Золотая муха [Андрей Николаевич Рыжко] (fb2) читать онлайн

Андрей Рыжко Золотая муха

Действие первое. Квартира Либерзонов.

Борис Лейбович сидел за кухонным столом, откинувшись на спинку стула. Человек он был неординарный. Сам себя он считал гением, но в чем именно выражалась его гениальность вряд ли и сам мог ответить. Просто гений, и все тут. Вечно тяжёлая голова, распираемая изнутри мыслями, которые искали путь наружу, просто фонтанировала идеями, которые в свою очередь доходили до оппонентов через специально предназначенное для этого отверстие, т.е. рот. А от того что идей было такое количество, что выслушать их не представлялось ни малейшего шанса даже у всего населения родного города Бориса Лейбовича, то близкие люди, окружающие его, считали великим подвигом и вершиной мастерства, избегнуть всяческого общения с ним. И посему все его считали душным, да что там считали, прямо в глаза так и говорили. Но и тут Борис Лейбович благодаря своей гениальности слово "душный" воспринял ни как производное от "душить", а, напротив, "душа", т.е. душевный. А самым великим своим талантом наш герой считал то, что как ему казалось, он один из немногих мог делать несколько сложнейших дел одновременно. Да! Он современный Цезарь. Вот и теперь, сидя на кухне, он пристально наблюдал за мухой в перевёрнутом стакане, решая в голове сложнейшие формулы, связанные с этим наблюдением и параллельно считал количество колебаний живота, достигаемых путем натягивания ладонями оного снизу в сторону груди и резкого его отпускания. Новый рекорд никак не давался.

На кухню зашла его супруга Нона Моисеевна.

– Бора, друг мой, вам не скучно случайно? Может вы выберетесь на улицу и заодно выбросите мусор, гора которого напоминает центральную свалку, а после зайдёте в ларек и купите булку хлеба к ужину?

Жена называла мужа Бора не потому что была коренной одесситкой и не потому, что это был фирменный говор данного региона. Все весьма прозаичнее. Толкая пламенную, любовную речь за свадебным столом много лет назад, Борис Лейбович обращаясь к своей возлюбленной, а ныне жене Нонне Моисеевне, пообещал первый делом свозить ее в рай на земле, на Бора-Бора. Прошло двадцать семь лет. Кроме как на плакате сие место Нонна Моисеевна, так и не видела и поэтому из маленькой мести она, так и называет по сей день мужа Бора. А вообще она его, несомненно, любила. И хотя ему в свою очередь так и не пришло в голову почему Бора, почему так, ему это нравилось. Нет, он не был жадным, он даже не был прижимистым, он был рачительным и педантичным. Жизненное кредо Бориса Лейбовича выражалось одной фразой "Порядок должен быть во всем!". Даже накрывая стол для гостей, он следил за тем, чтобы, например, на бутербродах со шпротами, на каждом было непременно равное количество рыбок. Тоже касалось и икры, поровну. Порядок!!! Бора-бора! "Конечно, когда-нибудь я ее туда отвезу!" Деньги на ветер.

– Послушайте, душа моя Ноночка, – начал задумчиво Борис Лейбович, как будто не слыша монолог жены про мусор, указывая на муху в стакане. – Вы посмотрите на это удивительное во всех отношениях животное – бегает по гладкому стеклу и не падает, удивительно!

– Это сложное насекомое, Бора. А вот вы как раз удивительное животное! Я очень удивляюсь что на нашем пороге не стоят люди?! – подбрасывая в руке половую тряпку жена сердито смотрела на мужа.

– Какие люди душа моя? – отозвался Борис Лейбович.

– А те, которые как раз заносят таких удивительных животных как вы, в красную книгу!

– Милая моя, ну что за тон, разве можно так говорить с ранимым, воспитанным и таким тонко чувствующим человеком. И что за дешёвый сарказм?

– Бора, я, пожалуй, найду в себе силы напрячь и без того предельно натянутые голосовые связки сообщая вам, шуруйте в лабаз, а то, если я вам предам малость ускорения, вас и входная подъездная дверь не остановит, разобьетесь. И книга красная вам уже не понадобится.

Все что смог выдавить из себя Борис Лейбович дослушав речь супруги, это:

– Можно было просто сказать – сходи в магазин.

Нонна сжала крепче тряпку в руках. Проследив за этим действием, осознав дальнейшую свою судьбу, Борис Лейбович лёгким ветерком выпорхнул из квартиры, не забыв по пути схватить пакеты с мусором и на бреющем полете унесся в сторону мусорных контейнеров.

В магазине у кассы привычно толкались пару-тройку человек, все знакомые соседи.

– Борис Лейбович, дорогой, как вы, как ваше здоровье, как супруга ваша драгоценная, сынок ваш как, все ли хорошо, все ли в порядке?

Вся эта восторженная тирада, облаченная в искреннюю любовь и проникновенное сочувствие, была высыпана из организма под названием Василий Степанович, по прозвищу полтинник. Местный любимец публики, алкоголик, он же сантехник, он же на все руки мастер, а в принципе, просто душевный человек. Прозвище полученное, большой загадки не имело. Закон своей природы Василий Степанович нес гордо, никогда не нарушая его. У него было незыблемое правило. Не занимать у отдельно взятой человеческой единицы больше пятидесяти рублей. А единиц таких каждый месяц было немало. Он занимал и занимал. Первые дни месяца черты кредиторов в его глазах постепенно стирались, к середине месяца слегка восстанавливались, ну а к концу обретали истинное лицо. Долги он всегда отдавал. Так и жил, цикл за циклом.

– Спасибо, Василий Степанович, с утра ничего не изменилось, мы с вами виделись. -ответил Борис Лейбович покачнувшись, сраженный перегаром собеседника.

– Ну и славно! – сантехник как призрак растворился в дверном проёме.

– Здравствуйте Варенька! – обратился Борис Лейбович к продавщице.

Варенька представляла из себя яркую крашеную блондинку, весом эдак центнера полтора, с ярким макияжем времён застоя и совершенно добрым, детским лицом.

–Булочку хлеба мне Варенька, будьте добры.

– Как вы все-таки интересно говорите "булка хлеба" так интересно Борис Лейбович.

– Варя, я же вам говорил, там, где я родился все так говорят.

– Так интересно! – продолжала восхищаться Варвара. – А где Нонна Моисеевна, обычно она заходит за хлебом?

– Да вы знаете Варя, посмотрел я сегодня на свою любимую с утра и подумал, как же она устает у меня. И решил пускай отдохнёт денёк. С утра уборку сделал, вот и за хлебом сходил. Да что это я, ужинать пора. Побегу кормить милую.

– Какой вы все-таки золотой мужчина Борис Лейбович, какая счастливая ваша супруга! – бросила вслед уходящему покупателю Варя.

Квартира.

– Бора вас только за смертью. Я уж думала второе пришествие дождусь, пока вы с хлебом вернётесь! А ещё подумала, может вас сороки унесли, такого блестящего!

– Не смешно, моя дорогая! – обиделся муж.

– Да Божешь упаси вас Бора, я ж и не смеюсь. Знаете, как тяжело жить вместе с такой драгоценностью, как вы! Только и ждёшь, что кто-нибудь утащит такое счастье!

– Я вам кладу на стол свое полное безразличие и разочарование вашими словами, Нонна! -театрально вскинув подбородок вверх вымолвил Борис Лейбович.

– Вы лучше покладите на этот стол зарплату, которую несёте третий год и никак донести не можете! – парировала супруга. – Можете, впрочем, консервами, я и так буду довольна.

– Сколько можно Нонна?! Я кандидат наук, я работаю над трудами! – с пафосом отчеканил Борис Лейбович.

– Стоп, стоп, стоп. Я конечно не кандидат никакой, но позволю себе очередной раз уточнить, а что это за наука такая философия и что за профессия философ!? А по поводу ваших трудов, мой золотой, я прошу прощения это те две с половиной страницы, которые придавленные вековым слоем пыли лежат в Серванте!? Да я бы и не против, если бы это можно было бы кушать. Нет, я пробовала на вкус ваш труд. И знаете что? Жуется плохо, да и соли маловато.

– Боже мой! Нет мне покоя! Лучше бы я женился на вашей маме, Нонна! Это единственный человек, который относится ко мне с должным уважением. И она меня любит, да любит! – с диким негодованием перешел почти на визг Борис Лейбович.

– Конечно любит Бора. Она была в диком восторге, когда однажды на восьмое марта получила от такого скряги в подарок банку черной икры. Даже я тогда дар речи потеряла. Но в отличии от вашей тещи и моей маменьки я узнала правду об аттракционе невиданной щедрости. Потом я только вспомнила, откуда эта банка. От вашей покойной прабабки, точнее из сундука, который после нее остался. Даже вы, Бора, не решились полакомиться этим деликатесом, срок годности которого истек задолго до нашей эры. И в силу своего несомненно изворотливого ума, перевели находку в статус щедрого подарка. К счастью у мамы аллергия на морепродукты и она, в свою очередь, передарила ее своей старинной подруге живущей за океаном. О судьбе, которой мы не знаем. В общем, по счастливой случайности мама жива. А я так люблю свою маму! – Нонна блаженно прикрыла глаза.

– Хочу я одного, жена моя. Когда я умру, похороните меня подальше от того места, где когда-нибудь будете лежать и вы. Я не хочу, чтобы в лучшем мире вы продолжали ковырять мой мозг. А я вам всем ещё докажу как вы ошибаетесь во мне! Как вы не смогли рассмотреть мой талант! – грустно сказал Борис.

– Ну тогда и у меня к вам просьба, Бора, если позволите?! Постарайтесь ещё при жизни не пожадничать и подарить мне те очки, в которых я, наконец, смогу рассмотреть ваш невидимый талант. – Нонна очень противно рассмеялась, как показалось мужу.

– Возьмите тряпку, Нонна, и сотрите с пола последнюю каплю приличия которая с вас скатилась. – Борис Лейбович встал со стула, и с чувством удовлетворения от, как ему показалось, блестяще сформулированной и пропитанной остроумием фразы, поплыл в сторону гостиной предаваться высокому. Этот бренный мир, по крайней мере на настоящий момент был слишком прост для его гения!

Действие второе. Исход евреев отовсюду и приход в одну точку.

И снова квартира Либерзонов.

– Простите меня мой дорогой муж! Конечно же, вы самый талантливый, мой бриллиант! Просто я приревновала вас к мухе. Мне показалось, что вы сегодня ей уделили гораздо больше времени чем мне! – с этими словами и виноватым взглядом Нонна зашла в гостиную.

Борис Лейбович возлежал на диване и с проникновенно загадочным видом предавался одному ему известным размышлениям.

– Вы что- то хотели, Нона Моисеевна, так я вас вынужден слышать?!

– Перестаньте дуться Бора, а то вы расстроились, как тот маленький еврейский мальчик, у которого хулиганы отняли скрипку, а родители купили ему новую.

– Хорошо, я вас внимательно смотрю и слушаю.

Борис Лейбович наигранно равнодушно зевнул, но внутри все клокотало от удовлетворения от того, что ко всем своим несметным талантам он ещё и актер шикарный! Он снова повернул ситуацию в свою сторону.

– Я смотрю вы, Бора, полны умиротворения! И признаюсь, во мне просыпается низменное чувство зависти и как бы я не старалась побороть его – не получается. Поэтому, я просто вынуждена прервать вашу нирвану и подрезать крылья вашего блаженства. В общем, хочу поделиться с вами, мой драгоценный супруг, крайне острой степенью своей озабоченности.

– Нона, ну что за ужасная у вас привычка нести вести о каких-либо неприятностях после того, когда они уже сами давно пришли в дом?! Что случилось в конце концов, я кому вам говорю?

– Вы, наверное, слышали же несколько звонков в двери? – спросила Нонна.

– Само собой я слышал, я же имею уши!

– Так вот, мой незабвенный друг, это принесли телеграммы от наших обожаемых родственников. Неожиданно обретя к нам истинную, искреннюю любовь, они всем скопом соскучились по нам. Короче, в субботу они к нам приедут.

Сквозь темечко Бориса Лейбовича прошла самая мощная молния за всю историю земли. Она задела все его органы спускаясь все ниже и ниже, потом вышла из тела, прошла сквозь пол таща за собой Бориса Лейбовича прямо в преисподнюю. "Все! Так выглядит конец!"-промелькнуло в его голове.

– Что с вами Бора, вы меня пугаете!?

– Сколько их? – без связно прошипел Бора.

– Да в общем все, мама моя – теща твоя, Гурген Самуилович, муж ее новый, мама твоя- свекровь моя, сестра твоя Циля и сыночек малыш наш Есик.

– Как нам повезло с вами Нонна, мы не одиноки! А могу я полюбопытствовать, в нашей квартире чудесным образом появился магнит земли обетованной, куда стало затягивать евреев так или иначе имеющих отношение к фамилии Либерзон. Так это чудо! Все родственник и все сразу! А в чем интересно причина их приезда в один день? Ох, попомните мои слова. Вклад мой бесценный Нона, сдается мне, что наши искренне любящие нас родственники задумали искреннюю пакость! А самое невероятное, теща и свекровь в нашей конуре одновременно! Ущипните меня, – его лицо озарила неизвестная природе гримаса.

– Перестаньте гневить Бога, Борис Лейбович, благо бабушка моя покойная Софья Изральевна не подвела, квартиру нам эту в наследство оставила, все-таки семь комнат, храни ее Господь, и пусть в раю у нее будет равноценная жилплощадь. Так что места много.

– Нонна! Счастье вы мое уникальное, они от солнца не заряжаются, их кормить надо! А евреи как вам известно, вне своего дома очень любят есть. Очень любят, понимаете?!

– И тут справимся. Помните, как в прошлом году вы поменяли в нашем магазине пуд обычной соли, выдав ее за морскую с мертвого моря, на три ящика отменной тушенки? Так что еды полно. Да малыш наш приедет, я так соскучилась.

– Как вы могли соскучиться Нона, он уехал к вашей маме вчера, это первое. Малышу нашему двадцать пять лет, и он живёт с нами.

– Для мамы ребенок всегда ребенок! И он у нас такой красивый и талантливый, – с гордостью произнесла Нонна Моисеевна.

– По поводу «красивый» спорить не буду, женщине видней, да и отец у него не дурен собой! А вот по поводу таланта… Ковырять в носу, скатывать козявки в ровные колобки и равномерно приклеивать их под крышку обеденного стола., ну да, наверное, это своего рода талант! Двадцать пять лет. И живёт с нами…

Борис Лейбович смотрел в точку, выбранную на стене. До субботы оставалось несколько часов. Первый раз небеса разверзлись субботним утром в начале десятого. Звонок в дверь протрубил как библейские громы "Апокалипсис, откровения от Иоанна". Сонный Борис Лейбович открыл дверь. Инстинктивно он отпрянул назад. На пороге стояла любимая теща Дина Исаевна, Борису показалось, что зрачки её горели адским пламенем, а рядом с ней стоял он. Вечно шутящий неудачным пошлым юморком муж тещин Гурген Самуилович. Борису он напоминал злобного демона.

– Боренька, милый мой зятек как я рада тебя видеть! – прошипела любимая теща, и змеиными зигзагами проползла мимо Бориса в глубь ЕГО дома. В коридор вышла Нонна.

– Мамочка, дорогая моя, как же я по вам соскучилась. Боренька, – если рядом находился хотя бы один лишний человек, Нонна называла мужа правильным именем, – ну что же вы застыли как будто столбняком болезный? Проводите скорее гостей в гостиную, а я пока полотенца и мыло приготовлю, с дороги помыться захотите, да мама?

– Конечно, умница моя – улыбаясь одним только ртом ответила тёща, если этот оскал можно было назвать улыбкой. Борю передёрнуло.

– А где позвольте спросить вас мама, Иосиф, сын наш? – обратился Борис к теще.

– Он сказал, что во дворе побудет с друзьями, пускай мальчик погуляет.

Боря выглянул в окно. На детской площадке на скамейке в окружении друзей, в основном от десяти до двенадцати лет, сидел Есик и что-то рассказывал. "Наверное, даёт инструкции как правильно козявки скатывать." – подумал про себя Борис Лейбович. Как только последняя буква этой мысли покинула голову, небеса снова разверзлись. Боря понуро побрел к входной двери. За дверью стояла очередная фурия, сестра его Циля. С двумя чемоданами по бокам, она была похожа на ядерную ракету. "Вот бы она улетела теперь же! Но чудес не бывает" – грудь Бориса Моисеевича наполнилась вселенской тоской. В этот момент Циля закончила затяжной прыжок и повисла на Бориной шее. Боря от неожиданности крякнул, он почувствовал, что от объятий его девяносто килограммовой сестрёнки позвоночник стал рушиться, коленки подломились, в глазах стало темнеть. Уже почти теряя сознание, он услышал голос Цили, трубящий прямо ему в ухо.

–Как же я по тебе соскучилась братик! – от неожиданности братик резко пришел в себя. "Соскучилась? Братик? Я что в параллельной реальности? Что происходит черт возьми?!" – они всю свою жизнь просто на дух не переносили друг друга. Ненависть родилась ещё в детстве. Она его ненавидела за то, что он был всеобщим любимчиком, а он ее за то, что она издевалась над ним в отсутствии родителей, она была старше. Но самое ужасное воспоминание Бориса, это когда она совала ему в нос грязную вонючую тряпку, его всегда от этого тошнило. И вдруг, "Братик!". Боря с опаской отстранился от сестры со словами:

– Проходи в гостиную сестрёнка. Ой, мы же твои топливные баки за дверью забыли, – В голове всё ещё стояла ассоциация с ядерной ракетой.

– Какие баки ещё? – удивленно спросила Циля.

– Че…че…чемоданы в смысле. – выдохнул Боря.

В дверь снова позвонили. Борис развернулся на месте, а Циля понесла свою корму в гостиную. Ангелы апокалипсиса вылили третью чашу гнева на голову Бориса Лейбовича. На пороге стояла мама. Над ее головой висела черная, тяжёлая туча, которая извергала из себя клубок молний, вперемешку с грозой и ливнем. Такую картину увидел Борис. Конечно же, Боря любил свою маму, но был небольшой нюанс.

– Подбери сопли, закрой рот, вещи в зубы и за мной!

Толкнув Борю в грудь рукой, она маршевым шагом прошла в квартиру. Нюанс состоял в том, что в семье Либерзонов было одно правило- Аида Лемовна, Борина мама. Режим самого строгого острога, был пионерским лагерем по сравнению с уютом в их семье. Единственное, чему так искренне порадовался Борис Лейбович, что остался только один член семьи, который должен был ещё присоединиться к этому обществу тепла и согласия. Сыночка наш Есик. Вот воистину, самое безобидное существо в нашем террариуме. Через пару минут пришел и Иосиф.

Действие третье. Как здорово что все мы здесь, сегодня собрались! (только зачем?)

– Так, все всем рады, вытрети слюни и за стол, -провозгласила Аида Лемовна и тут же нашла глазами невестку.

– Нона, я что-то не пойму, почему на столе так ровно как на хоккейной площадке, я все-таки с дороги!?

Нона рассыпалась на молекулы, и видимо собралась снова, уже по ту сторону кухонной двери. Мама взгромоздилась на стул во главе стола, где должен бы сидеть Борис Лейбович, но в данный момент и речи не могло идти об отстаивании своей привилегии, это было бы сравнимо сованию головы в пасть льву, только не цирковому, а самому дикому из всех существующих. Боря нервно сглотнул.

– Мама, садитесь где вам будет удобно! – с широкой, насколько возможно было физически, улыбкой, произнес Боря.

– Ты на радостях ослеп, Боря? Я уже сижу! – мама извергла из глаз очередную молнию и метнула ее прямо ему в сердце продолжателю рода. -И кто мне объяснит где я нагрешила, что вынуждена была притащиться так далеко, чтобы увидеть ваши родные лица!?

Величие, которое несла в себе эта всемогущая женщина было сродни Зевсу восседающему на вершине Олимпа. Родственники не то что были готовы перебить ее, но боялись даже рот открыть без ее отмашки. Даже глава семьи ныне покойный, Лейб Вениаминович, муж мамин и отец Бори, чувствовал всегда себя, «тварью дрожащей» в присутствии этой женщины.

– И так! Чему я обязана нести такое счастье? – подытожила мама.

Первой заговорить решилась Циля.

– Лично я получила телеграмму, в которой было сказано приехать срочно к Боре, он неважно себя чувствует, да и Нонна обрела какой-то недуг.

Борис Лейбович от неожиданности поперхнулся чаем. Второй подала голос теща.

– И мне слово в слово пришла такая же телеграмма. – удивленно подняв брови произнесла она.

– Понятно! Не надо быть мудрецом, чтобы понять, что и мне прислали тоже самое! -мощным голосам прогрохотала мама. – Ты с детства был идиотом Боря, но настолько....! Это шутка такая? Я вижу ваше семейство в полном здравии. Твой юмор это отдельная история, он далеко вперёд уезжает на велосипеде, пока ты пешком за ним шкандыляешь. Ты совсем сдал совесть свою в банк на хранение, а ключ от сейфа потерял! – Аида Лемовна была крайне раздражена.

– Но мама, это не ....

– Молчи подлец! Весь в своего никчемного папеньку, привет тебе мой герой.

Аида Лемовна подняла глаза к потолку. Потом прищурилась и выдавила.

–Когда вы делали ремонт? Я с вас удивляюсь. Хотя, что тут удивительного, ни мозга, ни рук, да, Боря?

–Это не мои телеграммы! -почти визгом, но все-таки смог договорить фразу Борис Лейбович.

Аида Лемовна погрузилась в раздумья. Потом резко воспряла, посмотрев на внука.

– Еся, вытащите ложку из носа, ей котлеты кушают, а не проводят раскопки в голове! Да и что, я вас умоляю, вы имеете найти там? Неужели вы думаете, ваш папа наследство там передал? Пустота и есть пустота. И скажите, всех ради, о чем вы там мечтаете? Но думается мне, мечты там не живут, если только одна какая-нибудь и глупая. Вы все по мужской линии очень "талантливые".

Есик не подавал признаков жизни. Он напоминал удивлённого карася, смотрел в одну точку, время от времени открывая рот, но при этом не произнося ни слова. Да, собственно, сходство было неоспоримым. Тяжёлая роговая оправа очков, толстенные линзы, и сквозь них лениво пробивающийся безразличный взгляд.

– У всех есть мечта… – попытался ворваться в разговор Борис Лейбович.

– Не давите мне на мочевой пузырь, сына! – рассмеялась мама. – Знаю я твою мечту. Золотой зуб себе вставить. Помню, как ты в детстве увидел такой у соседа нашего и поразил он тебя необыкновенно. Но с твоей жадностью, сынок, пусть он тебе снится.

Боря знал, что любой его аргумент только раззадорит маму и даст повод для дальнейшей инквизиции. Поэтому просто молчал и внимал. А зуб по сей день ярко сверкал в его голове.

Тем временем Нонна поэтапно стала ставить на стол различные блюда. В неожиданности от увиденного Боре стало изменять сердце, дикая боль пронзила его. "Что это! Откуда это! Зачем?! Где, в конце концов, тушёнка?!" – Борис Лейбович пристально смотрел на супругу. Но она будто бы его не замечала. Когда Нонна в очередной раз пошла на кухню, он нашел в этом подходящий повод и встав со словами: «Пойду, помогу», – пошел вслед за ней.

– Нонна! Откуда все это изобилие?!

– Зачем вы меня так не любите, Бора? – возмутилась жена. – Вы хотели, чтобы я из-за пищевой программы свою жизнь растеряла?!

– Это же дорого! Как же тушенка?

– А вы сами идите, мой самурай, и предложите своей маме тушёнку. Только учтите, ритуал у меня проводить будет не на что.

– Но, когда вы все успели? – все ещё раздосадованный промямлил Боря.

– А это не я, это скатерть самобранка. Идите уже, ублажайте родню. – огрызнулась Нонна.

Боря ушел обратно за стол.

– А что ты, Боренька, колбаску не кушаешь? – вычленила Борю мама. – Все экономишь? Ну на себе можно!

Боря молчал и клеймил свою судьбу. Хотя от дальнейших пыток его спас звонок в дверь, Бориса стала засасывать самого в себя черная дыра, образовавшаяся в груди.

«Еще один рот! А может и не один!» – с досадой подумал он.

Действие четвертое. Благая весть.

Открыв дверь, он увидел на пороге молодого, совершенно незнакомого, улыбающегося еврея.

– Борис Лейбович, смею предположить? Марк Маркович Шницель, по матушке Либерман, адвокат, к вашим услугам, милейший!

– Я знаю, что я Борис Лейбович, а вот кто вы милейший?! – парировал Боря.

– Я адвокат. – повторился Марк Маркович .

– Я слышал, только какой своей частью тела я прислонился к служителям фемиды?

– Ах, вы об этом? У меня к вам весьма деликатнейшее дело, это поручение вашей любимой бабушки. Вы позволите?

Боря с неохотой отошёл в сторону и пропустил в дом, нежеланного, незнакомого, но уже искренне не любимого гостя.

– Проходите в гостиную. – буркнул он вслед.

– Добрейший всем день господа и дамы! – с широчайшей улыбкой провозгласил адвокат. – Меня зовут Марк Маркович Шницель, по матушке Либерман.

Иосиф гоготнул со словами:

– Как котлету, правда, смешно!?

Семья недоуменно смотрела на адвоката.

– Я представитель вашей горячо любимой ближайшей родственницы Марии Аркадьевны. Имею честь доставить в ваш гостеприимный, щедрый дом весьма деликатное дело. Я адвокат. Пусть изобилие никогда не покидает ваш и без того прекрасный дом, тем более я давно не видел такого невероятного ассортимента писчи! -смотря на стол торжественно заявил адвокат, явно намекая на то, что ему ничуть не помешает приглашение к столу и выдача нескольких орудий для приема еды.

И это приглашение прозвучало. Нона жестом пригласила гостя к столу. И уже контрольным выстрелом для Бориса Лейбовича произнесла:

– Сейчас я вам, Марк Маркович, приборы принесу.

Боря издал звук не имеющий ничего общего с человеком.

– И так, молодой человек?! Я имею риск думать, что мы все обязаны быть причиной вашего визита? – вступила в диалог с адвокатом Аида Лемовна.

– Точно так сударыня! – с излишним заискивание ответил адвокат.

– Да вы ещё и не плохо воспитаны юноша! Видимо, у вас совсем порядочная семья, которую вы осчастливили появлением себя на свет! – в ответ сказала Аида Лемовна.

– Ой как я вас благодарю! Вы много бальзама льёте на уши моей любимой мамы! Жаль она этого не слышит! – отозвался адвокат с ещё более широкой улыбкой, чем можно себе представить.

–Итак?!-снова повторилась мама.

– Я вынужден с большим удовольствием выполнить поручение вашей мамы, бабушки, и даже чьей- то прабабушки, – адвокат перевел взгляд на Иосифа. -Я привез завещание, с которым всех вас непременно ознакомлю. Лишь по этой очень важной причине должен был собрать всех в одном месте.

Семья дико напряглась.

– Марк Маркович, вы хотите вместе с радостью общения с вами, тут же принести в нашу семью непосильную тяжесть горя? Моя мама решила покинуть этот счастливый мир? -Аида Лемовна держалась за сердце.

– Ну что вы! Что вы! Как можно?! Разве я могу приносить горе?! Я делюсь только радостью! Вот и мама моя так говорит, что я ее единственная радость! Мария Аркадьевна совершенно здорова! Просто она решила, что завещание должно быть озвучено при ее жизни. Она очень хотела бы запечатлеть момент радости на лицах любимой семьи, когда каждый узнает кто и что получит в наследство!

Вопреки всему, вместо того что бы облегчённо выдохнуть, семья ещё больше напряглась. Перед каждым маячила неизвестность глубиной в пропасть.

– А между прочим, в права наследства можно вступить только через полгода после смерти завещателя! Я в книжке читал! – вдруг заговорил Есик.

– Он слышит и даже разговаривает! Самый огромный прыщик на весь ваш язык, мой любимый и единственный внук Иосиф! Вы что? Не любите прабабушку?! – обратилась Аида Лемовна к внуку.

– Очень люблю! Но я же в книжке читал! – ответил Есик.

– Меньше обращайте внимание на неизвестные слова, Еся! И что вы там все время теребите в руках? Это что за макулатура? Я вижу это в ваших руках с вашего первого класса.

– Это иностранный журнал! – ответил Есик.

– А! Ну раз иностранный, тогда, конечно! – Аида Лемовна посмотрела на Нонну, ища полного ответа.

– Мальчик в первом классе выменял этот журнал на бутерброд, оставшись без завтрака! Вот как он его любит! – в свою очередь ответила Нона.

– Понятно! – вздохнула Аида Лемовна.

В руках Иосифа был затертый почти до дыр, старый английский журнал, с которым он не расставался

–Ну и что мы ждём? Прихода Моисея, который поведет нас в пустыню, где нам прочтут то, что должны прочесть? – снова Аида Демона взялась за адвоката.

– Простите, простите! Я так заслушался вашей беседой! У вас такая дружная семья! И вы правы Иосиф по поводу завещания, все так. Но это завещание – дарственная. По этому, все наследники вступят в права немедленно после прочтения. – адвокат суетливо открыл портфель и вытащил завещание.

– Кстати! Мария Аркадьевна тоже уже скоро подъедет.

Реакция на это Бориса Лейбовича была никакая. Он уже привык к лавине стремительно нарастающих родственников.

– Итак! – продолжил адвокат и начал зачитывать завещание: – «Я, Мария Аркадьевна Либерзон. Находясь в здравом уме и твердой памяти…»

В какой-то момент Аида Лемовна деликатно прервала адвоката.

– Марк Маркович, голуба моя, вы же не хочете поцарапать мой, и без того нежный ум? Не кидайте нам в головы эти формальности, мы в них все равно ничего не можем видеть. И если можно уроните на нас сразу суть этой бумажки!

– Конечно сударыня, конечно! Я мог сразу вас понять! Дина Исаевна и Гурген Самуилович получают в наследство дачу с участком в двадцать пять соток.

– Великая женщина! – расплывшись в довольной улыбке Гурген Самуилович.

– Да это так! Я всегда говорила, что Мария Аркадьевна святая! -вторила ему Дина Исаевна

– Конечно говорили моя дорогая! Непременно говорили! Даже в анналах истории это записано! – съязвила Аида Лемовна.

Адвокат продолжал:

– Циля, внучка. Загородный дом и пять миллионов рублей.

Циля квакнула от неожиданности, подняла руки к небу и всей своей не малой верхней половиной тела опустилась на стол лицом вниз.

–У мамы есть загородный дом? – недоуменно воскликнула Аида Демона. – Я не знаю свою маму!

Адвокат все продолжал:

– Внуку Иосифу самую новую игровую приставку, самый новый телефон и сто тысяч долларов на счёт.

Глаза присутствующих все больше расширялись. А Борису Лейбовичу становилось все грустнее. Адвокат все читал и читал:

– Дочке Аиде дом в Испании и двести тысяч на счёт.

– У мамы был дом в Испании? Я совершенно не знаю свою маму! Меня вырастила совершенно незнакомая женщина! – Аида Лемовна благоухала степенной радостью.

– Я все же продолжу, с вашего разрешения? – дал о себе знать адвокат.

– А там что, есть что еще сказать? – обреченно выдохнул Борис Лейбович.

– Конечно есть! – восторженно ответил адвокат. -Вам достается семейная реликвия! По словам вашей бабушки Марии Аркадьевны, вы, Борис Лейбович, ее любимый внук! Вы чаще всех ее навещали последнее время. Два раза в год. Поэтому именно вы должны получить этот артефакт и распорядиться им, как пожелаете! – адвокат открыл снова свой портфель и вытащил из него небольшую, бархатную коробочку синего цвета.

Публика напряжённо замерла.

– Неужели бриллиант?! – пискнула Цыля.

Адвокат протянул коробочку Борису Лейбовичу. Тот в свою очередь дрожащей рукой взял ее и сжал в ладонях. Сидел он так больше минуты

– Борюсик, сын мой! Не морщите и без того свой маленький мозг! Открывайте уже свое счастье! Не насилуйте наше терпение! – Аида Лемовна постучала вилкой по столу

– У меня не маленький мозг мама! -огрызнулся Боря.

– Божешь мой, ну конечно, вы правы, тыщу раз правы! Но, думаю я, что вы и сейчас сомневаетесь кто его хозяин, мозга вашего! Открывайте уже!

Боря опять не рискнул вступить в дискуссию с этой женщиной. Он приоткрыл осторожно ладони, как будто боялся, что находящееся там исчезнет и медленно стал приоткрывать крышку. Открыв коробку, он погрузился в транс, смотря во внутрь ее. Безмолвная пауза сильно затягивалась. Не выдержав пытки неизвестностью, все родственники приподнялись из-за стола, пытаясь рассмотреть содержимое.

– Что там? Что же там, не томите? – на перебой галдели они.

– Муха… – выдавил из себя Боря

– Муха?! – первая среагировала Цыля.

– Да, муха, – повторил Боря.

Родственники издевательски стали смеяться. Боря продолжал сверлить взглядом коробку.

– Теперь у вас, сын мой, наше самое ценное, семейная реликвия! – сквозь смех и слезы прокричала Аида Лемовна.

– А у меня в журнале есть эта муха, – склоняясь над отцом и рассматривая содержимое сказал Еся.

Но его никто не слышал, все продолжали хохотать. Когда постепенно смех стих, Нона подошла к мужу, положила руки ему на плечи и произнесла:

– Ну вот, мой бесценный! От судьбы не уйдешь! Теперь у вас есть удивительное животное!

– Простите господа! Позвольте! – вступил в разговор Марк Маркович. – Это не просто муха! Это золотая муха! И у нее есть своя история! По легенде, в начале восемнадцатого века, один известный придворный ювелир, влюбленный в придворную даму изготовил для нее четыре предмета в подарок. Бабочку, стрекозу, пчелу и муху. И, объясняясь ей в любви, преподнес ей эти изделия в подарок. А именно на этой мухе, он на обратной стороне крыльев выгравировал признание в любви в стихотворной форме! Но возлюбленная этого не оценила! Она была оскорблена тем, что именно муха стала признанием. Он долго пытался объяснить ей что муха самая маленькая и от того это была очень тонкая работа! Дама, конечно, приняла подарок, но мастера все же отвергла! Говорят, три предмета она оставила себе, а муху толи выбросила, толи подарила служанке, никто не знает. Через много лет, после войны двенадцатого года с Наполеоном, на какой-то барахолке, одна из ваших пра-пра-прабабок увидела муху и купила ее. С тех самых пор она переходит из поколения в поколение.

– Это прекрасная история! Вот видите, Боря. какой ценный дар у вас в руках! -снова с издёвкой возбудилась Аида Лемовна.

Боря вытащил муху, подбросил ее в руке, прикинув ее вес, немного подумал и скорчил гримасу.

– Ну, что вы расстроились, супруг мой? Вы же можете теперь свою заветную мечту сделать! Зуб золотой себе вставить, если, конечно, на него хватит. А может трактат философский напишете на тему мухи! -семья снова развеселилась. Нона погладила мужа по голове.

– Ваша любовь и забота, Нона, необъятна, как и моя драгоценная сестра Циля! Но прошу категорично, снимите ее с меня! А то она мне шею протрет! И советую вам мои родные, поэкономьте свою радость, на новый год не хватит! – Боря вскочил из за стола.

– А в моем журнале есть эта муха! – снова дал о себе знать Еся, но и в этот раз его не услышал.

– Не надо так пошло завидовать, Боря! Да и чему тут ей Богу завидовать?! Вам же сказали! Самое ценное любимому внуку! Кто как не вы, брат, ответственно сможете хранить семейную ценность?! – Цыля очень противно рассмеялась.

Боря двинулся в сторону коридора.

– А куда это вы собрались Боря? – кинула вслед ему Нона.

– Я к своему, наверно, единственному другу, Ивану Моисеевичу, уж он то точно мне всегда рад! Он оценит изделие и даст самую настоящую цену! Он точно даст! И я буду вынужден тогда смотреть на вас! Будет моя очередь смеяться! – с этими словами Боря так быстро скрылся из вида, что слова ещё висели в воздухе.

Спустя буквально три минуты раздался звонок в дверь.

– Наверное много-миллионер вернулся! – прокомментировала Нона и пошла открывать.

В гостиную она вернулась с Марией Аркадьевной. Родственники окружили последнюю и заключили ее в объятья так, что старушка даже закашлялась от столь крепких, искренних чувств.

– Тише, тише! Я туда попала? Может я адресом ошиблась? Скажите, это дом Бори Либерзона?

– Ну хватит вам шутить Мария Аркадьевна, садитесь к столу, угощайтесь! – Нона поставила новые приборы.

– А вы те самые Либерзоны, не однофамильцы?

– Мама! Ну хватит шутить, поешь, ты, наверное, устала с дороги?! – Аида Лемовна поглаживала мать по руке.

– Как я могу себе устать дочь? Меня такси привезло с соседней улицы, я там живу. Как много еды Нона, да она ещё и разная! Но ты меня расстраиваешь девочка!

– Почему? – нахмурилась Нона.

– А где же всеми любимая праздничная еда, тушёнка и макароны? Ты ведь так хорошо их готовишь! Эх жаль Лем Арнольдович не дожил до этой манны небесной, пуховые перины ему во веки! – Бабуля явно куражилась.

– Не провоцируйте судьбу мама, ешьте! Я свои удивления уже забыла давно сзади! – Аида Лемовна с усердием накладывала маме селёдку под шубой.

– Мама, так откуда весь этот клад, что вы нам всем раздали?! Я вас совсем и не знаю! Вы же всегда жаловались, что вам так мало пенсии? – Аида Лемовна с интересом ждала ответа.

– Понимаешь Ида… – начала мама.

– Мама, вы же знаете, как мне не нравится, когда вы меня зовёте Ида! – перебила дочь

– После того как я вам раздала, как вы говорите клад, я могу вас звать как захочу, тем более, я вас всех старше. Даже могу разбить вас на номера! И не вставляй слова между мамой! Так вот, понимаешь, Ида, мой папа Аркадий Михайлович, золотой был человек! Манечка, говорил он, никогда не давай всю информацию евреям, особенно родственникам! А то они дуреют от бесконечной радости. А еврейский ум должен быть всегда в тонусе, в форме, он должен всегда работать. А где Боря? – вдруг сменила тему Мария Аркадьевна.

– Мама он расстроился и пошел к соседу ювелиру, оценивать свое наследство, наверное, решил, что вы ему плохо подарили, – Аида Лемовна сделала грустный вид.

– Ну как же плохо?! Я же ему завещаю самое ценное! Он просто плохо об этом подумал! И, кстати, любой из вас может с ним поменяться своим подарком, если он, конечно, согласится! – с уверенностью сказала Мария Аркадьевна.

Семья дружно хихикнула. И только Иосиф с мечтательной улыбкой сунув указательный палец в нос, достав содержимое и начав скатывать очередной шедевр из козявки, медленно по-партизански продвигался к цели, к обратной стороне крышки стола.

– Мама! Боря всегда обо всем плохо думает. Это же его талант! – вновь подала голос Аида. Раздался звук открывающегося замка и через мгновение в гостиную с низко опущенной головой вошёл Борис Лейбович.

– Ну судя по вашему виду, сын мой, ваш товарищ вам дал запредельную цену! Что у вас даже речи не стало! – Сказала Аида, и семья снова хихикнула.

Борис поднял голову, подошёл к бабушке и, сказав «здравствуй бабуля», сел на свой стул.

– Меня даже не коснулись ваши, слова мама, мой друг временно оставил свой дом, я разговаривал с его сыном. Но он скоро вернётся и все разрешится! А пока я вижу только силуэты от ваших инсинуаций! – Борис Лейбович ещё ни разу в жизни так строго и смело не отвечал своей маме.

–Ну что вы обижает мальчика?! Иди Боря я тебя поцелую! – бабушка распахнула объятья.

–Нет, бабуля, я обязательно и с большим счастьем обниму вас, но не сейчас. Этот террариум не заслуживает такого блестящего действия! – Борис Лейбович послал бабуле воздушный поцелуй.

От звонка во входную дверь Боря подпрыгнул.

– Нона прошу, открой дверь, а то я уже спортсмен марафонец! – угрюмо попросил Боря.

В гостиную Нона вернулась не одна. Рядом с ней возник Иван Моисеевич. Двигаясь в полуприсяде, то и дело выбрасывая руки к потолку он заговорил:

– Боря друг мой! Я извиняюсь много-много раз! Столько много раз, сколько цифер нет на этом и том свете! Как вы хочете это понимать? Мой самый близкий друг переступил порог моего дома, а меня там нет! Можете поверить, меня нет?! Он ко мне за помощью как к последней надежде, а меня нет! Борю я всю свою жизнь буду извиняться за своего сына Фиму. Он есче молодой! Он не кушал столько соли. Он сказал мне, что предложил вам за ваше изделие пять тысяч рублей. Вам! Моему самому другу, брату! Боря мне стыдно! Я этот стыд буду носить с собой в портфеле всегда. Боря я принес вам настоящую цену. Сем тысяч рублей. Бора да что там, десять тысяч рублей! Разве кто может сказать за то, что Иван Моисеевич мог обидеть друзей? Нет! Нет таких!

– А у меня в журнале фотография этой мухи! – снова промямлил Есик.

– Какой мухи? – дружно спросили родственники, на этот раз услышав Есю.

– Ну я же вам говорю, папиной мухи!

– Ну покажи! – Боря протянул руку и взял у сына затертый журнал.

И там действительно было фото этой самой золотой мухи и небольшой текст. Но текст естественно был на английском, тем более что это был английский журнал. Боря пытался судорожно вспомнить хотя бы школьную программу, но тщетно!

– Я знаю английский! -откликнулась Цыля.

Боря передал ей журнал. Она несколько минут читала статью, при чём, чем дальше, тем больше ее брови стремились к макушке. Видимо дочитав до конца, она уронила журнал на стол, и отрешилась от мира.

– Ну что там? – Дружно спросила семья. Через паузу Цыля отозвалась.

– А?

– Что там? – повторила семья.

– Да ни чего особенного, пишут, что был такой набор, но ценность имеет наличие только всех четырех предметов.

Вся семья кроме Бори и бабушки выдохнула. И тут активизировался адвокат. Он протянул руку в сторону Цыли.

– Позвольте? Я тоже владею языком.

– Вы мне не доверяете?! – зло бросила Цыля.

– Ну что вы! Просто может вы что-то упустили, а я с радостью готов вам помочь.

Цыля нехотя протянула журнал. Но как не пытался адвокат его вытянуть из ее рук, ничего не выходило. Тут вмешалась мама.

– Дача моя! Ну что вы вцепились в эту книжку как в последнего жениха во всем космосе? Дайте уже!

Цыля сдалась, расслабила хватку, но след от ногтей остался на журнале длинной полосой. У адвоката, заканчивающего читать статью, брови тоже почти коснулись темечка. Выдохнул он посмотрел на Борю, и трепетно произнес:

– Борис Лейбович, уважаемый Борис Лейбович, готов стать вашим представителем!

– Но, что же там?

– В статье говорится, что ещё в тысяча девятьсот семьдесят втором году аукцион Сотбис объявил за четвертый предмет этого произведения ювелирного искусства три миллиона долларов, а коллекционер из Невады готов увеличить сумму двукратно, когда бы не нашлась муха. Если он не доживёт, то его семья выкупит предмет за любую сумму, так как они владеют тремя остальными предметами и страшно себе представить, сколько стоит это сейчас! Более того, муха самый ценный предмет из всех! – закончил адвокат. В гостиной царила тишина, если сказать гробовая, то не сказать ничего. Боря посмотрел на совершенно вытянутые лица родственников, затем перевел взгляд на Ивана Моисеевича.

– Друг?! – Иван Моисеевич вдавился в стул.

– Боря! Ну вы же меня знаете! Вы знали папу моего! Я же честный человек! Ну, скажите на милость! Какой из порядочных людей мог поступить не как я?! А теперь пойду я. Пойду сыночку Фирме расскажу, как нельзя папу расстраивать.

Опомнившись, Боря хлопнул себя по коленям ладонями, очень, очень медленно поднялся и походкой павлина двинулся в сторону проема гостиной. Потом резко остановился, развернулся и словами: «Время смеяться!» вернулся, поцеловал бабушку.

– Я предупреждал! Я вас всех предупреждал! – Боря ткнул по очереди пальцем в каждого родственника, – Муха -это удивительное животное! Если что, я у себя!