Ска3очки [Светлана Курилович] (fb2) читать онлайн

Светлана Курилович Ска3очки

Оторванный хвост

Изок (июнь) стоял. Жаркий, солнечный, даже знойный – дел на поле и в огороде было невпроворот, работали все – от самых взрослых до самых малых. Самую тяжёлую долю брал на себя, понятно, отец: главе семьи и дела главные доставались, он и старшаки за урожай отвечали, но и младшим находили обязанность по слабым силам: там свёклу прополоть, будь она неладна, вечно бурьяном каким-то зарастала, или моркву проредить, чтоб оставшаяся крупной да сочной росла, иль зелени на свежие щи собрать – страсть как их все любили после долгой зимы и голодной весны. Вот и Ванятке, одному из малых, дело было поручено – клубнику собрать. Много её было в этот год, сестрёнки не справлялись. Ванятка вроде и не самый маленький был: девять ему зимой сравнялось, но и к середнякам его отнести нельзя: ну, что такое девять лет? Вроде от мамкиной титьки оторвался, а думалка пока ещё не настроена как положено, вечно о шалостях мыслил: то на речку убежать купаться в разгар работы, то комьями земли по кувшинам на плетне покидать, то из рогатки в кошака соседнего запулить – словом, ни то ни сё. Вот и поручила мамка ему клубнику собирать: корзинку вручила, строго-настрого приказала ягоды не давить и в рот не совать, чтоб голод перед обедом не перебить. О чём-то другом она не предупреждала, да и кто мог знать, какая шалость этому баловнику в голову взбредёт?!

Собирал Ванятка ягоды, собирал, но так их много было, что он вскоре заскучал и притомился. Или притомился и заскучал? Ну, не суть дела. Стал глазами по сторонам шнырять: чем бы развлечься. И вдруг видит: сидит на солнышке рядом с кустиками клубники большая зелёная ящерица, да не просто сидит, а ягоды ест! Прицелится изумрудным глазком и – хвать! Откусывает у клубники алый блестящий бок, да всю не ест, на другую переключается!

«Ишь, какая! – подумал Ванятка. – Самую вкусную выбирает и не доедает! Нам обгрызки оставляет! Ну, сейчас я тебе покажу!»

Мальчишка начал потихоньку к ящерке подбираться. А красивая она была! Чешуйки под солнечными лучами сверкают, изящный хвост подёргивается, видно было даже, как она зажмуривается от удовольствия! На спинке узор сложный соткан, коготки на лапках махонькие-махонькие, острые-преострые – загляденье просто! Но разве Ванятка об этом подумал? Разве увидел эту красоту первозданную, матерью природой сотворённую? Конечно, нет. Сначала он хотел просто её напугать, чтоб она убежала и ягоды не портила, но пока подкрадывался, вспомнил, как отец рассказывал ему, что, если ящерице на хвост наступить, она его сбрасывает и, бесхвостая, убегает, хвост же продолжает шевелиться. И так ему захотелось на это чудо посмотреть, что мальчишка аж дышать перестал. Щёки надул, поближе подобрался и как гаркнет во всю мочь, как босыми пальцами на кончик хвоста наступит! Ящерица аж подпрыгнула, хвост сбросила и опрометью в кусты скользнула. Хвост под ногой у Ванятки лежать остался. Он поднял его двумя пальцами и к глазам поднёс, чтоб рассмотреть повнимательней, а тот давай извиваться, словно живой. Мальчишка вскрикнул то ли от страха, то ли от отвращения и отбросил его подальше. Руку о портки вытер.

– Ну что? – услышал строгий голос. – Развлёкся?

Ванятка резко обернулся, но никого не увидел.

– Любопытно тебе было, дурень?

Мальчишка чуть голову не оторвал, так крутил ей в разные стороны, но без толку: откуда шёл голос, было непонятно.

– Долго ещё будешь башкой своей глупой вертеть? – уже с насмешкой сказал голос. – Вниз посмотри!

Ванятка повиновался и увидел… ящерку! Она сидела, опираясь на остатки хвоста, а передние лапки скрестила на груди. Ящерица смотрела на него, глазки-бусинки гневно поблёскивали.

– Это ты говоришь? – чуть слышно спросил мальчик.

– А ты видишь здесь кого-то другого? – язвительно ответила она.

– Нет…

– Тогда зачем спрашиваешь?! – ящерка покачала головой. – Всегда знала, что люди глупы, не признают очевидного, но человеческие детёныши – это что-то совсем непонятное!

– Почему? – тихо спросил Ванятка.

Ехидный тон ящерицы смущал его, тем более он чувствовал себя виноватым перед ней.

– Потому! Вечно чумазые, сопливые (при этих словах мальчишка вытер кулаком нос)! Вот-вот! Шумите, носитесь, под ноги не глядите, всё топчете, ломаете, портите! Особенно ты!

– Почему это я? – немного обиделся Ванятка.

– А кто соседскому коту в лапу из рогатки запустил? А? Кот уже три дня хромает, никак лапка не пройдёт! А гнездо ласточек зачем разворошил, неуч? Неужели не знаешь, что она вот-вот должна была яйца отложить? Теперь им всё заново начинать! А мне на хвост для чего наступил?! Ягод пожалел? Не ведаешь разве, что делиться надо со всякой лесной живностью, а кто не делится – тому прямая дорога в Пекло! – ящерка топнула лапкой.

– Не пожалел, – соврал Ванятка.

– Не ври! Это ещё хуже! – строго сказала ящерица.

– Не буду, – послушно согласился мальчик.

Он уже немного отошёл от испуга, и на кончике языка у него вертелся вопрос, который в конце концов и вылетел:

– А разве ящерицы разговаривают?

– Я не простая ящерица, – внезапно погрустнела она. – Обычные, понятное дело, не говорят, а я…

– Кто же ты? – затаил дыхание Ванятка. – Волшебница? Колдунья?

– Нет, я не волшебница и не колдунья. Ты слышал что-нибудь про Малахитницу?

– Нет…

– Я же говорю: неуч, – вздохнула ящерица. – Это властительница богатств, что лежат глубоко в земле, она хранит секреты мастерства и передаёт их самым достойным и свободным людям. Живёт она на Урале, в недрах гор, иногда выходит к людям в образе прекрасной девы! Но на самом деле это большая ящерица с короной… – она замолчала.

Ваня тоже замолчал. Слушать её было интересно, сказки он любил, но ничего не понял. Сказать об этом стеснялся: опять дурнем обзовут.

– Хозяйка Уральских гор раз в год набирает себе свиту из самых-самых лучших, – помолчав, продолжила ящерка. – Матушка и батюшка были очень рады, потому что лишь одна из тысячи молодых ящериц удостаивается подобной чести…

– Тебя выбрали? – догадался Ванятка.

– Ишь ты, ума палата! – опять съязвила она, но не гневно, а, скорее, печально. – Да, выбрали, и я должна была через седмицу отправиться на Урал… А куда я теперь пойду? Что это за ящерица без хвоста?! Посмещище…

Ванятка с удивлением увидел, как из глаз ящерки закапали слёзы. Он подумал, что они должны быть изумрудные, потому что вся она была как травушка весной, но слёзы были самые обычные, прозрачные.

– Не плачь, – неловко сказал мальчик.– Он же отрастёт…

– Угу, – согласилась она. – Отрастёт, а как же. Через одну луну, – и, увидев непонимающие глаза мальчишки, добавила. – Через четыре седмицы. Никто меня дожидаться не будет и в свиту никто не возьмёт… Такое раз в жизни бывает, понимаешь?

Ванятка призадумался. Выражение «раз в жизни бывает», он уже слыхал: старшая сестра так говорила, когда хотела замуж выйти за местного озорника и баламута (он даже сватов заслал), а родители отказали. Тогда Людмила плакала, рвалась, грозила сбежать из дому, но потом успокоилась и снова начала улыбаться. Возможно, следующий раз будет тоже единственный или последний, но с девочками вообще сложно, так что Ванятка согласно кивнул.

– Ну вот! – обрадовалась она. – И что мне теперь делать?

Мальчик пожал плечами: он, действительно, не знал, как ей помочь.

– Может, тебе маманя с папаней что подскажут? – неуверенно спросил он. – Мои всегда всё знают, обо всём на свете! Но как хвост быстро отрастить, наверно, не знают…

– Ну, уж точно не знают! У них ведь нет хвостов, – хмыкнула ящерица. – А мне перед батюшкой и матушкой и показаться теперь стыдно… – глаза её опять налились слезами, Ванятка вынести этого никак не мог.

– Погоди, не плачь! – быстро сказал он. – Я придумал!

– Что ты можешь придумать, детёныш человеческий? – всхлипнула ящерица.

– Давай пойдём к одной бабке, что у нас в деревне живёт! Она знаешь кто? – мальчик сощурил глаза и понизил голос. – Она вештица!

– Кто?

– Ну, ведьма! Говорят, у ней даже хвост есть! Велерад говорил. Он мой брат, я ему верю! – с гордостью сказал Ванятка.

– Это та бабка, что в избе на отшибе живёт?

– Да.

– Тогда пошли. Всё одно другого выхода нет как нет, – подытожила ящерица и заструилась по траве.

Мальчик побежал за ней следом, он и про клубнику забыл, и про обед, у него руки холодели от страха и в животе сосало, он и боялся, и радовался одновременно.

Изба вештицы, как называли её в деревне, стояла недалеко от леса. Жила она здесь давно, старожилы утверждали, что со дня основания поселения. Молодёжь не верила и посмеивалась, детишки боялись. Когда Ванятка с ящерицей подбежали к дому ведьмы, она копалась в огороде – собирала клубнику, поэтому сначала они увидели её спину и зад, обтянутый длинной понёвой.

– Будь здорова, бабка Ярина! – дрожащим голосом сказал мальчик.

– Хто ето? Что за кощёнок пишшит? – хрипло отозвалась бабка и посмотрела на Ванятку между ног, не разгибаясь.

При этом мальчику показалось, что её голова имела нормальное положение, как будто стояла на плечах. Он взвизгнул от испуга, но Ярина быстро распрямилась и повернулась к незваным гостям, нацелив на них острый кривоватый нос.

– Ну, точно кощёнок, – с неодобрением припечатала она. – Трусит и пишшит! Чего явился? Мал ещё один приходить. Али передать что велено? – бабка чуть смягчила тон.

– Я… я спросить хочу… – заикаясь, пробормотал Ванятка.

– А плата у тебя есть? Спросы разные бывают! – строго сказала вештица.

– У меня нет, – огорчился мальчик, но сразу же, словно его подхватило волной, выпалил. – Бабка Ярина, ты всё-всё на свете знаешь, обо всём ведаешь! Как быстро хвост отрастить? Чтоб он сразу вырос!

– Ишь ты какой! – в глазах Ярины, зелёных и раскосых, мелькнули смешливые огоньки. – А зачем тебе хвост растить? Что за надобность?

– Не мне! Я вот ей, – он указал на зелёную спутницу, – на хвост наступил, а её в свиту Хозяйки Уральских гор взяли. А она без хвоста. Осталась седмица. Я не хотел, чтоб так вышло… – Ванятка опустил голову.

Вештица внимательно глянула на юркую гостью:

– К Малахитнице собралась? Вон оно что… Неладно будет, однако, если мы никого не пришлём, как же тогда связь держать…

Старуха призадумалась, кривоватый нос её стал как будто ещё кривее, глаза застыли, обездвижели. Ванятка заглянул в них и похолодел: он увидел там себя, маленького-маленького, только в перевёрнутом виде.

– Так, мальки человеческие и ползающие на пузе (ящерка фыркнула), – резко пробудилась Ярина. – Надо вам помочь, это, как ни крути, дело чести. У Малахитницы есть младшая сестра Лазорита, она твоему горю пособит, ящерка, но сможет ли этот кощёнок тебе помочь? Толку от него, как от козлища молочища.

– Я смогу! – обиделся Ванятка. – Я уже не маленький! Что надо делать?

– Надобно пойти к ней и передать от меня весточку, – Ярина склонилась к мальчишке.

Ване показалось, что кривой нос вештицы обнюхал его, а из-за узких губ как будто мелькнул тонкий и раздвоенный язык. Он отпрянул. Старуха неприятно засмеялась:

– Что ж ты трусишка какой! Ровно заяц-листопадник!

– Я не трусишка! Просто боязно… Где живёт эта младшая сестра?

– А недалеко. День пути. Реку Ёлу перейдёте, на Кряжистую гору заберётесь и увидите Заблудный лес. Вот там она и живёт.

– Бабка Ярина, а ты дашь волшебный клубочек, чтоб он нас к месту привёл? – храбро спросил Ванятка.

– Может, тебе ещё и наливное яблочко с серебряным блюдечком подарить? И сапоги-скороходы с ковром-самолётом? Не многовато ли хотелок? – Ярина сдвинула брови. – И так дойдёте, не сахарные! Всё понял?

Ваня кивнул.

– Идите тотчас, медлить нельзя. Вот вам записочка, передайте Лазорите, – старуха протянула верёвочку с узелками.

– Это же просто науза! – удивился мальчик. – Оберег!

– Кому оберег, а кому и письмо, – возразила Ярина. – Идите, не задерживайтесь! А то есть мне очень хочется, как бы чего не вышло… невзначай. Да ягоды возьми, кощёнок, перекусишь по дороге! – сунула мальчишке корзинку с клубникой. – Всё, проваливайте!

Ванятка повернулся и пошёл к калитке, ящерка потекла с ним рядом.

– И пошли они до городу Парижу… – пробормотала старуха и облизнула узкие губы острым языком.

– Это что же, прямо сейчас идти? – голосом, звенящим от слёз, спросил Ванятка.

– А ты что хотел? – сердито отозвалась ящерка. – Напакостил – и в кусты?

– Я маманю… – мальчик заплакал. – С маманей хочу прощеваться…

– У, хныкалка-кувыкалка, – уже мягче сказала она. – Маманя твоя тебя никуда не пустит, а время-то дорого!

– Она тревожиться будет, плакать, ежели я не приду к обеду… – Ваня утирал чумазые щёки, ящерица внимательно смотрела на него.

– Ну, а ежели она тебя не отпустит? Ты же понимаешь, что без тебя я ничего не смогу сделать?

– Отпустит… Я попрошу, маманька у меня дообрая, – протянул он.

– Пойдём к твоей маманьке, – вздохнула ящерка. – Хныкалка-кувыкалка.

Мать Ванятки, Радмила, готовила обед, гремела ухватом и чугунками, рубила зелень для щей, чистила оставшуюся с прошлого урожая картоху, когда чумазый сынок и зелёное бесхвостое чудо заявились на порог просторной и светлой избы.

– Маманя! – сказал мальчик.

Красивая, крепкая женщина выглянула из-за печи:

– Ванятка, пострелёнок, ты где бегал? Ягоды не собрал, корзинку бросил! Горе ты моё чумазое, когда уже повзрослеешь!

– Маманя, я клубнику принёс, – мальчик протянул матери корзинку, доверху наполненную красной сочной ягодой.

– Это откуда же? – Радмила подошла, вытирая руки вышитым полотенцем.

Взяла корзинку, осмотрела её:

– Это не наша. И ягода какая – одна к одной. Где взял? Неужели… украл?! – она ахнула, прижала руки к груди, соболиные брови сурово сдвинулись.

– Маманя, я не крал! – заторопился Ванятка. – Это мне бабка Ярина дала!

– Вештица?! – синие глаза метнули искры. – А за какие-такие заслуги она богатыми дарами тебя оделила?! И что ты у ней делал, сорванец?! Нельзя туда ходить! Сколь раз тебе запрещала, неслух! – полотенце с размаху приземлилось на попу мальчишки.

– Я ничего у неё не делал! Я спросить ходил, как помочь ящерке быстро отрастить хвост! – выпалил Ванятка, не испугавшись материнского полотенца.

– Что?! – оторопела она, в синих глазах мелькнула смешинка.

– Я, маманя, ящерку обидел, вот эту, – Ванятка показал на неё пальцем и подробно всё рассказал.

– Так… – Радмила опустилась на табурет и смотрела поочерёдно то на сына, то на гостью зелёную. – Что ж ты непутёвый у меня какой… Только и шкодишь… Вроде и умом Бог не обидел, да никак не научишься добро от зла отличать. Ящерка-то в чём перед тобой виновата? Тварь живая, божья, как и мы, солнышку радуется, разве мы обеднеем, если она у нас ягодок поест? Ну, да что теперь говорить… Дел наделал, надо исправлять.

– Маманя, так ты отпустишь меня? – с надеждой спросил Ванятка.

– И не хочу, сынок, но надобно. Жить следует по чести: за содеянное ответ нести, всё разрушенное починять.

Радмила встала с табурета, взяла холщовый мешок и стала собирать снедь нехитрую: картоху варёную, яйца, огурцы солёные, свежие ещё не народились, сала шматок положила, в небольшой берестяной туес насыпала бабкиной клубники.

– Клубнику прибереги, не зря Ярина её дала, не просто так. И вот тебе хлебушек домашний, только испекла. Весь не ешь, горбушку обязательно оставь, в ней вся сила земли нашей заключена, увидишь, когда она тебе понадобится. А заверну хлеб в мой платок, смотри не потеряй! В нём моя сила спрятана. Никому его не показывай! Если уж совсем плохо будет, разверни его, лицо утри и скажи: матушка родненькая, дай водицы холодненькой, мне испить, беду избыть. Да ты слушаешь ли меня?! – воскликнула Радмила, увидев, что дитя её пальцем в носу ковырять взялось, потом потылицу чесать.

– Слушаю, маманя!

– Повтори, что я сказала?

– Клубнику приберечь, горбушку не съедать, платок спрятать, – послушно повторил Ванятка.

– Нет, я так не могу! – в голосе матери зазвенели слёзы. – Куда ж ты пойдёшь-то совсем один?! Малой, бестолковый! Надо Велерада с тобой отправить, всё приглядит!

– Не надобно никого с нами отправлять! – подала голос до того молчащая и смирно сидящая ящерка. – Я же с ним иду! Чем могу – помогу и защищу, ежели что!

– Господи! – Радмила опять упала на табурет. – Ещё и ящерица говорящая! Я с ума сойду! Вот спросит с меня отец, куда дитё дела, что я скажу? С говорящей ящерицей сына твоего отправила на Кряжистую гору в Заблудный лес! Он тут меня и пристукнет на месте…

– Не пристукнет, маманя, – рассудительно сказал Ванятка. – Он тебя дюже любит! Как и я! А ты ему всё расскажешь, как есть!

Он привязал к мешку лапотки, надел его на плечи и, повернувшись к матери, отвесил ей земной поклон:

– Ну, государыня матушка, не серчай, в дорогу провожай! Жди с победой, скоро приеду! – это он у отца подсмотрел, когда тот на ярмарку в соседнее село уезжал.

– Ой! – мать схватилась за сердце, потом крепко-крепко прижала к себе Ванятку, расцеловала, сняла с шеи ладанку и надела сыну. – Никогда не снимай, она тебя охранять будет! Ну, иди! – оторвалась от него и вытерла глаза ладонью.

Ваня вышел за порог и, закрыв за собой калитку, обернулся: мать стояла, по-прежнему прижав к сердцу руку, и мальчику почудилось, что он слышит, как оно бьётся. Потом он почувствовал, что у него за пазухой будто воробей трепещет! Ваня схватился за ладанку: это она пульсировала в такт биению материнского сердца. Мальчик помахал маме, повернулся и бодро пошёл по тропинке, ведущей прямо в березняк, за которым неспешно несла свои воды Ёла – широкая и глубокая река. Ящерка не отставала.

В берёзовой роще Ванятка с удовольствием шлёпал босыми ногами по ласковой траве и щурился на солнце, пробивавшееся сквозь резные кроны деревьев яркими бликами. Внезапно ему пришла в голову мысль, которую он сразу же озвучил:

– Слушай, ящерка, а как тебя зовут? Именами вы нарекаете своих детей?

– Надо же, полюбопытствовал! Я уж думала, вовек не спросишь! Конечно, есть! – гордо ответила зелёная струйка. – Меня зовут Изумрудная Капелька! Можно просто Капелька или Изумрудик!

– Красиво! – сказал мальчик. – Ты и правда как всамделишный изумруд! Мне очень нравится!

– Спасибо, – с достоинством отозвалась ящерка и внезапно с криком юркнула вправо, в сочную траву. – Ух! Сколько ягод, Ванятка! Иди сюда! Вот полакомимся-то!

Мальчик увидел целую поляну, густо пестревшую красной земляникой, и ступил было на неё, но вспомнил слова матери о том, что прежде чем собирать грибы ли, ягоды, травы, надо испросить позволения у Святобора, а то он и берёзовой кашей запросто угостить может!

– Батюшка Святобор, – прошептал Ванятка. – Будь милостив, дозволь ягоды пособирать! Я ни тебе, ни Ягодиничу дурного не замышляю! Обещаю землянику зазря не топтать, траву не рвать, – и упал на колени прямо в ягодную полянку.

Землянику собирал и руками, и ртом: так вкуснее было. Наевшись, перевалился на спину и зажмурился от удовольствия:

– Вкусно-то как!

Рядом расположилась ящерка. Она тоже выглядела довольной, брюшко её раздулось от количества съеденных ягод, изумрудные глазки сверкали.

– Ну что, наелся? – спросила она.

Ванятка кивнул.

– Тогда нечего лежать-полёживать, идём! – громко скомандовала.

Мальчик поднялся, захватил брошенный в сторонку мешок и закинул его за спину:

– Раскомандовалась тут! – проворчал. – Я сам знаю, что идти надо!

– И вовсе я не командовала, просто боялась, что ты уснёшь, – возразила ящерица.

Так, препираясь, они дошли до реки Ёлы и становились, враз поражённые её красотой: широкие воды степенно катились по уютному руслу, обрамлённому с обеих сторон лесами. Этот берег был пологий, покрытый разговорчивой берёзовой рощей, а противоположный – крутой, обрывистый, и, как щетина, торчал на нём частый лес, тёмный, враждебный.

– Кряжистая гора… – прошептал Ваня.

– Заблудный лес… – эхом откликнулась ящерка.

Серебряную гладь реки омрачали лишь редкие всплески играющей рыбы, в остальном она была совершенна и невозмутима.

– Ну, – встрепенулась Изумрудная Капелька, – где тут мост? Что-то я не вижу!

– Моста нет.

– Как нет? – удивилась она. – А переправа какая-нибудь?

– Ничего нет.

– А как же вы на тот берег перебираетесь?! – ещё больше изумилась она.

– Взрослые мужики на лодках, а у нас надобности нет, – спокойно ответил мальчик. – Мост через Ёлу есть, но там, где торговый путь лежит, а это далеко, – он показал вверх по течению. – Будем вплавь.

– Я плавать не умею! – заволновалась ящерица. – Я утону! Я боюсь! – на глаза её как будто вновь накатили слёзы.

– Не бойся, Капелька, – рассудительно сказал Ванятка. – Ты сядешь ко мне на плечи, а поплывём на коряге, вона их сколько валяется!

Ящерка присмотрелась: действительно, весь берег был усыпан брёвнами и корягами разных размеров.

– Доплывём, не боись! – уверил её мальчик.

Он выбрал одну из коряг, которые ему было под силу дотащить до воды, нашёл длинную палку, отдалённо напоминавшую весло, и бросил в реку кусок хлеба со словами:

– Матушка Ёла, мой дар прими, на тот берег пропусти! – хлеб поплавал-поплавал и утонул.

– Залезай! – скомандовал Ванятка, и ящерица мгновенно оказалась у него на плече, пристально вглядываясь вдаль: она не собиралась ничего упускать из этого странствия, невзирая на свой страх.

– И-эх! – по-взрослому крякнул Ванятка, оттолкнул корягу, забрался на неё и начал орудовать палкой, направляя кокорыжку к противоположному берегу.

Болтать в воде босыми ногами было очень приятно: прохладные струи освежали и остужали пятки, которые всё-таки уже устали шлёпать по тропинкам и хотели отдохнуть, как вдруг что-то скользкое и холодное скользнуло по пальцам.

– Ай! – Ванятка поджал ноги и вытянул шею, вглядываясь вглубь.

– Что? – испугалась ящерка. – Что такое?

– Кто-то меня задел… – неуверенно сказал мальчик.

– Может, почудилось? – с надеждой спросила она.

– Может… – Ваня с опаской опустил ноги в воду и заработал палкой быстрее, но опять что-то ощутимо коснулось его ступни и толкнуло корягу, от чего она зашаталась.

– Ай! – закричали они уже хором. – Что это??

Тут они увидели  зеленоватый, с примесью жёлтого, бок и замысловатый рисунок из различных полос, пятен и штрихов. Затем выглянула вытянутая и плоская голова с длинными челюстями, огромной пастью, усеянной длинными и острыми загнутыми зубами.

– Донная щука, – прошептал мальчик. – Какая огромная!

Он почувствовал, как его внутренности сжались от страха: щука такого размера могла запросто напасть на ребёнка и утащить его в омут, на потеху водяному.

«Так, может, это и есть сам водяной?!» – в памяти мигом всплыли все сказки, которые рассказывала бабушка Богумила. Ванятка торопливо развязал мешок, отрезал ещё кусок хлеба и бросил его в воду:

– Дедушка водяной, тебе гостинец!

Щука хамкнула огромной пастью и проглотила хлеб. Острые злые глазки уставились на мальчика и его спутницу, потом страшилище повернулось другим разрисованным боком, и Ваня с ужасом увидел, что, обезобразив прихотливый узор, из рыбьего тела торчит большой крюк. Щука шевельнула хвостом.

– Она хочет, чтобы ты вытащил эту штуку! – шепнула ему в ухо ящерица.

Ване было очень страшно, но и жалко было рыбу. Жалость пересилила страх – он взялся за крюк и осторожно подвигал им влево-вправо. Щука дёрнула хвостом сильнее.

– Не тяни кота за хвост! – сказала ящерка.

Ваня собрался с духом, надавил на крюк и потянул его назад, высвобождая загнутый кончик. Надавил сильнее и резко дёрнул – крюк остался у него в руке, щука, вильнув хвостом и оставив после себя кровавое облако, ушла в глубь реки.

– Молодец! – восхитилась Изумрудная Капелька. – Не забоялся! Раз – и всё!

– Ещё как забоялся, – мальчик вытер вспотевший лоб. – Ну, поплыли.

Он снова заработал палкой, как вдруг из воды мощной глыбой поднялся сам водяной в своём истинном облике: зелёные, как водоросли, длинные волосы и борода, тело, покрытое золотистой чешуёй, руки с перепонками.

– Благодарю тебя, отрок, что не убоялся мне помочь! – громко проревел, как водопад. – Благодарю и за угощенье, такого хлеба давненько не едал!

– Маманя пекла, – пробормотал Ванятка.

– Скусно! – рявкнул водяной. – Отныне и навсегда, отрок… А как тебя звать?

– Ваня…

– Отрок Иван, отныне и навсегда дарую тебе разрешение на рыбную ловлю во всех моих угодьях! Удача будет сопутствовать тебе, только не забудь сказать: дедушка водяной, загони рыбу в мой матёрый невод, в широкую мотню! Запомнил?

– Запомнил, дедушка водяной, – Ваня поклонился речному чудищу.

– Вот и славно! – водяной шлёпнул по воде огромным хвостом, подняв нешуточные волны, и ушёл под воду.

– Ух! – выдохнули и мальчик, и ящерка. – Вот страху-то натерпелись!

– Греби быстрей, Ваня, очень хочется на землю! – жалобно сказала ящерица.

– Я и сам хочу!

Сказано – сделано! Спустя короткое время пилигримы ступили на долгожданный берег и задрали головы, разглядывая крутой склон.

– Ваня, Вань! Давай поедим, а? Есть очень хочется… – пропищала Капелька.

– Ну, давай! – у мальчишки у самого в животе булькало от голода. – Маманя много всякой снеди наложила! – он развязал мешок и достал припасы.

Друзья с удовольствием ополовинили и картоху, и огурцы, и сало, и хлеб, и яйца, только клубнику не трогали. Запили водичкой из реки. После еды отяжелели, двигаться было лень, глаза сами закрывались…

– Немножечко полежим? – Ваня повернулся на бок, поджав ноги и подсунув под голову руку.

– Только чуточку… – широко зевнула ящерка. – А то сумерки…

И уснули. И спали бы пилигримы дооолго, но сердце материнское – вещун, солнце ещё только наполовину спустилось по небосклону и вечер был неблизко. Ладанка с силой ворохнулась на груди у Вани, потом ещё и ещё раз! Мальчик резко проснулся, не понимая, что его разбудило, потом посмотрел на небо, на гору:

– Капелька, вставай! Всё проспим! – и придержал ладонью бьющуюся ладанку.

Ящерка подпрыгнула, мгновенно пробудившись:

– Вперёд, Ваня! – и засуетилась на песке, спросонья не понимая, в какую сторону надлежит двигаться.

Ванятка засмеялся:

– Это маманя меня разбудила, а то дрыхли бы мы с тобой до ночи! А ночью в Заблудный лес идти неохота…

Друзья ополоснулись прохладной водицей, ещё раз напились, и ящерка забралась мальчику на плечи. Ваня закинул на спину ставший почти невесомым мешок и подступил к отвесному берегу. Ни дорожки, ни тропки наверх не было, как ни ищи – не найдёшь.

– Что делать думаешь? – спросила Капелька.

– А что тут думать? Полезу, – сам себе не веря, ответил мальчик.

У него просто дух захватило от высоты и крутизны склона, когда он запрокинул голову и посмотрел вверх. Поплевал на маленькие, но крепкие ладошки, упёрся босыми ногами в песчаный берег и полез. Опорой служили естественные выбоины в слежавшемся песке и растительность, редкими кустами торчащая из неблагодатной почвы. Ваня хватался за очередной пучок зелени, подтягивался, находил опору для ног и утверждался на позиции, потом глазами искал следующий выступ или впадину и лез туда – движение поэтому получалось зигзагообразное. Смотрел мальчик только вверх. Попробовал оглянуться, но Капелька крепко прихватила его за мочку уха и велела глядеть вперёд.

– Даже не думай! – прошипела она. – Свалиться хочешь? Я – нет! У меня ещё вся жизнь впереди!

Ближе к вершине подъём из просто опасной затеи превратился в практически невыполнимое дело: склон стал отвесным, страх начал одолевать мальчика. Ваня старался не думать, что будет, если он сорвётся: от одной мысли об этом руки начинали покрываться потом и в голове мутилось. Немного помогали взбираться норки ласточек-береговушек, которых тут было великое множество: очень удобно было и ногу, и руку туда совать и держаться. Но ласточки и мешали Ване: они беспрерывно сновали, таская своему оглушительно пищащему прожорливому потомству мух да червячков, стригли крыльями перед самым лицом, от чего он несколько раз отшатывался, кричали прямо в уши.

Ящерка храбро встала на защиту друга: отмахивалась от птиц передними лапками, шипела на них, пыталась кусать, но ласточки, не обращая на пришельцев никакого внимания, занимались самым важным на земле делом – выкармливанием птенцов.

Ванятка тем временем устал: руки-ноги дрожали, да и мал он был для такого нелёгкого пути. Утвердился на выступе, к песчаной стене всем телом прилип, стоит – отпыхивается. Ящерка притихла: поняла, что друг утомился, не стала его подгонять. Ласточки туда-сюда мелькают без остановки, отдыхать им некогда: детишки пищат, есть просят. Ваня слушал-слушал, да и вспомнил, как он дома ласточкино гнездо из пустого любопытства разворошил… ох, как ему стыдно стало! Аж уши покраснели! Вот он дурень-то был!..

– Ласточки-касатушки, птички небесные, простите меня, никогда больше я вам беды не принесу, никогда-никогда гнёзда разорять не буду! Малой был… ничего не понимал… – Ваня вздохнул. – Рук-то ведь нет у них, а у меня есть, и я этими руками труды их погубил… Правильно маманя сказала: что разрушил – надо починять…

– Слушал ты мать-то, оказывается, – удивилась ящерка. – А я думала, в носу клады искал! – хихикнула.

– Конечно, слушал! Материно слово что родниковая вода: исцелит и мудрости прибавит завсегда, так батяня говорил, – серьёзно ответил Ванятка, вздохнул и полез дальше.

Но, видать, зря он перерыв делал: чуть-чуть оставалось до вершины, самую малость, Капелька уже радостно вертелась у него на плече, как пальцы, уцепившие пучок травы, выдрали его с корнем, вторая рука попыталась схватить воздух, ноги дрогнули, и Ванятка с криком сорвался с обрыва.

Ящерка, заверещав от страха, вцепилась пастью в какую-то сухую былинку, лапками засучила, чтоб помочь мальчику, но куда там! Он полетел вниз, она осталась висеть на честном слове, мотаясь туда-сюда. Даже крикнуть не могла! Глаза выпучила, чтобы не свалиться, думать начала, как быть: вверх попробовать залезть или всё же вниз: первую помощь оказать? Ведь обещала матери защитить её чадо, а в результате что?! Сама, вишь ты, ловкая какая: болтается тут жива-целёхонька, а от парнишки, может, мокрое место осталось… Ой, как же ей нехорошо стало… Покраснела вся с головы до обрубка хвоста… Мысли разбежались… Пока заново их в кучку собирала, мимо Ваня пролетел. Ящерка глаза ещё больше вытаращила: как так?! Спустя мгновенье позеленела от радости: не сам, конечно, он пролетел, чай, не птица какая – сотни ласточек-береговушек клювиками в его одежду и волосы вцепились, да дружными усилиями не дали мальчонке упасть, подняли наверх, на траву опустили.

Ванятка сразу на ноги вскочил, начал птиц благодарить и кланяться. Ласточки ещё за уши его пощипали в наказание за прошлые проделки и разлетелись по своим делам – птенцов кормить надо, некогда тут с тобой любезничать! Мальчик с облегчением сел на травку: ноги-то всё ещё дрожали, как услышал какое-то мычание со стороны обрыва. Лёг на живот и осторожно подполз к самому краю. Глядь, а тут огромные глаза, того и гляди лопнут от страха! Он мигом с места сорвался, палку нашёл, другу протянул и вытащил её наверх. Капелька на спину повалилась, брюшко у неё бурно вздымалось, пасть открылась, глаза топорщились.

– Вот ты натерпелась из-за меня, – Ваня осторожно погладил её пальцем по лапке.

Ящерица хотела ответить, но ей так челюсти свело, что она решила промолчать. Отдышалась, вскочила:

– Ну что, идём? – сказала как ни в чём не бывало.

– Идём! – весело сказал Ваня.

В детстве страх смерти быстро отступает, новые переживания и впечатления заслоняют старые, как бы сильны они ни были. Поэтому друзья резво направились к чёрному лесу, беззаботно болтая. Впрочем, глаза у ящерки ещё долго выпученными были.

Заблудный лес не зря так назывался: многие, придя сюда за грибами или ягодами, за хворостом или дровами, тут и оставались, домой не возвращались, пропадали, одним словом. Блуд их водил, водил, да и уводил в самую чащу, а когда они в себя приходили, было уже поздно.

Это всё Ванятка ящерке рассказал, когда они под своды леса вступили. Недаром он издалека казался чёрным: до того густо росли деревья, все вперемешку – берёзы, ели, осины, сосны, дубы, что кроны их почти не пропускали солнца и внутри было темно, но не прохладно, как могло бы показаться, а душно.

– И куда же мы пойдём? – спросила Капелька. – Ведьма просто сказала, что Лазорита живёт тут. А где тут? Эгей! – крикнула.

– Эгей… эгей… эгей… – затихая, откликнулось эхо.

– Не кричи! – предупредил Ванятка. – Ауку разбудишь – заплутает нас. Вот видишь, показал на примятую траву, – тропинка, кто-то здесь проходил, пойдём и мы, может выведет хоть на поляну, хоть на просеку какую.

– Не возражаю, – ящерка заструилась по травке.

Долго ли коротко ли они так шли, смотрят: полянка, на пеньке сидит дедушка беловолосый, рядом с ним корзинка, полная грибов: и колосовики крепкие, и лисички весёлые, и сыроежки разноцветные, и подосиновики красноголовые. Сидит дедушка около такого богатства, голову повесил, вздыхает.

– Поздорову тебе, дедушка! – вежливо поприветствовал старика Ванятка, зря, что ли, мать с отцом велели старших уважать и почитать. – Не нужна ли помощь какая?

– Поздорову и тебе, внучек ласковый, – ответил дедушка и ещё больше пригорюнился. – Пошёл за грибками из деревни моей, чтоб сноху порадовать, охотница она у меня до жарёхи из грибов… Вон сколько набрал, а донести не могу, силы оставили. Вот и сижу, жду, может, какая добрая душа мне поможет, да до дома корзинку донесёт… – при этих словах старичок из-под густых бровей внимательно глянул на Ваню, но мальчик ничего не заметил: смотрел, как Капелька по грибам бегает и принюхивается, какой бы куснуть.

– Пошла вон, бесхвостая! – дед махнул рукой, чтоб прогнать ящерицу, но Ванятка остановил его:

– Не бойся, дедушка, она грибы не тронет! Капелька, уйди, я тебе сам грибов наберу, ежели хочешь!

Ящерица посмотрела на Ванятку и убралась из корзинки, чинно села на остатки хвоста.

– Ба, так это твоя ящерка? – удивился дед.

– Да, мы друзья, идём вместе по одному делу, – гордо заявил мальчик.

– По какому-такому делу, милок? Может, я помогу?

Ящерица зашипела и замахала лапками, но Ваня её не видел:

– Нам надо найти владения Лазориты, говорят, она здесь живёт. Но где – мы не знаем.

– Так в этом деле я вам помогу! – обрадованно сказал старичок. – Вы меня до моей деревни проводите, а рядом с ней и дом Лазориты увидите.

– Правда?! – Ваня и не думал, что так легко и быстро они найдут провожатого. – А где твоя деревня, дедушка?

– А там, – махнул он рукой, – на том конце леса. Вот туда надо идти.

– Далеко же ты забрался, дедушка, – удивился мальчик. – Веди нас, а я тебе буду корзинку нести.

И пошли они в самую чащу леса. Шли, шли, шли – никакого просвета не видно.

– Дедушка, скоро твоя деревня?

– Скоро, внучек, скоро, – ласково сказал старик и показал белой бородой направление. – Туда теперь идём.

Шли, шли, шли – забрели в самый бурелом, так что ногу некуда поставить.

– Что-то я немного заплутал, – пробормотал старик. – Надоть было в другую сторону свернуть.

Свернули в противоположную сторону. Шли, шли, шли – Ванятка устал корзинку из правой руки в левую перекладывать – а деревни всё не видать.

– Дедушка, туда ли мы идём? – жалобно спросил он.

– Туда, милок, туда, скоро придём, – старичок бодро шагал сам не зная куда.

Ваня тащился следом с корзинкой, которая весила уже целый пуд. Капелька забралась ему на плечо и зашептала в самое ухо:

– Ваня, мне кажется, этот старик из ума выжил!

– Почему?

– Да он не помнит, куда идти! То вправо, то влево – просто так поворачивает!

– Тем более надо ему помочь, он старенький, – рассудительно ответил Ванятка. – Сам он точно не дойдёт.

– Это ты не дойдёшь! – зашипела ящерка. – Еле ноги волочишь, а у нас ещё дел невпроворот! Нужен привал!

– Дедушка, давай отдохнём! – попросил Ваня. – Тяжёлая у тебя корзинка!

– Уморился, внучек? А давай-ка отдохнём! Почему бы и не отдохнуть! Вот и полянка хорошая, ручеёк плещется!

И правда, полянка была очень красивая, особую прелесть ей придавал родничок, бьющий из-под кочки. Ящерка и мальчик с удовольствием напились хрустальной водицы, потом Ваня достал картоху и огурцы, угостил старичка, и все начали снедать.

– Ваня, – продолжала шептать Капелька. – Странный дед. Очень странный!

– Да почему? У старичков может быть с памятью плохо, как у бабушки Богумилы: она только сказки и помнит, а поснедать забывает…

– Ваня, у него вся одежда шиворот-навыворот, ты глянь! Кто ж его из дома в таком виде выпустил?

Мальчик присмотрелся: и правда, у старичка вся одежда была вывернута наизнанку, да и завязана кое-как, наперекосяк. В памяти у него что-то слабо зашевелилось, как Лешего и Блуда обмануть…

– Я тебе говорю: тут нечистым пахнет! – продолжала убеждать его ящерица.

– Хорошо, я кое-что вспомнил, – прошептал Ваня, а громко сказал. – Я по нужде отойду ненадолго!

– Иди, милок, иди! – пробормотал дед.

Ваня ушёл за ближайшие кустики, повозился там и вышел в таком же виде, что и старик: одежду наизнанку вывернул, задом наперёд надел, всю перекосил, да ещё и картуз нахлобучил козырем назад. Уселся, достал варёное яйцо и предложил старичку:

– Будешь, дедушка?

У него глаза сверкнули, он яйцо выхватил, засунул в рот прямо так, в скорлупе, и невнятно пробубнил:

– Ну, прости, внучек, обознался, своего не признал! – развёл руками и буквально растворился в воздухе.

Ящерка ахнула, Ванятка вздохнул.

– Это что ж такое было? – удивилась Капелька.

– А то и было, что ты права, а я опять дурака свалял, – грустно сказал Ваня. – Права маманя: бестолковый я какой-то, неприметливый! Ведь первый признак Водилы какой?

– Какой? – ящерица слушала в оба уха.

– Одежда шиворот-навыворот, а я и смотрел на него, да не видел, – мальчик опять вздохнул. – Этак мы с тобой вообще до места не доберёмся, меня кто угодно надуть может!

– А яйцо зачем ему дал?

– Говорят, леший и его подручные большие любители варёных яиц, вот и проверил заодно… – мрачно ответил Ваня.

– Ваня, не тужи! Ты всё верно сделал! Стариков надо уважать, твоей вины в этом нет, это дед зловредный попался! – задорно сказала ящерка.

– Не дед, а Блуд или Водила, – поправил её мальчик.

– Ну, всё равно, как, Ваня, давай по яйцу съедим? – без перерыва предложила спутница.

– Ты какая прожора! – удивился мальчик. – Сама махонькая, а ешь ого сколько! Грибком закуси!

Они обернулись, а корзинки-то и след простыл. Ваня опять вздохнул:

– Ладно, давай съедим по яйцу.

Достал последние два, очистил, одно ящерке раскрошил, поискал, куда бы скорлупки бросить – не нашёл и ничего лучше не придумал, как кинуть их в воду. Сидят друзья, едят и вдруг слышат голосок тоненький:

– Меня мати породила, некрещёной схоронила!

– Это что? – посмотрели друг на друга.

– Гляди, там, на воде! – Капелька первой увидела.

В окошке родника по кругу крутились яичные скорлупки, а в них сидели маленькие-маленькие хорошенькие-прехорошенькие девочки.

– Кто это? – испуганно прошептал Ванятка.

Ладанка на шее тревожно стукнула, мальчик дотронулся до неё.

– Капелька, это что-то страшное, маманя весточку шлёт…

– Да смотри, девчоночки какие хорошенькие! – восхитилась ящерка. – Волосики золотые, кудрявые, глазки голубые, разве они могут быть опасны?!

– А ты послушай, что они поют!

– Меня мати породила, некрещёной схоронила! Меня мати породила, некрещёной схоронила! – распевали крохотульки, вертясь на скорлупе.

Лица их из хорошеньких постепенно превращались в страшные: аккуратные носики вытянулись и заострились, голубые глазки стали маленькими и злыми, из-за алых губ выглянули острые белые зубы.

– Некрещёные мертвяки, – прошептал Ваня. – Это мавки! Чур меня, чур! – он трижды перекрестился.

Мавки злобно расхохотались и умчались на своих корабликах из яичной скорлупы вниз по течению.

– Фух! – мальчик вытер вспотевший лоб. – Нечистый это лес, правильно в деревне говорят! Надо выбираться отсюда.

– Ваня, темнеет уже, куда мы пойдём? – забеспокоилась ящерка.

– Пойдём, куда вода поведёт. Обязательно к людям выйдем, это правило такое! Пошли! Оставаться тут нельзя! – твёрдо сказал мальчик.

– Туда же и эти страшилища поплыли, между прочим! Не пойдём! – стала возражать Капелька.

– Их уж и след простыл, – отмахнулся Ванятка. – Уплыли в свою Навь. Идём, не спорь!

Осторожно и не торопясь друзья пошли вниз по течению ручейка. Шли, пока не стемнело, потом всё же решили на ночлег остановиться. Ванятка выбрал местечко под дубом, мешок под голову положил, калачиком свернулся – и мгновенно уснул. И страшно ему было, и зябко, но так он за этот день намучился, как за всю жизнь не уставал, у него даже язык ворочаться перестал – покойной ночи Капельке не успел пожелать. Ящерка ему под бочок скользнула и тоже клубочком свилась, но в отличие от друга спала сторожко: на любой шум глаза её мигом открывались и она внимательно осматривала источник шороха или треска. Словом, была во всеоружии. И не зря, как оказалось.

Далеко за полночь, когда третьи петухи уже пропели, но небо ещё не стало светлеть, услышала она как будто говор тихий.

– Опять страшные девчонки?? – в ужасе подумала и пошире глаза растопырила, чтоб ничего не упустить.

Но песенку никто не пел, просто разговаривали. И вдруг ящерка услышала:

– Сестра, сестра, доброй ночи, сестра! – и смех тихий.

– Кто здесь? – она вскочила и обежала вокруг Вани. – Кто это?

– Сестра, не бойся, мы сзади тебя, оглянись!

Капелька оглянулась и увидела целую стайку ящерок, таких же, как она, молодых и юрких.

– И вам поздорову, сёстры… – растерянно отозвалась она. – Вы кто же такие будете?

– Мы ящерицы из свиты нашей царицы Лазориты! – гордо прозвучало в ответ. – А ты кто такая?

– А я из будущей свиты Хозяйки Уральских гор, – не менее гордо ответила Капелька.

– Ух ты! А как же ты здесь оказалась? Что тебя в Заблудный лес привело? Места здесь неспокойные.

– У меня и у моего спутника есть поручение к вашей царице, мы письмо ей несём, – решила слукавить ящерка. – Да заблудились. Вот бы вы нас к ней сопроводили, сёстры? – с мольбой сказала она. – А места здесь, действительно, страшные.

– Вы посланники из мира людей? – последовал следующий вопрос.

– Да, наше послание царице Лазорите от людей.

– Нет, она людей не принимает, – с сожалением прошуршали ящерки. – Ничего у вас не получится.

– Сёстры, сёстры! – взмолилась Капелька. – Нам очень надо к ней попасть! Нет ли какого обходного пути? Нам бы внутрь её чертога проникнуть, а там уж мы бы сами!

– Ну, даже не знаем… – сомневались ящерки.

– А я вас клубникой угощу, сестрицы! – воскликнула Капелька.

– Клубникой? – заинтересовались ящерки. – А что это?

– Это как земляника, толькокрупнее, слаще и сочнее, сейчас покажу! – она юркнула в холщовый мешок, с которого Ванина голова уже давно сползла, приоткрыла туесок и вытащила одну ягодку. – Вот, сёстры! Тведайте!

– Мммм, какая вкусная да большая! – зачавкали ящерки. – А ещё у тебя есть?

– А ещё будет, когда вы нас к Лазорите проведёте!

– Ну, ладно, – неохотно согласились лакомки. – Идите рано утром по нашему следу: там, где росы нет, значит, мы прошли. Точно по следу, никуда не сворачивайте! Придёте к лазу в подземелье. Там ждите. И ягоды захватить не забудьте!

– Хорошо, сестрицы, до встречи! – обрадованно воскликнула Капелька, удивившись, что так легко было соблазнить ящериц. – Глупые они какие-то в этой свите, – пробормотала себе под нос и внезапно услышала:

– Вот врушка! В свиту к Малахитнице её отобрали! Ну и кому она там нужна, бесхвостая да бестолковая? – и дружный смех.

– Нишкни! – цыкнула одна ящерица. – Пусть завтра придёт и ягоды принесёт, а там посмотрим, что с ней и её человечком делать!

– Ах, вот вы какие?! – возмутилась она. – Сестра, сестра! – передразнила. – Ладно, посмотрим завтра, кто кого!

Капелька фыркнула и опять улеглась клубочком Ване под бок: там ей теплее было.

Чуть только солнечные лучи коснулись небосклона, она вскочила и начала Ваню будить:

– Ваня, вставай! Вставай, кому говорю! Роса высохнет – заблудимся!

– Маманя, отстань, – сонно ворчал Ванятка. – Какая ещё роса!

– Вставай, неслух! – укусила его за ухо. – Всё проспишь!

– Ай! – Ваня сел, потирая ухо. – Ты зачем меня кусаешь?

Волосы его были растрёпаны, на щеке – след от травы, весь он был потешный, так что ящерка не выдержала и расхохоталась:

– Умывайся, скорей, соня! Нам идти надо!

И, пока Ванятка умывался и приходил в себя, рассказала ему о ночном происшествии во всех подробностях.

– Ишь ты, хитрые какие! – возмутился мальчик. – Значит, мы им ягоды, а они ещё подумают, что с нами делать?! Пойдём и разберёмся!

– Пойдём, только по дороге давай картошечки поедим? И хлебца с сальцом, ладно? – умильно сказала Капелька.

– Ладно, ладно, забирайся на плечи! – проворчал Ваня. – Всё-таки ты обжора, Капелька, никаких припасов с тобой не хватит.

Они доели и картоху, и сало с хлебом. Оставшуюся горбушку Ванятка бережно завернул в мамин платок:

– А это не едим, это на всякий случай, как маманя сказала.

Шли они по слегка примятой стайкой ящериц траве, торопились, как бы роса не высохла, а то след потеряют и опять блуждать начнут.

– А я уже больше видеть никого не хочу из этой нечисти, – признался Ваня. – Ни Водана, ни мавок, ни Леших – никого!

– И я, – подтвердила Капелька.

Помолчав, она спросила:

– Ваня, ты считаешь, что я тоже нечисть?

– Почему? – удивился мальчик.

– Я ведь разговариваю, тебе пришлось из-за меня дом родной покинуть и в странствие пуститься неведомо куда… – загрустила ящерка.

– Ты что такое говоришь?! – возмутился Ваня. – Какая же ты нечисть! Ты самый настоящий друг! А что я тут оказался, так сам дурак, был бы умней – сидел бы дома! Но тогда… – призадумался он. – Тогда я не познакомился бы с тобой, Капелька! Ты понимаешь, что всё случилось так, как должно было случиться? Ты согласна?

– Да, Ваня, – в голосе Капельки задрожали слёзы. – Я согласна! И мне очень жаль, что скоро я уйду отсюда навсегда…

– Но ты же этого хочешь? – спросил мальчик. – Мы ведь ради этого сюда и идём?

– Всё правильно, – подтвердила она. – Только ничто не может мне помешать грустить, понял?

– Понял, – он пожал плечами.

На самом деле Ваня ничего не понял: зачем грустить, когда можно веселиться? Грустить плохо, тогда всё кажется серым и тусклым. Мальчику было знакомо это чувство: однажды отец уехал на ярмарку и целую седмицу не возвращался, вот тогда его ничто не радовало, не развлекало: ни любимая еда, которую маманя приготовила, ни рыбалка с Велерадом, ни сказки бабушки Богумилы. Ваня не хотел, чтоб это чувство повторилось. Он только собрался сказать об этом Капельке, но она внезапно остановилась:

– Тсс! Вот мы и пришли!

Ванятка увидел небольшой лаз, в который, впрочем, он легко мог протиснуться. Рядом с ним никого не было.

– Они велели нам ждать здесь, – прошептала ящерка, – но мы сами пойдём внутрь и найдём Лазориту!

Она первой скользнула в непроглядную тьму, потом выглянула и позвала мальчика. Ванятка с опаской полез в дыру. Внутри было темно, но не сыро, стены, за которые он придерживался рукой, тоже не были сырыми. Чуть погодя глаза его привыкли к темноте и стали немного видеть. Лаз имел различные ответвления, Капелька сначала сама проверяла каждый из них и по каким-то одной ей ведомым признакам решала, сворачивать туда или нет. Ваня сначала считал повороты, загибая пальцы, потом сбился и перестал, всё равно пальцев не хватит, решил он.

И вот после очередного хода они неожиданно очутились в просторном и высоком зале, у Вани аж дух захватило: никогда он такого не видывал! Стены, пол, потолок, мебель – всё из синей ляпис-лазури самого яркого цвета, стены разрисованы узорами невиданными из золотых прожилок. Стали друзья залу рассматривать и вдруг услышали за спиной:

– Это кто же к нам пожаловал?!

Обернулись и видят женщину высокую в платье лазоревом и кокошнике таком же. Коса у ней толстая русая, лицо красивое, глаза синие-синие, холодные. Она недобро смотрела на незваных гостей.

– Доброго тебе здоровья, царица Лазорита, – поклонился Ванятка. – Мы пришли из мира людей и принесли тебе послание от бабки Ярины! – он протянул женщине наузу.

Она взяла, посмотрела и перевела взгляд на друзей:

– И какая же у вас просьба ко мне, которую я должна исполнить?

Ну, Ванятка ей подробно всё рассказал, она слушала внимательно, не перебивая.

– Значит, ты к сестрице моей старшей отправишься, Малахитнице? – спросила у ящерки.

– Да, царица, – кротко ответила Капелька.

– И то верно, что это за служанка бесхвостая? На что она нужна? – усмехнулась Лазорита.

– Я не служанка, – возразила Капелька. – Я фрейлина в свите!

– Это одно и то же! – Лазорита прищурила глаза и хлопнула в ладоши.

В залу вбежала стайка ящериц, все они были молодые и юркие, но не зелёные, а коричневые с голубым узором. Ванятка таких не видал никогда.

– Ну-с, как вы мне это объясните? – сурово спросила хозяйка, указав на гостей. – Как случилось, что мальчик и ящерка оказались в моих покоях?! Кто должен был нести стражу?!

– Я, царица, – робко пискнула одна из ящериц.

– Почему ты не была на посту? – ещё суровей спросила Лазорита.

– Я была всё время, царица, я на секундочку отлучилась… – в голосе ящерки зазвенели слёзы.

– Даже спрашивать не буду, за какой надобностью ты отошла, – рука Лазориты превратилась в тонкий и длинный хлыст, она размахнулась и ударила виновную по спине.

Хлыст закрутился вокруг ящерицы и оторвал её красивый узорчатый хвостик. Ваня и Капелька вздрогнули от такой жестокости. Но это было ещё не всё.

– Вон с глаз моих, – мрачно приказала царица. – И пока хвост не отрастёт, на глаза мне не показывайся! Кормить её запрещаю!

– Да, царица, – нестройным хором ответили ящерки.

Провинившаяся медленно удалилась, а Лазорита три раза хлопнула в ладоши, и остальные служанки быстро накрыли стол самой разной снедью.

– Прошу к столу, гости дорогие! – с улыбкой пригласила она Ваню и Капельку.

Друзья с опаской сели на лавку. Несмотря на то что они были голодны, есть что-то не хотелось, всё вспоминалась несчастная ящерка.

– Что ж вы не угощаетесь? Не побрезгуйте, мои повара самые лучшие в мире! – ещё шире улыбнулась хозяйка.

– Надо поесть, – шепнула Капелька. – А то она и с нами так же разделается…

Друзья принялись за угощенье, впрочем, ели мало и только знакомые блюда: Ваня выбрал горячие наваристые щи, а ящерка – жареные грибы. Пили компот из земляники. Когда наелись, Лазорита опять трижды хлопнула в ладошки, и юркие ящерки убрали со стола.

– Ну, гости, довольны ли вы трапезой?

– Да, царица, всё было очень вкусно, – вежливо ответствовали гости.

– Теперь прошу вас отдохнуть на мягком ложе, а потом уж и о деле поговорим.

– Царица, а нельзя ли сначала наше дело решить, а потом и всё остальное? – набрался смелости Ваня.

– Смельчак какой! – оценила его слова Лазорита. – Ну, будь по-вашему! Хвост ей отрастить я могу хоть сию секунду (Капелька радостно закружилась), но у меня будет одно условие…– и замолчала.

– Какое? – спросил Ваня.

– Условие будет касаться тебя, отроче, но сначала ты должен согласиться! – недобро улыбнулась волшебница.

– Как же это?! – прекратила кружиться Капелька. – На то оно и условие, что сначала надо его узнать, а потом решить…

– Тебя никто не спрашивал, тварь безмозглая! – резко прервала её Лазорита. – Ты отвечай! – длинный тонкий палец уставился на мальчика.

Ваня молчал. Он не знал, что сказать, какое принять решение. Как сейчас нужна была ему мама! Её добрые глаза и умные речи. Мама всегда знала, что сказать и сделать. Но её не было рядом. Ванятка вздохнул: наворотил делов, теперь расхлёбывать надо!

– Ладно, – сказал, – согласен. Что делать надо?

– Ваня! – в отчаянии вскрикнула Капелька. – Не надо! Не соглашайся!

Царица будто и не услышала её, довольно улыбнулась, щёлкнула пальцами – и у ящерки вырос красивый длинный изумрудный хвост.

– А дел много, Ваня. Мне приказчик нужен. Слуга, который будет следить за моим хозяйством, за служанками моими, а то они от рук отбились, за добычей моего камня, чтоб людишки эти наглые до самых богатых залежей добраться не могли, и ещё много-много других дел.

– Я же ещё мал, – хмуро ответил Ваня.

– Нет. Ты весьма смышлён и быстро всему научишься, – возразила Лазорита. – У тебя всё получится.

– И как долго? – голос Вани предательски дрогнул.

– Ну, несколько лет, – небрежно ответила она.

– Лет?! – мальчик не поверил своим ушам.

– Ну да. Тридцать лет и три года. Всего-то, – сказала, как припечатала.

– Ваня, что ты наделал… – прошептала ящерка. – Чтоб пропадом провалился мой хвост!

– Ты сама проваливай отсюда подобру-поздорову! – глаза Лазориты засверкали синим пламенем. – А то как бы хуже не стало!

– Ваня, я что-нибудь придумаю! – шепнула Капелька и выскользнула из залы.

– Пойдём, мальчик, – властно сказала волшебница. – Я покажу тебе твои покои, ты сможешь помыться и отдохнуть, пока мои служанки сошьют тебе одежду для новой должности! В этом тряпье ходить нельзя!

Ваня был настолько расстроен и подавлен, что даже думать не мог. Он всё пытался сосчитать, сколько же ему будет лет, когда он отсюда выйдет, и не мог: у него получалось такое большое количество лет, что люди столько не живут. Тоска так стиснула сердце, что ему хотелось не плакать – кричать от отчаяния.

Комнатка, в которую привела его волшебница, была очень красивая, такая же синяя, как и всё остальное в этом подземном царстве. Ваня подумал, что, когда выйдет отсюда, больше не сможет любить синий цвет… Если выйдет… потому что Лазорита не производила впечатления человека, которому можно верить…

– Вот твои покои, здесь ты будешь жить. Служанки проводят тебя в баню, где ты сможешь отмыться. Ты очень грязен, – брезгливо сморщила она нос. – Потом ложись спать, утром тебя разбудят, и начнём ученье. Тебе придётся всё схватывать очень быстро, иначе… – её рука опять превратилась в хлыст.

Ваня вздрогнул. Дома его никто и пальцем не трогал, маманя и её полотенце не считаются – это так, любя.

«Убегу! – мстительно подумал он. – Если она меня ещё бить будет!.. Убегу!!»

Сказав это, Лазорита ушла. Ящерки проводили мальчика в подземную баню, где он помылся, а когда вернулся в комнату, увидел, что на кровати лежит новое платье – крепкие тёмно-синие порты, белая рубаха, вышитая синими нитками по подолу, вороту и рукавам, плетёный узорчатый синий пояс и красные с синим сафьяновые сапожки. Как ни тоскливо было Ване, он удивился, что ящерки так быстро сшили ему одёжу.

– Какие вы мастерицы! Спасибо, ящерки! – поблагодарил он маленьких умелец, когда надел обновы и увидел, что они ему впору.

Ящерки удивлённо зашуршали: их никто и никогда не благодарил.

– Спокойной ночи, – вежливо сказал Ваня и лёг на кровать не раздеваясь.

Ящерки пожелали ему добрых снов и убежали. А сон к Ване не шёл. Он твёрдо решил сбежать, но не предполагал, как это осуществить. Ладанка тихонько пульсировала на груди.

– Маманя, хоть бы ты подсказала, что мне делать! – мальчик положил на ладанку ладонь и прислушался, но ответа не получил.

Он готов был заплакать, но на ум пришли слова мамы: слезами горю не поможешь, и Ваня опять удивился, как она всё на свете знает. Чувствуя, что тоска становится невыносимой, достал мамин платок и прижался к нему лицом, вдыхая родной запах.

– Матушка родненькая, дай водицы холодненькой, мне испить, беду избыть… – вспомнил мамин наговор. – Маманя, побыть бы с тобой ещё чуточку! Ещё чуточку… – со слезами повторил он и задремал. Проснулся оттого, что кто-то бегал по нему и щипал за ухо:

– Вставай! Ваня, просыпайся!

Мальчик открыл глаза:

– Это ты?! – над его лицом нависла Капелька.

– Я, кто же ещё! Вставай! Бежим! – торопила она его.

– Как ты здесь очутилась? – не понял он.

– Потом расскажу! Бежим!

Ваня вскочил, напялил сапоги, подхватил мешок, потом остановился, призадумался, свернул мамин платок, положил его на подушку и одеяло пристроил так, как будто на кровати кто-то лежит.

– Бежим! – друзья тихо-тихо прошли по коридору, зале и вышли в чёрную нору. На каждом повороте стояли ящерки, которые улыбались им и шептали:

– Счастливого пути!

Ваня очень удивился, почему они их не задерживали, и Капелька на бегу объяснила, что когда она пришла подкупать их клубникой, чтобы уговорить выпустить мальчика, они сказали, что Ваня поблагодарил их за новое платье и пожелал спокойной ночи, а Лазорита ни разу доброго слова им не сказала.

– И сказали, что клубника им не нужна, они за доброе слово тебя отпустят, вот! – закончила ящерка.

Но когда они выбрались из лаза, Ваня остановился, поклонился последней ящерице, стоящей у входа, поблагодарил за помощь, попрощался и подарил им туесок с клубникой:

– Ешьте на здоровье и приходите в гости, у нас её много!

Ящерица указала им кратчайший путь к берегу Ёлы и друзья помчались. Как ни быстро они шли, время бежало быстрее, они и полпути ещё не одолели, а уже заря на небе заиграла розовыми красками. Волшебница проснулась и потребовала у ящериц разбудить Ваню. Они, понятное дело, никого будить и не подумали, сказали, что мальчишка не встаёт. Трижды Лазорита посылала ящериц будить его, и трижды ящерицы врали ей. Наконец, разгневанная волшебница сама направилась в покои своего нового слуги.

– Вставай немедленно! – грозно сказала она сквозь дверь.

– Сейчас-сейчас, ещё чуточку! – послышался Ванин голос.

Она подождала немного и ещё грозней потребовала, чтобы мальчик встал. Последовал тот же ответ. Царица распахнула дверь и рявкнула свой приказ снова. Ответ был такой же. Придя в бешенство, она сдёрнула одеяло и увидела, что никакого мальчика в кровати нет, а на подушке лежит женский платок и Ваниным голосом повторяет:

– Сейчас-сейчас, ещё чуточку!

Лазорита схватила платок и порвала его в клочья, сверкая синими искрами злых глаз, потом превратила обе руки в хлысты и отлупила несчастных служанок, попавшихся ей на глаза, и пообещала расправиться со всеми остальными, когда вернётся. Затем она превратилась в огромную ящерицу с сине-золотой короной на голове и со страшной скоростью помчалась в погоню. Она летела, как стрела, и расстояние между ней и беглецами неумолимо сокращалось.

Ваня и Капелька тем временем добрались до крутого берега реки Ёлы и остановились, не понимая, что делать дальше.

– Как нам спуститься? – с недоумением спросил Ваня.

– Надо поискать отлогое место! – предложила юркая ящерка.

Друзья пошли вдоль берега, но тщетно: крутизна нигде не переходила в покатый склон. Они остановились, обескураженные. Ваня вытащил горбушку хлеба, разломил напополам и предложил подкрепиться: вдруг на сытый желудок разумная мысль придёт. Они доедали последние крошечки, когда услышали свирепый голос:

– Вот и вы! Попались!! – Лазорита догнала их и перекинулась в человека.

На неё было страшно смотреть: красивое лицо было обезображено остервенением и злобой, вместо рук были два длинных хлыста, даже толстая коса то свивалась, то развивалась вокруг её головы, напоминая бешеную змею.

– Попались! – повторила она, медленно приближаясь. – Как! Вы! Посмели! Сбежать от меня?! – заревела она. – ОТ МЕНЯ?! ЦАРИЦЫ ЛАЗОРИТЫ??? Возвращайтесь немедленно, и, возможно, я вас помилую!

– Нет, – сказал Ваня, – не нужна нам твоя милость! Ты злая, ты ящерок мучаешь, ты никому не сделала ничего доброго! Какая ты царица? Ты злобная ведьма!

Лазорита с искажённым лицом, действительно, была похожа на старуху.

– Ах так! – зашипела она. – Ну, я вам сейчас покажу!

Волшебница размахнулась хлыстами, чтоб ударить друзей, но Ваня, мгновенно приняв решение, подхватил Капельку, закинул её на плечо, размашисто побежал к самому обрыву, сильно оттолкнулся и прыгнул.

– Неееет! – завопили одновременно ящерка и Лазорита.

Капелька, судорожно вцепившись передними лапками в воротник новой рубахи, почувствовала, как её задние лапки и всё тельце отрываются от Вани и полощутся по ветру.

– Нееет! – ещё громче крикнула она, выпучив глаза и из последних сил держась коготками за мальчика.

Вдруг сильный удар ожёг её, и она заверещала пронзительней прежнего:

– Ай-яй-яй! Мы же сейчас упадём!!!

Но нет! Река текла под ними, синяя и безмятежная, в ушах свистел ветер, друзья со страшной скоростью неслись вперёд и почему-то не падали! Берег, покрытый берёзовой рощей, приближался, но мальчик с ящерицей перелетели и через березняк, и через поле и… медленно опустились прямо у калитки родного Ваниного дома.

– Мама! – во всё горло закричал он, увидев женщину, копавшуюся в огороде.

– Сынок! – распрямилась Радмила.

Ох, сколько же было и радости, и слёз! Из дома выскочили все родные, обнимали и целовали Ванятку, потом друг друга, потом, на радостях, ящерицу, чуть не придушили её, но Ваня вовремя их остановил, потом пошли в дом, сели за стол и стали пировать и слушать захватывающий рассказ об удивительных приключениях храброго мальчика и отважной маленькой ящерицы.

– А где же твой хвост? – с удивлением спросила Радмила, и все молча посмотрели на ящерку, сидевшую на столе рядом с Ваней.

– И правда! – почесал потылицу мальчик. – Куда хвост дела??? Ради чего я на тридцать лет и три года у Лазориты согласился слугой быть??

– Когда мы летели через реку, она меня хлыстом достала, – пояснила Капелька. – Ну, что ж делать, отрастёт.

– А как же твоя служба у Хозяйки Уральских гор? – спросил Ваня. – Как же твоя мечта?? Ты ведь так хотела… Тебя из тысячи отобрали! – он так расстроился, что готов был заплакать.

– Ваня, – тихо сказала Капелька, – не нужна мне эта служба, ведь теперь я знаю, что значит настоящая дружба! Ты ради меня был готов на всё, и я не могла допустить, чтобы Лазорита заточила тебя на столько лет в своём подземелье! А хвост… отрастёт! – махнула она лапкой.

Все засмеялись, и пир продолжился.

Вот и всё!

Ан нет, не всё!

Лазорита в дикой злобе прыгнула следом за Ваней, упала в реку и утонула. Ящерки стали свободны и выбрали новую царицу Лазориту и потом каждый год переизбирали её тайным голосованием. Так каждая из них могла побыть царицей целых двенадцать месяцев. Раз в год, в июне, они наведывались в гости к Ване и всласть наедались спелой, сочной клубникой.

Ярину с тех пор никто в деревне не видел: она куда-то пропала вместе с избушкой. Так и неизвестно, что же было в письме, которое она передала для Лазориты.

Да, конечно же, у Капельки отрос хвост, и на следующий год она отправилась в свиту к Малахитнице! Отслужила достойно сколько положено, и Хозяйка Уральских гор отпустила её домой, щедро наградив.

Именно горбушка хлеба помогла друзьям долететь до самого дома, ведь в ней вся сила земли нашей заключена!

Вот теперь всё!

Сказка – ложь, а ты поверь: с нею точно веселей!

Шумска Майка

Когда это было – и не упомнишь! В такие стародавние времена, когда и небо было синее, и горы выше, и люди сильнее, а уж как любили друг друга братья и сёстры – ныне такого и не сыщешь! Вот в это-то былинные времена жила в одной деревне маленькая семья – мать Ясна, отец Храбр да брат с сестрой – Братислав и Бажена. Родители мечтали о большой и дружной семье, о сыновьях и дочерях, как одуванчиках на лужайке, они и старшенького-то назвали Братислав – защитник братьев. Но что-то не заладилось у них, и вместо обещанных братишек родили сестрёнку и назвали её Бажена – долгожданная. Шестилетний Братислав не очень-то обрадовался такому подарку, но… прошло уже десять лет с той поры, а посулённых братишек всё не было, и, видать, уже не будет.

Ясна и Храбр в своих детушках души не чаяли, холили, лелеяли, пылинки сдували, и если Братиславу это было нипочём: он был парнем скромным и трудолюбивым, то из Бажены обещала вырасти капризная, избалованная красавица, которой слова поперёк не скажи. Умница, рукодельница, хозяюшка, но характер – огого! В деревне уж бабы пеняли Ясне: мол, где она мужа найдёт с таким-то нравом, но Ясна улыбалась и отмахивалась от их попрёков: какой муж, её ещё в куклы играть!

Так и жили вчетвером. Родни большой у них не было: родители Храбра умерли рано, а вот Веселина, мать Ясны, была жива, но избушка её стояла в деревне по ту сторону Чёрного леса. Жила она одиноко, но перебираться к дочери не хотела, как та ни просила, говорила, что ещё не стара и не немощна, чтоб за ней ухаживали. Ходили друг к другу в гости, что тоже хорошо: и не надоешь, и поссориться не успеешь. Вот и сегодня, на Ивана Купала, Ясна напекла пирожков разных, на которые была великая мастерица, блинов круглых да кружевных, всё в кузовок сложила и велела Братиславу отнести бабушке. Юноша обрадовался: бабулю он любил, и с охотой начал в путь-дорожку собираться. Бажена, услышав, что братик к бабушке идёт, тут же прибежала к матери и давай ногами топать, дескать, она тоже хочет в гости и непременно с Братиславом пойдёт! Парень только ухмыльнулся, услышав очередной каприз сестрёнки, и в путь отправился. Мать напомнила, чтоб он с тропинки ни в коем случае не сходил: лес недаром звался Чёрным – неспокойно в нём было, родители старались детей зазря туда не посылать, а Бажену начала усовещивать и улещивать, ведь дел в доме много, а она одна у матери помощница и подружка. Ну, вроде успокоилась девчонка, гречу на кашу уселась перебирать… Вот и славно! Ясна вздохнула и пошла на речку стирку наводить; не успеешь оглянуться – накопится выше крыши.

А Бажена тем временем крупу перебрала, пальчики у неё были тоненькие да быстрые, и побежала следом за братом. Конечно, она решила, что непременно пойдёт к бабуле, потому что соскучилась, а маму с отцом потом убедит, если они сердиться будут. Ну, посердятся – и перестанут, ничего страшного, не в первый раз!

Братислав не спеша шёл по натоптанной тропинке, пели птицы, благоухали цветы и травы – ясным днём лес был совсем не чёрный и не страшный, можно было спокойно пройти его насквозь и выйти к бабулиной деревне, которая почему-то называлась Пески. Когда мальчик поинтересовался, Веселина рассказала ему, что давным-давно вместо леса здесь была огромная пустыня, но Белбог возжелал, чтоб повсюду были цветущие сады, взмахнул волшебным посохом и нагнал стада пышных кучерявых облаков, из которых пролился на горящие пески благодатный дождь и оплодотворил их. Начали произрастать поистине райские кущи, но прознал про это Чернобог. Совсем разрушить замысел Белбога он не смог, но свою зловещую лепту внёс: днём это чертоги Белбога, а к сумеркам – логово Чернобога, так что после темноты в лесу оставаться опасно: нечисть всякая может повылезти.

Братислав насторожился: ему послышались сзади лёгкие шаги, обернулся – никого.

– Неужели тёмные силы начали появляться? – с недоумением подумал он. – Рано, ещё даже не смеркается. Чур меня! – сказал на всякий случай и дальше пошёл.

– Топ-топ-топ! – зашуршало сзади.

Парень опять обернулся – тропинка была пуста.

– Кто здесь? – спросил громко. – А ну, покажись!

Показалось, что кто-то хихикнул в кустах.

– Выходи, говорю! Кто там?? – крикнул.

– Кто там! – передразнил ехидный тоненький голосок. – Да никто! Иди себе дальше!

– Выходи, а то хуже будет! – Братислав подобрал валявшуюся у дороги сучковатую палку и размахнулся.

– Можно подумать, напугал! – из кустов вылезла Бажена. – Я тебя вовсе не боюсь, понял?!

Парень остолбенел:

– Ты что тут делаешь?! – воскликнул он.

– Как и ты, к бабуле иду! – заявила девчонка.

– А ну, вали домой! – приказал Братислав.

– И не подумаю! – рассердилась Бажена и даже ногой топнула. – Ты мне не указ! Что хочу, то и делаю!

– Именно, – проворчал юноша. – Избаловали тебя мама с тятей, всё позволено! Задрать бы подол да горячих всыпать, сразу бы как шёлковая стала!

– На себя посмотри, вояка! – насмешливо сказала девчонка. – Дрын-то опусти, надорвёшься!

Братислав про палку-то и забыл. Опомнился, отбросил в траву.

– Иди домой, тебе говорю! – уже мягче сказал он, чувствуя, что переспорить упрямицу не удастся. – Мама с тятей все глаза проглядят, когда поймут, что тебя нет!

– А! – отмахнулась Бажена. – Не малые, небось, догадаются, что я к бабуле ушла! Пойдём уже, что торчишь, как прыщ?! – скомандовала.

– Ну и язык у тебя! – покачал головой Братислав и предпринял последнюю попытку. – Уходи, пока недалеко отошли! Я быстро иду, пока не стемнело, надо из леса выйти! Не угонишься за мной. Иди домой, сестрёнка, по-хорошему прошу!

– Да? – прищурилась она. – А ежели со мной по дороге домой что случится? Леший утащит, например, кто виноват будет, а? И я тоже быстро ходить умею, даже бегать, смотри! – и стремглав побежала по тропинке вперёд Братислава.

Тут же раздалось громкое недовольное мявканье.

– Это ещё что?! – оторопел парень. – Кота с собой взяла??

– Мурославушку мою! – девочка вытащила из-за пазухи маленького трёхцветного котёнка. – Трёхцветные кошки счастье приносят, вот я её в дорогу и забрала! – стала гладить кошечку и приговаривать. – Мурочка моя, Мурёна, Мурёнушка!

– Сама её понесёшь! – предупредил смирившийся с настойчивой сестрёнкой Братислав.

Он любил её и, действительно, отправив домой, начал бы переживать, добралась ли, не сошла ли с тропинки. Поэтому лучше уж пусть идёт с ним, родителям потом объяснит, что к чему.

– Это моя кошка, не твоя! Ни за что тебе её не отдам! – заявила девчонка.

Так они и отправились дальше. Бажена то бежала впереди него вприпрыжку, то отставала, то срывала ягодку или цветок, растущий по обочине; Братислав шёл спокойно, не выпуская шалунью из вида. Через версту с малостью Мурослава перекочевала к парню и удобно устроилась на кузовке с плоской крышкой. Там и задремала. Бажена взяла брата за руку и поплелась рядом, вся её прыть куда-то пропала. Раньше-то она к бабуле ездила на телеге с отцом и матерью, это Братислав рядом шёл или бежал, утверждая, что в повозке только девчонки сидят, а мужчины шагом идут или верхами едут, так что ему любые расстояния были нипочём.

Продержавшись ещё пару вёрст, Бажена начала ныть: пить хочется, есть хочется, ноги устали, давай присядем на пенёк, отдохнём. Братислав держался, сколь мог, потом сдался:

– Отдохни чуток, ладно! – достал из кузовка два пирожка и маленький кувшинчик с медовой водой, поднёс к губам, закрыв глаза, с наслаждением отхлебнул и услышал испуганное:

– Брат!

Открыл глаза и увидел, как внезапно помрачнело в лесу, словно грозовая туча надвинулась.

– Брат! – голос Бажены дрогнул. – Гроза собирается?

– Нет, сестрёнка, – тихо ответил он. – Это сумерки Чернобога. Надо скорей уходить! Вставай и пошли, нам не так далеко осталось!

Покривил немного душой Братислав, третью часть пути ещё предстояло одолеть, но он решил, ежели уж совсем темно станет, Бажену на руки подхватит и побежит.

«Ничего, – подумал. – Выдюжу!»

Кузовок закрыл и вдруг слышит:

– Ох… боли ме главата… – жалобно так, нежно…

Оглянулся, никого не увидел, а стоны продолжаются.

– Брат, ты что? – испуганно спросила Бажена.

– Тсс! – приложил парень палец к губам. – Ты слышишь?

– Ничего не слышу!

– Помолчи и сиди здесь! – велел он. – Кому-то плохо, пойду гляну.

Шагнул раз-другой – и пропал с глаз.

– Братислав! – шёпотом позвала девочка, прижимая к себе Мурёну.

Но никто не отвечал.

Парень же, сделав несколько шагов в глубь леса, увидел юную красавицу в белых одеяниях. Золотистые распущенные волосы так и сверкали в темноте. Дева сидела на пеньке и стонала:

– Ох, ох… колько больно…крак боли…

– Что с тобой? – нерешительно спросил Братислав.

Красавица, увидев его, поманила белой обнажённой рукой:

– Ох, човек… я ходеше домой… падна, упала… удари… – она показала на голову и ногу. – боли…главата и крак… – по щекам потекли прозрачные сверкающие слёзы.

– Не здешняя, что ли? – удивился он.

– Не местни, не местни, – повторила дева. – Помогне, човек! Моля те! – она прижала руку к сердцу. – Вдигни, вдигни, моля те! Обятия! – протянула к нему красивые руки.

– Ну, ладно, донесу до тропки, а там посмотрим, что делать будем, – решился Братислав.

Все материны предупреждения о том, что с дорожки сходить не надо, говорить ни с кем не след, вылетели из головы при первом взгляде на распрекрасную деву. Подошёл и легко подхватил её на руки, подивившись, какая она лёгкая:

– Как звать-то тебя? – спросил. – Как твоё имя? Имя? – повторил, видя, что красавица не понимает.

– А, име! – обрадовалась она. – Шумска Майка име!

Затем обвила шею Братислава руками и принялась целовать, да так, что у него голова кругом пошла. А надо сказать, что Братислав, несмотря на свои шестнадцать лет, ещё ни с одной девушкой не целовался. Не то чтобы никто из деревенских девчат не хотел этого, напротив, многие были бы совсем не против, но Братислав чего-то стеснялся. Всё ему мнилось, что не сумеет или что не так сделает, потом на смех поднимут, языки-то у них как помело, вот он и сторонился этих развлечений… А тут выяснилось, что, оказывается, всё-то он умеет, да ещё как! Кто ж мог устоять перед ласками такой красавицы? Никто. Братислав и забыл обо всём на свете: и о сестре, и о бабушке, и о том, что ночь на дворе… Неизвестно, до чего бы у них дело дошло, но вдруг в тишине послышался резкий крик – то ли птицы, то ли зверя, то ли… человека!

Братислав встрепенулся:

– Сестра?! – от девы своей оторвался, на ноги вскочил. – Что ж это со мной? Как же я сестру бросил?! Прости, красавица, – взгляд на неё опустил, да язык-то у него и прилип к нёбу: вместо юной прелестницы лежала перед ним старуха!

Не безобразная да уродливая, а со следами былой красоты, как говорится, но годившаяся ему в бабушки.

– Ой! – отшатнулся от неё. – Чур меня! – перекрестился и со всех ног побежал к тропинке.

– Стойка! – закричала старуха. – Стойка! Отмъщение!

Но Братислав бежал так, что в ушах свистело. Ладно, дорогу не потерял и выскочил на тропку:

– Сестра, ты что… – и осёкся: Бажены не было.

Братислав застонал и начал метаться по тропке туда-сюда, бегал кругами, не переставая звал её по имени, ругался почём зря, но всё напрасно: лес молчал, только ночные шорохи и звуки раздавались со всех сторон. Задохнувшись, парень опустился на пенёк и заплакал.

– Как же я домой покажусь без сестры? Что я родителям скажу? Не уберёг… сгубил сестру свою единственную, родную кровь…

– Мяу! – вдруг услышал неподалёку, вскочил:

– Мурёна! – из кустов, высоко поднимая лапки, выбирался дрожащий маленький трёхцветный котёнок.

Братислав подхватил его на руки, прижал, озябшего, к груди:

– Маленькая, где Бажена? Скажи, где она? Куда пошла или… кто её утащил? – аж холодом обдало от этой мысли.

Но котёнок молчал, только тёрся головой о ласковые, тёплые руки парня. А чего ему разговаривать? Чай, не в сказке живём, это ведь только в них звери по-человечьему могут…

– Что же делать?? – в полном отчаянии пробормотал Братислав. – У кого совета спросить?

Неожиданно мысль, как молния, осветила мрак, воцарившийся в голове:

– К бабуле побегу! Она всё на свете знает, она поможет! Да!

Кузов с пирожками за спину закинул, Мурославу за пазуху запихнул и во всю прыть помчался по тропинке. Показалось ему, будто за спиной кто-то захохотал нечестивым голосом, но он даже не вздрогнул и не обернулся, скорость не сбавил, благо полная луна поднялась и осветила тропку. Тёмные неясные тени неслись рядом по обочине, но Братислав смотрел только вперёд, не позволяя себе отвлекаться. Почти задохнувшись, он выбежал на опушку, увидел вдали приветливые жёлтые окна бабушкиной избы и припустил ещё сильнее. Чуть не сломал калитку, взлетел на крыльцо и загрохотал в дверь:

– Бабуля! Бабуля! Открой дверь, это я!

Дверь распахнулась, парень ввалился внутрь и без сил упал на домотканые разноцветные половички.

– Что случилось, внучек? – добрые голубые, слегка выцветшие бабушкины глаза с участием и тревогой смотрели на него.

Братислав взглянул на неё и снова заплакал. Из-за пазухи вылез котёнок и боднул головой бабушкину ногу.

Что же случилось с Баженой? Когда Братислав убежал неизвестно куда, девочка сначала спокойно сидела на пеньке, но долго это продолжаться не могло – слишком трудно, поэтому скоро она встала и давай гулять туда-сюда по тропинке.

– Кто по тропочке идёт, точно к бабушке придёт! – повторяла она вслух, потому что, действительно, самое главное было – не сойти с дорожки.

Злые чары бессильны, ведь она протоптана самим Белбогом – так бабуля говорила. Вдруг Бажена увидела большой белый гриб – таких она не видела никогда!

– Ух ты, какой! – восхищённо воскликнула девочка и потянулась к нему, но не достала, хотя казалось: вот он – рукой подать.

Бажена чуть-чуть заступила за тропинку и опять подалась за грибом – и вновь чуть-чуть не хватило.

– Что же это такое! – уже сердито пробормотала она, сделала ещё шажок и упрямо вытянула руку, чтоб сцапать колосовик, – и опять безуспешно.

Закусив губы, девочка повторяла и повторяла попытки, всё дальше отходя от спасительной тропки, пока не заметила, что стоит в самом центре Чёрного леса. Вот тогда-то она и вскрикнула и куда-то побежала, только без толку: бежала как будто по кругу и опять очутилась в том же самом месте.

– Ну и кто это отличился? – вдруг услышала Бажена скрипучий голос.

Посмотрела – и увидела самую настоящую Бабу-Ягу, висящую в ступе. Яга была страшная, как в бабулиных сказках: седые космы, горбатый нос, горящие злобные глаза. В руке она держала растрёпанную, видавшую виды метлу. Девочка открыла рот, чтобы что-то сказать, но промолчала, а закрыть его забыла. Так и стояла.

– Это я! – ответил аккуратный седенький старичок в шляпе, напоминавшей грибную шляпку.

– Грибич! Ну, конечно! Кто же ещё в Купальную ночь человеческого детёныша украдёт! – проскрипела Баба-Яга.

– Я её не крал, она сама за мной пришла, – возразил старичок.

– Ты посмотри на неё! – строго сказала Яга. – У неё даже вид какой-то глупый: рот не закрывается, сейчас слюни потекут! Как она могла сама прийти?

Бажена закрыла рот, а потом неожиданно для себя самой сказала:

– Я не шла сюда, это он меня заманил! Он белым грибом прикинулся и одурачил меня! А я к бабуле шла, никого не трогала и с тропинки не сходила!

– Врёт! – категорически заявил Грибич.

– Это ты врёшь и не краснеешь! – не осталась в долгу девочка.

– А зачем мне краснеть, я не подосиновик!– старичок пожал плечами.

– Ты вообще не гриб, а поганый старикашка! – упрямо сказала девочка.

– О как! – прищёлкнула языком Яга. – Дерзкая какая! Как ты смеешь так грубо со стариком разговаривать?! Тебя уважению к старшим не учили?

– Так коли он меня обманул, почему я должна его уважать? Это неправильно! – заявила Бажена.

Страх её прошёл, уступив место упрямому и самолюбивому нраву.

– Ну, мне она точно не нужна, – констатировала Баба-Яга. – Слишком уж бойкая да дерзкая, а на вкус горькая, видать. У меня от неё изжога будет, возраст всё-таки. Может, русалки её к себе возьмут?

– А нам она зачем? – прошелестела висящая на ветвях бледная зеленоволосая красавица. – Нас и так много!

– Парней не хватает, целовать и щекотать некого, они нынче учёные стали, полынь с собой носят! – пожаловалась другая.

– Да ладно бы она ещё красавицей была! – фыркнула третья. – Ведь смотреть не на что: ни кожи ни рожи.

Бажена от возмущения задохнулась:

– Сами вы уродины, на моль похожи: бесцветные да противные! – выпалила.

Русалки расхохотались:

– Ну и как она парней обольщать будет? Червячок человечий!

– Да, Грибич, – сурово протянула Баба-Яга. – Наворотил ты делов… А кто расхлёбывать будет?

– Святобору не сказывай, – тихо попросил старичок. – Он разгневается… А девчонку в болото заведём и там сгубим.

– Нищо за правене! – вдруг раздался ещё один женский голос, свежий и сочный.– Нищо!

На поляну из тёмной чащи величаво выплыла молодая дева в белом одеянии и распущенными волосами.

– Наша дорогая гостья! – вежливо приветствовала её Яга. – Добро пожаловать!

– Не добре, не добре! – воскликнула дева и разразилась потоком совершенно непонятных Бажене слов.

– Уважаемая Шумска Майка! – Яга на правах более старшей, вернее, древней колдуньи, осмелилась прервать её. – Мы поняли, что вы расстроены и опечалены, но как нам помочь, что сделать? Изо всех волшебных сил мы постараемся удовлетворить все ваши прихоти.

– Заберу её! – на русском языке сказала разгневанная красавица, указывая острым пальцем на Бажену.

– Вот и разрешилась наша закавыка, – пробормотала Яга тихо. – А для чего тебе детёныш человеческий? – спросила громко.

– Её брат обиден меня! – заявила Шумска Майка. – Я ще взема сестру, он будет искать меня и найдёт, и тогава я потребую обмен: его живот на живот сестри! И он ще бъде мой! – и ножкой звонко топнула.

– А зачем тебе её брат, повелительница? – с тихим любопытством спросил Грибич.

– Ммм… – протянула она. – Нашити парни не такие силно и огненно! Мне нужны нови слуги – русичи!

В ветвях захихикали русалки:

– Ей тоже наши парни нужны!

– Цыть, хвостатые! – шикнула на них Яга. – Что ж, Шумска Майка, мы возражать не будем, ты к нам гостевать прибыла, девчонка станет нашим подарком!

Красавица обрадованно хлопнула в ладоши и приказала Бажене:

– Иди сюда! – и место пальчиком указала, куда ей надо подойти.

Девочка отрицательно помотала головой:

– Я никуда с тобой не пойду! И брата моего ты не получишь!

Шумска Майка склонила голову к левому плечу и согнула палец крючком. Бажена, отчаянно сопротивляясь каждому шагу, всё-таки подошла к колдунье почти вплотную.

– Пойдёшь! – прошипела она, опять наставив на неё палец. – Как миленькая!

Тут из-за пазухи у девочки с пронзительным воем выскочила лапка с пятью кинжалами и цапнула белую деву за палец.

– Ай! – воскликнула Шумска Майка и совсем по-человечески сунула палец в рот. – Это ещё что такое?!

Щёлкнула пальцами, и в воздухе повисла, отчаянно изворачиваясь и шипя, Мурослава.

– Котка! Мразя котки! – злобно крикнула колдунья и с силой отшвырнула Мурёну в кусты.

Котёнок жалобно пискнул и замолчал.

– Мурёнушка! – воскликнула Бажена. – Ты зачем моего котёнка обидела! – глаза её гневно сверкнули.

– Ох, ты какая! – одобрительно сказала белая дева. – У тебя огнена нрав! Тоже будешь моя прислужница, заедно с брат! Решено! Довиждане!

Шумска Майка величаво склонила голову, взмахнула белыми одеждами и исчезла. Вместе с ней пропала и Бажена.

– Прощай, прощай! – вслед ей крикнула нечистая сила.

– Светает, – со вздохом констатировала Баба-Яга. – И нам пора восвояси!

Русалки, хихикнув, растаяли, Грибич, поправив шляпу, уменьшился до размеров белого гриба, Яга по старинке улетела на ступе.

В кустах жалобно запищал котёнок.

Братислав утёр рукавом глаза и рассказал всё бабушке, слушавшей его очень внимательно.

– Успокойся, внучек, – повторила она. – Слезами горю не поможешь, что случилось, того не переменить, надо думать, как беде помочь.

Братислав всхлипнул:

– Это всё я виноват, бабуля, нельзя было мне её с собой брать, надо было домой отвести.

– Бажена – девочка упрямая, если уж чего захочет – её не переспоришь, – возразила бабушка. – Не думаю, что ты заставил бы её уйти, нет. Такая уж она у нас уродилась. Поэтому перестань плакать и упрекать себя.

– Но что же делать, бабуля? – спросил юноша.

– Скажи-ка ещё раз внучек, как она себя назвала? – задумчиво спросила Веселина.

– Вроде шумска майка… да, точно, шумска майка! – воскликнул Братислав.

– Шумска Майка… – повторила старая женщина. – Где-то я слышала это имя… Посиди молча, – попросила внука.

Некоторое время в избе стояла тишина, которую только Мурёна и нарушала: то с ниточкой, торчащей из половика, играть начнёт, то к хвосту домашнего кота Пушка привяжется, а он с недоумением на неё таращится.

– Вспомнила, внучек, кто это, – громко сказала бабушка. – Шумска Майка – это Хозяйка леса! Не наша она, потому и говорит на южном наречии. Эта красавица… красивая ведь была?

– Очень! – признался парень. – Но потом обратилась в страшную ведьму! А я с ней целовался! – его передёрнуло от отвращения.

– Только целовался ли? – в глазах старой женщины скользнула хитринка.

– Бабушка! – возмущённо воскликнул Братислав.

– Ну, ладно, ладно, не сердись! – улыбнулась она. – Повезло тебе, ведь Хозяйка леса может и насмерть залюбить, и с ума свести!

– А каким ветром её сюда-то занесло? – сердито поинтересовался Братислав. – За какой надобностью притащилась?

– Так Ивана Купала ныне, – пояснила старушка. – Вся нечисть по земле бегает да пакости людям измышляет. Может, в гости прилетела, может, ещё что… Важно одно: это она утащила Бажену, чтобы ты начал сестру искать и в её владения сам пришёл, вот тогда-то Шумска Майка и стребует с тебя, что ей положено. Оскорбил ты её, внучек, чары разорвал. Теперь она не успокоится, пока ты в её власти не окажешься. Вот так-то, – вздохнула бабушка.

– Это что же получается, – с недоумением спросил парень, – останься я с ней – она бы меня с ума свела, убежал – разозлилась так, что сестру похитила, чтоб меня наказать? Она ведьма?

– Нет, внучек, не ведьма, нечистая сила, а у нечисти нет понятий добра и зла, они могут действовать только себе во благо, а мы для них – лишь средство, чтобы желанного добиться.

– А ты откуда всё это знаешь? – удивился Братислав.

– Так я и сама в молодости была ведьмой, – подмигнула бабушка. – Но самую малость, чуть-чуть!

– Как это? – не понял парень.

– Я тебе больше скажу, внучек, каждая женщина должна быть ведьмой, хоть чуточку, тогда ижизнь будет в любви и согласии, и детки один другого краше и умнее, вот как вы с Баженой! – пригладила она растрёпанные волосы Братислава.

– Мама не ведьма! – нахмурился он и замолчал.

Иногда, бывало, отец с матерью поругается в пух и прах, а утром встанут – как ни в чём не бывало: друг к другу ласковы да приветливы. Лоб его разгладился, сдвинутые брови разошлись, понял, видать, бабушкины слова:

– Что делать, бабуля?

– Думаю, внучек, надо помощи у нечистой силы искать, – тихо сказала старушка.

– Как же так?! Та сама сказала, что они людям только вредят! – опять не понял юноша.

– Но как ты до Хозяйки леса быстро доберёшься? Пёхом месяц пройдёшь, да и куда идти, где её чертоги, знаем разве? А вот у Бабы-Яги есть сапоги-скороходы – они тебя мигом принесут туда, куда надо!

– Баба-Яга, сапоги-скороходы… ты что, бабуля! Это же сказки! – возмутился он.

– А то, что с тобой случилось, – не сказка? А нечистая сила – не сказка? Нет, внучек, пойдёшь к Яге, улестишь её, упросишь, подкупишь (подарки-то нечисть ой как любит!) и отправишься сестру выручать. Там действовать придётся тебе хитро да смело… сможешь ли? – пристально взглянула на внука.

– Смогу, бабуля, живота не пожалею, а сестру выручу! – твёрдо заявил он. – А чем подкупить Бабу-Ягу?

– Это трудная задача, милый, ведь в её власти весь лес и все его жители, всё-то у неё есть. Но кое-что Ягине недоступно, – улыбнулась бабушка. – Уж больно любит она хлеб да пироги! А тесто ставить не может: при всём её нечистом волшебстве тесто у неё никогда не подымется – это богоугодное дело, его нам Бог дал. Я как раз каравай спекла, возьмёшь его, а дочка моя пироги мне прислала – их тоже заберёшь с собой. Не устоит Яга! Скажешь: от меня, бабушки Веселины, гостинец.

– Бабуля, а как я её найду? – поинтересовался внук. – И куда идти?

– Вот это задача из задач, – согласилась старая женщина. – Ты ляг усни, а я подумаю, как тут быть.

– Бабушка, я не буду спать! Я не хочу! – запротестовал Братислав, но Веселина легко пригладила волосы внука, и парень начал неудержимо зевать, потирать рукой глаза. – Ну, только если самую малость… – добрёл до лавки и уснул крепким сном.

Пробудился утром от ласкового прикосновения сухой маленькой руки:

– Вставай, внучек, пора!

Братислав вскочил: утро пробивалось сквозь занавесь, на столе стояла кринка с молоком и лежали мамины пироги:

– Я же не хотел так долго спать! Сестра в беде! – схватился бежать, но бабушка остановила:

– Успокойся! Поспешишь – людей насмешишь. Поешь да послушай!

И пока Братислав ел хлеб да пироги, запивая молоком, сказала, что делать надо:

– Придумала я, как к Ягине дорогу найти: попросишь Божью коровку. Вон она сидит на окошке. Скажешь ей: Божья коровка, Баба-Яга забрала твоих деток для пирога. Ты быстрее лети, верный путь укажи. Она тебя и отведёт, только не потеряй: Божья коровка быстро летает!

– А она и правда её детей забрала? – удивился парень.

– Нет, милый, ты слукавишь. А когда к избушке Яги придёте, скажи: Божья коровка, твои детки в дому, Баба-Яга не повинна ни в чём. И извинись, на меня сошлись. Я потом вину заглажу.

– Бабушка, может, её просто попросить? Зачем обманывать?

– Божьи коровки – тугодумки, пока соображать будет – зима наступит. Придётся хитрить, – вздохнула старушка. – Ну, что тут поделаешь, и умом и смекалкой действовать надо, достанет ли у тебя?

– Я изо всех сил стараться буду! Не подведу! – Братислав встал из-за стола, закинул на плечи мешок, который Веселина в дорогу ему собрала и поклонился. – Прощай, бабушка!

– Погоди минутку.

Старушка подала ему кулёчек:

– Это четверговая соль, храни её, вдруг пригодится когда. Запомни слова, с которыми её кинуть надо: соль тебе в очи, головня тебе в зубы, горшок промеж щек.

Потом бабушка велела парню разуться, стать правой босой ногой на землю около порога, собрала землю со следа в чистую тряпицу, завязала двумя узлами и отнесла в красный угол. Крепко поцеловала внука и перекрестила:

– Удачи тебе, внучек, благословение моё всегда с тобой. Запомни: каравай ножом не режь, руками ломай, и ни одной крошечки на землю не урони! Ну, ступай с Богом!

Братислав подошёл к окошку и сказал Божьей коровке бабушкины слова. Жучок встрепенулся, помотал головой, поднял оранжевые с чёрными точечками крылышки, выпустил прозрачные подкрылки, зажужжал и полетел в одну ему ведомую сторону. Юноша зашагал за ним, стараясь не упустить из виду.

Долго летела Божья коровка по Чёрному лесу, давным-давно они сошли с тропы Белбога и углубились в чащу, но парень старательно шёл за ней. Сколько раз спотыкался и чуть не падал – не сосчитать, но упрямо шёл и шёл за оранжевым жучком. Божья коровка летела неутомимо, Братислав устал дивиться, как она на своих крохотных крылышках преодолевает такие вёрсты, когда у него, большого, ноги уже устали. Но вот наконец жучок приземлился на листочке и принялся что-то жевать, как показалось парню. Он со вздохом облегчения опустился на траву и собрался было тоже перекусить, как вдруг услышал чьё-то жалобное пенье. Голосок был тоненький-тоненький, горестный-горестный, у парня аж сердце сжалось.

– Что такое? – пробормотал он, оглядываясь по сторонам, но никого не увидел.

Пенье сопровождалось каким-то трепещущим шорохом, от которого сердце замирало ещё больше.

– Словно рыба в неводе трепыхается… – Братислав поднялся и медленно и осторожно пошёл на звук.

Миновав несколько деревьев, он увидел двух маленьких серых птичек: одна из них запуталась лапками в травинке, которая причудливо сплелась в петлю и прочно удерживала бедняжку, не давая взлететь, вторая сидела рядом с ней, не спуская взгляда, и скорбно плакала, видя, что все попытки бессмысленны.

– Соловей! – удивился парень. – Как же ты это так, бедолага?

Он подошёл к птичке, попавшей в травяную западню, осторожно протянул руку и выпростал крохотные лапки. Птичка аж глаза прижмурила и, по-видимому, решила распрощаться с белым светом, вторая же стала активно нападать на руку, клювом и маленькими коготочками пытаясь отпугнуть злодея-великана.

– Ох вы, птахи малые, – Братислав выпустил пленницу.– Как же вы изо всех своих силёнок за волю бьётесь, вот с кого пример-то мне надо брать! А ты, соловушка, – обратился он ко второй пташке, – не побоялся меня, такого огромного, о себе не подумал, только о подружке своей! Подружка ведь она тебе…

– Жена! – неожиданно звонко и по-человечески ответил соловей.

Братислав и сел, где стоял.

– Жена она моя, – повторила птичка. – Помчалась за червячком, детушки ведь у нас малые, кормить их надо, да и запуталась в траве. Тут уж и лиса подбиралась, да отпугнул я её, а к ночи и совы бы охоту начали – погибли бы и мы, и детки наши, ежели б ты нам не помог, добрый молодец! Как тебя звать-величать? Куда путь держишь через наши леса?

Ну, Братислав им всё рассказал, попутно вспомнил про Божью коровку, метнулся назад в холодном поту – ан нет, сидит на листе, разговляется – отлегло от сердца.

– Я тебя отблагодарить должен, добрый молодец, – задумчиво сказал соловей. – Да злата-серебра у меня и в помине нет. Дам я тебе своё пёрышко, – певец махнул крылом, и серое маленькое перо легло на ладонь парня. – Оно не простое, дотронься до любого замка – и он сломается. Держи, авось, пригодится! Прощай! – и чета соловьёв улетела к своим детушкам.

– Прощай, соловушка, – вслед им сказал Братислав, покачал головой, глядя на пёрышко, и открыл мешок походный, чтоб его туда спрятать.

Привязал к узелочку с солью, взял каравай, чтоб кусок отломить, да не успел: Божья коровка взлетела и пришлось парню путь продолжить не солоно хлебавши – на ходу и не перекрестившись есть грех. Ну, что делать? Побежал следом. Стал мешок затягивать да вдруг слышит:

– А ты молодец!

Опять оторопел Братислав, оглянулся: ну вообще никого рядом нет – ни птицы, ни зверя.

– Что за чертовщина такая?! – перекрестился. – Деревья, что ли, разговаривают?!

– Да не деревья, дурень! – хрипло засмеялся голос. – А я! Загляни в мешок!

Посмотрел парень в мешок: а это хлеб на него глядит и улыбается от уха до уха. Впрочем, ушей-то у него нет, но очень широко ухмыляется, а рот такой большой, что Братиславу боязно стало, и он опять перекрестился.

– Ну, хватит! – поморщился каравай. – Чай, я не от чёрта, а от Бога!

– Что ж это сегодня все со мной разговаривают?! – ошеломлённо пробормотал юноша.

– Где это все?! – возмутился хлеб. – Соловей да я! С этим жуком бестолковым ты сам говоришь!

– И то верно, – сказал Братислав.

Испуг потихоньку начал проходить.

– А… почему ты со мной заговорил? – поинтересовался. – Ты волшебный?

– Да я обычный, – ответил каравай. – Это весь мир волшебный, просто люди чародейство замечать и понимать перестали. Перестали нас слышать. Не надо им это, видите ли! Только дети нас и слышат, и слушают, да и то не все. Ну и ведьмы с колдунами, это уж как водится. А ты мне понравился: добрый. Сестру выручать идёшь, а и птахе помог, про свою беду забыл, на чужую душой откликнулся. Вот и решил с тобой поговорить. Да ты ешь, не смущайся! – предложил хлеб.

– Как… есть?… – не понял Братислав. – Ты же живой…

– Ты кусочек отломи, – поучил его каравай. – Я разрешаю, главное, крошки сбереги, ни одну не урони! В рубаху завяжи. Или в платок.

– А… тебе больно не будет? – с опаской спросил парень.

– Не, не боись! Ломай!

Братислав осторожно отломил кусочек, перекрестился, хлеб съел, а крошки в уголок чистой тряпицы завязал, в которую каравай завёрнут был.

– Гляди: как новенький! – похвастал тот.

Посмотрел юноша: а каравай-то и целый, словно не ломал его никто.

– Ну надо же! – удивился.

– Вот как! – гордо сказал хлеб. – Я – дар Божий, всему голова! Да ты ешь, ешь, главное, крошки в горстку собирай. Крошка – это доля твоя; чем больше крошек, тем больше у тебя силы, здоровья и удачи! Уразумел?

– Уразумел, государь каравай, – вежливо ответил Братислав. – Только как же я тебя на съедение Яге отдам??

– Даже в голову не бери! – отмахнулся хлеб. – Ты отломи половину и подай ей со словами: дарую тебе счастьем и долею, хлебом и солею, всем добрым, что имею, тебе даю. Увидишь, что будет.

– Хорошо, – согласился Братислав.

– Не забудешь?

– Нет, не забуду.

– Ну, ешь пока, – хлеб замолчал.

Съел Братислав ещё два кусочка, крошки в тряпицу завязал, на ходу воды глотнул из туеска, рот рукавом утёр, глядь: перед ним полянка. По ту сторону лес стоит частой стеной, а перед лесом – избушка с огородом. В огороде белки, зайцы, ежи хозяйствуют.

– Вот и Баба-Яга! – прошептал каравай.

– Божья коровка, твои детки в дому, Баба-Яга не повинна ни в чём! – опомнился парень. – Меня бабушка научила так сказать, ты уж прости её, не серчай!

Жучок подлетел к самому лицу парня, сердито помаячил перед глазами, потом направился ввысь и пропал в небесной синеве. Братислав медленно пошёл к избушке.

– Что говорить-то знаешь? – поинтересовался хлеб.

– Бабуля ничего не сказывала, – тихо ответил парень.

– Скажи там: избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом, – посоветовал каравай. – Ну, как-нибудь так… – и замолчал, от леса веяло жутью.

– Доброго здоровья тебе, Бабушка Яга! – крикнул Братислав. – Пусть жизнь твоя будет долгой, а дела – удачны!

– Нашёл, что Яге советовать! – проворчал хлеб. – Я же тебе сказал нужные слова!

– Слова должны от сердца идти, – возразил парень. – А про зад и перед в каждой сказке говорится!

– Бабушка! – крикнул он. – Я от своей бабули, от Веселины, пришёл, совета спросить да гостинца передать!

– Гостинца? – послышался сзади сочный женский голос.

Братислав резко обернулся: перед ним в ступе висела… Яга. Бабушкой её язык не поворачивался назвать: среднего возраста красивая женщина, черноволосая, румяная, с огненными глазами, на щеке – родинка. Только нос с горбинкой немного портил её облик. Но так, самую малость.

– У меня папа с гор был, – пояснила она, заметив взгляд парня. – Это от него мне досталось. Так что ты мне принёс?

– Я, ба… – начал и замер Братислав, не зная, как к ней обращаться.

– Зови меня Ядвина, – милостиво разрешила Баба-Яга. – Так меня мама звала. Тётушка Ядвина можно!

– Тётушка Ядвина, я тебе гостинец принёс от своей бабушки Веселины, прими, не побрезгуй!

Парень достал пироги, отломил половину каравая и с поклоном протянул Ядвине:

– Дарую тебе счастьем и долею, хлебом и солею, всем добрым, что имею, тебе даю!

– Хороший гостинец! – глаза Яги загорелись. – Ох, хороший!

Она схватила подарки и полетела в избушку, крича:

– Эй, белки, ставьте самовар! Чай пить буду! – и исчезла за дверью.

– А совет как же? – совсем растерялся Братислав.

– Я тебя предупреждал! – сердито сказал опять целый хлеб. – А ты «от сердца, от сердца!» – передразнил парня.

Но дверь избушки открылась, оттуда высунулась Яга и крикнула:

– Эй! Чего там застрял? Иди чай пить! Я дважды не приглашаю!

– А дважды и не надо! – обрадовался юноша и метнулся к избушке.

Ох, и славно они чайку попили! Яга – с пирожками да караваем, Братислав – с вареньем, мёдом да сушёными яблоками. Яга ему мясо предлагала, только из печи, но парень с испугом отказался: кто её знает, кого она там зажарила…

За чаем он свою историю рассказал, совета попросил, про сапоги-скороходы намекнул. Ядвина внимательно его выслушала, и вроде даже покраснела.

– Неловко-то как вышло, – пробормотала тихонько.

Парень не услышал, зато хлеб ухо востро держал:

– Что неловко вышло? – спросил.

– А тебе что за дело? – ничуть не удивилась Яга говорящему хлебу.

– А то и дело мне, что ты что-то темнишь, Яга! Рассказывай, что скрываешь?!

– Да кто ты такой, чтобы я перед тобой ответ держала?! – возмутилась она.

– Я теперь твоя часть! – заявил каравай. – Моя доля – твоя доля, моё счастье – твоё счастье! Вот сейчас прыгну в огонь – и ты сгоришь синим пламенем!

– Не пугай! – Яга хорохорилась, но заметно было, что слегка напугалась.

– Или в речку сигану – и ты утонешь! Ой, я и забыл: ведьмы не тонут! – съязвил хлеб. – Тогда голодной собаке себя отдам, а собака тебя съест, переварит и…

– Ладно, ладно, хватит! – остановила его Ядвина. – Расскажу.

И вкратце поведала, что в лесу произошло.

– Ну, моей вины в том особо нет, – констатировала. – Я сила нечистая, что хочу, то и ворочу.

– Ладно, нечистая, – возмутился хлеб. – Но совесть-то у тебя должна быть?! Девчонку в чужие края злобной ведьме отдать?! Лучше бы себе оставила, глядишь, мы бы её уже выручили, да, парень?

– Прекратите! – устал их слушать Братислав. – Время идёт, а сестрёнка моя в неволе томится! Тётушка Ядвина, ты дашь сапоги-скороходы?

– Дам, – подтвердила Яга. – И ещё кое-что впридачу.

– Чует вину, чует! – обрадованно прошептал хлеб.

Ведьма хлопнула в ладоши, и белки вынесли из-за занавески пару красных сафьяновых сапог.

– Вот они. Донесут тебя до места, но когда ты их скинешь, они ко мне улетят, обратно будете своим ходом добираться.

– Ты с ума сошла?? – возмутился каравай. – Да их с сестрой съедят, пока мы досюда добежим! И меня вместе с ними, – добавил.

– Тебе, Братислав, нужно дойти до границы её леса и нашего, – сказала Яга. – Тут она ни до тебя, ни до сестры добраться не сможет.

– Этого мало! – возразил хлеб. – Из-за тебя парню в чужой край тащиться с опасностью для жизни, это ты виновата!

– Каравай, не надо, – остановил его Братислав. – Что было, то было – того не вернёшь. Пойдём.

– Ты куда? – возмутилась Ядвина. – И впрямь думаешь, что я такая злобная и неблагодарная?! Вот тебе от меня подарок! – хлопнула в ладоши, и белки вынесли дудочку.

– И что это за свистулька? – презрительно спросил хлеб.

– Это, – не обратила внимания на его язвительные комментарии Яга, – дудочка-самогудка. Заиграешь на ней – никто устоять не сможет, в пляс пустится. Сколько будешь играть – столько все будут танцевать, пока замертво не свалятся.

– Ага, – пробурчал хлеб, – или пока тот, кто играет, мёртвым не упадёт!

– Это я как-то скомороха съела! – засмеялась Ядвина. – Потом неделю ходила, пела и плясала без остановки. Устала и заболела.

Братислав с ужасом посмотрел на неё, потом на печь.

– Нет, это не он, это кабан, – успокоила его Яга. – Пришлось скомороха выплюнуть и оживить, а он в благодарность мне эту дудку подарил. Бери, поможет!

Юноша дудочку в мешок закинул, Ядвине поклонился, за дары поблагодарил. Сапоги надел:

– Несите меня к Шумской Майке! – и шаг шагнул.

В ушах засвистело, в глазах замелькало, мир завертелся, в мешке хлеб дурью орал. Парень второй шаг сделал – мир остановился, Братислав мягко приземлился в лесу перед огромным дубом и сапоги снял. Они развернулись, каблуком о каблук ударили и не торопясь пошли в обратную сторону.

Яга тем временем в расстройстве смотрела на высаженную с мясом раму и осколки разбитого стекла на полу избушки.

– Нет, ну на улицу-то можно было выйти, а? Опять волшебные силы на ремонт тратить!

Братислав и хлеб, разинув рты, разглядывали огромный развесистый дуб.

– Я что-то не пойму, – сомневался юноша, – мне на него лезть?!

– Давай кругом обойдём! – предложил каравай. – Может, ход какой есть?

Они пошли кругом дерева и, действительно, увидели большое дупло.

– Вот видишь, – гордо сказал хлеб, – одна голова хорошо, а голова с хлебом – ещё лучше!

– Я думаю, каравай, сейчас надо замолчать, – тихо сказал Братислав и полез в дупло.

Что он думал там увидеть – неизвестно, но когда забрался внутрь огромного дерева, поразился и пространству, и необыкновенной красоте покоев. Высокие потолки, развесистые светильники, инкрустированный пол и стены, стрельчатые окна – всё было невиданным и не поддающимся описанию.

– Из чего сделана такая красота?? – прошептал он.

– Это всё дерево, – ответил хлеб, – разных сортов. Вот это чёрный орех, это красное дерево, а это фиалковое дерево или палисандр, видишь, всё в коричневых и фиолетовых узорах и пахнет фиалкой, понюхай!

Братислав нагнулся и понюхал столешницу – и правда, нежно пахло фиалкой.

– Добре дошли, желан гости! – послышался язвительный женский голос. – Так есть хотите, что готовы стол облизать? – перешла она на русский.

– Где моя сестра, Шумска Майка? – вместо приветствия сказал Братислав. – Зачем ты её похитила?

– Я никого не похищала! – возразила белая дева. – Мне её подарили! Ядвина подарила.

– Человек не мешок с картошкой, чтобы его дарить! – угрюмо сказал парень. – Отдай мне сестру!

– Ишь ты какой! – усмехнулась красавица. – Так-таки отдай? Запросто?

– Говори, что тебе надо, – не сдавался Братислав. – Какую службу от меня хочешь?

– Упрямый! – одобрительно сказала она. – Ты крепкий! – дотронулась до руки юноши. – Красивый, – провела пальцем по его щеке. – У тебя огненный нрав! Ты мне нравишься! Ты не такой, как наши парни. Ты лучше! Стань моим мужем! – неожиданно предложила она.

Братислав поперхнулся, но смолчал.

– У нас будут красивые и сильные дети, мне нужны наследники, чтоб защищали мой дом и мои владения от этих людишек, которые так и лезут, так и лезут, как навозны мухи, – скривилась она. – Ну? Что скажешь?

– Как это возможно? – возразил он. – Я человек, ты – нет.

– О, это такие пустяки! – махнула она белой рукой. – Это можно всегда, если я захочу замуж! А я хочу! Здесь тебя ждёт богатство и роскошь и самая красивая женщина в мире! – глаза её сверкнули золотистым огнём.

– Но ты же, – замялся Братислав, не зная, как сказать, – ты же…

– Что? – засмеялась она. – Говори, не бойся!

– Старая… – шепнул парень.

– Это единственное препятствие? – расхохоталась она. – И всё?

Братислав молчал, и белая красавица расценила его молчание как согласие.

– Для тебя я буду всегда такой! Самой красивой и молодой! Ты будешь есть и пить со мной, и тогда будешь жить вечно!

Хлеб в мешке крякнул:

– Кровь невинных младенцев пить будете, это точно! Страшная старуха какая!

– Ты её видишь? – удивился юноша.

– Я только её и вижу и не понимаю, о какой красотке она говорит! – заявил хлеб.

– С кем разговариваешь? – подозрительно прищурилась Шумска Майка.

– А если соглашусь, ты отпустишь мою сестру? – спросил Братислав.

– О, конечно! Сразу после свадьбы и отпущу!

– Нет, так не пойдёт! – твёрдо сказал парень. – Сначала отпусти сестру – потом свадьба!

– О! Это истинный мужской характер! – восхитилась Хозяйка леса. – Хорошо! Идём спать, а я её отпущу!

– Не верь! – шепнул хлеб.

– Нет! – ещё твёрже сказал Братислав. – Отпусти, а потом пойдём спать!

– Ну, нет! – заупрямилась красавица. – Завтра отпущу!

– Тогда и спать вместе будем завтра! – заявил юноша.

– Хорошо! – фыркнула Хозяйка леса, на миг явив страшную старуху. – Иди спать один, слуги покажут куда! А сестру отпущу завтра! Будет по-моему!

Упитанные барсуки отвели Братислава в богато убранные спальные покои и стражами стали снаружи; он, не раздеваясь, лёг на кровать, сна не было ни в одном глазу.

– Я пойду разведаю, где она, – предложил хлеб. – Потом за тобой вернусь.

– А барсуки?

– Не заметят.

Хлеб потихонечку выкатился за дверь и отправился на поиски Бажены. Его не было долго, или время для Братислава тянулось невыносимо и он потерял счёт минутам. Терпение было на исходе, он собрался уже выглянуть в коридор, как в покои вкатился хлеб.

– Нашёл её? – обрадовался Братислав.

– Нашёл, это было не сложно, она пахнет так же, как и ты. Пойдём, все стражи спят, – прошептал хлеб, и они выскользнули за дверь.

Толстые барсуки спали, мирно похрапывая, и никак не отреагировали на движение в темноте.

– За мной! – шепнул каравай.

Они пошли извилистыми коридорами, спускаясь где по лестнице, а где – по отлогому сходу, и вскоре пришли в самый низ.

– Вон там – чёрный ход, я разведал, – хлеб откатился в самый тёмный угол.

– А где же Бажена? – спросил Братислав. – Куда ты меня привёл?

– А вон она, в клетке.

Парень сразу же увидел решётку, запертую на огромный замок, за решёткой стоял топчан, на топчане кто-то лежал.

– Бажена! – робко позвал он. – Сестра! – погромче. – Сестрица!! – громко сказал.

– Тихо ты! – шикнул каравай.

– Кто меня зовёт? – послышался слабый голосок.

– Это я, Бажена, твой брат Братислав! – обрадованно зашептал он, вцепившись руками в решётку.

– Братик?! – девочка подскочила к решётке. – Ты пришёл за мной?! Да?!

– Да, сестрёнка, я тебя спасу!

Бажена заплакала.

– Не плачь! – испугался Братислав. – Ты же никогда не плачешь!

– Эта злая старуха не давала мне есть и пить, потому что я отказалась ей служить! Она сказала, что когда ты придёшь, она убьёт меня, а мою кровь вы вдвоём выпьете!

– Она так сказала? – ошеломлённо пробормотал юноша.

– Извините-простите, что прерываю вашу трогательную братско-сестринскую беседу, – вмешался хлеб. – Но нам надо бежать и поскорее!

– А это кто? – испугалась Бажена.

– Это хлеб, он говорящий, не бойся, – Братислав вытащил из мешка пёрышко соловья и дотронулся им до замка.

Замок мгновенно рассыпался в прах, и Бажена с Братиславом крепко обняли друг друга.

– Дети! Не время! – напомнил каравай. – Открывай дверь!

– Какво е това? Это что такое?! – в темницу влетела разгневанная Хозяйка леса в своём истинном обличье – страшной старухи.

Братислав закрыл собой сестру.

– Бежать хотите? – злобно спросила она. – А как же твоё слово?!

– А твоё? – возразил Братислав. – Ты же не отпустила бы её, а убила, ведь так?!

– Это кто тебе сказал? Она? – небрежно указала старуха на Бажену. – И ты веришь ей, а не мне? – она превратилась в ослепительную красавицу. – Разве я могу тебя обманывать?? Это она врёт, паршива девчонка!

– Я верю Бажене, она моя сестра! – твёрдо сказал Братислав.

– Возьми у него пёрышко, дотронься до двери и убегай отсюда! – шепнул тем временем хлеб Бажене.

Девочка так и сделала.

– Не останешься? – подошла ближе Шумска Майка, опять перекинувшись в безобразную старуху.

– Нет!

– А уговор?!

– Нет больше уговора, ты сама нарушила его!

– Ну, тогда умри! – старуха оскалила зубы и хотела когтями вцепиться в парня, но каравай метнулся ей в ноги, и она растянулась на полу.

– Брось в неё крошки! – крикнул хлеб, и Братислав, дёрнув узел, высыпал все крошки на Хозяйку леса.

Она завизжала и начала яростно чесаться скрюченными когтями.

– Бежим! – Братислав схватил за руку сестру, и они понеслись за караваем как сумасшедшие.

Бежали долго, пока Бажена не устала. Остановились передохнуть. Братислав отдал сестре остатки воды из туеска.

– Что это было? – спросил у хлеба.

– Вошки, – хихикнул каравай. – Крошки превратились в вошки. Правда, складно? Крошки – вошки! Она не знает, что это такое, и пока от них не избавится – погони не будет. Побежали!

Бажена вцепилась в руку брата. Ей было очень трудно, дыхания не хватало, ноги были тяжёлые, но она и не думала жаловаться и вешаться Братиславу на шею. Упрямо бежала и бежала.

Братиславу казалось, что они промчались уже много вёрст, но хлеб утверждал, что ещё даже полпути не пробежали.

– Вы устали, вам надо подкрепиться, – заявил каравай. – Съешьте по кусочку!

Братислав отломил немного и передал хлеб сестре.

– Ай! – заорал тот. – Ты чего кусаешься?!

– Ой! – испугалась девочка. – А что?

– Ломать надо! Не кусать! Больно!

– Я отломлю, – Братислав отщипнул кусочек и передал Бажене.

– Вот вы где! – разъярённая колдунья очутилась перед ними. – А я никак найти не могла! Ну, сейчас я вас!

– Доставай соль! – шепнул хлеб Братиславу. – От вошек избавилась? – громко спросил.

Старуха рыкнула и приготовилась к броску.

– Зря, – сказал хлеб. – Вошки к богатству! Была бы ты богата, как вошь рогата!

Пока он говорил, Братислав достал четверговую соль и кинул её в старуху, крикнув:

– Соль тебе в очи, головня тебе в зубы, горшок промеж щек!

Та зашипела, оказавшись в облаке, из которого никак не могла выбраться. Беглецы опять помчались со всех ног, сил у них как будто прибавилось, за мгновение они пролетали целые вёрсты.

– Мы близко, близко! – ободряюще прохрипел каравай. – Ещё немного!

Но внезапно опять разгневанная Хозяйка леса преградила им путь.

– Попались! – зашипела она. – Уж сейчас-то вас я не отпущу!

– Ну, я не знаю, что ещё делать! – сказал хлеб.

Бажена спряталась за брата, вцепившись в его рубаху.

– Я знаю! – воскликнул Братислав. – Бегите быстрее! – в руке его оказалась дудочка.

Каравай с девчонкой рванули дальше, колдунья продолжала надвигаться на парня. Глаза её стали похожи на горящие угли.

– Ну, дудочка, играй! А ты – пляши! – и заиграл бодрую плясовую.

Старуха, сама того не желая, пустилась в пляс. Уж как её гнуло и корёжило – страсть! Но наброситься на парня она не могла: дудочка мешала. Братислав от одной песни переходил к другой, не менее весёлой, и ноги у колдуньи ни на миг не останавливались. Парень же тем временем не стоял на месте, а шёл и шёл по направлению к родному лесу. Пусть и медленно двигался, но верно. Одна беда – дыхания стало не хватать, но и у Шумской Майки нога за ногу заплетается, сама она обмирает, но пока замертво никак не падает. Вот уже Братислав всё медленнее играет, но и старуха еле ползёт, хотя когти и скрючивает.

Наконец юноша дудочку опустил, стоит, еле дышит: «Будь что будет! – думает. – Сестрёнка убежала, она в безопасности!»

Хозяйка леса плясать перестала, но даже шаг шагнуть не может – уморил её Братислав.

– Что эта негодница тут делает? – раздался громовой рёв.

Юноша обернулся – и обомлел: стоит огромный старик, в звериные шкуры облачённый, обросший, словно мхом, длинной бородой, а глаза его, как раскалённые уголья, горят. А рядом с ним – дева в богатой куньей шубе, отороченной белкою, вместо шапки – голова медведя, в руках держит лук со стрелами, направлен который прямо на Хозяйку леса. Взгляд девы не предвещает ничего хорошего.

– Как ты посмела сюда явиться?? – ещё грозней вопросил старик, а ратница нетерпеливо пальчиком на тетиве дёрнула, дескать, о чём тут говорить?! Стрелять надо!

– Погоди, жёнушка! – положил длань ей на плечо старик. – Ты что молчишь? Дар речи потеряла? – это он уже к Шумской Майке обратился. – Ты чего корячишься? Стой спокойно! И отвечай! Зачем ты здесь?

– Дедушка Святобор, я могу сказать! – храбро пискнула Бажена, которую Братислав и не заметил вначале.

– Ну, дитя человеческое, говори! – улыбнулся Святобор, верховный бог всех лесов земли.

– Она украла меня, посадила в темницу, морила голодом, обещала убить и кровь мою выпить! – отбарабанила девочка.

– А зачем ей было это надо, дитя? – звучным голосом спросила Зевана, покровительница зверей и охоты.

– Она на брате моём хотела пожениться, а он – нет!

– Не пожениться, а замуж выйти, – пробормотала колдунья, ноги которой ещё подёргивались в пляске.

– Что ты дрыгаешься?! – рявкнул на неё Святобор. – Успокойся!

– Она не может, государь Святобор, – сказал Братислав. – Я на дудочке-самогудке играл, она всё никак не остановится.

Зевана расхохоталась. Святобор улыбнулся:

– Вот оно что! Ну, гляжу, вы сами справились! Молодцы! Я тебе запретил появляться в наших лесах? Отвечай!

– Запретил, – с неохотой ответила колдунья.

– Говорил, что если увижу – накажу так, что неповадно будет?

– Говорил, – совсем тихо сказала она.

– А за что ты её, дедушка Святобор? – с любопытством спросила Бажена.

– А за то, девонька, что она молодых парней обольща…

– Кхм – кхм! – громко откашлялась Зевана.

– За то, что она людей до смерти доводила! – поправился могучий старец.

– И как ты её накажешь?

– Да превратить в лягушку и надуть, чтоб лопнула! – это уж хлеб свои пять копеек вставил.

– Это что за голос из низов? – удивился Святобор.

Хлеб выкатился вперёд.

– А, это ты, еда человеческая! – ухмыльнулся в бороду старик. – Вот выдумщик! Но так делать мы не будем, это нехорошо!

– Отпустите… – жалобно протянула колдунья. – Я больше не буду…

– Ты и в прошлый раз так говорила, – покачала головой Зевана. – Муж мой, давай я пристрелю её своей стрелой – и дело с концом.

– Нет, – не согласился Святобор. – Я просто сделаю её старухой.

– Нет! – взвыла Шумска Майка и давай ругаться на незнакомом языке.

– И она никогда уже не сможет вредить пар… людям, но смотреть за своими лесными угодьями сможет. А если опять я тебя здесь увижу, то не жить тебе боле! Поняла?

– Поняла, – обречённо ответила Хозяйка леса.

– Проваливай! – приказала Зевана, и старуха медленно удалилась, быстрее не могла: ноги болели.

– Ну, а вас чем наградить, дети? – с улыбкой спросил Святобор у Бажены и Братислава.

– Я хочу… – затараторила было девочка, но брат взял её за руку, и она замолчала.

– Ничего нам не надо, государь Святобор и государыня Зевана, – твёрдо сказал юноша. – А вот мама и тятя наши дюже хотели большую и дружную семью, так что пошлите им ещё деток, чтоб радость всем была!

Святобор и Зевана переглянулись.

– Ну, быть посему! – сказал Святобор. – А тебе, баловница, будет удача в грибах да ягодах, когда в лес за ними пойдёшь.

– Брата слушайся, не перечь ему, он у тебя добрый, умный и вообще хоть куда! – улыбнулась Зевана.

Святобор на неё строго взглянул, пальцем погрозил, за руку взял, и властители леса пропали.

А Бажена и Братислав возвратились домой и обняли родителей, которые все извелись, пока их не было.

Братислав вскоре нашёл себе любимую и женился, свадьба была весёлой и шумной, зажили они в родительском доме душа в душу. Ещё бы! С таким-то парнем!

Бажена нрав свой резкий укротила, стала не то чтобы мягкой и покладистой, но прежде думала, потом говорила.

Всё, что ли, крещёные? Или нет? Про кого забыли, кого обделили?

Родителей забыли! Через девять месяцев у матушки и батюшки Бажены и Братислава родились мальчишки, да сразу трое! Вот радости-то было! А потом и у Братислава детки пошли, дядьки не намного их старше оказались, но чего в жизни не бывает!

Бабушка Веселина обратилась к Святобору и Зеване за помощью, когда землица из красного угла стонать и плакать начала – вот тогда-то она и поняла, что дело плохо, и попросила их помочь. Ох, и непростая бабушка у Бажены и Братислава! Ну, старость – она такая: человек или мудрым становится или, наоборот, в детство впадает.

Мурослава жила долго в большой и дружной семье, всех вынянчила – и своих детёнышей, и человеческих.

Вот и сказочке конец, кто придумал – молодец!

Хлеб говорящий никто больше не ел, это как-то не по-людски. Он вместе со всеми жил, пока не засох, а это не скоро случилось.

Баба-Яга не засохла, каравай просто её пугал.

Вот теперь – конец.

Маленькая кикимора

Жила-была кикиморка. Маленькая такая, тоненькая, головушка с напёрсточек, тулово как соломинка… не кикимора, а шишимора одним словом. Пора ей было в избу подселяться, чтоб выполнять своё предназначение – быть недобрым духом крестьянской семьи. Выходить по ночам проказить с веретенами, пряжу путать, куделю комкать, прялкой свистеть, коклюшками за печкой стучать, деток малых пугать, горшки да миски кидать, столы и лавки переставлять, шуметь, греметь да безобразничать – самые их дела кикиморские. Ну, иногда на передней скамье с прялкой жильцам привидеться – покойников накликать, значит.

Ничего этого кикиморка делать не хотела, несмотря на все угрозы и наставления злых колдунов, которые научали её всякому недоброму волшебству. Подселившись в дом, она, наоборот, пряжу распутывала, нитки в порядок приводила, прялку чинила, утварь кухонную по местам расставляла, печную трубу прочищала, как настоящий трубочист. Детям песенки на коклюшках выстукивала. Даже в огороде помогала, сколь могла, хотя и дворовой, и домовой, и подполяники, баечник да грядочник – словом, всё анчуткино отродье было недовольно и постоянно кикиморку шпыняло за её добрые дела не по чину и не по обязанности.

Но маленькая кикимора не сдавалась: у неё была мечта – стать человеком. Может быть, когда-нибудь она узнает великую тайну или способ или зелье особое вызнает, которое позволит ей превратиться в дитя человеческое. Вот такое упованье у ней было. Ни одной взрослой шишиморе, да и вообще, никакому злому духу она об этом не говорила: мало того на смех поднимут, а может, ещё и кару какую учинят – с этим у нечистой силы строго! Но запретить мечтать ей никто не мог – в чужую голову ведь не залезешь? Вот кикимора и мечтала.

Однажды стояла она задумчиво у крыжовенного куста, ягодки спелые обдирала да о судьбе своей грезила. Любила кикиморка крыжовник, поэтому одну ягоду в корзинку складывала, вторую в рот отправляла – так слаще мечталось, как вдруг услышала:

– Ты зачем наш крыжовник ешь? Ты кто такая вообще? Или такой?

Это сказало существо, мало чем от кикиморы отличавшееся: голова кудлатая, в пшеничных волосах солома торчит, лицо в рыжих солнечных отметинах, рубашонка порванная, босые ноги грязные. Голубые глаза так и шныряют – чего бы нашкодить, руки готовы сцапать, что плохо лежит, или что-то интересное заграбастать. Пока существо спрятало руки за спину: непонятно ведь, кто тут у крыжовника стоит, вдруг укусит или ударит, но глаз с кикиморы не спускало.

– Ты кто?! – повторило. – Отвечай!

«Я-то вот прекрасно знаю, кто ты, – подумала кикимора. – Младшая дочь в семье, Дарина, подаренная то есть».

Хотя правильней было назвать её Неждана – родилась, когда мать уже сменила гордую рогатую кику на безрогую и семья никаких новых детей не ждала. А вот поди ж ты! – родилась девчонка, маленькая, шкодливая, мать с отцом за ней угнаться не могли: они ей скорей в бабку и дедку годились, а не в родителей. Старшие дети были совсем взрослые, со своими семьями, с обзаводом, им и вовсе некогда было за поскрёбышем следить, так что росла Даринка, как трава, на свободе и просторе. Родителям помогала, конечно, без этого никак, но много бегала по полям да лугам, за растениями да живностью всякой любила наблюдать. Никого не боялась, ничего не страшилась. Вот такая бедовая девчонка требовательно смотрела на кикимору.

«Что тебе сказать? – думала кикимора. – Правду? Или ложь?»

Пока размышляла да прикидывала: так или этак, Даринка протянула руку и ткнула её пальцем в бок.

– Ай! – вскрикнула кикиморка.

Девчонка засмеялась:

– Щекотки боишься? Ты на человека не похожа, а щекотки трусишь!– глаза Даринки расширились. – А кто же ты? Разговариваешь, крыжовник ешь… Ты нечисть огородная?

– Я человек! – внезапно заявила кикиморка и сама ужаснулась своей смелости, но подбоченилась и голову повыше подняла.

– Человееек! – с недоверием протянула девочка. – Что-то ты не больно на человека похожа! Голова косматая, нечёсаная…

– У тебя самой в волосьях солома торчит! – быстренько парировала кикимора.

– Это я курей гоняла в сарае! – отмахнулась Даринка. – Тоща ты, как кощей бессмертный!

– Мама с тятей худые были! – возразила хитрая нечисть.

– Носище длиннющий какой! – продолжала атаковать девочка.

– Сую его во всё подряд, вот и вырос!

– А ноги у тебя почему как курьи лапы?? – не сдавалась Дарина.

– Потому что… потому что… – ничего кикимора не смогла придумать и замолчала.

– Потому что тятя твой – петух? – хихикнула вредная девчонка.

Видя, что отвертеться не удаётся, кикимора вздохнула и сказала правду:

– Кикимора я.

– Ух ты! – воскликнула Даринка. – Настоящая?

– Самая, что ни на есть.

– А что ты у нас делаешь?

– Всякое… Помаленьку шумлю, гремлю там… мешаю иногда носки вязать…

– Так это ты луковицами из подполья кидалась?

– Ну… я, – вздохнула кикимора.

– А перья у курей тоже ты выдёргивала?

– Тоже я. А чего они кудахчут всё время, спать не дают?! – возмутилась нечисть. – Бестолковые какие-то!

– А это ты у папани волосья выдрала, и он лысый стал?! – с угрозой спросила Дарина.

– Вот это не я, это мне совершенно ни к чему! – отступила от неё кикиморка.

– А кто?? – продолжала допрос девчонка.

– Откуда мне знать? Может, подполяники, на них похоже.

– А звать-то тебя как? – уже мирно спросила Дарина. – Я Дарина, а ты?

– Никто… – грустно ответила нечисть домовая. – Нет у меня имени…

– Как это? Зовут же тебя как-то, к примеру, снедать? Или спать? – не поняла девчонка. – У всех имя есть, у меня даже два! – похвалилась. – Второе при крещении дали! Марьюшка! Ой! – спохватилась и зажала рот руками.

– Не бойся, я тебе ничего не сделаю, – махнула тощей лапкой кикимора. – Никто меня ни есть, ни спать не зовёт… А вот колдуны да лешие кликали… кукимора, шишимора, кривая смерть, убоище, шишига, обменыш… эх! – загрустила она.

– Колдуны?? – вытаращила глаза Дарина-Марьюшка. – Всамделишные?? Они взаправду есть?

– Как не быть, они нас вредительству научают, а потом в дома подселяют, чтобы мы мелкие пакости творили да покойников предвещали.

– Ух ты! – девчонка призадумалась. – А кто такие обменыши?

– Это некрещёный младенец, которого нечистая сила крадёт у нерадивых матерей и оставляет вместо него своего ребенка – обжорливого, глупого, грязного и уродливого.

– А зачем они это делают? – удивилась Дарина.

– Чтобы ихнее дитя росло в сытости и довольстве, а из украденных детей делают кикимор или другую злую нечисть.

– Неужели отец и мать не догадаются, что это не ихний малыш??

– Так нечистая сила чары насылает! – воскликнула кикимора. – Иначе-то любой родитель сразу бы смекнул, что к чему. А колдовство-то им глаза застит, и они не разумеют ничего! Обменыш-то не растет, ходить не учится, все время сидит в люльке и просит есть, ровно кукушонок! А иногда леший или черт вообще могут подкинуть в колыбель березовое полено либо старый веник, а родителям всё одно будет казаться, что это ихний ребенок.

– А несчастные украденные детки мучаются, да? – в голосе прозвенела слеза.

– Их жизнь – это вечные муки, – подтвердила кикимора. – Дитя уже не может само вернуться домой, но оно же и не умерло? Поэтому оно живёт на границе живых и мёртвых. Ежели бедненький ребёнок скитается где-то совсем рядом со своим родным домом, он все равно не может к нему подойти… И родителей не может кликнуть… Ничего не может! Так и мучается…

– Ты сама из таких бедняжек? – большие голубые глаза были полны слёз.

– Нет… я из других… Я от огненного змея рождена.

– Это как? – слёзы мгновенно высохли.

– Ну, – замялась кикиморка, не зная, можно ли ребёнку такое рассказывать. – Прилетал к одной молодке огненный змей под видом её мужа. А муж-то далеко был, в городе на заработках. А уж она так тосковала по нём, так тосковала, что поверила, что это он. Ну и… я у неё родилась. Она-то как меня увидала, испугалась да и прокляла, а сама побегла и утопилась. Вот меня леший и забрал.

– Вона как… – задумалась девчонка. – А зачем ты наврала, что человек?

– Эх… – опять вздохнула кикиморка, но решила всё Даринке рассказать, чего уж там, раз начала. – Мечта у меня есть – человеком я стать хочу, вот.

– А как это сделать? – девочка приняла живое участие в судьбе кикиморы.

– Да не знаю я, – расстроенно сказала нечисть. – Колдуны да лешие и ведают, да не скажут, а где про это вызнать, я и помыслить не могу… Думала, добрые дела мне помогут человеком стать – ан нет, не получается…

– Про это надо у деда Белуна спросить! Он про всё на свете ведает! Мама с тятей всегда к нему ходят за советом! Только они с собой обычно снедь несут: пироги, блины, яйца. У тебя есть что-нибудь? – осмотрела она тощую собеседницу и сама же решила. – Нет у тебя ничего. Ладно, сама достану! Жди меня здесь! – и умчалась, сверкая босыми пятками.

– Погоди, постой! – воскликнула кикиморка и замолчала.

Такое необыкновенное чувство разлилось в душе или что там у неё внутри находилось: кто-то решил о ней позаботиться, принял участие в её горькой судьбинушке, пусть дитя малое, но ой как приятно ей стало! Кикимора носом шмыгнула и глаза утёрла – так расчувствовалась.

– Вот, смотри! – запыхавшаяся Дарина прибежала с десятком яиц в подоле.

– Ты где взяла?

– У курей! У них яичек много!

– У родителей спросилась? – строго сдвинула почти невидимые бровки кикимора.

– Нет.

– Значит, украла? Красть – грех! – твёрдо сказала нечисть домовая.

– Я потом мамане скажу! Она не заругает! Пошли уже к деду! Побегли! – и девчонка побежала, стуча яйцами в подоле.

– Да погоди ты, егоза! Яйца-то все переколотишь! – кикиморка аккуратно сложила яички в лукошко поверх крыжовника. – Неси теперь!

Дед Белун жил один в большой избе недалеко от деревенского колодца. Был он старенький, но не немощный, и по дому, и по огороду работу делал сам, не жаловался. Никто не знал, была ли у него когда-то семья или он так и вековал свой век – бобылём. В деревне его любили, почитали и немного побаивались: уж больно много всего он знал! За любым советом можно было к нему обратиться: он и знахарем слыл, людей и скотину мог врачевать, и про приметы всё знал, про травы да деревья и всякую живность лесную и полевую многое ведал, и когдадело начинать, чтобы прибыль была, да обо всём и не упомнишь! А ещё дед был грамотен, детей читать и считать учил, говорил, что в грамоте – свет и что учёный водит, а неучёный следом ходит. За обучение ничего не брал, говорил, что это ему в радость, но деревенские по-всякому дедушку старались отблагодарить: кто снедь сготовит и принесёт, кто в дому и на огороде порядок наведёт, кто обновы ему справит, словом, не скупились. И у деда было диво дивное, невиданное – книги! Большие, старинные, толстые, с деревянными крышками, которые закрывали собой с двух сторон плотные жёлтые листы, сплошь разрисованные буквицами чёрными и красными. А ещё у него были свитки и деревянные и каменные дощечки, тоже испещрённые письменами. В общем, дед был чародейным и непостижимым. К нему-то Дарина и кикиморка и пошли совет спросить.

– Дедушка Белун! – вытягивая шею, крикнула девочка через ограду. – Ты дома?

– Дома, дома, где ж мне быть? – послышался старческий голос. – А это кто ко мне внаведался? Дарина? Ты, озорница?

– Я, дедушка!

– Ну, заходи, чего там стоишь, – абсолютно белый как лунь, высокий и крепкий, но немного согбенный годами старик выглянул из сарая. – Так ты не одна, вот оно что! Кто это с тобой? – серые глаза в оплётке добрых морщин прищурились от яркого солнца.

– Это, деда… – начала было Дарина, но Белун опередил её:

– Кикимору, что ли, с собой привела?

– А как ты догадался, дедушка Белун? – девчонка опешила.

– А чего догадываться-то? Кикимора, она кикимора и есть. Что я, кикимор никогда не видел? – дед улыбнулся в белейшую бороду.

– Я вот никогда…

– Ну, твой век как у воробья пока, а вот поживёшь с моё, тогда и поговорим! Заходите, чада, в дом, медком вас угощу.

У Белуна ещё и пасека была, мёд он добывал вкусный-превкусный! Никогда его не продавал, угощал только, и пчёлы у него были кудесные: никогда никого не ужалили.

Собачка Хорсик, беленькая с чёрным ушком, обрадованно заскакала около Дарины, выпрашивая ласку, на кикимору она рыкнула разок, показав, что видит её, но больше и внимания не обращала.

– Ну, гости дорогие, присаживайтесь к столу, сейчас я вам медку дам.

В избе было прохладно, пахло сухими травами и хлебом. Старик поставил на стол мису с нарезанными ломтями сотами, вручил по куску хлеба:

– Сейчас ягодный взвар налью, мёд запивать.

Гости с удовольствием принялись уплетать и мёд, и хлеб и взвар большими глотками пить. Дед не отвлекал от важного дела, ждал. Вот Даринка наелась, напилась и про яйца вспомнила:

– Дедушка, это тебе! – передала ему лукошко.

– А за что это? – удивился старик.

– За совет.

– Да я не ведаю, смогу беде вашей помочь или нет, а ты уж меня гостинцами даришь, – улыбнулся он.

– Деда, ты всё на свете знаешь! – уверенно сказала девочка.

– Ну, коли ты так думаешь… – дед опять улыбнулся и усами, и глазами. – Какой совет надобен?

– Вот она, – Даринка пальцем показала на притихшую и скукоженную кикимору, – хочет человеком стать!

– Неужели? – старик внимательно посмотрел на оробевшее существо.

Кикиморка кивнула.

– А зачем тебе?

– Я, – хрипло начала она и откашлялась. – Я не хочу зло людям делать, я мечтаю жить как обычный человек, как все!

– Как все ты будешь жить человеческий недолгий век, а кикиморы живут дооолго, палкой не докинешь, – возразил Белун.

– Я не хочу жить дооолго! – с отчаянием сказала кикимора. – Я мечтаю, чтоб у меня друзья были, хочу добро творить и помогать всем… хочу, чтоб имя у меня человеческое было! – она почти заплакала.

– Ну, ладно, – пожал плечом дед. – Это я запросто.

– Да?! – хором воскликнули Даринка и кикиморка.

– Да, – подтвердил старик. – Вот сейчас я тебя схвачу, крест в волосах тебе выстригу, на шею крестик надену – и станешь ты человеком.

Дарина захлопала в ладоши:

– Ой, как здорово, дедушка, давай быстрее!

– Но ты будешь тощая, косая, заикаться будешь и хромать, – добавил Белун.

Девочка перестала хлопать и нахмурилась:

– Это что-то неправильно, дедушка! Пусть она станет обычной девочкой, как я!

– Не получится, – вздохнул он. – Быстрый способ, он такой, не совсем верный.

– А есть небыстрый? – с надеждой спросила кикимора, которой тоже не очень-то хотелось быть кривой да косой, хромой да заикой.

– Есть очень трудный путь, чтобы из нечисти в человека обратиться. Вот тогда и жизнь хорошую проживёшь, и мужа найти сможешь, и деток родить.

Глаза кикиморы, крохотные да болотные, вдруг засияли, как звёзды.

– Вижу, хочешь по трудному пути пойти? – усмехнулся дед.

– Да, дедушка, очень хочу!

– И я с ней! – крикнула Дарина.

– И ты, озорница? Это ведь не в бирюльки играть; ежели я говорю, что путь трудный, значит, будут препоны да опасности.

– Ну, и ладно! Не одной же ей идти! – кивнула на соседку девочка. – Ветер дунет – и унесёт её за тридевять земель в тридесятое царство! Так что делать-то надо? – заторопилась она.

– Ты, егоза, не суетись, мне в книги заглянуть надо, – задумчиво сказал Белун. – Посидите пока.

И пошёл книги ворошить. Пока нужное искал, гости разморились да и заснули на лавке, кикиморка всхрапывала, Дарина посапывала, Хорсик рядом сидел, хвостом вертел – стерёг.

– Ну, просыпайтесь, сони! – скомандовал Белун.

Жучка звонко тявкнула – и детвора пробудилась, глаза руками протёрла, на деда с надеждой уставилась.

– Ну что, деда? Нашёл ответ? – беспокойная Даринка не могла молчать.

Кикимора просто смотрела, но вся жизнь была в её взгляде.

– И нашёл, и не нашёл, – спокойно ответил дед. – Я узнал, как тебе человеческий облик обрести и судьбу в книгу Рода вписать, потому как сейчас ты там не записана, нечисть ты мелкая, пакостливая. А вот как тебе душу вернуть да где её взять – этого и в помине в ведах нет, – сказав, Белун замолчал.

– Дедушка, а как же быть? – расстроилась кикиморка. – Ведь без души человек и не человек вовсе!

– Верно ты говоришь: душа – светоч наш, солнечные лучи человеческого естества, частица небесного огня. Без неё никакая жизнь на земле невозможна. Что ж, попробуем спросить у Зеркалицы. Приходите к колодцу, как луна взойдёт, она сегодня полная будет, нам это на руку. Не проспите?

– Нет! Я спать не буду! – Дарина и кикимора одновременно ответили.

Конечно, девчонка уснула, как сурок, и кикиморе долго будить её пришлось: в трубе гудела, половицами скрипела, ложками стучала – без толку. Проснулась Дарина, лишь когда нечисть домовая ей в ухо крикнула:

– Вставай!

Домашние ничего не услышали – и слава Богу!

Прибежали стремглав к колодцу, а дед их уже ждёт, в руке держит зеркало круглое.

– Я уж думал, проспали, – улыбнулся. – Сейчас Зеркалицу попробуем попытать. Станьте у колодца и в зеркало смотрите, но молчите, говорить я буду.

Так и сделали. Увидели в зеркале полную луну, лик её удивительно напоминал человеческий. Дарина что-то сказать хотела, да Белун цыкнул на неё, и она вспомнила, что молчать должна.

– Семеро посылов, один отсыл, не словом, а зеркальной гладью, – медленно начал говорить дед. – Нас, Зеркалица, не сурочь, не спровадь, на наши вопросы ответы дай. Щит зеркальный нас да убережет!

Сначала ничего не происходило, потом водная гладь содрогнулась, глаза луны открылись, уста разомкнулись, и она спросила:

– Кто меня звал, кто вопросами пытал?

– Это я, Зеркалица, я, Белун, – спокойно ответил старик. – Хочу совета у тебя спросить.

– Ужели в твоих книгах не все ответы есть? – в голосе Зеркалицы послышалась насмешка.

– Увы, не все, – вздохнул дед.

– Спрашивай, так уж и быть! – милостиво разрешила она. – Коли смогу – помогу.

– Как кикиморе душу вернуть? – спросил он. – Где её найти?

– Про то колдун знает, что душу её себе забрал.

– Как колдуна заставить душу отдать?

– А что мне будет за советы? Вопросам твоим конца краю нет, какова цена? – спросила Зеркалица.

– Каждый день буду солнечных зайчиков пускать, чтобы ты успела оглядеть безмерные дали Земли и Вселенной и вернуться домой счастливой! Годится?

– Годится! – обрадовалась она. – Заставь его в зеркало посмотреть, тогда он лукавить не сможет и выпустит душу или скажет, где она хранится.

– Как найти колдуна?

– В колодец упади, – зевнула Зеркалица. – Всё, я устала! Очень много вопросов!

Отражение луны стало неподвижным и мертвенным. Старик вздохнул:

– Боле ничего не скажет! Капризная стала… Всё слышали? Всё запомнили?

– Да, – ответила Дарина. – Только я не поняла, как мы колдуна узнаем?

– Я узнаю, – сказала кикиморка. – Он меня учил людям вредить и пакостничать. Значит, это он и душу мою забрал.

– Деда, а ты ведь не сказал, как ей человеком-то настоящим стать? – вспомнила девочка.

– Сейчас-сейчас. В избу идёмте.

И дед Белун рассказал им про Рода, творца Вселенной, и его дочерей Рожаниц – Живу, Ладу, Мокошь, Долю, Недолю.

– Род, милые мои, это отец и мать всех богов, это священное начало начал, из которого всё исходит и куда всё возвращается. Вот появляется на свет человек, и вся его судьба записывается в книгу Рода, поэтому никому не миновать, чего на роду написано. А Рожаницы присутствуют при рождении человека и определяют его долю и нрав. Тебя, кикимора, в этой книге нет, потому как ты наполовину нечисть. Надо, чтобы Род тебя туда вписал, вот ты и обретёшь человеческую судьбу.

– И стану по обличью человеком? – радостно спросила кикимора.

– Ещё нет, это ведь не кожу старую сбросить, как змея делает, надо облик благостный приобрести.

– А как?

– А вот тут тебе помогут Рожаницы, особенно Лада. Она покровительствует сиротам, вдовам, матерям и детям – сердце у неё мягкое, слёзной просьбой можно его разжалобить.

– Как же нам к ним попасть, деда? – притихла Дарина.

– В обитель богов? – он покачал головой. – Никак. Смертный, исторгнутый из небытия по воле божественной Прави, может вернуться туда, но для этого надобно вести жизнь праведную и безгреховную, поднимаясь по лествице совершенства. Но вы, чада, можете поднести требы богине. Идут русалии, и божества тоже любят повеселиться да полакомиться, поэтому вы пойдёте в берёзовую рощу, повяжете яркие ленточки, отнесёте мёд, оладьи, пироги да сурицу и свою просьбу выскажете. Но сначала песню споёте!

И грудным красивым басом, от которого у Даринки побежали по коже мурашки, запел:

– Гой-ма, богородица Ладо!

Благослови, боже, благослови, мати,

требу подавати, Ладо призывати!

Помоги мне, мати!

– Пойте до тех пор, пока не услышите! – велел старик.

– Что не услышим, дедушка?

– Сами поймёте, чада!

– А когда идти в берёзовую рощу? – Дарина посмотрела в окно, за которым только-только начинало светать.

– Вот сейчас и пойдёте.

– Ой, – девочка испугалась. – Маманя запрещает в лес ходить, говорит, русалки могут утащить…

– Ну, не ходи, – пожал плечами дед. – Кикимора одна пойдёт.

Нечисть согласно кивнула.

– Только вот богини её не послушают… она для них пустое место. А человек – творение божье, просьбу из его уст, особенно дитя человеческого, услышат…

– Дарина! – кикимора к девочке обернулась, ручонки к груди прижала, из глаз вот-вот слёзы готовы брызнуть. – Не бросай меня! Прошу!

– Ладно, – нахмурилась та.

– Не бойся, егоза, помыслы у тебя праведные, ни одна русалка и близко к тебе не подойдёт, – спокойно сказал Белун.

Говорить, что следом за девчонками решил пойти, на всякий случай присмотреть, не стал.

Нагруженные подношениями, Дарина и кикимора направились в берёзовую рощу. Уже розовые нити Зари начали пронизывать светлеющее небо, обещая вскорости превратиться в покрывало богини и застлать весь небосвод.

– Не страшно уже! – Дарина храбро топала впереди.

– Ага! – кикиморка меленькими шажками поспевала сзади.

Поодаль неслышно шёл Белун, приглядывая за путешественницами. Не то чтобы он не верил в успех задуманного предприятия, но в случае чего готов был прийти маленьким просительницам на помощь.

– Вот красивая берёзка, на ней много ленточек. Давай и мы свои сюда повяжем! – скомандовала Даринка, сложив на травку всё, что они принесли.

Завязав наузы, взялись за руки и пошли кругом дерева, распевая песню, как учил дед Белун. Сначала пели тихо, потом, осмелев, всё громче и громче.

Тем временем красавица и покровительница любви и брака светлоокая Лада развлекалась на пиру. Тут была и Жива, воплощение плодородия, юности, расцветающей весны, со своей помощницей Сейвиной, и Мокошь, мать всего живого, подательница земного изобилия, олицетворение Матери Сырой Земли, Доля и Недоля, девы судьбы, на время празднования отвлёкшиеся от своих прямых обязанностей – прядения нитей жизни человеческих, Дидилия, покровительствующая благополучным родам и воспитанию младенцев, Додола, богиня лета и молодости, и птица Алконост, и Арысь-поле, и Белые девы, покровительницы облаков и дождевых источников, – словом, целая плеяда богинь предавалась пиршеству и удовольствиям.

Непременными спутниками Лады были её сыновья Лель, Полеля и Дид, всегда молодые и прекрасноликие. Лель то и дело метал из рук искры, веселя богинь и поражая сердца людей страстью, Полеля воздымал рог, в котором пенилось хмельное, как счастье молодожёнов, вино, Дид, более спокойный, чем его братья, поглаживал рыжего кота – своё воплощение.

И конечно же, верховодил пиром Ослад – бог веселья и всяческого блаженства, гуляний и наслаждений. Он и яствами и питиями стол украсил, и сделал так, чтобы беспрепятственно доносились до слуха богинь хвалебные песни, которые исполнял род людской, прославляя Сварога, Перуна, Ладу и весь сонм богов.

Ослад неустанно подливал медвяные напитки и следил, чтобы все были радостны и довольны – в этом видел своё предназначение.

Богини беспрестанно разговаривали, шутили и смеялись, было им весело и ладно. Песни человеческие развлекали, кот рыжий мурлыкал, Лель искрился и зажигал – праздник был хоть куда!

Но вот сквозь стройный хор людской стали доноситься какие-то крики. Ослад поморщился:

– Что такое?

– Ты о чём? – златокудрая Лада отвлеклась от беседы с Живой, с которой они обсуждали роль кукушки в подсчёте часов рождения и смерти.

– Да кричит кто-то, – скривился Ослад. – Совсем не в лад и невпопад!

Лада прислушалась.

– Гой-ма, богородица Ладо!

Благослови, боже, благослови, мати,

требу подавати, Ладо призывати!

Помоги мне, мати!

– Это мне поют, – удивилась она.

– Да что ж так нестройно-то! – опять поморщился Ослад. – Посмотрю-ка я, кто это, да и прикажу не петь!

– Подожди, – остановила его богиня. – Мне поют, я и посмотрю.

– Заскучала, богиня? – испугался бог утех. – Невесело тебе?

– Не переживай, Ослад! – одарила его лучезарной улыбкой Лада. – Кажется мне, что это детские голоса. Я туда и обратно, мигом обернусь!

– Сестрица, я с тобой! – Жива с интересом прислушивалась к их разговору.

Богини исчезли, но пир продолжался. Ослад чуть помедлил и отправился за ними.

Дарина и кикимора продолжали голосить и водить хоровод вокруг берёзы, хотя уже слегка осипли. Дед Белун утомился и присел в кустах, прислонившись спиной к толстому стволу.

Лада, Жива и Ослад, невидимые, наблюдали за девочкой и нечистью.

– Интересно, что им от нас надо? – спросила Лада.

– Одна – это ребёнок, а вторая кто? – удивилась Жива.

– Кикимора это, – брезгливо сказал Ослад. – Нечистый домовый дух. Анчуткино отродье.

– Так что они вместе тут делают? – поразилась Лада. – Давайте им явимся и спросим!

– Любопытно, – согласилась Жива.

– Ой, ну не знаю… – засомневался Ослад.

– Ты, Осладушка, не показывайся, ты не совсем… ммм… одет, – улыбнулась Лада. – А это девочка! Не смущай её!

– Ладно, богиня, – Ослад чуть надулся, – будь по-твоему.

– Не обижайся, – мягко попросила она.

– Дети, – звонко сказала Лада, становясь видимой. – Что вы хотите? Зачем меня призываете?

– Ой! – испугалась Дарина, а кикимора за её спину быстро юркнула.

– Не бойтесь, мы не причиним вам зла, – показалась Жива.

– А вы кто? – трясущимися губами спросила девочка.

– Я Лада, а это Жива, богиня весны и плодородия, – с улыбкой представилась Лада.

– Это точно, не обманываете? – уточнила Дарина.

– Ах вы, неблагодарные, ещё и сомневаться смеете! – возмутился Ослад, постаравшийся максимально запахнуть свои одежды.

– А ты кто? – страх Дарины потихоньку прошёл, да и вообще она была не из пугливых.

– Я Ослад, бог веселья и наслаждения! – гордо сказал он.

– А! Ну, ты нам не нужен, – невежливо подытожила девчонка. – Мы богинь призывали!

Белун в кустах усмехнулся в усы. Ослад потерял дар речи. Лада и Жива звонко расхохотались.

– Не обижайся, Ослад, она же совсем несмышлёныш! – со смехом сказала Лада.

– Что же вам нужно от нас, дети? – мягко спросила Жива.

– Сначала примите наше угощенье и ленточки! – поклонилась Дарина.

– Ослад, забери, пожалуйста!

Всё ещё обиженно ворча, бог щёлкнул пальцами, и дары исчезли.

– Вот она, – храбро начала Дарина, выталкивая из-за себя кикимору, – хочет человеком стать! Настоящим! Мы просим, великие богини Лада и Жива, нам помочь!

– А почему же ты за неё говоришь? – поинтересовалась Лада. – Какой твой интерес?

– Да у нечисти язык, видимо, отсох в нашем присутствии, – съязвил Ослад.

– Вот и нет! – возразила девочка. – Она боится, что вы её не услышите и не пожалеете, поэтому и молчит!

– Кому нужно слушать нечисть домовую, – ехидно сказал Ослад, но Лада жестом остановила его:

– Значит, для себя ты ничего не просишь?

– Конечно, нет! – удивилась девочка. – У меня всё есть!

Богини с улыбкой переглянулись.

– Ну, хорошо, дети, поможем мы вашей беде! – улыбнулась Лада.– Для начала нужно тебе облик человеческий придать. Ослад, принеси-ка кубок с сурицей, что девочки нам поднесли.

– Как скажешь, богиня! – поклонился Ослад, пропал и через мгновение вернулся с кубком.

Лада ступила босой ногой на сыру землю, пролила напиток в след и, когда земля впитала влагу, щёлкнула пальцами – сурица вновь оказалась в кубке.

– Выпей это, – богиня протянула сосуд кикиморе. – Выпей до дна, ни капельки не пролей!

Кикиморка трясущимися лапками приняла кубок, поднесла его ко рту и начала пить мелкими глотками. С каждым глотком её обличье менялось, когда же она допила, то превратилась в девочку, невысокую, зеленоглазую, розовощёкую, с востреньким аккуратным носиком и тёмно-русыми волосами, заплетёнными в тугие косы. Кикиморка ахнула и приподняла сарафан, который совершенно чудесным образом заменил её рванину, – вместо курьих лап были обычные босые загорелые девчачьи ножки.

– Ой! – огромные глаза Дарины смотрели на неё с восторгом, в них кикимора увидела своё отражение – самая настоящая девочка.

– Благодарю вас, богини! – пробормотала кикимора, слёзы потекли по румяным щекам.

– Эй, эй! – воскликнул Ослад. – Только не плакать! Только не при мне! Не при боге веселья!

Лада склонилась и нежным пальчиком отёрла прозрачные слёзы:

– Не надо плакать, это ведь радость!

– Теперь девочка похожа кикимору, – обратилась к Ладе Жива.

– Точно, – Лада нахмурила брови. – Негоже тебе в рубашонке бегать да чумазой такой!

Ласково погладила Дарину по голове, и волосы мгновенно заплелись в аккуратные косы, рубаху сменил нарядный сарафан, лицо, руки и ноги стали чистыми.

– Вот такой и будь отныне! – одобрительно сказала богиня.

Девочки переглянулись, взялись за руки и счастливо засмеялись.

– Но этого мало, надо её судьбу в книгу Рода вписать. Это ведь тебе чаще всего приходилось делать? – обратилась Лада к Живе.

Та согласно кивнула:

– Но это касалось обычно болезных да увечных, я им жизнь продлевала. А такого, чтоб вписать с самого начала, не припомню…

– Возможно, и не стоит продолжать? – предложил Ослад. – Ей и так уже хорошо!

– Если начинаешь какое-то дело, нужно доводить его до конца! – наставительно сказала богиня.

– Ну, куда же вы пропали?? – внезапно материализовались все боги, которым стало скучно без Ослада, Лады и Живы.

Девочки онемели, Белун пригнулся пониже.

– Матушка, что вы тут делает? – вопросил Лель. – И что тут смертные забыли?

– Видишь ли, твоей матушке и сестрице блажь пришла обратить кикимору в человека и в книгу судеб её вписать, – объяснил Ослад.

– И которая из них кикимора? – поинтересовалась Мокошь.

– Да вот эта, тёмненькая.

Боги присмотрелись повнимательнее:

– А что, неплохо получилось! – сказал Дид.

– А что теперь собираетесь делать? – спросила красавица и мастерица Доля.

– Рода надо отвлечь, а Жива впишет её в книгу, только и всего, – сказала Лада.

– Только и всего! – фыркнул Ослад. – Вот узнают об этом Род, Сварог, Дажьбог да Перун, мало не покажется!

– Матушка, мы тебе поможем! – предложил Полеля. – Кругом Рода песни и пляски затеем, вот он и отвлечётся!

– Я искры буду метать! – воскликнул златокудрый Лель. – А ты, Ослад, поднесёшь ему кубок с хмельным вином! Вуаля!

– Вуаля, – буркнул Ослад. – А потом меня Перун громовой молнией поразит в наказание, вот и будет мне вуаля!

– Я заступлюсь за тебя, Ослад! – улыбнулась Лада.

– Что ж, за дело! – воскликнул неугомонный Лель, и боги пропали.

Дарина и кикимора смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Дарина потрогала пальцем косы кикиморки, её носик, щёки:

– Ты настоящая девочка! Как же мы тебя звать будем?

– А звать её теперь Вера! – Лада и все остальные боги уже были тут.

Рядились они долго, а дело спроворили за минуту.

– А почему Вера? – спросила кикиморка, задохнувшаяся от счастья.

– Потому что ты верна своей мечте, – сказала Лада. – Пусть так будет и дальше! Ну, девочки, прощайте!

– Прощайте, боги и богини, благодарствуем за помощь! – девочки поклонились, а когда подняли взгляд, они уже пропали, только были слышны их весёлые голоса и смех, но вскоре и он затих.

Вера и Дарина взялись за руки и побежали в избушку к дедушке Белуну. Он поспешил следом за девочками, но обходным путём и встретил их у калитки. Выслушал возбуждённый рассказ, восхищённо охая и ахая, похвалил внешний вид подружек и, наконец, спросил:

– Вера, дитя моё, ты уверена, что пойдёшь до самого конца?

– Я верю, дедушка, что всё смогу! Недаром меня Верой назвали! – гордо заявила она.

– Ну, хорошо. Тогда медлить нельзя. Помните, что надо делать? – спросил он.

– Да, – ответила Дарина. – Упасть в колодец…

– Найти колдуна! – перебила её кикиморка.

– Заставить его отразиться в зеркале, – продолжила Даринка.

– И он отдаст душу! Вуаля! – воскликнула Вера, уж очень ей это слово понравилось.

– Вуаля! – повторила Дарина и залилась смехом.

– Вот хохотушки-покатушки! – не мог не засмеяться вместе с ними дед Белун. – Пойдёмте, чада, время не терпит!

Он протянул девочкам небольшую суму с хлебом и небольшим зеркальцем с ручкой, и они подошли к колодцу. Вера заглянула туда:

– Глубоко, наверное…

– Ого! – крикнула Дарина, и колодец отозвался:

– Ого…

Девочки встали на край колодца и взялись за руки, глубоко вдохнули, закрыли глаза и шагнули в пустоту. Перед закрытыми глазами заметались разноцветные всполохи, в ушах раздался противный, оглушительный свист, они с громким всплеском упали в воду, полетели всё глубже и глубже и, когда воздух в лёгких начал катастрофически заканчиваться, совершенно неожиданно упали на твёрдую землю. Сухие.

– Вуаля… – прошептала Вера.

– Ага… – согласилась Дарина.

Подружки встали и огляделись.

– Вроде наша деревня, – прошептала Дарина, – но какая-то не такая…

– Тут как будто всё навыворот, – сказала Вера, глядя на ближайший огород. – Смотри: на смородине малина растёт.

– А на яблоне – слива, – подтвердила Дарина. – Гляди, гляди! Кошка на цепи сидит!

– Точно! – удивилась кикимора.

Курица взлетела на забор и давай кукарекать, прибежала собака, потянулась и замяукала.

– Люди идут! – девочки спрятались на обочине в кустах.

Подошли две бабы, одежда на них была шиворот-навыворот, они тащили тяжёлые вёдра с водой, подошли к колодцу, вылили туда вёдра и, смеясь и разговаривая, пошли с пустыми домой. Деревенские жители при виде их радовались и говорили:

– Пустые вёдра к удаче! – и крестились слева направо.

– Надо колдуна искать, – Дарине не сиделось на месте.

– Подожди, – остудила её пыл Вера. – Давай подумаем, куда нам идти!

– Давай! – согласилась Даринка.

– Где обычно живут колдуны в нашем мире?

– На отшибе, у леса, в маленьких избёнках.

– А здесь всё наоборот, значит…

– Значит, он живёт в самой серёдке! – и девочки уставились на большую избу напротив колодца.

– Значит, это его дом, – прошептала Вера. – Но мне надо его увидеть, и тогда я буду знать наверняка.

– Подождём.

Ждать пришлось недолго, вскоре открылась дверь, и задом наперёд оттуда вышел старик в овчинном тулупе, надетом наизнанку. У него были нечёсаные космы и борода, длинный синеватый нос и маленькие, глубоко посаженные глазки-уголья. Костлявые пальцы заканчивались острыми обломанными ногтями. Нос напоминал большой огурец, только был синевато-багрового цвета. Ступая сапогами, которые были надеты пяткой вперёд, он дошёл до колодца, сел на край и тяжело свалился в воду.

– В наш мир пошёл… – вздрогнув, прошептала Дарина. – Души деток воровать! Ну, это он?

Вера смотрела застывшим взглядом на колодец.

– Вера, это он? – девочка толкнула её в плечо.

– Он… Я узнала его… Это он учил меня делать зло людям и наказывал, ежели я не хотела…

– Ну, так пошли в избу, проверим там всё! – Дарина дёрнула подругу за руку.

Во дворе их лаем встретила цепная кошка, она гавкала и гавкала, звеня железом, не пускала девочек войти. Дарина вовремя вспомнила, что дедушка положил им в суму хлеб, и угостила им кошку. Та набросилась на кусок с жадностью, проглотила его и, завиляв хвостом, умильно посмотрела на девчонок.

– Не кормит он тебя, что ли, – пробормотала Дарина и отломила кошке ещё кусочек.

Собаку подружки просто погладили и пощекотали за ухом, и она втянула когти и перестала шипеть.

Вера и Дарина вошли в избу колдуна. Там было темно и сыро, пахло плесенью и затхлостью, так что дышать было невозможно. И хоть снаружи дом выглядел огромным, внутри это была маленькая комнатка, похожая на чулан, тесная, с низким потолком и, конечно же, ни печи, ни красного угла в обиталище колдуна не было.

– И где же нам искать души? – с недоумением спросила Дарина.

Вера пожала плечами, ей было очень страшно, но она старалась не показывать виду.

– Смотри, подпол! – она показала на торчащее из пола толстое железное кольцо. – Может, там?

– Ты хочешь, чтобы мы спустились в подвал? – бесстрашная Дарина вздрогнула.

– Я могу одна! – храбро сказала Вера.

– Нет уж! Вместе, так вместе! – Дарина взялась за кольцо и попробовала поднять крышку, но у неё ничего не получилось. – Тяжёлая!

– Давай вдвоём! – Вера тоже уцепилась за кольцо.

Девочки кряхтели, тянули изо всех сил, но ничего не получалось: доски были слишком тяжелы для них.

– Таак! И что это тут у нас происходит? – раздался скрипучий голос.

Незаметно для подружек в избу вернулся колдун и смотрел на них. Глаза его тлели красным. В руке он держал шевелящийся и пищащий мешок.

– Гости незваные, окаянные! За каким чёртом в мой дом явились?! – злобно проскрипел он.

– Мы… – испуганно начала Дарина, колдун перервал её, потянув воздух багровым носом:

– Я за душами ходил, а тут душонка сама ко мне в гости пожаловала!

Страшный старик довольно хмыкнул, сложил скрюченные пальцы в щепоть, что-то прошептал и дёрнул. В когтях его забилась и жалобно запищала маленькая ласточка. Дарина почувствовала, словно из груди у неё вынули что-то, без чего она не может дышать. Девочка вздохнула и упала без чувств. Колдун злобно захохотал и обратил руку к Вере, проделал те же действия, но безрезультатно. С удивлением посмотрел на длинные грязные ногти, потом перевёл взгляд на дрожащую девчонку и принюхался.

– Вот оно что! – захохотал. – Шишига! Тебе чего тут надо, убоище?

– Верни душу моей подруге! – тихо, но твёрдо сказала Вера.

– С каких это пор человек шишиморе в друзья записался? – ядовито усмехнулся старик. – Что за невидаль такая??

– Дарина – моя самая настоящая подруга! Она помогает мне человеком стать! – храбро ответила Вера.

– Не может такого быть! – проскрипел колдун. – Никогда человеческое существо не будет дружить с нечистью!

– Может! – упрямо возразила девочка. – Я уже человек, видишь? Это всё благодаря Дарине! Мне нужна моя душа, колдун! Верни мне её!

– Так тебе нужна твоя душа? Или… душа твоей подруги? – старик кивнул в сторону лежащей без памяти девочки.

Взгляд кикиморы заметался от Дарины к колдуну. Тот не торопился, ждал.

– Ну что, кому душу возвращать? – злорадно спросил наконец. – Решила?

– Верни душу моей подруге! – глотая слёзы, пробормотала Вера.

– А ты ради этой девчонки останешься нечистью беспородной и будешь по-прежнему людей пугать? – продолжал с ехидством допрашивать старик.

– Да, – кивнула кикиморка и голову смиренно повесила.

Колдун щёлкнул пальцами, ласточка трепыхнулась и пропала, грудь Дарины поднялась и опустилась.

– Ну, что, нечисть грязная да безродная, пора тебе в прежнее обличье возвращаться. Побаловалась – и будя! – колдун грозно сдвинул косматые брови, глаза его пыхнули огнём, скрюченные пальцы протянулись к кикиморке, внешность которой начала неуловимо изменяться: глазки превратились в болотные бусинки, розовые круглые щёчки втянулись, тугие косы расплелись и запутались…

Кикимора плакала, прощаясь со своей мечтой, но с места не двигалась.

– Эй ты, злой старик! – раздался сзади звонкий голосок. – С девочками колдовством воюешь? Видать, невеликое твоё волшебство!

Колдун обернулся: Дарина твёрдо стояла на ногах, слегка наклонив голову и сердито глядя на него. Руки девочка спрятала за спину.

– Отпусти мою подругу! И верни её душу! – приказала она.

– Ишь ты, какая смелая! – пробормотал старик. – Твоя-то душонка мне бы послаще была! – причмокнул губами.

– Отпусти Веру! – упорно повторила Дарина. – Не то!

– Не то что? – саркастично спросил колдун. – Убьёшь меня? – захихикал со скрипом.

– Смотрись в него! – Дарина резко вытянула перед собой руку с зеркальцем.

Старик, не ожидавший этого, невольно поймал взглядом своё отражение в серебристой поверхности и… застыл, глаза его остановились, руки повисли. Вера тут же вернулась к девчачьему облику.

– Немедленно отвечай, где её душа! – приказала Дарина.

– В подполе в клетках сидят птицы – это всё души детей. Её душа в самом крайнем ряду, в углу, рядом со змеёй в стеклянном сосуде, – безжизненным голосом ответил колдун.

– Открывай подпол!

Старик сделал движение рукой – и тяжёлая крышка откинулась, открыв тёмный ход и крутую лестницу. Вера моментально шмыгнула вниз и ахнула: клеток были сотни.

– Что там? – крикнула Дарина.

– Здесь их очень много! – ответила Вера. – Очень!

– Выпускай всех птиц! – велела Дарина.

Колдун застонал:

– Нет, нет, только не это!

– Выпускай, говорю! – девочка топнула ногой.

Со страшной неохотой колдун сделал пасс рукой, что-то шепнул – из подпола выпорхнула стая птиц и обрадованно голося, вылетела из избы. Вера выбралась из подпола, развязала шевелящийся мешок и оттуда тоже вылетели десятки птичек.

– Вот и всё, – с облегчением сказала Дарина. – Нам пора!

– Ну, попробуйте убежать, – так же безжизненно сказал колдун. – Попытайтесь! – глаза его злобно вспыхнули.

Дарина, бежим! – девочки выскочили из избы.

Колдун, мгновенно получивший свободу, вытянул руки вслед и начал произносить заклинания, но тут на него с шипеньем и выпущенными когтями напала собака:

– Я столько тебе служу, а ты ни разу меня не погладил, за ушком не почесал, а девочки меня приголубили да приласкали!

Колдун и собака покатились по полу в недолгой схватке, старик пинком отбросил пса и выскочил на крыльцо, продолжая творить заклинание. Тут на него набросилась сорвавшаяся с цепи кошка:

– Я столько тебе служу, дом сторожу, а ты меня ни разу не напоил, не накормил, а девочки мне свой хлеб отдали!

Кувырком слетели колдун да кот с крыльца, а тут опять собака подоспела – полетели клочки по заулочкам!

Пока кот да пёс дракой злодея отвлекали, Дарина и Вера до колодца добежали и в воду прыгнули. Миг – и они у себя дома, а тут их дедушка Белун поджидает.

– Всё ли хорошо, девоньки? – с беспокойством спросил он.

– Нет, дедушка, мы колдуна сильно разозлили, сейчас он за нами придёт! – пыхтя, ответила Дарина.

– Не бойтесь, чада, идите с Богом в дом да дверь покрепче закройте, – велел дед.

Не успели девчонки убежать, как из колодца пушечным ядром вылетел колдун, встряхнулся, как собака, и ощерился.

– Куда собрался? – спокойно спросил его Белун.

– Уйди, старик! – колдун сделал в его сторону движение рукой, но дед только улыбнулся.

– Уйди, коли жизнь дорога! – оскалил он зубы и зашептал заклинания, но безрезультатно.

Белун распрямился, став намного выше, волосы и борода его засветились, в руке появился раскалённый посох, который он направил в сторону колдуна.

– Возвращайся в своё логово, нечистый, и чтоб я боле тебя здесь не видел! – из посоха вылетел пук искр, прожёгший одежду колдуна.

Он взвизгнул, уменьшился в росте, согнулся и, не поднимая глаз, пробормотал:

– Не признал сразу, не признал, простите, удаляюсь!

Огромный золотистый пёс оглушительно гавкнул на колдуна.

– Хорс, успокойся! – Белун положил руку ему на голову.

– Дорогу сюда забудь, детскими душами не промышляй боле, я всё вижу и всё ведаю! Знахарством займись, людей да скот лечи – чем не дело? Понял ли меня?

– Понял, понял, всё сделаю, как вы сказали, – подобострастно проговорил колдун. – Я могу идти?

– Иди! – разрешил Белун, Хорс опять гавкнул.

Колдун свалился в колодец – и больше его не видели.

– Девоньки, как вы там, мои золотые? – дедушка, уменьшившись в размерах, в сопровождении шустрой белой собачки пошёл к избе.

– Деда, деда, иди скорей, мы тебе сейчас всё-всё расскажем! – защебетали девчонки.

– Иду, иду! – отозвался Белун и добавил тихо. – Может, то расскажете, чего я ещё не ведаю? Вот славно-то будет, да, Хорс?

Пёс одобрительно гавкнул.

Скоро-то ведь дело делается, не скоро сказка сказывается, особливо такая мудрёная, как наша! Второпях много чего забыть можно, а это нехорошо, неправильно.

Вера стала жить у дедушки Белуна, он ей и отцом и матерью был, сиротой себя она ни на секундочку не чувствовала.

Девочки остались самыми лучшими подругами, все секреты друг другу рассказывали да помогали во всём, даже когда замуж вышли и семьями обзавелись.

Колдовские кошка и собака в наш мир пришли через колодец, Белун превратил их в обычных животных, и стали они жить-поживать, горя не знать.

Вот и сказочке конец, в ней премудростей ларец!

Дедушка Белун, конечно, не просто дедушка был, а вот кто – попробуй сам догадаться!

Вуаля!

Оглавление

Оторванный хвост

Шумска Майка

Маленькая кикимора