Напев Чанакьи [Ашвин Санги] (fb2) читать постранично

Песнь Чанакья Эшвин Санги перевод Колыжихин А.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Я в долгу перед Апарной Гуптой, который первым предложил мне роман о Чанакье. Зародыш идеи, посеянной ею, в конце концов превратился в этот роман.

Я обязан своей жене и сыну, которые неохотно терпели мое постоянное отсутствие в их жизни, пока я писал эту книгу и жонглировал остальной частью своей жизни.

Я обязан своей семье, которая поддерживала меня в моих начинаниях—в том числе и в писательстве.

Я благодарен различным авторам и производителям оригинальных или производных произведений. Отдельный раздел благодарностей в конце повествования подробно перечисляет их.

Я благодарен моему редактору прите Майтре и моему издателю Гаутаму Падманабхану, без которых ни один из моих романов—включая этот—не увидел бы Света.

Я очень рад, что работал вместе с двумя очень талантливыми личностями, Кушалом Гопалкой и Амеей Наик. Мы не смогли бы создать невероятно захватывающую звуковую дорожку песнопения Чанакьи без их труда и вдохновения.

Наконец, мне посчастливилось быть внуком покойного Шри рама Прасада Гупты и внучатым племянником его брата, покойного Шри рама Гопала Гупты. Их благословения движут пальцами, которые держат мою ручку.

Пролог

Старик сидел, приподнявшись на больничной койке. Мониторы пискнули цифрами и замигали графиками, измеряя его жизненные показатели. Его хрупкие руки были проткнуты бесконечным количеством игл, а через рот в легкие шла трубка. Он знал, что жизнь покидает его тело, но молил Шакти позволить ему прожить достаточно долго, чтобы насладиться моментом, которого он так долго ждал.

В комнате было темно, затемненные шторы были задернуты, чтобы не пропускать солнечный свет, за исключением психоделического освещения, создаваемого движущимися изображениями по телевизору. Дежурная сестра сидела на стуле рядом с его стальной кроватью и время от времени дремала. Свет от телевизора сверкал в глазах восьмидесятилетнего старика, когда он смотрел, как восемнадцатый премьер-министр Индии приносит присягу.

Непрекращающееся жужжание трех мобильных телефонов заставило его личного помощника Менона поспешно войти. Пациент в соседней палате жаловался, что его беспокоит непрерывный звонок. Пятидесятилетний секретарь заглянул в комнату и увидел своего работодателя, лежащего на кровати, его взгляд был прикован к изображениям, мелькавшим из Нью-Дели. Он не обращал внимания на какофонию телефонов. Он ждал этого момента тридцать долгих лет и не хотел, чтобы ему помешали телефонные звонки. В любом случае, он не мог говорить с этой проклятой трубкой во рту. Менон предложил отключить телефоны, но он отказался. "Я не готов позволить, чтобы что—то— в том числе и моя собственная жизнь-было выключено до того, как я получу удовольствие от этого момента", - подумал он про себя.

Больница в Канпуре не была оборудована, чтобы справиться с его состоянием. Пандиту Гангасагару Мишре было все равно. Он отказался от кровавой смерти на больничной койке в Нью-Дели или Мумбаи. Канпур был его домом, и он должен был встретиться со своим создателем из своей собственной обители и на своих собственных условиях.

Он наблюдал за сценой, разворачивающейся в Раштрапати Бхаван. Президент принес присягу этой харизматичной женщине. Она была одета в свое обычное белоснежное хлопчатобумажное сари, отделанное бледно-золотой каймой,и не носила никаких украшений, кроме пары простых бриллиантовых сережек-солитеров. Совершенно очевидно, что текст клятвы лежал перед ней на одном листе бумаги, но она, похоже, в этом не нуждалась. Казалось, она всю жизнь готовилась к этому событию. - Я, Чандини Гупта, клянусь именем Бога, что буду хранить истинную веру и верность Конституции Индии, установленной законом, что я буду защищать суверенитет и целостность Индии, что я буду добросовестно исполнять свои обязанности премьер-министра и что я буду поступать правильно по отношению ко всем людям в соответствии с Конституцией и законом без страха или благосклонности, привязанности или недоброжелательности.- Дойен улыбнулся. Без страха, благосклонности, привязанности или недоброжелательности! Чушь собачья! Невозможно быть премьер-министром без всего этого, и она, черт возьми, это знала. Но это было только его мнение. Но с другой стороны, хитрый Макиавелли всегда считал, что любой болван может иметь факты—иметь мнение-это искусство.

Он хихикнул, и в результате раздался хриплый кашель, напомнивший о его смертности и раке, поразившем его легкие. Сотрудники Секретной службы, стоявшие у дверей его комнаты, услышали, как он кашлянул. Они задавались вопросом, от кого они защищали его. Действительно, многие желали смерти этому ублюдку, но, похоже, у Бога были другие планы. Это было почти так же, как если бы Гангасагар взводил Снук на