И, всё -таки, он ушёл от неё. Когда, казалось бы, не было никаких причин. Они уже пережили подобное больше десяти лет назад. И именно он смог вернуть её. Смог сделать так, что она простила, уверовав в его же любовь. Ей было тогда 38, ему 41. Младшему сыну всего 8 лет. Второклашка, весёлый и любопытный ребёнок, он заглядывал в рот своему отцу, боготворил его и слушался беспрекословно. Именно из-за него они тогда и придумали папе длительную командировку. А маме пришлось изображать просто маму. А на самом деле, увидев своего любимого мужа в объятиях той женщины, она превратилась в робота, в которого заложена программа на выживание. “Та женщина”, молодуха, была учительницей их дочерей в музыкальной школе. Высокая, почти с мужа ростом, плоская, черноволосая, с большими голубыми глазами и тоненькими верёвочками вместо губ. Полная противоположность. Две дочери, 18-ти и 13-ти лет, учились у неё, любили её и дружили с ней. Мужа не наблюдалось, да и какого-нибудь мужичка рядом тоже. Музыкантше, 30-ти лет от роду, нужно было замуж, любой ценой. Вот и нашёлся Павел, которого она знала уже лет десять, и который проявлял к ней знаки внимания. “Знак за знаком”, цветочки к 1-му сентября, поездка вместе с детьми в парк-заповедник, нечаянное появление в офисе отца своих учениц, подвёрнутая ножка и доставка с этой ножкой домой – и, ву а ля, он уже у неё в постели. Нет, конечно, Маша знала своего мужа, кота мартовского. Он очень любил женщин. Мог среди всеобщего веселья занести какую-нибудь незнакомку на руках при всём честном народе на глазах у жены, мог кидать взгляды в сторону от своей половины, мог даже не прийти домой ночевать, придумав “честнейшую легенду”. А потом, заглядывая в глаза, залить своей жене в уши столько ласковых и нежных слов, доставить ей море удовольствия, уверить в том, что она – единственная, а всё остальное – мишура, для веселья, и всё. А когда у неё, всё-таки, сдавали нервы, и она отворачивалась от своего благоверного, он таскался за ней, как привязанный, исполнял все желания, покупал красивые вещи, цветы вагонами, украшения, завлекал в ресторан или театр, или, вообще, в какую-нибудь поездку на двоих. И уже там ставил жирную точку, ублажая и развлекая свою жену, устраивая фантастические ночи любви и блаженства, доводя свою Машку до состояния полной удовлетворённости жизнью.
Познакомились они на 19-летии Маши. Её подруга пришла вместе с ним, со своим кавалером. И уже к концу вечера Пашка следовал за именинницей по пятам, маячил сзади, как рыцарь печального образа. Подруга ей этого не простила, они больше не общались с тех пор. Но и с ним Маша встречаться стала не сразу. Павел звонил, ждал возле института, торчал во дворе её дома. Студентка второго курса, Машенька, ни о чём серьёзном и не думала. Училась она хорошо, впереди рисовались перспективы одна лучше другой, кроме замужества. Как раз оно, это замужество, могло всё испортить. Что и произошло … Уж очень красиво ухаживал Паша, обратил в свою веру и маму, и бабушку. А какие письма писал… Пушкин отдыхает. И Машка сдалась. Перевелась на заочное и уехала в свои неполные 20 лет на другой край географии, в Калининградскую область, куда был направлен на работу её Павлик. А когда поняла, что ждёт ребёнка, о перспективах своего личностного роста пришлось забыть. Тогда она думала, что временно. Ей приходилось с нуля познавать семейные трудности. Мама и бабушка жалели свою девочку и не научили житейским хитростям. Даже готовить Маша не умела. Только печь торты и варить кофе. Первый борщ оказался горьким, картошка подгоревшей, а макароны превратились в ком теста. Но Пашка стойко переносил бесхозяйственность своей жены. В первый же выходной они вместе купили продукты, поставили печку у себя в комнате общежития и готовили по кулинарной книге, постигая ремесло повара вдвоём. Они хорошо жили, дружили с такими же семейными парами, съехавшимися из разных городов страны, веселились от души и делились всем, чем могли. А главное, в душе Маши распускалась любовь, как бутон, всё больше и больше. И превратившись в красивый и благоухающий цветок, поселилась в сердце девушки. Она смотрела на своего Павлика широко открытыми глазами в розовых очках. Он стал смыслом её жизни, она верила ему, любила и старалась угодить, получая от этого удовольствие и сама.
Но учёбу никто не отменял. На сессии нужно было летать три раза в год, на месяц, а то и больше. Закончив за год два курса, благодаря и висящему на носу животу, Маша догнала своих однокурсников. Они очень ей помогали. И сразу же после сдачи последнего экзамена молодая жена летела к своему Пашке на крыльях любви. Конечно, она тогда и мысли не допускала, что он мог быть всё это время с какой-нибудь женщиной. Не заморачивалась. Скучала и верила, что и он её любит. А когда в их жизни появилась Кристина, папаша нёсся домой впереди всех. Он научился ухаживать за девочкой лучше жены. Ему это доставляло море радости, наполняло жизнь гордостью, ведь он стал отцом. Полноценная семья, это уже серьёзно. Им дали квартиру, и Маша из роддома попала в рай, так хорошо и удобно устроил там всё её муж.
Через год молодая семья вернулась назад, Павлу предложили работу в их родном городе. Родители Маши были счастливы: внучка рядом, дочь, всё -таки, получит образование, зять на хорошем счету.
Машкина учёба подходила к концу, она вместе со своими готовилась к диплому. Девочки, её однокурсницы, забирали Кристю к себе в общежитие, и молодая мама могла часами просиживать в библиотеке, не беспокоясь за дочку. После родов она немного поправилась, села на диету и всё время жевала морковки и яблоки. Процесс пошёл, и мама сшила ей синий стильный сарафанчик, она сама себе в нём нравилась. И что самое странное, ей стали признаваться в любви… Да-да. Маше не доставляло это особого удовольствия. Как-то странно, она же замужем. Девушка ловила на себе взгляды мужиков, даже когда катила перед собой лёгкую летнюю колясочку со смешной девочкой, всё время что-то лопотавшей. Мама объяснила дочери, что женщины после рождения ребёнка становятся притягательней для мужского пола, расцветают, округляются, в хорошем смысле слова, появляется блеск в глазах, более плавные движения, нежность. Одним словом, запах женщины. Не могут эти кобели не реагировать на такую красивую, женственную и молоденькую мамашу. Все мужики одинаковые. И её муж тоже? Нет, не может быть.
Защита диплома позади. Её брат закончил академию и приехал в отпуск. Павел вернулся из командировки на Камчатку, привёз морские деликатесы и красную икру. Много. Назвали гостей, накрыли стол на даче, решили отметить получение высшего образования. За те два месяца, что мужа не было, Машка с удивлением заметила, что не очень скучала по нему. Из их совместной семейной жизни треть прошла порознь. Она что, привыкла? Или закружило мужское внимание? Не смогла устоять её замужняя душа? Нет, речь не об изменах. А об общении с другими мужиками, новых ощущениях, каких-то тайнах и подводных течениях… Очень интересно она прожила это время.
Муж с пеной у рта, рассказывал о красотах Камчатки (и красотках тоже, наверное, в мужском обществе), о людях, о рыбе и корабле, где им пришлось работать. И всё время смотрел в сторону жены, что-то его волновало. Соскучился? Неужели? Почему-то Машка не верила ему. На своём опыте, что ли? Бабушка всегда предупреждала: “Не цени по себе”.
Погода стояла прекрасная. Не очень жарко, периодически набегают облачка, тень от деревьев довершает дело. Наелись, напились, навеселились, поехали купаться на озёра. Машка и её младшая сестра, как всегда, за рулём. Не пили девки совсем. Иногда, шампанское. Пашка уселся рядом, и на озере не отпускал её от себя. В воду с ней, из воды тоже. Около костра с ней, в машину тоже. Что такое? А ночью пошёл дождь…
– Я люблю тебя, Машка! Провались пропадом эта Камчатка, я еле дожил до конца. Несколько раз хотел всё бросить и уехать. Сашка не дал, он – молодец, настоящий друг. Вовремя меня образумил. А ты? Неужели ты не скучала? – он как почувствовал её настроение.
– Скучала, но стойко выносила разлуку. Диплом выручил, всё время занимал – она именно сейчас поняла, какая всё это ерунда, что никто ей не нужен, кроме него – Пашка, дорогой мой, не уезжай так надолго. А то, я отвыкну от тебя, будешь тогда знать.
Пол ночи они процеловались, промиловались. Как никогда раньше, им было ну очень хорошо вместе. Они почти не говорили, а просто смотрели друг другу в глаза и опять прилипали губами, переплетались руками и ногами, вспоминая изгибы и любимые места своих горячих и жаждущих друг друга тел… А утром Пашка разбудил свою Машеньку ласковым поцелуем, легко и нежно покусывая её губы…
– Доброе утро, моя родная. Мы с Кристинкой приглашаем тебя на завтрак. Умывайся, одевайся… Нет, подожди, пока не одевайся, – и подняв руки Маши вверх, обцеловал её всю от пупка до шеи. Поймал нижнюю, потом верхнюю губку и улетел вместе с ней на седьмое небо…
Всё встало на свои места. Маша работала в проектном институте, ей очень нравилось выносить на генеральный план всю красоту новых объектов. Она ездила в командировки и в Москву, и в Питер. Иногда, просто за продуктами и вещами, заодно проведывая своих подружек, осевших в столице. Павел со своими друзьями развернул кипучую деятельность, вовремя заняв небольшую нишу в деле переориентации оборонных заводов, закрывающихся в большом количестве в стране. Он тоже много ездил, вёл совершенно свободный образ жизни, контроль над ним отсутствовал. Впрочем, как и над Машей. Со стороны могло показаться, что эти двое преданны друг другу безмерно. Но только Маша действительно верила в верность мужа. А тот пользовался этим, и при каждом удобном случае изменял ей. Не жена, а мечта поэта, дура дурой.
Если Кристина появилась в их жизни, не спросив разрешения, то вторая дочка была рождена совершенно сознательно. Правда, перед этим у Маши случился выкидыш, причём она узнала из бумажек, что детей было двое. Причиной этого оказался банальный секс, не рекомендованный в таких количествах на ранних стадиях беременности. Несколько месяцев она почти не разговаривала с мужем. Но виноват был не только он, она же не остановила его. Конечно, когда отпадает нужда в применении противозачаточных средств, секс становится свободным не только на физическом уровне, желание получить удовольствие острее и у мужчины, и у женщины. Значит, и её вина имеет место быть. Пятьдесят на пятьдесят. Следующая беременность совсем примирила их, и Вероничка появилась на свет божий ранней весной. Родители Маши забрали Кристину, а молодая мама целыми днями гуляла с маленькой дочкой, совершенно не интересуясь делами мужа. Она жила в парке рядом с домом, туда прибегала её мама, и они занимались спортом, по очереди. Вечером приезжал Пашка. Ужин по расписанию, дежурный секс, и то не каждый день, забота о дочери и днём, и ночью… Быт, этот чёртов быт, засасывал всё больше и больше.
– Ничего не знаю – категорически заявила мама Маши – тебя пригласили, и ты поедешь! Десять лет после окончания школы, шутка ли? Вероничке уже десять месяцев, я справлюсь.
И Машка уехала. Школу она закончила в другом городе, но связи с одноклассниками не теряла. Пришлось отказаться от кормления грудью, сшить что-нибудь обалденное, привести себя в порядок, и вперёд. Чудесно провела время, получила море комплиментов, повидала любимых учителей, друзей, соседей. Окунулась в свою юность по полной, “нажралась” позитива и вернулась, счастливая и весёлая. Жизнь прекрасна и удивительна.
Но и тогда Маша не придала значения поведению её мужа. Он тут же уговорил её маму отпустить их отдыхать в горы. Вдвоём. Ему нужна была она, вся, отпустить её в свободное плавание он не мог. Как только появлялось какое-то сомнение, Павел сразу же бросался на амбразуру их семейного счастья, забыв о бабах. На время. Но, к сожалению, база отдыха была забита любителями покататься на горных лыжах под самую завязку, и отдельный номер им пообещали только через несколько дней. Машу поселили к девочкам, Пашку – к мальчикам. В первый же вечер все перезнакомились, отмечая в баре открытие заезда. И опять в центре внимания оказался муж Маши. Он быстро сходился с людьми, юморной, весёлый и внешне очень привлекательный. В синем толстом свитере, связанным его женой, в джинсах и стильных кроссовках, привезённых из заграничной командировки, хоть на страницы Плэйбоя. Ну и, конечно, бабы. Тут как тут. Они его чувствовали, что ли? Что с ним можно и в огонь, и в воду, и в постель. Но в этот раз эти же бабы сыграли с ним злую шутку, решив убрать с пути эту дурочку-жену. Стащив у Маши кольцо, очень приметное, сделанное на заказ, они подкинули его в номер одного богатенького постояльца. У того намечался преферанс, собрались мужики, среди них Павел. “Девочек” попросили удалиться, не женское это дело, и тут же нашлось кольцо. Чьё? Кто потерял? Маша? Не может быть…
Она даже оправдываться не стала. Да, они с девочками ходили ночью на гору, смотреть на звёзды. Но ведь и его, Павла, не было в номере. У неё – алиби. А у него? Остаток отдыха Маша провела с понравившимися ей девчонками. Они и после общались уже в городе. Она, в отличие от своего мужа, не всех людей встречала с распростёртыми руками. Но если уж дружила, так по-настоящему. Жить в отдельном номере не захотела, пришлось и Пашке остаться в мужском обществе. Причём, он действительно проводил время либо с женой, либо с мужиками. Они ещё и сдружились с двумя семьями, с которыми дружат и по сей день. Получилась весёлая, катающаяся на лыжах, пьющая и курящая компания, до полуночи гогочущая и развлекающаяся всеми доступными способами. Бедные девочки, приехавшие снимать мужиков, никого из этой компании так и не захомутали…
Вернулись домой, назвали гостей на объединённый день рождения своих дочерей. Вероничке – год, Кристинке – шесть лет. Папа Паша вывернулся наизнанку перед своими новыми и, как оказалось потом, самыми близкими и верными друзьями. А мама Маша наготовила пир на целый мир. Она уже хорошо и красиво это делала. Был апрель, в центре города чистота и первозданная зелень, после стола переместились в парк, побегали, побесились, наигрались с детьми, проводили гостей. В их двухкомнатной квартире царил хаос. Первым делом уложили детей, а на остальное не было никаких сил. А надо. И Машка, еле волоча ноги, стала сносить посуду на кухню. Повернулась, угодила в руки своему мужу, потом в ванную, а потом прямо на полу в большой комнате он сотворил чудо, к ней вернулись силы, и она, цепляясь за него всеми конечностями сразу, завладев губами мужа страстно и властно, не дала Пашке ни секунды отдыха, пока не выжала из него всё, что было потеряно за эти последние дни.
Каждый год они ездили отдыхать в горы со своими друзьями. И с детьми, и порознь. Захотелось сменить дислокацию. Выбрали Прикарпатье. Взяли с собой Вероничку, старшая училась. Девочка была в восторге. Каждый день она верхом на папе поднималась в гору, а потом каталась с ними на лыжах. Причём, как будто умела это делать ещё до рождения. Подружившись с молодыми парнями, отдыхающими после службы в армии, Вероника собирала вокруг себя толпу “поклонников”. Ей было почти пять, совсем взрослая девочка…Ха-ха.
В один из дней объявили поход к лесной сторожке, с ночёвкой. В большом деревянном доме переночевать предлагалось прямо на полатях, печки-буржуйки хорошо отапливали, можно было даже посушить промокшие вещи. К вечеру Маша с Вероничкой так ухандокались, что повалились первыми. Пашка, как всегда, душа компании. Машка смотрела на него, такого красивого сейчас в отблесках огня, немного небритого и взлохмаченного. Вокруг него смех, стук стаканов, анекдоты… Она заснула. Проснулась от тишины. Народ спал. Пашки не было. За столом сидел один из Вероничкиных ухажёров. Машка встала, пить очень хотелось. Парень принёс, сел рядом. Она хотела подняться, но он начал что-то рассказывать, при этом нервничал и посматривал на дверь. Маша решительно отодвинула его и вышла на воздух. После душного помещения закружилась голова. Но она услышала смешки и звуки целующихся людей за углом. Какой-то очень знакомый смех… За домом стройные сосны, россыпь звёзд, сумасшедшая луна и снег, переливающийся с золотого на белый, с белого на голубой… Романтика… И её муж, целующий одну из молодых особ, особенно наглую девицу, всё время пялящуюся на Пашку своими глазами с поволокой. А вторая, видимо ждущая своей очереди, тихонько подхихикивала. Маша приросла к земле, вернее к снегу. Сразу стало холодно, ноги заледенели. Нужно уходить, но как? Последним усилием воли смогла запрятать себя за угол. А оттуда уже стала отступать к двери. Так и вошла, спиной. Недавний парень смотрел на неё с сожалением. Он, видимо, был в курсе. Маша подошла к дочке, спит малышка. Села за стол, решила обязательно дождаться возвращения дон Жуана. Налила чайку, может согреются её конечности, которых она не чувствовала. Или ей казалось так.
Прошло минут пять, и в сторожку вошли трое. Они даже не скрывались.
– Маша, ты не спишь? А мы вот обходили дозором наши владения – он еле шевелил губами, напользовался, видать, ими вдоволь.
А, может и не только ими. Может, пусть уже это “не только” заледенеет на ветру и отвалится? В душе у Машки ревность боролась с брезгливостью, желание надавать по морде с остатками воспитания, не выносить сор из избы.
– Что-то холодно, надо дров подложить, – лишь бы что-нибудь сказать, буркнула она.
– Счас…
По тому, как он это сказал, стало понятно, что Пашка пьян. Причём, очень сильно. Он даже не смог сам втиснуться в проём двери, ему помогли две вертихвостки, не стесняясь присутствия законной жены. Маша встала и подвалилась под бочок своей дочечки. Сейчас, среди ночи, не зная дороги, ей не выбраться. Ну что делать? Выше головы не прыгнешь, надо ждать утра. Она видела, как ввалился Павел, за ним две профурсетки. Как они уселись за стол, пили чай и ржали, пока им не сделали замечание проснувшиеся туристы. Спал он рядом. От него так разило, что не помог бы и противогаз. Что он пил? И как он мог? Вот что теперь делать? Уезжать домой? То, что жить с ним Маша не будет, это понятно. Такое не прощается. И то, что он напился только отягощает его вину. Делать вид, что ничего не произошло? Нет, это уже за гранью.
Оставалось ещё пять дней. Маша, передумавшая за ночь все варианты своего поведения, решила остаться, хотя бы ради Вероники. Ей одинаково больно будет и здесь, и дома. А впереди ждут экскурсии, посещение гуцульской деревни, ещё какие-то мероприятия. И подарки надо купить всем. Так, взять себя в руки, поднять повыше голову и веселиться, радуя и развлекая дочку.
Мальчишки, друзья Веронички, взяли их под своё крыло. Видимо, Алёша, тот самый, который был свидетелем на заимке, рассказал им о поганце Павлике, который, кстати, когда проснулся, повёл себя как ни в чём не бывало. Правда, башка трещала так, что всем стало понятно его состояние. У двух его подружек не лучше. Они ещё и ужасно выглядели после бурной ночи. Маша с дочкой ушли вперёд вместе с основной группой, а эти плелись в хвосте, даже не пытаясь догнать. Пашке уже было получше, но он же, не мог же, бросить же, дам же… Джентльмен хренов.
– Машунь, что я вчера пил? Вроде, алкоголь с собой не брали. Только по бутылочке пива на брата.
Она, уже приведшая себя и девочку в порядок, в голубом финском спортивном костюме, немного подкрасившись и завязав высоко хвост, была похожа на первоклассную тренершу, у которой должны взять интервью. Пройдя мимо него, молча, вышла за дверь. У них обед. А у него? Неважно. Но Павел приплёлся, тоже после душа и переодевшись. Мама с дочкой уже поели, но папа попросил Вероничку посидеть с ним. А он ей возьмёт что-нибудь вкусненькое.
– Скажи, доча, я вчера себя плохо вёл? Мама обиделась? Я ничего не помню, простите меня, если что не так – и посмотрел на жену, как побитый щенок.
Не подействовало. Маша встала и ушла. Они с Алёшей договорились поиграть в настольный теннис сразу после обеда. Вероничка привела своего отца и туда. Но через несколько минут стала клевать носом, пришлось отложить турнир до лучших времён.
Им навстречу шли две “подружки“, молоденькие, хорошенькие.
– Привет, Пашенька! Ты на дискотеку придёшь сегодня? – та, которая наглая, схватив его за руку, спросила довольно громко.
– Ты что, ненормальная, ребёнок спит, – и сбросил её руку – У нас другие планы.
Видимо, проблески памяти стали доносить до него какие-то обрывки вчерашнего, и он остановился и в упор посмотрел на Машу. Она так же прямо смотрела на него.
– Расскажи, что вчера произошло. Маша, пожалуйста.
– Не имею ни малейшего желания вспоминать эту грязь. Подробности при разводе. Считай, что мы уже не вместе. Можешь делать, что угодно. Ты – вольная птица. В любом случае, ты мне больше не нужен. Донеси уже дочку до кровати, папаша.
Пашка одеревенел. Да что он натворил, кто ему расскажет? Какой развод? Почему не нужен? Да, надо донести девочку. Он положил Вероничку, повернулся, схватил Машу, прижал её к себе, сильно-сильно. Попытался поцеловать. Никакой реакции, бревно бревном. Да ещё и в глазах полная пустота. Никогда он не видел такой свою жену.
– Оставь меня в покое. Я хочу отдохнуть, ночка выдалась та ещё! – и, подвинув дочечку, улеглась с краю.
– Маша, прошу тебя, не отворачивайся от меня – он сел перед кроватью, повернул её к себе лицом, заглянул в глаза, словно хотел в них что-то прочитать.
– Павел Батькович, будьте любезны, не усугубляйте своё положение. Я ведь могу и психануть. А вы знаете, что случается это редко, но метко. Вы этого добиваетесь?
Он, даже, испугался, насколько глаза его жены прожигали ненавистью всю его душу. Эта женщина чужая. Его нежная, мягкая, покладистая, такая ласковая и тёплая Машенька растворилась в событиях вчерашнего дня. И не скажет она ничего. А кто? Не кидаться же ко всем с вопросом, знают ли они, чем кретин Пашка обидел свою жену?
У него как-то странно побаливали губы, изнутри. Как будто он порезался мелкими кусочками стекла. Говорить было неприятно, и во всём теле дискомфорт. Он еле поднялся. Что такое? Он вспомнил, что в их группе есть женщина-врач, тоже заядлая анекдотчица, и она была вчера там, на заимке. Пан или пропал. Он не успел открыть рот, она начала первая.
– Павел, как вы могли? У вас такая красавица-жена, наши мужики об неё все глаза обломали. А дочка? Я любовалась вами, такая пара, такая семейная пара… А вы такой же козёл. Как и все. Да нет, ещё хуже. Основная масса хотя бы скрывает от жён, а вы плюнули всем нам в душу. Особенно, конечно, Машеньке. Она – умница, держится. Другая бы уже надавала по морде, устроила скандал, разрядилась бы, одним словом.
– Я ничего не помню. С того момента, как мы сели выпить пива. Ну не мог же я так опьянеть от одной бутылки? Ничего не понимаю.
– Знаете, молодой человек, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вас же не потянуло спасать человечество, а банально затащило в болото измены, вы целовались с этими охотницами за мужиками на глазах своей жены. Уж, простите, я как раз до ветру ходила.
– Я? С кем целовался? Ничего не помню. Но губы как-то странно болят, и тело не моё. Что происходит?
Врачиха внимательно расспросила его о симптомах и отправила к здешнему врачу с запиской. Он взял у него кровь на исследование, запихал какие-то таблетки и отправил отдыхать. До утра. Маши с Вероникой не было, и Павел пошёл их искать. Не нашёл. Уже подумал… Но вещи были на месте, чемоданы тоже. Устал, уснул. Проснулся среди ночи, попил. Маша спала. Она была такая хорошенькая, очень похожая на ту девочку, которую он забрал у мамы с папой и привёз в своё логово. Так же полуоткрыт ротик, руки закинуты за голову, грудь торчком, одна даже почти вылезла из пижамки. И волосы по подушке, соломенные, пушистые. Как будто и не было десяти прожитых лет. Пашка, Пашка, ты же любишь эту женщину. Когда успокоишься уже? Он провёл рукой по волосам, по щеке, по шейке, по сосочку. Машка застонала. Он растерялся от неожиданности. Осторожненько взял губами этот сосочек и стал ласкать. Машка выгнулась от удовольствия, прижала его голову сильнее, заставляя уже впиться в её грудь… И вдруг подскочила, проснулась. Она стала лупить его по чём попадя, шипеть всякие гадости, чтобы не разбудить дочку, и глаза её метали громы и молнии, уничтожая всё живое на своём пути. И, его, Павла…
Заявление на развод было подано. Машка рассказала обо всём своей ближайшей подруге, Милочке. Она сильно болела, но шла на поправку, как казалось. Вместе обсудили этого гада, Павлушку, и назначили ему наказание. Но через несколько дней Мила вызвала Машу на разговор.
– Послушай, Машунь, почему ты не сказала про какой-то препарат, найденный в крови твоего мужа после известных нам событий? Мой Юрка считает, что это основополагающий факт в этой истории. Он же себя не контролировал.
– И поэтому ему ничего не пришло в голову в момент этого “неконтроля”, как пойти и обслужить весь бабский контингент. Что-то ко мне его не потянуло. Значит, так я ему нужна. Поставь себя на моё место, как бы ты прореагировала?
– Да я бы уже убила. Однозначно. Но ты другая, Машунька. Я понимаю, что тебе обидно. Но посмотри, как его дети любят, Вероничка не слезает у него с рук. И он тоже, всё в дом, всё для детей. А уж тебе за последний месяц только, что луну с неба не купил. А смотрит Пашка на тебя, прямо слезу прошибает. Он тебя любит, подруга! И очень жалеет, что так получилось. И не знает, как тебя вернуть. Но ведь измены, как таковой не было, так же? Подумай ещё раз. Давай на майские праздники куда-нибудь съездим?
– Я обещала своей сестре приехать, она меня ждёт.
Как же бывает несправедлива жизнь! Сколько лет потом Машка будет ругать себя последними словами, что не осталась тогда со своей любимой подружкой. Но что-то она почувствовала, поменяв билеты. Именно седьмого мая Милы не стало, её сожрал рак. И именно в этот день Маша прилетела домой. Ей не говорили, потому что она не умела врать, и Мила бы догадалась по ней сразу, а от неё тоже скрывали. В 29 лет цветущая, красивая и самая лучшая подруга на свете оставила этот мир… Вот это был удар, на взлёте под дых…
Пашка буквально носил Машку на руках. Он пытался её отвлечь от грустных мыслей, возил на море, в Москву, в Питер. У него уже была хорошая машина, они везде ездили, останавливались, где хотели. Иногда даже ночевали в ней. Детей не брали, пообещав им большое путешествие в конце лета. В одну из таких ночёвок Машка вылетела из леса прямо в руки своего мужа. Она не орала, но перепугана была здорово. Пашка прижал её, стал успокаивать. А из леса вышла бездомная собачка, подошла к ним и гавкнула. У неё получилось так смешно, они покатились со смеху. Ну, наконец-то. Как говорят, мёртвому – мёртвое, а живому- живое. Его Машка вспомнила, что умеет смеяться. Уж простите, мадам, но нет больше сил. Прямо здесь же, в лесочке, он целовал её так безумно, так страстно, он лопал её и пил, устроив пир на весь мир. Ни с кем ему не было так упоительно, ни с кем он так не ощущал состояние полёта, волшебства, искреннего желания доставить своей половинке наслаждения от сексуальных утех во все клеточки, на атомном уровне питая их живительным кислородом. Машка – его женщина, никто ему не нужен. Он точно это понял там, на среднерусской равнине, на полянке между берёзок и ёлок.
Получается, Мила помирила их. Царствие небесное, тебе, Милочка.
И собачку они забрали, она долго жила у них на даче.
Так получилось, что эти природные ночи любви не прошли даром. У них появился сын, Данила. Они жили в хорошей квартире, Павел работал, был востребован, получал неплохие деньги. Маша нашла себя в индустрии моды, имела своё ателье и маленькое производство. Старшая дочь очень помогала с братом, а когда он пошёл в школу, ответственной за него стала младшая. Они вместе ходили на учёбу, в бассейн и занимались теннисом. Кристина поступила в экономический, Вероника училась в седьмом классе, а Данила во втором. Их родители стали ездить в командировки, старались по очереди, всегда были на связи, всё шло своим чередом. И вдруг…
В последние годы, особенно когда сын немного подрос, у Маши с Пашей не было никаких проблем. Они всё делали вместе, дружно. Пашкино надёжное плечо ощущалось очень отчётливо. Он всегда был рядом. Даже небольшие расставания, связанные с появившимися командировками, приносили в их жизнь некое разнообразие. Они часто приезжали друг к другу, пересекались на день, а потом кто-то из них возвращался домой. Иногда, даже неожиданно, не предупреждая. Маша выкинула из своей жизни воспоминания о Карпатах, а Павел так много работал для своей разросшейся семьи, что ему некогда было заниматься ещё чем-то. Да и Машуня, его любимая девочка, заняла в его сердце много места, её любовь окутывала его, он ощущал себя очень счастливым человеком. И в жизни, и в работе, и в постели. Его Машка после рождения сына, что-то там сделала по-женски, и отдавалась целиком и полностью любовным утехам, не боясь забеременеть. Этот чистый секс, ставший более глубоким, что ли, приносил такое удовольствие, которого не было и в молодости. Ну что ему надо ещё?
Эту звезду, учительницу его дочерей, он знал. Совершенно не в его вкусе. Он не любил женщин без бюста. Может, кого-то это заводит, только не его. Но, чисто по-родительски, поздравлял её с праздниками, если жена была в отъезде. Так было принято, надо поздравлять. А когда организовалась поездка в заповедник, Вероника попросила его съездить с ними. Обычно, мама сопровождала, но она в отъезде. Павел сидел сзади, он взял с собой Данилу и показывал ему достопримечательности, рассказывал историю, занимал сына и детей разными шарадами и словесными играми. И ловил на себе томные взгляды училки. В заповеднике она всё время была рядом с ним, что-то спрашивала, что-то объясняла сама, а на сложных, на её взгляд, участках хватала его за руку, плечо или, вообще, обнимала, якобы, чтобы не упасть. Она была одного роста с Павлом, ей бы в баскетболистки. И при этом совсем не хрупкая, а даже наоборот, какая-то квадратная. Впору Павлу было за неё цепляться на сложных переходах. Но глаза, голубые-голубые, как у Снегурочки, притягивали взгляд. Даже хотелось лишний раз посмотреть в них, настолько хороши. Через несколько дней именно по ним он понял, кто сидит у него в приёмной. Она просила помощи в организации какого-то конкурса, скромно потупив глазки, мол, неудобно, но не к кому обратиться. И получив согласие, неожиданно припала на левую ножку.
– У меня привычный вывих. Такое случается у бывших спортсменов. Не могли бы вы отвезти меня домой? Заодно и обсудим наши дальнейшие действия.
В эту ночь он не пришёл домой ночевать, объяснив детям, что много работы. Совместные действия затянулись… И через ночь тоже. А потом уже приехала мама Маша, и ему пришлось вернуться. И когда он увидел свою Машку, одетую по последнему писку, на высоких каблучках, со стильной стрижкой, у него защемило сердце. Надо сделать всё, чтобы эта малоприятная интрижка не увидела свет. Этой училке рядом с его женой делать нечего, ни внешне, ни в любви. Что это с ним? Вроде ещё не седина в бороду, а бес рёбра ломает. Он поехал в музыкальную школу, нужно как-то закончить это безобразие. А Маша, соскучившись по Вероничке, решила забрать её из этой же музыкалки. И увидела… Она, эта плоскодонка, целовала её мужа, обвив его плечи своими длинными руками. Их головы были как раз напротив друг друга, и Машка почему-то подумала, что целоваться им очень удобно, не надо никого поднимать и никому подниматься на носочки. Как ему, когда он хотел её поцеловать. Как ей, когда она хотела чмокнуть своего любимого…
– Мамочка – дочь летела с другой стороны – ура, ты приехала. Домой? Ой, и папа здесь. До свидания, Наталья Игоревна. Папа, пошли?
Глаза Натальи Игоревны, ещё с поволокой, не отошедшие от наслаждения поцелуем, голубели счастьем и удовлетворением. Она добилась своего. Эта надменная красавица, жена Павла, увидела их. Ну всё, дело сделано. Хоть он и пришёл попрощаться, но теперь это вряд ли. Вон она, эта Маша, уже пошла, а он стоит около неё, и пойдёт к ней. Но Павел отмер и помчался за женой и дочкой.
– Пашенька, ты куда? Я тебя жду. Можешь, прямо домой приходить, я теперь от тебя никуда, всё время буду рядом – кричала училка музыки. Но никто её не слышал.
– Я сразу поняла, что в этот раз у тебя с твоей профурсеткой дошло до постели. И не ври мне. Единственное, что могу тебе предложить, это сооруди себе длительную командировку и исчезни из нашей жизни на некоторое время. А сейчас иди к сыну, там и переночуешь. А можешь собраться и отвалить, вроде как в срочную поездку. Тебе же есть куда? И я очень надеюсь, что утром тебя уже не увижу.
Как она дошла до дома? Только, потому что рядом была дочка. Как она выдержала этот разговор? Как она ещё живёт? Почему не сдохла тогда, прямо там, в Карпатах? Как перенести такое? Её любовь накрылась медным тазом. А вместе с ней и жизнь, и будущее, и надежда, и вера.
Сейчас придёт Кристина. От неё не скроешь. Что делать? Рука потянулась за стаканом…
Открыла глаза. Сразу поняла, что в больнице. Ничего не болело. Капельница, кислородная маска, руки в синяках. Что с ней? Тихонько позвала кого-нибудь. В палату просунулась голова Кристи. И почти сразу появился высокий доктор в строгих роговых очках.
– Ну, слава богу. Заспались вы, матушка. Третий день пошёл. Зато ваш муж третью ночь не спит. Вы что это удумали? Мы вам не позволим, на ноги поставим, мужу вернём, сильную и здоровенькую. Позвать его?
Маша ничего не соображала. В голове каша, перед глазами всё плывёт, звук как бы издалека. Врач внимательно посмотрел на неё. Снял капельницу, пощупал пульс, уставился в историю болезни.
– Ничего страшного. Просто передозировали немного. Пейте побольше воды, ничего не принимайте. И надо поесть. Ну, хотя бы, кашку или бульон. Я вашу дочь отправил на кухню, сейчас принесёт. Обязательно поешьте, и обязательно пейте много воды, завтра посмотрим, что дальше.
Вошёл Павел. Кристина принесла тарелки, стала кормить маму. Отец забрал, отправил её домой, вернулся. Маша отвернулась, не стала есть с его руки. Он поднял её повыше, поставил столик ей на ноги, положил ложку и тарелку.
– Попробуй сама. Тебе надо для поддержания сил. И не смотри на меня так. Я не уйду. Даже, если ты вызовешь ОМОН. Скажи, ты чего-нибудь хочешь? Врач сказал, что тебе всё можно. Может, шоколадку?
– Я хочу, чтобы ничего этого не было. Я хочу вернуться назад, до твоей измены, и остаться там навсегда. Ты сможешь сделать это для меня? Нет? Ну и на фиг мне твоя шоколадка? И ты мне, на что? Иди домой, там дети, ты им нужен.
– Я не уйду. Пока тебя не выпишут. А потом, как ты решишь. Но не надейся, что меня не будет в твоей жизни. Я виноват, и буду просить у тебя прощения хоть до конца жизни. Моё сердце у твоих ног. Можешь растоптать, можешь пожалеть, можешь даже просто выкинуть в помойку. Я приму любое твоё решение, но буду вымаливать простить меня. Ешь, пожалуйста. Я постою за дверью, чтобы не мешать.
Через две недели Машу выписали, посоветовали оставить её в покое где-нибудь в Кисловодске или Крыму. Маша выбрала Алтай. Они с Павлом давно мечтали там побывать. А потом дальше, на Байкал. А теперь она поедет одна. Мама Маши переехала на время к ним. Она ничего не знала и поддержала Павла в его желании присоединиться к ней. Ну хотя бы проводить. Мама никак не могла понять, почему её дочь отказывается, она же без своего Павлика никуда. Прямо до противности. А тут, поди ка… Что-то неладно в дочкином королевстве. И не смотрит на мужа совсем, а тот, наоборот, ловит её взгляд, не выпускает из поля зрения, носится как с писаной торбой. Ладно, сами разберутся.
В самолёте Павел решился поговорить. Он понял, что сил у его жены нет никаких. И желания спорить, доказывать, противоречить тоже. Поэтому, очень надеялся, что она его выслушает.
– Маша, простить меня сложно, но можно. Скажи, что мне надо сделать, чтобы ты, хотя бы, разговаривала со мной?
– Не видеть тебя – лаконично ответила она.
– Но общаться нам придётся, ради детей. Всё равно будут общие вопросы, им ещё расти и расти.
– Наверное, придётся, только не сейчас. Ты понимаешь, что я не хочу тебя не видеть, не слышать? Ты понимаешь, что мне больно, что ты убил меня? Без любви люди не живут. Мне надо время, чтобы выдернуть тебя из своего сердца, понять, что я теперь одна. Ты понимаешь? Ничего ты не понимаешь… Оставь меня в покое, дай уже сдохнуть спокойно…
Зря он завёл этот разговор. Душа разрывалась от жалости к жене, убил бы себя, гада. И ненависть, с которой говорила его любимая Машка, уничтожала такую маленькую надежду навести хоть какие-нибудь мосты. Павел сдал свою жену в санаторий и улетел. Пусть она отдохнёт, в самом деле…
Маша позвонила через месяц, попросила её встретить. Одному. Она выглядела посвежевшей, похудевшей и очень строгой. Смотрела на него, как учительница на нерадивого ученика.
– Тебе придётся уехать, Павел. В длительную командировку. Через месяц нас должны развести, тогда и появишься. Я постараюсь объяснить детям, как мы будем жить дальше. Без тебя. Ты будешь с ними встречаться, конечно. Особенно, с Данькой. Но в моей жизни тебя не будет. Я много передумала и поняла – не смогу простить, забыть не получается. Ты вызываешь во мне чувство брезгливости, я даже дотрагиваться до тебя не хочу. До меня, наконец, дошло: ты всю жизнь изменял мне. Наверное, потому что я слишком высоко задрала планку, требуя от тебя неземной любви. Но я так чувствовала, ты был для меня единственным и неповторимым. Сравнить было не с кем. Да и зачем? Я любила тебя, ты был для меня всем. Я даже научилась дышать с тобой в унисон, думать, как ты, делать для тебя тобой же любимые вещи. А тебе это было не надо. Почему ты честно не признался, что просто не любишь? Что тебе нужна свобода, разные женщины, другой секс, в конце концов. Зачем надо было давать жизнь детям, рождённым не в любви? Почему ты молчишь?
– Я даю тебе возможность выговориться. Ты же сама сказала, что целый месяц думала, как не простить меня. Всё, что ты наговорила сейчас – неправда. Какой-то подготовленный заранее текст. Я любил тебя, люблю и буду любить. Этого ты мне запретить не сможешь. И буду рядом, потому что всё время думаю о тебе, переживаю, как ты, всё сама, да сама. Думаешь сама, решаешь сама. Поступаешь, как сама хочешь. Не получится, моя дорогая девочка. И уж если я стал для тебя грязным, и ты мной брезгуешь, придётся построить баню. Дом я уже выбрал, ждал твоего одобрения. Мы ведь мечтали об этом, а мечты должны сбываться. Этот дом для тебя и детей. А мне придётся жить в бане, может, отмоюсь когда-нибудь. Я уеду, тем более что мне действительно надо побывать за Уралом, давно планировалось. Адрес дома Кристина знает. Деньги у неё. Думай, решение за тобой.
И ушёл. Не повернулся, не помог донести до машины вещи…
Через неделю Кристина уже твёрдо настояла на посещении нового дома.
– Мама, я не понимаю, чего ты тянешь? Да-да, нет-нет. Папа же сказал, решение за тобой. Лично мне, очень понравилось. И Верке с Данькой. Там у каждого будет своя комната, кухня большая, гостиная. Ну чего я тебе рассказываю, сама посмотришь.
Район, куда они приехали, оказался рядом с городом. Последняя остановка автобуса, пройти метров двести. И вот, он, красивый, из коричневого кирпича с деревянными окнами в пол на большой веранде и открытой площадкой на крыше этой веранды, куда можно попасть со второго этажа. И уже посажены голубые ели перед окнами первого. Всё, как она хотела…
В доме пахло ремонтом, но уже всё было готово. Даже стены были покрашены в фисташковый и цвет топлёного молока. На втором этаже четыре комнаты, дожидающиеся поклейки обоев. Видимо, подразумевалось, что их должны выбрать сами дети. Небольшой холл с выходом на открытую террасу. Очень удобно и симпатично. И когда только успел?
– Мамочка, а ваша спальня на первом этаже. Так классно. Окно большое в пол, угловое, с видом на сад. Так что весной будете в цветущем саду спать. Красота. Папа ещё просил, если тебе понравится, выбрать забор, образцы на кухне. И к кому обращаться, там же. Мам, ну чего ты молчишь? Понравилось?
Надо что-то говорить. Конечно, дом прекрасный. Как будто она сама его спланировала. Получается, что Пашка учёл все её пожелания, не забыл даже о цвете стен. Они вместе обсуждали дом мечты, всякие мелочи и подробности жизни в нём. И вот. Зачем он ей, этот дом? Как в нём жить? С кем? С детьми? Ответов нет.
– Надо подумать, переспать с этим. Мне не очень нравится район.
– Мам, две минуты от остановки, рядом озеро, воздух, инфраструктура. Многие отвозят детей в отличный лицей. Туда можно на городском транспорте, можно своей машиной. Это пять минут. Там и музыкалка есть, Вероничку переведём. А когда заселятся все дома, пустят школьный автобус. По-моему, папа всё продумал.
Кристине нравилось здесь. У девочки горели глаза. В квартире у них с Верничкой была одна комната на двоих. А здесь у каждого своя. В конце концов, дети не при чём. Да и “Вероничку переведём…”
– Хорошо, моя дорогая, вечером трубим большой сбор. Как решите, так и будет.
Павел вернулся к Новому году. В доме доделали ремонт в детских комнатах. Купили мебель, дети быстро устроились. Кухню Маша взяла на себя. Сама выбирала гарнитур, сама всё устраивала. Там и спала на удобном кухонном диванчике. И всё время думала, что же будет дальше. Просыпалась и засыпала с одной только мыслью: “Как объяснить детям новый статус их семьи.” Развод отложили, при наличии трёх детей присутствие отца обязательно. Но это ничего не меняет. Маша изнутри представляла из себя пустую консервную банку – её сожрали, не помыли, крышкой прикрыли и отправили восвояси… Она жила только интересами детей. В ателье девочки справлялись и без неё, она могла себе позволить ездить на работу не каждый день. И нашла себе хобби. Ей хотелось делать что-то руками. Макраме, вязаные пледы, плетёные коврики, корзинки, даже маленькое кресло появились у них дома в большом количестве. Маше нужна была мастерская. И она обратилась в строительное агентство, адрес которого оставлял Паша. И её там поставили в известность, что банька уже давно готова и оплачена, осталось только привезти и поставить. Это два-три дня, и можно париться. А мастерскую пристроить с задней стороны. Получится дешевле и в одном стиле. Так и порешили. Через три дня сруб стоял, очень украшая сад. А пристройку собирали в цехе строительной фирмы и должны были всё закончить уже после нового года.
Маша сидела в предбаннике и разбирала всякие банные принадлежности. И вспоминала, как обидно поставила своего бывшего мужа на место. Прислушавшись к себе, в который раз призналась, что не чувствует к Пашке сильной ненависти. Скоро два месяца, как она живёт без него. Как ей казалось. Но всё это время кто-то незримо присутствовал в жизни её детей и её, Машиной. Вероника была переведена в лицей и в музыкальную школу на следующий день после оформления сделки. И Даник тоже. Их, как будто, ждали уже. Строительная бригада работала по свистку, они сами знали, что делать. Или им кто-топодсказывал. Раз в неделю привозились продукты из ближайшего фермерского хозяйства, всё, что они любили. Детей в школу возил водитель фирмы, где работал их отец. Список довольно широк, особенно в мелочах, из которых, собственно, и состоит жизнь. И цветы. Через день. Всякие. В букетах и горшках. Дом, буквально, утопал в цветах.
От жены одного из партнёров мужа Маша узнала, что Павел открыл представительство своей фирмы в одном из городов Урала. И купил там квартиру, корпоративную. Там и жил, налаживая работу офиса. Много работал, поставил на уши всех уральских партнёров, они его первое время побаивались и недолюбливали. Но когда уже к новому году пошли заказы и деньги, народ благодарил и превозносил своего босса. И самое странное, что жил он один. За это время Пашка не был замечен в бабском обществе ни разу. Нет, претендентки, конечно, были. Командировочные на Руси всегда пользовались успехом у не очень благополучных женщин. Но всё заканчивалось на уровне “пить кофе мы не будем”. Что-то Маша услышала в офисе, когда приезжала за нужными бумажками, что-то рассказывала Кристина, дружившая с детьми коллег отца, что-то сообщали её подруги. И получалось, что Павел, несмотря на предстоящий развод, ведёт себя, как примерный семьянин. Надо же… И надо ли это теперь?
И вот он приехал. Ночью прошёл снег, запорошило до самого крыльца, и Маша с Даником чистили дорожку, хохотали и кидались снегом. А Пашка, неслышно подъехав по снежной дороге, вышел и, опёршись на калитку смотрел на них, улыбаясь во весь рот.
– Папа! – заорал Данила – Мамочка, папуля приехал. Ура! – и понёсся по не дочищенной ещё дорожке, утопая по колени в снегу.
Маша уронила лопату, ноги подкосились, и она уселась в сугроб. Такой реакции от себя не ожидала, не чаяла, не гадала. Пашка, немного уставший с дороги, небритый, в толстом белом свитере, обнимая сына, смотрел на неё своими чистыми, ясными глазами и не мог насмотреться. Маша даже немного смутилась. Ком в горле не давал говорить, она опустила глаза. Неужели эта чёртова любовь не оставит её в покое никогда? Пока его не было, она уже поверила, что сладила с ней. И вот увидела и…
– Машенька, как я соскучился, милая моя. Как рад, что ты живёшь в этом доме. Можно мне войти? – он уже стоял рядом с ней, протягивая руку.
– Папа, ну ты что? Пошли уже, я тебе свою комнату покажу. Мам, ну пойдём.
Она попыталась встать. Ноги поехали по снегу, Пашка подхватил её, удержал.
– Какая лёгкая. Ты похудела? Ты здорова? У тебя ничего не болит? Маша, ты не хочешь со мной даже просто поздороваться? Мне уйти?
– Ну, где вы? – орал уже от двери их сын.
– Ты сможешь сейчас уйти от него? – еле выдавила из себя Маша.
– Я от тебя не могу уйти, только если ты меня очень об этом попросишь.
Она на деревянных ногах поплелась к дому. В холле ещё не было мебели, пришлось идти на кухню, где уже вовсю командовал Данька. Чайник был включён, в микроволновке что-то разогревалось, а сам мальчик резал сыр и колбасу.
– Папа, мой руки, перекусишь с дороги, и я тебе всё покажу. Я тоже есть хочу. У нас сегодня грибной суп и запеканка… Как её, мам?
А мама никак не могла взять себя в руки. Ей требовались сорок капель валерьянки, но при Павле, ни за что. Показать свою слабость? Она попила водички, потом ещё попила, и подняла глаза. Пашка стоял перед ней, в глазах плескалась тревога. Он чувствовал её, понимал, что ей не по себе. Сколько раз представлял эту встречу, сколько раз проговаривал, что ей скажет, придумывал всякие-разные приятности для неё. Он хорошо знал, что любит его жена, что может порадовать её. Полный багажник всяких подарков и подарочков, вкусностей, деликатесов на новогодний стол, большая красивая уральская ёлка на крыше машины и заваленное всякими бобинами и нитками заднее сидение, материалами для увлечения и работы его жены. Павел знал толк в этом деле, ему нравились вещи, сделанные руками Маши.
Но всё это не имело никакого смысла, пока её испуганные глаза вот так смотрят на него, грустно и безнадёжно, пока в них живёт боль и страдание, пока они не станут опять улыбаться, хоть чуть-чуть, самую малость!
– Мама, ну как она называется, эта запеканка? – настаивал Данька, возвращая её в реальность.
Надо как-то общаться. И Машка, глубоко вздохнув, встала, обняла своего маленького хозяйчика, поцеловала его.
– Никак не называется. Просто картофельная с сыром.
Они попили чай, для обеда было ещё рано, и Павел с Даником отправились разгружать машину. Глупо было становиться в позу, всё равно Новый год встречать придётся с папой Пашей, поэтому мама Маша принимала пакеты и свёртки и рассовывала их по местам. А когда её сын припёр первую партию пряжи и ниток, Машка аж задохнулась от восторга. С этим делом у них в стране тогда было напряжённо, и такой дар воспринимался на вес золота. Забыв всё на свете, она стала разбирать это богатство, в голове уже закружились способы применения, модели и модельки. Глаза заблестели, щёчки порозовели, губки что-то напевали… Пашка, втащивший в дом ёлку, не мог оторваться от этого зрелища. Его жена ожила. Как он угадал. Она подскочила к нему, зацепилась за шею и чмокнула прямо в губы. И тут же отскочила, как ошпаренная.
– Ой, извини, это я от переизбытка чувств. Спасибо тебе, ты меня очень порадовал.
Потом они обсудили, что нужно ещё доделать и докупить до нового года, Данька повёл отца показывать, что они уже сделали в доме, а Машка готовила стол к обеду. Вероничка и Кристина должны были появиться с минуту на минуту. Она задумалась и уставилась в окно. Снег всегда привлекал к себе внимание чистотой и свежестью. Вот бы научиться так же таять, а потом опять возрождаться с белого листа, с чистой и свежей душой… Сзади подошёл Павел. Маша ощутила слабый запах мужского парфюма, нового, раньше у него такого не было. Он аккуратно взял её за плечи и повернул к себе лицом.
– Маша, родная моя, – голос сорвался. – Я очень люблю тебя, мне никто не нужен, я теперь знаю это точно. Но если общение со мной приносит тебе боль, я уеду на квартиру. Поживу там. И буду молить простить меня, буду делать для вас всё, что в моих силах. Маша, ну как мне заслужить твоё прощение, что сделать? Может, сдохнуть уже и никогда не появляться в твоей жизни? Что? Всё, что угодно, только скажи. Маша… – и обнял её очень нежно, прижав голову к своему плечу.
В этот момент влетели девчонки. Они поняли по стоящей перед домом машине, что приехал отец. Снимая на ходу шубки, подлетели, расцеловали, повиснув сразу на двух родителях.
– Ура! У нас будет настоящий Новый год! – вопили уже трое, к ним присоединился и брат – Папочка, какой ты молодец, что приехал, мы так соскучились. Правда, мам?
– Правда, правда. Давайте мойте руки, будем обедать.
– Мама, а когда вы уже с папой сделаете себе спальню? Ну вот где вы будете спать? Валетом на маленьком диване в кухне? – поинтересовалась Кристина – По-моему, это первоочередная задача на сегодня. Сейчас в мебельных салонах новогодние скидки, а от папиных денег ещё много осталось.
Родители переглянулись. Заигрались они, надо что-то решать уже. Когда-то же дети должны узнать правду?
– Да дочь, ты права. – Павел опередил свою жену – Мы с мамой как раз хотели этим заняться. Надо поездить по магазинам, присмотреться. Мы так и сделаем. А сейчас я хочу посмотреть баню. Может, сегодня и испробуем? Пойдём, Маша, девчонки сами уберут.
Она поняла, что он хочет договорить, конкретики хочет, какого-то решения с её стороны. Ну что ж, пойдём, дорогой.
В бане было тепло, своё отопление, очень удобно. Чисто, пахнет древесиной, на столе самоварчик, чашки, салфеточки, шторки. Машка постаралась накануне.
– Здорово! Какая ты у меня рукодельница!
– Мы здесь вдвоём, спектакль в состоянии антракта. И не твоя я, ты ещё не понял? Детей жалко, они тебя любят. А что делать с моей растоптанной душой? Я и так живу как робот, надо – не надо – делаю – она, почему то, решила не держать “марку “, он и так знает, что она чувствует.
– Маша, ты моя жена, мать моих детей. Приходит такой момент, когда человек понимает, ради чего он живёт. Я – ради тебя, ради семьи. Я и жил так, просто был дурак, всё мальчика из себя строил. Когда понял, что могу тебя потерять, что-то внутри сломалось, стало болеть и саднить. Ничего не помогало, ведь я сам, своими руками, сделал это. Но я очень тебя люблю, девочка моя золотая. И понимаю твои чувства. Но если нам попробовать вместе справиться с этим? Если я ещё не совсем противен тебе? Если, хотя бы на уровне дружбы, сначала? А, Маш? Я сегодня отмоюсь, выпарюсь, грязь собью с себя. Буду делать всё, что ты прикажешь. Машуня, пожалуйста. Скоро Новый год, надо устроить праздник. У нас корпоратив будет в театре, для семей сотрудников. Говорят, много интересного придумали. Но ведь надо как-то жить, любимая моя. Прости, прости… – он упал на колени, уткнулся головой в её живот, и затих, почти не дыша.
Пашка никогда так не разговаривал с ней. В ушах звенело от накала страстей, от искренности слов, от каких-то настоящих мужских эмоций. Маша растерялась, ей стало пронзительно жалко этого человека, всё ещё её мужа. Она погладила его по голове, как мать неразумного сына. Он схватил её руки, стал целовать.
– Хорошо, Паша. Давай попробуем на уровне дружбы. Только надо что-то придумать с ночёвками. Вместе мы спать не будем.
– Это очень просто. Мы купим диваны для холла, стол, стулья и что там ещё надо. А со спальней подождём.
Но в большом, только недавно открытом мебельном магазине, куда они приехали вместе с детьми, именно спальня оказалась первой покупкой. Она понравилась всем, а Машке – особенно. То, что надо. И как раз на метраж их комнаты. Холл тоже получил свою мебель, выбранную детьми. Купили даже прихожую и маленькие столики, и полочки, и этажерочки, и что-то там ещё. Всё очень нужное. Добрались домой уже совсем поздно, предварительно поужинав в пиццерии. Дети были довольны, как слоны. Завтра предстоял очень интересный день, они будут обустраивать свой дом уже с папой. Как здорово, все вместе. Маша чувствовала их настрой и в её душе вершилась революция. С одной стороны – весёлые, любимые дети, а с другой – гад и негодяй, её муж. Ну что делать? Об этом она подумает после нового года…
Паша растопил камин. Как у него всё ловко получается. Первый раз, и никакого дыма. Маша с детьми переползла к огню, устроившись прямо на ковре, побросав туда подушки. Они улеглись головами к камину, мама, Кристина, Вероника и Данила, и просто созерцали огненные язычки пламени. А Пашка ушёл в баню, отмываться. Дрова быстро прогорали, а идти за ними нужно было к баньке. Там сооружена поленница. И Машка пошла, пожалев своих детей, так уютно устроившихся на полу. Она уже набрала полешек, когда увидела в окошко своего мужа. Совершенно голого. Высокий, подкаченный (она ещё раньше заметила эту перемену, поняв, что муж посещал тренажёрку), широкие плечи с татуировкой скорпиона, узкий таз, длинные ноги… Такой родной, знакомый до каждой клеточки, её любимый мужчина. Хоть вой, хоть плачь, хоть ерепенься и строй из себя недотрогу… Машка любила его, и это совершенно понятно, как дважды два. И не нужен ей никто, несмотря на постоянные ухаживания каких-то мужиков. В санатории она даже попыталась отомстить Павлу, переспать с очень симпатичным и красиво обхаживающим её бывшим военным. Она даже приняла душ у него в номере, флакон французских духов и букет хризантем. Но когда в ванную отправился ухажёр, сбежала, ничего не взяв. И рыдала в подушку пол ночи. И вот сейчас… Всё её естество завопило… Желание бросить всё, отмести все препоны, влететь в эту баню прямо на шею ему и вцепиться в такие родные и желанные губы ошеломило её, и она стала сползать по стенке прямо на снег. Дверь открылась, на пороге стоял Павел, замотанный в полотенце. От него шёл пар, и он напоминал пришельца из космоса.
– Ты чего, Маша? – он подскочил, босиком, забрал у неё дрова и затащил в баню – Упала? Ничего не ушибла?
Снял с неё куртку, стал ощупывать руки, ноги. На щеке расползалась царапина, видимо, от острого поленца. И заноза, торчащая прямо из щеки.
– Ну как же ты так? Дождалась бы меня, я бы сам принёс. Тут есть аптечка, ты же сама её сюда определила. Видишь, пригодилась – он ещё что-то говорил, а у Машки голова шла кругом от вида обнажённого торса её Павлика. Конечно, какая же баба откажется от такой красоты, от настоящего мужского шарма. Всё при нём…
Острая боль от вынутой занозы вернула её на грешную землю. Она вскрикнула, кровь струйкой потекла по щеке. Пашка слизнул, налепил пластырь. Обнял, поцеловал в этот пластырь. Машка, уткнувшись в “скорпиона”, почему-то заплакала. Ей было уже не очень больно, а слёзы текли сами собой, как ручейки весной. Ну как он мог? Как мог поступить с ней так? Как бы было хорошо прижаться к нему, обнять и целовать, целовать… Интересно, нет, совсем неинтересно, ну всё-таки, сколько же других губ целовал её муж? Она отстранилась от него, встала и вышла. Собрала дровишки и поплелась восвояси, еле волоча ноги.
Дети ждали на чай. На маленьком столике дымились чашки, стояли тарелочки со всякими вкусностями. А около камина сооружено ложе, прямо на полу.
– Мамочка, мы вам настелили всё, что нашли. От огня тепло, мы проверили. Так что спать будете здесь. Здорово мы придумали? – Данька сиял, как медный пряник – Папуля сильно устал, а завтра много дел. Пейте чай и ложитесь. А мы пошли.
Они поцеловали пришедшего отца и поднялись к себе. Маша стояла напротив Пашки совершенно без сил. Переносить назад в кухню, на её диванчик постель не было никакого желания. Да и дети очень постарались, настелили для принцессы на горошине и её принца.
– Паша, пей чай и ложись. Надеюсь, ты уже будешь спать, когда я вернусь из ванной. Пожалуйста, ты же устал, засыпай уже скорее.
Он и правда спал, когда она вернулась. Маша подбросила дровишек, уселась перед огнём и долго смотрела на своего любимого мужчину. Это же так очевидно, на самого любимого, единственного, такого родного… И ничего она с этим уже не сделает… Проснулась первая, под крылом Павла. Быстро отстранилась от него, полежала немного и пошла на кухню. Совершенно не выспалась, борясь с собой всю ночь. Выстояла. Наивная. Павел срисовал мучения своей жены сразу. Он только делал вид, что спит. Поворачивался к ней всем телом, вроде как во сне, складывал руки и ноги, задевал грудь. Да он чуть не сдох от желания вот прямо сейчас залюбить свою Машку до умопомрачения. Он тоже боролся, но не мог отказать себе в желании прикасаться к ней. И когда она уже устала с ним возиться, пытаясь каждый раз отодвинуть его на безопасное расстояние, и заснула, он нежно прижал её к себе и улетел в царствие Морфея. Какое это было счастье, вдыхать запах волос, ощущать её всю, слушать, как она дышит…
День выдался тот ещё. С утра привезли мебель. Правда, рабочие быстро всё разгрузили и собрали. Но времени на уборку уже не оставалось. Им нужно было не опоздать на новогодний вечер, устроенный для всех членов семьи фирмой, где не последнее место занимал Павел. Одеться, привести себя в порядок, позаботиться о детях, которым очень хотелось побеситься со своими друзьями, они не раз встречались на всяких корпоративных мероприятиях. Маша в зеркале не нравилась себе совершенно: глаза после бессонной ночи впали, щека немного распухла, царапина не замазывалась, ещё и пластырь. Но что это такое? Брючный костюм, последний писк их ателье, только для своих, сидел идеально, послушные волосы не доставляли никаких проблем. Но лицо… Краше в гроб кладут. Она вышла в гостиную.
– Паша, а можно без меня?
Он всё понял. Подошёл, обнял, поцеловал в щёчку с царапиной.
– Ты же знаешь, что ты самая красивая, самая стильная, самая весёлая и самая привлекательная. Подумаешь, царапинка. Это у тебя такой маскарадный костюм. Мы ещё карнавальную маску подберём, и все выпадут в осадок. Нет, Машенька, без тебя нельзя. Можем заехать в косметику, девочки что-нибудь посоветуют для маскировки. Поехали уже, карета подана.
Вечер начался очень удачно. Посмотрели небольшое представление, послушали известного певца и перебазировались в большой холл театра. Все напялили маски, распределились по столам, начались поздравления, шампанское, подарки. Маша узнала, что её муж стал руководителем самого большого сектора, от Урала и дальше. Что он получил большую премию за успехи прошедшего года, и ему подарили туристическую поездку на новогодние каникулы. А уральские коллеги передали в знак благодарности отличный зеркальный фотоаппарат, давнюю мечту Павла Александровича. Он сиял и постоянно улыбался, принимал поздравления, сам поздравлял, и всё время держал Машку за руку. И она расслабилась, решила веселиться и развлекаться. Одного бокала шампанского ей бы хватило с головой, Машка любила только красное сухое вино, а всё остальное долбало в голову и не приносило никакого удовольствия. Ближе к двенадцати объявили очередной конкурс на самый продолжительный поцелуй сразу после боя курантов. Машка не была готова к этому, но дети так уговаривали своих родителей, что пришлось согласиться. И тут она увидела её, училку музыки. В очень красивом голубом платье, которое совершенно не шло ей, сидело на квадратной фигуре, как на колоде. Она возвышалась над всеми другими женщинами, оказываясь в центре внимания, мимо неё пройти и не заметить было невозможно. Глаза голубые, даже пронзительно голубые, смотрели с вызовом прямо на Машу. Откуда она здесь? Зачем? Вот и расслабилась. К мадаме подошёл молодой сотрудник, на голову ниже неё, и повёл танцевать. Значит, эта звезда прошла с кем-то из их фирмы.
Первой реакцией было желание уйти, убежать, спрятаться где-нибудь. Но Павел крепко держал её за руку. Она посмотрела на него и удивилась. Взгляд у него был злой, недовольный. Что, переживает, что его пассия пришла с другим? Ай-яй-яй… Что будем делать, Пашенька?
– Не смей даже думать о ней. Пусть развлекается. А мы живём дальше, у нас конкурс. Мы детям обещали. Пожалуйста, Маша, не забивай себе голову. Она же специально провоцирует нас. Понимаешь?
– Мне абсолютно всё равно, что ты об этом думаешь. Сильно не переживай, не тебе же одному такой красотой пользоваться, делиться надо – обозлилась Маша – конкурсов ещё много будет, успеешь полюбезничать.
Она взяла ещё один бокал шампанского и почти залпом выпила. Маша вышла на тропу войны. Эта шлюха не сможет испортить ей праздник, а тем более, её детям.
За их столиком уже уселась детвора, приготовившись болеть за родителей. Бокал был уже третий. Босс фирмы читал поздравление, все хлопали, комментировали. Потом президенту страны “дали несколько слов”. Куранты. А дальше Маша уже опомнилась, когда все кричали их имена. Им принесли большую корзину с фруктами, сладостями и шампанским. Дети орали, Пашка всё прилипал и прилипал к её губам. А Машке было так хорошо, так спокойно и радостно на душе, пружина расправилась. Надолго ли? Вот бы навсегда…
Они ещё несколько раз сталкивались с музыкальной мадам, она подходила к их детям, что-то пыталась сказать Павлу, но он не отходил от своей жены и только отмахивался. Часа в три засобирались домой, детвора клевала носом. Машка заскочила в дамскую комнату, а Павел пошёл за вещами. Выйдя, она наблюдала картину маслом: высокая музыкантша вцепилась в её мужа, пытаясь поцеловать. При этом что-то говорила о любви, о невозможности жить без него, о жизни и смерти и т.д. и т.п. Если бы не почти четыре бокала шампанского, этого бы не случилось никогда. А так… Маша подошла, постучала кулачком девице по голове.
– Вам помочь, мадемуазель? Сейчас, я только стульчик подставлю. – И влепила ей со всего маху звонкую оплеуху. – Помогло? Или ещё?
Пашка схватил Машку, потащил к выходу, дети уже были в машине. Она пыталась вырваться, молотила руками направо и налево. Кое-как запихав её в машину, он увидел несущуюся прямо на него баскетболистку от музык и поймал её руку в сантиметре от лица жены, которая вылезла из машины, видимо, защищать его. Это был бы такой апперкот… Мама не горюй. Охранники оттащили женщину в голубом, Павел приказал Кристине держать мать, сел за руль и был таков. Всю дорогу они молчали. Младшие дети, толком, ничего не поняли, и слава богу. Но старшая… Отец видел в зеркале её круглые глаза, требующие разъяснений. И ведь придётся что-то говорить. Ну Машка, боевичка. Наверняка, уже и главному донесли. Но это его меньше всего волнует. Занимало другое. Что это было? Ревность? Просто алкоголь в голову ударил? Или, всё- таки, он ей не безразличен, как она хочет это представить. Да, не ожидал от мягкой и нежной Машуньки такой прыти. Вон сидит, пыхтит, молнии метает. Прям гиена огненная.
Дома, после отъезда мастеров, всё валялось и пахло новосельем. Неуютно, сыро, прохладно. Детей отправили наверх, там всё было в лучшем виде. Все разборки и объяснения оставили на завтра. Пашка затопил камин, подкрутил отопление, кое-как застелил диван. А Маша, скрутившись калачиком, заснула на диванчике в кухне. Неумытая, не раздетая, без подушки и одеяла. Пашка присел перед ней, поправил волосы, провёл рукой по лицу, по раненой щеке, по губам. Посидел немного, решительно встал и перенёс её на диван перед камином. Она обняла его за шею и никак не отпускала. Как только он пытался высвободиться, она шептала “Паша” и притягивала его ещё сильнее. Проснулась? Нет, спала. Тогда он стал её потихонечку раздевать. Ну не спать же в брюках и пиджачке. Машка даже не пошевелилась. Похоже, что главным для неё было именно не выпустить его из своих рук. Он так и улёгся, прижав свою захмелевшую девочку к своей груди. Конечно, можно было и попробовать чего-то большего. Но как-то нечестно. Пашка успокоился, ещё сильнее обнял жену, поцеловал и заснул.
Проснулись поздно. Дети ещё не вставали. Машка застонала, в голове пульсировала боль. Она отодвинулась, ничего не соображая и толком не помня вчерашнюю ночь. Спать в нижнем белье – не лучший способ отдыха для тела. Особенно в верхней части. Почему она не разделась? А, вспомнила, она напилась, вела себя по-скотски, подвела Павла. Господи, она ещё и дралась. Машка натянула на себя одеяло. Как стыдно. Там ведь были люди. И видели… Надо в душ. Но как добраться? Голова не отрывалась от подушки, глаза б не видели эту идиотку.
Паша стянул с неё одеяло. Она закрыла лицо руками в мелких синячках после одностороннего боксёрского поединка.
– Что, башка болит? Скажи спасибо, что дома болит, а не в кутузке, разбойница, – ему импонировало заступничество за него в таком виде – Водички?
Он легко встал, на одной ноге доскакал до кухни, а на другой оттуда, со стаканом. Продемонстрировал перед женой свою великолепную форму. Вот гад, ещё издевается. И на двух ногах ушёл в душ. А Машка даже на четвереньках была не в состоянии это сделать. Она, наконец, расстегнула бюстгальтер, стало полегче дышать. Села, выпила воды и улетела. Разбавила… Пашка застал её полураздетой, она опять спала. А у него снимало крышу от вида её груди, животика, тоненьких пальчиков, прикрывающих опухшую щеку. И губы, такие притягательные, желанные так и манили забыться поцелуем, ощутить прикосновение двух душ…
Проснулись дети, и тут же открыла глаза их мать. Не хватало ещё опозориться перед ними. Но голова не слушалась совершенно.
– Паша, – позвала она – Как бы мне добраться до душа? И переодеться.
Он подошёл, вытащил её из постели и понёс в спальню, там была их личная ванная. Прикосновение обнажённой груди с набухшими сосочками к Пашкиным скорпионам у них обоих вызвало сильнейшее сексуальное влечение, неистовое желание, магнитом притягивающее их тела. Он поставил свою красоту в душ, залез сам, включил воду. И стал целовать, сначала нежно, только по краешкам губ, потом всё сильнее и сильнее, и, когда понял, что Маша не против, увлёк её в сумасшедший мир страсти и наслаждения.
И голова прошла, и думать ни о чём не хотелось, а только целоваться и миловаться. Каждое касание, каждое прикосновение вызывало сладостное напряжение. Так хотелось тепла и нежности. И Машка совсем сдалась на милость победителя.
– Ты простила меня, Машенька? Простила? – глаза Пашки сияли – Скажи, простила?
– Я люблю тебя, ты мой единственный мужчина – она заглядывала в его глаза, на самое их донышко – Не торопи меня, вернуть веру не так просто… Лучше целуй…
Завтракали, почти обедали, весело. Даже Кристина не требовала никаких объяснений, заметив, как мама с папой смотрят друг на друга. Она уже большая девочка, у самой появилась симпатия. Они уже ходили и в кино, и в кафе, и на футбол. Ха-ха. Девушке понравилось, столько эмоций, глаза у фанатов горят, весь стадион в движении. Было довольно прохладно, и Макс прижимал её к себе поближе и грел руки своим дыханием. А Кристофер, так он её называл, балдела от такого внимания и заботы.
– Родненькие наши детки! У нас с мамой есть сообщение для вас – Маша вытаращила глаза и застыла – Мы уезжаем отдыхать на недельку, ещё, пока, не выбрали куда. Давайте вместе с вами и подумаем.
Эти семь дней пролетели синей птицей над ними. Пашка, буквально, носил свою Машку на руках. Сколько слов любви она выслушала, сколько нежности и ласки получила, сколько развлечений и маленьких радостей он устраивал каждый день… А она, как губка, впитывала всё в себя, постепенно отпуская душевное напряжение, и с каждым днём её сердце всё больше и больше стучало в унисон с его сердцем. Возвращались счастливые и уверенные в завтрашнем дне.
Дома всё было в порядке. На первый взгляд. Кристина с Даником разбирали подарки, а Вероничка должна была вернуться из музыкальной школы. Оказывается, девочка вызвалась позаниматься дополнительно с …Натальей Игоревной. Вернее, та ей предложила и ездила в их посёлок. А потом приводила ученицу сама. И пила чай с ними, рассказывала бабушке, которая жила с внуками на период отъезда родителей, об успехах её внучки. А один раз даже ночевала. Хотела в спальне, но бабуля не разрешила. И она улеглась в холле на диване. Всё это рассказывала Кристина, почему-то, не смотря им в глаза. А бабушка очень быстро смылась, срочные дела.
– Кристина, что случилось? Ты не договариваешь, я же вижу.
И тут их великовозрастная дочь разрыдалась. Её трясло, зуб на зуб не попадал. Она всё время повторяла: “Мамочка, мамочка, не уходи”. Да что такое?
И Павел, и Маша подскочили к ней, обняли, стали целовать, говорить, как они её любят, какая она у них хорошая, самая лучшая.
– Что ты себе напридумывала, Кристиночка? – Павел был очень расстроен, никогда его дочь, не берём детство, так не плакала. – Всё хорошо, мы дома. У нас с мамой грандиозные планы, мы столько всего интересного придумали.
– С Натальей Игоревной, да, папа? – девушка кое-как выдавила из себя три слова.
– С какой Игоревной? Ты о чём? – Он с тревогой посмотрел в сторону Маши, у неё в глазах стали появляться льдинки. – Доча, при чём тут она?
И тут Кристину прорвало. Она орала на отца, просила, чтобы он уходил, а мамочку они никуда не отпустят. И что никакие братья и сёстры от другой тётки им не нужны. И что, поняв, что с Кристиной и Даником не получилось навести мосты, эта стерва взялась за Веронику. Она её водит по магазинам, покупает одежду, всякие тетрадочки и ручки, а вечером препирается с тортами, вон полный холодильник.
– А сейчас она где? Вероника не знает, что мы должны приехать сегодня?
– Всё она знает. Уже час, как закончились занятия.
– Павел, в машину! – Скомандовала Машка, напяливая на ходу куртку.
В музыкалке никого не было. Час, как ушли. Господи, куда?
– Боже, куда бежать? – Маша понимала, что сейчас не до разборок, но злоба и ненависть поднимались из глубины её души. Ледяным голосом продолжила – Думай, ты её хорошо знаешь, её любимые места, магазины, ресторанчики.
– Ничего я не знаю. Её образ жизни мне не знаком. На фиг?
– Ну да, действительно, что это я. Главное постель и секас-косекас. Извини, не подумала. Но телефон хотя бы есть?
Они потихоньку продвигались в сторону города. Павел позвонил на фирму, потом парню, с которым музыкальная ведьма была на корпоративе, наконец, набрал её. Долго никто не брал.
– Пашенька, привет, дорогой. Не волнуйся, мы скоро будем. Да, Вероничка? Соскучился? Всё, бежим. Мог бы, конечно, приехать за нами. Ну уж ладно, ты же с дороги – и отключилась.
– Я убью её. А потом тебя. Нет, зачем, сидеть придётся. Ты прикончишь свою любимую. Что, жалко? Ну тогда заберёшь её уже в свой дурдом, и вы оставите нас в покое. – Это было меньшее из того, что ей хотелось вывалить Пашке на голову.
– Маша, перестань. Ты же понимаешь, что она на это и рассчитывает. Сейчас, главное, забрать дочку. Я даже разбираться не буду, просто выброшу её из нашей жизни. Я знаю, как – он говорил твёрдо и спокойно.
Показался автобус. Они повернули за ним. Маша выскочила почти на ходу, схватила Веронику, сопровождающее её лицо даже сообразить ничего не успело.
Приехав домой, мама Маша порасспрашивала немного, пока дочка разбирала подарки. И поняла одно – учительница с ученицей чудесно проводили время. Эта звезда вдувала в уши их дочери, что, вот мол, твои родители какие: сами отдыхают, развлекаются, а их дочка должна сидеть дома в обществе скучной бабушки. Машка начинала закипать. В дверь позвонили. На пороге стояла Наталья Игоревна.
– Ой, вы к нам чай пить? – подскочила к ней девочка.
– И не только чай. Я буду здесь жить. Ты же знаешь, у тебя скоро будет братик или сестрёнка. Мы теперь семья. А семья живёт под одной крышей. Здорово?
– Нет, не здорово! Здесь живёт наша мама, это её дом. А вы свой ещё попробуйте заслужить. – Голос Кристины звенел на самой высокой ноте. Он, как будто, отскакивал от стен и пересекался с эхом. – Мы вас не приглашали. Если вам нужно поставить в известность отца будущего ребёнка, делайте это вне нашего дома. Будьте любезны, оставьте помещение, иначе я обращусь в правоохранительные органы.
В воздухе повисла тяжёлая тишина. Маша подошла к музыкантше, та была на голову выше и раза в два больше. Если что, справилась бы с ней на раз-два. Но взгляд матери троих детей пробрал до костей. Музыкантша поняла, что эта женщина именно сейчас способна на любые недружественные действия, убьёт и не поморщится. Ещё и Павел у неё за спиной, как скала. Глаза ледяные, кулаки сжаты до белых костяшек. Она попятилась к двери.
– Я ещё вернусь, вы от меня так просто не отделаетесь. – Хлопнула дверь.
А как уже было прекрасно и удивительно. Сколько планов, сколько надежд на лучшее будущее. Маша доплелась до дивана, плюхнулась, застыла. Пашка сел перед ней. Его тоже потряхивало, неужели это правда?
– Маша, давай с этим переспим, утро вечера мудренее. Врёт она всё. Прошу тебя, не впускай в нашу жизнь эту паскудную историю. Мы с тобой вдвоём, мы всё сможем пережить. Родная моя, успокойся. Я буду всегда рядом, не дам вас в обиду никому и никогда.
У него за спиной стояли дети. Он повернулся. Кристина смотрела на него ненавидящим взглядом, подсела к матери, обняла. Двое других повисли на нём и заревели. Ну не совсем же дети неразумные, что-то поняли, расстроились.
– Так, друзья – отмерла мама Маша – Пошла она к чёрту (так и сказала). У нас сегодня турецкий ужин. Давай, папа, командуй. Я, пока, быстренько в душ, потом ты.
Бабушка с внучкой перед приездом родителей привели в порядок спальню. Чисто, вкусно пахнет, свежайшая постель, приглушённый свет. Маша после общения с детьми, восточного ужина, приготовленного её мужем, разговора с Кристиной немного успокоилась. Нельзя дать этой стерве поломать то, что они с таким трудом наладили. Даже, если ребёнок будет. В конце концов, ту страницу их жизни они уже почти стёрли. Начинать сначала? Зачем? Кристина и так вся на измене, как сейчас говорят молодые. Вот её им надо успокоить, о ней думать, девочке скоро девятнадцать, совсем взрослая. Очень не хотелось бы, чтобы разочарование отцом вошло в её жизнь навсегда. Но об этом Маша будет думать завтра. Сегодня нет сил. Она растянулась на удобной кровати, на красивой постели. Хорошо… Пришёл Павел, свалился рядом, зацепил её руку, положил себе на сердце. Тук-тук, тук-тук. Машка повернулась, уткнулась носом в любимого скорпиона, обняла его и засопела. Нет, не будет она отталкивать своего любимого, единственного, такого замечательного мужа. Она умеет прощать…
Как Павлу удалось вывести из игры эту стерву, Маша даже не интересовалась. Знала только, что ребёнок появился, но не её мужа. Эта парочка, музыкантша и её молодой ухажёр (он, кстати так и не женился на ней) решили стрясти с Павла кругленькую сумму отступных, выдав своего ребёнка за его. Не получилось. Дураков нет. Всё элементарно проверяется. А вот у неё почти в сорок лет случилась беременность, четвёртая. И именно Павел уговорил её рожать. Но что им мешает? У него налаженный бизнес, у неё – любимая работа, не требующая постоянного присутствия, дети выросли, есть няньки в доме. Всё же отлично. Так и появилась ещё одна девочка, Леночка, ставшая подружкой для Маши на всю оставшуюся жизнь. Правда, пришлось и в больнице полежать, и очень-очень поберечься, и пройти полное обследование. Немного запустился дом, дети без материнского присмотра, да и муж брошен. А этот брошенный всегда был рядом, взял на себя все её обязанности, радовался каждому дню, приближающему его к появлению четвёртого чуда в их доме. А ещё через год они выдали замуж Кристину, которая подарила им внучку, а следом и внука. Жили все вместе. Весело, шумно, полной грудью хлебали кислород. Макс, муж Кристи, оказался хорошим специалистом, знатоком компьютеров. И вскоре он уже работал на фирме тестя, его хвалили. А старшая дочь не бросила учёбу, мама Маша помогала, как могла, взяв на себя детвору, мал мала меньше. У молодой семьи была своя квартира, но оставшись на некоторое время, они решили, что жить с родителями будет лучше.
Павлу приходилось много ездить, работа за Уралом отнимала почти всё его время. Обсуждался даже вопрос переезда туда на некоторое время. Но наличие троих маленьких детей, ответственность за которых целиком и полностью лежала на Маше. не позволяло это сделать. А зря… У Павла появилась молодая любовница, уральская розовощёкая пухленькая молодуха. О её наличии его жена не узнает никогда, он сразу отмёл всяческие притязания на него. Довёл до сведения толстушки, что никогда не бросит семью, что семья – это святое, а жена – самая любимая женщина в его жизни. Ну спасибо и на этом…
Пятидесятилетие Павел Александрович отмечал уже дома. Он вошёл в состав директоров, ездить теперь ему надо было только с проверками и для встреч с заказчиками. Причём, он сам уговорил Машу сопровождать его везде и всегда. Дети ходили в школу и в садик, Кристина работала, Макс стал настоящим хозяином, взяв на себя заботу о доме. Машу отпускали спокойно. Вероничка, студентка консерватории, и Данила были на подхвате. А они с Павлом объездили много городов, позволяя себе и некоторые вольности, например, небольшие круизы, конные путешествия и даже полёты на воздушном шаре. Занимались собой. Поэтому и пропустили перемену в жизни своей средней дочери.
Вероничка была необыкновенно хороша. Среднего роста, светловолосая, с папиными оливковыми глазами и пухлыми губками, она так лучезарно улыбалась, показывая ровненькие белые зубки, что всем вокруг становилось тепло на душе. Гибкая, с высокой грудью и тонкой талией, всегда на каблучках, лёгкая и воздушная, девушка привлекала к себе внимание везде и всегда. Она знала себе цену, но не кичилась этим, ровно и спокойно общаясь со всеми. Когда Вероника объявила, что будет продолжать изучать музыку, никто не удивился. Эта девочка уже родилась под звездой Эвтерпы, с пяти лет в музыкальной школе, потом частным образом, и, наконец, в консерватории. Но когда после второго курса она объявила, что идёт в поход со своими однокурсниками изучать приёмы выживаемости, удивились все. Студенты-музыканты носились со своими ручками, как с хрустальными вазами. Специальные упражнения, крема, никаких ссадин и синяков, а подъём тяжестей вообще за гранью. И вдруг, вылазка в природу со всеми вытекающими последствиями. Причём, пол курса, как минимум. Мама Маша проконсультировалась в деканате, узнала о составе группы, маршруте и отпустила дочь с богом. Оказалось, что у одной девочки брат служит в МЧС, и на время своего отпуска согласился показать студентам по чём фунт лиха. Двое его друзей, тоже из этого же ведомства, возжелали принять участие в этой затее. Ещё бы, десять красавиц-девчонок, тонких, изящных, богемных, кого хочешь увлекут за собой… Не считая ещё и пятерых парней-гитаристов. Компания собралась надёжная, верная и дружелюбная. В начале июля они отправились в горы Кавказа, рассчитывая на пару недель. Погода стояла шикарная, настроение приподнятое, шутки, смех и глаза Игоря, не сводившего с Веронички взгляд с первой минуты их знакомства. Здоровый парень, экипированный по самые гланды, был похож на наёмника, как и его друзья. Они и консерваторских парней одели в камуфляж, самую удобную одежду для таких случаев. С девочками не получилось, поэтому пришлось согласиться на ряд уступок при наличии обязательной одежды: спортивных костюмов, высоких кроссовок, курток и бейсболок. Но это уже в лесу. А пока они добирались, женская одежда изобиловала буйством красок и разнообразием, кто во что горазд. Вероничка предпочла джинсы, майки и стильную безрукавочку. Очень скромно. Она не взяла никаких юбок и платьев, а зачем? Только пару купальников, на всякий случай. Пока ехали, проходили инструктаж. Из разделили на три группы. У Игоря оказалась она, ещё три девочки и один парень, Николай. В других – по три девочки и два мальчика. Этот Коля сам напросился, он волочился за Вероникой уже два года. Она ему сто раз объясняла, что будет с ним только дружить. Но он всё надеялся. В их шестёрке, разбитой по парам, он тут же зарезервировал именно её. И таскался за ней надо-не надо. Правда, оказался сообразительным и рукастым, все задания они выполняли первыми и очень качественно. Игорь их хвалил, всё время улыбаясь Веронике. Какой славный спасатель… Сильный без меры, ловкий, надёжный, всё умеющий и делающий на раз-два-три. Юморной, весёлый, с шутками-прибаутками и советами на все случаи жизни, он привлекал всеобщее девичье внимание. Особенно, когда они останавливались, чтобы искупаться или просто позагорать. Игорь и его друзья являли себя народу во всей красе: мускулистые тела, сильные ноги, крепкие руки, бычьи шеи. Эталон мужской фигуры… Музыкальные мальчишки против них были птенчиками. И девчонки млели от вида настоящего, мужского. А уж Игорь, с чистыми серыми глазами в пушистых ресницах, яркими губами (девкам делать нечего) на жёстком, почти квадратном лице, загоревший до черноты, просто притягивал девичьи взоры. И Вероникин тоже. Он ей очень нравился, она украдкой посматривала в его сторону вот уже почти неделю. Им предстояло переночевать в лесной сторожке, помыться в озере, привести себя в порядок. Впереди самая сложная часть пути: сначала лес, потом небольшой спуск и выход к морю.
Добравшись до деревянного старого дома, девчонки повалились кто куда. Ну хоть чуть-чуть ноги протянуть. Пока отдыхали, получали инструктаж. Куда можно ходить, и то, только по двое, а куда, вообще, нельзя. На озеро только в группе.
Вероничке так захотелось в воду, она любила поплавать, но хлорная вода бассейнов ей не подходила. Выйдя на воздух, потянулась, вдохнула чистый кислород. Говорят, что в таких сосновых рощах можно делать операции без дезинфекции, настолько воздух обеззаражен. Сзади неслышно подошёл Николай и ткнул её пальцем в подмышку. Вероника сложилась пополам.
– Ты что, обалдел? Что за нежности? – не выдержала такого обращения девушка. – Сколько можно говорить, ты достал уже, оставь меня в покое. Хотя бы на отдыхе.
И стала спускаться к озеру, забыв про все рекомендации.
– Вероника Павловна, куда это вы?
От громкого, прозвучавшего с эхом, вопроса она вздрогнула, нога поехала, и Вероничка кубарем слетела с горы до самой воды. Почти сразу же около неё оказался Игорь. Зачем было так орать там, наверху? Он быстро поднял её, посадил, стал осматривать. Ещё в избушке она уже успела переодеться в шорты и маленькую маечку. Ноги и руки поцарапаны, коленки содраны, морда вся в песке. Ну вот, искупнулась…
– Было же сказано, на озеро – группами. Это тебя так твой ухажёр расстроил, что ты рванула от него без задних ног? Купаться-то будешь? Иди уже, я сейчас аптечку принесу.
Вероника потихоньку разделась до купальника, ранки саднило. Да ещё и Колька припёрся, еле-еле преодолев спуск. Охал, ахал, залез с ней в воду, руку подставлял, пытался поддержать за талию, получил в лоб. Поплыла, он рядом, не расслабиться, не насладиться чистой водой, голубым небом, высокими соснами. Везде он.
– Если ты сейчас же не отвалишь от меня, я за себя не ручаюсь – уже не на шутку рассердилась девушка – Тебе что, места мало? Отплывай от меня, спасатель…
Она легла на спину, озеро было немного солёное, вода раздражала ранки. Надо потерпеть, потом будет легче. Рядом проплыло что-то большое, перепугало, и она рванула к берегу, солнце лупило прямо в лицо. Выскочила на берег и поняла, что это Игорь. Он тоже выходил.
– Садись уже, трусиха, – хихикал он. – Замажем, загрунтуем, кое-где зашьём. И будешь, как новенькая.
– Ты так быстро передвигаешься, я за тобой не успеваю. Даже предположить не могла, что это ты уже в воде – оправдывалась “раненая” – А зашивать больно? Нет, ну если надо, я потерплю.
Игорь покатился со смеху. Эта девчонка – нечто. За ней так интересно наблюдать. Она – какая-то особенная: все указания выполняет чётко, старается сделать сама, разобраться до конца. Тяготы переходов, жара, ночёвки с комарами, невкусная еда даются ей очень тяжело, это видно. Но скажи ей об этом, уроет и ни за что не согласится признать очевидное. Вот характер. А с другой стороны – хрупкая, совсем не сильная физически, наивная и такая хорошенькая. Он был готов смотреть на неё часами, днями, годами. Эта пианистка всё больше и больше проникала в его сердце, он это окончательно понял ещё вчера, когда сваренная каша была отдана ему, как мужчине, которому надо много есть. Стало так жалко её, что он не выдержал. Улучил момент и сунул ей неположенную по расписанию шоколадку. А она так посмотрела на него, с такой благодарностью, что у него заныло в груди и сжалось сердце…
– Вероничка, солнце моё, совсем шуток не понимаешь? Сильных порезов нет, заживёт быстро. Вот только нога меня волнует. Видишь, опухает? Давай ещё немного поплаваем в холодной водичке, ей это будет полезно. – Он разговаривал с ней, как с ребёнком.
А ей девятнадцать лет. А ему двадцать три. То же мне, папаша нашёлся.
– Ты, конечно, профи, я даже не претендую и на сотую часть того, что ты знаешь и умеешь. Но я уж как-нибудь сама решу, что моей ноге полезно, – она явно обозлилась на него, ещё и Колька замаячил за его спиной.
Резко поднялась и вскрикнула от боли, не ожидала такого. А в воде совсем не было болевых ощущений. Игорь поднял её и понёс в озеро. Молча. Занёс подальше, отпустил. Молча. Стоял, наблюдал. Молча.Ну вот что ему делать? Он сейчас ощутил такую радость от простого прикосновения к ней, внутри зажглось желание не выпускать её из своих рук никогда. Усилием воли он освободился от приятного груза, всё ещё ощущая на руках тепло её тела. Как пёрышко…
На гору пришлось тащить пианистку на себе. Какое счастье! Сзади с аптечкой пыхтел Николай. Основная масса народа выдвигалась в сторону озера. Все охали, жалели Вероничку. А ей было так хорошо, надёжно, век бы висела так на спине у этого мужественного человека. От него пахло соснами, озёрной водой и чем-то ещё, наверное, им самим…
Сначала в импровизированный душ, потом в дом, усадил за стол. Спасатель принёс “Спасатель”, универсальный крем на все случаи жизни. Уложил Вероничку, замазал, наложил эластичный бинт. Накрыл своей курткой, посоветовал поспать. И ушёл. Она всё это время улыбалась, как-то глупо, словно извиняясь за причинённые неудобства. Так и заснула, вдыхая волнующий запах его куртки…
На вечер назначили “ночные учения”. Раздали задания, объяснили план действий, Веронику не взяли. Она расстроилась, нога почти не болела, но быть обузой не хотелось. Пришлось смириться, в лесной сторожке она осталась одна. Но всё время слышала голоса, компания была неподалёку. Уже стемнело, электричества не было, в доме ничего не видно. Девушка вышла на улицу. Звёзды, луна, лёгкий ласковый ветерок, хвойные запахи… Романтик… Сбоку что-то зашуршало, нарисовался Колька. Ему в пару поставили Аллу, самую разбитную из девочек. Она была постарше, прошла и Крым, и рым, и медные трубы. С первого дня взяла под свой “обстрел” трёх друзей, представителей службы спасения, постоянно обращаясь к ним за помощью. Может повезёт, и кто-нибудь спасёт и её, жаждущую любви, душу? Особенно доставалось Игорю. Он и таскал её, якобы сильно растёршую пятки, и помогал справляться с заданиями, в которых она, ну, никак, не могла ничего понять. Один раз даже помог переодеться в лесу за ёлочками после вылитого на Аллу ей же самой горячего чая. А потом лечил, якобы ожоги, получая по лицу алкиной грудью, вот так ей было больно… Только что в штаны ещё не смогла залезть. А может и смогла. От этой мысли у Вероники спёрло дыхание. Вполне возможно, он же здоровый мужик, красавчик, баб навидался, по всему видать, немало. Так что… В этот момент Колька сильно обнял её сзади, стал целовать в шею, кусать ушки, лапать грудь. От неожиданности Вероничка забыла всё, чему их учили уже здесь, возможности обороняться, самообороне и приёмчикам. Вырваться не получалось никак. Ну что, орать? Позориться? Она изловчилась и сильно ударила головой в лицо, прямо в нос, наклонившегося к ней Кольку. Выскользнула и помчалась на звук голосов. Ей так казалось. Но с такой ногой далеко не убежишь, и девушка спряталась в маленький овражек, надеясь, что горе-ухажёр проскочит мимо. И он промчался в метре от неё. Немного расслабившись, Вероничка поняла, что с ногой совсем худо. Видимо, она опять подвернулась. И голосов не слышно, и этот гад где-то рядом. Что делать? Становилось прохладно. Как бы помогла ей сейчас куртка Игоря, оставленная в доме. Да и сам Игорь был ей очень нужен. Прям, хоть плачь. Ну уж, фигушки. Девушка выломала ветку, затаилась, никого и ничего. Попыталась встать, опираясь на самодельную трость. Больно, но идти можно. Куда? Она даже не сориентировалась, в какую сторону побежала. В любом случае, двигаться надо назад. А это куда, назад? Лес уже не казался тихим и безмолвным, шорохи, странные звуки, шелест листьев, голоса ночных птиц немного пугали. Вероника собрала себя в кучу и стала вспоминать, какие звёзды были над ней, когда она вышла из сторожки, и с какой стороны. Вроде, сориентировалась и пошла, если можно так сказать. Кромешная тьма, нехоженый лес, больная нога… Она часто останавливалась, прислушивалась, надеясь услышать голоса людей. Но ведь должны же они её искать? Или у них до сих пор идёт ночная учёба? Прошло часа два, ничего не изменилось. Неужели она неправильно идёт? Ведь не так далеко удалось убежать. Единственный выход – залезть на дерево и рассмотреть отсветы костра, который в лагере разводят ночью всегда. Другого способа готовить пищу у них не было. Но как? Вероника попыталась, ничего не вышло. Стволы совсем без веток, а карабкаться не даёт нога. А тут ещё, как назло, она вспомнила, что в этих лесах водятся кабаны и какие-то козлы. А может и ещё кто? Страх погнал на дерево, большую лохматую ёлку. Колючки впивались, руки совсем ободрались, нога просто висела, когда Вероника увидела, наконец, отблески, похоже, фонариков. Далеко, но движущихся в её сторону. Оставалось только орать. Что она и сделала. Снимал её с дерева, конечно же он, Игорь. Ругался на чём свет стоит, грозился отправить домой, обзывал “дрянной девчонкой“ и камикадзе… А она, уткнувшись носом в такое надёжное плечо, просто балдела от звука его голоса, от возможности прижаться к нему, даже от еле слышного запаха мужского пота и парфюма… И вдруг Игорь сел, аккуратно пристроив её у себя на коленях. Взял обеими руками лицо девушки, заглянул в глаза.
– Как ты напугала нас, Вероничка – совсем уже другим голосом сказал он – Чего тебя понесло в лес, да ещё и с больной ногой? Чего ты там забыла? Нас искала?
Игорь гладил её по голове, прижимал к себе, постоянно заглядывая в девичьи глаза. А Вероника их всё время закрывала, эти свои глаза. Балдёж продолжался. Вот он, здесь, сильные руки держат крепко, глаза такие тревожные, его сердце стучит совсем рядом с её сердечком. Но вот ответить было нечего. Как объяснить?
– Я не думала, что так быстро станет темно. Просто заблудилась. Но всё же хорошо, давай разбор полётов оставим на завтра. А сейчас просто посидим, так здорово здесь. Если ты, конечно, не устал.
В доме все уже спали, когда они добрались до лагеря. Спать он её уложил рядом с собой, к стенке. И всю ночь ощущал рядом тепло и её прикосновения: то спиной к спине прирастёт, то грудью уткнётся, то подвалится под бочок. А утром он проснулся, ощутив на своём плече её тонкие музыкальные пальчики, порезанные и поколотые. Как же играть такими? Игорь взял тоненькую ручку и стал целовать их, эти пальчики, нежность накрывала его до самого укромного уголка души…
Вероничке приходилось нелегко идти со всеми в ногу. Отставать нельзя было никак. И она всё сильнее и сильнее заматывала щиколотку бинтом. На одном из бивуаков кто-то заметил посиневшую ногу девушки. И опять Игорь ругал её, называл бестолковой, метал в неё гром и молнии. В этот раз Алка даже не стала скрывать своей антипатии к Веронике. Она уже поняла, что между этими двумя что-то происходит. Науськала Кольку заполучить Веронику ни мытьём, так катаньем. Что это, мол, такое. Ты за ней два года ходишь, а этот пришёл, увидел, победил. Возьми её, да и всё. И пусть все узнают, что она – твоя. Но, получилось, наоборот. Игорь протаскал Веронику пол ночи на руках, да ещё и спать с собой уложил. Нет, она сделает всё, чтобы отвернуть красавчика из Плэйбоя от этой маменькиной дочки.
– Послушайте, но это чёрт знает что такое. Мы сюда приехали спасать Веронику? Или научиться спасаться самим? Отправьте её домой, пусть там лечится. Что делать, если так получилось. Тем более, что она сама виновата. – Начала наступление Алка. – Надо проголосовать, кто за?
Все молчали и смотрели на своих инструкторов.
– Я за – проголосовал Колька.
– А я нет! – Голос сестры Игоря прозвенел в полной тишине. – Вероничка не задержала нас ни разу, в отличие от тебя, Алла. Ты несколько раз останавливала продвижение. И потом, русские своих не бросают, тем более раненых. И надо ещё разобраться, почему она оказалась в лесу ночью, когда, вдруг, так неожиданно пропал Колька. И что это за синяки у Веронички на шее. Она их прячет, но я видела. Что, Коленька, не получается завоевать нашу боевую подругу? Я категорически против такой постановки вопроса. Пусть они сами уходят.
Все загомонили, Алка стала красной, как рак, Колька ретировался подальше от всеобщего собрания. Игорь пристально посмотрел на Веронику, потом нашёл Кольку и, повёл его в лес.
– Наши друзья, Николай и Алла, покидают нас. Я уже организовал транспорт, который их заберёт, – объявил он. – Всем отдыхать. Пристроим парочку, пойдём дальше.
Веронике было очень неприятно, что из-за неё получился такой сыр-бор. Она сидела на пригорке, подставив ноги солнышку. Ведь им ещё столько учиться вместе, одна противная Алка чего стоит. Эта не успокоится, будет мстить. Почему-то девушка была уверена в этом. А Колька – пустое место, но он ведомый и его могут “пустить не в нужном русле”. Вероника повернулась, она почувствовала чей-то взгляд на своей спине. Так бывает. И точно, Алла буравила её ненавидящими глазами и показала неприличный жест. К ней подошёл один из спасателей, попросил попрощаться со всеми, и увёл парочку вниз по склону. Алла всё время поворачивалась и чего-то там показывала, а Колька плёлся, опустив голову. Что им сказал Игорь? Ведь они даже не стали оправдываться, а собрались и уехали. Этого так никто и не узнал. Но вот то, что Алла надоумила Кольку на такой пакостный поступок с Вероникой, узнали все. Сестра Игоря рассказала, чтобы уже поставить все точки над и.
Группа музыкальных туристов в этот день осталась на месте, отложив продолжение похода на утро. Все разнервничались, девочки подсаживались к Вероничке одна за другой, парни кучкой обсуждали Кольку. Но когда вернувшийся инструктор притащил килограмм десять баранины, курдюк красного вина и кучу зелени, настроение резко поползло вверх. Уже через пару часов наевшиеся до отвала музыканты расползлись по кустам и весям. Кто-то пел под гитару, кто-то танцевал под неё же, кто-то настаивал на том, что “Могучая кучка” не была такой уж могучей, а кое-кто и целовался, спрятавшись за непролазными кустами. Около костра остались Вероничка и сестра Игоря, Аня. Они не особенно дружили, но были в добрых приятельских отношениях. У Вероники в консерватории не было подруг. Так получилось. Самым близким другом, с детства, являлась старшая сестра Кристина. И одноклассница, Наташка Орлова, с которой они ещё и жили на одной улице. Она училась на историка, с уклоном в журналистику и часто посещала консерваторию, интервьюируя всех подряд, и учеников, и студентов, и преподавателей. На всех мероприятиях их учебных заведений они были вместе. Но, а кино, кафе, потанцуем, это уж само собой. Со всеми остальными Вероника общалась по интересам. И с Аней тоже. У них пересекались темы по истории музыки, и им часто приходилось просиживать в библиотеке, подкармливая друг друга кофе и бутербродами.
– Вероника, ты чего не ешь? – девушка держала кусок мяса в одной руке и кружку с вином в другой – Не расстраивайся сильно по пустякам. Эта Алка просто завидует тебе. Она на пять лет старше нас, еле поступила с четвёртого раза, побывав замужем за нашим профессором. Да, ты не знала? Да, да. И с учёбой ничего не получается. Тут даже господь бог не поможет, если нет таланта и трудолюбия. Не мне тебе прописные истины глаголить. Просто держись от неё подальше. Мы очень надеемся, что её переведут на музыковедческий. Наш декан очень настаивает. А про Кольку даже говорить ничего не буду, опозорился перед всеми, слабак. Ну ешь, пока не остыло, баранина только горячая вкусная. И вино классное, красное сухое. Вероничка, ты чего?
А Вероничка не то, что есть, говорить не могла, дышать полной грудью, соображать, и то перестала. Игорь отворачивался от неё, не разговаривал, ногу перематывал ей другой инструктор. Он её игнорировал, не замечал, развлекался с другими девчонками. Вон они хохочут в обществе всех трёх спасателей, какие-то приёмчики изучают, девки на руки к ним залезли. Ну а что, свободные, молодые мужики, вольные птицы. Почему он должен сидеть около неё, кто она ему? Он просто ответственен за них всех, выполняет свою работу. Надо взять себя в руки, поесть и идти спать. Сегодня они будут отдыхать в спальных мешках под открытым небом. Она так и сделала. Доковыляла, расстелила и улеглась под кустом с красивыми резными листьями. Заснуть сразу не удастся, Вероника это понимала. Вокруг веселье, смех, чмоки-поки… Как она хочет домой, к маме. Она бы обязательно что-нибудь придумала, чтобы отвлечь свою дочь от дурных мыслей…
Проснулась среди ночи от богатырского храпа. Ночью, в горах, отражаясь эхом, это было что-то. Но все спали, никому не мешало. Народ перемешался, спасатели захватили себе по две сразу, да и пацанам осталось по одной. Да, винцо сделало своё дело… Рядом с ней на одном мешке Игорь обнимал свою Аню, подтянув её спиной под себя и накрыв вторым мешком. Тепло им… Ей надо было дойти до своего рюкзака, что-нибудь одеть. Один из гитаристов не спал, дежурил. Он помог девушке, налил чайку, усадил около костра погреться, даже куртку свою на неё накинул. Стала согреваться. Они поговорили, он пошёл будить следующего дежурного, а Вероника поползла к своему лежбищу. На её спальном мешке устроилась Аня. Вот так да. Куда же ей теперь? Опять к костру?
– Что? Встал, место потерял? – Голос Игоря резанул воздух, Вероничка вздрогнула и покачнулась. – Не падай, иди уже сюда, на анькино место.
– Спасибо, не надо. Я около костра посижу. Мне и спать не хочется.
– Можешь не спать, конечность свою устакань, дай ей отдых, нам с утра в путь.
– Устаканить. Значит ли это, что мне надо сделать какие-то манипуляции со стаканом? Внутрь или внешним образом? И что именно должно быть в стакане? Насколько я понимаю, вино всё выжрато, сэр.
Он подскочил. Было такое чувство, что девушка сейчас получит по полной. Глаза злющие, кулаки сильно сжаты, желваки напряглись на скулах, губы закушены… Дьявол во плоти. Вероничка невольно отступила назад.
– Почему ты мне ничего не сказала про этого гада? Ты мне не доверяешь? Я для тебя пустое место? Да я за тебя… – он осёкся, увидев полные слёз глаза Вероники.
– А ты считаешь, что это было очень приятно? – Захлёбываясь слезами, проговорила девушка. – И надо было поделиться со всем миром своим счастьем? Да? Оставь меня в покое, я и так еле стою. Забирай свою Аньку с моего места и спите уже, спаситель мира сего. Спасибо вам за всё, Игорь Батькович, дальше я сама…
Он переменился в лице, глаза сузились, взгляд зафиксировался на её лице… Повернулся, перетащил своё ложе поближе к огню, перенёс Аню. Сам уселся около костра спиной к девушке, отправив дежурного спать. Этот парень помог Вероничке залезть в мешок, немного подтянул и её к костру. Он всё видел и всё слышал. Просто пожалел свою сокурсницу.
Игорь не спал, не спала и она, уставившись в его спину, полузакрыв глаза. Ей было холодно. Наверное, это шло изнутри и становилось невыносимо. В конце концов, костёр для всех, и она имеет право погреться. Вероничка кое-как выбралась, подковыляла к бревну, лежащему с другой стороны костровища, уселась, скрючившись, и уставилась на огонь. Свитер, который она накинула просто на плечи, пришлось одеть. Она засунула руки в обшлага рукавов, ноги поджала под себя и в положении нахохлившегося воробья сделала вид, что дремлет. Они молчали. У обоих внутри назревал шторм, чувства волнами набегали и менялись одно за другим. То ему становилось её жалко, то он убил бы эту дурынду… То ей хотелось прижаться к нему, обнять, поцеловать уже, то обида перекрывала все другие чувства. Игорь поглядывал на эту чудесную девушку, гибрид нежности и стойкого оловянного солдатика, и не мог отделаться от странного чувства: он знал её всю жизнь. И неважно, что она появилась наяву всего несколько дней назад…
Грохнул выстрел. Совсем недалеко. Подскочили его друзья. Один оттащил от костра Аню, другой схватил Вероничку. Огонь быстро потушили. Никто не проснулся, народ спал мертвецким сном. Только она, вытаращив глаза, наблюдала за их действиями. Игорь сел рядом, двое разошлись в разные стороны. Тишина. Она хотела что-то спросить, он прижал палец к губам, а потом и её. Крепко-крепко, грудь к груди. Ей стало намного спокойнее. И теплее. Он положил её голову к себе на плечо и стал убаюкивать, немного покачивая девушку. И она заснула, усталость взяла своё. А утром проснулась одна, просыпались и остальные. Они уходили дальше, так и не выяснив, что же это было? Ночная охота? Но почему выстрел был один? Сигнал был передан в местную МЧС, пусть разбираются. А им надо быстрее уже к морю, лесные приключения всем поднадоели.
Вероника стойко выдержала два дня перехода и две ночёвки. Три инструктора усилили контроль над студентами, обучали более конкретно и проверяли, усвоили или нет, очень серьёзно. Уроки самообороны для девушек повторялись по несколько раз на дню. Ночью они дежурили сами. Вероника несла службу вместе с Игорем. В последнюю ночь перед спуском к морю ему послышались голоса совсем недалеко. Оставив Вероничку, не разрешив ей идти с ним, он скрылся в чаще, как рысь. Прошёл час, и девушка не выдержала, зашла в кусты и пошла потихоньку вглубь, всё время оборачиваясь на костёр. Прислушалась. Тишина, только звуки леса. Идти дальше, не зная куда, не было никакого смысла. И она решила ждать в этом месте, всё время держа ухо востро. Игорь вырос перед ней, как из-под земли.
– Господи, дай мне силы. Ну сказал же, сиди, жди. Вероника, ты меня доведёшь, я пристегну тебя булавкой. Пошли уже. Я впереди, ты сзади, след вслед, – и продолжая её ругать, двинулся вперёд.
Она послушно шла за ним, но всё время оглядывалась. Ей казалось, что из чащи на неё кто-то смотрит. Это как в детстве, когда ребёнок засыпает только спиной к стене. По-другому ему страшно, он же не видит, что у него сзади. А когда поворачивалась, налетала на спину Игоря. Он оглядывался, всё в порядке. И продолжал ворчать, ругая эту несносную девчонку. Она опять изучала положение дел сзади, и опять налетала на его спину. Очередной раз Вероника попала прямо в руки остановившегося Игоря. Он понял, в чём дело. Ему стало смешно, он представил эту картину со стороны. И глядя в девичьи перепуганные глаза, не выдержал, поцеловал их, эти глазки, а потом и носик, и щёчки, и губки… Как вкусно, как сладко… Вероничка обняла его за шею, потянулась и подставила ему свои губы, не смогла дотянуться сама. Он поднял её над землёй и прилип к этой вкуснотище уже с таким упоением, с такой страстью и искренностью, какой в его жизни ещё не было. И Вероничка, всем своим женским существом проникшая в его душу, сразу отдала себя этому мужчине всю, до последней крошечки…
– Игорь, я люблю тебя. Ты разве не понял?
У него хватило сил остановиться…
– Девочка моя! Не сейчас, золотая моя, родная. Я тоже очень люблю тебя! И не хочу, чтобы ты вспоминала этот чёрный лес, эти колючие кусты и сомкнувшиеся кроны сосен. Всё должно быть красиво.
– Игорь, любимый мой, мне нужен только ты. Я не хочу ждать чего-то там, мне с тобой всё красиво. Но если ты считаешь… Ну… Я не знаю… Целовать же можно?
И он, улыбаясь наивности и совершенной неопытности этой самой лучшей девушки на свете, поймал её надутые губки и не отпускал, пока сам чуть не задохнулся от нахлынувших на них чувств…
Три дня на море, С Игорем. Какое счастье. Всей своей дружной компанией молодёжь развлекалась, как могла. За эти дни они очень сблизились, понимали друг друга с полуслова. И когда в их поле зрения не попадали эти двое, всем становилось понятно, что им хочется побыть одним. Влюблённая парочка целовалась везде, где только можно было уединиться. Даже в море заплывали подальше от всех и тонули и в морской пучине, и в своих чувствах. Любовь расцветала всё сильнее, всё красивее, всё определённее, им не жить друг без друга.
– Родная моя! Принцесса моя, солнышко моё, свет очей моих… – Он всегда немножко подтрунивал над ней, она сразу становилась такая беспомощная, вся его, Игоря, и больше никого. – Ты полюбила пожарника, а ему скоро возвращаться в свою огненную стихию. Леса горят каждый год. И этот не исключение. Знаешь, как мы сделаем? Я смотаюсь, помогу пацанам, отпрошусь у своего начальника, он у нас мужик что надо. И вернусь. И заберу тебя. У нас есть академия музыки и театра, я узнавал. Ты можешь учиться там. А сейчас мне надо познакомиться с твоей семьёй. Я хочу им кое в чём признаться. Да? – Успокаивал Игорь уже почти час ревущую Вероничку.
Но ничего этого не случилось. Почти сразу по приезду он был срочно вызван на службу, и Вероника, не успев даже заехать домой, проводила его. Осталась одна. Со своими страхами, переживаниями и дикой тоской. Она, эта тоска, выжигала её изнутри, не давала жить. Даже дышать было тяжело, даже просыпаться по утрам. Без него.
Кристина поддерживала её, узнав о накале страстей в душе своей сестрёнки. У неё самой всё сложилось классически: познакомились, понравились друг другу, целовались до утра, потом свадьба и дети. Жили хорошо, дружно. Очень любили вечера вдвоём, устраивая себе романтические ужины и ночи. Единственное, в чём можно было упрекнуть Макса, это в полном погружении в свою профессию. Он, как истинный айтишник, мог часами просиживать у компьютера, забыв обо всём на свете. Но только не о детях. Их Максим отслеживал каким-то двадцать седьмым чувством и на вопрос, видел ли он Маришку, или Олежку, или Леночку, младшую сестру Кристины, всегда отвечал утвердительно. А ещё он очень любил заниматься домом, баней, садом, чем заслужил у родителей жены несказанное уважение и признание.
Игорь позвонил, когда доехал и в тот же день вечером. Они проговорили до полуночи, он обещал, как можно быстрее закончить свои дела и вернуться к ней, своей любимой девочке. И всё. Телефон молчал уже неделю и на её звонки он не отвечал. На Веронику нельзя было смотреть без слёз. Она таяла на глазах. И Кристина начала действовать. Она нашла Анну, сестру Игоря. Та ничего не знала, они перезванивались не часто. Но обещала сообщить, если что-нибудь прояснится. Она же выяснила, что два других инструктора находятся на курсах усовершенствования и тоже не в курсе. Сестра звонила в какие-то службы, в Красноярск. Ничего. Оставался Макс и его сети. И уже там они нашли сообщение о страшной аварии с вертолётом МЧС при тушении пожара в Красноярском крае. Без подробностей. Но у компьютерщиков есть своя связь, и через несколько дней Макс рассказывал своей жене, что произошло в тайге.
– Вертолёт загорелся ещё в воздухе. Лётчик не рассчитал высоту огненного пламени и низко пролетел над пылающем лесом. И он, и спасатели не отдыхали, толком, третьи сутки. Для тушения пожара такой силы были задействованы все единицы техники и лётные средства. Почти весь личный состав “пахал в поле”. У них есть такой способ, когда огонь останавливают огнём же. Я подробности не знаю, они не разглашаются. Но на такие задания отправляют бесстрашных и опытных. В этот раз им не повезло сразу. Оказавшись в центре пожара на пылающем вертолёте, они попали в ловушку. Что лучше, сгореть в лесу или взорваться в воздухе? Решили десантироваться, а там, будь что будет. Их спас ручей. Как, что, зачем и почему, не сообщается. Известно лишь то, что все остались живы, но сильно поломаны и обожжены. Среди них и Игорь. Все они, вроде, в Москве, в госпитале. Я сейчас уточняю. Что будем делать? Говорить Веронике? Я думаю, она не простит, если скроем. А узнает, рванёт в столицу, как пить дать.
Так и получилось. Никто бы не смог её остановить. Да и уехала девушка тайно. Сначала в Москву. В столичный госпиталь её не пустили, кто она такая? И тогда, подговорив мамину подругу тётю Танечку отправиться в госпиталь на разведку, она узнала, что Игорю очень повезло с врачами. Да и вовремя привезли. Две операции были сделаны, предстояла ещё одна, месяца через три. И тогда будет ясно, восстановится лицо в первозданном виде, или придётся делать ещё и пластическую операцию. Но тогда есть вероятность потери прежнего вида. Многие через это прошли и живут себе припеваючи. И семьи имеют, и детей, и работают дальше. Что делать? Как увидеться с ним? Почему Игорь не известил её?
Танечка Русланова, ещё во времена афганской войны, работала в госпитале Бурденко медсестрой. Она очень хотела стать врачом, несколько раз поступала, но ей не удалось стать студенткой мединститута. Тогда она решила просто помогать болеющим людям, чем может. Несколько лет Танюша выдержала, но ушла для всех очень неожиданно. Она стала фармацевтом. И только через несколько лет рассказала своей подружке Машке, почему. Она так и не смогла объяснить себе, зачем? Зачем эти постоянные стоны от боли, зачем измученные страданиями глаза, зачем раскромсанные судьбы здоровых парней, зачем слёзы их матерей и любимых? За что воевали эти мальчишки, что они защищали? А гибли за что? Воины-интернационалисты. Советское воспитание, память о великой войне, о горе в каждом доме не давали ответ на этот вопрос. Ведь наш народ тогда освобождал свою родину и пол Европы, в придачу. И какими потерями!? И, главное, за что, зачем и почему ушёл в мир иной её Сашка? Ведь она так любила его, выхаживала, ночей не спала, они уже строили планы на будущее… Автоматная очередь, в спину, исподтишка, унесла жизнь его друга ещё там, в Афгане. А ему дала отсрочку всего на два года… Она так и не вышла замуж, родила, как говорят, для себя, сына, и живёт заботами о нём. А ещё мама Таня очень любит детей своей подружки Машки, вообще, всех детей. У неё вечно кто-нибудь гостит, кого-то нужно куда-то устроить, кому-то помочь, а, бывает, и пожурить. Но как помочь Веронике? Знакомых в этом госпитале у неё не осталось. Есть контакты бывших пациентов, которые благодарны ей по сей день, поздравляют с праздниками, подставляют плечо, если это нужно когда-то хрупкой, но очень стойкой женщине, выходившей их. Через одного из них они и узнали правду. Игорь не мог говорить, у него была серьёзная травма челюсти. Обгоревшее дерево, летевшее на идущих впереди него спасателей, он остановил собой. В результате сломанные руки и обожжённое лицо.
Вероника умирала, её покидали последние силы. Воображение рисовало страшные картины, сердце сжималось от жалости, душа вопила от бессилия… Как ему помочь? Тётя Таня окружила девочку заботой, ездила с ней под окна госпиталя, дальше их не пускали. Просиживала там часами, пока не кончилось терпение.
– Ну вот что, Вероника – начала она – В палате интенсивной терапии твоему Игорю лежать ещё минимум месяц. Ты собираешься проторчать это время здесь, под окнами? Дорогая моя девочка, я уверена, что как только он сможет говорить или писать, он обязательно проявится в твоей жизни. Но куда он будет посылать послания? Не сюда же? Почтовым голубем. А к тебе домой. Давай, заканчивай эти посиделки, у тебя скоро начнутся занятия, Я думаю, твоему Игорю не понравится, что ты из-за него бросила всё. Да и мама извелась вся, собирается приехать. Поезжай к себе, а я буду держать руку на пульсе здесь.
Ну не смогла мама Таня сказать этой несчастной, уставшей и растерявшейся дочечке, что за её Игорем уже ухаживает какая-то женщина. И что в такие палаты пускают только родственников или жён…
Письмо пришло через десять дней. Писала женщина, Людмила. Она сообщала, что Игорь не может сам связаться с Вероникой (она это и так знала). Поэтому, ей пришлось уведомить девушку самой об изменившемся статусе Игоря Емельянова – он стал её мужем и у них скоро будет ребёнок. Прилагалось свидетельство о браке, копия, и справка о беременности. В графе отец – Игорь… А сам он так и не проявился. И тётя Таня толком не знала, начал он говорить или нет, сведения поступали разноречивые. Вероничка не могла объяснить себе, почему сразу поверила в правдоподобность этого послания. Это объясняло всё, что ли. Ну хоть как-то. Но вот как жить теперь, почему-то не подсказало? Она ходила на занятия, много часов просиживала за фортепиано, её хвалили, стали приглашать на небольшие концерты в школы, институты и даже в филармонию. Аня переехала, так ничего и не рассказав Веронике. Она теперь жила в Красноярске, там и училась. Жизнь протекала мимо, уже два месяца ничего не радовало девушку. Только выжигающая душу боль, тем самым огнём, принёсшим столько страданий её Игорю… И она решилась.
В Красноярске было холодно. Лёгкая курточка не грела, пронизывающий ветер продувал насквозь. Но Вероника решила ещё в самолёте, что сразу пойдёт искать подразделение МЧС. Ей нужно к начальнику. Игорь говорил, что он – классный мужик. Таксист доставил девушку в лучшем виде, но сокрушался, что она легко одета. Он же и посоветовал недорогую гостиницу. Денег у Веронички осталось впритык, на билет обратно и на чай. Главное, найти Игоря. Открывая дверь в кабинет главного спасателя, она была совершенно спокойна. За столом сидел взрослый дядька, седой на пол головы, но подтянутый, с военной выправкой, ясными голубыми глазами и добрым взглядом. Выслушав её, он нахмурился.
– Девушка, милая. Я не уполномочен давать адреса своих сотрудников без их разрешения. Тем более, что Игорь сейчас находится на реабилитации за городом. Туда даже не суйтесь. Это закрытая территория, пускают только родственников и жён.
– Там концлагерь? Или секретный объект? Так обыщите меня. Даже в тюрьме дают возможность пообщаться. Мне нужно пять минут, всего пять…
– Хорошо, приходите завтра часов в девять, я что-нибудь придумаю. Вам есть, где переночевать? И оденьтесь потеплее, не лето красное.
В коридоре Веронику догнал молодой сотрудник и протянул ключи, объяснив, что она может переночевать у них в общежитии. Девушка ключ не взяла, пошла искать гостиницу. Она очень надеялась разговорить кого-нибудь из местных. Может, удастся узнать, где находится реабилитационный центр. Разговор с начальником Игоря ей не понравился. Что за тайны? Почему нельзя просто повидать человека?
А что, собственно говоря, она хочет? Приехала непонятно зачем, домогается женатого человека и надеется получить понимание. Да не на что Вероничка не надеется. Она просто хочет посмотреть в глаза своего любимого (или не своего, но, всё равно, любимого) мужчины, в глаза Игоря. Она живёт с ними, просыпается по утрам и ложится спать тоже с ними. А уж если он ей снится, это полное счастье. И избавиться от этого нет никакой возможности. Они с Кристи перебрали кучу вариантов, почему он так поступил с ней. Получается, что эта Людмила уже была у него на момент их встречи, судя по сроку беременности. Может, он просто не знал об этом? Или знал, но встретив Вероничку, влюбился и решил связать судьбу с ней. Наивные, они даже не обсуждали возможность обмана со стороны Игоря. Вероника не верила в его вероломство. Поэтому и решила расставить всё по местам. Иначе, как жить, так ничего и не поняв? Почему он сам так и не позвонил ей, так и не сообщил о своей женитьбе? Ну, хотя бы это она заслужила?
Гостиница оказалась чисто советской, со скрипучей старой кроватью и линялыми шторками на окне. Но зато горничная очень словоохотливая. И через пару минут Вероника уже знала, как добраться до медицинского центра. Это было недалеко. Выйдя на улицу, её чуть не унесло, погода портилась на глазах. Но автобус пришёл сразу, она даже нашла свободное место. Но чем ближе подъезжала, тем тревожнее становилось на душе. Что она ему скажет? Зачем приехала? Потому что любит? И что? А он любит другую. Ну и пусть, зато Вероника уже сдохнет тут, и все успокоятся.
Да, ничего себе реабилитационный центр. Психушка. Или колония для несовершеннолетних. Вокруг колючая проволока. Она сюда попала? Но объяснялось всё просто. На этой территории располагался ещё и центр психологической разгрузки. Для не совсем уравновешенных людей. Но вход был один, и её не пустили. Нужен был пропуск на территорию именно реабилитации. Ну что ж, пойдём другим путём. Она обошла по периметру всё заведение, заглядывала в окна, даже спросила у дворника, нельзя ли как-то попасть на территорию в обход проходной? Ничего не получилось. Вероника так замёрзла, что дальнейшее пребывание на улице превратило бы её в холодную статую без рук и ног. Надо возвращаться в гостиницу. И искать Аню. Другого выхода нет. Она, наверняка, знает больше, чем Вероничка.
Девушка выпила горячего чая, забралась, не раздеваясь, в кровать и попыталась согреться. Даже то, что она дышит одним воздухом этого города вместе с Игорем, доставляло ей удовольствие. Она обняла себя руками и вспомнила чёрный лес, колючие кусты и сомкнувшиеся кроны сосен…
В дверь постучали. Оказывается, она заснула. И согрелась. На пороге стояла Анна. Вероничка молча смотрела на неё. А сестра Игоря не верила своим глазам: от её подружки осталась одна тень. Господи, ну почему всё так? Так несправедливо? Ну вот чем провинилась эта девушка? Тем, что анин брат дурак? Кто ему давал право решать за себя и за неё? Если бы не клятвенное обещание, она бы прямо сейчас отвезла её к нему. Кто ему эта Людка? Диспетчерша на телефоне МЧС, на семь лет старше, выбравшая его из всех только по внешнему виду. Конечно, он ей нравился. Но их связь была какой-то эпизодичной. На безрыбье и рак рыба. Во всяком случае, со стороны Игоря. Он никогда не говорил ей о любви, даже нежных слов особенно у него для неё не было, и прекрасно понимал, что ей от него надо. Одинокая женщина, без образования, без особого внимания со стороны мужчин, она прилипла к нему, надеясь забеременеть и женить на себе. Он сразу отмёл даже попытки захомутать себя, объяснил, что замуж её не позовёт и ребёнка воспитывать не будет. Что между ними приемлем только секс, в чистом виде. Всё, больше ничего.
Но когда открыл глаза уже в московской больнице, первое, что увидел, была она. И по сей день Людмила ухаживала за ним, выполняла все требования врачей, занималась с ним лицевой гимнастикой, выхаживала после операций. И всегда улыбка, чистое белье для Игоря, вкусная еда. Да ещё и беременность, уже видна. Как ей удалось убедить всех, что они супруги, он не знает. Но увидев себя первый раз в зеркало, сразу согласился официально расписаться. На него смотрел почерневший человек, вся щека которого была изуродована послеоперационными шрамами, челюсть не двигалась, руки в гипсе. На кой чёрт он Вероничке? Нет, нет и нет! И вот она здесь, в Красноярске. Иван Григорьевич, его замечательный начальник, доложил обстановку, рассказав, что она его ищет, что ездила в центр реабилитации, что замёрзла там, как цуцик, еле доползла до гостиницы. Что целый день ничего не ела, не пила даже кофе. И что очень её жалко, у него, старика, изболелось сердце. А парень, который ходит за ней, заметил, что у неё нет с собой тёплых вещей, и что она ничего не покупает. Может, у девочки проблемы с деньгами? И, вообще, что он думает делать? Эта девушка любит его, это же так очевидно. Может, Игорь передумает? И не будет портить жизнь себе и этой декабристке?
Игорь вызвал Анну.
– Аня, приехала Вероника. Она меня ищет. Этого нельзя допустить. Ты же знаешь, я хочу остаться в памяти этой чудесной девушки таким, каким был там, в горах. Очень прошу тебя, забери её домой, ну в гости, что ли. И расскажи, какой я паскудник. Аня, я надеюсь на тебя, как на сестру и друга. Ничего лишнего. Я не нужен ей. Неизвестно чем закончится моё лечение. А у неё вся жизнь впереди. Ну мы с тобой это сто раз обсуждали. – Он помолчал. – И купи ей тёплые вещи, от себя. Ты лучше знаешь какие. И как можно быстрее отправь домой. Пусть девочка выкинет уже меня из своей жизни. А я буду жить ради ребёнка, хоть какой-то смысл.
– Игорёшка, ну почему ты отказываешься от неё? Смотри, как у тебя всё хорошо заживает. Я сто раз говорила тебе и повторю ещё тысячу – ты не урод, а такой же красавчик, как и раньше. Твои шрамы не бросаются в глаза. И вообще, украшают мужчину. Ещё одна операция, и ты на коне. Почему ты думаешь, что Вероничка не смогла бы с тобой всё это пережить? Ведь вы любите друг друга. Я не понимаю…
– Анюта, не приукрашивай. Глаза-то у меня есть. Я очень-очень прошу тебя, сделай как я прошу. Ну, а если ничего не будет получаться, набери меня. Я сам ей скажу. – Он ещё плохо говорил, но Аня понимала его.
Она привезла подружку к себе. Рассказала, что у её брата всё хорошо, он скоро станет папой. Что Люда его бережёт, и они счастливы. И что-то ещё говорила. Вероника позвонила в аэропорт, узнала, когда ближайший рейс. Оставалось немного времени. Она напялила свитер, пообещала прислать за него деньги сразу же и направилась к двери. Обернулась.
– Я не верю ни одному твоему слову. Очень жаль, что Игорь оказался трусом и вруном. У него даже не хватило мужества позвонить мне. Не говоря уже о встрече. Я могу объяснить это только тем, что у него пострадало лицо и, возможно, что-то с речью. И очень надеюсь, что душа не задета. Я люблю его. Этого он запретить мне не сможет. И если Игорь посчитал, что я не способна быть с ним и в горе, и в радости, ну что ж, навязываться не буду. Ничего не передавай ему. Думаю, он сам всё про меня знает. Я принимаю любое его решение. Не провожай. Ещё раз, спасибо за хлеб, за соль. И за свитер. Будьте счастливы. – И ушла, дверь захлопнулась сама…
В аэропорту сидела прозрачная девушка с глазами на пол лица. Она потеряла себя, любимого, жизнь. Тупая, тягучая боль заполнила и без того беспросветное пространство её души. Сердце еле трепыхалось, руки и ноги заледенели. Какой-то парень попытался с ней заговорить, она отмерла. Что-то ответила и подняла глаза. Игорь еле успел спрятаться за колонну. Трус и врун…
Вероника вернулась домой. Все её родные, особенно, Кристина, вертелись вокруг неё, как вокруг земной оси. Ей не хотелось их расстраивать, и она стала принимать участие во всех домашних затеях. Научилась готовить, особенно, мясо. Она оказалась страшным мясоедом. Даже шашлыки взяла на себя, отстранив Макса. И приглашала на посиделки у мангала своих однокурсников и друзей. Вероника не могла находиться одна. Спала с Леночкой, гуляла с детьми, сопровождала маму по магазинам, а папу в бильярдный клуб, где и сама играла неплохо. Там к ней и привязался Ажу. Его так звали, и он был представителем малочисленного кавказского народа. Они сочетаются браком только со своими. Что ему понадобилось от неё? Набивался в любовники? Об этом не могло быть и речи. Для Вероники мужская половина человечества помещалась в Игоре, а ему она не нужна. Значит, ну её, эту половину… Она только недавно перестала плакать по ночам, боясь разбудить Леночку. И в зеркало увидела себя, наконец. А то ж её не было, отражалось приведение без мотора и совершенно несимпатичное. Жизнь наладилась, если можно так сказать. Только сны, реальные, красочные, такие замечательные, не давали покоя. Игорь, море, нежные поцелуи, глаза в глаза… Какое блаженство… Ничего другого ей не надо. Вероника не лезла в его жизнь. Да и как? Но ей звонила Аня. Первый раз подружка очень плакала, просила прощение за что-то, Вероничка не поняла. Что-то, связанное с её братом. Она не стала переспрашивать. И в дальнейшем никогда не задавала вопросов о нём. Аня сама рассказывала, что считала нужным. От неё и были получены сведения о рождении сына, о возобновлении спасательной работы, о награждении Игоря и его друзей орденами. О том, что он много работает, что преподаёт в академии МЧС и сам учится на юридическом. Вроде, всё хорошо. У него. А у неё – как получится.
С учёбой получалось замечательно, дома не огорчать маму – тоже получалось, изображать из себя на людях довольную жизнью мадам, и это получалось. Наверное, поэтому Вероника и привлекла к себе внимание красавчика и сына богатых родителей, Ажу. Он был курсантом военного училища. Зачем ему это было нужно, совершенно не понятно. Но форма шла Ажу умопомрачительно. Когда он появился около консерватории первый раз, девчонки облепили все окна и подоконники. Высокий, спортивного телосложения, с букетом роз, он представлял из себя мечту во плоти многих девочек-музыканточек. Миндалевидный разрез чёрных глаз, смуглая кожа и яркие пухлые губы. Дон Жуан отдыхает. Вероника его не видела, иначе просто не вышла бы. Это совершенно не входило в её планы. Алка и так при каждом удобном случае задевает её, пытается убедить всех, что Алуся – всех милее, всех красивей и белее. И никак не может понять, что не реагирует Вероничка на её подколки, ужимки и прыжки. Просто надоело. И вот Ажу. Он подскочил к ней, подарил букет, поцеловал пальчики, и они под ручку ушли со двора консерватории. Встречались не часто, в основном, в клубе. И только на дружеской основе, иначе Вероника была не согласна.
Она закончила третий курс, Ажу четвёртый. Почти всё лето не виделись. Вероника моталась по городам и весям с консерваторской бригадой, выступали везде, где им были рады. И в первый же вечер по приезду дочери, папа с мамой объявили, что ждут гостей. Заставили её приодеться, привести себя в порядок и усадили перед камином, ничего не объяснив. К дому подъехали три джипа, девушка сразу увидела Ажу. Он, буквально, нёсся к двери, влетел, уселся рядом, взял её руки в свои. Следом вошли его родители, она их видела один раз. И ещё куча кавказского народа. Причём, в основном, мужчины. Они занесли кучу пакетов и коробок, две женщины стали быстро накрывать на стол. Мама Маша растерялась, она не ждала такого количества гостей. Маленький фуршет был накрыт на веранде. Что происходит? Дальше события развивались стремительно. Из всего хаоса, созданного кавказской музыкой, какими-то бубнами и танцами, Вероника поняла одно – её сватают, или как это у них там называется? Она с недоумением посмотрела на Ажу.
– У вас девушку не спрашивают? Я не давала тебе никаких обещаний. Да у нас и разговора об этом не было. Как мне себя вести? Перед родителями твоими неудобно. Ты что им наговорил?
– Я честно признался, что люблю тебя и не могу без тебя жить.
– Им ты признался, а я знать-не знаю. Мы же договорились общаться на дружеской основе, ты был не против. Что-то случилось, что ты вдруг меня полюбил? Я не пойду замуж, для этого нужна обоюдная любовь. А я люблю другого человека, и ты об этом знаешь. Что ты творишь, Ажу? Завтра двадцать первый век, так не делается.
Ситуация создалась аховая. Мама Маша пригласила всех на веранду, танцы и музыка переместились туда. Папа Паша встал перед ними.
–Ты что же, мальчик мой, обманул меня? Мы с твоим отцом знаем друг друга сто лет, партнёрствуем. Я его очень уважаю. Надеюсь, он меня тоже. Ты же сказал, что всё решено?
– Я люблю вашу дочь, Павел Александрович! И прошу её руки. А мог бы, вообще, украсть. У неё нет никого, кроме меня. Так в чём же дело?
– Я тебе украду! – от двери прогремел голос отца Ажу – Ну вот что. Мальчик, видимо, настолько влюбился, что потерял голову. Ты прости его, Вероника. Люди по любви совершают много глупостей. Давайте, будем считать, что мы пришли к вам в гости просто так, по-дружески. А вы, дети, когда разберётесь между собой, нам скажите. И ещё, вы очень красивая пара. Я был бы счастлив. Хотя мои родственники меня не поняли бы. Ну, договорились? Пойдёмте к столу.
Вероника стойко выдержала этот бедлам, хотя очень устала с дороги. Она уже приняла решение. Ей предложили поучиться в Америке по линии обмена студентами. Она отказалась. Дали три дня на обдумывание. И именно сейчас, чтобы избежать дальнейших действий со стороны Ажу, она решила, что поедет. И не пожалела.
Год, буквально, пролетел. Вероничка очень скучала, но русская братия со всех концов страны оказалась дружелюбной, весёлой и оченьталантливой. Они впитывали в себя всё, что им преподавали, серьёзно относились ко всем новым веяниям, брали дополнительные уроки, немного зарабатывая небольшими концертами для русских, живущих в Америке. У неё появился воздыхатель, американский студент-саксофонист. Он появлялся около неё утром, а уходил, проводив девушку до общежития. Свободного времени почти не было. И когда появлялась минутка, Нил приглашал её куда-нибудь посидеть, что-нибудь посмотреть, с кем-нибудь познакомить. Так Вероника сдружилась с уличными музыкантами и художниками. И любила бывать у них в квартире под крышей, из окон которой весь город был как на ладони. Общаясь с ними, она быстро подтянула свой английский, говорила свободно и легко. В этой компании всё было свободно: и любовь, и суждения, и возможность делать то, что им нравится. Русская девушка сразу дала понять, что она – другая. И это тоже было частью свободы. Да, пожалуйста. Только не со своим уставом в чужой огород. Никто никому ничего не навязывает, и, тем более, не пытается обратить в свою веру. Кому, как нравится. В один из таких вечеров она сидела на подоконнике и смотрела на город. Нил подошёл сзади и неожиданно обнял её и поцеловал. Для неё неожиданно. А вся музыкальная братия делала это постоянно в непринуждённой и дружественной обстановке. Причём, совсем не обязательно сложившимися парами, а так, кто кого поймает. Она отшатнулась, вылупив на него глаза. И вдруг сама потянулась к парню и стала его целовать. Они, как ненормальные, впивались друг другу в губы. Какая-то животная страсть. Нил то держал её в своих объятиях, то усаживал на окно, то просто ставил перед собой, не отрываясь от её губ. Но когда американец разложил её на подоконнике и полез совсем не туда, куда она хотела его пустить, Вероничка взлетела и помчалась прочь из этой порочной хаты. Что это было? Ни в какое сравнение с тем, что она ощущала с Игорем. Так не будет уже никогда. Потому что полюбить кого-то больше, чем Его, не сможет. Она это не обсуждала даже сама с собой. Это был факт! Так может, вариант с Ажу не самый плохой? Из всех парней, проявляющих к ней симпатию, он самый близкий. И, вроде, ждёт её. Пишет, звонит, скучает. Он закончит училище, куда-то уедет служить, а она там будет заниматься музыкой с детьми, ей это очень нравится. Только это нечестно. Вероника не любит его, хорошего кавказского молодца. Его половинка где-то живёт, мечтает о нём, ждёт…
Она вернулась в середине лета. Встретилась с Ажу. Они очень хорошо поговорили, за год и у молодого лейтенанта многое изменилось. Договорились, что будут держать связь, а жизнь всё расставит по местам сама.
На преддипломную практику она опять умотала по городам и весям. Ей не нужны были никакие оттачивания пассажей, отработка техник, внесение чего-то нового в исполнение того или иного произведения. Она всё это давно прошла. Поэтому её и отпустили. В этот раз они были приглашены в северные земли. Их везде одевали. Начало весны только на словах оповещало, что пришёл март. Холодно было очень. На одном из оленьих станов пианистку одели в паницу, красоты необыкновенной, с вышивками, цветными кисточками и прошвами. В благодарность за удовольствие, доставленное этой хрупкой красивой девушкой. Вероника таскала за собой синтезатор, не везде можно было найти пианино. Да и качество звучания у них оставляло желать лучшего. Но на сибирских зимовках “космический” звук электроинструмента нравился людям. Вероничка выбирала что-нибудь простое, даже современное. Но не первый же концерт Чайковского. Хорошо, что в составе группы были и баянисты, и гитаристы, и духовники. В этот раз девушка не нравилась сама себе. Непрофессиональное поведение. Спасали дети, они вешались на неё пачками, она пела с ними песенки, показывала ноты и клавиши, играла в музыкальные игры. А они её одевали. Тёплые варежки, носки, толстенный свитер и длинный шарф. Не говоря уже о панице. Как она спасала её.
Красноярск минуть не удалось. Их ждали в музыкальной академии. Очень ждали, еле уговорили. Был уже конец апреля, им ещё предстояло посетить Алтай, Новосибирск, Томск. Куда успеют доехать. Музыканты подустали, и перспектива пожить несколько дней в нормальных условиях в большом городе им импонировала. Да и звали их не для выступлений, а для участия в каком-то фестивале. Они расслабились, отдыхали, спали и ели. Вечером приехал Иван Григорьевич. Вероничка растерялась, когда он объяснил свой приход. Руководитель музыкантов и он были знакомы давно. Конечно, встретились, разговорились. Так он и узнал о приезде девушки. И о том, что она проводит замечательные вечера для детей. А в их подведомственных садике и школе с этим большие проблемы. Родители готовы заплатить, если Вероника согласится позаниматься с их чадами. Любой труд должен оплачиваться. Тем более, такой, непредвиденный. Так сказать, сверхурочный. Ну что делать. Он за ней утром приедет.
В большом светлом актовом зале красивого современного детского комплекса собрали кучу детей. От старших классов до самых маленьких, ясельных, сидящих в первом ряду. Инструмент был в хорошем состоянии, а сама Вероника в подвешенном. Ну, Глава МЧС, вы ещё у меня получите. Не хотела Вероника брать деньги, но теперь уж будьте любезны. Ей не приходилось выступать перед таким количеством детей сразу. Она начала с того, что исполнила свой любимый концерт Рахманинова, небольшую часть. На удивление, все слушали, даже маленькие детки. Потом девушка спустилась в зал и начался настоящий праздник музыки и веселья. Она выводила детишек по очереди на сцену, и, вовлекая весь зал, устраивала музыкальные игры и викторины. Дети не умели ничего, но очень старались. Самые маленькие, уже уставшие от такого количества информации, были поставлены парами и танцевали польку, пяточка-носочек. Это было так уморительно…
Всё, когда-нибудь, заканчивается. Её поблагодарили, подарили цветы и конверт с деньгами. Она отказывалась, но Иван Григорьевич оставил его не крышке пианино. Ей вдруг так захотелось что-нибудь поиграть для себя, для души. Например, “Вечную любовь” Гарваренца и Азнавура. И полилась чарующая музыка уже в пустом зале, негромко, с выворачивающейся наизнанку душой, играла она с закрытыми глазами. Господи, она в городе Игоря, опять дышит с ним одним воздухом. Ведь Аня знала о их приезде. Неужели не сказала? А если и сказала, это ничего не значит, он же мог не захотеть её увидеть. Зачем? Да и ей не надо. Но Вероничка отдала бы всё, чтобы хоть одним глазком посмотреть на своего спасателя, удостовериться, что всё хорошо, и жить дальше. Доиграв, она опустила голову на руки и застыла. По сцене кто-то затопал, часто передвигая ногами. Ножками. Маленький мальчик бежал в её сторону. Он тоже был на её “музыкальном шоу”, она его запомнила.
– Откуда такое чудо? Малыш, ты от бабушки ушёл и от дедушки? – Она подхватила его и увидела… Игоря… Он стоял перед сценой в форме МЧС-ника и смотрел на неё такими!? глазами…
– Здравствуй, Вероника! – Голос сорвался, повисла тяжёлая тишина…
Вероника с мальчиком на руках, огорошенная и растерявшаяся, держалась из последних сил, чтобы не уронить ребёнка, и Игорь, просто одуревший от счастья, когда увидел её на сцене, буквально впились друг в друга взглядами…
– Ты – такая молодец, доставила нашим детям столько удовольствия. Мой Женька, обычно, ни к кому не идёт. А тут побежал, вприпрыжку. – Он попытался разрядить ситуацию.
Девушка молчала. Он совсем не изменился. Но, во всяком случае, со сцены. Никаких следов. И мальчик Женя… Это была её мечта, назвать их первого ребёнка именно Женей, независимо от пола, а он украл у неё эту идею. Только сейчас она поняла, как они похожи. Малыш теребил серёжку на её ухе и, почему-то, гладил ручкой по голове.
– Он показывает тебе, что ты – хорошая. Женька у нас неразговорчивый, но зато всё понимает и не балуется по пустякам. Да, сынок? – Сразу стало ясно, как отец его любит. Глаза засияли, рот растянулся в улыбке. – Ты тоже что-то молчишь. Устала? Мы можем тебя подвести. Или Иван Григорьевич обещал? Вероничка, ну скажи хоть что-нибудь.
Она подошла к краю сцены, наклонилась, отдала мальчика. Да, ближе заметны шрамы на щеке, но совсем не уродливые. Пианистка зацепила цветы, забыв про деньги (их ей доставят прямо в гостиницу), и на деревянных ногах продефилировала к ступенькам. Коленки дрожат, туфли на высоченном каблуке, концертные, под охапкой цветов не видно, куда идти. И в голове полная сумятица. Как ей сойти? Точно свалится.
Игорь поставил мальчика, подошёл, подал руку. Вероника не воспользовалась. Если она сейчас до него дотронется, ей конец. Надо выбираться самой. Что она и сделала, благополучно слетев ему прямо в руки. Любимые руки, любимые глаза, любимый мужчина. Господи, помоги.
– Спасибо, вы меня спасли. Я и правда, что-то устала. Но Иван Григорьевич оставил машину с водителем, так что не извольте беспокоиться. – И сползла с него, сразу отстранившись.
А то ещё прилипнет, и фиг кто её от него оторвёт.
А ведь именно закопаться на груди Игоря ей хотелось больше всего на свете. Ну вот же он, рядом, такой родной, такой любимый… Как ей хотелось обнять его, перецеловать все шрамы и шрамики, утонуть в чистых, серых глазах. Но она даже смотреть в них боялась. Что-то ей совсем нехорошо. Она ещё утром почувствовала недомогание, с вечера нагулявшись и продрогнув. Неужели простыла? Даже таблетка не помогла с утра. Хотя на пол дня хватило. Надо в гостиницу, быстрее. Собрав последние силы, Вероника улепётывала на своих каблучищах. Как не упала и не поломала ноги?.. А Игорь, сначала напившись живой воды, когда увидел её и услышал звуки прекрасной мелодии, теперь хлебал мёртвую полной ложкой…
Всё-таки Вероника заболела. Температура под сорок, фуникулярная ангина, как сказал врач. Он настаивал на больнице. Но Аня не отдала Вероничку, забрала её к себе и лечила дома под руководством этого же врача. Первые дни Веронике было очень худо. Подруга не ходила на учёбу, была всё время рядом. А ночью её заменял Игорь. Он её и нашёл в гардеробе школы. Поняв, что девушка не уехала, по стоящей у входа машине МЧС , пошёл искать пианистку, что-то долго одевается. Вероничка сидела на лавочке, подперев рукой лицо. Её потряхивало, глаза потемнели, губы заалели неестественным цветом.
– Что-то мне плохо, совсем плохо, – подняв на него глаза, почти шёпотом промямлила она.
Игорь уже и так понял, что с девушкой что-то случилось. Он замотал её в пальто, поднял на руки вместе с цветами, в которые она вцепилась, как в спасательный круг. Дотащил до машины, попросил водителя Ивана Григорьевича отвезти сына домой, а сам помчался в городскую больницу. И вызвал Анну. И ждал. И доставил девчонок домой. Смотался в аптеку, магазин, купил в ресторане готовой еды. Аня устроила свою подружку в маленькой, но уютной комнате с приглушённым светом, делала ей уколы, компрессы, примочки и поила тёплым настоем. Она успела переговорить с мамой Машей, которая собиралась приехать, успокоила её и обещала сообщить в случае, не дай бог, ухудшения состояния её дочери. А дочь, попав в руки своего спасателя, сильные, надёжные, успокоилась. С ней всё будет хорошо. Ну уж умереть он ей не даст, это точно. Она проснулась среди ночи. Игорь лежал рядом, положив её руку себе на грудь. Вероника услышала тук-тук, сердце стучит, его сердце у неё в ладони. Она боялась пошевелиться, разрушить это видение. Она не бредит? А может, это просто сон? Мокрая, как мышь, боль в горле не даёт толком дышать, а уж глотать и того хуже, совершенно без сил Вероника готова была оставаться в таком состоянии как можно дольше, лишь бы рядом с ним. Наверное, Игорь что-то почувствовал, открыл глаза и уставился на девушку виноватым взглядом. Встал, накрыл её одеялом чуть ли не с головой и уселся в кресло.
– Тебе получше? Ты извини, я переживал, ты так стонала. Тебе больно? Я принесу чего-нибудь тёпленького. Может ты хочешь есть? Или чай с лимоном? – он не знал, что говорить, её глаза на пол лица смотрели на него с нежностью, лишая разума и речи.
– Мне нужно переодеться, я вся мокрая. Позови Аню, пожалуйста. Или нет, не надо, пусть она отдыхает, я сама дойду до ванной – еле выговорила Вероничка и вылезла из-под одеяла, совершенно не стесняясь своего полуголого вида.
Кое-как доползла назад, уселась, чай с лимоном стоял на столике, что-то ещё. До неё только дошло, что эта ночь уже третья, и то, что было вчера, она не помнит.
– Скажи Игорь, моё состояние неважное? – После горячего стало полегче. – Я не помню ничего с момента посещения больницы. Меня это пугает. Свалилась вам на голову, отнимаю время. Извините меня, я…
Она не успела договорить. Он встал перед ней на колени, взял её ручки, уткнулся в них лицом, стал целовать пальчики, страшно музыкальные и такие слабенькие сейчас. Обнял, притянул её поближе за талию и утонул в глазах своей девочки, о которой не разрешал себе даже думать. Он так перепугался за неё, что забыл обо всём на свете. Днём на работе, вечером нёсся к ней. И так три дня. Что там дома? Как его мальчик? Всё ушло на задний план. Только Вероника с бледным лицом, не спадающей температурой, мечущейся в бреду, из которого он понял, что она зовёт его постоянно, вспоминает про мальчика Женю и раздаёт всем желающим цветы.
– Девочка моя, всё будет хорошо. Всё идёт, как врач прописал. Просто нужно немножко потерпеть, эта болячка не проходит за два дня. Можно мне полежать с тобой? Я прижму тебя к себе, заберу твою боль, а тебе отдам свои силы. Пожалуйста, разреши. Просто полежать.
– Но я же вся больная, ты можешь заразиться. А у тебя сын. Да и удовольствие очень сомнительное, я же вся… ну, невкусная…
– Ты самая сладкая, за уши не оттянешь, была бы моя воля… Да и заразился бы я уже за это время, – настаивал он.
Положил, пристроился рядом, обнял двумя руками, подтянул поближе. Вероничка уткнулась носом в его майку, улетев на седьмое небо от счастья, и почти сразу уснула. Какое блаженство…
Разбудила их Аня, объявив, что жена Игоря уже её достала. Вероничка отлепилась от него, перекатилась на другую половину кровати и круглыми глазами уставилась на подружку. Она не сразу поняла, что происходит. Игорь помрачнел. Обещав позвонить, ушёл. Он и звонил, но не приходил. Спрашивал о её здоровье, что ей надо, чего она хочет вкусненького. Появился через два дня, попросил Аню оставить их наедине. Девушка, блеснув глазами, заулыбалась. Неужели брат решился?
– Вероника, я должен тебе сказать это. – Стало понятно, что говорить ему трудно, тема была явно душещипательной. – Я много думал, анализировал, оправдывал и обвинял себя. Мы, мужики, эгоисты и слабаки. Мне казалось, что я такой крутой, смог отказаться от любимой девушки, освободил её от урода. Как выяснилось, морального урода. И принял заботу и внимание другой женщины. Мне было всё равно. Известие о скором отцовстве ускорило процедуру создания семьи. Какой-то половинчатой семьи. Люда знала, что я не люблю её, она знала и о тебе. Не от меня, не ведаю откуда. Она готова была жить со мной при любых условиях, опекать, поддерживать и не опускать руки. Да, ты, моя родная, сделала бы это в сто раз лучше. Но я смалодушничал, думал, пожалел тебя, а получилось – себя. Сейчас я понял точно: мне без тебя никак. Но и просто развернуться и уйти, я не могу. Женька держит меня своими ручками лучше всяких оков. К сожалению, меня уже ждут, у нас новое наводнение. Очень прошу тебя, если я хоть немножко дорог тебе, дождись меня. Вероничка, умоляю, дождись.
И он, не спрашивая, притянул девушку к себе и стал ласкать поцелуями её лицо, шею, грудь. А когда поймал губы, Вероничка потеряла ощущение времени и пространства. Звонок телефона, последний поцелуй, обещание дождаться и, опять не сейчас… Как тогда, в тёмном лесу…
А ещё через пару дней, вечером, к ним пришла Людмила. К ней пришла. Она бесцеремонно прошла в комнату, закурила. Анна довела до её сведения, что не приглашала жену своего брата, а уж курить у неё в доме, вообще за гранью. Стало понятно, что сестра Игоря не чествует родственницу. Но выдворить её не удалось. Ну не драться же? Вероника уже чувствовала себя лучше, но слабость и бледность всё ещё преследовали девушку, она, в основном, полулежала, высоко подняв подушки. Сидящая на стуле Людмила и Вероничка находились на одном уровне, и Аня расположилась под перекрёстным огнём взглядов, злющего, с одной стороны, и вопросительного, с другой.
– Ты – Вероника, я так понимаю – начала свою часть дипломатического политеса немного полноватая и сильно накрашенная женщина, где-то чуть за тридцать – Я к тебе. Как ты поняла, я – жена Игоря. И мать его сына. А ты? Что ты сделала для него? На каком основании ты врываешься в нашу жизнь? В жизнь нашего ребёнка? Неужели ты думаешь, что я отдам его тебе? Да ты, по сравнению со мной – мышь серая. Ты же ничего не сможешь ему дать, только музычку свою. А ему нужно много. И это много я даю в полный рост. И дом, и ребёнок, и шикарный стол. А уж секс, тебе и не снилось. Мы занимаемся этим везде и всегда, перепихиваемся по сто раз на дню, ни с кем у него не будет такого экстаза, такого оргазма, как со мной. Я это точно знаю. Он мужик, альфа-самец, а ты – моль, инфузория-туфелька… Только что и можешь, что по сцене скакать на…
– Пошла вон! – Анна шандарахнула по столу так, что он сложился пополам – Ты что припёрлась? Если бы был Игорь, ты бы даже близко не подошла. Ты надеялась, что Вероника будет одна? Ты, явно, что-то ещё приготовила, какую-то пакость. Вот и вали с ней, этой гадостью, отсюда. Давай, давай! Я не шучу. Что-то тут сильно завоняло.
Подружка раздухарилась не на шутку. Людмила тоже это поняла. Она гордо встала, бросила Веронике какой-то конверт и чётко произнесла: ”Тебе лучше уехать. Я за себя не отвечаю. В состоянии аффекта может случиться всё что угодно!“ И ушла, громко стуча каблуками.
Если эта дама решила для себя, что размазала Веронику по стенке, то она глубоко ошибалась. Этот монолог не вызвал в душе девушки никакого беспокойства. Базарная баба, как только Игорь с ней живёт? А вот фотографии, которые оказались в конверте, возымели совершенно другое действие. Маленький мальчик и папа. Совершенно счастливые люди. Особенно Вероничку впечатлила семейная фотка. Там Игорь с такой любовью смотрел на свою жену, с таким восхищением!? И выглядела Людмила даже очень. Отличная пара, любящие родители, семья, одним словом. И, в общем-то, ничего не противоречит тому, что сказал напоследок сам Игорь. Он ещё ничего не решил. А она? Что решила она? Аня просила её не брать в голову, дождаться Игоря, ведь он её любит. И она его. Ну что тут решать? Они должны быть вместе. И мальчик будет присутствовать в их жизни, никто не сможет запретить отцу с ним видеться. Не первый, и не последний ребёнок, многие так живут. Да, многие. Но не эти. Отец и сын сильно привязаны друг к другу. Это же так очевидно. Женька для Игоря – смысл жизни. И следующие дни Вероника думала, думала… Игорь звонил не каждый день, она ему ничего не рассказала, а зачем? Он передавал через кого-то деньги и продукты. Вероника чувствовала себя хорошо, надо было собираться домой. Её бригада давно уехала, смысла догонять не было никакого. И она отправилась в офис МЧС к Ивану Григорьевичу. Он принял её душевно, напоил чаем, выслушал. Она просила помочь связаться с их руководителем, чтобы её не ждали.
– Как бы было прекрасно, если бы ты, Вероника, осталась у нас, занялась детьми, преподавала им музыку. Они уже полюбили тебя, всё время спрашивают про красивую и весёлую тётю. А, девочка? Что скажешь? Мы бы тебе квартиру дали, зарплату хорошую положили. Многие были бы этому рады.
Она смотрела на него такими ясными глазами, красоты необыкновенной. Ну, Евдокимов, дурак! Как можно потерять такое чудо?
Да, господи, она бы с превеликим удовольствием. Но Игорь? Будет ли он с ней? А если нет, то и речи никакой не может быть. Вероничка что-то ответила расплывчатое, поблагодарила и ушла. А когда выходила из здания, услышала в спину: ”Вон она, эта шалава столичная, Евдокимова увести надумала. Но Людка ей покажет!” Почему, столичная, она не живёт в Москве. О чём это она… А, да, она шалава…
Когда “эта столичная” переходила дорогу, её чуть не сбила машина, а когда подходила к кафе, где хотела попить кофе, перед носом шмякнулся кирпич. Нет, убивать её, конечно, никто не хотел. Просто пугали. Вон как переживают за Людочку…Вероничка всё шла и шла, не оглядываясь, не озираясь. И дошла до детского сада, встала под забором, засмотрелась на стайку маленьких яслят. Среди них узнала и Женечку. А воспитательницы увидели её и затащили к ним в актовый зал. И она с удовольствием играла и музицировала, танцевала и пела. Повариха накормила её обедом, и за столом она узнала, что завтра возвращаются их спасатели, сделавшие часть работы. И что основная задача ещё впереди. Скоро лето, а в это время у МЧС полно работы. Вечером Вероника объявила Ане, что уезжает. Завтра поговорит с Игорем и улетит, независимо от того, что он решил. У неё много неоконченных дел, в том числе, диплом. Впрочем, как и у Анны. Почему-то рассказала о разговоре у офиса, о машине и кирпиче. Аня обалдела от такого вероломства и заверила, что её брат во всём разберётся, и им не поздоровится. Собирая вещи, Вероника подарила свою кухлянку подруге. Аня собиралась после окончания академии работать на севере. У неё были грандиозные планы и, кажется, появился ухажёр, именно оттуда. Они проговорили до полуночи, не касаясь личных вопросов. Утром Вероника рванула в аэропорт встречать Игоря. Нужна была определённость. Эти пятьдесят на пятьдесят измучили девушку в конец. Но первое, что она увидела, был маленький сынишка Игоря, летевший навстречу папе, и мама Люда, бросившаяся целовать своего мужа, как будто не видела его сто лет. И он подхватил её, потом Женьку и закружил их. Мальчик верещал от восторга, а Людмила хохотала. Всё прекрасно в королевстве Емельянова. Она ему зачем? Ведь Игорь даже не позвонил, что приезжает. Пазл сложился. Был взят билет на ближайший рейс. И Вероника улетела с маленькой сумочкой, оставив свои вещи в квартире Ани.
Через два месяца Вероника выходила замуж за Ажу. Он уговорил её, обещал златые горы и реки, полные вина. Клялся в вечной любви, обхаживал всю её семью, стал другом Максу, весёлым и всё время что-то придумывающим дядей детям. Узнав Ажу поближе, Вероника сдалась. Он и, правда, был очень коммуникабелен, с лёгким и уживчивым характером, да ещё и очень хорош собой. Появляясь с ним в людных местах, она посмеивалась над его популярностью. Девки визжали от восторга и в воздух лифчики кидали. Или как там. Но надо отдать ему должное, он не сводил своих масляных глаз со своей невесты, выполнял её просьбы и желания. Только мама Маша всё время спрашивала, любит ли её дочь этого кавказца, мачо и самца в одном лице. Нет, она не любила. Её любовь осталась за Уралом. Не появилась, не позвонила, ничего не написала. Два месяца молчания. Значит, она не ошиблась, и выбор был сделан. Ну что ж, надо жить дальше, Вероничке уже хотелось семью, своих детей. И Ажу – очень хороший вариант. Ну а что любовь? Какой от неё толк? Ни радости, ни счастья. Извела она уже душу Веронички до дна. Она будет хорошей, верной женой, примерной мамой и уважающей родителей мужа невесткой. Тем более, что Ажу оставили служить при училище, где он учился. В планах было увольнение из армии и переход в бизнес отца.
Кавказские родственники устроили королевский приём. Свадьбой это действо назвать было никак нельзя. К вечеру от Вероники осталась одна оболочка. Зачем это всё? Ажу объяснил, что свадьба, конечно, их праздник. Но и их родителей, родственников. Вот они и сделали себе этот праздник. Веселились, пили, ели, тосты за тостами, поздравления лились рекой. Кавказская молодёжь всё время танцевала, они и танец невесты хотели сделать под себя, но Вероника отказалась, пообещав исполнить его уже на родине Ажу, куда они должны были отправиться на следующей неделе. Праздник продолжится. Почти в полночь новоиспечённая жена взмолилась, она очень устала, ног не было, корсет надавил так, что в районе талии, и так тоненькой и гибкой, несколько раз за вечер утянутой шнуровкой, образовался кол, стоеросовый. Ажу подхватил её, попрощался со всеми и повёз домой. Было решено, что Вероничка сразу же будет жить в его доме, с его родителями.
Сколько он ждал, сколько мечтал, сколько раз представлял свою девочку в своих руках… И вот, она, здесь. Милая, желанная, такая красивая в этом воздушном платье, диадема в её волосах своим сиянием только увеличивает чары его любимой, а глубокое декольте, весь день закрытое кружевной накидкой, завлекало и срывало голову, последние силы сопротивления. Ажу не мог уже терпеть эту муку. Он разодрал на ней корсет, кое-как снял юбки-оборочки, разложил Вероничку, как морскую звезду и несколько секунд жадным взглядом поглощал эту красоту. Он ничего не видел, кроме этой Афродиты, немного перепуганной и совсем оставшейся без сил. Звериное победило человеческое, и пылкий и очень опытный в делах любовных, Ажу взял Вероничку без всяких прелюдий, нежных слов, ласковых поцелуев. Это было так первобытно, непонятно, а, главное, очень больно. Девушка пыталась остановить процесс, но сил ей не хватило, и тогда она заорала. Её муж, сделавший уже своё дело, с затуманенными от удовольствия глазами, вытащил своё полено и обалдел… Вероничка, сложившись пополам, сидела в небольшой лужице крови, держа руки внизу живота, и стонала. Что он наделал? Разум возвращался, похоть трусливой волной отступала. Он поднял её и понёс в ванную, сам помыл, сам вытер и одел. Принёс красного вина, заставил выпить. Уложил, лёг рядом.
– Почему ты не сказала мне? Я же даже предположить не мог, что ты – девственница. Ну прости меня, прости – в его голосе слышалось недоумение: эта красивая девушка не нужна была никому до сих пор, нонсенс.
– Я не успела – тихо проговорила она, вспоминая тёмный лес и “Не сейчас…” И Игоря, шептавшего горячие слова любви, обжигая её своим дыханием – Я не успела…
И именно здесь, в этой чужой комнате над ней сомкнулись кроны вековых сосен… Она окончательно поняла, что никогда не разлюбит своего спасателя…
А утром Ажу окружил её заботой и любовью, ловил каждое слово и движение, не давая ничего делать. Он опять отнёс её под душ, очень аккуратно осмотрел следы бурной ночи и лечил их, зализывая языком, как кот, совершенно не стесняясь ещё оставшихся следов крови. Потом одевал, даже причёску поправил сам, а процесс натягивания чулок доставил ему массу удовольствия. Он обцеловал все ножки своей жены, до самого мизинчика. И, смотря снизу вверх, пытался прочитать в её глазах, простила она его или нет. Вероничка наклонилась и поцеловала его прямо в губы нежно и трепетно. Простила.
Через неделю они уехали в горы. Там празднование продолжалось с большей силой, гуляли все. Вероничку одели в национальный костюм, ей пришлось выполнить обещанное, и она танцевала с Ажу, ловя на себе взгляды восхищённых горцев. А девушки, как всегда, плавились от созерцания её мужа. Там и произошло событие, так сказать, первая ласточка в цепи недопонимания, приведшее к краху их отношений. Её пытался затащить в постель старший брат Ажу, а он сам зажимал девушку их рода-племени, не скрываясь и не стесняясь. Этот же брат объяснил Веронике, что её мужу придётся брюхатить их девушек, такой генофонд на дороге не валяется. А ей надо уже сейчас с этим смириться. Если бы не отдалённость от цивилизации, она бы уже тогда сдёрнула в сторону своего дома. И опять Ажу извинялся, клялся в любви и верности и обвинял Веронику. Она, мол, не выполняет обязанности жены в постели уже больше недели, а ему это противопоказано. Вот тогда она и влепила ему по морде, чуть не получив в ответ. Спасибо сестре мужа, Софии, которая понимала и жалела её. Она проходила мимо и остановила своего брата, глаза которого уже наливались кровью. Она же объяснила Вероничке, что их женщинам даже в голову не пришло бы поднять руку на мужа. Но и они никогда, мужчины, даже пальцем не трогают своих женщин. Ей тогда показалось, что Ажу – исключение из правила.
Жизнь в доме родителей Ажу ничем не отличалась от устоев, процветающих в её родном доме. Здесь, в городе, всё встало на свои места. Все работали, мать Ажу была на хозяйстве. Она ничем не нагружала невестку, та сама училась у своей свекрови. У неё было, чему поучиться. Да и общий язык они нашли сразу, в плане ведения хозяйства. Даже мама Маша, приходящая проведать дочь, принимала участие в этих полезных уроках. Ну а когда стало ясно, что Вероника ждёт ребёнка, с неё стали сдувать пыль. Муж сразу потребовал бросить работу. Но она преподавала детям музыку, ничем тяжёлым её работа не отличалась. Зачем? Свекровь поддержала её. Она уважала эту девушку, во-первых, за то, что у Вероники её сын был первым. Это сейчас большая редкость. Во-вторых, за заботу и уход за мужем, не к чему придраться. И в-третьих, за весёлый и лёгкий нрав, покладистость и уважение к ним, к их устоям и традициям. Да и сам Ажу с появлением этой девочки стал как-то взрослее, ответственнее, у него появилась семья. Это очень радовало мать.
А Вероника расцветала, счастью не было конца. Она сразу побежала к врачу, выполняла все указания и назначения. Беременность протекала спокойно, но врач предупредил её об осторожном сексе, особенно на первоначальном этапе. Муж был поставлен в известность. Будущая мать хорошо усвоила первый урок жизни с мужчиной-горцем. Она старалась его слушаться, ну хотя бы делать вид, не провоцировать, не капризничать. Выучила его привычки, наклонности, научилась готовить любимые блюда. Только в постели у неё не получалось ничего. Ей приходилось играть, вернее, подыгрывать ему. После первой, такой совсем не романтичной ночи, натянулась пружина страха, боязнь повторения. “Спустившись с гор”, обиженный Ажу не стал спрашивать разрешения, а наказал свою, как он говорил, Вреднючку-Веронючку жёстким сексом. Все предыдущие бабы балдели от такого продолжительного и разнообразного акта любви. И если в повседневной жизни, он находил для неё ласковые и добрые слова, то на ложе любви довольствовался только указаниями, куда ножку, куда сиську, поворот… Видимо, считал, что он и так награда этим бабам, как мачо во плоти. Вероничка не стала молчать, попыталась объяснить, что надо как-то по-другому. Но получила такой отпор, такое наказание, что решила пока просто имитировать, надеясь, что её, женское, само проснётся же когда-нибудь. Первое время Ажу внял её просьбе немного поумерить пыл будущего отца. Ведь это не её прихоть, так надо для здоровья будущей матери. Но ненадолго. И когда скорая увозила Вероничку с сильным кровотечением, до него дошло, что виноват в этом он. Но признаваться нельзя. И на сетования своей матери о слабом здоровье невестки, он только поддакивал. Но Соня, проведавшая Веронику в больнице, выведала обманным путём истинное положение вещей. Она так потеряла своего первого ребёнка. Её терпение лопнуло. Всё-таки, европейское образование главного экономиста фирмы отца и второе замужество, доставшееся ей через такие тернии терний, сделали из неё бойца некавказского профиля. Её муж, хороший русский парень, её дети и она, носящие фамилию Ивановы, и то, что дочь давно покинула отчий дом, сделали из неё современную женщину. Приехав домой к своим родителям, она устроила своему гиперсексуальному брату такую взбучку, что даже мать с отцом не смогли вставить ни одного слова. Причём, Веронику не выдала, сказала, что сведения от врача. Слава богу, всё обошлось. Всю свою жизнь Вероника будет свято верить, что спасло её ребёнка тогда дикое желание стать матерью и молитва, в ту же ночь привезённая мамой Машей, молившейся вместе с ней. Трещина в отношениях будущих родителей увеличивалась. Если сначала Ажу балдел от груди своей жены, растущей на глазах, то потом обозначившийся живот стал ему мешать. Наверное. И он пошёл налево. Вероника сначала вздохнула с облегчением, думая, что муж её пожалел. Но какое-то нехорошее предчувствие закралось к ней в душу и не давало покоя. Да и свекровь с беспокойством посматривала на невестку, якобы беспокоясь за её здоровье. А на самом деле?
Гуляя по набережной с детьми старшей сестры и младшей сестрой Леночкой, Вероника, носившая дитя седьмой месяц, осторожно шла вдоль реки и смотрела на воду. Был апрель, чудная погода, дело шло к вечеру. Кристина должна была забрать их и отвести к маме. У Вероники был родительский день. Сегодня её мужу придётся спать одному. По идее он должен быть уже дома. В кафе над водой громко смеялись две симпатичные девушки, а третью целовал взасос мужчина в военной форме, очень похожий на… Это был он, её Ажу. Он целовал юную нимфетку так страстно, только что не залез ей в трусы. Она вилась вокруг него, тёрлась грудью. Он посадил её спиной к берегу и стал целовать шею, грудь. Да, грудь, белую, пышную, торчащую из-под его руки. Они ничего и никого не стеснялись. Да и на аллее не было никого, в этой части набережной безлюдно, сюда уже шли на выход. Видимо, Ажу что-то почувствовал, поднял глаза и с сиськой в зубах воззрился на жену. И смех, и грех… А ей и правда стало смешно, наверное, нервный шок. Она стала хохотать, как никогда в жизни. Подскочила Кристина, она всё поняла и стала уводить сестру и детей подальше от речного разврата. Уже в машине сестра напоила свою беременную сестричку водой, и та перестала смеяться. А только всхлипывала, как будто перед этим плакала. В этот вечер она всё рассказала маме. И об Игоре, о котором она немного знала, и о последних событиях в Красноярске, и о своей жизни с Ажу. Мама ругала её за скрытность, за излишнюю самостоятельность, за замужество. Ведь мама Маша сто раз спрашивала, любит ли она этого Ажу? Ну а когда Вероника призналась, что не любила и не любит, что она просто хотела быть хорошей женой и матерью, иметь свою семью, наконец, было решено не возвращать дочь мужу. Полюбить она его не сможет никогда, пусть себе гуляет, мачо-джигит. Сложнее всех пришлось папе Паше, он ездил в дом зятя и, зло глядя в глаза его родителям, оповестил их, что его дочь не вернётся назад. О причинах пусть дознаются у своего сына. Он не стал ничего брать из вещей Вероники, они на следующий день ездили в магазин и купили всё новое. На обратном пути средняя дочь удивила отца до глубины души. Она попросила завести её к матери Ажу, та должна была быть дома одна. Заплаканная женщина сначала обрадовалась, подумала, что невестка вернулась, а потом, выслушав её, не стала комментировать, просто обняла, перекрестила и отпустила… До самых родов мальчик-попрыгайчик Ажуйчик бегал за Вероникой, как хвост. Его сестра София тоже уговаривала простить его. Но когда Вероника задала простой вопрос:” Ты думаешь, он успокоится?”, опустила глаза и больше не настаивала. Но хорошие отношения эти две женщины сохранили, держали друг друга в поле зрения.
Сразу после родов их развели, Ажу женился на своей какой-то-юродной сестре, оставил её в горах, а сам шлялся направо-налево, наезжая делать детей. Это надо было сделать с самого начала. Не экспериментировать.
А у мамы Маши и папы Паши появилась ещё одна внучка. Хорошенькая, черноглазенькая, очень похожая на своего биологического отца. Ну что делать, гены. Этот отец особенно не интересовался дочерью, у него были более важные интересы, да и бог с ним. Дед справлялся на “ура". Гулял, кормил, купал маленькую Машеньку, давая большой Маше возможность закончить начатое – к новому году запускался новый цех по производству ширпотреба, так нужного тогда нашим людям. Веронику отпустили в свободное плавание, она организовывала праздники, музыкальные вечера, концерты. Особенно, детские. Но кормить своё чадо приезжала по расписанию, до обеда всегда была дома, а вечером – на передовой.
Аня позвонила и поздравила с рождением дочери. Откуда узнала? Передавала привет от Ивана Григорьевича, от воспитательниц и учителей. Она работала на том месте, которое предлагалось когда-то Веронике… Про Игоря ни слова. Но когда она лежала ещё в роддоме, ей передали огромный букет любимых ромашек и смешного дельфина, в зубах которого была табличка – “Счастья тебе". Дельфин, талисман их счастья с Игорем. Неужели от него?
Машеньке исполнился год, и бабушка забрала девочку под своё крыло. Наладив работу нового производства, можно было вздохнуть и отдаться общению с маленькой куклой, любимицей всего дома. У Вероники появилась возможность серьёзно заняться проектом организации музыкального образования для детей с самого маленького возраста. Она давно вынашивала эту идею, было много наработок, проектов, идей. А теперь появилось ещё и время, подаренное мамой. Нужно было немного поездить по стране, посетить несколько детских центров и филармоний. И один из них находился в Красноярске, никак нельзя было объехать этот город и перепоручить тоже. Аня очень помогла, и готова была помогать дальше. Но личное присутствие уже вопило. Был июль, макушка лета, откладывать дальше никак нельзя, к первому сентября сигнальная часть должна быть готова. И Вероника отправилась в поход. Она увидела его сразу. Игорь стоял в центре зала аэропорта. Стайка девушек окружала своего гуру… Как когда-то они, студентки-музыкалочки, там, в той жизни. Парни, сбившиеся в кучку, что-то громко обсуждали. “Будущие спасатели” – догадалась Вероничка. Она прошмыгнула в общем потоке, струсила, сбежала… Ну конечно, в этом большом городе совершенно невозможно не встретиться сразу, с порога. Упавшее сердце, затаившаяся душа, кровь в лицо… Не так представляла их встречу Вероника. Она всю дорогу работала над собой. Ведь всё уже предопределено. Ну, хватит! Её дома ждёт доченька, у него растёт сын. У каждого своя стезя. И вот… Пришёл, увидел, победил… Он победил, Игорь! Это не кончится никогда…
Её никто не встречал. Она специально не сообщила, хотела провести первый день одна. Погулять по городу, по магазинам, посидеть в кафе над рекой. Летом Красноярск совсем другой. Вероника с удивлением отметила, что полюбила этот город. И людей, с которыми её связала судьба, живущих здесь. Она бы с удовольствием перебралась сюда, в Сибири такой простор для её начинаний. Если бы… Воспоминание об этом” если бы” кольнуло. Большой, красивый, родной человек… Она опять дышит одним с ним воздухом. Уже вечером, нагулявшись, вернулась в гостиницу. Портье передал записку от Ани. Она приглашала её к себе. Вероника позвонила, извинилась, она очень устала, назначила встречу на завтра, уже в академии музыки и театра.
Они проработали неделю, очень плодотворно. И Аня предложила отдохнуть на Енисее, в одном очень симпатичном месте. А почему бы и нет? Всё это время Вероника чувствовала, что сестре Игоря нужно ей что-то доложить, личное. Они выехали рано утром, вернее вышли. Белый теплоходик неспешно увозил их в лоно природы. И какой природы?! Вероника не могла оторваться от этой красоты. Утро Грига… Музыка звучала в ушах, прохладный ветерок с реки, утреннее затуманенное солнце и простор. Как прекрасна жизнь!
Этой ночью Анна рассказала Веронике много интересного и не очень. Она призналась, что обиделась на подругу за такое непонятное бегство от её брата. Ну а уж, узнав о её свадьбе, вообще ничего не поняла. Игорь стойко перенёс известие об отъезде дорогой ему девушки. Жить с Людмилой не стал, развёлся, забирал мальчика во время своих коротких передыхов, набрал кучу всяческой работы, таким образом отвлекая себя от дурных мыслей. Так и жил. Аня бесилась, даже подсунула ему свою коллегу, вроде что-то у них стало срастаться. Ну не жить же человеку всю оставшуюся жизнь одному? О том, что Вероника стала свободной, она узнала накануне её приезда. Их общая знакомая, Алка, приезжала неделю назад, привозила молодых ребят на стажировку. И очень злорадствовала, что у Вероники ничего не сложилось с красавчиком-ловеласом. И что она, Алка, лучше мужиков в постели не встречала, ну просто гигант большого секса. А у самой даже провожатого не было, везде сама, одна. Да ну её. И начались у Ани бессонные ночи. Она извелась вся, ведь Ирочку Игорю подсунула именно она. У неё, у этой Ирочки, загорелись глазки, она стала просто летать над землёй, похорошела. Наверное, строила уже планы на будущее. Вот что теперь делать? Да ещё и на личном фронте у Ани произошли непонятки. Ну об этом потом.
– Да не надо ничего делать. Каждый человек имеет право на счастье. Если Игорю хорошо с ней, я буду только рада – успокаивала свою подружку Вероничка – У меня растёт доченька, мне есть, ради кого жить. Эта любовь, секс чёртов, высосали меня до капли. Я только немножко успокоилась, почувствовала себя мамой, ответственной за маленькую Машеньку. Как я соскучилась, прямо сил нет… И дело моей жизни, музыка, даёт мне такой заряд оптимизма, полную удовлетворённость и значимость. Нет, про удовлетворённость я загнула, ещё столько нужно сделать. Мы справимся, да, Ань? И будь, что будет.
База, куда они прибыли, деревянная, в старинном стиле, в сосновом бору, просто потрясла воображение Вероники. Всё истинно русское было очень близко её сердцу. Да ещё и в номерах лоскутные одеяла, кружевные прошвочки, самовары. Посуда под Гжель. Как здорово. Она лазила по территории, по домам и верандочкам, сходила на пирс, попробовала воду. А ничего, прохладная, но искупаться можно. Пока Аня улаживает формальности, она так и сделает. Правда, купальника нет. Но ничего, база пустая, народ в поле. И она бросилась в воду в одних трусиках. Плавала долго, балдела, отключившись от всех проблем. Просто почувствовала себя наедине с природой, водой, солнышком.
– Девушка! Это не вас ищет Аня Евдокимова, с ног сбилась? – На мостике стоял молодой парень в форме охранника. – Вы – Вероника?
– Да. А вы бы не могли отвернуться, мне надо выйти – и она легко залезла на доски и быстро напялила одежду. На мокрую кожу никак не хотели натягиваться джинсы, и улыбающийся мужчина предложил помощь. Кое-как справившись, Вероничка пошла за ним, разговорившись по дороге.
Он оказался директором этой базы, правда, временно. В настоящей жизни Виталий, так звали “охранника”, врач МЧС. И база тоже, МЧС. Они ждут приезд детей и студентов через пару дней, вот его и попросили связать приятное с полезным. От этого человека веяло надёжностью, основательностью, добротой. Он так улыбался… Тут же захотелось расплыться в улыбке самой. Следующие два дня он не отходил от них. Показал всё, что можно было увидеть, рассказал всё, что можно было услышать об этих местах, накормил всем, что можно было приготовить здесь.
Вероничке очень хотелось поспать на природе. Тишина, запах сосен, тепло. Комаров она не боялась, можно было намазаться антикремом. Кровать вытащили, поставили под маленькими ёлочками. Если к ним повернуться спиной, то открывался чудесный вид на реку. Даже ночью, луна, дорожка по воде, силуэты деревьев, как привидения… Вероничка потёрла рукой ветку ёлочки, вдохнула аромат хвои и засопела. Виталий, принёсший ей чайку, залюбовался девушкой, он таких не встречал. Своей искренностью, естественностью, женственностью она сразу покорила его сердце. Вероника нехотела казаться лучше, чем она есть. Никакого притворства, флирта, простые человеческие отношения. Девчонка с нашего двора. Он ещё немножко посидел, поправил одеяло, надеясь, что она проснётся. Ушёл. А то неудобно как-то: человек спит, а он…
Утром она проснулась от весёлого девичьего смеха. Потянулась с удовольствием, повернулась и … замерла: Игорь и какая-то девушка бесились на мостках, гоняясь друг за другом. И вместе, с налёта, полетели в воду. И опять смех, ныряния и брызги, переливающиеся всеми цветами радуги. Им было хорошо вместе, хоть картину пиши под названием: “Пробуждение счастья”! Ей надо как-то уйти, потихонечку. Она уже почти встала, когда поняла, что эти двое целуются. Девушка висела на Игоре, зацепившись ногами и руками, а он с явным удовольствием захватывал её губы, отпускал и опять… Она выгибалась, издавала ахающие звуки в промежутках между страстными лобзаниями. У Вероники закружилась голова, она физически ощутила всю вкусность этих поцелуев. А когда эта счастливица сняла верхнюю часть купальника и подставила свою голую грудь под горячие губы Игоря, Вероничка озверела. Ревность, злость, зависть и ещё чёрт знает что взорвалось в её мозгу, превратив в гадюку, королеву зла. Она встала, одетая в коротенькие трикотажные шортики и маечку на бретельках пронзительного оранжевого цвета (другого в магазине не было) и пошла прямо на пирс. Встала напротив парочки, воткнув руки в боки. Вид у неё был умопомрачительный: растрёпанные волосы, наполовину прикрытая грудь, соски вот-вот выпрыгнут, пол попы наружу и длинные стройные ножки, перекрещенные между собой.
– Доброе утро! Как водичка? Я вам не помешаю? – И со всего маху бросилась в воду прямо между ними, подняв фонтан брызг в сторону девушки, и поплыла, сильно махая руками.
У неё не было уже никаких сил смотреть на отвисшую челюсть Игоря и на его губы, покрасневшие от поцелуев. Она плыла и плыла, без разбора, как в море. Но Енисей – река судоходная, с ней так нельзя. Буквально через полминуты она ощутила на своём плече крепкую руку и увидела Игоря, выплывшего прямо перед ней. Он потащил её к берегу, сопротивляться было бесполезно, себе дороже. Ещё сломает что-нибудь.
–Ты обалдела? Как была сумасбродкой, так и осталась. У нас тут кораблики, иногда, плавают, – уже на мелководье начал возмущаться спасатель и резко повернул её, показывая проплывающий мимо катер. – Жить надоело?
–Да, надоело. Тебе-то что? Тебе больше нечем заняться? Ты так чудно развлекался, я даже позавидовала. Продолжайте, сэр. И оставь меня в покое. Отпусти уже. – Вероника грубо откинула держащие её руки.
К ней уже бежал Виталик.
– Могли бы и поблагодарить, человек вам жизнь спас, – визгливо возмутилась девушка Игоря. – Разве можно быть такой грубиянкой? Пойдём, Игорёша.
– Да, сначала спас, потом утопил, а теперь опять спас. Только, зачем? – Прошептала Вероничка, уверенная, что её никто не услышал.
Игорь прочитал по губам.
Виталий замотал её в полотенце, обнял и повёл в дом. Вероника переоделась, вышла к завтраку. За столом сидела только недавно так мило любезничающая парочка. Аньки не было. Боится расправы, предательница. Виталий подвинул стул, усадил, поставил перед ней большую кружку кофе с молоком. Он уже знал её вкусы.
– Познакомься. Вероника. Это Игорь Евдокимов, он у нас тут главный. Его спутница, Ирочка, невеста Игоря. Да? Или я что-то перепутал?
– Да, да, – заверила девушка и, прислонившись к Игорю, поцеловала в губы.
Он отшатнулся. А что так? Наверное, от неожиданности? И чевой-то, вдруг?
– Доброе утро! – На Ане не было лица. – Я так и не поняла, чего вы припёрлись? До заезда ещё минимум три дня. Мы только расслабились немного, спасибо Виталику.
– Я уговорила Игорёшу отдохнуть, пока дети не приехали Ему приходится так много работать, на свадьбу нужно много денег. Да, Игорёшик?
Вероничка встала, поблагодарила за компанию, спросила у Виталика, во сколько очередной поход по окрестностям. И ушла. Следом вошла Аня.
– Я, правда, не знала, что они собираются сюда пожаловать. Прости меня, Вероничка! Обычно, Игорь сам привозит своих студентов. Если ты хочешь уехать, это можно будет сделать завтра. Сюда приедут несколько детей для организации и уборки.
Вероника глупо улыбалась, явно, находясь далеко. Эти прикосновения в воде напомнили ей самые лучшие дни её жизни: море, загорелый Игорь и вселенская любовь, одна на двоих…
–Да, если возможно, мне лучше сдёрнуть. Надеюсь, они не уцепятся с нами сегодня.
Да,щас… Попёрлись с ними. Маршрут был довольно сложный, поднимались в гору, шли узенькой тропкой, даже болото небольшое пришлось преодолеть. Причём, Виталий всё время помогал Анне, а Игорь – своей кикиморе. Вероника справлялась сама. Она не смотрела в его сторону, не слушала, что он говорит, не выполняла его советы. И поэтому, когда они вышли на земляничную поляну, и Вероника зацепила целую пригоршню ягод, получила по рукам. Больно. И тут же влепила обидчику, попав Игорю по губам. Брызнула кровь, заорала Ирина.
– Ненормальная! Психическая какая-то. Откуда вы её взяли? Сказали же, ягоды здесь нельзя есть, в прошлом году люди отравились. Ты что, глухая? Или тупая? Дура! – И, повернувшись к своему жениху, стала слизывать кровь с его губы.
Он отстранил её.
Все онемели. Вероника сорвалась и помчалась в обратную сторону, Виталий за ней. Аня смотрела на своего брата ненавидящим взглядом, убила бы. А Игорь просто исчезал, испарялся, превращался в невесомость с того момента, как увидел её, свою девочку-припевочку… Он ещё был не в курсе изменившегося семейного положения боевички, которую сам же и научил давать отпор. Аня ему не сказала. Ещё. Сегодня скажет. И если он опять променяет её подругу на кого другого, она выбросит его из своей жизни. Пусть даже знакомством с Иркой он обязан ей, своей сестре. Она же не знала…
Вероника неслась, не разбирая дороги. Виталий догнал, обнял, прижал, стал объяснять, что Игорь хотел, как лучше, что на этом месте какая-то аномалия. И что, если бы они прошли чуть дальше, то попали бы на классную ягодную плантацию.
– А можно туда другой дорогой попасть, чтобы не пересекаться с этими…ну, влюблёнными? Мне бы хотелось. – Она смотрела на него, задрав голову, будучи всё ещё стиснута мужскими руками.
– Да, конечно. Только иди след в след. – Виталий с сожалением отпустил свою добычу.
А Вероничка вспомнила, где она это уже слышала, “след в след…”
Вернулись они уже к вечеру, весёлые и уставшие. Виталий сделал из больших листьев лопуха корзиночки, и они принесли на базу много земляники. Вероника вся пропахла этой ягодой, налупилась от пуза. И даже забыла о катере, на котором собиралась уехать в город. Поставив импровизированные корзинки на стол, она улеглась между ними, вытянув руки и положив на них голову. Устала. Закрыла глаза. Картинка была очень живописная: светловолосая девушка в землянике, тонкие руки с длинными пальчиками, солнце в закате на макушках елей… Игорь чуть не задохнулся от этого зрелища… Он вёл своих студенточек к месту их дислокации. Но лагерь же почти военный. Вероника распрямилась, услышав голоса. К ней подсели будущие спасатели, уже, видимо, устроившиеся, наглые и напористые мальчишки, чуть младше Вероники.
– А вы кто? Что преподавать будете? Или с вами можно просто познакомиться?
– Во-первых, добрый вечер! Во-вторых, преподавать я вам ничего не буду. И в-третьих, с невоспитанными мальчишками не знакомлюсь. Это понятно?
–Ой -ё-ё-й! Посмотрите на неё! Наши мальчишки её не устраивают. Да кому ты нужна, пиликалка, точно не от мира сего. Вы с ней не связывайтесь, пацаны. Она бешеная. – Ирина запустила свою длань в корзинку с земляникой и почти всё сразу засунула в рот.
–Я вам не предлагала угоститься. У меня и свидетели есть. Я эту землянику насобирала на месте аномалии для умерщвления своих недругов. Ну, если вы не против, пожалуйста, ешьте.
Ирина фонтаном выплюнула ягоды, помчалась к крану с водой и принялась судорожно полоскать рот, при этом зовя на помощь Игоря. Он выскочил, попытался врубиться, что она говорит. Следом с большой медной чашкой вышла Аня, прошла мимо барахтающейся парочки, подошла к Вероничке, чмокнула её и стала пересыпать ягоды в миску.
– Вы с Виталькой молодцы. Я его урожай уже вариться поставила. Сейчас твой следом… – она не успела договорить.
– Выбрось сейчас же, – заорала гражданка отравленная. – Они заражены, эта дура насобирала их для своих колдовских делишек. Её гнать надо поганой метлой отсюда, пока она всех не перетравила. Я ей устрою, она так просто не отделается, ведьма.
Игорь зажал ей рот и потащил в домик. Пацаны угорали от смеха, Аня ничего не понимала, удивлённо смотря на Ирину, Вероничка удовлетворённо ухмылялась.
Вышел Виталик, пригласил всех на ужин. В столовой Игорь Александрович провёл инструктаж, рассказал, что предстоит сделать к приезду основной группы. А девчонки напомнили ему, что он обещал провести с ними ликбез по самообороне. Вплыла Ирина, что-то сказала ему на ушко, повисла на нём, попыталась поцеловать. Он недовольно повёл плечом, отстраняя её от себя. Она, надувшись, уселась за стол.
– Вероника Павловна! Вы ещё помните наши уроки, судя по сегодняшним событиям. Не могли бы вы нам помочь? Так будет быстрее и нагляднее. Пожалуйста.
– Почему бы и нет. Правда, боюсь, что помню не всё. Но постараюсь никого не отравить.
Ирина хотела что-то прокомментировать, но поймав взгляд Игоря, заткнулась. Стало понятно, что она получила внушение.
“Да, Игорь Александрович, это входит в систему, твои бабы оскорбляют меня. Значит, боятся…” – Подумала Вероника и вышла из столовой.
Объявленные учения проходили на полянке перед пирсом. Через несколько минут молоденькие девчонки буквально заглядывали Вероничке в рот. Они очень старались, не получалось, повторяли ещё раз, и ещё раз. Уже стемнело, но никто не хотел уходить. А когда Вероника превратила обучение драться в обучение танцам, все были в восторге. Тем более, Игорь Александрович разрешил. Да он и сам принимал в этом участие. Через полчаса стало получаться, и дети, распределившись по парам, ловили кайф от владения телом, музыкой, импровизируя и закрепляя пройденное. Вероника и Игорь оказались тоже парой. А почему бы и нет? Они тоже хотели получить удовольствие от этих занятий. Игорь крутил и вертел её, даже переворачивал, держа за талию. Им хлопали дети, всем было очень весело и сердито от новых ощущений, гармонии музыки и тела. “Игорь, пора спать. Пойдём уже” – приглашение Ирины прозвучало как голос вопиющего в пустыне. “Иди, я позже” – как эхо, ответил он.
Виталий, грустно смотревший из окна на феерический танец Вероники с Игорем, лишний раз убеждался в правоте рассказа Анны. Она поведала ему историю любви, без подробностей, но очень захватывающую. А он уже был готов поверить…
Как же Веронике было нелегко держать марку, видеть Игоря, а теперь уже и чувствовать его руки, ноги, грудь. Он был очень ловок, лёгок, и при этом силён и гибок одновременно. Помогала злость, когда перед глазами всплывал утренний поцелуй в воде, такой страстный, явно приносящий удовольствие обоим, и Игорю, и его невесте. Пора заканчивать это самобичевание, она не имеет никакого права лезть в его жизнь. Итак, уже, наворотила. Музыкантша пожелала всем спокойной ночи, ушла в душ. За это время на полянку, где стояла кровать Веронички, перетащили несколько других. Дети захотели присоединиться к ней, разделив желание насмотреться снов на лоне природы. И кое-кто уже посапывал. А рядом с её кроватью, в линию, боковушка к боковушке, простаивало пустое ложе. Кому это понадобилось прислониться к пианистке не от мира сего? А ей надо уже спать, такой получился длинный и утомительный день. Чуть позже, когда сон сморил Веронику окончательно, Игорь улёгся рядом, на том самом ложе, голова к голове, и вдыхая её запах, заснул, как младенец.
Они постоянно пересекались. Вероника и тут не упустила возможности немного ликвидировать музыкальную безграмотность этих милых будущих спасателей. Она стала помогать им, параллельно рассказывая что-нибудь из области музыки. Они мыли, подметали, чинили, стругали и чего-то сколачивали. И везде присутствовал Игорь. Оберегал девочек, когда они вешали шторы, следил за пацанами, разобравшими топоры, молотки и пилы, помогал Виталию оборудовать медкабинет, все работы с огнём взял на себя. И даже помог Веронике повыдёргивать ненужные кустики, никак не дававшиеся девушке. Аня, пока выполнявшая обязанности повара, позвала всех обедать. А потом решили немного искупнуться. Ирина отдыхала, она же за этим сюда приехала. Все перекупались и пошли отдохнуть, впереди было много дел. Вероничка с удовольствием растянулась на мостках. Тень деревьев не пропускала полуденное солнце, иначе бы она сразу же сгорела. Кто-то подошёл, она приподнялась и была сброшена в воду. От неожиданности нахлебалась воды, закашлялась. На пирсе стояла Ирина. Вероничка хотела выбраться, но эта стерва со всего маха наступила ей на руку. Зря. Схватив её за ногу, а второй рукой за подол, “немощная" музыкантша рванула невесту без места на себя, и та полетела в воду. И сразу заорала:” Тону, помогите, она меня хочет утопить!” Вероника выбралась на мостки и спокойно пошла к корпусу. Навстречу нёсся Игорь Александрович. Ей стало противно, на нём не было лица, так переживал, бедолага. Ну куда же он без Ирочки? Небось, на свадебку уже накопил.
– С тобой всё в порядке? – Он схватил её за плечи, стал поворачивать, ощупывать руки, ноги. – Ты же там была одна, кто орёт-то?
– Твоя любимая. Ты задержался, беги спасай, – оттолкнула его и быстро пошла по дорожке.
Повернулась, хотела что-то съязвить и уткнулась в грудь Игоря. Он шёл за ней, след в след. Чуть не упала, он поймал, прижал к себе, в глазах все муки мира.
– Ты – моя любимая! Ты! И всегда ей будешь. Но человек не может быть один, это генетика. Ты же не смогла? Ты любишь своего мужа? Скажи, любишь?
Вероника вылупила глаза, она поняла, что Игорь не в курсе её развода. Значит, Аня не сказала. Со стороны реки летела разъярённая курица, какая-то грязная и очень уж мокрая. Голосила, поносила Веронику, просила Игоря поддать пианистке жару. Она же чуть не утопила его невесту!?
– Нет, не люблю! – Выкрикнула Вероничка и попыталась вывернуться из железных рук. – Отпусти меня.
– Да брось ты уже эту психопатку. Кого она может любить? Ей человека прибить, утопить, отравить ничего не стоит. Игорёша, мне так плохо, я наглоталась воды и…
– Да захлебнись уже! – Заорал Игорь. – Вероника, не отпущу, пока не объяснишь, что происходит. Я же чувствую, ты вся на взводе, как натянутая струна. Что с тобой?
– Да отпусти меня. Мне нужно к Виталику. А с натянутой струной – к утопленнице, – И поскакала в сторону домиков.
Доктор очень удивился, увидев ладошку девушки. Её объяснения его не устроили. Он же врач МЧС, спец по травмам. Костяшки пальчиков кровоточат, мизинчик ушёл налево, кожа на внешней стороне ладони как чем-то посечена. Он, конечно, всё обработал, замотал, но подозрение в причастности другого человека к этой травме осталось. Ведь все на базе знают, что она – пианистка, и руки для неё – святое. Кто же мог так поступить? Кто-то из детей? Виталий поделился с Игорем, который как раз пришёл узнать, всё ли в порядке у Вероники. У спасателя потемнело в глазах, он понял, кто причастен. Выскочив из медпункта, метнулся к детям, они выползали продолжать уборку. Слово за слово, выяснил и подтвердил свои опасения. Ну, хватит. Как бы не сложилась дальше жизнь, с этой женщиной он её не свяжет. Но Ирину нужно вывезти в город, а следующий катер только завтра. На нем собираются и девчонки, Вероника с Аней. Значит, поедет и он. А здесь прекрасно поруководит и Виталий.
Увидев свою учительницу драк и танцев, студенты расстроились. Они рассчитывали на продолжение, а тут… Но Вероничка пообещала, что танцы не отменяются. А самооборону им прекрасно покажет Игорь с Виталиком. Да и Аня не останется в стороне. Они прекрасно провели время, напрыгались, подрались, танцевали до упада. Вероничка отползала к своей кровати, надеясь увалиться и заснуть, сразу же. Рука побаливала, разум заходил за разум, сердце окончательно развернулось к Игорю. Никакие уговоры самой себя не помогали. Она любит его, только его. Ну вот что делать? Не отдавать его этой тётке, вот что. Но как? Вот где он сейчас? С ней, и уже не первую ночь. Ну, кроме вчерашней. Он объяснил ночёвку на улице ответственностью за детей. Но сегодня все спали в домиках, обещали дождь. Вероничка села на кровать. Виталий обещал, что утром будет лучше. В дверь постучали, вошёл врач, перемотал руку, дал обезболивающее. Всё, спать.
Среди ночи она проснулась, дождя не было, луна заглядывала в окно, кровать Анны пуста, даже не разложена. Сна как не бывало. Вероника вышла на природу, в небе всполохи дальних молний, где-то идёт дождь. И тишина. Она поймала себя на простой, до примитивности, мысли: если бы рядом была Машенька, она бы жила здесь, в этом крае, с радостью. Её любимый человек защищает эту первозданную природу, старается сохранить для людей лесные красоты и заповедные места. Сам, большой и красивый, добрый и очень порядочный, смелый, сильный, всем помогающий, и стихия – огонь, вода, землетрясения и катастрофы – переплелись в один живой ком. В настоящую, жизнеутверждающую, раскрученную на сто процентов жизнь. Ах, если бы Игорь…
– Почему ты не сказала, что живёшь с дочкой? – Он “вырос из-под земли”, повернул её к себе лицом, заглядывая в глаза, прижался лбом. – Вероника, ты разлюбила меня? Если да, я…
– Возьми нас к себе, Игорь. Мы не будем тебе мешать, – зажав ему рот рукой, попросила она…
Никого не стало в этом громадном мире, только он и она. Счастье разрослось до размеров Вселенной. Оно окутало их, награждая за такой нелёгкий путь к нему, к этому счастью. Как Игорь её целовал!? И она его. Её состояние было подобно выпущенному из долгого плена вольнолюбивому узнику, наконец-то, получившему свободу, и пьющему её, эту волю, полным ковшом. А он не мог поверить, что всё это правда, она здесь, у него в руках, вся его, любимая девочка Вероничка. Какому богу молиться? Или богам? Или всему Олимпу?
– Если ты скажешь:” Не сейчас" – я убью тебя, – задыхаясь, промолвила она, опять находя и впиваясь в его губы.
Всё её женское “я” жаждало этого мужчину, ей хотелось залезть ему под кожу, прижаться так, чтобы никто не смог оторвать, целовать, миловать, вспоминать все сантиметрики его мускулистого тела. Обострённые до предела чувства и желания требовали сексуального вмешательства, её влекло к нему со страшной силой, с жадностью и нетерпением.
Маленькая банька над Енисеем, ещё тёплая, пахнущая хвоей и деревом… Такого накала страстей она ещё не знала. Игорь ласкал свою девочку, нежную, милую, такую слабую и беззащитную, которая, вдруг, превращалась в страстную жрицу и брала его в плен своими жадными губами, ненасытными поцелуями, нетерпеливыми ручками. Жар его души, вырвавшиеся наружу настоящие чувства, возможность дарить неземное наслаждение – всё для неё, для этой единственной на свете женщины… И опять балдел, захватив губами её сосочки, набухшие, вкусные-превкусные, и нежно проводя руками по спине и попке, такой упругой и кругленькой. И, слившись, наконец, в одно целое, они улетали в мир сладости и упоения, доставляя друг другу такое глубокое наслаждение, такую гамму страстей, такое блаженство!.. А потом просто смотрели и смотрели друг на друга, Вероника тихонько нацеловывала шрамчики, следы ожогов на его лице, вспоминала рельефы мышц, ласковые прикосновения рук, запах любимого мужчины, её Игоря, для которого весь свет уместился в глазах родной и единственной, ненаглядной женщины, его Веронички…
События, как калейдоскоп, пронеслись так быстро, что мама Маша даже не успела толком огорчиться. Глаза её дочери сияли, как бриллианты, счастье переполняло девочку. А её избранник Игорь оказался надёжным, добрым и уважительным, он сразу сошёлся с их мужчинами, Павлом и Максом. Но когда Маша поняла, что он приехал забрать с собой и Вероничку, и Машеньку, и дочь не против, уронила две слезы, чтобы не расстраивать девочек. Главное, что очередное счастье вошло в их дом, Вероника расцвела и похорошела в руках своего будущего мужа. Что может больше порадовать мать? А Павел и Маша будут приезжать к ним, они часто бывают за Уралом.
Под Новый год, всей семьёй отправились в Красноярск, поздравить семью Евдокимовых. Они уже устроились на новой квартире, Вероника Павловна вовсю претворяла свои проекты в жизнь, отправив Машеньку в садик, а Игорь был востребован по “самое не хочу". Если он работал в городе, всё было прекрасно и удивительно. Но когда уезжал очередной раз спасать мир, у Вероники ехала крыша. По её поведению проверяли наличие Евдокимова в городе. Если занятия музыкой идут с шести утра до двенадцати ночи – его нет. Жена таким образом двигала время вперёд, чтобы быстрее пролетело. Ей говорили, что привыкнет, куда денется, не первая и не последняя. Но прошло два года, не привыкла. Видимо, первая и последняя. Самое дорогое, что у неё было – он, Игорь Евдокимов. Ну и Машенька. И Женька. Они передружились, весело проводили время, жили очень хорошо. О чём ещё мечтать? О ребёнке. Что и случилось. Да ещё и сразу два. Вероника “колобкового типа" дохаживала последние дни. Было решено отпраздновать, оставить маму Машу на подмогу, а папа Паша, проведя годовую проверку, подъедет позже.
Новый год пол семьи провели в роддоме. Пацаны родились чуть не в полночь. Записали их первым января. Папа Игорь, конечно, не рожал сам, но по состоянию на момент появления его детей напоминал китайского болванчика. И только, когда ему показали два кулька и улыбающуюся Веронику, к нему вернулось соображение и разум. Забирали домой с шумом, почти пол города пришли поздравить Евдокимовых, одних цветов надарили воз и маленькую тележку. Здоровенькие и спокойные мальчишки росли как на дрожжах. Мама Вероника, молочная ферма, тоже немного поправилась, чем доводила до умиления своего мужа. Она ему ещё больше нравилась, аппетитная, домашняя, очень похорошевшая от счастья. А сам Игорь, раздутый от гордости, отец четверых детей в свои тридцать лет, стал как-то выше ростом, шире в плечах и основательнее в житейских вопросах. А жизнь-то прекрасна и удивительна!!!
Анна вышла замуж за Виталия, врача МЧС. Сильно переживая разрыв со своим северным ухажёром, она оказалась совершенно не готова к новым отношениям. Но наш доктор, выслушавший сначала рассказ о неземной любви Игоря и Вероники, прослушал и вторую серию, о несчастной Аниной судьбе. Они потянулись друг к другу, оба потерявшие надежду на лучшее в тот момент. И результатом этого стали дружеские встречи, походы в кино, театр. Виталия часто можно было увидеть рядом с Вероникой и Аней. Он помогал им в проведении детских музыкальных мероприятий разного толка. И как врач был незаменим. Виталий очень любил детей. И они его. Пачками вечно висели на нём, что-то рассказывали, прыгали и плясали вокруг него. Лучезарная улыбка этого человека никого не оставляла равнодушным. Его так и звали – доктор – Ясно солнышко. Или просто – солнечный доктор. Он спас не одну человеческую жизнь, а жизнь Анны превратил в чудо. Она теперь жила, забыв обо всех своих переживаниях, растворяясь в лучах света и доброты своего любимого мужа. Конечно, Евдокимовы были очень рады за них. И очень с ними подружились. Их дочка появилась через три месяца после близнецов, получив сразу двух рыцарей. Они так и росли вместе, будучи ещё и кузенами.
На семейном совете было решено: привезти на лето Леночку, оформить Даниле практику здесь же и таким образом продержаться ещё пару месяцев. Почти всё семейство оказалось в Красноярске. Сняли большой дом на лето, прекрасно разместились, распределили обязанности, успевали и отдохнуть. Молодые мамы растили своих детей по-современному, таскались с ними везде, повесив на тряпке перед собой или закинув за спину. Мама Маша возмущалась до предела, когда, привлекая и Леночку, эти трое выходили из дома. У каждой по ребёнку, близнецы как рюкзаки, а трёхмесячная пипетка впереди на груди. Но есть же коляски! Ну что такое? Руки им нужны свободные. Зачем? Но воевала с ними только мама Маша, даже доктор не влезал. Мужикам приходилось много работать. У МЧС – летняя пора, напряжёнка. На хозяйстве периодически оставался папа Паша, его работа позволяла ему не соблюдать режим посещения. Главное, вовремя озадачить персонал. Да и на Даньку, проходившему практику в его ведомстве, можно было положиться.
В один из чудных летних вечеров Маша устроилась под крылом своего Пашки в уютной беседке над рекой. Их дом стоял высоко и далеко от Енисея, но вид открывался прекрасный, широка страна моя родная. Дети гуляли, Машенька с Даником, в доме всё переделано, сиди-отдыхай. Воспоминания понесли в далёкую юность…
После девятого класса большую часть будущих десятиклассников отправили в стройотряд, в большую деревню на Волге. Им предстояло возвести забор вокруг машинного стана. Ну а что ещё можно было доверить этим городским? Через неделю стало ясно, что выбранный готический стиль для данного сооружения не соответствует видению колхозного начальства. И к ним приставили молодых строителей, как бы в наставники. Дело пошло. Здоровые, ловкие, отслужившие в стройбате, они сразу после армии создали свою бригаду и ездили по городам и весям, неплохо зарабатывая. Шестнадцатилетним девчонкам сразу стало очень неспокойно жить. А половина из них повлюбилась ”навеки”. И Маринка, лучшая подруга Маши, тоже. Да так серьёзно, со слезами по ночам, краской в лицо и скромно опускающимися глазками при виде Олега, крепкого, светловолосого парня с карими глазами и небольшой бородкой. Днём девчонки подносили кирпичи, а вечером на них же устраивали посиделки. Только Маринка уходила в беседку над Волгой, помечтать. Ну и Машка составляла ей компанию, если она слишком долго засиживалась. Там тоже было не близко до реки, и тоже открывался отличный вид, далеко-далеко, простор и ширь… Сколько девчонки переговорили в этой деревянной беседке, сколько мировых проблем было решено, сколько секретов доверено… Но что делать с любовью, так и не дотумкали…
В один из вечеров к ним подсели два строителя. Они давно перезнакомились. Ничего необычного, сели и сели. Поговорили, пошутили, похихикали. Девчонки засобирались, пора спать. И получили предложение провести ночь с ними, около костра, с печёной картошкой и жареным мясом. Там, мол, вся бригада и другие девчонки и мальчишки собрались. Маринка молящими глазами уставилась на Машку. Ну понятно, если вся бригада, то и Олег тоже. И подружки согласились. Но у костра никого не было. Да и огонь почти не горел. Зато рядом находился колхозный сеновал, и оттуда доносились не двусмысленные звуки. Парни заулыбались, стали обнимать и лапать девочек, они закричали. Строители удивлённо вылупились на них.
– Ну вы же сами пошли? Что придуриваетесь? Не детский сад, чай.
Девчонки, и правда выглядели лет на восемнадцать, всё при них, кровь с молоком. Но Маше не было и шестнадцати, Маринка чуть постарше. И парни это знали. Но с кем-то же они проводили время на этом сеновале? Неужели, кто-то из их одноклассниц?
– Не трогайте нас! Вы нас обманули! – отбиваясь от назойливых рук, орали девчонки, пытаясь убежать.
– А ну, отошли от них. Вам что, деревенских мало? Обалдели? Вышвырну из бригады в два счёта, не посмотрю, что "земели" – Олег, в свете луны казался сошедшим на землю пророком.
За его спиной маячила их училка по-английскому, с взлохмаченной причёской и расстёгнутыми пуговицами на кофточке.
У Маринки потемнело в глазах.
– Кто вас-то спрашивает, уважаемый! Заступник женской чести, поборник моральных устоев. А ничего, что у Елизаветы Сергеевны муж есть? А? Вот и не лезьте, куда не просят, – и, обхватив за шею одного из строителей, вцепилась ему в губы.
Но теперь уже и он обалдел. Они хотели поваляться, позажиматься, только и всего. А эта красотка захочет после такого поцелуя чего побольше. Не… Не надо. Но Маринка не отпускала. Машка растерялась, что делать? Маринка же, явно, назло. Первым отмер Олег. Он оттащил девчонку, она брыкалась и размахивала руками, что-то орала о любви и коварстве. Ему удалось собрать её в кучу, он прижал рыдающую Марину к своей груди и гладил её по голове.
– У тебя всё будет хорошо, поверь мне, девочка, – и целовал её в солёные глаза. А она всё подставляла ему свои губы… Но, увы…
Через полтора года Маринка вышла замуж, первая из нашего выпуска. За Славика, с которым и живёт счастливо по сей день.
Почему Машке вспомнилась эта история именно сейчас? Прекрасный вид на Волгу и здесь на Енисей согревал душу гордостью за такую огромную и красивейшую страну, самую лучшую во всём мире. За Русь матушку. Она поделилась этим чувством с Пашкой, и он полностью с ней согласился.
– Моя Русь – ты, моя любимая девочка Маша, – он так проникновенно произнёс это, что у неё закружилась голова.
А ведь им шестой десяток пошёл…
По громким голосам они поняли, что пришли дети. Что они так орут? Машка подскочила, Павел за ней. Перед домом стоял Игорь, держа на руках одного из своих сыновей. У мальчика была загипсована ножка. Второй – на руках у Виталика, без гипса. Да что случилось?
– Мать сколько раз говорила, есть же коляски. А ты поддакивал девкам, да пусть, да пусть. Доктор чёртов. – Игорь вываливал на друга своё возмущение, которому не было предела. – И не защищай, три рохли, у семи нянек дитя без глаза. Нет, ну вы видели? Они уронили ребёнка! – Это он уже маме Маше.
– Да, не уронили, – оправдывал мамаш Виталий. – Порвался ремешок, ребёнок выпал. Да успокойся ты, перелома нет. Через недельку снимем, и всё будет в порядке. Давай домой, Вероника сейчас сдохнет от горя. Пожалей её.
– Мама, он не даёт мне ребёнка, – рыдала дочь, размазывая по лицу слёзы. – Говорит, что я – ехидна, мачеха, а не мать.
– Вероничка, он очень перепугался, срабатывает защитная реакция, Игорь боится отпустить мальчика от себя. Ну пусть поносит, пожалеет.
– Я тоже хочу пожалеть, я тоже испугалась. И гораздо больше. Почему он так со мной? И где они?
– Так, успокаивайся. Они на диванчике качаются. Давайте на стол накрывать, пора ужинать.
Игорь ужинать не пришёл, заснул вместе с сыном. Вероника легла с другой стороны и смогла, наконец, пожалеть своего сыночка. И мужа. Который открыл глаза и аккуратно перегнувшись через ребёнка, нежно-нежно поцеловал её и сказал: "Прости меня, родная моя. Ты – самая лучшая мать в мире. А я дурак, что-то растерялся. Я больше так не буду"… Придраться не к чему, так оно и было… Павел с Машей, Данькой и Леночкой улетали домой со спокойной душой. У Евдокимова всё в кулаке, он не даст свою семью в обиду никогда. Настоящее мужское плечо у их дочери, Веронички. Каменная стена…
Даня закончил институт, и отец отправил его в один из университетов Америки продолжить образование.
– Пока есть возможность, пусть учится. Макс не поехал в своё время, теперь как жалеет, – успокаивал Павел свою жену. – Нам нужны образованнейшие специалисты, чтоб было на кого оставить дело. Тем более, он сам хочет.
– А то ты не знаешь, чего он туда рвётся. К Лизке своей. Вот увидишь, ничего из этой его "любови" не получится. Сколько уже она им крутит?
– Нас не спросят, мать. Она старше его, опытнее, знает, как удержать, как отпустить на коротком поводке. Мне тоже это не импонирует. А вдруг, девочку хорошую встретит там? Здесь не получилось, может получится там – закончил разговор отец.
В доме остались Леночка, Маришка и Олежка. Несмотря на то, что Лена была старше, они с Мариной отдали пальму первенства в их троице Олегу, как мужчине. И он, как истинный джентльмен, нёс эту ношу достойно. Ну а как по-другому, с таким дедом? Он научил его всему, что умел сам. У них было много совместных занятий, вечно что-то придумывали и мастерили, ходили ловить рыбу спозаранок и играть в футбол на школьное поле. И защищать девчонок, помогать им, не давать делать ничего тяжёлого, это как само собой. А дружить и веселиться, радоваться жизни – это, по линии Маши старшей. Праздники, походы, путешествия, фильмы, фотографии, одежда – всё к ней. Хорошо жили, дружно. Поэтому появление Павлика младшего у Кристины с Максом было принято на ура. А уж дед, пачка памперсов ушла… И опять мама Маша взяла малыша на себя, отпустив дочь делать карьеру. Она работала в солидном банке, заведовала персоналом и ждала повышения. Именно, поэтому шестиразовая бабушка не поехала в очередную командировку со своим мужем. Больно было дело мало. А Павел, в этот раз, остановился не в Красноярске, а мотался из одного города в другой. Звонил каждый день, подолгу разговаривал, скучал. Так казалось. Дни бежали в заботах и радостях, дети подрастали, маленький внучек отправился в детский сад. А бабушка Маша загорелась идеей одеть женщин за пятьдесят, каковой была и сама. Её швеи-вязалочки-девчонки заждались чего-то нового и взялись за дело с большим воодушевлением. Они не вылезали из цеха до полуночи, время пролетало незаметно.
Шестидесятилетие Павла Александровича… Этот грандиозный праздник не обошёл вниманием по его подготовке никого. Данила к тому времени уже вернулся, ему шёл 27-й год. Евдокимовы всем семейством пожаловали. 17-летняя Леночка прыгала вокруг отца, она его боготворила. Всё время обнимала, чмокала в щёчку, висела у него на шее, показывая какой он ещё молодой и сильный. Папа Паша выглядел великолепно: подтянутый, немного посеребрённый, всегда выбрит, выглажен, дорогой парфюм. Даже в домашней одежде – супермен. Любитель спорта, бани, бильярда, боулинга и преферанса мог ещё заткнуть за пояс не одного мужика. Для празднества сняли базу отдыха с большим банкетным залом и номерами для желающих. Предполагалось трёхдневное действие. Вечерний банкет, на второй день – пивной пир, а на третий – только свои. Всё прошло на ура. Бедный Макс только подарки перевозил домой три раза. Вероничка с семьёй осталась ещё на пару дней на базе, покупаться и позагорать. Уговорила и Кристину. И та ездила на работу прямо с базы. Данила жил на квартире, захотелось самостоятельности. Леночка прилепилась к сёстрам. Таким образом, Маша с Пашей вернулись поздно вечером домой одни. Устали, как черти. Именинник улёгся первым, а Машка ещё возилась. Войдя в спальню, удивилась, Пашка не спал. Он растопырил руки и с нетерпением звал её к себе. Как капризный ребёнок, дай-дай тебя мне. Она улыбнулась и рыбкой просочилась в его объятия. Вот и скорпиончик на посту. Ничего себе, человек разменял седьмой десяток… Кому скажи – стыдоба. Да почему это? Пусть завидуют!
Утром Маша проснулась поздно, ухандокал ей любимый муж. Вспоминая ночные приключения, она потянулась от удовольствия, заулыбалась. Встала под душ, привела себя немного в порядок, заправила постель, отдёрнула шторы. Зашёл Пашка, одетый в джинсы и майку.
– Ты куда собрался, Павлик? Или пришёл уже?
Он молчал. В его глазах было столько муки, отчаяния, даже страха, что Маша села на кровать, и у неё заныло под сердцем.
– Что? Говори? Что случилось, Пашка!
– Я ухожу…
– Куда ухожу. Ты о чём? Да не пугай меня.
– Я ухожу от тебя. К другой женщине. Прости.
И ушёл. Маша ничего не поняла. До неё не доходило. Она подскочила, выбежала на веранду, но машина с Павлом уже выехала на дорогу. Она вернулась, схватила телефон. Он ответил из столовой. Она рванулась туда. На столе записка.
"Машенька, прости меня. Я ухожу от тебя, вернее от себя. Оставляю не тебя, я бросаю себя. Так получилось, ничего изменить уже нельзя. Дай мне неделю, и я тебе всё объясню. Детям, пока, скажи, что я в командировке, срочно уехал. Прости. Мне тоже очень больно."
Маша на негнущихся ногах прошла в душ и встала под холодную воду. Ну уж нет, Пашенька, ты мне всё объяснишь сейчас. Никаких командировок и недель. Она переоделась, села в машину и отправилась в офис. Его там не было. Оказывается, он взял отпуск. Секретарша довела до её сведения, удивлённая до самой глубины души, что они, Маша и Паша, сегодня улетают в Таиланд, в час по полудню. Так, в аэропорт. Она быстро нашла стойку с нужным рейсом, вот-вот должна была начаться регистрация. И Маша увидела… её мужа, за которым, очень интимненько прижимаясь грудью, шла пухленькая женщина лет тридцати пяти, плюс-минус пять. Хорошенькая, тёмноволосая, в солнечных очках и с ярко накрашенными губами. И попа, шире колеса. А Машка держала себя в руках, боялась съесть что-то лишнее, лишь бы не растолстеть. А её мужу, оказывается, нравятся такие, надо же. Она храбро пошла им навстречу. Он, конечно, не ожидал. Думал, его жена лежит в обмороке, вокруг врачи и капельницы и что там ещё… Фиг тебе, Пашенька. Ей очень хотелось смеяться, да просто ржать до упаду. Вот это сюрприз! Губы сами собой растянулись от уха до уха.
– Павел Александрович! Какой сюрприз! Можно вас? Извините, мадемуазель, буквально на минутку. – Хохотнула Машка.
– Зачем ты здесь, Маша? Не позорься, прошу тебя. Вернусь, поговорим.
– Нет, поговорим сейчас. У тебя полно времени, успеете, голубки.
Его передёрнуло, рот скривился. Он взял за руку свою спутницу и отвёл её к диванчику. Машка поняла, что женщина беременна. На маленьком сроке.
– На таком сроке летать опасно. Ты, разве, не знаешь? – съязвила она.
– Знаю. Это её решение. Беременных нельзя обижать.
– А не беременных, вернее, уже не беременеющих, можно?
– Маша, прошу тебя, не здесь и не сейчас. Я при…
– Не надо мне ставить условия. Тем более, что у меня только один вопрос. Ты любишь её?
В глазах побитой собаки, соучредителя громадной фирмы Павла Александровича, отразилась нечеловеческая мука.
– Я не знаю…
– Ну ты же не вчера взял на себя роль будущего молодого папаши? Что значит, не знаю? Надо отвечать, да или нет.
– Пашенька, ты скоро? – Пропела новая спутница машкиного мужа. – Мне не очень хорошо, надо на воздух.
– Сдаётся мне, Павел Александрович, вы сами себе не рады. Утомила вас большая семья, новых ощущений захотелось, а совесть деть некуда. Да? Ничего, прополощете в тёплом море, промоете мозги, глядишь, и полегчает. Главное, не перегрейтесь, а то пойдёт обратная реакция, совсем совесть потеряете. Хотя, это проще. – Маша выдохнула, чтобы не наговорить лишнего, похабного. – Не любишь ты её, Пашка! Не любишь. Но это уже ничего не меняет.
Она резко повернулась и пошла, задрав нос. Каблучки стучали, отбивая частый ритм её сердца, душа запряталась в самый дальний угол, ни слёз, ни рыданий. Чай, не девочка… А что, мальчик?
В этот день она особенно плодотворно поработала, нагрузила своих работниц новыми идеями, привезла всяких-разных материалов и фурнитуры. Ночевала в своём кабинетике, почти до утра выстраивая новые выкройки и схемы. Домой нельзя, пока он пустой. Да и работа не даёт умереть…
Вечером все собрались. Узнали, что папа уехал, очень удивились. Но мама Маша играла изумительно, высший пилотаж, народные артисты отдыхают. Через неделю Евдокимовы уехали, Данька перебрался опять на квартиру, дети готовились в школу и всё время спрашивали, когда приедет папа, и почему он не звонит. Он им был нужен по их, секретным, делам. Господи, что будет? Все ночи, лёжа в пустой кровати, Маша задавала себе этот вопрос. И ревела, тихо, в подушку. И замечала, что с каждым днём силы оставляют её всё больше и больше. Давление зашкаливает, сердце аритмично выпрыгивает, голова плывёт. Надо что-то делать, пока её не расшибло. Поговорив с Кристиной, она решила лечь на обследование. Да и встречаться с этим прилетевшим ей совсем не хотелось. Пока её нет, он поможет детям подготовиться к первому сентября. Если, конечно, захочет. А там видно будет…
Кристине было уже тридцать семь лет, клиенты её банка работали повсюду. Она устроила свою мать в хорошую клинику нервных болезней, каждый день проведывала её, разговаривала с врачами. Она всё узнала про отца. Секретарша доложила. Мама Маша взяла с неё слово, что, пока лежит в больнице, дети ничего не узнают. Данила рассказал, что отец живёт с ним на квартире, объясняя это тем, что хочет передать дело сыну, и ему надо того понатаскать. Но сколько верёвочке не виться… Маше поставили нехороший диагноз, и она отправилась в реабилитационный центр, редко приезжая домой. Данила бросил отца в квартире и переехал в дом. Он пытался поговорить с папой Пашей, хоть как-то понять его, но ничего хорошего из этого не получилось. Только хуже. Больше всего переживала Леночка. Светлый и героический образ её папы постепенно мерк в глазах ученицы одиннадцатого класса. Этот мучительный процесс наблюдали все, и никто не мог ей помочь. В конечном итоге, она полностью отвернулась от него и взялась выхаживать мать. Тем более, что собиралась поступать в медицинский. Домой мама Маша вернулась только через полгода, как раз к весне. Ей предстояло наладить их житьё-бытьё, создать хотя бы подобие прежнего, дружного и весёлого дома. Она столько всего передумала за это время, столько прочитала, общалась с психологами, специалистами по семейным делам и разводам. Но ничего конкретного так и не надумала. Придётся действовать по наитию. Пусть материнское сердце подскажет.
Она не стала убирать из дома пашкины вещи, вернула даже те, что её дети уже выбросили. Он – их отец. Ну полюбил другую женщину, никто не застрахован от этого. Папа любит своих детей, надо общаться. Олег доложил бабушке, что он ездит к деду на квартиру, что тот приезжает за Павликом и водит их в детские театры и на представления. Маша узнала, что Данила хотел уйти из фирмы отца, но Макс остановил его. Ведь они работают вместе с Павлом Александровичем, а не в его частной лавочке, фирма – не собственность папы Паши. Вероника приезжала проведать и поддержать маму. И тоже разговора с отцом не получилось. И самое странное: на новогоднем вечере присутствовала новая пассия, но совершенно не беременная. Причём, пришла она одна, и всё время тёрлась около Павла неприличным образом. Народу она не понравилась, все сравнивали её с мамой Машей, и молодуха проигрывала по всем фронтам. Может, эта была другая? В любом случае, Павла Александровича осудили и не поняли. Но что это меняет?
Когда Маша поняла, что подъехала машина, явно, Павла, у неё подкосились ноги. Она быстро затолкала в рот таблетку. Ещё не хватало, чтобы он увидел её немощь. Хрен тебе, муженёк. Мама Маша сделала вид, что сосредоточенно готовит, быстро вытащив доску и овощи. Открыла воду, брызнула в лицо, стала мыть огурцы.
– Здравствуй, Маша! Как здоровье? – выглядел он плоховато, синяки под глазами, осунулся, но также подтянут, подкачан.
– Вашими молитвами, Павел Александрович! А ваше? Когда вас можно будет поздравить с новым статусом молодого отца?
– Ребёнка не будет. Не получилось.
– Перегрелись, ай-я-я-й. Но ничего, у вас вся жизнь впереди. Да что это я? Наверняка, уже зачали. В добрый путь.
– Маша, давай без ёрничества. Нам же надо как-то общаться. Хотя бы ради детей.
– Вы что, Павел Александрович, считать не умеете? Наши детивыросли, у всех уже своя жизнь. А у внуков – свои родители. Так что, будьте любезны, ограничьте меня от вашего общения. У нас один вопрос – развод. Подадим летом, когда Леночка поступит в институт. Или вам к спеху? Придётся вашей любимой подождать.
– Нет никакой любимой, и я…
– Уволь меня от подробностей. Неужели ты думаешь, мне интересно, что у тебя происходит? У нас теперь проблемы, и те разные. Вы что-то ещё имеете сказать?
– Да нет, всё понятно. Но избавиться от меня не удастся, я буду постоянно находиться в поле вашего зрения, т.е. вы будете находиться…
– Идите, Павел Александрович, идите уже, потеряшка.
Они почти не общались. Маше так было легче. Каждый раз после его ухода, она уходила в спальню, собирала себя в кучу, понимая, что за ней наблюдают несколько пар глаз, детей и внуков. Они очень берегли её, Маша это чувствовала всеми фибрами души. Души, которой у неё не было. Она, как машина, которой задали программу, объяснив, что такое хорошо и что такое плохо, выполняла поставленную задачу на "отлично". Автоматически. Что сделала не так? Почему её легко поменяли? Как жить, не понимая? От этих вопросов старалась уходить, забивая голову насущными проблемами, вплоть до собирания по всему дому носков…
Один раз за это время Маша пожалела своего, всё ещё, мужа. Узнав от детей, что отец попал в больницу с инфарктом, она решила его проведать. Долго не решалась войти. Врач предупредил, волновать нельзя. И от врача же она узнала, что Павел просить обязательно пропустить её, если придёт. Вошла. Он спал. Жалость сжала сердце. На столике перед кроватью не было никаких следов ухода. Даже фруктов. Маша пожалела, что не принесла чего-нибудь домашнего. Стала выкладывать йогурты, соки, всякие диетические вкусности, фрукты. Села на краешек кровати. Его рука, в синяках от капельниц, лежала совсем рядом. В груди защемило. Чуть вверх, и любимый скорпион… Боже, она сейчас развалится на мелкие части. Да она уже осколок, куда же ещё? Вошёл доктор, поманил её в коридор. Рассказал, какие лекарства нужны, и успокоил, всё не так плохо. Организм крепкий, через пару недель будет дома. Он общался с ней, как с официальной женой. И Маша решила: будет выхаживать. Ей даже полегчало немного от принятого решения. Вернувшись в палату, поймала на себе взгляд Павла. Нежный, немного извиняющийся. И улыбка, сдохнуть можно. Она, эта его улыбающаяся физиономия, преследовала её везде: и за завтраком, обедом и ужином, и на работе, и вне её, и снилась, почти каждую ночь. Что же ты наделал, Паша?
– Как ты себя чувствуешь? – Она опять села на краешек кровати.
Он взял её руку, ток прошёл по всему телу Машки. Он потянул, прижал к щеке. И, вдруг, сильно обнял её. Очень сильно, она не могла даже трепыхнуться. Ничего себе, больной.
– Ты с ума сошёл? Лежи спокойно, а то меня больше не пустят, – сказала как-то так, как раньше, в той жизни.
Он отпустил. Помолчали.
– Вам пора. На сегодня хватит. И завтра только к вечеру. У нас с утра большое обследование. Не забудьте про лекарства.
Маша ушла, так и не дождавшись ни одного слова. Она брела по коридору, обдумывая план ухода за Пашкой, что приготовить в первую очередь, чем порадовать, какую книжку принести… Навстречу неслась женщина. Темноволосая, с хвостиком на голове, широкозадая, почти не накрашена, как будто только от плиты. В глазах сильное волнение, тревога, боль. В руках большой пакет, в котором тарахтели какие-то судки и бутылочки. Это была она – несостоявшаяся мать ребёнка её мужа… Всё встало на свои места. Маша ещё вернулась, принесла лекарство. И, проходя мимо палаты Павла, увидела её, лежащую у него на груди. Совсем чокнутая, ведь нельзя же! Да ей-то, Машке, что за дело?
В больницу ходила Леночка. Она, как и мать, пожалела своего отца. Приносила приготовленные мамой любимые папины блюда, читала ему новости, довольно долго просиживала с ним. И ни разу не натолкнулась на его профурсетку. И в холодильнике были только их передачки.
– Мама, она к нему не ходит, – рассказала про свои догадки дочка – А папа очень просит тебя прийти к нему. Очень, мамочка.
Семнадцать лет эта девочка прожила в чудной атмосфере дружного дома, где все любили друг друга, где папа смотрел на маму преданными и восхищёнными глазами, а мама и не скрывала, как обожает своего мужа. Ей было очень сложно. Она, по-девичьи, встала на сторону матери, но, когда поняла, что папа остался один, почти простила его, любовь побеждала в её сердце. Если бы можно было выбросить из их жизни это ужасное событие, если бы можно было вернуть папу маме, счастливее её не было бы никого на свете. Если бы…
Машка понимала состояние своей дочери. У неё были те же самые "если бы"…
Даня объявил всем, что женился. За всеми этими событиям они пропустили такие важные изменения в его жизни. Ему было почти тридцать. Ещё в институте в его жизнь вползла змея подколодная, Елизавета. Она преподавала у них иностранные языки. Занималась с Данькой дополнительно, используя язык не только в плане обучения. Видимо, развратная, гиперсексуальная мадам, сумела влюбить в себя птенчика-студенчика настолько, что лет семь он не мог от неё оторваться. Только когда вернулся из-за границы домой, Маша облегчённо вздохнула. И вот, на те вам.
– Сынок, как? И кто, эта везучая девушка? Такого парня оторвала.
– Её зовут Карина. Она – папин лечащий врач-терапевт. Мы познакомились неделю назад. И сегодня расписались. По этому поводу приглашаю вас вечером в ресторан. Форма одежды – парадная.
Мама Маша опустилась на стул. Она видела эту врачиху. На вид лет тридцать, высокая, стройная и очень красивая кавказская женщина. И, кажется, у неё двое детей. Тут же вспомнилась Вероничка в руках горца Ажу, и чем это закончилось. Неудачное воспоминание в такой момент.
– Даня, знакомиться с невестой, тем более, женой сына в ресторане? Вот так да.
– Мамочка, она здесь, сидит в машине. Стесняется идти. Да и никакого вечера не хочет. Я её еле уговорил. Мама, я очень люблю эту женщину. С первой минуты, как только увидел. Уверен, что и вы одобрите мой выбор. Веду?
Маша качнула головой, поплыли круги, башка чуть не отвалилась. Это “нервнопаралитическое…” Говорят, пройдёт со временем, только побольше положительных эмоций…
Молодая женщина стояла за спиной Данилы. Было заметно, что она не в своей тарелке.
– Здравствуйте, Карина! Честно, даже не знаю, что сказать. Поздравлять, что ли?
– Калина, Калина! – от двери нёсся маленький Павлик. – Ты к нам в гости? Ула!
Он её знал. Откуда? Всё прояснила Кристина. Папа Павел ходил с внуком на приём, ему назначили курс процедур, и он оставлял внука на это время с ней, Кариной Ашотовной. И так несколько раз. Собственно, Даня там и увидел свою любовь. Она играла с мальчиком в догонялки во дворе поликлиники и чуть не сшибла его дядьку с ног. Папа был первым, кто узнал о вспыхнувшем чувстве сына, и очень обрадовался за него.
– Ну что ж, калины Карины у нас ещё не было. Пришло время, значит. Милости просим.
Жить они стали там же, в старой квартире. А Павел купил себе современную, в новом районе, с видом на реку. Он мог себе это позволить, пожиная результаты своего многолетнего труда. Да и бросать свою деятельность не собирался. Его ещё и уговорили прочитать курс практической экономики в высшей школе повышения квалификации. Он согласился только потому, что не знал куда себя деть в уютной, хорошо обставленной двухкомнатной квартире. Выходные Павел посвящал внукам и Леночке, а вот в будни, хоть вой.
В один из таких вечеров к нему пришёл сын. Он начал свой разговор очень жёстко. Говорил о том, что таких женщин, как мама Маша, уже не делают. Что он так и не понял своего отца, который был примером и кумиром для него столько лет. Что он, ну хоть как-то, оправдал его, если бы отец имел интрижки на стороне, но мама об этом не знала. Ну вот так уйти, бросить эту чудную женщину… Как он мог? Маме Маше скоро шестьдесят лет. А кто ей даст? Несмотря на частые недомогания и не очень хорошее психическое состояние, она выглядит сногсшибательно! А если бы ей не пришлось пережить такой стресс, спасибо тебе, папочка, который унёс несколько лет её жизни, она бы была просто молодой и красивой женщиной. Ведь счастье всегда красит.
Павел молчал, ему нечего было сказать. Больше того, он подписался бы под каждым словом гневной речи Данилы. Ну что это изменит? Маша никогда не простит его. Да и он сам себе не простит эту ужасную интрижку с тупым концом.
Это случилось прямо в офисе. Уже начались приготовления к шестидесятилетию. Павел искал не просто хорошего повара, а повара необычного, ему хотелось удивить своих друзей, подать блюда, которые они никогда не пробовали. Но при этом, конечно, вкусные. Каждую пятницу его секретарша, с которой он, кстати, не спал, как это принято, заказывала фирменные блюда в очередном ресторане, и дома устраивались дегустации. В одну из пятниц в дверь постучались, и вошла симпатичная полненькая женщина. Секретарша была отпущена пораньше домой, а про заказ Павел забыл. У него ещё были дела, и он попросил организовать пробу прямо в офисе. А он сейчас придёт. И пришёл. Рыбные блюда с белым вином, мясные с красным, коньячком шлифанули, половым актом закончили. Он даже толком ничего не понял. И самое странное, не получил особого удовольствия. Ему хватало Машки, он уже давно не смотрел налево, спальня в их доме служила им отменно, несмотря на уже совсем немолодой возраст. И вот, здрасьте. Седина в голову, бес в ребро? Как-то тускленько. Зато новая пассия растекалась как тесто, пела дифирамбы мужской силе Павла, заверяла, что никогда такого секса у неё не было. Павел только криво улыбался. Ему надо было заткнуть уши, и отделаться от этой поварихи раз и навсегда. Первый раз, что ли? Но елей ласкал слух, и отношения продолжились. Через два месяца молодуха призналась в беременности. И уже на месте чуть ли не жены, стала устанавливать свои порядки. А, попросту, шантажировать Павла. И первым условием был развод с Машей. И новый дом, и машина, и деньги. Классическая подстава, так, тебе, Пашенька и надо. Молодого тела захотел? Новых ощущений? Получи – подвинься… Некоторое время он ещё надеялся разрулить ситуацию, но не тут-то было. Повариха поставила его в известность, что у неё есть компромат для его жены. И как только он захочет избавиться от неё, Маша получит все доказательства его измены. Павел даже обращался к своей службе безопасности, нанимал частного детектива, всё тщетно. Кольцо замкнулось. И так, и этак, Машка всё равно узнает. Тогда старый дурак попросил отсрочки до своего дня рождения, пообещал вывезти любовницу на отдых к морю, и там разрулить все их трудности. А эта звезда организовала их отъезд именно на следующий день после праздника, подстраховавшись конвертом с фотографиями, который утром принёс курьер. Вся их вакханалия в офисе. Вот тогда он и ушёл. А что оставалось делать? Дать Машке посмотреть кино кому за шестьдесят, с Павлом в главной роли? Перед отъездом, в офисе, у него состоялся серьёзный разговор с давнишним другом, полковником силовых структур. Павел объяснил ситуацию и очень просил избавить его от компромата, за любые деньги. Тот пообещал постараться. И у него это получилось. Обмен произошёл на документы на квартиру, которую Павел купил своей поварихе. В этой квартире они и жили. Ему, даже, показалось, что не так-то всё и плохо. Толстуха готовила, как бог. Ноги раздвигала по свистку, будь готов – всегда готов. Была чистоплотна. Не лезла с разговорами о любви. И, если учесть, что дорога назад для него закрыта, жить можно. Но не прошло и месяца, как он понял, что жизнью это существование назвать нельзя. Его, вроде, как и любили, холили и лелеяли, в рот заглядывали. Но он… Всё его "я" заполнила тревога за Машку и чувство вины, как только он узнал о её болячке. Господи, прости и помоги! Это его грех! Он даже стал ходить в церковь и ставить свечки за её здоровье. И просить, как умел, прощения. Может, ей передадут?
В один прекрасный день Павел честно признался себе, что даже мысль о близости с будущей матерью его ребёнка вызывает в нём отвращение. И никакие её галушки ему на фиг не нужны. Узнав об этом, толстуха устроила грандиозный скандал. Мало того, она таскалась за ним по всему городу, умоляла, просила подумать. И куда делся её бандитский настрой, демонстрируемый не так давно? Венцом этих отношений стало известие об аборте, который она сделала сразу же по возвращении из Таиланда. Об этом ему рассказала его секретарша, подруга Карины Ашотовны. А он не заметил, что пузо у его пассии не растёт, потому что она была толстой коровой. Ребёнок поварихе был не нужен, она получила квартиру, деньги, богатого мужика. Ей только открылась перспектива пожить для себя, любимой… Ну не получилось, ну, выкидыш, какая трагедия. По её сценарию, Павлуша должен был таскать её на руках, жалеть и оберегать. Не получилось. Хотя, квартиру он ей оставил. Но очень хотелось богатого мужика, да ещё такого красавчика, пусть и не очень молодого, но очень сексуального. Она пыталась оправдаться, врала, выворачивалась, играла, как могла. Даже похудела немного, вот, бедная, как страдала…
Павел обосновался в квартире с Даником. А потом, чтобы никому не мешать, приобрёл квартиру для себя, любимого. И пропадал там, скучал и сильно тосковал по прежним, таким счастливым, временам.
И вот теперь, его единственный сын, надежда и опора, всё разложил по местам. И добавить нечего, и оправдаться нечем. Но Павел чувствовал, что Данила не всё вывалил ему на голову, с чем пришёл. Отец усадил его, сварил кофе, достал коньяк. Данила отдышался, немного успокоился.
– Ты всё правильно говоришь, сынок. Я бы отдал все блага мира, чтобы прожить хотя бы один день из той жизни. Зачем колебать воздух? Ничего не вернёшь. Я очень обидел Машу. Предал. Мне нет прощения. – Помолчал. Молчал и сын. – Говори уже, Даня, зачем пришёл? Что случилось?
Данька удивлённо посмотрел на отца. Как он догадался? У него и в мыслях не было докладывать ему о своих проблемах. Но что-то же его потянуло к отцу? Не ври самому себе.
– Понимаешь, папа, я очень люблю Каринку. Уже и не надеялся на чистые, искренние отношения. И вдруг, такой подарок. Мы с ней поняли друг друга сразу. Даже говорить много не пришлось, всё сказали глаза и губы. Постепенно она вытягивала из меня откровения из прошлой жизни, я рассказывал. Что мне скрывать? Я тоже захотел узнать побольше о ней. Она рассказывала. Вроде, всё хорошо. А сегодня я узнал, что у неё есть дети, двое. Дети, это же прекрасно. Зачем надо было скрывать? Она мне не доверяет, поэтому и выспрашивала так дотошно, что да как. Соврала, одним словом. Захомутала, да, пап?
– Это не про неё, сынок. Насколько я знаю эту девушку, она очень порядочная и ответственная. Не слышал ни одного плохого слова в её адрес. Правда, на работе. Тут нужно разобраться, ни в коем случае не руби с плеча. Вы очень быстро сошлись, ты ничего, толком, о ней не знаешь. Она о тебе. Чувства – это прекрасно. Но реальная жизнь, иногда, подносит такие подарочки, какие и в голову не придут на ночь глядя. Она сейчас где?
– Домой ушла, к себе. Сильно плакала, когда я сказал, что она меня обманула. Ну, а что я должен был сказать?
– Выслушать её ты должен был, а потом уже говорить. Так, ладно. У меня есть один товарищ, я ему сейчас позвоню. Посиди – и вышел на лоджию.
У Даньки было так паршиво на душе. "Таких, как мама не делают" – очередной раз подумал он. Она была для него идеалом. Любимая мамочка. Он не пошёл к ней со своими проблемами, не хотел её тревожить. Да и здоровый лоб уже, нечего мамочке в жилетку плакаться.
– Ну вот что, дорогой мой дурень с балалайкой. У твоей Карины была сестра, старшая. Два года назад она вместе с мужем погибла в автокатастрофе. Там какая-то тухлая история. О ней у них не говорят. Заботу о детях взяла на себя бабушка и Карина. Официально, опекуном является бабуля. На самом деле, дети называют мамой Карину. Им четыре и три года, мальчик и девочка. Она, видимо, подготавливала тебя, не хотела вываливать на твою бестолковую голову всё сразу. Вот так.
Данила сидел, как пришибленный. Что он ей наговорил? Да ему теперь всю жизнь отмаливать у неё прощение. Бедная девочка, с каким дураком ей пришлось связать свою жизнь…
– Надо идти, Даня. Я с тобой, прикрою от гнева праведного.
Нашли Карину не сразу. Она оказалась у мамы Маши вместе со своими детьми. Разрулив ситуацию так, как умела только Маша, расселись за столом пить чай. Павлик, на правах хозяина, показывал детям Карины свои игрушки, книжки, альбомы, карандаши. Они стеснялись, стояли рядышком, плечо к плечу, им было неуютно в чужом доме. Данила сел перед ними, спросил, как их зовут, и больше не отходил от этих замечательных детей весь вечер.
– У нас здоровский сын, Машка. – У Павла на глаза навернулись слёзы, сентиментальным стал.
– Не спорю. В отличие от отца – рубанула Маша.
Мол, не расслабляйтесь, сэр.
Надо возвращаться в свою опостылевшую пустую квартиру. А как не хочется…
Вот так и жили. Конечно, встречались. Дни рождения, праздники, памятные даты. У них, Маши и Павла, было столько общего, куда ж от этого денешься. Разная только чисто личная жизнь. Маша ездила в санаторий, посещала реабилитационный центр, работала в удовольствие. У неё появился воздыхатель, сосед, бывший военный, живущий один. Он приглашал Машу в театр, на концерты, просто погулять. Ходили под ручку, как степенная пара. А Павел бесился. Они так и не разошлись, хотя Леночка уже училась на первом курсе мединститута. Как-то надобность отпала, зачем позориться лишний раз. Маша всё ещё жена Павла Александровича. А этот крутится вокруг неё, цветочки, подарочки, билетики. А что, если… И он решился. Организовал посещение Большого театра. Они делали такие подарки своим сотрудникам не один раз. Частным рейсом туда и обратно. Могли позволить такую роскошь. И члены семей тоже имели право на поездку. Маша не смогла отказаться. И они полетели. Дело было под Новый год, решили не улетать сразу после балета, переночевать, поболтаться по праздничной Москве, вернуться на следующий день.
Если человек не был в Большом, а тем более, русский человек, он зря прожил жизнь. Несколько часов чуда пролетают, как одно мгновение, а оставляют послевкусие на всю оставшуюся жизнь. Маша растаяла от музыки, пережив бурю эмоций, от завораживающих движений танцоров, от театральной атмосферы, да даже от особого запаха, тягучего, обволакивающего. Её немного пошатывало, Павел всё время держал Машу за руку. Или поддерживал за талию. Любое прикосновение к жене приносило ему громадное удовольствие, просто дотронуться, зацепить пальцы, почувствовать её рядом. Платье с глубоким декольте, голые руки, нитка жемчуга, меховой палантин… Девятнадцатый век рулит, как сказали бы их внуки.
Добрались до гостиницы поздно. Сил не было никаких. Маша только в номере поняла, что Павел зашёл за ней.
– У нас что, один номер на двоих?
– Как обычно. Никто не будет разбираться в перипетиях личной жизни. Не волнуйся, я лягу на диване. А ты, пожалуйста, располагайся.
Платье никак не поддавалось. Маша боялась порвать молнию. Ну что за напасть. Павел молча подошёл, расстегнул. Почему-то она не стала просить его отвернуться и всё такое. Разделась, отправилась в душ, улеглась. Ноги гудели. Каблуки в её возрасте, это вам не шуточки. Обычно, Паша в таких ситуациях спасал её массажем ступней. Балдёж, да и только. Она уселась, подтянула ноги и попыталась сделать это сама. Жалкое подобие, но всё-таки.
– Я сделаю, – он стоял в проёме. – Мне не сложно. Как врач пациенту.
Машка не смогла отказать себе в таком удовольствии. Улеглась, вытянув ноги. И когда почувствовала, что Павел не просто массажирует, а уже и целует её ножки, почувствовала такое сексуальное влечение, какого не было уже сто лет. Она попыталась накрыться одеялом, скрыться от наваждения, раствориться уже совсем. Но скорпион уже навис над ней и уволок, цепляя жадными губами, в мир наслаждения и блаженства. А Машка думала, что уже никогда не сможет ощутить что-то подобное. Раз с любимым нельзя, с чужим не может быть и речи.
– Что это было? – промямлила Маша.
– Это любовь, Машуня! Её не вырубишь топором, не убьёшь. Она или есть, или нет.
– Ты соображаешь, что говоришь? – Она уже взяла себя в руки. – Какая любовь? Твоя разнообразная или моя одиночная? Чувствуешь разницу? Просто сексуальное влечение, просто давно не было. Но это ничего не значит, слышишь?
– Маша, это не просто влечение. Мы получаем удовольствие друг от друга на молекулярном уровне. Я же чувствую тебя, знаю все твои трещинки, все твои секретики. Я очень люблю тебя. Так, как с тобой, у меня не было ни с кем, и не будет.
– Ну почему же? У вас, Павел Александрович, ещё есть возможность найти замену и мне, и всем вашим профурсеткам. Сейчас с этим делом просто. Были бы деньги, и любая проститутка сделает всё, что угодно клиенту. Вперёд! Не опоздайте! Здесь, в гостинице, наверняка, такие есть! – Её трясло уже не на шутку, а таблетки в сумке.
– Машенька, прошу тебя, не надо. Ведь всё хорошо, ну хотя бы сейчас. Где твои лекарства? Всё, всё, я тебя не трогаю, успокойся, моя родная.
Он догадался, где, принёс воды. Уложил, сильно прижал к себе, сопротивление было сломлено. И Машка улетела в царство Морфея, уткнувшись носом в любимого скорпиона. Ей снился чудесный сон: они с Пашкой, молодые, сильные и смелые, догоняют друг друга в ромашковом поле, падают в эти ромашки, и он целует её нежно и бережно, как маленькую девочку, чтобы не плакала. А Павел и вправду целовал её, слизывал слёзы, и опять целовал, нежно и бережно.
– Машенька, просыпайся, всё на свете проспишь – Павел, уже одетый, стоял у кровати – У нас обширная программа. Хотелось бы всё успеть.
Она таращила на него глаза, не понимая, где же ромашки? Спускаться с небес на землю так не хотелось. И она раздета… Машка всё вспомнила, опустила глаза. Очень хотелось плакать. А как было хорошо там, во сне. Она почти на физическом уровне ощутила это счастье, оно жило в ней. И вот, реальность… Так, бабушка, ты ведь тоже не была против этого "разврата". Значит, по обоюдному согласию.
Пашка понял терзания и бичевания своей жены. У неё всё было написано на лице.
– Маша, прошу тебя, оставь разборки на завтра, а лучше, вообще, не забивай себе голову. Ну было, и было хорошо. На подсознательном уровне. Просто твоё тело вспомнило моё, и не удержалось. Потому что я люблю тебя. И это – чистая правда. Прекрати строить из себя падшую женщину. Ты – моя жена. И я готов ради тебя на что угодно. Только скажи.
Она ничего не понимала. Физически чувствовала себя великолепно, выспалась, отдохнула. Но морально – разброд и шатания. И, о ужас, побеждало желание послать всё к чёрту, устроить, себе, любимой, праздник. Вместе с Павлом.
Новогодняя Москва … Небольшой морозец, яркое солнце, снег поскрипывает под ногами. А иллюминации даже днём навевают праздничное настроение. Они гуляли уже пару часов. Машка не хотела ни в какие магазины. Она давно одевала себя и свою семью в своём ателье. Даже кашемировое пальто (надо было надеть шубу) с большим воротником-капюшоном, длинное, белое-белое, затянутое на талии чёрным ремнём, сшила неделю назад, под вдохновением. Дополнено оно было черным шарфом, перчатками, сапожками и вязаной стильной сумочкой, тоже чёрными. Маша начала замерзать, напяливать на голову чёрный шарф совсем не хотелось. Пашка догадался. Он сегодня понимал её с полуслова, с полувзгляда, с полувдоха. Они зашли в небольшой ресторанчик. Заказали кофе и никак не могли решить, надо ли есть сейчас. Ведь через пару часов их ждали в конгресс-холле на обед с московскими партнёрами.
– Здравствуйте, Павел! Надолго к нам? Не забудьте уделить мне немного вашего драгоценного времени, адрес тот же. Принести, как обычно? А вашей маме? – Около них стояла моложавая женщина, за сорок, в сильно обтягивающем платье, из которого вываливалась грудь.
Машка обомлела. Сразу поплыли круги перед глазами, нечем стало дышать.
– Здравствуйте, Изольда! Вы теперь здесь работаете? А что так? Вас попёрли? – Он с тревогой наблюдал за женой.
– Я на минуточку – она выскочила из-за стола и понеслась в сторону выхода. Или дамской комнаты.
Павел рванул за ней, но полногрудая мадам загородила ему дорогу. Она что-то говорила, не давая пройти, отклоняясь то влево, то вправо. И когда Павел вылетел на улицу, его жена уже растворилась в людском потоке. И телефон, конечно же, не отвечал.
Эта Изольда обслуживала их московские деловые встречи, у неё была сеть ресторанов и кафе. Как ни странно, но с ней у Павла ничего не было, хотя она вылезала из кожи, чтобы захомутать его хоть на один вечерок. Один раз даже заявилась в номер, после чего ему пришлось поставить все точки над “и”. Они отказались от услуг этой мадам, он не видел её лет шесть-семь. И вот… Очень вовремя…
Уже вечером Маша была дома. Она воспользовалась ближайшим рейсом и улетела восвояси, подальше от этого кобеля. Он появился утром с её багажом. Разговаривать было не о чем. Машка не выспалась, и голова побаливала, нехороший синдром с утра. Девчонки звали его завтракать, но он ушёл. Вот и поставлена жирная точка в их отношениях, сынок…
Как только Леночка сдала экзамены, они отправились в Красноярск. Личная трагедия Вероники, которую все пережили, не давала Маше покоя. Месяц назад её дочь, будучи беременной, влезла на какую-то стремянку, чтобы снять шторы, и свалилась, сильно ударившись. Дома никого не было, и пока она дотянулась до телефона, вызвала скорую, а потом ползла в сторону двери, процесс пошёл, и ребёнка она потеряла. Игорь, который окружил её заботой и вниманием, просил свою непокорную жену только об одном, об осторожности. Она уже отлежала на сохранении, пропила курс назначенных лекарств, но осторожность, ответственное отношение к себе и будущему ребёнку имели место быть. И вот. Ну куда полезла? Какая необходимость? Игорь не мог понять. Взбалмошная дурочка! Мать троих детей, совершенно безголовое существо. Перед отъездом в очередную командировку он так и сказал своей жене. И не поцеловал, а махнул рукой не ей, а на неё. Мол, что с тобой разговаривать. Вероника пропадала, Игорь отвернулся от неё, он не простил. Вот в таком состоянии Маша и Леночка застали её. Пацаны сразу же повисли на Ленке, а подросшая Машенька не отходила от бабушки. Чуть ли не с порога дочь стала умолять отпустить её к Игорю. Ей надо его увидеть, или она сдохнет. Иван Григорьевич привёз вчера деньги и продукты и собирается к ним на базу. Она могла бы поехать с ним. Ну что делать, отпустили.
Золотой начальник Игоря смотрел в зеркало заднего вида и не видел Веронику. Вместо неё сидело существо бестелесное с потухшими глазами. Бледное лицо, тоненькая шейка, ручки с длинными пальчиками пианистки. Бедная девочка! Ей и так тяжело, а этот здоровяк решил наказать ещё и по-своему. Да она сама себя уже сто раз наказала! Ну, Евдокимов, ну гад! Будучи по характеру незлобным, он мог так оторваться на подчинённых, что мама не горюй. Вот и Игорю припасена гневная речь. И тут он вспомнил про маму Машу. Он видел её не первый раз. Но тогда она была с мужем, и он просто любовался этой женщиной издалека. А теперь, зная, что Маша живёт одна, Виталий рассказал, уже воспринимал совсем по-другому. Как она ему нравилась. Старый дурак вспомнил, что он не просто глава МЧС, но мужчина, которому тоже хочется тепла, заботы, женской руки рядом. Он давно похоронил свою жену, после которой ни одна женщина не смогла войти в его жизнь, не получалось у них заменить ему его Машу, тёзку мамы Вероники. Дочь жила в Германии, очень редко приезжала, иногда присылала единственного внука на пару недель летом. Он уже и привык. Жил работой, вникал в проблемы своих спасателей, помогал, чем мог. Его очень любили и уважали. Иван Григорьевич знал это. И гордился. Собой. Больше ж некем.
Приехали. По всей территории лазили полуголые мужики. Расслабились, женщин с ними не было. Иван Григорьевич оповестил своим зычным голосом о приезде Вероники, а то, еще и трусы поснимают. К ним нёсся Игорь, перескакивая через кочки, рюкзаки, отжимающихся от земли парней.
– Вероника, солнышко моё. А я хотел отпрашиваться у Григорьевича, чтобы увидеть тебя. Прости меня, пожалуйста. Я – дурак, совсем дурак! – Он прижал свою дурочку, оторвал от земли, замер, вдыхая её аромат.
А она висела на нём, как тряпочка, последние силы оставили её. Иван Григорьевич показал головой в сторону командирского домика, и Игорь понёс туда свою хрустальную ношу. Обратно ехали втроём, дома ждала мама Маша с накрытым столом, нужно было соблюсти ритуал встречи мужиков с работы после длительного отсутствия. Прохохотали весь вечер. Виталий с Ваней, так его теперь называла Маша, рассказывали смешные истории, которые бывали и в их сложной и опасной работе. От Игоря не было никакого толка, он не выпускал из рук Веронику, даже тарелки носил на кухню и обратно вместе с ней. Слава богу, мир и любовь процветают в этом доме.
Маша с Леночкой получили приглашение от главы МЧС погостить в его загородном доме. Взяв с собой Машеньку, они обосновались в небольшом, но очень уютном, домике. Всё убрали, помыли, вычистили. Машке захотелось привести в порядок клумбы, заросшие травой. Она так и встретила хозяина, кверху попой. Смутилась под любующимся взглядом Вани.
– Ой, извини, я вот тут посамовольничила. Ничего?
Они ещё вчера перешли на ты. Выяснилось, что Ваня младше Маши на три года. Советские устои детства и воспитания у них одинаковые, точек соприкосновения – куча.
– Я только рад. Каждую весну сажаю, а обиходить – руки не доходят. Я даже не подозревал, что у меня такая красота растёт – ему так хотелось сказать, что красота ещё и стоит перед ним, разрумянившаяся, взлохмаченная, и даже немного смутившаяся.
Иван привёз продукты, вызвался приготовить рыбу по-ваньковски, Маша помогала, резала, строгала. И говорили. О детстве, о юности, о вечной проблеме отцов и детей. На что Леночка заявила, что в их семье такой проблемы нет. А Машенька поддакнула, что в их – тоже. Посмеялись, поужинали очень вкусно и необычно. У Ивана Григорьевича был оборудован стол с жаровней посередине. Вокруг неё садились едоки, а повар, Ваня, прямо перед их носом готовил свою рыбу и подавал с пылу с жару всем по очереди. Здорово! Довольные, расселись пить чай, прямо на берегу, так близко располагался дом. Заходило солнце, благоухала природа, плескалась вода, пела какая-то птичка, совсем не по вечернему, уж очень весело. Иволга. Не частый гость в этих местах. Воспоминание унесло маму Машу в далёкие годы…
Свадьба назначена, через десять дней Машка станет женой. Она так и не решила для себя, радует её это событие, или нет. Мама с бабушкой пели в уши: "Вот уедет, какая-нибудь повариха (как они были близки к реальности) окрутит, будешь знать". Мама даже сказала непотребные по тем временам вещи: "Ну разойдёшься, если не понравится". Почему-то, они очень хотели выдать её замуж именно за него. Или просто хотели выдать замуж. Маша спрашивала через некоторое время, к чему была такая спешка, но мама только пожимала плечами, всё же хорошо. Звонок в дверь, длинный, удивил домочадцев. На пороге стоял Пашка со своим начальником, оба вдрабадан. Ничего себе, жених. У Павла в руках была коробка чешского пива, а у его спутника чего только не было: и хлеб, и сушёная рыба, и банки с икрой, и упаковки с маслом и майонезом, и целый пакет овощей. Всё кончилось печально – Маша выгнала их, отменила свадьбу и уехала на дачу со своей подружкой Ленкой. Ей даже легче стало. Не будет свадьбы и не надо. Они вот так же сидели вечером, любуясь закатом со второго этажа дачи. И так же пела птица. Иволга. Она предупреждала её, только Маша не поняла. Наутро приполз Павел с кучей цветов в сопровождении своих друзей и вчерашнего начальника. Они клялись-божились, что сопровождали какую-то комиссию, что пить не собирались, а только поддерживали компанию. Что Пашку хвалили проверяющие и пили с ним за его же успехи. Они толком ничего не ели, вот он и захмелел. Короче, уболтали Машку, ей даже стало неудобно, что перед ней такое количество мужиков бьёт чечётку.
Может, эта птичка и сейчас хочет уберечь её от чего-то неправильного? От чего? Стало очень грустно, она чётко представила ухмыляющуюся, довольную физиономию Павла. Почему-то ей так казалось, именно издевающуюся над ней…
Маша, конечно, знала, что сразу после Нового года, который он не встречал с ними, первый раз за время их жизни, он улетел в Китай. К нему ездил Макс, на какие-то консультации, а потом и Данила. Они и рассказывали, как он там живёт. Один, в скромном номере, почти всё время пропадая на производстве. О маме ничего не спрашивал. Сказал только, что всё про неё знает, что он её отслеживает. Они так и не поняли, что да как, а лишний раз говорить о жене отец не хотел. Павел передавал подарки, сувениры, выполнял заказы своих детей. Всем, кроме жены. Один раз Данила попытался обмануть маму Машу, выдав свой подарок за, якобы, от отца, но она вывела его на чистую воду. Надо полагать, Пашка отпустил её на вольные хлеба, он на неё больше не претендует. Как будто, это она устроила весь этот бедлам. Ну и пусть, закроем уже эту страницу, нет, не страницу, а собрание сочинений, длиною в жизнь. Сорок лет…
Иван Григорьевич утром уезжал на работу, а вечером возвращался с очередным пакетом чего-нибудь вкусненького. Было очевидно, что он с удовольствием обхаживает трёх разновозрастных девиц, старается для них, пытается угодить. Одиночество никому не приносит счастья. Вот, если бы… Этому железному человеку снаружи, доброму и весёлому внутри, очень нужна была семья. Он бы всё для них сделал, расшибся в доску. А ради этой женщины, такой искренней, тёплой, домашней, он бы… Он бы… Да, он бы сдох, если бы это было нужно. Но она вела себя ровно, не давала никакого намёка и никакого повода. Они же не дети малые, столько лет за плечами. Но имеют право на счастье, как и все, молодые и старые. И он решился. Сегодня Иван поговорит с Машей, в открытую. В конце концов, нужна определённость, а то он начинает сходить с ума. Надежда умирает последней. А он надеется.
Маша сразу пресекла поток горячих слов. Она ждала этого разговора.
– Ваня, прошу тебя, не надо ничего вот этого. Тебе нужна не я. Это сверху Маша белая и пушистая, а внутри – пустота. Я давно решила, что буду жить для детей и внуков. Нет у меня сил начинать что-то сначала. Да и здоровье оставляет желать лучшего. Не перебивай. Давай начистоту. Вот мы с тобой сошлись. Ложимся спать, и что? Мне секс не нужен, понимаешь? А тебе? Только честно? И не надо говорить, что это не самое главное, что есть много чего другого.
– Машенька, я не знаю, что ты себе нарисовала. Но для меня, действительно, главное, видеть тебя каждый день и ощущать рядом. Одно это даёт мне такой заряд энергии, что я чувствую себя на сто лет моложе и сильнее. Я готов сделать тебя счастливой, только скажи как!
– Ты знаешь, меня не оставляет одна мысль. Теория о двух половинках тебе, конечно, известна. Твоя жена, половинка, несправедливо покинула этот мир. И тебя. Ну так случилось. Мой же муж отказался от меня тоже очень несправедливо по отношению ко мне. Но господь оставил его жить, дай бог ему здоровья. Мы с ним половинки, разрезанные, но половинки. А у тебя – вакантное место. Причём, занять его должна женщина, которая даст тебе и счастье, и любовь, и секс. Возможно и появление ребёнка. Да-да, тебе всего 55 лет. А женщины сейчас рожают и в 45. Это не редкость. Я сама родила Леночку в сорок. Ваня, оглянись вокруг, отвернись от своей чёртовой работы. Я уверена, что ты заметил меня, потому что тебе пришлось решать наши проблемы, окунуться в реальную человеческую жизнь. Хватит спасать мир! Ну, хотя бы так самоотверженно. Подумай о себе. Обо мне не надо. Я – отработанный материал, это – правда.
– Да, мудрено. Закрутила ты, мать, со словарём не переведёшь. Неужели нельзя было просто сказать Ване, что он не нужен тебе. И не ври, Машуня, про разрезанные яблочки. Ты любишь своего мужа. Вот и вся правда. Никого другого рядом с собой не видишь. Так ведь?
– Думай, как хочешь. Мне было очень приятно с тобой общаться. Если бы не этот разговор, общались бы и дальше, как друзья, хорошие, верные и преданные, но друзья. И ещё. Я очень хочу тебе счастья. Ты – хороший человек, я таких не встречала. Буду молиться за тебя, Иван Григорьевич.
– А я буду ждать тебя, Маша! И надеяться, что ты поймёшь, что я смогу заполнить пустоту в твоей душе. Своими чувствами, своей заботой, отдав тебе своё сердце.
– Ваня, услышь меня. Посмотри вокруг, прошу тебя. Просто оглянись, влево, вправо и вперёд. И всё у тебя будет. Вот увидишь!
И уже ночью им обоим не спалось. Иван ругал себя последними словами, что начал этот разговор, чем ускорил отъезд девочек домой. Но пусть бы они просто ещё немножко пожили у него. Ну зачем он лишил себя общения с Машей? А Маша не могла отделаться от чувства вины, что-то царапало ей сердце, когда она вспоминала глаза Вани, такие беспомощные, такие влюблённые. И уговаривала себя, что всё сделала правильно. У этого замечательного человека, действительно, есть перспектива создать семью. В добрый путь!
Маша с Леной уже купили билеты, собрали багаж и ждали такси, попивая кофеёк у Вероники на балконе. Слава богу, в доме Евдокимовых воцарилась прежняя атмосфера любви и уважения. Мама Маша уезжала спокойно. Она знала от Игоря, что Иван сам поехал руководить спасателями вместо него. Он прислал букет полевых цветов с пожеланиями здоровья и счастья. И она намеривалась забрать его домой. У них таких не было.
К подъезду подъехала представительская машина. Что-то засосало под ложечкой. А, вот оно что… Из неё вышел Павел. Поднял голову, помахал рукой и быстро зашёл в подъезд. Вот чёрт, немного не успели. Ленка взвилась и понеслась к двери. А Маша приросла пятой точкой к стулу. Ну и хорошо, совсем не обязательно выходить ему навстречу. Сам подойдёт.
– Папулёк! Ура! – вопила Ленка. Они не видели его почти полгода. – Как ты успел? Мы же уезжаем сейчас. Ты с нами?
– Нет, Ленок, вы со мной. А мама там? – И направился в сторону балкона. – Маша, здравствуй. Очень рад тебя видеть.
– Не могу похвастаться тем же. Чем обязаны? – Забыв поздороваться, спросила она.
– Машенька, послушай меня, пожалуйста. Вы так резко поменяли дату вылета, что я не успел заранее с вами связаться. Дать ответ надо было быстро, и я взял на себя смелость самостоятельно решить один вопрос. – Он виновато улыбнулся.
Маша смотрела на него, и не узнавала. Перед ней стоял высокий мужчина, за сорок, подтянутый, под майкой гуляли бицепсы, каких не было и в молодости. А, главное, глаза, ясные, лучезарные, отдающие голубизной. Красавец, плэйбой. Правда, лицо немного осунулось, и не брит. Но это только украшало Павла. Ну а что? Полгода в Китае, с китаянками. Только глаза не сузились, почему-то. Может, в другом месте? Фу, Маша…
– Что за вопрос? Не томи.
– Я поменял ваши билеты на Китай. Там нас ждут в очень хорошей клинике. Я сам прошёл через неё, всё испытал на себе. Маша, пожалуйста, поехали. Очень хорошие результаты. Моё сердце работает, как мотор. Я даже качаться стал. Без проблем.
– Ты обалдел? Какой Китай? Я никуда не поеду. Мне и здесь хорошо.
– Подожди, не горячись. Я понимаю, что такие вопросы спонтанно не решаются. Но вы должны были пробыть до конца месяца. Я собирался приехать, пообщаться, всё объяснить. Но не тащиться же через полстраны, если вы здесь. Отсюда удобнее, частные рейсы разрешены. И у меня уже поспокойнее, я везде бы вас повозил. Ленке придумана целая программа. Там и подружки её, дочки нашей главбухши. Маша, поехали. Я же должен тебе. Моя обязанность – поправить твоё здоровье.
– Ты мне ничего не должен. И здоровье я прекрасно поправляю дома, без твоего присутствия. Я не поеду. Это понятно?
Маша поймала влажные глаза своей дочери. Двух. Они смотрели на неё и слёзы заливали им лицо. Павел сел напротив. Подпёр голову рукой и уставился на жену. Она тоже изменилась. Короткая стрижка, крашеные тёмные волосы, без косметики, глаза блестят от злости, похудела. Ей не шла эта худоба. Неужели, болеет? Ну как её уговорить?
– Мамочка, – начала Вероника, – не злись, пожалуйста. Ведь папа всё так хорошо придумал. Мы же переживаем за тебя, хотим тебе только добра. Ну почему ты отказываешься?
– Не обсуждается. Я не поеду. Пусть Леночка летит, я не против.
– Нет, мама, я без тебя не поеду.
Дети Машки давно постановили, что мать одну в дорогу отправлять нельзя. Только с кем-то из них, ненавязчиво. Ну и как Леночка бросит свою маму? Павел понял, в чём дело, он был в курсе.
– Маша, есть другой вариант. Вы полетите сами. Если тебе неприятно общаться со мной, я объясню, что да как, и вперёд.
– Откуда ты взялся со своим Китаем? На голову не напялишь твои сюрпризы. И что вы из меня делаете больную на голову? Так вроде шизу не определили. Или я чего-то не знаю?
– Это не больница. Это клиника. Туда обращаются люди на обследование. Они не требуют никаких документов, потому что всё делают сами. Древнейшая восточная медицина, аюрведа, кордицепс. Ну ты же сама имела с ними дело. Тебе всё это известно.
Маша пользовалась биологическими добавками китайской фирмы и была очень довольна результатами. И Павла подсадила, и Кристину.
– Есть какой-нибудь проспект? Дай почитать.
Ленка понеслась в машину, Вероничка пошла варить кофе, а Павел присел перед Машей на корточки.
– Как я скучал, Машенька! – Глаза его сверкали, как звёздочки, что-то новое.
Да он весь сплошной оригинал. Молодцы, китайцы, перелицевали мужчину. Или китайки? Да ну их всех....
– Не звонил, не приезжал, даже подарки не передавал. Теперь так скучают. Не больно-то и хотелось. – Отвернулась, высматривая Леночку.
В конечном итоге Маша сдалась, пожалела ревущих дочерей, да и проснувшаяся Машенька поставила точку, заявив, что "бабушки должны слушаться дедушков, как мамы папов."
В этой клинике, больше похожей на санаторий, не нужно было находиться постоянно. За первые два дня провели осмотр, потаскали по кабинетам. Назначения были получены, начались сеансы иглоукалывания, массажи и т.д. и т.п. А вечером хоть танцуй. Никаких запретов и ограничений. Они ещё в самолёте договорились, что Паша – главный. Он водил их по городу, по магазинам, знакомил с китайской кухней. Конечно, было очень интересно. А в первый же выходной отправились на стену, Великую китайскую. Ну хоть кто-нибудь бы подсказал одеть удобную обувь. Почему-то Маша решила, что на самой стене, где все чинно гуляли (так это выглядело на туристических проспектах) будет удобно в туфлях на небольшой шпильке. Но забраться туда оказалось трудным испытанием, ступеньки очень большие. К концу Маша уже просто переползала с одной на другую. Но от помощи мужа отказалась. А ведь нужно было ещё и спускаться… Пашка смотрел на неё с усмешкой. Как в том сне. Издевался, гад. И Маша, выпрямив спину, держась за каменные ограждения, поползла вперёд. Ленка с подружками ускакала, Павел куда-то делся, и Машка прокляла тот день, когда согласилась на эту поездку. Сидела бы сейчас дома, что-нибудь мастерила, гуляла с внуками, готовила какие-нибудьфинтифлюшки. Она ползла, как черепаха, делая вид, что любуется красотами. Где-то впереди замаячил спуск. Господи, надо снимать туфли. Ну что делать? Она и босиком-то может не осилить эту лестницу. Проходящие мимо улыбались, глядя на бабку в льняном сарафане и с голыми ногами. Стыдобища…Послышалась русская речь, появились руссо туристо. Они сразу поняли, что Маша родная, отечественная. Оценив масштаб бедствия, русские своих не бросают, взяли её на руки и потащили к спуску. Благо, похудевшая, она не оттягивала здоровым русским лбам руки. Они ещё и хохотали при этом, находясь в прекрасном расположении духа.
– Спасибо, пацаны, спасибо. Можете быть свободны. – Подскочил к ним Павел, держа в руках тапочки-балетки.
Схватил Машку, посадил на парапет и одел обувь. Как тут и были.
– Ой, спасибо, Паша, – от переизбытка эмоций она и не заметила, что уже сидит на коленях мужа.
– Отдохни немного, расслабься. И пойдём дальше – он перехватил её на руки, как маленькую девочку и стал покачивать. Ему было наплевать, что о них подумают. Пашка, Пашка…
Они ждали Леночку в маленькой квартирке Павла. Он устроил её, подставив массажёр для ног. После таких переходов это был царский подарок. Машка задремала, и он переложил её на диван. На столик перед ним стал выкладывать нефритовые фигурки.
Нефрит – камень жизни. Его знак – Дева. Как раз машкин. Особенно удивительным оказалось то, что этот камень, как и Маша, не любит золото. Только серебро или платину. И Павел стал покупать для своей жены маленькие нефритовые чудеса. У них дома, в спальне, висел "звук дождя". Он так мелодично переливался, когда его задевали или раскачивал ветерок. Машке нравилось. Когда он первый раз собирал для своей семьи подарки с оказией, жене предназначался зелёный лев, который благополучно разбился. Раскололся. И Павел решил, что так тому и быть: уйти из жизни Маши, не беспокоить, не лезть со своими оправданиями и душевными переживаниями. Но приобретать фигурки не перестал. Чайная фигурка "ШИ-Цзу", из белого нефрита, именно для чаепития и покупалась. Китайцы обставляют этот процесс очень трепетно. Они верят, что первую чайную заварку нужно отдать "духу чая", чтобы он приносил в дом здоровье, счастье, удачу и другие всевозможные блага. Чайные фигурки создают особую атмосферу для чаепития. Привлекают внимание. Помогают удержать взгляд на процессе, зарядить всех лишь добрыми и светлыми чувствами. Он очень живо представлял их с женой за низким чайным столиком. Позже Павел узнал, что лев, в Поднебесной, символ величия и мужества, мощи и власти. Зачем это Маше? Она совсем другая. И стал покупать просто понравившиеся фигурки, рамки для фото, поднос, но котором всё и хранилось. Зачем? Он и сам не знал. Но вот одно приобретение сделал совершенно сознательно. Два кольца "хотан". Себе и Маше. Как символ семейного счастья. Насыщенно-зелёные кружочки, по-китайски, помогали в достижении цели и оберегали семейный очаг. Ничего другого ему было и не надо…
Пашка аккуратно надел кольцо на палец, вместо обручального, которое его жена давно сняла, ещё в той жизни. Машка проснулась, уставилась на него.
– Ты чего? Ленка пришла? – И увидела колечко. Вопросительно посмотрела на мужа.
– Это символ удачи, Маша. И семейного счастья. Я одел его, потому что люблю тебя. И потому что очень хочу с тобой в наш дом. Не говори ничего. Я дам тебе своё кольцо, и только тогда, когда ты оденешь его мне, я пойму, что счастье вернулось. Договорились? А сейчас смотри сюда – и он откинул красную салфеточку.
Машка обомлела, столько всего красивого было собрано на нефритовом подносе.
– Это всё тебе. Я покупал подарки на все твои праздники, только не передавал. Я хотел навсегда уйти из твоей жизни. Не смог. И уже не смогу никогда. Слово за тобой. Я буду ждать. А теперь давай пить чай.
Через неделю Маша чувствовала себя настолько хорошо, что даже отважилась пойти погулять одна. Ещё вчера ей было так плохо, что она не могла даже смотреть, лежала с закрытыми глазами и берушами в ушах. Китайцы называли это состояние "через осложнения" Т.е. ухудшение самочувствия на начальном этапе – это нормально. Дальше будет только лучше и лучше. Не учла одного – не рассчитала свои силы. Туда дошла нормально, а обратно никак. Села на лавочку в очень красивом, чистеньком и зелёном сквере. Надо звонить Павлу, больше некому. Ждать долго не пришлось.
– Я на машине. Нас отвезут. Лучше ко мне, я тебя чаем напою – подтянул её к себе, прижал своей стальной рукой и чмокнул в нос – Только не дерись, ну не удержался.
У него был такой потешный вид, как у мальчика, укравшего десерт со стола до обеда. Машка рассмеялась, звонко и искренно. Лет сто назад она вот так умела. Не забыла. Ура! Пашка радовался, его жена расцветала на глазах. Хороший знак…
В последние дни, особенно, бессонные ночи, Маша думала и думала над словами Павла. Не заметить перемену в нём было невозможно. Даже Леночка отметила, что отец стал какой-то степенный, надёжный и, ну очень, заботливый. А как он смотрит на маму? Девушка отдала бы всё за то, чтобы мама простила папу. И ей казалось, она даже думать боялась об этом, что мамочка тоже посматривает в сторону своего мужа, слушается его, не злится. Хоть бы…
Ну что делать? Прошлое не вернуть и не исправить, будущего остаётся с каждым днём всё меньше и меньше. Надо жить настоящим, другого решения нет. А в этом настоящем – дети, внуки, любимая работа, дай бог, улучшение самочувствия, и Павел. Ему много чего можно предъявить, но семья для него – на первом месте. Дети давно простили его. Почему-то папам многое разрешается, их стараются понять, обелить, оправдать. А вот мамам приходится сложнее. Как в том анекдоте: если мужчина пошёл налево – это ситуация, а если женщина – проституция. Одна мысль не давала покоя матери четырёх детей и восьмерых внуков. Она знала о двух изменах доподлинно. Сколько их было на самом деле, не узнает никогда. Да и не надо. Но бог любит троицу. Третьего раза Машка уже не переживёт. На данном этапе только это останавливало её. Она не готова была надеть это чёртово кольцо. Но своё не снимала.
Уже завтра они будут дома. Машка ужасно соскучилась по детям, внукам, даже по кошкам и собакам. Завтра она будет дрыхнуть в своей любимой спальне, в своём любимом доме. Вылетают ночью, нет смысла ложиться спать. Но Леночка не выдержала и засопела. Мама Маша улыбнулась, её младшая дочь уютно скрутилась калачиком прямо на папином свитере, уткнувшись носом в воротник. Как когда-то в детстве, когда Павел приезжал из командировок. Он тоже улетал с ними. Работа была сделана, указания розданы, лечение Маши закончено.
– Маша! Я хочу предложить тебе вот что. Времени у тебя было предостаточно. Наверняка, что-то прояснилось за это время. Любое твоё решение будет для меня законом. Повторяю, слово за тобой. Но только до приземления на родной земле. Домой нам надо добраться уже с твёрдым решением, как жить дальше. Ты согласна?
Она кивнула. Так захотелось плакать, до зубовного скрежета. Кое-как справившись, Машка стала говорить. И про измены, и про то, что не переживёт, и про то, что жить осталось два понедельника, ещё про что-то… Слёзы, всё-таки полились, предательницы. И она, закрыв лицо руками, разрыдалась, как никогда в жизни. Спохватилась, ребёнок же спит, зажала себе рот рукой и уставилась на мужа. Он отвёл пальчики с розовыми ноготками, такими любимыми, такими знакомыми до каждого миллиметрика, такими родными, и крепко-крепко поцеловал свою Машку, лучшую женщину на свете. И уже в самолёте она надела ему, наконец, зелёное нефритовое кольцо… На счастье, семейное счастье!
Продолжение следует… История Леночки.
Последние комментарии
8 часов 52 минут назад
1 день 57 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
3 дней 16 часов назад
3 дней 20 часов назад