Деревня 2 [Эдуард Павлович Петрушко] (fb2) читать онлайн

Эдуард Петрушко Деревня 2

«Мир полон таинственных сил, и мы – беспомощные существа, окруженные непостижимыми и неумолимыми силами».

К. Кастанеда

ВСТУПЛЕНИЕ

В темном небе висела луна – полная, желтая, как большой лимон. Время от времени на нее наплывали обрывки черных облаков, и лес накрывала непроглядная сажа. Человек осторожно шел по лесу, под ногами предательски хрустели ветки, казалось, что трещит целое дерево. Вдруг из чащи послышался хрип, переходящий в звериный рык. Разобрать было тяжело, но звук был явно не человеческий.

– Кто там?! У меня ружье! – крикнул в темноту мужчина, но его голос был слаб и дрожал. Из оружия он располагал китайским ножиком для сбора грибов и неработающим фонариком, который он зачем-то продолжал носить с собой. Наступила глухая тишина, только ветер вздыхал меж голых ветвей мертвых деревьев. Человеку повсюду виделась угроза, чудилось наступление чего-то злого и неизбежного.

Нечто неподвижно стояло в темноте и разглядывало застывшего на месте человека. Его выдавал только пар, исходящий из страшной пасти, нижняя челюсть которой была выдвинута вперед и предназначалась для убийства и разрывания на куски своей жертвы. Хищник предвкушал и наслаждался. Раздался довольный клокот голодного животного, неконтролируемый и древний. Этот звук усиливался с каждой секундой и походил на силу, дикую и ненасытную.

Мужчина хотел побежать назад, но между деревьями появился огромный силуэт, размером с быка, и двинулся на него. Взгляд у оборотня был угнетающе-завораживающий. Страшные желтые огоньки парализовали человека.

Вышла луна и осветила перед мужчиной чудовище, грудная клетка которого была огромная, челюсти у него двигались вверх и вниз, издавая клацающие звуки. Зверь, казалось, чувствовал бессилие жертвы и дико взревел, подняв голову вверх. Взгляд мужчины был прикован к ужасным зубам, когда чудовище молниеносно ударило передней лапой. Острые, как скальпель, когти оставили три глубоких раны. Кровь сначала тихонько выступила из тела, будто раздумывая, затем хлынула струями на землю, заливая траву и мох. Хищник ударил второй раз по животу – мужчина сжался, пытаясь удержать свои внутренности. После непродолжительной борьбы за жизнь ноги у человека подкосились, и он упал в лужу собственной крови. Последнее, что почувствовал умирающий, как челюсти сомкнулись на его голове, и он услышал треск своего черепа…

ГЛАВА 1

Сергею Семеновичу Краеву снился кошмар. Он метался по кровати, плакал и даже выл. Во сне он ощущал боль, непонятную, похожую на щупальцы осьминога – иногда они замирали, но чаще шевелились внутри, вызывая приступы удушья и дерущие спазмы. Слышащиеся в ночи голоса были странными и пугающими. Они говорили с ним на языке, которого он не знал. Вике Русовой, его девушке, иногда приходилось будить своего возлюбленного и включать свет. Проснувшись, Сергей, весь потный, со стеклянными глазами сидел на кровати и непонимающе смотрел по сторонам.

С утра Краев ничего не помнил, это вызывало неловкость и взаимную отчужденность. За завтраком они долго молчали, держа в руках кружки с остывающим чаем, не зная, что сказать друг другу. Потом Краев бежал на пробежку вокруг деревни, которая проходила ежедневно, невзирая на суровую красноярскую осеннюю погоду. Лишь после освежающего бега он окончательно приходил в себя и освобождался от липкого страшного сна.

Вот уже месяц они жили в глухой таежной деревне, прошли через ад наркотической ломки и лесной реабилитации. Казалось бы, жизнь возвращалась в молодые тела и давала надежду на будущее, но странные события, происходящие со всей группой, вносили мрачность и угрюмость в их отношения и существование.

Краев смутно помнил тот холодный и дождливый вечер, когда он убегал от каких-то неизвестных животных в лесу, упал, потерял сознание и проснулся с раной на плече. После этого все в его жизни стало медленно меняться. Что именно, он понять не мог, но совершенно четко осознавал, что идут какие-то перемены и эволюция. Он не жил, а как бы наблюдал за собой со стороны, будто смотрел фильм. Рана зажила на удивление быстро, а вот непонятная тревога нарастала и поглощала Сергея как снежная лавина.

Лечили его рану бабушки, похожие друг на друга, морщинистые и молчаливые. Краеву казалось, что он их раньше никогда не видел в деревне. Хотя откуда взяться посторонним в глуши, за 100 километров от районного центра? Его натирали пахнущими мазями из трав и кореньев, втирали барсучий жир и поили неприятными настойками, от которых он подолгу спал. Рана затягивалась на глазах, вызывая вместо радости выздоровления, смутное беспокойство. На время лечения Яков, глава поселения, разделил их с Викой, которую отправил на «женскую часть деревни».

Позже Вике разрешили быть с Краевым. Девушка окончательно отошла от отравляющей абстиненции, расцвела, обрела свежесть и опрятность. Ее волосы стали ровные и длинные, кожа бархатистая и нежная. Радоваться бы, но казалось, между ними бежал холодный ручеек, Сергей был замкнут и мрачен, а Вика испугана и напряжена. Тем не менее, они оба хотели засыпать трещину непонимания, которая большим развалом возникла между ними.

– Выспался? – спросила Вика, сидя на деревянном стуле, за большим грубо сделанным деревянным столом. Она, как могла, вносила уют в их убогий таежный быт – накрыла салфетками стол и поставила в надколотую вазу несколько сосновых веток, которые издавали приятный запах. Девушка пила чай.

– Да, – тихо ответил Сергей, протирая глаза.

– Счастливчик!

– Я не храпел? – спросил Краев и попытался изобразить что-то наподобие улыбки.

– Нет, ты ревел как Ниагарский водопад или пойманный слон. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно!

– Ты ничего не помнишь?

– Нет. А что случилось? Вика встала и нервно прошлась по комнате, зачем-то мешая ложечкой остывший чай. Потом громко вздохнула, словно готовилась сказать что-то важное.

– Не знаю, что это было, но выглядело это жутко. С двух до трех ночи ты начал ворочаться и бредить, – Вика говорила обстоятельно, глядя себе в чай, словно стараясь не забыть мельчайших подробностей. Краев заерзал на кровати и спустил ноги на пол.

– Я сильно толкнула тебя локтем и отодвинулась. Ты проснулся и вертел головой по сторонам как голубь. Я включила свет. Лицо у тебя изменилось – перекосилось и почернело. Оно стало не твоим. На ногах разбухли вены, как дождевые черви. Вика замолчала.

– И что было дальше? – нервно спросил Краев, теребя большую пуховую подушку.

– Я дернула тебя за руку… Ты резко изогнулся и укусил меня в живот. Укусил не больно, не до крови. Мне стало страшно, я хотела поговорить с тобой, но ты тут же заснул.

Краев молча встал, подошел к Вике и обнял ее, уткнувшись носом в волосы. Его всегда волновал их запах – сейчас от них слегка веяло корицей и можжевельником.

– Прости! – тихо сказал он. – Я не знаю, что со мной происходит. Надо ехать в Москву и обследоваться. Там все вылечат.

– Мы, кстати, когда с этого затянувшегося лесного уик-энда уедем? Я уже вся мхом покрылась, – спросила Вика.

– Яков сказал, что скоро, еще одну процедуру очищения пройдем, и мы свободны, – сказал Краев и задумался. Загадочный этот человек – Яков, вроде бы он ему ноги целовать должен за то, что снял их с героина, а он его боялся и избегал. В присутствии главы поселения Сергею казалось, что он находится в клетке с тигром. Хотя внешний вид у Якова был доброжелательный: открытое лицо, почти зеленые глаза, всегда ухоженная огромная борода. Сразу бросалась в глаза его физическая сила – огромной силы руки, мощная шея и торс, как у дуба.

Тихо, как мыши, в дом вошли две бабки. Стучаться в деревне было не принято, и двери никогда не закрывались, если только на ночь. Воровать было нечего и некому. При входе в дом только громко здоровались, это было вместо слов – «можно войти».

Вошедшие были маленькие, как грибы, одинаково одетые, похожие на черствые бублики, они несли что-то завернутое в холщовую тряпку. Положив это на стол, аккуратно и бережно развернули материю. Это была икона. «Странно», – подумала Вика, она нигде не видела в деревне ни икон, ни образов.

Старушки действовали по своему, только им известному плану. Постояв заворожённые над иконой, они бережно взяли ее и повесили в угол дома. Куриными пальцами зажгли перед странным образом свечи и сделали почтительный шаг назад, слегка склонив головы. Постояв минуту, тихо пошли к двери.

Одна из незваных гостей резко подошла к Краеву. На черной сморщенной ладони лежала фигурка: получеловек-полузверь, с кривыми лапами и раскрытой пастью. Поделка, сделанная нарочито грубо, внушала первобытный страх. Старуха молча повесила страшный амулет на шею Сергею и тихо засеменила к выходу. То ли от неожиданности, то ли от страха Краев ничего не сделал и не спросил.

Сергей встал с кровати и подошел к иконе. Присмотревшись, он отпрянул от нее как от яркой вспышки – на иконе был грубо вырезан волчий лик. Кровожадный зверь с зубастой пастью, казалось, смотрел прямо в душу Сергея. Подошедшая Вика негромко вскрикнула и замолкла, ослепленная мрачной силой, которую источала икона.

– Зачем она здесь? – спросила девушка и отпрянула назад, как от удара током. Краев ничего не ответил, надел брюки, кроссовки, свою любимую футболку с изображением Михаэля Шумахера, гонщика «Формулы-1», и вышел на улицу.

Пепельное октябрьское солнце по-зимнему низко жалось к земле и пряталось за тучами. Легкий снегопад скрадывал очертания сосен и лиственниц, издали похожих на сказочных великанов, заснувших до весенней поры. Сергей закурил и снял с шеи противный образ.

ГЛАВА 2

Яна Кашина посмотрела в зеркало. Обратно на нее смотрело осунувшееся чужое серое лицо. Она уже давно не узнавала себя в зеркале. Казалось, лицо принадлежит неудачно сделанной кукле, а отощавшее тело и вовсе напоминало бесформенный мешок с небольшой порцией ваты.

– Старуха Шапокляк, – сказала Яна и показала самой себе язык. Она каким-то образом сохранила чувство юмора, хотя давно не испытывала никаких чувств и эмоций. Казалось, что она не реагировала ни на боль, ни на жар, ни на холод. Героин сделал ее тело бесчувственным и равнодушным. Яна не ощущала потребность в еде и сне. Ее беспокоила только накатывающая ломка, без очередной дозы.

Постояв перед зеркалом, Яна пошла в спальню, где царил беспорядок, на который она уже давно не обращает внимание. Уличные туфли стояли тут же, возле кровати, бюстгальтер висел на спинке стула, замшевая куртка валялась в углу. Вчера она пришла сильно вмазанная. Порошок был просто убойный. Обычный героин на рынке был белого или слегка коричневатого цвета, а этот был светло-оранжевый. «Намешали дилеры, суки, дряни, так и сдохнуть можно!» – подумала Яна, вяло потянувшись за сигаретой. На работу она не ходила уже неделю и перестала отвечать на звонки, кроме себе подобных и дилеров. Когда я успела так опуститься?

По небольшой плазме, висевшей в спальне, мужчина, упитанный до размера перезрелого помидора, вещал о проблемах молодежи:

– Вследствие духовного кризиса и отсутствия мотиваций… – дослушивать Яна не стала и пошла на кухню. Продолжая шутить над собой, девушка, открыв холодильник, спросила:

– Когда же у тебя настал духовный кризис, что ты так села на иглу, родная? Холодильник молча слушал хозяйку, выставляя напоказ прокисшее молоко и засохшие сосиски. Нормально питаться Яна перестала месяца три назад, перейдя на жидкую пищу.

Заварив себе немного чая, она села возле окна и задумалась. На улице наступила осень, Москва превратилась в большую лужу, по которой сновали люди, прикрываясь зонтиками от противного моросящего дождя. Чай в маленькой чашке остыл, Яна пила его крохотными глотками, абсолютно не чувствуя вкуса.

Кашина вспомнила Олега, свадьбу, медовый месяц, который они провели в Испании. Прошлая жизнь всплывала в памяти вереницей смутных кадров. Все осталось позади: и любовь, и Олег. После замужества, буквально через несколько месяцев, Яна все чаще начала ловить себя на мысли, что она пребывает в какой-то вязкой хандре. Сначала это были мимолетные ощущения, как будто тени, пробежавшие по воде; проходит несколько минут, и ты возвращаешься в нормальное состояние. Но со временем тоска становилась все плотнее и прочнее, и вот наконец Яна начала ощущать себя мухой, попавшей между двух оконных стекол.

Пытаясь себя встряхнуть, Яна начала ходить с подругами по клубам, пошли случайные связи с мужчинами и вечеринки в незнакомых компаниях. Она помнила свой первый укол в грязной однокомнатной квартире на первом этаже. Малолетка, имени которого она не запомнила, раскручивая ее на секс, предложил вмазаться. Особого прихода после первого укола Яна не почувствовала и быстро ушла от неряшливого кавалера.

Но что-то осталось в мозгу и понеслось. Как попала в мощный героиновый водоворот, она объяснить не могла ни себе, ни родственникам, ни друзьям. Все, кроме мамы и закадычной подруги Светы, от нее отвернулись. Сначала проведывали, давали советы, потом звонили, а сейчас брезгуют даже поздравить с днем рождения, которое у нее было на прошедшей неделе. Светка Мартынова по кличке «Пчела», окончившая в МГУ факультет журналистики, быстро нашла себя в жизни, только не личной. Некрасивая, похожая на большого гнома, со светлыми редкими волосами, она компенсировала свои нерастраченные чувства на Яне. «Пчела» наводила порядок в квартире подруги, покупала продукты и кормила ее чуть ли не из ложечки. Света сильно переживала за пагубную страсть Яны, но сделать ничего не могла. Ни слова, ни угрозы не действовали на подругу, которая погружалась в героиновое болото.

Яна снова легла в кровать и любовно потрогала чек, лежащий на тумбочке, оставшийся со вчерашнего дня. Сильная дрянь! Это был особо грязный замес, но он давал бескомпромиссный яркий приход. Правда, страшно бил по организму, и поэтому нужно было быть особенно осторожным с дозировкой. Вгонишь чуть больше и привет – в дальний путь к прабабушке. Яна потянулась за ложечкой и баяном, которые лежали в прикроватной тумбочке.

ГЛАВА 3

Краев сидел на лавочке и наблюдал за дерущимися в липкой грязи петухами. Один петух был вполовину больше своего противника, но почему-то явно проигрывал своему собрату, который позже погнал великана по улице, пытаясь клюнуть его в бок. Громко крича, проигравший удирал от победителя.

– Развлекаешься? – рядом, как из-под земли, появился Яков и мягко положил ему на плечо огромную ладонь. От неожиданного прикосновения Сергей слегка вздрогнул, но постарался скрыть свой испуг от этого загадочного и сильного человека. Яков был в деревне наподобие председателя колхоза, имел непререкаемый авторитет, был образован, умел руководить и управлять людьми.

– Да, почти коррида. Не бывал в Испании? – зачем-то спросил Краев, который до своей героиновой болезни часто бывал в Барселоне, Малоге и Мадриде. Испания нравилась ему своим мягким теплым климатом и солнцем, которое светило по 320 дней в году. Сергей мечтал о том, что, когда они вернутся из таежного лечения, он отвезет Вику в эту гостеприимную страну, пахнущую хамоном и вином.

– Не приходилось, но о чем ты говоришь, знаю. Это когда опоенного водой быка сначала ослабляют ударами пик, а потом выходит фраер и колет измученное животное на глазах у народа… Есть очень хорошее произведение по этому поводу Джека Лондона – «Безумие Джона Харнера», о человеке, сошедшем с ума на корриде и убившем людей. Не слыхал?

Подул ветер, что-то неся и шепча на своих плечах. Он усиливался и подталкивал деревья, которые нехотя начали шевелиться и гнуться. Воздух сделался прохладным и влажным, словно напитался водой. Краев поежился и засунул руки в карманы.

– Слыхал, а точнее читал, я люблю Лондона с детства. А в этом рассказе особенно ярко описано неравенство боя между животным и человеком. У животного нет шансов. Краев посмотрел на маленького петуха, который вернулся после погони и начал выделываться перед курицами, обхаживая их со всех сторон. Он что-то копал своими шпорами и громко кудахтал, приглашая наседок на якобы найденный обед.

– Я сейчас собираюсь съездить на дальний участок, не хочешь со мной прокатиться? – спросил Яков у скучающего Краева. Что такое «дальний участок» и какая цель этой поездки, Сергей не знал, но и расспрашивать собеседника не стал. Характер у Якова странный – он бывает замкнутый, молчаливый, порою озлобленный и грубый. Говорит и делится информацией, когда считает нужным, на вопросы не отвечает, а только начинает злиться. А бывает, как сейчас, в хорошем настроении, доброжелательный и разговорчивый.

Краев пытался расспросить селян дикой деревне о Якове, но все отмалчивались. Только старая, но крепкая бабка, похожая на пенек с ногами, как-то сказала, что фамилия Якова по паспорту – Васильев, так как видела документ. Мол, «гайцы остановили, и Яков показывал свои права». Яков, вызывая страх, одновременно продолжает удивлять Краева своей жизненной философией и знаниями, как сейчас с рассказом Джека Лондона.

В это время в деревню взъехала телега, запряженная одной грязно-серой лошадью. Она шла не спеша, опустив голову к земле, время от времени поднимая шею и тряся неряшливой гривой. За ней двигалась процессия из трех деревенских мужчин. Все они были с охотничьими ружьями. Когда телега поравнялась с домом Краева, Яков неторопливо спросил:

– Нашли? – и сделал несколько шагов к повозке. Мужики мрачно переглянулись, а затем один из них вздохнул и, подойдя, откинул в сторону край лосиной шкуры. Здоровенный, двухметрового роста детина лежал на спине и не шевелился, шея его была разорвана. Краев вспомнил погибшего, он часто его видел работающего в местной мастерской, которую жители называли «кузницей».

– Нашли, – ответил один из сопровождающих, на ногах у которого были большие охотничьи сапоги. Семен на глухарей охотился, а эта тварь – на него. За дальним березняком поджидала… И главное, не съела, а просто убила. Теперь из деревни не выйти, пожрут они нас… Яков хмуро посмотрел на говорившего, тот сразу замолчал и накрыл покойника. Телега поехала дальше. Яков вернулся к оторопевшему Краеву.

– Вот судьба у Семена. Болел в городе, у него была самая опасная разновидность рака – та, которая развивается быстро и почти не поддается лечению. Медицина хоть и пыжится, что они сделали важные открытия в этой области, но врачи только продлевают жизнь больных. Но в его случае и это было поздно. Опухоль вовремя не обнаружили, и исследования показали, что метастазы уже затронули многие органы. Семену предложили обычный курс лечения – химию и радиотерапию, но он отказался и приехал к нам.

– Вылечили? – осторожно спросил Сергей, смотря вслед ковыляющей лошади. Рука покойника упала с телеги, как будто пытаясь схватиться за землю.

– Вылечили, мы не только наркоманов лечим, а видишь, как вышло… Судьба-судьбинушка. Ну так, ты поедешь, не передумал? Краев покачал головой то ли в знак согласия, то ли отказываясь.

ГЛАВА 4

Игорь Анатольевич Школов, живя в таежной деревне, опять сошелся с подсадившим его на иглу Матвеем Сизовым. Последний постоянно испытывал угрызения совести в отношении своего друга. Окончательно очищенный от дряни мозг напомнил ему о таких вещах, как слабость, подлость, жадность. Матвей не раз вспоминал свое знакомство с Школовым Игорем в ИК номер 12 Мордовской Республики, куда он прибыл отбывать наказание по 228 наркотической статье.

Сизов по прибытию в колонию сразу попал под пресс этнической семьи за «барыжную» статью. Непонятно, как бы он выжил без крепкого Школова, который почему-то взял его под свое крыло. После отсидки друзья часто встречались, и Сизов, снова севший на героин, быстро уговорил Игоря на первый укол. Школов, как бывает в таких случаях, из сильного человека быстро опустился до обычного нарика, со всеми вытекающими последствиями.

Два друга во время таежного лечения от наркозависимости дистанцировались друг от друга. Школов понял, в какое дерьмо он попал по вине Матвея, а последний не навязывал своего общества, искренне осознавая степень своей вины в поломанной судьбе друга. После месяца жизни в глуши два товарища снова стали близки и делали вид, что у них не было прошлого, покрытого гнилой пленкой героина.

Сейчас они сидели в крайнем доме деревни с земляными полами, где никто не жил. Расположившись на ящиках возле ржавой печки, дверца у которой почти отвалилась, они подбрасывали небольшие ветки в умирающую буржуйку. Время от времени печка через прогоревшие дырки выплевывала угольки, которые создали вокруг выгоревшее пространство. Пламя было небольшим, но угли крупные, пропитанные ярким светом, согревали пространство и собеседников.

– Скучно, аж слышно, как ногти растут, – сказал Матвей, – ни телефона, ни интернета, два телевизора на деревню с двумя программами. Живем как XIX веке. Когда уже домой?.. Может, хоть поганок наедимся? Поняв, что сказал глупость, Сизов замолчал. Любые наркотики ассоциировались с героином, который они начали забывать. Школов молчал, смотря на потухающий уголек возле его ноги. Потеребив губу, он сказал:

– Домой уже скоро, у Якова спрашивал…, и я знаю, что ты по поганкам прошелся со своим дружком Макаром. Сизов действительно сошелся с местным мужиком, с которым они охотились, ставили силки и общались. Макар сначала вызывал интерес у Матвея своим незамысловатым образом жизни и философией, а потом надоел своей простотой и однообразием.

– Ну в жизни надо все попробовать. Вот Карлос Кастоньеда ел ядовитые грибы с индейцами в правильной дозе и сколько книг написал. Матвей был начитанным малым и за годы пребывания в колонии перелопатил сотни книг. Особенно его интересовали темы наркотиков и все, что с ними связано. Что я сделал? – продолжал Сизов. – Пошёл в лес, набрал поганок, хорошо прожарил и съел одну ложку, как Макар учил. И что, ты думаешь, со мной произошло?

– Ну, судя по тому, что здесь сидишь, ничего страшного, – предположил Игорь, пиная вылетевший уголек к печке.

– Да… После ложки поганок я выключился и ушёл из своего мира куда-то за дальние горы в непонятно цветное неконтролируемое забытье. Не я все – пусть лоси эти грибы жрут. Ничего смертельного, но повторять не буду.

– Ты прекращай, экспериментатор, мало тебе было? С одной заразы на другую. Тема наркотиков раздражала Школова, он нервно встал и пошел к выходу, оставив поникшего Сизова одного.

Школов быстро шел по деревне к своей девушке, которую полюбил с первого взгляда. Их отношения были более чем странные: он городской парень, видевший жизнь, и Люба, «дикарка», жившая в тайге, мывшая волосы шелухой лука и не пользовавшаяся косметикой. Но ее огромные бездонные глаза, точеная фигура и необыкновенно красивое лицо, которое переплюнет любую московскую модель, увлекли Игоря в омут искренних чувств и эмоций.

Встретив девушку возле ее большого свежесрубленного дома, они пошли гулять к своему любимому месту – небольшому незамерзающему лесному ручью. Тихо журчащая вода, казалось, напевала им незамысловатую любовную песенку. Школов уже неоднократно предлагал Любе выйти за него замуж и уехать из деревни. В это свидание он опять неловко просил руку своей возлюбленной, но Люба, промолчав, ответила:

– Я люблю тебя, но замуж не выйду и никуда с тобой не поеду. Это просто невозможно! – Она наклонилась к ручью и опустила в холодную воду свою руку. Несмотря на ежедневный физический труд, руки ее были всегда ухожены и опрятны.

– Люба, вы в который уже раз отвергаете мое предложение, но никаких объяснений. Я хочу их знать! А я вправе знать их, понять и доказать серьезность моих намерений. Так скажите же… почему?

– Тебе не надо этого знать, – Люба улыбнулась и попыталась положить голову ему на плечо. Она казалась забытой, затерянной во времени и пространстве.

– Я хочу знать причину! И узнаю! Школов вскочил на ноги, нахмурился, стиснул кулаки; вид у него был самый решительный и даже, пожалуй, агрессивный. Казалось, что он готов встряхнуть Любу, лишь бы узнать, в чем дело. Женщина больше не улыбалась – она смотрела ему в глаза неподвижным, холодным взором, в котором была пустота.

– Тебе непременно хочется узнать мою тайну? – спросила она ровным тоном, который совершенно не соответствовал ее странному взгляду.

– Да, да, я все хочу знать о тебе, я не представляю жизни без тебя! – волновался Игорь.

– Я не всегда бываю в своем уме. – Игорь дернул плечом, потом пристально взглянул на нее. На лице его явственно читались недоверие и готовность рассмеяться. – Я одержимая, – продолжала девушка. Больше ничего не сказав, Люба встала и пошла в деревню. Игорь в задумчивости остался сидеть на бревне, которое мгновенно стало холодным.

ГЛАВА 5

УАЗик уже минут сорок бросало на ухабах, как шарик от пинг-понга. По этой дороге Краев никогда не ездил, дорога уходила вглубь тайги и больше напоминала большую заросшую тропинку между деревьями. Яков крепко сжимал руль и каким-то чудом объезжал все препятствия на таежной брошенной дороге.

Машина ревела, лязгала железом, выбрасывая грязь из-под колес. Краев держался одной рукой за бардачок, а второй – за ручку над дверью. Тем не менее он несколько раз подпрыгнул в кресле и один раз сильно стукнулся головой о крышу.

Внезапно дорога стала относительно ровная, и Краеву показалось, что по ней недавно ездили автомобили. «Как-то странно посередине тайги существует какой-то анклав с собственными дорогами», – подумал Сергей, но его мысли тут же переключились на собственные проблемы. С каждым днем его чувства становились все острее и острее. Бывало, он слышал, как под травой шуршат мыши и жучки, как белки сопят в своих дуплах. Это его пугало. УАЗик резко остановился. Краев чуть не ударился головой о лобовое стекло и тихо прошептал нехорошее слово, которым он редко пользовался.

– Приехали! – сказал Яков и выпрыгнул из машины. Перекур – пять минут, потом пойдем в тайгу, проверим кое-чего. Сергей вышел из машины и сел рядом с Яковом на поваленное дерево.

Солнце поблекло и съежилось, утонув в мутной розовой дымке, вдалеке висели две грязные тучи, похожие на опухоль. В лесу было тихо, казалось, что все живое примолкло, наблюдая за назваными гостями.

Яков молча курил, смотря в непроглядную чащобу леса словно чего-то ждал. Краев долго молчал, но то ли удаленность от людей, то ли одиночество и тишина толкнули его поделиться своими страхами с Яковом. Сначала Сергей говорил медленно и осторожно, словно боясь обжечься, но потом расслабился и, как на исповеди, вывалил всю правду о своих метаморфозах и изменениях. Яков внимательно выслушал собеседника и, выкурив вторую сигарету, долго молчал, играясь поднятой с земли веткой. Краев тоже примолк и слушал напряжённый вой ветра, который напоминал чей-то детский плач. Краеву почему-то сразу показалось, что это плачут заблудшие души, которые не могут вырваться из этого мрачного места.

– Я догадывался, что с тобой происходят… изменения. Отчасти поэтому мы здесь. Ты боишься себя? – спросил Яков, внимательно смотря Краеву в глаза. Взгляд его был пронизывающий и испытывающий.

– И да и нет. Я чувствую, что стою в преддверии чего-то грандиозного. Только не пойму – хорошее это или плохое. Иногда мне кажется, что я могу достать звезду с неба, а иногда хочу плакать или зарыться, как червяк в навоз.

– Ничего страшного, если ты боишься. Страх – это жизнь. Ты не можешь не бояться, – тихо, почти шепотом говорил Яков. Но постоянный страх дает власть над тобой. Вот с ним надо бороться. Там тебе бабки икону принесли. Видел ее?

– Да. Страшная она, как сама смерть, волчьи глаза будто в душу заглядывают.

– Не бойся, будешь маяться, мысли какие-то непонятные появятся – подойди к ней, зажги свечку, постой! Все страхи пройдут. Скоро ты поймешь, чего по-настоящему надо бояться.

Яков встал и достал из багажника рюкзак, в который положил обрез; большой нож, похожий то ли на тесак, то ли на топор, он повесил себе на солдатский ремень.

Ничего не говоря, он начал углубляться в чащу леса. Краев засеменил, как слабосильный щенок, за крепким, но гибким Васильевым, умело идущим по тайге.

Ветки нещадно хлестали Краева по лицу, а коряги пытались сделать ему подсечку. Через 30 минут Краев начал задыхаться, его лицо, несмотря на осеннюю, почти зимнюю прохладу, начал заливать пот. Спина Якова, как маятник, мелькала впереди, как будто он не встречал никаких препятствий.

Лес начал редеть, появилась густая трава вперемешку с невысоким березняком. Краеву показалось, что это место много лет назад было кем-то вырублено и выкорчевано. Через несколько десятков метров Сергей увидел в траве множество камней, побитых ветрами и непогодой. Камни были разных размеров, потресканные и обросшие ярким мхом.

Это были могильные камни, понял Краев, но от могил не осталось ни холмиков, ни заборов, ни впадин – время как будто съело кладбище, оставив ему только серые булыжники. Пытаясь разглядеть надписи на поваленных могильных плитах, Сергей увидел только непонятные символы и рисунки. Он не понимал, откуда в глухой тайге кладбище с большим количеством странных безымянных могил. Якову, казалось, происхождение кладбища было не интересно, и он, уверенно обходя плиты, опять начал углубляться в тайгу.

– Что это за кладбище? – почти прокричал Краев. Яков, казалось, не слышал его вопроса и продолжал уверенно идти в сторону сгущающегося леса. Где-то в ветвях страшно расхохоталась ворона. Сергею казалось, что кладбище шепчет ему вслед: «Зачем вам куда-то идти? Вы все равно умрете, так ложитесь здесь, под наши плиты. Останьтесь!»

Еще через 15 минут пути, когда Краев выдохся и уже хотел просить Якова о привале, лес снова начал расступаться. Появились дома, точнее то, что от них осталось. Краев уже ничему не удивлялся, даже если бы здесь стояла статуя Свободы.

Возле домов пахло как в загаженных кошками и заваленных мусором старых сараях, которые Сергей исследовал в детстве. Дома, сделанные из разнокалиберных и неумело уложенных почерневших сосен, покосились, готовые вот-вот развалиться. Окон в большинстве древних домов не было. Вернее, они были, но такие грязные, что свет сквозь них почти не пробивался. И, тем не менее, в царящем полумраке вполне можно было разглядеть все, что находилось внутри.

Яков начал заглядывать внутрь и прислушиваться. Заглянул в окно и Краев. Обстановка была простой и незамысловатой. Посередине комнаты стоял грубый длинный стол, сколоченный из неровных досок, с большими щелями, на неровных ножках. Казалось, что его делал малоопытный человек или пьяный плотник. С одной стороны стола находились табуретки, а с другой – стояла грубая лавка. У одной стены были сколочены полки от пола до потолка. Полки были заставлены баночками из-под майонеза. Сотни баночек, может быть, даже тысячи. Ни надписей, ни каких-либо указаний на то, что в них, не было.

Следующий дом покачивал из стороны в сторону старыми ставнями, которые постукивали о деревянные стены. Дверь провисла и неприятно скрипела, словно пела свою последнюю. Яков зашел в дом, следом юркнул Краев. В дом проникал холод, а пол был устлан проскальзывающими со двора жухлой листвой и ветками. Но, несмотря на заброшенность, казалось, что в этом брошенном доме кто-то живет.

В это время недалеко от заброшенной деревни стоял лосенок. Между соснами торчала его небольшая голова, он почувствовал хищника и зашевелил ушами. На тонких узловатых ногах лосенок попытался спастись и бросился в чащу леса. Но зверь вырос перед ним и начал подниматься на задние лапы. Детеныш метнулся в сторону, но тут же могучая когтистая лапа хлестнула ему по шее. Лосенок отлетел на несколько метров и упал, оставив кровавый след. Теплая густая кровь тут же начала впитываться в землю. Зверь лизнул ее и недовольно зарычал. Не тот запах, по которому он шел. Он начал метаться вокруг уже мертвого лосенка, делая все большие и большие круги. И вот его огромные ноздри нащупали тонкую нить пьянящего человеческого следа. Из его пасти вырвался рев, и зверь ломанулся в чащу.

Каждая клетка его тела была пропитана азартом погони. В голове хищника нарастал блаженный стук. Петляя между сосен, хищник принюхивался. След становился отчетливей, и он снова поднялся на две лапы и завыл, как будто приглашая кого-то разделить его удачу.

Услышав рев, переходящий в радостный вой, Яков спокойно сказал:

– Идут, – и достал из рюкзака обрез. Краев прижался к холодной стенке дома, не зная, как на все реагировать и что ему делать.

ГЛАВА 6

Как Светка Мартынова уговорила Яну, скатившуюся практически на самое дно, поехать к черту на кулички в какую-то деревню лечиться от наркозависимости, никто понять не мог.

Но, тем не менее, в прохладный осенний день Яна Кашина стояла в аэропорту Красноярска с пачкой Трамала в кармане и запиской, куда ей ехать. Яну колбасило, Трамал помогал слабо, она посмотрела на солнце, которое поблекло и съежилось, утонув в серой дымке. Хотелось вернуться в Москву прямо сейчас, прямо этим самолетом, но Яна понимала, что это ее последний шанс. Выйдя получить багаж, она поймала такси до ж/д вокзала.

Пыхтящий поезд до Битучар прибыл точно по расписанию и готов был забрать своих пассажиров. Яна не спешила в вагон и гуляла по перрону. Беспросветная серая масса двигалась, как стая муравьев, люди были задумчивы и хмуры.

Круглощекая, пышных форм проводница, с короткой рыжей стрижкой, в неряшливой форме РЖД, тщательно проверяла билеты рвущихся в вагон пассажиров. Голос ее был похож на лязг цепей, Яна быстро показала паспорт и проскользнула внутрь вагона.

Проводница прорычала, чтобы все провожающие выходили из вагона, и спустя пять минут состав медленно тронулся и направился на север Красноярского края. Некоторые пассажиры сразу, как состав пришёл в движение, зашуршали сумками и пакетами, доставая оттуда еду и выкладывая всё на стол. «Как пошло!» – подумала Яна и отвернулась к окну. Потихоньку она разглядела всех пассажиров, ехавших в купе.

Мужик с перевязанной рукой и синяком под глазом, еще мужик неприятного вида, с татуировками на пальцах в виде перстней… и настоящий раввин, весь в черном, с пейсами, в широкополой шляпе. Его присутствие в грязном купе придавало происходящему оттенок глупости и абсурдности. «Хорошо, что не поп, – подумала Яна, – который бы занял больше места, потому что почти все они дородные, в крестах и огромных бабьих платьях».

Очнувшись от своих мыслей, Яна услышала разговор двух попутчиков, мужчин: с перебинтованной рукой и, как она его назвала, «уголовником» с перстнями:

– …Пропадают люди, в основном бичи, которые из города приезжают в выселенные деревни. Ты понял. А бывает, и приличные люди. У меня сосед через два дома ушел по весне, и с концами. Потом рыбаки тоже. Прошлым летом. Уехали вчетвером в сторону Кодинска, где ГЭС. Грузовик-то нашли, ты понял, а их нет. Москвичей тех, что я отвез недавно за Ангару по льду, вообще вместе с ФСБ искали. У одного родственник – какая-то шишка. Неделю искали, ты понял. Меня на допрос таскали, а я что? Я довез до развилки с Дальним Таежным, они рюкзаки схватили, и больше я их не видел. – «Уголовник» молчал, смотря в мутное окно купе.

Ехать было долго. Яна попросила белье у проводницы и залезла на верхнюю полку, воткнув себе наушники, чтобы хоть как-то отдалиться от этих чужих людей. В последнее время Яна полюбила классику и слушала Симфонию номер 40 Моцарта.

Девушка не знала, что в этом же поезде едет ее попутчик и собрат по несчастью – Артур Смыслов. Персонаж красивый, но склонный к вредным привычкам и паскудным отношениям к людям. Артур любил красивую жизнь, а в особенности – женщин. Когда-то занимался подсчётами своих побед, но ближе к сотне сбился. Смыслов менял их как рубашки – каждый день, ему ничего не стоило завлечь новую аппетитную телку к себе в постель. И причина была вовсе не в красивом теле и нескончаемом потоке денег, доставшемся ему в наследство, а в огромной самоуверенности и могуществе, которые он источал.

Артур ни с кем не считался и никого не считал равным. Он призирал тех, кто был слабее или беднее его, и не скрывал этого. Его ненавидели и боялись, одновременно набивались в друзья и льстили. Настоящих друзей у Артура не было, а был только обширный круг завистников. Внешность Смыслова поражала: с ростом 1.90, с накачанным торсом и руками, он выглядел как гладиатор. Благодаря генетике и серьезным тренировкам в фитнес-клубе Артур действительно производил впечатление красивого великана на фоне серой людской массы.

Пошатнула его мучительная смерть матери, единственного человека, которого он любил. У него постоянно стояли перед глазами усохшие руки с желтыми ногтями и венами, изгрызенными иглой, штатив капельницы у изголовья кровати и едва различимый запах мочи и лекарств. После похорон баловавшийся кокаином Артур глушил боль в более серьезном наркотике, который через год превратил его в животное, мозг которого реагировал только на слово «героин». Он лечился и снова кололся, был в Израиле и снова кололся. Почти все его окружение злорадствовало над его пороком, а многие ждали скорой смерти высокомерного жигало.

Наверное, все бы так и вышло, пока Смыслову после очередного передоза кто-то из клиники не шепнул о деревне в Красноярском крае. Медбрат или санитар красноречиво описал деревню и сказал, что многие люди слазят с иглы и по возвращению «растворяются», бросают своих порочных друзей, ненужных родственников, находят новую работу и жизнь. Вплоть до того, что меняют установочные данные, чтобы забыть наркотический кошмар и начать все с нуля. Артур понял, что это его единственный и последний шанс.

ГЛАВА 7

Краев и Артем Смирнов шли по узкой лесной тропинке, которая виляла по лесу и делала резкие повороты. Шли молча, напряженно, словно впереди была какая-то важная задача, которую надо было выполнить любой ценой. Ветки злобно хлестали по незваным гостям, большие сучья перегораживали дорожку, и приходилось подныривать под них, чтобы идти дальше.

Краев вспоминал вчерашнюю поездку в тайгу, когда они с Яковом забрели в заброшенную деревню и услышали такой злобный нечеловеческий вой, от которого мурашки побежали по телу. Яков приготовился к схватке, но, как ни странно, ничего дальше не произошло. Выходя из покосившегося дома, Яков бросил фразу: «Это они тебя учуяли», смысл которой Краев понять не мог.

Артем в свою очередь думал о том, что его девушка Ольга Зуева, подсаженная им на героин и прошедшая вместе с ним все страдания ломки в этой глухой деревне, начала отдаляться от него, часто по вечерам проводила время с местными бабками и другими женщинами. То время, когда они проводили вместе, доставляло им неловкость и страдания. Не о чем было говорить, словно стали чужими людьми.

Незаметно два друга зашли далеко в тайгу. Краев поднял голову. Небо превратилось в сплошное темно-серое одеяло, быстро накрывшее тайгу. Резкие порывы ветра трепали верхушки деревьев, с неба посыпались ветки и труха.

– Пошли домой, а то промокнем, или заблудимся! – сказал Краев, закрывая лицо руками от лесного мусора вперемешку с небольшими снежинками. Друзья, как по команде, развернулись на 180 градусов и пошли в обратном направлении. Ветер усиливался и, казалось, был на что-то зол.

– Когда нас отвезут на станцию? Когда в Москву? У меня Ольга здесь уже от безделья с ума сходит – по ночам то ли колдовать, то ли сплетничать к старухам ходит. Да и сам уже тихо вою на луну. Состояние нормальное. Дрянь вся вышла, больше никаких кайфов и экспериментов, только чай.

Неожиданно слева раздался громкий треск. Краев резко остановился, шедший сзади Смирнов невольно толкнул друга вперед, который чуть не попал в беду. С неба падала старая лиственница. Сопротивляясь своему концу, она цеплялась сучьями за соседние стволы и медленно опускала к земле свою дрожащую вершину. Тяжелый старый ствол набрал скорость, и, ломая под собой молодняк, тяжелым гулом ударился о землю в метре от Краева. В лесу стало неожиданно спокойно. Друзья, не сговариваясь, сели на упавшее дерево. Через несколько минут Смирнов спросил у друга:

– Ты читал Библию? – Артём чувствовал, что с другом происходят непонятные метаморфозы. Краев часто впадал то в раздражение, то в ярость, а иногда становился сентиментальным, как десятилетняя девчонка. Вчера он набросился на деревенского мужика, который случайно забрызгал его грязью, перевозя сено в люльке мотоцикла времен Второй мировой войны, а вечером Сергей подарил ему свое почти новое портмоне фирмы Дюпон.

– Нет, я не верю в эти сказки! – ответил Краев. – Не верю в человека, который вместо того, чтобы столярничать, разъезжал на осле и рассказывал всякие небылицы.

– Напрасно! Чтобы читать Библию, необязательно быть святошей. И необязательно верить именно в Иисуса. То же я могу сказать о Коране, Торе и буддизме. Смирнов замолчал на несколько секунд. Кстати, в буддизме нет Бога и определенного писания, как у других религий. Чтение этих книг – способ понять человека и себя.

– Мне это не интересно! – коротко ответил Краев, ковыряясь ногтем пальца в стволе упавшего дерева.

– Напрасно! Я чувствую, тебе надо. Ты не понимаешь, что становишься другим? Отдаляешься от Вики, от меня? С тобой что-то происходит, и с этим надо бороться. У меня есть Библия, возьми, почитай ее. По несколько страниц в день, хоть через силу. И необязательно понимать все, что написано, просто читай вслух.

Ночь надвигалась неестественно быстро, как будто пытаясь обогнать остатки сумрачного света. Туман и потемки удерживали окружающий вид в прохладной тишине и тревожной тайне. Друзья шли обратно в деревню, каждый опять думал о своем. Артем поднял голову и увидел между деревьев движущиеся тени.

– Волки, – коротко сказал Смирнов и остановился. Остановился и Краев, смотря в тайгу. Волки совсем не боялись и выглядывали из-за деревьев в десятке метров от людей. Это были необычные волки с желтой полосой на спине, крупные, килограмм под шестьдесят. Вперед вышел вожак, больше похожий на теленка, и оскалил зубы. Главарь стаи стоял на крепких ногах и рычал. Стая приготовилась к атаке. Смирнов застыл на месте и смотрел прямо в глаза вожаку.

– Уходи, серый! – тихо, с чувством превосходства сказал Краев. Сергей сжал кулаки, он весь напрягся, сердце застучало с удвоенной силой, на лбу выступил пот. Казалось, лес замер и смотрел за схваткой, происходящей между человеком и матерым хищником. Подопечные вожака уже вступили в игру против людей. Они осторожно обходили их по кругу, обкладывая со всех сторон. Волк зарычал громче прежнего. Краев не своим голосом прокричал:

– Уводи стаю, серый! Не стой у меня на дороге! Сергей смотрел вожаку в глаза ипериферийным зрением отслеживал стаю. Смирнов застыл от страха и смотрел то на вожака, то на своего друга. Он заметил, как Краев странно сжался и его глаза потемнели. Артем на мгновение задумался, кого ему бояться больше – своего друга или волка.

Вожак начал принюхиваться, высоко поднимая морду. Вдруг он своим обонянием словно что-то или кого-то узнал. Губы хищника вдруг начали растягиваться, а уши немного поникли. Похоже, он начал признавать чужую невидимую силу. Хотя стая из восьми крепких волков без труда бы справилась с безоружными людьми за несколько минут. Но неожиданно матерый волк дрогнул; поджав хвост, подался назад. Отступила и его стая. Волки пятились задом, пока их не начала поглощать темнота, а затем стая развернулась и бросилась в лес. Вожак показал свой пушистый хвост последним. Краев, как ни в чем не бывало, пошел дальше, за ним на ватных ногах поплелся Смирнов.

Через несколько минут друзья вышли к деревне. К ночи в низину спустился серый туман, и темные бревенчатые дома стали похожи на угрюмых старух в подвенечных платьях. Краев шел по улице и рассматривал дома, ему казалось, что у каждого из них есть свое лицо. Были дома, которые словно тихо посмеивались, скрипя покосившимися ставнями. Встречались дома угрюмые, молчаливые, а некоторые, особенно свежесрубленные, будто бы наслаждались своей свежестью и молодостью.

Не попрощавшись с ошарашенным другом, Краев повернул к своей неприметной избе, оставив того в полном недоумении стоять посредине дороги.

ГЛАВА 8

Жора Менько лежал на своей старой панцирной кровати и думал обо всем сразу, смотря в потолок, загаженный мухами. Как говорила мама, «гонял мысли».

После смерти отца и подтопления района они, несмотря на выселение, решили с матерью остаться в поселке Нижний, Битучарского района. Нижний одной стороной стоял на берегу Ангары, а второй упирался в глухую тайгу.

Менько вспомнилось длительное строительство Битучарской ГЭС, которое растянулось на двадцать лет и длилось с 1974 по 2014 годы. Григорий и сам поучаствовал в грандиозном проекте, но из-за сварливого бригадира через год ушел со стройки.

Потом было подтопление близлежащих районов и их переселение. Переселение было организовано ужасно: люди жили в одной деревне, дружили, общались, а их расселили далеко друг от друга. Квартиры же специально давали в совершенно разных местах, чтобы народ не общался. Видно, власти боялись, что, если всех недовольных собрать вместе, поднимутся волнения. Менько, вместо большого дома, предложили сколоченный из хлипких блоков маленький дом у дороги, как его назвали люди, – «одноразовый».

Посмотрев дом, Жора с матерью решили с участка затопления не выезжать и остались жить в посёлке. Кроме них в Нижнем остались одни старики, местный блаженный по имени Вася и многодетная мать с четырьмя детьми, которой Жора иногда бескорыстно помогал по хозяйству. Недавно к ним приехала жить тетка Екатерина, потерявшая мужа, а крайний брошенный дом заняла «городская» по имени Марина со смешной фамилией Губастикова.

У Губастиковой в городе произошла трагедия, о которой она не говорила. Трагедия страшная и дикая, от которой у достаточно молодой женщины появились ранние седые волосы и морщинки вокруг глаз. Марина быстро освоила азы сельского хозяйства и животноводства. Год назад Марина завела курей, корову, две козы и 6 баранов на продажу. Губастикова была молодая, здоровая, хозяйство тянула, и ей это нравилось. Неустанно трудясь, она забывалась и не вспоминала о том ударе, который ей преподнесла жизнь. Единственно существование Марины омрачали волки – за последние три мясца они украли несколько баранов, козу и родившегося теленка.

На столе синхронно запищали телефоны: Жоры и тетки Екатерины. На обоих напоминалка от лунного календаря: «Полнолуние». Тетка неделю бегала за Менько, уговаривая его поставить эту программу на ее телефон. Нет бы прямо сказать: «Жора, мы боимся полнолуния».

В полнолуние в тайге происходило что-то ужасное, казалось, будто сама природа беснуется. Вой, похожий на харканье, странные большие следы возле деревни, пропадающие из разных деревень люди и загрызенные или украденные животные. Именно в эти ночи Марина лишалась своего скота. Буквально два месяца назад пропал приехавший в гости к соседской старухе внук. Ушел в лес, не то за грибами, не то просто погулять, и не вернулся. Спустя несколько дней кто-то заметил, что дворовая собака несет по двору испачканный кровью его кроссовок. Потом была эпопея с милицией, поисками тела, только вот без толку все – юношу как будто бы растворила тайга.

Менько взял телефон, ружье, фонарик и вышел во двор. Соседка Марина просила покараулить корову, чтобы в полнолуние ее волки не загрызли. Григорий закурил и вспомнил рассказы бабушки Нади о том, что, когда луна круглеет, в лесу появляется страшный зверь. Надя, сидя возле печки, поведала ему историю, которую он помнил до сегодняшнего дня.

– Пошла я в лес за травками по весне да заблудилась. Дело было к вечеру. Побегала по тайге, запыхалась, ничего знакомого не вижу, тут и луна вышла большая, как сковородка. Стоять от страха не могу, иду, ветками хрущу и сама с собой разговариваю. Чую, что за мной кто-то идет. Хотя ничего не слышу, просто похолодело внутри как-то. Остановилась, не дышу. И вдруг под луной вижу вроде зверь какой-то стоит. А потом пригляделась – да, зверь, шерстью весь покрыт, лапы волчьи, сильные, серый пушистый хвост, а лицо – человеческое. У меня от ужаса – душа в пятки. Сердце сильно заколотилось, слезы по щекам покатились. Что было дальше и как оказалась дома, не помню. Но чую, сожрать он меня хотел, а вот чего не бросился, не понимаю до сих пор. Может, лесорубы рядом стояли или охотники из деревни шли. – Менько знал, что бабушка не врала, да и он сам, недавно возвращаясь с лесосеки, видел во свете фар что-то похожее на то, о чем ему рассказывала бабушка Надя.

Ночное безмолвие нахлынуло и потрясло. Тихий-тихий шелест листвы, почти неразличимый дальний плеск реки. Взглянув вверх, он увидел рыжую луну и вокруг нее крупные золотые звезды, которые показались Менько чужими.

Небо резко затянуло тучами. Темнота стала угольной, глазам не за что было зацепиться, сознание выделывало разные фокусы: то какие-то темные кляксы, то яркие круги света, которым неоткуда было взяться. Отсутствие визуального восприятия дезориентировало и даже вызывало легкую тошноту.

Вдруг громко замычала корова, и заблеяли овцы. Менько вздрогнул от неожиданности, но тут же бросился ко двору Марины. До ее дома было метров двести, Жора включил фонарик и побежал по неровной проселочной дороге. Несмотря на то, что он знал каждую выбоину, все равно споткнулся и упал, больно ударившись локтем, но ружья в грязь не уронил, зато сам весь промок.

Поднимаясь, Менько ругал себя за то, что не караулил хищников в сарае Марины, а ждал тревоги у себя дома. В доме Марины включился свет. Через несколько минут зажегся слабый свет в коровнике, и сразу раздался вопль хозяйки: «Ааааааааааай!». Крик не прекращался ни на минуту. Жора побежал на свет. Оставались считанные метры. Открыв дверь, он залетел в большой сарай и опешил.

Менько увидел, как большая стая волков грызла корову, не обращая на него никакого внимания. Он дуплетом выстрелил в кучу хищников. Двоих отбросило от туши. Вся стая прекратила терзать корову и посмотрела на человека. Вот тогда Жора рассмотрел их. Это наполовину люди, наполовину волки, только крупнее, гораздо крупнее любого волка или собаки. Казалось, что их открытые пасти дымятся, а глаза светятся красным цветом. С клыков и когтей свисают клочья растерзанной жертвы. Получившие заряд крупной картечи звери почему-то начали подниматься на задние лапы. Жора буквально обмяк от парализующего страха и даже не пытался перезарядить ружье, так как понимал, что твари не дадут ему это сделать…

ГЛАВА 9

На станции Битучар Яну встречал Григорий, плотный мужчина, около сорока лет, со странным, уходящим внутрь сосредоточенным лицом, покрытым бородой, растущей во все стороны. Григорий был правой рукой Якова и обладал властными полномочиями в деревне, которыми он изощренно пользовался во время отсутствия хозяина. Все жители деревни, когда уезжал Яков и управление брал Григорий, называли последнего кровопийцей и «диХтатором».

К Григорию подошел красивый мужчина с измученным лицом, в котором Яна сразу узнала своего собрата – наркомана. Яна вспомнила, что она мельком видела этого красавчика на перроне в Красноярске. Пригладив бороду, Григорий представился, протянул руку незнакомцу. Последний назвался Артуром и прямо посмотрел в глаза встречающему. Они долго смотрели друг на друга, не мигая и не отводя взгляда. Каждый видел перед собой конкурента с сильным характером и крепким духом. Артур, измученный наркотиками, проигрывал в этой схватке «взглядов», выдохнул задержанный воздух и отвел глаза.

– Ну и ладненько, – среагировал на это Григорий. – Поехали в деревню, чтобы не в ночь, прошу в наш мерседес! – и показал в сторону оливкового цвета УАЗика. – Идите садитесь, я воды в палатке куплю.

В машине уже сидели двое, как оказалось, муж и жена. В женщине все ее лицо и огромное телосложение выдавало суровый и деспотичный характер. Супруг же наоборот был худощав, с открытым простоватым лицом и топырящимися ушами. От мужчины воняло водкой и чесноком. Изображая галантность, он представился:

– Витя, Виктор Бимеров, моя супруга Ирочка, – сказал и, сложив руки лодочкой, показал в сторону плотной женщины. Ирочка молча дернула головой и посмотрела в окно. Она смотрела на всех свысока, как будто все знала о тебе, и это «все» ей не нравилось. Яна отвернулась от ужасного запаха, которого она никогда не чувствовала изо рта людей.

– Не нравится? – удивился Виктор. – Для мужика, девушка, чеснок – первое дело! Вкусный, витаминов полно, заразу убивает и среди закуски ему равных нет. Кроме того, мужицкую силу даёт, – и подморгнул супруге. Ирочка резко огрела Виктора увесистой сумкой. В машине повисла неловкая пауза. Виктор продолжал балагурить. Бьет значит любит, – и попробовал поцеловать супругу, которая толкнула мужа так, что он чуть не слетел с кресла. Если в машине не было бы звука, то со стороны казалось, что мощная женщина избивает какого-то пристающего к ней незнакомого бомжа. Яна смотрела на происходящее с широко раскрытыми глазами, Артур безучастно ковырялся в телефоне.

Подошел Григорий, завел машину. Резко развернувшись, они поехали по главной улице Битучар в сторону Нового моста через Ангару. Это крупное недавно построенное инженерное сооружение, гордость Края, многих разрежало своей бестолковостью и незаконченностью. Проезжая по мосту, Григорий заметил:

– Построили, мать их! Сколько денег вложили, а железку не протянули, и дорогу на той стороне реки даже еще не проектируют. Переезжаешь мост и упираешься в тайгу.

Действительно через десять минут дорога сузилась, машина начала прыгать на ухабах. Григорий остервенело дергал рычаг переключения скоростей с допотопным набалдашником в виде розочки в оргстекле. В машине наступила тишина.

Еще через полчаса лес поглотил маленькую машину, накрыв ее кронами деревьев, словно пряча от света. Скоро дорога стала «лесовозной» – узкая и с разбитой колеей. УАЗ громко гудел, тяжело переваливаясь на ухабах. За окнами тянулся бесконечный лес, в стекло бились тяжелые капли дождя.

Пассажиры около двух часов судорожно держались за кресла и ручки, чтобы не упасть или не удариться об остов кузова. Гриша не жалел пассажиров и на просьбу Иры о сбросе скорости среагировал коротко:

– Притормозим – застрянем! – и дальше уверенно гнал ульяновский чермет.

– Долго ехать? – спросил Артур, вглядываясь в окно. Ему становилось плохо – лицо побелело, выступила испарина. «Плющит нашего Алена Делона, наверное, вмазаться хочет», – подумала Яна, жуя Трамал. Словно в ответ на его вопрос, УАЗик особенно резко тряхнуло. Двигатель чихнул, фыркнул и заглох. Водитель выругался. Жена с мужем зашевелились: «Чего там? Приехали? Че встал-то?»

– Сидите, не выходите! – в приказном тоне сказал Григорий и выскочил из машины. Открыл капот и, поковырявшись в нем десять минут, заглянул в салон:

– Все, слезай, приехали! – сообщил он угрюмо.

– Да ты что! – возмутилась суровая Ирина. – Шутишь, что ли?!

– Какие шутки, – огрызнулся Григорий, – движок накрылся, надо тягач вызывать!

– А мы как же?

– Пешочком, – ответил Григорий, – через лес, я дорогу знаю. По ней лет десять назад лес возили. Заросла, но идти можно, тут недалеко, километров восемь. Все в салоне зашумели. Громадная Ира материлась, как сапожник.

– А позвонить? – спросил Виктор с чесночным запахом, доставая мобильник.

– Не берет, – отмахнулся Григорий.

Негромко переговариваясь, все начали вылезать из машины. Закрыв УАЗик на ключ, Григорий пошел по дороге, компания засеменила за ним. Через километр провожатый свернул налево на еле видимую заросшую старую дорогу.

Лес становился гуще и мрачнее. Стройные стволы сосен вонзались в облака, из стволов дубов росли мощные ветки, похожие на шеи странных птиц, и своими кронами затеняли дорогу. Стало темно. Люди шли, спотыкаясь и царапаясь о злобный кустарник. Все молчали, идти стало тяжело, несмотря на то, что все свои вещи оставили в машине.

Валежник хрустел под ногами Яны, разлетаясь на куски. Раздвигаемые ветки хлестали идущего сзади Артура. Споткнувшись, Артур свалился в сторону, но безропотно встал на ноги и бросился догонять остальных, которые двигались, сгорбившись, опустив головы.

Неожиданно Григорий остановился и молча начал осматривать растрескавшуюся гниющую кору, наросты на стволах деревьев. Подошла Яна и через плечо провожатого посмотрела на таинственные углубления на стволах, со дна которых сверкало обнаженное белое дерево.

– Это что, болезнь какая-то или когти чьи-то? – спросил подошедший Артур. Семейная пара стояла рядом и негромко ругалась между собой, безразличная к исследованиям странных деревьев.

Ветер нагонял тучи, темнота мгновенно опустилась на землю, как будто резко выключили свет. Вдалеке раздался вой. Григорий спокойно посмотрел в тайгу и пошел по уже невидимой дороге. Все ускорили шаг. Вой раздавался со всех сторон. Волки как будто перекликались, окружая людей кольцом. Артур заметил светящиеся оранжевым точки в кустах у самой дороги.

– Григорий, нас волки окружили! – дрожащим голосом сказал Артур, вытирая пот со лба.

– Не нападут, не боись! – ответил Григорий и что-то громко гаркнул в темноту. То ли это были слова, то ли рык – Артур не понял, но волки отошли. Компания, оцепеневшая от страха, пошла дальше. Волчий вой остался позади и начал растворяться в тайге, но Артур чувствовал, что их продолжает кто-то преследовать.

Треск раздавался с обеих сторон, Яна взвизгнула, тяжелая Ирина ойкнула и попыталась бежать. Ее бег был похож на быстрый шаг полного младенца – она развела руки в стороны, то и дело останавливалась и ловила равновесие.

– Быстрее, быстрее! – поторапливал людей Григорий, ежеминутно смотря в лес. Артур обратил внимание, что их провожатый чем-то встревожен и озабочен, хотя несколько минут назад он был совершенно спокоен с окружающими их волками.

– Скоро будет охотничья зимовка, там и переждем! – быстро проговорил Григорий. «Чего переждем?» – подумала Яна и тут же споткнулась, больно ударившись запястьем. Рядом раздался рык. Он был похож на тот звук, который издают большие собаки, когда у них забирают кость. Яна хотела бежать, но ноги словно приросли к земле, руки повисли, беспомощные и бесполезные.

ГЛАВА 10

Тучи, которые пригнал хлёсткий сильный ветер, затянули все небо. Где-то вдалеке громыхнул гром, и тут же сверкнула молния. «Странное явление для осени», – мельком подумала Яна, двигаясь в почти полной темноте. Она старалась не упустить из виду маячащий впереди силуэт Григория, который время от времени останавливался и поторапливал идущих сзади.

Девушка обратила внимание, что семейная пара давно отстала, и не заметить этого их сопровождающий не мог. Она тяжело дышала и, чтобы не потеряться, взяла Артура за руку, который ее крепко сжал.

Яна и Артур резко уперлись, почти ударились о постройку, которая неожиданно вынырнула из темноты мрачным силуэтом. Григорий быстро нашел дверь и открыл ее, из избушки запахло мышами и лесным перегноем. Но в этой ситуации эти запахи казались домашними и спасительными. Троица ввалилась в дом, и Григорий быстро закрыл дверь. Отдышавшись несколько минут, Яна опять вспомнила о других спутниках – неприятной семейной паре – и спросила:

– А где эти… Виктор и Ира? – спросила она, ни к кому не обращаясь, так как ни лиц, ни фигур она не видела. Но Григорий молчал, будто с ними больше никого и не было в этом угрюмом лесу. Через минуту он ответил:

– Не заблудятся, они местные, – глухо сказал он. Как будто споря с ним, в лесу раздался страшный крик и рев. Артур вздрогнул, Яна громко икнула.

…Ира, тяжелая и неповоротливая, с первых минут начала отставать от идущего впереди Григория, муж шел рядом с супругой, не бросая ее. После того как их начали окружать волки, Виктор достал нож из голенища, а Ира, как заправский гладиатор, взяла бревно и примерялась, махнув им в разные стороны. Постояв несколько минут, готовясь принять бой, они вдруг поняли, что волки почему-то отступили. Ира облегченно выдохнула и бросила сосновый дрючок на землю. Вытирая сосновую смолу об юбку, она сказала, обращаясь к мужу:

– Бросил, гад, москвичей поволок, а нас бросил! Как будто оставил нас специально, чтобы волки сожрали или эти… как их в деревне кличут – «черные». Бросил, как овец, чтобы время было уйти, паразит чумной!

– Да брехня все это про «черных», бабы напридумывали! – ответил муж, не выпуская из рук нож. – Пошли, покамест тропинку еще видно, она между деревьями идет!

Кроны деревьев, словно шатром, накрыли и без того плохо видимую старую лесную дорожку. Впереди шел Виктор и махал острым ножом, срезая ветки, сзади ковыляла его огромная супруга. Вдруг она остановилась и шикнула на мужа.

– Чего ты? – не понял Виктор и достал из кармана куртки папиросы.

– Слушай, дурень, за нами кто-то идет! Точнее крадется, – ответила Ира и ударила по рукам мужа, чтобы тот не шумел коробком спичек, который в глухом лесу издавал звуки набата. Семейная пара прислушалась, но вокруг стояла гробовая тишина. Виктор все-таки подкурил сигарету и, выдыхая сладкий дым, сказал:

– Ссыкуха ты, Ирка! Все нормально! Даже если не найдем эту сторожку, переночуем в лесу. Ни снега, ни дождя нет. А поутру я выдам и Гришке, и Якову. Будут платить вдвое. Пригласили генератор подчинить, а сами в лесу кинули. Простой мужичок, которого все звали в Битучарах Витька или Витек, закончил еще в советское время техническое ПТУ в Красноярске и был мастером на все руки. Если бы не пристрастие к алкоголю и более амбициозные взгляды на жизнь, возможно, он добился бы большего, чем застрять в таежном городке и жениться на сварливой и некрасивой Ире.

Докурив, Виктор пошел дальше. Примолкшая Ира, громко ломая ветки, шла за ним. Ночь окончательно накрыла лес угольной темнотой. Виктор шел наугад и уже сомневался, что он идет по тропинке, т. к. постоянно натыкался на деревья.

– Ну, я олень, надо было хоть фонарик из рюкзака взять! – сказал в темноту он. Лес откликнулся на его голос хрустом ветки. Виктор насторожился и резко остановился. Грузная Ира по инерции чуть не снесла хлипкого мужа со своего пути. Тот выругался:

– Прешь, как корова, смотри куда идешь, а то раздавишь! – Испуганная Ира в нормальных условиях выдала бы любимому за «корову», но тут, полностью зависимая от него, промолчала, обиженно сопя.

– Надо готовиться к ночевке! – сказал Витек и чиркнул зажигалкой, чтобы осмотреться. Дрожащее пламя отбрасывало непроглядную чернь на пару шагов, заключая путников в спасительный круг. Огонь освещал небольшой клочок земли, за которым стеной стояла кромешная тьма, и это вызывало неприятные ощущения.

– Вон пенек – садись! – сказал Витек жене. Зажигалка погасла, и людям показалось, что они лишились зрения. В темноте зрачки людей были увеличены, после света зажигалки они резко сузились и теперь опять начали расширяться, вызывая дезориентацию и неприятные ощущения.

– Не буду я спать, как кошка, на пеньке! – сказала Ира и вдруг громко, как паровоз, закричала: – Гришка!!! Ау!!! Вернись за нами, гаденыш! – Казалось, что в лесу взорвалась бомба. Витька от неожиданности чуть не сикнул себе в штаны.

– Че ты орешь? Волков токо подзовешь. Найдемся! С утра по следам к машине выйдем. Там и перекусить есть и сто грамм.

– Ты и в лесу, заблудившись, о стакане думаешь, алкаш! – буркнула Ира и села на пенек, вытянув толстые, как бревна, ноги. – Иди, вон дрова собирай, следопыт плюшевый!

Отойдя несколько метров от импровизированной стоянки, Виктор начал собирать хворост и ветки. Он постоянно натыкался на деревья и сучья и тихо матерился. Окликнув жену, он пошел на ее голос. Подойдя, бросил хворост на землю и полез в карман за зажигалкой. Свет снова вытащил их из кромешной тьмы. Подняв глаза, Виктор замер и сказал свои последние слова:

– Боже, ты мой! Господин, прости меня грешного! – За спиной Иры стоял зверь. Он был огромный, из его рта торчали белые клыки. В свете зажигалки глаза чудовища были огромного желтого цвета. Следующее, что запомнил Витек, это летящий шерстяной ком, который в мгновение большой лапой схватил его за шею и оторвал от земли. Мужчина стал дёргаться от удушья в конвульсиях. Через секунду у него не стало глотки. Просто не стало – рваная дыра, мешанина из кровавых ошметков. Кровь тугими толчками выплескивалась из разорванной артерии. Зажигалка погасла, Ира дико завизжала.

…Яна не могла прийти в себя от услышанного душераздирающего вопля в лесу. Ее трясло, ладони стали липкие, и кружилась голова. В избушке было темно, только слышалось дыхание ее спутников.

– Тихо! – прошептал где-то рядом Григорий. – Сидите тихо! – еще тише сказал он и замолчал.

Привыкнув к темноте, Яна различила на стенке маленькое окно, которое еле-еле выделялось на фоне общей темноты. Все стояли как изваяния, только мышь копошилась где-то в углу. И тут Яна чуть не завопила. От крика ее спасло то, что она закрыла себе рот. В окне она увидела огоньки. Сперва она приняла их за тлеющие угольки, но потом поняла, что они находятся на уровне ее собственных глаз. Что-то смотрело на нее через мутное стекло небольшого окна. От ужаса горящие глаза хищника показались Яне страшными вестниками смерти. Яну затрясло крупной дрожью, голова закружилась, колени подогнулись. На крышу кто-то прыгнул, и с потолка посыпалась труха. В это время Григория как будто заколотил озноб, он начал вертеться на полу и лишь прошептал не своим голосом:

– Заприте за мной дверь на засов! – и каким-то невероятным усилием вытолкнул свое тело за дверь. Что началось потом, ни Яна, ни Артур объяснить не могли. Казалось, вокруг избушки схватились тигры и гиены. Стояли рев и визг, рычание и скулёж. Казалось, ад опустился на землю, и вовсю веселились демоны. Потом все неожиданно стихло.

У Артура началась ломка. На фоне физического напряжения и диких событий, происходящих вокруг, его организм, казалось, начал разрушаться. Отсутствие очередной привычной дозы полностью выключило мозги Смыслова, и внутри него начал образовываться комок нестерпимой боли. Боль, как шампунь, под струей воды начала расходиться и захватила все тело. Хотелось свернуться в клубок и лечь прямо на холодную землю в этой Богом забытой избушке. «Что он здесь делает? Что вообще происходит? Почему я здесь?» – Мысли мешались в голове, путались и выдавали все больше и больше вопросов.

Смыслов полез в потайной карман, где был спрятан пакетик с героином. Дрожащими руками он высыпал порошок себе в рот и сполз по стене на холодный пол. Героина было много, и, если бы Артур пустил его себе через вену, он бы умер от передозировки. Но эта доза, растворившись во рту, толкнула его в блаженную нирвану, избавив от страданий. Опустив голову себе на колени, Смыслов улетел в свой привычный мир блаженства и тепла, забыв обо всем происходящем вокруг.

Яна сидела рядом с Артуром и дрожала. Ей хотелось заснуть, провалиться в темноту, убаюкивающую и успокаивающую, или оказаться в другом месте и другой жизни…

ГЛАВА 11

Яна вышла из машины и осмотрелась по сторонам. Они приехали в незнакомую деревню. Утром их забрали из охотничьего домика двое каких-то мужиков. Они представились: «Мы от Якова». Григория не было всю ночь и не было его с прибывшими. Они ничего не объясняли, а Яна, измотанная происшедшим за ночь, ничего не спрашивала. Артур казался умиротворенным и блаженным. Смотря в его глаза, она поняла, что он под кайфом. Девушка не могла понять, как он в этой ужасной избушке смог себя «расколбасить». Артур улыбался ватным лицом и непонимающе смотрел по сторонам. Их встречал Яков, здоровенный мужик с огромными руками.

– Ну здравствуйте, гости дорогие! Попали в переделку, значит? – и спокойно осмотрел прибывших. Его глаза веселые и одновременно холодные ходили от одного лица к другому. Артур вяло пожал предложенную ладонь, больше похожую на ковш. Яна, собравшись с духом, спросила:

– А что с нами было этой ночью? Где наш провожатый и семья, которая ехала с нами?

– Что было? Да ничего – волки. Да и болтает вас, как одну вещь в проруби. Вон гляди, какой дружок твой нарядный, аж жмурится. Плющит вас, вот и померещилось. Сейчас мы вас в порядок приведем. Токо дрянь всю выкидывайте, все равно обыщут вас! Помаетесь маленько, но мои бабки помогут, – и Яков весело подмигнул Яне.

– А семья где? Этот Витя и Ира? – не отставала Яна.

– Они в Битучары вернулись, Ире поплохело, – ответил хозяин деревни и пошел по своим делам. Яна поняла, что ответов не получит, и полезла в карман за Трамалом. Она вспомнила, что последний раз кололась позавчера в Москве. Сейчас вторая стадия абстиненции перетечет в третью, и через сутки ей сам черт не поможет. Все ужасы прошедшей ночи меркли перед тем, что ей придётся пройти. Яна тяжело вздохнула и оглянулась по сторонам, прикидывая, в каком месте она будет «переламываться».

Нигде не было асфальта, даже щебеночной насыпи. От дороги до крыльца ближайшего дома проложены доски из сосны, чтобы не месить грязь. Рядом висела рельса пожарного колокола и что-то похожее на молот. «Сельская сирена», – подумала девушка и соскользнула ногой в грязь. Грязь, липкая и серая, быстро всосала модный сапожок Baldinini. Яна стояла на одной ноге, теряла равновесие, не знала, что делать. Рядом громко закукарекал петух, словно призывая своих кур посмеяться над нерасторопной городской.

На помощь Яне поспешила старушка, которой на вид было под 80 лет. Ее лицо напоминало коричневый дождевой гриб, ростом она была чуть выше табуретки, а пальцы были настолько деформированы, что походили на ржавые щипцы. Проворно вытащив сапог, старушка протерла его от грязи подолом юбки.

Красноярская осень засыпала тайгу снежной крошкой и покрывала лужи тонким льдом, словно готовилась полноценно передать свои полномочия суровой зиме. Небо было мутным и неприятным, порывы ветра неприятно заползали под одежду.

Надев сапог, Яна увидела, что к ним шла группа людей, одетых тепло, но комично. На женщинах были яркие искусственные замызганные шубы, а на мужиках – заношенные грязные белые овечьи тулупы и телогрейки. Подойдя к прибывшим, все начали громко здороваться. Яна и Артур представились. Таежный народ без всяких комплексов окружил гостей и начал засыпать их вопросами.

– Слушай, Артур, что я хочу у тебя спросить, а правда, что Киркоров – пи..ор? – задал вопрос маленький плюгавый мужик. Все засмеялись, кроме Яны.

– Я светской хроникой не интересуюсь, – вяло ответил Артур и закурил. Мужики начали стрелять у него фирменное «Мальборо». Закурив, все начали причмокивать и хвалить табак.

– Откуда табачок-то? – спросил интересовавшийся половой ориентацией Киркорова мужик.

– В дьютифри купил, когда в Париж летал, – ответил гость, затягиваясь сигаретой.

– Какое фри? Про Париж слышал, там еще башня есть, а вот про дютика не слыхал. – Артур даже опешил от такой отсталости народа, но виду не подал, да и мотало еще его здорово после ночной дозы героина.

На деревьях сидели жирные вороны, как большие черные кляксы, и умными глазами следили за людьми. Воробьи прыгали между людьми, лузгающими семечки, и пытались найти в шелухе оставшиеся зерна.

– А посадят когда-нибудь этого ворюгу, Чубайса? – спросила женщина в ярком платке и отвела взгляд.

– Вряд ли, – покачал головой Артур, делая умное лицо. Не зная, куда деть бычок, он бросил его, как все остальные, себе под ноги.

– Он же все мои сбережения слямзил, – вздохнул женщина, – сколько на книжке было, столько и унес. Обокрал с ног до головы. Рыжий пес! Тьфу на него!

Яна стояла в стороне и в разговоре не участвовала. Было ощущение, что вчерашняя ночь добавила ей к возрасту десяток лет.

В деревне любили сплетни, бесконечно обсасывали известные факты и много придумывали. Каждая свежая сплетня была козырной картой, которая передавалась из рук в руки, по пути обрастая новыми деталями. Иногда случалось, что шестерка, пройдя от первого дома к последнему, превращалась в козырную даму.

К ним подошел ладный мужичок роста небольшого, аккуратно одетый, с властным лицом и шрамом во весь лоб. Степенно представился, обращаясь к Яне и Артуру:

– Василий, – и снял шапку. Василий был помощником Якова и обладал немалым авторитетом в деревне. Подержав шапку в руке, он одел ее обратно на голову и, уже обращаясь к селянам, прикрикнул:

– Занимайтесь делами и не мучайте гостей с дороги, им и так плохо! – и внимательно посмотрел в глаза Яны, которую пробирал холодный пот. Народ потихоньку начал расходиться. Осталась только старая бабка, которая помогала Яне, и дед невысокого роста и сутулый. Старик тронул Артура за локоть и сказал:

– Пойдем в хату, сынок, надо готовиться к делам нашим! – и, сильно хромая, повел Артура по улице. Яну взяла за руку старуха и молча повела в другую сторону деревни. Рука у бабки была заветренная, иссохшая, с выступающими из-под дряблой кожи сосудами.

На улице резко появился туман. Он неподвижно лежал по всей деревне, все обесцветилось, будто что-то высосало отовсюду последние краски. Яна посмотрела на небо, пытаясь отыскать солнце, но оно было спрятано за толщиной туч. Заходя в предпоследнюю хату на улице, Яна обратила внимание, что на противоположной стороне дороги стоят двое молодых людей, прилично одетых, явно городских, которые внимательно ее рассматривали.

ГЛАВА 12

В сером мраке над ней шевелились огромные мутные тени. Изредка она слышала голоса – гортанные, гулкие, непонятные. Ощущала чьи-то прикосновения. Иногда они приносили сладостное облегчение, иногда после них боль взрывалась ослепительным фейерверком. Стоял удушливый запах жареного жира, трав и еще чего-то незнакомого.

…После четырех дней жуткой боли и страданий она была способна мыслить. Попробовала поднять руку, но встретила сопротивление веревки, которой она была привязана к кровати. Болела спина и ноги, но голова была относительно свежая. Яна смутно вспомнила события последних дней и тяжело вздохнула. Не в силах сдержать боль она оттолкнула двух сиделок и в чем мать родила выбежала на улицу и начала кричать, чтобы ее отвезли обратно в Москву. Двое мужчин затащили ее в дом, а бабушки силой залили в рот горькую настойку, после которой она провалилась в беспамятство.

Тут в дверь поскреблись. Очень тихо. Звук был вкрадчивый и просительный. Будто собака или кошка просится домой. Скреб повторился. Яна осмотрелась – рядом никого не было. Скреб-скреб. Может, кто-то ключом открывает замок. Нет – это было царапание живого о неживое. Кто-то – кто-то! – очень хотел попасть к ней в избу, причем звук стал требовательнее и настойчивее. Яна зажмурила глаза, вжалась в кровать и через мгновение провалилась в спасительный сон.

Придя в себя очередной раз, Яна увидела сидящую рядом бабушку. Лицо изможденное, узкое, начесанные седые волосы слиплись и падали на глаза. Бабка что-то шептала и держала ее за руку. Руки у нее были в потеках сажи и копоти. От нее пахло мокрой псиной и прелостью. Но, как ни странно, ее прикосновение и шепот приносили покой в исстрадавшееся тело. Яне было значительно лучше, руки были уже развязаны, и на ней была надета большого размера ночнушка.

– Кто ко мне ночью рвался? – спросила она, рассматривая свою сиделку. Та даже не открыла глаза и продолжала что-то шептать. «Ладно, подождем», – решила для себя Яна. Однако бабка, закончив свои причитания, встала и вышла из избы. Не зная, что делать, Яна спустила ноги с кровати и хотела встать. Но тут открылась дверь, и вошла жизнерадостная женщина в смешном чепчике, неся поднос, накрытый белым полотенцем.

Посредине комнаты стояли стол и скамья, сколочены грубо, из неотесанных досок, зато основательно – хоть кувалдой бей, не размолотишь. В углу стояла полуметровая в высоту и метровая в длину печь с прямоугольным кирпичным коробом и лежащей на нем чугунной плитой с двумя конфорками. Труба печи устремилась сквозь потолок и крышу дома вверх, в небо.

– Очухалась? – спросила женщина густым бархатистым голосом и поставила поднос на стол. Теперь будет легче, иди покушай, только не спеша. Набирайся сил и обязательно выпей чай. Обязательно! Проверю! – сказала она и, выходя, погрозила пальцем.

Яна подошла к столу и сняла полотенце с подноса. На нем стоял дымящийся бульон из курицы, пюре и кусочек хлеба. У Яны тут же проснулся дикий аппетит, и она вспомнила, что нормально не питалась больше года. Она ела быстро и некрасиво, но ей было все равно, даже если за ней кто-то наблюдает. Заляпав стол бульоном, она быстро начала забрасывать в себя вкусную пюрешку, политую жидким соусом.

Быстро расправившись с едой, она тут же почувствовала неприятные ощущения в желудке, который отвык от нормальной пищи. Посмотрев на поднос, Яна увидела стакан с чаем, цвет которого был практически черный. Не спеша взяв стакан, девушка понюхала напиток, который пах лесом. Как послушная школьница, залпом выпила уже остывшую подслащенную жидкость и тут же почувствовала приятную слабость и сонливость. Еле дойдя до кровати, Яна снова провалилась в сон.

Очнувшись ночью, она услышала жуткий вой, переходящий в рев. Казалось, что эти звуки раздавались рядом с ее домом. Она не могла уснуть и села на постели, затаив дыхание и обнимая себя руками, чтобы унять дрожь. Через некоторое время девушка набралась смелости и подошла к окну. На небе белела полная луна, словно заштрихованный белым мелом круг на фоне черного листа. Яна смотрела на луну и напряженно прислушивалась, пытаясь понять, что за зверь издает этот ужасный вой.

На прохладном стекле играли отблески какого-то света. Откуда он, когда фонарными столбами здесь и не пахло. Прислонившись к холодному стеклу, Яна посмотрела по сторонам. Со стороны леса горел огромный костер, вокруг него стояли несколько мужчин с оружием в руках.

ГЛАВА 13

Сначала была только боль – чудовищная, черная, космическая. Все его тело, казалось, целиком состояло из этой боли. Он различал множество ее оттенков, она пульсировала в каждой клетке, в каждом нервном окончании. Боль жила вместе с ним целую вечность. Она то собиралась в один невыносимо мучительный комок, то жгучими волнами растекалась по всему телу. Потом страдания отступили. Иногда вырываясь из липкого сна, он слышал вой. Сначала он думал, что слышимое им – это галлюцинации, тихие, далекие, похожие на шепот, забирающиеся внутрь головы, словно всегда там были.

Артур внезапно понял, что не спит и смотрит в бревенчатый потолок, с которого свисает серая пакля. Полежав еще немного, он начал осматриваться, двинул рукой, зачем-то пошевелил пальцами ног. Он лежал на панцирной кровати, а серая смятая простынь валялась на полу. В окне дребезжал рассвет.

Подняв левую руку, чтобы посмотреть время, он обнаружил, что часов на нем не было. Артур посмотрел по сторонам: темные бревенчатые стены, кирпичная печь, дощатый стол, допотопный радиоприемник на полке. На полу темная большая шкура, по всей видимости, медвежья.

Собрав силы, Артур встал, надел на себя телогрейку и подштанники, ношеные, но чистые, заботливо оставленные кем-то на скамейке. Движения давались с трудом, казалось, его руки и ноги принадлежали другому человеку. Одевшись, присел на краешек кровати и осмотрелся.

В центре комнаты стоял самостроганый стол, у печи – полка с деревянной и глиняной посудой. В одной из стен вырезаны два небольших окошка, под потолком висела лампочка Ильича. Несуразно смотрелся одинокий, покосившийся на бок, кривой и ржавый холодильник. Кажется, «Юрюзань», правда самого логотипа уже там и не было видно, висели лишь две буквы Ю и Н… а все остальные буквы были кем-то сбиты или оторваны. Артур встал и зачем-то открыл холодильник – внутри было пусто. Только спустя минуту он понял, что холодильник не работает.

На стене висела фотография: семья из трех человек стоит у кромки моря, на плече у мальчика сидит обезьяна, внизу надпись «Сочи, 1972 г.».

Пройдя в прихожую, он увидел допотопный уличный умывальник, а под ним ведро. Артур поднял клювик умывальника, на ладонь полилась холодная вода. На гигиенические процедуры не было ни сил, ни желания. Вода была арктической температуры.

Открыл дверь: крылечко свежее, под окном грубо выструганная лавочка. Было понятно, что этот дом – не вынужденная обитель, а кем-то любимое жилье. Ветер трепал тонкие ветки и срывал с деревьев последние, уже сморщившиеся листья, забрасывая их высоко в небо. Рядом был курятник. Нахохлившиеся куры рядками сидели на насесте, сонные и смирные, время от времени приоткрывая глаза и с презрением посматривая на потревожившего их человека.

Сев на лавочку, он заметил, что из окна соседнего дома за ним кто-то наблюдает. Приглядевшись, увидел силуэт женщины. Всё это время женский силуэт не отходил от окна, она лишь изредка говорила что-то в сторону. Через несколько минут появился мужчина и отогнал её, задернув окно шторой. Артур зевнул во весь рот и прислушался к своим ощущениям. Внутри была пустота, но ни головокружения, ни липкой потливости, ни испепеляющей боли, которая его терзала несколько дней, ничего не было.

– Переломался, – сказал он, обращаясь к курам, и посмотрел в разные стороны. Слева беспризорно брел грязный теленок, за ним шел мужичок, который напевал себе под нос какую-то мелодию. Увидев Артура, сидящего на лавочке, он резко повернул к нему и почти по-военному представился:

– Петля. Андрюха Петля, но кличут Петлей. Это не кличка, а фамилия. От уголков глаз Петли разбегались морщинки человека, который привык смеяться много и с наслаждением.

– Артур, – ответил Смыслов и, встав, пожал руку Петле. Последний, закуривая, предложил Артуру, но тот отказался. Посмотрев в небо, важно сказал:

– Зима нынче будет суровая, снежная, снег устанем кидать. Артур кивал головой и думал о своем. Потом, глядя на густую ухоженную бороду Петли, спросил:

– Ночью кто-то выл, это волки? Странный вой, я такого раньше не слышал, будто душат кого.

– Да, волки, – безразлично ответил собеседник, выдув из легких большое никотиновое облако и затоптав бычок.

– А что вы их не истребляете?

– Истребляют, – с мрачным видом ответил Петля, делая ударение на «ют». С Битучар целая группа ездит. Пару годков назад столько выбили, что перебор вышел. Оленей и лосей в тайге развелось – тьма тьмущая. Вроде бы и хорошо, всегда мясо в деревне есть, но они все молодые деревья сожрали, больных много развелось, раненых. В общем, мор начался.

– А как тогда быть? – спросил Артур, заинтересовавшись разговором.

– Обычных лесных волков беречь надо, – философствовал Петля. – У них свое место в тайге. Они знают, на кого охотиться. Выбирают негодных – больных и слабых. Вот смотри, как они определяют, кто есть кто? Если олень побежал в гору, значит, он крепкий, если вниз – значит, хворый, за таким и гонятся. Лося тоже выбирают. Если крупный лось, встал как вкопанный и рога выставил, волки такого обойдут. Сохатый может ребра поломать или копытом убить. Петля задумался, глядя на тайгу. Тайга как будто слушала человека, ветер притих, стояла звенящая тишина.

– А сейчас волков много развелось, и разные они. Есть такие, что лучше не встречаться. Черт их побери! Пошел я, свидимся еще. Петля пошел догонять теленка, который с любопытством остановился и разглядывал колодец.

ГЛАВА 14

Игорю Школову снилось, будто он идет по дороге, которая покрыта мелкими камушками, от которых ярко и светло в ночи. Он не знал, зачем он идет и куда она его приведет. Вскоре оказался на распутье. В глухой лес шла заросшая темная тропа, по которой уже давно никто не ходил. Две остальные стежки были широкие и освещенные, не предвещающие беды.

И все-таки он почему-то пошел по первой тропинке, которая вела к боли и несчастьям. Его сопровождали невидимые существа. Из-за деревьев, что высились по обеим сторонам тропинки, до его ушей долетал едва слышный шепот на каком-то странном языке, который он, впрочем, отчасти понимал. И из этих обрывков он понял, что кто-то хочет сотворить с его плотью и душой нечто чудовищное.

Игорь проснулся резко, стер пот со лба и прислушался. В тишине, обеспокоенной только тиканьем часов и гулкими ударами сердца, он скорее почувствовал, чем услышал, как скрипнула дверь. Он включил старый торшер, стоящий на стуле возле кровати. Кто-то прокрался в комнату и приближался к нему, стараясь ступать бесшумно. Игорь присел, готовясь к схватке, его слух до крайности обострился, мышцы напряглись.

В свете лампы вышел ободранный кот. Засаленная шерсть свалялась на боках. Хрипло мяукнув, хвостатый уставился своим единственно уцелевшим глазом на Игоря. Школов знал этого кота. Его звали Шнурок, и он часто ночевал в его доме, но так поздно не приходил. По рассказам соседа, своего второго глаза кот лишился в ожесточенной схватке с сородичами из-за дохлой крысы год назад. Бой он проиграл, и сочную крысу унес более сильный противник.

– Шнурок? – угрожающе спросил Игорь. Кот замер и позже тихо мяукнул. – Прекращай пугать, тварь шерстяная, а то утоплю! – Шнурок прыгнул в ноги и тут же блаженно замурчал. Школов выключил свет и еще долго слушал приятное мурлыканье кота.

Проснувшись, Игорь Шнурка не нашел. Завтракать ему не хотелось, он быстро умылся прохладной водой и вышел на улицу. Небо превратилось в сплошной темно-серый отек, быстро наплывавший на поселок. Стало не по-утреннему темно. Рывками, слово разгоняясь, подул ветер.

Посередине улицы шел ребенок-идиот с довольно милымнемного бульдожьим личиком. Проходя мимо, он помахал Школову пухлой рукой и улыбнулся, показывая несколько торчащих в разные стороны зубов. Одет он был в нелепую яркую куртку, спортивные штаны и большие сапоги. Несмотря на свой глупый вид, казалось, малыш понимал, куда и зачем идет.

Школов, не понимая почему, пошел за странным ребенком. Мальчик обернулся, увидел, что за ним идет Игорь, и звонко засмеялся. Смех был похож на рычание небольшой собаки. Встречающиеся люди почтительно здоровались с ребенком-инвалидом, а потом и с самим Школовым. На приветствие односельчан мальчик также отвечал помахиваем руки. Через сотню метров ребенок свернул в сторону и поднялся по ступенькам в дом, в котором никто не жил. Этот дом считался то ли церковью, то ли каким-то другим святилищем. Игорь в нерешительности остановился. Потоптавшись на месте, он подошел к окну дома и заглянул внутрь.

В большой комнате за грубым дощатым столом сидел человек и при свете свечи что-то читал. Это была большая книжка, потрепанная и старая. Читающий или плохо видел, или почерк в книге был неразборчив – он постоянно подносил книгу то к свече, то к своему лицу. На неотесанных стенах комнаты были изображены странные рисунки, в одном из которых он различил морду волка.

Присмотревшись, Школов увидел, что на столе кто-то лежит, а вокруг на скамейках сидят люди. Сидевшие, не отрываясь, смотрели на покойников, как будто хотели их запомнить на всю жизнь или ждали их пробуждения. Оба накрыты белой простыней, а под головой у них лежали небольшие подушечки. В голове у покойников, рядом с читавшим, он увидел ребенка, который стоял на стуле и сосредоточенно смотрел в закрытые глаза умерших. Игорь узнал в одном покойнике Григория, статного и сильного мужика, помощника Якова, а во втором – местного кузнеца Семена. Отчего он мог умереть, когда он гвозди в узел завязывал и неподъемной кувалдой махал как тросточкой? А Григорий недавно в Битучары за новой партией городских ездил – то ли за работягами, то ли за наркоманами. Тоже здоровый мужик, ломом не перешибешь.

Неожиданно ребенок поднял глаза на Игоря и громко засмеялся, показав редкие, как рис, зубы. Школов отпрянул от окна и тяжело задышал. Казалось, что его застали за чем-то постыдным и позорным.

Позже, идя по дороге к своему дому, Игорь уверился, что рядом обитает нечто поганое и злое, невероятное и мощное, иное от человеческой природы и сути. Что «это», он представить не мог, но совершенно четко понимал – ему предстоит с ним встретиться. Игорь чувствовал, что оно неумолимо приближалось, но с какой стороны – он не знал…

ГЛАВА 15

После схватки с волками-оборотнями в битве за скотину соседки Марины, Жора остался жив. После выстрела дуплетом гигантские волки с человеческими лицами быстро ушли через вырытый лаз. Причем ушли и те двое, которые получили смертельный заряд картечи, после которого они должны были сдохнуть на месте. Эти звери были не такие большие, по сравнению с тем, какого он видел, возвращаясь летом с лесоповала. Но с этими волками явно было что-то не так. Их глаза, уши и морда напоминали изувеченное человеческое лицо. Они были громадны и странно передвигались на четырех конечностях, как будто им было неудобно.

Менько, будучи решительным и любопытным человеком, решил разобраться с происходящим в тайге. У него был план. Он любил все планировать с детства, правда не всегда в его системе все срабатывало…

Забрав у Марины остатки недоеденной коровы, он их порубил и сложил в большой мешок с лямками. В тот же день он принялся готовить капканы. Вместо волчьих, он взял два больших медвежьих капкана, которыми давно не пользовался. Сначала он проверил их на срабатывание, а потом весь вечер крепил в ветках хвойных деревьев и листве.

Мать задавала вопросы, от которых Менько отмахивался, а поняв его замысел, начала его со слезами отговаривать от похода в лес. Сын отмахивался от матери. Умаявшись, сел на лавку, наблюдая за котами, которые вились вокруг миски с рыбьими головами, как поросята возле свиноматки. Они сосредоточенно жевали и прижимали уши к голове, время от времени рыча друг на друга. У них были острые лопатки и тощие впалые животы.

– Откуда столько котов? – пытаясь отвлечь мать от ее переживаний, спросил Жора.

– Полудикие, нарожают в заброшенных подвалах, никто не топит и не кормит – вот и вьются возле меня да Марины. Сын, не ходи в тайгу, видишь, что творится! Сгинешь не за копейку. Вообще, пора в Битучары переезжать, а то живем как лешие на болоте.

– Я на одну ночь. Схожу приваду разбросаю, посижу ночью в сторожке. Мам, не переживай, волков еще каких-то бояться! А весной переедем в город – обещаю. – Мать тяжело вздохнула и поняла, что спорить с сыном бесполезно, пошла готовить закваску для хлеба.

Выдвинуться в тайгу Жора решил завтра с раннего утра. Выйдя потемну, он взвалил на плечи поклажу и, перекрестившись, двинулся в путь. Дорога была дальняя и тяжелая. Импровизированный рюкзак с мясом натирал плечи, карабин через пять километров казался чугунной пушкой. Два медвежьих капкана тяжело били по ягодицам. Но крепкий Менько, сжав зубы, шел вперед, несмотря на сопротивляющийся лес и чавкающую грязь.

В лесу было необычно хорошо: пахнущий сосной воздух, нервный треск сороки, особенное спокойствие и нежное дыхание вечности. «Мир меняется, города строятся, люди рождаются и умирают, а тайга – она всегда одинаковая», – думал Жора.

Наконец-то он увидел через ветки небольшую приземистую избушку. Громко выдохнув, скинул с себя тяжелую поклажу. Раскидав порубленные куски говядины напротив окна, из которого он раньше стрелял кабанов, принялся устанавливать капканы. Потом по своим следам волоком протащил мясо и побрызгал специальным раствором пихты.

Притомившись, Менько зашел в срубленную им несколько лет назад охотничью сторожку. Обычно в таких зимовьях есть минимальный запас продуктов, спички и вообще все, что нужно для выживания. Можно пользоваться, чем хочешь, только не забыть оставить запасы и для следующих путников. Менько не возражал против таких гостей и, осмотревшись, понял, что недавно в сторожке кто-то был, но чужаки ничего не тронули. Пожевав на сухую бутербродов, он прилег отдохнуть на скамейке и тут же провалился в крепкий сон.

Жора проснулся резко и сразу сел на скамейку, нащупав рядом карабин. Он понимал, что проснулся от какого-то шума, идущего с улицы, а кто издавал этот шум, он понять пока не мог. Менько прислушался. Тишина, он встал и подошел к единственному узкому окну избушки, которое выходило на поляну, где была разбросана привада. Свет от луны еле-еле проникал через тучи и несмело освещал тайгу и избушку с притаившимся в ней человеком.

Из глубины леса раздалось фырканье и шорох. В животе Менько разошлись узоры страха. Сейчас-сейчас они выйдут. Снова тишина, Жора в неудобной позе смотрел в окошко. Спина затекла, но он упорно стоял, вглядываясь в темноту, различая очертания деревьев и редкие просветы леса. Вдруг на поляну выскочили какие-то тени, и началась возня. Фырканье переросло в чавканье и напоминало звуки, издаваемые громадным существом, пытающимся вытащить свои лапы из трясины. Звери начали терзать остатки коровы. Рычание возле туши не походило на волчьи звуки. Казалось, из-за остатков коровы дерутся какие-то невиданные твари.

Вдруг раздался страшный визг, переходящий в человеческий вопль. Попался! Его опять обуял животный страх. Чтобы успокоить себя, он взял в руки карабин и стал ждать. На поляне происходило что-то непонятное: возня, страдальческие хрипы попавшего в капкан зверя. Тени метались, а потом замерли в одном месте, образуя большой темный шар. Стая собралась возле попавшего в капкан. Странно, волки должны были разбежаться. Дальше раздалось шипение, похожее на человеческий голос! Они между собой переговариваются! Резкий короткий вопль, и все стихло. Жора отпрял от окна и замер, прислонившись к бревенчатой холодной стене. Сколько он простоял, вытянувшись по стойке смирно, он не знал. Без движения начали мерзнуть руки, сжимающие холодную сталь карабина.

Но вот раздался тихий хруст веток – кто-то неторопливо обходил дом. «Может, медведь?» – подумал Менько. Но медведь по-другому ходит. Опять тишина. Кажется, что кроме него в округе никого нет, но Жора мог поклясться, что возле двери кто-то стоял и слушал. И вдруг входная дверь затряслась так, словно ее хотел сорвать лесной великан. А дверь, надо сказать, тяжелая была, с массивным засовом. Жора встал напротив двери, направив на нее карабин.

Потом послышался другой звук – будто кто-то скреб острыми когтями, пытаясь разорвать деревянную дверь. Звук нарастал, становился все громче и громче, парализуя волю Жоры. Наконец, дерево затрещало так, будто готово было разлететься на тысячу щепок, а петли начали со скрежетом отдираться от оснований.

Озноб пробежал по спине, по затылку, кровь отлила от лица Менько. Горло перехватило так, что он не смог бы и закричать, даже ради спасения жизни.

– Сейчас шмальну! – не своим голосом прокричал Жора и дослал патрон в патронник. Все стихло. Потом как будто из-под земли раздался глухой голос, и стоящее за дверью существо прошипело:

– Мы тебя сожрем! Тебя и твою мамку! – Менько выстрелил. Потом еще и еще, пока в магазине не кончились патроны. Наступила тишина.

До самого утра Менько сидел у буржуйки, беспрерывно дымя сигаретами, и подкармливал огонь, который вдруг сделался для него дороже всего на свете. Осознать, что было ночью, он не мог. Мысли, как рой пчел, кружились, но не укладывались ни в какую логическую цепочку.

Вышедшее солнце осветило тайгу. Жора осторожно открыл дверь и выглянул из избушки. Держа наперевес карабин, он подошел к месту, где были установлены капканы. Менько увидел, что у одного капкана пружины были разжаты, и рядом лежал большой палец человеческой ноги…

ГЛАВА 16

С ветки трухлявого дерева зловеще крикнула сова, издали откликнулась другая. Человек глянул вверх – облака разошлись, над землей болталась луна. Все говорило о том, что наступила ночь. Однако он видел все отчетливо, как днем…

Он сел на корень большого дерева, намереваясь хорошенько все обдумать. Мужчина почти не сомневался, что он безумен, но что-то мешало поверить в это до конца. Ведь никаких явных признаков заболевания не было. Напротив – он был силен и бодр, как никогда ранее, в мышцах тела и в разуме присутствовало дотоле незнакомое возбуждение. Обострились и чувства: теперь он мог ощущать плотность воздуха и слышать тишину. Он посмотрел на дерево и увидел еще не опавшие листья и мелкие жилки на них, он видел все вплоть до насекомых, спрятавшись на зимовку.

Человек обернулся и прислонился лбом к дереву. Пальцы сами сжались в кулак, и он с силой ударил им о шершавый ствол. Боль прострелила конечность, и на костяшках выступила кровь, но он на это даже не обратил внимания.

Он захрипел, вытаращив глаза, спину между лопаток обожгло резкой болью. Мгновение спустя все поглотила зияющая чернота. Втягивая сквозь зубы холодный воздух, он понял, что зубы медленно превращаются в клыки. Спазмы корёжили гортань. Посмотрел на свои руки – обычные, человеческие, только сплошь покрыты шерстью. Сначала пальцы, а потом и все тело закололо мелкими иголочками. Его трясло. Он упал и сжался в комок, казалось, у него был жар.

– Господи, что со мной происходит? – Он поднял руки к небу, как будто прося пощады. Кожа на руках вздымалась как ткань на ветру. Раздался треск костей, и густая шерсть полезла сквозь кожу. Лицо вдруг вытянулось, превращаясь в волчью морду, острые зубы стали быстро расти, вызывая нечеловеческую боль.

– Прекрати! Нет! – закричал человек в диком ужасе. – Нет! – Но язык не слушался его, слова произносились с трудом. Он встал, посмотрел на небо, на котором скупо, чуждо мигали звезды, потом упал на четвереньки и тяжело дышал, высунул изо рта большой красный язык. Боль резко прекратилась, и появилось лишь одно – всепоглощающее чувство голода.

Голоден. Я очень голоден. Он поднял тяжелую голову и посмотрел по сторонам. Неконтролируемое чувство толкало вперед. Еда была рядом, ее было много, все запахи свидетельствовали об этом. Пища манила к себе и просилась в рот. Он представлял большие куски мяса, хрустящие кости и рвущиеся сухожилия. Огромные слюни стали падать на землю. И зверь побежал. Быстрые косули и олени убегали от него, огромный лось встретил опущенными вниз острыми рогами. У него не было опыта охоты. Оборотень бежал дальше, явственно ощущая под лапами сосновые иголки.

Где-то сбоку потянуло резким запахом мяса, но каким-то несвежим и мертвым. Для него все было в новинку, и он, ускорив бег, побежал на новый запах. Он уже бежал на четырех лапах, не таясь, ломая ветки на своем пути. Оборотень наслаждался обретенной силой и скоростью. Сладкий запах гниения и мяса становился отчетливым и близким, он манил и призывал его.

Потом резко наступила темнота, он провалился в какую-то глубокую яму, долго кувыркался, и новый мир погас перед ним…

Первым, что он ощутил, когда чувства вернулись, это невыносимый смертоносный запах смерти и гниения. Зараза плотно стояла в воздухе, и к ней невозможно было привыкнуть. Вздохнув несколько раз, ему показалось, что по всем клеткам его тела разлилась отрава. Привстав на колени, человек понял, что лежит в яме, полной трупов, которые были липкие и гнилые. Повсюду были шерсть, рога, копыта, кости и черепа. Отчаяние и безнадежность захлестнула его. Задребезжал рассвет, он полез по костям наверх из этого ужасного скотомогильника. Рука схватила что-то круглое. Поднеся это к лицу, он увидел человеческий череп. С криком откинул его от себя и еще быстрее полез к краю смертоносной ямы.

Отдышавшись, он услышал рядом шум лесного ручья. Найдя его, он со всего маху кинулся в воду. Человек окунался снова и снова, отчаянно тер руки, лицо, всё тело. Он тер кожу до тех пор, пока не понял, что исцарапал себя до крови. Потом мужчина голый долго сидел на земле, не чувствуя холода, и плакал от ужаса.

В это время из-за леса дома вышел мужчина: в фуфайке, треухе, штаны в сапоги заправлены, густую бороду треплет ветер – и неторопливо приблизился к нему. Это был Яков.

– Здравствуй, Сергей! – сказал он и кинул к его ногам одежду. Краев почему-то нисколько не удивился и начал молча одеваться. Яков наблюдал за его неловкими движениями.

– Не ломай голову над тем, что произошло, а то треснешь от думок. Сейчас все объясню! – сев на пенек, он закурил. – Ты стал особенным. Я такой же. Я также заходился в ужасе, когда это начало со мной происходить. Руки на себя хотел наложить, искал смерти, избавленья хотел. Не дождался, отмучился, потом пообвык. Так со всеми бывает.

– Бывает что? – спросил одевшийся Краев. Рядом на дерево села кедровка и, нагнув голову, наблюдала за людьми. Лес, казалось, замер и внимательно слушал необычный разговор людей.

– Первое превращение. Ты оборотень, ты стал другим, тебя укусили. Сначала потеряешь, но потом найдешь себя. Это гораздо страшнее смерти, но гораздо приятней жизни, – спокойно рассуждал Яков. По сравнению с нами, обычная жизнь – расцвет и империй, и государств, правителей и армий – пыль и ничтожество.

– Вон оно как, я теперь владыка мира или Бог? – и Краев собрался идти, удивляясь своему спокойствию. Правда, куда идти, он не знал.

В тайге светлело, наступало утро. Где-то среди заскрипевших деревьев родился ветер и объявил о своем появлении шуршанием верхушек сосен.

– Ты не спеши, посиди, успокойся, а я тебе еще кое-чего расскажу! Ты теперь от этого никуда не денешься. Судьбинушка горька и незавидна, но от нее не уйти и не поменять. – Яков задумался, что-то вспоминая. Краев присел на упавшую толстую березу.

– Мы больше похожи на волков, а волкам всегда несладко жилось на Руси. Этот хищник любит убить больше, чем может съесть. Волк убивает ради забавы, играючи. Вот почему страшен и непредсказуем путь людей, избирающих волка своим символом жизни. Но со временем мы научились себя контролировать и жить рядом с людьми. Но есть другие оборотни, даже не оборотни, а бешеные псы, полулюди-полуживотные. Яков опять задумался. Краев сидел молча и, казалось, наблюдал за этим диалогом со стороны. Яков поднял ветку и начал хлестать ею себя по ладони.

– Оборотни бывают двух видов: те, которые превращаются в зверя в полнолуние. Особые могут превращаться по своему желанию или в момент опасности, но таких мало. К ним отношусь я. Будучи превращенными, мы мыслим отчасти по-человечески и действуем разумно, это наш род и стая. Мы чистокровные. А есть те, кто больны древней ликантропией – болезнью превращения в животных. Эти при превращении загоняют человеческую сущность глубоко внутрь, освобождая звериное неконтролируемое начало. При этом человек не помнит, что он делал, будучи в зверином облике. Мы их называем дикие или чужие.

– Прелесть какая! – глупо отреагировал Краев. Он не знал, что говорить и как себя вести.

– Чужие раньше жили глубоко в тайге, питались животными, и мы редко их видели. Сейчас они обнаглели, заходят в деревни, жрут скот. Но самое главное, что они начали есть людей. И это им понравилось. Мы не можем этого допустить. Они начали убивать нашу стаю. Обнаглели, недавно ночью заходили к нам в деревню, прямо во дворы. Впервые за несколько десятков лет… и новенькую, Яну, чуть не утащили.

– А зачем им новенькая, ну та, Яна?

– Оборачивать будут, в свою стаю. Они к войне готовятся с нами, – сказал Яков и встал с березы. Они долго шли к дороге, где стоял УАЗ, на котором приехал Яков. Шли молча, сосредоточенно. Краев несколько раз мотнул головой и больно ущипнул себя в надежде, что он проснется. Но ничего не менялось.

В оглушительной тишине осеннего леса раздавалось тиканье синиц, деловито осматривающих кору деревьев. Изящные и миниатюрные птицы своими голосами очерчивали себе пространство и напоминали Якову и Сергею о том, что они не одни в лесу. Яков сбавил шаг и поравнялся со своим спутником, благо тропинка стала широкая и кроны деревьев разошлись в сторону, будто уступая дорогу людям.

– А где девочка Лена, которая в лесу пряталась? Та, неизлечимо больная, которую тебе родители отдали? Я тебе рассказывал о ней, видел ее на пробежках. Что-то давно ее не встречаю, и жить она ни к кому не пришла, как ты сказал.

– Сожрали ее. Черные сожрали. Любят они детей. В древние времена они, имея облик человека-волка, собирались по ночам на кладбище и, воя на луну, разговаривали друг с другом на языке, непонятном людям. Когда они испытывали голод, то раскапывали могилу и съедали свежий труп. Потом начали охотиться на животных. Сейчас с ними начало что-то происходить. Они озверели, начали нападать на людей с особой жестокостью: выдавливают глаза, вырывают челюсти, разбивают головы о деревья, едят детей. Кстати, та яма, куда ты упал, типа их продуктового склада или холодильника. Краева передёрнуло от воспоминаний о том, как он очнулся в скотомогильнике и вылез из него. Яков продолжал рассказывать:

– Попытки переговоров с ними ни к чему не привели. Мы пытались им объяснить, что так жить нельзя, и они привлекают внимание людей. Но они звери, потерявшие последние капли рассудка. Поэтому, между нами, сейчас идет война на истребление, но их больше, хоть они и слабее нас. В честном бою любой из нас разорвет черного, поэтому они нападают на нас стаей или когда мы в человеческом обличье. – Яков объяснял все обстоятельно, повторяя, будто школьный учитель пытался вдолбить прописные истины незадачливому ученику.

– А вы, значит, такие порядочные, что едите одну говядину да кроликов? – спросил Краев и пытался засмеяться. Но вместо смеха у него вышло истерическое хихиканье.

– Нет, у нас тоже звериная сущность, которую надо кормить и утихомиривать. Для этого у нас и есть наркоманы.

– Как мило! Значит, для вас всех просто на завтрак или бранч.

– Не все. Я определяю тех, кто поборол эту гадость в себе. Чувствую слабых, которые вернутся в Москву и сразу опять порошок по венам гонять будут и других подсаживать. Вот этих малосильных мы… и используем. А те, кто на путь исправления встал, живут и нам рекламу делают по приезду в Москву.

– Да, «гуманная» логика, прямо санитары леса… или вернее санитары городов, – голова у Краева стала тяжелая, будто ее набили мокрыми опилками, говорить и думать стало сложно, во рту пересохло. Он опять поймал себя на мысли, что он сидит в кинотеатре и смотрит плохой фильм ужасов.

– Я тебе ничего насчет этого объяснять не буду, сам со временем поймешь. А есть лосей – это как Доширак постоянно жевать. Скоро осуждать перестанешь, поверь мне. У Краева от услышанного закружилась голова, казалось, он давно потерял сознание, но он старался держаться. Напрягшись, он спросил, выплевывая слова словно свинец:

– Что ты говоришь, Яков? Ты в своем уме? Ты намекаешь, что я захочу сожрать человека? – Сергей почти кричал.

– Тихо-тихо! Не волнуйся, жизнь расставит все по своим местам, но ты должен знать одно – тебя укусил именно черный… И ты знаешь, почему мы тебя не прикончили? Потому что ты единственный, кто принял одновременно и нашу кровь. У тебя двойная сила, но и двойная ярость, причем одна из них в тебе со временем возьмет верх. А вот какая, мы посмотрим…

ГЛАВА 17

Ольге Зуевой снился бесконечный лес, через который она шла медленно и осторожно. В темноте лес был наполнен слабым свечением, но понять, откуда оно идет, было невозможно. Казалось, светится сама земля, не оставляя теней от деревьев и кустов. Тропинку пересекал небольшой лесной ручеек. Ольга наклонилась и окунула в воду руку. Поднеся ладонь к лицу, она увидела на своих пальцах алую кровь. Кровью забрызгано было все вокруг: стволы деревьев, опавшая листва и кустарник вдоль тропинки. Она смотрела на все это с ужасом, который непонятным образом уживался в ее сознании и говорил, что так все и должно быть. Ольга медленно открыла глаза.

На дворе темнело, небольшие окна почти не пропускали вечерний свет. Девушка встала и включила старый китайский электрический чайник, поблагодарив кого-то из высших сил за работающий генератор. Яков включал генератор только вечером, экономя дизельное топливо. В это время мужчины в деревне смотрели телевизоры с немногочисленными программами, а женщины гладили электрическими утюгами. Обычно глажка в деревне проходила старыми утюгами: с набросанными в них тлеющими углями, которые наполняли дома сладким дымком.

Бросив в чашку дешевого растворимого кофе Neckafe, Ольга блаженно вздохнула. Молотые зерна арабики девушка чуть не со слезами на глазах неделю выпрашивала у Якова. Глава поселения называл кофе ядом, но тем не менее в одну из поездок в Битучары привез Ольге небольшую баночку с темными гранулами.

Соскучившись по городской пище и напиткам, Ольга берегла баночку как что-то святое, позволяя себе пить кофе один раз в день – или утром или вечером. Казалось, баночка – это последнее, что связывает ее с Москвой и прошлой жизнью. Ольга пила кофе в одиночестве, наслаждаясь каждым глотком и запахом напитка.

В эти моменты Ольга часто ловила себя на мысли, что она не скучала по городской жизни. После пережитой героиновой грязи Москва казалась ей черной ямой, где люди жили как механические куклы: погрязли в кредитах и социальных обязательствах перед окружающими, собой и государством. Прошлая жизнь выглядела неинтересной и глупой, протекающей в однообразной работе и днями, похожими друг на друга. Ее бывший любовник и сожитель Артем Смирнов, подсадивший ее на героин, не вызывал у Ольги абсолютно никаких симпатий. Его присутствие раздражало и даже бесило девушку, и она искала любой повод, чтобы избавиться от него. Речь о том, чтобы они жили в одном доме, как Сергей Краев с Викой, не шла вообще. Попытки Артема физически сблизиться Ольга отвергла сразу и категорически, как будто у них не было за плечами двух лет совместной жизни.

Избегая бывшего возлюбленного, Ольга начала посещать вечерние женские посиделки. Жизнь в деревне не изобиловала яркими событиями, и единственным развлечением для женщин были «девичники» после трудового дня, где они перемывали всем кости – от красавца Президента, до последней курицы, которая мало несла яиц. Сначала деревенские женщины относились к Ольге настороженно, а привыкнув, перестали подбирать слова и в ее присутствии говорили открыто и обо всем. Почти каждый вечер поднималась тема волков и каких-то «чужих», которые «вернулись из далекой тайги» и творят «мерзость». Ольга начала задавать вопросы. Женщины игнорировали попытки Ольги получить хоть какую-то информацию о «странных волках». Она чувствовала, что в деревне есть тайна – тайна сильная, иррациональная и потусторонняя.

Однажды малоговорящая женщина по имени Карина с крупными чертами лица и зелеными глазами отвела Ольгу к старой бабушке, которой было под 100 лет, живущей в небольшом доме на краю деревни. Открыв дверь, Карина тихонько поклонилась лежавшей старухе и подтолкнула Ольгу вперед, закрыв за ней дверь. Девушку накрыла темнота, густоту которой размывала лишь керосиновая лампа, горевшая на столе.

Присмотревшись, Ольга увидела в углу маленькой комнаты огромную икону с волчьим ликом. Кровожадный волк с зубастой пастью, казалось, смотрел в душу Ольге. Привыкнув к темноте, она разобрала детали иконы: из пасти волка стекала кровь, а под ногами его валялись человеческие кости. Неожиданно бабушка резво встала и поздоровалась хриплым, как у курильщика, голосом:

– Здравствуй, красавица, проходи, сейчас чаю попьем! – и шустро взяла с затопленной печи обгоревший со всех сторон чайник. Быстро налив напиток в граненый стакан, она села напротив Ольги и внимательно посмотрела ей в глаза.

– Мария меня зовут, бабка Мария, – представилась она. Обычно глаза у стариков мутные и неприятные, а у Марии они были светлые и яркие, зеленоватого цвета, как у приведшей ее Карины. Под проницательным взглядом Ольга не могла найти себе место, ерзала и отводила глаза на коптившую керосинку.

– Не стесняйся, Оля, пей чай! – мягко, но настойчиво сказала Мария. «Имя мое знает, – подумала Ольга, пригубив напиток, который был горьковатый на вкус, но одновременно приятный и терпкий. – Опять чем-то обпаивают, как месяц назад, когда она переносила ломку», – подумала девушка, и тут же ее мысли как будто застыли в воздухе. Ее тело стало лёгким и свободным.

– Поговорить хотела, Олечка, сейчас поговорим, – и она положила ладонь ей на руку. – Только молча переговорим, без слов, оно так понятней будет.

Оля находилась в сомнамбулическом состоянии и, казалось, не могла двигаться. Скоро перед ее глазами замелькали тени, постепенно превращаясь в реальные картины. Увиденное ею было диким и мерзким: сначала в мозгу возникла сцена, где на кладбище люди с волчьими лицами откапывали трупы и поедали их, потом эти твари врывались в деревни и пожирали женщин и детей. Следующей сценой было нападение на этих мерзких животных других огромных волков. Последние, стоя на двух ногах, беспощадно убивали волков с людскими мордами. Среди гигантских волков она увидела Якова, потом деревню, где она жила. Позже опять замелькали мерзкие твари, которые вышли из тайги, уничтожая все на своем пути. Видение закончил Яков, который как будто говорил Ольге: «Впереди война, нам нужны свежие силы, нам нужны молодые волки». За спиной Якова стоял Краев Сергей… По лбу Ольги текли крупные капли пота, а руки до белизны были сжаты в кулаки. Девушка громко вздохнула, как будто она вынырнула с большой глубины.

Потом старуха неожиданно уколола Ольгу в шею большой иголкой. Тотчас Ольга почувствовала мучительную боль, дурноту в голове и ломку в костях. На душе стало тягостно и противно, и внизу живота появился такой ужас, какого человеку не дано испытать ни в час рождения, ни в час смерти. Затем эта агония внезапно прекратилась, и Ольга пришла в себя, словно после тяжелой болезни. Все ее ощущения как-то переменились, стали новыми и необыкновенно приятными. Она стала моложе, все ее тело пронизывала приятная и нежная истома. Последнее, что она увидела перед сном, это зеленые глаза Кристины, которая бережно укладывала ее спать.

Неделю назад Зуева Ольга заметила в деревне новенькую: симпатичную девушку с большими кругами под глазами, похудевшую и слегка испуганную, – Яну Кашину. Ольга понимала, что девушка недавно прошла ад ломки и выглядела в новой обстановке беззащитно и одиноко. Познакомившись с ней, она, как могла, подбадривала новую подругу и оказывала ей всяческую помощь.

Вот и сейчас, отсыпав немного кофе в рваную газету, она шла проведать Яну, которая, по большей части, сидела дома. Постучав, Ольга открыла дверь и прошла в комнату, где девушка под небольшим светильником со слабой лампой читала роман Ремарка «Три товарища».

– Как самочувствие? – с ходу спросила Ольга. – Как беллетристика?

– Нормально, – вставая, ответила Яна, радуясь приходу подруги. – Скучно очень, и кошмары мучают! Я Ремарка уже наизусть выучила! – и показала на стопку книг, где Ольга увидела на «Западном фронте без перемен» и «Черный обелиск».

– Мрачные книги, – прокомментировала Ольга, – а кошмары здесь всех мучают. Сейчас я буду веселить тебя. Контрабандой – кофе, вот принесла, – весело сказала Ольга.

– Где ты его взяла? Здесь, кроме чая на травах, ничего нет, – говорила Яна, включая чайник. – Надо быстрее, пока этот жмот генератор не отключил. – На всем экономит, вон лампочка в светильнике 20 ватт, а то и меньше, глаза все поломала! Девушки замолчали. Ольга рассыпала драгоценный кофе по стаканам, Яна поставила на стол рафинированный сахар и разлила кипяток по стаканам. Отхлебнув кофе, Ольга спросила:

– Кстати, как вы добрались из города? Бабы говорят, с приключениями? – Яна вздрогнула, вспоминая события той ночи. Потом набрала в грудь воздуха, как будто хотела рассказать все быстро и без остановки:

– В дороге случался кошмар, мне кажется, что это мне приснилось, или начинающаяся ломка превратила мой мозг в ретранслятор ужасов, – и Яна вывалила новой знакомой все, что произошло в тот день, – от поломки машины, до пропажи семьи Бимировых – Виктора и Иры. О странной погоне в лесу, о безумном поведении Григория, который начал «мутировать» и выскочил из дома, после чего началась схватка с волками или «хрен знает с кем».

А куда Григорий делся и эти… Бимеровы? – в свою очередь спросила Яна.

– Похоронили его позавчера, Григория, – спокойно ответила Ольга. – По официальной версии – загрызли волки. А электрик с женой якобы вернулись в Битучары. Ты кофе-то пей, подружка! – Яна держала в руках остывшую кружку, к которой не притронулась в ходе своего сбивчивого рассказа.

– Мне страшно! – сказал она, отхлебывая остывший напиток.

– Ничего – прорвемся! У меня есть знакомая – баба Мария, она тебе все объяснит. На понятном языке. Станет легко и понятно. Будешь сильнее и здоровее, а главное, бояться перестанешь…

ГЛАВА 18

«Бежать, бежать, и еще раз бежать! В Москве все будет по-другому. Там врачи, друзья и родственники. И вообще, все, что со мной происходит, – это плохой сон. Может, это последствия наркотической абстиненции. Надо все рассказать Вике. Боже, она примет меня за сумасшедшего! Может, я и есть сумасшедший?» – Мысли носились в голове Сергея Краева как рассерженные пчёлы, он не мог ни есть, ни спать. После того как Яков нашел Сергея в лесу, испуганного, прошедшего через первые изменения, глава общины как будто сторонился его. Лишь один раз Яков подошел к Сергею, когда он холодным утром возвращался с пробежки, и почти шепотом сказал:

– Тебе надо пережить это, смирись и прими все как есть, а потом я тебе расскажу о правилах жизни оборотней! От слова «оборотень» Краев вздрогнул и попятился назад, однако воздух словно загустел за его спиной, становясь преградой, и мягко, но настойчиво подтолкнул его назад к Якову.

– И не забывай – в тебе борются две крови: черных и наша, и твоя дальнейшая судьба зависит от того, чей род в тебе победит. Я искренне надеюсь, что ты станешь нашей кровью. Я почти уверен в этом. Скоро ты поймешь, чей ты. Сергей пытался сглотнуть, не получилось, нечем, спазм сковал его горло, сдавив гортань цепкой хваткой невидимой руки.

Краеву казалось, что за ним постоянно наблюдают. То бабушка с ведром картошки увяжется за ним, то мужики возле его дома надолго остановятся и смотрят ему в окна. Такая жизнь была невыносима, и он вспомнил слова Якова о самоубийстве. Но потом испуганно отогнал их в самый дальний уголок своего мозга. Он решил бороться, может, все наладится. «Сейчас все лечат, тем более, когда есть деньги, уеду к специалистам в Германию или Израиль», – успокаивал он себя.

Вика, видя изменения, происходящие с Сергеем, донимала его вопросами и нервничала. Краев молчал, злился и подолгу уходил из дома. В один из дней, успокоившись, он все же пригласил Вику прогуляться в лесу.

– Здесь происходят ужасные вещи, абсурдные и дикие. Нам надо бежать! Пожалуйста, не задавай никаких вопросов, просто доверься мне!

– Хорошо, – ответила Вика, и ей показалось, что она летит в какую-то ужасную пропасть.

– Завтра Яков с мужиками едет валить лес. Они еще одну избу хотят ставить, вот в это время мы и смоемся!

– А деньги, документы? И на чем мы поедем? – взволнованно спросила Яна.

– Мы с Артемом бывали в доме Якова и Григория, нашли там наши документы и деньги. Дома не закрывают, завтра заберем свои вещи. Краев вспомнил о друге и о том, что он бросает Смирнова в этом ужасном месте, и ему стало не по себе. Но ничего – только они доберутся до Москвы, он его вытащит. Обязательно вернется и вытащит, только сначала надо с собой разобраться, пока я окончательно не сошел с ума, Артем поймет, – думал Сергей.

С утра все было, как и сказал Сергей: Яков выкрикивал имена тех, кто поедет валить деревья. Деревня суетилась, провожая мужиков на лесоповал. В большой КАМАЗ шумно грузили инструмент, женщины несли корзинки с едой. В суматохе Краев пробрался в дом погибшего Григория и взял свои документы и документы Яны, прихватив все найденные деньги, испытав при этом чувство легкой вины.

Яков, садясь за руль, остановился на ступеньке машины и начал кого-то выискивать взглядом в провожающей толпе. Встретившись глазами с Краевым, ненадолго задержал на нем свой проницательный взгляд. Казалось, он знал, что замышлял Сергей, который от волнения теребил пуговицу у себя на телогрейке. Пыхтя непереработанной соляркой, КАМАЗ скрался в тайге, и беглецы незаметно пошли в сторону стоявших машин. Шмыгнув в машину, Кравев, найдя ключи в бардачке, завел ее и медленно выехал из деревни. Набрав скорость, он около двух часов гнал машину по лесной дороге, не останавливаясь. Всю дорогу они молчали, лишь Вика время от времени оборачивалась назад. Выехав из тайги на насыпной тракт, Краев облегченно выдохнул и сказал:

– Хорошо, что дано не было дождя и снега, дорогу подсушило. Давно на механике не ездил. – Сергей посмотрел на Вику, которая продолжала молчать, испуганно вжавшись в кресло. Машина уверенно шла вперед, бросая комья земли на обочину.

Рита Лопатина, тучная женщина в белой майке, сидела за перегородкой Почты и курила, читая «Комсомолку». Из старенького радио хрипел Лепс. Увидев вошедших, Краева и Вику, Рита медленно встала, комната сразу в размерах уменьшилась.

– Нам бы позвонить! – взволнованно, словно испугавшись ее размеров, быстро попросил Краев.

– Тут уже телефонных будок давно нет, у всех свои стационары и мобильные! – громким и зычным голосом ответила Рита.

– А можно с вашего? Мы заплатим! – торопился Краев и, словно доказывая, что у него есть деньги, полез в карман. На стене висели старенькие круглые китайские часы и показывали время – 14.30.

Рита протянула ему маленький телефон Нокиа, который комично смотрелся в ее большой неженственной руке:

– Вот, служебный, для форс-мажора, только недолго! – Краев взял в руку телефон и задумался, кому звонить, – в милицию, маме, друзьям? Постояв с телефоном несколько секунд, он отдал его обратно удивленной Рите. Взяв телефон, она села на стул и продолжала разглядывать странных незнакомцев.

– А когда поезд в Красноярск? – поинтересовался Краев.

– Он только ушел, теперь только завтра с утра. Он раз в сутки ходит. Вы что, из деревни, от Якова? – спросила уже выходящих на улицу Сергея и Вику.

– Спасибо! – торопливо сказал Сергей, закрывая дверь. – Пошли к стоянке такси, надо ехать! Они опомнятся и в погоню кинутся, – обращаясь к Вике, проронил Краев.

Импровизированная стоянка такси была рядом с почтой на грязном Автовокзале. Это небольшое здание, которое было сделано из грязного серого кирпича с большими неровными прослойками цемента. Таксистов было четверо, они стояли возле своих машин и шумно что-то обсуждали, громко смеясь.

– В Красноярск, сколько? – нервно спросил Краев и поправил волосы под шапкой. Вика стояла в стороне и рассматривала кривую вывеску на магазине автозапчастей.

Один из таксистов с безнадежно некрасивым лицом, запавшими глазами и тонкими, как нити, губами, лузгающий семечки, назвал цену. Краев понимал, что цена намного выше существующей, но спорить не стал, лишь уточнив, в какую машину садиться.

– Вон Рено Логан серого цвета стоит, в него и грузитесь! Вещи есть? Заезжать куда будем? – спросил водитель, отряхивая руки от шелухи.

– Вещей нет, мы вдвоем, и, если можно, побыстрей, пожалуйста! – быстро проговорил Сергей и взял Вику за руку.

– Побыстрей, так побыстрей, сейчас заправимся и погоним лошадей! – ответил таксист, вертя ключи с большим брелоком в виде белки.

На радость водитель, представившись Олегом, оказался немногословным и нелюбопытным. Олег виртуозно на большой скорости объезжал неровности, постоянно слушал шансон и грыз семечки. Но с этим Краев мог смириться. Вика дремала на плече у своего возлюбленного, который напряженно всматривался в дорогу. Тракт был достаточно широк, усыпанный гравием вперемешку с песком. Населенных пунктов почти не встречалось, лишь раз мелькнуло несколько домов и светящаяся двумя буквами вывеска «Кафе». Лампы в двух остальных буквах не работали.

По обочине стояли ели и сосны, образуя высокую плотную непроходимую чащу, похожую на черную стену. Начало сереть, потом дорогу проглотила темнота, быстро, будто накрыв плотным одеялом. Краев начал напряженно всматриваться в таёжный мрак. Только встречный свет фар лесовозов отвлекал его от наблюдения. Постепенно Сергею казалось, что машину преследуют две стаи хищников, бегущих по разные стороны дороги…

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17