Когда небо было синим [Оскар Шкатов] (fb2) читать постранично

Оскар Шкатов Когда небо было синим

Честь имею, поручик Ржевский

Лишь только занялась заря,

Мы устремились в лагеря.

Воткнули ноги в сапоги

И вот стоим как дураки…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Многие литературные произведения начинаются примерно так: «Стояло знойное лето начала восьмидесятых»… Собственно, особенно знойным оно и не было. Главное, что стояло. Да и вообще, в то время многое стояло. Как-никак, период застоя. Во всём ощущалась стабильность. Съезды партии, в то время ещё единственной, имели чёткую хронологию в числительных и абсолютную константу в тематике. Самосознание населения зижделось (не основывалось, не строилось, а именно зижделось) на марксистско-ленинских устоях. Такого термина, как ценовая политика, не существовало вовсе, так как цены – это одно, они не меняются, и каждому известно, что можно приобрести за 3 рубля 62 копейки, а политика – это совсем другое, это как бы незримая идеологически-логическая связь между неосторожно рассказанным анекдотом и возможными обидными последствиями. Но, несмотря ни на что, это было прекрасное время.

Я стоял возле почтового ящика и задумчиво созерцал извлечённый оттуда конверт. Не внушал мне доверия этот штемпель. Веяло от него чем-то до боли патриотическим. Ну да, она родная. Повестка в военкомат. Собственно, ничего экстраординарного она мне не сулила, в конце концов я офицер запаса, а не какой-то призывник. Да и почему бы не взглянуть на этот факт с другой стороны. Ведь лучший отдых – это смена обстановки или рода деятельности. А мне, если откровенно, несколько обрыдла производственная рутина. Да и на вверенном мне объекте не всё было ладно. Я, молодой специалист, только после института, вёл работы по прокладке подземных коммуникаций в небольшом городке. На фоне невысоких строений мои экскаваторы и бульдозеры выглядели динозаврами. Они-то меня и подвели. Подземная часть города была напичкана кабелями различного назначения, не указанными ни на каких схемах, да и проложено большинство из них было где-то в послевоенное время. Ну как не порвать. А вдоль узкой улочки мои механизаторы грунтом из траншеи «немножко» присыпали частный домик одной старушки. Она-то не видела, в больнице лежала, а как вышла и увидела, так обратно и вернулась. Зато моё созидательно-разрушительное творчество было прославлено в местной прессе, где фамилия моя соседствовала с эпитетами «пираты зеленой природы и телефонных сетей».

Взвесив все эти обстоятельства, я вновь взглянул на повестку.

– А не препоясать ли чресла, – подумал я с некоторой всё-таки долей патриотизма.

Надо сказать, военные комиссары в то время часто и назойливо доставали мирное население. Как-то неуютно им было без нас, сирых. Помню, потребовалась им моя комсомольская характеристика. Ну что же, пришёл я к секретарю объединенного комитета комсомола (была такая организация), говорю:

– Напиши характеристику, – а он:

– Сам пиши, потому как ты есть комсорг, а следовательно, сознательный.

Я вспомнил это прискорбное обстоятельство, а также то, что при вымогательстве членских вносов у своих членов на вопрос «А зачем?» я никогда не мог дать вразумительного ответа, вздохнул и пошёл писать:

Я был крестьянином, рабочим,

В семнадцатом я Зимний брал,

Кричал «УРА» что было мочи,

Когда с Антантой воевал.

***

Я не боялся вражьей пули,

Я грудью защищал страну,

Потом Давыдов и Нагульнов

Со мной подняли целину.

***

Я комсомольцем был хорошим,

На амбразуры грудью лез,

И до сих пор в моей прихожей

Лежит мой старенький обрез.

***

Пускал я под откос составы,

Взрывал мосты и брал Рейхстаг,

Покрыл себя я громкой славой

И орденами свой пиджак.

***

Я ДнепроГЭС недавно строил,

Разруху я восстановил,

Я многих премий удостоен,

Я в космосе намедни был…

***

Эх, дорогие генералы,

Прожил достойную жизнь я,

Вы б лучше пенсию мне дали

И не тревожили меня.

***

В принципе я был достаточно бесшабашным, но не безбашенным, и отдавать такую «характеристику» в военкомат пока не стал. Мне уже приходилось шутить с людьми, шуток не понимающими. К примеру, свою склонность к крамоле я часто вымещал в стенгазетах, которые выпускал и в школе, и в институте, и в стройотрядах, и на производстве. Вот и на военных сборах по окончании института я немного не учёл особенностей национальной службы, и в казарме повисла стенгазета с дружескими шаржами на наш командный состав и стихами следующего содержания:

Льются горькие женские слезы

Вперемежку с тоскливым дождём,

Не поведать ни рифмой, ни прозой,

Как мы стадом к вокзалу идём.

***

Дети, матери, жёны рыдают,

Свою злую судьбину коря,

Что поделаешь, нас отправляют

На три месяца в лагеря.

***

Здесь, к великому огорчению,

В потолок