Фантазии [Наталья Словаева] (fb2) читать онлайн

- Фантазии 991 Кб, 9с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Наталья Словаева

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Наталья Словаева Фантазии

***


– Ты где? – В танке.


– А где танк? – В лодке.


Я сыграю тебе на гитаре, евушка,


потому что такой обычай в вашей общине,


потому что пальцы твои – заснеженные тропинки,


и гостей ты кормишь имбирным корнем.


Останемся здесь до новогода,


когда стареющая лесбиянка


поставит свечку за Путина,


только выбросим зловещий чайник из головы


и оборванные бельевые веревки.


– Размазавшись по стулу, я подумала,


что хочу быть вашим ребенком.




***


В Дэвиде Линче


пол в шахматную клетку,


тяжелые бархатные занавески


и поющая девочка с накладными щеками.


Посыпая пеплом ноутбук,


попроси бармена налить тебе яда


грамм сто пятьдесят или сколько тебе надо,


чтоб стадо диких поросят,


бесстыдно вереща,


успело пересечь границу.


А демоны молчат.


У входа в храм с руки едят синицы.




***


Достоевщина разбредается по телу этого города


убогими крышами, зловонными трущобами,


битыми стеклами, ржавыми трубами,


растрепанными метлами, найденными трупами,


выщербленными ступенями, дурными болезнями,


детскими пальцами, порезанными лезвием.


Есть люди, с потолка которых всегда капает


мутная жидкость цвета непонятного.


Виктору было на нее наплевать,


он замерз, устал и просто хотел спать.


Лежал под лестницей, натянув одеяло до подбородка,


видел четвертый сон,


Когда ты объявил войну и облил его бензином.




***


А белый Гена крокодил


в осеннем парке проходил,


обшарпанный, он был эффектен


своею жалкой красотой.


Он на ветру с открытым горлом,


там, верно, скомканные ноты


и волчьих ягодок настой.


Все проиграв, ушел в поэты,


в сентябрь, ребрящийся вельветом




***


Мои спутники горят как фонари,


идут по кругу, по кольцу Сатурна.


Кого сегодня пошлет мне дорога?


Уверенного массажиста,


любителя коньяка с кока-колой,


сухопарую даму, потерявшую гривны в Джанкое?


Контрабандист с судна The Diamond Sea,


похожий на Рогожина, взволнованный,


достал из спортивной сумки Библию,


предложил почитать псалмы.


Капли неона струились по стене супермаркета,


когда ты сказал, что я не ценю, что имею.


Теперь скоро захлопнется дверца автомобиля,


и мое запястье снова разрежут тени.




***


Целый день бакланы сидят на камнях


и смотрят в море.


Когда им становится жарко,


широко раскрывают клюв.


Улитки бутонами расцветают в выжженной степи,


нефтекачки неумолимо работают круглые сутки,


дома строят из соломы и стеклопакетов,


а бакланы сидят на камнях и смотрят в море.




***


Выносит бабушка ведро,


В нем рыжие свернулись листья,


Как выдры, сжались и зависли,


Не выдадут свое нутро.



Лежат в авоське караси,


Вино и шишка из кофейни,


Украденная безыдейно,


Чуть не забытая в такси.



У жбанов стайка голубей –


Сегодня гули, завтра гули…


Как мы, в октябрьском загуле.


Не мерзни и не сожалей.




***


Старушка лезвие косы


старательно оборачивает газетой,


водитель, похожий на баскетболиста,


слушает Егора Летова,


темнокожий парень в костюме,


где твой саксофон?


Люди спускаются на байдарках,


фотографируют мухоморы в Карелии,


у каждого свой метод,


метод борьбы с гравитацией.




***


Эти маленькие лошадки никогда не уснут,


мои пальцы путаются в их розовой гриве.


Говори, говори – я все еще слышу –


через горы нервно поломанных зубочисток,


оставшихся на столике в кафе для некурящих,


через алые тона кровавых салютов,


в которые окрашен закат Европы,


через отделения полиции и снятые отпечатки пальцев,


с липким мылом в туалете за решеткой,


через люстру, рухнувшую с трехметровой высоты


в моем животе, и осколки торчат из-под ребер.


Снимок Джима Моррисона стал зеленоватым,


Не ищи человека с крахом в глазах,


Обрати внимание –


С денежных банкнот исчезло лицо президента:


очень неприятно, когда тебя постоянно трогают руками,


зачастую грязными,


и совсем незнакомые люди.


Я стреляю сигареты на холодной улице,


кот ест из моей тарелки,


я не сплю.




***


Был эстет, и нет.




DOCUMENTA*



Мы пришли оттуда,


где из трещин на штукатурке складываются картины,


когда болеешь,


и тушить за дедушкой спички – это радость.


Здесь сочная зеленая трава по грудь,


и я пытаюсь хватать ее руками.


Здесь балкон высоко,


и мама меня привязывает за пояс,


потому что я говорю, что прыгну и полечу.


Здесь лопатка и пузырьки на песке,


и дедушка во сне отрывает бабушке руку.


Мы живем в коммуналке в Ростове,


в ней длиннющий коридор, метров двадцать,


я по нему качусь на трехколесном велике, и мне очень весело.


Здесь я сваливаюсь со здоровущей взрослой кровати


с железной сеткой,


которая прогибается, как гамак,


лежу за кроватью и молчу,


а потом меня долго ищут.


Мы пришли оттуда,


где ноги самый яркий предмет,


ноги в босоножках, потом в сапожках,


и я как ноги, которые идут.


Где я думал, что памятники только мертвым открывают,


а потом увидел Буденного живого


на открытии памятника Буденному


и сразу поверил в жизнь после смерти:


Буденный восстал, все люди вокруг вознеслись.



* Из детских воспоминаний друзей




***


Я обнимала за шею Черную курицу,


везла через весь город тыкву, похожую на фаллос,


пела под дождем на ступенях кукольного театра,


и как тебе не принять мою нежность?




***


Не надо горевать, мой друг,


Мы встретимся с тобою снова


В просторном аэропорту


Самары, Питера, Ростова.



В тюрьме очнется Робин Гуд


Весной болезненно прекрасной,


О чем-то вспомнив, на ходу


Закурит инженер Вараксин.



Все, что успели рассказать,


И все, что обошли молчаньем,


Как в зеркале, вернется вспять


И растворится в мирозданьи.




***


В 90-е многие не ездили на BMW,


не стреляли из пушек,


а растерянно получали зарплату


магнитолами и донским салатом.


Тогда-то моя тетя и нашла


у мусорного контейнера трех почти новых барби.


Признаюсь, у меня раньше не было таких красивых кукол.


Поистине, они были великолепны:


во всех суставах сгибались их ноги и руки,


и вообще они отличались роскошными туалетами


и ослепительным телом.


Впечатлительный ребенок,


насмотревшийся медицинских энциклопедий,


я понимала, что с ними играть опасно,


но желание делать это оказалось сильнее


страха подцепить какую-нибудь заразу.


Наверное, тогда я впервые ощутила


этот острый, сладкий и бодряще кислый


привкус риска.


Вот с тех пор и борюсь


с повышенным слюноотделением.




***


Лишайную девочку


взял в свой дом


и в свое сердце.




***


Хотел выбиться в люди, куртку новую купил,


Так нет – не пускают.




***


Когда, уходя,


ты зовешь меня самой маленькой,


сердце мое сжимается


как от невидимого укола.


Я стою у белой двери,


как тогда,


в платье фланелевом с божьей коровкой,


серьезная


перед камерой.




Полезные советы для девушек



1


Если друг твой вдруг упал


Головой своей в мангал,


Сразу ты его не фоткай –


Обработай рану водкой!



2


Если друг твой с перепоя,


Запустил в тебя салфеткой,


Не затаивай обиду,


А ответь ему с умом –



Брось в него своей тарелкой


И любой другой посудой,


Чтоб погромче и с размахом,


Даже если и с едой.



3


Есть надежный способ друга


Засмущать до одуренья –


Расскажи ему подробно


Что вы делали вчера.



Как попутчице с собачкой


В подмосковной электричке


… показывал он дерзко,


И при этом много раз,



Как пошел он вымыть руки


Строго в женском туалете,


А потом и дверь пытался


Тоже пальцем отомкнуть.



Если друг, услышав даже,


Как плясал между деревьев,


Не задумается крепко


С диким стоном «Прекрати!»,



Ты скажи, что ровно в восемь,


В пятницу на том же месте,


Ждешь его с бутылкой колы,


И ребята все придут.




***


«Ты подстригся?» «Нет, облысел», – говорит мне приятель,


которого не видела две недели.


А мне так хочется тебя обнять,


Все надоели.


Вспоминала, как мы встретили Новый год в плацкарте,


Наряжали тебя в мой корсет и юбку в пол.


И тот вечер, когда я была на пати,


а ты на нее не пошел,


и сидел в кафе напротив одиноко, заносчиво,


писал в воцап вначале,


А я шла к тебе через всю Таганскую площадь,


на каблуках, в платье с открытыми плечами


и с фатой, в образе Черной невесты.


Как Woodkid выступал на Bosco фесте,


под сильнейшим ливнем, и было всем хорошо,


как в тот вечер стащили на память цветочный горшок.


Как ты быстро вычислил меня, провокатора,


поймал за руку, как вора,


когда я почти незаметно и аккуратно


погладила под курткой твои ребра.


Вспоминала, как мы спали на надувном матрасе,


а за стеной соседка напевала по-татарски,


И как мир обретал невесомость и краски,


когда ты крутил кольцо на моем пальце.


Лисы тоскуют, когда мы ссоримся в метро,


и я говорю с лицом, перекошенным злобой.


Потому заклинаю: не ревнуй меня к прошлому, бро,


просто знай: ты единственный и особенный.


Давай лучше вместе слушать новый альбом,


или решать: острых крыльев брать шесть или девять.


У меня нет доказательств, есть только любовь,


И я пропаду, если ты мне не будешь верить.




А. М.



***


А ты попробуй не влюбись


В такого вдумчивого Кая,


Не зацелуй, а прикоснись,


Едва за плечи обнимая,



Не растревожь, а разреши


Ему не знать и сомневаться,


Не требуя его души,


И не пытаясь с ним остаться.



Не торопясь себя вписать


Поверх еще заметных шрамов,


Сумей его не разменять


На авантюры по программе.



Останься для него сестрой,


Не искушай кровосмешеньем.


…Теперь я навсегда с тобой


В непостоянстве неизменном.




***


Мы знали все мосты по именам,


И в день приезда встретили лисицу.


Простуда шла в пижаме по пятам,


Но не решилась пересечь границу.



У самолета красовался хвост,


Раскрашенный тремя цветами флага.


Попутчице на языке ее вопрос


Задать казалось страшною отвагой.



Среди зонтов, церквей, пластинок, книг,


Кофеен, башен, домиков, газонов


Бродили день за днем, и каждый миг


Казался кадром фильма о влюбленных.



Сопровождал нас своенравный дождь,


Скрипенье половиц и запах рома.


Теперь ты, Шерлок, по другим мостам идешь,


Но мы, как прежде, далеко от дома.




***


Я люблю архитектуру сцены:


многоярусные осветительные приборы


с поднимающимися к ним клубами дыма,


мощные футуристичные колонки,


похожие на вентиляционные трубы,


зеркальные шары под потолком,


в которых отражаемся мы,


как и парень с гитарой,


который сказал:


«Все, что страшно потерять,


надо потерять,


радостно смеясь»*.



*Sirotkin




***


Я беру алый лист,


я беру лиловый лист,


я беру лимонный лист


Дикого винограда,


собранные у церковной ограды


недалеко от заброшенных таунхаусов,


где мы катаемся на велосипедах.


Приклеиваю их к бумаге,


но они не станут хижиной аскета


или горным ручьем,


или девушкой длинноволосой,


А останутся алым листом,


лиловым листом,


лимонным листом –


Совершенными по своей природе,


Самодостаточными в своей сути.




***


В рюкзаке коньяк и «Монополия»,


переходим ночью Москву-реку по льду.


Столько снега намело,


что даже следов впереди не видно.


Сегодня на окраине города


мы слушали английские мадригалы


в исполнении вокального ансамбля,


среди скульптур из водопроводных труб и кранов,


где кроме нас были только родственники артистов.


По колено в снегу, взбираясь на холм, ты заметил:


– Если бы мне о нас рассказали,


Я бы подумал: «…, но классные ребята».




***


Кто мог вчера предположить,


что сегодня мы будем вкушать сабы


у станции метро Молодежная?


Одним глазом глядим на карту,


вторым – присматриваем за великами,


стоят ли еще.


Как думаешь, кто сломал дозатор в туалете кафе?


Конечно, я, с моим эпизодическим пристрастием к гигиене.


Сегодня я смотрела на твои длинные руки,


на твои длинные ноги,


в твои лучистые глаза


и думала:


Не зря дикие утки у реки


не боятся подходить к тебе так близко!




***


Отстали от автобуса в населенном пункте


с намеком на лишний вес – Верхний Мамон,


и теперь размышляем, что делать.


Ты в тапочках, как был,


а я без книжки, которая уехала на сиденье.


Думаешь, мы найдем здесь попутчика на BlaBlaCar?


Будем выбираться на перекладных –


вначале на шестерке с прицепом,


напоминающей о цирке и кочевье,


а потом и на маршрутке,


водитель которой сказал:


«Хватит выписывать тут зигзаг удачи!»


на трассе Москва – Ростов.




***


Руслан, Василий, Лиза и Андрей,


Мы живы, и от этого раздрай.


Мы очень живы, тысяча чертей!


Так начисляй, дружище, начисляй.



Философу в обличии шута


Дискуссию вести не в первый раз.


Айтишники, братишки, босота…


Мы живы. И особенно сейчас.



Крафт, крах и просто катастрофа,


Как хочется понять весь этот цирк:


Зачем нам боль, что хорошо, что плохо,


И как две правды спаяны впритык.



Мы выросли, когда стране на две


Эпохи разнесло хребет.


Не растравляй. Слоняйся по Москве.


Читай стихи, взойдя на табурет.



Кто мы и кем могли бы стать,


Кем никогда не станем, что нас ждет


Там, в Англии и в Индии. Оставь.


Над поймой ночь прошла, «…а это не пройдет».



И каждый сам судья, шериф и вор


Лепечет: «Заходи, не пропадай».


Пока еще не кончен разговор,


Ты начисляй, Василий, начисляй.




***


Дело не в том, что на Гласто начос


можно есть грязными руками


в резиновых сапогах, укутавшись дождевиками,


И после одного концерта перед другим концертом


пить шампанское из бумажных стаканчиков у пресс-центра.


Или когда Ноэль Галлахер в куртке с поднятым воротником,


проходит в метре от нас, элегантно небрежен,


Мы стоим, обомлев, продолжаем курить, как будто бы нам нипочем,


и Ноэля мы каждый день наблюдаем, как собственного консьержа.


Наверное, дело в том,


что когда ночью при плюс пятнадцать


в палатке на надувном матрасе я замерзала,


ты подтыкал под меня пуховик и укрывал одеялом.


Разноцветные флаги взмывали в небо над палаточным городком,


переполнялись мусором разрисованные бочки Oxfam,


а над холмами раскатывалось Skyfall,


до жути мощное, уже ближе к Тору, чем к нам.




***


Мой лисенок, ты создан, чтоб бегать по сочной, зеленой траве


И на солнышке греть белый, пушистый животик.


А совсем не затем, чтоб годами платить ипотеку,


Цепенея от страха лишиться постылой работы.



Дом, в котором живем мы, де-юре не очень-то наш,


Но родные река, белый мост и каток на морозе,


И друзья в двух кварталах. Скорее тащи карандаш –


Мы стоим у окна в упоительно временной позе.



Никогда не хотели соломку себе подстелить,


Не копили, а пели – ну что же, придется – попляшем.


Я не против того, чтоб трудиться, но больше за то, чтобы жить


В этом мире родном, но таком относительно нашем.




***


Что я вижу на О – Облако,


Что я вижу на О – Овцу,


Еду по Острову к Океану.



Ирландия




***


Костер потрескивал


как виниловая пластинка,


Отсветы огня, играя,


превращали листья папоротника


в костяные зубцы на спине стегозавра.


В темноте друг провалился


в дырку от прошлогоднего туалета,


стал звать на помощь.


Когда мы его отмывали,


хозяйка заметила философски:


– В жизни всегда есть дерьмо,


и главный вопрос –


Как мы с ним справляемся.




***


После концерта мы не расходились,


а ждали у ограждения:


может техники, собирающие инструменты,


бросят нам в щедрости своей медиаторы,


барабанные палочки или какую другую малость.


И вот сет-лист взвился белой птицей


и упал в промежуток между оградой и сценой,


и стал таким близким и таким недоступным.


Кто-то перелез через ограду и был выдворен,


и потом в ответ на наши просьбы


охранник поднял заветный список и сказал:


«Никогда не понимал, зачем он вам нужен,


это же просто листок бумаги с напечатанными словами».


Я ответила ему, ответила со всей серьезностью,


что да, это листок бумаги,


но именно по нему сегодня играли и на него смотрели музыканты,


и он часть этого вечера, такого особенного.


И тогда этот человек с седоватыми усами


в салатном жилете со светоотражателями


встретился со мной взглядом и из десятка рук


протянул сет-лист в мою руку,


И никто уже не мог его у меня отнять,


ведь в этот вечер охранник, Ричард Эшкрофт и небеса


были на моей стороне!


И было в том великое счастье и ликование,


почти такое же, как когда в аптеке не нужно ничего,


кроме влажных салфеток,


В этом листе с напечатанными буквами


и черным замусоленным скотчем,


с отпечатком чьего-то ботинка,


и такова была сила слова и убеждения!




***


Когда погаснет освещенье,


Собрав рюкзак, покинув кров,


Мы верим в грехоотпущенье


И милость бортпроводников.



В мозгу включаются экраны,


И начинается монтаж.


Однажды виденные страны


Берем и в новый свой вояж.



Но ярче этой карусели


Всплывет в горячей голове


Все, что сказать мы не успели,


Пока кружились на земле.



Как, например, зачем так вкусно


Есть в электричке бутерброд,


Как современное искусство


Неотвратимо не спасет.



Как манят древние руины,


Нуар, заброшки, пустыри.


Как пахнет мятой и малиной,


А в Дублине картошкой фри.



Как церковь маленькая краше


И мост, омытые дождем.


Как на полу журналов башни,


В реке салюты и неон.



Как милосердие важнее,


Чем справедливость и печаль,


Как я ленюсь и не старею,


И как минувшего не жаль.