Сборник стихотворений. Понемногу обо всём [Александр Сергеевич Глухов] (fb2) читать онлайн

- Сборник стихотворений. Понемногу обо всём 1.35 Мб, 63с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Александр Сергеевич Глухов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Александр Глухов Сборник стихотворений. Понемногу обо всём

Мне говорят: «ты слаб в литературе

И безобразен попросту твой стиль»

Но только не в моей это натуре

Себя так просто списывать в утиль

Не первый я, но право не последний

Метафор, рифм и междометий друг

Я не хочу, чтоб жизнь прошла бесследно

Свое перо не выброшу из рук

Пусть высоко мечта моя большая

К чему убогость в мыслях и делах

Полет мечты, он жизнь нам украшает

А та мечта давно меня звала

Пусть я неуправляем и не молод

Стиль не такой – ну что возьмешь с меня

Но только не терплю душевный холод

Хочу себе душевного огня

05.11.2018г.

***

Дома престарелая жена

Зажигает свечки у иконки

У меня тюремная стена,

И решетка близ железной «шконки»

***

Осень потеряла яркие наряды

И не манит солнце ласковым лучом,

Только хмурый ветер, да неделю к ряду

Грустно дождик шепчет не пойму, о чем

Сыро, серо, голо, тянет на раздумье

О стране, о жизни, о самом себе

Вечером прохладным далеко уйду я

Млечный путь сквозь тучи подмигнет с небес

Гонит в душу ветер, груз тяжелых мыслей

Сумрачное небо, непогоды нудь

Сирота рябина, что над речкой свисла

Красными следами свой опалит путь

***


Стихотворения (апрель-ноябрь 2019 г.)

Чиновник-гусь судьбой гордится,

Он уважает жизнь свою,

Но может быстро превратится

В обыкновенную свинью

***

Проводы Марата Иванова.

Ты был достойным нашим братом

Все эти «плавские» года.

И мы прощаемся с Маратом

Надеемся, не навсегда

***

Стою, старик, слегка согнувшись,

Открытием недоумён,

Что я, свидетель уж минувших,

Навеки канувших времен.

***

Кто «пуляет» редко матом –

–Видно станет дипломатом

***

История учит коварству:

–Предай, обмани поскорей

И горе тому государству,

Где правят ублюдки царей.

***

Если мерзавца вымазать тиной –

– станет он грязной вонючей скотиной.

***

Как власти лгут неудержимо,

Маня фальшивым калачом:

–Вся мерзость с прежнего режима

Осталась, мы же – ни при чем.

Тогда, мол, недра оскудели

Тиранили людей труда…

Да вы же, подлецы сидели

В высоких креслах и тогда.

***

Засветлело небо за оконцем

Тишина, не видно ни души.

Как прекрасно до восхода солнца

Встретить день, предутренней тиши.

***

Лукавого галерного раба

Старательно гребущего на рифы

Схватить, связать и кинуть в погреба

Мечтают забугорные шерифы.

***

К Кучаку (Глагольеву А.В.)

Едим рассольник за обедом

Жуем остывшее рагу.

Давай тебе на День Победы

Освободится помогу.

***

Четверостишием удобно

Поддеть зарвавшихся господ.

И персонаж чванливо-сдобный

Покажет свой гнилой испод

***

Мэр ставит на удачу:

–Деньгами пахнет. Чу!

Масштабные задачи

Ему не по плечу.

***

Бредут российские чинуши,

Давно в трех соснах заблудясь

Закрыв глаза свои и уши,

Без цели, но собой гордясь.

И ставят глупые задачи,

Всегда способны на обман,

Надеясь на судьбу – удачу,

Да фарт, чтобы набить карман.

***

Скушал яйца и халву

Вдохновение зову.

Но от ветра дуновения

Улетело вдохновение

***

Мозг разрывается на части,

Дилемма, больше, чем всерьез –

–Нас приучили к зверству власти,

Под гуманизм вождистских грез.

Бомонда мерзость, гнусь элиты

Нам славят в лентах новостей

Страну сжирают, но не сыты

Рабы финансовых страстей.

***

Мне о войне вещал холеный

«Мажор», незнайка, полугном.

Послушай-ка, юнец зеленый

Санкт-Петербургский метроном.

Там праведники – чище Лота,

Пусть вид у них не комильфо.

В гнилых Синявинских болотах

Полег российский генофонд

Земля останки их укрыла

Оплакал дождик и притих.

Не суй свое кабанье рыло

В ушедший мир почти святых

Стихотворения 2019 г.

Во тьме исторической дали,

В суровом быту, горе тризн,

Трудяги безвестные ждали:

«Когда же улучшиться жизнь?»

Вскачь времени мчалась квадрига

Косили родных и друзей

Ордынское тяжкое иго,

Чванливая тупость князей.

Пахали, молились, страдали

И в реках струилась вода

А люди всё ждали и ждали:

«Когда же, когда же, когда?»

Цари, войны, бунты, болезни

Посыпались, как из мешка

А ждущих, в мечте бесполезной,

Ждала гробовая доска.

Царей мы веками любили

И что же, выходит – зазря?

Восстали, сместили, убили

С семьей Николая царя.

Казалось, своим власть вручили

Когда же, когда же уже?

В итоге сполна получили

Звериный оскал неглиже.

Пахал, замордован, поникший,

Стонал и кряхтел русский люд

Война, миллионы погибших,

Калеки, Победы салют.

Смерть Сталина снизила грузы

И, вроде, восходит звезда…

Но, нет, целина, кукуруза…

Как прежде: «Когда, да когда?»

Казалось, слегка полегчало,

Суровейший стих ураган

Лишь солнце пригрело лучами,

Вдруг вспыхнул проблемой Афган.

Дни либерастической смуты:

– Дави коммунистов! Вперёд!

Пришло ли на ум хоть кому-то:

– Что ждёт и страну, и народ?

И хмурятся демшакалята:

– Людишки ленивы, тупы.

Не хочет народец проклятый

За наш идеал рвать пупы.

А власти шаманят: «Все ближе,

Желанное счастье грядет»

Вопрос же стоит: «Как нам выжить?»

О счастье уж речь не идёт.

Элита, глумясь на просторах страны,

Вранья не снижает накала

И, лишь поголовьем рабов мы нужны,

Тем словоблудливым шакалам.

Гнилая эпоха, кричи, не кричи –

–Деяния времени строги.

Повсюду встречаются недо-врачи

И недо (пардон) педагоги.

У недо-элиты с охраной нора,

Пиарят свою «социальность»

В стране недо-власть примитивно-хитра,

С потугами на гениальность.

Как осознать душе и телу

Среди бесчисленный явлений,

Что жизнь бесследно пролетела

Для многих тысяч поколений?

Была у Ленина мечта

Загнать мир в рай, при помощи кнута.

Но, тут – какая же досада!

Неотличим стал рай от ада.

Я «штучек» не люблю столичных

Якшаться с ними – чепуха.

Что толку с этих дур двуличных,

Хоть и закутанных в меха?

Духи, пот, золото, канючит:

«Вы мне сложите мадригал»

Воскликнуть хочется: «Вонючка!»

Тебе к лицу фонарь-фингал».

А мне провинциалки ближе,

Общение – не суета.

Пусть они не были в Париже,

Зато, святая простота.

По всей стране таких всё меньше

Искать? Да хоть на Шикотан.

Как мало с большой буквы женщин,

Как много мерзостных путан.

Давно пора сдавать в утиль

Ублюдочно-уездный стиль.

Нащеплю ножом лучину,

Сяду к печке на пенек

Чиркну спичкой: «Ну, с почином!»

Разгорелся огонёк.

Мысли умиротворенно

Растеклись, неся покой.

За окном два голых клёна,

Кружка чая под рукой.

Он горячий, ароматный.

Хорошо в начале дня

Пригубить с конфетой мятной

Под гудение огня.

Кресла, стенки, да диваны,

Стол, ковры – сплошной уют.

Эти вещи, как ни странно, размечтаться не дают.

Тишина, мурлычет кошка,

Атлас мира на столе.

Плитка уличной дорожки

В морозильном серебре.

С горки, вдаль – простор открытый

Дым, домишек старина

Показалась у калитки

Моя умница – жена.

На неё смотрю сквозь стекла

Вот, вошла и от двери:

– Да, морозец нынче теплый,

Прогуляйся, посмотри.

– Нет, потом. У Полякова

Повесть «классную» нашел

– Поляков? Что в нём такого?

– Больно пишет хорошо.

Об уюте дачи нашей,

Не опишешь порой фраз

Говорит жена – Наташа:

– Вот бы нам – природный газ

Отвечаю тихо, скромно:

– Дорогая, не шути.

В атлас глянь – страна огромна

Где ж на всех его найти?

Накормить Россию нужно?

Мы, тот газ и продаём

Пусть течет себе, наружу,

Нам тепло с тобой вдвоём.

Мне жена, с улыбкой, сразу:

– В голове твоей бардак.

Ладно, проживём без газа.

Хорошо с тобой, чудак.

Что может быть гнуснее и нахальнее

Обыкновеннейшей руководящей хари?

С утра мой мозг заполнен до краев

Идеями: «Что съесть? – подобно волку.

И мысли, словно стая воробьев

Чирикают во мне, сбивая с толка.

Жить заманчиво в Стамбуле,

Хорошо в Валенсии.

Как безжалостно «обули»

Нас, с достойной пенсией.

Наследники «сынов» ГУЛАГа,

Нас «опекал» российский ФСИН

На островах архипелага

Познали глубину трясин.

Глотну чайку и сразу набок в койку,

Без чая сон, как мусор, без помойки.

Пойдём в столовую – сказал Санек.

И мы пошли – «Трухлявый» и «Пенек»

Вслед крики раздавались нам с Саньком:

– Как отличить «Трухлявого» с «Пеньком?»

Ответим просто, умопомрачимо:

«Трухлявый» и «Пенек» неотличимы.

Мы, двое, без натяжек старики,

А, значит, оба – старые пеньки.

Горек лук и сладок мед,

Ароматны дыни.

Но, вонюч людской помет.

По какой причине?

Чиновник – гусь судьбой гордится,

Он уважает жизнь свою.

Но, может быстро превратиться

В обыкновенную свинью.

Как тебя сильно не хватает,

Ты ко мне приходишь в каждом сне.

Снег и лед в душе моей растают,

Стоит лишь тебя увидеть мне.

Юмористические:

Надену свои тапки,

А, им двенадцать лет.

Направлю косолапки

В барачный туалет.

В Плавске каждый на виду,

Город полон слухами.

Я роман не заведу

С местными плавчухами.

В столовой нашей макароны

Похожи на помёт вороны.

Хорошо, после обеда,

Полежать в тиши дневной.

Слышен робкий храп соседа

И… душочек, нутряной.

Ножик взял в ладонь руки,

Режу член на пятаки.

Пяточечки новые,

Жалко, что членовые

Нагнулась так, как мать учила,

Сложила руки, между ног.

И, вмиг по жопе получила

Поощрительный пинок.

То нам яйца не дают,

То, три дня подряд суют.

Видно «накосячили»

Суки поросячьи.

Мы играем в КВН,

Я, команды нашей член.

Ну, а Ленка Борозда,

Кто ж она в игре тогда?

18.04.2019 г.


Поют сладкоголосые мессии

О заграничном счастье бытия.

Я жить и умереть хочу в России,

Чужбина – подколодная змея.


В Москве властолюбивые холопы,

Рабы, проводники чужих идей,

Нам подают пример гнилой Европы,

Чванливых, непорядочных людей.


Да, жизнь не мёд, мерзавчики во власти

Суровы климат, правящий режим

Голь, бедность, аферисты разной масти,

Крупнейшие пике и виражи.


Чиновно-омерзительные рожи

Надеются остаться «при своих»

Когда народ с них спросит чуть построже,

Печальна и убога участь их.


Растает мрак, все временно, не вечно

Презренные исчезнут господа

Я верю: заживём по человечьи

С размахом и по-русски. Но когда?



В аду шакал-миллиардерам

Всем неминуемо гореть.

Довольствуются пусть уделом:

Урвать, слинять и умереть


За вас ответят дети, внуки.

Богатство, жизнь придется сдать

Апологеты лженауки,

Науки – Родину предать.


Скрипят потайные пружины,

Вся мразь упивается всласть.

Безродные гадо-вражины

Схватили российскую власть.


Все последние года

Нам лукавили всегда

Партия «Единая Россия»


Падаль, сверху донизу падаль,

Гнусью воняют иуды всесильные

Клика готовит нам участь ада

Выдержи, не поддавайся Россия!


Клопо-шакалы любого ранга,

Не торопитесь пить за здоровье.

Страшное правило бумеранга

Кости и мясо размажет с кровью.


В Кремле скривили пару губец,

Шлет на страну каскад затей,

Не президент, а себялюбец,

Прислужник собственных страстей.


Что сотворили с нашей школой!

Оплеваны дела отцов.

Невольно вспомнишь протоколы

Сионских наглых мудрецов


Властишек дела нечисты:

В могилы народ, им – карьеры

Жидо-буйствующие министры

И прочие вице-премьеры.


Любого гнобят в России,

Еврея во власти – не трожь!

В правительстве – псевдомессии,

Ряды фантомасовских рож


К заболеванию премьер – министра

Поражает зрителей

Новостная тема:

Чахла у правителей

Иммунная система.


В коронавирусной напасти

Я выбрал бы из всех идей:

Чем меньше подлецов во власти,

Тем легче для простых людей.


Спешим галопом, рысью, шагом

Создать уютненький раёк.

Каким немыслимым зигзагом

Петляет жизни ручеек.

Верхолазы влезают на горы

Нижнелазы влезают под юбки.

Для свершений безбрежны просторы,

Воспарите же мысли – голубки.

Правительство старательно нервирует народ:

Всё будет замечательно на следующий год.

Нет у беды виновников,

Уж двадцать лет подряд

Российские чиновники с экрана говорят:

Исчезнут беды страшные

И полоса невзгод,

Настанет тишь над «Рашею»

На следующий год.

А счастья, как явления,

Пускай летят года,

При нынешнем правлении

Не будет никогда.

Нет, бродяги, помирать мне рано,

Растворясь во тьме небытия.

Прелестью контральто и сопрано

Зрелость не пресытилась моя.

Шабашем беспомощной эстрады

Сказочных мелодий не убить.

Мега-декаданса хит парады –

На погост, в трухлявые гробы.

Политэлита не здорова

Насквозь гнилы её идеи.

Страна не дойная корова

Для мелкой шайки прохиндеев.

К предложению перенести прах «голубых» поэтов

Возобладало франко-геев мнение:

В Гранд – Пантеон перенести гробы.

Идея фикс – перезахоронение

Для парочки поэтов «голубых»

Даль прошлого властно поманит

Взгрустну вечерком, иногда

Давно в серо-белом тумане

Мои растворились года.

Пора романтических мыслей

Исчезла, как тень миража.

Летят календарные числа

И люди уходят – а жаль!

Оттуда никто не вернется

Назад, ни в какие века,

А Лентой прозрачною вьётся

Времен невозвратных река.

На склон долгой жизни заката

Сойду и слезу не пролью.

Коль было, всё было когда-то,

Что ж плакать на долю свою?

Прикрою усталые веки,

Воскреснут былые дела:

Друзья, земляки, человеки

И пир у большого стола.

На похороны Брежнева и дальнейшую политику

Под объективы многих кинокамер

На площади народ к плечу плечо

Могучими, протяжными гудками

Страна с вторым прощалась Ильичом

Все понимали: кончилась эпоха,

И дворник, и министр, и спортсмен

Не ведали, что как нам станет плохо,

От будущих зловещих перемен.

Либер-гиены, жизнь переинача,

Поразвращали сказками народ.

А я за тех, кто молится и плачет,

Но все ж упрямо движется вперед.

Скажу судьбе я, как нескромной даме:

Верни нам прежний мир – без седины,

В котором были счастливы годами

И юности надеждами полны.

Рогоз, кусты, заветный водоём

Вдали торчит массив многоэтажный

И берег с поразбросанным бельём

С природой сочетается неважно.

Суровый быт, казённое жильё

И, хоть я не люблю тюремной темы,

Но как же отвратительно бабьё

Из правоохранительной системы

От полюса до полюса охвачен пандемией,

Живёт, страдает, борется огромный шар земной.

Элиты европейские, больные анемией

Суетно не справляются с нахлынувшей волной.

А кто-то трёт от радости крысиные лапченки,

Иные просто счастливы, от мутных перспектив.

Лафа псевдополитикам, лафа псевдоученым.

Витает над планетою шакал-императив

Мыслю лежа на спине

Вот вам резолюция:

Тридцать лет страна на дне

Где же эволюция?

Я в кресле, на классической премьере

(Оставил на десерт частичку дня)

И чувствую, как Данте Алигьери

Через века приветствует меня.

Сыграть решили партию в квартире

Я, засучив рубахи рукава,

Пошёл вперед сЕ-2 на Е-4

И мата избежал едва – едва.

Метет за окнами пурга,

Позднеосенние снега,

Березки гнуться коромыслом

Ия

Чай с Кучаком пия,

О философии помыслил.

Газон с осеннею травою

Пропал цветочный аромат

Лишь пахнет жухлою листвою

Да из окна невнятный мат.

Иду к скамейкам опустелым

А в небе – перелетный клин

Прохладно и душе, и телу

Рядок краснеющих калин

Чудно природное созданье

Мир в зимние отходит сны

Ну, что же осень, до свиданья

И потоскуем до весны

Резво облетают листья,

Поздней осени пора

У властей улыбка лисья,

Нынче в тренде доктора

Рассылаются указы –

– Ходовой болезнь товар

Выжимают из заразы

Политический навар.

Над народом властных пней лавина

И сейчас, и раньше было – встарь

Что ни пень – гнилая сердцевина,

Каждый пятый – подлинная тварь

Наверху – мерзавчатые гномы

Мнят себя… На деле слизь да грязь.

Проползете по пути земному

И сойдете, в бездне растворясь

На пресс-конференцию президента

Проезжай, не тормози

В липкой путинской грязи

Не робей, дави на газ –

–Те посулы не для нас

Отшумели золотые вёсны

Отзвенели юные года

По щеке стремительно и грозно

Пролегла морщины борозда.

Тридцать лет дождём невзгоды льются

Безысходность, пропаганда врёт.

Русские упрямо не сдаются

Против ветра двигаясь вперёд.

Недруги, хихикая, клевещут,

Что Россия на погост сдана.

Я скажу: не каркайте зловеще,

Коль я жив – жива моя страна.

На негодяев урожай

И, пусть бушует грязи лава,

Живи, твори, и поражай

Россия – боль моя и слава.

Жиды слетались в просторы русские –

– Пена и шлак иноземной дряни

Врут и глумятся, отчаянно трусят:

– Как бы уйти от карающей длани?

Стонет и мучается страна,

Впору бы взвыть от такого быта.

Нет, не сама Россия больна,

Это наглые паразиты.

Остановится не пора ли

Воняя ложью, как всегда

Не наступайте вы на грабли

Хуля Россию, господа!

Они наивны и беспечны

В плену возвышенной мечты.

Нет ничего недолговечней

Девичей, юной красоты.

Ночная хоккейная лига

На льду лизоблюдское сборище,

Не схватка, а фальшь сплошная,

Элитное суперпозорище –

– Хоккейная лига ночная.

Там шайка миллиардерская –

– Шаблон верноподданной трусости

Подыгрывает по мерзкому

Тщеславному главному русскому.

Голов там – что звезд в астрономии

Корявых и неумелых.

Займитесь вы экономикой,

Любым настоящим делом.

Зловещая лига ночная –

– Компашка известной породы:

Сверхнечисть очередная

На шее сидит у народа

В колониях повадки грубые

Режим суров, но мысли ясны

Никто не знает Дину Рубину

А это плохо, иль прекрасно?

Людей безжалостно сажают,

Виновных в самой малой степени.

Здесь Полякова уважают

И восхищаются Прилепиным.

Листают книжные страницы

Фальшивое – в макулатуру!

Шаламов, Пикуль, Солженицын –

Любимая литература.

Благодарность церковной общине за Кучака.

По веской и важной причине

Взяла авторучку рука.

Спасибо церковной общине

За то, что спасла Кучака.

Как давно мы молодыми были

Шли толкаться по очередям

Спорили, мечтали и любили

Так бездумно верили вождям.

А сейчас с налетом пессимизма,

Обсуждаем элитарный трёп.

Время равнодушно учит жизни,

Врут «элитки», драть их впререгрёб.

Власть сторожко навострила уши:

Как бы под «раздачу» не попасть.

Их призыв: побольше равнодушных

И пореже раскрывайте пасть.

Трусят в приближении расправы,

Чует шайка неизбежность кар.

Ката-палача для той оравы,

Тесный бокс, холодный ужас нар.

Наивны к здоровью претензии.

На пенсии жизнь услада, но,

Транзиторная гипертензия

Свалилась нежданно – негаданно.

Свою мысль от людей не скрою,

Мир оглядывая стоически:

Я хотел бы воспеть героя,

Только время не героическое.

Враньё приторно вязкой лавой

Впору уши заполнить ватой

Где ж дела и людей восславить,

Коли времечко подловатое?

Рядом женщины обнаженные,

Словно вкусные шоколадки

Не всегда нам являются женами,

Но заманчиво – дивно – сладки.

Не укрыться в мире настоящем

От психоатак зомбированных. Нет.

Рвёт мозги на части телеящик,

Травит ядом гнусный интернет.

Мнимыми прожектами не майтесь,

Вас дурачит недолюдогниль.

Не сломайтесь люди, не сломайтесь!

И тогда сломаются они.

С большой трибуны речи и слюнята,

Так пафосно разбрызгивает рот.

Глумятся депутаты бесенята,

Мороча замордованный народ.

Наркотик болтовни на мозга раны

Закручивают, вроде бигудей.

Речистые карманные бараны

Дурачат растерявшихся людей.

Днём птичий щебет услаждает уши,

А ночь грозно ухает сова.

Народ политиканы тихо душат,

Зато с трибун – сладчайшие слова.

Терзаем бесами Серёга.

Он мне недавно заявил:

В твоих стихах не видно Бога.

Тебя он не благословил.

Брось ересь суесловий лишних,

Я ж не угодливый халдей.

Всевышний, он и есть всевышний,

А я стараюсь для людей.

Малоезжим просёлком

Привезли на заре

В арестантский посёлок,

Что на Белой Горе.

Элитам ручным и карманным

На рот не наденешь платок.

Страдает под игом «гуманным»

Истерзанный ближний восток.

Европа погрязла в болезнях,

Америка – в бунтах цветных

Мир стиснут в объятьях железных.

И банко-финансовым кликам

Любая страна не указ

С информ–озверяющим ликом

Воруют надежды у масс.

Земля в разрушительных ранах

Отвалов, карьеров и шахт

Тревожно, а банко – бараны

Со смертью пьют на брудершафт.

Под шум пустозвонных дебатов,

Дурачат доверчивый люд

Министры, хорьки – депутаты

Их мир по-палачески лют

Цинично и зло искорежен,

Всклокочен, поднят на дыбы.

Ликуют мерзейшие рожи

О нас и потомках забыв…

Не храм у масс культуры, а изба.

Гастрольный чес, разнузданные туры.

Их муза примитивна и груба,

В карман суёт помятые купюры.

Присыпаны души золою

Противно и гадко, до дрожи:

Вальяжно идут к аналою

Чиновные, мерзкие рожи.

Надежды уходят одна за другой

И тают туманною ватой.

Но всё же со смертью, костлявой каргой

Встречаться ещё рановато.

…Не торопитесь мне сказать:

– Забрось свои причуды.

Дерзать, дерзать, дерзать, дерзать,

Я буду, буду, буду.

Послушать власть – во всём мы чемпионы,

Курс намечает твёрдая рука.

Слов наболтать нетрудно миллионы,

А сделать – на понюшку табака.

Эх судьба – шальное ралли

Жизнь на радости скупа.

Вместо главной магистрали,

Муравьиная тропа.

Во власти, как в семье – не без урода

И масса вороватых дураков

Назначен платной совестью народа

Раскормленный Антоша Котяков

Нет, музу не подкупишь сгоряча,

Ей фальшь чужда, ей нужно озарение.

И Талия читает хохоча

Мои эпистолярные творения.

Доказываем теоремы,

Зубрим закон Кирхгофа, Ома.

Все мы – заложники системы,

А это братцы – аксиома.

Скорее не орлы, а слизни

Изображают псевдознать.

Перипетии Плавской жизни

Мы будем долго вспоминать.

Я память ворошу свою

И слышу мощь земного грома,

И вижу реку – Сыр-Дарью.

На ней столица космодрома.

На экранах теле

Тенорок и бас

Спорят: чьим на деле

Должен быть Донбасс?

Но, в дебатах шоу

Не решить вопрос.

С нами – хорошо бы,

Прочим – кукиш в нос.

С первого перегона-

Пьяный купейный плач,

А за окном вагонным –

– Дынный Сары-Агач.

Пряно-фруктовый запах,

Тосты, слова, слова…

Мчится на северо-запад

Поезд Ташкент – Москва.

Туманный шлейф казенной фальши,

Настойчивый рекламный раж,

Поднадоели. Что же дальше? –

– Одебиляющий зомбаж.

….

История мещански забывалась,

Тонула в грёзах денежной мечты.

Куда ж любовь к Отчизне подевалась,

Кристально-родниковой чистоты?

Размах! В воображении хотя бы

Представь, читатель, разные концы:

Есть гении космических масштабов,

А есть таких масштабов подлецы.

Приходят мысли тёмные с утра.

Откуда взялись? Нет на то ответа.

Есть женщины, как черная дыра,

Готовые мужей сживать со света.

И взрослые знают и дети:

Сгниёт зачервивевший гриб.

Раздастся в прохладном рассвете

Предсмертный, чубайсовский хрип.

Себя мы не щадили в драке,

С успехом делали карьеру.

Теперь – в обшарпанном бараке

На дне старинного карьера.

Злой горечи не скрыть в улыбке,

В глазах печальных, на лице ли,

И доломитовая глыбка –

Надгробный камень прежним целям.

Вороны, мчась в даль голубую,

Готовы на пакость любую.

Кто раб в душе – тот духом нищий

Бесцельны все его труды.

Его башка от мыслей чище

Дистиллированной воды.

Опять предвыборное шоу,

С намёком улучшений быта.

Народ напрягся – ждёт большого,

Политиканского кульбита.

Подобное не раз бывало,

Всё по накатанной дорожке

О нас власть быстро забывала,

От обещаний – рожки – ножки…

Я дерзких воинов наследник,

Отбросив прочь трусливый срам,

Иду вперёд, как в бой последний,

На вызов к наглым операм


Взорвётся ярость, словно тол:

Мы памятливо – горды.

Так хочется побить об стол

Чубайса наглой мордой.

В баул, обёртками шурша,

Не прячу я огрызки.

Зато распахнута душа,

Не как у трюмной крыски.

Пьянь-графоманы, что в бору – игольник

Они не держат землю, как Атлант.

Большой талант – не значит – алкоголик,

А алкоголик – не всегда талант.

Народу, сроду – пропасти – напасти,

Элите – комфортабельный уют.

Давно законодательные власти

Не для себя законы издают.


02.05.2021 год


Кучак, о бедах на селе,

Решил властям поведать тайну.

Нас, Саша, ждут с тобой в Кремле,

Как балерину на комбайне.

***

Утро, вместо физзарядки

Спит усталая страна.

Выходной. На длинной грядке

Огородница – жена.

Ветерок ей треплет чёлку.

Вдалеке – сенной омёт,

А старательные пчёлки

Заготавливают мёд.

***

По министерствам столько рях,

Раскормленных, мудреных,

Жируют всласть, а в лагерях –

– Народец ущемлённый.

***

Предел примитива – эстрада,

Подплинтусный юмор – ха-ха.

Тупое покорное стадо

Бредёт под бичом пастуха

***

Юмор

Легко одетый плыл Ясон

Добыть руно в Колхиде,

А на Таймыре без кальсон –

– Прямой путь к панихиде.

***

Эльбрусу

Закон суров, шакал-судья неласков.

СИЗО, этапы, горестные дни.

Эльбрус! ИК, большую яму Плавска,

Ты в памяти надолго сохрани.

12.05.2021г.

***

На руках у трудяг волдыри.

Они пашут и грузят, и строят,

А лентяи, льстецы, упыри

Прут во власть, как в Эдем, тесным роем.

***

Юмор

Кучак, усевшись на перину,

В воспоминаньях осветил,

Как он Копейкину Марину

Однажды в койке посетил

***

Обширно стадо поросячье.

Власть свинорылых – в горле кость.

Чинуши правят бал бесячий,

Народ годами копит злость.

***

Беззубых не люблю петиций.

Я б высек на скале скрижаль:

– Мне жаль подстреленную птицу,

А властных подлецов не жаль.

***

Давно на экране не вижу я,

Затих, затаился зверёныш,

Гнилая шакалина рыжая –

– Продавший страну упырёныш.

***

Мой зорок глаз, востро большое ухо,

Из слов, послушно сплетётся строка.

Чинодурьё к народным нуждам глухо

И видят в русском – только дурака.

***

Не знаем голод и котомки,

Не помним ужасов войны,

Малодостойные потомки

Великих жителей страны.

***

Аскетизм хорош в монашьих кельях,

Он меня и манит с давних пор.

Тесно мыслям в городских ущельях,

Мил лесов размашистый простор

***

Дар природы – только за труды

Перед нами – идиотский фактус:

Без простой, живительной воды

Сохнет даже мексиканский кактус.

***

Пени по долгам просрочены,

Прилетают мысли-птицы:

В нашей жизни замороченной

С прошлым надо расплатиться.

Судьбы как с наваром щи,

Расхлебались торопливо.

Умерли мои товарищи,

Жизнь фатальна и глумлива.

Не взываю к справедливости

И балбесу, и герою

Я скажу: прощай, прости!

Памятью долги покрою.

***

Всегда в истории – как дань вше,

Безжалостный закон таков:

Все лучшие уходят раньше,

Мостя пути середнячков.

«Спасибо» скажем всем рабочим классом

Кремлёвским замудренным либерасам

***

Надоело плутать в неизвестности

Точность рифм поверяя лишь другу.

Я бескрайнее поле словесности

Распашу поэтическим плугом.

Разлетаются строчками звонкими

Мысли-птицы из мрака тумана.

Не помогут заслоны с заслонками

Отупелых, гнилых графоманов.

Сгиньте дети рекламного морока –

– Дятло-текстов убогие строчки.

Не касайтесь того, что мне дорого,

Знайте место своё – в уголочке.

Юмор

Шестьдесят уже давно за плечами,

До сих пор никак я не разберусь:

Поль Дирак, французский ли англичанин,

Или, попросту, английский француз?

Мы на Пасху, с утра – на погосте,

Вспоминаем, бродя, о былом.

А в обед суетливые гости

Разместятся за длинным столом.

Соблюдаем остатки традиций,

Мчится время застольных бесед.

Мы привыкли семьёю гордится,

Как гордится машиной сосед.

Шашлыки и снующие дети,

Неба синь, осторожная лесть.

Проза жизни, или счастье на свете?

Может, в этом все счастье и есть?

И день за днём – унылейшая проза,

Рекламы одуряющий бубнеж,

А я колючий, одинокий ёж,

А жизнь – на тонком стебелёчке роза

Под утро наступило озарение:

Проснулся – написал стихотворение

Все леса окрестные свели,

Злым бурьяном зарастает поле.

И природу мы не сберегли,

И не сберегли, то, что поболе.

Сгинула в небытие страна,

Уцелел осколок – наша Раша.

Скажут: да не наша в том вина.

Возражу: наверное, и наша.

Нас обкормили сказками – информ,

Ломают, мнут и душат нашу волю.

И травят имитацией реформ

Лет тридцать, а, быть может, и поболе.

Пути вперёд давно перемело,

Мы без дороги прём по буеракам.

Поразвратили город, а село

Давно убито и покрыто мраком.

Ох, раскормилась поросина –

– Прежирная, большая ФСИНа.

90-е годы.

Разлетелась галопом инфляция,

Расползлась по стране проституция.

Нет торговли – одна спекуляция,

Но сварганили конституцию…

Протухший овощ – нечего ценить, -

– Сказал однажды мне Агапов Дима, -

– Есть лирики серебряная нить,

А есть – тупняк – дубняк непроходимый.

В литературе – ох, маразм окреп, -

Так чинят микрочип ключом торцовым.

Тавтологичный текст, бубнильный рэп,

А я ценю Есенина с Рубцовым.

Надеюсь: я ничуть не посрамлю

Наследство выдающихся поэтов.

Поэтов нет? Сам подойду к рулю,

Ведь кто-то первым должен сделать это

Едва знаком я с этим злобным типом,

Держитесь от такого в стороне.

Безмозглый наркоман Сергей Антипов

Полдня что-то доказывал стене…

На склоне старческих годов,

От умиления, до всхлипа,

Ценю я майский цвет садов

И аромат июльской липы

Что значу, иль нет, на просторах страны –

– Пустяк, я совсем не тщеславен.

Насколько огромной стране мы верны –

– Вот этот вопрос – суперглавен.

Не вечно в живом обновляются клетки,

Природный закон – он таков:

У старых берёз опускаются ветки,

Как плечи больных стариков.

Мечтает молодежь зеленая

И строит планов громадьё,

Но, только целеустремленные

Получат, может быть, своё.

Есть цель и на седьмой частице суши,

Которой я безмерно дорожу,

Гипнозом одурманенные души,

По мере скромных сил своих бужу.

Неясен день грядущий,

Трёп властный – всё старо.

У них, в тупик ведущих,

Червивое нутро.

Юмор

Под недовольства вопли,

Внимания прошу:

– Я только вытру сопли

И подвиг совершу.

Чиновно-пафосные речи

Мне ранят душу, сердце, мозг.

За то, что Русь вы искалечили,

На рыло – пару сотен розг.

Сперва, потом за россыпь «пшенки»,

За то, что врал нам каждый вор,

Иезуитские душенки,

Вам честный, страшный приговор.

Юмор

Не уважаю сталинизм.

Вокруг бушует зелень лета.

Мой устаревший организм

Готов в поход до туалета.

Память о прошлом проклюнулась,

Старею, такие дела…

Слепая, наивная юность,

Я счастлив, что ты была.

Солнце плавит окрестности Плавска,

Трехнедельным измором мучая.

И тенек от церковной главки

Выручает меня по случаю.

Небо чистое, нет ни облака,

Люди маются в утомлении.

Бесконечен денёк и долго как

Жжёт природное отопление.

Духота – как в иранском Ахвазе,

Настроение – вовсе не ладное.

Ну, погода стоит, зараза,

Хоть бы тучек и ветра прохладного

20.07.2021г.

Верхушка нагло плесень сеет,

Идей подмена, фальшь, подлог.

Вы зря пыхтите, фарисеи,

Вас ждёт печальный эпилог.

Набили паразитские карманчики –

– Паны, полупаны, полупанчики

Век двадцать первый дразнится,

Странам вредит без сомнения:

Бушуют в Европе и Азии

Пожары и наводнения

В ступоре аналитики

Сопли чинуш – кретинов.

Блудо-шантаж в политике,

Вируса карантины.

Пресса продажно-ретивая

Славит в руладах власти,

Но льёт водопад негатива

На коронавируса страсти.

И выявляются шифры

Новых мутаций быстро.

Трагически-страшны цифры,

Но живы, увы – министры.

Ни голода нет, ни лада.

Власть потеряла вожжи?

Даже Олимпиада

Открылась на год попозже.

Людям, да унывать ли?

Пусть в мире не всё в порядке –

– Думает обыватель

На огородной грядке.

27 июля 2021 г.

Народ живёт превозмогая

Властишек адовы круги.

Придёт жизнь лучшая – другая,

Превозмоги, превозмоги.

В Токио бурлит олимпиада,

Действие всемирного охвата.

Ждём от наших высшие награды,

Помпы – во! а факты – скромноваты.


И тушей подминая нивы,

Среди родных берёз, осин,

Расселась нагло и лениво

Неповоротливая ФСИН.

Петляет жизнь тропою лисьей

И время не сбавляет ход.

Созвездия, в небесной выси,

Вершат ночной круговорот.

Не сотворю себе кумира,

Не вознесу на пьедестал.

От всех несоответствий мира

Я, слава богу, не устал.

Пусть доминирует в пространстве

Мораль ворюги – подлеца,

Задача, после долгих странствий:

Дожить достойно, до конца.

Солнце сникло, скоро осень,

Позднелетняя пора.

Мой дружок беловолосый

Зябко ёжится с утра

День короче, суше травы,

Звук комбайна за холмом

Скоро выборы в державе,

В той, что не понять умом.

Рвётся к власти, чуть не плача,

Каждый крупный прохиндей.

Утопляя и дурача

В сонме гибельных идей.

Для себя кусочек рая,

От народа отдалясь,

Станет, лапки потирая,

Урывать элито-мразь.

Мы просты и безголосы,

Чтобы выжить – жилы рвем.

Озадачен мир вопросом:

Как же мы ещё живём?

В словоблудческом тумане

И в чиновных дебрях тьмы,

Нас посулы не заманят,

Потому и живы мы.

Сквозь разрывы туч сверкнуло солнце.

Кто с виной с ИК, кто – без вины.

В Плавском, очень скромненьком районце,

Земли радиацией полны.

Коррупционный вирус – сверхзаразный,

Вал пандемии до небес возрос

Вопрос: «А судьи кто?» Увы не праздный,

Важнейший, актуальнейший вопрос.

В жизненных передрягах,

Время летит, пылит.

Мысли и ноги-бродяги

К старости привели.

Светлым путём ломился

Как по сугробу лось.

В чём-то я утомился,

Многое не сбылось.

Кто-то спешит к корыту,

К сытости и теплу,

Я же с душой открытой

Не тороплюсь к столу.

Крошки зачем с чужого

Пира? Стучит висок,

Пусть второпях дожеван

Скудной еды кусок.

Веская есть причина,

В принципе – никогда,

Женщинам и мужчинам,

Мерзости угождать:

В нашем мерзовременье

Светлые люди есть.

Я преклоню колени

Перед людьми, что честь

Не затаскали в спорах,

Не замарав в пыли,

Стали стране опорой,

Родину сберегли

Пусть покривится мордой

Гаденький господин.

Я же счастливо-гордый

Тем, что я не один.

4 августа 2021 года

Юмор

Нам светит фарт небесной манны,

Но и стимул нам необходим.

Мы большие жёлтые бананы

С аппетитом на десерт едим.

Юмор

Сказал я другу: «Не валяйся

И в койке целый день не спи.

Сходи, маленько прогуляйся,

Жирок на солнце растопи».

А он – прегордый тульский житель,

Премудрый клепиковский внук.

Ответил: «Саша, не жужжите,

Я доктор дремлющих наук.»

Сверхгрузом давят на уши и плечи

Витиевато-растлевающие речи.

Подползла змеёй коварной грусть,

Жизни предосенняя усталость.

Сколько мне дорог пройти осталось?

Я сказать об этом не берусь.

Что-то в моей жизни удалось,

Что-то откровенно не сложилось.

Даже несмотря на одержимость,

На движенье к цели – через злость.

Накопились горкою года,

Ослабели нервов моих струны.

Дерзкая, мечтательная юность,

Ты в душе останешься всегда.

Многие уж в землю полегли,

Верные товарищи с друзьями.

Это – неизбежные изъяны

В жизни удивительной земли.

То туда власть зовёт, то обратно,

Носит тряпки свои от кутюр.

Нам же Родина ближе стократно

Политических конъюнктур.

Идеи властных лидеров стары

И, вопреки их скудным думцам,

Не рухнет мир земной в тартарары,

В угоду политическим безумцам.

А мы не жаждем быстрых перемен,

Витиеватых не поймём истерик.

И танцев политических Кармен

Гнилых Европ, зарвавшихся Америк.

Псевдозабота, фарисейства пик

Крутых павлино-дятло-попугаев,

Толкают мир в агонии тупик.

У нас же философия другая.

Облака несутся к дому мчась.

Мне б за ними… жаль, что не сейчас.

Что случилось с нашей поп-культурой?

Песен муть – противна естеству.

Стадные, восторженные дуры

Так внимают псевдомастерству.

В ярости готов побить ногой

Блеющих политиков бессильных.

Да, бараны, только нет другой

Родины, по имени Россия.

Мне безразлично: по лбу, или в лоб ли

И пусть меня ругают сотню раз,

Бессильные лирические сопли

Я распускать не очень-то горазд.

Юмор

И, после двух бутылок водки,

Вползла коварная змея:

Валялись снятые колготки,

На аккуратность наплюя.

Дорогого живого слова

Лишены подпремьерши жара

Где ж бороться таким коровам,

С пандемией и суперпожарами?

Криком пламя не остановишь

И болезнь не унять словами.

Что, грядущий нам день готовишь?

Что, в правительстве, с головами?

Этапы жизни сменялись этапами,

Нечисть всегда паслась у кормушек.

После, страну рвала грязными лапами,

Вынуть пытаясь России душу.

И, на аркане – к «цивилизации»,

Поволокла нас гнилая порода.

Но, не учла только стойкость нации

Твёрдый костяк основного народа.

Да, настрадалась страна, измаясь,

Мучились люди – так власть «достала»,

Но, не прогнулись и не сломались,

Только немного нас меньше стало.

Европа сыто-равнодушно

Плетёт законов вензеля,

А нам и без того не скучно –

– У нас свой ум, своя земля.

Юмор

Мы, апельсин на дольки разделя,

И видя – его качество изрядно,

Не плото, а конечно, плодоядно

Употребили, вкус его хваля.

На нас напали словно гунны,

Державу яростно круша,

Беспалый, с мордою чугунной

Главарь, с печатью алкаша.

С ним рыжий хлюст и свиномордый,

У тех – удел проводников:

Идеям воровато-модным

Осанну петь, под жим тисков.

Блудя в напущенном тумане

Народа столько полегло!

При этом правящем шалмане,

Иного быть и не могло.

Так экономику «пришили»,

Как мышь – котище Патрикей.

Без нас давно уж всё решили,

А нам сказали» пипл, о кей.

Первое ж/д стихотворение

Дрожащий звон стаканных танцев

И пар колесных перестук.

Я вспоминаю сотни станций:

Аткарск, Ершов, Аксай, Мартук,

Аральск, Мичуринск, Чильбастау,

Отар, Челкар, Сорочинск, Чу.

Да, покатался я на славу,

Так, что уж больше не хочу.

За окнами лесов мельканье,

Степей, пустынь, полей и рек.

Тут и таёжное Прикамье,

Миражный, южный Кок-Терек

Умет, Кирсанов, Пенза, Инза,

Арысь, Саратов, Дарбаза.

Сижу, гляжу, глотаю брынзу,

Скрипят колодок тормоза.

Воронеж, Шадринск, Боровое,

Самара, Муром, Арзамас.

В жару и в дождь, в метели вое

На вас смотрел десятки раз.

Состав отходит от перрона,

Стремиться к перемене мест.

Гранатный запах Апшерона

И горделивый Гудермес.

Тут радость встреч, боль расставаний,

Ширь панорам во всей красе.

И череда переживаний:

Курганинск, Адлер, Туапсе.

На нас глядят аборигены,

Внимательно и не спроста.

Термез, Манчжурия, Унгены,

Озинки, Урбах, Алтата.

Смех, плачь и суета людская,

Есть разбежаться, где глазам.

Погост Ильинский, Куровская,

Шатура, Черусти, Рязань.

Тут не романтика – другое,

Калейдоскоп ж.д. кино.

Мерефа, Тихвин, Бологое,

Могоча, Сковородино.

Перемещение в пространстве

И динамичность бытия.

Спасибо жизнь, за годы странствий,

За то, что много видел я.

8 августа 2021г.

Мне по ночам частенько снится

Тот мир – доверчивый, иной.

Мои весенние страницы:

Знакомство с умницей – женой.

Юмор

Мой приятель, с челом Сократа,

Над кроватью взял патронташ:

Он с рассвета и до заката

Дремлет, мыслящий персонаж.

Юмор

Маслом вскормленная муха

Под ударом полегла.

И ни слуха, и ни духа,

И, как будто, не жила.

Мой сосед был занят делом,

Он кормил ее три дня.

А её помятым телом укоряет он мен:

– Эта муха – гордость наша,

Ростом – чуть ли не с осу.

Я вздохнул: «Ну, что же, Саша,

Я ответственность несу.

Похороним дорогую,

Отнесём в последний путь.

Ты ж найдёшь себе другую,

А об этой – позабудь».

Я смолоду не требовал оваций,

Обет неприхотливости храня.

И любопытство наглых папарацци,

В углах не караулило меня.

Жил хорошо, по-своему счастливый,

В помпезной славе не потел в лучах,

Цветение ценил обычной сливы,

Смеялся и сердился сгоряча.

Простая жизнь куда полней обманной.

Тщеславия минул лукавый бес.

Зачем фурор и блеск фальшивой манны?

Мне проще и достойнее жить без…

Юмор

Питалась муха маслом, салом и вареньем,

Своим считая наш родной чертог.

Хлопком, печальнейшим стихотворением

Жизнь оборвалась – вот и весь итог.

Как цепко держат власть в жаднющих лапах,

Сатрапишки, сатрапчики сатрапы.

Юмор

Тапочками скромными горжусь,

Теми, чем владычествуют ноги.

И спасут от камешков дороги,

И, надеюсь, в них не простужусь.

Юмор

Стеркин – нытик однозначный,

Ох, седая борода.

Я сотру тебя варначе,

Будешь знать меня тогда.

В летней беседке, плющом увитой,

Гомон, мелькание многих лиц.

Сеют преврально и деловито

Россыпь охотничьих небылиц.

Юмор

Мои дырявые носки

С утра нахально взбунтовались:

Никак они не надевались

И я их выбросил с тоски.

Юмор

Приятель мой многоталанный

Глядит вперёд, за облака.

Он в августе уж строит планы,

По ловле майского жука.

Юмор

Кучак, осматривая срубы,

В идеях – философски груб:

– Коль существуют перерубы,

То должен быть и недоруб.

Я не хотел унизить деда,

(Он плут, но вовсе не дурак),

Ему сказал: «Приставка недо –

– Тут означает только брак»

Не вспоминая даже о народе,

Бюджет дербаня воровски, тишком,

Чиновники гниением исходят,

Контуженные денежным мешком.

Осень и «советская зима»,

«Горбача» бомочущее рыло.

И тогда страну накрыла тьма,

Бесов тьма страну мою накрыла.

Представили нам барда из Хотьково –

– Поэта Амазонского-Донского.

Фурор мероприятие сулило,

Но, почему-то, нас не впечатлило.

Юмор

Кучак, с усердием Полкана,

Охотиться не уставал.

Он двадцать восемь тараканов

За месяц грохнул наповал.

Он мог и больше, только беден

Наш, тараканами барак.

Да не останется бесследен

Тот подвиг. Кучаку – ура!

В мире солнечном и лунном,

Смолоду храните честь

И цените свою юность,

Берегите, пока есть.

И, назло всем фарисеям,

Пусть душа горит огнём

Светлым. Радость мы посеем –

– Значит горя не пожнём.

Жизни радуйтесь, чтоб время

Не бездарно пролилось.

Поделитесь счастьем с теми,

У кого всё не сбылось.

Девицы, страстно юбкизадирая,

Входя без дум, в природный паралич,

Надеясь получить блаженство рая,

Способны получить обычный ВИЧ.

Юмор

Ждут господа – взойдёт она

К шесту – юна, обнажена.

Чтоб не пропал мой день впустую

И творчество струясь лилось,

Я съем зефирину простую.

Поверьте, это удалось –

– Не только сладкий ломтик слопать,

А взять и ручку, и тетрадь.

И понеслась лихим галопом, Десятков рифм лихая рать.

Глупы в творчестве спецпроекты,

Пусть, раздуты в полубогов,

Наркоманские лже поэты,

Алкоголики – без мозгов.

Гниль – продюсерские замашки,

Постановщики – тоже гниль,

Под ликующий звон рюмашки,

Деграданский пихают стиль.

Как аппендикс – тупой отросток,

Бесполезен, коряв и груб,

Отирается на подмостках

Мерзость дутых, фальшивых губ.

Зажигают наборчик тусклых,

Преубогеньких псевдозвёзд.

Полуголость эрзац-искусства –

– Злого жанра закончик прост.

Волокут молодежь в трясины,

А не вверх, в идеал небес.

Так, бессмысленные осины,

Засоряют добротный лес.

Эльбрусу

Не съеден власти на потребу,

Уходишь в путь. Что впереди?

Узнается потом, а с неба

Сочатся плавские дожди.

12 августа 2021 года

Смотрю обычными глазами,

Лью гладких строк янтарный мёд.

Перемудреннейшую заумь

Народ не примет, не поймёт.

Юмор

Кровать белела, призывая,

Манило свежее бельё.

Я с устремлённостью трамвая,

Помчался плюхнуться в неё.

Я ненавижу подлость, вместе с ней

Я не люблю чванливое степенство.

Обычной простоты несовершенство,

Мне наглой, сытой мерзости важней.

В умах и хаос, и разруха,

Утеря цели и пути,

Провалы памяти и духа,

Но стиснуть зубы и идти

Вперёд и прямо – из болота,

Где неспеша, где – напролом.

Пусть приборматывают что-то

Чинуши с гниленьким нутром.

Без цели жизнь – то, прозябанье,

Но к ней движение важно.

Плевать на либеро-стебание,

У них в душе – дерьмо одно.

А нам вперёд – к тем идеалам,

Где смыслом, делом, добротой

Наполнен мир в рассвете алом,

К той цели – ясной и простой.

Захватывали мир галопом

Теперь – возможности малы

И тонет старая Европа

В своих амбициях былых.

Сейчас способны лишь трепаться,

Нудя гнуснейшую мораль,

А вал исламской оккупации

Европу топит. Даже жаль.

Тряска в России до основания.

Столько вибраций откуда взято?

Люди дрожат от негодования,

Власти – от страха перед расплатой.

Мы ждём как новой радости, рассвета,

На лучшее надеемся в дальнейшем.

А завтра не всегда бывает светлым,

Но серым, тёмно-серым и чернейшим.

Хоть я стар уже, но верю:

Над страной не вечный рок.

В самой затхлой атмосфере

Дунет свежий ветерок.

Увы, увы – коррупция тотальна,

Что б нам не пели властные круги,

Продумана до тонкостей – детально.

Что делать? О всевышний – помоги!

Чем может нас элита удивить?

Задача перед нею непростая:

Людей так «прессануть» и продавить,

Чтоб никогда уже не встали.

Август – гордыня лета,

Сказочный рай садов.

Ветренные поэты

Едут из городов.

Ждут, что нахлынут волны

Творчества, как дары,

Чтоб ощутить по полной

Щедрости той поры.

Личное, не мерза уст,

Вовсе не моветон:

Я уважаю август,

Осень – уже потом.

Как прежде жил? Так: строчек закорючки,

Рыбалка, лес – жизнь вовсе не плоха.

На сковородке – жареные щучки,

В большой кастрюле жирная уха.

Футбол, работа, маленькие дети,

Друзья и споры кухонных бесед.

Я никогда не угождал диете,

Как мой диабетический сосед.

А жизнь чередовалась полосами

Падений, взлетов, властных перемен.

Забыл рыбалку, не брожу лесами,

Но приобрёл усидчивость взамен.

Пойдут дожди – раскрою купол зонта,

От солнца скроюсь в летнюю листву.

А что там, вдалеке, за горизонтом?

Увижу, если, только доживу.

Где-то гроза бушует,

Где-то дожди прошли.

Что ждёт страну большую

Там, впереди, вдали?

Этот вопрос не дерзкий,

Жизненный – вынь, положь.

Как окаянно-мерзки

Толпы чиновных рож.

Нету на власть надежды,

С ними – мы «загремим».

И, как всегда, как прежде –

– Нам выживать самим.

Чинуши наглы и речисты,

В предвыборном мельканье дней.

И мысли власти столь же чисты,

Как цвет несвежих простыней.

Либеральных краснобаев увядание.

Где, былые их нахальные повадки?

Словно крысы расползлись в подвалы зданий,

Лик звериный утеряв, бульдожью хватку.

Иль, решив свои подлейшие задачи,

Уничтожив, обобрав и всё такое…

Притаились на своих хоромах-дачах,

На деньгах шальных ища себе покоя?

Где ж покой? Во мраке даль и тумане,

Вряд ли вспыхнет победительным салютом,

Положа жизнь на большой алтарь обмана,

Подыхать в людской вам ненависти лютой.

Министры, думой налитые,

Псевдозаботами полны,

А нас гнетут дела простые,

Во всех губерниях страны.

Повадилась эрзац-элита

Взывать к заплеванной душе.

Вот присосались, паразиты,

Клопу подобно, или вше.

На часах настенных, наблюдал, мечтая,

Плавное движенье стрелочек – подруг.

Любопытства ради, взял и сосчитал я –

– Стрелки совмещаются двенадцать раз за круг.

И, на циферблате, как бы не нарочно,

За движеньем стрелок я следить горазд.

Всюду где попало, но на цифре – точно,

Стрелки совмещаются только один раз.

Коварные лилипуты

Уселись на наши плечи

И вяжут на ноги путы,

Плетя сладко-лживые речи.

Предвыборную отраву

Вливают политиканы.

К ногтю б всю шакал-ораву

Мерзавчиков-истуканов.

Ну как же5 народ доверчив,

К тех гнид обещаньем жалким.

Скажите: аревидерчи, -

– Их место давно на свалке.

Мелькают месяцы, недели,

Вокруг продажность, подлость, тьма,

А слово честь – дороже денег,

Дороже хитрого ума.

Не обменяйте на бумажки

Честь, совесть, душу и страну

Так, алкоголик, за рюмашку

Отдаст прохожему жену.

Жизнь от трепни не хорошеет,

Ох, госчиновник врать горазд.

Не позволяйте сесть на шею

Гниль-шакалью, в который раз.

Не кричи отчизне о любви,

Пафос слов попахивает фальшью.

Делом докажи и проживи,

Чтоб потомки с честью жили дальше.

Вы меня, пожалуйста, простите,

О костях не пишется сонет,

Как нельзя влюбиться в Нефертити,

Зная, что ее давно уж нет.

Политический мурлыка

Нас сбивает с панталыка

От властей черно, как после пала.

Даль мечты, сожженная до тла.

И куда-то лирика пропала,

А какая светлая была.

Суровое небушко хмуро,

Вот-вот разразится дождём.

Чешу за ушком кошку Муру –

– Грозу за стеклом переждём.

Вот, так, переждать бы эпоху

Застоев и властных измен.

Пока всё тоскливо и плохо.

Но лучше ли от перемен,

Коварных, тупых и корыстных,

Где карты жулью – прямо в масть?

Народу – объедки-огрызки,

Предателям – деньги и власть.

Съел несвежий кренделек –

– С животом поспешно слег.

В колониях запрет на атлас мира.

Да, плачет по начальникам сатира.

Зато из книг, в ходу – «Эммануэль».

Кукую власть предполагает цель?

Наш народ поднят с коленей,

В даль побрел, в тяжелый путь.

Реет знамя – Путиленин,

Клич горластый – Ленипут!

Не желай врагам здоровья,

Да отвальную налей,

Так, глядишь, и двоевовье

Наш украсит мавзолей.

Место есть, даль все алее

И, склоняются к тому,

Что вдвоём-то веселее,

Не лежать же одному.

СМИ дундят, как пьяный попик:

Мы, всегда, мол впереди.

Неуёмный агитпропик,

Не позорься, не трынди.

Борзописье – не вериги,

Власть лизнуть им – в самый раз.

Что держать в карманах фиги?

Мы-то знаем, как у нас…

Предатели либеро-правые,

Бережливые – до слюней,

Чем дальше оттянут расправу,

Тем будет она страшней.

О, как мучительно и долго

Очередного ждём ларька.

Дни еле тянуться, как Волга –

– Приторможённая река.

Я без восторга принял свою участь,

Прожить достойно – следует везде.

Гонителям моим, судьба, соскучась,

Напомнит горько: что, когда и где

Вы натворили в подленькой карьере,

За должности, за деньги, сгоряча.

Окажетесь как я – в былом карьере,

Но, не как я, а жизнь едва влача.

Заставит подневольная судьбина,

Подумать впрок о жизненной канве.

Кармически – фатальная дубина

Злопамятна и бьет по голове.

Засилье шакалья обрыдло,

Народ хоть весь переспроси.

Либерастическая гидра

Ещё не сдохла на Руси.

То помпезная рутина,

То задумчивый пейзаж,

То великая картина,

То банальнейший коллаж.

Я на живопись глазею,

Можно на холсте живом

Нынче, разве что в музеях

Любоваться мастерством.

Мы каналом Суэцким

Шли на пике весны.

Показал Моня Эцкин:

– Я, вон с той стороны.

И до дома уж близко –

– Перехода два-три.

– Слушай, Моня – редиска,

Ты возьми – удери.

Моня вздрогнул невольно:

– Здесь не носят пальто,

Но, пожил уж, довольно,

Против Пресни – не то.

Озаботились на воле,

Душат группу АУЕ.

Ну, уйдут они в подполье,

Спрячутся, как вошь в белье.

Не форсируйте жестокость,

Не того ждала страна.

Арестантские потоки,

Как в былые времена,

Могут вас самих затронуть.

И тогда уж бед не счесть.

Не накаркайте вороной

Для себя такую «честь».

Константиново

За рекой – пронзительная даль,

Вид с горы – десятки верст на север.

Здесь творил, буянил и страдал

Дерзостный поэт Сергей Есенин.

Остудило прохладою душу,

Осень тихо подкралась ко мне.

Стали чувства черствее и суше,

Как увядший букет на окне.

Мне смолоду не нравилась чванливость,

Глупейшее самодовольство рях.

Я стар уже, но всё-таки счастливый

И, лишь богат годами, но не дряхл.

Гнилы нутро и псевдовласти сущность,

Подлы её чернейшие дела.

Условная чинушья всемогущность

Бойца не сможет выбить из седла.

Дробят народ на части, на осколки

Элита ураганом загноит.

Повалятся осины, липы, ёлки,

Но дуб, тот непременно устоит.

Студено на пронзительном ветру,

Январь в степи не радует под Тулой.

Я тщетно шерстяной перчаткой тру

Зимою замороженные скулы.

Чиновник, набивая рот,

Вредит и жрёт, подобно моли,

Душой болея за народ:

– Как обобрать его поболе.

Эй, чинуши – чудо клячи,

Запрягайтесь веселей.

Времена сейчас подлячьи,

Но бывали и подлей.

Несутся бешенным аллюром

Идеи, рифмами полны.

Хожу с роскошной шевелюрой

Неполноценной седины.

В окно ворвался солнца лучик,

В моё убогое жильё.

И стало легче, чище, лучше,

И отпустило дум старьё.

Бредут суровые годины,

Былых успехов не суля.

Едва заметные седины

Ершу, соседа веселя.

Тот старикан – самодовольный,

Толковый, дерзостный дедок.

Оптимистичный и фривольный,

Он бодр и старше на годок.

Вот так живём шестую осень

Ворча, смеясь, без суеты,

А ветер ворох дней уносит,

А мы стареем – я и ты.

А я солдат семидесятых,

Годов, спокойных для страны,

Что накануне дней проклятых

Афганской, тягостной войны

Юмор

Не воспеваю гибкость стана,

Провал меж ног, как на духу.

Нет, я описывать не стану

Лохматый входик в требуху.

Память, что бередишь и кричишь ты

Сквозь года, о времени простом?

Как ловили глупые мальчишки

Огольцов под стареньким мостом.

На предвыборную подачку

Перемен – хотя б росток,

Тонем в море фальши.

Бросят денежек чуток –

– И глумятся дальше.

Страна запуталась в пути,

Не замечая расстояний,

Иди вперёд, шути, кряхти,

Но сколько сора, сколько дряни!

Вокруг завалы хлама, лжи,

Продажность коррупционеров,

Культ препоганенькой маржи

И культ бессовестной карьеры.

Нет, нашу не спасут страну

Ни царь, ни рыцарь Камелота.

Не дайте ей пойти ко дну,

Тащите из трясин болота.

Никто не сможет, только мы –

– Простые жители державы

Россию вывести из тьмы,

Освободясь от власти ржавой.

До Рима долго шкандыбал

Великий древний Ганнибал

Состарюсь и не заплачу,

Задумчивый, с посошком,

Я буду ходить на дачу

Коротким путём, пешком.

Голову от дум снесло:

Лирика заглохла.

Мастерство-то возросло,

Да душа усохла.

Мелькают вёсны, осени и зимы,

Проносится рой праздников и дат.

Я, словом, жгу – простым, неотразимым,

Литературы рядовой солдат.

Я член непритязательного рода,

Без всяких заковыристых дурнин.

Из глубины Российского народа,

Подержанный годами гражданин.

Второе железнодорожное стихотворение.

Пассажир, спешишь куда ты?

Шум, вокзальные часы.

Как влекли меня когда-то

Две стальные полосы.

Пара рельс, как две веревки

Запетляли по земле.

Ряжск, Михайлов, Кустаревка,

Саки, Кола, Добеле.

Все равны в пути, как в бане,

Слесарь, прокурор, богач.

За дорожными столбами

Сочи, Эмба, Кандагач,

Джусалы, Макат, Лихая,

Лагодехи, Моинты.

Анекдотики пихают

И дорожные понты.

Тюра-Там, Тимур, Чапаевск,

Кутаиси, Керчь, Кизляр,

Симферополь, Алапаевск,

Медногорск, Капустин Яр,

Орск, Бобруйск, Анжеро-Суджинск,

Новополоцк, Лида, Брест,

Иванцевичи, Добруджа,

Узловая, Перевлес.

Все тут по особой мерке,

Железнодорожный форс,

Братск, Иркутск, Владимир, Керки,

Тула, Тосно, Ясногорск,

Ашхабад, Теджен, Сенаки,

Курск, Чарджоу, Дальверзин,

Душанбе, Ахалкалаки,

Джанибек, Шунгай, Сайхин.

Мчимся, воздух рассекая,

Чай, дорожные слова.

Джалагаш, Миха Цхакая,

Грязи, Воскресенск, Москва.

Российским сливкам до страны нет дела,

Вдали маячат горы авантюр,

Мечты миллиардерского удела,

А счастье – не в количестве купюр.

Из прошлого

Злой камерно-быдлячий быт,

Исколотый сосед мой – «нарик».

Он тихо стонет и скорбит:

Последний кончился чинарик.

Душат инициативу,

Перекрыли торный путь

И дундят о перспективах,

То – предвыборная муть.

Топят суть в шоу – галопе,

Обещания – обман.

Рассуют по всей Европе

Деньги в банковский карман.

Сотню лет не носят уж монисто

Девушки и, как-то даже жаль.

Это не куртенка металлиста,

Не значки, не скромная медаль.

При прабабках наших – толи дело!

Ожерелья не было модней.

Как оно сверкало и звенело,

Завлекая молодых парней.

Жизнь спешит, обычай отмирает,

Сколько позабыто за года!

Нет, не зазвени т, не заиграет

И, не возвратиться никогда.

В судах России процветают чванство,

Продажность и упертый формализм.

Откуда ж взято это окаянство?

В стране цветёт сорняк – капитализм.

В Детстве моём, давнем и туманном,

Я застал пыль шляхов меж берёз.

Помню грохот дрожек деревянных,

Конной тяги, скрип больших колёс.

Сосен шум в лесу, в овраге ивы.

Скромен быт, но жили весело.

И деревни были ещё живы.

Как давно всё было и … прошло.

Юмор

Мелкий тузик под окном

(Вот уж уродился)

Гадил сереньким говном

И не застыдился.

А ещё залёг вчера

На большой матрас ты.

Наказать тебя пора

Негодяй блохастый.

Заповедник, дебильни обитель

Взращивают тридцать с лишним лет.

Олигархам нужен потребитель

Пива, водки, вин и сигарет.

Сладко подпевает телеящик,

Посуля фальшивые мечты.

Смрадное удушье настоящей

И, духовно нищей наркоты…

Проснулся мыслями разбужен,

Даль розовеет, всё видней,

Стал вспоминать большие лужи –

– Ребячью радость прежних дней.

Вот закавыка, даже с дрожью

Тревожит память ворох лет

Пути былого бездорожья

Оставили щемящий след.

Шипел шашлык на шампурах,

Умельцы зорко наблюдали.

Толпились гости при столах

Коты, принюхиваясь, ждали.

А после мясо доедали.

Витя холодел от страха

И карманы проверял.

Где ж ты, Витя-растеряха

Всю зарплату потерял.

Старички, ещё скрипим мы,

Помним радость и печаль.

Жизнь барачная терпима,

Но, без пьянок по ночам.

Аврал в газете – «молодёжке»,

В редакции народа – тьма.

Гостей встречают по одежке,

А провожают без ума.

Лютый холод по утру

И дрожат ручёнки.

Мы плетёмся на ветру

В стареньких тапчёнках.

На морозе звук шагов

Раздаётся гулко.

Не желаем для врагов

Эдакой прогулки.

В дни морозов, в дни жары,

Переклички, сверки.

Да пошли в тартарары

Гадские проверки.

Беспредел и жизнь так тяжка,

Власть – позорное пятно,

Но народ, как неваляшка,

Снова встанет всё равно.

На пиренейскую арену

Сходился зритель, стар и мал

Силач из басков – Пирурена

Камней громады поднимал.

Вот силищи у человека!

С тех пор промчалось сорок лет

И в хилом, двадцать первом веке

Таких могучих больше нет.

В скором мелькании дней и числ,

Мы постигаем жизни смысл

Той, что прожить второй раз на бис

Даже звучит курьёзом.

В этом движении суеты,

Тонут заманчивые мечты,

Рушатся здания и мосты –

– Миф фантазийной грезы.

Кружит чиновное вороньё,

Даль перспективы – трухля, гнильё,

Из телевизора – сплошь враньё,

Брешут с ленцою сытой.

Сами решаем куда идти,

Чем заниматься и с кем шутить.

С нею, нам точно не по пути –

–С гнусной эрзац-элитой.

Из тех годов, покрытых мраком туч

Ведёт мой путь, извилист, труден, долог.

Но помню с детства первый солнца луч,

Сверкнувший сквозь бутылочный осколок.

Турецкая команда ликовала,

Соперницы в овечий сбились гурт.

Волейболистка зло атаковала,

С фамилией зловещей – Каракурт.

Очень уж юристы донимают,

Никакого спаса от них нет.

В злых судах комедии ломают

Клоуны – ленивцы средних лет.

Изначально деревенский житель,

Стал, невольно, житель городской.

Счастье привалило? Не скажите,

Но и не наполнился тоской.

Жизнь полегче, но преснее как-то,

Развлечений много, да не тех.

Снится мне комбайн, колёсный трактор,

Спецодежда с множеством прорех.

Я не хаю город, мне он дорог:

Заводская жизнь, станочный шум.

Только не забыть домашний творог.

С мясом, самодельную лапшу.

Видно, так судьбе моей угодно,

Никому сложить не смею гимн.

Что поделать? Так за эти годы

Я не стал ни тем и ни другим

Встал кое-как, болит головка,

На завтрак – так заведено,

Дают паршивую перловку,

Не рис, не манку, не пшено…

Я надену свои тапки,

Им уже, который год.

И направлю косолапки

В свой задумчивый обход.

Все облажу закоулки,

Любознательный такой,

А потом, после прогулки,

Быстро в койку – на покой.

Опять предвыборные стоны,

Изнанка грязного белья.

На нас швыряют мегатонны

Пустопорожнего вранья.

Исподволь, старательно, настырно

Придушили ровный сельский быт.

Вмиг загранпоставки замостыря

И уклад деревни был убит.

Целые века страну кормила

И верха не расхищали недр.

Глянешь нынче – всё вокруг не мило,

Словно разгулялся пьяный смерд.

Сколько ж лет, а то – десятилетий

Строить, холить скот, бурьян косить,

Снова восстанавливая эти

Прелести обыденной красы.

Чтоб не стало стыдно во дворе мне,

За плоды упорного труда.

Без простой, ухоженной деревни

Не прожить России никогда.

Нет, дурака я не валяю,

Лежу, а мысленно – гуляю

На фоне злой бедности

Излишне налощена.

Поменьше помпезности

Красная площадь.

В чиновной глуши

Хоть бы света полоска,

Она ж для души,

Не для броского лоска.

Кремль – пик авантажности,

Центр удела,

Поменьше продажности,

Побольше бы – дела.

Юмор

Не гусяток, поросяток,

Как шахтёр – герой таков:

Выдал на-гора десяток

Разноплановых стишков.

Болото грязно-безобразно

И редких птиц тоскливый крик

Деревья будто в нём увязли

Отдельные и мха парик.

Ветла, ольха, да ель больная,

Серо-зелёненькая муть.

Тропинок местных я не знаю,

Нет, не туда ведёт мой путь.

А позади – звон колокольный,

Сухие тропки и грибы.

Я возвращаюсь, уж довольно

Грибоискательной ходьбы.

Юмор

Спал полдня, поел котлеты,

Борщ и к рису винегрет.

Тяжек в зоне труд поэта:

Завтрак, ужин и обед.

Шёл дождь, природа затомилась,

Проснулся и сижу ворчу:

Речей предвыборных приснилась

Всеобещающая чушь.

Политобзора панорамы,

В Госдуму партии спешат.

Вал политической рекламы,

Вранья грязнейшего ушат.

Набор словес, а дальше – пусто,

Вот заморочили людей.

Нарубят долларов «капусту»

И в этом суть полит-идей.

Общего призрения достоин

Депутатов и министров лик.

Деятелей мусорно-помойных

Вес, увы, избыточно велик.

Невзрачный, неказистый тракторок,

Косил, довольно шустро, клеверок.

Когда дела элиты грязны,

А планы – мутная вода,

Старательно бичую язвы

Чиновного вредотруда.

А коль дела прозрачно-чисты

И нет нужды страну спасать,

И жизнь течет светло, журчисто,

То станет не о чем писать.

Нас пытаются вести

Подозрительным маршрутом.

Значит – выгодны кому-то

Буерачные пути.

Гадкой атмосферы своенравность,

Нудный политический застой.

Если у народа есть бесправность,

То полны газеты пустотой.

Взять россыпь книг, все тухлое повидло,

Хоть каждый автор – вроде, знаменит.

Сильно псевдописательское быдло,

Литературу топит, хоронит.

И, будто нет людей – одни проекты

Беззубой и угодливой письбы.

Где романисты, критики, поэты?

Их единицы, но вокруг дубы

Бездарные, раздутые рекламой,

Лудят насквозь коммерческий продукт.

Такой литературы панорама –

– Гори она четырежды в аду.

А сегодня воскресенье,

День сентябрьский, день осенний,

Не погодка, а раёк,

Пьём неспешно кофеёк.

Седина на моём подбородке

Проявилась, снежком окропя.

Это что! Мои дяди и тётки

Поседели годов в двадцать пять.

Им достались лихие годины,

Черных бед несусветная тьма.

Видно вправду, большие седины

Позволяют набраться ума.

Я же прост, не излишне проворен,

Мои плечи ещё не висят.

Не рождён – ослепительно чёрен

Потому поседел в шестьдесят.

Как хорошо мне спиться по утрам

Уж солнца луч пронзил стекло окошка.

И стих ночной, барачный тарарам,

А возле ног в клубок свернулась кошка.

Когда чинил старинный карбюратор,

Стал грызть меня сомнений короед:

Кто я – обычный скромный литератор,

Иль необычный и к тому ж поэт?

Заманчив, грозен вид системы горной,

Суровой тиши мощь и красота.

Сияют ослепительно и гордо

Вершины Заалайского хребта.

Бывает так, что ускользает рифма

И слов набор – сплошная чепуха.

Коль не сумеешь счислить логарифма

Шального, своенравного стиха.

Но напрягусь и всё-таки решу я

Задачу, пусть со злостью и в поту.

И радость испытаю, и большую

Усталость, после творческих потуг.

Я прям и смел – такая личность,

Не по нутру мне чепуха,

Излишняя филологичность,

Или прилизанность стиха.

Я восхищаться не устану,

Как точно и без суеты

Владели строчками титаны

Прегениальной простоты.

Природа, видно специально

Старалась, где-нибудь в глуши,

Зажечь в душе провинциальной

Божественный огонь души.

Там одаренные натуры

И живописнее места

Столпы родной литературы

Оттуда вышли неспроста.

Зато в разросшейся столице,

Несутся, не жалея ног,

Писаки, в группу, в стайку сбиться,

Нет, литератор одинок.

В тусовках наших не возникло

Звёзд мировой величины.

Словесность жалобно поникла,

Великих нет и не видны

Хотя бы классиков зачатки.

Нет лозунгов, борьбы, знамён –

– Унылейшие отпечатки

Увы, не творческих времён.

Не возводи не ближнего поклепа,

Доносы по инстанциям строча.

Народ не любит кляуз губошлепа,

Пристукнуть могут часом, сгоряча.

Уж сколько лет власть призывает страстно

Стучать, следить и, карами грозя

Наушничать, но это всё напрасно,

Нас переформатировать нельзя.

Юмор

Опять напился, он таков –

– Поэт Портянкин-Каблуков.

В стране шоу бизнес неслабый:

Раздетые, вплоть до трусов,

С эстрады поющие бабы,

Фальшиво и без голосов.

На шабаш смотрю удивлённо,

Все песни подобны гнилью.

Они же дают утомленно

Дебильных словес интервью.

Сильна приэстрадная шайка,

Цистернами плещется грязь.

Поди ка, попробуй, сломай-ка,

Она, как нарост прижилась.

Пестрят деревья разноцветьем,

Усохли плети огурцов.

Ты, осень, расскажи, ответь мне:

– Кто изменил твоё лицо?

Зелёным радует нас лето,

Зимою – всё белым бело.

А ты, с весной, то так одета,

То этак – грустно, весело.

Гуляю по увядшим травам,

Любуюсь красотой осин.

Да, ранней осенью по нраву

Бродить поэтам на Руси.

Вспомним время боевое,

Шесть учебников в пыли.

Глянул в зеркало кривое

Исторической дали.

В каждой книге ход событий

Подан, с долей выкрутас.

Куча версий и «открытий»,

Что не автор, то – фантаст.

Исторические лица,

Через одного – свинья,

Беспокойные страницы

Летописного вранья.

Царь, царица и Распутин,

Ленин, Троцкий и Свердлов,

Каждый образ крайне мутен

И достоин горьких слов.

Кто тут свят, а кто преступен?

Не пойму порой, хоть плач.

Исходя из их поступков

Каждый – жертва и палач.

Та война и торопливый

Злой милитаристский ор:

Эх даёшь Царьград, проливы

Дарданеллы и Босфор!

Года три сражались шибко,

Кровь, калеки, боль утрат.

Объявили, что – ошибка,

Ленин прибыл в Петроград.

В опечатанном вагоне,

Долгожданный, дорогой,

Для создания агонии,

С кокаином и деньгой

Разгулялась злая сила,

По просторам разлилась.

И страну перекосило:

Рухнули и фронт, и власть.

Бились яростно, дерзали,

Претерпели холод, зной.

Как же вдруг мы оказались

вшей стороной?

Вот и думай, и гадай-ка,

Как же мы пошли ко дну?

Как, предательская шайка

Изувечила страну?

Замела седая вьюга.

Мир позорный заключа,

Нас травили друг на друга,

По указке Ильича.

По его мудроголовью,

От Востока, до Карпат,

Вся страна умылась кровью

Сгинул – каждый третий брат

Керенский, Дзержинский, Радек,

Сталин, Мехлис, Маленков.

Как на сказочном параде

Кровопийственных зверьков.

Эти недочеловеки

Оккупировали власть

И побольше чем полвека

Измывались рьяно, всласть.

НЭП задумали со страха,

Голод как успел прижать,

Что убийственного краха

Стало им не избежать.

Вскоре серию колхозов

Насадили, как грибы.

Всыпали и пуль, и розог.

Хлоп – крестьяне все рабы.

И, элита поднатужась,

Сотворя террор-парад,

Наводнила дикий ужас,

Показала красный ад.

Две войны очередные

И, афганская, в конце.

Ужас книжицы иные

Вызывают на лице.

Подождём в далёком завтра

Вымрут полчища кривляк,

Явится достойный автор,

Честно скажет, что и как.

Юмор

Стих про то сложил, про это,

Без конца строчит рука.

Но осталась не воспета

Тугоухость Кучака.

Не прыщи присыплю пудрой –

– Констатирую навек

То, что Саша самый мудрый,

Тугоухий человек.

Сошли на нет великих лики,

Осталась дивных строк канва.

И, высочайших горных пиков

Достигли всплески мастерства.

Петрарка, Данте, Байрон, Пушкин,

Шекспир, Блок, Гёте, Шиллер, Фет.

Огонь души – не финтифлюшки,

Не привкус приторных конфет.

Гомер, Вергилий, Гейне, Тютчев,

Есенин, Лермонтов, Хаям.

Попробуй, напиши-ка лучше,

Взнуздай октаву или ямб.

Твардовский, Гумилев, Некрасов,

Мицкевич, Мильтон и Вийон.

И каждый – метр экстракласса,

Словоплетений чемпион.

Гарсия Лорка, Маяковский,

Рубцов, Лонгфрелло, Гесиод,

Уитмен – не найти таковских.

Осиротел великий род

Но, может, кто-то затомится

Сумеет стих разговорить.

Ведь, право, есть к чему стремиться,

Не подражать – творить, творить!

Почтовая связь

Не боек стучит ударный,

Не буянит лилипут,

Это штемпель календарный

Отправляет почту в путь.

Вдаль, во всякие районы

Письма мчаться, в города.

Их доставят почтальоны,

Самолёты, поезда.

Ценное письмо от мамы,

Даже если нет дорог,

Пенсию и телеграммы

Вам доставят на порог.

Отцветают в саду георгины,

Веет стужа холодных ветров.

Мой дружок пострадал от ангины.

Я же, к счастью, пока что здоров.

Итог эпохи уходящий,

Бездарной прозы странный рок.

Поэзии, едва чадящий,

Вонючим дымом костерок.

Осадок тяжкий оставляют думки

О девяностых мерзостных годах,

Когда во власть рванули жидоумки,

Как в прошлом веке, при большевиках.

И над страною измываться стали,

Их мести гнев безжалостно карал.

Только за то, что хитрый, злобный Сталин

Изящно их дедов переиграл.

И понеслись из властного притона.

(О ужас, хаос тех далеких дней)

Все по прямой указке Вашингтона

Указы все страшнее и страшней.

История- коварная наука,

Нельзя от бед укрыться в стороне.

Но почему, за что такая мука

Моей разочарованной стране?

Мы добротой всегда полны особой

Без фиг в кармане и подобных штук.

За что нас невзлюбили русофобы?

То, область неизведанных наук.

Людей простых невольно оскорбило,

Когда свалился псевдознаек ком,

Сонм юных, поучающих дебилов,

Заплывших основательным жирком.

Итог простой: промышленность в разрухе,

Не выдержав, деревня умерла.

Шваль разлетелась, словно злые мухи,

Но прежде, наш народ обокрала.

Нас привели в приличную семью,

Горластых, юных, диких – из народа.

Подчеркивали избранность свою,

Морили дистрофичным бутербродом.

Кусок колбасный – миллиметра два,

Ну, может, три и хлеба – с хвост синицы.

Мы говорили льстивые слова

И думали: как побыстрее смыться.

Пришла их дочь – на выданье уже,

Субтильная, чернявая девица.

Стал ясен приглашения сюжет

Лишь из приличия не скашивали лица.

И, с завываньем вычурным, стихи

Бездарные читала, но с апломбом.

И за какие все-таки грехи

Нам фифа с университетским ромбом?

Мой друг – хитрюга, быстро убежал,

Под тем предлогом, что в больнице папа.

Я вежливо сидел, кивал, дрожал

И ждал, когда уймется эта «лапа».

Зажглись огни, в Москве-реке вода

Стала темней, туман над ней струился.

Откланялся и больше никогда

В жилище там уже не появился.

За тучами упряталось светило,

Грозится небо проливным дождём.

Комиссия, с проверкой прикатила,

А нам плевать, – мы на обед идём…

Пусть будет строчка – дерзка, озорна,

Поэзии искристый снег не тает.

В своих стихах не плавлю чугуна,

Нам чугуна и так в стране хватает.

Остановлюсь, чтоб дух перевести,

Далёкий звук машины, шумный, гулкий.

Я так люблю неспешные пути –

– Кривые тропки старых переулков.

Мой друг простых путей не ищет,

Неунывающий старик.

Он пьёт крепчайший кофеище,

Задумывая сеть интриг.

Дерганой походкою нетвердой

Шел, одежду в грязи извозя,

Алкоголик, с синеватой мордой,

Полицаям яростно грозя.

Те, стояли близко, не карали

И зевали, аж от скул шел хруст.

А зачем? Его уж обобрали,

Он неинтересен, ибо – пуст.

Среднеросл, во ФСИНовском наряде,

Молод, полноват, слегка вреднист,

Нехотя сатрапствует в отряде

Круглолицый полугуманист.

Шел из бани мытый, дерзкий, гордый,

Однорукий Леха «Таракан».

У ларька столкнулись морда к морде

Он и наш начальничек – «полкан».

И полковник злобный встрепенулся:

– Ну-ка стой! Поближе подойди!

Однорукий яростно ругнулся

И рванул рубаху на груди.

Вот за эту стычку в полминуты,

Наш бандит остался не у дел.

Изолятор – чистых трое суток

Получил и все их отсидел.

Власти, как брехло-соседка,

Нас нервируют и злят.

Настоящая наседка

Бережет своих цыплят.

В Дни жары, отупелости летней,

Когда зеки и те – «тормозят»,

Разносились по лагерю сплетни,

Что начальник под следствие взят.

Дней режимных исчезла нелепость,

Толп охранников нет – пустота.

Все открыто, пропала свирепость.

Шквал комиссий, одни рапорта:

Увольняются люди из ФСИНа

Осуждённых воспрянул душок:

– Тьфу, осина, мол, не древесина,

Пусть бегут, нам же лучше. Но шок:

Объявился бывалый и тёртый

Наш полковник, не смей с ним шутить.

И со злостью коварной, упертой

Нам за что-то наладился мстить.

Мы простые обычные люди,

Не дербанили местный бюджет,

Горевали унылые будни,

Бац, и вдруг изменился сюжет.

Но за что нам такая немилость?

Я подумал и выдал итог:

Государство не изменилось,

Разве – малость, совсем уж чуток.

За окном скучнейший дождь,

Голубь хохлится на крыше,

На соседней. Двух одёж

Не хватает. Ветер тише,

Но согреться не могу

В холоде осеннем, мокром.

Не слагаются в мозгу

Рифмы, мысли – тусклы, блеклы.

Повседневности труха:

Лупит мелкий дождь по лужам.

Я пишу строку стиха,

Так не хочется наружу.

Что ждёт меня завтра? – Сижу и гадаю,

И с хлебом дешевый сырок доедаю.

Меня цен7тробежная сила

Смела из родного угла

И жизнь мою перекосила,

И вдаль, словно вихрь, понесла.

Прорвусь! В полосе моей черной

Пощады, скуля, не просил.

Дождусь терпеливо, упорно

И центростремительных сил.

Мысли-птицы во мне встрепенутся,

Полыхая в раздумьях огне:

Я не мог по судьбе промахнуться,

То, судьба промахнулась по мне.

Иду тропинкой от подруги.

Далёкий путь, за шагом шаг.

И свист пронизывающей вьюги,

Лишь в обмороженных ушах.

Зачем хожу? Не сдалась крепость.

Она – надменно-холодна.

Что за дурацкая нелепость?

Она ж совсем мне не нужна.

Трагичность жизненных изломов

Напомни звонкая струна.

Уют, тепло родного дома,

Во сне храпящая жена.

Лишь иногда, не постоянно.

Семья и летний дачный быт.

Мы дружны, мягки, не буянны,

Союз извилистой судьбы.

Бывало, что невзгоды лились

И караулила беда,

Но мы с женою умудрились

Не поругаться никогда.

Для осужденных злобный гнёт.

Для власти – клянча – выпросина.

Своими нуждами живёт,

В большой стране, большая ФСИНа.

Вечер. Льёт, злой ветер стонет,

Еле светит связи вышка.

В дождевых потоках тонет


Наш уездный городишка.

Как-то осенним, скучным днём,

Пасмурным и ненастным,

Ветер по лужам носил листву,

В танце дождём кружа.

Зная, что прошлого не вернём,

Времечко – безучастно,

Грустно задумался: «Как живу?

Что мне не жаль, что жаль?»

Жизненной мелочной суеты

Поступь неумолима.

За шесть десятков с лишним лет

Выросла седина.

Ветры раздули туман мечты,

Годы промчались мимо

Воспоминательный винегрет,

Словно обрывки сна.

И, за оградами, вечным сном

Спят удальцы былые.

Жизни веселая новизна,

Нет от тебя следа.

В детстве далёком и озорном

Были совсем не злые

Игры и люди, получше нас,

Но не попасть туда.

Сказала разбитная фея:

– Что за стихи без матюгов?

Но я ж не Веня Ерофеев

И не блистательный Барков.

Уж, коль напьюсь, то, только чая

И стихомат, по мне – утиль.

Дебил – запросам отвечаю:

– Не маторугальный мой стиль

Юмор

«Тормозят» мои мозги,

Нету мыслей мощных.

Вот такие пироги,

На блинах у тёщи.

Пусть шквал эмоций мимо пролетает.

Замкнусь в успокоительной тиши.

Не жажду стресс и мне всегда хватает

Гармонии несломленной души.

Жизнь вдалеке проходит мимо,

Полна, стремительна, чиста.

Клубами мутьненького дыма

Чадит барака суета.

Цветет бурьян – чинодралье,

Цветет в условиях отменных

Вокруг тупье, ворье, гнилье,

Порядочность – несовременна.

Вопиет сгоревшая тайга.

Возмущен народ швырком подачек.

В тренде – пандемичная «пурга»,

Выборы и визг партийных драчек.

Чародеи охмурежа масс

Заострили «важные» лжетемы.

Снова показали суперкласс,

Строя полицейскую систему.

А страна-то не того ждала,

Спертый дух народом отрицаем.

Как, пардон, важнейшие дела

Доверять обычным полицаям?

Дикая ошибка – всех заткнуть

И запрессовать всех несогласных.

Да, резьбу несложно затянуть,

Только это глупо и опасно.

Цели нет, иль так она мутна,

Камуфляжем сереньким залита,

Что живут отдельно и страна,

И её позорная элита.

Юмор

Диета мучает меня,

Кусок колбасный мал и тонок.

Я съел колбаски за три дня

Всего-то шесть, иль семь батонов.

Юмор

Валяемся, хоть нам не спится,

Плюём на строгость и режим.

В столовой мрак – народ толпится,

А мы в засаде полежим.

Стоят, как глупые бараны,

По ним скучают доктора.

Мы не спешим – пока что рано,

Дурь рассосётся – нам пора.

Я, как и большинство – не чиноман.

Не знаю, кто и что у них решает.

Чиновный кагал, или же – шалман.

Доверия ни капли не внушает.

Химия – мозга сплошной обман,

«Дурью чумной» голова нагрета.

Каждый пятнадцатый наркоман

Воображает себя поэтом.

Очередями строча свои

Глупых, нелепейших слов патроны.

Мнят, что волшебные соловьи,

В сущности – каркая, как вороны.

Среди любых столетий и эпох,

Легко найти подобие и сходство.

Беда же в том: когда режимчик плох,

Тогда не жизнь, а сущее уродство.

Коррупция тишком, бочком

Ползет вперед. – Какая мразь ты!

Вот бы приличным сквознячком

Всю нечисть вымести из власти.

Бездарность – сплошь, рядится в сотни ряс,

«Лудит» свои поэмы-раскоряки.

Шекспир, тот в переводе – копьетряс.

А чем трясут убогие писаки?

Живут и бизнес-планами полны,

Все точат бестолковые балясы.

Вопрос: «А много ль пользы для страны,

От этих, скажем мягко, чем-то трясов?»

Нас наказали без причины – впрок.

На шмон погнали легкими тычками.

Пришел коротконогий оперок,

Перевернули наш барак вверх дном.

Эх, глупота! К чему же так стараться?

Забрали полотенца, в основном,

Видать, самим им нечем вытираться.

Чуть-чуть порядочен, неглуп,

Но больше – нос по ветру.

Дает решительный отлуп

Судимым, в стиле ретро.

Силен, кассацию пресечь –

Учитесь злые духи.

Способен лишь карать и сечь

Судейский В.В.Плюхин.

В его семейке благодать,

Высокомерность духа.

По всем параметрам видать,

Что он – простая плюха.

Ему ли до людей – рванин?

Он вежливо – отесан.

Безликий судо-гражданин

Средь кодексов утесов.

Кошка спит и дремлет дед,

Час, как кончился обед.

Политчинуши – бородавки

Расскажут нам о сем, о том…

Брехоугодники подтявкнут,

Услужливо вильнув хвостом.

И, в телеящике картина,

Как благоденствует народ.

На деле: топь, тупик и тина,

Лишь барствует чиноурод.

Юмор


Друг мой выявляет алгоритмы

И спешит теорию внедрять:

– Надо быть достаточно небритым,

Чтоб ума чуток не потерять.

Давно известна главная причина,

Давно известен сумрачный злодей:

Чиновник превращает в мертвечину

Любую из достойнейших идей.

В отличии от своего собрата,

Не знаю нот, скрипичного ключа.

Но чувствую аллегро, модерато

И отличу романс от ча-ча-ча.

Не одолел мелодии науки,

Но радует гармония внутри

И музыки чарующие звуки.

Как праздник, разгоревшийся зори

Я покорен и слушать не устану

Бетховена «К Элизе», полонез

Огинского, хотя и меломаном

Не числюсь, но не представляю без

Той музыки, классической, высокой

Своей судьбы и отдыха души.

Как скучен быт, без жизненного сока,

Так сохну я, без музыки в глуши.

Злой бурьян засорил окружье,

Поле бывшее заросло.

Значит, это кому-то нужно,

Что убито в Руси село.

Производство закрылось дружно

Ходит бывший технарь, скорбит.

Значит это кому-то нужно,

Что завод на Руси убит.

Оглядимся и обнаружим:

Для народа – кругом зима.

Значит, это кому-то нужно,

Чтоб исчезла и Русь сама.

Пусть я не одарен цветов корзиной

И не парю в успехах над страной,

Но, все же, уважаем Мнемозиной,

С усмешкой, наблюдающей за мной.

Когда подкралась полустарость,

Я над проблемами корпел.

И одолела меня жалость:

– Ну как же мало я успел!

Но вот и старость подоспела –

– Коварной немощи змея,

Я понимаю – жизнь пропела,

Но все же что-то сделал я.

Есть приспособленец закаленный,

Он любой режим переживёт:

Бывший коммунист, баптист, «зеленый»,

Если надо, он – республиканец,

Если надо – стойкий монархист.

Он любой исполнит полит-танец,

Приспособник – иллюзионист.

Коль у вас проблемы нет,

Смело лезьте в интернет.

Только кликни, загляни

И появятся они.

Юмор

В холоде маленько прикорнули

И схватили насморка чуток.

Чтобы мы в соплях не утонули,

Существует носовой платок.

В полях, лугах – чертополох,

Во власти – чинодрал-кудесник.

Для них народ – наивный лох.

Глумится временщик – наместник.

Ни видно перспектив ни зги,

Одни чиновные метанья.

И заморожены мозги,

И заморожены мечтанья.

Долго думали: мы – скала,

В вечной юности не устанем.

Только очередь подошла

Оказаться и в старцев стане.

Как будто к койке я прирос,

Страдаю недугом не книжным.

Проклятый остеохондроз

Сделал меня малоподвижным.

Либеральни скукожилась орда.

Пропал снобизм, исчезла вонь с плевками.

А как мололи эти господа

Презренные, своими языками.

Другое налетело воронье,

Те мелят тоже, но – поосторожней.

Ворьё, оно останется ворьем,

Как ни загримируй либеро-рожи.

Юмор

Юра мучался у стола:

Не идёт стих – хоть лбом о стенку.

Это муза к нему не шла

Муза Карловна Хворостенко.

Над страной многопартийный гам,

Каждый плут ей в верности клянется.

И готов припасть к её ногам,

Если вдруг, по пьяни, где споткнется.

Клоп-столоначальник злющ,

Власти манией он болен.

Ожидаемо – вонюч,

Неожиданно – проворен.

За черной дверью – светлый кабинет.

Сидит хозяин властно-отрешенный.

Он на любой вопрос ответит: нет!

Оттуда выйдешь злой, опустошенный.

Утверждая эстрадное имя,

Дуро-певы идут до конца.

И трясется помятое вымя,

Штукатурка слетает с лица.

Юмор

Минуточку внимания!

Это не спор, не драка.

Кучак достоин звания

Спасителя барака.

Не бормотун блистательный,

А, поднимайте выше:

Охотничек старательный

Барак он обезмышел.

Гонор – выше, нравы – ниже

И коррупции маржа

Как я люто ненавижу

Кабинетных крысо-жаб.

Пустырь, полоненный крапивой

И экс монастырь у реки.

Мешаются водка и пиво,

В пивнушке «гудят» мужики.

Плач, смех, бормотание, крики

И залежи тел на траве.

Не иконописные лики,

Каскады похабных словес

Все лето, на лоне природы,

Лентяям раздолье в пивной.

Казалось им долгие годы,

Что жизни не будет иной.

Исчезли и люди, и «точка»,

И снова возник монастырь

Тут пива не пьют ни глоточка,

Но сильно разросся пустырь.

Юмор

Не забывая ни о ком,

Спешу в ларек за чесноком.

Рыжее гнильё, не улыбайся,

Пряча за улыбкой дикий страх.

Нет прощенья гадине – Чубайсу,

Ждёт его жестокий, верный крах.

Что дрожишь, прохвостина дрянная?

Как желал державе околеть!

Для тебя Россия – не родная,

А чужую можно не жалеть.

Он живёт, жируя и не каясь,

Обмануть пытаясь нас и смерть.

Память долговременна людская,

Не пройдёт! Американский смерд.

Как трудно стремиться к мечте вожделенной,

На нашем недолгом веку и пути.

Свечение звёзд, как подсказка вселенной:

Гори и сверкай, но дымком не копти.

Во все века об умерших скорбели,

Связь поколений бережно храня.

Уж тридцать лет хотят, чтоб мы забыли

Священность эстафетного огня.

И всё гламурно, и прилично, вроде:

Наш мир горит в беспамятства огне.

Тогда забыть придется о народе,

Тогда забыть придетсяо стране.

Предательски лукавое забвение

Ни что не даст нам, кроме зла и тьмы.

Ушедшие, скажу вам откровеннее,

Бывали лучше и честней, чем мы.

И пусть визжит продажная орава,

Что не было героев в старину.

Забыть, предать мы не имеем права,

Тогда спасем потомков и страну.

От агиток обалдея,

Вдруг взорвались гущи масс.

Хороша была идея,

Только видно не для нас.

Вырвал стоны изо рта нам,

Не могли перечить чтоб,

Лысоватый и картавый,

Малорослый русофоб.

И запутавшись с ответом,

Шли со всех концов страны,

Ильича спросить совета

Топтуны – говоруны.

И берут сомненья даже,

Что из глубины, в Москву,

Шкандыбали персонажи

Пешедралом наяву.

Камуфляжем завалили,

Как туманом у реки.

Почему же к Джугашвили

Не ходили ходоки?

Карточная колода

Чуть не6 век плели уроды

Сети шулерских систем.

В мастях карточной колоды,

Много лиц и много тем

Ночи игровых кошмаров,

Вопли лохов-простаков,

Мир крапленых дуремаров,

Мир полито-шулерков.

Старый шулер – пятнолобый,

Партию свою продул.

И, к столу пролез особый,

Полуиностранный пул.

Блещут масти новизною

Стал крапленый – сплошь урод

И сравнялся с крутизною

Зверо-сталинских колод

И х главарь поднял вопросы

Благоденствия, добра:

Мол, довольно, кровососы,

Людям вольно жить пора!

С ним страна чуть не пропала –

– Основательнейший враг.

Своенравный и беспалый,

Алкогольный туз – дурак.

С жирной и щекастой рожей,

На себя примерил роль,

Дивно на свинью похожий,

Чмокающий зиц король.

Не фотогеничный малый,

Да и здесь не Голливуд.

Пошустрил и слёг усталый,

Свиньи – долго не живут.

Газ-король и голос зычный,

На гармошке шпарит всласть.

Бормотун косноязычный

Влез в колоду сразу в масть.

Коррупционер – так что же?

Замолить, да искупить.

А черны душа и рожа?

Так с лица его не пить.

Тёмны властные дороги,

Узко, криво, не в прогляд.

Злые дамы – бабы ёги

Намешали зелья яд.

Все этапы одолела,

В подтасовках напряглась

И в совет известный села.

Что ж – карьера удалась.

В том совете, даму-стопку,

Числят главным мудрецом.

Не как поп умна, – как попка,

С вширь растянутым лицом.

Остальные не забыты,

Все – ведьмисто-нечисты.

Туфли снять, а там – копыта,

А под юбками – хвосты.

Вот костяк валетов славный,

С ним попробуй забалуй.

Из валетов – самый главный,

Рыжий, нагленький холуй.

За спиною у народа,

Тот валетик (чтоб он сдох),

Растасовывал колоды

Прохиндеев и пройдох.

Производство умирает,

Хлещет кровь из страшных ран.

Пул ликует и играет,

А страна для них – «катран».

Так мутили-шельмовали,

Так крапленые «нажгли»,

Что валета отозвали

И в шестерки низвели.

Вроде бы его затерли,

Но игра с судьбою зла

И, крестовая шестёрка,

Бьёт туза, в игре в «козла»

Шалунишке подобрали

Деньгоёмкие места.

Тут же денежки украли,

Там, где рыжий – нет креста.

И когда валетной крысой

Провоняли берега,

Появился юный, лысый

Королёк из обшлага.

И пошел мутить – гляди ты,

Маг зеленого сукна.

Разворованы кредиты,

Возвращала их – страна.

Но, однажды, в месяц летний,

Рейтинг у него упал.

Был король, а стал валетик,

Но и там он не пропал:

Атомный администратор,

А потом, к тузу, в пом, зам.

Лысый шулер-провокатор

Угождал аж трем тузам.

Сонм десяток и восьмерок,

Закартавил, напугал.

И девятки, и семерки

Вмиг составили кагал.

Робкий гусь сотрется стеркой

И мастак подуть в дуду.

Он услужливой шестеркой

Расстелился на виду.

Тучи яростно сгустились,

Приближается гроза,

И шестерка превратилась

В полноценного туза.

Туз сначала был зеленый,

Думали, что он – дебил.

Только, будучи крапленой

Картой, он врагов побил.

Дал раскладку для начала:

Алчный питерский пасьянс.

А страна его венчала,

Он же создавал альянс.

Странны времени приметы

И, обыденны уже

В стельку пьяные валеты,

Туз и дамы неглиже.

Тут примкнул и дал оценку

Прощелыжный господин –

Король Миша «Два Процента»,

Из московских – он один.

Но недолго тяжким грузом

Восседал король Мишель.

В чем-то не поладил с тузом

И был вытолкнут взашей.

Нефтяной король – персона,

Жил, не ведая грозы.

Вякнул раз – и сразу в «зону»

Кандидатика в тузы.

Коротышку подобрали

И в валетики ввели

В спецколод крапленый ралли,

Он намечен в короли.

Из последнего валета –

– Шулерские гранд-азы

Проскочила немочь эта

Прямо в кресло – в лжетузы.

Полный спеси, при параде,

Суетливый карапуз

Сдал позиции не глядя,

Недомерок псевдотуз.

Дни летят, уходят годы,

Но не рвется фальши нить.

А засалится колода,

Тут легко ее сменить.

Карт крапленых выбор славный,

На любой и вкус, и цвет,

Только тузик самый главный

Несменяемый. О, нет!

Как престижно его славить!

Господа, о том ли речь?

Как страной он может править,

Коль не смог семью сберечь?

Кандидатов – аж излишек,

Хочется таким всего

И, на троне, королишек

Поменялось – о-го-го!

Коль король, то – враг народа.

Гарантировано – вор

И крапленая колода

Правит, мутит до сих пор.

Карты есть, шестерки ниже,

Там амбиции – мелки:

От души кутнуть в Париже,

Катерок взять для реки.

И грызня среди валетов,

Дам, шестерок, королей.

Уж не счесть какое лето,

Все серьезно – без соплей.

Шакалиная порода!

Вы собачтесь не в ущерб.

Не забудьте – у народа

Есть и молот, есть и серп.

23.10.2021г.


Кто генератор полит-идей?

Кто разрывает народ на части?

Не может, в стране, быть лишних людей.

Это – недоработка власти.

Мудрена кинематика

Во властненьких структурах.

Тут вам не математика

И, не литература,

И не деяний жжение.

Заведено веками:

Приводится движение

Деньгами и пинками.

Брат писатель! Не до шуток

Не ленись изобличать

Всех полито-проституток.

Грех – угодничать, молчать.

В памяти людской,

Сельской, городской,

Долго сохраняются былины.

Твердою рукой,

Строчка за строкой,

Пишется о времени старинном.

О делах былых,

Добрых или злых,

Память непременно сохраните.

Так, из века в век,

Мудрый человек

Поколений связывает нити.

1991 год

Дни черны, все вокруг не мило,

Старый мир – топором ко дну.

Закопали живьем в могилу

Дорогую мою страну.

Рома

Памяти моего племянника

Глухова Романа, трагически

погибшего от руки наркомана

Был простой, удивительно скромный,

В наше время уж нет таковых.

Добрым взглядом, из вечности, Рома

С фотографий глядит на живых.

Эх судьба! Гибнуть жаль в день победы,

Не в жестоком бою на войне.

Никогда ты не виделся с дедом

Но вы вместе, в земной глубине.

Минут числа и года, и даты,

Никогда ты не станешь седым.

И для нас, дорогой, навсегда ты

Так и будешь – совсем молодым.

Над заштатным Плавском – тяжкий рок,

Фсиновским грозится протазаном:

Каждый мятый плавленый сырок

Мнит себя элитным пармезаном.

И по плану, и от скуки,

Фсиновский тупой бедлам:

Растопырчатые руки

Нагло шарят по телам.

Демагоги! Мозги не парьте,

Охмуряя, в пылу, людей.

Выше, Родина, всяких партий

И дороже любых идей.

Мысль меня, невольно, поразила,

Я вскочил – аж скрипнула кровать:

Партии нужны лишь паразитам,

Чтоб разъединять и жировать.

Лето на Оке

Люблю я лето на Оке,

В большом селе Дединово.

Жара, река и нет в теньке

Желания единого:

Покинуть здешние места

С широкой водной гладью.

А там – работа, суета

И мыслей заурядье.

Нет, у реки я полежу

И окунусь в водицу.

На дальний берег погляжу,

Не тороплюсь простится

Со спуском берега к реке.

И, сколько б дней не минуло,

Люблю я лето на Оке

В большом селе Дединово.

Нас в бараке, в день иной,

Вспомнив время вольное,

Угощали ветчиной

Люди сердобольные.

Я скажу совсем категорично

И не трудно мысль мою понять:

Право править – это всё вторично

Надо ещё знать и выполнять

Тяжкие обязанности власти,

Помнить не о бабах и вине,

И не проплывать дерьмом в балласте,

А помочь измученной стране.

В родных политиканских дебрях

Лиц много старых и былых,

Но в сущности – Аурангзебов –

– Коварных, черствых, хитрых, злых.

Девушка с соседней улицы

Память шевельнулась мудрой ведьмой,

Закрутилась времени юла.

Вспомнил, что на улице соседней

Девушка красивая жила.

Надевала скромные наряды,

Не было крикливых в годы те

И ребята восхищенным взглядом

Вслед смотрели этой красоте.

Был я многих юношей скромнее,

Издали вздыхал, не подходя.

Никогда не довелось мне с нею

Под листвой стоять, под шум дождя,

Целоваться в маленьких беседках

И в любви купаться, как в вине.

Рассказала позже мне соседка,

Что она вздыхала обо мне.

Жизнь текла и добрая, и злая,

Приходила за весной весна.

Где же та красавица былая?

Где и с кем, и как живёт она?

Я надеюсь: день мой не последний

И присел, задумчив, у стола,

Вспомнил, что на улице соседней

Девушка красивая жила.

В давней юности, над тетрадью,

Я мечтал, авторучку сжав,

Не стихов писать заурядье,

А стараться острей ножа

Резать фразами, словом, строчкой,

Видеть светлое впереди,

Чтобы после последней точки

Надрывался восторг в груди.

Я шумел, и мы все шумели,

Только время свое взяло

И, лишь редкостные посмели

Чистых душ сохранить тепло

Злая жизнь хлороформной ватой

Усыпляла, душа мечты

Тягомотиной странноватой

Лизоблюдческой суеты.

Верноподданая рутина,

Фальшь, но встану я в полный рост.

Не могу быть немой скотиной

И займу свой последний пост.

Я надеюсь, стихом забытым

Равнодушия сон прервать.

Каждый счастлив не только бытом,

Нам творить, а не горевать.

С детства прям, дерзким духом сильный,

Стиснув зубы и губы сжав

Я не сдам рубежа России –

– Стихотворного рубежа.

Трудненько жить по дедовским заветам,

Стоя на страже каменной скалой.

Как страшно быть сегодня Пересветом,

Далёким от политики гнилой.

Кривы, ущербны властные дороги,

Грызуться разношерстные команды,

Сомнительны, навязчивы, убоги

Клише официальной пропаганды.

Тяжко бремечко земное

Чуть не каждый пятый – нищий.

Получается сплошное

«Чаепитие в Мытищах»

Непомерного богатства

Не учесть в просторах Раши.

Так откуда это гадство,

Эта супербедность наша?

Из прошлого

Память юности чуть зарделась,

Я скажу без соплей и слёз:

Как же здорово нам сиделось

На качелях, меж двух берез.

Первый лучик в оконной раме

И кузнечиков звонкий треск.

Как встречал комариной ранью

Нас, большой, земляничный лес.

Беззаботного детства годы,

Лето, осень, зима, весна.

Птичьим щебетом спеты оды

Тем, счастливейшим временам.

За рутиной, определенно

Затуманилась даль времен.

Подзабыты первовлюбленность

И заветных мечтаний клён.

Поколение разлетелось

Жизнь пресна и скучна всерьёз.

Как же здорово нам сиделось

На качелях меж двух берёз.

Моросят, не спеша, неделю

Надоедливые дожди.

Потемнели сырые ели

Толи ждёт ещё впереди

Мокрой серости мир бескрайний,

Как измученный шоумен

Мне сегодня откроет тайну

Синусоидных перемен.

В серой скуке и небо тонет,

И холодная ширь полей.

Пролетая, прощально стонет

Клин тоскующих журавлей.

Третий месяц бушует пламя,

Третий месяц горит тайга.

За мышиной возни делами

Не видны миллионы га.

Как плохие артиллеристы,

Всё надеются на авось.

Мол, пройдёт лет каких-то триста,

Зарастёт всё и так небось.

После ни х – хоть потом, хоть голод,

Временщик – перспективы враг.

Не холодный ум – лютый холод

Чинодральный несет дурак.

Мозг кипит, поражен невольно

Нищетой, пустотой, огнем.

Но довольно уже, довольно

Жить сегодняшним только днём.

Кто политики этой автор?

Под напором каких страстей

Убивается наше завтра?

В том числе и его детей.

Планомерно или спонтанно,

Наплюя на любые сроки,

Я высвечивать не устану

Человеческие пороки.

Не гонюсь за славою

В наше время мутное.

Сливки мелко плавают,

Все – сиюминутное.

Чиновник высший – не корней крестьянских.

В мелькании мерзовременных дней,

Сегодня процветает россиянский –

– Без племени, без рода, без корней.

Предзимье, утро, выйду за калитку:

В сосульных нитях веточки берез

И хрупкий лед, как слюдяные плитки

Сковал на лужах озорной мороз.

Юмор

Джем, пирожное, рулеты

Потребляю без усмешки

Что зимой, что жарким летом,

Я, на то и сладкоежка.

В парной

Соки жизни, по любому,

Побегут по телу кровью.

И я веником дубовым

Нахлещу себе здоровья.

На форзаце книги – живопись Рубо:

В битве рукопашной рты перекосило.

Неужели братцы стало нам слабо

Отстоять бесстрашно рубежи России.

Тяга к творчеству стала (увы!) угасать.

Что поделать? Старею, старею.

Жаль, не смог научится картины писать

Я ни маслом, ни акварелью.

Сливки армии в сладком сне,

До Урала и за Уралом

И паркетные генералы

Не помогут моей стране.

Блеск погон и медальный звон

Не спасли ни одной державы

И обидно, когда дрожа вы,

Так угодливы на поклон.

Бессмысленны все охи, вздохи

И споры: «Рай был, или гнёт».

Увы, погибшие эпохи

Никто обратно не вернет.

Старых вётел скрип больной, сварливый,

Мокрые плакатики с вождём.

Мы идём угрюмо и тоскливо,

Под ноябрьским ноющим дождём.

Каким стал мир духовно пустотелым,

Душевность тоже спряталась в глуби.

Власть денег и суетность псевдодела,

Успели душу фальшью огрубить.

Вопросов масса: «Кто я, с кем я, где я?»

В ответ чиновник вдохновенно врет…

Нужна простая, главная идея,

Чтоб не плутать, а двигаться вперёд.

Чиновная мерзавчатая свора

Живёт идеологией крысни.

Элитный вор, поддерживает вора,

Но мы же люди, мы-то – не они.

Я верю: сможем, непременно сможем.

Властишки поменяются в пути.

Забудутся их воровские рожи,

А нам, вперед – идти, идти, идти…

Прёт цифра, нагло, напролом,

В правительственном легионе.

В другом с утра поют псалом:

«Коль славен наш господь в Сионе».

Кто по воду, кто по дрова,

У власти приступ анемии.

Народ живёт едва-едва,

Тупняк и рокот пандемии.

Мне сказала бухгалтер Клава –

– Жертва счета-бумажных будней:

– Вы последний поэт из Плавска,

Здесь таких никогда не будет.

Мой ответ был совсем не ласков,

Он прямой был, сухой и ровный:

– Клава, я же совсем не плавский,

Я – егорьевский, подмосковный.

Юмор

Нос обшелушенный,

На дороге грязь.

Врач ума лишенный

Не дает мне мазь.

Долгое терпение людское

Иссякает, спросит гневный рот:

– Вы, когда оставите в покое,

Донельзя измученный народ?

Во власти остался запах лисятины,

Во власти остался запах крысятины

И не выветрится дух рыжей псятины –

– Воро-предательской чубайсятины.

Нащупал в боковом кармане я

Гроши, копейки за труды –

Итог особого внимания

Налоговой шакал-орды.

В наше время, мало-человечье,

Спертый дух и гнило-воронье.

Чино-злость и властный страх овечий

Дурь, тупик и глупое вранье.

Заблудились, но фальшиво строги

И трясутся, видно не спроста.

Тупо-управленцы – прочь с дороги!

Не для вас в правительстве места.

В верхах особенная гордость

Для кабинето-подлеца:

Излишняя широкомордость

Не очень умного лица.

Коммунистических рескриптов

Бумага сохранила клич.

Читаю их, как манускрипты:

Какая чушь! Какая дичь!

Как нас стравили безобразно,

Сын на отца, на брата – брат

Да, коммунизм – это заразно,

Хлебнули так – никто не рад.

Рвались в тупик одной дорогой,

Сейчас ползем в тупик иной.

К какому выведут порогу

Пути страны, сто лет больной.

Порывы ветра гонят тучи,

Фальшивы ноты властных труб.

Тропинки темны и дремучи,

Не виден честный правдоруб.

Когда пройдут твои болезни,

Моя зачумленная Русь?

И что за человек железный

Искоренит всю эту гнусь?

Ума ничуть не6 прибавляет

Любая должность, кабинет.

Да, в эйфории погуляют,

А что потом? Ответа нет.

Управления наука –

– Сущий дебилизм.

Занимательная штука

И чудная – жизнь.

Чинуши, олигархи, спецпроекты,

Для них всегда открыты закрома,

Хозяйствуют отборные субъекты

Без совести, без чести, без ума…

В топи народ погружен

В смысле – почти прямом.

Главное – всплыть наружу,

Но, не гнилым дерьмом.

Мой друг спросил: «По жизни кто ты?»

И я ответил, не тая:

– Поклонник страстный асимптоты

Кривая- точно не моя.

Кому-то снится в сладких грезах

Заморский, таитянский рай

А мне лишь милые берёзы,

Дом, поле, крепенький сарай.

Нет, я не жлоб единоличник

И не пропащий вертопрах,

Я человек простой – обычный,

Живущий, к счастью, не за страх.

Прилично жизнью опаленный,

С пытливым взглядом из-под век,

Умом совсем не обделенный,

Один из многих – человек.

Юмор

Литературный спор (В тюремной библиотеке)

Мы собрались в библиотеку.

Куда ж ещё с утра идти?

С невеждами больного века

Нам, стало быть, не по пути.

Четыре интеллектуала:

Я, Вася Гнутый, вор Ефим,

Валера – бомжик из подвала,

Торговец в прошлом, промбытхим.

Очаг литературных знаний

В колонии – весьма убог.

Там барствует месье Ананий,

Кровей нечистых полубог.

Из-за стола, за книжной стопкой,

Торчит его носатый лик

Он парень мягкий, но не робкий,

А вес его – весьма велик.

Крутились возле книжных полок,

Небритый Тузик, Миша Лоб,

Валера Морж, Шальной Осколок

И сумасшедший Остолоп.

Лоб Миша, исподлобья глядя,

Сказал: «Солидней книжку мне

Найди. Я в этом многорядье

Теряюсь, как трезвяк в вине».

–Да вот, возьми стихи Рубцова,

Не там, а чуточку правей.

– Ну книжка – веса огурцова,

Такой не дашь по голове.

Мне нужно, чтоб в могучем томе

Был вес, формат, большой объем.

А возле поля, на бетоне,

Я смог бы посидеть на нем.

Тут встрял небрежно морж Валера:

Мишель, а помнишь, ты, крича,

Разбил лбом стенку из фанеры?

А смог бы так из кирпича?

Лоб призадумался: «То – сложно».

Но Тузик перебил его:

– Вот, если яркая обложка,

Достойна книжица того,

Чтоб глянуть на ее картинки,

Увидеть, что там за герой…

– Ну, а читать? Ответ кретина:

– Читать – вопрос всегда второй.

Вскочил Ананий, встал как свечка,

Премудрый, хитрый полугрек.

Он – уроженец Семиречья,

Где семь, не очень крупных рек:

– Кто ценит книгу по обложке?

Небритый Тузик – ты балбес.

А текст черпай, как кашу ложкой,

Ох плачет по тебе ликбез.

Есть Шолохов, Дюма, Леонов,

Думбадзе, Пикуль, Поляков.

Вот Пушкин, Лермонтов, Платонов,

Гамзатов, Симонов, Сурков…

Что, классиков предать забвенью?

Но Вася Гнутый влез, болван:

– Я помню чудное мгновенье,

Когда увидел браги жбан.

И тут Ефим, всплеснув руками,

Воскликнул: «Вася! Ты о чём?

Тебя отсюда гнать пинками,

Дубиной, или кирпичом.

Полуеврей я, но культуру

Российскую впитал в себя.

Где брага, где литература?

Чеши отсель – побью тебя».

Ефим – немножечко «с приветом»,

Я придержал: «Ты не спеши,

Прозаики или поэты

Чуть ли не сплошь – все алкаши».

Тут Остолоп, слегка краснея,

Идею двинул (идиот):

– Тот автор остальных сильнее,

Который всех их перепьет.

Иль выпустить на ринг боксерский,

Пусть пыль клубится до небес.

– Заткнись ты, Остолоп печёрский,

На ринге важен личный вес –

–Боец былой – Шальной Осколок

Сопливый нос рукой утер:

Средь писанины книжных полок,

Найдётся, чай, нокаутёр.

Ефим заметил: «Каждый мелет

Лишь в меру своего ума.

Джек Лондон, тот, небось, сумеет

Побить Фейхтвангера, Дюма,

Маринину, Арсян, Донцову…»

Ананий вскрикнул: «Ну и прыть!

Пусть лупит бездаря Овцова.

А глупых баб зачем же бить?»

С ним согласились, что негоже,

Даже расширили вопрос:

Коль бить писателя по роже,

То толку будет с гулькин нос.

Идею вбросил Морж Валера:

Зачем писателя давить?

Пусть их берет чума, холера,

А вот героев их – стравить.

Кто всех сильней, а кто проворней,

Кто лучший снайпер, кто мудрец?

Дикарь Джура из кручей горшых

Или Бюсси – злой шпаги спец?

У каждого свои ухватки,

Набор орудий и причуд.

У Мишки Квакина – рогатка,

Из тиса лук – то Робин Гуд.

Небритый Тузик с рожей мятой

Сказал, упершись в полку лбом:

– Да я их всех одной гранатой

Рвану, и только пыль столбом.

Ефим предостерег: «Ты, это,

Подряд-то всех давай не трожь.

Тебе дай волю – и Джульетту

С Анной Карениной взорвешь.

Вот, кабы Джеймса Бонда, скажем,

С Илюхой Муромцем стравить.

Ну, если, на кулачках даже» …

– Не… Бонду нечего ловить –

– Шальной Осколок был уверен,

Стуча себя по голове –

– Илья ломал любые двери,

Имел удар, так тонны две…

Тут оперок, с чутьем Мухтара

К нам заглянул, но дурь сильна.

Увидя Митю – Аватара,

Воскликнул Гнутый: «Сатана!

Изыдь немедленно отсюда,

С тобой сплошной переполох.

Не то, я в церкви, до обеда,

Поставлю свечку – чтоб ты сдох»

И опер вышел, хмыкнув криво,

Поправя головной убор,

А мы, в горячке и крикливо

Вселенский вспомнили собор.

Церковный, где набравшись духа,

Презрев шум, гам и злобный лай,

Дал Арию в скулу, иль в ухо

Святой, в дальнейшем, Николай.

А, кабы тот дал Коле сдачи,

Искровенил и нос, и рот?

Могло б случится всё иначе,

То есть совсем наоборот.

И в Рождество, хмельные хари

Вопили б, стоя у дверей:

– Мы ждём тебя о Санта-Арий,

Приди, пожалуйста, скорей!

Ни пыл, ни глупость не умолкли.

Ефим сказал мне: «Посмотри».

Достал он с верхней книжной полки

Дюма и Сент-Экзюпери.

Я выбрал книгу Полякова,

Роман «Козленок в молоке».

Вдвоём ушли от бестолковых,

С литературою в руке.

Мне начихать на крик дебилов.

Зачем мне глупый разговор?

– Скажи, Ефим, что это было?

– Как что? Литературный спор.

В будущее время заглянуть бы.

Как ответит судочинный люд,

За людей размолотые судьбы?

Мягок будет спрос, иль крайне лют?

Госдума хитростью полна.

Законы нужные рожай же!

В цейтноте бедная страна,

А время спросит с вас строжайше.

Поход в тюремную больницу

Грязь, сырь и посерело небо

Пошли мы с другом на приём

К врачу. Ему, а также, мне бы,

Обоим старикам вдвоём,

Нужны банальнейшие справки

О том, что к строю не годны.

Сосут болезни, как пиявки,

С приходом древней седины.

Стоит толпа из осужденных,

В десятка три больных голов.

Тут, кто умишком поврежденный,

А кто «косит», хотя здоров.

Вошли вдвоём, присели чинно.

Я к даме, Саша – к мужику.

Она мне: «Веские причины

Вас привели?» А Кучаку,

Ленивый фельдшер, с подковыркой:

– Ты, старичок, ещё живой?

Не увлекаешься мостыркой?

– Какой мостыркой? Боль – хоть вой.

Мне дамочка: «Давайте руку.

Как там с давлением дела?

Так, интересно, нука, нука…

Ой, я с таким бы умерла».

– Аорта мучает, зануда,

Днём, вечером, а то – с утра.

Что делать? – «Мне-то знать откуда?

Мы тут, небось, не доктора».

Укол и горсть таблеток с горкой

Мне прописали, а дружку,

Массаж и кучу очень горьких

Пилюль, вдобавок к чесноку.

Пошли назад, чеша затылки.

Загадка, нам не по уму:

Не разобраться без бутылки

Куда ходили и к кому?

Пусть мутные маячат дали,

Но мы-то молоды душой.

А справки нам, конечно, дали.

Хотя бы это – хорошо.

Страна тридцать лет на глиссаде.

Вокруг туман и мутный дым.

По аварийному посадим,

Или починим и взлетим?

Юмор

Курьёзные истории от Кучака

Мой друг Кучак – мужик серьёзный,

Историй разных знает тьму.

Стал мне рассказывать курьёзы,

Давно известные ему:

– Знакомый мой – калымщик Гриша,

Первейший жулик из зараз.

С ним, в пять слоев, мы крыли крышу.

Слупили цену – в десять раз

Побольше, чем нам полагалось.

Ну, ляпнули, как с потолка…

Заказчица чуть проморгалась

И…ставит литр коньяка,

С закуской, это сверх оплаты.

Переглянулись: ё-моё,

Куда ж спешить из этой хаты?

Остались на ночь у неё…

Другой мой кореш – Виты Рощин,

С которым долго я дружил,

Вставную челюсть своей тёщи

В ломбарде как-то заложил.

Да, тёща – та ещё зараза,

Сварливой злобою полна.

Он приласкал её два раза

И… успокоилась она.

А вот ещё был случай редкий:

Мне с детства нравится металл.

На берегу реки Медведки

Наш автосервис процветал.

Кормились, как жуки в навозе

И пили водку тоже здесь.

К нам, ка-то вечером, привозят

Сгружают краном «Мерседес».

Шанс отличится – настоящий,

Подруга-жизнь преподнесла.

Смотались, взяли водки ящик,

Она, подлюка, подвела.

Два дня, без отдыха минутки,

Старались, мучаясь всерьёз

И понял я на третьи сутки,

Что у машины нет колёс.

На выход Барбадоса из-под Британской короны

Из Барбадоса, во вторник, прозвучало:

– Королева старая прощай!

Вот тебе барбадосское: чао,

Ты же в Альбионе не скучай.

При честном народе я,

Власти вороватой:

– Низкоблагородия,

Как вы крысоваты.

Две простыни из парусины,

Подарок с воли не ценя,

БлагоУродия из ФСИНа

Зло отобрали у меня.

Коварная зима пугает непогодой.

Свист ветра, снег с дождём до вечера с утра

Декабрь наступил, а он – вершина года.

Итоги подводить, пожалуй, мне пора.

Что ж, год был недурен и с творчеством в порядке.

Но это для меня, а в мире – злой ковид.

Буксует агитпроп, хрипит без подзарядки.

Посмотрим, чем нас впредь элита удивит.

Окутан мир большой шальным политиканством

И, без заботы жизнь, пожалуй, умерла.

А скоро Новый год и праздничное пьянство,

Ширь планов и еда обильного стола.

Истерику подогревая,

С телеэкрана прёт враньё.

Из слов – завеса дымовая.

А цель? Бог ведает её.

Третье железнодорожное стихотворение

Люблю железные дороги:

Ряжск, Вёрда, Жердевка, Кичкас,

Морозки, Нара, Кондопога,

Казань, Челябинск, Унгуртас,

Алгай, Поворино, Кущевка,

Голутвин, Химки, Вялки, Лось…

Мне ещё с тех времен – хрущевских

В вагонах ездить довелось.

Дорог романтика – ещё бы!

Маршрут гигант Находка – Брест.

А, кстати, станция Хрущово,

Южней Рязани, тоже есть.

Брянск, Вековка, Клинцы, Унеча,

Соседка, Лобня, Воркута.

Слеза прощания и встречи,

Лесосибирск, Чита, Инта.

Движенья вихрь и остановка,

Прижелезнодорожный мир:

Клин, Тверь, Валдай и Вертуновка,

Бийск, Известь, Выша, Армавир.

Легки дорожные словечки

И томный взгляд, глубокий вздох.

Биробиджан, Вторая Речка,

Буй, Галич, Конаковский Мох.

Могучий голос тепловоза,

Или электротяги тишь.

Буденновск, Шелковская, Грозный.

И, сквозь пространство ты летишь.

А путь далекий, или близкий,

Слегка открытое окно.

Северодвинск, Раздоры, Лиски,

Турист, Котельниково, Дно,

Кузнецк, Дебальцево и Бира,

Ясиноватая и Гжель.

Почти в любую точку мира

Стремятся поезда уже.

Тот мудр, кто повидал немало,

В ком жажда знания в крови,

Кто трогал мурманские скалы,

Тамбовский чернозем в яви.

Я знал не одного такого

И улыбались им всегда

Завидово и Конаково,

И Славгород, и Колунда,

И Ветрино, и Кочетовка,

Борисоглебск и Балашов,

И Уссурийск, и Хомутовка,

Степной, Саратовский Ершов.

Пространство преодолевая,

Летит состав и днём, и в тьме.

И байки с чаем согревают

В пути к Тамбову, Костроме…

Романтика в дорогу гонит,

Иль труд обычный, день за днём

Давно не езжу я в вагоне,

Но помню до сих пор о нём.

Цугцванг, на горизонте – крах.

Нет, я не в панике, не ною.

Мошенник, вор и вертопрах

Глумятся над моей страною.

Песок лопатами сорят

По снегу, дворники – мессии.

Зима гуляет по России,

Сегодня – третье декабря.

Нас так усиленно травили

В колонии, от всех зараз.

Иммунитетом удивили:

У нас он выше в десять раз.

Юмор

Мой друг – поклонник идиомы,

Побит за это. Вот дела!

Сидел бы тихо – мирно дома,

Была б цела его скула.

Тяжела российская дорога.

На лжевласть надежду истребя,

Понадейтесь только лишь на бога,

А ещё, конечно, на себя.

Времена, конечно, подловаты.

Воровские, скажем без прикрас.

Ты прости нас, мы не виноваты,

Властью полупреданный Донбасс.

Не страшусь я критики кинжальной.

Что мне лай ублюдо-писарьков?

Псы цепные, как-то даже жаль вас,

Я – свободен, вы в тисках оков.

Поводки, ошейники и будки,

Рьяная готовность услужить,

А я рад, что ни одной минутки

Не пришлось мне на коленях жить.

Итого года

Вновь зима и снежок искристый,

Друг холодного декабря,

Разукрасил молочно-чистым

Цветом, щедро его соря.

И морозцем спешит природа

Прятать воды под панцирь льда.

Значит надо итоги года,

Не простого, подбить тогда.

Об успехах экран вещает,

О грозе пандемичной тьмы.

Люди здорово обнищали,

Не богатые, только мы.

Подчиновное волонтерство,

Краски ярки, а толка – чуть.

Нескончаемое актерство,

Ядовитая чиномуть.

Шахтных взрывов трагичны даты –

– Пик хозяйничанья ворья.

Караваны во льдах зажаты,

Из-за жадности и тупья.

Людям стало давно понятно:

В никуда бестолковый путь.

Но одно мне весьма занятно:

Понимает ли кто-нибудь

Из жаднющей и алчной своры

Той, что стелет туман и дым,

Что не вечно глумится ворам?

Отвечать неизбежно – им.

Чино-гнилостные угрозы.

Метастаз разбежалась тьма.

Политические морозы,

Политическая зима.

Нам хватает переживаний

И домашних, простых забот.

Год надежд, разочарований,

На пороге уж новый год.

Впереди – иль полоска света,

Иль тупой безнадеги тьма.

Перемелется, сгинет эта

Затяжная полит-зима.

Ложные успехи подытожа,

С глупою упертостью барана,

Лосная, раскормленая рожа

Нагло врёт с широкого экрана.

Следы зайчишек-хороняк.

Земля укрыта шубой нежно

И, черноствольная на снежном

Ольха вдоль речки, да ивняк.

А злобный ветер студит лица.

Зимой всегда мне сладко спится,

Но и мечтается всерьёз.

Стихий природных множество гуляет,

Грозит за катаклизмом катаклизм.

Людей же, неизменно удивляет

Загадочный погодный механизм.

Наворотили власти дел,

Министрам уж вставляют клизмы

И скрип управо-механизма,

Чтоб он проклятый заржавел.

Ведут осатаневшие ворюги

Через овраги, горы и леса

Страну. Дожди, снега и вьюги

В пути. Уж слышны голоса:

– Доколе эту кабинето-нечисть

Терпеть покорно, слушать и молчать?

Им – деградантам думать даже нечем,

Их интеллект – не выше кирпича.

Сынки, племянники, зятья и проститутки

Приближены к кормушке, к закромам.

Не шутим мы, какие уж там шутки.

Что впереди? – Чернейшей ночи тьма.

Со здравыми согласен голосами,

Но не люблю, кто попусту орёт.

Возьмите себя в руки, твердо, сами

С упрямой волей двигайтесь вперёд.

Сна не могу отбросить марево,

Какой-то немочью задело…

Ещё часочек покемарю я

И, лишь потом возьмусь за дело.

Зудит и вредит недовласти лишай,

Скликает различные беды.

На бога надейся, а сам не плошай –

– Вот формула нашей победы.

Плывут на север облака,

Знакомый уплетает грушу,

А мне выматывает душу

О малой родине тоска.

Сосед – дедуля деловой,

Он что-то прячет в свои сумки,

Потом уходит с головой

В воспоминательные думки.

На берегах Москвы реки и Истры,

В Подольске, Баковке, Рассказовке, Клину,

Гаишники, чиновники, министры

Дворцами позастроили страну.

За ними – вороватые банкиры

И олигархи – те не отстают,

Из воздуха, как лучшие факиры

Деньгу черпают, строят свой уют.

На первый взгляд – почти предбанник рая,

Уютная картина, красота,

Но ведь народ российский вымирает,

С жильём – беда, с работой. Нищета.

Большой страны убога панорама.

Нам план заботы подают всерьёз?

Иль выполняют некую программу,

Свою или чужую? Вот вопрос?

Верни мне память – дорогуша,

Раек походного житья.

Ночное кваканье лягушек,

Ночные трели соловья.

Ондатры осторожной норка,

Костер, кипящая уха,

Лесок, сорока тараторка,

В палатке чтение стиха.

Плеск рыбы в глубине залива,

Минуты редкой тишины.

Деньки той юности счастливой

Наивной радостью полны.

Я вовсе не писака-переросток,

Трухлявый и с тетрадками в руках.

Мне, вечером, преподнесли в подарок

Красивые штиблеты на шнурках.

Страна и публика устала

От псевдотворческих начал.

Поэт скатился с пьедистала,

А композитор – обмельчал.

Но, несмотря на неудачи,

Гремят фанфары и салют.

Теперь скромнейшие задачи

Решает примитивный люд.

Гудит восторг рекламы аха,

А я скептически молчу.

Убогим не достичь размаха,

Он им совсем не по плечу.

Капель и снег слетают с крыши,

Есть повод чуточку взгрустнуть:

Проводим мы Машкова Мишу

В тамбовский, недалёкий путь.

Не забывай, как нам дружилось

В те «ямы плавской» времена.

Напутствие: «Чтоб всё сложилось

И, смыслом жизнь была полна».

Земные хляби царь-мороз

Своим дыханьем обездвижил

И вот теперь я ясно вижу:

Зима надолго и всерьёз.

Скупое солнце декабря

Над горизонтом еле-еле,

А скоро вьюги т метели

Сулит прогноз календаря.

Надел сверкающий халат

Старик декабрь – макушка года.

Настраивает нас природа

На мудрый, философский лад.

Снежинки за окном порхают,

За миллионом – миллион.

А я лежу и отдыхаю,

Задумчив, умиротворён.

В недрах преогромнейшей страны

Есть неимоверные богатства,

Но какое сказочное гадство,

Что всего того мы лишены.

Юмор

Прилягу, малость прикорну,

Страну же не охватят беды,

Коль я часок-другой вздремну,

После хорошего обеда.

Мише Машкову

Не забывай скромнейший Плавск

И долгих вечеров беседы,

И чтение библейских глав,

И храп наивного соседа.

Коль станет тяжело, тогда

Прочти рифмованные строчки

Утихнет боль, уйдёт беда –

– То запятая, а не точка.

Уроки истории.

Эмоции тех дней далёких

В моём сознании сидят.

Шальной истории уроки

Народу вряд ли повредят.

К закату «брежневского рая»

Фальш-коммунизм едва теплел.

Он, потихоньку умирая,

Давно и тягостно болел.

Народ устал, хотел другого,

Не знал, что ждут его беда

И сумасшествий митинговых

Восьмидесятые года.

Едва забрезжила надежда,

Едва воспрял народный дух,

Позер, осел, павлин-невежда

Продул державу в прах и пух.

Восторженно сося пустышку,

Поднял со дна вонючий ил

Пятноголовый дятел Мишка,

Супертрепач – бормотофил.

Попёрли жуткие проблемы,

Их здравым не понять умом.

Печальна выборов дилемма,

Между помётом и дерьмом…

Алкоголичного урода

Беспалого, пришли деньки

И, вдрызг страна, а для народа

Добавили щепоть тоски.

Страшны войны Кавказской сводки –

– Эрзац правитель «порадел».

Пришел разгул «паленой» водки

И наркоманский беспредел.

Глумление над человеком,

Обман народа, без стыда.

Будь прокляты они на веки

Те, девяностые года.

Такие беды приключились!

Кровь попила либеро-тварь.

Вопрос: «Чему-то научились,

Иль все по-прежнему, как встарь?»

На 30-ю годовщину ликвидации СССР

Госправления истерия

Горбачевских, последних лет.

Самоедская индустрия,

Хаос власти, пучина бед.

Прессы адская бесовщина,

Да, давненько же мы больны –

– Уж тридцатая годовщина

Смерти, бедной моей страны.

Гляну вверх – так же небо сине,

Как в достойные времена.

Бедолага – страна Россия,

Сколько будешь ещё больна?

Юмор

Приятель мой – известный субчик,

Он – самый вредный из героев.

Махнул рукой на жидкий супчик

И на капустное «второе»

Я недавно прочитал книги Полякова:

О «Козленке в молоке», о «Грибном царе»,

Про «Парижскую любовь Кости Туманкова»

«Небо падших» одолел в прошлом ноябре.

Литератор-виртуоз, мастер экстракласса.

Равных нет сейчас ему, что ни говори.

А в стране за тридцать лет, мастерство угасло

И писательский процесс подзагнил внутри.

Прет коммерческая муть, отравляет ядом

Примитив и чепуха, обмельчал герой.

Где неведомый творец, тот, что станет рядом

С Поляковым в один рост, дерзостный второй?

Пригнулся куст – лесной орешник.

Под снегом, льдом реки тесьма.

Сиротски пуст в саду скворечник.

Пришла российская зима.

Когорты туч со снегом и дождём,

Как будто небо распахнуло створы.

Мы увлеченно вечером ведем

Литературоведческие споры.

Тупик Путляндии чиновной,

Страны запутанных путей.

Машины слом путиосновной,

Лжепутофальшь, разгул страстей.

Путь непутёв, а цели мутны,

Запуталась брехло-орда.

В распутицу ведет беспутно

Путиконечная звезда.

В нашем элитном правящем компоте

Что-либо ценное найдём навряд.

Посредственность плоха в любой работе,

А в руководстве – хуже во стократ.

Роковая судьба – молчунья,

Показала образчик власти:

В день тринадцатое июня

Рассекла мою жизнь на части.

Давнишний май, толь быль, толь небыль,

Очарование стиха,

И звездная безмолвность неба,

Полночный возглас петуха.

Скамейка под большущей вишней,

Нас трое. Верно рассужу,

Что третий – точно будет лишний.

И я, вздыхая ухожу…

У клумбы с жухлыми цветами,

Где суетились воробьи

Случайно встретились мы с Таней –

– Той хохотушкой со скамьи.

И словом острым, как кинжалом

Пронзила, тридцать лет спустя:

Я б за тобою убежала,

Но был ты – сущее дитя.

Не возрастом, а головою –

– Мечтательный идеалист.

Частенько вспоминая, вою,

Тоскую и дрожу как лист.

Промчалась целая эпоха.

Уж много лет скриплю одна.

Как ты? – Да, в общем-то неплохо.

Семья, любимая жена…

– Ну что же, за тебя я рада

Но выскажу всё без стыда:

– Не надо бы тебе, не надо

Скамейку покидать тогда.

Эмоций выплеснут излишек,

Даже забыл куда спешил.

А ветер хохлил воробьишек

И нашу память ворошил.

Окончится путь колючий

И смолкнет оборванный стих

Останутся строчек лучших

Слова, пусть немного их.

Менялась эпоха – стерва,

Я – вдумчив и, в меру, смел.

Подлейшую сущность нерва

Её углядеть посмел.

И высшей сочту наградой

Читательский интерес,

А большего мне не надо,

Достойно пройти через

Лишений и тьмы годины,

Плюя на бумаг деньгу.

Растают судьбины льдины,

Надеюсь, что я смогу

Оставить на память строчки

Потомкам – не как старьё.

Не будет и в жизни точки,

Коль живо письмо моё.

24 декабря 2021 г.