Гроза пустошей [Жанна Пояркова] (fb2) читать онлайн

- Гроза пустошей [СИ] 889 Кб, 250с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Жанна Пояркова

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1, в которой Хайки встречает Ястреба Джека или Ястреб Джек встречает Хайки (тут уж как посмотреть)

Никогда не поздно научиться чему-нибудь глупому.

Shadow Warrior

Дисциплина.

Самоконтроль.

Два этих слова смотрели прямо на меня с лежащих на столе кулаков Хайки. Большие, наполненные весельем глаза уставились в ожидании. В синей глубине играли каверзные искры. Дисциплина и самоконтроль были пиро неведомы. Или, чтобы не казаться категоричным, просто скажу, что она в этом не преуспела, так что в жирных, бросающихся в глаза татуировках имелся свой юмор.

Кого-нибудь другого девчонка могла одурачить, но до меня слухи доходили быстро. Хайки сожгла магазин Крэйна потому, что ей не хотели продавать пушку. Хайки превратила башню банды «радиоактивных» в огненный столб, ведь ей хотелось увидеть «большой факел» на горизонте. Хайки выложила из разного мусора и подпалила огромного феникса в пустыне, недалеко от мастерских механиндзя. Она говорила, что из восхищения, но ребята не были польщены, потому что приняли это за угрозу от бензоманьяков с востока. Хайки сожгла то, Хайки поджарила сё. Эту бы энергию — да в полезное русло. Сочетание юношеской дури и умений, которое не продлевает жизнь.

В пустошах Хайки становилась коктейлем Молотова, беспокойным огненным шаром, который значительно уменьшал интерес окружающих к грабежу. Ее нанимали караваны, чтобы защитить товары от любителей поживиться за чужой счет, и в этом качестве пиро заслужила авторитет. А вот в городках пустошей покрупнее, где худо-бедно держался порядок, очень многие мечтали ее пристрелить.

Власти Стилпорта в лице местного шерифа пытались решить проблему тем, что надели на нее ошейник из Новой Сативы— как на всех умельцев поджигать все подряд. Считалось, что это утихомиривает мутантов, но опыт показывал, что Хайки и с ошейником способна изрядно изменить обстановку.

— Чо надо? — задорно вылупилась пиро.

Она выбрила один висок с тех пор, как я видел ее в последний раз. Остатки длинной светлой гривы, которой Хайки встряхивала с видом непокорной лошадки, падали на плечи и спину. Ремень шел по скромной груди, обтянутой грубой коричневой рубахой, и на боку, подмышкой заканчивался кобурой.

Стволом пиро пользовалась нечасто, но без него тебя просто не уважали. К тому же многие опасались мутантов, а отсутствие ствола красноречиво говорило, что человек не в порядке. Если ты не мутант, без оружия даже отлить в соседнюю комнату не выйдешь. Ботинки Хайки были единственным запоминающимся штрихом — неведомый умелец выделал на коричневой коже узоры, похожие на охотящихся друг за другом зверей.

Мы сидели в кабаке Гурга, самого лучшего повара в этих местах. Не знаю, каким азиатским богам он продал свою душу, но на кухне Гурга творилась магия. Сквозь узенькие окна «Харчей на славу» на толстые доски столов падали лучи вечернего солнца. Несколько головорезов угощалось знаменитой похлебкой бородача, громко причмокивая. Я добрал острую подливку кусочком хлеба и довольно промычал. Казалось, ничего плохого произойти просто не может.

— Механиндзя вконец обнаглели. Вообразили себя неуязвимыми. Так что я собираю команду, чтобы их обокрасть.

— Во ты даешь, Чиллиз! Да они тебя вскроют за секунду! — фыркнула она. — Не суйся, они обычным наемникам не по силам. Механиндзя лучше в бою, чем любая банда пустошей. Они отбивают пули!

— Поэтому в игру и вступаешь ты, — я придал голосу побольше уверенности делового человека. — Говорят, у Рё осталось несколько оригинальных мотоциклов, сделанных еще до искажений. Неплохой трофей, а? Чтобы такой купить, тебе придется водить караваны до конца жизни.

Это был удар ниже пояса, но в моей профессии еще и не такое приходится вытворять.

— Вот ты врать-то, — усмехнулась Хайки. — У них в лагере, между прочим, куча роботов и боевых дронов.

— Скорее, для красоты. Рё чересчур увлекается философией человека-машины.

— И у каждого из его людей по о-о-очень острому клинку, — продолжила пиро, загибая пальцы на «Дисциплине». — Или по два. Да еще модификации из бункеров.

— Хайки, твоя осведомленность похвальна. Но я бы не прожил так долго, если бы каждое дело завершалось дракой. Я планирую сделать все бескровно, — я потянулся за перцем, чтобы добавить во вторую порцию рагу. — Так что ты нужна лишь для страховки.

— Думаешь, шпана в округе не пыталась туда забраться? Да и на счет старых мотоциклов я сомневаюсь…

— И все-таки я слышал, что раритетные байки там есть, — невозмутимо продолжил я. — Кроме того между мной и местной шпаной пролегает пропасть в плане интеллекта. И заказчик не против, если мы возьмем себе все, что плохо лежит. Оплата тебя порадует.

— Ну, даже если и есть! Неужели в округе больше некого ограбить? А, Чиллиз?

По правде говоря, грабить больше и впрямь было некого, поэтому я начал вербовать людей для самых безумных операций. Снизил, так сказать, свои стандарты безопасности, чтобы заработать как следует, а затем заняться чем-то поспокойнее. Заказчик хотел собрать команду, чтобы обчистить склад Рё и забрать набор табличек с иероглифами. Я был уверен, что после налета механиндзя не оставят грабителей в покое. Ну так и пустоши большие — есть, куда податься.

Заказ попахивал, однако у меня были свои причины продолжать, хотя Хайки рассказывать об этом необязательно. Она слишком симпатизировала механиндзя. По слухам, те практиковали боевые медитации, а Хайки живо интересовалась любыми способами самоконтроля, чтобы феерически в них обделаться. Ее неудержимо влекла эстетика.

— Я заплачу, сколько скажешь, — продолжал заливать я. — Да и вообще, пора тебе выпустить пар. Мирная жизнь размягчает. Скоро начнешь подпиливать ногти и шить юбки из овечьих шкур.

— Ой вэй, — поддразнила лохматая бестия, высунув кончик языка. — Погляди-ка, как заговорил.

Хайки вспыльчива и чересчур молода, но неглупа — пустоши проводят свой, порой непредсказуемый естественный отбор. Ладно, попробовать стоило. Пиро, как и большинство подростков, запала на репутацию Рё, потому и сопротивлялась, хотя ни разу его вживую не встречала. Думаю даже, что именно этот факт помогал поддерживать красочные иллюзии, ведь на деле глава механиндзя был жутковатым человеком.

Я не сдавался и зашел с другого конца:

— Да, ты совершенно права. Соваться туда — безнадежное дело. Рё же поехавший… Я особенно и не надеялся, что налет состоится, но решил попытаться. Вдруг найдется кто безбашенный, чтобы забраться в эту непобедимую цитадель… Но таких сумасшедших смельчаков не бывает.

Подбавив безнадеги в голос, я глотнул пива из мутного стакана и провел рукой по бороде с видом сверженного диктатора, печально вспоминающего прошлое.

Легко, как обокрасть ребенка (если он не мутант). Пиро сразу же призадумалась. Обчистить Рё дело не из простых, а Хайки обожает браться за что-нибудь в таком духе. Покажи ей нечто невозможное, несбыточное и устрашающее, что другим не по зубам, и девчонка встанет первой в очереди добровольцев. Реверсивная психология в действии.

Но прежде, чем я успел расписать, как весело будет нестись по пустошам на краденом мотоцикле, пока жгучий ветер треплет волосы, Хайки отвлеклась:

— Эй, а кто это там в углу сидит?

Я даже не сразу понял, о чем она говорит, и как следует присмотрелся.

За столом в темном, неприметном углу сидел небритый высокий мужик в потрепанной коричневой джеллабе[1]. Один глаз у него был темнее другого, что придавало лицу необычное — то ли мрачноватое, то ли удивленное — выражение. Может, кто-то из прошлого изрядно ему залепил, может, импланты не прижились, но симметрия потерялась, и один глаз был серо-голубого, а другой — мутно-зеленого цвета. Нос у незнакомца по аристократическим меркам был широковат, но в целом лицо оказывалось, скорее, располагающим, чем неприятным. Обыкновенного русого цвета волосы коротко острижены, по подбородку привычно расползлась щетина; губы сами собой складываются в дурацкую полуулыбку.

Он наклонился вниз и погладил грязного кота, который отирался у ног местных пьянчуг. Мужик делал это умиротворенно и неспешно, как будто перед ним расстилались десятки свободных жизней, только для таких дел и предназначенных. Глаза Хайки изменили выражение, и она совершенно позабыла обо мне.

Пиро практически перемахнула через столешницу, отряхнулась и направилась прямо к незнакомому путнику. Тот спокойно доедал рагу из деревянной миски, когда она опустилась на скамью напротив и уставилась на него. Надо сказать, за то время, что я ее не видел, Хайки совершенно растеряла манеры. Ей даже не хватило ума что-то сказать — она просто сидела и наблюдала, как незнакомец гладит кота, затем неторопливо смотрит на нее и принимается за еду.

— Ты… ты такой спокойный! — восхищенно заявила она, и это я вряд ли назвал бы удачным контактом.

— Да тут, вроде, никто никуда не торопится, — пожал плечами мужчина. — Это кабак.

Голос незнакомца звучал невнятно и тускло — так, что больше спрашивать ничего не хотелось. Даже слова, которые он выбрал, казались совершенно неинтересными.

— Нет, нет, нет, — живо замотала головой Хайки. — Это маскировка, обман. Каждый готов вскочить, все напрягаются. У всех нож в голенище ботинка. А вокруг тебя даже воздух находится в другом времени. Он плывет… Как будто течет…

Хайки растопырила пальцы с обкусанными ногтями, усердно изображая волны.

— Ты меня клеишь?

Мужик с любопытством уставился на несуразный спектакль пиро. Он смерил ее быстрым взглядом, мимолетно остановившись на оружии, торчащем из кобуры, и теперь ждал ответа. Вопрос не очень вежливый, но пиро таким не проймешь.

— Я чувствую, как все тебя боятся. Они усердно делают вид, что тебя тут нет, и это усердие можно потрогать. А как по мне, ты обычный. В чем загадка? Кто ты такой?

Хайки вылупилась на незнакомца, будто хотела выковырять из него ответы.

Странно, я ничего подобного не замечал. Жизнь в “Харчах на славу” текла своим чередом. Однако, когда Хайки упомянула, я заметил, что определенная напряженность и впрямь чувствовалась. Остальные посетители периодически бросали на пришельца короткие, максимально отстраненные взгляды исподтишка. Чем-то он местным не нравился.

— А кто ты? — пожал плечами мужик и опять взялся за ложку. — Люди называют меня по-всякому. Почему на тебе ошейник?

— Я — гроза пустошей.

Незнакомец равнодушно кивнул:

— Сколько тебе лет? Пятнадцать? Опасно отираться рядом с людьми в таких местах.

Это он зря. Тема возраста, как у всех молодых, была у пиро в красной зоне. Хайки прищурилась, протянула руку — и ту объяло пламя. Зачем тратить время на разъяснения, если можно показать? Пиро решила поддать огонька.

Котик испугался и зашипел, встопорщив шерсть. Увидев ее спектакль, люди обычно разбегались, но мужик оказался крепким орешком.

— Ты горишь, chica[2], - заметил он, доедая рагу. — Не понимаю, правда, чем тут гордиться.

Точно псих. Я тут же решил его завербовать. Нормальные люди со здравым отношением к жизни для налета на механиндзя не подходят, тут нужны редкостные безумцы, и этот выглядел идеально.

— А ты чертовски невозмутим для человека, которого сейчас спалят к чертовой матери, — проворчала Хайки.

Она не казалась сердитой, но растерялась, начала беспорядочно чертыхаться — и от неожиданности зажгла скамью, на которой сидела. Вскоре огонь окружил их обоих, и Гург заметно помрачнел, достав огнетушитель.

По счастливой случайности незнакомец не загорелся. Он перестал есть и наблюдал за Хайки, а я — за ними, потому что это, дьявол меня возьми, было самое странное зрелище за последнее время. Мужик даже не шелохнулся в кольце огня, хотя полыхало уже будь здоров. Кто-то за соседним столом выругался и отбежал в сторону, остались только бывалые завсегдатаи.

— Сними ошейник, — дружелюбно предложил незнакомец.

— Черта лысого. Тогда тут все сгорит.

— Здесь и так уже все горит, chica. А раз так, то нет разницы. Люди не должны носить ошейники. Они для зверей, да и то это редко необходимо.

— Ты не понимаешь, — понизила голос Хайки. — Тогда здесь действительно все сгорит. Совсем.

Гург расчехлил огнетушитель — и со смаком опустошил его в сторону пиро, бесчувственный к драматизму сцены. Пена обильно покрыла Хайки, разлетаясь по сторонам и затушив языки пламени. Огнетушитель торжествующе захрипел и изрыгнул остатки под ноги Гургу. Не знаю, где он взял такой раритет.

Два помощника с ведрами воды стояли поодаль, чтобы подключиться, но их вмешательство не потребовалось. Пена обтекала стол, пиро, непонятного мужика и начавший заниматься грязноватый пол. И незнакомец, и Хайки выглядели не слишком довольными таким раскладом. Я прыснул и отхлебнул пива, наслаждаясь зрелищем. Всегда приятно посмотреть, как пиро садится в лужу, да еще и в буквальном смысле.

— Катитесь отсюда оба! — добавил Гург и достал дробовик. — На воздухе болтайте. Иначе пристрелю. Недавно же ремонт сделал, так нет, опять надо все крушить!

— Валим, пацаны!

Народ начал выбегать из бара, не желая встревать в стычку с мутантом, но было поздно. Пиро закипела и стащила ошейник.

— Какого дьявола… — я тоже отставил пиво, взял шляпу и попятился к выходу.

Это уже другое дело. Хайки не плохая девчонка, но с простейшим контролем гнева дела у нее обстоят не очень. Мысленно я уже попрощался с Гургом и его замечательной похлебкой.

— Дыши, — сказал мутный незнакомец, с волос которого капали клочья пены. — Думай о равнинах. О птицах, которые летят над излучинами рек. О плавных дугах, которые они рисуют, очерчивая ландшафты. О том, как их крылья поднимаются и опускаются над бесконечными пустошами, полными песка.

Что-то было в том, как он произносил слова. Я не из впечатлительных, но мужик вел себя так, словно целиком контролировал ситуацию. Из спокойного дурачка он внезапно превратился в кого-то другого, будто картинку полностью подменили. Такая уверенность — признак либо совершенного безумия, либо силы. Мой внутренний детектор подставы бешено замигал.

Хайки разинула рот и растеряла боевой запал. Даже старина Гург перестал размахивать дробовиком, поддавшись необычному умиротворению, и отступил обратно к стойке, посчитав, что дело сделано. За свою жизнь бородач повидал немало ненормальных, так что знал, что перестреляв всю клиентуру, он не заработает. Но от Хайки, говоря честно, убытков было гораздо больше, чем пользы. Ей разрешалось заходить в кабак только потому, что как-то она сожгла группу мародеров, прессовавших владельца.

Ярость совершенно покинула пиро. Теперь она восторженно верещала:

— Я сняла ошейник — и ничего не сожгла… Я так и знала! Ты чертов мастер дзен! Один из десяти, что ходят по земле. Мой дед рассказывал эту легенду!..

— Нет никаких десяти мастеров дзен. Это выдумки чокнутого старика. Тебе просто не нужен ошейник — вот и все. Людям не нужны ошейники.

— Я бы так не сказал, — пробормотал себе под нос Гург. — Я бы ей целых два надел.

Мужик вытер лицо и попытался ложкой выбросить пену из миски. Даже после всего произошедшего он казался настолько обыкновенным, что это само по себе выглядело подозрительно. В пустошах все с прибабахом, обыкновенных тут нет.

— Ну, пусть чокнутого. Даже чокнутый может разок сказать правду, — не сдавалась Хайки. — Я чувствую, что это ты. Это же видно!

Она начала отряхиваться, покрывая Гурга негромкими ругательствами. Одежда выглядела жалко, но взгляд у девчонки горел торжеством.

— Как хочешь, chica.

— Ты один из мастеров дзен. Ты…

Догадка осветила лицо Хайки, и она замерла на середине движения, но договорить не успела.

— Ястреб Джек! — зарычал кто-то снаружи.

Дверь в кабак застонала под ударом мощной ноги, и в «Харчи на славу» ввалилась толпа охотников за головами.

— Хватайте его! За него дают десять кусков!

Десять кусков! Матерь Божья… Да на эти деньги можно до конца жизни залечь на дно где-нибудь в тиши или устроить в Хаире кинотеатр, как в былые времена, когда люди еще ценили искусство.

— Теперь не уйдешь, сукин ты сын!

Пули разнесли столы и часть опор у входа, я еле успел упасть на пол. Гург, наверное, схватился за сердце, увидев такое неуважение к делу всей его жизни, но я полз по полу, так что лица бармена не разглядел. Щепки летели в разные стороны, миски раскалывались, грохот стоял невероятный.

— Сдавайся или сдохнешь, — произнес невидимый из-за балки, за которой я попытался обосноваться, главарь. — Я за тобой всю пустыню проехал, пустым возвращаться не собираюсь. Все вон из бара!

Оценив свои шансы вполне разумно, невзрачный мужик не стал ломаться, поднял руки вверх и начал медленно продвигаться к выходу. Пена все так же текла по волосам, так что вид у него был не слишком угрожающий. Разноцветные глаза смотрели миролюбиво, даже глуповато.

— Я сказал: все выходят из бара! — заорал охотник, выстрелив в стену. — Не валяются под столами, не пытаются достать оружие, а мирно покидают здание. Но это касается, конечно, лишь тех, кто хочет сохранить мозги внутри черепа.

Вскоре все мы оказались снаружи, хмуро щурясь на солнце пустошей, — с десяток рассерженных и настороженных мужчин неопределенного рода деятельности, несколько недовольных женщин не одобрявшегося в былые времена поведения и Хайки, словно вишенка наверху взрывоопасного торта. Наше пойло и похлебку изрешетили пулями, но хотя бы кабак Гурга остался цел. Я испытывал к зданию сентиментальную привязанность. Такую острую похлебку нигде больше не найдешь — аж пар из ушей валит, да и широкие скамьи были мне по душе.

Двое пьяненьких караванщиков прислонились друг к другу, чтобы не упасть, пиро почти растворилась за каким-то громилой, усердно излучая безобидность. Когда она хотела, умела казаться милой. Охотники неосмотрительно держали нас на прицеле, и у некоторых начали шалить нервы, а пальцы сами тянулись к оружию. Никто не любит, когда его отвлекают от обеда, так что перестрелка близилась.

Десять кусков… Сумма ошарашивала. Я все никак не мог перестать о ней думать. Грандиозное количество нулей навалилось на меня, как падающий небоскреб. Что же сделал этот больной ублюдок?

— Ну что, Джек? Ощущаешь, как твои духи от тебя отвернулись? Удача никому не сопутствует вечно. Мне сказали, что если ты будешь вести себя тихо, можно привезти тебя живым, — главарь охотников расхаживал вокруг сидящего на земле преступника.

Стоит ли говорить, что сел он туда не по своей воли, а получив хороший хук в живот? Хищные зеленоватые глаза охотника мстительно сверлили пленника. Их с Ястребом Джеком связывало общее прошлое, добавлявшее в торжествующую насмешку главаря целую плошку яда.

— Дело в том, Зверолов, что ты вообще никак меня не привезешь, — Джек сплюнул себе под ноги.

Мордовороты-охотники засмеялись, один из них начал обходить нашу шеренгу с веером бумаг в руках — видно, хотел обнаружить дополнительный заработок. На каждой листовке красовалась распечатка чьей-то злонамеренной морды. Я узнал пару физиономий и начал усердно вспоминать, не объявляли ли меня в розыск.

— И почему же это? — Зверолов от души врезал пленнику еще раз. — Ты растворишься в воздухе? Отрастишь крылышки?

Я поморщился — уж очень профессионально крепкий кулак охотника врезался в тело.

— Понимаешь… — закашлялся Джек, — мне не надо ничего делать, pendejo[3]. Просто события сложатся так, что у тебя ничего не получится. А я воспользуюсь этим потоком.

Прежде, чем Зверолов успел что-либо ответить этому ненормальному, охотник справа от меня радостно заорал:

— Шеф! У нас тут хорошие деньги! Эта девчонка…

— Да черта лысого!

Хайки, на которую он показал пальцем, метнулась прочь со скоростью пули. Волна горячего воздуха пронеслась от нее до охотников, воспламенив их одежду и волосы. Они завопили десятками голосов и стали кататься по земле, чтобы сбить огонь. Пока трое из охраны Зверолова пылали, будто бензиновые тряпки, он безуспешно попытался застрелить пиро. Та ловко отпрыгнула, издала нелепый визг и скрылась за углом кабака, чудом избежав смерти. Ошметки горящей бумаги с лицом Хайки еще не успели упасть на землю, как расстановка сил серьезно поменялась.

Пользуясь переполохом, пьяные караванщики с женщинами попятились к двери бара, то же самое сделали люди поспокойнее, а вот оставшиеся пять посетителей "Харчей на славу» вместе со мной и Гургом наставили пушки на людей Зверолова, внося баланс в некрасивую ситуацию. Воцарилась неловкая и угрожающая тишина, нарушаемая только руганью обгоревших охотников. Им досталось, но жить будут — видно, Ястреб Джек и впрямь знал какую-то магию.

— Вот, именно об этом я и говорил, — смиренно произнес Джек. — Как видишь, удача не на твоей стороне.

Зверолов сумел оценить новую ситуацию верно. Трое из его людей визжали, как поросята, а остальные четверо находились под прицелом. Пиро убежала — и преследовать ее было неразумно. Сверху кружили стервятники, будто поняли, что скоро подадут ужин.

— Хорошо, — миролюбивым тоном, не слишком подходящим к его внешности, произнес Зверолов. — Мы не хотим неприятностей. Мы забираем преступника с собой и оставляем вас наслаждаться выпивкой, друзья. Выберем другой день, чтобы умереть.

— Неплохое предложение, — я прищурился, прицеливаясь ему в глаз — Но я слышал что-то про десять кусков за голову этого мужика. Звучит невероятно заманчиво. Предлагаю тебе отчаливать, откуда пришел, а мы заберем Ястреба Джека и получим деньги.

Другие покивали, хотя я бы спиной к ним не поворачивался.

— Идиоты, — прошипел Зверолов. — Вы сами не знаете, с кем связываетесь! За Джека не просто так дают десять кусков!

— Просто не стоило нам об этом говорить, — примирительно сказал Гург. — Ничего личного. Надеюсь, это послужит тебе и твоим парням уроком. Если что — заходите выпить. "Харчи на славу" — лучший бар в радиусе 100 км!

Все это время Джек сидел на земле — и даже не двинулся с места, как будто происходящее его ни капли не касалось. Пальцами одной руки он перебирал песок, полностью сосредоточившись на нем. Лицо выглядело безмятежным, даже довольным. Чертов псих!

Мы обезоружили Зверолова и его людей, забрали их пушки (а экипированы они были знатно), и Гург отправил часть парней сопроводить их до границы городка. Не то, чтобы они были от такого задания в восторге, но у бармена имелся авторитет.

— Вы не получите ни черта, — прошипел напоследок Зверолов. — Ни черта!

— Да, я склонен с ним согласиться.

Джек поднял на нас разные глаза, скрестив руки на груди. Теперь я, Гург и двое неизвестных мне парней остались наедине с человеком, который стоил десять штук. Ко мне, и впрямь немного ослепленному алчностью, вернулась деловая смекалка, и я понял, что мы не знаем, кто именно дал охотникам этот заказ. Десять штук, черт возьми! Прямо сейчас на границе города парни уже избавились от Зверолова, и он скрылся в пустошах, чтобы потом вернуться с подкреплением и отомстить за позор.

Скорее всего, заказ сделали горожане из Новой Сативы, потому что они воображали себя государством. Но охотники брали и заказы банд, и частные заказы, а я плохо представлял себя в роли странника, предлагающего пленника всем подряд, пока другие охотники за головами не снимут с меня скальп.

Затея из легкой и томной стремительно превращалась в одну из тех, за которые я обещал себе не браться. Мой воображаемый кинотеатр в пустошах растворялся в лучах безжалостной реальности. Как я вообще влип в такую историю? Бармен разглядывал Ястреба, почесывая бороду и пытаясь понять, чем тот может быть опасен, но он за все время даже не пытался потянуться за своей винтовкой.

— Эй, Гург!

— Чего тебе?

Бармен даже не обернулся на голос Хайки.

— Вы должны отпустить его. Это один из мастеров дзен, которые бродят по пустошам. Он научит меня самоконтролю.

Голос раздавался с крыши. Я задрал голову и увидел пиро, высунувшую голову из-за трубы.

— Тебя? Самоконтролю? — бармен расхохотался. — Я б на такое не расчитывал.

— Ну, Гург… Ну отпустите его уже, — заныла девчонка. — Все равно ты не попрешься в Новую Сативу, оставив свой кабак. Что ты будешь делать с такими деньжищами? Эти всем растреплют — и тебя застрелят на второй день. Лучше приноси радость людям, как и прежде. Алчность не доводит людей до добра.

— Заткнись, Хайки, — отмахнулся я. — Взрослые разберутся без тебя.

— Мне 17 лет, придурок! Я уже взрослая, — угрожающе зашипела пиро. — По крайней мере, была взрослой, когда ты пытался подписать меня ограбить механиндзя.

Гург поднял бровь, и я проклял болтливый женский язык. Из "Харчей на славу" очень невовремя высунулся караванщик:

— У нас пиво закончилось, хозяин!

Судя по его помятой и довольной роже, инцидент с охотниками не произвел на пьянчугу никакого впечатления. Пока Гург колебался между долгом хозяина заведения и желанием перейти в другую социальную страту, пиро торжествующе выложила козырь:

— Отпусти Ястреба Джека, иначе я сожгу твой бар.

— После всего, что я для тебя сделал, ты хочешь спалить свой дом ради какого-то преступника? — бородач покраснел от ярости. — Ты неблагодарная дрянь, Хайки!

Пиро промолчала, не высовываясь из-за трубы.

— Ну, теоретически на 10 000 ты можешь открыть много баров, — подлил масла в огонь Ястреб Джек. — Если сможешь их получить. Это будет непросто для такого респектабельного человека, особенно учитывая, что два твоих подельника и вербовщик имеют свои планы на деньги.

— Я сожгу твой чертов кабак! — завизжала Хайки, потеряв терпение.

У нее было очень мало терпения.

— Я прострелю твою глупую башку, девчонка! — потрясал кулаками Гург.

В этот момент я понял, что бармен выходит из игры. Перед опасностью потерять любимое дело и какое-никакое, а уважение, иллюзорные десять штук испарились из его сознания. Двое оставшихся бродяг недоуменно переводили взгляд с беснующегося бородача на трубу, за которой скрылась пиро. Когда Гург вошел в бар, сердито хлопнув дверью и проклиная мутантов, которых всех нужно сдать на опыты, мы остались перед Джеком втроем.

— Было бы неплохо, если бы вы поторопились с решением, — заметил он. — Тут печет, как в аду. Да и пить хочется. Как это приятно — просто отдохнуть, посидеть со стаканчиком в прохладе…

Джек говорил очень тихо, на грани внятности, но с какой-то странной интонацией, которая лишала желания что-либо делать. Кураж моментально пропадал, оставляя стремление посидеть с холодной кружечкой где-нибудь на вершине холма. Подставлять лицо ветру, отдыхая в тени зеленых деревьев, которые так редко можно встретить в пустошах. Я, кажется, почти чувствовал, как лучи солнца тормозят о резные листья, оставаясь за пределами зеленого купола, как густо пахнет нагретое дерево…

— Ты чего завис, Чиллиз? — Хайки отвесила мне затрещину. — Во даете!

Я осмотрелся, не понимая, что происходит. Пиро уперла руки в пояс и разглядывала меня с раздражающе довольной ухмылкой. Ошейник она так и не надела. Два моих сообщника стояли, глупо уставившись в одну точку и, похоже, находясь где-то далеко отсюда, а Джека и след простыл. Это было невероятно.

— Какого…

Вместо моей тачки остались только две колеи, устремившиеся в пустоши.

— Вот мерзавец! Вот ведь гад!

— Пошли, — толкнула меня пиро. — Я же говорила, что он мастер дзен. Мы должны его догнать. Мне кажется, лучше участника для ограбления механиндзя не найдешь.

Спустя минуту мы уже ехали на раздолбанном вездеходе Хайки по колеям, которые "мастер дзен" оставил на моей машине. И уж поверьте, я был настроен дьявольски серьезно.

Глава 2, в которой Ястреб Джек присоединяется к отряду, а в повествовании появляется призрак Шкуродёра

Вездеход Хайки представлял собой одно из самых уродливых средств передвижения, что я видел, а за время странствий по пустошам я повидал немало. Вездеход пиро собирали из всего, что попалось под руку, и материал надлежащего качества находился нечасто. Особенно Господь отдохнул на сиденьях — пружины впивались в тело на каждой ямке или колдобине, а в полу (если его можно так назвать) зияла дыра.

Песок постоянно летел в лицо, а ноги приходилось расставлять по обе стороны от ржавой пробоины. Сначала я прикрыл ее ковриком, но уже спустя полчаса напрочь забыл о нем — и чуть не сломал ногу, пытаясь устроиться поудобнее. Теперь не осталось ни коврика, ни пола. Из-за неудобной позы вскоре начала болеть спина, а шляпу приходилось удерживать на голове руками, чтобы не получить еще и солнечный удар, потому что крыши не было и в помине. Вместо нее на паре железных подпорок мотался жестяной лист, который мог укрывать от солнца только тогда, когда вездеход стоял. Вдобавок он постоянно гремел!

Бензоманьяки во время гонок выдавали приз самому устрашающему транспорту, но вездеход Хайки заслуживал отдельной номинации. Судя по всему, механик просто взял двигатель и облепил его парой деталей из мусорной корзины, причем даже там выбирал не слишком старательно. Меня поражал сам факт, что вездеход движется. Огромные колеса с толстыми шинами и прикрепленными к ободу железными скобами были единственным стоящим элементом конструкции.

Пока я старался удержаться на месте, Хайки совсем не страдала. Она неистово вертела хлипкий руль, таращась в горизонт через плотно прилегающие к глазам очки. Стекла глушили яркий свет пустыни и заодно не давали песку убить зрение. Рот и нос пиро плотно облегала маска с плохо нарисованными белой краской щупальцами. Побритая часть головы Хайки взмокла от пота, а другая половина топорщилась блондинистой гривой, словно у песчаного вепря во время атаки.

Она была тощей и юркой, как ящерица, и беспрестанно что-то рассказывала. Половину сказанного уносил ветер.

— Где ты взяла это корыто? — не выдержал я, в очередной раз пытаясь поставить ноги и одновременно не угодить в дыру.

— Собрала сама! — в голосе Хайки послышалась искренняя гордость за свой труд. — Что скажешь? Нравится?

— Ну… В каком-то смысле это впечатляет.

— Я научилась от дедушки! — она крикнула сквозь шум мотора и бьющийся об остатки пола песок и камни. — Он мог собрать что угодно из чего угодно! Правда, кузов сзади отвалился в прошлую поездку, так что у меня мало дополнительного бензина. Надеюсь, мы скоро догоним Джека.

— И где сейчас этот дедушка? Почему ты шляешься по пустошам в одиночку?

— Он сгорел!

Мы подскочили на камне, и я простонал сквозь зубы.

— Мне это… очень жаль…

Хайки начала смеяться, и стиль вождения стал еще более неудовлетворительным. Она аж согнулась от приступа неуместного веселья. Мы зигзагами неслись через пустоши, оставляя за собой клубы пыли. Кто знает, возможно у мутантов так проявляется скорбь.

— Что тут смешного, черт подери?

— Это не я его сожгла, придурок, — продолжила хихикать пиро. — Ты ведь это подумал, да?

Я решил, что лучше промолчать.

— Он просто сгорел в старом доме во время очередных экспериментов с движками. Там что-то взорвалось. Смельчакам и первопроходцам всегда приходится платить за свою смелость.

Она отсалютовала и начала объезжать широкий каньон, внизу которого когда-то струилась река. Сейчас там ползали скорпионы и громоздились дюны. Искажения в этом месте поработали очень сильно, поэтому куски территорий хаотично перемешались. Разговор о дедушке изрядно развеселил девчонку — Хайки почти не следила за дорогой, размахивая руками и пытаясь рассказывать истории о посетителях его мастерской. Судя по тем отрывкам, которые я успел уловить в общем шуме, дед был рисковым парнем, но кто здесь не был?

След Джека уводил все дальше и дальше от обычного маршрута. Сначала я думал, что он поедет в ближайший торговый городок Балх на краю пустыни, — там достаточно много народу, легко затеряться, если не ведешь себя, как лунатик, плюс можно как следует затариться продовольствием для дальнейших пряток. Но ублюдок даже не думал направляться по осмысленному пути, вместо этого он пер все глубже и глубже в пустоши, и я начал сомневаться, что нам хватит припасов для погони.

— И тут дед достал монтировку и показал, куда…

— Стой!

Надо отдать ей должное — Хайки затормозила так резко, что я едва не вылетел через место, где должно было быть переднее стекло (вместо него перед глазами болталась железная рамка, отороченная резиной).

— Ты что творишь?!

— Песчаный стилт.

Я выпрыгнул из кабины, придержав шляпу, и снова проверил, не вывалились ли от тряски револьверы. Хайки натянула очки на лоб, вглядываясь в след от шин, уходящих в широкую, но неглубокую воронку спереди. В самом низу воронки блестела лужица воды.

— Либо машина дальше полетела по воздуху, либо она там.

Пиро посмотрела на меня, ожидая объяснений. Вокруг глаз Хайки чернели грязные круги от очков, и она походила на удивленного зверька. Вроде пучеглазых длинных сусликов, которые вылезают из своих нор и пялятся вокруг.

— Дьявол!

Чертов Джек не только украл мою машину, не только выставил меня полным дураком и сбил все планы, но еще и скормил и тачку, и мои вещи песчаному стилту! Его долг все увеличивался. Припасы сгинули в гигантской плотоядной глотке, рядом с которой мы незадачливо прохлаждались. Хайки начала подбираться ближе, но я схватил ее за руку.

— Стой здесь, а то провалишься. Может, ты его и поджаришь, но я б пробовать не стал.

— Его?

— Стилт. Огромный плотоядный червь. Пока мал, выбирает место, затем прикрепляется, разевает пасть, выпускает лужицу слюны — и подманивает добычу, — я был слишком раздражен для лекций, но уроки выживания Хайки не помешают. — Неужели с караванами не встречала? Если приглядишься, наверняка тут полно костей в песке. Звери думают, что тут есть вода, и лезут стилту в пасть. Для человека стилты неопасны, если держаться от воронки подальше.

— Лужица слюны? — Хайки поморщилась. — Хочешь сказать, Джек искупался в слюне? Гадость.

— Надеюсь, чертов ублюдок искупался в желудочном соке стилта, а не только в его слюне.

— Ну… Я вижу человеческие следы с другой стороны. Так что вряд ли. Мастер дзен не может стать жертвой какого-то червя.

Она снова надела очки и пошла к вездеходу.

Я некоторое время стоял и смотрел туда, где навсегда исчезли превосходные игральные карты, ящик патронов, два ножа, набор инструментов для починки машины, аптечка, целая пачка дури, пять пачек чая, отличный многофункциональный котелок, три карты местности вокруг Стилпорта, одна подробная карта Новой Сативы, шесть канистр бензина, набор гранат…

— Эй, ты едешь? Или остаешься изучать червя?

… пистолет-пулемет, комплект сигнальных ракет, фляга с апельсиновым самогоном, старенький радиоприемник, настроенный на канал Буковски, видавшая виды палатка, моя счастливая бритва…

— Ну поехали уже! Чего ты застрял?

Я вздохнул и отвернулся от обиталища стилта. Теперь все, что у меня оставалось, это голова на плечах, старая шляпа, два револьвера и Хайки, донельзя завороженная человеком, которому я хотел отстрелить ноги. Впрочем, я попадал и не в такие переделки. Самое главное в мужчине — это его ум.

— Ты не грусти, Чиллиз! — весело крикнула пиро. — Я могу поджечь стилта — и мы поищем твои вещи. Но мне его немного жалко… Очень странный зверь.

Еще бы — один из немногих подарков искажений, прижившийся в нашей зоне. Мысль о том, чтобы копаться в горелых кишках гигантского червя не показалась мне привлекательной, так что я забрался обратно в громыхающую кабину. Пока мы объезжали песчаную воронку, внизу подозрительно булькало — наверное, это были мои пожитки, тонущие в бездонном желудке невидимого существа.

Следы Джека вели на юг, еще глубже в незаселенные зоны, которые даже на картах отмечались кое-как. Он собирался раствориться в пустошах, будто его никогда не существовало, но после потери машины этот план был обречен. Вездеход Хайки хоть и не выглядел надежным, продолжал, громыхая, урча и подпрыгивая, настигать беглеца. Вскоре мы увидели темную фигуру на горизонте.

— Это он!

Хайки до упора нажала на газ.

— Что, если он просто зачарует нас и уедет? Мы тогда просто подгоним ему новую тачку!

Она непонимающе уставилась в ответ.

— Если я начну вести себя странно или захочу его отпустить, ты должна обжечь меня. Не давай ему много болтать.

Фигура Джека приближалась. Солнце медленно катилось к закату, и чахлые пустынные кусты оставляли на песке длинные тени. Пустоши вокруг Стилпорта представляли собой смешение худосочных степей и пустынных участков, кроме того рельеф был неровный — тут и там попадались каменистые холмы без малейшего укрытия от солнца или трещины в земле, которые приходилось огибать. Для одинокого пешехода это не очень гостеприимное место.

Беглец не оборачивался и не ускорял шаг, будто не замечал нас на своем хвосте, хотя грохот от изделия Хайки распугал все живое поблизости. Спустя минут десять вездеход наконец-то нагнал Джека, и пиро ловко остановила машину, преградив ему путь и подняв в воздух целую тучу пыли.

— Мы догнали тебя, сдавайся!

Она навела на него палец, изображая рукой пистолет, а потом улыбнулась.

— Ты утопил мою машину, сукин ты сын!

Мне было не до смеха — я не прострелил ему ноги только из-за Хайки. Джек прищурился и пожал плечами:

— Это случайность. Твоя машина просто стояла ближе всех, а надо было поторапливаться.

— Ты утопил массу ценных вещей и теперь должен мне чертовски много денег, брат, — я направил на него револьвер. — Очень много денег.

— Эй, Чиллиз…

Хайки рассчитывала, что беседа пройдет в другом ключе.

— Проблема в том, что у меня ни шиша нет, — развел руками беглец, еле заметно улыбаясь. — Я прячусь от охотников, где придется. Мне нечего тебе отдать. И что мы будем делать теперь?

— Вот проклятье…

Я вздохнул и попытался справиться с гневом, чтобы пиро не всполошилась и не подожгла нас всех, но добродушное лицо Джека нечеловечески выводило из себя. Он ни на йоту нас не боялся.

— Вот ведь … Даже не думай что-нибудь отмочить, — я хрустнул шеей, собираясь с мыслями. — Чуть что, я продырявлю тебе башку без предупреждения. Как ты, кстати, это сделал?

— Что сделал?

— Заставил нас грезить о долбаных листьях!

— Ты и такое умеешь? Вот это да… — Хайки разинула рот от восторга. — Сделай это со мной, а? Я хочу увидеть листья!

Джек проигнорировал ее энтузиазм и обратился ко мне:

— Опусти пушку. Я нервничаю, когда мне угрожают. Такое неприятное, сверлящее чувство. Предлагаю просто поговорить.

— Листья!

В этот момент все стало на свои места, ко мне вернулась способность хладнокровно рассуждать. Больше всего в тот миг мне хотелось сдать тело Джека охотникам, чтобы получить часть награды. Тогда не придется больше трястись по пустошам за копейки и участвовать в опасных переделках. Убийства не моя специальность, но мутант буквально напрашивался.

Проблема в том, что присутствие Хайки все сильно усложняло. Она — коэффициент хаоса, который удобно добавлять в любые стычки, но пренебрегать ее желаниями себе дороже. Девчонка запросто вспылит и сожжет нас обоих, если почувствует угрозу своей мечте про мастеров дзен. С этим приходилось считаться, ведь механиндзя сами свое имущество мне не отдадут. Проще придумать что-нибудь, чтобы избавиться от нее по ходу дела, и получить оба гонорара сразу.

— Я хочу увидеть листья, Джек! Покажи мне ли-и-истья!

Но Зверолов мог справедливо затаить обиду на то, что я помешал им как следует заработать, и они рыщут где-то поблизости, разыскивая беглеца. Я не был уверен, что без пиро справлюсь и с охотниками, и с Джеком. И почему он не заворожил нас с Хайки? Может быть, его сила не действует на мутантов?

Меня против воли разобрало любопытство.

— С точки зрения вселенской справедливости ты совершенно точно должен отработать мне все, что бездарно скормил стилту. Либо ты соглашаешься на такую сделку, Джек, либо я снесу тебе башку прямо сейчас. У меня есть работа, для которой ты пригодишься. Если поможешь ее выполнить, считай, что мы в расчете. Я не стану тебя преследовать.

— Технически это я спасла тебя от охотников, отвлекая их внимание, так что ты должен и мне, — уточнила Хайки.

— Вряд ли. Это был причудливый рисунок судьбы, chica. Но если речь действительно об одном разе, я готов помочь, чтобы вы отстали. Мне и самому нужны деньги и припасы, чтобы продолжить путь. Так что за работа?

— Если говорить просто, то это ограбление, — я убрал пушку и наконец вытряхнул песок из ботинка. — Заказчик хочет достать кое-что из хранилища Рё, и он неплохо заплатил за то, чтобы я это организовал. Сбор команды и осуществление плана лежит на мне.

Хайки вытерла пот, от чего пыль размазалась, и лицо стало полосатым.

— Рё? Модифицированного ниндзя, помешанного на роботах? А ты не ищешь легких путей, — рассмеялся Джек. — Я слышал о тебе, Вербовщик Чиллиз. И не я один. Ты понимаешь, что после этого на нас будет охотиться отряд хорошо мотивированных и оснащенных убийц, по слухам, мастерски владеющих боевыми искусствами?

— Это не слухи. Они ими действительно владеют, — вздохнул я. — Но заказчик ждет результата, а я уже не укладываюсь в срок. Все эти детали тебя не касаются. Важно другое — все, что захотим забрать вне заказа, наше. В качестве благодарности я заплачу по 700 кредитов тем, кто останется жив. Деньги ждут своего хозяина в банке.

— Хорошо, что ты их в машину не положил, — почти пропела пиро.

Вот заноза.

— А сейчас предлагаю выбраться из чертовой пустыни и доехать до Балха.

Без царапающих ноги мелких камней в обуви я почувствовал себя лучше.

— Поехали-и-и!

Хайки не терпелось показать пришельцу мастерство управления драндулетом из ада.

Спустя несколько часов ядерной тряски трех потных тел на совершенно не приспособленных к этому сиденьях мы выехали к безжизненному плато, в конце которого находился Балх, город торговцев, тысячи палаток и россыпей товаров на любой вкус. Он растянулся в середине пути от Кри через Стилпорт к зоне искажений, где реальность уже не держалась приемлемых границ, а с другой стороны, огибая зону диких пустошей и пустыню, через Балх можно было отправиться к Новой Сативе, ближайшему оплоту того, что спокойные люди называют цивилизацией.

Я за время странствий совершенно от нее отвык — не дело вольному старику тратить время на бюрократию и спертый воздух бункеров. Хотя стоп, это все присутствие Хайки — девчонка фонтаном нескончаемой энергии заставляетощущать себя развалиной, даже если тебе всего сорок.

— Давно сюда не заезжала! — крикнула пиро, объезжая еле видные в сумерках выбоины на плато. — Красота! Смотрите, смотрите, вот это гиганты!

Я натянул шляпу поглубже и вздохнул, в очередной раз переставляя затекшие ноги. Хорошо хоть, что Ястреб Джек тощий, но помещались мы на импровизированном сидении вездехода с трудом. На вид ему было лет 36. Такой потертый жизнью, вечно смолящий сигаретку и унылый, что твоя старуха, мужик. По виду никак не заподозришь в нем скрытых талантов.

Гиганты, про которых говорила Хайки, действительно впечатляли. Над палаточным морем Балха, перемешанным с руинами, старыми постройками, деревянными и каменными свежими сооружениями сделанными весьма небрежно, возвышались три статуи древних богов. Может, даже три изваяния одного и того же божества, но понять было тяжело, ведь фигуры изрядно обветрились за прошедшие столетия. Хотя никто не помнил их имен, величественный размер, превращающих людей в букашек перед лицом чужого могущества, вызывал невольное уважение. Лица статуй смотрели бесстрастно, длинные хламиды развевались застывшими каменными складками, а руки складывались в молитвенном жесте.

Кто-то давным-давно выбил их изображения в скалах, и они уже сотни или даже тысячи лет служили указателями тем, кто заблудился на плато. Эти божества словно приглядывали за Балхом и навевали спокойствие. Городок искрился у их ног разноцветным роем. Я бы, конечно, расслабляться в Балхе не стал — хоть торговцы и стараются поддерживать порядок, город полон отвязных типов. Все караванщики таскают с собой охрану из мутантов вроде Хайки и отъявленных головорезов, так что концентрация интересных личностей здесь изрядно повышена.

В Новой Сативе говорили, что мутанты рождаются из-за близости к зоне искажений, где привычные законы физики не действуют. Якобы искажения непредсказуемо влияют на плод, пускают свои ростки в эмбрионе — и родившийся после этого человек перестает вести себя, как надлежит. Он будто прорывается за границу, которую никто так толком и не изучил, — и искажения начинают протекать через него, позволяя человеку творить черт-те что.

Так это или нет, точно сказать нельзя. Когда мутанты поняли, что бункерные вояки из Новой Сативы посылают за ними отряды, чтобы препроводить в лаборатории для исследований, они стали полностью избегать крупных поселений старого мира и почти прекратили покидать пустоши. А поймать мутанта, когда он этого не хочет, — задачка не из тех, что решают, щелкнув пальцами. Например, умея читать мысли и не слишком это афишируя, можно скрываться всю жизнь. Хайки скрываться не умела, но и поймать ее, не прожарившись с корочкой, затруднительно.

Мне дикость и буйные противоречия пустошей нравились гораздо больше, чем города «материка». Балх же — нечто среднее между ними обоими. Кипучий, диковинный, полный самых странных людей и еще более невообразимых животных, а также гиперактивных исследователей, пытающихся отправиться в зону искажений, чтобы никогда больше оттуда не вернуться.

В основном, это торговый перевалочный пункт, где все встречаются со всеми. Перекрестье, шелковый путь. Тут собираются крайне необычные персонажи, а мое любимое занятие — нанимать таких, сталкивать их между собой и смотреть, что получится.

Отдельный бизнес в Балхе — попытка поймать живой город и переправка туда. Звучит как чистая разводка, и я об этом знал только по чужим рассказам, поэтому сильно завираться не стану. После того, как искажения разломали и перемешали мир, на границе между приемлемым и невероятным появились города, которые постоянно меняли конфигурацию и телепортировались по пустошам. Со стороны они могли показаться обыкновенным поселением, но запросто исчезали и меняли не только позицию, но и жителей, и архитектуру. Иногда они стояли на месте пару часов, иногда — недели. Живые города пребывали в движении, в них ничего не оставалось постоянным.

Яйцеголовые из Новой Сативы выяснили, что города можно стабилизировать с помощью поэзии определенного ритма, так что если у какого-нибудь виршеплета получалось выдерживать нужный ритм, город успокаивался, и в нем можно было поселиться, наслаждаясь благами былых времен. Но я не слишком верил в эту чушь — по-моему, барыги просто продавали глупцам манящие выдумки. Войдешь туда — и до свиданья. Будто мы не знаем, на что способны искажения.

Я не раз видел, как люди поразительно глупели, когда считали, что исполнение их мечты близко. В этот момент они прекращают воспринимать реальность критически, их можно брать голыми руками, и мне даже трудно винить тех, кто пользуется такой доверчивостью. Хайки, например, перед лицом исполнения своей мечты о монашеском самоконтроле прожужжала нам с Джеком все уши, периодически выпуская из рук руль. Но даже она не верила в заклинателей поэзией и странствующие города прошлого.

Мы въехали в Балх, и пиро сняла маску с белыми щупальцами. Это был один из многих атрибутов подросткового бунта в окрестностях. Маски использовали культисты белого песка, которых в Стилпорте считали последним отребьем, так что Хайки носила ее с гордостью. Но в Балхе можно нарваться либо на самих культистов, либо на тех, кто их ненавидит, а мы не должны привлекать внимания.

— Хайки, здорово! — пацан из местных махнул ей рукой. — Вставай сюда! Ищешь караваны?

— Нет, не в этот раз, Сило. Мы тут ненадолго.

Парнишка, кажется, расстроился, а мы оставили творение безумного механического гения Хайки на стоянке, вывернув мелочь из карманов, и ворвались на пышущие жаром, пряностями, пометом неведомых гужевых животных и едой улицы.

Почти весь Балх представлял собой рынок или площадки, где караванщики разбирались с грузами. Большая часть лавок, шатров и магазинов работала днем, но многие открывались только ночью, предлагая наркотики, украденные технологии из бункеров и неведомые предметы из искажений, обладающие самыми диковиными эффектами. Хайки чувствовала себя, как рыба в воде, — она не раз подрабатывала охранником караванов, а вот Джек в шумной, гомонящей толпе, которая несла нас, будто стремнина, ощущал себя явно не в своей тарелке. Он тяготел к тени, горбился, двигался неуверенно и нервно.

Заметив это, я направил их в сторону от главной улицы, если ее можно так назвать, в места потише, где стоял магазинчик Коры. Не хватало еще, чтобы Ястреба Джека кто-то узнал.

Кора торговала здесь давно и — что немаловажно — она давала мне небольшой кредит, так как у нас была долгая история отношений. После того, как ее муж погиб в пустошах, эта женщина сумела защитить магазин от разной швали и то ли дипломатией, то ли грубой силой даже расширила его. Она говорила, что ее заставляют держаться дети, но все дело в том, что Кору любили. Она, может, не была красоткой, но умела отличить изворотливого мерзавца от человека в беде, так что ей многие были должны за то, что женщина вытащила их задницы из огня.

Магазин оружия Коры находился на углу, напротив лавки с тканями и развалин старой арены. Вообще магазины и лавки постоянно дрейфовали по Балху, т. к. торговцы приезжали и уезжали, поэтому он состоял из костяка, скелета постоянно присутствующих в городе дельцов и перемещающихся временных шатров. Шатры расписывались кричащими красками, броскими надписями и — часто — эмблемами караванщиков или мастеров, если речь шла о стали, оружии, тканях, механике и прочих вещах, требующих индивидуального подхода. Это делало Балх еще более пестрым и живописным.

Мне нравился хаос Балха, как и хаос в целом. Люди обычно пугаются, поняв, что оказались в окружении, меняющемся так же часто, как рисунок облаков, но в каждой такой разноцветной куче всегда находится свое правило организации. Просто надо как следует прислушиваться и присматриваться, поймать правильный ритм. Я ловил его сразу.

Названия улиц в Балхе не практиковались, если не считать самой главной "магистрали" и нескольких десятков других — вроде, Кузнечной или улицы Тысячи Бутылок, где все собирались побухать. Те, кто носил миникомп, просто обменивались координатами, потому что магазин-шатер запросто мог переехать за несколько дней остановки, но чаще приходилось спрашивать у всех подряд.

— Давно тебя не видела, Вербовщик! — поприветствовала из-за прилавка Кора.

Черные волосы женщины были полностью убраны под слои оранжево-зеленого платка, больше похожего на тюрбан. Люди в Балхе любили краски, и попадая сюда, я каждый раз удивлялся, как много альтернатив черно-коричневому существует в мире. Она отогнала любопытного мальчонку и поднялась.

В глубине магазина виднелось несколько вооруженных до зубов мужчин, которых я не знал, — как и караванщики, Кора часто нанимала мутантов и других головорезов, чтобы не давать покупателям лишних соблазнов обчистить прилавок. Коре было лет 45, но выглядела она еще неплохо — улыбчивая, крепкая и деловая, никаких наигранных загадок. Эдакая тетушка, которой у тебя не было.

— Рад тебя встретить, Кора. Мы с приятелями немного затаримся в кредит — отдам деньгами или топливом через неделю-другую.

Хайки кивнула.

Ястреб Джек таращился на Кору и ее пушки с дурацкой полуулыбкой на небритой физиономии, та прищурилась в ответ, пытаясь понять его намерения. Не успел я выдать примиряющую с ситуацией реплику, как заметил на углу знакомую фигуру. Липкий возник как будто из-под земли и поманил в переулок.

— Хайки, последи за чертовым медиумом. Выбирайте пушки получше — нам понадобится огневая мощь, так что изучайте ассортимент с умом. Никакой дури, детка! — я рявкнул на пиро, увидев, что она тянется к гранатомету. — Что-нибудь компактное, убийственное и желательно не слишком дорогое.

— А можно, мы купим ездовую ящерицу? — засмеялась пиро. — Они здоровенные — и носятся, как сумасшедшие! Джек, ты видел таких? У них огромные зубы, которыми можно перекусывать бревна, и очень добрые глазенки. Да серьезно, чего ты ухмыляешься?..

Кора засмеялась, приглашая ни в чем себе не отказывать, и Хайки, несмотря на мое предупреждение, тут же начала хватать все подряд. Я понадеялся на то, что Джек не сбежит без припасов, и завернул за угол. Маленький, корявый и отчаянно беззубый, Липкий никогда не отставал, пока не получал, что хотел. Не думаю, что он здесь, чтобы повидаться и спросить о погоде.

— Приятно, что ты наконец добрался сюда, Вербовщик! Очевидно, дела идут неплохо, а?

Он продемонстрировал мне дырявый зубной ряд, опершись на стену и попыхивая сладковатой самокруткой.

— Понемногу, понемногу. У меня есть пиро и еще один мутант, завтра отправляемся на разведку.

— А где твоя машина, браток? — сочувственно поинтересовался Липкий. — Не пешком же вы пойдете, а?

— Один сукин сын скормил ее стилту. Но вообще это не твое дело, Липкий. У меня назначен срок — и он еще и близко не прошел. Дергаться пока рано. Так что чего ты хотел?

— Ну, ну, что за кипеж. Да просто проверяю, как идут дела у друга. Может, помочь чем, а? Подбодрить?

Подбадривать меня уже не было никакой нужды.

Залипнув на развинченные жесты мелкого говнюка, я видел неважную бандитскую сошку, но это обычными глазами. А вот мой центр интуиции во всех деталях рисовал вместо Липкого противоречивую и неприятную фигуру его босса, который и заплатил мне за ограбление Рё. Спонсор множества экспедиций в зону искажений, любитель экзотических животных, весьма просвещенный мужчина с внушительной библиотекой — и самый нетерпеливый и нетерпимый кредитор из всех, кто был известен в районе от Новой Сативы до Хаира.

Шкуродёр.

Хотелось бы мне сказать вам, что это метафора, но Шкуродёр действительно снимал шкуры с тех, кто не вернул ему деньги или как-то его подвел. Он обрабатывал их у личного таксидермиста и вешал в шкаф, словно запасные сюртуки. Он их не использовал, но иногда любил показать оригинальную коллекцию тем, кто просил его покровительства или денежных вливаний. Мне он ее тоже показал, так что я был достаточно мотивирован и без напоминаний Липкого. На что не пойдешь, чтобы собрать на спокойную старость.

"Понимаешь, люди часто пытаются отговориться тем, что у них нет денег. Они надеются, что я буду ждать и позволю им заработать, только припугну. Но как же тогда принципы? Ведь мы с ними так не договаривались, правда? Они часто говорят, что единственное, что у них осталось, — это собственная шкура. Ну, вот я ее и забираю, ведь они все-таки мне должны. Все, что есть у мужчины в настоящее время, — это принципы, Вербовщик. Не будь принципов, цивилизация рухнет", — говорил он.

Ну, что тут скажешь. На мой взгляд, цивилизация рухнула, когда Шредер проводил свои эксперименты с искажениями, но Шкуродёру я этого не сообщил.

Словно описанного выше было недостаточно, он везде ходил вместе с двумя гигантскими белыми псами, натренированными на погоню и убийство, а молва убеждала, что в канализации особняка Шкуродёра жил плотоядный богомол, которому скармливали остатки тех, кто не успевал расплатиться. К счастью, он редко давал деньги, а еще реже у него их просили, так что богомол должен был сидеть на диете. Мне не хотелось с ним знакомиться, так что я убедил Липкого, что все идет по плану.

После рассказа об успехах Хайки на стезе превращения всего живого в черный пепел, которые я несколько приукрасил, он успокоился, кивнул и растворился в темноте переулка, оставив за собой приторный запах наркотического курева.

— Эта девчонка — настоящий огонь.

Кора усмехнулась и кивнула на вопящую что-то Хайки и Ястреба, который под ее шум собрался прикорнуть.

— Ты даже не представляешь, насколько права, — вздохнул я.

Вопреки моей просьбе купить ошейник, пока мы ходим по городу, Хайки героически отказалась. То ли ей не хотелось ударить в грязь лицом перед Ястребом Джеком, показывая успехи в дисциплине и самоконтроле, то ли она и впрямь уверилась, что теперь сможет вести себя прилично и не устраивать поджоги из-за того, что ей продали вчерашнюю похлебку или черствый хлеб. Молодые люди очень оптимистичны.

В Балхе вспыльчивость пиро могла стоить городу кучи кварталов, но надо сказать, в отличие от Стилпорта здесь пожары воспринимались философски. У ног гигантских будд все воспринималось преходящим и люди ни о чем не жалели дольше часа. Во время войн банд Балх сжигали не раз и не два, оставляя только каменные постройки, которых тут осталось немного, но караванщики приезжали с новыми шатрами, город опять оживал. В изменчивости Балха и впрямь был какой-то дзен.

Кора кивнула и мягко улыбнулась.

— Ты в порядке, Вербовщик? Выглядишь вымотавшимся. Может, вам отдохнуть у меня, чтобы не привлекать лишнего внимания на постоялых дворах?

Щедрое предложение, которым отчаянно хотелось воспользоваться. Ступни горели, словно их отбили и поджарили, а уж про следы от пружин Хайки на своей заднице и говорить не стоит. Помыться я бы тоже не отказался, но снова вспомнил Шкуродёра и его плотоядного богомола — и помотал головой. Пора было действовать.

— Кора, сейчас лучше тебе держаться подальше от моих дел, поверь. Но я обязательно воспользуюсь этим предложением в следующий раз.

— Надеюсь, он будет, сладкий, — посмеялась она. — Слишком уж у тебя серьезное лицо. Да и заплатить за твоих друзей придется, так что буду ждать.

— Эти городские сумасшедшие мне не друзья.

Кора рассмеялась еще сильнее. Мне нравился ее смех. Он как будто шел из самого нутра. Ни малейшего жеманства, она будто отпускала себя на волю — и смеялась, ничего не стесняясь и не боясь. Это был смех свободного, живущего своим трудом и не обязанного опасливо оглядываться по сторонам человека. Не помню, чтобы я так смеялся в последнее время.

Я повернулся к паре мутантов, чтобы узнать, на какую сумму они меня ограбили. Хайки надела броню, от которой устанет уже через пару часов, купила катану (зачем пиро катана, боже ты мой?) и несколько гранат. Ястреб Джек заменил старую винтовку на снайперку с высокоточной оптикой, купил пару глушителей электроники, а также сменил темную одежду на светлые, легкие штаны и широкую рубашку-джуббу, которые предпочитают пустынники. Вылазка в пустыню прибавила беглецу ума. Также он обкрутил лицо ярко-синим лисамом[1], как делают караванщики, и это было умно, учитывая назначенную за него награду.

Я заставил пиро отдать броню Коре и решил купить оставшиеся припасы завтра — у меня не осталось сил расхаживать по Балху. Через полчаса, когда мы сидели в углу затрапезной чайханы для торговцев и набрасывались на жареные ребра и печеные клубни с луком, я вздохнул с облегчением.

— Завтра закупим еду и горючее и отправимся на разведку. Так как ты, слепой болван, угробил машину, придется решить вопрос с транспортом… После я подумаю, как соединить ваши способности, но для этого я должен знать, чего от тебя ожидать, Джек. Еще меня беспокоит возможная встреча с охотниками — твой приятель Зверолов вряд ли обнимет старину Чиллиза при встрече.

— Нам не нужна разведка, — вяло прогундел Джек. — Этот этап вполне можно пропустить.

Прежде, чем я резонно возразил, он закатил глаза и уронил ложку. Та покатилась по грязи, оставляя мокрый след.

— Что с ним такое…

Хайки ткнула его пальцем, но мужик явно отъехал. Лицо Ястреба Джека расслабилось, тело обмякло, будто он находился в полусне. Глаза странно подергивались.

— Может, совещается с духами предков? У нас был один шаман. Пообещал бензоманьякам, что сможет определить, где находится старая военная база, поговорив с умершим президентом Новой Сативы. Ну и…

За секунду до того, как я собрался ему врезать, чтобы привести в чувство, Ястреб Джек тряхнул головой и внимательно посмотрел на готовый к удару кулак. Разные глаза недовольно моргнули.

— Зверолова нет на подходе к Балху, так что можешь спать спокойно. Только запоздалый караван подходит с юга.

— Что ты сделал?

Хайки с локтями залезла на стол, вытаращившись на странного мужика.

— Да, мне тоже хотелось бы знать.

— Я вижу глазами птиц, — пожал плечами он. — Умею сосредоточиться, потерять собственное «я» окончательно — и временно будто переселиться в тела птиц. Поэтому меня и называют Ястреб Джек. Я могу вселиться в ястреба и лететь с ним через пустоши.

— Вот это да… — разинула рот пиро. — Видеть все сверху на несколько километров! Но очень смахивает на брехню. Никогда не слышала о таких мутантах. Ты ведь не врешь нам с Вербовщиком, а?

— Нет, это правда, — впервые, кажется, Джека удалось задеть. — Поэтому в пустошах никто не может поймать меня, если я не хочу. Я заранее знаю, кто приближается и откуда.

— Мне б твою самоуверенность, браток. В пустошах мало знать, откуда кто едет. Важно уметь выживать и заметать следы, а этого ты совершенно точно делать не научился. Может, ты еще и чревовещанием занимаешься? Сбежал из бродячего цирка? Лучше расскажи, как ты заворожил меня у "Харчей на славу". Со сколькими людьми ты можешь это делать? Каков радиус у твоей разведки? Насколько хорошо ты владеешь винтовкой?

Джек промолчал.

Будь я на его месте, тоже не стал бы выкладывать стратегическую информацию. Верить ему нельзя ни на йоту — кто знает, что мужик еще способен отколоть, а ведь чтобы сунуться к Рё, нужно абсолютное доверие в команде. Или хотя бы порядок. Все шло совершенно не так, как я себе представлял! Призрак шкафа Шкуродёра замаячил сильнее.

Белобрысая бестия разочарованно вздохнула и продолжила наседать на Джека.

— Ну что тебе стоит рассказать немного? Всем интересно! Между прочим, мы спасли твою жизнь. Если бы Вербовщик не вмешался, Зверолов уже отдал бы тебя тому, кто, — тут она понизила голос, — десять штук за тебя назначил.

— Всем интересно?

Джек горько усмехнулся.

— Это интересно мне.

Хайки смотрела на него с видом полной преданности и восторга, который уместно выглядел бы на детской мордашке. Ребячливость и полное непонимание чужих границ делали ее несносной. Большинство взрослых знает эту дистанцию между людьми, потому что познало последствия такой безалаберности на личном опыте, а она еще не повзрослела. Перед лицом подобной незамутненности Ястреб Джек немного оттаял.

— Что ты хочешь знать, chica?

— Я все хочу знать! Ты один из мастеров дзен? — она смотрела с такой надеждой, что отказать ей смог бы только бессердечный негодяй.

Ястреб Джек бессердечным не был, поэтому он просто издал нечленораздельный звук, который можно было трактовать, как угодно. Хайки просияла и скрестила под собой ноги, готовясь к допросу.

— Откуда ты пришел? Ты умеешь прояснять умы людей? Можешь научить быть спокойной, как холодный рассвет? Что ты любишь? Ты умеешь драться катаной?..

Вопросы сыпались из нее, как сушеный навоз из дырявого мешка.

Ястреб Джек опешил от такого напора. Хайки это умела — она сосредоточивалась на одном человеке, будто в мире существовал только он, а делая это, начинала устанавливать связь. Она ввинчивалась в человека, словно штопор в мягкую, крошащуюся пробку.

Джек поддавался — но скользил, увиливал, дурачил ее с неимоверной легкостью, создавал впечатление, что она добилась своего, но ответил лишь на пару незначительных вопросов. Они разговаривали, но ничего, что Хайки и без того не знала бы, он ей не выдал, а потом мутант сослался на усталость и завершил разговор. Шум Балха поутих, город готовился ко сну.

— Когда мы закончим с Рё, я отправляюсь с тобой, Ястреб Джек.

Она встала из-за стола, потянулась, разминая затекшие плечи. Разрешений она ни у кого не спрашивала.

— Я научусь от тебя быть спокойной и незаметной, так что больше никто не посмеет просить меня надеть ошейник. И не забывай, что я умею зажигать костер, а в путешествиях это важно.

— Что? — мы с Джеком переглянулись.

Пиро не стала отвечать, погрузившись в непостижимый внутренний мир девушки-подростка, и под храп Джека я заснул, как бревно.

Глава 3, в которой желание помыться приводит к вступлению в культ, а белый мотылек исполняет эпический танец

Утро встретило гомоном и запахом свежих лепешек. Мы заснули прямо в чайхане — впрочем, для Балха это в порядке вещей. Каждый маленький стол обкладывался грязноватыми, но удобными подушками, так что разморенные едой, выпивкой и усталостью люди вполне могли и подремать. Попробовали бы вы такое провернуть в Новой Сативе! Вот за это я и любил Балх.

Я вышел наружу, подошел к канистре с водой и ополоснул лицо. Солнце уже начало подниматься над плато, и, задрав голову, можно было следить, как оно окрашивает лица безмолвных божеств. Несмотря на вчерашнюю тряску в тарантасе Хайки я ощущал себя довольно бодрым.

— Ох, черт… — сама пиро находилась в противоположном настроении.

Она пробрела мимо курящих караванщиков, еле разлепив глаза-щелочки, и со вздохом опустила голову в канистру. Пиро не была жаворонком.

— Как спать хочется-а… — промычала она. — Не знаю, как ты, но я никуда не двинусь, пока не помоюсь как следует. Мне кажется, у меня все липкое. И ладони, и спина, и даже ноги. А еще меня изгрыз какой-то клоп. Плюс вы оба изрядно пованиваете.

— Это влетит в копеечку, — решил немного поиздеваться я. — Дорогое это удовольствие — ванны в пустыне.

Пиро начала негодовать и в процессе приободрилась.

Ястреб Джек потянулся, разглядывая проезжающих мимо верблюдов. Некоторые торговцы предпочитали ненадежным механизмам проверенных веками животных, так что зверей в Балхе хватало. Разноцветные фонари начали тускнеть перед лучами жадного пустынного солнца. Город стремительно оживал. Перекрикивались, загружая товары, торговцы, сонно тащились после ночной попойки охранники, носились дети, отщипывая по куску свежей булки то тут, то там.

— Ты что, мыться не собираешься?

Хайки недовольно взглянула на проспавшего всю ночь в шарфе Ястреба Джека. Он не слишком обильно прыснул в глаза воды и повернулся ко мне:

— Я бы хотел выпить фрайха. Пока вещи видятся очень мутными.

Было часов семь утра, но в Балхе встают рано, такие традиции. Чайхана уже снова забурлила приезжими и уезжающими. Мы заказали три кружки фрайха — темного, горячего и горького заменителя кофе, который в оригинале можно найти разве что в Сативе, в смеси с бодрящим привкусом бадьяна и перца. Даже если ты находился в коме, фрайх как следует вставлял и приводил жизнь в порядок.

Хайки все равно казалась мрачноватой, а вот Ястреб Джек после половины кружки повеселел и начал распространять атмосферу обыденности, удовлетворенности и добродушного разгильдяйства.

Пиро зевнула:

— Как тебе удается так быстро просыпаться, мастер дзен?

— Подумай о чем-нибудь, что тебе нравится. О чем-то, что ждет тебя этим днем, и к чему стоит стремиться.

Я едва не застонал — вот ведь чушь. Скажу больше: если бы такое посоветовали мне, я бы посмеялся над плохой игрой в мудрого негра, однако Хайки прикинула что-то и посветлела. Что бы ни сказал мужик с разными глазами, пиро обнаруживала там для себя полезные инструкции. Не припомню, чтобы она так тщательно внимала мне, но я и не сулил ей возможность перестать жечь все подряд. Пока они болтали, я решил потратить время с пользой и прикинул план дальнейших действий.

Судя по тому, что слили разные и не связанные между собой информаторы, таблички Шкуродёра находились на главном складе Рё, расположенном в большом старом ангаре. Было несколько способов попасть туда: представиться покупателем (но тогда от тебя ни на шаг не отойдут да еще и придется тратить деньги), взять механиндзя неожиданной атакой (невозможно), стать одним из них и попытаться пробраться на склад (нет времени), прокрасться незаметно (труднодостижимо, если ты не невидимка). Все эти и еще с десяток других бесполезных вариантов я отмел.

Зачем усложнять задачу, изображая вора, если для вербовщика открыты все двери? Все хотят подзаработать, так что впустят меня в открытые ворота. Остается только занять механиндзя во время нашего визита чем-то достаточно важным, чтобы они позабыли о таких незначительных посетителях, и вот об этом я уже позаботился.

Многие из нас жестко планируют, чтобы не попасть впросак, но главное в работе вербовщика — понимать, что все обязательно пойдет не по плану, как бы ты ни расстарался, и уметь оседлать волну. Ограбления гладкими не бывают. У меня собралась небольшая команда из весьма мощных, но совершенно асоциальных мутантов, так что я хотел для начала, ну, знаете… размяться, сыграть пару аккордов. Сделать что-нибудь вместе.

— Присоединяйтесь к нам, братья! — вкрадчиво произнес кто-то прямо на ухо. — Вижу, что вы прошли большой жизненный путь — и теперь настала пора послужить на благо общего дела. Пустоши готовы измениться.

Я поднял глаза и увидел старушку в широких белых рубахе и юбке. Бабка с улыбкой протягивала листовку с изображением большого мотылька. Определив в ней очередного вестника спасения за чужие деньги, я резко поскучнел. В Балхе разных религиозных течений видимо-невидимо, так что конкуренция заставляла проповедников попотеть. Каждый зарабатывает, как может.

— Не интересует.

— Сначала люди часто отталкивают знание. Но если вы передумаете, то обряд омовения присоединившихся к семье Белого мотылька пройдет в девять утра в храме с белым куполом. Вы его не пропустите — свет на нем так и горит! — не обиделась старушка.

— Эй, погоди-ка, нира[4]! — встрепенулась Хайки. — Ты сказала — омовение? Я правильно тебя услышала?

— Все верно, — старушка обрадовалась внезапному энтузиазму. — Так я и сказала. Древний уважаемый обряд! Все принявшие нашу веру погружаются в бассейн, где оставляют былые заблуждения и боль.

— Да валите уже отсюда! Дайте выпить спокойно!

Караванщик по соседству тоже не был в восторге от сектантов.

— Звучит интригующе, — Ястреб Джек добил свой фрайх. — Мне кажется, за годы странствий у меня накопилась куча боли и заблуждений. А чего требует ваш культ?

— Мы — посланцы мира. Мы считаем, что пустошам нужно больше сотрудничества и милосердия. Пыль с крыльев Великого Мотылька приносит добро и радость.

— Что ж, нира, — хмыкнула Хайки. — Мы подумаем над твоим предложением. Нам пригодится и то, и другое.

Когда старушка вышла, пиро начала многозначительно лыбиться. Ястреб Джек закурил:

— Если у этих святош — ты что-нибудь о них знаешь, кстати? — есть куча халявной воды, я бы туда наведался. Я нормально не мылся уже с месяц.

— Понятия не имею, что за Белый Мотылек, — я пожал плечами. — Ты хотя бы представляешь, сколько в Балхе религий или чего-то похожего? Здесь миллион стационарных и передвижных точек культистов всех мастей. Все культы малочисленные, но дико настырные. Я думал, они повымрут, но оказывается, есть куча народа, которым нравится совершать обряды. Это приносит в их жизнь иллюзию порядка.

— Еще интересно, почему они так любят белый, — встряла Хайки. — Я знаю культ Белого глаза, культистов белого песка, которые ждут, когда мир опутает белый осьминог, школу Белой Сакуры, Белую руку…

— Белый крест? — припомнил Ястреб Джек.

— Точно! А еще Союз Белых рыцарей, Белое кольцо благочестия, культ Белой Богини…

— Это потому что ты старый.

Хайки захихикала.

— Раз так, то я жду больше уважения. И просто для протокола — вы оба сбрендили, — с наносным недовольством сказал я, но в глубине души уже поддался.

Никогда не могу устоять перед идеей, о которой потом можно разглагольствовать в компании за пивом. Нет ничего лучше для проверки отряда, чем маленькая авантюра. Уж поверьте профессионалу.

— Ты, конечно, прав. Можно ограничиться и бочкой…

— У нас же есть мастер дзен. С нами просто не может ничего случиться!

— Ты несколько преувеличиваешь мои способности, — Ястреб Джек снова обмотался лисамом по самые глаза, но было заметно, что он польщен. — Не стоит делать ставку на человека, которого не знаешь. Но я удивлен, что ты собралась стать членом неизвестного культа для того, чтобы на халяву помыться.

— Вот уж точно отвага, достойная лучшего применения.

— Так ты с нами или нет? — я как-то пропустил момент, когда Хайки образовала команду с Ястребом Джеком и начала говорить «мы». — Можно поспрашивать народ, что за Белый Мотылек такой, если ты напуган. Но знай — без омовения я и шагу не сделаю в сторону механиндзя. Там же будет Рё!

Это многое объясняло. Проклятые подростки! Я совсем забыл, как Хайки трепетно относится к Рё и какое место в ее внутреннем мире тот занимает. Впрочем, легендарный мечник представлял интерес для любого исследователя, и мне самому было любопытно, как он себя поведет.

Механиндзя в пустошах, где можно найти и каннибалов, и рисковых бензоманьяков, и валькирий-фермеров, и телепатов, слетевших с катушек, далеко не самый экзотический клан. Однако, если я назову подопечных Рё одним из самых живописных сообществ, то точно не совру. Они отдаленно похожи на самурайскую конницу, только вместо коней у них — мотоциклы, чтобы было удобнее носиться по пустошам и нагонять страх на тех, кто рискнул стать их врагами.

Механиндзя по-хорошему традиционны и одновременно дико непривычны. Они практикуют боевые искусства, предпочитают драться мечами, а не пулями, и всячески вынуждают к этому противника. Также они отвечают за то, чтобы создание качественной стали не пришло в упадок. Рё — владелец одной из самых красивых и убийственных коллекций холодного оружия в пустошах, еще он часто поддерживает тех, кто делает стоящие клинки. Раз в год он вывозит коллекцию в Хаир, чтобы обычные люди тоже могли насладиться зрелищем. Также он проводит два турнира с впечатляющими призами, на которые съезжаются бойцы со всей округи, так что кроме стремления драться у Рё есть и навыки настоящего лидера, распространяющего свое культурное влияние.

Но это с одной стороны. С другой стороны, Рё характеризовали как крайне холодного типа, полностью зацикленного на своей философии. С некоторыми людьми такое бывает — они компенсируют нежелание или неумение общаться полным погружением в выморочные идеи, а когда ты зациклен на долге и дисциплине, это происходит еще быстрее.

Судя по слухам, Рё находил огромное удовольствие в отторжении простых человеческих слабостей, что крайне извилистым путем привело его к обожанию механизмов. Если для его дзенских предшественников идеалом являлось созерцание и единение с природой, то для Рё его лучшими друзьями стали железяки. Сам он, если верить пьянчугам в кабаках, окончательно превратился в полумеханического ниндзя.

Но я слухам обычно не верю — люди любят языками почесать, дай только волю. Может, он обычный фанат ретро-барахла или очередной мутант. Факт в том, что определенные странности у Рё были.

Он редко появлялся в независимых городках пустошей, но когда это происходило, народа собиралось море. Уж что-что, а производить впечатление эти мечники умели. Механиндзя искали детей, которые готовы полностью посвятить жизнь клану, и забирали желающих, чтобы чертову тучу времени обучать их своим практикам. Не прошедших обучение просто выгоняли в пустыню, дав бутылку с водой. Пол новобранцев значения не имел, но взрослыми они не интересовались — те не были способны овладеть тонкостями боя, слишком уж закостенелые.

Заказы на убийство они тоже принимали, но стоило это недешево, так что в обычных разборках головорезов механиндзя не участвовали. Если бы у Рё были завоевательные амбиции, я б не позавидовал ни Стилпорту, ни окружающим городам, но его совершенно не заботила власть над обычными людьми.

В общем, Рё был легендой. Тем самым парнем, о котором молодые пацаны рассказывают истории, пуская слюнку и мечтая когда-нибудь стать такими же. Для Хайки Рё являлся воплощением боевого идеала — холодный, предельно целеустремленный, убийственный и стремительный. Все, чего в ней самой не наблюдалось, у Рё — если верить рассказам — обнаруживалось с избытком. Но ее привлекало даже не это. Больше всего Хайки нравилось, что он глава школы боевых искусств. Если в голове пиро существовала градация мужчин, то такие люди занимали первые места.

По пути в храм я задал несколько вопросов прохожим, но если они и знали что-то о загадочном культе, то предпочли 1) пожать плечами, 2) сплюнуть, 3) хихикнуть, 4) промычать "ну…этта…", 5) сказать, что поклоняться мотыльку, — это не для мужика. Так что, когда мы втроем оказались перед входом в здание, буквально источавшее безмятежность, данных о том, чего стоит ожидать, не было никаких. Хайки задрала голову, разглядывая белые стены.

Купол неизвестного белого храма сиял, выложенный прекрасно отшлифованными плитками. Кроме этого не оказалось никаких опознавательных знаков или указаний на то, для чего изначально выстроили здание. Похоже, кто-то использовал развалины старых святилищ Балха, чтобы достроить это великолепное сооружение.

В убежище культистов вела одна-единственная дверь со схематичным изображением белого мотылька. В ней вырезали крохотное окошко, хотя такие предосторожности казались очень старомодными во времена, когда дверь можно запросто вынести с помощью телекинеза.

Пиро постучала и слилась, подтолкнув Ястреба Джека вперед.

— Что надо?

— Нас пригласила сюда милая старая женщина, — бесцветно ответил разноглазый гипнотизер. — Она сказала, что в девять будет церемония для желающих присоединиться. Разделить, так сказать, ваши ценности.

— О-о-о-о! — чтобы передать удовольствие, прозвучавшее в голосе невидимого собеседника, потребовалось бы целое сочинение. — Добро пожаловать, неофиты! Но только нужно будет сдать все ваше оружие во-он в тот ящик.

Из стены, заставив пиро вздрогнуть, выдвинулась плита, за которой зияла довольно приличная дыра.

— Надеюсь, оружие вы вернете, — Ястреб Джек пробежал пальцами по новой винтовке. — Что послужит гарантиями?

— Если вы сопрете мою катану, вам конец! — прошипела Хайки.

— Мы не крадем. И также мы не угрожаем. Только любовь, знания и самопожертвование!

Я сложил оружие в отверстие и повернулся к мутантам:

— Как-то мне не понравилась эта ремарка про самопожертвование…

Те пожали плечами, и через несколько минут мы вошли внутрь.

Открывший нам рябой паренек был в полном восторге — судя по всему, новички сюда приходили реже, чем ему бы хотелось. Внутри оказалось тихо, прохладно и светло, мягко горели фонари. Кто бы ни строил это здание, он не поскупился на мастеров — резные решетки, мозаика из белого и голубого камня, красивый гладкий пол, на котором разворачивались диковинные узоры. Слышался тихий смех и плеск воды.

— Смотри, смотри…

Хайки схватила меня за плечо. Через коридор летел огромный белый мотылек размером с мою ладонь. Он сел на макушку пиро, и она заверещала что-то, полное удовольствия. На мой взгляд, выглядел он жутковато.

— Какая лохматая у него голова, — удивленно произнес Ястреб Джек.

— О-о-о-о! Это прекрасный знак, друзья мои! Они не так доверчивы, как может показаться с первого взгляда.

— Вы поклоняетесь бабочкам? — поморщился я. — Как-то это… не впечатляет.

— Конечно, нет, — привратник жестом предложил нам последовать вперед. — Мы не поклоняемся никому. Мотыльки — это лишь метафора того, как хрупка и недолговечна жизнь. Все в пустошах делятся на две части, друзья мои, — армия созидателей и армия разрушителей. Для того, чтобы мир развивался, нужны обе, но армия созидателей всегда должна быть сильнее. Мы не единственные обитаем в пустошах, так что расположение этих хрупких существ служит наглядным напоминанием.

— Я точно принадлежу к армии разрушителей, — заявила Хайки, осторожно ступая, чтобы мотылек не улетел.

Зуб даю, маленькое белое чудовище пило ее пот своим скрученным хоботком. Ястреб Джек вопреки безыскусному равнодушию, которое демонстрировал до этого, заинтересовался и разглядывал мозаику по бокам коридора.

Я все никак не мог понять, как ему удается иметь лицо, соединяющее в себе типичные черты простых работяг и оттого моментально растворяющееся в памяти. В историях погонь часто встречается такой незаметный свидетель — строитель, столяр или просто подсобный рабочий, который выдает ответ, куда побежал преследуемый, а потом сразу испаряется и из истории, и из головы. Отвернулся — и забыл.

При этом, когда я всматривался, то понимал, что лицо у Джека запоминающееся — крупный нос, слегка косящий глаз, разная зелень в каждой из радужек, делающая взгляд необычным, постоянная полуулыбка вместо угрюмых складок на лицах большинства мужиков пустошей. И это не говоря о том, что он то казался неприметным, замкнутым, почти жалким, а то вдруг обретал уверенность — и совершенно менялся, отмачивая свои штучки.

Интересный тип этот Ястреб Джек… Джек-колдун. Хотелось бы мне исчерпывающе знать, что он умеет, и много ли таких в пустошах. Не в курсе моих размышлений, Джек стащил потный шарф с лица и радовался непривычной в Балхе прохладе.

— Так где, ты говорил, проходит омовение?

Зал, в который мы вскоре попали, сделал бы честь настоящему замку — купол казался недосягаемо высоким и был увит голубыми цветами, издающими приятный свежий запах, кое-где в крупных горшках даже рос небольшой кустарник. Везде порхали такие же белые мотыльки как тот, что оккупировал голову Хайки. Может, мне показалось, но я заметил между листьев песчаного тушканчика. Он посверкивал темными бусинами глаз.

Сверху, разбитый сетчатым потолком на мелкие квадраты, падал свет, отчего казалось, что ты находишься в саду. Обстановка выглядела донельзя мирно — и при этом я не замечал никаких вещей, свойственных культам, никакой атрибутики, статуй, картин, алтарей. Скептик во мне закурил трубку и начал перечислять длинный список подозрительного. Мы обогнули небольшой искусственный пруд, где цвели лотосы, — розово-белые, покрытые тонкими прожилками цвета. Это место создавалось для отдыха и размышлений, и я почувствовал себя лишним.

— Проходите, друзья!

Мы вошли в широкую купальню, на дне которой маленькими разноцветными плитками кропотливо выложили рисунки разнообразных животных — джейран, верблюд, песчаный заяц, суслик. Старательный и спокойный труд чувствовался во всем, что находилось внутри храма, в каждой вещи или элементе строения скрывалась масса вдумчивой, неторопливой работы.

Кроме нас в купальне оказалось пять человек мужчин и женщин, внимавших словам чернокожего проповедника. Нас заставили раздеться и обкрутиться свежими простынями, затем культист представился как Вос и прочитал речь, которую никто толком не понял. Он говорил о том, что искажения меняют правила, по которым живет наш мир, а потому мы обязаны прислушиваться к остальным живым существам и защищать их.

Дзенцы тоже любят поговорить о благоденствии живых существ, но говорить-то говорят, а больше концентрируются на улучшении воинского мастерства.

— Тут что-то не так, — прошептал мне Ястреб Джек. — Я как будто вижу самого себя… Как будто кто-то выстраивает картинку.

— Что?

Но он не уточнил, продолжая шевелить бровями, что выдавало глубокую внутреннюю жизнь.

На мой вкус, все пока выглядело безобидно, хотя я не понимал, на какие шиши эти миролюбивые ребята отстроили такие хоромы посреди пустошей, полных желающих ограбить ближнего своего. Несколько служителей расселись по периметру купальни и начали выстукивать сложный, увлекательный ритм на маленьких и звонких барабанах. В отличие от медитативных, погружающих в дремоту мантр, которые я как-то слышал у караванщиков, этот стук был невероятно энергичным и подталкивал двигаться.

— Вы все — опасные люди, пришедшие сюда по разным причинам, — провозгласил Вос и улыбнулся, будто собрать вместе опасных людей — все равно что пригласить родных на ужин. — Но у каждого опасного человека бывает момент, когда ему надоедает однообразие драк и перестрелок. Он задумывается, не стоит ли принести хоть немного пользы миру. Сейчас — как раз такой момент.

Вот тут он меня подловил. Прежде, чем кто-то успел выказать сарказм или уважение к проницательности проповедника, отовсюду — со стен, с кустов, с потолка — белой вьюгой начали опускаться мотыльки. Они медленно и завораживающе кружили вокруг нас и сбрасывали с крыльев по толике светящейся пыльцы. Мы будто стояли под волшебным сиянием.

Остальные «прихожане» начали тянуть к мотылькам руки, довольно покачиваясь под звонкие барабаны. Что могло заставить взрослых людей вести себя, словно бестолковые дети? Мы, вроде, ничего не пили и не ели…

И тут пыльца достигла и меня, принося смесь восторга и освежающей жизнерадостности, которой я в последнее время не славился. Мир будто отмыли — и он засверкал, засветился, окрасился теплыми и приятными красками. Будущеестало представляться интригующим и интересным, а все проблемы — преодолимыми.

Ястреб Джек что-то говорил, заражая нелепой жизнерадостной ухмылкой, Хайки скакала и плескалась, будто молодой джейран. Белые бабочки кружили вокруг нас, не опасаясь прикосновения. Я опять заметил скрывающегося в траве тушкана, и тот явно знал что-то важное, будто находился там неспроста. Всем, даже упитанным крысам Балха, было, что мне поведать. Я ощущал их присутствие рядом.

— Мы запускаем время заново, — сказал проповедник Вос и окунул нас с Хайки в полностью покрытые серебристой пылью воды.

Я открыл глаза под водой, не испытывая ни малейшего желания выбираться из играющей солнечными лучами купальни. Маленькие рыбы, плавающие между стеблями лотосов, пролетающая над изрешеченной крышей птица, пустыня, полная скрытой жизни, — все это звучало, соединялось со мной. Я ощущал себя большим, будто составленным из всех живых существ разом.

Хайки загорелась от силы переживаний, но вода тут же потушила огонь. На секунду мне показалось, что она окружена алым коконом, и я отвлекся на мысль, способна ли пиро полыхать под водой, но тени мотыльков над поверхностью купальни опять увели в сторону. Я был уверен, что могу с ними поладить, и, что самое странное, мне есть, чем поделиться. Их интерес приятно щекотал эго. Только я открыл рот, чтобы рассказать им все, как вынырнул из захватывающего единения со всеми зверями подряд на воздух.

Время опять запустилось. Прохлада мягкой, расслабляющей воды, пахнущей цветами, охватывала тело. Я перестал ощущать свой вес и боль в ногах так же, как потерял и настороженность. Ястреб Джек нырял и фыркал, как собака.

— У вас мыло есть?

Эффект от пыли постепенно пропадал, и я уставился на Хайки.

— Мы воспринимаем очищение метафорически, — поднял бровь Вос.

— Ну… Мне сложно воспринимать метафоры. Так что мне нужна практическая помощь.

— За эту пыль на рынке отвалят тысячи и тысячи, — задумчиво протянул Ястреб Джек.

— Именно поэтому нам нужны защитники. Но это место непросто найти, поверь, — усмехнулся Вос и кинул пиро мыльный корень. — Пыль — это маленький дар от наших друзей, не более. Внутреннее просветление дает гораздо больший эффект.

— Я чуть не поджарила ваших рыбок, — виновато поделилась пиро.

Некоторое время мы мокли в купальне, глядя на порхающих наверху мотыльков и лучи света. Говорить не хотелось, хотя вопросов возникало много. Люди поскидывали мокрые простыни, но даже разглядывать их не тянуло; я не ощущал разницы между телами женщин и телами пумы или пустынной ящерицы. Чем мы отличаемся от колоний птиц и почему наша жизнь важнее жизни рыбы?

Я помотал головой, вспомнил про Шкуродёра и вылез из бассейна, отсвечивая голой задницей.

— Теперь пойдемте, он хочет вас увидеть.

Вос протянул нам свежие простыни взамен промокших.

— Он?

— Пустоши перестали принадлежать только людям. Появляются новые разумные племена, — уклончиво ответил культист. — Некоторые живые существа получают разум и новые способности, как мутанты у людей, а люди вдруг начинают понимать животных. Если бы вы знали, сколько всего происходит в округе!.. В пустыне все идет кувырком, и вы тут для того, чтобы стать частью изменений.

Ну, у меня было альтернативное мнение на счет того, зачем я тут, однако мы покорно последовали за черным умником в плохо освещенный зал, также заполненный зеленью и приятным сквозняком. Что бы он ни задумал, мы задолжали культистам за божественную пыль.

Зал походил на большой горшок, расширяющийся внизу, — наверху своеобразной кубышки сияло солнце, а у подножия царили сумерки, усугубленные плющами и мелкими деревьями. Приятный, влажный полумрак. Посередине находилось небольшое возвышение, к которому вели ступени, — словно площадь для выступлений.

"Приветствую вас, разрушители", — ворвалось в мою голову.

— Какого…

— Охренеть…

— Что за…

У нас троих отвисла челюсть.

Помните, я назвал мотылька, севшего на голову Хайки, огромным? Что ж, я беру свои слова назад. Глядя на чудовище перед собой, мне пришлось значительно пересмотреть свое понимание большого. Заросли раздвинулись — и из них выполз гигантский белый мотылек, существовать которому однозначно запрещали законы физики. Создание искажений! Я опешил.

По размерам он превосходил нас с Джеком, а гордо изогнутые лохматые антенны-усища делали его еще больше. Облик насекомого был величественен: покрытые белым пухом большие лапки, полностью черные овальные глазища, серебристые крылья, припорошенные тем же странным порошком, что и у его маленьких собратьев. Стоит ли говорить, что мы проглотили все слова, что у нас были, разглядывая его.

— Этого не может происходить, — Ястреб Джек собрался с мыслями и потер виски. — Творящемуся в пустошах безумию есть границы. Здесь же не зона искажения! Мы же в Балхе.

Хайки продолжала молчать, распахнув глаза на максимум возможного. Ее светлые волосы перестали липнуть к голове и снова обрели блеск, а кожа оказалась не такой уж и темной, как я думал раньше. Мозг усердно отмечал не относящиеся к делу детали внешности девушки, стараясь не думать о возвышающейся над ними серьезной мордочке огромного насекомого. Мотылек нетерпеливо пошевелил мохнатыми лапами.

"Я действительно создание искажений, как и двое из вас, — он говорил, но его хоботок? жвалы? рот? не шевелились, так что голос раздавался прямо в головах. — Надеюсь, мои друзья были к вам добры. Сейчас я ищу разрушителей, которые смогут встать на защиту мира, где каждый будет заниматься своим делом и не лезть в дела других".

— Ха! Вот ты идеалист, — не удержался от усмешки я. — Люди всегда лезут в дела других, браток. И троице бродяг, даже если среди них мутанты, этого не изменить.

Странно было говорить "браток" огромной, покрытой белым пухом голове.

Мотылек слегка присел на четырех передних лапках, будто прислушивался. Жутко хотелось его потрогать, но я не рисковал хватать насекомое, которое было значительно выше меня ростом. Я видел чудо или кошмар, никак не мог решить, но ощущение оказалось потрясающим. Он молчал и таращился черными глазами с блюдца размером, легонько переминаясь.

— И что от нас требуется? — до странного покладисто поинтересовался Джек Ястреб. — Мне понравился ваш порошок.

"Пыльца породнила нас, разрушители. Теперь вы станете более чувствительны к жизни других и сможете замечать похожих на меня и не похожих на вас. Если они или мои последователи попадут в беду или попросят о помощи, помогите им в обмен на наше сегодняшнее гостеприимство. Я не ожидаю, что вы присоединитесь к семье, но, возможно, вам захочется ее защитить, чтобы было, куда возвратиться".

— И много «разрушителей» тебе удалось завербовать? — смешно, но меня это несколько задело.

«Не так много, как хотелось бы. Я не очень хорошо понимаю людей. Но мне помогают последователи, способные чувствовать намерения других. Они знают, кого стоит приглашать, а кого лучше избегать. К сожалению, они слишком миролюбивы, поэтому для некоторых дел нужны разрушители вроде вас».

— А что, если мы не согласимся? Ты откусишь нам голову, amigo[5]?

Я аж вздрогнул, потому что Ястреб Джек озвучил мои тайные сомнения.

Кусать мотыльку, как бы велик он ни был, нечем, но долгое нахождение в пустошах, тронутых искажениями, приучило меня к тому, что зубы у мутантов могут оказаться, где угодно. Картина, в которой симпатичный гигант хватает людей и по очереди отрывает им головы, плотно захватила сознание и разрушила гармонию. Мотылек снова потоптался, содрогая ветки цветущих кустов.

"Вы можете просто уйти. Ваши неприятные мысли — следствие образа жизни, заполненного предательством, страхом и насилием. От всего этого можно освободиться. А теперь, чтобы забыть эти ужасные вещи, я станцую танец".

Мотылек вытянулся на пушистых лапах, начав притоптывать и неловко кружиться. Он выглядел очень сосредоточенным и методичным, осторожно переставляя лапы и поворачивая тело, размахивал пучком передних ног, приседал и покачивался, как будто хотел утрамбовать площадку. Потом он распахнул крылья, обдав все вокруг порывом ветра, и… вы, конечно, можете сказать, что я вру, но следующее, что мы трое увидели — это небольшой, залитый солнцем пыльный дворик. Мы стояли посередине, обкрученные свежими простынями.

Чахлая травка кое-как пробивалась из растрескавшейся от жары почвы. Наши пожитки и оружие лежали аккуратно сложенными у старенькой деревянной скамьи, отполированной поколениями задов.

— Я так и знал, что что-то тут не так! — раздосадованно сообщил Ястреб Джек.

— Да неужто? А мне-то казалось, что все происходящее совершенно нормально.

— Это было… Это… — тряхнула головой Хайки. — Куда делся храм?

Ястреб Джек закатил глаза, подтянув простыню повыше.

— Технически он все еще здесь. Все эти затрапезные домишки… Если их обвести по контуру, получится храм мотылька, и мы на его заднем дворе, вот только теперь мы его больше не видим. А птицы видят. Трюк телепатов… только они могут проворачивать такие вещи с мозгами, да и то постараться придется. Его последователи — телепаты.

Я зашел за большую старую бочку, перехваченную железными обручами, в которую лет сто не наливали воду. Все вокруг выглядело, как обычный жилой район Балха, — забытые богом дворики, склеенные из глиняных, каменных стен и тряпичных занавесей. Мир будто и не подозревал, что за дичь творится в этих дворах.

— Но мы же его раньше видели!

— У меня есть две версии, — сказал я, натягивая штаны. — Первая заключается в том, что близость к зоне искажения влияет не только на людей, из-за чего появляются странные мутанты вроде вас. Похоже, животные, насекомые, птицы, а может и растения тоже постепенно изменяются. Среди них тоже рождаются… мутанты. И я не удивлен, что телепаты к ним примкнули, ведь они терпеть не могут насилие. Ну, кроме некоторых психопатов…

— Хочешь сказать, этот танцующий Джо был настоящим? — не поверил Джек.

— И что есть растения-мутанты?

Пиро с большим подозрением оглядела чахлые кустки.

— Ну, вторая версия в том, что телепаты обнаружили вид галлюциногенных мотыльков, и с помощью порошка и небольшого внушения контролируют доверчивых людей. Так как они нас не обобрали, я не держу зла. Каждый зарабатывает, как может.

— Типа наркоторговцев, которые маскируются под культ и так строят сеть распространения?

— Ну да. Правда, на наркотик пыльца не была похожа. Скорее, стимулятор без побочных эффектов. Стой, есть еще третья версия — это какая-то течь из искажений. Помнишь, раньше этими дырами было все истыкано! Но… С тех пор же все устаканилось, вроде… Не понимаю.

Некоторое время мы одевались, выдавая более или менее разумные версии произошедшего. Пиро не присоединялась, но вскоре не выдержала, уперла руки в боки.

— Какие же вы старые, ворчливые задницы! Мы вымылись, видели удивительные вещи! А вы только и можете, что рассуждать, кто кого поработил и кто кого обманул. Просто признайте — это было здорово!

Хайки не на шутку закипела.

Выглядела она шикарно — юная разбойница пустошей, готовая вступиться за попавших в беду. Широкие штаны пустынников, хоть и знавали лучшие времена, обхватывали бедра под загорелым животом, а катана, болтающаяся сбоку от бедра, придавала дополнительный градус лихости. Ветер развевал начавшие подсыхать светлые пряди с одной стороны головы, и не хватало только полос краски на лице, чтобы записаться на гонки.

По моде молодняка Стилпорта пиро обматывала руки и торс кожаными ремнями, которые не несли никакого практического смысла, а просто надевались поверх рубахи или майки. Молодые мышцы, охваченные ремешками, напомнили мне о том, что пересекать пустоши становится все тяжелее. Очки Хайки натянула на голову, где они сверкали розовыми стеклами, а на шее вместо ошейника болталась черная маска с белыми щупальцами. Татуировки "Дисциплина" и "Самоконтроль" снова красовались с упертых в бока кулаков, так что пора было начинать волноваться.

Ястреб Джек очень удивился такому проявлению эмоций и пока не понял, как с ним совладать, но девчонка ему нравилась. Я пришел к выводу, что он откуда-то из Новой Сативы или даже из более отдаленных краев, т. к. местность не знал, к путешествию не подготовился плюс ни один из местных не скормит пожитки стилту. В действиях Ястреба слишком уж много было нездешнего, городского.

Но его историю я еще надеялся узнать, а вот то, что непосредственность Хайки его удивляла, было понятно и так. По его поведению можно было подумать, что последний раз он общался с людьми по душам очень давно, так что отвык. Неудивительно для человека, за которого хотят десять штук. Я б на его месте тоже поостерегся открывать душу.

— Да, это было здорово, chica, — немного подумав, согласился он. — И я бы посмотрел на растение-мутанта. У нас ничего не забрали и ни к чему нас не принудили.

— Ну так и я о том же.

— Мне понравилась их идея, что мутанты независимо от того, животные это, насекомые или люди, близки друг другу и должны создать новый мир вместо осколков. Правда, я не понял, как узнать нуждающихся в беде существ, если такие встретятся. Не бросаться же на помощь барану, которого пожарить хотят? Я люблю мясное рагу.

— Наверное, мы поймем, когда это случится. И если случится. Вдруг Чиллиз прав про галлюциногены. Чиллиз, я готова отправляться и надеюсь, у тебя есть план. Не хочу быть невежливой, но до этого твои лидерские качества не слишком проявлялись.

Глаза ее блестели предвкушением.

— Мне не терпится покончить с этим дурацким налетом и заняться обучением дзенскому спокойствию.

Ястреб Джек снова обмотался синим лоскутом шелка, чтобы его не узнали (или чтобы не дать Хайки увидеть выражение его лица), с удовольствием потянулся, затем повесил на плечо снайперку. Я подумал, что с учетом птичьей разведки он мог уничтожать преследователей одного за одним, засев в кустах, и по спине пробежал холодок.

Джек тоже ждал, что я скажу, но мутанты не понимали одного — хороший лидер не будет заставлять действовать по жесткому, суровому плану. Это путь подавления, который пестовался военными из Новой Сативы, но никак не путь человека, который собирает лучшие команды для самых разных дел. Правильное планирование больше похоже на музыку — надо отыскать правильный ритм. Хороший лидер дает вещам скользить, а людям — делать то, что они делают лучше всего и без него. Он просто направляет их в нужное русло, особенно если речь идет о комбинировании людей друг с другом.

Я надел шляпу и закурил. Не знаю, что уж было в пыли с крыльев мотыльков, но чувствовал я себя лучше, чем десять лет назад. Все казалось разрешимым.

Хороший вербовщик изучает всю информацию заранее, а с разглашением плана не торопится. Если погрузить людей в непростые обстоятельства раньше необходимого, они запросто могут и передумать. Главное в этом мире — не давать людям слишком много думать, это всегда приводит к проблемам. Если бы я поступал иначе, то не дожил бы до своих лет.

Пока мы прохлаждались в храме, основная часть механиндзя должна была отправиться за детьми в Тринс, небольшое поселение на севере пустошей. У Шкуродёра имелся свой человек в Мастерской, поэтому ближайшие планы Рё он изложил мне достаточно подробно. Если повезет, Рё в Мастерской вообще не будет. Но это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, — все-таки обычно он считал Тринс слишком скромной деревней, чтобы устраивать там полноценное представление.

— Я Вербовщик, и этим я известен. Даже если механиндзя ничего обо мне не знают, рисковать не имеет смысла. Поэтому мы открыто направимся к Мастерской, и я сообщу Рё, что ищу людей для набега на научный лагерь около Ачанки. Он назначит цену, которая покажется мне слишком высокой, но так как наступит вечер, мы попросим разрешения остаться на ночлег, чтобы не шляться по пустыне в темноте.

— А дальше? Максимум, что мы сможем спереть при таком раскладе, — это миску чипсов, — Ястреб Джек у нас — воплощенный скепсис. — Причем ты даже не объяснил, что именно нужно украсть, чтобы получить деньги.

Мы вышли из дворика и пошли в сторону стоянки, где пиро оставила железного монстра, который оставался единственным нашим средством передвижения.

— Напротив, — не согласился я. — С твоим присутствием в команде все должно пройти значительно проще. Я еще раздумываю, не стоит ли разместить тебя на холмах со снайперкой, но там ты запросто можешь сбежать. Лучше всего будет, если ты пойдешь с нами и заберешь таблички со склада втихую, воспользовавшись своим безотказным обаянием.

— Таблички?

— Но Рё нас увидит! Он будет знать! — возмутилась пиро. — А значит, он найдет нас на краю света и сделает из наших кишок серпантин. Не знаю, насколько хорош мастер дзен, но в том, что Рё нас не простит и запомнит наши лица навсегда, нет никаких сомнений. А это смертный приговор, и я на такое не подписывалась. Важно же не только украсть, но и сделать все так, чтобы это не привело к расплате. Твой план — полная дрянь, Чиллиз!

Она еще немного побушевала, Ястреб Джек кивнул, не готовый выдавать какие-то эмоции, но в целом разделяя мнение пиро.

— Да, в том случае, если Рё будет знать, что это мы обчистили склад, нам не поздоровится. Но если взять и увеличить количество подозреваемых на несколько десятков или добрую сотню, то бояться уже не нужно.

— Что ты задумал? — прищурилась Хайки. — Пора выложить карты, Чиллиз. Ты распинался про добычу, а в этом плане выигрыш свесьма скромен. Сомневаюсь, что мы получим обещанные 700 кредов.

Мы дошли до стоянки машин, я окинул их взглядом:

— Я подбросил бензоманьякам информацию о том, когда именно механиндзя отправляются в Тринс, и по отзывам эти сведения их весьма порадовали. Подкинул не лично, конечно. Я уверен, что они уже едут в сторону Мастерской, так что главное — не пропустить момент.

Джек присел у изгороди и закрыл глаза, будто решил подремать. Мимо промчалась ездовая ящерица, издававшая свирепый вопль. Нас окутало облаком пыли, в котором мелькнул зеленоватый хвост, а за ним пробежал отряд караванщиков.

— Ты хочешь воспользоваться хаосом, столкнув банды. Классический трюк. Еще ты, похоже, не собираешься больше никого нанимать, чтобы оставить гонорары себе. Прикидываю, сколько тебе отвалили за такую затею!

Хайки упростила, но да, идея заключалась именно в этом.

Я неплохо подготовил почву, но на месте придется импровизировать. Что касается количества людей, то два плохо предсказуемых мутанта значительно лучше трех или четырех таких же, хотя на первый взгляд кажется, что все наоборот. Вот к чему я не подготовился, так это к следующему заявлению:

— Я требую повышения зарплаты, Чиллиз.

— Это шантаж.

Мы оба изобразили предельную несговорчивость, но я уже понял, что придется прогнуться. Молодежь в наше время слишком наглеет. Бывали времена, когда за 700 кредитов продали бы мать родную.

— Бензоманьяки действительно на подходе, там внушительная экспедиция. Судя по скорости, одолеют расстояние до Мастерской ночью или утром. Правда, у механиндзя на многих точках расставлены часовые, так что сюрприза не получится. Бой запросто может завязаться вне Мастерской.

Вот это радиус! Заклинатель птиц не лгал, когда говорил про разведку. Интересно, как он выбирает, чьими глазами смотреть, и насколько далеко простирается его власть над птицами. Это почти как разведка со спутника, черт меня дери, такое дорогого стоит. Особенно учитывая, что спутникам давно каюк. Но еще будет время выяснить детали.

— Значит лучше поторапливаться, — усмехнулась Хайки. — Вот только сначала я жду подтверждения, что ты повысишь мой…

— Наш.

— …Наш с Ястребом гонорар до 1500 кредов каждому.

— Да вы озверели! Это очень много, Хайки. Я же твой друг.

Я придал лицу печальное выражение, и пиро дрогнула.

— Ладно, пусть будет 1000.

Пока мы собачились на тему денег, караванщики все-таки поймали ящерицу и накормили ее ведром яблок. Вопль сменился довольным урчанием. Выглядела она внушительно — чешуйчатое и стремительное создание, энергия так и хлестала. После еды ящерица пришла в лучшее расположение духа, чем прежде, потому что перестала кричать и начала любознательно засовывать свою морду в каждый из доступных шатров.

— Единственная проблема — это твой вездеход, Хайки. Для стремительного бегства трех человек с места преступления эта посудина совершенно не подходит. Я уверен, что ты могла бы построить что-то изумительное, но на это нет времени.

Пиро нахмурилась, но спорить не стала.

— Что есть, то есть.

— Это сделала ты? — поразился Джек Ястреб. — Могла бы поучиться в школе механиков в Сативе вместо того, чтобы шастать с одними бандитами и грабить других.

— Если бы они не хотели вскрыть мутантов для опытов, я бы так и поступила.

Каждое слово Хайки буквально сочилось ядом.

— Придется взять в аренду какое-нибудь корыто, — быстро проговорил я, чтобы не допустить очередного витка споров и размахиваний руками.

Мутанты согласились.

Мы потратили около часа на покупку припасов, воды, патронов и выбор машины, а потом выехали на плато, оставив позади статуи будд гостеприимного Балха. За руль в этот раз сел я — небывалое удовольствие избавиться от чумового стиля вождения, который показывала Хайки. Машинка видала лучшие времена, но была хорошо укреплена от налетов обычных грабителей, с миниганом на кабине и удобными, хоть и продавленными предыдущим владельцем, сиденьями. Никаких пружин, черт подери!

Хайки настаивала на грузовике с огнеметом и музыкальными колонками, но я счел это чересчур крикливым. Багажник тачки показался достаточно глубоким, так что кой-какая добыча влезет; главное — правильно выбрать. Но часть места пришлось занять топливом, потому что я не знал, в какую сторону придется убегать, а посреди пустыни бензин, как водится, не наливают.

Мастерская — так большинство местных называли поселение механиндзя — находилась в центре пустынного региона. По сути она была сплавом школы боевых искусств, склада приобретений Рё и автомастерских, где механиндзя чинили мотоциклы, тачки, роботов, оружие и прочее хозяйство общины. Периметр патрулировался мелкими, но зловредными дронами, кроме того механиндзя выставляли серию дозоров, чтобы сберечь свой покой и имущество. Это еще одна причина, по которой я решил идти в открытую.

Рё не приветствовал на своей территории чужаков, но информаторы Шкуродёра снабдили меня планами, которыми песчаный стилт не полакомился исключительно потому, что я собирался изучить их после обеда в "Харчах на славу" и взял с собой.

Отъехав немного, мы притормозили, и я разъяснил мутантам расположение основных зданий. Таблички, интересовавшие моего несговорчивого нанимателя, находились на основном складе ретро-вещей Рё, где он держал все, что казалось ему любопытным, но все же не настолько, чтобы этим всерьез заниматься. Три деревянные таблички с нанесенной на них серией символов (фото прилагались) лично для меня никакой ценности не представляли — то ли археологическая безделица, то ли шифр. Даже странно, что Шкуродёр рисковал испортить равновесие между бандами из-за таких блеклых вещей.

Пока мы ехали, я заставил Ястреба Джека, и Хайки заучить легенду на случай, если Рё спросит, кто мы такие и зачем появились. Вы, конечно, считаете, что в плане масса слабых мест, но на деле лишь одно могло привести нас к провалу. Меня чертовски беспокоила возможность встретить в окружении Рё телепатов.

Их часто нанимали, чтобы проверять намерения торговцев, наемников, любовниц, и против такого у нас защиты не нашлось. Я рассчитывал исключительно на то, что такие самодовольные маньяки контроля, как Рё, вряд ли захотят держать рядом человека, который может в любое время узнать, что у них в голове. Психопаты скрытны.

— Если у них есть телепат, нас вздернут.

Ястреб Джек как будто прочитал мои мысли.

— Ты сам случайно не телепат?

— Не. А то было бы интересно. Я бы узнал, кто твой заказчик, забрал у механиндзя таблички — и неплохо заработал бы.

— Лучше расскажи, почему за тебя десять штук назначили? — Хайки ткнула его в бок. — Это же немыслимые деньжищи! Ты отправил целый город под землю? Заставлял президента Новой Сативы показывать голую задницу на публике? Или, может, сбежал из научных бункеров, где из тебя пытались сделать суперсолдата?

— Ничего из вышеперечисленного, — уныловато ответил Ястреб Джек, пресекая дальнейшие расспросы. — Я совершенно обычный мужчина, рассказать нечего. У тебя наверняка жизнь была гораздо насыщенней.

— Как тебе это удается?

Джек открыл один глаз и хмыкнул:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, chica. Удается что?

— Я все время ощущаю, как мир горит. Это как скоростная магистраль из прошлых времен, мне показывали видео. Там все несется с ошеломляющей скоростью. Мне всегда чего-то хочется, постоянно что-то раздирает… А вот ты как будто ничего не хочешь, никуда не торопишься. Дед сказал бы, что это плохо — ничего не хотеть, но я вдруг могу остановиться и осмотреть мир медленно, как в заморозке. Все рядом с тобой становится предельно обыденным, и это… так непривычно! У меня никогда не бывает такой простой жизни.

По-моему, единственный полезный жизненный навык Ястреба Джека, который я видел до этого момента, — это способность засыпать, где попало. Видимо, он считал так же, поэтому закрыл глаз.

— Знаешь, Хайки, иногда в пустоте нет никаких загадок. Люди не притворяются, они просто такие и есть — совершенно обычные. Тебе быстро надоест стоять.

Я обогнул широкую трещину на дороге.

Бывает такая вещь — тебе говорят что-то, а ты не способен это принять, даже если звучит логично. В одно ухо влетает, в другое вылетает, но потом появляется человек, которого ты почему-то слышишь, даже если его слова остальным кажутся лишенными откровений.

Хайки сидела, сложив руки на коленях и подставляя лицо сквозняку. Было ли это способностью Джека успокаивать людей или способностью Хайки под каждым кустом находить загадки и знаки дзен, я не знаю, но заканчивался второй день нашего совместного путешествия — а ни один шатер в Балхе не превратился в пепел.

Вот это действительно было странно.

Глава 4, в которой Хайки теряет любовь, но обретает мотоцикл, а механиндзя и бензоманьяки сражаются

Солнце почти село за горизонт, а ночные песчанки завели пискливую песню, когда мы добрались до Мастерской. Ангары, в которых жили, тренировались и хранили свои пожитки механиндзя, обливали оранжево-песочные закатные лучи. Пустоши в преддверии сумерек заполнялись магией, ветерок пробегал по лицу, суля приключения. Все кажется более значительным, чем есть на самом деле, на закате — и кусты, и колея, и редкие крики пустынных птиц. Во всем можно было при желании прочитать знаки.

Часовые на холмах встретили нас настороженно, а я бы мог их и не заметить, если бы не Ястреб Джек. Сумеречные тени с клинками сопроводили нас вниз по холмам. Бесшумные и смертоносные, подручные Рё заставляли меня напрячься. В старых текстах японских воинов любили поэтизировать, но механиндзя, несмотря на тягу Рё к забытым эпосам, без сомнения были мясниками, способными отделить голову от туловища в один миг.

Мастерская поддалась не сразу. Сначала пришлось торчать в воротах перед древним роботом с противным, угрожающим голосом, который подошел бы для хитов с автотьюном. Затем я объяснялся о своих целях перед отрядом непробиваемых, загорелых дочерна мечников, на которых Хайки глазела, не скрывая восторга. После нас оставили ждать в потрепанном сарае с замаслеными деталями для мотоциклов, но рано или поздно желания сбываются — и вот мы трое стоим перед Рё, пока я излагаю легенду и уверяю его в том, как сильно нуждаюсь в паре наемных убийц высшего класса.

Рё принял нас в маленьком садике перед додзё[6], изображая отдыхающего азиатского феодала. Образу расчетливого военачальника сильно помогал безжалостный, сканирующий взгляд, но Хайки все равно растаяла. Рё весь был бело-золотым — от одежды до светлых волос — и использовал внешний вид как сообщение измызганным босякам и пыльным бродягам пустошей. «Я — король», — вот что говорил облик главаря механиндзя. У него было достаточно денег, силы и связей, чтобы раздобыть себе редкие в пустошах вещи.

В открытой пустыне таких пижонов встретишь едва ли — Рё облачился в широкие легкие хакама[7] и свободную белую рубаху, на бедрах висели два меча, словно на рисунках книг про боевые искусства. Я считал его более зрелым, но вблизи главе школы можно было дать лет тридцать пять — то ли медицина из городов, то ли тренировки скрадывали реальный возраст.

Обе его руки не были человеческими — высокотехнологичные импланты откуда-то с материка, значительно глубже Новой Сативы, наверняка и скелет модифицирован, так что встречаться с ним в бою бессмысленно. С высокой вероятностью клинки тоже дополнены — соединенный с имплантами процессор или еще какие фокусы, несмотря на декларируемый пуризм[8], пускающий пыль в глаза. Черные искусственные пальцы действительно производили впечатление, особенно на фоне тонкой ткани, где они выглядели особенно жестко и угрожающе. Сильный контраст.

— Приветствую в Мастерской.

Как я уже упомянул, Рё был блондином, и волосы неровными прядями падали до подбородка, словно мужик собрался сняться в рекламе борделя. По-моему, он воспринимал стиль слишком серьезно.

Черные глаза и сдержанное лицо завершали образ, причем в одном глазу точно находился имплант, дающий еле заметные блики внутри радужки. Хотелось бы знать, что он там насканировал, но я верил в свои способности лжеца, так что держался молодцом. Скосив глаза на Хайки, чтобы она чего не натворила, я обнаружил, что девчонка перестала замечать что-либо вокруг.

Ястреб Джек мялся с ноги на ногу и ковырял в носу.

— Я слышал, что твоих бойцов можно нанять. Нам как раз нужна помощь.

Я рассчитал все — и неплохо, но вот то, как нас встретит Рё, точно не знал. Он повел себя холодно, подозрительно и надменно, как типичный самовлюбленный царёк, которых в пустошах навалом. Каждый мелкий главарь клана считает, что он повелитель мира, не меньше.

Я видел столько выступлений и демонстраций самомнения в таком духе, что начинал скучать, когда это снова происходило, — все, как по нотам. Но я-то ладно, а вот девчонка-пиро с каждой фразой Рё начала оскорбляться. Тут ведь как — если ты не считаешь себя оскорбленным, тебя и не оскорбляли, а у Хайки очень низкий порог терпимости по отношению к ряду тем.

С того момента, как пиро увидела Рё, она стала системой наблюдения. Хайки сжала кулак с надписью "Дисциплина" так, что ногти впились в ладонь. Все кроме белой фигуры механиндзя побледнело и отправилось на второй план. Зрачки ее расширились, она поправила волосы раз пять и начала смотреть слегка исподлобья, будто надеялась на какое-то чудо. Жалкое зрелище.

— Значит, тебе нужны воины, — Рё осмотрел пиро так, словно прикидывал ее ценность. — Тогда ты должен знать, что мы не участвуем в простых разборках между бродягами. Что она умеет?

— Я же здесь стою.

— Что ты умеешь? — тон Рё был деловым и отстраненным. — Почему вербовщик шатается по пустошам с девчонкой вроде тебя? Ты мутант?

— Я могу поджечь Мастерскую, не моргнув глазом. И я не девчонка. Меня зовут Хайки.

— Угрожать людям при знакомстве — плохой способ расположить к себе, — Рё покачал головой. — Считай это бесплатным советом, Хайки. Где твой ошейник?

— Он мне не нужен. Я умею себя контролировать.

— Контролировать огонь? Что за чепуха.

Такой холодный прием совершенно обескуражил пиро. Она привыкла, что люди боялись поджигателей, смотрели на них, как на опасность, на нечто непостижимое, но Рё не был впечатлен. Не знаю, какой Хайки рисовала встречу с главой механиндзя в своем воображении, но пренебрежительных усмешек там точно не было.

Она растерялась.

— Пиро не могут всецело управлять своим огнем, — повторил Рё. — Прости, но это так.

— Она отлично справляется, — я смотреть на избиение младенцев дальше не мог и перенес внимание на себя. — Кроме того ты должен знать, что в массовом уничтожении никого лучше пиро нет. В Ачанке мне нужна атака по площади.

— Да, впечатляющая сила. Но это словно иметь вблизи постоянно загорающийся динамит. Никакой… — Рё прищурился, разглядывая надписи на кулаках пиро, — дисциплины и самоконтроля. Я потерял надежду обучить таких, как она, хотя и старался.

— Ты снова говоришь обо мне так, словно я ушла, — Хайки не искала пощады, это точно. — Вы и претендентов так встречаете?

Рё сцепил черные руки на груди. По сравнению с ним мы все выглядели, словно големы, едва умеющие переставлять свои корявые глиняные конечности.

— Ты не претендент, поэтому нет, я так общаюсь не со всеми. Только с наемниками, которые будут работать с моими людьми. Я забочусь о благополучии воинов Мастерской и своей репутации, поэтому задаю вопросы о мастерстве команды. В этом нет желания тебя огорчить. Вы мои гости.

Хайки чуть оттаяла, а потом подняла глаза:

— Почему ты считаешь, что пиро не могут быть хорошими воинами?

Рё счел вопрос стоящим и подарил белобрысой свое внимание. Наблюдать за ним было чертовски интересно. Я стал вербовщиком во многом потому, что мне нравилось сводить между собой непохожих людей и смотреть, что получится.

Главарь механиндзя двигался, будто механизм, отточивший свои действия до совершенства. Подвижная мимика Рё и подчеркивающая намерения смена поз позволяла ему передавать малейшие оттенки эмоций, но глаза оставались непроницаемыми. Нет, он перемещал взгляд с места на место, но в глазах не отражалось ровным счетом ничего. Жуткий тип был этот Рё.

— У тебя на поясе меч, — показал он. — Ты умеешь им пользоваться?

— Я… Я учусь этому.

— Так я и думал. Меч — это не украшение. Вам, мутантам, все достается просто — достаточно щелкнуть пальцем, поэтому вы не умеете вдумчиво трудиться. Десять тысяч кат позволяют в конце концов произвести убийственное движение. Такие, как ты, не способны на десять тысяч кат. Все, на чем вы держитесь, — импровизация, — голос Рё был безжалостен. — Вам все быстро наскучивает.

Импровизация — мощное оружие, но оно рискованно и редко срабатывает. Во всех остальных случаях исход импровизации — смерть. Настоящие воины не полагаются на случай, а оттачивают мастерство до полного автоматизма, пока оно не превращается в нечто неотделимое от бойца, словно дыхание. Может, кто-то из мутантов на это способен, но вряд ли человек с такими татуировками. Из тебя получится бомба, тут я спорить не буду. Но воин? Никогда. Главное — не поддаваться сладким иллюзиям, четко осознавать свои сильные и слабые стороны.

Рё явно любил читать лекции, а всех остальных считал нерадивыми студентами. Я его взгляд на импровизацию не разделял. Это как споры между любителями классики и авангардного джаза, которые случались в чайханах Хаира.

— Да, да… — саркастически кивнула Хайки. — Надо знать свое место. Не замахиваться на то, что тебе недоступно. Смириться с ситуацией.

Рё улыбнулся такой понятливости:

— Как видно, ты уже достигла определенной мудрости и понимаешь, о чем речь. Признать свои объективные ограничения — первый шаг на пути воина.

Хайки убрала с лица выражение неискреннего подхалимажа и глухо спросила:

— Ты ведь понимаешь, что я хочу бросить тебе вызов и сжечь, Рё?

Воцарившееся молчание напоминало разлитую лужу бензина, над которой уже зажгли спичку. Я рассчитывал, что Рё проигнорирует детские выходки пиро, но все-таки напрягся. Ястреб Джек как будто отсутствовал, целиком занявшись разглядыванием садика.

Механиндзя поднял бровь. По-видимому, он был просто не способен воспринимать Хайки всерьез.

— Да ради бога! Все мы чего-то хотим. Но не сжечь, а, скорее, под-жечь, — он сменил тон на отеческий, оставив глаза пустыми. — Огонь очень медленный. Любой механиндзя вонзит в тебя меч раньше, чем ты подумаешь о том, чтобы его убить. И, строго говоря, ты не станешь первой пиро на этом пути.

— Брехня!

— Что? — не понял Рё.

— Я говорю — брехня. Я поджигаю так же быстро, как ты владеешь мечом, если нужно. Как же вы, взрослые, любите указывать всем подряд, где их потолок… Я считала, ты мудрый учитель! Что ты знаешь все техники мечника дзен и сможешь мне помочь. А ты просто заносчивый и злой!

Она отвернулась и стремительно вышла прочь из садика.

— Тебе стоит поработать над ее манерами, Вербовщик. Мне нравится ее боевой дух и честность, но ошейник все-таки нужен.

Странно, но в этот момент я как раз решил, что ошейник не помешал бы самому Рё. Сказал он правду и дело свое знал, но часто значение имеет не только, что ты говоришь, но и как.

— Я бы не назвал ее огонь медленным, — заметил я справедливости ради.

Но Рё в это время переключился на Ястреба Джека, который так и не снял закрывающий лицо шарф.

Не хотел бы я, чтобы Рё сделал его снимок, а потом проверил по базе охотников за головами — кто знает, какое решение он примет. Глобальные сети, окутывавшие мир до искажений, были утеряны. Они разбились на допотопные локалки, но базы охотников за головами с легкостью можно было загрузить в миникомп в ближайшем крупном городе. Не сомневаюсь, что у механиндзя они есть.

В садик заглянул шрамированный мечник в бледно-зеленом халате:

— Рё, она вскипятила наш колодец.

— Мило. А что умеет он?

— Да ничего особенного, — пожал плечами я. — Но снайпер отличный. Еще готовит вкусный супчик — пальчики оближешь! У меня отличная команда.

Ястреб Джек закашлялся.

— Очередной преступник, которого ты собираешься облапошить? А, не отвечай. Ты волен подбирать себе людей сам, — после спешного отбытия Хайки Рё снизил градус общего пафоса. — 5000 кредов за бойца — и я готов отправить с вами нескольких человек. Им нужна практика.

— 5000 кредов! Боже ты мой! — я изобразил предельное смущение нищеброда, стоящего перед непреодолимой ценовой преградой. — Может, получится договориться?..

— Какого черта ты тратишь мое время?

Рё нахмурился, я изобразил запланированный спектакль — и вот мы втроем сидим на бревне, наблюдая, как горит костер, а несколько механиндзя с разных точек приглядывают за нами. Один из них бесшумно бегал по крыше, так что изредка я замечал лишь тень. Хайки угрюмо ковыряла землю ботинком. Ястреб Джек отъехал, наблюдая за развитием событий глазами ночных хищников.

— Псст…

— Чего?

На лице пиро не осталось и следа дружелюбия.

— Там корзинка печенья с предсказаниями. Хочешь вытащить?

— Ты считаешь, что у меня есть настроение для печенья с предсказанием?

Хайки посмотрела на меня, как на идиота, отстаивая право на подростковые страдания.

— Для них всегда есть настроение. Это же печеньки с предсказаниями в настоящем городке бойцов катанами. Сомневаюсь, что еще будет такой шанс.

— Они тут без зазрения совести смешивают исторические линии, — буркнул Ястреб Джек. — Разве такое печенье — это не китайская особенность? У них тут неприличная эклектика. Сплошной постмодернизм, достойный искажений. Смешение стилей и парадигм. Я видел автомат со старым роком, военного робота из Сативы, схватку двумя мечами по технике Мусаси, а теперь еще печенье. И это не говоря о названии. Им стоит поработать над единой стилистикой.

— Пост… что? — сморщилась пиро.

Ага, а Джек-то рубит в терминологии. Он точно с материка, причем учился в цивилизованном месте, все еще цепляющемся за свою особость. Любовь к испанскому сузила предполагаемый список до нескольких населенных пунктов, но я все еще гадал. Интересно, что его выгнало из городов?

— Рё — негодяй, как и все вожаки в пустошах, — примирительно сказал я, обращаясь к Хайки. — Сильный и могущественный, но все же негодяй. Это как отрицательный отбор, понимаешь. Чтобы занять какой-то пост — особенно в политике, но для наших мест это тоже работает, — нужно постоянно соревноваться с другими негодяями в том, кто лучше лжет, манипулирует, пренебрегает чужими желаниями, убивает и запугивает. Странно было бы обнаружить на месте главаря механиндзя дружелюбного добряка, разве нет?

— Если ты пытаешься меня успокоить, то иди ты к черту, Чиллиз. Он считает меня глупой вспыльчивой малолеткой.

Пиро сузила глаза и сердито направилась к входу в небольшую закусочную, где толпились механиндзя. Сдается мне, сегодня фанклуб Рё потерял одного своего члена.

Дверь закусочной была открыта из-за духоты. Через широкие проемы окон без решеток и стекол я заметил, что мужики внутри играют в подобие го, сидя на твердых небольших подушках прямо на полу. Миска с печеньем стояла на подоконнике — видно, кто-то из поваров решил повеселиться. Рядом с ней расслабленно курил подтянутый старик с неизменными мечами на поясе.

Все словно пребывали в промежуточном состоянии между войной и медитацией, взвешенном и недоступном обыкновенным людям. Мне нравилось смотреть, как они играют, хлопая по столу и отпивая из низких глиняных чашек, и я на миг пожалел, что натравил бензоманьяков на Мастерскую. Если они окажутся сильнее, все это сгорит.

Мимо прошла парочка из подкачанной девицы с убранными в жесткий пучок длинными волосами и крепко сбитого, на удивление компактного пацана, который тащил ящик с деталями. Хайки проводила их завистливым взглядом, но бессильно злиться она долго не умела — либо забудет, либо отмочит что-нибудь, что придется спешно расхлебывать.

Знаете, многие копят обиды внутри, дергаются, наживают себе глубинные травмы, дающие себя знать в самый неподходящий момент. Чем больше таишь в себе, тем сильнее нарывает, так что лучше выложить все сразу — и успокоиться. Пиро таить в себе ничего не умела, но тужилась из-за плана похищения табличек, и я надеялся, что ждать прибытия бензоманьяков оставалось недолго.

Хайки сходила к миске и дала каждому по одному печенью.

— "Вас ждет множество смертей", — прочитал Ястреб Джек, раздавив сухое тесто. — Ну, спорить не стану. Мое внутреннее чутье подсказывает то же самое.

— "Не ешь желтый песок. Не используй стиль тушкана. Небо не благоприятствует". Какого черта это значит?

Пиро начала опять рыть землю носком ботинка.

— Ты что, свое не откроешь?

— Ладно.

Хайки сжала печенье в кулаке, превратив его в пыль, облизала ладонь и размотала бумагу.

— "Лучше полюбить и потерять, чем полюбить и получить сифилис".

Мы с Джеком заржали — уж очень точно это подходило кситуации. Хайки крепилась, но не выдержала и тоже посмеялась.

— Мы должны спереть эту миску, когда будем убегать, — заявила она.

Мне нравилось в Мастерской: интригующее сочетание милитаристской дисциплины и отсутствия типичной для таких кланов цели уничтожать все подряд. В воинственном консерватизме Рё было что-то, что трогало душу, хотя к мечам я равнодушен. Кто ж знал, что он такой засранец.

Под их воинским искусством скрывались последние технологии, деньги на которые механиндзя собирали явно не продажей риса, но в желании Рё устроить в Мастерской странную солянку из прошлого и будущего виделось нечто трогательное. Когда я работал простым ученым-историком в Новой Сативе, тоже читал про империи прошлого и разглядывал чудом сохранившиеся изображения с сильным желанием узнать больше. Это было еще до того, как я сбежал и стал вербовщиком.

Нам не запрещали ходить внутри лагеря, но стоило завернуть на улочку поменьше, как перед нами беззвучно возникал силуэт мечника, намекающий, что пора отправиться в места попроще. В сторону складов нас не пускали наотрез, так что хранилища Рё, о которых я так много слышал, просто так повидать не удалось.

Я решил, что зря раздражать механиндзя и вызывать подозрения не стоит, поэтому мы начали изображать готовящихся ко сну туристов, которые проявляют любопытство, но в пределах нормального. Машину я поставил так, чтобы можно было проехать мимо складов и покинуть Мастерскую со стороны, противоположной Кри, откуда приедут бензоманьяки. Сомневаюсь, что они будут тратить время на объезд.

Спустя полчаса в пустыне разнесся грохот от взрыва. Я увидел, как несколько механиндзя побежали к зданию, где жил Рё.

— Началось, — подытожил Ястреб Джек.

— Что случилось?

Я хватал несущихся мимо людей, отыгрывая беспокойство, но они только отмахивались. Грохот сменился ревом — и в небо взметнулся огненный хвост. Бензоманьяки въехали на окраину Мастерской.

Хайки стояла на полусогнутых и пыталась понять, куда ей бежать, а вот Ястреб Джек наоборот расслабился, будто готовился протечь сквозь события без потерь. Он снял снайперку с плеча и посмотрел сквозь прицел в конец улицы. Что касается механиндзя, то я ожидал хотя бы минимальной суматохи, но воины Рё действовали так, словно каждый день ожидали осады и даже радовались ей. Из глубины Мастерской раздался звучный грохот барабана, настраивающий на битву.

Рё выскользнул из жилища в сопровождении отряда мечников — и помчался в сторону шума, сверкая бело-золотыми одеждами. Сторожевые робобашни со скрежетом расчехляли свои ракеты, несколько из них полетели в сторону нападения, стремительно распарывая воздух. Над головами просвистели дроны, торопящиеся к месту действия. Я увидел половину машины, взлетевшей на воздух выше крыш, взрыв ракеты ее просто разорвал. Столкновение началось.

Рядом с нами пока было тихо. Маленькая площадь очистилась от людей, забегаловка опустела, и только один мечник на крыше продолжал с нескрываемым интересом следить, что мы сделаем.

Хайки волновалась. Она посмотрела на Джека в поисках помощи:

— Когда тебя поймали, ты говорил, что у них ничего не получится. Что обстоятельства сложатся таким образом, что ничего не выйдет. И что будет в этот раз? Тоже выскользнешь, будто жиром смазанный?

— Да, seguro[9], - Ястреб Джек посмотрел в небо, будто прикидывая шансы. — Но не могу сказать того же о вас. Боюсь, вам придется серьезно постараться, чтобы не попасть в переплет.

— Хватит болтать! Джек, мы садимся на тачку и сваливаем в ужасе, как и полагается головорезам вроде нас при виде войн кланов, — я побежал к машине. — Мимо склада.

Мы запрыгнули в тачку — и я нажал на газ. Мечник не препятствовал нам, но продолжил следовать за машиной по крышам. Он перемещался по ним, словно тень, так что я периодически терял его из виду. Проклятье!

— Я могу его отвлечь, — предложила Хайки. — Или задержать. Но тогда он поймет, что мы воры.

Тут что-то громыхнуло так, что у меня заложило уши.

В конце улицы, выходящей на пустыню, темнота озарилась огненным гало. Робобашни продолжали сажать ракетами в невидимое мне пекло, невидимый барабан грохотал, задавая механиндзя нужный ритм, а бензоманьяки свирепо орали. Исход этого столкновения предвидеть было тяжело. Я бы не поставил на нефтяных психопатов ни гроша, если бы все воины Рё остались здесь, но изрядная их часть ночевала в Тринсе, так что воображению оставалось, что заполнить.

Удивлен, что пиро вместо наемничества не присоединилась к бензоманьякам — те действовали в ее излюбленном стиле массового уничтожения. Мало того, что они являлись монополистами в продаже топлива, так еще и использовали его напоказ и крайне обильно, устраивая огненные шоу, гонки со взрывами, бои насмерть у горящих нефтяных вышек и концерты жуткой музыки, от которой перлись все подростки Стилпорта. На них включали гигантский усилитель, расшатывающий почвы плато.

Если механиндзя давили на элитизм, насколько это возможно в стесненных условиях пустошей, то бензоманьяки щедро разбазаривали ресурсы в азартных занятиях разного толка и придерживались воззрений попроще. Говоря прямо, бензоманьяки — безответственные сумасшедшие с избытком топлива и оружия, которые не признают никаких границ. В отличие от Рё они не прочь расширить свои владения за чужой счет, так что нападение было вопросом времени — рано или поздно группы все равно столкнулись бы.

Я притормозил около склада, находящегося в небольшом ржавом ангаре, Ястреб Джек с неожиданной легкостью выпрыгнул наружу.

— Это место не для посторонних.

Механиндзя тоже спрыгнул рядом с машиной и приставил меч к моему горлу. Судя по лицу, его совершенно не интересовало, что мы можем сказать или сделать в ответ.

— Ты нас не так понял… Движок барахлит, нужно порыться под капотом…

Он собирался доставить нас Рё живыми, но если в процессе образуется труп, он вряд ли огорчится. Что ж, выход Хайки или Джека. Или их обоих. Я покосился на пиро, но та сомневалась — принципы не позволяли девчонке завалить человека из школы Рё. Нашла время, черт возьми!

— Мне кажется, ты зря здесь прохлаждаешься, — Ястреб Джек отряхнул пыль и уставился на мужика с видом тотальной усталости и скуки. — У нас нет ни малейшего шанса как-то навредить Рё, а вот взрывы выглядят серьезно. Подумай еще вот над чем: относиться к нам с подозрением, во-первых, невежливо и преждевременно, а во-вторых, фактически неправильно. Когда стремишься к состоянию дзен, нужно искать точность даже в таких мелочах и видеть возможности развития там, где другие обнаруживают лишь зло.

Я вылупился на него, не понимая, как живой человек может нести такую несусветную чушь.

Кроме того, Джек опять начал мямлить ужасно невнятно, словно набил в рот добрую пригоршню опилок. Механиндзя, видимо, подумал то же самое, но начал обмякать. Меч медленно заскользил по моей одежде вниз, оставляя разрез. Боец словно начал очень неторопливо передумывать, Джек вел его к этому решению, перехватывал контроль.

В пустыне опять заалело, шум приблизился. Скоро нас настигнет волна боя, и хорошо бы до этого свалить в прохладный воздух подальше отсюда. Мечник не шевелился, полностью погрузившись в себя, он опустил клинок.

Я осторожно отодвинулся и обошел его, разыскивая признаки жизни, но тот словно переместился в мир фантазий. Неужели и я так же выглядел, пока торчал около «Харчей на славу»?

— Это было… впечатляюще.

— А как ты склад собрался открывать, умник?

Ястреб Джек указал на намертво закрытую дверь ангара.

— Отвали.

Хайки отпихнула Джека, тряхнула кистями — и буквально выплавила дверь к чертовой матери.

Такого накала я не ожидал. Каждый раз, когда мутанты нарушали физические законы, что-то внутри екало, а встреча с Рё изрядно разъярила пиро. Нас с Джеком тоже потрепало, но мы-то потушились, так как находились с другой стороны огненной силы Хайки, а алюминий ангара просто потек, образуя уродливую дыру. Вместе с этим запылало и что-то внутри — книги, картины, реликвии прошлого или что там еще лежало около входа превратились в пепел раньше, чем мы зашли.

Я молил богов, чтобы в горящей куче, в которую капал раскаленный металл, не оказалось табличек Шкуродёра.

— Быстрей!

Следующие несколько минут мы носились по горящему складу ретро-вещей Рё, заглядывая в каждый доступный ящик и залезая на каждую полку. Хотелось бы мне оценить состояние склада до того, как Хайки устроила пожар, но огонь очень быстро перекидывался со стеллажа на стеллаж, кормясь всем, что хорошо горело.

Вскоре включилась система пожаротушения и поверх залила богатства механиндзя водой. Слава богу, а то мне стало не по себе от нашего варварства. Где-то под личиной налетчика во мне все еще оставался книжный червь. Информатор не соврал — Рё не оставил здесь роботов, так как не хотел повредить коллекцию. Ну да что теперь об этом…

— Нашел, — крикнул Ястреб Джек, показав мне таблички. — Здесь еще несколько похожих вещей, но рисунки другие. Брать?

— Возьми, пригодится.

— Вот ты черт!

Я посмотрел туда, куда он показывал, и присвистнул.

В плотно закрытом прозрачном кубе висело нечто, постоянно меняющее контуры, от чего в глазах начинало рябить. В каждый конкретный момент можно было сказать, что находилось в кубе, — кружка, коврик, китайская кошка счастья, пистолет, вентилятор или шприц. Но стоило хотя бы слегка перестать концентрироваться на том, что видишь, как вещь менялась, ее контуры перестраивались, другим становился материал, цвет, назначение предмета.

— Что это такое? Какая-то игра? Голограмма?

— Не похоже. У меня от этой штуки голова болит. Может, кусок живого города? Только там происходит такая дичь.

— Рё поймал кусок живого города? — не поверил я. — Я считал, что все это сказки для дурачков. Может, подделка? Просто игрушка?

— Может. Вероятнее всего, он купил диковинку у перекупщиков.

Пока мы изучали куб, выдающий все новые и новые изображения, я совершенно потерял из вида Хайки. Она бесследно растворилась посреди стеллажей.

— Хватай его тоже, можно продать яйцеголовым в Хаире. Все равно бензы скоро не оставят тут камня на камне, — крикнул я. — Хайки!

Пиро нигде не было.

— Хайки!

За пределами ангара опять загрохотали взрывы, и это уже было чертовски близко. Робобашни продолжали ракетный дождь, барабан надрывался, в какофонии схватки начало узнаваться и уханье гранатометов, и сплошная пулеметная стрельба. Боеприпасов не жалели, хотя в пустошах их было не так много, как бандитам хотелось бы. Внезапно в общий хор из аккордов разрушения ворвались знакомые звуки затыкающегося, никак не способного стартовать мотора.

— Хайки?

Я прошел дальше мимо стеллажей с оружием и нескольких статуй животных и увидел, как Хайки пытается завести черный мотоцикл.

— Даже не думай!

Когда я упоминал про коллекционный мотоцикл Рё, я подозревал, что он существует не только в байках старожилов. Но я не думал, что мы его и впрямь увидим — так, заливал, чтобы привлечь внимание Хайки. Одно дело упереть три таблички и скромно скрыться, свалив беспорядок на бензоманьяков, и совсем другое — забрать ретро-мотоцикл на ходу, предмет вожделения каждого жителя пустошей, хотя бы издалека знакомого с кровавыми гонками. Конечно, у каждого механиндзя был свой кросс-байк, но их собирали местные, в этих машинах не осталось ни следа от лоска старого мира.

Он стоял там, в конце ангара, на специальном постаменте, словно памятник самому себе. Окруженный светом и блеском, покрытый блестящей, как ангелы смерти, черной краской, с мощным двигателем, непробиваемым бензобаком и вездеход-колесами, мотоцикл Рё теперь оказался крепко зажат между ног тощей и очень решительной пиро. Все равно что оседлать черную пантеру.

— Не-не-не-не…

Последнее "не" окончательно поглотил рев мотора, а затем Хайки, словно на пушечном ядре, вылетела из ангара.

Мы выбежали вслед за ней, захватив кусок живого города, пачку бумаг и все, что попадало под руку и при этом было достаточно маленьким. Пока я заводил машину, а Джек забрасывал украденное барахло, Хайки героически доехала до площади с кабаком и развернулась обратно, затем промчалась мимо — волосы на небритой части головы развеваются, тело опущено над рулем, чтобы лучше управлять весом, траектория на грани фола.

— Нам конец, — устало произнес Ястреб Джек. — Мы все умрем.

Я был уверен, что пиро врежется в первую же стену, но ценой героических усилий ей удалось удержать равновесие и выехать на улицу, кольцом свившуюся вокруг Мастерской.

Вместо того, чтобы стрелой вылететь в пустоши под рок-н-ролл, Хайки притормозила, расставив ноги и еле удерживая мотоцикл в равновесии. Он был для нее велик- один раз уронишь и больше не поднимешь с земли. Идеально подходит для плато и полустепных участков пустошей, где сохранились огрызки дорог, проплешины старого бетона и асфальта, но не очень удачно для открытой пустыни. Потрясающе красивая машина вызывала эмоции даже у такого бывалого жителя пустошей, как я.

Мечник все еще стоял и смотрел внутренние сны.

— Мне кажется, бензоманьяки ограбили склад, брат, — Ястреб Джек наклонился над замершим мужчиной. — Чего еще ожидать от проклятых налетчиков. Они не понимают ценности отказа от имущества, только и хотят, что обладать вещами. Я видел их во-о-он там!

Вопреки ожиданиям, механиндзя не раскроил его от уха до уха, а скрылся в стороне, в которую указал Джек. Почему с такими способностями он вообще позволил нам его нанять? Может, его силы не действуют на других мутантов? Я начал подозревать, что Ястреб Джек просто заскучал по человеческому обществу. Что он делает нам одолжение.

Я запустил мотор, и мы помчались по озаряемой отдаленными взрывами улице. Джек сбил недружелюбно настроенный дрон и пристрелил невовремя вырвавшегося водителя повозки, утыканной то ли грязными бивнями, то ли замызганными железными шипами. Я нагнал Хайки, которая продолжала стоять на обочине на краю поселения, — и понял, в чем дело. Такое зрелище пропускать нельзя.

Слева развернулась эпичная битва. В музеях погибшего мира такие изображали на гобеленах, тянущихся по целой стене, — бесконечные армии, схлестнувшиеся в сражении, лошади со сломанными ногами, разинутые в криках ужаса рты, частоколы копий. Если бы в пустошах существовали гобелены, эта схватка между механиндзя и бензоманьяками стала бы лучшим возможным сюжетом.

Бензоманьяки привыкли давить числом и огневой мощью, так что склон, с которого они спустились, усеяло остатками разорванных вездеходов. Похожие на ходячие магазины оружия и закованные в броню, маньяки буквально выливались на Мастерскую, окруженные огнем и пулями. Механиндзя же представляли другую школу, сильной стороной которой была стремительность и точность, а потому они кружили вокруг основных сил противника, методично, даже скрупулезно вычесывая из орды нерадивых овец, прореживая жирное стадо, как злые волки.

На это нападающие отвечали неистовой, но не слишком меткой стрельбой, огневыми катапультами, яростными воплями, от которых все звери пустыни забились в самые глубокие норы, и пулеметными очередями с кабин. Рё подавлял их ракетами с робобашен, зато у бензоманьяков были пучковые излучатели, от которых лопались барабанные перепонки. Огневые катапульты в случае ангаров оказывались бесполезны, но сопутствующие постройки кое-где запылали. Ночь окрасилась огнем и кровью.

— Смотри… — выдохнула Хайки.

Перед нами находилась подлинная визуальная симфония.

Рё стоял, держа один из мечей перед собой, и модификации помогали ему реагировать на траекторию движения пуль.

Тренированный мастер меча при большой удаче отобьет одну пулю, загубив оружие, но я не мог поверить, что такие рефлексы, как у Рё, натуральны. Он легко перемещал блестящий клинок нечеловеческими руками, создавая своего рода щит от противника. Это не могло защитить его от выстрелов сзади, но он не останавливался в одном месте дольше пары секунд и искусно использовал любое укрытие. Мне казалось, что дополнительный AI[10] просто отбрасывает его прочь от пуль. К счастью, он тактически избегал подобных опасных положений, проворно двигаясь и приводя нападающих в ужас.

Прыгал он слишком высоко и стремительно, уворачиваясь от взрывов, а когда настигал противника, тому не помогало ничего — ни броня, ни стрельба. Золотистая молния появлялась в поле зрения, меч молниеносно погружался в малейшую прорезь — и вот уже нападающих меньше на одного или двух, а пушка бессильно отлетает, орошая смертоносным дождем все вокруг.

Рё потрясающе владел техникой эффективного, без лишних движений убийства с помощью одного-единственного убойного выпада, и серия таких ударов оставляла на земле небольшой отряд прежде, чем они понимали, что, собственно, происходит. В темноте пустыни, озаряемой пламенем и светом с вышек, его было даже не рассмотреть. Он появлялся тут и там, словно золотистый росчерк на страницах, которым вымарывалось все несостоятельное.

Это была битва битв, схватка двух противоречащих друг другу принципов. Может, Рё в личном общении и оказался невежливой свиньей, но в схватке он умел удивлять. Я засомневался, что он человек.

— К ним подходят с тыла, пора валить.

И впрямь — с другой стороны к Мастерской подъехал отряд бензоманьяков поменьше.

Я рванул вперед, намереваясь скрыться под гостеприимным покровом темноты и поскорее покинуть сектор, пока события не втянули нас в свой круговорот чуть ближе, чем мне бы того хотелось. Хайки тоже дала по газам. Мы сбежали в ночные пустоши, постепенно взобравшись на верхушку холма. Ястреб предупредил, что там находился дозор, но, видно, мечники спустились, чтобы помочь остальным.

С холма битва представала пламенеющим островом посреди слабо освещенного луной пространства пустошей.

— Дай посмотреть!

Хайки не слишком аккуратно бросила мотоцикл, вырвала у Джека снайперку и уставилась вниз через прицел.

— У маньяков явный численный перевес. Они же разрушат Мастерскую!

— Разве вы не этого хотели? — удивился Ястреб Джек. — Я думал, весь план сводится к взаимному уничтожению двух групп, пока мы забираем ценности и радуемся своей смекалке.

— Ну, такой драмы я не ожидал. Обычно много бряцания оружием и мало дела. В пустошах все любят помахать пушками, но используют их далеко не всегда — пули дороги. Я надеялся, что мечники просто отвлекутся, дав нам время окучить склад. Очевидно, алчность бензоманьяков пересилила их здравый смысл. Хотя… когда он у них был?

Ястреб Джек забрал снайперку у взвинченной пиро, и та начала носиться туда-сюда.

— Они же могут убить Рё! Убить всех, кто там есть!

— Мне это не кажется проблемой. Ты ведь хотела его наказать за плохое поведение.

Пиро в отчаянии посмотрела на Джека.

— Я уже наказала его! Я сперла его мотоцикл. Я сперла печенье! Но убивать — так мы не договаривались. Как же кодекс вора? Чиллиз, ты же говорил про кодекс вора!

Я действительно говорил.

— Ты сперла печенье, chica?

На лице Ястреба Джека отразилось что-то, похожее на уважение в смеси с полной обескураженностью. Только сейчас я обратил внимание на оттопыривающиеся карманы штанов пиро.

— Это серьезная заявка, Хайки. Думаю, у Рё аж сердце кровью обливается. Как бы он не совершил харакири.

— Вы очень неупорядоченные, — заметил Ястреб Джек. — Разве вы не должны быть довольны?

Я попросил снайперку.

Механиндзя и впрямь приходилось туго, их обложили с двух сторон, сжимая в горящие клещи. У меня не осталось сомнений, что Рё отобьется, воспользовавшись неорганизованностью бензоманьяков, но урон им нанесут. С другой стороны, бензоманьяки, пришедшие со стороны Сативы, сейчас буянили аккурат напротив склада, так что с нас взятки гладки. Они уже подожгли ближайшую к складу каморку.

— Мы должны им помочь, — заявила пиро.

— С какого это рожна? Мы и здесь-то стоять не должны — механиндзя заметят или услышат.

Вот по поводу слуха я соврал, так как внизу перекатывался такой адский шум, что даже если бы один из десятков богов пустошей пожелал прислушаться, ничего бы не понял.

— Им не нужна твоя помощь, они и сами отлично справляются.

— Мне как-то не по себе…

— Выпьешь стаканчик, когда приедем в Хаир, — и все забудется. Мы пришли туда их обчистить, и ты была первой, кто завелся от такой идеи. Не ты ли угрожала сжечь Рё еще пару часов назад? Будь последовательной, а то ребячишься, как девчонка из городов!

— Я думала, это будет весело!

— Так и было, пока ты не разнылась.

Пока мы препирались, Джек забрал оружие и приделал ик-прицел. Под нашу перебранку он лег на холм поудобнее, упер ствол и начал методично стрелять в творящийся у Мастерской хаос. В том, как он это делал, было нечто общее с движениями Рё — ничего личного, просто бизнес.

Выбор винтовки, который на рынке Балха показался мне чрезмерной растратой, был идеальным. Джек будто заранее знал, что произойдет, или сделал верный выбор неосознанно. Бесшумная, с приличным радиусом действия и системой ночного виденья снайперка лежала в руках Джека, как влитая, хотя из-за темноты и теней от пожара я не мог оценить точность его выстрелов.

— Что ты делаешь? — прошептала Хайки, почему-то испугавшись.

— Я сниму с десяток бензоманьяков, и мы поедем отсюда. Это нормальный обмен. Мы забрали у ниндзя имущество, но взамен помогли в схватке. И еще — от ваших воплей начинает болеть голова.

Джек продолжил стрелять, затем снял прицел, запихнул в сумку и повесил винтовку на плечо, полностью готовый отправляться. Все это заняло у него минут пять.

— Пора ехать.

Я не знал, убил ли он кого-то на самом деле или провернул спектакль, чтобы успокоить девчонку, но техничность выстрелов и уверенность в руках намекали, что снайперку Джеку держать не впервой.

Хайки перестала буянить и с энтузиазмом накинулась на мотоцикл, который так недальновидно швырнула на землю. Тот не поддавался. Вот ведь особенность психики — мы обокрали Рё и были ответственны за частичное разрушение Мастерской, но стоило Джеку сделать несколько выстрелов, как мы ощутили себя полностью чистыми, потому что сотворили чуть-чуть добра.

— Хайки, этот мотоцикл нас разоблачит. С ним все равно что с надписью «Я грабанул Рё» ходить. Не говоря уже о головорезах пустыни, которые обратят лишнее внимание. Брось его.

Она только стиснула зубы. Ястреб Джек был со мной солидарен, но решил не влезать.

Я уселся за руль машины, натянул шляпу посильнее и приготовился к долгому пути в Хаир. Бой у Мастерской все еще продолжался — судя по звукам, остатки бензоманьяков опять применяли артиллерию. Джек помог Хайки оторвать черного монстра Рё от земли.

— Спасибо.

Мутант-снайпер оседлал мотоцикл, взялся за руль и перевесил винтовку поудобнее.

— Садись.

Хайки села позади и вцепилась в подпорки по бокам — видимо, устала. Так мы и покинули пылавшую Мастерскую, непредусмотрительно затарившись крайне странной добычей со складов самого лучшего воина пустошей.

Глава 5, в которой кусок живого города начинает вопить, а я отращиваю щупальца

Пустоши… Территория простора и видимой скудости жизни, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась населена множеством скрытных и необычных живых существ. Их встречалось немало — от лохматых пауков, готовых забраться в ботинок и укусить, до писклявых грызунов, ловко прячущихся в песке, от длинноногих изящных птиц до маленьких пугливых антилоп, не подпускающих к себе близко. С каждым проходящим годом пустоши становились все более странными. Они изменялись, мутировали, хотя и неторопливо, и мне нравилось, что они взрослеют, как и я сам.

Я сотню раз оказывался на волосок от смерти, живя здесь, но ни за что не вернулся бы обратно в города. Пустоши — территория равенства, если у тебя хорошая пушка, территория свободы, если ты умеешь за себя постоять, территория бесконечной увлекательной аферы, которая никогда не заканчивается. Здесь всегда можно выйти на новый уровень самым неожиданным способом.

Пустоши неистово манят исследователей, рисковых дурачков, ведомых романтизмом и азартом, людей, не желающих подчиняться, и тех, кто вечно ищет неприятности. Конечно, когда над тобой зависает тесак разрисованного каннибала, все это кажется не настолько привлекательным, но я бы ни на что не променял эту рисковую, соленую свободу заброшенных земель, тронутых искажениями.

В пустошах все на удивление постоянно — поросший чахлыми кустиками горизонт, следы ящериц, огромная луна, окруженная россыпью колких звезд, пластами остывающий плотный воздух, редкие всполохи степных цветов около воды. Все постоянно, но никогда — одинаково. Надеюсь, вы понимаете разницу между этими двумя словами.

Постоянство означает традиции, некую ось, вокруг которой все вращается, а одинаковость — тоскливая будничность, деревянная схема, которая остается одной и той же, что бы ты ни делал. Я любил, когда узловые точки оставались на своих местах, но между ними должно оставаться пространство для импровизации.

Когда Шрёдер провернул эксперимент по поиску параллельных реальностей, меня и даже моих родителей и на свете-то не было, так что похвастаться воспоминаниями прошлого я не смогу. Одно можно сказать точно — мы привыкли к тому, что каждый предмет остается таким, как есть, если его никто не сломал, что законы физики хоть и имеют пробелы, но многое объясняют. Искажение же полностью трансформировало этот взгляд на вещи, оставив человечество совершенно обескураженным.

Многие, как мне кажется, не привыкли до сих пор, держась бункеров и стабильных городов, другие же ринулись в неизведанное. Я мог понять тех, кто держался от искажений подальше — тем, что ты не можешь объяснить, нельзя управлять, а это пугает. Но сам вскоре сбежал, потому что меня, как и множество других, влекла неизвестность, бунт, жестокость доходивших легенд. Цивилизация себя изжила, людей стало слишком мало, в жизнь вернулась ценность риска, так что стоило опробовать этот коктейль.

Странно, я давно не вспоминал прошлого. Но то ли из-за Хайки, сонно съезжавшей вниз по спине Ястреба Джека, то ли из-за заварухи, которую мы устроили с Рё, в голову лезли мысли о старых спорах.

Если вы спросите мое мнение, то после эксперимента Шрёдера в Новой Сативе произошел отрицательный отбор — все стоящие люди отправились за открытиями и пропали, а остались те, кто не мыслил жизнь вне системы кнута и пряника. По их мнению, человечество могла спасти только дисциплина и огораживание. До какого-то момента я разделял такие взгляды, жил в многоэтажных бункерах, построенных для защиты от ядерного удара, которого так и не случилось, и изучал историю давно пропавших цивилизаций. Но потом я не выдержал — и убежал вместе с другими клаустрофобами на волю, в диковинную пустыню, чтобы мало-помалу привыкнуть и превратиться в странствующего потрепанного дикообраза, решающего проблемы с помощью сделанного тут же оружия.

Из городов я любил только Балх. Он был анти-городом без стен, кипучим варевом, а во всех остальных селениях мне хватало пары дней. Но, по правде сказать, кроме крошечных деревенек пустошей я уже очень давно не был нигде. Если бы хотел, то уже бы остепенился, но деньги всю жизнь утекали сквозь пальцы, потому что я не слишком стремился к покою.

Пустоши были идеальным местом, потому что перестраивались, каждый раз предлагая новую головоломку; они работали бесконечным поставщиком характеров и ниточек, за которые можно подергать. Химия соединения людей между собой заводила меня едва ли не больше ощущения жизни на границе с чем-то необъяснимым. Я никогда не совался в зону искажений, но пустоши давали нужное чувство близости к странному, постоянно подкидывая что-то неожиданное. Я знал, что неизведанное рядом, его нельзя было не ощутить в поющем в дырявых сухих стволах ветре.

Когда Шрёдер запустил эксперимент, он не переместился в параллельную реальность, как собирался, а открыл трещину, сквозь которую к нам начали протекать другие законы, другие мироустройства, другие времена и существа. Две трети людей просто растворились, когда повсюду начали открываться нестабильные области, где законы действовали несколько иначе. Оставшаяся треть из людей разных рас и стран хаотически перемешалась, как перемешались и сами города.

Многие пытались вернуться обратно, но пока искажения не успокоились, пробраться никуда было невозможно. Инфраструктура разрушилась в результате странных флюктуаций, а французские домики можно было запросто обнаружить перемешанными с японскими памятниками и оторванными от сетей американскими небоскребами, пока принадлежность свалки людей и кусков земель вообще не перестала иметь смысла. Люди разных культур оказались бок о бок, пытаясь учить языки друг друга, — одинаково растерянные и ошеломленные.

Не то чтобы на нас напали орды монстров или что-то подобное, нет. Просто в зоне искажения постоянство не в цене, люди и предметы легко превращались во что-то еще, а наблюдать дальше никто не мог, потому что тоже не возвращался.

Постепенно участки искажений устаканились по размерам, и пустоши находились как раз на ближайшей границе неведомого. Среди людей начали рождаться мутанты, теперь еще этот мотылек с телепатами… Зачем изучать историю, когда можно творить историю? В пустошах мы все, даже самые затрапезные алкоголики, незаметно становились частью загадки.

Мы летели через пустоши всю ночь, стараясь огибать песчаные участки, отмеченные на карте Шкуродёра. Карта оказалась очень качественной: как следует заклеена пленкой, чтобы не промокать от потных ладоней, почти не мнется и обманывает лишь в мелочах. Я даже захотел узнать, кто ее делал, чтобы в следующий раз затариться у умельца по полной. Рядом ехал Ястреб Джек, способный использовать птиц как развед-дронов, но я предпочитал действовать по старинке. Не привык я к нему еще и ожидал подвоха, так что таблички вез сам.

Согласно моему расчету механиндзя далеко не сразу поймут, что произошло, но надеяться на то, что они не разберутся, кто проделал дыру в ангаре, я бы не стал. Следы краденого мотоцикла, уходящие в пустоши, станут недвусмысленной летописью того, как мы сбежали, прихватив чужое имущество. Можно было понадеяться, что за время битвы следы затопчут и кражу спишут на бензоманьяков, как я и намеревался, но для этого придется поскорее уговорить пиро бросить мотоцикл. Нас не должны с ним застукать.

Полная луна вылезла из облаков и осветила бесцветные дали холодным, голубовато-серебристым светом. Кое-где светились стайки неизвестных мне насекомых, ухнула и вылетела на охоту ночная птица. Я жал на газ, Ястреб Джек осваивал трофей Хайки, врубив фары на полную мощность, а сама пиро наполовину дремала и расползалась по его спине. Задним числом я был рад, что ей не пришлось спалить никого из своих кумиров, — все-таки она еще почти ребенок.

Постепенно луна начала бледнеть на фоне занимающегося рассвета. Испуганная нами антилопа сделала нелепый фортель и унеслась вдаль. Мы находились где-то на середине пути между Балхом и Хаиром, городом Шкуродёра, и я рассчитывал сделать небольшой привал у Розового озера.

Это заполненный рассолом водоем, из-за живущих в нем водорослей окрашенный розовым, поражает неожиданным видом редких здесь путешественников. Раньше озеро было гораздо больше, чем теперь, поэтому его окружал ободок из просоленных мертвых почв и остовов старых кораблей, которые посередине песчаных кочек и потрескавшейся земли выглядели так, будто их с неба сбросил недовольный исполин.

В остатках кораблей вполне могли обосноваться какие-нибудь бродяги, но я надеялся, что соленые ветра, от которых резало глаза, всех отсюда выгнали. Рыба в Розовом озере не водилась, звери обходили его стороной, а караванщики следовали южнее, так что я никого не надеялся здесь повстречать. Отличное место, чтобы перевести дух.

Когда в лицо полетела мерзкая соленая пыль, а губы начали противно трескаться, я понял, что мы на верном пути. Хайки проснулась, натянула очки и сделала вид, что только что не пускала слюну на спину Ястреба Джека.

— Почему воздух соленый? — крикнул он.

— Еще немного — и увидишь.

Солнце постепенно отбросило лень и выглянуло из темного небытия. Розовое озеро появилось спереди, словно вмятина, наполненная искрящимся разноцветным лимонадом. Цвет его менялся от голубовато-розового до белесо-багряного, другие оттенки я вряд ли назову, но это выглядело невероятно красиво. Лучи тут же отразились от корки соли, которая окружала озеро, и я тоже надел очки, которые захватил в Балхе. Озеро сверкало, будто обрамленный светящейся рамкой розовый камень, и это казалось великолепным ровно до тех пор, пока ветер не бросил горсть солевой пыли мне прямо в лицо.

— Вот это да! — крикнула Хайки. — Это же как желе из ягод! Озеро кизилового желе!

Мы ехали вдоль границы озера, разбивая сухую почву в пыль. Вся земля вокруг мелеющего озерца потрескалась на миллион иссохших плиток с острыми краями, покрытыми солевым налетом.

Вблизи озеро не казалось таким нежным, и я направил машину к выброшенному на берег ржавому остову рыболовецкой шхуны. От внутренностей корабля давным-давно ничего не осталось, но кусок корпуса, застрявший в высохшем дне, давал темный клин тени. К тому же там в сиянии солевого озера блеск мотоцикла Ре не станет привлекать внимание.

Я махнул Ястребу Джеку, выключил мотор и вылез из машины. Мутант издал протяжный звук облегчения и поставил мотоцикл на подножку, Хайки только фыркнула.

— Как же ноги болят! — Ястреб Джек потянулся и начал разминаться. — Прекрасная техника, но я от такого отвык. Теперь можно полчасика и покемарить.

Мы съели две банки бобов, вяленое мясо и хлеб, наполовину состоящий из песка, а потом запили все наспех заваренным в котелке чаем. Он получился немного соленым из-за кристаллов, которые тут же накидал в котелок ветер, но я почувствовал себя значительно бодрее. Было хорошо позавтракать так — молча, спокойно наблюдая за тем, как разгорается рассвет.

Хайки тщетно пыталась разлепить глаза, превратившиеся в щелочки, и долго подпирала подбородок кулаком, но потом сдалась, свернула куртку и положила себе под голову. Ястреб Джек вытянулся на спине и, кажется, задремал.

— Слушай, Джек… А как ты путешествовал до того, как встретил нас? — спросила пиро. — Ты всегда был один? Здесь же опасно одному…

"Нас"? Похоже, где-то я недобрал с дистанцией, и огнеопасная крошка стала считать нас друзьями.

— Честно говоря, я об этом так не думал, — после небольшой паузы ответил Джек, не открывая глаз. — Я могу видеть землю с высоты птичьего полета, chica. Бирюзовые реки, выложенные яркими камеями в оранжевых песках. Волны гор, словно складки на животе гиганта. Россыпи алых крыш Кри, брошенных, будто горсть ягод на коричневое плато. Разбросанные по пустошам светящиеся костры. Разноцветные кроны лесов за Новой Сативой, похожие на необычное море. Я никогда не бываю один. Я всегда часть чего-то.

Хайки ничего не ответила. Джек пошевелился, подложив руку под голову, и спустя некоторое время добавил:

— Иногда даже не подозреваешь, насколько ты одинок, пока не встретишь кого-то еще.

Я посмотрел на пиро. Она спала, как младенец, и слышала дай бог пару фраз из этой прочувствованной речи.

— У нас не так много времени, чтобы прохлаждаться, — заметил я вполголоса. — Расскажи, как ты сделал это с мечником, Джек. Ты что, можешь вбить в голову человеку что угодно?

— Нет, — он мотнул головой. — Я не вбиваю в голову ничего, чего бы в ней уже не было. Это как… фокус? Просто делаю более яркими те аргументы или мысли, которые помогают мне избежать опасности.

Вот взять тебя — ты, как и многие другие люди, не очень-то готов к насилию, даже если наставил на другого дуло. На это еще надо решиться. И тогда, у бара, я просто позволил тебе вспомнить, чего тебе на самом деле хочется, а хотелось тебе покоя и прохлады. Мечник подозревал нас, но на самом деле ему хотелось уйти и помочь Рё. Я просто подсказал ему, что нельзя заранее осудить людей в том, чего они не делали. В нем такие мысли уже были, но где-то далеко.

— Ты читаешь чужие мысли? Как телепаты?

Я нахмурился.

— Да нет же, — усмехнулся Ястреб Джек. — Я даже не знаю толком, как это происходит. Просто, когда события накаляются, я вижу возможность проскользнуть между ними. Это сложно объяснить. И я не уверен, что должен это делать.

— И скольких людей ты так можешь одурачить? У бара было аж трое, но почему тогда ты не взялся за нас с Хайки?

— Ты неплохой мужик, Вербовщик, но слишком любишь жонглировать другими. Ты выдаешь нам крохи своего плана, потому что считаешь идиотами. Я тоже не собираюсь распинаться о способностях, которые могут в будущем сохранить жизнь, когда ты соберешься сдать меня за десять штук.

— Да я ни за что… Я даже не думал!.. Ну ладно. Это честно. Посмотришь, нет ли за нами погони?

Как оказалось, пока за нами никто не гнался, и я позволил мутантам поспать, сам устроившись поудобнее у нагретого бока баржи, попивая солоноватый чай и прикидывая дальнейший маршрут. Тут и пригодилась моя бессонница. Незачем загонять отряд раньше времени, ведь спереть что-то — одно, а сохранить украденное — дело другое, и зачастую второе требует гораздо больших усилий.

От Розового озера можно было двинуть к оазису Кара-Ло, но там всегда полно караванщиков, а нам лишние свидетели ни к чему. Если выбрать более традиционный путь по удобному плато, тянущемуся от Балха, то нас будет легко догнать. Пойдешь правее — и появляется вероятность столкнуться с возвращающимися из деревни механиндзя. Конечно, из любопытства исследователя я бы посмотрел на их физиономии, когда Ястреб Джек или пиро выедет на мотоцикле Рё, но я давно перестал быть ученым.

Оставался путь в обход, который на карте обозначался не слишком детально, — от озера прямо на юг, мимо Кара-Ло, в безлюдные пустоши и до границы зоны искажений, потом вдоль нее до Хаира. Люди обычно держатся от границы подальше, но тут уж ничего не поделаешь, придется рискнуть. Кроме того от Кара-Ло начинался легкий песок, на котором наши следы мгновенно затеряются, вот только привал придется устраивать, где попало.

Час промчался незаметно. Я растолкал мутантов, за что получил череду ругательств от сонной и опухшей Хайки и серию жалобных вздохов от Ястреба Джека, который тут же закурил. Солнце уже разошлось, на озере начались миражи, обещающие нам роскошный лес прямо посередине розового стекла. Пиро попрыгала, размахивая руками и ногами, потом похлопала себя по лицу и вылила на него половину фляжки воды. В карманах штанов что-то захрустело.

— Черт, я поломала все печенье.

Она засунула руку в карман и достала оттуда кучу обломков сладкого теста с торчащими из них бумажками.

— Курьером бы тебя не взяли, Хайки.

Пиро закатила глаза и выдала каждому по печенью разной степени сохранности. Старательно облизав пальцы, она развернула бумажку:

"Если в твой колодец нагадили, пей вино", — прочитала она. — Интересно, они соревновались, придумывая надписи, или это все творение рук одного и того же человека?

— Теперь не узнаешь, — хмыкнул Ястреб Джек. — Не видать вам больше печеньица и Мастерской, Чиллиз.

— "Вас ждет встреча с важным человеком. Это не Джонни", — я отряхнул руки. — Все правда, до последнего слова. Интересно, кто такой Джонни. А у тебя что?

— "Из безвыходной ситуации всегда есть как минимум три выхода", — прочел Ястреб Джек. — Хотел бы я открыть пекарню, где делают такое печенье.

— Ты? Пекарню? И, наверное, платить там будут трижды потому, что ты очень убедительный?

— Теперь я тебя везу, — заявила пиро Джеку, довольно зажмурившись от такой идеи.

— Нет, chica. У меня другие планы.

Он забрался в тачку и сполз, намереваясь продолжить сон, пока я рулю по незнакомым областям карты.

— Ну, как знаешь, — Хайки натянула любимую маску и лихо запрыгнула на краденое имущество. — Я думаю, надо придумать ему имя. Едем в Кара-Ло?

Я объяснил ей план, она коротко кивнула — и понеслась вперед, заставляя глотать соленую пыль.

Ястреб Джек спал, демонстрируя завидную устойчивость к тряске. Хайки, судя по ее выкрутасам, начала приноравливаться к весу мотоцикла. Песок покрывал жесткую почву пустошей тонким слоем, и для малогабаритных тачек работал как скользкая смазка, так что вознесем хвалу вездеход-шинам. Вскоре ветер сменился, я перестал щуриться, и мы монотонно ехали, пока солнце не накалило пустоши, словно сковороду.

Кара-Ло остался слева и позади, кусты стали встречаться реже, уступив место засохшим пучкам травы и разбегающимся в разные стороны скорпионам. Ни следов, ни воды.

Спустя несколько часов Ястреб Джек разлепил глаз и зевнул:

— Ты понимаешь, что помог механиндзя овладеть пустошами? Раньше у них было что-то вроде паритета, вынужденного равновесия. Механиндзя из брезгливости избегали бензоманьяков, а бензоманьяки из-за нежелания терять бойцов забивали на Рё. Но после ночного происшествия у Рё будут все поводы отправиться к нефтяным вышкам, чтобы наказать нападающих. Что он сделает? Сдается, больше кровавых гонок нам не видать. Я против монополий, Вербовщик.

— Чепуха! — усмехнулся я. — Вышки — это бизнес, а Рё не интересует торговля, если это не торговля смертью от его мечей. Ты упускаешь из вида его зацикленность на воинской доблести. Торговать нефтью — это слишком мелко для Рё. К тому же бензин — это вечная суета, а ему нужно место для экспериментов. Да что я распинаюсь, ты же его видел.

— Да, — он пожевал губу. — Видел.

— Скорее Рё наколет головы мертвых бензов на колья вокруг лагеря, выпьет чая из маленькой пиалы, а потом отправится за нами, потому что Хайки сперла его мотоцикл.

— Ха! Мне показалось, что Рё мало интересуют вещи из музея. Может, и сохранил-то его только потому, что некому было отдать. Знаешь, как некоторые набивают чердаки всяким барахлом, которое жалко выбрасывать, — возразил Джек. — Только не говори этого Хайки, она расстроится.

Ястреб точно учился в Сативе или где-то подальше, но как тогда его угораздило стать мутантом? Значит город должен находиться рядом с искажениями, откуда-то издалека. Гринвуд?.. Периодически он сбрасывал с себя личину расслабленного дурачка и показывал себя крайне проницательным, да еще эти термины. Кто же ты такой, Ястреб Джек?

— Посмотрим, кто из нас прав, позже. Я даже готов поспорить на твою часть кредов. На мотоцикл ему, может, и впрямь наплевать, но вот то, чтоучинили с его складом, Рё не простит. Если позволишь себя ограбить один раз, другим покажется, что это сделать легко. Слабину в пустошах не прощают, а мы как следует наследили. Не нужно быть мудрецом, чтобы сложить два и два.

Ястреб Джек высунул голову в окно, проверив едущую спереди Хайки.

— Почему ты не настоял на том, чтобы бросить мотоцикл?

— Настоял? — я заржал. — Ну, я б посмотрел, как ты станешь настаивать перед Хайки, особенно с бензоманьяками и Рё на хвосте! Я не в том положении, чтобы указывать мутантам, двигающим предметы, поджигающим воздух и залезающим мне в голову, что им делать. Времена изменились, мир для обычных людей стал сложнее. Я просто при расчете учитываю "коэффициент хаоса Хайки".

Я выбрал из двух зол. У каждого мужчины есть определенная граница, после которой уязвленное самолюбие требует мести. Когда эту границу пересекают, никакие аргументы не принимаются, в ход идет рычаг уничтожения, и последнее, что ты можешь сделать, — встать на пути мстителя.

У Хайки эта отметка находится значительно ниже, чем у любого человека, потому что она девушка-подросток. Все плевали бы на ее обиды, будь пиро обычной, но когда подросток может превратить в кучу пепла полгорода, с этим приходится считаться. Да, события могли бы сложиться и поудачнее, но стоило задержаться — и всем была бы крышка. Так что я смотрел в будущее с оптимизмом.

Ястреб Джек хмыкнул. Мутант не воспринимал девчонку как угрозу.

— Пиро вела себя вздорно, но довольно тихо.

— Вот именно! — я объехал гору помета неизвестного животного. — Она держалась на удивление сдержанно, вела себя, как хорошая девочка, и определенно заслужила награду. Если бы я или ты стали ей что-то говорить, дело бы добром не кончилось. Сгорели бы и мы, и мотоцикл, и ангар, и кто-нибудь еще. Вообще говоря, я рассчитывал на значительно большую несдержанность с ее стороны. Хайки старается ради тебя.

— Ради меня?

Ястреб Джек посмотрел на меня, словно на умственно отсталого. Судя по всему, он не слишком хорошо предвидел последствия своих действий.

— Ну ясное дело, Джек! Она же считает тебя одним из мастеров дзен, а ты сказал, что ей не нужен ошейник. Вот она и сдерживается изо всех сил, пытаясь пустить энергию на что-то другое. Ты только это… Чем дольше она удерживает огонь, тем хуже потом будет. Может, ты и впрямь знаешь подходящие фокусы, но тогда держи их наготове. Скоро они ух как пригодятся!

Мутант помолчал, будто обкатывая мысль внутри.

— За этими неискренними восхвалениями я ощущаю ужас перед твоим заказчиком. Просто признайся — ты так обделался, что махнул на все рукой, лишь бы вывезти таблички из Мастерской. Пытаюсь представить, кто здесь страшнее психопата-самурая.

— Эй, это я тут читаю чужие души! — посмеялся я, и тут заметил что-то слева по курсу. — Погляди-ка, что там.

Джек достал маленький бинокль из бардачка и уставился на замеченные мной белые пятна.

Его присутствие полностью усыпляло бдительность. Со всеми остальными наемниками я ни на минуту не забывал, что они только и мечтают, что меня обжулить, но эта физиономия казалась такой незлобивой, что я расслабился. Наверняка это одна из способностей Джека, так что я всячески пытался собраться и напомнить себе, что награду в 10 000 кредов просто так не назначают. Но все равно я начинал воспринимать мутанта, словно старого приятеля. Из нас получалась хромоногая и плохо предсказуемая, но действующая команда.

— Там трое караванщиков дерутся с ящерицей. Что они тут делают? То ли заблудились, то ли Стилтс стал популярнее, чем я думал.

Я притормозил и тоже взглянул.

Одетые в белое пустынники, больше времени проводившие в пустошах со своими товарами, чем в селениях, что-то не поделили с гужевой зверюгой. Караванщиками я бы их не назвал из-за полного отсутствия каравана. Белые хламиды и тюрбаны полностью закрывали лица, так что о личности путников ничего сказать было нельзя. Все трое пытались утихомирить недовольное животное, но ящерица брыкалась, щелкала зубьями и извивалась, демонстрируя негодование. Оставшиеся две ящерицы смирно стояли и ждали, пока их товарка перестанет проявлять классовое самосознание или что там с ней происходило.

— Вы чего? — Хайки заметила, что мы стоим, и ловко остановилась, щегольским жестом выбив подножку. — Ну и жара! У меня уже куртка начала плавиться.

Мотоцикл явно поднимал ее самооценку. Когда она слезла, то двигалась пружинистыми, слегка театральными движениями, будто вот-вот возьмет микрофон и начнет петь отвязный ро[11] пустошей. Хайки залезла на заднее сиденье и сбросила куртку, обкручиваясь легкой тканью.

— Там какие-то пустынники. Решили посмотреть получше, чтобы не попасть в засаду.

Ястреб Джек снова заглянул в бинокль.

— Это та самая ящерица.

— Какая? — не понял я.

— Ну, любопытная, из Балха. Которая бегала и верещала, как резаная.

— По-моему, они все выглядят одинаково. Это как овцы в стаде. Ты что, узнал бы конкретную овцу, если бы ее встретил?

— Пастухи же узнают. Может, и узнал бы. Мне кажется, это та самая ящерица.

Караванщики лупили ящерицу, та щелкала пастью и пыталась толкнуть их лапой.

— Предлагаю ехать, как ехали. Толка от них никакого, но они запросто могут быть какими-нибудь культистами или знаком засады.

Ястреб Джек согласился, Хайки достала еще немного сладких осколков печенья из бездонных карманов своих пустынных шароваров и пожала плечами:

— Надеюсь, ящерица им наподдаст и сбежит в пампасы.

После стычки ящерицы с загадочными "караванщиками" больше мы никого не встретили. Места эти были подлинно дикими даже в масштабах пустошей, где дикарство являлось эталоном прекрасного. Я опасался, что мы можем натолкнуться на чей-нибудь секретный склад или базу, а то и на существ искажений, но единственное место, похожее на обитаемое, которое я увидел, — это небольшая землянка с брошенным рядом ведром, как будто живший тут пытался черпать песок. Может, когда-то там поселился отшельник или прятался отпетый преступник, на которого охотники за головами устроили всеобщую облаву.

Кстати, об облавах. У охотников за головами неплохая база данных, в которую можно получить доступ в каждом из городов. Я не сомневался, что в любом мало-мальски крупном поселении есть агенты охотников за головами, которые будут обращать пристальное внимание на приезжих. Джека могут сразу не узнать, но мотоцикл Хайки послужит ярким сигналом для зевак поискать наши личности. Я так и не спросил, за что ее разыскивали — как-то не выдалось подходящего момента.

Зверолов по сравнению с Рё не выглядел весомым противником, но показываться верхом на уникальном раритете не стоило ни с одной, ни с другой точки зрения. Я пометил себе пересадить Хайки в тачку, когда будем подъезжать, прикрепить мотоцикл к крыше и до неузнаваемости обмотать его чем попало. Но справимся ли мы с таким весом? Я покосился на Ястреба Джека, тот выглядел хлипковато. Лучше всего было бы продать мотоцикл ценителям за приличную сумму.

Из-за объезда мы делали изрядный крюк, так что заночевать пришлось недалеко от искажений. Солнце стремительно упало в песок, оставив наедине с подвывающими вдалеке койотами и шорохом иссохшей осоки.

Я долго выбирал место, надеясь на скалу или выступ какой, но ночевать пришлось в открытом поле. Соорудив слабое прикрытие с помощью тачки и мотоцикла, я разжег небольшой костер и налил в котелок воды. Темнота отделяла нас от безжизненных пустошей и создавала отсутствующих в пустынных пространствах уют.

— Как же хочется спать… — Хайки потянулась. — У меня болит все, что только можно. Джек, а ты можешь научить меня успокаивать людей, как ты?

— Сомневаюсь, — резонно заметил мутант. — Ты же не можешь научить меня выжигать двери.

— Но дело не только в способностях. Дело в мироощущении, — продолжила настаивать Хайки. — Я вижу, что отличаюсь от остальных, но они только знай хлопают в ладоши от того, какая я резвая, пока не узнают поближе. А я хочу научиться останавливаться. Плыть между событиями, как ты.

Ястреб Джек чувствовал себя не в своей тарелке перед такой прямотой, хотя старался ее понять.

— Ладно, давай поговорим. Вербовщик заливал, что после тебя остаются подожженные факелы вышек и разрушенные города. Если это правда, ты достаточно хорошо контролируешь силы. Ну, вскипятила колодец, ну, подожгла кабак… А, еще перестаралась со складом. Это все дело житейское. На фоне баек Чиллиза это выглядит скромно.

— Смотря с какой стороны посмотреть! Если сравнить меня и Рё, то я получаюсь сбродом, который ничего толком не умеет… — впервые упомянув лидера механиндзя после ограбления, пиро помрачнела. — Получаюсь никчемной, бессмысленной какой-то!

Ястреб Джек уселся поудобнее, вытянув ноги на земле. Он как будто приглашал откинуться в кресле, как хозяин дома предлагает гостям выпивку, хотя никакого дома не было и в помине.

— А зачем тебе сравнивать себя и Рё?

Он достал самокрутку и выпустил струйку дыма, оставив паузу висеть во тьме. Глаза Ястреба Джека в темноте вдруг блеснули, словно у хищной птицы.

Хайки наморщила лоб, как постоянно делала, когда не могла сформулировать точный ответ, и тоже уселась. Джек будто управлял сценой, делал ее пластичной, заставляя пиро двигаться по плавной линии. Не знаю, как это лучше описать. Обычно девчонка носилась зигзагами, ее траектория была максимально заостренной, резкой, а здесь она следовала за чужим голосом. Замечал ли это Ястреб Джек или действовал бессознательно?

Засмотревшись, я уронил ложку фасоли себе на живот. Пора скинуть чутка веса, чтоб все падало вниз, а не на одежду.

— Нет никакого смысла сравнивать себя с другими людьми, chica. Ты родилась с одним набором способностей, механиндзя — с другим. Нужно не оглядываться на них, а сверяться с собственной целью. По-моему, ты просто желаешь того, чего у тебя нет, и не ценишь то, что можешь. Многие могли бы тебе только позавидовать.

— Но Рё…

Ястреб Джек мотнул головой:

— Рё — это черный учитель, chica. Он шикарно выглядит и многое знает, но передает знания только сверху вниз, только как сильный — слабому. Тебе такой стиль не подходит. Считай, у вас разные школы кунфу.

Услышав слова из знакомого ассоциативного ряда, Хайки довольно рассмеялась.

— Теперь ты мой учитель.

— Это вряд ли. Я ни для кого не могу быть учителем, — отмахнулся мутант. — Это слишком важное звание.

— Да ты же учишь, значит учитель. А какая цель у тебя? Ты сказал — сверяться с собственной целью.

Мне тоже было интересно, почему Ястреб Джек шатается, где попало, и куда он направится после. Мутант сделал несколько затяжек.

— Я хочу найти место, где я нужен.

— Как это? — моргнула Хайки.

— Понимаешь… — он подбирал слова. — Цепь событий ведет меня куда-то, в ней есть смысл. Я постоянно ощущаю, что где-то есть место, где я найду свое призвание, но пока его не обнаружил.

Пиро подняла бровь:

— То есть ты просто шатаешься везде в надежде, что тебя осенит? И ты не хочешь ничего конкретного? Только это?

— Пожалуй.

Ястреб Джек охладел к разговорам, хотя в замечании Хайки были все резоны.

— Это самая дурацкая история из всех, что я слышала. Наверное, я должна подумать и извлечь из нее какой-нибудь дзенский урок, но пока… Эй, что это за звук?

Хайки обеспокоенно привстала на руках и прислушалась. Ястреб Джек сдвинул брови и уставился на меня разными глазами.

— Мне это не нравится.

Тут я тоже осознал, что шум в ушах, который я принимал за подвывание ветра все последние полчаса, идет из багажника машины. Звук был низкий, но негромкий. Он мог бы раздаваться от медленно крутящейся центрифуги с большими лопастями или очень толстой трубы. Придя к молчаливому согласию, мы с Джеком подошли к багажнику — и я быстро его распахнул.

— Пора разобрать трофеи! — Хайки протиснулась между нами.

Шум шел из глубины багажника, так что время разбирать украденное действительно настало. Сверху лежала позолоченная статуэтка, когда-то стоявшая у входа в ангар, целая кипа бумаг, не слишком старательно свернутых в рулон, и мешок с табличками, куда Джек нагреб также несколько стоявших рядом книг, пару ножей и старинную чернильницу. Не представляю, кому кроме Рё в этом мире нужна чернильница, хотя я мог ошибиться в назначении предмета.

Я осторожно выложил добычу и понял, откуда раздается гудение. Его издавал стеклянный куб, внутри которого бесновался необъяснимый кусок материи. Он перестал изображать предметы и стал просто расплывчатым и диким пятном, которое билось внутри стекла.

— Что это за чертовщина такая? Сделайте что-нибудь или я его расплавлю!

— Не-не-не. Держись подальше, Хайки! Это ценный трофей, его можно продать за хорошие деньги.

Куб продолжал беситься, складываясь в невероятные контуры и меняя громкость звука.

— Он что, собирается взорваться? Это похоже на протечку. Как около искажений. Мы не должны его трогать!

Пиро начала нервничать и от волнения подожгла мешок с табличками. Джек Ястреб стремительно выкинул его из машины и закидал песком. Куб продолжал поднывать, будто чуял близость границы искажений и хотел избавиться от оков.

— Хайки, отойди, — приказал я. — Не хватало еще, чтобы заказчик с нас головы снял потому, что ты сожгла добычу. Не думаю, что куб опасен, но что-то его разбудило. Кто-нибудь знает стихи?

— Что?!

Хайки и Джек были единодушны. Куб завизжал и, кажется, начал плавить стеклянную оболочку, пиро отпрыгнула подальше.

— Если это кусок живого города, их заклинают поэзией. Да что вы уставились! Из Сативы им отправляют поэтов, пока не найдут подходящий ритм. Некоторые даже живут в прирученных городах, горя не знают. Я, правда, думал, что это все бред сивой кобылы, но мир припас открытия… Не думаю, что живым городам нравятся стихи, просто ритм их как-то упорядочивает, заставляет принимать одну форму, а не сто тысяч. У ученых даже была идея, что поэты смогут войти в зону искажения и выйти обратно без всяких проблем, но не слышал, чтобы это сработало.

— Это ядреная брехня! Я стала тупее, просто тебя выслушав! Я предпочитаю сжечь его, пока он не вызвал демонов из ада.

— Ну хоть пару строчек вспомните, ничего в голову не идет… Попробовать-то надо!

Ястреб Джек прочистил горло:

— У Дженни-красотки острые груди,

Сколько ни жамкай, ее не убудет.

Доброе сердце у Дженни в груди,

Мимо, братишка, ты не проходи!

Не знаю, как на куб, а на Хайки слова подействовали безотказно — глаза ее широко распахнулись, а челюсть отвисла. Еще она, кажется, сильно покраснела.

— Сколько ни жамкай? Что это за поэзия такая? Я думала, поэзия — это когда караванщики поют свои сказания около костра.

— Да вы и такого не вспомнили! — обиделся Ястреб Джек. — Слышал в кабаке, прилипло… Задорная песня, между прочим. Попробуйте сами вспомнить что-нибудь в такой недружелюбной обстановке!

Я решил последовать его совету и вдохнул поглубже:

— Помнит войну она

первую в мире:

Гулльвейг погибла,

пронзенная копьями,

жгло ее пламя

в чертоге Одина,

трижды сожгли ее,

трижды рожденную,

и все же она

доселе живет.[12]

Ритмически я постарался, но куб мои старания не оценил, продолжая гудеть и показывать пугающие виды.

— Это было неплохо, — понимающе кивнул Ястреб Джек. — Где такому учат?

— В университете. Кстати, у кочевников прошлого в поэзию зашивали даже описание путей — куда идти, где стоянки и прочее. Может, мы к этому тоже скоро придем.

— Как хорошо, что я нигде не училась, — гордо заявила пиро, скрестив руки на груди. — Вы оба — придурки! Теперь-то я могу сжечь эту жуть?

Ястреб Джек призадумался, почесал затылок, потом взлохматил волосы, словно это должно было помочь ему собраться. В этот момент он опять стал невзрачным и незаметным, выскользнул из поля зрения, как у него часто это получалось. Мы словно находились на разных планах одной и той же фотографии, и фокус был не на нем.

Джек бормотал себе под нос, отбрасывая одну строчку за другой, но я не разбирал фраз. В том, что он говорил, не было рифмы, но образовывался неожиданный ритм. Наконец, я расслышал это:

— Мы будем ходить

с тобой по пустыне

под месяцем ярким,

под россыпью звезд.

воздух прозрачен,

словно роса.

песок остывает,

и есть только небо.

оно лишь завеса

для бурных галактик,

вращенье небрежное

вечности долгой.

умрем мы, быть может,

и завтра погибнем

но прямо сейчас —

все это наше.

Он продолжал говорить, и все это вместе не казалось удивительным или стоящим, но продолжало свиваться в ленту, окутывающую меня, Хайки, тачку и куб. Похоже, кусок живого города удовлетворился и затих, вот только надолго ли? Стоило отъехать подальше от искажений.

— Вроде, сработало. Не могу поверить, что это реально действует, — я опешил. — Ты заклинатель живых городов, Джек!

— Как ты это сделал? — поразилась Хайки. — Похоже на колыбельную для тех, кто не умеет рифмовать.

— Сама бы попробовала. Мне кажется, дело не в словах, хотя это же просто кусок, а не целый город. Дело в контакте. Это как общаться с животным, предлагая ему пищу.

— Как же здорово…

Хайки улыбнулась, легла и моментально вырубилась. Бессонная ночь, Рё и почти сутки стремительного путешествия по пустошам укатали пиро настолько, что она перестала соображать. Хайки подогнула руки и свернулась около костра, даже не подготовившись. Я тоже не стал церемониться — завернул куб в ткань, отряхнул таблички, закрыл багажник и начал устраиваться на ночлег. Обо всем, что произошло, стоило поразмыслить завтра, благо ехать еще долго.

Что в пустошах достает, так это постоянный ветер. Утихает он очень редко, и в эти моменты замечаешь, как устал от палящего потока воздуха, который заставляет губы трескаться, а кожу высыхать. Действует ветер и на все, что растет или находится в бесконечных пустынных равнинах. Редкие, стойкие к отсутствию влаги деревца стоят на корнях, почву из которых выдул ветер, песчаная прослойка постоянно перемещается, образующиеся трещины — расширяются, а там, где есть скалы или остатки русла рек, породы выветриваются, образуя очень странные ландшафты.

Мы въехали в северный отрог Черной пустыни, большая часть которой находилась в искажении. Сначала светло-коричневый горизонт разделился на две части, одна из которых выглядела зловеще черной, а затем мы оказались посреди неровной поверхности, покрытой мелкими темными камнями, измельченными ветром. В Черной пустыне почти нет родников — ни воды, ни растительности, только раскаленные острые камешки, на которых мотоцикл Хайки потряхивало.

От Черной пустыни я не в восторге, да и бывал тут лишь один раз, а карта стала неточной, так как караванщики сюда не заходили. Из-за цвета камней жара стояла такая, что можно было заживо сгореть, просто находясь тут, так что я надеялся, что мы проедем этот кусок, пока солнце не успело подняться.

Пиро выспалась, вернула бодрость и теперь доставала Ястреба Джека, который прятался от нее в машине и перекидывался репликами через широко открытое окно. Я старался избегать людных дорог, поэтому объехать через черную пустыню казалось правильным, но была одна проблема — зона искажений. На карте она отмечалась очень приблизительно, а в однообразном пейзаже, состоящем из безжизненных холмов, украшенных темной галькой, не нашлось внятных ориентиров.

Мутанты, если и имели сомнения по поводу выбора пути, никак их не выражали. Обычно приходится отстаивать авторитет, но Хайки вела себя со мной, словно со старым другом, а Ястребу Джеку, похоже, было плевать, куда ехать, пока сюжет развивался. Он оказался полезным пассажиром.

— Можешь посмотреть глазами ястребов или кого-нибудь еще, далеко ли мы от башни?

— Здесь никого нет, вербовщик. Ни животных, ни птиц, так что увы, — мутант вытер пот с лица. — Самое пустое место из всех, что я видел. Даже ни одной ящерицы не заметил, а уж они-то везде живут.

Железобетонная башня метеорологов, или Палец в заднице, как ее называли местные, раньше была пунктом наблюдения за климатом и базой исследователей пустынь, наблюдавших за перемещением воздушных масс. После искажения все это стало никому не нужно, метеорологи поисчезали, а башню последовательно занимали сначала несколько банд, от которых уже ничего не осталось, потом бензоманьяки, которые ушли, не обнаружив ничего полезного, затем Отшельники Старка, после — ученые из Сативы, сделавшие ее форпостом для изучения искажений. Кто занимал ее сейчас, я даже предположить не мог, но около Пальца можно было пополнить запасы воды. Хайки пила за троих, так что об этом тоже стоило позаботиться.

Башня находилась у западной границы Черной пустыни, но я все не мог ее разглядеть — жара начала искажать воздух, который колебался и расплывался под действием температуры.

— Мы тут сдохнем, Чиллиз! Где твоя башня? — крикнула Хайки, обмотанная пустынным тюрбаном; каждое слово жужжало, словно она сидела на стиральной машине. — От этой тряски спятить можно!

Я притормозил и снова уставился на карту. Если я находился там, где думал, то нам осталось не так долго.

— Вербовщик…

Голос Ястреба Джека прозвучал крайне напряженно.

— Да дай ты карту посмотреть! Можно подумать, вы никогда не ошибались! Жалуетесь, как старые бабки, а не наемники! Границы очерчены кое-как…

— Чиллиз, ты должен на это взглянуть, — чеканя каждое слово, повторил мутант.

Я оторвал глаза от карты и встретился с его испуганным лицом, которое пялилось куда-то в район моего плеча. Дальнейшие события развивались очень, очень быстро.

— А-а-а-а-а-а-а! — завопил я, ударив по газам.

— А-а-а-а-а-а-а! — на другой ноте, но не менее интенсивно вторил мне Ястреб Джек.

— Какого черта вы орете? — Хайки привстала на мотоцикле, заглядывая в кабину. — Это же… А-а-а-а-а-а!

Достигнув таким образом удивительного для столь разных людей консенсуса, мы резко развернулись на север, забыв обо всех предыдущих намерениях. Щупальца, выросшие из моих плеч, весело шевелились и щекотали лицо.

Только спустя полчаса и убедившись в том, что голова и остальные конечности находятся на своих местах, я перестал вопить. Мы вылетели из Черной пустыни, будто за нами гнался сам дьявол, а спидометр показывал доселе неведомые рекорды. Пиро бросила мотоцикл и пыталась отдышаться. Мы сбились с пути и заехали в искажение, что могло стоить всем жизни.

— Они шевелятся!

Хайки выпучила глаза и начала тыкать в меня пальцем.

Я достал фляжку со спиртным, которую носил как раз для такого случая, и только после того, как выпил половину, набрался решимости взглянуть на щупальца еще раз. В районе моих плеч выросло по два пятнистых отростка, которые весело извивались на ветру. Самое странное, что я не ощущал никакой боли.

Допив фляжку до конца, я набрался смелости и прикоснулся к одному из отростков. Он дружелюбно обвил палец, и тут меня вытошнило — видать, напряжение оказалось слишком сильным.

— Ты это… — пиро осторожно погладила меня по спине. — Не помер же.

— С какой-то извращенной точки зрения ты даже выглядишь круто, — попробовал себя в дипломатии Ястреб Джек. — Нам сильно повезло.

— Я слышала, что мутанты более устойчивы к искажениям. Что у нас, типа, как прививка.

— И еще ты не превратился в стул. Я слышал историю про мужиков, которые отправились в искажение за сокровищами, и один сразу превратился в стул.

Мне хотелось сказать им, чтоб они заткнулись, но вместо этого меня покинули остатки содержимого желудка. После этого я снова потрогал щупальца, потянул за них, но было больно.

— Можем их отрезать, — предложил Ястреб Джек.

— А ты можешь ими управлять?

Я пожал плечами и постарался ощутить щупальца, как-то пошевелить ими, но они жили собственной жизнью, любопытно хватая все вокруг. О популярности у женщин с такой добавкой можно забыть, хотя если избавиться от шока перед стремительным морфированием плоти, некий шик в этом имелся. Культисты Белого песка, маску которых носила Хайки, могли бы приносить мне жертвы.

— Ладно, — я взял себя в руки. — Я допустил ошибку, признаю. Но если поедем вдоль границы черной пустыни, скоро доберемся до башни. Там разберемся, что делать дальше.

Если подумать, мне действительно повезло, ведь я не превратился в стул.


Глава 6, в которой Хайки показывает Ястребу Джеку, что такое огненный ад

У человека есть способность не обращать внимания на сколь угодно заметные вещи — например, на то, что пистолет в руке дрожит от старости, жена посматривает на другого, а живот не помещается в недавно купленные штаны. Уж что-что, а обманывать сами себя люди умеют в совершенстве, так что я просто практиковался в том же умении, старательно игнорируя выросшие щупальца. Если внимательно смотреть на дорогу и думать только о том, чтобы убраться из Черной пустыни, можно поверить в то, что ничего особенного не происходит. К сожалению, щупальца не стремились мне помогать и постоянно появлялись в поле зрения.

Происшествие с зоной искажений изрядно нас взбодрило, так что я жал на газ со всей мочи. Вскоре старая башня темным штрихом разрезала горизонт, разделяя прозрачное и жаркое небо пустыни надвое. Ни намека на облака, только горячие потоки раскаленного на камнях воздуха. Дышать приходилось сквозь смоченную тряпку, иначе во рту и в носу начинало скрести от песка. Высыхала тряпка моментально, но терпеть уже не было сил. Появление башни пришлось кстати — мои новые конечности полюбили хватать Ястреба Джека за волосы, от чего мутант был не в восторге и безостановочно брюзжал, что было еще хуже щупалец.

Судя по его виду, Палец сильно обветшал за прошедшие годы, но все еще оставался единственным точным ориентиром в этих диких местах. Я прищурился. Никаких флагов не заметно, а то одно время были популярны битвы за Палец, и банды сразу украшали форпост своими граффити и знаменами. В результате башня сверху донизу покрылась надписями и рисунками, а последние владельцы вдобавок разрисовали ее красными кольцами.

Вопреки моим ожиданиям Палец перешел к кому-то посерьезнее караванщиков. Вскоре я смог разглядеть палаток двадцать, расставленных около башни и образующих небольшое поселение, а также кучу железных контейнеров. Использовать их для жилья на такой температуре не стали бы даже сумасшедшие, так что кто-то постарался привезти в эту глушь коллекцию грузов. Я почуял дух Новой Сативы издалека.

— Будь наготове, — сказал я пиро, та кивнула в ответ.

Ожидать от обитателей Пальца можно чего угодно. Царила знойная, тяжелая тишина. Подъехав поближе, я заметил разложенное оборудование, транспорт, а в продуваемых ветром палатках работали одетые совсем не в стиле пустошей люди. Они носили белые халаты из лабораторий и маски с увлажняющими фильтрами. Но сильнее всего их выдавала бледная кожа.

— Снайпер, — Ястреб Джек показал на верх башни. — И не один.

— Пустили же они нас сюда, значит есть шансы. Хорошо хоть сразу не завалили.

Я заглушил мотор, покрепче замотал щупальца и вылез из кабины, подняв руки. Из башни навстречу мне выступили пять человек в форме Новой Сативы — власть в Пальце сменилась основательно.

Каждый из военных был серьезно экипирован. Мощная броня, шлемы, отличные пушки, следы имплантов. Они настороженно разглядывали нас, инстинктивно стискивая пальцы на рукоятях оружия. Не доверяли они пустынникам, это точно. Прямо десант в опасную зону собрали. Непривычно видеть эти фигуры здесь, на окраинах, так далеко от защищенных бункеров города.

Их надменный вид нагонял на меня меланхолию, так что я пожалел про себя, что не объехал Палец стороной. Если выбирать между военными и долбаными щупальцами, я выберу второе.

— Мы только за водой — и сразу уедем! — я прищурился. — Направляемся из Стилтса в Хаир, чтобы поучаствовать в ярмарке. Не знал, что здесь организовали научную экспедицию. Прекрасные новости! Искажения стоит изучать, чтобы…

— Если вы сдадите оружие, можете войти, — пожала плечами коротко стриженая брюнетка. — Мутанты есть?

Врать не имело смысла — ученые сразу выведут нас на чистую воду. Все, кто выезжали из Новой Сативы в пустоши, тащили с собой сканеры, встроенные в броню. Будь у меня такая, я бы не облажался, заехав слишком глубоко. Мозги мутантов как-то отличались от обычных, так что шишки из городов умели их распознавать. Схитрить вряд ли удастся. Это среди обычных жителей можно скрываться, пока не заработаешь репутацию, а в городах быть мутантом — незавидная штука.

Я мстительно подумал, что они вспотели, как сволочи, в проклятой навороченной броне. Стало немного веселее.

— Ну, я мутант.

Хайки выступила на шаг вперед и скрестила татуированные руки на груди. Она где-то умудрилась сорвать длинную сухую травинку и теперь нагло крутила ее во рту. Надо будет с ней об этом поговорить — необязательно настраивать всех против себя заранее. Но молодняк пустошей по традиции ненавидел города-бункеры, так что любые слова на этот счет окажутся бесполезным сотрясанием воздуха.

— Почему на тебе нет ошейника?

— Ошейник носят собаки.

Хайки пожала плечами и начала демонстративно рассматривать рисунки на башне.

— Тогда тебе стоит побыть за пределами лагеря. Меня зовут майор Кира Лестрейд. Мы заняли башню в качестве форпоста для дальнейшего изучения искажений. Присутствие посторонних здесь нежелательно.

— Этот рядом тоже странный, — сказал один из сопровождения, глядя на небольшой монитор переносного миникомпа. — От всех них изрядно фонит. Пусть берут воду и отчаливают туда, откуда пришли.

— Да мы и заходить-то не собирались, просто наполните наши канистры…

Фразу я закончить не успел, хотя использовал максимально подобострастный тон из имеющейся палитры. Видимо, щупальцам понравилось, потому что одно из них вылезло наружу и начало ласково покачиваться. Вот черт!

Мутация искажений вызвала в рядах военных серьезный переполох. На меня уставились сразу все дула, и я буквально нутром ощутил, как снайперы с башни навели прицел мне в лоб. Широко вытаращенные глаза военных виднелись даже через шлем. Хайки и Джек выругались.

— Что это такое?

Надо отдать должное Кире Лестрейд, у нее даже бровь не дрогнула.

— Заехали в искажение из-за неточности карт, еле спаслись, — я опять поднял руки. — Они не являются угрозой. Просто артефакты кратковременного пребывания в искажении.

Вот ведь странно — я колесил по пустошам уже двадцать с лишним лет, а специфическая речь военных Сативы не забылась.

От слов становилось противно во рту, потому что они максимально отстраняли от того, о чем говоришь. Нет бы прямо заявить — долбаные щупальца! Но военные никогда так не скажут, потому что выдерживают дистанцию. Не позволяют пробраться себе в душу, представляясь отстраненным оружием, чтобы легче было убивать. Даже ниндзя Рё такого не делали, в них было стократ больше жизни и осознанности своих действий.

— Сомневаюсь, что вы знаете о том, являются они угрозой или нет, — насмешка в голосе Киры Лестрейд задевала за живое. — Следуйте за мной. Мы постараемся вам помочь, найти решение в лаборатории. Вот только ваши друзья-мутанты пока подождут здесь.

Не очень-то я им доверял, но выбора не предлагали. Словно в ответ на внутренние сомнения, один из бугаев Киры Лестрейд кашлянул.

— Да хрена лысого друзья-мутанты подождут здесь! Куда вы его уводите? Думаете, если из Новой Сативы, то можете делать, что угодно? Это пустоши, тут другие законы, ребятки.

— Хайки, эти люди хотят нам помочь, — с давлением произнес я, хотя не верил в сказанное ни на йоту. — Так что сиди и жди.

— Камера 5 освободилась, можно поместить его туда, — сказал то ли лаборант, то ли ученый, высунувшись из шатра.

Кира Лестрейд кивнула и сделала знак уходить.

— Э-э… Какая камера? Мы всего лишь надеялись получить немного воды для дальнейшего пути…

— Камера обеззараживания, разумеется, — холодно улыбнулась Кира. — Не волнуйтесь понапрасну. Не хотите же вы попасть в поселения таким? Это может вызвать панику.

— Они его не вернут, — тихо, но очень четко произнес Ястреб Джек.

Я обернулся и увидел, как он кладет руку на плечо Хайки, пытаясь удержать девчонку от импульсивных поступков. Но я взял ее с собой как раз для такого случая и как раз для поступков, после которых вместо непредвиденных препятствий остается поле пепла. Племя каннибалов, работорговцы или военные, ставящие опыты над людьми, — для Хайки разницы не существовало. Вопрос только в том, удастся ли мне выжить в процессе.

Пиро и Джек попятились назад, я покорно развернулся под приветливые дула людей Лестрейд. Запах напалма витал в воздухе.

— А-а! — с самого верха башни раздался короткий крик боли.

— Сейчас.

Это слово Ястреба Джека запустило череду смертоносных событий.

Я бросился на землю и резво перекатился за угол контейнера. В тот же миг пространство между мутантами и военными воспламенилось со странным треском и свистом, стена огня взмыла до небес. Воздух лопнул, словно разорванная рана, — так же, как от невыносимого жара лопались щитки шлемов, детали оружия, части брони, экраны миникомпов, кожа, губы, глаза… Хайки не поджигала, как говорил механиндзя, — куда там! Она в мгновение ока расплавила промежуток между собой и врагами, превратила его в доменную печь, где потекло все подряд. Это было по-настоящему жутко.

Какое-то время люди Лестрейд стреляли и, возможно, попали в пиро, но это уже не могло им помочь — девчонка отпустила своих демонов. Я еле успел уползти дальше от полыхающего контейнера, чтобы не изжариться. Перепуганные ученые выбегали из шатров, вспыхивающих, будто бензиновые лужи, и загорались сами. Один из них пытался ползти за мной в надежде на спасение, но так сильно обгорел, что умер на полпути. На короткий миг стало нечем дышать — Хайки выжгла воздух.

— Ох ты ж черт, ох ты ж черт…

Я то бежал, то полз, то падал, стараясь убраться подальше. Военные перестали стрелять — изжарились внутри силовой брони. Но что же снайперы? Почему они ничего не делают? Я задрал голову — над башней кружили птицы, некоторые из них атаковали невидимых отсюда бойцов.

Матерь божья! Зачем я во все это ввязался? Клянусь, что после этого завязываю с вербовкой. Буду сидеть себе в Балхе, пить холодное пиво, обдуривать разных бестолочей…

Отбежав как можно дальше, я развернулся и посмотрел на Хайки. Она стояла перед огненным адом, который устроила, и никак не могла остановиться. Огонь как будто выливался из нее нескончаемой рекой, худое тело тряслось. Перед маленькой фигуркой взрывались тачки военных, взметались вверх горящими парусами палатки, догорали до скелетов трупы ученых, вспыхнуло несколько опустившихся слишком низко птиц.

В какой-то момент она сжала кулаки и пронзительно закричала. Душераздирающий вопль резанул по нервам — столько в нем было исступления и отчаяния одновременно. Пламя начало окружать ее, подбираясь к машине.

— Нет, нет, нет! Остановись, малыш! — забыв о самосохранении, я рванул к тачке. — Джек!

Она кричала и кричала, поднимаясь до какой-то совсем уж ультразвуковой ноты. И тут все закончилось. Пламя, которое вызывала пиро, погасло, хотя все, что удалось поджечь, полыхало будь здоров. О военных снаружи можно было забыть. Остатки их костей дымились на расплавленном песке, и даже очень въедливый падальщик не нашел бы, чем там поживиться.

— Хайки! — я поймал ее дрожащее тело.

Ее ранили выстрелами, но я не понял, насколько серьезно.

Ястреб Джек стоял неподалеку и выглядел ошарашенным, каким-то пришибленным, что ли. Может, он слишком много сил потратил на птиц или был ошеломлен огнем пиро. Тут ведь если не увидишь раз своими глазами, ни за что не поверишь, но я его предупреждал. Джек обшаривал взглядом побоище, находящееся теперь вместо лагеря ученых, и повсюду натыкался на обугленные останки. С моей же точки зрения нам изрядно повезло — машина с трофеями не сгорела. А ведь могла бы. Могла.

— Дайте воды… — прохрипела Хайки.

Джек кинул бутылку из кабины, пиро жадно приникла к ней и громко, долго пила.

— Я могу сжечь что-нибудь еще, — она стиснула зубы, глаза совершенно обезумели. — Я хочу еще.

Пиро переставала быть человеком в такие моменты. В ней будто не оставалось ничего кроме пламени, заполняющего ее до краев.

— Я хочу еще, Чиллиз. Я хочу еще!

— Мы все до черта всего хотим, малыш, — я вылил остаток воды ей в лицо. — Потерпи, а то убьешь и меня, и себя.

Надо отдать ей должное — Хайки старалась, но ее трясло от боевого ража, и я не знал, как здесь помочь.

— Думай о холодной реке, chica. Бездонные воды скрывают тайны, невесомые скаты парят в исчезающих солнечных лучах. Думай о равнинах, о холодной траве, на которой застывают снежинки. Ты могла бы нырнуть с обрыва, дерзко, как ты любишь — и с размаха погрузиться в воду, потеряться в мерзлой глубине. Думай об океане, который больше пустошей, о невероятной глубине, полной только одиночества и холода, — плел свои нити Джек.

— Отвяжись… Не надо…

Она ерзала, не в силах успокоиться. Голос Джека стелился, переходя в еле различимый шепот, но Хайки слишком разошлась. Я слыхал рассказы о том, что мутанты самовозгорались, не в силах себя сдержать, но пиро в пустошах мало, так что сам я не видел.

— Я так хочу что-нибудь сжечь! — с силой произнесла она, и мне показалось, что я вижу огонь в зрачках. — Если бы вы знали, как же это приятно.

Я осмотрел рану — пуля прошла навылет сквозь левую руку, еще ухо задели, волосы пиро слиплись от крови. Пора было с этим кончать. Я взял канистру с водой из машины — и облил ее с ног до головы. Девчонка задергалась:

— Что ты творишь, Чиллиз?

— А ты?

Хайки подняла глаза наверх и увидела мою испачканную пеплом физиономию. Глаза девушки стали нормальными, ярость ушла. Щупальца из левого плеча попытались ухватить ее за нос. Они развевались все более и более уверенно, будто привыкли находиться в мире вне искажений.

Думаю, мы представляли собой картину типичной жизни в пустошах — окровавленная дикая Хайки, обеспокоенный небритый мутант-поэт и я, склонившийся над пиро в окружении развеселившихся щупалец.

— Уф!

Она вскочила, отбиваясь от моих новых любопытных конечностей, и осмотрела все вокруг.

— Да тут полный разгром! А у меня кровь хлещет.

Такую Хайки я узнавал.

— И кто такие скаты?

Ястреб Джек облегченно вздохнул и с чувством выпил остаток воды, а потом отправился в машину за аптечкой. Мужик перенервничал, но я его не винил. Вскоре простреленная рука пиро повисла на перевязи, ухо Хайки протерли спиртом, а сама она основательно глотнула из дополнительной фляжки со спиртовым запасом.

— Еще немного — и мне бы голову разнесли! Какого черта они вообще решили, что могут забирать людей и делать с ними, что им захочется?

— Нужно набрать воды и уезжать. Как ты выключил снайперов? — атакующие птицы не давали мне покоя. — Ты не говорил, что умеешь управлять птицами, Джек.

— Я многого тебе не говорил. Это редко получается и требует много сил. Но на лице Лестрейд читалось, что она жаждет поместить тебя под купол и препарировать. Я решил рискнуть.

— Что ж, тогда вы оба спасли мне жизнь.

— А вы — мне, — добавила пиро и посмотрела почему-то на Джека.

Вот ведь неблагодарная. Выброс ее опустошил, но вскоре Хайки медленно потащилась между раскаленными контейнерами, остатками ученых и лужицами, оставшимися от оборудования.

Нам повезло, что отряд был небольшой. Военные или только начали разворачивать лагерь, или уже собирались ехать обратно, набрав материала. Кратковременные вылазки для изучения искажений — обычное дело для Сативы. Но меня удивило, как быстро скоординированная атака мутантов смогла полностью вывести их из строя. Военные бункеров прекрасно оснащены и организованы, но при этом провалили бой, даже не успев толком пострелять просто потому, что их стиль мышления устарел.

— Проверим башню. Там мог остаться кто-то живой.

— Хочешь и их поджарить?

— Вдруг там есть полезное оборудование. Его можно продать. Никогда не отказываюсь от денег, если они идут в руки, — я проигнорировал наигранный цинизм вопроса.

Ястреб Джек нет-нет да оборачивался, чтобы разглядеть сожженных людей. Несло горелым мясом и пластиком, жар стоял неописуемый. Я был немного обеспокоен выражением, которое никак не сходило с вытянутого лица мутанта. Он будто переживал произошедшее снова и снова, потерявшись в моменте недавнего прошлого. Его разноцветные глаза шарили по обесчещенной пустыне. Как бы не сбежал.

— Здесь подвал с камерами, — крикнула пиро.

Мы спустились в изрисованный граффити и заваленный песком подвал, который защищали толстые каменные стены. Военные пытались обустроить здание для своих нужд и, конечно, одной из первых нужд оказалось создание тюрьмы. Здесь же находился пульт с горой сканеров, угрожающего вида шлем, радиопередатчик для связи с Сативой, какие-то панели с мигающими пиктограммами и переносной источник питания. Черт знает, для чего все это нужно, но на рынке покупатель на все найдется. Хорошо бы изучить их записи в миникомпах, а то остальные припасы и приборы сгорели снаружи.

— Эй, кто здесь? — раздался скрипучий голос из камеры спереди.

Голосу неизвестного вторил жалобный вопль. Мы прошли мимо пустых камер в конец подвала, где света едва хватало, чтобы разглядеть дорогу.

Голос принадлежал всклокоченному старику лет 70, одетому в заношенную пустынную сорочку ярко-желтого цвета. Когда-то хламида выглядела импозантно, но в тюрьме скомкалась и покрылась грязевыми разводами. Ярко-белые волосы старца развевались вокруг покрытого пигментными пятнами черепа, словно стремились прорасти в небеса. На каждой руке пленника позвякивали браслеты из разноцветных камешков, а глаза смотрели на нас с откровенным недовольством. Старик даже не встал с табуретки, на которой сидел, будто наш приход вписывался в его представление о мире и не нуждался в особой реакции.

Глаза привыкли к полумраку, так что я разглядел рядом еще одного человека — щуплую старуху помоложе с двумя короткими косицами из темных волос и бельмом вместо одного глаза. Одета она была в длинное синее платье и пустынные сапоги, в ушах висели продолговатые серьги из нанизанных друг на друга бисеринок. Широкие скулы и суровое выражение лица делали ее в каком-то смысле привлекательной, если вам нравятся властные одноглазые бабки.

— Ну и чего уставился? — сварливо сказал старик и выложил костяшку домино на столик между ним и одноглазойнезнакомкой. — Открывай давай.

Его спутница внимательно рассматривала нас оставшимся глазом. Особенный интерес старухи вызвал Ястреб Джек, и он напыжился в ответ, не желая проигрывать пожилой пленнице в этой игре власти и доминирования. В соседней камере со стариками я с удивлением заметил ездовую ящерицу. Она плохо там помещалась и с радостным урчанием пыталась просунуть морду между прутьями.

— Зачем они заперли ящерицу в камере? — удивилась пиро и покачала головой. — Что у этих людей в головах? Привет, милашка.

Ящерица как будто поняла, что ей сказали, и села, уставившись на нас. Ястреб Джек отвлекся от созерцания старухи, прищурился, а потом ткнул в зверюгу пальцем:

— Это же та самая ящерица, которую лупили караванщики! У нее светлое пятно на спине. Вот ведь бедовая тварь. Ей отчаянно не везет.

— Впервые вижу людей, которых больше интересует судьба ездовой ящерицы, чем попавших в беду уважаемых людей, — довольно желчно произнес старик и со смаком приземлил на стол еще одну костяшку домино. — Как на счет выпустить нас из этой дыры?

— Старик, эту ящерицу мы уже знаем. А вот тебя — нет. За что военные вас сюда посадили?

— Да вот буквально ни за что, — вступила в диалог старуха и усмехнулась. — Наверняка они и с вами пытались то же самое провернуть, но ребятам не повезло, да? Чувствую запах бойни. Да и жарковато тут стало, хотя куда уж больше.

Хайки передернула плечами и прижала простреленную руку к груди. Тут-то я и разглядел ошейник старухи.

Ошейники изобрели в Сативе, когда пытались разобраться с проблемой мутантов. Вернее, это ученым казалось, что мутанты — проблема, а они сами часто придерживались противоположного мнения. Говоря проще, ученые донельзя перепугались, когда осознали, что в пустошах рождаются люди, которые могут гнуть реальность, как им в голову взбредет. Работали ошейники на основе анализа активности определенных зон мозга и по задумке должны были значительно уменьшать возможный вред и блокировать способности мутантов пустошей.

На деле получилось не ахти. Хайки, например, даже с ошейником умела поджигать вещи, хотя и не так масштабно, как без него. Кроме того мутанты сильно отличались друг от друга и по умениям, и по силе воздействия, и наверняка по внутреннему строению, которое не позволяли изучать. Вряд ли вы бы дали себя вскрыть ради науки. И что же умеет эта женщина? Старики сулили сюрпризы.

— Надеюсь, вы не дадите попавшим в беду путникам здесь сдохнуть, — сказала пленница.

Выглядела она настолько подозрительной, насколько вообще возможно, но вместе с тем у старухи имелся характер и определенный стиль. Оставлять их гнить в башне и умирать с голода было бы слишком жестоко.

— Что вы умеете? Кто вы такие? — включилась пиро.

Старик отложил домино и харкнул себе под ноги.

— Кто, что, чего… Что за допрос? В пустошах о таком не спрашивают, девчонка. Научись себя вести.

Хайки нахмурилась, Ястреб Джек от неожиданности засмеялся.

— Меня зовут Тида, — сказала одноглазая старуха, взяв на себя обязанности миротворца. — Я проповедник, а Фахаб — мой давний друг и известный в Хаире человек. Я езжу по городам, заглядываю в чужие души и мысли, помогаю людям разобраться в себе. А остальное расскажу, когда вы наконец выпустите нас из проклятой камеры.

— И лучше делайте это побыстрее! — гаркнул старик, вскочив и ухватив прутья решетки.

— Известный в Хаире чем? — не мог не уточнить я.

— Своими добрыми делами, разумеется.

Телепатка и психованный любитель домино. Я вздохнул, вытер мокрое лицо и отряхнул шляпу от пепла военных. Пот так и струился по бороде.

Судьба вела нас извилистым путем, но раз уж до сих пор удавалось выжить, двое вздорных стариков вряд ли смогут вмешаться в мои планы. Не бросать же их подыхать в грязном подвале, это варварство, и мама меня воспитывала иначе. Даже если Тида прочтет все наши тайны и вопреки инстинкту самосохранения заявит о них, это вряд ли окажется хуже того, что мы уже пережили. Единственный странный момент — то, что произошедшее снаружи никак на Тиду не повлияло, а ведь обычно телепаты сторонились насилия. Если не считать Резака Санчеса, но о нем другой рассказ.

— Конечно, мы вас выпустим, — заявил я наконец. — Жители пустошей должны помогать друг другу. Но чур в наши мозги не влезать.

— Договорились.

К счастью, замки на камерах висели простые, оставшиеся от предыдущих владельцев Пальца, и возиться не пришлось. Я отстрелил первый замок и выпустил ящерицу, та жизнерадостно унеслась прочь, издав торжествующий крик. Чешуйчатая ее морда пообветрилась и выцвела, но остальная шкурка зеленела, словно трава, которой в пустошах было так мало.

— Да пошевеливайтесь же!

Фахаб продолжал буянить, пока его не выпустили. Пиро сдвинула брови:

— Все не могу понять, ящерицу-то они зачем заперли. Или собирались ее съесть?

— Посох мне в задницу! — завопил старик. — Что это еще за чертовщина?

Я совершенно забыл о щупальцах, которые давно освободились и теперь живописно колыхались вокруг лица. Выбравшись из камеры, Фахаб встретился с этим зрелищем во всей его поражающей красе. В сочетании с моими немалыми габаритами и отросшей бородой щупальца должны были производить неизгладимое впечатление.

— Не ты ли говорил, что вести допрос некрасиво? — я подтолкнул его к выходу. — У всех свои тайны.

Старик отмахнулся, быстро потеряв интерес, и начал собирать домино в деревянную коробочку с вырезанными на ней листьями. Тида только ухмыльнулась. Ее здоровый глаз торжествующе блестел от ощущения свободы.

— Это необычная ящерица, — сказала она. — Больше похожа на разумное существо, чем обычные животные. Военные просили караванщиков Балха привозить им любые странные артефакты, и несколько приехало с товаром. Но вместо товара, который их не заинтересовал, Лестрейд забрала зверюгу. Фонит она, как и мы. Как вас зовут?

— Исса, — Ястреб Джек закурил.

— Мойра, — вторила ему Хайки.

— Хуан, — завершил я.

— Попробовать стоило, — посмеялась Тида.

Наверняка давно прочитала наши имена, зуб даю.

— Исса, как же! Врут старикам и не краснеют, — продолжал негодовать Фахаб, сверкнув взглядом на Хайки. — И одеты черт знает как! В мое время в Хаире молодежь знала, как одеваться…

Наконец он собрал домино, сопровождая действия замечаниями о нравах молодежи и нашей невоспитанности. Слово «благодарность» этой старой коряге было незнакомо. Мы с Джеком плюнули на него и занялись оборудованием военных, запихнув что полегче в мешок. Спустя минут десять мы все поднялись наверх.

Остатки лагеря почти догорели и представляли собой картину постапокалиптического разрушения. Можно было предположить, что около Пальца рухнула бомба или же проехал целый отряд съехавших с катушек бензоманьяков. Дымящиеся трупы, покореженные контейнеры и жалкие лужи успевшего охладиться до бесформенных кусков пластика издавали жуткий запах смерти. Рот Тиды сложился в букву «о», но ей хватило ума промолчать. Взгляд старухи устремился на Хайки, которая здоровой рукой пыталась счистить гарь и остатки крови с «Самоконтроля».

Способности пиро очень сильно изменили ее чувство опасности. Обладая такой мощной силой, она потеряла чувство страха перед незнакомцами, которое есть у каждого обитателя пустошей. Взгляд Тиды она встретила весьма заносчиво. Там, где другим приходилось обвешиваться оружием, Хайки могла спокойно ходить с небольшим рюкзаком, но умение поджигать не защищает от пуль. Забинтованная рука была лучшим знаком, чтобы это напомнить.

— Да, это была я. Ты же и так это поняла, да? Я сожгла всех этих людей. Я — гроза пустошей, — мрачно произнесла Хайки, свыкаясь с тем, что совершила. — И лучше тебе в моих мыслях не копаться.

Фахаб даже не обратил внимания на остатки пожара, потому что на свету смог разглядеть, во что превратилось его желтое одеяние. Он был сокрушен. Ящерица все еще не сбежала. Она ковырялась в сухих зарослях кустарника за пределами пожара, надеясь обнаружить немного пищи.

— Что значит "проповедник"?

— Как бы это сказать… Мы все понемногу мутируем, изменяемся из-за искажений, — Тида покосилась на мои щупальца, которые согласно завибрировали. — Искажения все проредили и перемешали, но главное — они дали нам возможность выбрать новый способ жить, стать чем-то необыкновенным. Я искала мутантов, способных влиться в армию созидателей. Мы хотим сохранить свободу пустыни, которую пытаются отнять люди из бункеров, но при этом жестокость и истребление оставить в прошлом, — Тида не собиралась вдаваться в подробности, но и сильно врать не стремилась. — Хотим переделать существующий баланс, чтобы никто не смел нас запирать. Я один из проповедников нового порядка.

— Белый мотылек-исполин, который танцует? — я облегчил ей дело. — Мы его встречали.

— Вот так дела! А маска? — Тида кивнула на висящую на шее пиро маску с щупальцами. — Она ввела меня в заблуждение.

— Просто красивая. Мне плевать и на гигантских осьминогов, и на оргии.

— Продолжим про культ, — Ястреб Джек переключил внимание телепатки на себя. — Мы случайно в него вступили, хотя все произошло слишком быстро. Боюсь, мы были так изумлены, что ничего не вынесли из этой встречи. Может, хоть ты объяснишь, в чем смысл? Раз уж это твоя работа.

Тида рассмеялась так громко, что ее спутник перестал истерично отчищать одежду и воззрился на ее веселье. Старуха заводно хохотала, серьги в ушах раскачивались из стороны в сторону.

— Случайно? Ты же Ястреб Джек, один из мастеров дзен. С твоими спутниками ничего не происходит случайно, всё вокруг подстраивается под твою цель. Ты ж продавливаешь ложбину в ходе событий! Боюсь, вы завернули сюда только потому, что ты нуждался в ответах.

— А я говорила! — просияла Хайки. — Я знала, что это ты! Вот только у него нет цели.

— Я могу ее предложить.

— Никаких мастеров дзен не существует. Это легенды, Тида. Поступки каждого человека ведут к чему-то. Так что под твое описание подходит кто угодно.

Тида не стала спорить или настаивать. Не то, чтобы она отступила, но старуха в отличие от Хайки знала, когда стоит уважать чужое мнение. Меня беспокоило другое — как она узнала про Джека? Не уверен на счет мастера дзен, это попахивает байками пустошей, в которых приживались абсурдные и простые образы, но имя? Я начал нервничать.

— Тида, ты обещала не влезать в наши мозги.

— Ну, некоторые вещи лежат на поверхности, — подмигнула она. — Ты же не можешь запретить себе дышать.

По сравнению с Ястребом Джеком и Хайки старуха умела общаться — она казалась твердой, но открытой, откровенной.

Пиро постоянно наступала, потому что в ее мире это было единственным способом сохранить лицо; Ястреб Джек за время путешествия скрывался в тенях, потому что не хотел нести ответственность за происходящее. Эти особенности вечно всплывали, и было приятно на некоторое время поговорить с человеком, которому разговор дается легко, словно ненавязчивый танец. Словно порхание мотылька…

Я прищурился, скрестив взгляд с женщиной-телепатом:

— Я Вербовщик и зовут меня не Хуан, как ты давно догадалась. Но разве не странно, что ты говоришь как раз то, что все тут хотят услышать?

— Значит я мастер, mi corazon[13].

Тида издевалась, выуживая из памяти Ястреба Джека эти его испанские словечки. Мутант покраснел.

— Значит так, Тида. Сейчас мы с тобой расстанемся и даже дадим воды, если ты забудешь о случившемся. Вы никого не видели — ни нас, ни военных, да и вообще тут не бывали. Есть ли что-то, чем мы можем помочь твоему культу? Не стремлюсь к религиозности или царству насекомых, но мы вроде как дали обещание.

— Покормите чем-нибудь ящерицу, — ветер превратил в парус синее платье Тиды, его широкие рукава и подол. — Ей одиноко и, как всем нам, ей нужны друзья. А потом доставьте ее в Хаир, в местный храм.

Я посмотрел на роющую мордкой песок чешуйчатую животину. Удовлетворить просьбу Тиды ничего не стоило. Словно поняв, что мы пришли к соглашению, рептилия издала невоспроизводимый ящериный звук.

— Мы тут неспроста застряли. Ученые из Сативы хотят найти способ входить в зону искажений, приручить живые города и поработить мутантов. Я слышала Лестрейд — они говорили о том, чтобы использовать стабилизированные живые города как гигантские автобусы между нашей стороной и искажениями. Пока им, правда, ничего не удалось.

— Что за бред?

— Люди из бункеров стремятся вернуть все, как было раньше, до экспериментов Шрёдера — в мир больших автострад, гигантских заводов и удобной работы, — внезапно старуха перестала валять дурака. — Они еще не знают, что мутантами становятся не только люди, но когда узнают — пиши пропало. Перепугаются и будут переть сюда, как тараканы.

Вопреки обывательским страхам перед телепатами, они не настолько могущественны, как их изображают в увлекательных историях, полных цветистых преувеличений. Насколько я знал, они не могли читать мысли многих людей одновременно, им нужно было сосредоточиваться. В степени детализации и глубины чтения мыслей способности сильно разнились, ведь мутанты уникальны, как и обычные люди.

И все же чутье подсказывало, что Тида выбирала слова и образы не просто так. Била в больное, затрагивая мои страхи о приходе мертвого порядка старого мира в наши сумасшедшие пустоши.

— Мы привыкли считать себя пупом земли, все в природе якобы должно работать на нас. Но что, если насекомые будут обладать сложным сознанием? Что, если тягловые животные взбунтуются и начнут основывать храмы? Что, если среди них появятся такие же, как мы? — продолжила старуха. — Придется потесниться. Для того, чтобы с этим совладать, нужен новый порядок и новые люди. Или… и не люди вовсе.

— Люди устарели… — прошептала Хайки, округлив глаза.

Ястреб Джек завороженно слушал Тиду — нашел сказку по душе. Опыт Тиды бил прямо в романтичные сердца мутантов, предлагая революцию, но мне ход ее мыслей не понравился. Встрепенулся и Фахаб.

— Что ты несешь? Насекомые будут основывать храмы? Ты что, перегрелась, Тида?

— Ну дай старухе повеселиться, — улыбнулась она.

— Нам пора, — отрезал я. — Счастливо оставаться.

Сказанное телепаткой тревожило, но мой вам совет — не погружайтесь в мысли, наведенные мутантами. Они умеют зацепить опасения, использовать твои собственные слова для убеждения, завлечь, используя твои же мысли. Когда кто-то произносит то, с чем ты и так согласен, слова приобретают невиданную силу. Речь Тиды волновала и открывала картину мира, к которой никто не готовился. После искажений мы считали, что подготовились к неожиданностям, научились жить в ежедневном хаосе, ловить дзенский дух. Но смогу ли я договориться с разумной ящерицей?

Хайки же после слов телепатки успокоилась, расслабилась и свернулась калачиком в машине, будто всегда знала, что так дела и обстоят. Удивительно, что она до сих пор продержалась на ногах. Мы с Джеком отдали канистру с водой старикам, и на том мой запас доброты исчерпался. К удаче Тиды на другой стороне башни осталась машина военных, на которой старики тут же унеслись в раскаленный горизонт по направлению к Балху.

Я и «мастер дзен» поднялись на башню, где не обнаружили ничего кроме двух слепых и определенно мертвых снайперов с растерзанными лицами. Ястреба Джека передернуло. Он сцепил руки под подбородком и пробормотал что-то, похожее на отходную молитву. Какой мощью нужно обладать, чтобы подчинить себе несколько чужих, отдельных сознаний, не похожих на человеческое?

— Я должен был спасти твою жизнь, но даже не подозревал, что она обойдется в такое количество трупов, — он покачал головой. — Как отвратительно использовать живых существ для таких целей…

— Это обычный день в пустошах, мужик. Привыкай. Если бы не вы, Кира Лестрейд давно посадила бы меня в камеру и разделала, чтобы узнать, как искажения влияют на людей. Раньше ученые Новой Сативы специально выезжали собирать мутантов для исследований, пока народ не понял, что мутанты обратно не возвращаются. Так что я бы тут лирику не разводил. Ты поступил верно.

Щупальца взметнулись вверх, словно соглашаясь.

Глава 7, в которой мы оказываемся в живом городе, и Джек пытается там остаться

Под неослабевающей яростью пустынного солнца мы медленно выехали из Пальца, направляясь дальше на запад, вдоль границы искажения. Я хотел использовать сканер, но то ли мы, то ли кусок живого города создавали такой уровень сигнала, что прибор беспомощно рисовал критические кривые. Щупальца я оставил — сожженные трупы не создавали нужного настроения для ампутаций. Можете назвать меня суеверным, я не обижусь. За время поездки щупальца научились изменять цвет своих пятен и мешали ехать, дергая меня за бороду.

Хайки сидела рядом и осторожно держала раненую руку на коленях. Я ни разу не видел, чтобы пиро ныла или просила о помощи. Она спала, накачавшись обезболивающим и кое-как скрючив тело на сиденьи. Ястреб Джек вел мотоцикл механиндзя чуть позади и пытался на ходу курить. Ящерица носилась вокруг нас, периодически запрыгивая на машину, отчего крыша прогибалась все сильнее и сильнее. Неугомонное существо не удовлетворилось несколькими банками бобов, которые я ей скормил.

Через пару часов молчания мы добрались до пересохшего русла реки, заросшего тамариксом. Мертвые реки разрезали сухую почву во всех районах пустошей, словно свидетели былого великолепия, хотя весной эти тусклые земли наполняются красотой. Пиро пошевелилась. Вид у нее был умиротворенный и тихий, какого в бодрствующем состоянии я не замечал. Светлые волосы падали на лицо.

Кража у Рё — далеко не первая миссия, на которую я подрядил Хайки, но тогда она была совсем девчонкой. Я давал ей мелкие поручения — отвлечь внимание, подпалить склад, разобраться с небольшим отрядом. Пиро натворила громких дел и без меня, но что касается наших совместных историй, то они заканчивались быстро, едва успев начаться. Сейчас же мы находились вместе так долго, что я начал привыкать к ее выкрутасам и немного беспокоился. Считайте это отцовским инстинктом.

Я распугал тушканчиков и направил машину прямо в широкую канаву, которая в далекие времена заполнялась водой, а сейчас заросла жесткой осокой и сухими кустами. Пиро от резкого наклона сразу проснулась. Ящерица рванула за тушканчиками, раззявливая пасть, — то ли хотела ими полакомиться, то ли собиралась поиграть, но похожим на шерстяные носки грызунам удалось ускакать в пустоши. Ездовые ящерицы ели все подряд, так что это был правильный выбор.

Разлепив глаза, Хайки зевнула и высунулась в окно. Ястреб Джек притормозил на том краю забитого песком русла, оперся ногами в землю и прикидывал, где лучше его пересечь. Убедившись, что мутант ничего не услышит, пиро сказала:

— Думаешь, бывают люди без цели?

— Да сколько угодно, — усмехнулся я. — Это не такая редкость, как тебе кажется. Многие только и ждут, что ты им придумаешь направление, а если такого человека рядом не находится, плывут себе, ковыряются понемногу.

Хайки почесала шею и пошевелила головой в разные стороны, чтобы размяться, потом полезла в карман штанов и вытащила очередную липкую бумажку.

— Что там?

— "В слишком чистой воде не водится рыба", — она посмотрела на меня, желая разъяснений. — Это что-нибудь значит?

— Это может означать, что слишком проницаемые, хорошие люди зачастую скучны. Чтобы раздобыть серьезный улов, нужно отправиться в места потемнее, где больше жирного ила и жирных рыб, — попробовал себя в роли толкователя я. — Или, например, взять тебя. Ты вечно отмачиваешь черт знает что, но зато с тобой не заскучаешь.

— Хочешь сказать, во мне много рыбы? — засмеялась Хайки. — Я рыб видела только в той купальне.

Когда она перестала посмеиваться, то понизила голос, будто хотела сообщить нечто важное.

— Знаешь, в чем-то Рё был прав. Меч нельзя носить как украшение. Это неуважительно. Я хотела подарить тебе свою катану, Вербовщик. Ты не похож на остальных — всегда принимаешь меня такой, какая я есть. Когда я сжигаю что-то, ты ведешь себя так, словно налетел ураган или гроза… Словно я ни в чем не виновата. Даже Ястреба Джека ужасают мои силы, хотя он сам мутант, а ты просто приглядываешь за мной. Я хочу, чтобы ты ее взял в знак моего уважения, Чиллиз.

Я как раз заезжал по склону и пробивался сквозь неподатливые, жесткие заросли, поэтому не был готов к такому изъявлению чувств. И все же между мной и девчонкой-панком действительно было больше общего, чем кажется со стороны, — пиро так же любила риск, так что соблазнить ее очередным приключением было проще простого. Мне нравились легкие на подъем люди, не нуждающиеся в четких инструкциях.

Хайки повозилась с застежкой и одной рукой положила меч себе на колени, потом задумалась.

— Признайся, ты просто хочешь, чтобы я отрезал свои щупальца.

Я попытался сбавить градус пафоса.

— Ну…Они мне даже нравятся. Теперь ты почти мутант, как мы. Вдруг у них есть какие-нибудь скрытые силы?

— Сомневаюсь. Разве что они обучатся дотягиваться и подтирать мне задницу. Или будут кофе подносить.

— Фу, Чиллиз!

Пятна на щупальцах изменили цвет на ядовито-желтый. Хайки подняла меч и изобразила что-то, похожее на поклон, насколько это возможно сделать, сидя в машине. Я принял подарок и переложил его назад, пока Ястреб Джек буксовал и вяло ругался.

— Почему остановились?

— Хайки показывала, как высоко ценит мой ум и выдержку, — ухмыльнулся я. — Ее речь была такой длинной, что пришлось притормозить, чтобы не упустить ни слова.

— Все было не так! Вот ты задница!

— Понимаешь, Джек, великие вожди должны уметь принимать чужое восхищение.

— Вот как, — он опять закурил. — Надеюсь тогда, что твоему эпичному путешествию в искажения, отражающему лидерские качества на все сто, также была посвящена целая глава.

Мы еще некоторое время дурачились, ящерица рылась в кустах, Хайки смеялась, а Ястреб Джек незлобиво пытался меня поддеть.

— Может, съедим что-нибудь? — предложила пиро. — Мы же из-за чертовой башни уже целый день голодные. Раненым надо питаться.

Долго меня упрашивать не пришлось, и уже через несколько минут мы сидели в тени от машины и размачивали сладкие сухари с изюмом в наспех сделанном чае. Набегавшаяся ящерица улеглась рядом. Ястреб Джек нырнул в машину и достал несколько шматков вяленого мяса, которое можно жевать часами, а также твердый соленый сыр. Его специально варят для долгих переходов, поэтому даже отрезать кусочек — уже вызов, но когда распробуешь резиновый вкус, то за уши не оттащишь.

Хайки угостила ящерицу парой сухарей, и та теперь чавкала мне в ухо и довольно урчала. Пиро стащила ботинки, покрытые рисунками животных, зарыла разгоряченные ступни в песок.

— Как твоя рука, chica? — спросил Ястреб Джек.

— Горит и кажется раздолбанной. Голова кружится. Но в целом терпимо. Как сам? — прищурилась она.

— В меня не стреляли.

— Там, на башне… Ты сделал что-то странное со снайперами. Обычно после серьезных усилий ощущаешь себя, будто не человек, а только шкурка человека. Ты в порядке?

Меня этот вопрос тоже волновал, но я не девчонка, чтобы интересоваться моральным духом наемника.

Джек пожал плечами, потом закрыл глаза — и я заметил коричневую, как окружающие пустоши, птицу со смешным хохолком на голове. Очень маленькая, она осторожно вышла из куста тамарикса и смешно перебирала ногами, приближаясь к Джеку. Приглядевшись, я узнал хохлатого жаворонка — пустынную птицу, которую редко можно заметить, пока спасаешься от следующих по пятам банд. Чтобы встретиться с невзрачным певуном, нужно остановиться, а остановки не в чести у опасного люда пустошей. Но иногда я слышал, как они поют на привале.

— Не шумите, — шепнул Ястреб Джек.

Жаворонок продолжил идти, делая остановки, в течение которых наклонял голову и с подозрением разглядывал нашу компанию. Хайки стала жевать очень медленно, а потом совсем перестала, ее глаза засверкали. Жаворонок прыгнул и взлетел на вытянутую руку мутанта; Ястреб Джек тут же открыл глаза и, распространяя вокруг себя волны умиротворения, накрошил второй рукой немного сухаря для смелой птицы.

Мужик не знал удержу, изображая фрески из дзенских храмов, где умудренные опытом, белесые старики сидят в окружении диких зверей, завороженных тайной мудростью. Но всерьез он это делал или в шутку, на Хайки представление подействовало — она раскрыла рот, забывая жевать сухари, и таращилась на Джека во все глаза. Надо сказать, я тоже впечатлился. Это напоминало что-то бесконечно древнее — бродячих заклинателей животных или дрессировщиков птиц. Что-то, в чем давно не осталось нужды, что было исключено из жизни, но до чего люди все равно оказывались падки, ведь в глубине души они остаются частью природы.

Жаворонок мелко и доверчиво переступал крошечными когтистыми лапками по руке Ястреба Джека, а тот наблюдал за ним с тем же спокойным и отстраненным видом, с которым когда-то наглаживал кота в "Харчах на славу". Птичка подпрыгнула, склевала сухари, а затем тонко, мелодично запела.

— Вот это чума! — не выдержала Хайки, и жаворонок, пискнув, исчез в кустах. — Ты делаешь это так просто! Они тебе доверяют.

В этот момент она сама напомнила мне недоверчивого жаворонка, которого подманил разноглазый мутант. Ястреб Джек допил чай и закурил, крайне довольный собой.

— Как ты ей управляешь? — спросил я.

— Я не управляю ей, — он мотнул головой. — Я просто вздыхаю, отпускаю мысли и объединяюсь с птицей в одно целое, она перестает считать меня врагом. То, что я сделал на башне, — чистая необходимость, я даже не подозревал, что хищники будут так яростны, что убьют снайперов. Я рассчитывал только их отвлечь. Не уверен, что хочу когда-либо это повторять. От этого… чувствуешь себя грязным. Это не мое.

— Выходит, ты их будто приручаешь ненадолго. Зовешь в гости.

— Выходит, так, — согласился Джек.

— Только не надо меня приручать, мастер дзен, — сузила глаза Хайки. — Жаворонок был красивый, но я поджигаю людей. Я не стану монашкой. Чувствую, ты что-то такое пытаешься проделать.

Я аж поперхнулся от смеха. Ястреб Джек сделал пару затяжек резче, чем ему хотелось бы:

— Я всего лишь старался отвлечь тебя от дурных мыслей, chica. Ну, и немного порисоваться, не без того. В компании друзей от такого удержаться трудно.

Он усмехнулся.

Когда Ястреб Джек оживлялся, в его необычных глазах возникали хитрые искры, и я начинал думать, что его равнодушие, вялость — это маска. Мастер дзен, как же. Проклятый трикстер пустошей, который показывает чудеса, а потом напустит на нас ястребов, чтобы те попировали на наших костях. Ну, или просто начнет свои невразумительные телеги, после которых мы отдадим ему все деньги и останемся в пустошах в одних сапогах. Не доверял я ему.

— Я больше не смогу вернуться к башне.

— Психологическая травма? — поддел я.

— Нет. Ястребы не позволят. Птицы очень серьезно относятся к свободе, а я заставил их… — Джек вздохнул. — Если разорять гнезда ворон или их ловить, они годами запоминают тех, кто это делал, и при встрече поливают дождем помета. Думаю, с ястребами Черной пустыни теперь будет такая же история.

Хайки сдерживалась изо всех сил, но потом весело захихикала.

Мы собрались, перевязали пиро и отправились дальше. Вскоре под колесами опять оказался серир — щебнистая пустынная равнина, бедная и животными, и растениями, но не такая жаркая, как Черная пустыня, из которой мы позорно сбежали. Мы ехали весь остаток дня, пытаясь оторваться и от возможного преследования, и от воспоминаний об истерзанных когтями снайперах Пальца, пока солнце не начало скатываться все ниже и ниже, а равнина не оборвалась глубоким разрывом разноцветных скал.

— Свельта, — узнала Хайки. — Как же тут всегда странно…

Свельта — разноцветный каньон, разрывающий пустоши огромной расщелиной, до дна которой, если упадешь, лететь придется не одну минуту. Ветра обкусали скалы по обе стороны разрыва и отшлифовали их, обмотали разноцветными нитями отложений. Ярко-оранжевые, розовые, желтые, коричневые волны делали скалы похожими на длинные катушки разноцветных ниток, обильно сбрызнутых темно-синими каплями ярких камней. Горизонтальные полосы пород, прихотливо покрывавшие стены каньона, околдовывали и заставляли остановиться каждого, кто следовал мимо. Пиро подошла к краю обрыва и посмотрела вниз, присвистнув:

— Обалдеть можно. Голова кружится!

В сдержанной гамме пустошей Свельта взрывалась, как хлопушка с конфетти. Переливы оттенков, божественная гармония. Казалось, кто-то оплел скалы пряжей неописуемых цветов. Разглядеть, что творится на дне расщелины было нельзя, но где-то там, впадая в искажения, бурлила река, бравшая начало в невысокой каменной гряде далеко к югу.

Когда-то отсюда пытался запустить воздушный флот известный вольнодумец из Балха, Хаси Нахам. Он был уверен, что искажения действуют только у земли, а значит он сможет проследовать на дирижаблях, рванув с края Свельты, и изучить, что творится в заполненном неведомым каньоне. Стоит ли говорить, что его экспедиция завершилась неудачей?

Свидетели рассказывали, что самопальные дирижабли Нахама взлетели с края Свельты и некоторое время покачивались в небе — пока не начали налету превращаться из кораблей в причудливых живых существ. Все сплавилось в нечто новое. Команда, дерево, газовые мешки сплющились и начали принимать новые формы, пока не стали шокирующего вида драконами, исчезнувшими в тумане. Я, честно говоря, подозреваю, что про драконов рассказчики от души приплели, но то, что дирижабли, как и многое в искажениях, приобрели новую жизнь, походило на правду. Когда я только прибыл в пустоши, то находил эту историю весьма поэтичной.

Хаси Нахам стал частью эпоса пустошей, а дирижабли перестали строить после великой стычки между бензоманьяками и уже практически позабытой Ордой Дикого Запада. Эти ребята посчитали искажение отличным поводом вернуться во времена, когда главным аргументом в споре был кольт, особенно они обожали дуэли. Я бы их назвал реконструкторами, но когда они решили завладеть нефтяными вышками, удача от них отвернулась. Орда Дикого Запада настроила штук десять дирижаблей, собираясь сбросить с них кучу динамитных шашек и повергнуть базу бензоманьяков в огненный ад за счет избытков топлива. Как по мне, так это лютое разбазаривание ресурсов, но в те времена жесты были важнее самосохранения. Это сейчас банды пустошей, хоть и отвязно собачатся между собой, задним числом осознают, что все мы взаимосвязаны, а раньше здесь кипели схватки ради схваток.

В общем, огненный ад действительно был, но только на дирижаблях — бензоманьяки наняли несколько пиро, чтобы поджечь газовые мешки с вышки, и глобальное падение Орды Дикого Запада, обрамленное врезающимися в землю остатками пылающих дирижаблей, ознаменовало собой новую эру. Тогда мутанты встречались еще реже, чем сейчас, так что атака оказалась полной неожиданностью.

Ястреб Джек впитывал потрясающее зрелище Свельты всем телом, стоя на краю обрыва. В отличие от нас с Хайки мутант был здесь впервые, и оранжево-голубые, совершенно волшебные скалы его покорили. Мне показалось, что еще немного — и он упадет вниз под действием магии каньона. Мои щупальца начали усердно извиваться и менять цвет от бледно-зеленых до фиолетовых, будто старались повторить феерию Свельты. Надо бы их все-таки отрезать.

— Теперь осталось недолго до Птичьего моста, а там и до Хаира ехать не больше дня, — я тоже смотрел на разноцветные скалы, дивясь, какой же невообразимой может быть природа.

Некоторые ювелиры делали ожерелья из маленьких камешков, напоминающие по сочетанию Свельту. Может, подарить такие бусы Хайки, когда все закончится? Пусть хоть на человека станет похожа, а то вечно в масках, коже и татуировках — вот ведь человек без детства.

Я удивился таким мыслям, но изгибы Свельты, гипнотические и освещенные закатным солнцем, выглядели теплыми, навевали воспоминания о доме.

— Почему мост так назвали?

Ястреб Джек на миг отвлекся от созерцания скал.

— Да там только птицы спокойно и могут сидеть, всех остальных укачивает от страха! — хмыкнула Хайки. — Я даже слышала, пара караванщиков упала в обморок, пока переправлялась. Мост узкий жутко, да еще трясется, как припадочный… В общем, то еще удовольствие. Но другого способа пересечь Свельту нет, разве что возвращаться на юг вдоль обрыва до самого конца.

— Сделаем привал? Погони нет, — предложил Ястреб Джек.

Мне не очень нравилась идея заночевать прямо на краю бездонного провала. Для стремительного побега место не лучшее, но с другой стороны, я порядком утомился. Спина побаливала, ноги ныли, а тело чесалось от одной и той же позы за рулем машины, так что я лишь поворчал для вида.

Хайки с Джеком до темноты наблюдали, как садится солнце и скалы меняют цвет. Пиро свесила ноги с обрыва, откинулась назад на здоровую руку и щурилась, а Ястреб Джек уселся поодаль, скрестив лодыжки, — наверняка летал вместе с какой-нибудь птахой над необозримой глубиной Свельты. Я красотами пресытился и хотел перекусить чем-то повещественней, так что начал ковыряться в машине в поисках подходящей ситуации еды. Ездовая ящерица свернулась, уложив голову на лапы, и начала дремать.

Пока мы неспешно укладывались, стеклянный куб Рё снова загудел. Хайки встрепенулась:

— Чего это он? Искажения же внизу и сильно севернее. Я думала, он кричит, когда искажения близко.

— Ну, технически искажение недалеко. Джек?

Я не увидел мутанта у Свельты и обернулся в сторону пустошей, которые стремительно поглощал мрак. То, что развернулось передо мной, стоило бы сохранить и показывать в развлекательных павильонах Балха, но я не художник, так что попробую описать обычными словами. Шагах в пятнадцати, спиной ко мне, стоял Ястреб Джек. Ветер изо всех трепал его просторные рукава, создавая образ одинокого странника пустынь, а перед ним, там, где еще недавно мы пересекали серир, вырос ослепительный город. Ездовая ящерица тоже увидела его — и рванула туда, взметая вверх песок.

Ум отказывался воспринимать такие внезапные перемены, но город существовал. Он был ошеломительным чудом, о котором безнадежно мечтаешь всю жизнь. Над зданиями взметались огненные хвосты разноцветных фейерверков — там праздновали, звучали радостные крики. Город был наполнен звуками и запахами, соблазнительными обещаниями приключений, ворвавшимися в пустыню. Ожерелье алых с золотом фонарей опоясывало его край, будто нарядная тесьма, а за ними прогуливались обитатели, которым не было до нас дела.

В фонтане стайка жуков размером с ладонь кидала друг другу мячик. По улице на окраине то и дело проезжали фантасмагорические повозки, на ходу превращающиеся в бегущих коней, а затем — в невероятно высоких цапель. Изменчивость каждого элемента была законом города. Архитектура исполнялась, словно музыка, проходя развитие от крещендо до пиано и наоборот.

Казалось, город находился тут всегда, но стоило начать рассматривать здания пристальнее, как они покачивались, щегольски менялись, будто находясь в медленном танце. То фонари становились чуть выше и больше, то направление опоясывающей город улицы становилось иным, то на ней оказывались люди, то они пропадали, оставляя место теням и невиданным существам, не принадлежавшим нашей планете. Какие-то объекты сохраняли свой вид дольше, а какие-то неугомонно пробовали все подряд. Огромная лестница обвивала крупное, устремляющееся в звездное небо здание, увенчанное хрустальным куполом.

Моргнув, я увидел его синим, словно кобальт, а затем место небесной лестницы занял замок, укрытый извилистой каменной стеной. Очертания города плыли и выстраивали новые и новые силуэты. Ничто не было для него невозможным, никто не оставался неизменным.

— Это живой город… — выдохнула Хайки. — Они и впрямь странствуют, где хотят…

Уже очень давно я не видел таких огромных зданий, испещренных сияющими вывесками и брызгами света, таких странных очертаний, сочетающих в себе архитектуру народов, которых я изучал в Сативе, и нечто неподдельно необычное, никогда и никем из людей прежде не виденное. Мы казались маленькими букашками на равнине перед внезапно возникшим гостем.

Куб опять заныл, и я вытащил его из багажника.

— Может, он хочет вернуться обратно? — предположила Хайки, а Джек в это время направился к городу, прибавляя шаг.

— Джек! Это опасно! — крикнул я, но он не обернулся.

— Мы должны его остановить?

Пиро взволнованно ухватила меня за рукав.

— Конечно! Он еще захочет погулять по улицам этого призрака — и превратится в суповую миску, стульчак или барана, — я побежал за Джеком, держа в руках мешок со стеклянным кубом. — Я бы предпочел, чтобы он превратился в барана. Джек! Да куда же ты прешь-то…

Когда я нагнал его, мутант задрал голову, следя взглядом за каменными навершиями неведомых строений, покрытых искусно вырезанными фигурами несуществующих зверей. Башни сияли голубым светом, пока не начали вытягиваться и терять свой орнамент, становясь белыми колоннами без единого рисунка на них.

С улиц доносились мелодичные щипки струнных, странствующие по пространству так, что начинала кружиться голова, смех, гул. Постепенно город как будто упорядочивался, отбрасывая прочь слишком смелые кварталы и чересчур вычурные здания. Мне даже показалось, что его упорядочивало наше присутствие, что он выбирал то, что подойдет для новых гостей. Город прихорашивался, будто девчонка перед визитом возлюбленного, примерял возможные наряды не в силах остановиться на одном.

Говорили, что живые города ненавидят постоянство, которое так обожают люди, но в какой-то момент город-пришелец перестал отращивать влекущие неизвестностью дома, привел все к единому облику, который больше не перекидывался каждую минуту, вызывая головокружение от совершенной невозможности происходящего. Этот облик не походил ни на один из городов, что я видел, но по крайней мере больше не плыл, заставляя усомниться в собственном рассудке.

Мы нагнали Джека, которого город притягивал, как магнит. Мутант разглядывал здания, пытаясь уследить за каждым изменением. Он хотел ворваться внутрь, страшно хотел, но все еще колебался.

— Только без паники, — я положил руку ему на плечо. — Без резких движений.

Мы втроем подошли почти вплотную к крайней улице города, начинавшейся прямо из пустыни. Тени от фонарей падали так близко, что я мог бы коснуться столба, воткнутого в землю. Резьба на футляре, внутри которого сияла лампа фонаря, была выполнена в форме рыб, изгибавшихся в прыжке. Город был реален.

Я еще раз окинул взглядом улицу и ближайшие дома. Разнообразие форм сгладилось, и теперь увиденное походило на район уютного городка из Европы далекого прошлого, которого больше не существовало. Город будто подстраивался к желаниям нас троих — алое, черное с золотой окантовкой напоминало своей избыточностью личность Хайки, серебристые ноты и прозрачные сады походили на созерцательное настроение Ястреба Джека, на оперение хищных птиц, сотканное из мельчайших разнородных пятен серого.

Что же касается уютных кабаков, манящих вывесок, деревянных фасадов и подъездов, то мне словно решили преподать урок истории. Наверняка где-то здесь ждал старый кинотеатр с баром, где можно налить холодного пива, и я ощущал, что город хочет, чтобы я поискал. Он дразнил, предоставлял нам чье-то ностальгическое воспоминание, дополненное стежками и заплатами из головы каждого, но населял его невиданными обитателями.

Это можно было считать дружелюбием, а можно — попыткой зачаровать и похрустеть нашими косточками. Все-таки жизнь в пустошах учит подозрительности, так что поддаваться обаянию города я не спешил.

— Йииии! — донесся сверху тихий веселый звук.

Что-то, похожее на прозрачный пакетик, трепетало на столбе, уцепившись маленькими лапками. Снова запищав, пакетик отпустил столб — и медленно перелетел к следующему. Я только вздохнул, не в силах это комментировать.

— Город живой… — пробормотал Джек. — Я имею в виду, по-настоящему. Он как исполинская pajaro[14], которая любит танцы и яркое оперение.

— Да у тебя все похоже на птиц! — не выдержал я. — Твоя задница тебе птицу не напоминает? Это просто морок искажения! Тебе голову морочат, а ты и рад!

— Но я слыхала, что в них живут, — возразила Хайки. — Если города умиротворить, они становятся почти постоянными. Или некоторых людей вроде как подвозили…

— Я тоже слышал, но также я слышал, что они схлопываются, и все доверчивые дурачки превращаются в части города и никогда не возвращаются. Им нужен строительный материал. Все это опасная игра, Хайки.

Около фонаря беззаботно кружились мотыльки, насмехаясь над моими словами.

— Так хочется прикоснуться к городу, — тихо сказал Ястреб Джек. — Погладить…

Невыразимое одиночество звучало в этих словах. Он протянул руку и прежде, чем я успел что-либо сделать, смело обхватил пальцами столб. Мы с Хайки напряглись, готовясь вступить в битву, если понадобится, но ничего не случилось. Джек отпустил столб и вытер пыльную руку об одежду. Мои щупальца порозовели, сделали волну.

За крышами бухнул очередной фейерверк, взметнув в темный воздух яркие капли света. В кафе неподалеку разговаривали монстры и люди. Я заметил сквозь стекло, как одно из существ погрузило в миску свой хобот. Пробежал веселый ребенок в зеленых штанишках с вертушкой в руке. Хлопнула дверь приземистого трехэтажного дома, на первом этаже которого висела вывеска на неизвестном языке, и оттуда выполз коричневый слизень размером с собаку, спеша по своим делам. Я зажмурился и снова посмотрел, но слизень остался на месте.

— Давайте зайдем в это заведение.

Я решил, что если все вокруг склоняются к определенному решению, стоит сделать вид, что его принял ты. Так поступают все нормальные вожди, если не хотят, чтобы им воткнули нож в глаз во сне.

— Я за!

Хайки упрашивать не пришлось. Судя по ее виду, она ни капли не волновалась. Джек же выглядел почти счастливым, ступив на дорогу неизвестного живого города, он поворачивался, будто замечая что-то, чего мы с пиро не видели. Обычно с таким выражением лица стоят мальчишки в лавке, полной дорогих игрушек.

Пиро зажмурилась — и прыгнула на улицу в круг света от фонаря, где кружились мотыльки. Увидев, что ни Джека, ни Хайки не разорвало в клочки, я вошел в город вслед за ними, не переставая держать тихо подвывающий куб. Ощущения были совершеннообычные, будто я находился в Балхе или Хаире, если исключить тот факт, что еще минут десять назад этого города не существовало в природе. Наша прыгучая подружка-ящерица совала любопытную морду в фонтаны и пила от души, а вот я так далеко углубиться в город не был готов. Фейерверк снова взметнул вверх алые световые зонтики. Жуки бросили мяч и помчались туда, откуда взлетали огни фейерверка.

Создавалось ощущение, что ты находишься во сне, но одновременно окружающее поражало солидностью, материальностью, продуманностью каждой детали. Высокие деревья с пышными кронами и слабо пахнущие цветы, невозможные для пустыни, зеленые газоны, появившиеся среди пустых, бесплодных песков, вода, плеск и шепот, вывески из светящихся трубок, даже запахи — я не мог выделить ни одного знакомого, но вместе с тем все выглядело так, будто мы вернулись домой. Опасное ощущение.

Пока я думал, Джек и Хайки успели вступить в диалог и выясняли назначение выкрашенного в жизнерадостный желтый дома вдалеке слева, терявшегося в садах. Он напоминал мне роскошную усадьбу или чье-то поместье, но у мутантов нашлось альтернативное мнение.

— Похоже на бордель, — неуверенно протянула Хайки.

— Обожаю бордели.

— Я тоже. Там всегда самые лучшие кровати и вкусно пахнет.

— Меня больше увлекают женщины, а не кровати. Но в борделях действительно можно как следует выспаться и отдохнуть, — с уважением ответил Джек. — Если там все честно.

Они посмотрели друг на друга, словно философы, пришедшие к единой концепции согласования материи и духа. Будь я проклят, если они слегка не кивнули, будто обнаружили единомышленника.

Если бы не поджимающее время, они наверняка поделились бы своими соображениями, но я вернул их к реальности и подошел к окну кафе поближе. За ним девушка с длинными темными волосами раскладывала карты с деревьями на рубашках перед чем-то, похожим на левитирующий шар с двумя усиками. Куб замолчал. Может, успокоился, попав туда, откуда его похитили.

— Это невероятно… — Хайки открыла дверь и пропала внутри кабака.

Слизень деловито завернул за угол. Ястреб Джек прикасался ко всему, до чего мог дотянуться, пробегал пальцами по стене, по стеклу, по цветущему кусту, который трепал ветер. Его разные глаза пылали, как у ломящегося к полюсу исследователя, растратившего все вложенные в экспедицию деньги.

— Какого черта ты делаешь?

— Здесь как будто нет границ между существами. Одно может стать другим, кто-то отдельный может превратиться во все сразу. Существование похоже на игру. Не на долг, когда ты свыкаешься с тем, что придется жить таким, какой ты есть, а на свободный выбор, — очарованно сказал он. — Я иногда чувствую такое там, в пустошах, когда между мной и летящей птицей не остается никакого расстояния. Но это… Мне кажется, я могу раствориться, стать воздухом, водой, домом.

Я схватил его за плечи и тряхнул:

— Вот только не надо ни в чем растворяться, Джек! А то отрастишь щупальца вместо мозгов или вовсе превратишься в слизняка, который хочет прикупить на рынке шапочку. Это все красиво, но мы — люди, и мы должны отвезти таблички в Хаир, потому что ты обещал. После этого делай, что хочешь. Ты подписался на дело — и не думай, что я тебя отпущу резвиться с говорящими жуками.

— Город появился не просто так. Мы его не интересуем, — Ястреб Джек как будто не слышал, что я говорю. — Видно, эта штука в кубе — его часть. Он пришел ее забрать.

— Ну вот мы ее и отдадим. А потом отправимся по своим делам, Джек.

— Но я не смогу вернуться!

— Мужики! Тут дают офигенный яблочный пирог! — Хайки высунулся из-за двери и замахала рукой. — Съедим по куску и отчалим, пока не начали распадаться. Вы как хотите, а у меня от вида вяленого мяса уже челюсти сводит.

А, черт вас дери. Ненавижу работать нянькой, так что я оставил Джека, положившись на мудрость провидения, и вошел в кафе. В пустошах таких мест не найдешь, только в городах. Мы, пустынные ребята, не сидим за столиками, почитывая последний выпуск газеты. У нас и газет-то нет — откуда столько бумаги возьмешь. Пространство внутри освещалось мягким рассеянным светом и представляло собой набор столиков, расставленных в хаотическом порядке. Темно-коричневый, золотистый резервуар, набитый неизвестностью.

За столиками сидели существа всех форм, цветов и размеров, которые можно было вообразить, вперемешку с людьми. Некоторых посетителей я узнавал — вот пустынный тушкан грызет предлагаемую ему соседом, краснорожим мужиком, хурму. Вот хамелеон, свисающий с одного из светильников, пускает по шкурке волну. Но вот остальные… В нашем мире таких созданий не существовало. Это были существа искажений.

Сделанные из разноцветного тумана или звезд, с конечностями, назначения которым я не мог подобрать, похожие то на нарисованных ребенком чудовищ, то на предметы, принадлежащие обиходу ни в чем не напоминавших нас обитателей другой планеты. Существо из кучи сухих палочек увлеченно играло в маджонг, рядом с ним юноша в красном пиджаке пил кофе. Иногда чужаки казались сильно похожими на людей, но резкие детали вроде глаз на стебельках или неожиданного цвета пальцев их выдавали.

Странно, но я не испытал страха. Это мы здесь были гостями. Странными здесь тоже были мы.

Я снял шляпу и вздохнул:

— Больше никаких заказов и никаких краж. Думаю, я готов завязать.

— Ой, да ладно тебе, Вербовщик! Это же мечта! А где Джек?

Она уже успела набить рот пирогом, хотя чем она платила, я не понял. Мисс непосредственность.

— Мужик совсем плох. Он так и норовит слиться со здешним окружением, трогая каждый лист. По-моему, жизнь обычного человека Джека не прельщает. Он видит свое будущее в виде стула.

Пиро посерьезнела и выбежала наружу, обогнув серебристое облачко, летящее по своим делам. Я подошел к стойке, за которой стояла залихватского вида старушка в зеленом переднике с изображенными на нем гусями, и положил на нее мешок с кубом. За ее спиной стоял шкаф с книгами, и я мельком выхватил названия «Предсказания судьбы с помощью козявок» и «Хждлводлвзщ».

— Что ты нам принес, дружок? — спросила она голосом, полным яблочного пирога, корицы и тепла.

— Дружок? Какой я тебе дружок? Я не знаю, что вы тут все задумали, но кусок города я вам отдам. Обещайте, что пока мы не уйдем, вы не начнете бесконтрольно изменяться. Мне нужны мои люди.

— Обещаний не даю, милый, — подбоченилась она. — Мы любим импровизацию. Все тут весельчаки, как и ты. А у тебя такой красивый воротник — ты отлично принарядился.

Щупальца действительно приподнялись, помигивая. Технически город тоже был зоной искажения, так что они тут стократ больше дома, чем я.

— Я не любитель экзотической моды. Вам не нужно? — предложил я. — Сможете подавать гораздо больше напитков за раз.

Старуха мигнула и протянула руку, позволив щупальцам обвиться вокруг нее. Они покрылись пупырками и покраснели. Не успел я поразиться, как они начали терять свою мясистость, вытянулись, поползли по сморщенной старческой руке, пока не остались на ней татуированными языками огня. Они просто перетекли из одной реальности в другую, будто не было никакой разницы между телом и рисунком.

Тут я понял, о чем говорит Джек. Каждый элемент города казался самостоятельным, проработанным, бесконечно реалистичным. Но вместе с тем все окружающее являлось частью чего-то большего, подчинялось единому плану, ритму, пусть и хаотичному. Ни одной возможности разочарования. Никакого ощущения неуместности, которое ударяет, когда проходишь мимо избитого нищего или протухшей банки консервов, брошенной прямо у чайханы. В живом городе вряд ли были забытые, выпавшие из картины общего процветания места, каких вдоволь на равнинах. Все здесь гармонично складывается в картину, нарисованную гигантским сознанием. Надолго ли мы стали этому сознанию интересны?

Раз город хочет получить обратно откушенный кусок, пусть получает. Я развязал мешок, но вместо куба там оказалась большая миска салата, залитого мощной дозой жирного соуса, который, кстати, изрядно перепачкал мешок. Ну да не очень он был нужен. Стекло слилось с куском живого города, который по сути был странствующим куском искажения, обладающим своим собственным умом и чувством юмора.

— Вот спасибо, — сказала старуха. — Это нам пригодится.

Она налила мне выпить и исчезла, унося миску прочь, на кухню или в подземелье или черт знает, что там у них еще есть. Продолжается ли город вглубь, пускает ли корни?

Отчаянно осушив стакан, я вернулся на улицу. Существо-облако превратилось в небольшой темный водоворот, в который засасывало небольшие предметы, — листья и палочки.

Хайки стояла перед Ястребом Джеком и что-то ему втирала, медленно толкая к темной, непроглядной пустыне. Мутант поддавался настойчивости белобрысой разбойницы пустошей, но небыстро и непросто. У него не было энергии открыто отказать Хайки, но все его нутро явно стремилось глубже в город и сопротивлялось увещеваниям.

— Я просто хочу узнать больше, чика. У меня, кажется, получается наладить с ним связь. Когда еще выдастся такой случай?

— Ты ничего не узнаешь, а просто пропадешь, — сказала Хайки. — Либо ты подчинишь город своим ритмом — и тогда он застынет, либо он тебя просто сожрет из лучших побуждений. Я не мастер дзен, но он чужак. Может, для мутировавших ящериц он и подходит, но мы здесь исчезнем! А я не хочу, чтобы ты исчез.

Джек хмыкнул, но в этом заявлении она была совершенно искренна.

— Я принесла немного пирога.

Пиро смущенно улыбнулась.

Вот это я называю разводка. Нам надо как-нибудь в паре поработать. Я даже засмотрелся, но времени на нежности не осталось. Что-то подсказывало, что город готов схлопнуться, так что я врезал Ястребу Джеку, вырубив его отличным апперкотом. Назовите это мужицкой интуицией, но я пятой точкой чуял, что стоит поторапливаться.

Хайки взвизгнула от неожиданности. Рука после удара заныла.

— Да ты озверел, Чиллиз! Как же дипломатия?

— Нет времени.

— А где твои щупальца?

Я поднял обмякшее тело Ястреба Джека и вытащил за освещенную фонарями живого города пустыню. Слава богам Балха, могущественный мутант был тощим, да и мускулов ему недодали, так что весил он значительно меньше обычного наемника. Положив тело в такой привычный и безопасный песок, я обернулся. В этот момент в пустыне воцарилась тьма.

После фейерверков, вывесок, мотыльков, всего этого избыточного карнавала изображений создавалось ощущение, что нам выкололи глаза и бросили в непроницаемый каменный мешок без капельки света. Но постепенно звезды снова вернули свой блеск, и пустыня наполнилась привычными шорохами и криками ночных грызунов.

— Мы не предназначены для друг друга. Мы создания разных миров, — сымитировал пьесу я.

— Он будет в порядке?

Хайки скептически покосилась на мутанта.

— Ну, во всем кроме самооценки.

Я дотащил Джека до Свельты, где мы безалаберно оставили и машину, и мотоцикл, и снайперку, и таблички, и припасы. Вот она, сила чуда. Перед лицом невообразимого все, от чего зависит выживание, отступает на второй план. Может, именно поэтому я и опасался таких вот чудес.

— Кстати, о мутировавших ящерицах… Где она?

— Мне кажется, мы провалили задание Тиды, — Хайки вздохнула. — Надеюсь, ящерице в городе понравится.

Конечно, когда Ястреб Джек очнулся, а произошло это достаточно быстро, он был полон ярости и обиды. Гнев скрасила холодная ладошка Хайки, которая приложила к лицу "мастера дзен" мокрую повязку. Это немного примирило мутанта с реальностью, но только немного. В остальном он выглядел оскорбленным, словно аравийский принц, которому рабы принесли несвежий напиток. Он даже разговаривать со мной не стал, а просто устроился на ночлег и вскоре захрапел. Тем лучше — утром такие приключения, как сегодня, кажутся не более, чем сном.

Вскоре затихла и Хайки, на ее долю сегодня выдалось слишком многое. А вот я никак не мог сомкнуть глаз, разглядывая сияющие звезды над Свельтой.

Кто и зачем доставил кусок города Рё? Что за таблички так жаждал Шкуродёр? Культ мотылька, разумные звери, приручение живых городов, исследования военных Новой Сативы должны быть связаны в сеть, а вместо этого лишь запутывали. Мы с мутантами постоянно натыкались на вещи, которые должны были обойти стороной, и концентрация необычного настораживала.

Я начинал терять нить событий, они валились обескураживающим потоком, превратив простой побег от мести механиндзя в нечто значительно более сложное для прогнозов, чем я был готов обработать. Беспокойство по поводу того, что я могу не справиться, начало терзать меня под безжалостно яркими звездами Свельты.

Глава 8, в которой Рё подходит к нам ближе, чем хотелось бы всем кроме Хайки

Утро наступило резко и неприятно. Кто-то тряс меня изо всех сил, не забывая орать в ухо. Я даже схватился за пушки, но потом светлое пятно перед глазами образовало пейзаж. Скалы Свельты расцвели мне в лицо, сложились в разноцветный пазл, такой же сюрреальный, как сны. Значит мы действительно здесь, а я-то надеялся, что вся эта заварушка с живым городом, щупальцами и мутантами мне почудилась спьяну.

Ястреб Джек толкал меня в плечо:

— Вставай! Отряд механиндзя человек в пятнадцать едет к мосту с другой стороны. Если не поторопимся, придется драться! А если они нас опередят, то в Хаире уже не спрячешься.

Когда я вообще заснул? Не мог вспомнить этот момент.

Я вскочил, плохо ориентируясь в пространстве, и похлопал себя по щекам, чтобы хоть как-то начать воспринимать мир. Хайки скрипнула зубами, прижала раненую руку к груди и позволила забрать мотоцикл Ястребу Джеку. Спешно покидав пожитки на заднее сиденье, я забрался в машину — и мы погнали вдоль магнетической Свельты, освещенной рассветными лучами. Маленькие букашки на разноцветной игральной доске гигантов.

— Там был Рё? — Хайки ерзала на кресле. — У нас есть еще оружие?

Я перебирал в голове варианты возможного развития событий. Можно спрятать Ястреба Джека со снайперкой, а самим изобразить наживку. Он определенно успеет снять десяток механиндзя прежде, чем те догонят нас и порубят на фарш. Но если выживет хотя бы один, нам конец, а Рё отлично умел выживать.

Чем дольше я думал, тем очевиднее становилось, что у нас один-единственный шанс на хороший исход — добраться до моста и пересечь его раньше механиндзя. Нашим единственным союзником в безнадежной схватке была скорость.

— Ты можешь сесть за пулемет, — предложил я Хайки. — Не зря же я его купил.

Она мотнула головой.

— Я не в форме для пулемета. Но если понадобится, сяду. Смотри!

Очертания Птичьего моста уже показались впереди. Хрупкая, изогнутая тетива, легко переброшенная над провалом Свельты, пересекала желто-оранжевые скалы. Решетка опор врезалась в камень по обе стороны каньона, и казалось решительно невозможным поверить, что это построили человеческие руки. Решетчатая стальная арка изгибалась в лучах пустынного солнца, а за ней лились разноцветные нити необычных стен каньона. Издалека мост казался изящной паутинкой, переброшенной через пустоту.

— Ты хочешь сказать, мы поедем по этому? — крикнул Ястреб Джек.

— Нет, мы полетим по воздуху, как священные голуби Джона Ву[15]! Шуруй быстрее!

К сожалению, виден был не только мост, но и впечатляющее облако пыли к западу от Свельты. Механиндзя на хорошо оснащенных и легких кроссовых мотоциклах взметали сухую грязь пустошей, чтобы побыстрее выпустить нам кишки. Летучая механическая конница убийц.

Я еще немного прибавил скорость, боясь забуксовать на легком покрове песка и вылететь в Свельту. В каком-то смысле это стало аналогом кровавой гонки бензоманьяков — мы с мутантами боролись за свою жизнь с помощью скорости. Пока разглядеть конкретные фигуры механиндзя было нельзя, я видел только наступающую пылевую бурю, но они неуклонно и быстро приближались.

— Жми!

Вот теперь я начал различать фигуры гнавшихся за нами. Традиция запрещала механиндзя стрелять из огнестрельного оружия без настоятельной необходимости, и сейчас я возносил хвалу старомодности Рё. Плохо, когда приходится полагаться на чужие традиции вместо плана, но что делать, приходится работать с тем, что есть.

— Он там! — Хайки раздула ноздри, словно лошадка. — Рё там!

Мастер меча решил сам наказать нас за кражу, и я не удивился. По слухам, Рё обычно предпочитал улаживать вопросы самостоятельно — особенно вопросы, затрагивающие его честь. Туча поднятой в воздух взвеси стремительно пожирала расстояние до моста.

— Йииииии-ха!

Пропоров хлипкую конструкцию, в дверь машины вонзились сюрикены.

— Матерь Божья!

Ястреб Джек ловко направил мотоцикл на тонкую ленту моста и помчался вперед, не оглядываясь. Один сюрикен в важную часть механизма — и водителя ждет долгое парение до дна Свельты, так что любой момент неуверенности может стоить жизни. Мне нравилось, как быстро Джек оценил ситуацию. Интересно, где он научился так водить, ведь в городах нет места для гонок.

— Чил-лиииз!

— Пулемет, Хайки! Быстрее!

Пиро высунулась из кабины, рискуя словить металлическое украшение в череп. Раздался громкий стрекот, машину повело вбок, и вся моя жизнь пронеслась перед глазами. С такой отдачей мост мы не пересечем.

— Стой! — заорал я.

Большая часть механиндзя чуть отстала, чтобы не попасть под пули, и я успел дожать до въезда на мост. Свора охотничьих псов, уверенных в том, что добыча никуда не денется, не испугалась. В зеркало заднего вида я видел Рё и его приближенных, ничуть не встревоженных небрежной стрельбой пиро. Они ехали в авангарде, сокращая расстояние между нами.

— Проклятье! — Хайки приземлилась рядом. — Я не могу его удержать! Моя рука…

— А-а-а-а!

Вопя от смеси азарта и ужаса, мы с Хайки буквально грохнулись на узкий Птичий мост, славный на все пустоши тем, что у него нет боковых оград (а также небольшими дырами в настиле). Крики бились о скалы Свельты, развиваясь в нечеловеческий рев за счет громкого эха. Издали мост выглядел сеткой из стальных пилонов, накрытых клетчатым полотном, но эта невесомость казалась устойчивой. А вот когда ты находишься на нем, страх заставляет думать, что ты едешь по тонкой марле, которая вот-вот порвется.

Группы караванщиков пересекали мост не спеша, помогая друг другу, но нам было не до пауз — боевой клич механиндзя подстегивал лучше спайса. Ездить через Птичий мост — прерогатива смелых, один из тех обычаев пустошей, которыми гордились даже несмотря на то, что куча товаров периодически отправлялась в цветастое жерло Свельты. Глупая гордость обитателей пустошей не давала сделать мост хоть сколько-нибудь безопасным. Чтоб им провалиться!

Хайки вцепилась в дверь здоровой рукой, пока я пытался не вылететь к чертям с вибрирующего под нами моста. Тут одно из двух — либо мост развалится, либо машина. Может, легкое качание моста при неспешном движении караванщиков никого не пугало, но на такой скорости оно вызывало желание вознести отходную молитву. Стальную опору, которая простояла много лет недостроенной, кое-как одели досками, и я несся по ним, как сумасшедший, поражаясь собственной храбрости.

Весь мир будто сузился до крохотной нити дороги под колесами. Я старался не смотреть по сторонам, концентрируясь только на деревянной полосе передо мной, пот заливал глаза.

— Вжих! Вжих!

Дождь сюрикенов пробил крышу. Ниндзя уже подъехали к мосту и преследовали нас невыносимо близко, но я вылетел с арки в пустоши на той стороне Свельты и затормозил, сдирая шины о камни. Люди Рё мчались прямо на нас, словно буран из железа и смерти.

— Жги мост, Хайки. Или нам конец!

Я вытолкнул ее из машины и выпрыгнул следом, Ястреб Джек неуверенно затормозил, не понимая, что мы задумали.

Хайки сделала несколько шагов на полусогнутых, почти вплотную подойдя к краю Птичьего моста. Мое внутреннее время замедлилось, стало тягучим, хотя происходило все за считанные секунды.

Маленькая фигурка пиро стояла напротив несущегося по мосту отряда механиндзя, во главе которого летел один из лучших гонщиков и бойцов пустошей. Темные искусственные руки Рё крепко сжимали руль, на боку висели остро отточенные клинки, которые окажутся у меня в брюхе, если Хайки не поторопится. Мне не хотелось, чтобы пустоши потеряли такой мощный противовес хаосу, как Рё, но когда на кону моя жизнь, приходится делать неприятный выбор.

— Давай! Давай же!

— Я не могу сжечь мост!

Пиро испуганно обернулась.

— Настил! — заорал я. — Жги доски, черт тебя дери!

Хайки хлопнула ладонями, глядя на Рё, достигшего высшей точки арки Птичьего моста. Я уже мог разглядеть невозмутимое лицо проклятого позера. Жаркая волна огня распорола прохладный утренний ветер, обвевающий скалы, и ринулась по нашим следам, накалила песок, испепелила деревянное покрытие.

Рё сделал жест, заставивший механиндзя остановиться, а Хайки поджигала и исступленно сжимала челюсти, стараясь держать пожар под контролем. В этой атаке присутствовала непонятная неряшливость, неуверенность.

Дерево запылало, огонь взметнулся в человеческий рост и закрыл погоне путь. Пепел полетел по сторонам. Пиро сжигала вещи стремительнее, чем это происходит с обычным огнем, и половина моста осталась голым горячим скелетом с дырами, сквозь которые виднелась бездна каньона. Байкерам Рё путь был закрыт.

Глава механиндзя вполне мог обтесать нас своими сюрикенами, но вместо этого сдал назад. Языки пламени плясали прямо перед его колесами, обнажая пустоту внизу. Какая удивительная точность для Хайки, которая сжигала целый бар, собираясь поджечь свечу.

— Как же сложно останавливаться… Мне плохо… — пиро позеленела.

— Ты хорошо держишься. Они отступают. И это странно.

Пиро села на землю, поджав под себя ноги, и стиснула ладони, как будто стараясь запереть в них что-то невидимое. Не думаю, что эти манипуляции имели хоть какой-то практический смысл, просто движения помогали ей сосредоточиться, сформулировать мысль. Светлая грива волос развевалась, худая спина изогнулась от напряжения.

Ястреб Джек подошел ближе, желая помочь. Чертовы ниндзя… Чертова Хайки… Она хотела сжечь мост, но не собиралась сжигать Рё, а когда появляются такие детали, толком не выходит ничего. И все-таки я почувствовал облегчение, что никого не пришлось убивать.

— Теперь им придется ехать в обход до следующего моста.

Я вздохнул, вглядываясь в облако дыма.

Хайки буйствовала и рвала пространство в клочья своим неутихающим пламенем. Ей удавалось направлять его по сторонам, обжигать скалы и плавить песок, но я подозревал, что этим дело не кончится. Опасаясь за судьбу табличек, я вытащил их из машины и запихнул в карман на груди.

В этот момент на мосту взревел мотор.

— Валим, — Ястреб Джек начал оттаскивать пиро прочь от моста.

Мутант так полагался на собственные cилы, что не подумал о способности Хайки оставить от него только кучу дымящихся костей. Но эта уверенность, хоть и была излишне самонадеянной, воздействовала на Хайки и создавала иллюзию дисциплины. Он верил в безопасность так слепо, что поверила и она. Пиро как будто сталкивалась с чужой зоной времени, с окружавшей Ястреба Джека сферой, где оно текло невыносимо медленно, и тоже начинала замедляться, замерзать.

Рев мотора усилился, а затем произошла вещь вроде тех, о которых рассказывают в барах, забывая перевести дух, а рассказчикам при этом никто не верит. Не верит, но продолжает слушать, потому что уж очень захватывающая получается история. Рё никогда не проигрывал, и остановить его такой мелочью, как сгоревший мост, было невозможно. Я неплохо рассчитал ситуацию, учитывая спешку, но забыл о том, что неодолимое для обычных людей для механиндзя являлось интересным вызовом, не более. Хайки стоило поддать огня, но что уж теперь говорить.

Рё использовал оставшуюся целой половину моста для разгона, вжавшись в седло, став частью своей машины, — и взлетел в воздух прямо над затухающим пламенем и бездонной глубиной Свельты. Мотоцикл нарушил все законы тяготения, на миг перестав быть кучей деталей и превратившись в нечто невесомое. Рё парил, привстав над сиденьем мотоцикла и ловко управляя траекторией полета своим тренированным телом. Это был невероятный прыжок, от которого мы все пооткрывали рты.

Зрелище сулило нам большие неприятности, и все же оторваться от него смог бы только человек без души. Поразительное безрассудство и невероятный самоконтроль Рё снова писали легенду прямо на моих глазах. Он не стал рисковать остальными людьми, переправляясь один, и это показывало его оценку нашей способности защищаться. Рё считал нас совершенно безобидными.

Что мы могли противопоставить киборгу, предназначенному для войны? Ястреб Джек наверняка выйдет сухим из воды, но в остальном дела были плохи как никогда. Я начал палить в опускающегося Рё из револьверов, надеясь вывести его из строя, но атака провалилась. Скорость происходящих с нами событий, видимо, заставила меня поглупеть, потому что я забыл, что Рё в юности был чемпионом кровавых гонок.

— Хайки!

Кросс-байк Рё тяжело приземлился на краю моста, подвеска ударилась о землю, и ниндзя свалился с него, пролетев несколько метров. Кросс улетел вбок и с обиженным рыком врезался в скалы. Такое завершение прыжка выглядело несколько скомканным, но механиндзя быстро оттолкнулся от земли и встал.

— Дерьмо…

Он выплюнул песок и метнулся вперед. Пиро бездействовала.

— Ну, зато остальная часть была, что надо, — заметил я. — Ты поставил новый рекорд. Тут же метров сто, не меньше.

Рё почти незаметным движением вырубил Хайки, а потом черный кулак оказался напротив моего лица. Все это заняло у него считанные мгновения.

Я очнулся связанным. Рядом лежала Хайки, почему-то показавшаяся мне очень маленькой и беззащитной. В отличие от меня пиро не была стреножена, ведь тратить веревки на человека, умеющего поджигать, бессмысленно.

Чуть на отшибе, прислоненный к колесу машины, сидел Ястреб Джек. Его кисти обмотали веревкой, которую я лично купил на рынке Балха, во рту красовался кляп, и выражение лица у него было преглупое. Похоже, Рё отлично знал о способностях мутанта. Это плохо, но мы до сих пор оставались живы, а значит механиндзя что-то от нас нужно. Мысли заплетались в гудящей голове, я усердно подбирал слова.

Рё сидел напротив и спокойно пил чай из наших запасов. Ради погони он избавился от позерских хакама, но от белого так и не отказался — и теперь наверняка об этом пожалел. Пустынные штаны на коленях разорвались в клочья, да еще их подкоптило, а снежно-белая байкерская куртка с изображением мечей на спине потеряла товарный вид. Но странным образом это делало его еще более угрожающим. Он скрестил ноги и изучал мое лицо, держа чашку черными руками. Темные глаза буравили, как сверло.

— А-а-а… — простонала Хайки и оперлась на локоть. — Что случилось? Ты…

Увидев Рё, она моментально сгруппировалась, но механиндзя не дал ей возможности окончательно придти в себя. Молненосным движением он ринулся к ней и схватил за здоровую руку, буквально вздернул ее вверх, поставил на ноги. Это вроде смертельных поединков мастеров меча — за несколько секунд успевает произойти столько всего, что глаз этого просто не регистрирует. Скорость некоторых бойцов так велика, что противник даже не успевает сообразить, что уже мертв.

— Хватит.

Рё будто вбил гвоздь этим словом, а затем поцеловал Хайки.

Мне бы хотелось сказать, что я заливаю ради того, чтобы добавить в историю романтики, которой тут серьезно не хватает, но клянусь, так все и было. Затягивать он не стал, сразу же отпустив и ее руку, и ее саму. Пиро застыла с широко раскрытыми глазами и ртом, похожая на маленькую рыбку, которую выловили из родного пруда. Если она что-то и собиралась предпринять, то эти мысли полностью испарились из наполовину обритой головы.

Джек закашлялся, и мы с ним переглянулись в полном недоумении.

— Ничего личного, девочка, — черные глаза Рё ненадолго остановились на пиро. — Твой огонь — это как паника в толпе. Человека сдавливают, и он начинает метаться, как животное. Чтобы остановить панику, нужно сильно удивить, прервать поток. Атака вряд ли удивила бы тебя.

Пиро продолжала стоять и смотреть на него, прижав пальцы к губам, словно увидевшая непристойности монахиня. Звон, раздававшийся в ее голове, был почти слышен. Выбранный Рё способ ее нейтрализовать казался идиотским, но эффективность была налицо. Хайки совершенно выпала из боевого режима, у нее загорелся рукав — и она начала ковыряться в песке, чтобы потушиться. Вот ведь век живи, век учись.

Механиндзя повернулся ко мне и Джеку:

— Теперь ты. Ты серьезно накосячил, Вербовщик.

Тут я окончательно понял, что Рё не собирается нас убивать, и вытер пот с лица. Если бы он хотел, то давно бы вытирал кровь с меча, отправляясь на воссоединение с отрядом. А раз смерть отсрочена, то всегда есть время для переговоров, переговоры же — моя стезя.

— Ффых…

Я осмотрел Рё. Волосы растрепались, глаза прищурены, черные искусственные пальцы лежали на рукоятях мечей, но злым он не казался. Хайки спасла одежду от пламени и теперь смотрела на нас взглядом обиженного ребенка. Ястреб Джек почти растворился в пейзаже, став максимально незаметным. Не знаю, как, но я был уверен, что уж он-то выйдет из передряги нетронутым.

— Ты успокоилась?

— Да черта с два, — неуверенно сказала Хайки. — Я объявляю тебе войну!

Главарь механиндзя продолжал с интересом слушать вместо того, чтобы ощутить близкую кару небес, но у пиро закончились ультиматумы. Вывалявшаяся в песке и всклокоченная Хайки не выглядела особенно опасной, а еще эти угрозы. Пока Рё отвлекся на маленький спектакль, я прикидывал, смогу ли вытащить кляп изо рта Джека и спасти нас завораживающими сказками чертового мутанта. Надо хотя бы подползти поближе…

— Ты изо всех сил старалась меня не сжигать, — заметил механиндзя. — Это не похоже на объявление войны. Вы действовали крайне противоречиво, а особенно неумно было оставить в живых Ахоя. Он никогда бы не покинул пост сам, без помощи мутантов. Такого дурацкого ограбления я в жизни не видел.

Рё протянул руку, предлагая пиро встать.

Хайки моментально покраснела, словно пустынные маки весной, но все же осторожно взялась за пальцы ненастоящей руки механиндзя — так, будто он сейчас испарится. Механиндзя снова поднял ее с земли и отпустил. По сравнению с высоким и подтянутым мечником наша пиро выглядела худосочной бродягой, но боевой дух продолжал клокотать в Хайки даже тогда, когда она отряхивалась. Я гордился девчонкой.

— У нас другой стиль, Рё. Я предпочитаю оставлять поменьше кровавых следов, — вступил в игру я прежде, чем Хайки успела опозориться.

— Я слышал, как ты призываешь меня сжечь, — усмехнулся Рё.

— Ну а что я должен был делать? Я считал, ты едешь отрубить нам головы и насадить на колья вокруг Мастерской, словно в "Хайкэ-моногатари"[16].

Механиндзя только слабо дернул плечами.

— Не испытывай мое терпение. Вы заслужили любую смерть, которую я могу придумать, так что наслаждайся милостью мастера меча. Вы наглые, глупые падальщики, но у вас есть стиль, своего рода отвага. Проблема не в вас, а во мне.

Я прищурился, не понимая, к чему он ведет, а на лице Джека появилось скептическое выражение, насколько это возможно, когда во рту кляп. Но Рё продолжал вести неочевидную мысль.

— Если трое бесполезных воров едва не привели к тому, что Мастерскую стерли с лица земли, виноваты не они. Виноват я, — в голосе Рё не было ни капли теплоты. — Противник ценен тем, что показывает слабые места в защите. Такие люди, как вы, могли осуществить задуманное только потому, что я вам это позволил, пусть и ненамеренно. Я перестал воспринимать бродяг вроде вас как угрозу — и ошибся. Я здесь, чтобы исправить ошибку.

Ястреб Джек замычал что-то. Думаю, что-то оскорбительное.

— Так ты нам благодарен? И ради того, чтобы это поведать, проехал столько миль? — я не удержался от сарказма.

Рё не отреагировал. Любые наши слова для него значили не больше, чем шум ветра в засохшей осоке. Его интересовала только собственная линия достижений, бесконечная лестница на пути хладнокровного вожака пустыни, хотя было, как выяснилось, в нем и что-то хорошее. Иначе бы наши косточки уже объедали койоты.

— В какой-то степени я вам действительно благодарен, — согласился Рё. — Вы дали повод завладеть половиной нефтяных вышек в обмен на мир с бензоманьяками. Но я не убил вас, чтобы узнать, кто ваш заказчик. Кто посмел бросить мне вызов.

— Это Шкуродёр. Не убивай нас, это бесполезно.

Ломаться я не собирался. Уголок губ Рё пополз влево в зловещей усмешке.

— Великолепно, — он чуть опустил веки, словно смаковал это имя. — Наконец-то у меня есть подходящий повод. Мир, который Шкуродёр пытается установить в пустошах, мне враждебен, и теперь есть все поводы начать войну. От вас есть толк. А теперь верните кусок живого города, который вы сперли. Я не хочу, чтобы Шкуродёр или кто-либо другой его поработил.

Мой мозг раскалился от полученной информации. Мало того, что Рё собрался устроить Шкуродёру кровавый дождь, так еще и знал о живых городах что-то, чего не знал я. Вдруг он поможет связать полотно из разрозненных огрызков, которые плавали в голове?

— Теперь ты узнал, что хотел, — мрачновато сказала Хайки. — Разве не проще завалить нас и забрать украденное? Зачем просить?

— Ты думаешь, как бандит. Но я не стараюсь выбирать легкий путь, Хайки, — с издевательской улыбочкой заливал Рё. — На простых дорогах нечему учиться. Разумеется, я обыскал вашу машину, но куска города там нет. Где он?

Механиндзя сжал пальцы на рукоятях мечей, этим нехитрым жестом намекая, что может стать менее вежливым, но от факта, что Рё запомнил ее имя, пиро опять залилась краской по самые уши и не поняла намек. Ястреб Джек фыркнул от смеха. Я же чувствовал себя так, будто сидел голой задницей на спине дикообраза: чуть двинешься — и пожалеешь.

Ястреб Джек ни капли не боялся Рё, и по какой-то причине именно это и напрягало больше всего.

— Раз ты не собираешься нас освежевать, может, развяжешь? Солнце палит, как сумасшедшее. Никто из нас на тебя не нападет. Без заказа Шкуродёра я бы к тебе и не сунулся, но ты знаешь, как он умеет убеждать простых людей. Давайте сядем в тени и все спокойно обсудим, — не выдержал я. — Но сразу скажу, что куска города у нас нет. Около Свельты появился живой город, и мне пришлось отпустить его на волю.

— Ястреб Джек способен испоганить любой, даже самый простой расклад. Он всегда проскальзывает сквозь пальцы, — складывалось впечатление, что Рё знает о Джеке больше моего. — И ты хочешь, чтобы я его отпустил?

Мечник получал от маленького приключения неподдельное удовольствие. Бой с бензоманьяками его как-то освежил, добавил красок на лицо, сделал более настоящим. Может, Рё нравилось думать, что он установил рекорд по прыжкам в длину на мотоцикле, а может, он просто был таким же чокнутым, как большинство рубак пустошей, которые оживляются только тогда, когда дерутся. Одно можно сказать точно — механиндзя вел себя необычно, будто отведал воодушевляющей наркоты.

Не слишком долго думая, Рё выдернул кляп изо рта Ястреба Джека, и тот тут же начал плеваться.

— Вижу, ты действительно не любишь легких путей, механиндзя.

Ястреб Джек сверкнул разными глазами, а потом взялся широко улыбаться, как дурачок. Они с Рё обменялись красноречивыми взглядами, Джек явно дерзил, Рё наблюдал. Но меня их игры не интересовали — я чувствовал возможность пролить свет на вещи, которые никак не желали складываться.

Мы уселись около машины, медленно остывая после погони. Хайки, Ястреб Джек и я напряженным полукругом расположились напротив Рё, принявшего свободную позу, будто он пришел на пикник. Он даже чая себе подлил.

— Как вы поняли, что город пришел за своим куском?

— Я чувствовал его намерение, — пытался сформулировать Джек. — Как будто около искажений они могут общаться или чувствовать друг друга. Между ними наладилась связь.

— Получается, что можно вызвать город, украв его часть?

— Не знаю. Но я бы поостерегся вызывать целый город из искажений без правильной цели.

— Что конкретно вы украли для Шкуродёра? — под пронзительными черными глазами Рё врать становилось неудобно. — После нападения бензоманьяков в Мастерской и на складе такой бардак, что я не могу понять, что ему так сильно понадобилось. После вас туда вломились поджигатели и довершили дело. Вы трое возместите мне стоимость коллекции, даже если придется всю жизнь на это работать. Ожидаю выплат каждый месяц.

Ох ты черт. Мои деньги уплывали из-под носа.

— Честно говоря, он не заказывал кусок города, — я вздохнул. — Это была наша идея. Просто схватили, что плохо лежало. Шкуродёр требовал украсть таблички, и я уверен, что не был единственным наемником. Но мы даже не в курсе, что на них написано и зачем они ему нужны.

Рё немного подумал:

— Скорее всего, это "Лезвия листьев" Сильвана Хо. Поэзия потерявшегося в искажениях бунтаря, которая вызывает волнение в городах. Говорят, им нравится текст, хотя я считаю это чепухой. Поэма написана на китайском языке, его сейчас мало кто использует. Хо был своеобразен в подходе к творчеству, тексты сложно понять и после перевода.

Я ждал продолжения, но механиндзя решил, что с нас хватит:

— Говорите, вы уже столкнулись с одним из городов искажений? Шкуродёр хочет продавать их горожанам за деньги, технику, горючее, научное оборудование и, конечно, оружие. Прирученные живые города очень красивы. Кусок города и "Листья" — это комбо. Можно подманить город, войти в него и попытаться приручить, заставить принять одну форму, укрепиться на одном месте. Но, видимо, до приманки он еще не додумался, просто проверяет слухи… Это дает время.

— Неужели можно просто войти в город и забрать с собой его часть? — спросил Ястреб Джек.

— Нет. Обычно из них ничего нельзя вынести. Но есть мутанты, которые могут это сделать, а военные из Сативы предоставляют технологию, запирающую кусок искажения в изоляционном кубе. Раньше никто не думал, что от этого есть польза кроме попытки изучить искажения.

— А почему тебя вообще волнует приручение живых городов? — не понимал я. — Не твоя область, вроде.

Рё откинул волосы с лица:

— Я — хан пустошей, и мне не нравится, когда горожане тащат сюда свои порядки. Пусть продолжают прятаться в бункерах, как крысы. Шкуродёр — рабовладелец, и теперь он хочет выйти на новый уровень, продавая не людей, а города. Живые города для этого слишком хороши. Они дикие до мозга костей, не терпят постоянства и остановок, — кажется, в безжизненный голос Рё проникла нотка восхищения. — Они воплощают в себе дух пустошей, дух воина. Сознание должно быть текучим, тогда тебя никто не сможет победить. Новая Сатива же несет только скуку, стагнацию и прошлое, которое давно себя изжило.

Хан пустошей! Вот ведь самодовольный ублюдок!

В устах кого угодно другого эта фраза звучала бы, как возведенное в куб самомнение, но Рё говорил ее так же, как все остальные свои фразы, — отрешенно, словно сообщающий факты андроид. Для него это был очевидный факт, и все-таки я поразился неуместной откровенности. Я списал открытость Рё на странное воздействие Джека, но сам мечник ничего необычного в своем поведении не замечал.

Хайки поерзала, тоже ощущая подвох.

— Ты ведь сам заказываешь у Сативы массу имплантов и техники, — не понимал я. — Почему же идея продавать живые города так у тебя свербит? Ты сам мог бы их продавать, чтобы укрепить власть.

— Я не рабовладелец, но использовать такие ресурсы другим я тоже не могу позволить, — пожал плечами Рё. — Вас нагнули, как всех воришек, которых не жаль пустить в расход. За этими табличками стоит глобальная цель, в которую вас не посвятили и которая может изменить пустоши. Надеюсь, теперь вам ясно, что отдавать Шкуродёру "Лезвия листьев" неразумно.

— Ты многое знаешь. А что скажешь про Белого Мотылька? Про умных зверей? — осторожно спросила Хайки.

Рё встретил ее взгляд с непониманием, и я вкратце посвятил его в курс дела.

— Так значит животные тоже мутируют под действием искажения… — по лицу механиндзя пробежала тень. — Мы ничего не сможем противопоставить умным насекомым. Люди используют зверей только потому, что у них недостаточно развито сознание. Обладай звери или насекомые интеллектом, у людей не осталось бы шансов. Это значит, с ними стоит вступить в союз, пока обстановка не накалилась. Хотя я не понимаю, почему телепатов заинтересовали именно вы. Странный выбор.

— Ты же попал под обаяние никчемных воришек. Если мы не научимся быть такими же изменчивыми, как живые города, людям скоро крышка, — заявил Ястреб Джек.

— Но люди не умеют быть настолько изменчивыми. Люди не могут стать частями живого города или какого-то коллективного сознания, состоящего из телепатов и животных, — и остаться собой. Это невозможно. Само слово “человек” этого не подразумевает.

— Хайки превозносила твое понимание дзен. По крайней мере, пока ты не разозлил ее. Разве дзен-буддистов не учат умению отрешаться от личности?

Рё встретил язвительные реплики Ястреба Джека с тем же хладнокровием, что и раньше.

Мне кажется, он посчитал нас юродивыми дурачками, которым случайно досталось немного ценной информации, так что разговаривал, будто с умственно отсталыми, — очень терпеливо и спокойно. Расслабленность и живость прежде похожего на автомат Рё шокировали, и теперь я был на сто процентов уверен, что он попал в сферу влияния Джека, причем это сработало и с кляпом. На меня скрытный засранец действовал похожим образом, заставляя считать его другом, и я все чаще забывал, что это не так.

— Временное отрешение — да. Вера в незыблемость личности порабощает, — Рё заговорил, словно учитель. — Но невозможно распасться на части и превратиться в бассейн с карпами или вилку, чтобы потом стать человеком снова. Тот, кто может проделывать подобное, не человек. Ты перестанешь существовать, Джек.

— Но…

— Думаешь, ты один заворожен живыми городами? Туда и в искажения ушло и пропало множество людей, которые посчитали постоянные метаморфозы интереснее одной и той же жизни, — механиндзя отпил чая. — Но никто не слышал о том, чтобы они возвращались. Города используют все объекты нашего мира как материал, чтобы отращивать конечности, но человек там — просто часть короткого промежутка, который моментально стирается и заменяется другим, новым. Ты что, хотелбы стать частью живого города?

— Не знаю. Вербовщик не дал мне шанса проверить. Но так ли она нужна, эта четкая личность? — пожал плечами Ястреб Джек. — Мне понравилась та ясность, которую дает пыль мотыльков. Их не интересует личность, они просто существуют в настоящем мгновении, оно становится искрящимся.

— Прекрати морочить голову, Джек. Все, кто поумнее и долго живут на свете, слышали о твоих силах. Но ты растрачиваешь их впустую, — Рё надоела философия. — Ты сбежал из научной тюрьмы Гринвуда и выпустил мутантов на волю, заразив всю охрану чувством вины. Это хороший поступок, но ты и пальцем для этого не пошевелил — бытие тебе просто подыгрывает. Ты мог бы совершать множество поистине великих дел, а вместо этого прячешься в разных дырах и болтаешь про ненужность людей. Если хочешь стать жуком, факелом или табуреткой, то катись, все будут только рады. Но я собираюсь сохранить людей теми, кто они есть. Воинами, способными стремиться к одной четкой цели.

— Может, пустошам вообще не нужны guerreros[17], - буркнул Джек. — Мы все время говорим о войне, о подавлении, а ведь можно жить без этого. Я чувствую, что искажения живут иначе.

— Есть шанс наладить контакт с разумными животными, они все-таки мутанты нашего мира, но вот с существами искажений — никогда, — Рё поднялся, показывая, что закончил разговор. — Не думаю, что продолжение беседы куда-то нас приведет, но стало ясно, куда делись все телепаты. Решили стать переводчиками между пустошами и новым племенем…или племенами? Мне пора ехать.

Рё выглядел серьезно обеспокоенным.

— Время вернуть украденное. Кидайте в мешок все, что вы похитили.

— А мотоцикл? Тоже отдавать?

Хайки прижала раненую руку к груди, будто хотела обхватывала ей краденое добро.

— Мотоцикл можешь оставить себе, девочка, — усмехнулся Рё. — Он мощный, но слишком вычурный, и мне никогда не нравился. Для пустошей есть более удобные модели.

Пиро огорчилась. Ей-то казалось, что она выбрала замечательный способ мести. Ястреб Джек подошел к машине и покорно открыл багажник:

— Награбленное здесь. Может, мы оставим себе хотя бы карты?

Рё нетерпеливо обнажил клинок вместо ответа, и мутант начал кидать в мешок наш улов. Таблички Сильвана Хо лежали у меня во внутреннем кармане — я вытащил их, боясь, что Хайки разойдется и взорвет нам тачку. Но Рё не проявлял никакого сомнения в том, что все идет по плану. Таблички в багажнике действительно лежали, но на другом языке и сильно отличающиеся от изображения Шкуродёра. Ястреб Джек захватил их в довесок.

Пиро посмотрела на меня и протянула пальцы к Рё:

— Твои руки выглядят невероятно. Никогда не видела такой талантливой работы, ведь ты же настоящий киборг. Можно их потрогать?

Отвлечение внимания лютой чепухой, классический трюк. Просто не способен сработать на таком человеке, как Рё.

— Вот, все здесь, — Джек положил мешок перед механиндзя.

— Можно?

Почему поступки совершает Хайки, а стыдно мне? Я поднес руку ко лбу, не в силах наблюдать за таким падением. Рё вынул таблички из мешка, повертел в черных пальцах, невнимательно скользнул взглядом по иероглифам. Еще немного — и он поймет, что мы пытаемся впарить не те таблички.

— Кто научил тебя китайскому, Рё?

Ястреб Джек наклонил голову, рассматривая механиндзя.

— Ну пожа-а-а-луйста… — клянчила Хайки.

Мутанты пытались одновременно отвлекать его с двух сторон и заставлять терять концентрацию. Я оценил идею, ведь только концентрация мастера меча защищала его от нытливых бредней Джека, но предпочел бы не видеть, как мои товарищи по делу выставляют себя дураками.

— Может, мы выкупим у тебя карты? Как честные люди? Раз они лежали на складе, то тебе точно не нужны.

Рё посмотрел на нас, словно на идиотов. Зуб даю, что такой исключительной глупости ему видеть еще не доводилось.

— Вы и так все мне оплатите.

И тут Хайки прекратила изображать любопытную фанатку и замерла, будто ее ударили.

— Я поняла, — пиро едва не подпрыгнула. — Ты ведь мутант, как и мы! Только так можно управлять искусственными руками. Железо и философия — просто для отвода глаз. Ты бывал в искажениях. Эти импланты у нормального человека даже двигаться-то не должны, они же тяжеленные! Да и не могут в бункере сделать настолько совершенную вещь, я такое насквозь вижу. Ты вовсе не идеальный воин, сделавший десять тысяч кат. Ты мутант, как я и Джек!

Механиндзя посмотрел на нее с новым выражением в темных глазах. Как мне раньше в голову не пришло… Но о таком способе слияния с искажениями я никогда не слышал. Его руки были похожи на мои щупальца? Ледяной взгляд Рё намекал, что вопросы лучше оставить при себе.

— Между нами нет ничего общего, пиро. Вы — бродяжки, которых куда попало несет ветер, а я вождь пустошей.

— И все же ты — обманщик.

Хайки не отступала, глаза ее засияли.

— Возможно. Но я сделал десять тысяч кат.

Догадка пиро была хороша, но делал он свои чертовы каты или нет, а смутить Рё девчонке не удалось — он признал ложь так же просто, как раньше вещал о распаде личности. Ястреб Джек новостям тоже не удивился.

— Очень жаль отдавать тебе все награбленное, — вздохнул он, похожий на нищего, у которого забрали дырявый лапоть. — Столько усилий — и зря. Сложно осознавать, что в конце концов мы проиграли, несмотря на сумбурный, но интересный план. Пустоши постоянно отнимают то, что ты у них выцарапываешь с таким трудом…

Механиндзя надоела эта пантомима.

Он встал, взял мешок и отправился поднимать валяющийся у скалы кросс походкой человека, подчинившего каждую мышцу. Я думал, что мотоцикл разбит вдребезги или захлебнулся бензином, но в Мастерской умеют делать вещи на совесть. Еще через несколько минут Рё оседлал байк и отправился на север вдоль Свельты, чтобы встретиться с отрядом чокнутых ниндзя у следующего моста. Это займет не меньше дня.

— Pendejo, — Ястреб Джек прикрыл зажигалку от ветра и закурил. — Хан пустошей, как же…

— Как тебе удалось его одурачить? Он вел себя, словно поддал «кислоты», — поразился я. — И это Рё!

Джек пожал плечами.

— Именно поэтому все получается. Рё уверен, что непобедим, опьянен собственными победами, так что я чуть-чуть усилил эту уверенность. Не дал быть слишком подозрительным, каким явно был бы человек попроще. Все, связанное с нами, показалось ему незначительным. Да и, по правде говоря, война со Шкуродёром интересует его гораздо сильнее каких-то безруких воришек.

— Когда он поймет, что к чему, то уже не будет таким добрым. Все-таки он неплохо с нами обошелся.

— Ну так и мы будем уже далеко. Я хочу получить наконец свои деньги, Чиллиз. А ты ему понравилась, chica.

Ястреб Джек по-дружески хлопнул пиро по плечу.

— Ерунда! — наморщила нос она. — Ему на всех нас плевать. Потому и не убил.

— Точно говорю, это заметно. Мост ты испепелила очень технично. И ты — отличный сообщник. Без всякой помощи расколола второго «мастера дзен».

— Ты же раньше говорил, что их вообще нет! И что это сказки. Так и знала, что врешь.

Хайки ускорила шаг.

Посмотрев на отражение в стеклах машины, я обнаружил глупую улыбку на своем лице. Еще недавно наша смерть казалась неизбежной, но только что мы во второй раз обломали Рё, и победа имела приятный вкус, хоть о ней никто никогда и не узнает.

— Вербовщик, а ты расскажешь, зачем взял задание у Шкуродёра? — прищурилась пиро. — Ты свои силы не переоцениваешь?

— Он не то чтобы предложил мне выбор, Хайки. К тому же…

— Эй! Э-э-эй! Ребят, а что с мостом случилось?

Мы так увлеклись, что пропустили маленький отряд караванщиков на верблюдах, который подошел уже почти вплотную. Я развел руками:

— Ни малейшей идеи, друзья. Мы прибыли сюда, как и вы, и поражены таким вопиющим вандализмом. Кому же это в голову пришло разрушить важнейшую артерию торговли?

Я забыл упомянуть, что власти Хаира назначили огромный штраф тому, кто смел покушаться на мосты через Свельту, потому что вандализм замедлял движение грузов по пустошам. Любой, кто замечал диверсию и был в силах схватить негодяев, должен был попробовать совершить правосудие или притащить оступившихся к Шкуродёру.

— Пожалуй, нам пора, — сказал Ястреб Джек.

— Эй, я знаю твое лицо! — мужик ткнул пальцем в Хайки.

— Это очень приятно.

Пиро разулыбалась.

— Ты сожгла мой любимый оружейный магазин! Погодите-ка, а откуда вы прибыли? Почему это ваши следы заканчиваются здесь?

— Бежим!

Под проклятья караванщиков пиро погрузилась в машину, Джек оседлал великодушно оставленный Рё мотоцикл, и мы спешно сбежали от дымящегося моста навстречу тому, что нас ожидало далее, а была это изрядная дичь.

Глава 9, в которой мы попадаем на шумовой фестиваль и разговариваем с тушканом

Ругань неслась нам вслед, словно яростная музыка, и крики хорошо ложились на ровное урчание движка мотоцикла Рё. Какое-то время я наслаждался сочетанием гудящих басов и хаотических воплей, даже начал привыкать, но скоро терпение преследователей закончилось. Они разочаровались в идее взять нас живыми и начали палить из пушек, так что Хайки пришлось снова доказывать репутацию. Это получилось у девчонки легко, почти грациозно — багровая волна пламени в один миг разрезала пустыню, словно огненный клинок. С каждым разом она жгла все проще или мне так казалось, огонь возникал без труда.

Может, в катанах она и не смыслила, но в ее руках было другое оружие — кувалда, сделанная из огненной бездны. В отсутствие механиндзя Хайки жгла от души, ни в чем себя не ограничивая, и караванщики поняли намек. Глупые люди в перевозках не задерживаются. После нападения пиро прижала к груди раненую руку и вырубилась на заднем сиденье, словно младенец. «Дисциплина» и «Самоконтроль» на ее кистях покрылись песком, налипшим на потную кожу.

Мы с Ястребом Джеком спорили через окно, сколько всего она сможет поджечь, прежде чем истратит силы целиком. Хайки так глубоко спала, что даже не ворочалась, — видимо, окончательно измоталась.

— Джек, а много мутантов сидело в Гринвуде?

Я пытался прощупать границы возможного для старины Джека, вероломно выдавая любопытство за заботу о Хайки. Обычно люди в разговорах о других рассказывают и о себе, но Ястреб Джек, стоило затронуть его прошлое, ненамного отличался от могилы.

— С десяток.

— А такие, как Рё, там встречались?

Мужик бросил непонимающий взгляд.

— Не хочется льстить этому baboso[18], но не думаю, что таких, как Рё, найдется много.

— Я имею в виду, модификанты. Им нужно придумать название — тем, кого тронули искажения и оставили им подарок взамен человеческой плоти.

— Таких, как ты со своими щупальцами или как Рё, я прежде не встречал. Считается, что искажения убивают. Ты либо рождаешься странным сам по себе сразу, либо умираешь от контакта с тканью искажений — так говорят. Но после живого города все это выглядит болтовней деревенщин, помнящих только о сроках посадки брюквы. Ничего-то мы об искажениях не знаем.

— Брюквы? — я заржал и едва не выпустил руль. — Вот ты городской ублюдок до мозга костей! Ты хоть раз брюкву видел? В таких-то кустах да песках?

Джек насупился и вильнул мотоциклом, глотая пыль.

— Ты явно читал слишком много старых книг, бункерная ты крыса. Я все равно угадаю, откуда ты.

— Кто б говорил. Попробуй, — мутант смягчился. — Возвращаясь к вопросу. В тюрьме я мало что замечал — меня держали запертым в камере, даже на прогулку не выводили. Кроме потолка и стен смотреть было особенно не на что. А когда я оттуда вышел, то… — он вздохнул и добавил газа, уезжая вперед. — То большая часть и мутантов, и людей была мертва. Они рвали друг друга в клочья.

Не понимал я его.

Другие на месте Джека искали бы выгоды, облапошивали доверчивых или собирали армии, ведь его умение подстраивать под себя реальность устрашало. Он словно подкручивал невидимые колеса сложного механизма жизни так, чтобы все складывалось в его пользу. Но, как верно сказал Рё, Ястреб Джек вместо того, чтобы воспользоваться таким невероятным даром, просто валял дурака, как великовозрастный ребенок или дурачок, нарушая невысказанный мужской этикет пустошей. У него полностью отсутствовало желание управлять, захватывать, доминировать. Но и подчиняться Джек не умел, и это сочетание ставило меня в тупик.

— Смотри!

Джек махнул рукой вперед, недоверчиво щуря глаза.

Я заволновался. Мы опять сдвинулись к искажениям, оставив торговый тракт до Хаира чуть в стороне. Местность была незнакома, но горы позади служили хорошим ориентиром, подпирая мне спину, так что я планировал сделать небольшой крюк — и потом подъехать к Хаиру другим путем. Новых встреч я не хотел, путешествие и без того выдалось насыщенным.

— Это твари? Или город?

— Нет тут никаких городов, — огрызнулся я и затормозил. — Не должно быть.

Джек усердно вглядывался в причудливый силуэт, растворенный в обманчивом воздухе пустыни. Больше всего вид напоминал кости гигантской рыбы или ящерицы величиной в несколько этажей, воткнутые в землю, и я не сразу сообразил, что это заброшенный парк аттракционов. Людям прошлого не хватало развлечений, чего не скажешь о сегодняшних днях, так что они любили ходить в такие места и щекотать себе нервы.

То, что издалека казалось высохшими останками чудища или сооружением вроде тех, что любят делать пироманьяки, — очередной нежданный подарок искажений. Заведение просто выплюнуло в пустоши из несуществующей страны прошлого. Заржавленная лента горок провалилась в нескольких местах, большая часть столбов, лестниц и железных лап неясного назначения рассыпались, но какие-то части, видно, сделали на славу.

Мы подъехали поближе, чтобы поглазеть на остатки былых времен, и на фоне тихих поскрипываний и шелеста песка я услышал отдаленный ритмичный стук.

— Что это?

Джек ткнул пальцем на гигантский круг, нанизанный на опору. Прежде на нем закреплялись кабинки, теперь все осыпалось, разорвалось, а на остатках красовались гнезда падальщиков.

— Колесо обозрения. Люди любили забираться в такие — и осматривать окрестности с высоты. Считали, что это романтика.

Мутант закурил.

— Мне это не нужно.

— Выглядит как чесалка Сатаны, но там есть тень.

Мы подъехали поближе, и я стопорнул машину подальше от ржавого хлама, чтобы успеть свалить, если конструкция начнет шататься и падать, но достаточно близко, чтобы укрыться в тени от неплохо сохранившейся карусели с покрытыми песком фигурками лошадей. Вернее, это я их так назвал, а похожи они были на ржавые пряники, в которых с трудом распознавались очертания животных.

Только я развел костер, чтобы подогреть чай, и решил, что пора будить Хайки, как снова раздались странные звуки.

— Это музыка, — Ястреб Джек покрутил головой, а затем закатил глаза. — На другой стороне развалин куча людей сидит кружком и что-то играет.

— Только этого еще не хватало. Наверняка сектанты или жертвоприношение. Валить отсюда надо. Только чаю попьем.

— Проверим, что они делают?

— Ни за что!

Я сел в ожидании кипятка, всем видом показывая, что не намерен потакать беспорядочному любопытству. Напряжение после встречи с Рё и караванщиками еще меня не оставило, но блаженная тень от разъеденных временем и песчаными ветрами конструкций начала делать свое дело. Постепенно я обмяк.

Горизонт состоял из песка, песка и отдаленной горной гряды, растекающейся под алчными лучами. Оранжевое сливалось с дымно-синим. Мутант примостился рядом, вытянул ноги и погрузил пальцы рук в чуть более холодный песок. Курить он при этом не перестал, сжимая дрожащую сигарету сухими губами.

— Они не выглядели особенно угрожающими, оружия по минимуму.

— Ты тоже не вооружен, Джек, — кисло заметил я. — Меня это не слишком успокаивает.

— Почему мы не едем?

Хайки вылезла из кабины, помятая и с прилипшим к лицу песком. Он попал ей в рот, осыпал лоб, припорошил ресницы.

— Ты слышишь? — не унимался Джек. — Это музыка.

— Если это музыка, то я Моцарт в изгнании.

— Кто в изгнании? — Хайки наморщилась. — Да вы не отличите ро пустошей от визга спаривающихся ящериц. Давайте я послушаю.

— А разница вправду есть?

В голосе Джека прозвучал неподдельный интерес.

Девушка поморщилась, стыдясь нашего невежества, и сделала знак затихнуть. Некоторое время раздавался только скрежет раздолбанных американских горок, чьи болты и опоры напоминали стершиеся от времени и болезней суставы старика. Скрежету вторил тихий шум нагревающейся воды и ритмичный стук, идущий издали, к которому примешивались вскрики и плохо различимое пение.

— И как они выглядят? — Хайки по-хозяйски обратилась к Джеку.

— Сидят. Курят. Держат разные незнакомые мне вещи в руках.

— А, это фест. Это, наверное, ребята из Хаира, «кислотные дервиши». Они часто выбираются в пустоши, чтобы ловить волну. Слушать музыку пустыни, как они это называют. Находят место силы — и сидят, пропевают его.

— Пропевают место силы?

— Да вы как дикие совсем. Ну, собираются, накуриваются или порошок едят, стучат на чем попало. Весело!

Хайки пожала плечами. У меня было альтернативное виденье веселья, но Ястреб Джек буквально озарился внутренним светом.

— Я хочу посмотреть! Не приходилось раньше с таким встречаться. Они кажутся дружелюбными.

— Пошли, — с пугающей меня охотой согласилась пиро. — Не уверена на счет дружелюбия, но обычно дервиши так обдолбаны, что вряд ли поймут, кто ты. Можешь их даже перешагивать. Это безопасно.

— Не для них.

— Ну… Пожалуй. Но каннибалы сюда заходят редко, работорговцы боятся близости к искажениям, а остальным нечего у них взять.

Прежде, чем я подобрал нужные для возражения слова, мутанты уже объединились, разделив очередную бредовую идею на двоих, и уставились на меня.

— Кто-то должен охранять припасы, — попытался я.

Напрасный труд.

— Незачем. Возьми таблички, за остальным я буду приглядывать, — Джек опять переключился на зрение птиц. — Кроме дервишей больше никого рядом. Караванщики поехали в обход Свельты. Тихо.

Я смотрел, как Хайки ловко лезет под дрожащими ржавыми конструкциями, способными раздавить ее в мгновение ока, и оставляет позади припасы, жизненно важные для выживания в пустых землях. Ястреб Джек меланхолично раздвигал реальность, полностью уверенный, что даже если мир схлопнется, ему повезет. Я такой уверенности был лишен, и она-то как раз и казалась самой главной магией тронутых искажениями мутантов. Их ненормальное бесстрашие говорило об их особости гораздо убедительнее, чем любые чудеса. Хотя не исключено, что мне в компаньоны достались особо чокнутые экземпляры.

Пиро знала пустоши гораздо лучше Джека, но присутствие мастера дзен делало ее беззаботной, какой прежде Хайки не бывала. Вспыльчивой и непредсказуемой — пожалуйста, но не беззаботной. В итоге вся паранойя за троих досталась мне.

Пока мы крались под хрипучими железными горками, а падальщики разглядывали нас сверху, я сто раз зажмуривался, уверенный, что сейчас кусок ржавого дерьма раздавит нас в лепешку. Опоры горок, сдерживающие дрейфующий песок, поросли колючим вьюнком. Маленькая будка ссохлась от времени и жары, расплющилась, словно на нее наступил великан. Когда мы проходили мимо, оттуда прыснула худосочная змея.

Чем дальше по руинам парка, застрявшего в пустыне, мы продвигались, тем более различимыми становились звуки неожиданной вечеринки. Воодушевленное подвывание, постукивание барабанов, взвизги струнных и пение невпопад — все это складывалось в загадочный звуковой ландшафт, катящийся волнами по распаленной пустыне. В отличие от исступленного ро, который любил молодняк, эти звуки успокаивали.

— Приободрись, Чиллиз, — подмигнула мне Хайки.

Вскоре мы увидели и людей, занятых музыкой. Выглядели они, как типичные нищеброды Хаира, — потрепанные тюрбаны, широкие сероватые хламиды, тела и лица городских гопников, вечно тощих и питающихся лишь наркотическим дымом и засохшим хлебом. Между ними и городскими дворнягами наблюдалось изрядное сходство. Та же печать бродяжничества отражалась и на Ястребе Джеке. Он был беглецом, нищим, заклинателем птиц с высохшим телом и покореженными глазами.

Однако эти мужчины и женщины сидели у поскрипывающих и изредка дребезжащих аттракционов без тени страха или усталости, которые неминуемо возникают на лицах городских бедняков. Глаза их были спокойно прикрыты. Каждый занимал удобное место — прислонившись к полуразрушенной подсобке или в тени от заржавленной ракеты с отвалившимся рулем.

Народ либо голосил что-то в расслабленной манере, кутаясь в клубы сладковатого дыма, который я тут же узнал, либо держал в руках инструменты — от мелких барабанчиков и расписных дудок до разнообразного мусора, часть которого я не смог опознать. Любой предмет годился — судя по всему, участникам непонятного действа было совершенно все равно, на чем они играют. Один из играющих заметил меня, но даже не подумал вскочить в ужасе и схватиться за пушку, а только растянул губы в ленивой улыбке.

Как и обещала Хайки, участники пустынного феста вряд ли планировали защищаться.

— Проходи… — просвистел незнакомец.

Эта беззащитность обескураживала. За время нашего путешествия я видел многое, но группа людей, не позаботившаяся о защите от нападения, нешуточно била по глазам. Вот где настоящее святотатство. Это противоречило всем негласным заповедям пустошей.

Ястреб Джек, напротив, ощутил себя, как дома. Он тут же присел и начал прислушиваться, постукивая ступней, затем потянулся за сладковатой самокруткой, которую посасывал пацан поблизости. Тот передал ее, словно они с Джеком были друзьями детства. Безалаберность «кислотных дервишей» соединилась с волной доверия, исходившей от мутанта и располагавшей к нему незнакомцев.

Пейзаж вокруг впечатлял неожиданной экзотической красотой — ярко-ржавые, почти оранжевые кости американских горок в вышине, светлое полотно песка, отдаленные голубоватые горы в сухом воздухе, бормотание и песни обгоревших на солнце дервишей.

— Это фе-е-ест, — протянула Хайки.

— Тебя внесут в базу, — сказал я. — Торговцы тебя узнали. Наверняка обновят базу охотников за головами.

— Наверняка.

Она взяла сигаретку дервишей из пальцев Ястреба Джека и глубоко затянулась. По чумазому, но привлекательному лицу растеклось удовлетворение, глаза заблестели. Пиро быстро адаптировалась к обстановке — та успокаивала, а Хайки любила все, что успокаивает, искала в этом укрытие от разрывающего ее огня.

— Что ты творишь? — я отобрал сигарету и отдал ее покачивающемуся сектанту. — Джек и без травы ведет себя, словно укуренный. Но ты-то могла бы не поддаваться.

— Никого ж нет рядом! Я встретила целых двух мастеров дзен, черного и белого, — выпучила глаза девчонка. — Дед не врал, я так и знала! Мастера дзен существуют. Пламя внутри так и бурлит, мне нужна чужая тишь. Вон посмотри на Джека. Он открыт миру, словно тот ему улыбается. Я хочу быть такой же. Он ведь выглядит очень безмятежным, правда?

Ястреб Джек в этот момент привалился к постукивающему банками из-под тушенки дервишу и качался с ним из стороны в сторону, будто готовясь затянуть пьяную песню. Выглядел он глуповато.

— Это тот момент, когда подросток выбирает неудачную отцовскую фигуру? — поморщился я. — Если хочешь совет, то вот он: Ястреб Джек ничему тебя не научит, потому что искажения просто помяли его, как и тебя. Этому нельзя научиться, он просто поехавший. Хватит бегать за ним, как хвост. Ты не пацифистка, а гроза пустошей.

Пиро рассмеялась.

— Да ты просто завидуешь, старик. Ты хоть когда-нибудь отдыхаешь?

— Я не старик, черт бы тебя подрал…

Наш спор наверняка продолжился бы, но тут мой взгляд вычленил из происходящего нечто, чему там быть не полагалось.

Между пацаном, у которого Джек взял сигарету, и старухой в разноцветных шалях, отсутствующе грохочущей потемневшим от времени тамтамом, сидел маленький тушкан. Зверек примостился в пучке сухой, как терка, травы, которая неплохо его маскировала. Это было не самое удивительное — он держал в лапках два крохотных камня и стучал ими друг о друга, попадая в заданный обкуренными людьми ритм. Остальные занялись созданием своей музыки, и его попросту не замечали.

— Какого дьявола…

Я моргнул, но все осталось на месте. Тушкан трещал камнями и сверкал глазенками, словно сумасшедший брат того зверя, что я видел в храме Белого Мотылька. Уши его увлеченно тряслись.

— Лови его! — крикнул я, толкнув Хайки, но тушкан взвизгнул и рванул прочь, уронив камешки.

— Э?

Хайки приняла боевую стойку, а Джек непонимающе выпучился, наблюдая, как я перепрыгиваю через погруженных в мантры «кислотных дервишей» с сомнительной грацией усталого мужика средних лет, которым я и являлся.

— Хватайте тушкана! Он из этих!

В глазах мелкого засранца точно мерцал разум. У меня не было шансов угнаться за ним, так что я просто вертел головой, разглядывая мелкие группы издававших затейливые звуки торчков.

— Тушкан играет музыку! — крикнул я. — Он точно мутант!

Пиро тут же начала носиться между плывущих в своей музыке дервишей. Наша суета их развлекала еще больше, ребята старались поймать новый ритм. Тушкан не собирался уходить, высовывая мордочку то тут, то там, но в руки не давался категорически. Он посчитал охоту за ним интересной игрой, поэтому сначала скрывался, а потом появлялся совершенно в другом месте и издавал веселый писк.

Пот лился с меня рекой. Тушкан подначивающе пищал.

— Джек, да шевелись же ты! Надо его поймать!

Пиро наклонилась и начала рыться в песке, а я пошел на писк. Мутант последовал за мной. Живые существа его интриговали, поэтому он приободрился — ну, насколько это возможно после ядреной травы дервишей. Со стороны выглядело, будто он двигается, как на зажеванной пленке. Я отвел взгляд, чтобы не увидеть, как пространство съеживается гармошкой.

— Ты давно знаешь Хайки? — спросил он, широко открыв разноцветные глаза.

— Ну, лет шесть знаю. Когда я впервые с ней пересекся, ей было лет 11, еще совсем сопля.

Я щурился на солнце и глазел на музыкантов, один из которых извлекал жужжащее гудение из натянутой на палку толстой струны. Тушкан явно издевался надо мной.

— Ты использовал детей для нападений и краж?

Ястреб Джек недоверчиво моргнул.

— Ха! И детей. И старцев. И безногих. И беременных женщин, и даже прирученных зверей. Я использую все, что надо для плана, поэтому ко мне и обращаются. Беременные хорошо отвлекают внимание.

— Ты беспринципная сволочь, Вербовщик, — усмехнулся он.

— Я бы так не сказал. У меня есть правила. Ты, кстати, проходишь по категории “дети со сверхспособностями”. А Хайки была в разделе “смертельное оружие”, пока ты не стал ее портить.

Какое-то время мы в шутку оскорбляли друг друга, выглядывая тушкана. Тот успешно скрывался, что для мелкого зверька не выглядит тяжелой задачей, но затем я услышал душераздирающий писк. Этот тоскливый вопль шел из самого сердца грызуна, зажатого в здоровой руке, взъерошенной пиро.

— Есть! Не бойся, мы не причиним тебе вреда.

Она поднесла тушкана к лицу — и тот завопил с удвоенной силой, усердно лупя воздух задними лапами.

— Ему страшно, — могильным голосом произнес Ястреб Джек.

— Да неужели? В жизни бы не догадался.

Мой тон его не задел.

— Я общаюсь с птицами, а не с грызунами, — пожал плечами он. — Честно говоря, он не выглядит очень разумным.

— Это ты не видел, как он долбил камнями, словно прожженный культист!

— Может, стоит дать ему камешки?

Я подошел к месту, где прежде сидел визгливый зверек, и поднял два мелких темных камня, которыми он играл. Я мог ошибиться, но камешки были крохотными и плоскими, словно диски.

Хайки пыталась погладить тушкана и что-то плела ему, но тот сопротивлялся до последнего, словно храбрый солдат, и пытался выскочить из ее цепких пальцев. Уши у зверька были едва ли не больше тельца.

— Так мы ничего не достигнем, — проникновенно сообщил Ястреб Джек. — Нельзя ожидать сотрудничества от того, кого принуждаешь силой. Нужно показать добрую волю.

— Придурок! Он же сбежит!

— Возможно. Но разве это не ответ?

Я вздохнул.

Философские изречения Джека вызывали у меня желание его пристрелить, но правда в его словах имелась. Нам поручили доставить разумных животных в храм Белого Мотылька, но вряд ли нас похвалят, если мы притащим их туда на аркане. Если тушкан и впрямь что-то соображает, я бы на его месте тоже обделался от страха.

Я снял шляпу и осторожно посадил туда тушкана, высвободив из руки Хайки. Зверек устал верещать и ответил суровым взглядом мокрых и выпученных глазенок. Его маленькая мордочка выражала высшую степень неодобрения.

— Вот. Я нашел твои камни, — сказал я, чувствуя себя глупцом.

Шляпу я положил в сухую траву у ржавой железяки, а камешки поместил на вытянутую ладонь. Некоторое время тушкан пытался отдышаться, так как на борьбу с Хайки ушли все его скромные силы, а затем уставился на камешки. Кислотные дервиши, словно почуяв момент, заголосили, насыщая воздух пустыни гипнотической какофонией.

— Бери, — шепнул Ястреб Джек тушкану.

От его голоса у меня волосы на позвоночнике встали дыбом.

Мутант опять выглядел как заклинатель, тощий, угловатый, просто не способный быть опасным, но вместе с тем нереально, нечеловечески убедительный. Спустя несколько минут ожидания, показавшихся вечностью, тушкан потянулся к камешкам неуклюжими крошечными лапами. Сжав их, он устремил взгляд на Ястреба Джека, а потом пару раз неуверенно треснул ими друг о друга.

— Ты настоящий музыкант, брат, — сказала Хайки. — И, наверное, тебе одиноко в пустыне.

Ее голос звучал просто — как у ребенка, который разговаривает с куклой или щенком. Но Джек делал что-то иное.

— Мы можем отвести тебя туда, где тебя поймут.

Джек медленно потянул руку вперед, словно предлагая дружбу. В его позе никто не заметил бы ничего необычного, но я чувствовал странное давление, будто все предрешено. Его проникновенная, глубокая искренность заставляла хотеть согласиться, хотя предложение делалось не мне, а ушастой пустынной крысе. И все же я хотел отправиться туда, где меня поймут, до безумия хотел. Далекая, спрятанная очень глубоко в душе тоска шевельнулась в ответ на слова Ястреба Джека, обращенные даже не ко мне.

Он не вселял чужое, словно телепаты. Те умеют подсаживать мысли, но они все равно при желании распознаются как что-то чужеродное. Джек будил и усиливал то, что уже находилось внутри, выращивал его, словно цветок. Пугающая мощь.

Тушкан осторожно забрался на ладонь мутанта, уселся на ней поудобнее и начал стучать камешками с сосредоточенной мордочкой. Он как будто признал Джека своим и позволил человеку стать подставкой, но музыка интересовала зверька гораздо больше, чем мы.

— Вот это да-а-а… — Хайки опять смотрела на мутанта, сверкая глазами. — Ты как волшебник.

— Мастера дзен пустошей правда существуют?

Я сам удивился, что спросил.

Даже в шутку признавать такое было противно, словно рассказывать о бродячем Деде Морозе, который разносит подарки людоедам и налетчикам. Рё определенно вписывался в схему, его разоблачение девчонкой поставило все на свои места. Но если к поджигателям, телепатам и даже мысли о живом городе я как-то привык, то представить, что таких людей, как Ястреб Джек, еще восемь, не хватало фантазии. Как можно быть уверенным, что при таком раскладе мир не разломится и искажения не зальют его целиком?

— Это сказки, — нахмурился мутант, но тушкан, продолжавший лупить камнями на его руке, вселял сомнения. — Как и люди, мутанты бывают сильнее или слабее. Некоторые способности очень… странные. Народ это запоминает, потом передает друг другу, все обрастает слухами, как мой побег. Часто люди даже не понимают, что именно случилось, и трактуют произошедшее весьма вольно. Врет, как очевидец. Знаешь это выражение?

Я понимал, к чему он ведет. Часто люди на пустом месте такого умудряются наворотить. И все же драка Рё с поджигателями и фокуса Джека выделялись из всего, что я видел прежде.

— Дело не в способностях! А в мудрости, — Хайки довольно зажмурилась. — Взвешенности. И доброте. Дедушка говорил, что мастера дзен удерживают мир от того, чтобы распасться. Что это стержни, на которых держатся осколки пустошей, через которые проросли чужие миры и законы. И если один умирает или уходит в искажения, рождается другой.

— Как по мне, так твои мастера дзен — это ракеты, которыми можно раздолбать мир окончательно, — буркнул я. — Бредни чокнутых бабенок. Ну, и еще недавно ты ныла, что Рё — черный мастер, средоточие зла.

— Ты видел, как он дерется? Это как священное писание, написанное клинком. Ну, и он нас не убил, — резонно заметила пиро. — А мог. Не зарезал всех и не подчинил, как пытаются делать поджигатели. В некотором смысле он добр, хотя все равно остается самовлюбленным ублюдком. Мы с тобой разрушители, Чиллиз. Мы тронуты подозрением и злом, в нас нет невинности. Но в мастерах дзен должно быть спокойствие. Чистота, пусть даже и совсем холодная.

Тушкан пискнул, словно был полностью согласен, и кинул в меня камешки. Услышать лекцию о невинности от семнадцатилетней девчонки, покрасневшей от поцелуя, было не менее странно, чем наблюдать за разумным тушканом. Я взглянул на грязную физиономию Ястреба Джека, обрамленную растрепанными волосенками и покрытую длинной щетиной, и сплюнул в песок. Чистота, как же.

— Спокойствия и мудрости в тебе ноль, но силенок хватает. Может, ты тоже мастер?

Ястреб Джек закатил глаза, призывая перестать издеваться.

— Не, — Хайки посмеялась. — Я просто умею огонь зажигать. А о себе ты не думал? Не понимаю, как тебе удается выдумывать такие кретинские планы и не помереть. Вот уж действительно талант!

— Поехали уже, — я накрыл тушкана шляпой, нарываясь на обиженный писк.

Когда мы уходили, музыканты вяло, но дружелюбно махали нам вслед.

Глава 10, в которой мы посещаем Хаир в разгар праздника куртизанок, а Ястреб Джек сбегает

Один из властителей прошлого построил алые стены Хаира, назвав их неодолимыми, и из-за этого город был вынужден сражаться значительно чаще, чем любой другой. Каждый завоеватель хотел доказать, что может покорить непобедимое, снова и снова стены встречали жестокие удары и беспощадные осады. Затем технический прогресс сделал остатки опоясывавших город стен бесполезными, крепость пришла в упадок. Однако после катастрофы Шрёдера, когда мир перемешался и потерял большую часть людей, каменные ограды Хаира снова обрели давно забытое назначение. Хотелось бы сказать, что стены стали защитой от банд и рассеянных по всем пустошам любителей насилия, но на деле многие из маньяков оказались внутри.

Во времена войны банд город переходил из рук в руки, как мяч во время игры, пока его владельцем не стал Шкуродёр. Раньше его назвали бы мэром, но теперь он стал хозяином Хаира. Неожиданно, но под его руководством город расцвел, словно хищный цветок, питавшийся слабыми пришельцами и позволяющий подниматься сильным. Несмотря на все свои недостатки, Шкуродёр был коллекционером, а значит вещи и объекты разрушались значительно реже, чем при его предшественниках. Кроме того, сюда пришли мутанты, удерживавшие Шкуродёра от беспредела, и внутри красных стен Хаира закипела жизнь.

Хаир — город куртизанок всех полов, крепость амбры, мускуса и гранатов. Весь он — обманчивый маяк для тех, кто надеется разгадать все тайны, а вместо этого попадает в капкан. Из Хаира множество экспедиций отправляется в искажения за наживой, но никто не возвращается обратно. Город страстей, запретной красоты, единственная в своем роде крепость гедонистов, живущих бок о бок с горе-учеными и отпетыми головорезами. Город поисков и несбыточных надежд на роскошь.

Перед нами возвышался финальный пункт затянувшегося путешествия, и это вызывало странные чувства. Ястреб Джек и Хайки помалкивали, глядя на крепкую преграду из камня, отделявшую Хаир от пустыни. Тушкан, которого мутант посадил за пазуху, любопытно озирался.

Здесь царил принцип замка, которого и в помине не было в Балхе, просто вываленном на плато у ног старых божеств, будто горка разноцветных фантиков. Хаир демонстрировал неприступность издалека, покалывал острыми зубцами ясные небеса пустыни. Алый каменный гранат посреди лабиринта из глубоких арыков, прорезающих поля.

Лучшие инженеры древности изначально поработали над этой системой, пока она не пришла упадок в век поездов и всемирной торговли, но сейчас орошение водой из источников города снова вернулось, как и сложная работа инженеров. Странно, но люди способны достигнуть одного и того же результата массой способов, и не всегда самый технологичный наиболее эффективен.

Хаир был самым крупным городом пустошей, сохранившим дух противостояния между людским поселением и бесконечными безжизненными равнинами, эту оппозицию, которая давно стерлась в мелких стоянках вроде Стилпорта, где единственным центром цивилизации стал небольшой кабак Уоррена. Никому в Стилпорте и в голову бы не пришло возводить стены — все равно их вскоре разрушат не бензоманьяки, так какие-нибудь культисты. Стены сами по себе становились поводом их сломать или испортить. В пустошах главная вещь — это мобильность, способность тут же вскочить на свою тачку, ящерицу, верблюда или черт знает что еще и немедленно скрыться. Хаир же высокомерно доверял своим оградам, алому кольцу высоких стен.

— Чиллиз, а мы правда должны отдать таблички? — Хайки вздохнула. — Рё сказал, мы тогда станем рабовладельцами.

— Подумай сама, мелкая. Если мы их не отдадим, то останемся и без денег, и без головы. Иногда приходится делать неприятные вещи, чтобы не оказаться мертвыми на обочине дороги. Такая вот взрослая мудрость.

— Попали мы с этими табличками. А ведь даже не понять, хорошие там стихи или нет.

Хайки поковыряла ногой грязный коврик на полу машины.

Красные стены Хаира приближались, становясь все выше. Ястреб Джек поддал скорости, будто соскучился по удобству и многолюдным местам, где ему легко было спрятаться. Сомневаюсь, что он одобрял план Шкуродёра, как и заказчика в целом, но тем быстрее ему хотелось избавиться от бремени. Ему, бункерной крысе, проще было скрываться там, где людской муравейник занят своими делами, а не в одиноких пустошах.

— Слушай, Чиллиз, а ты не думал, что люди не возвращаются из искажений не потому, что умирают, а потому, что не хотят?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, вспомни тот город с летающими разумными облачками, пьющими кофе, и башнями, которые становятся вертящимися ромбами? Если искажения такие же, может, людям неохота возвращаться сюда? Тут же тоска смертная по сравнению со всем, что происходит в живом городе. Если искажения похожи на живой город, то, может, люди сваливают в них и даже не думают возвращаться, чтобы туда не сунулись бандиты Шкуродёра или подручные очередного придурка. Типа, ученые туда едут, видят, как там все устроено, — и напрочь забывают обо всем.

Хайки опять болтала без остановки, выстраивая теорию за теорией, а меня вдруг осенило. Ястреб Джек не читал никакой поэзии, когда мы попали в живой город, — тот просто предоставил нам возможность побыть внутри. Что, если вопрос, меняться внутри города или нет, зависел от самих людей?

Нет, не может быть. Я сам не раз видел, как искажения убивают. Они не спрашивают, а просто превращают людей во что попало, и зачастую на результат даже смотреть противно. Путешественники рассказывали жуткие вещи, спасшись в последнюю минуту.

— Может, и так. Но это как билет в одну сторону. Вроде вопроса о жизни после смерти, который волнует проповедников. Не помрешь — не узнаешь, а я помирать еще не готов. Ты вот готова?

— Ну… Это же самая настоящая тайна. Всем, у кого мозгов больше, чем с кулачок, интересно. Просто мы делаем вид, что это запрещенная зона, чтобы не беспокоиться. И так ведь народу куча перемерла. Может, искажения не всех растворяют? Может, им есть разница, кто туда суется? Одна я бы вряд ли туда полезла, но согласись, Ястреб Джек на редкость ловко управляется. Мне кажется, без него нас бы как раз и превратили в стульчак, тушканчиков или колесо от коляски.

— К чему ты ведешь?

— Я веду к тому, Чиллиз, что Шкуродёр — мерзкая дырка от задницы, — фыркнула она. — Больше ни к чему. Зачем ты вообще у него заказ взял? Даже детям байки о его сушеных шкурах рассказывают.

Я не был готов объяснять въедливой девчонке, что планировал завязать с делами, командами и риском, взять заработанные деньги, нанять охрану и открыть кинотеатр с хорошим кабаком. Долгие годы я собирал фильмы на любых носителях, покупал старую дрянь на рынках. Пустоши не место для таких начинаний, но потому я и хотел это сделать — из чистой ностальгии и старомодного авантюризма. Мне хотелось воскресить ту часть цивилизации, что мне нравилась.

Молодняк не понимает тягу к покою, их разрывает от жажды приключений. Хотя Хайки сама тянулась к любому источнику забвения и умиротворения, так что, может, она бы и поняла. Но о чем тут спорить? Я и сам знал все о Шкуродёре, иначе назвал бы мутантам заказчика гораздо раньше.

— Нам надо спрятать чертов мотоцикл, — переключился на другие мысли я. — Через ворота Хаира такое незамеченным не пройдет.

Мы попрепирались, посигналили Джеку и сделали небольшой крюк к востоку, где зарыли мотоцикл в песок под куцым деревцем, оказавшимся единственным осмысленным ориентиром.

Пиро не одобрила, но проехать с таким заметным трофеем в Хаир, полный головорезов, равнозначно мишени на груди. Не сомневаюсь, что кто-то из охотников за головами ошивается рядом с шестью входами в Хаир, приглядывая за путниками и разыскивая среди них самых дорогостоящих. Шкуродёр заключил с охотниками соглашение, по которому его люди в Хаире неприкасаемы, но для других нарушителей спокойствия исключений не делали.

Ястреб Джек протиснулся в кабину, обмотавшись лисамом пуще прежнего, и вскоре мы уже забирали барахло у стоянки за стенами. Хаир поглотил нас.

— Я покажу вам Хаир, которого вы никогда не видели, деревенщины, — пообещал я, но даже не представлял, что смогу в полной мере сдержать обещание.

Мы приехали в разгар Дня куртизанок, и праздник захлестнул нас, стоило оказаться на главной улице. Самые красивые женщины и мужчины шествовали, словно правители экзотических королевств, а простые смертные, страшные лицом и обточенные пустыней в куски смуглого дерева,приникли к окнам и оградам, чтобы полюбоваться на лучших любовников и любовниц пустошей. Везде летали лепестки юкки и роз, пышно произраставших в богатых водой садах Хаира. Суматоха и восторженные возгласы наполнили воздух атмосферой торжества.

Индустрия любви в Хаире невероятным образом превратилась в искусство. Жители любили говорить, что это произошло потому, что как оазисы необходимы иссохшей пустыне, так и посреди грубых, лишенных ресурсов пустошей, заполненных бандитами, должно существовать нечто прекрасное. В действительности куртизанки стали местными богами и богинями исключительно потому, что что у них оказалась отличная защита, не дававшая им скатиться в то, что проституция представляет собой испокон веков. Ходил слух, что их защищает отряд мутантов, уставших от междоусобиц и войн, но я никогда их не видел.

Служители борделей специально заняли места повыше, а кое-кто даже забрался на крыши домов, чтобы орошать своих любимцев ароматным цветочным дождем. Те же ступали по усыпанным лепестками мостовым, неся свою красоту, словно драгоценную ношу. Сверкали драгоценные камни, блестела богатая и массивная вышивка, поражала воображение краска на лицах женщин. Восхитительные маски, над которыми работали часами, или ритуальные рисунки, отражающие мятежный дух любовниц, после однообразных горизонтов пустошей слепили глаза.

Не брезговали краской и мужчины — их обильно подведенные глаза заставляли поклонниц кричать от волнения и предвкушения, каждый был принцем в изгнании или бедуином с закрытым платком лицом, что возбуждало фантазию возможных клиенток. Эти люди наслаждались вседозволенностью праздника, и хотя я считал себя слишком старомодным для большинства развлечений Хаира, поневоле увлекся чтением характеров, сквозивших в нарядах.

Весьма смело распахнутые на груди туники, открывающие спину одежды или разноцветные кимоно, строгие дишдаши[19] или байкерские шмотки — мужская мода в Хаире брала неизведанные высоты. Брови Ястреба Джека взметнулись так высоко, что я побоялся, что они свалятся с лица. К счастью, прекрасные женщины Хаира вскоре его задобрили, а вот Хайки получала массу удовольствия от шествия, хотя она явно тяготела к более суровым парням.

Таких тут тоже хватало — например, жонглер, который стоял на канате, натянутом между зданиями. Он храбро подставлял темное тело жаркому солнцу и удерживался на раскачивающейся нити, вызывая восторг публики. Или Танжер, персонаж удивительный даже для фриков пустошей. Он променял дисциплину механиндзя на любовные приключения, эдакую жизнь либертина, которую чередовал со схватками на подпольных рингах Шкуродёра. Злые языки говорили, что Рё его просто вышвырнул за отсутствие дисциплины. Никакого самоуважения.

Я видел его в драке, он был крайне жесток. Но вот визг толпы показал, что он проходит мимо — и здесь Танжер лениво возлежал на носилках, задумчиво отправляя в рот одну виноградину за другой. Каждый, у кого карман ломился от денег, мог предложить ему провести вместе ночь, и стыда у парня не было ни грамма, ведь слухи говорили, что отказывается он редко. Гладиатор-шлюха, что тут еще добавить.

Хайки пялилась на него с неприкрытым любопытством.

— Они такие красивые!

— Это да, — согласился Ястреб Джек, рассматривавший полупрозрачные одежды ближайших танцовщиц.

— А вот Вербовщик всех их знает!

— Неужели?

— Мне положено всех знать.

Я ждал, когда появится Линн До, которую нескромно, но точно называли королевой любви.

Запахло горьковатой сердцевиной лотосов. Тончайшее ожерелье из серебряных цепочек с каплями алых камней покрывало верхнюю часть груди Линн, будто ее сбрызнули гранатовым соком. Ей не было нужды раздеваться — все знали, кто владеет троном.

Народ взорвался приветственным гомоном, воздух переполнился запахами благовоний и шелковыми лентами, которые устилали путь Линн До. Длинные темные волосы женщины спадали до пояса, она танцевала в окружении мотыльков под нудноватые звуки местной разновидности лютни. Мне нравился ее голос — однажды я слышал, как она поет низким, шершавым голосом, заставляющим мужчин терять голову… Стоп. Мотыльки?

Мы с Джеком переглянулись.

— Думаешь, она из культа? — прокричала Хайки, пытаясь прорваться сквозь напирающих людей. — Надо отдать ей тушкана!

— Нам пора.

После долгого путешествия, где нашими спутниками становилась лишь пара ящериц и птиц, процессия оглушала. Может, Линн До и была членом культа Белого Мотылька, но нам-то что с того — добраться до нее невозможно, тем более во время празднеств. Здесь желающих хотя бы дотронуться до ее покрывала и то добрая сотня. А если пиро в такой густой толпе заденет неотесанный грубиян, и она вспылит, то местным не поздоровится. Лучше отойти туда, где поспокойнее.

Мы обогнули группу полураздетых мужчин и женщин, показывающих зевакам, как пылающие обручи и веревки образуют необычные фигуры вокруг влекущих тел. Пиро несколько раз обернулась.

— Я тоже могла бы показывать огненные представления и зарабатывать кучу денег. Если бы научилась не сжигать все подряд, а подчинять огонь…

— Тебя все тянет к каким-то изящным штучкам, chica, — заметил Ястреб Джек. — Но судя по тому, что я видел, ты — молот. Научись наслаждаться этим.

Мы отдалились от шума процессии, повернули пару раз и оказались внутри обыкновенного Хаира, не озаренного блеском куртизанок, непривычно аккуратного и жившего ежедневной, скучной жизнью. Большая часть торговцев и зевак отправилась глазеть на не слишком тщательно одетых красавиц, так что за всю дорогу до банка мы никого не встретили. Слово «банк», конечно, излишне льстит, это сеть лавок, которые перемещают деньги от города к городу и дают ссуды. Там я выплатил по внушительной сумме каждому из мутантов и перевел деньги Коре за наши пушки. Хайки начала скакать и кружиться, радостно ухмыляясь, Ястреб Джек положил деньги за пазуху и закурил.

Мы укрылись в тихом переулке. Через квартал от нас продолжалось шествие, и ветер доносил музыку и довольный шум толпы, но здесь было спокойно. Словно замереть за кулисами идущего представления.

— Я не пойду с тобой к Шкуродёру, Вербовщик. Награда за мою голову чересчур соблазнительна, чтобы я туда совался.

Джек выпустил череду колечек и поскреб короткую бороду, которую отрастил в пустошах. Он сгорбился и казался потрепанным и усталым.

— Но мы же встретимся после? Можно ворваться в бордель и наконец выспаться на отличной кровати! Представь только — мягкий матрас, завтрак, свежие просты-ы-ынки! Мы вправе кутить и танцевать, спустить половину денег на красивых мужчин. И женщин, — торопливо добавила Хайки, увидев физиономию Ястреба Джека. — И ты побреешься и снова будешь классным!

— Да, конечно, chica, — кивнул он, улыбнулся.

И исчез.

— Куда он… куда он делся?

Пиро добежала до лавки с табаком, стоящей напротив жилища менялы, но мутанта и след простыл.

Он одурачил нас, как Рё, его мечника или охотников за головами, незаметно и неумолимо. Мы с белобрысой даже не осознали, что промежуток времени, в который он ушел, пропал из памяти — как тогда, около кабака Гурга. Хайки собралась расплакаться, но пока держалась, с переменным успехом пытаясь переплавить печаль в ярость.

— Он ведь вернется? Черт подери, Чиллиз, он же найдет нас после похода к Шкуродёру?

Я не знал, что ей ответить. Наемники уходят, когда дело закончено. Так устроен этот бизнес.

— Мелкая, Джеку просто нужно отдохнуть. Наверняка он хочет поглазеть на Линн До, подкупив ее разумным тушканом. Этот бункерный болван ни разу не видел ничего подобного, но стыдится признаться. Мужчинам трудно устоять перед соблазнами Хаира.

— Ястреб Джек — мастер дзен, а не болван, — обиделась за мутанта Хайки. — Черт…

Отпустить ее было бы самым лучшим решением, но хоть убейте, а я не мог ее оставить в таком переполненном людьми городе, как Хаир. Если она подожжет тут что-нибудь от расстройства, девчонку забьют камнями или что похуже. Я ощущал дружеский долг, что ли, ведь сам ее сюда притащил без ошейника. Это называется ответственность.

— Он наблюдает за миром глазами птиц, Хайки. Если захочет, он тебя найдет.

— Ну ладно, — она легко позволила себя обмануть, как все, кто жаждет приятного обмана. — Он же говорил, что я хороший сообщник! Наверняка это испытание.

Эх, хотелось бы мне оказаться на мягкой кровати с симпатичной девахой, на "просты-ы-ынках" и с большим жбаном гранатового вина, но вместо этого я сначала отвел пиро к лекарю, который поливал ее руку дурно пахнущим антисептиком, а затем пришлось вместе тащиться к Шкуродёру.

По дороге я решил, что Хайки не помешала бы ванна, а значит обо мне и говорить нечего, но предстоящее дело казалось грязным, дурным. Я вспомнил разноцветных существ, веселившихся в живом городе, и помрачнел, не желая их предавать. Но раз обстоятельства вынуждают совершить нечто неприятное, то лучше сделать его в заскорузлой от пота и пустыни одежде, с немытой рожей и сожалением в сердце.

Пиро бурчала под нос, усердно пыталась убедить себя, что Ястреб Джек вернется. Меня же больше занимало, когда Рё доберется до Хаира и каким он видит себе конфликт со Шкуродёром, будут ли переговоры или профессиональная резня начнется сразу, на пороге. Внутри замкнутого старого города со своими ритуалами любителю белого будет непросто. Но мысли, которыми механиндзя поделился с нами под действием развязывающего языки обаяния Ястреба Джека, говорили, что грядет война.

Особняк Шкуродёра, его зверинец и прилагающиеся сады занимали немалую часть Хаира. Тонкая кованая решетка, недружелюбно завершающаяся острыми пиками, опоясывала его владения, фонтаны бездарно расплескивали воду. Если Рё изображал аскета, давая слабину только в отношении одежды и огромных вложений в импланты, то поместье Шкуродёра всецело кричало о характере правителя старого толка, для которого роскошь — способ показать власть. То тут, то там за оградой виднелись мордовороты с оружием. Многие из них сражались на боевых аренах Шкуродёра, где любили пот и кровь под крепкие напитки, и в своем мясницком ремесле эти ребята преуспели. Тени от гранатовых деревьев нарисовали на дорожках непроходимый лабиринт.

— Ты остаешься здесь, — приказал я Хайки не допускающим возражения голосом. — У Шкуродёра сложные отношения с мутантами.

Хайки подняла бровь:

— А если на тебя нападут? Тоже тут сидеть?

— У меня есть пушки, — я похлопал по бедрам. — Вы, мутанты, постоянно забываете о пользе пуль. Сиди здесь и не издавай ни звука. Изображай усталую бродяжку, и смотри, чтобы тебя не заметили охотники. Если кто-то подойдёт или начнет приставать, отступай в переулки.

Пиро кивнула.

Когда я вошел, Шкуродёр сидел в кресле-качалке и хлопал в ладоши, довольно покрякивая. Перед ним под жизнерадостный ритмичный фанк, звучащий со старого проигрывателя, танцевал щупловатый мужик. Судя по грации пьяного борова, он не был специалистом в танцах, но заворачивал коленца вслед за гитаристом так, что ноги подгибались от усердия. Я даже подумал, что застал проклятого кредитора в хорошем настроении, занятым бесхитростными забавами, как и полагается пожилому человеку, но быстро заметил лежащий на коленях тирана пистолет.

Скрываясь за пестрым наполнением кабинета, состоявшим из статуэток, зоологических справочников, трофеев из чучел животных и портретов давно умерших людей в белых париках, охранник Шкуродёра Реза тоже пристально наблюдал за танцующим спиной ко мне человеком.

— А-а, Вербовщик, — приподнялся хозяин. — Я тебя давно жду. Когда я просил обокрасть Рё, я не просил тебя засветиться на весь мир и устроить передел пустошей между бандами.

Танцор замедлил движения, но Шкуродёр встал и отвесил ему чувствительную затрещину, после которой тот начал двигаться поживее.

Для 55-летнего убийцы и ростовщика мэр Хаира находился в неплохой форме, хотя брюхо уже перестало помещаться в брюки старинного покроя. Он напоминал мне стареющего игрока в гольф со старых снимков в газетах — в голубой рубашке-поло, светлых брюках, с часами на руке и короткой стрижкой. Шкуродёр осознанно выглядел словно анахронизм или реконструктор, тщательно воссоздающий давно ушедшую эпоху.

— Танцуй, дружок, танцуй, — он похлопал заплетающегося в танце мужчину по плечу, от чего тот покачнулся. — Осталось всего пять часов.

Реза хмыкнул из угла, а мужик, лица которого я так и не увидел, издал невоспроизводимый всхлип.

— Он мне не заплатил, Вербовщик, — объяснил происходящее Шкуродёр. — И ты знаешь, что происходит с такими людьми. Но глупец спросил, не может ли отработать чем-то свой долг, а я как раз читал старый роман про халифов. Старая литература полна неописуемой магии, Чиллиз. Все азиаты были невероятными поэтами, но сейчас у нас никто не азиат — и все азиаты. Кто бы мог подумать, что страны и нации будут разрушены искажениями в один момент…

Зажигательная музыка делала слова Шкуродера безобидными, словно я смотрю постановку, но чем дальше, тем более зловещим становилось происходящее.

— Так вот, книга. Там рассказывалось, что танцоры целый день услаждали взор загоревавшего халифа. Целый день, а? Я решил проверить, возможно ли такое. Не сможет — придется его наказать, но вдруг получится, — самый крупный ростовщик пустошей рассмеялся. — Я болею за мелкого засранца. Мне нравится, когда легенды оказываются правдой.

— Он непрофессиональный танцор, — сдержанно заметил я. — Стоило бы уменьшить срок, иначе это нечестно. Танцоры халифа — тренированные люди, посвятившие этому всю жизнь. А это просто нищеброд с улиц.

Ни грамма сочувствия — и, может, мужику повезет.

— Слышал, Али? Мой добрый друг Чиллиз говорит, что тебе стоит скинуть часок, — Шкуродёр крутанул пистолет и подмигнул Резе. — Так и быть. Хорошего гостя стоит приветствовать, как полагается. Реза, присмотри за нашим талантливым другом, а мы с Чиллизом прогуляемся.

Я искренне надеялся, что этот скинутый час позволит Али не попасть в знаменитый шкаф содранных кож Шкуродёра, но хозяин не дал мне поразмыслить над судьбой должника, увлекая прочь из комнаты.

Мы прошли по галерее, увешанной рисунками перепелов на блюде, портретами женщин в смешных шапочках с пером и большим изображением морской битвы. Из комнаты неторопливо вышли два больших белых пса и следовали за нами на небольшом расстоянии. Шкуродёр держался за прошлое так же цепко, как и за свои деньги, но он умрет, как и все, картины сгниют, а искажения победят.

— Люди говорят, что Рё отправил за вами отряд, а это значит, что он вас поймал. От Рё не сбежишь, Чиллиз, так что я не знаю, чем ты думал. Я надеялся на твой интеллект и тихую, спокойную операцию, хотя этого и не оговаривал. Мммм, нет… Не было такого. Так что главный вопрос, почему он тебя не убил?

Он сделал знак охранникам, стоящим у лестницы, и те заметно оживились, внутренне подготовились к сопротивлению. Визит к плотоядному богомолу из искажений, если он существовал, начал маячить перед моим внутренним зрением.

— Я свалил все на тебя, — честно признался я. — И Рё, между прочим, обрадовался.

— Человек пойдет на многое, чтобы остаться в живых. Но я не спрашивал, что ты ему наплел. Я спросил, почему он тебя отпустил.

Тот момент, когда приходится подбирать слова очень осторожно. Что же сделать? Сдать Джека? Тогда мутантом заинтересуется весь Хаир, а не только охотники за головами. Ястреб Джек, конечно, — та еще заноза в заднице, да еще и неуважительно свалил, но все же внимания Шкуродёра не заслуживал.

— Рё отправил меня как сообщение, что он скоро нападёт на Хаир. Сказал тебе передать, что нельзя обворовывать хана пустошей и не получить по заслугам, — самозабвенно сочинял я.

— Он прямо так и сказал? Хан пустошей? Надо же.

Шкуродёр рассмеялся и засунул руки в карманы, приглашая двигаться дальше. Мы спустились по лестнице в конце галереи и теперь пересекали сад, двигаясь в сторону зверинца. Теплый ветер резвился в прохладных кронах тщательно подобранных деревьев, источали аромат размякшие на жаре розы. Псы неторопливо шагали следом, тяжело переставляя мощные лапы. Шкуродёр был помешан на коллекционировании животных, и рев особо ценных экземпляров слышался издалека.

— Рё хорош, но он поклонник ножей. Как по мне, ножами должны пользоваться кухарки, делая ужин. Настоящий мужчина всегда выберет порох, грохот, избыточную силу, которая оставляет развороченные дыры. Наши предки не зря изобрели артиллерию, полностью изменившую войну. Благородства и мастерства поменьше, но ты когда-нибудь видел кирасу с дырой от пушечного ядра? Незабываемое зрелище!

Он посмотрел на меня, словно ожидая понимания единомышленника, но я не разделял его восторга.

— Ядро просто проламывает кирасу насквозь, разорвав железо и мясо, и несется дальше, словно окровавленный астероид смерти. Вот это мужское дело, Вербовщик, а фехтовать закаленными и модифицированными ножами лучше в цирке. Или в борделе.

Я оставил фрейдистский пассаж без ответа, потому что никакого ответа Шкуродёр и не ждал. Он просто наслаждался звуком собственной речи, и у меня было время с усмешкой подумать, что в борделе Рё действительно произвел бы фурор. Черные руки на белой одежде, суровый профиль, безжалостный взгляд, волосы еще эти. Девчонки такое любят — стоит только на Хайки посмотреть.

— Таблички принес? — прервал мои мысли Шкуродёр.

— Конечно. И я хотел бы знать, из-за чего вот-вот разгорится новая война банд. Что это такое?

— Слишком большое количество знаний несовместимо с жизнью, мой друг. Знания рождают сомнения, вызывают алчность. Но таблички — просто коллекционные записи поэзии, а я большой ее знаток, — врал он замечательно. — Рё стоило бы отдать содержимое своего ангара человеку, который способен это оценить, но он отказался продавать. Механиндзя любят лишь железо.

Мы подошли к клетке с урчащим тигром. Крупное, холеное животное с яркими глазами и впечатляющим набором зубов мерило выделенный ему пятачок с угрожающей грацией прирожденного убийцы. Я достал из-за пазухи таблички и протянул их Шкуродёру, легко считывая намеки.

Каждый вербовщик знает, когда стоит перестать кочевряжиться или спорить о цене — и пора изобразить феодальную лояльность. Мне только было интересно, собирается ли старый надменный козел бросить меня в клетку при любом раскладе или только если глиняные таблички окажутся не тем, чего он ожидал.

Тигр зарычал и начал ходить кругами, пока его приятель в соседней клетке терзал кусок мяса. Взгляд животного прилип ко мне обещанием бесславной гибели.

— Это поразительно! — искренняя улыбка на лице Шкуродёра выглядела необычно, но он и впрямь ликовал. — Ты замечательно поработал. Я ведь не тебе одному это поручал, но механиндзя их порезали на стейк. Это наше будущее, Чиллиз.

— Наше будущее — это стейк или поэзия? — не удержался я.

Он только усмехнулся. Придя в хорошее расположение духа, мэр Хаира сделал охране знак убираться и спрятал таблички в карман хорошо отутюженных брюк. Мы оказались наедине.

— Чиллиз, у меня есть задание. Раз ты так исполнителен, было бы расточительством просто распрощаться. По городу ходят удивительные слухи, и мне нужен человек, который их проверит. Назови старика мечтательным, но говорят, искажения породили умное насекомое размером с грузовик. Это настолько противоречит физике, что я не могу выбросить эту мысль из головы, — Шкуродёр принял излюбленную позу оратора. — Восхитительная игра искажений! Моя коллекция неполна без такого экземпляра.

— Это байки, — фыркнул я. — Насекомое размером с грузовик? Бредни пьянчуг. Может, в искажениях такое и встречается, но точно не в пустошах. Это даже звучит безумно.

Врать отлично умел не только Шкуродёр.

— И все же, если ты узнаешь об этом больше, я хорошо заплачу.

— Я думал, наше сотрудничество завершено. Но я поспрашиваю. Если кто-то что-то видел, то я передам вашим людям.

Шкуродёр некоторое время понаблюдал за тиграми, задумчиво ощупывая таблички в кармане, — пожилой отец семейства, отдыхающий от дел. Я терпеливо ждал.

— Сотрудничество двух хороших людей никогда не заканчивается, Чиллиз, — наконец продолжил он. — Остаток денег тебе переведут.

Я проделал обратный путь через сад, и неведомые звери Шкуродёра рычали и подвывали мне в след, будто просили их освободить. Сладкий воздух садов поместья окатывал душистыми волнами, журчали фонтаны, сияло солнце, но на душе было черным-черно. Я ощущал себя опустошенным.

— Ну наконец-то! — Хайки выбежала мне навстречу, такая чумазая и… настоящая. — Я думала, они скрутили тебя и бросили в яму с кольями! Собиралась идти следом.

— Нет, я просто получил экскурсию в зверинец. Посмотрел на тигров.

Про намеки Шкуродёра я рассказывать не стал.

— Экс- что? — пиро прищурилась. — Видно, ты зря опасался. Выполнил задание, как всегда. Ты хоть раз лажал?

— Мелкая, ты шутишь. Это просто невозможно, у меня талант.

Я ухмыльнулся, хотя вначале проваливал задания не раз и не два, а однажды угробил всю команду с концами.

Все любят идеально действующих героев, покупаются на яркие легенды, но в мире таких нет. Все с изъянами. Одного железобетонного громилу может вывести из себя появление паука, другой не терпит девушек в зеленых платьях, потому что они напоминают ему маму, а третьи настолько тщеславны, что рисуются даже на виселице. Теперь я худо-бедно умел собирать мозаики из наемников пустошей, но далось это не сразу. Для этого пришлось убить приличное количество людей.

В Хаире у Рё недостаточно влияния, поэтому мы вполне могли позволить себе отдохнуть и подождать развития событий.

— Пойдем в бордель? — неуверенно предложила Хайки. — Я плюшек хочу. И ванну с лепестками. И еще хочу послушать, как иш-баши поют.

Честно говоря, здесь наши пути должны были разойтись. Я никогда не отмечаю успех с наемниками, потому что от них одни неприятности, особенно когда они отпускают себя после дела и начинают расслабляться. В такие моменты все их скрытые конфликты вылезают наружу, так что лучше бежать, пока народ делит деньги. Но пиро выглядела такой несчастной, а на душе почему-то погано скребли кошки, так что я принял решение:

— Никаких громких мест. Никаких концертов, на которых все скачут, как сумасшедшие, Хайки, если не хочешь встретиться с охотниками за головами. Ты спасла мне жизнь, я это ценю. И теперь нам нужно немного отдыха и оладьев по утрам. Так что вместо борделей пойдем в кабак моего приятеля, называется "Хашдам". Он тебя не сдаст. Где бы ты ни шаталась, возвращайся туда, рекомендую. Хорошие маленькие комнаты, большая купальня у источника во дворе.

— Мне показалось — или ты хочешь оградить меня от разврата большого города?

Хайки посмеялась.

— Тебе не помешало бы набраться ума от кого-то, кто еще недавно не хлебал матушкино молоко. Спустить все деньги на шлюх легче легкого, но потом опять придется работать на неприятного дядю. Об этом ты не думала?

— Например, на тебя, старый? — дразнила пиро.

— Я не старый, черт бы тебя подрал…

— Ну ладно, ладно. Тогда непонятно, зачем любишь поучать, прямо как мой дед?

Пререкаясь и разглядывая окрестности, мы добрались до "Хашдама" и договорились встретиться завтра, чтобы поискать храм Мотылька или Джека, что по сути означало одно и то же, так как без Джека и его чутья никаких существ искажений мы не найдем.

Глава 11, в которой Хайки устраивает черт знает что, и мы принимаем судьбоносное решение

аир дремал, устав от жгучего дневного солнца. Дурманили акации, покрытые сладковатыми розовыми метелками. Раздетые нищие осели в тени, прикрывшись одной лишь набедренной повязкой. В пустошах, где тень можно найти разве что под чахлым кустом, просвечивающим, словно сорочка, такого не встретишь, люди прячутся от ожогов под тканью, зато в Хаире полуголых — сколько угодно.

Вчерашние лепестки ссохлись и сжались, их сухими горстями валял туда-сюда ветер. Осоловевшие небольшие вороны лениво бродили по дворам, ничего не разыскивая. В невидимых загонах блеяли чумазые овцы, за столами стучали миски, в которые наливали холодный суп с мясом и травяной гущей, потому что ничего другого в такую жару не съешь. Днем город таился, жил только базар, ведь торговля не знает плохой погоды, а вот все остальные пребывали в полусне.

Я шел в квартал удовольствий, надеясь увидеть Линн До. Мы с Хайки разделились — за ночь у нее созрела непрактичная и вызывающая сомнения в ее здравом уме идея по поиску Джека. Я еще не набрался сил, чтобы присоединяться к неистовству девушки-мутанта. Поклонником теорий воспитания, в которых нужно бегать за детьми и следить, как бы они не упали с дерева, меня не назовешь, так что я предоставил пиро полную свободу. Обычно проблемы членов отряда выветривались из головы сразу же, как я достигал цели, но не в этот раз. Вместе или порознь, но мы продолжали находиться в водовороте стремительно ускоряющихся потоков дерьма, закручивающихся вокруг нас в чертовски неприятный шквал.

Нормальные люди ходят в квартал удовольствий, чтобы развлечься. Шумный секс, соблазнительные танцы, проникновенные беседы — вот повод сюда добраться, но меня вели иные мотивы. Белые мотыльки и неизменная популярность «королевы любви» соединились в голове, словно подходящие детали головоломки. Странно, что я не сообразил раньше. Кто же кроме мощной телепатки мог удержать людей Шкуродёра от рейдов в кварталы куртизанок, не устраивая насилия?

Зная характер мэра Хаира, можно было предположить, что в городе будет царить жесткая диктатура, но невидимая мягкая сила очертила внутри крепости дополнительные границы. Структура власти в Хаире стала для меня более прозрачной: с одной стороны находилась мафия Шкуродёра, с другой стороны отбили себе свободную жизнь мутанты-либертины, а между ними растворялось ослабевшее влияние бункерных экспедиций. Линн До должна была знать мотылька, которого я про себя окрестил Мотрой[20], и мне очень хотелось передать ему весточку.

По пути я зашел к оружейному мастеру Хитину, потом к незаметной, как сухая трава, Киоко, служившей моими глазам и ушам в Хаире, затем за свежими слухами в чайную к Орзу, и в каждом пункте назначения кошелек становился менее тяжелым. Могу дать совет для того, чтобы дольше оставаться живым, — заводите друзей везде, где можно. Чем больше людей вы знаете, тем легче будет понять, кто, где и когда освободился, чтобы совершить налет или сделать двигатель, кто захотел вас убить и почему. Основное богатство вербовщика — сеть из людей, поставляющих ему ресурсы и информацию.

Пока я совершал обход, солнце слегка помутнело, начали хлопать двери. Кто-то шел покурить кальян и выпить сладкой воды со льдом, пока музыканты настраивают инструменты, а хозяева забегаловок выставляют наружу стулья. В Хаире не любили сидеть в помещениях, и по большей части либо оставались на подушках у заведения, либо курили на маленьких стульчиках, следя за проходящими мимо людьми. Оценка шагающих мимо прохожих стала любимым праздным времяпрепровождением местных, которые трудились рано утром или ближе к вечеру.

Даже полив полей, окружающих алую крепость, начинался, когда солнце переставало опалять и налетал освежающий ветер. Кузнецы ковали, горшечники лепили посуду, а ювелиры скрупулезно и дотошно разглядывали сделанные заранее заготовки. В решете сушился виноград. Дети начали носиться по улицам, лавируя между людьми на внезапно заполнившихся улицах. Давненько я уже не встречал детей и начал забывать, как выглядят мелкие засранцы.

В квартале развлечений постепенно начиналась ночная жизнь, полная приключений и соблазнов. Жители Хаира знали толк в ночных посиделках, зажигая светильники из разноцветного стекла и обсуждая сделки или доходящие слухи под аккомпанемент сбитых восточных ритмов, обещающих все наслаждения мира голосов певцов и певиц. За занавесями раздавался смех. Поэзию и музыку в Хаире ценили, как нигде, — здесь даже была стена поэтов, куда любители виршей вывешивали свои творения, чтобы получить критику или восторг. Легенды о живых городах снова разбудили в людях желание сочинять тексты, которые заворожат. Уж не там ли искать Джека?

С такими мыслями я добрался до дворца Линн До, пытаясь придумать достойную причину меня пропустить, ведь Джек не только сбежал, но и спер разумного тушкана с собой. Едва я вывернул из-за угла, как заметил целый отряд сердитых мужиков у входа. Лица некоторых показались знакомыми. Зверолов!

— Вот черт…

Сомневаюсь, что кто-то из вас способен так быстро развернуться туда, откуда пришел, как я при виде охотников за головами. Формально я находился под защитой Шкуродёра, но это еще требовалось доказать. Хотя мутантов со мной не было, я ни капли не сомневался, что Зверолов быстро вспомнит дуло моей пушки перед лицом. В такой ситуации локальные законы очень быстро испаряются из памяти, а месть совершается в ближайшем переулке.

— Я знаю, что преступник находится внутри! Дайте забрать его немедленно! — орал Зверолов, стуча кулаком по запертой двери.

— Ястреба Джека здесь нет.

Линн До вышла на балкон, опыленный белой ажурной решеткой, словно воздушным облаком. Я испытал легкое чувство ревности от того, что этот чувственный голос произносит имя грязного бродяги, а не мое.

Такие красивые женщины, как Линн До, рождаются один раз в поколение. Существует множество типов женской красоты. Прекрасны женщины-воины, яростно бросающиеся в драку, очаровательны веселые и легкие на подъем красотки, встречающие каждый день с улыбкой. Запросто способны очаровать мечтательные девы, искренне живущие выдумками, или сдержанные женщины, повидавшие жизнь, что делает их мудрыми. Но Линн До была подлинной королевой.

Кто знает, сколько времени ушло на то, чтобы научиться так двигаться и говорить, но увидев Линн До, ты смотрел на совершенство, живое и дышащее волшебство, которого страшно коснуться. Действительно ли она так хороша или все это игра разума телепатки, вьющей из тебя веревки силой искажений? Теперь я прозревал за красивой маской куртизанки железную хватку бульдога и силу, способную укротить экспансию Шкуродёра, так что не слишком распускал слюни. Однако даже это знание не делало Линн До менее притягательной.

Охотники притихли. Но Зверолов так просто не отступал:

— Я не верю тебе, Линн До. В особняк только два входа, и ни из одного Джек не выходил. Но люди говорят, что внутрь он все-таки попал. Что ответишь на это?

— Может, он обратился в птицу, как рассказывают на базаре? И улетел? Люди ведь многое говорят.

Серебристый смех Линн До уколол насмешкой. Прекрасное тело, облитое светлым шелком, покачнулось, брови взметнулись вверх, словно усики бабочки.

В походке и голосе Линн До присутствовала непоколебимая женская уверенность. Богатый тембр и манера выговаривать слова не оставляли шанса отвлечься. На балконе стояла женщина, которая могла переделать мир, как ей заблагорассудится, и сложно представить себе нечто столь же неотразимое. В ней было что-то похожее на силу Ястреба Джека, хотя она меняла реальность иначе.

— Если ты не дашь нам войти и обыскать здание, я вернусь с людьми Шкуродёра, — поставил ультиматум Зверолов. — Он обещал оказывать содействие в поимке преступников, интересных Новой Сативе.

Ха, вот уж я сомневался, что Шкуродёр будет оказывать содействие в чем бы то ни было, тем более, когда на носу война с механиндзя.

— Охотники за головами должны охотиться, а не перетряхивать мое нижнее белье, — вздохнула Линн До. — Прости, но я слишком скромна, чтобы пускать к себе такое количество незнакомцев.

— Цельтесь в нее! — не выдержал издевок мужик.

Народ рядом зароптал и потянулся к оружию.

Мне нравилось упорство Зверолова, но ему не хватало умения приходить к компромиссам. Если он не переосмыслит свои неудачи, то долго не проживет. Атмосфера перестала быть приятной, и я решил убраться подальше прежде, чем тут разразится бойня или телепаты передадут в толпу видение того, как людей заживо поедают черви. Иногда лучше тактически отступить, чтобы пройти между трупами тех, кто слишком усердствовал, чем ломиться в закрытые двери.

— Эй, пацан! — я поманил босого подростка с грязными ногами, лижущего сладкий лед из чашки. — Хочешь подзаработать?

— Кто ж не хочет?

Я вырвал замусоленный кусок бумаги из своей записной книжки, написал «Кредитор ищет большого мотылька» и свернул записку в трубочку.

— Вот, передай кому-нибудь из обслуги, это для «королевы». Скажи, что это важно.

Пацан взял записку с кредитами за услугу и продолжил лизать лед.

— Какая у тебя шляпа странная.

— Если не доставишь сегодня до заката, тебя найдут и отрежут голову, — как можно более сурово добавил я.

Мальчонка тут же убежал прочь. Надеяться на него было глупо, но охотники заставили вспомнить о Хайки, так что я скрылся в начавшей собираться толпе зевак. За Линн До я не беспокоился — если охотники ее пристрелят, живыми их отсюда не выпустят, так что блеф Зверолова был всего лишь частью долгого торга, за время которого Ястреб Джек уйдет. Я обрадовался, что разумный тушканчик нашел свой дом. Может, Линн До будет ласково почесывать его или посадит на колени. Эх.

Когда я вышел из ворот Хаира и пришел на условленное место встречи с пиро, то обнаружил, что все это время Хайки упорно выкладывала огромную фразу со словом «Джек» из дров, купленных за немалые деньги, ведь дерево в пустыне стоит дорого. Она создала это произведение искусства прямо в пустыне под стенами крепости — на промежутке, где не растили бобы, кукурузу и земляные орехи. Маниакальное упорство юных.

Мальчики на побегушках доставили ей топливо и помогли разложить кучи для костров. Почувствовав себя в роли мастера, нанявшего нерадивых слуг, Хайки покрикивала и указывала пацанам, как лучше выложить буквы, которые должны привлечь обратно сбежавшего мастера дзен. За небольшую плату мальчишки разбросали около букв дополнительные дрова, чтобы подкидывать их, когда надпись начнет затухать.

Пиро закупилась продуктами, напитками и новой банданой, а также установила небольшой тент, защищающий от солнца. Я мог придумать миллион более удачных способов потратить деньги, но вместо этого решил подремать. Хайки приготовилась жечь свой костер очень, очень долго.

Девчонка была из тех, что считают испытания обязательными на пути обучения. Дескать, чем больше рвешь жилы, тем вероятнее станешь великим. Но хочу раскрыть вам секрет, который узнал за почти сорокалетнюю жизнь, — чем больше ты рвешь жилы, тем быстрее заканчиваются силы и тем скорее ты теряешь и вкус к жизни, и интерес к чему бы то ни было. Но у Хайки не осталось мудрого отца или матери, которые объяснили бы ей это, так что она засунула в рот леденец, поправила раненую руку на перевязи — и подпалила буквы, одну за одной.

С наступлением ночи мальчишки ушли, но одного она задержала, вручив пацану кусок хлеба с маслом и сладкий лимонад. Как ни странно, действия пиро имели шансы на успех. Она чересчур увлеклась идеей найти учителя, но, хотя этот путь был неверным, Хайки могла задеть правильные струны в душе Ястреба Джека. Мужик вел себя как отшельник, вышедший из пещер, а такие падки на яркие проявления чувств — всегда утверждают, что их никто не ждет, но жаждут, чтобы их разубедили.

— Теперь остается только сидеть. Он поймет, что это мы.

— А что ты выложила? — поинтересовался я.

— "Джек, ты чертов сучонок".

— Прямо так и написала? — я засмеялся. — Там места-то хватило?

— Ну… Пришлось выкладывать в два ряда. Но мне кажется, получилось очень доходчиво. Любая пролетающая над Хаиром птица это увидит, — Хайки запихнула леденец за щеку и удовлетворенно посмотрела на горящие дрова. — Сверху будет замечательный вид.

— Я только боюсь, птицы не станут единственными зрителями. Сюда придут охотники. Зверолов искал Джека у Линн До. Эти ребята даже угрожали королеве любви Хаира. Ничего святого.

— Ну, пусть приходят, — пожала плечами девчонка. — Я готова. Им же лучше этого не делать. Эй, а Джек что, сбежал к телепатам?

— Охотников целый отряд, Хайки. И лишние деньги они не упустят, а зубы заговаривать в этот раз некому. Есть только ты да я.

— У меня для них запас ха-арошей такой огненной дипломатии.

Хайки обожгла меня взглядом и отвернулась. В ее мире защита жизни была пустым звуком. Она могла удержать в голове только одну большую идею, и пока это место занимал поиск мастера дзен.

Некоторое время, пока ей не надоело, Хайки расхаживала вдоль гигантских букв, потом задремала, а затем наступил вечер. Прошло часа четыре, но девчонка отнеслась к задаче с терпением подлинного самурая. Один раз к нам подошла охрана из парней Шкуродёра, заинтересовавшись, что мы делаем, и мне пришлось объяснить, что это способ борьбы дочери с неудачной любовью, а не сигнал к нападению. Их это не убедило, но деньги и уместное упоминание Шкуродёра в таких случаях помогают.

Солнце ловко закатилось за горизонт, словно шар в бильярдную лузу, и пустыня начала становиться холоднее. Огонь ярко пылал в ночи, пугая обитателей полей и заставляя ошалевших тушканов смотреть глазенками, в которых отражались ужас и боль мира. Надпись «Джек, ты сучонок!» горела во тьме яркой печатью. Странно, но чем дальше, тем сильнее росло ожесточение Хайки, которая даже не думала останавливаться. Побег Джека серьезно ее рассердил.

— Может, потушим все это хозяйство и поспим в "Хашдаме"? Тут скорпионы. А с утра сходим к Линн До и разузнаем обстановку. Это больше похоже на приключения, которые мне по вкусу.

— Так беднота украдет все дрова! Тут же отойдешь — ничего не останется. Нет, я буду сидеть тут и ждать. Он придет.

— Зачем ему приходить? — не выдержал я.

— Он придет, потому что он наш друг.

Признаюсь, я собрался сказать что-то резкое и отрезвляющее, но не успел, потому что Ястреб Джек вышел из зарослей кукурузы.

Он как будто вывалился из теней. Выглядел мутант лихо и немного безумно, словно спятивший бродяга, который шляется по полям, разговаривая сам с собой и ловя невидимых насекомых. Из него получилось бы прекрасное пугало. Одежда мутанта видала лучшие времена, а побриться он так и не успел. Чем бы он ни занимался в последнее время, это точно не было отдыхом.

— Я не сучонок, — неловко сказал он. — Немедленно потуши.

— Ты сбежал! Значит ты — чертов сучонок.

— По-любому, — усмехнулся я.

— Ладно, — согласился Джек. — Но мне казалось, так будет лучше. Я мог ошибиться. Люди ошибаются. Мир?

— Мир, если ты не сбежишь опять. Ты обещал научить меня спокойствию дзен.

— Да не обещал я! — негодующе мотнул головой мутант. — Но для меня такого никто не делал.

Он довольно осмотрел полыхающий костер, и я подумал, что у мужика туго с приятелями, раз такая надпись могла его растрогать.

— Я решил, что раз у меня самого нет цели, я могу помочь с вашей. Наверняка у Чиллиза есть очередной самоубийственный план, который он считает идеальным. Рассказывай.

План у меня действительно был, но больше мы ничего не выясняли, а просто сели около начала слова "сучонок", разложили припасы и отпустили мальчишку.

Ястреб Джек выглядел немного виноватым, а Хайки вместо торжества задумалась и затихла. Люди часто растеряны, получив то, что — как им казалось — они хотели. Чтобы разбить лед, мне пришлось рассказывать им байки из своей молодости и истории про древних завоевателей и ханов, про молодость Линн До и то, как «королева» появилась в Хаире, про войны телепатов, про арену Шкуродёра, а дальше — про мою мечту о кинотеатре.

Хайки, это дитя пустошей, понятия не имела, что такое кинотеатр. По описанию это напомнило ей живые города, которые изменяются — и показывают сюжеты, или гигантский миникомп. Но разговор начался, и дальше все пошло, как по маслу.

Ястреб Джек признался, что с радостью выпил бы в кинозале, глядя на давно умерших людей, изрекающих банальности, а я ответил, что больше всего как раз любил гонконгские боевики братьев Шо[21], потому что в них справедливость наивна и проста, а деревенщина, владеющий боевыми искусствами, всегда побеждает зло; что эта простота и подкупает. Тогда Ястреб Джек сообщил, что после того, как увидел парад куртизанок, точно понял, кого ему напоминает Рё, а мне не оставалось ничего иного, как согласиться.

И мы втроем набрались злакового пива, которое купила Хайки, хотя оно оказалось тепловатым от песка пустошей и чертовски горьким, и заедали его добротным ломтем свежего хлеба, намазанного чесночным маслом, от которого все булочники Хаира без ума — настолько, что иногда кладут его в сладкие пирожки. Еще мы пели песни, которые могли вспомнить, трепали бородатые анекдоты, и оказалось, что у каждого из нас свои бородатые анекдоты, потому что мы и сами чертовски разные. Мы с Джеком отходили в кукурузные заросли под шелест стеблей и журчание арыка, а потом, возвращаясь, вспоминали еще истории и доедали сладкие леденцы из кулька, словно ограбившие лавку пацаны.

И Ястреб Джек наконец-то рассказал, как он сидел в тюрьме Гринвуда, где ученые пытались разобраться, как мутантам удается нарушать известные законы физики. Всех необычных людей отправляли в исследовательскую тюрьму, где голос мутантов ничего не значил. Они не совершили преступлений, но кого это волновало — ребят держали взаперти и заставляли плясать под дудку бункерных яйцеголовых, усердно изучавших их мозги.

Я ни разу не видел Гринвуд. Он был отмечен на карте далеко от границы «наших» искажений, практически другая планета. Но тихий голос Джека заставлял тюрьму вставать перед глазами так, будто я сам в ней побывал и прижался лбом к холодной решетке. Самый грустный элемент истории заключался в том, что его сдала ученым испуганная подружка, разбив бедняге сердце. Джек, конечно, — тот еще чудила, но такого и врагу не пожелаешь.

Он долго мечтал о свободе, но не мог даже пошевелиться, привязанный к операционному столу. Однажды ему удалось привлечь внимание доброго охранника и окучить его, чтобы освободить себя и заключенных мутантов. Ястреб Джек только начал понимать, на что в действительности способен, но дети искажений вырвались и с удовольствием растерзали завороженных Джеком и убитых виной тюремщиков прямо на его глазах. Хотя и ученые, и военные это заслужили, он не думал, что так обернется. В те времена Ястреб Джек и убийства-то не видел ни разу, так что бойня его шокировала.

Награду за его голову в легендарные десять тысяч назначили именно в Гринвуде,позаботившись, чтобы его искали все охотники за головами, которые только существовали поблизости. К счастью, щупальца бункерных властей плохо дотягивались до пустошей. Джеку приходилось передвигаться от места к месту, ни к кому не привязываясь, скрытно или в одиночестве, пока он наконец не добрался до пустошей и не наткнулся на нас.

Джек рассказал и о том, что он никогда прежде не оставался в одном месте дольше одного дня, а потому не имел друзей, если не считать групп, к которым он ненадолго приставал, чтобы окончательно не одичать и не забыть слова, хотя это не раз и не два его подводило. Он описывал, как ему нравятся пустынные равнины без конца и края и как тяготит возвращение в тело человека, неспособного на полет, в котором и люди, и их селения — просто еще один вид узоров, видный с небес.

Выпивка украла у него сдержанность, и он увлеченно рисовал пальцами по натянутому, горячему воздуху, описывая, как это прекрасно — подняться над правилами и законами людей. Мне показалось, что ему и впрямь было бы лучше проснуться птицей, и что его угловатость, несуразность — отражение птичьей натуры, которая не может завладеть чужим телом. Разные глаза Джека сверкали в сумерках.

Потом мы поговорили о мастерской для починки машин и мотоциклов, которую хотела открыть Хайки, и она верещала, убеждая всех, что мы втроем сможем отлично проводить время до старости. Подростки легко бросаются словами «всегда», «никогда» и «ни за что». От этого избавляешься с возрастом, однако ее уверенность в нашей верности боевому союзу согревала. Когда же она напилась окончательно, то призналась, что очень хочет попасть в искажения, чтобы превратиться в феникса или что-нибудь очень красивое. Мы с Джеком наперебой уверяли, что она и так выглядит отлично, так что превращаться в разноцветную гусеницу или летающую базуку необязательно.

Когда Хайки начала описывать свои «исследовательские» походы к границе искажений, где пыталась нащупать ее, словно дверную ручку в неизведанное, а потом, так ничего внятного и не ощутив, мстительно жгла скрывающий тайны воздух, я подавился от смеха. Джеку пришлось хлопать меня по спине. Это было очень на нее похоже. Сложно сделать из вспыльчивого панка ученого.

Обычно пиро не очень красноречива, за нее говорят дела. Но то ли выпивка, то ли присутствие мастера дзен отперли целую кладезь историй о том, как Хайки незадачливо сближалась с искажениями. Загадки изорванной реальности манят мутантов не меньше, чем сирот — их потерянные родители.

В одной из баек она пристала к каравану бункерных ученых в качестве девчонки-кухарки. Стоило им отойти от городов, как выяснилось, что любой из них готовит лучше Хайки, но она пообещала пожарить второго поваренка вместо ужина, если он хотя бы пискнет, свалила на него всю работу и изображала невинность, ожидая результата экспериментов. Яйцеголовые ковырялись до ночи, и она устала ждать, а когда проснулась — от экспедиции осталась только пара машин и шатер с поваренком. Исследователи просто растворились, словно куски плоти в чане с кислотой, пока она спала. Что бы они ни делали, искажениям это пришлось не по нраву.

— Хорошо, хоть не превратились в крабов, — заметил Джек. — Может, бродят где-нибудь за границей. Я слышал, что бывают искажения-телепорт. Ты входишь в них в одном месте, а выходишь черт знает где на другом конце земного шара. И вернуться получится вряд ли.

Другая история Хайки касалась подземных искажений, и тут я навострил уши. Оказывается, землю порезало не только сверху, но и снизу, поэтому внутри ряда шахт начинало происходить странное или оттуда вырывались диковинные чудища. Пиро лет в 13 подрядили охранять маленький отряд, представившийся шахтерами. На первый взгляд, задание было нетрудное — просто сопроводить шахтеров, которые хотели разведать состояние заброшенной шахты, но боялись, что ее заняли разбойники или дикие звери. Поджарить врагов в закрытой кишке шахты для Хайки не составляло никакого труда, так что она согласилась.

Неожиданности начались уже во время спуска. Она медленно шла по узкому коридору и пыталась не удариться головой и не задохнуться от пота «шахтеров», не взявших ни одной кирки. В этот момент раздалось громкое хлюпанье — и двое мужиков перед ней просто сплавились в липкую жижицу, из которой торчали руки и ноги. Хайки бросилась назад, а энергично размахивающая лишними конечностями жижа неожиданно ловко помчалась за ней. Когда я это представил, меня аж передернуло. Вот тебе и дружелюбные искажения.

Девчонка спалила отродье, но вместе с ним сожгла и весь воздух, поэтому тут же отключилась. Вытащил ее мальчишка, сын одного из исследователей, которому поручили охранять животных и припасы снаружи. Он услышал крики и грохот и спустился вниз. Хайки говорила, что он был так убит горем, что потом не хотел с ней разговаривать, так что даже поблагодарить его как следует не удалось. Девчонка взгрустнула, вспомнив об этом, но у меня из головы не шла жижа с руками.

Ну а дальше, когда все рубежи были пройдены, все пиво — выпито, а из еды дело дошло до запечённой с орехами птицы и остатков овощей, мы все втроем признались, что отдать таблички Шкуродёру было мерзкой затеей. Никому не нравилась идея рабства живых городов. Ястреб Джек заявил, что в Хаире тоже есть храм Белого мотылька, который хорошо скрыт, но ему удалось договориться с телепатами и отдать им тушкана-музыканта, которого мы подобрали в пустыне. Вспомнив про ушастого, я окончательно размяк.

— Мне нужно кое-что вам рассказать. Шкуродёр хочет сделать гигантского мотылька частью своей коллекции. Кто-то ему проболтался, и он просил меня его найти. Я убеждал старика, что он бредит, но если Шкуродёр чего-то хочет, то не отступится. Чтоб я сдох, если это допущу!

Пиро и Джек напряженно переглянулись. Удивительно, но мы трое, авантюристы пустошей, всерьез озаботились судьбой непостижимого насекомого, умеющего разговаривать, хотя сами о себе беспокоились не слишком. Ни Хайки, ни Джек не были телепатами, но в обмене взглядами читался свой алфавит, мимический код. Они заключали пакт.

К тому времени, когда мы закончили воссоединение, было уже глубоко за полночь, луна освещала поля сельскохозяйственных культур и высокие стены Хаира, скрывающие за собой все удовольствия и ужасы пустошей. Мы бросили дрова, навес и прочий хлам на волю ветров и отправились в город, чтобы продолжить веселье в кабаке «Хашдама». Добрая судьба провела пути охотников мимо нас той ночью. Кажется, Хайки танцевала вместе с проходящими мимо раскрашенными женщинами, Ястреб Джек читал всем подряд смешные стихи, а я просто был доволен ощущением выпивки, плещущейся в животе, приличной едой и новым планом, возникшим в голове.

Никогда прежде я не ощущал себя таким расслабленным. Все находилось на своих местах — и луна, и бормотание Ястреба Джека, и горящие фонарики, которыми выкладывались дороги к самым известным домам куртизанок, и звучание бубнов и струнных, и запахи жареного мяса, тушеного рагу, цветов, названий которых я не знал или забыл. Потом мы читали бумажки из печенья с предсказаниями, оставшиеся в грязных штанах Хайки, и играли в азартные карты, проигрывая друг другу заработанные деньги, пока не заснули у меня в комнате. Мое печенье говорило: «Никто не бывает слишком старым для того, чтобы сделать очередную глупость».

Наутро мы разбрелись по своим номерам, чтобы освежиться, а затем встретились снова за чашкой кислого и бодрящего гранатового сока. Ястреб Джек опять ворчал, а Хайки отдыхала после боя на деревянных мечах с мальчишками во дворе. Они оба пришли к выводу, что им нужна свежая одежда, и я попросил своего приятеля-владельца подыскать что-нибудь. Так Хайки облачилась в длинное, вышитое драконами голубое платье, которое охотно трепал ветер, и вонзала белые зубы в большое яблоко, а Ястреб Джек спрятался в белый лисам и дишдашу на размер больше нужного, из-за чего стал немного походить на умирающего от голода.

Иногда в жизни человека наступает момент, когда следует принять судьбоносное решение и пойти против течения, чего бы это ни стоило. Те, кто никогда такого не делают, можно сказать, и не жили толком, не испытали себя на прочность.

Там, на веранде "Хашдама", мы втроем приняли такое решение, собравшись ограбить Шкуродёра.

Глава 12, в которой мотылек-телепат прилетает в Хаир, а Ястреб Джек устраивает потасовку с поэтом

Если ты спросонья открываешь глаза, еще не оправившись от хмеля и мечтаний, а за окном видна гигантская опушенная голова с фасеточными глазами, которая пялится и шевелит хоботком, то день начат как следует. Я вскочил и оделся за секунду или даже меньше, но когда выглянул снова, за окном дремала пустая утренняя улочка Хаира. Ничего необычного, только пыльная дорога и спящие здания. Но я точно уверился, что это был не сон, что на крыше “Хашдама” нас ждут. Мысль как будто подсадили в голову, и она настойчиво требовала внимания.

Весь предыдущий день я провел, расспрашивая информаторов о подземных ходах Хаира и прикидывая, как лучше обвести Шкуродёра вокруг пальца, пока мутанты бегали от охотников и наслаждались праздниками. Я растолкал пускающую слюнку Хайки, попинал свернувшегося под покрывалом Ястреба Джека, и мы, щурясь и потирая глаза, выбрались на террасу, а с нее поднялись на крышу. Мутанты даже не препирались: мысленный призыв, внутренняя уверенность в том, что пора выбраться наружу, сразу же достигла их голов. Телепаты умели подсаживать мысли так, что те казались хоть и навязчивыми, но своими.

Воздух на улице не успел разогреться, дышал в лицо прохладцей ночи и резковатым запахом акаций. Вокруг расстилался невидимый снизу, верхний ярус Хаира, состоявший из переплетшихся, сгрудившихся крыш разной высоты и вида. Алые стены темнели за палевым массивом домов и храмов. Солнце мялось за горизонтом, медленно распускаясь розово-золотыми лучами, а на плоской белой макушке “Хашдама”, под лаской рассветного света светилось гигантское тело мотылька-телепата.

— Воа… — Хайки пришла в восторг. — Это происходит на самом деле?

Вокруг светлых крыльев, покрытых серебристым слоем пыльцы, сияло еле заметное гало, многочисленные мохнатые лапки существа беспокойно шевелились под большим светлым брюшком. Темные усики длиной с человеческую руку изгибались, будто посыпанные блестками рождественские леденцы-палочки, но сверху каждый усик покрывали длинные светлые волоски. Мотылек пошевелил ими, словно антеннами, и смотал хоботок, который таинственным образом исчез в суровой мордочке.

Мы оробели перед удивительным, невозможным живым существом, которое возвышалось на крыше, будто для этого не существовало объективных ограничений. Большую его часть составляли большие, покрытые вязью светлых узоров крылья, и когда мотылек их распахнул, то с легкостью занял живым полотном половину крыши. Закончив красоваться, мотылек аккуратно собрал крылья, став похожим на пузатую крылатую ракету с усиками и ножками, и уставился на нас черными глазами.

Ястреб Джек сделал несколько шагов ему навстречу, будто собирался обнять, но на полпути остановился.

«Доброе утро, человек”, - произнес мотылек внутри наших голов, обращая приветствие к каждому.

— Тебе того же, — улыбнулась Хайки. — Ты летаешь между городами?

Ястреб Джек успокоился и сел недалеко от серебристого туловища, скрестив ноги и созерцая удивительное тело, пиро зевнула и потянулась. Мы вели себя так, будто к нам каждый день прилетает большое разумное насекомое, умеющее читать мысли.

“Каждую ночь, когда солнце перестает слепить. Крылья для того и нужны, разрушители. Вскоре я спрячусь в убежище в горах вблизи этого города, — “голос” мотылька звучал очень довольно. — Но любимица моих меньших братьев сказала, вы обнаружили что-то очень важное”.

— Получается, ты все время сидишь взаперти, — пожалела пиро. — Ведь если выберешься, люди перепугаются и нападут.

"Да, приходится прятаться, разрушительница."

— Мы тут подумали… — меня осенило. — Может, тебе отправиться в живые города? Там может быть сколько угодно воды и цветов, и при этом никто не удивится, если среди бела дня будет летать такая гигантская бестия, как ты.

"Твое предложение опасно, человек. Зона искажений меняет существ".

— Живой город больше похож на нас, чем на искажения, — сказал Ястреб Джек. — На мутантов. Ты можешь остаться тем, кто ты есть, если с ним договоришься. Попробовать стоит.

Не знаю, откуда он это взял, но говорил очень уверенно. На обнаженном лице, не скрытом пыльным шарфом, читалась решительность; ленца и невнятность пропали, он казался целеустремленным. Твердость Ястреба Джека передавалась другим, откровенное безумие идей под давлением его дара представлялось новаторством.

"Я иногда чувствую себя очень одиноко, человек. Я первый из племени будущих разумных насекомых и животных, как твои друзья-мутанты — первые из племени новых людей. Если где-то есть место, где я и мои друзья смогут быть свободны, я немедленно отправлюсь туда, но искажения пугают. Как и все, я боюсь умереть".

Мотылек потоптался на месте.

— А зачем искажения создают таких, как мы? — с надеждой спросила пиро. — Это что-нибудь значит?

Обычные люди воспринимали искажения как необъяснимый катаклизм, как буддийскую данность или радиоактивную пустыню, которой стоит сторониться. Эхо войны. Мы умеем ловко отсекать неудобные вопросы, занявшись бытом. Мутантов в пустошах родилось немного, но во что превратится жизнь, когда реакции и способности других нельзя будет просчитать, когда отношения станут окончательно непредсказуемыми?

Конечно, философы давно твердят, что жизнь человека — это хаос, который мы объединяем в историю по собственному вкусу, но законы физики у людей прежде никто не отнимал. Уж тут-то на вселенную можно было положиться. Теперь же, глядя на причудливое, необъяснимое существо на крыше, я восхищался и вместе с тем был до усрачки устрашен.

“Люди в храме часто задают подобные вопросы. Им кажется, я должен знать. Но я не знаю. Я думаю, что мы — язык, который создают искажения. Мы переводчики, в каждом из которых соединяются части двух миров», — ответил мотылек и покачал усиками.

Ястреб Джек слабо кивнул, будто сразу во всем разобрался, и моя рука зачесалась отвесить вяловатому всезнайке затрещину. Язык искажений? Что за чушь собачья! Как можно разговаривать, создавая мутантов?

Хайки намотала на палец прядь светлых волос. Я будто оказался на сходке секретного общества, где все понимают тему собрания и усердно строят предположения, а я сижу, словно дурак, и слышу только “вававава”. Не самое приятное чувство.

— Солнце почти встало, скоро тебя кто-нибудь увидит, — я поторопил мутантов. — У Шкуродёра есть таблички со стихами, которые останавливают города. Ну, или он верит в это достаточно сильно, чтобы заплатить за поиски. Я уже решил, что попробую его обчистить, но игры с живым городом — сложная затея с неизвестным исходом.

— Нам не нужно, чтобы город стоял. Тогда его завоюют, и он омертвеет, — Джек зарыл руку в нанесенный песчаными бурями тонкий песок и наблюдал, как тот падает с тощих пальцев. — Но вдруг получится заселить кусочек внутри, оставив город таким же странником, как обычно? Тогда можно путешествовать по пустошам и одновременно жить в красивом, свободном месте.

"Кто-нибудь пытался сделать подобное?"

— Мне о таком неизвестно, — фыркнул я.

"Телепаты говорят, что городам не нужны ни ритмы, ни таблички. Они замирают не потому, что их поймали, а чтобы наблюдать нечто интересное. Они могут уйти в любой момент", — поделился мотылек.

Пиро встрепенулась — ей была по душе такая идея. Воздух начал теплеть.

— Тем более! Тот город, который впустил нас, похож на крупное коллективное сознание, нечто огромное и непонятное, но все же по-своему разумное. Если кому и договариваться с бродячими кусками искажений, то это телепатам, — я старался быть убедительным. — Попробуй заинтересовать его — и прячься внутри.

"Почему ты так настаиваешь?"

Мотылек растопырил перепачканные песком лапки и вытаращился гигантскими глазами. Большие крылья, покрытые мягким пухом и пыльцой, взволнованно разошлись в стороны, обдавая нас ветром.

— Потому что Шкуродёр узнал о тебе. И договориться с ним будет гораздо сложнее, чем с кучей бродячих чудовищ в виде города! Для него ты — говорящее насекомое, желанная диковина. Он коллекционер, рабовладелец. Шкуродёр поймает тебя и будет показывать на арене, собирая большие деньги, или продаст в Новую Сативу на опыты.

"Это тревожные новости. Но почему вы обеспокоены?"

— Да ты с ума сошел! — возмутилась Хайки. — Неужели если бы ты знал, что загадочное существо поймают и начнут мучить, ты бы ему не помог?

Я задумался. Какого черта я занимаюсь всем этим? Заказ давно выполнен, деньги перешли на нужный счет. Но каким бы циником я себя ни воображал, я не мог представить, что настоящее, живое чудо попадет в руки такому куска дерьма, как Шкуродёр. Видимо, насекомое-культист уловило суть моих мыслей и издало непонятное шуршание.

"Мы готовы вступить в союз, — торжественно передал мотылёк. — Но я должен обсудить риск со своими последователями. Они тоже хотят мира, однако вряд ли будут безудержно бросаться в неизведанное".

— Ты сам — неизведанное, — Ястреб Джек задрал голову навстречу рассвету.

Солнце нехотя начало подниматься, луч блеснул на голубом минарете. Вздохнули спавшие деревья, вдалеке закукарекал петух.

Разговор закончился, но мы будто попали под действие невидимого заклятья. Рождение нового дня объединило нас. Вместе с рассветом в окружающий мир возвращались краски. Порозовел и пожелтел пустынный кустарник, на деревья вернулась зелень, засияли окна, а затем над просыпающимся Хаиром понеслась песнь муэдзина — дрожащая, мелодичная, древняя. Разные глаза Ястреба Джека приоткрылись от удивления, в них играл свет.

— Что бы вы ни решили, Шкуродёр знает о тебе, поэтому прячься, — сказал я. — Как бы телепаты ни старались, люди проболтаются, а у него целая армия в кармане. Это война, так что держись подальше от Хаира.

Мотылек взмахнул крыльями, обдав нас ветром, и полетел прямо на солнце, растворился в его лучах.

«До встречи, разрушители», — попрощался он.

Мотылек не должен был лететь, не мог — он слишком велик, несуразен. Его должно было разорвать внутренними силами на куски. И все-таки вон он стремительно удаляется в сторону стены, светлый и невесомый, почти незаметный в утреннем небе пустыни. В мире, где он жил, могла случиться любая вещь, каждое предсказание или мечта становились чарующе близкими. Отчего-то я подумал о дирижаблях Нахама, о том, как они отрываются от Свельты, врезаются в небеса искажений и превращаются в драконов.

Некоторое время я слушал, как тоскливо и сладостно невидимый певец поет о любви к выдуманному богу и рассеянно разглядывал крикливую вышивку на подоле у Хайки. Сон, отступивший во время зова гостя-телепата, навалился, глаза закрывались, а тело напомнило, что этот тип раннего утра нормальные люди зовут ночью. Рот после вчерашних излишеств пересох.

Ястреб Джек встал, отряхнулся от песка, а потом подпрыгнул и закричал прямо в утро, громко и мелодично.

— Ты всех перебудишь, болван, — сощурилась Хайки. — Зачем вопить?

— Хотел внести свою лепту в новый день. Но, если начистоту, жителям стоит проснуться. Рё и механиндзя на расстоянии часов четырех от Хаира, их больше сотни. Что будем делать?

Я посмотрел на помятые физиономии похмельных мутантов, сверился со своими внутренними часами и принял единственно верное для лидера решение:

— Пару часов мы поспим.

Когда мы проснулись в следующий раз, было все еще рано, но не настолько, чтобы мычать и трусливо проситься обратно под одеяло. Хаир жил многообразной гремучей жизнью, еще не подозревая о том, что вскоре на улицы выплеснутся меченосцы Рё. Я надел маску хладнокровия, которая необходима, чтобы никто в отряде не начал паниковать. Не представляете, сколько безнадежных войн было выиграно потому, что военачальники умели держать лицо и придерживать информацию до последнего момента. Если Хайки с Джеком и сомневались во мне, то никак этого не выдавали.

Дальнейший план был поистине чудовищен и находился на стыке стратегии и поэзии, поэтому первым делом мы отправились к стене поэтов Хаира. Утром туда стекались любители рифмы и с гордостью или опаской приделывали свежие поэмы к стене, выставляя их на общий суд. Некоторые пытались сохранить анонимность, разогревая чужой интерес, кое-кто злоупотреблял граффити, хотя обычно поэты оставались верны бумаге и цепляющей взгляд вязи. Стену облепляли маленькие выцветшие листки, разные стили схлестывались в захватывающей борьбе.

Ближе к полудню собиралась публика — немногочисленные, но очень вспыльчивые ценители стихов, спорившие до хрипоты о том, кто лучше овладеет словами. Прения и декламации, поэзия молодых против поэзии стариков. Эта часть культуры Хаира, возродившаяся спустя века, придавала городу неповторимое обаяние, особенно учитывая, что она соседствовала с боями без правил на аренах Шкуродёра и конкурсами поедания верблюжьего мяса на скорость.

Орзу днем раньше не только рассказала последние новости отношений банд, но и удовлетворила мое любопытство по поводу старика Фахаба, которого мы вытащили из Пальца. Я привык знать, с кем меня сталкивает жизнь, и в этот раз судьба одарила. Я винил в этом способность Ястреба Джека гнуть реальность.

Невежливый эксцентричный старик, больше озабоченный состоянием дорогой одежды, чем выживанием, оказался старейшим поэтом Хаира, живым и сварливым классиком. Он славился неприятным характером, но даже в 70 продолжал вывешивать листки на стену поэтов, вызывая у молодежи восхищение и зависть. Если бы не приручение живых городов, я бы не заинтересовался такими сомнительными достоинствами, но теперь стоило подкараулить вздорную развалину и переманить его на нашу сторону.

Хайки бродила вдоль стены в голубом кимоно с драконами, делавшем ее похожей на бандитку, ограбившую сундук куртизанок и без уважения обрядившуюся в найденные там одежды. Манеры и походка пиро выдавали налетчицу, а шелк рассказывал совсем иную историю, пытался обмануть. Она заново подбрила заросшую половину головы, а белокурая грива другой половины развевалась под утренним ветерком.

Пиро как-то выросла за прошедшее время, вытянулась, что ли, или дело в платье — я никогда не видел ее в женских вещах. Ястреба Джека целиком поглотило чтение трепещущих листков. То и дело он хмыкал или неуверенно поднимал брови, а порой с одобрением ухмылялся.

Фахаба долго ждать не пришлось — старикам вечно не спится. Как и говорила Орзу, старый поэт не изменял графику. Ободранную желтую тунику Фахаб сменил на роскошную дишдашу цвета зеленой листвы, обшитую по краям золотистой нитью, а его закрытым сандалиям с обильной вышивкой могли бы позавидовать умершие вельможи исчезнувших в веках восточных дворов. Судя по его поведению, кем-то таким Фахаб себя и ощущал. Он жил в ином времени — и абсолютно точно не в том, в котором пребывала чернь вроде нас.

Остатки седых волос вздорно торчали навстречу миру, а на носу поэта красовались импозантные очки в коричневой оправе.

— Эй! — махнула рукой Хайки.

Старик не одарил ее вниманием, приделывая листок на самодельный клей прямо в центре стены. Он никого не видел. Ничто не имело значения кроме стены и стихов.

Только после того, как листки оказались на нужном месте, мне удалось его разговорить, но Фахаб умел удивлять. Если отделить суть слов поэта от фырканья и скрытых оскорблений, то негодяй считал, что это не мы оказали ему услугу, вытащив из тюрьмы и не дав умереть, а он оказал ее нам, позволив таким никчемным людям совершить нечто полезное и вызволить великого творца.

Хайки вздохнула, предчувствуя неприятности. Ястреб Джек начал читать листок, который прикрепил старец.

— Фахаб, если бы не мы, от тебя бы осталась куча костей в камере, — не сдавался я. — Ты должен нам услугу, и заметь, я не слишком тебя обременяю.

— Я остался жив, и вы можете наслаждаться моей поэзией. Чего вам еще надо?

В гробу я видел его поэзию.

— Небольшая просьба тебя совершенно не затруднит. Мне нужно, чтобы ты пошел к Шкуродёру… в поместье мэра Хаира и поговорил с ним о поимке живых городов. Ходят слухи, что только поэты могут приворожить странствующие города из отражений, и я хочу, чтобы ты предложил ему свои поразительные умения, — заливал я. — Только лучшим удается заворожить скачущий город-бестию. Кому, как не тебе совершать этот подвиг? Я не говорю, что ты обязан участвовать в поимке на самом деле, но поговорить с ним стоит. Сходи к мэру — и делу конец. Считай, мы квиты.

— Мне это неинтересно.

Фахаб отвернулся и пошел прочь, шаркая расшитыми туфлями. Чертов старик! Хайки вопросительно посмотрела на меня, готовая применить силу. Заслуженный поэт Хаира медленно удалялся.

— Неинтересно что? — громко спросил Ястреб Джек и отвернулся от стены. — Неинтересно менять саму реальность с помощью поэзии? Не иносказательно, не за счет чувств, а на самом деле, будто рисуешь кистью. Творить мир по своему желанию тоже неинтересно? Размалывать видимое и перестраивать его силой ритма? Видно, ты староват для настоящих, опасных стихов, Фахаб.

Поэт замедлил шаг.

— Верно про тебя говорят, что ты хорош только в классической поэзии, — бросил Джек. — Я бы сказал иначе — ты в ней застрял.

— Что ты сказал?

Старый поэт развернулся с прытью, которой от него трудно было ожидать.

— Я говорю, что ты уже не звезда среди поэтов Хаира. Утром я ждал тебя и прочитал почти всю стену. Самый смелый и вдохновенный поэт здесь Рин. Из его слов рвется молодой дух, дерзость, свежесть ручья. Чтобы его побить, нужно нечто большее, чем связные рифмы и банальные образы, пусть и красиво обрисованные. Нужно рисковать, а твое время ушло, Фахаб.

У меня челюсть отвисла. Каждый раз глядя на разноглазого оборванца, забываю, что он жил и учился в бункерах.

Ястреб Джек демонстративно вернулся к чтению, скрестив руки на груди и увлеченно изучая следующую поэму, словно ответное мнение Фахаба не имело для него никакого значения. Пренебрежение возымело поразительный эффект, которого не достигнешь добротой. Старик буквально преобразился, потеряв ленцу старого визиря[22].

— Ах ты дрянь! — Фахаб кинулся на мутанта, отвесил ему пинок длинной туфлей и тут же вцепился в покрывающий Джека лисам. — Проклятый дилетант! Сын шайтана!

Мы с Хайки стояли, разинув рот, а перед нами катались в пыли известный поэт и долговязый мутант. Джек пытался оторвать от себя цепкие сухие лапы Фахаба, а тот напустился на критика с неожиданной для такого пожилого человека энергией, содрал шарф с лица мутанта и терзал его, будто ненавистного врага.

Через минуту к нам присоединился смуглый подросток в шортах и с листком в руке, и мы продолжили пялиться втроем. Было в этом что-то завораживающее.

— Критиком себя возомнил? Да? Да?

Поэт и Ястреб Джек продолжали тузить друг друга, хотя мутант больше старался освободиться от натиска старика, чем нанести ему урон. Даже его сила, утихомиривающая огненный океан Хайки, не могла успокоить яростного поэта.

— Это же Фахаб… — выдохнул парнишка. — Во дела… Никому не дает спуску. Великий человек!

Также быстро, как «великий человек» начал потасовку, он выдохся, отцепился от мутанта, встал и начал приводить себя в порядок, будто ничего не произошло. Потом он заворчал, увидев пыль на зеленой ткани, смерил взглядом сердитых глаз пацана-поэта, вытянувшегося с открытым ртом, выругался и развернулся ко мне.

— Я согласен, — молочные волосы Фахаба после схватки торчали еще более вызывающе, словно белый венец. — Я буду заклинать города.

— Великолепно, — широко улыбнулся я и жестом предложил проследовать в ближайшую чайхану, чтобы выпить и обсудить детали.

Джек закатил глаза кверху, отряхнулся, поднял испорченный шарф и закурил. Намотав его обратно, он стал похож на бродягу сильнее, чем прежде.

Залив старика сладкой рекой лести и осыпав ворохом фальшивых обещаний, я уверился, что Фахаб все-таки отправится повидать Шкуродёра. Слова Ястреба Джека серьезно задели поэта, хотя он считал, что менять реальность — значит оскорблять Творца. Однако религиозные воззрения крайне гибки и удобны тем, что их можно легко гнуть в любую сторону, используя хитроумие и цитаты, поэтому я развеял сомнения Фахаба потоком разнообразной чепухи и отправил к усадьбе врага. Мы следовали за ним по пятам, скрываясь за углами и магазинчиками, но Фахаб даже ни разу не обернулся, погруженный в мысли о сути поэзии. Он не интересовался никем кроме себя самого.

Дальнейший план не внушал никому доверия, но исходивший от него запах ребячества и сумасбродства мне импонировал. Все зависело от точности расчета времени, и я чувствовал себя управляющим огромным оркестром, целым взводом музыкантов из прошлого. Инструменты уже собирались в одном месте, оставалось заставить их сыграть то, что я хотел. Я кожей чувствовал, как облака пыли приближаются к алой крепости, как пространство наполняет неслышный зуд предвкушения, а минуты вибрируют, будто сжатые пружинки.

Вскоре Рё нарушит нейтралитет, установившийся после войны банд, хотя предсказать точный ход мыслей киборга-ниндзя я бы не решился. Возможно, нам повезет — и механиндзя ворвутся в город во время встречи, так что у Шкуродёра найдутся гораздо более важные дела, чем чтение стихов, и похитить таблички окажется проще простого. Я надеялся, что Шкуродёр покажет таблички старику, Ястреб Джек сможет понаблюдать за ними глазами птиц, которых было предостаточно в саду мэра-рабовладельца, и мы поймем, где именно искать.

— А если они ворвутся до встречи? — скрестила руки на груди Хайки. — Тогда весь план провален. Искать таблички в такой огромной усадьбе — это как искать иголку в дюнах. Ты хорошо представляешь, как мы будем прятаться от Рё?

На тот случай, если хрупкая, словно конструкция из стеклянных трубок, задумка не сработает, я запланировал простой побег по туннелям без изысков и столкновений.

— Будем надеяться, что не ворвутся, — вздохнул я. — По поводу отступления не беспокойся. Хаир похож на кусок дырявого сыра, здесь масса выходов и выходов, о которых не все знают. Сбежим.

— Они будут там еще раньше нас. Это же ниндзя. Ниндзя!

Пока мы двигались к усадьбе, из которой я не так давно выходил в ужасе и негодовании, Ястреб Джек молчал, крутя в длинных сухих пальцах древесный лист, а Хайки пританцовывала в солнечных отблесках. Мне бы столько энергии.

— Что ты делал у королевы любви? — спросил я, чтобы отвлечь.

— Хотел вручить им тушкана, как и договаривались, а заодно пытался найти мотылька-гиганта. Хотелось снова увидеть нечто гораздо более странное, чем я сам. Телепатка — крепкий орешек. Она делала вид, что не понимает, о чем я, хотя телепаты понимают все, о чем ты говоришь, даже если не хотят, но тушканчика забрала. А затем приперлись охотники и начали орать, словно коты весной, так что пришлось сваливать.

Я притормозил около палатки с мясными пирожками и собрался с мыслями. Продавец дремал в тени от огромной акации, от лотка шел вкусный запах жареной баранины с лучком. Кажется, я различал и знакомый аромат кардамона. Ничто не предвещало резни, ничто не казалось угрожающим или несущим скрытые знаки.

— Мы должны убить Шкуродёра, — Ястреб Джек почесал щетинистый подбородок. — Он воплощает все, что мне ненавистно. Надо забрать таблички, мотылька, телепатов — и рвануть в живой город. Там нас никто не найдет, мы сможем жить по-новому. Никаких охотников, никаких банд.

Фахаб прошел мимо охраны, скрипуче обругав сонных мордоворотов, и зашагал по дорожкам зеленых лужаек дворца Шкуродёра. Мы купили по пирожку и присели в тени, изображая бездельников и наблюдая за входом издалека.

— Сбежать в искажения? — нервно рассмеялся я, вспомнив комплект щупалец на плечах. — Эта идея становится у вас чересчур популярной, ребята. А почему не сбросить друг друга в колодец? И — да — мы никого не будем убивать. Мы авантюристы, скользкие и ловкие парни, — тут пиро хихикнула. — Мы по-тихому украдем таблички, а потом отправимся восвояси, пока Рё и Шкуродёр займутся очередным переделом пустошей. Скажу честно: в такой ситуации лучше находиться от Хаира как можно дальше.

— Так же тихо, как с механиндзя?

Ястреб Джек был настроен скептически, но пирожок съел. Хайки пребывала в состоянии боевого азарта, даже несмотря на больную руку, и я побаивался, как бы она не взорвалась раньше времени.

— Напоминаю план действий: Фахаб доковыляет до входа в усадьбу и предложит свои услуги, Шкуродёр покажет таблички поэту, знатоку древних языков и ритмов, ибо кому, как не такому уважаемому человеку, показывать подобное сокровище. Лучшие люди мэра сейчас следят за маршем Рё и готовят оборону, сам Шкуродёр вскоре спрячется в укрепленном бункере под домом, откуда наверняка есть проход за стены.

Основная интрига в том, знает ли Рё, где этот выход, и сможет ли он преодолеть оборону стен, но нас это касается мало. Шкуродёр — продукт прошлых лет, он легок на расправу, но ценит авторитеты, поэтому выслушает поэта. После атаки Рё идея получить свежий, никому не принадлежащий город должна казаться ему еще более соблазнительной. Прежде, чем Фахаб успеет достать его своим вздорным нравом, мы устроим переполох, чтобы мэр покинул комнату, а Джек в это время заставит птицу сбросить табличку из окна, — я разулыбался.

Ястреб Джек закрыл лицо рукой.

— Это твой план? Никакие способности из искажений не заставят его работать. Я даже не был в долбаной усадьбе!

Я не позволил подрывать свой боевой дух.

— Ты не видел, сколько птиц около усадьбы Шкуродёра. Там прекрасный сад, в нем хватает птах на любой вкус, так что разведка не займет много времени. Сиди здесь, изображая дервиша, или можешь пройти под носом у охраны и устроиться в ближайших кустах. Я попросил Фахаба открыть окно, когда он будет в кабинете Шкуродёра. На мне и Хайки — устроить шумное представление для охраны, чтобы улучшить твои шансы.

— С чего ты взял, что я смогу заставить птиц вытащить таблички? Ты хотя бы видел птичьи лапы вблизи? Они не приспособлены для таких вещей!

— Либо так, либо в живом городе откроется казино Шкуродёра, — оборвал его я. — Не получится — просто заставь птицу верещать, чтобы мы поняли, где осмотреться. В случае проблем мы с Хайки просто сбежим.

— Ты чокнутый ублюдок, — сказал Ястреб Джек без грамма сомнения. — Птицы возненавидят меня.

— Мы все — чокнутые ублюдки! — жизнерадостно поправила Хайки. — Не знаю, как вы, а я готова.

Глава 13, в которой происходит самая дурацкая финальная битва на свете, а я делаю неожиданный выбор

За свою длинную жизнь я многое не учитывал в планах и частенько проваливался в расчетах, чтобы потом лихорадочно стараться все исправить. Любой уважающий себя лидер хоть раз да опозорился — или не жил. Но в тот день, когда механиндзя Рё приближались к Хаиру, я совершил самый серьезный просчет в своей карьере вербовщика, упустив из вида гигантскую гору, возвышающуюся перед носом. Я углубился в паутину военных раскладов между силами Шкуродёра и Рё и не учел переменную, сменившую знак на противоположный, — появившуюся у Джека цель.

Умения худосочного небритого мутанта впечатляли, но я даже предположить не мог, что костры Хайки и ее упертость заставят Джека смять реальность в гармошку. Стоило мутанту обрести направление и четкие желания, как события начали ускоряться и гнуться, а сам Ястреб Джек больше не собирался играть роль сидящего в углу трикстера и наблюдать. Наличие цели очень сильно меняет человека, а Ястреб Джек собирался украсть таблички и слинять в невозможный город, и мир начал буквально подстраиваться под него, взрываясь подлинным хаосом.

Едва мы с Хайки сделали несколько шагов в сторону усадьбы Шкуродёра, как охранники обернулись и побежали по садовым дорожкам, напрочь забыв о своих обязанностях. Я не заметил, что их встревожило, но даже заговаривать их не пришлось, — мы с пиро с легкостью вошли в зеленые сады под утробный рев, вопли и визг, раздававшиеся со стороны зверинца. Когда мимо пронесся карликовый жираф, преследуемый белыми псами, я начал что-то подозревать. Обернувшись, я увидел, что Джек и не думает оставаться на месте, а идет за нами. Разные глаза мутанта засияли опасной упертостью.

В зверинце Шкуродёра скопилось множество зверей со всех краев пустошей. Торговцы знали, что если притащить неведомое животное, мэр Хаира щедро распахнет кошелек, поэтому везли экзотических тварей отовсюду. За время короткой и вынужденной экскурсии по его личному зоопарку я видел тигров, крупного песчаного скорпиона, выводок пятнистых сурикатов, лирохвоста, мутировавших в искажениях броненосцев, которые висели на хвостах, и крикливого павлина, а ведь это была крохотная часть его владений.

Искажения перемешали куски разных континентов и стран в такой чумовой коктейль, что звери, о которых ты раньше мог только слышать или смотреть в выцветшем видео, встречались в местах, где им никак не полагалось находиться. Многие из животных попали под влияние искажений, впитывая их странности, мутируя, изменяясь в нечто неожиданное. Разум у них не появлялся, но поглазеть порой было на что, и все эти диковины живо интересовали Шкуродёра, собиравшего экспонаты в своем саду. Для коллекции он подбирал самые необычные, устрашающие образцы.

Мне пришло в голову, что среди них вполне могут оказаться друзья белого мотылька по несчастью. Вдруг кто-то из этих бедолаг обладает зачатками сознания, как та непоседливая ящерица, скрывшаяся в недрах живого города?

— Кто-то выпустил зверей…

Хайки наблюдала за носящимся туда-сюда жирафом с широко раскрытыми глазами. Я обернулся на Джека в поисках объяснений, но он только пожал плечами.

— Это не я. Я не умею вселяться в жирафов.

— Тогда кто?

— Может, телепаты? Решили действовать, пользуясь неразберихой. Ты просчитал действия двух фракций, но не учел, что мутанты Хаира тоже могут сделать шаг, — пояснил он. — Сейчас самое время. Они должны ощущать приближение Рё.

Я неплохо знал мутантов Хаира, поэтому мысль о том, что рафинированные телепаты и их осторожные союзники займутся открытием клеток в зоопарке Шкуродёра, звучала абсурдно. Скорее всего, влияние Джека заставило сломаться, отклеиться, открыться и упасть то, что ломаться, отклеиваться и падать при обычных обстоятельствах бы не стало. Он запустил цепную реакцию, увеличил вероятности маловероятных событий, накинул шансов тем, кто был их лишен, а его симпатия к разной живности была очевидной даже слепцу.

Не дав мне возразить, на нас вылетела стая оранжевых летучих мышей-цветоносов. Кое-как отлепляя от себя перепончатые крылья перепуганных зверюг, вырвавшихся из заточения, мы вышли из-за фигурно подстриженных кустов и узрели апокалиптическую картину, для которой подошел бы еще один гаргантюантский гобелен.

Длинношеие птицы голосили и пытались укрыться в цветущих газонах, буйволы и антилопы носились по красивым дорожкам, вырывая копытами куски земли. Перепуганные тигры отступали к ограде. Все кишело разноцветными шкурами и шкурками, волосатыми мордочками, прижатыми ушами, растопыренными крыльями, торчащими хвостами, вздыбленной шерстью и дугами рогов. Огромная масса животных разбегалась в разные стороны. За некоторыми из них гнались мордовороты Шкуродёра, пытаясь согнать с деревьев длиннохвостых ярких обезьянок и отправить в клетку шипастого то ли ящера, то ли крокодила. Стоял невообразимый, какофонический шум, в котором вопли людей сливались с визгом, ревом, рычанием и беспорядочным верещанием животных.

Мутировавшие звери вырвались на свободу и не собирались возвращаться обратно, они штурмовали стены, бодали калитки, врывались в усадьбу.

— Да как мы вообще подойдем?

Хайки обалдела от такого зрелища. Для нее, обыкновенной девчонки с пустошей, все эти животные казались сказочными монстрами.

— Никак. Вы будете ждать здесь и страховать меня, а я схожу за табличкой. Теперь главный герой — это я.

Мимо пробежал трубящий слон, и я понял, что бессилен угнаться за подобной концентрацией безумия.

— Вот уж черта лысого я буду тут стоять, — как всегда дипломатично ответила Хайки.

Мы с пиро гуськом встали за Джеком, который разбивал волны несущихся живых тварей, словно Моисей, разводящий волны моря. Любой сколь угодно разгневанной зверюге, мчащейся прямо на него, в последний момент начинало хотеться устремиться в другую сторону. Один раз нам даже пришлось пригнуться вслед за Джеком, чтобы сверху пушечным ядром пролетел то ли прыгающий гепард, то ли антилопа. Я не разглядел, так как готовился повстречаться с праотцами.

Ястреб Джек сохранял выдержку, двигаясь медленно, но неуклонно, и спустя некоторое время, до краев заполненное воплями, руганью и дрожащими поджилками, мы дошли до шикарной усадьбы мэра. Окно в его кабинет было открыто, как и обещал Фахаб, хотя открыл ставни не он. Шкуродёр сам стоял там и подавленно наблюдал, как зверинец его мечты разбегается по Хаиру. Больше он не походил на заевшегося гольфиста — скорее, на кандидата в президенты, который осматривает первые результаты подсчета бюллетеней, сулящие ему полный разгром.

Позади нас, где-то на улице раздался рев мотоциклов, пытающихся объехать раздосадованных носорогов, бегущих броненосцев и страусов. Времени осталось немного. Понял это и Шкуродёр, поэтому пропал из окна.

— Он же сейчас убе… — заорал я, но Джек уже опустился на ступени, закатив глаза так, словно у него начался припадок.

Хайки встала перед ним, пытаясь расставить больную и здоровую руки на ширину приличного фаербола. Не думаю, что она была способна его создать, но все подростки копируют позы из древних комиксов, чудом переживших наступление искажений и переходящих из рук в руки. Во многих кабаках под стойкой найдется потрепанный экземпляр.

Я задрал голову и увидел, как сонные вороны Хаира поднимают головы и пикируют к окну. Они падали сверху, словно дождь из грязи, и исчезали в проеме.

— Бежим! — я дернул Хайки за руку.

Мы бросили отъехавшего Джека пребывать в головах доброго десятка ворон и помчались к двери усадьбы. Охрана уже опечатала ее, но запоры для пиро были только разогревом — после взмаха ее рук от парадных дверей осталась дымящаяся дыра с язычками пламени по периметру. Несколько горящихдосок едва не упало мне на голову.

— Быстрей! А то негодяй сбежит!

В дыму и визге желто-зеленых обезьянок, разбежавшихся по стенам и вопящих так, что это можно засчитать за звуковой дым, я пытался восстановить путь к кабинету Шкуродёра.

— Туда.

Хайки уверенно побежала по лестнице на второй этаж, я припустил за ней, на ходу доставая револьвер. Охраны у входа не осталось, и это не внушало уверенности — либо они защищают Хаир, стреляя направо и налево, или уже отступили по ходам под городом, чтобы не встретиться с механиндзя, и тогда мы просчитались. Но Шкуродёр задержался в кабинете, словно капитан тонущего корабля. Что-то все-таки в этом человеке было.

Вход в кабинет отличался от остальных мечущимися по коридору птицами, которые клевали и охранников, и самого мэра. Все внутри кабинета кишело злобными воронами, пускавшими в ход и клювы, и когти. Они нападали на охранников, не давали пустить в ход оружие, терзали драгоценную коллекцию Шкуродёра, словно в них вселился злой дух. Если верить Джеку, птицы не были в восторге от вторжения чужой воли в их жизнь, поэтому вымещали гнев на жертвах. Фахабу удалось выползти прочь — и он на четвереньках приближался к нам, громко бормоча что-то себе под нос. Это было похоже на стихи. Ну, или он молился, из-за общего гвалта сказать тяжело.

Я влетел в соседнюю комнату, втащив за собой Хайки.

— Шкуродёр! — весьма неуважительно крикнул я, опершись на стену. — Кидай сюда таблички — и мы дадим тебе уйти. Здесь Ястреб Джек, а ты должен знать, кто это. У тебя нет шансов.

Ответом была только ругань, которую в книгах не приводят. Я даже запомнил пару ярких сравнений на будущее, впечатленный его умениями обращаться со словом.

— Рё уже здесь. Не упрямься, твое время вышло. Механиндзя тоже не фанаты порабощения живых городов, так что поторопись — и выживешь.

Ответом послужил странный хруст и звук падения многочисленных предметов. Птицы загалдели и вылетели прочь, словно черная лента. Стало тихо. Из комнаты выбежали охранники и помчались в другую сторону коридора, головы бедолаг были исцарапаны так, словно их терзал бешеный терновый куст.

— Что случилось? — удивилась Хайки и вылезла наружу, столкнувшись с Фахабом.

Я тоже вышел из укрытия и заглянул в кабинет Шкуродёра. Бешенство птиц и попытки от них защититься нанесли острову старомодного шика небывалый ущерб. Бумаги и книги были растерзаны, а кое-где залиты пометом, который вороны использовали как биологическое оружие. Но самое странное, что Шкуродёр лежал лицом в пол, около его ног на полу расползлось жидкое, скользкое пятно, а рядом валялся макет ядра. Я вспомнил его речь про артиллерию. Не слишком-то она помогла во времена мутантов.

Потрогав его пульс, я понял, что мэр Хаира жив, только находится в глубокой отключке. Окинув сцену взглядом еще раз, я пришел к выводу, что отбивавшийся от птиц Шкуродёр поскользнулся на лужице птичьего помета, так некстати загрязнившего ковер. Падая, он ударился об стол, тот зашатался, и на поверженного мэра скатился макет ядра. Будь он чуть тяжелее, Шкуродёру пришел бы конец, но то ли удар пришелся по касательной, то ли все произошло слишком медленно, но ему повезло. Поразительное сочетание обстоятельств.

Я начинал всерьез опасаться Ястреба Джека, игравшего на скрипке вероятностей, словно мастер. Рядом валялись таблички, буквально умоляя, чтобы мы их подобрали. Странно, что на них не появилась подарочная упаковка.

— Оставим его ниндзя? — прищурилась Хайки, толкнув ногой тело Шкуродёра. — Или все-таки грохнем?

За окном раздался рев мотоциклов. В сад прибыл хан пустошей со своей конницей.

— К черту Шкуродёра, — я подобрал таблички, запихнул в карманы все, что плохо лежало, и побежал к выходу. — Разборки банд не наше дело. Мы воры, не забывай. Никакого лишнего насилия. Забираем то, что нужно, и отчаливаем — тихо, с грацией, словно балерины.

— Кто такие балерины? — наморщилась Хайки.

— Эээ… Просто отчаливаем.

Когда мы вышли наружу, я вдруг вспомнил детский вопрос, которым легко вызвать ажиотаж у болванов. Он звучит так: “Что случится, если неостановимая сила натолкнется на несдвигаемый объект?”. Любой ребенок поумнее ответит, что это взаимоисключающие вещи, то есть существование одного отрицает существование другого. Но умные ответы в детстве не котируются, к тому же и объект, и сила кажутся весьма интересными, поэтому разгораются волны споров и самых безумных предположений.

То, что я увидел перед усадьбой Шкуродёра, полностью описывалось этим вопросом, вот только ответ и близко не казался очевидным. В новом мире, где мутанты и искажения смеялись над физикой, могли существовать и неостановимая сила, и несдвигаемый объект. И самое опасное, что они действительно могли сталкиваться. Два мастера дзен встретились снова, и ни один не собирался уступать. Пьяный мастер против пустынного Мусаси. Локи против Годзиллы. Ребенок во мне мечтал посмотреть на то, что произойдет дальше, тогда как вербовщик вопил, что надо сваливать, потому что это полная катастрофа.

В роли неостановимой силы выступал Рё, которому искажения подарили железные руки, реакцию хищника и непобедимое тело мифического героя. Штурм Хаира для надменного мечника выступал вершиной его власти над пустошами, и он был устрашающе собран и, пожалуй, красив. Белое одеяние медленно шевелил черт знает откуда взявшийся ветер, черные блестящие пальцы стискивали рукоять острого модифицированного меча, покрытого чужой кровью. Он весь был сама сосредоточенность, манифестация порядка.

В роли несдвигаемого объекта и последнего препятствия на сцене расположился Ястреб Джек, расхлябанно сидевший перед лестницей в усадьбу, словно пыльный и давно не перекусывавший бомж. Одежда его видала лучшие времена, а оружия не было вовсе. Но там, где Рё брал стилем, у Ястреба Джека обнаруживались свои козыри. Разные глаза создавали придурковатый, но настораживающий образ, а нескладная фигура с длинными сухощавыми руками дополняла картину.

Вокруг этих сумасшедших кружком стояли блестящие, разнообразно измененные под пустоши мотоциклы, рядом с которыми ждали приказа механиндзя, нетерпеливо стискивая пальцы на рукоятях катан. Они изо всех сил пытались казаться невозмутимыми, но то и дело оглядывались по сторонам, где все еще носились угорелые и восторженные от полученной свободы звери и птицы.

— Это великолепно!

Услышав сдавленный звук восхищения сзади, я понял, что Фахаб тоже серьезно впечатлился увиденным. Образы, которые ошеломляли даже простого мужика вроде меня, поэта буквально загипнотизировали. Я успел забыть про старика, а ведь никто из нас не способен прочесть написанное на табличках, так что я прикрыл деда поэтов, широко расставив ноги.

Бежать было некуда, оставалось давить позой, казаться уверенным. Ростом Фахаб был невелик, но не чувствуя момента, ворчливый дед тут же вышел из-за моей спины и продолжил что-то бормотать.

— Внутрь, — сухо приказал Рё своим людям.

Часть мечников молчаливо обогнула нас и отправилась сквозь обожженный Хайки проем в дом мэра. Механиндзя были так хорошо вымуштрованы Рё, что ему ничего не нужно было объяснять, они повиновались бы даже его дыханию. Я восхищался техничностью холодного мерзавца, но все же ставил на хаос. Рё ведь мог проникнуть в город скрытно и тихо убрать Шкуродёра, но предпочел устроить штурм, жестокое и яростное шоу, чтобы пройти по главной улице.

Я был уверен, что ниндзя перерезали всех на стенах, использовав ходы контрабандистов, и что камни действительно стали красными, а потом люди Рё проехали по центральной улице — там, где еще подсыхали лепестки, — чтобы дать понять, что в Хаире новый хозяин. Такую любовь к показухе кто-то должен карать.

Рё был краток. Он окинул нас троих взглядом, затем сконцентрировался на Джеке, встав в атакующую стойку.

— Вы мне надоели.

Он тут же бросился на мутанта.

— Стой! — закричала Хайки, и я схватил ее за руку.

Первый удар, который должен был поставить точку в отношениях и отделить голову Джека от туловища, было даже невозможно отследить из-за скорости. Но закончился он тем, что Рё поскользнулся и потерял равновесие, отчего лезвие модифицированного меча прошло по касательной и вонзилось в землю. Не поверив в это, Рё вытащил меч резким рывком, который просто обязан был сработать, но вместо этого рукоять будто вывернулась из черных пальцев — и клинок упал прямо перед Ястребом Джеком. Тот сидел там же, где и прежде, и ухом не повел.

— Ты не можешь меня убить, если Вселенная этого не хочет, — успокаивающе проговорил он.

Но Рё был не из тех, кто легко отказываются от цели.

Началась самая уморительная и необычная схватка из всех, что можно вообразить. Клянусь, это был самый тупой бой на свете. Лучший воин пустошей раз за разом пытался поразить сельского дурачка, которым прикидывался Джек, пробуя целый веер тактик, но блестящие навыки мечника аннигилировались тем, что удача Рё давала чудовищный сбой. Что-то постоянно шло не по плану. Оружие выскальзывало. Ноги подгибались. Порывы ветра обматывали одеяние вокруг лезвия. Джек наклонялся рассмотреть ползущее у ног насекомое. Рё промахивался. На него спрыгнул испуганный опоссум. Пролетавшая птица нагадила на его чудесное одеяние.

Хайки смотрела на схватку двух мастеров пустошей с широко разинутым ртом, потому что постоянно порывалась что-то крикнуть, но никак не могла выбрать между ужасом и смехом. Некоторое время Рё пытался зарубить Джека с не слишком впечатляющим результатом, но механиндзя был стратегом, так что быстро понял, что чем менее сложна атака, тем проще ее провести. Нужно свести количество объектов до минимума. Одним легким движением Рё опустился перед Джеком и заехал мутанту по морде черным кулаком. Как ни странно, удар попал в цель, и Ястреб Джек недовольно вскрикнул.

— У-у, — поморщился Фахаб. — Это было больно.

В следующий раз Джек отклонился — быстро, незаметно. Казалось, он ничего не делал, просто потянулся за листом травы, но попасть по нему становилось невозможно. Рё бил, а Ястреб Джек уклонялся, тек, почти растворялся, такой же быстрый, как и механиндзя. Рё достиг совершенства в атаке, а Джек — в побеге, и теперь ни один не мог победить другого. Ястреб Джек был не в силах скрыться, принужденный к конфликту, но и Рё не мог его убить.

Схватка зашла в окончательный тупик. В холодных глазах Рё появился интерес.

— Что-то изменилось, — понял он. — Что?

— У него появилась цель, и творится невероятная дичь, Рё. Так что я предлагаю вам ничью, — вклинился я.

— Мне не нравится война, — сказал разноглазый мутант. — Я не хочу никого побеждать. Шкуродёр ждет тебя внутри. Хаир твой, Рё. Мы просто встанем и уйдем в пустоши.

— От тебя одни проблемы, Джек, — сказал Рё и недовольно покачал головой. — Где бы ты ни появился в этом мире, все идет наперекосяк.

— Поэтому я и хочу уйти в другой мир, guerrero. Дай мне сделать это. Давай станем союзниками.

Ястреб Джек вытер кровь, текущую из разбитого рта. Глаза сверкали, уныловатая ленца куда-то испарилась.

Пусть целеустремленность Рё и пробивала странный барьер удачи, работавший на Ястреба Джека, но напугать говорящего с птицами мутанта не удалось. Я подозревал, что при желании Рё сможет убить нашего сумасбродного приятеля, но механиндзя перестал атаковать. Интересно, знает ли вообще Ястреб Джек, что такое страх? На протяжение всего пути он казался вялым и потерянным, но теперь будто нашел отсутствующий кусок, заплату напротив сердца.

— Опять искажения? — Рё презрительно сплюнул. — Ты чокнутый, Джек. Думаешь, никто не пробовал? Искажения либо пережевывают нас, либо выплевывают обратно деформированными.

— Ты воитель. Может, ты пробовал не так, как надо? — скромно спросил Джек. — Искажения не показались мне агрессивными.

— Расскажи это тысячам перемолотых людей. Ты суешься туда, где тебя не ждут, — Рё хотел что-то добавить, но передумал. — Хорошо, я предоставлю тебя твоей судьбе. Не вижу смысла тратить свои силы на отряд самоубийц. Но в случае необходимости я устраню тебя, Ястреб Джек. Существует множество способов убить, которым противостоять не выйдет. Не вмешивайтесь в мои дела больше.

Хайки тихонько пропела:

— Это ничья! Ни-чья-а-а-а!

Она начала радостно прыгать, жмурясь от счастья. Рё поднял меч и прошел мимо, направляясь в усадьбу, остальные бойцы последовали за ним. Один из них покрутил пальцем у виска, глядя на совершенно невменяемую пиро. Я понимал, чему она радуется, — ни одного из ее любимых мастеров дзен не стерли с лица земли, а мы победили, но для механиндзя Хайки выглядела умалишенной.

Рё вычеркнул Ястреба Джека из черного списка, предоставляя его уничтожение самому мутанту, и тут же потерял к нему интерес. Наша судьба лидера механиндзя больше не заботила. В глазах уходящего Рё отражался невидимый трон, на котором он вскоре будет с высокомерным достоинством восседать.

Все же он действительно напоминал машину умением полностью отрешаться от того, что не влияет на поставленную цель. Другой бы поддался недоумению, обиде, ярости, мести или хотя бы шутейку отпустил, но для Рё каждый шаг был частью комбинации и имел значение лишь тогда, когда вел к ее завершению. Поймать Шкуродёра и его людей — вот что было по-настоящему важно.

Но около проема, который неистово прожгла пиро, он остановился и обернулся, смерив Хайки внимательным взглядом. Несмотря на его лекции, мощь пиро не оставляла Рё равнодушным.

— Если переживешь искажения и подрастешь, я жду тебя в Мастерской, девчонка.

— Это будет тратой твоего драгоценного времени, мастер Рё, — с улыбкой ответила она. — Я не меч, а молот. Я никогда не сделаю десять тысяч кат.

Пиро зажгла огонь в ладони, искренне наслаждаясь тем, что умеет, затем потушила его. В ее голосе не звучало ни малейшего сожаления.

И вот мы вчетвером стоим в пустыне, которая жарит нас, словно хочет получить вместо людей шашлык с хрустящей корочкой. Хайки сощурилась, скривив недовольную мордочку с бритым виском, но на горизонте нельзя было рассмотреть ни следа от живого города. Только жаркая духовка и бесконечные пустоши. Кимоно с драконами прокоптилось, покрылось пылью и было надорвано по бокам, чтобы не мешать ей делать привычные широкие шаги. Белобрысая пиро маялась и попинывала песок.

— Если бы я знала, что это так долго, взяла бы воду, — буркнула она. — И еду. Может, без куска города вообще не получится.

Джек после встречи с бронированным кулаком Рё выглядел еще более помятым, чем обычно, но глаза сияли, словно прожекторы. Он спорил со старым поэтом, заставляя его попробовать еще. Фахаб, мечтающий о холодном напитке и тени, ругался больше всех, причем доставалось не погоде, которая в пустыне редко меняется, а нам. Ему хотелось отправиться домой и записать впечатления от произошедшего в усадьбе Шкуродёра, а не маяться под недружелюбным солнцем.

— Вы жалкие невежды! Это не китайский язык.

— Говорили, что китайский, — с уверенностью катка говорил Ястреб Джек. — Вон и иероглифы тут. Я видел такие в китайской забегаловке у разлома.

— Ничего другого от простака, не способного отличить незрелую поэзию Рина от настоящих, взвешенных стихов профессионала, я и не ожидал, — фыркнул Фахаб, потрясая табличкой. — Это японский язык, поэма “Лезвия листьев” Сильвана Хо.

— Та самая?

Ястреб Джек разинул рот.

— Вряд ли, — нахмурился старый поэт. — Это просто легенда. Люди всегда придумывают мифы о волшебных текстах, которые работают, как заклинания.

— О чем речь вообще? — не понял я.

Юркая ящерица подняла маленькую голову — и умчалась по песку прочь. Как же хотелось пить.

— Говорят, что «Лезвия листьев» заставляют живые города сходить с ума. Что они их перестраивают, делают поэта частью их сознания. Дескать, слова так сильно воздействуют, что переделывают материю. Что если есть ритмы, которые упорядочивают и успокаивают города-странники, то есть и то, что их освобождает. Ну, или вызывает безумие, — пояснил Джек. — Я считал, что это сказка. Что такого текста не существует. Но я и про города думал, что это бункерные байки.

— Его и не существует. Просто кто-то нацарапал свой текст, взяв чужое название. Такое сплошь и рядом происходит. Но я слышал другую легенду — что это стихи, которые написал сам город. Написал их для Сильвана Хо.

Фахаб осторожно провел по табличкам пальцами, стряхивая с них песчаную пыль. Жизненный опыт заставлял его быть скептиком, но было заметно, что он захвачен важностью момента.

— А вдруг это оригинал? Из бывших японцев я хорошо знаю Киоко, — поделился я. — Если надо прочитать и перевести, вернемся в город.

— Вы жалкие куски… — мысль о нашем неуважении сходу распалила старика.

— Читай. Просто прочти ее. Вложи свою душу, — попросил Ястреб Джек. — Ты сможешь прочитать? Несложная же просьба.

— За кого ты меня принимаешь? — возмутился Фахаб. — Уж не за жалкого ли бродягу вроде себя самого? Я изучил основные языки поэзии, когда ты пешком под стол ходил! Конечно, я могу это прочитать.

Пиро наморщила нос:

— Если города действительно интересуются чем-то интересным, то непонятно, почему они еще не здесь. Ваша драка с Рё была настоящим шедевром. Джек, когда мы уйдем в живой город, ты научишь меня спокойствию, как обещал? Если я начну жечь все подряд в волшебном городе, меня выгонят. Только бы все не испортить…

— Я ничего не обещал!

— Ладно, пойду мотоцикл выкапывать.

Она подошла к пародии на деревце, где мы оставили украденный у Рё байк, и начала рыться в песке маленькой лопаткой. Хайки весьма дальновидно захватила ее во время отступления из усадьбы, заметив инструмент у потоптанных газонов Шкуродёра. Удивительно, но вскоре очертания гоночного байка механиндзя пробились из песка под ее усилиями, ведь зарывали мы не слишком старательно.

— Он здесь! — обрадовалась пиро, и я решил ей помочь.

Пока мы ковырялись в земле, потея, словно запертый в жарком хлеву скот, Фахаб поддался и приступил к делу. Старик сосредоточился, наморщил лоб и начал декламировать стихи на неизвестном мне языке, аккомпанируя себе усохшей морщинистой рукой. Строки получались рублеными, он запинался. Ястреб Джек натянул капюшон и глубоко вздохнул.

Я кинул Фахабу свою шляпу, чтобы старику не напекло голову, и тут же об этом пожалел. Алые стены Хаира возвышались позади, опоясанные полями, здесь же царила засуха и полыхал раскаленный песок.

— Одно радует — белому мотыльку больше ничего не угрожает. Шкуродёр, даже если очухался, пока вы дрались, и успел сбежать, все равно никого поймать не сможет. Ниндзя его из-под земли достанут. А мы пока разведаем обстановку, — поделилась Хайки. — Мы будем первыми.

Я помог ей поставить мотоцикл ровно, но хлюпанье бензина в баке звучало не слишком обнадеживающе. Хотелось ответить, что таких “первых” самоуверенных поселенцев могло быть в живых городах очень-очень много, просто все они превратились в разноцветные лужицы слизи или плошки с салатом. Но усилием воли я удержал мудрость при себе, наблюдая, как Хайки старается завести мотоцикл.

Если не можешь прекратить бунт, возглавь его, так что я делал вид, что целиком поддерживаю происходящее. Фахаб читал стихи и расхаживал туда-сюда, подбирая правильные интонации. В среднеазиатской одежде и ковбойской шляпе выглядел он, словно культист, призывающий конец света.

— Да чтоб тебя! — Фахаб начал читать снова.

Внезапно меня накрыла блаженная тень, а потом на лицо полетела белая пыльца, от которой жизнь моментально показалась прекрасной. Мотоцикл Рё завелся, словно и ему полегчало.

“Я устал от одиночества. Устал скрываться. Я готов рискнуть, разрушители. Если все пойдет так, как задумано, позже я позову последователей в город”, - в голове раздался знакомый “голос”.

— Мотылек! — обрадовалась Хайки.

Джек взмахнул рукой в приветствии, но самое интересное заключалось в том, что Фахаб насекомое-мутанта не заметил. Он продолжал читать стихи то так, то эдак, нащупывая наилучший ритм, и полностью погрузился в “Лезвия листьев”. Не знаю, как можно не заметить гигантскую бабочку с волосатой физиономией, зависшую в воздухе рядом и сияющую светлыми крыльями, но факт остается фактом. Характер у него оставлял желать лучшего, но старик отдавался делу целиком.

— Вот так, вот так… — подбадривал его Ястреб Джек, хотя я никакой разницы не слышал.

С каждым взмахом крыльев, обдающим приятным ветерком, наша троица начинала все сильнее ощущать связь с окружающим миром, с каждой песчинкой и травой. Счастье, острое и непривычное, охватывало полностью, без остатка.

— Получилось!

Я повернул голову — и город был там, искрящийся, разноцветный, непознаваемый, таинственный. В этот раз фонари оказались круглыми и огромными, словно шары, мягко сияющие притягательным светом, а крыши — изогнутыми вверх, словно в Мастерской Рю. Между зданиями и башнями прыгал, разбрызгивая пламя, огненный дракон, будто отвечая на мои мысли. Он плавал в зданиях, нырял в них с неожиданной легкостью. Гигантские создания из разноцветных искр и света резвились в городе, дорога меняла цвет и направление, никак не могла определиться, отращивая переулки. Красивая черепица сменялась голубым стеклом, башни — длинными столбами, на которых покачивались продолговатые домики, аллеи, увитые душистыми лианами, — вычурными арками.

От такого зрелища кружилась голова. Город пока не решил, какую форму выбрать. Он облачался в архитектурные стили, словно в цветастые одежды, отрисовывал себя на фоне коричневой пустыни множеством способов, но все равно оставался странным и щемяще реальным. Каждое его воплощение было захватывающим — неважно, скромный ли получался городишко или помпезная столица вымершей страны. От него пахло всем, чего нет в пустыне — водой, зеленью, мягким хлебом, сандалом, теплой пленкой, акацией. Магией.

В какой-то момент он стал хрустальным, обжигающим, хрупким, и солнце, проходящее сквозь город, нас ослепило, а затем он рассыпался ворохом темно-синих птиц. Джек разулыбался, посчитав это личным приглашением.

Целые улицы и замки из живых птиц, вьющихся и бьющих мягкими крыльями, чтобы потом застыть лишь выдолбленными силуэтами на кирпичах зданий. Только что они били крыльями, а в следующий миг превратились в барельефы, мозаики, части решеток и плитки. Изменчивость города была невероятной. Он пускал волны, будто каждому из нас нужен был свой город, но я подумал, что мне подойдет любой.

Я просто всю жизнь ждал этого — отъявленного, бесконтрольного волшебства. Живой город не принадлежал ни этому времени, ни нашему, человеческому миру. Он не принадлежал никому, и мне нравилась его анархическая свобода. Живой город не имел имени и плана устройства, но все же подчинялся неизвестной нам внутренней гармонии. Словно картина художника, потерявшегося внутри, он покорял.

«Это очень сложное существо, разрушители», — сказал мотылек.

Хайки стиснула ногами мотоцикл Рё и повернулась ко мне. Черный бак машины блеснул, как хищная улыбка. Юная, обожженная солнцем, с выгоревшими волосами и татуировками «Дисциплина» и «Самоконтроль» на костяшках сжимающих руль рук пиро не испытывала ни сомнений, ни сожалений. Она была готова прыгнуть в любую авантюру, как Рё прыгал с моста.

— Эй, Чиллиз! Ты идешь?

Я не знал, что делать, остановился на полпути и забрал у старого поэта таблички, чтобы никто не повторил наш трюк. Он этого даже не заметил.

Фахаб совершенно обалдел, разглядывая возникший из ниоткуда город, которого еще щелчок пальцев назад не существовало.

— Это мираж? — спросил он. — Или это он?

Вопреки ожиданиям, на лице вздорного старика не было страха, только восторг, переплавивший недовольное, желчное лицо поэта в младенчески счастливое.

— Это он.

Я помнил, каково это, — впервые увидеть настоящее чудо. Строения города перетекали в живописные озера, чужие дома, любопытных чудовищ, все плыло и сияло в немыслимом разноцветье и богатстве форм.

— Чиллиз!

— Это ваша мутантская задумка, Хайки, — неуверенно покачал головой я. — Я честно помогал, чтобы вас с Джеком не угробили. Но тут наши пути вполне могут разойтись. Я ведь даже не мутант! Я простой человек. Какого черта мне делать с разумным насекомым и двумя чокнутыми внутри искажений, которые переварят меня в два счета? Приведи хотя бы один здравый аргумент. Почему я должен отправляться с вами?

Мне не хотелось оставаться одному в раскаленных преддвериях Хаира, когда живой город выключат, будто наскучившую киноленту, но и последовать за мутантами казалось совершенно невозможным. В прошлый раз мы еле унесли ноги, я точно это знал. Мне хотелось убедительных слов, непрошибаемых доказательств. Ястреб Джек уже умчался вперед, полностью охваченный лишь одним желанием, — войти в живой город. Наверняка он смог бы сказать что-то, что заставило бы меня понять, почему их так тянет неизведанное, почему они так уверены, что нас там ждут.

Но мне досталась Хайки, а она никогда не была философом. Девчонка покрутила ручку, заставляя мотоцикл завывать, попыталась найти правильные слова, а потом пожала плечами:

— Потому что мы друзья, ясно же.

Она улыбнулась во весь рот и даже зажмурилась от удовольствия, произнося это слово.

— Ну давай же, Чиллиз, — она махнула рукой. — Без тебя будет скучно. Или ты струсил, старик?

Самый дурацкий аргумент на свете, который ни один уважающий себя ветеран жизни в пустошах не принял бы во внимание. Я — вербовщик, на сантиментах в такой профессии долго не проживешь. Сделал дело — гуляй смело. Раствориться в искажениях потому, что подружился с мутантом-панком и не контролирующей себя девчонкой, которая годится мне в дочери и поджигает все подряд? Так себе предложение. Его бы принял только отъявленный кретин.

Но Хайки улыбалась, словно Цирцея, Джек остановился, поджидая меня, и решение родилось в обход любых раздумий. Я всегда был на стороне пустошей, их непредсказуемых, диковинных сказок, красоты Свельты, улетающих дирижаблей Хаси Нахама, которые стали драконами. Была это пыль мотылька, отключающая здравый смысл, или Ястреб Джек и Хайки заразили меня своими взрывоопасными мечтами — кто знает. Я тоже мечтал стать драконом. Ну, или стулом. Или слизнем в шапочке. Ох, матерь Божья.

Я сел позади Хайки на мотоцикл Рё — и мы помчались. Я и Хайки, бегущий Ястреб Джек, а над нами летел огромный мотылек-телепат, рассыпая белую пыльцу. Мы врезались в искажения изо всех сил, расплескивая вокруг себя незнакомый воздух. Шкуродёр, Рё, Хаир, — все это осталось позади, когда мы ворвались на улицы изменчивого, дикого города, который никто не мог подчинить.

Я больше не колебался, следуя за разумным насекомым, которое теперь сможет ни от кого не прятаться. Мир, где белые волосатые бабочки танцуют странные танцы, а кирпичи превращаются в пакетики с драже, принял нас с Джеком и Хайки без сопротивления, вобрал с тихим плеском, словно пруд, в который бросили тут же исчезнувшие монетки. Мы всю жизнь ходили рядом с неизведанным, но опасались встретиться к ним лицом к лицу, пока кража не соблазнила нас видением равнин, в которых можно становиться, кем угодно, каждую минуту.

Я боялся распасться, раствориться, будто в кислоте, но этого не случилось. Существа с головами ящериц курили трубку и смотрели кино. В воздушных пузырях крутились красивые, блестящие жуки с голубыми спинками и во что-то играли. Хайки смеялась и отращивала пылающие, огненные перья, а ее смех превратился в дождь из алых листьев момидзи. Вытянутая мышь верхом на птице вонзила копье в голубой пончик и с гиканьем улетела на дерево.

— Смотри, смотри! — Хайки ткнула пальцем с “Самоконтроля”. — Ты снова такой же, как мы! Ты снова мутант, Чиллиз!

Пятнистые щупальца выросли из моих плеч, как будто никуда и не уходили, а ждали, когда можно будет во всей красе распуститься снова. В этот раз я встретил их, словно старых знакомых.

Я был в невозможном городе.

Я жил в невозможном городе.

Эпилог, который полон базарных слухов, правдивых и не очень

Через полгода после таинственного исчезновения вербовщика Чиллиза, по которому многие деловые люди пустошей скучали, и мутантки-пиро родом из Стилпорта, по которой иногда скучал только владелец бара «Харчи на славу», в Балхе начинался новый день.

Темные прохладные тени от фигур гигантских будд тянулись через селение. Торговцы и приезжие чесали языками в чайхане, рассказывая старые и новые, а также откровенно выдуманные новости, за которые не грех было и высмеять. Продавцы нахваливали свой товар, культисты приглашали вступить в их церковь, общину или секретное общество, а в воздухе стоял крепкий запах фрайха, густого и темного, как горючее.

— Джентльмены, присоединяйтесь к культу Белого Осьминога! Первоклассные оргии и небольшой начальный взнос!

— Да говорю же, все телепаты теперь под защитой Рё, ушла эпоха. Раньше можно было просто раскошелиться — и спокойно с телепатом идти на стрелку, все было понятно — где у кого что заныкано, нет ли подставы. А теперь — фигушки. Они говорят, что люди Рё так много тренируются, что лишних мыслей в голове не остается. Только одно и то же, одно и то же. Удар туда, удар сюда, в роботах еще копаются постоянно. Поэтому телепатам нравится предсказуемость мыслей и покой. Так что нет, мозголома я тебе не знаю, где найти. Сам ищи. Если будешь много об этом думать, он тебя сам найдет.

— … короче, Эдди совсем потерялся, а тут ему навстречу выходит мужик с разными глазами и протягивает печенье. Такое печенье, которое надо разламывать, чтобы прочитать бумажку с посланием внутри. Предсказания, типа. Ну, как у бабки твоей. Говорит: «Бери, сам испек». Эдди разламывает печенье, а там написано: «Если ты хочешь два хвоста, то тебе как раз прямо». И он как ломанулся прочь! А потом оказалось, что он почти до искажений дошел, что у него от жары радар сломался. Еще б немного — и все. И вот этот мужик в пустыне иногда из искажений выходит и дает людям свои эти печеньки. Пекарь, блин! Его ребята так и зовут — Пекарь. Все его боимся, когда караван пускаем.

— Ребята, отдаю по дешевке отличный огнемет. Как это — почему? У меня радикулит уже, его ж не поднять, бензин этот еще. А молодому мужику завсегда в хозяйстве пригодится.

— … ну и он такой: «Мне нужны люди для одного простого дельца, плачу 1000 кредов». Обычный мужик, ничего особенного. Упитанный такой, с бородой. Мы с Харимом, конечно, согласились. Чего не согласиться-то? Работенки в последнее время нет. И тут он решил перца добавить в свой суп, потянулся за баночкой через стол, а рука не достает. И у него этот шарф дурацкий раздвигается, а оттуда, из складок, щупальце лезет! И хватает эту солонку и насыпает перца ему прямо в миску! Да не вру я! Сам ты заливаешь!


— Бабуль, ящерица на стоянке сказала: «Привет!». А я ей тоже сказала: «Привет».

— Фахаб оттаскал Рина за волосы при всем честном народе. То-то была потеха! Волшебный мир поэзии Хаира, ага… Но его новая поэма про город из ничего — это нечто. На его слова уже столько песен понаписали, на каждой стоянке играют.

«Разыскивается мутантка-поджигательница Хайки, 17 лет, белая, блондинка, половина головы выбрита, а на костяшках пальцев татуировки «Дисциплина» и «Самоконтроль». Называет себя Гроза пустошей. За поджог моста через Свельту, поджог магазина Крэйна, поджог нефтяной вышки у Ашанки, поджог Пальца, а также неоднократное препятствие правосудию общество охотников за головами назначает награду в 5 000 кредитов. Живой взять ее вряд ли получится, так что труп вполне сойдет».

— Сама я не верю, но Киоко говорила, что в пустошах всегда десять мастеров дзен, потому что больше наш мир не выдерживает. Они типа богов, что ли. Подчиняют мир с помощью разных трюков. На сказки похоже, да? Сейчас самый известный — это Рё из механиндзя, который правит пустошами. Его все знают, он адский красавчик со светлыми волосами, любит покрасоваться с мечами. Хотела б я такого…

Второй — хитрец Ястреб Джек, что умеет разговаривать с птицами и проскальзывает сквозь пальцы. Бункерные за него дикую цену назначили, так что он навел шороха. Мой брат его все пытается разыскать, чтобы расплатиться с долгами. Но поймать Ястреба Джека нельзя — птицы ему доносят, что в округе происходит. Даже если найдешь, все идет кувырком, потому что он подчиняет удачу.

Третий мастер дзен — Гонец. Он вроде как умеет прыгать от одного куска искажения к другому, будто это какие-то порталы. Говорят, он почти не разговаривает, словно немой, потому что дал обет. Но если надо передать кому-то посылку туда, куда обычной дорогой объезжать месяц, он доставит за пару часов. Только плату каждый раз назначает новую, выдумывая диковины. Ловкий подлец! Вот он-то нам и нужен…

— Этот дед говорил, что звери скоро захватят в пустошах власть и назначат короля. Что нам надо научиться с ними договариваться — или нам крышка. А я что думаю — животное оно животное и есть, ему место в котлете. С котлетой пускай договорится, старый хрыч.

— Да клянусь я, это был слизень в шапочке! Здоровенный такой, мокрый, рожки сверху торчат и шевелятся. А на голове — маленькая красная шапка с вышитым цветком вроде ромашки. Он завернул за угол кабака, а потом, пока я тер глаза, и город исчез, будто его и не было, и кабак. И слизень этот.

— Все происходит только в полнолуние. Около Свельты есть секретная пещера. Загоняешь туда тачку, а потом через неделю на том же месте она стоит, полностью переделанная из не пойми каких частей, которых в нашем мире не существует. И я тебе скажу, это как зачарованная, волшебная тачка, на которой можно в любую гонку к пироманьякам ехать. Не разваливается почти. Плату механик берет не кредами, а старыми видеокассетами и флэшками с фильмами. Да клянусь я, не вру. Механик — белобрысая девица, она объясняла это так: «Это для чувака со щупальцами, он обрадуется».

Прикинь, что там в этих искажениях творится? Люди со щупальцами… Берут дань флэшками. Надо же.

«Я Джек Морган, которого еще называют Ястреб Джек, в здравом уме и трезвой памяти пишу это завещание. Все добро, которое у меня скопилось, после моей смерти надлежит отдать маленькому умному тушкану, который проживает в храме любви в Хаире. Если же он к тому времени будет мертв, пусть деньги отойдут Линн До, королеве страсти, чьи пальцы нежнее касаний крыльев бабочек, а волосы подобны благоуханному покрывалу».

— Да, я тоже Вербовщика искал. Зверолов неофициально всем сказал передавать, если мы его увидим, потому что этот бородатый хитрец 10 000 у него из-под носа увел. Но Чиллиз как сквозь землю провалился. Знаю только, что все его деньги из банка Хаира ушли Рё на оплату ремонта склада. Так и написано было — на ремонт.

— Ковры! Ковры! Покупайте лучшие ковры! Великолепные цвета и эпический сюжет! Схватка механиндзя с бензоманьяками у горящей Мастерской! Украсит любое жилище уважающего себя человека! О, сразу вижу ценителя и знатока, да вы просто потрогайте — это невероятно. Хан пустошей Рё сражается с двадцатью человеками зараз! Детализованный узор, труд настоящих мастеров. Обратите внимание на мастерское изображение дронов, друзья!

Примечания

1

Джеллаба (араб.) — широкая длинная накидка из легкой ткани с капюшоном для защиты от солнца.

(обратно)

2

Chica (исп.) — девушка, девчонка.

(обратно)

3

Pendejo (исп.) — тупица, проклятый идиот.

(обратно)

4

Нира — общее обращение к пожилой женщине в пустошах

(обратно)

5

Amigo (исп) — друг

(обратно)

6

Додзе (яп.) — место для медитаций и боевых практик.

(обратно)

7

Хакама (яп.) — широкие штаны, похожие на юбку, используются для практики боевых искусств.

(обратно)

8

Пури́зм (лат. purus, «чистый») — повышенная требовательность к сохранению изначальной чистоты, строгости стиля, приверженности канонам.

(обратно)

9

Seguro (исп) — в данном контексте «да, точно» или «да, уверен».

(обратно)

10

AI (англ. Artifical Intelligence) — искусственный интеллект

(обратно)

11

Ро — грязная, грубая гитарная музыка с разбитными текстами. Пустынный аналог панк-рока.

(обратно)

12

Строки из «Старшей Эдды». Похоже, Вербовщик не врал о своем образовании.

(обратно)

13

Сердце мое (исп)

(обратно)

14

Pajaro (исп.) — птица

(обратно)

15

Гонконгский режиссер боевиков, помимо прочего знаменитый и сценами с лирично разлетающимися из-за перестрелки голубями.

(обратно)

16

”Хайкэ-Моногатари” (яп.) — ”Повесть о доме Тайра”, одна из самых известных военных эпопей Японии, охватывающая события с 12 по 14 век. Рассказывает о жестоких феодальных войнах с участием самураев.

(обратно)

17

Guerreros(исп.) — воины, воители

(обратно)

18

Baboso (исп.) — идиот

(обратно)

19

Дишдаша — долгополая рубаха с длинными рукавами.

(обратно)

20

Мотра — персонаж серии японских фильмов про Годзиллу, гигантский мотылек.

(обратно)

21

Shaw Brothers — гонконгская киностудия, известная своими боевиками в 70-80-е годы XX века.

(обратно)

22

Визирь — министр в Арабском халифате и пр. восточных странах. Для Вербовщика, скорее, сказочный персонаж.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1, в которой Хайки встречает Ястреба Джека или Ястреб Джек встречает Хайки (тут уж как посмотреть)
  • Глава 2, в которой Ястреб Джек присоединяется к отряду, а в повествовании появляется призрак Шкуродёра
  • Глава 3, в которой желание помыться приводит к вступлению в культ, а белый мотылек исполняет эпический танец
  • Глава 4, в которой Хайки теряет любовь, но обретает мотоцикл, а механиндзя и бензоманьяки сражаются
  • Глава 5, в которой кусок живого города начинает вопить, а я отращиваю щупальца
  • Глава 6, в которой Хайки показывает Ястребу Джеку, что такое огненный ад
  • Глава 7, в которой мы оказываемся в живом городе, и Джек пытается там остаться
  • Глава 8, в которой Рё подходит к нам ближе, чем хотелось бы всем кроме Хайки
  • Глава 9, в которой мы попадаем на шумовой фестиваль и разговариваем с тушканом
  • Глава 10, в которой мы посещаем Хаир в разгар праздника куртизанок, а Ястреб Джек сбегает
  • Глава 11, в которой Хайки устраивает черт знает что, и мы принимаем судьбоносное решение
  • Глава 12, в которой мотылек-телепат прилетает в Хаир, а Ястреб Джек устраивает потасовку с поэтом
  • Глава 13, в которой происходит самая дурацкая финальная битва на свете, а я делаю неожиданный выбор
  • Эпилог, который полон базарных слухов, правдивых и не очень
  • *** Примечания ***