В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием [Юрий Борисович Окунев] (fb2)

Петербург, Петербург! Осаждаясь туманом, и меня ты преследовал праздною мозговою игрой: ты — мучитель жестокосердый: но ты — непокойный призрак… бегал и я на твоих ужасных проспектах, чтобы с разбега вбежать на этот блистающий мост… За Невой теперь вставали громадные здания островов и бросали в туман заогневевшие очи… Набережная была пуста… Справа поднимали свои этажи Сенат и Синод. Высилась и скала: Николай Аполлонович с каким-то особенным любопытством глаза выпучил на громадное очертание Всадника… Зыбкая полутень покрывала всадниково лицо; и металл лица двусмысленно улыбался. Вдруг тучи разорвались, и зеленым дымком распаявшейся меди закурились под месяцем облака… На мгновение всё вспыхнуло: воды, крыши, граниты; вспыхнуло — Всадниково лицо, меднолавровый венец; много тысяч тонн металла свисало с матово зеленеющих плеч медноглавой громады; фосфорически заблистали и литое лицо, и венец, зеленый от времени, и простертая повелительно в сторону Николая Аполлоновича многопудовая рука; в медных впадинах глаз зеленели медные мысли; и казалось: рука шевельнется, металлические копыта с громким грохотом упадут на скалу и раздастся на весь Петербург раздробляющий голос: «Да, да, да… Я гублю без возврата»… Тучи врезались в месяц; полетели под небом обрывки ведьмовских кос. Николай Аполлонович с хохотом побежал от Медного Всадника: «Да, да, да… Знаю, знаю… Погиб без возврата…» По пустой улице пролетел сноп огня: то придворная черная карета пронесла ярко-красные фонари, будто кровью налитые взоры; призрачный абрис треуголки лакея и абрис шинельных крыльев пролетели с огнем из тумана в туман.