болты, потом со смятением посмотрела в лес. И ощутила обнадеживающую безопасность. Это было самое лучшее чувство за сегодня. За последние несколько дней.

Этот день уходил, близился к закату – забирая все, что он с собой принес. Ева надеялась, что он заберет и ее воспоминания.

Звонко стучащий молоток через несколько мгновений замер – воцарилась безмятежная тишина. Марк Кассель слышал, как подошла Ева. Он, наконец, повернулся и направился к ней. Приблизившись, он взял свою шубу и порылся в карманах – достал сигареты и закурил. Вернув шубу Еве и отойдя в сторону, он прислонился спиной к забору. Его темный силуэт растворялся в сумерках.

– Марк, спасибо, – тихо произнесла она.

Марк сделал паузу в полминуты. Она не слышала даже его дыхания.

– Не надо, Гордон, – ответил он. – Начнешь воображать, что можешь на меня рассчитывать.

– Но разве это не правда? – она подняла на него вопросительный взгляд.

Сигарета Марка зажглась яркой точкой на несколько секунд в сгущающейся тени.

– Забыла, как меня зовут?

Ева покачала головой и нахмурила брови.

–Ты не такой плохой, каким стараешься казаться.

Он выдохнул сигаретный дым.

– Я хуже, – с серьезностью заявил он.

Марк Кассель обдал ее стальным взглядом и Еву от неведомой темноты, что разлилась в них, бросило в дрожь. Марк был непоколебим. И Ева поняла, что он не врет.

Она вдруг подумала о том, что до сих пор не знает, зачем на самом деле Марк едет с ними в Аркад, подумала о том, что репутация Марка сложилась не случайно. Но так же подумала о том, что ни разу за весь путь он не показал, что для Евы опасен. Почти ни разу – кроме того случая, когда приставал к ней в баре. Однако, это уже не имело никакого значения, потому что на другой чаше весов теперь покоилось вспыхнувшее начальное доверие к нему.

– Можно задать тебе один вопрос? – произнесла она, нарушая непроизвольную паузу и меняя тему.

– Попробуй.

– Откуда ты знаешь Конрада?

Марк неторопливо докурил и выбросил тлеющий окурок в снег.

– Он мой родной дядя.

Ева удивилась, но постаралась не подать виду. И неясно пожала плечами. Марк отвел от нее взгляд и медленно пошел за инструментами.

– Я не думала, что у тебя есть кто-то, кроме Реджи.

– Никого, кроме нее и Конрада.

– Значит, Конраду известно мое лицо?

– Он понятия не имеет, кто ты такая. Сперва он решил, что ты – Реджи.

Марк снова взялся за молоток и отвернулся к забору. Воцарилось молчание. Ева ощутила что начинает замерзать. У нее не было выбора, кроме как пойти в дом, к Конраду. Но прежде, чем уйти, она почему-то помедлила и недолго посмотрела на распахнутый настежь амбар. Из него тянуло гнилью.

Ко времени, когда она вернулась, Конрад успел натопить баню, и пока Марк был на улице, Ева вымыла волосы и переоделась во все теплое и чистое – бежевый вязанный свитер с высоким воротом и эластичные черные штаны. В последние чистые и целые вещи, которые у нее остались. Они не смогли увезти много из Города Гор.

Она посмотрелась в исцарапанное запотевшее зеркало и впервые за несколько дней увидела свое отражение где-то, кроме как в маленьком зеркале автомобиля или в окне.

К удивлению, ее лицо не выглядело бледным и прозрачным, как ей представлялось, и румянец от теплого пара будто сделал ее вновь живой. Будто с ней не происходило ничего плохого, будто никто не нападал на нее в лесу сегодняшним днем. Обо всем напоминала лишь багровая ссадина на левой скуле. Она и возвращала Еву в действительность.

Плен

Было не ясно, сколько времени прошло с тех пор, как ушла ночь. Из оконец у потолка лился дневной свет, но загадкой оставалось одно: полуденный он был или почти вечерний. Рори все же удалось задремать; когда он открыл глаза, то увидел, что свет стал чуть ярче – может из-за туч выглянуло солнце.

Машина стояла на обочине – в фургоне царила тишина. Женщина бесконечно смотрела на своего ребенка, и когда, хлопнули дверцы кабины, она начала часто и громко дышать, чем окончательно пробудила Рори.

Наверное, материнское сердце – более чуткое, быстрее обнаруживало опасность. Реальную или выдуманную.

С улицы доносились шаги солдат. Рори не прислушивался, куда они направляются. Он был почти уверен, что солдаты просто вышли справить нужду. Это были одновременно и уверенность и надежда.

– Мы приехали? – взволнованно спросила девушка с короткой пышной прической. – В Митчелл?

Все замерли и следили за звуками на улице. Женщина крепче прижала к себе ребенка, который устав от долгого плача, на короткую минуту погрузился в сон.

Наверное, это не Митчелл, подумал Рори. Не Возмездие. Просто остановка. Сейчас ему было не до этого, но он подтолкнул Артура, чтобы тот, тощий и высокий, дотянулся до потолка и посмотрел в щель. Сам Рори продолжил сидеть так спокойно, как будто ничего не произошло, ведь ничего и правда не происходило. Но его глаза уже по сложившейся привычке давно и плавно скользили по темноте, ища что-нибудь, чем можно будет защищаться. Но он ничего не нашел. Почти… Ни тебе торчащих гвоздей, ни отвалившихся прутьев с оконных решеток – ничего. И под ногами не валялось ни одного камня. Однако, около клетки с псом его кое-что заинтересовало…

Артур дотянулся до окна, проверил, что происходит снаружи. Двое стояли на обочине и мочились в сугроб. Он выдохнул.

– Все в порядке, – шепнул он, не отрывая взгляда.

Двое застегнулись, побрели обратно. Рори не удивили его слова.

Но один из солдат вдруг завернул к задним колесам.

Артур мгновенно оторвался, как будто решетка обожгла ему пальцы, мельком посмотрел на женщину, а потом протяжно и испуганно на Рори; посмотрел так, что тот сразу все понял: кто-то идет. Непонятно зачем, но идет.

У Артура не было силы Рори и его отваги, но зато были хорошие мозги, и их хватило, чтобы не посеять панику в пространстве. Тем не менее, она скоро возникла, потому что все услышали подступающие шаги. Сначала Рори с Артуром – потому что сидели у самой двери, а затем остальные.

Рори тяжело и устало вздохнул.

Он потянулся и сунул руку за клетку, там был металлический ошейник – его он увидел несколько минут назад. Рори подозревал, что за ним есть и цепь, но не проверял раньше, боясь пошуметь. Он только прикоснулся к ошейнику и загорелся циферблат. Голубой свет озарил помещение. Пес жалобно заскулил и уставился на Рори – глаза у него были такие же синие, как небо, и никакого кишащего в них серебра.

Он понял: это ошейник делает из собак ищеек. Но как ошейник заставляет их понимать, кто есть кто? Как учит забираться в самую глубь человека и читать его мысли, читать его страх? Вот узнать бы и это. Сейчас бы такое знание пригодилось, особенно, если суметь использовать его против солдат.

Но пока что у Рори был только ошейник и он был тяжелым, железным, как и цепь. От двери, совсем близко, у его левого плеча послышался скрежет. В скважине поворачивался ключ.

У него было слишком мало времени, чтобы сориентироваться. Он точно не знал, что именно нужно солдату: это был всего второй раз за все время, когда кто-то из них решил заглянуть внутрь.

Рори знал только то, что ему стоило подумать, что он собирается сделать – ведь, возможно, это был их единственный шанс вырваться, сбежать до Митчелла, до того, как их повезут на площадь и казнят. Может быть, другой возможности не будет и к ним в фургон больше не заглянут. А на площади военных будет слишком много и шанса остаться в живых не представится. Но что он должен был сделать? Убить его прямо сейчас? Наверное. Так поступили бы его друзья из ордена. Без сомнений. Но он не делал этого раньше, не убивал солдат, еще нет. И у него не было плана. Артур Дюваль был прав: следовало раньше о нем подумать, ведь времени было предостаточно.

В глубине души Рори все же догадывался, что момент, когда нагрянет неизбежное, наступит. И ему придется действовать. И придется сделать то, что он был должен. Хотя и не хотел. И теперь Рори лишь надеялся, что этот момент наступит попозже. Что солдат не собирается сделать ничего такого, что вынудило бы Рори использовать покоящуюся в руках цепь. Он вспоминал сейчас о Еве Гордон и понимал, что хорошо, что ее не было рядом. Он лишь надеялся, что она никогда ничего не узнает: где они с Артуром были, в какую ловушку угодили и как выбрались. Ему не хотелось, чтобы даже Артур все это видел и помнил.

Отворилась дверь и в нее вместе со слепящим дневным светом просунулась голова солдата; в фургон впорхнул свежий морозный воздух. Солдат задел дверной косяк болтающимся на шее биноклем. Рори сразу отметил, что автомата при нем не было.

Рори сидел у самой двери, словно в тени, и солдат вряд ли его заметил. Военный сразу отыскал в темноте женщину и ребенка и взглядом задержался на них.

– Давай его сюда, – сказал низкий голос.

Женщина жалобно заскулила. Не как человек, а как напуганное раненое животное. У Рори сжалось все внутри. Женщина прилипла к железной стене, словно пытаясь отползти назад, но уперлась в препятствие.

Глаза солдата сверкнули. В глазах Рори тоже загорелось что-то неясное. Что-то кроме ненависти и удушающей злости. Опустошающее непонимание – вот, что вспыхнуло в нем. Глядя на солдата, изучая его форму, осознавая, что он не понтарексиец, что он просто житель какого-то диктавита, Рори не понимал, откуда в нем эта жестокость. Зачем ему ребенок? Что он ему сделал? Кроме того, что кричал, потому что замерз и хочет есть. Возможно, у этого солдата тоже были дети или была мать. Он явно жил в каком-то соседнем городе-диктавите. И сейчас он был врагом для всех присутствующих, хуже понтарексийца. А ведь понтарексийцы заставляли его делать все это: отлавливать людей, свозить на Возмездия, убивать. Заставляли, а не предлагали, ради удовольствия. Но солдат стоял у этой двери не из-за страха, не только потому, что Понтарекс освободил его город от налогов, а его семья была теперь в безопасности, уплачивая цену похлеще. Он стоял у этой двери, потому что ему нравилось чувствовать свою силу; ему нравилось знать, что женщина в эту секунду испытывает кромешный страх, а он – свое превосходство. Это читалось во всем: в его циничном лице, в его дерзкой позе, в охамевшем тоне. Он мог бы зайти и сказать, что ему жаль. Сказать, что его вынуждают заниматься тем, чем он занимается. Он мог бы высадить ее в соседней деревне. Не их всех, а только женщину и этого ребенка. Но он бездушно повторил еще раз:

– Давай сюда чертового ребенка!

И в следующий миг солдат выпрямился и шагнул вперед.

Рори видел реальность ускоренной. Никаких раздумий, только сухие действия, которые будто принадлежали не ему. Он мгновенно отбросил произошедшее с Евой в сторону, или же глубоко спрятал воспоминание внутри себя – не важно. И больше не думал ни о чем. Ориентиром для него стало все, через что он прошел в Большой Медведице за недолгих несколько месяцев, и вспомнил, зачем он через это прошел. И никаких сомнений больше не было.

Его кулаки крепко сжимали цепь, и таким же твердым, как руки был его взгляд. Рори резко поднялся и перекинул ее через голову военного и яростно сдавил горло. Послышался тихий молебный хрип.

Там, на улице, был второй солдат. Об этом напоминали его шаги. Он еще не успел заподозрить того, что случилось – до него не донеслось ни звука.

Рори все сильнее сжимал цепь, и тело в его руках трепыхалось все слабее. Резко спохватился Артур, удивившись самому себе – так в нем был силен страх смерти – и стал шарить у солдата по форме в поисках оружия. Все остальные смотрели на них двоих глазами, полными изумления и ужаса, и даже женщина не решилась выть. Она от испуга онемела. Пистолета при солдате не оказалось, не было даже ножа, а к фургону все подбирались шаги, заставляющие Артура искать тщательнее: за поясом, в сапоге, в колошне – ничего.

– Свен, там все в порядке? – прокричал солдат с улицы. – Что так тихо?

Губы этого Свена были уже синими, и, он медленно соскальзывал с рук Рори на холодный пол. В тот самый миг, когда бледная щека прикоснулась к железу, в двери показался второй солдат.

– Свен? – озадаченно спросил военный, глядя на тело.

Ему понадобилась секунда, чтобы сообразить. По ее прошествии, дуло автомата резко взлетело к спине Рори. Мгновение – и раздался выстрел.

Солдат упал внутрь фургона, рядом со Свеном, даже не успев нажать на курок, и его автомат рухнул вместе с ним. Алая кровь хлынула на пол.

Артур и Рори, с трудом сопротивляясь боли и звону и ушах от оглушительного хлопка, резко взглянули в конец фургона, откуда раздался выстрел.

Мужчина с протезом опустил пистолет и быстро сунул его в карман.

Рори подозрительно нахмурился, он не мог поверить, что у калеки оказалось при себе оружие. Пытаясь осознать, не привиделось ли ему, он думал об этом, и неожиданно по его груди стало волнами разливаться отчаяние.

Он тяжело дышал, опираясь на свои колени; руки его тряслись от напряжения. Рядом лежали два трупа, кровь растекалась по полу, касаясь подошв. Рори стоял полусогнутый, неотрывно вглядываясь в эту красную лужу.

Артур почувствовал легкую тошноту от вида крови. То ли от волнения и оглушения. Но первее, чем он, на улицу выбежала девушка с короткой стрижкой. Она мигом подпрыгнула и понеслась к двери, на секунду замешкавшись перед бездвижными мертвыми солдатами.

Не в силах больше находиться внутри фургона, Артур, как по цепной реакции, вынесся за ней на улицу.

Загадочная улыбка из темноты

В горле стоял ком, и свежий воздух не помог ему раствориться. Артура вывернуло наизнанку; он почувствовал себя неловко, но девушка явно не обратила на него внимания.

Она стояла чуть впереди, к нему спиной, и вглядывалась вдаль.

– Вы слышите это? – вдруг спросила она, обернувшись. Она словно не заметила его полусогнутой позы. – Слышите?

И тут Артур понял, что ей не было плохо; на самом деле она выбежала на звук, который он сперва не уловил.

Рори все еще стоял у двери и тоже различил неясное гудение. Наполовину придя в себя, он снял с шеи мертвого солдата бинокль и вышагнул из фургона. Там, на горизонте, где небо своей белизной сливалось со снегом, мелькала небольшая черная точка, движущаяся со стороны Нефритовой Долины, и, уши ловили едва слышный рев мотора.

Рори поднял бинокль и всмотрелся вдаль:

– Военные, – заключил он.

Как будто было мало того, что они только что пережили.

– Значит, нужно скорее спрятать трупы, – раздался из-за спины хрип – это мужчина с протезом доковылял до двери.

При свете дня было видно: он старше, чем казался в темноте. Он походил на старика.

– Бросим трупы! – воскликнула девушка. – Уезжаем! У нас есть машина…

– Мужчина прав, – отрезал Рори. – Мы не можем отправиться в Митчелл.

– Еще как можем! – запротестовала девушка. – Хотите, я поведу?

Рори всмотрелся в ее искаженное ужасом, но приятное лицо. Она чем-то ему показалась похожей на Еву: возрастом или по тону голоса. Затем он перевел взгляд на темную точку вдалеке. Если тронуться с места прямо сейчас и двинуться в сторону Митчелла, солдаты вряд ли их нагонят. Но путь в Митчелл – путь в никуда.

– Там на каждом углу собаки-ищейки, и нас могут снова схватить прямо у самых ворот. Нам нужно разворачиваться и ехать навстречу военному фургону. Другой дороги нет. Доберемся до Нефритовой Долины и будем спасены.

– Ты в своем уме?! – воскликнул Артур. – Каким образом мы поедем? Если они остановят нас?

– Просто доверься мне, ладно?

Он уже делал такое однажды. Точнее не он, а его друзья.

Трое с сомнением посмотрели на него: Артур, девушка и старик. Со взглядом последнего Рори невольно встретился: ему на миг показалось, что он видит словно свое отражение в черных решительных глазах калеки. Старик кивнул и едва заметно улыбнулся, что удивило Рори, что заставило его думать о том, что означает эта улыбка.

Его недолгие размышления прервала девушка.

– Не знаю, кто ты, но будем надеяться, ты знаешь, что делаешь.

По мере того, как приближался ропот мотора, кровь убитого солдата белела под слоем насыпанного поверху снега. Два трупа лежали в фургоне, раздетые и спрятанные под одеждой Рори и Артура, а сами они облачились в военное.

– Откуда у Вас пистолет? – спросил Рори, обращаясь к старику, и не дожидаясь ответа, сказал: – Не прячьте его далеко. Он может понадобиться.

Старик не стал возражать.

Рори форма оказалась в пору, будто на него сшитая. Артуру же чуть великовата, и к тому же воротник куртки был заляпан кровью. Пришлось в спешке очищать его снегом.

Но что, если солдаты в той машине тоже смотрели в бинокль? Вдруг они видели все, что здесь происходило? Нам конец, пронеслось в мыслях у Артура. Нам конец, думал он и продолжал чистить свой воротник. Когда все закончится – я буду спать два дня подряд. Два дня… Или напьюсь с Касселем.

Потом женщина с ребенком, старик, девушка и парень-подросток устроились в фургоне рядом со спрятанными под одеждой телами. Они между собой договорились, на случай если заглянут внутрь – сесть на них, чтобы все выглядело так, будто люди сидят на ящиках, или же каких-то досках.

Машина завелась, и они поехали.

Солдат стоял у кабины, рядом с дверью Рори. Сам Рори стоял подле солдата. Солдат курил. Второй, его сослуживец, остался за рулем.

Рори держался непринужденно, словно всю жизнь проносил солдатскую форму: руки в карманах, и на лице чуть нахальная ухмылка. Он много раз видел, как солдат изображали его друзья из ордена, когда они спасли Рори от бомб из пепельного Аппера. И после. И еще пытался копировать поведение того, кого… убил.

Артуру же пришлось постараться, чтобы выглядеть естественно в своем образе: он достал сигареты из бардачка и тоже вышел на перекур. Пару раз он уже курил с Касселем и теперь не закашлялся.

– Так куда вы, говорите, направляетесь? – спросил солдат.

Для Рори Аллена было легко определить, что это были не понтарексийские солдаты. Он видел понтарексийских военных – у них был странный тянущийся акцент, словно выбеленные, слишком чистые лица и другое обмундирование. А этот, что стоял перед ним, выглядел неотесанным, грязным и простоватым. Совсем недавно он понял одно, сравнивая: понтарексийцы были не такими кровожадными, как военные издиктавитов. Каким бы нелогичным это не казалось.

– В Нефритовую Долину, – ответил Рори. – Везем на казнь калеку, младенца, двух баб и какого-то мальчишку.

На секунду Рори удивился, откуда в нем этот тон. Но после он вспомнил своих друзей – сослуживцев из ордена – и все сразу встало на свои места.

Солдат посмотрел в сторону фургона и поморщился:

– Это младенец так орет?

– Да, – бросил Рори. И для большей достоверности добавил: – Мы уже подумываем его пристрелить.

– Советую вам не ждать. – Он ухмыльнулся.

Сощурив глаза, он пробежался по Артуру и Рори пристальным взглядом. И снова ухмыльнулся:

– Вы ребята, смотрю, еще совсем зеленые. Да, первое время будет страшно.

– Наверное, – выпалил Рори.

Он сам не ожидал, что повысит голос. Но так получилось, и теперь солдат странновато вздернул бровью.

Рори занервничал. Кажется, он совершил ошибку. И надеялся, что не слишком серьезную.

– Я мог бы вам помочь, – сказал солдат. – Хотя, не сильно хочется встревать.

– Мы разберемся, – твердо ответил Рори.

Ему показалось, что солдат с подозрением нахмурил брови. Ему явно что-то не нравилось и он чуть повернулся, чтобы окинуть взглядом дверь фургона.

Но вдруг подключился Артур, до этого времени молчавший.

– Нам его до казни довезти нужно, поднять на помост и сделать как положено.

Солдат рассмеялся и хлопнул Артура по плечу:

– А ты паренек, я вижу, очень правильный.

Глаза Рори сверкнули.

– Ну, все, – сказал солдат. – Тише-тише, не кипятись. Возмездие – это главное дело. Естественно. Только вот ехать будете до завтрашнего вечера, и мне вас, ребята, жалко. – Он снова сам себе усмехнулся, а потом бросил окурок в снег. – Ладно, в путь.

Рори и Артур медленно переглянулись. Они пожали солдату руку, и тот уже начал отходить, но вдруг обернулся, остановившись в паре метров, и спросил:

– Кстати, напоследок. Вы сами откуда, ребята?

– Волчий ручей, – поспешно бросил Артур.

Рори посмотрел на него исподлобья, и если бы было позволено, то он бы еще и до тона снега побелел. Тут до Артура до самого дошло: Волчий Ручей не диктавит.

– Странно… – протянул солдат. Он крикнул своему сослуживцу, оставшемуся в кузове: – А ты знал, что Волчий Ручей стал диктавитом?

– Нет, – крикнул в ответ тот. – Но я слышал от Диккенса, что у Понтарекса на него виды. И что ему дадут статус к середине зимы.

Солдат снова повернулся к Рори и Артуру. Он задумчиво почесал подбородок:

– Интересно.

Рори осторожно нащупал пальцами пистолет в кобуре, который дал ему калека-старик. Солдат крикнул своему сослуживцу:

– Дурак твой Диккенс! Он обо всем узнает последним. Сколько служите, ребята?

Рори уже готов был стирать со лба ручьи пота.

– Да неделю всего, – выдохнул он.

– Я ж сказал, зеленые, – протянул солдат. – Ладно, хорошей службы, ребята. – Теперь он развернулся и пошел к своему фургону.

Наконец, солдат сел в машину, и она отъехала навстречу Митчеллу, оставив после себя на снегу грязный след, как единственное воспоминание о страхе.

Рори с Артуром, будто стряхнувшие с плеч неподъемную ношу, скорее пошли к фургону, чтобы отворить железную дверь и сообщить остальным, что все худшее позади.

***

Там, внутри грузовика была не сущая темнота, но глаза уже привыкли к белизне снега, и, помещение казалось черным. Среди этой черноты Рори разглядел, как сверкнула улыбка – белые зубы отразили свет. Когда тьма перед глазами рассеялась, он понял, что это была та самая улыбка калеки.

Стали решать, что делать дальше. Встал вопрос о том, чтобы покормить ребенка, ведь, оказывается, у женщины не было молока, от того он постоянно и плакал. Значит, нужно заглянуть на рынок, но для этого нужны были деньги, и прежде всего – добраться до города.

– А трупы? – спросила девушка. – Я не буду сидеть здесь с ними.

И не нужно – от них могли быть проблемы. Как знать, кто встретится им еще на пути и кто заглянет в фургон. Тем более, закопать их не сложно – может, земля и каменная от холода, но зато кругом полно снега.

В то время, как Рори разбирался с телами, Артур рыскал в кабине. Он почти сразу, как только сел туда, приметил под ногами сумку. Там были всякие разные вещи – полотенца, бритва, игральные карты, сигареты – словом, ничего дельного, кроме оружия, которое солдаты забрали у них с Рори при задержании, а просунув ладонь в боковой кармашек, Артур вытащил уже деньги. Не много, но на первое время хватит. Жаль только, что он ничего не нашел из еды – в животе давно было пусто. Однако, под водительским сиденьем его ждал настоящий сюрприз. Он отыскал кое-что сверхважное – свой компьютер. И раскрыв его и удостоверившись в том, что он работает, Артур ощутил облегчение и прилив сил. Слава небу, что солдаты сочли его ценным и забрали с собой. Скоро он услышал, как идут к кабине.

Артур уже давно хотел ехать, и, думая, что приближается Рори, он крикнул ему:

– Нам повезло: я только что нашел деньги.

– Хорошо, пригодятся на рынке, – прохрипел голос. Через мгновение у кабины показался старик-калека. – Дай-ка, сынок, я тоже пороюсь в этой чертовой сумке.

– Что Вы хотите здесь найти? – спросил Артур, отходя, чтобы старик смог подступить к двери.

Он чересчур ловко запрыгнул на ступеньку.

– У меня отняли одну вещицу, – сказал старик и принялся шарить по сумке. Артур молча за ним наблюдал. Ему было кое-что интересно, но до этих самых пор он не решался спросить, а теперь обстановка была подходящая:

– Можно узнать, как у Вас оказался пистолет?

– Я купил его, – непринужденно ответил старик.

– Я имею в виду, что нас обыскали, прежде, чем бросить в машину.

– Вас с тем парнишкой – да. А меня зачем? Посмотри на эту ногу. Я всего лишь беспомощный старик.

На вид ему было лет шестьдесят пять – не такой уж и старый, но возраста прибавлял протез, с ним старик и правда выглядел как-то беспомощно. Куртка у него была на два размера больше, отчего казалось, что старик худой, но Артур заметил, что руки у него крепкие, да и плечи широкие, и голова не лысая, а густая, черная, и волосы только слегка изрезаны сединой. А взгляд – тяжелый, хитрый, блестящий, но не наглый – не сродни Касселю. Здесь было что-то другое. Этот взгляд сеял в Артуре едва заметный, беспричинный страх, и, взглянув еще раз на морщинистые грубые ладони, Артур невольно подумал: от этих рук погибло немало людей.

Старик вывалил все содержимое сумки на сиденье, и, похоже, не нашел там того, что искал. Он ругнулся, и стал осматриваться в кабине, открыл бардачок и принялся копаться теперь в нем. Прошла пара минут и он воскликнул:

– Ну, наконец-то!

В руках старик держал самые обычные карманные механические часы на длинной цепочке. Раскрыв их и поднеся к правому уху, он несколько раз нажал на заводную головку. Стрелки стояли бездвижно.

– Начинай работать, – приговаривал он, общаясь с часами. – Ну же, давай!

Захлопнув крышку и ударив часы о колено, он снова поднес их к уху.

– Возможно, я смогу починить, – предложил Артур, мысленно задаваясь вопросом, почему это так важно.

– Нет, сынок, не можешь, – сказал старик, гневно глядя на циферблат.

– С чего Вы взяли, что не могу?

– Потому что ты, как видно, умеешь чинить часы, а это не совсем часы.

Заинтересовавшись, Артур даже подступил ближе.

– Можно, я посмотрю?

Старик, будто не слыша еще несколько раз бесполезно поклацал по заводной головке, и затем передал часы Артуру.

Артур ногтем подцепил заднюю крышку. Он сказал:

– Ясно. Это передатчик.

– Верно, – кивнул старик. – А ты, смотрю, понимаешь в этих штуках?

– Немного, – согласился Артур. – Значит, отсылает ваши координаты?

– Уже, как видишь, не отсылает.

Артур покрутил часы в руках:

– Думаю, процесс можно наладить.

Он передал часы старику:

– Если это для Вас важно, то заедем на рынок – найдем инструменты и посмотрим, что можно сделать.

– Ты обязательно посмотри, сынок. Эти часики-то важные. Самые важные для меня.

Скоро вернулся Рори, он закопал трупы. Старик с Артуром пошли к фургону и все разом стали решать, куда ехать дальше. До Нефритовой Долины путь долгий, добираться придется ночью. Вдруг заговорил тот парень, трясущийся от холода, которому Рори отдал свой пуховик; им недавно укрывали тела. Парень был из этих мест и сказал, что тут недалеко должна быть деревня, и, доверившись ему, и ровно потому, что выхода другого не было, фургон покатился, прокладывая путь через поле.

Деревня оказалась глухая. Пять домов и жители не сговорчивые. Комнату снять не удалось, да они и не пытались – нечего тратить деньги на ночлег, если можно потратить их на еду; еду они выторговать смогли. Кое-кто все же ночевал в доме: женщина с ребенком. Ее взяла хозяйка, у нее у самой младенец. Она сказала, что молока хватит и места, но остальных людей не взяла.

Они остались ночевать в фургоне. Кузов отапливался печкой, но всем там было не уместиться. Кроме того, расход топлива – он не идет на руку, поэтому все боролись с холодом внутри фургона. Так было честнее всего, хотя Рори был не против остаться, пока остальные будут ютиться в тепле, в кузове. Он предлагал – они не согласились. Там поместилось бы человека три, значит, должен был остаться кто-то на морозе. Он предлагал, но компромисса не случилось.

Страх, что треск от костра, а тем более свет, привлечет незваных гостей, был велик. Деревня совсем крохотная, никаких прочных заборов или блокпостов. Слышался вой, который слышался и днем – стая была далеко, но верно кружила рядом. Несмотря на это, спустя два часа после заката было решено все же распалить костер, пусть даже придется накликать беду. Какая разница, как умирать? Потом вой стал громче – костер потушили.

Невзирая на протесты остальных, Рори все же выпустил из клетки пса. Ну не мог он мучить животное, которое в придачу скулило от того, что находилось в неволе, а, значит, зазывало гостей.

Вполне безобидное существо, подумал он, глядя на то, как пес ныряет в сугробы. Когда комья снега, которые он стряхивал с себя, летели в чью-нибудь сторону, тишину разрушал негромкий смех. Все это забавляло до тех пор, пока пес не начал лаять. Чтобы его унять, Рори скормил ему свое поджаренное на огне сало. Больше из еды ничего не оставалось, кроме хлеба. Урчало в животе, но в последнее время он привык к этому чувству. Ничего не стоило ему потерпеть до завтрашнего дня, до того момента, когда они доберутся до города, до рынка.

Так прошло еще два холодных часа ночи, а потом все же решили греться в кузове с печкой. Делали это по очереди. Сейчас в кабине сидел Рори, рядом ютился пес. Сквозь дрем, Рори слышал, как отворяется дверь, впуская ветер, и после недолгого шуршания, он чувствовал, как медленно к его плечу опускается что-то. Холодная щека девушки с пышной прической. В этот момент он понял, что даже имени ее не помнит, хотя она называла его несколько раз.

Тем временем у костра остались трое. Артур, калека и дрожащий парень. Молча они смотрели на огонь. Так проходила их ночь – в безмолвии; для Артура – в страхе. Он подумал о том, что будет, если на них нападут. Калека и парень, который в жизни не держал в руках оружия – ну и компанию Артур себе выбрал.

Но больше всего, в глубине души, его пугало другое. Его собственный лучший друг – Рори Аллен. И то, что он сделал сегодняшним утром. Да, этот поступок был необходимым, но страшным и жестоким. Именно таким, которого требовал этот жестокий мир. Артур вдруг поставил себя на место Евы Гордон – Рори действительно изменился, вернувшись из Северного Аркада. И кто знал, на что еще он был способен. Но, тем не менее, сегодня он спас нескольким человекам жизнь.

Упущенный шанс

Как только рассветало, и чернота неба сменилась привычной белизной натянутых туч, автомобиль тронулся. При отъезде в машине оставалось всего пять человек. Не доставало женщины с ребенком. Прощаясь, женщина не могла сдержать своих слез – она оставалась в деревне. Рори Аллен никогда не слышал столько благодарностей в свой адрес, и кроме того, он не чувствовал, что их заслуживает. Он, правда, не думал, что сделал что-то особенное. Он только убил, просто убил человека. И он сделал это в первый раз.

Через несколько часов машина пересекла ворота Нефритовой Долины. Здесь фургон навсегда покинул парень-подросток. Это был его дом.

Дребезжащие стены теперь прятали лишь двоих, еще двое были в кузове. Старик и молодая девушка ютились в осточертевшем холоде железа. Вместе с псом. Рори и Артур взялись целью довезти их туда, куда потребуется. Харц, так звали того старика, направлялся в Оттокар, и это было по пути в Аркад, но Рори с Артуром предупредили его, что их путь прервется в Речице, а девушка, она не знала, куда ехать. Ну, ей-богу, не помнил Рори, как ее зовут.

– Я Надя, – спокойно напомнила она.

– Значит, Надя, – сказал Рори. Он был немного смущен и самим собой пристыжен. – И откуда ты, Надя? Где твой дом?

– Это не важно. Возвращаться туда я не собираюсь.

– Ладно, и что же мы будем делать с тобой? – вопросил Рори.

– Ничего. Просто позвольте мне ехать с вами. Я скажу, когда захочу остановиться.

Полдня автомобиль был в пути после того, как среди снега затерялась Нефритовая Долина. Рори и Артур тряслись в кузове. Образ солдат, военная машина и автоматы давали им возможность почувствовать себя как никогда в безопасности. Еще совсем недавно они были взяты в плен, измучены холодом и голодом, мыслями о предстоящей смерти. Все их вещи остались в брошенной посреди дороги машине. Когда они проезжали на фургоне это место, машины там не было. И это уже не так важно. Они лишились всего мгновенно, но так же быстро смогли и вернуть. Все, конечно, кроме книг Артура.

Артур Дюваль упорно пытался сделать вид, что обо всем забыл, ведь на самом деле книги значили для него слишком много; и безотрывно возился с часами Харца. Отвлекаться у него получалось – и в один момент, он, наконец, объявил Рори, что починил их. У него так и не получилось узнать у старика, зачем и откуда у него этот передатчик, но он еще надеялся, что старик откроет тайну. Однако путь не терпел остановок, они направлялись в Плат, и старик Харц получит свои часы чуть позже. Пока что Артур положил их в бардачок.

Он перевел взгляд на Рори.

Все эти дни Рори Аллен выглядел подавленным, и Артур понимал, что заточение и стычки с солдатами играли в этом последнюю роль. Все, что на самом деле заботило сейчас Рори – это Ева Гордон. Так было всегда. И теперь, когда между ними произошла эта ошеломляющая ссора – Рори не находил себе места.

Артур тоже. Он часто думал о том, как ее дела, в порядке ли она, и заботится ли о ней Кассель хоть немного. И больше всего он надеялся, что очень скоро они встретятся. И Ева будет жива и здорова. Кроме этого, ему хотелось, чтобы Рори с Евой, наконец, поговорили. Да, Рори ошибся, очень ошибся. Но его ошибка не была смертельной. Хоть Артур немного и не понимал его. Он не знал, зачем было ждать, и не рассказывать Еве правду о ее прошлом до последнего. Но это был Рори. Ему было шестнадцать лет и он был смелым, отважным, но все еще по-детски глупым.

– Думаешь, это конец? – вдруг спросил его Рори.

Артур задержал дыхание от неожиданности прерванных мыслей.

– Что ты имеешь в виду?

– Между мной и Евой, – пояснил Рори. – Она не простит меня, так?

Рори словно вторгся в его сознание и раздумья.

– Кажется, ты совсем ее не знаешь. Где-то в глубине души она уже тебя простила.

– Но я окончательно потерял шанс, – с досадой произнес Рори.

Артур сделал вид, что не понял, о чем он говорит. Больше всего он не любил обсуждать с Рори Еву. Для него они оба были просто братом и сестрой. Но то, что между ними двоими происходило многие годы; точнее то, что происходило в голове и фантазиях Рори – иногда выбивало из колеи. Он знал, что в мыслях у каждого из них; знал, что в голове Рори – Ева, а в голове Евы – Игорь, их приемный отец. И это делало семью Артура слишком странной. Из-за этого он порой чувствовал себя в ней чужим. Потому что знал, что их между собой связывает что-то большее. И иногда ему начинало казаться, что они уже давно не семья, а скорее друзья. Слишком близкие друзья.

– О каком шансе ты говоришь?

– О возможности быть с ней, конечно же.

У тебя никогда не было этой возможности, хотелось сказать Артуру, но он не смог убить друга. Он знал о мыслях Евы Гордон абсолютно все: она всегда делилась с ним самыми сокровенными чувствами. И там никогда не было даже намека о шансе для Рори. Она никогда не любила его больше, чем как сводного брата. Она любила его отца. Игоря Горского. Вот и все.

Но сейчас Артуру приходилось метаться между двух огней: с одной стороны он разделял обиду Евы, с другой – он понимал Рори Аллена, понимал его душевные глубокие чувства к Еве, а так же важность его идеи об ордене и порыв. Артур тоже будто слышал какой-то призрачный шепот… Глас Большой Медведицы? Ее протяжный зов. Артуру и самому в последнее время этот порыв стал близок, правда, разнился мотив.

– Все будет хорошо, – сказал Артур.

Затем он почувствовал в голове сильную боль.

На миг он потерялся в пространстве. Через секунду пришло понимание: машина резко затормозила, и огромной силой оторвавшись от сиденья, он врезался лбом в стекло.

Вещи из бардачка посыпались на него дождем. Стремительно закружилась голова. Над Артуром нависли сиденья; его голова была повернула к окну, за которым полыхал огонь. Раскаленные языки пламени лизали стекло, и от них становилось жарко…

Попытка подняться не увенчалась успехом. Артур чуть привстал и сразу рухнул – неведомая сила потащила его вниз, словно под землю.

– …Рори… – еле слышно прошептал он, сам не узнавая свой прерывистый голос.

Подняв глаза к сиденью, где пару мгновений назад сидел Рори, Артур увидел на обшивке размазанную кровь.

Взрыв

– Эй, скорее сюда! Я нашел его! – прокричал Дмитрий.

У Дмитрия были рыжие волосы, сплетенные в длинную косу, и была рыжая борода. Его узкое лицо выглядело маленьким на круглой голове, а голова была несоразмерно великой по сравнению с остальным телом; Дмитрий был высок в росте, но тощий, а руки непропорционально мускулистые. Силы в нем было много, и ноги длинные, поэтому бегал он быстрее остальных и быстрее оказался у дверей фургона, охваченного с правой стороны огнем.

Он распахнул дверь и увидел тьму. И не дожидаясь, пока глаза привыкнут, Дмитрий забрался внутрь фургона и стал искать вслепую. Тем временем глаза скоро привыкли, зрение прояснилось – и в темноте Дмитрий нашел то, что искал. Он побежал обратно к двери:

– Он здесь! Скорее сюда!

Дмитрий позвал остальных, и один из голосов ему тут же откликнулся:

– Он жив? – выкрикнул с волнением Итан Лирш. Через секунду он был уже у дверей. – Скажи, что он жив, скажи! Или, клянусь, я голыми руками придушу этого придурка!

– Не выражайся, – сердито осек Дмитрий, – Павел мой брат.

– Да что я такого сделал?! – донесся издалека крик Павла.

Итан оскалил зубы и хотел было уже рвануть к Павлу навстречу, но его сдержала рука Дмитрия.

– Ты мне нужен, – сказал он. – Помоги его вытащить.

Но только Дмитрий снова ступил в темноту, как Павел выкрикнул:

– Эй, Итан, так в чем же я виноват?

И тут Итан не выдержал и одни его следы остались у машины на снегу.

Подбежав к Павлу, он со всей силы толкнул его и опрокинул на белую землю.

– Меня спрашиваешь?! В чем ты виноват? Ты чуть не убил его, черт возьми.

– Но заклинил рычаг! – выкрикнул Павел. – При чем здесь я?

Оправдания еще больше разозлили Итана. Он подцепил с земли льдину и, стараясь приложить к удару как можно больше силы, бросил Павлу эту льдину в грудь.

– Значит, нужно было проверить рычаг заранее, болван!

Вдруг раздался гневный голос из фургона:

– Заткнитесь оба! Быстро идите сюда и помогите мне!

Напоследок Итан оскалился на Павла. А потом замахнулся, но, так и не доведя удар до конца, лишь припугнул. Павел машинально пригнулся, чем вызвал на лице Итана ухмылку.

Спустя мгновение Итан уже оказался в фургоне, и за его спиной стоял Павел.

– Иди, подбери ту девчонку, – сказал ему Итан.

Сам он подался поднимать другое тело, тяжелое тело, и погрузил его на плечи к Дмитрию. Братья оба уже ушли, а Итан задержал взгляд на раненой собаке – пес скулил, у него были переломаны кости, и Итан выстрелил ему в голову.

Выйдя на улицу, он направился к кабине. Первые капли дождя упали на его шею. У кабины стоял Якоб, и его пистолет был направлен на одного из солдат. В воздухе витали клубы смога от открытого огня.

– Я должен пристрелить их, так? – вопросил он.

Якоб был еще мальчишкой; ему было не больше шестнадцати, и мальчишка колебался, и даже не пытался скрыть страх.

– Стреляй, – безучастно сказал Итан. – Поторопись или они очнутся.

И хлопнув его по плечу, Итан пошел вслед за рыжими братьями. Темные тучи сгустились у него над головой, готовые разразиться зимним ливнем.

Дмитрий на плечах с недвижимым телом уже оторвался на пару метров вперед.

– Не стрелять… – послышался оттуда тихий голос, а потом этот голос прозвучал намного громче и звучнее, как будто в эту фразу вложили последние силы: – Не стрелять!

Итан поспешно ринулся к Якобу и положил руку на автомат, опустив дуло вниз. Сперва приказ, и только после его выполнения Итан разрешил себе удивиться.

– Харц, что это значит? – выкрикнул он.

– Они спасли мне жизнь… – уже тише прохрипел голос. Следом прозвучал тихий стон, и Итан видел издалека, как голова Харца беспомощно повисла на спине Дмитрия.

– И что нам теперь с ними делать? – растерянно спросил Якоб.

Итан отпихнул его от кабины и уставился на солдата, тронул сапогом его кучерявую голову – черные волосы отпали назад, и взору Итана предстало окровавленное лицо. Обычный солдат, подумалось ему.

Обойдя кабину, Итан оказался у другой двери, у водительского места. Второй солдат лежал лицом в пол, но вот событие: Итан даже затылок его узнал. Так хорошо этот человек был ему знаком.

– Не может быть, – прошептал Итан и наклонился. Перевернул солдата.

Тот был без сознания. Итан прощупал пульс – солдат был жив.

– Рори Аллен, – обратился к нему Итан, хоть тот его сейчас и не слышал, – неужто каждый раз при нашей встрече мне придется спасать тебе жизнь?

Ледяное пристанище

Какой прекрасный день, подумал Марк Кассель. Землю вокруг него устилала тройка трупов, источавших резкий запах гнили. Шел ледяной проливной дождь, превращающий выпавший снег в огромные грязевые лужи.

Взглянув на лежащую под ногами мертвую преввиршу, он невольно поморщился – ее выпученный живот шевелился. Марк склонился и вонзил нож в заточенное под плотью тельце рожденного, а потом сапогом размозжил голову несостоявшийся матери.

Закончив, он провел рукой по своим мокрым волосам – крупные капли стекали по лицу.

Вот, он уже снова готовился к бою: почистил в снегу окровавленный нож и замер в ожидании. Этой зимой преввиры словно посходили с ума – они упорно отказывались спать днем. Такое бывало и раньше, но теперь он сталкивался с этим все чаще. Во всем была виновата погода; от мрачных туч было темно, как вечером.

Прошла пара минут, как он потерял Еву Гордон из виду, и они показались Марку вечностью. Он нарушил позу и побрел навстречу ей, переступая тела. Царящую в лесу тишину перебивал бой косого дождя о деревья.

– Ты там еще живая? – крикнул он в неизвестность, и его эхо потерялось где-то на полпути.

Его теплое дыхание превращалось в белый пар.

Он старался кричать как можно громче, чтобы привлечь внимание преввиров, если кто-то из них еще остался в живых.

– Гордон, я соскучился, – кричал он, продолжая неустанно бороздить снежную кашу.

Его промокшие насквозь от ливня свитер и рубашка неудобно приклеивались к телу. Вдруг впереди раздался выстрел. Марк сжал нож и немедленно подался в сторону хлопка.

Он внимательно всматривался вдаль – ничего, кроме голых сосен в тумане он не видел. Сквозь шум дождя он различал нарастающий звук ног, быстро перебирающих по снегу. Скоро из-за деревьев показалась Ева Гордон – двое рожденных гнались за ней, и Марк отметил, какой она удивительно падкий на неприятности человек.

Впереди он видел подходящую сосну…

Ступив подошвами сапог на широкую скользкую ветку, Ева все еще смотрела вниз, крепко схватившись за ствол дерева. Он был холодный и сырой, как и собственное пальто. Ее неустанно трясло, и звонко стучали зубы; мокрые белые волосы прилипали к лицу и к шее.

– Где пистолет? – спросил Марк.

Вокруг витали клубы белого пара. Ева указала на левый сапог.

Марк опустился и тронул ее за ногу, чуть выше колена. Продрогшая, она почувствовала жар от его ладони. Выпрямившись, он вольно или невольно слишком приблизился к ее лицу; на ветке было тесно. Перед глазами Евы пронесся фрагмент из прошлого, о котором она еще не вспоминала: момент нападения в белом лесу, когда Марк крепко держал ее, притянув к себе. Она ощущала его теплое дыхание, такое же, как сейчас. И вспомнила поцелуй…

Она замерла и смутилась, но была слишком уставшей для сложных переживаний. Марк отпрянул от нее и занялся рожденными под деревом.

Ева взмахнула инеем на своих ресницах и закрыла глаза, бессильно оперевшись лбом о древесную кору.

Марк быстро расправился с рожденными. У них не было времени на ожидание, и они спустились вниз. Дождь все еще хлестал в лицо; одежда казалась слишком тяжелой от воды, чтобы можно было в ней свободно бежать.

Они направились к машине. Зажигание не было выключено: машина находилась в том же состоянии, в котором они ее бросили – внутри ожидало спасительное тепло салона.

Ева сняла мокрые сапоги и забросила ноги на сиденье. Стащив пальто, она потянулась в конец салона, чтобы разложить его на спинку задних кресел. Сквозь мутное от дождевых капель стекло она видела, как Марк возится в багажнике. Не замечая, что она на него смотрит, он вдруг резко, уверенным движением, сорвал с себя промокшую рубашку и оказался по пояс голым. Захлопнув багажник, направился к салону.

У Евы перебило дыхание. Она повернулась к лобовому стеклу, и Марк открыл водительскую дверь. В руках у него была пара полотенец. Одно он отдал Еве, и смущенно отвернувшись, она принялась сушить им волосы. Марк быстро вытерся и, наконец, набросил на плечи сухую шубу, ждавшую его все это время на сиденье.

На лес медленно опускалась вечерняя мгла. На спинке сиденья Евы висело полотенце к которому она прилегала влажными волосами. По мере приближения вечера, на улице становилось холоднее. Марк добавил мощности в печке.

Автомобиль Конрада, который он уступил Марку в обмен на их разбитую машину и что-то еще, на счет чего Марк не ставил Еву в известность, медленно плыл по лесной дороге. Ева взглядом цеплялась за деревья и продолжала в безмолвии выискивать призрачное место ночлега. Тем же самым занимался и Марк. Но сторожка, которую им описывал Конрад, все никак не появлялась. Проливной дождь постепенно прекращался и его капли замерзали на стекле и решетках.

– Здесь ничего нет, Марк. Ни сторожки, ни будки…

Ни даже какой-нибудь палатки.

У них не было другого выбора, кроме как отправиться еще дальше в этот глухой лес, лишь положившись на слова Конрада о том, что единственные люди, которые жили в этом лесу – мертвы, и что он внимательно пересчитал трупы. Когда днем на пути они услышали сквозь дождь какие-то неясные звуки, Марк успокоил ее, что это все лишь преввиры. Какая мелочь, подумала Ева. Она была в ужасе лишь наполовину, потому что теперь не понаслышке знала, что есть что-то пострашнее их.

В глубине души Ева надеялась, что Марк Кассель, знает, что делает, ведь обычно так и происходило. Он не стал бы рисковать собой; и соответственно, за одно – Евой. Но вряд ли он целенаправленно преследовал такую цель.

Она все еще старалась не смотреть на него. Съежившись и вспоминая недавнее ощущение озноба, она сказала с плохим предчувствием:

– Что если он специально указал нам неверное направление?

Она не повернулась, но почувствовала, как Марк окинул ее тяжелым взглядом.

Ева произнесла, будто оправдываясь:

– Вдруг он мстит тебе, за выпущенных… зверей?

– У тебя очень бурная фантазия, Гордон. Может, хочешь, как Дюваль, дневники писать?

Единственным желанием Евы было отвернуться к окну, но она и так в него смотрела.

Взглядом она зацепилась за деревья и продолжила высматривать сторожку.

Все было не так уж плохо, подумала она. Не хуже, чем день назад, когда на нее напали. Если бы не было невидимого страха неизвестности, которая их ждала этим вечером, от которого посасывало под ложечкой – она могла бы сказать, что чувствует себя не так уж обреченно. Только наполовину. Мучившее ее в последнее время состояние безысходности отступало; или Ева просто постепенно училась его не замечать.

Спустя несколько метров что-то далеко за соснами ее заинтересовало.

– Марк, посмотри туда. – Она ткнула пальцем в свое окно.

В сумерках неясно вырисовывались очертания небольшой постройки.

Это была сторожка.

Они подъехали ближе, и теперь отчетливо видели небольшое сооружение.

Замок не был сорван и Марк отворил дверь ключом, который вручил им Конрад. Внутри было слишком холодно и темно. Марк вернулся к машине и принес свечу. Он зажег ее – и на серых стенах ожили тени.

В сторожке было почти пусто. Небольшая комната, в дальнем углу которой одиноко стояла кровать, справа от нее – небольшой шкаф с посудой, а рядом с дверью – окно, заколоченное досками. Остальное пространство заполнял неистовый холод: обстановка нагоняла легкую и тревожную тоску.

Оставив Еву здесь одну, Марк вышел на улицу.

Ева, правда, не представляла, как в таком ледяном месте можно переночевать. Но другого места не было. И еще в голову закрадывались мысли о том, что здесь на них может напасть кто-угодно. Если, конечно, кто-нибудь живой вообще был в этом краю леса. Мысли, которые могли иметь отношение к реальности, и именно поэтому не стоило их проговаривать про себя.

И в этот миг задумчивый взгляд Евы невольно задержался на кровати. И все ее мысли устремились на то, что через несколько часов ей придется делить ее с Марком, как она делила бы ее, например, с Артуром.

С Марком Касселем…

Она не припоминала момента, когда засыпала бы даже рядом с Рори.

– Предпочитаешь провести ночь в машине? – вопросил он, возникнув рядом.

Ева глубоко вдохнула от неожиданности.

Обернувшись, она впервые за вечер посмотрела на него. Под шубой у него теперь, к облегчению Евы, была футболка.

– Можешь начать язвить попозже?… – попросила она.

– Только, когда мы вернемся к твоим дружкам.

– Они мои братья.

– Тогда ненормально, что один из них по уши в тебя влюблен.

Ему всегда нужна была жертва.

Марк направился к двери.

На улице потемнело. Близ сторожки Марк разводил костер. Опустившись на корточки, он раскладывал хворост. В сторожке было слишком зябко, и Ева вышла за Марком вслед. Ее пальто до сих пор не высохло, и она стояла в одном свитере. Чтобы не окоченеть, она двинулась к автомобилю, решив закутаться в одеяло, которое дал им в дорогу Конрад. Мокрый багажник в одночасье примерз, и у Евы не хватило сил его открыть.

Марк приблизился к ней и уверенным движением дернул затвор.

– И как ты собираешься выживать, уехав из своего расчудесного Города Гор? – бросил он, задержавшись на секунду.

Ева потянулась к сумкам, Марк пошел к костру.

Набросив на плечи одеяло, Ева заметила, что оно тянется по снегу. Подбирая его, она ответила:

– Буду пользоваться твоей помощью до последнего, пока могу.

Марк ухмыльнулся.

– Пока я позволяю тебе, Гордон, – поправил он.

Марк чиркнул спичкой и вспыхнул огонь.

Ева вынесла из сторожки стул, посуду и принялась разогревать ужин. Марк тем временем повесил над огнем веревку и стал сушить их вещи. После подогнал машину ближе к костру, вытащил из бардачка маленький мешок. Вместе с едой Конрад положил несколько зерен кофе в сумку. Ева пила его лет в четырнадцать в последний раз, когда Роберт Халецкий привез его из Патоки, когда его еще там продавали.

Она сидела на переднем сиденье автомобиля, открыв дверь и сняв сапоги, подставив их к костру. Марк расположился сбоку на стуле: сидел в шубе, забросил ноги на заднее колесо машины. Его сапоги стояли рядом с сапогами Евы.

От горячей чашки исходило тепло. Еве не хотелось выпивать содержимое, чтобы можно было вдоволь погреть руки. Она чувствовала непрекращающуюся дрожь. К тому же, после того, как промокла насквозь, она заметила нехорошее першение в горле.

– Откуда он у Конрада в такой глуши? – спросила Ева тихо, вдыхая аромат кофе.

– Раньше я часто бывал у него, когда возвращался из Каприса или Аркада.

Кругом было тихо. Они оба прислушивались и странно, но не было слышно даже отдаленного преввирского воя. Это обнадеживало. После всего, через что им пришлось пройти за последние несколько дней.

– Ты никогда не был в этой сторожке?

Он сделал глоток из дымящейся чашки и отрицательно покачал головой.

– Не было нужды отправляться в объезд.

Мысли в голове Евы о студеной сторожке и одинокой кровати внутри – все так же терзали ее. Было ли это большей проблемой, чем та, что они с Марком Касселем в приглушенном свете фар сидят вдвоем, на краю мира? И вокруг нет ни единой души, никого и ничего, кроме снега. Тонн белого зловещего снега.

– В каких городах ты бывал, Марк? – спросила Ева, вдыхая аромат горького, согревающего напитка. Она хотела отвлечься от темноты и своих раздумий.

– Я много где бывал.

– И где лучше всего?

Он опустил пустую чашку на рыхлый снег и поджег сигарету.

– В Каприсе и лучше.

Ева помолчала, вспоминая.

– Купольный диктавит, – протянула она. – И что там хорошего?

– Все, Гордон.

Пришлось подождать, прежде, чем он продолжит.

– Там нет преввиров и есть купол, и уверенность в том, что Понтарекс не нападет на тебя. – Он выдохнул сигаретный дым и стряхнул пепел. – И там всегда лето. И море, если знаешь, что это.

Ева бы сейчас не отказалась от лета. Лета в Городе Гор. Например, прошлого лета. Когда она не видела лица Акселя Эккерсберга, ничего не знала об Эвелин Эйлер и Игорь Горский был жив.

– Ты хотел бы там жить?

– Было время, когда я планировал взять Реджи и уехать туда навсегда.

– Почему передумал?

Марк пожал плечами:

– В Ате как-то привычнее.

Ева задумалась о его словах. Ей казалось, что она его поняла.

Когда поужинали, Ева принялась топить в кастрюле снег: она разлила горячую воду по канистрам, найденным в шкафу, и положила их под одеяло, которое они привезли с собой, чтобы хоть немного согреть ледяную кровать. Однажды, когда она была еще маленькой, в одну очень холодную зиму ее так научил делать Игорь Горский. Будто знал, в какой дали ей предстоит оказаться. Марк ей не мешал. Он все еще возился на улице, поднял капот машины и что-то проверял.

Она легла раньше него, чувствуя липкую усталость. Горло начало першить все больше, и Ева знала, что лучшим лекарством сейчас будет сон. Как и от бессилия, после едва пережитого дня.

Ей не хотелось застать тот момент, когда Марк придет, чтобы лечь в кровать. И она надеялась, что эта ночь быстро закончится. Надеялась, что Марк не станет рассказывать о ней парням, чтобы задеть Артура или Рори, когда они все воссоединятся. Сомкнув глаза, она пыталась уснуть, но мгновенно провалиться в сон не получилось. Ева дремала, когда скрипнула дверь. Короткий испуг заставил ее дернуться, и она услышала голос Марка.

– Не бойся, – сказал он.

Заперев дверь и нависнув над кроватью, он добавил: – Я не буду к тебе приставать. Сегодня.

Эта фраза заставила Еву распахнуть глаза, но она увидела лишь мрак. Кассель уже потушил свечи.

***

Она проснулась посреди ночи. От своей собственной дрожи. У нее стучали зубы и сильная боль поразила горло. В помещении должно было потеплеть за вечер их пребывания здесь, за который она усиленно пыталась его нагреть. Но пришлось пошевелиться, чтобы подтянуть ближе шубу, которая лежала в ногах.

В собравшейся темноте комната словно плыла в ее сознании и Ева чувствовала, как неустойчиво стоит на полу кровать. В груди проявлялась неясная боль при дыхании: она вызывала кашель. Боль иного рода: тяжелая и острая – сковала затылок и лоб.

То, что она заболела, казалось естественным, ведь так много часов было проведено на морозе, в холодном лесу в последние два дня, один из которых – в промокшем пальто. Ее тело неуемно и неестественно дрожало, и Ева задавалась вопросом, какой серьезный характер это может принять.

Зря она не сказала Марку еще вечером о том, что болит горло. Теперь она чувствовала себя достаточно беспомощной, даже чтобы его разбудить.

И она знала: если Марк сейчас проснется, он констатирует у нее жар. Возможно, очень сильный жар.

Но Марк уже не спал. Он проснулся от стука ее зубов, и когда она потянулась за шубой и громко хрипло закашляла, он спросил, как она себя чувствует. Но она не ответила ему, не распахнула глаз, и тогда Марк запалил свечи. Он увидел, что ее лицо мерцало прозрачной бледностью; только алые губы ярко горели в тусклом свете.

Протянув к ним руку, он почувствовал слишком сильное тепло. Всего на секунду унялась ее дрожь – тело Евы Гордон замерло, сделало глубокий вдох, потом выдохнуло и снова содрогнулось.

– Гордон, – позвал он. – Если холодно, можешь обнять меня.

Ответом был неразборчивый хрип – она не слышала его.

Отметив странную тенденцию Евы Гордон лишаться рядом с ним сознания, он поколебался мгновение, а затем решительно тронул одеяло и уверенным движением раскрыл ее.

Ева мгновенно очнулась.

– Пожалуйста… Не надо… – шепнула она.

Опустив ладони на ее талию, Марк, не обращая внимания на тихий взволнованный голос, начал снимать с нее свитер. Он чувствовал недовольство и протест в ее теле, протест в ее бессильных руках, отталкивающих его, но не остановился.

Расстегивая пуговицы ее рубашки он смотрел в распахнувшиеся от испуга изумрудные глаза. Глаза похожие на трясину, которая неуемно затягивала. Чуть приподняв голову Евы, он вытащил из-под ее спины рубашку, и, в один момент, когда их лица оказались слишком близко друг к другу, услышал слабое дыхание, похожее на стон.

– Только попробуй тронь меня…

Он усмехнулся.

– Ты, конечно, очень привлекательная, Гордон. Даже сейчас. Но я все-таки врач.

Марк осторожно уложил ее на подушку. Ева Гордон находилась в полусознании, она осталась в одном бюстгальтере – и он, умышленно опустил глаза на ее тело. Он увидел белый шрам на ее плече, оставленный рожденным в начале их пути. Проследив за тем, как поднялась и опустилась ее грудь, Марк протяжно выдохнул.

– Я знал, что рано или поздно подобное случится, – произнес он, потянувшись к ее бедрам, чтобы снять штаны, – хотя рассчитывал, что обстоятельства будут немного другими.

Ева Гордон уже мало осознавала реальность вокруг себя. Почувствовав неясное прикосновение, которое ее встревожило, Ева распахнула глаза и увидела лишь мрак вокруг, вместо зажженных тусклых свечей. Единственным светом в ее сознании был голос Марка, растворяющийся в холодном пространстве. Она смутно понимала, где она находится, и потянулась в неизвестность, словно наощупь пытаясь найти покидающий ее голос. И она не знала, стоит ли на самом деле ему доверять, ведь она чувствовала, что на ней почти не оставалось одежды.

Но чернота заполонила комнату, и голос был где-то далеко.

Затем она рухнула в белое мягкое облако, ее тело укрыло ледяной пеленой, и, голос исчез на несколько мгновений, но не оставил ее окончательно. Вернувшись, он предупредил ее, что будет немного холодно и Ева ощутила резкое прикосновение мокрого полотенца к своему лбу, а после помещение заполнилось запахом спирта.

Незримая связь

Очнулся Рори только на следующий день в небольшом городе под названием Плат. Только сам он этого не знал: в огромном пятне расплывалась незнакомая комната, и ему виделся только силуэт, нависающий над кроватью. Как только силуэт заметил, что глаза Рори распахнулись, силуэт спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

Эти слова отдались в голове болью, и Рори как будто током ударило – перед глазами пронеслись взрыв, огонь, кювет…Он резко подорвался, но что-то вдруг сжало его плечи и силой опустило на простыню.

– Тише, мой друг, – стал приговаривать голос. – Спокойно.

Кто-то держал Рори за плечи, чтобы тот не мог встать.

– Ты еще очень слаб для таких резких движений.

Рори мгновенно завладели ярость и беспокойство – он по-прежнему ничего не видел, а поэтому важность вырваться и сбежать негласно удваивалась.

– Ты не узнаешь меня? – спросил голос.

Взрыв, огонь, кювет… Как же много огня! Осознание пришло к Рори, но с задержкой: голос ему показался знакомым. Только откуда ему быть здесь?

– Итан…? – тихо спросил он и сам себе не поверил.

– Да, – отозвался голос.

Невозможно. Рори стал подозревать, что находится в бреду. Но все равно прошептал:

– Я ничего не вижу, Итан…

И вдруг даже серое пятно потухло, и Рори провалился в бездну, из которой только-только освободился…

Когда он увидел свет снова, его зрение заметно прояснилось: он осмотрелся кругом и хорошо видел теперь человека, сидящего за столом, спиной к нему.

– Итан, что ты здесь делаешь? – спросил обескураженный Рори.

Итан Лирш обернулся и важно ответил:

– Снова спасаю тебе жизнь.

Затем он рассмеялся. Рори улыбнулся ему в ответ.

Они познакомились с Итаном в тот день, когда Рори пытался вырваться из взлетающего на воздух Аппера, в те времена, когда он умчался из Города Гор и искал мать; когда Рори оглушило и его подобрала группа аркадцев, переодетых в солдат.

– Мне с тобой уже никогда не рассчитаться, – с долей благодарности в голосе сказал он.

Однако улыбка Рори быстро потухла, когда глаза снова заметались по комнате.

– Где Артур? – Его голос наполнился тревогой.

– Тот кучерявый что ли?

Рори кивнул.

– На кухне, сидит с Харцем и остальными.

– Остальными?

– Хочешь пойти туда, поздороваться?

Рори хотел, но у него не было сил подняться, а Итан тотчас будто прочел его мысли.

– Давай, я помогу тебе встать.

Рори оперся на плечо друга и ступил на пол, потом неуверенно зашагал по нему. Его покачивало из стороны в сторону и мысли от этого непослушно путались, но одно Рори не выпускал из внимания:

– Ты объяснишь мне, откуда здесь взялся? И, в принципе, где мы?

– В Плате, – коротко ответил Итан.

– Но как мы здесь оказались? – не унимался он. – Я помню только взрыв.

– Всему свое время. Потерпи немного.

И Рори выдохся, у него болела голова.

Они шли по темному коридору и, завернув за угол, скоро оказались на кухне. Рори увидел спину Харца, напротив него сидел за обеденным столом Артур. Чуть дальше, у распахнутого настежь окна медленно потягивали сигареты рыжие братья – Дмитрий и Павел – Рори сразу их узнал. Рядом на стуле сидел еще один человек, но с ним он знаком не был.

Артур встретил Рори радостнойулыбкой. Тут же обернулся Харц, и теперь Артур уже не успевал что-либо сказать – Харц громко поприветствовал Рори.

– Вот он, храбрейший человек из всех, кого я знаю!

На лице Рори отразилась растерянная улыбка, и он с недоумением посмотрел на Итана.

– Не скромничай, сынок, – сказал ему Харц. – Я рассказал ребятам про то, как ты спас ребенка и расправился с солдатами.

Рори отчего-то почувствовал себя неловко, как будто голый стоял перед толпой людей.

– Харц, посмотри, ты его ошарашил, – сказал Дмитрий. – Парню и без того здорово досталось.

Дмитрий спешно подошел, чтобы пожать Рори руку.

– Я буду хвалить его, как захочу, – запротестовал Харц.

После Дмитрия подошел его младший брат – Павел. Рори с трудом помнил, сколько им обоим было лет, но, на вид Дмитрию было не больше двадцати семи. Точно он знал, что Итану двадцать два – они с Артуром одногодки, вот Рори и запомнил. Братья были очень похожи чертами лица и непропорциональным телосложением, отличие было, только в волосах: у Павла короткие, тоже рыжие, но никаких кос и густой бороды.

– А это наш Якоб, – сказал Павел, указав на светловолосого и коренастого паренька.

Якоб участливо кивнул ему.

– Ну, все, идем за стол, – сказал Итан.

Итан был небольшого роста. Голова у него была гладковыбритая, черты лица блеклые, расплывчатые: ресницы светлые, словно выгоревшие на солнце, кожа бледная, прозрачная, а губы тонкие с едва уловимой линией формы; его лицо было словно чистое полотно без линии. Однако Итан совсем не был некрасив, его достоинство было не внешним – в нем присутствовал целый образ из его уверенности и прямой гордой осанки, и напыщенная задиристость влекла к нему людей.

Харц пригласил Рори сесть рядом с собой, а Итан оказался по левую сторону от Рори. Расселись и остальные; Рори Аллену есть не хотелось – его тошнило, но Итан заставил попробовать немного супа.

– Так кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – спросил Рори, склонившись над тарелкой и бесцельно полоща в ней ложку. Он обратился к Харцу: – Кто Вы такой? Ведь не я один был знаком с парнями до фургона, верно?

– Верно, сынок, – согласился Харц.

– Так кто же Вы, расскажете?

Харц молча положил предплечье на стол и задрал рукав – там сверкнула татуировка медведя.

– Тот же, кто и ты, мой мальчик, – сказал он.

Рори вспомнилась та загадочная улыбка, которая горела из тьмы фургона. Но он был был сильно удивлен, увидев татуировку.

– Почему взорвалась машина? – спросил Рори.

– Артур починил мои часы, – сказал Харц, – и не предупредил меня, что было огромной ошибкой.

– Мы решили не останавливаться, потому что не было времени, – припомнил Рори. – Приближалась ночь, а до города было далеко.

– Часы были передатчиком, – объяснил Дмитрий. – Харц ездил в Барреру, и так мы с ним поддерживали связь. Но она оборвалась в Осово, когда он был на обратном пути в Аркад.

– Я сопротивлялся, когда меня пытались схватить, и часы пострадали в поединке. Я возился с ними, пока сидел в фургоне, но солдаты что-то заподозрили и забрали их у меня, – пояснил Харц.

– Но пистолет они у Вас не забрали, – поразмыслил Рори. – Если они заподозрили, то…

И тут Рори почувствовал, как Итан легко пихнул его в плечо.

– Харц, расскажи-ка лучше, за что тебя взяли, – попытался перевести тему Итан.

Но Харц его уже не слышал. Он повернулся к Рори и стал беседовать теперь только с ним, будто они одни были в кухне.

– Я не обижаюсь на твои сомнения, Рори Аллен. Послушай сюда, сынок, – сказал Харц, – а лучше посмотри.

Он встал из-за стола и медленно прошел пару метров по полу. Рори показалось, что он делает это как-то на показ. И вдруг он понял:

– Вы ходите, – произнес Рори, – ходите, как будто у Вас есть две ноги.

Харц поднял штанины:

– Ноги и правда у меня есть. Обе.

Рори заколебался:

– Но протез…

– Я знал тогда, что меня схватят, – сказал Харц, – и меня схватили, но не как медведя, а как беспомощного старика. Я еще давно раздобыл муляж протеза на такой случай и спрятал в него пистолет. И хорошо, что так поступил, потому что пистолет не оказался лишним, хотя не напяль я протез, возможно, смог бы сбежать.

– Вас схватили за то, что Вы из ордена? – поинтересовался Рори.

– Да.

Рори еще больше удивился.

– Но раньше такого не случалось.

– Теперь в ордене все чаще видят угрозу, – прохрипел Харц, и на его лице сверкнула та самая белозубая улыбка, сверкнувшая и в фургоне.

– Теперь нам нужно быть немного осторожнее, – раздался голос Павла.

И Рори опомнился, стал снова видеть вокруг людей. Ему показалось, что на миг парни ушли в другую комнату, и вот, снова восстали перед ним.

– Мы долго разыскивали Харца, и кое-как вышли на его след. А затем передатчик снова активировался. Мы надеялись, что Харц в том фургоне, но знать не знали, что там еще и ты, Рори. Мы напали на вас думая, что грядет расправа с солдатами.

Итан приблизился к Рори и прошептал ему на ухо, однако с явным расчетом на то, что услышат все:

– Это по его вине вы с Артуром чуть не умерли.

Павел уже был готов ответить Итану и даже успел открыть рот, но Харц резко оборвал его, стукнув кулаком по столу.

– Довольно! – выкрикнул он. – Меня эта перебранка за сегодня уже достала.

И все разом замолчали – комната заполнилась тишиной. Рори спросил себя мысленно: кто же такой этот человек и почему его сила так велика? Любопытство заставило его взглядом повести к лицу Харца, и, настигнув его, Рори увидел, что Харц сам на него давно смотрит, пристально и в упор сверлит черными глазами.

Когда обед подошел к концу, Рори снова пришлось лечь в кровать – он по-прежнему чувствовал себя худо. По комнате бесцельно слонялся Артур; как молчаливая тень, он медленно перемещался из одного угла в другой, подходил к зашторенному окну, на секунду впускал в комнату немного света и отходил от стекол, снова прятался в темноте стен, растворяясь в них, становясь частью их черноты.

– Он всегда такой угрюмый? – прошептал Итан, сидящий рядом с кроватью, но на этот раз так тихо, чтобы слова нашли получателя только в Рори.

Рори ответил, однако, не стараясь сделать из своего ответа тайну, а говорил обычным своим голосом, ведь он знал Артура слишком хорошо: он сейчас задумчив, значит, ничего вокруг не существует, кроме собственных мыслей. А если не так, то Артур, не сочтет слова Рори обидными; для него такая оценка была бы лишь своеобразной похвалой.

– Артур немного другой, не такой как все, – сказал Рори. – Но он хороший парень. Он лучше многих других из всех, кого я знаю.

Итан обернулся назад и поискал глазами черный силуэт, но комната замерла, и застыли тени.

– Такой странный, – едва слышно произнес он, почти не шевеля губами, а потом увел тему в сторону и теперь был смелым говорить громче: – Харц хочет, чтобы мы поскорее отвезли его в Аркад. Если Урсула и правда ждет его приезда, то будет недовольна опозданием.

– Мне жаль, что я подвожу орден, лежу здесь и не могу встать с кровати, – протянул Рори. – Вы могли бы ехать и без меня.

– Не беспокойся, – твердо сказал Итан, – Харц уедет завтра на рассвете, и мы дадим тебе пару дней, чтобы встать на ноги.

– Нет, я не стану тормозить вас. Тем более на пару дней…

– Харц не узнает о нашей задержке, а Урсула – она так или иначе останется недовольной, чтобы мы не делали. Поверь, когда Урсула говорит о срочности, она просто предостерегается.

– Ну ладно, – протянул Рори. – Сегодня я соглашусь, но завтра снова буду настаивать.

Он на миг задумался, стоит ли говорить о тревожащем его, и сказал:

– Урсула? Я никогда раньше не слышал этого имени, ни ее, ни Харца. Я был в ордене, но ни разу…

– Ты не был в ордене, Рори, – поправил его Итан, – ты был просто пешкой. Ею был и я. – Тут он замолчал и подумал что-то себе на уме, и развивать мысль уже намеренно не стал. – Я не могу с тобой об этом говорить, извини. Мне запрещено.

– Значит, тебе стало известно что-то большее? – восхитился Рори.

Он чуть привстал, будто таким образом имел больше возможности дотянуться до правды.

– Это можно назвать повышением, – коротко обмолвился Итан.

Интерес разгорелся в груди Рори, но там почувствовался и короткий укол.

– Дмитрий тоже получил повышение? – спросил он.

– Да. Но не Павел.

– Ясно, – сказал Рори. – Так ты расскажешь, что означает это повышение?

– Я не могу.

– Расскажешь хотя бы, куда едет Харц?

– В Оттокар. Он возьмет с собой Якоба и Павла. Зачем он туда едет, я и сам не знаю. Некоторые вещи не положено знать и мне.

– Хорошо, – вздохнул Рори, который от чего-то успел себя почувствовать разбитым и раздосадованным.

Мысли об ордене и о неожиданных переменах начали гложить его, и ненадолго он от них отстранился.

– Слушай, когда вытаскивали Харца, там в фургоне не было девушки?

– Была, – кивнул Итан.

– А пес?

– Не выжил после аварии.

Рори покачал головой.

– Но ведь это не та девчонка, за которой ты ездил домой, верно?

– Верно. Эта девушка просто… она тоже, как и Харц была в плену. Так, она в порядке?

– Не удивительно, что ты не помнишь, как она поила тебя и сидела у этой кровати – ты и правда был очень плох.

Рори смутился.

– Сейчас она отсыпается – всю ночь рядом с тобой провела, но это не так важно. Мне интересней, где же та, вторая. Где твоя Ева?

Рори протянул кислым голосом:

– Нам придется забрать ее в Речице, – после он повернулся на другой бок и сказал в стену: – хочу попытаться немного поспать. Потрачу эти пару дней с пользой.

Он проснулся глубоким вечером, но темноты за окном не заметил. Не обратил внимания и на зажженные свечи – не видел ничего вокруг, кроме лица перед своим лицом. Круглое, а на нем аккуратный нос, розовые щеки и маленький рот. Еще глаза голубые и чистые. И ресницы запутались в пышной каштановой челке.

Лицо было красивым, и Рори заметил это, когда оно возникло так близко. А после оно и вовсе придвинулось, прилипло к его лицу – пухлые губы вдруг коснулись его губ. Рори от неожиданности и захватившего волнения вздрогнул, как будто испугался, и с губ, взявших его в плен, сорвался задорный, но короткий смех, а потом они снова прильнули к нему. И его дыхание переменилось – стало тяжелым и глубоким. Но он быстро очнулся – в его сознании скользнул лик Евы Гордон, и Рори резко схватил Надю за плечи и отстранил от себя.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Надя взглянула на него ошеломленно:

– Целую тебя.

И тут Рори слегка растерялся. Правда была в том, что перед глазами у него стоял образ Евы и тушил в нем всякий огонь и всякую страсть, и неосознанную тягу к Наде. Тягу, которая в самом деле существовала.

– Я не могу, – сказал он. – Извини.

На что Надя мгновенно выпрямилась; мягкие каштановые волосы перестали касаться его подбородка, и девушка выбежала из комнаты.

***

Утром уехал Харц, и Рори не довелось застать его отъезд – он проспал и никто его не разбудил, и от этого Рори все утро был злой. Прародителем этого чувства было ощущение, что он оказался лишенным чего-то, что пропустил нечто важное, и теперь он никак не мог успокоиться. Масла в огонь подливал и Итан. Он цеплял Рори за тему не менее животрепещущую.

– А твоя Ева не обидится?

– О небо, на что? – вздыхал Рори.

– Скорее на кого.

– Что ты имеешь в виду?

– Вдруг узнает, что было между тобой и Надей?

Рори успел рассказать ему, что случилось прошлым вечером, но теперь об этом уже очень жалел. А ведь ему нужно было рассказать это кому-то, ведь на нем лежал тяжелый груз вины, от которого можно было освободиться только таким способом – исповедаться. Хотя по сути, он ничего плохого не сделал.

– Нет, она не обидится, ей все равно, – говорил Рори.

И он действительно в это верил.

– А, может, ты не так сильно ее и любишь? – спрашивал Итан.

– Мне хотелось бы так сильно ее не любить. Мне хотелось бы не любить ее вовсе.

Итан рассмеялся.

– Ты ведешь себя так, будто сделал что-то плохое. Ни Ева, ни Надя тебе ни жены. Ты же с ней не спал?

– Замолчи, Итан.

– Замолчу, когда ты успокоишься.

– Я не успокоюсь, – предупредил Рори, и стал мусолить другую, не менее больную тему: – Что сказал Харц, когда уезжал?

Ответ был предельно сдержанным:

– Сказал, чтобы мы скорее тащились в Аркад.

– А что еще? – не унимался Рори.

– Посоветовал не впутываться в неприятности.

Рори был ответами не доволен.

– Почему ты не разбудил меня? – сердито спросил он.

– Потому что ты должен был набираться сил и тебе полезнее сейчас спать.

– Но мне нужно было поговорить с Харцем.

– Слушай, – вздохнул Итан, – что такого важного было в его отъезде? Что ты хотел ему сказать?

– Мне нужно было спросить, – ответил Рори. – У меня появилась одна идея, и я хотел с ним посоветоваться.

– Что за идея? – поинтересовался Итан, но Рори стал упираться, и Итан просто вынужден был его уговорить.

Когда Рори поведал тайну, Итан вымолвил:

– Ну, ничего себе!

– Как думаешь, что сказал бы Харц? – неуверенно спросил Рори.

– Он сказал бы, что мы полные придурки.

– Значит, не позволил бы, – с досадой протянул он.

– Нет. Думаю, он сам отправил бы нас туда.

Злоба Рори потихоньку начала рассеиваться.

– Уверен?

– На все сто процентов. Обозвал бы нас придурками и отправил.

– Расскажешь Дмитрию, ладно? Спроси, что он думает.

– Обязательно, – откликнулся Итан.

– И это, – заколебался Рори. Он чуть помедлил. – Ты не знаешь, где Надя? Просто она не приходила…

Итан усмехнулся и хлопнул Рори по плечу:

– Я поищу ее, если нужно.

Но Итан так и не смог ее отыскать. И даже в обед она не пришла, а когда не появилась и вечером, то Рори уже здорово заволновался. А потом потемнело небо, но Нади все еще не было. Рори начинало мучить чувство вины перед ней.

– Она не попрощалась, Рори, но она ушла, – сказал ему Артур.

Он сидел на стуле, возле его кровати. Смотрел в монитор, стоящий на коленях, и что-то отбивал на клавишах.

Рори был задумчивый и смотрел в пол.

– Что? – переспросил он.

– Рори, она ушла. Хватит уже об этом думать, – повторил Артур.

– Как ушла?

– Ногами, – просто ответил Артур.

– В смысле, она больше не поедет с нами?

– Получается, что нет.

– И ты знал это, но не сказал мне?

– Она просила.

– Как-то глупо получилось, – протянул Рори.

– Она слышала твой разговор с Итаном о Еве. У нее была причина уйти.

Рори вздохнул.

– Надя рассказала тебе? – вопросил он, и на короткое мгновение задумался о том, когда успел рассказать Артуру о том, что было между ним и Надей. И понял, что не рассказывал.

И скорее всего Надя тоже молчала. Так легко Артур разгадал все их чувства…

– Ты очень ей понравился, Рори.

– Я знаю, – сказал он, – но с самого начала все это было не правильным.

С тяжелым вздохом Артур оставил компьютер, отошел от кровати и устремился к окну, где на темном небе мерцали звезды. Он смотрел на Большую Медведицу.

– Значит, хорошо, что она ушла, но мне все равно ее очень жаль. И тебя жаль. И всех остальных людей на этой планете тоже.

Крах Возмездия

Засучив рукав, Рори Аллен опустил правую руку на стол. Он сжал кисть в кулак, предчувствуя грядущую боль. На Итане Лирше совсем не было лица. Он стоял у огня, и, в его стеклянных глазах отражалось пляшущее пламя. Капельки пота бежали по бритой голове, стекая на лоб. Он смахнул их ладонью, а затем посмотрел на Рори Аллена.

– Я не поверю, что ты струсил, – насмешливо бросил Дмитрий.

Итан резко обернулся и одарил Дмитрия яростным взглядом, а затем в гордом молчании снял раскаленное железо с огня.

– Готов? – сухо спросил он, обращаясь к Рори.

Тот уверенно кивнул.

Пылающий наконечник металлического прута коснулся кожи. Стиснув зубы, Рори запрокинул голову и зажмурился, жгучая боль охватила половину тела, но он не издал ни звука. Подняв наконечник, Итан вонзил его в руку снова, выбрав место чуть повыше. А потом повторил еще раз.

Закончив, Итан бросил прут на пол и с облегчением выдохнул.

Когда Рори взглянул на свою руку, то ужаснулся: рука выглядела правдоподобно.

– Не расслабляйся, – предупреждающе процедил он. – Кто-то должен закончить.

– Кто-то, кроме меня, – сказал Итан.

– И кроме меня тоже, – откликнулся Артур.

Все утро он провел за монитором. Почти без остановки стучал пальцами по кнопкам, иногда оставляя их и делая чертежи в блокноте.

Рори переглянулся с Дмитрием. Тот молчал, нервно барабаня пальцами по крышке стола. Рори позвал его к себе, и, вздохнув, Дмитрий поднялся со стула.

– Что ж, – протянул он. – Ты сам на это согласился.

Рори не просто на это согласился, он сам это предложил – то, о чем он не успел спросить Харца. Без колебаний Дмитрий заехал ему кулаком в скулу.

– Через несколько часов будет синяк, – объявил Дмитрий.

Ощупав ноющее от боли место удара, Рори кивнул и пошел узнать, как дела у Артура.

Он и сам не понимал, откуда к нему приливают силы.

– Почти готово, – заверил тот. – Осталось сделать пульт управления.

– Что со временем? – поинтересовался Рори у остальных.

Дмитрий взглянул на часы и сообщил:

– Их забирают в пять вечера. Я нашел человека. Мы будем у него в четыре тридцать.

– Нужно еще раз обсудить план, – предложил Рори.

– Непременно, – согласился Итан. – Только сперва спрячем твою татуировку.

Рори словно опомнился, погрязнувший в фантазиях о завтрашнем дне, и кивнул. Он протянул ему правую руку. Итан наложил на запястье толстый слой бинта. Осмотрев предплечье, Рори видел теперь только замотанную рану и рядом три красных свежих пятна от раскаленного железа. Он понадеялся, что к утру они хотя бы немного затянутся. Ведь не должны выглядеть свежими. Итан похлопал его по спине, и они присоединились к сидящим за столом.

Важно, чтобы каждый знал свою роль и начал выполнять ее в нужный момент. Для Рори Аллена он наступил уже вечером.

Стоя в полумраке, посреди слабо освещенной комнаты, он был уже словно другим человеком. А ночью, прикасаясь к ноющему под глазом синяку и едва дотрагиваясь до обожженной руки, он все больше убеждался в том, что он и есть тот самый другой человек. Этой ночью бок о бок с ним ютились в сыром пропитанном холодом подвале ничего не подозревающие люди, а те, которые были в курсе, молчали, словно набрали в рот воды.

Утро расправляло крылья над Речицей, и небо озарялось блеклым светом. В серых тучах утопало солнце, крася улицы в бесцветные тона. На рассвете собирались люди, быстро, но против своей воли заполняя главную площадь, в самом центре которой располагался деревянный помост. Озарялось небо. На рассвете в Речице первым числом месяца вершилось Возмездие, успевшее пронестись над Лекреком и забрать десяток невинных жизней.

Ступив на помост, Рори Аллен почувствовал, как под сапогом заскрипели деревянные доски. Он шел, чуть прихрамывая, еще не до конца привыкнув к накладному протезу.

Длинный строй открывала девочка восьми лет. Рори брел прямо за ней. Он глубоко вдыхал морозный свежий воздух, но его воображение рисовало запах огня и крови – Рори вспоминалось Возмездие в Патоке, родном городе Евы, которое они застали после отъезда из Города Гор. В тот день в одиночку он не мог ничего изменить.

Но сегодня он, наконец-то, был не один.

Когда строй остановился, было приказано развернуться к толпе. Перед строем прошел солдат. По обеим сторонам помоста стояли еще двое.

Рори окинул взглядом толпу в оцеплении. Рядом с военными покорно стояли псы. Рори сосчитал животных. Их было даже больше, чем предполагалось.

Из списка стали оглашаться имена. Люди то и дело шагали вперед. Затем следовала сортировка.

– Засучить рукава! – приказал солдат, и прошелся вдоль строя.

Кого-то он отправлял налево, и, они ненадолго спасались от смерти. Кому-то, подобно Рори с тремя отметинами, приходилось шагать направо.

Там уже стояла девочка, шедшая перед ним. Она схватила Рори, своего вымышленного брата, за руку, как только он подошел. Затем подтянулась и ее мать. Теперь вся семья была в сборе. Они не были для Рори родными, и он знал их меньше суток. Однако это не имело никакого значения, когда он видел на глазах сестры слезы. Чуть склонившись над девочкой, он шепнул:

– Все будет хорошо.

Он и не ожидал, что этот незначительный жест вызовет такую бурную реакцию у солдата. Спустя секунду автомат уперся Рори в грудь.

– Отпусти ее руку, – пригрозил низкий голос.

Однако Рори не подумал подчиниться. Он должен был подчиниться, просто обязан был, ведь под угрозой мог оказаться весь план, но по какой-то особой глупости он не одернул руку, а только зло уставился на солдата. Им руководила необузданная ненависть.

Солдат силой разъединил руки девочки и Рори, и, заметив бинт, с поучительным взглядом и ухмылкой вонзил в него пальцы. Похоже, он рассчитывал, что там рана, ожог или что бы то ни было еще. Он, верно, надеялся причинить Рори боль, но нужной солдату реакции не последовало.

Рори не скорчился, не застонал, а только молча продолжил смотреть солдату в глаза. Им овладел какой-то неведомый порыв, и на миг он даже забыл, что сестра ему не сестра, а сам он срывает план. Ох, как, наверное, колотились сердца остальных. Они стояли в толпе и не могли ничего сделать. Не могли помешать Рори разрушить все.

Опомнился Рори слишком поздно. Когда солдат стащил с его руки бинт, и рассвирепевшее лицо исказилось в судороге. Рори подумалось, что это конец. На запястье сверкала Большая Медведица. Солдат оскалился, схватил Рори за шею и весь затрясся от ярости.

Рори замер, боясь наломать дров.

– Брось, посмотри, какой он жалкий, – сказал другой солдат, подойдя ближе и заглянув в лицо Рори, заляпанное синяком под глазом.

Затем его взгляд скользнул на протез, и нога солдата не смогла удержаться, чтобы не ударить по деревяшке.

– Пристрелим этого калеку, когда подойдет очередь.

Рука, сдавливающая шею, разжалась, и с размаху к лицу Рори приложился автомат. Рори согнулся от удара.

– Подохнешь, как последний преввир, – процедил солдат и плюнул Рори под ноги, а потом развернулся и оставил его.

Подняв голову, Рори встретился в толпе напряженным сверкающим взглядом Итана Лирша, стоящего в первом ряду.

После сортировки последовало клеймение, а от него рукой подать до свиста пуль. То, что было тщательно спланированно, должно было начаться до первого выстрела. Никто сегодня не должен умереть.

Первыми были две сестры. Та, что чуть старше вышла добровольцем на расстрел, спасая на несколько мгновений жизнь младшей. Сделав пару неуверенных шагов вперед, она выпрямилась и потерянно взглянула в лицо солдату. Рори еще не приходилось видеть, чтобы с таким отчаянием смотрели в лицо поддельной смерти. Дуло автомата взлетело в воздух, но пуля не успела вылететь, потому, как резко залаяли собаки, и, солдат обернулся, чтобы посмотреть, что там происходит.

Внизу и правда стало неспокойно. Казалось, будто взбесились псы, но пока что было неясно, что случилось. Охваченная страхом толпа волновалась и жаждала вырваться из тисков, в которые была зажата. Помост окружили людские вопли. Оцепление из солдат не справлялось с собаками. Начали звучать выстрелы, за которыми следовало жалобное скуление. Каждый выстрел сопровождался вскриком толпы, не ведающей, от кого искать спасение. Собаки как по цепной реакции стали кромсать зеленую солдатскую одежду, разрывая ее вместе с живой плотью, а те в панике начали палить по пушистым шкурам.

Стоя на помосте, Рори наблюдал за бурлящим хаосом, и ему понадобилась минута, чтобы поверить, что у них получилось осуществить задуманное. Артур сделал все идеально, подумал он. Среагировал не позже и не раньше, чем требовалось. Ошейник, найденный Рори еще в фургоне, сыграл хорошую службу. Он никогда не сомневался в одаренности Артура. Всего за сутки Артур Дюваль смог взломать программу.

На этом миссия Артура была закончена, и в игру вступал Рори, слегка охваченный волнением. Сбросив протез, он добрался до пистолета. Трое солдат, пребывающих на помосте, рьяно отстреливали собак, абсолютно не контролируя то, что происходило за их спинами.

Большая часть заключенных сбежала, сиганув в бушующую толпу. Рядом с Рори стояли совсем немногие, и он постарался разогнать людей, боясь, что они станут случайными жертвами. Однако, они совершенно не намеревались прыгать вниз. Кто-то был слишком напуган и замертво прирос к помосту, кто-то просто трусил прыгнуть, не зная, что его ожидает внизу. Плюнув на это дело, Рори ринулся к одному из солдат.

Подойдя сзади, он приставил к его голове пистолет. От испуга солдат вскрикнул, и на крик обернулись двое остальных. Требование бросить автоматы было выполнено ими беспрекословно. В ту же секунду на помост забрались Дмитрий и Итан. Они схватили двоих оставшихся солдат, чтобы не дать им возможности сбежать.

Рори сделал глубокий вдох и почувствовал подступивший запах пороха, разлившийся в толпе. Его пистолет взмыл в воздух и сделал два коротких предупредительных выстрела в небо. Паникующая толпа разом обернулась на помост.

– Они пришли в ваш город и обязали платить налог, – выкрикнул Рори, скользнув взглядом по напуганным лицам.

– Они, – указал он на солдата, который был у него на мушке, – обрекли вас на жизнь в нищете и безжалостно убивали близких.

Толкая солдата к краю, он продолжал:

– Сегодня день Возмездия. Так почему же не позволить справедливости восторжествовать?

На миг толпа замолчала, и кроме выстрелов вдалеке, не было слышно ничего. Озадаченность и нерешительность горела на испуганных лицах.

– Да, – выкрикнул кто-то из толпы. – Устроим справедливость!

– Справедливость! – подхватил кто-то второй.

Толпа обретала уверенность.

– Нам нужна справедливость! Нам нужна справедливость! – начали скандировать люди под звуки стрельбы.

– Заставьте их уплатить ту цену, которую уплачивали сами, – выкрикнул Рори и сбросил солдата вниз.

Тот полетел на землю, и, полчище рук жадно накрыло его, проглотив в реке страданий и боли. Такая же участь ждала и оставшихся двух солдат, которых держали Дмитрий и Итан Лирш. Дмитрий столкнул одного из них вниз, и, в тот же миг Рори одернул за рукав следующего. Это был тот солдат, который плюнул Рори под ноги в начале Возмездия. Рори не мог забыть его лица.

На миг ему показалось, что пелена тумана застелила его взор. Он видел перед собой лицо убийцы и ничего вокруг. Лицо человека, забравшего множество жизней. Он видел врага, который был его личным врагом, кроме того, что был врагом человечества. Рори забыл название города, в котором находился, он забыл о плане, забыл о миссии и о Большой Медведице, забыл о том волнении, которое рождалось в его сознании, когда он думал о реакции Харца на его идею сорвать Возмездие. Забыл о Еве Гордон и Касселе, блуждающих в соседних городах, забыл о своем умершем отце и о разрушенном Городе Гор. Забыл о том, что Ева его не любила, а мать – бросила. Все его сознание и сила сосредоточились сейчас в руках, и кончиками пальцев и костяшками он ощущал теплую плоть, и он смотрел на изорванную кожу на лице солдата и не чувствовал ничего, кроме всеохватывающей жестокости. Собственные руки казались ему в этот момент чужими руками.

Он бил солдата, пока Итан с Дмитрием не оттащили его в сторону. Дмитрий остался рядом, пока Итан сталкивал тело солдата с помоста. В этот момент Итан не был уверен, что солдат все еще жив, и с удивленным видом он обернулся на своего друга.

После того, как толпа расправилась с упавшими, она заревела и требовала еще, но на помосте солдат не оставалось. Бросившись в стороны, люди ринулись к тем, с кем не справились собаки. Жителей города уже было не остановить. Они не боялись автоматов в руках солдат и того, что могут оказаться на месте очередного застреленного пса. Народ жаждал мести и теперь смело утолял свой голод.

Им просто нужен был толчок, подумал Рори, стоящий рядом с Дмитрием, переполненный нервным волнением от того, что этот толчок предоставил. Он уже не имел права думать о том, правильно ли он с поступил. Он смотрел на то, что случилось, и видел в происходящем наивысшую истину. Ведь люди забыли, как они могут быть сильны.

В его руках не унималась дрожь.

Посмотрев с минуту на толпу, он сообщил Дмитрию, что в порядке. Дмитрий ему не поверил; но в любом случае, он видел, что Рори больше не собирается бросаться на людей, пусть и плохих людей. Что его временное затмение прошло. За блестящую поданную идею Дмитрий готов был принять сегодня в Рори что угодно. И в любом случае, Дмитрий вспоминал себя, только вступившим в ряды ордена, и вспоминал собственные порывы ненависти, которыми еще не умел управлять.

Они направились за помост, к Артуру Дювалю. На пути Рори попалась сестра, вцепившаяся в юбку матери. Они были из тех, кто не убежал вниз, кто не знал, что делать и растерялся. Рори подошел к ним и склонился над девочкой.

– Я же сказал, что все будет хорошо, – произнес он.

На его лице возникла добрая искренняя улыбка, которую даже не пришлось из себя выдавливать.

Девочка заплакала. Она была перепугана, и, кажется, вид окровавленных рук Рори Аллена окончательно поверг ее в ужас.

Так или иначе, подумал Рори, это должны были быть слезы счастья. Однако, для ребенка, все увиденное, могло и не показаться таким уж радостным.

Небрежно вытерев руки об куртку, он развернул девочку и попросил поднять голову, и указал пальцем на ступеньки. Отпустив Рори, она понеслась навстречу настоящему брату, чье место и чьи три отметины от раскаленного железа сегодня Рори перенял на себя.

– Когда все закончится, бегите из города, – посоветовал Рори, обратившись к матери девочки, которая тоже стояла вся бледная на фоне пролившейся кругом алой крови. – Эти солдаты мертвы, но из соседних диктавитов приедут другие. Возможно, они захотят взорвать город.

– Но куда нам бежать? – спросил подоспевший брат, опустив мимолетный взгляд на испачканную куртку Рори. – Мы будем беженцами, и, нас арестуют.

– Мы с друзьями двигаемся далеко на запад. На всем пути будем распускать вирус для ошейников. Псы станут нападать на солдат, но не потревожат мирных людей, – объяснил Рори.

– Вы спасли наши жизни, но оставили без дома, как и всех людей, которые живут здесь, – послышался дрожащий голос женщины.

– Прекрати, мама, – попрекнул ее сын. – Мы теперь должны вечно благодарить этих людей. Сегодня они спасли тебя и сестру. Ну и меня, конечно же.

– Я и сам лишился дома, – признался Рори. – Его взорвали, и я стал беженцем. Когда это случилось, я пришел сюда и сорвал Возмездие. Знаете почему? Потому что люди не должны жить в страхе и не должны умирать от рук солдат. Никто не имеет права принуждать их отдавать последние сбережения и забирать их дома.

Посмотрев на парня, держащего девочку за руку, Рори добавил:

– И если ты хочешь меня отблагодарить на самом деле, то должен сделать то же самое, приехав в какой-нибудь другой город.

Парень напряженно посмотрел на него. В этом взгляде чувствовалась нерешительность. Рори не знал, подействуют ли на него сказанные только что слова. Но он на это надеялся.

Попрощавшись, Рори продолжил путь к Артуру. Чем дальше он уходил от помоста, тем больше приходил в себя, в свою привычную жизнь.

В его сознание вернулись мысли о пути в Аркад и о Речице, в которой он находился. И что совсем скоро должна произойти их встреча с Евой Гордон.

Но он не догадывался, что она уже въехала в Речицу пятнадцатью минутами ранее.

***

Марк Кассель вел автомобиль через ворота и с первых секунд заподозрил, что что-то не так. И Ева оторвалась от дремоты, в которой пребывала теперь почти постоянно из-за своей болезни. Она еще не успела до конца выздороветь: ее лицо хранило неестественно-бледный оттенок, и приступами накатывал кашель. Не отступала и слабость, но жар больше не поднимался.

Поправив высокий воротник свитера, натянув его до подбородка, она вопросительно смотрела на Марка.

– Здесь должен быть пост, – объяснил он.

Но на посту никто не дежурил.

Ева выпрямилась и посмотрела в лобовое стекло. Впереди них вилась небольшая нить въехавших в город машин. В остальном, на улицах было почти пусто.

Ей вспоминался Митчелл и бесконечный поток людей на обочинах, но большинство из них были беженцами из соседнего Флера. Однако Речица не напоминала маленький город. Это был просто большой пустой клочок земли.

Марк съехал с центральной дороги и вел медленно, озираясь по сторонам. На которых никого не было.

Вдалеке они оба видели что-то. Большое скопление людей. Марк сказал, что это площадь, и Ева на несколько секунд позже Марка поняла, зачем собралась толпа. Возмездие. Вот, почему улицы были безлюдными. Отовсюду доносился громкий собачий лай, уже слишком знакомый Еве.

Выстрелы раздались внезапно. Марк остановил машину, а Ева зажмурилась. Она поежилась, и страх на секунду сковал ее.

Она ощутила давление на плечах и в грудной клетке – это Марк посмотрел на нее. Она распахнула глаза и не поняла скрытого посыла его темных глаз. Тогда он снова многозначительно посмотрел вперед.

Там происходило что-то необычное. Кажется, на помосте была драка. Лай усиливался. Она слышала залпы выстрелов, слишком много залпов, не характерных для Возмездия, на котором она присутствовала в Патоке. Ева вглядывалась туда, куда вглядывался Марк.

Толпа качнулась, словно волной, когда с помоста в нее рухнуло что-то. И в открывшемся пространстве Ева увидела наверху помоста схватку солдата и какого-то человека. Он бил военного, и тот почти не сопротивлялся. А затем толпа выпрямилась и обзор закрылся. Ева машинально тронула пальцами дверную ручку и потянулась на улицу.

– Только попробуй, – предупредил Марк.

Она ощущала волнение. Ощущала злость. На солдат, которые убили ее родителей. На Понтарекс и на их цепных псов. На Акселя Эккерсберга – премьер-министра Понтарекса. На диктавиты, жители которых были такими же несчастными людьми, но обернулись в военных, чтобы терроризировать народ. Из-за своего страха. Из-за своей слабости. И ей не терпелось узнать, чем все закончится.

В этот момент люди снова всколыхнулись волной – нечто полетело с помоста вниз. И Ева увидела того только что сражавшегося человека. Он слишком выделялся на фоне серости зимы – его одежда была по пояс испачкана в крови.

– Гордон, все нормально? – глухо спросил Марк.

– Не знаю…

Ведь она вдруг узнала его. Узнала этого высокого мужчину в крови.

Это был Рори Аллен. Незнакомец Рори.

Ее сводный брат, ее лучший друг.

Еву захватил приступ кашля. И она больше не чувствовала волнения из-за справедливости этой мести. Солдатам, Понтарексу. Акселю Эккерсбергу. Она чувствовала ужас и страх.

Марк выжидающе молчал и не говорил ей ни слова. Он мог бы съязвить, усмехнуться, как он умеет. Это был подходящий момент, но он не сделал этого.

Когда она снова тронула дверную ручку, он не помешал ей. А лишь медленно вышел на улицу вслед. Ева направилась вперед, вглубь потухающего происходящего.

Но так же резко затормозила. Повернувшись к Марку, схватилась за его локоть.

– Увези меня, – неожиданно попросила она.

И направилась обратно к машине.

Через мгновение издалека ее окликнул голос. Голос Рори Аллена. Он уже заметил ее. Она обернулась, и в глаза ударил яркий алый цвет. Цвет куртки, испачканной в крови. И вдруг приступ кашля захватил ее второй волной. Она выглядела и чувствовала себя очень больной сейчас. Хуже, чем за все это время в пути.

– Что ты с ней сделал? – бросил со злостью Рори стоящему рядом Марку Касселю.

Тревожный взгляд был направлен на Еву. Марк яростно стиснул челюсть.

За Рори подоспел Артур и два незнакомых человека. Один из них был рыжим и высоким – Ева моментально вспомнила его рассказ о друзьях, которые были у него в ордене. И поняла, что это они.

– Он спас мне жизнь, – ответила Ева. – А вот что делаешь ты?…

Она развернулась и уверенно направилась к машине. Марк провел ее и открыл пассажирскую дверцу, помогая ей сесть.

– Артур, ты с нами, надеюсь? – обернулась она.

Артур замешкался, брошенный между двух огней.

Ева разочарованно кивнула и села в автомобиль. Артур резко двинулся с места, к ней. Они с Рори оба знали, что так будет лучше.

Часть 3. Святая земля

Северный Аркад

Артур Дюваль осторожно ступал по льду. В свободные рукава его черной мантии задувал зимний ветер, а длинный подол, мокрый от снега взлетал от мощного его дуновения. Там, под мантией у него был надет пуховик.

Ева Гордон шла чуть впереди и ее широкий капюшон, призванный скрывать узнаваемое лицо в тени, то и дело отбрасывало назад, как и капюшон Артура. Белые волосы разлетались в стороны – она держала их замерзшими пальцами и озиралась по сторонам: вокруг не было ни души.

Позади оставалось пространство и свет – блики ледяного солнца переливались на снегу, на бурной галдящей площади. Еще дальше за их плечами возвышалась Аркадская стена, выложенная из кирпича; она устремлялась высоко в стальное небо.

Они двигались по пустынному, будто призрачному мосту. Под черными мраморными перилами, украшенными каменными изваяниями, замерла река, затянутая глыбами льда. Впереди, в глубине собравшейся тьмы, виднелся силуэт здания – высокого, как стена, окружающая город и черного как ткань мантий. От него веяло таинственным холодом.

Сделав неосторожный шаг, Ева Гордон поскользнулась. Короткий вскрик поглотился ветром и не отозвался эхом. Твердая рука Марка Касселя, единственного идущего не в одеянии, а в медвежьей шубе, подхватила ее за локоть и удержала в равновесии. Обернулся Рори Аллен, который двигался рядом с Дмитрием и Итаном, опережающий всех на несколько шагов. Развязавшаяся мантия Евы упала и понеслась ветром по снегу, по направлению к Артуру. Он наклонился, чтобы ее поймать.

Помогая Еве снова облачиться в одеяние, Артур невольно всматривался в фасад, уже проявившийся впереди. Он различал очертания и детали храма – величественного здания, мрачного и влекущего, украшенного скульптурами странных существ.

– Не могу поверить, что мы здесь, – прошептала Ева, завязывая тесемки.

– Жуткое место, – сказал Артур.

Прошло несколько минут, когда все они остановились у подножия гранитных ступеней. Рори Аллен протяжно и задумчиво смотрел на знакомую широкую дверь. Ева тронула Артура за плечо и указала взглядом наверх. Подняв голову, Артур увидел густые быстро летящие серые тучи и острые пики, пронзающие их, заключенные в лапах бездвижных изваяний-медведей.

Итан с Дмитрием направились по ступеням к двери. Раздался глухой скрежет, когда она отворилась. Следуя за ними, Артур переступил порог Небесного Храма. Он оказался в широком зале – огромное мертвецки-тихое и пустое помещение в полдень.

Внутри. Повсюду был золотой свет. Он переливался от колыхания пламени оранжевых свечей, горящих в собравшемся полумраке. Кроме Артура и ребят, здесь больше никого не было. Артур запрокинул голову, лицо устремилось взором к потолку, глаза всмотрелись в изрисованные звездами плиты. На них было небо и Артур вспоминал… Вспоминал себя в тот день, когда по небу разливался закат, когда они только-только отъехали от Города Гор, и Марк Кассель сделал признание, рассказал ему о заманчивых планах ордена. Тогда Артур знал, что рано или поздно окажется в этом месте, в Большой Медведице, подозревал, что забредет в этот храм, о котором он читал в рукописных новых книгах и о котором слышал от Рори Аллена. Но все же тогда подобные мысли казались ему нереальными, заоблачными, скрытыми за завесой далекого будущего. Но теперь он был здесь. Каблуки его сапог стучали по плитке храма. Ему было холодно. У него клацали от мороза зубы. Путь пройден. Он в Аркаде. Скоро, прямо сейчас все случится – состоится его встреча с Урсулой.

Она уже шла по коридору. Шуршала ее мантия, а шаги отбивались в такт биению Артуровского сердца. По залу пробежался тихий шепот:

– Это она, – вполголоса протянул Итан Лирш, – я слышу, что это она.

Шаги становились все громче. Взгляд Артура уперся в стены, из глубины которых медленно выходила черная тень. Мантия с вышитыми серебром медведями всколыхнулась от тянущегося из коридора сквозняка. Под капюшоном сверкнула серебряная маска, и Артур кожей ощутил тягость взгляда скрытого под ней.

– Почему она в маске? – шепотом спросил Артур у Рори, стоящего рядом.

– Это сапта риши, – ответил тот. – Никто не должен видеть их лиц.

– Сапта кто?! – тихо переспросила Ева.

Темный силуэт развернулся и медленно поплыл обратно в стены коридора, зазывая за собой.

– Только двое, – так сказал силуэт.

Артур с Рори и Евой успели переглянуться, а Итан с Дмитрием уже шли за тенью.

Они поспешно преодолевали коридор, стремясь догнать черный подол мантии, тянущийся из-за угла стены. Настигнув поворота, они вдруг полностью потерялись в темноте – только в самом конце виднелся свет, льющийся из щели в приоткрытой двери. Из кабинета Урсулы.

Итан коснулся ручки и потянул ее на себя. Он вошел внутрь, сразу за ним ступил Дмитрий, и им обоим в глаза бросилась высокая фигура, стоящая у окна, повернутая к ним спиной. Серебристая маска покоилась на столе, а капюшон лежал приспущенный на плечах у риши: белые выпаленные волосы, черные у корней были стянуты в тугой хвост.

– Садитесь, – приказала Урсула. Ее голос был по обыкновению груб, тембр – низок.

Парни послушно подошли к столу и опустились на стулья.

– Мне сообщили, что на днях приезжает мой брат, – сказала она, опуская всякие приветствия, все еще глядя в окно. – Мне нужно знать, что ему докладывать.

– На счет чего? – спросил Итан.

Урсула медленно обернулась и сощурила глаза. Правый уголок ее рта загнулся вниз.

– На счет того, чья это была идея, – сухо отрезала она.

Дмитрий и Итан одновременно тяжело вздохнули. Дмитрий внушительно выпрямился, Итан – ощутил невидимый удар под дых.

Урсула оторвалась от окна и заняла место в своем кресле. Ее взгляд потяжелел, приспустились веки, а с лица исчезла всякая ухмылка.

– Чья это была дурацкая идея, – переспросила она, – сорвать Возмездия?

– Харц одобрит, – заверил Итан.

– Харц, – процедила она, – полоумный ребенок, как и вы оба. Четыре Возмездия, почти тридцать убитых солдат. Понтарекс ищет виновного и он его найдет. Но не в лице вас лично, а в лице ордена. Вы – поставили весь Аркад под удар.

Комната вдруг увязла в молчании. Урсула стиснула зубы.

– Мне нужно знать, кто с вами был еще. Я в курсе, что участников было больше. Виновные будут наказаны, потому что так положено. Есть определенные правила, да и лично мне не все равно.– Она сложила руки на груди. – Те люди внизу? Кроме Марка Касселя, полагаю.

– Не совсем, – ответил Дмитрий. – Но если это что-то изменит, то одного из этих людей зовут Артур Дюваль.

Лицо Урсулы отразило недоумение.

– Это имя мне должно о чем-то сказать?

Дмитрий с Итаном переглянулись. Дмитрий спросил, нахмурив брови:

– Разве ты не давала Марку Касселю указаниепривезти Артура Дюваля в город, кем бы он ни был?

– Марк Кассель, – произнесла Урсула и откинулась на спинку кресла. – Марк Кассель обещал привезти в Аркад девушку, которая точь-в-точь похожа на Эвелин Эйлер и которую он убедит сотрудничать с орденом. Понятия не имею, кто рядом с ним стоял внизу в мантиях, но я мало верила, что среди них будет она. Выходит, я не ошиблась.

– Ну, вообще-то, – протянул Итан, пребывая в замешательстве, – с нами на самом деле приехала девушка, которая слишком похожа на Эвелин Эйлер. Она тоже ждет внизу, с остальными.

Новая роль

Стоя у зеркала, Ева Гордон всматривалась в свое отражение. При белом свете лампы ее волосы были точно чистое серебро, точно лунный свет, сияющий в глубокой ночи. Локоны струились по оголенным плечам, чуть прикрывая белый лиф, вышитый цветочным узором. Еве было непривычно видеть себя в подобном платье.

Откинув волосы назад и этим обнажив острые ключицы, Ева как следует расправила плечи, но мгновенно почувствовав резкое головокружение, поспешила присесть на кровать. Тугой корсет трещал по швам от частых волнительных вдохов, и, стараясь дышать меньше и ровнее, Ева ощущала недостаток воздуха в виде утекающей из-под ног земли.

Скорее постучав в стену, Ева таким образом позвала Голди Смит. И она – девушка на вид лет двадцати трех, невысокого роста, с короткой черной стрижкой, в солдатских штанах и обтягивающей белой футболке – притащилась в комнату и с неохотой перешнуровала корсет. Затем, явно недовольная обществом Евы, Голди фыркнула, и унеслась прочь из комнаты.

Ева же, оправившись и имея теперь возможность вдохнуть полной грудью, подойдя к зеркалу, медленно покружилась у него. Наверное, в этот миг, она должна была как ребенок, засветиться от улыбки, глядя на то, как прекрасно развивается в полете ее белое платье – легкая юбка порхает в воздухе, словно зимняя метель. Но этого не произошло. И не было никакого задорного хихиканья, когда Ева прошла из одного угла комнаты в другой, и, оборачиваясь назад, без энтузиазма наблюдала, как подол ее платья устремляется вслед. Вместо этого ее взгляд метнулся к зеркалу, и в его отражении Ева узрела лик Марка Касселя.

Спокойствие ее поколебалось.

Даже при желании и должных усилиях она не смогла вспомнить тот момент, когда Марк пришел. Он сидел на столе и заинтересованным взглядом ее рассматривал. Его лицо хранило ухмылку.

В памяти Евы сразу всплыл день их приезда в Северный Аркад, встреча с Урсулой, и раскрытый в итоге обман. Марка она не видела неделю с момента тех событий, и не думала, что еще когда-нибудь увидит его. И не хотела его видеть. Она отвела взгляд от зеркала и медленно пошла к окну.

– Ну, давай, скажи, что я всех обманул, – объявил он.

Ева Гордон уперлась взглядом в штору, скрестив руки на груди: Урсула не разрешала ей открывать окно – вечером при включенном в комнате свете ее могли узнать прохожие.

– На этот раз только меня и моих друзей, – сдержанно уточнила Ева.

– Брось, Гордон, – прошептал Марк, бесшумно подходя ближе.

Она повернулась к нему, серьезно сдвинула брови и тихим размеренным голосом вымолвила:

– Ты настоящий мошенник, Кассель. Но мы все это знали раньше.

На ее лице покоилось равнодушие.

– Никогда не скрывал свою репутацию, – согласился он. Вид у него был самоуверенный. – Припасены еще какие-нибудь оскорбления?

Марк стоял к ней вплотную, и, она ощущала близость, которая была ей уже привычна. Но ошибочна. А еще на ней лежал тяжелый взгляд черных глаз – это единственное, что удерживало ее на месте, сковывая и не давая сдвинуться.

– Мир давно не видел таких лжецов, как ты, – спокойно вымолвила она.

– И никогда не видел таких красавиц.

Она ощутила жар. Ева успела отшагнуть от него, когда Марк ее остановил, схватив за локоть.

– Лучше уходи отсюда, Марк.

– Я не могу. Жду прихода сестры.

Он не отпускал ее и снова оказался слишком близко, склонившись к ней лицом. Ева попыталась отступить, но он не позволил. Дыхание Евы к этому моменту оборвалось – она лишь ощущала на себе теплое дыхание Марка.

– Между прочим, Гордон, я не сделал ничего такого, за что ты могла бы меня возненавидеть. Я думал, ты поймешь это. Я даже предоставил тебе время, чтобы остыть, но ты, похоже, совсем не трудишься соображать и разбираться в том, что произошло.

Его глаза пристально следили за ней.

И в этот момент Еву пронзила не злоба, а колючая обида, намешанная со стыдом. Он долго врал ей, и в какой-то момент даже начал притворяясь ее другом. И она воображала, что может ему доверять.

К ней начали подступать эмоции, которых она не ждала. Она вырвала свой локоть.

– А ты думал, я пойму тебя? – удивилась она. – Ты поссорил меня с Рори! Если тебе кажется, что это ничего страшного, то ты еще больший дурак, чем я подозревала.

– Значит, поссорил тебя с Рори. Вот, что ты думаешь?

– Да, думаю, – бросила Ева. – Ты специально заманил меня в дом Густава и показал кассету с Эвелин Эйлер, чтобы я все узнала, чтобы я подумала, что Рори меня предал. Твоя чертова кассета…

–… не оправдывает этого идиота, – грубо перебил он. Его голос наполнился твердостью: – Аллен скрывал от тебя правду, а я просто уличил его во лжи. Он и сам себя обнаружил бы, подъедь мы ближе к Аркаду и узнай тебя солдаты. В конце, концов, нужно было заставить тебя закрывать лицо, иначе рано или поздно, тебя бы схватили.

По лицу Марка пробежала злость.

– Ах, выходит, ты действовал в моих интересах? – воскликнула Ева.

– Это же очевидно, Гордон, – уверил Марк.

– Очевидно только то, что ты использовал мое доверие.

Она резко направилась обратно к зеркалу. А Марк вернулся к столу и оперся на него ладонями, глазами преследуя Еву.

Еве отчетливо вспомнился тот позабытый день, когда они оба были в машине в холодном белом лесу, когда Марк Кассель спас ее от ужасной участи и спрятал на ферме Конрада. И она вспомнила собственные возникшие приятельские чувства из благодарности к нему. И то, как ее отношение поменялось в тот день, и каким другим было все их дальнейшее общение, которое с огромной силой пугало Артура и, кажется, еще больше Рори. Ну в самом деле: отчего ей показалось, что от Марка Касселя можно ожидать каких-то положительных перемен? Она знала, кем он был на самом деле. Всегда знала. И почему она решила ошибиться где-то между Митчеллом и Речицей? Что такого особенного было в том лесу, что она ему поверила?

– Хочешь сказать, что и Артура ты не обманывал? – упрекнула она, будто напоминая самой себе обо всех его грехах. – Не заставлял его обрести ожидания, чтобы потом разбить их вдребезги?

– Хочу признаться, здесь я чувствую свою вину, – вдруг сказал Марк, и выдержал недолгую паузу: – но если бы у меня был шанс все переиграть, я поступил бы так же. Я должен был спасти сестру.

Марк был непоколебим и непреклонен. У него был весомый нерушимый аргумент. Но Ева не хотела с ним считаться, потому что если Марка и можно было понять, то шанс все равно был упущен; ведь расскажи Марк ей всю правду, Ева встала бы на его сторону и помогла ему, несмотря на то, каким плохим человеком он был. Ведь Реджи была доброй милой девочкой, которая нравилась Еве. Но Марк соврал, перечеркнув одним махом все хорошее, что в последнее время для нее делал. И делал ли? И теперь Еве следовало принять, что какие-то поступки он совершал только потому, что таков был холодный расчетливый план и это темными чернилами перечеркивало их мифическую полудружбу, которую Ева сама себе придумала. Разум говорил ей, что затеивать подобное выяснение отношений было глупым, но она ничего не могла с собой поделать.

– Не могу поверить, что я ничего не замечала от самого Города Гор, – выдохнула она.

Это все было его игрой.

Марк оторвался от стола и медленно подплыл к ней. Он потянулся, чтобы тронуть ее за подбородок, но Ева пугливо попятилась назад, и когда он силой к ней прикоснулся – та, будто оскорбленная, гордо мотнула головой вбок.

– Хороший у меня был план, так, Гордон? – тихо сказал он, скользнув глазами по хранившему обиду лицу. – Кто еще смог бы такое придумать, верно? Ты знала, с кем имеешь дело.

И он был абсолютно прав.

– Ты помогал мне, потому что это было частью твоего плана, – прошептала она.

– А вот это, к сожалению, правда только наполовину.

И после этих слов Марк оставил ее: он пошел к двери, и, дверь хлопнула. К глазам Евы подступили от напряжения слезы, но она сдержала их: с чего бы им появляться? Дальше раздался стук в дверь. Ева подумала, что Марк вернулся, но разве Марк Кассель стал бы стучаться?

– Войдите! – крикнула Ева.

В комнате, к удивлению Евы, появилась Урсула.

– Ты готова? – спросила она.

– Да.

Напоследок Ева мельком взглянула на свое отражение в зеркале и поспешно вынырнула в коридор.

Марк Кассель стоял там – он никуда не уходил и караулил у входной двери на пороге. Подле него стояла Голди Смит: она громко смеялась, а Марк рассказывал ей что-то явно забавное. Выйдя на свет, Ева невольно прервала их. Они увидели ее силуэт и внезапно замолчали. Ничего в поведении Марка не свидетельствовало о только что произошедшей ссоре, Марк был весел и непринужден, как обычно. При этом его лицо украшала та же ухмылка.

Ева была смущена и отвернулась, уставилась на шкаф, но его деревянная панель отразила два силуэта – Ева скользнула взглядом по покрытому лаком дереву, и ее глаза застыли на восставшей там Голди Смит. Следовало признать, что она была по-своему симпатична, хотя черные под мальчика волосы делали ее похожей на самого Касселя. Однако не стоило отрицать и того факта, что женственность черт ее лица так игриво сочеталась с короткой стрижкой.

Ева распахнула дверцы шкафа и сняла с вешалки мантию, покрыла ей свое легкое платье и опустила капюшон на волнистые волосы. В следующий миг раздался стук в дверь, и Марк Кассель потянулся открывать.

Он отворил дверь, и на него с ликующим порывом внезапно накинулись с порога. На его шее повисла девочка – это была Реджи Кассель, с которой, как Ева, так и сам Марк не виделись слишком долго. Марк же не проявил даже намека на радость, отреагировал на встречу сухо, едва приобнял сестру. Какая бесконечная черствость характера, подумала Ева.

Следом за Реджи на пороге показался человек, который в одночасье привлек Еву своим обликом: в городе, где все носили черные мантии, он пришел в белой, а его лицо и руки источали контрастный оттенок темного шоколада – кожа, прямо как у Фараона и Дуная Рэнкинов.

Его взгляд мгновенно устремился на Еву, и было такое чувство, что его зрачки затмевала некая пелена – он смотрел на Еву, но в то же время куда-то мимо, рассекая взглядом воздух и немного кося. Когда же он подошел ближе, то взял ее замершее лицо в огромные ладони и вдруг сказал:

– Как интересно.

И эти слова были для Евы до боли знакомыми.

Ева могла точно вспомнить, где и когда их слышала. И ее не пронзил тихий испуг. Это были всего лишь те самые слова, которые сказал ей премьер-министр на пустыре в Городе Гор. И у нее было время над ними подумать.

Она осторожно обернулась на Марка, и встретилась с его пристальным взглядом.

Марк был рядом в тот вечер у самолета. И он тоже вспомнил эти слова. Хотя, странно было думать, что Марк о них вообще забывал. Ведь когда они стояли вдвоем, уже будто в прошлой жизни в Городе Гор, на пустыре, Марк все знал, он знал, что Ева – это Эвелин Эйлер, и, оставалось лишь гадать, поразила ли его реакция Акселя Эккерсберга. Но он об этом молчал, а Ева не догадалась спросить раньше. И уже не спросит, ведь с минуты на минуту он отправится обратно в Ату…

Помнил ли Аксель Эккерсберг о ней сейчас? Или думал, что она погибла в Городе Гор? Или не найдя ее тела под развалинами, он теперь искал ее по всему континенту? Или спокойно поджидал в Понтарексе, давно раскусив план? Почему, в конце концов, он не схватил Еву в Городе Гор?

Спускаясь по крыльцу, Ева шла вперед с гордо поднятой головой, и ее плащ беспощадно трепал ветер. Впереди виднелся Небесный Храм, окруженный ореолом оранжевого света. Все ее мысли устремлялись в будущее, но незримая тень Акселя Эккерсберга терпеливо следовала за ней.

Оглавление

Часть 1. Милый дом

  Солнце на рассвете

  Возвращение

  Разговор у озера

  Лучшие друзья

  Созвездие Большой Медведицы

  Поездка в Ату

  Призраки прошлого

  Дыхание смерти

  Алое пламя

  Случай на пустыре

  Письмо

  Врач с подозрительной репутацией

  Великая Катастрофа

Часть 2. Дорога

  Возмездие

  В ожидании самолетов

  Мрак ночи

  Воспоминания

  Укус у Волчьего ручья

  Внезапное пробуждение

  Неслучайное знакомство

  Беженцы

  Завеса тайны

  Зов Большой Медведицы

  Понтарексийский фургон

  Белый лес

  Порох и сон

  Снежная буря

  Плен

  Загадочная улыбка из темноты

  Упущенный шанс

  Взрыв

  Ледяное пристанище

  Незримая связь

  Крах Возмездия

Часть 3. Святая земля

  Северный Аркад

  Новая роль