Верба [Сергей Геннадьевич Лысков] (fb2) читать онлайн

Сергей Лысков Верба

К моему стыду, не держал Великий пост – то работа, то дорога, да и знал, что не так просто прожить сорок восемь дней в ограничениях. И вот рискнул, даже купил кулинарную книгу – надо же как-то выживать на овощах и хлебе. Но когда все началось, честно, не ожидал, что буду бредить мясом, вкусом свежежареного стейка, хрустом котлетной корочки, сочностью хлебного мякиша в подливе из тушенной на медленном огне говядины; эти воспоминания как фантомные боли, и ты силишься, отворачиваешься от соблазна, заедая всё овощами, но мысли-то не уходят. Вот оно, первое испытание, простой отказ от привычной еды. Кто-то скажет – подумаешь, диета, но следом пришла слабость, за ней раздраженность, потому что боролся с собой, ворчливость и злоба; и ты бурчишь на всех, заедая стресс килограммами безвкусных блюд, но не это самое страшное – беда в том, что я стал искать повод нарушить пост.

Спас воскресный поход в храм: сладкий запах воска, проповедь батюшки и мудрые, умиротворенные люди. А рядом я, со своим стейком и желанием пожрать мяса. Стыдно и грустно одновременно за такое малодушие веры. Забыл представиться: Петр, друзья зовут Пеца, или Малой, хотя мне уже третий десяток; работаю строителем, среднего роста, русые волосы и карие глаза. Трудно описывать свой характер, так что скажу коротко: простой парнишка без злобы в сердце. Помню, как после той проповеди шел домой, любуясь клумбами с нарциссами, те украдкой, побаиваясь ночных заморозков, тянулись к солнцу. И думалось: почему пост весной? Ты уставший от холода длинных ночей, голодный до зелени и красок природы, вот-вот закипит любовь в венах и появится вкус у жизни, и как увязать эту энергию со служением Богу. Шел и думал: неспроста все так устроено, а в мыслях крутились слова батюшки, что тернистый путь к вере – самый правильный. Ну, допустим, терпение и труд – это понятно, но почему ограничения в еде? Какое отношение отварной картофель, капуста, буряк имеют к вере? На этот вопрос ответа не было. Впрочем, в обед, разламывая вилкой картошку, поймал себя на мысли, что со свекольным салатом она вкуснее обычного, я даже вымакал юшку из салатника.

– Видишь, как это работает, – поставив посуду в рукомойник, с ухмылкой сказал я, – нагулял аппетит и в охотку поел ненавистные овощи. – Правда, тут же добавил: – Ну или просто втянулся!

Однозначно второе, потому что без разнообразия время течет чуточку быстрее, – не знаю, с чем это связано; даже тяжелая работа ускоряется, когда она однотипна. С пищей – однообразие переросло во вкус. По принципу «Лучшего не будет, наслаждайся тем, что есть». И как только я это понял, стало полегче, а время полетело. Выходные сменялись буднями, и где-то в середине поста нас поставили на новый объект. Как это обычно бывает, появились деньги на долгострой, и руководство нагнало бригад для ударного темпа строительства. Привычная работа, будем возводить железобетонную коробку, один нюанс – прораб Стёпа, он же Степан Алексеевич, был ушлый малый, всегда норовил выехать за чужой счет. Трудно работать с такими людьми, экономность – качество хорошее, но когда это в ущерб твоим интересам, то беда. Рослый, лысый мужик примерно лет сорока, с густыми бровями и командным басом носил прозвище Дядя Стёпа, под стать литературному персонажу, но стоит отметить – он умел руководить и уговаривать. Мой бригадир Петрович, коренастый, всегда гладко выбритый, с уже седыми висками, редко брался за недоделанные кем-то объекты, но тут межсезонье, простой, одним словом, – золотые горы прораба Стёпы победили. Нехотя, но пришлось брать половину каркаса многоэтажки – работа монотонная, но привычная: ставишь сваи, делаешь опалубку, вяжешь арматуру и заливаешь все бетоном – если в теме, то вполне сносная нагрузка. Однако уже на третий день мы поняли, почему стройка идет так медленно, – постоянные поломки старой техники очень сильно тормозили процесс; представьте: поднимать шестиметровые прутья на этаж только потому, что кран в очередной раз сломался. Бригадиры бурчали, требуя наладить нормальную логистику, а прораб разводил руками и оправдывался:

– Второй этаж, тут рукой подать, – говорил он. – Делаю кран, не дави, Петрович, делаю!

И не возразишь – кран вроде есть, но помощи нет. Будешь стоять – не поставят в табель восьмерку. Вот поэтому вечером в горячей ванне, с трудом сжимая пальцы, я понимал, что не так уж это просто – совмещать тяжелую работу и пост. Думал, может, все бросить с ограничениями в еде? Работа важнее… Сколько еще будет воздержаний в моей жизни! Кто знал, что будет так трудно… Спасала усталость: голова только касалась подушки, как я проваливался в крепкий сон, напрочь забывая бунтарскую идею бросить дело на полпути.

– Малой, держи перчатки, – улыбаясь, сказал прораб. – Прорезиненные, хват хороший.

– Степан, мы половину дня тратим на подъем железа, – сквозь зубы буркнул бригадир, – а твой мастер третий день машину чинит.

– Услышал, дам нагоняя.

– Учти, – строго сказал Петрович. – Второй зальем, на третий без крана гвоздь не подыму и ребятам запрещу.

– Будет тебе кран, – кусая губы, выдал прораб Стёпа.

И работа вновь забурлила, отдых – только на чашку кофе. Стойки залили, ставим сваи, делаем опалубку, крепим листы фанеры, обвязываем проволокой арматуру, закрепляем сваркой держаки, дабы железо не сложилось при заливке, и городим опалубку по краям. Ну, естественно, не забывая про сигареты и кофе: на стройке как в армии – кто не пьет кофе и не курит, тот работает.

От усталости засыпал за мгновение… Ужин, душ, прилег посмотреть телевизор – и не заметил, как уже шесть утра. Работали без выходных, и такой ритм напрямую отражался на качестве. Бригадир бурчал и злился на медлительность, а я хоть и ел за троих, но силы таяли, как снег. И даже крепкий сон уже не помогал; от мыслей все бросить и вернуться к сытной еде. Смотрел на ребят и понимал, что они недовольны моей медлительностью, – и правильно, зарплата одинаковая, а работа разная, кто будет доволен? И если в начале гонки за сроками строительства я думал, что мысли уйдут, нужно лишь втянуться в режим, то за неделю до Пасхи было четкое понимание – нужно делать выбор. И хуже всего – выбор не в сторону веры.

– Завтра работаете? – с прищуром спросил прораб.

– Нет, праздник большой, – ответил Петрович. – Один день погоды не сделает. И так без выходных пашем.

– Хорошо, поставь Малого на уборку, – недовольно буркнул прораб. – Машину закажу, вывезем мусор.

«Ну вот, очередной выходной работать» – промелькнула мысль, и я печально выдохнул, но ребята оказались не слепыми: вероятно, по обедам из дома догадались, что держу пост, так что бригадир с улыбкой похлопал по плечу и наказал идти в церковь, посвятить вербу. А завтра они все выйдут и помогут с уборкой.

– Спасибо, мужики, – сквозь подступивший к горлу ком прошептал я.

Но парни только улыбались, словно так и должно быть. Никто не расспрашивал, почему решился, зачем умолчал при такой тяжелой работе, а просто приняли мой выбор – вот она, настоящая дружба. Но я отвлекся… На следующий день после душа и завтрака я пошел в церковь. Уже у ворот церкви меня прошиб холодный пот: ладно, я не купил вербу, это полбеды, куда хуже – мне нельзя причащаться. Кто дернул меня позавтракать?

– Ну не домой же идти из-за этого, – заметив продавцов вербы, прошептал я.

На траве вдоль забора на импровизированных настилах копной лежали ветки вербы. Обожаю, когда Пасха ранняя, тогда вся верба усыпана маленькими жемчужинками с приятным ворсом. Берешь в руки веточку, и столько нежности в этих мохнатых почках…

– Почем веточка? – спросил я продавца.

– Сколько не жалко, – с улыбкой ответил он.

Протиснув руку в карман, понимаю, что забыл деньги. Ключи от дома, пластиковая карточка, даже паспорт были в брюках, но ни рубля наличными.

– Вы карты принимаете? – стесняясь, спросил я и достал пластик.

Но продавец грустно развел руками, давая понять, что нужны деньги. Путь до ближайшего банкомата равносилен пути домой, только в банкомате может не оказаться мелких купюр – ну не отдавать же пятьсот рублей за веточку. Немного покрутив в руках вербу и решив, что надо идти домой, нехотя, но я положил несостоявшуюся покупку обратно.

– Постой, – крикнул продавец. – Тебе одна веточка нужна? – Я кивнул в ответ. – Держи, – сказал он и протянул вербу. – С праздником!

– И вас тоже, – прошептал я и, немного ошарашенный, отошел в сторону.

Пальцы перебирали мохнатые почки на ветке, а из храма доносились песнопенья. Посмотрев на небо, я перекрестился и зашел во двор. Эту суету можно сравнить разве что с ульем: люди – как пчелки, но каждый на своем месте, знает, зачем пришел и что делать. И даже в храме нет давки и суеты, мужики без головных уборов, а женщины в платках молча внимают мелодичному пению хора. И ты стал в сторонке и без мыслей в голове просто смотришь на пламя свечи. Все растворяется в этом танце огня: и тяжелая работа, и желание сытно пожрать, и дотошный прораб, да и все плохое сгорает, как воск.

Неожиданный взмах венчика – и капли святой воды окропили лицо, я вздрогнул, но тут же улыбнулся. Батюшка окропил мою веточку и продолжил путь по коридору из прихожан. Вытирая капли воды, вышел во двор храма; по небу плыли редкие тучи, в кронах зеленеющих деревьев щебетали птицы, тут и там живой рекой прихожане святили вербу – идеальный момент для знака свыше.

«А если все зря?» – появилась мысль. «Впереди самый трудный отрезок пути, а у меня не осталось сил».

Радостные люди шли по домам, а я стоял возле ворот, сжимал ветку и отгонял дурные мысли. Не верилось, что справлюсь, и, что удивительно, разум так четко понимал неизбежность срыва, даже промелькнула мысль о надобности таких жертв ради поста. Мол, это же люди придумали ограничения в еде, а не сам Бог, а значит, какой смысл слепо следовать наставлению. Бог в нас, а не в еде. Неправильные мысли, но они все громче звучали, и, хуже того, у меня не было аргументов их опровергнуть. Наверное, поэтому дома специально ничего не делал: телевизор – диван, холодильник – кухня, – как мог убивал время, лишь бы не думать о работе. Впрочем, ближе к вечеру понимание, что новая трудовая неделя неизбежна, как локомотив, ворвалось в сознание. Лежишь на спине, в прихожей тикают часы… и мысли, долгие-долгие мысли.

Утром еле собрал себя по частям. Сонный, уставший и злой, пытался проснуться, запихивал в себя завтрак, запивая черным кофе. Движения на автомате, не помню, как до работы дошел, настолько хотел спать, и это нехороший знак. Явно надо возвращаться к обычной жизни.

– Дождь? – посмотрев на небо, удивленно прошептал я.

– Он слабый, бери арматуру, – подбадривал напарник. – Быстрее отнесем, быстрее перекур.

А небо затягивалось, и уже где-то вдали послышался раскат грома. Удивленный Петрович полез в телефон и, матеря синоптиков, приказал всем сворачиваться. Молчаливое бульканье чайника в бытовке и грустный взгляд прораба на усиливающийся ливень. Конечно, погода стройке не помеха, в любых условиях можно работать – выдать дождевики, поставить тэны, гидроизолировать все энерготочки, даже бетон можно заливать в такую погоду – есть специальные марки и технологии. Плотины же как-то строят, а там вода постоянно течет. И все это замечательно работает, но на других стройках, только не с нашим прорабом, здесь даже касок на всех не хватает, не говоря о дождевиках. Вот поэтому взгляд у Дяди Стёпы был грустный. А самое забавное, к вечеру, ровно минутка в минутку перед уходом домой, ветер разогнал тучи и кое-где появилось солнышко. Мужики немного бухтели, а я радовался, перед сном даже посмотрел погоду на завтра, надеясь на повторение такого денька, – но, увы, переменная облачность не давала шансов на халяву.

– Быстрее переодевайтесь, – бухтел прораб. – И так два дня впустую, кран уже едет, сегодня начинаем левую половину третьего этажа, а к концу недели, как хотите, будет бетон.

Бригадир молча раскурил сигарету и, изредка посматривая на парней, продолжил переодеваться. Идея ускориться не нравилась никому, но возразить нечего – действительно, два дня простоя. Тут подъехал обещанный кран, и, выдохнув, я пошел на подъем арматуры. Как говорится, спасибо и за два дня отдыха с таким прорабом. Но как только мы подняли первую партию железа, из кабины выбежал крановой, гневно жестикулируя, из мотора железного помощника тоненькой струйкой подымался сизый дым неожиданной беды. А потом даже на этаже был слышен мат прораба, но деваться некуда, работу никто не отменял, Петрович приказал попить кофе и тягать арматуры вручную.

На третьей ходке начал накрапывать дождь. Мы переглянулись с бригадиром, но прораб был непреклонен – мол, это и не дождь вовсе, так, пара капель, ничего страшного, можно работать. Продолжив тягать железо, вся бригада промокла, так что в обед мы развесили робы и, недовольные условиями труда, потребовали у бригадира отказаться выходить, если дождь не прекратится. И так пошли на уступки, тягаем на третий этаж железо. А дождь не прекращался, мало того, чинить в таких условиях кран было невозможно, и хотя прораб грозился лишить премии, после обеда никто не вышел на объект.

Вечером, парясь в теплой ванне, я поймал себя на мысли, что мышцы не так сильно забиты, а усталость куда-то подевалась, прожитые два дня в попытках нормально поработать прямо радовали. В зарплатный табель пошла галочка, а что еще нужно? Подумаешь, премии не даст, так с таким прорабом лучше без премии, он переработкой каждую копеечку премии заставит отработать. А нагрузки действительно стало поменьше: то дождь, то кран, то ветер пару раз обесточивал стройку, все эти форс-мажоры подбадривали. И вот так всю неделю, как бы сильно не давил Степан Алексеевич, всегда что-то мешало выложится по полной, до дрожи от усталости в мышцах. Вот так и прошла последняя неделя поста.

– Завтра надо залить этаж, – с ухмылкой заявил прораб в конце смены.

– Праздник, – послышался недовольный гул ребят.

– Давай на понедельник, – предложил бригадир. – Ребята и так выложились, этаж собрали, один день ничего не решит.

– В понедельник отгрузка цемента дороже, плюс логистика, мы пятые в очереди будем, по выходным заказов мало, поэтому можно и дешевле, и быстрее, – объяснял прораб. – На полдня выйдете, быстро зальем – и празднуйте.

Бригадир грустно посмотрел на нас, а мужики отводили взгляды, не соглашаясь работать.

– Завтра целый день солнце, – уговаривал прораб. – Два рукава, три бетоновоза на подхвате, за пару часов все сделаем.

Петрович, играя скулами, ничего не ответил, впрочем, молчаливого согласия мужиков хватило наглому Степану Алексеевичу, чтобы подтвердить бронь машин, и теперь хочешь не хочешь надо выходить. В глубине души возмущение просто раздирало мою нерешительность, хотелось кинуть робу и уйти с работы. Но покорные взгляды ребят из бригады остужали пыл, никто не кричал и не возмущался. Они смотрели на меня и улыбались так, словно завтра обычный день, а не светлый праздник, в который нельзя работать. Надо выйти работать – выйдем.

Утро Пасхи началось с куличей, яиц и поздравлений, деревянный столик в каптерке просто ломился от еды. Петрович лично достал литрушку вина и, подмигивая, разлил по чуть-чуть в пластиковые стаканчики.

– Ну че, готовы потрудиться? – громко пробасил прораб и уверенным шагом подошел к столу. – Твою мать, кто гвоздь кинул? – неожиданно вскрикнул он, а я чуть не выронил стакан.

– Покажи ногу, – попросил бригадир корчившегося от боли прораба. – Глубоко вошел. Как же ты так умудрился?

– Какой мудак гвозди из досок тут вынимал? – сквозь боль рычал прораб Стёпа.

– Кто тебе признается, – с улыбкой ответил Петрович. – Дай вытяну, – он с силой дернул, и ржавый изогнутый гвоздь предстал перед начальником. – Гнутый, кто знает, с каких пор он тут лежит.

– Надо в медпункт, – затягивая потуже ранку, прошептал Петрович.

– Знаю, что надо! – недовольно ответил прораб и тут же добавил: – Петрович, хватит чаи гонять, идите работать, кран подъехал.

И работа закипела, машины подходили одна за одной, крановой без суеты и лишних движений лихо управлял стрелой, и, действительно, за пару часов мы залили этаж. Аккурат к появлению раненого Дяди Стёпы. Прихрамывая, он подошел к водителю бетономешалки и стал что-то эмоционально говорить, а когда очередь дошла до нас, стало понятно, что Степан Алексеевич заказал еще одну машину, и пока машина едет, нужно сварганить опалубку для будущей крытой стоянки.

– Вот и городи опалубку сам, а мы после обеда поможем, зальем, – грубо ответил на этот приказ Петрович, и вся бригада пошла в каптерку.

Весь в поту, злой и с перебинтованным пальцем – видать, саданул молотком – через час прораб зашел в каптерку, вид у него был отчаянный. Не то чтобы профессиональные навыки подвели, нет, просто гвоздь не шел в дерево. И вроде знаешь, как правильно делать, но кто-то все время путает, и гора гнутых железяк да неправильно отрезанных досок – наглядный пример, что все пошло не так.

– Степан Алексеевич, бросай это дело! Давай налью красненького, разговейся маленько, никуда не денется опалубка, – достав еще один пластиковый стаканчик, предложил Петрович.

– Там машина приехала, – с дрожью в голосе прошептал прораб.

– Ничего страшного, подождет, – взял его под руку бригадир. – Попробуй, какие куличи моя жинка делает. Малой, налей ему вина.

И вот так, под смех и разговоры, мы встретили светлый праздник. Самый вкусный стол в моей жизни, я ел и не мог остановиться, но главное – это чувство выполненного долга, даже несмотря на все издержки трудной профессии. И только сейчас понимается, что это были не просто ограничения в еде, нет, это были испытания, после которых я уже никогда не буду прежним.

– Вкусно, Малой? – спросил Петрович.

– Божественно, – с набитым ртом ответил я. – Как будто в первый раз ем копченый окорок.

– Верю, – с улыбкой поддержал захмелевший Петрович. – А по-другому и не может быть, на то он и пост.