Сальма [Евгения Смирнова] (fb2) читать онлайн

Евгения Смирнова Сальма

В узком длинном коридоре было пусто и тихо. Лишь изредка в большом аквариуме у дальней стены раздавалось мерное бульканье. Стены, обои, светильники, двери и даже стулья, казались случайными гостями из моего еще советского детства. На мгновение мне почудилось, что я перенеслась на двадцать лет назад, в то далекое время, когда мне было тринадцать, и мечтала я тогда совсем не о последней модели Айфона, а о пустой кассете «Sony», на которую моя подруга переписала бы альбом Губина, привезенный ее отцом из Москвы. Дверь в комнату внезапно распахнулась и молодая женщина в цветастом платке, затейливо завязанном на макушке, поманила меня внутрь. Сердце забилось сильнее, а на щеках выступили красные пятна, как это зачастую случалось во время сильного волнения. Хоть бы кровь носом не пошла. Я прижала к груди небольшой клатч и неуверенно шагнула внутрь.

Старенький пружинный диван, кресла с узкими деревянными подлокотниками, абажур с пластмассовыми висюльками в виде маленьких человечков и круглый стол, устланный мягкой коралловой скатертью. Мой любимый цвет. Сальма улыбалась, обнажая ровный ряд золотых зубов, бахрома на платке легкими волнами расходилась то вправо, то влево, когда она говорила. Глаза темные, не пойму какого цвета, потому что боюсь посмотреть на нее в упор. Она не спрашивает меня ни о чем, берет свои разноцветные бусы и тяжело бросает их на стол, что-то шепчет на незнакомом мне языке. Я сижу на стуле неподвижно, все так же крепко прижимая к груди черный прямоугольник. Наконец она открывает глаза и пристально смотрит на меня.

– Ты пришла ко мне за ответами, – говорит она неожиданно низким голосом.

Я киваю. Во рту почему-то пересохло и я с вожделением думаю о маленькой ледяной бутылочке воды, оставшейся в машине.

– Говорить тебе ничего не буду, ты ведь все равно словам не поверишь, – продолжила Сальма, – дай мне руку, я тебе покажу.

Она протягивает ко мне большую грубую ладонь. На среднем пальце блестит широкое золотое кольцо с непонятными рисунками и буквами. Я разжимаю руки, и клатч с шумом падает мне на колени. Я вздрагиваю. Моя рука крепко сжата ее ладонями.

– Закрой глаза, – приказывает она.

Я закрываю, не могу не закрыть.

Яркий свет. Он слепит меня. Я ожесточенно тру глаза, и, наконец, могу их открыть. Светлая юбка, с мелкими темно-синими цветами и моя рука на ней. Я осторожно сжимаю ткань, не понимая, как мои джинсы за мгновение могли превратиться в юбку. Морок. Вокруг высокая трава и где-то совсем рядом шумит река, я отчетливо слышу ее течение. Это место до боли знакомо мне. Откуда?

– Кажется моему велосипеду крышка.

Я оборачиваюсь и вижу его. Дима.

– Ты что? – спрашивает он, оторвавшись от своего «искалеченного друга».

Я быстро отвожу взгляд. Не может быть! Это тот самый день, когда я сделала своей первый неправильный выбор, струсила. Я вспоминала этот день, час, мгновение потом много лет, и корила себя.

Мне четырнадцать. Маленький, но уютный домик, вокруг яблоневые сады, недалеко река, она холодная, быстрая, много водопадов. Лето. Сестра и брат. Еще живы бабушка и дедушка. Добрые дедушкины глаза, и ласковые бабушкины руки. Велосипед. Ветер. Дорога. Я смеюсь, мне хорошо. Рядом он, Дима, худенький, в застиранной футболке и в заштопанных на правом колене штанах. Мы летим с горы, ветер свистит в ушах, он впереди. Он смелее, сильнее, быстрее меня. И вот мы уже на лугу. Далеко. Его штаны разорваны на левом колене и видна рана, из которой сочится кровь.

– Больно? – слышу я свой голос.

Он мотает головой. Храбрится. Ведь я-то видела, как он кувырком летел с горы.

– Как же мы теперь доберемся до дома? Я ведь говорила, что нам не стоило уезжать так далеко.

Это снова я.

– А я даже рад, что упал. И мне совсем не стыдно, – говорит он.

И я слышу в его голосе смущение. Поднимаю взгляд, и впервые за двадцать лет снова могу смотреть на него. Но не замечаю ничего, кроме его глаз. Они большие, карие, с длинными пушистыми ресницами, выгоревшими на кончиках, в них запуталось солнце и теперь глаза кажутся золотисто-медовыми. Как же я раньше этого не замечала?

Он смотрит на меня не отрываясь, я чувствую его руку на своей. Он хочет мне что-то сказать и теперь я точно знаю что. Я отдергиваю руку.

– Нам пора.

Это говорю ни я, хотя голос мой. Зачем я так? Так же нельзя, не надо! Он отпускает мою руку, кивает и отворачивается.

Открываю глаза. Абажур с человечками. Джинсы. Клатч.

– Первый, – говорит Сальма, окончательно возвращая меня к реальности.

Я хочу что-то сказать или спросить, но она жестом просит меня молчать. Подчиняюсь. Она снова протягивает руки ко мне. Второй.

Теперь все иначе. Большой зал с высоким потолком. Мятные стены, вокруг много народу. Я оглядываюсь, пытаясь вспомнить это место.

– Скорее бы все уже началось и закончилось.

Нина. Как давно я не слышала ее всегда немного недовольный голос. Лет десять, кажется. Она сидит слева на деревянном бежевом стуле, таком же, как стоят вокруг рядами по четыре. На ней темно-зеленое короткое платье с замысловатыми кружевными рукавами. Это одиннадцатый класс. Выпускной. Нина была в таком платье в тот день, кажется, его сшила ее мама. Сейчас нам будут вручать аттестаты и поздравлять. Я улыбаюсь. Школа.

Нина говорит еще что-то, но я не слышу что, вижу лишь шевеление ее губ. Ворчит. Справа от меня кто-то осторожно присаживается. Я еще не вижу его лица, только ноги в строгих черных брюках с аккуратно отутюженными стрелками, манжет белоснежной рубашки и край малинового галстука. Саша. На меня смотрят голубые, словно, прозрачные глаза. Он на мгновение опускает свои светлые ресницы и теребит себя по ежику волос. На его щеках выступает легкий румянец. Теперь, когда я, находясь в теле семнадцатилетней девчонки, смотрю на него глазами тридцатичетырехлетней женщины, для меня нет секретов, все написано на его лице.

– Мы здесь присядем? – зачем-то спрашивает он, и я вижу, что его друг Коля садится рядом с ним. Нина презрительно фыркает. Саша вздрагивает, а Коля отворачивается. Мне стыдно за нее.

– Конечно, – говорю я голосом той семнадцатилетней.

Это первый раз, когда мы говорим с ним с тех пор, как я в седьмом классе перевелась в эту школу. Он снова смотрит на меня. Я не могу вспомнить, как выглядела тогда, только мягкие трикотажные брюки цвета спелого лимона.

Класс. Парты сдвинуты и укрыты клеенками. На столе что-то стоит, но я замечаю, лишь бутылку шампанского, нам разрешено выпить по бокалу за светлое будущее или прекрасное прошлое. Пузырьки ударяют мне в голову, и все кроме него погружается в туман. Он следит за мной из-под ресниц. Коля предлагает ему налить водки под столом, но он отрицательно качает головой. Глаза. И вся ночь наша. Музыка. Хочу танцевать.

Длинный коридор, пустые стены и множество дверей. Я пытаюсь найти нужную. Громкий шепот. Я крадусь к лестнице. Двое. Они курят.

– Не глупи, ночь скоро кончится, – говорит его друг.

– Ты же сам все видишь.

Саша стряхивает пепел на пол.

Я хмурюсь. Мне не нравится их разговор.

– Сейчас, или никогда. Ты хоть понимаешь, что можешь больше ее не увидеть!

– Да она на меня даже не смотрит, да еще эта ее подруга, по пятам за ней следует!

Он гасит окурок в банке из-под сока.

– Ты мужик или нет?

Он с силой пинает банку.

– С седьмого класса по ней сохнешь и все без толку.

– А если она мне откажет?

Он взволнован. Петля на галстуке ослаблена, рубашка кое-где вылезла из-за пояса, штаны измяты.

– Ну и что. Завтра мы друг друга уже и не увидим. Так какая теперь разница?

Я тихонько отступаю назад, боясь, что меня увидят. На улице меня уже ждет отец, раннее утро. Я ухожу.

Коралловая скатерть. Абажур. Человечки. Сальма смотрит на меня и качает головой. Я как рыба ловлю воздух ртом, понимая, что опять ошиблась. Она снова протягивает руки. Я хочу отказаться, потому что знаю, что будет дальше, но подчиняюсь.

Маленький дворик. Пахнет липами и краской. Осень.

– Вот черт!

Опять голос Нины. Я смотрю на нее. Длинный серый плащ и синие доски скамейки на его полах. Она пытается платком стереть следы, но делает только хуже.

– И что он к нам привязался, – ворчит она, – попятам прямо ходит.

– Три. Три. Три.

Слышу я свой голос. В руках старомодный кожаный портфель, подарок деда, он выбирал его вместе с бабушкой, когда она еще была жива. Нет. Я стесняюсь портфеля, но все равно ношу. Память. Это первый курс университета.

– Вон, опять прется.

Нина кивает в сторону одного из учебных корпусов.

Странный, слегка сгорбленный, два уголька глаз, широкие черные брови, оранжевая куртка и толстая тетрадь в руках. Мое сердце начинает бешено биться в грудную клетку, внизу живота бабочки. Андрей. Он уже близко. Сейчас будет шутить, улыбаться и смотреть на меня. Мне жарко, незаметно вытираю вспотевшие ладони о темную юбку и пытаюсь дышать ровно.

– Чисто урод.

Опять она.

– Ну, ты только посмотри на него, кто же захочет с таким встречаться?

Взрослая женщина внутри меня хочет кричать на нее, топать ногами и прогнать прочь отсюда, а восемнадцатилетняя девушка молчит.

Наконец он совсем рядом, и я смотрю ему в глаза.

Два уголька. Блеск золотых зубов. Мерное бульканье в коридоре.

– Боль.

Из глаз Сальмы выкатывается слеза, прокладывает дорожку по смуглой коже и грязным пятном расплывается на коралловой скатерти.

Я закрываю рот ладонью в немом крике.

Руки.

Белые глянцевые стены, металлический потолок, как кривое зеркало, блестящие хромированные поручни. Лифт. На табло медленно мелькают цифры. Мне двадцать пять. На этом лифте я ездила каждый день в течении трех лет на седьмой этаж.

Не люблю замкнутое пространство, но я еду ни одна. Знакомый аромат бьет по моим рецепторам. Максим.

Как и много лет назад, я боюсь смотреть ему в глаза и прячусь за завесой длинных волос. В памяти всплывает распахнутое серое пальто, бежевые вельветовые штаны-клеши, остроносые ботинки и светлый свитер. Я пытаюсь вспомнить его глаза и волосы и не могу. Лифт останавливается. Я смотрю на табло. Это не мой этаж. За дверьми двое рабочих в замызганных старых куртках хотят затащить в лифт шкаф. Я плотнее прижимаюсь к стене. Они приближаются, пыхтят, волокут. Кольцо рук. Светлый свитер. Широкая грудь. Я надежно спрятана от них. Мой лоб касается колючего подбородка. Я вдыхаю его запах, и голова начинает кружиться. Частое дыхание. Мне не хватает воздуха. Он немного отстраняется, упираясь руками в глянцевую белизну. Становится легче. Толчок. Темнота. Кажется, мы застряли. Страх. Стены начинают двигаться и наклоняться, готовые упасть мне прямо на голову. Тело словно скручивает судорогой.

– Закрой глаза.

Это его голос, словно глоток обжигающего горького нежного шоколада. Он крепко прижимает меня к себе и гладит мою дрожащую спину. Мне становится легче. Я снова могу дышать. Свет. Мы едем. Я выхожу из лифта, так и не проронив ни слова.

Сальма.

– Почему они? Никто из них так и не стал моим мужчиной.

Сальма грустно улыбается и отчего-то широко некрасиво зевает. Мне пора уходить.

– А кого ты хотела увидеть? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами. В моей жизни были мужчины, но я с трудом могу вспомнить их лица и имена, может только того первого, с кем я стала женщиной.

– Ты же хотела спросить меня про любовь, – говорит Сальма, и теребит свое странное кольцо, – я тебе показала и ее, и то, как ты с ней распорядилась.

Любовь. Сначала детская, чистая, первая. Потом юная, боязливая, трепетная – второй. Сильная, всепрощающая, все принимающая, настоящая – третий. Страстная, защищающая – четвертый.

– Высшие силы даровали тебе в этой твоей жизни великое благо – ЛЮБОВЬ, и дарована она была тебе четыре раза, но ты так и не смогла распознать ее. В первом ты породила неуверенность в себе, во втором – страх быть отвергнутым, в сердце третьего поселила ненависть и злобу, а четвертого обрекла на вечное холостяцкое прозябание, так как была дана ему по судьбе.

– Не правда! – кричу я. Вскакиваю. Хочу уйти, но дверь не поддается мне, она заперта без ключа. Сажусь обратно. Плечи опущены, по щекам текут слезы. Вечное женское одиночество в толпе людей.

– Чего ты хочешь?

– Пятого. Того, что любить буду больше жизни.

– Смотри сюда.

Сальма грубо берет меня за подбородок и в мои покрасневшие глаза бьет яркий свет лампы. Я заслоняюсь от него рукой и смыкаю веки.

Утро. За окном солнце. Легкий белоснежный тюль колышется на ветру. Пахнет весной. Тяжелые портьеры неровно сдвинуты в одну сторону.

– Мама, мама, просыпайся!

Он со всего разбега прыгает на мою кровать. Пружина прогибается под ним. Он заползает под белый пододеяльник и прижимается к моему боку. Мой ангел. Сынок. И у меня есть целая минута, чтобы успеть потискать его, расцеловать, погладить. Он вскакивает и ныряет под кровать. Пахнет мимозой. Откуда?

– С 8 марта, мамочка!

Мой ангел вручает мне маленькую веточку с ароматными желтыми бусинками. Я вдыхаю сладкий аромат и блаженно улыбаюсь. Так вот, что это было за важное дело вчера у магазина.

– Люблю тебя, мой самый главный мужчина во Вселенной!

Мой ангел крепко спит. Я еще раз глажу его по голове и нежно целую. В комнате темно, только на стене горит маленькая звездочка-ночник. Я осторожно затворяю дверь. Тишина. Подхожу к окну и смотрю на улицу. На подоконнике в хрустальном стакане стоит тоненькая веточка мимозы.

На дисплее телефона вспыхивает три слова: «Завтра прилетаю. Соскучился».

Глоток обжигающего шоколада.

Люблю.

Декабрь 2020 г.