Идеология преисподней [Михаил Озеровский] (fb2) читать онлайн

Михаил Озеровский Идеология преисподней

Глава 1. Выборы

2030 год. Это был солнечный мартовский день. В воздухе летали жуки, а дворы звенели от птичьих голосов. Иван Вольский был аспирантом престижного лингвистического университета, и в тот день молодой человек проснулся очень рано, так как его ждали в образовательном заведении на открытое занятие по политической теории. Ваня успел лишь почистить зубы и прихватить с собой портфель с материалами. Совсем не позавтракав, юноша вышел из дома, сел в метро и начал думать о завтрашнем дне.

Чем же так предстоящий день, который оказался воскресеньем, был важен для молодого человека? В выходной должны были пройти очередные президентские выборы, к которым страна готовилась очень давно и тщательно. Среди кандидатов были представители различных политических сил. Главным претендентом на победу являлся представитель правящей партии. Это и не удивительно – руководство этой партии привело страну к победе над украинским неонацизмом в начале 2023 года, и народ до сих пор это помнил и ценил.

Имелся среди кандидатов и выразитель либеральных взглядов – Никита Лгунов. Он тоже позиционировал себя как патриот, но считал, что на новом этапе развития России нужно вернуться к либеральной модели экономики. Его аргументы были, с одной стороны, очень понятны: Западу пришлось признать победу России, санкции против нашей страны частично были сняты. Страны Европы и США не стали нашими друзьями, но были вынуждены считаться с нашими требованиями. Значит, период перенапряжения нашей экономики и, прежде всего промышленности, прошел и во имя более быстрого роста можно и «ослабить вожжи». Кроме того, по мнению Лгунова, настала пора уже более спокойно относиться и к либеральной риторике про свободу слова и личности. Мол, в России победили традиционные ценности, чего же теперь бояться западного влияния? Все получилось удачно – в итоге либерал смог набрать 100 000 подписей и его зарегистрировала избирательная комиссия.

В 2024 году на президентских выборах Вольский еще не мог голосовать – он был несовершеннолетним – ему было семнадцать лет и десять месяцев. Иван еще с подростковых лет увлекался политикой, поэтому с давних пор ждал завтрашнего дня. За все это время, не отвлекаясь от работы в аспирантуре политологического факультета, Вольский долго анализировал кандидатов, их программы и даже написал по этой тематике несколько «разгромных» статей в прессу, за которые его часто хвалили в деканате, приписывая ему будущее журналиста.

Конечно, обещаниям политиков Иван не придавал особого значения. Юноше постоянно вспоминался очень хороший анекдот, который рассказывал ему в свое время его отец: мол, умирает президент страны, и Бог дает ему выбор: жить в раю или в аду. Господь предоставляет право на визит двух мест и ставит лимит в двадцать четыре часа на осмотр местности. По истечении срока деятелю нужно выбрать, где он хочет жить. Политик в первую очередь посещает рай: там спокойно, но скучно. В аду же – пиры, веселье и женщины. Президент после недолгих раздумий выбирает ад, ибо в раю нет места забавам.

Неожиданно попав в пустыню, политик изумленно спрашивает у Бога: «Куда я попал, Господи? Где алкоголь, стриптиз и мои друзья-собутыльники?»

Бог с насмешкой отвечает ему: «Вчера, господин президент, состоялась предвыборная кампания, а сегодня – вы нас выбрали!»

Обычно на этом моменте отец Вани громко смеялся, а маленький сын тогда еще ничего не понимал. Сейчас же молодой аспирант уже знал смысл данного анекдота и мысленно благодарил покойного отца за первый урок политического ликбеза, данный им Ивану в детстве.

Вольский, несмотря на свой возраст, был отличным аналитиком и мог объективно взвесить ситуацию. Например, он отлично понимал, что стране нужно оставаться на том пути, по которому она сейчас движется вперед. Коммунизм, либерализм и монархизм Иван считал пройденными фазами, и выход он видел в идеологии, которая заключалась в любви к Родине – патриотизме.

Вольский был не только колумнистом и постоянным экспертом крупных электронных и печатных изданий, но и активным членом «Патриотического движения России», которое было слишком молодым, для того чтобы иметь какой-то вес в политике страны. Лидером движения являлся Виталий Русин, тоже представивший свою кандидатуру на этих выборах. Вольский прекрасно понимал, что шансы патриота незначительны и победить он не сумеет, но Иван давно решил для себя, что при любых обстоятельствах будет голосовать за него. Это ему напомнило ситуацию на президентских выборах во Франции в 2022 году, когда его друг-француз Жан Берже, проживавший на юге Франции и писавший книги, голосовал за патриотичного Николя Дюпон-Аньяна из партии «Вставай, Франция!», несмотря на то что тот набирал всего лишь 2,5% по данным французских опросов.

Вольский и Русин были примерно одного возраста и, можно сказать, почти вместе создавали «движение патриотов» в 2028 году. Иван не имел высоких руководящих должностей в движении, но при этом был одним из главных советчиков Виталия по многим вопросам, его правой рукой.

Слушая звуки метро в полном людей вагоне, Вольский вспомнил, как за неделю до выборов, вечером, уставшие и измотанные предвыборной кампанией Русина, два приятеля в небольшом и душном кабинете Виталия обсуждали никчемность многих кандидатов.

– Запад не простит России унизительного поражения в случае с Украиной. Он затаился и приготовился отомстить. И поводом для этого он изберет предстоящие президентские выборы. В 2024 году Запад не рискнул бы что-либо предпринимать, ибо слишком велико было влияние нашей правящей партии после победы над Украиной, – заявил Русин своему другу. – Сейчас, через семь лет, ситуация немного иная. Народ устал от послевоенного перенапряжения, ему хочется расслабиться и поверить, что эпоха жесткого противостояния с США и Евросоюзом завершилась. Я готов поспорить, что это Запад подготовил к выборам своего кандидата Лгунова. Его программа не вызывает раздражения у населения, но в то же время в ней содержатся либеральные идеи, – продолжал анализировать в тот день Виталий.

Вольскому пришлось уйти от своих размышлений, ведь в вагоне метро объявили, что следующая остановка – «Проспект Вернадского». Иван уступил место какому-то пенсионеру, вышел на следующей остановке и побежал к университету.

Весь день Ивану приходилось вести открытые уроки, посвященные политологии, и юноша был измотан до предела. Суббота, а он, вместо того чтобы отдыхать, «развлекает» людей. Но юношу успокаивал и мотивировал одновременно один факт: завтра – воскресенье, а значит, первые выборы в жизни Вольского.

Вольский пришел в свою съемную двухкомнатную квартиру. В помещении пахло минимализмом, ощущалась пустота, в глаза бросались лишь телевизор, диван, полупустой шкаф и кухня. Единственным украшением помещения был античный бюст одного из римских императоров на подставке, который стоял на одинокой полке. Данное «мини-произведение искусства» Вольскому удалось выиграть в одном историческом конкурсе.

После небольшого ужина в виде салата, который Иван сообразил за десять минут, юноша упал на кровать от переутомления.

На следующий день Вольский проснулся только под обед. Успев выпить чашку кофе и закусить все это дело тостом, он пошел в свой избирательный участок, который находился в пятнадцати минутах ходьбы. По дороге юноша размышлял о будущем страны. Вольский не понимал, зачем идет голосовать, ведь его кандидат все равно не победит. Но, по его мнению, народ, какого кандидата бы ни избрал, должен сделать правильный для себя выбор. Большинство не может совершить ошибку – такой теории придерживался Иван. Вдруг он неожиданно подумал: что будет, если победит Лгунов? Он понимал, что либерал все уничтожит, но настолько ли критичен будет его приход к власти? Успеет ли он разрушить страну за 6 лет?

«Возможно, но эти изменения не опасны, не будет конца света, – успокаивал себя Иван. – Мы же демократическая страна, как-никак! Господи, о чем это я!» – вздрогнул аспирант, не понимая, почему в его голову лезут столь неприятные мысли. Вольский не заметил, как пришел к своему избирательному участку.

После недолгой процедуры регистрации Иван нервно взял ручку своей потной рукой и поставил крестик под «номером пять» – Виталий Русин, «Патриотическое движение России». Вольский обратил внимание на девиз, написанный рядом с фотографией лидера движения.

Они, когда-то очень давно, еще будучи студентами второго курса, придумали его вместе с Русиным. Он гласил: «Население становится народом, только когда сплачивается и становится единым!»

«Единый народ…» – подумал Иван. О каком едином народе может идти речь, если у власти будет либерал!

Вольский кинул свой бланк в урну, впервые почувствовав себя по-настоящему взрослым человеком. В прозрачном контейнере он невольно заметил полуоткрытый лист и галочку около позиции «номер два»: «За Никиту Лгунова». Иван снова вздрогнул, почувствовав какое-то тревожное ощущение: он не понимал, что за навязчивые и одновременно бредовые мысли начали преследовать его.

Придя к себе домой, Иван продолжил думать на столь необычную для него тему, которая засела у него глубоко в голове и не хотела вылезать. Вот придет к власти либерал. Мы что, будем жить, как в Европе? Или будем жить, как Европа? Это два разных вопроса. В России у нас есть стереотип, что жить, как в Европе, это значит жить хорошо, ни в чем себе не отказывая. А жить, как Европа, означает полностью «убить» последние традиционные ценности и стать толерантными. Первый вопрос сугубо риторический. В Европе живется не лучше, что постоянно подтверждал Жан Берже, тот самый французский друг Вольского, который постоянно хотел переехать в Россию. А второму, скорее всего, быть. За размышлениями Иван заснул.

Вольскому приснился очень странный сон. Однажды вечером, после тяжелой недели, Иван встретился со своим другом Русиным в баре, чтобы пообщаться, обсудить обстановку, поговорить о жизни и о политике. За этим занятием время пролетело очень быстро. Часов в десять вечера друзья вышли на улицу. Уже стемнело. От дождя улица казалась мокрой и мрачной. С крон деревьев стекали холодные капли. Некоторое время приятели стояли, смотря по сторонам. Виталий зябко поежился, вытащил из кармана куртки пачку «Мальборо» и, несмотря на то что никогда не «парил», с наслаждением втянул в себя дым сигареты. Иван, верный своим правилам не курить, стоял, молча отталкивая дым в сторону. Вольский стоял, думая о чем-то своем, изредка бросая на приятеля задумчивые взгляды. Вдруг рядом с Виталием откуда-то появилась «мутная» персона в плаще. Из-под его капюшона, как на пленке камеры, проявилось смуглое мужское лицо, кажется, с усами и бородкой – в полутьме было сложно разглядеть этого человека. Неизвестный индивид сказал какую-то фразу, которая очень не понравилась Русину. Когда же Виталий начал с ним спорить, субъект в плаще достал двустволку и одним выстрелом убил приятеля Ивана. Сам же Вольский пытался убежать, но старец прострелил ему сначала руку, потом ногу, а затем окончательно добил молодого человека, «зарядив» пулю прямо в затылок.

После неожиданной концовки сна юноша резкого проснулся. Когда Иван потихоньку пришел в себя, перед тем как начать собираться в университет, Вольский залез в интернет, чтобы проверить результаты выборов. Он увидел, кто победил, и ему стало не по себе. Выиграл Лгунов. Юноша был в ужасе, ведь подтвердились его самые дурные предчувствия.

Вольский пришел к своему другу Русину в его кабинет директора «Патриотического движения России», и они, открыв пару бутылок элитного алкоголя, не выходили оттуда неделю. И кабинет, и друзья были «в хлам».

Глава 2. Никита Лгунов

Кто же такой Лгунов? Откуда он вообще взялся и как попал во власть?

Никита Лгунов родился во Владимирской области в 1990 году. Тогда начинались времена перестройки: годы трудностей, нищеты, безработицы, боли, страха. Тем не менее его семья вовремя «отбила» неплохой бизнес, незаконно приватизировав в начале «лихих» девяностых несколько заводов во Владимире.

Родители с детства баловали сына, потому что могли себе позволить. Когда встал вопрос об образовании, родители Лгунова, попытавшись дать ребенку лучшее образование, отправили Никиту учиться в американскую школу. Его отец считал, что в учебных заведениях, в которых учатся по системе Соединенных Штатов, ему дадут больше знаний, нежели в российских образовательных учреждениях. В то время это было распространенным мнением.

Америка уже тогда пользовалась Россией «по полной», например, западная пропаганда промывала мозги детям в американских школах. В те непростые годы в образовательных заведениях, которые финансировались правительством США, принимали присягу американскому флагу, что ставило крест на понятии «российского суверенитета».

Многое из того, что Лгунову говорили в классе, сильно повлияло на его будущее мировоззрение.

В 2002 году, будучи шестиклассником, Никита перешел на отечественную систему обучения, где из-за привычной хорошей жизни начал серьезно лениться, из-за чего сын богатых родителей начал получать низкие оценки. К девятому классу Лгунов окончательно скатился до двоечника, и даже проваленная ГИА (Государственная итоговая аттестация) не образумила юного Лгунова.

Девятиклассник ничем не увлекался: кое-как учился, а потом занимался своими делами: играл, гулял с друзьями. Его класс считался одним из самых рассеянных, безграмотных и хулиганских во всей школе.

Никита был как все: в подворотне принимал запрещенные вещества, пил и курил со своими друзьями. С восьмого класса он попал в плохую компанию, и там его приучили к этому всему. Он попал сюда, как мы понимаем, не от плохой жизни, а по своей воле. Ему были нужны лишь адреналин, риск и жестокость. В 2006 году Лгунов связался с левыми радикалами и чуть было не вступил в Национал-большевистскую партию, созданную Эдуардом Лимоновым. Стать членом данной партии он не успел: в 2007 году Московский городской суд запретил данную организацию, признав ее экстремистской. После данного случая радикализм в Лгунове потихоньку начал утихать, тем более ультралевые и ультраправые идеологии уже не были так популярны среди молодежи, модными становились западно-либеральные, или, иначе, «прогрессивные» идеи.

Никита вовсе не хотел получать высшее образование. Родители юноши предоставили Лгунову возможность заниматься дополнительно, с репетиторами, но молодому человеку это было неинтересно. Сдав ЕГЭ (Единый государственный экзамен) на очень низкий балл, Лгунов не сумел поступить на бюджет ни в один институт или университет, поэтому родители оплатили ему недешевое обучение в ВГУ (Владимирском государственном университете). После нескольких месяцев занятий Никита понял, что оплаченное отцом обучение ему неинтересно. На втором курсе Лгунова выгнали из-за непрекращающихся прогулов.

Во всех своих неудачах Никита по каким-то причинам обвинял власть. Юноша считал, что плохо учился он из-за власти и выгнали его из университета тоже из-за нее. Но больше всего Никита ненавидел государственников за то, что те национализировали незаконно приватизированные его отцом заводы, из-за чего семья перестала жить, ни в чем себе не отказывая.

Лгунов устроился на завод, где получал небольшую зарплату, из-за чего прогрессировала его ненависть не только к самому себе, но и к властям. В 2010 году Никита выходил на Манежную площадь, еще в составе леворадикальной «Другой России», из-за чего его чуть не задержали за беспорядки.

В 2012 году Лгунов вступил в партию «Демократический выбор», в составе которой юноша участвовал в «болотной революции» и постоянно выходил на митинги, но уже со стороны «либералов». Проработав два года в московском отделении партии, молодой человек успел продемонстрировать, насколько сложен его характер. В 2014 году юношу выгнали за постоянные конфликты с руководством «Демократического выбора».

Спустя четыре скучных года на заводе, в начале 2018 года, Лгунов дал себе второй шанс: вступил в оппозиционную «Партию Прогресса» и начал всячески поддерживать пролиберальные силы. Никита даже выходил на антиправительственные митинги в 2020 году.

В 2024 году, поняв, что в социал-либеральной партии ему не видать карьерного роста, Лгунов прекратил членство в «России Будущего», что было новым названием «Партии Прогресса», и вступил в демократическую организацию под названием «Либеральная Россия», еще совсем молодую организацию.

Всего за несколько месяцев Лгунов смог занять самые высокие должности в организации. В 2027 году «Либеральная Россия» стала одной из самых влиятельных либеральных организаций, которая по своей значимости обогнала даже «Яблоко».

Наступил двадцать восьмой год, и управление объединения начало думать о том, кого выдвинуть кандидатом на предстоящие президентские выборы. Претендентами оказались Никита Лгунов и заведующий московским отделением либеральной организации Петр Крылов, который был фаворитом самого лидера «Либеральной России» Андрея Макарова. Через неделю выяснилось, что Петр мертв – тело Крылова обнаружили под балконом его московской квартиры. Официальная версия, предлагаемая следствием – самоубийство.

Андрей Макаров оставался единственным, кто не верил в суицид своего приятеля. Лидер, еще раз обдумав данную ситуацию, вызвал Лгунова к себе и в красках высказал свою точку зрения, обещая выгнать Никиту из «Либеральной России». Молодой человек, как ни странно, спокойно выслушал своего начальника и покорно вышел из кабинета.

Только тут есть одно «но». Через шесть часов основатель движения был найден без признаков жизни у себя дома. Причиной смерти стало отравление газом. Этими необычными делами занимался следователь Влад Лобин, который пытался выявить связь между двумя преступлениями.

Через некоторое время Лобину стало ясно одно – тут дело рук самого Лгунова, который за это время из «рабочего с завода» превратился в коварного и, самое главное, сильного характером карьериста, готового пойти на многое. Все было сделано профессионально и аккуратно, из-за чего следователь не смог довести дело до суда: не хватало улик. После данного инцидента лидером «Либеральной России» стал Лгунов, из-за чего Никиту все-таки пришлось выбрать официальным кандидатом в президенты от организации.

В отличие от Макарова, Лгунов придерживался иных взглядов касательно «политики объединения». Он начал заниматься установлением дружественных отношений с западными странами, после чего европейские демократы, поняв, что поймали удачу за хвост, начали тщательно «готовить» российского либерала к президентским выборам. Сам Никита был полон беспричинной злости к людям и особенно к действующей власти, и это, без сомнений, радовало западных спонсоров, которые выделили на предвыборную кампанию Лгунова не один миллиард долларов. У демократа были явные способности к публичным выступлениям, в ходе которых он обещал так много и так убедительно, что привлек на свою сторону определенное число избирателей.

Будущий президент чувствовал власть над всем и всея. От этого он получал несоизмеримое удовольствие. Лгунов очень любил заходить в онлайн-опросники, чтобы убедиться, что он побеждает. Видя, что на первом месте находится кандидат правящей партии, либерал резко закрывал вкладку браузера, после чего вскакивал с кресла и, как маленький ребенок, начинал размахивать руками.

«Запад мне поможет, и тогда… и тогда… я одержу победу… да… хорошо…» – говорил себе под нос Лгунов, нервно смеясь. После этой дикой сцены Никита снова садился перед ноутбуком и, словно больной обсессивно-компульсивным расстройством, повторял данный процесс по несколько раз.

Некоторые члены «Либеральной России» не раз подмечали, что у Лгунова все-таки присутствует какое-то заболевание психики.

Позже выяснилось, что Лгунов победил нечестно. В день президентских выборов западные спецслужбы организовали мощнейшую хакерскую атаку, что позволило им сфальсифицировать итоги выборов. В результате большинство голосов набрал Лгунов. Тут же западные страны потребовали признать его действительно победившим. Российские спецслужбы, не ожидавшие такого подвоха, не смогли вовремя предотвратить взлом электронных сетей Центральной избирательной комиссии. Легальных способов сместить «законно избранного» претендента они не нашли. Трудно в это поверить, но президентом России стал либерал.

Лгунов начал проводить прозападную политику. В 2031 году он подал заявку на вступление в Европейский Союз, удивив «западных партнеров» своими решительными действиями. Более того, президент безотлагательно начал переговоры с Западом, и уже через полгода окончательно наладил отношения с Европой и США, заключив «пакт о вечной евроатлантической дружбе». Соединенным Штатам был очень нужен данный документ, ведь подписав его, Россия автоматически присваивала себе статус «американского раба». На одной из первых встреч с президентом США, Лгунов, в знак уважения, поцеловал руку американцу, чем «заточил в гроб» суверенитет России. На одном из заседаний Организации Объединенных Наций президент выступил с «пронзительной» речью, в которой просил прощения за все прошлые грехи своей страны и признал войну на Украине серьезнейшим преступлением против человечества. «Зал аплодировал стоя», а президент лишь смотрел на представителей и получал неимоверный кайф от того, что он стал объектом мирового внимания. После данного выступления было принято решение о роспуске НАТО, ибо Россия, по мнению западных политиков и аналитиков, не представляла больше никакой опасности.

В Россию потихоньку стали возвращаться иностранные компании, которые снова начали вытеснять отечественного производителя.

Одним из первых законов, подписанных президентом, стало постановление «об обществе». Его суть состояла в том, что разрешались однополые браки, в школах начали преподавать «толерантность», разрешались протесты и манифестации сексуальных меньшинств. По всей России начали сносить церкви, запрещалось православие, ибо все это, по мнению диктатора, ущемляло права миноритетов.

В Москве частым явлением стали гей-парады и фем-парады. На одной из манифестаций радикальные феминистки накинулись на мужчин с кулаками и раскладными ножами. На несколько десятков смертей толерантная власть закрыла глаза.

Все бы «хорошо», да только свое обещание убрать воров «свыше» Лгунов не то что не смог выполнить, но и даже не планировал выполнять. В России процветала коррупция, ибо президент и его избранные друзья из партии «Либеральная Россия» вовсе не планировали «народную политику». Люди стали жить беднее, безработица увеличилась в разы, народ считал каждый рубль. Но Лгунову, по правде говоря, было наплевать, что население живет худо. Он купался в деньгах и был одним из самых богатых людей России. Столь приятная мысль так глубоко вжилась в голову диктатора, что «серая масса» населения и прогнивающая страна президента мало беспокоила.

Лгунов распустил Государственную думу и Совет Федераций под предлогом того, что там сидят одни «зажравшиеся депутаты». Президентские выборы стали «по-сталински» фиктивны. В 2036 году либерал, сфальсифицировав выборы, победил с огромными процентами, а тех, кто проголосовал не за Лгунова, спецслужбы держали «на карандаше».

Глава 3. Вольский

Как же в эти годы сложилась судьба Вольского? После избрания Лгунова президентом, в 2031 году, Ивана выгнали из аспирантуры за «патриотическую пропаганду», которая являлась теперь уголовно-наказуемой. Да, в Уголовном кодексе теперь была не триста шестьдесят одна статья, а целых четыреста девяносто восемь. По статье 404 Уголовного кодекса «Пропаганда патриотических и других антигосударственных идей, подрывающих честь страны» и сел на семь лет двадцатипятилетний Вольский. В народе эту статью прозвали «несуществующей» в честь известной веб-ошибки 404. Вроде бы случайность, а если посмотреть правде в глаза, то такой статьи в нормальном, цивилизованном государстве и вовсе не должно было существовать.

Все началось с прекрасного ноябрьского утра, не предвещавшего никаких казусов. Но не успел Вольский и позавтракать, как его беспричинно «повязали», ворвавшись в его дом и «без суда и следствия» предъявив обвинения.

Ивану пришлось сидеть в СИЗО около недели. Мать к нему не пускали, приговаривая, что за то преступление, что совершил ее сын, Вольского могут приговорить к пожизненному заключению.

Суд состоялся в конце ноября 2031 года. У Вольского не было денег на хорошего адвоката, поэтому его знакомые предоставили Ивану бесплатного юриста, который чего-то постоянно боялся, только и делал, что умолял судью о минимальном сроке. Вольский вообще не понимал, что он тут делает и, самое главное, почему он тут оказался. Молодой человек размышлял, в чем суть российского либерализма, если запрещается все, кроме этой «свободной» идеологии? Ответ на данный вопрос Иван найти не смог, поэтому записал его в риторические.

Через неделю Вольский уже был в местах лишения свободы. Из-за резких изменений в повседневной жизни Иван испытал серьезную психологическую фрустрацию, из-за чего в буквальном смысле сошел с ума и был помещен в одиночную камеру, где «успешно» прошел все пять стадий принятия неизбежного. После того как срыв Вольского стих, его вновь поместили в регулярную камеру.

В декабре 2031 года Ивана отправили в колонию строгого режима, где постепенно начали появляться «враги государства». С конца 2032 года противников режима отправляли в специальные тюремные отделения – ИКдИ (Исправительные Колонии для Инакомыслящих), которые за годы правления Лгунова стали столицей для всех диссидентов. Вольского перевели туда только к 2034 году. Там он провел остаток срока, вплоть до конца ноября 2038 года.

Места заключения были переполнены «врагами лгуновского режима», которые часто собирались и пытались бунтовать против либерально-фашистской диктатуры. В колонии обычного режима у Вольского не было никаких проблем, ведь инакомыслящих считали за «блатных» и даже самые заядлые преступники их презирали и побаивались. Быть диссидентом, а тем более патриотом своей страны, в то время было необычайной смелостью.

Во время второго периода своего срока, в Тверском ИКдИ, Вольский познакомился с хорошими людьми, которые попали в места лишения свободы из-за идей, не одобренных режимом. Во всех камерах ИКдИ стояло большое количество «чувствительных» микрофонов, чтобы контролировать речи заключенных. За какое-либо проявление инакомыслия охранники тюрем до смерти могли избить человека. Их необычайная жесткость объяснялась легко: большинство из них представляли из себя бывших бойцов украинских национальных батальонов, которые сами отбывали заключение в российских тюрьмах, но после победы Лгунова на выборах были выпущены на свободу по УДО. Многие из них с удовольствием согласились прислуживать новому режиму. Охранников называли «зомбоящиками» из-за их поклонения столь адскому режиму. Если они улавливали инакомыслие в речах заключенных, то могли прилюдно избить «врага режима». Не все выдерживали агрессию и умирали по разным причинам.

Лишенными свободы гражданами все-таки были придуманы методы общения на запрещенные темы: ночью сокамерники писали на маленьких бумажках свои размышления на ту или иную проблему, обменивались и пытались угадать, кто написал одно утверждение, а кто другое. После данной «игры» они рвали листки на очень мелкие кусочки и смывали их в унитаз.

В ИКдИ были те, кто поддавались лгуновской пропаганде и невольно «исправлялись». Их называли «ручными». А были те, кто оставался преданным своим взглядам. В обществе тех времен таких чаще всего называли «париями», немного реже «диссидентами» или «подысподними». Этимология данных слов очень интересная. Во многих европейских языках слово «пария» трактуется как «отверженный», а известный социолог Макс Вебер трактовал термин «пария» как бесправную группу населения, лишенную прав на вступление в какую-либо социальную группу. Такими и являлись «инакомыслящие» времен либеральной диктатуры Лгунова, которые приравнивались к убийцам и насильникам. Диссидентами в прошлом являлись граждане СССР, которые отстаивали антикоммунистические взгляды, что при тоталитарном режиме Советского Союза было недопустимым. Слово «подысподние» было нововведением, созданным «в народе». За основу был взят термин «под исподом», который обозначал «снизу, внизу, на дне». Если быть точнее, «подысподним» был человек низшего класса, находящийся на «социальном днище». Данные статусы имели определенную законодательную силу и официально вносились в удостоверение личности гражданина.

Инакомыслящие не уважались никем, кроме зэков и рецидивистов. Они считались изгоями, самых «плохих» из которых нужно расстреливать. Но из-за грамотного поведения не все инакомыслящие попадали под сию участь.

Лишь ночью «подысподние» пытались говорить о политике. В светлое время суток приятели рассказывали друг другу анекдоты, обычно про Вовочку или Штирлица, те, которые знали наизусть. Особенно много анекдотов знал Вольский, ведь его отец был любителем шуток, в частности политических. Однажды Вольский смело пошутил, что при Леониде Ильиче Брежневе за идеологию отвечал Суслов, при Владимире Владимировиче Путине – Сурков. Интересно, при Лгунове будет Хорьков, Бурундуков или Тушканчиков? Смеялись все, кроме «зомбоящиков», которые серьезно избили Ивана за упоминание в анекдоте президента.

Любая литература, кроме либеральных статей, эссе и книг, была запрещена. Однажды сокамернику Вольского удалось протащить сборник анекдотов, которые приятели хранили под бачком унитаза, скрывая книгу от надзирателей. Два года они перечитывали собрание шуток изо дня в день, пока его не нашли охранники и не сожгли в пепел. Диссиденты часто любили говорить о жизни, об их семьях, увлечениях, рассказывали интересные истории, невзирая на микрофоны в их камерах. В общем и целом, «парии» умели себя чем-то развлечь.

В 2037 году у Вольского серьезно заболела мать – Елена Петровна. До выхода из ИКдИ оставались считанные месяцы, но болезнь резко прогрессировала, и Иван не успел не только в последний раз увидеть родного человека, но и нормально похоронить. У его матери была мизерная пенсия, на которую редко когда можно было купить качественные продукты.

Вольский постоянно винил себя за то, что тот не смог помогать матери материально, обеспечить ей счастливую старость. Узнав, что та тяжело больна и ей требуются дорогостоящие лекарства, Иван совсем слетел с катушек, начал срываться на своих приятелей по камере и на других «подысподних», из-за чего от него все отвернулись. Вольский несколько раз пытался подавать на УДО, но ему отказывали: мол, мать подождет, за инакомыслие срок надо досидеть. Иван был готов стать «ручным», начать работать на любое либеральное агентство, лишь бы успеть помочь своей матери.

К тому же оказалось, что Елене Петровне не только никто не предоставил нужной реабилитации, но и все всяким образом издевались над ней, специально не давая ей направления на процедуры. Все потому, что муж ее был военным, Героем России, получившим награды в военной операции далекого двадцать второго года. Семьи патриотов всеми способами гнобили и унижали. Вот и мать Вольского попала под эту участь – вылечить женщину могли, да не захотели. Но для Ивана такие подробности остались в тайне. После неудачной попытки суицида его мать скоропостижно скончалась, за два месяца до освобождения сына.

Вольский наконец-то оказался на свободе. Выйдя за ворота ИКдИ, Иван почувствовал запах свежего ноябрьского холодка. Ясный осенний день догорал в высоком небе. По рядам тополей чирикали воробьи. Эту прекрасную картину портила только помойка, громоздившаяся в нескольких метрах. Она ассоциировалась у Ивана с бескрайней наглостью властей по отношению к народу. В результате эта мысль застряла в его сознании, сделавшись не только внутренней, но и внешней, подобно мощному массированному воздействию.

Для начала Иван решил зайти к своему приятелю Анатолию Косинскому и узнал от старого товарища, что его единственный лучший друг Русин был расстрелян, но власть все это обыграла таким образом, что это случилось из-за самого Виталия, который будто готовил нападение на полицейских, из-за чего и был дан приказ стрелять на поражение. Вольского охватила животная паника.

Забежав в ближайший супермаркет, Иван в истерике принялся кидать продукты на пол, бить бутылки спиртного, скидывать все с полок. Вольский понимал, что он становится сумасшедшим. Накричав на невинную кассиршу и прихватив с собой апельсин вместе с бутылкой английского виски, Иван решился купить незарегистрированное оружие и пошел к ближайшему переулку. Позабыв все христианские ценности, Вольский хотел напоследок хорошенько выпить и застрелиться. Иван потерял всех близких ему людей и не видел никакого смысла в продолжении своей ничтожной жизни.

Иван был очень религиозным человеком и верил, что Бог когда-нибудь поможет стране выбраться из глубокой ямы либеральной пропаганды, которая превосходит по всем параметрам сталинскую или гитлеровскую популяризацию. Сейчас Вольский был в состоянии полной дереализации, которое было вызвано посттравматическим шоком от психологических ран, образовавшихся в нем еще очень давно, поэтому Иван не мог верить кому-либо или чему-либо, даже святым для него православным писаниям.

Вольский пришел к месту. Он предложил барыгам, чтобы те дали ему в аренду любую «пушку» и продали ему один патрон за 130 рублей, которые у него были. После чего Иван застрелится прямо перед ними, и те смогут забрать свое оружие обратно. Коммерсантам не нужны были проблемы, и они на такое, конечно же, не согласились. Нервно заедая апельсином элитный виски, Вольский свернул с темного переулка.

Прогуливаясь по пустой улице, примечательной по одной-двум покосившимся фонарным столбам, Иван вспомнил ситуацию из жизни, как 25 лет назад еще совсем маленький Ваня играл со своим отцом в футбол. Иногда они играли на поле, а иногда на асфальте, где два ботинка, отдаленных друг от друга на пару метров, были воображаемыми воротами. Однажды во время одной из игр на шершавой поверхности Ваня упал и начал рыдать.

«В жизни, Ваня, будут моменты, когда по-настоящему захочется плакать», – сказал ему тогда отец, после чего отвел домой младшего Вольского и перекисью водорода промыл ему небольшую ранку на ноге.

Каждый раз, вспоминая эту историю из жизни, Иван убеждался в актуальности данного утверждения.

Вольский не понимал, почему этот короткий эпизод из его жизни вспомнился ему сейчас. Возможно, из-за того, что в тот день он был на самом глубоком «психологическом дне» за все время существования. Размышления молодого человека прервали полицейские, которые «повязали» Ивана за дебош в магазине и посадили в «обезьянник» на пятнадцать суток.

В тот день пьяного Вольского привезли в отделение полиции, где он должен был просидеть две недели. Через пару дней туда заявился член «Либеральной России» Николай Гномов, который часто заглядывал в полицейские участки, чтобы словесно поиздеваться над «подысподними». Политик снимал данный процесс на видео, после выкладывал материалы на свой канал в социальной сети, объясняя жестокость тем, что он каким-то образом отстаивает честь страны и защищает ее от предателей.

После короткого и очень наглого разговора с полицейскими, которые его, понятное дело, очень боялись, Гномов подошел к «клетке» Вольского и, выбрав его своей следующей жертвой, включил камеру телефона и начал всеми разными способами оскорблять Ивана за его «антигосударственные» идеи. После чего, вжившись в роль, либерал вытащил мужчину из камеры и грубым тоном приказал полицейским его избить. Вольскому удалось выбраться из лап милиционеров, и, сняв с двери «обезьянника» тяжелый металлический замок, молодой человек острым концом пробил голову наглому депутату, после чего Ивана незамедлительно схватили и поместили в СИЗО. Суд над Вольским состоялся через неделю.

Забив до полусмерти либерального пропагандиста, Вольский надеялся лишь на одно: попасть в ИКдИ, ведь это было единственным местом, где он мог почувствовать себя человеком. По решению суда его отправили в Московское отделение, на 10 лет.

Либерал же после небольшой операции выздоровел, но до конца своей жизни мучился от бешеных головных болей.

Глава 4. Расстрел

Со двора уходил 2038 год. Ивана привезли в московское ИКдИ, которое находилось в ближнем Подмосковье. Вокруг простиралась поросшая березняком и осинами, очень красивая и местами лесная равнина.

Вольский, еще будучи студентом и аспирантом, был очень привлекательным молодым человеком и имел хороший спрос у женщин, но по прибытии в ИКдИ его было не узнать – он выглядел как человек без определенного места жительства – небритый, нестриженый, весь в помятой одежде и дырявых кроссовках.

К счастью Ивана, его поместили в регулярную камеру, а не в одиночную. Вольского вели через весь ИКдИ в западную его часть, сквозь «душную» атмосферу звуков мокрого кашля. Проходя тысячи «человеческих клеток», Иван обращал свое внимание на замученные лица, полные дикого, нечеловеческого страха, острой душевной боли и мучительного сожаления. Многие из них часто хворали, но «инакомыслящим» не предоставляли должного лечения.

Несмотря на очень сильное психологическое давление в таких местах лишения свободы, Вольский был рад находиться среди людей, не извергов, а именно людей, у которых были свои идеи, свои мысли.

Когда Вольский подошел к месту, «зомбоящики» жестко толкнули Ивана в его камеру, где уже сидело трое: Андрей Устюгов, Василий Белов и Владимир Борецкий. Сокамерники сразу же накинулись на Вольского c расспросами, кто он такой и по какой причине сюда попал. Иван рассказал свою тяжелую историю: и про себя, и про режим, и про мать. Новые приятели Вольского тоже рассказали про свои злоключения, чтобы скоротать время.

Устюгов сообщил, что с детства был увлечен марксизмом-ленинизмом. По достижении четырнадцати лет Андрей вступил в ВЛКСМ от Коммунистической партии России (Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи) и спустя семь лет добился необычайных успехов: к 2027 году молодой человек стал заведующим ВЛКСМ по Москве. В 2028 году Устюгов стал кандидатом в члены КПР и мечтал, что в будущем станет частью данной партии и осуществит свою детскую мечту. Но этому не суждено было сбыться. Через год после «коронации» Лгунова его посадили на 8 лет за инакомыслие во владимирское ИКдИ, после чего перевели в московское отделение.

Белов же рассказал свою историю – он человек далекий от политики, но был свидетелем бесчеловечного расстрела невинного гражданина. Свидетеля не могли оставить на свободе, и власти приписали ему шаблонные антирежимные статьи, после чего Василия посадили на 5 лет в 2034 году. Через год он должен был выйти.

У Борецкого же участь оказалась самой страшной и «больной». Его отец, Федор Борецкий, был известным патриотическим публицистом, которому пришлось скрываться от «народной и демократической» полиции с самого начала правления Лгунова. У президента были личные счеты с его отцом: два молодых человека не поделили девушку в школе, но, в конце концов, она выбрала Борецкого-старшего и начала с ним встречаться. В 2034 году семья Борецких решилась на эмиграцию. Но планы сорвались: доверчивая шестилетняя сестра Василия в ходе разговора случайно рассказала полицейским о местоположении их семьи. В момент, когда в дом публициста ворвались органы, Владимира не было дома. После недолгих пыток «в свое удовольствие» со стороны представителей режима его семью без каких-либо допросов расстреляли, а самого Володю потом нашли и посадили на пожизненное заключение, дабы лишить Борецкого-младшего возможности пойти по стопам своего «антигосударственного» отца.

Владимир пообещал себе, что если он «доживет» до смены власти, он обязательно напишет неореалистический роман, который посвятит своим родителям. В нем будет изображен дрожащий в предвечном безмолвии строй, который живет лишь только благодаря одной бредовой и «адской» идее – «идеологии преисподней» – либерализму. Придет день, бюрократический беспредел закончится, и на сцену выйдут лица, которые не будут, как раззадоренные садисты, издеваться над народом ради своих личных благ, а будут способны рационально мыслить, понимать народ, его оберегать.

Эта история поразила Вольского до глубины души. Его тревожила чудовищность режима и «деградация» страны. Больше всего Ивана беспокоил тот факт, что он не видел выхода из этой ужасной ситуации.

За печальными, но одновременно «завлекающими» разговорами товарищи не заметили, как наступило время обеда. Еда для «подысподнего» социального класса была скудной, очень редко диссидентам давали небольшие кусочки сахара либо же просроченные лакомства. Глотая безвкусную кашу, склеенную в комок, Вольский вспомнил себя – молодого, перспективного, полного амбиций, задумок и идей. Иван хотел стать знаменитым политологом, давать затяжные, но затягивающие зрителя интервью аналитическим изданиям, писать статьи, с каждой своей публикацией оттачивать свой литературный слог, жить в процветающей стране, полной радостных россиян, завести семью и большое количество детей, тем самым иметь возможность помочь России избежать демографического кризиса. Но вместо утопичных фантазий о будущем, домом Вольского оказалась «специализированная» тюрьма, пропитанная подавленной атмосферой и выброшенными человеческими жизнями.

За обеденным столом, оглядываясь по сторонам, замученный бредовым состоянием Иван не мог разглядеть в своих «соседях» людей. Он видел «живых мертвецов», у которых окончательно пропали рефлексы, атрофировалось желание сопротивляться несправедливым правилам, испытывать эмоции, да и в целом, жить. Вольскому хотелось отомстить за тех, кто сейчас сидел с ним рядом, в ИКдИ, только потому, что эти измученные люди по-другому мыслили. Почему с «подысподними» так поступали? Иван, как любой нормальный человек, не мог этого понять.

В какой-то момент Вольскому вспомнились его наивные размышления в день выборов, восемь лет назад. Он понял, что идеализировал либеральное правление, а его, на первый взгляд, теория про большинство обратилась в прах. Иван, как и любой другой россиянин, не знал профальсификацию голосов на президентских выборах и верил, что основная масса людей, то самое «большинство», каким-то странным образом допустила ошибочное развитие ситуации, за что расплачивается до сих пор.

Рассуждения Вольского прервал «зомбоящик», который, подойдя к столу «подысподних», плюнул в суп Ивана, и без того противный по своему вкусу. Молодой человек не сразу понял, что произошло, но, осознав ситуацию, уставший от унижений Вольский напал на охранника в порыве гнева и в состоянии кумулятивного аффекта как следует ему врезал. Не успел Иван нанести второй удар, как дерзкую «парию» сразу же схватили коллеги грубого надзирателя и заковали в наручники.

«Гнида!» – на всю столовую крикнул Вольский, пытаясь выбраться из клешней «зомбоящиков». Тот самый охранник, оправившись от удара в голову, лишь ехидно посмеялся мужчине в лицо.

Инакомыслящие, которые не соблюдали унизительных «законов» ИКдИ, всего-навсего расстреливались режимом. Вольский прекрасно понимал, что через пару мгновений либерал-фашисты все-таки незаконно приговорят его к «вышке». Он предчувствовал скорую смерть – и не прогадал. С молчаливого согласия безразличного директора тюрьмы, который лишь умел кивать головой, «диссидента» повели на казнь.

Шагая по темным коридорам ИКдИ, которые помнили много прощальных воплей, Иван понимал: режим убил его мать и друзей, так и его убить не позабудет. Он шел и боялся, очень боялся, но не показывал вида. Последние минуты своей жизни Вольский посвятил Господу.

Прочитав наизусть молитву «еси на небеси», Вольский просил Бога об одном: помиловать его за все грехи и дать возможность оказаться в раю.

Ивана привели к стенке, полностью перепачканной в крови и мозговом веществе прошлых жертв, из-за чего мужчину «вывернуло наизнанку». За это внутри давно оледеневший «зомбоящик» выстрелил Вольскому в руку. Иван лишь заскрипел зубами, но от сильной боли, вызвавшей сильный шок, потерял сознание.

Глава 5. Закон №400

Вольский не вернулся к «диссидентам», и инакомыслящие мысленно похоронили Ивана. После убийства Вольского настроения в ИКдИ сильно менялись. Усугублял ситуацию еще один фактор. Лгуновым был подписан указ номер четыреста о «высшей мере наказания для всех париев», и ИКдИ стали местами массовых расстрелов. Принятие четырехсотого закона «о парийцах» свело с ума заключенных. Многие из них молились Богу, чтобы их не расстреляли первыми, а многие просто сидели в состоянии забытья.

Устюгов, Белов и Борецкий были уверены, что Вольского расстреляли еще тогда, после случая в столовой, который они запомнили на всю свою жизнь. Белов молился, Устюгов был убежденным атеистом, но и он молился. Он просил судьбу не бросать его. Борецкий же просто лежал на ржавой койке.

Приятели были свидетелями страшных картин: у матерей забирали сыновей, у жен – мужей, у детей – отцов. Родственникам было свойственно унижаться перед охранниками, лишь бы те не забирали их близких на расстрел. Начались массовые самоубийства. Шестнадцатилетнего Толю привязали к батарее и увели его шестилетнюю сестру в детскую газовую комнату. В таких «ящиках» за раз убивали до двадцати детей. Толя не смог смириться с гибелью сестры, он кричал на весь этаж, проклинал режим и, не выдержав давления, разбил пустую стеклянную бутылку, стоящую рядом с ним, и, взяв осколок, перерезал себе вены. «Зомбоящики» даже не попытались спасти пацана.

Три друга понимали, что им нечего терять. Невзирая на микрофоны, прикрепленные в их камере, они решили рассказать интересные моменты из их жизни, вне зависимости от тематики.

Борецкий рассказал, как отец учил его писать. Сначала у десятилетнего Володи не все получалось, но спустя год мальчику удалось написать свою первую книжку для детей, про лисенка, который дружил со всеми в лесу, кроме ежика, из-за того, что он был колючим. Когда он вырос и ему понадобилась помощь, от него начали отворачиваться все его «приятели». Только ежик поддержал его в трудную минуту. Когда Володя закончил свою первую книгу, он был вне себя от радости. Его отец ему тогда сказал:

«Хорошо написал, сын! Горжусь тобой! Вырастешь, может быть, и папку своего обгонишь по качеству написания! Главное, запомни, Володя, если что-то хочется, бейся до конца, и ты увидишь результат!»

У Борецкого наворачивались слезы. Его отца больше не было в живых, а мечту свою он осуществить не мог. Режим не позволял.

«Ничего», – закончил свою реплику Борецкий, мысленно передавая продолжение фразы своим сокамерникам. Белов и Устюгов все ясно поняли.

Белов рассказал историю о том, как его, очень давно, отправили в летний лагерь. Там он познакомился с Федей Тополевым, с которым у них завязалась крепкая дружба. В светлое время суток территорию охранял молодой, но при этом очень злой охранник, который не делал поблажек детям и не выпускал их за территорию. А вечером на смену приходил дряхлый старичок, который после рюмахи водки засыпал. Вечером Белов, Тополев и еще пара ребят выбегали с территории и приходили к речке, общались, пили квас и заедали это все колбасой, украденной в столовой. Василий отметил, что из-за острого аппендицита ему пришлось уехать неделей ранее, а ребята продолжали ходить на речку без него. Через месяц Белов узнал, что в один из дней Федя, предложивший покупаться ночью, утонул, из-за чего старика уволили, а лагерь закрыли. После этого случая Василий подался в православие.

Устюгов же рассказал о том, что однажды он написал большую статью про марксизм-ленинизм, но не был до конца уверен в ее качественности и компетентности. И все-таки комсомолец осмелился опубликовать работу в газете «Красный Октябрь». На следующий день его вызвали в высшее руководство ВЛКСМ. Андрей ждал худшего, ведь публикация статьи не была обговорена с высшими руководителями. Но они, к удивлению Устюгова, похвалили его, сказав, что «если бы Андрей жил при Сталине, «народный» вождь бы им гордился». Эти слова Устюгов запомнил навсегда. Для него как для коммуниста они были очень важны.

Борецкий сказал, что если по счастливой случайности они выживут и эта тирания наконец-то закончится, то он обязательно прочитает и оценит его статью. Владимир хотел сказать что-то еще, но вдруг к их камере подошли охранники.

Один из них, вытащив дубину, гневно крикнул: «Борецки-и-ий! Руки за спину и прямо по коридору!»

После того как «зомбоящики» увели Владимира, у Белова и Устюгова началась паника, их одолевал животный страх. Только что перед ними сидел полный оптимизма друг, надеющийся на свободу. Через минуту – его уже вели к стенке. Приятели ждали той же участи. «Закон четырехсотый» не должен был оставить в живых никого.

Глава 6. Вольский

Вольский проснулся от звука выстрела и сразу же почувствовал пульсирующую, тупую боль в правой кисти. В голове Ивана гудело, а руки немели. Кровь на «пулевой» ране уже остановилась, но боль продолжала быть нестерпимой. Немного оглядевшись, молодой человек оцепенел. Он сидел на электрическом стуле. Рядом с ним находился Русин, очень уставший от удушающего ожидания наихудшего, новый приятель Ивана Борецкий, о чем-то долго думавший. Испуганные товарищи не до конца понимали, что они делают посреди столь устрашающей пустоты, которая их окружала, и как они оказались на «сиденьях смерти». Виталий время от времени пытался отвязать прочные кожаные ремешки, которые сильно сжимали его руки, но они были крепко приклеены к креслу.

Приятели готовились к самому плохому исходу. После долгих минут молчания друзья наконец заговорили, возможно, в самый последний раз. Они рассуждали, в первую очередь, о судьбе страны.

Русин заявил, что, наверное, ни один человек не сможет спасти страну от «мнимого либерализма», представленного в лице кровожадного Лгунова, который уже много лет «высасывает кровь» всего нашего народа, отбирая у него возможность жить счастливо.

Виталий объяснял свои слова тем, что, скорее всего, они находятся в «берлоге» у диктатора Лгунова, который все-таки сумел их вычислить. Русин предположил, что сейчас к ним придет президент, ехидно скажет, насколько слабы «парии» в его время. В словах Виталия были слышны боль, страх, отчаяние и стыд перед народом, который будет угнетенным, пока диктатор у власти. Борецкий в это время молчал, поглядывая на черный потолок.

Вольский был бесконечно рад увидеть друзей. Но в последние минуты он просто молился Богу, ничего не ответив на рассуждения своего приятеля. У Ивана было ощущение, что тот живет в параллельном мире, в который он попал к 2030 году. Он не мог объяснить зверское отношение власти к людям.

Зашел Лгунов. У Вольского началась паническая атака при виде президента-садиста. Он хотел было обернуться, сказать последние слова самым близким на тот момент людям, но там уже никого не было. Иван замер. Через мгновенье он осознал, что ему это все лишь показалось, весь диалог почудился, а его друзья уже давно не с ним, а в мире ином. По всему телу Вольского пробежали бешеные судороги и выбросились тонны адреналина, из-за чего Иван не разбирал, что говорил ему чертов диктатор. После дурного предчувствия смерти, осознания того, что не жить ему более на этом свете, Вольский громко засмеялся.

«Гниды! Вы все гниды! Что б вас черти драли, сволочи! Вы разрушили мою жизнь, вы разрушили жизнь моей семьи и моих близких друзей! Вы разрушили страну! Вы не люди! Вы – чудовища, ахахах! Ля-ля-ля, не слышу тебя, чертова ты тварь!» – выкрикивал Иван, словно больной психбольницы.

А диктатор продолжал говорить, несмотря на крики Вольского. В речи Лгунова впервые послышалась правда. Он заявлял о том, что демократия частенько бывает тоталитарной и это, «к сожалению», реалии нашего времени. А «парии» будут изгоями общества, пока у власти либерал. После «пронзительной» речи президент подошел к рычагу и без колебаний опустил его, с вредной ухмылкой наблюдая за происходящим.

Эпилог

Вольский открыл глаза. На часах было 10 утра. Он не совсем понял, как он оказался в постели, у себя дома. Бросил взгляд на календарь: на дворе стоял 2028 год. Ничего не понимая, как в бреду Иван на автопилоте подошел к компьютеру и загуглил, кто президент России. Им оказался не Лгунов.

Он опять упал на кровать. Из головы не выходили картины адского ужаса: тюрьма, убийства, боль от потери друзей, физические и моральные страдания, взрыв. Он как будто прожил целую жизнь во сне. Но как такое может быть? Голова болела, очевидно, от пересыпа. Господи, неужели все, что он пережил за время сна, это всего лишь бред, ночной кошмар, фантасмагория, антиутопия?

В его тяжелое пробуждение ворвался телефонный звонок: звонил Русин, чтобы напомнить другу, что того ждут в университете.

С облегчением и радостью от того, что это был сон, который наконец-то закончился, и он может просто спокойно жить, дышать и радоваться жизни, молодой человек вышел на улицу и пошел к метро. Купив мороженое по дороге, Вольский сел в вагон поезда, который был переполнен людьми. Поедая пломбир, Иван решил почитать каналы в Телеграме. Открыв в мессенджере агрегатор новостей, Вольский увидел непримечательную новость: «Председателем «Либеральной России» назначен Никита Лгунов. Он прокомментировал новую должность…» Вольский вздрогнул, ущипнул себя за ногу и продолжил путь. Никогда еще жизнь не казалась ему такой волшебно прекрасной и восхитительной.

От автора

Дорогие читатели! Данная повесть, возможно, немного трудна к восприятию.

Сам не люблю триллеры, еще раз понял это, когда стал его писать. Но в данном случае я сделал исключение.

Уже очень давно мы наблюдаем «настоящую либеральную демократию» в Европе и США. Она как таблетка: оболочка на вид приятная, а содержимое противное. Для этого многие пилюли запивают.

Так и «демократия» эта очень относительная. «Оболочка» – либеральная, а содержимое – тоталитарное. Особенно это стало явственно проявляться в последние годы: во многих западных странах закрываются оппозиционные СМИ, садятся за решетку оппозиционные деятели, навязывается так называемая культура отмены.

Нужен ли нам такой демократизм? Конечно же, нет.

Эту повесть я бы посвятил либеральным европейским политическим деятелям, и раскрывает она суть такой идеологии, как либеральный фашизм.

Конец повести.