Истории, написанные при свече [Людмила Вячеславовна Федорова] (fb2) читать онлайн

Людмила Федорова Истории, написанные при свече

      Жена

Вы всё ещё не знаете, что такое истинная любовь? Тогда прочтите эту историю…

Предисловие от автора, или как я узнала эту историю

… В тот день, как у меня редко, но всё же бывает, всё с утра не заладилось: самочувствие и настроение было не ахти, на улице волчком крутилась холодная неприятная ноябрьская вьюга, а ещё у меня не было в тот день вдохновения на новое произведение. И я, ворча на все мелкие превратности жизни, побрела, укутавшись в библиотеку в надежде найти источник вдохновения, мало-мальски интересную зацепку для произведения, какую-то идею, тезис…

…В читальном зале библиотеки, сняв шапку и пуховик, я обложилась литературой всех жанров и видов, от классики и исторических энциклопедий, до жития святых и путеводителей для туристов. Час я просидела над этим делом, «а воз и ныне там». Тогда я отложила эти стопки книг и подумала: «Господи, Иисусе Христе, прошу, помоги, благослови меня на творчество, подай какой-то знак, какую-то мысль…»…

…Тут ко мне подошла давно знакомая пожилая библиотекарша и спросила:

– Людмила, а что конкретно ты ищешь?

– Ой, – закатила я глаза, отвечая – извините, я сама не совсем знаю. Я ищу любую интересную информацию, которую можно превратить в литературное произведения…

– Хм, Людмила, а почему бы тебе не просмотреть в таком случае не книги, а архивные документы, что есть в нашей библиотеке? Иногда обычная жизнь бывает интереснее всех писательских выдумок… – посоветовала мне библиотекарша.

– Ой, как я сама об этом не подумала? Благодарю вас за такой нужный совет! – с радостным трепетанием ответила я и начала копаться в архивных документах. Конец 20 века, середина 20 века, начало 20 века, конец 19 века, середина 19 века…

И тут среди множества разных документов я наткнулась на затёртую записную книжку, стала читать…

… То, что я прочитала, вызывало какие-то невероятные чувства: и интерес, и восхищение, и жалость, и смех, и слёзы: в записной книжке наспех накарябала свои воспоминания неизвестная историкам жена декабриста…

… Но для меня это было скорее не об истории или политике, а о женской доле, о христианском долге, настоящей христианской великой любви.

Конечно, я изменила имена большинства героев, названия некоторых городов, сделала, как писатель, большую художественную обработку, чтобы каракуль в записной книжке получилось художественное произведение литературы, но я постаралась сохранить главное: те чувства, которыми делилась со всеми главная героиня, её подвиг, как настоящей христианки и жены…

Воспоминания Елизаветы Николаевны Лунной

… Я долго собиралась духом, чтобы начать писать свои воспоминания, потому что понимала, что вспоминать всё прошедшее заново будет больно, но я уже настолько закалённый жизнью человек, что точно знаю, что смогу это сделать. Для чего? С какой целью? Наверное, просто поделиться с потомками своей историей, может, она в чём-то поможет некоторым людям.

С чего начну? Наверное, представлюсь: Елизавета Николаевна Лунная, бывшая княгиня Лунная…

Сейчас мне пятьдесят лет, я смогла с дочерью вернуться в свою дворянскую усадьбу в Санкт-Петербурге, но до этого момента я пережила приключений…

… Наверное, даже больше, чем человеку нужно…

А началось всё в 1823 году, когда мне исполнилось девятнадцать лет.

… Я прекрасно помню тот знаменательный в моей судьбе день, до выезда на первый в моей жизни бал оставалось полчаса, я была так свежа, белокожа, румяна, тёмно-синие глаза сияли счастьем, волосы были собраны в чудесную модную причёску с пучком, русыми буклями, белыми перьями, цветами. Да и сам наряд, который так старательно поправляли служанки, был очень мил: пышное персиковое платье с оголёнными плечами обилием кружев и бантов.

Отец мой, граф Брошкин, был невероятно светлым и жизнерадостным, несмотря на свои почтенные года и слабое здоровье, человеком, все, кто нас знал, всегда утверждали, что я очень похожа на отца и внешне и характером, в отличие от моей восьмилетней скромной сестры Наташи.

– Так, – заходя в комнату, весёлым, шуточным тоном скомандовал отец – служанки-крестьянки, раз кончили свою работу, идите из барских комнат! – потом он обратился ласково ко мне – Ну, солнышко ясное, синеглазое, ты готова показать свои музыкальные, танцевальные таланты и красоту на балу?

– Конечно, готова, батюшка родимый! – радостно воскликнула я.

– Какая же ты, доченька милая, прехорошенькая, какие же у тебя глазки чудесные, когда ты радуешься чему-то! Оставайся такой, пожалуйста, всегда. И, вот ещё: на балу будет несколько молодых людей, князь Лунный, граф Свистунов и граф Соколов, я попрошу тебя во время танцев пообщаться с ними и выбрать кого-то в женихи… – тихо и нежно изрёк отец.

Я задумалась в напряжении, порхающее настроение чуточку поубавилось, я жила с отцом складно и ладно, он был мудрый, спокойный, ласковый и совершенно не строгий, мне не хотелось скорее выходить замуж. Размышляя, я не заметила, что Наташа подслушивает нас.

– Наташа, чудо ясноглазое моё, бегом в детскую, у старшей сестрёнки очень важный день! – с милым задорным смехом сказал Наташе отец, и сестра скромно пошла, а я направилась к карете…

… На балу у меня всё вызывало восторг: танцы, богатый зал, роскошные платья и причёски дам и их дочерей, блеск бриллиантов, шуршание кринолинов и юбок.

… Между танцами, полонезами, вальсами и мазурками, я со всеми играла и в жмурки, и в ручеёк, и в буриме, а её все попросили меня сесть за рояль, сыграть и спеть какой-то романс…

Я села за инструмент и начала песню:

«Что же такое любовь,

Кто мне даст ответ?

Тот ли суженый мой,

Чьё письмо храню, как секрет?

Ты ли моя судьба,

Ты ли Богом мне послан?

Я когда-то пойму и сама,

Только бы не было поздно…».

Когда я кончила игру и пение, раздались аплодисменты всех гостей бала, и тут я увидела молодого человека примерно года на два старше меня…

Моё внимание полностью приковалось к нему, я понимала, что так бесцеремонно рассматривать человека моветон, но ничего не могла с собой сделать. Таким я его на всю жизнь запомнила…

Военная офицерская форма, благородные черты лица, аккуратная стрижка, бакенбарды и завораживающий взгляд светло-серых глаз…

Я подбежала лёгкой походкой к отцу и с волнением спросила, аккуратно указывая веером на того офицера:

– Батюшка, кто это? Ты знаешь этого офицера?

Отец ответил мне с ласковой улыбкой:

– Доченька, это и есть князь Афанасий Георгиевич Лунный. Он тебе по сердцу пришёлся, не правда ли?

– Что правда, батюшка, то правда… – опустив в пол стеснительно синие глаза, подтвердила я.

– Ну, тогда вам поговорить нужно, он меня не первый раз просил отдать тебя за него замуж, я знаю его только с самых лучших сторон, мне бы хотелось, чтобы у вас всё сложилось, и вы обвенчались… – радостно произнёс отец и быстрыми шагами ушёл…

На галоп Афанасий Георгиевич пригласил меня, мы порхали в танце, как два счастливых мотылька, беседовали, рассказывали каждый о себе, Афанасий остроумно при этом подшучивал над собой и делал милые комплименты мне…

… Я рассказывала о том, что я люблю читать, и далеко не только французские любовные романы, мои вкусы разнообразны, что умею вышивать и вести хозяйство в усадьбе, а больше всего я люблю музыку, пение и танцы. Афанасий же рассказал о себе, что несёт военную службу офицером, тоже любит чтение и музыку, ему очень понравилось, как я исполнила романс…

… С бала я возвращалась домой в чудесном настроении, отец с глубокой нежностью подшучивал на до мной:

– Ой, Боженька порадовал: у моей доченьки первая любовь! Взаимная! Ой, доченька хорошенькая, вижу амурчики в твоих синих глазах…

Я только улыбалась смущённо, да букли русые теребила…

… Полгода мы с Афанасием общались каждый раз, когда нам представиться возможность увидеться на балах, в литературных гостиных, в театре, в церкви. Если мы виделись, то сразу же начинали милое щебетание влюблённых соловушек, иногда он читал мне стихи о любви, а я пела романсы. Мы чувствовали рядом с друг другом, как родные, могли поделиться самыми сокровенными мыслями, мечтами…

… Как прошло полгода так сладко, приехал он со всей роднёй, сватами и подарками просить у отца моей руки. Я, конечно же, рада была за любимого замуж выйти…

Ох, и пышная свадьба была! В украшенных белыми цветами каретах вся родня и друзья прибыли в Исаакиевский собор, где нас с Афанасием и обвенчали. И тяжко службу стоять, и радостно, будто чудо распрекрасное увидел. А уж какое платье мне у модистки-француженки заказали на венчание! Пышное, из белого атласа, с бриллиантами, венком из белых роз в голову и длинную вышитую фату…

Как же мой милый Афанасий неподдельно восхищался мной! Отец просто плакал от счастья, а маленькая Наташа в нарядном сиреневом платье с кружевами и бантиками с радостным смехом бегала между гостей, когда венчание кончилось, и мы поехали в усадьбу Афанасия на бал в честь свадьбы…

– Папа, папочка, я так хочу на бал, можно мне? Можно? – спрашивала Наташа у отца, а тот с милой улыбкой погладил её пальчиком по носику и ответил:

– Нет, милая доченька, пока нельзя, ты ещё маловата немного для балов!

Как же красиво и романтично прошёл свадебный бал! И как жаль, что меня нисколько не насторожил странный круг друзей моего любимого супруга, а ведь могла бы ведь заподозрить: странновато отчужденно, таинственно, даже немного агрессивно вели себя его многочисленные друзья…

Но нет же! Счастье слепо, не даром говорят…

… Мы жили в браке около двух лет, на календаре был уже ноябрь 1825 года, мне было на тот момент двадцать один год, а Афанасию – двадцать три. Мы это время, как в раю жили, как Ромео с Джульеттой друг друга любили, он меня как куколку наряжал: всё самое красивое, дорогое, французское, от капора с кружевным зонтиком и до шикарных пышных платьев из дорогих тканей с кружевами…

Я почти каждый день ездила к отцу с сестрёнкой, которой десять лет исполнилось, я радовалась, что у меня такая смышленая не по годам младшая сестра, и беспокоилась о здоровье батюшки, оно почему-то ухудшаться стало. Часто в церковь ездила, долго молилась за отца…

А ещё моё счастье омрачало то, что Афанасий с последний месяц часто и надолго уезжал к тем самым странным друзьям, приезжал от них всегда раздосадованный, чем они там занимаются.

– Да милый мой, хороший, что вы там такое делаете, я ума приложить не могу! Зачем тебе, любезный мой, друзья такие с причудами?! Или разлюбил ты меня и не к друзьям, а к девице ездишь какой? – со слезами спрашивала каждый раз его я, мои нервы на пределе были, но он спокойно отвечал:

– Супруга ненаглядная моя, не плач, не расстраивайся, я не хочу тебя огорчать, я тебя очень люблю, выкинь эти глупости из головы, а друзья у меня очень хорошие, мы просто политику обсуждаем…

… Я успокоилась после таких слов, и, как оказалось, зря…

14 декабря он встал до восхода солнца и стал куда-то спешно собираться, какие-то документы и свои записи или прятать под обивку мебели, или сжигать в камине.

Я от испуга выбежала ошарашенная, с круглыми глазами своими синими бросилась на шею ему с расспросами:

– Милый, любимый, что случилось? Беда какая-то?

А он посмотрел на меня со слезами в серых глазах, нежно-нежно обнял, прижал к себе и прошептал:

– Пока не знаю сам, счастье или беда получиться, но иду на риск большой во имя страны нашей, России, так что женушка любимая ненаглядная, молись Христу за меня и знай: я тебя люблю больше себя, никогда не забуду глаз твоих синих бездонных, как океан…

У меня внутри всё то холодело, то горело, я прижималась к нему, как к самому дорогому в жизни человеку, но Афанасий аккуратно снял мои руки с его плеч и мола ушёл…

Я какое-то время сидела в нарядной изящной гостиной совершенно неухоженная, в домашнем платье в полной растерянности, когда увидела у камина листок бумаги. Я подняла запачканный чернилами листок и прочитала: « 14 декабря на Сенатской площади восстание».

Тут только я поняла с ужасом, что натворил мой муж! Я, не переодевая домашнего платья, надела шапочку меховую с вуалью, валенки, шубку и крикнула на крепостную крестьянку:

–Агафья, скажи, если знаешь скорее, как попасть на Сенатскую площадь!

Милая Агафья, добрейшая душа, посмотрела на отчаяние на моём лице, накинула полушубочек и ответила:

– Барыня-благодетельница, давайте я вас провожу пешком короткой дорогой, потому что в карете дольше ехать будете…

Я вскрикнула:

– Конечно, веди, веди меня туда, Христа ради!!!

И мы побежали по улицам Санкт-Петербурга. Ветер был ледяной, просто невыносимый, моя шапочка давно слетела головы, а бежала за Агафьей, только нервно откидывая длинные взъерошенные русые волосы, что падали мне на лицо…

Руки мои просто закоченели, но это я сейчас вспоминаю, а тогда я этого почти не замечала…

… И, когда мы оказались на Сенатской площади, я с ужасом закричала: по многочисленным восставшим офицерам уже шла пальба, свистели пули, со страшных грохотом палили пушки, лёд на Неве трескался, а в самом центре восставших воевал мой ненаглядный Афанасий!!!

Я, не боясь всех пуль и пушек, побежала к нему, от пережитого ужаса крича, поскользнулась, растянулась на льду, но, Афанасий увидев меня, крикнул:

– Лиза! Лиза, беги домой, скорее!!!

… Ужасающие до холодного пота звуки взрывов, пальбы и криков не прекращались, а я всё лежала на льду и уливалась слезами, когда ко мне подскочила Агафья со словами:

– Барыня, уходить нужно нам отсюда Христом-Богом прошу, давайте помогу вам встать…

… Спустя полчаса я сидела в усадьбе в спальне, парила ноги и пила чай с ромашкой, мятой и мелиссой, а Агафья расчёсывала меня, готовила мне другое платье, чтобы я переоделась…

Два дня я ничего не могла делать толком, только лежала в кровати, пила травяные чаи Агафьи и по сотому кругу читала «Отче Наш» и «Кресту Животворящему»…

На третий день я собралась с силами встать, одеться в любимое васильковое пышное платье с кружевами, завить букли и выйти к завтраку, Агафья приготовила мою любимую запеканку творожную…

… Вдруг крепостной мальчишка подбежал ко мне с вопросом:

– Барыня, не серчайте, но к вам приехал какой-то господин важный, из государственной канцелярии, говорит, что увидеться ему с вами нужно…

Я заволновалась, но как можно спокойнее ответила:

– Проводи этого господина из канцелярии ко мне в столовую, я разберусь…

… В столовую вошёл важный чиновник с седыми бакенбардами и пенсне и начал речь:

– Здравствуйте, уважаемая Елизавета Николаевна Лунная, позвольте представиться, Эраст Юрьевич. Вы, сударыня, знаете, что ваш муж лишён всех званий и дворянских привилегий и приговорён к каторжным работам?

Я чайную ложечку серебряную от неожиданности уронила, сначала просто молчаливо паниковала, а потом спросила:

– А где он будет отбывать срок? Я могу поехать туда, чтобы быть рядом с ним, видится, когда разрешат?

– Да, ваша светлость, вы можете поехать за супругом, видеться в отведённые часы, так уже поступили одиннадцать дам, чьих мужей, женихов или братьев сослали на каторгу, но я должен вас предупредить, что, если вы захотите так сделать, то тоже потеряете все дворянские привилегии, усадьба с землями и крестьянами будет конфискована. Там же вы будете жить в очень бедных условиях в нищем домике без всяких привилегий, вы будете носить вместо титула позорное звание жены каторжника, в родной дом вы не вернётесь, с родными не увидитесь и не сможете даже переписываться. Если вы готовы жить в так, то я пойду к начальству оформить все документы…

Я выслушала это всё, и меня нисколько не испугали те суровые условия, в которых я буду жить рядом с мужем, единственное, что меня смутило, это то, что отец в последнее время болел, а Наташе всего десять лет, я испугалась, что сестрёнка может остаться совсем одна, если отец отойдёт ко Господу, а я буду где-то далеко в Сибири…

– Я дам вам ответ завтра! До свидания, Эрнест Юрьевич! – вскрикнула я, надела сапожки, шубу и капор и поехала в отчий дом в карете, беспрестанно подгоняя кучера.

Скинув шубу на руки крестьянки, что встречала меня у входа, поднялась по лестнице к комнату отца…

… Он лежал в кровати непривычно бледный, осунувшийся, я встала со слезами у его кровати на колени и изрекла:

– Батюшка, милый, любимый, у меня сейчас горе: моего мужа на каторгу сослали, я очень люблю его, хочу за ним в Сибирь ехать. Меня ни капельки не пугает, ни потеря богатств и титула, ни суровые условия жизни в Сибири, ни нищета в которой я буду там жить, ни позорное клеймо жены каторжника. Я так люблю Афанасия, что все эти тяготы для меня мелочью будут. Я беспокоюсь только за вас с Наташей, я боюсь, что вы без моей помощи не справитесь, а ни дай Бог Наташа ещё сиротой останется без никого из родни. В общем, я поступлю так, как благословишь меня своим отцовским благословением поступить ты!

Отец долго смотрел на меня глубокими синими глазами, а я сидела на коленях со склонённой головой, когда он вдруг тихо, но уверенно сказал:

– Доченька, я горжусь тобой, не бойся ничего! Дай мне икону Христа из Красного угла, я благословлю тебя за мужем в Сибирь ехать!

Я со слезами подала икону, отец благословил меня и закончил речь:

– Всё, доченька, нам тяжело, не будем долго прощаться, чтобы не было ещё тягостнее, езжай со спокойной душой!

Я заплакала, поцеловала его морщинистые руки и выскочила в холл, где, оказывается, меня ждала сестра Наташа.

Десятилетняя сестрёнка в кружевном платье смотрела на меня с явным гневом.

– Я всё слышала, Лиза, ты предала нас с папой, уезжаешь за мужем далеко и навсегда, ты нас не любишь. Ты – глупышка, если ради мужа оставишь семью, всё, что тут имела, и уедешь в эту холодную далёкую Сибирь! – крикнула на меня, нахмурив бровки, Наташа.

– Прости, прости меня, сестрёнка, но я не могу иначе… – пролепетала я и, чтобы не мучиться, скорее убежала в карету, ехала и плакала…

Своё решение Эрасту Юрьевичу я озвучила, он помог за неделю оформить все документы, я продала бальные платья и драгоценности, собрала маленький сундучок с вещами и деньгами, переоделась в простое тёмно-коричневое платье с шубкой, валенками и капором, помолилась перед дорогой и села в сани со своим сундучком. Мне предстояла нелёгкая дорога в Тобольск…

… Только точно мы ехали, я не скажу, потому что моё здоровье оставляло желать лучшего: я чувствовала физическое изнеможение, жар, озноб, сонливость, я еле сидела в санях этих. Но, чем дальше сани удалялись от больших город в Сибирскую тайгу, тем больше меня восхищала природа Сибири: под покровом блестящего, как хрусталь, снега могучие хвойные деревья казались особенно сказочными, тишина леса и запах хвои успокаивали и заставляли меня быть ещё более сонливой…

… Мы ехали примерно чуть больше двух недель, когда вдруг погода резко ухудшилась: началась настоящая сильная метель, из-за бурана ничего не было видно, только одна сплошна белая стена…

Я не на шутку испугалась, протараторила ямщику:

– Нас же занесёт здесь, мы же погибнем! Что делать?

Старенький ямщик, покашляв, прошамкал:

– В такую метель ехать опасно, нужно бросить сани и искать побыстрее человеческое жильё…

Я в волнении бросила сани, мой сундучок с вещами и побежала за ямщиком, думая: «Господи, помилуй, хоть бы нам повезло найти укрытие, а то тут ведь глушь лесная, ни души, откуда жилью-то здесь взяться!».

Мы с ямщиком набрели на маленькую избёнку, я, обрадовавшись, постучалась…

Когда же дверь открылась, то моя радость сменилась настоящим ужасом: в дверях стояли большой группой крепкие мужчины с оружием, по их виду и поведению я поняла, что это – разбойники!!!

Можете представить мой ужас и моё удивление: я слышала о разбойниках, но там, в Санкт-Петербурге с его роскошными дворцами, церквями, торговыми лавками, мне всегда казалось, что это – какое-то предание из древности, что уж в золотом 19 веке такого не бывает, а тут они стоят перед моим носом!!!

– Бегите, сударыня!!! – крикнул мне ямщик.

От испуга я побежала сквозь пургу, не разбирая ничего перед собой, а разбойники стреляли мне вслед, одна пуля очень больно врезалась мне в плечо, я упала в холодный сугроб и подумала обречённо, что на этом моя песня спета, отмучилась я уже, скоро у Господа в Царствии Небесном буду…

Но тут я услышала топот копыт и грохот кареты, из неё вышли три дамы, одетые, примерно, так же, как и я, только им было больше лет…

– Ну, что мы ждём? Надо поднять бедняжку, не оставим же мы её замёрзнуть! – произнесла самая статная и старшая из них, они помогли мне подняться и сесть в их карету.

… Я немного посидела в карете, очнулась от испуга, а потом воскликнула:

– Благодарю вас, благодарю от всего сердца, многие вам лета за вашу доброту христианскую! Вы, наверное, три Ангела, которых ещё Господь Аврааму посылал!

– Перестаньте, право, сударыня, мы всего лишь жёны декабристов, которых за восстание на Сенатской площади сослали на каторгу. И мы не могли вам не помочь, как православные люди… – спокойно ответила та самая, статная и старшая из них.

– Ой, – не выдержала от удивления я – моего мужа тоже сослали на каторгу за участие в восстании четырнадцатого декабря на Сенатской площади! Я тоже, получается жена декабриста…

– Тогда давайте познакомимся! – радостно и дружелюбно произнесла самая маленькая и молоденькая – Мадам Александра Григорьевна Муравьёва…

– Мадам Мария Николаевна Волконская… – мягким голосом представилась средняя дама.

– Мадам Екатерина Ивановна Трубецкая… – представилась самая статная красивая и старшая из них.

– Елизавета Николаевна Лунная… – представилась в ответ я…

… Тут я почувствовала сильное головокружение, потерю сил, всё поплыло у меня перед глазами…

… Какой-то отрезок времени я совершенно не помню, наверное, я потеряла сознание. Помню, что очнулась от обморока уже не в карете, а в незнакомой скромно обставленной светлице в кровати, а на раненном плече я увидела перевязку.

Рядом с этой кроватью стояли доктор с пулей в руке и мои новые подруги.

Екатерина сделала позу руки в боки, нахмурила брови и сказала:

– Ты, Лиза, посмотри, посмотри на то безобразие, что держит в руках доктор: эту пулю он из твоего плеча достал! Как, не понимаю, как можно не чувствовать пулю в плече и продолжать дорогу спокойно! Ты же могла погибнуть от потери крови! Лиза, не будь такой легкомысленной к себе! Тебе повезло, что мы совсем близко к Тобольску были, довезли тебя до домика для жён каторжников, и нашли врача!

Доктор же спокойно обратился к ней:

– Не волнуйтесь, мадам Трубецкая, пулю я вытащил, рану обработал и перевязал, как делать перевязки, вам объяснил, так что выживет, никуда не денется. Напоите её горячим чаем, чтобы она согрелась, и хорошо кормите её…

Доктор ушёл, а меня напоили горячим чаем с сушками, накормили тарелкой борща, и мне стало сразу лучше: я согрелась, плечо перестало болеть, в животе царили тепло и сытость впервые за дорогу, сознание и настроение стали совсем ясными.

Пять дней Екатерина, Александра и Мария заботливо ухаживали за мной, постоянно подкидывали в печь дрова, чтобы в комнате было тепло, готовили мне простую, но сытную еду, поили чаем, делали перевязки.

– Ой, – испугалась я – Я сразу предупреждаю, что у меня за душой ни копейки, сундучок с деньгами и вещами я потеряла где-то в лесу вместе с санями, когда убегала от разбойников, я не смогу заплатить вам за такую помощь…

Трубецкая забавно закатила глаза и возмутилась:

– О, Господи Вседержитель, она ещё будет нам деньги за помощь платить! Лиза, успокойся и выздоравливай, ты нам ничего не должна за помощь! О каких деньгах может идти сейчас речь, ведь мы – жёны каторжников в Сибири, мы должны помогать друг другу бескорыстно, иначе просто не выживем!

Когда я выздоровела, то сходила к начальству острога, получила документ, где указывалось, когда и сколько я могу проводить свидания с мужем на территории острога, что разрешено передавать из вещей и еды, когда и насколько он может уходить из острога ко мне в домик для свиданий наедине, без свидетелей ( меня этот документ обрадовал несказанно, условия для каторжника были очень лояльные на удивление).

В первую очередь я собрала большую сумку со всякой едой и в указанное в документе время подошла к сторожевому со словами:

– Здравствуйте, я – жена каторжника Афанасия Георгиевича Лунного, можно увидеться с ним сейчас, в документе было указано, что в это время у нас три часа на встречу, я передачу ему собрала, там только еда, ничего, что запрещено передавать, нет. Можете проверить…

Сторожевой посмотрел в сумку, а потом ответил:

– Проходите, сударыня, сейчас его приведут к вам…

Я аж задрожала, сердце выпрыгнуть из груди готово было, я не знала, каким я его увижу, как он воспримет мой приезд…

Тут застучали цепи и два солдата привели моего ненаглядного Афанасия, сняли цепи…

Он стоял похудевший, замученный, болезненный, увидев меня, ликующим тоном вскрикнул:

– Солнце ясное моё, Лизонька, ты ли это, синеглазое чудо моё?!

У меня слёзы потекли, я бросилась обнимать, целовать его, забыв обо всём на свете! Обо всём, кроме того, что ему сейчас тяжелее некуда, чувства любви, сопереживания накрывали меня с головой…

Мы, наверное, полчаса целовались, стоя в обнимку, и плакали в три ручья оба. Только потом я уже смогла обыкновенно разговаривать, дала ему в руки этот мешок со всякой едой, стала расспрашивать, как так получилось, как он здесь живёт…

– Знаешь, Лизонька моя милая, уж больно красиво, благородно говорили декабристы, вот я и встал в их ряды, я думал, что стране пользу принесу, а получилось, что и пользы не принёс, и нас с тобой подставил. Как житьё здесь? Да по-всякому, терпимо, только еда слабоватая и работа очень тяжёлая, больше ни на что не пожалуюсь… – говорил Афанасий – Но зачем же ты поехала за мной в Сибирь? Ты же могла бы остаться дворянкой, выйти замуж второй раз, тебе совсем не много лет…

А я, прижавшись к груди Афанасия, ответила:

– Нет, нет, я тебя не брошу, не предам, не нужен мне никто другой…

Эти слова вырвались сами из глубины сердца.

Как наше время истекло, обняла я ещё раз любезного супруга, на сумку с едой взглядом показа, прошептав:

– Там еды полно всякой, кушай, я тебе послезавтра ещё всего принесу…

Сторожевой забавно закашлял и промямлил:

– Всё, супруги, на сегодня кончилось свидание ваше, ничего, раз уж дама здесь и получила разрешение видеться с ссыльным мужем, то теперь будете часто встречаться…

Я направилась к воротам отрога, вышла на улицы Тобольска, дошла быстрым шагом до своего домика, попила чаю, поставила вариться ужин: картошку с кабачками, а сама села за стол и всё думала. У меня в голове мысли разные о том, что случилось с нами, со страной, что дальше будет, как там, в Санкт-Петербурге, отец и сестрёнка, какая доля бедной Агафье досталась…

Вдруг в комнату резко вошла Екатерина Трубецкая и с порога возмутилась:

– Лиза, милая, у тебя ведь палёным пахнет! Пожар сделаешь, нельзя же так!

Я очнулась от своих раздумий и кинулась к печке, но опоздала немного: картошка с кабачками превратилась в угли.

Екатерина тяжело вздохнула, сделала «руки в боки» и проворчала:

– Лиза, я всё понимаю, столько потрясений сразу пережить нелегко, но надо как-то уже взять себя в руки немножко и постепенно начинать привыкать жить в таких условиях, а не в шикарном Санкт-Петербурге…

Я сначала от таких слов ещё хуже расстроилась, а потом собрала волю в кулак, сжала зубы, чтобы не заплакать, и тихо ответила:

– Хорошо, учите меня всему, подсказывайте…

Александра, Екатерина и Мария взялись моему обучению, как выразилась Трубецкая «жизни храброй сибирячки и мужественной жены декабриста-каторжника»…

Незаметно пролетело три года, потому что один день сравнительно мало отличался от другого, хотя, конечно, истину говорят, что двух совершенно одинаковых дней, как и людей, не бывает…

Я научилась готовить разнообразные блюда из той простейшей еды, что тут могла купить, колоть дрова, шить сама себе тёплую и простую одежду, и многому другому.

Мы виделись с ненаглядным Афанасием постоянно, через день, мы общались по три часа, и это были особо счастливые моменты, я всегда передавала ему сумку с едой. Скоро меня стали пускать к нему в камеру, а потом даже изредка отпускать его из острога ко мне в домик на определённое время…

… Я уже привыкла за три года к такой жизни, крепко подружилась с Александрой, Екатериной и Марией, летом вообще всё легко давалось, тяжелее зимой было, приближение зимы я всегда особо боялась. Мороз на улице просто жуткий был, вьюжило, темнело рано, да в домике приходилось в шубе ходить, свечами приходилось заранее запасаться…

Когда я с мужем проводила время, я не чувствовала себя как-то угнетённо, мне казалось, что я в красивом любовном романе, но, когда я оставалась зимним холодным вечером одна со свечечкой…

Я начинала вспоминать отца, сестрёнку, счастливое детство, когда я была не Лунная, а Брошкина, свадьбу с любимым, и такая тоска, такое чувство уныния на меня накатывали, что я забивалась в угол и тихо плакала…

Когда я поделилась этими чувствами со своими подругами, все трое наперебой стали успокаивать меня:

– Не переживай, подруженька, не переживай, Лизонька, у всех та же проблема: у нас родители, дети там остались, мы тоже о них ничего не знаем, тоскуем, но ничего с этим уже ни сделаешь…

Так прошло ещё два года, мне уже двадцать шесть лет исполнилось, я ещё лучше привыкла к Сибирской жизни, с мужем милым мы виделись всё чаще и дольше. Наши ласки были наполнены теплотой и любовью, я всегда старалась получше накормить Афанасия ненаглядного, а то с этими тяжёлыми каторжными работами совсем исхудал, измучился…

Вдруг мне из отчего дома пришло письмо! Я этого настолько не ожидала, что подскочила, схватилась дрожащими руками за конверт, а открыть почему-то сразу боялась…

… И, оказалось, не зря боялась…

В письме пятнадцатилетняя Наташа сообщила, что батюшка наш отошёл ко Господу, сама Наташа договорилась с дальней роднёй, что три года поживёт у троюродной бабушки, а потом ей найдут выгодную партию для замужества…

Я зарыдала с такой силой, так взвыла, как никогда прежде, внутри всё горело…

Но, взяв себя в руки, на следующее утро я при людях вела себя так же, как и обычно…

А после Пасхальной службы в церкви я долго молилась, а когда легла спать под утро, то мне сон чудный приснился, будто стою я на облаке рядом с красивым Ангелом, и говорит Ангел:

– Не печалься, Елизавета, отец твой, Николай в раю сейчас, у него хорошо всё, а тебе с мужем в утешение Бог даст дочь, как две капли воды, на Николая похожую…

Я не придала сну значения, а спустя несколько месяцев показалась местному доктору и тот объявил:

– Сударыня, понятны мне все ваши недомогания, вы бремя носите просто, поздравляю с чадом…

Я ошарашено глаза расширила свои синие, протараторила:

– Эм… спасибо вам, доктор…

А как выскочила от врача, прижала в руках икону Божьей Матери и тихонько стала причитать:

– Ой, Матушка Богородица, что же делать? Ой, Матушка Богородица, помилуй. Сон в руку оказался! Но как же это дитя здесь родиться и жить будет? На что же я обрекаю чадо родное? Ой, Матушка, Царица Небесная, помоги дитяти моему…

Действительно, спустя полгода, мне уже двадцать семь лет исполнилось, родилась у нас с Афанасием дочь, и назвали мы её Ниной…

Какой же был Афанасий в церкви в день крещения нашей дочери: и измученный, как Кощей, и счастливый, с сиянием Небесным в больших серых глазах! Он просто плакал, я, зная его не хуже себя, понимала, что это – слёзы неземного счастья…

Так я стала растить нашу радость, лучик солнечный наш, малышку Нину…

Конечно, первые четыре года мне дались особенно тяжко, я почти не спала, не присаживалась, потому что нужно было продумать и еду для нас с Ниной, и Афанасия ненаглядного проведывать ещё чаще с дочкой, и ему еды приносить, и за безопасностью и развитием малышки Нины следить ( а то в этой избушке ничего для ребёнка не приспособлено). Иногда от усталости просто засыпала на ходу.

Тут на выручку приходили подруги Мария, Александра и Екатерина.

– Так, Лиза, без паники, на то и подруги, чтобы помочь! – весело говорила Трубецкая, и мне легче становилась, я Бога благодарить не уставала, что Он мне таких подруг настоящих послал…

Когда же Ниночке пять лет исполнилось, я впервые за это время в зеркало посмотрела на себя, мне уже тридцать два года исполнялось…

Да, в отражении я видела скоромную обыкновенную молодую женщину, но меня поразило: куда так быстро делось то обаяние румянца, свежести юности, что было когда-то? Их сменили усталость и недосып на лице.

Только глаза синие большие такими же остались.

Афанасий же в тридцать четыре года выглядел ещё хуже: замученный, измотанный совсем, худой, с первой сединой на бакенбардах , и с первыми еле заметными мелкими морщинками на лице. Я любила его таким ещё больше, жалела, что сгибает его тяжёлая работа раньше срока, но как же сияла его улыбка, каким звонким был его смех, когда мы с Ниной приходили «проведать папу»!

Так прошло ещё пять лет, Нина выросла в чудесную ангельски кроткую жизнерадостную девочку десяти лет с тёмно-синими глазами и русой косой…

… Я не уставала поражаться тому, как она на дедушку своего, моего папу похожа…

Она носила самую простую добротную одежду, что я ей шила, бегала играть с местными детьми со звонким смехом, по хозяйству мне помогала, всегда с песенкой милой, старалась учиться прилежно, не всегда у неё получалось, но она, было видно, старалась ( я никуда её не отдавала, никого не нанимала, сама всему учила: и молитвам, и православию, и читать, и писать, и считать, и хозяйство вести).

Конечно, сердце у меня сжималось, когда я вспоминала наше с Наташей детство, и понимала, что Ниночка, мой солнечный зайчик, никогда не наденет пышных ярких красивых платьев с кружевами и цветами, и редких драгоценных заколок, никогда не будет танцевать на балу, играть изящными фарфоровыми куклами и мягкими игрушками…

Но Нину это всё не тяготило ни капельки, в Рождество она ловко помогла накрыть мне стол, украсить его соломой и еловыми ветвями, я приготовила жаркое с мясом, самовар с чаем, а Ниночка расставляла на столе сладости, баранки, варенья, пирожки, радостно приговаривая:

– Рождество, Рождество! Скоро будет торжество! Надо хорошо стол накрыть, потому что у Господа праздник, и у нас праздник, гости придут, папу к нам до утра отпустят. А ты знаешь, мамочка, что я папе подарю?

– Что, доченька, милая? – спросила я.

– Я подарю ему варежки, которые сама связала и вышила на них «Лучшему папе»! Правда, очень хорошо, мамочка?

– Конечно, лапочка, просто замечательный подарок, папа очень обрадуется! – ответила я дочери с улыбкой, специально умолчав, что я немного помогала ей с вязанием и вышивкой…

– Мамочка, – вдруг неожиданно спросила Нина – А почему мы живём здесь, а папа там, в отроге, выполняет такую тяжёлую работу? Как мы оказались здесь, в Сибири? Расскажи, пожалуйста, я всё пойму…

Я напряглась, подумала, что буду говорить, и ответила:

– Так получилось, доченька, что мы с папой раньше жили в столице, очень красивом городе Санкт-Петербурге, но так было угодно правительству, царю, чиновникам его, после одной небольшой ошибки папы, чтобы папа был заключён в отрог, а мы жили в более скромных условиях здесь, в Тобольске…

У меня душа застыла в ожидании реакции Ниночки, но та с милой печалью изрекла:

– Ничего, нам и так хорошо здесь втроём, я, ты и папа. А папу когда-то отпустят из отрога? Как мы будем жить тогда?

– Отпустят, лапочка, нескоро ещё, но опустят, и придёт он жить в наш дом, и будет у нас ещё всё лучше… – вздохнув с облегчением, ответила я.

Тут начался и народ в наш дом стекаться, пришли и подруги три мои лучшие, и Афанасия отпустили на праздник, и другие подруги с мужьями…

Надменная Анненкова вдруг сказала на Нину:

– Эй, дитя, ты хоть знаешь, что отец твой – каторжник?

Я аж чашку с вареньем уронила, а Нина, гордость наша, вручила при всех папе подарок и изрекла:

– Да, знаю прекрасно, и что с того? Все ошибаются. Всё равно он – самый лучший, и я так считаю, и мама так говорит, а мы с мамой никогда друг другу не лжём!

Мои лучшие подруги скорее зааплодировали и воскликнули:

– Ниночка, какая же ты мудрая не по годам! Умница! Только у таких хороших родителей бывают такие хорошие дети!

Рождество Христово мы в тот раз особо весело справили.

… Прошло ещё четыре года, и измученного раньше положенного постаревшего седого ненаглядного Афанасия моего отпустили из острога, отбыл он свой каторги срок, пришёл к нам, сияющий от счастья, четырнадцатилетняя Ниночка-красавица наша румяная, просто летала от восторга, не скрывая ликования.

… Стали мы втроём жить, легче жизнь пошла намного.

Но спокойная безмятежная жизнь продлилась три года…

Семнадцатилетняя Нина стала совсем раскрасавицей, сочный, как ягода, румянец, русая коса, большие игривые синие глазки, точёная фигурка – чудо, а не девушка. Да ещё нрав такой простой, весёлый, подвижный, общительный, добрый.

Мне уже сорок девять лет было, помню то ощущение странное, что я далеко уже не так подвижна, сообразительна и красива, как была когда-то, морщинки на лице…

Афанасий же в свой пятьдесят один год совсем сгорбился, седым стал, морщинистым, здоровье подводило постоянно…

Вдруг в Тобольск по делам государственным важные чиновники и офицеры из столиц прибыли, и был среди них симпатичный тёмно-русый кареглазый корнет лет, примерно, двадцати. Пришёл корнет к нам в гости, познакомился со всеми, в том числе и с Ниночкой, мило они беседовали, так нежненько щебетали обо всём…

Мы уж с Афанасием обрадовались, надеялись, что дочь удачно, выгодно замуж выйдет…

… А корнет, которого, оказалось, Пётр Григорьевич зовут, месяц почти каждый день к нам ходил домой, круги возле Нины наворачивал со сладкими речами, а потом и, правда, посватался, попросил нас отдать за него замуж Нину.

Мы только хотели согласие дать, обговорить всё, а он вдруг испуганно глаза карие округлил монеты и спросил:

– Лунная? Где-то я слышал фамилию эту. Сударыня-матушка, а как ваша девичья фамилия?

– Брошкина, а что? – недоумевала я.

Тут с ужасом на лице он мне объявил:

– А то, что не можем мы с Ниной мужем и женой быть! Я ведь ваш племянник, сын вашей младшей родной сестры Натальи, двоюродный брат Нине получается…

Это я сейчас понимаю, что Господь помог нам, чтобы беды мы не натворили, двоюродных брата и сестру не обвенчали, а тогда, когда я от Петра эти слова услышала, так у меня голова закружилась, так я расстроилась, и скорее поспешила спросить:

– Ой, Пётр, милый, ты скажи, честно, вы хоть с Ниночкой греха ещё не сотворили?

– Что вы, Елизавета Николаевна, мы ещё и не целовались, разве ж я безнравственный солдафон какой-то, чтобы, воспользовавшись доверчивостью, обесчестить девушку? Не бойтесь, честна она, выйдет такая умница и красавица удачно замуж, а я лучше уйти поспешу, чтобы не быть нам Ниной в соблазн. Я… у меня духу объясниться с ней не хватит, вы уж сами расскажите, пожалуйста, Ниночке, почему свадьба наша не состоится…

… Расстроились мы с Афанасием, поникли немного, а бедный Пётр со слезами в карих глазах выскочил из домика нашего. Немного погоревав, стали мы с Афанасием думать, советоваться, как Нине помочь сейчас, ведь не на шутку они влюбились в друг друга с Петром…

– Я, радость моя, солнце моё, считаю, что лучше всего рассказать Ниночке правду, почему не женился на ней Пётр, успокоить, утешить, обласкать, как родители, пока она не смирится с этой новостью, а потом скорее жениха ей другого искать… – предложил Афанасий, и я согласилась с ненаглядным супругом.

Тут и Нина в дверях появилась, хорошенькая, как всегда, с румянцем и сияющими синими глазами, и с порога нас спросила:

– Ну, что, мамочка, папочка? Пётр свататься приходил, да? Вы меня за него замуж отдаёте? Ой, какая я радостная! Когда венчание наше будет?

Афанасий совсем поник и чуть-чуть отвернулся, поправляя седые бакенбарды, а я собралась с силами, вздохнула и начала речь:

– Хм, доченька, Пётр действительно свататься приходил, и мы с папой хотели уже благословлять вас на брак, но в ходе разговора выяснилось, что свадьбы быть не может, потому что он – твой двоюродный брат, сын моей сестры младшей, что там, в Санкт-Петербурге живёт. Так что, конечно, и тебе, и Петру тяжело на душе сейчас, со слезами он ушёл, но понятно, что нельзя вам венчаться, грех большой, да и дети больные родятся…

Нина с расстроенным личиком слушала это, а потом села и зарыдала.

И я, и Афанасий коре к ней подбежали, обняли стали успокаивать на перебой:

– Не переживай, не увивайся так, доченька, лапушка, это слава Богу, что до свадьбы узнали, что горя никакого не получилось, больно, конечно, обидно. Но ты не плач, родная, переживётся, забудется, найдём мы тебе замечательного жениха и мужа…

Нина немного успокоилась, посидела с печальным видом и ответила:

– Что ж, раз Богу так угодно, значит, так тому и быть, буду другому доброму человеку жена, разрешите мне пойти издали на прощание взглянуть на Петра…

Я кивнула головой, потому что сказать что-то не было сил у меня, и мы с Ниной пошли к офицерам, встали в сторонке…

…Вдруг кто-то из офицеров заметил Нину и крикнул в нашу сторону:

– О, какая девица! Давайте-ка, ребята, познакомимся поближе с ней!

Нина побелела от испуга, я, ошарашенная, скорее схватила Ниночку за руку, хотела бежать с дочерью скорее, но тут вдруг появился Пётр, ловко, в секунду, заскочил на стол, за которым сидели офицеры, достал револьвер и крикнул:

– Кто к моей двоюродной сестре хоть прикоснётся из вас, пьяницы наглые, тот будет со мной дело иметь!

И, правда, отступили офицеры, сели обратно кто куда, а у Петра и Нины слёзы текут, он только шепнул ей с текущими по щекам слезами из карих глаз:

– Прощай, Ниночка…

Я тут дочь и увела домой…

Какое-то время Нина страдала, конечно, плакала по ночам, не улыбалась днём, отвечала на вопросы односложно, мы с Афанасием переживали, молились за неё, и за месяца четыре прошло всё у Ниночки нашей милой, стала снова улыбаться, петь, танцевать, общаться со всеми, как обычно…

Мне уже пятьдесят лет исполнилось, а любезному моему Афанасию пятьдесят два, когда он тяжело заболел, две недели лежал в тяжёлом жару, ознобе, в сознание не приходил. Врач старался любыми способами помочь ему, но бесполезно.

– Сударыня, это простуда или грипп дали такие тяжёлые осложнения, я не ручаюсь, что выживет он…

… Так и отошёл ненаглядный мой муж Афанасий ко Господу, пришлось траурное одеяние мне примерить. Тяжело было, конечно, и мне, я, как будто солнце, радость в сердце потеряла, и Ниночке, которой день назад восемнадцать исполнилось…

Пролив слёз не мало,посоветовались мы Ниной и решили вернуться в Санкт-Петербург, жить в усадьбе отца моего, всё равно пустая она сейчас, Наташа у мужа живёт, а не в отчем доме, а нашу с Афанасием усадьбу со всеми богатствами конфисковали ещё когда я в Сибирь уезжала.

Сшили мы с Ниночкой платья себе по красивее, модные, под француженок и в карете приехали в усадьбу. Деньги у меня были, слуг наняли несколько…

Вот сейчас мы привыкаем с доченькой к жизни Санкт-Петербурга, и я озабочена тем, как бы поудачнее выдать замуж Ниночку, да дождаться внучат нянчить.

… Только всё, что я описала, уже никак из памяти моей, из души моей не вынешь…

Внимая глаголу её…

… С Богом человек – всё, без Бога же – ничто…

Пролог

Мои дорогие любимые читатели, наверное, по красивому названию вы уже догадались, что моя история будет посвящена какой-то девушке или женщине, которая обладала невероятно красивым ораторским талантом ( ну, и актёрским немного, естественно), что это была молодая особа, которая своей эффектной эмоциональной и грамотной речью, будоражила умы людей, меняла их миррвозрение, меняла судьбы своего окружения и, косвенно, влияла на ход истории. Да, моя героиня, милая юная чистая духовная девушка-христианка Елена, именно такая.

Что же я могу рассказать вам нового, спросите вы? Такие люди, как Елена, кто с помощью силы своей речи и артистизма, были, есть и будут в больших количествах. Из истории можно привести примеры Цицерона, Сократа, Соломона, Конфуция, Иоанна Предтечу, Владимира Ленина, Льва Троцкого …

Но вы не задумывались, откуда у человека прорезается такой дар, такой талант? Конечно, я думаю, что его даёт человеку Господь. Тогда задумайтесь: а зачем Господь даёт такой дар? Ну, уж, явно, не для того, чтобы тот учил своих современников какой-нибудь глупости, например, междоусобной вражде, революции или жестокости…

… Конечно, Господь хочет, чтобы человек использовал свои способности: ум, харизму, грамотную речь, ораторство и артистизм во славу Господа нашего Христа, во имя добра, милосердия…

… Именно об этом, как христианка использовала свой дар только в самых благих целях, моя история…

Итак, мои уважаемые читатели, давайте перенесёмся в Рим 4 века н.э. и окунёмся в уникальную историю юной христианки Елены…

Глава « Будем молиться и надеяться…»

…Несмотря на то, что утро ещё только началось, улицы Рима уже шумели, люди толпились, ругались, галдели, жара смешивалась с неприятно громкими криками толпы. Рим уже начал жить своей привычной жизнью огромного и беспорядочного города.

… Только в одном месте стояла тишина: в доме христианского священника Киприяна, где на утреннюю воскресную службу собралась вся большая христианская община. Киприян, пока ещё крепкий, но уже пожилой человек с большими голубыми очами, отражавшими его мудрость и доброту, окинул собравшихся внимательным взглядом…

В углу для семей стояли Татиана с мужем Феофаном и их дочкой Иустинией, Галина со своим супругом Константином и их тремя милыми мальчишками, другие семьи. В углу для неженатых юношей стояли пять закадычных друзей: Юлий, Денис, Георгий, Антонио и Иоанн. Потом Киприян посмотрел в угол, отведённый незамужним девушкам мыслью: «Фотиния на месте, Александра и Екатерина на месте…».

Вдруг по спине побелевшего Киприяна пробежал неприятный холодок ужаса: он понял, что не хватает Елены!

Елена была юная девушка- христианка двадцати лет, не роскошная красавица, далеко не Елена Троянская, конечно, но очень милая харизматичная девушка с очень длинными, до колен, русыми волосами и большими зелёными веждами, в которых отражался её ум. Её очень любили и уважали в общине за доброту, отзывчивость, общительность, набожность, благочестие и её невероятный ораторский дар, который она использовала во время христианских проповедей (проводить новичкам и не только новичкам такие проповеди было работой Елены в общине, за которую ей неплохо платили). Ну, ещё когда надо было спасти свою жизнь и честь от легионеров, жестоких воинов-язычников, которые служили такому же жестокому язычнику римскому императору.

Киприян со слезами в голубых очах в ужасе чуть вскрикнул:

– О, Господи Вседержитель, спаси! Ребята, у нас не пришла Елена!!! Молодое поколение, девушки, юноши, вспоминайте, когда вы общались с ней в последний раз? Что она говорила?

Фотиния поправила каштановую косу и круглыми карими глазками прошептала:

– Я общалась с Еленой вчера, она сказала, что обязательно придёт сегодня на службу и после молитв будет, как и положено, проповедовать…

– О, ужас, – протянул, схватившись за сердце Киприян – Христос Милостивый, помоги! Бедная Елена! Она, наверное, досталась этим извергам легионерам и их языческой жестокой знати: императору и его патрициям. О, ужас, вдруг мы опоздали, и всё, она уже завершила свой земной путь святой кончиной?! Или она сейчас под бичами или в клетке со львами?!

Все заволновались, стали перешёптываться:

– Будем молиться за неё…

– Будем молиться, верить и надеяться, что Господь наш Всемогущий Спаситель Иисус Христос выручит её из беды, и она избежит такой участи…

Антонио с полной растерянностью на лице посмотрел на Киприяна тёмно-зелёными глазами и промолвил неуверенно:

– Эм… Отец Киприян, может, не нужно сразу так паниковать? Елена так умна, так ловко умеет заговаривать легионерам зубы, присочинять и убегать от них, что вряд ли она попадётся в их когти. У неё же такой опыт уже, как обводить вокруг пальца легионеров, ведь они охотятся за ней, как за великой проповедницей Христа, она же вынуждена выкручиваться чуть ли не каждый день, Елена никак уж не попадётся им…

Киприян с холодным потом на лбу закатил голубые очи и ответил:

– Антонио, дитя ты наивное! Вот именно, что легионеры так разозлены на неё за то, что уже три года ловят и не могут поймать, что стоит ей немного оплошать, и всё! Они измучают, изобьют и прикончат тут же, не дожидаясь даже суда императора и его патрициев!

Тут дверь в светёлку распахнулась и все заплакали от счастья: На пороге стояла Елена с растрепавшимися русыми волосами по колено, упавшим с головы на плечи зелёным, под цвет её глаз, пологом, её скромное милое синее платье было чуточку порвано на краю подола, а сама девушка, вытирая изящной ладошкой пот со лба сказала, тяжело дыша:

– Простите, простите Христа ради, что опоздала, да её в таком немного помятом виде появилась на службе воскресной, про прощения по-христиански…

Все, как один вскрикнули ликующим тоном:

– Елена! Милое святое создание! Что ты прощения просишь?! Мы не знаем, как Бога нашего Христа благодарить за милость такую! За счастье, что ты пришла живая! Расскажи же, что случилось? Ты наткнулась на легионеров?

Елена села на табурет, быстренько достала гребешочек и расчесала русые по колено волосы, накинула зелёный палантин на голову и начала речь:

– Ой, мои родные мои во Христе, я сегодня еле-еле спаслась с Божьей помощью! Ей-богу, не помоги мне Господь, я бы сегодня точно уже в вечную жизнь отправилась. Вы знаете, что легионеры уже давно охотятся за мной, как за христианкой проповедницей, и всегда я очень ловко избавляю себя от их когтей, но сегодня я была прямо на волоске! Иду к вам на воскресную службу, поворачиваю за угол, а там десять здоровых легионеров, я и пискнуть не успела, как один из них хватил меня сзади за локти крепко и посмеялся, что сейчас поимеет такую красивую девицу! У меня душа от страха в пятки ушла, всю заколотило, стала я молиться мысленно: «Господи, помилуй», и придумала, как выкрутится. Повернула гордо лицо к нему и крикнула: «Ты что, хочешь, чтобы тебя наказали бичами, а потом казнили за посягательство на честь племянницы самого императора?!». Он испугался и скорее откинул меня от себя, а я и рада, скорее бежать без оглядки! Но я думала о них хуже, они оказались умнее, чем я рассчитывала, видно, поняли по наряду моему, что никакая я, ни высшая знать, ни тем более не родня императору, обозлились, и вдесятером в погоню за мной!!! Еле-еле оторвалась я от них и попросила укрытия у доброй женщины пожилой, солгав, поплакав, чтобы жалость вызвать, что я, якобы вдова с бременем. Там отсиделась и вот, пришла к вам…Все в общине поспешили обнять Елену с радостными восклицаниями:

– Вечная, вечная слава и хвала Господу нашему Иисусу Христу за то, что наша милая Елена живой пришла!!!

Только после этого Киприян начал службу, молитвы, исповедь и причастие, затем все с замиранием от восторга слушали христианские проповеди Елены, она со всем своим ораторским даром очень красиво и эффектно прославляла Христа и объясняла многие сложнее места Евангелия…

Когда служба кончилась, все сели за стол покушать. Татиана с Галиной и Иустинией накрыли стол жаренной курочкой, молоком, козьим сыром, хлебом, фруктами, все перекрестились и стали трапезничать…

Но сегодня трапеза проходила не так, как обычно: обычно все садились в замечательном настроении, мило беседовали, шутили, а сегодня все за трапезой молчали…

Отец Киприян посмотрел на всех прихожан с печалью в голубых очах и тихо спросил о старческой усталостью:

– Милые мои, вот уже четвёртый век идёт, как воплотился в Человека Сын Божий и Господь Бог наш Иисус Христос, прошёл Свой земной путь до Креста, спас нас всех, воскрес и вознесся к Отцу своему Богу, чтобы вечно править, уже четвёртое столетие, есть мы, христиане, Его последователи, но эти язычники никак, никак не уймутся, не признают наше право верить во Христа, а не в их языческих божеств, яко бы какого-то Олимпа. Они охотятся за такими, как мы, если поймают, то судят, как будто мы преступники какие-то, ставят перед выбором: отречься от Христа и стать язычником или погибнуть со своей христианской верой, естественно, никто не отрекается от Христа, веру не меняет, и христиан всячески извивают и казнят. То бросают львам и тиграм в клетки, то бичуют, то к змеям бросают, то крёстную казнь устроят. Сколько же христиан уже так мученически погибло! Десятки тысяч в одном только Колизее, а, если всех считать, сотни тысяч! Мы и десятой части всех их не знаем. Как вы думаете, когда-нибудь это кончится? Изменится?

Фотиния спрятала каштановую косу под яркий лавандовый полог и с задумчивостью в больших глазах ответила:

– Ну, что будет через столетия с человечеством, мы никак не угадаем, это знает один только Бог. Быть может, через пятьсот лет человечество изменится, и христианство будет не только разрешённой, но и основной религией мира…

Антонио перебил слова Фотинии с возмущением в тёмно-зелёных веждах:

– Фотиния, это очень наивная фантазия! Эти язычники чувствуют себя царями мира, безнаказанными, и будут губить жизни христиан, скорее всего, конечно, не такими жестокими способами, как сейчас, всегда, до второго пришествия Христа! И мы ничего не сможем изменить!

Тут аккуратно закутавшись в полог, Елена с глубокой серьёзностью в зелёных глазах уверенно изрекла:

– Антонио отчасти прав, не прав он только в одной позиции: в той, что мы ничего не можем изменить. Действительно, пока язычники правят и считают богами чуть ли не самих себя, они будут казнит христиан, но как ведём себя в такой ситуации мы, христиане? Всё это время христиане, которых приговорили, принимали свою священную мученическую долю, как святость и трагичный, но очень почётный конец своей земной жизни. А если бы какая-то большая христианская община, когда всё-таки была арестована, хотя бы попыталась дать хоть какой-то отпор, хотя бы на словах? Не подчиняться им, не отречься от Христа, но перед тем, как погибнуть, показать свою правоту, ответить им дерзко, что мы имеем право жить, и при этом верить во Христа, а не в их божков-идолов? Скорее всего те дерзкие христиане всё равно были казнены, но другие христиане поступили бы так же, и рано или поздно язычники всё равно бы задумались и прекратили преследования…

Юлий, задумчиво облокотившись на деревянный стол, отвёл задумчиво взгляд и протянул:

– Знаешь, очень философски мудрое рассуждение, Елена, но боюсь, на деле это не возможно по той причине, что для такой речи нужен действительно величайший оратор, больше, чем Цицерон или Сократ, или Иоанн Предтеча. Поэтому предлагаю кончить пустое многословие, не грешить унынием, а заняться нашими обычными делами, продолжать жизнь с молитвой ко Христу, чтобы тот дал нам пожить как можно дольше, не попадаясь в руки легионеров…

Тогда все, чтобы немного повеселеть, попросили рассказать Елену её самые смешные истории и трюки для спасения себя от легионеров. Истории были очень забавные, курьёзные и Елена их мило рассказывала, все немного отвлеклись и немножечко посмеялись…

… От того воскресения незаметно пролетело две недели, и жарким утром воскресным все члены общины спешили на молитву…

Глава «Проверка на прочность»

Татиана шла с Галиной и девицами Александрой, Анастасией и Фотинией, и женщины поучали юных девушек, как должна себя вести благочестивая христианка, когда выйдет замуж, как вести себя с мужем, с детьми, как хозяйство вести…

Они шли и не заметили за беседой, как за ними тихо крались легионеры…

… Только все собрались на службу, поправили пологи, перекрестились…

Вдруг резко дверь распахнулась и в дверь, и окна заскочили легионеры, очень большой вооружённый отряд воинов сто!

Легионеры тут же хватали и уводили в клетки тех, кто был в этой комнате, разозлённые, сильные вооружённые до зубов воины совершали аресты так быстро и грубо, что никто не успел, и подумать-то толком или побежать, все только или вскрикивали или плакали от паники, ужаса…

Легионеры устроили настоящую жестокую и очень внезапную облаву…

… Скоро вся община сидела в клетках и плакала, прижавшись с опаской к углам клеток. Они, конечно, не раз слышали, что такое в Риме с христианами бывает регулярно, что все их современники-единоверцы, как и они, в опасности, должны были предполагать, что и их эта участь не минует…

… Но в их жизни всё было так безоблачно блаженно и идеально, а счастье слепо, поэтому сейчас никто не ожидал такого поворота, все в обескураженном состоянии плакали и мылено готовились к мученичеству…

… Только Елена сидела, скрутившись, без слёз, с растрёпанными русыми волосами по колено и с глубокими размышлениями, которые отражались в решительном взгляде её больших зелёных вежд…

… Капитан легионеров прервал плач всех членов общины и размышления Елены грубым криком:

– Этих в камеру темницы, а потом на суд императора и его благороднейших патрициев, конечно, может, кто-то испугается и отречётся от Христа, но нельзя на это надеяться, заранее приготовьте всё для казни на арене Колизея!

Тут Елена встала в полный рост, поправила свои длинные русые волосы, вдохнула очень глубоко и со светом в очах подумала: « О, Господь Всемогущий и Всемилостивый Иисус Христос, помоги и спаси! Я помню тот разговор о будущем христианства и человечества и помню слова Антонио о «величайшем ораторе». Я решилась, я сыграю роль этого оратора! Только прошу, Господи, помоги мне, усиль мои способности, что я имею в десятки раз, ведь Ты можешь всё, я же – ничего, я всего лишь Твоя скромная раба, но если Ты со мной, помогаешь мне, то я из ничего становлюсь всем! Так помоги же мне сделать это: выйти на арену Колизея и произнести такую речь, чтобы язычники сами содрогнулись, нет, конечно, не передо мной, а перед Тобой, мой Господь и Бог Иисус…».

… Спустя с час вся община сидела в холодной камере, молясь, вздрагивая слегка, всхлипывая…

Тут Елена повернулась ко всем с уверенностью на светлом лике и изрекла:

– Дорогие милые ближние мои, братья и сёстры во Христе, никто отрекаться от святой веры христианской не собирается, верно? Верно! Так что на арене погибнуть успеем, если мой план не удастся, нам это в таком случае очень быстро устроят! Но всё же нужно попытаться воплотить мой план…

Все перестали плакат, задумались, переглянулись, и отец Киприян с сиянием в голубых очах тихо ответил:

– Благословляю, как священник. Говори, Елена, что делать будем, раздавай распоряжения, кто что должен сделать для воплощения твоего плана…

– Отец Киприян, вы не должны делать ничего особенного, только все должны себя правильно повести, когда нас приведут на арену: все члены общины должны не со слезами, стонами, не с блаженной смиренностью стоять, а стоять позади меня с суровым, немного рассерженным видом. Говорить с ними буду я, главная задача лежит на мне. Отец Киприян, у вас нет при себе сейчас случаем что-то из церковных реликвий: может крест большой, или стяг с изображением Христа? – объяснила Елена.

Киприян подумал и вспомнил:

– Действительно, Елена, есть у меня крест большой золотой…

Киприян тихо передал крест в ручки Елены, та внимательно посмотрела на него со словами:

– О, да, это то, что мне примерно нужно…

Глава «Внимайте глаголу моему, ибо вызываю вас на Божий суд!»

… На следующий день всех христиан этой общины привели в зал суда, где сидели главный советник императора и важные патриции. Как обычно зачитали «список страшных деяний и преступлений» и советник объявил:

– Несмотря на то, что вы так преступны, вам даётся шанс исправиться: отрекитесь от Христа, признайте вои заблуждения, принесите при всех по голубю в жертву Юпитеру и Венере, тогда вас отпустят. Если же вы не согласитесь на это, то вас ждёт казнь, достойная таких преступников!

Елена, резким движением откинув длинные русые волосы , решительно ответила:

– Даже не надейтесь! Мы знаем, что мы – не преступники, от своей святой веры во Христа мы не отречёмся, жертв вашим золотым болванкам не принесём, и вы никого из нас не напугаете своими угрозами, даже детей!

Тогда надменный советник императора, фыркнул и зло пробурчал:

– Что ж, тогда знайте, для вашей казни на арене всё готово, не одумаетесь сейчас, то попрощаетесь с жизнью!

Елена не выдержала этой наглости и вскрикнула с блеском в зелёных очах:

– Тогда пусть нас ведут на арену, мне есть, что сказать там всем язычникам, кто пришёл посмотреть и посмеяться над нами, ещё большой вопрос, для кого это сейчас смешным будет, а кому придётся скорее одумываться и бежать!

После такой дерзости, конечно, всю общину без разговоров повели на арену Колизея, где веками погибали святые мученики…

… Зрительные места амфитеатра были заполнены битком, богатые сидели в бархатных ложах, беднота ютилась на ногах внизу. Все возмущённо галдели, кричали всякую брань о христианах и требовали:

– Давайте же!!! Начните казнь!!! Чтобы не повадно им всем было за своим Христом идти!!!

Но Елена совершенно спокойно перекрестилась, взяла в руки большой золотой крест, что дал ей Киприян и подала знак общине, чтобы они помнили, как она попросила их себя вести. Никто не дрогнул, не испугался, все встали с суровым героическим видом, а Елена вышла вперёд, подняла высоко крест в руках и как закричала, так что стены Колизея задрожали:

– И так, язычники и варвары, внимайте глаголу моему!!! Внимайте, и бойтесь, дрожите, убегайте, ибо сегодня впервые содрогнётся Колизей, содрогнётся весь Рим и рухнет!!! Мы, христиане, вызываем вас, язычников, на Божий суд, и вы там не победите никогда!!! Вы называете преступниками нас, но мы не сотворили никакого зла, вы же веками жестоко губите безвинных людей, и вот, пришёл час расплаты: нас рассудит Бог!!! Да, нас мало, у нас нет оружия, а ваши легионеры вооружены до зубов, но это не имеет значения: наше оружие – могущество Господа Бога нашего Иисуса Христа!!! И мы победим с Его помощью без всякого оружия!!! Скоро вам придётся расплатиться за свои злодеяния!!! Бегите, отпустите нас сейчас же, пока не поздно вам самим, ибо будет Божий суд, и вы заплатите за всё!!! Так что внимайте глаголу моему, отпусти нас по-хорошему, пока Господь не покарал вас!!!

Что тут началась в амфитеатре! Все патриции похватали за руки жён и детей, скинули сандали и криками ужаса, жуткого испуга побежали к своим колесницам ухать скорее к себе домой, император со своим советником тут же приказали слугам скорее увести их в безопасные комнаты дворца и трусливо поспешили исчезнуть. Легионеры с перекошенными от испуга лицами побросали оружие и тоже стремительно разбежались, а простые люди с возгласами ужаса и слезами огромной толпой ринулись сбегать из Колизея, расталкивая друг друга…

… Минут через пять Колизей полностью опустел, никого, кроме христианской общины вместе с Еленой, не осталось, а ворота были открыты и никем не охранялись. И только тогда Елена, которая всё это время стояла с крестом в руках, блеском в зелёных очах, величественной, гордой осанкой, решительностью на светлом лике и красиво развевающимися роскошно длинными русыми волосами, вдруг вернула крест отцу Киприяну, упала со слезами на колени прямо в песок и, плача, ликовала:

– Слава Тебе, Иисусе Христе, Господь Бог мой Всемилостивый Спаситель, слава и хвала вечная, Ты мне помог, я справилась только благодаря Тебе…

Киприян с ласковой улыбкой подошёл к Елене, заботливо положил свою руку на плечико Елене и тихо изрёк благодарностью в голубых веждах:

– Дивен Бог во святых своих, ты – настоящий святой человек и величайший оратор, ты поступила, как настоящая христианка: до победного конца не переставала верить, что Господь не оставит тебя, услышит твои молитвы, подскажет и поможет, твои вера во Христа, надежда на Него и любовь к Нему заставили сейчас язычников по-настоящему содрогнуться…

Елена скромно подняла голову от песка, вытерла слёзы, аккуратно стряхнула лица, рук и одежды песок, покрыла голову своим зелёным палантином и нежно ответила:

– Что вы, отец Киприян, я – не святая, далеко не величайший оратор, хотя я, конечно, в определённой степени обладаю способностью ярко выступать с речами, просто я – христианка, и вы сами же правильно сказали секрет этой победы: я очень сильно верила во Христа, надеялась на Него и любила…

Антонио с забавным выражением лица подошёл и спросил, закатив тёмно-зелёные глаза:

– Может, кончим переживать и плакать? Ну, и что мы все ждём? Что будем дальше делать?

Все задумались, а потом Елена предложила:

– Давайте скорее, пока нас не трогают язычники, соберём пожитки и пойдём пешком в Византию, в Константинополь, потому что там христианская вера разрешена, и христиан не преследуют, верить во Христа не запрещают, там мы будем в безопасности…

– Тогда что мы сейчас стоим? Давайте собираться и двигаться в путь, в Византию за вечным блаженным счастьем! – воскликнули Фотиния и Галина.

Эпилог

… Пеший поход был нелёгкий, но, зато скоро вся община жила в Византии и без всякой угрозы для себя верила во Христа, соблюдала христианские обычаи и традиции, радовалась жизни…

Как вы знаете по урокам истории, в других странах гонения на христиан будут продолжаться ещё несколько веков, но всё равно правда восторжествует, истинная вера спасла многих христиан. В конце концов, христианство признали разрешённой религией почти везде, а начало этому счастью положили те самые мученики за веру и такие великие христиане, как Елена…

Выводы из этой истории я предлагаю сделать вам самим, и, если вы верующий человек, поблагодарить Господа и Его святых мучеников за то, что они, каждый по-своему, отстояли, наше право открыто исповедовать свою религию…

Для сердца нужно верить…

… Читая эту историю,

Я спрошу тебя вновь:

– Это, наверно, безумие?

Или, всё же, это – любовь?..

Это произведение посвящено чистой любви, верности и силе духа, оно вдохновляет и придаёт уверенности в себе. У главной героини, которая верила в себя и за девиз взяла фразу «для сердца нужно верить», есть, чему поучиться, ведь она совершила подвиг любви в тяжёлые для России времена, столкнулась и с пониманием, и жестокостью. Пытаясь спасти свою любовь, она попала в круговорот сложнейших исторических событий, но всегда верила в счастливый финал…

… Старый настенный календарь напоминал, что тот день был первым днём августа 1914 года, погода за окном тоже была приятная: зеленели прекрасные парки Санкт-Петербурга, освещаемые ласковыми лучами солнца, самый красивый город мира, со дворцами, усадьбами и соборами, сегодня выглядел ещё краше…

… Но всё это не приходило на ум и не радовало двадцатисемилетнюю молодую дворянку Екатерину Даниловну Соломину: её муж, генерал Александр Прохорович, сегодня уезжал на фронт, шла Первая Мировая война…

Александр и Катерина стояли в своей уютной красивой квартире в бельэтаже, прижавшись к друг другу, молодая дворянка рыдала на могучем плече мужа с причитаниями:

– Милый, любимый, хороший ты мой, не бросай меня, не ходи на войну, умоляю! Я не переживу, если ты погибнешь в бою! Я тебя люблю, дорожу каждой минуткой, проведённой с тобой!

Александр возвышался над хрупкой голубоглазой русоволосой жёнушкой в растерянности: он уже переоделся в форму, его ждали, а Катерина всё плакала и причитала, не разжимая объятий…

Тут из своей светлицы появилась Агафья Ивановна, старая тётушка Катерины, которая воспитывала её с детства, когда Катя осиротела. Агафья поправила тяжёлый золотой подсвечник на камине и сказала:

– Александр, я бы на твоём месте толкнула бы её и отправилась выполнять свой долг перед Родиной!

Александр, наконец, решился и изрёк супруге:

– Прости, дорогая, но я по-другому не могу, я должен выполнить долг перед Отчизной, так что отпускай меня…

Заплаканная растрёпанная Катерина осенила мужа крестом, провела рукой по коротким светлым волосам Александра и со слезами на глазах ответила:

– Я буду молиться за тебя. Пиши мне чаще, пожалуйста…

Александр вышел во двор, ещё раз посмотрел в голубые большие очи супруги своим пронзительным взглядом зелёных глаз, и исчез на коне…

Катерина выждала, пока все разойдутся, села в кресло и снова стала плакать, душа её болела за любимого супруга.

– Может, прекратишь слёзы лить? Он вернётся, вот увидишь, а ты, как верная жена, должна молиться за него и ждать! Иди, прогуляйся по Петрограду, сегодня приятная погода… – прошамкала Агафья Ивановна.

Катерина собралась силами, расчесалась, собрала длинные русые волосы в пучок, нарядилась в летнюю белую блузку с жабо и длинную юбку и пошла в парк…

Катерина шла по улицам столицы и видела, как женщины разных сословий провожали своих мужей на войну, молодая дворянка села на скамейку, достала большое яблоко и, хрустя им, думала: «Да уж, война никого не радует, сегодня только дети радуются солнечной погоде…».

Время шло медленно, Катерина грустила, но всегда была занята: она или ухаживала за Агафьей, или вышивала, или молилась за мужа…

Лето сменила осень, а осень – зима, Катерина выходила в заснеженный парк в шапочке-таблетке и шубке. Всё это время каждые две недели она получала письмо от Александра и писала ему ответ, переписка их была жемчужиной нежности. Катерина сидела на скамейке и перечитывала последнее письмо:

«Милая моя драгоценная супруга, свет очей моих, молитвами твоими я жив и здоров, недавно представлен к награде. Война идёт напряжённая, есть за что переживать, но я вспоминаю тебя, моя лебёдушка, и мне становится отрадно, я верю, что скоро снова обниму твой стройный стан, поглажу шелковистые волосы и загляну в небесные очи. Спасибо, что ждёшь и любишь меня…».

Но на этом письме переписка прекратилась, Катерина написала ответ, а от Александра новых писем не приходило…

Катерина тревожилась, становилась нервной, писала одно письмо мужу за другим, уже настал май 1915 года, а весточки всё не было…

Катерина ещё слёзнее молилась за мужа, хотя днём делала вид, что всё в порядке: распоряжалась хозяйством, вышивала, красиво причёсывалась и одевалась…

Вдруг у дома Соломиных показался военный почтальон. Катерина выскочила на улицу легко и быстро, как воробышек, в домашней блузке и юбке, хотя ещё было прохладно, и спросила с волнением:

– Екатерине Соломиной письмо есть?

– Екатерине Соломиной? Сейчас посмотрю… – сказал весело молодой почтальон, повозился в сумке и с печальным видом обратился к даме – Простите, сударыня, но вам только извещение, примите документ…

Катерина взяла извещение, и в сердце осколком вонзились слова: «Генерал Александр Соломин пропал без вести»…

Молодая дворянка не выдержала и потеряла сознание…

Когда она очнулась, то лежала та тахте у себя дома, а Агафья Ивановна журила её:

– Ну, и? Чего ты в обморок упала? Держи себя в руках! Он пропал без вести, значит, живой…

Катерина задумалась и решительно изрекла:

–… Но ему, может, нужна моя помощь! Агафья, милая, постриги меня коротко, я пойду сестрой милосердия на фронт, буду искать мужа!

– Вот это я понимаю, поступок любящеё женщины! Давай ножницы и помни мои слова: для сердца нужно верить! Пока ты веришь, что встретишься с мужем, это будет возможным… – поддержала Агафья Ивановна, длинные волосы бесшумно упали на пол…

«Для сердца нужно верить! Я возьму эти слова за девиз и спасу моего любимого суженого!» – подумала Катерина.

Уже через месяц, в июне, в разгар палящего лета, Катерина была сестрой милосердия на самых опасных участках фронта. Под жуткий вой пуль, гром оружия, бесстрашно выносила из боя раненных русских солдат хрупкая молодая женщина в сереньком костюме сестры милосердия, наша Катерина. Стирая пот со лба, она вытаскивала пули, промывала и перевязывала раны, спасая жизни наших солдат, а потом спрашивала:

– Вы что-нибудь слышали об Александре Соломине?

И сердце сжималось от боли в груди у Катерины, когда в сотых раз она слышала ответ:

– Нет, прости, добрая душа, не слышал. Ничем не могу помочь…

Катерина обошла всё военное начальство, чтобы узнать что-то о любимом супруге, но и там ей не давали ответа, 1915 год сменился 1916 холодной беззвёздной ночью, а Катерина всё равно продолжала спасать жизни раненных солдат, думая: «Может, кто-то так же поможет и моему родному Александру?».

Она рисковала собой, служа сестрой милосердия, отвала все силы больным, недоедая и недосыпая, но продолжала искать следы пропавшего мужа, Александр даже снился ей…

И так Катерина дожила до марта, до первых проталин. В тот день снова был бой, Катерина вытаскивала из жестокой битвы русского солдата, когда рядом произошёл взрыв…

…Катерина потеряла сознание, а, когда очнулась, то увидела чистую белую комнату, кровать-раскладушку, на которой лежала, а над собой увидела четырёх девушек.

Они были очень похожи, две, что постарше, были в форме сестёр милосердия, одна из них отличалась красивым лицом и длинной шеей, а вторая – высоким ростом и раскосыми веждами. Самая же красивая, с большими лучистыми очами и длинными шикарными каштановыми волосами, была в скромном белом платье, четвёртая же была ещё подростком с чёлкой и в простеньком платье…

«У них всех каштановые волосы и голубые глаза, наверное, эти девушки – сёстры…» – промелькнула мысль у Катерины.

– Очнулась! Таня, Оля, Мария, она очнулась! – забавно обрадовалась младшенькая сестра с чёлкой…

– Тише, не кричи, Настя – сказала девушка с раскосыми очами и обратилась к Катерине – Вам попал осколок гранаты в ногу, но, пока вы были без сознания, мы достали его и обработали рану, не беспокойтесь. Сейчас вы находитесь в госпитале. Вас, наверное, оглушило, поэтому будьте первое время осторожны в движениях, если что, зовите меня, Татьяну, или моих сестёр, Ольгу, Марию или Настю…

Катерина слушала ласковый голос девушки и думала: «Какие они все красивые, одухотворённые! Я их где-то видела, только вот где?».

–Татьяна, – решилась спросить Катерина – А где я могла видеть вас и ваших сестёр?

Девушка с лебединой шеей и просветлённым ликом с улыбкой сказала:

– Слушайте, сестрёнки, а она ведь не поняла, кто мы! Забавная ситуация, не правда ли?

Сёстры выстроились: сначала сестра милосердия с длинной шеей, потом сестра милосердия с раскосыми очами, затем лучезарная красавица с роскошными локонами, а за ней – младшая. Тут Катерину осенило: перед ней великие княжны, дочери царя Николая Александровича, Ольга Николаевна (та, что с длинной шеей), Татьяна Николаевна(та, что с раскосыми очами), Мария (красавица с шикарными локонами) и Анастасия (девочка с чёлкой)!

Катерина раскраснелась и изрекла:

– Ваши высочества, простите, что не узнала вас! Никак не ожидала увидеть царских дочерей в госпитале в таких простых одеждах…

– Да что вы, право, не обращайтесь к нам так официально, зовите нас просто по именам, мы рады вам помочь. Вас, сударыня, как зовут? – спросила Мария Николаевна.

– Екатерина Соломина… – ответила тихо Катерина.

Почему-то рядом с удивительными сёстрами Катерине становилось спокойней…

– Жажда мучит… – простонала Катерина.

Мария принесла воды, Катерина попила и с благодарностью посмотрела на новых подруг…

– Хотите конфету, Екатерина? – спросила Анастасия и предложила леденец, но Ольга ласково пожурила сестру:

– Настя, безобразница, Катерина долго не кушала, ей не конфета, а бульон куриный нужен!

Татьяна принесла куриный бульон, Катерина поела, в животе стало сразу тепло, а душе стало светлее и теплее, как от летнего солнышка, от слов Марии Николаевны:

– Вы поспите пока, Ольге и Татьяне нужно к другим больным, а я помолюсь за вас…

Катерина отвернулась и уснула, и снился ей супруг, Александр, будто обнимает Катя любезного мужа…

Когда Катерина проснулась, то почувствовал себя намного лучше и подумала: «А что, если я попрошу о помощи царевен?».

Катерина задумалась, а потом решилась и позвала:

– Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, послушайте меня, пожалуйста, быть может, вы можете мне помочь…

Сёстры сели и Ольга сделала жест, означающий, что они готовы слушать.

– Конечно, я люблю Россию, рада, что на передовой спасла многим жизни, но я отправилась туда не совсем из патриотических и религиозных мыслей: у меня без вести пропал на войне муж, генерал Александр Прохорович Соломин, я ищу его. Не было у вас никого подобного в госпитале? А в других госпиталях?

Сёстры озадачились, переглянулись, Ольга протянула с искренним сочувствием:

– Простите, Екатерина, но в наш и соседние госпиталя такой точно не поступал, но мы поговорим с родителями, быть может, они что-нибудь придумают, а пока мы все будем молиться за него!

Катерина тяжело вздохнула и печально произнесла:

– Благодарю вас, вы – просто удивительные, но вряд ли поможете мне…

Катерина находилась в госпитале до конца сентября 1916 года, за это время Катерина многое узнала о царственных сёстрах: о том, что они воцерквлённые, что они очень любят свою Родину и родителей, что у каждой есть своё хобби, что их брат болеет гемофилией, опасной генетической болезнью…

Вдруг показалась машина, их неё вышел император Николай с Алексеем, наследником престола и пожилой сестрой милосердия, в которой не сразу Катерина узнала императрицу Александру Фёдоровну.

Катерина испугалась таких высокопоставленных гостей, но их светлые добрые одухотворённые лики располагали молодую дворянку, Катерина вышла встречать царя с поклоном.

– Здравствуйте, Екатерина Даниловна, доченьки мне рассказали о вашей беде, я долго думал, чем можно помочь, и привёз фотографии тех офицеров, что попали в плен. Посмотрите, может, среди них и ваш муж… – произнёс заботливо Николай, Катерина схватила чёрно-белые размытые фотографии и судорожно, дрожащими руками стала перебирать их…

На пятой фотокарточке Катерина узнала мужа, побледнела, покачнулась и закричала:

– Это он!

У Катерины от волнения кружилась голова, она села на табурет, закатила глаза, теряя сознание, но Александра Фёдоровна принесла нюхательной соли, и Катенька пришла в себя.

– Спасибо! Спасибо вам, ваше величество! – восклицала Катерина со слезами, целуя руки Николая, а Николай не по-царски добродушно улыбнулся и скромно ответил:

– Не благодари меня, дитя, мы-то с моей солнечной Аликс знаем, что такое настоящая любовь. Я обязан был тебе помочь, как царь и христианин…

– Ники, – обратилась Александра Фёдоровна к мужу – нужно придумать, как скорее выручить из плена генерала Соломина…

– Ну, тут много способов, можно выкупить… – задумчиво произнёс Николай.

– Но у меня с собой ни гроша, я была долго на передовой… – растерялась и расстроилась Катерина.

Тут Александра Фёдоровна достала шкатулку, заполненную дорогими украшениями и, подав эту вещь Катерине, изрекла:

– Екатерина, милая, возьми эти драгоценности и отдай за мужа завтра, когда Ники поедет на передовую, а, если военачальники Германии усомнятся, скажи, что за подлинность драгоценностей отвечает сама русская царица Александра Фёдоровна…

В порыве благодарности Катенька заплакала и опустилась перед царицей на колени, вся царская семья стали утешать Катерину и уверять, что сделают всё, чтобы помочь, и что Господь по их молитвам не оставит Катерину и Александра…

Алексей долго молчал, смотря на всё происходящее пронзительным взглядом небесных очей, а потом подошёл к Екатерине и подарил красивый резной ключик со словами:

– Это ключик от музыкальной шкатулки, возьми его на удачу…

– Благодарю тебя, добрый юный цесаревич… – ответила Катерина…

Она навсегда запомнила бледное красивое лицо мальчика и тот не по-детски мудрый взгляд…

На следующий день Николай и Катерина сели в машину и долго ехали по бездорожью, Катя очень волновалась…

Наконец, они прибыли на место, Николай крикнул в рупор на немецком:

– Мы хотим выкупить из плена генерала Соломина, сейчас просим прекратить огонь, и сестра милосердия подойдёт с выкупом!

Огонь прекратился. Дрожа, как осиновый лист, Катерина шла со шкатулкой, на встречу ей вышел богато одетый немец…

– Почему вы посланник Российской империи, и где гарантия, что украшения – не подделка? – спросил на ломаном русском языке немец.

– Я – жена этого генерала, а за подлинность драгоценностей ручается русская царица Александра Фёдоровна… – ответила робко Катерина…

– Что ж, – равнодушно произнёс немец – выкуп принимается, сейчас приведут генерала Соломина…

… Было прохладно, шёл мелкий первый снег, а Катерина стояла в серенькой форме сестры милосердия и молилась…

Тут вышел Александр, бледный, с раной на плече, он подошёл к жене…

Катерина бросилась на шею мужу, стала целовать его и плакать, а он улыбался, ласкал жену и нежно говорил:

– Ты всё-таки спасла меня, милая, ты всё-таки спасла меня, хорошая, моя ты радость, моё ты солнце, моя ты гордость, моя любовь…

– Милый, я так люблю тебя, я так долго тебя искала! – вырвалось из души Катерины вместе со слезами.

Николай подал жестом знак, что пора в машину, Катерина и Александр сели в автомобиль, и Николай спросил:

– Где ваш дом? Куда везти-то вас, супруги Соломины?

Катерина назвала адрес, и после долгой дороги супруги были у себя дома, их встречала Агафья Ивановна объятьями…

Катерина хотела ещё раз поблагодарить царя Николая, но не успела: он уехал…

Катерина накормила и уложила мужа, рана тяжело заживала, Александр в плену сильно истощал, поэтому Катерина ухаживала за мужем, счастливая до небес от одной мысли, что он жив, и новости узнавала только из газет…

Но 1916 год сменился 1917, и Катерину потрясло до глубины души сообщение в газете, что второго марта Николай отрёкся от престола и сейчас находится с семьёй в Тобольске в ссылке…

«Как?! Как это могло произойти?! Николай – удивительный, святой человек, как и его семья! Почему это случилось? Чем я могу им помочь?» – мучилась Катерина, но, глядя на худого раненого мужа ,понимала: ничем она не поможет, потому что не может оставить надолго Александра…

В апреле всё стало цвести, цвели яблони, черешни, Петроград был красив. Катерина накинула пальто на одежду сестры милосердия и отправилась на рынок…

Кругом только и шли тревожные разговоры:

– Ленин выступает на вокзале, он вернулся в Россию, чтобы совершить революцию, свергнуть буржуев!

Катерина прибежала на вокзал и ужаснулась: на броневике стоял некрасивый лысый человек с козлиной бородкой и злой желчной ухмылкой и кричал:

– Давайте выставим наши тезисы! Свергнем буржуев: долой наглую аристократию, избалованную интеллигенцию, толстых попов, долой временное правительство, которое ничего не делает, всю власть – советам! И долой царя с его ханжеской семейкой! Будет власть народа! Землю – крестьянам, заводы – рабочим, солдатам – мир!

«Как?! Как вообще можно жить в таком государстве, которое описывает этот злой человек?! Это и есть Ленин?! Он страшен! Нам с мужем нужно уезжать, но сначала я должна предупредить Николая! Я должна чем-то помочь!» – судорожно думала Екатерина, добираясь с Александром на подводах до Тобольска.

– Милая моя жена, что мы забыли в этом холоде? – спросил Александр, когда подводы прибыли в Тобольск.

– Александр, царь Николай Александрович и его благочестивая семья помогли мне в своё время, и я прикипела к ним всей душой, потому что более набожных, мудрых и красивых душой и ликом людей я не встречала. Я хочу предупредить их, что скоро власть смениться и им грозит опасность! – ответила Катерина.

– Ну, давай, я тоже уважаю Николая Александровича, только мне не очень верится, что у тебя что-то получится… – со вздохом протянул Александр, когда они подъехали к дому наместника, где содержали под конвоем царскую семью…

Катерина сразу поняла, что не ошиблась: во дворе Николай рубил дрова, а Алексей сидел на пенёчке в отцовской шинели, которая была велика ему…

– Николай Александрович! – закричала радостно Катерина, соскочила с подводов и бросилась к бывшему царю…

Николай посмотрел на неё удивлённым взглядом красивых небесных очей и спросил:

– Екатерина? Александр? Вы почему ещё не заграницей?

– Николай Александрович, – начала с волнением Катерина – В Петроград вернулся Ленин, он намерен взять власть в свои руки, он выступал и говорил страшные вещи, он обещал народу избавиться и от дворянства, и от интеллигенции, и от церкви, а первый удар будет по вас и вашей семье! Я хочу вам как-то помочь…

Николай опустил влажный взгляд, кисло и слабо, но ласково улыбнулся, потом взял Катерину за руки и, глядя ей в глаза своим влажным взглядом, изрёк:

– Катерина, я всегда любил Россию, всё делал для неё, но я совершил непоправимую ужасную ошибку: я отрёкся от престола. Мне говорили, что так будет лучше всем: и моему народу, и моей семье, меня обманули. Теперь я и мои родные в ссылке под конвоем, кругом охрана, мы не сможем сбежать, мы ничего уже не сможем сделать, и мне жаль не себя, а своих детей и жену. Пожалуйста, не повторяй моих ошибок, спасайся с Александром, а мы – христиане и примем всё, что пошлёт Господь Христос…

Николай закончил речь, подал Катерине черно-белую фотографию своей семьи и отвернулся, чтобы не было видно его слёз, которые так и стояли в веждах, а Катерина положила руку на плечо Николая и тихо промолвила:

– Спасибо вам, Николай Александрович, и вашей семье за помощь и за то, что вы такие светлые и святые…

Катерина села к Александру, подводтронулся, Александр с неподдельным сочувствием посмотрел на жену и спросил:

– Что теперь будем делать?

– Вернёмся в Петроград, оформим визы, купим билеты до Парижа, соберём вещи и уедем, что ж нам ещё остаётся… – ответила Катерина…

Дома Катерина быстро собрала чемоданы и свои, и мужа, и Агафьи Ивановны, и взялась за оформление визы, но это оказалась очень сложная задача, потому что из страны уезжало четверть населения, все лучшие умы и талантливые люди…

Пока Катерина ждала визу, она продолжала ухаживать за мужем и помогать восстановиться ему после ранения и плена, лишь поздними вечерами, когда муж спал, она доставала фотографию царской семьи и ключик, подаренный Алексеем, и долго рассматривала их…

В начале октября 1917 года Катерина получила три визы и купила билеты до Парижа…

– Ну, всё, дорогой, скоро мы спокойно уедем… – утешала мужа Катерина…

И, вот настал тот день, когда вечером они должны были уехать. Катерина ещё раз всё проверила, помогла одеться Агафье Ивановне, сделала перевязку мужу и сказала родным:

– Поспите немного, наш поезд отходит поздно вечером…

Начало смеркаться, зажглись фонари, Катерина хотела переодеться, но вдруг услышала жуткие крики боя на улице! Она посмотрела в окно и увидела, как большевики во главе с Лениным выполняли свой подлый план: они грабили дома, арестовывали священников, дворян и офицеров, устраивали потасовки, занимали все важные места города – пришла их власть…

«Мой муж ведь тоже офицер, генерал, его нужно спасать!!!» – испугалась Катерина, разбудила Агафью и Александра и быстро протараторила от волнения:

– Большевики захватили власть, на улицах стрельба и аресты, нам нужно спасаться! Скорее на поезд!

… Мелкий холодный неприятный снег мешал бежать, ветер был леденящий до озноба, в темноте Катерина и её семья добрались до вокзала, и тут пришёл их поезд…

Катерина подсадила Агафью Ивановну, затем помогла залезть в вагон Александру, закинула вещи…

… Сердце её трепетало от испуга, как птичка, Катерина всё делала быстро, с одной мысль: «Только бы успеть!»…

Тут показались большевики с грубым криком:

– Эй, смотрите, это же генерал-буржуй бежит из страны, а сестра милосердия помогает ему! Арестуем обоих!

Катерина испугалась за мужа, но тут поезд тронулся, Катерина только успела сказать:

– Для сердца нужно верить, верь, что я снова найду тебя!

Александр, бледный в свете фонаря, ещё долго кричал в ужасе:

– Катерина, спасайся! Милая, спасайся!

Катерина стояла спокойная: она была довольна, что выполнила завет Николая…

Тут большевики в кожаных куртках схватили её под локти и резко промолвили:

– Ты пойдёшь с нами, буржуйка!

Катерина попыталась вырваться, но солдаты были крепкими мужчинами, а она – всего лишь хрупкой молодой женщиной…

Скоро её привели в квартиру, заполненную большевиками в кожаных куртках, грубыми девицами в красных косынках…

В кресле в центре большой комнаты сидел Ленин с надменной ухмылкой. Два крепких большевика гаркнули:

– Товарищ Ленин, эта сестра милосердия помогла бежать буржую!

Ленин поправил кепку и, картавя, ответил:

– Что ж, я сам разберусь с ней, все выйдите и оставьте нас вдвоём!

Большевики послушно вышли, Катерина выпрямилась и стала ждать…

Ленин достал дорогую иностранную папиросу, закурил и подошёл в плотную к Катерине со злой ухмылкой, Катя закашлялась от дыма и подумала: «Странно, откуда у него такие дорогие папиросы?».

– Ну, привет, Катя, я не раз слышал твою историю, тебя считают героиней и образцом верности супругу, только теперь твой муженёк далеко, он не спасёт тебя! – прокартавил надменно Ленин и снял с головы Катерины платок – О, да ты красавица, Катя! У тебя короткая стрижка и длинная шея, а мне нравится такая внешность у женщин…

– Я не знаю, на что вы намекаете: вы, я читала в газете, женаты на некой Крупской, я тоже замужем… – с достоинством ответила Катерина.

– Вот как мы говорим, да? Что ж, мне нравится добиваться своих целей нелёгким путём, я – азартный игрок по жизни! Ты – смелая девчонка, откажись от прежней жизни, стань коммунисткой и моей любовницей, и вместе на иностранные деньги мы бы прогнули Россию под себя! – выпалил речь Ленин и снова закурил…

«Вот откуда у него такие дорогие папиросы! Он – Иуда, предавший Родину!» – подумала Катерина и высказала гневно Ленину:

– Подлец! Негодяй! Ты делаешь революцию за деньги иностранных правителей! Ты после этого – предатель, Иуда! Все думают, что помогаешь своей стране, а ты предал, продал её! Я презираю таких людей и не стану ни коммунисткой, ни твоей любовницей! Не хочу быть предателем Родины и мужа, я, в отличии от тебя, не потеряла совести!

Ленин побагровел от гнева и ответил:

– Значит, так ты заговорила! Я бы велел расстрелять тебя за это, но я знаю, как изменить твою позицию. Ты же подружилась с семьёй Николая и дорожишь их жизнью? Давай договоримся: я отпускаю царскую семью, а ты мне даришь свою любовь!

Катерина села на пол с бледным от ужаса лицом: в её памяти предстали Николай, Александра, милые красавицы княжны и ясноглазый прекрасный царевич Алексей…

– Нет!!! Нет!!! Это жестоко, ты не можешь поставить меня перед таким выбором! – зарыдала Катерина.

– Катя, – ответил, картавя, Ленин, – Я уже тебя поставил перед таким выбором, и жду ответа! Компромисса быть не может!

– А если я откажу такому Ироду, как ты? – спросила гневно Катерина.

Ленин развёл руками и зло посмеялся, сказав:

– Тогда расстрел бывшего царя и его семьи – лишь дело времени!

Катерина сидела на полу, уткнувшись бледным лицом в ладони, будто тяжёлый камень упал ей на плечи, молодая женщина так расстроилась и устала, что не нашла даже сил заплакать, но Катерина не минуты не колебалась в ответе:

– Да простят меня Николай и его семья, но я тебя, Ленин, ненавижу за то, что ты сделал с моей Родиной, и твоей никогда не буду! Я – верная жена своему законному мужу!

Ленин снова побагровел от злости, толкнул Катерину в клетку и закрыл на висячий замок со словами:

– Посиди здесь, гордячка, подумай, а я пошёл творить великую революцию!

Ленин поправил кепку, накинул пальто и вышел, на улице раздался нездоровый смех его соратников, Катерина сидела одна…

Мысли её были тоскливы, и, чтобы отвлечься от уныния, Катерина достала из кармана фартука сестры милосердия фотокарточку царской семьи и ключик, что подарил Алексей, и вдруг её осенило: «Замок-то хлипкий, я в квартире одна, ключиком Алексея можно взломать замок и убежать!».

Катерина вновь ожила, долго возилась с ключиком, но замок сломала и по карнизу спустилась на улицу. Уже светало…

«Спасибо, Алексей! Помог твой ключик! Я на свободе!» – подумала Катерина, целуя фотографию царской семьи…

Катерина ушла как можно дальше, стараясь не попадаться людям на глаза, прячась в руинах разграбленного Петрограда. Вдруг она увидела известного поэта Александра Блока с его супругой, друзей своего мужа. Поэт его супруга сидели рядом с руинами своего дома, который, был, скорее всего, сожжён большевиками, и тихо общался с женой:

– Как ты думаешь, милая, когда мы уедем заграницу, там напечатают эту поэму?

– Конечно, любимый, ты – гениальный поэт…

Катерина подскочила и произнесла:

– Блок, прошу тебя, как друга нашей семьи, достань мне визу и билет до Парижа!

Взлохмаченный поэт встал нехотя и ответил:

– Ладно, буду через полчаса…

Катерина села рядом с женой Блока и стала с тревогой ждать…

… Скоро появился Александр Блок и подал Катерине визу, билет на поезд до Парижа и деньги со словами:

– Бери и езжай, у меня больное сердце, быть может, это моя последняя благотворительность…

– Спасибо! – радостно воскликнула Катерина и побежала на вокзал: по данным на билете её поезд отходил через час…

Было уже светло, Катерина купила простое и красивое платье нежно-розового цвета и бардовое пальто, в дамской комнате переоделась и расчесалась, села в вагон и со спокойным сердцем ехала в Париж, любуясь фотокарточкой царской семьи и столь дорогим для неё ключиком…

В Париже Катерина стала спрашивать прохожих( благо, Катерина знала французский язык):

– Где гостиница для русских эмигрантов?

– Через три квартала за углом… – ответил добрый мужчина.

Катерина нашла гостиницу и спросила на рецепшине:

– У вас останавливались Александр Прохорович Соломин и Агафья Ивановна Рублёва?

– А зачем вам, мадам, такая информация?

– Я – Екатерина Даниловна Соломина, жена Александра Прохоровича… – Ответила Катерина.

– А он рад будет вас видеть? Вы не в разводе? – спросила с недоверием француженка на рецепшине.

–Поверьте, очень рад! – ответила Катерина, и её проводили в номер, где остановились Агафья Ивановна и Александр…

Катерина зашла, поставила фотографию царской семьи в красный угол, прикрепила на цепочку с крестиком ключик Алексея и легла рядом со спящим мужем…

…Катерина улыбалась, счастье переполняло её…

Александр открыл глаза, замер от удивления, а потом обнял жену, нежно поцеловал, супруги расплакались от счастья…

– Милая моя, я восхищаюсь тобой: ты не только красивая леди, но и самая верная, самая сильная духовно женщина, которую я знал! Я люблю тебя и верил, что ты меня найдёшь, я горжусь такой женой!…

– Радость моя, всё позади, здесь мы будем жить, как до войны и революции… – ответила Катерина, уста мужа и жены снова соединились в сладком поцелуе…

Катерина и Александр напишут книгу о царской семье и станут жить на доход от неё и досматривать Агафью Ивановну, а Катерина родит сына, которого назовёт Алексеем в честь царевича…

Кутюрье для королевы

Пролог

… И снова здравствуйте, дорогие любимые мои читатели, я, ваш незабвенный автор, спешу вас приятно удивить новым литературным произведением, мы открываем занавес ещё одной новой увлекательной истории, события которой происходят в начале 17 века, времена изысканных дам и кавалеров, что сражались за честь своих возлюбленных на шпагах…

Только не думайте, дорогие любимые мои читатели, что я представлю вам очередной простой и приятно-эфирный, как французские духи, костюмный роман. Эта история посвящена любви, очень сложному и многогранному чувству, где святая чистота часто переплетается с обычными вспышками страсти, невидимые тонкости взаимоотношений, которые и делают в итоге брачный семейный союз крепким…

А, в прочем, история эта будет не только о любви, хотя в ней будут даже несколько влюблённых пар и настоящий любовный треугольник, нет, она не только о любви. Эта история о чести, нравственности, падениях и раскаянии, простых для многих людей ошибок и побед, о том, что трудная жизнь взрослого молодого человека всегда начинается из-за жестокости его родителей, истоки проблем человека идут из его детства, взросления. Конечно, эта история о самых главных словах, что ищет в своей жизни каждый человек: любовь и счастье.

Главная героиня моей истории, юная красавица Ульрика, хоть и была королевой, как вы догадались из названия, но всегда мечтала о противоположном: выйти замуж за простого, но любимого человека. Жить не дворцовыми интригами и шикарными балами, а радоваться самым простым и важным в жизни вещам, спокойной обычной жизни доброй жены и ласковой мамы. Она не собиралась устраивать гонку за деньгами, титулами, нет. Она хотела просто быть законной женой своего любимого человека.

Но только выбор её тяжёлой женской доли сделали за неё, девушке лишь оставалось подстраиваться, тихо оплакивать свои мечты и терпеть, сначала деспотичного отца, потом равнодушного холодного к своей молодой жене нелюбимого пожилого мужа-короля, когда вдруг в её жизни появился французский величайший кутюрье Франсуа. А вместе с галантным и весёлым Франсуа появилась, и надежда порвать этот бесконечный круг слёз и воплотить свои простые мечты в жизнь. Но есть ли хоть один шанс у Ульрики в такой ситуации? Ведь её мнения так никто и не спрашивает, и, кажется, что её надежда освободиться от нелюбимого мужа и ненавистной для неё короны и вступить в брак с Франсуа, совершенно безнадёжна…

Так изменит кутюрье Франсуа что-то в жизни Ульрики или нет? Давайте уже окунёмся, дорогие мои читали, в сами историю…

Глава « Ульрика Беккер, дочь торговца Ханса»

… И так, мы с вами сейчас в Германии начала 17 века в богатом доме состоятельного торговца порохом и лучшими видами ружей и мушкетов Ханса Беккера и его семьи. По-сути, надо сказать, что вся скоромная жизнь домочадцев Ханса стоилась только так, как считал нужным он. Рыжий лис Ханс (такое прозвище получил крепкий здоровый полный, несмотря на солидные пятьдесят лет, мужчина из-за рыжих кучерявых волос, бравых рыжих усов и конопушек на щеках, а так же за нечестность в торговых делах и ненасытную жадность к деньгам от порядочных мещан-торговцев) обожал деньги. И при этом считал, что его семья, за он их обеспечил деньгами, должна всячески оказывать ему почёт и всячески угождать ему.

Жена Ханса, Марта Беккер, скромная, простая, робкая женщина приятной внешности: светлая, как фарфор, кожа, маленькие голубые глазки и блондинистые с первой сединой волосами в пучке, за долгую супружескую жизнь с Хансом уже привыкла к такому отношению и без лишних слов выполняла прихоти мужа.

Каждый вечер Марта, собрав светлые с сединой волосы в пучок и надев фартук на старенькое поношенное простенькое голубенькое, под цвет её глаз, платье, накрывала мужу стол с пышным вкусным его любимым ужином. На столе были и ситные хлеба, и голландский сыр, и любимое Хансом немецкое пиво, и жареный поросёнок, и рыба с картошкой. Она торопилась, чтобы точно успеть к приходу мужа. Тут деревянные резные двери резко скрипели и заходил сам тучный усатый веснущатый Ханс, сбрасывал со своей рыжей причёски старую шляпу с пером, отряхивал от дорожной грязи свой бархатный наряд и садился ужинать всем, чем постаралась угодить Марта, и пить пиво с усмешкой посматривая на своих детей, двух дочерей, что родила ему Марта, Герду и Ульрику.

Герда Беккер была младшей из двух сестёр, нескладной худенькой высокой девочкой-отроковицей с длинными ручками и ножками недавно исполнилось пятнадцать лет, и в таком возрасте она и впрямь была забавна: рыжие косички с тёмно-зелёными лентами, слегка вздёрнутый веснущатый носик, большие голубе глаза, простенькое заштопанное платье хвойного цвета с фартуком. Она, конечно была уже не маленькая девочка, многое понимала и изо всех сил старалась помогать матери с хозяйством, но ещё полностью зависела от отца, и, так как у неё далеко не всегда получалось всё сделать правильно и угодить Хансу, отца она боялась до дрожи, и принимала безропотно его поведение.

Тем более, причина у неё на то была на то веская: отец очень рано, в десять лет запретил дочерям играть в куклы и любые другие игрушки, и велел Марте нагружать их работой по дому, чтобы те были покорными дочерьми и хорошим хозяйками. А за любую провинность жестоко наказывал дочерей, особенно безответную Герду: порол розгами, ставил на гречку, оставлял без ужина, ложиться спать голодной…

… Старшая же дочь разбогатевших на нечестной торговле мещан Ханса и Марты, восемнадцатилетняя красавица Ульрика Беккер, была истинной красавицей невероятной, сказочной красоты. Домашнее простенькое заношенное зашитое платье цвета кофе с молоком и опрятный фартушек подчёркивали её стройную красивую женственную фигуру, а кожа лица Ульрики была настолько аристократично белой, что в сочетании с голубыми глазами, пепельными блондинисто-жемчужными длинными волосами создавало невероятное впечатление. И, конечно, Рыжий лис Ханс, видя такую красоту Ульрики, мечтал её выдать замуж очень выгодно, за богатого родовитого дворянина с громким титулом, который бы не только не посмотрел на скоромное придание девушки, а ещё бы и Хансу дорого заплатил, чтобы тот отдал за него Ульрику…

Но вот только Ульрика нравом пошла явно не в мать, совершенно была характером не похожа на робкую Герду, у юной красавицы был просто железный характер, она одна из них троих обладала самоуважением, достоинством при общении с отцом, часто проявляла отвагу смелость резко отвечать отцу или отказаться в чём-то уступить ему. Конечно, за это он частенько сильно сёк розгами старшую дочь, но та всё равно героически терпела боль и оставалась при своей манере общение с осанкой истинной королевы. И себя могла иногда защитить от отца, и Герду, бывало, спасала от розг или стояния на гречке.

Ульрика была очень добросовестной помощницей матери в домашнем хозяйстве, и, хотя и знала о мечтах отца выдать её замуж по расчёту, всё равно, не смирялась с этим.

Каждый вечер, а она специально переделывала все свои обязанности пораньше, чтобы у неё было вечером свободное время, девушка долго в полной тишине лежала калачиком в своей кровати с кружевным балдахином или сидела у камина и мечтала. Мечтала, что когда-то взаимно полюбит доброго ласково честного молодого человека, обвенчается с ним и навсегда забудет об унижениях отца, просто откажется от него, выскажет ему свою обиду в лицо, и будет жить счастливо с мужем, который будет её любить и уважать, говорить красивые, как в её любимых книгах, комплименты, и дарить цветы. А она будет хорошей хозяйкой и женой и ласковой мамой их деток. И у них обязательно будут счастливые, красивые и талантливые дети…

… Так и в тот вечер Ханс ужинал жареным поросёнком, выпивая пива, Марта прислуживала ему, Ульрика, спрятав свои длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы под терракотовую косынку и закрыв голубые глаза, мечтала, убежав в свои фантазии, а Герду мама с большой корзиной отправила на рынок купить яблок, картошки, хлеба и молока. А рыжеволосая смешная девчушка увидела лавку с разными сладостями: и яблоками в карамели, и сахаром, и изюмом и орехами в шоколадной глазури, и зефиром, и мороженым. Конечно, голубые глазки Герды засияли, она не выдержала, купила себе и сахара, и мороженого, и зефира с орехами в глазури, с удовольствием съела и истратила почти все деньги, и смогла купить из наказанного только хлеба немного, да молока.

Поэтому шла Герда сейчас домой, дорожа от страха, побледнев так, что веснушки были ещё заметнее, а рыжие растрепавшиеся волосы падали на испуганное, как у ребёнка, личико.

Ханс поправил мощной рукой свои рыжие пышные усы и с порога гаркнул дочери:

– Герда, дочь, ты выполнила наказ матери?

Герда задрожала ещё сильнее, так что кувшин с молоком застучал, из голубых испуганных глазок потекли слёзы и отроковица с трудом, запинаясь, призналась:

– Папа, ты только не слишком сердись, пожалуйста, но там породавали всякие сладости, и мороженое, и сахар, и зефир, мне невтерпёж захотелось, ведь ты никогда не даёшь лишней монетки, и я купила себе, и вот, из то, что мама сказала, я смогла после этого купить только хлеба и молока…

После этого Герда поставила на стол с вышитой золотой ниткой скатертью кувшин с молоком и корзину с хлебом…

Щекастое покрытое веснушками лицо Ханса побагровело, он резко встал из-за стола, хватился за розги, что у него всегда, на всякий случай, для обеих дочерей, были в ведре и закричал:

– Ты, бессовестная транжира родительских денег!!! Ещё она не сердиться после это просит!!! Да тебя нужно так сейчас выпороть сильно, чтобы кричала от боли, чтобы не повадно было на безделицы деньги родительские тратить!!! Снимай платье, ложись на скамейку!!!

– Папа, умоляю, не надо, прости, я больше так не сделаю… – плача, просила Герда, но, зная, что отец никогда не прислушивается к таким просьбам, стала снимать платье.

Тут Ульрика не выдержала, с неистовым ястребиным взором, полным гнева в голубых глазах быстро соскочила, уронив с головы терракотовую косынку и с растрепавшимися длинными пепельными блондинисто-жемчужными волосами, подскочила к отцу и гневно крикнула:

– Отец, не смей так обижать Герду!!! Я тебе не позволю так жестоко поступить!!! Камень ты, а не человек, Бога не боишься, как язычники!!!

Ханс со всей силы дал свой мощной рукой пощёчину Ульрике, на белоснежной коже которой сразу остался след, потом розгами несколько раз, шесть-семь, ударил с оттяжкой Ульрику по изящным покатыми обнажённым белым плечикам с грубым криком:

– Ульрика, дочь!!! Это что за поведение?!! Как ты, бесстыдница, смеешь так говорить об отце!!! Вот тебе урок, а в следующий раз накажу намного больнее!!! Ты скоро выйдешь замуж за того знатного родовитого и богатого человека, за которого я тебе прикажу, и будешь слушаться мужа так же, как слушалась отца!!! Привыкай быть покорной!!! А завтра будешь работать весь день без отдыха, я тебе велю весь дом вычистить и конюшни, и уголь погрузить!!! Привыкай быть покорной!

Ульрика, молча, но с настоящей яростью во взгляде голубых очей отошла, мысленно ругая отца последними словами с ненавистью, но Герду в этот раз Ханс высек не сильно, всего десять ударов, девчонка-отроковица даже не кричала, только рыдала в три ручья и по-детски резко пищала…

… Ульрика же зажмурила голубые глаза, чтобы не заплакать от обиды, встрянула свои красивые длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы и убежала в свою комнату, где беззвучно совершенно обессилено, упала на деревянную кровать с кружевным пологом.

Ульрика лежала и неистовой горечью разочарования думала: «Когда же это кончится? Когда отец прекратит унижать меня, разговаривать только приказным тоном, видеть во мне только прислугу и выгодный товар?! Неужели только, когда отдаст замуж за избалованного богатого аристократа, который щедро заплатит ему за столь красивую жену?! Господи, накажи его за это!!! А я, вот, не хочу замуж по расчёту, вижу по-другому своё счастье, всю жизнь мечтала не о балах и парчовых платьях, а о том, чтобы мы с мужем всю жизнь любили и уважали друг друга! Чтобы он ценил меня, как человека, а не как красивую куклу, которая ещё к тому же хозяйка хорошая, чтобы я была покорна мужу, но не потому что меня заставляют, а потому что я чувствовала его любовь и заботу, и мне самой хотелось быть покорной…».

Тут к Ульрике тихо подошла, поправляя своё старенькое залатанное хвойное платьице и фартук и робко правив рыжие косички под чепцом, прокашлявшись, промолвила с искренностью в голубых глазах:

– Хм, Ульрика, сестрёнка, я… хотела сказать тебе спасибо за то, что заступилась за меня, для меня была очень важна твоя сестринская поддержка…

Ульрика, не отрываясь от подушки, тихо простонала в ответ:

– Герда, сестричка, не благодари, я не могла сейчас поступить по-другому, я, вообще обижена на отца, накажи его Господь!

– Но что тебе обижаться, Ульрика? Скоро он найдёт тебе очень выгодную партию, и ты заживёшь с богатым и знатным мужем, быть может, герцогом или графом, бароном, а. может, и лордом не хуже королев и принцесс. Тем более ты не такая, как я, я-то простоя неуклюжая девчонка с веснушками, которая только и умеет, что суп сварить да метлой или шваброй поработать, а ты и бальные танцы знаешь, и этикет, и читать, и писать умеешь. Отец тебя даже иногда берёт на балы, чтобы найти достойного жениха… – удивлённо изрекла Герда.

Ульрика, бледная от усталости, как поганка, с красными следами побоев на красивых покатых плечах и красным следом от пощёчины на лице с негодованием во взгляде голубых глаз ответила:

– Герда, сестрёнка, ты издеваешься сейчас?! Да он позаботился о том, чтобы я знала всё необходимое знатной даме, раз решил получить за меня от своего будущего зятя крупную сумму золотых и ларчик со всякими драгоценностями, просто, значит, продать!!! А я не хочу чувствовать себя бесправной игрушкой, которую предали из рук одного жадного самовлюблённого скряги и нарцисса в руки другого, точно такого же скупца и влюблённого до самолюбования в себя эгоиста. Я всегда мечтала об абсолютно иной жизни и совершенно другом муже. Пусть он был бы не знатен и не богат, простой работящий человек, зато уважал и любил меня, в нашем простеньком, но уютном доме было всем радостно, царила любовь, он ценил меня, как личность, а я – его, и у нас в таком безмятежном браке родились здоровые красивые талантливые детки. А мы бы с мужем заботились о них и помогли бы развить их способности…

Герда робко помяла в ручке рыжую косичку и протянула:

– Да, ты мне не раз рассказывала о своих мечтах, но подумай сама, насколько возможно воплотить их в жизнь? Ты же сама рассказывала, что читала книгу о жизни рабыни в древнем Риме, и тебя поразило то, что во все времена, хоть в древности, хоть сейчас, женщина была во власти мужчины, мужчина всегда распоряжался сначала жизнью дочери, потом, когда она выходила замуж, её жизнь так же зависела от мужа. По-моему, ты сама прекрасно понимаешь, что отец тебе не даст ни одного шанса на то идеальное счастье, верить в сказки – наивно, даже я, девчонка, понимаю это…

Ульрика, молча, отвернулась, но подумала: «Ну, и пусть наивно! А я всё равно буду верить! Иногда мечты сбываются, когда слишком сильно хочешь того…».

Глава « Её величество Ульрика Ротенбургская или выйти замуж за короля…»

… Оказалось, Рыжий лис Ханс не забыл своей обиды на дочь, и всю следующую неделю не только не разрешал ей уделить время отдыху, тем более уж вечером окунуться в чудесный мир фантазий и мечт, а усиленно с раннего утра и до поздней ночи гонял, как чернавку.

Ульрика и готовила для него шикарные ужины с жаренными поросятами и копчёной рыбой с картошкой и пивом, бегала на рынок, вычистила в большом доме Беккеров до блеска каждый уголок, хотя Ханс всё равно нашёл какое-то пятно на бархатной шторке и дал девушке своей тяжёлой рукой сильную затрещину. Потом Ульрика ещё чистила конюшню, подметала двор, а так же, когда Ханс купил для огня в камине уголь на рынке, он приказал разгрузить покупку старшей дочери, от чего Ульрика ещё и сажей испачкалась.

А потом же сама стирала своё платье от сажи, потому что отец грубо сделал ей замечание за внешний вид, и велел привести себя и одежду в порядок и не забывать читать книги об этикете и манерах, а потом докладывать о прочитанном.

Ульрика делала это всё сквозь зубы, еле сдерживая слёзы…

Потом прошли ещё две недели, Ханс уже успокоился и с самолюбованием поправляя своей здоровой рукой пышные рыжие усы и перо на шляпе, говорил:

– Ха! Как славно! Выгодно ж я отдам Ульрику замуж, за такую-то невесту я имею право требовать богатый выкуп! Быть может, отдам её за борона или маркиза, а лучше за графа или герцога, а, может, повезёт на лорда!

Марта прислуживала мужу у стола, опустив робко взгляд голубых глаз в пол, Герда мыла посуду, а Ульрика занималась стиркой в этот момент…

… Тут раздался громкий стук в большие резные дубовые двери, и удивлённый Ханс решил открыть сам…

… На пороге стояло пять молодых кавалеров в парчовых нарядах, напоминавших внизу две тыквы, чулках белоснежного цвета, дорогих кожаных башмаках, бархатных плащах и беретах с перьями. В руках трое из них, что были моложе, держали по большому, и, было сразу видно, тяжёлому сундуку.

Ханс же от удивления распушил рыжие усы, выпятил вперёд толстый живот, и спросил:

– Господа, а вы, вообще, кто?! Я вас не знаю и в свой дом не звал…

Самый бойкий молодой человек в малиновом берете с пышным пером и большим кружевным беленьким воротником на парчовом наряде пафосным оном промолвил:

– Достопочтенный глубокоуважаемый Ханс Беккер, мы – знатные послы нашего славного великого короля Германии его Величества Хлодвика-Карла Ротенбургского, которые пришли сообщить вам, что наш достославный почтеннейший король Хлодвик-Карл просит руки вашей дочери, прекрасной Ульрики Беккер…

… Ульрика, как только услышала эти слова, в ужасе бросила стирку, руки у неё покрылись ледяными мурашками, она испуганно подвязала свои красивые длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы красивым пологом цвета морской волны и встала робко в стороне, холодея от ужаса, чтобы выслушать всё до конца и понять свою дальнейшую судьбу.

А неугомонных молодой вельможа в малиновом берете продолжал речь:

– … Как вы, наверное, слышали, в королевской семье три года назад случилось горе, скончалась всеми уважаемая и любимая супруга славного Хлодвика-Карла и мать наследницы престола, её высочества кронпринцессы Фредерики-Берты Ротенбургской, её величество королева Августа-Генриетта Ротенбургская. И три года Его величество держал вместе с дочерью траур, но недавно, несмотря на солидные года, Его величество Хлодвик-Карл принял решение, что для поднятия жизненных сил после потери и доброй славы своей страны, он должен выбрать себе новую супругу и королеву Германии. Он хотел выбрать неродовитую, но благовоспитанную добродетельную и красивую девушку в жёны и на последнем балу, что давал во дворце три месяца назад, его впечатлила ваша дочь, прекрасная юная изящная в манерах, столь грациозная умелая и лёгкая в танцах Ульрика Беккер. Он хочет обвенчаться с ней и дать, как своей законной жене титул королевы. А в доказательства правдивости своих слов, его величество прислал вам, уважаемый Ханс, подарки…

…После этого молодой вельможа дал другим знак рукой, и три юноши поставили перед Хансом те большие и тяжёлые сундуки, открыли их…

В сундуках сразу засверкали золотые монеты, другие крупные деньги, бриллиантовые украшения, серебряная посуда и другие различные изделия из сапфиров, изумрудов и рубинов.

Ульрика совсем побелела, закрыла глаза и схватилась за голову с ужасом на нежном, чуточку позеленевшем личике, её страшила до головокружения мысли о той жизни, что сейчас начнётся: « Да, конечно, я помню тот весёлый бал три месяца назад, помню и седого сморщенного морщинистого хмурого короля Хлодвика-Карла, старого грубияна и молчуна шестидесяти пяти лет, он мне сразу не пришёлся по душе среди всех гостей, что приглашали меня танцевать. Помню и дочь его, мою ровесницу, кронпринцессу Фредерику-Берту, та ещё бойкая капризная девица. И, это, что значит?!! Я должна буду выйти замуж за эту старую перечницу Хлодвика-Карла, расстаться со всеми мечтами, никогда не буду иметь своих детей, не познаю любовь, а лишь буду терпеть этого старого грубияна?!! Я должна буду соблюдать этот ужасный кошмарно нудный дворцовый этикет, будучи королевой, в страхе что-то сделать не так, и терпеть повиновение не только старцу-мужу королю, но и его капризной привередливой дочери, моей ровесницы?!! Какой кошмар!!!».

Ханс же просто, казалось, раздулся от гордости и с удовольствием стал перебирать в сундуках подаренные богатства…

– Если вы, уважаемый Ханс Беккер, благословляете свою дочь на брак с его величеством великим славным Хлодвиком-Карлом, то тогда дайте ей отцовское благословение, а мы пока приданное невесты погрузим в карету. Потом мы заберём Ульрику во дворец готовиться к венчанию и коронации… – слащаво вежливо изрёк молодой вельможа в кружевах и малиновом берете с пером.

Ульрика белая, как сметана, с ужасом на лице села на резной деревянный дубовый стул и стала смачивать бледное личико мокрой тряпочкой, что случайно оказалась рядом, чтобы не потерять сознание…

Герда же в стареньком большом чепчике поверх рыжих косичек подбежала к Ульрике и весело спросила с сиянием в голубых глазках:

– Ульрика, сестрёнка, а ты что застыла? От счастья что ли? Давай, одевай то белое пышное платье в цветах , что тебе сшили на тогда на бал и езжай к жениху за счастьем! Ты же будешь настоящая королева, это же такое везение!!!

Ульрика соскочила со стула и со слезами на бледном лице вскрикнула:

– Герда! Ты с ума сошла?!! Какое счастье?!! Ты знаешь, сколько его величеству Хлодвику-Карлу лет? Шестьдесят пять!!! А мне восемнадцать только!!! Это значит, что я буду во дворце, как в каком-то странно роскошном монастыре: ни любви от мужа, ни ребёнка я не смогу родить!!! Совершенно безрадостная перспектива, остаться бездетной, хотя я – здоровая девушка, и, если бы мой муж не был так стар, я бы могла родить здоровых умных деток! А быть королевой я совершенно не хочу: это титаническая ответственность за свою страну!!! Ты представляешь, сколько всего должна уметь и знать королева?!! Она должна и политике, экономике разбираться, чтобы помогать мужу, и весь этот нудный жуткий дворцовый этикет соблюдать и знать на зубок, и всем изяществом и вкусом блистать на всех приёмах и балах!!! Я точно не справлюсь! А ещё у него от прошлого брака взрослая дочь, моя ровесница, очень придирчивая высокомерная капризная девица!!! Мне, кроме мужа, придётся и под неё подстраиваться!!! Чему тут радоваться?!!

Герда смущённо отвела в сторону взгляд голубых глазок и взялась маленькой ручкой за щёчку с рыжими веснушками, думая, что ответить, но она не успела что-то сказать, так как тут гаркнул Ханс:

– Ульрика, дочь моя, иди в свою комнату, переоденься красиво, в парадное платье бальное и выходи ко мне, я благословлю тебя на брак с его величеством! И не смей прекословить мне, потому что я не знаю, что я тебе устою, если я из-за тебя такие деньги упущу!

Ульрика тяжело вздохнула, закусила губку, чтобы не заплакать от разочарования, ушла в свою комнату, долго приводила свой внешний вид и вышла настоящей королевой с роскошными крупными кудрями из длинных пепельных блондинисто-жемчужных волос, украшенных ирисами и астрами, в пышном бежевом платье с такими же цветами на лифе и объёмными рукавами. Образ дополнили бархатные туфельки, веер и бусы…

Ульрика с гордой осанкой присела в реверансе перед отцом, а довольный Ханс благословил дочь, самодовольно поправляя рыжие пышные усы и хлопая себя по толстому животу.

После этого Ульрика ещё раз с разочарованием и обидой в голубых влажных от слёз глаз посмотрела на отчий дом и села в карету…

… Её переполняло столько разных эмоций и мыслей, так было страшно, что девушка не смогла за всю дорогу проронить ни словечка…

Во дворце, украшенным мрамором, шёлком, золотыми подсвечниками и дорогими изысканными гобеленами и картинами её встретил сам жених, король Хлодвик-Карл. Суровый сгорбленный хмурый морщинистый, с седой бородой и редкими серыми волосами пожилой мужчина шестидесяти пяти лет был одет богато, как истинный король: парчовые дорогие с золотой вышивкой одежды дополнялись бархатным зелёным беретом с красивым пером, бриллиантовыми перстнями на скрюченных пальцах и меховым плащом.

Ульрика сделала реверанс, но Хлодвик-Карл миролюбиво, по-старчески, изрёк:

– Милая Ульрика, моя невеста, не стоит тебе оказывать мне знаки уважения, как королю, потому что, когда мы обвенчаемся, ты тоже будешь королевой. Ты, наверное, устала с дороги, слуги сейчас покажут тебе твои покои, и твой королевский будуар, ты отдохнёшь после целого дня дороги, а завтра утром будь, пожалуйста, готова идти в собор венчаться и сразу же короноваться, как королева, а потом знакомиться с моей дочерью и со всеми главными придворными. Слуги уже приготовили тебе красивое парчовое платье, которое по традиции положено одевать всем королевам Германии в день свадьбы и коронации…

Ульрика почувствовала по голосу что, хоть её муж-король стар и строг, как и положено королю, но совершенно не злой человек, выпрямилась и вежливо ответила:

– Что ж, я тогда лягу сейчас уже спать, чтобы завтра ни в чём не подвести вас в такой важный день…

… Тут слуги провели Ульрику в шикарный обитый тонким нежно-сиреневым шёлком обставленный дорогой мебелью из красного дерева, украшенный изысканными подсвечниками и красивым гобеленом будуар. Девушка тут же переоделась в ночную рубашку, что она брала с собой в маленьком сундучке с кое-каким необходимым скарбом из дома, упала на большую мягкую кровать, задёрнула тёмно-синий бархатный балдахин и крепко уснула…

… А рано утром музыкант разбудил девушку игрой на скрипке, и начались приготовления к венчанию и коронации, многочисленные служанки помогали Ульрике облачиться в невероятно пышное парчовое платье с длинным шлейфом и усыпанное драгоценными камнями, бриллиантовое колье, бальные туфельки.

Цирюльник же завил длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы Ульрики и собрал вверху изящной золотой сеточкой.

Ульрика слов терпела все эти действия, потому что одновременно была и огорчена, ужасно напугана, и одновременно заинтригована предстоящим интересным событием.

Сначала в церкви Святой Отец долго вёл торжественную венчальную службу, потом объявил Хлодвика-Карла и Ульрику мужем и женой…

… В это момент Ульрика с мужем в первый и в последний раз поцеловались, и Ульрика почувствовала на душе болезненный ожог разочарования: муж лишь коснулся без всяких эмоций своими сморщенными от возраста губами её губ, и всё. Никакой любви, радости, без тени всякой эмоции, будто он не красавицу-невесту целовал, а куклу фарфоровую. Ульрика с большой досадой поняла, что она – просто красивая игрушка в его руках, что он её не любит, как жену.

… Потом Святой отец продолжил торжественную службу, только теперь коронационную, Ульрика становилась из той милой девушки-мещанки королевой, её величеством Ульрикой Ротенбургской, а в конце службы на неё воздвигли небольшую золотую, сияющую из-за сета свеч, корону…

… Потом начался богатый пышный званый обед, где присутствовали все придворные, высшая знать, иностранные послы, и дочь Хлодвика-Карла, кронпринцесса её высочество Фредерика-Берта Ротенбургская.

… Фредерика-Берта, девица восемнадцати лет с грубоватыми чертами лица, брюзгливым высокомерным выражением на лице, которое обрамляла сложная прическа из тёмно-русых волос и большие жемчужные серьги, встала впереди своих фрейлин в вишнёвом вышитом золотом платье и рубиновым колье и жеманно протянула:

– Да уж, папенька, выбрал же ты себе невесту! Красивая на лицо, но такая примитивная, сразу видно бывшую чернавку, не то, что моя маменька любимая Августа-Генриетта была, истинная королева!

Все фрейлины засмеялись, в отличие от придворных кавалеров и вельмож, которые сейчас, хоть и смолчали, но были покорены красотой и величественностью новой молодой королевы, и имели противоположное мнению высокомерной принцессы Фредерики-Берты рассуждение…

Старый морщинистых король Хлодвик-Карл нахмурился и прошамкал:

– Берта, дочь моя любимая, я прошу тебя не позволять себе таких некрасивых слов в адрес её величества королевы Ульрики Ротенбургской, и оказывать ей соответствующий почёт, хотя понимаю, что ни мне, ни тебе нашу ненаглядную милую Августу-Генриетту не заменит никто…

Ульрика, смущённая, расстроенная после этого инцидента окончательно, скучая, еле-еле досидела до конца приёма, для приличия приняла поклоны от вельмож и послов, чуть-чуть посмеялась над шутом, да съела от скуки, аппетита из-за плохого настроения не было совсем, кусочек деликатеса из солёной красной рыбы и маленький кусочек тортика…

… Когда за полночь король-муж Ульрики пожал ей спокойной ночи, а слуги проводили её в её спальню – королевский будуар и помогли переодеться в ночную сорочку, девушка со слезами уткнулась в подушку, взъерошив длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы с мыслью: «Ну, я так и знала, что никакой любви, никакого счастья меня тут не ждёт, никто меня не любит, я сейчас одинока, муж даже не попытался провести первую брачную ночь, потому что он явно дал понять, что равнодушен ко мне. А эта придворная жизнь королевы со множеством обязанностей ужасна, да и Фредерика-Берта – невыносимо заносчивая девица…».

Глава « Великий кутюрье к услугам королевы…»

… Так вяло, и скучно утекли два месяца после свадьбы. Ульрика в парчовых пышных платьях с жерновами и короной походила на красивую фарфоровую куколку и чувствовала себя, как в настоящей золотой клетке. Чувство одиночества не покидало девушку, её муж Хлодвик-Карл ни разу за два месяца не пришёл в будуар своей жены, ни разу не обнял, не сказал ласково слова, не говоря уж о том, что совсем не озабочивался супружеским долгом, их общение кончалось взаимной вежливостью короля и королевы на приёмах.

Зато старых седой Хлодвик-Карл любил вечером, когда сделаны все государственные дела, которые он решал только сам, полностью отстранив от них Ульрику, сидеть долго в мягком кресле и любоваться свадебным портретом своей первой жены, королевы Августы-Генриетты и себя в юности. Ульрику эта привычка мужа доводила до белого каления, она плакала у себя в спальне, закрыв плотно тяжёлый бархатный тёмно-синий балдахин, и причитала:

– Если ты, старый бородатый козёл, так сильно любил свою первую жену, то почему, овдовев под старость лет, решил жениться на мне? Старческий маразм что ли рановато начался?!!

С надменной принцессой Фредерикой-Бертой у Ульрики вообще не складывались отношения, если капризная высокомерная принцесса и общалась с мачехой-ровесницей, то только, чтобы как-то уколоть, унизить Ульрику, что усугубляло скорбь Ульрики.

Хотя того, что девушка боялась больше всего, не справиться достойно с обязанностями королевы, не случилось. До политики её никто не допустил, а сложный нудный дворцовый этикет приёмов и балов Ульрика выучила за первую неделю.

Тяжелее всего Ульрике было смириться с мыслью, что она никогда не станет мамой, никогда не родит никакое дитя, не почувствует себя полноценной женщиной, оставившей миру прекрасных наследников. Никогда не выполнит так значимого для неё женского предназначения…

Эти мысли тяготили её целым булыжником на душе, но Ульрика отвлекалась от них, когда приглашала в гости сестрёнку Герду, ни с отцом, ни с матерью Ульрика не общалась принципиально, в обиде за такую женскую долю. А с весёлой рыжеволосой худенькой Гердой с ясными голубыми глазками и веснушками на личике Ульрика очень даже приятно общалась, свою младшую сестру девушка любила по-прежнему сильно, и вдвоём им всегда находилось, о чём поговорить, помечтать, что рассказать…

В пятнадцать лет по-детски нескладная Герда из-за трудной жизни была сообразительна не по годам.

… Всё изменилось в один день. Тем скучным вялым утром король Хлодвик-Карл Ротенбургский неожиданно позвал к себе в кабинет свою благоверную. Ульрика, конечно, сильно поразилась этому, но пришла. А старый морщинистый король с седой бородой реденькими серыми волосами прошамкал:

– Дорогая, ты теперь королева Германии славной Ротенбургской династии, тебе нужно выглядеть подобающе, с королевской роскошью, а у тебя бедный выбор нарядов, и я подумал, где бы взять самого лучшего портного, чтобы сшил тебе действительно красивые достойные тебя одеяния. И, пообщавшись в свете, я остановил выбор на величайшем французском кутюрье, которого зовут Франсуа Жаккар. Все, кто общался с этим молодым человеком, приходили от его работ в полный восторг, по всей Европе о нём говорят не иначе, как о великом кутюрье. Все богатые знатные дамы, графини, герцогини, леди записываются к нему в очередь за несколько месяцев, и стремятся записать и своих дочерей, так восхищаются его работой, говорят, что он создаёт не просто платья, а целые произведения швейного искусства. Очень часто он обшивает разных королев,принцесс, так от его нарядов остались в восторге французская королева и любимая фаворитка короля Франции, испанская королева и её три дочери. И я решил пригласить его к нам, пусть сошьёт достойный королевы гардероб для тебя, и мой доченьке красивых платьев нашьёт. Правда, молодой кутюрье сразу предупреждает, что из-за болезни глаз, которая сделала его подслеповатым, он не может снять мерки, как обычно, измерительной лентой, а делает это очень пикантным способом, руками, прикасаясь к даме в нужных для снятия мерок местах, запоминает размеры. Если ты не против, завтра в одиннадцать утра он придёт сначала к тебе, а потом к моей милой доченьке Берте…

Ульрика от изумления расширила голубые глаза с декоративные блюдца, приоткрыла нежные уста, не заметив, что от наклона к столу мужа несколько крупных завитых локонов её длинных красивых пепельных блондинисто-жемчужных волос выпали из высокой причёски на бледноватое нежное личико. Она была в полном недоумении, очень заинтригована таким странным талантом, поэтому какое-то время молчала, а потом промолвила:

– Что ж, хорошо, пусть завтра Франсуа Жаккар приходит, только он говорил тебе и Фредерике-Берте, как даме нужно подготовиться к такой своеобразной примерке?

– Он сказал, что дама должна одеть такую скромную домашнюю одежду и панталоны без корсета, чтобы не стесняться на примерке, но чтобы он правильно снял мерки. Например, в ночную рубашку из плотной ткани, не просвечивающийся, и такие же плотные панталоны… – прошамкал старчески седой король Хлодвик-Карл.

Заинтригованная Ульрика с осанкой истинной королевы поправила свою сложную причёску из пепельных блондинисто-жемчужных волос и, кокетливо опусти взгляд голубых глаз в пол, ответила:

– Что ж, я буду готова к снятию мерок, надеюсь, его слава великого кутюрье не напрасна и он создаст для меня шедевры…

… Тем временем в своей съёмной комнате обживался тот самый великий кутюрье Франсуа Жаккар, обаятельный доброжелательный молодой галантный француз двадцати лет, обладавший, помимо таланта кутюрье и вежливого воспитания ещё и приятной внешностью. Он мог бы очаровать кого угодно большими ясными табачного цвета глазами (правда, по всем неловким жестам и не очень выразительному взгляду было сразу заметно, что он немножко подслеповат) светлым лицом и пышными длинными, чуть ниже плечей, каштановыми кудрями.

А помогал ему в этой непростой для Франсуа задачи его подмастерье, весёлый шустрый бойкий не по годам шестнадцатилетний Кит. Когда-то Кит был маленьким бездомным сиротой, который попал в подмастерье к гончару, сильному и жестокому человеку, сбежал, чтобы не терпеть постоянные побои и чуть не погиб на улице от голода, но Франсуа, когда увидел случайно сиротку, уговорил своих родителей забрать Кита в их дом, там Кита и приютили, и накормили. Это случилось ровно восемь лет назад. И Франсуа позаботился о Ките, который в первое время был так запуган, что ночью просыпался в слезах, и так истощён, что забота о его питании и здоровье отнимала много сил, несмотря на то, что сам был тогда мальчишкой, со всей самоотверженностью старшего брата. Никогда Франсуа и его родители не жалел на Кита ни сил, ни времени, чтобы подарить сиротке ощущение семьи…

… Теперь родителей Франсуа давно не было в живых, зато у молодого кутюрье сейчас был в виде Кита настоящий брат, самый лучший преданный надёжный друг и очень ловкий умелый подмастерье, и забавный балагур.

– Кит, дружище, сегодня мы ложимся спать пораньше, потому что завтра нам нельзя опоздать во дворец, я буду брать первые мерки у её величества Ульрики Ротенбургской и её высочества Фредерики-Берты Ротенбургской. Ты, надеюсь, собрал в сундучок всё необходимое для первых эскизов платьев? – протянул привычным мягким голосом Франсуа, с грустью в светлых табачных глазах ощупывая свою деревянную кровать.

– Конечно, Франсуа, я мышей ловлю, свою работу знаю, можешь на меня рассчитывать, я ж тебе как бы за брата младшего…– закатив с озорством на светлом личике зелёные, как и его красивый берет с пером, глаза, а потом заметил неловкость и сказал – Эй, Франсуа, мне показалось, что у тебя небольшая проблемка. Тебе с твоим слабым зрением тяжело ориентироваться в незнакомом месте. Может, я помогу тебе лечь, чтобы ты не полетел с грохотом с этой кровати?

Франсуа забавно смутился и ответил:

– Кит, братик, спасибо, у меня действительно есть такая проблема. Мне бы помочь рукой зацепиться за тот край кровати, чтобы я понял, какой она ширины и не упал…

Кит по-доброму озорно похихикал и поставил руку Франсуа на тот край кровати со словами:

– Спокойной ночи, Франсуа, можешь не благодарить, я ж не чужой…

… На следующее утро к одиннадцати часам Ульрика у себя в будуаре за изысканной вышитой золотой ниткой перегородкой переоделась в скромную с длинным рукавом и кружевами у шейки атласную ночную рубашку длинною в пол и атласные панталончики под ней, распустила свои длинные красивые вьющиеся пепельные жемчужные волосы и стала ждать…

Ждала девушка недолго, через десять минут слуга почтительно спросил:

– Ваше величество, прибыл французский известный кутюрье Франсуа Жаккар, которого вы ждали. Проводить его к вам?

Ульрика от растерянности только кивнула головой и промямлила:

– Эм,…да…, проводите…

По приказу слуги в будуар вошли сам Франсуа Жаккар и Кит. Оба, раз шли к королевской особе были нарядными, Франсуа нарядился в красивый нежно-сиреневый наряд с большим белоснежным кружевным воротником, синим бантом, пышными рукавами с белыми вставками и кружевами, а Кит был в опрятном наряде с белым большим воротником и в любимом зелёном, под цвет глаз, берете. Но, когда Ульрика посмотрела на гостей, то застыла, как замороженная, от восхищения, и не замечала ничего, кроме лица Франсуа.

… Её очень расположило к общению красота молодого человека, изысканность каштановых по плечи кудрей, обаяние светлого приветливого с тонкими чертами лица, очаровательная вежливая улыбка и большие красивые светло табачные изучающие доброжелательность глаза. Хотя она, конечно, сразу заметила, что он подслеповат на самом деле, не лжёт. Он ей казался образцом галантности и красоты…

А Франсуа галантно поклонился и изрёк:

– Моё почтение, ваше величество, позвольте представиться, кутюрье Франсуа Жаккар к вашим услугам, готов создать для ваш шедевры. Если ваше величество не против, можем приступить к снятию мерок…

Ульрика смотрела на него во все глаза и тихо ответила:

– Да, Франсуа Жаккар, начинайте, я готова…

… И тут Ульрика закрыла свои голубые глаза от странного ощущения прикосновений как будто бы давно знакомого ей человека, и откинула за спину свои длинные красивые пепельные жемчужные воздушные кудри. А руки Франсуа с ловкостью истинного мастера своего дела скользили лёгкими прикосновениями по ночной атласной рубашке то вдоль ножки и бёдер, то вокруг талии, потом вокруг груди, покатых нежных плеч, тонкой шеи, рук и запястья…

… Оцепенение Ульрики сменилось ещё большим удивлением, когда Франсуа так быстро кончил это дело и мягким спокойным голосом сказал своему подмастерье:

– Так, Кит, дружище, не считай ворон, раз работаешь подмастерьем, подай мне сначала лист бумаги карандаш для эскиза…

Кит, еле сдерживая бурный смех, с озорством в зелёных глазах поправил берет и быстро подал Франсуа лист бумаги и карандаш, а молодой кутюрье стал что-то чертить и быстро говорить:

– Так, у нас для шедевра несколько препятствий. Во-первых, у вас маленькая грудь, не женственная, ну это дело исправит качественный французский корсет и обилие кружев на лифе. Зато у вас очень красивые плечи, обязательно сделаем на платье вырез лодочкой, чтобы показать их красоту, и украсим кружевами. Так же для более величественного вида к пышной юбке сделаем длинный шлейф, а у шеи стоячий воротник с сапфирами, под цвет ваших голубых глаз. Ну, а последняя проблема состоит в том, что у вашей природной внешности летний тип, вы бледная, и вам нужно шить платье из дорогой однотонной ткани яркого цвета, я предлагаю атлас насыщенного аквамаринового цвета, я постараюсь управиться с этим платьем за неделю, если вам понравиться, буду думать о следующих работах…

Ульрика стояла с распахнутыми от удивления голубыми глазками с озадаченностью и ошеломленностью на нежном личике, а в голове у девушки крутилась одна мысль: «Как?! Как он по нескольким прикосновениям, по одному взгляду не только снял мерки, но и понял все достоинства и недостатки моей внешности?!».

Наконец, Ульрика набралась смелости, прокашлялась и спросила:

– Скажите, Франсуа, а как у вас это получилось?!!

Франсуа с милым обаятельным недоумением на ясном лице и в больших светло-табачных глазах улыбнулся и спросил в ответ:

– Что именно вас удивило, ваше величество?

Ульрика не выдержала и от восторга чуть вскрикнула:

– Но как что?! Вы сейчас сделали всего несколько прикосновений ко мне, и не просто сняли мерки, а всё поняли о моей внешности, все изъяны и достоинства! И при этом вы не записали снятых мерок, ни объёма талии, груди, ни рост, но сразу поняли, какое платье для меня будет идеальным, и сказали, что сошьёте столь сложную работу всего за неделю! Это что, такая безупречная тактильная память или какой-то другой секрет? И как вы, человек со слабым зрением создаёте эти шедевры и увидели, что, да, у меня действительно блёклые краски: бледное лицо, очень светлые пепельные блондинистые волосы, и так удачно подобрали ткань и цвет для платья?

– Ну, – обаятельно и галантно произнёс Франсуа, поправив свой большой белоснежный кружевной воротник – ваше величество, дело в том, что у меня есть проблемы со зрением с детства, это в меня врождённая особенность, и из-за этой подслеповатости я много в мире познавал тактильно, прикасаясь. И потом у меня действительно развилась такая сильная тактильная память, что мне даже не нужно записывать снятые мерки, я и так их прекрасно помню . Это и помогло мне стать великим кутюрье, ведь мне достаточно сделать при снятии мерок несколько прикосновений, чтобы понять о внешности дамы, для корой я буду шить платье, всё. Я не просто шью модное платье, я создаю наряд, который будет украшать именно эту мою заказчицу, будет идеальным для неё. И самое интересное, я подслеповат, но не слеп совсем, я вижу, но только очень нечётко, я вижу все цвета особенно ярко, а вот контуры, мелкие предметы, например цифры на измерительной ленте, у меня очень расплывчаты. Будто бы мой мир художник специально рисовал не чёткими графическими линиями, а взял акварель, широкую кисть и нарисовал всё, что я вижу быстрыми большими мазками, похожими на яркие нечёткие пятна. Поэтому я очень люблю утро и терпеть не могу вечер. Посудите сами, если днём я со всем справляюсь спокойно, как здоровый человек, то вечером в темноте в комнате я ничего не вижу и постоянно спотыкаюсь о все предметы мебели, набил уже хорошее количество шишек, и пару раз за жизнь расквашивал нос…

Ульрика не выдержала и засмеялась звонко-звонко, как колокольчик, она и не помнила, чтобы ей когда-то было так весело и смешно, и с милым смехом спросила:

– Ой, как это всё интересно! Какой у вас необычный дар настоящего кутюрье! А ещё я никогда и не думала, что можно любить и ценить утро! Интересно, а ваша супруга не ревнует вас к дамам, которых вы обшиваете?

Франсуа мило разрумянился, обаятельно улыбнулся, светло-табачные большие глаза молодого человека очаровательно заблестели, и он вежливым приятным голосом ответил:

– А я, ваше величество, ещё пока холостой, мне всего двадцать лет, что за возраст? Так, юность беззаботная ещё. Да и какая причина у моей жены была бы ревновать, если я просто выполняю свою работу кутюрье, мне за мои произведения деньги платят, и большие, у меня ни к одной заказчице не возникло никаких амурных неприличных помыслов. Да, и признаться вам честно, ваше величество, некоторые из них такие капризные требовательные и при этом пожилые некрасивые дамы, как например, я обшивал фаворитку французского короля, пока я ей угодил со всеми её требованиями, с меня семь потов сошло. Вот, пожалуй, если бы у меня была жена, она приревновала меня, наверное, только к вам, потому что столь красивой и величественной королевы я ещё не видел…

Ульрика трогательно смутилась, в голубых глазах застыли слёзы, девушка постаралась их сдержать, но у неё не получилось, настолько комплимент Франсуа затронул струны её души, и наболевшие слезинки потекли по бледному личику юной королевы.

Франсуа тут же галантно пошёл к Ульрике, подал батистовый платочек, поставил ей резной бархатный стул и заботливо, нежно спросил:

– Прошу простить меня ваше величество, если чем-то обидел, я ни в коем случае не хотел этого…

Ульрика сейчас сама не поняла почему, но доверчиво, будто бы доброму хорошему другу рассказала свои сокровенные тайны:

– Франсуа, не извиняйтесь, вы меня ничем не обидели, вы – обходительный вежливый человек, но у меня просо своя очень тяжёлая история. Я родилась не в королевской и не в дворянской знатной семье, мой отец был обыкновенный разбогатевший торговлей мещанин, очень грубый жестокий человек, от которого я за жизнь доброго слова не услышала. Он не умел говорить спокойно, он только приказывал, требовал отчёта, сделал из меня и моей младшей сестры настоящих чернавок и служанок. За любую оплошность он наказывал розгами, а помимо выполнения чёрной работы, требовал, чтобы мы изучали танцы, манеры, этикет, грамоту, чтобы выдать выгодно замуж, получить за таких невест деньги, просто продать. Он был очень жадный до денег человек. Так и получилось, стоило моему мужу, королю Хлодвику-Карлу, подарить ему несколько сундуков с золотом, он тут же отдал меня замуж за его величество. А между прочим, Хлодвику-Карлу уже шестьдесят пять лет, он совершенно равнодушный неласковый муж, который ни разу не сделал мне комплимента, для него я просто хорошенькая кукла, а он всё страдает по своей первой жене, старый сморчок. И мне горько представить, что я совсем одинока сейчас в этой дворцовой золотой клетке, и никогда не могу родить ребёнка, ведь сами подумайте, на что способен в любовном смысле столь пожилой муж? А я мечтала о совсем другой жизни, и мечты никогда не сбудутся, да ещё и его дочь, её высочество Фредерика-Берта Ротенбургская, своими высокомерными подколками добавляет боли. Вы – первый человек, с которым я приятно общалась, как с другом, поэтому я вам и рассказала свои беды…

Франсуа заботливо вытер слёзы Ульрики батистовым платочком с искренним сочувствием на красивом тонкими чертами светлом лице и в больших бездонных глазах бледно-табачного цвета изрёк:

– Что я могу сказать на это, ваше величество? Мне, правда, искренне по-человечески жалко вас, разрешите выразить вам сочувствие. Я не представляю, как, наверное, невероятно больно и обидно терпеть постоянные розги и грубость родителей, чувствовать себя чужим человеком в родной семье, а потом, будучи столь прекрасной дамой, терпеть унижения от мужа-старца и его взрослой дочери от первого брака. Просто я и предположить не мог, что такие семьи и судьбы бывают, я всю свою жизни видел дома противоположную ситуацию. Мои родители нежно любили друг друга до самой старости, и я был любимым окутанным заботой и лаской ребёнком, я с большой радостью наблюдал за нежностью родителей к друг другу и ко мне, и твёрдо знал, что в моей семье всё благополучно. Да, мы не роскошествовали, как знать, но были вполне обеспечены, и отец всегда учил меня, что деньги в жизни не самое главное, очень важно замечать простые радости и прелести жизни в каждом дне. Если мои рассказы вам нравятся, я продолжу, а если раздражают, то, наверное, лучше мне удалиться?

Ульрика с радостным блеском в больших голубых глазах откинула за спину свои длинные красивые пепельные блондинисто-жемчужные кудри и попросила:

– Нет-нет, прошу вас, продолжайте ваш рассказ о себе и о своём мудром отце, Франсуа, мне, правда, это подняло настроение, и я тоже хочу попытаться научиться замечать простые радости и прелести жизни в каждом дне….

Франсуа с милой улыбкой обаятельно поправил свои каштановые пышные по плечи кудри, подошёл к окну, которое было зашторено плотной парчовой тканью, и продолжил речь:

– Так, вот, ваше величество, когда я ребёнком расстраивался из-за своего слабого зрения, он научил меня одной чудесной привычке, чтобы я не переживал из-за этой проблемы, и эту привычку я соблюдаю и сейчас вместе с моим подмастерьем и лучшим другом Китом. Каждое утро я стою пораньше, с восходом солнца, широко раскрываю шоры, чтобы в комнату проник солнечный свет, улыбаюсь и благодарю Бога, что он дал мне ещё один новый день! Да, просто за то, что я живу! А потом я иду гулять хоть на полчаса, чтобы насладиться яркими красками утра. Во Франции, где я родился, в Провансе, красивая природа, я выходил любоваться сиренью и маковыми полями, смеялся, бегал. Это ощущение красоты природы так волшебно! А сейчас мы с Китом любим ранним утром пойти в город, по Парижу или в другом городе, если мы приехали на работу в другу страну, весело общаться, заглянуть на рынок, купить себе всякой приятной ерунды, виде изюма, мороженого и яблок. Уж, поверьте мне, ваше величество, без мороженого Кита не заставишь пойти на прогулку рано утром. И, конечно, желать всем прохожим и торговцам города доброго утра и радоваться, когда тебе не нагрубят в ответ, а тоже пожелают доброго утра. Вы когда-нибудь пробовали сделать что-то подобное?

Ульрика, в глубокой задумчивости накручивая пепельную прядь на тонкий пальчик, удивлённо произнесла:

– Нет, я и подумать не могла, что можно любоваться тем местом, где живёшь каждый день, что можно благодарить Бога просто только за то, что ты живёшь, что такая мелочь, как пожелание «доброе утро» может поднять настроение. Я никогда не слышала даже об этом, пожалуй, Франсуа, я задумаюсь над тем, чтобы перенять у вас такую жизненную позицию. Быть может, после этого мне станет действительно чуточку легче…

Ульрика и Франсуа очаровательно улыбнулись друг другу, и молодой кутюрье закончил разговор:

– Что ж, я просто счастлив, что чем-то помог вам в такой ситуации, ваше величество! Я приду с вашим чудесным аквамариновым платьем со шлейфом через неделю, и, надеюсь, что у вас за это время в жизни что-то изменится к лучшему, можете считать меня своим преданным другом. Я уверен, что, когда все увидят вас в столь роскошном виде, когда вашу красоту подчеркнёт идеально платье, что я сошью, его величество одумается и будет к вам боле внимательным, ведь вы бесподобный человек. До свидания, ваше величество, разрешите удалиться…

Франсуа галантно раскланялся, Кит собрал все карандаши листочки и кусочки ткани, что раскладывал перед молодым кутюрье сейчас и озорным смехом и блеском в зелёных глазах поспешил за старшим другом, уже не сдерживая звонкого смеха.

Тем временем Ульрика переоделась в парчовое королевское платье, встала у окна с раздвинутыми шторами, любовалась солнечным светом и думала о Франсуа и его словах…

… А молодой галантный Франсуа шёл быстрыми шагами к своей следующей заказчице, кронпринцессе Фредерике-Берте, в переполнявших его странных разнообразных мыслей и чувств не замечая, как нервно теребит свои каштановые кудри, Кит же только успевал за его быстрым шагом и мальчишечьим озорством звонком смеялся.

– Кит, братик, я не понимаю, что в этой ситуации у тебя вызвало смех! – с лёгкой ноткой недовольства промолвил Франсуа.

– То, что вы с её величеством королевой Ульрикой Ротенбургской втюрились в друг друга! Хи-хи! – ответил весёлый беззаботный Кит.

Франсуа от возмущения прищурил свои распахнутые ясные светло-табачные глаза, слегка нахмурился и прошипел:

– Что?!! Кит! Прекрати придумывать глупости! Во-первых, я запрещаю тебе использовать такие некрасивые слова, как «втюрились», это просто неприлично! Во-вторых, с чего ты, дружище, взял-то, что мы вообще понравились друг другу?

– Франсуа, надо быть совсем слепым и глухим, чтобы этого не заметить! Когда ты снимал мерки с королевы, ты же обнимал её везде, где это было прилично, а иногда и не совсем прилично, обычно ты делаешь этот процесс намного скромнее и быстрее, а потом вы щебетали обо всём на свете, мило смущаясь, как влюблённые мальчишка девчонкой, а не взрослые люди. А уж как вы улыбались друг другу широкими улыбками, когда ты сказал ей, что холостяк! А как ты трогательно заботливо вытирал ей слёзки батистовым платочком и высказывал свои соболезнования, такой галантностью!!! По-моему тут нет сомнений, что вы … влюбились! Хи-хи! – произнёс Кит, и только после этого унял смех.

… Скоро Франсуа с профессиональным спокойствием так же ловкими прикосновениями по атласной ночной рубашке, прищурив свои ясные светло-табачные глаза, снимал мерки с надменной Фредерики-Берты, а капризная принцесса жеманно улыбалась молодому с изящными чертами лица красивому кутюрье, кокетничала, то, при смехе прикрывая своё грубоватое лицо ладонью, то поправляя причёску из русых волос.

– Скажите, Франсуа, а я, как девушка, вам нравлюсь? – спросила после снятия мерок без всякого стеснения, продолжая жеманничать и заигрывать с молодым человеком, принцесса Фредерика-Берта.

На светлом нежном с тонкими чертами лице Франсуа и в распахнутых больших ясных светло-табачных глазах сразу появилась такая явная брезгливость, что Кит сжал себе уста ладошкой, чтобы не разразиться громким смехом.

Откинув за спину каштановые кудри, что рассыпались по плечам и, закрыв глаза, Франсуа демонстративно оскорблёно ответил высокомерной принцессе:

– Ваше высочество, прошу простить меня за непочтительность, но меня оскорбил такой вопрос, потому что я и не собирался оценивать вас, как девушку!!! Я только снимал мерки, чтобы выполнить сою работу кутюрье, не больше!!! – тут Франсуа уже открыл свои ясные табачные глаза и мягко обратился к своему названному братику – Кит, подай, пожалуйста, лист бумаги и карандаш для эскиза платья…

Кит сделал свою работу, а Франсуа считал быстро чертить чо-о на листке и говорить:

– Что ж, создать идеальное для вас, ваше высочество платье будет не трудно, у вас неплохая фигура, только нужно будет подчеркнуть её достоинства. Для этого я предлагаю сделать вам платье с тугим корсетом, да ещё и выточками на лифе для большей стройности, рукава сделать объёмными, а подол платья особенно пышным, многослойным, а цвета тканей выбрать яркие, чтобы освежить лицо. Например, кипенный, белоснежный шёлк и алый атлас, я принесу платье на примерку через неделю…

Фредерика-Берта презрительно скривилась, фыркнула и закончила разговор:

– Что ж, кутюрье Жаккар, я буду с нетерпением ждать, надеюсь, вы не подведёте и исполните своё обещание создать шедевр, а просто платье, можете быть свободны…

… Только стоило Франсуа и Киту выйти из дворца на улицу, Кит опять не смог сдержать свой звонкий смех и с ребячливым озорством в зелёных глазах произнёс:

– Ой, Франсуа, прости, прости, пожалуйста, но я не могу сдержаться, до того сегодня комедия получилась! Никогда ты не пользовался у дам вниманием, и у тебя никакой пассии не было ещё, а тут обе растаяли перед тобой! Но её величество королева Ульрика себя так благовоспитанно вела по сравнению с её высочеством кронпринцессой! Её высочество Фредерика-Берта просто вся изломалась перед тобой, искрутилась и так и сяк, лишь бы понравиться тебе! А ты сделал такое презрительно выражение лица, будто она не принцесса, а жаба! Ой, не могу! Хи-хи!

Франсуа дружелюбно склонился к уху Кита и по-братски прошептал:

– Кит, хоть это не совсем достойный жест по отношению к даме, но скажу тебе одну тайну, как старший брат младшему, только между нами, когда вырастешь, никогда не женись на девице с таким характером, как у её высочества Фредерики-Берты, она такая избалованная, капризная, себялюбивая, заносчивая высокомерная надутая и упрямая, как осёл. Такая жена своему мужу житья не даст своими непомерными запросами и прихотями, со свету сживёт, если что он не угодит ей. Она же настоящая моль, которая вместо меха нервы грызет!

Глава «Что же это за странное чувство между нами?» или дружба Ульрики и Франсуа»

Неделя прошла быстро, но, надо заметить, что эту неделю Ульрика жила такой счастливой жизнью, как никогда до встречи с Франсуа. Каждое утро девушка, как и научил её новый друг, хоть и с трудом, но вставала, натягивала улыбку, раскрывала настежь окно, и мысленно благодарила Бога, что он дал ей новый день в её жизни. Потом нарядно одевалась с помощью служанок и с приветливой улыбкой простодушно желала всем, и знатным вельможам своего мужа, и слугам доброго утра. И сердце юной красавицы, правда, начинало оттаивать от постоянной боли, когда ей тоже отвечали почтительным пожеланием доброго утра. После этого и нудная строгая однообразная жизнь королевы Ульрике не казалось такой безрадостной и безнадёжной.

И, хотя, её муж старый седой король Хлодвик-Карл Ротенбургский так и не изменил своей холодности к молодой супруге, но один раз увидев её столь милой и приветливой с улыбкой и услышав «доброе утро» слабенько улыбнулся в ответ и прошамкал:

– Что ж, доброе утро, Ульрика…

А высокомерная кичливая принцесса Фредерика-Берта, наблюдая, как во дворце стали по-доброму, с глубоким уважением отзываться о молодой королеве Ульрике, перестала постоянно отпускать насмешки и подколки в адрес девушки, испугавшись всеобщей молвы.

И, наконец-то, в назначенный день утром пришли во дворец Франсуа и его незаменимый Кит, при этом модой кутюрье нёс в руках два объёмных тяжёлых свёртка.

Сперва Франсуа выполнил нудную часть своей работы, направился показывать платье Фредерике-Берте. Надменная кронпринцесса пришла в настоящий восторг от этого шикарного невероятно пышного платья из алого атласа, с белоснежными жерновами, многочисленными вставками из кипенного шёлка, всё сидело на ней идеально!

– О, Франсуа Жаккар, да вы – гений! А сошьёте мне ещё одно платье? Вы можете сделать ещё более богатое красивое платье?

– Конечно, ваше высочество, я возьму тот же фасон, только сделаю подол ещё пышнее, за основную ткань возьму золотой атлас, а для вставок такой же белоснежный шёлк, и украшу лиф бриллиантами, на эту рабу у меня уйдёт две недели… – протянул вежливо, но со скучающим видом Франсуа.

– Ой, как это должно быть красиво!!! Я буду с нетерпением ждать!!! А, кстати, увидев меня в таком красивом платье, вы не передумали? Не хотите ли хоть раз изменить свои принципам, и заинтересоваться мной, как дамой сердца? Меня покорили ваши обходительные галантные безупречные манеры… – игриво и жеманно проронила Фредерика-Берта, но в ответ услышала скоромное и вежливое:

– Прошу простить меня, ваше высочество, я нисколько не умоляю ваших достоинств, но нет. Нет, потому что я свои принципам не изменяю и никогда не завожу романы с дамами, которых обшиваю. Если вы довольны, то с вашего разрешения я удалюсь…

Надменная капризная принцесса только раздосадовано фыркнула и, когда ушёл Франсуа, нарядилась в новое платье, сделала из русых волос высокую причёску и отправилась к своим фрейлинам и знатным подругам показывать себя во всей красе им на зависть.

Те угодливо кивали, говорили восторги, а сами тихо хихикали, потому что шикарное платье никак не скрывало некрасивого грубого, с крючковатым носом лица Фредерики-Берты.

… А затем Франсуа с нежной обаятельной улыбкой на светлом лице игриво прищурил один глаз и вместе с Китом направился к Ульрике со словами и галантным поклоном:

– Ваше величество, моё глубочайшее почтение вам, как и обещал, я принёс ваше прекрасное аквамариновое платье, достойное только истинной королевы, ни одной знатной дворянки, а только правящей царственной особе…

А Ульрика, когда увидела Франсуа, обрадовалась ему, будто бы лучшему другу, её нежное, как фарфор личико засияло, выступил лёгкий румянец, голубые глаза заблестели, она, стыдливо поправляя свои длинные красивые пепельные блондинисто-жемчужные кудри, прошептала:

– Конечно, Франсуа, я не сомневаюсь в вашем таланте, вы удивительный человек, и при этом у вас добрая душа. Проходите в будуар вместе с вашим забавным подмастерье Китом, буду примерять это аквамариновое чудо…

Кит развернул свёрток, помог Франсуа облачить юную королеву в новое платье, Ульрика взглянула на себя в большое в серебряной оправе зеркало и ахнула от изумления и невыразимого восторга: ей казалось, она стала другим человеком.

…Её новое аквамаринное платье, цвет которого ей безупречно шёл, имело невероятно пышную юбку, а лиф украшали кружева таково же цвета, и россыпь аквамариновых и сапфировых камней. Всё это дополнялось высоким стоячим воротником у изящной шеи из сапфиров и аквамаринов и длинным, в два метра, царственным шлейфом, усыпанным теми же драгоценными камнями! А Франсуа почтительно встал на одно колено, и как рыцари делали в старину, оказывая почёт королеве, поцеловал край шлейфа её платья со словами:

– Ваш преданный кутюрье угодил вам, ваше величество?

Ульрика с нежностью в голубых глазах повернулась к Франсуа и тихо ответила:

– Что я могу сказать, Франсуа? Я ожидала, конечно, от вас необычно красивого платья, какого-то шедевра, но вы превзошли все мои ожидания. Вы действительно величайший кутюрье, я в восхищении, с вашим талантом вы бы угодили не только мне, а даже самой царице Савской! И прошу вас, не надо с таким официальным пафосом обращаться ко мне, мы же друзья. Если вы, Франсуа, не против, мы можем перейти на ты и обращаться к друг другу просто по именам: Франсуа и Ульрика, как обычные друзья, тем более что я хотела выразить благодарность, … не знаю вам, не знаю, тебе, не только за чудесное платье…

Франсуа был крайне приятно удивлён и тронут, с милой обаятельной улыбкой на светлом с тонкими чертами лице, он распахнул свои ясные табачные глаза и изрёк:

– Мне очень приятен такой поворот в нашем общении. А за что же ты, Ульрика, хотела поблагодарить меня?

Ульрика стеснительно прикрыла бледное нежное личико прядью своих длинных красивых пепельных блондинисто-жемчужных кудрей и ответила:

– Ну, как же, Франсуа? Ты в самую тяжёлую безнадёжную для меня минуту нашёл такие хорошие слова поддержки и научил, как ты сам говорил, радоваться простым мелочам жизни, которые есть в каждом дне, и когда я попробовала выполнить некоторые твои советы, моя жизнь чуточку стала легче. Постоянное ощущение хандры, уныния, униженности и беспросветного одиночества почти перестали мучить меня. Ты такой добрый, искренний настоящий человек, и при этом галантный кавалер, что я удивлена, почему у тебя всё ещё нет жены или невесты. Или всё-таки есть у тебя возлюбленная? Если это не тайна, расскажешь?

Франсуа смущённо прищурил блестящие светло-табачные глаза, на красивое с аристократичными чертами нежное лицо выступил явный красный румянец, и молодой человек стеснительным жестом поправил большой белоснежный воротник с кружевами и ответил:

– Ну, почему же, нет тут тайны никакой, нет у меня возлюбленной, вообще, личная жизнь у меня как-то не ладиться. Сначала юн, не готов к женитьбе был, и не заводил романов, потому что я очень серьёзно отношусь к личной жизни, мужчина должен обеспечить свою семью хотя бы самым необходимым, брак обязательно должен быть законным, жена и муж должны обвенчаться, я серьёзно отношусь к вопросам нравственности. Потом какое-то время ухаживал за одной знатной мадмуазель, но длилось ухаживание всего два месяца, потому что она объявила, что выходит замуж за богатого графа. Я, хоть получаю, как известный кутюрье, большие деньги, человек я обеспеченный, но всё равно ни миллионов, ни титула у меня нет, как я не старался ей угодить, она выбрала более выгодную партию. Я сначала расстроился, а потом попробовал завести новое знакомства, но из этого только фарс вышел. Не поверишь, Ульрика, до чего смешно вышло! Меня подвела моя подслеповатость. Вижу, идёт дама, румяная, волосы в причёске пышные густые, быстрая походка, ну и я решил подойти познакомиться, подхожу, спрашиваю: «Мадмуазель, разрешите познакомиться, проводить в качестве кавалера до дома…». А она на меня как гаркнула грубым голосом дамы лет сорока, да и вблизи у неё лицо не молодое было: « Что?! Какая я тебе мадмуазель?! Брысь, нахал, отсюда, пока муж мой не поколотил тебя!». Ну и я испугался супруга этой дамы и скорее уже ретироваться, пока, правда, не дали мне в шею. И больше я не мог подойти познакомиться первым, очень стеснялся…

Ульрика мило засмеялась, и пошутила в ответ:

– Что ж, в одном мы точно похожи, нам катастрофично не повезло в любви!

Франсуа обаятельно улыбнулся, поправил каштановые кудри и серьёзным тоном изрёк:

– Почему же? Да, твой муж, его величество Хлодвик-Карл Ротенбургский, до этого момента очень холодно и равнодушно относился к тебе, и не мог забыть сою первую жену, но, мне кажется, он изменит хотя бы частично свою позицию, увидев тебя во всей красоте, во всём величии королевы. Я думаю, со временем его сердце должно оттаять, ведь ты удивительный человек: у тебя такие благородные манеры, ты такая вежливая приятная леди в общении, при этом умна, рассудительна, не горделива, а это-то при твоей необычной редкой сказочной красоте! Мне удивительно, как он не замечает достоинств твоего доброго нрава и сказочной внешности…

Ульрика побелела, как сметана, опустила взгляд голубых глаз в пол и со слезами в голосе ответила:

– К сожалению, мои достоинства заметил только ты, хотя я не знаю, как тебе это удалось, ведь мы с тобой сегодня общаемся второй раз в жизни, муж мой игнорирует меня, а на балах я скучаю, меня редко приглашают танцевать. Только какие-то пожилые вельможи или послы соседних стран из уважения ко мне, как к королеве…

– Что ж, – протянул обаятельно Франсуа, кокетливо прищурив один глаз. – Сталкивался я с тем, что у некоторых дам без всякой заметной причины есть проблема с непопулярностью на балах, и даже по опыту, обшивая таких дам, знаю, как решается эта проблема, помогу. Когда во дворце будут ближайшие балы?

Ульрика очень удивилась столь странному и нелогичному заявлению друга, постояла с вытянутым личиком, а затем сказала:

– Ну, ближайший бал будет уже через два дня, а следующий запланирован через три недели…

Франсуа с блеском задора в светло табачных больших распахнутых глазах ответил:

– Что ж, Ульрика, на ближайший бал ты можешь одеть и новое аквамариновое платье, а к тому балу, что будет через три недели, я сошью тебе новое платье, настоящий шедевр, я продемонстрирую тебя во всей красе! Я возьму для твоего нового шикарного платья дорогой шёлк изумрудного цвета, сделаю пышную юбку и шлейф, но на лифе сделаю глубокий нескромный вырез лодочкой, этот вырез вместе с лифом украшу тончайшим золотым кружевом и сделаю платью трёхметровый шлейф из этого тонкого золотого кружева! Ты произведёшь на том балу настоящий фурор, ажиотаж среди кавалеров, а я, по-дружбе чуть-чуть подогрею его. Ты включишь в список гостей на бал меня, и мы не будем сидеть ни одного танца в течение всего бала. Я тоже приду нарядный и буду танцевать только с тобой, уступая тебя другим кавалерам, когда они уже вскипят от ненависти ко мне, что ты, королева красоты этого бала, танцуешь со мной. Будут зеленеть от зависти и требовать, чтобы я уже уступил тебя хоть на один танец! Если после всего этого ажиотажа Хлодвик-Карл не приревнует тебя и не постарается как-то проявить свою любовь к тебе, как муж, то он не мужчина, а бесчувственная гипсовая садовая статуэтка! Но ты, пока я буду шить платье к тому балу, не теряй времени, попробуй заинтересовать мужа, появившись перед ним в этом аквамариновом платье…

Ульрика несказанно обрадовалась столь удачным мыслям Франсуа, её нежно бледноватое личико, казалось, засияло, а дыхание стало прерывистым, у неё появилась слабая, но надежда, что муж может как-то изменить свою позицию, и её жизнь пойдёт на лад.

– Спасибо тебе, Франсуа, друг, я буду с нетерпением ждать твоего нового швейного шедевра, того чудесного бала, который, может быть, правда что-то изменит, а так же любой возможности просто пообщаться с тобой, как с другом, ведь более обходительного, умного, добросердечного и обаятельного человека я не встречала…

… После этого Франсуа галантно откланялся, забрал с собой Кита и поспешил на съёмную комнату.

Кит озорно поглядывал на старшего друга своими большими зелёными глазами и тихо похихикивал со словами:

– И после этих обменов любезностями ты ещё будешь отрицать, что вы влюблены в друг друга? Хи-хи! Смешной ты всё-таки, Франсуа, душа у тебя добрая, хорошая, но, когда ты что-то делаешь из принципа, ты становишься таким упрямцем! И это упрямство тебе совершенно не к лицу! Хи-хи! Хотя, кажется, её величество Ульрика другого мнения! Хи-хи!

Франсуа засопел, покраснел смущённо, но спокойно и мягко ответил:

– Кит, дружище, братик, не нервируй меня, пожалуйста, я к тебе всегда со всей душой, как к младшему братику, зачем ты постоянно подкалываешь меня? И с чего ты придумал, откуда у тебя такая глупая фантазия, что будто бы мы с Ульрикой влюбились в друг друга? Мы подружились, но что плохого в дружбе? В самой обыкновенной дружбе? Пошли, нужно купить что-то на обед и садиться за работу, у меня два таких сложных и важных заказа!..

А тем временем Ульрика уложила свои длинные красивые пепельные жемчужные воздушные кудри в сложную интересную причёску. Потом подобрала к своему новому аквамариновому платью-шедевру изящные туфельки, утончённое сапфировое украшение на лебединую шейку, вставила диадему в причёску и с величавым видом истинной королевы, шурша атласным двухметровым шлейфом, усыпанным драгоценными камнями и невероятно пышной аквамариновой юбкой, отправилась в кабинет своего мужа, старого седого короля Хлодвика-Карла.

… Роскошный, украшенный гобеленами и полотнами известных итальянских художников кабинет с большой библиотекой и резным дубовым массивным столом, за которым, по-старчески скрючившись, и сидел Хлодвик-Карл Ротенбургский, красиво освещался свечами в золотых подсвечниках. Седой, с редкими волосами, с заметными залысинами и морщинами на полном лице с седой бородой, Хлодвик-Карл что-то писал, быстро обмакивая перо в чернильницу и снова резко скрипя пером по листу бумаги, когда услышал, что вошла Ульрика, поднял голову на жену…

Сказать, что Хлодвик-Карл удивился, значит не сказать ничего! Он испытал небывалый восторг, он не ожидал такого никак, его взор упивался красотой Ульрики, и этого царственного шлейфа и пышной юбкой, и украшенного кружевами и россыпью аквамариновых и сапфировых камней лифом, любовался его грациозностью и изящной шейкой, которую подчёркивал высокий стоячий воротник из сапфиров и аквамаринов. От восхищения он потерял на несколько минут дар речи, только ахнув без слов.

Суровый сгорбленный хмурый морщинистый король прошамкал:

– Ой, Ульрика, милая, как тебе удивительно идёт это платье! Это уже новый кутюрье Франсуа Жаккар постарался? О, да, видно, он действительно великий кутюрье! Ты в это платье стала, как будто другим человеком!

Ульрика же с норовом убрала за плечи свои длинные пепельные блондинисто-жемчужные воздушные кудри и с нотой обиды спросила:

– Да, это платье сшил Франсуа Жаккар, и, между прочим, он сказал, что я одна из самых красивых девиц и дам, которых он обшивал. И как это вы, такой холодный надменный человек заметили перемены? Как вы можете судить о том, что я стала другим человеком, если ни разу не общались, как супруг, со мной, никогда не приглядывались внимательно, какой я была, и вообще не замечали меня, будто я – прислуга, а не жена? Но я надеюсь, наконец-то увидеть сегодня, вечером, вас в моём будуаре?

Король Хлодвик-Карл Ротенбургский по-старчески сгорбился, насупил своё морщинистое лицо, расправил седую бороду, правил меховой плащ, подбитый дорогим темно-фиолетовым сукном и прошамкал:

– Милая моя прелестница Ульрика, я уже всё-таки в солидных годах, не молод, уже шестьдесят пять лет мне, даже не сорок пять или пятьдесят пять, а шестьдесят пять, у меня уже давно слабое здоровье, нет достаточной физической активности, бодрости. А мне ещё страной править, я же король Германии, на мне колоссальная ответственность за страну, это забирает все силы, а ещё нужно позаботиться об удачной выгодном замужестве доченьки, так что, давай, милая, без лишнего ворчания, просто пойми, что мне совершенно не до таких глупостей, как амурные развлечения…

Ульрику эти слова довели до белого каления, в голове красавицы промелькнула мысль: «Если ты, старый козёл, чувствуешь себя уже болезненным, любишь всё равно только свою первую жену и свою глупую капризную дочку, а до меня тебе дела нет, тогда зачем, вообще, женился на мне?! Как игрушку красивую, взял побаловаться, полюбоваться?! А я не игрушка, я – живой чувствующий человек!!! А что ты, интересно, сказал бы, если бы я, как королева, завела бы фаворита?», она плеснула чернила из усыпанной драгоценными камнями чернильницы мужу в лицо и со слезами убежала в свою спальню.

Там же Ульрика долго плакала от разочарования и обиды, плотно закрыв бархатный тёмно-синий балдахин своей кровати. Только через полчаса она смогла встать и привести себя в порядок, а тут служанка почтительно обратилась к юной королеве:

– Ваше величество, к вам пришла ваша сестра, Герда Беккер, проводить её к вам?

Ульрика сразу мило улыбнулась, поправила сой образ в новом аквамариновом платье с воротником и длинным шлейфом, голубые глазки девушки мило засияли, и она ответила:

– Да, будьте любезны, проводите её ко мне, и принесите чая и разных угощений нам, пожалуйста…

… Скоро две сестры, Ульрика и Герда сидели за столиком, пили чай, и голодная забавная худенькая с рыжими веснушками на личике и рыжими косичками под большим залатанным чепцом Герда с аппетитом уминала вкусные мясные тарталетки.

– Ой, – восторгалась, смешно жестикулируя худыми ручками, распахнув от удивления голубые глазки, отроковица – какое на тебе, сестра, удивительное платье!!! И кружева тонкие на лифе, и такой красивый дорогой, украшенный сапфирами воротник, а подол как пышный! А длинный усыпанный драгоценными камнями шлейф морского цвета как украшает потрясающе, будто ты сказочная морская царица! Ой, прямо восторг без слов! Откуда роскошь такая, сестрёнка, Ульрика?

Ульрика кокетливо повела покатыми обнажёнными в вырезе лодочкой на аквамариновом платье, побелела, опустила с милой улыбкой взор голубых очей и смущённо протянула:

– Этот шедевр швейного искусства мне сшил специально приглашённый для меня, как для королевы, из Франции известнейший гениальный кутюрье Франсуа Жаккар, очень обходительный галантный и доброжелательный кавалер двадцати лет. Он так мил, и у него такое аристократичное красивое лицо, хотя видно, что он подслеповат. У него очень необычная сильная тактильная память, мерки он снимаетприкосновением рук из-за проблем со зрением. А ещё он очень приятный в общении, развлекает меня историями о прекрасной Франции, о своих смешных конфузах на утренних прогулках, а он всегда встаёт с восходом и отправляется немножко прогуляться, и о дружбе со своим подмастерье Китом. Мы очень быстро подружились с Франсуа, он мой хороший друг…

Герда кончила уминать вкусные мясные тарталетки, с деловым видом поправила рыжие косички и большой чепец и сказала:

– Хм, сестрёнка, Ульрика, ты с такой романтичной мечтательностью рассказываешь о своём новом друге молодом французском кутюрье Франсуа, и так переменилась с нашей последней встречи, что, боюсь, твой муж, его величество Хлодвик-Карл Ротенбургский будет ревновать…

Ульрика тяжело вздохнула, лёгким жестом аристократичной руки убрала за плечи свои длинные пепельные блондинисто-жемчужные воздушные кудри и тихо изрекла:

– Во-первых, я не даю ему повода для ревности, как и положено благочестивой христианке-католичке, с Франсуа мы только друзья, не больше. Во-вторых, мне кажется, что он меня настолько не любит, что если бы я дала явный повод или ревновать или как-то даже усомниться в моей верности, ему было бы совершенно безразлично. Расскажи, сестрёнка, лучше, что у тебя в жизни происходит…

– А что рассказывать-то? – ответила звонко Герда – Всё как обычно. Мама наша болеет тяжело, поэтому всё хозяйство, и в доме убраться, и наварить на всю семью хоть самое простое, и на рынок сходить, и двор подмести, скотину покормить – всё теперь на мне. Я, конечно, не всё успеваю, отец лупит меня розгами частенько за это, больно, конечно, кричу, но уже смирилась, не обижаюсь даже…

Ульрика слушала сестру и молчала, мысли юной королевы были где-то далеко в её мечтах, а не в простых суровых рассказах Герды…

… Спустя два дня был бал в честь приезда почётных послов из Флоренции и Рима.

Высокомерная капризная спесивая кронпринцесса Фредерика-Берта надеялась произвести фурор на балу своим роскошным образом в платье, что сшил для неё кутюрье Франсуа и получить желанный титул первой красавицы этого бала. С раннего утра Фредерика-Берта кичливо и грубо гоняла служанок, чтобы те потуже затянули корсет, облачили её в то самое шикарное пышное платье из алого атласа с белоснежными жерновами, многочисленными вставками из кипенного шёлка, предварительно заставив служанок выбелить до блеска жернова и белоснежные шёлковые вставки. Она и пригласила цирюльника сделать невероятно высокую причёску с бриллиантовой тиарой, одела большие длинные бриллиантовые серьги, рубиновый перстень, бальные бархатные туфельки с вышитым золотом шёлковым веером, и думала, что будет лучше всех.

Но она не видела нового аквамаринового платья Ульрики, которое ей сшил Франсуа, и какое же глубокое разочарование испытала надменная принцесса, когда её мечты разбились на мелкие осколки! Увидев, как Ульрика величественно идёт по коридору, шурша атласом неземной красоты аквамаринового цвета пышной юбкой и длинным, в два метра, царственным шлейфом , как красиво сверкают россыпи аквамариновых и сапфировых камней на украшенном кружевами лифе, стоячем воротником у изящной шеи и этом сказочно красивом шлейфе! Ульрика выглядела так, что без сомнений, затмила бы на балу всех, а тем более грубую с крючковатым носом и простеньким тёмно-русыми волосами Фредерику-Берту. Кронпринцесса так разозлилась на молоденькую мачеху, что не сдержалась, подскочила к Ульрике и стала резко рвать платье. Полетел на клочки и великолепный шлейф, испортились подол и кружева на лифе, пока стража услышали крики Ульрики о помощи и прибежали вместе со старым королём Хлодвиком-Карлом.

… Принцесса тут же остановилась, а отец стал с суровым видом кричать на дочь:

– Дочка, ты что себе позволяешь?!! Это просто возмутительно!!! Ты должна уважать и оказывать почёт Ульрике, как королеве, а ты так низко повела себя, опозорила мои седины и память о твоей благочестивой добродетельной матери, всеми любимой Августы-Генриетты!!! Это безобразный поступок! Всё, на этот бал, дочь, я тебя не пущу, ты будешь сидеть в своих комнатах всю неделю, и думать над своим поведением, а сейчас попроси прощения у Ульрики!

Фредерика-Берта от досады скривила лицо, но процедила сквозь зубы:

– Прости, Ульрика…

… А Ульрике было сейчас совершенно всё равно, наказ отец надменную капризную принцессу или нет, извинилась она и как, девушка никак не могла смириться с жуткой душевной болью, будто бы Фредерика-Берта не платье ей порвала, а душу на клочья и лоскутки разорвала. Ульрика так хотела просто повеселиться на балу в этом чудесном аквамариновом платье, что сшил для неё друг Франсуа…

Не хотела ничьего восхищения или титула первой красавицы, просто хотела повеселиться на балу и нравиться самой себе, а сейчас эту чудесную сказку эгоистичная принцесса порвала так же легко, как и ткань самого платья…

И сейчас несчастная юная королева сидела обессилено на полу и, не стесняясь никого, рыдала.

Хлодвик-Карл вежливо помог поднять жене и прошамкал:

– Мне, правда, неловко перед тобой, что я допустил такой инцидент, милая, с дочерью я ещё поговорю об этом отвратительном поведении, а ты, может, перестанешь так плакать и страдать из-за платья, путь даже идеального, переоденешься в другое, и пойдёшь на бал?

«Что бы ты понимал! Не в платье дело, а в отношении ко мне, как человеку!» – с обидой подумала Ульрика, но пошла, переоделась в пышное парчовое платье, собрала из длинных разлохмаченных пепельных блондинисто-жемчужных волос высокую причёску золотой сеточкой и, бледная, как поганка, заплаканная пошла на бал.

И только уже в разгаре бала ей стало хоть чуточку, хоть временно, но легче.

После этого Ульрика несколько дней плохо спала, ходила без настроения, как тень. Постоянное ощущение хандры, уныния, униженности и беспросветного одиночества с новой силой непрерывно мучили юную Ульрику…

И тут ей пришла в голову мысль: «Завтра Франсуа придёт к Фредерике-Берте, так как она заказывала ему тогда какое-то необыкновенное богатое и красивое платье с золотого атласа с бриллиантами, надо будет позвать его к себе, пообщаться. Мы же всё-таки стали друзьями, он – мой лучший друг, кому я расскажу свои беды и чаяния, с кем я просто пообщаюсь обо всём, поделюсь своими мыслями, как не с таким добрым другом, как Франсуа? Конечно, только с ним, только он разгонит тучи одиночества…».

… Тем чудесным утром Франсуа, как и во все другие дни, быстро соскочил с кровати в семь утра вместе с рассветом, распахнул тяжёлые бархатные занавески на окне и с милой широкой обаятельной улыбкой застыл, прищурив свои ясные светло-табачные глаза. Он наслаждался ярким солнечным светом, что так сказочно красиво сверкал на витражном окне из разноцветного стекла, и мысленно благодарил Христа за новый день, за то, что он живёт, и что сегодня такая чудесная солнечная погода.

После этого Франсуа умылся, оделся в простой наряд с красивым белоснежным кружевным воротником, расчесал каштановые спускавшиеся по плечи, кудри и с ребячливым добрым озорством взял со стола большое перо страуса и стал им щекотать Киту пятки, чтобы тот проснулся. Весёлый мальчишка-подмастерье звонко смеялся над шуткой старшего друга и поварчивал:

– Ну, Франсуа, братик, ну, милый, почему тебя каждое утро так и надирает встать в несусветную рань и меня при этом зачем-то будить? Я не пойду на утреннюю прогулку сегодня, я хочу отоспаться хоть раз!

Но Франсуа лишь по-доброму, ласково улыбнулся и хихикнул, потому что он знал, что Кит точно так же любит их традицию гулять утром, и высыпается, просто ленится вставать, и молодой человек даже знал самое лучшее средство победить эту лень.

Франсуа хитровато прищурил один глаз и мягким, по-отечески нежным голосом спросил Кита:

– А если я пообещаю, что во время прогулки мы зайдём на рынок и купим сладких яблок целую корзинку, а тебе ещё кулёк изюма и шарик твоего любимого ванильного мороженого? Идёшь?

Кит сразу с весёлым задором в распахнутых зелёных глазах соскочил с кровати со словами:

– Ну, так бы и сказал бы сразу, Франсуа! Я за своё любимое ванильное мороженое да ещё кулёк изюма и не в такую рань встану!

…Кит быстро умылся, оделся, нахлобучил свою любимую зелёную беретку и поспешил за Франсуа.

Сначала два неразлучных друга гуляли в красивом шуршащем зеленью городском парке, наполненном солнцем и свежим чистым воздухом, и Кит так и норовил прилечь на скамейку, когда Франсуа не разговаривал с ним, а отвлекался, чтобы сделать в парке пару-тройку гимнастических упражнений: наклоны, приседания, повороты и пробежку по дорожкам. Потом, беседуя, они направились к ближайшему небольшому рынку, и сначала Франсуа подошёл с корзинкой, что взял с собой на прогулку, к старой торговке овощами и фруктами и вежливо произнёс:

– Доброе утро, будьте любезны, продайте мне тех спелых красных яблок, штучек пять в эту корзинку, сколько с меня?

– Что ж, доброе утро, странный, но обходительный молодой человек, вот ваши яблоки, с вас всего двадцать центов… —сказала старушка-торговка, подавая Франсуа его корзинку с яблоками.

Франсуа расплатился, взял корзинку и галантно поблагодарил торговку. А потом Кит и Франсуа подошли к сладкой лавке и купили весёлому подмастерье кулёк с изюмом и шарик ванильного мороженого, и направились в свою съёмную комнату, по пути угощаясь, Франсуа спелым хрустящим сладко-кислым яблоком, а Кит мороженым и изюмом из кулёчка, ведь им было пора собираться во дворец. Через час их уже ждала с заказанным платьем надменная принцесса Фредерика-Берта.

… Франсуа и его верный подмастерье были у своей заносчивой заказчицы вовремя, и Франсуа, как кутюрье, помог облачиться жеманной принцессе в новое платье. Шедевр, что сшил молодой кутюрье для надменной кронпринцессы, просто поразил своим великолепием Фредерику-Берту до радостного повизгивания. Невероятно пышное с очень узкой талией платье из золотого атласа с белоснежными жерновами и вставками из кипенно шёлка и нежным маленьким узором в виде геральдической лилии из бриллиантов было более чем богатое!

Фредерика-Берта стояла, кичливо и жеманно любуясь собой и откровенно взглядом, мимикой грубого лица, которое портил крючковатый нос, жестами заигрывала с Франсуа, а тот выполнял вою работу с таким хладнокровием и брегливотью на лице, будто бы сейчас одевал платье на жабу.

– Франсуа Жаккар, вы просто гений! Я в восторге! На следующем балу я точно возьму титул первой красавицы! А вы, как молодой мужчина, считаете меня красивой? Может, вы бы изменили своим принципам, и мы бы провели приятно время? Разве вам не хочется, когда такая красавица предлагает сама? – заигрывая с некрасивой жеманностью, ломалась перед Франсуа принцесса Фредерика-Берта Ротенбургская.

Франсуа слегка насупился мыслью: «Нашлась «первая красавица»! Пугало огородное, а не красавица, вся изломалась, чтобы понравиться мне, а я вот терпеть не могу таких заносчивых надутых девиц! И такую невзрачную внешность не украсит даже это платье!», но с вежливым учтивым тоном ответил:

– Ваше высочество, прошу простить меня, но я своим принципам не изменяю, романов со своими заказчицами не завожу, вас я не оцениваю, как мужчина женщину потому что я на работе! Я – кутюрье, выполняющий свои обязанности, и всё! Если вас в платье всё устраивает, то прошу вашего отца, его величество, расплатиться со мной и разрешите откланяться…

Высокомерная Фредерика-Берта скривилась и фыркнула раздосадовано.

Франсуа пошёл вместе с Китом к королю Хлодвику-Карлу Ротенбургскому, получил жалование и молодой кутюрье вместе с неизменным подмастерье хотели уйти, когда к ним подошла служанка и обратилась:

– Извините, я не ошиблась, вы же – кутюрье Франсуа Жаккар?

Франсуа округлил вои ясные светло-табачные глаза от сильного удивления, опешил, но протянул учтиво:

– Эм,… нет, вы не ошиблись, кутюрье Франсуа Жаккар – это я. А зачем вы искали меня?

– Мне приказала вас найти и позвать в её будуар её величество королева Ульрика Ротенбургская… – объяснила служанка.

Франсуа от удивления потерял на несколько секунд дар речи, вытянул нежное личико, но робко ответил:

– Что ж, раз её величество меня хотят видеть, наверное, разговор пойдёт о новом заказе, проводите меня, пожалуйста, к её величеству королеве Ульрике…

… Когда Франсуа зашёл в будуар Ульрики, то увидел подругу в ужасном состоянии: болезненно бледная, даже чуть-чуть зеленоватая, заплаканная, с невыразимой тоской в больших голубых глазах, она смотрела на Франсуа, облокотившись на изящный секретер…

На юной королеве было одето симпатичное простое синее платье с пышным подолом и с кружевным сточим воротником, а куски аквамаринового атласа лежали на секретере.

Франсуа догадался, что с его подругой случилась какая-то беда, от волнения побледнел и схватился за сердце, но мягким голосом просил:

– Ульрика, у тебя случилась беда? Если не тайна, что же случилось? Я могу чем-то помочь? Я же друг, я беспокоюсь за тебя…

Ульрика бросила несчастный взгляд на лоскутки аквамаринового атласа и, шмыгая носиком, ответила:

– Франсуа, друг, моё главное горе случилось восемнадцать лет назад, когда я появилась на свет, сразу обречённая на одиночество, разбитые мечты и унижения в течение всей жизни. Я…, ты понимаешь, друг, выросла, как я тебе рассказывала в семье очень жестокого человека, торговца мушкетами и ружьями Ханса Беккера, и за детство, со скольких лет я себя помню, я не услышала от родителей ни одного хорошего слова. Мать была равнодушна, как глиняный кувшин, и никогда не интересовалась жизнью своих дочерей, только, когда подрастила до десяти лет, стала учить читать, писать, да вести хозяйские домашние дела. Отец же был настоящий нарцисс, бесчувственный самовлюбленный тиран, он издевался надо мной и моей младшей сестрой, как хотел, и бил, и порол, и держал голодом, всячески унижал, делая из нас покорных служанок. Конечно, это было обидно, конечно, хотелось узнать самую простую родительскую заботу, без любви я чахла, моя самооценка просто была опущена в дождевую лужу. Но, понимаешь, я всегда верила, верила, что моя жизнь изменится к лучшему, когда я вырасту. Ведь я – не глупая кукла, не безграмотная чернавка, я не только хозяйством умела управлять, я образована, и этикет знаю, и танцы бальные, и читать люблю, особенно я полюбила пьесу Шекспира «Ромео и Джульетта», «Илиаду» Гомера , и романы о короле Артуре, и музицировать на клавесине я умею, и, между прочим, никто не знает, а я неплохо, хоть и любительски, к этому ещё пою, и очень люблю это развлечение, когда рядом никого нет. И я верила, что выйду замуж за доброго хорошего любящего меня человека, который будет уважать меня, как личность, любить. Будет не заставлять повиноваться, а относиться, как к равной, уважать. Пусть он был бы не лорд и не граф, и не имел миллионов, был просто зажиточным работящим человеком или торговцем, но мы бы жили, как и положено мужу и жене, в согласии и взаимной любви. Я чувствовала бы его ласку, нежность, расцветала бы и любила в ответ, берегла уют нашего семейного очага. И я пела бы ему, вместе читали бы, когда отдыхали, а потом я бы родила мужу красивых здоровых умных талантливых детей, и у нас была бы большая и счастливая семья. Но все мечты рухнули, когда за несколько сундуков с золотом, отец отдал меня замуж за старого сморчка, страдающего по своей первой жене, равнодушного Хлодвика-Карла, неласкового старика-грубияна, который, ни разу не обратил на меня внимания, как на жену, даже когда я появилась перед ним в том сказочно прекрасном аквамариновом платье. Я не могу смириться с тем, что я совсем одинока, и никогда не могу родить ребёнка. Я пыталась, пыталась наладить свою жизнь королевы во дворце, проявить свой ум, понимание, но и тут я стакивалась с постоянным унижением со стороны этой капризной несносной девицы Фредерики-Берты. А недавно она, позавидовав мне, перед балом, порвала то платье, что ты мне сшил, и это её унижение стало последней каплей. Ты, Франсуа – мой единственный друг, прости за мою слабость и откровенность в этой исповеди, но мне больше не с кем поговорить просто по душам…

Франсуа очень внимательно, со сосредоточенностью на светлом аристократичном лице слушал исповедь своей подруги и с искренней болью, состраданием смотрел на Ульрику. Потом подошёл к девушке, аккуратно вытер слёзки батистовым платочком и мягко изрёк в ответ:

– Ульрика, я тебя понимаю, не переживай, что позволяешь мне рассказать некоторые тайны и заповедные мысли, я – твой надежный друг, я же желаю тебе только добра. Я очень сопереживаю тебе, потому что для меня немыслимо представить как это ужасно: всю жизнь чувствовать себя нелюбимым и одиноким, постоянно тщетно пытаться исправить эту ситуацию. А из-за платья не огорчайся, тот сказочный шедевр, что я готовлю тебе на бал, который должен состояться через неделю, будет намного богаче, красивее, изысканнее, чем аквамариновое, так что забудь о нём, как о недостойном твоей красоты простенькой обноске. А на её высочество даже не обижайся, потому что это же не кронпринцесса, а так, какая пустоголовая разнаряженная жеманная заносчивая кукла, которая любит только себя, ей до тебя, как жабе до прекрасной розы. Но, знаешь, какие несколько моментов в этой твоей исповеди меня удивили? Во-первых, у меня сразу возник вопрос: почему ты, такой удивительный, душевный, умный человек, такая восхитительная девушка, настолько неуверенна в себе, скована в общении с другими людьми, ты почему-то спрятала все свои увлечения, таланты, мечты и мысли ото всех, не сопротивляешься своей доли, которая не устраивает тебя, боишься. У тебя при всех твоих достоинствах заметно не хватает самоуважения, самодостаточности, уверенности в своих силах, умения сказать «нет». Почему ты вышла замуж за короля, хотя была против? Ну, если ты тогда испугалась отца, почему сейчас, раз у вас с мужем такие натянутые отношения, не пытаешься развестись? Ведь это в твоём случае будет не сложно, нужно-то будет, чтобы знатные матроны засвидетельствовали твою невинность, и потом обратиться к церкви с просьбой расторгнуть брак по причине мужской несостоятельности супруга. Откуда такая боязнь и покорность, как у… рабыни?

– Да, – прервала отчаянным восклицанием слова Франсуа Ульрика. – как у рабыни!!! Я, по сути, и была воспитана, как рабыня, я всегда слышала наказ отца «привыкай быть покорной!». Я боялась его, я не осмелилась сказать «нет», я и мужу сейчас не осмелюсь сказать «нет» и потребовать, как ты советуешь, развода, потому что он такой властный человек, что развода не даст. Он мне ещё и встряску хорошую устроит, чтобы я молчала и не показывала характер, я здесь на птичьих правах!

Франсуа же заботливо положил свою изящную руку на покатое плечо Ульрики и мягким голосом продолжил разговор:

– Во-вторых, я хотел сказать, что меня приятно удивил тот твой рассказ о том, как ты представляла себе свою идеальную семейную жизнь. Заешь, что именно меня удивило? Тем, что ты, если не считать мелочей, в точь-в-точь описала ту трогательную семейную идиллию, нежность, уважение и заботу, которые я видел у своих родителей. Они очень любили друг друга, всегда старались проводить вместе время интересно, я, как мальчишка, так радовался, когда отец приходил домой из своей торговой лавки, и они с мамой просто с восторгом бросались друг другу в объятия. Отец не мог позволить дарить маме часто богатые подарки, семья наша была неплохо обеспеченна, но не до роскоши, подарки он делал на большие праздники, но всё равно он не приходил домой без простого букета цветов для жены. И детей они своих очень любили, и ласковые были, и многим жизненным мудростям научили, сначала меня, а потом и нашего всеобщего любимчика, приёмыша Кита. И, главное, и я всегда мечтал, что у меня в семье будут такие же заботливые нежные отношения, как и у родителей, тем более, что я, создавая такие шедевры и обшивая всю знать и почти всех королев и принцесс в Европе, имею достаточно богатое денежное состояние, намного больше, чем зарабатывал отец. И могу позволить себе создать своей семье более обеспеченную жизнь, у нас с тобой много совпадений, и не только в представлении об идеальной семье. Я тоже очень люблю музыку и хорошие книги, хотя сам никогда не музицировал, а книги я из-за проблем со зрением привык только слушать. Вон, Кит выручает, читает вслух, только мы любим не трагичные истории, а что-то более весёлое: и комедии Мольера, и Лопе де Вега всего перечитали, романы о короле Артуре же мы с Китом до дыр затёрли. Но особенно я люблю, во Франции я часто посещал оперный театр, и оперы, и балеты, и просто слушать музыку, а в детве я очень любил слушать, как пела романы мама. Может, раз мы тут по-дружески сидим, общаемся, сыграешь на клавесине и споёшь какой-нибудь твой любимый романс или что-нибудь другое?

Ульрика сразу взбодрилась, мило обаятельно улыбнулась, личико чуть-чуть порозовело, в голубых больших глазах появились икорки задора, она грациозно села за клавесин и начала ловко играть мажорную мелодию и петь нежным хрустальным голосочком комические куплеты.

Франсуа обаятельно лучезарно улыбался, по прищуренным светло-табачным светящимся радостью глазам, по милому негромкому смеху на смешных местах в комических куплетах, было понятно, что молодой человек искренне восхищён талантом подруги, и он действительно наслаждается такой милой весёлой песенкой.

Только Кит стоял в сторонке и, что было для него, смешливого, любящего шутки беззаботного мальчишки-отрока, совсем непривычно, не смеялся над комическими куплетами, а с грустным задумчивым видом закрыл свои зелёные глаза и качал головой…

Когда Ульрика закончила, то лёгким движением руки откинула за спину свои длинные красивые пепельные блондинисто-жемчужные кудри и спросила:

– Ну, как, Франсуа, я не опозорилась? Тебе понравилась?

– Очень! Это выло волшебно! У тебя не только хорошие музыкальные данные, но и такое хорошее мило чувство юмора! Ну, честно, очень мило и смешно, с удовольствием послушал! Я не понимаю, как можно не замечать того, какой ты чудесный человек! Сам не пойму, чем ты меня зацепила, но что-то в тебе трогает, впечатляет, какое-то неповторимое женское обаяние… – восторженно сияя, восклицал Франсуа…

Но тут Кит напомнил о времени, и Франсуа, галантно раскланялся и сказал:

– Когда я приду к тебе с твоим новым платьем-шедевром, который мы готовим к твоему триумфальному балу, мы ещё поговорим, и, я надеюсь, ты сыграешь и споёшь мне ещё что-нибудь столь мило и весёлое, как сегодня…

… Франсуа и Кит пришли домой и сели за работу, когда Кит с недовольством в зелёных глазах слегка насупился и тихо сказал:

– Хм, Франсуа, конечно, это не моё дело, я ещё не дорос, чтобы тебе в таких вещах советы давать, но я тебя, как старшего братика, прошу: давай, пока не поздно, смотаем удочки во Францию. Что-то уж больно странно ваша «дружба» с королевой как-то не похожа на просто дружбу, а на такое галантное ухаживание кавалера за дамой. И, ой, боюсь, уже палёным запахло, потому что если его величество Хлодвик-Карл Ротенбургский, узнает всё это, то так разозлиться, мало ни тебе, ни королеве не покажется…

Франсуа стыдливо опустил взгляд ясных светло-тачных глаз в пол и тихо стеснительно ответил:

– Знаешь, Кит, братик милый, я и сам запутался, что это такое между мной и Ульрикой, вроде, просто дружба, а, вроде, и чувство у меня такое возникло к ней…, Ну, тебе ещё не понять, чуть-чуть ты не дорос, но когда-то тоже поймёшь. Ты восхищён дамой, тебе хочется общаться с ней, ты не замечаешь её недостатков, а видишь только достоинства, тебе так хорошо, что ты живёшь наяву, будто в сказочном прекрасном сне и никак не можешь проснуться. Я сам не всё понимаю о нас с Ульрикой, что это было между нами, но зацепила меня она, ничего не могу с собой сделать…

… И, вот, наконец-то настал день долгожданного бала…

Все во дворце уже с утра начали свои приготовления, ведь это был очень важный бал в честь годовщины коронации короля Хлодвика-Карла Ротенбургского, на бал приедут знатные гости и важные послы из разных европейских стран, не говоря уж о том, сколько знатных семейств Германии будут присутствовать на этом балу. А Ульрика ждала это событие не только из-за его важности для страны, но и для себя.

Она верила, что план, который предложил ей Франсуа с созданием ажиотажа вокруг юной королевы, её бала-триумфа, из-за которого её муж изменит своё хладнокровие и равнодушие к Ульрике на какое-то более тёплое, обходительное и уважительное отношение, сработает.

… Тут служанка зашла в будар юной Ульрики и почтительно промолвила:

– Ваше величество, я принесла вам от вашего кутюрье Франсуа Жаккара платье, что вы заказывали и ещё он просил передать вам эту записку. Будут ли какие-то приказания, ваше величество?

Ульрика от волнения побелела, как фаянс, губки слегка посинели, глаза голубые округлились, она схватила записку, где корявым подчерком чернилами было написано: «Милая Ульрика, передаю тебе этот новый шедевр швейного искусства, в котором ты будешь блистать сегодня на балу и без сомнения, ослепишь своей красотой. В прошлый раз, когда мы мило по-дружески общались, ты затронула самые чудесные струны моей души своим богатым внутренним миром и неповторимым обаянием юности и женственности. Я не пришёл с платьем сам, чтобы сегодня сделать тебе ответный сюрприз, ведь ты привыкла видеть меня простым портным, который выполняет свою работу, и стал твоим лучшим другом. Сегодня же я хочу предстать перед тобой на балу, как истинный благородный кавалер, который будет, хотя бы не в полной мере, достоин, танцевать с тобой. Твой преданный друг Франсуа».

Ульрика обрадовалась, как не радовалась никогда в жизни и ответила служанке:

– Да, Диана, указания будут. Созови, пожалуйста, всех моих личных служанок, чтобы они помогли мне облачиться в то роскошное бальное платье, что сшил кутюрье, и подобрать обувь, веер и украшения к нему, а так же цирюльника, чтобы сделал мне бальную причёску…

Молоденькая служанка ушла со словами:

– Уже спешу выполнять ваши указания, ваше величество…

Тут же собрались служанки и начали облачать Ульрику в сложный наряд…

Новое платье Ульрики из дорогого так изысканно струящегося шёлка изумрудного цвета состояло из настолько пышной юбкой, что на неё было трудно положить руки, лифа с глубоким вырезом лодочкой, который был расшит тончайшим золотым кружевом и трёхметрового роскошного шлейфа из такого же тонкого золотого кружева, что и на лифе с декольте! Тут же служанки надели Ульрике бальные изящные туфельки и шикарный гарнитур из изумрудного и жемчужного колье и крупных изумрудных серёжек. А цирюльник поспешил сделать молодой королеве роскошную высокую причёску из её длинных красивых пепельных блондинисто-жемчужных волос и вставить в причёску золотую диадему с жемчугом…

Когда все увидели Ульрику в таком прекрасном обличии, то замерли в полной тишине от небывалого восторга! Ничего более восхитительного никто из них не видел, казалось, сейчас своей красотой она затмевала самую Елену Троянскую и мифическую Афродиту. Казалось, что это стоит неземная сказочная нимфа, но никак не простой человек, наша скоромная Ульрика.

Ульрика внимательно рассмотрела в серебряном большом зеркале себя и с радостным восторгом и волнением подумала: « О, да, Франсуа просто гениальный кутюрье, он умеет преображать! Как и в прошлый раз, он сделал меня снова другим человеком, из простушки превратил меня чуть ли не в саму царицу Савскую или Клеопатру! Ох, берегись, Хлодвик-Карл, старых козёл с седой бородой, ты меня ещё такой не видел, и уж точно приревнуешь, не останешься равнодушным, попытаешься как-то расположить меня к себе, или, если останется прежним, точно потеряет всяческое моё уважение…».

Тем временем готовилась к балу и высокомерная кронпринцесса Фредерика-Берта. Она только успевала грубо приказывать своим бедным взмыленным служанкам то чистить до сверкающей белизны жернова и вставки из белоснежного шёлка, то потуже затягивать её в корсет и одевать то самое невероятно пышное с узкой талией платье из золотого атласа и маленькой геральдической лилией из бриллиантов, что сшил Франсуа. Потом она загоняла служанок, пока они нашли её лучшие парчовые туфли, изысканный веер и бриллиантовые серьги с тиарой и дополнили образ капризной принцессы этими вещами. Довольная, спесиво налюбовавшись собой, Фредерика-Берта поправила причёску из тёмно-русых волос и пошла к гостям, потому что до начала бала оставалось полчаса, когда увидела в зале среди гостей Ульрику в этом необыкновенном образе! От злобы, зависти, разочарования, высокомерная принцесса раскраснелась и перекосила и без того грубоватое лицо с крючковатым носом и подумала с досадой: «А-а-а!!! Ну, почему я опять проиграла Ульрике?! Почему эта бывшая чернавка одета лучше, чем я?! Почему опять у меня облом, а у неё – триумф?! Ой, пожди, Ульрика, сегодня ты правишь балом, но я за свою нынешнюю неудачу ещё отыграюсь, буду добиваться реванша!».

… А Ульрика царственно шла в позолоченном мраморном бальном зале со множеством золотых подсвечников с осанкой настоящей царицы Клеопатры, демонстрируя красоту изящной шеи и покатых плечей, а за ней женственно и царственно спускался трёхметровый шлейф из золотых кружев. Изумруды в колье и серьгах, шёлк платья и золотые кружева лифа сверкали в свете свеч…

Все гости в необычайном восторге любовались ей, уважительно кланялись и перешёптывались:

– Сегодня её величество Ульрика Ротенбургская прекраснее всех! Кажется, она превзошла красотой саму легендарную Нефертити!

… Старый седой сморщенный король Хлодвик-Карл восседал на троне вполне спокойный и довольный с мыслью: «Ничего, пусть развлёчётся повеселиться на балу Ульрика, надо же и ей порадоваться, всё равно у меня танцевать нет никакого желания, пусть хоть она не скучает…».

Когда все гости уже собрались, глашатай вдруг внезапно, неожиданно для всех громко объявил:

– А последним из приглашённых на бал прибыл французский известный кутюрье месье Франсуа Жаккар!

Глашатай растворил позолоченные дубовые двери и в зал вошёл сам Франсуа.

Тут все знатные вельможи разочаровано фыркнули, потому что поняли, с кем будет сегодня танцевать прекрасная королева: конечно, с Франсуа, только такой кавалер достоин её!

Его богатый наряд из голубой парчи с большими белоснежными кружевными воротниками, белым атласным бантом, изысканными кружевами на рукавах и шпагой на широком золотом поясе необыкновенно украшал его внешность. Дополняла его светлокожее нежное с тонкими аристократичными чертами лицо с вежливой улыбкой, каштановые кудри, что красиво спускались по плечи и ясные светло-табачные глаза.

… Он плавной грациозной походкой подошёл к Ульрике, они полюбовались друг другом в немом восхищении и в ужасе от пришедшей обоим одновременно мысли: «Что мы наделали?! Мы влюбились в друг друга!!!». Но тут Франсуа галантно поклонился и пригласил Ульрику на танец:

– Милая, пользой ангажировать тебя…

Молодая королева изящно протянула ручку, и они начали танцевать танец за танцем, то полонез, то вальс, то мазурка, то гавот, то галоп, то котильон, и это у них получалось так легко, грациозно, красиво, шлейф из золотого кружева только успевал вздыматься в танце, как крылья у красивого мотылька. Все танцевали, но всё равно смотрели на них с восхищением, кавалеры не решались подойти к Ульрике, когда она рядом с таким изысканным молодым человеком, только двое отважных смельчаков подошли с попыткой пригласить на танец Ульрику. Но неожиданно для самого себя Франсуа не уступил им юную королеву, как задумывалось, а только недовольно ответил:

– Прошу прощения за бестактность, но её величество обещала сегодня все танцы мне…

И так весь бал до поздней ночи танцевали без устали Франсуа и Ульрика тихо переговариваясь.

– Франсуа, мне кажется, что все сморят на нас…

– О, да, милая, все сморят на нас, потому что ты сегодня прекрасней всех, ты – что-то неповторимое волшебное, как сказочный сон, юная прелестница, что прекрасна и внешностью, и манерами, и душой, и умом, без единого недостатка. Поверь, все эти придворные знатные дамы сейчас до потери сознания завидуют твоей красоте, ведь они не догадываются, что ты хороша не только лицом, но и душой, характером, всем, а знатные вельможи аж позеленели, завидуя мне, что я, а не они удостоились чести танцевать с тобой!

– Ах, Франсуа, ты так обаятелен, галантен, умён, талантлив, что это мне завидуют дамы, что не они, а я удостоилась чести сегодня танцевать с тобой! Как нам сейчас хорошо, когда мы, две родственные души, рядом! Жаль, что это не на всю жизнь, а лишь на короткий миг…

… Ульрика говорила, а сама в мыслях хотела сдаться обаянию Франсуа, танцевать с ним, потом в будуаре целоваться, и так вместе и провести ночь любви до утра…

А Франсуа покорял Ульрику остроумными шутками и изысканными комплиментами, а сам думал, холодея от страха: «О, ужас, я полюбил Ульрику! Я покорён и влюблён, и сам в трепете от этой мысли, я не знаю, что нам с Ульрикой теперь делать с этой любовью! Начирикал всё-таки Кит! Я сам в недоумении, и не понимаю, почему я тогда сказал ей, что холостой? Почему не ушёл сразу, а так долго общался? Почему мы с Ульрикой доверяем друг другу все сокровенные тайны, хотя узнали друг друга недавно? Почему так быстро перешли на «ты»? Почему на балу я танцевал только с ней, видел только её, и, вопреки собственному плану, не уступил её ни одному другому кавалеру? Влюбились! Прямо, как Ромео и Джульетта, только те не могли быть вместе из-за сложных распрей своих семей, а у нас всё проще и безнадёжнее: Ульрика несвободна, она замужем за королём…».

А высокомерная принцесса Фредерика-Берта сначала стояла со скривленным лицом, фыркая от досады, заносчиво сжимая губы, её жутко раздражало, то, что Ульрика сегодня была признана первой красавицей бала, никак это звание не достаётся чванливой кронпринцессе. А потом она понаблюдала за Ульрикой и Франсуа, которые весело порхали по мраморному полу дворцовой залы, как два милых мотылёчка, что-то перешептываясь и смеясь дружно, и обида на лице надменной кронпринцессы сменилась ехидной, злой, ядовитой ухмылкой. Она догадалась, почему Франсуа столько раз отказывал в любви самой принцессе, и кому принадлежит сердце молодого гениального кутюрье…

Глава «Всё зашло слишком далеко…»

… Так к двум часам ночи бал кончился, гости, обсуждая с восхищением богатство бала, разъехались, все разошлись, слуга уже затушил свечи и поспешил удалиться, а Ульрика и Франсуа никак не могли решиться разнять рук и расстаться…

Теперь они смотрели на друг друга совсем иначе, они увидели друг друга впервые во всей красоте…

Франсуа, растерянный в этой ситуации и смущённый, не знал, что делать, где взять силы сейчас отпустить ручки Ульрики, чтобы скорее уехать от греха подальше. Он понимал, что, если Ульрика наберётся храбрости признать первой ему в любви и предложить что-то, он в таком порыве и любви, и страсти, сразу забудет свои стойкие, как камень, христианские принципы благочестия и целомудрия и ринется исполнять то, что скажет королева его сердца…

… Ульрика же, непривычно красивая и бледная в темноте, стояла, не решаясь сказать самых главных и желанных для неё сейчас слов, а потом по смущённому взгляду ясных светло-табачных прищуренных глаз и стыдливому выражения на нежном лице Франсуа, по движению его руки, что он уже собирается уйти, собралась с духом и тихо изрекла:

– Франсуа, милый, прости, прости меня, пожалуйста, за такое откровенное легкомыслие, но понимаешь,… я только сейчас осознала, что я люблю тебя так, как не может любить своего кавалера ни одна дама. Даже привязанность Гиневры к Ланцелоту лишь маленькие искорки по сравнению с тем сильным, многогранным чувством которое я испытываю к тебе. Моя девичья душа требовала любви, настоящей, сильной, взаимной любви, я не получала её от мужа, этого старого сморчка Хлодвика-Карла, который, по-моему, и не заметил ничего нового на балу. И… понимаешь, мне бы не хотелось бы расставаться прямо сейчас, если ты, конечно, испытаешь тоже такие сильные чувства, как я к тебе. Я понимаю, какой нехороший поступок я тебе предлагаю, но я столько узнала беды за свои юные восемнадцать лет, что Бог простит нас за то, что я, хоть и нечестным путём, узнаю хоть один-единственный раз в жизни, что такое счастье настоящей любви! Так, если ты не против, и того же мнения, может, продолжим этот чудесный бал столь же приятной ночью у меня в будуаре?

Франсуа побелел от испуга, сердце его затрепетало лихорадочно, как у соловья, но какая-то необъяснимая сила, будто магнита, тянула молодого кутюрье к своей нежной, как фаянсовая статуэточка, возлюбленной. Он понимал, что сам потом будет ругать себя последними словами за такой низкий поступок, будет страдать, заниматься самобичеванием, но в этот момент он был до самозабвения рад быть рядом с любимой, что не мог (и чуть-чуть и не хотел) думать о последствиях. Его губы приблизились к бледным устам Ульрики, и он прошептал в ответ:

– Ульрика, самая главная, единственная любовь моя, я так сильно сражён твоим обаянием, красотой, твоим характером, ты для меня кажешься настолько сказочно прекрасной, и я тебя так искренно полюбил, что даже если бы я захотел, я бы не смог сейчас сказать «нет». Хотя, помниться, сам учил тебя, что нужно иметь храбрость говорить «нет», но иногда так хочется послушать зов сердца, а не разума! Так что, милая, идём в будуар?

… Через несколько минут влюблённые стояли в бударе Ульрики при мерцающих в золотых подсвечниках свечах. Ульрика с милой обаятельной игривой улыбкой скинула диадему, изумрудные и жемчужные украшения в ушах и на шее, легким движением руки сломала высокую причёску и распустила свои длинные красивые пепельные блондинисто-жемчужные воздушные кудри. Франсуа с милой игривостью сбросил кожаные перчатки с рук, поправил свои каштановые кудри на плечах, бросил красивый большой кружевной белоснежный воротник на пол, и их уста соединились в долгом, полным любви, и нежности, и страсти, поцелуе. Всё было понятно без слов. Тут Ульрика, закрыв от удовольствия свои большие голубые глаза, сделала лёгкое движение рукой, повела красиво покатым плечом, и шикарное пышное платье из струящегося изумрудного шёлка и шлейфа из тонкого золотого кружева упало на пол, оставив девушку только в чулочках, атласных с кружевами панталонах и в красивом корсете. Франсуа стал нежно, чувственно самозабвенно целовать её изящную шейку, покатое плечико и нежную ручку, пока руками с трудом нащупал шнуровку корсета и неловко неуклюже медленно стал расшнуровывать корсет и пытаться снять.

Ульрика прижалась поближе к Франсуа, млея от удовольствия, ликуя от мысли, что её девичья девственность достанется не надменному старому брюзгливому холодному Хлодвику-Карлу, а сейчас она подарит её человеку, которого любит по-настоящему, и их чувства взаимны…

– Любимый, любишь ли ты меня так же сильно, как Ромео Джульетту? – с нежным придыханием прошептала Ульрика.

– Даже не сомневайся! – ответил тем же тоном Франсуа.

– Любимый, а будешь ли ты помнить меня всю жизнь, как Орфей Эвредику? – с тем же взволнованным придыханием задала вопрос Ульрика.

– Буду! Буду! – воскликнул Франсуа.

Тут молодой кутюрье почти справился с надоевшей шнуровкой корсета, и парочка покатилась на широкую кровать, забыв задёрнуть тёмно-синий бархатный балдахин. Ульрика застыла в ожидании…

…Но тут Франсуа резко изменился в лице, резко побелел, а в распахнутых светло-табачных ясных глазах, полных печали, застыли слёзы, быстрым движениями вскочил, суетливо поднял и прикрепил на место кружевной белоснежный большой воротник, нацепил на руки кожаные перчатки и нервно поправил растрепавшиеся каштановые кудри.

Ульрика с недоумением в голубых распахнутых глазах поправила свои длинные пепельнее жемчужные воздушные кудри, лёжа на шёлковой постели и стеснительно спросила:

– Франсуа, милый, а что, разве любви, что мы хотели, не будет? Ты передумал и уходишь? Почему, ведь у нас всё так неплохо началось, если бы мы продолжили бы, у нас бы могла бы случиться самая приятная в нашей жизни ночь…

Франсуа же уже закончил поправлять свой внешний вид из стадии «Ой, простите за такой неопрятный вид, я только что соскочил с ложа любви дамы своего сердца» до стадии « Как видите по мне, я – приличный благовоспитанный молодой человек и по будуарам замужних дам не шастаю». Бледный и печальный, будто Пьеро, Франсуа тихо ответил Ульрике, не выдержав и всё-таки прослезившись:

– Вот именно, милая ненаглядная моя Ульрика, что это была бы самая приятная, но и последняя совместная ночь в нашей жизни, единственная. Наша ситуация очень щекотлива и небезопасна: если хоть один посторонний человек как-то узнает или догадается, что тут происходило между нами, и всё дойдёт до его величества, ой, будут проблемы! И самое печальное, что не у меня, а у тебя будет очень большой букет проблем! Я-то что и кто? Так, всего лишь какой-то кутюрье, если случился бы скандал, быстро бы с Китом собрал вещи по сундучкам, расплатился за комнату, тем более у меня такие большие доходы, снял почтовую карету, и всё, нас с Китом тут будто бы и никогда и не было, мы уже во Франции. А ты – королева, тебе нужно соблюдать честь королевской семьи, ты никуда не сможешь уйти или скрыться. Если все будут обсуждать тебя с нехорошей стороны, твой муж, его величество будет в гневе, ты не только внимания его не получишь, он так за позор возненавидит тебя, что в лучшем случае он устроит тебе грандиозный скандал, сделает из тебя одинокую затворницу без всяких выходов. А в худшем задаст тебе такую порку, как неверной жене, что несладко тебе придётся, или сошлёт в монастырь. Мы всё равно не будем вместе, у нас нет шанса на законный брак и создание семьи, потому что ты замужем за королём, и кроме того что замужем, носишь титул королевы, опозориться для тебя – это будет слишком печальным поворотом этой истории с горькими последствиями. А я, так, всего лишь кутюрье, слуга. А встречаться так, как мы решились сегодня, тайком, ради счастья, я не вижу смысла, потому что слишком уж опасное, непрочное и мимолетное счастье получится, очень уж быстро и плачевно кончится. Поэтому, как поётся в старинном романсе: «Увы, и ах, но прости, что нам не быть вдвоём…». Прощай, милая моя Ульрика, сказочная Ульрика, я тебя действительно не забуду, не забуду наших бесед, твоего чудесного пения, твоих нежных рук, твоих добрых прекрасных глаз. Прости, но я завтра уеду домой во Францию, я не стану рисковать тобой, самым дорогим для меня человеком…

После этого Ульрика с тяжёлым вздохом встала с кровати, на душе у неё было тяжело, настоящая буря слёз без единого слова, потому что и без объяснений было понятно, что Франсуа прав абсолютно, нельзя позволитьсебе податься бездумно страстям, им придётся сейчас расстаться, и навсегда.

Франсу зашнуровал ей корсет, девушка надела простое сиреневое платье и расчесала длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы, чтобы выглядеть опрятно, будто бы сейчас ничего не было, хотя печи, шея и ручка приятно горели от поцелуев Франсуа.

Потом юная королева села за клавесин и со слезами на болезненно бледном личике тихо спросила:

– Ну, что ж, ты, милый, прав, хорошо даже, наверное, что ты вовремя остановился. Что ж, просто, скажем «прощай» и расстанемся или на последок хочешь послушать один старый романс о любви?

Франсуа со слезами в прищуренных ясных светло-табачных глазах прошептал:

– О, это было бы просто чудесно, хоть какое-то утешение перед расставанием…

Ульрика, не переставая плакать, стала играть и петь старый романс о несчастной любви и расставании, минорная музыка, как и милое пение печальной девушки, полилось по будуару…

Франсуа же слушал, и не выдержал, так тяжело ему было распрощаться с Ульрикой, быстро, чтобы сердце не так сильно болело от тоски, и тихо вышел из будуара…

И вот когда ясные табачные глаза у молодого человека расширись, как у совы, лицо вытянулось, а вся душа похолодела от ужаса. У дверей будуара Ульрики стояла с самодовольным выражением лица и язвительной ядовитой ухмылкой высокомерная кронпринцесса Фредерика-Берта. Её грубоватое лицо, который портил крючковатый нос, излучало такую желчную победу, что было ясно, что она сейчас выследила их, и всё видела и слышала.

– Ах, милый, милый Франсуа, как же наивно вы с Ульрикой решили, что по вашему поведению никто не догадается о вашем романе, наверное, ваши нежные переглядки заметил бы даже ребёнок! И, как же быстро, увидев такого красивого и галантного кавалера, забыла про всякую честь и быстро сняла свой нимб Ульрика, да и ты, Франсуа, как быстро тоже забыл про свой нимб и свои принципы, как красиво говорил, что не заводишь отношений с дамами, которых обшиваешь! Ха, как наивно вы попытались всех обмануть, но у вас это не получилось! Ха, я представляю гнев своего отца, и какую порку он задаст неверной жене!..

…Ульрика, услышав это, отвернулась и заплакала с мыслью: «Да, милый мой Франсуа был прав, слишком горькие последствия у этого мимолётного счастья…».

Франсуа же, болезненно бледный от волнения, вежливо и учтиво промолвил Фредерике-Берте:

– Ваше высочество, я нисколько не оправдываю свой поступок, но прошу, послушайте меня. Легко упрекать согрешившего человека, всё ставить ему в вину, но сами вспомните слова Христа: «Кто из вас без греха, первый киньте в неё камень», безгрешен один лишь Господь. Я очень прошу вас проявить сострадание и какую-то, ну, как бы правильно сказать, женскую солидарность, и не говорить его величеству об увиденном, сохранить, как тайну. Вам сейчас легко обвинять её величество Ульрику, но подумайте сами, в какой она нелёгкой ситуации: ваш отец просто купил её у своего нынешнего тестя, как красивую куклу, бравировал перед знатью красотой своей молодой супруги, а сам ни разу не оказал ей никакого внимания: ни ласки супруга, ни мужской заботы. Он был совершенно равнодушен, потому что уже, во-первых, в солидных годах, а во-вторых, всё равно любит свою первую жену, вашу мать, её величество Августу-Генриетту Ротенбургскую. Вы, наверное, понимаете, что не самая весёлая и приятная жизнь у её величества Ульрики во дворце, муж не оказывает никакого внимания, естественно, даже ребёнка она не сможет родить в этом браке из-за солидного возраста его величества Хлодвика-Карла, она обречена, прожигать жизнь среди балов с горьким чувством одиночества. А ведь Ульрика – красивая, юная, умная девушка, если бы она вышла замуж за более здорового и молодого мужчину, она бы могла подарить ему и женскую нежность, и советчиком в жизненных вопросах помогать, и детей достойных родить. Она искала хоть какое-то избавление от одиночества. И самым близким для неё человеком оказался я. Вам, ваше высочество, легко будет сейчас смеяться над нами, но подумайте над тем, что я вам рассказал, пожалуйста, ведь ваш отец тоже будет отдавать вас замуж явно не по любви, а по расчёту, искать вам принца или короля, достойного кронпринцессы Германии. И вы не знаете, как сложится ваш брак, быть может, ничем не лучше, чем брак вашего отца и Ульрики, и, кто знает, быть может, вы тоже можете попасть в такой же неловкой ситуации, как и Ульрика. Я вас прошу, сохраните всё в тайне, проявите сочувствие к молодой королеве…

Фредерика-Берта же в ответ игриво, со свей со своей жеманностью и язвительной надменной ухмылкой зло засмеялась, взяла Франсуа за длинный каштановый локон и ядовито-насмешливым тоном протянула:

– Ой, Франсуа, что ты оправдываешься сейчас и смущаешься, будто перед Святым Отцом на исповеди? Все люди, понимаем, но вот только сочувствия к Ульрике у меня не появилось абсолютно даже после таких трогательных слов, так как я сейчас победитель, я и буду тут всё вершить, ведь Ульрика получилась моей соперницей за твоё сердце, Франсуа. Я бы рада посмотреть, как ей всыпят за измену, как она поревёт, покричит во всё горло, но намного интереснее мне использовать эту ситуацию себе на пользу. Давай, Франсуа, договоримся: я никому не расскажу о позоре Ульрики, но за это ты посватаешься за меня, и, если отец благословит, женишься на мне! Так все будут довольны, не правда ли?

Франсуа, всё время, что говорила язвительная надменная принцесса, стоял несчастный и испуганный, переживая за Ульрику, а когда услышал предложение Фредерики-Берты, уцепился за её слова, как будто клещами и тут же уточнил:

– Хорошо, договоримся: я сватаюсь, завтра же за вас, и если ваш отец благословит брак, женюсь, а вы храните молчание, не разглашаете нашей с Ульрикой тайны. Но сразу оговорим такой нюанс: вы сохраняете тайну даже в том случае, если при сватовстве моя кандидатура не понравится королю, и он откажется отдать вас замуж за меня, простого кутюрье. Я своё условия выполню, а уж влиять на решение его величества никак не в моих силах! И, ещё вам придётся принять в нашу семью моего младшего брата Кита, вы его видели, он мне помогал подмастерьем…

Ульрика высокомерно с самолюбованием фыркнула и язвительно ответила:

– Что ж, пойдет, договорились, уговорить отца, надавить на жалость не твоя, а моя забота, мой любезный жених! Да и Киту твоему дадим комнату во дворце, раз моему жениху так дорог его младший брат, пусть ж будет в нашей семье. Ха, мы будем самой красивой и счастливой парой у алтаря, пусть Ульрика завидует!

После этого принцесса Фредерика-Берта Ротенбургская удалилась с таким надутым кичливым видом, с таким эгоистическим самоудовлетворением, что смотреть на неё было неприятно. Франсуа же подошёл к плачущей Ульрике, ласково вытер её слёзки батистовым платочком. А затем он с глубокой нежностью погладил девушку по её длинным красивым воздушным пепельным с жемчужным отливом кудрям со словами:

– Милая моя Ульрика, сказочная моя Ульрика, прости, что так получилось, всё равно я всегда буду любить только тебя, хоть мне и придётся жениться на этой глупой мартышке Фредерике-Берте, чтобы она не рассказала никому тайну и не испортила окончательно тебе жизнь. Моё сердце всё равно в твоих руках, хоть я буду мужем её высочества, зато ты теперь точно в безопасности и от позора, и, когда я стану мужем Фредерики-Берты и принцем, от издёвок со стороны капризной принцессы и твоего мужа-короля, я никому не дам тебя в обиду. Это даже в какой-то степени будет легче, чем просто расстаться навсегда, ведь, став зятем короля и принцем, я тоже буду членом этой семьи, и мы сможем, как и любили до этого инцидента с корсетом, просто по-родственному общаться, дружить, беседовать на интересные нам темы, нам не будет уже так одиноко. Прости ещё раз, что так получилось, что я, любят всем сердцем только тебя, так и не стану твоим. А что касается надменной Фредерики-Берты, моей подслеповатости хватит, чтобы не замечать в полной мере её неприглядной внешности и ужасного характера…

… После этих добрых слов бедной Ульрике, что сидела нечастая, униженная и бледная, чуть-чуть зеленоватая от переживаний, как морская пена, стало чуточку легче, её и правда, утешило, что, теряя навсегда Франсуа, как возлюбленного, она, из-за гордыни Фредерики-Берты, не потеряет его, как лучшего друга, не будет одинока.

– Не проси прощения, Франсуа, милый ненаглядный друг, быть может, так будет лучше для всех… – закончила разговор Ульрика, и Франсуа устало побрёл в карету, чтобы ехать на их с Китом съёмную комнату…

Всю дорогу молодой человек в карете плакал, пока никто не видит, костерил себя мысленно всячески и тихо шептал:

– Прости, Господи, это я так подвёл нас Ульрикой! Какой позор и стыд! Ой, что я натворил! Прости, Господи…

… Когда Франсуа, бледный, заплаканный, с ужасно помятым видом зашёл в комнату, Кит скорее побежал к нему на встречу с настоящим испугом и искренним сочувствием на личике и в больших, как чашки, зелёных глазах.

Сейчас уже была глубокая ночь, в фаянсовом подсвечнике только одна свеча горела…

В первую очередь Кит, зная проблемы своего названного старшего брата со слабым зрением и манерой в темноте спотыкаться обо все углы в комнате и набивать бесконечно себе шишки, скорее подхватил Франсуа под локоть и помог сесть на массивный дубовый стул у стола и тихо мягко произнёс:

– Франсуа, друг, братик, почему у тебя такой ужасный вид? Где ты так долго был? Уже три часа ночи, я не ложился, потому что ждал тебя, волновался, всё ли у тебя в порядке. Ох, недолюбливаю я эти дворцы, там столько каких-то сложных и совершенно непонятных мне неприятных тайн и интриг…

Франсуа обессилено сложил руки на столе, уткнулся в руки бледным заплаканным красивым лицом и тихо ласково ответил:

– Прости меня, милый братишка Кит, что я нас так подвёл, но так получилось. … Я даже не знаю, как всё объяснить…

– Франсуа, дружище, – забавно закатив свои зелёные глаза, со вздохом протянул Кит – Ну, я ж не маленький ребёнок, всё-таки шестнадцать лет уже, как-нибудь в общих чертах кратко просто скажи, как уж есть, что там у тебя случилось…

Франсуа выдохнул, немножко успокоился и стыдливо промямлил:

– Кит, милый Братик, понимаешь, ты оказался действительно наблюдателен, мы влюбились с Ульрикой, мы так весело потанцевали на балу, что нам захотелось продолжить наше общение и признаться друг другу в любви наедине. Естественно, рядом с любимым человеком чувствуешь себя таким счастливым, что я забыл о всякой осторожности, и то, что, вообще-то, очень неприглядный поступок уединяться с замужней дамой в её будуаре. И так получилось, что нас увидала её высочество, эта выделистая капризная принцесса Фредерика-Берта. Конечно, я испугался, чтобы она не рассказала об этом кому-нибудь, а особенно его величеству Хлодвику-Карлу Ротенбургскому, мужу несчастной Ульрики, а то ей бы несладко пришлось. Но, как ты помнишь, я всегда нравился Фредерике-Берте, хоть я и отшивал её, и она предложила сговор, что за молчание я женюсь на ней. Так что, родной мой братец Кит, завтра мы едем свататься, а потом я буду её мужем, кронпринцем, а ты, как младший брат, тоже принцем. Такая вот ситуация… неловкая и очень даже печальная…

Франсуа, не поднимая от стыда взгляда ясных светло-табачных глаз, снова тихо заплакал, а Кит, молча вздохнул. Нечего ему было на это сказать, да и что он мог, мальчишка-отрок, сказать старшему брату в такой ситуации? Потом Кит заварил смачно чай из разных успокаивающих трав: мяты, мелиссы, пустырника, валерьянки, и стал наливать Франсуа чашку за чашкой, пытаясь найти хоть какие-то слова в поддержку старшего брата:

– Ну, ладно, всякое бывает, не переживай так. Женишься на принцессе, и будем мы с тобой жить во дворце, будешь принцем, красивая жизнь придворная, а то, что Фредерика-Берта некрасива на лицо, так ты ж немного подслеповат, старайся общаться с ней вечером, и не будешь замечать её брюзгливого выражения лица…

… Франсуа лишь сидел со страдающим кающимся выражением лица и выпивал уже пятую чашку успокаивающего чая. Кит посмотрел на Франсуа, потом на пустой чайник, и подумал: «Что ж, придётся заварить её один чайник, ему пока совсем не легче…».

… Так в ту ночь Франсуа и Кит не легли спать, то успокаивались после таких происшествий, то перебирали свои вещи и собирали в сундучки, то продумали свои наряды и подарки невесте для сватовства…

… В этот момент Франсуа с трудом нашел в себе силы для своих любимых утренних традиций. Сначала полюбоваться солнечным светом, распахнув окно настежь при рассвете и мысленно поблагодарить Бога за новое утро, потом пойти на прогулку. Кит тихо сидел на скамейке в парке, пока Франсуа на аллейке делал приседания, наклоны, а потом легкую пробежку, чтобы хоть как-то привести себя в бодрое состояние, и Кит сегодня даже не клянчил свое любимое ванильное мороженое и изюм, понимал, что сейчас Франсуа никак не до таких мелочей. Кит сидел тихий, как мышонок, лишь бы Франсуа сейчас как-то оклемался.

Потом, придя домой, они покушали, нарядились в богатые наряды с большими белоснежными кружевными воротниками, Франсуа немного повозился с завивкой своих каштановых кудрей, а Кит нацепил на голову шикарный синий с большими пушистыми перьями берет, который ему сказал одеть Франсуа, молодой кутюрье расплатился с хозяином комнаты за постой, взял в карету , помимо их с Китом сундучков, ещё и красиво топазовое колье, которое молодому человеку досталось от матери…

Когда-то, когда она тяжело болела, мать сказала Франсуа, даря ему это колье: «Храни, сынок, его у себя, как память обо мне, а, когда надумаешь жениться, подари это украшение своей невесте, ведь топаз – символ счастливой женской доли…».

… Вот Франсуа и выполнял сейчас наказ матери: вёз в подарок невесте это колье, только вот мечталось ему подарить это колье при сватовстве к другой девушке…

… Через полчаса старый седой суровый морщинистый бородатый сгорбленный под тяжестью горностаевой шубы король Хлодвик-Карл Ротенбургский сидел за празднично накрытым столом . Рядом за столом восседала Ульрика с покрасневшими от слёз большими голубыми глазами, полными грусти. Болезненно бледная, даже чуть синеватая, как и её тяжёлое пышное нежно-голубое платье, непривычно неухоженная, с длинными пепельными жемчужными неопрятными кудряшками, которые так и норовили выскочить из-под золотой сеточки и неопрятно упасть на осунувшееся впалое измождённое личико. Было видно, что вчера она, видно, тоже долго плакала и, скорее всего, мало спала.

Зато рядом с отцом сидела нарядная, в том самом красном пышном платье, что шил для неё Франсуа, и бриллиантовых украшениях, со множеством ярких перьев в причёске из тёмно-русых волос вся ломаясь и жеманничая, горделиво и кичливо демонстрируя своё счастье и, тайно от отца, свою победу над Ульрикой.

… Франсуа же долго и очень учтиво беседовал с его величеством, рассказывая о себе, что человек он хоть и не родовитый, не голубых кровей, зато обеспеченный и добрый. И, самое главное, так искренно сильно полюбил прекрасную кронпринцессу, что, если она выйдет за него замуж, он, образно выражаясь, будет носить её всю жизнь на руках и боготворить, всё сделает для её счастья…

А закончил сой длинный рассказ-сватовство печальный Франсуа тем, что со скорбью на бледном, но аристократично красивом лице закрыл ясные светло-табачные глаза и подарил Фредерике-Берте топазовое колье со словами:

– Простите мне за такой простоватый для сватовства к её высочеству подарок, он хоть и не самый дорогой по цене, зато красивый и символичный – топаз всегда у нас во Франции считали камнем-оберегом женского семейного счастья для девушки на выданье…

Король Хлодвик-Карл Ротенбургский сгорбился, сурово насупился и недовольно старческим голосом пробурчал:

– Так, уважаемый Франсуа Жаккар, всё, что вы сейчас говорили о том, как вы самозабвенно любите мою дочь и как готовы, когда станете её мужем, сделать всё для её счастья, и топазовое украшение в подарок, как символ удачной женской доли, очень даже мило. Но, как бы это не было мило, я не отдам свою дочь, кронпринцессу, наследницу престола своей страны, за вас. Вы – достойный человек, но, как кронпринцесса, она выйдет замуж только за принца или короля, союз с которым я посчитаю достаточно выгодным, и всё. Если бы у неё был старший брат или сестра, которые могли бы составить политически выгодную партию, а потом принять престол, а милая Фредерика-Берта была бы просто принцессой, а не кронпринцессой, как младшая дочь, я бы отдал её по любви за вас. Но, увы, она – наследница престола, и я не могу разрешить такой брак…

Надменная Фредерика-Берта же, всячески старательно заискивая жеманно перед отцом, томно запричитала:

– Но, папа, почему судьба так несправедлива ко мне? Почему я должна выходить замуж по расчёту без всякой любви только из-за титула кронпринцессы? Как это жестоко, лишать влюблённых возможности быть вместе в законном браке только из-за устаревших традиций дворца! За что так судьба неблагосклонна к нашей с Франсуа любви? Как это жестоко! Ты-то женился на моей матери, всеми уважаемой королеве Августе-Генриетте по любви! Почему я лишена такого права?

Хлодвик-Карл ещё хуже нахмурил свое морщинистое лицо, поправил седые редкие волосы и протянул в ответ:

– Ну, вообще-то, хоть я и женился на моей милашке Августе-Генриетте по любви, но она была ровней мне, кронпринцу, она была принцессой Австрии, третьим, младшим ребёнком в семье уважаемого австрийского императора…

Тут уже Ульрика, которая, хоть и ненавидела спесивую Фредерику-Берту, не выдержала и прикрикнула с гневом в больших голубых покрасневших после вчерашних слёз, глазах:

– Муж, прекрати! В том, что твоя дочь хочет выйти замуж по любви, а не за того, за кого ей прикажут, вполне естественно, хоть и мешает твоим всем надоевшим амбициям короля. Ты тоже меня ни ахти, какую купил у моего отца, без титула, с маленьким сундучком приданого, и что из этого вышло? Мы просто терпим друг друга, а где та настоящая любовь, романтика, чувства, нежность? Ты всё равно повёрнут на своей бывшей жене. И совсем не замечаешь, что я очень интересная, красивая и умная девушка! мало я тогда тебя чернилами полила, надо будет тебя ещё чем-нибудь полить! Не заставляй свою дочь страдать!

Хлодвик-Карл насуплено проворчал по-старчески:

– Ну, я не знаю… если бы хотя бы Франсуа Жаккар имел хороший дворянский титул, ну, хоть маркиз, хоть граф там, я бы задумался, хотя, ради дочери, наверное, мне придётся пренебречь такими вещами, как титул, и всё-таки благословить их на брак, мне нужно обдумать этот вопрос. А ты, дорогая благоверная, пожалуйста, кончай уже мне нервы трепать со своей этой глупой любовью, нежностью и другими амурными вещами, пойми ты, что мне не до романтики всякой сейчас, в годах я уже весьма почтенных, здоровье шалит уже. Я не понимаю, что тебе не хватает, милая! Я тебя и бедноты взял, сделал королевой. Наряжаешься в парчу, шёлк, атлас, украшения золотые, жемчуга, бриллианты, с серебра ешь деликатесы, веселишься на балах. Какую любовь ты ждёшь, не понимаю!

Ой, как больно резанули по душе девушку жестокие обидные упрёки мужа-старца, как запылала и встрепенулась от обиды душа у девушки! Ульрика, побелев и поджав посиневшие губки, прошипела на старого короля:

– И не поймёшь, пенёк с глазами бессердечный!

Старый король немного помолчал по-старчески равнодушным выражением на морщинистом лице, а потом произнёс:

– Ну, что ж, все меня обошли, мне ничего не остаётся сделать, как благословить всё-таки Франсуа и дочь на брак и заниматься подготовкой к свадьбе. Но вот что-то знаете, у меня нехорошее подозрение закралось, что не совсем искренно говорит Франсуа. Я за лицом его понаблюдал и вид у него до того несчастный сейчас, до того разбитый и понурый, конечно, он что-то не договаривает. По старинному обычаю перед свадьбой раньше невесту почтенные матроны проверяли на невинность, не устроить ли мне такую проверку, доченька, тебе?

– Ваше величество, – возмутился тут искренне Франсуа, с достоинством поправив свои шикарные каштановые кудри и настоящим оскорблением в больших распахнутых бездонных ясных светло-табачных глазах – неужели вы так унизите меня, считая, что я могу воспользоваться доверием влюблённой девушки и обесчестить её?

Ой, как в ужасе раскраснелась, как помидор, сжала испуганно ручки, перекосила испуганно лицо Фредерика-Берта! Ведь была у неё одна тайна от отца: год назад у высокомерной легкомысленной принцессы был роман с очень красивым знатным юношей, она влюбилась в его красоту, как сейчас в красоту Франсуа, и ходила за ним хвостом, чтобы добиться его расположения, и у жеманной принцессы это получилось…

И была, конечно, она уже не девственница. Она боялась признаться в этом суровому отцу, но понадеялась, что, если отец не узнает о её том романе, а при осмотре выясниться её нечестность, она скажет, что она потеряла невинность с Франсуа, и отец не будет особо сердиться или скандалить. Даже ей пойдёт это на руку, отец быстрее согласится в этом случае благословить на брак согрешивших влюблённых. Но она забыла вчера при заключении сговора с Франсуа предупредить молодого кутюрье об этой детали, и все её надежды развеялись, как дымка, когда Франсуа так сейчас ответил королю!

Старый сморщенный король Хлодвик-Карл посмотрел на красную, как помидор, испуганную дочь и слишком уж спокойного галантного Франсуа и у него появилось уже другое подозрение. Дочь так упрашивает отдать её замуж за простого кутюрье вовсе не из-за их любви, а из-за того, что Фредерика-Берта уже с кем-то согрешила ещё до знакомства с Франсуа, а сейчас пытается с помощью молодого кутюрье скрыть свой позор.

– Хм… – прокашлялся король Хлодвик-Карл – дочь, твой жених очень даже вежливо и честно ответил, я почему-то доверяю ему, но, почему тогда ты так испугалась? А? Что молчишь? Может, я созову матрон, и прямо сегодня для начала приготовлений к свадьбе и проведём осмотр, если ты так хочешь замуж за Франсуа?

Принцесса с ужасом схватилась за голову, она поняла, что сейчас ничего скрыть уже не удастся…

… И, правда, после обеда состоялся осмотр матронами невесты, и все пятеро почтенных пожилых монашек, выйдя из её спальни, заявили:

– Ваше величество, невеста, которую вы приказали проверить на невинность, ваша дочь её высочество Фредерика-Берта Ротенбургская не является девственницей, у неё уже был грех блуда…

Тут седой бородатый Хлодвик-Карл как сморщился разозлено, задышал рассержено тяжело, как бык, и крикнул на дочь, что с ужасом на искаженном лице стояла рядом с матронами, уже снова одетая в своё шикарное алое атласное платье с белоснежными жерновами:

– Так вот значит как ты со мной, дочка?!! Скорее выскочить замуж за первого, кто позвал, лишь бы я не сосватал тебя за принца или короля и при приготовлениях к свадьбе не разгласился твой позор?!! Ты опозорила свою семью, мои почтенные седины, светлую память о твоей благочестивой матери Августе-Генриетте, себя?!! Это не я, получается, сделал одолжение Франсуа, что отдал тебя за него, безродного, а он сделал нам, королевской семье, только подумай, как позор, одолжение, что жениться на тебе нечестной!!! Да выпороть тебя, дочь, после такого сначала надо хорошенько, хоть я до этого дня ни разу не ударил тебя, тем более уж не порол, а только потом уже к свадьбе скорее готовится, чтобы никто не узнал!!! Всегда ты была в семье любимым ребёнком, имела всё, что хотела, в детстве всякие красивые игрушки, куклы, став девушкой, самые дорогие разные украшения и шикарные платья, чтобы блистать на балах, а отплатила в итоге за всё такой чёрной неблагодарностью и бесчестьем семьи!!!

В досаде одновременна и униженная, и разозлённая Фредерика-Берта поскрипела от злости зубами, а потом решила, как отомстит Франсуа и Ульрике. Высокомерная принцесса не сдержала обещания и крикнула:

– Ой, отец, до чего же ты наивный, если веришь, что я тут самая порочная! Ты думаешь, почему Франсуа взялся свататься за меня? Да потому что у них с Ульрикой завязался роман, и Ульрика хотела изменить тебе с Франсуа после бала, у них ничего не вышло, потому что я застала их! И за моё молчание, чтобы я не рассказала об измене Ульрики тебе, Франсуа пообещал жениться на мне! И всё! Так что секи не меня, а разберись лучше сначала розгами со своей молодой женой-прелюбодейкой!!!

Хлодвик-Карл застыл в оторопевшем обескураженном состоянии с вытянутым лицом, он не знал, что думать и делать сейчас, ему было ещё далеко не всё понятно. Впрочем, то, что дочь сейчас рассказала об интрижке Ульрики с Франсуа, только ещё хуже расстроило и обозлило на дочь старого короля, ведь он понял, что ради своих прихотей дочка предала его дважды. Сначала, когда с кем-то согрешила, а второй раз, когда ради своих интересов унизила отца тем, что потакала супружеской неверности Ульрики, ради себя она за спиной у отца пошла на такой сговор с Франсуа, предала родного человека! Хлодвик-Карл такого от любимой дочери никак не ожидал, и был очень расстроен её эгоизмом.

… Ульрика отреагировала на эту выходку Фредерики-Берты почти равнодушно, только голубые глаза наполнились слезами, а похудевшее измученное личико стало какое-то болезненное, бледно-зелёное. Ульрика сейчас не боялась гнева старого короля, своего мужа, просто от какого низкого предательства высокомерной кронпринцессы девушка впала в странное уныние…

… Франсуа же в этой ситуации, почему то взволновался больше всех, ему сейчас ничего не приходило в голову, кроме одной мысли: «Бедная Ульрика!!! Что делать?! Я должен срочно что-то сказать в её оправдание, как-то смягчить гнев короля, чтобы он не стал сердиться сейчас на неё и как-то наказывать, лучше пусть его гнев падёт на меня! О, Господи, что мне говорить?!!».

Кит, что стоял рядом с Франсуа, внимательно посмотрел на старшего названного брата…

Ох, и тот ещё вид сейчас был у молодого кутюрье! Ясные табачные глаза у молодого человека расширись с чашечки, на белом красивом аристократичными чертами лице вчитался настоящий ужас и полная растерянность.

Кит понял, что сейчас тут у взрослых будут свои разборки и шёпотом спросил у Франсуа:

– Эм, мне показалось, что я сейчас в этой зале лишний? Если скажешь, дружище, я тихо выйду в коридор…

– Ам… да, Кит, братишка, тут сейчас такое будет, что лучше тебе выйти не слушать, извини… – промямлил потерянно Франсуа.

– Хорошо, я там, в коридоре, жду, пока ты не дашь какого-то знака, но, если что, я недалеко, мало ли… – шепнул Кит и быстро выскочил в коридор.

Франсуа же скорее подскочил к сморщенному седому хмурому Хлодвику-Карлу и начал взволнованно и сбито готовить умоляющим тоном:

– Ваше величество, прошу вас, проявите к своей супруге милосердие, простите, она невиновна в той ситуации, я… я всё объясню…

Но Хлодвик-Карл Ротенбургский с озлобленностью на морщинистом лице оттолкнул Франсуа и прервал криком:

– Молчи, не хочу сейчас тебя слушать! Тоже мне герой, Ланцелот Озёрный нашёлся, за моей спиной амуры с моей женой водит! Королева молодая приглянулась ему, бессовестному! А у тебя, дорогая, тоже волос длинен – ум короток, быстренько растаяла без зазрений совести перед милой улыбочкой этого французика! Эх, вы! Я-то думал, что у меня всё, как положено в семье, а у меня и жена – изменщица, и дочка – блудница! А Франсуа сейчас ещё пытается как-то оправдать случившееся, а сам! Ничего, станет мужем моей дочери, мои зятем, заставлю поумнеть не только дочь, но и зятька за одно!

Тут Ульрика не выдержала ( упрёки короля в сторону их с Франсуа вызвали у неё не чувства раскаяния, а обиду на мужа) и с гордой королевской осанкой и с бледным, как снег, но полном решительности лицом крикнула Хлодвику-Карлу:

– Да?! Волос длинен – ум короток?!! Ты, видите ли, думал, что у тебя всё, как положено в семье, а жена тут вдруг прелюбодейкой оказалась?!! Да просто у нас не было никогда с тобой настоящей семьи, ты просто держал меня, как красивую куклу, с которой тебе будет почётно появиться в свете на государственных приёмах и балах, и всё. А когда мы были не на людях, мы жили совершенно разными жизнями, ты просто не интересовался мной, будто меня нет, упрекал моим безродным происхождением, не слышал моего мнения, никак не проявлял сою любовь. Ты, как упрямый баран, берёг память о первой жене, занимался государственными делами, разборками с дочерью, и совсем не видел меня! Что я, Святая Мадонна, чтобы жить в браке девственницей, и, вообще, не видеть от мужа хоть какой-то платонической ласки или нежного слова? Мне восемнадцать лет, я хотела, чтобы у нас получилась настоящая семья, и я всё делала, что от меня зависело, упорно пыталась понравиться тебе, наряжалась в самое красивое дорогое и декольтированное, красовалась, чтобы привлечь твоё внимание, намекала, пыталась наладить общение, открыто звала к себе в будуар. Даже в обиде вылила чернила на тебя, чтобы ты хоть как-то встряхнулся, увидел во мне достойную женщину, провёл время со мной! Но нет же, ты вежливо отправлял меня к себе, будто я служанка, а не жена, тебе было всё равно до моих чувств! Я понимаю, что тебе шестьдесят пять лет, здоровье уже не то, и всё подобное, но всё-таки не восемьдесят пять! Мог бы хоть попытаться проявить хоть какое-то мужское внимание! А Франсуа и не собирался сначала быть моим любовником, мы просто хорошо общались, как друзья, потому что он, в отличие от тебя, уважал меня, как красивую даму и как личность, он всегда интересовался, как друг, моими переживаниями, восхищался моей красотой, умом и незаносчивым характером, у нас были общие увлечения. Конечно, понятно, почему, в итоге так и не получив от тебя ни одного ласкового слова, я предпочла принять ухаживания Франсуа не просто как друга, а как возлюбленного! Так, скажи, какое право ты сейчас имеешь обвинять нас?

Тут Хлодвик-Карл сменил гнев и суровость на морщинистом лице настоящим замешательством. До этого порыва Ульрики он был так разозлён на неё и Франсуа, и на дочь, считал, что его все предали, и хотел только поскорее поженить Франсуа и Фредерику-Берту, чтобы потом отыграться как-то, отомстить им, и, вообще, сделать такую суровую жизнь, чтобы почувствовали свою вину. Но после этих слов, сказанных Ульрикой с таким достоинством и упрёком, старого Хлодвика-Карла как подменили, весь гнев куда-то быстро улетучился, и смерился на смущение и стыдливость. Сгорбившись под меховой горностаевой накидкой, он стеснительно протянул:

– Ну,… мне сейчас так много всего нужно обдумать, я сам ещё не всё понял и не принял всех окончательных решений. Ты, Ульрика, дорогая, распорядись, чтобы уже всё и в церкви Святой Отец, и слуги в бальной зале всё готовили к венчанию, к свадебному пиру, балу, свечей много, угощения редкие, музыкантов для бала хороших, а я пока подумаю…

После этого Хлодвик-Карл быстро ушёл в свой роскошный, украшенный гобеленами и полотнами известных итальянских художников кабинет, сел устало за резной дубовый массивный стол и стал думать в тишине: «Да, сначала я разозлился не на шутку, но, если быть честным с самим собой, Ульрика справедливо мне сейчас упрекала, её проступок вполне можно понять, мне не за что обижаться сейчас на неё или Франсуа . Я ведь правда, всё равно не могу забыть и разлюбить мою ненаглядную Августу-Генриетту, которая, к великой скорби моей, как быстро ушла в жизнь вечную, не могу смириться с её потерей, мне не надо было вообще в такой ситуации жениться второй раз, тем более, не молод далеко, и хворый, надо было лучше следить за глупой дочкой. Но я же так хотел, чтобы рядом со мной была какая красивая и величавая молодая и изящная в манерах королева, чтобы мне завидовали короли других стран, чтобы был почёт. Поэтому и выбрал-то Ульрику тогда на балу, потому что она юна и прекрасна, а ни мнения её не спросил, не приложил ни капли сил, чтобы добиться её расположения, не приложил. Просто уплатил побольше золота её отцу, этому жадному торговцу Хансу Беккеру, чтобы он отдал за меня её, и держал такую красивую молодую, да наряженную в эти шикарные платья работы Франсуа для повышения самооценки, но никогда я её не любил. Мы не общались даже толком, потому что у неё, как у восемнадцатилетней девицы, были свои увлечения, а у меня, человека в почтенном возрасте, свои, мы виделись только на балах да королевских приёмах. Я ведь действительно ни разу не приласкал её, не сказал что люблю её, да потому что не любил, хоть и восхищался её неземной красотой, она так мечтала о семье, любви. Она ведь пыталась создать семью и как-то вызвать мой интерес, а я никогда не реагировал на это, ни разу не пришёл в её будуар. Да потому что мне уже и не хотелось никакой любви, я уже в молодости насытился любовью с милой моей Августой-Генриеттой. И я никогда не думал о том, что такое отношение, как к красивой покупке, конечно, оскорбит чувства Ульрики, она молода, свежа, мечтает совершенно о другой жизни, и надо признаться, совершенно не подходит на роль королевы, видно, что она девица не голубых кровей, что ей тяжело и одиноко во дворце. Не считался с её мнением и с тем, что, сам того не желая, причинял ей страдания. И, конечно, ей будет достойным мужем никак не я, а кто более молодой и обходительный, как Франсуа. Так что я сам виноват, раз женился, надо было быть достойным мужем, назвался груздем – полезай в кузов, а я это не сделал…».

А тем временем Ульрика с удрученным настроением ушла отдавать распоряжения слугам по поводу предстоящей свадьбы. Франсуа же, прежде чем вместе с Китом уйти в комнаты, которые сейчас слуги приготовят для них во дворце, с обидой за то, что высокомерная принцесса не сдержала обещания, прищурив свои светло-табачные ясные глаза, грубо сказал Фредерике-Берте:

– Хоть я женюсь на вас, ваше высочество, но я это делаю только ради благополучия Ульрики, всё равно любить я буду только Ульрику всю жизнь, вы настолько высокомерная и легкомысленная принцесса, что вас не полюбит никто, и вам никогда не сравнять с Ульрикой, она всё равно будет лучше вас во всём! Я буду просто терпеть вас, как жену, как ваш отец терпит Ульрику без всякой любви, так и знайте!

После этого Франсуа с нечастным выражением лица вышел из дорогой обеденной залы, украшенной золотыми гобеленами, в длинный коридор, где его с волнением ждал Кит.

– Франсуа, милый братик, что, всё уладили? Скандала не будет? – бросился с расспросами напуганный Кит к старшему другу.

– Эм, я сам до конца не уверен, что его величество уже сменили гнев на милость, но пока, как мне показалась, ни мне, ни Ульрике ничего не угрожает, не волнуйся так, милый Кит. Лучше пойдём, сейчас служанка Диана отведёт нас в наши королевские покои, будем осваиваться теперь во дворце и делать нашу любимую утреннюю прогулку не по улицами города, а в шикарном дворцом саду. Будет тут налаживать жизнь, а пока в первую очередь, наверное, сейчас ляжем и отоспимся после бессонной ночи и стольких переживаний… – мягким извиняющимся тоном ответил Франсуа Киту, сняв с его головы нарядную синюю беретку с перьями и погладив по короткой стрижечке.

Франсуа и Кит занесли свои сундучки в шикарную комнату, куда их проводила служанка, быстро, торопясь, разобрали с горем пополам вещи, легли каждый на свою кровать и крепко уснули, Кит только подумать успел: «Эх, милый Франсуа, братик, хороший ты человек, добрый, но, почему такой упрямый? Конечно, я ещё мальчишка, не взрослый, но ведь я не слепой, ну, ведь видел со стороны то, что Ульрика и Франсуа не замечали за собой во время общения, что нравятся они друг другу, просил же Франсуа смотать удочки во Францию, пока не случилось какой беды. Но, ведь, упрямец, всё равно по-своему делал…».

… А тем временем высокомерная Фредерика-Берта фыркнула и скривила лицо злым оскалом и подумала: «Что ж, любезный мой Франсуа, значит, такие мы преданные Ульрике? Значит, будешь любить лишь её, а меня просто терпеть? Нет уж, я не оставлю эту ситуацию так, твоя же откровенность со мной стала губительной для твоей ненаглядной Ульрики. Я изведу соперницу старым, как мир, и проверенным средством. Ко мне, как к кронпринцессе, помнится, приезжала дочь одного восточного раджи и дарила мне диковинку востока перстень, в котором скрыт змеиный яд, мол, такую вещь на востоке, в Перси, Египте, изготавливали ещё в глубокой древности при царях и фараонах. Не опробовать ли его на Ульрике?».

… Следующие два дня текли скучно и вяло. С утра пораньше Франсуа и Кит делали их любимую утреннюю традицию, только теперь в дворцовом парке: прогулка с гимнастикой на свежем воздухе, а потом Кит садился за свои занятия, а Франсуа до вечера был занят приготовлениями к свадьбе с принцессой Фредерикой-Бертой. Вечером он заходил на часик-два к Ульрике поговорить о музыке, книгах, жизни, послушать её нежное пение, а потом уже Кит уже ждал его в их комнате, чтобы помочь Франсуа вечером в темноте не набивать бесконечно шишки из-за слабого зрения.

… А на следующий день свадебные приготовления подходили к концу, и старый седой король Хлодвик-Карл решил для всей своей семьи устроить чисто семейный, без лишних посторонних лиц, праздничный обед.

… За нарядно накрытым белоснежной с золотой вышивкой скатертью столом, где слуги поставили различные мясные и рыбные деликатесы, десерты, чай, шампанское и вино, расселась вся королевская семья. С одной стороны стола сидел сам Хлодвик-Карл, по правую руку от него сидела Ульрика, а по левую – Франсуа, а с противоположной стороны стола сидели Кит и Фредерика-Берта Ротенбургская.

Обед был явно невесёлый, все были непривычно бледными, не проронили не слова, без аппетита угощались…

На душе у Ульрики и Франсуа было тяжело, как никогда в жизни, на душе царил настоящий ураган, отзывающийся гулом боли в груди, они понимали, что скоро Франсуа женится на надменной Фредерике-Берте, которую Франсуа втайне от короля и самой принцессы, назвал « мартышкой», и всё, они больше не будут общаться. Милые беседы под музыку клавесина, которые были их главным утешением, кончатся, никто им не разрешит даже подойти к друг другу…

… Вообще-то до этого ни Франсуа, ни Ульрика не пробовали, ни разу в жизни алкогольные напитки, но в этот момент от постоянных печальных мыслей им обоим стало так тоскливо, что они решили нарушить сои принципы и чуть-чуть выпить, чтобы отвлечься. Франсуа налил себе чуть-чуть вина, а Ульрика – чуточку шампанского…

… Тут в обеденную шикарную позолоченную залу зашла молоденькая служанка и доложила:

– Ваше величество, к вам пришла ваша сестра, Герда Беккер, она просит вас, как сестру выйти к ней и поговорить. Что прикажете сказать ей?

Ульрика быстро соскочила, отодвинула подальше фужер с шампанским, откинула за спину ловким движением ручки свои длинные воздушные пепельные блондинисто-жемчужные кудри и сказала:

– Скажите ей, чтобы подождала меня, что я сейчас приду…

После этого Ульрика подобрала край подола шикарного пышного с помпезной позолотой и сапфирами под цвет голубых глаз бледно-голубое платье с парчовыми золотыми вставками на рукавах и юбке, и вышла к Герде…

Пятнадцатилетняя отроковица скромно стояла в конце коридора, и её было тяжело узнать. За это время Герда совсем истощала, особенно ручки, её любимое старенькое зелёное поношенное платьице совсем истрепалось, было покрыто заплатками и болталось на похудевшей девчушке, бледное, покрытое смешными рыжими веснушками личико имело совсем уставший измученный вид, а длинные рыжие волосы непривычно вскосматились.

Ульрика, заволновавшись, с искренним сочувствием в наполненных слезами голубых глазах скорее подскочила к Герде и прошептала:

– Милая, сестрёнка, что случилось? Почему у тебя такой измученный ужасный исхудавший вид?

Герда с горечью во взгляде больших голубых глаз прянула в ответ:

– Всё, сестрёнка, Ульрика, не знаю, как твоя жизнь во дворце, а моя дома в настоящий ад превратилась! Мама наша Марта так и скончалась, не вынесла болезни и работы, отец разорился в торговле, и теперь дома только сыр, каша, молоко и хлеб, и те, в основном съедает отец, а мне перепадёт две ложки каши, корка хлеба да кружка молока за день. А характер у него, после того, как так позорно разорился, ещё хуже стал, ещё чаще бьет или порет, всё хозяйство на мне, я уже не выдерживаю. Я хотела тебя попросить забрать меня от отца, не хочу с этим дураком жить. Возьми меня служанкой во дворце, я ж любую работу хозяйственную за нормальную еду и ночлег могу выполнить. Могу и горничной убираться, и на кухне готовить вместе с другими кухарками, топить камины, прачкой могу быть хорошей, да что угодно…

Ульрика, еле сдерживая слёзы, закрыла глаза, обняла сестру и ответила:

– Милая-милая Герда, у меня ведь сейчас тоже тяжёлая ситуация, у нас сейчас такие проблемы в отношениях с мужем, что я не знаю, что я смогу. Поэтому не буду сразу обещать места во дворце, но я обещаю, что сделаю всё, что зависит от меня, что я тебя в беде не оставлю, сестрёнка…

… Тем временем, как только Ульрика хлопнула дубовой резной дверью в обеденном зале, Фредерика-Берта покраснела, её пульс участился, потому что она поняла, что это самый удобный момент выполнить тот план! Почти моментально, чтобы никто не успел увидеть, надменная принцесса открыла перстень с ядом и высыпала в фужер с шампанским, что поставила себе Ульрика, змеиный яд…

… Ох, как напрасно надеялась Фредерика-Берта, делая дрожащими от ужаса и переполнявшего волнения руками свою глупую идею, что её злого действия никто за столом не заметит. Заметили все трое, и Франсуа, и старый седой король Хлодвик-Карл, и Кит. Все трое пришли в полный страх.

Король Хлодвик-Карл Ротенбургский так не ожидал такого низкого страшного поступка от своей дочери, что в шоковом состоянии вытянул морщинистое лицо, онемел, а по-старчески сморщенным, украшенным перстнями, рукам побежали мурашки! Как?! Как его дочь способно на такое?!!

Франсуа же сразу побелел от страха за Ульрику, прищурил светло-табачные глаза и облокотился на стол так сильно, что каштановые кудри упали на меловое, полное решительности лицо, Кит же смотрел на всё это просто без единого звука, в испуге роняя слёзы из огромных, как у совёнка, зелёных глаз…

… Тут в роскошный обеденный зал зашла Ульрика и, не ожидая совершенно никаких подвохов или изменений, погрузившись в свои мысли о себе, Франсуа, о Герде, села за стол, хотела взять свой фужер…

Но тут резким движением руки перехватил роковой фужер с шампанским и ядом в свои руки Франсуа, непривычно суровым тоном бросив:

– Ой, простите меня, какая досадная случайность, мне подали слуги вино, но я же француз и предпочитаю более лёгкие напитки, такие, как шампанское!..

…Как тут Хлодвик-Карл содрогнулся по-настоящему, оторопев, с мыслью: «Неужели он, красивый и молодой человек, сейчас, чтобы спасти жизнь какой-то смазливой девицы, как Ульрика, выпьет это и отравится?!! Это как сильно, самозабвенно он должен её любить, чтобы ради её жизни погибнуть!!! Ой, ужас, что дочка натворила…».

Кит заплакал вголос и стал причитать:

– Пожалуйста, не надо, Франсуа! Не оставляй меня одного, я без тебя пропаду, у меня никого больше нет, только ты! Умоляю, братик!

Фредерика-Берта же от испуга побелела, резко громко задышала, понимая, что вышло из её задумки, и стала в ужасе медленно сползать под стол…

А Франсуа с тем же решительным выражением на красивом аристократичном лице поднёс фужер близко к губам, подержал у уст, а потом резко бросил в сторону Фредерики-Берты гневный взгляд и крикнул:

– Ну, что, липовая кронпринцесса, признаешься при всех в том преступлении, что ты хотела сделать с Ульрикой и я по-хорошему разобью фужер, чтобы никто из сидящих за столом случайно не взял его, или будешь лгать о своей невиновности, и чтобы доказать твою вину, мне придётся сейчас выпить это и отравиться?!! Давай, Фредерика-Берта, решай быстрей!!!

Дрожа от страха, принцесса еле-еле протянула дрожащим голосом:

– Я… я не знаю, в чём ты требуешь признания, и… что я сделала, и с чего ты взял, что… отравишься…

Франсуа же крикнул:

–Берта, я ведь не шучу!!! Не сделаешь по-хорошему, я ведь выпью и отравлюсь, я всё видел!!! Говори скорее, а то выпью ведь!!!

Принцесса Фредерика-Берта ещё хуже испугалась и кое-как промямлила:

– Нет, не надо, не пей, я… я признаюсь, я насыпала Ульрике в фужер змеиный яд, хотела отравить её, погубить, потому что ревновала тебя к ней…

После этого Франсуа широким жестом руки бросил хрустальный дорогой фужер на пол, и чуть не ставшая роковой, посудина с резким звоном разбилась на мелкие осколки, а несколько глотков шампанского с ядом, что были налиты в том фужере, растеклись по полу…

Все, и, особенно, сам Франсуа, с облегчением вздохнули, порозовели и начали уже приходить после пережитого в себя, радуясь, что горя всё-таки не случилось, а Кит даже на радостях перестал плакать, только шмыгал тихо носиком, он, конечно, испугался сейчас больше всех…

… Примерно, полчаса все сидели, не издав и звука, обдумывая, каждый по своему, случившееся, и постепенно приходя в ясное спокойно сознание после такого сильного испуга. А старый седой Хлодвик-Карл подумал и принял окончательное решение. Он первый прервал молчание и по-старчески грубо крикнул служанку:

– Диана, глупая девица, где ты ходишь? Сейчас же уберись здесь, подмети все осколки от разбитого фужера и вытри разлитое шампанское, только будь осторожна, предупреждаю. Чтобы беды не случилось, там был яд, чтобы и тряпку, которой будешь вытирать, сразу выбросила, и руки потом хорошо помыла!

Молоденькая служанка удивилась таким словам короля, но не посмела что-то спросить у его величество и поспешила сделать всё, как он велел…

Только Диана, выполнив работу, убежала, Хлодвик-Карл Ротенбургский встал и по-старчески прошамкал:

– Вот теперь мне действительно стало всё понятно, и я могу принять верное решение! Ульрика, Франсуа, сейчас пойдём втроём в мой кабинет, объясниться с вами хочу, горемычная парочка, но сначала, ты, дочь, верни мне то топазовое колье, что дарил при сватовстве тебе Франсуа, ты не достойна такого подарка! И, вообще, дочь, я разочарован в тебе окончательно. Я не понимаю, откуда в тебе такая жестокость, просто бесчеловечность! В кого ты такая бессердечная и жестокосердная? Твоя мать, прекрасная Августа-Генриетта, была сама добродетельность и благочестие, я тоже, вроде, не безжалостный, хотя и строгий. Я разочаровался в тебе, дочь, я от тебя такого никак не ожидал…

Фредерика-Берта, раздосадовано пождав губы и прикрыв стыд на лице крупными прядями своих тёмно-русых волос, сняла с шеи топазовое ожерелье и подала отцу с мыслью: « Какая же я глупая! Ведь знала, что никогда не делала ничего подобного, как с этим ядом, совершенно не умею это делать, зачем взялась тогда?».

…Хлодвик-Карл же с важным, но миролюбивым выражением на морщинистом лице с седой бородой слегка сгорбившись под весом дорогой красивой меховой накидки, прошёл к себе в кабинет. В сморщенной украшенной перстнями руке он держал топазовое ожерелье, а за ним скромно шли Франсуа и Ульрика.

… Они, конечно, немного переживали, не понимая, для какого объяснения Хлодвик-Карл позвал их к себе в кабинет, но все их опасения и ожидание гнева рассеялись без следа, сменившись приятным удивлением, когда король миролюбиво с доброй насмешкой произнёс:

– Ну, что, кутюрье из Франции, полюбилась тебе немецкая королева? Не стойте с повинными лицами, горемычная парочка, я всё сейчас понял. Я уже тогда, когда Ульрика в ответ на мой упрёк в супружеской неверности упрекнула меня в том, что я сам виноват в этом, уже задумался над правотой её слов. Я ведь, правда, всё равно не могу забыть и разлюбить мою чудесную Августу-Генриетту, не могу смириться с её потерей, тем более, не молодой и болезненный я уже человек. Я выбрал-то Ульрику тогда на балу, потому что она юна и прекрасна, чтобы поднять себе же самооценку. Мне хотелось, чтобы рядом со мной была красивая и величавая молодая и изящная в манерах королева, чтобы мне завидовали короли других стран, чтобы был почёт, и держал себе, как предмет гордости, наряженную в эти шикарные платья работы Франсуа. Но никогда я не любил Ульрику, и я, не желая того, причинил ей много страданий. Я ни мнения её не спросил, не приложил ни капли сил, чтобы добиться её расположения, не приложил, мы очень мало общались, потому что мне, человеку в почтенном возрасте просто не было интереса общаться с молоденькой восемнадцатилетней девицей, которая ровесница моей дочери. Я поступил глупо, я не подумал о разбитом сердце Ульрики, не подумал, что она не готова к такой жизни, какую я ей предложил, что ей нужен муж более модой, равный ей по статусу и общими интересами муж, который будет её любить и уважать. Такой, как Франсуа. Но, если раньше я ещё колебался, то после инцидента с ядом в шампанском, я понял, как ты, Франсуа, любишь Ульрику, что это не просто мимолётные амуры, что это – истинная любовь. Меня поразила мысль, что ты был готов спасти жизнь Ульрики ценой своей собственной жизни, если бы моя глупая дочь вовремя не одумалась, ты же погиб за Ульрику! Я, как бы не любил женщину, никогда бы не смог любит её больше своей жизни, а ты полюбил Ульрику именно такой самой сильной и необъяснимой любовью! Так что, кутюрье для королевы, возьми это топазовое колье и подари той, кто будет тебе достойной невестой: Ульрике. Конечно, вы те ещё хитрые ужи, устроили там за моей спиной интрижки, но вы оба такие простосердечные люди, что эти попытки были не оскорбительны скорее, а очень наивны и тщетны. Так что, мне кажется, у вас получится настоящая любящая семья. Что касается развода, я быстро разберусь, так как тогда из-за моей дочки у вас ничего не вышло: созову тех же матрон, пусть засвидетельствуют девственность Ульрики. А потом уже пойдём в церковь с Ульрикой с жалобой от неё, что брак должен считаться недействительным по неспособности мужа, и всё. Всё, я исправлю свою ошибку, заберёшь, кутюрье, королеву своего сердца, во Францию и уже законно обвенчаетесь там, будете уже мужем и женой, уже нечего будет скрывать и стыдится…

После этого старый сморщенный король соединил их руки, а сияющий от счастья Франсуа, дрожащими, от переполнявшего молодого человека ликования руками одел на изящную шею Ульрики то самое красивое топазовое колье, что завещала ему подарить избраннице его мама и тихо с придыханием произнёс:

– Моя невеста…

… И эти слова для них были слаще любого мёда, пьянили счастьем без единой капли вина…

… Они смотрели друг другу в нежные бледноватые аристократично красивые лица со счастливыми улыбками, распахнутые большие глаза, светло-табачного и голубого цвета, и, сияя от ликования, не могли сдержать слёз. Тихие ручейки так и текли по их нежным озарённым улыбками лицам…

Настоящие слёзы счастья…

…Хлодвик-Карл же поправил седые волосы и седую окладистую бороду и сказал:

– Ладно, давайте, готовьте всё к переезду во Францию, к своей свадьбе, а я пойду, созову матрон для осмотра Ульрики, чтобы сделать развод, но сначала всё-таки выпорю дочь!

… Скоро послышался поросячий громкий визг, крики кронпринцессы Фредерики-Берты и свист розг, а Франсуа и Ульрика сели обсуждать всё, что им предстоит в ближайшее время организовать. И вместе приняли решение забрать в свою семью во Францию и Кита, и Герду, те более, что у такого известно кутюрье, как Франсуа, были богатые гонорары…

А потом был осмотр матрон, которые подтвердили девственность Ульрики, разборки в церкви и долгожданный вердикт признать брак его величество Хлодвика-Карла Ротенбургского и девиц Ульрики недействительным. После чего Все четверо, как и договорились, уехали во Францию.

Глава-эпилог « Счастливое семейство Жаккар…»

А уже во Франции Франсуа создал для Ульрики ещё один швейный шедевр: её шикарное пышное, изысканное украшенное золотым тонким кружевом светло-кремовое подвенечное платье с бордовыми пионами на лифе, и состоялось красивое венчание и очень весёлая свадьба Франсуа и Ульрики, которая теперь стала Ульрикой Жаккар, женой кутюрье Франсуа Жаккара…

И, хотя гостей было не много, зато все желали счастья молодожёнам и искренне веселились, а Кит и Герда от счастья за своих дорогих близких людей чуть ли не прыгали до потолка и были главными весельчаками и крикунами на свадьбе.

… А ровно через девять месяцев у Франсуа и Ульрики родилась чудесная маленькая доченька, которую они назвали нежным и коротким французским именем Люси. И Герда стала замечательной помощницей своей старшей сестре, а Кит – добросовестным помощником Франсуа. Семья жила более чем благополучно, там всегда царили уют, любовь, нежность, взаимоуважение, веселье и шутки. Ульрика часто для всей компании играла на клавесине и пела красивые романсы и смешные комические куплеты, а все ей дружно подпевали, а ещё Ульрика радовала Франсуа тем, что читала ему вслух те книги, которые он так давно мечтал прочесть. Когда однажды они оба возликовали от оттого, что заметили… что зрение у Франсуа стало улучшаться!!! Радовалась этой новости вся семья.

А Франсуа радовал Ульрику тем, что всегда утром рано на рассвете, когда, сохраняя свою старую привычку, выходил на прогулку вместе с Китом, то приносил жене или подарок или шикарные букеты из прекрасных цветов Прованса: синении, маков, пионов и роз…

Изредка Ульрика наряжалась в шикарные роскошные платья, которые шил для любимой жены Франсуа, и посещала с ним театр, они оба полюбили музыку.

А Кит здорово подружился с Гердой, а к дружбе их расположил один момент.

– А почему, Кит, ты так хорошо относишься ко мне и не смеёшься надо мной? Я ведь такая некрасивая девочка… – удивлённо спросила Герда.

Кит озорно улыбнулся, стрельнул кокетливо своими зелёными глазами в сторону Герды и ответил:

– А кто тебе сказал, что ты некрасивая девочка? Твой глупый жестокий папаня Ханс? Так знай, что он сущую чепуху тебе сказал, ты – красивая, я тебе это по секрету, как мальчик говорю…

А когда маленькой Люси Жаккар исполнилось три годика, и она стала милой девочкой, которая любила играть с большими мягкими красивыми куклами, что ей сшил папа, Ульрика была уже настоящей красивой молодой мадам двадцати одного года, а Франсуа в свои двадцать три года стал самым богатым и известным в Европе кутюрье.

Кит тоже в свои девятнадцать лет вырос в красивого крепкого высокого юношу и самостоятельного очень востребованного потного, который тоже хорошо зарабатывал, а Герда в юные восемнадцать лет за три года хорошей жизни выросла в такую красавицу! Ещё старшую сестру превзошла! Лицо красивое, румяное, нисколько его красоты не портят веснушки, глаза голубые бездонные, фигурка точёная, женственная, как у Афродиты, высокая, статная, а из смешных рыжих косичек получилась такая красивая грива волос! Длинные, ниже пояса, огненно-рыжие, густые, блестящие! И очень уж Герда по-хозяйски любила покомандовать Китом, а тот смеётся, а слушается и любуется ей.

А однажды набрался храбрости и сказал Герде:

– Слушай, Герда, мы с тобой эти три года так хорошо дружим, и я даже привык к твоим дамским капризам, что, по-моему, нам ничего не остаётся, как тоже обвенчаться и стать мужем и женой. Ну, что ответишь на это?

– Да, сейчас! – с достоинством ответила Герда.

– Так я не понял, это был уже отказ или, как вы девушки, любите набивать себе цену, фразой «я подумаю»?

Тут Герда мило улыбнулась и ответила:

– Кит, дурачок, это означает, что я согласна!

… Так поженились Кит и Герда, и спустя год у них родилась в браке дочка Жоржета, а у Франсуа и Ульрики двойня: Альберт и Сьюзи…

… Что ж, на этом я закончу историю Франсуа и Ульрики, они нашли своё счастье, и их близкие тоже, а верить или в эту красивую историю любви или нет, решать, дорогие читатели, только вам.

Дружба, которая сделала меня лучше

Предисловие

Однажды в царские времена сидели на веранде, и пили ароматный зелёный чай две пожилые помещицы-дворянки. Тихо было в летнем саду под сенью юных берёз на деревянной веранде, которая пахла древесиной и травами, что сушились здесь. Аромат чая располагал к беседе двух пожилых дам.

– Какое у вас красивое поместье, Татьяна Ильинична! И хозяйка вы приветливая, я очень рада, что попала к вам, у вас в поместье отдыхаешь душой… – произнесла Тамара Дмитриевна Головина, гостья.

– Ах, что вы, Тамара Дмитриевна, не хвалите меня, кушайте лучше малиновое варенье… – отвечала с добротой и радушием Татьяна Ильинична Мёдова, хозяйка поместья.

– А скажите, голубушка Татьяна Ильинична, почему вы такая добрая? – вдруг спросила Тамара Дмитриевна.

Татьяна Ильинична вздохнула и тихо изрекла:

– Один человек научил меня этому в юности, это – долгая история…

Тамара Дмитриевна не заметила минорности в очах подруги и попросила:

– Обожаю слушать длинные истории из юности, расскажите, пожалуйста!

– Я расскажу, – отвечала Татьяна Ильинична – Только боюсь, что моя история вам не понравится…

Рассказ Татьяны Ильиничны

Когда на царском престоле восседала Екатерина Великая, мне было всего шестнадцать лет, я была красавицей с длинными каштановыми волосами и лазурными очами. Родители меня любили, баловали, наряжали, но я была очень горделивой и заносчивой…

Однажды родители подарили мне зимой парчовое платье, а к нему парчовую накидку с капюшоном и дорогим мехом. Я очень гордилась, что такая красота досталась мне…

Вдруг я вошла в свою светлицу и увидела, как мой наряд мерила крестная девушка, моя ровесница, я хорошо знала её, а звали девушку Лукерья. Она стояла и пела:

– Дивный миг торжества,

День святого Рождества,

Ангел в гости к нам пришёл,

Счастье, радость нам нашёл!

До того прекрасной мне показалась Лукерья, до того понравилась её песня, что я позавидовала и, когда вошла, закричала на Лукерью:

– Ты! Берёшь барские вещи! Негодница, я велю высечь тебя!

– Простите, барыня, просто я подумала, что не обижу вас, если просто примерю одно из многих ваших красивых платьев. Надеюсь, вы не очень расстроились? Я не хотела портить вам настроение… – искренно и просто произнесла девушка.

Я была поражена тому, что я грожусь её высечь, причинить ей такую боль, а она заботится о том, чтобы не испортить мне настроение! Какое же широкое сердце нужно иметь для этого!

Я замерла и стала рассматривать Лукерью. Длинная светлая коса и серые большие глаза украшали девушку, вся она сияла доброжелательностью.

– Тебе, действительно, не безразлично, расстроилась ли я? – спросила я.

– Не безразлично. Я хочу, чтобы всем было хорошо, и прошу об этом Господа Бога нашего Христа! – ответила Лукерья.

Меня обескуражили эти слова. Я задумалась о том, какая я была эгоистка, как мучила капризами родителей, и произнесла:

– Бери это платье себе, Лукерья, ты заслужила его больше, чем я…

Лукерья просияла радостью и спросила:

– Правда?! Благодарю вас, барыня, вы – сама доброта, я буду за вас молиться! А чем я могу порадовать вас?

– Спой мне ту песенку про Рождество Христово, что напевала без меня… – попросила я.

Лукерья запела нежно, как соловей, а я наслаждалась её пением, и праздник входил в мою душу.

Спустя три дня я захотела проведать Лукерью и пришла в избушку, в которой она жила. Я застала девушку за варевом.

– Что ты готовишь, Лукерья?

– Щи готовлю, добрая барыня, угощайтесь, я много наготовила, понесу нищим, пусть они тоже покушают…

Я села за стол, Лукерья поставила чугунок, всё вокруг заполнилось приятным ароматом, я с аппетитом съела свою порцию, подметив:

– Вкусно ты готовишь, Лукерья, твои щи вкуснее даже французских деликатесов! И какое же у тебя щедрое и милосердное сердце, что, живя так скромно, ты заботишься о тех, кто ещё беднее! Я хочу помогать тебе, давай я принесу с кухни еды, и мы вместе сготовим что-то нищим и сиротам!

Лукерья умилилась и изрекла:

– Барыня, милая вы моя, какая же вы добросердечная! Я с радостью приму вашу помощь, потому что она мне очень нужна!

– Я милосердию учусь у тебя, Лукерья. И не называй меня барыней, обращайся на ты и называй просто Татьяной! – ответила я.

Я принесла всё для пирога с брусникой, и мы взялись за дело. Как же ловко всё выходило у Лукерьи!

– Смешная ты, Татьяна! Не умеешь готовить! Сразу видно, что барская дочка! – по-доброму смеялась Лукерья, а я училась, и мне не было обидно.

Потом Лукерья налила кипятку, и мы скушали по кусочку пирога, а затем отправились в нищие семьи, сиротские приюты, дома престарелых в Москве. Как же приятно было помогать другим!

– Лукерья, а что ты ещё умеешь делать? – спросила я.

– Вышивать… – ответила Лукерья скромно.

Мне стало стыдно, потому что я умела вышивать, но из лени давно не делала этого.

– Лукерья, я хочу вспомнить, как вышивают, помоги мне, пожалуйста… – попросила я.

За несколько дней труда я сделала прекрасный подарок маме, и была счастлива.

– Лукерья, а у тебя есть мечта? – спросила однажды я.

– Знаешь, Татьяна, я бы хотела научиться читать и прочесть Библию… – ответила скромно Лукерья.

– Давай научу! Приходи в мою светлицу каждый вторник, я буду давать тебе уроки чтения! – загорелась я.

Лукерья оказалась старательной ученицей и за два месяца освоила грамоту. Тогда я тожественно вручила ей Библию. Её очи сияли благодарностью и счастьем, она молча поклонилась мне, но я поняла, что она хотела сказать и попросила её:

– Не надо мне кланяться, благодари Господа, не меня…

Потом мы виделись редко, но на Пасху я пришла поздравить её, и мы снова готовили снедь и раздавали бедноте.

Как же весело мы встретили Пасху! Мы похристосовались, наверное, со всей Москвой!

– Лукерья, я такая счастливая! Ты научила меня радоваться жизни и помогать другим! Спасибо тебе! – изрекла искренно я.

– Благодари Христа, Татьяна, не меня…

– Давай поклянёмся быть названными сёстрами! – предложила вдруг я.

– Конечно, Таня, милая моя подруга, добрая моя названная сестра! – нежно ответила Лукерья, и в тот торжественный весенний Пасхальный день мы принесли клятву быть названными сёстрами…

Я побежала сообщить об этом родителям, я сияла от счастья, мне хотелось кричать всем от радости об этом событии.

Когда же я вошла в гостиную с бархатными стенами, отец был хмур, а мама плакала.

– Отец, матушка, что случилось? Я пришла рассказать вам радостную новость и поздравить с Пасхой!

– Дочь, какая сейчас может быть радость и Пасха?! Мы разорены и вынуждены продать имение с крестьянами! Мы будем сами всё делать! Это ужас, кошмар! – плакала мама.

– Дочь, собирай вещи, через полчаса мы уезжаем на съёмную квартиру, а в имение приедет его новая хозяйка, помещица Мёдова… – тихо со скорбью произнёс отец.

– А Лукерья?! – испуганно спросила я – мы – названные сёстры!

– Прости, доченька, мне тяжело это говорить, но Лукерья теперь собственность Графини Мёдовой…

Я была знакома с графиней и знала, как жестока она со своими крепостными крестьянами, как безжалостно она морит их голодом и сечёт за самые мелкие провинности. Я ужаснулась и промямлила:

– Мама, папа, как так?! Могу я спасти подругу?

Родители с грустью посмотрели на меня и ответили:

– Ты могла бы спасти не только подругу, но и нас от нищеты, если бы вышла замуж за сына графини Мёдовой!

– Что ж, значит быть свадьбе! – решительно сказала я – Бог мне в помощь!

Скоро родители сообщили о моём решении суровой графине.

– Что ж, лето – самое подходящее время для венчания! – важно произнесла графиня – Прохор, познакомься с невестой!

Когда вышел Прохор Самсонович, некрасивый юноша, я заплакала, потому что мечтала, что мой жених будет галантным и красивым, и будет любить меня, а Прохор был некрасивым, вычурно одетым молодым человеком без манер.

«Как я буду жить с ним?! Как можно венчаться без любви?! Он мне противен!» – думала я.

Потом я взяла себя в руки и сделала реверанс со словами:

– Мне очень приятна эта встреча, Прохор Самсонович…

Я очень удивилась, когда Прохор ответил с нежной интонацией:

– Я тоже рад видеть вас, милая Татьяна Ильинична! Вы оказываете мне большую честь тем, что согласились стать моей женой…

– Но… – удивлённо спросила я – Разве вы не такой же сухой и жестокий, как ваша матушка? Я оказываю вам честь? Я не ожидала, если честно таких слов…

– Поверьте, хотя я некрасив и очень стеснителен, я умею любить и всегда останавливал и не поддерживал матушку в жестоком обращении с крестьянами…

Мне сразу после этих слов стало легче.

«Я думаю, я смогу полюбить его, хотя он и не красавец: он добр. А вдруг мне так только показалось?» – мучительно подумала я.

– А вы бы не могли бы дать вольную моей подруге, крестьянке Лукерье? Вы теперь хозяин поместья… – решила я проверить его.

– С великим удовольствием, любезная Татьяна Ильинична! Я рад угодить вам! – ответил Прохор.

Я очень обрадовалась, когда вольная грамота для Лукерьи оказалась у меня в руках.

– Простите меня, Прохор Самсонович, я удалюсь, чтобы вручить вольную грамоту своей подруге и попрощаться с ней… – сказала минорно я, думая: «Как печально, что я больше не увижу Лукерью, и как хорошо, что она стала свободным человеком…».

– Зачем прощаться? Вы можете видеться со своей подругой, когда захотите, даже когда станете моей женой! – заботливо изрёк Прохор.

Мне стало легко и светло на душе, как на Пасху, и я с волнением спросила Прохора:

– И вы, дорогой мой жених, не осуждаете меня за дружбу со служанкой?

– Нет, не осуждаю. Вы – Ангел, Татьяна Ильинична, и если вы с кем-то дружите, значит это достойнейший человек… – с улыбкой ответил мне Прохор.

Я побежала к Лукерье и радостно закричала с порога:

– Лукерья, подруга, ты – свободный человек! Новый барин подписал тебе вольную грамоту! Приходи ко мне не как служанка, но как подруга!

Я поняла по её лицу, что Лукерья опешила.

– Ты не рада? – удивилась я.

– Рада, но как ты этого добилась, Татьяна?

– Я выхожу замуж за нового барина! – призналась я.

– Ты идёшь ради меня на такие жертвы?! – испуганно спросила Лукерья.

– Нет, это – не жертва, он очень добрый человек! – успокоила я подругу.

Мы обнялись с Лукерьей.

– Спасибо тебе, Татьяна, ты столько добра для меня сделала! – воскликнула Лукерья.

– Ты сделала для меня намного больше! – с радостью ответила я.

Так спустя две недели я стала графиней Мёдовой, женой Прохора. Лукерья приходила ко мне каждое воскресение, мы вместе молились в церкви, а потом пили чай и беседовали в моём поместье на веранде.

Прохор оказался хорошим мужем, а вот со свекровью я сразу не поладила: мать Прохора была жестока ко мне, придиралась постоянно, ворчала, что я всё делаю не так, особенно ей не нравилась наша дружба с Лукерьей.

– Что делать, Лукерья, сил терпеть упрёки свекрови больше нет… – пожаловалась я подруге.

– Я тебе подарю икону Божьей Матери «Семистрельная», молись перед ней о смягчении сердца свекрови, и всё наладится… – посоветовала мне Лукерья и подарила икону.

Скоро мать Прохора сильно заболела. Мы с Прохором и Лукерьей вместе неотлучно ухаживали за ней, а она плакала:

– Какая же я была глупая и жестокая! Простите меня, дети! Лукерья, будь желанным гостем в нашем доме…

Через месяц свекровь выздоровела и вышла с нами на прогулку. Она наклонилась понюхать пион, а у меня вылетело из уст:

– Как же я люблю тебя мама! Как я рада, что ты выздоровела!

Свекровь заплакала, обняла меня и изрекла:

– И я люблю тебя, доченька, и Лукерью люблю, как дочь, ведь она помогала вам с Прохором вылечить меня!

Так незаметно пролетело десять лет, Лукерья тоже вышла замуж, хорошо с мужем жила. На Рождество собирались все дружной семьёй: мои родители, свекровь, я с мужем, Лукерья с супругом, радость входила в наши души каждый раз!..

И каждый раз меня огорчало лишь одно: десять лет брака у нас с Прохором не было деток. Я плакала, ходила молиться в церковь, подавала милостыню, но Господь не отвечал на мои молитвы почему-то…

Лукерья и Прохор утешали меня, как могли, ходили со мной в храм, Лукерья участвовала во всех моих благотворительных делах, помогала мне с хозяйством.

Шло время, и я впадала в уныние и слёзы от мыслей о ребёнке, он даже мне снился, я стала раздражительной…

В тот нелёгкий период Лукерья пришла ко мне со счастливым блеском в очах и сияющей ласковой улыбкой.

– Лукерья, у меня горе, я не могу подарить мужу дитя, а ты сияешь от счастья! Не трави душу, говори, что у тебя случилось и начни уже успокаивать меня! – пробурчала я.

– Танечка, подруженька, поздравь меня, у нас с любезным супругом будет ребёнок! – нежно и радостно произнесла Лукерья.

Я не выдержала и разрыдалась от зависти!

– Уходи, Лукерья! Уходи, пожалуйста, не трави мне душу! – закричала я.

Лукерья посмотрела на меня с видом маленькой девочки, которой не подарили подарок на Рождество, заплакала и убежала.

Тут появился Прохор, и в этот день он впервые упрекнул меня в том, что у нас нет детей.

– Ты просто не любишь меня, поэтому упрекаешь! – закричала я с обидой.

Прохор ушёл в свой кабинет, хлопнув дверью, а я заплакала:

– От меня отвернулся муж, у меня больше нет подруги, что мне делать?!!

С год всё валилось из рук, мы постоянно ссорились с мужем и свекровью, с Лукерьей я вообще не общалась. Вдруг в сочельник пришёл муж Лукерьи, он выглядел очень плохо: худой, уставший, бледный, заплаканный, он вызывал тревогу и жалость.

– Что случилось, Игорь? – спросила я.

– Лукерья просит тебя вспомнить вашу клятву быть сёстрами и приехать к ней, Лукерья серьёзно больна… – ответил супруг Лукерьи.

Всё пылало во мне от стыда, я, не раздумывая, накинула шубу, села в карету и помчалась к дому Лукерьи.

Когда я вошла в светлицу, то увидела больную бледно-синюю Лукерью в поту и священника, который причащал её, а рядом – трёхмесячного малыша, который походил на Ангелочка.

Всё затрепетало во мне, та тёплая дружба, что была когда-то, сразу же воскресла во мне и вызвала поток слёз и слова:

– Прости меня, Лукерья, сестрёнка! Я очень дорожу тобой, не бросай меня, всё будет, как прежде, только выздоровей! Я каюсь, что прогнала тебя! Прости меня!

– Сестрёнка, Танечка, я знала, что ты не подведёшь, конечно я тебя прощаю! Я хочу, чтобы ты воспитала малышку Софию, а я буду молиться за вас на небесах Господу, только верьте в это… – изрекла Лукерья и с улыбкой отошла ко Господу.

Я долго плакала, потом помолилась, взяла малышку, приехала в родной дом, позвала всех и промолвила:

– Простите меня, мама, папа, любимый муж, моя вторая мама, я вас очень всех люблю. Эта малышка – дочь Лукерьи, моей названной сестры, которая теперь в раю, её последней просьбой было то, чтобы мы воспитали её, как родную дочь. У нас с Прохором нет детей, так что давайте помиримся и с любовью воспитаем маленькую Софию! Простите, что принесла вам так много страданий, я вас всех сильно люблю!

Все бросились обнимать меня, и с этого дня я снова ожила душой, и мы зажили дружной семьёй.

Послесловие

Татьяна Ильинична замолчала, и слёзы выступили на её ясных очах.

– Удивительная история! – воскликнула её подруга – Эта дружба, действительно, сделала вас лучше!

– Я желаю всем таких друзей, как Лукерья, я всегда буду помнить её… – тихо закончила разговор Татьяна Ильинична.

Лучший ученик года или мечта увидеть море

Алексей Корнев, ученик 10 класса, каштановолосый, зеленоглазый, коротко стриженый парень семнадцати лет в тот день особенно волновался: он перешёл в другую школу из-за того, что там учился его лучший друг, Дмитрий.

Друзья сели на заднюю парту и, пока не прозвенел звонок на урок, стали беседовать.

– Дима, ну, ты расскажи мне про класс свой немного, а то я тут никого, кроме тебя, не знаю… – настороженно произнёс Алексей.

– Не робей, – протянул довольно Дмитрий – Класс у нас хороший! На первой парте сидит Вова, он любит разводить цветы, все смеются над ним, а он не обижается. А вот идёт Лена-скромница и тихоня: у неё мама строгая. Вот за той партой сидят Виктор и Эвелина, они – влюблённая парочка, мы называем их попугаями-неразлучниками: она даёт ему списывать, а он дарит ей цветы и конфеты…

Тут в класс вошли две девушки, и все замолчали. Одна имела длинные светлые волосы, была ярко подкрашена и одета в узкие джинсы с модной блузкой-рубашкой, другая девушка была в модном платье и в больших очках.

– Ничего у вас девчата: красивые! – с блеском в глазах произнёс Алексей.

– Это – два лидера нашего класса: Зинаида Волкова и Полина Вишнёва, обе они претендуют на победу в конкурсе «лучший ученик года», учатся на отлично и пытаются перещеголять друг друга в модных нарядах. Они очень самовлюблённые, даже не надейся на благосклонность одной их них, особенно Полины… – пояснил тихо Дмитрий.

– А которая из них Полина? – удивлённо спросил Алексей.

– Та, что на высоких каблуках, и в джинсах с рубашкой… – ответил Дмитрий.

– Жаль, красивая девушка… – с тоской произнёс Алексей.

Вдруг все расступились и Зинаида надменно произнесла:

– Ну, и вид у тебя, Полина, ни ума, ни фантазии, а ещё хочешь быть лучшей ученицей года! Глупая блондинка, приз достанется мне, а про тебя только анекдоты будут сочинять!

Полина усмехнулась и ответила с важным видом:

– Знаешь, Зина, анекдоты про блондинок придумали такие глупые брюнетки, как ты! Наивное дитя, я – самая крутая ученица этой школы, приз будет мой, обойти меня тебе просто не по зубам!

Тут прозвенел звонок и все сели на свои места. Учительница стала вести классный час: подводить итоги года, собирать деньги на Новогоднюю вечеринку, но Алексей слушал преподавательницу без внимания.

– Что с тобой, друг? – спросил шёпотом удивлённый Дмитрий.

– Мне понравилась Полина. Как ты думаешь, если я приглашу её на Новогоднюю вечеринку, она будет моей девушкой? – озадачил друга Алексей.

– Слушай, Алёшка, ты даже не пытайся дотянуться до такой звезды, как Полина… – честно признался Дмитрий.

«А я всё равно попробую!» – решил для себя Алексей.

Всю неделю Алексей готовил речь, копил на букет цветов, думал, что надеть на вечеринку.

И спустя неделю Алексей подошёл к Полине со словами:

– Полина, ты такая потрясающая девушка, давай пойдём на Новогоднюю вечеринку вместе, я тебе дарю букет роз, как признательность твоей красоте и уму, и прошу тебя стать моей подругой…

Полина фыркнула и с гордынею в интонации ответила:

– Твоей девушкой? С тобой на вечеринку? Новенький, ты представляешь, какие богатые ребята хотят меня проводить на эту вечеринку, ты – малявка по сравнению с ними!

– Полина, а я не думал, что ты такая заносчивая! – огорчённо закончил разговор Алексей и подумал:

« Какая она неприятная девочка! Больше не подойду к ней! Зазнайка! Все отличницы такие!».

Алексей очень обиделся, но решил идти на Новогоднюю вечеринку со скромницей Леной. Девочка нарядилась на вечеринку очень простенько, и Алексей постарался соответствовать новой подруге.

Зато лидеры класса Зинаида и Полина были с причёсками с диадемой, в туфлях на больших каблуках, в модных сияющих платьях.

Алексей старался не смотреть на Полину, но у него не получалось это: слишком уж красивой была девушка.

– Уступи дорогу лучшей ученице года! – надменно произнесла Алексею Полина, когда проходила мимо.

– Тогда уж уступайте дорогу мне, потому что этот титул возьму я! – оспорила Полину Зинаида.

– Не переживай, Лена, пойдём, я куплю тебе кофе и мороженое… – обратился к своей скромной подруге Алексей.

– Глядите-ка! Я отшила новенького, а он связался с серой мышью! А зря, я могла бы передумать… – гордо промолвила Полина.

Тут Алексей увидел слезу в глазах Лены и так обиделся на Полину, что не выдержал и крикнул:

– Я с тобой, Полина, никогда бы общаться не стал, потому что самовлюблённых зубрилок не люблю! И Лена – не серая мышь, она пишет удивительные рассказы!

Полина резко встала и ушла.

… Все танцевали, весёлая музыка кружилась, в свете иллюминаций Алексею показалось, что Полина побелела…

– Дима, как ты думаешь, почему Полина ушла? – спрашивал позже у Дмитрия Алексей.

– На кого ты обращаешь внимание?! Полина – хорошая заноза в классе, так же, как и Зинаида, ты пришёл с Леной, так и дружи с ней! – отвечал Дмитрий.

– Не знаю, мне показалось, что мои слова задели Полину, в этом есть какая-то загадка… – протянул Алексей.

– Загадки только в романах бывают, а в жизни всё просто! Ты что завтра на церемонию награждения лучшего ученика года оденешь? – буркнул Дима.

– Джинсы и свитер, не меня же награждать будут, я на тройку тяну уроки… – ответил Алексей, когда уходил с вечеринки, чтобы проводить Лену.

Предновогодний город сиял украшениями и вывесками, бодрил мороз, Алексей шёл с Леной и мило беседовал о её рассказах.

– А ты не боишься ходить вечером, когда темно? – спросила вдруг Лена.

– Нет, я два года занимался борьбой! – весело отвечал Алексей.

На следующий день Алексей проснулся не в лучшем расположении духа: он чуть не проспал уроки.

Алексей еле успел на второй урок, выслушал нотацию от учительницы и пытался вникнуть в суть урока. Вдруг по рупору объявили:

– Все ученики приглашаются в актовый зал на церемонию награждения победителя конкурса «Лучший ученик года»!

Алексей нехотя медленно пошёл в актовый зал, надеясь, что скоро это глупое мероприятие закончится.

В актовом зале было настоящее столпотворение, некуда было встать! Алексей еле протиснулся сквозь толпу и увидел разнаряженых накрашенных Зинаиду и Полину. В зале стоял невыносимый шум.

Тут вышел на сцену директор школы с конвертом, и все замолчали, а директор начал речь:

– Дорогие учащиеся нашей любимой школы, мы все, подводя итоги года, хотим преподавательским коллективом отметить, что каждый был по-своему достоин этой награды, и пожелать, чтобы в будущем году вы учились ещё лучше! А победителем в конкурсе «Лучший ученик года» стал… – тут директор запнулся, достал записку из конверта и зачитал – стала ученица 10 Г класса Зинаида Валерьевна Волкова! Поздравляем!

Что тут стало с Полиной! Она резко побелела, даже немного посинела, стала тяжело дышать и упала на паркет.

Ученики стали прыгать и выкрикивать:

– Зазнайка, так тебе и надо!

– Эй, слабачка, умей проигрывать с достоинством!

Алексей же молчал, ему было жалко Полину: она очнулась, но выглядела нездоровой: бледной, с синими губами. Алексей подскочил, чтобы посадить её на стул, подхватил на руки, и Полина показалась ему лёгкой, как пёрышко…

– «Скорую помощь»! Кто-нибудь, вызовите врачей! – попросила в панике учительница.

Алексей не раздумывая, достал сотовый телефон и вызвал экстренную службу. Врачи под шум и гам учащихся увезли Полину…

Настроение у Алексея было окончательно испорченно. Юноша вышел из школы, долго бродил мимо ярких витрин и увидел вывеску: «Давайте попробуем жить чуточку добрее».

«Я, наверное, поступлю глупо, но по-другому я сделать не могу!» – решил для себя Алексей, вернулся в школу, взял у преподавателя номер телефона родителей Полины и позвонил:

– Алло, здравствуйте, это звонит одноклассник Полины, я бы хотел её навестить завтра, скажите, к какой больнице она сейчас и что ей можно принести…

На следующий день Алексей приехал в больницу с целой сумкой сладостей.

Юноша подошёл к палате и замер со слезой на глазах: худенькая слабенькая Полина лежала, длинные волосы были раскиданы по подушке, ресницы еле трепетали, а рядом с Полиной стояла и плакала молодая женщина в синем свитере, по всей видимости, её мама.

– Здравствуйте, вы – мама Полины? Что с ней? – заботливо спросил Алексей.

– Да, я её мама, спасибо тебе, что пришёл. Она чахнет на глазах, а от чего – врачи не знают… – ответила женщина в синем свитере.

– Можно, я поговорю с Полиной? Мне кажется, я знаю причину её болезни… – тихо спросил Алексей.

Мама Полины отошла от кровати, Алексей сел на край и провёл рукой по локонам Полины.

Девушка открыла глаза и прошептала:

– Зачем ты пришёл? Посмеяться надо мной?

– Нет, – отвечал Алексей – Я хочу тебе помочь! Я принёс тебе вкусностей, а ещё интересную книгу…

– Зачем? Я не хочу есть… – буркнула Полина и отвернулась.

Алексея осенила догадка и он спросил:

– Ты кушала что-нибудь сегодня? Можешь не отвечать, я по твоему состоянию вижу, что нет! Скажи, зачем тебе нужна была эта победа? Зачем из-за глупого конкурса портить себе жизнь?

– Понимаешь, Алексей, там вручали путёвку на море победителю, а я никогда не видела моря, хотя мне восемнадцать лет! Я так боялась проиграть, что защищалась маской модницы и крутой зазнайки, а я ведь не такая, просто я очень хотела увидеть море. Прости, если обидела тебя или твою девушку Лену…

Алексей опустил голову, ему стало всё понятно. Он долго подбирал слова и думал, что сделать, а потом изрёк:

– Полина, ты увидишь море, и яблони в цвету, и встретишь рассвет на прогулочном катере, но тебе нужно для этого выздороветь, а для этого нужно поесть. Покушай, пожалуйста…

Полина села и стала медленно кушать больничный обед и шоколадку, которую принёс Алексей.

Радость, как цветные шарики, окрылила Алексея и маму Полины.

– Молодец, Полина! Первый шаг к выздоровлению сделан! Теперь попробуй встать… – сказал Алексей.

Полина встала и с улыбкой произнесла:

– Может, я надену пуховик, и мы погуляем в больничном парке?

Мама Полины обняла на радостях и дочь, и Алексея.

Алексей помог одеться Полине, вывел её в парк и они сели под заснеженной елью.

Алексей начал беседу о море, о художниках, о мечтах, и, казалось, что Полина всегда мечтала писать картины и очень любила творчество Айвазовского.

– Слушай, я принесу тебе завтра краски, чтобы тебе было чем заняться в больнице, а, когда тебя выпишут, мы пойдём в Третьяковскую галерею на мастер-класс! – сказал Алексей.

– Правда? Ты ещё придёшь? Какая радость! – со счастливым блеском в глазах произнесла Полина.

– Обязательно приду! Ты – мой друг, я должен тебе помогать! – отвечал Алексей…

За беседой время пролетело незаметно. Алексей стал приходить после уроков к Полине, они вместе выполняли домашнее задание, рисовали, читали, хрустели печеньем, и им было весело…

Три недели пролетели, оставалось два дня до Нового Года, родители радовались тому, что Алексей стал лучше учиться, а сам Алексей был счастлив от того, что Полину выписывают, и они будут вместе встречать Новый год.

После учёбы Алексей собрал портфель, чтобы идти за билетами в Третьяковскую галерею, когда его встретила Лена с упрёком:

– Где тебя носит, Алексей? Ты приглашал меня на вечеринку, как свою девушку, а после ни разу не обратил на меня внимания! Как это понимать? Мы Новый Год, вообще, вместе будем встречать или нет?

Алексей застыл, он не знал, что ответить. Наконец, юноша сказал, запинаясь:

– Лена, прости, я спешу, и Новый год я буду встречать с… друзьями…

– Алексей, я тебе не верю, ты что-то скрываешь! – вскрикнула Лена – Если бы Полина не была такой заносчивой и горделивой и не дала тебе отворот поворот три недели назад, я бы подумала, что вы – пара!

Алексей расстроился, но повторил:

– Прости, Лена, я тороплюсь! Может, на каникулах увидимся…

Алексей купил два билета в Третьяковскую галерею и на мастер-класс по живописи, а потом отправился домой: ему нужен был совет старшего человека…

Алексей пришёл домой, переоделся и сел рядом с мамой, Галиной Викторовной, пожилой женщиной с мудростью во взгляде.

– Мама, я хочу привести на Новый Год девушку, Полину, что нравится мне, рядом с которой моя душа поёт, которую я люблю, но я не знаю, взаимно ли. Дело в том, что в классе у меня есть подруга сердца, Лена, но я не люблю её. Что мне делать?

Галина Викторовна вздохнула и ответила:

– Во-первых, не заставляй Лену страдать напрасно, раз не любишь – в деликатной форме скажи ей это. Во-вторых, спроси у Полины, любит ли она тебя, признайся ей в любви как-то красиво. Главное, разберись в собственных чувствах…

– Что ж, постараюсь… – без энтузиазма произнёс Алексей, думая, что три пункта, которые назвала мама, очень непростые в выполнении…

Алексей задумался и записал на диктофон такую речь:

«Лена, прости меня, пожалуйста, и дослушай до конца запись. Ты – красивая, умная, талантливая девушка, и, быть может, я совершаю большую глупость, признаваясь тебе в этом, но я не хочу тебя мучить, я не люблю тебя. Многое изменилось за три недели, я полюбил Полину, быть может, не взаимно, я не хочу тебя обманывать, но и вместе мы быть не можем. Надеюсь, я не обидел тебя. Я не смог сказать тебе всё это прямо в лицо, но это ничего не меняет, прости ещё раз. Алексей».

Алексей сел за компьютер и отправил по электронной почте Лене эту аудиозапись. После этого ему стало легко, будто камень упал с его сердца.

Алексей стал думать о том, как признаться в любви Полине и тут ему пришла хорошая идея: он распечатал лучшие фотографии Полины и написал красиво внизу коллажа:

«Полина, я тебя люблю! Будь моей девушкой и встречай Новый Год со мной!».

Этот коллаж Алексей взял с собой в Третьяковскую галерею. Сначала состоялась экскурсия по картинной галерее, все шедевры восхищали Полину. Алексей очень волновался, даже руки у юноши похолодели, но он старался поддерживать беседу.

Потом все прошли в зал для мастер-класса, достали краски и стали выполнять команды учителя изобразительно искусства. Когда всё кончилось, Алексей совладал с волнением и спросил:

– Может, поменяемся картинами?

Полина с недоумением отдала свой рисунок, а Алексей дал ей тот самый коллаж с признанием и замер в ожидании ответа…

– Алексей, что это? Это правда? – спросила растроганная Полина.

– Конечно, правда. Так что ты ответишь?

–Алексей, ты такой добрый! Конечно, я буду твоей девушкой и встречу с тобой Новый Год! – разрешила сомнения Алексея Полина.

Алексей от счастья поднял Полину на руки и понёс до её дома.

Полина обаятельно смеялась:

– Какой ты смешной, Алёша!

… И, вот настало 31 декабря, день, который был очень важен для Алексея, ведь ему исполнялось восемнадцать лет, и наступал Новый Год, который он встретит сдевушкой.

Полина и Алексей ставили для родителей спектакль «Щелкунчик», только заменили имена главных героев на свои, ведь они тоже чувствовали себя в сказке любви.

– Что ж, поздравляем вас и дарим вам подарок: две путёвки на Кипр на Новогодние каникулы! – объявили родители Алексея.

– Поздравляю тебя, Полина, ты увидишь море! – воскликнул Алексей, подхватив девушку на руки, а Полина заплакала от счастья…

Новогодние каникулы у моря были прекрасны. Полина написала много чудесных картин, они мило беседовали с Алексеем обо всём на свете.

– Ты здесь расцвела, Полина! Ты стала ещё милее! А ещё из тебя получился отличный маринист! – радовался Алексей.

– Правда? Я всегда мечтала иллюстрировать детские книги, ты думаешь, у меня получится? – спросила Полина.

– Обязательно получится! А я буду учиться на врача! – отвечал Алексей.

– Какую благородную специальность ты выбрал! Я верю, что у тебя получится! – поддерживала решение друга Полина.

– Полина, милая, вот теперь сбылась твоя мечта увидеть море, вдохнуть солёный воздух, ощутить тёплый бриз, ты счастлива? И о чём ты мечтаешь теперь? – вдруг озадачил подругу сердца Алексей, когда пара прогуливалась по песчаному берегу под шум волн.

– Знаешь, друг, я мечтаю выучиться на иллюстратора и всегда быть рядом с тобой. А ещё я мечтаю стать волонтёром, потому что я очень счастлива и хочу поделиться с людьми своим счастьем!

Алексей по-доброму посмеялся и обнял Полину со словами:

– Что ж, буду тебе помогать, романтик ты мой…

Но каникулы закончились, и нужно было возвращаться в школу. Алексей, если честно, переживал, как пройдёт первый день учёбы после победы Зинаиды, ведь Полина до сих пор ходила, опираясь на трость…

Полина прошла на своё место и стала доставать учебники, когда её окружили Зинаида, Лена и другие девочки с ухмылками.

– Что, крутая блондинка, полетела с каблуков? Так тебе и надо! – сказала Зинаида.

– Действительно, так ей и надо, нечего сначала пуп Земли из себя строить, а потом чужих парней отбивать! – выкрикнула Лена.

– Зина, не приставай ко мне, ты победила – флаг тебе в руки, я своей жизнью довольна… – спокойно ответила Полина, только пальцы бегали нервно по парте…

Алексей схватился, подскочил и громко изрёк:

– Отстаньте от неё, все вопросы ко мне! Не обижать Полину!

– Ах, ты такой защитник нашёлся! Влюбился в больную девицу! – злобно посмеялась Зинаида.

– Что ж, – вдруг рассудительным тоном произнесла Полина – Мне ничего не остаётся, как доказать вам обратное! В 11 классе я подам свою кандидатуру на конкурс «Лучший ученик года»!

Поднялся невероятный гул, но больше всех разволновался Алексей:

– Ты что творишь, милая! Ты же себя загонишь с этим глупым пеклом самодурства и тщеславия!

– Не бойся, я не буду переживать за победу, мне всё равно, кто возьмёт титул, просто я хотела, чтобы от меня отвязались! – успокоила Алексея Полина.

Зима и весна пролетели, летом Полина и Алексей занимались благотворительностью: выступали со спектаклями и дарили подарки детям в сиротских приютах. В свободное время гуляли в парке, катались на аттракционах, Полина ещё и картины писала.

Это было счастливое время для Полины и Алексея…

Но был в этой череде пёстрых дней самый запоминающийся: 5 июля.

Дело в том, что в этот день Полине исполнялось девятнадцать лет, но она захотела провести свой День Рождения за добрыми делами: читая сказки деткам в сиротском приюте. Алексей же задумал сюрприз для Полины, и, когда они прочитали вслух «Золушку», Алексей встал на одно колено и изрёк с нежностью:

– Милая принцесса Полина, я – принц, который любит тебя сильнее всего на свете, даже жизни, выходи за меня замуж!

Как же обрадовались детишки, стали улыбаться, смеяться:

– Принцесса, соглашайся! Он – добрый принц!

Полине ничего не оставалось, как дать согласие с условием, что само бракосочетание произойдёт, только когда оба получат высшее образование…

Потом настала осень, а за ней зима. Всё это время Алексей и Полина готовились к государственным экзаменам. Вместе у них это получалось лучше, и жизнь их казалась счастливой и спокойной, если бы не конкурс «Лучший ученик года».

Зинаида была уверена в своей победе и часто пыталась обидеть Полину колкостями:

– Смотри, готовься ещё раз упасть в обморок от разочарования, победа будет всё равно моей!

– Быть может, но и тогда не опущусь до скандала с тобой! – отвечала Полина.

– Мила моя, Полина, у нас благотворительность, у нас подготовка к экзаменам, зачем тебе этот конкурс? Они же безжалостно осмеют тебя, если ты поиграешь! – волновался Алексей.

– Не волнуйся, я не боюсь проиграть, мне всё равно, просто я хотела прекратить насмешки над собой… – отвечала Полина.

– Ну, и что ты получила? Ещё больше колкостей в свой адрес! – ворчал Алексей, но старался никому не давать в обиду Полину.

Дни за учёбой летели быстро, и вот настал день вручения награды победителю конкурса «Лучший ученик года».

Алексей, как и год назад, пришёл без энтузиазма, Полина и Зинаида, как и прошлый раз, стояли вдалеке друг от друга…

Только Полина была совершенно другая: простая одежда и длинные распущенные локоны дополняли одухотворённое лицо с небесно-синими очами, во взгляде сияло спокойствие, несмотря на то, что Зинаида всё время пыталась оскорбить девушку…

Директор вышел на сцену, произнёс речь и полез за конвертом с именем победителя в полной тишине…

– И наш лучший ученик года – Вишнёва Полина Захарьевна! – объявил директор.

Полина, постукивая тростью, стала подниматься на сцену за наградой, Алексей успокоился, выдохнул и вместе с друзьями зааплодировал ей, а Зинаида схватилась за голову и истошным голосом закричала:

– Нет! Нет! Нет! Этого не может быть!

Полина стояла на сцене, но торжества не было видно на её лице, она по-прежнему сохраняла спокойное равнодушие к победе. Затем девушка подошла к микрофону и изрекла:

– От всей души благодарю моих родителей и друга Алексея, без них бы я ничего не достигла, но я считаю, что победу нужно присудить Зинаиде: у неё, кроме учёбы, ничего нет, я же – счастливый человек!

Зинаида округлила глаза от шока, а зал разразился овациями и криками:

– Молодец!

– Умница!

– Настоящая добрая душа!

Зинаида расплакалась…

– Что ж ты плачешь, ты победила! – спрашивали все.

Зинаида же вышла на сцену за призом и промолвила:

– Я хочу поблагодарить Полину, она не просто отдала мне победу, она научила меня быть чуточку добрее и лучше!

Полина и Алексей спокойно закончили школу, сдали экзамены, поступили в те университеты, о которых мечтали и решили съездить на море, в Сочи.

… Отдых на море проходил спокойно, молодая пара любила гулять по берегу моря и беседовать, кормить хлебом чаек, Алексей даже крабика поймал для Полины.

– Как же я счастлива рядом с тобой, Алексей, как же я люблю тебя! Наверное, даже Ромео и Джульетта не любили так друг друга! – однажды произнесла с нежностью Полина.

– Полина, милая, я всё равно люблю тебя больше, чем ты меня! Всё в тебе, в твоём творчестве, мне кажется прекрасным! Мы же жених и невеста?

– Конечно, – отвечала Полина – только получим специальность сначала.

Первый курс прошёл успешно, пришёл второй…

И вдруг однажды Полина пришла в гости к Алексею, но почему-то не разговаривала, а только рыдала и качалась, от неё пахло спиртным.

– Что стряслось?! – испугался Алексей.

– Моя мама отошла к Господу! – промямлила невнятно Полина.

– Сочувствую, милая, но от тебя пахнет спиртным. Ты выпила водки? – с заботой о Полине спросил Алексей.

– Я пыталась забыть своё горе и выпила бутылку водки! – невнятно ответила Полина и упала с грохотом на диван.

Алексей поднял её и заботливо проводил до дома, открыл ей квартиру, велел лечь спать и уехал.

Алексей сидел за рулём и печально думал о произошедшем: «Милая моя Полина, как же тебе сейчас тяжело! Ничего, ты проспишься, и мы поговорим, сходим в церковь, помолимся за твою маму, я понимаю, что должен помочь тебе…».

Алексей на следующий день собрал подарок Полине, подготовился морально утешить девушку, взял для этого Библию, и отправился к Полине, думая, что она уже трезвая…

Какое же разочарование его ждало в гостях у невесты! Полина снова была в нетрезвом состоянии с двумя подругами, которые славились главными пьяницами города.

Алексея охватил гнев, он вскричал:

– Полина, невеста моя, до чего ты докатилась! Что это такое?!

– Прости, Алёша, мне плохо… – промямлила Полина.

«Быть может, этот кризис у неё скоро пройдёт?» – подумал Алексей, унял свой гнев и произнёс:

– Никуда не ходи в таком виде, проводи подруг и ложись спать, я завтра приду к тебе, мне нужно с тобой поговорить…

Полина, не дослушав жениха, стала петь какую-то песню. Алексей схватился за голову.

На следующий день Алексей повторил попытку, но ему даже не открыли дверь. Молодой человек взволновался, подумал, что с Полиной случилась беда, обзвонил все больницы, обратился в полицию, весь день вертелся от переживаний, как юла…

Алексей испытал горечь разочарования, когда полиция нашла Полину в баре, снова нетрезвую.

«Пусть переболеет, тогда поговорю!» – решил Алексей, ждал неделю, потом ещё одну, но Полина не выходила из запоя.

Алексей по-настоящему огорчился и подумал: «Полина пропадает, видно нам придётся расстаться…».

Ту ночь Алексей не спал, а всё думал, когда зашла Галина Викторовна со словами:

– Алёша, я же слышу, что ты не спишь! Что тебе мешает?

– Мама, – ответил тихо Алексей – Нам с Полиной придётся расстаться, она, мягко говоря, злоупотребляет алкоголем…

– Нетрезвый человек, как животное, он никому не приятен, ты, конечно, можешь расстаться с ней, а можешь сохранить ваш будущий брак и спасти Полину. Мне кажется, что это в твоих силах… – прошептала мама Алексея.

– В моих силах?! – удивился Алексей – А как я это сделаю?

– Это в твоих силах, потому что ты любишь её. Однажды ты уже сделал нечто подобное, повтори свой подвиг любви!

– Хорошо, мама, я попробую… – со вздохом сказал Алексей.

Молодой человек долго думал, как поступить, а на следующий день его осенило. Алексей собрал в одну коробочку кисточки, ракушки, фотографию с выпускного бала, билеты на колесо обозрения, свои совместные фотографии с Полиной и дополнил запиской:

«Полина, милая моя невеста, я сожалею и сопереживаю твоей утрате, но мы были счастливы, мы ценили творчество, мечты, нашу любовь, жизнь, и я хочу, чтобы это всё вернулось в нашу жизнь, и я верю, что твоя мама там, на небесах, хочет того же самого. Если ты по-прежнему любишь меня и свою маму, перестань пить алкоголь и приходи ко мне, я буду тебя ждать. Любящий тебя Алексей, твой жених».

Эту коробочку Алексей поставил под дверь квартиры Полины и с замиранием сердца стал ждать, подействует ли…

Прошло два дня, и Алексей перестал ждать. С невероятной тоской он ковырялся без аппетита в тарелке, когда раздался звонок в дверь. Алексей крикнул маме:

– Мама, открой, это Дима, наверное…

– Открой сам, сынок, я занята! – ответила пожилая женщина.

Алексей открыл дверь и замер: перед ним стояла аккуратная и трезвая Полина.

– Прости меня, Алёша, я очень тебя люблю и хочу быть с тобой, как прежде, я обещаю больше и рот алкоголя не брать, только прости и прими! – искренно произнесла девушка.

Алексей и Полина заплакали и обнялись.

Через два года они получили высшее образование и поженились, и их брак был счастливым. На седьмом году семейной жизни Полина родила Алексею доченьку Настеньку.

Три жизни Анны

… Без Бога не до порога…

(русская народная поговорка)

… Дорогие читатели, услышав название «Три жизни Анны», вы, наверное, пришли в недоумение: как один человек может прожить «три жизни», тем более, вы знаете, что я не пишу ни научную фантастику, ни мистику. Значит, слово «жизнь» тут использовано в другом смысле…

Приоткрою секрет: главная героиня будет иметь три имени, и образа мышления, и мировоззрения, и мечт, и планов, и образа жизни, и внешности, и привычек поведения, то есть оправдает название «Три жизни Анны»…

Что же заставило девушку так долго метаться и искать себя? Быть может, горе, которое случилось с ней, быть может, неопытность, юность и отсутствие хорошего наставника, быть может, черты характера от природы, но я думаю, что вы сами найдёте ответ на этот вопрос, и на многие другие, не менее важные для всех вопросы. А сейчас, позвольте мне «перенести вас» с помощью писательского слова в Советский Союз, в Москву 1952 года, где и начнётся моё повествование…

По календарю уже настала осень, листья в своей пёстрой красоте неумолимо увядали и опадали, шёл мелкий, но не холодный дождь, на улице царило тепло «бабьего лета». В скромной квартирке с убогой обстановкой жили Владлена, девушка девятнадцати лет, и её старенька бабушка, Екатерина Даниловна. Дело в том, что родители Владлены героически погибли во время Великой Отечественной Войны…

В то утро Екатерина Даниловна, как всегда встала пораньше, помолилась и взялась готовить. Хотя годы пожилой женщины были видны в морщинах, седине в толстой косе, подслеповатости маленьких карих, но очень добрых вежд, но она не только ловко управлялась с готовкой, но и за собой следила: всегда была опрятно одета, а образ дополняла беленькая косыночка, завязанная по-христиански.

Владлена же спала, пока её не разбудил будильник. Девушка быстро соскочила, умылась, уложила тёмно-русые волосы в косы с бантами и встала у шкафа с печальной мыслью: «Мдаа, выбор одежды у меня не большой. Что же одеть?».

… Владлена посмотрела на выбор: висели школьное тёмно-синие платье, только что без фартука, беленькая блузка с клетчатым сарафаном, и бежевая блузка в цветочек с тёмной юбкой…

Владлена долго думала, во что нарядиться, но тут раздался аромат творожной запеканки с вареньем, и девушка решила: «Хватит мучиться, одену, что под руку попадётся!». Под руку Владлене попался клетчатый сарафан с беленькой блузкой, девушка оделась и пришла на кухню со словами:

– Приветик, бабуль, я поем и в техникум пойду. Ты опять в косынке и с нательным крестиком? Бабуль, ты что ж позоришь меня свой старомодностью? Меня, комсомолку, коммунистку, отличницу, активистку, спортсменку, получившую золотой значок ГТО?

Владлена описала свой статус очень верно, как вы поняли, бабушка и внучка, хоть и любили друг друга, но были не похожи, как лето и зима. Только глаза карие у них похожие были…

– Внученька, ты уж не осуждай меня, я всё же бабка старинная, царского времени, взрослела, человеком становилась благодаря церкви, Богу, не даром все на Руси давным-давно говорили: «Без Бога не до порога», да и о жизни при царе ничего худого не скажу: простенько жили, да зато по-христиански. Впрочем, сейчас ещё беднее живём, чем при царе… – оправдывалась Екатерина Даниловна – Ты вот, внученька, объясни мне, старой, что за имя у тебя: Владлена? Это ж когда какую женщину так звали-то?

Владлена на несколько секунд оторвалась от запеканки и ответила:

– Бабуль, ну что тут непонятного? Моё имя означает, что я – коммунистка, а расшифровывается «Владимир Ленин»! Ты бы, бабуль, убрала вот с той красивой полки старые иконы с молитвословом, да вставала в наши ряды!

Екатерина Даниловна покачала головой и тихо изрекла:

– Внученька, грех ведь с властью этой безбожной в дружбе быть, я – православная бабка, знаю по опыту, что правду говорит пословица «Без Бога не до порога», когда-то и ты это поймёшь. У меня ещё вот такая просьба, внученька: у тебя в красном углу вместо икон плакат со Сталиным. Прошу, давай я позову соседа Колю, он прибьёт гвоздь, и ты повесишь плакат со своим Сталиным в любое другое место в твоей комнате…

Владлена закончила поедание запеканки с вареньем, нацепила калоши и дождевик и отправилась в техникум, закончив разговор в дверях:

– Бабуля! Не мешай мне своей старомодностью! Пусть плакат со Сталиным висит там, где я его повесила!

… По такой тёплой приятной погоде Владлена быстро добралась до техникума, улыбаясь ярким листочкам, сняла калоши и дождевик. Тут, в холле техникума, Владлену встретили подруги Даша и Тамара возгласами:

– Владлена, выручай! Нас троих, то есть и тебя, освободили от занятий, дав важную миссию: украсить актовый зал к мероприятию «советской и коммунистической символикой»! Мы без тебя не справимся! Ты же активистка, комсомолка, помогай товарищам!

– Спокойно, Даша, Тамара, без истерик, мастер берётся за дело! – ответила задорно Владлена и занялась работой…

Медленно, но верно актовый зал преображался: сначала появился огромный плакат со Сталиным, которому все дарят цветы, потом в подставку встал флаг Советского Союза, затем симметрично плакату со Сталиным появился плакат с Лениным на броневике. А завершили оформление зала надпись: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин всегда будет жить!» и красные звёзды…

Даша и Тамара стояли, пораженные, и перешёптывались:

– Ну, Владлена и голова! А рисует-то как красиво! Как её в техникум угораздило попасть?

Владлена, слушая разговор подруг, самодовольно улыбалась, гордясь собой, а потом ответила:

– Это ещё что! Вот техникум закончу, займусь высшим образованием, а там и в партию вступлю и выйду замуж за красивого мужчину…

Вдруг Владлена побелела, самодовольная улыбка сменилась выражением испуга, карие очи стали ещё больше…

Что напугало девушку? Она увидела «воронок», машину, на которой увозили на каторги и ссылки иногда преступников, а чаще невиновных людей, которые чем-то не угодили Сталину и его властям, и эта страшная машина свернула на улицу, где жили Владлена с бабушкой.

– Владлена, всё в порядке? Что случилось? Позвать медсестру? – спросили Даша и Тамара, Владлена же побежала на улицу, крикнув подругам:

– Мне… нужно кое-что проверить, просто проверить, если придёт директор, скажите, что я была, но отпросилась у медсестры, записку и медпункта принесу завтра!

… Владлена шла в сандалиях по лужам, не замечая этого: она чувствовала только ужас и учащённое сердцебиение, выслеживая дорогу страшной чёрной машины: она слышала о «воронке», но видела его в первый раз…

«Ну, мало ли какой бандит или предатель может жить в одном районе с нами, переживать нет причин, но почему-то мне очень тревожно…» – подумала Владлена…

Вдруг «воронок» остановился у подъезда Владлены и её бабушки, девушка замела от испуга…

Спустя пять минут милиция вышла из подъезда вместе с Екатериной Даниловной, которая несла свои иконки и молитвослов и шептала какую-то молитву…

– Эта старушка не хочет подчиняться властям и избавиться от религиозных предметов, так что в машину её и на Колыму! – грубо и громко сказал главный милиционер…

До Владлены дошло, что происходит, и девушка с ужасом кинулась с кулаками на главного милиционера, а когда сильный мужчина схватил её за руки, Владлена зарыдала и стала кричать:

– Отпустите мою бабушку, пожалуйста!!! Она – старенькая, пусть бы жила, как привыкла!!! За что вы её арестовали?!! Это – жестоко, несправедливо!!! Я её очень люблю, отпустите её, пожалуйста…

– Так, – грубо произнёс милиционер – А девчонка тоже в церковь ходит?

– Нет, что вы! Владлена, моя внучка, не в курсе наличия у меня икон и нательного крестика, она – девушка советского поколения: комсомолка, коммунистка, активистка, отличница и спортсменка. Она – гордость своего техникума и будущее Советского Союза, а меня просто досматривала по доброте душевной… – тихо и спокойно сказала Екатерина Даниловна, и этими словами спасла внучку.

Милиционер подумал и ответил:

– Что ж, комсомольский значок у неё действительно есть, но я пощупаю, не прячет ли она крестика…

Владлене было очень неприятно, когда грубый милиционер провёл рукой по её шее, она еле это стерпела…

– Что ж, крестика действительно нет, девицу отпускаем! – отдал команду милиционер, а потом грубо обратился к Владлене – Иди, комсомолка, прощайся с бабушкой!

Екатерина Даниловна обняла внучку и тихо погладила, Владлена же рыдала и повторяла:

– Бабуленька, миленькая как же так?! Как же так?!

Бабушка шепнула внучке на ухо:

– Не бойся, мне со Христом ничто не страшно, а тебе жить дальше нужно, только запомни завет бабушки своей старой: « Без Бога не до порога»…

Тут Екатерина Даниловна села в «воронок», и машина помчалась, а Владлена с ужасом и паникой побежала за страшной машиной, плача и крича:

– Бабушка, бабушка, я люблю тебя, я спасу тебя!!! Не оставляй меня!!!

Тут Владлена растянулась на асфальте, исцарапав в кровь и лицо, и локти, и ладони, и колени…

Владлена долго лежала или стояла ( это было трудно понять) в луже в такой позе, издавая тяжёлые стоны. Да, расцарапанные места очень болели, но ещё больнее была душевная рана.

Владлена тихо встала и побрела, качаясь, в квартиру. Там она сняла плакат со Сталиным и порвала на мелкие кусочки с криками:

– Всё, с меня довольно культа Сталина и Ленина, довольно обмана! Они – обыкновенные тираны, как и все, кто добирается до власти! Не хочу быть комсомолкой, коммунисткой! Даже если бы хотела, уже никогда бы не смогла! Не хочу носить имя Владлена, не хочу жить в Советском Союзе!..

Тут девушка, успокоившись, поняла, что сказала здравую мысль: Что если ей действительно поменять имя и уехать в другую страну, сначала, чтобы успокоиться и забыться, а потом и спасти, вывезти из Советского Союза, бабушку? Тем более, что средства у Владлены были: у неё осталось несколько дорогих украшений бабушки, которые были спрятаны ото всех в обшивке дивана…

… Скоро девушка стояла с деньгами и оформляла визу, она собиралась купить билет на самолёт до Вашингтона, столицы США.

– Как будет звучать ваше имя за границей? – спросили Владлену.

Девушка ненадолго задумалась и ответила на английском языке:

– Моё новое имя – Эмма Скотт…

– Отлично, – ответил собеседник девушке по-английски – Эмма Скотт, вот ваша виза и билет, прошу расплатиться…

Следующим утром Эмма выкинула комсомольский значок, распустила волосы, нарядилась в бежевую блузку в цветочек и тёмную юбку, предварительно зашив в плечики блузки оставшиеся деньги, и отправилась на свой рейс…

Лететь пришлось очень долго, но вечером Эмма была уже в Вашингтоне…

Эмма шла по улицам и поражалась всему: подсветкам, ярким витринам, весёлой музыке, обилию товара, развлекательных мест, кинотеатров, огромным небоскрёбам, среди которых можно было потеряться…

Но главное, что её удивляло, так это люди: они были одеты совсем не так, как советские граждане: на молодых людях были пёстрые рубашки, яркие галстуки, смешные подтяжки, брюки с цветастым принтом, девушки же были одеты в разнообразные яркие платья, дополненные броскими аксессуарами и туфлями, ярким макияжем и интересными причёсками…

… Эмма робела, чувствовала себя не в своей тарелке, от испуга даже подумала о том, не вернуться ли на Родину, пока не случилось беды, но головокружительная красота Вашингтона манила Эмму магнитом…

«Нет, не хочу обратно в тот ад лжи, тут, конечно, тоже далеко не рай, но я уже решила, что я – американка Эмма Скотт, а не советская девчонка Владлена! Да, мне многому предстоит научиться, США – страна жёсткая, слабых не любит, но жёсткая и честная политика всё рано лучше, чем тиранство, прикрытое ложью! Пойду, лучше куплю себе наряд и аксессуары, как у местных девушек, а потом зайду в парикмахерскую и сделаю макияж и причёску…» – решила Эмма и направилась в бутик одежды…

Через полчаса Эмма вышла в малиновом платье в горошек с голубыми большими серьгами, голубой сумочкой, бусами разных оттенков голубого и синего, и в туфлях на высоком каблуке. Девушка оставила в бутике много денег, но не жалела об этом: теперь на неё не косились странно. Но нужно было на что-то жить дальше, и Эмма стала обдумывать разные варианты, а потом решила: «Я заведу роман с богатым мужчиной, быть может, он через какое-то время возьмёт меня замуж или поможет найти достойную работу. Неприятно, но выход!».

Эмма зашла в парикмахерскую и сказала на английском языке молоденькой девушке-мастеру:

– Мне, пожалуйста, макияж и причёску, которая у девушек на пике моды, я, к сожалению, в этом не разбираюсь, я не местная…

Мастер улыбнулась и ответила:

– Окей, леди, сделаю всё на высшем уровне! И, не волнуйтесь, по вашему модному наряду невозможно сказать, что вы из провинции или другой страны…

Мастер сделала макияж и взялась за волосы, когда Эмма набралась храбрости начать разговор:

–Хм… не знаю, как к вам обратится, но у меня очень деликатная тема вопроса, а я в Вашингтоне одна и первый день, мне некому посоветовать. Скажите, где и как у вас в городе знакомятся девушки с богатыми мужчинами для таких отношений…, корректно выражаясь, чтобы стать любовницей и содержанкой этого богатого мужчины? И не считается ли это ремесло преступлением в вашей стране? Вы можете, отвечая, выбирать не такие тактичные выражения, я не обижусь…

Девушка-мастер по-доброму улыбнулась и ответила:

– Поверьте, леди, я поняла вас и не осуждаю, просто видно, что вы – беглянка из Советского Союза, там почему-то есть стереотип, что в Америке почти все богаты, что не совсем правда. Но если вы действительно хотите найти богатого мужчину, который бы баловал вас и содержал за вашу любовь, то вам лучше идти в какой-нибудь дорогой паб, и стараться не сидеть за столиком, а привлекать к себе внимание, танцевать бодро, но не вульгарно. При вашей красоте в таком случае мужчина вашей мечты сам подойдёт к вам. Вы танцевали когда-нибудь джаз? А рок-н-ролл?

– Спасибо за советы, я постараюсь ими воспользоваться, хотя и слов таких не знаю, как «джаз» и «рок-н-ролл». Причёска готова? – волнуясь, протараторила Эмма.

– Окей, леди, всё готово, вы просто красавица! Удачи вам в вашем плане. Вот счёт, вы сможете расплатиться или мне оформить вам эту сумму в долг? – спросила мастер.

Эмма пересчитала оставшиеся деньги и поняла, что ей хватит рассчитаться, но она останется совсем без средств…

– Я могу рассчитаться, вот деньги (пока Эмма любовалась Вашингтоном, ей попался на глаза пункт обмена валюты, и девушка догадалась поменять советские рубли на доллары)… – ответила Эмма.

– Отлично! Как благодарность за то, что вы выбрали нашу парикмахерскую, позвольте вас угостить бесплатно десертом и кофем! – сказала мастер, принесла презент, потом подала бумагу и шепнула – здесь написан адрес престижного паба, удачи вам…

Эмма от волнения быстро съела десерт, выпила кофе и пошла искать адрес паба, что дала общительная мастер…

По пути Эмма взглянула на себя в витрину: модная, яркая, с подведёнными глазами, алой помадой и замысловатой причёской Эмма не могла узнать в себе ту Владлену…

Только глаза карие остались те же…

…Эмма зашла в паб и поняла, что веселье уже в разгаре: все танцевали, смеялись, костюмы и платья всех цветов и фасонов сливались во что-то одно очень яркое, похожее на картину импрессиониста…

Вдруг мужчина со сцены крикнул весело по-английски:

– Дамы и господа, а сейчас наша группа сыграет рок-н-ролл! Танцуют абсолютно все, никакой тоски!

Эмма в испуге отошла к дверям, а потом сама же себя стала ругать мысленно: «Что это я? Робею?! Ну, уж нет, Эмма, это не позволительно! Только вперёд, в центр, на танцпол!».

Эмма не знала танца, но двигалась в такт заводной лёгкой музыки, и у неё получалось очень красиво…

«Ну, почему никто со мной не знакомиться? Я что-то делаю не так?» – с волнением думала Эмма, когда вдруг танцы прекратились, и все уступили дорогу молодому мужчине с красивыми чертами лица и коком на голове, одет джентльмен был в дорогой изумрудный костюм, голубую рубашку и оранжевый галстук…

Эмма растерялась, но спросила у рядом стоящей девушки:

– Скажите, пожалуйста, кто этот господин и почему к нему такое всеобщее уважение?

– О, это – Энтон Борс, самый богатый и завидный жених Вашингтона, он торгует табаком и не женат! – с восторгом в глазах ответила девушка.

«Так, – подумала Эмма – раз этот Энтон Борс так богат и не женат, значит, должен быть моим. Но как привлечь его внимание? Да уж, в советской школе мастерству обольщения точно не учили…».

Тут Эмма вспомнила, что читала в книжке один трюк, и решила его использовать. Когда Энтон проходил мимо Эммы, девушка упала прямо в его объятья и чувственно промолвила:

– Простите меня, джентльмен, спасибо, что поймали, я подвернула ножку в этих неудобных туфлях, будьте любезны, помогите мне дойти до столика…

– Проводить такую красавицу? С удовольствием! – ответил новый знакомый Эммы и повёл её за столик.

Эмма шла, прижимаясь к Энтону и изображая, будто хромает, и думала: «Ну, и что мне делать и говорить дальше?».

Энтон посадил на стул Эмму, сел за этот же столик, взял Эмму за руку и промолвил:

– Как ваша ножка, красавица? Может, позвать врача? И как вас зовут? Мне бы хотелось продлить наше приятное знакомство, я – Энтон Борс, предприниматель табачной торговли, в свободное время увлекаюсь хорошей музыкой и коллекционированием красивых автомобилей…

Эмма подумала, что ответить и с какой интонацией, а потом сказала:

– Врача не нужно, я просто посижу, и боль пройдёт, спасибо за заботу. Моё имя – Эмма Скотт, и мне вы тоже понравились, хотя у меня увлечение проще: я люблю читать, зато могу поддержать разговор на любую тему, я с радостью продолжу наше знакомство…

– Но, признайтесь, что вы иностранка, хотя по вашему внешнему виду или манерам это не скажешь, но акцент вас выдаёт. Вы из Сербии? Или Румынии? Или Болгарии? А, может, из Польши? Впрочем, не говорите сразу, пусть это будет ваша маленькая прелестная загадка, я полюбил вас именно такой! Я предлагаю перейти на ты и начать встречаться, как мужчина и женщина, завести роман… – учтиво и слащаво говорил Энтон.

Эмма сильно напряглась то ли из-за разговора о её национальности, то ли от такого внезапного и не совсем целомудренного предложения, но, хорошо подумав, ответила:

– Отлично, Энтон, я с радостью буду дамой и спутницей такого обаятельного человека, но как ты сам догадался по акценту, я – иностранка, причём из бедной семьи, что я буду иметь за то, что отвечу на твою любовь взаимностью?

– Хм… Эмма, милая, а чтобы ты хотела за то, чтобы мы сегодня поехали ко мне и провели вместе время? Я сделаю это… – спросил Энтон.

– Я хочу дорогостоящий подарок и чтобы ты устроил меня в ближайшие дни на хорошую работу… – ответила Эмма.

Энтон вышел, а спустя несколько минут вернулся с дипломатом, открыл его, достал шикарное дорогущее бриллиантовое колье и подал его Эмме со словами:

– О, моя милая Эмма, я дарю тебе это бриллиантовое колье, оно дорогое, и это действительно бриллианты, а не подделка. А ещё мой дядя – директор престижного театра «Мьюзик-Джаз Холл», я попрошу его взять тебя примой театра. Тебя всё устраивает?

Эмма сникла, понимая, что будет дальше, но натянуто улыбнулась, убрала колье в сумочку и ответила:

– Меня всё устраивает. Ну, что, Энтон, потанцуем, а потом поедем к тебе? Ты же приехал на автомобиле?

– Конечно, милая Эмма, звучит рок-н-ролл, пойдём, потанцуем! – поддержал подругу Энтон, на несколько минут Эмма забыла о неприятных мыслях…

Когда же они садились в автомобиль, Эмма нервничала, ей было и стыдно и немного страшно, но, чтобы не показать этого, девушка стала демонстративно вести себя, как опытная светская львица: открыла изящным движением дверцу, оттолкнула её каблуком, вальяжно села в салон, захлопнула дверцу и вкрадчиво сказала:

– Ну, что, поехали, Энтон? Сейчас я увижу, действительно ли ты так крут и богат, как о тебе думают!

Бессонная страстная ночь прошла, довольный, Энтон спал до обеда, а Эмма лежала в ажурной сорочке без капли сна рядом, с грустью перебирала бриллиантовое колье в руках и думала: « Это ж что ж, получается, что я продала свою девичью честь? Да, бабушка бы этого не одобрила, но у меня вчера не было выхода. Остаётся утешать себя тем, что я была с Энтоном не только из-за денег, но и из-за того, что он – приятный обаятельный молодой мужчина, и тем, что скоро он найдёт мне работу, и я перестану быть содержанкой и зависимой от него…».

Неделя пролетела быстро, Энтон дарил богатые подарки Эмме, возил в дорогие пабы и рестораны, брал с собой на джазовые вечеринки, где Эмма внимательно следила за движениями танцоров, ведь спетакли-мюзиклы «Мьюзик-Джаз Холла» были построены на песнях и танцах в стиле джаз…

Наконец, Энтон подал Эмме шикарное платье томатное цвета с блёстками и промолвил:

– Дорогая, оденься получше, например, в это платье и подбери красивые аксессуары, мы едем в театр «Мьюзик-Джаз Холл» к моему дяде Джону Борсу, я говорил с ним, он сказал, что посмотрит на тебя и решит тогда окончательно насчёт главных ролей в его джазовых мюзиклах…

Эмма волновалась, но суровая жизнь научила её собираться с духом, когда это нужно, поэтому Эмма подобрала броские серьги к томатному платью, удобную и красивую обувь, дополнило образ колье, которое подарил Энтон…

Пока они ехали в машине, Эмма мысленно уговаривала себя не волноваться, и тренировалась обаятельно улыбаться (надо сказать, что у неё это получалось удачно).

Наконец, они приехали и вошли в главный театральный зал, где сидел полный мужчина средних лет в сером костюме в крупную жёлтую клетку, белой рубашке и жёлтой бабочке. Джентльмен, которого я вам представила, улыбнулся и обратился к Энтону:

– Энтон, дорогой мой племянник, рад тебя видеть, представь мне свою спутницу, которая просто очаровательна! Ты же эту молодую особу имел в виду, когда говорил, то хочешь пристроить в мой театр свою девушку?

Энтон растерялся, но промямлил:

– Да, дядя, это она, моя возлюбленная Эмма Скотт. Эмма, дорогая, познакомься, это – мой дядя Джон Борс…

– Приятно познакомиться… – с обаятельной улыбкой произнесла Эмма, Джон Борс улыбнулся ей в ответ и попросил Энтона:

– Племянник, будь добр, пойди, прогуляйся на полчаса или на часик, я хочу пообщаться с Эммой, проверить её вокальные и танцевальные способности…

Энтон с недовольным выражением лица медленно ушёл, а Джон обратился к Эмме:

– Эмма, детка, ты, наверное, слабо представляешь, что такое джаз, но в моём театре тебе придётся петь именно в таком музыкальном направлении. Поэтому сейчас мои музыканты сыграют недлинную джазовую мелодию, а ты попробуй уловить её ритм, станцевать и спеть любой текст, который придёт в голову, главное, чтобы ты попадала в тональность и стиль музыки…

Музыканты начали играть, и Эмма узнала одну из джазовых песен, что слышала однажды на вечеринке, когда сопровождала Энтона, поэтому без тени сомнения запела с эффектными движениями:

– Я – королева джаза, пою и блюз,

Я голову легко вскружу и не боюсь,

Я – звезда, пленительно милая…

Познакомимся, или я слишком красивая?

… Музыка перестала играть, Эмма остановилась и вопросительно посмотрела на Джона, Джон Борс же с сияющим лицом встал, улыбнулся и зааплодировал со словами:

– Эмма, это было блестяще, феерично! Ты просто прелесть! Я, конечно же, возьму тебя в театр, немного подучу и дам лучшие роли, даже главную роль в мюзикле «Чикаго»! Ты выступишь в нём через две недели! Но, послушай, Эмма, зачем тебе этот легкомысленный Энтон? Что он может дать тебе, кроме нарядов, денег и вечеринок? А я бы сделал тебя звездой, оформил бы гражданство США, если в гражданском браке выяснилось, что мы сходимся характерами, я бы официально женился на тебе! Таких, как ты, у него море, а для меня ты всегда будешь единственной и любимой! Бросай Энтона, будь моей женой, пока первое время гражданской…

Эмма задумалась, в голове её вертелось множество мыслей: «Хм, а я красивей, чем думала, раз так цепляю мужчин. Джон действительно говорит дело, его предложения мне больше импонируют, чем то, что я имею с Энтоном. Надеюсь, он о свадьбе говорит искренне, а не взял текст из какого-то удачного водевиля, он может и обмануть, но стоит рискнуть: гражданство, работа и законный брак – то, что мне нужно. Некрасиво, конечно, встречаться с родственником своего бывшего, но я, кажется, вхожу во вкус «охотницы» на богатых мужчин…».

Джон внимательно наблюдал за задумчивым видом Эммы, а потом спросил:

– Прекрасная Эмма Скотт, как вы относитесь ко всем моим предложениям?

Эмма натянуто улыбнулась из-за угрызений совести, склонилась к Джону и ответила:

– Милый Джон, вы просто душка, разве можно вам отказать? Я люблю вас, с вашим племянником я была только из-за нужды, но вы же лучше и…( у Эммы чуть не вырвалось слово «выгоднее», но она вовремя остановилась) талантливее! Я собираюсь готовиться к мюзиклу «Чикаго» с этого дня, а, когда вы созреете сделать мне предложение, я побегу за свадебным платьем!

– О, Эмма! Я постараюсь порадовать вас колечком как можно раньше, а пока идите в гримёрку, я хочу посмотреть на вас в гриме и костюме к мюзиклу «Чикаго»!

Эмма пошла за работниками театра в гримёрку, и вскоре вышла в платье, в стиле змеиной кожи, ярким макияжем и новой причёской: её волосы были покрашены в блондинистый цвет…

– Ты бесподобна, Эмма! Можно, я тебя поцелую? – воскликнул сияющий Джон Борс, Эмма сделала жесты, показывающие, что она не против поцелуя, и они сочетались поцелуем…

Поцелуй прервался неожиданно, когда распахнулись двери, и послышался возмущённый крик Энтона:

– Дядя, Эмма, это что значит?!!

– А то и значит, дорогой племянник, что я тебя обставил и эта красавица теперь – моя гражданская жена, а в будущем, возможно, законная! Так что попрощайся с ней! – ответил с усмешкой Джон, Эмме стало неудобно, но она предпочла смолчать.

Энтон подскочил к Эмме, взял её за плечи и закричал:

– Ты, несносная, ветреная, легкомысленная, вредная девчонка, предала меня! А я так старался тебе угодить!

Эмма опустила глаза в пол и спокойно ответом пояснила своё поведение:

– Прости, Энтон, ты любил меня, баловал подарками, содержал, но что бы было дальше? Я так бы и жила с тобой на птичьих правах? А Джон предложил мне гражданство США, карьеру и отношения с перспективой создания семьи, поэтому ты понимаешь мой выбор…

– Я тебе этого не прощу! – закричал Энтон на Эмму, а потом обратился к Джону Борсу – Дядя, ты сейчас не заработал себе несколько фингалов и больничный с переломом руки, ноги или шеи только потому что ты – мой дядя и я, до этого дня, чувствовал твою родственную заботу обо мне!

Энтон выскочил на улицу, послышался мотор машины…

Эмма стояла немного грустная…

– Эмма, моя детка, не грусти, ты достойна большего. Давай продолжим делать из тебя звезду, ведь тебя нужно подучить, а до твоего блистательно дебюта в главной роли в мюзикле «Чикаго» всего две недели…

… Две недели прошли спокойно, Эмма получила гражданство США, жила с Джоном в дорогом особняке, почти каждый день, кроме субботы и воскресения, ходила на репетицию мюзикла, но ей было это не в тягость. Во-первых, Джон выплатил ей аванс будущего гонорара за роль в мюзикле, и это оказалась крупная сумма, во-вторых, репетиции длились не слишком долго, Джон разрешал опоздать, уйти чуть раньше или пропустить репетицию по уважительной причине, в-третьих, Эмме самой нравилось петь, танцевать, играть эпатажную роль.

Наконец, состоялся мюзикл «Чикаго», казалось, в театре собрались все жители Вашингтона, Эмма была феерична на сцене. Как только постановка окончилась, корреспонденты бросились к Эмме, перекрикивая друг друга:

– Великолепная Эмма Скотт, где вы получали музыкальное образование? Или вы – тот редкий самородок гениальности, которому не нужно и даже вредно глупое зубрение?

– О, блистательная фея джаза, расскажите, как вы стали звездой, что вы чувствуете сейчас, после великолепного дебюта? Как вам удаётся так хорошо выглядеть? И что у вас на личном фронте? Правда ли, что у вас был роман с известным предпринимателем Энтоном Борсом?

– Вы – так красивы и талантливы, Эмма! Почему только сейчас мы увидели вас в главной роли? Неужели вы из другой страны? И что вы планируете в своей дальнейшей карьере?

Эмма с удовольствием и самолюбованием купалась в лучах славы, отвечая на вопросы журналистов частично правду, частично скрывая неприглядные моменты биографии, а где-то придумывая себе несуществующие заслуги и повороты судьбы.

Тут к ней робко подошёл скромный парень с красивым голубыми глазами, подарил букет цветов и очень застенчиво, но обаятельно промолвил:

– О, восхитительная Эмма Скотт, простите меня, примите цветы и моё искреннее восхищение вами, я – обыкновенный студент Эдгард. Позвольте вас поцеловать в ручку или, если посчитаете возможным, в щёчку…

Эмма взглянула в его чистые большие красивые глаза и с ужасом поняла, что именно такого трогательного нежного, красивого и одновременно простого человека она ждала всю жизнь, а не богатеев, с которыми общается сейчас. Она поняла, что влюбилась…

«Что же мне делать?! Я чувствую сильную симпатию к Эдгарду! О, ужас, что я скажу Джону?!» – подумала Эмма, а потом завела Эдгарда за кулисы подальше от глаз, взяла нежно за руки и поцеловала в щёку с мыслью: «Ну, хоть одним невинным поцелуем утешусь…».

К, сожалению, Эмма не рассчитала, что ярко накрашена, и след помады остался на щеке счастливого Эдгарда, и это увидел Джон Борс…

Вечером, после ужина, принятия ванны и переодевания в домашний красивый халат с кружевом, Эмма с глубокой тоской смотрела то на газету, где её талант восхваляли, то в окно и слушала гневную нотацию Джона:

– Эмма, что за безобразие?! У тебя что, звёздная болезнь?! Так я тебе напомню, кто сделал из тебя звезду! Я уже подумывал о предложении сочетаться официальным браком, а ты меня так подвела! Я требую объяснений!

«Просто жуткая ситуация, и я сама виновата, я в порыве первых искренних чувств перешла границы дозволенного поведения. Что же сделать, чтобы Джон сменил гнев на милость? – думала Эмма – Да уж, если бы Эдгард был на месте Джона, у меня бы и мысли не появилось поцеловать кого-то, кроме него…».

Наконец, Эмма собралась с силами и с раскаивающимся выражением лица промолвила:

– Джон, милый, ты же знаешь, что я люблю только тебя. Это был просто невинный флирт, такого больше не повториться…

Джон улыбнулся и ласково ответил, протянув дорогое кольцо:

– Что ж, я верю тебе, но в первый и последний раз. В знак этого я делаю тебе предложение официально сочетаться браком…

Эмма растерялась, съёжилась, но сделала натянутую улыбку и, приняв кольцо, пробормотала:

– Очень мило с твоей стороны, Джон, я буду шить платье в дорогом ателье, поэтому свадьбу будем справлять месяца через два, чтобы швеи успели сшить мой наряд, точную дату я назову через неделю…

– Отлично, дорогая, будем готовиться, а пока я хотел тебе предложить главную роль в мюзикле «Фараон и рабыня», в «Чикаго» ты выступила блестяще… – закончил разговор Джон Борс и лёг спать, а Эмма не спала: она со слезами в карих очах смотрела то на газету, то в окно и размышляла…

О чём? О бабушке, о своей карьере, о будущей свадьбе с Джоном, об Эдгарде…

Казалось бы, Эмма добиласьвсего, чего хотела, но на душе у неё было тоскливо, пред глазами всплывали два дорогих сердцу образа: образ бабушки, Екатерины Даниловны, с её мудрой поговоркой «без Бога не до порога» и образ Эдгарда с его простой наивной красотой, обаянием юности и чистоты…

«…Ведь мы с Эдгардом, примерно одного возраста, а я с этой жутко яркой «штукатуркой» на лице выгляжу, лет на пять старше своих девятнадцати лет…» – промелькнула мысль у Эммы…

На следующий день была первая пробная репетиция нового мюзикла, Эмма искренне старалась влиться в музыку, хорошо исполнить роль роковой красавицы Египта, но у неё не получалось то ли, потому что она нервничала, то ли потому что в голове был не сюжет мюзикла, а те же мысли, что и ночью…

Джон тоже был не в духе, молчал, потом резко встал и буркнул:

– Что ж, терпимо для первой репетиции, но попрошу тебя, Эмма, быть собраннее в следующий раз! На сегодня хватит, актёры – по гримёркам, а художников по костюмам и декорациям попрошу задержаться и представить первые эскизы!

Эмма вошла в гримерку, ей стала помогать расшнуровать танцевальный костюм милая девушка Хлоя со словами восторга:

– О, Эмма Скотт, я всегда восхищалась вашим умом, красотой, смелостью, вы – невеста такого известного и богатого человека, как Джон Борс, имели роман с олигархом Энтоном Борсом! Если бы вы мне дали совет или раскрыли свой секрет…

Эмма повернулась лицом к Хлое, скрутила свою ручку в кружевной перчатке в кулак и ответила:

– Хлоя, наивное дитя, знаешь, где у меня все мужчины? В кулаке одном я их держу, как в ежовых рукавицах! Просто нужно быть смелее и хитрее их, тогда будешь иметь волю выбирать того, кого пожелаешь!

– О, спасибо за совет, блистательная Эмма! – воскликнула счастливая Хлоя, а Эмма с грустью подумала: «Да, раньше это было так, но сейчас я сама сомневаюсь в своих словах. Быть Эммой Скотт оказалось не легче, чем Владленой, по крайне мере, лжи и боли меньше почему-то не стало…».

Переодевшись, Эмма вышла на крыльцо театра и села на ступеньку в раздумьях, когда её грустные мысли прервал весёлый голос Андре – молодого декоратора «Мьюзик-Джаз Холла»:

– Эмма, можно с тобой посоветоваться?

– Андре, ты хочешь посоветоваться? А я думала, что ты – «рыцарь без страха и упрёка» с весёлой улыбкой до ушей! – съязвила Эмма, но без злости, просто у неё не было настроения.

– Эмма, не язви, а посмотри на эскиз: если тахта будет стоять чуть за картонной колонной, тебе будет удобно на неё лечь? А ковёр из тростника на полу не помешает танцевать? А куда поставить вазу с пальмовыми ветвями, чтобы ты её не уронила? – стал уточнять рабочие вопросы Андре, а потом вдруг признался – А что касается моего характера, так это – просто закалка трудной жизнью, я – эмигрант из Советского Союза, по паспорту я – Андрей, а уже в США меня называют Андре…

Эмма посмотрела с удивлением на Андре, похлопала изумлённо ресницами, а потом спросила на русском языке:

– Я – тоже из Советского Союза! Скажи, Андрей, почему ты уехал в США?

– Ну, у меня много причин. Во-первых, я остался один, вся родня погибла из-за той проклятой войны, мне было одиноко, во-вторых, я – православный христианин и ношу крестик, и из-за крестика меня отчислили из художественного училища, а я всегда хорошо рисовал и мечтал быть декоратором. Вот, исполнил свою мечту в США. А ты, Эмма, почему здесь, а не в СССР? – закончил повествование Андрей и стал ждать ответа Эммы.

– У меня история намного сложней: я всегда верила своей стране, была уверена в её идеалах, но моя бабушка, единственный близкий и понимающий меня человек, жила по-старинке, держала для молитвы молитвослов и старые иконы, и меня всё учила: «Без Бога не до порога». За иконы её на «воронке» увезли на Колыму в ссылку. Я тяжело это пережила, я очень люблю бабулю, поэтому и уехала в США в надежде выгодно устроится, со временем спасти бабушку и попросить её помочь мне прийти к Богу, но пока у меня что-то слабо получается… – призналась Эмма, хотя ей это далось с трудом.

Андрей внимательно посмотрел на Эмму, покачал головой и ответил:

– Э, Эмма, так у тебя ничего не получиться, ведь поменять страну – не главное, тебе сначала себя поменять надо, а без этого толка не будет. Ну, подумай, в Советском Союзе ты была далека от Христа из-за атеизма, в США ты так же далека от Бога, только из-за роскоши и блуда. Ну, и стоило менять шило на мыло? Ты ведь так и прокутишь свою жизнь в пустую, не спасёшь бабушку, не исполнишь её завета, если сама не изменишься. И ты – не натуральная блондинка, у тебя тёмные корни и карие глаза…

Тут Андрей взял из чехла, что висел у него за спиной, гитару и спел на русском языке:

– Говорила мама мне строго:

«Без Бога ведь не до порога»,

Но я поздно понял смысл слов,

Но мама простит там, с облаков…

Эмма не выдержала и не просто заплакала, а зарыдала, уткнувшись в ладони.

Андрей прекратил петь, вытер слёзы Эммы и тихо промолвил:

– Прости, я не хотел тебе сделать больно или обидеть, я хотел тебе помочь, честно. Как ты хочешь и будешь жить дальше, решать только тебе, я не в праве даже комментировать твою жизнь, я только твой коллега, я просто дал совет…

Эмма успокоилась и с ясной улыбкой ответила:

– Нет, Андрей, не извиняйся, это были полезные, целебные для меня слёзы, ты на многое открыл мне глаза…

После этого Эмма встала с крыльца и пошла в пустой кабинет Джона, где оставила кольцо, подаренное им, и написала заявление об увольнении. Затем Эмма отправилась в гримерку, смыла всю косметику, переоделась в простенькую обувь, скромное платье мятного цвета и повязала милую лёгкую косынку. Взяв свой гонорар за роль в мюзикле «Чикаго», Эмма сперва пошла в парикмахерскую и удивила мастера просьбой:

– Перекрасьте меня, пожалуйста, в естественный тёмно-русый цвет и подстригите…

Мастер поражённо пожал плечами и ответил:

– Леди, обычно девушки просят меня сделать цвет волос ярче и выразительнее и накрутить модную причёску, но, если вы предпочитаете такой имидж, я сделаю…

Через полчаса совершенно обновлённая Эмма вышла на улицу и стала спрашивать у прохожих:

– Вы не подскажите, где есть христианский православный молельный дом или храм?

Люди смотрели на скромницу в платочке очень недоброжелательно, но один пожилой мужчина улыбнулся Эмме и подсказал, куда идти…

Скоро Эмма стояла перед резными деревянными дверьми православного молельного дома и не решалась туда войти…

Тут вышел пожилой батюшка с добрым выражением лица и лучистыми тёмно-серыми очами со словами:

– Дитя моё, ты что ж стоишь, а не заходишь?

– Знаете, батюшка, я – не крещёная, о вере и Христе знаю, но очень мало, если нужно будет перечислять мои грехи, то я отниму у вас много терпения и времени, я наломала не мало дров. Но я очень хочу, жажду всем сердцем принять крещение и исправиться, вы, видно, добрый человек, помогите мне, пожалуйста, в этом… – тихо, но уверенно попросила Эмма и с покаянием слегка склонила голову…

– Что ж, не будем разбирать твою прошлую жизнь, это не нужно в твоей ситуации, проходи в молельный дом, поговорим о таинстве крещения…

Анна села на табуреточку, а батюшка ласковым тоном с час объяснял азы православия, подарил Эмме молитвослов и ещё пару полезных книг о религии, а потом закончил урок словами:

– В, принципе, огласительную беседу ты прошла, можем окрестить тебя прямо сейчас, свечницы нашли тебе крестильную рубашку, так что никаких препятствий нет. Каяться перед крещением не обязательно, при крещении грехи, совершённые до него, прощаются без озвучивания их, но, если что-то мучает тебя, ты можешь мне сказать…

– Вы сами поймёте, что меня может мучить, когда узнаете, кто я была, а была я скандально известная джаз-певица Эмма Скотт… – ответила Эмма и смутилась…

– А, понятно, ну, это уже не важно, кем ты была, важно то, кем ты будешь, но работу тебе придётся поменять: христианка не может выглядеть так вызывающе, как ты на фотографиях в газетах, и имя тоже. Насчёт работы, могу тебе предложить быть певчей в нашем молельном доме, оклад меньше, чем у джаз-певицы раза в три, но всё же работа и заработок на жизнь, а имя выбирай любое из вон того списка на стене…

Эмма подошла к списку, пробежалась глазами, а потом пришла к батюшке со словами:

– Благодарю от души за понимание, я с радостью стану певчей в молельном доме, а из имён я выбрала имя «Анна»…

– Что ж, просто замечательно, приступаем к таинству! – скомандовал добрый батюшка…

Когда таинство кончилось, и Анна вышла с маленьким золотым крестиком на улицу, она почувствовала прилив сил, лёгкости, спокойствия, радости…

Через несколько дней был готов её новый паспорт, где звучало третье имя: «Анна Смит», и Анна, получив первую зарплату, как певчая, смогла снять квартиру…

Анна выглянула в окно нового пристанища и замерла от восторга и удивления: во дворе ходил Эдгард!

Анна с восторженным возгласом побежала на улицу и окликнула юношу:

– Эдгард, милый! Это же я, Эмма, только я теперь христианка Анна Смит, певчая в молельном доме…

Эдгард удивился, но приобнял девушку и ласково ответил:

– Я так рад тебя видеть! В простой одежде без макияжа ты ещё прекраснее! Значит, ты теперь Анна? Анна, милая, хорошая моя, значит, мы теперь – ровня? Я так люблю тебя, что теперь ни за что не отпущу!

– А сама от тебя, Эдгард, никуда не уйду! Ни за что и никогда! Я тебя ещё при первой встрече полюбила! Знаешь, никогда не верила в любовь с первого взгляда, а, вот такое случилось! Ты как оказался здесь? – воскликнула Анна, нежно прижавшись к Эдгарду.

– А мне в этом доме родители квартиру однокомнатную купили, чтобы я учился в хороших условиях, я ведь юристом буду, мне два года учиться осталось. Анна, милая, хорошая моя, выходи за меня замуж! Ведь это же знак свыше, что мы встретились снова… – предложил Эдгард.

Анна задумалась, а потом сказала:

– Я выйду за тебя замуж, но ты поможешь мне в одном деле: у меня бабушка в Советском Союзе в ссылке на Колыме, ты привезёшь к нам её как можно скорее. А ещё мы венчаться должны, я ведь теперь христианка…

Эдгард поцеловал ручку Анне, поправил платочек, а потом заботливо промолвил:

– Милая, до этого я не принадлежал какой-то религии, но, если тебе это важно, я приму крещение, и мы обвенчаемся. И бабушку твою и выручим, и досмотрим, я всё для тебя сделаю!

Анна с нежностью посмотрела в очи любимого и ответила:

– О, Эдгард, за эти слова я люблю тебя ещё больше!

… Спустя две недели в молельном доме состоялось венчание Эдгарда и Анны. Обстановка и одеяния молодожёнов поражали простотой, на Анне было скромное белое платье и белый полог вместо фаты, Эдгард оделся в светлые брюки и белую рубашку, но как же сияли счастьем и любовью их глаза, их лица! Красивее всех бриллиантов!

Когда венчание закончилось, Анна и Эдгард нежно и скромно поцеловались, и Эдгард спросил:

– Анна, любовь моя, не жалеешь ли ты, что так быстро приняла решение выйти замуж за меня, скромного студента? Будешь ли ты счастлива со мной?

Анна с мягкой улыбкой взглянула с любовью в глаза Эдгарда и ответила:

– Поверь, я сейчас так счастлива, что не жалею ни о чём, именно тебя я ждала всю жизнь, именно с тобой я буду по-настоящему счастлива…

Спустя месяц переживаний и слёзных молитв, Анна увидела поздно вечером во дворе своего мужа, Эдгарда, а рядом с ним… свою бабушку, Екатерину Даниловну! Как же обрадовалась Анна! У неё дыхание стало прерывистым от счастья! Анна сбежала по лестнице во двор и кинулась на шею бабушке со словами:

– Бабушка, как я счастлива, что ты снова со мной! А я ведь теперь христианка Анна, я поняла смысл поговорки «без Бога не до порога»…

Бабушка в ответ нежно обняла внучку и промолвила:

– Внученька, я горжусь тобой, и муж у тебя добрый, хороший человек…

Что ж, я закончу повествование об Анне, она с третьей попытки обрела своё счастье, а выводы из этой истории, дорогие читатели, делайте сами…

Путь Мольера

… Жан Батист Мольер, черноволосый обаятельный молодой мужчина с обаятельной улыбкой и удивительными карими глазами, которые приводили в восторг актрис, сидел за старым деревянным столом и быстро писал пером на пожелтевшей бумаге.

Именно в этот момент зашёл его друг, актёр Пьер со словами:

– Поклен, уже два дня не отрываешься от работы, у нашего театра будет новая пьеса?

Мольер недовольно посмотрел на друга и ответил:

– Это будет великая трагедия, и мы соберём большой гонорар и расплатимся с кредиторами! И не называй меня Покленом, моей настоящей фамилией, я уже привык к своему псевдониму…

– Жан, наш театр в долгах, как в шелках! Никто не ходит на твои трагедии, а ты снова изображаешь из себя гения! Напиши что-нибудь попроще, например, комедию! – посоветовал с упрёком в голосе Пьер.

– Вот, дописал, оцени! – воскликнул Мольер, откинул назад кудри и подал рукопись Пьеру.

Пьер сел в убогое рваное кресло и стал читать, качая головой и приговаривая:

– Жан, что ты вытворяешь! Ты пишешь банально, скучно, у нас опять не будет зрителей, а ты мечтаешь попасть со своими творениями к королю! Мы никогда так не только к королю не попадём, но даже с долгами не расплатимся!

Мольер рассердился, выхватил грубо рукопись и ответил:

– Я ещё создам шедевр, и мой театр будет выступать у короля, вот увидишь! А пока в следующее воскресение премьера!

Пьер передразнил Мольера:

– «Создам шедевр»! Унял бы ты гордыню, Мольер!

Мольер всю неделю усердно готовился к премьере, репетировал, шил костюмы из дешёвых тканей…

И вот, Мольер соскочил с жёсткой лежанки в шесть утра: в этот день была назначена премьера.

– Сегодня – мой день! – решил радостно для себя Мольер, но понял, как горько он ошибался, когда на премьеру пришло десять человек.

– Как так?! Нет даже половины зала! – разочарованно воскликнул Мольер, но велел своим актёрам начинать пьесу.

Зрители откровенно посапывали, но Мольер старался доиграть изо всех сил, когда появились кредиторы.

«Этого мне ещё только не хватало…» – печально подумал Мольер и продолжил играть.

Кредиторы вышли на сцену и стали зачитывать денежные долги Мольера, но актёра это развеселило и он стал пародировать пузатых надутых кредиторов. Зрители проснулись и засмеялись, Мольер вошёл в азарт…

В, общем, через полчаса Мольер был в тюремной камере, но драматурга гораздо больше расстроило, что зрители ушли, не досмотрев премьеру, со словами:

– Пойдёмте лучше смотреть итальянский театр масок, там хотя бы весело, хотя тот тёмненький актёр очень смешно играл…

Мольер уткнулся лицом в ладони и задумался:

«Я должен спасти свой театр, я должен создать шедевр!».

Мольер долго сидел в такой обречённой позе, а потом в его карих очах снова появился интерес, драматург попросил у охраны бумагу, перо и чернильницу, и стал сочинять. День в камере за днём проходили незаметно для Мольера, на которого снизошло вдохновение. Наконец, спустя неделю пьеса была готова.

«Интересно даже, что я буду делать дальше…» – подумал Мольер уже без уныния, когда на пороге камеры появился Пьер.

– Слава Богу, Мольер, с тобой всё в порядке, мы еле насобирали всем театром денег, чтобы оплатить твои долги!

Мольер вышел из тюрьмы, побежал в маковое поле и со смехом упал в траву.

Пьер странно посмотрел на друга и недоумённо спросил:

– Мольер, мы разорены, нашёл время баловаться и смеяться. Может, ты сошёл с ума в тюрьме?

– О, нет, мой друг, я написал шедевр! Это – комедия, но люди будут смеяться сами над собой! Это произведение просто, как всё гениальное! – воскликнул радостно Мольер.

– Что ж, комедия – это очень хорошо, может, это даже спасёт наш театр, только я всё равно не верю, что ты можешь написать шедевр! – ответил, отвернувшись, Пьер.

– Ты прочти сначала! Комедия называется «Смешные жеманницы»!

Пьер взял черновик из рук Мольера, стал вчитываться…

– Мольер, беру свои слова обратно, эта пьеса – шедевр, только ты взял такую злободневную тему, что, боюсь, пьеса не спасёт, а погубит наш театр… – изрёк с опаской Пьер.

– Даже не думай так, Пьер! Я не намерен сдаваться! Мы поедем с этой пьесой к королю Людовику! – с боевым настроем произнёс Мольер.

– Мольер, я похвалил твою пьесу, но это ещё ничего не значит! Умерь, прошу, свои амбиции! – недовольно сказал Пьер.

Не прошло и месяца, как Мольера и его «Блистательный» театр пригласили во дворец.

– Что я говорил, Пьер, а? Эта пьеса – шедевр, но я не намерен останавливаться! Я напишу ещё лучше! – восклицал Мольер, собирая пожитки в Париж.

В понедельник Мольер со своими актёрами давал спектакль перед королевским двором. У Мольера было приподнятое настроение, он рвался играть, и вдруг замер.

– Мольер, ты почему застыл? – удивился Пьер.

– Кто это рядом с его величеством? – спросил Мольер, не сводя с дамы глаз.

– Её величество королева Анна… – ответил Пьер.

– Что ж, для меня нет ничего невозможного, раз я решил, что покорю сердце её величества, значит, так и будет! – посматривая на королеву из-за кулис, изрёк Мольер.

Пьер разозлился, толкнул друга и сказал:

– Мольер, кончай размышления про любовь, пора начинать представление!

Надо сказать, премьеру приняли с восторгом. В конце постановки Мольер поклонился и посмотрел за роскошное золочёное королевское ложе. Королева Анна улыбалась, смущённо поправляя парчовое платье с роскошным жемчужным воротником.

– Мольер, хочу вас похвалить, вы играли блестяще, и пьеса очень смешная и жизненная… – изрекла без надменности королева Анна.

– Я старался угодить вашим величествам, для меня ваша похвала – это честь… – с обаятельной улыбкой ответил Мольер.

Скоро Пьер снова застал Мольера за написанием пьесы.

– Что на этот раз?

– Комедия «Дон Жуан», я исполняю главную роль, хочу покорить королеву Анну.

– Игра с огнём никого не доводила до добра, Мольер. Ты, конечно, гений, но не лезь в дворцовые интриги… – тихо и нерешительно произнёс Пьер, словно зная, что Мольер не послушает старого друга.

– Ты – зануда, Пьер! – выкрикнул Мольер и вышел из роскошного кабинета.

Скоро состоялась премьера пьесы «Дон Жуан», влюбчивого дворянина играл сам Мольер. Во время всего спектакля Мольер, поправляя усики-стрелочки, посматривал на королеву Анну. Та мило улыбалась, смеялась, краснела…

Блеск её глаз выдал, что королева очарована Мольером.

После поклона Мольера подозвали к золочёной королевской ложе.

– Благодарю вас, Мольер, моя королева давно так не смеялась, да и я тоже! – воскликнул король Людовик.

– Я старался, ваше величество… – ответил Мольер и поймал на себе влюблённый взгляд королевы Анны.

Когда король вышел, королева Анна, молча, быстро положила в руку Мольера записку, драматург был и удивлён, и обрадован.

Мольер помчался в свой кабинет скорее прочесть записку от Анны, которая пропахла её нежными духами. В коротком письме актёр прочём приглашение на свидание с Анной в её будуаре, при условии, что встреча останется в тайне.

В назначенный день и час Мольер был в будуаре у королевы.

– Ваше величество, вы приглашали меня, вам понравилась моя пьеса? – поклонившись, спросил Мольер.

Анна предстала перед ним красивой и простой, в белом платье, и этим ещё больше растопила сердце Мольера, чем, когда была важной дамой в изысканных нарядах.

– Жан, ваша пьеса и ваша игра восхитили меня, вы гениальны, но скажите, не с себя ли вы срисовали главного героя? Вы такой красивый мужчина. Какой вы на самом деле? – честно и искренно спросила Анна.

Мольер задумался над вопросом королевы Анны и ответил так же честно и искренно:

– Я – просто актёр и влюблённый романтик, я буду таким, каким пожелаете вы видеть меня!

– Мне так скучно с мужем, он уже стар, а я ещё так юна, поговорите со мной о театре, побудьте со мной… – прошептала Анна, губы Жана и королевы оказались близко, дыхание еле чувствовалось, казалось, оно одно на двоих…

– Моя королева, вы пригласили меня в свой будуар, так позвольте же вас поцеловать, прошу простить за дерзость… – тихо, но смело сказал Мольер, и Анна коснулась его губ.

Каким же сладким показался Мольеру этот поцелуй!

Он упал на колени и изрёк:

– Я вас люблю, Анна, простите мою дерзость!

Королева Анна вдруг отстранилась, оттолкнула Мольера и робко спросила:

– А вы не обманите? Вы сейчас не исполняете передо мной просто очередную роль? Быть может, вы уже говорили это кому-то?

– Поверьте, ваше величество, моя прекрасная светлая королева, меньше всего я сейчас играю! – воскликнул Мольер и почувствовал, что это говорила его душа.

Анна же приблизилась к Мольеру и поцеловала его ещё раз со словами:

– Как же приятно, когда тебя любят! Можете обращаться ко мне на ты и называть по имени, но только, когда мы не во дворце, дело чести, чтобы никто не узнал о нашем романе!

– Моя королева, тогда я приглашаю вас в свой театр, вы хотели, чтобы я рассказал вам о создании театрального шедевра, а я хочу вам показать! – предложил Мольер.

– Что ж, в четверг я приду, только сохраните тайну, достаньте мне маску и называть вы меня будете в театре Беатрис! – закончила разговор королева Анна.

Мольер с нетерпением ждал четверга, достал самую красивую маску, и вот королева показалась в простом платье на пороге кабинета Мольера.

– Здравствуй, моя милая, драгоценная, любимая Беатрис! Вот маска, идём, я покажу тебе театр! – воскликнул радостно Мольер.

Мольер устроил королеве Анне самую увлекательную экскурсию за кулисы, дал почитать черновики новой пьесы, разыгрывал перед ней смешные сценки, а затем повёл гулять по городу, показывая самые красивые места.

– Вот это жизнь! Яркая, интересная, насыщенная! Не то, что во дворце! Скука! – произнесла Анна и загрустила.

– Беатрис, я готов развлекать тебя хоть каждый день, скажи, какую пьесу ты хочешь увидеть… – сказал Мольер.

– Вы начали писать неплохую пьесу, я бы хотела увидеть её в следующий раз…

Проводив Анну, Мольер принялся за работу, и скоро из под его пера вышла пьеса «Тартюф», о католическом священнике-лицемере.

– Пьер, мы будем ставить новую комедию, я буду высмеивать такие пороки людей, как лицемерие и ханжество! – восклицал Мольер.

Пьер же, прочитав пьесу, стал просить:

– Мольер, прошу тебя, не ставь эту пьесу, она погубит наш театр! Ты – великий драматург, создавший шедевр, не порти себе карьеру!

– Но пьеса понравилась королеве Анне… – попытался возразить Мольер.

– Мольер, ты, конечно, войдёшь в историю, как великий драматург и кабала святош, но я не хочу, чтобы тебя казнили из-за этой пьесы! Тем более, что ты ставишь её ради смазливой дамской физиономии! – вынес свой вердикт Пьер.

– Пьер, я искренно люблю королеву Анну, а она – меня, и я хочу угодить ей, только держи это втайне от всех, я признался тебе, как лучшему другу!

И вот, настал день премьеры. Мольер нервничал и поправлял костюм.

– Что с тобой, Жан? Ты – корифей театра, никогда не нервничал перед выходом на сцену, а сегодня на тебе лица нет! – удивлённо поинтересовался Пьер.

– Понимаешь, Пьер, я боюсь подставить королеву Анну, вдруг Людовик как-то догадается о романе королевы со мной…

– О, Мольер, лучше бы не связывался с королевой! Наш выход!

Мольер сыграл свою роль, как всегда, блистательно, но чувствовал себя некомфортно.

После премьеры люди в рясах подошли к королю и что-то сказали.

– Господин де Мольер, комедия была превосходна, но больше я не разрешаю вам её ставить! – вынес вердикт король.

– Почему? – решительно и разгневанно спросил Мольер – Потому что кому-то правда в глаза колит? Оригиналы хотят запретить копию?

– Если вы хотите видеть пьесу на сцене, вам придётся её переделать, хотя моя жена очень довольна и этим вариантом. И не спорьте, Мольер, со своим королём, хотя вы и гениальный, но только драматург!

Мольера ещё никогда так не унижали, но, сдержав гнев, молодой актёр произнёс:

– Что ж, я перепишу комедию, ваше величество…

– И ещё, Мольер, я хочу, чтобы мы подобрали вам жену! – еле сдерживая ярость, изрёк король, Мольер хотел возмутиться, но увидел, что Анна качает головой и плачет, ответил со смирением:

– Как прикажет ваше величество, только у меня две просьбы. Первая: я хочу сам выбрать невесту, вторая: я попрошу королеву Анну одобрить мой выбор!

Король, довольный покорностью Мольера, ушёл, а Анна положила в ладонь Мольера записку: «Мой муж узнал о нашем свидании, женитесь скорей, спасите мою репутацию. Навсегда ваша Анна».

Мольер с обречённым видом побрёл переодеться и немного отдохнуть, но перед глазами у него была прогула с Анной, и сердце его неистово болело.

– Я всё сделаю ради Анны, я женюсь на актрисе, буду играть роль хорошего мужа, буду изображать любовь, но эта женщина не заменит мне Анны и настоящей любви! – рассуждал печально Мольер.

Мольер даже похудел, так тяжело переживал, Анна тоже стала печальна и тиха, как тень.

Вдруг в театре Мольера появилась молоденькая актриса Арманда Бежар, девушка с русыми буклями и наивными большими голубыми глазами. Она всегда была мила и весела.

«Она мне не заменит Анну, но, может, я смогу хотя бы изображать счастье и любовь?» – задумался Мольер и обратился к Арманде:

– Милое создание, вы покорили своей игрой и юностью моё сердце, я дам вам ведущую роль в новой постановке! Мы будем играть дуэтом!

– О, – восхитилась Арманда, – Господин де Мольер, играть с вами в дуэте – моя мечта!

Скоро состоялась премьера нового варианта «Тартюфа», Мольер выходил на сцену с тяжёлым камнем на сердце, мысли его были о судьбе этой несчастной комедии, о королеве Анне…

Король после окончания действия подозвал Мольера к себе и строго произнёс:

– Господин де Мольер, можете не продолжать, второй вариант комедии ещё хуже первого! Напишите и поставьте что-нибудь оригинальнее и не столь провокационное! И вы нашли себе невесту?

Подавленный Мольер тихо ответил:

– Ваше величество, напрасно вы так с моим шедевром: просто лицемеры не хотят смотреть спектакль про себя. Невесту я нашёл, это прекрасная актриса Арманда Бежар, с которой я играл сегодня. Ваше величество, королева Анна, вы одобряете мой выбор?

Королева Анна печально кивнула головой, Мольер при этом заметил, что королева была необычно бледна и сильно похудела…

Арманда же, услышав это, с восторгом спросила у Мольера:

– О, Господин Мольер, вы просите моей руки? Вы любите меня? Как я рада!

Мольер тяжело вздохнул, опустился на одно колено и важно изрёк:

– Прекрасная Арманда, я люблю тебя, будь моей музой и женой!

Девушка тут же кинулась в объятия Мольера.

Свадьба была очень скромной, но на этом празднике присутствовали король и королева, и Анна сделала предложение Мольеру:

– Мольер, вы гениальный писатель, ваши пьесы – шедевры, вас не ценят по достоинству, станьте преподавателем литературы для принцессы, только для этого вам придётся навсегда расстаться с театром…

Сердце Мольера заболело, на глаза навернулись слёзы: это был последний шанс Мольера вернуть себе жизнь без псевдонима, без притворства…

– Нет, – ответил Мольер, – Я ради театра сменил фамилию, положил жизнь на это дело, я люблю свою профессию и не расстанусь с театром, и уйду на сцене, как полается актёру! Простите, ваше величество…

– Спасибо вам, господин де Мольер за такой ответ, я завидую вам! – печально закончила разговор королева Анна.

Скоро действительно, случится то, что предрёк себе Мольер: он отошёл ко Господу во время спектакля, но в памяти людей он остался гением комедии и человеком, создавшим шедевры.

Дом, в котором была Вера

События этого произведения происходили в Российской империи, в дворянской семье, а создано это творенье, чтобы напомнить всем о ценности семьи, любви и веры.

Вера обретает имя и семью

В блистательно Санкт-Петербурге в дворянской старинной усадьбе жила богатая дворянская семья Добросердовых, состоящая из четырёх человек. Главой семейства считал себя Виктор Фёдорович, важный дворянин с серыми очами, в то Рождество, о котором пойдёт дальше речь, ему исполнялось тридцать пять лет, и был он всегда одет по моде, множество цветных бархатных и парчовых камзолов и кафтанов-жюстокоров менял он каждый день, придавая себе важности.

Но человек Виктор Фёдорович был добрый, любил и богато наряжал жену, уважал тёщу с тестем, занимался помимо обязанностей, благотворительностью, а важность, скорее, была напускной, чтобы скрыть горе.

Жена же Виктора Фёдоровича, Светлана Юрьевна, была зеленоглазой миловидной молодой женщиной двадцати трёх лет. Муж просто обожал её, а она любила супруга в ответ так же нежно и пылко. Бывало, по вечерам они любили долго сидеть у камина, держась за руки, и беседовать. А ещё Виктор любил наглаживать длинные светлые красивые кудри жены.

И церковь, и светские мероприятия они посещали всегда вместе, молитва их была чиста и искренна, так как они говорили: «В доме нашем поселилась вера в Бога!». Молитвой и верой молодые супруги справлялись с главной своей бедой: не могла, по мнению врачей, Светлана иметь детей. Сначала расстраивалась Светлана, молилась, переживала, а потом повстречала Виктора, и он принял её такой, какая она есть, даже с её бездетностью. Но супруги не теряли веры, любви и надежды, и каждое Рождество они просили у Христа себе «дитятко в радость»…

Так же досматривали Светлана и Виктор родителей Светланы: Юрия Артомоновича и Екатерину Ильиничну. Пожилые родители и радовались за дочь, и переживали: ведь она была счастлива в браке, но не чаяли они дождаться внуков, и молились вместе с дочерью. Тяжело уже было старикам: здоровье ухудшалось, и силы покидали, а так мечталось им понянчить внуков! Единственной их отрадой было то, что молодые супруги досматривали их, и пожилые родители видели свою дочь счастливой, любимой, нарядной.

Вот и в тот день, к Рождественскому столу Светлана вышла с роскошными локонами и белым пером в причёске, жемчугах, бирюзовом пышном платье с кружевами и бантами, белоснежных перчатках и парчовых туфельках.

– Солнышко моё, ты великолепна! Я выбрал в жёны самую красивую и милую девушку на земле! – воскликнул Виктор и поцеловал жене ручку.

– Я старалась для тебя, милый! Никто на свете не заменил бы мне тебя, твоя любовь греет меня всегда! – ответила Светлана и обнялась с мужем.

Тут из своих покоев вышли родители Светланы, и молодые супруги помогли им дойти до стола и сесть. Все помолились и сели за трапезу.

– Солнечный ангелочек мой, ты была в церкви лучше всех дам, но тебе к твоему выходному бежевому платью не хватает аксессуара, и я решил тебе подарить цепочку с кулоном ввиде золотого голубя… – торжественно изрёк Виктор и протянул жене коробочку с подарком.

– Благодарю, милый, я очень дорожу твоим вниманием и твоими подарками, и хочу порадовать тебя в ответ картиной для твоего кабинета… – ответила нежно Светлана и достала красивый пейзаж.

– О, спасибо, родная, ты меня приятно удивила! Давай теперь вручим подарки твоим родителям…– смущённо произнёс Виктор.

Супруги поклонились Юрию Артомоновичу и Екатерине Ильиничне и вручили старику красивую позолоченную трость, а маме Светланы янтарный браслет.

– Лучше бы нам внуков подарили! А то только на балах гарцуете! – поворчал Юрий Артомонович.

– Молчи, старый дурак, не порти детям настроение! – остановила мужа Екатерина Ильинична.

Виктор и Светлана сели у нарядной ели, кругом витал умиротворяющий запах хвои, мерцали свечи, на улице палили из пушек в честь праздника. Не весело было Светлане, но муж успокоил её:

– Мы будем молиться, и Бог поможет. Помни, в нашем доме поселилась вера…

Вдруг в дверь постучали. Крепостная девушка, что накрывала на стол, открыла дверь. Перед ней стояла маленькая худенькая плохо одетая девочка с большими и напуганными карими очами.

– Подайте сиротке… – протянула девочка, крепостная девица поднялась к хозяевам и спросила:

– Там нищенка. Прикажите подать ей денег или еды?

– Я сама подам! – воскликнула, соскочив, Светлана, взяла пирога и денег и пошла к главному входу.

Когда Светлана увидела эту крохотную худенькую замёрзшую девочку и услышала жалобную просьбу, то воскликнула:

– Птенчик крошечный мой, так дело не пойдёт, заходи в дом, ты должна хорошо покушать!

– О, спасибо вам, госпожа! Позвольте, я пройду через чёрный вход… – тихо, но радостно произнесла посиневшая от холода девочка.

– Что ты, птенчик, разве я, похоже, что я страдаю гордынею? Заходи через главный вход… – ответила Светлана и сама проводила девочку за стол.

С жадностью голодный ребёнок стал хватать еду, бедная девочка не могла насытиться. Наконец, отъевшись и отогревшись, девочка разрумянилась, в карих больших глазках появился блеск жизни.

– Что ж, спасибо вам, господа, за ваше милосердие, не смею больше портить вам праздник… – произнесла девочка и направилась к выходу.

Все четверо членов семьи переглянулись и поняли друг друга без слов.

– Постой! Как зовут тебя, дитя и сколько тебе лет? – спросил Виктор.

– Никак, господин, а зачем вы спрашиваете?

– А затем, что у нас нет ребёнка с супругой, и все мы молились о даровании нам дитя на радость, оставайся у нас за нашу дочь, а назовём тебя Верой, потому что мы всегда верили, что Господь не обидит нас, и Он послал нам тебя…

– Значит, у меня будут мама и папа?! – дрожа от счастья, спросила девочка.

– Мама и папа, а ещё бабушка и дедушка! – с радостью подтвердила Светлана.

Девочка бросилась в объятия новым родителям.

– Значит, я теперь не «Потеряшка», а Вера! – радовалась Верочка.

Вера привыкает к новому дому

В первую очередь Светлана велела крепостным девицам наносить воды и подогреть её, чтобы накупать Верочку. Как же приятно было Вере чувствовать себя чистой! Потом Светлана нашла своё детское зефирно-розовое платье с кружевами и нарядила приёмную дочку.

– Ах, госпожа, я вам так благодарна за это красивое платье! – воскликнула Вера.

– Не обращайся так ко мне, пожалуйста. Называй меня мамой, зовут меня Светлана, а мужа моего называй папой, его зовут Виктор. А дедушку и бабушку зовут Юрий Артомонович и Екатерина Ильинична…

Вера расплакалась со словами:

– У меня есть мама и папа, какое это счастье, а я думала, что всю жизнь проживу одинокой сироткой! Спасибо, мама!

– Не благодари, доченька, – растроганно ответила Светлана – у тебя будет много красивых платьев!

Первое время Верочка даже засыпала, держа Светлану за руку, так боялась потерять любовь родителей, а все взрослые, живущие в этом доме, искренно полюбили девочку. Виктору нравилось читать Верочке и сказки, и православные книги, и стихи для детей, Светлана учила играть дочку в куклы и шить, Юрий Артомонович смешил девочку, а Екатерина Ильинична рассказывала внучке о святых и учила молиться.

Скоро Виктор и Светлана повезли доченьку к лучшему портному, чтобы тот сшил ей красивые платья.

Платья действительно удались, и оранжевое, и изумрудное, и парчовое, но и стоили больших денег.

– Мне никаких денег не жалко на доченьку! – воскликнул Виктор и оплатил платья, хотя Верочка уговаривала родителей:

– Зачем вам тратить столько денег на меня? Я не достойна!

Верочка испытывала двоякое чувство: с одной стороны она не хотела добавлять трат и хлопот родителям, с другой девочка получала от таких красивых нарядов удовольствие.

И вот настал день, когда родители решили крестить Веру. Сначала вся семья собралась на молитву, а после моления, Виктор посадил Верочку рядом с собой и торжественно, и ласково произнёс:

– Мы – христиане православные, ты тоже уже полюбила и семью, и Господа, и молитву, но ты ещё не крещёная. При крещении человек становится христианином и получает Ангела-хранителя, поэтому мы все предлагаем тебе принять крещение…

– Я с радостью! – ответила Верочка и обняла папу за шею.

Вера, признаться честно, очень волновалась перед таинством и не могла уснуть перед крещением.

– Мама, поговори со мной… – попросила Вера.

– О чём, радость моя? Ты почему не хочешь спать?

– Я не могу уснуть, я волнуюсь. Господь же любит меня и примет в свою церковку?

Светлана ласково погладила дочку и ответила:

– Конечно, доченька, Господь любит всех, и очень будет рад за тебя. Ведь Он помог нам встретиться с тобой…

… Церковь, в которой крестили Веру, была красивой, с позолоченным алтарём, расписанная библейскими сюжетами, многие из которых были уже известны Вере. Как только началось таинство, Вера почувствовала несказанную радость, будто Ангел дотронулся до её сердечка, а, когда таинство свершилось, Вера стала сиять от счастья.

Многие из родственников приехали поздравить семью Добросердовых, и некоторые очень даже завидовали Светлане и Виктору и за спиной счастливой семьи злословили:

– Тоже мне, дочь нашли! Приёмыш! Плебейский ребёнок! Как Виктору и Светлане самим не противно!

Вера начинает учиться и узнаёт новость

Когда же Верочка окрепла, и ей исполнилось, на вид, восемь лет, то Светлана и Виктор решили пригласить гувернантку и учителей дочери. Посовещавшись вчетвером, старшие члены семьи поняли, что девочке нужна гувернантка, а так же учителя Божьего Закона, письменности, математики, музыки и танцев, и хороших манер.

Светлана попыталась рассказать это Верочке, но та только посмеялась:

– Зачем мне учиться? Я и так хорошо живу!

– Но ты когда-то станешь взрослой, и эти знания тебе очень пригодятся… – изрекла важно Светлана, и Верочка решила учиться.

Правда, запала девочки хватило не надолго: в первый же учебный день она получила замечание от учителя математики за то, что не слушала урока, такое же замечание от учителя Божьего Закона, а гувернантке Верочка навредила: спрятала её нитки.

– Если все твои учителя, и я расскажем о твоём поведении родителям, то они очень расстроятся и накажут тебя! – с гневным укором произнесла гувернантка, француженка Элиз.

Верочка после этих слов ужасно расстроилась: она боялась, что приёмные родители разлюбят её.

Верочка закрылась в своей комнате, долго молилась, а потом посадила две своих любимых игрушки, куклу и плюшевого зайчика и советовалась с ними:

– Я признаю, я виновата, но что теперь делать? Может, исправиться и молчать, дай Бог, Элиз не выполнит своих угроз? А если выполнит? А если все они пожалуются на меня, и я снова окажусь на улице? Может, тогда лучше рассказать всё самой, ведь я исправлюсь? Пожалуй, так и сделаю!

Игрушки остались сидеть на месте и молча улыбаться, а Верочка побежала к родителям. Светлана и Виктор сидели у камина.

Верочка тихо подошла к родителям с поникшей головой и произнесла с сожалением:

– Мама, папа, простите меня, я должна вам в чём-то признаться. Я сегодня получила замечания от двух учителей и спрятала нитки Элиз. Я больше не буду так поступать, я буду хорошо учиться, только простите меня и не откажитесь от своей доченьки, я так боюсь снова стать сироткой и потеряшкой…

Родители не знали, как отреагировать на это признание, а девочка заплакала.

– Ну, что ты, доченька, Верочка, мы же любим тебя, никто тебя никогда уже не выгонит на улицу, даже не думай об этом! А то, что ты сама призналась и хочешь исправиться, это очень хорошо! – обняв девочку, ответила Светлана.

Виктор же добавил:

– А учёбы не бойся, мы тебе будем помогать…

Чувство благодарности переполнило душу Верочки, и снова из очей потекли слёзы. Родители обняли девочку, и конфликт был исчерпан.

Но скоро Верочке предстоял урок хороших манер. Вера очень внимательно слушала учительницу, но всё равно путалась в вилках, ложках, правилах…

Но с молитвой она старалась изо всех сил, а Светлана помогала ей, и скоро Вере стал этот предмет даваться легче, а спустя две недели Вера услышала похвалу от учительницы.

Зато у Веры появился любимый предмет: музыка и танцы. Нарядная Верочка заливалась счастливым смехом, выполняя танцевальные па или играя на рояле, она чувствовала себя настоящей принцессой.

Надо сказать, что опасения родителей не сбылись: Вера стала хорошо учиться. А скоро врач сообщил Виктору и Светлане радостную новость: у супругов будет свой ребёнок.

– Я же говорил, говорил, что в нашем доме живёт вера в Бога, Господь нам помогает! – радостно воскликнул Виктор и обратился к Вере – Доченька, Верочка, у тебя будет братик или сестрёнка!

Вера очень огорчилась и со скорбью сказала:

– Что ж, теперь я вам не нужна…

Светлана и Виктор переглянулись и засмеялись:

– Как же не нужна, Ангелочек наш? Мы тебя очень любим! И забудь, что ты – приёмная, ты стала нам родной! Вы подружитесь, мы уверены!

Верочке после этих слов стало легче.

У Веры появилась сестрёнка Любовь

Вера наблюдала за волнением матери и тоже начинала волноваться, когда взрослые закрывались в гостиной и говорили о Светланином положении, но однажды Светлана долго была в своей спальне, а потом Виктор пришёл к Верочке. Лицо его, казалось, сияло счастьем, взгляд очей был светозарен, улыбка излучала добро. Отец изрёк удивлённой Верочке:

– Доченька, можешь подняться к маме, там уже родилась твоя сестрёнка Любовь…

– Какое красивое имя – Любовь! Папочка, я постараюсь полюбить свою сестрёнку, если вы не забудете обо мне… – произнесла с тихим восторгом и столь же тихой печалью Верочка.

– Кровиночка моя, мы никогда не забудем о тебе! А сейчас поднимись к маме, там уже и бабушка с дедушкой, все поздравляют Светлану с малышкой! – ответил, нежно погладив дочь по голове, Виктор.

Верочка пошла к маме. В красивой, обитой голубым бархатом, светлице, в кровати с балдахином сидела счастливая и растрёпанная Светлана, держа на руках малышку в пелёнках. Рядом сидели и восклицали от счастья похвалы Господу Юрий Артомонович и Екатерина Ильинична.

– Покажи, мама, Любушку… – попросила Верочка, Светлана обняла приёмную дочь и показала ей сестрёнку.

– Какая же она милая! Глазки голубые, как у ангела, носик кнопкой! Просто прелесть! – воскликнула радостно Верочка, и все опасения, и вся ревность прошли, будто их и не было.

Теперь, когда в семье появился новый маленький человечек, забота о догляде дедушки и бабушки легли на хрупкие плечи Верочки, но девочка была жизнерадостна, и успевала и учиться, и с мамой побеседовать за шитьём, и дедушке с бабушкой помочь. Маленькая Любушка изменялась, росла, познавала что-то новое каждый день. Тожественными были крестины Любоньки, девочку одели в лучшее кружевное платьице, Верочка тоже была не обижена красивым очень платьем. Вера была очень рада и, подражая маме, учила сестрёнку:

– Теперь ты – христианка! Поздравляю! Люби Господа!

А Любаша сияла голубыми очами со взглядом, полным смысла, и улыбалась беззубой улыбкой, будто бы понимала старшую сестричку.

Время пролетело быстро, Любаша подросла в крохотную девочку с пшеничными, как у мамы, кудрями и голубыми, как у бабушки, глазами, с ней стало интересно общаться и играть, девочка была очень умной и хватала всё на лету.

Вера любила после уроков затеять какую-нибудь игру с сестрёнкой. То сёстры начнут шить для кукол, то Вера читаетЛюбаше, то начнут сестрички танцевать и смеяться.

Однажды, когда Верочка помогла Любаше сшить шляпку для куклы, Любонька обняла сестрёнку и воскликнула:

– Спасибо, Вера! Ты лучшая в мире сестра! Я тебя очень люблю!

Вера уже была двенадцатилетней отроковицей, но слова младшей сестры её так растрогали, что она всхлипнула с улыбкой и ответила:

– Я тебя тоже очень сильно люблю! Ты такая милая и непосредственная, я поражаюсь этому, но эти качества с годами пройдут…

– А наша дружба – нет! – произнесла Любаша.

– Конечно, нить нашей дружбы никогда не порвётся…

Вера и Любовь взрослеют

Девятнадцателетие Верочки именинница и её сестра пятнадцатилетняя Любовь встречали в узком кругу подруг из высшего света за чаепитием. Много времени утекло, не одно важное событие произошло в доме, где жила Вера и вера в Бога…

Сначала ушёл из жизни Юрий Артомонович. Девочки плакали и жалели дедушку, но родители старались утешить дочерей словами:

– Дедушка в раю, там всем хорошо, Господь учит нас, что жизнь вечна в Царствии Небесном, поэтому мы должны помнить дедушку и молиться и знать, что он где-то у Господа…

Любонька первая стала молиться и утешать старшую сестру:

– Родители говорят правду, Господь забрал дедушку в рай, его земной путь кончился, но для того и сносил страдания Господь наш Христос, чтобы даровать всем вечную жизнь! Не переживай, Верочка, в раю дедушке будет даже лучше, чем на земле! Там всем хорошо!

Верочка поддалась примеру сестры и перестала плакать, продолжила молитву, и это укрепляло девочек в вере.

Силы сестёр уходили на учёбу и помощь бабушке, ведь Екатерина Ильинична была старушкой, но она тосковала по мужу, часто садилась у окна и думала об ушедшем супруге, и отошла вскоре к господу с блаженной улыбой на устах. Последними её словами стала фраза:

– Юрочка, встретимся в раю, я иду к тебе…

Сёстры так переживали это, что исхудали, и родители повезли их на воды отдыхать и старались баловать красивыми нарядами. Там-то впервые сёстры и услышали от светских дам:

– Дочери графа Виктора и графини Светланы не похожи друг на друга, даже не скажешь, что они – родственницы. Графиня Вера темноволосая и кареглазая, с грубыми чертами лица, которые она тщетно украшает белыми перьями в причёске, а младшая дочь похожа на маму: так же красива, белокура, вдобавок, у неё очень распахнутые лазурные очи, как у Ангела и нежные черты лица. Нет, девушки совершенно не похожи!

Жизнерадостная Любаша пропустила это мимо ушей и стала ластиться к сестре, а вот Вера насторожилась с мыслью: «Её считают более красивой, чем я. Обидно…».

Но потеря дедушки и бабушки так сблизила сестёр, что Верочка быстро забыла эту мысль, ответила на сестринскую ласку Любаши и стала весело вести беседу с сестрой.

У них было много общих тем и занятий: семья, учёба, прочитанные книги, шитьё, молитва…

А после того, как Верочку вывезли в свет на бал, то у сестёр появились разговоры о кавалерах, о нарядах, хотя церковь они исправно посещали, молились и соблюдали посты, причём родители всегда ставили Верочке в пример Любовь в этих делах.

Потом у сестёр родился большеглазый братик Артём, и он рос недоразвитым, и Верочка и Любонька, помогая родителям воспитывать и развивать Артёмушку, сдружились ещё больше. Особенно девочки любили вечера, когда отец собирал всю семью у камина и читал Библию. Тихо горели свечи, вьюга злилась за окном, потрескивали дрова в камине, отец и мама по очереди читали Библию, а сёстры сидели, обняв Артёмку, и на душе им было спокойно…

– Правда, же, Верочка, всегда мы будем дружной семьёй? – со всей искренней непосредственностью спрашивала Любушка.

– Конечно, сестрёнка… – отвечала с тихим умиротворением Вера.

И вот, незаметно подкралось девятнадцателетие Верочки, и сёстры собрали её подруг на чаепитие. Вера всё время сетовала, что из-за болезни братика не может оставить отчий дом и выйти замуж, а Любушка ласково и искренне утешала её:

– Ты встретишь свою любовь и выйдешь замуж, обязательно!

Подруги же дивились:

– Как же ты Вера, такая модница, и замуж до сих пор не вышла? Посмотри, сегодня на тебе парчовое платье с бриллиантовым украшением, и красные перья в причёске, а на прошлом балу у Ясновых ты блистала тёмно-синим платьем с серебряной вышивкой! Тебе нужно скорее замуж, потому что Любовь, если выедет в свет, она отобьёт у тебя всех женихов! Она просто душка, Ангел, особенно в этом платье изумрудного цвета с янтарными украшениями!

Верочке стало очень обидно, и девушка крикнула:

– Душка?! Ангел?! Обыкновенная наивная девчонка!

– Правда, не хвалите меня, я не заслужила… – тихо и смиренно изрекла Любушка.

Подруги Веры грациозно поставили фарфоровые чашечки и воскликнули в умилении:

– Ну, просто душка! А душа какая чистая! Кавалеры любят таких юных прелестниц! Возьми Любовь с собой на бал-маскарад к князьям Ясновым в этот понедельник!

– Возьму… – без особой охоты сказала Верочка, а потом обратилась к Любови – Иди, почитай Артёмушке, мы заняты…

– Раньше ты меня не прогоняла… – удивилась Любаша.

– То было раньше! Иди! За одно, можешь продумать маскарадный костюм на бал, потому что, делая тебе одолжение, я возьму тебя с собой!

– Ура! Я поеду на маскарад! – обрадовалась Любовь и удалилась в комнату братика, чтобы почитать ему Священное Писание.

Бал у Ясновых и первая ссора

Верочка очень надеялась, что мама не разрешит Любаше ехать на бал-маскарад, но Светлана заметила:

– Вера, Любонька ведь такой ангелочек: мне управлять имением помогала, и с братиком занималась, она заслуживает награды, Любушка обязательно должна поехать на бал!

– У неё нет парадного платья! – возразила Верочка.

– Ничего, деньги у нас есть, можно сшить или пусть возьмёт моё платье, в котором я ходила в юности… – отвечала Светлана.

Вера недовольно глянула на сестру, но та с наивной радостью Золушки принялась танцевать со словами:

– Спасибо, матушка, я очень рада и ценю вашу похвалу!

«Ну уж нет, ты, маленькая обезьянка, на бал не поедешь!» – подумала Верочка и, когда все уснули, взяла ножницы, и стала осторожно пробираться в светлицу сестры, где висело мамино бирюзовое платье с бантами, которое Светлана отдала Любови.

Сердце Верочки трепетало от страха, а руки дрожали, но она добралась до платья и изрезала его на лоскуточки, после так же тихо и с таким же страхом в глазах Верочка выбежала из светлицы Любушки.

– Ну, что, Любушка, как тебе подарок мамы? – поинтересовалась утром перед балом Верочка.

– Кто-то порвал его. Жаль, конечно, но мы с мамой всю ночь у неё в горнице шили мне новое платье, посмотри, какое оно красивое! Сейчас я переоденусь в него! – ответила радостно Любовь и исчезла, а вскоре появилась в новом платье, и тут Верочка очень пожалела о своём поступке, рассуждая в мыслях: « Уж лучше бы она ехала на бал в мамином платье!!! Это произведение искусство нежно-розового цвета с золотой тесьмой, жемчугом и кружевами просто восхитительно!!!».

Сёстры стали собираться на бал, подбирать маски, веера, украшения, перья в причёску, и, хотя Верочка в сиреневом платье при всех стараниях выглядела не хуже, но уже чувствовала себя проигравшей.

Когда же Виктор, Светлана и их дети прибыли на бал, и объявили, что прибыла семья графов Добросердовых, там уже было много гостей, и даже сама императрица Елизавета Петровна. Светлана мечтала, чтобы одна из её дочерей ( а, может, и обе) стала придворной дамой императрицы и представила Елизавете Петровне своих дочерей.

– Ой, графиня, – воскликнула императрица – Ваши дочери так не похожи друг на друга, но младшая – просто прелестна и очень похожа на вас! Я хочу, чтобы она стала моей придворной дамой! Я бы её одела богаче! Как я люблю наряжать! Вы, милое создание, когда-нибудь примеряли оранжевый атлас вместе с золотой тесьмой? Примерите! А сейчас я хочу, чтобы вы, Любовь, открыли бал!

Вера стояла, как из ушата политая, с таким выражением лица, будто ей лягушку показали, она с таким гневом смотрела на сестру, что Светлана скорее спросила у императрицы:

– А что вы скажите про мою старшую дочь? Может, вы хотите, что и она стала вашей придворной дамой? Она хорошо воспитана, ваше величество…

– К сожалению, ваша старшая дочь не столь обходительна, и, судя по всему, очень необщительна, чего я терпеть не могу! – ответила брезгливо Елизавета Петровна.

– Ваше величество, не сердитесь на неё, пожалуйста, она приболела просто сегодня, а так она очень уважительна в общении с важными особами… – попыталась Светлана защитить приёмную дочь, но Елизавета её уже не слушала, и велела начинать бал.

И тут же к Любови подошёл и пригласил на танец хороший знакомый Верочки, князь Сергей Яснов, сын хозяина бала. Сергей был очень галантный, обходительный и образованный молодой человек двадцати лет, наружности он был очень приятной, хотя идеальной его внешность трудно назвать. Он притягивал к себе взгляды девушек носом с горбинкой, приветливой обаятельной улыбкой и зелёными очами. Движения его в танце были легки, одеяние и шпага его были в идеальном состоянии, и любая девушка согласилась бы станцевать с Сергеем, стоит ли говорить, что Верочке нравился князь Яснов, и она снова позавидовала сестре…

Огромный позолоченный зал освещался множеством свечей в красивых подсвечниках, Любовь легко и непринуждённо танцевала с Сергеем и была абсолютно счастлива.

Сергей же любовался светлыми кудрями Любаши, её распахнутыми небесными очами, наслаждался танцем, музыкой и тем, как изящно развевался подол пышного платья Любови, а когда она обаятельно и наивно засмеялась хрустальным голосочком, что что-то встрепенулось в душе юноши.

– Ваша светлость, вы так хорошо танцуете! Это бал – просто одно наслаждение! – воскликнула Любовь.

– Не обращайтесь ко мне так, прошу, называйте меня по имени, моё имя Сергей, мне всего двадцать лет. И, если можно, перейдёмте на ты… – смущаясь, произнёс юноша.

– Конечно, у вас такой красивый бал, Сергей. Ты – младший сын князя Яснова? – продолжила разговор Любовь.

– Он самый, у твоих ног, прелестное создание, я покорён твоей юностью и красотой, прости мне эти дерзкие слова, они искренны! Могу я надеяться на ещё один танец с тобой? – робко и без тени наглости произнёс Сергей.

– Ты меня вогнал в краску, но я готова танцевать с тобой хоть весь вечер! – с воздушной радостью ответила Любовь.

– Это так хорошо! Я с удовольствием пообщаюсь с тобой, я хочу знать о тебе всё: чем ты любишь заниматься, что любишь читать, какие вы посещаете с семьёй балы, любите ли ходить в церковь…

Молодые люди танцевали и беседовали, смеялись, смущались, и выяснили, что у них много общего: одни любимые книги, одни ценности в жизни: любовь к Господу и к родным…

Они почувствовали родство душ, и все, заметив это, прекратили танцевать и любовались молодой грациозной парой.

Светлана же сияла от счастья и прошептала мужу:

– Виктор, милый, кажется, наша Любаша полюбила, и взаимно. Я так хочу, чтобы она была счастлива в законном браке, как мы с тобой!

– … И Сергей Яснов – хорошая партия для этого, я тоже рад за доченьку, дорогая Светлана… – тихо отвечал Виктор супруге.

Бал подходил к концу, а юным созданиям не хотелось расставаться.

– Как жаль, что бал кончился, мне было приятно общаться с тобой, ты не только благородный дворянин, но и удивительный человек… – тихо произнесла Любовь.

– Мой Ангел, мне тоже жаль с тобой расставаться. Когда я увижу тебя в следующий раз? Могу я надеяться на твою благосклонность, как жених? – спросил с волнением Сергей.

– В четверг наша семья с друзьями будет кататься на тройках с бубенцами, я приглашаю тебя, Сергей, присоединиться к нам, а на второй вопрос я отвечу позже, когда мы лучше узнаем друг друга… – смущённо ответила Любовь.

Вера, Любовь и Артёмка с родителями сели в карету и помчались в свою усадьбу. Всю дорогу Любаша рассказывала о Сергее, и о том, как она хорошо провела время на балу.

– Я думаю, он вскоре попросит моей руки, и я, наверное, выйду за него замуж, вы не против, матушка, батюшка? – спросила с волнением родителей Любовь.

– Не против, конечно, но, пока он не посватался, и вы не обвенчались, помни, что ты – христианка, и должна хранить целомудрие… – учили родители доченьку.

– Что вы, матушка, папочка, я не опозорю нашу семью и не согрешу блудом! Я люблю Господа и оскорблю так веру своей души! – искренно и торжественно изрекла Любовь.

Верочка же еле выдержала эту поездку, и, когда добралась до своей светлицы, захотела побыть одна, но Любовь привыкла, что они с сестрой и братиком всегда читают и молятся вместе на ночь и пришла в горницу сестры.

Тут Верочка и сорвалась на крик:

– Ты! Малявка, мамкина дочка, ханжа! Ты отбила у меня жениха, ты заняла моё место возле императрицы, я тебя просто ненавижу!

– За что? – искренно удивилась Любовь – Сергей не был тебе женихом, он тебе просто нравился, причём не взаимно, ты сама так говорила, а в том, что императрица выбрала в придворные дамы меня, я не виновата…

Верочка указала сестре на дверь, и Любушка, рыдая, убежала. Старшая сестра поняла свою неправоту и пошла за сестрой с причитаниями:

– Ну, прости меня, прости, я беру свои слова обратно, пойдём вместе помолимся, сестрёнка…

Любовь обрадовалась такому повороту событий…

Катание на тройке и благородный поступок Сергея

В назначенный день семья графов Добросердовых, их многочисленные родня и друзья, в том числе, князь Сергей, собрались кататься на санях. В красивые сани были запряжены три белоснежных лошади, украшенные бубенчиками. Мороз стоял не сильный, но бодрящий, снег сверкал на солнце, как бриллианты, всё располагало к прогулке.

Сергей сел рядом с Любовью и шептал любезности и комплименты, обсуждал новую французскую книгу и хвалил не только внешность, но и ум Любови. Верочка с завистью смотрела на сестру и совсем забыла, что ей было поручено следить за десятилетним Артёмкой, который не очень понимал опасности, а, между тем напрасно забыла: Артёмка без присмотра потерялся, когда тройка ехала через лес.

Сначала никто не заметил этого, а, когда хватились, было уже темно, и Любонька даже заплакала, а Верочка чувствовала себя виноватой.

– Ничего! – произнёс Сергей – Я найду Артёмку, езжайте домой, утром я его привезу, скажите родителям, что он остался ночевать у меня!

Сёстры дома усердно молились, чтобы Господь помог найти Сергею Артёмку, спать они не могли, а утром Сергей привёз Артёмку.

– Князь Сергей такой добрый! Он вкусно накормил меня, напоил чаем и почитал мне сказки на ночь! – хвалил Артёмка Сергея.

Любовь была безмерно благодарна Сергею и поцеловала его в щёчку.

Верочка, заметив, какую радость испытал Сергей, позавидовала Любоньке.

Когда день улёгся, и вечером сёстры стали молиться, у Веры вдруг промелькнула мысль: «Помоги, Господи, мне их поссорить…».

Ещё один благородный поступок Сергея и его сватовство

Зима сменилась весной, всё вокруг цвело, Сергей, пытаясь завоевать внимание Любови, пел ей серенады, которые Верочка называла «кошачьими воплями», посвящал стихи, дарил украшения и цветы и вёл интеллектуальные беседы.

– Весна – это так прекрасно, и, кажется, я влюблена… – напевала мелодично Любашенька, а Верочка ворчала:

– Не принимай от него драгоценностей, это слишком дорогие подарки!

Сама же Верочка тайком мерила эти подаренные украшения и воображала, будто бы Сергей подарил их ей.

Артёмка постепенно перерастал свою болезненную отсталость от сверстников и начал учиться, пока только чтению и Закону Божьему. Но однажды на уроке мальчик почувствовал себя хуже, у него поднялась температура, заболела голова.

Учитель тут же прекратил урок и позвал врача. Врач же, осмотрев мальчика, сказал взволнованной семье Артёмки, которая примчалась, как только узнала о беде:

– У него лихорадка в тяжёлой форме, нужна китайская микстура…

Светлана и Виктор, не отходя от мальчика, старались облегчить ему состояние, а девушки стали предоставлены сами себе. Тут в гости приехал Сергей, и Любовь рассказала воздыхателю о случившейся беде.

– Я поеду в Китай-город, в китайскую аптеку, и достану микстуру! – произнёс искренно Сергей.

Любовь и возразить не успела, как Сергей привёз лекарство.

– Благодарю тебя, я буду за тебя молиться, что я тебе за это должна? – удивлённо произнесла Любаша.

– Ты ничего мне не должна, я сделал это из любви к тебе и уважения к твоей семье… – ответил Сергей.

Скоро Артёмка выздоровел, и вся семья благочестиво и радостно встречала Пасху. Сергей, конечно же, поздравил прекрасным сонетом Любовь.

А после Пасхи Сергей посватался к Любови, и родители с обоих сторон благословили этот брак.

Любовь была на седьмом небе от счастья, играла на рояле весёлые мелодии, подавала милостыню и благодарственные молебны в церквях, а Верочка мрачнела, ворча на сестру всё чаще думала: «Как же расстроить эту свадьбу?».

Интрига Верочки

Верочка сидела за дубовым резным столом и не могла успокоиться от зависти и возмущения, выговаривая родителям:

– Ну, как, как, мне объясните, можно отдавать замуж младшую дочь раньше старшей?!

Родители же, не понимая, что настроение Верочки испорчено тем, что она тоже любила Сергея Яснова и ревновала, успокаивали её:

– Ничего, мы и тебе жениха найдём, красавица наша! Выпей капель, успокойся…

Верочка же ответила:

– Пожалуй, успокаивающие капли мне пригодятся…

Любушка же учила Артёмку гимнастике, и резво забежала в гостиную.

– Мы с Артёмкой гимнастику делаем, а по какому поводу всеобщая грусть?

– Доченька, – обратилась Светлана к Любаше – принеси сестре успокаивающие капли…

Любаша быстренько принесла лекарство сестре, а за одно показала колечко с жемчужиной, которое подарил Сергей невесте.

Верочка подумала и не очень светлая мысль пришла ей в голову, она попросила:

– Оставь это колечко мне на время! У тебя столько уже этих украшений!

– Что ж, на время дам колечко… – отвечала Любовь.

У Верочки же созрел план, как оклеветать сестру перед Сергеем. Дело в том, что на балы к князьям Ясновым ездил друг старшего брата Сергея, нищий, но очень гонористый военный офицер Бобров.

Верочка накинула поверх платья с бантами шёлковую накидку с капюшоном, замаскировалась: надела маску, нанесла макияж, напудрила букли и назначила с помощью слуги встречу Боброву.

– Здравия желаю, мадмуазель, чем могу быть полезен? – спросил Бобров Верочку, не узнав её.

С хитрой ухмылкой Верочка ответила:

– Вы любите придумывать про себя всякие небылицы, приписывая себе славу Дон Жуана и бывалого война. Давайте я заплачу вам мешочком золотых монет, а вы расскажите на балу у Ясновых ещё одну такую небылицу. У меня есть кольцо моей конкурентки, вы покажите его и расскажите всем, особенно князю Сергею Яснову, что графиня Любовь Добросердова подарила вам это кольцо за ночь любви!

– И это всё? – удивился Бобров – Давайте, мадмуазель, деньги и кольцо, а я уж проявлю военную хватку! Князь Сергей будет знать все подробности той сладкой ночи!

Верочка тяжело вздохнула, словно брала грех на душу, и отправилась домой. Сестре же девица солгала, что потеряла кольцо. Надо сказать, что Любовь очень огорчилась и со скорбью сказала:

– Как же я поеду в понедельник без этого кольца на бал к моему милому жениху, ведь это был его подарок! Как жаль, Верочка, что ты такая рассеянная…

Верочка изобразила раскаяние, а сама ухмылялась с мыслью: «Будет тебе, сестрёнка, кольцо, да не у того, у кого ждёшь…».

В понедельник вся семья собралась на бал, Любонька нарядилась в нежнейшее пышное кремовое платье с белыми розами и бриллиантами, и уже выглядела, как невеста. Верочка же, прикрываясь алым веером, волновалась.

Когда же бал начался, все снова любовались Любонькой и Сергеем и восхищались:

– Какая счастливая и красивая пара супружеская будет! Дай Бог им счастья!

Верочка уже стала волноваться, как бы Бобров её не обманул, но тут из гостиной появился офицер Бобров и стал, показывая кольцо, трещать:

– Я провёл с графиней Любовью незабываемую ночь ласки, и за это она подарила мне это кольцо!

– Блудница! Блудница! – пронеслось в нарядном и торжественном бальном зале.

– Это же кольцо, которое я тебе дарил! – удивился неприятно Сергей, направился к наглому офицеру и спросил:

– Я – жених графини, скажите, откуда у вас это кольцо!

Бобров смутился, но ответил, как обещал Верочке:

– Это кольцо подарила мне Любовь после нашей сладкой ночи…

И Любовь, и Бобров, и Верочка, и все гости замерли, ожидая реакции Сергея.

Был момент, когда в зале было так тихо, что было слышно, как в саду упал лист…

– Счастье моё, не верь ему, я не была с ним! Кольцо я давала сестре, а та потеряла его! – попыталась оправдаться Любонька, но Сергей закричал на неё:

– Молчи! Ты надсмехалась над моей любовью! Ты опозорила наше благородное чувство! Ты! Как ты могла?! Я тебя люблю, я тебе верил!!! Ты разбила моё сердце!

– Прости, но ты обвиняешь меня зазря: я невинна и была верна тебе! – воскликнула обиженная Любовь и заплакала.

Сергей еле крепился, чтобы тоже не заплакать…

Виктор и Светлана тут же заявили:

– Мы верим в невиновность дочери! Мы оскорблены таким недоверием к Любови и уезжаем!

Сергей с тихим стоном горечи произнёс:

– Что ж, уезжайте! Помолвка разорвана…

Любонька с горючими слезами бросилась в карету и уткнулась, продолжая рыдать, в подушку, родители и братик поспешили за Любашей, а Вера ещё долго смотрела на то, как от страданий перекосилось лицо Сергея. Сергей вышел на балкон с видом человека в глубоком унынии и уткнулся лицом в ладони. Вере стало неудобно, и она проследовала за молодым человеком со словами:

– Не переживайте, у вас ещё столько невест будет! Мне, кажется, за такого внимательно, чуткого и умного человека пойдёт замуж любая девушка…

– Спасибо вам, но я вряд ли смогу кому-то поверить. Хотя вы не похожи на сестру: тихи, скромны, и к семье я вашей привык…

Верочка затрепетала от таких слов, ей казалось, что мечта её сбывается, но Верочка не могла забыть, какой ценой, и от ощущения вины Верочку зазнобило.

Сергей, заметив это, набросил шаль на её плечи и изрёк:

– Вы, наверное, боитесь, что из-за позора сестры никто не возьмёт вас замуж? Не волнуйтесь, я посватаюсь за вас…

Тут Верочку позвали родители, и вся семья отправилась домой…

Что случиться на свадьбе?

Скоро Сергей посватался к Вере, и родители нехотя дали своё благословение. Счастливая Верочка помчалась шить свадебное платье у лучшей портнихи, и наряд и впрямь удался: белое пышное платье, украшенное бриллиантами, смотрелось очень хорошо на Верочке, девушка порхала от радости и потирала руки, посмеиваясь над младшей сестрой. Но, когда Верочка приехала в усадьбу, то увидела плачущих крепостных девушек.

– О чём вы плачете? – спросила Верочка.

– Госпожа наша дорогая, младшая сестра ваша, благодетельница наша святая и добрая заболела из-за клеветы неправедных людей! Мне она много добра сделала, жалко её… – ответила одна из крепостных девиц.

– И мне много добра сотворила ваша сестра! Жалко её, все мы её любим! – вторила со слезами другая крепостная девица.

Верочке стала очень стыдно, она побежала в горницу младшей сестры. Болезненно бледная Любовь лежала в кровати с балдахином, а вся семья, включая братика Артёмку, пытались утешить её.

–Хочешь, Любонька, конфет, вкусных, шоколадных? – спросил Артёмка.

– Хочешь, доченька, мы тебе платье красивое у портнихи французской закажем? – предложила Светлана.

– Хочешь, артистов бродячих позовём, пусть посмешат тебя? А не хочешь, так поедем в театр! – попытался поднять настроение дочери Виктор.

Верочке стало стыдно и неприятно, жар прилил к щекам. Девушка уже начала жалеть о своём поступке. «Бедная Любаша! И всё из-за меня! Я так виновата!» – думала Верочка, когда бежала в отцовскую библиотеку за книгой «Как поднять настроение».

– Вот! – крикнула Верочка – В этой книге мы найдём способ поднять Любаше настроение!

– Ах, оставьте меня! Я хочу побыть одна, мне нужно пережить это! – отвечала тихо Любовь, с трудом поднимаясь с постели.

– Надо её на воды отвезти… – тихо предложил отец, Светлана в скорби молчала, у Артёмки капали слёзы из огромных глаз.

А тем временем Любовь спустилась в гостиную, села за рояль и стала играть минорную красивую гармоничную мелодию.

«Что же я наделала! Ужас! Как я могла так согрешить!» – печалилась Верочка, но спустилась к сестре и попробовала утешить её:

– Любанечка, сестрёнка, да никто не поверил тому офицеришке! Ты – придворная дама императрицы, ты юна и красива, ты найдёшь жениха!

– Главное, что Сергей поверил! Другого жениха мне не надо, я не смогу никого больше полюбить… – напевно отвечала Любовь.

– Ну, хочешь померить моё свадебное платье? – предложила Верочка, но Любонька отвечала:

– Зачем? У меня готовое платье уже в сундуке лежит, с белыми розами, не хуже твоего, да только не пригодится мне оно. Кстати, Вера, ты непротив, если я на вашу с Сергеем свадьбу это платье одену, а то я не успею другое сшить…

– Конечно, не против, – отвечала Верочка, желая хоть как-то помочь сестре.

В день венчания настроение у Верочки было неважное, хотя её всем домом наряжали в шикарное платье и полог с венцом: ей было тяжело смотреть на страдания младшей сестрёнки.

Сергей прибыл тоже не в духе, даже не взглянув на Верочку, взял её под руку и пошёл с ней к гостям: торжественная процессия должна была двинуться в церковь. Среди гостей было много важных особ и даже сама императрица Елизавета Петровна. Гости выстроились перед церковью, а жених и невеста проходили мимо гостей, карет…

Вдруг Сергей увидел Любовь среди гостей и с такой нежной любовью и сочувствием посмотрел на девушку, а Любовь ответила ему столь же влюблённым и тоскующим взглядом, что Верочка не выдержала и громко, краснея от стыда, изрекла:

– Знаешь, Сергей, я на чужом месте, так что венчаться я с тобой не пойду! Дело в том, что Любовь не виновата перед тобой: она действительно, невинна, а кольцо я дала Боброву специально, чтобы поссорить вас! Мне стыдно, но это так. И я вижу, что вы с Любашей по-прежнему любите друг друга, так что проси прощения у неё, и, если она простит, я исправляю свою ошибку, уступаю место…

Сергей сначала, потрясённый словами Верочки, застыл, а потом со слезами встал на колени перед Любашей и торжественно изрёк:

– Ангел мой, прости, что поверил клевете, я люблю только тебя одну, стань моей женой, прошу тебя, я сделаю тебя самой счастливой женщиной на Земле!

Любовь заплакала и затрепетала от счастья, прильнула к Сергею со словами:

– Милый мой, я с радостью сплету наши жизни в одну!

Вера почувствовала, будто бы сняла грех с души или камень с горла, выдохнула и с доброй улыбкой накинула на сестру полог и водрузила на причёску венец.

– Идите же венчаться, счастливая влюблённая пара! – воскликнули все, и Сергей с Любашей отправились в церковь, а после службы молодожёны так нежно, заботливо, аккуратно и целомудренно поцеловались и обнялись, что все умилились. Родители были счастливы за младшую дочь, Светлана прослезилась. Верочку же никто ругать не стал, наоборот, похвалили за то, что вовремя призналась в интриге…

Вера находит своё счастье

Любовь стала супругой Яснова и уехала из отчего дома, но часто проводила выходные в церкви или с родителями и братиком Артёмкой. Артём же взрослел и набирался сил, становился красивым юношей, и вскоре тоже сыграл свадьбу с хорошей благородной девушкой, но решил остаться в усадьбе и досмотреть Светлану и Виктора за то, что они приложили столько усилий к тому, чтобы он догнал в развитии сверстников и стал счастливым человеком.

Вера же затосковала, грустно размышляя: «Видно мне быть старой девой за то, что я чуть сестре жизнь не испортила…».

Но однажды Артём беседовал с друзьями, и один из друзей пристально посмотрел на Веру. Его взгляд ореховых очей, пронзительный и спокойный, поразил Верочку.

– Что вы на меня так смотрите, молодой человек? – удивлённо и возмущённо спросила Верочка.

– Вы прекрасны, графиня! Можно, я напишу о вас сонет? – отвечал кавалер.

– Какой вы интересный, а как вас зовут? – заинтересовалась Вера.

– Князь Игорь Клинков, графиня Вера!

Вера улыбнулась, а Игорь восхитился:

– Вера, как вы хороши, когда улыбаетесь!

Девушка смутилась и убежала в свою горницу, Артём последовал за ней и изрёк:

– Не бойся и не смущайся, сестра. Клинков – мой хороший приятель и интересный человек, он хочет прогуляться с тобой по саду…

Вера нарядилась в нежное персиковое платье и вышла к Игорю, и они отправились в сад. С тех пор каждое воскресение Игорь и Вера беседовали в саду, и лето, и осень пролетели весело и не заметно, Вера посвежела, перестала грустить, а после Рождества Игорь посватался к Вере. Вера вздохнула от счастья: она выходила замуж по любви…

Всеобщее примирение и счастье

… В тот год на Рождество у Виктора и Светланы собрались все дети со своими семьями: Любовь с Сергеем и тремя доченьками, Артём с супругой, ожидающей ребёнка, и Вера с Игорем и маленьким сыном.

Дружно и весело справляли при свете свечей и блеске стеклянных игрушек всей семьёй праздник Рождества Христова Добросердовы.

– Скажи, Любовь, ты меня простила? – спросила вдруг Вера.

– Конечно, простила, Верочка! Ты же мне сестрёнка! – ответила Любаша и обняла Веру.

– Спасибо Господу за то, что в нашем доме всегда жила и живёт и будет жить вера во Христа! – воскликнули все дружно.

Христианин и блудница

Молодая игуменья женского монастыря Надежда, милая хрупкая девушка в монашеском одеянии с серыми распахнутыми очами, которые, казалось, светились любовью к Господу, ехала в машине в свой монастырь и раздавала ласковым, совершенно не приказным тоном, монахиням указания по телефону. Старческий голос спрашивал:

– Игуменья, вы уже решили, куда мы везём пасхальную снедь?

– На Пасху мы поедем детские дома «Колокольчик» и «Тропинка», а так же в дом престарелых «Дом милосердия», я уже созвонилась и договорилась, что мы привезём снедь и открытки… – отвечала молодая игуменья.

– А когда мы будем проведывать больных раком?

– Ну, это я ещё пока не знаю, нужно взять благословение у батюшки и приготовить подарки… – таким же невозмутимо-добродушным тоном отвечала молодая монахиня.

– Матушка, позвольте предложить сделать это на Радоницу!

Молоденькая игуменья поменялась в лице: побелела, загрустила, осунулась. После долгого молчания Надежда тихо произнесла:

– Нет, на радоницу я занята, прошу простить Христа ради. И я сегодня не смогу решить этот вопрос, я неважно себя чувствую…

– Ох, какая скорбь, матушка! Мы помолимся за вас! – нежно изрёк старческий голос монахини.

Надежда же отключила телефон и попросила шофёра:

– Остановите, пожалуйста, машину, я выйду. Я пойду пешком!

Весна находилась в самом зачаточке, крохотулечные зелёные почечки украшали берёзки, на небольших проталинах росла и благоухала верба, лаская щёчку Надежды мягкими катышками.

А Надежда прошлась по парку, села на качели и заплакала: она вспомнила историю своего обращение к православной вере, вспомнила человека, которому посвящала всегда радоницу…

Всё началось в тот день, когда Надежда ещё жила в миру и была Верой, хрупкой сероглазой девушкой шестнадцати лет. День этот стал последней каплей в чаше терпения Веры, потому что её родители, которые часто употребляли алкоголь, привели в квартиру компанию грязных нетрезвых собутыльников.

– Всё! – закричала Вера, собирая в маленькую спортивную сумочку нехитрые пожитки – Я ухожу из дома!

Вера выполнила угрозу и поселилась у подруги, Юли, девицы лёгкого поведения, устроилась работать уборщицей, но скоро оказалась в долгах, как в шелках.

– Юля, что мне делать? Я в отчаянии! Я не могу прокормить себя и учиться! Что мне делать?

Юля, ярко накрашенная девица в модном красном платье, вальяжно ответила:

– Верунчик, просто нужно зарабатывать таким же способом, как я!

Сначала Вера серьёзно обиделась, но потом задумалась:

– Страшно… А как это делается?

– Давай я тебя приодену, и мы с тобой пойдём в торговый центр и там подцепим богатеньких мужчин!

Тошно от одной мысли о таком падении было Вере, но, переодевшись в тёмно-синие платье и ботфорты Юли, девушка пошла за подругой.

Смешно смотрелась замученная худая юная вера в вульгарном наряде не по размеру.

Юля уже через полчаса пришла с деньгами, потом снова уехала с кавалером на дорогой машине, пропала на два часа, а к Вере никто не подходил, не обращал на неё внимания. Сама Вера дрожала, как осиновый лист, бледнела от стыда и страха и боялась затронуть кого-то первой.

Переминаясь с ноги на ногу, сжавшись от мук совести, испуганно, как птичка, смотрела вокруг Вера.

Вдруг в торговый цент вошла шумная компания молодых людей. Среди пятерых ребят примерно семнадцати лет особенно выделялся худенький высокий бледный юноша с длинными каштановыми волосами, лучезарной улыбкой и большими карими глазами. Выделялся он не только обаянием и располагающей внешностью, но и одеждой: одет он был в синюю рубашку и тёмные классические брюки, это добавляло ему культурности и аккуратности.

Шумная компания сначала очень напугала Веру, но, когда девушка разглядела, что ребята не намного старше её, она набралась храбрости и затронула лучезарного юношу:

– Молодой человек, не хотите отдохнуть? Предоставляю услуги любви…

Длинноволосый юноша по-доброму посмеялся и ответил:

– Извини, услугами блуда не пользуюсь по религиозным убеждениям. Да и малая ты ещё к нам клеиться!

Молодой человек отправился в отдел, где продавали наушники. Вера посмотрела с отчаянием ему в след, и ей пришла мысль:

«Раз он – верующий, может он даст мне денег, как благотворительность, просто так? Или хотя бы даст в займы?».

Вера со слезами на глазах окликнула юношу:

– Молодой человек, дайте в займы, пожалуйста! Мне очень нужно! Выручите, умоляю!

Молодой человек с большими карими глазами принял серьёзный вид и спросил:

– Деньги я дам тебе, можешь не отдавать, только скажи, зачем они тебе!

– Я задолжала всем, когда работала уборщицей, поэтому мне срочно нужны деньги, а то я своим не очень честным ремеслом ничего не зарабатываю…

– Так, – вдохнул молодой человек – А зачем ты устроилась уборщицей, когда тебе учёбой заниматься надо? Где твои родители?

– Я бы с радостью, но дома я не могу учиться, родители мои злоупотребляют алкоголем, и я, честно говоря, сбежала из одного ада в другой… – призналась Вера, и так девушке стало тяжело, что она заплакала.

– Ладно, тебе носом хлюпать, не театр здесь. Не бойся, я тебя в беде не брошу, на то и христианин. Знаешь притчу о добром самаритянине?

– Нет… А что?

– Ну, по пути расскажу, меня, если что, Глеб Ладонов зовут. Садись в машину…

Вера от испуга чуть не вскрикнула, побледнела и спросила:

– Ты, что, покупаешь мои услуги?

– Обижаешь, нет, конечно! – оскорблёно оттолкнул Глеб новую знакомую – Мы едем долги твои оплачивать и устраивать тебя на нормальную работу!

Вера от счастья подпрыгнула. Тут Глеб обратил внимание на её внешний вид и, забавно закатив глаза, произнёс:

– Как тебя зовут?

– Вера…

– Так вот, Вера ты моя, в таком виде тебя на работу не возьмут, а пошлют сюда обратно. Я тебе куплю приличную одежду и обувь!

В одном из недорогих бутиков Глеб подошёл к стойке с блузками и длинными юбками, выбрал изящную блузку и синюю длинную юбку, подал «это благолепие» Вере со словами:

– Иди в примерочную!

– Ты думаешь, мне это пойдёт? – удивилась Вера.

– Стопудово! И туфли ещё подберём, картинкой будешь! Ты на маму мою в молодости похожа, а она всегда так со вкусом одевалась! – ответил Глеб и подал туфли на небольшом каблучке.

Вера вздохнула, подумав: «Что ж, с благодетелями не спорят…», но, когда вышла из примерочной, то ахнула: Глеб в точности угадал вещи, которые украшали и облагораживали Веру.

К, сожалению или к счастью, Вера не заметила, с каким восторгом на неё посмотрел Глеб. Карие очи юноши засияли каким-то неземным светом мечты, но он снова отшутился:

– Слушай, Вера, раньше я больше брюнеток любил, но теперь вижу, что блондинки тоже очень красивы!

Вера потупила взор и проворчала:

– Тоже мне христианин, смущаешь меня!

– Так, не надо меня учить, я в церковь регулярно хожу! Поехали долги твои раздавать!

После того, как Глеб расквитался с долгами Веры, девушке стало радостно, она воскликнула:

– Спасибо тебе, Глеб! Да поможет тебе Господь!

– Это ещё не всё: мы должны устроить тебя на приличную работу. У меня у друга богатая семья. Пойдёшь к ним домработницей? – спросил Глеб.

– Конечно, пойду! – сияя, ответила Вера, но поинтересовалась – А от чего ты так добр ко мне?

– Жалко мне тебя стало, ты хорошая, неиспорченная девочка, а помогать – долг христианина. Да и по нраву ты мне, я бы с тобой подружился. Только ведь не полюбишь ты меня, если я всю правду о себе расскажу, да и не о девчонках мне думать нужно… – задумчиво протянул Глеб с блестящими от слёз очами.

Вера удивилась и спросила:

– А что такого ты можешь скрывать? Я бы с тобой тоже подружилась! Если ты хочешь себе верующую девушку, я с удовольствием пойду с тобой в церковь, только ты меня учи всему на первых порах…

Глеб рассмеялся и ответил:

– А что, занятная идея, никогда не выступал в роли учителя! Если тебе интересно, пойдём в субботу в церковь на исповедь…

Вера испуганно распахнула очи и побелела со словами:

– Это, значит, я должна буду в своих грехах признаться? И грехе блуда?

– Зато знаешь, как тебе, после того, как тебе этот грех отпустят, легче на душе и в жизни станет! Господь повернётся к тебе! – стал уверять с доброй улыбкой Глеб.

Вера задумалась и произнесла:

– Что ж, я постараюсь…

В день исповеди Вера очень волновалась и долго молилась своими словами. Затем нарядилась в строгое синее платье и белую кружевную косынку и отравилась с Глебом в церковь. В церкви мерцали свечи, люди молились, в самое сердце лились песнопения, в витражные окна проникал свет…

Вера стояла и со слезинками молилась, покаяние и ранило, и ласкало её сердце, душа волновалась. Глеб стоял с молитвой поодаль и благодарность переполняла его сердце и выливалась в молитву: «Слава Тебе, Господи! Спасибо! Благодарю Тебя, Иисус, Господь мой! Ты подарил мне самое прекрасное светлое чувство – первую любовь! Она так прекрасна в игре света и молитве! Ты дал мне надежду на счастье, спасибо Тебе, Боже!». Но тут Глеб помрачнел: он вспомнил, что кое-что не рассказал о себе Вере…

Первым на исповедь зашёл Глеб, вышел довольный, но со слезами в больших карих очах, и сразу же исчез, шепнув Вере:

– Не тушуйся, твоя очередь…

Вера испуганно задрожала, перекрестилась, подошла к батюшке…

Она разговаривала со старым седым священником с добрыми очами долго, даже расплакалась.

– Не бойся, проститься тебе твои худые намерения, ведь ты только думала встать на путь греха, я вижу, что твоё покаяние искренно…

И после этих слов батюшка отпустил грехи Вере.

Вера от счастья замерла, а потом стала целовать батюшке руку и благодарить.

– Господа нашего Христа благодари, не меня, я – скромный раб Его… – отвечал ласково священник.

Вера вышла из церкви подышать свежим воздухом, и тут появился Глеб. Сияя улыбкой, он нёс Вере букет цветов, синих нежных ирисов, которые так любила Вера. Девушка радостно побежала к юноше и они улыбнулись друг другу.

С минуту они держались за руку и молчали, но эта минута показалась им вечностью. В эту минуту Глеб показался Вере особо красивым.

– Благодарю, Глеб, что ты привёл меня сюда, спасибо тебе за то, что помог вернуться на путь истинный! – прервала молчание Вера.

– Я рад за тебя! Этот букет тебе в честь первой исповеди! Ты сегодня очень мила, в отличии от того дня, когда я тебя впервые встретил… – ответил светло Глеб и протянул букет Вере.

Девушка лучезарно улыбнулась…

– Слушай, Вера, я тебе, наверное, каждый день цветы дарить буду! – засмеялся вдруг Глеб.

– Почему? – удивилась Вера.

– Потому что ты радуешься им, как ребёнок и очень светло улыбаешься!

Вера поинтересовалась:

– А тебе это важно?

Тут Глеб стал серьёзным, и ответил:

– Очень!

Следующий день был не менее радужным и счастливым: Глеб и Вера приходили в церковь причащаться. Молодые люди светились от счастья, а милые бабушки, которые продавали церковную утварь, спрашивали:

– Вы – такая красивая пара! Когда венчаться будете?

При этих словах Глеб почему-то бледнел, что-то его явно точило изнутри.

– Глеб, всё хорошо?

Худенький юноша съёжился и ответил нехотя:

– Ммм… не спрашивай. Пошли лучше на аттракционах кататься!

На колесе обозрения молодой паре стало весело, они пели, смеялись, их чистое и невинное счастье даже солнышко возлюбило, выглянув из-за туч.

– Вера, а можно я к тебе завтра в гости приду? Почитаем, в настольную игру сыграем… – вдруг спросил Глеб.

– А я тебе ещё не надоела? – пошутила Вера.

– Нет, мне с тобой очень хорошо…

Целый день девушки был расписан по минутам, с утра она ходила в школу, днём делала домашнюю работу и работала домработницей, но вечер Вера захотела провести с Глебом. Не подумайте превратное, дорогие читатели, любовь Веры и Глеба была очень целомудренна. Просто Глебу и Вере было весело вместе, они мило похихикивали друг над другом, играя в «Крокодила» и «Русское лото».

В другой свободный вечер Глеб принёс Библию, стал читать и обсуждать с Верой. Очень радостным и благостным был этот момент для Веры.

– Вера, а ты веришь в Господа, рай, в вечную жизнь? – спросил вдруг Глеб.

– Верю, очень надеюсь попасть в рай, а что? – удивилась вопросу Вера.

– Я очень надеюсь встретиться с тобой в раю, когда закончится наша земная жизнь… – признался Глеб – Я столько времени молился о том, чтобы встретить девушку по душе, и долго молчанием отвечал мне Господь, а я всё равно надеялся, что не буду одинок! И вот Бог наш Иисус помог нам встретиться, я полюбил тебя! И я готов стоять перед тобой на коленях и просить об одном: будь моей невестой! Давай обвенчаемся, когда достигнем совершеннолетия!

Глеб встал на колени и взглянул на Веру распахнутыми карими очами, блестящими от слёз.

Вера опешила: конечно, она была благодарна Глебу за всё, конечно, ей нравилось его внимание, их смех и настольные игры, и светлая серьёзность при чтении Библии, но прошло слишком мало времени, чтобы девушка успела понять, что любит юношу.

– Встань, встань, прошу тебя, с колен, не изображай из себя средневекового рыцаря, мне нужно подумать! – воскликнула девушка.

Глеб вдохнул, встал и пошутил:

– А я думал, что девушки любят, когда им красиво признаются в любви, но, наверное, я действительно поторопился. Поспешишь – людей насмешишь!

Каждое воскресение молодые люди ходили в церковь, а потом читали, играли внастольные игры, и за три месяца узнали друг о друге почти всё, но их общение продолжало быть таким же невинным и непринуждённым…

… Только иногда Вера, наблюдая за Глебом в церкви, когда он резко бледнел и потел, думала:« Что же он скрывает? Может он болеет?..».

… В канун Нового Года Вера пришла с магазина и вдруг увидела Глеба.

– Глебка! – обрадовалась девушка – Привет! С наступающими тебя!

– И тебя с наступающими, самая красивая Снегурочка! Пошли ёлку наряжать!

Молодые люди зашли домой, причём Глеб занёс в квартиру Веры целый ворох пакетов и свёртков.

– Глеб, ты как это всё принёс?!

– Без паники! – весело произнёс Глеб – сейчас будем создавать новогоднее настроение!

Молодые люди украсили квартиру, поставили ёлку, нарядили шарами всех цветов радуги. Украшая вершину ели, они соприкоснулись руками, и Глеб надел Вере на пальчик колечко.

Вера улыбнулась и, уткнувшись лицом в тёплый белый свитер Глеба, изрекла:

– Я тоже тебя полюбила. Я буду твоей невестой…

Глеб и Вера стояли счастливые, как Ангелы в раю, и не решались даже поцеловаться.

… А потом настала весна, Вере исполнилось семнадцать лет, а летом Глебу должно было исполниться восемнадцать…

Но от каждого напоминания о грядущей женитьбе Глеб только белел, и, вообще в последнее время сильно похудел.

– Глебка, ты здоров? Ты что, диету соблюдаешь? Зачем?– спрашивала Вера жениха, но тот отшучивался:

– Я, как Карлсон, мужчина в самом расцвете сил и в идеальном весе!

Но Вера слабо верила отговоркам и печально думала: «Что происходит с моим самым дорогим человеком? Господи, подскажи!»

Всё выяснилось на весенней прогулке в канун Вербного воскресения. Как и сейчас, в тот день пахло вербой и свежестью, чуть пробивались клейкие листочки, снег бурел и с тихим скрипом таял. У Веры был выходной на работе, и молодая пара отправилась в парк кататься на качелях.

Глеб с весёлым смехом катал Веру на качелях, когда девушка сказала:

– Вот зачем ты такой красивый, богатый, образованный, со мной возишься?

Юноша помрачнел, задумался и ответил:

– Ты – лучше всех! А что красивый я, так это временно: скоро буду тощий и лысый, и разлюбишь ты меня…

– Ты шутишь? – удивилась Вера, но по напряжённому выражению лица жениха, девушка поняла, что ему не до шуток – Почему?

– Рак у меня диагностировали, последней стадии, завтра в больницу еду, быть может, спасут, а, может, и нет. Прости, что столько времени молчал, я просто боялся, что ты уйдёшь от меня, но дальше скрывать не могу! Можешь идти, если я тебе противен… – изрёк юноша, и по белому, как снег, лику, потекла слеза.

У Веры закружилась голова, заболели виски, задрожали руки, ей стало трудно дышать. Она соскочила с качелей, стала трясти за плечи Глеба и кричать не своим голосом:

– Этого не может быть! Этого не может быть! Ты – самый добрый, самый чистый человек, я люблю тебя! Скажи, что ты пошутил! Ты же ведь пошутил?

Глеб вздохнул тяжело, взглянул лучисто-карими огромными очами в нежную небесную акварель и ответил:

– Прости меня, но я не пошутил. Мы вместе ходим в церковь, читаем Библию и знаем, что есть вечная жизнь, на небесах, для тех, кто верит. Верь и радуйся жизни, а я буду ждать тебя в раю и мы обязательно там будем вместе, я дождусь тебя, чтобы радоваться вечности вместе. А ты, если любишь меня и не противен я тебе, сохраняй мне верность за земле и поцелуй меня на прощание…

Взгляды влажных глаз Веры и Глеба встретились, Вера закрыла глаза и поцеловала Глеба без страсти, нежно-нежно, будто пух коснулся уст юноши.

Никто не знал, что это был их первый и последний поцелуй…

– Пожалуй, за такой поцелуй любимой невесты можно погибнуть! – воскликнул Глеб.

На следующий день Вера помогла Глебу собраться в больницу и стала молиться за него. Каждый день Вера приезжала в онкологический центр, молилась вместе с Глебом, утешала его ласковыми речами, помогала ему и другим больным, и все в больнице очень полюбили Веру.

Но как же тяжело было Вере смотреть, как с каждым днём чахнет и угасает её близкий человек! Только слёзная молитва утешала её…

Силы Веры уже были на исходе, когда однажды врач попросил Веру привести батюшку к Глебу.

– Ему плохо?! – испугалась Вера, и, не дождавшись ответа, помчалась в церковь.

Вера бежала из последних сил, ведь долгое время она уже не спала, ухаживая за Глебом, и как молитву, повторяла:

«Милый, я люблю тебя, я исполню твою последнюю волю!».

Когда же Вера почти добежала до церкви, там стоял молодой православный батюшка с удивительно большими зелёными глазами и каштановой бородкой, но Веру остановила полиция:

– Вас видели в торговом центре, где вы занимались противозаконной деятельностью! Пройдёмте с нами!

– Мне некогда! – закричала Вера, попыталась вырваться, но это не получилось, тогда Вера из последних сил крикнула:

– Батюшка! В больнице№8 отходит к Богу человек, Глеб Ладанов, он хочет исповедаться и причаститься! Пожалуйста, помогите!

Батюшка ловко сбежал с лестницы и крикнул ответ:

– Будь спокойна, всё сделаю!

… Вера сидела в пустующем холодном полицейском участке, не имея сил даже заплакать. Она просто уткнулась от усталости бледным личиком в ладошки, и чего-то ждала. Наконец, всё выяснилось, и полицейский сказал, отпуская Веру:

– Извините, вышла ошибка, вы можете идти…

Медленно и тихо под сизым небом шла Вера в строну церкви там она встретила того зеленоглазого батюшку.

– Ну, что ж, я успел отпустить ему грехи и причастить, но он уже сейчас у Господа… – изрёк ласково батюшка.

Вера обессилено села рядом и тихо застонала…

Всю гамму чувств Веры было не передать словами: в душе её кровоточила рана, силы оставили девушку, но тут батюшка изрёк:

– Он передавал тебе, чтобы ты жила по-христиански и надеялась на встречу в Царствии Небесном…

Вере эти слова вернули силы и любовь, и она попросила батюшку:

– Благословите меня постричься в монастырь, я буду достойна этой встречи, достойна своего жениха!

Батюшка благословил, и при пострижении Вера взяла имя Надежда и её усерднее стала верить в Бога. Её любовь к Богу и окружающим дали свои плоды: девушка стала игуменьей монастыря…

…Надежда встала с качелей, улыбнулась Глебу, глядя на небеса и отправилась дальше заниматься неотложными делами, ведь радоницу Надежда посвящала только своему жениху в надежде, что там, на небе, он по-прежнему ждёт и любит её.

Девичник в Риме

Предисловие

В тот день я ехала в поезде, мне предстояло ещё два дня пути в дороге, поэтому я решила заняться своими писательскими обязанностями. Из большой сумки я, как Мэри Поппинс, выудила толстую тетрадь, ручку, энциклопедию о жизни и деяниях Александра Македонского по той причине, что я собиралась писать историческо-художественный роман о нём, и стала пытаться выдавить из себя «что-то очень умное», но вдохновение в тот день отвернулось от меня…

… Я сидела над чистой тетрадью, уже час периодически ворча:

– Ну, и где это вдохновение?! Ни одной путной мысли! А ещё считаю себя писателем, достойным воспеть Александра Македонского!

На соседней полке лежала и читала книжку девушка чуть старше меня, примерно, двадцати трёх – двадцати четырёх лет. Обыкновенная такая девушка, как и я: зелёные глаза, русые волосы в высоком хвосте…

Только что-то загадочное было в её улыбке, когда она отложила книгу и обратила на меня внимание. Я с негодованием посмотрела на попутчицу, показывая, что мне не нравится, когда на меня так пристально смотрят.

– Ты – писательница и хочешь увековечить своим творчеством Александра Македонского? – спросила вдруг попутчица.

– Ну,… вообще-то, так и есть, но что-то у меня не получается ничего путного… – призналась я.

– Отложи роман о великом полководце древности до лучших времён, я могу рассказать тебе более интересную историю, которая, возможно, станет основой твоего нового юмористического рассказа… – с доброй улыбкой посоветовала попутчица.

Я была заинтригована и с азартом творческого человека ответила:

– Ну, давай, рассказывай, я готова записывать…

Девушка села поудобнее и начала повествование, а я только успевала записывать…

Рассказ Попутчицы

Это удивительное авантюрное приключение случилось год назад. На одном курсе в институте учились три подруги, чья дружба была уже проверена годами. Одну подругу, милую хрупкую блондинку с голубыми глазами звали Алла, вторую, зеленоглазую, русоволосую и самую бойкую, звали Рада, а третью, загорелую кареглазую обаятельную подругу с короткой тёмной стрижкой и полноватой фигурой звали Асей.

У подруг была интересная традиция: каждый последний выходной месяца закадычные подруги-студентки проводили втроём, причём Рада, как самая активная, придумывала самые интересные способы провести свободное от учёбы время. Подруги посещали театр, ходили в кино, играли в боулинг, танцевали на вечеринках, посещали мастер-классы…

Чем они будут заниматься в этот раз, когда соберутся втроём, они решали в пятницу перед выходными. Вот, и в тот раз подруги собрались, чтобы найти какое-то увлекательное времяпровождение.

– Подружки, у меня кончаются идеи, предлагайте, кто что может! – объявила Рада.

– Может, сходим на танцы или в боулинг-клуб? – предложила Алла.

– А, может, лучше в арт-кондитерскую или на выставку кошек? – высказала идеи Ася.

– Хм,… а ещё идеи есть? – спросила Рада с задумчивым выражением лица.

– Можно поиграть в настольные игры или сходить в кино… – подала идеи Алла.

– А ещё можно устроить пикник на природе или заняться шопингом… – выдала Ася.

– Знаете, подруги, – вдруг изрекла Рада – все занятия, что вы предлагаете, очень хорошие, правда, они – часть нашей дружбы и жизни, но мы это делаем очень часто, я хотела предложить вам что-то более новое и авантюрное. Я предлагаю на эти выходные отправиться в Рим!

Алла и Ася вытянули лица, будто древнему человеку показали компьютер, повисло напряжённое молчание, подруги усиленно обдумывали слова Рады.

– Слушай, Рада, у тебя с головой точно всё в порядке?! Сотрясений не было?! Кирпич на голову не падал?! А температуры повышенной у тебя нет? Может, ты бредишь или переучилась, устала? – озабочено спросила Алла.

– А я надеялась, что мы пойдём в ночной клуб знакомиться с симпатичными юношами… – обиженно прокомментировала Ася.

– Ася! Алла! Разве вам самим не хочется увидеть красоту вечного города Рима, которым восхищались во все века, о котором ходят легенды? Деньги на билеты туда и обратно у меня есть, комнату забронирую по интернету самую дешёвую. А визы… распечатаю поддельные!.. – промолвила Рада и стала ждать реакцию подруг…

– Ну, ладно, Рада, ты нас уговорила, мы пошли собирать вещи, но, если что-то, особенно из-за поддельной визы, пойдёт не так, выкручиваться будешь ты! – ответила Алла.

… На следующее утро три подруги в лёгких ярких платьях в горошек шли в самолёт…

Девушки беспрепятственно заняли свои места, несколько часов за весёлой беседой, и самолёт призёмлился в аэропорту Рима…

– Ты права, Рада, что уговорила нас, вид в иллюминаторе на город просто великолепный… – тихо произнесла Алла.

– Да и мужчины в Италии, говорят, симпатичные… – с улыбкой прокомментировала Ася.

– Ася! Надоело уже слушать твоё нытьё о том, что у тебя нет пары! – возмутились Алла и Рада.

– Ну, я не виновата, что с моей комплекцией трудно найти любимого человека! – обиженно ответила Ася.

Наконец, подруги вышли из самолёта по трапу, горячий ветер трепал их волосы и платья, подруги вдохнули жаркий воздух и хором прошептали:

– Потрясающе!

Вдруг подруги напряглись: в их сторону шла полиция.

– Рада, у меня не очень хорошее предчувствие, что будем делать? – испуганно спросила Алла.

– Спокойствие, застыньте с невозмутимым видом, может, они не подойдут к нам, а, если подойдут, разговаривать буду я: я хорошо знаю английский язык… – тихо ответила Рада.

Девушки застыли в испуге, но опасения оправдались: полицейские подошли к девушкам, и один из них обратился к Раде на английском языке:

– Леди, вы разговариваете на английском или итальянском? Вы с какой миссией прибыли в Италию?

– Я говорю на английском языке. Мы – простые туристы, прибыли с мирной целью: осмотреть достопримечательности, а, что, есть какие-то претензии к нам? – поддержала разговор с невозмутимым видом Рада.

– Вот именно, что есть, леди: нам сообщили, что у вас поддельные визы! – ответил сурово полицейский.

Рада с кислым напуганным выражением лица стала отступать, Алла шепнула:

– Рада, у нас возникли проблемы?

– К сожалению, да, и очень серьёзные… – ответила шёпотом Рада.

– А есть выход? Что будем делать? – испуганно спросила Ася.

– Выход у нас один: туфли в руки и бежать за мной, а там придумаю что-нибудь! Начинаем! —закричала Рада, скинула туфли и побежала, за ней так же сделала Алла, а цепочку замыкала Ася с ворчанием:

– Девочки, такой отдых мне не подходит, я так похудею!

– Тебе полезно, Ася! – ответила Рада, оглядываясь и понимая, что полиция не отстаёт…

– Рада, они так и бегут за нами, что делать? – в панике спросила Алла.

Рада задумалась, осмотрелась, увидела площадь с красивым фонтаном с античными скульптурами и промолвила:

– Девочки, у нас нет другого выхода: прыгаем в фонтан и прячемся за скульптурами!

– Вода мне причёску испортит! – возмутилась Алла, но Рада упрямо повторила:

– Ася, Алла, у нас нет другого выхода: быстро в фонтан!

С визгом подруги кинулись в фонтан, добрались до скульптур и спрятались за ними…

Рада выглянула и успокоилась: она увидела, как полицейские пожимают плечами и расходятся…

– Всё, можно выкарабкиваться, опасность миновала… – весело промолвила Рада.

Ася стояла в обнимку с античной статуей красивого мужчины и со вздохом пошутила:

– Ну, хоть с мужчиной красивым постояла…

– Не переживай, Ася, найдём мы тебе кавалера лучше чем этот Марс! – со смехом ответила Рада.

– Ну, Рада, причёску испорченную я тебе ещё припомню! – шутливым тоном сказала Алла.

До позднего вечера три подруги посещали главные достопримечательности Рима: древний языческий храм Пантеон, фонтан Треви, Капитолий, Ватикан…

Девушки находились в восторженном состоянии: Рим оказался ещё прекраснее, чем на фотографиях в интернете, но подруги устали и проголодались, поэтому Рада предложила:

– Девочки, красоты Рима мы уже посмотрели, давайте же зайдём в какой-нибудь ресторан итальянской кухни и покушаем…

– О, покушать было бы очень неплохо! Мы сегодня ещё не присели, не говоря уж о том, чтобы поесть… – ответила Ася, и скоро подруги во главе с Радой наши милый итальянский ресторан.

Рада, Ася и Алла сели за стол, Рада взяла меню и… положила его снова на стол с растерянным видом и словами:

– Девочки, тут всё написано на итальянском языке, а я из иностранных знаю только английский язык…

– Ничего страшного, просто ткни пальцем в названия каких-нибудь блюд и вина… – ободрила подругу Алла.

Когда официант подошёл к девушкам, Рада так и сделала…

Результат был неожиданным: через полчаса подругам принесли небольшую бутылку вина и три порции улиток с устрицами!

Рада заморгала накрашенными ресницами и брезгливо спросила:

– Это… это, вообще, что?! Это можно есть?!

– Рада, горе-проводник, ты что заказала?! – возмутились Ася и Алла.

– Спокойствие, сейчас я попробую поговорить с официантом на английском языке… – произнесла Рада и обратилась к официанту – Извините, мы не знаем итальянского языка, мы хотели заказать совсем не эти блюда. Мы бы хотели три порции пасты…

– Я понял вас, леди, сейчас подам… – ответил обаятельный официант.

Скоро подруги съели это вкусное итальянское блюдо и решили открыть бутылку вина. Рада налила себе буквально грамм тридцать-пятьдесят на дно бокала, так же поступила и Алла, а вот Ася налила себе полный бокал…

– Ася, ты что творишь? Мы же никогда не пили вино, ты можешь опьянеть! – возмутилась Рада, но Ася весёленьким пьяненьким голосочком ответила:

– Поздно, Рада, я уже выпила тот бокал. Как хорошо-то…

Ася сначала спела, потом пошла танцевать с незнакомым итальянцем…

– Рада, это – катастрофа! Ты – самая умная, что будем делать? – испуганно спросила Алла.

– Спокойствие, сейчас попросим счёт, расплатимся, возьмём Асю под руки и уйдём… – ответила Рада, попросила на английском языке рассчитать их, посмотрела на сумму…

Лицо девушки вытянулось так, будто она увидела мокрую медузу, Рада отложила счёт, позвала Асю и Аллу и шепнула им:

– Поверьте, то, что ты, Ася, чуточку перебрала – это не катастрофа, вот сумма нашего счёта – настоящая катастрофа!

Алла и Ася посмотрели в счёт и так испугались, что даже Ася протрезвела.

– Ну, как будем выпутываться из этой ситуации, умная ты наша? – спросила Алла.

– Так, спокойно, у меня есть план, банальный, но проверенный: по очереди выходим, снимаем туфли и бежим за мной! Начинаем прямо сейчас! – промолвила Рада.

– Опять бежать?! Надоело! Я так точно похудею! – стала ворчать Ася, но Рада строго ответила:

– Ася, у нас нет другого выхода, мы впервые заграницей, поэтому привыкни, что временно у нас будут пробежки часто!

Сначала вышла Рада, потом Ася, затем Алла, и подруги побежали за Радой, а владелец ресторана уже говорил что-то полиции…

Рада обернулась и увидела, что за ними бежит полиция.

– У нас опять проблемы, далеко мы так не убежим, нужно что-то придумать… – изрекла Рада и вдруг увидела Колизей, а рядом с ним аттракцион «фотография из Древнего Рима». Аттракцион подразумевал, что турист переодевается в костюм, более-менее похожий на костюмы жителей Древнего Рима и фотографируется с двумя актёрами, которые одеты в форму римских гладиаторов. Рядом с актёрами стоял фургон с костюмами для туристов.

Рада тут же сообразила, как это использовать в своих целях и крикнула:

– Алла, Ася, у меня есть идея, быстро прыгаем в фургон!

Подруги запрыгнули в фургон и оказались среди груд костюмов.

– Так, девочки, а теперь попробуем переодеться. У меня – сорок восьмой размер, вот римское платье такого размера. Алла, у тебя какой размер? – стала суетиться Рада.

– Сорок шестой! – ответила Алла, Рада тут же нашла наряд и ей.

– Ася, а у тебя какой размер? – озадаченно спросила Рада.

– Шестидесятый… – протянула Ася.

– Ася!!! Просто без комментариев! – крикнули в один голос Рада и Алла.

– Так, Алла, помогай мне: попробуй натянуть на Асю какой-нибудь из больших костюмов, которые я здесь найду! – скомандовала Рада и стала подавать римские платья и спрашивать – Подошло?

– Нет! – в панике отвечали Алла и Ася.

– А этот наряд?

– Тоже нет!

– О, Боже! Может, вот этот?!

– Опять нет!

– Ну, всё! – решила Рада – Пусть Ася сидит здесь, а мы, Алла, выйдем и посмотрим, не ушла ли полиция…

Алла и Рада вышли, подошли к актёрам в форме гладиаторов, осматриваясь вокруг с опаской, но полиция не узнала их в других нарядах и пробежала дальше…

Рада выдохнула, зашла с Аллой в фургон, девушки переоделись и направились по другой улице, чтобы не встретиться с полицией, ворча на Асю:

– Ася, ты всё-таки подумай над тем, чтобы похудеть…

Но Ася почему-то не отвечала…

Рада обернулась с вопросом:

– Ася, ты нас слышишь?

Тут лицо девушки опять вытянулось, Рада с испуганным взглядом сообщила Алле:

– Алла, у нас новая проблема: мы, кажется, потеряли Асю…

– Потеряли Асю?! Рада, ты обещала нам хорошие выходные, а не букет бедствий! Что вот теперь делать?! – возмущённо вскрикнула Алла.

Рада стала усиленно думать и вдруг сказала:

– Алла, прости меня, но я не вижу другого выхода!

После этих слов Рада залезла на фонарный столб и стала кричать:

– Ася! Ася! Где ты, Ася?!!

– Мы так точно попадёмся полиции, ты что творишь, Рада?! – испугано протараторила Алла, но Рада не слушала её, и вдруг из булочной вышла Ася и сказала:

– Ну, и зачем так кричать? Я просто булочку купила…

Рада слезла со столба и недовольно ответила:

– Ася, больше так не делай, мы в чужом городе! И на сегодня хватит приключений, ловим такси и едем в нашу съёмную комнату!

Девушки быстро поймали такси, устало сели, водитель тронулся с места…

Подруги ехали, молча минут пятнадцать-двадцать, а потом до Рады дошло, что они не сказали водителю адрес!

– Вы куда нас везёте? Мы же не сказали вам адреса! – на английском языке вскрикнула Рада.

– Я везу вас к себе. Вы разве не девушки лёгкого поведения? – удивлённо сообщил шофёр.

– Нет, мы – приличные девушки, и нам нужно не к вам, а по другому адресу! Выпустите нас из машины, или мы будем кричать! – резко и громко сказала наглому водителю Рада, и мужчина выпустил подруг…

Три подруги стояли на тёмной совершенно незнакомой улице, с испугом оглядываясь вокруг и понимая, что они заблудились.

– Мы заблудились! В таком огромном городе, как Рим! Помоги-и-ите! – заплакала Алла.

– Спокойно, ищем какого-нибудь полицейского! – подала идею Рада.

Рада взяла подруг за руки и вышла к большой дороге, там, увидев полицейского, обратилась к нему:

– Послушайте, я не знаю, как обратиться к вам, но мы – туристки, в Риме первый день, и мы заблудились, помогите нам попасть в съёмную комнату, адрес написан на этом листке…

– Леди, а вы не те русские туристки, которых ищут из-за поддельных виз и неоплаченного счёта в ресторане? – вдруг спросил полицейский.

Ася и Алла перепугались, закрыли лицо ладонями, но Рада с невозмутимым видом ответила:

– Я не понимаю, о какой поддельной визе, о каком ресторане и каких русских туристках идёт речь, я и мои подруги приехали из Сербии…

– Извините, пожалуйста, я с удовольствием помогу вам добраться до съёмного жилья! – закончил разговор полицейский и отвёз девушек по нужному адресу.

Когда подруги добрались до комнаты, то устало упали на большой диван и Алла сказала:

– Молодец, Рада, ты, действительно, умный и находчивый человек, вдобавок, хорошая актриса!

– Спасибо, Алла, за комплимент. Эх, ноги гудят и жутко жарко… – тихо протянула Рада.

– Да уж, неплохо было бы сейчас включить кондиционер… – устало молвила Ася.

– Когда я выбирала комнату в интернете, я искала подешевле, но сейчас бы и я переплатила за кондиционер… – призналась Рада и подруги уснули…

На следующий день подруги встали, умылись и озадачились: денег у них было совсем немного, а хотелось кушать, и нужно было купить одежду: платья, в которых они приехали в Рим, изрядно намокнув в фонтане, совсем потеряли вид, идти в них на экскурсии было бы неприлично.

Рада достала деньги и задумалась, Ася и Алла положили на столик свои денежные средства, и Алла недовольно проворчала:

– Рада, ты у нас самая умная, твоя идея была поехать на два дня за тридевять земель без серьёзной подготовки, поэтому думай, как нам дожить до шести часов вечера, до нашего обратного рейса, на эти деньги!

Рада пересчитала получившуюся сумму, задумалась, потому что она была сравнительно небольшая, а потом с улыбкой ответила:

– Спокойствие, с одеждой подумаю чуть позже, а экономно позавтракать мы можем в «Макдональдсе»! Девочки, держим путь до ближайшего «Макдональдса»!

Ася и Алла немного успокоились и пошли за Радой. Скоро подруги сидели за столиком с подносами, полными еды и были очень довольны её низкой ценой.

– Отлично поели, подруги! И вкусно, и дёшево! Головастая ты, Рада! – отметила весело Ася.

Подруги расплатились и пошли на экскурсии, в первую очередь они собирались посетить выставку итальянских художников эпохи Ренессанса.

Рада внимательно слушала гида, рассматривала картины, Ася же и Алла еле успевали за ней и ворчали:

– Что ты, Рада, интересного находишь в этих итальянских художниках? У них же одни полуголые люди на картинах! Прям смущаешься, когда смотришь!

– Ох, девчонки, отсталый вы народ, ничего не смыслите в красоте эпохи Ренессанса! – ответила Рада.

– Ты хоть объясни нам, что такое этот «Ренессанс»! – проворчали Ася и Алла.

Рада с минуту постояла с удивлённым видом, а потом спросила:

– Девочки, вы школу с какими оценками кончали?

– С четвёрками и пятёрками, а что? – произнесла Алла.

– А то, что натянули вам оценочки, подруги, образованный человек должен знать в общих чертах, что такое «Ренессанс»! – ответила Рада.

Вдруг Ася села на стул, побледнела, даже немного позеленела и тихо промолвила:

– Подруги, мне сейчас не до картин: у меня весь живот режет, крутит и болит и еда из «Макдональдса» стоит в горле, кажется, я отравилась…

– Это… ужас! Нам нужно продержаться до самолёта, мы не сможем оплатить медицинские услуги здесь! Рада, экспериментатор-неудачник, горе-Конфуций, думай теперь, что делать! – возмущённо высказала Алла.

– Чья идея, вообще, была пойти в этот «Макдональдс»? – вскрикнула растерянная и огорчённая Рада и тут же пристыжено и натянуто улыбнулась: Рада вспомнила, что идея принадлежала ей же – Девочки, спокойно, давайте не будем искать виноватых, лучше подумаем, что делать! Я – не царь Соломон, дайте мне время подумать…

Рада взялась рукой за подбородок, какое-то время подумала и сказала:

– Девочки, добираемся до съёмной комнаты как можно скорее: у меня там дорожная аптечка с активированным углём от отравлений, дадим это лекарство Асе, должно помочь…

На маршрутке подруги добирались до места назначения, в транспорте царила ужасная духота и такая качка, что бедная Ася совсем посинела.

– Рада, ты уверена в своём плане? Асе явно… не очень хорошо… – с опаской спросила Алла.

– Спокойствие, я знаю, что делаю, активированный уголь – лучшее средство при отравлениях! – уверенно ответила Рада.

Девушки ободрились немного, но не на долго: когда они прибыли к своему временному пристанищу, то увидели, что их жильё окружено полицией…

Полицейский подошёл к Раде и сурово на английском языке изрёк:

– Так, значит, вы, леди, с подругами из Сербии? Неплохо придумано, но недостаточно убедительно, чтобы уйти от ответственности!

Рада с кислой физиономией стала медленно отступать…

– Рада, мне показалось, или у нас опять бедствие? – спросила с волнением Алла.

– Простите меня, девочки, но это так. Выход у нас один: опять совершить пробежку… – ответила Рада.

– Рада! Ты хочешь сказать, что Ася побежит в таком состоянии?! Ты отдавала себе отчёт о том, какие будут последствия твоего глупого решения поехать неподготовленными в Рим? – возмутилась Алла.

– Алла, я всё понимаю, я наломала дров так, что на всю зиму хватит, но я сама ехала за границу в первый раз, конечно, я ожидала, что будет немного попроще. Сейчас нужно не отношения выяснять, а спасаться от полиции! – воскликнула Рада и помчалась во всю прыть, а Ася и Алла повторили за ней…

Девушки бежали и оглядывались, а полиция всё никак не отставала, Рада бежала впереди и судорожно пыталась придумать, как обмануть «стражей порядка» на этот раз, и вдруг ей на глаза попался секонд-хенд.

– Девочки, вот сюда, скорее! – скомандовала Рада, Ася и Алла забежали за подругой в женскую примерочную…

Через минут пятнадцать Рада выглянула из примерочной и вздохнула: полицейские, которые так и не поняли, куда делись девушки, уходили…

Подождав ещё немного, Рада сказала подругам:

– Всё, девочки, опасность миновала, выходим. Тут дешёвая одежда, давайте купим что-нибудь, чтобы не так бросаться в глаза полиции. Ася, как ты себя чувствуешь? Ты хоть жива?

– Ну… – протянула слабенько Ася – Так, чуть-чуть…

– Ну, Слава Богу, что «хоть чуть-чуть»… – ответила Рада.

Девушки купили самую простую и дешёвую одежду, по-другому причесались, потом купили в аптеке активированного угля и воды и стали приводить в порядок Асю. Где-то спустя час Ася чувствовала себя намного лучше.

… Рада посмотрела на циферблат на католическом старинном соборе: до рейса в Россию оставалось четыре часа…

– Ты тоже, Рада, думаешь о доме, супе и прохладном душе? – спросила Алла.

– Ну, вообще-то, да, Алла, но, чтобы попасть домой, нам нужны паспорта и обратные билеты, а они в наших дамских сумочках, что остались в съёмной комнате. Вот я сижу и думаю, как мне обмануть полицию и взять наши сумочки… – тихо призналась Рада.

– Может, мы с Асей можем чем-то помочь? Тебе ведь нелегко нести ответственность и принимать решения за нас троих… – с сочувствием поинтересовалась Алла, пока Ася дремала в кресле в аптеке.

– Нет, я вас уговорила приехать сюда, сама начудила порядочно по незнанию местных нравов, цен и обычаев, я должна сама что-то придумать. Алла, будь здесь и следи, чтобы Асе не стало хуже, а я пойду разбираться с нашими сумочками… – решительно ответила Рада и отправилась пешком в строну съёмного жилья.

Рада стояла за забором, наблюдая за полицией, которые крутилась вокруг их комнаты, и думала: «Что же делать? Может, надеть парик, солнечные очки и пройти? Вдруг не узнают? Нет, это только в детективах работает, а в жизни всё равно, я думаю, узнают. Нужно их как-то отвлечь, заставить отойти от дверей комнаты…».

Тут Раде пришла в голову гениальная мысль, она взяла одноразовый стаканчик с дыркой, чтобы изменить голос, отошла подальше и крикнула на английском языке:

– Помогите! Меня обокрали!

Трюк сработал, полицейские вышли и стали искать того, кто кричал, а Рада, ловко, как кошка, прыгнула в окно, взяла свою сумочку и сумочки подруг и опять дала пробежку…

Скоро Рада стояла перед Асей и Аллой, довольная, но замученная со словами:

– Не спрашивайте, как мне это удалось, но вот наши сумочки с документами и билетами, едем в аэропорт…

… Скоро три подруги сидели в самолёте, вспоминали свои приключения, смеялись сами над собой, а Ася и Алла сказали:

– Знаешь, Рада, мы хотели поблагодарить тебя. Пусть выходные получились экстремальными, даже чересчур, зато мы видели много удивительного, необычного и красивого. Это рискованное приключение мы не забудем никогда, хотя дома всегда лучше, чем в гостях…

– А вам, подруги, спасибо, что не обиделись на меня… – с улыбкой ответила Рада.

Послесловие

… Я сидела и записывала с восторгом эту историю два часа, а моя попутчица закончила и спросила:

– Ну, как, писательница, пойдёт тебе такой сюжет?

– Я в восторге! Спасибо, что поделились такой оригинальной историей! – воскликнула я – Это станет феноменом современной развлекательной литературы! Скажите, а откуда вы знаете эту историю? Если выдумали, то почему не написали книгу сами? Если эту историю рассказали вам родственники или подруги, то откуда такие подробности? И что стало с тремя подругами дальше?

Тут моя попутчица тоскливым взглядом посмотрела на меня и тихо ответила:

– Ася, Рада и Алла заканчивают учёбу, и дружат по сей день, и соблюдают свою традицию, хотя больше так отчаянно они не рисковали. Ася и Алла – мои подруги, а Рада… Рада – это я…

На несколько минут от сильного удивления я застыла, а потом уточнила:

– То есть ты подарила мне свою историю?! Это всё случилось с тобой?!

– Да, я подарила тебе свою историю, ты можешь распоряжаться ей, как хочешь, а мне нужно выходить: поезд подъехал к моей станции… – ответила с улыбкой попутчица и исчезла со спортивной сумкой на плече, а я ещё долго обдумывала такое необычное знакомство…

Илья

Вступление

Дорогие читатели, обычно вы привыкли, что действия моих произведений происходит в разных веках, странах и эпохах, достоверные факты ловко перемешиваются с легендами, которые никто уже не может доказать или опровергнуть. Да, прошлые столетия – романтично, увлекательно, но разве наши современники, такие разные, не заслуживают стать героями занимательной истории?

Вы можете воскликнуть, как классики: «О, времена, о нравы!», а я расскажу историю взросления мальчика-подростка Ильи, которая докажет, что по-прежнему люди переживают те же чувства, что и во все времена. Как и все ребята он будет взрослеть, становиться из мальчика мужчиной, учиться дружить, любить, разбираться в людях, ошибаться, просить прощения, собирать волю в кулак, чтобы решаться на важные поступки, иметь своё миропонимание и отстаивать свою точку зрения…

Глава «…Пусть его зовут Илья…»

… Всё началось в тот день, когда юная влюблённая пара, Наталья Фёдоровна и Александр Эдуардович, сидели на скамейке и мило общались в парке. Наталья, молодой бухгалтер, красивая девушка двадцати пяти лет нежной, женственной внешности ( голубые глаза, длинные светлые волосы, милое платье пастельно-абрикосового цвета) смотрела на любимого: Александр, молодой человек с зелёными веждами, который был её ровесником, внимательно и настороженно смотрел на Наталью…

– Милый, ты ведь мне хочешь что-то сказать? – спросила девушка.

Какое-то время Александр не отвечал, было слышно только весёлый гомон птиц, а потом молодой человек достал недорогое, но красивое кольцо и изрёк:

– Радость моя, Наталья, я давно хотел сделать тебе предложение руки и сердца, я люблю тебя, и хочу, чтобы мы всю жизнь были вместе. Только ты знаешь мои убеждения: я – верующий православный человек, я бы хотел, чтобы мы обвенчались, и наши дети росли набожными…

Наталья задумалась, а потом ответила, ласково улыбаясь Александру:

– Конечно, милый, я понимаю, разделяю твои взгляды, у нас будет православная семья…

Скоро состоялось торжественное венчание, Наталья была удивительно нежной и красивой невестой, как настоящая принцесса-лебедь, а Александр выглядел, как истинный принц, родственники с обеих сторон только успевали восторгаться, а батюшка, что их венчал, Георгий, был счастлив за молодых…

Спустя полгода Наталья и Александр Соловьёвы узнали от врачей радостную новость: Наталья ждёт ребёнка!

Это было истинное счастье, но, увы, недолгое…

… Дело в том, что Александр так ответственно относился к религии не зря: работа научила его этому – он служил пожарником…

Каждый раз Наталья, отпуская мужа на смену, слёзно молилась за него…

В ту ночь Наталья не спала, ждала мужа в тишине звёздной ночи, когда раздался, как гром, телефонный звонок. Наталья подняла трубку и услышала:

– Алло, это – Наталья Фёдоровна Соловьёва?

– Да… – испуганно ответила молодая женщина.

– Простите за неприятное известие, но ваш муж Александр Соловьёв сейчас находится в больнице с тяжёлыми ожогами… – печальным тоном сообщил кто-то на том конце провода…

… Скоро Наталья была в больнице у Александра. Красавица посмотрела на супруга и зарыдала, настолько плох был вид Александра…

– Не расстраивайся, не плач, тебе нельзя, ты ребёнка ждёшь. Что сказали врачи: мальчик или девочка? – изрёк Александр.

– Мальчик… – ответила Наталья.

– Тогда назови его Илья, я сегодня спас мальчика, которого тоже звали Ильёй. Вырасти из него доброго, честного христианина, а, главное, дай ему свою заботу и понимание… – попросил Александр, закатил зелёные вежды…

… Александр отошёл в Царствие Небесное, из роддома Наталью никто не забирал, сама приехала на такси домой с мыслью: «Ну, что ж, мой маленький Илюша, будем вдвоём, а Господь Христос нам в подмогу…».

Глава «На ошибках учится не страшно, или искреннее покаяние исправляет всё»

Пятнадцать лет: так много и так мало…

Наталья Фёдоровна была ласковой и мудрой матерью, завет любимого мужа выполнила сполна, хотя ей давалось не очень легко и работать бухгалтером и уделять столько времени сыну, зато какие плоды были от такого воспитания!

Пятнадцатилетний Илья, который внешне так был похож на мать и забавной причёской из светлых волос по плечи с чёлкой, и хрупкостью, и сапфировыми очами, характером пошёл в отца. К церковной жизни относился не погодам серьёзно, с одноклассниками у него были прекрасные отношения, Илья всегда старался помочь ребятам, чем мог, за это его и любили, а учителя души в нём не чаяли, как в отличнике с примерным поведением. Хобби у него тоже были интересные: Илья увлекался изучением религии и истории, любил в своей тетради «для любимых заметок» пересказать что-то своими словами или зарисовать сцену из Библии, жизни святых или истории, в его портфолио накопилось много грамот за победы на олимпиадах по истории и теологии, а один раз он даже получил звание «лучший ученик года». В общем, было, чем гордиться Наталье Фёдоровне.

Но Наталья Фёдоровна больше радовалась таким доверительным отношениям с сыном-подростком, ведь это тот возраст, когда родители должны поговорить с детьми о многих важных вещах…

Илья, как всегда, приходил в школу, и одноклассники с любопытством сбегались с вопросом:

– Привет, Илья! Как твоя «тетрадь для любимых заметок»? Что новенького написал и нарисовал?

Илья без гордости рассказывал и показывал, а потом садился за свою парту рядом с лучшим другом Андреем Скомороховым, мальчишкой-подростком с модной стрижкой из тёмных волос.

Тут подошёл Олег, их одноклассник, полненький рыжеволосый мальчик в очках, Андрей сразу же поднял Олега на смех:

– Ха, взгляните на этого ботаника! Очкарик, зубрилка, Колобок!

Олег застыл с несчастным видом, а Илья недовольно сказал Андрею:

– Андрей, если мы с тобой друзья, прекрати подкалывать Олега!

– Ладно-ладно, Илья, не строй из себя Ангела, отстану я от Олега… – проворчал Андрей.

Вдруг в конце учебного года, когда Илья заканчивал восьмой класс, случилась неприятность: Наталью Фёдоровну сократили на работе. Семья, привыкшая жить в достатке, растерялась сначала, но Наталья Фёдоровна быстро устроилась на новую работу так же бухгалтером, зарплату обещали большую, только вот до получки нужно было как-то дотянуть, на две недели Наталья заняла денег у подруг, а потом стало туговато…

– Мама, милая, не переживай, дотянем, две недели – не так долго. Я могу пока подработать после школы… – утешал заботливо маму Илья.

– Сынок, ты должен хорошо учиться, в свободное время отдыхать и уделять внимания своим хобби, а заработать деньги – моя задача… – ответила Наталья сыну – Ты сегодня в школу готов?

– Конечно, готов, мама! – изрёк с улыбкой Илья.

– А на кого хочешь учиться, когда кончишь школу? – спросила Наталья сына.

– Ну, я точно ещё не решил. Может, учителем истории стану, может, в семинарию пойду учиться, а, может, пойду служить в военный флот, как святой Ушаков. Жаль, что сейчас морские офицеры не носят такие костюмы, треуголки и шпаги, особенно шпаги – я бы припугнул пару наглых ребят! – с забавным задором в голубых очах ответил Илья, надев любимую оранжевую футболку, джинсы и накинув на плечи спортивный рюкзак со словами:

– Ну, всё, мама, собрался я, благословляй, пойду в школу…

Наталья благословила сына, и Илья помчался по майской улице в школу, май близился к концу, до каникул оставалось четыре дня…

До большой перемены всё шло, как обычно, но, вот когда все дети ушли в столовую, в классе остались только Илья, Андрей и Олег, который испугался Андрея и спрятался за шкаф с книгами, и был незамечен ребятами…

Андрей достал большую пачку чипсов и свой смартфон, а Илья достал тоже свой телефон, нашёл какой-то интересный православный сайт, стал делать записи в «тетради для любимых заметок»…

– Эй, дружок, ты что делаешь? Опять свои записи и рисунки о святых и всяких там царях-императорах? Не скучно тебе такой ерундой заниматься? Я, вон, в «стрелялку» играю. Что в столовую не пошёл? – с ухмылкой спросил Андрей.

– Нет, не скучно, очень даже интересно, тебе не понять. В столовую пока денег нет, у нас с мамой временные трудности, она на новую работу устроилась, надо как-то две недели до получки дотянуть… – спокойно ответил Илья.

Затем паренёк повернулся к другу, чтобы попросить тоже чипсов и застыл с круглыми от удивления голубыми глазами: в руках Андрей держал новенький дорогущий смартфон тысяч за двадцать.

– Слушай, Андрей, откуда у тебя деньги на такую технику? Мы знаем друг друга с третьего класса, в жизни не поверю, что отец тебе купил! Ты ж с тройки на двойку перебиваешься, а отец у тебя строгий. Ты на подработку устроился? Скажи, по-дружбе, куда! Разносчиком пиццы? Мыть машины на автомойке? Мне бы сейчас, на две недели подработка бы не помешала… – обратился Илья к другу.

Андрей же откинулся вальяжно, ухмыльнулся и ответил:

– Ха, работать ещё!

– Откуда у тебя тогда такие деньги тогда? – удивлённо спросил Илья.

– А вот слушай и учись, салага! Я таскаю у одноклассников дорогие вещи, лучше всего украшения у девчонок или технику: смартфоны или планшеты, скидываю себе в рюкзак, а потом продаю на рынке! Вот, купил смартфон, коплю на планшет, потом буду копить на модные кроссовки! Почему бы тебе не сделать так же, если вам с мамой нужны деньги? Я же не говорю делать тебе постоянно, как я, всего-то разок! Вон у Гальки и Светки на парте классные смартфоны лежат, давай Галин я возьму, а ты – Светин! – стал с ехидным выражением лица говорить Андрей.

Илья аж опешил, услышав такое, помолчал с распахнутыми голубыми очами, а потом стал возмущаться:

– Андрей, ты что мне предлагаешь?! Нет, нет и ещё раз нет!!! Ни за что и никогда! Стыдоба какая! Да и ты, как друг, знаешь, что я – православный, я такого не сделаю, если бы сделал, сам бы от стыда сквозь землю провалился, такой позор! Как я на исповеди говорить буду?! Нет, нет и нет!

Андрей зло ухмыльнулся и скинул Галин телефон себе в рюкзак со словами:

– Ну, и зря! Маме бы помог, а то ей сейчас нелегко, наверное!

Илья задумался, ему действительно стало жаль маму, он подошёл к парте девочек и неловко, со слезами в голубых очах скинул в рюкзак смартфон Светы, мысленно уже ругая себя: «Ну, и что я творю?! Я ведь могу таких проблем нажить! Но мама… так хотелось бы ей помочь…, Господи Милостивый, прости…».

Илья сел за парту расстроенный, с растерянностью и грустью в больших сапфировых очах и спросил у Андрея:

– Андрей, а что, тебя не разу не поймали? Тебе от отца за такое не доставалось?

Андрей ухмыльнулся, выбросил в окно пакет от чипсов и ответил:

– Не, всего один раз попался, я отца знатно «обштопываю», он думает, что я исправился, ничего не знает, а я после этого уже пять раз так сделал! Окейно всё будет, не пасуй, Илья!

От волнения Илья побелел, а потом встал со смартфоном Светы и промолвил:

– Я так не могу! Мне совестно и перед мамой, и перед Богом, ну, в общем, я верну смартфон на место!

Андрей с искажённой гримасой подскочил и крикнул:

– Так, ты хочешь, чтобы нас обоих спалили?! Чтобы мы проблемы нажили?! Не вздумай!

Илья сел за парту с несчастным видом, бросил «злосчастный» смартфон в рюкзак…

Тут прозвенел звонок на урок, прибежали ребята и девочки, зашла учительница, Маргарита Витальевна, Олег, который весь этот разговор Ильи и Андрея записал на телефон, аккуратно вылез из-за шкафа с книгами и подумал: «Что ж, пусть будет такая запись, Илья мне не раз помогал, может, и я его выручу…».

Модница красавица Света и её подруга Галя сразу хватились, что с парт пропали их смартфоны.

– Галя, как ты думаешь, где мы могли их забыть? Сейчас уже почти лето, то есть в кармане куртки забыть мы не могли. Давай в сумочках поищем… – произнесла Светлана.

Девочки стали возиться в сумочках, а бедный Ильясидел посиневший от переживаний с мыслью: «Господи Христе, я в исповедь пойду, я исправлюсь, это – первый и последний раз, только бы не догадались…».

Тем временем Маргарита Витальевна поправила очки, подошла к Гале и Светлане и строго спросила:

– Так, девочки, сколько раз вам напоминать, что к уроку готовиться нужно на перемене?

– Маргарита Витальевна, у нас неприятность: пропали наши телефоны. Странно, что и у меня, и у Светы одновременно… – объяснила Галя.

Тут в рюкзаке Андрея раздался громкий звонок, а Галя соскочила и воскликнула:

– Так вот же мой звонит!

Маргарита Витальевна подошла со строгим видом к Андрею и приказала:

– Скоморохов, достань телефон, что зазвонил!

Андрей нехотя достал смартфон Гали, девочка подбежала со словами:

– Так вот он, мой телефон, украшенный стрекозой из страз!

Маргарита Витальевна нахмурилась и сурово спросила Андрея:

– Значит, за воровство взялся?! А где Светланин телефон? Тоже у тебя?

Илья, с большими напуганными сапфировыми очами, посиневший от волнения, достал Светин смартфон и робко признался:

– Светланин телефон у меня… – Илья повернулся к Светлане, вернул ей смартфон и изрёк девочке – Прости, Светлана, прости, я объясню, как так получилось при более удобном моменте…

Одноклассники и учительница застыли в удивлении: никто не мог и подумать на всеобщего любимца Илью…

– Илья, как же так? Я от тебя ожидала меньше всего! Ну, мальчики, идите к моему столу, будем разбираться, вызывать родителей!

Илья с явным стыдом на бледном лице шёл рядом со спокойным Андреем и шепнул другу:

– Ну, вот, горим мы с тобой, как швед под Полтавой…

Андрей зло ухмыльнулся и шёпотом надменно ответил:

– Илья, мы горим? А, по-моему, ты горишь, как швед под Полтавой!

Илья сначала не понял, к чему сказал так Андрей, но, когда ребята подошли к учительскому столу, Андрей ловко изобразил печаль на лице и стал откровенно лгать:

– Маргарита Викторовна, я честно не хотел так делать, но меня уговорил Илья, это он придумал, а я просто поддался на увещевания, я хотел вернуть, но не успел…

Илья стоял с округлившимися от потрясения лазурными очами, из которых тихо текли слёзы, он слушал и не мог поверить, что его лучший друг – предатель, теперь парнишку переполняли два ярких неприятных чувства: чувство раскаяния ( можно назвать это угрызениями совести или покаянием, суть примерно одна и та же) и разочарования в Андрее, как в друге…

– Андрей, как ты так можешь лгать и выгораживать себя? Я думал, что мы – друзья… – шёпотом спросил Илья.

Андрей хмыкнул и ответил:

– Дружба дружбой, а своя рубашка ближе к телу…

– Так, я жду родителей обоих, особенно твою маму, Илья! Ты всегда был гордость класса, я не ожидала такого! Андрей, твоего отца хочу тоже видеть. Так я вызываю родителей или сами сходите за ними? – сурово обратилась к ребятам Маргарита Витальевна.

– Можно, я сам схожу за мамой? Мы живём не очень далеко, минут двадцать ходьбы… – попросил Илья.

– Ну, иди, Илья, только рюкзак в классе оставь, с мамой его получишь! – ответила учительница, Илья поблагодарил и побрёл в сторону дома…

На бледное синеватое лицо Ильи падали волосы и чёлка, он шёл, всхлипывая, пытался сдержать слёзы, но это плохо получалось у него, слишком уж грустные думы были у мальчика-подростка: «Ну, ведь знал, что сам буду себя ругать, что перед Господом стыдно будет, что маме в глаза не смогу смотреть, зачем, как хороший Иван-дурачок, послушал Андрея? Ну, я ведь помочь хотел маме. Считал, что Андрей, раз друг, думает, что советует, а «друг оказался вдруг…» Иудой. Будет мне уроком на всю жизнь своей головой думать! Что вот теперь делать? Господи, прости, пожалуйста, Ты же всё знаешь, знаешь, что я раскаиваюсь, Ты ведь прощаешь, я обязательно в исповедь пойду, только ты прости и помоги. Я так не хочу, чтобы мама расстроилась, она так всегда гордилась мной, пусть лучше хорошую трёпку мне устроит, чем расстроится…».

Илья тихо зашёл домой и быстро прошмыгнул на кухню, потому что Наталья Фёдоровна сидела и беседовала с подругой, Евгенией Антоновной, которая жаловалась на сына:

– Наташа-Наташа, как подруга подруге скажу, что мальчишки в подростковом возрасте – это что-то ужасное для родителей. Мой шестнадцатилетний Миша совсем учёбу забросил, шатается до полуночи, где и с кем не понятно, со мной не разговаривает толком, а вчера застала его в подъезде в обнимку с девицей года на два его старше!

– Не знаю, что и сказать, Женя, мы с Ильёй очень хорошо ладим, у нас доверие, с учёбой у него всё хорошо, любит историю и теологию, вон сколько грамот уже накопилось, всегда рассказывает мне, что нового вычитал в книгах или в интернете, друзья у него хорошие, так что я только радуюсь, уже через две недели получка, обязательно ему что-нибудь куплю. Я не исключаю, что могут возникнуть недомолвки, но я знаю, если что-то случится, он сам расскажет мне…– ответила Наталья Фёдоровна, а потом внимательно посмотрела на сына.

Взлохмаченные светлые волосы, взгляд опустил в пол, лицо такое заплаканное и бледное, что жалко смотреть, Наталья стала наблюдать за сыном, как тот пытается налить суп, но у него это получается неуклюже из-за дрожи в руках…

Илья продолжал мысленно себя ругать: « Эх, мама, не покупки, а хорошего ремня заслуживаю сейчас…».

«Так, что-то случилось, он очень сильно переживает, это видно…» – подумала Наталья, сказав подруге:

– Женечка, приятно было побеседовать, но, кажется, Илья приболел, простудился, наверное, поэтому увидимся, как я получу зарплату…

– Конечно, Наташа, не переживай, до свидания… – ответила Евгения и ушла.

Наталья зашла на кухню и начала разговор с сыном:

– Сыночек, Илья, ты такой расстроенный, жалко на тебя смотреть. Что-то случилось в школе?

Илья тяжело вздохнул, поправил светлую чёлку и ответил:

– Ну, да, случилась неприятность, мне очень жалко и стыдно, что я так напортачил, тебя в школе ждут, нам бы, мама, поговорить сначала…

– Ну, что ж, сядь рядом на диванчик, поговорим, только расскажи честно, в чём ты провинился… —произнесла Наталья.

Наталья Фёдоровна и Илья сели на мягкий диван, Илья поджал ноги ( привычка, доставшая Илье от папы, Александр тоже садился в такую позу, если переживал), Наталья стала внимательно слушать, и ещё внимательнее наблюдать за тем, как он рассказывает, а Илья тихо повествовал, смотря на маму с раскаянием в больших сапфировых очах:

– Остались на большой перемене мы с Андреем в кабинете вдвоём, разговорились, я у него очень дорогой смартфон увидел, думал, что он подрабатывает, хотел, чтобы и меня пристроил подработать, а Андрей рассказал, что деньги у него от продажи ворованных вещей одноклассников, стал бравировать, как это легко, как он обманывает отца. Предложил тоже взять смартфоны у одноклассниц Светланы и Гали вместе с ним и продать, раз деньги нужны. Я сначала отказывался, а потом подумал, что помогу тебе. Потом сам ругал себя, хотел вернуть на место телефон, да не успел, пришли одноклассники. Девочки телефонов хватились, тут у Андрея Галин телефон зазвонил в портфеле. Я уже тоже признался, вернул телефон Светлане, попросил прощения. А Андрей стал лгать учительнице, рассказывать всё наоборот: будто не он насоветовал мне так сделать, а я ему. Ну, что ещё сказать? Стыдно, раскаиваюсь, обжёгся на всю жизнь, что я так больше не сделаю, ты, мама, знаешь сама, пойду в исповедь. Ты только не расстраивайся, лучше отругай или даже накажи…

Наталья Фёдоровна выдохнула, ей всё стало понятно, она взяла сына за руку и ласково изрекла:

– Сынок, милый ты мой, ни ругать, ни наказывать я тебя не буду, ты сам так напереживался и стыдишься, что волнений больше-то, чем вины. Пойдём в школу, я буду на твоей стороне…

Илья обнял маму, слеза потекла по щеке у него со словами:

– Спасибо, мама, что поняла меня…

… Спустя минут десять Наталья Фёдоровна и Илья шли в класс.

– Да уж, не из приятных сейчас будет разговор… – прошептал взволнованно Илья.

– Сынок, не стоит так сильно переживать, провиниться – абсолютно не значит стать хуже навсегда, тем более искреннее раскаяние искупает любую вину, тем более уж сегодняшний небольшой прокол… – ласково изрекла Наталья сыну с лёгкой улыбкой, посматривая на него заботливым взглядом голубых глаз…

Когда Наталья Фёдоровна и Илья вошли в кабинет, там царило настоящее шумное «столпотворение»: одноклассники шёпотом обсуждали случившееся, родители Светланы и Галины возмущались, отец Андрея стоял с суровым выражением лица, Маргарита Витальевна что-то говорила ему…

Тут строгая учительница увидела Наталью Фёдоровну с сыном, поправила очки и надменно холодно обратилась к Наталье:

– Наталья Фёдоровна, вы знаете, до чего Илья, гордость нашего класса, докатился?! Сам занимается мелким воровством, и таких хороших ребят, как Андрей, учит тому же! Сразу видно, что мальчишка растёт без отца, вы, как мать, не справляетесь, у вас характера не хватает строго обойтись с сыном!

Илья с бледностью на лице и истинным раскаянием в больших сапфировых очах, из которых побежала слеза, прошептал маме:

– Прости, мама, что тебе это приходится слушать из-за меня…

– Всё в порядке, сынок… – шепнула ласково сыну Наталья.

Затем Наталья Фёдоровна спокойно ответила Маргарите Витальевне:

– Во-первых, чтобы я не слышала слов «докатился», ошибаются все, и тем, что Илья мне честно признался во всём, готов отвечать за свои поступки, раскаивается и обещал, что такого больше никогда не повториться, он завоевал не только моё прощение, но и доверие. Андрей солгал вам, рассказал всё с точностью наоборот, а если это не так, пусть скажет мне в лицо!

Андрей с кисловатым выражением лица стушевался и робко спросил отца:

– Отец, ну ты ж мне веришь?

Тут Олег, который сидел скоромно за последней партой, подумал: «Илья меня не раз выручал, сейчас моя очередь, включу-ка я ту запись на телефоне, пусть все узнают, как было дело!».

После этого полненький смешной Олег с забавными очками и рыжими веснушками подошёл с телефоном к учительскому столу и промолвил:

– Простите, Маргарита Витальевна, что вмешиваюсь, но у меня есть важное доказательство: я сидел на большой перемене за шкафом и записал на телефон весь их разговор, послушайте все!

Олег включил запись, и все замерли в полном молчании от удивления, слушая, ведь весь разговор было чётко слышно, и прекрасно понятно, кому принадлежат голоса…

Запись начиналась со слов Андрея: «Что в столовую не пошёл?», а закончилась словами Ильи « Я так не могу! Мне совестно и перед мамой, и перед Богом, ну, в общем, я верну смартфон на место!» и криком Андрея: «Так, ты хочешь, чтобы нас обоих спалили?! Чтобы мы проблемы нажили?! Не вздумай!».

Одноклассники подняли шум:

– Так вот значит, какой у нас Андрей! Лгун, предатель, шкурку свою спасал! Молодец, Олег, что вывел его на чистую воду! Илья, держись, весь класс за тебя!

Маргарита Витальевна раскраснелась от неловкости, сняла очки и робко произнесла Наталье:

– Хм, простите, Наталья Фёдоровна, вы в этой ситуации оказались намного мудрее меня, даже педагога с высшим образованием и большим стажем…

Галя и Светлана весело переглянулись, повернулись к родителям и сказали:

– Мама, папа, давайте не будем обращаться в полицию, вы же сами слышали…

– Конечно, мы к Илье никаких претензий не имеем! – ответила мама Светланы, отец Галины подтвердил:

– Да, не стоит, Илья, можно сказать-то, и не виноват, а Андреем пусть отец занимается!

Отец Андрея же с разъярённым выражением лица снял ремень и закричал на сына:

– Так значит?! Не Илья, а ты у меня докатился?! «Обштопываешь» меня, смеёшься за глаза надо мной, что я тебя не поймал на воровстве?! Ну, я сейчас обхожу тебя при одноклассниках, чтобы стыдно тебе было!!! Ты все каникулы будешь сидеть у меня под домашним арестом и хвосты свои в учёбе подтягивать!!!

Андрей со смешной напуганной физиономией стал отступать, малодушно прося:

– Папа, не надо, не позорь меня так, пожалуйста…

Но отец Андрея не слушал, а только успевал несильно обхаживать сына ремнём по рукам и загривку под взвизги Андрея.

Не знаю, как взрослые, а вот одноклассники здорово посмеялись над Андреем, а Наталья всё думала о той записи и была рада, что простила, не накричала, не наказала сына, ведь ей и так было всё ясно, а запись ей «рассказала» ещё больше. Наталья посмотрела ласково на Илью и слегка улыбнулась сыну, Илья тоже слегка улыбнулся и скромно прошептал:

– Мама, прости ещё раз, я честно сказал, что такое было в первый и в последний раз, я очень постараюсь, чтобы у тебя ещё были поводы порадоваться, а не стыдиться меня…

– Я и не сомневаюсь, что так и будет… – заботливо прошептала Наталья.

Андрею стало жутко обидно и он крикнул:

– Что такой довольный, Илья?! Сейчас посмотрим, как твоя маманя тебе такую же трёпку устроит, и как тебе обидно будет при одноклассниках!

Действительно, на талии делового офисного платья, которое Наталья не успела сменить после работы, был небольшой кожаный ремешок.

Илья с застывшими слезами в лазурных очах побелел и тихо шепнул маме:

– Если считаешь, что я заслужил…

Наталья Фёдоровна улыбнулась сыну, лёгким ласковым жестом подвинула за плечо ещё ближе к себе, провела рукой по светлым волосам и ответила:

– Конечно же нет, сынок, и переживания кончаются, берём твой рюкзак и идём домой, отдыхать…

Илья так напереживался, что еле дошёл до дома, Наталья в первую очередь усадила сына за стол, налила супа, чая, поставила их любимое овсяное печенье, и они дружно поужинали. Потом Наталья заботливо промолвила:

– Так, сынок, теперь в душ смывать стресс, вот твоя любимая мягкая пижама…

Парнишка закрылся в ванной комнате, а Наталья пошла в свою комнату переодеться в домашнее платье…

Скоро они сидели в комнате Ильи, приобнявшись, при свете восковой свечи, Наталья дала Илье горячее молоко, чтобы тот расслабился немного, они листали любимую книгу: иллюстрированную Библию и разговаривали.

– … А вот наш любимый момент: беседа Христа и Никодима, а вот Иисус рассказывает притчу о блудном сыне. Господь этой притчей хотел научить, что Он прощает, если человек кается… – нежно говорила Наталья.

– И меня простит? – с волнением спросил Илья.

– Конечно, вот увидишь, сходим в исповедь, причастимся и устроим настоящий праздник, и, вот увидишь, что и Господу, и нам с тобой будет радостно… – ответила ласково Наталья, заботливо прижав сына…

– А всё-таки спасибо тебе бесконечное, мама, что не осудила меня, не опозорила, как Андрея отец… – изрёк Илья.

Свеча мерцала, беседа лилась, как нежная мелодия, а потом Наталья сказала сыну:

– Ну, всё, буду благословлять тебя на сон, надо спать…

Илья схватился за телефон со словами:

– Надо же будильник поставить на телефоне, завтра же в школу…

Наталья задумалась, а потом ответила:

– Нет, не ставь будильник, в этом учебном году осталось всего три дня, домашних заданий уже нет, оценки давно выставлены, а тебе нужно отдохнуть, так что переключайся уже на каникулярный режим. А напоследок дам такой важный совет: внимательнее относись к выбору друзей, потому что люди разные бывают, такие ребята, как Андрей, могут научить вещам и похуже…

Наталья благословила на сон сына, немного посидела и ушла в свою комнату спать…

… Когда Илья проснулся на следующее утро, чувствовал он себя лучше, ловко умылся, оделся, прочитал утреннее молитвенное правило и пришёл на кухню, где на столе стоял завтрак и лежала записка от мамы: «Сынок, я на работе, немного задержусь сегодня».

Илья позавтракал, включил любимую музыку, в комнате зазвучали песни Любэ «Давай за жизнь», «Адмирал», «Комбат». Вдруг раздался стук в дверь, Илья открыл и удивился: на пороге стоял Олег с приветливой улыбкой.

– Привет, Илья! Ты что сегодня в школе не был? Всё в порядке? Я оценки тебе твои принёс, можешь радоваться: две четвёрки, остальные все пятёрки! Можно к тебе в гости? Я поговорить хотел… – произнёс Олег.

– Конечно, Олег, заходи, спасибо, что принёс оценки, такие хорошие отметки мне сейчас не помешают, всё нормально, пошли на кухню чай с овсяным печеньем уговорим. А о чём ты хотел поговорить? – изрёк Илья, наливая чай.

– Знаешь, Илья, у меня нет друзей, а ты всегда как-то по-доброму относился ко мне, может, мы будем друзьями? Я бы поделился с тобой, чем я интересуюсь, а ты – своими увлечениями…– робко спросил Олег.

– Ой, Олег, право, это отличная мысль! Как так получилось, что мы раньше ничего не знали друг о друге? Давай, ты расскажешь о себе первым! – радостно предложил Илья.

– Я… я биологию люблю, мечтаю выучиться на ветеринара, у меня два питомца: старый толстый кот Кыш и хомяк Стрелка. Мы с папой вдвоём в четырёхкомнатной квартире живём, мама моя ушла из дома три месяца назад, перебрав с вином, и не вернулась, чувствую себя немного одиноко… – рассказал с тяжёлой грустью Олег.

– Не переживай так, Олег, у тебя хороший папа, Сергей Дмитриевич, я буду тебе другом, будем вместе Стрелку от Кыша спасать, чтобы Кыш не пообедал им. Правда, сочувствую, что у тебя такая беда, но я вот тоже живу с мамой только, хочешь, что-нибудь интересное покажу? Вот моя тетрадь « для любимых записей», здесь я записываю интересные моменты из Библии, истории, особенно России, жизни святых, рисую сам иллюстрации. Интересно? – заботливо помолвил Илья.

– Очень, Илья! У тебя это так здорово получается, только жаль, что я никого тут не знаю, ты с мамой в церковь ходишь, просветишь меня в православии? Я бы с удовольствием узнал о религии больше… – радостно воскликнул Олег.

Илья, радостный, что тяжёлая грусть из взгляда Олега исчезла, достал иллюстрированную Библию, сел рядом с новым другом и стал показывать иллюстрации и объяснять, что на них происходит, притом рассказывая, Илья забавно перемешивал чисто церковные слова с обыкновенной современной речью подростков, Олег внимал с огромным удовольствием, задавая вопросы, не скрывая эмоций…

Когда Илья открыл страницу с беседой Христа и Иуды в Герасимовском саду и стал пояснять, Олег ловко сострил:

– Да уж, художник прям угадал: Иуда на картинке так на нашего Андрея похож! Ты бы Илья видел, какой сегодня Андрей в школу пришёл! Разозлённый и с фингалом под глазом!

– Хм, действительно, есть какое-то сходство… – спокойно ответил Илья и перевернул страницу…

Через два часа беседы ребята уже не представляли, что до этого были просто одноклассники, что могли бы так и не узнать друг друга…

Ребята взяли мяч, и пошли во двор играть…

В общем, Олег вспомнил о том, что отец ждёт его дома, только к вечеру, схватил свой рюкзак и радостно изрёк:

– Илья, спасибо, ты – настоящий друг, с тобой так интересно и ты действительно очень добрый. Завтра приглашаю к нам в гости тебя (ребята и номерами телефонов с адресами успели обменяться), прихвати, пожалуйста, ещё какую-нибудь книгу о религии, я с нетерпением буду ждать ещё рассказов!

– И тебе спасибо, Олег, ты тоже замечательный друг, и удивительный человек… – скоромно ответил Илья.

Олег прибежал домой, а на пороге уже стоял его папа, Сергей Дмитриевич, крепкий пожилой мужчина с печалью в тёмно-серых глазах и замученным выражением лица. Он приобнял Олега и спросил:

– Сынок, где же ты так долго был? Ты же сказал, что только к однокласснику после школы зайдёшь…

– Ой, папа, я такого друга нашёл! Илья такой добрый, понимающий и умный, он такие потрясающие истории из Библии мне рассказывал, мне так понравилось, а потом мы гоняли мяч во дворе, переговорили обо всём на свете, у меня никогда не было такого внимательного настоящего друга… – стал рассказывать с радостью Олег.

Сергей и удивился, и обрадовался: он давно не помнил сына таким счастливым, а Олег продолжал рассказывать:

– Я его в гости завтра к нам пригласил, можно же? А ещё я очень хочу креститься…

Сергей задумался, а потом ответил:

– Ты ведь крещёный, мы с мамой тебя маленьким, полугодовалым крестили, и я очень рад, что у тебя появился друг…

Тем временем Наталья Фёдоровна тоже пришла домой и ласково спросила у Ильи:

– Сынок, милый, здравствуй, как ты себя чувствуешь? Как прошёл первый день каникул?

– Мама, да вот так хорошо время провели с Олегом, он в гости приходил, оценки принёс, разговорились, и, оказалось, он такой умный, добрый, и в их семье большое горе случилось недавно. И, кажется, мы так подружились, он меня пригласил в гости к себе завтра… – стал рассказывать Илья.

Наталья Фёдоровна помнила по родительским собраниям отца Олега, Сергея Дмитриевича Краснова, помнила Олега, как он выручил их с Ильёй своей записью на телефоне, поэтому обрадовалась, что у Ильи появился такой друг…

Две недели пролетели быстро, за это время Олег и Илья сдружились ещё крепче, казалось, они держатся за один канат…

У них было море увлекательных занятий: Олег в первую очередь всегда просил рассказать что-то из православия, Илья доставал Библию, книги о святых или свою тетрадь «для любимых записей» и повествовал, потом свою тетрадь «для любимых записей» доставал Олег и показывал, что он выписал из интернета по зоологии. Ещё они любили погонять мяч, устроить бой подушками (причём Илья специально немного поддавался Олегу, чтобы тот не чувствовал себя неловко), потаскать на руках Кыша, а, набегавшись, сесть и включить на ноутбуке хороший полнометражный мультфильм.

– Ты представляешь, Илья, как здорово, что меня маленьким крестили! Вместе как-то сходим с церковь! – радовался Олег.

… В тот день ребята, здорово набегавшись, поужинали и сели смотреть мультфильм «Как приручить дракона», Кыш прыгнул на стол и лёг прямо на клавиатуру, чем вызвал шуточное возмущения Олега:

– Так, Кыш, что за наглость? Брысь со стола! Заслонил экран нам на самом интересном месте!

А Наталья Фёдоровна, которая получила, наконец, зарплату, далеко не маленькую, раздала долги подругам, и Сергей Дмитриевич наблюдали эту мирную картину и беседовали.

– Ой, Наталья Фёдоровна, я не знаю, как благодарить вас с Ильёй: мой Олег и так очень простой стеснительный, даже немного комплексующий был, друзей у него не было никогда, а, как жена моя ушла, он совсем сник, а, подружившись с таким добрым мальчиком, как Илья, он воскрылял. Я так благодарен вам с Ильёй, и рад, что Олег потянулся в церковь: я сам не подумал, а ведь Олегу будет легче с верой пережить… – говорил со слезами в серых глазах Сергей Дмитриевич.

– Поверьте, Сергей Дмитриевич, Илья тоже рад обрести такого настоящего друга, как Олег, и мы искренне сопереживаем вашему горю. У нас с вами очень хорошие ребята, не удивительно, что они подружились… – со скромной улыбкой и спокойствием в голубых глазах ответила Наталья Фёдоровна…

Наталья Фёдоровна и Илья пришли домой, Наталья ласково сказала сыну:

– Сынок, я получила зарплату, и завтра у нас будет важный и счастливый день: мы идём вчетвером в церковь на службу, исповедуемся и причащаемся, а потом устраиваем настоящий праздник!

Илья слегка стушевался, поджал ноги и робко спросил:

– Я, если честно, переживаю, как я расскажу батюшке Георгию о том, что натворил. А вдруг он не отпустит мне такой грех?

Наталья Фёдоровна по-доброму засмеялась, приглаживая светлую чёлку Ильи:

– Сынок, неужели ты думаешь, что так сильно виноват? Поверь, отпустит, причастишься, будет у нас праздник!

– Ой, мама, ты меня смутила, честное слово… – с забавным выражением лица ответил Илья…

На следующее утро все четверо, Наталья Фёдоровна, Илья, Сергей Дмитриевич и Олег были в церкви нарядные, служба только началась, Илья учил Олега ставить свечу: Олегу очень хотелось поставить свечку за маму…

В храме было необыкновенно красиво и светло, витражи от солнечных лучей, сияли, горело множество свеч, мерцание которых отражалось на золотых иконах, искусно написанные фрески на стенах будто застыли, слушая службу…

Тут вышел в специальную комнату исповедовать батюшка Георгий, людей в храме было много, но в исповедь получилась очередь небольшая…

Илья немножко побледнел, округлил сапфировые очи с волнением, но Наталья Фёдоровна приобняла сына за плечи и ласково изрекла:

– Не волнуйся, говори честно, и всё будет хорошо…

Сергей улыбнулся, так же приобнял Олега и тихо сказал:

– Ну, что, сынок, поддержим нашего друга?

– Конечно… – шёпотом ответил Олег.

Сергей улыбнулся Илье и тихо изрёк:

– Не волнуйся ты так, все ошибаются, я в твоём возрасте иногда так знатно дров ломал…

Илья с благодарностью в небесно-голубых очах слабовато улыбнулся Сергею и хотел что-то шепнуть в ответ, но тут заходить на исповедь настала очередь Ильи…

Мальчик-подросток вошёл, и батюшка Георгий радостно улыбнулся: он сразу узнал по иконописно-благородному лицу, блондинистым волосам и светлой рубашке и брюкам кофейного цвета своего частого прихожанина, Илью.

Георгий посмотрел внимательно на Илью своим пронзительным мудрым добрым взглядом и спросил:

– Ну, здравствуй, Илья, ты на исповедь? Что ж стоишь скромно при входе? Подходи, хороший мой, рассказывай, в чём покаяться хочешь. Я помню, как три года назад принимал у тебя первую исповедь, это было даже немного забавно, но видно, сейчас ты в чём-то действительно виноват?

Илья подошёл и с большими, наполненными слезами и раскаянием, веждами стал тихо говорить:

– Да, батюшка, виноват, я послушал совет бывшего друга в трудное время и… своровал телефон у одноклассницы, правда, потом вернул ей, попросил прощения, но всё равно стыдно. Я… каюсь…

У Ильи потекли слёзы, батюшка Георгий ласково улыбнулся и ответил:

– Илья-Илья, хороший ты мой, молодец, что честно рассказал, не скрыл, как некоторые ребята делают. То, что ты каешься, так это по тебе сразу понятно, а ты знаешь, что искреннее раскаяние искупает любую провинность. Давай, дуду читать разрешительную молитву, да благословлять на причастие, больше на тебе этой вины нет…

У Ильи очи засияли какой-то неземной благодарностью, батюшка Георгий отпустил грех и благословил на причастие, Илья, выходя, изрёк:

– Благодарю вас, Батюшка Георгий, если пойду в семинарию, то вы всегда будете для меня идеалом, примером милосердия!

Илья подбежал с таким счастливым светозарным ликом, что Наталья и Сергей с Олегом всё поняли и стали радостным шёпотом поздравлять, обнялись вчетвером, потом была очередь Натальи, за ней пошёл Сергей, потом все стали уговаривать Олега, который тоже почему-то переживал…

Минут через десять все четверо причастились и вышли во двор церкви с каким-то Ангельски радостным настроением.

– Ну, мы сегодня не завтракали, все голодные, так что я предлагаю пойти в кафе и вкусно покушать! – воскликнул Сергей, и все пошли по улице в кафе в торговом центре…

Наталья Фёдоровна и Сергей Дмитриевич кушали пасту и радостно наблюдали, как ребята забавно, съев по куску пиццы, возились с мороженным и по-доброму шутили друг на другом.

Потом друзья отправились по торговому центу и увидели аттракционы.

– Илья, пошли на «американские горки»! – предложил радостно Олег.

Наталья и Сергей купили им по билету, ребята сели рядом, и Илья весело пошутил:

– Давай, Олег, посоревнуемся в шутку, кто будет громче на виражах кричать!

… Сергей и Наталья смотрели на сыновей внизу, когда Сергей Дмитриевич вдруг прослезился и тихо изрек с радостью в тёмно-серых глазах:

– Знаете, Наталья Фёдоровна, я не устану благодарить вас и Илью: мой Олежка смеётся впервые года за два, а то приходил домой со слезами и рассказывал, что сидит на переменах за шкафом…

– Не переживайте так, Сергей Дмитриевич, ребята в таком возрасте разные, они учатся жить, у каждого свои переживания и проблемы, взаимопомощь – это естественно, Олег и Илья прекрасно дружат, и это чудесно не только для Олега… – скромно ответила Наталья Фёдоровна со спокойствием в лазурных очах, лёгким жестом поправив подол женственного ультрамаринового платья.

… Ребята прибежали к родителям довольные, рассказывая наперебой о впечатлениях, и друзья пошли дальше по торговому центру среди магазинов…

Сергей стал что-то покупать Олегу на лето, Илья скоромно стоял в стороне, у него не было никогда глупой привычки «выпрашивать» себе что-то, сейчас тем более он не считал удобным попросить маму, хотя яркая футболка с надписью «Любэ» и фотографией Расторгуева с гитарой ему приглянулась…

Наталья Фёдоровна заметила это выражение лица у Ильи и ласково сказала с улыбкой:

– Сынок, по-моему, нам тоже нужно купить пару свежих летних вещей, и та футболка, по-моему, как раз твоего размера…

Илья мило смутился, но скоро ребята несли пакеты с покупками, Сергей и Наталья только радостно переглядывались…

Наконец, счастливая компания дошла до кинотеатра, увидели красивейшую афишу музыкального семейного фильма по Библии «Страстная седмица» с пометкой «одобрено патриархом», вся компания отправилась смотреть…

Фильм был восхитительный. Увлекательно, с потрясающими песнями, с незначительными художественными отклонениями от самой Библии рассказывался Её главный сюжет.

Разошлись все по домам вечером, Илья, счастливый, как никогда, с благодарностью обнял маму и воскликнул:

– Мама, спасибо, это был самый счастливый день в моей жизни!..

– Сынок, а я говорила тебе, что у нас будет праздник и радость, и что честностью ты заслужил, что и я, и наши друзья будут рады, что больше этого «пятнышка» на тебе нет? – ответила ласково Наталья Фёдоровна – Ну, давай благословлю на сон…

Илья спал в этот раз так спокойно и крепко, словно Ангел-хранитель провёл крылом по нему…

Глава «Благородный поступок Ильи»

Спустя ещё две недели, когда тёплое ласковое лето вошло окончательно в свои права, Илья и Олег (а за одно и их родители) подружились ещё больше, днём ребята веселились на улице, гоняя мяч, а вечером приходили по очереди к друг другу и общались о своих увлечениях, показывали свои «тетради для любимых записей», искали новую интересную информацию на свои любимые темы ( Илья о истории и религии, Олег о зоологии), включали любимую музыку, играли с Кышем, если в этот день была очередь Ильи идти к Олегу…

– Ребята, Кыша не мучить, он старый кот… – спокойно произнёс Сергей.

– А Стрелку можно, папа? – спросил Олег.

– Так, будете брать Стрелку на руки, надевайте перчатки, а то, если укусит, мало не покажется! – со с мехом ответил Сергей.

… В тот день Илья и Олег вышли с мячом на улицу, Илья поправил длинную светлую чёлку и промолвил:

– Олег, друг, пошли, поищем место для футбола получше, чтобы не разбить что-то ненароком…

Тут ребята увидели Светлану, ту самую милую девочку одноклассницу, она, распахнув глазки, подбежала к ребятам и радостно предложила:

– Ой, ребята, вы тоже никуда не поехали на каникулах? Как здорово, а то мне скучно, возьмите меня гонять футбол!

– Конечно, Света, пошли на площадку. Ты не обижаешься за тот случай? – спросил скромно Илья.

– Конечно, нет, Илья! Всё же понятно по записи Олега стало, я поняла, что ты маме хотел помочь! Ты – очень славный… – ответила Светлана, положив руки в карманы джинсового сарафана.

– Спасибо… – с обаятельной скромной улыбкой промолвил Илья, и ребята со Светой уже втроём пошли по улице…

Вдруг на встречу им вышли пятеро ребят, Илья и Олег серьёзно насторожились, а Света сжалась от испуга и подвинулась поближе к Илье: отчаянную пятёрку возглавлял Андрей, на лице его красовалась демонстративная издевательская ухмылка, как и у других ребят из его компании. По жестам и смешкам было понятно, что Андрей с дружками либо очень разозлены, либо «подогреты» энергетиками…

Андрей со взлохмаченной тёмной стрижкой, с надменным жестом рук, спрятанных в карманы клетчатой рубашки, вышел вперед и сказал:

– Так, Светка, Илья, не дрейфьте, мы с девчонками дела не имеем, и с такими тряпками и маменькиными сыночками, как ты, Илья, тоже, вам достанется чисто символически пару тычков и подзатыльников, меня интересует Олег! Тоже мне герой нашёлся, в шпионов в детстве не наигрался, со свой записью спалил меня перед отцом! Сейчас отучим Олега от привычки шпионить и встревать, когда не надо!

Олег побелел, с жутким испугом в больших глазах подвинулся тоже поближе к Илье, спросив с паникой в голосе:

– Что делать будем? Илья, ты, как самый умный у нас, придумай скорей…

Илья задумался, а потом шепнул Олегу и Светлане:

– А, может, ну её, эту гордость? Они ж не адекватные! Убежим и всё…

– Ага, вы-то со Светой лёгкие, спортивные, убежите только так, а меня догонят… – со слезами в голосе ответил Олег.

– Ладно, этот план не подходит, есть другой: нужно привлечь внимание кого-то из взрослых, взрослого мужчины, а ещё бы лучше полицейского. – Стал рассуждать Илья, и вдруг ему пришла в голову идея, он повернулся к Свете со словами – Света, ты знаешь, где живёт Олег, беги за Сергеем Дмитриевичем, только быстрее, а я попытаюсь заговорить Андрею зубы…

Света кивнула в знак того, что поняла свою задачу и побежала, Андрей с компанией зло рассмеялись, засвистели с улюлюканьем…

Илья шепнул Олегу:

– Встань позади меня, и стой тихо, а я буду гнать любую пургу Андрею, сколько смогу, дай Бог, Света окажется быстрой девочкой, но, если придётся драться, старайся держаться за мной, чтобы больше досталось мне…

Олег посмотрел на Илью с искренней благодарностью и ответил:

– Спасибо, Илья, ты – настоящий друг…

– За дружбу не благодарят… – скромно изрёк Илья, когда Андрей подошёл к Илье вплотную со словами:

– Илюшка, лучше отойди, дай нам разобраться с Олегом, если не хочешь, чтобы мы всыпали и тебе!

Илья округлил от волнения свои очи цвета ясного неба, но храбро ответил:

– Слушай, Андрей, быстро же мы друг другу замену нашли, у меня – настоящие друзья, ты тоже собрал целую стайку таких же нахалов, как сам. Ты не думаешь, что всё-таки загремишь в полицию на учёт, а? Не боишься? Лучше бы ушёл со своей компанией, пока на тебя заявление в полицию не лежит! И с чего это я должен сбежать? Я же – не ты, не только о себе думаю!

Андрей слушал эти слова с яростью на лице, а потом крикнул:

– Да он же нам зубы натурально заговаривает! Бей Олега, и Илью за одно!

Илья попытался заслонить бледного напуганного Олега собой, но это было бесполезно: «компашка» Андрея взяли их в кольцо и ловко подставили Олегу подножку…

– Олег, сгруппируйся! – подсказал Илья Олегу, а сам стал отбиваться и привлекать внимание Андрея на себя, только успевая прикрывать лицо руками от кулаков…

… Тем временем Света прибежала к дому Олега и Сергея Дмитриевича, стала отчаянно стучать в дверь, замок заскрипел, и появились Сергей и Наталья, которые обсуждали свои дела, не подозревая ничего…

– Сергей Дмитриевич, прошу вас, скорее за мной, там Андрей с такой же компанией побить Олега хотят, а Илья пытается выручить его, им обоим сейчас сильно достанется! – крикнула Светлана, Наталья Фёдоровна заплакала, а Сергей ответил:

– Веди меня туда!!! Ну, дам же я Андрею!!!

Светлана и Сергей Дмитриевич прибежали, Сергей в гневе тут же раскидал дружков Андрея, а самого Андрея схватил за шиворот и крикнул ему:

– Андрей, хулиган подворотный, я это так не оставлю, ты в полицию загремишь, а родители твои такие деньги выплатят, что отучат тебя от такого!!!

Андрей вместе с дружками поскорее исчезли, а Сергей подскочил к Илье и Олегу…

Илья, который сам еле стоял на ногах, с кровоподтёком на лбу и просто до ужаса избитыми руками, плечами и шеей (на этих местах вообще живого место не было), пытался поднять плачущего избитого Олега…

Сергей, чуть не плача, помог подняться сыну и стал с волнением спрашивать ребят:

– Илюшенька, Олеженька, как вы? Где болит сильней всего?

– Ой, папа, ты бы видел, как они дрались, меня даже пинать начали! Теперь всё болит! Я очень испугался, но, слава Богу, что Илья был рядом, он так старался защитить меня, что большая часть ударов пришлась на него, если бы не он, совсем худо было б мне, я так благодарен Илье… – со слезами рассказал Олег.

За сына у Сергея сердце кровью облилось, он обнял ребят и стал говорить:

– Ничего, хорошие мои, я это так хулиганам этим не спущу, будут они отвечать, сейчас главное съездить в травматологию удостовериться, что у вас ничего не сломано, а потом в полицию обратимся, зафиксируем побои и мы с Натальей Фёдоровной напишем заявления. А я не устану, Илюша, тебя за такую помощь моему Олежке благодарить, любой подарок готов купить…

– Правильно, папа, Илья вёл себя, как герой и настоящий друг! – подтвердил Олег.

– Да что вы, дядя Серёжа, Олег, какая может быть тут благодарность или подарок, я сделал то, что должен был, как друг, и всё… – скоромно ответил Илья…

… Скоро Сергей, Наталья и ребята съездили в травматологию, обрадовались, что переломов нет, бедная Наталья Фёдоровна плакала, а Сергей, разозлённый на Андрея с его компанией, повёз всех в полицию, где «сняли побои» с Олега и Ильи, а Сергей Дмитриевич и Наталья Фёдоровна написали заявления…

Наталья Фёдоровна повела друзей по домам, чтобы те отлежались, а Сергей Дмитриевич с двумя толстыми папками широкими шагами отправился к дому Скомороховых, постучал…

Дверь открыл отец Андрея, Яков Степанович со словами:

– Так, Сергей Дмитриевич, что вы у нас забыли?

Сергей посмотрел гневно на Якова Степановича тёмно-серыми очами и крикнул, положив на стол обе папки:

– Я, Яков Степанович, предупредить хотел, что за избиение Олега и Ильи мы с Натальей Фёдоровной написали заявления в полицию на вашего сына Андрея и его друзей!!! Вырос у вас настоящий подворотный хулиган!!! Вы посмотрите папки, почитайте, что написал в заключении врач, вы в суду выплатите тысяч пятьдесят за каждого, а я ещё из принципа буду требовать моральный ущерб!!!

Отец Андрея открыл папки, нашёл заключения врача, прочёл, что врач и в случае Ильи, и в случае Олега, оценивает ущерб здоровью в пятьдесят тысяч и подтверждает, что родители потерпевших имеют право требовать и моральный ущерб, с разъярённой гримасой повернулся к напуганному Андрею и крикнул:

– Так, сын, что это значит?! Я теперь буду выкладывать такие деньги за твои проделки?! Ну, я тебе устрою! – потом он повернулся к Сергею со словами – Ну, может, не стоит обращаться в полицию?

– Стоит! Я сказал, что за ребят вашему хулигану не спущу! – закончил разговор Сергей и ушёл, у него появилась идея, как отблагодарить Илью так, чтобы Наталья Фёдоровна с Ильёй не догадались: он купил два одинаковых планшета разных цветов: Олегу – бордовый, а Илье – оранжевый, и подарил ребятам под предлогом, что «… Пока вы лежите, всё это заживает, почитаете в интернете что-то интересное, посмотрите мультфильмы и фильмы любимые…».

Ребята отлёживались каждый у себя дома и забавно переписывались:

– Привет, Олег, друг, как самочувствие? Занят тем же, что и я: в перерывах между перевязками теребишь новый планшет? Мама сказала, что завтра уже отпустит меня на улицу, и немного карманных денег даст, так что, если ты пойдёшь, я вас со Светой мороженным угощу…

– Конечно, Илья, завтра отпрашиваюсь у папы! Сначала всё так болело, а сейчас ничего, уже поджило!

– Отлично, очень рад, завтра увидимся!

На следующий день Олег, Илья и Света отправились на прогулку, Илья, как обещал, угостил друзей мороженным, друзья беззаботно беседовали. Илья вдруг увидел старушку с тяжёлой сумкой, подошёл и спросил с приветливым взглядом небесно-голубых очей:

– Бабушка, вам не тяжело? Давайте, донесу сумку вам куда нужно…

– Ой, спасибо, внучек, я вон в том подъезде живу на пятом этаже, мне бы по лестнице сумку ты поднял… – прошамкала радостно старушка, Илья с доброй улыбкой подхватил сумку и понёс её за старушкой, окликнув друзей:

– Олег, Света, подождите, я сейчас…

… Илья поднёс сумку старушки к дверям её квартиры и с добротой во взгляде ответил:

– Ну, вот, бабушка, сумка ваша и на месте, здравия вам…

– Ой, спасибо, внучек, выручил с этой лестницей, сама бы я не подняла сумку на пятый этаж, добрый ты паренёчек… – радостно прошамкала бабушка.

– Бабушка, не благодарите, пожалуйста, я поступил, как должен был поступить, скажите, если ещё чем-то могу помочь… – скромно ответил Илья.

– Ой, паренёчек, миленьких, хороший, купил бы ты валерьяновых капель… – попросила старушка.

– Будет сделано, бабушка, не переживайте! – заботливо изрёк Илья, и лёгкой походкой спустился к Олегу со Светой, которые кушали мороженное и ждали друга.

– Олежка, Света, дойдёмте до аптеки, всё равно ведь каникулы, гуляем по солнцу просто так, а тут помочь человеку нужно…

В аптеке выяснилось, что флакон валерьянки стоит ровно столько, сколько осталось денег у Ильи, мальчик-подросток без тени сомнений положил деньги фармацевту, и понёс капли старушке под удивлённые вопросы Светы:

– И тебе не жалко тратить деньги на чужого человека? Себе бы купил сладкое…

Илья посмотрел на неё с искренним удивлением в больших небесных очах и ответил:

– Света, что за глупость? Что я, малявка глупая что ли, чтобы только о себе думать? И, если захочется, потом у мамы ещё попрошу денег, она мне не отказывает…

Олег довольно улыбнулся и радостно воскликнул:

– Вот он какой – настоящий друг, на которого можно равняться!

… Старушка поблагодарила за капли и спросила:

– Внучек, хороший ты мой, как тебя зовут? И часто ты так помогаешь?

– Илья меня зовут. Бывает, так получается, я стараюсь быть участливым… – скромно ответил Илья…

– Илья? – удивилась и обрадовалась бабушка, у неё были на то причины…

…А тем временем и родителям нашей дружной компании ,и родителям «компашки» Андрея пришли повестки в суд…

Когда Сергей Дмитриевич, Наталья Фёдоровна и родители Светланы с ребятами собирались, они, конечно слегка волновались, но гораздо больше волнений было у родителей Андрея и его дружков, отец Андрея весь вечер кричал гневно на сына:

– Андрей, если ты опозоришься, а я выплачу такие деньги, я не знаю, что с тобой сделаю!!! Поставлю синяков знатно, и всё лето работать будешь!!! Я с тебя три шкуры сдеру!!!

Андрей стоял с «кислым» выражением лица, понимая, что ничего хорошего ждать не приходится…

… Наконец, на следующий день все собрались в зале суда…

– Ой, боюсь, припомнят мне историю с телефоном… – поправляя светлые волосы по плечи и чёлку, тихо изрёк Илья, но Света и её родители успокоили паренька:

– Ну и что, если даже и надо будет рассказать? Заявления, слава Богу, мы не писали, так что обвиняемым ты никак не станешь…

… Судья, пожилая женщина в официальном костюме и со спокойным, мудрым взглядом и выражением лица, с удара молоточком по столу начала судебное разбирательство…

Сначала, конечно, выступили родители, как и обвиняемых, так и потерпевших, отец Андрея пытался выкрутиться, как знатный уж, но Сергей Дмитриевич, родители Светланы, Наталья Фёдоровна приводили такие неоспоримые доказательства, что позиция «ужа» никак не помогла Якову Степановичу…

Следующими вызвали по очереди ребят. Андрей сначала тоже выгораживал себя, то ложью, то перекладывая вину на своих «дружков», но те озлобленнокрикнули:

– Андрей, ну, что ты очки всем втираешь?! Впятером делали равно, так и отвечай с нами на равне!

Мудрая судья строгим взглядом и ударом молоточка по столу прекратила крики, Андрей стоял с растерянной и озлобленной гримасой с мыслью: «Эх, надо было заранее подумать, что буду говорить в своё оправдание! Ну, ладно, оправдаться не получилось, но может получиться испортить что-то Олегу или Илье, когда они выйдут говорить?».

Олег говорил робко, но честно, рассказав, как выручил его Илья, как Андрей и его дружки били не на шутку, какой испуг испытал сам Олег, и его показания дали бы совсем ясную картину, если бы он не заплакал. Теперь осталось рассказать Илье и Светлане…

Илья без особого волнения вышел, отвечал честно на вопросы судьи, на похвалу за героизм скромно заметил:

– Ваша честь, не считаю, что сделал что-то героическое, я просто поступил, как друг…

Тут Андрей с ехидством выкрикнул:

– Ага, сам – воришка, рыльце в пушку, кто бы говорил!

Илья от внутреннего напряжения побелел и округлил большие небесно-лазурные очи…

Судья снова с мудрым спокойствием ударила моточком по столу и холодно промолвила Андрею:

– Так, Андрей Скоморохов, без выкриков: заявления на Илью Соловьёва у меня не было, а на тебя сразу два заявления лежат, и забираемся мы сейчас именно по ним, а не по каким другим инцидентам. – Потом судья повернулась к Илье и с благодушным спокойствием отметила – Если инцидент не касается разбираемого дела, ты, Илья, имеешь право никак не комментировать слова Андрея, ты можешь рассказать только, если считаешь что эта информация необходима следствию…

Илья в нескольких предложениях рассказал ту историю, пояснив:

– …Именно из-за того, что Олег записью выручил меня, и Скоморохову досталось от отца, Андрей был так зол на Олега, поэтому и бил с со своей компанией так жестоко, что даже пинали Олега…

Картина сразу стала ясна, судья задала ещё несколько важных вопросов, потом вызвала Светлану, та тоже дала исчерпывающие показания об истории с дракой, добавив:

– …А телефон тот мой был, Илья его мне вернул, ни я, ни мои родители претензий к нему не имеем…

Судья спокойно и доброжелательно слегка улыбнулась и объявила:

– Что ж, суд удаляется на совещание…

Андрей сидел недовольный и напуганный, его отец сжал кулаки и прошипел на сына:

– Ну, если из-за твоих проделок я сейчас буду такие деньги платить, я ж с тебя три шкуры сдеру, будешь работать летом, дворы подметать!

… Тут вышла, судья и огласила приговор, по которому Андрея и всех его помощников ставят на учёт в полиции, а их родители в равных частях должны выплатить сто тысяч Сергею Дмитриевичу и сто тысяч Наталье Фёдоровне…

– И, учти, Андрей, – добавила судья – ещё один проступок, и ты будешь в колонии для несовершеннолетних…

Наша дружная команда обрадовалась, а отец Андрея со злобой замахнулся дать затрещину сыну, но его остановили только слова судьи:

– Мдаа, сразу видно, что у спокойных мудрых родителей воспитанные и серьёзные дети, а у неуравновешенных, склонных к жестокости родителей такие же и дети…

… Получив деньги, Сергей и Наталья стали думать, как использовать их для ребят, и, рассуждая, оба пришли к выводу, что хорошо бы вывезти Илью и Олега в санаторий, тем более каникул ещё было полтора месяца.

– Мне отпуск ещё на работе не дадут, я недавно устроилась на работу, а в лагерь отправлять как-то не хочется, там вечно беспорядок… – озадачилась Наталья Фёдоровна.

– Зачем этот лагерь? Разве там ребята отдохнут? Это так, советский пережиток, я возьму отпуск и свожу Олежку и Илюшу… – предложил Сергей, и они с Натальей посчитали, что это – прекрасная мысль.

Когда Олег и Илья услышали это, то так обрадовались, что стали прыгать по дивану, Сергей и Наталья по-доброму рассмеялись…

Через две недели чемоданы были собраны, и весёлая компания летела на самолёте в Геленджик. Там уже забронировано в санатории два номера: один для ребят и один для Сергея…

Вот уж где двум лучшим друзьям раздолье было: приятные процедуры днём, ванны, души, ароматерапия, потом на море: наплаваются вдоволь с масками, побалуются, потом лягут на солнце, Илья шутит:

– Смотри, я, как морская звезда!

– Обсыхай, «звезда морская»! – по-доброму смеётся Олег.

Любили они на дне ракушки или крабиков поискать, а один раз Илья вдруг вскочил с вскриком:

– Ай!

Сергей с берега спросил:

– Ребята, что у вас случилось?

– Да так, краб меня укусил за палец… – ответил Илья.

– Ну, будьте вы осторожнее, ребята! Илья, иди сюда, сниму я краба с пальца…– ласково пожурил Сергей.

После ужина Олег, Илья и Сергей Дмитриевич гуляли по необычайно чарующей красотой набережной, любовались морем, слушали «мелодию» прибоя, а иногда Сергей рассказывал очень смешные истории из своего детства:

– Вот однажды, когда я с родителями в деревне жил, я и два моих друга голодные были, увидели у кого-то в саду яблоню с большими яблоками, недолго думая, залезли на яблоню и едим эти яблоки, а тут выскочила хозяйка сада, старушка, сорвала красивы и на нас, а мы еле ноги сделали, идём и ворчим: «Эх, жалко, яблочки вкусные были…»…

Каждый день Илья звонил маме и радостно рассказывал о таком счастливом отдыхе, Наталья была искренне счастлива…

Самое весёлое происходило вечером, когда ребята приходили в свой номер. Они доставали ручки, карандаши, планшеты, свои «тетради для любимых записей», и начинали занимательную беседу, делясь своими интересами и новыми записями в тетрадях, засиживались до поздна…

А утром Сергей приходит их будить на завтрак, а те спят крепким сном Ангелочка. Сергей бросил взгляд на стол с тетрадками, карандашами и планшетами, понял всё и с озорной улыбкой спросил:

– Так, полуночники, идёте на завтрак, или мне принести вам что-нибудь? Ладно, на каникулах это вполне позволительно, спите…

– Спасибо… – раздавалось из под обоих одеял, а Сергей по-доброму смеялся…

Сергей отвёз ребят и в дельфинарий, и в зоопарк-сафари…

Каникулы удались на славу, ребята и Сергей приехали счастливые, словно с крыльями за спиной.

Ребята стали собираться к новому учебному году, они шли в девятый класс, Илья точно определился, что пойдёт в семинарию, Наталья Фёдоровна что-что советовала, помогала ребятам, а Сергей и с радостью, и с усталостью в тёмно-серых очах смотрел на всё это со стороны…

Глава «Одна семья – большая радость»

… Сергей чувствовал какую-то усталость от переживаний, почему-то в голове только и стоял образ пропавшей жены, которую звали Алина, почему-то именно сейчас, когда он понял, что у Олега благодаря Илье всё в порядке, мужчине стало тоскливо, он пришёл домой к своей матери Зое Мирославовне, достал фотоальбом и стал перебирать фотографии Алины …

Зоя Мирославовна, умудрённая женщина в почтенных годах, посмотрела внимательно на сына, поправила пёструю косынку и начала разговор:

– Сын, Серёжа, по-моему, уже не Олежеку, а тебе за шкаф хочется спрятаться, и напрасно…

– Что именно напрасно, мама? – тихо спросил Сергей.

– Сын, страдания твои напрасны, ты своего счастья у себя под носом не видишь: женись на Наталье Фёдоровне, хотите – обвенчайтесь, она – красивая, благородная, мудрая женщина, леди, просто идеал. К её сыну, Илюше, ты прикипел, как к родному, любишь его не меньше, чем Олега, а то и больше. Не отмахивайся, вижу я всё со стороны, что это так! Илья так положительно влияет на Олега, они ладят, как настоящие братья, их водой не разольёшь. Илья хороший пример подаёт, моя подруга по рукодельному кружку для пожилых рассказывала, как Илья ей и сумку с продуктами поднял на пятый этаж к дверям её квартиры, и в аптеку сбегал, купил ей, что она попросила. Подумай, какая у вас будет большая счастливая семья… – стала говорить Зоя Мирославовна.

– … Но Алина и память о ней, да и нам с Натальей сорок с лишним уже… – хотел возразить Сергей, но мать ответила строго:

– Сынок, глупо переживать из-за легкомысленной женщины, которая не просто выпивала, а под конец уже «не просыхала»!

Сергей впервые встрепенулся, сразу стал и выглядеть, и чувствовать себя бодрее и радостнее, он понял, что мудрая мать оказалась права, но спросил с надеждой в голосе:

– Мама, ты действительно считаешь, что у нас может получиться счастливая семья?

– Считаю?! Да я и не сомневаюсь, сын! Давай, предпринимай действия! – подбадривающим тоном ответила Зоя Мирославовна.

Сергей, растерянный, не уверенный в результате, уверенный на сто процентов лишь в одном, что нужно попытаться, отправился в ювелирный магазин и выбрал красивое золотое кольцо с сапфировым сердцем, подумав: «Ну, что ж, сапфир – не бриллиант, конечно, но тоже красиво». Затем купил букет белых роз и отправился к Наталье Фёдоровне…

Женщина сидела одна на кухне в простом, но очень милом атласном платье цвета крем-брюле, светлые волосы спадали по плечам, во взгляде лазурных глаз читались мудрость и приветливость.

– Здравствуйте, Сергей Дмитриевич, присаживайтесь, чаем с пирогом угоститесь. А что это вы с цветами? Разве праздник у кого-то? – спросила Наталья.

Сергей взял её за руку, посмотрел внимательно в глубину очей и изрёк:

– Наталья Фёдо… (тут Сергей решил рискнуть и перейти наконец-то на ты), Наталья, Ната (при обращении «Ната» у женщины глаза расширились удивлённо, и сердце встрепенулось, «Натой» всегда называл её Александр), я полюбил тебя, я прикипел к Илюше, как к родному. Я прошу тебя стать моей супругой, чтобы мы были по-настоящему счастливой семьёй…

Сергей подарил цветы и кольцо, а Наталья задумалась, ответ был очевиден, но, вспоминая Александра, озвучить решение женщине было нелегко…

– Сергей, я… приняла предложение… – наконец произнесла с улыбкой Наталья, ей сразу стало радостно, будто ластиком была стёрта боль утраты, что была в её душе пятнадцать лет…

Сергей и Наталья с нежными улыбками слегка обнялись.

Тут пришли с улицы Илья и Олег, Олег приоткрыл дверь и замер в удивлении, недоумённо поправляя очки, Илья же по-доброму улыбнулся, закрыл дверь и забавно сказал другу:

– Олег, когда взрослые люди вдвоём, таким салагам, как мы, сначала постучаться нужно, прежде чем входить, и, думаю, родители скоро обрадуют нас новостью, что мы будем одной семьёй, а мы с тобой станем братьями! Классно ведь!

Олег улыбнулся в ответ и радостно промолвил:

– Да, это – потрясающе!

Ребята постучались, и услышали радостный ответ:

– Ребята наши, входите!

Илья и Олег зашли и встали со счастливыми забавно-шкодными личиками, а Сергей и Наталья переглянулись и объявили:

– Милые наши сыночки, вы теперь будете братиками, мы хотим пожениться…

Илья радостно шепнул Олегу:

– Ну, что мы с тобой стоим? Давай поздравлять!

Ребята обняли родителей и стали на перебой поздравлять, а осенью состоялись свадьба и венчание…

Олег и Илья долго думали, какой приятный сюрприз сделать родителям, а потом Илья воскликнул с радостным блеском в огромных небесно-голубых очах:

– Олег, неси сюда краски, ватман, кисти, у меня идея есть!

Олег улыбнулся и подал краски, а Илья стал рисовать и что-то писать…

Скоро на ватмане красовался шикарный рисунок святых Петра и Февронии в ромашковом поле и яркими большими буквами были написаны пожелания: « Любимые, самые лучшие родители, мы поздравляем вас от всего сердца и желаем любви и крепкой семьи, как у святых Пера и Февронии. Ваши искренне любящие и благодарные Илья и Олег». Скоро с разрешения администраторши кафе, где отмечали узким кругом счастливое событие, плакат украсил стену…

… Сначала заключили брак в Загсе, потом батюшка Георгий венчал Наталью и Сергея в торжественной шикарной обстановке, Наталья в белом пышном платье, с завитыми кудрями и фатой выглядела настоящей королевой рядом с представительным и заботливым Сергеем…

Батюшка Георгий подсказал Илье ещё один подарок родителям: после службы, когда должны были забить колокола, Георгий завёл Илью на колокольню и подсказал, как сыграть красивую мелодию на колоколах…

Красота звона заворожила всех, и плакат тоже приятно удивил, все веселились до позднего вечера…

Глава «Пять лет спустя или как Олег и Илья первую любовь встретили»

… Когда ты счастлив и спокоен, твои дети растут, взрослеют и радуют тебя, а в намоленом родном доме царят уют и любовь, ты не замечаешь времени, ведь не даром говорили веками мудрецы: «Счастье слепо», так и в семье Красновых прошло пять лет…

Олегу и Илье уже исполнилось двадцать лет, они выросли из мальчишек-подростков в молодых людей, Олег был студентом, приобретал профессию ветеринара, а Илья всё-таки выбрал путь семинариста…

Наталья и Сергей с нежностью во взгляде провожали сыновей утром, Олег, по-прежнему веснущатый, в очках и полненький, спокойно шёл вниз по подъезду, а Илья, откидывая светлые волосы длинной ниже плеч, летел по ступенькам быстрой лёгкой походкой…

– Илья, братик, мы же взранее вышли, ты что ж несёшься, как марафонец? – по-доброму посмеялся Олег.

– Ну, не знаю, привычка, нужно ж ещё переодеться из светского в рясу… – ответил с обаятельной улыбкой Илья.

– Тебе с такой внешностью не в рясе ходить надо бы, а в кино сниматься! Это я на Карлсона похож… – забавно пошутил Олег.

– Ну, Олег, братик, право, глупость какая-то! Ещё перед камерами, как шут гороховый, ломаться! Если нет таланта, нечего и браться… – ответил Илья, озорно посмотрев на Олега небесно-лазурными очами.

– С Богом! – крикнули они друг другу, и пошли каждый в свою сторону: сегодня у Олега была практика по зоологии, а у Ильи – пара по Литургике, пара по теологии, а ещё Илья организовал при воскресной школе кружок для детей среднего и старшего школьного возраста «увлекательные путешествия в жизнь разных святых». Надо сказать, ребята просто обожали этот кружок, потому что каждое занятие проходило по-разному: спектакль, литературный вечер, создание мультфильма, художественных рассказов, которые потом снабжались иллюстрациями и печатались местной типографией, или портретной галереи…

Это был полёт одухотворённого творчества, занятия были похожи на что угодно, кроме классического скучного урока, все, даже батюшка Георгий, восхищались, как у Ильи так получается…

Ребята же спешили спросить, кто будет следующий святой и какую форму занятий он выбрал…

В тот день они устраивали костюмированный концерт в честь Бориса и Глеба, ребята, исполняющие роли Бориса и Глеба, блестяще справлялись и с песнями, и с чтением стихов, Илья только успевал их хвалить…

… Георгий искренне похвалил и Илью, и его подопечных, и детей повели домой родители, а Илья пошёл по сумеркам домой с мыслью: «Как хорошо-то получилось, чудный денёк сегодня, ребята просто молодцы, таланты! Хорошо, что снял, выложу их блестящее выступление на сайт нашего прихода. Я ж не переоделся, задумался. А, ладно, пойду домой так, дома уже переоденусь, буду мыслить, как провести занятие по житию Марии Египетской…».

Вдруг рядом кто-то сломал фонарь и из подворотни появились четверо крепких парней, во главе шёл загорелый мышечный парень с татуировками, Илья застыл, потому что в короткой тёмной стрижке, в насмешливом выражении лица этого парня было что-то очень знакомое, только Илья никак не мог вспомнить, где он мог видеть его…

– Эй, Илюшка, сколько лет, сколько зим! Не узнал? А я тебя сразу заприметил, ты у нас теперь красавчик-семинарист стал, я не удивлён! Посмотрим, спасёт ли тебя молитва от наших побоев и больничной койки, потому что в этот раз будем драться, как мужчины, а не как пять лет назад! – крикнул разъярённо парень, и Илья округлил небесно-ясные вежды с хорошие блюдца, молодой человек застыл в ступоре: он узнал Андрея!!!..

– Андрей?! Сколько уже мы не общаемся с тобой? Я даже и не узнал тебя. А что за претензии ко мне, я не понял?! Или ты уже по жизни мне войну объявил? Взрослые уже, может, хватит в эту глупую «войнушку» играть? – высказал удивление Илья, думая: «Ой-ой, зря не переоделся, сейчас бы убежал, а в рясе больно кросс не дашь…».

Андрей зло ухмыльнулся, неприятно засмеялся и крикнул:

– Ха, он опять зубы заговаривает! Налетаем!

Илья напряжённо стал думать, как поступить сейчас: «Что же делать? Отбиваться? Самая неудачная идея. Крикнуть громко, чтобы услышал полицейский? Это уже разумнее…».

Вдруг появилась высокая спортивная девушка с высоким длинным хвостом русых волос, она так ловко подскочила к Андрею и приёмом, похожим на приёмы карате, повалила его на землю, что Андрей с компанией поспешили смыться…

Илья сначала удивлённо молчал и рассматривал героическую девушку: большие зелёные глаза, тёмно-русые волосы, ярко-малиновая ветровка…

Было у неё какое-то обаяние, обаяние одновременно и женственной, грациозной, и бойкой, храброй девушки…

– Хм, спасибо, что выручила, мне немного неудобно, конечно, но бывает и такое. Я не знаю, как тебя зовут, но хотел сказать помимо благодарности, что ты – не только смелая, но и очень обаятельная… – скоромно изрёк Илья.

– Эй, семинарист-неудачник, клинки не подбивай, не очень люблю парней, которые на девчонок похожи или на дореволюционный образец из музея! Сама всегда считала, что человек храбрым должен быть, ходила с пяти лет на карате, и спутника выберу себе такого же!– буркнула девушка, грациозно откинув длинные русые волосы.

Илья недовольно посмотрел на девушку и с обидой ответил:

– Ты больно не задавайся, спортсменка, сейчас и в России, и во всём мире свобода совести и вероисповедания, каждый волен выбирать свою дорогу, и не вижу ничего «музейного» или «старомодного» в одежде священника! Делать жизненный выбор без оглядки на мнение окружающих – это естественно!

Девушка вдруг изменила выражение лица, заинтересованно посмотрела на Илью пронзительными зелёными веждами и изрекла приятным голосом:

– Слушай, меня зацепил твой ответ, он был достоин мужчины, пожалуй, я признаю, что была не права. Меня София зовут, я бы хотела с тобой подружиться…

– Ну, что ж, будем друзьями, я – Илья… – ответил Илья, молодые люди встали друг на против друга и подумали: « Хм, познакомились необычно, конечно, но меня что-то зацепило, я хочу знать об этом человеке больше…». София и Илья поменялись номерами телефонов и, оглядываясь с интересом друг на друга, разошлись…

… Дома Илья переоделся, поужинал с родными, Олег отправился к своему ноутбуку, Илья к своему: у них были дела, когда Сергей и Наталья вдруг спросили:

– Ребята, вы что девушками не обзаведётесь? Когда мы своих будущих невесток увидим? Вы от нас ничего не скрываете, а, взрослые наши сыночки?

– Ой, папа, мама, да на меня, как на пугало, смотрят девушки… – ответил с добрым смехом Олег, Илья же скоромно сказал:

– А я вот сегодня с девушкой, Софией познакомился. Если честно, приглянулась, есть в ней обаяние, характер, в тоже время очень взгляд запоминающийся…

Наталья и Сергей переглянулись, обрадовались, конечно, что с повзрослевшими ребятами у них по-прежнему такие доверительные отношения, но пока с нежными улыбками промолчали…

… Илья сидел в домашней одежде за ноутбуком, готовил реферат по истории православия в России, писал сценарии занятий в своём кружке в воскресной школе, но работа шла у юноши медленно. Перед взглядом стоял образ Софии, её грациозные движения, рассыпающиеся темно-русые волосы и тот взгляд бездонных зелёных очей: во взгляде было и её явно лидерство, но была и какая-то… горечь, подавленность…

Илья собрался силами, закончил качественно дела за компьютером прочитал вечерние молитвы, а потом тихо спросил Олега:

– Слушай, Олег, брат, ты когда-нибудь встречал таких девушек, вроде бойкая, самостоятельная, горделивая, этакая феминистка, как сейчас модно говорить. А присмотришься внимательнее к поведению, взгляду, и понимаешь, что «маска» это, панты, что за таким имиджем крутым переживания она скрывает?

– Илья, брат, ты – неисправимый романтик, такое только в книжках бывает, и увидишь, она тебя отошьёт, тебе нужна воцерквлённая девушка, а не выделистая фифа… – с доброй улыбкой ответил Олег.

…Илья спал, а ему снилась София, в сновидении она смотрела на него и шептала:

– Илья, пожалуйста, сделай шаг на встречу мне, помоги…

… Илья утром проснулся в раздумьях, но занялся привычными делами: и молитва, и учёба в семинарии, подготовка к новому занятию в кружке, дружные посиделки с Олегом и родителями…

… Так прошла неделя, а в субботу после обеда (как нарочно, Илья только что освободился, переоделся из рясы в светское и медленно шёл домой) раздался звонок, Илья достал телефон и от удивления небесно-ясные глаза расширил до блюдец: он узнал голос Софии:

– Хм, здравствуй, Илья, я… хотела извиниться за насмешку тогда и ещё хотела попросить увидеться, когда у тебя будет время, у меня важный разговор…

Илья сначала замялся от удивления, а потом приветливо ответил:

– Конечно, София, я с радостью увижусь с тобой сейчас минут через пятнадцать, где тебе удобно…

– Что ж, я жду тебя в сквере на скамейке возле кафе «Лав Стори», до встречи… – закончила разговор София.

Илья прямиком помчался к назначенному месту и был поражён, когда увидел Софию. Он, конечно, узнал её, но сейчас она выглядела совсем по-другому: во-первых, длинные волосы, заплетённые в «рыбью косу» при свете оказались светлее: не тёмно-русые, а светло-русые с каштановым оттенком, во-вторых, она была не накрашена, голову прикрывал кружевной полог, а из-под женственной курточки с рыжим мехом спускалась до каблука обуви персиковая макси-юбка.

– Ну, здравствуй, Илья, как я тебе сегодня? Соответвует мой вид статусу подружки семинариста? Я старалась… – тихо начала разговор София.

– Здравствуй, София, ты мила в любой одежде, а сегодня особенно прекрасна, но ты хотела о чём-то поговорить? – заботливо присев рядом с девушкой, уточнил Илья, ещё пристальнее рассматривая небесными вежами Софию…

– Я хотела поговорить с тобой, Илья, как с семинаристом, будущим батюшкой. Дело в том, что моя мама тяжело болела, а я как-то легкомысленно к этому отнеслась, долго рукой махала на её проблемы, а она попросила батюшку привести, чтобы исповедал её и причастил, я только тогда поняла, как всё серьёзно, побежала в церковь со скоростью света… и опоздала. Вот теперь уже год мы с папой живём только вдвоём. Тяжело мне конечно. Ты, как семинарист, что скажешь? – объяснила всё девушка с трагизмом в голосе.

Илья теперь многое понял, взял заботливо ручку Софии в свою ладонь, их взгляды встретились…

– София, – стал подбирать нужные слова Илья – Ты так не переживай, всякое в жизни бывает, все ошибаются, я уверен, что твоя мама в Царствии Небесном, что всё у неё там благополучно, мы теряем близких, такое рано или поздно со всеми происходит, жизнь не останавливается. Если чувствуешь себя виноватой перед матерью, то лучше сходи на исповедь, правда, лучше станет, вот увидишь. Ты же крещёная?

– Крещёная… – ответила радостно София – Значит, в исповедь? А ты объяснишь мне, как это делается? Может, дашь мне небольшой курс уроков в православие?

– С удовольствием! – ответил Илья, поправляя длинные светлые волосы…

… Илья каждое воскресение днём час занимался с Софией, просвещал в религии, объяснял, вспоминая, как делал то же самое с Олегом. Тут и Библия с иллюстрациями пригодилась, и другие навыки и знания, София постоянно благодарила Илью:

– Спасибо тебе, Илья, ты для меня другой, светлый, добрый мир открыл! Ты мне заново крылья подарил, ты мне веру и радость вернул, хотя многое я представляла себе не так…

Илья стал приводить Софию на службы, привёл на занятие в своём кружке…

София с сиянием в зелёных веждах искренне удивлялась, так было интересно, а три девочки-подростка в белых платьях пели песни Жанны Бичевской, их нежные голоса так и неслись в небеса на припеве:

«Николай, Александра,

Алексей и Мария,

Ольга, Татьяна,

Анастасия-я…».

Спустя три месяца София прекрасно разбиралась в религии, Библии, православии, тянулась к Илье, как путник к привалу, Илья помог ей решиться пойти в исповедь, принимал раскаяние девушки всё тот же батюшка Георгий с мудростью и добротой во взгляде…

Илья дома с радостью рассказывал о дружбе с Софией, о чём они говорили, когда виделись, что обсуждали, чем занимались, куда ходили…

Родители и Олег по мимике и речи Ильи поняли то, в чём он сам не признавался себе.

– Эй, Илюша, братик, да ты, видно, по уши влюблён в свою чудом пришедшую к церкви каратистку… – добродушно посмеялся Олег.

– Ну, Олег, что ты сейчас придумал! Кончай, братик, быть остряком-самоучкой… – смущённо округлив большие небесные очи, отвечал Илья.

– А, если честно, сынок? У нас очень доверительные отношения, я думаю, ты не захочешь что-то скрывать от нас… – произнесла заботливо Наталья.

– Да как бы сказать… Я сам, если честно, не задумывался о своих чувствах к Софии, приятно нам общаться, нуждается она в моей поддержке, я так себя и веду, а если задуматься, то, конечно, полюбил я её, хорошо бы спросить, что она испытывает ко мне, но я не решусь как-то… – ответил Илья.

– Я, кажется, всё поняла, тебе нужно организовать с ней не просто дружескую встречу, а свидание, только нам нужно поговорить на очень важную тему: нравственности и целомудрия… – начала речь Наталья, Илья слушал долго и внимательно, а потом ответил:

– Я всё понял, не подведу…

Наталья ласково улыбнулась Илье, и Наталья с Сергеем решили с Олегом сходить в кино, чтобы Илья мог пригласить Софию…

Илья долго приготавливал всё, ему хотелось создать атмосферу красивой сказки, свечи на столе, фрукты…

Софии он передал красиво оформленную записку с приглашением на свидание.

… За окном шёл мелкий снег, София пришла и удивилась: Илья стоял в офицерском мундире, как сказочный принц. Он галантно помог снять ей куртку, сделал комплимент её причёске и красивому синему платью, они беседовали, кушая фрукты, разговор тёк, как нежная мелодия…

– София, голубка моя, ты, наверное, уже поняла, что я пытаюсь как-то признаться тебе в любви, как ты относишься ко мне? Сможешь ли быть женой священника? – решился спросить Илья.

София посмотрела на Илью счастливыми зелёными веждами и ответила:

– Что ж, я так уже полюбила тебя и нашу веру, нашего Христа, что стать женой батюшки мне будет в радость…

Илья включил на ноутбуке «Вальс Цветов» Чайковского, и юная пара, окрылённая чистой любовью, закружилась в вальсе…

Им казалось, что на улице не снег и холод, а весна, в радостном настроении они кружились в вальсе, не замечая ни времени, ни простоты обстановки, Софии и Илье это всё казалось истинным счастьем…

Тут раздался стук в дверь, но это нисколько не напугало и не насторожило молодую пару (они просто танцевали и беседовали, ничего неприличного в этом не было), Илья просто выключил на ноутбуке запись вальса и ласково спросил Софию:

– София, милая, чудесная моя, так как мне представить тебя своим родным? Как подругу или как невесту, что ты окончательно решила?

София улыбнулась, смущённо отвела зелёные вежды и ответила:

– Представляй меня, как невесту…

Илья открыл дверь, в квартиру вошли Наталья, Сергей и Олег, все радостно улыбнулись, а Илья с Софией подошли к Наталье и Сергею, Илья с нежностью в голосе изрёк:

– Мама, папа, вот моя невеста София, мы с Софией хотим попросить благословения венчаться…

Наталья и Сергей с великой радостью благословили детей, сели всей компанией за стол, стали общаться…

Никто из родных не усомнился, что Илья и София – идеальная пара…

Все уже собирались готовиться к венчанию, София, в сводное от спортивной карьеры время, выбрала чудесное свадебное платье и шикарную вышитую фату…

Наконец, София решилась представить жениха отцу, Илья и София пришли к отцу девушки, Вадиму Петровичу…

Вадим Петрович, суровый мужчина в пожилых годах, слушал дочь внимательно, но с угрюмым выражением лица, а потом неприятно крикнул:

– Так, дочь, это что за новости?! Замуж за семинариста?! Никогда! Не разрешу, и всё тут, пусть катится этот святоша куда подальше! Не приму христианина в нашей семье, мы – наследники Советского Союза, мы должны коммунизм строить, а не по церквям ходить!

Илья опешил от такой реакции, округлил с блюдца небесно-ясные очи, он никогда не встречал людей, которые негативно бы отнеслись к его воцерквлённости, а София со слезами в зелёных очах вышла вперёд и воскликнула:

– Отец, если ты не примешь христианина в своём доме принципиально, то тебе придётся отречься и от меня, потому что я тоже христианка!

– Дочь, что за тон?! Героиню какого-то слащавого кино из себя строишь? Напрасно, не поможет! – грубо ответил Вадим Петрович.

– Хм, многоуважаемый Вадим Петрович, может, мы с вами можем спокойно поговорить, без обвинений и криков, как современные люди? Я бы объяснил свою позицию и позицию Софии, ведь мы оба желаем ей счастья… – попытался начать разговор Илья, но Вадим Петрович резко прервал его криком:

– Ничего не хочу слышать! Катись, святоша, ханжа и лицемер!!! А дочь я перевоспитаю!

– Нет, отец, я уже не поменяю жизненной позиции, ты меня не заставишь, не вынудишь, я просто не буду общаться даже с тобой! – обиженно возмутилась София, прижалась к Илье со слезами и попросила жениха:

– Илья, милый мой, забери меня отсюда поскорее…

Илья вывел плачущую Софию на улицу, успокоил, заботливо вытирая пальцами слезинки, а потом повёл к своим родителям рассказать, что случилось. Все вместе решили, что до свадьбы и венчания София поживёт в той старой квартире, которую Сергей и Наталья сдавали квартирантам…

Но Андрей, разозлённый на Илью и Олега, проследил, где живёт сейчас София и пришёл к её отцу.

Вадим Петрович удивился визиту совершенно незнакомого парня, но впустил с вопросом:

– А кто вы такой, молодой человек?

Андрей ухмыльнулся злорадно и начал свой «спектакль»:

– Я – друг жениха вашей дочери, я слышал, что вы ищите её, я знаю, где она живёт, могу вас проводить…

– Ну, конечно!!! Веди меня, дружище, скорее!!! – крикнул Вадим Петрович, и Андрей повёл мужчину…

Олег тем временем шёл мимо и вдруг решил зайти к невесте брата на пять минут просто спросить, всё ли в порядке и увидел Андрея с агрессивно настроенным мужчиной (это и был отец Софии), Олег заскочил быстро в квартиру к Софии и спросил, отдыхиваясь:

– София, слушай, там наш давний вредитель с каким-то мужчиной идут к тебе, по их настрою видно, что ничего хорошего ждать не приходится, чем я могу помочь?

София посмотрела в окно, с ужасом узнала отца и ответила:

– Олег, прошу, спрячь меня и вызови полицию: это мой отец идёт, и быть беде, если он меня найдёт…

Олег снял очки и стал судорожно соображать, потом спрятал Софию в кладовку, а сам вызвал полицию и включил на телефоне диктофон с мыслью: «Когда-то это здорово изменило мою жизнь, и жизнь дорогих мне людей, вдруг и сейчас пригодится?».

Отец Софии с разъярённым лицом влетел в комнату и стал кричать:

– Где эта несносная девица?! Я ей такое устрою, и её женишку!!! Да я изобью их обоих!!!

– Прекратите угрожать, они – совершеннолетние люди, сами распоряжаются своей судьбой! – ответил Олег.

– Да я! Три шкуры с обоих спущу, живого места не будет!!! – кричал ненормальным голосом отец Софии и швырял мебель, не зная, что идёт запись…

Тут приехала полиция, отряд поднялся в квартиру, Олег выключил запись и открыл дверь служителям закона.

– Гражданин, кто вы такой, столько вам лет, причина вызова какая? – спросили полицейские с порога.

Олег вкратце объяснил ситуацию с Ильёй и Софией, а в доказательство включил запись…

– Всё ясно, будем брать под арест, разбираться! – ответил главный в отряде, Вадима Петровича и Андрея увели в наручниках, а молодая девушка-полицейский, которая занималась оформлением бумаг, улыбнулась Олегу и промолвила с невинным кокетством:

– Молодой человек, может, познакомимся, меня Алисой зовут?..

Заключение

Так эта история обрела счастливый финал: Андрей и Вадим Петрович оказались надолго за решёткой, а Сергей и Наталья сначала присутствовали и плакали от счастья на свадьбе и венчании Ильи и Софии, а через полгода на свадьбе и венчании Алисы и Олега, в скором будущем Илья стал батюшкой в кафедральном соборе, а Олег открыл свою ветеринарную клинику. Наталья и Сергей могут быть спокойны за сыновей: такие ребята – настоящая опора и жёнам, и родителям…

Княжна и султан

Я – сказочница, обошла целый мир,

На стоптанные башмаки посмотри!

Я видала войну, я видала и пир,

За то, что выжила, Бога благодари!

Я шла пешком в Рим, Каир и Багдад,

Я дружила с Аладдином самим,

И дружбе со мной был юноша рад,

Но, к сожалению, выбрал Жасмин…

На журавле я в Китай прилетела,

Видела императора роскошный дворец…

Много путей и тайн, и мён я имела,

И влюблён был в меня русский стрелец…

А в Париже я на балу танцевала,

И красавицу Золушку затмила саму!

За работой Ван Гога я наблюдала,

И видела ночи звёздной тьму,

Когда в Израиль пешком я пришла…

Да, много дорог я исходила,

Зато много чудесных сказок я привезла

Из всех стран, что я полюбила.

Сказку волшебную, сказку чудесную,

Вам интересно? Рассказать вам одну?

И добрую, и смешную, и интересную,

Я начну сказку про султана и княжну!

Дело было давным-давно, в красивом знойном городе Багдад. Долго арабским народом правил суровый и мудрый султан Сулейман, которого и уважали, и побаивались. У него было множество красивых жён, и три сына, но любил Сулейман особенно старшего сына, юного Алидже, который скромностью, мудростью и красотой превосходил братьев, поэтому, когда Сулейман тяжело заболел, то написал завещание на Алидже…

Алидже был образованным, но скромным и мудрым молодым человеком, к власти не рвался сильно, желал, чтобы отец выздоровел и пожил подольше, но болезнь безжалостно оборвала земную жизнь славного Сулеймана. С камнем на сердце Алидже принял престол и стал султаном не ради себя, но ради своего народа и исполнения последней воли столь любимого отца…

Но сразу же после вступления Алидже на престол, юноша тяжело заболел: он покрылся болезненными странными пятнами, похожими на ожоги. Эта была не просто болезнь, столь редкую болезнь для Алидже наколдовал злой волшебник Люций, суровый старец, умеющий колдовать, творить злые дела и превращаться в разных животных с помощью посоха ввиде змеи, за что и был изгнан когда-то Сулейманом из Багдада. Теперь, сделав такую пакость, Люций преследовал две цели: захватить власть и отомстить за годы изгнания сыну Сулеймана, Алидже…

Алидже лежал на дорогом мягком персидском ковре среди вышитых золотой ниткой подушках в белоснежных одеждах султана, которые скрыли от людей болезнь молодого султана, и стонал от боли. Вокруг собрались и мудрецы востока, и лекаря, и визирь Алидже, добрый и преданный Хаджи-Мурат. Все они знали о кознях Люция, и что Алидже болеет из-за его магии, но не понимали, как помочь юноше…

– Ну, сделайте хоть что-нибудь, прошу вас! – стал просить Алидже, и вдруг один из мудрецов, что держал в руках древнюю книгу, воскликнул:

– О, султан Алидже, я, недостойный слуга ваш, кажется нашёл выход: я прочитал, что такие болезненные пятна появляются от магии злых и сильных волшебников, а единственное средство справиться с этой магией – это добиться признания в любви от самой красивой, мудрой и доброй девушки на земле! Мы должны среди знатных девушек других стран найти такую, она полюбит вас, и вы исцелитесь навсегда!

– Хм… спасибо, но мне кажется, такую девушку найти невозможно. Как же понять, что она – самая красивая, добрая и мудрая на земле? А если я найду такую, то полюбит ли она меня? – озадаченно произнёс Алидже.

Тут вперёд выступил Хаджи-Мурат и изрёк:

– Алидже, султан, господин и друг мой, я не большой знаток в женщинах, но, кажется, я знаю такую девушку. Далёкой и богатой северной страной Русью правит московский князь Бронтослав Васильевич, у него есть дочь, ваша ровесница, княжна Людмила Бронтославовна. Легенды гласят о ней, что ликом она бела и румяна, очи её сияют, как изумруды, светлая коса спускается до пояса, в общем, очень красива, хоть и не похожа на арабский идеал красоты. Что же касается характера, легенды повествуют, что Людмила добра, мудра, как Соломон, чиста, с её мнением считается не только её отец, но и правители многих влиятельных стран. Вдобавок, о ней ходят слухи, что она – чудотворец. Если это все, правда, то княжна Людмила та, что мы ищем…

Алидже серьёзно задумался, а потом ответил:

– Я не очень верю легендам и слухам, но я доверяю тебе, Хаджи-Мурат, и у меня немного вариантов, так что вот моё решение: пошлите к княжне Людмиле Бронтославовне гонцов и пригласите пока, как почётную гостью. О том, что она может помочь мне, я сам расскажу ей в подходящий момент…

… Гонцы скакали на конях очень быстро, и скоро были у Кремля и озвучили просьбу Алидже великому князю московскому Бронтославу Васильевичу и его дочери княжне Людмиле.

– Дочь моя премудрая и прекрасная, как ты считаешь, что нам ответить арабскому султану? – обратился Бронтослав Васильевич к Людмиле.

– Я думаю, отец, что мы не поймём истинных намерений султана Алидже, пока я сама не поговорю с ним, поэтому мне нужно ехать, и лучше появиться во всей красе с дорогими дарами, чтобы показать дружелюбность и богатство нашей страны, внушить уважение к Руси… – ответила нежным голосом Людмила.

– Ты, как всегда, приняла самое верное решение, моя дочь! Иди же, соберись в дорогу и оденься богато, а я позабочусь о дарах для султана и твоей свите! Как всё будет готово, дам я тебе своё отцовское благословение в путь… – огласил решение князь Бронтослав Васильевич…

Скоро всё было готово, отец дал Людмиле своё благословение и процессия стала держать путь в Багдад.

… Когда княжна Людмила со свитой и дарами приблизилась к воротам Багдада, об этом сообщили Алидже, и молодой султан вышел на балкон дворца посмотреть на такое чудо, хотя из-за болезни ему далось это с трудом…

А посмотреть было на что: впереди на белоснежном коне ехала зеленоглазая красавица с длинной пшеничной косой с лентами и жемчугом, в русской рубашке из дорогого голубого атласа, в вышитых сафьяновых сапогах. Довершали образ красавицы роскошный венец из самоцветных камней, множество жемчужных нитей на шее, перстни и два браслета: с иконой Богородицы на левой руке и с иконой Христа – на правой. Почему-то Алидже сразу догадался, что это – сама княжна Людмила. За ней ехали слуги и везли сундуки с золотом, жемчугом, мехами чернобурки, куницы и горностая, гжелевой посудой, красивыми изделиями из уральских самоцветов, а впереди скакал певчий и пел такую песню:

«Эй, народ, разойтись поспеши,

Едет та, пред которой дрожи!

Не смотри на неё, так она хороша,

Что сразу полюбит её душа!

Это едет Людмила княжна!

Княжна Людмила Бронтославовна!

Во всех странах известна она,

Для всех она, как советник, важна!

Людмила везёт в ваш край

Гжель, золото и горностай,

Чернобурки меха, самоцветы!

Султан Алидже, встречай, где ты?

Княжна Людмила – гордость Руси,

Кого хочешь, об этом спроси!

По пути она много добра совершила,

И сердца королей разных покорила!

Где б она ни была, везде с почётом будет!

Её Алидже обязательно полюбит!

Чалму, Алидже, поправь, встречая

Гостью из далёкого русского края!

Это едет Людмила княжна!

Княжна Людмила Бронтославовна!

Во всех странах известна она,

Для всех она, как советник, важна!».

Тут Людмила остановила музыку и певчего словами:

– Всё, хватит петь, похвалились, представились, и довольно. Всем ждать слуг султана и отнести сундуки с дарами, куда укажут, а меня оставить с султаном Алидже для беседы вдвоём…

Красавица слезла с белоснежного коня, посмотрела, куда отнесли сундуки с дарами, а потом попросила проводить её к Алидже…

Когда слуги провели Людмилу в покои Алидже, юный султан стоял, опираясь на стол, и натянуто улыбался гостье. Людмила удивлённо посмотрела на красивого араба в дорогой одежде: она не ожидала, что султан так молод, ей всегда представлялось, что такой сильной восточной державой должен управлять мужчина сильный, решительный и опытный, примерно, зрелых лет. Алидже, конечно, был красив, но под представления Людмилы о султане никак не подходил.

Подумав, Людмила начала разговор:

– Здравы будьте, я – русская княжна Людмила Бронтославовна, прибыла по вашей просьбе, как гостья, и привезла дары, надеюсь, они вам понравятся, хотя я немного насторожена тем, что мне не до конца объяснили столь сильное ваше желание видеть меня. Я же имею честь говорить с великим султаном Алидже? Я не ошиблась?

– Конечно, султан Алидже – это я, я рад вашему визиту, прекрасная княжна Людмила, дары вы могли бы и не везти, богатств у нас хватает, но всё равно спасибо за вашу чисто русскую щедрость. Что вы и есть всем известная мудростью и красотой княжна Людмила, я понял сразу, как увидел вас во время вашего въезда в Багдад, и был восхищён вашей красотой и вашим русским тонким вкусом к нарядам… – поддержал беседу Алидже, не переставая волноваться и думать: «Как же ей рассказать о колдовстве и том, что она может своей любовью излечить меня?» – А, насчёт цели визита, позвольте, я вам объясню, история не из простых, и требует вашего внимания и умения сочувствовать…

Тут Алидже подошёл к Людмиле и потянулся обнять. Людмила сурово нахмурилась, повела своей соболиной бровью и резко ответила:

– Так, Алидже, я не для этого приехала, такое поведение меня не устраивает!

Людмила повернула золотой браслет с иконой, что был на правой руке, и в тот же миг без всяких действий со стороны Людмилы, Алидже оказался привязанным к самому дальнему стулу палаты, где Алидже и Людмила находились только вдвоём.

Алидже находился в сильном удивлении пару минут, а потом спросил:

– Людмила, прости, что без титула и на ты, но как ты это сделала? У меня в голове не укладывается! И развяжи меня, пожалуйста, я не больше не буду таким бестактным…

– Что ж, такой разговор, Алидже, мне больше нравится, сейчас всё объясню! – с мягкой улыбкой ответила Людмила, повернула второй браслет, что был на левой руке, и Алидже в ту же секунду снова стоял рядом с Людмилой, а верёвки бесследно исчезли.

– Так, как ты это сделала? Ты – волшебница? – озадаченно повторил вопрос Алидже.

– Алидже, волшебница – не совсем правильное определение, скорее чудотворец, я не имею сама каких-то необычных сил, но за мою доброту два Ангела принесли мне от моего Бога два браслета, именно они творят чудеса. Господь дал их мне, чтобы я творила добро своим подданным и другим нуждающимся, так как эти браслеты от Бога, злые желания они не исполнят. Чтобы твоё желание исполнилось, нужно надеть браслеты, подумать желание и повернуть один из них, и всё, оно тут же исполняется, если, конечно, ты загадал что-то хорошее… – объясняла Людмила, а потом спросила – Хочешь, спою об этом?

Княжна Людмила стала легко танцевать русскую плясовую, то и дело поворачивая браслеты итворя чудеса: то делая снег посреди пустыни, то рассыпая из рукавов монеты и жемчужины, то делая посреди палаты траву, цветы и бабочек, и напевая:

« Я – чудотворец, я выбрана из рая,

За доброту иль мудрость, я не знаю,

Но браслеты мои – чудо из чудес,

Два дара, ниспосланных с Небес!

Я – гордость Руси, русская княжна,

И на добро применять дар должна!

Засуха? Болезнь? Или попал во тьму?

Всем помогу, лишь браслет поверну!

В браслетах тех невиданная сила,

Не зря так уважают меня, Людмилу,

Желание загадай, браслет поверни,

И жизнь свою, как хочешь, измени!

Творю добро не только для себя,

Скажи, какое желание у тебя?

Мне не трудно браслет повернуть

И украсить тебе жизненный путь!

Пусть море желаний будет у тебя,

Могу бесконечно загадывать я,

А предупреждение только одно:

Твоё желание должно нести добро!

Алидже, так испугался ты чего?

В браслетах тех не пугает ничего,

Просто чудо это ты ещё не встречал,

Но загадывай желания, раз меня привечал!».

Алидже стоял поражённый, и чудесами, и прекрасной нежной песней Людмилы, и её грациозным танцем в русском духе, от восторга дыхание юноши стало прерывистым.

Людмила же остановилась, улыбнулась, подмигнула своим чудесным изумрудным оком и спросила с добрым смехом:

– Ну, что, понял секрет, Алидже? Ты удивлён? Ты подумал, о чём хочешь меня попросить?

– Понял, конечно. Просто сказочно у тебя это всё получается: и снег, я никогда не видел снега, но всегда мечтал увидеть это чудо, и луг посреди дворца, и жемчуга с монетами из рукавов! Я в восторге! И поёшь ты очень красиво! – восхищённо восклицал Алидже, а потом попросил – А не могла бы ты сделать ещё одно чудо: показать мне ненадолго твою страну?

Людмила улыбнулась, повернула браслет, и у балкона появился ковёр-самолёт, а княжна обратилась к молодому султану:

– Я с удовольствием исполню эту просьбу, Алидже, друг. Мы же стали друзьями, не правда ли? Я думаю, старинный арабский способ нам пригодится…

Алидже и Людмила сели на ковёр-самолёт, и полетели над нежными облаками легко и быстро, ощущая тёплый ветер, будто бы на какой-то чудесной птице. Вдруг внизу показались чудесные пейзажи с могучими деревьями, богатыми лесами, широкими реками, прозрачными озёрами, распаханными полями, красивыми сёлами, большими городами с диковинными кремлями и златоглавыми церквями.

– Как красиво, аж сердце замело! Что это за страна, Людмила? – изрёк тихо Алидже.

– Алидже, друг, это и есть Русь, моя Родина! – ответила Людмила и тихо запела:

« Как прекрасна ты, святая земля,

Тебя воспевать никогда не устану я,

Ты всем богата, хороша, Русь святая,

Самый лучший край, Родина дорогая!

Ты, Русь, везде прославиться успела,

Друзей своих к тебе я приглашу смело,

Я знаю, есть тебе, чем похвалиться,

И добротой людей, и родниковой водицей,

И церквей, и монастырей архитектурой,

И талантами с творческой натурой,

И природой, и ярмаркой, и городами!

Ты славилась на всю землю веками,

Но главное – чистота твоих людей,

За то святой Русь нарекли скорей!

Свою родную русскую землю я люблю

И за всё, что есть на ней, благодарю,

И признаюсь: прекрасней края я не знаю,

Хотя, наверное, наивно поступаю…».

Алидже улыбнулся, с теплотой жгуче чёрных очей посмотрел на Людмилу и нежно сказал:

– Людмила, подруга, твоя страна действительно удивительна, полна богатств и достоинств, превосходит почти все страны, которые я видел, а путешествовал я не мало: и в Каир, и в Пекин, и во Францию, и в Испанию, но меня больше покорило то, с какой любовью ты относишься к своей Родине и подданным…

Людмила решила, что прогулку на ковре-самолёте нужно кончать и пригнала ковёр к балкону покоев Алидже.

Они долго стояли на балконе, держась за руки и глядя друг другу в глаза. Вдруг Людмила взялась ручкой за руку Алидже чуть выше запястья, и юноша аж вскрикнул от боли.

– Алидже, что случилось? – испуганно спросила Людмила, Алидже подумал и решил рассказать свою беду: закатав рукав, показал болезненные пятна и объяснил:

– Понимаешь, Людмила, я болен, эту болезнь наколдовал мой соперник за престол, злой маг Люций. В древней книге было написано, что избавить от злых чар может только признание в любви из уст самой красивой, мудрой и доброй девушки на земле, я и мой лучший друг посоветовались и решили, что эта девушка – ты. Поэтому я и попросил тебя приехать в Багдад…

Людмила серьёзно задумалась, села на персидский ковёр, а потом ответила:

– Не знаю, насчёт признания в любви, сказать-то я могу, но вдруг я не самая мудрая, добрая и красивая девушка? А если я не успела тебя полюбить, хотя ты – прекрасный человек, и у меня получиться неискренно, поэтому я не помогу тебе? Хотя я думаю, я могу помочь тебе свои способом: загадать, чтобы ты выздоровел, и повернуть браслет. Подходит такой вариант?

– Ну, попробуй, Людмила, должно получиться… – задумчиво промолвил Алидже, Людмила взялась за запястье правой руки, где у неё был браслет…

Вдруг девушка закричала в ужасе:

– Браслеты?!! Где браслеты?!!

Алидже посмотрел на окно, увидел ворона с браслетами Людмилы и понял, что это – Люций, который превратился в ворона, чтобы украсть чудесные браслеты.

– Люций! Прекрати вредить! Верни браслеты Людмиле, не обворовывай иноземную гостью, которая ни в чём не виновата! – крикнул Алидже, но ворон прохрипел в ответ:

– Чтобы она вылечила тебя? Не дождёшься, Алидже!

Алидже попытался поймать Люция, который обернулся вороном, но это была неудачная затея, у юноши ничего не получилось.

Людмила посмотрела на эту сцену, конечно не до конца, но поняла, что произошло, села среди подушек и горько заплакала.

Алидже тяжело вздохнул, с искренним сочувствием посмотрел на юную прекрасную княжну и с серьёзным видом тихо изрёк:

– Людмила, милая подруга, так случилось, что тот злой маг Люций, о котором я тебе рассказывал, утащил твои чудотворные браслеты, но я тебя не оставлю, и мы вместе придумаем, как добыть твои браслеты обратно, а, может, и окончательно победить Люция. Только прошу, не плач. Не плач, пожалуйста, я не знаю, как вести себя с плачущими девушками. Ну, прекрати, ты же русская княжна, что мудра, как Соломон, а плачешь, как девчонка…

Людмила перестала плакать, приняла прежний важный вид, но с грустью ответила:

– Алидже, пойми меня тоже, как тут может помочь мудрость, если я в чужой незнакомой стране проворонила браслеты какому-то совершенно мне не известному злому магу? Я – ничто без этих браслетов, меня высмеют на Родине, как последнюю неудачницу! А что я скажу своему Богу Христу, когда предстану перед ним? Что я потеряла Его бесценный дар, ниспосланный мне, чтобы я исполняла святую волю Его и творила добро, пока развлекалась с новым другом?

Алидже понял, что несмотря на то, что Людмила действительно прекрасна, мудра, чиста и добра, но всё же она – обычная девушка, и, конечно, сильно переживает из-за потери столь важных чудотворных браслетов, поэтому он должен взять ситуацию в свои руки. Алидже долго ходил по шикарной палате в раздумьях, а потом промолвил Людмиле:

– Так, подружка, у меня есть примерный план, так как никакой другой альтернативы у нас нет, будем действовать. Ты сними венец, жемчуга с перстнями, в общем все драгоценности, сафьяновые сапоги замени на любую другую обувь поудобнее, а голову покрой платком, чтобы и костюм русский тебе не менять, но и не сильно выделяться в толпе. Я же пойду к визирю и другу своему Хаджи-Мурату, попрошу достать мне одежду простолюдина, а потом в таком виде мы отправимся искать Люция, а дальше… дальше я не придумал ещё, придумаем вместе!

Людмила и Алидже выполнили свой трюк с переодеваниями, Алидже взял Людмилу крепко за руку и повёл через улицы и рынки Багдада…

Людмила шла за юношей с явным испугом на лице: кругом на улицах и рынках царили духота, жара, столпотворения людей, очереди, шум, крики, звон монет…

– Мдаа, Багдад при торжественном въезде и из окна твоего дворца казался мне не таким… хаотичным… – прошептала Людмила.

– Людмила, меньше рассуждай, мы не на экскурсии, лучше быстрее иди за мной… – так же шёпотом ответил Алидже, а потом улыбнулся и ободрил – Не переживай, пока всё хорошо идёт, выберемся из Багдада, пойдём к скале в пустыне, где поселился, по словам моего визиря и лучшего друга Хаджи-Мурата, Люций…

Вдруг поднялась суета: паренёк стащил монисты у торговца и теперь отчаянно убегал от стражи. Людмила обернулась и задержалась ненадолго, пытаясь понять, что происходит, Алидже потянул её за руку со словами:

– Людмила, это – не наше дело, у нас без спасения этого воришки проблем хватает, пойдём быстрее, пока не случилось что-нибудь…

Тут паренёк-воришка, пробегая мимо наших героев, накинул украденные монисты прямо на шею Людмиле. Девушка сняла монисты и решила бросить на землю, чтобы владелец мог забрать свою вещь, ей не нужны были ( да и из принципа она бы не взяла) ворованные монисты, но тут к Алидже и княжне подошли стражники с криками:

– Так вот кто воришки! Эй, парочка, платите или будем разбираться у судьи!

Алидже принял важный вид и ответил:

– Это – недоразумение, нам подкинули эту вещь, монисты нам совершенно не нужны, я, вообще, великий султан Алидже, просто переоделся для важной миссии…

Стражники зло рассмеялись со словами:

– Ну, и выдумщик же ты! Конечно, физиономия у тебя смазливая, но кто поверит, что такой нищий оборванец в обществе девицы в иноземной одежде – султан? Так что не смеши, платите или идёмте с нами, судья будет что-то решать!

Алидже с озадаченным видом повернулся к Людмиле и спросил:

– Людмила, прости, но я немного опростоволосился, деньги оставил во дворце. Может, ты взяла с собой хоть немного денег?

– Нет, по твоей просьбе я оставила всё дорогое, в том числе мешочек с монетами, у тебя во дворце… – растерянно произнесла Людмила.

Алидже тут же задал следующий вопрос:

– Людмила, ноги делать умеешь?

– Не понимаю твоего вопроса, друг… – недоумённо произнесла девушка.

– Ну, проще выражаясь, убегать, причём очень быстро… – объяснил Алидже.

– Алидже, – возмутилась Людмила – Что ты такое говоришь, я – княжна!

– Людмила, тогда придётся научиться! – закончил разговор Алидже, схватил Людмилу за руку и побежал с такой скоростью, да ещё выдавая разные трюки, что Людмила еле успевала за другом…

– Залезаем на крышу! А теперь прыгаем вон на ту телегу! – только успевал командовать Алидже, Людмила спросила:

– Алидже, откуда ты так, хорошо знаешь город и так ловко уходишь от стражи?

Алидже долго молчал, ловко уходя от стражи к главной цели: воротам Багдада, и только, когда они были уже далеко от погони и города, в пустыне, признался:

– Ну, вообще-то я, хоть и старший, но приёмный сын султана Сулеймана, до того, как он меня усыновил, я, как любой сирота, жил, как придётся, в том числе попрошайничая или что-нибудь таская у торговцев…

Людмила и Алидже огляделись и увидели скалу посреди пустыни, Алидже шёпотом сказал:

– Людмила, я не уверен абсолютно, но мне кажется, это именно та скала в пустыне, где живёт Люций, поэтому двигаемся в ту сторону очень тихо и осторожно, могут быть ловушки…

Алидже сделал несколько шагов вперёд, и вдруг под его ногами стали расползаться пески…

Алидже отступил шаг назад и объяснил Людмиле:

– Это – старинная арабская хитрость, чтобы не угодить в зыбучие пески, нужно идти только определённой тропой, так что наступай только туда, где уже ступал я…

Алидже осторожно и ловко шёл впереди, Людмила робко ступала за ним.

– Алидже, друг, мне нужно задать тебе пару важных вопросов… – тихо начала разговор Людмила, но Алидже перебил её:

– Подруга, давай не сейчас. Выдадим себя – будет намного сложнее достать браслеты и справиться с Люцием…

Вдруг Людмила оступилась и с громким криком стала проваливаться в зыбучие пески…

Алидже подскочил и из последних сил стал вытаскивать Людмилу, юноша даже покраснел от усилий, но вытянул девушку.

Алидже и Людмила отдышались, закончили путь к скале, а потом Людмила шёпотом изрекла:

– Спасибо, Алидже, ты – настоящий друг, ты спас мне жизнь…

Алидже улыбнулся и ласково ответил:

– Не благодари, я же тебя… (тут Алидже хотел сказать «люблю», но подумал и закончил фразу)… обещал оберегать и помогать тебе…

Людмила тоже улыбнулась, потому что была мудра и по взгляду жгучих очей Алидже поняла, что юноша хотел, но не смог сказать.

– Так что будем делать дальше? – спросила Людмила, но Алидже не успел ответить: на скале появился Люций в обличии безобразного старика седой бородой и тёмно-синим восточным одеянием с множеством драгоценностей. В одной руке он держал браслеты Людмилы, а в другой – свой магический посох ввиде змеи.

– Так, кого я вижу у себя в гостях? Самого юного султана Алидже, который опустился до одежды простолюдина, а с ним легендарную распрекрасную княжну Людмилу Бронтославовну! Княжна, как собираетесь браслеты свои отвоёвывать: красотой или мудростью? – съязвил Люций.

– Люций, верни браслеты, тебе они не принесут пользы, они не исполняют злые желания! Они бесполезны для тебя! – воскликнула Людмила.

– Да, для меня они бесполезны, но тебе, княжна, я их не отдам, ты вылечишь Алидже, а я этого не хочу, лучше я сделаю ему ещё больней! – зло крикнул в ответ Люций, покрутил свой магический посох-змею, и Алидже со стоном упал, покрывшись пятнами ещё сильнее.

Людмила со слезами в зелёных очах взглянула на муки друга и обратилась к Люцию:

– Люций, прошу тебя, пожалуйста, прекрати мучить Алидже, сними заклятие! Хочешь, я, с помощь браслетов, сделаю тебе твоё государство, где ты будешь султаном, и вы перестанете соперничать с Алидже?

– Неплохой, мудрый вариант, но я хочу править именно Багдадом, чтобы отомстить семье и подданным Сулеймана за годы изгнания! – ответил ехидно Люций, прочитал заклинание, повертел посох-змею, и Алидже с криком от боли закрыл очи, побледнел, а пятен стало ещё больше…

– Прекрати, Люций! Прекрати мучить Алидже, умоляю! Дай мне мои браслеты на пять минут, я только исцелю Алидже, и верну их тебе! – крикнула в отчаянии со слезами Людмила.

– Ты отдашь мне браслеты за жизнь и здоровье Алидже? Где же твоя мудрость Соломона, прекрасна княжна? Что ж, я дам тебе браслеты, и не буду больше посылать болезней и заклятий на Алидже, но, чтобы навредить вам, как только ты его исцелишь, я превращу тебя в лягушку! – вынес жестокий приговор Люций и со злорадной ухмылкой добавил – принимай решение быстрее, Людмила Бронтославовна, ведь Алидже может и погибнуть!

– Не делай этого, убегай отсюда, береги себя, Людмила. Я люблю тебя, я готов погибнуть… – тихо простонал Алидже, но Людмила решительно ответила Люцию:

– В лягушку, так в лягушку, мне всё равно! Давай браслеты!

Люций с ухмылкой протянул Людмиле браслеты, она тут же надела браслет с иконой Богородицы на левую руку, а иконой Христа – на правую, и склонилась над Алидже с тихим напевом:

« Я впервые за жизнь свою поняла,

Хоть всегда мудрость меня вела,

Что любовь ума всё равно сильней

И перед Христом, как заслуга, важней.

Алидже, полюбила я только тебя,

Так, что забыла гордость и себя,

Милый, любимый, ты меня прости,

Я должна, я должна тебя спасти!

Алидже, я тебя, честно, люблю,

За тебя облик девушки я отдаю,

Если любишь, меня ты вспоминай,

Ты научил меня любви и добру, знай.

Милый, любимый, ты меня прости,

Я должна, я должна тебя спасти…».

– Не делай этого… Я люблю тебя, не хочу, чтобы ты пострадала… – тихо простонал Алидже, но Людмила повернула браслет на правом запястье, и в тот же миг Алидже стал совершенно здоров, а Людмила превратилась в лягушку.

… Людмила-лягушка с грустными очами сидела во всём своём одеянии, которое уменьшилось вместе с ней, только два чудотворных браслета лежали на песке…

Люций злорадно посмеялся и крикнул Алидже:

– Ну, что, султан-неудачник, не радостно тебе получить здоровье такой ценой? Браслеты можешь оставить себе, чтобы вспоминать свою лягушку ненаглядную! Я доволен, месть удалась!

Но Алидже было всё равно до злых насмешек Люция, юноша со слезами на глазах взял Людмилу-лягушку аккуратно в ладони и нежно и печально обратился к ней:

– Людмила, милая, прекрасная, самая лучшая, что же ты наделала? Как же мне тебе помочь снова обрести свой облик? Не бойся, любимая, лягушкой я тебя не оставлю, я обязательно найду способ расколдовать тебя! Жаль, что у меня при дворе нет ни одного мага, но должен быть выход, я что-нибудь придумаю! Может, поцеловать тебя? Во многих сказаниях чары колдунов снимаются именно поцелуем…

Юноша аккуратно коснулся губами головки лягушки, Людмила-лягушка очень недовольно посмотрела на Алидже.

– Знаю-знаю, снова веду себя бестактно, но я же тебя хочу спасти. Видно, я – не подходящая кандидатура, почему-то ты не превратилась снова в княжну, прости, но я не остановлюсь, что-то придумаю… – стал оправдываться Алидже, и вдруг заметил, что Людмила-лягушка упорно показывает взглядом то на чудотворные браслеты, то на Алидже…

Алидже удивлённо и озадаченно спросил:

– Людмила, ты хочешь, чтобы я расколдовал тебя с помощью твоих браслетов? А если я что-то сделаю не так? Ты думаешь, что у меня получится?

Людмила-лягушка закивала головой, Алидже тяжело вздохнул, поставил заколдованную подругу на песок, взял в руки браслеты и стал рассуждать вслух:

– Так, милая Людмила, как же ты это делала? По-моему, этот браслет одевается на левую руку, а вот этот – на правую. Я не перепутал? – Людмила-лягушка кивнула, Алидже стал натягивать браслеты и дальше рассуждать – Ой, они такие узкие, их только с мылом можно одеть, как ты их только носишь? Прости, носила, и будешь носить, когда я тебя расколдую. Так, натянул с горем пополам, теперь нужно задумать желание и повернуть любой из браслетов, так?

Людмила-лягушка кивнула, Алидже закрыл глаза, повернул браслет…

Юноша открыл глаза и засиял от счастья: Людмила снова стояла перед ним в своём привычном девичьем облике, будто бы и не была лягушкой. Людмила пощупала свои ручки, чтобы убедиться, что заклятие исчезло, отдышалась, обняла Алидже и изрекла:

– Милый, ты смог, ты смог меня спасти! Благодарю тебя, Алидже!

– Милая Людмила, как же я рад, что ты снова стала собой: русской княжной, красивой, юной, доброй девушкой, ты действительно мудра, как Соломон, раз сообразила, что я могу развеять чары твоими же браслетами, я бы без твоей подсказки не додумался бы! Держи свои браслеты! – радостно воскликнул Алидже, подал браслеты Людмиле, девушка их тут же надела на свои ручки…

Тут, как гром, послышался грубый голос Люция:

– Так, обманули меня, значит?! Ах, вы, мудрецы нашлись! Ну, я вам отомщу! Княжна Людмила Бронтославовна, всё равно ты по договорённости должна вернуть мне свои чудесные браслеты!!!

Тут Людмила с обаятельной хитринкой улыбнулась и ответила Люцию:

– Так, Люций, по-моему, вы сами аннулировали договорённость, отдав браслеты Алидже, когда я была лягушкой, причём вы озвучили, что дарите браслеты ему, а, значит, Алидже волен ими распоряжаться, а не вы! Захотел Алидже – расколдовал меня, захотел – вернул браслеты мне! Вдобавок, я предложила вам браслеты в сильных эмоциях, вы вынудили меня шантажом, так что любой скажет, что я совершенно не обязана отдавать вам браслеты, вот так!

Люций побагровел от злости, а Алидже с гордостью за любимую подумал: «И всё-таки она даже мудрее самого Соломона! Это надо суметь так обхитрить Люция!».

– Не прощу!!! Отомщу!!! – злобно закричал Люций, но Людмила с той же обаятельной хитринкой ответила:

– Знаете, Люций, я догадывалась, что вы будете пытаться отомстить, но я нашла выход и из этой ситуации!

Людмила повернула браслет, и тут же магический посох-змея Люция рассыпался в песок, будто его и не было.

– Ах, княжна, и впрямь, мудра, но я всё равно найду книгу магии и как-то отомщу и тебе, и Алидже! – гневно крикнул Люций, но Людмила ответила:

– Что ж, ты, Люций, сам меня вынудил, я этого не хотела делать! Ничего, заточение предотвратит твои злодеяния и остудит гневливый нрав…

Людмила повернула браслет, и тут же Люций оказался в темнице за решёткой под охраной двоих крепких воинов.

– Так, ратники, заключённого кормить и поить хорошо, никакого зла не причинять, но и не выпускать, следить за ним в оба глаза… – отдала приказ ратникам Людмила, а потом повернулась к Алидже и нежным голосом промолвила:

– Ну, что, милый, мы победили. Приведу-ка я свой внешний вид в порядок, я же русская княжна…

Людмила повернула браслет, и вновь на ней появились её украшения: и сафьяновые вышитые сапоги, и перстни, и жемчуга на шее, и лента с жемчугом в косе, и роскошный венец из самоцветных камней. Алидже серьёзно задумался, потому что хотел остаться с Людмилой навсегда, но понимал, что Русь она не поменяет на Багдад даже ради их любви, Алидже нужно было принять какое-то решение…

Из раздумий Алидже вывела Людмила, задав вопрос:

– Алидже, тебя переодеть в одеяния султана?

Алидже понял, какое решение он примет и ответил с улыбкой:

– Нет, милая, лучше одень меня, как русского князя…

Людмила удивлённо посмотрела на Алидже и спросила:

– А зачем?

– Понимаешь, Людмила, я полюбил тебя, и мне кажется, что это взаимно, я хочу оставить титул султана и поехать в Русское Государство с тобой, прошу тебя стать моей супругой… – тихо и искренно изрёк Алидже.

– А ты примешь нашу православную веру? – спросила с настороженностью Людмила.

– Людмила, милая, да хоть прямо сейчас, лишь бы быть с тобой! – воскликнул Алидже, Людмила ласково и нежно улыбнулась, её зелёные очи засияли счастьем.

Людмила повернула браслет один раз, и на Алидже появился красивый русский наряд: кожаные портки, атласная рубашка, сафьяновые сапоги и корзно, расшитое жар-птицами.

– Ну, как, жених ты мой, нравится тебе твой новый вид?

– Непривычно, но очень удобно и красиво, я приятно удивлён! – радостно ответил Алидже.

Людмила повернула браслет второй раз, и среди песка появилась сказочно красивая златоглавая православная церковь, из которой вышли нарядные батюшки и дьяки.

– Ну, что, Алидже, готов стать христианином? А имя какое выберешь? – спросила заботливо, но с опаской Людмила.

– В общем, готов, пойдём в церковь. А звать меня теперь будут Александром, мне всегда нравилось это имя…– уверенно ответил Алидже…

Батюшки провели торжественно таинство крещения над Алидже, дав ему имя Александр, и в заключение украсили Александра крупным золотым нательным крестиком…

Счастливый новоиспечённый Александр с замиранием сердца обнял Людмилу, и мелкие слезинки счастья выступили на его очах, когда Людмила нежно изрекла:

– Ну, что, свет очей моих, жених любезный Александр, который ни капли не потерял обаяния Алидже, хотя сильно изменился, теперь можно ехать ко мне, для нашего брака больше нет препятствий…

– Да уж, христианин, русский князь Александр, к этому нужно привыкнуть, но я так счастлив, что привыкну к новшествам быстро, ведь не зря говорят: «К хорошему привыкаешь быстро»! Ты собирайся в дорогу, а я сделаю одно важно дело до нашего отъезда: передам престол Багдада кому-то из братьев… – промолвил юноша.

Людмила и Александр вернулись во дворец, девушка стала собирать свой сундучок, а Александр в таком новом виде отправился к Хаджи-Мурату.

– О, Алидже, друг, да ты излечился, переоделся по-русски, похорошел, даже , судя по крестику на груди, принял христианство! Как же к тебе обращаться теперь? И в чём причина столь сильных изменений? Уж не прекрасная русская княжна ли? – спросил с улыбкой старый визирь.

– Хаджи-Мурат, ты всегда давал мне верные советы, но теперь я – христианин Александр, и уезжаю с княжной Людмилой Бронтославовной на русскую землю. Причин для этого множество, но основные – это то, что я получил вместе с новым именем, верой и страной счастье и любовь, которых мне так не хватало здесь. Я хочу передать престол Багдада брату Рашиду. Мне не интересно, что думают другие люди, но мне важно, что скажешь об этом ты, и что бы сказал Сулейман… – объяснил Александр.

Хаджи-Мурат улыбнулся и ответил:

– Алидже – Александр, если это ваше осознанное решение, необходимое для вашего счастья, и вы набрались мужества и мудрости принять его, то не знаю насчёт Сулеймана, а я не только одобряю, но и горжусь вами! О передачи престола Рашиду я позабочусь, можете спокойно ехать с княжной, Али…, простите, я хотел сказать Александр!

– Спасибо, Хаджи-Мурат! – воскликнул Александр и пожал бывшему визирю руку…

Скоро Александр и Людмила предстали перед князем Бронтославом Васильевичем и получили его благословение на брак.

В самом красивом храме московского кремля Людмилу и Александра торжественно обвенчали при множестве гостей, которые умилялись красоте и счастливым ликам жениха и невесты. Александр был в белой атласной рубахе, таких же портках и в корзно из золотой парчи, Людмила нарядилась на венчание в белый убрус, драгоценный венец, белоснежную вышитую золотой нитью рубашку и, конечно, дополнила образ своими чудотворными браслетами…

Александр и Людмила вышли из храма мужем и женой, и все их чествовали, а отец Людмилы сказал, что передаёт престол Руси Александру и Людмиле…

– Милая, любимая моя жёнушка, премудрая и прекрасная Людмила, сделай, пожалуйста, какие-нибудь чудеса для гостей нашей свадьбы, чтобы они разделили с нами это счастье… – попросил вдруг Александр.

Людмила нежно и ласково рассмеялась, повернула браслет, и тут же на большой площади с гостями появились столы, накрытые серебряными скатертями, заставленные самыми вкусными яствами и украшенные вазами с цветами, и всех гостей, в том числе самых простых людей, пропустили к столам. Повернула Людмила браслет ещё раз, и появились музыканты, что заиграли весёлую плясовую музыку…

– Что ж ты стоишь, дорогой муж, свет очей моих? Пойдём танцевать! – радостно воскликнула Людмила, и молодожёны пустились в пляс, а Людмила то и дело поворачивала браслеты, и из рукавов её летели монеты, жемчуга, цветы, бабочки…

Чем же закончу я сказку? Александр и Людмила стали князем и княгиней, правили мудро, творя добро подданным, досмотрели старого князя Бронтослава, жили долго и счастливо. Не оригинальная концовка, конечно, но хочется верить, что такие чудеса настоящей любви возможны…

Мини-императрица

Пролог

… Дорогие читатели, сейчас в моде такое движение, как «феминизм», женщины, добиваясь равенства с мужчинами во всём, демонстрируют свои лучшие качества характера, но настоящая ли это сила? Стоит ли игра свеч? Ведь сила духа, сила характера человека, в том числе и женщины, не в командирских замашках лидера, не в физической силе, не в демонстрации своего превосходства, а в духовном стержне, в том героизме, мудрости, стойкости и выдержке, что в глубине души. Именно такой духовной силой обладала императрица Мария Фёдоровна в те времена, когда и слова-то «феминизм» не было. Императрица и просто женщина с железной силой воли, заслуживающая уважения, Мария Фёдоровна навсегда войдёт в историю, как пример мужества, хотя за маленький рост её неофициально прозвали «Мини-императрица». Этим прозвищем я и назвала произведение, хотя это больше похоже на шутку: какая же она «мини», если по характеру она – человек с большой буквы, великая женщина, которая стала опорой сначала своему мужу, а потом своему святому сыну?..

Я предлагаю вам прочитать её историю и задуматься, что такое «феминизм», а что – настоящая сила…

Глава «Жестокая шутка жизни»

… В тот день была чудесная погода, принцесса Дании Догмата, маленькая ростком хрупкая девушка с красивыми голубыми веждами и тёмно-русой высокой причёской ехала в карете со своим женихом русским цесаревичем Николаем Александровичем, приятным молодым человеком в котелке и костюме цвета «кофе с молоком».

– Милая, мы приближаемся к дворцу, сейчас я представлю тебя моим родным, особенно отцу императору Александру и моему брату, с которым мы – не разлей вода. Кстати, его тоже зовут Александр. Интересно, что в одной семье дважды повторяется имя…– ласково обратился Николай к Догмате.

– А мне нравится имя Александр, но твоё имя, милый, мне, конечно, нравится больше. Я хорошо выгляжу в этом оливковом платье? – весело произнесла Догмата.

– Конечно, милая, просто бесподобно, не зря говорят, что маленькие женщины созданы для любви, я бы ещё добавил: «… и чтобы украшать мир»! – ответил Николай, но тут карета остановилась, и жених и невеста отправились в дворцовый зал…

Догмата вошла в роскошный зал и осмотрела семью императора Александра второго: она состояла из главы семейства, самого пожилого, крепкого русского императора в военной форме, усами и задорным блеском в карих очах, его второй жены, которая была порядочно моложе императора и взрослых детей от обоих браков…

Николай Александрович стал всем по очереди представлять Догмату, император высказал одобрение, но внимание принцессы Дании привлёк один из братьев Николая: сильный, высокий и широкий в плечах, как Геракл, молодой человек с бородкой и весёлыми карими очами улыбнулся Догмате…

– А это – мой брат Александр Александрович, самый близкий для меня человек… – пояснил Николай и обратился к брату – Ну, братишка, как тебе Догмата?

– О, Николай, я знал, что ты не оплошаешь, за тебя пойдёт любая красавица! Я рад за тебя, вы будете достойными императором и императрицей, только жаль, что она такая маленькая ростком… – радостно ответил Александр…

– Ваше высочество, а какое имя вы собираетесь носить, приняв православие? – спросил император Александр второй.

– Я думаю, ваше величество, что приму православие под именем Марии Фёдоровны… – ответила Догмата.

– Чудесно, готовьтесь к таинству, осваивайтесь в России, надеюсь, вам понравится у нас… – закончил разговор император, и все приступили к званому торжественному обеду…

Какое-то время всё шло спокойно, жизнь русского императорского двора вполне устраивала Догмату, скоро она должна была принять православие…

Но вдруг что-то тревожное повисло во дворце и закралось в сердце принцессы, когда цесаревич Николай робко сообщил с болезненной бледностью на лице:

– Милая, я должен по совету врачей поехать на воды в Ниццу, мне нужно поправить здоровье…

– Конечно, я буду ждать… – ответила Догмата…

Спустя несколько дней, после отъезда Николая в Ниццу, от него пришло короткое, но пронзительное письмо:

«Свет очей моих, невеста Догмата и мой самый близкий и родной человек, брат Александр, я до последнего не хотел вас огорчать, но должен признаться, что серьёзно болен, угасаю с каждым днём и хотел бы попрощаться с вами. Приехать в Россию сил у меня уже не хватит, поэтому я прошу вас приехать ко мне. Простите, если причинил вам боль.

Любящий вас Николай…».

Догмата показала письмо Александру Александровичу. Молодой царевич-Геркулес расплакался, но собрался с силами, и с Догматой двинулся в путь…

Когда же они приехали в карете в Ниццу, то застали Николая в совсем плачевном состоянии, день и ночь вдвоём Догмата и Александр не отходили от Николая, ухаживая за ним…

Догмата видела, что с каждым днём Александру всё тяжелее, он был почти на грани нервного срыва от переживаний…

Девушка, как могла, старалась поддержать друга-богатыря словами:

– Ну, не изводись ты так, Александр, поправится Николай, мы и лучшие врачи всё сделаем для этого!

– Догмата! Надо быть совсем слепым, чтобы поверить, что Николай выздоровеет! Он тает на глазах! – крикнул в ответ Александр.

– Не кричи на меня! Возьми себя в руки и хотя бы попытайся спасти жизнь брату, если ты настоящий мужчина! – возмутилась Догмата.

Но этот период жизни длился не долго: однажды Догмата отлучилась за лекарством, а когда вошла в спальню Николая, то увидела много православных батюшек и рыдающего на взрыт Александра. Догмата поняла, что батюшки пришли проводить Николая по-христиански в вечную жизнь к Богу, что его земной путь окончен…

Догмата покачнулась, но не подала вида, что расстроилась, подошла к Александру, обняла его за могучие плечи и тихо изрекла:

– Не страдай так, мы сделали всё, что могли, так решил Господь, теперь он у Него в раю. Давай собираться в Россию, батюшки сами сделают всё, как положено…

– Догмата, дорогая, ты же не оставишь меня в такой беде, поддержишь, будешь рядом? Тем более, что ты такая красивая, благородная и сильная девушка, достойная восхищения. Лично я всегда восхищался тобой… – признался Александр.

– Нет, конечно, не брошу, я не вернусь в Данию, я приму православие и стану твоей женой… – ответила тихо, но решительно Догмата.

– Как ты поняла, что я мечтал сделать тебе предложение, но не решился бы? И ты согласна? Какое счастье! – воскликнул Александр.

Догмата и Александр вернулись в Санкт-Петербург и объявили о своей помолвке и венчании, которое они решили совершить сразу, как выдержат траур по Николаю…

За это время Догмата приняла таинство крещения и стала великой княгиней Марией Фёдоровной, траур должен был скоро кончиться, казалось, жизнь наладиться…

– Мария! О, милая невеста, как чудесно твоё новое имя! Такое же чудесное, как ты сама! – восхищался Александр.

… Но в тот пасмурный дождливый день император Александр второй накинул шинель и направился к карете. Когда его жена Екатерина и Мария Фёдоровна подбежали уговаривать императора, не ехать в такую погоду, тот спокойно ответил:

– Женщины всегда мнительны, что может случится?

… Во дворце в поздний час было тихо, слышны были только постукивание дождя и тиканье старинных часов с маятником, когда вдруг всех разбудили крики слуг:

– Горе! Его величество тяжело ранены! Было покушение! Горе!

Александр Александрович, что стал цесаревичем, скорее побежал к отцу, уложил на расшитый диван, Мария Фёдоровна позвала лучших врачей…

Бледный, израненный император лежал, молча, а потом подозвал Марию и прошептал:

– Мария, ты должна набраться мужества помочь Александру, сердце моего сына в твоих руках, а, значит, и Россия…

Ответить Мария Фёдоровна уже не успела…

Глава «Мини-императрица проявляет характер»

Спустя несколько дней стало понятно, что второй удар цесаревич Александр примет ещё тяжелее: будущий император сидел в своей спальне часами в простых галифе и русской рубахе, отказывался есть и пить, в глазах постоянно стояли слёзы, которым он не давал волю вырваться…

«Так, вообще-то, он должен разобраться сам, но у него не получается, поэтому я вмешаюсь. Как? Ну, уж как получится…» – подумала Мария Фёдоровна, взяла поднос с едой на кухне и поставила перед Александром со словами:

– Так, раскисший мой Геракл, собирай себя, тебе императором России быть! Вот твой завтрак, я пошла поменять туфельки и припудрить носик, я приду к тебе через полчаса, и чтобы за это время ты всё съел, или я уеду в Данию!

Мария Фёдоровна знала, что солгала: она не собиралась уезжать в Данию, просто хотела заставить Александра поесть…

Когда она пришла к Александру, то обрадовалась: поднос был пуст.

– Так, просто замечательно, оказывается, ты прекрасно можешь брать себя в руки, когда надо! А сейчас ты оденешься нормально, и мы пойдём гулять в сад! – произнесла Мария Фёдоровна…

Они чудесно прогулялись по саду в Гатчинском, мило беседовали…

Но, когда Александр вернулся в свою спальню, то опять принял обречённый вид.

«Так, что-то тут не чисто. Что же ему здесь может напоминать о пережитых потерях?» – задумалась Мария Фёдоровна и вдруг увидела на каминной полке чёрно-белые фотокарточки отца Александра и брата…

Мария Фёдоровна сначала растерялась, а потом достала фотокарточки из резных рамок и кинула в огонь в камине.

– За что?! Мне же больно! – со слезами обиды и скорби спросил Александр.

– Да, больно, но придётся эту боль пережить, отпустить их, потому что они уже у Христа, а ты – ещё на земле, и должен жить! – ответила Мария Фёдоровна…

– Я… я постараюсь… – тихо изрёк Александр, а Мария Фёдоровна обняла своими хрупкими ручками его за широкие плечи и добавила:

– А я буду тебе помогать, я же тебя люблю, хоть и сделала больно. Прости, я не могла по-другому…

Их взгляды встретились, и хотя в карих очах Александра всё ещё стояли слёзы, это были слёзы облегчения, а не страдания…

Когда прошёл траур по Александру второму, то в храме торжественно обвенчали и миропомазали на правление Александра третьего и Марию Фёдоровну…

Всё проходило в шикарной обстановке, Мария Фёдоровна поражала красотой своего платья с горностаем, только вот среди людей так и раздавались насмешки:

– Он – такой богатырь, а она – маленькая, чуть ли не карлик! Мини-императрица!

Мария Фёдоровна, услышав это, не растерялась и приняла ещё более величественный вид. Мария ощущала на себе тяжесть ответственности: теперь её муж – император вся Руси Александр третий, а она – императрица…

Глава «Дела семейные или первенец»

Став императором Александр обратился к жене:

– Милая моя, я хотел с тобой посоветоваться насчёт политики. После такого инцидента с моим отцом, который провёл не мало реформ, я бы хотел провести «контрреформы», то есть усилить консервативность, цензуру, жандармерию и власть самодержавца, искоренить вольнодумность, которая появилась в народе при моём отце…

Мария Фёдоровна неприятно удивилась таким словам царственного супруга, ей казалось, что политика Александра второго была верной, но потом она поняла, что её супруг не до конца пережил потерю, поэтому решила поддержать его ответом:

– Я считаю, что ты всё делаешь верно, дорогой…

Потом разговор зашёл о внешней политике, и тут Мария Фёдоровна подсказала мужу:

– Нужно сотрудничать с другими православными государствами на Балканском полуострове, стараться избегать войны и не доверять Германии…

Обсуждение политики проходило в красивом мраморном зале с дорогими вазами с цветами и большими портретами предков Александра третьего, советники и министры стояли в стороне и возмущённо перешёптывались:

– Его величество, такой сильный мужественный крепкий умный человек советуется с женой! Что эта датчанка творит?! Маленькая, как девочка, а сделала из такого великого царя подкаблучника! Тоже нашлась мини-императрица!

Мария Фёдоровна стояла чуть ближе к министрам и посмотрела на них своими голубыми очами с таким гневом, что те сразу замолчали…

Правда, политикой Мария Фёдоровна командовала не долго: скоро выяснилось, что «мини-императрица» ждёт первенца…

Александр старался дать жене спокойствие, комфорт и лучших врачей, но сам переживал: «Как же моя маленькая жёнушка родит? Милая Мария хрупка, как девочка отроческого возраста…».

… Все ждали родин по подсчётам врачей, 9-10 мая, но вдруг в день великомученика Иова, 6 мая, у Марии Фёдоровны начались роды…

Александр ходил по коридорам, переживал, теребил небольшую бороду, тревожась от того, что роды начались раньше срока, и, значит, что-то может пойти не так…

Но скоро из спальни с выбеленными дверями вышли врачи и обрадовали Александра:

– Ваше величество, мы спешим сообщить вам радость: ваша царственная супруга благополучно разрешилась сыном, красивым здоровым мальчиком…

Александр аж вскрикнул от счастья и согнул в кольцо золотой подсвечник, одарил подарками и деньгами всех врачей, а потом поспешил к супруге, опустился перед ней на одно колено и подарил дорогой жемчужный браслет…

Мария и Александр склонились над крохотным мальчиком, а их сынок лежал в колыбели и смотрел внимательно на родителей голубыми глазами-озёрами…

– Он похож на тебя, милая: у него такие же красивые голубые глаза, если он унаследует и твой характер, то будет великим императором! Я предлагаю назвать его Николаем в честь моего брата! – изрёк счастливый сияющий Александр.

– … А ласково будем звать его милый Ники, Ники – означает победа… – с лучезарной улыбкой предложила Мария Фёдоровна…

Вдруг в спальню зашёл Витте, министр и друг Александра, вид у сурового экономиста был недовольный, разговор он начал с вопроса:

– Ваши величества, а вы понимаете, в какой день родился ваш сын?! В день великомученика Иова!

– Ну, и что с того? – возмутилась Мария Фёдоровна.

– А то, ваше величество, что люди верят, что человек, рождённый в этот день, будет мучиться всю жизнь и кончит земной путь святой мученической кончиной! Вам лучше поскорее избавиться от ребёнка ради репутации ваших величеств, я знаю хороший сиротский приют при монастыре, дайте мальчика мне, и я тайно отвезу его туда! – высказал своё мнение Витте.

Разозлённая Мария Фёдоровна сняла со стены шпагу и крикнула:

– Что-о-о?! Витте, вы с ума сошли! Я своего милого Ники никуда не отдам!!! Уйдите со своими глупыми советами сейчас же, или я вспомню навыки фехтования, которым обучалась в Дании!!!

Витте посмотрел на императора Александра третьего, тот же сурово ответил:

– Витте, идите и объявите прессе, что в правящей семье большое счастье: родился августейший сын, цесаревич Николай Александрович, и счастье императора и императрицы не может омрачить такая мелочь, что цесаревич родился в день великомученика Иова!

Витте ушёл, сказав на последок:

– Ваше величество, вы не знаете, но, возможно приготовили сыну вместо короны нимб мученика!..

… Спустя сорок дней состоялось торжественное крещение маленького Николая, младенчик с голубыми очами-озёрами своей красотой покорил всех, от знатных гостей только и слышались возгласы:

– Он ангельски красив!

Глава « Семья расширилась, а Николай взрослеет»

Время, к сожалению или к счастью, летит быстро, спустя пятнадцать лет Ники вырос в красивого и мудрого отрока, которым восхищались все. Лучшие учителя, сложнейшая учебная программа, много интересных и сложных заданий – Николай справлялся с этими задачами легко, в свободное время озорно бегая по саду с милым смехом…

У Ники за это время появились младшие братья и сёстры: Константин, Михаил, Ксения и Ольга, которые завидовали репутации Николая, как отрока набожного, целомудренного, мудрого и красивого.

– Тоже мне, наш Ники – молитвенник! Родительский любимчик! Ханжа! – возмущалась Ксения Константину тайком от родителей.

… А Александр и Мария Фёдоровна наблюдали за детьми, и мать семейства тихо изрекла:

– Дорогой, Александр, меня очень радует, что милый Ники не только красив и образован, но и верующий примерный христианин, он искренне воцерквлён, его жизнь не отделима от православия, но я боюсь, чтобы эта святая чистота не сыграла с ним злую шутку, когда он станет императором. Боюсь, что тогда давно Витте был отчасти прав…

– Что за глупости, милая? Николай – умнейший и добрейший парень, Россия должна гордиться, что ей достанется такой император! – с гордостью ответил Александр…

Мария Фёдоровна тяжело вздохнула и собрала всю семью в столовой за обедом…

– Так, я пощусь, мне, пожалуйста, подайте только гарнир без мяса… – обратился юноша кслуге, и братья с сёстрами стали ехидно похихикивать…

– Ники, сынок, что будешь делать сегодня ещё? Какие планы на летний отдых? – спросил Александр сына.

– Папа, сегодня я хотел ещё потренироваться в конной езде и сделать записи в дневнике, а вот насчёт летнего отдыха… – скромно отвечал Николай – Вы отпустите меня в путешествие? Мне хочется посмотреть мир…

– Так, дорогая, строптивостью он в тебя! – недовольно сказал жене Александр.

– А мягким добродушным характером, за который над ним все смеются, в тебя милый, так что без взаимных упрёков! Мы отпустим его в путешествие, и это не обсуждается! – поставила на место мужа Мария Фёдоровна.

Глава «События, которые сделали Николая старше»

Когда Николай вернулся из путешествия, то было видно, что он счастлив: лик украшала обаятельная улыбка, голубые очи-озёра светились, на смешки братьев и сестёр по-доброму смеялся:

– Вы – маленькие ещё, подрастёте – сами такие будете!

Мария Фёдоровна с улыбкой наблюдала за сыном: он сидел после уроков в саду и декламировал стихотворение Пушкина «Я помню чудное мгновение…».

Наконец, императрица вошла к мужу в кабинет и высказала предположение:

– Александр, кажется, наш милый Ники влюбился…

Александр, который ещё и растолстел с годами, грузно восседал в кресле за дубовым столом с красивой расписной чернильницей, водя по бумаге перьевой ручкой. Наконец, положив перьевую ручку, Александр недовольно ответил жене:

– Да, я тоже это заметил, не слепой. Меня очень интересует в кого! Кто она? Если окажется, что он выбрал не принцессу и не знатную леди, а какую-то простушку, то Ники получит от меня знатный выговор!

Мария Фёдоровна, серьёзно разозлившись на мужа, отодвинула чернильницу и подсвечник, помахала крохотным кулачком перед мужем и изрекла:

– Так, Александр, Геракл-недотёпа, тебе напомнить, как мы с тобой поженились, а?! Или ты уже всё забыл?! Вот моё слово: ты дашь добро сыну на брак с той девушкой, какую он выберет сам, вне зависимости от её знатности и приданного, и это не обсуждается! Иди к сыну и хоть спроси, кто она, отец-недоучка!

Александр третий опустил стыдливо взгляд карих очей и промолвил:

– Дорогая, лучше поговори с Ники ты, я как-то не умею. Дело в том, что парень он умный, образованный, очень сметливый, но эта чисто христианская доброта, чистота и непосредственность во взгляде, поведении меня настораживают: у нас у Романовых таких не было, у тебя в датской родне тоже. Какой-то не от мира сего, он этим напоминает мне моего брата, Царствие ему Небесное, и всё тут…

– Ладно, пойду, поговорю с Ники… – ответила Мария Фёдоровна и отправилась к сыну.

Императрица села рядом с Николаем, поправив подол голубого платья с кружевами и начала разговор:

– Сынок, ты в последнее время стал мечтательнее, взрослее. Ты встретил любовь там, в путешествии? Кто она? Я только рада за тебя, первая любовь – это очень важно…

– Да, мама, я полюбил очень милую красивую девушку, которую встретил в Англии. Я просто очарован её нежными чертами лица, ясными лазурными очами, вьющимися каштановыми волосами. Кто она? К сожалению, я не успел спросить у неё: юную леди увела с собой королева Виктория, но я твёрдо решил, что, когда закончу обучение и отслужу в армии, найду её и женюсь только на ней… – рассказал Ники…

Мария Фёдоровна вздохнула со словами:

– Что ж, заканчивай пока образование, занимайся в свободное время привычными делами, а, как придёт возраст жениться тебе, я обещаю помочь найти эту прелестницу…

… Николай продолжал учиться, взрослел, много времени уделял молитве, ко всем своим обязанностям цесаревича относился более чем серьёзно. Потом Николай служил в армии и завоевал уважение солдат не только храбростью, но и скромностью: он не разрешал отцу награждать себя и оставил себе скромный чин полковника, хотя, как цесаревич, мог себе дать чин намного выше…

В свои двадцать три года Николай стал настоящим примером мудрости, тактичности, набожности и мужской благородной красоты…

Николай любил путешествовать и в другие страны, и по России, ему было всё интересно, вникая в ситуацию, если нужно кому-то, всегда старался помочь, но в это раз он решил поехать с семьёй: отцом, матерью и братьями с сёстрами…

Вся семья сидела в вагоне поезда за столом, укрытым скатертью, поезд мчался с такой бешеной скоростью, что невозможно было пообедать: всё просто дрожало в вагоне и слетало со стола. Все молчали в неприятном напряжении…

– Папа, зачем ты приказал так разогнать поезд? Это же не безопасно… – спросил Николай.

– Сын, ты чего ворчишь? Всё в порядке… – произнёс Александр.

– Папа, это – не в порядке, на такой скорости можно шеи всем свернуть. Я прошу тебя отменить приказ и сбавить скорость… —попросил Николай.

– Ну, Ники, – ответил растерянно Александр – Я, вообще-то, не приказывал. Я сам удивлён, пойду, выговорю этим глупцам!

Только Александр встал, как вагон затрясло ещё сильнее и все с ужасом поняли: поезд сошёл с рейсов…

Вагон перевернуло раза два, вся семья Александра кричала от испуга и такой встряски: они понимали, что могут сейчас погибнуть…

Наконец, когда вагон перестало переворачивать, Александр, чтобы спасти семью, собрался с силами и поднял вагон с криком:

– Ники!!! Помогай всем вылезти!!! Быстрее только!!!

… Александр, потный и раскрасневшийся от невероятных усилий с выражением ужаса на лице удерживал вагон, а Николай разбил стекло окна, терпя боль от порезов, и усердно помогал всей семье вылезти через окно. Только и раздавались команды Николая:

– Мама, вылезай, просто спрыгни в окно, я ловлю! Отлично! Михаил, твоя очередь! Ольга, прыгай теперь ты! Не поранилась? Слава Богу! Константин, давай ты…

– Сынок, скорее, я долго не смогу!!! – закричал с отчаянием багровый от усилий Александр.

– Папа, потерпи, прошу, осталась только Ксения! – крикнул в ответ Николай и обратился к Ксении – Давай, сестрёнка, я тебя потяну…

Вдруг Александр не выдержал и с диким криком бросил вагон…

Николай напугался, но вытянул плачущую Ксению из-под вагона и взял на руки…

Александр лежал на земле, еле отдыхиваясь, потом подозвал Николая и ласково изрёк:

– Ники, сынок, я горжусь тобой…

Николай вытер ладонью пот со лба отца, Александр третий потерял сознание…

Все были в панике, кроме Марии Фёдоровны,

она была в сильном напряжении, сердце её бешено колотилось, но императрица не подала вида и спокойно промолвила:

– Так, дети, особенно ты, Ники, как взрослый человек, не паникуем! Ники, ты несёшь Ксению, я пошла позвать кого-то, чтобы нам помогли доставить отца во дворец…

… Скоро вся семья была во дворце и всех по очереди осмотрел врач: Николаю обработал и забинтовал расцарапанные руки, осмотрел Ксению и после обезболивающего укола усадил её в специальное кресло, пока не ясно, насколько сильна травма спины девушки, потом взялся за осмотр Александра третьего, долго возился, затем с печалью сообщил императору:

– Ваше величество, прошу простить меня, но я, как врач, должен сказать правду: вы надорвали почки, и, скорее всего, проживёте недолго…

Александр расстроился, но набрался мужества позвать Марию Фёдоровну и спросить её:

– Дорогая, ты слышала, что сказал сейчас врач? Нам нужно подумать о том, как сообщить это Ники и подготовить его скорее к принятию престола, в том числе и женить…

Мария Фёдоровна сама поранила ногу, но героически стояла, опираясь на трость с гордой осанкой.

– Не волнуйся, дорогой, тебе нужно лежать, я сейчас позову Ники, и мы вместе всё расскажем ему… – утешила мужа Мария Фёдоровна и пошла, постукивая тростью, за сыном…

Когда Николай услышал известие об опасной болезни отца, то было видно по его светлому лицу, что он сильно огорчён, а отец продолжал:

– … Так что ты, сынок, женишься и примешь престол! Невесту тебе подберём самых благородных кровей…

– Прости, папа, но я уже давно и окончательно сделал выбор: я женюсь только на той прекрасной английской девушке, о которой рассказывал вам с мамой ещё отроком! – ответил смело Николай.

– Что-о-о?! – возмутился Александр – Бунт на корабле?! Я тебе покажу «прекрасную английскую девушку»! Женишься на той, которую я выберу!

Александр сел и стал швырять в сына предметы, что попадались под руку: подушкой и книгами. Николай ловко уворачивался, вышел из спальни отца и спокойно изрёк перед тем, как закрыть дверь:

– Папа! Я – взрослый человек и сам принимаю решения! Я найду ту прекрасную девушку и женюсь на ней, и всё тут! И я не понял, что тебя так рассердило!

Александр на последок кинул тарелку и услышал весёлый комментарий сына:

– Папа! Успокойся, всё равно мимо!

Мария Фёдоровна задумалась, а потом приняла грозный вид, застучала тросточкой и стала ворчать на мужа:

– Александр! Прекрати! Я всё равно на стороне сына и помогу ему найти его возлюбленную! Ники женится по любви и точка! И веди себя достойно, а не как тряпка, даже Николай держится с большим мужеством!

– Мария, дорогая, когда ты перестанешь мной командовать? – спросил недовольно жену Александр, но ответа не дождался.

Глава «Николай и Александра – вечная любовь»

Мария Фёдоровна отравилась в свою спальню, переодела порванное бордовое платье на новое и чистое платье нежно-розового цвета, потом сняла туфельки и взвыла от боли, которую столько терпела: ножка императрицы была сильно поранена, но дама не показывала перед родными вида…

Тут раздался стук в дверь и голос Николая:

– Мама, у тебя всё хорошо? Можно войти?

– Конечно, сынок, заходи… – ответила Мария Фёдоровна, спрятав ножки под покрывало.

Николай сел на резной стул рядом с матерью и застал мать врасплох вопросом:

– Мама, мне показалось, что кто-то стонал сейчас?

– Хм… нет, тебе показалось, Ники… – неуверенно ответила Мария Фёдоровна, но тут скользкое атласное покрывало сползло на пол и предательски показало рану на лодыжке.

Николай распахнул свои голубые очи-озёра и воскликнул:

– Мама, милая, что ж ты сразу не сказала? Я пойду за врачом!

Скоро врач перебинтовывал ножку Марии Фёдоровны, и императрица обратилась к сыну:

– Спасибо, Ники, сынок, ты один из нашей семьи обратил внимание на то, что мне больно, но давай перейдём к более приятной теме: твоя прекрасная юная леди из Англии, мы должны её найти, а для этого нужно, чтобы ты рассказал всё о той встрече. Понять, кто она, может помочь любая деталь…

– Хм…– начал рассказывать Николай – Я должен был встретиться с королевой Викторией, но мне объявили, что её величество приболели, и просят меня пройти в её кабинет. Так, как никто меня почему-то не проводил к королеве, я заблудился, и попал в светлую комнату, где за вышиванием и сидела та чудесная девушка. Она была одета просто, но изящную шею украшала нить жемчуга, на личико она была просто Ангел: маленькие губки, греческий носик, распахнутые лазурные очи. Я просто восхитился, залюбовался, а она с интересом смотрела на меня, я хотел заговорить, но тут появилась королева Виктория и увела её со словами: «Дорогуша, ты же знаешь, что быть наедине с молодым человеком – это неприлично!»…

Мария Фёдоровна улыбнулась и ответила сыну:

– Я, кажется, поняла, кто она может быть: скорее всего она – одна из внучек королевы Виктории, а у её величества всего две внучки: Алиса и Элла. Я пришлю приглашение погостить в России обоим девушкам, а кто-то из них и есть твоя любовь…

– Мама, большое спасибо! – радостно воскликнул Николай, Мария Фёдоровна взяла сына за руки, но, увидев, как Николай стиснул зубы от боли, вспомнила про порезы и тут же отпустила руки…

… Скоро на письмо Марии Фёдоровны из Англии пришёл ответ, что принцессы с радостью побывают в России…

В тот день, когда небо было необыкновенно ясным, совершенно без единого облачка, Николай с напряжением на лице стоял на крыльце, опираясь на колонну: должны были приехать гостьи, и молодой человек волновался: «Узнаем ли мы друг друга, ведь прошло столько лет? А вдруг мама ошиблась, и она – не принцесса? А если она не испытывает ко мне те же чувства?».

Мария Фёдоровна стояла позади, с величественной осанкой опираясь на трость…

Наконец, прибыла карета, дверца открылась, и лакей помог выйти двум девушкам в скромных платьях…

Сёстры были похожи: обе очаровывали лазурными веждами, каштановые волосы были уложены в причёски, только одна из них , та, что была одета в платье кремового цвета, была выше ростом и красивее на лицо: если бы не небольшая горбинка в носике, то её можно было бы назвать девушкой Ангельской красоты…

… Николай стоял с сияющим взглядом и восторженно прошептал матери:

– О, Иисусе Христе, благодарю! Это она! Я сразу узнал! Как она прекрасна! Мама, спасибо, всю жизнь благодарить буду!

– Которая из них? – спросила Мария Федоровна, – Алиса, которая в кремовом платье или Элла, что в фиолетовом?

– Алиса… – ответил Николай, тут Мария Фёдоровна озорно улыбнулась и подумала: «Помогу, пожалуй, сыну, понравится Алисе, для начала познакомим их поближе. Как? Ну, уж как получится…».

Мария Фёдоровна ловко поставила тросточку «так, как надо», и цесаревич полетел со ступеней прямо к Алисе, от падения парочку спасло то, что Николай вовремя затормозил, и молодые люди невольно оказались в объятиях друг друга…

Мария Фёдоровна улыбнулась и вежливо произнесла на английском языке:

– Ваше высочество, примите наши извинения: я повредила ногу и хожу с тростью недавно, и мои домочадцы с непривычки постоянно спотыкаются об неё…

… Молодые люди стояли и смотрели друг на друга распахнутыми очами с восторгом во взгляде, не разжимая объятий…

– Я… я вас узнала! Вы приезжали в Англию юношей, и зашли в мою комнату, но моя бабушка не дала нам возможности познакомится, хотя вы мне очень понравились… – призналась принцесса.

– Я… я тоже вас сразу узнал, ваша чистая, Ангельская красота восхитила меня, вы стали ещё прекраснее! Я вас искал и не мог забыть той чудесной встречи, подаренной нам Богом… – изрёк Николай, и вдруг вспомнил, что они до сих пор стоят обнявшись, скорее отошёл на два шага и стал извиняться – Прошу прощения, право, я не хотел такой неудобной ситуации, это – чисто случайность, простите мою неуклюжесть. Позвольте представиться, цесаревич Николай Александрович…

– Я нисколько не сержусь за это недоразумение, мне приятно с вами познакомиться, принцесса Алиса… – скромно приятным мелодичным голосом ответила Алиса…

… Спустя час гостьи были представлены другим членам семьи Александра третьего и начался званый обед в честь почётных гостей. Александр, раздувая ноздри от недовольства, наблюдал, как Николай «крутится волчком» вокруг Алисы, предлагает разные деликатесы, говорит пафосные комплименты, демонстрирует в беседе остроумие и эрудицию, но ловя на себе гневный взгляд маленькой супруги, молчал…

После обеда Александр изворчался на жену:

– Ты что, дорогая, наделала?! Разве не знаешь, что говорят об этой принцессе? У неё ревматизм, зажат лицевой нерв, а в семье королевы Виктории очень многие мужчины погибли от гемофилии!

Мария Фёдоровна с негодованием посмотрела на мужа-Геракла и ответила:

– Так, я не поняла! Ты мешать счастью собственного сына будешь?! Они же любят друг друга, это видно сразу! Только попробуй вмешаться!

– Ладно, дорогая, я промолчу, но благословения на их брак не дам! И точка! – возмутился Александр.

Мария Фёдоровна помахала перед Александром тростью и изрекла:

– Так! Ты, старый толстяк, думаешь, что будешь вечный?! Николаю жениться надо, поэтому, как дети решаться, ты дашь благословение без разговоров! И это не обсуждается!!!

… Шло время, Николай и Алиса дружили уже целый год, Алиса приняла православие и стала Александрой Фёдоровной, всё свободное время влюблённые проводили вместе: они любили беседовать, читать классическую литературу, Николай старался порадовать её подарочками, цветами, нежно они называли друг друга «Ники» и «Аликс», но их отношения были целомудренны…

Мария Фёдоровна задумалась, а потом позвала сына к себе и спросила:

– Ники, сынок, ты думаешь делать Аликс предложение? У вас всё в порядке в отношениях?

– Да, мама, всё в порядке, и я не только думаю, но и собираюсь делать моей милой душке Аликс предложение, но не как не решусь… – ответил Николай.

– Так, – протянула с улыбкой Мария Фёдоровна – кажется, я снова должна помочь. Вот, Ники, держи фамильную драгоценность Романовых: кольцо с бриллиантом, когда-то твой отец подарил мне его, теперь я хочу, чтобы ты подарил его своей невесте, когда будешь делать предложение, а я пойду с тобой. Если нужно, скажу пару слов о том, какая у тебя добрая и благородная душа, а если понадобится, снова поставлю тросточку так «удачно», чтобы вы оказались в объятиях друг друга…

– Спасибо, мама, ты, как никто, понимаешь меня… – ответил Николай и отправился с кольцом в сад к Александре со словами:

– Милая Аликс, радость моя, солнце моё, свет моей души, я хотел тебе подарить это фамильное кольцо и предложить обвенчаться. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, мой Ангел, потому что люблю тебя больше жизни…

Александра замерла с радостью в лазурных очах и милым смущением на лице, но с ответом не спешила…

Тогда Мария Фёдоровна подала жест, чтобы Александра встала с ажурной скамейки возле фонтана, снова продела трюк с тросточкой, чтобы пара оказалась в объятьях друг друга и изрекла:

– Александра, что ж ты робеешь? У всех есть недостатки, но ты же знаешь, сколько достоинств у Ники: он набожный, благородный, любящий человек, он и образован, и умён, и ответственен, а то, что робок, так это сущий пустяк: это исправит твоя любовь!

Александра и Николай посмотрели друг другу в глаза с нежной любовью, и Александра дала согласие…

Скоро Николай и Александра мило ворковали на окне дворца, выцарапывая на стекле кольцом надписи: «Ники + Аликс = вечная любовь», а Мария Фёдоровна отправилась к мужу со словами:

– Так, Ники и Аликс решили обвенчаться, и ты сейчас дашь им благословение!

– Ха, благословение! – разозлился Александр – Зови сюда Ники, задам я ему сейчас трёпку!

Николай пришёл к отцу с совершенно невозмутимым видом.

– Так, Ники, эта англичанка-ханжа всё-таки обкрутила тебя! Ну, я сейчас проучу тебя! – крикнул Александр и снова стал кидать в сторону Николая все подручные вещи: чернильницу, книги, предметы дорогого фарфорового сервиза, но Николай ловко с добродушной мягкой улыбкой уворачивался, говоря:

– Папа, прекрати эту глупость, всё равно ведь не попадаешь, и не попадёшь, потому что я в армии служил…

Наконец, Александр запустил в сына тарелкой с пирогом, которым собирался обедать, Николай же ловко поймал тарелку, начал кушать пирог и промолвил:

– Спасибо, папа, у дачный бросок, пирог вкусный, а, если без шуток, я всё равно женюсь на милой Александре в любом случае. Ты знаешь, что я споров не люблю, вам с мамой редко когда шёл наперекор, но сейчас я не могу и не хочу уступать!

Александр с недовольным выражением лица отвернулся, а Мария Фёдоровна, постукивая тростью, гневно крикнула на мужа:

– Никаких разговоров, Александр, старый толстяк! Благословляй их! И не спорь со мной!

Александр тяжело вздохнул и ответил:

– Ладно, зови, жена, Александру, буду благословлять этих… голубков…

Александр третий благословил Ники и Аликс, и началась счастливая подготовка к свадьбе…

… Но всё оборвалось в одно мгновение…

Нарядный стол, украшенный вышитой скатертью и букетами цветов, ломился от вкусных яств: семья отмечала помолвку Ники и Аликс. На почётном ужине в честь помолвки Александр поздравлял сына, ворча уже в шутку, и выпил немного шампанского, хотя врачи из-за серьёзных проблем с почками запретили императору употреблять алкоголь…

В этот же вечер Александру стало очень плохо, он стонал, лежал бледный, как восковая свеча…

Мария Фёдоровна переживала, в душе у неё кипела лава страданий, но императрица, не показывая это никому, успокаивала семью:

– Ники, иди за врачом, всё будет хорошо, врач поможет, Михаил, Ксения, Ольга, не плачьте, лучше все уйдите в свои комнаты, успокойтесь, врач обязательно разберётся. Аликс, милая, ты тоже лучше иди к себе, у тебя такой вид, будто ты сейчас сознание потеряешь…

Николай не просто шёл, он бежал за врачом, но, когда привёл, но Мария Фёдоровна с печальным и замученным видом вышла из спальни Александра и тихо изрекла сыну:

– Ники, сынок, прости, но уже поздно: отец отошёл ко Господу, ты должен быть готов стать новым императором, хотя я понимаю, как тебе тяжело…

Какое-то время в холодном красивом мраморном коридоре повисла тишина, Мария Фёдоровна с волнением ждала реакции сына на это скорбное известие…

Николай на мгновение закрыл свои голубые очи-озёра, тяжело вздохнул, но потом заставил себя встрепенуться и с печальным, повзрослевшим видом ответил:

– Я… я понимаю. Я… я справлюсь, просто я очень любил отца, мне нужно немножко времени, чтобы осмыслить и принять волю Христа…

Мария Фёдоровна положила сыну ручку на плечо сыну, чувствуя разницу между Николаем и его отцом: Николая, конечно, «макарониной» не назовёшь, спортивный, стройный молодой человек, но ощущалось, насколько он хрупче отца в плечах, и насколько сильнее духовно…

– Ники, сын, мы с Аликс всегда будем рядом, обращайся к нам, если нужно будет… – тихо закончила разговор Мария Фёдоровна с мыслью: «Молодец, сынок, выдержал удар судьбы, но нам с Аликс всё равно нужно быть внимательными к нему, не такой он сильный, как кажется на первый взгляд…».

Николай ушёл в свою комнату, зажёг свечу и стал тихо читать «Отче наш», когда постучалась Александра Фёдоровна со словами:

– Ники, милый мой, можно?

– Аликс, солнышко ненаглядное моё, заходи… – ответил Николай.

Александра в нежном персиковом платье села рядом и своим ласковым мелодичным голосом изрекла:

– Милый, я только что узнала о случившимся, я искренне сочувствую, но верю, то ты справишься, потому что, по крайне мере, для меня ты – самый лучший. Ты молишься? Может, помолимся вместе?

– Благодарю, солнышко моё, мне эти слова были очень важны… – ответил Николай, и жених и невеста стали вместе молиться…

Мария Фёдоровна незаметно заглянула и с улыбкой подумала: « Молодец, Аликс, мудрая девушка, быстро поняла, что я хотела от неё…»…

На следующий день обществу, знати и прессе было объявлено о том, что скончался император Александр Александрович третий, и его приемником по окончанию траура станет цесаревич Николай Александрович, а новой императрицей станет после венчания Александра Фёдоровна.

Николай уже мысленно готовил себя к тому дню, когда их с Аликс обвенчают и миропомазают на царство. С утра, даже не позавтракав, Николай отправился по государственным делам входить в курс дел России, потом приехал в свой кабинет, стал разбирать документы, когда в красиво обставленный кабинет с благородным бордовым бархатом на стенах и большой библиотекой вошёл Витте. На лице у него красовалась усмешка.

– Витте, я не люблю, когда входят без стука, поэтому попрошу оставить эту привычку, я сейчас немного занят, слушаю вас, только коротко и по делу… – спокойно промолвил Николай.

– Ваше высочество, на вашем бы месте я передал титул цесаревича кому-нибудь из ваших братьев, потому что вы с вашим мягким характером не годитесь на роль императора такой огромной империи, как Россия, да и Александра Фёдоровна слишком набожна и робка для императрицы! Ваш отец держал власть суровостью, жандармерией и цензурой, но вы так не сможете! Чем вы будете держать власть? – спросил Витте.

Николай недовольно посмотрел на Витте глазами-озёрами и задал вопрос в ответ:

– А разве взаимные любовь и уважение подданных и императора не самый лучший способ удержать власть?

Витте зло рассмеялся и ответил:

– Ваше высочество, вы сейчас сказали такую наивную фразу! Её мог сказать наследник престола в детстве или отроческом возрасте, но не взрослый человек! Разве вы не понимаете, что вы рождены в день великомученика Иова и приносите страдания и себе, и своей семье, и своей стране? Разве вы не понимаете, что император, рождённый в день великомученика Иова, погубит свою страну, что же ещё ждать от вас?

Николай рассердился и недовольно прервал Витте, чуть повысив голос:

– Витте, а вы не думаете, что поступаете, как вы же выразились, наивно, полагая, что на до мной можно смеяться так открыто?! Нет, опускаться до вас и скандалить я не собираюсь, но учтите: ещё одна острота, и вы смените кабинет министра на ведро и швабру с тряпкой!

Витте фыркнул и вышел из кабинета со словами:

– Учтите, ваше высочество, я вас предупреждал!

Скоро траур кончился и настал день, когда в роскошном храме Николая и Александру обвенчали и миропомазали на царство. Как же прекрасны были молодые супруги и император с императрицей! Аликс в роскошном пышном белом платье «аля-рус» с отделкой белым мехом, в роскошном драгоценном венце, к которому крепилась длинная вышита фата, а каштановые волосы девушки были уложены в женственную причёску…

Николай заботливо дал невесте опереться на него и шёпотом периодически спрашивал:

– Радость моя, солнышко, ты как себя чувствуешь? Не душно? Не устала? Может, сядешь или дать воды?

– Нет, милый, ничего, только ноги немного болят, но я постою. Ники, любимый, а я выгляжу не вульгарно в таком открытом платье? Я не привыкла к такой одежде. Тебе нравится?– волновалась Александра.

– Голубка моя, душечка, ты прекрасна, как Ангел или лебедь, ты – самая красивая и любимая невеста на всей земле! – поспешил заверить Николай невесту…

После венчания началось миропомазание, не менее торжественное…

Вдруг, когда уже на молодого императора патриарх надевал цепь ордена Андрея Первозванного, главный символ власти, злосчастная цепь с грохотом упала на пол, что создавало повод для скандала в обществе, так как это считалось плохой приметой и позором!

Николай на несколько минут растерялся, когда услышал крики прессы:

– О, какая сенсация! Скорее фотографируем!

Николай растерянно посмотрел вокруг, но тут услышал строгий голос Марии Фёдоровны:

– Сын, быстро набросил на себя эту цепь и сделал вид, будто ничего не было!

Николай последовал совету матери, и всё утихло…

Но, увы, не надолго: после торжества Николай велел раздавать всем простым людям подарки в честь праздника, люди были очень довольны, но вдруг кто-то крикнул:

– Подарков-то на всех не хватит!!!

Тут началась такая зверская жестокая давка с ужасающими криками, что люди пришли в трепет…

Николай посмотрел на это из окна дворца и с расстроенным ликом обратился к Аликс и матери:

– Это кошмар! Они передавят друг друга! Что можно сделать? Приказать полиции вмешаться или выйти обратиться к людям самому?

Мария Фёдоровна тяжело вздохнула и ответила:

– Сынок, подключать полицию уже поздно: они так дерутся, что их невозможно разнять, но только не вздумай идти туда: они так разозлены, что просто порвут тебя!

– Что ж, Аликс, лебёдушка, солнышко моё, нам осталось только молиться… – изрёк Николай, и молодые супруги отправились в кабинет Николая, где висело несколько старинных икон, и стали молиться…

А вечером был назначен бал в четь новой правящей четы, знать хотела познакомиться с новым императором, но Аликс и Николай в один голос отказывались идти на бал:

– Мы не можем веселиться, когда у нашего народа случилось такое горе!

– Так, Аликс, Ники, вы забыли про этикет?! Этот бал планировался почти год, он – в честь вас, поэтому вы должны хотя бы выйти к гостям и извиниться за своё отсутвие на балу! – изрекла Мария Фёдоровна, Николай и Александра переоделись и вышли к гостям…

Николай начал речь, когда представители прессы стали фотографировать и кричать:

– Вот это сенсация! Жестокость и равнодушие нового императора!

Александра, что была в скромном, но красивом женственном платье с кружевами и розами и с диадемой, от испуга закрыла лицо, Николай поспешил увести супругу под крики газетчиков:

– О, да, вот это фотографии! Будет доход газетам!

… На следующий день Николай и Александра с огорчённым видом читали статьи о себе с «говорящими» заголовками: « Цепь, как знамение проклятия императора», «Три скандала с императором, рождённым в день великомученика Иова», «Жестокость и равнодушие нового императора!», «Кровавый император».

Мария Фёдоровна посмотрела на газеты, на лица Николая и Александры и с виноватым видом тихо изрекла:

– Ники, Аликс, хорошие, святые мои, простите: с этим балом я была не права…

Николай тяжело вздохнул, бросил газеты в огонь в камине и со слабой улыбкой ответил:

– Ладно, не конец света, будем дальше думать, что делать…

Глава «Святая семья Николая»

… И так, отныне Николай стал императором, любящим и заботливым супругом, но Мария Фёдоровна не ощущала спокойствия, скорее наоборот, её очень тревожило, что её взрослый, но такой молодой, набожный, добрый Ники и его милая Аликс находятся постоянно под давлением общества.

Александра Фёдоровна вместе с Марией Фёдоровной активно взялись за благотворительность и помощь сестре Александры Элле в принятии православия и устройстве личной жизни.

Николай тем временем без устали крутился во имя России: одна реформа за другой: военная реформа, смягчение цензуры, замена казни на ссылки и длительные аресты, борьба с алкоголизмом…

Николай редко с кем из министров советовался, потому что прекрасно знал, что они могут его подвести: хладнокровные равнодушные к судьбе России, любящие деньги и не брезгующие брать их из казны, ненавидящие Николая и Александру за набожность, которую называли «ханжеством», министры были скорее врагами, чем помощниками Николая.

Мария Фёдоровна тяжело вздыхала, когда оставалась одна, поправляла причёску из тёмно-русых волос с лёгкой сединой и, опираясь на трость, думала: « Да уж, не вовремя ушёл мой муж, Ники старается сделать лучше изо всех сил, но не всё так просто, иногда создаётся впечатление, что Ники невзлюбила, ну, по крайне мере, треть России. За что? Сама не понимаю, ей-богу! Хоть бы Аликс родила кого-нибудь, чтобы он хоть в семье отвлекался…».

Но самое низкое предательство Николай познал от… братьев!

В тот день Николай возвращался с осмотра военных казарм в старом автомобиле, когда автомобиль остановили, и газетчики стали просить на перебой:

– Ваше величество, дайте свой комментарий событиям в день вашего миропомазания, пожалуйста!

Николай спокойно ответил:

– Я не буду давать никаких комментариев, извините, могу лишь сказать, что, как Помазанник Божий, сделаю для России всё, что смогу. А сейчас дайте автомобилю проехать…

Николай прибыл в Александровский дворец, и замер с негодованием в распахнутых голубых очах-озёрах: на крыльце стояли его братья, Константин и Михаил, и с ехидными лицами общались с прессой:

– О, да, наш брат слабохарактерен, наивен, неуравновешен, его больше интересует семейная жизнь, нежели государство, он просто не справится и рано или поздно отречётся в пользу кого-то из нас! Мы – наследники своего отца по духу, Николай Александрович же, как говорил наш отец, император Александр третий, «не от мира сего», и прозвище «кровавый» ему подходит…

Николай, забыв шинель в автомобиле, выскочил и крикнул юнкерам:

– Прогнать газетчиков сейчас же!

Константин и Михаил застыли в испуге: они поняли, что разоблачены. Когда же газетчики поспешили исчезнуть, Николай с бледностью на лице и застывшей слезой в прекрасных голубых очах подскочил к братьям и с обидой изрёк:

– Вы же братья мои, как у вас совести хватило такое говорить! Да, я люблю свою семью, но Россия – тоже моя семья! Наивен, слабохарактерен? О, я поступил наивно, доверяя вам! Кровавый?! Так кровь была на моих руках лишь один раз: когда я после крушения поезда разбивал окно вагона и изранил руки о стекло, чтобы спасти вас же, двух Иуд!

После этого Николай вернулся в машину, взял шинель, накинул на одно плечо и медленно побрёл в столовую, где уже сидели Мария Фёдоровна и Аликс.

– Ники, любимый мой, что-то случилось? Ты выглядишь расстроенным… – спросила заботливо Аликс.

– Хм… ничего, всё в порядке, солнышко моё, голубка… – ответил неуверенно Николай, и после трапезы отправился с супругой на их любимое место для уединения, объяснений в любви, поцелуев и объятий: подоконник того окна, где они нацарапали надпись «Ники + Аликс = вечная любовь».

Мария Фёдоровна пошла в свою спальню, опираясь на трость, обдумывая: «Аликс мудра, сразу, как и я, заметила, что Николай расстроен, только вот интересно, чем? Почему он не хочет сказать?».

Мария Фёдоровна переоделась из визитного платья цвета охры в домашнее, и вдруг слуга принёс свежие газеты, а на первой полосе вдовствующая императрица прочитала: «Важные комментарии царевичей Константина Александровича и Михаила Александровича о молодом императоре». Мария Фёдоровна открыла газету, стала читать, и всё поплыло у неё перед глазами: братья «полили Николая такой грязью небылиц и оскорблений», что Марии Фёдоровне стало понятно, из-за чего расстроился Ники, и стало стыдно, что Константин и Михаил, её сыновья повели себя так подло.

Мария Фёдоровна схватила трость и прямо в домашнем платье быстро помчалась по мраморному коридору, где и встретила Михаила и Константина гневным криком:

– Костя, Миша, хрюшки хорошие, стыдоба матери своей, тряпки, женщины в брюках, вы что на брата наговорили?!! Ники старается ради нас всех, а вы бессовестно ставите ему такую подножку! Вам перед Богом, и передо мной, матерью своей, которая больше невестке доверяет, чем вам, родным детям, не стыдно?!! Знаете, почему отец оставил престол Николаю?! Потому что он образован, благороден и всегда поступает по совести, в отличие от вас!!!

Константин и Михаил недоумённо и пристыжено переглянулись и хотели сказать матери что-то, но она закончила разговор словами:

– Я от своих детей такой низости не ожидала! Теперь я буду гордиться Николаем и Аликс ещё больше!

Но скоро инцидент забылся, потому что Александра объявила, что ждёт первенца…

О, как обрадовался Николай! Он летал вокруг Аликс, угождая ей во всём, балуя любимую супругу самыми ласковыми словами и красивыми подарками…

Мария Фёдоровна, наблюдая счастье сына и любимой невестки, радовалась…

Наконец, Аликс родила прелестную девочку, которую назвали Ольгой, счастье Ники и Аликс было видно на их светлых ликах, в их лучистых голубых очах…

Мария Фёдоровна первая поспешила поздравить сына и невестку и впервые, словно невзначай, обратилась к Аликс «доченька».

Спустя несколько лет родились великие княжны Татьяна, Мария и Анастасия, и, хотя Мария Фёдоровна была серьёзно озадачена: «Девочки – это чудесно, но нужен сын, наследник престола…», видя, как счастлив в семье Ники, как расцветает их любовь с Аликс, какими миленькими, послушными росли её любимые внучечки, которых Николай называл «мои цветочки», вдовствующая императрица смолчала…

Все четыре сестрёнки были прелестны, росли в атмосфере любви, но получились разными по характеру. Ольга – более активная, спортивна, жизнерадостная. Татьяна – спокойная, склонная к женским рукоделиям. Мария – настоящая маленькая леди: общительна, добра, аккуратна, по красоте же превосходила всех. Настя же вышла настоящей артисткой и шалуньей, чем очень импонировала Марии Фёдоровне.

Девочки любили сесть вечером в своих белоснежных милых платьях с яркими бантами на плечах вокруг папы и слушать, как он рассказывает разные удивительные сказки…

Мария Фёдоровна позвала Аликс на веранду и изрекла:

– Доченька, дорогая, я так благодарна тебе за таких внучек, за семейное счастье моего сына, но стране нужен наследник…

– Мы с Николаем поедем в Саровский монастырь просить Христа о сыне… – ответила Александра…

Скоро все обсуждали новость: императрица Александра Фёдоровна родила сына, цесаревича Алексея Николаевича…

Вся семья, Николай, Аликс, Мария Фёдоровна, маленькие сестрички Алексея, ликовали, Николай преподнёс супруге в подарок шикарный венец, велел праздновать и палить из пушек салют, дал амнистии политзаключённым…

Константин и Михаил стояли на торжествах в честь цесаревича Алексея с кривыми физиономиями…

Это было великое счастье, но, к сожалению, недолгое…

Спустя полгода малыш Алексей лежал в кроватке кружевным пологом под заботливым надзором Аликс и Марии Фёдоровны, когда у малыша началось кровотечение…

Побелевшая Александра c головокружением села на красивый коричневый диванчик и тяжёлым дыханием cтала причитать:

– О, Боже! Господи Милостивый, что же делать?!

Мария Фёдоровна тоже испугалась, но взяла себя в руки и промолвила с тоном ворчания:

– Так, Аликс, дочка, прекрати глупую панику, если хочешь помочь сыночку! Я сейчас же за врачом!

… Врач долго осматривал малыша в пугающей тишине, было слышно, как в саду беседуют слуги, а на кухне моют фарфоровую посуду…

– Ваше величество, простите, но утешительного ничего не скажу: у его высочества гемофилия… – вынес вердикт врач.

Мария Фёдоровна округлила голубые очи, Александра же заплакала причитаниями:

– Сыночек, маленький мой, любимый, хороший, да за что же тебе болезнь такая досталась? Как же нам спасти тебя? Как рассказать об этом горе Ники?

Мария Фёдоровна с горечью вспомнила слова мужа: «У неё ревматизм, зажат лицевой нерв, а в семье королевы Виктории очень многие мужчины погибли от гемофилии!», но не ничего не сказала об этом, только ещё раз проворчала:

– Аликс, милая, веди себя достойно императрицы, прекрати слёзы! Все вместе выходим, спасём Алексеюшку, а Ники я всё сама скажу!

… Тут подъехал автомобиль Николая, император и молодой отец такого дружного семейства мчался к любимой супруге и деткам из машины легко и быстро, как счастливый мальчишка, его лазурные очи-озёра сияли…

Но, когда он поднялся в детскую сыночка и увидел печальные лица супруги и матери, то насторожился и спросил:

– Аликс, солнышко моё любимое, мама, что случилось? Что я упустил, пока ездил по государственным делам?

– Понимаешь, Ники, Алексей болен гемофилией… – сообщила тихо Мария Фёдоровна.

Николай поменялся в лице: казалось, что ему невидимый кирпич к шее привязали, но после паузы молчания Николай стал спрашивать:

– Врач диагноз поставил? Точно ошибки быть не может? Чем мы можем помочь малютке? Врач сказал, какие нужны лекарства, может быть, нужно обратиться к немецким или французским врачам?

– Ники, сомнений тут быть не может, врач сказал, что такие болезни не лечатся, пригласить немецких врачей можно, но вряд ли они скажут что-то новое… – со скорбью ответила Мария Фёдоровна…

Николай нежно обнял Аликс, заботливо вытер слёзы с её щёчек, потом взял Алексея на руки, прижал к сердцу и со слезами в лазурных очах ласково изрёк:

– Сыночек мой, малютка, папа любит тебя, папа позаботится о тебе, всё сделает, чтобы ты жил…

Малыш смотрел на папу пронзительно, будто всё понимал…

Тут прибежали княжны, доченьки Николая и Александры, стали виснуть на отце и на перебой нежно щебетать:

– Папочка, ты приехал! Мы соскучились! Мы тебя любим!

Николай тяжело вздохнул и ответил дочкам:

– Цветочки мои, лапоньки, тише: ваш маленький братик болеет, папа сначала должен разобраться с малюткой Алёшенькой, а потом обязательно придёт к вам…

Константин и Михаил стояли и ехидно перешёптывались:

– Ну, что, расскажем газетчикам о болезни цесаревича?

– Конечно, не упускать же такой момент!

Но тут и Николай, и Мария Фёдоровна развернулись и посмотрели на Константина и Михаила таким разгневанным взглядом, что те поспешили исчезнуть, фыркнув:

– Всё равно ты – не настоящий император, ты больше возишься с семьёй, чем со страной и ты не выиграл ни одной войны!

– Не слушай их, Ники, эти две хорошие хрюшки доброго не посоветуют… – испуганно промолвила Мария Фёдоровна, но её опасения сбылись, Николай ответил:

– Ну, почему же? Я думаю, такая сильная армия, как у России может победить, например, японскую армию в битве за порт-Артур…

Мария Фёдоровна от испуга ещё крепче взялась за трость и прошептала:

– Сын, не делай этого, ведь ты не видел никогда битвы в живую, ты знаешь военное искусство по учебникам, ты не понимаешь, что такое настоящая война и с чем ты можешь столкнуться…

… Но слова матери Николай не воспринял всерьёз и взялся за подготовку армии, ему казалось, что, если он продумает тактику, хорошо вооружит солдат, подключит флот, то никаких сильных рисков нет…

Когда Николай уехал на войну, Аликс и Мария Фёдоровна остались в Александровском дворце с детишками, Аликс была нежной и заботливой матерью, но каждый день писала письмо супругу и не спала ночью, а молилась за него…

Мария Фёдоровна тоже молилась за сына, переживала, поседела ещё сильнее, но вида не подавала…

Наконец, пришло такое извещение в газете: «Государь император Николай Александрович уже был близок к великой победе над японцами, но остановил войну, объясняя это тем, что погибло много русских солдат, и более рисковать жизнями своих подданных и увеличивать количество потерь его величество не считают возможным. Церковь одобрило милосердие императора, а вот общество возмущено его слабохарактерностью».

Аликс и Мария Фёдоровна с испугом переглянулись и одновременно произнесли:

– Ники! Что же он, милый, наделал? Как ему, наверное, сейчас тяжело! Мы должны его поддержать, а не осуждать!

Княжны Ольга, Татьяна и Мария подошли к маме и бабушке, у всех трёх девочек был грустный и не по годам мудрый вид, особенно у милашки Марии с её длинными локонами, огромными лазурными очами и милым платьем с розочками.

– Оля, ну, спроси, пожалуйста… – просила нежно Мария сестру.

– Хорошо, Маша и Таня, я спрошу. Ну, только не делай, Маша такие глаза-блюдца… – ответила Ольга и обратилась к взрослым – Матушка, бабушка, скажите, пожалуйста, что случилось у папы…

Мария Фёдоровна переглянулась с Аликс, они без слов поняли друг друга, и Александра сказала дочерям:

– Доченьки, лапоньки мои, у папы проблемы, и серьёзные, ведь он правит Россией, он отвечает за неё, он всё делает для блага нашей страны, но так получилось, что он совершил небольшую ошибку, ему сейчас нелегко слышать постоянно в свой адрес упрёки. Поэтому, когда он приедет домой, мы должны показать, что любим его, а не осуждаем, вы должны не висеть на нём, а сказать, как вы его любите и что он – лучший папа. Подключите к этому и Настю…

… Наконец, приехал Николай, вся семья вышла его встречать…

Шёл мелкий снег, Николай в простой солдатской шинели с подавленным видом и пущенной головой шёл от машины до дворцовой лестницы. О его неважном самочувствии и униженном состоянии говорили и бледность лица, застывшая слеза в лазурных очах, и поза, как будто его знобит…

Мария Фёдоровна, Александра с Алексеем на руках и девочки вышли встречать отца семейства, дочери окружили папу с радостными возгласами:

– Папа, ты приехал, как мы рады! Мылюбим тебя, мы скучали…

Николай обнял дочек, потом нежно прикоснулся к ручке супруги и попросил:

– Аликс, голубка, солнышко моё, отведи наших малышек в детскую, мне нужно немного отдохнуть, я уже неделю не спал…

– Конечно, любимый, Ники… – ответила Александра и увела детей, Николай же прошёл в спальню, переоделся и сказал тихо со стоном матери:

– Эх, мама, права ты всё-таки была на сто процентов, это было с моей стороны слишком самонадеянно, братья ловко взяли меня на «слабо», а императору не позволительно перед Богом так вести себя. Ну, я ж думал, что будет лучше, а получилось, как всегда. Меня и так далеко не все в России любят, а после такого промаха, вообще устроят скандал, и сделают правильно…

Мария Фёдоровна с грустью посмотрела на замученного чувством вины сына, положила свою маленькую ручку на его плечо и изрекла:

– Ники, сынок, да, все совершают ошибки, но худшее, что ты можешь сейчас делать – это стыдится и точить себя изнутри чувством вины, потому что это не исправит ситуации, да, и если подумать, катастрофы никакой не случилось, промах неприятный, но не стоит делать из мухи слона. И мы, твоя семья, я, Аликс, наши девочки-цветочки – все любят тебя…

Тут вошла Александра Фёдоровна и обняла мужа, Николай повернулся к ней и прошептал:

– Аликс, горлинушка моя, солнышко, прости, что так получилось…

Александра задумалась, а потом ласково ответила:

– И скромный ты, и странный, стараешься всем угодить, сыграть не свою роль, но гляжу, любимый мой, в глубину твоих очей и вижу взгляд истинного императора и любящего человека, я тебя люблю, не проси прощения, для меня ты всегда самый лучший…

Николай слабо улыбнулся, потянулся к Аликс…

Мария Фёдоровна тихо ушла в свою спальню с мыслью: «Молодец, всё-таки, Александра, поистине мудрая и любящая женщина, лучше жены для сына я и представить не могла…».

Какое-то время в обществе только и обсуждали осечку Николая, но Аликс, дочери и Мария Фёдоровна поддерживали его, и молодой император держался стойко, даже с некой величественностью…

… Но зимой спустя какое-то время случилась новая беда…

Мария Фёдоровна сидела с маленьким Алексеем, забавляла его игрушечным паровозиком, а Александра Фёдоровна учила дочерей, как нужно одеваться на приёмы и как вести себя:

– Так, об этикете разговор мы закончили, теперь о внешнем виде. Доченьки, милые, вот посмотрите на Машеньку, как она расчесалась и оделась: богатый кокошник, кремовое платье «аля-рус» с оранжевыми розами и жемчугом, так должна выглядеть юная княжна. Теперь попробуем одеть Оленьку и Таню…

У Ольги и Татьяны это получилось не так удачно, а Настя и не пыталась, отшучиваясь:

– Уроки – это свинство!

– Доченька, я запрещаю говорить такие некрасивые слова – спокойно ответила Насте Александра Фёдоровна, а потом сама оделась по этикету в шикарный наряд с венцом и белым пышным платьем с золотым шитьём, чтобы показать пример дочерям…

… Вдруг на площади перед дворцом раздались неистовые крики, Александра, не переодевшись, подошла к окну и вскрикнула:

– Там столько бунтующих! Они разозлены и требуют, чтобы Николай вышел к ним, а он сегодня уехал по государственным делам! Они разорвут нас!!! Что будем делать, Мария Фёдоровна?!

– Без паники! Хватаем детей за руки и бежим через лестницу в дальние комнаты!!! – дала команду Мария Фёдоровна, и женщины, взяв детей, побежали спасать детей и себя…

На лестнице от волнения и шлейфа платья Александра периодически падала, но страх за жизнь детей был сильнее, она соскакивала и бежала дальше за Марией Фёдоровной…

А на дворцовой площади гневные зверские крики становились всё сильнее и сильнее…

Пока Аликс и Мария Фёдоровна укрылись с детьми, то в спешке поранили Маше ручку, а Насте оставили шрам на лбу дверной ручкой…

Юнкера, увидев такую ситуацию, стали стрелять по толпе…

Это событие историки назовут кровавым воскресением…

Когда Николай приехал, то застал всю свою семью в более чем напуганном и расстроенном состоянии, Николай метался по уютной гостиной с малиновыми обоями то к матери, то к супруге, то к дочерям, утешал, наливал бромных капель и пытался выяснить:

– Мама, ты, как самый здравый и спокойный человек в нашей семье, пожалуйста, попытайся мне объяснить, что же случилось!

Аликс сидела на диване в порванном платье и сквозь слёзы стала рассказывать…

Выслушав эту историю, Николай в ужасе, молча, схватился за голову: он напряжённо думал, как решить эту проблему, как не допустить повторения, вдобавок, представил позор своей семьи и свой, когда на газетных полосах появятся заголовки «Кровавый император», «В Российской Империи – деспотизм», «Жестокий расстрел мирных людей».

Наконец, Мария Фёдоровна первая отошла от пережитого и изрекла:

– Ники, прости, но за голову хвататься бесполезно, нужно думать, что делать дальше…

Николай несколько дней провёл с семьёй, чтобы Аликс и детки пришли в себя, Николай переживал за душевное самочувствие любимой супруги и деток, он проявил всю любовь и заботу о своей «солнечной душечке Аликс» и «своих детках-цветочках», а, когда понял, что в семье всё пошло на лад, то снова занялся страной…

Он хотел создать правительственный аппарат себе в помощь, провести реформы, но идея была не удачная: в правительстве то и дело заводились казнокрады, лжецы, взяточники, Николай снова сменял состав, и снова та же ситуация…

Константин и Михаил стояли в сторонке и надменно похихикивали:

– Наш Ники устроил «портфельную чехарду»! Посмотрим, что из этого получится…

Николай даже уже не слушал их, потому что прекрасно знал, какие они «братья»…

Девочки и Алексей росли, Ольга стала красавицей с лебединой шеей и грациозной осанкой, в учёбе же превосходила сестёр с лёгкостью, а ещё Ольга попросила отца в четырнадцать лет дать ей свой подшефный полк, и Николай выполнил просьбу дочери. Теперь Ольга часто появлялась в мужской форме и умела блестяще фехтовать.

Татьяна выросла тоже в красивую девочку с оригинальным узким разрезом голубых очей, по-прежнему любила кропотливую работу и женские рукоделия, всегда сохраняла спокойствие и во многом помогала Александре Фёдоровне.

Мария же выросла настоящей красавицей и образцом христианской доброты: общительна, милосердна, тактична, талантлива, как художник и поэт, одета со вкусом, как юная леди, она покоряла сердца русских людей, когда те видели правящую семью в храме или благотворительном приёме. Её быстро окрестили «царевной Ангелов» и «жемчужиной Российской империи…». Длинные шикарные каштановые волосы, огромные лучистые лазурные очи, поистине Ангельская красота…

Это давало как поводы для восторгов, так и для злых кляуз в газетах: «… У Государя Императора Николая Александровича растёт царевна-блудница, хотя сам он – настоящий святоша. Великая княжна Мария Николаевна в столь юном возрасте так красива, что к ней, несовершеннолетней, сваталось множество знатных кавалеров, не считая, сколько пытались добиться её внимания без брака (то, конечно, было очередной газетной «уткой»)…».

Настя, которую быстро прозвали «Швыбз» за непоседливость, росла самой весёлой и смешливой девочкой, любила сладости, безобидно пошалить, обладала бесподобным даром комедийной актрисы, и без тени гордости демонстрировала семье этот талант…

Центром семьи был Алексей, спокойный, иконописно-красивый мальчик с пронзительным взглядом. Он рано понял, что жизнь его висит на волоске, но это не удручало его, а только ещё больше приближало к православию. Как настоящий ребёнок, юный цесаревич тянулся из всех сил за сёстрами, но, бывало, он подходил к родителям и начинал расспрашивать о Господе, о Царствии Небесном, рае…

– Сынок, почему тебя это волнует? – спрашивал заботливо Николай.

– Ну, знаешь, папочка, врач в прошлый раз сказал, что я могу погибнуть, поэтому я просто хочу знать, что меня ждёт там, у Господа… – отвечал Алексей с нежным выражением лица…

Мария Фёдоровна всей душой любила внучат, её радовало, что в семье Николая и Александры царит такое взаимопонимание и любовь, что княжны и Алексей так набожны, но её сильно беспокоило положение в стране, которое медленно ухудшалось: появлялись бунтовщики, партии недовольных, то «эсеры», то «большевики», то «кадеты»…

Мария Фёдоровна не очень разбиралась в учениях этих многочисленных партий, да и не хотела этого, она думала, как помочь Николаю в такой ситуации, и вдруг ей на глаза попалась газета с положительными отзывами о неком губернаторе Петре Аркадьевиче Столыпине. Недолго думая, вдовствующая императрица показала статью сыну и посоветовала:

– Ники, пообщайся с ним, вдруг это тот человек, который тебе нужен в правительстве, который поможет…

Скоро Николай сидел в кабинете с Петром Аркадьевичем и вёл серьёзную беседу о преобразованиях в России, Столыпин предлагал один проект за другим: правительственная, аграрная реформы…

Николай тут же ловко вникал во все проекты, корректировал их, за государственными делами прошло часа четыре…

– Ваше величество, я право, не ожидал, что вы столь умный, образованный, добрый, совершенно не гордый человек, мне это так… удивительно. Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями… – неожиданно, но искренно изрёк Столыпин.

– Тогда к чему эти официальные обращения, когда мы не на государственном совещании, а в обществе наших семей? Давайте на ты, раз мы друзья. Николай, в кругу семьи – Ники… – ответил с приветливой улыбкой Николай.

– Ники? Как красиво звучит, и тебе очень подходит: Ники означает победа, а в твоих глазах и осанке видно, что ты – истинный русский царь из династии Романовых, настоящий победитель! – воскликнул Столыпин.

– Победитель? Мне этого никто не говорил, наоборот, все стараются пририсовать мне нимб мученика, пророча, что я погублю и себя, и Россию… – удивлённо ответил Николай.

– Да что за глупость, право, Ники! Ты рождён и воспитан, чтобы стать великим царём, а я тебе подскажу по экономической части! Кто научил тебя такой глупости? Газетчики, министры и твои братья, которым я шеи бы на твоём месте свернул? Да они завидуют тебе, потому что до тебя им, как до звезды!– воскликнул Столыпин.

– Спасибо, Пётр, за такие слова… – скромно промолвил Николай, а потом спросил – Ты куришь? Тогда пошли в сад с папиросами, а то моя душка Аликс изворчится, если увидит…

Так начался целый ряд важных полезных реформ, которые возвысят Россию и дружба Николая и Петра Столыпина…

Общество только зубами скрежетало и перешёптывалось:

– Столыпин делает в правительстве, что хочет! Николай ему полностью доверяет! Возмутительно!

Глава «Гибель Столыпина и первая мировая война»

… Шло время, и Николай стал возмужавшим зрелым мужчиной, настоящим императором, отличавшимся мудростью, набожностью и милосердием, Столыпин помогал ему в государственных делах, став главой правительства, дружба оказалась на редкость крепкой, они доверяли друг другу все секреты, и у друзей-соратников никогда не возникало споров о политике, мнения их совпадали. Лишь однажды Николай не согласился со Столыпиным…

…Пётр Аркадьевич зашёл в тот день в кабинет Николая и начал разговор:

– Слушай, Ники, тут дело есть одно важное: я считаю, что развелось слишком много бунтовщиков и незаконных партий, которые больше напоминают группы террористов, нужно ввести военный трибунал, чтобы расстреливать быстро и без лишних хлопот таких опасных людей, я уже приказ напечатал на машинке, нужна лишь твоя подпись…

Николай посмотрел на друга с недовольством в голубых очах-озёрах и ответил:

– Нет, Пётр, друг, прости, но это я подписывать не буду! Я – православный человек, а ты мне предлагаешь расстреливать людей, пусть они и виновны, без суда, то есть, не дав им шанса оправдаться! Это не по-христиански, это – бесчеловечно. И зачем под расстрел?! Есть куда более гуманные наказания: ссылка, арест…

– Так, Ники, – сердито протянул Столыпин – мы все – православные христиане, но иногда тебе нужно снимать нимб, и сменять его на корону! Ты – величайший царь из династии Романовых, ты – мощнее прежних императоров, я, как твой друг, хочу, наконец-то увидеть, как ты проявишь характер и дашь хорошую трёпку тем негодяям, которые всю жизнь пользуются твоей святой добротой! Пойми, ты сейчас играешь с огнём: сам рискуешь примерить «терновый венец» и своей семье обеспечить такую участь!

– Пётр, друг, прекрати, это – полная чушь, и Россия – тоже моя семья. Я с радостью подпишу любые другие твои проекты и законы, но только не этот, так что сворачивай эту песню, перемотай пластинку на что-то более полезное… – спокойно изрёк Николай.

Пётр Аркадьевич тяжело вздохнул и ответил:

– Ладно, Ники, друг, я понял твою позицию, будем думать дальше, но я тебя, если что, предупреждал…

– Пётр, друг, прости, но я, как царь и христианин, не могу допустить такой жестокости… – пояснил Николай.

– Да я не осуждаю, я понимаю тебя, Ники, друг, только я же за тебя беспокоюсь: всё благополучно, пока мы вместе решаем все проблемы, но, если кто-то из нас двоих погибнет, я не представляю, что будет… – закончил минорно Столыпин и пошёл заниматься другими проектами…

Тем временем Александра Фёдоровна, которая стала красивой зрелой женщиной, статной императрицей, которая любила супруга и своих детей с прежней силой и нежностью, занималась активно благотворительностью и учила этому дочерей. Девочки тоже выросли в девушек, которыми восхищалась вся страна, особенно Марией Николаевной. В тот день четырёх княжон должны были сфотографировать для важной газеты, и мама с бабушкой, Марией Фёдоровной, которая с годами поседела и обрела морщины, но держалась с прежней величественностью, готовили девушек. Они посмотрели на княжон и остались довольны: ясноглазые красавицы в белых платьях с золотой тесьмой смотрелись, как настоящие жемчужины российской короны.

– А я не люблю фотографироваться, нельзя смешную рожицу сделать! – озорно заявила Настя.

– Доченька! Что это за речь для княжны? Я тебя прошу: выражайся культурно… – ответила спокойно Александра Фёдоровна.

Алексей сидел в сторонке и читал книгу.

Когда фотография была сделана, пришёл Николай, и все бросились к отцу семейства.

– Тише, тише, цветочки мои, не сбивайте меня с ног! Я решил сделать вам сюрприз и купил всем билеты на балет «Щелкунчик», мы идём всей семьёй, а ещё с нами идёт наш друг Пётр Аркадьевич!

Все очень обрадовались, Настя стала кружиться с Алексеем, Николай подошёл к Александре, взял её за ручки и нежно спросил:

– Солнышко моё ненаглядное, душечка Аликс, я соскучился по тебе, как твоё самочувствие?

– Ничего, любимый, милый Ники, ноги, конечно, болят, но, видно, этот ревматизм дан мне Богом за моё женское счастье… – ответила Аликс с прежней нежностью голубых очей…

Мария Фёдоровна улыбнулась и шепнула:

– Ольга, Татьяна, Мария, вам объяснить, зачем вы должны сейчас уйти и увести Настю с Алексеем или вы достаточно взрослые, чтобы догадаться?

– Конечно, бабуль, мы всё поняли, уходим собираться в театр, и Настю с Алексеем соберём… – ответили Ольга и Мария, и впятером ушли, а Мария Фёдоровна поставила пластинку с вальсом в патефон и тоже вышла…

Николай и Александра, как в былые времена, закружились в вальсе с сиянием в очах…

Вечером все были в театре в праздничном настроении, Столыпин беседовал с Николаем…

Вдруг далеко, в партере, человек в тёмно-грязном плаще и котелке встал, резко развернулся, достал пистолет…

Николай с ужасом закричал:

– Все, пригнулись!!!

Александра, Мария Фёдоровна и дети быстро сообразили, а Столыпин, так как не увидел, что происходит в партере, спросил:

– Зачем?

Тут раздались два выстрела, одна пуля попала в стену между Столыпиным и Настей, которая от испуга закричала, а вторая – прямо в Столыпина…

Николай со слезами в огромных очах склонился над другом со словами, в тоне которых чувствовалась боль:

– Пётр, друг, нет! Нет! Мы что-то сделаем! Не уходи! – потом Николай крикнул слуге – Врача сюда, скорее!!!

…Скоро врач вынес вердикт: Пётр Аркадьевич Столыпин отошёл ко Господу…

Николай сидел с обречённым видом, кутаясь в шинель, в голове его крутились мысли: «Он считал, что я – великий император, истинный русский царь, а я не смог ничего сделать. Наверное, я действительно приношу горе своим близким, и Витте когда-то был прав: лучше бы императорское кресло заняли Константин или Михаил…», но тут к сыну подошла Мария Фёдоровна.

Как в былые времена, «мини-императрица» положила маленькую ручку на плечо сына и тихо изрекла:

– Да, терять близких, это больно, но приходится справляться и с этой болью, у тебя кристально чистая душа, но и крепкая сила духа, ты справишься, а мы, я, Аликс, девочки, Алексей, всегда будем рядом…

На мягкий стул прыгнула старая толстая кошка Камчатка и замурлыкала…

Николай погладил питомицу, вздохнул и встал: ему было больно, но он понимал, что нужно продолжать своё дело…

Несколько лет прошли тихо и гладко, вся семья думала, что так и будет…

Но началась первая мировая война, настоящий удар для всей страны. Николай с Алексеем находились в военной ставке, Александра Фёдоровна, Ольга и Татьяна стали сёстрами милосердия в простом госпитале, а Мария и Анастасия беспрестанно пропадали в госпитале, пытаясь помочь раненым солдатам, чем могли: словами, деньгами, молитвой…

Мария Фёдоровна, не смотря на почтенный возраст, хотела тоже участвовать, быть полезной, но тут ей пришло письмо от родственников из Дании с требованием, чтобы она вернулась на родину, если не хочет, чтобы датские родственники отказались от неё совсем…

С тяжёлым камнем на сердце уезжала Мария Фёдоровна с Ольгой и Ксенией в Данию, мысленно ругая себя: «Николай, Аликс, внучки всё делают для России, а я их оставила…».

Долго в шикарных бархатных покоях в Дании Мария Фёдоровна хваталась за каждый выпуск русскоязычной газеты, чтобы узнать, что происходит, и сыну, и невестке, и внучкам она писала регулярно письма и получала ответы…

Но вдруг в феврале перестали приходить ответы, Мария Фёдоровна крепилась, не подавала вида, но волновалась так, что душа сжималась и горела, она читала каждый день прессу, и в марте, открыв за утренним кофе, газету, прочла заголовок, от которого пожилой даме стало плохо: «Отречения государя императора Николая Александровича от престола!». Дальше шёл текст отречения Николая от престола в пользу брата Михаила, рассказ о том, что сейчас бывшая правящая семья под арестом в Тобольске и фотография Николая, где он с замученным уставшим видом в простой солдатской форме смотрит пронзительно в камеру…

Мария Фёдоровна стала в панике думать, что она может сделать, когда вдруг на пороге спальни объявились Михаил и Константин!

Мария Фёдоровна округлила голубые вежды и вскрикнула:

– Миша! Ты что в Дании делаешь?!! Ты сейчас должен принять престол России и выручить брата!!!

– В России? Принимать престол, рискуя своей жизнью? Спасать брата? С чего бы, мать? – спросил Михаил, и Мария Фёдоровна застыла с яростью в огромных голубых очах, а потом встала с кресла и стала кричать:

– Миша! Хрюшка ты, стыдоба моя!!! Сейчас судьба России и нашей семьи зависит от тебя, а ты, как тряпка, как последний трус, баба в штанах, сбежал, спасая себя!!!

– Лучше обвиняй своего любимчика Ники, это он отрёкся от престола, министр Керенский ловко его обкрутил! – фыркнул Михаил.

Мария Фёдоровна оскорбилась, обиделась на сына и гневно ответила:

– Николай всё сделал для России, что мог, он любил свою страну и семью, в отличие от тебя, поэтому, если услышу, хоть одну остроту в его адрес, дам по загривку этой тростью!!! Я сама поеду в Россию тайком, чтобы хоть чем-то помочь!!!

Тут сделала шаг вперёд Ольга Александровна и тихо изрекла:

– Я еду с тобой, мама…

Скоро Мария Фёдоровна и её дочь в мужской одежде ехали в Россию с поддельными паспортами…

Маскировка была продумана хорошо, но, когда Мария Фёдоровна вышла из кареты навстречу Николаю, тот сразу же узнал мать.

– Мама! Как ты здесь оказалась? – спросил Николай.

– Ники, я знаю, что случилось! Но как? Почему ты подписал отречение? Зачем? – со слезами в очах ответила Мария Фёдоровна.

– Ой, мама, только обойдёмся без нотаций и слёз: так получилось, что в городе начались беспорядки, я поехал туда на поезде, но министры, которых я когда-то уволил во главе с Керенским, остановили состав и…, честно говоря, обвели вокруг пальца. Наобещали, что так будет лучше и России, и моей семье, что они всё сделают для страны и безопасности нашей семьи, обещали лучших врачей Алексею. Теперь я уже понял, какая ловушка это была, стыдно смотреть в глаза милой Аликс и детям, не сплю уже третью ночь, и от бромных капель, которые дала мне душенька Аликс, голова чугунная. Что будет дальше с нашей семьёй, не знаю, очень переживаю за детей… – рассказал Николай и сел на крыльцо домика, где их держали.

Тут Мария Фёдоровна предложила с волнением:

– У меня есть идея, только делать всё нужно очень быстро: зови Аликс и детей, пусть залетают в карету, и мы с Ольгой погоним её так быстро, чтобы не догнали конвоиры!

– Мама, я благодарен безмерно! Спасибо! Я пошёл за Аликс с детками… – ответил Николай, и через несколько секунд вся семья стояла во дворе, выслушала идею Марии Фёдоровны…

Александра повернулась к детям и изрекла:

– Возьмите моё материнское благословение и езжайте с бабушкой, а я останусь с папой…

Девушки и Алексей приняли серьёзный вид и со святой решительностью в небесно-голубых очах ответили:

– Мы никуда не поедем, мы не бросим Россию и вас с папой!

– Мария, Машенька, ну, будь ты умнее, уговори сестёр, или езжай со мной одна… – попросила Мария Фёдоровна внучку.

Мария Николаевна откинула шикарные каштановые волосы, посмотрела с мудростью на бабушку огромными лазурными очами и тихо ответила:

– Прости, бабушка, я не могу поменять решения…

Мария Фёдоровна с обречённым видом села в карету и скомандовала сквозь слёзы:

– Едем в Данию…

Глава «Не дай вам Бог пережить своих детей…»

… Не дай вам Бог узнать таких потерь,

Не дай вам Бог пережить своих детей…

… Мария Фёдоровна, ещё более постаревшая, но с прежней гордой осанкой держалась перед родственниками, отпуская в сторону Михаила гневные взгляды, не желая разговаривать с ним из принципа. Лишь в обществе дочери Ольги Мария Фёдоровна могла позволить себе немного расслабиться, поговорить с дочерью по душам:

– Знаешь, доченька, Ольга, ты одна меня поддержала, ты понимаешь, как тяжело мне знать о страданиях сына, внучек, как я скучаю и по Алёшеньке, и по милой Аликс, и по красавицам-внученькам…

– Мама, не надо так переживать, быть может, всё кончится хорошо… – ответила неуверенно Ольга.

– Доченька-доченька, ты утешаешь меня, но понимаешь прекрасно, как и я, что «хорошего» ждать не приходится… – буркнула Мария Фёдоровна.

Мария Фёдоровна по-прежнему с дрожью в руках хваталась за русскоязычные газеты в надежде прочесть что-то о Николае и семье. Скоро пожилая дама прочитала, что в России произошла ещё одна революция, «октябрьская», и теперь вместо временного правительства страной правят большевики во главе с Лениным, а бывший император со своей семьёй сосланы в Екатеринбург…

К статье прилагалась фотография Николая с семьёй, и бедная Мария Фёдоровна еле узнала внучек: в обносках, саже, исхудавшие, девушки слабо улыбались на чёрно-белой фотографии…

Марию Фёдоровну зазнобило от огорчения, но вдовствующая императрица, еле сдерживая слёзы, ушла из столовой в свою спальню, села за бордовый секретер и стала писать одно письмо в Екатеринбург за другим…

Долго ответов не было, известий в газете тоже, Мария Фёдоровна утешала себя молитвой и тем, что перелистывала по многу раз фотоальбом, где были фотографии и Николая с Аликс, и княжон в детстве, и маленького Алексея…

Вдруг в покои Марии Фёдоровны вошёл слуга с письмом и с поклоном доложил:

– Ваше величество, вам письмо из России, из Екатеринбурга…

Мария Фёдоровна схватила письмо, как голодный человек хватает корку хлеба, и ответила:

– Всё, можете идти!

Мария Фёдоровна открыла письмо и стала читать:

« Здравствуй, дорогая бабушка, это я, Настя, твой милый Швыбз, мне удалось передать тайком тебе письмо. Бабуля, ты сильно не переживай, но условия тут такие… суровые, что я не могла тебе передать так долго весточки, нас всё время держат под строгим надзором в доме, который почему-то называется Ипатьевым. Не знаю, кто тут жил до нас, но мебели или печки никакой не осталось, мы спим на холодном полу, но это не страшно, мы уже привыкли. Оля, Таня и Машенька стараются держать порядок, я им помогаю, мама нас хвалит, но при этом плачет. С едой у нас тоже небольшие проблемки: её не хватает, мягко говоря…

Бедная Машенька сбрила волосы, потому что из-за них к ней приставал один нахальный большевик, папа тогда спас её, но потом ему же сильно досталось, после такой драки он отлёживался два дня…

Прости, бабуля, что пишу так коряво, меня ударил прикладом по голове большевик, и у меня немного кружится голова…

Ты не переживай, бабуля, мы со Христом, с молитвой, с верой православной держимся, и ты за нас молись.

Твоя любящая внучка Настя-Швыбз…».

… Мария Фёдоровна покачнулась, слёзы навернулись на глаза, но пожилая дама, тяжело вздохнула, взяла себя в руки и стала писать ответ, с горечью понимая, что вряд ли Настенька его получит…

… Шло время, больше писем не приходило, а Мария Фёдоровна по-прежнему листала газеты в надежде прочесть что-то утешительное…

… В тот день Мария Фёдоровна, Ольга, Ксения, Михаил и Константин сидели за резным столом, завтракая овсянкой и кофем, когда принесли газеты…

Мария Фёдоровна открыла газету и сразу же увидела заголовок «Бывший император и его семья расстреляны».

Мария Фёдоровна побелела, обмякла, в груди что-то стало давить, от лёгкого жеста руки фарфоровая чашка упала на пол и разбилась…

– Мама! Что с тобой?! – испуганно спросила Ольга.

– Прочитайте сами и подумайте, что, если бы вы помогали ему, такого могло бы не случиться! – крикнула Мария Фёдоровна, положив газету на стол, и ушла в свою спальню…

Там Мария Фёдоровна всплакнула, переоделась в траурное платье и, помолившись, убрала с глаз фотокарточки с мыслью: « Да, я за жизнь видела столько потерь! Как моё сердце только выдерживает ещё! Самое страшное для матери – пережить своих детей, но я должна справиться и с этим горем…»…

Эпилог

На этом я закончу историю самой сильной духом русской императрицы, Марии Фёдоровны, которая справилась с такими жизненными испытаниями, что многим и не снилось, которая не сломалась под гнётом судьбы, которая была всегда настоящей опорой своей семьи и умела принимать важные решения. Это история изменит ваше отношение к таким понятиям, как сила духа и мужество.

Александр и Гефестион: дружба на всю жизнь

… Дорогие читатели, наверное, славное имя величайшего правителя и полководца древней истории Александра Македонского вы слышали, и не раз. Это не удивительно, ведь он завоевал почти всю Азию, построил величайшую империю…

Но так, как это происходило слишком давно, до н.э., имя этого великого человека обросло многочисленными домыслами, мифами и легендами, а достоверных исторических источников слишком мало, чтобы установить правду.

И всё же, вы, дорогие читатели, поняли по названию произведения, что речь пойдёт не только о громких победах Александра, но и его личности, жизни, которая была немилосердна к красивому, сильному и мудрому полководцу, и главной отраде Александра – дружбе с Гефестионом…

Гефестион был необыкновенно чутким и преданным другом, который не раз помог Александру справиться с трудностями, в том числе тяжёлой душевной травмой, оставшейся у Александра из-за жестокого, безжалостного и самовлюблённого отца…

Александр и Гефестион пройдут бок о бок всю земную жизнь, как братья, и хотя завистники приписывали им (а историки, к сожалению, продолжают приписывать) содомовский грех, это очень грубая ложь по отношению к такой чистой братской родственной любви, которая не раз помогала обоим…

И, так, дорогие читатели, я приступаю к самому повествованию об Александре и Гефестионе…

… В день, когда начались эти события в Древней Македонии, Царь Македонии Филипп, его семья и знатные приближённые развлекались, наблюдая за скачками на конях. Суровый, грубый, сильный, но жутковатый на лицо из-за повязки на изувеченном глазу, царь Филипп сидел в окружении юных наложниц и наложников( не удивляйтесь, знатные македоняне не брезговали тем, что сейчас считается странным и даже диким, вообще Филипп отличался жестокосердием и отсутствием нравственности). Рядом так же сидела его законная жена, царица Олимпиада, красавица и с длинными локонами, золотыми украшениями и большими подведёнными сурьмой карими очами, и их десятилетний сын Александр, милый красивый мальчик с золотыми кудрями и большими голубыми глазами с наивным взглядом. Так же тут присутствовали представители знати, полководцы, советники, слуги…

– Мама, тут очень скучно, отец на меня совершенно не обращает внимания, может, я пойду к себе? – спросил Александр Олимпиаду.

– Сынок, ты же царевич, должен присутствовать на таких мероприятиях, придётся немного поскучать… – с улыбкой поглаживая по голове сына, ответила Олимпиада.

… Вдруг появился гонец из Греции и объявил:

– О, великий царь Филипп, правитель Греции шлёт вам поклон и подарок: самого красивого и сильного коня!

После этих слов гонца слуги вывели мощного гнедого скакуна, конь вырывался, кусался, рвал путы, вставал на дыбы…

– О, великий царь, не хотите ли сесть на этого гордого неоседланного скакуна и продемонстрировать свою удаль и храбрость? – спросил учтиво гонец.

Филипп зло рассмеялся и неприятно прохрипел:

– Что?! Да этот конь же дикий, он покалечит наездника! На него только безумец сядет! Но от подарка не откажусь: такая шкура пригодится!

Юный Александр заволновался, мальчику было жаль столь красивого коня, царевич встал и крикнул:

– Не надо его на шкуру! Я оседлаю и объезжу этого дикого коня!

Олимпиада поменялась в лице, в его огромных очах, бледности лица, тяжёлом дыхании читался страх за сына, она шепнула:

– Сынок, пожалуйста, не делай этого, я не переживу, если ты погибнешь…

Тут раздался резкий и грубый крик Филиппа:

– Жена, замолчи! Не мешай моему наследнику продемонстрировать свою силу и храбрость!

… Александр подошёл к коню, погладил, что-то долго шептал ему на ухо, а потом сел и поскакал по арене…

Бедная мать мальчика сидела с ужасом на лице, пока служанки носили ей успокаивающие травы и создавали приятный ветерок опахалами..

Но Александр прекрасно сделал круг, потом проехал ещё один круг «почёта» и скомандовал коню:

– Стой!

Конь покорно остановился, Александр спрыгнул и объявил:

– Всё, это будет мой конь, я назвал его Буцефалом!

Олимпиада вытерла пот и выдохнула, а все зааплодировали. Филипп ухмылялся и с довольным выражением лица восклицал:

– Я же говорил, что сын в меня, что он станет великим воином и полководцем! – потом царь Филипп обратился к сыну, – Александр, пойдём со мной, мне нужно поговорить с тобой по-мужски, как с наследником престола…

Александр и Филипп удалились в зал, где стояли красивые памятники предыдущим царям Македонии, Филипп долго рассказывал о славных, но жестоких победах предков, а потом обратился к сыну:

–… Следующим царём Македонии после меня станешь, Александр, ты, поэтому запомни, как непоколебимую истину, те уроки, которые я сейчас скажу. Царь должен внушать людям страх, уважение, трепет и благоговение, его вид должен быть невозмутим и строг, а лучшие его украшения – это боевые шрамы! С теми, кто не повинуется, царь должен быть непримирим, и жестоко наказывать за ослушание, даже казнить. А ещё царь не имеет права ни любить, ни жалеть, ни плакать! Всё понятно?

Мальчик слушал отца, распахнув в удивлении голубые очи, но всё-таки решился робко спросить:

– Отец, я не совсем понимаю, почему царь должен быть именно таким, почему он не может любить, жалеть и плакать, как все люди, почему он должен вызывать страх у подданных, а не любовь. И я, наверное, неправильный царевич: я люблю тебя и маму, мне жалко тех слуг, которых ты наказываешь розгами, и я иногда плачу…

Филипп с недовольной гримасой больно толкнул сына и прохрипел:

– Ничего, слабак, с годами исправишься, малой ещё просто! Я тебя отправлю в лучшую школу для знатных мальчиков в Риме, там тебя всему научат!..

… Скоро Александр прибыл в Рим, в элитную школу, его встретил седой пожилой добрый мужчина, улыбнулся и изрёк:

– Здравствуй, Александр, я – твой учитель Птоломей, я вижу, что ты немного напуган, но бояться совершенно нечего, и я буду рядом с тобой не только как учитель, но и просто как старший друг и советчик, ведь я знаю, что тебе всегда не хватало внимания отца…

Александр улыбнулся Птоломею в ответ…

Семь лет обучения… казалось бы, так долго, но что для истории и человеческой жизни семь лет? Они пролетели для Александра, как один увлекательный урок…

За эти годы Александр стал настоящим Аполлоном: крепким, мышечным юношей с красивыми голубыми очами и золотыми кудрями. Ни в уме, и в силе в школе равных ему не было. Все науки юноша постигал, словно семечки щёлкал…

Математику, письменность, историю, географию, гимнастику, владение оружием, рукопашный бой, за всё брался Александр и слышал восторги.

Но вот вошёл Птоломей и объявил юношам:

– Так, сейчас будет урок рукопашного боя, потом свободное время!

Александр блистал, как всегда, одноклассники только летели на пол со стонами!

– Александр, да ты сегодня в ударе, но я проведу эксперимент: я приведу тебе из другого класса юношу, который равен тебе по силам, Гефестиона, посмотрим, сможешь ли ты победить его… – изрёк Птоломей, ушёл, а через несколько минут появился с юношей…

Александр стоял и рассматривал незнакомца с неподдельным интересом: Гефестион оказался стройным кареглазым юношей с длинными каштановыми волосами и приятной улыбкой…

– Гефестион, Александр, сходитесь! – скомандовал Птоломей, и завязался бой.

Александру в этот раз победить было не просто: несмотря на стройный хрупкий стан, Гефестион был равен ему по силе…

Вдруг что-то перевернулось в душе у Александра, он изобразил, что оступился и оказался на полу под комментарий Птоломея:

– Вот это я понимаю, битва! Ты, Александр, проиграл, но не переживай: ты показал себя с очень хорошей стороны…

Гефестион помог подняться Александру, ребята улыбнулись друг другу…

Как только Птоломей отошёл, Гефестион спросил:

– Александр, а зачем ты мне поддался? Ты силён, как сын Зевса, Геракл, мог победить…

Александр по-доброму рассмеялся и ответил:

– Знаешь, Гефестион, иногда стоит проиграть бой, чтобы обрести нечто большее, я хотел бы, чтобы мы стали друзьями. У меня есть большой лаваш, может, посидим в беседке вдвоём, поговорим и поделим лаваш по-братски на двоих?

– Лаваш? Я, пожалуй, непротив! Да и подружиться с тобой я рад: ты интересный человек, а твои золотые кудри напоминают Солнце…– дружелюбно изрёк Гефестион, и скоро ребята сидели в беседке, весело уминали лаваш и беседовали, Гефестион научил Александра делать ловко шпаргалки на папирусе, а молодой македонский принц рассказал много смешных историй в ответ.

– Ой, Александр, с тобой так весело и интересно! Я рад, что мы стали друзьями! – воскликнул Гефестион.

– А ты бы знал, Гефестион, как я рад нашей дружбе, ведь у меня не было друзей… – ответил Александр, снял со своей шеи красивый шёлковый пурпурный платок и повязал на шею Гефестиону со словами – Это тебе на память!

– Ну, так ты, Александр, вообще из какой страны? – спросил Гефестион.

– Я – из Македонии, я – царевич этой страны, сын царя Филиппа, а вот из какой страны ты, не говори, я попробую угадать! У тебя белая одежда с пурпурной лентой и золотым лавровым венком в голове, значит, ты, скорее всего римлянин, причём знатный, возможно, племянник или даже сын римского императора… – стал рассуждать Александр.

– Твои предположения близки, но ты не угадал: я – принц Греции… – с улыбкой объяснил Гефестион и заметил, как Александр изменился в лице: в голубых очах Александра читался испуг…

– Гефестион, друг, а ты знаешь, что мой отец, царь Филипп, очень жестокий человек, в последнем письме ко мне объявил, что идёт войной на Грецию?! Тебе нужно предупредить свой народ и родителей! – воскликнул Александр.

– Неужели всё так… плохо? – озадаченно спросил Гефестион.

– Да ты моего отца не знаешь! Хуже некуда! Ты не видел, какие руины он оставляет после победы, и как безжалостно ведёт себя с пленными! Бери моего коня Буцефала и скачи в Грецию, предупреди родных и подданных! – закричал Александр…

– Спасибо, Александр, друг, не знаю, увидимся ли ещё… – тихо изрёк Гефестион, сел на Буцефала и ускакал…

Александр плохо спал той ночью, его мучили кошмары во снах, поэтому на уроках был тих, как летний бриз.

– А теперь урок изобразительного искусства! – объявил Птоломей, ребята стали коптеть над полотнами…

Через полчаса Птоломей взялся проверять работы, подошёл к Александру и застыл в удивлении: на полотне красовался очень удачный портрет Гефестиона, причём на шее у греческого принца был шёлковый шарф Александра…

– Так, Александр, портрет прекрасен, но лучше спрячь его куда-нибудь подальше и напиши другую картину… – промолвил Птоломей.

– Почему? – удивлённо спросил Александр.

– Да потому что вчера твой отец царь Филипп завоевал Грецию, разграбил, и едет в Македонию с большим количеством дорогих трофеев и целой вереницей рабов, среди которых вся правящая семья Греции вместе с наследником Гефестионом. Я узнал это от проверенных людей… – со скорбью на морщинистом лице ответил Птоломей.

Александр вскрикнул, побелел и медленно стал терять сознание…

– Эй-эй, только без этого! – вскрикнул Птоломей, усаживая Александра на тахту и подавая плошку воды… – А теперь объясни, Александр, что тебя так взволновало…

– Птоломей, понимаете, Гефестион стал моим другом, я не могу его бросить в такой тяжёлый для него момент, я должен попасть в Македонию как можно скорее, причём желательно быстрее отца… – объяснил Александр.

Птоломей задумался, а потом ответил:

– Ну, тогда, Александр, собираемся, потому что я поеду с тобой, чтобы ты не натворил чего-нибудь. И знай: я всегда буду на вашей с Гефестионом стороне…

Тем временем царь Филипп прибыл в Македонию, со злорадным смехом сел на золотой трон, закинув ногу на ногу, и приказал:

– Приведите мне моих новых рабов: царя Греции, его жену и принца Гефестиона!

Приказ был незамедлительно выполнен. Филипп со злой ухмылкой подошёл к Гефестиону, взял дрожащего юношу за подбородок и прохрипел:

– Ну, греческий принц Гефестион, твои родители много измотали мне нервов, но теперь вся ваша семейка – мои рабы, и я отыграюсь, издеваясь над тобой, их любимым сыном! Чтобы мне с тобой вытворить? Сделать тебя наложником и опозорить? Или заставить выполнять самую тяжёлую и чёрную работу? И тот, тот вариант хорош, я подумаю…

Бледный, даже чуть-чуть синеватый Гефестион дрожал от страха, но не отводил взгляда, чтобы не показать испуга…

Вдруг дверь распахнулась, и в зал заскочили Александр и Птоломей.

Друзья сразу же узнали друг друга и радостно воскликнули:

– Гефестион!

– Александр!

Александр достал ножик, разрезал верёвки, спутывающие Гефестиона, обнял друга, а потом сурово обратился к отцу:

– Отец, Гефестион – мой друг, я не позволю обидеть его, даже если мне придётся сражаться с тобой! И он будет моим личным рабом, тебе я его не отдам!

Царь Филипп гневно сверкнул одним глазом, но потом ответил:

– Ну, что ж, сын, я оскорблён, но уступлю тебе, пусть Гефестион будет твоим рабом, но помни: пойму, что ты потакаешь этому несносному греку, будет скандал!

– Царь Филипп, позвольте мне заступиться: юноши очень подружились, не стоит мешать им, в их возрасте очень важно общение… – изрёк Птоломей, но Филипп гневно и грубо крикнул:

– Не учи меня, Птоломей!

Тут уже Олимпиада не выдержала и возмущённо обратилась к Филиппу:

– Муж, прекрати! Не мешай жить сыну, он сам разберётся!

Тем временем Александр отвёл Гефестиона в свои палаты, поправил на его шее «ошейник раба» с именем хозяина, где было написано: «Царевич Александр», и с ласковой улыбкой сказал:

– Не бойся, Гефестион, раб ты только официально и то, я надеюсь, временно, мы – друзья, от отца я тебя буду защищать, а при всех остальных веди себя со мной, как с братом, а в моих покоях, как у себя дома, я думаю, ты привыкнешь к Македонии. Я велел принести нам много вкусной еды, садись, угощайся. Ты напугался? Может, дать тебе успокаивающей травы?

– Спасибо, Александр, друг, я справлюсь без трав, давай кушать… – ответил Гефестион, юноши сели обедать, когда вдруг Александр спросил:

– Гефестион, а можно, я буду считать тебя, и называть своим названным братом? Если хочешь, называй меня так же в ответ…

Гефестион улыбнулся и ответил:

– С радостью, Александр, мой названный брат…

– Тогда давай скроем этот глупый ошейник красивым платком! – промолвил Александр, сделал задуманное, ребята посмотрели и рассмеялись:

– Выглядит очень интересно и забавно!

… За два месяца Александр и Гефестион привыкли к друг другу так, что называли друг друга братьями и могли доверить друг другу самые сокровенные мысли, везде на важных пирах и приёмах царя Филиппа друзья появлялись вместе, что жутко раздражало отца Александра и всю знать Македонии…

… Только вот Александру было совершенно всё равно: он чувствовал родство души с Гефестионом. Вот и в тот день Александр и Гефестион отдыхали в покоях царевича, лежа на мягком ковре, перекидываясь шёлковыми подушками и подшучивая друг над другом.

– У тебя такая интересная внешность, Гефестион: волосы длинные, каштановые, глаза большие, как крупный камешек, карие, а кожа светлая! Это у вас, что, такая особенность греков или ты просто такой красавчик и послан мне богами, чтобы отбивать у меня всех девушек и нервировать? – шутливо проворчал Александр.

– Александр, ну что ты за глупость придумал! Ты – царевич-солнце, у тебя широкие плечи и золотые кудри, ты чего на богов Олимпа ропщешь, они тебя ни умом, ни красотой не обидели! – со смехом стал отчитывать друга Гефестион, когда заметил, что Александр с серьёзным и даже напряжённым видом стал вглядываться в окно…

– Александр, тебя что-то беспокоит? – спросил Гефестион.

– Да, я вот подумал, что не хорошо как-то, что ты, мой друг, мой названный брат, принц Греции, находишься в рабстве и носишь этот безобразный и совершенно ненужный ошейник раба. Отец сейчас развлекался в охотничьем домике с наложницей, должен быть в хорошем расположении духа. Я хочу в такой удобный моментпопросить тебе вольную… – объяснил Александр.

Гефестион побледнел и протянул:

– О, Александр, зная твоего отца, царя Филиппа, я бы на твоём месте даже не пробовал подходить с такой просьбой! И он не бывает в хорошем расположении духа…

– А я всё равно рискну, я же будущий царь и полководец с очень обширными планами, должен уметь рисковать! – ответил с весёлым задором Александр и направился к отцу в охотничий домик через сад.

… Суровый пожилой, но крепкий Филипп сидел с самодовольной ухмылкой на лице и поправлял повязку на покалеченном глазе, когда увидел Александра и надменно, с хрипом в голосе спросил:

– Сын, ты чего пожаловал? Что забыл?

Александр растерялся от такого грубого приветствия отца, но собрался с силами и начал разговор:

– Отец, у меня важный разговор. Дело в том, что мне симпатичен Гефестион…

Филипп грубо рассмеялся и прохрипел:

– Сын, помни, чему я тебя всю жизнь учу: не жалей, не люби, не плач! Хочешь поиметь своего раба, так прикажи ему, если будет строить из себя гордеца и недотрогу, вели сечь, пока не согласиться или возьми силой, ты – парень крепкий!

Александр раскраснелся, закатил свои голубые очи и сквозь зубы ответил царю Филиппу:

– Отец! Когда я сказал о Гефестионе «симпатичен», я имел в виду, что симпатичен, как друг, человек, личность, помощник, названный брат, а не как мужчина, партнёр! Ты всё не так понял, и я не собираюсь слушать такие ушлые советы и слова! И прекрати меня учить, я – не такой, как ты, я хочу и любить, и жалеть, и плакать, как все люди! Больше я к тебе за советом не приду! И прекрати смеяться, ничего смешного в твоей глупой фантазии не вижу!

Александр развернулся, открыл дверь охотничьего домика, чтобы уйти и замер с растерянным выражением лица: на пороге стоял Гефестион, и, судя по напуганному до полуобморочного состояния виду юноши, было понятно, что советы Филиппа он прекрасно слышал.

«Ой-ой, зачем я это сделал?» , – подумал Александр, хотел что-то сказать Гефестиону, но друг Александра помчался от царевича во всю прыть по саду.

– Стой, Гефестион, я всё объясню, ты не так понял! Послушай меня! – крикнул Александр и побежал за Гефестионом, но дело это было бесполезным: напуганный юноша мчался ещё быстрее…

Беготня по саду продолжалась минут пять, а потом Гефестион решил: «Ну, и?! Куда я бегу?! Я ведь раб, все равно меня вернут хозяину, хоть мне и очень страшно, придется остановиться и объясниться с Александром…» . С балкона за этим трагикомичным действием наблюдали Олимпиада и Птоломей, причём Олимпиада явно переживала: то накручивала на палец пышные локоны, то нервно переводила взгляд карих очей с Александра на Гефестиона, а с ребят на охотничий домик.

– Как вы думаете, о, мудрец Птоломей, может, нам вмешаться? У мальчиков явно какое-то недопонимание… – обратилась Олимпиада к Птоломею.

– О, прекрасная царица Олимпиада, я считаю, что мы обязаны вмешаться, только очень деликатно, потому что ваш муж, видно, уже вмешался и всё испортил! – ответил Птоломей.

… Тем временем Александр изловчился, схватил Гефестиона за руку и стал уговаривать:

– Гефестион, друг, ты чего испугался? Отец меня не так понял, он очень жестокий, безнравственный, развращённый человек, я вижу в тебе только друга и названного брата, ни о какой любви, кроме братской, родственной, речи не идёт, тебе не надо меня бояться…

Гефестион заплакал, облокотился на Александра и сквозь слёзы признался:

– Я… я так испугался. Пойми, Александр, то, что имел ввиду твой отец для вас, македонян, естественно. Для нас же, греков – страшный позор. Хорошо, что ты – не такой, как твой отец, и я могу тебе доверять…

Тут от пережитого потрясения Гефестиону стало хуже, он резко побледнел, губы посинели…

Гефестион облокотился на Александра, и македонский царевич довёл друга до их палаты, помог лечь, дал успокаивающие травы, и Гефестион уснул…

Тут появились мать Александра и Птоломей с вопросом:

– Что у вас случилось?

– Мама, учитель, тише, пожалуйста, Гефестион уснул после серьёзного потрясения. Дело в том, что я пошёл к отцу попросить вольную для Гефестиона, а отец меня не правильно понял и своими пошлыми глупыми советами очень напугал моего… названного брата, ему придётся какое-то время отлежаться. Мама, ты же примешь Гефестиона, как названного сына? – объяснил тихо Александр.

Олимпиада вздохнула и ответила:

– Конечно, приму, сынок, будет теперь у меня два сынка. Только, заклинаю всеми богами, не ходи за советами к отцу, советуйся со мной или учителем Птоломеем…

… Два дня Гефестион отдыхал после пережитого потрясения, а Александр, как настоящий брат, заботился о друге, и на третий день, когда Олимпиада зашла проведать, как она выразилась: «двух своих сынков», то обрадовалась: ребята выглядели оба весёлыми и вели себя так же, как обычно, даже, казалось, они стали ещё ближе…

– Ну, сынки мои дорогие, послала мне мудрая богиня Гера двух сыновей, одного родного, другого – названного. Если вы в юности такие вспыльчивые и горячие, что ж будет, когда вы мужчинами станете? Я, наверное, с ума сойду от переживаний за вас, сохрани меня от этого Афина Паллада… – по-доброму ворчала царица Олимпиада, пока друзья развлекались настольной игрой и подшучивали друг над другом.

– Слушай, Александр, а ты о какой девушке мечтаешь? Как ты представляешь свою будущую жену? – спросил Гефестион.

– О, Гефестион, друг, это сложный вопрос: я хочу жениться на девушке, в которую влюблюсь так, чтобы искры из глаз от страсти летели! А какую девушку возьмёшь в жёны ты? – воскликнул Александр.

– Я предпочту скромную симпатичную гречанку, с которой бы мы жили в понимании без особых разборок и страстей… – признался Гефестион.

Александр по-доброму рассмеялся и бросил в Гефестиона бархатную подушечку со словами:

– Ты у меня, братик, чего такой робкий и худой? Бери пример с меня, ешь лучше и знай: жизнь – это умение рисковать!

Гефестион рассмеялся в ответ…

Тут ребята резко оборвали смех и баловство и с натянутыми от напряжения лицами застыли: в покои вошёл царь Филипп, и, судя по его ехидной ухмылке, ничего хорошего ждать от него не приходилось. Гефестион медленно переместился подальше от Филиппа, в дальний угол спальни…

– Ну, привет, сын. Так ты поимел Гефестиона или передумал, и тебе найти хорошенькую рабыню? – прохрипел Филипп.

Александр раскраснелся от обиды и закричал в ответ:

– Отец! Отстань от нас с Гефестионом и прекрати нести чушь несусветную про какую-то нашу связь, которой никогда не существовало! Прекрати портить мне жизнь, порождение Аида!

Филипп принял разозлённое до зверского состояния выражения лица и бросился с кулаками на Александра с криком:

– Да как ты разговаривать так со мной смеешь?! Я – великий полководец и царь, ты, сын, просто убожество на моём фоне!

Драка шла ожесточённая, отец и сын были одинаково сильны и разозлены, поэтому, сцепившись, пустили в ход и кулаки, и зубы, и ногти…

«Надо спасать Александра, они друг друга ели не убьют, то искалечат точно!» – подумал Гефестион, ловко выскочил из покоев и стал искать единственного человека, который мог бы разнять Александра и Филиппа – Птоломея…

… Птоломей сидел в саду, спокойно пил козье молоко и беседовал с Олимпиадой, когда к ним подбежал Гефестион с криком:

– Птоломей, учитель, помогите! Александр и царь разодрались не на шутку, они могут искалечить друг друга, остановите их!

Олимпиада с криком ужаса схватилась за голову, но Птоломей встал и ответил:

– Сделаю всё, что могу, веди меня к ним!

Гефестион проводил Птоломея, мудрый учитель оценил одним взглядом ситуацию и оттащил Филиппа…

– Великий царь, что вы творите?! Разве дело драться со своим сыном?! – обратился Птоломей к Филиппу, но тот только гаркнул в ответ:

– А что мне остаётся делать, если мой сын – ничтожество?!

– Птоломей, скажите, я должен был молча это терпеть?! – возмутился Александр.

Филипп ушёл, Александр и Гефестион отдышались и сели, прибежала Олимпиада и с ахами стала смазывать расцарапанное лицо Александра…

Птоломей же покачал головой и тихо изрёк:

– Ребята, хорошие вы мои, я думал, что после неприятного инцидента и чудесного примирения несколько дней назад, ваши проблемы кончились, но, поверьте мне, после такого у вас проблемы с Филиппом только начнутся…

Александр и Гефестион пристыжено посмотрели на Птоломея, учитель же поспешил заверить:

– Я ни сколько не обвиняю вас, конечно же я понимаю, что виновен несносный характер Филиппа. Я же сказал, что всегда буду на стороне вашей дружбы, но царь Филипп такой человек, … он просто убьет тебя, Александр, если вы сцепитесь ещё раз…

– Ничего, пусть отец поймёт, что я не позволю ему командовать мной! – воскликнул Александр.

– Александр, ради всех богов, уйми свой нрав! Я понимаю: юность, гормоны скачут, да ещё сила в руках немереная, но не будь таким, как твой нездорово жестокий отец, будь мудрее его… – попросил Птоломей и вышел…

Какое-то время друзья-братья жили, вопреки прогнозам Птоломея, спокойно, но тут пришло известие о кончине царя Филиппа, о восстании в Греции и огромной сумме долгов иноземным правителям, которые Филипп обещал выплатить…

Александру, молодому царю, было всего двадцать лет, правда в день восшествия на престол царь Александр Македонский выглядел роскошно в пурпурной мантии с золотой вышивкой, золотым лавровым венком и другими предметами одеяния, демонстрирующие его богатство, силу и красоту. Все восхищались осанкой Александра, мудрой речью, природной красотой золотых кудрей, только некоторые знатные вельможи ворчали:

– Александр презрел наши обычаи и оделся по-гречески! Это возмутительно, и, конечно же, случилось из-за влияния этого ненавистного грека Гефестиона! Посмотрите на этого греческого выскочку! Сияет, одет не хуже самого царя Александра: в бархат, шёлк, на каждом пальце перстень! Возмутительно просто!».

В первую очередь, став царём, Александр написал вольную Гефестиону и его семье, и всем дал титулы при дворе…

Александр и Гефестион ближе к полночи ушли с пира, вышли на балкон и Александр с восторгом стал рассказывать свои планы:

– Гефестион, братик мой названный, я мечтаю покорить всю Азию и построить на этой территории империю, которая превзошла по красоте, могущественности и гуманности законов все остальные империи! Мы воздвигнем новую столицу, город Александрию! Ты же веришь, что у меня получится?

– Даже не сомневаюсь, я буду во всём тебе помогать! Теперь ты стал царём, тебя всем будут уважать, добиваться твоего расположения, но только мне ты можешь доверять безоговорочно, как брату… – отвел Гефестион с задорной улыбкой…

Но прошла первая неделя царствования Александра, и Гефестион с Олимпиадой и Птоломеем серьёзно забеспокоились: почему-то у Александра стали проявляться внезапные и неконтролируемые вспышки гнева и злости, которые он выливал на рабов и другую прислугу, теперь в его обществе всегда стоял крик…

На третий день после охоты в честь нового царя Александр опять сорвался на молодого раба, в этот раз в крике слышались угрозы:

– Я это так не оставлю!!! Высеку!!! Накажу!!!

Молодой раб, дрожа, умолял:

– О, великий царь, умоляю, проявите милосердие…

Олимпиада сидела в своих покоях в золотых украшениях и плакала, обращаясь к Птоломею и Гефестиону:

– Мудрец Птоломей, сынок названный Гефестион, сделайте что-нибудь! Я не понимаю, что случилось с Александром, он таким никогда не был! Ему нужна помощь! Вдруг он болен?!

– Царица Олимпиада, я лично предлагаю позвать лекарей, по-моему, Александр болен… – тихо сказал Птоломей, но его вдруг остановил Гефестион, обратившись к Олимпиаде:

– Великая царица Олимпиада, я вас убедительно прошу: не надо звать лекарей, я лучше знаю Александра, я поговорю с ним по душам, только вы и Птоломей должны позаботиться, чтобы нас не подслушивали, и всё наладится, вспышки гнева пройдут…

Олимпиада посмотрела на Гефестиона и заметила, что юноша как будто бы повзрослел, в его красивых карих очах появилась мудрость бывалого человека, и ответила:

– Что ж, я доверяю тебе, иди к Александру, и можешь меня называть матерью…

– Благодарю, многоуважаемая матушка… – изрёк Гефестион и поднялся в покои Александра, где и стоял крик…

Александр, увидев Гефестиона, прекратил крики, поставил несчастного раба-юношу, которого держал за шиворот, на пол и виновато сказал:

– Прости, Гефестион, брат, я знаю, что ты не любишь крики…

Гефестион взглянул в глаза Александру и увидел в них не гнев и жестокость, а скорбь, боль, страдания, отчаяние…

– Александр, когда ты ведёшь себя так, то напоминаешь мне некоторые качества твоего отца, причём далеко не лучшие, но я же вижу, что ты переживаешь из-за чего-то, поэтому так себя ведёшь. Скажи же мне, как брату, в чём причина. И отпусти ты беднягу раба, он ни в чём не виноват… – изрёк спокойно Гефестион.

– Ты, как всегда, прав, брат Гефестион… – со стоном ответил Александр, а потом обратился к молодому рабу, – Вот тебе деньги за несправедливые обвинения, можешь идти…

– О, великий царь, благодарю вас! Вы – образец милосердия и справедливости! – воскликнул раб, получив деньги, и тут же исчез…

– Теперь, Александр, мы вдвоём, и я тебя внимательно слушаю. Раньше ты был лидером в нашей дружбе, но, видно, временно мне придётся взять эту роль на себя, брат… – ласково промолвил Гефестион.

– Гефестион, брат, понимаешь, я очень сейчас переживаю, нервничаю так, что готов сорваться на любом из окружения. Мне больно смириться с уходом отца, хотя он принёс много зла нам, но всё же я его очень любил, с ним мне было спокойнее, и мне очень стыдно перед ним, что я такой никчёмный правитель, ведь он учил меня, и не раз: «Царь должен внушать людям страх, трепет, лучшие его украшения – это боевые шрамы! С теми, кто не повинуется, царь должен быть непримирим, и жестоко наказывать. А ещё царь не имеет права ни любить, ни жалеть, ни плакать!», а я не в силах взять себя в руки и выполнять его заветы. И, если честно, слёзы так и накатывают… – тихо рассказал Александр.

Гефестион усадил Александра на бархатную тахту, приобнял за плечи и ласково ответил:

– Александр, брат мой, я понимаю тебя, разделяю твою скорбь по отцу, но с чего ты взял, что ты – плохой правитель или полководец? Отец тебе это говорил? Но ты же понимаешь, что его жестокость была неадекватна, и брать с него пример не нужно ни в коем случае? И что за дикость он тебе внушил по поводу того, что царь должен внушать страх, не жалеть, не любить не плакать? Это – абсолютная глупость, даже боги Олимпа любят, жалеют и плачут, не говоря уж об обычных людях. Поэтому, братик милый, если хочешь исполнить свои мечты, стать величайшим полководцем и царём, то забудь слова отца, как страшный сон! И лучше поплачь, чем кричать на всех…

– Правда, можно поплакать? Я не опозорюсь? – спросил тихо Александр.

– А кто нас видит? Разве я, твой названный брат, кому-то расскажу? – с улыбкой отметил Гефестион, Александр уткнулся ему в плечо и зарыдал…

… После этого братья обнялись, и Александр с улыбкой сказал:

– Спасибо, Гефестион, правда, стало легче. Обещаю больше не срываться на прислугу. Только у меня теперь такая физиономия красная, что лучше на люди не показываться, а советники и военачальники ждут меня. Не мог бы ты, Гефестион, надеть мою мантию и выступить от моего лица?

– Конечно, разберусь, не волнуйся… – ответил Гефестион, накинул мантию Александра и вышел в зал к знатным советникам и вельможам.

– Гефестион, выскочка из Греции, ты почему в мантии царя? – возмущённо спросили полководцы.

– Потому что царю Александру не здоровиться, и разговаривать вы будете сегодня со мной! Я расскажу вам о планах Александра подавить восстание в Греции без войны и обогатить казну Македонии, а за одно рассчитаться с долгами Филиппа, с помощью похода на Персию…– ответил смело Гефестион.

Знатные македонские полководцы остались недовольны, но смолчали и стали слушать Гефестиона, скрипя зубами.

На следующий день Александр появился снова на людях, блистал своей необычной для македонянина красотой голубых очей и золотых кудрей, общался со всеми спокойно и приветливо, будто и не было этих временных вспышек гнева. И, конечно, в государственных делах его сопровождал Гефестион.

Птоломей и Олимпиада, люди, повидавшие много на своём веку, с удивлением спрашивали Гефестиона:

– Что это было и как тебе удалось вернуть Александра в благополучное состояние?

Гефестион улыбнулся и ответил:

– Иногда вылечить может простая искренняя беседа по душам, сочувствие и поддержка близкого человека…

Но покой длился недолго, нужно было решать первый возникший вопрос перед молодым царём. Дело в том, что долгое время Греция находилась под жёсткой властью Филиппа, который в силу деспотичного нрава умел держать гордых греков в ежовых рукавицах, но, как только они услышали, что у власти новый молодой царь, греки решили поднять восстание и получить свободу.

Александр как царь амбициозный, не собирался давать грекам свободы, но и воевать ему не хотелось, ведь Гефестион – тоже из Греции…

Поэтому, чтобы найти верный компромисс, Александр позвал к себе только Гефестиона и Птоломея и начал разговор:

– Так, дорогие мои, вы оба знаете о восстании в Греции, и оба прекрасно понимаете, что я, как царь, не могу допустить освобождения греков, но и оружие в ход мне пускать не хочется, всё-таки это – твоя родина, твой народ, Гефестион, так что давайте искать выход, компромисс, хитрость…

– Ну, – начал неуверенно Гефестион, – Я же был принцем Греции. Если привести мой внешний вид на греческий манер, и я бы выступил перед подданными с приказом добровольно признать власть Александра, возможно, меня послушали бы…

– А что, идея просто блестящая, так и будем действовать! – довольно объявил Александр.

Птоломей же нахмурился, встал в позу «руки в боки» и изрёк:

– Ой, ребята мои, заклиная всеми богами Олимпа, не делайте лучше этого! Поймите, Гефестион уже долго живёт в Македонии, что в Греции думают по этому поводу, мы не знаем, возможно, его могут встретить, мягко выражаясь, неприветливо! Хорошо, если вы всё продумаете, и Гефестион отделается ссадинами и синяками, но я предупреждаю, что может быть и хуже!

– Ну, Птоломей, учитель, что за глупость? Конечно, риск есть, но я на то и великий царь, чтобы уметь рисковать! Гефестион, брат, что скажешь? – воскликнул Александр.

– Мне кажется, что другого выхода мы не найдём, поэтому рискнуть стоит, хотя слово «риск» мне не очень нравится… – с волнением протянул в ответ Гефестион.

Скоро всё было готово: Александр накинул поверх вооружения плащ, чтобы скрыть оружие и быть неузнанным, приготовил на всякий случай боевой отряд, а Олимпиада снарядила Гефестиона по греческому образцу: золотые сандали, белоснежное одеяние с пурпурной лентой и золотыми украшениями и золотой лавровый венок…

Сначала поход по горячей Греции шёл удачно: Гефестиона слушали и исполняли его приказ подчиниться Александру. Они волновались, как этот трюк пройдёт в Афинах, но и там всё было благополучно…

– Отлично, Гефестион, брат, из крупных городов остался только Фивы, дальше будет проще! – радостно воскликнул Александр.

Наконец, ворота города Фивы открылись, Гефестион выехал вперёд и начал речь:

– Подданные мои, обращается к вам ваш принц, Гефестион, по воле богов Олимпа, я принял подданство молодого царя Македонии Александра и приказываю вам поступить так же, так как это выгодно нашей же стране…

Вдруг толпа похватала камни, палки, стали оттеснять Гефестиона от Александра с отрядом и неистово кричать:

– Да какой ты принц?! Ты – ничтожная подстилка этого зазнайки Александра, у тебя нет ни совести, ни чести, ты призрел наши законы!!! Раб, прислуга, любовник Александра!!! Забить за такое нужно!!!

Александр и Гефестион застыли в ужасе, а народ сначала пустил в ход палки и камни, а потом стащили Гефестиона с коня, стали добивать с криками, рвать на мелкие лоскутки роскошное одеяние, а Гефестион сжался и почему-то не сопротивлялся…

Когда Александр очнулся от первой шоковой реакции, то бросился с мечом спасать Гефестиона, с трудом отбил юношу от озверевшего народа и отнёс в свой шатёр, который стоял за стенами города и, попросив Птоломея позаботиться о Гефестионе, повёл отряд завоёвывать Фивы…

Я описываю это так просто и кратко, потому что на всё ушло всего несколько минут, но и этого времени было достаточно, чтобы названные братья испытали ужас и шок, а, если бы Александр промедлил ещё несколько секунд, то вряд ли застал Гефестиона живым…

… Фивы были подчинены, Александр сражался впереди отряда храбро, как Геракл, македоняне праздновали победу…

… Только Александр поспешил не на торжество, а в шатёр к Птоломею с вопросами:

– Как Гефестион? Ран нет? Ничего не сломано? Ты осматривал его?

– Осматривал, переломов нет, только ссадины, синяки, царапины, только вот рана одна – душевная: лежит на тахте с обречённым видом, смотрит в одну точку, я поставил тарелку с жареной бараниной, уже полчаса эта тарелка стоит, он на неё ноль внимания, фунт презрения. Сделай что-нибудь, как названный брат, и, вообще, я предупреждал вас обоих, что это – неудачная затея. Так что ты будешь делать? – изрёк со скорбью Птоломей.

Александр от переживаний взялся за голову, но постарался как можно увереннее ответить:

– Что-нибудь придумаю…

После этих слов Александр зашёл в шатёр.

…Гефестион лежал с униженным и обречённым видом в рваном хитоне и взлохмаченными длинными волосами, сложив руки на груди и опустив взгляд. На земле грудой лежали жалкие остатки пурпурной ленты и плаща, сандали, сломанные золотые украшения и скомканный в один несуразный комок золотой лавровый венок…

– Александр, брат, я себя неважно чувствую, давай поговорим позже… – прошептал Гефестион, а Александр с грустью смотрел на эту картину и напряжённо думал, что сказать названному брату, чтобы тому стало легче, стал вспоминать тот день, когда Гефестион помог ему смириться с потерей отца…

Наконец, Александр решился, набрал побольше воздуха в грудь и промолвил:

– Гефестион, братик, я понимаю, что тебе тяжело, больно, но я думаю, что лучше поговорить сейчас. Помнишь, как я переживал из-за ухода отца и срывался на всех, пока мы не объяснились? Ты делаешь сейчас обратную ошибку: замыкаешься в себе. Пойми, что слушать эту глупую толпу так же бесполезно, как советы моего отца Филиппа, тем более, что мы и наши близкие, твои родители, моя мама, наш учитель Птоломей, знаем, что это – ложь, обыкновенная сплетня и кляуза, а стоит ли переживать из-за лжи? Помнишь, ты сам меня учил, что нужно и жалеть, и любить, и плакать? Если тебе тяжело, лучше поплачь, проверено, помогает…

Гефестион слабо улыбнулся, уткнулся в плечо Александру, и вырвались тяжёлый вздох с несколькими слезинками…

Александр приобнял названного братика и отметил:

– Я же говорил, что будет легче, а теперь, прошу, поешь…

… Скоро Греция была под властью Александра, жрецы Зевса объявили молодого царя «сыном великого Зевса» и, в первую очередь Александр потребовал от жрецов и знати прилюдно попросить прощения у Гефестиона и признать, что обвинения были ложными…

В Македонию молодой царь и его друг вернулись с почётом, но передышки у них не было: нужно было оплатить долги Филиппа да и просто поправить плачевное положение казны, а, значит, завоевать очень богатое государство. Выбор Александра пал на Персию, названным братьям придётся тягаться с огромной армией хитрого и опытного царя Дария…

Когда доспехи и оружие были готовы, Александр и Гефестион повели свою армию на персидскую территорию…

Царь Дарий тоже готовил свою армию, снабдив её колесницами для силы и устрашения…

И, вот две великих армии встали друг на против друга в знойной пустыне…

Надо сказать, армия Дария на колесницах впечатляла…

– Так, не пасовать!!! Закрылись щитами, выставили вперёд копья и наступаем!!! – раздался, как гром, приказ Александра…

– Ох, не люблю, когда ты рискуешь… – проворчал Гефестион.

– Мы с тобой названные братья много лет, должен уже привыкнуть к тому, что я люблю рисковать! – ответил Александр, и два брата повели войско в бой…

В пустыне царила испепеляющая жара и духота, сражение шло тяжело и ожесточённо…

Наконец, армия Дария стала отступать в страхе перед храбростью македонян, и Дарий сбежал с поля боя на золотой колеснице…

В столицу Персии, легендарный Вавилон, Александр со своей армией входил, как триумфатор, которого осыпали лепестками роз. Город, и впрямь, был красив и богат. Александр перевязал раненное плечо и отдал приказ:

– Так, богатства Дария везём в Македонию, местным же жителям вреда не причинять!

… Конечно, в лагере Александра далеко не все были рады сложившейся ситуации: военачальники Александра до скрежета зубов завидовали Гефестиону, зависть их просто «кипеть» заставляла, особенно амбициозного военачальника Кратера. Александр осматривал Вавилон, подсчитывал доходы Македонской казны, ворча:

– Ну, отец, оставил ты мне наследство! Попробуй вот, раздай все долги Филиппа, да и ещё и армию прокорми и вооружи!

Тем временем военачальники сгруппировались вокруг Кратера и стали перешёптываться:

– Слушай, Кратер, у нас тут хороший план созрел, как опозорить этого ненавистного выскочку и царского любимчика грека Гефестиона: Александр любит порядок в армии, за недостойное поведение может наказать, мы это и устроим Гефестиону, и, быть может, кто-то из нас или даже ты, Кратер, станешь новым фаворитом царя! Твоя задача – разозлить, оскорбить Гефестиона так, чтобы тот первый обнажил меч, и продержаться, пока бой не увидит Александр, а наша работа – в один голос подтвердить, что нарушитель порядка, виновник ситуации – Гефестион…

Кратер ухмыльнулся со словами:

– Отменный план, я постараюсь!

После чего Кратер со злорадной ухмылкой подошёл к Гефестиону и ехидно промолвил:

– Эй, греческое отродье, думаешь, никто не понимает, как ты себе вольную и все свои громкие титулы заработал, а? Ну уж не доблестью, а смазливой внешностью и умением лечь в постель с царём, сначала с Филиппом, потом с Александром ! Какой же ты воин после этого? Обыкновенная подстилка, и всё!

Гефестион резко развернулся к Кратеру, так что длинные каштановые волосы упали на раскрасневшееся лицо и крикнул:

– Кратер, держи язык за зубами, я – главный советник и полководец Александра, принц Греции!

Кратер зло рассмеялся, глядя с нахальством в открытые карие очи Гефестиона:

– Принц Греции? А, судя по Фивам, ты там заработал славу ещё хуже, чем в Македонии! Какой же ты после этого принц? Хотя, может, зря я так? Сколько стоят твои услуги «царской» гетеры, вдруг я потяну расценку?

Гефестион не выдержал и обнажил меч, Кратер обнажил меч в ответ, довольный тем, что добился нужной реакции Гефестиона…

Полководцы в сторонке уже посмеивались:

– Ну, молодец, Кратер, знатно язык подвешен, теперь ждём появления царя Александра, чтобы увидеть позор греческого выскочки!

Гефестион был настолько ловок в бою, что Кратер еле держался с одной мыслью: «Скорей бы появился Александр!».

– Так, – раздался вдруг крик Александра, – что это такое?!

Кратер и Гефестион сразу прекратили бой, опустились перед царём на одно колено, Кратер стоял довольный, а вот Гефестион стыдливо раскраснелся: ему было неудобно перед братом, что подвёл Александра…

– О, великий царь, не гневайтесь, зачинщик беспорядка – Гефестион, он первый обнажил меч, все подтвердят… – ответил Кратер.

Другие полководцы, изображая преданность и почтение, робко прирекли:

– Великий царь, мы видели, Кратер правду говорит…

Александр посмотрел внимательно по очереди и на Гефестиона, и на Кратера…

По выражению лица Гефестиона было многое понятно Александру, молодой царь подскочил к Кратеру и совершенно неожиданно для всех закричал:

– Кратер, с глаз моих долой к своим отрядам, и спаси тебя премудрая Афина Паллада от того, если я вдруг узнаю, что ты недобросовестно служишь или опять крутишься рядом с Гефестионом!!!

Напуганный Кратер, забыв о полководческой гордости, поспешил смыться…

Александр же повернулся к пристыженному Гефестиону и мирно, даже забавно, сказал:

– Брат мой милый, ты – наивный дурачок, если не понимаешь, что Кратер – всего лишь военачальник, хорошо служит – держу, плохо – заменил на другого, а ты – мой брат, советник, друг, самый близкий человек, мы, как были всегда рядом, так и будем всю жизнь, даже самим Зевсу или Аиду не под силу это изменить. Эти военачальники-блошки ведь завидуют тебе, специально будут оскорблять, чтобы разозлить тебя и подставить, тебе нужно быть умнее и не вестись на такие вещи…

Полководцы стояли с азартным перешёптыванием: они спорили, накажет Александр Гефестиона, или нет.

– Александр, брат, я…, ну, в общем, прости, что так получилось… – с тяжёлым вздохом произнёс Гефестион.

– Ладно, брат, всё в порядке, думаешь, я рассердился на тебя или накажу? Да не дождутся эти блошки! Пошли от этих неудачников во дворец Дария, посмотрим, можем ли мы на какое-то время остановиться с армией здесь… – с весёлым добрым смехом ответил Александр, по-братски положив могучую руку на плечо Гефестиона…

Гефестиону стало как-то хорошо на душе, и в памяти всплыл тот день из детства, когда мальчишкой Гефестион затеял потасовку с ребятами из дворцовой прислуги, и возмущённый воспитатель Гефестиона привёл его к отцу с возмущениями:

– Великий царь, вот что вытворил принц! Пороть надо мальчишек за такое!

– Сам разберусь! – ответил отец Гефестиона, а потом обратился к сыну – Ну, и зачем ты эту потасовку устроил? На тебя это совершенно не похоже, объясняй причину честно…

– Я… я, если честно, очень не хочу уезжать из дома в эту Римскую школу, поэтому подумал, что, если мне достанется розгами, то какое-то время я буду лежать, пока всё заживает, а значит, отстрочу отъезд, хотя бы недели на две… – признался мальчик.

Царь Греции улыбнулся и ласково ответил сыну:

– Смешной ты у меня, сынок, никогда не сёк тебя и не собираюсь, только ты больше так не делай, потому что в Рим всё равно поедешь…

Сейчас Гефестиону было смешно это вспоминать…

…Александр прошёл по золочёным шикарным дворцам Дария и с улыбкой сказал Гефестиону:

– Мы остановимся отдохнуть здесь не надолго, поэтому, брат, выбирай себе покои, я лично остановился на этой спальне…

– Тогда я беру соседнюю спальню, справа, поближе к гарему Дария! – весело ответил Гефестион.

Александр задорно рассмеялся и произнёс:

– Эй, брат, ну ты и жук! Младше меня на три года, а пристраивается поближе к гарему! Тебе какая-то из жён Дария понравилась? Сыграть вам свадьбу по нашим обычаям?

– Ну, если честно, та молоденькая… – признался Гефестион.

Свадьбу сыграли Гефестиону и Лейле (так звали дочь Дария, на которую положил глаз Гефестион), долги Филиппа вернули, да и Македонскую казну значительно обогатили…

Конечно, война с Дарием на этом не закончилась, но два названных брата довели дело до конца и продолжили походы только после гибели персидского царя…

Потом были завоёваны Палестина и Египет, где Александр воздвиг прекраснейший город Александрию и заслужил от местных жрецов звание «милосердного сына бога Ра», затем армия Александра двинулась на Индию…

… Александр вдруг резко остановил свою армию за скалами и встал в напряжённой, настороженной позе, будто бы его что-то сильно волновало и тревожило.

Гефестион облокотился на скалу и спросил:

– Александр, брат, а чего мы ждём? Почему не наступаем?

– Гефестион, брат, понимаешь, мы ещё с индусами не воевали, более того, мы даже понаслышке не знаем ничего о них, поэтому я, вопреки полководческой науке, решил дать им напасть первыми, чтобы понять, с чем мы будем иметь дело, каким оружием, какой тактикой они пользуются… – объяснил Александр.

– Ну, ладно, ждём… – спокойно ответил Гефестион.

Они стояли в таких позах с полчаса, а потом вдруг земля под ногами со страшным грохотом задрожала…

Гефестион и Александр испуганно переглянулись и одновременно спросили:

– Как ты думаешь, что это?! Колесницы? Неужели так много?!

Александр повернулся на звук и увидел то, что меньше всего ожидал увидеть: на них двигалась гигантская армия индусов на громадных, разъяренных боевых слонах!

Александр с ужасом крикнул:

– Гефестион, ложимся!!!

Братья приклонились к песку, и Гефестион шёпотом спросил:

– Александр, у тебя есть идеи?

– Нет, конечно! Я такого и предположить не мог! Как я сейчас армию поведу? Это всё равно, что загнать всё войско в царство Аида…– с паникой в голосе ответил Александр.

– Тогда положись на меня: я знаю, что делать! – крикнул Гефестион, схватил копьё и вонзил прямо в ступню слона.

От боли слон взревел, встал на дыбы, скинул всадника, Александр повторил трюк Гефестиона, а за ними и другие македоняне…

Так Александр одержал победу над Индией.

Индусы в страхе содрогались перед Александром, падали перед ним в ниц, несли дорогие дары, а прислуживать молодому царю и его воеводам приказали самым красивым девушкам Индии.

– Слушай, Гефестион, брат, нас тут принимают с почётом, дадим армии отдохнуть, зависнем ненадолго? – спросил с улыбкой Александр.

– Что ж, пожалуй, можно, мы с Лейлой непротив! – ответил Гефестион и вдруг заметил, что Александр поменялся в лице: его голубые очи сияли, лицо украсила озорная улыбка с хитринкой, молодой царь встал с роскошного ковра и поправил дорогой халат так, чтобы шрама на плече не было видно…

Гефестион несказанно обрадовался и поинтересовался:

– Мне показалось, брат, или твоя мечта о том, чтобы влюбится так, чтобы искры из глаз от страсти летели, сбылась наконец-то?

– О, да, брат, моя мечта сбылась! Та индуска с чёрными кудрями и большими раскосыми очами.… Это – любовь с первого взгляда! Те искры, которые я ждал! – с восторгом прошептал Александр.

– Я рад за тебя! Ну, давай же, подойди к ней, прояви внимание… – стал с дружеской улыбкой подталкивать названного брата Гефестион.

… Александр подошёл к прекрасной смуглой индуске c жгуче чёрными раскосыми вежами и попытался поцеловать её. Девушка с криком бросила золотой поднос с вином и жареной бараниной, дала Александру пощёчину и стремительно убежала…

Александр застыл в позе удивления и спросил Гефестиона:

– Я не понял, чего она испугалась, я же просто поцеловать её хотел…

Гефестион тяжело вздохнул, откинул назад длинные волосы и промолвил:

– Да уж, Александр, не удивительно, что ты до сих пор не женился: таким «нахрапом» девушку завоёвывают только последние неотесанные вояки, а ты, всё-таки царь, должен быть поумнее. Ну, ладно, брат, хоть это не мужское дело, поработаю свахой, попробую уговорить твою индуску пойти за тебя замуж…

– Гефестион, брат, спасибо, я всю жизнь буду благодарен тебе за это… – ответил Александр.

Гефестион встал с роскошного ковра, подошёл к служанкам-индускам и спросил сначала по-македонски, затем по-гречески:

– Что это была за девушка, что сейчас убежала, как её зовут и где её можно найти?

Одна из служанок, знавшая македонский язык, ответила:

– Господин, это была Роксана, девушка из бедной семьи, что прислуживает во дворце, найти её легко в комнатах для прислуги, только молим вас и вашего царя: пожалуйста, будьте снисходительны, не наказывайте за неповиновение великому царю, она ещё очень юна…

– Никто не собирается причинять Роксане какую-то обиду, царь Македонии хочет взять её в жёны… – объяснил Гефестион и отправился в комнаты прислуги с мыслью: « Как мне ещё самой Роксане это объяснить? Не мог Александр выбрать себе девицу попроще, угораздило влюбиться в Роксану! Ну, я же брат, хоть и названный, должен помочь Александру…».

Наконец, Гефестион нашёл Роксану и начал разговор:

– Роксана, на каком языке объясняться будем: греческом или македонском?

– На македонском. – с акцентом резко ответила девушка, – Что надо, господин? Не угодила твоему царю? Пусть делает, что хочет, а наложницей его я не буду, не хочу позориться!

– Роксана, дослушай меня до конца: царь Александр не хотел обидеть тебя, он предлагает тебе стать его женой, царицей Македонии, тогда он просто потянулся поцеловать тебя, Александр не собирался позорить тебя. И поверь, хоть вид у него воинственный, он любящий, общительный, внимательный, ты будешь счастлива с ним, езжай с нами в Македонию, там будет свадьба… – упрямо уговаривал Гефестион Роксану.

– Что-то я не очень верю вам, господин, и кто вы царю, что так хорошо знаете его? – выразила недоверие Роксана.

– Роксана, я – Гефестион, названный брат Александра, вместе мы прошли не одно испытание, без поддержки друг друга мы бы не справились. Он красив, храбр и силён, как Аполлон, но поверь, душа у Александра открытая, ранимая… – объяснил Гефестион.

Роксана с удивлением посмотрела на Гефестиона, и уже доброжелательно ответила:

– Что ж, если Александр зовёт меня в Македонию сочетаться браком, я поеду, только с условием, что до свадьбы он не причинит мне обиды…

– Собирайся тогда, можешь быть уверена в честности Александра! – закончил Гефестион разговор и сияющим лицом отправился к Александру с мыслью: «Да, слава прекрасной Афродите Сарагосской, я это сделал!».

Гефестион с лучезарной улыбкой подошёл к Александру и объявил:

– Ну, брат, поздравляю: мы едем в Македонию женить тебя на той красавице, которую, как оказалось, зовут Роксана!

– Спасибо, Гефестион, брат мой, без тебя бы это не получилось! – радостно воскликнул Александр, друзья сели в обнимку, со смехом налили немного вина…

Через два месяца Александр, Гефестион, Птоломей и их армия вернулась в Македонию, Олимпиада, которая ждала их дома, и хотя знала о сыновьях всё из писем, всё равно от переживаний за это время поседела, а в остальном встречала возмужавших сыновей той же красавицей возгласами:

– О, мудрая Гера, ты помиловала меня! Мои сынки, и родной, и названный, вернулись, да с победами, военной славой и жёнами!

В первую очередь взялись за свадьбу Роксаны и Александра, которые за дорогу успели уже привыкнуть к друг другу…

День свадьбы был самым светлым днём в жизни этой компании: Александр в роскошных парчовых одеяниях с золотой повязкой на лбу сам сиял от счастья, как хорошо начищенное золотое украшение, Роксана в дорогих убранствах и свадебном головном уборе из монист и полога из вышитого шифона, тоже выглядела довольной. По одну сторону от молодожёнов сидели нарядные и счастливые Гефестион и Лейла, с другой – Олимпиада и Птоломей…

Вдруг радость свадьбы омрачили язвительные возмущения македонской знати:

– Да что за царь Александр, право?! Никакой величественности, в отличии от его отца!!! Сначала сдружился с этим ненавистным греческим выскочкой Гефестионом, который сегодня почётный гость и одет не хуже царя, потом таскал армию по пескам и джунглям невесть где и зачем, а теперь женился на безродной индуске!!!

Александр стушевался, отозвал Гефестиона и начал разговор:

– Гефестион, ты слышишь, что обо мне говорят? Я… растерялся, и отец учил меня…

Гефестион прервал Александра словами:

– Да отец видно крепко тебе внушил свои принципы: не жалеть, не любить, не плакать, но я повторю сколько нужно: все люди любят, жалеют и плачут, и ты не исключение, так что, если ты любишь Роксану, иди к ней и наслаждайся весёлой свадьбой, вопреки глупостям, которые шепчут эти недотёпы-вельможи!

Александр улыбнулся, вернулся на место, и веселье продолжилось…

К ночи Роксана натянуто улыбнулась Александру и с грустью произнесла:

– Я жду вас в опочивальне, мой царь…

– Не обращайся так ко мне, ты теперь – моя жена, такая же царица, как я – царь… – изрёк Александр.

Роксана мило смутилась и уже радостным голосом ответила:

– Что ж, я жду тебя в опочивальне, любимый муж…

Александр и Гефестион думали, что на этом их проблемы кончились, но как бы не так! Спустя несколько недель, когда Александр решил выпить козьего молока, он уронил кубок, сторожевой пёс слизал молоко и скончался с серьезными судорогами.

Александр сначала с растерянностью застыл, а потом поспешил к близким людям: матери, жене Роксане, Птоломею и Гефестиону с Лейлой с криком стал рассказывать случившееся:

– Ну, вот и как это называется?! А если бы я не уронил кубок?! Меня бы отравили!!! Кто это мог сделать и как мне себя вести после этого?! Я стараюсь для подданных, а мне отплачивают такой неблагодарностью!!!

– Александр, брат, успокойся, мы все на твоей стороне, разберёмся с подлецом, который задумал покушение, только давай без скоропалительных решений… – произнёс Гефестион, а Птоломей взял кубок, внимательно осмотрел и изрёк:

– Александр, тебя действительно хотели отравить, причём так, чтобы ты успел помучиться, прежде чем отойти к богам: тут дурман-трава. Так разбираться в ядовитых растениях в Македонии могут только два мудреца: я и Каллисфен, племянник самого Аристотеля, его ученики прислуживают тебе, они и могли насыпать по приказу своего учителя тебе этой жуткой травы, больше не на кого думать…

– Каллисфен и его ученики? Дурман-трава? – неприятно удивился Александр, – Но что могло не понравиться мудрецу до такой степени, чтобы так изощрённо и жестоко убить меня? Я из македонян, не считая пары наглых воевод, ни с кем не конфликтовал…

– Может, то, что ты дружишь с греком, женился на индуске, и одеваешься и ведёшь себя с персидской роскошью и греческой гордостью, но только не как предыдущие македонские цари? – высказал мысль Птоломей, добавив, – Но ты знай: я обещал быть на вашей с Гефестионом стороне, я это обещание выполняю…

Александр начал расследование, но длилось оно не долго: двое молодых слуг, учеников Каллисфена, сознались.

– Ну, и что мне с вами делать? Казнить? Не хочу, во-первых, вы совсем молоды, мне жалко вас губить, во-вторых, меня же обвинят в жестокости и деспотизме, хотя насыпать человеку дурман-травы – более чем жестоко! – со слезами на глазах изрёк Александр.

Юноши стояли с пристыженным видом, один из них решился обратиться к Александру:

– О, великий царь, нам учитель внушал, что вы – жестоки и безнравственны, и мы думали, что делаем добро, но поняв сегодня, что учитель нас обманул, и у вас милосердная душа, мы просим прощения, раскаиваемся и умоляем выбрать нам не позорное наказание…

– Ладно, за раскаяние прощаю, вы помилованы, ступайте… – ответил Александр, юноши с радостными лицами поспешили выскочить, а близкие Александра, в первую очередь, конечно, Гефестион, поспешили выразить поддержку царю…

Но Каллисфена пришлось посадить в темницу, Александр тяжело пережил это время, неприятные сплетни о себе, но Гефестион, Роксана, Олимпиада, все близкие были рядом, да и государственные дела не стояли на месте: удержать такую империю оказалось сложней, чем завоевать…

В тот деньбыл торжественный пир, Гефестион, как всегда, был рядом с названным братом, македоняне отмечали национальный праздник…

Вдруг кто-то из славных полководцев Александра крикнул молодому царю:

– Александр, ты великий царь и полководец, завоевавший почти всю Азию, создавший империю, тебя считают сыном Зевса и Ра, скажи, ты хоть чего-нибудь боишься?

Александр встал, лучезарно улыбнулся с нежной теплотой в голосе ответил:

– Я боюсь только одного: пережить хоть на один день своего названного брата Гефестиона!

Гефестион встал и улыбнулся так же лучисто Александру…

Через несколько дней случилось горе: Гефестион слёг с тяжёлой болезнью. Молодого мужчину невозможно было узнать: бледный, в холодном поту, горячий, как костёр, самый близкий человек Александра уже три дня лежал в бреду, почти не приходя в сознание…

У Александра от паники дрожали руки, он гонял лекарей и сам крутился вокруг названного брата, как юла. Наконец, Гефестиона осмотрел Птоломей, подошёл к Александру и со скорбью сообщил:

– Прости, Александр, но я не знаю, что это за болезнь, и как её лечить, тебе придётся смириться, что Гефестион скоро отойдёт к богам…

– Нет! Нет! Птоломей, дайте мне надежду, скажите, что он выздоровеет! – с паникой стал просить не своим голосом Александр.

– Прости, Александр, но я не хочу тебе лгать, давать ложную надежду… – со слезами ответил Птоломей и удалился.

Александр же зарыдал, сел рядом с Гефестионом и слегка коснулся губами его руки…

Спустя неделю названные братья скончались. Птоломей, Роксана, Олимпиада – все близкие скорбели. Птоломей же соединил их руки и тихо сказал:

– Пусть их несут в усыпальницу царей именно так: они прошли всю жизнь, как братья, так пусть же и перед богами они предстанут вместе, пусть им там будет отрадно…

Оглавление

Княжна и султан

Мини-императрица