Одержимые сердца [Анна Морион] (fb2) читать онлайн

Анна Морион Одержимые сердца

Глава 1

Смертные бывают такими надоедливыми. Это я знаю, как никто другой.

– Я звонил тебе пятьдесят раз, но ты игнорируешь меня!

Я насмешливо улыбнулась.

Курт. Этот смертный возомнил себя моим бойфрендом, после одной лишь проведенной со мной ночи. В ту пятницу мне было скучно, и я решила поразвлечься, только и всего. Он был хорош в постели, и холод моего тела даже нравился ему. В воскресенье я пригласила его к себе, и этот визит тоже закончился жаркой ночью. В понедельник утром я выставила его за дверь и вышвырнула его одежду в окно. Но, что за несчастье, кажется, он по уши влюбился в меня! А я, такая дура, сама дала ему свой номер… Как смешно!

И почему все эти смертные, которых я использую лишь для удовлетворения своих физических потребностей и развлечения, все поголовно влюбляются в меня и названивают, как сумасшедшие? Караулят меня у пентхауса, где находится моя квартира, выслеживают на работе. За последние четыре года я стала известным фотографом в Канаде и США, и эти типы приносят мне неудобства и тяжелые разговоры с заказчиками. «Что за тип здесь ошивается? Он пришел к тебе? Ты же знаешь правила – никакой личной жизни во время съемок и т. д.». И людишкам не объяснишь, что все эти идиоты находятся там с целью выяснить со мной отношения! Да, что за ерунда, какие отношения? Идиоты, я просто играю с ними, а, наигравшись, избавляюсь от старых игрушек. Убивать их, что ли? Нет, не хочется тратить на это мое драгоценное время.

Они все восхищаются мной и называют прекрасной, неземной, сексуальной дьяволицей, за которой они готовы пойти в Ад. Моя холодная белая кожа притягивает их, как магнит, они готовы целовать мои ноги, быть моими рабами. Но дело в том, что мне плевать на них. Их восхищение и любовь ко мне смешат меня. Смертные требуют моей любви! Требуют, чтобы я стала «постоянной» и не вела себя «как дорогая шлюха». Ха-ха! Они смеют надеяться на мою взаимность. Я никогда не обещаю взаимности, но честно и откровенно предупреждаю, что ищу связь на одну ночь. Я не даю ни капли надежды.

Этот Курт, двадцатипятилетний мальчик, которого я встретила в ночном клубе, возомнил, что теперь я должна быть с ним. Он ждал меня прямо у входа в пентхаус и загородил своей глупой самонадеянной особой дорогу к двери. Наивный. Но я готова была немного поиграть с ним.

– Послушай, мальчик, забудь мой номер и найди себе хорошую примерную девочку. Советую поискать в библиотеке – там их много, – со смехом ответила я на его страстное обвинение.

– Ты не можешь просто так забыть меня! – Курт вцепился пальцами в мое предплечье. – Я не могу думать ни о ком, ни о чем, кроме тебя!

– Как романтично! Но, мальчик, ты так глуп, – ласковым тоном сказала я, все еще позволяя ему прикасаться ко мне.

– Перестань называть меня мальчиком!

Прохожие с упоением пялились на эту сцену ревности и улыбались.

Курт был вне себя от бешенства. А я, хоть и наслаждалась этой маленькой игрой, но все же немного устала от его голоса и манер.

– Если я увижу тебя здесь еще раз, мальчик, тебе несдобровать, договорились? – настойчиво сказала я, желая наконец-то избавиться от него. – Я вызову полицию и через суд добьюсь для тебя официального запрета подходить ко мне даже на милю.

Кстати, такой неудачник уже существует. Вуди. Диджей в самом большом ночном клубе Торонто. Он преследовал меня два месяца, но я успешно и легко выиграла дело в суде, и влюбленный идиот вынужден был уехать из города. Да еще и с подмоченной репутацией.

– Не веди себя, как шлюха! – вдруг громко крикнул Курт.

Эта фраза заставила меня весело рассмеяться. Ну вот! В который раз!

– Мисс Мрочек? – Из-за массивной деревянной двери-входа в пентхаус вышел Фред.

Фред – мой извечный спаситель. Швейцар. Двухметровый детина, привыкший отгонять от меня назойливых поклонников. Он привык к таким сценам и к тому, что я, довольно часто, появляюсь дома с очередным мужчиной, который исчезает на следующее же утро. Подозреваю, что он влюблен в меня.

– Фред! Ты вовремя, дружочек! – радостно воскликнула я.

– Я вижу, вам нужна моя помощь, мисс Мрочек? – спросил басом Фред, спускаясь по ступенькам ко мне и неудачнику Курту.

– Как видишь. Этот нахал не дает мне зайти в дом! – вздохнув, ответила я.

Фред не стал мешкать.

– Ты просто шлюха! И это должны знать все! Эта блондинка – грязная шлюха! – завопил Курт, когда Фред схватил его за шкирку, легко поднял над землей и встряхнул, как нашкодившего щенка.

– Заткнись и проваливай отсюда! – прогромыхал Фред, вернув Курта на землю и дав ему весьма звонкий пинок под зад.

– Па-па, мальчик! Спасибо, дружочек Фред! – Я дерзко улыбнулась моему спасителю и, легко преодолев лестницу на моих десяти сантиметровых каблуках от Джимми Чу, вошла в пентхаус.

Я люблю быть стервой. Стильной, умной, великолепной, блистательной стервой. Всегда на грани элегантности и наготы. Мария Мрочек – модный фотограф. Соблазнительная и опасная.

И глубоко несчастная.

Но никто и никогда не узнает об этом, ибо я издаю лишь сияние. Ослепляю.

Глава 2

– Конечно, о чем речь? Не каждый день племяннику исполняется три года. Да, да, увижу тебя там, Миша. Нет, у меня все волшебно. Через неделю еду в Осло. У меня съемки, какая-то норвежская актриса. Черт ее знает, я с ней не знакома. – Я пригубила бокал крови, так как в этот момент Миша говорила о том, что она и Фредрик тоже приедут на День рождения нашего племянника Седрика Моргана. – Вы остановитесь у Маришки? А что дядя Седрик? Хм, можно было этого ожидать. Наконец-то выберется из своей ракушки. Что ж, маленькому Седрику повезло иметь такую толпу родственников… Да, да, и каждый будет таскать его на ручках, это же такое счастье. Мартин? Мсцислав? Будут? Замечательно.

Седрик Морган – мой племянник. Единственный сын моей младшей сестры Маришки и ее мужа Маркуса. И этот малыш окружен толпой родственников: двумя тетками и двумя дядьками со стороны матери, а со стороны отца у него имелся дядя Седрик, благодаря которому малыш Седрик получил свое имя. Морганы старшие три года назад переехали в Санкт-Петербург. Я знаю о том, что в семье Морганов произошла неприятная история, и что Седрик-старший предпочитает жить вдали от семьи и сейчас обитает в Норвегии, где-то у черта на рогах. Но, что именно стало причиной разлада, мне неизвестно. Хотя, думаю, он просто устал. Седрик всегда был странным – он не любит вечеринки, больших собраний, собраний вообще. Каждый раз, когда я видела его среди других вампиров, его лицо выражало полнейшее недоумение, словно он абсолютно не понимал, как попал сюда и зачем. В последний раз я видела его на свадьбе Маришки. Признаюсь, он был настолько привлекателен в своем строгом костюме, что у меня даже мелькнула мысль закрутить с ним роман. Этого не произошло.

Но тот день навсегда изменил мою жизнь.

Фредрик Харальдсон. Мой бывший любовник, и уже как восемь лет муж моей младшей сестры Миши. Она вышла за него в девятнадцать лет. В девятнадцать! Когда я узнала о том, что они поженились, у меня даже пропал дар речи, на целую минуту. А может, это даже прекрасно, что они связали себя узами брака так рано. Фредрик именно тот, кто сможет держать мою вспыльчивую сестренку в узде. И они любят друг друга. Счастливцы. Несмотря на то, что когда-то я и Фредрик были любовниками, у нас довольно сносные отношения. Сносные – потому что он чересчур спокойный. Холодный. Он говорил, что я вульгарна. К счастью, я не влюбилась в него, а он не влюбился в меня – мы были бы ужасной парой. Я никогда не смогла бы настолько потеряться в другом вампире, чтобы забыть о себе и своих желаниях. Но в последний раз я видела обоих, когда Фредрик заставил меня полететь с ним в Варшаву, чтобы рассказать Мише и нашим родителям правду о том, что не он стал точкой отсчета моей сексуальной жизни. Влюбленные помирились, и я улетела на следующий же день. Сейчас они живут в Стокгольме.

Значит, на Дне рождения Седрика соберутся обе семьи. Нет, три, ведь Миша теперь в клане Харальдсонов. Мы будем праздновать это грандиозное событие в тесном семейном кругу. Так и представляю, как мы сидим в огромной, но довольно уютной гостиной Морганов, пьем кровь, общаемся, как воспитанные культурные персоны, и умиляемся, наблюдая за тем, как малыш Седрик бегает от стены к стене, а затем все по очереди тискают и целуют его в щечки. Скукотища.

Все Мрочеки одинаковы. Все считают, что культура – превыше всего. Честь и достоинство. Родители не знают о том, что я сплю со смертными… Что ж, если правда выплывет наружу, они будут оскорблены и удивятся тому, что их милая доченька Мария пала так низко. Сношаться со смертными! Позор!

Плевать! Никто не смеет указывать мне, как жить! Кажется, родители никак не привыкнут к тому, что все их дети, включая Мишу, покинули родной дом и живут так, как им заблагорассудится. Казалось бы: наслаждайтесь жизнью! Свою миссию родить и воспитать пятерых отпрысков вы выполнили на отлично! Но нет. Звонят каждую неделю, интересуются моими делами, приглашают в гости. Приятно, с одной стороны, но каждый раз я чувствую себя под стеклянным колпаком, незаметным надзором родительского ока, а я совершенно не желаю делиться с ними тайнами моей жизни.

***

Вечером того же дня, приняв восхитительную ванную с ванильной пеной, я села за работу: два дня назад я была главным фотографом на фотосессии жены канадского миллионера, которая, разрисованная как кукла Барби, принимала неуклюжие асексуальные позы и считала себя королевой. Клиент всегда прав? Нет, это правило слабаков. Мое правило позволяет мне делать отбор, хочу ли я тратить свое время на того или иного смертного или смертную. Если у них есть потенциал – моя камера готова снимать с утра до ночи, а потом я, неделями, отрываясь от ноутбука лишь для охоты, могу обрабатывать получившиеся снимки. А канадская фифа стала объектом моей съемки лишь благодаря моему личному соревнованию с самой собой: смогу ли я превратить эту гусыню в лебедя. Увы, даже мой талант не помог этому безуспешному делу, и глупая гусыня превратилась в разукрашенную утку в нарядах от кутюр. Безвкусица и гламур. Однако я всегда честна и выполняю свою работу добросовестно и скрупулезно, поэтому миссис Мой-Муж-Миллионер не на что жаловаться. Через неделю она получила заветную папку, от которой пришла в восторг и почти повизгивала от счастья, как поросенок. Этим же вечером на мой банковский счет поступила кругленькая сумма.

На самом деле, в деньгах я абсолютно не нуждаюсь, и эти несчастные семьсот тысяч – просто капля в море. Но я не трогаю свои миллиарды, спрятанные на счетах в банках, а предпочитаю тратить то, что заработала честным трудом. Мои шикарные апартаменты в культурном и финансовом центре Торонто требуют приличных ежемесячных вложений в виде пятизначных сумм, ведь Шангри-Ла – пентхаус, в котором я живу уже почти пять лет, на самом деле – пятизвездочный отель. До этого я жила в другом районе, но, так как моя внешность больше не подходила к цифре в моем очередном паспорте, мне пришлось переехать и купить новый паспорт, с более радужной для людского восприятия цифрой. Но я люблю Торонто – город, в котором я чувствую себя свободно. Много людей, свежей крови, развлечений и возможностей. И так далеко от моих благочестивых родителей. Жаль, что так далеко от Миши, но это – единственный минус моего проживания на другом континенте. Вампиров здесь немного, и это – тоже плюс.

Мне двадцать пять лет. Так гласит мой канадский паспорт. В реальности же мне двести… Хм, двести с чем-то. Не люблю оглашать свой возраст и не считаю года. Я вечно молода и прекрасна. Время не имеет надо мной власти. Только солнце может выдать меня, поэтому я стараюсь не появляться на улице днем. Мое время – вечер и ночь. О, тогда я упиваюсь жизнью и своей красотой. Два столетия не изменили мои вкусы: я всегда любила быть в центре внимания, веселья и сладострастия. Девочка-праздник – это я. По этой причине мои кровные родственники, включая родных братьев и сестер, казались мне скучными, почти праведниками: они не спят со смертными, не убивают ради забавы и держатся в тени. Только мой старший брат Мартин несколько похож на меня, но и он никогда не «опускался до секса со смертными». Мартин понимает меня. Два года назад я призналась ему в том, что сплю со смертными, и мой брат принял это. Просто сказал: «Это твоя жизнь, Мария. Ты взрослая вампирша». И все же, я попросила его не раскрывать мой секрет, и до сих пор ни родители, ни Мсцислав, ни Маришка, ни Миша не осведомлены о моих похождениях. Особенно Маришка: с ней меня связывают наихудшие отношения. Я старше ее всего на тринадцать лет, но мы никогда не понимали друг друга. Она – мисс сама невинность и порядочность. Даже удивительно, как это она вышла за Маркуса Моргана, который любит поохотиться на смертных в поместье своего друга Брэндона Грейсона. Маришка… Черт, я даже не жалею о том, что мы почти не общаемся. Но племянника я люблю. Почти так же, как младшую сестренку Мишу.

Миша – моя отрада. Я желала бы быть с ней с самого ее рождения, но мои собственные дела и планы слишком отвлекали меня, поэтому, в первый раз я увидела Мишу, когда ей исполнилось десять лет. Она была такой прелестной девчушкой! Но через пару месяцев мне пришлось уехать. Из-за Маришки. Она вечно читала мне нотации о том, что я могу плохо повлиять на еще не сформировавшийся характер маленькой Миши. Помню, с какой болезненной улыбкой я покидала дом. Я простила Маришку. Но не забыла о том, как глубоко она оскорбила меня, выгнав из родительского дома, прогнав от Миши, которую я люблю больше всех братьев и сестер вместе взятых. К счастью, теперь она в хороших заботливых руках Фредрика. Вскоре я встречу их.

Встречу всех. В первый раз за последние девять лет. Но первый пункт назначения – Осло. Съемки. Развлечения.

Нехорошая, непорядочная Мария. А впрочем, быть нехорошей – кажется, мое призвание. Разбивать сердца и судьбы смертных. Великолепие.

***

Мой самолет приземлился в Гардэрмуэне – большом международном аэропорту Осло в девять сорок пять вечера. Я прекрасно рассчитала время с пересадками, чтобы прилететь в разгар наступления темноты.

Сентябрьский Осло приятно поразил меня своей неповторимой и немного странной красотой, толпами туристов и восторгом, с которым пялились на меня все мужчины в аэропорту и на улицах города. И все же, огромное количество попрошаек, цыган и поддельных нищих, выпрашивающих кроны на улицах, вызвало у меня отвращение. Они везде, повсюду: напористые и вечно позвякивающие мелочью, находящейся у них в бумажных стаканах из-под кофе. Они знают, к кому подходить: вычисляют стоимость наряда жертвы безошибочно. В тот вечер на мне были узкие голубые джинсы, белая облегающая блуза и мои любимые туфли на восьми сантиметровом каблуке, все от кутюр.

Едва моя нога ступила на Карл Йюханс Гатэ – главную, широкую улицу Осло, тянущуюся от Центральной станции до Королевского дворца, окруженную дорогими бутиками и кафе, я тут же стала объектом пристального внимания всех и каждого. Моя красота привлекала смертных, а мой наряд – попрошаек. Особенно наглыми были цыганки, расхаживающие в длинных юбках и кроссовках ADIDAS: одни совали мне под нос фотографии детей, вторые пытались всучить мне в руки какой-то журнал, за который потом потребовали бы деньги, третьи просто говорили «Извините» и звенели перед моим лицом своими картонными стаканами с мелочью.

В тот момент я всерьез пожалела о том, что отказалась от автомобиля заказчика, который довез бы меня прямиком в отель. И ради чего? Я предвкушала прекрасную прогулку, но вместо этого получила лишь давление на жалость, давку и отвращение. Быстро поймав такси, я юркнула внутрь, подождала, пока водитель уложит в багажник мой дорожный чемодан с аппаратурой, и вскоре мы направились в отель, где для меня был снят люкс за счет заказчика.

Через час я встретилась с заказчиком и узнала, что буду снимать восходящую молодую звездочку, снимавшуюся в молодежных норвежских сериалах. Она присутствовала на этой встрече, и, должна сказать, произвела на меня хорошее впечатление. А главное – она была фотогенична, что, несомненно, обрадовало меня. Заказчик съемки – богатый бойфренд молодой актрисы, не отводил от меня восхищенного взгляда, а его протеже – ревнивого. Но он был не в моем вкусе, поэтому, обговорив детали съемки и гонорар, я поехала в отель. Переодевшись в сексуальное серебристое платье, я вызвала такси и провела ночь в клубе. Приехав в отель в пять утра, натанцевавшаяся и довольная, я не выходила из номера до наступления темноты. Парень, которого я притащила с собой, был вытолкан за дверь. Я даже не знала его имя – просто пригласила его в свой номер, и он, как верный пес, последовал за мной.

В десять вечера прошли съемки. Успешно. И фотограф, и модель знали свое дело.

В четыре утра я улетела в Прагу, успев купить большую квартиру на Акер Бриге – одном из самых популярных и дорогих районов города.

А почему бы и нет?

Глава 3

Помню, как проходили Дни моего рождения, когда я была ребенком: каждый год я видела одни и те же лица, нестареющие, красивые, идеальные. Лица моих уже взрослых братьев, родителей, кузенов и кузин, и всех прочих, кто имел хоть какое-то отношение к клану Мрочеков. И так до тех пор, пока мне не исполнилось пятнадцать: тогда я настоятельно попросила не устраивать этих скучных собраний. Когда мне исполнилось тридцать пять, и солнце выдало мои первые морщины, я запретила родным даже упоминать о том, что я становлюсь все старше. Но, какое облегченье! Вампирская оболочка никогда не стареет и не гаснет, а всегда остается ослепительной.

Мои родители до сих пор считаются рекордсменами в нашем обществе по количеству рожденных в браке детей. Обыкновенно, в вампирских семьях не появляется больше двух детей. Например, как у Морганов. Грегори Морган – вообще единственный. Да, и Фредрик, конечно. Мои же родители постарались на славу: родили и вырастили пятерых детей! Двоих сыновей и трех дочерей. Теперь же, благодаря Маришке, мы породнились с кланом Морганом, и у родителей появился новый птенчик, греющий их сердца – долгожданный внук. Я была осведомлена о том, что наша мать эгоистично надеялась удерживать Мишу дома, но умная девочка показала характер и упорхнула в чужое гнездо. Уже не Мрочек. Миша Харальдсон. Звучит.

С некоторых пор родители стали намекать моему старшему брату Мартину на то, что «пора бы тебе стать серьезным и подумать о личной жизни». К счастью, Мартин всегда был богат на отговорки и заявил, что «судьба найдет его и без его вмешательства». Люблю его юмор.

Судьба вампира всегда находит нас сама. Даже если мы отчаянно надеемся не подпускать ее к себе даже на милю. Она может быть благословением. О, тогда вампир счастлив на веки вечные, ведь он любит того, кто любит его. Взаимность. Но во многих случаях судьба просто насмехается, кидает в сердце бессмертную пиявку, которая сосет нашу кровь так же, как мы выпиваем ее из вен человека. Любовь – отвратительная вещь. Мы можем сопротивляться ей, можем пытаться забыть о ней, стараться утонуть в океане развлечений, но в разуме сидит вечный образ. Как опухоль в человеческом несовершенном мозгу. И она растет, разрастается с каждым прожитым днем, наполняя душу сожалением и горечью. Страданиями.

Я должна сопротивляться. Я не желаю быть рабыней. Ничьей.

***

– Мартин! Надо же, не ожидала! – радостно воскликнула я, увидев брата, ожидающего меня прямо при выходе из терминала пражского аэропорта.

Мартин стоял, облокотившись о стойку почему-то закрытой кассы, и с улыбкой смотрел на меня. А я с улыбкой шагала к нему. Вскоре мы обнялись, поцеловались, он забрал у меня мой большой чемодан на колесиках, в котором я привезла свою лучшую камеру и подарки для племянника и Миши, мы сели в автомобиль и направились прямиком в замок Морганов. Для всех остальных, кроме Маришки, конечно, мое появление в кругу клана – уже подарок. А может, и эта праведница успела соскучиться по мне? За восемь лет. Не помню, по какой причине, но первые два Дня рождения Седрика я пропустила. Возможно по причине предвкушения скуки.

– Где ты остановился? – спросила я, когда мы коротко поделились друг с другом последними новостями из своей жизни. Коротко, ведь мы регулярно созванивались по скайпу, раз или два в месяц, заменяя слово «кровь» на «вино», и «убил» на «познакомился». Поэтому, когда Мартин говорил: «Вчера я познакомился с одним ирландским бизнесменом и пил с ним замечательное ирландское вино», я понимала, что вчера он убил какого-то ирландца и выпил его кровь. Как занятно было шифровать наши разговоры об охоте!

В последний раз я разговаривала с Мартином до съемок в Осло, и мне не пришлось долго выслушивать о том, как он успел развлечься за те шесть дней. Но я поделилась с ним своим коротким путешествием в Осло, подчеркнув, что, несмотря на обилие цыган и попрошаек, я влюбилась в этот город и купила там квартиру. Если хочет, может пользоваться ею, когда пожелает. Мартин ухмыльнулся и сказал, что подумает над моим предложением.

– Как и все. У Маришки и Маркуса, – ответил он на мой вопрос. – Миша и Фредрик тоже в замке. А впрочем, все в сборе, ждут только тебя.

– Как приятно, – с легким сарказмом протянула я, представляя, как придется обнимать всех подряд. – А родители?

– Прилетели еще вчера.

– Не удивлена.

– Брэндон тоже в замке.

Из моей груди тут же вырвался вздох удивления.

– Брэндон? – переспросила я, насмешливо приподняв брови. – С каких это пор он успел стал Мрочеком?

– Он – лучший друг Маркуса, – пожал плечами Мартин.

– Да, и при этом он отказался быть крестным отцом Седрика! – напомнила ему я.

Маришка настояла, чтобы ее сына крестили в католической церкви. Крестной матерью избрали, конечно же, Мишу (мое имя даже не было упомянуто в обсуждении), а крестным отцом должен был стать Брэндон. Но тот отказался, сказав, что образ жизни, который он ведет, делает его недостойным такого почетного звания.

Недостойный образ жизни. Он спит со смертными женщинами. Значит, по его умозаключению, недостойна и я. Узколобый мерзавец.

– У него была причина, и, честно говоря, я согласен с его решением не быть крестным Седрика, – сказал Мартин.

– Ну да, им стал его вечно замкнутый и серьезный дядя Седрик! – хихикнула я.

Но мысль о том, что Брэндон Грейсон сейчас находится там, в замке, что я увижу его, наполнила меня нервным отрешением.

Свадьба Маришки. Гости. Веселье. Брэндон.

– Ты в порядке? – вдруг услышала я голос Мартина, заставивший меня вернуться в реальность.

Я моргнула, прогоняя причиняющие мне боль воспоминания.

– Я всегда в порядке, Мартин, – спокойно ответила я, прекрасно скрывая бурю, что разрывала теперь мою грудь. – Просто задумалась. Так что Брэндон? Все так же холостяк?

– Он влюбился, но предпочитает быть один. Жаль, что он больше не устраивает охоту в его поместье. Черт, было весело…

– Подожди! Стоп! Брэндон влюбился? – Эта новость ошарашила меня.

Кто бы подумал! Он влюбился! Кажется, земля сотряслась от этой новости.

Брэндон. Этот ужасный вампир. Я думала, в нем нет места для любви. В нем живет только жестокость и похоть.

– Удивительно, правда? – Мартин коротко рассмеялся. – Когда Фредрик сказал мне об этом, я не поверил. Но Маркус подтвердил. Ты знаешь Брэндона – он считает это чувство слабостью и предпочитает не обсуждать эту тему. Ни с кем. Даже с Маркусом.

– Да, это понятно, но кто она? – Я должна была узнать ее имя. Должна!

Но я точно знала, что это – не я.

– А вот это – большая тайна. Никто не знает, кто эта завоевательница. Он ни разу не произнес ее имя.

– Не может быть, чтобы никто не знал, кто она! Я уверена, что Маркус прекрасно осведомлен об этом! – с сарказмом сказала я.

Я была раздражена: такая новость, но никто не может рассказать о том, что за женщина пленила Брэндона! Какая из вампирш? Их сотни! Кто из них теперь обладает сердцем этого мерзавца? Да и хочет ли она им обладать, этим черным грязным сердцем?

– Ошибаешься, Маркус не знает, это точно. Единственное, что нам известно – дама не отвечает ему взаимностью, – серьезным тоном сказал Мартин.

Смысл этой фразы дошел до меня лишь через несколько секунд. Затем я откинула голову назад и громко рассмеялась. Смех разрывал мое горло.

Какая ирония. Он любит ее, а она его – нет! Как смешно! Смешно! В его сердце живет пиявка! О, как он наказан за свою любовь к жестоким играм! За свой «недостойный» образ жизни! Какой кошмар для него познать это всепоглощающее чувство и не иметь возможности на взаимность! Он заслужил. Заслужил!

– И давно? – вновь спросила я Мартина, когда волна смеха во мне улеглась.

– Этого тоже никто не знает. Но он прекратил свои игры в поместье восемь лет назад. Думаю, это можно считать точкой отсчета, – ответил Мартин.

– Точкой отсчета… – тихо сказала я. – Кто бы подумал.

И мы замолчали. Я не могла больше разговаривать. Моя планета остановила свое движение и распалась на куски. Мой мозг застыл.

– Может, он влюбился в Маришку и поэтому молчит? – вдруг вырвалось у меня.

– Нет. Маркус спрашивал его, и тот ответил, что она – не из клана Мрочеков. Это все, – бросил на это мой брат.

Я вновь рассмеялась.

– Какое облегченье, черт подери! – Мои губы растянулись в язвительной улыбке.

– К счастью, да. Не хотел бы, чтобы объектом его воздыхания была одна из моих сестер. Он неплохой вампир, но он не способен на чувства. Мне так кажется, – серьезным тоном, тихо сказал Мартин.

– К счастью, – тихо повторила я.

***

Небо было затянуто густыми волнообразными тучами. Мы подъехали к огромному замку Морганов, и я в который раз удивилась тому, почему они все еще обитают в этом каменном склепе. Согласна, этот старинный замок красив и величественен, он окутывает сознание смотрящего на него какой-то необъяснимой мрачной тайной. Хотя, смертные в праве так думать: в этом мрачном замке обитают убийцы. Вампиры.

Я любила технологии. Новый дизайн, открытия, Новую эру. Все, что делает жизнь легче и интересней. Например, моя мощная, совершенная камера, с которой я не расстаюсь на съемках. Я всегда интересовалась искусством фотографии, но даже пятьдесят лет назад, так ничтожно мало, не могла найти ни одной приличной камеры, что разочаровало меня и оттолкнуло от желания заниматься фотографией. Тогда я предпочла просто веселиться. Но когда появилась первая цифровая камера, я взялась за свою мечту и начала карьеру фотографа. Но стать известной личностью, известным фотографом было нелегко, ведь талант к фотографии есть даже у простейших. У смертных. Поэтому я начинала как помощник смертного, но известного фотографа Дэвида Мойса – одного из самых талантливых фотографов последних тридцати лет. Что сказать, я была девочкой на побегушках, но потом этот старый дурак влюбился в меня, и я стала его музой. Он хотел снимать меня как модель, но я твердо отказалась: мне претит даже сама мысль об этом. Позировать. Улыбаться на камеру. Быть кем-то, кем я не являюсь. И я ушла от Дэвида, с которым меня не связывало ничего, кроме работы, и открыла небольшую фотостудию, в которой снимала юных моделей, желающих заполучить недорогое, но качественное портфолио. Так начался мой путь от помощника фотографа до известного модного фотографа, к которому клиенты записываются на месяцы вперед. При этом у меня нет помощников. Я работаю одна – только я знаю, что нужно сделать для той или иной фотографии, как воплотить идеи, как обработать, как поставить свет. У меня нет команды, которая путается под ногами. И в этом моя особенность. Я даже сама делаю макияж и одеваю моделей. Если, конечно, это – не заказ очередного богача, желающего «сделать подарок» своей протеже – в этом случае, они одеваются и красятся, как хотят. Хоть, как мартышки. Плевать.

Но замок Морганов стал бы прекрасным местом для фотосессии. Так и вижу: хрупкая модель в почти прозрачном платье выглядит призраком на фоне этой мрачной готики. Стоит ли спросить разрешения Маркуса? Но кто будет моделью?

Миша. Да, стоит попробовать. Она так красива и нежна… Нет. Это может скомпрометировать ее в будущем… Может, та японская модель-альбинос, которую я снимала год назад? Она отлично впишется в эту…

– Мария!

Этот громкий возглас заставил меня отвлечься от того, что я уже видела в воображении, а я не люблю, когда меня прерывают во время создания воображаемой картины.

Но это была моя младшая сестра Миша. Ей я позволяю все. Она бежала ко мне по вымощенной дорожке, обутая в белые кеды.

Я счастливо улыбнулась.

Миша. Как обычно резва и энергична. Юбка ее короткого белого платья развивалась, а ее длинные золотистые, как у меня, волосы красиво танцевали на ветру. Она прекрасна, моя маленькая сестренка. Она намного лучше меня. И я не желаю, чтобы она узнала о том, что я сплю со смертными. Упасть в ее глазах – самое невыносимое, что может случиться со мной.

Миша подбежала ко мне, и мы сжали друг друга в долгом объятии.

– Мария! Я так рада! Ты, наконец-то, приехала! Почему ты ни разу не приезжала? – радостно протараторила Миша, отстраняясь от меня и хватая меня за руки.

– Вопрос в том, почему ты сама ни разу не приезжала ко мне в Торонто! – со смехом ответила я, сжав ее ладони в своих. – Ох, дружочек, как же я скучала по тебе!

– Так скучала, что даже не соизволила приехать на мое двадцатипятилетие? – обиженным тоном сказала Миша. – Были все! Все, кроме тебя! Это нечестно с твоей стороны!

– Ну, прости, прости, каюсь. – Я вновь обняла ее, а она с жаром ответила на мои объятия. – Ты такая красивая, Миша, даже не верится, что тебе уже не девятнадцать… Ведь тебе было девятнадцать, когда мы виделись в последний раз?

– Да, но совсем скоро мне будет двадцать семь лет! И ты должна поклясться, что будешь приезжать на каждый мой День рождения!

– Хорошо, клянусь, только не обижайся.

Миша счастливо рассмеялась, схватила меня за руку и повела за собой к широким ступенькам, ведущим к главному входу в замок. Она почти бежала, а я старалась не отставать от нее на своих высоких каблуках. Я обернулась, чтобы посмотреть, что делает Мартин: он доставал мой чемодан из багажника своего автомобиля.

– Нет, Мартин, положи обратно, я остановлюсь в отеле, – сказала я ему.

– Что? – Миша вдруг резко остановилась, и я врезалась в нее. – Почему в отеле?

– Потому что мои отношения с родителями и Маришкой не такие радужные, как твои, – объяснила я. Солгала. Родители и Маришка не имеют никакого отношения к моему желанию уединиться в отеле. Пусть они и слышали сейчас мою ложь, но я просто не могла находиться здесь. Не могла.

– Но это всего лишь…

– Нет, Миша, и не настаивай.

Мой резкий тон смутил ее. И я тут же пожалела об этом. Миша – очень легкая мишень, хрупкая. Она всегда принимает все на свой счет.

– Прости. Пожалуйста, не настаивай, хорошо? – ласковым тоном попросила ее я. – У меня есть на это причины.

– Просто я думала… Я так давно не видела тебя… Ведь ты так скоро уедешь! – пробормотала Миша, опустив взгляд на дорожку.

– Да, я вылетаю обратно завтра утром, – тихо подтвердила я. – Но я обязательно прилечу на твой День рождения, обязательно!

– Ну да. Через два с половиной месяца! – обиженно буркнула Миша.

– Два месяца – это ничто, ты же знаешь.

– Тогда ты должна пообещать, что прилетишь минимум на неделю!

– Обещаю, маленькая вымогательница.

Миша широко улыбнулась.

– Но как твои дела? – Я поспешила перевести разговор на другую тему.

– У нас все волшебно! Мы перебрались в Стокгольм.

– Это я знаю, Мартин сказал мне. Что еще?

– Пока ничего интересного. Правда.

– А что твой муж?

– О! Фредрик получил приглашение от королевского оркестра Швеции играть на никельхарпе! – Глаза Миши засияли от гордости.

Я помню его игру на этом странном инструменте. Он виртуоз, не поспоришь. Но я отлично знала Фредрика.

– И он отказался, – утвердительным тоном сказала я.

– Да… Но это было бы здорово… Знаешь, мы даже немного поругались на этот счет… – Миша поморщилась.

Я знаю, как она любит Фредрика, и что каждая размолвка для нее – как гром среди ясного неба.

– … но потом помирились. Просто я так хочу, чтобы его талант не пропадал зря!

– Думаю, он так не считает! – со смехом отозвалась я.

– Нет, конечно… Кстати, ты знаешь, кто будет праздновать с нами? – вдруг спросила Миша.

– Мартин сказал мне. Брэндон? – мрачно ответила я.

– Нет… Брэндон уехал буквально пять минут назад…

– Да? – перебила я сестру. – Прости. Почему?

– Маришка сказала, что Седрик и Брэндон не переносят друг друга, – печальным тоном пояснила Миша. – И, когда Седрик увидел Брэндона, у него вдруг появились очень срочные дела. В итоге Брэндон вручил малышу Седрику подарки и уехал. А Седрик вдруг сказал, что его важные дела можно решить завтра. Вот.

Мир снова обрел краски. Он уехал. Я не увижу его. Не буду вынуждена улыбаться ему и говорить фальшивые фразы. Какое облегченье. Он уехал.

Но оставаться у Морганов на всю ночь я не буду. В двенадцать покину вечеринку, а в восемь ноль шесть лечу в Торонто.

– И что за причина их обоюдной неприязни? – поинтересовалась я.

Седрик и Брэндон не переносят друг друга. Это очевидно. С каких пор? Насколько я помню, на свадьбе Маришки эти двое даже перекинулись парой слов и совершенно не вели себя так обособленно, как сейчас.

– Не знаю, но Маркус сказал, что они всегда не ладили… Ладно, пойдем! Ты же еще ни разу не видела Седрика? Только на фотографиях? – Миша вновь схватила меня за руку, и мы почти побежали к входным дверям.

Сущая правда. Я ни разу не видела племянника. Но Миша присылала мне его фотографии каждый месяц, поэтому в памяти моего ноутбука было около тысячи фотографий с Седриком: Седрик пьет кровь из бутылочки, Седрик играет с волосами тети Миши, Седрик сидит на руках у отца и строит гримасу, Седрик бегает по двору, Седрик… Кажется, нет такого рода деятельности, которой не делал бы Седрик на фотографиях. Но все эти фото я получала от Миши. И ни одной – от Маришки. Плевать. Меня это не трогало.

Мы торопливо поднялись по широкой каменной лестнице в огромный главный зал замка, и на меня тут же обрушились объятья Мсцислава – второго моего старшего брата.

Миша упорхнула к своему мужу.

– Ах, вот ты где! И не соскучилась, видно, за девять лет! – со смехом сказал мой брат.

– Соскучилась, хотя, правда, и скучать было некогда! – весело отозвалась я и окинула его оценивающим взглядом. – Черт, я и забыла, какой ты красавчик! Но эта бабочка тебе не к лицу, сними ее немедленно!

– Это подарок мамы на мой последний День рождения. Если я сниму ее, она будет опечалена, и сердце ее разорвется, – театрально шепнул мне Мсцислав.

– Если тебе не нравится эта бабочка, дорогой, просто сними ее. Не обязательно носить ее только для того, чтобы порадовать меня, – тут же послышался шутливый голос нашей матери.

Я бросила взгляд на присутствующих: мама стояла рядом с Маришкой недалеко от нас. Она поймала мой взгляд и тепло улыбнулась мне.

Маришка же лишь приподняла брови, словно говоря: «Явилась-таки!».

– Ох, спасибо, мам, но я, правда, не ношу бабочки, – облегченно вздохнул Мсцислав и тут же стянул со своей шеи дурацкую черную бабочку. – В следующий раз подари мне шарф, и я буду чрезвычайно доволен.

– Нет уж, шарф купишь себе сам, а я дарю только бабочки! – парировала мама на эту остроту.

Мы непринужденно рассмеялись.

Как хорошо, что даже у моих родителей иногда проявляется чувство юмора.

– Мама, ты и так выглядишь как наша ровесница, куда ты еще хорошеешь? – сказала я, подходя к ней.

Моя мать была прекрасна. И Маришка была ее копией. Как и Мартин.

Я, Миша и Мсцислав были похожи на отца.

– Это не моя вина, дорогая. Моя красавица дочь. Еще одна. Как же я люблю вас, мои девочки. – Мама порывисто обняла меня, и я сжала ее в ответном объятии.

Теперь, когда я знала, что она не порицает меня за то, что я сплю с мужчинами (вампирами, естественно), я чувствовала к ней уважение. Но моя мать не знала, что помимо вампиров я сплю еще и со смертными. О, она будет разбита этой новостью. Но она никогда не узнает об этом. Я прекрасно храню свои секреты.

– Привет, Маришка, я тоже рада тебя видеть, – с сарказмом сказала я сестре, которая так и стояла, сложив ладони на животе и просто смотря на меня.

– Привет. Честно говоря, мы ждали тебя еще на первый День рождения Седрика, но, видимо, племянник не так важен для тебя, как твоя карьера. Кстати, поздравляю тебя, ты ведь теперь знаменитость, – спокойным тоном ответила мне Маришка.

Чертова язва. Умеет зацепить за живое.

Я хотела, было, ответить ей цепкой остротой насчет ее прекрасной манеры встречать долгожданных гостей, но усталый взгляд мамы, знающей, что между мной и Маришкой нет ничего, кроме неприязни, остановил меня от этой затеи. Поэтому я натянуто улыбнулась.

– Замечательное платье. Ты, как всегда, очень элегантна, – сказала я сестре.

Маришка удивленно приподняла брови, явно не ожидав от меня этого комплимента. Ведь, когда мы имели честь сказать друг другу пару слов, мы привыкли упражняться в метании стрел сарказма.

– Спасибо. Твое платье тоже восхитительно, – ровным тоном сказала она.

Но я знала, что это ложь. На самом деле, Маришка была абсолютно противоположного мнения. О, да, это она вечно повторяла мне, что у меня откровенно дешевый вкус в одежде. Поэтому мое короткое серебристое платье, на фоне ее элегантного темно-синего, выглядело непростительно ярким и чересчур коротким. А мои десятисантиметровые каблуки заставляли Маришку поднимать подбородок, чтобы смотреть в мое лицо. Ведь она носила только средний каблук. Элегантная импозантная миссис Морган.

– Я рада, что тебе нравится. Ведь ты не зря считаешься самой элегантной дамой нашего маленького общества. – Я хотела сказать это спокойным тоном, но все же, в нем проскользнула нотка насмешки.

Губы Маришки тут же сжались в тонкую линию, но через секунду она раскрыла рот, готовая дать мне достойный отпор, как вдруг между мной и ней возникла Миша. Она схватила нас за руки и потащила за собой.

– Вы должны это видеть! Пойдем! Мама, ты тоже! – радостно воскликнула Миша, и мы послушно пошли за ней. Кажется, Маришка даже забыла, что хотела в очередной раз оскорбить меня.

И почему Миша, эта девочка, любит Маришку больше, чем меня? В чем причина? Почему ее сердцу ближе эта сухая благовоспитанная недотрога?

Этот факт причинял мне душевную боль.

– Вот, смотрите! Седрик такой умничка! – Миша отпустила наши руки, и перед нами открылась весьма интересная картина: Седрик висел на шее, стоящего на коленях Маркуса и безуспешно грыз его шею.

– Такой маленький, а уже знает, как нужно охотиться! – довольным тоном сказал нам Маркус. Он просто сиял от счастья. Я знала, что он без ума от своего сына, поэтому все, что ни делал бы Седрик, было чудесным.

– Я пью твою кровь, жалкий смертный! – пафосно прокричал Седрик.

Эта милая сцена заставила меня рассмеяться: мальчик растет настоящим охотником. Вряд ли он будет таким же чопорным, как его мамаша. Ха, кажется, он намного более Морган, чем Мрочек. И так похож на своего отца: темные волосы, те же черты лица, та же нескрываемая любовь к человеческой крови. Маришка наплачется с ним. И я рада этому.

Седрик младший был очень милым и забавным ребенком.

– Дорогой, я же говорила, что нехорошо говорить такие слова, – тут же послышался голос Маришки.

– Брось, Маришка, твой сын – вампир, если ты забыла об этом, – вступилась я в защиту маленького Седрика, который тут же оторвался от своего развлечения и посмотрел на меня. Я подмигнула ему. – Привет, малыш. Вижу, ты уже готов к настоящей охоте?

– Миша? – неуверенным детским голосом протянул Седрик.

– Нет, дорогой, это вторая моя сестра и твоя тетя Мария, – объяснила ему Маришка. – Но маме не нравится, когда ты играешь в такие игры, а твой папа, видимо, забыл об этом.

– Ура! Мария! Ты приехала! – вдруг закричал Седрик и тут же бросился ко мне. Я схватила его на руки, а он обвил своими тонкими ручонками мою шею. – А мне уже три года! Я большой мальчик!

– Конечно, Седрик, ты большой мальчик, но тебе рано играть в такие игры, – ласковым тоном сказала Маришка. Но она выглядела так, словно боялась факта, что Седрик вообще заговорил со мной. Словно я могу превратить его в мою точную копию. И я бережно передала Седрика ей в руки. Но как это неприятно. Маришка умеет портить настроение. Мне.

– Но, мамочка! Папа разрешил! – обиженным тоном буркнул Седрик.

– Ну вот, ты поиграл немного, а теперь будь хорошим мальчиком, хорошо? – Маришка поцеловала сына в макушку.

– Хорошо! – Седрик поторопился слезть с рук матери, но вдруг повернулся ко мне. – У тебя такое красивое платье, Мария! Такое блестящее!

– Спасибо, малыш, мне и твоей маме оно тоже нравится, – вновь подмигнула я ему, зная, что Маришка явно недовольна этими словами своего сына.

Хороший ребенок. Будет жаль, если Маришка превратит его в свою копию. Надеюсь, Маркус не допустит этого.

– Мне тоже нравится твое платье, но оно слишком короткое, – вдруг сказала мне Миша.

– Слегка короче твоего, всего на пол-ладони – с иронией ответила на это я. – Что ж, пора бы и папу повидать. Где он?

– В другом зале вместе с Фредриком и родителями Маркуса, – подсказала мне Маришка. – Мне нужно отойти ненадолго. Развлекайтесь.

И она направилась в направлении, куда убежал ее сын.

– Это была ирония, или она на самом деле считает, что на ее вечеринке можно развлечься? – тихо спросила я Мишу и подмигнула ей.

Миша молча улыбнулась и ткнула меня локтем в бок.

Мы зашли во второй большой зал, именуемый в замке Морганов «маленькая гостиная», и, как и сообщила Маришка, нашли там Фредрика, нашего отца и Морганов-старших. Они что-то обсуждали, вольготно раскинувшись в больших, обтянутых синей тканью, креслах. Но, насколько я помню, когда я была здесь в последний раз, кресла были совсем другими. Черными. Внушительными. Мрачноватыми. Как сам замок. Но я тут же поняла, что стало причиной появления этих новых синих кресел – безупречный вкус Маришки. Безупречный, но скучный. Родители Маркуса окончательно перебрались в другое место, уступив трон Маришке, и посмела посягнуть на святое – любимые кресла мистера Моргана.

Первым, на кого я бросила взгляд после обзора кресел, был Фредрик. Я улыбнулась: он все так же холоден и спокоен, каким я всегда знала его. Думаю, Миша и ее темперамент доставляют ему только радость, ведь он так любит решать проблемы. Когда у нас был роман… Неужели уже двенадцать лет назад? Но я помню его так ярко, словно мы порвали друг с другом лишь вчера. Когда Фредрик был со мной, он так и рвался решать все за нас обоих. Но я – не Миша. Я была увлечена ним, но это не была любовь, которая сделала бы меня слепой рабыней. Нет, я не хочу сказать, что моя сестренка – его рабыня. Просто она так влюблена в него, что иногда позволяет ему брать верх над собой и сдаваться в плен егорешениям. Например, их переезд в Стокгольм. Миша призналась мне, что этот город несколько пугает ее количеством людей (хотя ей ли их пугаться?) и что она предпочла бы жить в Оксфорде, который она так любит, несмотря на то, что именно в этом городе у нее был первый неудачный опыт общения со смертными. Но Фредрик «ласково» настоял на переезде в Стокгольм. Первую неделю после их переезда Миша не разговаривала с мужем, но затем забыла свою обиду. Она умеет прощать.

А я – нет. Мое сердце помнит все обиды и все оскорбления, которые были совершены и сказаны в мой адрес. Порой мне кажется, что я бессердечна. Но, увы, сердце у меня все же есть. Но как бы я хотела от него избавиться, чтобы быть свободной от его оков! Ну, вот, в который раз цепочка моих мыслей возвращает меня к этому…

И я поспешила к отцу, чтобы обнять его. Он всегда рад видеть меня. Что бы я ни натворила. Мне нужно было отвлечь мой разум, который предал меня, заодно с моим сердцем.

– А я все ждал, когда же ты наговоришься с мамой и сестрами и обнимешь отца, – шутливым тоном сказал мне отец, сжимая меня в своих уютных родительских объятьях.

– Просто их я повстречала первыми. Ты же не вышел встретить меня? А Миша даже бегом бежала, – так же шутливо ответила я, и, отстранившись от отца, обернулась к Морганам-старшим. – Мистер и миссис Морган! Как вы? И как вам Россия?

– Здравствуй, Мария, рады видеть тебя, – приветливо сказала мне миссис Морган. Она поднялась со своего кресла и протянула мне руку. Я с улыбкой пожала ее. – Нам, правда, нравится жить в России, но порой так тянет домой в Прагу.

Что ж, нельзя порицать миссис Морган за это: она – чешка, и Чехия всегда будет ее домом. К счастью, я – космополит, и Польша, в которой я родилась и провела свои первые годы не вызывала у меня теплых эмоций, и не ассоциировалась у меня с «родным гнездом».

Не знаю, как Фредрик и Миша объяснили всему миру свой брак, после того грандиозного скандала, который вызвал мой короткий роман с нынешним супругом моей младшей сестры. Конечно, в то время он был свободен, холост и даже понятия не имел о том, что Миша вообще существует. Но, на удивление, все вампирское общество приняло решение Миши и Фредрика спокойно. По этой причине Морганы старшие не стали удивляться моему появлению в том же помещении, где находился Фредрик. До меня также дошли слухи, что клан Харальдсонов очень благосклонно отнесся к Мише. Особенно родители Фредрика: они были рады тому, что их «непутевый» сын образумился и больше «не прожигает свою жизнь зря».

– Ну, Прага никуда не денется. Пока стоит, все так же красива, как и всегда, – шутливым тоном заметила я. – Вы, как обычно, великолепны. Вы тоже отлично выглядите, мистер Морган.

– Стараюсь, – скромно отозвался мистер Морган. Он не покинул своего кресла, но тоже протянул мне руку, и мы поприветствовали друг друга крепким рукопожатием. – Кстати, мы видели одну из снятых тобой фотосессий… Кажется, неделю назад, дорогая? – обратился он к своей супруге.

– Да, да… Мы не покупаем глянцевые журналы, но, когда увидели на обложке твое имя, поспешили приобрести один. И, хочется отметить, что этот журнал – самый популярный в России. Ты преуспеваешь в своем деле, девочка, и мы оба считаем, что ты – очень талантливый фотограф, – тут же отозвалась миссис Морган.

– Спасибо… Мне очень приятно слышать это. – Я вдруг слегка сконфузилась.

Что? Мария Мрочек? Сконфужена? Кажется, в последний раз я испытывала подобную неловкость лет в двадцать. Но похвала Морганов была чем-то возвышенным: какая честь услышать эти слова от них – старомодных вампиров, которые все еще предпочитали замки более удобным новым современным виллам!

– Но все же, прошу тебя, будь осторожна: с каждым годом нам все труднее скрывать свое существование, ты же знаешь. Боюсь, что всемирная слава… – вдруг обеспокоенным тоном начал отец, но я перебила его:

– У меня все под контролем, папа, прошу, не волнуйся. Я знаю, когда нужно остановиться и уйти в тень.

– Да. Я не сомневаюсь в тебе, Мария. Ты – мудрая женщина, почти как твоя мать, – с улыбкой ответил на это отец.

– Предпочитаю считать себя девушкой, папа! – со смешком отозвалась я. – Я слишком молода, чтобы быть «мудрой женщиной»!

Все рассмеялись. Кроме Фредрика, конечно, – он просто улыбнулся, словно подтверждая мои слова. Он знает меня. Может, даже лучше, чем я сама.

– Привет, зять, – бросила ему я, почему-то не желая общаться с ним в данный момент.

Кажется, Фредрик был полон таких же чувств, так как не подал мне даже руки.

– Привет, Мария, – равнодушным тоном ответил он мне. – Как поживаешь?

– Моя жизнь приносит мне только радость, – с иронией ответила я.

Ложь. Отвратительная. Черная.

Моя жизнь была прекрасной. Но все рухнуло за один миг. Однако никто не должен об этом знать. Я сама должна забыть о том, что так мучает меня. Как это сделать?

– Я рад, – коротко ответил на это Фредрик.

Он тоже лжет. Ведь ему все равно, совершенно.

– Но где Седрик? Хочу сказать ему слова приветствия, – торопливо перевела я тему.

– Он в своей комнате. Сказал, что устал от толпы и нуждается в глотке одиночества, – ответила мне миссис Морган. Ее глаза вдруг странно сверкнули, а губы на миг пронзила горькая улыбка.

– Надеюсь, он не против, если я потревожу его, – тихо сказала я, подумав, что виной внезапного преображения миссис Морган были те самые неизвестные мне разногласия, заставившие Седрика уехать из замка. Но это их семья и их проблемы.

– Думаю, он не против… Седрик сидит там уже три часа. Скажи ему, что мы ждем его, – вдруг сказал мистер Морган. Его брови слегка нахмурились.

– Грегори… – тихо обратилась к нему супруга.

– Все в порядке. Не принимай это близко к сердцу: он никогда не любил быть среди гостей, – так же тихо отозвался мистер Морган.

– Я приведу его. Встретимся чуть позже! – бодрым тоном сообщила я и направилась в другой конец замка, где располагалась комната Седрика.

Громкий стук моих каблуков отражался от высоких каменных потолков, делая его еще громче и насыщенней. Каждый мой шаг был очередной секундой – секундой моей утраченной жизни. Но поведение Морганов-старших заставило меня задуматься: что же все-таки так отдалило Седрика от родителей? Они всегда были очень дружной семьей… Так странно. Бесполезно спрашивать у Маришки – эта ханжа всегда молчит, как рыба. Но я уверена – она знает. Может, она расскажет Мише, а та – мне? Хотя, прошло восемь лет, но эта тайна так и осталась тайной.

Я подошла к массивной деревянной двери, ведущей в комнату Седрика, и, без стука открыла ее.

– Ты никогда не стучишь в чужие двери, – услышала я красивый голос Седрика. Он стоял у окна, спиной ко мне. Наверно, думал о чем-то, а мой визит нарушил его одиночество. Одиночество, которое он так любит. Странный Седрик.

– Мы родственники, а значит, нам необязательно соблюдать эти церемонии! – весело отозвалась я и окинула взглядом его комнату.

Огромная. Темная. Угрюмая. Как она подходит этому отшельнику. Книги, камин, аскетическая атмосфера и минимум мебели. На окнах – тяжелые черные шторы, в этот раз распахнутые настежь. Тусклый свет хмурого пражского дня словно обнимал высокую красивую фигуру Седрика. Черные ботинки, черные джинсы. Черный пиджак. Уверена: черная рубашка и черный галстук.

– У тебя траур? – пошутила я, медленно направляясь к Седрику.

– Как ты догадлива, – ответил он, не оборачиваясь.

Его шутка показалась мне нисколько не смешной, но я решила продолжить эту игру.

– По кому?

Он промолчал.

Я подошла к нему и с усмешкой взглянула в его лицо.

Седрик словно не замечал меня, продолжал молчать и смотреть в окно.

– Твоя мать очень огорчена твоим отсутствием, – сказала я, не испытывая ни капли неловкости от его холодности в мою сторону.

Он ничего не сказал.

– Седрик, это начинает надоедать! – раздраженным тоном сообщила я и слегка ударила его по плечу.

Кажется, мой жест немного разозлил его, потому что его взгляд, устремленный на меня, выражал именно злость. Хмурые брови, строгое лицо, угрюмость. Он так красив, этот вампир, этот отшельник. И он до сих пор один. Он ни в кого не влюблен. Свободен. Но в то же время, он словно отрешился от всего, что связано с чувствами. Один холод.

– Я не звал тебя, Мария, и развлекать не намерен, – тихим, но просто ледяным тоном сказал Седрик.

Он никогда не испытывал ко мне дружеских чувств. Как и я к нему. Я просто решила немного поиграть, но поняла, что в этот раз натолкнулась на непробиваемую скалу.

– Меня не нужно развлекать. Я всегда сама нахожу для себя развлечения, – сладко улыбнулась я.

– Занимаясь непотребством со смертными?

У меня перехватило дыхание. Откуда он узнал?

– Успокойся. Это твое дело. – Седрик усмехнулся, словно увидел на моем лице отражение ужаса потери моей сокровенной тайны. Да и еще в такой близи от родительских ушей.

– Откуда ты… – прошептала я, отступая от него на шаг.

Теперь я поняла, что играть с ним было провальной затеей. Он словно жалил мою душу своими словами, как оса жалит мягкую человеческую плоть.

– Ты неосторожна. Маркус видел тебя.

– М-Маркус?

От этой новости мне стало жутко.

Мой зять видел меня. Со смертным. Он мог рассказать Маришке. А та, непременно, поспешит поделиться этой «волшебной» для нее новостью с нашими родителями. О, нет. Нет!

– Но он рассказал только мне. Поэтому твоя тайна в полной сохранности, – тихо сказал Седрик, словно утешая меня.

– Да, ты умеешь хранить тайны, как никто другой, – с улыбкой прошептала я. – Но не тебе меня осуждать.

– Ты права. И я не осуждаю тебя. – Седрик отвернул от меня лицо и вновь уставился в окно. И я поняла, что на этом наш разговор окончен.

– Твоя мама расстроена, Седрик. Ты должен пойти со мной. – Я направилась к двери, не удосуживаясь уговаривать его.

– Им не скучно, поверь. – Послышался холодный ответ.

– Как пожелаешь. – Я саркастически усмехнулась и вышла из комнаты.

Шагая обратно в зал, я чувствовала себя ужасно. Ужасно грязной.

Почему Седрик Морган всегда так благороден? Холоден. Всегда так… Чист? Неужели он не делал ничего предосудительного? Ни разу в жизни? Почти за три столетия? Трудно в это поверить, но, кажется, так оно и есть. И поэтому его нравственная чистота смущала меня. Угнетала. Рядом с ним я чувствовала себя покрытой свежей, ужасно пахнущей грязью, что пропитала мою кожу, от которой я никогда не смогу отмыться.

«Что за сопли, Мария?» – сказала я самой себе, чтобы избавиться от этого угнетения.

Я привыкла плевать на все и на всех. Но иногда мой разум подводил меня, и тогда чувство отвращения к моей грязной душе преследовало меня, терзало. И в этот момент мне казалось, что, даже просто находясь рядом с Мишей, я совершаю святотатство.

Входя в зал, который я покинула всего три минуты назад, я заставила себя вновь расправить плечи, гордо поднять голову и с улыбкой подойти к Морганам-старшим. Черт, я ведь обещала им вернуться с Седриком. Ну что ж. Я старалась.

– Я не удивлена. Не принимай это близко к сердцу, милая, – с улыбкой сказала мне леди Морган.

Но я видела, какое жестокое разочарование отразилось на ее прекрасном лице, когда она увидела меня. Без Седрика.

– Ну что вы, миссис Морган. Зато я подышала воздухом затворничества, – спокойным тоном ответила я, усаживаясь в рядом стоящее, уже свободное, кресло. Мистер Морган куда-то отлучился. – К тому же ваш сын выглядел таким умиротворенным, что не хотелось отрывать его от эйфории.

– Умиротворенным? Седрик? – с недоверием в голосе тихо переспросила миссис Морган.

– Мне так показалось. – Я пожала плечами и закинула ногу на ногу. – Миша сказала мне, что в следующем году вы планируете подыскать новое место обитания?

– Да, но мы не уверены, хотим ли переезжать. Но, я склоняюсь к мысли, что это будет Исландия. Тихое, спокойное место. Не так много раздолья для охоты, но мы готовы потерпеть это неудобство.

– Вам следует пожить в Торонто. Поверьте, там просто рай, – посоветовала я. Но, вспомнив о том, что могу быть замеченной с любовниками-смертными, добавила. – Хотя, вы правы: Исландия – то, что нужно. Прекрасные пейзажи для съемок. Я думаю нанять одну исландку в роли модели… Должно получиться очень интересно.

– Не сомневаюсь, – с улыбкой сказала леди Морган. – Думаю, скоро мы снова увидим эти фотографии в лучших глянцевых журналах.

– Глянец – это не то… Я предпочитаю эстетику. Может, в ближайшем будущем. – Я задумчиво погладила пальцами свой подбородок, уже видя в воображении свою собственную выставку в лучших галереях мира. Но, увы, в настоящем я застряла на ступени глянца. Но это ненадолго. Обещаю. Пора совершенствовать свои способности и направлять их в по-настоящему достойное фотографа русло, например, репортажную фотографию. Хм, займусь этим сразу после съемок той странно-красивой исландки, волосы и брови которой настолько белоснежны, что заставили восхититься даже меня. Я окружу ее холодными пейзажами и ледяной красотой, чтобы подчеркнуть ее собственную. А главное, она – совсем не модель, а всего-навсего медсестра в госпитале своей крохотной деревушки на западе острова. Она будет лучшим, что я когда-либо делала. А потом я убью ее. Ее кровь интригует меня. Кажется, ветер Исландии сосредоточен в ее венах…

– Мария?

Я очнулась, услышав довольно громкий голос Маркуса, зовущий меня.

– Да? – Улыбнувшись, спросила я, не глядя на него.

Он знал мой секрет. Он видел меня. Он мог рассказать Маришке.

Я должна спросить его. Должна. Сегодня же. Узнать, как далеко распространилась правда о моей скверной жизни.

– Я еду в аэропорт. Не желаешь составить мне компанию? – спросил Маркус.

Тут я подняла на него удивленный взгляд.

Он спокойно смотрел на меня.

«Очевидно, он желает поговорить со мной о том же, о чем намерена поговорить с ним я» – пронеслось в моей голове. Не зря же он просил меня проехаться с ним до аэропорта.

– Да, с удовольствием. – Я поднялась с кресла. – Но, надеюсь, мы успеем до вручения подарков.

– Конечно. Мой сын не простит мне, если я пропущу этот знаменательный момент. – Маркус обернулся к своей матери. – Скажи Маришке, что мы будем через полчаса.

– Только, прошу, не опаздывайте, – кротким тоном откликнулась миссис Морган.

Я и Маркус спустились в огромный гараж замка. Молча. Я ждала, когда Маркус задаст мне этот вопрос, но он молчал. Лишь, когда мы подошли к одному из автомобилей, роскошному черному «Ягуар», Маркус взглянул на меня и улыбнулся.

– Что сказал Седрик? – вдруг совершенно неожиданно спросил он.

Неожиданно, ведь я ожидала совсем другой вопрос: «Так ты спишь со смертными?».

Это обманутое ожидание, которое, признаюсь, стало лишь облегчением, заставило меня широко улыбнуться.

– Ты знаешь своего брата. Сказал, что хочет побыть один, – ответила я, усаживаясь в машину, рядом с Маркусом, который сел за руль. – Впрочем, я не удивлена, да и всем пора бы перестать удивляться.

– Я давно перестал это делать. Седрика не переделаешь, таков уж он. – Маркус завел мотор автомобиля, и мы медленно выехали из гаража в дневной тусклый свет.

– И все же я удивляюсь тому, какие вы разные, – усмехнулась я. – Родились в одной семье, имея мизерную разницу в возрасте.

– Да, как и ты с Маришкой.

Эта фраза, брошенная Маркусом довольно шутливым тоном, заставила меня впиться в его лицо. Словно это была прелюдия, ведущая к допросу.

Но я не была бы собой, если позволила бы кому-либо бросить мне это в лицо, как грязное полотенце, смывающее мою защитную маску.

– Ты имеешь в виду то, что я сплю со смертными? – прямо, но с иронией в голосе спросила я.

– Нет, я всего лишь заметил, что ты и моя супруга тихонько ненавидите друг друга. – Маркус улыбнулся. – А насчет твоих сексуальных похождений будь спокойна. Мне это неинтересно.

– Седрик знает, – тихо сказала я. – Ты сказал ему.

– Да. Но только ему.

– Почему?

– Что?

– Почему ты не сказал Маришке? – Этот вопрос действительно удивлял меня.

– Не думаю, что она воспримет это так же спокойно, как Седрик.

– Но почему ты рассказал ему? – допытывалась я. Меня охватило раздражение. – Это совсем не твое дело!

– Не нервничай. Седрик даже не удивился. Это я был удивлен, увидев тебя с тем барменом в Торонто. – Тон Маркуса был таким спокойным, что мне вдруг стало стыдно за свою вспыльчивость. Но извиняться я не собиралась: Маркус действительно не имел права разглашать то, что видел. Пусть даже своему брату. Не имел!

– Я не нервничаю. Просто это – мое личное дело, не находишь? – так же спокойно ответила я на реплику Маркуса.

– Нахожу. Но согласись: это открытие было не из приятных.

– Мне все равно.

– Мне тоже.

– Вот и волшебно.

– Ты зря иронизируешь. – Маркус взглянул на меня. – Но я не желаю, чтобы Маришка, а также мои и твои родители узнали об этом. Пожалуйста, будь более осмотрительна.

– Интересно, читаешь ли ты эти нотации своему другу Брэндону? – Ирония не покидала мой голос.

– Он в них не нуждается. Ему плевать на то, что думают другие.

– В этом мы похожи.

– Нет. Ты слишком любишь свою семью, чтобы делать это открыто, как ведет себя Брэндон. Откровенно говоря, я и сам не знаю, с чего вдруг он слетел с катушек.

– Да, раньше он отзывался о смертных лишь уничтожающе. – Я пожала плечами. – Но, кажется, теперь его жизнь вьется вокруг юбок смертных.

– Не думаю. Брэндон… Сложно понять его натуру.

– Ты пытался узнать у него причины такой внезапной перемены?

Маркус вдруг коротко рассмеялся.

– Конечно! – ответил он на мой вопрос и замолчал.

– Я должна вытягивать из тебя каждое слово? – шутливо бросила я и легонько стукнула его по плечу. – Что он ответил?

– То же, что и ты.

– Что это не твое дело?

– Да.

Воцарилась тишина. Мы молча ехали по широкой ровной дороге.

Странно. Брэндон и Маркус были лучшими друзьями. Уже много лет. Десятилетия. Столетия. И вдруг этот англичанин заявляет Маркусу, что интерес к жизни лучшего друга – «не его дело»? Что с ним произошло? Никто не может измениться так внезапно. На 180 градусов.

Но Брэндон не был паинькой, как остальные вампиры. Он не скрывал от других свою страсть к смертным. Я скрываю. Он – нет. И это восхищало меня в нем. Эта открытость. Это сумасшедшее наплевательство на других, их веру и взгляды. На наши устои. Надеюсь, я стану такой же. В один прекрасный день.

– Чудак! – тихо произнесла я, а затем вновь впилась взглядом в лицо Маркуса. – Женщина, в которую он влюблен. Ты знаешь ее? Кто она?

– Не поверишь, но понятия не имею. – Маркус тяжело вздохнул. На миг его лицо стало очень серьезным. – Хотел бы я знать…

– Черт, да что происходит с этим негодяем? – вырвалось у меня: тайна, окружавшая Брэндона Грейсона, манила меня, как Сирена. И зачем только мне знать? Какая мне разница?

Оставь это, Мария. Оставь сейчас же.

– Я не уверен в своих догадках, но меня посещает мысль, что Брэндон влюблен не в секс со смертными, а в его власть над ними, – вдруг перевел тему Маркус.

– Что ж, это похоже на того Брэндона, которого я знаю, – хихикнула я. – И все же, хотелось бы узнать, кому же из наших не повезло стать объектом его вожделения. Нет, постой… Объектом его любви. Ха-ха! Так нелепо звучит, зная, что мы говорим о нем!

Очень хотелось. До спазм в разуме.

– Он не так уж плох, как кажется, – словно защищая честь лучшего друга, прохладным тоном сказал на это Маркус.

– Я и не говорю, что он плох. Я говорю, что трудно поверить в это удивительное событие. Он влюбился! Ха-ха! – парировала я.

Но на самом деле смешно мне не было. Мне было жаль.

– Ладно, оставим беднягу в покое, договорились? – натянутым тоном спросил Маркус, разворачивая свой автомобиль резко вправо. И только сейчас я заметила, что мы пробираемся сквозь плотный ряд машин, словно застывших в пробке.

– Черт… И куда только едут все эти идиоты? – тихо выругался Маркус, останавливая автомобиль за большим белым джипом. – Прекратите сигналить, ослы, это не поможет!

Но его слова были сказаны впустую: другие водители, смертные, сигналили так часто и громко, будто надеялись устранить пробку своим невероятным неуместным шумом. Надеялись, что пробка рассосется сама по себе, если они будут нажимать на кнопку сигнала каждую долю секунды.

Идиоты. Самое подходящее слово для таких смертных.

– Так мы едем в аэропорт? – только сейчас поинтересовалась я.

– Да, в Вацлава Гавела, – ответил мой собеседник, поглядывая в зеркало заднего вида, словно разыскивая пути побега из хаоса, окружающего нас.

– И что ты там забыл? – удивилась я.

– Не что, а кого. Брэндона.

Я недовольно вздохнула. Я не желала, не желала видеть этого вампира! Никогда!

– Ты привезешь его в замок? – спросила я, надеясь услышать «нет».

– Нет. Просто он уехал, забыв в замке свой айпад.

– Хочешь сказать, что мы едем в Вацлава Гавела лишь из-за этого пустяка?

– Для него потеря айпада – далеко не пустяк.

– Ах, да, забыла. Он же известный благотворитель и бизнесмен. – Я издала смешок.

Брэндон Грейсон. Благотворитель. Лицемер.

– Именно. А вот и он! – Маркус кивнул в сторону выхода из аэропорта.

Вот черт! И зачем только я потратила все это время на допрос Маркуса? Нужно было выпрыгнуть из автомобиля и бежать!

– Знаешь что, я, пожалуй, доберусь до ближайшего шопинг-центра. Только сейчас вспомнила, что забыла взять с собой мои любимые духи. – И, не дожидаясь ответа или удивленной реплики Маркуса, я поспешно покинула автомобиль и пошла прочь по узкой линии, пробивающейся между рядами разноцветных автомобилей.

Купить духи. Какая мерзкая причина. Но ничего другого придумать я не смогла. Мне нужно было сбежать, и я сделала это.

– Забрать тебя? – вдруг услышала я голос Маркуса.

– Да, пожалуй. Я буду в Палладиуме, – ответила я. Мои каблуки стучали об асфальт. – Найдешь меня там.

– Отлично, надеюсь, ты не потеряешься в океане флаконов с духами… Привет, рад снова видеть тебя, – вновь услышала я голос зятя.

– И я рад. Спасибо, что приехал. – Это был голос Брэндона Грейсона. Красивый. Низкий. Сексуальный.

Помимо своей воли, я обернулась. Мое тело предало меня.

Брэндон стоял у автомобиля Маркуса, слегка наклонившись к окну. На его губах играла улыбка. Обворожительная. Как и он сам. Черный костюм. Черные кожаные перчатки. Черные солнцезащитные очки. Элегантность во плоти.

Я смотрела на него, не дыша.

Мерзавец. Лицемер. Ненавижу его.

Резко развернувшись, я продолжила свой путь, отчаянно надеясь на то, что он не заметит моего негласного присутствия.

Он не заметил.

Довольно быстро дойдя до шоппинг-центра и завернув в первый же магазин парфюмерии, я купила флакон моих любимых духов, нашла одинокий столик в небольшом, но уютном кафе, заказала чашку дорогого кофе, для виду, и погрузилась в свои мысли. Это чудо, что я успела захватить с собой сумочку с кредитными картами.

Я была взвинчена до предела. Зачем, черт побери, я прилетела? Не видела родителей, братьев и сестер? Хотела познакомиться с племянником? Наконец-то хоть недолго пообщаться с Мишей? Что я здесь делаю? Сижу в этом дурацком кафе, прячась, как крыса. От кого? Кто же та персона, от которой я скрываюсь, как низкая тварь?

Я сама.

Это я сижу здесь, среди галдящих, дурно пахнущих смертью людей. Это я сижу здесь в своем коротком праздничном платье. Это я – совершенно одна. Без телефона. Без здравого смысла. Я и мои мысли.

Но что за недостойное поведение, Мария? Расправь плечи. Это всего лишь один день. Один чертов бесконечный день, и ты проживешь его, как до этого проживала десятилетия и века. Войны. Катастрофы. Один день, Мария, и ты будешь свободна…

– Я здесь.

Я вздрогнула.

Голос Маркуса донесся из гула тысяч голосов, спасая меня от духовного самоубийства.

– Иду, – едва слышно сказала я и покинула кафе. – Где ты?

– На стоянке.

– Быстро же вы пообщались, – тихо заметила я, шагая к эскалатору, ведущему к подземной трехъярусной стоянке.

– Он торопился. У него встреча в Лондоне.

– Вечно занятый благодетель. Смертные просто обязаны целовать его ботинки.

– Оставь это. Понять не могу, чем он тебе не нравится? – со смехом спросил Маркус.

– Почему он должен мне нравиться? – в свою очередь, усмехнулась я.

– Не должен, но, насколько я знаю, тебе он никогда не нравился.

– Ошибаешься. Я просто равнодушна к факту его существования.

Я нашла автомобиль Маркуса и села на заднее сидение.

Маркус усмехнулся и завел мотор.

– Пристегнись, пожалуйста, не хочу, чтоб меня оштрафовали, – сказал он.

Я молча исполнила его просьбу и всю дорогу до замка не отрывала взгляд от своего темно-красного флакона с духами. У меня не было желания разговаривать.

К счастью, Маркус словно понимал это, потому что за всю дорогу не проронил ни слова. А может, он догадался об истинной причине моего побега. Еще бы: я так настойчиво расспрашивала его о проклятом Грейсоне…

Где твой разум, Мария? Ведешь себя как сумасшедшая идиотка. Молчи. Всегда молчи и будь счастлива. Улыбка не должна сходить с твоих губ. Ты свободна. Ты прекрасна. Жизни людей – твоя вотчина. Ты – жнец Смерти. Ее помощник. И ты не опустишься до того, что настойчиво навязывает тебе Жизнь.

***

Через полчаса после нашего возвращения в замок, пришло время раскрыть подарки, и, нужно сказать, малыш Седрик очень профессионально и быстро развернул всю ту кучу коробок, которую ему надарили. Кажется, этот маленький вампир – самый счастливый ребенок в мире. У него есть все, что лишь может пожелать и придумать мозг трехлетней разумной персоны. Мой подарок – маленький, но невероятно качественный и быстрый игрушечный вертолет тоже пришелся Седрику по вкусу, поэтому с момента знакомства, эта парочка не расставалась ни на миг: вертолет летал по замку, а Седрик бегал за ним с пультом дистанционного управления. Малыш просто сиял от счастья. Что ж, я была чрезвычайно довольна собой, потому что подарок его матери – коллекция разноцветных книг с польскими сказками, была забыта в тот же миг, как он, развернув коробку, почти мгновенно отбросил ее к горе уже открытых подарков. Никогда не забуду то острое чувство удовлетворения, когда лицо Маришки покрылось нескрываемым разочарованием при виде того, какая судьба настигла ее «выбранный с огромной любовью» подарок. Наши родители подарили внуку черную как смоль арабскую лошадь, которая, по их заверениям, ждала маленького, но гордого владельца в загородном коттедже Маришки и Маркуса. Конечно, же, Маришка тут же выразила сомнение, что «дарить ребенку взрослую лошадь – это опасно, почему не пони?», отчего все присутствующие, включая ее супруга, закатили глаза. Миша и Фредрик преподнесли племяннику синтезатор, выразив надежду, что скоро услышат произведения его собственного сочинения. Дорогие, напыщенные подарки. И лишь Седрик совершил нечто вопиюще волшебное – подарил племяннику мяч и обещание играть с ним в футбол, когда того пожелает малыш, и если Седрик-старший будет в зоне досягаемости (думаю, он имел в виду не отъезды, а нежелание выхода из своей меланхолии и одинокого добровольного заточения в своем мрачном мире).

Подводя итог: праздник удался.

Но вскоре, к счастью, пришло время расставаться. При прощании я подарила моей милой Мише красивое дорогое платье, которое заказала в лучшем ателье Торонто, по моему эскизу. Миша пришла в восторг, бросилась обнимать меня и в который раз напомнила мне о моем обещании приезжать на каждый ее День рождения.

«Ох, Миша, ты просто пользуешься моей любовью!» – пронеслось в моей голове. Но ее счастливые глаза тут же убили во мне всякие надежды на отговорки.

– И помни, что ты всегда можешь к нам приезжать, в любое время года и суток! – щебетала Миша, не выпуская меня из своих объятий. – Мы всегда тебе рады!

Я подавила смешок. О, да, Фредрик – уж точно. Наивная сестренка…

– А, может, мы сами прилетим к тебе в Торонто! – вдруг воскликнула Миша.

Я тут же отстранилась и бессильно улыбнулась: нет, только этого не хватало!

– Не думаю, что это – хорошая идея… У меня не будет свободного времени развлекать тебя, понимаешь? Я работаю сутками… – не зная, как убедительнее солгать, залепетала я.

От одной мысли, что Миша ненароком столкнется с одним из моих смертных «ухажеров», поджидающих меня дома и на работе, меня охватил ужас. Миша не должна знать. Это будет… Конец. Конец меня. Конец ее любви ко мне. Моя гибель. Нет.

– Ничего страшного! Мне хватит даже пару часов в день! Ведь Фредрик полетит со мной!

Фредрик прикрыл ладонью насмешливую улыбку.

– Миша… – Я схватила ее ладони и заглянула ей в глаза. – Не нужно лететь ко мне. Я сама прилечу к тебе. Честно. На неделю. Только ты и я. Договорились?

– Великолепная идея, Мария. Если ты прилетишь в декабре, когда я уеду навестить родителей, – это был бы идеальный визит, – сказал Фредрик. В его голосе явно прозвучала ирония, но, кажется, Миша не заметила ее, потому что тут же согласилась с его мнением.

Не знаю, почему, но моя младшая сестра не хотела замечать того, что я и ее супруг предпочитали не видеть друг друга. Это хорошо, черт побери, ведь, если мы заставим ее выбирать общество лишь одного из нас, она выберет Фредрика. Она любит его. Я не могу потерять ее. К счастью, Фредрик знал это, знал, как сильно я люблю Мишу. И он терпел это, галантно согласившись покинуть супругу на целую неделю, ведь я прекрасно понимала, что визит к родителям – это ложь.

Итак, я покинула Прагу, связанная обещаниями и прекрасным чувством свободы.

Этот день утомил меня. Столько эмоций. Слишком много для одного дня.

Прилетев в Торонто и забросив чемодан в квартиру, я поспешила в ближайший ночной клуб. Утром вышвырнула за дверь очередное смертное сердце.

Глава 4

Полночь.

Большая желтая луна освещает своим светом неспящий Торонто. Луна светит так ярко в эту ночь, что уличные фонари лишь бесполезно поблескивают своим электрическим мертвым светом. Есть только это бесконечное глубокое черное небо и эта луна.

Я наслаждаюсь одиночеством и этой живописной картиной. Мой широкий длинный балкон, к счастью, стал прекрасным местом для ночного созерцания. Я лежу на узкой софе. Мои босые ноги покоятся на большой твердой бархатной подушке. Комфорт. Уединение. Бутылка свежей крови. Хрустальный винный бокал. Идиллия. Я отрешилась от всех звуков. Ни голоса соседей, ни парочка в соседнем доме, смотрящая фильм ужасов, ни шум машин. Ничего. Тишина.

И в этой тишине ужасным страшным голосом кричат, визжат, не дают мне покоя мои мысли. Я не могу отделаться от них. Каждый раз, когда я желаю просто уйти от реальности, хоть на секунду, она врывается ко мне, нежданная, нелюбимая. Я ненавижу ее. Извечный непрошенный гость, перед которым любой спешит закрыть двери и не пускать его на порог. Но эта стерва выбивает дверь, ломает замки и врывается, заполняя собой все пространство. Она в моей голове. Она шепчет мне, что я несчастна. Она унижает меня. Меня, как личность. Меня, как женщину. Меня, как существо, обладающее высшим разумом на этой чертовой планете.

Я люблю жить. Но Жизнь ненавидит меня и превращает мое существование в вечный ад. Тот Ад, в который верят люди. Но люди получают его лишь после смерти. Я же – наказана при жизни. Уже восемь лет я живу в жадном, неистовом пламени. Я не чувствую физической боли. Это пламя уничтожает меня морально. А душа… Если она когда у меня и имелась, теперь ее точно нет. Она сгорела. Рассыпалась. Я горю и рассыпаюсь…

Я не должна была приезжать. В тот день.

Прага. Свадьба Маришки. Я захожу в огромный полутемный собор Святых Павла и Петра. Гости. Идеальные создания. Вампиры, как и я.

Вампирская свадьба. Повод достать из гардероба лучшее. Любимое. На мне – мое короткое красное платье. О, как я люблю его. Мои волосы распущены и свободно ниспадают до пояса, стыдливо прикрывая своей красотой обнаженность моей спины, которую дарит глубокий вырез платья. Красные туфли. Я неспешно занимаю место в первом ряду скамей, рядом с Мартином. Все прекрасны. Боги и богини на земле. Мама интересуется у Миши, познакомилась ли она с Седриком. Сам Седрик стоит у престола, рядом с пастором. Боже, как он величественен. Но его лицо отрешенно, глаза опущены на пол. Его нет здесь. Он где-то далеко. Миша отвечает матери, что у нее нет никакого желания знакомиться с этим «угрюмым типом», и мама тут же одергивает ее, а затем вполголоса извиняется перед Морганами и гостями за неуместное поведение младшей дочери. Маркус быстрым шагом занимает свое место. Он взволнован и не скрывает это. Мартин шутливо говорит мне, что, видимо, тот, кто шил мое платье, явно сэкономил ткань, но оглушающий звук органа сводит на нет все разговоры и наполняет собой собор. Гости встают. Маришка, под руку с нашим отцом, проплывает к алтарю. Все так мило, что хочется саркастически улыбнуться и закатить глаза, но я сдерживаю себя. Не отрываю взгляд от Седрика…

– Моя прекрасная соседка скучает?

Голос моего соседа-плейбоя заставил меня вздрогнуть.

– Знаешь, Трой, я обязательно закажу непроницаемый черный настил на мой балкон, чтобы ты больше не смел совать свой нос на мою территорию, – скучающим тоном сказала я и сделала глоток из бокала с кровью. Все равно Трой ничего не поймет. Я могу пить кровь у него перед носом, но и тогда этот тупоголовый миллионер не распознает, что в бокале у меня – совсем не красное вино.

– Хочешь сказать, что ты просто так, без какой-либо цели, лежишь на своем открытом балконе, в одном лишь сексуальном нижнем белье? – томно ответил мне Трой.

Я посмотрела на него: его похотливый взгляд ласкал мое прекрасное белое тело.

– Это не нижнее белье, Трой. Это – халат, – спокойно заметила я.

Черный шелковый халат. Распахнутый. Под ним – красное шелковое белье.

– Когда ты, наконец, пригласишь меня к себе? Надоело быть всего лишь слушателем.

– Если я захочу переспать с тобой, то обязательно сообщу тебе об этом. Но, боюсь, этого никогда не случится – ты не в моем вкусе, мальчик, – устало сказала я. – А теперь пошел вон и оставь меня в покое, иначе, я рассержусь.

Как он надоел, этот идиот. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он облизывается, как самовлюбленный, заласканный кот.

– Оставить тебя в покое? – ехидно улыбнулся он. – Мария, ты сама понимаешь, что сама этого хочешь. И я всегда в твоем распоряжении.

– Да, да, знаю. Это все? Спокойной ночи, Трой.

– Спокойной ночи, тигрица.

«Сучка» – пробормотал он, не зная, что я слышу его.

– Еще какая, – с кривой улыбкой сказала на это я.

На миг его лицо посерьезнело, но затем, уверенный в том, что я прокомментировала его «тигрицу», он подмигнул мне и ушел, громко захлопнув дверь на балкон за своей спиной.

«Нужно съезжать из этого сумасшедшего дома. Все было бы прекрасно, если бы не соседи… А может, купить дом, где-нибудь в провинции? Но так, чтоб недалеко от Торонто… Черт, эти мерзкие людишки везде! Куда от них спрятаться?» – с тоской подумала я, пригубив бокал крови.

***

Люди. Они везде. Стояли, раскрыв рты, глазея на нас. В тот день.

– Прошу прощения, миссис Мрочек. Я ужасно опоздал.

Я поворачиваю голову вправо.

На меня смотрит он.

Брэндон Грейсон.

«Как же я ненавижу тебя!» – проносится в моей голове.

Он чарующе улыбается, а затем его внимание целиком и полностью поглощает свадебный процесс.

А я стою, еле скрывая мелкую дрожь отвращения и ненависти. С чувством, будто меня окунули в ванну дерьма и заставили быть здесь, в этом чертовом костеле, быть посмешищем. Я ничего не вижу, ничего не слышу и не чувствую. Желаю лишь одно – убраться отсюда подальше. Выбежать из костела с криками отвращения. Кричать о том, как я ненавижу этого сукиного сына. Кричать так громко, чтобы заглушить своим криком ропот мира. Но я смиренно остаюсь на своем месте до самого конца свадебной церемонии. Я слаба. Нет, меня просто больше нет. Меня нет.

***

– Мне очень нравится этот снимок, но тот турист испортил все, что можно было испортить. – Я раздраженно вздохнула, показывая моей модели тот самый испорченный снимок.

Чертов незнакомец в ярко-желтой куртке нежданно-негаданно появился в кадре в тот самый момент, когда я нажала на кнопку. И теперь позади прекрасной Айсы отчетливым уродливым пятном желтела его чертова куртка. Но, заметив, что его присутствие явно портит нашу фотосессию, злополучный турист поспешил скрыться.

– Мне очень жаль, но тебе придется еще раз принять тут же позу на том же месте. – Я взглянула на девушку. – Прости, я знаю, что тебе холодно, но это очень важно.

Айса. Девятнадцатилетняя исландка. Красивая и высокая. Именно та медсестра, о съемке которой я мечтала с тех пор, как впервые увидела ее в кафе ее маленького родного города. Я тут же познакомилась с ней, взяла ее данные и, с ее позволения, сделала пару снимков ее прекрасного белого лица. Ее белые волосы, брови и ресницы – совершенно белые, как снег. Но белы не так, как у альбиносов. Ее красота – само воплощение Севера, его красоты и мощи. Именно так, по-моему, должна выглядеть неподражаемая скандинавская богиня красоты Фрея, которая переродилась в облике волшебной юной Айсы. Сегодня я снимала ее на фоне угрюмого, полного больших острых камней океанского берега. Темно-синие, почти черные волны врезались в эти камни и разбивались ледяным дождем позади моей современной Фреи. Сумерки. На девушке – полупрозрачное черное платье, которое почти сливается с окружающей его мрачной темной красотой этого места. Белоснежная кожа едва-едва пробивается из-под ткани платья, а волосы словно застыли в воздухе, подчиняясь ветру. Айса воплощает собой одинокого призрака, древнего духа, Фрею, спустившуюся на землю в поисках покоя.

Шесть градусов тепла. Мне жаль Айсу.

Но эта девушка превзошла все мои ожидания и стойко выдержала все мои требования, холод и ледяные брызги океана. Она была так послушна и кротка, что я дала себе слово не убивать ее. Айса слишком прекрасна, слишком возвышенна. Даже для меня. Особенно для меня.

После съемок я торопливо укутала это небесное создание в теплый плед, усадила ее в машину, и мы поехали к ее дому, где я передала Айсу в руки ее беспокойных родителей. Меня пригласили на ужин, но я отказалась, сославшись на уже купленные билеты в Лондон, где у меня была назначена следующая съемка и интервью с одним из известнейших английских журналов репортажной фотографии «Colour world». Для этого я купила билеты за три дня до встречи с главным редактором, чтобы успеть распечатать свои лучшие фото. Ведь, несмотря на то, что я снимала моделей, в свободное время я снимала мир. Простых смертных. В аэропортах. На перронах. В метро. На улице и в кафе. Детей и стариков. Красивых и не очень. Уродливых. Калек. Саму Жизнь во всем ее противоречивом многообразии. Но и Смерть. Три года назад мне удалось запечатлеть ее. В Торонто. Парень прыгнул под прибывающий поезд. И я сделала это: самоубийца остался висеть в воздухе, прямо по центру огромного железного носа поезда. Не понимающий, что происходит, машинист, нахмуривший густые брови, безмолвно смотрит вперед. За секунду до того, как поезд раздавит, разнесет на куски тело самоубийцы. Открытий в ужасе рот девушки, протягивающей руки к тому, что решил покончить с Жизнью. Наверное, его девушка. Теперь неофициальная вдова. Лучший снимок, сделанный мною за все годы моего увлечения фотографией.

***

– Я впечатлен, мисс Мрочек. Для ваших фотографий нужно открыть независимую выставку, – сказал главный редактор Бернар Аттик. Он выглядел весьма внушительно.

Мы сидели в его большом светлом от четырех больших настольных ламп кабинете, обставленном со вкусом, но слегка тронутом беспорядком. На черном деревянном столе редактора ютились десятки папок, открытый ноутбук, множество листов, писем, а на самом краю притаилась маленькая белая чашка с кофе. Одно неверное движение локтя – и она упадет на голый паркет и рассыплется на куски. Но, кажется, главный редактор так привык иметь ту самую чашку именно на том месте, что за ее сохранность я не волновалась.

Мистер Аттик был профессионалом. И я уважала его. Я уважаю совсем немногих людей. Но его нюх, чутье и вкус – были выше всяких похвал. Правда, фамилия у него забавная. Но это даже мило.

– Правда? – скромно отозвалась я, прекрасно понимая, почему он так впечатлен.

– Да… Ваши фотографии… Я никогда не видел ничего подобного. И вы ведь занимаетесь модельными съемками? – Бернар рассматривал мои фотографии уже по второму кругу. – Вот эта. Просто волшебна.

Я взглянула на фото: ах да, случайный снимок в маленьком кафе Ливерпуля. Маленький мальчик незаметно кормит толстого коротконогого пса вареной сосиской, в то время как мать мальчика сидит за столиком и сосредоточенно красит тушью ресницы. Рот женщины широко приоткрыт, словно это помогало ей в ее занятии. Черно-белый снимок. Начало двухтысячных.

– Мило, очень мило. Так что скажете? – пробормотал Бернар, все еще созерцая каждую деталь фотографии.

– На что? – переспросила я, терпеливо ожидая, пока восторг мистера главного редактора уляжется и начнет работать его мозг.

– На выставку.

– Вы не шутите? – изумилась я. Вот это поворот! Своя выставка в Лондоне!

– Ваши работы чертовски хороши, мисс Мрочек, и я не желаю, чтобы вы шли искать признания в другой журнал.

– Я вся ваша, мистер Аттик, – шутливо сказала на это я. – В какие сроки?

– Пока что наша галерея занята выставкой Наяды Оливецкой. На тему отцов и детей. Знакомы с ее работами?

– Еще бы! Насколько я знаю, она признана самым влиятельным фотографом Восточной Европы.

– Ее выставка завершается через две недели. Оформление вашей займет около недели.

– Значит, три недели ожидания. Не так уж плохо!

– Но мне нужно показать ваши работы нашему спонсору. За ним будет последнее решение, – вдруг сказал мистер Аттик.

Я усмехнулась. Черт. Так всегда – только успеешь обрадоваться, как твою радость убивают всего одной фразой.

– И кто же ваш спонсор? – поинтересовалась я. – Тот же, кто спонсирует Наяду Оливецкую? Тогда у него отличный вкус. Кстати, не подскажете, где я могу встретить саму Наяду… – И в этот момент в моей сумочке громко зазвонил смартфон. – Черт, прошу прощения. – Я вытащила смартфон из сумки. – Я отлучусь на минуту, это важный звонок.

– Не стесняйте себя, мисс Мрочек, – благодушно улыбнулся Бернар.

Я улыбнулась в ответ и вышла в коридор.

– Да, мам, привет, – тихо сказала я в трубку. – Я сейчас занята, это срочно?

– О, прости, не хотела беспокоить тебя. Просто ты не звонишь, а я хочу знать, как дела у моей девочки.

– Дела у твоей девочки лучше не бывает. Я в Лондоне, и главный редактор «Colour world» хочет организовать выставку моих работ! – с ноткой счастья в голосе сказала я.

– Вот это да! Мои поздравления! И когда? Я и папа обязательно прилетим на открытие!

– Это здорово. Но давай пообщаемся позже, я перезвоню, как буду свободна.

– Да, конечно. Но это прекрасная новость! Поздравляю!

– Спасибо. Созвонимся позже.

– Да. Целую.

Я улыбнулась. Нет сомнений – сейчасмама обзвонит всех родственников.

Вернувшись в кабинет мистера Аттика, я застала последнего за составлением контракта.

– Я созвонился с нашим спонсором. Он приедет через пару часов, чтобы ознакомиться с вашими работами. – Мистер Аттик широко улыбнулся. – Но, между нами, мисс Мрочек, я абсолютно уверен в позитивном решении.

– Было бы восхитительно, – тоже улыбнулась я, все же недовольная, что мои работы нуждаются в одобрении какого-то смертного.

– Поэтому, если вы не против, я попрошу вас оставить ваши фотографии до вечера, а в шесть часов вы сможете забрать их.

– Что ж, если таковы условия вашего спонсора, то, конечно, я приду за ними позже.

– Я в свою очередь обещаю, что все ваши тридцать снимков будут в целости и сохранности. И, естественно, я был бы рад и доволен сотрудничать с вами, мисс Мрочек.

Мы пожали друг другу руки, и мистер Аттик вдруг сконфуженно улыбнулся.

– О, прошу простить мою оплошность! Мне следовало заказать для вас кофе или чай…

– Нет, что вы… Мне не холодно, поверьте, – поспешила перебить его я.

Он по-джентльменски посчитал, что холод моих рук – дело, как ни банально, холода.

Милый смертный, не поспоришь. Таких мало.

– До свидания, мистер Аттик, я зайду в шесть. – Я забрала свою сумку и шерстяной кардиган и направилась к двери.

– До вечера, мисс Мрочек.

Впереди меня ожидали три часа ожидания, а возвращаться в отель мне не хотелось. Я поймала такси и отправилась на выставку Наяды Оливецкой. Вдоволь надышавшись ароматом репортажной фотографии, которую я бы назвала «социальной», так как работы этого молдавского фотографа отражали в себе быт и конфликт поколений, и, представив, как именно я оформлю свою выставку, я вернулась в офис «Colour world», чтобы узнать свой приговор.

– Ваши работы пришлись ему по вкусу. Поздравляю. – Мистер Аттик улыбнулся, но я заметила, что он явно что-то скрывал, и это что-то доставляло ему душевный дискомфорт.

– Что ж, я рада. Значит, самое время подписывать контракт? – спросила я. – Но вы чем-то встревожены. Видимо, при ознакомлении с моими работами у вашего спонсора возникли какие-то вопросы?

Моя прямота не смутила Бернара. Еще бы – он двадцать семь лет проработал в этом журнале, на посту главного редактора и повидал многое.

– Нет, все прошло гладко. Ему очень понравились ваши работы. Это правда. Но он согласен организовать вашу выставку лишь при одном маленьком, я бы сказал, ничтожном условии.

– Что за условие? – нахмурилась я.

– Он желает купить одну из ваших работ, и с условием, что вы больше никогда ее нигде не опубликуете. Все варианты, все файлы.

– Хм, интересное условие! – усмехнулась я. Это мне даже льстило. – Ему так понравилась моя работа?

– Когда он дошел до этой фотографии, то рассматривал ее минуты три. Обычно, он просматривает каждую работу секунд за десять.

– Какая именно фотография? – Меня съедало любопытство.

– Вот эта. – Мистер Аттик протянул мне фотографию. – Она не будет объектом выставки.

А 4. Девушка, ждущая трамвая. Десять лет назад. Один из не самых благополучных районов Праги. Признаться, не самая моя любимая работа. Я сфотографировала эту девушку случайно, потому что меня восхитили ее длинные густые волосы, слегка растрепавшиеся от ветра. Была осень, и эта девушка была одета в длинное черное пальто. Руки спрятаны в карманах. Выразительные карие глаза прищурены. Хм. И этот снимок настолько поразил «великого и ужасного» спонсора, что он готов был выкупить на него все права?

– Если ему так нравится эта фотография, я не могу лишить человека радости обладания ею, – серьезным тоном, но с ироний, сказала я. – Так, как вы сказали, имя вашего спонсора?

– Мистер Брэндон Грейсон.

Мой рот приоткрылся, но из него не вылетело ни звука. Я впала в ступор.

– Вот как. – После долгой паузы все же выдавила я.

– Все в порядке? – слегка обеспокоенным тоном спросил мистер Аттик.

– Да. Просто… Я знакома с ним. Это один из друзей моей семьи. Не знала, что он занимается выставками, – непринужденно сказала я. – И давно?

– Это будет седьмая. Мистер Грейсон очень щедр и поддерживает молодые таланты. Такие, как вы, мисс Мрочек.

Я усмехнулась. Про себя. Назвать меня молодой мог бы только смертный.

– Я польщена. Так что насчет контракта? Если мы все выяснили, и я готова отдать все права и все файлы на эту работу, я готова поставить свою подпись и поехать в отель, – улыбнулась я.

Все прошло без лишних слов. Контракт был подписан. Официальная дата открытия выставки была назначена на десятое октября.

Сев с такси и приказав отвезти меня в отель, я набрала номер Маркуса.

– Мне нужен номер Брэндона. Это срочно, – коротко сказала я.

Да, у меня не было номера Брэндона. Никогда даже не представляла, что буду иметь с ним дело.

Маркус, к счастью, без лишних вопросов, прислал мне номер, и я тут же набрала его. Мои пальцы делали это сами, вне зависимости от моего желания никогда не общаться с Грейсоном. Я ненавижу его.

Но мне нужно было знать. Зачем ему понадобилась эта фотография. Ведь он прекрасно знал, что ее автор – я.

– Брэндон Грейсон. – Я услышала его красивый низкий голос.

– Зачем тебе эта фотография? – пытаясь изобразить шутливый тон, спросила я.

Видимо, он усмехнулся. Я это чувствовала.

– Это ты, Мария. Должен признать, ты – отличный фотограф.

– Это я знаю. Так зачем тебе эта фотография?

– Ты подписала контракт?

– Да.

– Я не обязан отчитываться перед тобой.

– А я не обязана продавать ее тебе. – Его спокойный равнодушный тон обжигал меня.

– Ты уже это сделала.

– Но я все еще не огласила сумму.

– Ты права, самое время.

Я отчаянно не хотела продавать ему свою фотографию. Нет, черт побери, нет!

– И сколько ты дашь за нее?

– Твой вопрос некорректен. Ты автор – и это твое право назначать цену.

– Тогда я хочу за нее… Скажем, миллион. – Я нарочно назвала эту высокую цифру. Вряд ли он захочет покупать за такие деньги какую-то маленькую фотографию.

– Достойная сумма для достойной работы, – как ни в чем не бывало, сказал на это Брэндон.

– Ты шутишь? – вырвалось у меня.

– Это окончательная цена?

– Тебе так нужна эта фотография? – не смогла удержаться я.

– Нужна? Нет. Но мне нравится ее эстетика.

– Тогда я не продаю ее.

– Поздно. Ты подписала контракт. Ты обязана продать ее мне.

– Знаешь, что, Брэндон? Я продам тебе свою работу, но лишь потому, что мне, черт подери, нужна эта выставка! А ты мерзавец, каких мир не видел!

Он рассмеялся.

– Из твоих уст, Мария, это звучит как комплимент. Окончательная сумма?

– Я уже назвала. Фунты стерлинги.

– Отлично. Уже на твоем счету. Завтра я приеду в твой отель, в восемь вечера. Мы можем поужинать вместе, и я заберу свою покупку.

– Не ставь мне условия, – раздраженно ответила на это я.

– Это не условия, а обычная процедура.

Ужин с Грейсоном. Никогда. Как я смогу смотреть на него и скрывать свою неприязнь, свое отвращение? Ведь мои глаза будут гореть ненавистью.

Но если ему равнодушно, пусть забирает свою покупку и катится к чертям собачьим.

– Договорились. Завтра в восемь, в ресторане отеля. – Я отключилась.

Я была полна противоречивых чувств, и мне казалось, моя голова пошла кругом, хоть это и невозможно. Но эти чувства, эмоции сидели внутри меня, давили, терзали, рвали. Никчемный разговор с этим нарциссом мистером Грейсоном – и я впала в состояние, которого не знала никогда. Вру. То же состояние, что накрыло меня в костеле восемь лет назад, когда этот мерзавец сказал моей матери: «Прошу прощения, миссис Мрочек, я ужасно опоздал». Эти слова звенели в моей голове, как удары колокола. Значит ли это, что моя голова пуста, как купол костела? Нет. Она разрывается. От мыслей. Они – как удары колокола, как слова Брэндона, как все, что окружает его и связано с ним. От моей ненависти. К нему. К тому дню. К себе.

«Так ли мне нужна эта выставка? Я в любое время могу разорвать контракт, тем более, никаких действий со стороны исполнителя еще не началось, – размышляла я. – Моя работа нужна ему. Любит эстетику. Какую эстетику он нашел в той фотографии? Придет за ней… Нужно было просто послать с курьером все файлы! Эта встреча мне не нужна. Что я буду делать, черт, вновь притворятся, что мне равнодушно его присутствие? Испортил мне всю жизнь. Черт, Мария, ты ведешь себя, как белый зайка, желающий спрятаться от хитрого лиса. Что с тобой? Ты размякла? Испортилась? Это всего лишь очередная деловая встреча, и ты будешь спокойной, как Эверест. Поболтаете ни о чем…»

– Мисс!

Громкий голос водителя застал меня врасплох.

– Приехали? – устало спросила я, открывая сумку и ища наличные.

– Да. Ваш отель, как просили. The Laslett.

Я взглянула на таксометр и молча расплатилась, оставив хорошие чаевые, от чего таксист сменил угрюмость своего лица на приветливую, едва заметную усмешку. Схватив свой кардиган, я вышла из машины, но вдруг наперекор рассудку, я постучала в окно еще не отъехавшего такси. Водитель опустил стекло. Я наклонилась вперед.

– Во сколько открываются ближайшие ночные клубы?

Мой вопрос вызвал на лице таксиста всплеск неудовольствия.

– Ближайший открывается в одиннадцать. Но там всякая рвань, мисс, хоть и близко к такому дорогому отелю.

– Спасибо. Как тебя зовут, милый человек?

– Эм… Харви.

– Вот, Харви. – Я достала из своего большого кошелька еще одну из купюр – двадцатку, первую что попалась. – Купи себе чаю.

– Мисс, вы уже…

– Бери. Это на чай. А те деньги можешь потратить на что-то другое, – настойчиво сказала я и протянула таксисту купюру.

– Эм… весьма благодарен, мисс. Приятного вечера! – Харви забрал двадцатку и улыбнулся.

– Тебе тоже.

Я помахала ему рукой и направилась в отель.

На самом деле, я и без Харви прекрасно знала о том, во сколько открываются ночные клубы. Мой любимый клуб в Лондоне как раз находился недалеко от моего отеля. Именно по этой причине я всегда останавливалась здесь, – чтобы притащить с собой очередную жертву. Использовать ее. Выбросить. Забыть. Забыть настоящее. Хоть на пару часов.

Глава 5

Из всех, кто приходит в клуб, я всегда выбираю самого красивого. По человеческим меркам. Что касается посетителей женского пола, со мной не сравнится никто, и я правлю балом. Я просто подхожу к своей жертве и говорю: «Привет. Мне скучно. Не хочешь пройтись со мной до моего отеля?». Работает безотказно. Так бывает в большинстве случаев, но иногда я люблю разыграть целую историю, трагикомедию, развлечься. Но не сегодня. Мне не до этого. Все, что мне нужно – дожить до следующего вечера, не думая о Брэндоне.

Мы идем в отель. Я и Адам. Адам – молодой ветеринар, кажется, он сказал, что ему 26. Его глаза сияют от восхищения моей красотой. Мое короткое черное платье оказалось замечательной приманкой. Высокий, стройный, красивый, темноволосый Адам. Любит собак. Отличное качество. Хоть я собак не люблю. Ни котов. Вообще равнодушна к животным.

– Тебе нравится быть ветеринаром? Пришивать хвосты и усы, усыплять больных и старых, зашивать раны? – поинтересовалась я, взглянув в лицо моей жертвы.

Мои каблуки отчетливо отчитывают каждый мой шаг. Через пять минут мы будет в номере моего отеля.

– Да. Я люблю спасать жизни. – Адам скромно улыбнулся и перевел взгляд на свои ботинки.

«А я – забирать» – с мрачной усмешкой подумала я.

– Ты боишься крови? – вдруг спросил он.

– Хм, дай подумать. – Я приложила палец к губам и нахмурила лоб, колеблясь – сказать ему правду? Или оставаться в игре?

– Большинство девушек боятся крови. Поэтому мне так трудно найти себе ассистентку. – Вдруг не дождавшись моего ответа, сказал Адам. – Одна из них уволилась прямо во время операции. Тяжелый случай. Кота порвала стая собак, по частям собирали. А хозяйка рыдала в коридоре. И тут Нэнси выбежала из операционной и не вернулась. Мне пришлось делать все самому. Ужасный день.

– Дура. И ей не было жалко котика? – Задумчиво пробормотала я, отворачивая от него лицо.

Отличный разговор. Я веду этого остолопа в отель, чтобы развлечься с ним, а он рассказывает мне про кота и его рыдающую хозяйку! Мило.

– Знаю, не лучший рассказ, правда? – словно прочитав мои мысли, усмехнулся Адам. – Прости.

Я с интересом взглянула на него. И мне вдруг показалось, что этот Адам – совсем не то, что я люблю использовать. Неужели он хороший парень? Черт.

– Да, – честно ответила я.

– Я и в клубы очень редко хожу. Не люблю весь этот шум. Но сегодня была очень сложная операция. Пришлось зашивать… Прости, я опять туда же…

– Черт, – пробормотала я.

Да. Именно так. Он – хороший парень. Как не повезло!

– Мне нужно было забыть эту картину. Хоть ненадолго. Я люблю свою работу, но иногда мне хочется, чтобы она исчезла, – тихо сказал Адам.

– Я понимаю. – Я пристально смотрела в его уставшее лицо. – Поэтому ты проведешь меня до отеля и пойдешь домой спать.

Мне стало не по себе. Я не могла использовать его. Он был так непохож на меня. Слишком хорош. Слишком.

– Да, как тебе удобно. Но ты… Ты оставишь мне свой номер? – с надеждой в голосе спросил он.

Даже не спросил, почему. Почему я пригласила его в номер отеля, а сейчас говорю «нет». Одуванчик. Голубь. Впервые за все годы моего разврата со смертными.

– Прости. Нет. Я просто хотела поиметь тебя, – честно ответила я. Адам усмехнулся. Я провела указательным пальцем по его щеке. – Но я не могу так поступить с тобой, мальчик. Ты просто чудо. А я грязная грешница.

– Я так не думаю. Но даже если это и так, это не имеет значения. Ты мне нравишься. Очень. Поэтому я пошел за тобой.

Его честность причиняла мне лишь боль: с каждым его словом он становился чище, светлее, почти таким же чистым и невинным, как Миша. А я – утопала в своем разврате. Бездне своей похоти. Покрывалась стигматами богохульства.

– Я обычная распутница, Адам. А ты – ты, наверно, единственное светлое пятно в моей дерьмовой жизни. Дальше я пойду одна. Иди домой.

– Нет, я доведу тебя до отеля. Ради твоей безопасности. Не отказывайся.

Я улыбнулась. Ради моей безопасности! Как же он все-таки мил!

– Ты просто прелесть. Хорошо. Пойдем.

Мы молча дошли до моего отеля.

– Прощай, Адам. Удачи в твоем благом деле. – Я потянулась к его лицу и поцеловала его в щеку. Агнец Божий. Адам.

– Спасибо за прекрасный вечер, Мария. Если ты позволишь, я бы хотел поцеловать твою руку. – Он скромно улыбнулся и протянул мне руку. Я подала ему свою. Его губы прикоснулись к моей ледяной коже.

– Иди в отель. Ты замерзла, – сказал Адам.

– Спокойной ночи, – мило улыбнулась я. – И какое же у тебя красивое имя.

– Библейское. Как и твое.

Мы разошлись. Как ни странно, я чувствовала себя хорошо. Несмотря на то, что мой план сорвался, Адам превратил этот вечер во что-то возвышенное.

Но при этом, я желала лишь одного – погрузиться с головой в ванну, полную воды, и не дышать. Просто лежать на дне, как труп. Это была не я. Кто-то другой.

***

Восемь ноль семь. Вечер.

Я знала, что Брэндон уже здесь: окна моего люкса выходили прямо на дорогу. Его черный «Бентли» стоял, припаркованный на парковке для гостей. Такой же хищный и лощеный, как его хозяин. Брэндон помешан на «Бентли».

Он ждал меня в ресторане. Но я не торопилась появляться. Пусть ждет, как дети ждут Рождества. Если Грейсону нужна его покупка, он будет ждать столько, сколько я соизволю не показываться. Это мой каприз. Черт. Кого я обманываю. Себя? Нет, это – нежелание видеть Брэндона, разговаривать с ним, сидеть с ним за одним столом. Мой страх. Я была напугана. Быть наедине с ним. Пытаться оставаться холодной и ироничной, в то время, как в моей душе горел костер, сжигающий все вокруг.

Я взглянула в зеркало: большое, идеальное, ровное. Мое отражение. Тоже идеальное.

Но нет. Я не объята тем пламенем, что жжет меня внутри. Я спокойна. Лишь мои губы сжаты плотнее обычного. Я поправила жемчужный браслет на левой руке, провела пальцами по контуру своего лица. Волосы лежат в идеальном порядке. Такие красивые, ухоженные, блестящие. Завиваются, как морские волны. Лежат водопадом, закрывая своей роскошью мою узкую спину. Обтягивающая черная юбка, на ладонь выше колена. Полупрозрачная белая рубашка с зауженными рукавами. Три четверти. Через ткань можно увидеть мой красивый белый лифчик. Новые, сегодня купленные белые туфли на высоком толстом каблуке. Я похожа на секретаршу. Ангелоподобную, дьявольски-соблазнительную, коварно-прекрасную секретаршу.

Нет. Я никогда не буду подчиненной. Моя роль – командовать. Всегда. Жизнью. Смертью. Покоем. Чувствами. Но, увы, не своими. Чужими. Со своими я вела упорную кровопролитную, изнуряющую войну. И пока что, уже столько лет, они побеждали.

Пора.

Захватив синий кожаный клатч, я медленно направилась к двери. Затем – прогулка до лифта. Минута в лифте, длившаяся как вечность. И вот, я появилась в огромном светлом фойе, как ангел господень перед грешниками. Я – холодна, как вырезанный из белоснежного мрамора падший ангел, сторожащий могилу прекрасной принцессы. Я и сама принцесса. Мадонна.

Но с каждым шагом, приближающим меня к отдаленному столику, за которым сидел Брэндон, меня все больше охватывало неприятное, жуткое, неудобное чувство. Ненависть. Страх. Презрение. Моя кровь полна этим ядом. Но я твердо, красиво, медленно шла вперед. Я не остановлюсь ни перед чем. Ни перед кем. Особенно, перед ним.

Я, и только я правлю балом. А он – всего лишь гость.

«Отдай ему флешку и уходи» – вдруг пронеслось в моей голове. Голос разума. Или страха. Или моего сумасшествия.

Брэндон смотрит на меня с белозубой улыбкой. И она так обезоруживает. Он не часто появляется в свете без пиджака. Пиджак – это он. Он – это извечный строгий элегантный пиджак. Но сегодня на этом англичанине лишь белая рубашка. Классика. Нет галстука. Темно-синие узкие брюки. Черные блестящие ботинки. Темные волосы лежат один к одному. Широкие красивые брови. И ледяные, пронизывающие насквозь голубые глаза.

Один из наших общих друзей однажды отозвался о Грейсоне «мистер элегантный извращенец», конечно, после того, как Брэндон так открыто стал спать со смертными женщинами. Да. Всегда элегантен. Притягателен. Извращенец. Как и я.

– Как всегда прекрасна и смертельно обманчива. – Было его первыми словами. Вместо приветствия. – Но я удивлен. Ожидал увидеть тебя почти без одежды.

Я насмешливо усмехнулась. Но…

Его слова пронзили мой разум. Мою гордость.

Брэндон, этот подлец только что ткнул меня носом в мое «дерьмо». Мой откровенный стиль в одежде. Мой «откровенно дешевый вкус», как говорила моя сестра Маришка. Если бы эту фразу сказала она – мне было бы плевать. Но это были его слова. Он считает меня пошлой. Дешевой.

Плевать. На него и его мнение.

– Я умею удивлять. Как видишь, – с иронией ответила я, присаживаясь за столик, напротив Брэндона. – Но мне не сравниться с тобой, мистер «Я никогда не снимаю пиджак».

Он усмехнулся.

– Ты великолепна. – Он сделал жест официанту, и тот заторопился к нашему столику.

– Ты тоже, – мило улыбнулась я. – Но давай сразу к сделке.

– Не торопись. Я хочу поужинать с тобой.

Я прищурила глаза.

Брэндон хочет поужинать со мной? Или мой слух обманывает меня?

Зачем ему это? С какой целью? Что ему от меня нужно?

Эти и еще тысячи вопросов вихрем пронеслись в моем разуме.

– С чего вдруг такая честь? – Я выдавила из себя смешок, который, к счастью, прозвучал правдоподобно.

– Люблю проводить время с красивыми женщинами. – Брэндон хищно улыбнулся. – А ты, Мария, – самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Я театрально закатила глаза. А мое сердце вздрогнуло.

– Сколько комплиментов за всего лишь пару минут. Да ты сегодня в ударе! – насмешливо сказала я, а затем обратилась к подошедшему официанту. – Кристалл, пожалуйста.

– Отличной выбор, мисс. Прекрасное шампанское для прекрасной дамы, – улыбнулся официант. На нем – строгая черная форма. Хорош.

– Бутылку Dalmore 50, – сказал Брэндон.

– Продешевил, – улыбнулась я.

– Возможно, – улыбнулся в ответ он.

Вдруг меня поразило осознание того, как спокойно и вольготно я веду себя с ним. Как будто это был не он, а кто-то другой. Близкий друг. Все, что я чувствовала по дороге в ресторан, – вдруг исчезло.

Но через миг, когда мой взгляд встретился с его взглядом, меня пронзило острое чувство ненависти. Я была безоружна перед ним. Моя душа завопила от желания уязвить его.

Официант ушел.

– Кстати, о красивых женщинах. Скажи мне, ценитель смертного девичьего тела: скольких ты уже успел перепробовать? – как бы невзначай, бросила я, положив свой клатч на круглый стол, покрытый белоснежной, идеально ровной, без единой складки скатертью.

– Я просто имею их. А затем они уходят. – Брэндон сказал это таким тоном, будто говорил о чем-то несущественном, совершенно обыденном. – С чего вдруг такой интерес к моей личной жизни, Мария?

– Банальный интерес: весь наш мир только и обсуждает это. Но тебе, я вижу, совершенно все равно, не правда ли? – Мое лицо озарила насмешливая улыбка.

– Знаешь, для меня авторитетно мнение лишь одной персоны. И это – я. – Он чарующе улыбнулся. – К тому же не я один нахожу смертных довольно-таки привлекательными, не так ли?

Мои губы растянулись в фальшивой улыбке.

Официант принес нам наши напитки, которые мы, естественно, даже не пригубим.

– Это прекрасно, – выдавила я, когда официант ушел, но прямой взгляд ледяных глаз моего собеседника заставил меня устремить свой взор на мой клатч. – Итак, о деле. – Я взяла клатч в руки, расстегнула молнию, вытащила маленькую красную флешку и протянула ее Брэндону, и он забрал ее.

Брэндон пристально взглянул на меня.

– Где был сделан этот снимок и когда? – поинтересовался он.

– Десять лет назад. В Праге. Эта девушка показалась мне живописной, и я решила щелкнуть ее. Не думала, что тебя так завлечет фотография какой-то смертной, – сладким тоном ответила ему я.

– Мне не нужна эта фотография. Мне нужно кое-что другое.

Я криво усмехнулась. Мне показалось, что в его фразе было что-то странное. Как признание.

«Кое-что другое». Если ему не нужна эта фотография, как произведение искусства, значит ли, что он выкупил ее лишь потому, что ее сделала я?

Нет. Не может быть.

– Честно говоря, меня мало интересуют твои мотивы, Брэндон. Но, раз мы закончили, я покидаю тебя. – Я поднялась со стула, небрежно перекинула волосы через плечо и взяла свой клатч.

– И именно по причине твоего равнодушия, ты позвонила мне с этим вопросом?

– О, ты ужасно заинтриговал меня. Но не сегодня.

– Я бы не был так уверен.

– А может, тебе просто нравится сомневаться в моем равнодушии? – сладко сказала я.

– Это – единственный экземпляр? – вдруг холодным тоном спросил Брэндон.

– Да.

– А где фото, которое ты показывала Аттику?

– У него. Как и договаривались. Пока, Брэндон. С тобой приятно вести бизнес. – Я игриво подмигнула ему и медленно, красиво и плавно пошла вон из ресторана.

Лишь выйдя из отеля, я позволила себе зажмурить глаза. На пару секунд. Прогоняя этот разговор. Эту встречу.

Он знает. Обо мне. Знает мою тайну.

Но он отреагировал совершенно равнодушно. Можно вздохнуть свободно.

И все же. То, что меня видели со смертными двое свидетелей – настораживает. Двое? А может, больше? Черт. Нужно быть осторожней.

Пять минут. Каких-то пять минут, но это было вечностью.

Вон! Вон отсюда!

«Мне нужен Адам» – подумала я.

Но в этот раз, если я все же найду его… Я убью его. Убью его светлый облик.

Мне нужно было убить.

Убить. Что-то чистое. Светлое.

Адам.

Но в тот вечер я не нашла его.

Вернувшись в отель, опустошенная, злая и нервная, я позвонила в аэропорт, чтобы купить билеты.

Бежать. Из этого города, где властвует Брэндон Эйвери Грейсон.

Но, сжимая телефон, сидя в кресле, в своем дорогом люксе, я поняла. Меня постигла истина: мне не к кому лететь.

Миша с Фредриком, и он будет не рад видеть меня.

Родители. Нет. У них – своя жизнь.

Маришка и Маркус… Да, ха-ха-ха! Еще бы!

Мсцислав… Я даже не знаю, где он сейчас и чем занимается.

Мартин.

Я набрала номер старшего брата. Он ответил через четыре секунды. Я считала.

– Я лечу к тебе. Сегодняшним ночным рейсом. Где ты? Встреть меня в аэропорту.

Через минуту был куплен ночной рейс до Гданьска. В один конец.

Глава 6

Около часа ночи.

Я и Мартин сидим на деревянной скамье, обращенной к морю, с видом на узкий, но живописный залив, полный кораблей, старых на вид яхт и лодок. На другой стороне залива, с которой связывает нас широкий вымощенный мост, сияют ярко-красные светящиеся буквы рекламы, расположенные у крыши невысокого здания. В темной воде отражаются огни набережной. Безжизненный свет фонарей. Тихий шум, производимый немногочисленными, оставшимися здесь в позднее время смертными, блекнет на фоне красоты этого вечера. Шум волн ласкает слух. Где-то на другой улице играет уличный музыкант, зарабатывая себе на жизнь пением и игрой на гитаре. Но у него хороший голос. Сильный. Твердый. Приятно слушать его в дуэте с плеском моря.

Мартин встретил меня в аэропорту. Но останавливаться в его квартире я не стала. Заехала в ближайший отель, так как в этот раз мне было абсолютно наплевать, где и в каких условиях я проведу те немногие часы, когда буду приходить в свой номер лишь за тем, чтобы сменить одежду.

Час ночи, а я сижу в центре старого польского города и смотрю на залив.

Разве это я? Всего пару дней назад я даже не представляла себе, как смогу провести ночь вот так. Просто сидя на скамье. Рядом с братом.

Мы молчим. Мартин, мой дорогой брат, всегда понимал меня, как никто. Только с ним я могу быть собой. На сто процентов. С Мишей – на шестьдесят, ведь она не должна знать меня такой, какая я есть. С родителями – может, на семьдесят пять. С Маришкой и Мсциславом – на восемьдесят. Нет. Семьдесят девять. Когда я была с Фредриком то позволяла себе быть девяносто процентной собой. Только Мартин знал меня от и до. Только с ним я могла по-настоящему расслабиться, открыть все стороны моего многогранного характера. Отдохнуть от ущемления своей натуры во имя других. Он не спросил меня, почему и зачем я приехала. Просто встретил в аэропорту и довез до отеля. Мы договорились о встрече и расстались.

Встретились. Сидим. Молчим. Он ничего не спрашивает. И это прекрасно. Я не смогла бы сейчас лгать. Ни ему, ни себе. Но я не хочу, чтобы кто-то, даже Мартин, знал о том, что я скрываю. Это слишком унизительно. Мой позор и моя гибель.

Но, может, мне стоит попытаться? Рассказать ему обо всем? Возможно, мне станет легче нести этот груз, если я поделюсь им с Мартином.

– Давно разговаривал с родителями? – наконец, нарушила я наше уютное молчание.

– Пару дней назад. У тебя будет выставка? – Мартин вольготно откинулся на спинку скамьи и посмотрел на меня.

Я не сомневалась в том, что он уже был осведомлен. Впрочем, как и все Мрочеки. Весь клан.

– Да. Через три недели. Я хочу видеть тебя на открытии. – Я обернулась к нему всем корпусом, подобрав одну ногу под себя. Благо, на мне были джинсы и кеды.

Кеды. Тревожный знак. Я не терплю спортивную обувь и обувь без каблука. Но сегодня мне было так тошно оттого, что произошло в Лондоне, что моя душа требовала перемен. И я купила кеды. В ближайшем магазине. За семьдесят злотых. Самые обычные черные кеды с длинными черными шнурками, которые я спрятала внутрь.

Но кеды – не самое страшное. Свершилось нечто более пугающе: сегодня на мне не было ни грамма макияжа. Я наношу макияж даже, когда не выхожу на улицу. Такие дни бывают – когда я усиленно занята своей работой, требующей использование фотошопа. А сегодня я была похожа на подростка. В кедах, джинсах, клетчатой красной рубашке.

Как только Мартин не подтрунивает надо мной? Наверно, деликатничает и делает вид, будто не замечает этого диссонанса. Да и сам он отличается от того Мартина, который вечно сидит в офисе. Сидел. Теперь он живет в этом маленьком городке, где открыл небольшой ресторан с восточно-европейской кухней. Поэтому сейчас он выглядит как рядовой, но слишком красивый смертный. Серые джинсы, белая футболка с надписью «Greetings from Gdansk», белые кроссовки. Не отличишь от смертного студента. Единственное, что отличало меня и Мартина от окружающих нас смертных – отсутствие осенних курток или свитеров, или чего-либо, чем можно уберечь себя от холодной сентябрьской ночи. Безветренной и светлой. Но светлой не благодаря луне – она пряталась за облаками. Это был мертвый свет фонарей.

– Где ты купил эту футболку? – усмехнулась я, оттянув ворот его футболки.

– Рядом с моим рестораном расположен сувенирный магазин. А, что хочешь такую же? – тоже с усмешкой ответил Мартин.

– Раскусил. Мечтаю о такой всю жизнь! – Я коротко рассмеялась. – Так что, ты приедешь?

– Не уверен. Мне нужно проверить расписание. Минуту. – Мартин достал из кармана джинс свой айфон. – Точная дата открытия уже оглашена?

– Десятое октября.

– Черт, я занят. Встреча с японским предпринимателем, – вздохнул Мартин, пряча айфон обратно в карман. – Как, насчет, перенести дату открытия?

– Думаю, тебе будет намного легче перенести встречу с японцем, чем мне – дату открытия. И что же тебе так от него нужно? – слегка раздраженно спросила я. Присутствие Мартина на открытии моей выставки мне было просто необходимо. Как кровь.

– Хочу открыть сеть заведений с польской кухней.

– Где?

– В Осаке и Нагои.

– Почему не в Токио? – поинтересовалась я.

– Чуть позже, если бизнес будет приносить хорошую прибыль. – Мартин довольно улыбнулся. – Но для друзей и родных все за мой счет.

– Что ж, тогда тот факт, что мы не едим их пищу – как раз тебе на руку. Представь, кучу Мрочеков и Морганов, объедающих тебя в три глотки каждый! – усмехнулась я. – Но ты меня расстроил, очень расстроил, Мартин.

– Прости. Эта встреча была запланирована еще два месяца назад, – извиняющимся тоном сказал мой брат. – Кстати, когда ты шла сюда, никто из подростков не просил номер твоего телефона? Не приняли тебя за свою?

«Ну вот, спросил-таки!» – насмешливо подумала я.

– Ахахах, как смешно! – Я слегка ударила его по плечу, а он, явно довольный своей шуткой, улыбался во весь рот. – А в тебя, наверно, влюблены все здешние старшеклассницы и студентки?

– Ну, не нужно так преувеличивать. Не все. Но мне частенько строят глазки. – Мартин умиленно заморгал глазами, пародируя тех несчастных. – Я никогда не спрашивал тебя раньше, но каков твой лимит на возраст?

Возраст жертвы.

Я задумалась, но не смогла определить точную цифру.

– А у тебя? – вместо ответа спросила я.

– Двадцать шесть.

– Так остро?

– Самое то – все еще молодое, но почти выдержанное.

– И что, прежде чем пить вино, ты прямо так и спрашиваешь: «Не сочтите за дерзость, любезный, огласите, будьте милостивы, свой возраст»? – с иронией спросила я.

– Очень редко. Но бывает. Ошибся лишь пару раз, но всего на год или два.

– С кем ты предпочитаешь пить?

– Я не сексист. Если вино достойно внимания, то к чему это? Но ты не ответила.

– Честно говоря, я даже не знаю. Я не спрашиваю их возраст, если только сами не говорят. Но со школьниками и студентами я не вожусь. Значит, где-то двадцать пять… Или, черт, вполне возможно, что я пила вино и со студентами, если они нарочно обманывали меня. Но это уже не моя вина. – Я пожала плечами и скрестила руки на груди. – Знаешь, кто спонсирует мою выставку? Брэндон.

– О, боги! За это ему низкий поклон и всех благ! – Мартин театрально захлопал в ладоши. Он вообще любил дурачиться. – А если серьезно, то я слышал, он самоотверженно занимается благотворительностью. Так же самоотверженно, как имеет смертных женщин.

– Пусть имеет, это его выбор. Или ты ему завидуешь? – пошутила я.

– О да, я полон зависти! Как мне теперь жить, зная, что за свои годы я ни разу не ласкал смертных девчонок? – Мартин наигранно вздохнул. – Вся моя жизнь идет коту под хвост! Сегодня же подцеплю кого-нибудь, обещаю.

«Ты никогда этого не сделаешь, мой дорогой. Я знаю тебя как свои пять пальцев. Только шутить ты и умеешь» – с милой улыбкой подумала я, прекрасно понимая, что его слова – всего лишь блеф. Ведь он презирает смертных. Как и я. Но я любила играть с ними, а Мартин такую игру считал извращением. Но если Брэндона и его страсть к смертным женщинам он находил смешной, то меня и мою страсть к ним он принимал. Естественно, ведь я – его сестра, и он любит меня, чем бы я ни занималась. Мой дорогой старший брат.

– А вот и луна, – тихо сказала я, подняв взор в небо.

Луна медленно выскользнула из-за стада темных, почти черных облаков и разлила свой божественный мягкий свет на землю. На Гданьск. На Мартина. На меня.

– Светила бы она вечно, моей благодарности не было бы предела. – Мартин тоже посмотрел на небо. – Какая красавица. Жаль, что неполная.

Мы с минуту молча созерцали бледный лик луны. В эту минуту умерло все: шум, море, люди, музыка. Лишь луна была жива. Ласкала меня, утешала. Будто гладила по щеке и шептала: «Будь сильной. Я всегда с тобой».

Что ж, луна, ты права. Я должна сказать Мартину. Ты дала мне силы.

Я взглянула на брата: он продолжал любоваться луной, и она отражалась в его глазах.

– Мартин, я должна сказать тебе кое-что. – Я тронула его за руку. Он перевел взгляд на меня. – Очень важное. Но это так трудно… Я ношу в себе эту тайну так давно…

– Что? – Он сжал мою ладонь, словно подбадривая меня.

Я открыла рот, чтобы наконец-то избавиться от своей тайны, выплеснуть эту ношу на брата. Поделиться самым сокровенным.

– Ты помнишь, на свадьбе Маришки… Было столько гостей, – тихо начала я.

– Да. Почти все наши.

– И… – Мой язык заплелся, а горло сдавило. – И я хотела переспать с Седриком.

– Только не говори, что ты влюбилась в него, – с полу насмешливой улыбкой бросил Мартин.

– Что? Нет! – Я даже рассмеялась от его догадки. – Но он был так… – Я вздохнула, вспоминая тот момент, когда увидела Седрика в тот день. – Божество на земле. Я захотела его, Мартин, понимаешь? А ведь он – почти мой брат.

– И это тебя смущает? Все восемь лет? – Мартин коротко рассмеялся. Довольно благодушным смехом.

– Но разве это – не верх извращения? – удивилась я его реакции.

Я считала, что он должен отбросить от себя мою руку, вскочить со скамейки и с криком «Мразь!» уйти куда глаза глядят. А он смеялся.

– Милая моя, Седрик – всего лишь брат мужа твоей сестры. И не больше. И, если ты с ним переспишь, никто не посчитает это извращением. И это – тайна века, которую ты мне обещала? – Он все еще посмеивался.

Я не смогла сдержать смех.

Да! Обещала!

Но моя главная тайна осталась при мне.

Я не смогла. Никто не должен знать. Никогда.

– Разве моя тайна не достойна твоего внимания? – иронично улыбнулась я.

Ложь. Отвратительная, гадкая, грязная ложь. Смятение. Стыд.

– Конечно, достойна. Но это нельзя назвать тайной. Но и постыдным тоже. Однажды я захотел Кристину Ванини, и это при том, что она замужем за одним из моих друзей.

– И что?

– И ничего. Я думаю, это было обычной влюбленностью, как было у тебя с Фредриком. А сейчас Кристину я вообще как женщину не воспринимаю. Она – часть Энтони. И все. – Мартин взял мои ладони в свои и с усмешкой взглянул в мое лицо. – Как ты думаешь, мы будем такими же, когда полюбим? Такими, как Маришка и Маркус? Миша и Фредрик? Наши родители?

– Такими же смешными, ты имеешь в виду? – бросила я и вздохнула. – Не знаю… Но я надеюсь, что этот день никогда не наступит. А ты?

– Я столько лет обхожусь без любви, что она перестала быть для меня чем-то возвышенным. – Мартин скорчил гримасу. – Но, как показывает куча примеров, когда-то мы станет сверхчувствительными идиотами. Да простят мне мама и папа.

– Какого ты высокого мнения о Мише и Маришке! – усмехнулась я.

– Ладно, Маришка – образец благоразумия. Но Миша…

– Что Миша? Предупреждаю – не смей говорить плохо о нашей младшей сестренке, обличитель ты эдакий!

– Я и не собираюсь. Но ее поведение вряд ли можно назвать, так сказать, разумным. Если Фредрик решит жить на Марсе – она полетит с ним. Разве это – правильно? Идти на поводу у другого, даже если любишь его. Не могу понять этого.

– Только ты забыл, что Маришке – не двадцать семь, как Мише. Через двести лет Миша будет такой же благоразумной, вот увидишь. Но, надеюсь, не такой ханжой как Маришка. – Я насмешливо усмехнулась.

– Никак не привыкну к тому, что вы так горячо «любите» друг друга, – со смешком сказал мой брат. – Итак, на данный момент в клане Мрочеков остались только три здравомыслящих персоны: я, ты и Мсцислав. Все остальные либо влюблены, либо несчастны, либо замужем или женаты.

Слова Мартина рассмешили меня. Если бы он только знал! Если бы он только знал, что не трое, а двое!

– Голодная? – вдруг спросил Мартин.

– Не прочь выпить вина. Но не больше двадцатишестилетней выдержки, – подмигнула ему я.

– Я знаю прекрасное место. Пойдем.

Мы поднялись со скамейки и направились из старого города в один из неблагополучных районов, где-то на окраине Гданьска.

Мартин был прав. Отличное место для охоты.

В четыре утра мы расстались, сытые и довольные.

Я вернулась в свой номер и, упав в кровать, лихорадочно обдумывала слова Мартина, которые крутились в моей голове, как заевшая пластинка.

«Идти на поводу у другого, даже если любишь его».

Со мной это никогда не случится. Клянусь себе. Пасть так низко могут другие, но не я.

***

– Как насчет караоке-бара?

– Не смеши.

– Я частенько там бываю.

– О, боги, Мартин, у тебя ведь совсем нет слуха.

– Ты ничего не понимаешь в музыке.

– По-моему, в нашей семье умеет петь только Миша.

– И я.

– Как же сильно ты себя любишь.

– Пойдем. Споешь что-нибудь.

– Нет уж, увольте.

– Все, возражения и отказ не принимаются.

– Отцепись уже от меня!

– Боишься публики?

Мартин точно издевался надо мной. Караоке-бар! Спеть! Я даже не помню, когда в последний раз слушала музыку, а он предлагает мне спеть! Хм. В последний раз я пела, когда мне было 7, для бабушки и дедушки. Рождественскую песенку.

– Ничего я не боюсь! Но на «слабо» ты меня не возьмешь! Мы – не дети, и на это я не поведусь! – насмешливо ответила я на вопрос Мартина.

– Все так говорят. Трусишка! – Мартин обвил рукой мои плечи и потащил меня по людной улице, сквозь вечерние фонари, в какое-то жуткое полуподвальное помещение. Мы остановились перед черной железной дверью.

– Хорошо, что ты сегодня при параде, иначе тебя отправили бы домой, к родителям, – шутливо сказал мне брат.

– Ха-ха-ха! – имитировала я смех.

Но он был прав. Сегодня на мне был полный вечерний макияж, платье, каблуки и черная кожаная куртка.

– Я буду петь, а ты завидуй. – Мартин нажал на расположенный на желтой стене круглый звонок, и через восемь секунд дверь открылась. На пороге появилась женщина среднего возраста. С тоннелями в ушах, длинными синими волосами и выбритыми висками.

– А вот и наша звезда! Хай, Мартин! – приветливо сказала она грубым прокуренным голосом.

Мартин подмигнул ей.

– Черт, ты как всегда, шикарна! – тоже приветливо ответил ей Мартин.

– А это кто с тобой? – Женщина с любопытством взглянула на меня.

– Это моя сестра, Грю. Она будет зажигать сегодня. – Мартин хлопнул ее по плечу, как какого-то мужика.

Вот это фамильярность со смертными!

– Крошка, у тебя есть с собой id или паспорт? – обратилась ко мне эта «подруга» Мартина. – Шикарная у тебя сестренка, Мартин.

– О, боги, – насмешливо шепнула я, а затем негромко кашлянула. – Я бы с удовольствием показала свой паспорт, но ваша звезда не сказал мне о том, что он может мне понадобиться.

– Прости, из головы выпало, – сказал мне Мартин. – Я так часто здесь бываю, что меня уже давно не проверяют. – Грю, – обратился он к своей «подруге», – Она уже давно совершеннолетняя.

– Я слышу это каждый день по двести раз. Крошка, сколько тебе?

– Двадцать пять, – ответила я. – Честно.

– Грю, я не стал бы тебе врать, правда, – настойчиво сказал Мартин. – Ты же меня знаешь!

– Ну, хорошо, красавчик, только ради тебя. Проходи, крошка. – Грю отошла в сторонку, предоставив нам проход внутрь.

– Ты чудо, Грю. – Мартин чмокнул ее в щеку.

– Только сегодня караоке не будет. У нас концерт, – отмахнулась от него Грю.

– Вот черт! А я так хотел спеть «Bad» Джексона! Кто выступает?

– Moonlight, – ответила Грю, идя следом за нами.

– Они же давно распались… И почему никто даже не заикнулся, что они буду выступать? Грю, я повесился бы, если бы не попал на этот концерт! – с жаром воскликнул Мартин.

– Дорогуша, ты сам виноват! Давно не приходил и не следил за афишей! – рассмеялась Грю.

– В первый раз о них слышу, – сказала я брату. – Что за группа?

Но Мартин словно не слышал меня.

– Они решили дать три концерта, и нам сегодня очень повезло. А вообще билет стоит двести злотых. Копейки! – сообщила нам женщина.

– Мы заплатим. – Мартин резко остановился и достал из кармана своей черной куртки портмоне. – Вот, за меня и сестру. – И он попытался впихнуть купюры в руки Грю.

– Вот еще! Оставь себе. Просто проходите.

– Нет уж. Мне нравятся их песни, и я не хочу лишать их честного заработка!

Грю нехотя взяла у него деньги.

– Какой ты, однако, благородный, – шутя, заметила я, когда мы продолжили свой путь. – Что они играют?

– Рок. – Кажется, Мартин был всерьез взволнован событием. – Как повезло! Уже и не надеялся увидеть их концерт еще раз!

– Так ты и на концертах их бывал? Автограф на заднице получил? – забавлялась я: Мартин был слегка смешон.

– Нет, но сегодня обязательно! А тебе попросим расписаться на груди! – с энтузиазмом ответил на это мой брат.

Мы пришли в большой широкий зал. Несмотря на то, что зал располагался под землей, на нулевом этаже, потолки его были высокими. Вот и прекрасно. Ненавижу помещения с низкими потолками – они просто давят на психику.

– Ну и народу сегодня! – заметил Мартин.

– Прямо как встреча с Папой Римским! – поддакнула я.

Как мне нравилось шутить над ним!

Но Мартин не обращал на меня внимания, а усиленно работал плечами, пробивая нам дорогу к сцене, со словами: «Пардон», «Извини, приятель», «Прости крошка» и «Дорогу самым большим фанатам!».

– Да ты профессионал! – похвалила я брата.

Теперь мы стояли у самой сцены.

Сцена была небольшая, но, как мне показалось, довольно просторная, если не пускать на нее балет. Стойка с микрофоном, электро-гитара, бас, ударная установка, синтезатор. Не хватало только тех, ради кого пришла вся эта шумная толпа людей.

– Это еще что! Я вот, что умею! – Мартин засунул два пальца в рот и громко пронзительно засвистел. Я залилась смехом. Ах, мой брат! Какие таланты он скрывал от меня!

– Хлопай как можно громче и кричи, как сумасшедшая! – сказал он мне. – Исполнителям это приятно!

– Что кричать? – послушно спросила я.

– Что хочешь!

– Верните деньги? – пошутила я, начиная громко и часто хлопать в ладони.

– Если ты это крикнешь, я сам закрою тебе рот и вытолкну за дверь! – со счастливой улыбкой ответилМартин, хлопая, как ненормальный.

Толпа словно заразилась его энергией, и через минуту шум в зале стоял такой, что мне показалась, моя голова разорвется.

– У-ху! – тоже крикнула я и рассмеялась.

Надо же: я – в Гданьске. На рок-концерте! С Мартином!

Наверно, это была лучшая идея в моей жизни – приехать сюда! Попробовать что-то, чего я никогда не делала. Не была на концертах и не кричала, как резанная. Но сегодня мне нравилось быть такой – фанаткой. Нравилось эта атмосфера, энергия толпы, нравилось быть свободной от своих привычек.

– Идут! – раздался громкий истерический женский крик, и шум поднялся еще выше.

На сцену вышли четверо мужчин и одна женщина. Мужчины были одеты в темные футболки и джинсы, совершенно не похожие на классических рокеров. Женщина, как я догадалась – фронтвумен, имела интересную притягательную внешность: выразительные черты лица, длинные прямые черные волосы. Голубые тени на глазах и темно-бордовая помада. На ней были джинсы и черная кофта. Вот и все.

«И это по ним так сходит с ума Мартин?» – насмешливо подумала я, но продолжала хлопать, как заводная обезьянка.

– Добрый вечер! – приветливо сказала фронтвумен, подойдя к микрофону, и толпа фанатов тут же откликнулась новой волной шума и рукоплесканий. – Мы давно не выступали вместе, но сегодня – первый из наших трех концертов по родной Польше. А все началось с того, что мы случайно встретились на одном из рок-фестивалей и решили порадовать наших фанатов…

– Слава Богу! – раздался громкий мужской крик, отчего и толпа, и музыканты тут же рассмеялись.

– И сегодня мы надеемся, что вы проведете с нами отличный вечер! Не стесняйтесь подпевать! – со смехом сказала фронтвумен. – Начнем же!

Толпа радостно завизжала.

– Черт, мне уже нравится! – сказала я Мартину.

– Это только начало, сестренка! – ответил он мне.

Шум стоял такой, что фронтвумен пришлось поднять руку, чтобы заставить фанатов замолчать. И когда настала относительная тишина, она запела.

Да, это было мимолетно

Но это была ложь

Я видела это, только я

Потом ты исчез

А мне остался этот миг

И я пью вино, как ту ложь

Я пью вино и чувствую ее

Ее красивый мелодичный голос звучал одиноко. Наполнял собой зал. Наши сердца. Мир. И вдруг раздался рев гитар.

Когда ты смотришь на меня

Это яд, это просто яд

Как грех, к которому

Я так близка

Ведь не может родиться

Момент, которого быть не может

и быть не должно.

Я ловила каждое слово.

В одном лишь взгляде я вижу нас

Когда мы любим:

меняются образы и мысли

одиночество покидает меня

И я так уверена в себе

«Это я» – пронеслось в моей голове.

Я думаю, ты – просто сон,

Ибо этот сон так горяч

Но, Боже, я вижу, что это

Лишь миллионы осколков меня самой

– Как называется эта песня? – спросила я Мартина.

– Табу.

Нет. Не может быть.

Мне вдруг стало горько от осознания того, что эта песня была обо мне. Выражала то, что я чувствую столько лет. Она обличала меня, знала мою тайну.

Теперь мне было совсем невесело. Мне было жутко.

Мне нужно было уйти.

Нет! Сбежать!

Сейчас же…

Я не могла больше выносить этой правды.

– Мартин! – Я схватила брата за локоть. Он взглянул на меня. – Я ухожу!

– Ты смеешься? – усмехнулся он. – Концерт только начался!

– Я не заставляю тебя идти со мной! Просто мне здесь не нравится! Я найду ночной клуб! – настойчиво сказала я, повышая голос, потому что песня подошла к концу, музыка затихла, и зал взорвался аплодисментами, криками и свистом.

– Хорошо! Созвонимся!

Я наспех чмокнула брата в щеку и с трудом направилась к выходу: люди стояли так плотно друг к другу, что мне казалось, до выхода я дойду уже без одежды.

– Крошка, ты куда? – вдруг услышала я голос Грю. Я уже достигла лестницы.

– Покурить! – коротко бросила я ей и поспешно выбежала на улицу.

В моей голове твой голос

Без конца манящий меня

Без конца…

– Хватит! Довольно! – раздраженно прошептала я и зажала уши ладонями, чтобы не слышать слов, бьющих меня в спину.

– Красавица! Перебрала? – послышалось рядом со мной. Мужской голос.

Я опустила руки и бросила недовольный взгляд на высокого парня, который вдруг возник передо мной, из ниоткуда.

– Тебе-то что? – буркнула я. Мое настроение было похожим на смерч, только и ждущий снести, разрушить все вокруг меня.

– У меня здесь рядом машина. Давай подвезу, – подмигнул мне парень.

– Спасибо, но я сыта! – Я отшвырнула его в сторону, и он врезался в стену дома, у которого посмел остановить меня. Меня тут же настиг запах крови. Невкусная, пропитанная алкоголем, дерьмовая кровь.

Я быстро зашагала прочь. Хорошо, что тот несчастный смертный почти не видел моего лица – я стояла спиной к единственному светящемуся фонарю на этот грязной темной улице.

– Твою мать! – услышала я позади себя. Затем неуверенные шаги. – Охренеть, блин. Тхэквондистка что ли…

– Урод! – пробормотала я.

– Нет, тебя невозможно оставить одну!

– Мартин! – Я вздрогнула от неожиданности и становилась.

Мой брат стоял рядом.

– Почему ты не на концерте? – недовольно спросила я.

– Услышал, что какой-то кретин досадил моей младшей сестренке. – Он обернулся назад.

– Как видишь, я прекрасно справилась и без твоего вмешательства! – Даже мысль о том, что Мартин считает меня слабой, наравне со смертными женщинами, думает, что я не смогу защитить себя, оскорбила меня. До глубины моей души. Если она у меня еще осталась.

– Я заметил. Черт, что у тебя с настроением? – Мартин обвил рукой мои плечи. – Пойдем. Посажу тебя в такси, и поедешь в клуб.

– Что-то мне перехотелось. – В этот раз я сказала правду: единственное, что мне хотелось – запереться в своем номере и лежать в кровати, под одеялом. Целую ночь. Целый день. – Не нужно жертвовать твоим концертом. Иди. Я прекрасно доберусь до отеля.

– Так ты в отель?

– Да.

Мы шли по улице. Мои руки были скрещены на груди.

– Встретимся завтра? – предложил Мартин.

– Я позвоню. Иди на свой концерт, – отмахнулась я.

– У них перерыв на пять минут. Что-то с микрофоном.

– Так вот почему ты сейчас со мной! – рассмеялась я.

Что ж, я зря разозлилась на него!

– Да, и за эти пять минут я успею посадить тебя в такси и вернуться. Такси – прямо за углом. Поэтому мне нравятся Гданьск. Ты уже побродила по городу? – Мартин выглядел очень счастливым.

– Еще нет. Стоит? – поинтересовалась я.

– Вот сама мне и скажешь.

– Где ты оставил «Снегурочку?» – спросила я, вдруг осознав, что за эти два дня ни разу не видела автомобиль брата. Белый «Вольво». Седан. Мартин ласково называл его «Снегурочка» и мыл почти каждый день. Собственноручно.

– В гараже. Пусть отдыхает, – ответил он.

– Ну да, город ведь огромен, и она, бедная, так устала! – съязвила я. – Мыл ее сегодня?

– Конечно.

– И не надоедает тебе?

– Как часто ты моешь свое авто? – ироничным тоном, вместо ответа, спросил Мартин.

– Не знаю. Раз в неделю.

– Был бы я твоим авто, так давно нашел бы более заботливого хозяина.

Мы вышли на главную дорогу, и я увидела три старых «Шкоды», прижавшихся к бордюру, под знаком такси. Рядом с ними курили трое пожилых мужчин.

– А вот и Алес. Привет, Алес! – приветливо крикнул Мартин кому-то из трех таксистов.

– Я вижу, у тебя уже своя собственная мафиозная сеть! – тихо пошутила я. – Ты что, знаешь всех и каждого, кто живет в Гданьске?

– Всех до последнего бомжа! – весело сказал на это Мартин. – Алес – отличный парень, со здоровым чувством юмора, и я всегда езжу только с ним.

– Господи, да тебе же пешком меньше минуты.

– Восемь секунд. Я засекал.

– Тогда зачем тебе Алес?

– Пытаюсь разобраться в психологии смертных.

– Доклад пишешь? – вновь рассмеялась я.

Мартин удивлял меня все больше: хоть мы очень часто созванивались, эти новости я услышала лишь сейчас.

– Нет. Мне просто скучно. Нужно же как-то развлекаться. Правда?

Я поняла, к чему он клонит: к тому, что, когда скучно мне, я сплю со смертными.

– Мартин! – Один из мужчин, лет под шестьдесят, в темных брюках, куртке-ветровке и кепке пошел нам на встречу. – Где же ты пропадал? Забыл старину Алеса?

– Дела, дела. Вот, знакомься. Это – моя сестра, – ответил мой брат, пожимая руку мужчине.

– Добрый вечер, – вежливо улыбнулась я, хотя на дворе была глубокая ночь.

– Добрый, добрый! – заулыбался Алес. – Куда вас везти?

– Сегодня – только ее, а я сам дойду, – сказал Мартин. – Она скажет куда.

– Тогда, милости просим. Машина – не шик, но комфорт вам обеспечен. – Алес открыл переднюю дверцу своей шкоды.

– Я поеду на заднем сидении, – сказала ему я, подходя к машине.

– Как пожелаете. – И передо мной тут же открылась задняя дверца.

– Пока, Мартин. Я позвоню. Наслаждайся концертом. – Я села в машину.

– Довезу ее целой и невредимой, – сказал Алес Мартину.

– Только будь осторожен: у нее сегодня очень плохое настроение, – посоветовал ему тот. – Пока, сестренка! Увидимся!

– Как, ты сказал, называется эта группа? – спросила я, опустив стекло.

– Moonlight. Зацепила? – с хитрой улыбкой спросил Мартин.

– У вокалистки – отличный макияж, – вместо ответа бросила я. – Пока!

– Скоро увидимся, ворчунья! – И Мартин исчез за углом.

– Куда едем? – приветливо спросил меня Алес, усаживаясь в водительское кресло.

– Kobza haus, – ответила я. – Ведь такси – это подработка, так ведь?

– Хе-хе, раскусили. Вообще-то я – механик, но сын учится в Варшаве, в университете. Вот, приходится таксовать после работы. Образование нынче дорого стоит.

– Понимаю. Но Мартин, должно быть, оставляет отличные чаевые?

– Да, да, мой любимый клиент, – добродушно рассмеялся Алес. – Пристегните ремень, пожалуйста.

Мы поехали по откровенно плохой дороге, отчего я затряслась мелкой дрожью, вместе с машиной.

Как я отвыкла от плохих дорог!

Алес довез меня до отеля. Мы не разговаривали. Отличный таксист – не лезет, куда не просят. Я оставила ему очень хорошие чаевые, в долларах, которые он с благодарной улыбкой принял, что заставило улыбнуться и меня.

Что ж, делать добро – тоже интересно и приятно.

Иногда.

***

Журнал Elle прислал запрос на съемку.

Мои пальцы лежат на клавиатуре моего макбука.

Да или Нет.

Простой вопрос. Но я уже четыре минуты смотрю на монитор, и не знаю, что выбрать.

Глянец. Вновь этот проклятый глянец.

Я печатаю: «Благодарю за интересное предложение, но на данный момент в моем рабочем графике нет свободного времени…».

Но. Эта съемка может отвлечь меня от вечных раздумий и мыслей. От моего несчастья.

Зажимаю Backspace.

И вновь чистое поле.

«Благодарю за интересное предложение. С удовольствием…»

Backspace.

От одной лишь мысли, что после такого успеха, как первая выставка моих по-настоящему стоящих работ, мир глянца вновь захватит меня своими скользкими разноцветными цепкими щупальцами, мне было жутко. Я должна вырваться. Делать достойную работу. Быть достойной. А глянец тянет меня на дно своего липкого болота.

Но мой усталый разум уже увидел небольшую долгожданную передышку, которую он получит от фальшивых улыбок и броской одежды.

«Благодарю за интересное предложение. Я не могу дать ответ сейчас, мне нужно проверить свой рабочий график. Дам ответ завтра».

Отправить.

Со вздохом облегчения откидываюсь на спинку кровати. Обвожу взглядом свою большую спальню. Классика, выдержанная в светлых тонах. Ни одной интересной идеи интерьера. Занавески цвета кофе с молоком – слишком светлые, из тонкого шелка, и солнце будет пробиваться сквозь них. Обличать меня. Нужно будет позвонить на ресепшн и потребовать заменить их темными, желательно черными и плотными, пусть и более дешевыми.

Но сегодня целый день идет дождь.

Я сижу в кровати, и мои колени прикрыты одеялом. Мне уютно.

Закрываю глаза и пытаюсь прогнать из головы все мысли. Не думать. Ни о чем не думать. Заблокировать шум других жителей отеля и улицы. Слушать дождь и вдыхать его аромат.

Когда ты смотришь на меня

Это яд, это просто яд

Как грех, к которому

Я так близка

Ведь не может родиться

Момент, которого быть не может

и быть не должно.

Эти строки ворвались в мой мозг.

– Не может и быть не должно, – тихо повторила я. – Не может и быть не должно. Не должно. Не может и не должно.

Прочь! Прочь из моей головы!

Я в бешенстве вскочила с кровати и пошла в ванную. Мне нужно было убежать от себя. Сейчас же. Прекрасный повод осмотреть город и дать отчет Мартину.

На улице дождь. Довольно сильный. Должно быть, холодный. У меня нет зонта.

Я быстро надела джинсы, носки, футболку, кеды, – и выбежала из своего номера, даже не закрыв его. Быстро спустилась по лестнице на первый этаж.

Вновь без макияжа. Вновь похожа на подростка. Но мне абсолютно все равно. Плевать! Мне нужно сбежать.

– Где здесь можно купить дождевик? – спросила я у администратора ресепшна.

– Вы можете получить его бесплатно у нас, – улыбнулась мне в ответ девушка.

– Отлично! Несите!

Через минуту, одетая в длинный полупрозрачный синий дождевик, похожий на большой мусорный пакет, я вышла под дождь и с трепетом глубоко вдохнула запах мокрого асфальта.

По мокрой дороге проезжали автомобили, с зажженными фарами, так как вокруг стоял полумрак. Небо – настолько серое, что, казалось, Гданьск захлебнется в дожде, который затопит его до самых крыш домов и гостиниц. Проходящие мимо меня люди были одеты в куртки. На ногах прохожих – резиновые сапоги, водоотталкивающие кроссовки и кожаные полуботинки, полусапожки. Меня окружало море разноцветных зонтов. А я стояла в этом море – как маяк, в своем синем дождевике. Мои кеды промокли уже после пяти секунд пребывания под дождем.

Все бежали, куда-то торопились.

И только я не знала, куда мне идти.

– Не подскажете, который час?

Прохожий недоуменно посмотрел на меня. Затем на свои часы, спрятанные под рукавом куртки.

– Без семи минут одиннадцать.

– Спасибо. – Я медленно побрела дальше.

Лило как из ведра. Мои волосы, не поместившиеся под капюшон, висели, как крысиные хвостики, и с них стекали ручьи. Противоестественно длинные крысиные хвосты.

С тех пор, как я покинула отель, прошло три с половиной часа. Я провела их, бродя по старому городу. Даже при тусклом дневном свете, несмотря на дождь, лужи, мои промокшие насквозь кеды и джинсы до колен, что причиняло мне физический дискомфорт, Гданьск стоил того, чтобы на него посмотреть.

Мартин был прав. Очень уютный город.

Город сильно пострадал во время Второй Мировой войны, как и вся Польша, но правительство Польши и меценаты выделили большие суммы на реставрацию старых зданий, в их первозданном виде, что, несомненно, радует глаза и туристов, и жителей моей родной страны. Старый город Гданьска – это волшебная, детская, слегка мрачноватая, но прекрасная сказка. Дома – высокие, стоящие стройными рядами, поражают своей неповторимостью. Здесь нет ни одного одинакового, или похожего друг на друга домов. Каждый дом – выточен до последней детали, до последнего завитка на лепнине с фольклорными элементами или человеческими телами и лицами. Это – музей под открытым небом. Везде брусчатка, камень, каменные перила, скульптуры, повсюду на тебя смотрят мифические существа, сросшиеся с камнем. Красивая длинная набережная, облепленная хорошими кафе и ресторанами. Корабли в гавани. Напоминает мне мою юность, когда все это было привычным. Теперь же эта красота уступила место технологиям. И, хотя я люблю современный мир, архитектуру и удобство, которые с каждым годом дарит цивилизация и лучшие умы планеты, меня вдруг поразила тоска по прошлому. По моей юности. В то время ничто не беспокоило меня, а теперь я была едой огромной пиявки, сидящей во мне.

Я пожалела о том, что не взяла с собой камеру. Это были бы замечательные кадры. Полные мрачной красоты. Я видела ее повсюду. Она была вокруг меня. Я восхищена ею. Мое лицо было залито дождем, ноги промокли насквозь, но я уже третий час бродила по Старому городу, изучая каждое здание, каждый дом, наблюдая за людьми. Из многочисленных кафе доносились запахи еды, кофе, алкоголя, – и все смешивалось в один довольно приятный аромат, как что-то родное, домашнее, то, что я давно знала. Польша – страна, где я родилась и где прошла моя юность. Это ее аромат. Он не меняется уже более двух столетий.

Мой взгляд упал на большую деревянную вывеску, на которой большими черными буквами, по-польски, в старинном стиле было написано: «Мартин приглашает», а снизу виднелось скромное «лучшая восточно-европейская кухня Гданьска». Я усмехнулась: таким хвастуном мог быть только мой брат.

«Интересно, сам ли ты готовишь, хвастунишка!» – с иронией подумала я, заходя в ресторан Мартина.

Нужно отдать должное: мой брат – просто умница. Снаружи ресторан не выглядел таким уютным, каким оказался внутри: деревянные грубо-сколоченные столы (под старину), внушительные, более похожие на троны, деревянные, грубые на вид стулья. На столах – красивые тяжелые старинные медные подсвечники, с настоящими горящими свечами. На стенах – расшитые народными узорами полотенца, венки из искусственных цветов и красно-белые ленты. Но центром всего этого великолепия был камин. Настоящий, выполненный из темного камня камин, с самым настоящим огнем, освещающим комнату. Несмотря на непогоду, зал был наполовину заполнен.

– Давай свой дождевик, Красная шапочка. – Мартин появился из-за двери, явно ведущей на кухню – я успела заметить это краем глаза, и подошел ко мне. – Обнимать пока не буду.

– Синяя шапочка! – парировала я, расстегивая свой дождевик. С него текли ручьи. Как и с моих волос. – Посмотри на мои кеды и джинсы! Насквозь!

– Снимай. Просушим немного. Здесь есть камин.

– Я заметила. Но я и так обойдусь.

– Как хочешь. Я звонил тебе.

– Мой телефон остался в отеле.

– Я так и понял. Пойдем. – Мартин взял меня под локоток и усадил у самого уютного столика – рядом с камином.

– Доски на полу поскрипывают, – заметила я.

– Только слегка. А люди вообще этого не замечают, – усмехнулся Мартин.

– Не замечают или не просто-напросто не слышат? – тоже усмехнулась я.

– В том-то и дело. Как тебе ресторан?

– Пять звезд, Мартин. В честь себя любимого назвал. И как идут дела?

– Неплохо. Как видишь.

Я критически обвела взглядом публику.

– Неплохо говоришь?

– Да. Зал не полон потому, что сегодня рабочий день. Но вечером все будет забито. – Лицо Мартина озарилось такой самодовольной улыбкой, что я поняла, насколько он влюблен в свой ресторан, и как он горд за свой успех.

– Кем? – поинтересовалась я.

– Туристами, местными. Смертными, в общем. А для студентов у меня есть скидки – пятьдесят процентов, поэтому молодежь любит встречаться здесь ближе к вечеру, после занятий. Да и пиво у нас дешевое и вкусное. Сами его варим!

Он расписывал все так подробно, с таким неподдельным энтузиазмом, словно я была репортером, а он – известным ресторатором. Что ж, возможно, в скором времени он им станет.

– Верю. Здесь очень уютно. Ты умница, – похвалила я с улыбкой. – Мне очень нравится. А эти веночки на стенах – мм… Напомнило мне юность.

– Добро пожаловать в прошлое, моя дорогая. Хотел бы угостить тебя чем-то особенным, но, боюсь, ты не оценишь, – ухмыльнулся мой брат.

Он знал, что я никогда не пробовала и не имела желания пробовать пищу смертных.

– Ты знаешь, что я предпочитаю пить вино, – подмигнула ему я. – Но только не говори, что ты теперь еще и поваром сделался.

– Нет, повар у нас Майя.

– Полячка?

– Да, и у нее золотые руки.

– Одна на весь этот большой зал?

– В пять приходит Борис – ее сын. Тоже повар. Да, и еще два официанта.

– Как ты все устроил. Да ты прирожденный бизнесмен! – Я похлопала Мартина по плечу.

Мои мокрые волосы, лежащие на спине, сделали мокрой и мою футболку. Это было омерзительно – сидеть в мокрой одежде и кедах. Я провела ладонью по затылку. – Черт. Я как будто из ванны вылезла.

– Что ты делала на улице в такую погоду? – поинтересовался Мартин.

– Гуляла, – честно ответила я. Ведь это была правда. Хотя причину этой прогулки я предпочла не открывать. – Ты посоветовал мне пройтись по городу.

– И?

– Ты был прав: уютно и красиво. Но жить здесь я бы не смогла. Слишком скучно.

– Да, ты дитя мегаполисов.

– Возможно, – усмехнулась я. – Маленькие города душат меня. Но здесь очень мило. Кстати, как ты познакомился с Алесом? Такой приятный человек.

– Я думал выпить с ним вина, но он стал рассказывать мне про своего сына. Он старается для него. И я передумал. Да и вино уже слегка прокисло с возрастом… Когда я стану отцом, я тоже буду стараться для своих детей. – Мартин снисходительно улыбнулся. – Что с тобой происходит?

– Что? – удивилась я его вопросу и тому, каким серьезным вдруг стало его лицо. – У меня все прекрасно.

– Ты терпеть не можешь влагу и в дождь не появляешься на улице, – категоричным тоном сказал Мартин.

– Я улетаю сегодня вечером. – Я сказала это, лишь бы он отстал от меня с расспросами. Но теперь и вправду придется покупать билет. – Так что времени, ждать удобной погоды, у меня нет.

– Куда? – прищурил глаза мой брат.

– В Торонто. Elle прислал заказ на съемку. – К счастью, здесь мне не пришлось лгать.

– Когда?

– Во вторник.

– И ты улетаешь за неделю? – усмехнулся он.

– Ты меня в чем-то подозреваешь? – с ироний спросила я.

– Да. Я знаю тебя, Мария. Наверно, лучше, чем ты думаешь.

– Я тебя не обманываю.

– У тебя точно все в порядке?

– Да! – со смешком сказала я.

– Ты уверена?

– Да!

– Если у тебя были бы проблемы или ты чувствовала бы себя несчастной, ты бы сказала мне?

– Да! – солгала я, глядя в его глаза. Я лгала ему. Мартину. Прямо в глаза. Как низка моя искалеченная душа! – Не волнуйся за меня. – И чтобы избежать дальнейшего неприятного разговора, спросила: – Ты на авто?

– Да.

– Отвези меня в отель.

– Не хочешь составить мне компанию еще пару часиков? – печальным тоном спросил Мартин.

– Прости, дорогой, но мне нужно собирать чемодан. К тому же я не накрашена.

– Я заметил. И поэтому я знаю, что ты не в порядке.

– Ты опять за свое! – Я выдавила из себя смешок и поспешно поднялась со стула. – Отдай мне мой дождевик. Мне нужно вернуть его на ресепшн.

Мартин с подозрением посмотрел на меня, но все же вернул мне дождевик. Мы вышли на задний двор, быстро заскочили в его Снегурочку и помчались в отель. По дороге я попросила его рассказать о том, почему он вдруг решил открыть свой ресторан. И он так увлекся своим же рассказом, что я доехала до отеля без его изводящих расспросов о моей жизни.

– Если устанешь от своей скучной жизни здесь, – приезжай ко мне в Торонто, – сказала я на прощание и поцеловала его в щечку.

– Отвезти тебя в аэропорт? – спросил Мартин.

– Не нужно, спасибо. Я найму такси.

– Алес может отвезти тебя. Во сколько твой самолет?

Черт! У меня еще нет билета, и я не знаю во сколько!

– В девять пятнадцать, но, возможно, рейс задержат, – выкрутилась я. – Дай мне его номер, я сама вызову его после того, как свяжусь с аэропортом.

Мой ответ удовлетворил Мартина. Он дал мне номер Алеса, я вновь поцеловала его в щеку, вышла из машины и быстро зашла в отель.

«Нужно срочно купить билет» – подумала я, поднимаясь по лестнице, после того как отдала мокрый дождевик на ресепшн. Администратор при этом окинула меня удивленным взглядом, и ее глаза округлились. Вроде как я сумасшедшая – гулять в такую погоду!

К счастью, я нашла билет. Десять двадцать.

В восемь Алес забрал меня из отеля.

Глава 7

1904 год. Варшава. Четырехсотая годовщина свадьбы наших родителей.

Мартин, Мсцислав, я и Маришка. Миши еще не существует.

Я и Маришка стоим в огромном бальном зале, полном гостей. На нас – платья той кричащей и скучной эпохи. Платье Маришки – элегантное, почти строгое. Мое – обнаженные плечи и глубокое декольте. В наших волосах, уложенных в высокие пышные прически, – искусственные цветы. У Маришки – крохотные синие фиалки. У меня – большие красные розы. Мою шею украшает золотое колье с красным камнем.

Мы смотрим, как кружатся в вальсе гости, и я полна желания покружиться тоже, но только с одним мужчиной, с которым я флиртовала пять минут назад. Маркус Морган. Но я не была заинтересована в нем, нет. Я флиртовала с ним только потому, что Маришка влюблена в него. Но это тайна известна лишь нашей матери и мне. И я с острым удовольствием использовала этот факт, чтобы досадить сестренке. И сейчас она стоит рядом, и ее душа полна жгучей ненависти ко мне. Это видно по ее глазам. Не разговаривает со мной. Не смотрит на меня. О, какое наслаждение. Наслаждение унизить ее, эту недотрогу, эту монашку. Все вокруг только и говорят, как она скромна и элегантна. Что ж, с ее качествами, ее дурацкая любовь к Маркусу Моргану кажется смешной, потому что он – плохой мальчик. Он никогда не взглянет на такую, как Маришка. Но я к нему равнодушна, мне лишь хочется потрепать нервы моей влюбленной в него сестры. А ее так легко унизить. Использовать ее тайну.

Но Маркус занят – танцует со своей кузиной по материнской линии.

Я чувствую на себе чей-то пристальный взгляд.

Мама смотрит на меня хмурым взглядом. Я улыбаюсь ей в ответ и посылаю воздушный поцелуй.

Маришку уводит танцевать Мартин. Он всегда печется о нас, своих сестрах. Но больше о младшей.

Меня ведет в круг танцующих прекрасный вампир Уильям Руарк Гордон, и мы кружимся в плавном танце, обсуждая последние новости и смеясь.

На следующий день, вечером, мы сидим в главном зале, слушаем квартет скрипачей. Такие ужасно воспитанные, элегантные. Мерзко. Притворяемся эстетами.

Маришки нет. Она не выходит из своей комнаты с самого утра.

Этот факт забавляет меня, и я с острым наслаждением понимаю, что моя вчерашняя цель достигнута.

– Прошу простить нас, мальчики. Я и Мария собираемся на прогулку, – вдруг слышу я голос матери.

Я удивленно приподнимаю брови. Вот так! Как интересно узнать о том, что я, без моего ведома, собралась на прогулку!

Но, улыбнувшись маме, я поднимаюсь с кресла и расправляю складки подола моего красивого платья. Я и мама покидаем замок и медленно идем по ухоженной, выложенной плоскими камнями дорожке. Мы уходим далеко от нашего замка. Рука об руку. Молчим. Через некоторое время наши каблуки стучат о камни широкого моста, соединяющего наши огромные владения с остальной Варшавой.

Вдруг мама останавливается и высвобождает свою руку из моей.

– Маришка плакала всю ночь, – тихо говорит мама.

Я бросаю взгляд на мать: ее лицо наполнено строгостью и угрюмостью.

– Из-за тебя, – добавляет она.

Ах, вот оно что. Вот, для чего эта прогулка.

– Брось. Она всегда чем-то недовольна, – с иронией отвечаю на это я.

– Мария, то, что ты сделала – отвратительно по отношению к твоей сестре. Ты прекрасно осведомлена о том, что она любит Маркуса Моргана. Но ты флиртовала с ним.

– Я просто слегка развлеклась. Не думала, что Маришка будет рыдать от этого, – безразличным тоном бросаю я.

В моей душе нет ни капли сожаления.

– Я знаю, что вы никогда не чувствовали друг к другу сестринской любви. И это печалит меня. Но я не прошу тебя любить ее. Я прошу уважать ее чувства. Ее любовь. – Голос мамы вдруг дрожит, и на ее глазах появляются слезы.

Это причиняет мне неловкость. Пугает меня.

– Мама… – Я касаюсь ее плеча, но она не реагирует на мой жест.

– Тебе не понять, как она страдает. Неразделенная любовь – это худшее, что может случиться с нами, – с чувством говорит она.

Я молчу. Во мне борются два чувства: гордость и любовь к матери.

– Прости меня, – наконец, тихо говорю я.

– Не у меня ты должна просить прощения, а у сестры.

– Это свыше моих сил.

– Она – твоя сестра!

– Мама, пожалуйста! – настойчиво восклицаю я и оборачиваюсь к ней спиной. – Я обещаю, что больше не буду флиртовать с ним. Этого достаточно, Но не заставляй меня просить у нее прощения! Потому что этого никогда не случится!

– Почему ты так бездушна? Почему я настолько плохая мать, что не сумела привить моим дочерям любовь друг к другу? – Полным тоски голосом говорит мама.

Эта фраза заставляет меня обернуться к ней.

По щеке мамы скатывается слеза. Она смахивает эту влагу ладонью, обтянутой черной шелковой перчаткой.

Я вижу ее слезы в первый раз в своей жизни.

Невыносимо.

Мама плачет.

Меня съедает жуткий стыд.

Я беру ладонь мамы в свою и прижимаю ее к своим губам.

Не знаю, как утешить ее. Но давать клятву искать прощения Маришки не стану. Никогда.

***

Это воспоминание пришло ко мне с секундным ступором, заставшим меня в самолете.

Как странно. Раньше я никогда не думала о прошлом. И воспоминание было кошмаром. Кошмаром, жестокой правдой, настигшей меня через все эти годы.

Мое тело, душу, мозг заполнило то же ужасающее сильное чувство стыда, что и в тот вечер, более столетия назад. Я схватила лежащий на прикроватном столике смартфон и набрала сообщение маме: «Прости меня за все. Ты – лучшая мама на свете. Не твоя вина в том, что твоя дочь – худшая дочь в мире».

Одно прикосновение, и это сообщение полетит к матери, как голубь мира, как запоздалое раскаяние ее неблагодарной дочери.

Но моя гордость не дала мне сделать этот жест. И я стерла сообщение, кинула смартфон на колени и откинулась в кресло-кровать первого класса самолета, который нес меня на своих железных крыльях домой в Торонто.

«Не ты ли прокляла меня, Маришка? Теперь в твоем положении оказалась я! Но, в отличие от тебя, о моем несчастье буду знать только я. Я никому не позволю поступать с собой так, как поступила с тобой я! – с раздражением подумала я. – Мне нельзя оставаться наедине с собой… Поскорее бы уже приземлиться в Торонто!».

Ненавижу долгие путешествия и частые смены самолетов. Но добраться из Гданьска до Торонто – целая система. Гданьск – Берлин – Рейкьявик – Монреаль – Торонто. Двадцать девять часов. Просто выпали из моей жизни. Двадцать девять часов раздумий и бестолкового времяпровождения. Никакой пользы. Лишь потерянные часы.

Когда самолет, наконец-то, опустился в Торонто, оказалось, что мой чемодан с камерой и всеми моими вещами застрял в Рейкьявике и пребудет лишь через двадцать часов. В ответ на эту информацию я просто бессильно пожала плечами. Но я – заядлая путешественница, поэтому все мои чемоданы оснащены специальными бирками с моим именем и контактной информацией, и сотрудники аэропорта пообещали доставить мой чемодан прямо в мою квартиру, как только тот пребудет в аэропорт.

Но во всем этом каламбуре все же был один светлый пункт: несмотря на спонтанность и отсутствие других рейсов, мне повезло, и я прилетела в Торонто в десять вечера.

Мой автомобиль ждал меня на стоянке у аэропорта. Очень удобно.

Торонто! Здравствуй, мой любимый город! Полный жизни и огней! Как приятно рассекать твои дороги в это вечернее время! Как приятно слышать весь этот шум и гам, видеть всех этих многочисленных смертных! Как же я скучала по тебе, хоть и рассталась с тобой совсем ненадолго!

Поездка из аэропорта домой немного развеяла мои мрачные мысли, но, подъезжая к пентхаусу, я с неудовольствием обнаружила, что мой сосед, тот самый ловелас Трой, устроил у себя шумную вечеринку. Поэтому, не доезжая до стоянки, я резко развернула авто и направилась в ночной клуб. Но забыться мне не удалось. Едва я стала целоваться с жертвой, как меня вдруг объяло такое отвращение, что я отшвырнула от себя поклонника, и, ошеломленная охватившими меня чувствами грязи и презрения, почти выбежала из клуба, села в свой автомобиль и на бешеной скорости помчалась домой. Объятая чувством, которого до этого не знала никогда – отвращением к себе.

И плевать на Троя и его вечеринку!

Домой… Домой!

«Что мне делать? Что, черт побери, мне делать? Я схожу с ума!» – лихорадочно думала я по дороге, с силой впившись нервными пальцами в руль автомобиля. – Как мне сбежать от себя? Куда бежать? К кому?»

– Прочь с дороги! – раздраженно крикнула я, ударив по кнопке сигнала, а затем выехала на встречную, пронеслась мимо ряда автомобилей. – Идиоты!

Кто-то из них посигналил мне вслед, но мне было плевать. Затем я свернула на нужную мне улицу и постаралась направить свои мысли в нужное русло.

«Я знаю, с кем смогу забыть все, что тревожит меня. Миша. Моя милая Миша! – вдруг решила я. – Закажу билет до Стокгольма тотчас же, как доберусь до квартиры. Не стану предупреждать ее. И даже если Фредрик будет там – плевать! Плевать на камеру, которая лежит в чемодане, в Рейкьявике, плевать на все! Мне нужно обнять мою Мишу, мое солнце. Слушать ее, слушать, как птичку. Она залечит мои раны своим пением».

Доехав до пентхауса и получив солидный штраф от офицера дорожного патруля за превышение скорости, я за пару секунд настигла свою квартиру, включила макбук, который всегда был при мне, в моей сумке, и заказала билеты до Стокгольма. Ближайший рейс был через четыре часа. Бизнес-класс. Без багажа. Мне некогда было собирать чемодан. Да и запасного чемодана у меня не было. Странно. Я ведь так часто летаю. Нужно было бы обзавестись… А впрочем, не важно.

На мне – короткое в леопардовых пятнах платье, короткая кожаная куртка, черные ботильоны на высоком толстом каблуке. Сумка с документами, смартфоном и макбуком. Это все, что мне нужно.

Впереди – вновь потеря части моей жизни. Долгий путь назад в Европу. Вновь лететь через полмира обратно, за спасением. К Мише.

Торонто – Бостон – Рейкьявик – Стокгольм. Я буду там в двенадцать дня.

В аэропорту я проверила погоду в Стокгольме: будет ясно, тепло и солнечно.

Но мне все равно. К тому же это совершенно не проблема.

Приземлившись в Стокгольм, я написала Мише краткое: «Ты дома?».

«Мы в домике на Венерне» – лаконично ответила она.

Черт. Значит, они не в своем стокгольмском доме, а в домике, где жили до переезда в столицу. В домике у озера. Придется ехать туда.

«Ты в Стокгольме?!» – через пару секунд пришло новое сообщение от Миши.

Я остановилась у выхода из аэропорта, избегая солнечных лучей, падающих всего в метре от меня. Мне нужна была машина с затемненными стеклами. Но на стоянке такси я не увидела ни одной. Не долго думая, я позвонила куда нужно, и через полчаса за мной приехал лимузин. С почти черными стеклами. Я попросила водителя припарковаться как можно глубже в тени аэропорта, а окружающие с удивлением смотрели на то, как я быстро сажусь в машину.

«Наверно, какая-то звезда. Ты ее раньше видел?» – услышала я тихий женский голос.

– «Должно быть модель… Или жена миллионера. Ну да, вон, сколько пластики у нее на лице!» – утвердительным тоном ответил ей второй женский голос.

Ахаха! Принимают мою вампирскую идеальную красоту за пластику! Пусть! Жалкие завистливые смертные!

Но, к счастью, моя особа не вызвала особого фурора, и голоса стихли так же быстро, как и подняли негромкий гул удивления.

«Еду к тебе» – написала я Мише, теперь будучи в безопасности от солнца. Подумав, я отправила: «Фредрик с тобой? Надеюсь, не помешаю вам?».

«Он уезжает. Жду тебя!!!» – ответила Миша.

«Уезжает… Конечно, у него вдруг обнаружились очень важные дела! Мише стоило лишь сообщить ему о моем скором визите!» – ухмыльнулась я.

Я покинула лимузин на небольшой станции рядом с озером. Миша приехала за мной на «Мустанге» Фредрика. Все тот же старый добрый «Мустанг». Давно пора бы сменить его на что-то более качественное и современное. Но Фредрик, естественно, ни за что этого не сделает.

Благодаря небольшому облачку, закрывшему солнце на пару секунд, я быстро юркнула в автомобиль Миши, и мы покинули станцию, направившись в домик у озера, в котором я никогда не была раньше. Конечно, я была приглашена еще давно, и не раз, но у меня всегда не получалось прилететь – слишком стремительно развивалась моя карьера за последние восемь лет.

Миша была прекрасна: одетая в узкие черные джинсы, длинную темно-зеленую футболку мужа и кеды. Ее волосы были влажными и заплетены в длинную лохматую косу, которая, однако, очень шла ее милому личику.

– С каких пор ты стала носить вещи твоего нудного мужа? – со смешком спросила я.

– Когда ты написала, я плавала в озере. Не было времени обдумывать гардероб, знаешь ли! – рассмеялась на это Миша. – Поэтому я надела первое, что увидела. Фредрик как раз сменил футболку перед отъездом, а эту оставил на спинке стула, в гостиной.

– Куда он уехал?

– В Стокгольм.

– У него там дела? – усмехнулась я.

Вот это да, он настолько не желал видеть меня, что даже не удосужился бросить свою футболку в стирку, а просто бросил ее в гостиной! Как некрасиво.

– Нет, он просто дает мне время и возможность побыть с тобой, – не отрывая взгляд от дороги, с улыбкой ответила Миша.

– В смысле? – беспечным тоном переспросила я.

– Я давно знаю, что вы не переносите общество друг друга. Не отпирайся, – весело сказала Миша, взглянув на меня.

– Черт. Мне очень жаль, но это так. Но я надеялась, что ты об этом не догадываешься. И давно ты знаешь? – честно призналась я. Мне стало неловко оттого, что она знала все это время. Знала и делала вид, что ничего не замечает.

– Давно. Вы ведь так очевидно избегаете друг друга! Но все в порядке. Я приняла это. Я люблю мужа и люблю тебя, и, раз вы не можете находиться в одном помещении без неприязни друг к другу, что ж… Меня устраивает такая система. – Миша улыбнулась спокойной улыбкой и пожала плечами.

Я смотрела на младшую сестру, и мне трудно было поверить. Это моя Миша?

Она так повзрослела. Уже не та гипер-эмоциональная девчушка, что уехала учиться в Оксфорд. За восемь лет ее брака с Фредриком она изменилась. И почему я раньше не замечала этого? Привыкла думать о ней, как о маленькой сестренке – бесшабашной, неопытной, импульсивной. Но теперь я ясно осознавала, что той девочки больше нет. И мне было немного трудно принять это. Принять то, что она изменилась, в то время как я оставалась все прежней.

– Что? – улыбнулась она, наверно, заметив мое замешательство.

– Ничего. Я просто думаю, что ты очень изменилась, – с улыбкой ответила я.

– Надеюсь, в лучшую сторону?

– Ты стала спокойной и рассудительной. Моя девочка вдруг выросла! – Я потрепала ее по щеке. – Больше не закатываешь истерик?

– Ну что ты, пока Фредрику не так везет. Иногда я не могу сдерживать эмоции. Я очень стараюсь, но, кажется, такова моя природа!

Мы добродушно рассмеялись. Она была так мила, моя Миша. Шутила над собой. Чудесно.

«Такова моя природа» – сказала она. Что же тогда моя природа? Быть злобной сукой, портящей жизнь родным сестре и матери? Боже. Как Миша терпит мое общество? Она так прекрасна, так невинна. Ангел. Наверно, это правда, что грязь особо заметна, когда рядом сверкают своей чистотой белоснежные туфли.

Так мы и ехали: я – грязь и ложь, и Миша – красивые белоснежные кеды. Ехали вдоль красивого чистого озера, в самом сердце волшебного шведского леса.

– Так и ездите на бедном «Мустанге»? – перевела я тему, ибо она была невыносима. Для меня.

– Да. Фредрик любит его. Это он ездит на нем. А у меня есть мотоцикл.

– Что? Мотоцикл? – Я была приятно поражена. – Почему-то я думала, что у тебя будет «Вольво», который выбрал бы для тебя Фредрик!

– Нет уж. В этот раз его недовольство меня не трогает. Во всем остальном, конечно, я вечно ему уступаю. Я знаю, что это плохо. Но я так люблю его… Не знаю, как это выразить! Но я уже не та наивная девочка, и ему придется смириться с тем, что я имею свое мнение. Я чувствую, как во мне зреет эта сила – сила говорить «нет», – серьезным тоном сказала Миша.

– Правильно. Никто не должен руководить твоей жизнью, кроме тебя самой, и я рада, что ты начинаешь понимать это. – Ее слова приятно удивили меня. Я была горда за нее.

– Но, на самом деле, я не чувствую, что он ущемляет меня. Я просто доверяю его мнению, потому что он прожил столько лет, а я только начинаю познавать жизнь. Но это не будет продолжаться вечно. Я повзрослею и буду независима в своих суждениях. А пока что одна маленькая победа у меня есть – мой мотоцикл.

– Именно. У тебя все еще впереди, моя милая. Просто живи и набирайся опыта. Что за мотоцикл?

– «Bajaj Pulsar 2000».

– Покажешь, потому что я предпочитаю автомобили.

– Конечно. А где твой багаж?

– В Рейкьявике, – ответила я, не вдаваясь в подробности.

– У меня много одежды. Бери, что хочешь, – поняв, о чем я, с улыбкой сказала Миша.

– О, это я знаю. Спасибо, милая. Как в старые добрые времена.

Мы частенько менялись одеждой, когда была возможность находиться рядом. Но, из всего моего гардероба Миша всегда брала только скромные вещи. Если у меня такие были. Я знала, что после очередного визита в Прагу, она часто привозит с собой одежду Маришки, словно ей было лень покупать для себя самой. Или Миша так доверяла «безупречному», как все говорили, вкусу нашей святоши. Скукотища на мой взгляд.

– И что вы делаете на озере? – поинтересовалась я.

– Я устала жить в Стокгольме, и мы вернулись сюда, – сообщила Миша.

– Надолго?

– На пару месяцев. Я так рада, что ты все-таки приехала! Но все же: почему и насколько?

– Я тоже устала. Морально. Решила провести время с моей любимой сестренкой. – Я довольно улыбнулась. И это была почти правда. – Насколько? Недели на три.

– Так мало? – недовольно буркнула Миша.

– Да, прости. Но у меня выставка, открытие.

– Ах да! Мама сказала мне! – радостно прощебетала сестренка.

– Не сомневаюсь, – усмехнулась я. – Ты приедешь на открытие?

– Когда?

– Десятого октября.

– Еще спрашиваешь? Конечно! И Фредрик поедет со мной, даже если будет отпираться!

– О, боги, бедный Фредрик! – рассмеялась я.

Миша вдруг свернула с дороги на узкую, выложенную гравием дорожку, ведущую куда-то в чащу леса.

– Скоро будем дома! – весело сказала Миша.

– Напомни мне еще раз: Фредрик сам построил ваш дом? – спросила я.

– Да, и всего за две недели. Еще у нас есть причал и лодка. И качели.

– Как здорово. И как чудесно видеть тебя счастливой, моя милая.

– Спасибо. И я надеюсь, что ты тоже счастлива.

«Ты никогда не узнаешь правды, моя хорошая! Иначе, ты будешь страдать за меня. Ты не должна страдать. Никто не должен. Это только мое бремя», – с горечью подумала я.

– Да, конечно, – улыбнулась я фальшивой вымученной улыбкой.

Через пару минут из-за деревьев вновь выглянули озеро и стоящий на его берегу двухэтажный деревянный дом, выкрашенный в матово-красный цвет. Но я не стала спрашивать, почему красный и зачем им нужны качели.

– Что ж, должна справедливо отметить, что Фредрик постарался на славу! – искренне воскликнула я, ошеломленная мастерством моего бывшего любовника.

– Да, он старался! Но я тоже помогала. То есть, это я выкрасила весь дом! А как тебе цвет? Красивый, правда? – с гордостью в голосе сказала на мое восклицание Миша.

– О, да. Просто шикарный! – ответила ей я.

Миша припарковала автомобиль рядом с домом. К счастью, солнце скрылось за густыми белыми облаками, и я могла не прятаться от его лучей.

Я вышла из авто и воспользовалась моментом, чтобы взглянуть на домболее пристально.

«Маленький домик» (по понятиям молодой четы Харальдсонов) на самом деле представлял собой массивный высокий дом, сделанный из больших, грубо вытесанных досок, прилаженных друг к другу так плотно, что линии различия были едва заметны. Большая широкая терраса на втором этаже, с невысокими перилами из тонких стволов какого-то дерева, выглядела очень уютно. На ней виднелись деревянные шезлонги, на которых были надеты мягкие чехлы из искусственного меха. Рядом с террасой находилась большая веранда с раздвижными стеклянными дверями. На первом этаже было четыре широких окна, а между ними – высокая массивная деревянная дверь, к которой поднималась широкая деревянная лестница, насчитывающая шесть ступеней. Лестница и дверь были надежно укрыты широкой треугольной крышей, с которой спускался на тонкой цепи большой фонарь.

– Я забыла предупредить: у нас нет электричества, – вдруг сказала Миша, подходя ко мне. – Точнее, у нас имеется лишь одна рабочая розетка, но только для зарядки телефонов.

– Ты шутишь? – усмехнулась я. – Мой макбук умрет через четыре часа, а мне нужно срочно написать Elle о том, что я занята!

– У тебя есть доступ к интернету на телефоне? – спросила Миша. – У меня нет.

– Конечно, у меня есть интернет! Я просто зависима от него! Как же вы здесь живете? Без электричества и интернета? – хмыкнула я, удивляясь все больше и больше.

– Уверяю тебя, жизнь без интернета – просто волшебна! Мы свободны от него. А электричество нам не нужно: вечером мы зажигаем свечи и камин. И становится так уютно! Мне нужна только вода для моих цветов.

– Только не говори, что вы не купаетесь? Я тебя знаю, чистюля, – ты можешь часами лежать в ванне! – рассмеялась я.

– Для этого у нас есть целое озеро! Но у нас есть душ, конечно! Правда, это скорее шланг с водой, там за домом, но там есть деревянная кабина! – с восторгом ответила на это Миша. Она взяла меня за руку и повела за собой на невысокий причал, рядом с которым была привязана большая красная лодка. – Смотри, какая красота! Вода настолько прозрачна и чиста, что можно увидеть дно. Но на самом деле здесь достаточно глубоко.

– Да, очень красиво, – охотно согласилась я. – Но, знаешь, я не смогла бы так жить. Без электричества, интернета и с душем на улице! Даже посреди этого одинокого рая. Здесь же зачахнуть можно со скуки!

– Да, иногда здесь бывает тоскливо… Но для этого у нас есть дом в столице. А когда я устаю от Стокгольма, мы вновь и вновь возвращаемся сюда. – Миша мечтательно улыбнулась. – С этим местом у меня связано столько воспоминаний! И оно помогло мне прийти в себя после неудачного опыта в Оксфорде.

– После приступа, ты имеешь в виду? – спросила я и тут же увидела округленные от удивления глаза сестры. Я подбадривающе погладила ее по плечу. – Да, да, Мартин проболтался! Но не злись на него – он взял с меня клятву не рассказывать тебе о том, что я знаю. А я взяла и сболтнула. – Я добродушно улыбнулась. – Но мне больно оттого, что ты скрыла это от меня. Почему, Миша?

Она опустила взгляд на землю.

– Мне было стыдно… И я не хотела, чтобы ты и Маришка знали, – тихо ответила она.

– Значит, Маришка до сих пор не знает? – уточнила я.

– Нет. Только если Мартин не проболтался и ей.

Неужели! Свершилось! Я знаю о Мише то, чего не знает наша сестрица!

Я была жутко довольна этим обстоятельством.

– Ну и оставим это в прошлом! А теперь показывай мне свой дом, хозяюшка! – весело сказала я, чтобы отвлечь Мишу от неприятных воспоминаний. – А что насчет уборки? Сами? Или смертных нанимаете?

– Да, сами, но, когда мы в Стокгольме, здесь живет пожилая пара из местной деревни. Они убирают, ухаживают за цветами и лодкой, – вновь оживившись, ответила Миша.

– И кто-то добровольно соглашается жить здесь без электричества? – подтрунила я.

Она взяла меня под локоток, и мы направились к дому. Вокруг был насыпан мелкий гравий, и я с неудовольствием подумала, что исцарапаю свои дорогие ботильоны.

– Мы хорошо им платим. Тем более, им самим здесь нравится! – Миша показала мне язык. – Тебе только комфорт подавай! И кто же из нас чистюля?

– Не боитесь оставлять их в доме с запасами крови их сородичей?

– У нас их нет. Мы только охотимся.

«Ах, ну да, помню это дурацкое мнение Фредрика насчет употребления крови из бутылок! – с сарказмом подумала я. – Бедная сестренка! Он так подчинил ее себе!».

– Но это не из-за Фредрика, – вдруг сказала Миша, словно поняв мою еле заметную усмешку. – Это мое решение. Потому что… Я боюсь, что, если перестану охотиться и вести себя как настоящий вампир, у меня опять будет… Раздвоение личности. – Она горько улыбнулась.

Я обвила рукой ее талию и поцеловала в щеку:

– Этого никогда не произойдет, моя милая. Ты у меня умница.

– Надеюсь на это, – улыбнулась Миша. – Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься?

– Нет. Пока что у меня нет ни времени, ни желания, – со смешком ответила я на ее неожиданный вопрос.

Мы подошли к двери, и Миша, достав из заднего кармана своих джинс ключи, открыла ее и пропустила меня внутрь.

– Сама обставляла? – поинтересовалась я, оглядывая первый этаж.

– Конечно! Не доверять же такое важное дело Фредрику с его отвратительным вкусом! – рассмеялась Миша. – Здесь у нас гостиная, с камином. Вечером зажжем его, и ты убедишься, как хорошо жить без электричества!

– Теперь верю. А как, насчет, поплавать в озере при свете луны? – подмигнула я моей сестренке.

– Отличная идея! Я только за! Можешь взять мой купальник!

– Он мне не нужен. – Я озорно улыбнулась.

– То есть… Ага, ну, в любом случае, здесь только мы! – рассмеялась Миша.

Если снаружи дом выглядел так, как того желал Фредрик, то внутри он был только Мишей: разноцветные подушки на диванах, шторы мятного цвета, яркие красивые картины на стенах, фотографии в рамках на полках. Среди них – фотография со мной, на свадьбе Маришки. Всего одиннадцать фотографий, три из которых – наша семья, одна – Миша со мной, одна – Миша с Маришкой, одна – Миша с Мартином и Мсциславом (когда Миша была еще девочкой 12 лет), одна – Миша с родителями и четыре – Миша с Фредриком. На широких подоконниках окон стояли прямоугольные цветочные горшки с розами всех цветов и оттенков.

– С каких пор ты стала любить цветы? – поинтересовалась я, подойдя к одному из горшков, в котором блистал едва раскрывшийся бледно-розовый бутон.

– Они очень освежают интерьер. Не находишь? – ответила Миша откуда-то со второго этажа.

– Очень! – Я отошла от розы и поднялась на второй этаж по широкой лестнице.

На втором этаже оказался кабинет Фредрика, обставленный очень скромно, как, впрочем, всегда. Также там нашлась еще одна гостиная и маленькая спальня, в которой, как я догадалась, спали смотрители во время отъезда хозяев. Веранда оказалась очень уютной, и с нее открывался потрясающий вид на озеро. Должно быть, волшебно встречать на ней рассвет, уютно устроившись на шезлонге… Прекрасно, что балкон был оснащен автоматическим широким навесом, который Миша только что привела в действие, словно знала, что я как раз собиралась попробовать один из шезлонгов.

– Черт, да вы хорошо устроились! – воскликнула я, падая на один из шезлонгов. – И ведь вокруг – ни души, не так ли?

– Ну да! – улыбнулась Миша, присаживаясь рядом. – Это просто рай! Правда, иногда здесь бывает немного скучно…

– Представляю – без электричества то! Я помню то время, когда электричество еще не появилось… Все эти свечи, вонь от них… А сколько пожаров было из-за них! – Я сбросила с ног ботильоны, удобно растянулась в шезлонге и взглянула на сестру.

Миша смотрела на меня со счастливой улыбкой, которая заставила улыбнуться и меня. Я протянула ей руку, и Миша тут же взяла мою ладонь в свою.

Это так прекрасно. Чувствовать, что тебе рады. Что тебя любят. Миша любила меня, и это заставляло меня существовать.

– Хорошо, что ты приехала. Я так рада! – тихо воскликнула Миша и сильно сжала мою ладонь.

– Я тоже, моя дорогая. И я очень жалею, что не смогла приехать раньше, – искренне сказала я.

– Ты должна приезжать к нам! Очень часто!

– Мм, да, пожалуй! – усмехнулась я. – Но у меня так мало свободного времени.

– Я знаю, – вздохнула Миша. – Поэтому я могу прилетать к тебе сама.

– Не стоит, правда. Я почти не бываю дома, – улыбнулась я.

Одна лишь мысль о том, что Миша разоблачит мою двойную жизнь, приводила меня в ужас.

Нет. Путь в Торонто для нее закрыт.

– Но тебе нужно отдыхать. Нельзя работать сутками напролет! Так и с ума можно сойти! – недовольным тоном сказала Миша.

– Я как раз в небольшом отпуске, дорогая, не тревожься. К тому же я люблю свою работу.

«Моя милая девочка, не от работы сходят с ума!» – с болью в душе подумала я.

– Ты неисправима! – Миша вдруг вскочила на ноги и забежала в дом. – Не хочешь пройтись вдоль озера? Оно прекрасно! Тебе понравится, обещаю!

– Милая, ты забыла, что единственная обувь, которая у меня имеется на данный момент, – это ботильоны? – рассмеялась я.

– Они тебе не нужны. Мы пойдем босиком! – сказала на это моя сестренка, вновь выйдя на балкон.

– Босиком? Брось! – фыркнула я.

– Что, боишься запачкать ноги? – подмигнула мне Миша.

– Конечно, нет. Просто… Босиком? Как дикари? – Я была искренне удивлена настойчивостью Миши. Вот придумала! Босиком по лесу! По грязи! И да, черт побери, запачкать мои красивые белые ноги? Не уж!

– Нет, так не пойдет! – Миша вперила руки в бока и строго посмотрела прямо мне в лицо. – Ты сейчас в отпуске. Ты сейчас со мной. И я говорю – мы пойдем босиком!

– Ну, хорошо, мамочка, только не ставь меня на горох! – со смешком сказала я, поднимаясь на ноги.

Миша была такой забавной.

– И не волнуйся, – тень в лесу такая густая, что ты будешь в полной безопасности от солнца. – Миша победно улыбнулась, скинула со своих ног кеды и протянула мне руку.

Я быстро сбросила с себя куртку и, взявшись за руки, я и Миша спустились во двор. И, босые, мы направились на прогулку.

Должно быть, Миша совершала такие «босые» прогулки довольно часто и шла легко, как лань. Но я не стала спрашивать сестру, правда ли это, и просто наслаждалась мыслью, что я здесь, с Мишей, что мы гуляем вдоль озера, только она и я. И никаких сообщений с просьбой снимать глянец, никаких сопливых комплиментов и просьб о скидках. Только я, Миша и природа. И этот свежий, вкусный воздух леса, щекочущий ноздри… Я глубоко вдыхала его, чтобы запомнить эти прекрасные мгновения. Единение с природой. Пение птиц.

– Смотри, что я умею! – вдруг нарушила тишину Миша и потащила меня прямо к кромке воды. И там не было тени.

– Я, пожалуй, подожду здесь, – мягко сказала я, отпуская ладонь сестры и останавливаясь под ближайшим к озеру деревом.

– Да, прости… – смутилась Миша, остановившись рядом со мной. – Я просто хотела показать тебе кое-что.

– Все в порядке, милая. Показывай, – подбодрила я ее.

Миша разыскала на берегу несколько плоских камней и швырнула один из них в озеро. Плоский камень пять раз оттолкнулся от воды и утонул.

– Вот это да! – Я захлопала в ладоши.

– Фредрик научил! – весело откликнулась на это Миша. Она подошла ко мне и впихнула в мою ладонь плоский камень. – Попробуй! Это так весело!

«Маленькие деревенские радости» – с улыбкой подумала я.

Миша показала, в какой позе лучше всего швырять камни, но даже следуя ее советам, брошенный мною камень просто утонул. Но Миша не сдалась и заставила меня делать это вновь и вновь, до тех пор, пока один из камней не оттолкнулся от воды целых два раза.

– Ты видела! Два раза! Два! – вдруг вырвался у меня крик счастья. Я была так счастлива! Я сделала это! Сделала!

– Вот видишь, ты умница! – воскликнула Миша и обняла меня.

Смеясь, я обняла ее в ответ.

– Спасибо, милая. Никогда не думала, что бросать камни в воду – так забавно! Слушай, мне нужно перекусить сегодня ночью. Довезешь меня до ближайшего города?

– Это час езды. Во сколько ты хочешь уехать?

– Часов в восемь. Если хочешь, ты можешь подождать меня там полчасика, а потом мы поедем домой. Не забыла о нашем ночном купании? А хотя, я могу добраться сама.

– Хорошо. В восемь едем в город. – Миша улыбнулась. – Я как раз поброжу по шопинг-центру. Он работает до десяти. Так что, не торопись с ужином.

– Что ж, здорово. Но я, правда, не хочу задерживаться в городе.

– Как скажешь. Позвонишь мне, когда будешь готова ехать домой.

– Договорились! – Я потрепала Мишу по волосам. – Ну что, идем дальше? Ты была права, это – волшебное место.

Озеро. Почти прозрачное. Холодное. Глубокое. Гладкое, как зеркало. И в этом зеркале отражаются темные берега, высокие деревья и голубое небо. В нем плавают утки, наполняя эту холодную красоту теплом жизни. Жизнью. Утки сбивают воду своими перепончатыми лапками, но брызг нет. Лишь едва заметный след уплывающих вдаль уток.

Это озеро – как сама жизнь.

Я жива.

Жива?

Мои губы скривились в угрюмой усмешке.

***

Поездка в город была короткой. Мне хватило десяти минут, чтобы найти жертву и уничтожить за собой все следы. Мы поехали домой. Миша включила радио, и мы, как две девчонки четырнадцати лет, во весь голос подпевали певцам и певицам и весело провели время.

В полночь, довольно светлую, благодаря растущей луне, мы пошли на причал.

Ночь была прекрасна. Свет луны отражался от зеркальной поверхности озера, и, казалось, сама вода сияла изнутри. Ночные птицы тихо покрикивали на деревьях, создавая умопомрочительно умиротворительную атмосферу, которую я никогда не ощущала в Торонто. Несмотря на мои протесты, Миша взяла с собой два полотенца. Лично я не нуждалась в чем-то, чем бы могла прикрыть свое тело, но моя упрямая сестренка все же притащила полотенце и для меня. Раздевшись, мы прыгнули в озеро и, смеясь, как дети, наслаждались плаванием и старались утопить друг друга в брызгах, пища, как мышки. Не знаю, как долго мы были в воде. Когда мы забрались обратно на причал, Миша быстро обернула полотенце вокруг своего тела и стала расплетать свою мокрую косу. Я же вольготно улеглась на спину. Мне нечего было стесняться. Я прекрасна. И уж если какой-нибудь смертный увидит меня в обнаженной виде, что ж, – не беда! Этот момент он будет вспоминать всю свою оставшуюся короткую жизнь.

– У тебя потек макияж! – со смехом сказала Миша и протянула мне полотенце.

Я усмехнулась и протерла лицо полотенцем.

– Знаю, что сказала бы сейчас Маришка! – вдруг вырвалось у меня, когда я отдавала полотенце обратно Мише. И от этой мысли я рассмеялась.

Миша взглянула на меня и улыбнулась.

– Я знаю: бесстыдница! – спародировала она голос Маришки.

– Да, да. Еще какая! – хихикнула я, но мне стало любопытно. – Откуда ты знаешь, что она называет меня так?

– Когда я общаюсь с ней о тебе, то у тебя есть только два официальных имени: «Мария» и «Эта бесстыдница»! – ответила Миша.

Мы обе рассмеялись.

– Похоже на нее. Ну, не всем же быть святошами, как она! – Я саркастически рассмеялась.

Воцарилось молчание. Не знаю, о чем думала Миша, но мою голову мучил лишь один вопрос: «А что, если Маришка права?».

Я бесстыдница или просто ищу наслаждений? Но я имею на это право. Это моя жизнь. Мое тело. Разве я раню кого-то этим? Нет. Никто не ранен. Черт, да если бы эта святоша только знала, какие демоны грызут меня изнутри уже столько лет! Как я страдаю от ненужности и желания быть свободной, избавиться от мыслей в моей голове, пропасть, забыться! Но как это сделать? Бесстыдница! Какое право она имеет судить меня, моя родная сестра! Но, возможно, она имеет это право… После того, что я причинила ей.

– Я могу спросить тебя о чем-то личном? – Голос Миши прервал поток уничтожающих меня моих же мыслей.

– Конечно. У меня нет от тебя тайн, – солгала я.

Нет тайн. Ложь.

– Почему вы ненавидите друг друга?

Я взглянула на Мишу: она с печалью в глазах смотрела на меня, ожидая ответа.

– Мы не ненавидим друг друга. Конечно, нет! Просто наши отношения не так радужны, как полагает быть сестрам, – усмехнулась я. – Ненавидим – это неверное слово. Нет никакой ненависти.

Миша открыла рот, будто желая сказать что-то, но передумала и опустила голову, словно боялась смотреть на меня.

– Что, Миша? – тихо спросила я.

– Ты не ненавидишь ее?

– Нет.

– Но, Мария… Она тебя… Ненавидит. – Миша закрыла лицо ладонями.

– С чего ты взяла, глупенькая? – рассмеялась я.

– Она сказала это. Она, правда, ненавидит тебя. Мне так жаль, Мария, мне так жаль…

Меня словно молнией поразило. Но я не могла в это поверить.

Маришка? Моя сестра? Ненавидит меня?

Это невозможно. Нет.

Но Миша начала тихо плакать, и меня вдруг настигло понимание.

Маришка ненавидит меня.

И мне стало невыносимо больно, в горле появился ком, а на глаза набежали слезы непонимания.

За что?

Но я прогнала эти нежданные слезы.

– Миша, моя хорошая, ну что ты! – Я обняла Мишу.

Она плакала, подавляя в себе рыдания.

Маришка ненавидит меня. И Миша плачет. Миша так любит нас обеих, что этот факт убивает ее. Бедная девочка. Как жестоки мы к ней!

– Миша, девочка моя, послушай… Может, между мной и Маришкой нет сильной сестринской любви, но это не значит, что она ненавидит меня! – фальшиво рассмеялась я, гладя сестру по голове. Миша обняла меня за шею. – Иногда она говорит что-то, но это просто слова, просто… Просто желание ужалить посильнее! Ну, представь, как одна сестра может ненавидеть другую? Глупость!

Миша отстранилась от меня. Ее лицо было мокрым от слез.

– Тогда почему она сказала это? – тихо спросила она.

– Потому что иногда у нее бывает ужасное настроение… Ужасное! И тогда под горячую руку попадают все, даже Маркус. Вот, спросишь его сама! – Я вновь фальшиво рассмеялась. – Ох, ты еще такой ребенок!

Миша улыбнулась сквозь слезы и вновь обняла меня.

– Правда?

– Конечно, правда. Ну, а теперь хватит плакать, и давай сплаваем до того берега и обратно. Наперегонки. И, будь уверена, я тебя обгоню! – нарочно весело сказала я.

– Попробуй! – рассмеялась Миша и скинула с себя полотенце.

Мы прыгнули в озеро.

И там, под водой, из моих глаз полились слезы.

С той злополучной ночи меня преследовало желание позвонить Маришке и задать ей терзающий меня вопрос.

«За что ты ненавидишь меня, Маришка? Ненавидишь и говоришь об этом Мише! Почему ты бросаешь свои чувства в лицо ей, а не мне? Разве до тебя, святоша, не доходит одна простая истина: Миша разрывается между двух огней, между тобой и мной! Ты заставляешь ее делать это! Терпеть эту муку! Она любит тебя, да, но и меня тоже! Твоя ненависть ко мне настолько истощила твой разум, что ты совершенно не обращаешь внимания на чувство этой бедной невинной девочки? Эгоистка!» – со злостью думала я.

Эти мысли вдруг отодвинули мои прежние страдания на второй план. И хотя, я должна бы радоваться тому, что что-то новое оккупировало мой воспаленный мозг, я не чувствовала ни капли радости. Наоборот: теперь вместо одного проклятия, я несла на себе два. Ненависть ко мне жизни – ее насмешка надо мной, и ненависть моей родной младшей сестры. Я вспоминала все слова, все взгляды, брошенные мне Маришкой, и теперь отчетливо понимала, что они были полны сжигающего ее изнутри чувства ненависти. И отвращения.

Но я не понимала, за что. Чем я заслужила? Маришка, милая моя святая, монашка, ты ненавидишь меня? Валяй! Ненавидь! Мне от этого хуже не станет. О, нет!

Я хотела так думать. До забвения желала быть безразличной. Но до этого момента я никогда не была окружена ненавистью. И она липла ко мне, заставляя искать причину вновь и вновь, но я не находила ее. Я могла спросить Маришку, могла, стоило всего лишь набрать ее номер. Но.

Номер Маришки никогда не был в списке моих контактов и не был записан и сейчас. Я не хотела спрашивать его у Миши. Бьюсь об заклад, эта святоша тоже не знает моего номера и никогда не была заинтересована узнать.

Бедная Миша. Она была так счастлива проводить со мной время! Но то, что она открыла мне насчет Маришки… Бедная, она сделала это не нарочно, – ранила меня так глубоко! Сама того не зная. Поэтому я улыбалась ей, лицемерила, дабы не огорчить эту светлую душу. Если Миша узнает о том, какой ад разбудили во мне ее слова, она будет страдать. Нет, этого не произойдет. Я буду держать свой рот на замке и повелевать мимикой на моем лице.

Время с Мишей прошло прекрасно. Я ни разу не открывала свой макбук и знала, что в Elle очень разочарованы моим долгим молчанием. Наверняка, проект достался кому-то другому. И прекрасно. Дни с моей любимой сестренкой пролетели так быстро, как мчался по трассе ее мотоцикл. «Мустанг» Фредрика не успевал за энергией Миши, и ей часто приходилось останавливаться и ждать, пока мы, два старичка, настигнем ее позиции.

Жизнь без электричества мне понравилась. Но я с ужасом думала о том бардаке, который мне придется разбирать дома, в своем электронном ящике.

Наконец, настал последний день моего визита, и на горизонте маячил рейс Стокгольм – Лондон. Потому что я вновь изменила свое мнение насчет того, первого моего проклятия. Я решила не быть трусихой и не бежать от него. Я приму этот бой, как подобает Марии Мрочек. Выставка. Подготовка к ней. Брэндон. Я обязательно встречусь с ним. Нам нужно многое обсудить. К тому же меня интересовала судьба той фотографии, которую Брэндон купил у меня за бешеные деньги. Но, Боже, пусть этот день не кончается. Пусть этот момент длится всю вечность: я и Миша вновь сидим на причале, как мы делали каждый день. На мне – темно-серые обтягивающие джинсы Миши, белая футболка и черные кеды. Миша настояла на том, чтобы я взяла один из ее больших чемоданов, который она лично наполнила доверху своей одеждой и обувью. «Только, пожалуйста, пообещай, что ты будешь это носить. Ради меня. Зачем тебе покупать новую одежду, если у тебя есть вся эта прелесть?» – попросила меня сестренка, и я не могла отказать ей. Впрочем, почему бы и нет. Ее одежда – намного удобней того, что привыкла носить я. Ни супер коротких платьев, ни прозрачных тканей, ни туфель на каблуках. Миша – это джинсы, смешные майки, кеды и та отвратительно плоская обувь, которую в массах знают как «балетки». Побыть пару недель Мишей… Интересный аттракцион.

– Отвезешь меня в аэропорт? – спросила я сестру.

Миша нахмурилась.

– Сейчас?

– Да, мы должны выехать через пару минут, – ответила я, но, увидев, что Миша расстроилась моему такому скорому отъезду, с улыбкой добавила: – Ну, не обижайся, моя милая. Просто мне необходимо ответить на кучу писем и сообщений. Правда, это важно. А в аэропорту – отличный вай-фай.

– Я понимаю! – Миша вздохнула и взяла меня за руку. – Я никогда раньше не спрашивала… Да и не думала об этом… Когда была Вторая мировая война… Чем ты занималась?

– С чего вдруг такое любопытство? – удивилась я.

И, правда, это был очень неожиданный вопрос. Не думала, что ее вообще интересует эта тема.

– Я много читаю об этом. И смотрю документальные фильмы. Но, когда я прошу Фредрика рассказать мне что-нибудь, что он пережил во время войны, он просто улыбается… Представляешь? Будто не воспринимает мое любопытство всерьез.

– Ну, это же Фредрик, ты сама его выбрала, – усмехнулась я и потрепала Мишу по волосам. – Но я – не такая ханжа и, конечно, расскажу тебе все, что тебя интересует.

– Это здорово, потому что я не знаю ничего о том, что происходило с нашей семьей во время войны. Что происходило с нами. Чем ты занималась во время войны? – Глаза Миши заблестели, словно она ждала этого разговора очень давно, но нашла в себе силы спросить об этом лишь сейчас, перед моим отъездом.

– Не поверишь! – улыбнулась я, однако, решив значительно сгладить свой рассказ и ни в коем случае не ужасать живое воображение Миши истиной, которую я наблюдала во время войны. Лишь совсем чуть-чуть. – Я, мама и Маришка были медсестрами в полевых госпиталях. И чего мы там только не насмотрелись. И всюду – кровь и вонь. Но я и сейчас не понимаю, зачем это все. Почему люди убивали друг друга? Глупо, черт подери. Миллионы смертных были убиты из-за амбиций горстки других смертных. Но это была мировая трагедия, и она коснулась всех слоев населения, всех. И нас в том числе. Почти все мы боролись против Гитлера и его своры. Кто-то – в большей степени, кто-то – в меньшей.

– И наши братья? – тихо спросила Миша, словно ловя каждое мое слово.

– Конечно. И папа.

– И Седрик с Маркусом?

– И они.

– Что они делали?

– Не уверена, что делал на войне Седрик, но Маркус и его дружок Брэндон Грейсон были простыми солдатами. Два лучших друга, не разлей вода. – Я саркастически усмехнулась. – Ах, да, а Седрик летал на боевом самолете. Летчик.

– Как мой Фредрик! – прошептала Миша, сжав мою ладонь.

– Как видишь, твоя семейка не так уж и скучна. И, если тебе интересно, в Первой мировой войне все было так же. Знаешь, война всегда одинакова. Всегда уродлива и жестока.

– Ты такая храбрая! – Миша в волнении схватила вторую мою ладонь и прижала ее к своему сердцу. Она смотрела на меня, и в ее глазах сияло восхищение. – Я так горжусь всеми вами! – Миша улыбнулась, и в ее глазах заблестели слезы.

– Только без слез! – добродушно рассмеялась на это я.

– И я так рада, что меня еще не было в то ужасное время!

– Я тоже этому рада. И, надеюсь, третьей такой войны не будет.

– Думаю, человечество это не допустит!

– Ну, довольно об этом. Не самая приятная тема для разговора в такой прелестный денек, не находишь? – Я притянула Мишу к себе.

– Ты права… Но почему Маркус и Брэндон были всего лишь солдатами? – спросила Миша обнимая меня за шею.

– Всего лишь… – Я улыбнулась. Миша – сама невинность! – Милая, чтобы быть солдатом, требуется невероятная храбрость, мужество и сила воли! Ведь солдаты – это те, кто первым ставит себя под огонь противника, бежит навстречу смерти. И Смерть тоже бежит им навстречу, с распростертыми объятиями и радостной улыбкой. Но, к чему скрывать, Брэндон Грейсон был всего лишь кровожадным ублюдком, ведь война – это единственный узаконенный способ убийства людей. И он использовал этот шанс… Он наслаждался войной. А Маркус находил в войне способ отвлечься от скуки бытия. Он тоже был слегка подонком в то время… А впрочем, мало кто из нас боролся с нацистами и их союзниками по причине благородства. Мы все… Почти все находили в этой трагедии прелесть игры. И не больше. И это – печальная правда, показывающая, какими же монстрами мы являемся, – с чувством сказала я.

– Тебе никогда не было стыдно за то, что ты – вампир? Потому что, слушая тебя сейчас, я сгораю от стыда! – прошептала Миша мне на ухо, словно боясь, что кто-то может подслушать ее слова.

– О, конечно, нет! Все эти войны – не вина вампиров, все они развязаны смертными. К тому же вампир вампиру рознь. Как я уже сказала, большинство играли в войнушку, но многие боролись по-настоящему. По зову сердца и во имя справедливости. Но не я. Возможно, мне должно быть стыдно за это, но я не чувствую ни капли стыда. Прости, милая.

Мы крепко обнялись. Я думала, что Миша заплачет от осознания всей мерзости, которую я так неумело открыла ей, но она была спокойна. Она молчала.

– Думаю, самое время ехать в аэропорт, – ласково сказала я, отстраняясь от сестры.

– Да, наверно. – Миша улыбнулась.

Мы быстро собрались, и Миша довезла меня до аэропорта. Мы долго стояли, обнявшись в прощальных объятиях, и эта девочка все требовала от меня повторного скорого визита. Затем она уехала, а я быстро прошла зону проверки, упала на стул в зале ожидания, и на мою душу вновь упала тяжесть двойного проклятия. Скоро я встречусь с одним из них. В Лондоне.

Я встречу его.

Глава 8

В этот раз мой багаж не был потерян, и уже через двадцать минут после приземления в аэропорту Лондона я вышла на стоянку такси. К счастью, Лондон в очередной раз оправдал свой статус серого и дождливого города, что было мне на руку. И, благодаря моей сестренке, которая при прощании просто заставила меня надеть ее красивую кожаную куртку, я не выглядела нелепо, так как в это время года в Лондоне уже холодно. Что ж, должна отдать должное – джинсы, майка и кеды – это практично. Особенно, когда летишь самолетом. Нужно взять на заметку. И все же, единственное, о чем я мечтала в данный момент, – надеть туфли. Но это было невозможно, так как ботильоны, в которых я прилетела с визитом к сестре, достались Мише.

Моросил дождь. Я быстрым шагом направилась к одному из автомобилей такси.

– Подвезти?

Голос Брэндона Грейсона заставил меня остановиться и оцепенеть.

Я обернулась и увидела самого Брэндона – он выходил из здания аэропорта. Как всегда прекрасен и элегантен. И вновь деловой костюм. Он что, не снимает свои костюмы ни ночью, ни днем? А по нему и не скажешь, что он – садист. Нет. Очаровательная белозубая улыбка скрывала под собой всю его грязь. Но его глаза – холодные, голубые, потрошили душу и тело. И как только людишки ведутся на этот обман?

«Подвезти?».

Мой язык отказывался подчиняться мне. И я просто смотрела на Брэндона. Молча. Как дура.

– Ты в город? – с усмешкой спросил он, подходя ко мне.

«Не будь идиоткой и скажи уже что-нибудь!» – пронеслось в моей голове.

Голос разума.

Разума?

– Да, – выдавила я, выталкивая слова из своего горла. – Ты на авто?

– Естественно. – Брэндон подошел ко мне и вдруг коснувшись моей ладони, державшую ручку чемодана, забрал его у меня. А затем, окинув меня каким-то странным взглядом, улыбнулся и сказал: – Ты прекрасна сегодня.

– Я всегда прекрасна, – усмехнулась я.

Поведение и поступки Брэндона не смутили меня. Нет – они просто выбили меня из колеи!

Что происходит? Почему он так смотрит на меня? Коснулся моей руки…

– Нет, ты всегда сексуальна. А сегодня ты прекрасна. В одежде. Между сексуальностью и красотой есть огромная разница. Пойдем. – Сказав эту фразу, Брэндон предложил мне свой локоть. Как джентльмен.

Я была ошарашена. Просто не могла найти слов. И моя ладонь помимо моей воли легла на локоть Брэндона. Мы направились на стоянку.

– Что на тебя нашло? – наконец, после изнурительной внутренней борьбы с собой, с фальшивым сарказмом спросила я.

– О чем ты? – мило улыбнулся он.

– Ведешь себя как кто-то другой.

– Я просто помогаю прекрасной даме. Откуда прилетела?

В первый раз за все эти годы я не слышала в его голосе сарказм, направленный в мою сторону. Нет – это был тон заинтересованного во мне мужчины. Но это ведь невозможно…

– Я была у Миши. В Швеции, – коротко ответила я. – А что ты делаешь в аэропорту?

– Провожал одного из стратегических партнеров на самолет. Скучнейший смертный. Все болтал о рыбалке.

Я хмыкнула, так как не смогла найти более достойного ответа.

Это абсурд. Какая-то дешевая комедия. Уверена: Брэндон просто издевается надо мной!

– У меня забронирован номер в Mandarin. Отель, где я обычно останавливаюсь, забит до отказа, – сказала я, когда мы подошли к «Бентли» Брэндона.

– Отличный выбор. – Брэндон открыл передо мной дверцу.

Я села в автомобиль. На переднее сидение.

Брэндон же позаботился о моем чемодане, положив его в багажник.

– Нам нужно обсудить выставку. – Я решила говорить лишь о работе, так как этот псевдо-джентльмен смущал меня своим галантным поведением.

– Вечером, за ужином, – вдруг сказал на это Брэндон.

Я усмехнулась: это что, приглашение на ужин? Или свидание? Что, мать твою, здесь происходит?

– Нет, я точно не узнаю тебя. Ты уверен, что ты – Брэндон Эйвери Грейсон? – фальшиво рассмеялась я.

– Не сомневаюсь в этом, – улыбнулся он.

– Тот садист, который гоняет в лесу смертных девок, а заодно спит с ними?

– Точно обо мне.

– Хватит! Что тебе от меня нужно? – не удержалась я от вопроса.

– Я хочу провести с тобой время. Сегодня вечером. Я заеду в восемь.

Он сказал это спокойно, но даже не взглянув в мою сторону.

– Вот как! – Я откинулась на сиденье и издала веселый смешок. – А с чего ты решил, что я хочу того же самого?

– Я не настаиваю. Это твой выбор. Но я заеду в восемь. Только, умоляю, поскромнее.

– Что «поскромнее?».

– Платье.

Я закатила глаза.

– Иди к черту! – вырвалось у меня. Вдруг я заметила что-то необычное: на панели, у стекла лежали волосы. Точнее, локон – длинные, каштановые волосы.

– Что за дерьмо? – насмешливо спросила я, желая уколоть Брэндона.

– О чем ты?

– У тебя здесь женские волосы.

– И?

– Вот я и спрашиваю: что за дерьмо?

Но Брэндон лишь рассмеялся.

– Ты просто прелесть, – спокойным тоном сказал он.

Мои брови поползли вверх.

Нет, он явно не в себе!

Он не может быть заинтересован мною. Его сердце занято. Это знают все. И та таинственная дама сердца Брэндона – не я. Точно не я! Так зачем эта комедия?

– Я встречусь с тобой вечером, Брэндон. Но лишь затем, чтобы обсудить выставку, – не терпящим возражений тоном сказала я.

Но он промолчал. Лишь улыбнулся.

– А теперь, если не возражаешь, мне нужно разобраться со всеми поступившими предложениями о съемках. Поэтому просто помолчи, ладно? – Я достала из сумки свой смартфон и открыла свой почтовый ящик.

Триста два сообщения.

Оставшийся путь мы молчали.

Точнее, Брэндон молчал, а я усиленно делала вид, будто читаю сообщения.

На самом деле, я не видела, что было написано. Слова просто расплывались перед моими глазами. Ведь мозг был занят лишь одним – анализом того, что было сказано Брэндоном за эту встречу.

Почему? Зачем? Как это понимать? Что ему нужно от меня?

Возможно ли, что в нем проснулась искра симпатии ко мне? Или… Черт, но это невозможная теория: его тайна, о том, кого он любит… Может, он решил покончить с ней… И поэтому он сказал это. «Я хочу провести с тобой время». А что, если…

– Твой отель.

Я очнулась от своих размышлений и взглянула на Брэндона.

Он пристально смотрел на меня. Очень пристально.

Мне стало не по себе.

– До вечера, – бросила я и поспешила выскочить из автомобиля. – Я сама заберу чемодан.

– Нет, позволь мне. – Брэндон вышел и достал из багажника мой чемодан.

– Спасибо. До вечера, – повторила я.

Мне хотелось бежать.

Этот новый Брэндон пугал меня еще больше, чем прежний.

Потому что я совершенно не понимала, что руководит его действиями.

– Поскромнее, – улыбнулся он и вновь окинул меня пристальным взглядом. Всю меня. С головы до кед.

– Я подумаю! – с сарказмом ответила на это я и, схватив ручку чемодана, направилась к входу отеля, стараясь не торопиться, чтобы Брэндон не заметил моего замешательства.

В отель! Спрятаться! От этих ледяных голубых глаз.

Что со мной? Почему я так боюсь его? Почему желаю убежать? Нет, нет! Какой позор… Но я встречу его сегодня, опять, совсем скоро. Зачем, зачем, черт возьми, я согласилась на этот ужин? Я не готова противостоять ему… Мне нужно успокоиться… В номер! Как можно быстрее!

Как обычно, самый роскошный номер. Огромный королевский люкс лишь для меня одной. Зайдя в него, я поспешно откинула от себя чемодан, зашла в спальню, подошла к окну, из которого открывался вид на дорогу, спряталась за широкую штору и осторожно выглянула в окно.

Он уехал.

Я тут же испустила громкий вздох облегчения. Он вырвался прямо из моего сердца. Этот вздох таился во мне с того самого момента, как я услышала в аэропорту голос Брэндона.

Зачем все это? Какой-то бред… Бред!

Мысли раздирали мой разум. Неведение. Глубокое удивление. Я спрятала лицо в ладонях и чувствовала себя такой жалкой, такой крошечной и беззащитной. Мне было жаль себя. Я неистово желала быть сильнее, равнодушнее, быть камнем. Но Брэндон, этот подонок, раздавил меня ногой, уничтожил мой домик, в котором я пряталась, как моллюск. Он оставил меня обнаженной.

«Позвонить… Позвонить и сказать, что я занята, что я не могу… Нет, Мария, ты ведь дала себе слово бороться! Не нужно, хватит этой жалости!» – вдруг пронеслось в моем разуме, и я, не имея контроля над своими действиями, схватила ближайшую ко мне металлическую декоративную статуэтку и бросила ее в большое, висящее на стене, напротив кровати, зеркало. Тут же послышался звон осколков. Эти осколки упали на ковер, разлетелись по комнате, как разлетелась на куски моя гордость.

Но это помогло мне успокоиться, словно весь мой негатив был сосредоточен в этом разбитом зеркале. И я поняла. Я поняла, что уже давно проиграла и смысла бороться нет. Я хочу. Хочу его. Я хочу…

Судьба, я покоряюсь тебе. Даже если это невзаимная любовь в Брэндону уничтожит меня как личность.

Да. Моя самая большая тайна. Но я устала. Уже восемь чертовых лет, с того момента в костеле, на свадьбе Маришки и Маркуса. Эта любовь прожгла каждую клетку моего тела. Хватит. Я не могу больше… Но он уже любит кого-то, любит! Разве у меня есть шанс?

Но если он хочет встретиться со мной сегодня, значит, это что-то значит.

Я встречусь с ним.

Я подошла к чемодану.

«Поскромнее» сказал Брэндон.

Что ж, к счастью для него, весь мой чемодан был забит одеждой Миши, а значит – ничего пошлого и эротичного на мне сегодня быть не могло. Ни моих любимых коротких платьев, ни прозрачных блуз, ни высоких каблуков. Вместо этого я переоделась в шифоновое зеленое, длиной до колен платье. Должна признать – красиво. Хорошо сидит на мне. Струится по моему телу. Удивительно, но Миша отдала мне это платье лишь потому, что купила еще одно, этого же фасона, но красного цвета.

Что с обувью? Оставить кеды или нацепить те плоские недоразумения под названием «балетки»?

Я ухмыльнулась.

О, да. Насолю Брэндону. Предстану перед ним скромницей, таким себе невинным наивным ангелом. Я знаю – мой наряд будет раздражать его взгляд ценителя. Славно.

Определившись с нарядом, я позвонила на ресепшн и попросила прислать в мой номер горничную – собрать осколки и пропылесосить пол в спальне. Я сказала, что нечаянно разбила зеркало, но, естественно, оплачу ущерб. Уборка прошла быстро. Отличный сервис.

Восемь вечера.

«Бентли» Брэндона ждал меня перед парадным входом в отель. Я увидела его из окна. Сам Брэндон стоял у своего автомобиля, элегантный и ухоженный, одетый в черные джинсы (какой сюрприз!), бежевый пиджак с узкими рукавами, из-под которого виднелась белоснежная строгая рубашка, черный галстук и темно-коричневые кожаные ботинки. На его левом запястье сверкали дорогие часы на черном кожаном ремне. Волосы зачесаны назад.

Черт, как же интригующе привлекателен этот вампир. И он принарядился специально для этого вечера. Вечера со мной.

Я была заворожена.

– Мисс Мрочек, вы готовы? – услышала я его красивый низкий голос. Он словно обволакивал меня.

К счастью, я вовремя спряталась в глубине номера, чтобы Брэндон не застал меня шпионящей за его драгоценной особой.

– А вы готовы, мистер Грейсон? – сладко сказала на это я.

Я услышала, что он тихо рассмеялся своим красивым смехом.

– Я жду вас, мисс Мрочек, – послышался его ответ.

В прихожей моего номера было еще одно зеркало, размером на всю стену. Я посмотрела в него и не узнала себя: кто эта особа, смотрящая на меня оттуда? Мария Мрочек? Нет, это была сама безмятежность, невинность. Девчонка в зеленом шифоновом платье, черных балетках, с распущенными волосами. Без макияжа.

«Получи, что заказывал, мистер извращенец! Вот она я в стиле «поскромнее», как ты того хотел» – с ухмылкой подумала я.

Он будет удивлен, и я надеялась, что мой сегодняшний вид вызовет у него недовольство. Так и хотелось увидеть его гримасу! Гримасу недоумения от моего нового амплуа. Ха-ха! Вперед!

Я вышла из отеля и предстала перед очами богоподобного Брэндона. Мои губы были растянуты в насмешливой улыбке. Я смотрела в его лицо, ожидая, что на нем тоже появится улыбка, или просто ухмылка.

Брэндон смотрел на меня. И его реакция поразила меня.

Ни насмешки, ни гримасы. Ни приподнятых в удивлении бровей. Ни: «Сегодня ты в одежде, Мария. Удивительно».

Улыбка сошла с моего лица.

Что с ним?

Он молчал. Брэндон впился в меня взглядом. Не мигая. Пристальный жадный взгляд его голубых глаз прожигал меня.

Мне вдруг стало не по себе.

Не такую реакцию я ожидала!

Наконец, через долгие секунды, мой сегодняшний кавалер вновь мигнул, улыбнулся и подошел ко мне.

– Ты просто прекрасна, – тихо сказал Брэндон и вдруг протянул руку и провел кончиками пальцев по моим волосам.

У меня отнялась способность дышать. Мое тело пронзила острое удовольствие. От его прикосновения. От его восхищения. Его пальцы гладили мои волосы, но мне казалось, они пробрались под мою одежду и ласкали мою кожу. Какое наслаждение… Брэндон Грейсон. Тот, что стал причиной моего проклятия, тот, что пленил меня на всю оставшуюся вечность. Мужчина, который раньше никогда не смотрел на меня таким горящим желанием взглядом, который никогда не уделял мне знаки внимания. Вампир, который, я знала, был влюблен в кого-то, и я была уверена, что не в меня. Он был со мной. Здесь. Сейчас. И его прикосновения заставляли меня трепетать. От наслаждения. От сладости.

Мне необходимо было быть рядом с ним.

«Я должна заполучить его. Должна. И я заполучу тебя, Брэндон. Ты будешь моим, рано или поздно» – молнией пронеслось в моем затуманенном от этой сладостной пытки разуме.

– Спасибо. Ты тоже ничего сегодня. И неужели я вижу на тебе джинсы? – наконец, вымолвила я и поспешила пройти к его автомобилю, чтобы Брэндон не заметил, в какой ад, в какое замешательство ввергли меня его прикосновения к моим волосам.

К волосам! А что будет, если он коснется моей шеи, моего лица, колена?

Я застыну от ужаса. Или же наоборот – вопьюсь своими губами в его губы, не в силах сдержать своей страсти, своего чувства к нему, которое разрывало меня, поглотило все мои мысли и желания.

Нет, Мария, не смей. Ты должна контролировать себя. Да, ты любишь его, но укротить тебя он не сумеет. Никогда.

Брэндон продолжал улыбаться, а его глаза сверкали восхищением и каким-то странным блеском. Он был похож на хищника, который, после долгого ожидания в засаде, наконец-то увидел свою жертву. Эта бедная ничего не подозревающая жертва смотрит на него своими влажными глазами. А он, хищник, сосредоточен и напряжен, как стрела. И через миг его острые зубы впиваются в мягкую шею жертвы.

Но я не была жертвой. Я была хищницей. И, если Брэндон решил поиграть в царство зверей, то в этот раз перед ним предстала не лань, а такая же могучая, хитрая и гибкая убийца, как и он.

От этих мыслей я ухмыльнулась и грациозно села в «Бентли», на переднее сидение. Не хватало еще, чтоб Грейсон вдруг кинулся открывать передо мной дверцу!

Брэндон сел за руль.

– Ты никогда не думала сменить цвет волос? – спросил меня он, заводя мотор.

– С чего бы это? – непринужденно бросила я. – Что с тобой, Брэндон? Это мое зеленое платье так действует на тебя?

– Что? – Брэндон вывел машину на трассу.

Его короткое «Что?» прозвучало так, словно он вообще не слышал моего ответа. Или не хотел слышать.

– Где твои мысли, черт возьми? – слегка рассердилась я. Мне нужно было его внимание.

– Тебе очень пошел бы каштановый цвет, – вновь, невпопад, сказал Брэндон.

– Меня устраивает мой натуральный! – раздраженно ответила на это я. – Куда мы едем?

Ониздевается? Несет какую-то ересь! Какой, к черту, каштановый цвет? У меня просто великолепные волосы. Золотые. Роскошь.

– Куда пожелает моя прекрасная спутница. – Брэндон, как мне показалось, снова стал самим собой. Его голос был спокойным, почти равнодушным.

Куда я пожелаю. Вот черт. Я не могла найти места, в которое хотела бы поехать.

Я деланно рассмеялась.

– Я сегодня очень добра, поэтому милостиво разрешаю тебе везти меня хоть на край света, – шутливо сказала я. Точнее, попыталась. В данный момент шутить мне не хотелось.

– Тогда мы едем ко мне, – вдруг услышала я ответ Брэндона и просто не поверила своим ушам.

– К тебе? А как же вся эта твоя болтовня об ужине? – удивленно спросила я.

– Тебе так хочется в ресторан?

– Нет, но ехать к тебе я тоже не желаю.

– Поздно. Ты сама дала мне полномочия, поэтому мы едем ко мне. У меня здесь квартира.

– Я передумала.

– У тебя нет выбора.

Его категоричный спокойный тон заинтриговал меня. Я вдруг почувствовала легкое возбуждение. О, да, этот новый настойчивый Брэндон заставлял мое воображение представлять, что может произойти, когда я останусь с ним наедине. В его квартире.

Яркие красочные сцены, заполнившие мои голову, так возбудили меня, что мне пришлось закинуть ногу на ногу, и плотно прижать их друг к другу. Потому что я хотела его. И если бы он вдруг остановил машину в парке, гараже или просто на парковке, и начал бы целовать меня… Я позволила бы себе откинуть все правила приличия и окунуться в наслаждение.

Зачем он везет меня к себе? Что он запланировал? Хочет поиметь меня?

«Милый мой, это я поимею тебя! Так вези же меня в свою квартиру и дай мне то, чего я так желаю!» – ухмыльнулась я.

– Мы должны обсудить выставку, – все же, с трудом контролируя свое дыхание, напомнила ему я.

– Да, конечно, – улыбнулся на это Брэндон. – Это не займет много времени.

– Так ты все-таки скажешь, зачем выкупил мою фотографию? И какова теперь ее судьба? – перевела тему я, не желая вникать в подробности того, что мы будем делать после того, как обсудим мою выставку. Наверняка, что-то интересное.

– Я уже давно ответил на этот вопрос.

– Это был не ответ, а всего лишь блеф.

– Эта тема закрыта.

– Тебе трудно ответить? – раздраженно повысила голос я. – Ну и черт с тобой! – И тут я заметила, что женские волосы, которые я видела сегодня в автомобиле Брэндона, когда он подвозил меня в отель, исчезли.

– Где твое драгоценное украшение? – язвительно спросила я.

Он прекрасно понял, что я имела в виду, потому что на его лице появилась странная кривая усмешка.

– Спрятано в надежном месте, если тебя так волнует его судьба, – ответил он.

– Волнует? – Я насмешливо улыбнулась. – Ни капли. Но, согласись, не каждый имеет в своем автомобиле чьи-то женские волосы. Откуда они у тебя? Срезал у очередной смертной девки, пока она спала?

– Она отдала мне их добровольно. Я люблю… Идиот! Какого черта!? – Брэндон раздраженно дернул за руль, и мы, едва не поцеловав бампер вдруг остановившегося без предупредительного сигнала прямо перед носом нашего «Бентли»» черного «Митсубиси», успели свернуть в сторону.

На дороге было множество автомобилей. Вечер. Миллион огней и гул.

– Что ты говорил? – настойчиво спросила я. Мне нужно было узнать, что он хотел сказать, когда вынужденный маневр заставил его выругаться.

– О чем ты? – слегка нахмурившись, переспросил Брэндон.

– Ты сказал: «я люблю»… А потом тот идиот отвлек тебя, – напомнила я.

К счастью, эротическое напряжение почти опустило меня, и я могла мыслить трезво.

– Я люблю этот цвет волос, – услышала я ответ.

– И поэтому ты считаешь, что мне нужно покрасить волосы в этот цвет? – рассмеялась я. – Не дождешься!

– Я не принуждаю тебя. Пока.

Я вновь рассмеялась.

Какого высокого он о себе мнения! Хочет, чтоб я сменила ради него цвет волос? Да что он о себе возомнил? Мы друг другу никто! Он мне никто. Он не мой. Мы не вместе.

– У меня такое ощущение, что ты живешь в своем маленьком мире и воображаешь, что все и вся обязаны тебе подчиняться, – с сарказмом выпалила я, оскорбленная его уверенностью в том, что он когда-либо заставит, принудит меня изменить мой цвет волос на тот, что любит он! Ха!

– Здесь ты ошибаешься. Не все, а только некоторые. – Брэндона, кажется, мой сарказм оставил равнодушным.

– Что, черт возьми, это значит? – Эта его фраза разозлила меня по-настоящему.

– Ты прекрасно понимаешь, что. – Брэндон хищно улыбнулся, даже не удостоив меня взглядом.

– Останови авто! Сейчас же! – громко потребовала я. Находиться рядом с этим нахалом у меня не было никакого желания. Я была в бешенстве от его тона и уверенности в своей власти надо мной.

Да! Он был уверен, что владеет мной! Это было ясно, как день.

Я надеялась, что после моего настойчивого требования остановить автомобиль, Брэндон исправиться и принесет мне свои извинения. Но он молча остановил «Бентли» на одной из остановок.

Я ошарашено смотрела на него.

– Если ты сейчас же не извинишься и не перестанешь нести бред, то я выйду, и мы никогда больше не встретимся, – тихим мрачным голосом пообещала я.

– Как пожелаешь.

Его ответ просто ударил меня по щеке.

Брэндон смотрел на меня так спокойно, словно ничего не произошло. Я же была оглушена, просто выбита из колеи. Я не верила, что это происходило в реальности.

Он не может так со мной поступить. Так по-свински. Нет.

– Ублюдок! – вырвалось из самого моего сердца, и, громко хлопнув дверцей, я выскочила из его «Бентли» и демонстративно пошла от него прочь.

Брэндон уехал. Просто уехал.

Я быстрым шагом направилась куда глаза глядят. Оплеванная. Облитая дерьмом.

Ненавижу его… Подонок! Чертов ублюдок! Свинья!

На моем языке вертелись еще многие и еще более грязные ругательства.

Как он мог? Нет, как я позволила ему так унизить меня?

Меня грызло желание позвонить ему и окатить его бранной руганью, но мой телефон остался в отеле. А впрочем, это мне только на пользу: я не должна показывать ему, что он ранил меня. Ранил? Скорее унизил. Он желал контролировать меня. Меня! Ха-ха!

В этом дерьмовом состоянии, в этом омуте мыслей и с бурлящей в моих венах от злости кровью, я не замечала ничего вокруг. Когда я, наконец, остановилась и оглянулась вокруг, то поняла, что нахожусь недалеко от моего отеля. С какой скоростью я шла? Шла глухая и слепая, как новорожденный щенок?

Люди. Вокруг люди. Потоки вокруг меня. Безнадежно испорченный вечер.

И это я желала переспать сегодня ночью с этим подонком? Что на меня нашло тогда, в автомобиле? Почему этот негодяй будит во мне такую сильную, неистовую страсть, желание наслаждения в его постели и отчаянную надежду наконец-то познать его поцелуи? Я превратилась в посмешище. Эта одержимая любовь к нему сделала меня паяцем в этой скверной и совершенно несмешной игре.

Вернувшись в отель и поднявшись в свой номер, я с силой отшвырнула со своих ног проклятые уродливые балетки. Меня охватило желание вновь разбить пару зеркал, а потом уничтожить всю мебель, сломать все, что попадется мне под руку. Но я сдержала себя. Я просто села на край кровати и уставилась в одну точку на полу. Не знаю, как долго я пробыла в таком состоянии, в этом ступоре. Никаких мыслей. Пустота. Отторжение. А затем вновь и вновь голос Брэндона, его слова, его лицо передо мной, в моей голове, повсюду.

За что? За что я так наказана? Почему он? Почему из всех вампиров, Судьба выбрала его? За что она приковала к нему мое сердце, мои мысли, все мое существо?

Затем я пришла в себя и вновь могла мыслить трезво. И вдруг я увидела всю эту картину в «Бентли» с совершенно другой стороны: Брэндон хотел сделать меня своей. Он хотел подчинить меня. Это так очевидно. И, зная его садистские наклонности, его непредсказуемый характер, можно сделать вывод, что он интересуется мной. Именно так. Поэтому он желал сделать меня одной из тех, кто будет подчиняться ему. Потому что именно так он показывает свой интерес.

«О, Брэндон, ты ведь не знаком ни с одной другой формой привязанности! Ты любишь подчинять! Ставить свое клеймо. И, черт побери, я готова подставить под твое клеймо мое тело! Но это будет обоюдное завоевание. Ты станешь моим, сам того не подозревая! Я смогу сделать таким, какой ты нужен мне!» – решила я, и это решение наполнило меня энергией, которую я не чувствовала уже так давно.

С этой секунды я не поверну обратно. Я укрощу его. Ведь я ослепительна. Я богиня.

Ты будешь моим трофеем, Брэндон. Прекрасный самоуверенный Брэндон.

Я направилась в прихожую. Там, встав напротив зеркальной стены, я пристально всмотрелась в свое отражение. В первый раз в жизни мне захотелось изучить себя. Свою внешность. Свои позы. Свои улыбки. Меня охватило желание посмотреть на себя со стороны. Глазами всех остальных. И я, как завороженная, впилась взглядом в зеркало, пораженная собственной красотой.

Это открытие поразило меня. Мои глаза широко распахнулись, рот приоткрылся. Затем я медленно сняла с себя зеленое платье. Затем нижнее белье. Мое тело было прекрасным. Идеальным.

Я хищно улыбнулась. Меня заполнила гордость за свою красоту. За свой ум. За свою независимость. За подчинение, что я беспрекословно получала от смертных мужчин.

Моя красота, моя неповторимость и себялюбие помогут мне подчинить Брэндона. Целиком и полностью. Играть с ним. Заставить его боготворить меня, дышать мной. Желать меня. Только меня.

Я – Мария Мрочек и я не позволю никому и никогда изменить меня.

Красивые настенные часы показывали девять вечера.

Я вновь надела на себя зеленое платье, помня, в какое восхищение пришел от него Брэндон, и набрала номер. Игра началась.

– Приезжай ко мне в отель. Обсудим выставку, – не дав ему вымолвить ни слова, сказала я. Сладким томным голосом.

– Все еще зла на меня? – услышала я его тихий смех.

– Я простила тебя. Как я уже сказала ранее, – я сегодня очень добрая. Жду тебя через пять минут в моем номере.

– Буду там через две.

Мои губы растянулись в довольной улыбке. Я отключилась.

Как спешит! Мчится ко мне на сумасшедшей скорости. Ему нужно мое общество.

Он съел приманку. Он уже болтается на крючке, сам того не понимая.

Дверь в мой номер открыта. Через две минуты он станет моим.

Я зашла в спальню, задернула окна шторами и встала к ним спиной, лицом к двери. Комната освещена лишь одиноким светом прикроватной лампы. Полутень. Эротика.

Брэндон приехал. Он поднимается в мой номер на лифте. Он в моем номере. Бесшумно вошел в спальню.

Я молча медленно сняла с себя зеленое платье.

Он пожирает меня глазами. Через миг впивается в мои губы жестким поцелуем и бросает меня на широкую постель.

Глава 9

Мы провели вместе всю ночь. И она была…Черт, да он просто насиловал меня, все эти долгие часы нашей сумасшедшей головокружительной ночи. Не позволял мне участвовать в происходящем. Ни говорить, ни обнимать его. Он делал со мной такие вещи, которые я никому не позволяла со мной делать, а ведь я – совсем не ханжа. Садизм? Да, ему это нравится. Если он делал все эти вещи со смертными девками, которые чувствуют боль, то он… Он монстр. Мои чувства и желания ничего для него не значили. Я слышала эти слова каждый раз, когда настаивала на том, чего желала я. Но нет. Он утолял лишь свою жажду.

Так я узнала эту темную животную сторону Брэндона Грейсона. Для него не существует секс – ему нужно что-то больше. Беспрекословное подчинение. Он властвует. Под его прекрасной оболочкой скрывалось что-то ужасное.

Даже я была настолько поражена произошедшим этой ночью и своим собственным открытием истинной сущности Брэндона, что мне было просто необходимо углубиться в раздумья. Углубиться в существо, в этот Космос, в этот Ад под названием Брэндон Эйвери Грейсон.

Я лежала в ванной и слышала, как мой садист одевается в свою элегантную одежду. Надевает свою маскировку. В одежде – аристократ, вызывающий доверие, уважение и расположение. Он дурачит смертных. Дурачит вампиров. Только я знаю, кто он на самом деле. Что он на самом деле. Естественно, в его постели и до меня побывало много вампирш, но я интуитивно чувствовала, что лишь со мной он смог полностью обнажиться. Выпустить на волю все свои желания. Использовать все желанные методы. Он был очень богат на них.

Он вошел в ванную. При полном параде.

– Уже уходишь? – насмешливо спросила я. – Поимел меня и улетаешь, голубь?

– Бизнес, – с улыбкой ответил он.

– Однако, мистер Грейсон, вы настоящее чудовище, – тихо рассмеялась я. – Кто бы знал!

– Не лукавь, Мария. Ты довольна, – бросил Брэндон.

Эта фраза заставила меня широко улыбнуться. Каков нахал!

Но он был прав. Я была довольна. Мне понравилась его властность. Это была лучшая ночь в моей жизни.

Неужели я настолько безумна, что мне понравились все эти вещи, что он делал со мной? Видимо, да. А может, это моя проклятая любовь к нему превращает в наслаждение все, что касается его, Брэндона? Наверно, это тоже так.

– Встретимся в пятницу, – сказал Брэндон.

Он подошел ко мне и, обхватив мое лицо своими пальцами и заставив меня повернуть его к нему, поцеловал меня в губы. Долгим требовательным поцелуем.

– Что заставляет тебя думать, что я хочу встретить тебя в пятницу? – усмехнулась я, когда он отстранился от меня.

– Запомни: каштановый цвет. И цветные линзы. Карие, – спокойным тоном сказал Брэндон.

– Дорогой мой, я не собираюсь портить свою внешность, чтобы соответствовать твоим вкусам, – резко сказала я.

– Мария, моя красавица, эта ночь была волшебной. Но я хочу большего. И да, у меня есть предпочтения. И да, это каштановые прямые волосы и карие глаза. Таков уж я и меня не переделать. Так что, пожалуйста, будь послушной и порадуй меня. Встретимся в пятницу. – Брэндон вновь поцеловал меня и вышел из ванной. Я услышала, как он сел в свой «Бентли» и уехал.

Я не могла поверить. Это не сон? Брэндон хочет не просто секса со мной, нет… Он хочет чего-то большего. Отношений. Я нужна ему. Как это прекрасно… Слишком прекрасно, чтобы быть правдой! Ведь он влюблен в другую! Зачем ему я? А эти его настоятельные приказы насчет моих волос? Ха, теперь еще и мои серо-голубые глаза ему не по душе! Хочет карие… Откуда, черт подери, у него этот идиотский фетиш на темноволосых и кареглазых? Он что, спит только с ними?

Меня охватило раздражение.

Я хотела быть с ним. Отчаянно желала. Я любила его. Но себя я любила тоже. Поэтому я решила не идти у него на поводу, даже после его красивых слов. Я встречу его в пятницу и буду только собой. И если его это не устраивает – пусть идет на все четыре стороны.

Но эти так внезапно начавшиеся отношения… Мария! Это не отношения, не обманывай себя! Это всего лишь связь. И пока что всего лишь сексуальная связь. Возможно, эта связь перерастет в отношения. Настоящие, любовные отношения. Но Брэндон был для меня закрытой книгой. Конечно, я и раньше знала, что он любит жестокие игры, а прошлой ночью обнаружила монстра, которым он был в постели. На этом мои знания характера этого вампира исчерпывались. Хм, ну да, помешан на «Бентли» и деловых костюмах. Спит со смертными. Но какие у него цели в жизни? Как он видит свое будущее? Какие тайны он скрывает? Ведь у всех есть тайны. И зачем этот человеконенавистник занимается благотворительностью? А теперь еще и выставками?

Сколько вопросов! И ни одного ответа. Но я обо всем узнаю.

Я твердо решила, что, куда бы не завели меня наши с Брэндоном игры, – я никогда не открою ему своих чувств. Он никогда не узнает о том, что я помешана на нем. Что я люблю его настоящей всепоглощающей вампирской любовью. Прикована к нему. Нет, нет! Ведь это могло бы дать ему оружие надо мной, еще большую власть, чем он имеет надо мной сейчас.

Молчать. Играть. Наслаждаться. Укрощать.

А пока что у меня было некоторое время до пятницы и дела, которые необходимо было уладить. Например, мы так и не сдвинулись ни на шаг в обсуждении моей выставки, а ведь времени оставалось не так уж много.

В одиннадцать утра я порылась в чемодане с одеждой Миши, нашла неплохое хлопковое белое платье и легкое бежевое пальтишко, попросила горничную прогладить их для меня, заплела волосы в небрежную косу и нанесла макияж. И через полчаса я – известный фотограф, смотрела на себя в зеркало и умилялась своему скромному, благодаря одежде младшей сестры стилю. Но мои губы алели, как маки, на моем бледном лице. Моя любимая алая помада, без нее я – не я.

Ха-ха! Если Брэндон не был бы Брэндоном без делового костюма, то я не была бы я без моей алой помады.

Лондонская погода радовала туманом и отсутствием солнца, и я, довольная и прекрасная, вышла из отеля, чтобы поймать такси и доехать до офиса известного глянцевого журнала, с которым у меня было назначено интервью по поводу моей карьеры и, естественно, приближающейся серьезной выставки. Что ж, для них мое появление в их журнале станет украшением, для меня же – пиар ходом. Да, я дала отцу слово не сверкать слишком ярко, но, что поделать, – таков мир бизнеса и тягость знаменитости.

По дороге я заехала в бутик Маноло Бланик и приобрела пару роскошных туфель, так как балетки и кеды Миши мне уже порядком надоели. Мои ноги словно кричали мне: «Каблуков! Роскоши! Стиля!». Да и заявляться на интервью с модным журналом в белых кедах было бы дурным тоном. И в офис журнала я зашла, цокая двенадцатисантиметровыми острыми каблуками лаковых бежевых туфель. Какое это наслаждение, – вновь стать собой! Правда, на мне не было никаких украшений, кроме тонкого золотого браслета на левом запястье. И никаких сережек. Естественно! Нам, вампиршам, посчастливилось с нашей непробиваемой кожей, поэтому мы могли носить только клипсы. Но это так дешево. Фи. Ха-ха, а наша элегантная Маришка носит клипсы каждый день!

Интервью прошло на ура. Много интересных вопросов, небольшая дискуссия на тему «Что значит быть фотографом?», милые шуточки, юмор, мое блистательное ораторское искусство, комплименты насчет, как я элегантна сегодня. В конце интервью я скромно пригласила читателей на свою выставку, фотограф сделал пару красивых фотографий меня прекрасной и попросил дать ему пару советов. В общем, я искрилась, как бенгальский огонек на Новый год.

После интервью я устроила себе небольшой шоппинг, на котором приобрела еще десять пар туфель и много новой сексуальной одежды. Прощай девочка в зеленом шифоновом платье и балетках! До свидания, джинсы, кеды и смешные футболки! Мария Мрочек вернулась!

Затем я до самого вечера разъезжала по городу, на разные встречи: с фотографами, моделями, редакторами, в общем, со всеми, с кем связывала меня моя профессиональная деятельность. Друзей у меня не было. Да они мне и не нужны.

Но все эти встречи, суматоха, болтовня, все, что должно было отвлечь меня от мыслей о прошлой ночи с Брэндоном, – не помогли. Моя голова была забита мыслями об этом мерзавце. О том, что я вновь встречу его в пятницу. И тогда мы вновь проведем вместе всю ночь. Я желала, чтоб пятница настала уже завтра, – так велико было мое сексуальное томление к Брэндону. Но до пятницы нужно была ждать долгие десятки часов, и я должна была прожить их. С пользой. Сосредоточиться на делах и выставке.

Но как тяжело это было!

***

Пятница. Наконец-то пятница.

Я знала, что он приедет за мной. В восемь. Опять в восемь.

Почему всегда в восемь? Работа? Сидит в своем офисе и раздает деньги направо и налево, занимаясь благотворительностью? Или, чем вообще он занят, кроме как этим? Бизнес. Что за бизнес?

Я вдруг поняла, что ничего не знаю о том, каким бизнесом он занимается. Рестораны? Недвижимость? Строительство? Нужно будет спросить его.

В этот вечер я была одета в черное короткое платье. Поверх него – все то же элегантное бежевое пальтишко. На ногах – низкие черные ботильоны. Острый каблук. Одиннадцать сантиметров. Волосы распущены. На лице – вечерний макияж. Алая помада на губах. В руках – черный клатч с телефоном и кредитной картой.

Брэндон опоздал на пять минут. А ведь он всегда так пунктуален, этот английский вампир. Педант. Но ему пришлось ждать еще десять минут прежде, чем я осчастливила его своим появлением.

Он ждал меня прямо у входа в отель.

– О, нет, опять деловой костюм? Неужели тебе не хватает средств, чтобы приобрести еще пару джинс и футболок? Теперь знаю, что дарить на твой День рождения! Когда он у тебя? – шутливым тоном сказала я, ведь Брэндон вновь не изменил своему строгому стилю и был одет в темно-синий деловой костюм. А мне, честно говоря, хотелось увидеть его в другом, более расслабленном стиле. Очень уж мне понравилось, как сидели на нем черные джинсы, в тот незабываемый вечер животной страсти.

Я окинула Брэндона оценивающим взглядом и нашла, что все-таки, деловой костюм ему очень к лицу. А когда я подняла взгляд на само его лицо, мой сверкающий томлением взгляд встретился с его взглядом.

Брэндон был похож на ледяную статую. Его скулы заострились, губы плотно сжаты, а глаза… Они были просто ледяными. Его красивые густые брови были нахмурены. Он молчал.

Совершенно не понимая его реакцию, я приподняла брови в молчаливом вопросе.

На что? Я была элегантно одета и достаточно скромна.

Мой вечерний макияж? Но ведь он видел меня в нем много раз прежде. Алая помада?

– Кажется, я попросил тебя об одном маленьком одолжении, – наконец, тихим голосом сказал Брэндон.

В его голосе не было злобы или ненависти. Или даже недовольства. В нем был самый настоящий мрак.

– Что? – только и смогла вымолвить я.

Какое еще одолжение? Что-то я такого не припомню!

– Ты рехнулся? – невольно вырвалось у меня.

Что за сцена?

Отличное начало вечера! Я стою перед ним, ослепительная и томная, а он ведет себя, как надзиратель в тюрьме! Что, твою мать, на него нашло?

– Мне очень жаль, Мария, но этот вечер безнадежно испорчен, – усталым тоном вдруг сказал Брэндон. И он повернулся ко мне спиной и стал спускаться по ступенькам к своему дурацкому «Бентли».

– Что ты себе позволяешь? Пригласил меня на свидание, а теперь ведешь себя, как чертова свинья! – Я пошла за ним и захлопнула дверцу «Бентли» прямо перед носом Брэндона. – За кого ты меня принимаешь? За девочку по вызову? – тихим злым голосом сказала я, впившись ненавидящим взглядом в его лицо.

– Нет, Мария. Я действительно хотел провести с тобой вечер. И ночь. Но твои волосы и глаза… Почему они все еще… такие? – так же тихо ответил мне Брэндон.

Что? Он серьезно рассчитывал на то, что я, по его дурацкому запросу, перекрашу волосы в скучный каштановый цвет и нацеплю на глаза карие линзы? Кем он себя вообразил? Ему так нужны от меня эти изменения, что без них я ему неинтересна? Абсурд!

– И ты устроил весь этот цирк из-за этого? – Я отказывалась в это верить.

– Мне правда, очень жаль. Но мне нужны каштановые прямые волосы и карие глаза, – категоричным тоном бросил на это Брэндон.

– Ха! Теперь не просто сменить цвет волос, но еще и выпрямить их! – Я насмешливо закатила глаза. – Как быстро прогрессируют твои запросы! Что закажешь в следующий раз? Мне превратиться в монашку? Или, нет, покрасить брови? Может, они тебя тоже не устраивают?

– Естественно. Брови должны соответствовать цвету волос.

– Да знаешь, что? Иди ты к чертовой матери! Подонок! – вырвалось у меня. – Никогда в жизни не желаю больше тебя видеть! Спи со своими смертными!

– Значит, мою просьбу ты не исполнишь? – усмехнулся Брэндон.

– Нет! И не надейся! – почти прошипела я.

– Что ж, тогда наши пути расходятся. А жаль. – И он вновь открыл дверцу своего авто собираясь сесть за руль.

Но я вновь захлопнула ее.

– То есть, если я не сделаю, как ты того хочешь, я тебе не нужна? – уточнила я.

– Да.

Его короткий ответ расставил все точки.

Конец. Нашим встречам. Сексу. Еще не начатым отношениям, на которые я так надеялась. Я не нужна ему такая, какая есть. Он помешан. На карих глазах. На темных каштановых прямых волосах, которых у меня не было.

Злость разрывала все мое существо. И будь у меня была возможность убить этого ублюдка, прямо сейчас, на глазах у десятков свидетелей, я бы сделала это. С наслаждением.

Но я не имела этой сладостной возможности. Я была безоружна. Но я могла защитить себя. Правда, единственной моей защитой от этого унижения была улыбка. Насмешливая, будто все его слова совершенно не причинили мне боль.

И я заставила свои губы растянуться в насмешливой улыбке, пряча то, что готова была просто разрыдаться от унижения. От того, что я желала его, любила его. А он меня – нет. Он был нужен мне. А я ему – нет. Чтобы иметь возможность быть рядом с ним я должна была изменить себя. Стать «его предпочтением».

– Скатертью дорога, дорогой. Невелика потеря, – фальшивым спокойным тоном сказала я и открыла перед ним дверцу его автомобиля.

Брэндон молча сел за руль и уехал. Я же осталась стоять на месте, глухая и немая.

Еще никто никогда в жизни не унижал меня так, как только что унизил тот, кого я так безудержно любила. Я желала только одного – исчезнуть.

Мне нужно было забыться. Почему, ну, почему, наркотики не имеют над нами, вампирами, никакого эффекта? Почему наш разум так совершенен, что мы не можем заставить его хоть на минуту покинуть реальность? Почему я не имею этой возможности?

Мысли, мысли, убивают, терзают, причиняют боль опять и опять, без остановки…

В клуб! Я надеялась, что клуб, секс со смертным и затем его кровь помогут мне. Забыться. Хоть на секунду.

Я не нужна Брэндону.

Не нужна.

– Такси! – громко крикнула я, и передо мной тут же остановился автомобиль.

Я заняла заднее сидение.

– Куда едем, мисс? – спросил меня таксист.

– В ближайший ночной клуб. Как можно быстрее, – тихо ответила я.

Глава 10

С того проклятого вечера прошло две недели. Я не встречала Брэндона, не общалась с ним, даже насчет оформления выставки. Поэтому мне пришлось тесно сотрудничать с мистером Аттиком. Главный редактор «Colour world» сообщил мне, что «мистер Грейсон предоставил вам, мисс Мрочек, полную свободу действий. Оформляйте выставку, как пожелаете». То есть Брэндон почти прямым текстом сказал: «Оформляй все сама, Мария. Я пас». И мне пришлось понервничать.

Как оказалось, чтобы оформить выставку фотографий, нужно проделать немало работы, сделать сотни звонков, пригласить репортеров и фотографов, сделать рекламу, создать и распечатать элегантные буклеты с пояснительной информацией о каждой фотографии… Одним словом: возня. Но эти нежданные трудности помогли мне не думать о Брэндоне так часто и много, как в обычные дни. И все же, я думала о нем, представляла, что было бы, если… Если бы я немного уступила ему. С цветом волос и линзами. Что было бы тогда? Он захотел бы меня?

Но почему уступать должна я? А что он? Он будет собирать плоды, а я только сеять?

Такая картина меня не устраивала. И целых две недели я держалась и была уверена в том, что Брэндон мне не нужен. Я твердо решила, что любовь к нему не заставит меня сдаться. Изменить себя. Измениться ради него. Мне не нужны его ласки. Его прикосновения. К черту его.

Но вечер накануне выставки был ужасен.

Я лежала в кровати, смотрела в потолок и отчаянно желала позвонить Брэндону. Просто услышать его голос. Пригласить к себе. Вновь испытать то блаженство, что я испытала с ним в ту ночь. Я была в таком отчаянии, что его просьба перекрасить волосы уже не казалась мне слишком уж оскорбительной. У него такой фетиш. Ничего странного. Может, я слишком вспылила… Я дошла до того, что отредактировала в фотошопе свою фотографию. Каштановые волосы. На два тона темнее каштановые брови. Карие глаза. Какие именно он любил? Темно-карие? Светло-карие? Пусть будут темно-карие. Они идут моему лицу намного лучше. И получилось не так уж плохо. Совсем неплохо. Может, мне и, правда, пора сменить имидж? Ведь за все свои долгие годы моей жизни я оставалась все такой же: золотоволосой, с серо-голубыми глазами.

Но я не желала подчиняться ему. Если я сделаю то, чего он требует, он поймет. Все поймет. Что я люблю его. А этого никогда не должно было случиться.

И, со злостью захлопнув макбук, я отбросила его от себя.

– Ну почему, почему, Брэндон, ты сидишь в моем мозгу и не даешь мне покоя? Почему я так хочу тебя? Почему тебе нужны от меня эти жертвы? – вырвался из моего сердца бессильный крик. А потом я упала лицом в подушку, и из моих глаз потекли слезы. Я отчаянно рыдала в первый раз за восемь лет. От жалости к себе.

***

Открытие моей первой собственной выставки репортажной фотографии. Замечательный уютный вечер. Огромный светлый зал, обставленный по моему вкусу, полон народу. Дамы и господа, в красивых вечерних платьях и костюмах с бокалами дорогого шампанского, оценивающим взглядом смотрят на фотографии, развешенные на стенах, и вполголоса обсуждают то, что видят. Играет тихая музыка: мажор сменяется минором замечательных чистых звуков фортепиано. Иногда в этой музыке слышится тихое женское меццо-сопрано, которое сменяется мужским тенором.

Да, я наняла живых оперных артистов. Они стоят, красиво одетые, рядом с фортепиано, за которым играет один из талантливых английских молодых пианистов.

Каждая фотография на стенах оформлена в неповторимом стиле. Каждая – индивидуальность, мое детище. Они тщательно отобраны для сегодняшнего вечера. Все вокруг идеально.

Я медленно прохаживаюсь по залу в элегантном белом брючном костюме и белых туфлях. Гости улыбаются мне, делают комплименты моему таланту и пытаются украсть у меня пару минут, но людишек так много, что я не желаю тратить на них этот вечер. Нет. С бокалом шампанского в руках, я молча наслаждаюсь своим триумфом. Я заявила о себе миру, в другой, серьезной сфере искусства фотографии, и мир пал к моим ногам. Именно этого успеха я и добивалась. Я отреклась от глянца и бессмысленности, и это стало началом нового, достойного пути. Никогда, ни за что не сверну на старый.

По залу тихо и почти незаметно снуют фотографы, а в углу, рядом с фотографией, которую я назвала «Вечер в корейской деревне», делает репортаж смазливая репортерша с одного из главных каналов Англии. Мой вечер стал местом высокой культуры и смысла. Даже миссис Оливецкая не побрезговала прийти и лично поздравить меня с успехом. Мистер Аттик тоже здесь – ходит от фотографии к фотографии, под руку со своей супругой. Милая пара. Ну, и, конечно, здесь находятся мои родители, – приехали специально, чтобы поддержать меня, в компании свекра и свекрови нашей Маришки. Сама же Маришка не только не приехала, но и с сомнением отнеслась к моей выставке, сказав: «Не думаю, что хочу тратить на это свое время». Но, честно говоря, ее отсутствие я приняла с пониманием. Она ненавидит меня, и я понимала, за что. Зато приехали Миша и Фредрик. Миша все-таки сумела притащить своего супруга, против его воли, разумеется. Мы обменялись приятными, вежливыми фразами, а затем к нам подошла Миша, и Фредрик, деликатно поздравив меня с триумфом, ушел бродить по залу, оставляя меня наедине с сестрой.

– Боже мой, Мария! Ты сменила имидж? – с восторгом спросила Миша, рассматривая меня с головы до ног.

– Да, и родители едва узнали меня сегодня! – хихикнула я. – Что скажешь, сестренка?

– О, тебе очень идет! Ты стала такой элегантной! Даже Маришка одобрила бы! – воскликнула Миша, на что я рассмеялась, подумав, что мнение ханжи Маришки меня как-то вообще не интересует. Но я не стала говорить это вслух, щадя чувства Миши.

– А как тебе мой вечер? Неплохо вышло, правда? – перевела я тему в другое русло.

– Отличный вечер! И столько людей! Я горжусь тобой! – ответила на это моя сестренка. – Но почему такая перемена?

– Нужно пробовать что-то новое, – улыбнулась я и шепнула на ушко Мише: – Когда тебе будет столько же, сколько мне сейчас, ты поймешь, о чем я говорю. Мне надоело быть той вульгарной девицей, которая занимается дешевой фотографией в глянцевых журналах. А для серьезного к себе отношения в этом бизнесе, нужно выглядеть соответствующе.

Миша понимающе кивнула.

– В любом случае, тебе очень идет, – вновь повторила она. – Как отреагировали родители?

– Что они могут мне сказать? Я взрослая девочка и сама решаю, как мне жить и как выглядеть! – тихо рассмеялась я. – Но мама, конечно, немного в шоке. Видела бы ты ее лицо!

– Неправда! Я просто сказала, что тебя теперь трудно узнать! – вдруг услышали мы слегка возмущенный голос матери, но в нем слышались и нотки смеха.

– И я полностью с ней согласен! – И рядом с нами, из ниоткуда, как черт из табакерки, очутился Мартин.

Мартин! Приехал-таки, сумасброд!

– Ты же заявил, что встреча с деловым партнером тебе важнее выставки сестры! – пожурила я своего непутевого брата и крепко обняла его.

– Меня замучила совесть. Я знаю, ты не простила бы мне моего отсутствия! – весело бросил на это Мартин. – Мсцислав тоже приедет, с минуты на минуту. Миша! Моя младшая сестренка! Как ты? – И он крепко обнял Мишу.

– У меня все прекрасно! А как ты? – улыбнулась Миша. – Так хорошо, что вы с Мсциславом тоже здесь! Я так скучаю по вам!

«Естественно, моя хорошая! Ты живешь в лесу, без интернета и электричества! Кому не было бы скучно?» – с легким сарказмом подумала я.

– Тогда я украду тебя ко мне на месяц в Гданьск… Так, где твой муж? Надеюсь, он будет не против? А вообще, приезжайте вместе! – бодро заявил Мартин.

– Мы приедем! Давай договоримся на ноябрь или декабрь? – живо откликнулась на его предложение Миша. – Пойду, обсужу это с Фредриком!

И она упорхнула от нас.

– И в чем причина такой резкой смены имиджа? – тут же обратился ко мне Мартин.

– Мне повторить то, что я уже сказала Мише? – с очаровательной улыбкой сказала я.

– Не стоит, я все прекрасно слышал. Слушай, а может мне тоже сменить имидж? Меня что-то потянуло на стиль 50 Cent. Точно! Завтра же куплю себе широченные штаны, спадающие до колен, футболку XXXL и кепку. – Мартин, мерзавец эдакий, дразнил меня и забавлялся.

– Не забудь огромный крест, – подсказала я, с удовольствием поддразнивая его в ответ.

– Эх, точно! А потом мы с тобой вместе запишем альбом… Но, пардон, великий фотограф, я пойду оценю твои шедевры. Трепещи же! Главный критик идет на разгром!

– Иди уже, – отмахнулась я от брата. – Ты бы хоть причесался, что ли!

– И ты называешь себя творцом? Я оскорблен до глубины души! У меня может, стиль такой! – И Мартин, шутливо задрав голову вверх, скрылся в толпе гостей.

Наконец-то я одна. Могу спокойно вздохнуть.

Все прошло, как и было задумано. Гладко. Никто ничего не заподозрил.

Но мне нужно было сбежать. Хотя бы на минуту.

Вдруг я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Такой пристальный, что мне показалось, кто-то физически скользит своими пальцами по моему телу, спрятанному под белым строгим костюмом.

Я обернулась вполоборота.

Брэндон.

Это был он. Его взгляд преследовал меня.

И в нем читалось восхищение.

Да. Конечно.

Теперь ты восхищен мной, мерзавец.

Я бросила на него равнодушный взгляд и направилась в дамскую комнату.

Мои мысли вдруг исчезли.

Я зашла в дамскую комнату, поставила бокал с шампанским на одну из красивых чистых раковин и заторможено уставилась в свое отражение.

Нет больше прекрасных золотых волос, что спускаются волнами до красивой поясницы. Они превратились в прямые и покрылись каштановым цветом. Исчезли красивые хищные серо-голубые глаза. Теперь были карие.

Кто это? Мария?

Другая. Новая.

Мария, которую желал Брэндон Грейсон.

Но он не должен был узнать о том, что я пошла на этот шаг только лишь, чтобы он позволил мне быть рядом с ним. Да, я сдалась. Поставила его дурацкие желания выше своих. Но моя гордость не умолкла. Нет. Если Брэндон посмеет лишь заикнуться об этом, я рассмеюсь ему в лицо и уйду.

Он желал меня. Это было так очевидно. Не спускал с меня взгляд целый вечер. Но он ни разу не подошел ко мне. Не заговорил со мной. Пусть. Так даже лучше. Я играю в равнодушие. Я недотрога. Мне к черту не сдалось его одобрение. Пусть глотает слюни и ждет, пока гости разойдутся, огни погаснут и тогда…

Мои губы расплылись в язвительной усмешке.

Тогда я просто поеду в отель. Одна. Я изведу его.

Я прислушалась к голосам гостей, чтобы выделить из них голос Брэндона.

Он разговаривал с какой-то пожилой дамой, которая высказывала ему свой восторг по поводу сегодняшнего вечера. А он, стоит отметить, не стал навязывать себе притязания на сегодняшний успех, а скромно заметил, что «Мисс Мрочек справилась со всем сама. Именно она организовала этот вечер».

Я усмехнулась.

Эта минутная перемена, возможность остаться наедине с собой, прояснила мой разум и подбодрила меня. Я готова была продолжать битву.

Пора возвращаться.

Я ополоснула руки водой, вытерла их маленьким мягким одноразовым полотенцем, поправила свои каштановые волосы, такие непривычные для меня, и медленным шагом направилась обратно к гостям. По пути вспомнила, что забыла в дамской комнате мой бокал шампанского, но не стала возвращаться. И, едва я появилась в зале, меня встретил гром рукоплесканий. От неожиданности я даже застенчиво улыбнулась и приложила руку к груди.

Черт возьми, как приятно! Как чертовски волшебно, что мой талант наконец-то встретил благодарную публику!

И мои родители, братья, Миша и Фредрик, мистер и миссис Морган тоже улыбались и хлопали мне. Все мои дорогие и любимые. Здесь. В этот важный для меня вечер.

И Брэндон.

Он улыбался. Он не жалел для меня рукоплесканий.

В этот миг я была счастлива. Я так давно не чувствовала это чувство, что в этот момент оно поразило меня, разлилось энергией по моему телу. Я чувствовала себя живой.

А затем вновь – выслушивание комплиментов, предложений о сотрудничестве, интервью и так далее. Мое сияние. Триумф.

Но вскоре вечер стал угнетать меня. Он вдруг стал вечностью. А я так хотела, чтоб гости ушли. И чтоб моя семья тоже оставила меня одну. Мне необходимо было выиграть битву. Мою с Брэндоном. Лишь бы он не уехал раньше времени…

Но он словно и не думал уезжать. Он был везде и повсюду. Я чувствовала на себе его взгляд. Его восхищенный взгляд. Он был покорен мной. Но Брэндон не подходил ко мне, и я тоже намеренно избегала его общества. Потом. Позже.

И этот момент настал.

Гости разъехались. Моя семья сердечно попрощалась со мной и тоже покинула зал. Миша обнимала меня целых две минуты и повторяла, как она гордится мною. Моя любимая младшая сестренка. Мои братья, конечно же, не смогли уехать без парочки милых гадостей в мой адрес по поводу моего нового имиджа, поэтому мне пришлось со смехом вытолкнуть их за дверь.

Зал опустел. Но я знала, что Брэндон никуда не уехал. Он тоже ожидал этого момента, облокотившись на одну из колонн зала.

Я подошла к одной из моих фотографий и сделала вид, будто внимательно рассматриваю ее.

– Прекрасный вечер, – наконец, услышала я голос Брэндона.

Момент, которого я так отчаянно ждала весь вечер, настал.

– Согласна, – холодным равнодушным тоном бросила я, не оборачиваясь.

Наступила тишина.

Его молчание сбило меня с толку.

Все вдруг пошло не по моему сценарию. Я рассчитывала, что Брэндон подойдет ко мне и с ухмылкой заявит, что я поддалась его требованиям и покрасила волосы в его любимый цвет… А я бы равнодушно пожала плечами, молча прошла бы мимо него и, сев в такси, уехала бы. А затем я пропала бы с его горизонта на пару недель, что заставило бы его помучаться невозможностью обладания мной.

Но нет, он просто молчал.

Я не могла ждать. Если не желал действовать он, то я должна была взять все в свои руки. И, не бросив на Брэндона ни единого взгляда, будто он не существовал, словно его не было, я прошла в дамскую комнату. Достав с полки над раковиной свой клатч, я поправила макияж, расчесала волосы, с удовлетворением подумав, что прямые волосы даются уходу легче, чем волнистые. Затем я помыла руки, вытерла их, взяла в руки свой клатч, вышла из дамской и направилась в гардероб, чтобы надеть пальто.

«Черт, забыла заказать такси!» – вдруг подумала я и достала из кармана телефон. Но вдруг кто-то схватил меня за запястье и отобрал телефон из моей ладони.

Брэндон.

– Куда собралась? – тихим серьезным тоном спросил он.

– Что ты себе позволяешь? – тоже тихо бросила я.

Он все еще сжимал мое запястье.

– Ты поедешь со мной.

Категоричный бескомпромиссный тон, которым были сказаны эти слова, заставили меня язвительно усмехнуться.

– И не подумаю! – вырвалось у меня.

– Я тебя не спрашиваю.

Я была в недоумении.

Его поведение, его властность удивили меня.

– Иди к черту! – раздраженно вскрикнула я. – Кем ты себя возомнил? Ты мне отвратителен, и я не желаю…

Но я не успела высказать ему свое возмущение, так как вдруг он крепко прижал меня собой к стене.

– Что это? Непослушание? – шепнул он мне на ухо.

– Что? – Я не верила своим ушам.

Ситуация развивалась так непредсказуемо, что я просто не знала, как реагировать, как все это понимать. Я никогда не видела Брэндона таким. Он словно считал меня своим хозяином.

– А теперь запомни, черт побери, одну вещь: ты – моя, – вдруг услышала я.

Он что, настолько покорен мной? Он настолько одержим мной? Он желает, чтобы я принадлежала ему и лишь ему?

«Какая перемена! Мой новый имидж подействовал на него, как красная тряпка на быка!» – пронеслось в моей голове.

Но эти слова осветили мою душу.

Он назвал меня «моя»

– Брэндон, что с тобой? – тихо спросила я.

Но моя кровь закипела. Мое тело покрыло томление. Я желала, чтоб он подчинил меня себе. Прямо сейчас. Прямо здесь.

– Ты поняла меня? – вместо ответа, спросил он.

Его тихий строгий голос заставлял меня гореть от похоти. Похоти к нему.

– Да… – пролепетала я. – Но если ты так этого хочешь, то и я желаю, чтобы ты был только моим.

– Я и так твой, черт возьми, уже давно. И ты это знаешь! Я потерял тебя тогда, но вот ты вернулась ко мне, – тихо сказал он, гладя мое тело через ткань моего костюма.

Как странно он себя ведет! И какие странные вещи говорит!

Он мой и уже давно? Неужели он только что признался мне в том, что вампирша, в которую он влюблен, – это я?

– Брэндон… Подожди… Это меня ты любишь? Это твоя тайна? – спросила я, наслаждаясь его действиями.

– Люблю? Нет. Я одержим тобой, маленькая сучка!

– А я… Я… – «одержима тобой» хотела сказать я.

Но он поцеловал меня, и мой мозг отключился.

Брэндон овладел мной прямо там, в гардеробе. А затем мы сели в его автомобиль и поехали к нему. Там, в его квартире, мы вновь предались страсти.

Его страсти.

Глава 11

– Что теперь? – спросила я.

Мы лежали на широкой кровати в его огромной лондонской квартире. Наступило утро нового дня, но мы все еще нежились в постели, в объятьях друг друга.

Я наслаждалась его объятиями. Наслаждался ли он моими, – об этом я решила не думать. Главное, что я получила свое. То, чего желала. Он мой. Здесь, со мной. Он целовал меня. Страстно. Требовательно. Именно так, как мне нравилось. А что до его садистских наклонностей в сексе… Он неисправим, я уверена. Но меня это не отталкивало. Единственное, что слегка удивляло меня – его запрет. Да, черт возьми, он запретил мнеразговаривать с ним во время секса.

А его полное нежелание удовлетворять мои потребности? Когда я попросила его принять во внимание мои желания, он просто закрыл мне рот ладонью и продолжал делать то, что желал он. Ну да ладно. Переживу. Главное – он рядом. Я рядом с ним. Я люблю его до помутнения разума.

Моя голова лежит на его плече. Брэндон лежит на спине с закрытыми глазами.

– Брэндон? – Я нежно коснулась пальцами его лица.

– Помолчи немного. Я размышляю, – слегка недовольным тоном сказал на это Брэндон, не открыв глаз.

Я положила руку на его грудь и тоже стала размышлять. И мне было много о чем подумать. Например, обо всем, что было сказано им вчера, в гардеробе, после моей выставки.

Брэндон признался мне в любви. Он любит меня, да, любит! Уже долго! Восемь лет, наверно, со дня свадьбы Маришки и Маркуса.

Он любит меня.

Блаженство… Значит, моя любовь к нему взаимна.

Я была счастлива. Мне хотелось кричать во всю глотку. Кричать от счастья.

Брэндон хотел подчинить меня себе. Он сказал, что я принадлежу ему.

Принадлежу ему… В каком смысле? Как любимая женщина, которую он ревнует ко всем окружающим? Или как вещь? Как любовницу? Ведь вчера мы почти не разговаривали, – мы не вылезали из кровати. Упоительная ночь.

Но мне нужно было знать.

Что теперь?

Кто мы?

Любовники? Просто двое личностей, которые иногда спят вместе? Или теперь, когда я пошла на уступки и сменила имидж, у меня есть право требовать от него постоянства?

Этот вопрос не давал мне покоя.

Но я тихо лежала, почти не двигаясь, и ждала, пока Брэндон заговорит со мной. Мой разум не мог поверить в то счастье, которое так неожиданно свалилось на меня. Но мое сердце ликовало. Он мой. Он только мой!

Так прошло минут десять, и мне стало безумно скучно. Я приподняла голову и взглянула в лицо любимого вампира. Мои губы осветила широкая улыбка: Брэндон был счастлив. О да. На его лице было написано блаженство. Он был так прекрасен, что я не удержалась и нежно поцеловала его в губы. Но он лишь слегка улыбнулся и вдруг открыл глаза. И его взгляд, устремленный на меня, привел меня в замешательство. Его глаза словно говорили: «А, это ты? Что тебе от меня нужно?». Но, возможно, мне это всего лишь показалось, потому что он тут же перевернул меня на спину и улегся сверху.

– Вчера, в гардеробе, ты сказал, что я – твоя… Что ты имел в виду? – поинтересовалась я, смотря в его глаза. Но я не собиралась поднимать тему его слов признания. Это произошло, и услышать его слова любви еще раз мне было совершенно не нужно.

– И что, из того, что я сказал, тебе непонятно? – усмехнулся он и поцеловал меня в шею.

– Черт, Брэндон, ты не можешь просто ответить? – со смехом спросила я.

– Могу. И я повторю в последний раз: ты – моя. Ты теперь со мной. Так понятно?

Голос Брэндона прозвучал очень властно.

«Ты теперь со мной».

О да. Я с тобой, мой милый негодяй!

– Я с тобой… Но вопрос в том, со мной ли ты? – серьезно сказала я. – Брэндон, мне нужно знать, стоит ли мне тратить на тебя свое драгоценное время.

– Конечно, если ты останешься послушной, как сейчас. – Брэндон вдруг тоже стал очень серьезным и говорил тихо, но вкрадчиво. В этом он великолепен.

– Послушной? – переспросила я.

Это слово было мне непонятно.

– Поддерживай цвет волос, продолжай носить линзы. И мне очень нравится твой новый стиль в одежде. Я не желаю, чтобы другие мужчины смотрели на тебя. Ты принадлежишь мне. И, если ты будешь послушной, я дам тебе все, чего ты только пожелаешь.

«Он без ума от меня. Он уже ревнует меня ко всем и к каждому!» – пронеслось в моей голове, и мое тело накрыла волна острого удовольствия, похожая на оргазм.

Он любит меня. Иначе быть не может.

– То есть, никаких левых интрижек? – передразнила я его.

Плевать. Ради него я откажусь от всех тех ночей, которые могу провести со смертными. Плевать! Теперь мои ночи и мое тело принадлежали только Брэндону.

А он принадлежал мне.

– Как ты догадлива. – Брэндон вдруг поднялся с кровати.

– Опять сбегаешь? – рассмеялась я.

И это был искренний смех. Смех счастья. Я была счастлива. Безумно.

– Ненадолго. Кроме твоей выставки у меня есть еще пара проектов. Довольно скучных. Но ничего не поделать. Бизнес. – Брэндон поцеловал меня в губы и вышел из спальни. – Не уходи. Я вернусь через пару часов. А сейчас – в душ! – Послышался его голос.

– Брэндон! – воскликнула я, слегка раздраженная его бесцеремонной манерой внезапно куда-то исчезать.

Но он лишь рассмеялся. Раздался шум воды.

Я прождала несколько минут, но затем вскочила с кровати и пошла вслед за Брэндоном, надеясь застать его в душе, во всем его обнаженном великолепии.

Но негодяй уже стоял у большого зеркала, одетый в чистенький черный костюм и белую рубашку, и сосредоточенно завязывал на шее черный галстук.

Я желала подойти к нему и завязать его галстук сама, но колебалась: а вдруг это покажется ему знаком моей глубокой привязанности?

Поэтому я лишь облокотилась о косяк двери, ведущей в спальню, и скрестила руки на груди. Абсолютно нагая. О, я была прекрасна в этот момент.

– Мы теперь вместе? – задала я вопрос, что не давал мне покоя всю эту жаркую ночь.

Брэндон на секунду прервал свое занятие и взглянул на мое отражение в зеркале. И его губы расплылись в хищной улыбке.

– Да. И я ожидаю от тебя хорошего поведения и скромности, – ответил он.

– Я подумаю об этом, – нарочно равнодушным тоном сказала на это я и вновь скрылась в спальне.

Но когда Брэндон покинул квартиру, я бросилась на кровать, закрыла лицо руками и беззвучно закричала от радости. От счастья. Неужели этот день настал? Неужели…

Мне трудно было поверить в это. Почти невозможно.

Но теперь я была твердо уверена, что он любил меня уже восемь лет.

Возможно, все эти годы он боролся с собой. Его отталкивал мой старый имидж. Моя свобода и легкость. Моя похотливость.

Нет, нет, к чему об этом думать? Он теперь мой.

Мой.

***

Я прождала Брэндона весь день. За окном стало темнеть, и зажглись большие уличные фонари. Благо, квартира не находилась в самом центре. Она располагалась в восьмиэтажном широком новеньком здании и занимала весь верхний этаж. Огромная площадь квартиры, насчитывающая несколько сотен квадратных метров, была бы полна света, если бы на всех окнах не были опущены длинные белые жалюзи. Я знала, что Брэндон, как и я, ненавидел свой настоящий облик, то, во что он превратился со временем. И ведь он был старше меня. Должно быть, его настоящий облик представляет собой что-то еще более ужасное, чем мой. Я никогда не видела Брэндона при солнечных лучах. Нет. Но я не раз видела на солнце своих братьев и отца, поэтому знала, что представлял собой и Брэндон.

Настал вечер. Я подняла жалюзи на всех окнах, и квартира, освещенная огнями улицы, тут же предстала в другом облике. Таком необычном. Таком чужом…

Но это была квартира того, кого я так любила. Квартира Брэндона Грейсона. Его вкус и чувство. Его мир. Так отличающийся от моего.

Хоть Брэндон и отсутствовал намного дольше, чем обещал, я ни капли не скучала. Наоборот – мне была предоставлена прекрасная возможность осмотреть его квартиру, пройтись по его гардеробу и библиотеке. Черт, у него была огромная библиотека… В моей квартире она не то, что отсутствовала, но я даже и не сомневалась в том, что книгам в моей квартире нет места… А здесь они были. Несколько тысяч. От древних греческих трагедий до Толкина. Все эти книги, в красивых толстых обложках, написанные на языках оригинала, расставленные по алфавиту стояли ровными столбиками, на деревянных белых полках.

«И когда ты находишь время на чтение?» – подумала я, взяв в руки одну из книг собраний Платона и пролистав ее.

Но при этой мысли меня охватил внезапный стыд за то, как мало книг я прочитала за свою долгую жизнь. Должно быть, Брэндон прочел тысячи… Десятки тысяч. А я?

Нет, не стоить угнетать себя этими мыслями. Моя жизнь была наполнена другими интересами. И все же, я постаралась запомнить авторов книг, что наполняли библиотеку Брэндона, чтобы прочесть их в будущем. Ведь эти книги, эти авторы, были выбором Брэндона, и через них я могла погрузиться в его мир, узнать, какие ценности его привлекают. И каким он видит этот мир. Книги были маленьким ключиком к тайне души этого вампира. Они могли осветить уголки его скрытной личности, о которой я почти ничего не знала.

Я аккуратно поставила Платона обратно на полку и обошла всю квартиру. Заглянула в каждый угол, в каждый шкаф и ящик.

На высоких белых стенах квартиры Брэндона смотрели на меня прекрасно нарисованные копии картин великих художников прошлого. «Сотворение Адама» Микеланджело, «Демон сидящий» Михаила Врубеля, «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли, «Искушение святого Фомы Аквинского» Диего Веласкеса и другие картины. Но их было немного. На всю эту огромную квартиру я насчитала лишь девять. Остальные стены были пусты. Белые пустые стены. Но я должна была признать, что Брэндон обладал тонким вкусом ценителя высокого. Я была впечатлена. Особенно меня поразила картина Эль Греко «Кающаяся Мария Магдалена». Она приковывала взгляд своей странной красотой. Глаза Марии Магдалены, устремленные к небу, были такими живыми, такими блестящими, что я любовалась этой картиной около получаса.

Насколько же отличались наши вкусы! Моя квартира была обтянута бархатом, красными тканями и золотом. У меня была слабость к стилю Версаля при Людовике Четырнадцатом. Ах да, Фредрик не раз говорил мне, что моя квартира «так же вульгарна, как и ты, Мария». Но я всегда смеялась над этими словами, а его мнение совсем меня не смущало. Но теперь, когда я находилась в квартире Брэндона, где было так мало мебели и так много свободного пространства, где все было таким строгим и немного бездушным, мой разум вдруг пронзила мысль, что я не желаю, чтобы Брэндон увидел мою квартиру. Нет, никогда. Вход туда ему воспрещен. Его чувство будет поругано. Его глаза выльются из глазниц прямо на мой толстый бордовый ковер, покрывающий пол всей моей квартиры. Он посчитает, что у меня совершенно нет вкуса. Он не поймет меня.

И чем больше я узнавала вкусы Брэндона, тем более жутко мне становилось. От мысли, что мы слишком разные. Как сможем мы быть вместе, если нас привлекает абсолютно противоположное? Его скупость в красках шла в полное противоречие с моей страстью к роскоши. А его гардероб?

Гардероб Брэндона состоял из сотни деловых костюмов в традиционно темных тонах, пару белых, пару бежевых, множества аккуратно выглаженных строгих рубашек такого же скудного тонального спектра, что и костюмы. Около две сотни пар темных начищенных до блеска ботинок. И огромное количество галстуков. Однотонных, без узоров. Лишь некоторые имели на себе едва заметные полосы. В отдельном секторе огромного гардероба я обнаружила дорогие часы, аккуратно разложенные по синим бархатным нишам. Я насчитала сто сорок восемь часов. Рядом располагался сектор, в котором я нашла несметное количество пар дорогих кожаных перчаток темных тонов. Перчатки лежали парами, в специально оборудованных для них полках, обтянутых синих бархатом. А носки? Все огромное их количество – все они были черными и лежали аккуратными парами.

Какой педант.

В отдельном шкафу прихожей находились строгие пальто и плащи. Естественно, почти все темных тонов. И несколько черных шляп, одну из которых я тут же надела на голову и, нагая и прекрасная, повертелась у зеркала.

Я вдруг задумалась о том, приводил ли Брэндон в свою квартиру дам до меня, и пришла к выводу, что нет. Я была первая и единственная. Никто из женщин никогда не был здесь, не прикасался к его книгам и не открывал двери его гардероба. Никто никогда не надевал эту чертову шляпу, что сейчас красовалась у меня на голове.

Какое блаженство!

Я была счастлива от этой мысли.

Аккуратно положив шляпу на место, я закрыла шкаф и продолжила осмотр квартиры. И, войдя в одну из комнат, я с удивлением обнаружила в ней уютный интимный уголок в этой огромной белой почти пустой квартире.

Это была небольшая комната. Где-то в пределах тридцати пяти-сорока квадратных метров. Здесь был красивый белый мраморный камин, на котором стояла мраморная белая статуэтка ангела, мягкая синяя софа, два мягких красивых стула, обтянутых темной тканью с узорами больших цветов. Такие красивые, на старинный манер, стулья. Деревянный резной стол, два старинных кресла. Над камином висело большое, на всю стену зеркало в тяжелой резной темной оправе. Почти в центре комнаты располагался старинный деревянный клавесин, на котором лежали несколько страниц с нотами. Я тут же решила поинтересоваться у Брэндона, играет ли он на этом инструменте, или он стоит здесь для красоты. Я села за клавесин, прошлась пальцами по клавишам, сыграла несколько коротких пассажей и, хмыкнув от гордости за свои довольно приятные музыкальные способности, поднялась и прошла к окну. За окном располагалась небольшая полукруглая терраса. Приятный сюрприз.

В комнате находилась еще одна дверь, наверняка, в другую комнату. Но, когда я решила пройти туда, то с удивлением обнаружила, что эта дверь была закрыта на ключ.

«Что может скрывать в этой комнате Брэндон, если он держит ее закрытой?» – подумала я. И, не сумев сдержать любопытство, я посмотрела в скважину: там, за дверью, скорее всего, был рабочий кабинет. Стол, стул, диван, лежащий на диване ноутбук. Думаю, именно в этой комнате Брэндон и творил свой бизнес.

Удовлетворив свое любопытство и полностью ознакомившись с квартирой, я зашла в ванную комнату, обставленную так же скудно, как и почти вся квартира, и с неудовольствием не нашла там ванной. Имелась лишь просторная душевая, отгороженная от остального пространства ванной комнаты прозрачной выдвигающейся дверью. Но делать было нечего. Я нашла пару больших, приятно пахнущих полотенец, приняла долгий душ, помыла волосы, крепко закрыв глаза, чтобы не смыть с них карие линзы, и, довольная и чистая, облачилась в свое вчерашнее одеяние. Затем, взяв «История о Европе 1200-1400» какого-то Карстена Алнеса, написанную на букмоле, я села на софу в «уютной комнате с клавесином» и начала читать. Признаться, книга затянула меня настолько, что я с упоением читала ее до момента, пока не услышала голос Брэндона.

– Занятная книга, не так ли? – спросил он, и от неожиданности я вздрогнула, так как всеми мыслями была погружена в книгу.

Я подняла взгляд от книги и увидела вошедшего в комнату хозяина квартиры.

Он улыбался. Он был прекрасен.

Он любил меня.

– У тебя замечательная библиотека, – совершенно искренне сделала я комплимент, тоже улыбнувшись во весь рот. – Никогда не думала, что ты такой любитель книг.

С тех пор, как я поняла, что это меня он любит, мимика на моем лице мне больше не покорялась.

– Спасибо. Не скучала? – Брэндон сел рядом со мной и поцеловал меня в губы.

Я не ожидала этого поцелуя. Он вел себя так, будто мы встречались уже давно, а в моей голове все еще стоял некий барьер.

Но я с удовольствием ответила на его поцелуй.

– Ты играешь на этом клавесине, или бедняга служит лишь красивым интерьером? – спросила я, как только мы прервали наш долгий поцелуй.

– У меня нет музыкального таланта. Когда я был ребенком, моя мать давала мне уроки игры на клавесине, но я был неусидчив, и желания учиться играть у меня не было, – со смехом ответил мне Брэндон.

– О, нет, только не говори, что ты не владеешь ни одним инструментом, мужлан ты эдакий! – подразнила его я.

– Я умею играть на многих инструментах, но желания играть на них у меня нет. Однако, это не значит, что я не ценю их. Например, этот клавесин. – Брэндон поднялся с софы и подошел к инструменту. – Он прекрасен. Я очень высоко ценю его, и он мне дорог. Но, признаться, я играю на нем очень редко. Я даже не помню, когда играл на нем в последний раз. У меня очень мало свободного времени.

Он задумчиво взял в руки ноты и пробежал по ним взглядом.

– Дерьмо, – вдруг тихо сказал он и положил ноты на место.

– Что «дерьмо»? – переспросила я, наблюдая за ним.

– Я так и не нашел время на эту сюиту, – ответил Брэндон.

– Хочешь, я сыграю тебе? – предложила я. – В отличие от тебя, в детстве у меня не было возможности быть не усидчивой занозой, и я должна была заниматься по два часа в день минимум.

Это была чистая правда. Наша мать была строгой в этом отношении. Лишь Миша, младшенькая птичка, избежала этой материнской штурмовщины.

– Играй, если у тебя есть желание, – как-то уклончиво ответил мне Брэндон. Словно ему была совершенно равнодушно.

Это зацепило мое самолюбие, но я не подала виду.

И все же, мне захотелось наказать его. Я встала с софы и направилась к двери.

– Я еду в отель, – коротко сказала я, все же надеясь, что он остановит меня.

– Отвезти тебя?

Нет. Это совсем не то, что я надеялась услышать!

– Я возьму такси, – холодным тоном сказала на это я.

– Как хочешь. Но я устроил тебе пресс-конференцию, завтра в 11, в зале выставки, – Брэндон провел меня до двери квартиры.

– Черт, забыла свою клатч, – пробормотала я и нахмурилась, пытаясь вспомнить, где я могла его оставить.

– Он в моем авто, – улыбнулся Брэндон. – Идем, как раз подвезу тебя.

– Как хочешь. – Я хотела быть холодной, но мои чувства к нему пылали во мне так неистово, что я не могла сопротивляться его прекрасной белозубой улыбке.

– Ты придешь на эту пресс-конференцию? – спросила я его, когда он довез меня до отеля.

– Обязательно, – ответил он и, притянув к своему лицу мое, поцеловал меня в губы.

– Идем ко мне, – прошептала я, пылая от страсти и похоти, что вдруг охватили меня с такой силой, что я могла бы запрыгнуть на Брэндона прямо здесь, сейчас, в автомобиле, перед отелем.

К счастью, Брэндон улыбнулся похотливой улыбкой и молча вышел из авто.

По пути в отель, он передал ключи от своего «Бентли»» служащему парковки, и мы, в пьянящей разум тишине, наполненной обоюдной похотью и предвкушения празднества, поднялись в мой номер.

Глава 12

«Всего лишь стоило покрасить волосы и надеть линзы – и он сошел с ума!» – думала я утром, пока Брэндон принимал душ, а я перебирала свою одежду в поисках уместного для крупной пресс-конференции наряда. Мне следовало соблюдать мой новый имидж серьезного фотографа, а это означало, что мне необходимо было полностью обновить гардероб. Не могу же я все время ходить в одежде, что отдала мне Миша. Миша! Она, в свои двадцать семь лет, имела намного более тонкий вкус в одежде, чем я в свои кхе-кхе с чем-то лет.

Но каждый раз, когда я старалась отвлечься на другие темы, думать о себе, помнить о себе, мой влюбленный мозг упрямо возвращал меня на прежнее течение мыслей. Мыслей о том, кто использовал меня всю ночь для своих удовольствий, а сейчас, как небывало, плескался в моем душе.

Как стремительно все произошло. Молниеносно. Как щелчок пальцев. Да, именно так, – я щелкнула пальцами, и Брэндон упал к моим ногам… Упал? Слишком громкое слово. Решился. Да, он решился поддаться своей долгой любви ко мне, после того как я выполнила его просьбу. И ведь это ничего мне не стоило: всего лишь выпрямить волосы. Всего лишь покрасить их. Надеть карие линзы. И ведь эти изменения пошли мне лишь на пользу. И мне, и моему новому пути в карьере. Возможно, теперь я не сверкаю, как звезда, но выгляжу подобающе своей выставке. И, черт, Брэндон любит меня. Такую. Он стал моим.

Утопая в своих мыслях, я все никак не могла выбрать, что надеть. Я механически перебирала одежду, уже десятый раз каждую вещицу, но не могла сделать выбор. Я была слишком занята мыслями о Брэндоне. Все мое существо было наполнено счастьем того, что наконец-то произошло, и мы с Брэндоном стали парой. Но я пока не желала распространяться об этом. Никому. Даже Мартину. Потом. Когда мы будем жить вместе, и да, это случится, возможно, не скоро, но случится. Лишь тогда я представлю Брэндона семье и миру, как моего официального бойфренда. Но хотела ли я брака с ним? Стать его официальной женой? Было бы занятно…

«Стоп, Мария! В какую глушь ты зашла? Уже думаешь о браке? Да вы пока всего лишь трахаете друг друга!» – пронесся в голове голос разума. Из моего горла выпрыгнул насмешливый смешок.

Как я смешна!

– Все еще раздета? – В спальню вошел Брэндон. Совершенно голый.

Я против своей воли, наслаждаясь наготой его великолепного тела, проследила за тем, как он вытирает свои мокрые волосы полотенцем, а затем надевает на себя свой вчерашний костюм.

– Не могу выбрать, что надеть, – честно призналась я, заставив себя отвернуться от Брэндона. Что он подумает, если увидит, что я шпионю за ним, как влюбленная дурочка?

– Что-нибудь скромное, но элегантное, – сказал на это он, не прерывая своего занятия.

– Легко сказать! – фыркнула я и вновь в который раз принялась перебирать одежду. – Я собираюсь на шоппинг. Сегодня после конференции. Ты со мной?

– Тогда я выберу тебе одежду сам. У тебя отвратительный вкус, Мария, – было его ответом, и это заставило меня рассмеяться.

– Богемный, Брэндон! Богемный, а не отвратительный! – весело сказала я, и, странно, его укол никак меня не ранил. – Но я теперь серьезный фотограф, и мне нужно выглядеть серьезно… Точнее, скучно!

Я нарочно сделала вид, будто поменяла имидж против своей воли, словно этот новый шаг в карьере не оставил мне никакого выбора. Но это была ложь. Это Брэндон не оставил мне выбора. Хотя, и это – ложь, а правда была в том, что он сделал выбор за меня. И я подчинилась. Я – бесхребетная тварь. Но, кому я лгу? Сама себе? Я была рада, что подчинилась. Эта была цена, которую я заплатила за свое право быть рядом с Брэндоном.

– А, знаешь, я даю тебе разрешение обновить мой гардероб. По твоему вкусу. Ведь строгость и элегантность – это весь ты, – с иронией в голосе сказала я, вновь оборачиваясь к нему. – Только, пожалуйста, не нужно монашеских роб и траурных цветов.

– Не волнуйся: монахини всегда вызывали у меня отвращение и насмешку, – с кривой усмешкой ответил на это Брэндон. – Единственное желание, которое я когда-либо испытывал к монашке, было снять с нее черный мешок, вымыть и уложить в мою постель.

Я кокетливо склонила голову набок и широко улыбнулась.

Так этот мерзавец не брезговал даже монашками! Интересно, скольких же он поимел?

– И что, у тебя это вышло? – подмигнула я ему.

– Почти.

– Почти?

Брэндон как-то странно улыбнулся. Он подошел ко мне, обнял меня сзади и поцеловал в макушку. А потом наклонился к моему уху.

– Почти. Она уже сидела, пристегнутая, в моем автомобиле. Она не могла никуда убежать. Я вез ее к моему самолету. У меня были большие планы на эту чертову монашку. Но, знаешь, что? Чертова сука начала молоть такую ахинею, что просто вывела меня из себя. Хочешь знать, что я сделал с ней? – прошептал он мне на ухо.

Его шепот возбуждал меня.

– Что ты сделал? – тоже прошептала я.

– Я выбросил ее из машины. Сто шестьдесят три километра в час. Но она выжила, черт, она выжила, а я так надеялся, что избавился от нее. Но, с того момента, я ее больше не видел.

– И зачем ты мне это рассказываешь? Думаешь, мне интересны твои приключения с этой монашкой? – томно рассмеялась я.

– Затем, чтобы объяснить тебе, почему я больше не желаю слышать о монашках и ничего, что с ними связанного. Могу я попросить тебя об этом?

– Если это так тебя отвращает, то, так и быть, я буду милостива, – сказала я и обернулась к нему. – А сейчас выбери для меня наряд. Я разрешаю.

– Прелестно. – Брэндон поцеловал меня в губы и стал перебирать одежду.

– Ты все еще горишь желанием пополнить мой гардероб? – с сарказмом спросила я, наблюдая за его действиями.

– Сменить, – ответил на это он. – Твое присутствие необязательно. Я выберу все сам.

– Да, пожалуйста. Но об обуви можешь не беспокоиться. Туфли я тебе не отдам! И знаешь, я тоже приобрету для тебя нормальную одежду, потому что твои бесконечные костюмы мне порядком поднадоели, – съязвила я.

Блеф. На самом деле мне нравился его стиль. Но мне нужно было уколоть его, чтоб не зазнавался. Покупать ему одежду я не собиралась. Пусть ходит строгий и сексуальный.

– Как пожелаешь.

Что? Он не против?

Это приятно удивило меня.

– Если ты решила купить обувь сама, то знай, что я не люблю шпильки, – вдруг сказал Брэндон.

– Почему? – со смехом отозвалась я.

Мне шпильки казались очень сексапильными.

– Понятия не имею. Но шпильки вызывают у меня приступ апатии, – улыбнулся он. – Надень вот это. – И он протянул мне узкие черные брюки, белую рубашку с длинными рукавами и черный лакированный ремень. – Туфли подберешь сама. И пальто. У тебя есть черное пальто?

– Нет. Бежевое сойдет? – с иронией ответила я, беря из его рук одежду.

Я была недовольна его выбором. Мне он казался чересчур простым. Но, так как я сама разрешила ему сделать выбор за меня, то посчитала, что высказать сейчас свое «фи» было бы неуместно. Поэтому я лишь вздохнула и начала надевать выбранный Брэндоном наряд.

– Не забудь бюстгальтер.

Я закатила глаза, но все же надела белый плотный бюстгальтер.

Да, был у меня и такой.

– Но бежевый сюда не идет, – сказала я, натягивая брюки. – Обойдусь и без него.

Брэндон ничего не сказал, и я посчитала его молчание согласием с моими словами.

– Я заеду за тобой в половину одиннадцатого, – вдруг бросил он и вышел из спальни.

Черт, в который раз! Без причины и объяснений!

– Adjø! – вырвалось у меня.

***

Когда Брэндон заехал за мной в половину одиннадцатого, я поняла, где он пропадал: он всего-то поехал в свою квартиру, чтобы переодеться. И теперь он стоял передо мной в черном костюме с белой рубашкой и в черных лакированных ботинках. Возможно, он оделся так нарочно, чтобы гармонично смотреться рядом с моим черно-белым нарядом.

– Ты похож на ведущего новостей, – с усмешкой сказала я. – И опять «Бентли»!

Мы ехали на пресс-конференцию. Несмотря на то, что не было еще и полудня, автомобилей на дорогах было немерено, и мы останавливались почти каждые две минуты, на всех многочисленных светофорах центра Лондона.

Небо было серым и укутанным плотным одеялом дождевых туч. А мне так не хотелось сегодня дождя…

– Чем тебя не устраивает «Бентли»? – тоже усмехнувшись, спросил Брэндон, словно я зацепила его за живое.

– Меня все устраивает. Но, Брэндон, у тебя в гараже стоит хоть какой-нибудь другой автомобиль, который не был бы «Бентли»? – ответила я и хмыкнула себе под нос.

– Конечно, стоит.

– И сколько?

– Около шести. Но я редко ими пользуюсь.

– Почему?

– Предпочитаю «Бентли».

– Это и дураку понятно. Но почему «Бентли»?

– Качество, удобство, мощь.

– По-твоему, других качественных, удобных и мощных автомобилей в мире больше не существует? – покачав головой, поинтересовалась я.

– Существует. Но я предпочитаю «Бентли».

Какой упрямый!

– Да ты просто зациклен, друг мой! – обреченно вздохнула я.

– Возможно, – просто улыбнулся на это Брэндон и не промолвил больше ни слова.

Пытаться переубедить Брэндона в чем-то было тем же, что пытать партизана, полного патриотизма и любви к Родине. И я сдалась.

Мы вновь остановились на красном свете светофора, напротив зеркальных стекол цветочного магазина.

– Черт, забыла нанести макияж! – тихо воскликнула я, увидев свое отражение. – Черт!

И, открыв свой клатч, я принялась искать в нем свою любимую красную помаду. Но, вспомнив, что помада осталась в ванной моего номера, в отеле, я обреченно захлопнула клатч и выругалась себе под нос: «Дерьмо!».

– Ты очень красива, Мария. Не понимаю, почему тебе нравится портить твое прекрасное лицо косметикой, – вдруг сказал мне Брэндон.

– Портить? Ни в коем случае. Я лишь слегка его оживляю, – саркастически улыбнулась я, но в душе была удивлена и обрадована его словами.

– Мне никогда не нравились женщины, которые используют много косметики. Особенно их противоестественные яркие губы. Это ужасно вульгарно. – На лице Брэндона отчетливо пробежало отвращение.

Я прекрасно поняла, что это был камень, брошенный в меня. Да, в меня. Ведь я всегда носила алую, яркую, бросающуюся в глаза помаду. Она так шла мне и моему стилю жизни. Так прекрасно оживляла мое белое лицо, подчеркивая мои красивые белоснежные зубы.

А его это отвращало. Ну, сколько можно! Сколько еще моих привычек и удовольствий он собирается у меня отнять? Ведь только что он ясно дал мне понять, что не желает больше видеть на моих губах помаду, а на моем лице макияж. Монстр! Какой монстр!

Меня охватило раздражение. Чертов любитель «Бентли»! Испортил мне настроение!

Я желала тотчас же вступить в ним в битву и дать понять, что не собиралась больше под него подстраиваться. Ведь я и без этого принесла огромные жертвы. Я переступила через свою гордость, чтобы только быть рядом с ним. Но большего я не вынесу. Нет!

Слова и крики рвались из моего горла наружу.

Но я не промолвила ни слова. Лишь впилась пальцами в свой клатч.

На светофоре загорелся зеленый, и наш «Бентли» плавно поехал дальше.

Вдруг ладонь Брэндона легла на мое бедро.

Я взметнула на него непонимающий взгляд.

Он что, решил наградить меня за мое послушание?

Но Брэндон лишь улыбнулся мне. Как он безупречен, когда улыбается…

Его ладонь сжала мое бедро, и я тут же забыла о том, что еще секунду назад я ненавидела его. Мое тело напряглось, а в моем разуме уже пронеслись сладостные сцены упоительного секса на заднем сидении автомобиля.

– Приехали, – вдруг донесся до меня голос Брэндона. – Готова блистать, моя звезда?

Я настолько увлеклась картинами своего воображения, что не сразу смогла найти в себе силы ответить ему.

«Боже, он действует на меня, как опиум на смертных!» – пронеслось в голове.

И я наклонилась к нему и впилась в его губы страстным поцелуем. Брэндон ответил мне так же страстно, но затем прервал наш поцелуй, поцеловал мою ладонь и вышел из автомобиля, чтоб открыть для меня дверцу.

«Приди в себя, Мария, сейчас же!» – приказала я себе и попыталась подавить в себе похоть. Открыв клатч, я сделала вид, будто проверяю, все ли на месте, и эта секундная передышка помогла мне справиться с собой.

Приняв услужливую ладонь Брэндона, я грациозно покинула автомобиль и так же грациозно, глухо стуча толстыми каблуками моих черных ботильон об асфальт, зашла в здание. Рука об руку с Брэндоном.

***

Конференция прошла успешно. Было много фотографов и журналистов самых разнообразных газет и журналов Англии. Профессионалы своего дела. Расспрашивали меня о том, что вдохновило меня на мои работы, как и где они были сделаны, какой смысл я в них вложила и так далее и тому подобное. И, конечно же, нашлись и те, кто, совсем не к месту, поинтересовались причиной смены моего имиджа. Услышав этот вопрос, в который раз напоминающий мне о собственной капитуляцией перед Брэндоном, я желала скрутить гадкие шеи этих людишек, чтобы заткнуть их грязные рты, но вместо этого натянула на лицо свою лучшую, самую ослепительную улыбку и сказала им ту же ложь, что и Мише. Что и Мартину. Что и Брэндону.

Хотя, кого я обманываю? Он знает. Он знает, что я сделала это для него, этот сукин сын. А сам он сидел рядом и почти не открывал свой красивый рот, лишь улыбался, мерзавец. Но должна отдать должное его вкусу: мой черно-белый наряд получил много похвал.

На вопрос о том, когда будет моя следующая выставка, я ответила, что так скоро, как у меня появится новый материал. Я планировала отдохнуть от работы и славы фотографа пару месяцев, чтобы затем, с новыми силами, начать интересный новый проект. Однако, что за проект это будет, не знала и я сама. Конечно, в моей голове уже созревали десятки новых тем, но пока что я желала лишь одного – быть с Брэндоном.

Когда конференция подошла к концу, Брэндон и я дали еще пару коротких интервью крупным газетам, поболтали с нужными для бизнеса людьми, обменялись контактами с заинтересованными в сотрудничестве лицами и только в три часа дня освободились от всей этой суеты.

Мы сели в «Бентли» и направились к моему отелю.

Брэндон был очень доволен. Доволен мной. Это читалось по его полуулыбке, что не исчезала с его божественного лица всю дорогу. Но мы почти не разговаривали. Кажется, он слишком увлекся своими собственными мыслями, а я проверяла на смартфоне свою электронную почту, забитую сообщениями от глянцевых журналов.

– Идите все к черту! – пробормотала я, написав вежливый отказ и отослав его по нужным адресам.

– Есть планы на завтра? – вдруг спросил Брэндон.

– Пока никаких. А у тебя? – сказала я, надеясь, что он заполнит мой завтрашний день сексом и просто проведет его в моей постели.

– Я улетаю в Австралию на пару дней, – ответил на это Брэндон.

Его слова заставили меня оторвать взгляд от экрана смартфона и перевести его на лицо Брэндона.

– Что тебя так манит туда? Бизнес? – поинтересовалась я, с неудовольствием подумав, что не увижу его несколько дней.

Это будет мукой.

– Нет. Давно обещал навестить родителей.

Я улыбнулась: почему-то мысль о том, что Брэндон летит через океан, чтобы навестить родителей, показалась мне очень милой. А впрочем, у меня не было никакой информации о его отношениях с родителями. Для меня Брэндон всегда был одиноким волком, нарочно избегающим общества своей семьи. Но нет, оказалось, что он не так уж и оторван от нее.

– И часто ты их навещаешь? – спросила я.

– Нет.

Нет. Одно слово. Разве это – ответ?

– Нет? – переспросила я.

– Нет, – повторил он и улыбнулся. – Тебя это смущает?

– Не смущает, но мне это кажется немного странным. – Я пожала плечами. – И когда вы видели друг друга в последний раз?

– Не помню, – коротко ответил Брэндон. – Но мы переписываемся.

– Как часто?

– Когда как.

Его короткие фразы были полны скрытности.

– Они ведь знают о том, что ты имеешь смертных девок, не так ли? – ухмыльнулась я.

– Этого я не скрываю. – Брэндон коротко рассмеялся.

– И что они думают по этому поводу?

– Предполагаю, они этого не одобряют. Но их мнение, как бы сказать помягче, меня не интересует. – И он ослепительно улыбнулся.

– Черт, почему я так не могу? – со смехом сказала я, удивленная его равнодушием по отношению к родителям. – Если мои родители узнают… Я сгорю от стыда!

– Но они не узнают. Тем более твои интрижки со смертными закончились, – словно утешая меня, спокойным тоном сказал на это Брэндон.

– Ах, да, помню… Но твои интрижки закончились тоже, – напомнила ему я. – Кстати, раз мы теперь вместе и имеем обоюдные чувства… Ты расскажешь о нас родителям?

Я желала, чтобы он сказал: «Да, естественно. Поехали со мной, я представлю тебя им».

Ведь я ни разу в жизни не встречала лорда и леди Грейсон. Они не приехали на свадьбу Маришки, сославшись на «неотложные дела» дома. Но теперь он представит меня им.

Он возьмет меня за руку и скажет им: «это Мария Мрочек. Мы любим друг друга». А они скажут: «Значит, ты не такой уж бездушный, сын наш! Добро пожаловать в клан, дорогая…»

– Нет.

Звук его голоса вырвал меня из облаков мечтаний.

«Нет».

И этим ответом он сломал мои крылья. Швырнул мне в лицо грязь.

– Почему? – непонимающе спросила я.

Этот подонок даже не подозревал о том, какую душевную боль причинил мне своим холодным равнодушным «нет».

– Пока что нет. – Брэндон посмотрел на меня и улыбнулся. – Всему свое время, милая.

Я хмыкнула. Это единственное, что я додумалась сделать в ответ на его слова.

– Да ладно, я тоже не буду выкладывать все родителям… Еще слишком рано. – Я старалась выглядеть спокойной и скрыть свою радость тому, что он сказал «пока что нет». Значит, в другой раз. В будущем. Как и я. Пока что буду молчать. О моих отношениях с Брэндоном моя семья узнает лишь тогда, когда мы будем жить вместе. Как пара. А пока что… Между нами было что-то непонятное, даже при том, что мы любили друг друга.

– Ты переедешь ко мне, – вдруг заявил Брэндон.

– Что? – только и смогла вымолвить я. – Нет уж, родной! Для начала тебе нужно спросить меня, хочу ли я этого!

– Ты хочешь, – самонадеянным тоном сказал он. – Тебе понравится Англия.

– Переехать из моего прекрасного Торонто в Лондон? Черта с два! – рассмеялась я. – Нет, Брэндон, меня сюда не заманишь! Переезжай ты ко мне.

– Не могу. У меня здесь бизнес и большие владения. А ты – вольная птица.

– Я думаю, еще очень рано говорить об этом… – начала я.

– Ты переедешь в мое поместье, – перебил меня он. – Ты никогда там не бывала, но я уверяю тебя, это прекрасное место. И не так далеко от Лондона. Купишь себе автомобиль, или перевезешь свой. Или используй любой в моем гараже…

Он словно не слышал меня. И даже не желал.

– Нет! Ты слишком торопишь события! – нервно перебила его я. – Еще совсем недавно я была свободна, как лиса, и сама по себе, а теперь… Черт, все произошло так быстро! Нет, Брэндон, даже не заикайся о переезде!

Что за дурацкие мысли в его голове? Хочет, чтоб я бросила всю мою жизнь в Торонто и стала жить с ним в Лондоне? Так близко к Польше и родителям? И так близко к Мише… Хм… Но нет… Нет! Ни за что!

Я совершенно не была готова к такому шагу. И совершенно не желала вновь, в который раз, идти на поводу у этого мерзавца.

– К чему медлить? – спросил Брэндон. Его голос оставался спокойным.

А я горела от возмущения.

– Оставим эту тему. Просто оставим. Хорошо? – Я раздраженно вздохнула и откинулась на спинку своего сидения. – Но если говорить откровенно, мой милый, то меня злит то, что в наших отношениях, единственный, кто приносит жертвы, это я!

Он ничего не сказал, а просто улыбнулся.

Улыбнулся! Словно подтвердил мои слова!

– И ты прекрасно знаешь, что именно из-за тебя я перекрасила волосы! Я даже ношу линзы! Как ты того хочешь! Я! Я! Все я!

– Я знаю и очень рад этому, – совершенно спокойным тоном ответил мне Брэндон.

– Тогда ты должен понимать, что ты не вправе требовать от меня больше, – тихо, но очень серьезно сказала я.

– Мария, моя дорогая, я не требую от тебя переезда. Я прошу. Ты нужна мне.

Эти слова расплавили мое сердце, как кусок железа.

Я нужна ему.

Он так отчаянно нуждается во мне?

Но в этот раз я была непоколебима.

– Шесть месяцев, – тихо промолвила я не смотря на того, кого любила. Безудержно. Безумно.

– Что? – переспросил он, взглянув на меня.

– Я перееду к тебе через шесть месяцев. Не раньше. Это мое последнее слово на эту тему. – И, сказав это, я почувствовала некоторое облегчение оттого, что в этот раз я не позволила моей любви к нему играть мной, как какой-то глупой игрушкой. Даже если все мои ниточки находились в его руках.

– Договорились, – улыбнулся Брэндон.

Я одержала маленькую победу. Мне есть, чем гордиться!

После этого разговора мы доехали остаток пути в полной тишине. После того, как он отвез меня в отель, Брэндон вновь уехал. Пополнять мой гардероб. Он обещал приехать вечером, ближе к девяти.

«Шесть месяцев… И почему я сказала шесть? Почему не год? Не два? – думала я, медленно шагая к своему номеру. Моя голова разрывалась от мыслей. – Шесть месяцев… Что потом? Черт… Как же я боюсь того, что случится через эти проклятые шесть месяцев!».

Мне вдруг отчаянно захотелось улететь от Брэндона. Освободиться от него хоть ненадолго.

Только там, в своей вульгарной квартире я обрету некоторый покой.

И я вдруг испугалась. Ужасно испугалась. Меня страшило то, как быстро все произошло. Сначала мы стали любовниками. Затем – парой. Влюбленными. Мы так близки и, все же, так далеки друг от друга. Мне нужна была передышка. Мне нужен был Торонто.

Там я буду скучать по Брэндону. Мне будет не хватать его.

Но только в Торонто я смогу трезво оценить ситуацию.

Потому что Брэндон – мой опиум. Чем ближе я к нему, – тем пьянее и безумнее мой бедный разум. И он знает это. Он играет на этом.

Но Торонто спрячет меня под своей защитой. Да, спрячет.

И, полная страха перед будущим, я купила билет до Торонто.

Завтра вечером мой самолет.

Поскорее бы.

***

Брэндон приехал в девять вечера, как и обещал. С огромной кучей одежды: джинсы, футболки, рубашки, тонкие свитера, брюки, строгие длинные пальто и кардиганы, миди юбки, и много-много платьев.

Я молча пересмотрела каждую вещь на вытянутых руках, и с моих губ не сходила насмешливая усмешка.

– Ты все-таки хочешь превратить меня в чертову монашку! – невольно вырвался из моей глотки возглас отчаяния. Я обернулась к Брэндону, который все это время молча наблюдал за моими действиями, сидя на краю моей огромной кровати. – А цвета? Что за недоразумение? Почему все такое темное? Из всех десяти пальто только одно из них – зеленое! Черт, Брэндон, как так? Одно зеленое, два коричневых, два серых, одно белое и аж четыре черных! А все остальное? Ну ладно, соглашусь, что платья очень даже симпатичны и довольно приятных цветов… Но почему так много мрака? Я ненавижу мрак!

Конечно, я ожидала того, что Брэндон привезет мне то, что совершенно не в моем вкусе. Но то, что я увидела, превзошло все мои ожидания, в худшем смысле этого слова. Зачем он купил все это? Купил для меня!

– Я считаю эти вещи очень достойными, – без тени улыбки, коротко ответил мне Брэндон.

– Достойными кого? – зло вырвалось у меня, и я с ненавистью откинула от себя темно-зеленое шелковое платье, которое было не таким уж и уродливым. Но мне просто хотелось выместить на чем-то свое разочарование и недовольство.

– Достойными нас обоих. – Брэндон поднялся, подошел ко мне и вдруг притянул меня к себе. – Ты будешь прекрасна в этой одежде. Я выбирал каждую вещь тщательно, с любовью.

Каждый раз, когда он говорил подобные сладкие фразы, меня охватывал экстаз.

Я прижалась к нему.

– Правда? – прошептала я, нежась в его руках. Мое лицо осветила счастливая улыбка, а моя злоба на Брэндона испарилась в ту же секунду, как я почувствовала на себе его ладони.

– Конечно, – прошептал он мне в ответ. – Ты будешь носить эту одежду как настоящая королева. Но мысль о том, как ты будешь снимать ее передо мной, заводит меня еще больше.

– Я хочу тебя… Прямо сейчас, – выдохнула я.

Брэндону не нужно было стараться, чтобы завести меня: всего одна фраза, и мое тело загорелось от желания.

– Я хочу, чтоб ты надела на себя одно из платьев, – тихо сказал мне.

– Хорошо… – Я была согласна на все, лишь бы он дал мне то, чего я желала.

– А потом ты встанешь на середину комнаты и медленно снимешь его с себя.

Я резко отстранилась от Брэндона, схватила первое попавшееся под руку платье и скрылась в ванной. Через пару секунд я стояла перед возлюбленным в скромном голубом платье и наслаждалась видом его горящих похотью прекрасных глаз.

В полночь Брэндон уехал на свою квартиру. Он не пожелал остаться до утра, так как его ждала нудная бумажная работа и переговоры по скайпу с корейскими партнерами. По крайней мере, это то, что я услышала. А возможно, он взбесился от новости о том, что я улетаю в Торонто и прилечу обратно в Англию только через шесть месяцев. Но он и виду не подал. Наоборот, принял это хладнокровно, почти без эмоций на лице. Просто сказал: «Развлекайся». Честно говоря, такая реакциянесколько уязвила мое самолюбие, ведь я надеялась на то, что он вновь будет настаивать на своем, а я гордо скажу: «нет». Но этого не случилось.

Он настоял на том, чтобы я забрала с собой всю купленную им одежду и носила ее каждый день, на что я согласилась, но лишь из-за моей резкой смены имиджа. Брэндон улыбнулся, погладил мои волосы, пожелал мне творческих приключений в Торонто и сказал, что будет следить за моей карьерой.

Я проводила Брэндона до дверей и, с безумной неохотой отпустить его, страстно поцеловала его долгим поцелуем, лишь теперь осознав, что не увижу его целых полгода.

Будет ли он звонить мне? Будем ли мы устраивать короткие встречи, чтобы побыть хоть недолго в обществе друг друга? Этого я не знала. Это мы не обсуждали.

И вот, он уехал, а я, стоя у окна, проводила взглядом его «Бентли», а затем погрузилась в глубокие раздумья. В этот момент я отчаянно жалела о том, что улетаю. Мне уже не хватало его.

Глава 13

На улице уже третий день шел дождь. Конец ноября был испорчен этой дрянной погодой. Светлело поздно. Темнело рано. Осень в Торонто всегда такая. Мрачная и темная.

Подражая людям, я носила пальто и зонт. Те самые пальто, что я получила от Брэндона. И мысль о том, что он приобрел эти пальто для меня, выбирал «тщательно и с любовью» грела мою уставшую от хаоса Торонто душу. И я скучала. Я безумно скучала по Брэндону. По его рукам. По его поцелуям. По его голосу. Да, его голос навсегда был запечатлен в моем разуме, но я хотела услышать его в реальности, рядом со мной.

Длинный мрачный день. Я возвращаюсь со съемок в свой пентхаус. У меня безобразно ужасное настроение. Ха-ха, наверно погода мне подыгрывает! Или наоборот – старается раздражить меня еще больше? Мрак нуждается во мраке? Торонто, и почему после приезда из Лондона я не чувствую к тебе той любви, что наполняла меня прежде? Разве раньше я была раздражена в такие дни бесконечного дождя? Нет, никогда. Дождь и мрак я принимала как должное. Это природа. Она руководит планетой. Так отчего же я стала злиться на природу? Замечать ее недостатки? Я устала от этой осени. Впереди – зима. Снег. Уныние. А ведь в заснеженных горах, полях и улицах есть непередаваемая прелесть. Я всегда любила снег. Теперь же я думаю о нем с унынием. Все вокруг стало чужим. Все, что я считала родным и удобным. Уютным. Теперь это не мое. Все не мое.

Моя душа требовала любви. Требовала Брэндона.

Я зашла в лифт и нажала на нужную кнопку. Этот лифт был сплошным зеркалом, а мне было тошно смотреть на свое унылое, печальное отражение. Опустив взгляд на пол, я попыталась просто отрешиться от реальности и не думать. Не думать.

Он не звонил. Не писал. Ни единого сообщения или даже электронного письма. Ничего. Словно меня для него не существовало. Я сжимала смартфон в ладони и почти не расставалась с ним, ни днем, ни ночью, чтобы не пропустить долгожданной весточки от возлюбленного. Так и сейчас: мой смартфон крепко сжат в моей ладони. Мой разум противится нетерпеливому импульсу вновь проверить уведомления, почту, спам, лишь бы найти там хоть одно доказательство того, что Брэндон не забыл меня. Что он думает обо мне и желает знать, как идет моя жизнь в Торонто.

Вдруг лифт остановился, двери раскрылись, и передо мной появился Трой. Мой похотливый сосед. Тот, что не упускал возможности грязно флиртовать со мной и попытаться затащить меня в свою постель.

Я мрачно смотрела на него.

На его покрытом искусственным загаром лице тут же засверкала улыбка, ослепляя мои глаза своими отбеленными до жути зубами.

– Мария! Какое совпадение! – Трой зашел в лифт и встал почти вплотную ко мне. – Признайся, ты ведь знала, что я тоже поеду на этом лифте!

Но с моих губ не сорвалось ни единого слова.

Хоть этот червяк и раздражал меня, я не могла проучить его. Как бы сильно мне этого ни хотелось: в лифте находились камеры круглосуточного видеонаблюдения. Мне нельзя было терять терпение и убивать Троя. Или даже слегка покалечить его. Не здесь. Возможно позже.

Но я безумно желала, чтобы он заткнулся, чтоб он ехал молча и не раскрывал своего рта. Мне был нужен покой.

– Свободна завтра вечером? У меня будет вечеринка! Приходи, тигрица! – игривым тоном сказал Трой. – Что такая мрачная? А ну улыбнись, детка!

Я молчала. Лишь сильнее сжала в ладони свой смартфон.

– Эй, а ну… – Трой потянулся правой рукой к моему лицу, но я моментально перехватила его запястье и сжала с такой силой, что в лифте послышался хруст костей. – Сука! Тупая сука! Дьявол тебя побери!

Я отпустила его руку.

Трой схватился за свое запястье и стал извиваться от боли, выкрикивая ругательства.

– Еще раз ты заговоришь со мной, или попробуешь дотронуться до меня, – я подам на тебя заявление в полицию по статье «домогательство», – спокойным тоном сказала я ему. – Ты ведь не хочешь, чтобы об этом узнала вся Канада и СМИ? Иначе, боюсь, твоему бизнесу придет конец. В Канаде не любят тех, кто домогается беззащитных одиноких девушек.

Да, да, все-таки дала волю своей злости. Да, сломала ему руку. Но на видеозаписи будет ясно, что я всего лишь защищалась от его домогательств. Закон на моей стороне. Но теперь нужно поиграть в хорошую девочку.

– Так, давай-ка отвезу тебя в больницу, – мягко сказала я Трою, который, сгорбившись, продолжал кричать и извергать ругательства в мой адрес. – Ты уж извини, я просто испугалась.

– Да… Мне нужно в больницу! Срочно! Ты мне руку сломала! Черт! Проклятье! Она испугалась! – В глазах Троя, полных ненависти, стояли слезы.

Но он понимал, что в этой истории был виноват он сам, поэтому разрешил мне доставить его на подземную парковку, усадить в мое авто и довезти его до ближайшей больницы, где ему наложили гипс. Затем я отвезла Троя домой, по дороге простив ему его похабные действия, приведшие к его травме, а он извинился передо мной и попросил не обращаться в полицию. Так мы совершенно мирно разрешили сложившуюся ситуацию.

С тех пор Трой обходил меня стороной, а если встречал в лифте, то просто молчал, как послушный милый ягненок.

Но легче от этого мне не стало. Ведь Брэндон словно забыл о моем существовании, а писать первой я не желала. Это было бы унизительно.

Он не звонил.

И моя душа была полна мрака и горького недоумения.

Так как все мои мысли были о Лондоне и о том мерзавце, который ни разу не дал о себе знать, мне трудно было сосредоточиться на работе. До чего я докатилась! Жалкая влюбленная дурочка! Моя голова не желала думать о фотографии, об искусстве, ни о чем. Вместо полезных встреч и работы, я занималась какой-то ерундой. Жалостью к себе. Моя жизнь встала на тормоз.

Но так не могло больше продолжаться. Я не могла больше сдерживать свою одержимость Брэндоном. И я решила сдаться. Позвонить ему. Услышать его голос.

Я дождалась вечера, легла на широкую софу, обитую красным бархатом, и, поколебавшись еще несколько секунд, нажала на экран и прижала телефон к левому уху. Послышались длинные гудки. Я затаила дыхание и закрыла глаза.

– Скучаешь?

Голос Брэндона.

Мои губы тут же расплылись в дурацкой широкой улыбке.

– Вообще-то да. Длинный день, много работы… Кручусь как белка в колесе, все постоянно чего-то от меня хотят, – скучающим тоном сказала я.

Мне нужно было дать ему понять, что моя жизнь продолжается. Насыщенная работой, событиями, интересная жизнь. Которой, на самом деле, больше не существовало.

– Рад слышать, что ты вся в творчестве. Значит, намечается новая выставка? – издав приятный смешок, сказал на это Брэндон.

– Хм… Нет. Недостаточно материала. Но я работаю над этим, – ответила я и, запустив пальцы в свои распущенные волосы, добавила: – Куда ты потерялся?

– Прости?

– Черт, Брэндон, как давно мы не общались? – фальшиво рассмеялась я.

– Предполагаю, несколько месяцев?

– Именно. И чем же ты так занят, что не найдешь даже три минуты, чтобы позвонить мне?

– Работа. Бизнес. Выставки. Ни одной свободной минуты.

– Так я и поверила! – Из моего горла вырвался раздраженный тон.

– Ты, как всегда, прелестна, – рассмеялся на это Брэндон.

– Слушай, я звоню тебе не потому, что сильно скучаю по тебе, милый! У меня к тебе один маленький вопрос! Ответь на него и можешь быть свободен, – равнодушным тоном сказала я.

Он не скучал по мне. Это было очевидно.

Мое сердце наполнилось горечью, и я желала бросить телефон в стену, разбить его, уничтожить, избавиться от голоса Брэндона. Такого равнодушного. Такого бесчувственного.

– Что тебя интересует? – спросил он.

– Не мог бы ты подыскать мне красивую большую квартирку, где-нибудь в хорошем районе Лондона? – Что я несла! Но это было первым, что пришло мне в голову. Видимо, импровизация была не моей сильной стороной.

– Тебе не нужна квартира в Лондоне. Мы договорились, что мы будем жить в моем поместье, – категорическим тоном вдруг сказал Брэндон.

Я обрадовалась: ха! Мне удалось зацепить его за живое!

– Нет уж, милый, никакого договора не было! – довольно улыбнулась я. – Но не кипятись, я говорю о студии.

– Студии для чего?

– У меня есть одна просто блистательная идея: купить старый пленочный фотоаппарат…

«Мистер Грейсон, это Люция!» вдруг раздалось в трубке.

Робкий женский писклявый голосок.

– Что еще за Люция? – тихо спросила я.

Мое тело напряглось. Глаза резко открылись.

«Проходи» – а это голос Брэндона.

– Брэндон! – прошипела я.

С ним была какая-то девка.

Какого черта? Что за бред?

– Поговорим потом. Я занят, – сказал мне Брэндон.

– Занят? Траханием какой-то Люции?! – Меня съедала ревность. Дикая безумная ревность. – Я сижу здесь монашкой, а ты там трахаешь смертных девок?

Мой голос сорвался на крик.

Как он смеет!

– До связи.

И Брэндон отключился.

Я в бешенстве вновь набрала его номер, но в этот раз «абонент был недоступен». Он отключил телефон.

Я ошарашено вскочила с софы, направилась в ванную комнату, уставилась в огромное зеркало на стене и не могла поверить.

Он был не один. Он продолжает иметь смертных девок. Да, смертных, потому что в мире не было ни одной вампирши с именем Люция.

А я? А я, дура, была верна! Верна Брэндону. Никакого секса со смертными! Никаких удовольствий! Сухой паек, черт побери! И этот дурацкий цвет волос… Я уже успела привыкнуть к нему. Я все еще ношу его, чтобы Брэндон любил меня. Но ему этого стало мало?

Мне хотелось рвать и метать. Моя душа была полна злобы и ревности. Уничтожить. Убить. Разбить на мелкие осколки. Все вокруг. Всех, кто встанет на моем пути!

Но я знала, что это ничего не решит. Не исправит.

И я беспомощно рассмеялась.

На глаза наворачивались слезы разочарования, но я не желала рыдать.

«Нет, Брэндон, так не пойдет! Я научу тебя сдерживать свое слово. И ведь не ли ты это заявил, что не будет никаких интрижек со смертными? Нет, о нет! Но я не ринусь на улицу, в поисках отмщения! Я выше тебя!» – пронеслось в моей голове.

Да, я могла бы с легкостью поехать в ночной клуб и найти там развлечение на ночь. Соблазн был велик.

***

Через два дня после того, как я обнаружила, что мой любимый мужчина неверен мне, самолет из Торонто, в котором сидела нетерпеливая я, приземлился в аэропорту Лондона. Моя нога вновь ступила на английскую землю, на три месяца раньше срока, который поставила никто иная, как я сама. Из Торонто мною были привезены четыре больших чемодана с самыми необходимыми мне вещами и аппаратурой. И, конечно, вся та скучная, но элегантная гора одежды от Брэндона.

Я устрою ему сюрприз. Появлюсь в его поместье. На пороге. А если дом будет пуст, то я зайду, разложу свои вещи в спальне Брэндона и буду ждать его приезда. Но я буду холодна и серьезна. Пусть знает, что я не простила его интрижки с этой Люцией. Пусть просит прощения, и, может, после жаркой ночи, я прощу его. Он должен очень постараться, чтоб я простила его.

Получив свой багаж, я поставила чемоданы на тележку и медленно побрела на парковку, где меня должен был ждать арендованный мною черный «Джип». Большой агрессивный внедорожник для моей агрессивной натуры. Естественно, я предпочла бы красный «БМВ», который подошел бы моей страстной натуре еще больше, но, увы, он принес бы мелкие неприятности моей репутации.

Иногда меня распирало желание вернуться в те волшебные годы, когда мои волосы были золотыми, а мои автомобили – красными. Вот это было время! Я развлекалась, как хотела! И что за черт меня дернул стать фотографом? В современном мире быть известной персоной, даже в узком кругу шоу-бизнеса и мира фотографии, было непросто. Постоянно следовало думать о своей репутации. Она – хрупкая вещь. Один неверный шаг – и репутация уйдет в мусорный бак… Конечно, восстановить ее можно, но каких трудов бы мне это стоило! Нет, каждый мой шаг – обдуман и трезв. Разве что сегодняшний прилет в Лондон… Он был принят на горячую голову, но стоил того, чтобы привязать к себе моего прелестного мерзавца Брэндона. И он не посчитает этот шаг актом отчаяния с моей стороны, потому что я заранее придумала, как объяснить ему мой неожиданный прилет и переезд к нему. Такой ранний, незапланированный переезд.

Так странно было шагать под этим темным, почти черным, ночным лондонским небом, странно было толкать перед собой тележку с четырьмя большими чемоданами. Странно было чувствовать на коже этот слабый свежий ветер. Огни аэропорта чувствовались грустными и чужими. Гул самолетов и людские голоса слились в один приглушенный шум. Лондон. Холодный и угрюмый.

Каблуки моих зеленых замшевых сапог отбивали секундный такт, и каждая секунда приближала меня к новой жизни. Жизни под одной крышей с Брэндоном. Только я и он. Он больше не посмеет изменять мне со смертными, если он дорожит мной.

О, да, он дорожит мной! Он любит меня.

Именно я стала проклятьем для него. Именно мне принадлежало его сердце.

Дойдя до парковки, я обернулась по сторонам, в поисках сотрудника фирмы, у которой я взяла в аренду мой автомобиль, и с легкостью нашла ее, стоящую рядом с моим автомобилем: высокая худая, морщинистая, но элегантно одетая женщина. Она встретила меня с улыбкой, отдала мне ключи, дала свою визитку и удалилась. Волшебно. Именно то, как мне нравится: без лишней суеты и вежливых ненужных разговоров.

Закинув чемоданы в багажник, я села за руль и, соблюдая все правила дорожного движения, поехала в поместье Сансет-холл. Детище Брэндона Грейсона. Место, в котором еще каких-то восемь лет назад он устраивал очень интересные развлечения для себя и своих друзей. Ха, а ведь я никогда не получала приглашения поучаствовать в этих играх! Что ж, возможно, мы сможем устроить это развлечения лишь для нас двоих?

При этой мысли я улыбнулась. В моем воображении я и Брэндон бежали по лесу, по следам испуганных смертных дурочек, смеясь, наслаждаясь. А затем – с таким же наслаждением вгрызались в их шеи, но не для того, чтобы испить крови! Нет, мы сыты! Это всего лишь небольшое развлечение! С Брэндоном я могу быть собой, ведь он – мне под стать. Мы играем, мы развлекаемся, мы убиваем.

Идеальная пара.

Я набрала номер Брэндона, чтобы узнать, где он находится. Не хотелось бы застать его в постели с той смертной. Иначе, я не знаю, как отреагирую.

– Привет, – послышался в телефоне голос Брэндона.

– Ты один? Надеюсь, – спросила я, сделав акцент на слово «надеюсь».

– Все еще злишься на меня из-за Люции? – со смехом ответил он мне.

– Должна ли я? – игриво подыграла я, но мои пальцы тут же впились в руль.

– Нет. Она всего лишь проститутка, которую я имею по пятницам.

– О? – только и смогла выдавить я. – И сколько таких пятниц она провела в твоей постели?

– Я не считал, но могу сказать, что она приезжает ко мне каждую пятницу… Нет, два раза она была больна… Последние 3 года.

Мой рот приоткрылся от шока.

– Даже в то время, когда я была в Лондоне? – уточнила я.

– Естественно.

Сукин сын!

– Естественно? Дорогой мой, ты потребовал от меня прекратить иметь смертных, а сам имеешь эту девку регулярно по пятницам? Так не пойдет! – фальшиво рассмеялась я, чтобы скрыть свою злобу. Свое глубокое разочарование.

– Мне жаль, что я не рассказал тебе о Люции…

– Жаль?

– Но мне очень важны ее визиты по пятницам.

– Не можешь жить без нее?

Брэндон рассмеялся.

Я рассмеялась тоже. Подыграла ему. В который раз.

– Ну что ты. Просто я люблю стабильность, – сказал Брэндон.

– Это мило, правда, дорогой мой, очень мило, – ангельским голоском ответила на это я. – Но ты же понимаешь, что мы теперь вместе, и что ты должен отказаться от этой твоей пятничной «стабильности».

– Конечно. Если у меня будет возможность иметь ее хотя бы раз в месяц…

– Что?

– Конечно, у тебя будет такое же право на развлечение, один раз в месяц. В эту ночь ты можешь делать что угодно, с кем тебе угодно. Это ли не прекрасно? Давать друг другу свободу на одну ночь?

Его слова ужасно раздражали меня, потому что ничего прекрасного в них я не видела.

Я не знала, что ответить ему. Лишь еще крепче сжала руль и несколько секунд ехала молча.

– Мария?

Я молчала.

– Малышка, ответь мне.

«Малышка»?

– Хорошая попытка… Малыш! – мрачным тоном ответила я. – Где ты сейчас?

– В Лондоне.

– В квартире? Или в Сансет-холле?

– В поместье.

– Хорошего вечера!

Я отключилась.

– Сукин сын! Он что, шутит со мной? Люция один раз в месяц? Что за черт! – в бешенстве крикнула я и вдавила ногу в педаль газа, однако, через пять секунд мне пришлось резко остановить автомобиль, потому что на меня смотрел ярко-красный цвет светофора.

– Вы что все здесь сговорились? Твою мать! Да улица же пуста! Никого нет! – вновь крикнула я и откинулась на сидение. Я прижала пальцы к вискам и зашептала: – Он сводит меня с ума. Он хочет свести меня с ума… Люция, чертова проститутка! Я убью ее…

«Да. Устрою себе занятное развлечение в твоем же поместье, чертов мерзавец… И Люция, как быстро ты бегаешь?» – Я злорадно улыбнулась.

***

Когда мой автомобиль остановился у высоких ворот Сансет-холла, часы на панели показывали пять утра. Шел сильный дождь. Несмотря на темноту и струи дождя, я прекрасно разглядела замок и широкий двор, спрятанные за этими высокими витыми железными воротами. Я ни разу не была здесь прежде, за все свои двести с лишним лет. Это место было вотчиной Брэндона, его личным убежищем, которым он владел уже пару сотен лет – это было известно всем вампирам, и многие из них побывали на «любимом развлечении», как выражался сам затейник, хозяина поместья. Мои братья тоже не отказывались от приглашений, а уже от них я узнавала о том, что происходило в тот или иной их визит. Замок, именно замок: красивый, высокий, монументальный каменный замок. В окнах не горел свет, лишь одинокая лампа тускло освещала высокое каменное крыльцо. В свете фонарей, освещающих двор и укрытый яростным дождем, этот замок показался мне угрюмым. Печальным и очень одиноким. Укрытый от людских глаз и окруженный лесом. Когда-то в нем была жизнь, были смех и веселье. Но после того, как Брэндон полюбил меня, против своей воли, по приказу вампирской судьбы-насмешницы, этот замок опустел, жизнь в нем испарилась. За восемь лет здесь не было ни одного гостя. Возможно, я, нагрянувшая без приглашения в это утро, была первым вампиром, чья нога ступит за порог этой угрюмой скалы, которую мне очень напоминал этот замок. Сансет-холл… «Зал Заката» – какое несоответствующее название. Было бы лучше назвать его «Залом Отрешения» или «Обитель Угрюмого, но чертовски сексуального вампира-садиста».

И это неприветливое, веющее одиночеством место должно стать моим домом?

От этой мысли мне стало не по себе, и, полная противоречивых чувств, я закрыла лицо ладонями. И мысль о том, что этот выбор сделала я сама, причиняла моей душе еще большую боль. Когда-то гордая, свободная львица никогда бы не стала жить в клетке… Да еще и в такой чудовищной клетке! Моя жизнь была прекрасной… Но, отдав свое сердце Брэндону Грейсону, я отдала ему в рабство и себя саму.

Меня охватило отвращение. К себе. К Брэндону. Ко всему миру.

Сбежать… Сейчас же!

Какой же влюбленной идиоткой надо быть, чтобы обменять блистательный и полный жизни Торонто на эту пустошь? На это воронье гнездо?

Моя рука бессознательно потянулась к ключам, чтобы завести мотор, развернуть автомобиль и уехать в Лондон.

Мотор тут же откликнулся здоровым ревом.

Я впилась пальцами в руль.

Железные высокие ворота вдруг открылись.

Словно Брэндон прочитал мои мысли и поспешил остановить мой побег.

Путь к замку был открыт.

Я замерла в нерешительности.

Мотор ревел, требуя свободы. А открытые ворота в Сансет-холл настойчиво приглашали меня к замку.

Что мне делать? Что делать?

Я бросила взгляд на замок, в надежде увидеть Брэндона.

И он был там: стоял на высоком крыльце, под светом фонарей.

Такой красивый. Такой таинственный.

– Рад твоему приезду, Мария. Как жаль, что тебя встретил этот неуместный английский дождь, – сказал он и улыбнулся мягкой приветливой улыбкой, от которой моя душа осветилась.

Все мои сомнения были убиты этой ангельской улыбкой моего возлюбленного.

Я была желанным гостем.

Он ждал меня! Он рад моему неожиданному приезду!

Вдавив ногу в педаль газа, я решительно направила автомобиль к замку.

Остановившись прямо у широкой каменной лестницы, ведущей к крыльцу, на котором ждал меня Брэндон, я неторопливо вышла из машины, тут же промокнув до нижнего белья, и поднялась к крыльцу.

Мокрая как мышь, в плотно облегающем черном платье, что купил для меня Брэндон, в зеленых замшевых сапогах на высоком толстом каблуке, со струями воды, стекающими с моих длинным темных волос, я предстала перед моим возлюбленным. Я не видела его три месяца. Ведь это – целая вечность. Он был безумно красив. В этот раз одетый не в деловой костюм, но в белую футболку, черные джинсы и белые кеды. Такой… Приземленный, такой реальный. Близкий.

Он смотрел на меня, и его глаза сияли. Это был тот же удивительный блеск глаз, который я заметила у Брэндона в тот вечер, в Лондоне, на открытии моей выставки. Тот же блеск, который встретил меня в аэропорту, когда Брэндон предложил подвезти меня в отель.

Но я напряженно ждала вопроса о том, почему я здесь. Ведь я должна быть в Торонто. Еще три месяца.

– Я люблю дождь, поэтому не переживай, – приветливо сказала я, пытаясь выжать воду из своих волос. Но это была жалкая затея.

Он широко улыбнулся, прижал меня к себе и поцеловал.

– Ты наконец-то вернулась, – сказал он мне, между поцелуями, на которые я отвечала со всей своей любовью, со всей своей страстью.

Меня накрыла похоть. И не только меня.

Брэндон прижал меня к каменным перилам.

Мы занялись любовью прямо на этом каменном крыльце, под звуки сердитого дождя.

***

– Не проведешь мне экскурсию? – было первым моим вопросом после того, как я приняла душ и переоделась в сухое.

Я выбрала элегантное темно-синее платье миди. Оно выгодно подчеркивало мою и без того идеальную грудь и выгодно оттеняло мои темные волосы.

«Нужно записаться в салон» – подумала я, заметив в отражении зеркала, что корни моих волос отрасли на пару сантиметров. Мои натуральные белые волосы.

После смены цвета волос я попала в рабство парикмахеров. Каждые две недели. Подкрасить корни. А когда каштановый цвет тускнел, я наносила его снова. Мои бедные волосы, сколько они пережили за эти месяцы! Но несмотря на мое постоянное издевательство над ними, они оставались все таким же шикарными, блестящими и здоровыми, как прежде. Краска и выпрямление не наносили им вреда. К счастью.

Пока я принимала душ, Брэндон занес мои чемоданы в замок, поднял их на третий этаж и занес в свою личную огромную спальню.

О, нет, теперь эта спальня не его. Наша. Моя одежда будет развешена в большом старомодном гардеробе, а мои личные вещи разложены по местам в ванной комнате, в которой я уже успела попробовать большой удобный душ и использовать мягкие душистые полотенца. Ванна здесь была тоже: красивая, глубокая старомодная, обрамленная серебряными узорами, которую я обязательно попробую чуть позже. Хм, в последний раз я принимала такую ванную лет сто назад! А Брэндон, оказывается – любитель старины! Хотя, по его лондонской квартире этого не скажешь… Такой глубокий контраст…

Какая разница! Этот замок – теперь мой дом. Я буду жить здесь, счастливо, под одной крышей с моим возлюбленным!

– Так что насчет экскурсии? – повторила я, так как не получила ответ на свой вопрос.

Такой мрачный снаружи, внутри замок оказался светлым и уютным. Но меня интересовали не комнаты и портреты в галерее, нет. Я желала взглянуть на то секретное подземелье, о котором мне рассказывали мои братья, после охоты в Сансет-холле. То место, где, по их словам, ожидали своей смерти смертные девчонки. Место, где царили страх и отчаяние. Где не смолкали рыдания. Мне не терпелось увидеть его своими глазами. Во мне разгорелся азарт игры. Возможно, там все-таки сидит одна из дурочек? Было бы прекрасно.

– Здесь нет ничего занимательного, Мария. Просто обычный каменный замок, – равнодушным тоном ответил мне Брэндон.

Он стоял у окна, облокотившись на подоконник, и наблюдал за мной.

– Не желаешь ли принять душ? – подмигнула ему я.

– Пожалуй, – улыбнулся он и, молча сняв с себя кеды, футболку, джинсы и нижнее белье, направился в ванную.

Я проводила взглядом великолепие его нагого тела и начала распаковывать чемоданы. Вскоре моя одежда была аккуратно развешена в гардеробе, рядом с одеждой Брэндона. Это прекрасное зрелище заставило меня осознать, что я поступила правильно. Я сделала правильный выбор. К черту Торонто. Мое место было здесь. В этом забытом Богом замке. Моя одежда должна быть здесь – рядом с его одеждой. И теперь ничто и никто не заставит меня покинуть все это.

Когда Брэндон вышел из душа, открыл гардероб и увидел изменения, он лишь хмыкнул себе под нос, но ничего не сказал. Хороший знак. К моему удивлению, он надел очередную футболку и очередные джинсы.

– Брэндон, ты не болен? Где твои любимые офисные костюмы? – не удержалась я от небольшой дерзости.

– Как видишь, я тоже немного обновил гардероб, – надевая на себя одежду, спокойным тоном сказал на это он.

– Тебе очень идет такой стиль. Правда, – тихо сказала я.

Брэндон подошел ко мне и взял мои ладони в свои. Пристально смотря в мои глаза, он странно улыбнулся и сказал: – Мы идеальная пара. Даже если ты утверждаешь обратное, моя дорогая.

Я тихо рассмеялась и обняла его за шею.

– Я никогда не утверждала обратного! Никогда! – с чувством сказала я и поцеловала его в губы.

Он крепко обнял мою талию.

– Я никогда не отпущу тебя, – тихо сказал он мне на ухо. – Ты моя.

– Я знаю, – тоже прошептала я. – А ты – только мой. Но сейчас доставь мне удовольствие и покажи мне свое подземелье. Я хочу увидеть его. Всегда хотела. Пожалуйста, скажи мне, что там есть хоть одна жертва, потому что я горю желанием поиграть в твою «любимую игру».

– Моя кровожадная малышка, я огорчу тебя: последний раз я играл в эту игру много лет назад. Все клетки пусты, – шепотом ответил Брэндон.

– Но мы можем начать все снова. Ты должен сделать это для меня, – томно прошептала я и поцеловала его. – Ты должен, мой милый.

Он промолчал. Лишь улыбнулся.

– Пойдем.

И, ладонь в ладони, мы спустились в холл.

Там, спрятанная от ненужных глаз, находилась деревянная дверь. По одному взгляду на нее можно было понять, что она была массивной, а значит, тяжелой. Она скрывала много секретов. Но эту дверь было нелегко открыть. Людям. Мне же и всем нашим это не составляло никакого труда.

Затаив дыхание от неистового любопытства, охватившего все мое существо, я попыталась открыть ее. Но дверь была закрыта на замок.

Еще бы. Ведь за ней скрывалась преисподняя.

Брэндон отлучился на секунду, чтобы принести ключ. Старинный, большой, с красивыми завитушками. Я тут же вставила ключ в замок и провернула его. Замок щелкнул. Взявшись за ручку, я потянула дверь на себя.

По ту сторону двери меня встретил мрак, но я прекрасно все видела.

– Какая прелесть! – вырвался у меня тихий возглас восхищения, и я даже хлопнула в ладони, предвкушая что-то увлекательное.

В подземелье тут же появился свет.

– Хм! – хмыкнула я себе под нос и медленным шагом вошла внутрь.

Узкая каменная лестница, ведущая вниз, словно говорила: «Добро пожаловать в мир кошмаров!».

Не зря меня разбирало любопытство по поводу этого места!

– Впечатляет! – обернувшись к Брэндону, последовавшему за мной, ухмыльнулась я.

– Я знал, что тебе понравится, – чарующе улыбнулся он в ответ.

Я шла нарочно медленно, чтобы как можно лучше разглядеть окружающую обстановку. Меня интересовал каждый миллиметр, каждый угол, каждая клетка. Это подземелье было старым: воздух был пропитан сыростью и запахом зеленого мха, захватившего стены и высокий потолок. Коридор был широким, темным, и каждый наш шаг отражался от стен и потолка приглушенным эхом. Я давно не была в таких подземельях и считала их остатками прошлого, но, как оказалось, я очень скучала по ним. Мне вдруг вспомнилось подземелье, в нашем замке, в Польше, где моя семья жила почти две сотни лет назад. Мы похищали горожан из соседнего города и держали их в таком же секретном подземелье на случай, если кто-то из нас проголодается.

– Напоминает мне наш замок в Варшаве. Веселые дивные времена! – Мои губы расплылись в мечтательной улыбке. – Ты был там?

– Увы, мне не удалось побывать там. Но ты права, все старые замки одинаковы, – сказал мне Брэндон. – Этот замок был построен в тысяча семьсот четвертом году. Конечно, когда я приобрел его, то провел полную реставрацию, потому что замок долгое время стоял нежилым, и никто о нем не заботился. Однако это подземелье я оставил нетронутым, правда, мне пришлось ремонтировать трещины в потолке и на стенах. Нужно сказать, я очень доволен конечным результатом.

– И я понимаю почему! – отозвалась на это я.

Я шла вдоль клеток: они представляли собой квадратные довольно узкие помещения, запертые толстыми железными решетками. Железо было съедено ржавчиной.

– Мы должны заменить эти решетки… Скоро они сгниют окончательно, – задумчиво сказала я и вырвала кусок решетки. – Ну, вот!

Откинув железо в сторону, я продолжила идти вперед.

– Сколько девиц здесь побывало? – поинтересовалась я.

– Я уже говорил тебе, – ответил Брэндон, идя за мной.

– Нет, не говорил.

Моих ушей донесся его насмешливый смешок.

– Что? Что тебя так развеселило? – тоже рассмеялась я.

– Я просто подумал, что ты – единственная из представительниц женского пола, кто находит это место уютным и увлекательным, – ответил он.

Я широко улыбнулась.

– А ведь это правда! Все бы отдала за то, чтобы увидеть лица тех смертных, когда ты приводил их сюда! Так сколько, Брэндон?

– Около трех тысяч. Если быть точным – две тысячи восемьсот тридцать одна.

– И я пропустила все веселье! Почему ты никогда не приглашал меня сюда?

– Потому что раньше мы ничего друг для друга не значили, не так ли?

Это была сущая правда: до тех пор, пока я вдруг так неожиданно не влюбилась в него, а он в меня, мы совершенно не интересовались личностями друг друга. Да, мы встречались на балах и мероприятиях, но и тогда мы просто проходили мимо, произнося слова приветствия из-за хороших манер. В те времена Брэндон носил длинные волосы…

– Мои братцы были здесь… Сколько раз? – спросила я.

– Много. Я не считал.

– Как насчет Маркуса и Седрика?

– Маркус был моим частым гостем, до тех пор, пока не был приручен Маришкой, – со смехом ответил Брэндон.

– О, да, Маришка следит за каждым его шагом! Она запретила Маркусу приезжать сюда… Святоша! – с презрением сказала я.

– Это не имеет значения. Игр больше нет и не будет, – равнодушным тоном отозвался на это он.

Я обернулась и подошла к нему.

– Будут, – тихо сказала я, гладя его белую щеку.

– Нет, Мария, – категорично сказал он.

– Ты обещал мне, – ласково настаивала я.

– Я ничего тебе не обещал.

– Но я хочу! – Я взяла его лицо в свои ладони и поцеловала его в губы.

Брэндон обнял мою талию.

– Забудь об этом, – сказал он, целуя меня.

– Я не прошу об этом сейчас. Потом, когда будет время… Пообещай мне, мой милый, и я буду хорошей девочкой, – настаивала я на своем, используя поцелуи как оружие.

– Я подумаю об этом, – улыбнулся он.

– Хорошо!

Взяв его ладонь в свою, я продолжила идти по коридору. Он был длинным, очень длинным, освещаемый яркими лампами, установленными на потолке.

– Так что Седрик? Он был здесь? – поинтересовалась я.

– Один раз.

– Мой отец? Лорд Морган?

– Довольно частые гости

– Мой папенька, оказывается, любитель развлечений! И как только он смог ускользнуть от ока моей маменьки? – со смешком воскликнула я.

Интересная информация о моем собственном отце!

– Сколько счастливиц покинули поместье живыми? – продолжала я свой допрос.

– Все они бегали недостаточно быстро, – терпеливо продолжал отвечать мне Брэндон.

«Ни одна» – подразумевал его ответ.

Я была похожа на маленького ребенка: мне было интересно все, что связано с этим местом, с этим «развлечением», и у меня наготове были сотни вопросов.

– Как они попадали к тебе?

– Они приезжали добровольно.

– Ты спал с ними?

– Нет.

– Почему?

– В то время я не находил в этом никакой прелести.

– Почему ты перестал «играть»? Все наши только и говорили об этом. Многие до сих пор недовольны твоим решением и надеются, что ты вновь будешь гостеприимным хозяином, – хихикнула я.

– Почему я не удивлен? Но истина в том, что я не собираюсь развлекать их лишь потому, что они этого хотят, – насмешливым тоном сказал на это Брэндон.

В этот момент мне стало обидно. Обидно за возлюбленного. Это была правда: другие вампиры не желали ничего делать сами. Возможно, они привыкли считать Брэндона развлекателем-затейником, а сами не подумали и пальцем шевельнуть, чтобы развлечь себя. Будто Брэндон был обязан исполнять их прихоти!

– Ты никому ничего не обязан, мой дорогой. Если эти свиньи хотят развлечений, то пусть устраивают их сами, – крепко сжав его ладонь, сказала я.

– Не думай, я ни капли не обижен. Мне абсолютно все равно, – улыбнулся он мне.

В его голосе прозвучало такое откровенное равнодушие, что мне стало понятно: ему действительно было глубоко наплевать. На всех. И в моих глазах это лишь придавало ему еще большей сексуальности.

– Скажи, ты перестал «играть» из-за меня? – тихо спросила я, смотря в его глаза.

– Нет, Мария, с тобой это никак не связано, – с улыбкой ответил он.

Но я знала, что он лжет.

Из-за меня. Из-за того, что он влюбился в меня. Ведь он был ошеломлен своим открытием, подавлен и зол. Все эти чувства владели и мною, когда там, на свадьбе Маришки, я вдруг поняла, что влюбилась в Брэндона.

Поэтому я не стала настаивать. Пусть думает, что я поверила его лжи.

Ведь я знала правду.

– Черт, я голодна! – воскликнула я.

– Тогда предлагаю найти вкусный завтрак, – с хищной улыбкой сказал Брэндон.

Глава 14

Аэропорт был набит людьми. Людей было так много, что мне пришлось буквально протискиваться между ними, чтобы дойти до места назначения. Пару раз меня задели китайские туристы, при этом, не сказав ни слова извинения в мою сторону. Наглость китайских туристов известна всему миру, и, если они стают туристами в другой стране, да еще и если они спешат, – людям вокруг нужно поберечься – китайцы идут напролом, энергичным потоком, усердно работая локтями и сметая все на своем пути.

Обычно, когда кто-то задевает или толкает меня, даже нечаянно, я немного злюсь, а, когда не слышу слов извинений, могу сказать пару крепких словечек вслед. Но в этот раз я лишь пробормотала себе под нос: «Вот засранцы!» и продолжила протискиваться между потными людскими телами. Наконец, я дошла до ворот, у которых должна была встретить Мартина. Но его самолет задерживался, и мне пришлось стоять на одном месте, прижавшись к стене, так как все ближайшие кафе и бары были забиты донельзя. Я не дышала, чтобы не вдыхать в себе запах пота, грязи и кашля смертных. Естественно, в аэропорту, да еще и в час пик отпусков – конце июня, я не могла ожидать ничего другого. Моя нога и шагу бы не ступила в это проклятое место, если бы не мой братец, который так неожиданно позвонил с новостью, что он будет сегодня в Лондоне, и заявив, что я должна встретить его в аэропорту. С цветами. Цветов я, кончено, не купила, но мне пришлось ехать сюда из Сансет-холла, что заняло у меня пару часов, которые я могла потратить на что-то полезное. Но нет! Я стояла в переполненном аэропорту и ждала, когда же чертов самолет Мартина, наконец-то, приземлится, и мой братец с ухмылочкой выйдет из терминала, чтобы мы смогли обняться и перекинуться милыми колкостями.

Чтобы не терять драгоценное время, я позвонила мистеру Аттику и согласовала с ним кое-какие детали моей новой выставки, назначенной на восьмое июля. Несмотря на довольно поздний вечер субботы, в разгар своего отпуска, мистер Аттик очень мне помог. Он был настоящим профессионалом и любил свою работу. Он всегда был на связи, но я знала, что миссис Аттик была очень недовольна этим фактом.

Моя новая выставка! В том же огромном светлом зале, что и первая! Все мои мысли были о ней… Почти все: Брэндон не выходил из моей головы, а ведь мне пора было бы привыкнуть к тому, что он всегда рядом, что мы вместе, что все это факт… И все же, он всегда сидел в моем разуме, мой прекрасный паразит.

– Отлично. А теперь возвращайтесь к своей супруге, иначе она устроит вам скандал, – обсудив все детали работы, с добрым смешком сказала я мистеру Аттику. Все время нашего разговора с редактором, я слышала недовольное ворчание миссис Аттик, и ее можно было понять: она даже недолюбливала меня за мои постоянные звонки ее мужу в отпуске. При встрече она всегда улыбалась, но мне было прекрасно известно, что это была улыбка, натянутая до ушей. А впрочем, мне было плевать.

До прилета Мартина оставалось еще тринадцать минут, а я уже успела дважды умереть со скуки. К счастью, я вспомнила о просьбе Брэндона пополнить мой гардероб новыми вещами. Ха! Вещами с трех модных домов, которые производили одежду, что была по вкусу моему возлюбленному. О, мерзавчик стал настолько милым, что я получила позволение выбирать себе одежду сама! Сама, но только с этих трех модных домов! Черт, кажется, я иду по правильному пути! Может, в будущем я получу разрешение вернуть себе мой натуральный цвет глаз?

«Скоро, мой милый, ты будешь слушать мои приказы, а не я подстраиваться под тебя!» – саркастически улыбнулась я, отправляя в корзину понравившиеся вещи с официальных сайтов модных домов, строго тех, что одобрил Брэндон. Что ж, выбор был весьма недурен, и я умудрилась заказать кучу одежду на кругленькую сумму. Можно сказать, я даже увлеклась выбором, потому что, благодаря моему элегантному возлюбленному, у меня «стал развиваться хороший вкус», как выразился он сам. Легкое прикосновение пальца к экрану, и все было оплачено. Через три дня все доставят в Сансет-холл.

– Черт, Мартин, да где же ты? – тихо простонала я, изнывая от скуки.

– На подлете, сестренка! – вдруг услышала я издевательский тон брата.

– Наконец-то! Еще чуть-чуть, и ты нашел бы не меня, а скелет! – тихо сказала я, взглянув на элегантные черные часы, украшающие мое левое запястье и которые так подходили к моему белому строгому платью до колен.

21.22

– Но, дорогая, ты и так скелетик! – милым голоском сказал Мартин.

– Фу, как некрасиво, – фыркнула я, прекрасно понимая, что он имеет в виду. Не мою худобу, нет. А тот скелет, которым я была при солнечных лучах.

А я ненавидела даже думать об этом.

Мартин вышел из ворот через пять минут. В белой футболке, синих порванных джинсах и потрепанных кедах. Мальчишка мальчишкой, а ведь он был старше меня! На его красивом лице блистала белозубая широкая улыбка.

Мы обнялись.

– Да ты стала иконой стиля! – воскликнул Мартин, окинув меня с головы до ног. – Мария, ты ли это? Верните мне мою младшую сестренку!

– Ох, да перестань уже! – закатив глаза, пробурчала я. – Да, у меня изменился стиль, но уже очень давно! Пора бы тебе привыкнуть. – И тут я заметила, что у брата не было с собой багажа. – Где твой багаж?

– Я здесь на пару часов, – подмигнул мне Мартин.

– На пару часов? Прохвост! Ну, уж нет! – недовольно воскликнула я.

Я надеялась, что Мартин сможет побыть со мной хотя бы пару дней. Я желала много чем поделиться с ним. Например, о том, что моя жизнь круто изменилась. Что я теперь не одна. Что я люблю Брэндона и живу с ним. Ведь об этом было известно лишь мне и Брэндону, так как мы не спешили разглашать о наших отношениях официально. Еще не время. Но Мартин… Я хотела рассказать ему, хотела поделиться с ним моей большой счастливой новостью… Счастливой?

Это было сложно назвать счастьем: Брэндон оказался не просто сложной натурой, но просто не пробивной. Я все еще не смогла разгадать его. Да, мы жили вместе. Да, каждый день посвящали горячему сексу. Но он был так далек от меня, он так глубоко уходил в свои мысли, что мог не разговаривать со мной целыми днями. Он часто уезжал в свою лондонскую квартиру, говоря, что я мешаю ему сосредоточиться на бизнесе. Он имел Люцию каждую пятницу, хотя обещал иметь ее лишь раз в месяц. Он дал мне полную свободу спать со смертными, хотя в начале наших отношений строго запретил мне это. Он совершенно не ревновал меня. Иногда, мне казалось, что он воспринимает меня как должное. Мы довольно часто выходили в свет. Как пара. Я ревновала его ко всем женщинам. Я ненавидела эту суку Люцию и желала избавиться от нее. Но это привело бы к конфликту с Брэндоном. О, да. Тем более, я сама баловалась сексом со смертными, но с моей стороны это была просто мелкая пакость, отчаянная месть, потому что единственным мужчиной, которого я хотела, был Брэндон.

Я хотела поделиться с Мартином. Но не всем.

– Через два часа у меня самолет до Варшавы… Хм, нет, даже час и восемь минут… Совсем забыл о том, что самолет задержался, – нахмурившись, сказала Мартин, взглянув на табло расписания.

– Как мило… Но ты знаешь, почему его задержали? – спросила я.

– Потому что один идиот в Эдинбурге оказался слишком пьяным и стал буянить в тот самый момент, когда все было готово к взлету. Его нужно было срочно выкинуть из самолета, и я, естественно вызвался добровольцем, – счастливо ответил Мартин, сияя от гордости.

Мой любимый хвастунишка.

– Могу поспорить, этим поступком ты покорил сердца всех дам на этом самолете! – рассмеялась я.

– О, столько восхищенных взглядов я еще никогда не получал… Теперь понимаю, почему супергерои из комиксов стали супергероями! – Мартин наклонился к моему уху. – Чтобы снимать с женщин их тру…

– Секундная слава явно повредила контакты в твоем мозгу, братик! – перебила я брата и, схватив его за руку, повела за собой, в поисках места, где мы могли бы сесть и поболтать.

– Ничего подобного, я всего лишь глаголю истину! – возразил Мартин, идя за мной, как послушныйтеленок.

– Какой же ты сексист! – фыркнула я, хотя в душе благодушно посмеивалась над его несмешными шутками, зная о том, что он всего лишь играет на публику. На самом деле, он очень уважал женщин. Даже смертных.

– Вон там есть свободный столик в углу! – вдруг сказал Мартин, и мы почти бегом побежали в небольшое кафе, расположенное в десяти метрах от нас. – Будешь сок? Я возьму двойной американо и сэндвич, а ты пока займи столик, – сказал мне брат.

– Сегодня ужасно много народу, – заметила я, когда Мартин занял свое место напротив меня, прихватив с собой поднос с томатным соком, американо и большим сэндвичем с лососем.

Томатный сок. Для меня.

Нет, Мартин неисправим.

– Согласен! – отозвался мой брат. Он вальяжно откинулся на спинку стула. – Ну, рассказывай.

– Нет уж, это ты рассказывай! Заставил меня приехать, ждать тебя… Что-то стряслось? – спросила я.

– Со мной? Нет, конечно! Просто решил повидать тебя. Ты ведь теперь в Лондоне, а у меня как раз пересадка, – пожал плечами Мартин. – Не беспокойся, у меня все отлично: бизнес идет как по маслу. Я как раз возвращаюсь из Эдинбурга, в котором у меня было открытие нового ресторана.

– Это же здорово! Поздравляю! – широко улыбнулась я, обрадованная успехами брата.

– Спасибо! Народу было много, на всех не хватило столиков. Очередь была километровая. Правда, не знаю, что их привлекло больше – польская кухня или бесплатное польское пиво…

– И то и другое! – рассмеялась я. – Не хочешь открыть ресторан в Лондоне?

– Пока нет, но в будущем обязательно, – подмигнул мне Мартин, и вдруг его лицо стало серьезным. – Почему ты переехала в Лондон? Не могу поверить, что ты бросила свой прекрасный любимый Торонто ради дождливого Туманного Альбиона.

О переезде рассказала ему я сама. Правда, без объяснения почему.

«Потому, что я не могу жить без Брэндона Грейсона, а он не желает покидать Лондон… Как говорится: «Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе» – это было объяснением. Но рассказывать об этом брату? Выглядеть в его глазах жалкой влюбленной идиоткой? Нет уж, увольте!

– Все просто, мой дорогой: у меня новая выставка! Восьмого июля. И, если ты не приедешь… – с добродушной улыбкой начала я.

– Я приеду, – перебил меня Мартин. Он вдруг взял мою ладонь в свою. – А теперь признавайся: у тебя проблемы? – тихо спросил он, пристально смотря в мои глаза.

– Что? – вырвался из меня вздох изумления. – Боже, Мартин, ты думаешь, что я натворила дел в Торонто и поэтому переехала в Лондон, чтобы, как собака, поджать хвост и не высовываться? Ха!

– По твоему тону я вижу, что мои догадки были ошибочны, за что приношу свои извинения, – улыбнулся Мартин.

Я сжала его ладонь, а мое сердце наполнилось теплом. Он заботился обо мне, мой старший брат. Мне так не хватало его тепла, его шуток, его колкостей!

– Рада это слышать. И, конечно, я прощаю тебя, мой рыцарь, – сказала я.

Это был прекрасный момент рассказать ему о Брэндоне.

– Мало того, я начала кое с кем встречаться, – игривым тоном сказала я и озорно подмигнула брату.

На его лице тут же расплылась широкая понимающая улыбка.

– Ах вот оно что! Только не говори, что это какой-то смертный! – тихо рассмеялся Мартин.

– О, нет, со смертными – только секс и никаких отношений. – Я пожала плечами. – Нет, мой кавалер – один из нас.

– Я весь внимание. – По лицу Мартина было видно, что его терзало острое любопытство.

Еще бы! Моим последним кавалером был Фредрик Харальдсон, и это было много лет назад!

– Мы живем с ним под одной крышей…

– Ну, не тяни, злодейка! – воскликнул Мартин.

– …уже достаточно долго…

– Мария!

– И он просто душка…

– Тебе нравится мучить меня?

– …И он талантлив во всем…

– Ты понимаешь, что убиваешь меня сейчас?

– Великолепный, блистательный…

– Твоим именем нужно назвать новое орудие пыток.

– …умный, сексуальный…

– Я ненавижу тебя.

– Лорд Брэндон Эйвери Грейсон.

Я мило улыбнулась.

На лице брата сияла хитрая улыбка.

– Ты шутишь! – вдруг рассмеялся он.

– Нет, мой дорогой, это не шутка, – ласковым, но настойчивым тоном сказала на это я.

Мартин выглядел очень удивленным.

Именно та реакция, которую я ожидала от него.

– И вы живете вместе? – переспросил Мартин.

– Да.

– Где?

– В Сансет-холле. Но мы пока не хотим заявлять о нас всему миру, поэтому пока держи свой красивый ротик на замке, хорошо?

– Брэндон… Какой интересный выбор! Разве это не ты говорила, что терпеть его не можешь? – вновь рассмеялся Мартин.

Теперь он потешался. Хороший знак!

– Раньше я не могла разглядеть его достоинств, – улыбнулась на это я.

– И как же ты их разглядела? Застала его голым в душе?

– Я не об этих достоинствах, пошляк ты эдакий! – рассмеялась я.

– Да ладно, я же шучу, – добродушно улыбнулся мой брат. – Что ж, хорошие новости! Рад за тебя! Ты счастлива?

– Я счастлива, Мартин, – с улыбкой солгала я.

Ведь это не было счастьем. Это было чем-то странным.

И все же я была счастлива даже тому, что могла находиться рядом с Брэндоном.

– Он тебе нравится? – вдруг спросил Мартин.

– Если бы он мне не нравился, не думаю, что я жила бы с ним в одном доме! – недовольно ответила на это я. – Брэндон – замечательный! Мы понимаем друг друга без слов и имеем много общего!

– Не кипятись, я просто спросил, – извиняющимся тоном сказал Мартин. – Просто непривычно слышать от тебя похвалы Брэндону, ведь раньше ты поносила бедолагу на чем свет стоит.

– Это было в прошлом, – отмахнулась я.

Но я не могла долго сердиться на Мартина.

– Но это пока тайна, помнишь? – улыбнулась я.

– Жду того прекрасного момента, когда о ваших отношениях узнают наши родители… Хотя, черт, Брэндон им всегда нравился… Драмы не будет. А жаль! – хихикнул Мартин и взглянул на свои часы. – Ох, мне пора бежать на контроль.

– Беги, беги, иначе всех буянов выкинут из самолета без твоей помощи.

Мы встали из-за стола и крепко обнялись.

– Ты знаешь, что ты – моя любимая сестренка, и я всегда рад за тебя, – с чувством сказал мне на прощание Мартин.

– Я знаю, знаю… И я всегда рада за тебя, мой дорогой, – тоже с чувством ответила я.

Мы поцеловались в щеку.

– Погоди-ка… Значит ли это, что нас опять ждет «игра?» – вдруг со счастливой улыбкой спросил Мартин.

– Не думаю, – пожала плечами я. – Он сказал, что, если новый сезон «игр» будет открыт, то в нем будут лишь два охотника: он и я.

– Какая жалость! И ты ничего не можешь сделать? Уговорить его?

– Увы, нет.

– Что ж, сестренка, я уверен, что «игра» придется тебе по душе. Все, я ушел!

Мы вновь поцеловались в щеку, и Мартин направился на контроль.

Я же прошла на парковку, села в свой «Джип» и направилась в Сансет-холл.

После того, как я поделилась с Мартином своим секретом, мне стало значительно легче на душе. Словно ее осветил маленький луч света.

Да, нас с Брэндоном связывали странные отношения. Но мы любили друг друга.

***

– Как прошла встреча с Мартином? – спросил меня Брэндон, сидя в большом кресле у камина и не отрывая взгляда от газеты.

Он любил читать газеты, и в наш почтовый ящик приходило пять разных газет в день. Привязанность Брэндона к бумажным газетам умиляла меня, и я посмеивалась над ним, называя его «старомодным». Ведь я давно не держала в руках бумажной газеты: все новости я получала в Интернете. Я даже попыталась приучить Брэндона к чтению электронных газет и книг, но он усердно сопротивлялся моим попыткам и никак не хотел сдаваться. Нужно сказать, что это он приучил меня к чтению бумажных книг: библиотека Сансет-холла была просто богатейшей и занимала огромный зал, в котором полки с книгами тянулись от самого пола и до высокого белого потолка. С момента прибытия в замок, я успела прочитать много книг, надеясь разгадать образ мышления моего возлюбленного, но мне это не сильно помогло. Возможно, мне следует прочесть все его книги? Забросить все мои хобби, мою работу и просто поселиться в библиотеке? Нет, уж, на такие жертвы я идти не готова.

Я разгадаю его. Со временем. Мы бессмертны, и времени у меня будет вдоволь.

– У него была короткая пересадка. Так поболтали о пустяках, – ответила я Брэндону. Я сидела на диване, с макбуком на коленях, и читала один из документов, что прислал мне мистер Аттик.

– Чем он сейчас занимается? – вновь спросил Брэндон.

– Ресторанным бизнесом. Как раз вернулся из Эдинбурга, где открыл новый ресторан, – ответила я.

– Что за ресторан?

– Польская кухня.

– Занятно.

Вновь воцарилась тишина.

Я подняла взгляд от экрана и взглянула на Брэндона.

– Я рассказала ему о нас, – осторожно сказала я.

Он взглянул на меня и слегка улыбнулся.

– Но я приказала ему не болтать об этом… Он, конечно, немного удивился, но и все, – со смешком сказала я. – Черт, надоело сидеть дома! Как, насчет, выйти в свет? Мистер Аттик пригласил нас на званный ужин.

– Да? – скучающим тоном сказал на это Брэндон и вновь уткнулся носом в газету.

– Да. Его старшая дочь помолвилась с каким-то аристократом из Кембриджа.

– Не знал, что у него есть дети, – пожал плечами Брэндон, словно эта информация совсем его не интересовала.

– У него дочь и сын, к твоему сведению… Мне кажется, или я знаю о нем намного больше, чем ты? – со смехом спросила я.

– Похоже, что да.

– И тебе совсем неинтересно познакомиться с ним поближе?

– Нет.

– Ты просто ужасен! – воскликнула я.

– Почему?

– Потому что он тобой восхищается! И знаешь, почему?

– Потому что я даю ему много денег? – равнодушным тоном отвечал на мои вопросы Брэндон, не отрывая взгляда от своей газеты.

– Нет, не из-за этого…. И сколько денег ты ему даешь? – поинтересовалась я, все же недовольная поведением возлюбленного, потому что мне мистер Аттик очень даже импонировал.

– Достаточно, чтобы он поцеловал мою задницу, если я об этом попрошу.

– Ты ужасен… Нет, просто отвратителен! – рассмеялась я и, положив макбук на диван, вскочила на ноги, подошла к Брэндону и бесцеремонно вырвала из его рук газету.

– Черт, я как раз начал читать очень интересную статью, – поморщился он.

– Может, хватит читать газету, и пора сосредоточиться на своей девушке? – недовольным тоном ответила на это я.

Я бросила газету на диван и раздраженно вздохнула, давая понять возлюбленному, что требую его внимания.

Брэндон криво улыбнулся, но не двинулся с места.

– У меня есть для тебя сюрприз. И, если ты будешь послушной, завтра вечером ты его получишь, – сказал он.

– Сюрприз? Я люблю сюрпризы, – томно сказала я, подумав, что он разговаривает о чем-то новом в наших постельных играх.

– И это никак не связано с сексом, – словно прочитав мои пошлые мысли, усмехнулся он.

– Что ж, ты заинтриговал меня! – удивленно воскликнула я и, наклонившись к его лицу, нежно поцеловала его в губы.

– Моя сладкая гадюка, – улыбнулся он, отвечая на мои поцелуи.

– Почему гадюка? – выдохнула я, наслаждаясь его поцелуями и его руками, обвившими мою талию.

– Потому что я так хочу, – ответил он.

– Мой сладкий странный любитель змей! – рассмеялась я.

И мы переместились в спальню.

Весь следующий день мы не выходили из замка: было солнечно, удивительно солнечно. Так солнечно, что от злости я закрыла все окна плотными шторами. Не люблю солнце! В предвкушении вечера я успела занять себя продолжением подготовки к выставке, перепиской с Мартином, который не упустил шанса поиздеваться над моей «симпатией к Грейсону». О, братец, ты еще не знаешь о том, что это – не просто симпатия, а что отныне мое сердце и моя жизнь мне не принадлежат.

Также мне позвонила Миша, с известием о том, что она решила вновь поступить в университет.

– И куда ты собираешься поступать? – поинтересовалась я, глубоко заинтересованная этой новостью.

– Думаю, мне нужно попробовать что-нибудь, что не находится в Европе, – задумчиво ответила Миша.

– Например? – уточнила я.

– Университет Торонто? – нерешительным тоном сказала она.

– Прекрасный выбор! Это замечательное место, очень советую! – похвалила я.

Теперь, когда я переехала в Лондон, мне нечего было бояться прилета Миши в Торонто. Еще бы!

– Правда? Я рада! – засмеялась Миша в трубку. – Жаль, конечно, что ты переехала в Лондон! Так мы могли бы встречаться хоть каждый день!

Да, Миша тоже знала о моем переезде. Как я могу скрыть такие важные новости от моей сестренки?

Но я и Миша так похожи внешне… А что, если все мои старые любовники в Торонто будут принимать ее за меня? Говорить ей гадости? Преследовать ее? И самое ужасное – она сможет узнать мой мерзкий секрет.

– Нет, знаешь, Университет Торонто не так уж и хорош… Я вдруг вспомнила… Там была очень неприятная история с преподавателем, который крутил роман со студенткой. Она от него забеременела, – поспешно сказала я.

На самом деле, эту историю я придумала. Лишь для того, чтобы Миша не стала поступать в Торонто.

– Какой ужас! – послышался голос Миши.

– Да, представляешь? – поддакнула я.

Я лгала Мише, и меня охватило чувство омерзения к самой себе: из-за моих похождений моя любимая сестра не могла, не должна была учиться и жить в Торонто! И все потому, что я – ее старшая сестра, которой она искренне доверяла и которую любила, испортила для нее эту мечту.

От этой мысли мне стало горько. Я прижала ладонь к губам, лишь в эту секунду осознав одну вещь: я порчу жизнь моей сестренке и закрываю для нее пути, по которым она, возможно, хотела бы идти по жизни. Как я смею? Я уже испортила для нее Торонто, а теперь порчу и Лондон! Нет… Довольно! С этого дня никаких похождений, никакой мести Брэндону за его пятничные встречи с Люцией… Я заставлю его отказаться от нее. А если он будет противиться, я просто убью ее. Да, да, я должна думать о Мише и ее будущем!

«Прости, моя девочка… Но Торонто для тебя пока закрыт… Подожди еще лет тридцать… Нет, пятьдесят… Подожди, пока все те ублюдки умрут или самоликвидируются… Те ублюдки, которые могут раскрыть тебе мою тайну, которую ты никогда не должна узнать!» – с горечью подумала я.

Мои глаза наполнились слезами.

Мне было жаль. Жаль Мишу.

Себя мне было не жаль.

В эти минуты я ненавидела себя.

– Как насчет Университета Оттавы? – пытаясь не выдать свои слезы, бодрым тоном спросила я.

– Оттава? Подожди, сейчас найду его… Нет… Он мне как-то не по душе, – расстроенным тоном ответила мне Миша.

– Посмотри тогда Университет Британской Колумбии, – поспешила сказать я.

– Какой это город?

– Ванкувер. О, Ванкувер просто невероятно красивый город! Я жила там пару лет…

– Да, смотрится очень внушительно! – согласилась со мной Миша.

– Миша, смотри не на фасад, а читай характеристики! – со смехом сказала я, поняв, что Миша просто находит картинки в Google.

– Да, да… А знаешь, мне нравится!

– Ты хочешь сказать, что выбираешь для себя университет так, наобум? – недовольно спросила я. – Миша! Ну, кто так делает? Отчаянная твоя головушка!

– Я так делаю! Но не потому, что я вдруг на ровном месте решила куда-нибудь поступить! – запротестовала Миша.

– Я вижу!

– Ты не понимаешь! Это все из-за Фредрика! Он хочет, чтобы я поступила в Стокгольм! И все! И никакой альтернативы! Поэтому я хочу уехать как можно дальше от Швеции! И вообще… Подальше от Европы!

– Ох, этот Фредрик! Но ты же утверждала, что просто без ума от вашего маленького милого озера в чаще леса и не собиралась никуда поступать? – хихикнула я.

– Спасибо за поддержку! – Кажется, Миша вдруг слегка разозлилась на меня, и я поспешила сменить тон.

– Прости, это была дурацкая шутка. Ты ведь знаешь, что я всегда и во всем тебя поддержу, – прижав ладонь к сердцу, теплым тоном сказала я.

– Я знаю… Прости, я тоже немного переборщила, – с таким же чувством сказала на это Миша. – Просто… Мне уже тридцать лет! Тридцать, Мария! А в моем новом паспорте мне – двадцать три! В это время люди уже заканчивают по два-три университета, находят работу! И я скучаю по студенческой жизни… Пусть даже она была короткой и полной неприятных событий… Я чувствую себя такой глупой, безмозглой, ненужной! Фредрик поддерживает меня, но он хочет, чтобы я училась в Стокгольме, а меня это злит! Поэтому я поступлю в этот университет, в Ванкувере, и у него не будет другого выбора, кроме как последовать за мной. А, если он захочет остаться в Швеции, то я улечу без него!

Эта короткая, но полная чувств тирада взволновала мое существо. Я хотела бросить все и сесть на первый самолет к Мише, чтобы обнять ее, утешить, быть рядом с ней… Но затем я вспомнила, насколько Миша эмоциональна. И, прекрасно зная ее вспыльчивый характер, я поняла одну вещь: если я прилечу к ней, сегодня же, она посчитает мой прилет ненужной опекой и рассердиться еще больше.

– Скажи мне, милая, ты говорила об этом с Фредриком? Я имею в виду то, что ты хочешь учиться в Канаде? – осторожно спросила я.

– Пока нет… Он сейчас на встрече.

– Вы в Стокгольме?

– Нет, в Праге. Приехали навестить Маришку. Мы остановились в отеле.

У меня отлегло от сердца.

– Когда Фредрик вернется, расскажи ему о своем выборе и о своих чувствах, дорогая. Он поймет. Он любит тебя и последует за тобой хоть на край света, – ласково посоветовала я.

– Думаешь, он согласится? – с надеждой в голосе спросила Миша.

– Ну, это мы узнаем после того, как ты расскажешь ему о своих планах. Поэтому ты поговоришь с ним, а потом расскажешь мне, как все прошло. Договорились?

– Договорились.

– И помни, что я всегда тебя поддержу, и что я люблю тебя, моя сестренка, – еще раз напомнила я.

– Я тоже люблю тебя. А сейчас прости, я начну заполнять формы для поступления, – весело сказала Миша. – Пока!

– Пока!

Миша отключилась.

Я взглянула на часы на своем запястье: восемь тридцать две.

Где же сюрприз, который обещал мне Брэндон?

Но мне не пришлось долго ждать.

В девять часов Брэндон появился передо мной. В его руках была вешалка с коротким белым платьем.

– Надень это для меня. – Он протянул мне платье.

– И это твой сюрприз! – насмешливо воскликнула я, совершенно не ожидав, что им окажется какое-то несчастное платье!

– Нет, это всего лишь прелюдия, – улыбнулся Брэндон.

Я томно улыбнулась, молча взяла платье и повертела его перед глазами.

Белое нежное шифоновое платье без рукавов. Строгий высокий вырез горловины. Складки платья тронуты едва заметными серебряными нитями.

– Рад видеть, что ты подкрасила корни. Твои волосы очень быстро растут, – вдруг сказал Брэндон.

– Да, как раз вчера успела побывать у парикмахера, – отозвалась я, разглядывая платье.

– Тебе нравится?

– Да, красивое платье.

– Я хочу, чтобы ты надела его, – повторил он. – Я подожду тебя в холле.

Он направился к двери и вдруг остановился.

– И, пожалуйста, не нужно мастерить прическу. Я люблю, когда твои волосы распущены, – обернувшись ко мне, сказал он и скрылся за дверью.

«Я знаю!» – с ухмылкой подумала я, надевая на себя платье.

Его любовь к моим волосам было сложно не заметить: он постоянно гладил их, трогал, часто целовал меня в макушку и играл прядями моих волос между своими красивыми длинными пальцами. Он протестовал, когда я появлялась перед ним с прической, будь то конский хвост или просто закинутые назад пряди. Я не понимала поклонение Брэндона моим волосам, но мне это льстило. Интересно, что будет, если я вдруг решу сделать короткую прическу? Наверно, он устроит скандал…

Эта мысль заставила меня тихо рассмеяться: сам того не подозревая, Брэндон оказался в моем плену, в который загнал себя он сам. Волшебно.

Надев платье и подобрав к нему белые туфли на высоком толстом каблуке, я зашла в ванную комнату, чтобы перед огромным зеркалом полюбоваться собой и расчесать мои распущенные волосы. То, что я увидела в отражении, мне очень понравилось: я выглядела очень… Нежно? Такая нежная хрупкая снежинка. Ласково проводя по волосам густой расческой, я гадала о том, что ждет меня этим вечером.

Мы поедем на вечеринку? Или полетим на самолете в красивый город для романтической прогулки? Или он купил билеты на концерт одного из моих любимых музыкантов?

Брэндон ужасно заинтриговал меня.

– Расступись! Идет королева! – пафосно сказала я и спустилась в холл.

Брэндон ждал меня у лестницы. Увидев меня, он окинул меня взглядом и довольно улыбнулся.

– Ты восхитительна, – тихо сказал он, пристально смотря в мое лицо.

Его взгляд почему-то смутил меня. В нем было что-то странное, что-то загадочное.

Он прикоснулся пальцами к моей руке и провел ими вниз, до моей ладони. Этот нежный жест заставил меня счастливо улыбнуться.

– Неужели мистер Грейсон решил исправиться и стал романтичным? – тихо рассмеялась я. – Но, боги, ты опять в деловом костюме? – поддразнила я его, однако с удовольствием подумав о том, как же он неотразим в этом своем черном костюме с белой рубашкой без галстука.

– Готова? – словно не услышав моих слов, улыбнулся Брэндон и протянул мне свою ладонь.

– К чему? – уточнила я, вложив свою ладонь в его.

– Наслаждаться моим сюрпризом.

– О, да, мой милый. И я надеюсь, что он меня не разочарует.

Брэндон усмехнулся и молча повел меня к двери. Мы вышли на крыльцо и спустились по лестнице во двор. Я ожидала, что мы сядем в «Бентли» и уедем, но, к моему величайшему удивлению, мы прошли мимо автомобиля и вышли за ворота, окружающие поместье. Как только мы вышли, ворота закрылись. Брэндон шел вперед. Он держал мою ладонь в своей, и я шла за ним. Добровольно. Но я не понимала. Куда мы идем? Зачем?

Мы шли по узкой, покрытой идеально ровным асфальтом дороге.

Я терпеливо ждала, когда же Брэндон откроет свой прелестный рот и расскажет мне о своих планах и о пункте нашего назначения. Но он молчал, и я лишь гадала, что за сюрприз меня ждет, если он попросил меня надеть это белое платье. Возможно, мы идем в ближайший населенный пункт, где нас ждет столик на двоих, в каком-нибудь местном ветхом ресторане? Или, может, там происходит мероприятие с танцами, и мы будем танцевать почти до самого рассвета? Моя голова была забита десятками догадок, но, когда мы резко свернули с дороги вправо и пошли по покрытому травой и полевыми цветами полю, я поняла, что все мои догадки ошибочны.

– Куда мы идем? – недовольно спросила я, подумав, что вся эта противная зелень вокруг меня испортит мои дорогие белые туфли.

– Будь терпеливой, – коротко отрезал Брэндон, даже не удосужившись взглянуть на меня.

– Черт, мои туфли! – раздраженно бросила я.

– Сними их, – было его ответом, и он освободил мою ладонь от плена своей ладони.

Я саркастически усмехнулась, но последовала его совету и сняла свои бедные туфли. Взглянув на подошвы, я тяжело вздохнула: они были покрыты зеленым соком травы и цветов, которые были раздавлены моими туфлями.

– В следующий раз предупреди меня о том, что мы пойдем по полю! – сердито сказала я Брэндону и, взяв туфли в правую руку, левой взяла ладонь Брэндона в свою.

Мы молча продолжили идти по траве, вглубь поля. Нас окружали красивые тучи, окрашенные в темно-оранжевый цвет июньского заката. Было светло. Вокруг щебетали и пели птицы: их звонкие песни наводили на меня непонятную тоску и непонимание того, что, черт побери, я здесь делаю? Посреди этого поля?

– Еще долго идти? – спросила я, устав от неведения и чувствуя, как мое удивление сменяется раздражением.

– Почти пришли.

– Куда мы…

– Помолчи.

Я раздраженно вздохнула: теперь мне было запрещено и слово вымолвить! Какой занятный, твою мать, сюрприз!

– Вот мы и здесь, – тихо сказал Брэндон, когда мы забрались на небольшой холм.

– Это и есть твой сюрприз? – не поверила я. Мои губы расплылись в непонимающей улыбке.

Это не могло быть его сюрпризом. Сюрпризом, ради которого я надела это платье и ждала весь чертов день!

– Я знал, что тебе понравится, – улыбнулся мне Брэндон.

Его улыбка заставила меня поверить в искренность его слов. И в искренность того, что он действительно считал, что этот «сюрприз» принесет мне радость и придется мне по душе. Но он ошибся. О, как он ошибся!

Я вновь обвела взглядом долину, лежащую передо мной, и не смогла сдержать смех бессилия и беспомощности.

Передо мной, освещенное бледным розовым светом уже ушедшего заката, лежало кроваво-красное маковое поле.

– Что ж… Красиво… И очень романтично, – все же, не смогла не согласиться я.

Вид на маковое поле, розовое небо, еле заметный ветерок, обдувающий мое лицо… В воздухе витал дух романтики. Маки алели на полотне темно-зеленого поля, напоминая мне капли крови, упавшие на темную рыхлую землю. Цветы были большими, созревшими. Они словно наслаждались этим прекрасным вечером, тянулись к прохладе, после жаркого солнечного дня.

«Какой ты, все-таки, романтик!» – пронеслось в моей голове, когда я взглянула на Брэндона и обнаружила на его лице легкую улыбку.

Он смотрел на меня, словно наблюдая за моей реакцией.

Я поспешила широко улыбнуться и после слов благодарности тому, что он привел меня в это чудесное место, нежно поцеловала его в губы.

– Не хочешь пройтись среди маков? – спросил он.

– Я предпочитаю оставаться здесь и наслаждаться видом, – честно ответила я, не находя в его предложении ничего интересного.

Вот уж романтика. Ходить по маковому полю и топтать несчастные цветы!

– Почему? – нахмурился Брэндон.

– Я не люблю маки, – ответила я.

– Я знаю это. Ты не любишь маки. Но сегодня они прекрасны, – тихим настойчивым тоном сказал Брэндон. – Пойдем. – Он схватил меня за запястье.

– Не так грубо! – недовольно буркнула я.

Он отпустил мое запястье и пристально взглянул в мои глаза.

– Тогда иди сама, – тихим, но отчего-то строгим тоном сказал он.

Строгость его тона дала мне понять, что своим поведением я показываю ему неблагодарность и даже пренебрежение к его сюрпризу. А ведь он все тщательно подготовил: выбрал для меня это белое платье, в котором я буду так трогательно смотреться на фоне алых маков, выбрал прекрасный вечер, привел меня сюда, надеясь на то, что мне понравится это место. Его сюрприз. Для него – это особенный вечер, а я своим нежеланием следовать запланированной им программе, порчу его. Нужно взять себя в руки и позволить Брэндону руководить. Но только сегодня.

– Не сердись. Я всего лишь думаю о том, что могу запачкать мое красивое платье, – пытаясь оправдать свое поведение, солгала я.

– С ним ничего не случится. Это твой вечер, и я разрешаю тебе делать все, что ты захочешь, – вкрадчиво сказал на это Брэндон.

– Ты разрешаешь мне? – ухмыльнулась я. – Дорогой, мне не нужно твое разрешение!

– Что я вижу? Ты вновь упрямишься? – спросил он.

– Не знаю, в какую игру ты играешь, но она мне нравится! – тихо сказала я, вновь почувствовав томление во всем моем теле. Но я не желала портить этот вечер банальным сексом в маках, поэтому молча положила свои туфли на траву и пошла вниз, в долину, полную маков.

Оказавшись внизу, я осторожно вступила в гущу алых цветов и медленно пошла вперед, все глубже утопая в алом море. Я обернулась и увидела, что Брэндон все еще стоял на холме, засунув руки в карманы брюк, и наблюдал за мной.

– Ты идешь? – иронично воскликнула я.

Его загадочное поведение интриговало меня. И вдруг меня посетила странная мысль: он устроил этот вечер для меня? Или для себя? Почему он стоит там, на холме и пристально наблюдает за каждым моим движением? Его завораживает то, как я смотрюсь на этом чертовом маковом поле?

– Ты хочешь, чтоб я пошел с тобой? – ответил он.

– Да, хочу! – невольно вырвалось у меня.

Он не ответил, но стал спускаться по склону. Затем он медленно и осторожно, словно боясь наступить на цветы, подошел ко мне.

– Прекрасный вечер, не так ли? – Брэндон погладил мои волосы. – Ну, что, идем? Наслаждайся.

– Черт, Брэндон, что с тобой сегодня? – ласково спросила я, прижимаясь к нему.

– Со мной? Ничего особенного. Просто наслаждаюсь тем, как ты, такая нежная и хрупкая, тонешь в этом море маков, – с улыбкой ответил он, обнял меня и поцеловал мою макушку.

Мое сердце наполнилось счастьем, ведь в словах Брэндона скрывалась такая всесильная, такая безумная любовь ко мне! Он боготворил меня.

– А знаешь, кажется, маки начинают мне нравиться! – озорным тоном сказала я.

– Это хорошо. А сейчас иди вперед и не оборачивайся ко мне. Сделай вид, что ты здесь одна, что меня не существует. – Брэндон поцеловал мои губы и отстранился от меня.

Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться его желанию. Я пошла вперед. Дальше, в красное море маков. Я слышала, что Брэндон шел за мной, но даже не пыталась заговорить с ним. Пусть наслаждается мною.

Стало темнеть. Но к этому времени я так увлеклась своими мыслями, что, сама того не осознавая, касалась пальцами лепестков кроваво-красных цветов, окружающих меня. Тихо и медленно на поле опускалась ночь, прощальный свет заката исчез, и небо превратилось в темно-синее полотно.

– Уже поздно. Пора возвращаться домой, – вдруг раздался позади меня голос Брэндона, который заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

«Наконец-то!» – подумала я, подходя к Брэндону. Я взяла его ладонь в свою, и в тишине мы медленно направились обратно, откуда пришли.

К холму, чтобы забрать мои туфли. К дороге. К замку.

Это был замечательный вечер. Я была довольна. Брэндон был доволен еще больше. Так доволен, что мы стали приходить сюда довольно часто. Слишком часто, на мой взгляд. Он требовал эти прогулки, а я не могла отказать ему.

Но с того момента, как моя босая нога ступила в красный океан маков, мою голову не покидала одна песня. Песня группы Moonlight – любимой группы Мартина.

Теперь я знаю,

Что внезапную смерть ты раздаешь.

Ты наказываешь меня, когда меня желаешь

Ты так много забираешь и так мало даешь.

Глава 15

Восемь лет от стадии отрицания внезапной любви к Брэндону к ненависти к нему. Затем – стадия безумного желания завоевать его.

И я сделала это. Быстро, почти моментально.

Сансет-холл – дом Брэндона стал и моим домом. Сансет-холл – место нашего уединения, где мы были одни, где мы делали все, что желали. Ну, почти: я так и не смогла уговорить его вновь начать «игры». Но, кроме этого, – я побеждала на всех фронтах, и мне даже удалось заставить Брэндона отказаться от его пятничных встреч с Люцией. Отказаться от Люции вообще. Конечно, он долго сопротивлялся, злился и даже почти умолял меня оставить его в покое, пока, в один прекрасный момент не сдался. Люция исчезла из его жизни. Точнее, – из нашей. Она была камнем на моей шее, занозой в моем сердце. Теперь Брэндон был только моим, и я не делила его больше ни с кем. И я была только с ним. Никаких смертных. Только я и Брэндон. Началась моя идеальная жизнь.

Идеальная… Как бы мне этого хотелось. Увы, даже за те три года, что мы были вместе, что мы прожили под одной крышей, как супруги, Брэндон не изменился. Он был так близок ко мне физически, но его мысли были где-то далеко. Он словно витал в облаках, постоянно думал о чем-то… Обо мне? Не думаю. Иногда, когда я заговаривала с ним и выдергивала из его дум, его взгляд, устремленный на меня, словно говорил: «черт подери, Мария, это опять ты?». И это ранило меня. Даже заставляло ревновать: а вдруг он думал о другой женщине? Но, когда я прямо задавала ему этот вопрос, он смеялся и отвечал, что я валяю дурака. Пару раз мы даже крупно разругались и не разговаривали почти весь день, пока он не приходил мириться первым. Один страстный поцелуй и пара нежных слов – и я таяла, как льдинка в его руках. Иногда мне казалось, что наши отношения, меня рядом с ним – он воспринимает как должное. Но я, конечно, могла ошибаться. Я ценила каждую минуту, проведенную с ним. Ценил ли он время, проведенное со мной? Об этом он никогда не говорил, а я никогда не спрашивала.

Тяжело любить кого-то, когда ты отдаешь всю себя, а в ответ получаешь только жалкие кусочки его души. Он был моим, но не был одновременно. И чтобы я не делала, я не могла это изменить. Он словно подчинил меня себе, и я не могла найти в себе силы отстоять свои желания и потребности: он никогда не прислушивался ко мне в постели, никогда. Он продолжал делать то, что хотелось только ему. Я желала нежности. Он же – моего повиновения. Едва корни моих волос отрастали, хоть на пару миллиметров – он отправлял меня в салон с просьбой это «исправить». И я послушно шла и продолжала носить каштановый цвет волос и карие линзы. Я привыкла к этому образу. Темноволосая кареглазая Мария, смотрящая на меня в зеркале, уже давно не смущала меня.

Мы официально объявили о наших отношениях уже год назад, но моя семья все еще не верила в искренность наших чувств. Все они, даже Миша, которая жила и училась в Ванкувере, считали, что это просто «страстный роман». Но они были рады. За нас обоих. За меня – за то, что я наконец-то вновь обрела «стабильность» и осела в Англии, ведь раньше я была так далека от них, в своем далеком шумном Торонто. За Брэндона – за то, что он наконец-то «вступил на путь отношений», ведь, как я узнала от Мартина, раньше Брэндон не был замечен в продолжительном романе и довольствовался короткими интрижками. Особенно новостью о нас был удивлен, но безумно обрадован Маркус Морган: его лучший друг нашел свою любовь! Для него все было очевидно, и он не сомневался в том, что Брэндон любит меня. Действительно любит. От Маришки я не услышала ни слова. Ей было все равно. Родители были рады: Брэндон всегда был им по душе.

Сансет-холл был открыт для гостей, и я была радушной хозяйкой. Мы даже проводили званые вечера, на которых присутствовало много гостей-вампиров, и я, как настоящая хозяйка дома, встречала каждого с улыбкой и теплыми объятиями. К счастью, в такие вечера Брэндон вновь становился общительным, приветливым и улыбающимся, как всегда, когда он был в обществе. Он общался с гостями, обсуждал с ними последние новости и бизнес, рассказывал уморительные истории из своего опыта проведения выставок и раздачи экономической поддержки молодым талантом. И я слушала его, запоминала каждое слово, потому что только так я могла узнать о нем что-то большее, чем он рассказывал мне. Каждый такой вечер Брэндон впечатлял меня все больше и больше, и мое восхищение гением его ума и таланта мецената росло и крепло в моей трепещущей от любви к нему душе. Он был прекрасен. Мой бог. Но, когда гости покидали поместье и мы наконец-то оставались наедине, Брэндон заявлял мне, что устал от общества. Он был так противоречив!

Несмотря на то, что моя любовь к Брэндону руководила моей жизнью, а отношения с ним были для меня абсолютным приоритетом, я не забывала о своей любимой работе. За три года я сумела собрать достаточно материала, чтобы провести четыре, получившие успех и одобрительные отзывы критиков, выставки. Спонсированием занимался Брэндон – я не вложила в них ни цента. Но дальше спонсирования интерес к моим выставкам у Брэндона пропадал, и их организацией занимались я и мистер Аттик. Однако, это было мне на руку: выставки проходили строго по моему плану и оформлялись именно так, как желала я. У меня было много идей, и я ценила то, что мой возлюбленный, а заодно спонсор галереи, не вмешивался в мои затеи и дал мне абсолютную свободу выбора. Я зашла так далеко, что мои работы стали печатать в серьезных журналах, и я даже успела получить два приза в области репортажной фотографии. И как же мне льстили те две статуэтки, украшающие стол моего большого рабочего кабинета, в который я превратила одну из спален для гостей! Замок был такой огромный, что я не утруждала ознакомиться со всеми его комнатами и залами. «Боюсь, что в замке нет ничего занимательного. В основном – спальни для гостей» – сказал мне Брэндон.

Так как почти каждый день мы уезжали в Лондон: Брэндон – в свой офис, а я – по личным делам и вопросам, связанным с моими выставками, или в поисках нового материала, лондонская квартира Брэндона превратилась в наш второй уютный уголок, когда мы спонтанно принимали решение провести пару дней в городе. Такие дни были редким явлением, потому что Брэндон настаивал на том, чтобы мы всегда возвращались «домой». Домой в Сансет-холл. Меня же постоянное пребывание в замке удручало, и иногда я сбегала в Лондон, в городскую квартиру. Через некоторое время Брэндон тоже начал совершать такие побеги и по нескольку дней оставался в городе, в своей квартире. Разумное решение: порой нам необходимо было отдохнуть от общества друг друга.

Во всем остальном – мало что изменилось. Родители Брэндона прислали мне открытку с вежливыми поздравлениями и надеждой на скорую встречу, которая так ни разу и не состоялась. Леди Грейсон написала, что будет рада видеть меня в клане Грейсонов. Она имела в виду, будет рада видеть меня своей невесткой. Но за три года Брэндон ни разу не заговаривал о том, чтобы узаконить наши отношения, хотя я была совершенно не против сменить свою родовую фамилию Мрочек на титул Леди Грейсон. Леди Мария Аделаида Грейсон. Графиня, ведь, как я с изумлением узнала позже, Брэндон был графом, и титул был получен им еще двести лет назад. Однако, как ему удалось сохранить этот титул все эти двести лет, было для меня тайной, а на мои вопросы он мило улыбался и отвечал: «все просто» и совершенно не утруждал себя объяснениями.

Глубоко в душе я ждала. Ждала и надеялась, что он сделает мне предложение. Но он должен был прийти к этому сам – я не желала подталкивать его к такому решению. Я не желала, чтоб он женился на мне лишь потому, что так было бы «правильно» или потому что я этого хочу. Поэтому я ждала. Смирно. Терпеливо. Это случится, обязательно случится.

В свое время.

***

– Мне нужно уехать в Норвегию.

Брэндон устремил на меня удивленный взгляд.

– У меня есть идея нового проекта, – объяснила я. – Представь новую выставку под названием «Лелея прошлое!».

Мы были в лондонской квартире и, недавно вернувшиеся с шумной вечеринки, наслаждались тишиной, покоем и обществом друг друга. Брэндон сидел на софе, вольготно откинувшись на спинку, и читал книгу. Я лежала рядом с ним, положив голову на его колени. И мне было так уютно.

– Очень интригующе, – протянул Брэндон и даже отложил от себя книгу. Видно, я заинтересовала его.

– Спасибо. Это будет что-то новое! Свежее! – продолжила я. – И почему эта идея не приходила мне в голову раньше?

– Что за идея? – поинтересовался он.

– Нет, милый, это будет моим секретом! Результат ты увидишь только на открытии новой выставки! – воскликнула я и, полная энергии и вдохновения, вскочила с софы и подошла к окну.

Была поздняя ночь. Окно было раскрыто настежь и наполняло комнату свежестью моросящего на улице дождя. Огни Лондона ярко светились в темноте июльской ночи.

Норвегия. Страна холодных суровых фьордов и красивых людей. Страна, в которой находились остатки прошлого: старенькие мужчины и женщины, живущие далеко от цивилизации, в маленьких старых деревянных домах. И каждый такой домик – полон мебели и предметов быта, оставшихся от их предков. Свидетели прошлых веков. Каждая маленькая вещица. Кладезь осколков людского бытия…

– На сколько ты уезжаешь? – спросил Брэндон.

– Не знаю. Мне нужно найти их всех, – задумчиво пробормотала я.

– Людей?

– Да, людей… Возможно, это займет у меня пару месяцев. Хм! Совсем забыла, что у меня есть квартира в Осло! – вдруг воскликнула я.

– Какие новости, – отозвался на это Брэндон.

Я обернулась к нему и обнаружила, что он вновь принялся за чтение своей книги.

– Тебе неинтересно? – обиделась я.

– Интересно, но ты ясно дала мне понять, что я увижу результат только на выставке, поэтому я не вижу смысла в допросе, – улыбнулся он, не отрывая взгляд от книги.

– Прекрасно! – Я отобрала у него книгу и забралась на его колени. – Но ты уверен, что не будешь скучать по мне и плакать от одиночества?

– Думаю, я справлюсь. К тому же у меня есть любимая работа, – усмехнулся он.

Мы поцеловались.

– Не волнуйся, мой милый, я не собираюсь прыгать на ближайший самолет. – Я погладила красивые темные волосы возлюбленного.

– Какое счастье. – Он вновь поцеловал меня.

– Я подожду до осени. Это лето выдалось чересчур солнечным. К тому же Миша и Фредрик будут в Лондоне на следующей неделе.

– Кстати, насчет следующей недели: Маркус, Маришка и малыш Седрик приедут к нам на пару дней.

Мои глаза округлились: ха! И почему меня ставят перед фактом? Почему никто не удосужился спросить меня, желаю ли я гостей? Маришка в моем доме? Ни за что!

– И почему я узнаю об этом сейчас? – нахмурилась я.

Меня охватила некоторая злость, и я тут же покинула колени Брэндона и вновь подошла к окну.

– Маркус позвонил мне сегодня, на вечеринке. Ты была занята. – Брэндон поднялся с софы и подошел ко мне. Его руки обвили мою талию.

– Маркус, а тем более малыш Седрик всегда желанные гости для меня. Но ты прекрасно знаешь, какие отношения меня связывают с Маришкой! – тихо воскликнула я.

– Да, я знаю: никакие. – Он поцеловал мою макушку.

– Вот именно! И эта дива приедет сюда? В мой дом? – Я не желала принимать эту новость.

– Тебе не обязательно общаться с ней. К тому же Миша будет здесь, в Лондоне, и ты можешь спокойно проводить время в ее компании. Ну же, моя маленькая упрямица, не будь так категорична.

– Хорошо! Но, пока Маришка будет здесь, нога моя не ступит в замок! Я буду здесь, в квартире! – все же, невольно согласилась я.

Я не желала видеть Маришку. Все мое существо кричало от неистового нежелания встречать ее холодный презрительный взгляд. Ее ненависть. Ко мне. Ведь теперь я знала: она ненавидит меня и лелеет свою ненависть. За что? За то, что произошло много лет назад? Ханжа! Пора бы оставить все в прошлом и жить дальше!

Но на самом деле, мое сопротивление ее приезду было вызвано не моим отвращением к собственной сестре. Причиной была я сама. С тех пор, как я поняла, что ее ненависть заслужила, заработала, вызвала именно я, мое отвращение к ней исчезло. И вот уже три года, при мысли о Маришке, меня охватывало лишь одно чувство: чувство вины. За то, что я играла ее чувствами. Издевалась над ее светлой любовью к Маркусу. За то, что я намеренно флиртовала с ним, чтобы унизить Маришку и причинить ей боль. И я ни разу не принесла ей ни слова извинения. Она была вправе ненавидеть меня.

Однако Брэндон был прав: я не обязана разговаривать с ней. И ведь, зная Маришку, я была уверена, что и она и слова мне не скажет. Ну, может, какую-нибудь гадость. О, да, это она любит. Поживу пока в лондонской квартире. Миша будет в Лондоне, и я проведу эти дни с ней, и Фредрик не станет нам помехой. К тому же мне нужно было тщательно спланировать будущую поездку в Норвегию и попробовать найти всех, кто представлял собою интерес и подходил к тематике моей будущей выставки.

Волшебно.

Так я и поступила: в то утро, когда Морганы должны были приехать в Сансет-холл, я уже была в Лондоне. Брэндон не стал комментировать мой побег, а лишь молча отпустил меня. И я была благодарна ему за это.

В шесть вечера того же дня прилетели Миша и Фредрик. Я встретила их в аэропорту и предложилаподвезти их до отеля, в котором они забронировали номер, но они вежливо отказались, так как на парковке их ждал арендованный автомобиль.

Миша, как обычно, много болтала и рассказывала о своей студенческой жизни в Ванкувере, которая, как уверяла моя сестра, была полна приключений и эмоций. Ванкувер принес Мише лишь положительные эмоции, и никаких драм за все эти три года не случилось. Конечно, во многом благодаря Фредрику, ведь он присматривал за Мишей, давал ей советы, оберегал ее. Сам же мистер Харальдсон открыл личную адвокатскую фирму и тесно работал с людьми, защищая их интересы в суде. И еще, они завели собаку. Великолепную бордер-колли, которую назвали незатейливым именем Фликка, что означало «девочка» на шведском языке. И, нет, это не Фредрик. Это Миша дала собаке такое имя, потому что она уже давно выучила шведский язык, и ей показалось, что Фликка – будет идеальным именем для полной энергии, непоседы трехмесячной бордер-колли. Фликка осталась в Ванкувере, в отеле для собак. Она такая милая! И так далее и тому подобное.

Миша была очень общительной, в то время как ее муж был полной ее противоположностью. Но я почувствовала в нем перемену: он разговаривал со мной и даже улыбнулся мне… Целых четыре раза. И, о боги, даже слегка обнял меня, когда я встретила их в аэропорту. Это могло быть вызвано лишь одним: теперь, зная о том, что я живу под одной крышей с Брэндоном, Фредрик заметил и одобрил мое превращение из женщины в вульгарных платьях в элегантную мисс Мрочек, занимающимся по-настоящему стоящим делом – репортажной фотографией. Но я не стала акцентировать на этом внимание и шутить по этому поводу, потому что я вдруг с удивлением заметила, что мне было приятно его одобрение. Да, черт побери, мне было приятно осознавать, что отныне мы могли находиться в обществе друг друга и не делить внимание Миши, заставляя ее выбирать, с кем она будет проводить свое время.

– Встретимся через два часа у входа в ваш отель? – спросила я, пока мы шагали по парковке под мерзкую морось, бьющую в лицо из темно-серого лондонского неба.

– Через два часа? Нам не нужно столько свободного времени, – пожала плечами Миша. – Правда ведь, дорогой?

– Да, мы уже готовы ехать, – ответил ей Фредрик, кативший за собой огромный черный чемодан.

– Кстати, что в чемодане? Вы скупили весь Ванкувер? – хихикнула я.

– Не смешно! Там наша одежда, – сказала Миша.

– Девяносто процентов того, что лежит в этом чемодане – не мое, – тихо добавил Фредрик, и его лицо осветила озорная улыбка.

– Я взяла лишь самое необходимое! – Миша ударила его по руке.

Фредрик хмыкнул.

– А как насчет прогулки вдоль Темзы? – предложила я. – Погода – дрянь, но это даже к лучшему. А потом можно зайти…

– Я думала, мы поедем к тебе в гости? – удивленным тоном перебила меня Миша.

Мы остановились.

– «Мустанг»? – с иронией сказала я, поняв, какой именно автомобиль ждал на парковке семейную парочку Харальсонов.

– Удивлена? – со смешком в голосе спросил меня Фредрик.

– Нисколько! – фыркнула я. – Но этот автомобиль выглядит получше твоей старой клячи семьдесят пятого года… Кстати, что с ней?

– Осталась в Швеции, – коротко ответил Фредрик, закидывая чемодан в багажник своего арендованного красного «Мустанг» 2015 года выпуска. Красавец, ничего не скажешь.

– Мы подарили его семье Брюн… Я рассказывала тебе о них: это супруги, которые ухаживают за нашим домиком у озера, когда нас нет, – пояснила Миша.

– Фредрик! И ты не плакал! – воскликнула я, зная, как сильно он любил свой раритетный верный «Мустанг» 1975.

– Увы, мне пришлось с ним расстаться, и уже навсегда, – с кривой усмешкой ответил на это Фредрик. – Но это было к лучшему. Честно говоря, мне слегка поднадоело проводить много часов в мастерской и ремонтировать его.

– Мы купили новый, – бросила Миша.

– «Мустанг?» – невольно вырвалось у меня.

Миша бессильно кивнула.

– Ничего, сестренка, нам обеим повезло с мужчинами, помешанными на марке автомобиля! – рассмеялась я и хлопнула Мишу по плечу. – Брэндон тоже помешан! На «Бентли»!

– Отличный выбор, – отозвался на это Фредрик. – Ну, поехали?

– Значит, все по плану! Сначала мы едем в Сансет-холл, а потом уже заселимся в отель! – Миша открыла дверцу своего автомобиля.

– Первый раз слышу об этом плане, – недовольно проворчала я. – Я думала, мы проведем время в Лондоне!

– Да, завтра! А сейчас я хочу увидеть Маришку, Седрика и Маркуса! Я скучаю по ним! И ты едешь с нами! – безоговорочным тоном сказала Миша и, сев в «Мустанг», закрыла за собой дверь.

«Вот упрямая! И зачем ей это надо?» – подумала я, садясь в свой «Джип», но не смея перечить младшей сестре, потому что она привела неопровержимые факты: она соскучилась! По Маришке! Ха!

Мои планы рухнули, и мне все-таки предстояло встретиться с Маришкой. Лицом к лицу. И за что мне все это!

Это Маришка во всем виновата! Зачем ей только приспичило приехать?

И Брэндон тоже подсобил! Мог ведь сказать: «Нет, мы заняты, не приезжайте»!

Но делать было нечего. Отвертеться в этот раз я не могла, так как вдруг вспомнила о том, что сама же пригласила Мишу и Фредрика в Сансет-холл. Отговаривать их от этого визита было бы большой грубостью с моей стороны. Что ж, буду просто делать вид, что Маришки не существует. Это я прекрасно умею.

Я выехала с парковки и повела авто по дороге в Сансет-холл.

Фредрик и Миша на своем красном «Мустанге» следовали за мною, как тень.

Мерзкая морось, бившаяся в лобовое стекло автомобиля лишь ухудшала мое и без того упавшее настроение. Всю дорогу до замка я чувствовала некоторую злость на упрямство Миши и ее огромное желание увидеть Маришку. Почему сегодня? Разве она не могла встретиться с ней в Лондоне, пригласив куда-нибудь, где не будет меня? И зачем, черт возьми, она настояла на том, чтобы я поехала с ней сегодня вечером? Я прекрасно могла провести время в Лондоне!

Наконец, мы остановились у замка, и я с неудовольствием увидела незнакомый мне автомобиль. Это был автомобиль Морганов: солидный черный «Опель», с наклейкой на заднем стекле, предупреждающей о том, что в салоне находится ребенок.

При мысли о том, что я встречу моего племянника, мое настроение все же слегка поднялось. Совсем чуть-чуть: нежелание встречи с его матерью затмевало во мне всю радость встречи Седрика.

До моих ушей донеслись голоса Брэндона и семейства Морганов, и я, глубоко вздохнув, морально готовясь к неприятной встрече с Маришкой, вышла из авто и быстро поднялась по лестнице в замок. Я не стала дожидаться Миши и Фредрика, так как хотела встретить Маришку без пристального взгляда Миши, ведь она была очень огорчена нашей обоюдной неприязнью. Поэтому я быстро вошла в большой светлый зал, в котором я и Брэндон любили понежиться на большой уютной софе, и первым, что я увидела, был неприветливый, ледяной взгляд Маришки. Затем раздался радостный детский возглас, и на шею мне бросился Седрик. Уже не тот малыш Седрик, которого я видела в последний раз, на его третьем Дне рождении. Нет, это был шестилетний прыткий мальчуган!

– Всем привет и добро пожаловать в Сансет-холл! – притворяясь радушной хозяйкой, громко сказала я. – Эй, мальчуган, ты кто? Я тебя не знаю!

Седрик сидел у меня на руках и громко смеялся.

– Тетя Мария, это же я! Седрик! – сквозь смех, ответил мне Седрик.

«Тетя Мария» ударило по моим ушам.

– Нет, ты не можешь быть Седриком! Потому что Седрику только три года, а ты вон какой здоровяк! – озорно воскликнула я.

– Ну, я же расту! Это все ты виновата, ты ко мне не приезжала! – Седрик спрыгнул с меня и, с криком «Миша!» тут же повис на шее у вошедшей в зал Миши.

– С каких это пор я стала «тетя Мария»? – недовольным тоном спросила я Маркуса, поднявшегося с кресла, чтобы обнять меня.

– Но разве ты ему не тетя? – тут же услышала я равнодушный тон Маришки.

Я пристально посмотрела ей в глаза.

– Но Мишу он называет по имени, – констатировала я факт.

– Не сравнивай себя и Мишу: несмотря на то, что Миша теперь живет в Канаде, она прилетает на все Дни рождения своего племянника. Но, тебе, конечно, слишком далеко лететь из Лондона в Прагу, не так ли? – Маришка смело противостояла моему ледяному взгляду.

В первый раз я не нашла, что ей ответить.

Она была права: с тех пор, как я побывала на Дне рождения Седрика, три года назад, я больше ни разу не появлялась в Праге и не особо интересовалась племянником. Миша стала студенткой и перестала присылать мне фотографии Седрика, а сама я никогда не просила об этом ни Маркуса, ни, тем более, Маришку. Я даже ни разу не позвонила им, ни разу не поздравила своего маленького племянника с праздниками, будь то очередной День рождения, либо очередное Рождество. И самое ужасное: я не соизволила послать Седрику ни одного подарка. Вот такой прекрасной доброй «тетей» я была.

Это было чудо, что Седрик помнил меня и был рад меня видеть!

Не находя слов, я криво усмехнулась и решила, что на этом моя милая беседа с Маришкой подошла к концу. Я села на софу, рядом с Брэндоном, поцеловала его в губы и налила себе бокал крови, которая, в красивой большой бутылке, стояла во льду на маленьком столике, рядом с пустыми чистыми хрустальными бокалами.

Все для гостей!

К счастью, Брэндон ни слова не сказал о моих вдруг так круто поменявшихся планах. Я саркастически улыбнулась ему, говоря: «теперь ты понимаешь, почему я не хотела встречать Маришку?». Он улыбнулся мне в ответ и перевел взгляд на Мишу и Фредрика.

Миша все еще была в плену объятий Седрика.

– Почему ты не взяла с собой Фликку? – расстроено спросил Седрик Мишу.

– Прости, мой милый, но в этот раз нам пришлось оставить ее дома, – ответила ему та.

– Как бы я хотел, чтоб у меня тоже была собака! Мой щенок! Мой Блэки! – воскликнул Седрик.

– Но ведь у тебя есть пони, – вмешалась Маришка в чужой диалог.

– Но ты ведь не разрешаешь мне держать Билла в замке! – буркнул ей в ответ ее сын.

– Да, потому что Билл – пони, и ему не место в замке. У него есть свой милый маленький домик… – начала Маришка.

– Вот именно! Поэтому я хочу собаку! Чтобы она жила со мной! Хочу обратно моего Блэки! – сердито перебил ее Седрик.

– Но, милый, мы разговаривали об этом… – вновь подала голос Маришка.

– Но я хочу! Хочу собаку! – с обидой в голосе крикнул Седрик в сторону своей матери, что очень порадовало меня.

– Кто такой Блэки? – игриво спросила я у сестры.

– Никто, – ледяным тоном ответила она мне.

Было так приятно наблюдать за тем, как шестилетний мальчишка бунтует против своей строгой матери! А Маришка была не просто строгой, но просто непоколебимой. Бедный маленький Седрик! По рассказам Миши я знала, что ему многое не разрешалось, даже при том, что Маркус был довольно либеральным отцом. Но против упрямства Маришки ничего не помогало, и было более чем очевидно, что она держит свою семью в кулаке.

В это время к нам подошел Фредрик: он приветливо поздоровался с Маркусом и затем с Маришкой.

– Рад видеть тебя, Брэндон. Как насчет партии в шахматы? – Фредрик с улыбкой протянул руку Брэндону, и тот крепко пожал ее.

– Обязательно, но в следующий раз: если мы сядем за партию сегодня вечером, наши дамы будут обижены тем, что мы не уделяем им внимания, – с красивым низким смехом, который я так любила, ответил на это Брэндон.

– Никаких шахмат! Мы собрались здесь, чтобы поболтать, а не смотреть, как вы двое часами сидите за шахматной доской! – тоже рассмеялась я, прекрасно зная о том, как проходят такие дуэли. Тем более, Брэндона нельзя было победить. Я пробовала. А ведь, благодаря отцу, я была блестящим игроком. Так я считала ранее, до тех пор, пока Брэндон не поставил мне шах и мат буквально за минуту.

– Что ж, дай мне знать, когда, – сказал Фредрик, усаживаясь на софу, напротив нас.

– Обязательно, – откликнулся на это Брэндон. – А пока не желаешь ли бокал свежей крови?

– Благодарю, но я пас, – вежливо отказался Фредрик.

– Дорогой, ты, наверно, забыл, что Фредрик не пьет кровь из бутылок и презирает нас, лентяев за то, что мы балуемся ею? – со смешком сообщила я своему возлюбленному.

– Ах, точно, совершенно выпало у меня из головы, – улыбнулся на это Брэндон.

– Ты ошибаешься, Мария, я никого не презираю, – улыбнулся Фредрик своей спокойной улыбкой. – Просто культура распития крови из бутылок вызывает у меня неприятие.

– Почему же? – спросил его Маркус, вдруг заинтересовавшийся нашим разговором.

– Не знаю. Единственное, что мне известно, это то, что я предпочитаю кровь в самом свежем ее виде. – Фредрик пожал плечами.

– Я тоже! – весело сказала Миша, усевшись рядом с мужем. – Но тебе стоит попробовать! – И она с сияющим от озорства лицом налила бокал крови.

– Нет, спасибо! – сказал ей Фредрик.

– Ну, хотя бы попробуй! – Миша поднесла бокал к его лицу, но тот, смеясь, отвел его от себя ладонью.

«Они прекрасная пара!» – с улыбкой подумала я, наблюдая за тем, как Харальдсоны нежно издеваются друг над другом. Затем я обернулась к моему возлюбленному и, смотря на его прекрасное лицо, улыбнулась и поцеловала его в губы.

«И мы тоже, прекрасная пара, мой милый» – пронеслось в моей голове.

– Фууу! – вдруг послышался на весь зал полный отвращения возглас Седрика. – Какая гадость!

Мы все рассмеялись.

– Седрик, мы разговаривали с тобой на эту тему! – с упреком в голосе сказала ему Маришка, а затем перевела взгляд на Брэндона. – Я приношу свои извинения.

– Не стоит, Маришка. Мальчуган растет, и в этом возрасте детям свойственно такое поведение, – не выдержав, сказала я.

Мне не нравилось, что Маришка так усердно пыталась контролировать своего сына.

– Это правда! – обернулся к ней ее муж. На его губах играла игривая улыбка. – Эй, Седрик! Смотри-ка! – И он поцеловал Маришку в губы долгим поцелуем. Маришка отреагировала на это удивленным поднятием бровей.

– Гадость! Бээээ! – тут же взорвался Седрика, и его лицо застыло в гримасе отвращения.

Миша и Фредрик озорно переглянулись и тоже слились в поцелуе.

– Хватит! Фууу! Все целуются! Какая гадость! – И Седрик выбежал из зала, под громкий хохот взрослых.

Глава 16

Вечер плавно превратился в ночь: взрослые увлеклись разговорами. Поболтав о родителях, учебе Миши, бизнесе, Седрике и о том, что в этом году он начнет ходить в первый класс, о беспокойствах Маришки о том, как он будет вести себя там, не покалечит ли своих одноклассников и так далее и тому подобное, мы разделились на группы по интересам: Миша, Маришка и Седрик, Фредрик и Брэндон (которые, с благословения Миши все же начали партию шахмат и теперь сидели в библиотеке). Маркус и я спустились в подземелье, так как мой зять воспылал вспомнить «старые добрые времена». Мы провели внизу около часа, и Маркус поделился со мной многими интересными историями об «играх», заставляя меня слушать с открытым ртом и жалеть о том, что Брэндон не желал возобновлять это развлечение.

Меня распирало желание подтрунить над Маркусом и спросить, сколько времени ему пришлось уговаривать женушку, чтобы она согласилась приехать к Сансет-холл. Ко мне. Но так как Маришка могла нас слышать, я не стала ставить Маркуса в неловкое положение. А ведь у меня было много вопросов. Например, почему он не вступится за сына и не купит ему собаку? Ну, хотя бы, самую маленькую? Но я решила не вмешиваться в их семейные дела и, тем более, в вопросы воспитания их сына. Во-первых, я не имею никакого права. Во-вторых, вряд ли к моим советам кто-то прислушается. Уж те более, не Маришка: она не прислушивается даже к Мише несмотря на то, что между ними всегда была какая-то особенная связь… Которой у меня не было ни с одной из них.

Ну и пусть. Пусть мне больно оттого, что Миша предпочитает мне Маришку. Я жила с этим фактом уже более двадцати лет, неужели не переживу какую-то там всего лишь вечность?

– Папа, папа! Где ты ходишь? – вдруг услышали мы звонкий голосок Седрика.

– Я внизу, разговариваю с тетей Марией, – отозвался Маркус.

«Тетя Мария».

Я закатила глаза.

– Папа, пойдем со мной в гараж! Дядя Брэндон сказал, что я могу там похозяйничать! – восторженно воскликнул Седрик.

– Как здорово! А дядя Брэндон не желает сам тебе все показать? – усмехнулся на это Маркус.

– Увы, друг мой, я в самом эпицентре шахматного сражения и не могу присоединиться, – послышался легкий смех Брэндона.

Такой красивый, мой любимый смех.

– Хорошо, я сейчас подойду, – сказал Маркус.

– Только, прошу, не калечьте сильно «Бентли», а то у Брэндона случится сердечный приступ, – попросила я Маркуса, на что он ответил мне добродушным смехом и сказал: «Постараемся».

Мы поднялись обратно в зал, где все еще сидели Миша, Маришка и Седрик. Точнее, Седрик бегал вокруг софы, на которой сидели дамы, и махал руками. Комок нескончаемой энергии. Увидев отца, Седрик бросился к нему, схватил его за руку и повел за собой, словно знал, где находится гараж.

Они ушли. И я вдруг осознала, что осталась наедине с сестрами. С обеими сестрами. Первый раз в моей жизни. До этого мы виделись с Маришкой лишь на больших мероприятиях и благополучно избегали общества друг друга. И вот, она здесь. Сидит на моей софе, в моем доме и смотрит на меня своим равнодушным холодным взглядом. Присутствие Миши никак не спасало положение.

«Зачем только я отпустила Маркуса и Седрика? Могла пойти с ними, глупая… Брэндон! Пойти к нему? Нет, нет, он занят… Не хочу беспокоить его, зная, как горячо он обожает шахматы. Что делать? Куда идти? Притворится, что у меня вдруг появились срочные дела?» – лихорадочно думала я.

Я была уверена: Маришка испытывала такое же огромное нежелание быть в одной комнате со мной. Но она, молча, сверлила меня взглядом, словно пропуская мимо ушей все, о чем в этот момент рассказывала ей Миша.

Уйти. Сейчас же!

– Хм, кажется, все разбрелись… – промямлила я, так и не смея подойти к сестрам и оставаясь под защитой дверного прохода.

– Да, но это же здорово! Мы остались только втроем и можем поболтать по-сестрински! – весело воскликнула Миша.

– Увы… Мне нужно поставить свой автомобиль в гараж. Вроде как, утром обещают проливной дождь, – почему-то виноватым тоном сказала я, молясь, чтобы Миша больше не настаивала на своем и дала мне тихо скрыться.

– Правда? А вот мой телефон говорит, что будет облачно, но без осадков. – Миша взглянула на меня недоверчивым взглядом. Ее брови были нахмурены.

Она прекрасно понимала, что я хочу уйти. Уйти? Ха! Убежать и забиться в угол, как провинившаяся собака – вот чего я желала в этот момент!

«Ну же, Миша, не упрямься! Ты прекрасно знаешь, что я чувствую! И Маришка… Ты ведь сама сказала, что она ненавидит меня! Так чего же ты добиваешься?» – подумала я, вдруг ужасно разозлившись на Мишу. Я никогда не чувствовала к ней то, что испытывала сейчас: злобу, почти ненависть за то, что она удерживает меня в этой комнате. В одной комнате с Маришкой, зная, что та полна ненависти ко мне. Все ее существо было одной сплошной ненавистью.

– Но я все равно хочу поставить свое авто в гараж, – ледяным тоном отрезала я, смотря прямо в глаза Миши.

Миша сглотнула. Ее лицо выражало чистое недоумение.

Конечно, ведь до этой секунды я ни разу не разговаривала с ней в таком тоне.

– Все в порядке, Мария. Иди и переставь свое авто, – вдруг обратилась ко мне Маришка.

Я невольно усмехнулась: она пришла мне на помощь? Или она спасает себя от моего присутствия?

– Нет, нет, это можно сделать в любой момент! А на улице – такая прекрасная ночь! Дождь ушел! Только взгляните! Луна такая яркая сегодня, и на небе – ни облачка! И звезды, миллиарды звезд! – горячо воскликнула Миша, подойдя к окну и высунув голову наружу. – Нам нужно выйти на прогулку! Нельзя упускать такую прекрасную возможность!

Воспользовавшись тем, что Миша стояла ко мне спиной, я вопросительно взглянула на Маришку.

«Что будем делать?» – беззвучно спросила я.

Маришка слегка пожала плечами.

«Мне все равно» – было ее ответом.

Но и она, и я были связаны любовью к Мише и не могли отказать ей. Обе мы знали: отказ сделал бы Мишу несчастной, а мы обе не могли этого допустить.

Я обреченно всплеснула руками.

– Прекрасно! Я люблю луну! – стараясь не выдать свое недовольство ситуацией, воскликнула я и мрачно взглянула на Маришку.

– Да, почему бы не пройтись? – равнодушным тоном сказала Маришка и ответила мне взглядом, в котором отчетливо читалось: «Только ради Миши!».

Услышав слова согласия, Миша подошла к Маришке, взяла ее за руку и энергично подняла с софы. Затем, не отпуская ладонь Маришки, Миша подошла ко мне и, взяв мою ладонь в свою свободную, быстрым шагом повела нас к лестнице, вниз и вон из замка.

Маришка и я, как две послушные овечки, шагали за ней, не смея сказать ни слова пререкания. Миша, сама того не осознавая, имела над нами удивительную власть. И в этот момент она использовала эту власть, как никогда ранее, заставляя нас плясать под свою дудку. Но мы не могли иначе. Даже Маришка, имевшая авторитет у Миши, не могла и пикнуть.

Мы покинули замок и, рука об руку, с Мишей между мной и Маришкой, медленно пошли по красиво выложенной каменной, но абсолютно плоской дороге, вдоль замка и к небольшому озеру, спрятанному в лесу, за замком.

Никто не говорил ни слова. Нас окружали лишь песни ночных птиц и треск насекомых. Благодаря теплой летней ночи, камни успели высохнуть, но воздух был полон влажности и запаха мокрых деревьев, травы и земли. Приятный успокаивающий запах, навевающий воспоминания о моей настоящей юности, когда семнадцатилетняя, я гуляла по темному дремучему лесу, в поисках потерявшегося путника или охотника. В поисках пищи. Такая же яркая луна и все те же сияющие белые звезды. Моя самая первая самостоятельная охота и первая собственноручно убитая жертва: молодой парнишка, преследовавший дикого кабана. Он был так мил: спросил: «Заблудилась, красавица? Здесь недалеко есть деревня. Пойдем, отведу тебя!». Ах, он был сама галантность. Что сказать, в тот вечер я и повеселилась, и насытилась. Одни лишь приятные воспоминания. Но с тех пор прошло столько лет. Столько изменилось. Мир изменился. И я изменилась.

– О чем ты задумалась? – голос Миши ворвался в мой разум и вывел меня из омута воспоминаний.

– Что? – переспросила я, взглянув на нее.

– О чем ты так усердно думаешь? – сказала Миша. – У тебя на лице написано, что ты где угодно, но только не здесь.

– Да так, вспомнила свою первую охоту, – усмехнулась я. – Но я тебе о ней рассказывала.

– Да, помню, – улыбнулась Миша и обернулась к Маришке. – А вот ты ни разу не рассказывала о своей первой охоте!

Маришка тихо рассмеялась.

– Ты никогда не спрашивала, – ответила она на упрек сестры. – Но я расскажу, раз тебе так необходимо об этом узнать.

Я заинтересованно посмотрела на Маришку: ведь я тоже ничего не знала о том, как прошла ее первая самостоятельная охота. Когда Маришке исполнилось восемнадцать, я училась в Париже и мало интересовалась тем, что происходило дома, в Варшаве.

– Честно признаться, я была очень неуверенная в себе и даже боялась идти одна. Я попросила отца проводить меня, хотя бы до леса, но он сказал, что я должна все сделать сама. Мне только исполнилось восемнадцать лет, и я была полна сомнений в себе…

– Ха! А когда мне было восемнадцать, меня не выпускали из дома, и мне пришлось с боем вырывать свое право учиться в Оксфорде! – с чувством перебила ее Миша. – Ой, прости… Продолжай, пожалуйста.

– Я зашла в лес и стала искать жертву. Их было много, потому что это была зима, и смертные каждый день собирали в лесу сухие ветви и рубили деревья. Я помню, это был молодой мужчина, – я не хотела убивать женщин и детей. Я подошла к нему, набросилась на него… Но я была не уверена в себе и двигалась слишком медленно, и он отбросил меня от себя. Правда, я успела порвать клыками его сонную артерию… Он стал убегать. Он кричал, что на него напал вампир, и, Боже, как я испугалась в этот момент! Думаю, страх помог мне, и я догнала его, скрутила ему шею и… Вот и вся история. Когда я пришла домой, я солгала родителям, что все прошло гладко… Чтобы они не посчитали меня слабой. – Маришка закончила свой рассказ и замолчала.

Мне вдруг стало немного жаль ее.

Меня не было рядом в тот момент. Я могла бы поддержать ее.

Но я была слишком эгоистична.

Маришка мало интересовала меня. Как сестра. Как личность. Я никогда не была рядом. Никогда не была для нее понимающей старшей сестрой. Все, что я делала – смеялась над ней. Издевалась.

От осознания этого волосы на моем затылке зашевелились.

Но если Маришка ненавидит меня, – почему она поделилась своей тайной не только с Мишей, но и со мной? Она солгала самым дорогим, самым близким – родителям. И все же, только что она рассказала это мне. Не стесняясь. Не стыдясь. Неужели она доверяет мне? Или ей просто абсолютно откровенно наплевать на то, что я о ней думаю?

Черт, так и есть. Всего-то!

Я – ужасная сестра. Все это время я была зла на Маришку, за то, что она забрала у меня Мишу, но на самом деле, я злилась лишь оттого, что Маришка стала для Миши той, кем никогда не была для Маришки я – понимающей старшей сестрой.

– Маркус знает? – тихо спросила я.

– Конечно. К тому же в том, что случилось, нет ничего постыдного. Не все рождаются отличными охотниками, и многим приходится учиться, чтобы стать ими, – спокойным тоном ответила мне Маришка.

– Мою первую охоту тоже вряд ли назовешь удачной, – задумчиво сказала Миша.

Я усмехнулась: да, сестренка рассказывала мне о той ночи. Сплошная комедия.

– Маришка права: первая охота – это русская рулетка, а удачное ее завершение – чистая удача, – сказала я, но не для того, чтобы поддержать Мишу, нет. В этот раз я желала поддержать Маришку и дать ей понять, что я ни в коем случае не осуждаю ее.

– Хм! – хмыкнула в ответ Миша.

Вновь тишина.

Мы лишь шли вперед.

В моей голове было пусто. Я не знала, о чем можно было заговорить, чтобы вызвать беседу. И я надеялась, что кто-то из моих сестер скажет хоть что-нибудь, чтобы я смогла подхватить ее слова и перевернуть в комфортное мне русло: искусство, фотография, выставки.

Увы, в течение пяти минут нами не было сказано ни слова.

– Какую породу собак предпочитает Седрик? – все же первая прервала тишину я.

– Седрик? – переспросила Маришка.

– Да, твой сын, – уточнила я.

– Зачем тебе это? – скептически спросила Маришка.

– Он получит от меня щенка к Рождеству, – решительно заявила я.

– Даже не спросив его родителей о том, что они об этом думают?

– Но, Маришка, Седрик так любит собак! Только посмотри, как он интересуется моей Фликкой! – поддержала меня Миша.

– Нет, собаки в моем доме не будет! А если Мария приедет со щенком, то щенок отправится обратно к ней, в Лондон, в посылке! – В голосе Маришке послышалось нескрываемое раздражение.

– Почему ты так настроена против собак? – недовольно спросила Миша.

– Я ничего против них не имею. Но в моем доме собаки не будет! – отрезала Маришка.

– Маришка во всей своей красе! – вырвалось у меня из глотки нотка яда.

Маришка громко хмыкнула.

– Да, Мария, ты совершенно права: я – дьявол во плоти, а ты – невинный агнец Божий! – с чувством, ответила она мне.

– Что-то наш разговор начинает мне не нравиться! Давайте поговорим о… – начала Миша, но я не смогла сдержаться и перебила ее, желая выплеснуть на Маришку все мое раздражение ее поведением.

– Ошибаешься, дорогая сестрица! Агнец Божий – это ты! Всегда такая спокойная, манерная мисс Элегантность Маришка Морган! Вечно хочешь подстроить всех под себя! – съязвила я.

Маришка резко остановилась и, отпустив руку Миши, встала напротив меня.

– А какой, по-твоему, мне лучше быть? Вульгарной, безвкусной распутницей? Но нет, постой! Ведь одна такая Мрочек уже есть! Ты! – ледяным тоном и с ледяным взглядом сказала она мне в лицо.

– О, простите, мисс Сама Невинность! – Я приняла бой и, тоже отпустив Мишу, всплеснула руками. – Пусть я вульгарна, хотя это уже в прошлом, и ты не смеешь называть меня теперь так…

– Мария, Маришка, пожалуйста, успокойтесь! – Миша встала между нами, но я была так зла на Маришку и так надеялась уколоть ее как можно больнее, что просто совсем забыла о присутствии Миши.

– Ха-ха! Да всем понятно, что это Брэндон сделал из тебя стильную даму! До этого ты была посмешищем! Все только и говорили родителям о том, какую красотку из дешевого кабаре ты собой представляла! – крикнула мне Маришка.

– Хочешь выяснить отношения прямо здесь, прямо сейчас? – холодно спросила я. – Ты ждала столько времени, чтобы выплеснуть это дерьмо мне в лицо прямо в этот прекрасный вечер? Приехала «в гости!» Так это сейчас называется?

– Выяснить отношения? Прекрасно! Тогда ответь мне на один вопрос, который мучает меня почти всю мою жизнь! – воскликнула Маришка. Она отчаянно жестикулировала и была взвинчена.

Как и я.

– Валяй! Спрашивай! – хохотнула я.

– Не надо, Маришка, молчи! Боже, да что с вами обеими? – вскричала Миша, схватившись за голову.

– Ты знаешь, что это за вопрос! Ты прекрасно знала, насколько сильно я была влюблена в Маркуса! И ты флиртовала с ним! При каждом удобном случае! – с болью в голосе тихо сказала Маришка.

– Что? Мария? – изумленно подняла брови Миша.

– Да, Миша! Все мы молчали, берегли тебя от правды о том, какая же змея на самом деле эта твоя дорогая Мария! – ответила ей Маришка.

И тут я осознала, что выяснять отношения здесь и сейчас, при Мише, было огромной ошибкой. Она не знала. Теперь знает. Знает о том, как жестока я была по отношению в Маришке, к собственной сестре. Но я объясню ей потом! Она все поймет, она не будет считать меня стервой… Нет, только не Миша!

– Я флиртовала с ним лишь потому, что хотела причинить тебе боль! – тихо сказала я Маришке. – Я знаю: это жестоко. Но я была такой глупой!

– Причинять другим только боль – в этом вся ты! – прошипела Маришка.

– Это было так давно! И за это ты все еще ненавидишь меня? – бессильно пробормотала я, закрыв глаза.

– Не ненавижу! Ты мне безразлична! – ответила на это она. Тихим злым тоном.

Я открыла глаза и криво усмехнулась.

– Приятно слышать это от родной сестры! – бросила я.

– Не лукавь, ведь ты чувствуешь ко мне то же самое!

– Потому что ты забрала у меня Мишу!

– А ты бы хотела видеть ее своей копией?

– Я никогда не желала манипулировать ею, как это делаешь ты!

– Посмотри на себя и ответь, только честно: ты бы хотела, чтобы она стала такой, как ты?

Я с болью смотрела на Маришку и осознавала весь ужас ее слов.

Нет. Я не хотела, чтобы Миша была такой как я. Она была слишком чистой, слишком доброй и наивной. Она должна оставаться такой всегда.

– Вот видишь! – победно воскликнула Мария, правильно поняв мой молчаливый ответ. – Ты никогда не была с ней, пока она взрослела, как ты никогда не была со мной! Я была маленькой девочкой и смотрела на тебя, как на святую! Я хотела быть такой, как ты! Я ждала, когда ты приедешь на Рождество и расскажешь много интересного, обнимешь меня, будешь играть со мной! Я… Но тебя не было! Меня для тебя не существовало!

– Что? – вырвалось у меня.

Маришка была так привязана ко мне? Ждала меня? Я была ее ролевой моделью? Почему я никогда об этом не знала?

Потому что она была права: меня не было рядом. Она выросла без меня.

Но я не могла просто так сдаться.

– Боже мой, Маришка! У меня была своя жизнь! Я была старше тебя, и нянчиться с тобой мне не хотелось! Это была не моя роль! – саркастически сказала я.

– Была! У тебя была роль, и ты провалила ее! – Маришка вновь кричала. – Ты была моей старшей сестрой, но ты никогда ею не была!

– Потому что мы всегда были слишком разные! Ты была для меня малявкой! Мне было намного интересней сидеть в кругу взрослых, чем играть с тобой в прятки! – тоже закричала я.

– Хватит! Хватит! – вдруг вскрикнула Миша, так громко, что заглушила своим криком наши голоса. Мы обе взглянули на нее: лицо Миши было искажено болью и злостью одновременно. – Все, о чем я мечтала сегодня – провести время с обеими моими сестрами! Сестрами, которых я люблю! Которых давно не видела! И что я получила? Вы стоите здесь, ругаетесь, спорите о чем-то… Ненавидите друг друга и не можете заткнуть эту свою ненависть хоть на один несчастный вечер!? Хотя бы ради меня!? Но я не хочу так больше! Не хочу видеть вас обеих! И ты, Маришка! Неужели тебе так трудно купить своему маленькому сыну собаку? – прокричала Миша и резко побежала к замку.

– Молодец, добилась своего? Теперь Миша ненавидит меня! – с болью в голосе сказала Маришка. Она закрыла лицо ладонями и зашмыгала носом.

– Это только твоя вина! – бросила я.

Но мою грудь разрывала такая же боль, которую испытывала сейчас Маришка. Боль оттого, что я была слепа, так слепа! Маришка тянулась ко мне, желала моей компании, а я лишь отталкивала ее. Отталкивала и издевалась над ее любовью к Маркусу. Всю жизнь я винила Маришку в том, что она была холодна ко мне и не желала иметь со мной ничего общего, но и я не желала делать первый шаг и никогда не приглашала ее никуда, даже на прогулку, поболтать… О чем угодно! Провести время вместе… Я так и не попросила у нее прощения за то, что флиртовала с Маркусом.

Это была моя вина. Моя и больше ничья.

Я смотрела на Маришку, все так же стоявшую напротив меня: она не отнимала ладоней от лица, но я знала – она плакала.

Мои глаза тоже увлажнились.

– Маришка… – Я робко положила руку на плечо сестры, но она резко скинула ее с себя.

– Ненавижу… Ненавижу тебя! – тихо сказала Маришка и быстро зашагала к замку.

Я же энергичным шагом пошла дальше, по дороге, к озеру. Мне следовало бы вернуться в замок, побежать за сестрами, объяснить им все, извиниться перед Маришкой… Но я шагала вперед, не оборачиваясь. Придя к озеру, я села на камень и сидела так долго, полная эмоций, мыслей, со сжимающимся от обиды горлом. По щекам текли редкие, но крупные слезы.

Небо стало розовым. Приближался рассвет.

Когда я вернулась в замок, меня встретили тишина и Брэндон, стоявший на крыльце, словно ожидавший моего возвращения.

– Где Миша? – тихо спросила я, поднимаясь по лестнице, к возлюбленному.

– Она прибежала злая как фурия, забрала Фредрика от шахматной доски, и они уехали, – ответил он, пристально смотря на меня.

Я хотела упасть в его объятия и рыдать, но не могла допустить, чтобы он видел меня такой слабой, ничтожной.

– Маришка? – Я подошла к Брэндону.

– Морганы уехали. Чуть позже, чем Харальдсоны. Что произошло? – Брэндон погладил мои волосы.

– Мы поругались. Все трое. – Я натянуто улыбнулась, чтобы скрыть свое разбитое сердце. – Разве ты не слышал?

– Слышал, но игнорировал ваши голоса. Не хотел подслушивать ваш разговор и не ожидал, что ваша прогулка закончится так печально. Как насчет бокала свежей крови? – мягко спросил Брэндон.

– Не сейчас. У меня нет никакого настроения. Мне нужно… Мне нужно в Лондон, объяснить Мише… – Я закрыла лицо ладонями, сильно сжав веки, чтобы не заплакать.

– Детка…

– Нет, нет, все в порядке, я в порядке! – Я быстро поцеловала его в щеку.

«Я в порядке! В порядке. Всегда» – с горечью подумала я.

Но я не была в порядке.

Я была разбита.

***

– Миссис Харальдсон. Миша Харальдсон.

– Увы, мисс, она так и не заехала.

Я стояла у стойки ресепшена, в отеле, в котором должны были остановиться Миша и Фредрик. Мне нужно было срочно встретиться с сестрой. Поговорить с ней. Оправдаться в ее глазах. Она обязана была выслушать меня.

– Не заехала? – Из моей груди вырвался вздох разочарования. – Вы уверены в этом?

– Абсолютно, мисс. Она отменила бронирование, – еще раз подтвердил элегантно одетый мужчина – работник ресепшена.

Уехала. Сбежала.

Черт, Миша, почему ты делаешь ситуацию еще более отвратительной, чем она уже есть?

– Она ничего не передавала? Например, для тех, кто придет сюда, чтобы навестить ее? – с надеждой спросила я.

– Нет, мисс.

– Возможно, она написала вам, в какой отель она переехала?

– Увы, нет, мисс.

Прекрасно! Замела все следы! И где теперь искать ее? На мои звонки и сообщения она не отвечала. Фредрик тоже. Видимо, она заставила его.

– Ну, просто прекрасно, твою мать! – вслух выругалась я.

Сотрудник ресепшена поджал губы, словно давая мне знать, что ругаться в отеле – запрещено. Но мне было плевать. Мне нужна была хоть какая-нибудь информация о том, куда делась Миша, и если из моего рта вырвалась пара словечек… Что в этом такого?

– Хорошо! – раздраженно воскликнула я. – Как насчет миссис Морган? Или мистер Морган?

– Одну минуту, – сказал мой собеседник и тут же пробежал пальцами по клавиатуре своего большого узкого ноутбука.

«Если Маришка здесь – я заставлю ее сказать мне, где Миша. Ей то всегда все известно!» – мрачно подумала я.

Несмотря на то, что Миша не желала видеть нас обеих (как она сообщила на нашей неудачной прогулке), я была на сто процентов уверена в том, что Миша и Маришка уже помирились. Конечно! Маришка бросилась за ней вдогонку, как лиса за зайцем!

– К сожалению, у нас нет гостей с такой фамилией, – сообщил мне сотрудник ресепшена.

– Дерьмо! – вновь выругалась я и, не обращая внимания на его недовольную мину, развернулась и быстро вышла из отеля.

Дойдя до своего автомобиля, ждущего меня на парковке, я села за руль, схватила его обеими руками и стала усердно думать о том, что мне делать и где искать моих сестер. Позвонить родителям? Может, они что-то знают?

Но звонок родителям ничего не дал: они сказали, что последний раз разговаривали с моими сестрами еще до их прилета в Лондон. Зная моих отца и мать, я была уверена, что они не лгут. Они не знали. Мартин и Мсцислав тоже. Черт, что делать?

Маркус.

Я набрала его номер и, с замиранием сердца, отчаянно желала услышать его голос.

– Маркус, не клади трубку! – настойчиво сказала я, едва поняв, что он ответил на мой звонок. – Это важно!

– Мария… Я, правда, не могу сейчас разговаривать… – начал было Маркус усталым тоном.

– Где вы? Куда вы пропали? – перебила его я.

– Мы в Праге.

– В Праге? – воскликнула я.

Моему удивлению не было предела.

Прошло лишь шесть часов с тех пор, как они уехали из Сансет-холла.

– Не забывай о том, что у нас есть личный самолет, – хмыкнул Маркус.

– Но, черт побери, почему вы уехали? – спросила я.

Неужели Маришка так зла на меня, что не пожелала оставаться в одной стране со мной? Улетели в Прагу! Какой бред!

– Думаю, ты знаешь, почему, – лаконично ответил Маркус.

– Ты слышал, о чем мы разговаривали с ней? – тихо спросила я, надеясь, что он не ненавидит меня за то, как жестоко я поступала по отношению к его любимой жене.

– У меня нет привычки подслушивать. Но то, что вы крупно разругались – и дураку понятно. Мария, что произошло? Я никогда не видел мою жену в таком состоянии! Она прибежала в слезах и заявила, что мы немедленно и безоговорочно уезжаем, – обеспокоенным тоном спросил Маркус.

– Да так… Мы просто выяснили отношения. В неподходящее время, в неподходящей компании, – горько вздохнула я. – Миша разозлилась на нас и сказала, что не желает нас видеть.

– Да, Маришка сказала мне об этом.

– Но они ведь уже помирились, правда? – с надеждой спросила я.

– Нет. Миша и Фредрик уехали первыми и не сказали куда. Маришка пытается дозвониться до них, но они не берут трубку и…

– Не отвечают на сообщения, – мрачно закончила я. – Черт!

– Я так понимаю, ты звонишь не за тем, чтобы поинтересоваться самочувствием Маришки? – тихо спросил Маркус.

– Ты знаешь, что нет, – закрыв глаза, ответила я. – Но, прошу, не считай меня бессердечной сукой! Меня и Маришку всегда связывала неприязнь. Взаимная. К тому же она ненавидит меня.

Маркус молчал.

– Мне очень жаль, – наконец, вновь услышала я голос Маркуса. – Но если ты надеешься узнать от меня, куда исчезла Миша, увы – я не знаю. И Маришка не знает. Я не лгу, поверь.

– Я знаю… Прости, Маркус. Прости, что побеспокоила тебя, – тихо сказала я.

– Мария, я должен сказать тебе кое-что…

– Да?

– Твоя сестра не желает, чтобы мы с тобой общались. Абсурд, я знаю, но ты сама знаешь, как категорична бывает Маришка…

– Я понимаю, – только и вымолвила на это я.

Это была правда: я прекрасно понимала, что отныне все так и будет. Что отныне я больше не существую ни для Харальдсонов, ни для Морганов.

– Но я не вижу в этом смысла. Если я что-то узнаю, то обязательно сообщу тебе об этом, – продолжил Маркус.

– Спасибо… Спасибо, Маркус! Ты не представляешь, как много это для меня значит! – радостно воскликнула я, услышав его слова.

Он не подчинился Маришке! Он останется моим другом!

Мне вдруг стало немного легче, зная о том, что я могу позвонить Маркусу – и он ответит мне. Моя душа была полна благодарности к нему.

– Но, Маркус! Если ты будешь общаться со мной – Маришка будет зла на тебя! – вдруг осознала я. – Нет уж, не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня…

– Глупости! – резким тоном перебил меня Маркус. – Она не может запретить мне общаться с кем бы то ни было!

– Приятно слышать! – усмехнулась я, радуясь, что у меня есть хоть один союзник. – Спасибо, Маркус! За все!

– Пока что не за что! Кстати, передай Брэндону мои глубокие извинения: мы уехали так быстро, что я не успел даже попрощаться с ним. К тому же Маришка всю дорогу затыкала мне рот.

Мне показалось, что в голосе Маркуса проскользнуло раздражение.

– Только не говори, что ты зол на Маришку, – удивленно сказала я.

– Я не зол. Но мне не нравится, что ее конфликт с тобой почему-то влияет на всю нашу семью. Седрику нравилось в вашем поместье, он был очень рад погостить у вас, – сказал Маркус. Тон его голоса говорил за себя: он был полон раздражения.

– Но, Маркус… – начала я, желая вступиться за Маришку.

«Это была моя вина!» – хотела сказать я.

Мне невыносима была мысль о том, что из-за меня между Маркусом и Маришкой пробежала черная кошка. О, боги, я только и делаю, что приношу окружающим меня одни проблемы!

– Ладно, разберемся. Но мне нужно возвращаться в замок, – перебил меня Маркус.

– Ты… Ты не дома? – уточнила я.

– Нет. Мне нужно было отдохнуть от… От Маришки, – сказал Маркус.

– Маркус? Скажи мне честно, что между вами произошло? – обеспокоено спросила я.

– Мы поссорились.

– Что?

– Очень крупно. И я солгал: я не еду сейчас в замок. Поживу пока в отеле.

– Нет! Какой бред! – вскрикнула я.

Они поссорились из-за меня!

Нет, так не должно быть!

Маркус и Маришка! Вечные голубки!

– Маркус, послушай! Это все из-за меня! – Я схватилась за голову, поняв, что натворила.

– Нет, о, нет, Мария! – насмешливо воскликнул он. – Поверь, тот вечер – всего лишь капля в море! Я не могу больше выносить эти скандалы и истерики Седрика из-за собаки! Перед прилетом к вам Седрик притащил с улицы маленького черного щенка, и я разрешил оставить его. Седрик был на седьмом небе от счастья! Но, знаешь, что сделала твоя сестра? Она заставила нас отвезти щенка в приют! Седрик рыдал всю дорогу туда и обратно! В тот момент я был зол на нее, как никогда в жизни!

– Нет, это неправильно! Вамнужно помириться! Черт, Маркус, ты не представляешь, как…

«Как Маришка любит тебя! И как долго!» – желала прокричать я.

– Не лезь в это. Мы разберемся, – жестким тоном перебил меня Маркус.

– Маркус…

– Пока, Мария. Еще созвонимся.

Он отключился.

Я откинулась на сиденье и закрыла лицо руками. Мое тело охватило нервная дрожь. «Нет, нет, нет!» – тихо повторяли мои губы. Мое существо отказывалось верить в то, что рассказал мне Маркус: они поссорились. Крупно. Он теперь живет в отеле. Маришка с сыном – в их замке. Бред, этого не может быть! Не должно быть!

Моя вина. Только моя вина!

Я испортила брак моей собственной сестры!

«Ну, где же ты, Миша! Ты так нужна ей в эту минуту! Ты нужна Маришке!» – с горечью подумала я, в сотый раз набирая номер Миши и в сотый раз слыша «абонент временно недоступен».

Брэндон вышел встретить меня на крыльцо замка. Он молчал. По моему лицу он понял, что все пошло совершенно не так, как я планировала. Поднявшись по ступенькам, я прильнула к возлюбленному и, почувствовав его руки, обвившие мою талию, уткнулась лицом в его рубашку, и из моей груди вырвались громкие рыдания.

Глава 17

Настал сентябрь. Пришли дожди и туман. Осень завладела Англией. Деревья медленно угасали, но угасали достойно – радуя глаза насыщенными красками осени. Желтый, красный, оранжевый. Трава в полях пожелтела, цветы увяли, лишь несколько сортов полевых цветов все еще буйно цвели, но к концу месяца и они сдались медленному уходу. Как прекрасно было совершать наши регулярные вечерние прогулки, когда все вокруг было наполнено запахом тихой миролюбивой смерти. Листья хрустели под нашими ногами и плавно кружились в воздухе, отрываясь от деревьев, словно крича: «Как тяжело сказать прощай! Прощай, жизнь! Меня ждет холодная мертвая земля! Вот и пришел конец моему существованию!». Солнце выходило редко, а когда все-таки преодолевало плотный слой темных туч, тускло освещало землю своими уже не греющими лучами. Прекрасная осень. Как грустная, но в то же время полная мрачной красоты поэма или трагедия.

Моя трагедия.

Я потеряла Мишу. Она так и не дала о себе знать. Ни я, ни Морганы не слышали от нее ни слова. Ни звонка. Ни сообщения. Конечно, нам было известно, что Миша находилась в Канаде, в Ванкувере, и продолжала учебу, но она молчала, словно наказывая меня и Маришку за то, что мы были врагами. Были. Остались. Потому, что моя гордость, моя ужасная гордость, не позволяла мне набрать номер Маришки и попросить у нее прощения, а мои пальцы отказывались написать ей одну простую фразу.

«Прости за все». Эта фраза сидела у меня в голове мертвой хваткой.

Миша пропала. Брак Маришки и Маркуса был на грани развода. Все ухудшилось. В сто раз. Это не укладывалось в моем разуме, но эта была ужасная ледяная правда. И во всем была виновата я.

Творчество застыло. Я не могла творить. У меня не было никакого желания брать в руки фотоаппарат. Творческий кризис. Жизненный кризис. Бессмысленная бесконечная жизнь.

Брэндон пытался отвлечь меня от темных мыслей.

Брэндон. Лишь он был лучом света в моем мире тьмы. Его любовь – единственное, что поддерживало меня, давало мне силы и забвение. Он укрыл меня своим коконом, а я – как жалкая бесполезная гусеница, усердно пряталась в нем. Брэндон был моим спасителем, и я нуждалась в нем, как никогда. Моя любовь к нему возросла настолько, что я не могла прожить и дня без того, чтобы видеть его. Это ему не нравилось: когда он уезжал в Лондон на пару дней, или в другой город, в другую страну, я уговаривала его остаться, взять меня с собой, не покидать меня… Но он улетал. Без меня. Говорил, что я буду мешать ему. И мы ссорились. Крупно. Мирились, проводя часы в постели. Моя одержимость Брэндоном стала настолько безудержной, что иногда мне становилось жутко от осознания того, каким крепкими цепями я была прикована к Брэндону Грейсону. Он был для меня всем. Моим миром. Моим светом. Моим смыслом. Но с его стороны подобной страсти ко мне я не ощущала. Возможно, он умел любить только так – холодно и равнодушно.

В отместку ему я была сварливой и раздраженной.

– Мария, тебе нужно найти занятие! Я понимаю, что ты в депрессии, но так не может продолжаться вечно! – усталым тоном сказал Брэндон, когда, в очередной раз, я вцепилась в его рубашку и не давала выйти из замка.

– Да, я в депрессии! И ты никаким образом не помогаешь мне из нее выйти! – вскрикнула я. – Любимый, не улетай! Зачем тебе эта чертова Корея? Останься со мной!

– Послушай, детка. – Он обнял меня, и я с радостью повисла у него на шее, надеясь, что он все-таки решил остаться. – Ты знаешь, что у меня есть дела. Бизнес. Мне предстоит очень важная встреча с корейским бизнесменом, которая принесет мне много миллионов фунтов стерлингов. Я не могу быть твоей нянькой и ждать, пока ты наконец-то придешь в себя!

Меня охватило бешенство, и я оттолкнула его от себя.

– Ну, да! Твой бизнес для тебя важнее, чем я! – крикнула я, голосом, полным ненависти. – Давай! Улетай! Только знай, что, когда ты приедешь обратно, меня уже здесь не будет!

Брэндон глубоко вздохнул и, обойдя меня, продолжил спускаться по лестнице на первый этаж к выходу. Он не поверил моим угрозам. Эту фразу я повторяла каждый раз, когда он покидал меня, но это был лишь пустой звук. Пшик. Я не могла уйти от него. Я ждала его, названивала ему. Бредила им.

Он спускался по ступенькам. Я молча наблюдала за ним, впившись пальцами в перила лестницы. Полная злобы и отчаяния. Он уезжал. Покидал меня. Опять.

Но вдруг он остановился у двери и обернулся ко мне.

– Подойди ко мне, – тихо сказал он и ласково улыбнулся.

Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости. Через долю секунды я сжимала его в своих объятьях.

– Помнишь, ты рассказывала мне о твоей новой идее? Для выставки? – Брэндон гладил мои волосы.

– Какой выставки? – тихо переспросила я.

Нет. Я не помнила. Не желала. Никакой выставки!

– Ты рассказывала мне о Норвегии. Ты хотела поехать туда и собрать материал. Помнишь? Ты была так воодушевлена, так ждала осени, – сказал Брэндон мягким теплым тоном.

– Ах, это… – пробормотала я.

Да. Теперь я вспомнила.

Норвегия. Пожилые люди – живые памятники прошлого. Их дома. Утварь. Старинные приборы. Выставка.

– Езжай в Норвегию. Собирай материал. Твоя новая выставка будет прекрасна. Ты – талантливый фотограф, и я хочу, чтобы ты продолжала развивать свой талант, – продолжал Брэндон.

– Нет, нет! – Я замотала головой. – У меня нет никакого желания! К черту эту выставку, к черту Норвегию!

– Езжай. Меня все равно не будет здесь целую неделю.

– Неделю? С ума сошел? – взорвалась я. – А обо мне ты подумал?

– Конечно. Именно потому, что я думаю и забочусь о тебе, я настаиваю на том, чтобы ты занялась своей новой выставкой. – Брэндон крепко схватил меня за плечи.

– Ты настаиваешь! Ха! – Я вырвалась из его рук и побежала вверх по лестнице.

– Подойди ко мне, – услышала я его голос.

Строгий. Полный стали голос.

Этот тон заставил меня застыть.

– Сейчас же, – тихо добавил Брэндон.

Я колебалась. Не желала подчиняться ему. Но мои ноги послушно понесли меня вниз по ступенькам к Брэндону.

– Сейчас ты поднимешься в спальню и сядешь за свой макбук. Ты закажешь билеты в Осло. На завтра. – Брэндон говорил тихо и вкрадчиво, и каждое его слово впечатывалось в мой мозг.

Его лицо было таким строгим, а взгляд таким холодным, что я не могла найти в себе силы противостоять ему. Его власть надо мной была абсолютной.

– Ты поняла меня?

– Да, – послушно ответила я, устремив взгляд в пол.

– Нет, не так. – Он приподнял своими длинными пальцами мой подбородок, заставив меня взглянуть прямо в его глаза. – Теперь начнем сначала. Итак: ты поняла меня?

– Да. – Из моего рта вырвался лишь шепот.

– Это нужно тебе самой. Ты понимаешь это? – все таким же вкрадчивым тоном продолжал Брэндон.

– Да… Ты прав. Мне нужны изменения, – невольно согласилась я, вдруг осознав, что он прав.

Прав! Мне нужно было покинуть этот замок, это поместье, выкинуть мысли о Мише из головы и продолжать свою работу. Вновь делать то, что я люблю – творить. Фотографировать. Рассказывать длинную историю одним кадром.

Если Миша не желает больше общаться со мной, что ж… Пора отпустить ее. Отпустить? Нет, никогда. Но дать ей время я могу. Она остынет, будет скучать по мне, и, рано или поздно, будет искать встречи со мной. Я знаю мою маленькую сестренку.

Мне нужно двигаться дальше. Продолжать жить. Ради Брэндона. Ради себя самой.

– Брэндон, любовь моя! – Я крепко обняла его, в порыве искренних чувств. – Я люблю тебя! Боже, как же сильно я люблю тебя! Скажи мне, что тоже любишь меня! Немедленно! Скажи!

– Люблю? – Брэндон с силой прижал меня к себе. – Я одержим тобой, маленькая сучка! – И он впился в мои губы страстным поцелуем.

– Я буду скучать по тебе всю эту неделю! – сказала я, между поцелуями.

Он тут же оторвался от моих губ. Его лицо в который раз выражало «а, это ты, Мария?». Да, подлец ты эдакий, это я, а кто же еще!

– Мне пора в аэропорт. – Он открыл дверь и собирался, было, выйти, но я остановила его, схватив за руку.

– Где ты будешь жить? – спросила я. – Заказал отель?

– У меня есть очень комфортный личный самолет, – усмехнулся Брэндон, но его лицо вновь стало строгим. – Я позвоню, когда прилечу в Корею.

Он вышел на крыльцо и стал спускаться по ступенькам. Его «Бентли» стоял недалеко от замка – ждал своего хозяина.

Я пошла за возлюбленным. Босиком. По мокрым каменным плитам. Дождь тут же забил мне в лицо, но мне было плевать.

Брэндон подошел к своему авто, открыл дверцу и обернулся ко мне.

– Завтра ты должна быть в Норвегии, – командным тоном сказал он мне.

– Не волнуйся. Я и сама поняла, что пора уж спасать себя саму из этой дерьмовой ситуации, – фыркнула я. – У меня уже есть так много идей! Полечу в Осло, а там уже разберусь на месте.

– Отличный план. Как долго ты будешь в Норвегии? – Он сел за руль.

– Пока не закончу проект. Но ты прекрасно переживешь без меня месяц или два. – Я наклонилась к нему. – Как насчет прощального поцелуя?

Мы поцеловались. Длинным нежным поцелуем.

– Будь хорошей девочкой, – сказал Брэндон, захлопнул дверцу и выехал из поместья.

Я смотрела ему вслед, но его авто скрылось за поворотом, и мне не оставалось ничего другого, как побрести обратно в замок.

Приняв быстрый душ, я взяла в руки свой макбук и сделала то, что обещала Брэндону.

Завтра в шесть утра меня ждал ранний рейс Лондон-Осло.

***

– Я слышал, ты в Осло? – спросил Маркус, когда я, на арендованном авто, мчала по трассе, ведущей из Гардэрмуэна – аэропорта Осло в сам город. Звонок Маркуса застал меня в пути, и я поставила его на громкую связь.

– Да, откуда ты знаешь? Брэндон сказал? – усмехнувшись, ответила я.

– Ну, а кто еще? – хитрым тоном сказал Маркус.

– Ох уж этот болтун! – хихикнула я. – Я только недавно приземлилась и еду в свою квартиру.

– У тебя есть квартира в Осло?

– Да, купила, когда была здесь в последний раз. Отличный район! Что у вас с Маришкой? Пожалуйста, скажи, что вы помирились! – с надеждой сказала я.

– Нет. Все стало только хуже.

– Вы как маленькие дети! – недовольно проворчала я, выжимая из своего черного «Вольво» 110 километров в час – максимальную скорость, законную при езде на трассе в Норвегии. Я могла бы ехать быстрее, но мне не хотелось проблем с законом.

– Послушай, у меня есть к тебе просьба, – словно проигнорировав мои слова, сказала Маркус. – Седрик живет в Норвегии. В Тромсё.

– И?

– Ты не могла бы заехать к нему?

– Из Осло в Тромсё? – усмехнулась я, ведь Тромсё находился на другом конце страны. – Я могу, конечно, но, неужели не легче просто позвонить ему?

– Если бы все было так просто, я не стал бы беспокоить тебя. – Голос моего деверя стал очень серьезным. – Он не выходит на связь уже месяц. Я хотел бы приехать к нему сам, убедиться, что с ним все в порядке, но семейная ситуация не дает мне выбраться из Праги.

– Все так серьезно? – с отчаянием спросила я. – Вы что, разводитесь?

– Пока нет.

– Маркус, дорогой, только подумай, как это смешно: вы любите друг друга, и не просто какой-то там любовью, а нашей! И вы, два дурака, не можете помириться? Черт возьми! – не удержалась я от моральных наставлений.

– Если ты найдешь Седрика, я буду очень тебе благодарен. Он был в плавании этим летом, но к этому времени должен быть дома, – сказал Маркус, словно не услышав меня. – Я скину тебе его адрес. Просто убедись, что с ним все в порядке, и что он ничего не напортачил. Да, и пусть позвонит мне.

– Есть, сэр! – игриво воскликнула я.

– Весьма благодарен. Но, ладно, не буду больше отвлекать. Созвонимся.

– Да, пока. – Я нажала на кнопку на панели авто и отключила Маркуса.

Значит, Седрик молчит. У Миши научился, не иначе. И теперь мне нужно было тащиться на самый север, чтобы найти его. Какой фарс!

Но я пообещала Маркусу сделать это, и я сделаю. К тому же на севере тоже есть много забытых местечек, которые очень хорошо вписываются в формат моей новой выставки. Прекрасно. Убью двух зайцев одним махом.

Приехав в шикарный район Акер Бриге, где, собственно, находилась купленная мною квартира, я оставила свой автомобиль на подземной парковке, поднялась в свое жилье и неприятно удивилась своей собственной забывчивости: квартира была пуста. Никакой мебели. Лишь высокие голые белоснежные стены и потолок. И как я могла забыть о том, что, купив эту квартиру, я не побеспокоилась об обстановке? Моим планом было заказать мебель онлайн и нанять работников, но это совершенно выветрилось у меня из головы.

Вот растяпа!

Мне пришлось потратить несколько часов на выбор мебели из интернет-магазинов, найти грузчиков и обо всем договориться. К счастью, вся мебель должна была приехать уже завтра, конечно, благодаря большой доплате, но весь день и всю ночь мне пришлось провести, сидя на своем огромном чемодане и уткнувшись лицом в макбук. Но эти сутки были проведены с пользой, и на следующее утро у меня уже был четкий маршрут мест, которые могли бы стать замечательными объектами исследования моей новой выставки. И чтобы не тратить время понапрасну, я планировала начать с окрестностей Осло и постепенно продвигаться к северу. Прекрасный план! Однако, вспомнив о просьбе Маркуса, мне пришлось круто изменить свои планы: я решила не тянуть с тем, что я пообещала деверю, и начать с Тромсё. Новый маршрут выглядел так: Тромсё – Седрик – вниз к Западной Норвегии, где находились много красивых глубоких фьордов, – и вниз, к Югу – затем Восток – и, наконец, снова Осло.

К полудню привезли мою мебель. Так как я торопилась в путь, загоревшись идеями и предвкушением чего-то фантастического, я оставила грузчикам ключи, велела положить их в мой почтовый ящик, по окончанию выполнения их задачи, и, взяв свой огромный чемодан со всей нужной техникой и одеждой, села в свой «Вольво» и направилась в Тромсё. Я ехала так быстро, как только позволял закон, и останавливалась лишь затем, чтобы заполнить опустевший бак дизелем. Несмотря на это, мне понадобилось целых 22 часа, чтобы прибыть на место назначения. В Тромсё было много работы: весь северный регион был заполнен маленькими Богом забытыми деревушками и домишками. К тому же мне нужно было найти Седрика. Ох, уж этот Седрик. Судя, по адресу, он тоже проживал в отдаленном от людей месте, прямо на берегу Северного моря.

«Найду Седрика, скажу ему, чтоб он связался с Маркусом, позвоню самому Маркусу, отчитаюсь, что с его непутевым братом все в порядке, и забуду о Морганах до конца поездки» – твердо решила я.

У меня не было никакого желания проводить в доме Седрика Моргана много времени, потому что мы явно недолюбливали друг друга. Короткий визит – и до свидания, угрюмый и вечно мрачный Седрик!

Найдя сообщение от Маркуса, с адресом его брата, я проверила его на гугл-карте: этот чертов нелюдим спрятался на одном из островов фьорда – Хокёна, на который вела лишь одна дорога в 23 минуты от самого Тромсё. Что ж, не так уж много. Я ввела адрес в навигатор и поехала на Хокёна.

Норвежская природа – прекрасна. Мои глаза любовались осенними красками и морем, а мои уши ласкали громкие крики чаек. Не зря Тромсё называют одним из самых красивых городов маленькой, суровой, но такой живописной Норвегии. Это путешествие было бы еще более замечательным, если бы не шторм, пришедший в северную Норвегию из Ирландии: ветер гнул деревья, ревел, как голодный зверь, дождь менял свое направление каждую долю секунды, что делало абсолютно невозможным использовать зонт. Дерьмовая осенняя погода. Дворники лобового стекла моего авто плохо справлялись с потоком воды, и, ругаясь себе под нос, я ехала по дороге, надеясь только на свои чувства и интуицию. К счастью, по пути мне встретилось всего три автомобиля: думаю, смертные в эту мерзкую погоду прятались по домам.

«Надеюсь, Седрик дома. Не хочу приезжать к нему второй раз» – подумала я, заворачивая автомобиль на узкую, плохо очерченную дорожку, ведущую к едва видневшемуся из-за стены дождя домику. Подъехав к нему, я натянула на голову капюшон своего непромокаемого длинного плаща, выскочила из авто и проскользнула на крошечное крыльцо, стоящее под защитой низкого деревянного потолка. Единственная лампа на длинных металлических цепях, ярко освещающая крыльцо, танцевала на ветру.

Дом Седрика стоял на небольшом склоне, откуда до моря было рукой подать. Одинокий, грязно-белый двухэтажный домишко. Море было неспокойным, покрытое пеной, и маленькие деревянные лодки, привязанные к низкому причалу под домом, бессильно качались из стороны в сторону. Маленькие жертвы большого шторма.

Я сняла свой плащ, повесила его на небольшой высовывающийся из стены гвоздь и постучала в дверь. Хотя, если Седрик был дома, он давно бы уже услышал, что к нему явился нежданный гость и открыл бы дверь. Мои уши не уловили ни малейшего шума внутри дома.

Седрик отсутствовал.

«Прекрасно. Волшебно. Зайти в дом и подождать прихода хозяина или уехать в гостиницу и снова приехать завтра? – с тоской подумала я, поняв, что приехала напрасно. – Было бы невежественным врываться так нагло и… Да плевать!»

Дверь открылась легко, с легким скрипом. Она не была заперта. Заходи, кто хочет.

Меня встретила маленькая узкая прихожая, пропитанная запахом морской соли: на стенах висели большие непромокаемые куртки и штаны разных известных марок, тонкие, плотные, от яркого зеленого до черного цветов. Тут же находились костюмы для дайвинга и ласты, однако я нигде не увидела ни маски, ни трубки. Но затем я вспомнила, что Седрик, все-таки, вампир, и ему явно не требуется ни маска, ни трубка, чтобы комфортно чувствовать себя под водой и находится там столько, сколько ему заблагорассудится. Но вот зачем ему тогда костюмы для дайвинга? Возможно, чтоб не выглядеть подозрительно в глазах смертных?

«Сколько лет этому дому? Скрипучий, узкий, плохо проветриваемый дом! Ему точно лет сто!» – подумала я, сбросив с ног кожаные сапоги, продвигаясь по узкому коридору и слыша стон половиц под моими легкими беззвучными шагами.

Седрик был чудаком. Но такого вселенского чудачества от него не ожидала даже я! Переехать из прекрасной Праги в эту Богом забытую глушь? В этот маленький старый дом, в котором, наверняка, до него жила семья рыбаков? Что заставило его спрятаться от всего мира? Его нелюбовь к сородичам? К смертным?

Теорий было много, но, давно зная о причудливом мрачном характере Седрика Моргана, я просто смирилась с этим фактом. Тем более, вряд ли Седрик расскажет мне, какая из моих догадок ближе всего к истине.

Коридор вел в довольно просторную скудно обставленную гостиную с грубо отесанной мебелью из светлого дерева. Два грубо сколоченных стула, длинная скамья, покрытая овечьими шкурами, стол, на стенах – несколько длинных полок, забитых рабочими инструментами, на полу – ни одного ковра.

Я обвела взглядом это угрюмое королевство и насмешливо усмехнулась, но вдруг мой взгляд упал на большую картину, в деревянной раме, величественно возвышающуюся над маленьким железным камином.

Усмешка на моих губах померкла.

Меня встретил пронзительный взгляд темно-карих глаз. Эти глаза принадлежали девушке на картине, написанной маслом. Она была выполнена в полный рост. Красивая, довольно хрупкого телосложения девушка. Милое лицо. Карие глаза и длинные, прямые, темные волосы. Белое до колен платье. Голые плечи и руки. Босые ноги. Она стояла там – тихая, застывшая во времени, полная величия и света. Да, в ней чувствовался свет. В ее глазах. Во всей ее красивой фигуре.

Это была она.

Девушка, ждущая трамвай.

Девушка, фотографию которой так отчаянно желал заполучить Брэндон.

И которую заполучил.

У меня прервалось дыхание. Я невольно подошла к камину. Мои глаза неотрывно смотрели на картину, рассматривая каждый ее мелкий штрих. Никаких сомнений. Это она.

Кто эта девушка? Почему ее лицо я нахожу уже второй раз?

Что она делает здесь, на стене, в доме Седрика Моргана? Кто она ему?

И кто, черт побери, она для Брэндона? Зачем он купил ее фотографию?

Я была ошарашена. Открытие, сделанное мною минуту назад, перевернуло всю мою жизнь. Потому что я поняла: она была знакома с Брэндоном. С моим Брэндоном. И он, видимо, тоже не забыл о ней, раз почти с боем, за сумасшедшие деньги приобрел у меня фотографию, на которой я остановила одну из секунд ее жизни.

– Убирайся, – вдруг прервал поток моих мыслей ледяной голос Седрика.

Я обернулась к нему: он стоял посреди гостиной, в стекающей ручьями воды прямо на пол одежде. Я не слышала, как он вошел. Все мои мысли и чувства были поглощены девушкой, смотревшей на меня с картины.

– Кто она? – тихим, полным удивления тоном спросила я.

– Я сказал: убирайся, – повторил Седрик. Его лицо было наполнено мраком.

– Я видела ее! Двенадцать лет назад! В Праге! – с жаром начала я, но вдруг Седрик подскочил ко мне, взял меня под руку, и я вдруг оказалась за дверью, на крыльце. Мои сапоги лежали тут же.

Седрик вышвырнул меня на улицу, как котенка. Я не успела и пикнуть.

– Седрик, кто эта девушка? – Я забарабанила кулаком по двери.

Мне нужен был ответ. Немедленно!

– Седрик! Мне нужно знать! – со злостью крикнула я, поняв, что Седрик совершенно не намерен был терпеть мое присутствие в своем старом, пропахшем морской солью доме.

– Ты должен сказать мне! – Я продолжала бить кулаками в дверь.

Вдруг дверь открылась, и я увидела угрюмое, суровое лицо Седрика.

– Это не твое дело! – тихо отчеканил он.

«Еще как мое! Потому что Брэндон тоже знает ее!» – хотела, было, крикнуть я ему в лицо, но вовремя спохватилась. Нет, Седрик не должен знать! Это его не касается!

– Седрик, пожалуйста, я умоляю… – раскрыла рот я, но он схватил меня за шиворот, потащил к моему авто и грубо затолкал меня внутрь. Следом за этим на пассажирское кресло упали мои сапоги и плащ.

Мне не нужно было повторять трижды: было более, чем очевидно, что в третий раз мой «Вольво» и я окажемся в море. Что ж! Прекрасно! Иди к черту, проклятый нелюдим!

– Придурок! Самый настоящий кусок дерьма! – истерично крикнула я ему вслед и завела мотор. – Позвони своему брату! Он беспокоиться о тебе, чертов идиот!

И, вжав ногу в педаль газа, я молниеносно развернула автомобиль и, превышая скорость, в этот раз не заботясь о соблюдении закона, несмотря на шторм и проклятый дождь, поехала в Тромсё.

Никакой выставки. Никакой Норвегии.

У меня была новая цель. Абсолютная.

Все мое существо терзало отчаянное желание узнать.

Кто она?

Я должна была разгадать эту загадку. Загадку фотографии, сделанной мною двенадцать лет назад. Секрет этой девки на картине. Это стало единственным, что теперь занимало мой разум: отыскать. Заставить говорить. Как она связана с моим возлюбленным.

Но как отыскать ответ, если у меня нет совершенно никакой информации, кроме фотографии, все еще хранившейся в памяти моего макбука? О, нет, Брэндон, я не удалила все исходники!

Мои губы расплылись в жестокой ухмылке.

О, я знаю, с чего начать.

***

Мои пальцы летали по клавиатуре.

– Информация о человеке… Хм… Что бы написать? – Я задумчиво прикусила губу.

Отель Comfort Hotel The Edge, в котором я находилась, стал моей норой, в которой я спряталась от всего мира, замышляя коварный план. Мне было плевать на комфорт, на вид, на простор моего номера: я сидела на полу, в позе лотоса, облокотившись о стену, между кроватью и ночным столиком.

Я успела остыть. Моя голова вновь стала думать рационально. Эмоции отошли на задний план. Позвонив Маркусу, я сообщила, что Седрик вернулся из своего плавания, и что с ним все в порядке. Пусть звонит ему и сам разбирается.

А ведь именно Маркусу я должна быть благодарна! Если бы не его дурацкая просьба, я никогда бы не узнала о том, что та девка из Праги, на моей фотографии, была знакома и с Седриком, и с Брэндоном. Именно благодаря Маркусу, я поняла, что Брэндон обманывал меня. Все это время. Сукин сын. И ведь он утверждал, что купил фото этой девки в подарок своему партнеру! И я, влюбленная идиотка, поверила ему!

Первым, что я сделала, когда приехала в отель, было исполнение моего плана.

К счастью, я была знакома со многими методами поиска человека. Даже с минимальной информацией. Лучшим из них был сайт «Ищу тебя». Несколько минут – и я была зарегистрирована. На фото профиля я поставила одну из моих недавних селфи в Осло: красивая я на фоне гавани.

Ни Седрик, ни Брэндон не узнают, что я ищу их общую знакомую. Седрик не пользуется Интернетом, и это было известно всем. Брэндон использует Интернет только для собственных нужд. К тому же он вечно в делах. Вечно в своем бизнесе.

– Что ж, напишем так, – пробормотала я и написала: «Девушка, с которой я познакомилась в аэропорту Торонто. Мы мило просидели шесть часов в кафе. К сожалению, я не помню ее имени, так как эта встреча случилась двенадцать лет назад. Единственное, что у меня есть – вот эта фотография, которую я получила от нее на память. Я ищу эту девушку. Если кто-то узнал ее, пожалуйста, сообщите мне. За высокое вознаграждение».

Перечитав написанное, я довольно улыбнулась и нажала на «сохранить».

С этой секунды мне оставалось только ждать.

Часы. Возможно дни. А может месяцы.

Конечно, я могла бы нанять частного детектива, но я желала распутать все сама.

И я сделаю это. Сколько бы усилий, времени и денег не пришлось бы мне потратить.

Я найду ее.

Чтобы не тратить время и не пялиться в сияющий монитор, я набрала номер Брэндона. Я желала слышать его голос. Его смех.

Даже если он солгал мне.

– Привет.

Я слегка улыбнулась: его голос действовал на меня, как морфин на смертных.

– Как твоя встреча? – спросила я, отложив от себя макбук, поднялась на ноги и заходила по комнате. Как маятник.

– Отлично. Корейцы, вообще, дружелюбный народ, – сказал Брэндон.

– Не все, мой милый. Тех, кто живет в Северной дружелюбными не назовешь, – усмехнулась я.

– Они в этом не виноваты. В любом случае, в следующий раз я возьму тебя с собой. Сеул прекрасен.

– Я была там много раз.

– Да, но без меня.

– Ах, ты негодяй! – рассмеялась я. – Да ты решил соблазнить меня?

– Конечно. Ты меня знаешь, – тоже рассмеялся он. – Как твоя поездка? Уже есть кое-какой материал?

– О, да! Ты даже не представляешь о том, как много интересного я нашла! – мрачно улыбаясь, ответила ему я.

– Я рад за тебя. Как ты чувствуешь себя?

– Намного лучше. Перемены пошли мне во благо. Нет ничего более чудесного… – начала, было, я, но вдруг мой взгляд упал на монитор.

«1 новое сообщение».

– Мне пора бежать! – коротко бросила я Брэндону.

– Хорошо.

– Пока.

Я отключила звонок и бросилась к макбуку.

«Я знакома с этой девушкой и имею много информации о ней» – стояло в сообщении.

В строке «отправитель» было лишь «Аноним», а на аватаре – картинка Авроры из мультфильма «Спящая красавица».

Я перешла на страницу отправителя, но это ничем не помогло: ни контактной информации, ни короткой автобиографии, ничего.

«Прекрасно. Я хотела бы встретиться лично» – написала я в ответ Авроре.

Через минуту пришел ответ: «Это возможно. Но сначала обговорим вознаграждение».

– Что ж, сразу к бизнесу! – с сарказмом воскликнула я.

«Вознаграждение будет подобающим информации. Но назовите свою цену», – написала я.

«20.000 евро».

Лаконичный ответ.

«Сущие копейки» – подумала я, набирая новое сообщение.

«Отлично. Но вознаграждение Вы получите только после нашей личной встречи. Но как я могу быть уверена, что Ваша информация – не просто попытка получить легкие деньги?»

«Понимаю Ваш скептицизм. Но я могу уверить, что говорю правду. Мы можем встретиться в Загребе. Хорватия. В любое удобное Вам время»

– Загреб? – вырвалось у меня.

О, я могла встретить этого анонимного информатора! Хоть в Загребе, хоть в Канберре!

Возможно, девушка на фото была хорваткой?

У меня не было другого выбора, кроме как поверить в искренность анонима.

«Завтра. 21. 00 Ресторан Fidel Gastro. Как мне найти Вас?» – ответила я.

«Я найду Вас по вашему аватару» – было ответом анонима.

«Волшебно. До завтра» – И я тут же перешла на другой сайт, чтобы купить билет в Загреб и заказать номер в отеле.

Я прилетела в Загреб в шесть вечера следующего дня. Меня терзало нетерпение встретить анонима и услышать информацию, которой он владеет. Заселившись в отель, я переоделась в неброское темно-синее платье, надела черные туфли, сверху – бежевый кардиган, и, вызвав такси, поехала в Fidel Gastro – один из лучших ресторанов Загреба. Несмотря на то, что было уже восемь вечера, гостей было немного – будничный день. Отдав мой кардиган подошедшему официанту, я выбрала столик в самом углу, заказала дорогое блюдо «От шефа», мороженое на «десерт» и бокал красного вина. Нужно ведь как-то оправдать то, что я оккупировала один из столов заведения. Бокал вина принесли тотчас, и я прикасалась к нему губами, притворяясь, что пью. Отвратительный запах! Жаль, что здесь не подают свежую кровь.

Через сорок минут принесли блюдо «От шефа» – тонко нарезанную жареную на углях свинину в морковном соусе.

– Спасибо. Выглядит потрясающе, – с улыбкой сказала я официанту.

И я стала медленно, очень медленно резать на мельчайшие кусочки принесенную мне свинину. Я тянула время до момента, когда наконец-то появится аноним.

Я взглянула на часы, всегда обнимающие мое запястье.

21. 03.

Аноним опаздывал.

Я продолжила резать мясо.

Через некоторое время я вновь взглянула на часы.

21. 14.

«Возможно, он передумал? Нужно проверить сообщения!» – пронеслось у меня в разуме. Я потянулась к телефону и, сама не поняв как, опрокинула свой бокал вина на стол. Соскользнув со стола на пол, бокал громко разбился прямо у столика.

Шеи сидящих в ресторане гостей повернулись ко мне.

– Дерьмо! – тихо воскликнула я, так как некоторое количества вина вылилась на меня. Вскочив на ноги, я схватила со стола белую салфетку и принялась вытирать свое платье. Но тщетно – урон уже был нанесен.

Подскочивший ко мне официант спросил, не поранилась ли я, на что я ответила отрицательно. Я извинилась за инцидент и попросила внести разбитый мною бокал в мой счет.

– Черт, Мария, ты не можешь без приключений! – пробормотала я себе под нос, усаживаясь обратно на стул.

– Добрый вечер, я слегка опоздала. На дорогах ужасные пробки, – вдруг услышала я красивый женский голос, прямо рядом со мной.

И передо мной появился мой аноним.

Глава 18

Я невольно удивилась, увидев, что за персона оказалась моим тайным информатором: красивая смертная, лет 30-33. Волнистые белые волосы. Красивый, в меру насыщенный макияж, дорогой черный брючный костюм, черные туфли на высоком каблуке. Она улыбалась, показывая свои красивые ровные белые зубы.

– Ничего страшного. Присаживайтесь, – приветливо сказала я, вовсе не ожидав, что моим анонимом окажется эта женщина, в дорогом стильном костюме. Она явно не нуждалась в деньгах, но при этом пришла ко мне за какими-то двадцатью тысячами.

Женщина элегантно опустилась на стул. Улыбка не сходила с ее накрашенных матовой темно-красной помадой губ. Черт, как ей идет!

В эту секунду я с тоской подумала о том, как же сильно я скучаю по моей любимой ярко-алой помаде, от которой я отказалась ради Брэндона и его странных стандартов.

– Бокал вина для моей гостьи, – поспешно сказала я, проходившему мимо нас официанту.

– Какое вино будет в предпочтении? – услужливо спросил тот мою собеседницу.

– У вас есть безалкогольное? – спросила женщина и, словно решив отчитаться передо мной, добавила, смотря на меня. – Я за рулем.

– Принести вам карту безалкогольных вин? – поинтересовался у нее официант.

– Да, пожалуй. Спасибо, – вежливо ответила ему дама.

«Хорошо воспитанная. Недурно!» – с удовлетворением подумала я, наблюдая за ее лицом, жестами и движениями. Должна отметить – она прекрасно контролировала себя.

Официант ушел, но тотчас же вернулся с картой вин. Моя гостья внимательно ознакомилась с картой, сделала заказ и, сложив руки на столе, улыбнулась мне.

– У вас замечательный английский, – сделала я ей комплимент.

Это была правда: у моей гостьи практически не было акцента.

– Спасибо, но давайте сразу к делу, – решительным тоном сказала она, улыбаясь.

Ее прямолинейность импонировала мне.

Я улыбнулась в ответ.

– Для начала, давайте познакомимся. Меня зовут Мария, – все же, предложила я, желая узнать об этой таинственной женщине побольше.

– Я предпочитаю анонимность. Мне абсолютно безразличны ваши мотивы поиска нашей общей знакомой, и зачем она вам понадобилась, если вы готовы выложить такую сумму, лишь за информацию о ней. Единственное, что меня интересует – это мое вознаграждение, – кокетливо склонив голову, сказала на это она.

– Откровенность за откровенность: мне тоже абсолютно все равно, почему вы здесь и зачем продаете мне информацию несмотря на то, что вы явно не бедствуете. Так что, поверьте, эта встреча будет нашей первой и последней. Я обещаю, что после сегодняшней нашей беседы, я никогда вас больше не потревожу. Но мне было бы приятнее обращаться к вам по имени и узнать, как вы связаны с той девушкой, – спокойно парировала я.

– Что ж, вы правы. Тем более, я знаю, кто вы. Видите ли, я очень люблю моду, а ваши фотографии довольно часто появлялись в журналах, которые я читаю. Было бы нечестно с моей стороны держать вас в неведении. – Кажется, услышав мои откровения, моя собеседница расслабилась. Она откинулась на спинку стула, пригубила к губам свой бокал вина, который уже успел принести ей официант, и добавила: – Меня зовут Юлия. Я училась с Вайпер в Карловом университете.

– Вайпер? – не поняв, что она имеет в виду, переспросила я.

– Да. Девушка, которую вы ищите. Ее зовут Вайпер, – с легким смехом пояснила мне Юлия. – Забавное имя, не правда ли?

– Ее зовут Вайпер? Вы не шутите? – недоверчиво спросила я.

Вайпер? Но ведь это не имя. Это «гадюка» в переводе с английского.

Трудно было поверить, что кто-то имел такое имя.

– Нет, я не шучу. Вайпер. Вайпер Владинович, – спокойным тоном ответила мне Юлия. Было заметно, что теперь она чувствовала себя комфортно.

– Хм! – хмыкнула я и насмешливо усмехнулась. – Какое ужасное имя. Должно быть, ей трудно с ним живется.

– Ваша реакция дает мне понять, что, на самом деле, вы ни разу не встречали ее, – приподняв правую бровь, сказала Юлия и вновь пригубила свое вино.

– Вы правы. Никогда, – не стала скрывать я. – Могу я задать вам один маленький вопрос?

– Возможно, – улыбнулась она. – Но дайте угадаю: вас все-таки интересует, зачем мне ваши деньги, не правда ли?

– Да. Но я гарантирую вам, что это останется между нами.

– Все просто: у меня высокое положение в обществе и муж-дипломат. Но высокое положение требует больших расходов. Скажем так: у меня есть маленькие финансовые проблемы. – Юлия вновь пригубила вино.

– К счастью, у меня финансовых проблем нет. И, если вы расскажете о Вайпер все, что знаете, ваша награда будет поднята до пятидесяти тысяч евро, – со спокойной улыбкой сообщила я ей.

Эта Юлия нравилась мне. Цепкая. Хваткая. Тигрица.

Она похожа на меня.

– Я буду весьма благодарна, – улыбнулась на это она.

И, по ее улыбке, я поняла, что ей тоже по душе мое общество.

– Прекрасно. Начнем? – Мне не терпелось узнать, кто же такая эта Вайпер.

– Мы встретились с ней на первом курсе университета. Мы обе начали обучение на физико-математическом факультете. Четырнадцать лет назад. В Праге. Я родилась и жила в Праге, а Вайпер приехала учиться туда из Брно, – без замедлений, начала свой рассказ Юлия.

– Она чешка! – вырвалось у меня.

– Да, как и я. Она была такой напуганной, забитой, снимала квартиру у черта на рогах, и я, добрая душа, взяла ее под свое крыло. У нее были большие проблемы с учебой… Что ж, не все рождаются гениями… Не ее вина в том, что она была глупа, как пробка от шампанского! Я помогала ей, как могла. Можно сказать, мы были лучшими подругами. Она была старше меня. На момент поступления ей было уже за двадцать… Не могу точно вспомнить… Двадцать один? Двадцать два? – Юлия нахмурила лоб. – Да, что-то в этом роде. Все из-за ее нищих родителей. Когда мы гуляли или сидели в кафе, я всегда платила за нее, потому что у нее никогда не было ни копейки…

Я внимательно слушала и запоминала каждое сказанное Юлией слово. С каждой секундой портрет Вайпер и ее характер вырисовывались все четче. И на данный момент он был таков: тихоня, трусиха, глупая нищая девчонка. И именно ее портрет был так притягателен для Седрика? И, что еще более ошеломляюще – зачем ее фото нужно Брэндону? Он ненавидит смертных! А смертных, подобных этой Вайпер – вдвойне!

– На третьем курсе мы крупно поссорились… – продолжала свой монолог Юлия.

– Из-за чего? – бестактно перебила ее я.

– Есть в мире такие люди, которые притворяются милыми и улыбаются тебе в лицо, но на самом деле полны дерьма и только и ждут, как бы воткнуть нож в твою спину. – Юлия скривила губы. – И Вайпер была одной из них. Притворялась моей подругой, а на самом деле была гнидой! Крысой!

– Что она сделала? – тихо спросила я.

Рассказ Юлии интриговал меня все больше и больше.

Юлия стала эмоциональной: она много жестикулировала, делала многозначительные паузы, и ее глаза вдруг засверкали.

– В нашем университете был один парень. Самый популярный парень среди всех. Такой красавец! Он был влюблен в меня. Но эта сука Вайпер бросилась к нему в постель и переманила его к себе! – злым тихим голосом сказала Юлия. – Не помню уже, как его звали… У него было нечешское имя…

– Вот как, – задумчиво протянула я. – А эта девчонка, оказывается, редкостная стерва!

– Увы, я была слепа и не замечала, что пригрела на груди змею. И какое у нее подходящее для змеи имя! – усмехнулась Юлия. – Но мой психолог сказала мне отпустить злость на нее, потому что это вредит моей ауре.

«Да, детка, твой психолог явно купил свой диплом в переходе, раз рассказывает тебе про ауру!» – насмешливо усмехнулась я. Но эта Юлия явно не осознавала того, что я смеюсь над ней, а не над глупой игрой ее слов.

В рассказе Юлии явно вырисовывалась драма. Ревность. И хоть она утверждала обратное, в ней чувствовалась злость, нет – даже ненависть к бывшей подругу.

У меня сложилось впечатление, что Юлия была рада выговориться. Возможно, она носила в себе эти чувства слишком много лет. Это была ее возможность излить на меня свою ненависть к той, что притворялась ее лучшей подругой.

– Они стали встречаться. Мы перестали общаться… Конечно, после того, что она сделала, я просто вычеркнула ее из моей жизни. С глаз долой – из сердца вон! – Юлия залпом допила свой бокал и со стуком поставила его на стол.

– Это все? – удивленно спросила я, поняв, что рассказ моей гостьи явно подошел к концу.

– Да. Мы не общались. После того, как она отбила у меня парня, у меня была ужасная депрессия. Я даже перевелась в Загреб, лишь бы быть подальше от них. Это был верный выбор. Здесь я встретила своего мужа, и у меня началась новая жизнь.

– Но что случилось с Вайпер? Где она сейчас? – нахмурилась я.

– Кто знает! Я не в курсе. Да и желания нет узнать, – пожала плечами Юлия.

Я была разочарована. Безумно.

– Она когда-нибудь упоминала имя Брэндона Грейсона? – прямо спросила я.

– Мм… Нет. Не припомню.

– А имя Седрика Моргана?

Юлия задумалась.

Я выжидающе смотрела на нее, надеясь услышать «да».

– Нет… Не уверена, – наконец, ответила мне она.

И это все? Я надеялась услышать намного больше!

– Она когда-нибудь была в Англии? – с нажимом вновь задала вопрос я.

– Нет. У нее не было для этого денег.

– У вас есть хоть какая-нибудь информация о том, где ее можно найти?

– Нет, мы давно не общаемся.

– Она все еще живет в Праге?

– Я не знаю.

– Вы уверены в том, что не можете связаться с ней?

– Нет, я не могу… Я же сказала, мы давно не общаемся! Я не знаю, где она сейчас, что делает и с кем живет… Мне жаль, но все, что я знаю, я уже рассказала! – слегка раздраженным тоном огрызнулась Юлия, очевидно устав от моего допроса.

Эта смертная оказалась напрасно потраченным временем.

На что мне эта скудная информация? Да и вообще, как я могу знать, рассказала ли эта женщина правду? Уж слишком много усилий она прилагала, чтобы выставить Вайпер в моих глазах негодяйкой и моральной уродкой.

– Хорошо… Хорошо, – тихо пробормотала я, успокаивая себя. Затем я подняла взгляд на Юлию. – Я ожидала более детального рассказа. Что-то большее, чем бесполезная информация о вашей ссоре из-за парня. В любом случае, я благодарна, что вы встретились со мной. Но я разочарована. Очень разочарована.

Лицо Юлии напряглось.

О, да. Она испугалась. Испугалась того, что не получит пятьдесят тысяч евро, что я была готова дать ей за полезную информацию. Всего за секунду из солидной дамы она превратилась в попрошайку. Потеряла гордость. Очевидно, ее финансовые проблемы были не такими уж и маленькими.

– Я понимаю… Но если вы переведете мне пятьдесят тысяч, я дам вам адрес ее родителей. У них вы можете узнать все, что вас интересует. Я была там несколько раз и все еще помню их адрес, если только они не переехали, – поспешно сказала Юлия.

Жалкая смертная! Наконец-то хоть что-то толковое!

Значит, встреча прошла не зря.

Я мрачно усмехнулась.

– Прекрасно. Не будем терять время, – холодно ответила на это я.

Через пять минут деньги были на счету этой напуганной дурочки, жены дипломата Юлии, а я сжимала в руках бумажную салфетку с адресом родителей Вайпер.

Приехав в отель, я тут же удалила свой профиль и свой запрос о Вайпер на «Ищу тебя». Мне больше не требовалась помощь этого сайта, ведь теперь я держала в руках ниточку, благодаря которой распутаю клубок тайны девушки на фотографии.

В шесть вечера следующего дня я вышла из аэропорта Брно и еще через семь минут ехала по указанному Юлией адресу.

Я надеялась, что Вайпер все еще живет с родителями. А если нет – я заставлю их говорить. Любымспособом.

***

«Чехия, кто бы подумал? Хотя, Седрик ведь тоже жил в Праге. Возможно, они были знакомы. А может, этот мраколюб тоже хранит маленькие, но интересные секреты? Что, если он имел эту девку? И не раз? Но Брэндон не покидал Англию уже давно. Он вряд ли был в Чехии так часто, чтоб тоже иметь эту девку… Но, черт, ведь он тоже не имеет ничего против развлечения со смертными! Должно быть, он тоже трахал ее, а эта маленькая шлюшка прыгала из постели в постель. Может, увидев ее фотографию, Брэндон всего лишь затосковал по старым добрым временам? Все-таки, она довольно красива. У нее какая-то странная красота. Большие глаза. Но если это случилось одиннадцать-двенадцать лет назад, то сейчас ей должно быть лет 34-35. Уже увяла. А, может, все это лишь бред моего воспаленного мозга? А вдруг это совсем не важно? Может, я просто занимаюсь каким-то дерьмовым расследованием, которое совершенно не имеет смысла и никак не связано с Брэндоном?» – размышляла я по дороге.

Мой багаж остался в аэропорту, в камере хранения. В этот раз я не стала арендовать автомобиль, а просто заказала такси. Что-то подсказывало мне, что этот город не задержит меня надолго: вряд ли после учебы в прекрасной Праге Вайпер вернулась бы в Брно. Никто не возвращается домой, после учебы в столице. Но, сперва, мне нужно было вытрясти с родителей этой девки информацию и ее адрес.

Я решила, что не буду придавливать стариков к ногтю так сразу, нет – для начала попробую более гуманный способ и притворюсь девочкой из университета, которая разыскивает свою старую подругу.

Да. Улыбаться. Быть приветливой и убедительно врать: Юлия предоставила мне достаточно информации, чтобы я смогла сыграть свою роль.

Такси плавно катилось по широкой ровной дороге. Было заметно, что этот новый асфальт был положен совсем недавно и пока не успел покрыться трещинами и ямами. Вид из окна тоже был довольно сносным: обычный старый спальный район, со старыми каменными домами, тянущимися вдоль дороги. Посаженные деревья, – уже желтые, а некоторые – наполовину нагие. Придомовая территория многих домов была окружена невысоким забором, за которым можно было увидеть увядающие цветы и уже желтую сухую траву. У каждого дома стоял автомобиль.

Возможно, это место было обителью бедняков пятнадцать лет назад, но теперь эта улица приобрела вполне достойный стандартный вид очередного спального района.

Улица была наполнена людьми: десятки играющих во дворах детей, подростки рассекали тротуар на велосипедах и кричали всякую чепуху. Взрослые медленно прогуливались, под руку с партнерами, кто-то с собакой на поводке, кто-то толкал детские коляски. Обычная будничная жизнь обычного смертного.

Я успешно рассчитала время посадки самолета, чтобы не попасть под лучи солнца: сегодня Брно утопал в его лучах. И, когда такси остановилось перед одним из домов, я расплатилась, покинула автомобиль, и меня встретил умиротворяющий теплый вересковый цвет уже ушедшего заката.

Окинув пристальным взглядом представший передо мной дом, я невольно улыбнулась: какой причудливый! Небольшой двухэтажный дом, окрашенный в яркий синий цвет. Деревянные рамы окон – напоминающие о начале прошлого столетия, были лиловыми. Какой сумбур. Но смотрится мило. Через стекла окон первого этажа, не закрытых занавесками, можно было видеть маленькую гостиную, кухню, большую вазу с белоснежными ромашками на столе и лестницу, ведущую на второй этаж. Перед домом располагался небольшой двор. Половина его занимали клумбы, блестящие яркими красками цветущих осенних цветов. Лиловый агератум, белая астра, красно-оранжевые бархатцы, лилово-фиолетовая вербена, рыжий гелениум, розовые хризантемы…. Такие красивые цветы – они заставили меня любоваться ими. Было заметно, что за ними ухаживали заботливые любящие руки. Между клумбами к дому вела довольно узкая выложенная плоскими камнями дорожка. По краям дорожки стояли милые статуэтки гномов. Стену дома подпирала широкая старинного дизайна деревянная скамья. Перед клумбами и дорожкой, в углу двора, стоял старый серый автомобиль «Шкода».

И дом, и сад выглядели очень ухоженными. Хозяева дома заботились о своем имуществе.

«Кажется, жена дипломата солгала мне: родители Вайпер совсем не похожи на бедствующих! – с сарказмом подумала я. – И, если она солгала об этом, о чем еще она солгала? Следует ли наказать ее? Хм, нет желания тратить на нее время!»

В доме были слышны голоса: мужской и женский. Ян и Элиза Владиновичи. Как хорошо, что Юлия так услужливо дала мне их имена. Судя по их голосам, оба были уже в летах. Их силуэты вдруг появились в гостиной: Ян был худым старым седым человеком, в очках и со старческими пятнами на лбу и руках. Он читал газету. Элиза суетилась вокруг него – довольно худая, с волосами, заплетенными в седую косу до плеч, старая женщина. По виду этих смертных можно было дать им лет за 60, но точного возраста я не знала. Да и Юлия не сообщила. Также до меня доносился запах пахнущей шампунем собачей шерсти – в доме была собака.

«Милые одуванчики! Будет даже жаль обманывать вас!» – подумала я, шагая к широкой входной двери, выкрашенный в лиловый цвет.

– Простите, вам что-то подсказать? – спросила меня открывшая дверь Элиза после того, как я нажала на звонок, откликнувшийся пением птиц и звонким лаем собаки.

Собака – пожилая коричневая такса выскочила из-за Элизы и стала глухо рычать в мою сторону, обнажив свои старые клыки. Я явно не нравилась ей.

– О, да, благодарю! – стараясь не обращать внимания на неприветливый прием таксы, бодрым тоном ответила я Элизе. – Я ищу одну…

– Прости, дорогое дитя, – перебила она меня и постаралась затащить собаку в дом. – Наш Линус не любит гостей… Линус, фу! Плохой мальчик!

– Все в порядке! Собаки меня не любят! – воскликнула я, с интересом наблюдая за тем, как Элиза безуспешно старается поймать свою старую таксу, которая с громким лаем носилась вокруг меня.

– Линус, иди сюда! Прости, милая… У него сложный характер… Ян! Мне нужна помощь! Ян! – крикнула Элиза, и вскоре из дома вышел ее супруг.

Видимо, Линус отлично знал, кого можно слушаться, а кого нет, потому что при первом же строгом «Линус, ко мне!» он тут же подошел к хозяину, но все еще продолжал рычать на меня.

Подняв таксу на руки, Ян молча скрылся в доме.

– Закрой его пока на кухне! – крикнула ему вслед его супруга, а затем вновь обернулась ко мне. – Так-то лучше!

Вся эта ситуация лишь позабавила меня, и я ответила пожилой женщине искренней широкой улыбкой.

– По этому адресу раньше проживала Вайпер Владинович, – вновь, приветливым тоном начала я.

– Да, это так, – рассеянно подтвердила Элиза. – Но кто вы ей?

– Мы вместе учились в Карловом университете. Увы, после первого курса мне пришлось уехать из Чехии, и… Так глупо получилось! Мы потеряли друг друга из виду, – без зазрения совести лгала я, не забывая точно придерживаться информации, что я получила от Юлии. Ведь ей было неизвестно, что случилось с Вайпер после третьего курса, и мне нужно было быть осторожной в своей лжи.

– Так вы ее подруга? – ласковым тоном спросила Элиза, но ее лицо заметно напряглось.

– Да, мы были хорошими подругами, и я очень жалела о том, что потеряла с ней контакт! Но сейчас я в Брно проездом, и это просто замечательная возможность вновь найти ее! – улыбаясь, тараторила я. – У меня сохранился ваш адрес, и я решила проверить, а вдруг она все еще живет здесь! Было бы так здорово общаться снова!

– Мне очень жаль, но Вайпер здесь больше не живет, – тихо сказала Элиза.

Она поникла. Как цветок на холоде.

– Тогда, может, вы дадите мне ее новый адрес? Я была бы очень благодарна, – сказала я, надеясь, что сумела провести родителей Вайпер и теперь заполучу ее адрес.

– Вайпер… Вайпер больше нет. Она погибла. Много лет назад. – Глаза Элизы наполнились слезами.

Я не знала, что сказать. Моему удивлению не было предела.

Удивлению? Нет! Я была ошарашена.

Вайпер умерла. Много лет назад. Ее нет в живых.

Черт, это значит, что я не смогу найти ее и вытрясти у нее все, что хочу знать!

– Это ужасно… – прошептала я, подумав, что весь мой прекрасный план рухнул.

Я взглянула на пожилую женщину, стоящую передо мной, и мое горло почему-то сдавило. Мне стало жаль ее. Жаль ее супруга. Какую трагедию принесла им Судьба! Похоронить свою молодую дочь и продолжать жить дальше. Без цели. Без возможности обнять свое дитя, заговорить с ней, услышать ее голос.

Мне никогда не было жаль смертных. Но Элизу и Яна Владиновичей – этих старых одиноких родителей, потерявших своего ребенка, мне было жаль.

Вот почему они так увяли. Истощились. Как деревья, вдруг потерявшие корни.

По щекам Элизы потекли слезы, но она быстро смахнула их ладонью.

– Прощу прощения… Я не знала, – тихо сказала я.

Это были все слова, что я смогла произнести в этот момент.

– Все в порядке. Это я – каждый раз, когда заходит речь о моей Вайпер, не могу сдержаться! Это случилось одиннадцать лет назад, но для меня все произошло лишь вчера! То лето было ужасным… Столько убийств! А потом мне позвонили и сказали, что моя девочка – мертва… Разбилась! Нас с мужем пригласили на опознание, но я не смогла… Ян поехал один… Мы были совсем раздавлены… Но в морге Яну стало плохо, и он не зашел дальше порога… Тогда ему вынесли сережки… Серебряные сережки Вайпер, которые были ее подарком от нас на совершеннолетие! – сквозь слезы, поведала Элиза.

Вот и все. Тупик.

Все, что мне остается – оставить этих смертных с их горем и уйти. Смысла продолжать расследование больше не было.

Я хотела, было, уже открыть рот, чтобы извиниться и исчезнуть, как вдруг мой мозг пронзила одна маленькая, но неудобная мысль.

«Но она была как-то связана с ними обоими. Если она умерла, почему Седрик имеет дома ее портрет? Зачем Брэндону нужна была ее фотография?».

Нет. Мое расследование не закончено. Оно только начинается.

Мне нужно было попасть в этот дом. Узнать от Владиновичей все о Вайпер. Ведь она должна была рассказывать родителям о своей жизни, учебе, похождениях. Они – именно тот кладезь информации, который я ищу. Они должны знать, что связывало их дочь и моего Брэндона.

– Мы всегда рады друзьям Вайпер, – вдруг улыбнулась мне Элиза. – Не желаете ли войти, выпить чашку чая или кофе? Вы могли бы рассказать нам, ее старикам, о том, какой помните ее…

Мой шанс.

Как удобно! Как замечательно!

«Ты читаешь мои мысли!» – подумала я, смотря прямо в глаза отчаявшейся женщине, которая приглашала меня в свой дом, не зная о том, что все слова, вылетающие из моего рта, были ложью.

Мне было стыдно за то, что я использовала их горе во благо себе.

Но моя цель была важнее их чувств.

– Благодарю. Конечно, я расскажу все, что помню! – улыбнулась я и, чувствуя в душе настоящий триумф, зашла в дом.

В дом Вайпер.

Я попала в самое сердце своего врага.

Обстановка дома была простенькой, но довольно милой. Где-то на кухне глухо рычала старая такса, а Ян, сидящий на диване в гостиной, шелестел своей газетой.

На стенах было много фотографий: молодые Элиза и Ян и их дочь. Фотографии, сохранившие моменты разных лет: от свадьбы старших Владиновичей и рождения Вайпер, до моментов их уже одинокой старости. Но Вайпер была везде: улыбающаяся, все такая же милая мордашка, все с теми же карими глазами. Было очевидно, что родители обожали свою единственную, как на то указывали фото, дочь, и старались запечатлеть как можно больше воспоминаний о ее жизни.

Гостиная оказалась уютнее, чем она выглядела через стекла окон: большой мягкий диван бежевого цвета, с белоснежными небольшими подушками. Два глубоких черных кресла, кофейный столик, со стоящей на ней вазой со свежими ромашками. На паркете не было ковра, и, словно извиняясь за это, Элиза сообщила мне, что они убрали из гостиной ковер из-за того, что их такса начала сильно линять, а без ковра пол намного легче было пылесосить.

– О, у нас гостья? – приветливо сказал Ян, увидев, как я вошла в гостиную. Он отложил от себя газету и поднялся на ноги. Такой приятный старичок.

– Это подруга Вайпер! – сказала ему Элиза. – Они учились вместе в Праге! Так что, чаю? Кофе? – обратилась она ко мне.

– О, не стоит беспокоиться! – мило улыбнулась на это я, совершенно не желая пить чай.

– Ну что ты! Мне только в радость! – Кажется, эта женщина и вправду была очень рада моему визиту. Она надеялась услышать от меня о своей дорогой дочурке. Она выпорхнула из гостиной, и до меня донеслись радостный визг собаки и льющаяся в чайник вода.

– Приятно познакомиться! – вежливо сказала я Яну.

Он улыбнулся и протянул мне руку. Мне пришлось пожать ее в ответ.

– Да, сегодня прохладный день, – сказал он. – Чашка горячего чаю не помешает! Меня зовут Ян. Я отец Вайпер.

Оставшись с ним наедине, я рассмотрела его поближе: его лицо было покрыто морщинами, а лоб и руки – старческими пятнами. Но, на удивление, его голова была все еще покрыта седыми волосами. Несмотря на это, было понятно, что он болен. От меня не укрылось, что каждое движение причиняет ему боль, которую он совершенно не хотел показывать. Гордый. У Яна был тусклый взгляд. Возможно, это гибель дочери так подействовала на него и состарила раньше времени его и без того хрупкое смертное тело.

Мне вновь стало стыдно за то, что я намеревалась обмануть этих смертных.

Но у меня не было другого выхода.

И я прекрасно играла свою роль.

Я села в одно из кресел, и, пока хозяйка дома хлопотала на кухне, мы немного поговорили с Яном о погоде, чешских политиках (ведь, благодаря моему идеальному чешскому, он считал меня чешкой), немного о достижениях науки. Из его короткого рассказа о себе, я узнала, что он и его супруга – бывшие учителя математики, на пенсии, что они живут в этом доме уже сорок лет, и что раньше этот район считался неблагополучным, именно поэтому им удалось купить здесь дом еще в молодом возрасте.

Вскоре, в гостиную вернулась Элиза, с красивым чайным сервизом на начищенном серебряном подносе. И с большой плетеной корзиной с домашним печеньем. Какая прелесть.

– Это особый сервиз, который мы используем только для особых гостей! – Элиза поставила поднос на кофейный столик и стала разливать ароматный чай янтарного цвета в чашки.

Значит, я была для них особой гостьей. Бедные смертные – даже какая-то самозванка, назвавшаяся подругой их дочери, была для них желанной гостьей!

Эти старики были так искренни, так приветливы и добры ко мне, что моя симпатия к ним возрастала с каждой минутой. Помимо моей воли, потому что я никогда не чувствовала особой симпатии к смертным. Ну, разве что к мистеру Аттику.

– Как насчет сахара и молока? – обратилась ко мне Элиза. – Прости, я так и не спросила твое имя, моя дорогая.

Я охотно позволяла ей такое панибратство: старые люди, что с них взять. Тем более, они считали, что меня подругой Вайпер.

– Меня зовут Мелиса, – улыбнулась я. – Мелиса Гунчикова. Немного молока, но без сахара, пожалуйста.

Естественно, я солгала – у меня не было желания, чтобы кто-то узнал о моем визите.

К тому же это был мой первый и последний визит в этот дом, и я уже наврала с три короба. Одна маленькая лишняя ложь никак не помешает.

– Мы так рады, что ты зашла к нам, Мелиса, – теплым тоном сказала Элиза, протягивая мне чашку. – Меня зовут Элиза, а это – Ян.

– Я уже представил нас ей, – с легким смехом сказал ей ее супруг и тут же закашлял.

Это был не просто кашель. Нет – это был предвестник тяжелой болезни легких.

Яну осталось недолго наслаждаться компанией своей жены. Это было ясно как день.

«Бедолага! И как, должно быть, ужасно быть Элизой: потерять сначала молодую дочь, затем – мужа, с которым она прожила сорок лет!» – участливо подумала я, чувствуя к старикам искреннюю симпатию.

Но такова судьба смертных – умереть в один прекрасный день. У них нет иммунитета против старости, болезней и просто-напросто «смертности».

Элиза тут же подскочила к своему супругу и стала бить кулаком по его спине.

– Ради Бога, Элиза! Ты мне всю спину отобьешь! – хрипло смеясь, воскликнул Ян.

– Зато помогает каждый раз! – строго заявила ему жена. – Ну, что? Полегчало?

– Полегчало, – послушно ответил ей Ян.

«Как печально. Печально любить кого-то, прожить с ним всю жизнь и вдруг потерять. Как будто его никогда не существовало. Остаться наедине с собой и своими все еще теплыми, несмолкаемыми чувствами к тому, кто исчез, растворился, сгнил в земле» – почему-то пронеслось в моей голове.

Это был первый раз, когда я задумывалась о том, как живут смертные. Что они чувствуют, и как Судьба жестока к ним. Мне-то раньше казалось, что моя жизнь была мукой, что Судьба ненавидит меня и поэтому дала мне эту всепоглощающую любовь к Брэндону. Но я ошибалась. Судьба любит меня. А что, если бы она поступила со мной, как с Барни? Бедный Барни – он полюбил смертную, и она исчезла. Как я рада. Рада, что я не оказалась на его месте! Это было бы настоящей агонией, нескончаемой пыткой – прожить все столетия без того, кому отдано твое сердце! Несчастные смертные. Мне жаль их. Это их ненавидит Судьба – меня же она любит.

Наша беседа продолжалась больше часа, за которые мне пришлось выпить две чашки чая и съесть целых три печенья: я не могла отказать хозяевам дома в этом для них наслаждении – накормить и напоить гостью. Я в первый раз попробовала пищу людей, и она показалась мне просто отвратительной. Но моя фантазия работала на отлично, и я рассказала родителям Вайпер о ней. Много разнообразной милой лжи. Например, о том, как она помогала мне с математикой на первом курсе. Или о том, как мы первый раз встретили президента Чехии, прямо на улице, но, увы, не сделали ни одной фотографии. Сладкая для родительских ушей ложь лилась из меня плавным ручейком, и лица Владиновичей сияли от счастья. От них же я знала о том, что Вайпер умерла в возрасте двадцати трех лет. Это была ужасная авиакатастрофа. Со всего огромного самолета выжил лишь один человек – парень Вайпер. Он долгое время лежал в больнице, но ему удалось выздороветь. Останки Вайпер были привезены в Брно и похоронены на небольшом кладбище рядом со старой католической церковью, по католическим обрядам, как пожелали родители. На похороны приехало много людей – ее однокурсники, друзья со школы и друзья детства, даже два профессора с Карлова университета. Это была ужасная потеря, неожиданный удар (здесь Элиза и Ян вновь стали украдкой смахивать со щек слезы, а мне было ужасно жаль их). С тех пор прошло столько лет, но рана, горечь и боль от потери единственной дочери были все еще свежи. Как будто новость о гибели дочери они получили только вчера.

– Вайпер говорила, что вы были очень хорошими родителями и делали много фотографий, – поспешила сказать я, чтобы отвлечь этих бедных смертных от их трагедии. – Возможно, у вас есть фотоальбомы? Я бы с удовольствием взглянула на них!

– Это так мило с твоей стороны, дорогая! – Элиза тут же вскочила с дивана и пулей вылетела из гостиной, чтобы вскоре вернуться с толстыми фотоальбомами в руках. – Здесь все фотоальбомы… Боюсь, их аж десять штук! А нет, погоди, три из них – это я и Ян… – Она отложила три штуки на диван, а все остальные положила на кофейный столик. – Еще чаю?

– Нет, нет, благодарю! – улыбнулась я.

Альбомы были распределены по годам, и я терпеливо пролистала все семь альбомов с Вайпер, начиная с момента ее рождения до последних лет ее жизни. Я с удивлением заметила, что последний альбом, в котором были фотографии Вайпер в годы студенчества в Праге, был неполный. Около 15 фотографий, там и здесь, отсутствовали.

– Почему некоторые ячейки пусты? – поинтересовалась я.

– Мы не уверены, но, наверняка, их взял ее парень, – ответил мне Ян, который пил уже третью чашку чая (супруга заставила его).

– Что ж, понимаю! Это такая память о ней! – теплым тоном сказала на это я.

– О, да! И он, и мы трепетно храним память о ней… С момента ее последнего появления в этом доме, мы не стали ничего менять. Ее комната стоит нетронутой, уже много лет. Ведь это единственное, что осталось нам в память о нашей девочке, – тихо сказала Элиза.

Она собрала все уже просмотренные мною фотоальбомы и направилась в другую комнату.

– Не желаешь ли взглянуть на ее комнату? – вдруг обернулась она ко мне.

«Очень даже!» – подумала я.

– Это было бы прекрасно! – отозвалась я. – Она приглашала меня сюда несколько раз, но из-за переезда я так и не смогла приехать.

– Погоди-ка! – Элиза скрылась из виду.

– Моя супруга не может смириться с нашей потерей, – вдруг очень тихо сказал мне Ян. – На кухне, на столе – стоит любимая ваза Вайпер, и Элиза каждый день ставит туда свежие ромашки. Любимые цветы нашей дочери. – Он сглотнул. – Летом она выращивает ромашки на своей клумбе, а когда они больше не цветут, она каждый день покупает их в цветочном магазине… При любой погоде, и в дождь, и в снег… Около двадцати минут в одну сторону. Я не могу ходить так далеко – ноги стали совсем плохи последние пять лет… Я сижу дома, как старый пес на любимом диване.

Этот короткий рассказ растрогал меня. В моем горле вновь встал огромный ком. Эта бесконечная родительская преданность и любовь к памяти давно погибшей дочери поразили меня. Глубина родительского сердца. И ведь нет никакой глубины – у родительского любящего сердца нет дна.

Это заставило меня вспомнить о моих собственных родителях. О матери, которую я ранила так часто. Отца, которому я звонила так редко, что мне должно было быть стыдно за это. Они любят меня, ждут моего звонка, встречи со мной, переживают за меня… Нужно приехать к ним. Погостить в родном замке, неделю или две.

«Мама, моя милая мама! Я знаю, что сделало бы тебя счастливой! Тебя и Мишу! Если бы я только смела попросить прощения у Маришки! Раскаяться! Но это свыше моих сил!» – с горечью подумала я.

Возможно, в один прекрасный день, в будущем. Но не сейчас. Мое сердце было слишком одержимо тайной Вайпер и гордыней.

– А вот и я! – Элиза вновь зашла в комнату. Ее лицо сияло. – Ну, что, дорогая, пойдем в комнату Вайпер?

– С удовольствием, – улыбнулась я, поднимаясь с кресла и следуя за Элизой.

В прихожей она ласково попросила меня снять сапоги. Я подчинилась, и мы пошли вверх, по лестнице, на второй этаж.

Вскоре я оказалась посреди комнаты той, чью загадку я так желала разгадать.

Комната Вайпер.

Но я не увидела ничего особенного – обычная комната с обычной обстановкой.

Комната неинтересного человека.

Отвернувшись от Элизы, чтобы она не видела моего лица, я насмешливо усмехнулась.

И это все? Что ж, Вайпер не была особенной. Напротив – ординарной. Да, она любила своих родителей и была хорошей дочерью. Да, она была довольно умна и дружелюбна. Да, у нее было много друзей… Хотя, людей, появляющихся на похоронах вряд ли можно назвать друзьями. Лишь малую их часть. Все остальные приходят из сочувствия.

Пока я непринужденно проходилась по комнате, Элиза увлеченно рассказывала мне о мебели, занавесках, коллекции статуэток и так далее. Много совершенно не интересующей меня ерунды.

«Кажется, пора уходить!» – подумала я, поняв, что ничего толкового я больше в этом доме не услышу. Все, что я хотела, я уже услышала.

Но вдруг мой взгляд остекленел.

Это была фотография. Довольно крупная цветная фотография.

Зима. Снег. Вайпер с распущенными волосами, в черном пальто. На ее шее – толстый шарф. Она держит в руках бумажный стакан, на котором написано «Осторожно! В стакане – горячий напиток!». Она широко улыбается. Даже смеется. И смотрит на своего собеседника. Он – в пальто, с растрепанными длинными волосами и шарфом, держит идентичный Вайпер бумажный стакан и тоже смеется. Его взгляд, устремленный на нее, полон восхищения.

– Это же Седрик Морган! Я знаю его! – тихо воскликнула я, обернувшись к Элизе.

– Да, это он, – улыбнулась мне в ответ она. – Это парень Вайпер.

– Парень? – ошеломленно переспросила я.

«Парень с нечешским именем, которого, по словам Юлии, у нее увела Вайпер!» – проскользнула в моем разуме дикая мысль.

– Да, да, они встречались… Увы, недолго. Это он – единственный, кто выжил в той катастрофе…

«Еще бы!» – насмешливо подумала я.

– …Он славный, наш Седрик! Часто приезжает к нам, а на Рождество дарит замечательные дорогие подарки. Ян не совсем это одобряет, но иногда он чересчур ворчлив! – продолжала говорить Элиза.

Я слушала ее вполуха.

Взяв фотографию в руки, я вперила в нее пристальный взгляд, стараясь разглядеть каждую деталь, даже мельчайшую.

Седрик! Так вот, почему он выгнал меня из своего дома! Вот, что его связывает в Вайпер! Его тайна.

Какая ирония!

Он любит ее. Он влюблен в смертную.

Седрик влюблен в Вайпер. И он потерял ее. Навсегда.

Он – второй Барни. Этот мрачный тип влюбился в смертную.

Как смешно, Боже, какая комедия!

Это Седрик забрал из альбома фото Вайпер!

– И когда Седрик был здесь в последний раз? – спросила я, не отрывая взгляд от фотографии.

Элиза подошла ко мне.

– Это замечательное фото, не так ли? – вместо ответа тихо сказала она, смотря на фото.

– Да, очень. Когда оно было сделано? – поинтересовалась я.

– Это были рождественские каникулы. Первый раз, когда он был у нас в гостях. Было так холодно! На редкость холодная зима… О, в последний раз он был здесь в июне… Он ночевал у нас пару ночей. Бедный, он чувствовал себя неважно и не выходил из дома. Все такой же красавец, как и прежде. Он совсем не стареет! Вот, что делает с людьми холодный норвежский климат! – тихо рассмеялась Элиза.

«Ах, да, они ведь не знают о том, что он – вампир!» – саркастически улыбнулась я.

Все стало на свои места, ну, почти все: теперь мне было понятно, почему Седрик имеет портрет Вайпер в своем доме. Он любил ее, а она любила его. Они были парой. Как бы смешно и невероятно это ни звучало. Но зачем фото Вайпер нужно было Брэндону? Было очевидно, что он знал Вайпер и встречал ее в реальной жизни. Но как? Зачем? Что их связывало?

– Элиза, Вайпер, случайно, не упоминала имя Брэндона Грейсона? – спросила я у Элизы, ставя фотографию влюбленной парочки обратно на полку.

– Брэндон Грейсон? Нет, ни разу не слышала о нем. Кто это? – ответила мне та.

Я обернулась к ней с невинной улыбкой.

– О, это всего лишь наш общий знакомый, с университета. Я разыскиваю его тоже, – сказала я и украдкой взглянула на часы. – Но, прошу прощения, я что-то засиделась! Мне пора бежать! Знаете ли, меня ждет мой муж, в отеле. Мы собирались поужинать в ресторане.

У меня не было необходимости оправдываться. Я могла бы уйти без объяснений и дурацкой лжи о каком-то муже и ресторане. Но трагедия Владиновичей и их трепетная забота о памяти их погибшей дочери заставили меня уважать их старые, добрые, полные боли души. Я не желала, чтобы они думали, будто надоели мне своими рассказами о Вайпер. Нисколько – возможно, в этом доме гости были редко, и хозяева были нескончаемо рады принять у себя «подругу» их дорогой дочери.

Но мне пора было уходить. Пора было продолжать движение. Сделать шаг вперед: поехать к Седрику и вытрясти из него всю информацию. Он должен что-то знать о Вайпер и Брэндоне! И в этот раз ему не удастся вышвырнуть меня за дверь!

И, вновь принеся извинения и тепло попрощавшись со стариками Владиновичами, я вышла из дома и хотела, было, сесть в уже ожидающее меня такси, как вдруг услышала голос Яна за моей спиной.

– Мелиса!

«Кто такая Мелиса?» – удивилась я, но тут же поняла, что он обращается ко мне.

Я с улыбкой обернулась к нему: он и его супруга стояли рядом с домом.

– Если хочешь… Если у тебя будет свободное время и желание… Мы всегда будет рады тебе, – смущенно улыбаясь, сказал мне Ян.

– Да, если будешь вдруг в Брно, то обязательно приезжай к нам гости! – ласковым тоном добавила Элиза.

– Обязательно! Спасибо! До встречи! – пытаясь подавить навернувшиеся на глаза слезы, весело воскликнула я и юркнула вглубь такси.

– До встречи! – крикнула мне вслед Элиза.

– В аэропорт! – бросила я таксисту и, со вздохом откинувшись на сидение, закрыла глаза, чувствуя себя отвратительной грязной тварью, обманувшей таких искренних и по-настоящему славных смертных. Я была настоящим чудовищем: я знала, что больше никогда не приеду в этот дом. И я только что обманула этих бедных родителей, сыграв на их любви к погибшей дочери.

Когда такси отъехало от дома, я обернулась и увидела Яна и Элизу. Они махали мне в знак прощания. Мое горло, в который раз за этот короткий визит сдавило, и я помахала им в ответ.

Эти полтора часа в компании Владиновичей заставили меня найти в моей душе чувство, которое я никогда ранее не испытывала и даже не подозревала о том, что когда-либо найду его в себе.

Жалость.

К смертным.

И в моей голове зазвучала песня, словами выражая то, что чувствовало мое сердце:

Я знаю поле, ожидающее болью

Личную трагедию тысячи семей

Я слышу, слышу плач

Это я?

Нет, это – старая женщина в черном…

***

Когда до аэропорта оставалось каких-то пару минут, вдруг раздался звонок моего телефона.

Достав телефон, я не смогла сдержать радостного возгласа: это был номер Миши!

Миша! Моя сестричка! Наконец-то!

– Боже мой, Миша, ну разве можно так меня мучить? – воскликнула я, едва подняв трубку.

– Что? О чем ты? – раздался удивленный голос Миши.

– Ты хотела наказать меня? Поздравляю, у тебя получилось! – перешла я на польский, чтобы водитель такси не совал нос в мои дела.

– Наказать? – Сестренка рассмеялась. – Как? Когда?

– Будто не знаешь! Я звонила тебе тысячу раз! Тебе! Фредрику! Отправила тысячи сообщений! Но вы молчите! И, если тебе от этого легче, я чувствую себя абсолютным дерьмом! – Мне нужно было излить на Мишу свое возмущение ее поведением. Нужно было дать ей знать, как бессердечно было с ее стороны вот так вот вычеркнуть меня из своей жизни!

– Ты об этом? Это была не моя вина! Ну, первые пару дней – да… Я была так зла на вас обеих, что просто выключила телефон… И да, это я запретила Фредрику поднимать трубку, когда вы звонили… Но потом! О, ты никогда не догадаешься, что с нами приключилось! – с энтузиазмом тараторила Миша.

Хм. Что такого могло случиться с этими прохвостами Харальдсонами, что они были вне зоны досягаемости так чертовски долго, заставляя меня страдать и впасть в глубокую депрессию?

– Хочешь, чтобы я догадалась, или скажешь сама? – настойчивым тоном спросила я, давая ей понять, что совершенно не желаю играть в ее игры.

– Ну, ладно, не злись ты так! Я же сказала, что это не моя вина! И не вина Фредрика! В общем, тот вечер мы не стали оставаться в Лондоне…

– Это я знаю! – саркастически бросила я.

– …Фредрик попытался развеять меня, потому что я была ужасно зла на вас! Мы полетели прямиком в Исландию и там взяли напрокат парусную яхту. Наш план был сходить до Гренландии и обратно. Но! Ха-ха, ты не поверишь! На второй день нашего отплытия поднялся ураган, такой настоящий жуткий ураганище! Нашу яхту едва не разломало, мобильная связь пропала, приборы отказали, руль сломался… Нас трясло около трех дней! Мы даже не знали, куда нас занесло!

– Какой кошмар, – скучающим тоном сказала я.

– Нет, это было довольно интересно! Настоящее приключение! – Казалось, Миша, действительно, была очень довольна произошедшим.

– Хочешь сказать, что Фредрик даже не удосужился проверить прогноз погоды? – фыркнула я.

– Это было очень спонтанное решение.

– И все это время вы дрейфовали в океане? – уточнила я.

– Да!

– И чем же вы питались все это время?

– Тем, что Фредрик ловил в океане!

– Ужас! – только и смогла вымолвить я.

Значит, морские млекопитающие… Какая гадость!

– И вы все еще живы? – усмехнулась я.

– Живы и здоровы. Знаешь, за неимением настоящей пищи, и так сойдет!

– Даже думать об этом не желаю! Фу! – скривила лицо я. – И где же вы сейчас?

– Час назад нас подобрало грузовое судно! Оказывается, нас занесло в территориальные воды Канады.

– Что ж, до Ванкувера – рукой подать! – пошутила я. – Куда вас везут?

– В Галифакс. Мы попросили капитана не сообщать о нас прессе, и он дал нам клятву. И, знаешь, что будет первым, что мы сделаем на суше?

– Догадываюсь, – ухмыльнулась я. – Только смотри, не ешь слишком много, а то живот заболит.

Миша рассмеялась.

– А ты и вправду думала, что я не звонила потому, что злилась? Ха-ха!

– Что ж, я рада, что ошиблась.

Не то слово. С моей души упал огромный снежный ком!

– Ты уже позвонила Маришке? – поинтересовалась я. – Она ужасно нервничает!

– Нет, еще не звонила… Она тоже думает, что я злюсь? – с тревогой в голосе спросила Миша.

– О, ты не знаешь… – Я прикусила губу, поняв, что Миша была совершенно не осведомлена о том, что Маришка и Маркус стоят на грани развода. И почему персоной, которая должна была разбить сердце Миши, оказалась именно я? Вот черт.

– Тебе нужно позвонить ей… А еще лучше – лети к ней. Как только вернешься на сушу. Это важно, – настойчиво сказала я.

– Что случилось? – Миша прекрасно поняла мой тон.

– Тебе лучше узнать от нее самой. Но, послушай меня, – не звони ей, а просто лети к ней, первым же рейсом…

– Мария, что случилось?!

– Маркус и Маришка – на грани развода. Ей нужна твоя поддержка…

– Ты в Праге? – спросила Миша.

– Нет, я…

– Ты просишь меня лететь к ней первым же рейсом, а сама все еще не там? Ты сама только что сказала, что ей нужна поддержка! – недовольно буркнула Миша.

– Ты прекрасно знаешь… – начала было оправдываться я.

– Мне плевать, Мария! Она твоя сестра! И ты обязана сейчас быть там, рядом с ней! – закричала в трубку Миша. – Господи, да что ты за существо? У тебя что, совсем нет сердца?

– Миша, послушай…

– Езжай к Маришке! Сейчас же! – командным тоном сказала Миша.

«Нет, только не это! Какая пытка! Но, черт, Миша права! Чем я занимаюсь? Я знаю о том, что моя сестра страдает, но вместо того, чтобы быть с ней, бегаю по Европе, как гончая собака!» – с ужасом подумала я.

Меня охватил ужасный стыд. Перед Маришкой. Перед Мишей. Перед всей моей семьей.

Да, меня с Маришкой связывали ужасные отношения, но! Я была ее старшей сестрой. Именно на моем плече она должна плакать, и именно моя рука должна гладить ее голову. Именно из моих уст она должна слышать слова утешения.

Это моя роль. Моя миссия.

– Хорошо, хорошо… – промямлила я. – Когда ты сможешь прилететь?

– Откуда я знаю! Прямо сейчас я нахожусь посреди океана, на грузовом судне! – Голос Миши был полон злости. И эта злость была мною заслужена.

– Встречу тебя там! – быстро бросила я ей и положила трубку.

Мне нужно было в Прагу. К Маришке.

Пора было стать старшей сестрой, которой я никогда для нее не была.

Глава 19

Замечательный серый день. Небо закрыто густыми серыми облаками, но дождя нет. В воздухе слышится настоящая осень. Опавшие листья все еще кружатся в воздухе. Улицы, аллеи и парки полны печальной тихой осенней песни.

На мне – тонкое черное пальто, серые узкие джинсы, тонкий белый кашемировый свитер и лаковые черные ботинки на высоком толстом каблуке. Волосы собраны в небрежный хвост почти на макушке. Я оставила свои карие линзы в баночке, в номере отеля, и теперь мне казалось, что серо-голубой цвет моих глаз был просто ледяным… Наверно, я слишком привыкла к своим линзам. Но в этот день мне хотелось стать собой, хоть ненадолго. Брэндона не было рядом, и он не мог упрекнуть меня или потребовать вернуться к образу, который любит он.

Нет, я была довольна собой.

И напугана тем, что встретит меня в замке моей сестры.

Что я могу сказать? Как могу утешить ее?

Примет ли она меня? После всего того, что я сделала и наговорила ей?

Мой автомобиль заехал на черную, идеально ровную дорогу к замку, и мои пальцы нервно застучали по рулю. Мои уши уловили голоса, которые с каждым метром становились все отчетливее.

Это были Маришка и Маркус.

Они ругались.

– Нет, только не это… Какой неподходящий момент! – нахмурившись, прошептала я.

Как повезло. Я попала в самый эпицентр урагана.

«Только этого не хватало!» – поморщилась я, стараясь не вслушиваться в ссору супругов Морганов. Это было не мое дело. Но все же, некоторые фразы не избежали моих ушей.

– Седрик заявил, что хочет жить со мной, – решительным тоном сказал Маркус.

– Он еще ребенок! Он не может выбирать, с кем ему жить! – парировала ему Маришка.

«Они разводятся!» – пронеслось в моей голове, и я вжала ногу в педаль газа, надеясь застать обоих в замке и промыть им мозги. Накричать на них. Сделать что-угодно, лишь бы они не пошли на этот крайний шаг. Развод! Какой бред!

– Ты слишком строга к нему! Ничего ему не разрешаешь! Он хочет жить с отцом! – вскрикнул Маркус.

– Конечно, он хочет! Потому что его воспитанием занимаюсь только я! А ты лишь потакаешь ему! Даешь все, что он хочет! Это ты разбаловал его! – В голосе Маришки слышались слезы.

– Воспитанием? Ты терроризируешь его! Он – обычный мальчуган, который делает обычные для его возраста вещи и проказы! А ты посадила его под стеклянный колпак!

– Он должен понимать границы! Разрешать ему все, что он только пожелает – это и есть террор! Как он поймет, что хорошо, а что плохо, если все, что он делает – получает от тебя похвалы! Сбить смертного ребенка в парке! Это, по-твоему, смешно?

– Этот мальчик выбежал прямо перед ним! Седрик просто не успел вовремя затормозить!

– Маркус! Твой сын – вампир! И его силы намного превосходят силы смертных! Ему нужно учиться рассчитывать, контролировать их! А ты только смеешься и говоришь: «молодец, сынок!»! И что из него вырастет?

– Какой бред! Ты, как всегда, все преувеличиваешь! Он научится, в свое время! Лучше дать ему полную свободу, чем тот тотальный контроль, которым ты его окружила!

«Теперь они ссорятся из-за сына! Два слепых крота! Неужели они не понимают, что не правы? Они оба!» – Во мне поднялась волна раздражения.

Маришка и Маркус продолжали кричать друг на друга, словно не замечая шума мотора моего автомобиля. Лишь, когда я припарковалась у замка и вышла из авто, громко хлопнув дверцей, их голоса замолкли.

Я чувствовала себя жутко неудобно. Незваная, нежеланная, я медленно шла к крыльцу, ища фразы, которые смогли бы умерить пыл хозяев замка и согласиться на диалог. Им нужен был семейный психолог. Тот, кто откроет им глаза, разложит все по полочкам. Потому что сейчас оба смотрели на мир сугубо со своей высокой башни и плевали на мнение других. Они желали развесить! Они! Нужно было спасать ситуацию. Срочно!

В замке послышался топот ног, спускающихся по каменной лестнице.

– Маркус… Пожалуйста… Я не могу жить без сына! – воскликнула Маришка, и я тут же услышала цокот ее каблучков по камню.

– А я что, могу? – язвительным тоном ответил ей Маркус, продолжая топать по лестнице, по направлению вниз.

Он хотел уйти. Маришка, очевидно, шла за ним.

– Я люблю моего сына! И я… Я люблю тебя! – тихо воскликнула моя сестра.

Она вдруг остановилась. Я услышала, что она тихо заплакала.

– Я тоже люблю тебя! – с отчаянием в голосе ответил ей супруг. – Но ты… Ты любишь только себя!

Как только моя нога ступила на нижнюю ступеньку широкой каменной лестницы, ведущей к парадному входу, дверь широко раскрылась и жалобно скрипнула, ударившись о каменную стену.

Маркус быстро спускался по ступенькам, мне навстречу.

– Маркус… – выдохнула я, желая остановить его, но он лишь угрюмо бросил мне: «Привет, Мария», с мрачным выражением лица обошел меня и направился к своему авто.

Он уехал, как сумасшедший, на бешеной скорости.

Я с тревогой в груди смотрела ему в след и осознавала, что стала невольной свидетельницей настоящей семейной трагедии. Уже второй за какие-то сутки.

Сначала Владиновичи. Теперь Морганы.

Но трагедия Морганов была и моей трагедией: моя сестра была там, в замке, плачущая, униженная. Бедная Маришка…

Я невольно закрыла ладонью рот: моя грудь разрывалась от боли за сестру. И, взметнувшись вверх, по лестнице, я остановилась у уже закрытой двери и громко постучала. Я не могла войти без приглашения. Мне было важно, чтобы Маришка захотела пригласить меня. Видеть меня.

Но в ответ была лишь тишина.

Маришка молчала.

И я не смела сказать ни слова.

Еще одна попытка.

В этот раз я услышала шаги. Увы, они лишь удалялись по лестнице вверх.

– Маришка! Открой, пожалуйста! – робко сказала я и вновь постучала в дверь.

Молчание.

– Послушай… Я знаю, что между нами стоит пропасть… И это… Это моя вина, я знаю! Но я здесь! Сейчас! Пожалуйста, открой… – В моем горле стоял ком, и каждое слово с трудом протискивалось сквозь него, как будто этот ком не желал пропускать ни слова.

– Уходи! – вдруг послышался тихий, полный ненависти голос моей сестры.

– Нет, я не уйду! – решительно заявила я. – Я буду стучать до тех пор, пока ты не откроешь! Ты должна выслушать меня!

– Я ничего тебе не должна.

Голос Маришки потерял ненависть, и теперь в нем слышалась только усталость.

И отчаяние. Безграничное отчаяние.

Я вновь постучала. Громко, настойчиво.

Ответа не было.

Но я не сдалась и продолжала стучать.

И еще. И еще.

Бесполезно: Маришка молчала.

– Да открой же эту чертову дверь! – раздраженно воскликнула я и с силой ударила кулаком по двери, отчего на ней осталась глубокая вмятина.

Однако, я понимала, что моя ярость ничем не поможет.

Дверь не была заперта на замок. Нет. Но я не желала врываться туда, где меня не принимали. Маришка должна была открыть мне. Сама. Мне было важно почувствовать, что она готова выслушать меня. И тогда я раскрою ей все. Все мои чувства. Попрошу у нее прощения. За все, что я натворила. За то, что никогда не была рядом. За то, что винила ее во всем том, в чем виновата была я сама.

– Пожалуйста, открой мне! – тихо, с отчаянием воскликнула я, положив руку на дверь.

Молчание.

«Нет, ничто не сможет выгнать меня с этого места! Я останусь на этом крыльце до тех пор, пока она не откроет. Я буду ждать, сколько понадобится!» – решила я и присела на верхнюю ступеньку лестницы. Уронив голову на руки, я вспоминала все моменты моей жестокости к Маришке, и мои глаза наполнялись слезами. Эти слезы беззвучно падали на камень. Слезы раскаяния.

Начало темнеть.

Я взглянула на часы: с того момента, как я приехала сюда, прошло уже восемь часов и три минуты. Все это время из замка не доносилось ни звука. Маришка словно исчезла. Растворилась. А может, она сидела все это время в одной позе и так же беззвучно плакала? Ее жизнь рушилась: такой счастливый еще недавно брак распадался на куски. Любимый вампир не желает больше быть с ней. Он хочет уйти и забрать их сына…

Чертов Маркус! Как он смеет быть таким ублюдком? Неужели он не видит, что Маришка страдает? Плачет! Убивается! Из-за него! А я сама? Их проблемы начались еще до дня приезда в Сансет-холл, а значит… Все те шпильки и едкие замечания, которыми я пыталась уколоть мою сестру, лишь терзали ее и без того уже растерзанное сердце!

Я глубоко вздохнула и закрыла глаза.

– Ты думаешь, мне не тяжело? Видеть, как страдает моя сестра? – вдруг вырвалось из моего горла.Я отняла руки от лица. – Думаешь, я не знаю, что во всех твоих страданиях виновата я? Я знаю, Маришка, знаю! И мне стыдно! Я сгораю от стыда! Будь я смертной, я предпочла бы умереть, чем испытывать сейчас этот стыд! Чувствовать твою ненависть!

Мне нужно было выговориться. Пусть она не впускает меня! Но она прекрасно слышит меня. Пусть слушает!

Вскочив на ноги, я стала ходить как маятник у парадной двери, отчаянно жестикулируя и надеясь, что Маришка поймет меня, простит и откроет мне.

– Да, я никогда не была с тобой… Я всегда ставила свою жизнь и свои развлечения выше тебя, выше Миши! Это моя ошибка. Я должна была быть там, с вами. С тобой. Помочь тебе познать мир. Вести тебя… Или даже просто быть рядом и рассказывать тебе о чем-то, слушать тебя, смеяться вместе с тобой… Но я не была там! И мне очень жаль! Мне казалось, что мы всегда были слишком разными! Что ты никогда не испытывала ко мне симпатии! Но в тот вечере, в Сансет-холле, когда ты рассказала мне, что желала моего общества, нуждалась во мне, в твоей старшей сестре… Я поняла… Поняла, что это я задвинула тебя в угол! Это я отказывалась видеть очевидное! Предпочитала моих друзей тебе! Ты хотела иметь старшую сестру, а я отталкивала тебя, издевалась над тобой! Смеялась над тобой… Мне нет оправдания! И знаешь, что самое смешное? То, что я винила тебе в том, что ты отняла у меня Мишу! Боже, я действительно, в полном сознании, считала, что это ты отобрала ее у меня! Но ведь… Где была я в момент ее рождения? Ха! Я даже не приехала! В тот вечер я была на вечеринке и думала: «Ну и что? Родилась и прекрасно! Не буду же я лететь через полмира, чтобы взглянуть на милое личико Миши! Приеду потом! Впереди ведь – целая вечность!» Представляешь? Вечеринку и всех тех идиотов на ней я поставила выше рождения моей младшей сестры! Но ты была там… Все время, ты была для нее той, кем должна была быть для тебя я… Маришка, теперь я понимаю, и мне ужасно больно и стыдно, и… Ты не отбирала у меня Мишу. Я сама задвинула ее в угол. Как ранее – тебя. И я была зла на Мишу за то, что она любит тебя больше, чем меня! – Я остановилась и спрятала лицо в ладонях. – Какая же я идиотка… Я жила и лелеяла во мне неприязнь к тебе, старалась оскорбить, уколоть тебя, как можно глубже! Флиртовала с Маркусом, зная, что это причинит тебе боль! Тебе, маме… Я – последняя тварь! Где я была, когда у вас начались проблемы с Маркусом? Я наслаждалась своим счастьем с Брэндоном и никогда не интересовалась твоей жизнью! А мое место ведь всегда было рядом с тобой… Но меня никогда не было рядом. И вот, когда вы разводитесь, я наконец-то соизволила появиться… Когда уже все разбито на мелкие частицы, которые нельзя склеить! Маришка, моя сестра… Моя младшая сестренка… Прости меня. Прости. За все ту боль, что я причинила тебе. За то, что я не желала видеть тебя… Прости. За все.

Слова, так долго жившие в моей душе и теснившие мою грудь, наконец-то излились яростным водопадом. И мне вдруг стало легче. Намного легче. Даже если Маришка не желала слышать все это. Даже если она заблокировала мой голос. Мне стало легче.

Когда я отняла руки от лица, первым, что я увидела, была настежь открытая дверь.

Маришка стояла в проходе и молча смотрела на меня.

Ее лицо было мокрым от слез. От элегантной Миссис Морган не осталось и следа: на ней была белая пижама, ее длинные распущенные золотистые волосы были спутаны, и было очевидно, что они не видели воды и шампуня уже долго. У Маришки была депрессия. Глубокая, черная, бездонная. А ведь я считала, что это я была в депрессии после того, как Миша перестала общаться со мной. При взгляде на Маришку меня в очередной раз охватил стыд за то, что я смела жалеть себя и думать, что я несчастна. Ведь на самом деле, я была счастлива: мой любимый мужчина был со мной. Ее мужчина – желал развода. Я была счастлива. Маришка – жила в настоящем Аду.

Так странно, но, когда сестра наконец-то открыла мне, я не нашла, что сказать. И мы просто молчали и смотрели друг на друга.

– Я всегда знала, что тебе нравится причинять мне боль, – вдруг тихо сказала Маришка.

– Да, – прошептала я.

– Я привыкла, что тебя нет рядом. Смирилась. Все-таки, ты старше меня, и у тебя, естественно, есть свои интересы. – Маришка грустно улыбнулась. – Но, когда ты узнала о том, что я люблю Маркуса… То, что ты делала… Я стала ненавидеть тебя. Да… Ты не представляешь, что заставляла меня испытывать. Каждый час, каждую минуту. Каждый бал, на котором ты кокетничала с Маркусом и смотрела на меня, как будто… Как будто ты наслаждалась результатом своих трудов.

– Я знаю… Но, Маришка, после того бала… Ты помнишь, я и мама ушли на прогулку? Она разговаривала со мной. Упрекала. И с тех пор я никогда не флиртовала с ним. Ты… Можешь простить меня? Может, я и стерва, но уважаю твою любовь. Я знаю, что ты чувствовала тогда. И я была настоящей тварью. – Мой голос дрожал.

– Откуда тебе знать, что я чувствовала? Ты – совершенно пустое, бессердечное, жестокое создание! – воскликнула Маришка.

– Боже, как я хочу быть такой… Тогда мама сказала мне попросить у тебя прощения. Но я была слишком горда. Все эти годы. Но я надеюсь, еще не поздно сказать это. Прости меня. За все. – Я хотела подбежать к сестре, обнять ее, утешить. Но не смела.

Мы продолжали стоять на своих местах.

– Я… Я тоже должна сказать тебе кое-что. – Маришка глубоко вздохнула, словно набираясь храбрости. – Ты думаешь, что ты – единственная, кто пыталась причинить боль своей сестре? Так вот, нет. Это делала и я, по отношению к тебе. Я делала это нарочно и ждала любой возможности. Мне казалось, что от этого мне будет легче. И мне было. Прости меня.

Я не ослышалась? Она просит у меня прощения?

– Я прощу тебя, если ты простишь меня, – осторожно сказала я.

– Я не держу на тебя зла. Я простила тебя. И не думай, что в моем конфликте с мужем есть твоя вина. Нет. Мы перестали слышать друг друга. Возможно, развод – самое трезвое решение в этой ситуации, – тихо сказала Маришка.

– Нет, вы не можете развестись! Маришка! Ты любишь Маркуса уже так долго и позволишь какому-то недоразумению встать между вами? – вырвалось у меня.

Мой разум вдруг напомнил мне о Седрике. Не о малыше Седрике, а о том мрачном типе, который, как оказалось, влюблен в смертную. Смертную, которая умерла одиннадцать лет назад.

– Вы любите друг друга! А ведь так много из нас получают от Судьбы огромный фак! Подумай обо всех, кто влюблен в тех, кто не любит их! А как насчет Барни? – продолжила я свое возмущение. – И, и… Вчера я узнала о том, что Седрик – брат твоего мужа… Он тоже… Любит девушку… Смертную! И она давно умерла…

– Я знаю о Вайпер. – Маришка нахмурилась. – Но откуда о ней узнала ты?

– Это не важно… Значит, все это время ты знала о ней и молчала? – удивилась я. – Миша знает?

– Это тайна Седрика, и я не стала бы разглашать ее! – сердитым тоном бросила на это Маришка. – Нас это не касается! И тебя тоже! Это его проблемы!

«Если бы все было так просто!» – с тоской подумала я.

Рассказывать ей о том, что я веду расследование, я не собиралась. Она бы тут же накинулась на меня с обвинениями в «аморальности». И она была бы права. Это аморально – совать свой нос в тайны других.

– Ладно, забудем об этом! Неудачный пример, – согласилась я. – Ты и вправду простила меня?

– Да, простила. Но, пожалуйста, не будь больше такой…

– Стервой? Я обещаю, – улыбнулась я. – И я тоже прощаю тебе.

Маришка усмехнулась.

– Хочешь зайти? – спросила она.

– О, да! – откликнулась я.

Я подошла к ней и, в порыве эмоций и счастья, охвативших меня, обняла Маришку. Крепко, как настоящая любящая старшая сестра.

Она осторожно положила руки на мою спину, а затем ответила мне таким же крепким объятием.

– Я так рада, что ты приехала… – Она вдруг расплакалась. – Это ужасно! Мария, мы разводимся! Что мне делать?

– Не плачь, моя дорогая… Все будет хорошо, мы найдем решение! – Я гладила ее волосы.

– И Миша… Она ненавидит меня! И мне так больно от этого…

– О, милая, она так и не позвонила тебе? – с улыбкой спросила я.

Маришка отстранилась от меня и стала вытирать слезы ладонью.

– Ни разу с того вечера, – промямлила она.

– Она не ненавидит тебя, что ты! Миша позвонила мне вчера! Дело в том, что их небольшое путешествие на яхте превратилось в незапланированный дрейф по Атлантическому океану, – весело сказала я.

– Что?

– Их яхта попала в ураган: приборы отказали, связь, естественно отсутствовала. Все это время они, как белые пингвины на льдине, маялись в океане, пока вчера их не подобрало грузовое судно. Они сейчас на пути в Галифакс. Вот и вся история! Если не веришь мне, позвони Мише – она подтвердит!

– Это немножко смешно, потому что я уже начала злиться на нее за то, что она покинула меня в моей сложной семейной ситуации, – тихо рассмеялась Маришка.

– Ну, что ты, она никогда бы так не сделала! Это она заставила меня приехать к тебе… Нет, я сама собиралась, но мне было так стыдно, так страшно появляться перед тобой, – поспешила оправдаться я. – А вчера Миша накричала на меня, и, благодаря ее бодрящему пинку, я здесь… Прости, что не приехала раньше…

– Все в порядке. Рядом со мной всегда был кто-то из наших: Мартин, родители. Мсцислав улетел два дня назад. Так что, не кори себя, – тихо сказала Маришка.

Ее лицо освещала искренняя спокойная улыбка.

– А где сейчас Седрик? – поинтересовалась я, когда мы поднимались по лестнице в комнату Маришки.

– Он у наших родителей, в Варшаве. Поживет пока там, – ответила мне сестра.

– Что ж… Съездим сегодня в оперный? – предложила я. – Только, прошу, моя дорогая, приведи себя в порядок! Ты ужасно выглядишь!

Маришка обернулась ко мне.

Выражение ее лица было строгим и неприветливым.

– Что? – тихо сказала она.

– Тебе нужно привести себя в порядок. Мне нужна Мисс Элегантность, а не заплаканная девочка в пижаме, – твердо сказала я, смотря прямо ей в глаза.

– Знаешь что? – Ее глаза сузились.

– Что? – смутилась я, только сейчас осознав, что мои слова могли ранить ее.

– Ты права! Долой страдание! Едем в оперу! – вдруг радостно воскликнула она и вдруг добавила: – А ты отлично выглядишь!

У меня отлегло от сердца.

«Я на своем месте» – с удовлетворением подумала я.

***

Никогда не думала, что находиться в обществе Маришки может быть так увлекательно. Раньше я была уверена в том, что моя сестра была скучной, слишком воспитанной, черствой и бесчувственной. Мне казалось, что она даже не знает, что такое «чувство юмора», что она только и делает всем замечания и смеется только фальшивым смехом. Но этот вечер рассеял мои заблуждения и открыл мне настоящую Маришку: энергичную, довольно эмоциональную (она – Мрочек, как никак!) личность, которая умела смеяться красивым искренним смехом и шутить смешные шутки. Эта новая… Нет, эта настоящая Маришка поразила меня. Так вот, почему Миша так любит проводить время в ее компании! Так вот почему Маришка так популярна в обществе! И почему я никогда даже не подозревала об этом? Наверно, потому что при виде меня Маришка и вправду становилась холодной и неприветливой. Но, как я теперь понимала, ледяной язвительной статуей она становилась лишь в моем присутствии. Опять же: я это заслужила.

Этот вечер прошел великолепно: красивый оперный театр был полон народу, а мы – в самых красивых вечерних платьях, с тщательно уложенными прическами, сидели в одной из лучших лож и блистали своей невообразимой красотой. Как оказалось, в гардеробе моей сестренки были не только скучные темные платья, но и целый отдельный шкаф шикарных длинных вечерних платьев в стиле 1930-х годов. Ах, Маришка! Вот это вкус! Она и правда могла считаться королевой стиля! Поэтому, когда мы величественно вышли из элегантного черного такси и медленно пошли в оперу, улыбаясь и даже немного флиртуя с толпой туристов взглядом, мы тут же попали в центр внимания и объективы. Нас фотографировали, нам делали комплименты на разных языках мира. Я – в длинном черном платье, с длинными белыми перчатками и с высокой элегантной прической, Маришка – в темно-зеленом платье, в таких же белых перчатках и с красиво заплетенной вокруг ее головы косой, мы были королевами сегодняшнего вечера и наслаждались этим. Кто мог подумать, что Маришка может быть такой? В этот вечер она разбила не одно сердце! Эта сладкая улыбка, этот пронзительный взгляд, эта грация… Я знала, что она наслаждалась. Возможно, это был ее первый выход в свет за долгие месяцы с тех пор, как между ней и ее супругом встала стена непонимания.

После того, как опера подошла к концу, к нам тут же подошли много смертных – мужчины, женщины, они выражали нам свое восхищение и пытались завязать с нами знакомство. Многие знали Маришку или видели ее в опере ранее, с Маркусом. Они называли ее «музой» и «настоящей королевой оперного театра», очевидно, не щадя чувств оперных певиц, только что давших нам истинное наслаждение своим великолепным пением. Возвращаясь в замок, мы громко смеялись, сидя на заднем сидении такси и делясь смешными историями об ухаживании смертных. Я чувствовала, что Маришка любила меня, тянулась ко мне, она желала быть моим другом, моей сестрой… И я твердо решила, что, по приезду в замок, я раскрою ей свою тайну о том, что я не брезговала спать со смертными. Я была уверена, что она поймет и не будет меня осуждать. Так и случилось: она лишь громко рассмеялась и сказала, что всегда подозревала об этом. «Как видишь, я не такая уж и ханжа, как ты утверждала!» – сказала она и, обняв меня, добавила: «Мне так приятно, что ты доверяешь мне!».

Я была счастлива. Моя связь с сестрой была восстановлена. С этого дня нас соединяли настоящие сестринские узы. Узы, которых между мной и Маришкой никогда раньше не было.

Как много я потеряла! Как эгоистичная я была! Но поздно – лучше, чем никогда.

Маришка нуждалась в поддержке, поэтому каждый день я находила для нас интересные занятия вне замка. Мы почти не были дома. Каждый вечер – красивая одежда, макияж, туфли. Танцы, кино, ресторан с девичьими посиделками, концерты, музеи. Один раз – ночной клуб, который, все же пришелся Маришке не по душе. Но я не посчитала ее ханжой, нет. Наоборот: после того, как моя нога не ступала в клуб целых три года жизни с Брэндоном, меня саму весь вечер преследовали неприятные ощущения. Девочка-праздник Мария умерла: Брэндон хорошо постарался привить во мне вкус к высокому.

Сама того не ожидая, я осталась в Праге на целый месяц. С сестрой. И она была рада этому.

От Маркуса не было слышно ни слова. Он не звонил, не писал. Ни Маришке, ни мне. Он словно исчез. В начале ноября он написал Маришке о том, что ей требуется адвокат по бракоразводным делам, потому что он собирается подать на развод в ближайшее время. Это ввергнуло Маришку в шок, и она рыдала целый день. Ее сердце было разбито. Как заботливая сестра, я не отходила от нее ни на минуту (конечно, мне приходилось отлучаться на охоту, но всего на пару часов). И вот, уже был конец ноября.

Брэндон звонил мне три раза. Всего лишь три раза за два месяца. В первый раз он сообщил, что его планы изменились, и теперь он останется в Корее еще на месяц. Во второй раз он вдруг заявил, что будет в Англии в ноябре, но не уточнил, когда именно. Спросил, как у меня дела и выслушал мой рассказ об остановке в Праге. Он совершенно спокойно принял новость о том, что я нахожусь в Праге, и что я не сообщила ему об этом ранее. Ведь он думал, что я все еще нахожусь в Норвегии. Затем он выразил радость тому, что мы наконец-то помирились, высказал сочувствие Маришке и сказал, что Маркус – настоящий идиот. Что ж, в этом я была согласна. В третий раз он позвонил и сказал, что обсуждал всю ситуацию с Маркусом и попытался вразумить его, однако тот твердо решил, что желает развода.

Я была благодарна Брэндону за его поддержку. За его усилия. Он переживал за мою сестру и своего друга. Я ужасно скучала по нему.

Моя голова настолько была забита мыслями и переживаниями о Маришке, что я совсем забыла о том, что собиралась ехать к Седрику, за ответами. Моя душа разрывалась: одна ее часть хотела остаться с Маришкой, вторая – продолжить расследование. Естественно, Маришка была у меня в абсолютном приоритете, и я ждала, когда ей станет легче, чтобы со спокойной душой и чистой совестью покинуть ее ненадолго и поехать в Норвегию.

– Если тебе нужно уехать – пожалуйста, не стоит откладывать из-за меня свои планы, – вдруг, словно прочитав на моем лице, ласково сказала мне Маришка.

Мы совершали вечернюю прогулку по шумным, ярко освещенным улицам Праги. Как обычно, ее исторический центр и Карлов мост были забиты людьми, поэтому мы старались выбирать улицы, не слишком популярные среди туристов. Мы шли рука об руку, элегантно одетые. Я наконец-то осмелилась накрасить губы алой помадой, и чувствовала себя восхитительно. Карие линзы были давно выброшены, и новые я собиралась приобрести лишь в день отъезда в Лондон.

– Мои планы не так важны, как моя сестра, – улыбнулась на это я. – О, скамейка! Бежим!

И мы подбежали к свободной скамейке, смотрящей прямо на Влтаву.

В вечернем свежем воздухе смешались голоса, крики, шум воды и запах ресторанов, кафе и мучных изделий. Также ясно чувствовался запах пива, и слышались звоны стаканов – Чехия всегда была известна своим пивом. И что только так привлекает в нем смертных?

– Не волнуйся, я не буду одна. Миша только что написала, что сейчас сидит в аэропорту и завтра вечером будет здесь. – Маришка сжала мою руку, и я тепло ответила ей тем же.

– Почему она не приехала раньше? – поинтересовалась я.

– В день твоего приезда я написала ей, чтобы она оставалась в Канаде.

– Почему?

– Хотела провести время с тобой. И это были замечательные два месяцы! – с тихим смехом сказала Маришка.

Мои губы растянулись в счастливой улыбке.

– Правда? Рада это слышать! – тоже хихикнула я. – О, наверно, теперь мама и Миша довольны как слоны!

– Еще бы! Узнав о том, что ты приехала ко мне, мама написала, что у нее вдруг появились неотложные дела, – подмигнула мне Маришка.

– Хитрая лиса! – рассмеялась я.

– Но я понимаю, что ты не можешь оставаться со мной вечно. И это нормально. У тебя есть своя жизнь. Да и Брэндон скучает по тебе. Он ужасно в тебя влюблен, – сказала Маришка, уже более серьезным тоном.

– Так скучает, что звонил целых три раза! – усмехнулась я.

– Ты знаешь его: он трудоголик, – вступилась за него сестра.

– Увы и ах, – невольно согласилась я. – Но мне хочется, чтоб он уделял больше времени мне, а не работе… Хотя бы иногда.

– Когда свадьба?

– Какая свадьба? – не поняла я.

– Ваша, глупенькая, чья же еще! – Маришка весело рассмеялась.

Я смущенно улыбнулась.

– Пока что о свадьбе не было ни намека… Да и вообще! Сначала он должен сделать мне предложение! – Я шутливо ткнула сестру локтем в бок.

– Но, когда это случится, ты обязательно должна позвонить мне. Или написать. Сразу же, – улыбнулась она.

– Обязательно. – Я обняла сестру за плечи. Она ответила мне объятием.

– Так что ты решила? Насчет Маркуса? – тихо спросила я, отстраняясь от нее и смотря ей в лицо.

– Знаешь, я так устала страдать из-за всей этой ситуации, что решила, пусть будет, что будет, – уверенным тоном ответила Маришка. На ее лице читалась решительность. – Если он не желает идти на примирение или хотя бы на компромисс, то я дам ему развод. Надеюсь, это сделает его счастливым.

– Ты умница. Это самое правильное решение, – подбодрила я Маришку.

Она вдруг ответила мне улыбкой.

– Это ты помогла мне. Да, Мария, ты спасла меня. За годы брака я почему-то совершенно забыла о себе и отдавала себя всю мужу и сыну. Я думала, что быть матерью – это самое важное мое задание. И я старалась быть хорошей матерью… Лучшей. И, кажется, Маркус все-таки прав: я старалась, но чересчур, – сказала она. Она погладила меня по щеке. – Не волнуйся за меня, правда. Седрик будет жить неделю у меня, неделю у папы. Я сниму домик, где-нибудь в окрестностях Праги. Буду жить своей жизнью, пусть даже без Маркуса. Потому что мир не остановился, а значит, я тоже должна идти вперед.

Вместо слов я порывисто обняла ее.

– Я буду приезжать… Часто, очень часто! И ты тоже всегда желанный гость в нашем поместье! Брэндон очень уважает тебя, он восхищается тобой! Это он сказал, что я должна пригласить тебя к нам, – сказала я, обнимая ее. – С сыном, без сына… Главное, приезжай!

– Ну, как отказаться от такого предложения? – шутливо спросила Маришка, обнимая меня в ответ. – Придется приехать! Но я не обещаю, что это свершится до Рождества!

– Ну и отлично! И я торжественно клянусь не дарить Седрику никаких щенков! – тоже пошутила я.

Маришка вдруг отстранилась от меня, и я увидела боль, вдруг отразившуюся на ее лице.

– Помнишь, ты и Миша спросили меня, что я имею против собак? – тихо спросила она.

Я кивнула.

Маришка сглотнула.

– Все в порядке? – ласково спросила я, начиная беспокоиться о ней.

– Да, все в порядке. – Она смущенно улыбнулась и сложила руки на коленях. – У меня тоже есть секрет. Ты рассказала мне, что встречалась со смертными, но теперь – моя очередь. Я надеюсь, что ты не станешь судить меня. И, пожалуйста, пусть это останется между нами. Миша тоже узнает… Завтра.

Секрет? У Маришки?

Она ужасно заинтриговала меня.

– Моя первая охота… Я рассказывала вам, помнишь? – низким тоном начала Маришка.

– Да, в Сансет-холле, – подтвердила я.

– Я рассказала, но не все. И… – Она вдруг запнулась, но затем решительно продолжила: – Я соврала: я сказала, что она закончилась удачно, но это не так! Это было фиаско. Жуткое фиаско! И это мучает меня все эти годы!

– Не будь так жестока к самой себе, – улыбнулась я, желая подбодрить ее.

– Ты не понимаешь… – Маришка прикусила губу. Затем она взяла мою ладонь в свою и продолжила: – Тот парень был не единственным, кого я убила в ту ночь. Я напала на него, но он вырвался и стал убегать. Я побежала за ним. Он добежал до открытой поляны, и там были две собаки… Большие злые собаки. Они кинулись на меня, и мне пришлось свернуть им шеи.

Я внимательно слушала, не перебивая ее рассказ.

Было очевидно, что каждое слово причиняло ей душевную боль.

Что такого могло произойти на этой охоте, что заставляло страдать ее столько лет?

– Затем я убила того парня и выпила его кровь. Когда я насытилась, я встала с земли и увидела ее… Девочку лет шести, как сейчас моему сыну… Она наблюдала за мной. Я была вся в крови. Мы стояли так, молча, смотря друг на друга, но вдруг она побежала в лес. Она визжала от ужаса… Я слышала голоса смертных в том лесу и не могла допустить, чтобы… Я убила ее. Убила ребенка! – еле слышно, в ужасе воскликнула Маришка и повернула ко мне лицо.

Ее губы дрожали, а из глаз лились слезы.

Я обняла ее. Я желала утешить ее, дать понять, что в том, что она сделала, нет ничего противоестественного

– Милая… Если бы ты не убила ее, она рассказала бы другим. Они пришли бы в замок и сожгли его! И родителям пришлось бы убить их всех! А ты, наоборот, спасла этих смертных от бойни! – быстро зашептала ей я.

Она судорожно вцепилась в мое пальто.

– Я все это понимаю! Но каждая собака, которая встречается на моем пути, напоминает мне о моем преступлении! – пряча лицо на моей груди, глухо воскликнула она.

Благо, поблизости никого не было. Никто не смог подслушать наш разговор.

– Именно поэтому ты не хочешь подарить Седрику щенка? Милая… Как ты сама только сказала: мир не стоит на месте, и нужно продолжать идти. Так иди же! Пусть прошлое останется в прошлом! Ты больше не та юная девочка! Ты – умная, красивая, независимая, уверенная в себе взрослая личность! Ну же, вытри свои красивые глазки… Вот так, умница!

Маришка подняла на меня взгляд и улыбнулась, сквозь слезы.

– О, смотри, что у меня есть! – весело сказала я, вдруг обнаружив в одном из карманов пальто тонкий красный шифоновый шарф.

Я стала заботливо вытирать мокрые щеки сестры.

– Надеюсь, завтра ты не будешь плакать. Иначе, сама знаешь, Миша заплачет тоже, – ласковым тоном сказала я.

– Спасибо, – прошептала Маришка.

– Боже, мне за что! – тихо рассмеялась я. – Это ты нашла в себе храбрость поделиться этим! Но, скажи мне, тебе стало легче?

– Да… Будто с моей души упал огромный камень. Ты – первая, кому я рассказала эту часть истории, – тоже рассмеялась Маришка.

«О, как это мило!» – находясь на седьмом небе от счастья, подумала я.

Маришка доверяла мне настолько, что рассказала мне первой свой ужасный, на ее взгляд, секрет! Мне! Не Мише! Не нашей матери!

– Мария, ты можешь лететь. Я отпускаю тебя, – серьезно сказала Маришка.

Но она улыбалась.

– Ну, хорошо, хорошо! Раз ты так решительно выгоняешь меня из Праги – я подчинюсь! – громко рассмеялась я. – Но ты должна обещать, что не будешь больше страдать.

– Я не буду. Я планирую жить прекрасной жизнью, пусть даже и с разбитым от любви сердцем, – сказала сестра, сжав мою ладонь.

Мы вновь обнялись.

Следующим утром после того, как мы встретили Мишу в аэропорту, я тепло распрощалась с сестрами и села на самолет до Тромсё.

Глава 20

Чертов Седрик!

Конечно же, это хитрец не оказался дома. Дом был пуст. Зато яхта, которую я видела ранее, привязанную к причалу, исчезла.

Седрик ясно дал мне понять, что больше не желает ни видеть меня, ни разговаривать со мной, ни, тем более, отвечать на мои вопросы. Да и какое право я имею лезть в его жизнь, в его отношения с Вайпер?

Стоя на ледяном причале, вперив взгляд в темное беспокойное море и не пряча лицо от дождя, я размышляла: почему я считаю, что Седрик – почти мой враг? Почему я стараюсь выведать у него информацию о его же возлюбленной? Он любит ее. Он потерял ее. Навсегда. И тут появляюсь я и требую у него объяснений о том, что меня никак не касается! Да, поступок Брэндона смущал меня. Зачем ему нужна фотография возлюбленной Седрика Моргана? Но о чем я думаю? На что надеюсь? Возможно, Седрик даже и не подозревает о том, что его Вайпер была знакома с моим Брэндоном?

Время, проведенное в Праге с моей сестрой, научило меня быть рассудительной. Думать дважды и не рубить сплеча. Маришка положительно повлияла на мое восприятие мира: она заставила меня понять, что этот самый мир никогда не кружился и не кружится вокруг меня одной. Она открыла мне глаза на то, что, следуя своим эгоистичным собственным интересам, я могу причинять боль другим. Так было с Маришкой, и так оно есть с Седриком.

Нет. Я не имею права терзать его рану. Кто я, в конце концов? Его подруга, с которой он делится своими мыслями и чувствами? Его хорошая знакомая, с которой он встречается раз в две недели, чтобы провести приятный диалог или спор об интересующих нас обоих вещах? В реальности я была всего лишь сестрой жены его брата. Той сестрой, с которой у него никогда не было контакта: ни в прошлом, ни в настоящем.

Вдруг мой разум молниеносно показал мне картину: Прага, День рождения малыша Седрика. Я врываюсь без приглашения в комнату Седрика старшего. Он стоит там, весь в черном. «У тебя траур?» – насмешливо спрашиваю его я. «Как ты догадлива» – мрачно отвечает он мне. «По кому?» – вновь пытаюсь задеть его я.

Глупая, жестокая, бессердечная стерва! У него, действительно, траур! Траур по погибшей смертной девушке, которую он любит своим вампирским сердцем. Которую будет любить всю вечность, без возможности видеть ее, чувствовать ее ладонь в своей, целовать ее любимые губы. Как ужасно я ранила его тогда! Пустила ядовитую стрелу прямо в его кровоточащее сердце! А потом я появилась в его доме и потребовала рассказать мне о его любви, о Вайпер, о вещах, которые совершенно не должны меня касаться!

«Это должно прекратиться. Мне пора перестать мучить других, в попытке принести пользу себе» – твердо решила я.

Я больше не буду бегать за Седриком. Его любовь пусть останется его собственностью, его правом, его тайной. Мое расследование не завершено, но я не буду впутывать в него Седрика, не буду катом. У меня есть запасной вариант. О, да. Но, все же, мне необходимо было связаться с Седриком. Не для себя.

С момента приезда к Маришке, я захотела жить не только для себя. Не только для Брэндона. Но и для моих родных и близких. Седрик мог помочь мне в этом – кажется, наша семья – это единственное, что связывало нас с ним.

У меня был его номер: Маркус милостиво поделился им со мной, потому что я сумела убедить его в том, что Седрик нужен мне для сугубо личного дела.

Я достала телефон и набрала номер.

– Седрик Морган, – пресным тоном ответил Седрик.

– Не клади трубку! Это о Маришке и Маркусе! – поспешила сказать я, понимая, что, услышав мой голос, Седрик тут же исчезнет.

– Опять ты? – недовольно вздохнул Седрик.

– Да, опять я. Но я не собираюсь расспрашивать тебя о Вайпер. Поверь, теперь я понимаю, что это – совершенно не мое дело.

– Прекрасно, что ты осознала это, – холодно сказал он.

– Маркус и Маришка разводятся, – проигнорировав его колкость, сказала я.

– Не может быть.

– Когда ты в последний раз разговаривал с братом?

– Несколько месяцев назад.

– Что ж, понятно, почему ты не веришь! – рассерженно воскликнула я.

– Пожалуйста, скажи, что ты пошутила, – настороженно сказал Седрик.

– Седрик, повторяю еще раз: они разводятся! – рявкнула я в трубку.

Он ничего не ответил.

– Седрик?

– Я здесь. Черт, – коротко ответил он.

– Черт? И все? – усмехнулась я, недовольная его реакцией. – Седрик, это не…

– Я поговорю с ним, – перебил меня Седрик. – Они не могут развестись. Это просто нелепость.

– Да, поговори с ним! – горячо воскликнула я. – Я была с Маришкой в Праге, два месяца. Она страдает… Но Маркус не идет на компромисс, он настроен на развод и написал, что скоро пришлет документы!

– Что за идиот! Скоро буду у него и вправлю его мозги обратно в его голову! – решительным тоном сказал Седрик.

В трубке слышался ветер и шум волн. Было понятно, что на данный момент Седрик был где-то в открытом море.

– Ты в море? – все же, уточнила я. – Как быстро ты сможешь вылететь к брату?

– Завтра утром я буду в Тромсё. Вылечу сразу же, как вернусь из плавания.

– Это хорошо. – Я смущенно улыбнулась. – Спасибо.

– Не за что. Я делаю это лишь потому, что в данный момент мой брат ведет себя как настоящий клоун, – спокойным тоном сказал на это Седрик. – И спасибо, что позвонила. Если бы не ты, я никогда бы не узнал о том, что все так серьезно. В последний наш разговор он сказал мне, что у них произошла ссора. И все. Больше от него не было никаких новостей.

– Да, это было шоком для меня тоже… Маркус и Маришка… Кто бы подумал! – Я зашагала прочь от причала к своему автомобилю. – Я не буду в Праге в ближайшее время, но там Миша, с Маришкой. Если что, приезжай к ним в гости – они будут рады.

– Хорошо. Что ж, пока. – Он положил трубку.

«Прекрасно! Надеюсь, Маркус послушает его!» – с надеждой в душе подумала я. Почему-то, теперь я была уверена в том, что все уладится. Я чувствовала, что отныне мне необязательно было быть в Праге. Маришка – с Мишей. Седрик – с Маркусом.

«Все-таки, Седрик не так уж плох!» – вдруг пронеслось в моем разуме.

Я невольно усмехнулась.

Утопая по колено в снегу, я дошла до автомобиля, села за руль и завела мотор.

Следующий шаг – Лондон.

Но не к Брэндону, нет: меня ждало следующее звено моего расследования.

***

У Брэндона всегда была прислуга: несчастные наши, которые не нашли своего собственного пристанища в жизни, или просто искатели приключений, не умеющие зарабатывать деньги по-другому. И многие из нас пользовались их услугами. Например, Морганы старшие, мои собственные родители, Маркус и Маришка, Рочесторы, Лингвини, Серебрянские, Мак Мэддэны… Да, в общем, почти все, кто все еще жил либо в замках, либо уже в современных огромных виллах. Одиночки как я (до момента сближения с Брэндоном) потребности в чужих услугах не имели: к счастью, современность одарила нас всем необходимым для вольготной жизни.

Брэндон был исключением: несмотря на то, что он жил один (до моего переезда к нему), у него была парочка верных слуг: Эрик и Митчелл, они – единственные, кто не был уволен из поместья, видимо, мой мерзавец ими очень дорожил. Это они заняли все опустевшие вакансии и следили за замком, садом, дорогами, и тем, чтоб погреб замка всегда был полон бутылками крови. Бутылок было много: разные резусы, пикантные болезни, делавшие кровь смертных особенно вкусной, разная густота… Мы наслаждались кровью каждый божий день, разливая ее из бутылок в красивые хрустальные бокалы.

Несмотря на то, что Эрик и Митчелл были повсюду, они были словно нигде – их не было видно, не было слышно, они не существовали: с тех пор, как я поселилась в Сансет-холле, Брэндон резко сократил список их обязанностей, и они появлялись только тогда, когда меня не было в замке. Я ценила это деликатное ко мне отношение.

Несмотря на то, что эти двое были лишь прислугой, они играли огромную в моем расследовании роль: они видели все, что происходило в замке. Они были свидетелями всех чудачеств своего хозяина и верны ему, как собаки.

Кто-то из них, наверняка, видел Вайпер. Если она была в поместье с Брэндоном – им это было известно. Если не им – то никому.

Я не стала уведомлять возлюбленного о том, что нахожусь в Лондоне, и желала оставаться незамеченной. Мне необходимо было устроить допрос и Эрику, и Митчеллу, так, чтоб это не дошло до ушей Брэндона. Однако при мысли о том, что я могу ненароком встретить моего возлюбленного, я приобрела и вновь стала носить карие линзы.

Первым я разыскала Митчелла: я попыталась расспросить его, показывала ему фотографию Вайпер, однако ничего из него не вытащила. Ни слова. Видимо, он недолюбливал меня, этот старомодный любитель патриархата. Ну и пошел он к черту!

Последней моей надеждой оставался Эрик. Раньше он исполнял обязанности личного шофера Брэндона, но с некоторых пор он вдруг превратился в его личного пилота. Так как Брэндон уже вернулся из Кореи, я знала, что Эрик должен быть где-то в Лондоне. Отыскать его было непросто, но все же, мне это удалось. Я была прекрасно осведомлена о том, что этот вампир был большим любителем футбола и поклонником «Манчестер Юнайтед», и именно там я его и нашла – на трибуне стадиона.

Народу было тьма. Стадион был забит до отказа, однако, мне удалось пробраться сквозь толпу и подойти к Эрику. Увидев меня, тот нахмурился и сделал вид, будто не замечает моего присутствия. Но от меня так просто не отделаться: более удобного момента было не найти. Эрик сделает все, лишь бы отделаться от меня и продолжать наслаждаться матчем.

– Эрик, друг мой! Я знала, что найду тебя здесь! – приветливо сказала ему.

– Добрый день, мисс Мрочек, – не глядя на меня, пристально наблюдая за происходящим на поле, вежливо откликнулся Эрик.

– Мне нужно поговорить с тобой, – без обиняков заявила я.

Вокруг нас орали тысячи глоток, но это ни в коем случае не мешало ни мне, ни Эрику.

– Боюсь, это не самый удобный момент для разговора! – вновь не удостоив меня взглядом, сказал на это он.

– Мне очень жаль отвлекать тебя от игры, но мне, правда, очень нужная твоя помощь, – настойчиво сказала я.

– Мисс Мрочек…

– Удели мне всего минуту твоего времени, и я отстану от тебя! – пообещала я.

Эрик нервно усмехнулся.

– Договорились! – рассмеялся он.

Я сунула ему под нос фото Вайпер. Эрик мельком взглянул на фотографию, а затем вновь устремил взгляд на поле.

– Ты когда-нибудь видел эту девушку? – спросила я.

– Не уверен, – ответил он.

– Посмотри еще раз, и внимательнее, пожалуйста, – с нажимом попросила я.

Эрик взял в руки фотографию и смотрел на нее секунды три.

– Она как-то связана с Брэндоном… Ты должен быть видеть ее ранее – подсказала я, затаив дыхание при мысли, что именно сейчас я раскрою эту терзающую меня загадку.

– Да, теперь припоминаю. – Эрик насмешливо улыбнулся и отдал мне фото. – Я видел ее.

– Когда? – радостно воскликнула я.

– Не так много лет назад, – ответил на это Эрик. – Не могу вспомнить точно.

– Одиннадцать? Десять? – вновь подсказала я.

– Это было лето, когда была свадьба вашей сестры.

– Значит, одиннадцать… – пробормотала я себе под нос.

– Это все, мисс? – учтивым, но не скрывающим легкое раздражение тоном спросил Эрик.

– Еще один вопрос, и я уйду, – пообещала я. – Только, пожалуйста, не мог бы ты смотреть не на поле, а на меня?

Эрик нахмурился, но все же повернул ко мне лицо: на нем читалось недовольство.

Видимо, слишком яростно его сердце было увлечено футболом!

– При каких обстоятельствах ты видел эту девушку? – тихо спросила я, смотря прямо в глаза моего собеседника.

– Мистер Грейсон вез ее Сансет-холл, – услышала я ответ Эрика.

Мои глаза широко распахнулись: вот и разгадка! Они были знакомы! Лично! Кроме того, она побывала в Сансет-холле! Но в какой роли? В роли гостьи, которую он поимел в своей постели, или в роли жертвы его «любимой игры?»

– Неужели? – промямлила я: эта новость ошарашила меня еще больше, чем, когда я узнала о том, что Седрик влюблен в эту смертную.

– Она… Она была счастлива? – спросила я.

– Трудно сказать: она плакала, но от счастья или от горя – мне неизвестно. Но она ехала с ним добровольно, – с презрительной усмешкой ответил Эрик.

– Вот как! – Я сглотнула. – Что ты знаешь о ее дальнейшей судьбе?

– Предполагаю, что с ней случилось то же самое, что и с остальными гостьями замка, если вы понимаете, о чем я, – улыбнулся Эрик. Видимо, его забавляла невинная простота смертных девок, которые, сами о том не подозревая, добровольно соглашались на смертельную игру.

– Что ж, спасибо, Эрик, ты очень помог мне. Я ухожу, – тихо сказала я.

– До свидания, мисс, – вежливо ответил он, уже отвернувшийся от меня и любующийся игрой.

– Пусть наш разговор останется между нами, – вдруг спохватилась я. – Эта такая бессмыслица…

– Как скажете, мисс.

Я поспешила прочь.

Прочь с трибуны. Прочь со стадиона.

Моя голова раскалывалась от мыслей.

Теперь я знала, что Вайпер была знакома с Брэндоном. Лично. Она была в замке. Она приехала с ним добровольно… Добровольно? Значит, она крутила роман на два фронта и с Седриком, и с Брэндоном, за что поплатилась своей жизнью? И она не погибла в авиакатастрофе, как считали бедные родители этой поганой шлюшки! Она умерла от руки Брэндона: испуганная жалкая жертва его аппетита и любви к «игре». Естественно, все следы он старательно замел, и Владиновичи получили более «удобную» по отношению к смертным информацию.

Вайпер Владинович была убита. Ее убил Брэндон.

Но тогда зачем, черт побери, ему нужна ее фотография?

Как много вопросов! Неисчерпаемый водопад, бездонное черное болото.

Я надеялась, что, благодаря Эрику, все загадки будут распутаны, и я наконец-то познаю душевный покой.

Увы. Загадок стало лишь больше, но нитей у меня не осталось. Ни одной. Даже самой тонкой.

Я не могла просто спросить Брэндона. Конечно, нет!

Он лгал мне. Говорил, что никогда не встречал Вайпер, а ее фото купил как подарок партнеру по бизнесу. Ложь. Грязная ложь!

Значит, он что-то скрывает.

Я должна узнать, что.

Он держит это в тайне, под замком, чтобы никто не узнал, чтобы никто не увидел…

В тайне.

Под замком.

Меня вдруг осенило: его рабочий кабинет в лондонской квартире! Всегда запертый! Единственная комната, в которую мне не было доступа!

Ответ находится там.

***

Я мчала по дороге, агрессивно обгоняя другие автомобили и срезая повороты. Мне было наплевать, если меня вдруг остановят и вручат штраф, либо заберут права. Жажда разгадки была такой яростной, что мой воспаленный мозг не думал ни о чем другом.

Найти. Узнать.

Раскрыть секрет!

Проезжая по шумной центральной улице, мой взгляд вдруг выхватил в толпе знакомое лицо.

– Маркус? – громко воскликнула я.

Да, это был он, стоящий в кругу других мужчин, одетых в дорогие офисные костюмы. Маркус выглядел довольно счастливым и улыбался во весь рот.

Во мне поднялась волна раздражения: этот мерзавец наслаждается жизнью, в то время как моя сестра страдает и плачет из-за его глупого решения! Должно быть, развод кажется ему пустяком! Да как он смеет!

Резко остановив авто прямо рядом с компанией, хотя это было запрещено, я выскочила на улицу и, как фурия, подлетела к Маркусу. К счастью, лондонская погода позволяла.

– Мария? – удивленно поднял брови он.

Я бесцеремонно схватила его за рукав пиджака и отвела в сторону, чтобы высказать ему свое возмущение и глубочайшее отвращение его поведением.

О, как я ненавидела его в этот момент! И почему раньше я принимала его сторону, а не сторону своей собственной сестры? Уму непостижимо!

– Что ты делаешь? – недовольным тоном спросил Маркус, высвободив свой рукав из моих цепких пальцев.

– Что я делаю? Ха! – насмешливо воскликнула я на польском. – Вопрос в том, что ты делаешь! Улыбаешься от уха до уха! Что, рад тому, до чего довел Маришку? Ведешь себя, как пятилетний ребенок! Делаешь все наперекор, лишь бы позлить и причинить боль! Неужели твоя любовь к Маришке – это мыльный пузырь? Что, уже лопнула?

Я кричала. Я позволяла себе кричать на всю улицу. Мне не было дела до того, что подумают окружающие. Пусть глазеют! Какая разница!

– Что за цирк ты устраиваешь? – попытался перебить меня Маркус, но я заткнула его своими воплями, исходящими прямо из моего сердца.

– Разве ты не знаешь, что когда в семье появляются проблемы, то всегда виноваты оба? Конечно, намного легче переложить всю вину на жену! Она плохая, а ты – ангел! Она не дает ребенку дышать, а ты – папа-герой, спаситель! Так вот, Маркус, я разобью твои иллюзии! Ты никакой не отец! Ты приятель! Ты не желаешь взять на себя ни каплю ответственности за воспитание сына! Ты только растишь из него щенка, который из-за вседозволенности превратится в лающую на всех непослушную собаку!

– Ты сравниваешь Седрика с собакой? Как мило! – Маркус вздохнул.

– Именно собакой он и вырастит, если ему не ставить границ и не заниматься его воспитанием! – парировала я.

Я ждала, что он начнет спорить со мной. Кричать мне в ответ. Отстаивать свою неуместную точку зрения на воспитание ребенка и упрекать меня в том, что я лезу не в свое дело.

Маркус стоял напротив, смотрел на меня и молчал. Однако его лицо говорило о многом: в нем выражались непонимание, боль и раздражение.

– Довольна? – вдруг тихо вымолвил он.

Его молчание было таким хладнокровным, что это подействовало на меня, как ведро воды в лицо. Меня все еще раздирало возмущение. Но, смотря на реакцию Маркуса – такую ледяную, такую отталкивающую, мне было понятно: я ничего от него не добьюсь. Я лишь выставляю себя посмешищем. Ему все равно.

Он принял решение и не повернет назад.

– Что ж… Думаю, нам не стоит больше общаться, – тихо сказала я и, без лишних слов, развернулась и пошла к автомобилю, чувствуя, как Маркус сверлит взглядом мою спину.

Я решила, что с Маркусом покончено. Это были последние слова, которые я адресовала ему. С этой минуты его не существует. Есть только моя сестра Маришка и ее сын Седрик.Маришка всегда желанна в клане Мрочеков, и, если она официально перестанет быть Морган – я буду первой, кто обнимает ее и скажет: «Добро пожаловать домой, моя дорогая!».

Несмотря на то, что мое авто было припарковано в абсолютно ненадлежащем месте, рядом не было ни одного полицейского. Только смертные хмурились и возмущались.

Это было мне на руку.

Сев за руль, я завела мотор и поехала дальше.

Удивительно, но после этой спонтанной встречи с Маркусом, я видела мир таким четким, каким он не был никогда ранее. Мои приоритеты были расставлены по местам, и в них не было места для Маркуса. Отныне, он был пустым местом. Он не достоин моей злости. Нет. И даже если Седрик не сумеет вернуть брата на путь истины, мне было уже все равно.

***

Мне не стоило никакого труда открыть дверь в секретный кабинет Брэндона – я просто вырвала ее из петель. Мне было не до церемоний. И даже если бы сам Брэндон оказался в эту минуту в квартире, он не стал бы мне преградой.

Моя голова была трезвой, и я замечательно владела собой. Никаких резких движений и опрометчивых поступков – это я пообещала себе. Даже если я найду что-то совершенно ужасное, что-то из ряда вон выходящее.

«Оставайся спокойной. Думай трезво. Ничто не сможет выбить тебя из колеи, Мария!» – напомнила я себе.

Я осторожно зашла в кабинет и нашла на стене переключатель. Довольно тусклый угрюмый свет наполнил комнату.

Оглянув кабинет взглядом, я увидела то, что искала.

Небольшой черный сейф. В самом углу. Почти незаметный.

Я упала перед ним на колени.

Вся обстановка и идеальная чистота, царившие в этом закрытом темном пространстве, говорили о том, что Брэндон проводил в этом кабинете много времени. Мебель, предметы, картины – все было на своих местах. В этом весь Брэндон – педантичен до мозга костей. Он любит порядок. Меня же соблюдать порядок было трудно заставить.

Я не владела ключом к кодовому замку, но у меня и мысли не было тратить на это свое драгоценное время. Моих сил хватит. К моему удивлению, дверца сейфа оказалась куда солиднее, чем я себе представляла: толстый слой железа скрипел под моими пальцами, пытающимися вырвать дверцу, но не поддавался. И меня тут же охватило раздражение.

Ничто не станет у меня на пути! И, уж тем более, какой-то идиотский сейф! Именно за его железом должна быть долгожданная разгадка! Истина!

Я сжала кулак и с яростью била дверцу, вымещая на ней свою злость. Дверца поддавалась – от каждого моего удара железо прогибалось все глубже и глубже. Наконец, я выбила в ней дыру, и, просунув обе свои ладони внутрь, вырвала дверцу.

Я ожидала увидеть что-то, что было бы доказательством того, что Вайпер и Брэндона связывала тайная связь. Связь, неизвестная Седрику. И я нашла.

На дне сейфа лежал небольшой блокнот с черной обложкой. Рядом с ним – аккуратной стопкой ютились маленькие фотографии. Тут же – сделанный мной портрет Вайпер в Праге. Тот, который купил у меня Брэндон. Он приобрел его для себя самого и держал в сейфе.

Схватив руками фотографии, все еще нагибаясь над сейфом, я быстро прошлась взглядом по каждой.

Вайпер в заснеженном парке. Вайпер, сидящая на скамейке напротив дома родителей. Вайпер… Вайпер!

Одна лишь эта гадкая девчонка!

Она отдала их Брэндону сама? Добровольно?

Они были любовниками?

Откуда у него эти чертовы фотографии этой чертовой девки?

Потом… Потом!

Возможно, этот блокнот прольет свет на этот мрак неизвестности?

Положив фотографии обратно в сейф, я взяла в руки блокнот, села на пол, облокотилась спиной о сейф, и начала чтение.

С первой же строчки мои руки задрожали.

Это был почерк Брэндона. Его дневник.

Читать написанное им в этом блокноте было для меня мукой. Пыткой. Каждое слово взрывало мой мозг и эхом отдавалось в моей наполненной непониманием душе.

Но я не могла оторваться от чтения.

Волосы на моем затылке зашевелились от ужаса.

Глава 21

Эта девчонка – мое все. Она сидит глубоко в моем разуме, рвет его на части и наполняет фантазиями. В сокровенных мечтах я вижу ее рядом с собой: восхитительные картины и эпизоды наших с ней… Моих с ней игр. Слышу в разуме ее стоны наслаждения и ненависти, вздохи и слова сопротивления. Но, в очередной раз, погружаясь в эти бездонные губительные воды, я не спешу покинуть их. Осушить. Она – океан, что возвращается на Землю каплями дождя, вновь возрождаясь и набирая силу. Отравляя меня. Вайпер – моя вечная недосягаемая.

***

Возможно, я сам проклял себя, когда выпил ее крови. Совсем немного. Но теперь эта кровь бурлит во мне, упрямо напоминает о себе, заставляет убивать себя мечтами о том, что было бы, если бы Вайпер осталась со мной, если бы она… Черт, да мне не нужна ее любовь, мне нужна эта девчонка! О, тогда это десятилетие было бы самым значимым, самым прекрасным и сладостным за все мои триста сорок семь лет. До чего я опустился – думаю об этой чешской ведьме, как о самом «прекрасном». Вайпер была бы отличной добычей, ненавидящей своего хозяина. Я вышколил бы ее, заставил бы есть из моих рук. Метод кнута и пряника – всегда самый действенный. Но с ее характером и упрямством она видела бы лишь кнут. Да, но ее нет. Ее нет. Ее нет.

***

Сегодня в офисе я полчаса выслушивал ересь одного идиота, который с упоением пытался внести меня в список благотворителей его по-настоящему тошнотворной выставки, рассчитывая вытащить из моего портмоне как можно больше фунтов стерлингов. Я едва ли слышал его голос, но безошибочно знал, что он принимал мое молчание за признак интереса. А зря. Быстро пролистав каталог фотографий, всю толстую широкую книгу, я не нашел ничего интересного ни для себя, ни для идиотов, которые, возможно, посетят эту безвкусную, совершенно нелепую идею проекта Aquarium II: полураздетые мужчины и женщины, сфотографированные в огромных аквариумах с водой, окрашенной в разные цвета.

«Взгляните на эту фотографию, мистер Грейсон. Этот цвет выражает навязчивую идею, помешательство» – И автор проекта бестактно размахивает перед моим лицом небольшой фотографией, на которой я нахожу большой круглый аквариум с бледно-красной водой.

«Почему же красный?» – насмешливо улыбаюсь я.

Красный. Навязчивая идея. Нет, это совершенно неверный цвет. Все неверно, крикливо, искусственно, безвкусно. Навязчивая идея – это черный. Мрак, вечная работа разума. Во мраке нет дна. Потому что черный – не цвет, а совершенное его отсутствие. Я наполнен им. Он окутал меня, как наркотик окутывает воображение любителя травки. Разрывает меня на части. Не покидает мой мозг, паразитирует и превращает мою жизнь в непреодолимую пропасть. И мне не помогут никакие средства, чтобы получить желаемое.

«Почему красный? – с обидой в голосе переспрашивает меня «гений». – Красный – это огонь, это боль, это кровь!»

«Вы когда-нибудь убивали человека?» – спокойно задаю вопрос я, жестом приказывая убрать убожество его фотографии от моего лица.

«Гений» хмурит брови и стремительно прячет свой «шедевр» в свой каталог.

«Абсолютно недопустимо!» – издает он возмущенный визг. – «К чему этот гадкий вопрос?»

«К тому, что ваша фотография ни идет не в какое сравнение с реальной кровью. Кровь – бордовая, почти черная, насыщенная. А то, что изображено на вашей фотографии – разбавленная акварель. И не смейте ставить кровь на один пьедестал с уродливой подкрашенной водой» – говорю я.

Мой холодный спокойный тон доставил этому человеку явный дискомфорт. Он съежился в кресле и затеребил пальцами свои надушенные короткие волосы.

«Искусство – это путь выражения мыслей, и я волен не давать вам объяснений! Никаких комментариев! Это мои убеждения! Мои и точка!» – вдруг выдает он.

«Замечательно. А я волен не спонсировать ваш провальный безвкусный проект» – усмехаюсь я.

«Вы пожалеете! Я легко найду и спонсора, и благодарную публику, но вы будете долго и тщетно пытаться найти кого-то, чей талант созерцания так потрясет общество!» – И «гений» в бешенстве схватил свой альбом и с гордо-поднятой головой обиженного художника пошел к двери. Громко хлопнул дверью. Я с презрительной насмешкой слушал, как он поливает грязью мое имя. Но мне было совершенно наплевать.

Я бросил взгляд на расписание. Следующий посетитель: Ллойд Георговиц с проектом «Земля для людей». Что ж, заманчивое название. Возможно, ему удастся разбавить хорошим проектом ту вереницу дерьма, что мне пришлось сегодня выслушать. Нажав на кнопку телефона, я отдаю приказ секретарю пропустить этого Ллойда в мой кабинет. Через минуту на пороге появился застенчивый паренек с грязными спутанными волосами и свернутыми плакатами, один из которых тут же падает из его рук.

Через час я покинул офис, не отдав на благотворительность ни цента. Одно дерьмо. Одни попрошайки и неудачники, мнущие себя гениями. Люди, одним словом.

Сейчас мне и самому невозможно понять, почему я все еще играю в благородного мецената и честно отсиживаю по два часа в офисе каждую среду. Когда-то я был так увлечен, что проводил за этим занятием каждый день, и смертные обивали порог моего кабинета, каким-то образом передавали мне короткие записки или письма через третьи руки, потому что я нарочно отказался создавать новый электронный ящик, а свой личный, которым пользуюсь уже лет десять, не давал никому. Лишь немногие вампиры знали, как написать мне через Интернет, например, мой лучший друг, с которым мы, увы, стали реже видеться с тех пор как… Много причин: он женился, что, естественно, слегка отдалило нас друг от друга. Но не это событие стало точкой отправления. Главной причиной стал я сам. После встречи с ней я не нахожу время ни для кого, ничто не трогает меня. Она завладела мной, я стал ее проклятым сталкером, готовым потратить любые средства и задействовать любые способы, чтобы заставить ее быть моей.

А может, пора сворачивать этот балаган с благотворительностью? Сыграть в собственную смерть, похоронить себя и уехать как можно дальше от Англии и связанных с ней воспоминаний? Связанных с ней воспоминаний.

Нет. Никогда. Я намертво прикован к тому, чего нет, никогда не было и не будет. Оставить ее комнату, ее вещи, все, чего она касалась? Я отчаянно желаю перебороть все это, бросить, забыть, избавиться от нее. Но это желание никогда не станет явью, потому что больше исцеления я желаю продолжать истязать себя ею. Иметь возможность прикасаться к тому, к чему прикасалась она. К одежде, которую она носила. К ней. В тысячный раз простоять у дома, где она провела детство и юность. Пролистать фотоальбомы и снова забрать одну из фотографий. Лечь на постель, в которой лежала она. Проводить время в квартире, которую она снимала. Нет, я никогда не брошу все это.

Медленно шагаю к лифту и спускаюсь на подземную стоянку. Сажусь в свой «Бентли». Провожу пальцами по длинным темным волосам, лежащим у лобового стекла, – все, что осталось мне от нее. Моя драгоценность.

Вывожу автомобиль на шумную улицу Сити, где тут же попадаю в пробку, океан сигналов, криков и шума. Доезжаю до ближайшего магазина и приобретаю прозрачные чехлы для одежды. На бешеной скорости мчусь в поместье. Достаю из гардероба каждую вещицу и заботливо прячу ее в чехол.

***

Рассвело. Утреннее розовое небо. Все покрыто оттенками розового: густые волнистые облака, горизонт, сам свет утра. Он словно пытается проникнуть во все уголки этой комнаты, выискивая что-то, как бессовестный наглый шпион. Белое постельное белье стало жертвой этого розового грабителя и покрылось жемчужно-розовым оттенком. Вскоре свет прикасается и ко мне, и мои белые пальцы превращаются в нечто непристойно-розовое.

Равнодушное, красивое. Свежее утро. Которое по счету? Который раз я встречаю здесь проклятый рассвет, в этой комнате?

Рассвет. Эта комната. Кровать. Я.

Но главный элемент этой картины, идиллии, манипуляции моего воспаленного разума упущен. И это причиняет мне жуткий дискомфорт, ибо я желаю тот элемент, как ничто другое в мире. Бесчисленный рой мыслей, желаний и видений будоражат мой мозг, наполняют воображение совершенно другой реальностью. Реальностью, которую я желаю зафиксировать, отдаться ей в полной мере, забыться в ней, ведь она так сладка и прекрасна. И в той реальности она жива. Не просто цела и невредима, не просто дышит и ходит из комнаты в комнату, не просто тягостно проживает отведенное ей время. Нет, все не так банально. Она проживает отведенное ей время со мной. Сколько? С момента нашей встречи и до конца моей жизни, что приносит ей бессмертие. Она никогда не умрет. Не будет убита, не будет свободна и счастлива. Потому что в той реальности, в которой я запер ее, она – моя.

Утренний свет упрямо ползет по красивому полированному паркету, наполняя собой то, что я ненавижу. Реальность, в которой я существую. В этой реальности, в этой комнате, в этом наступающем светлом дне нет главного. Ее.

Вайпер не спит. Не дышит. Не существует.

И этот розовый рассвет, в который раз напоминает мне об этом, словно нарочно пытаясь исцелить меня отвратительной и нелепой инъекцией прямо в мозг, прогоняя волшебные картины моего излюбленного занятия с момента нашей последней с ней встречи – эскапизма.

Но, черт подери, почему бы не использовать это утро себе во благо?

Перевожу взгляд на кровать.

Широкая, стоящая изголовьем к стене деревянная кровать. Жемчужно-розовые наволочки и небрежно смятая простынь, без одеяла.

Вайпер спит. Ее веки закрыты, брови тревожно нахмурены. Роскошные каштановые, мои любимые волосы неподвижно лежат на подушке, создавая резкий контраст с наволочками. Одна рука заложена под подушку, вторая вытянута вперед, ладонью вверх. Длинные пальцы изредка подрагивают. Ноги слегка поджаты, и я не вижу ничего выше ее колен, ведь ночное платье не позволяет моему взгляду проникнуть под него. Я встаю со стула и бесшумно подхожу к кровати. Становлюсь рядом и ласкаю ее взглядом. Протягиваю руку и провожу пальцами по ее волосам. Вайпер не просыпается, но ее брови слегка вздрагивают. Наклоняюсь к ее лицу. Она резко открывает глаза, и мои голубые зрачки встречаются с ее карими, полными испуга…

Уродливый пронзительный звук сминает эту картину и возвращает меня в реальность.

Будильник, подсказывающий мне о том, что пора уезжать в Лондон. Ненавижу этот звук.

Ухожу из комнаты. Закрываю дверь на ключ и прячу его во внутренний карман своего пиджака. Запираю комнату – запираю ее.

***

Брно. Дом Вайпер. Владиновичи все еще живут здесь. Я часто бываю в ее комнате. Вновь и вновь просматриваю ее фотоальбомы и вбираю в свою память ее детство, юность, ее жизнь до того, как она встретила меня. Она так прекрасна, эта чертова смертная. Будь она жива, я залюбил бы ее до смерти. Но чертов Морган. И я сам. Смешон. Она была в моих руках… Я мог делать с ней все, что угодно. Целовать. Обнимать. Доставлять ей удовольствие против ее воли. Какое наслаждение – знать, что ее тело принадлежит мне. Вся она – моя. Могла быть, черт подери! Если бы она была послушной, я награждал бы ее ласками, нежными поцелуями и слезами вынужденного наслаждения. Я заставил бы ее стать моей.

Зачем я здесь? Теперь маки ассоциируются с ней. Все эти девчонки с темными прямыми длинными волосами и карими глазами. Я вижу в них ее. А когда наваждение проходит, грубо выталкиваю этих шлюх из своей постели и ненавижу себя. Каждый раз. Это повторяется так часто. Я вижу Вайпер везде и не хочу отпускать ее. Сознательно. Но какой это мазохизм – неистово любить и желать ту, которой нет и уже никогда не будет. Любить и желать убитую смертную. Только воспоминания о том августе. О том коротком диалоге, и вот я сам вытолкнул ее из автомобиля, желая ее смерти. Я не замечаю, что Морган страдает. Это делаю я. Страдаю. Унижаюсь перед короткими, но полными красок воспоминаниями о Вайпер. Я люблю ее. Люблю. И отдал бы свое проклятое бессмертие, лишь бы вернуть ее в мою жизнь. Реальную жизнь. Она может не любить меня, ненавидеть, бояться, но она – моя. Со мной. Я могу прикасаться к ней. Целовать, вдыхать аромат ее тела, слышать ее голос. Простые, совершенно банальные вещи, которые я не ценил, теперь стали неподвластным мне сокровищем. Я тянусь к ней, но расстояние остается прежним. Я не могу воскресить Вайпер. И не могу не любить ее. Чертова чешская сука.

***

Темный дождливый вечер. Ветер неистово играет с обнаженными деревьями в моем саду. Саду, что окружает мой личный маленький крематорий. И снова воспоминание: Вайпер сидит на земле, прижавшись спиной к каменной стене, а я заставляю ее смотреть на то, как сжигаю трупы той респектабельный французской четы. В тот момент я хотел наказать эту девчонку за то, что она посмела идти мне наперекор. Хотя я все предвидел заранее и только ждал той минуты, когда же глупая девчонка сделает губительный для них троих шаг. А когда Софи Дюпри с умильным выражением жалости на лице украдкой показала мне лист с предупреждением Вайпер (почерк был нервным и быстрым), я печально вздохнул и поник головой. Вайпер не знала о том, что в тот момент я совершенно не притворялся, будто влюблен в нее. Я уже был влюблен в нее настолько, что даже думал скрывать ее времяпровождение в моем поместье. Я думал, что развлекусь немного, и в то же время накажу Вайпер. Накажу за то, что она сделала со мной. Все ее слова о милосердии и жестокости – прелесть. В тот миг «Тогда ты и я – идеальная пара» просто вырвалось из моей глотки, так как этого я желал – чтобы девчонка была со мной. Не я с ней. Она со мной. Но ее расширившиеся от ужаса зрачки сказали: «Нет, никогда». И я знал это. И только после того, как Морганы увезли ее, я понял, что необходимо было предпринять. Нужно было шантажировать Вайпер, заставить остаться со мной добровольно. Она осталась бы. Она так любила своих родителей, что осталась бы и исполняла все, что я захотел. Но нет, – я сглупил, поддался порыву отвращения к себе и загубил все, что было бы таким сладостным. Ночи, проведенные с Вайпер, дни, минуты, поцелуи, прикосновения, ее объятия. Ее присутствие рядом со мной. Я знал: если бы даже мне пришлось покинуть поместье на неделю, или даже больше, Вайпер смиренно ждала бы меня здесь. Черт, леди Морган, как вы разумны со своим шантажом. Почему я не подумал об этом первый? Я шантажировал ее судьбой Седрика, но почему-то не вспомнил о ее родителях. Идиот! Каким же жалким идиотом ты стал, Брэндон!

***

Стою перед шкафом. Осторожно достаю белое ночное платье. И тону в мыслях. Минуты долгих поцелуев и ласк. И вновь игра.

Прихожу в себя. Утро. Чистое небо и солнце. Что ж, эта ночь была почти реальной. Кажется, я схожу с ума. Черт… Ее платье. Я смял его и слегка надорвал в порыве страсти.

Нет, только не это платье – слишком близка была эта ткань к обнаженной коже Вайпер. Потерять его – потерять часть ее.

***

Четвертый год со смерти Вайпер. Легче не становится. О, нет, – я все глубже погружаюсь в океан своей проклятой любви к ней. К смертной. К девчонке, которая умерла четыре года назад. Так странно. Ее нет, но мое проклятье все сильнее сдавливает мое гнилое сердце. Кажется, так однажды сказала Вайпер? Да, она сказала, что у меня гнилое сердце и такая же душа. Что ж, она была совершенно права. Но если бы ты только знала, проклятая сучонка, до чего довела меня! Где бы раздобыть средство, которое помогло бы мне стереть тебя из моей памяти, из моей жизни?

Нет. Я не желаю избавляться от нее. Я желаю и дальше ущемлять свою свободу разума и мыслей. Я так безумно околдован этой смертной, что, будь у меня шанс вернуться в прошлое и изменить его, например, в тот день, когда один из подчиненных позвонил мне, с тревожным сообщением о том, что мой счет в крупнейшем банке Рио взломан… Я мог бы подождать те семь часов, из-за которых мне пришлось сесть в обычный рейсовый самолет. Мой личный маленький летающий монстр был поврежден молнией, при полете в Чехию. Я мог подождать. Семь часов. И никогда не встречать Вайпер. Но. Будь у меня возможность вернуться в тот день, даже зная о том, что после посадки на рейсовый самолет я впаду в эту безответную и сумасшедшую любовь к смертной сучке, я вновь сел бы, на рейсовый самолет. Зная о том, что ее место окажется соседним с моим.

Помню тот первый момент. Наша первая встреча. Я видел ее еще до того, как она села в свое кресло. Она стояла перед самолетом, в тени аэропорта, пряча Моргана. Они прощались. Она была так трогательно смешна. Морган, все-таки, идиот. Будь Вайпер со мной, я постарался бы оградить ее даже от тени возможности столкновения с другим вампиром. Но, кажется, в тот момент Морган просто потерял голову. Он отпустил ее. Ко мне. Это судьба. Моя. Вайпер. Моргана. Судьба, узел, который теперь связывает нас троих, как рабов, цепью, которая никогда не сможет ни разорваться, ни покрыться ржавчиной. И ее имя, как ни смешно, – Вайпер. Сама того не зная, она привязала меня к себе. Она не желала этого. Она ненавидела меня и говорила, что я вызываю у нее отвращение. Те слова, которые она говорила о Моргане: «Он лучший. Я люблю его». И ее полная восхищения и искренней любви улыбка. В тот самый миг я осознал, что за чувство преследовало меня с первой нашей с ней встречи. Я понял, что люблю ее. Смертную. Не просто смертную. Девчонку, что любит другого вампира. Помню, как мои губы невольно растянулись в насмешливой улыбке. Я потешался над своим безумным тленом. Над своим будущим. Я прекрасно осознал, что с этой минуты моя жизнь стала невыносимой и полной противоречивых мук. Кисло-сладких мыслей и фантазий.

Я представлял, как тут же заставлю ее подчиняться мне. «Отблагодарю» Вайпер за судьбу, которую она всучила мне банальным фактом своего существования. Ведь, встреть я ее раньше, даже не зная, что она с Морганом, – я влюбился бы в нее. Но тогда все было бы намного проще. Я сумел бы заставить ее любить меня так же сильно, как люблю ее я. Однако мне нет никакой разницы. Любит она меня или нет. Ненавидит, боится. Я желаю ее. Ее присутствия. Я обречен. Но не променял бы этой судьбы на другую. Сладкая, милая Вайпер. Ты никогда не сможешь освободиться от меня. Никогда. Я достану тебя и в смерти. Моя жизнь не закончится никогда, а значит, вместе со мной отбывать наказание будешь и ты.

***

Порой я так полон бешенства на свое безумие, что хватаю волосы Вайпер и долго стою у камина, в котором жадно пожирает поленья огонь. Он желает пожрать и эти волосы. Да и зачем я тогда забрал их? Она сидела на кровати, а ее волосы лежали на полу. Ее волосы. Целовать их. Чувствовать их нежность под пальцами. Пропускать пряди меж пальцев и оттягивать голову Вайпер для поцелуев. Заношу руку над огнем. Стою, как статуя. Лишь безумным вихрем проносятся в моем воспаленном мозгу мысли и воспоминания. Опускаю руку. Нет, она выиграла. В который раз. Аккуратно возвращаю волосы там, где им место, – на панель моего автомобиля.

Вчера читал русскую поэзию и нашел себя.

О тебе я хочу думать. Думаю о тебе.

О тебе не хочу думать. Думаю о тебе.

О других я хочу думать. Думаю о тебе.

Ни о ком не хочу думать. Думаю о тебе.

Похоже, этот смертный Лев Озеров был прорицателем. Написанное им стихотворение в 1914 году как нельзя лучше описывает меня. Меня шесть лет назад, когда я встретил ее. Меня, когда она умерла. Меня сегодняшнего. Все мои мысли вращаются вокруг нее одной, как метеоры, плененные сверхсильной мощной планетой. Мертвой и безжизненной. Планеты, которой уже не существует, но которую вижу и чувствую я.

Вайпер.

Ты должна быть моей. Ты должна быть живой.

Вайпер.

***

Комната, в которой она спала. Никто не смеет входить сюда. Только я. Здесь ее место. В этой комнате. В моем замке. Рядом со мной. Она думала, что я избавился от ее нищенской одежды? Как бы я хотел. Но нет. Сейчас все эти дурацкие футболки и смешные платья висят, аккуратно развешенные на красивые пластиковые плечики, в гардеробе.

Я подхожу к большому деревянному гардеробу и медленно открываю его украшенные резьбой дверцы. Одна из вешалок с одеждой Вайпер притаилась в самом углу. Моя драгоценность. Ночное платье. Ее ночное платье. Белого цвета, строгое, без прикрас. В который раз прикасаюсь к этому куску ткани. Просто куску ткани. Но для меня этот кусок значит все. Это – кусок жизни Вайпер, все еще пропитанный запахом ее тела. Я миллионы раз представлял ее в этом ночном платье: она стоит передо мной. Ее волосы распущены. На ней – это белое ночное платье. Я касаюсь ее запястий и провожу кончиками пальцев по ее пальцам, медленно веду их вверх, к ее плечам. Касаюсь тонких лямок и аккуратно, с наслаждением, снимаю их. Вайпер молчит, но ее губы дрожат. Затем резким движением стягиваю ночное платье вниз и вижу маленькую белую грудь. Я видел грудь Вайпер лишь один раз: маловата, но идеальна. Вайпер стыдливо прикрывает свою обнаженную грудь руками…

Очнись. Очнись. Очнись!

Торопливо закрываю дверцы гардероба. Мои губы растягиваются в невольной насмешливой усмешке. Эта сцена могла стать реальностью. Но я все испортил. Нужно было просто закрыть ей рот или ударить, лишить ее сознания, а не отдаваться во власть гнева. Я вышвырнул ее из машины. Я. Ее. Сам. Она сидела рядом со мной. На пути к моему самолету. Но я все испортил. В тот миг я желал ее смерти. Я рассмеялся, выбросив ее. Но это был смех над самим собой. Смех над тем, каким жалким я стал. Она завладела мной. А теперь ее нет. И никогда не будет. Но я держу ее в своей крепко сжатой ладони и не отпускаю. И никогда Вайпер не освободится от меня. Ее смерть ничего не изменила. Она – моя.

– Чертова сука. – Я сжимаю кулаки и пытаюсь успокоить себя мыслями о том, что Вайпер мне не достать. Ее нет. А все эти сцены в моей голове – это мое право. Продолжить, повернуть сюжет ее жизни так, будто она осталась со мной. Она живет здесь. Я мучаю ее, не даю покоя по ночам, заставляю ее получать удовольствие от того, от чего получаю удовольствие я. В мыслях. В моем больном воображении. Даже там она сопротивляется мне, но я всегда выигрываю. – Чертова… Нужно было быть сдержаннее, так ведь Вайпер?

Ухожу из этой комнаты. Закрываю ее на ключ. Я приду еще миллиарды раз. В эту комнату. К этой одежде. К этому скромному ночному платью. Она не избавится от меня.

Нужно было взять ее на этом чертовом маковом поле. Сделать ее своей, подчинить ее.

***

«Карие глаза, длинные каштановые волосы, никаких татуировок и пирсинга»

«Телосложение?»

«Обычное. И у нее должна быть маленькая грудь»

«Если вы желаете, мы пришлем Монику, которая проводила с вами время в прошлый раз»

Моника. Да, она чем-то напоминала Вайпер, особенно когда лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Но все в ней выдавало эту фальшивость, попытку замещения ее, грязь и отвращение, преследовавшее меня целую неделю. Все смертные девчонки, побывавшие в моей постели, были примитивной копией той единственной смертной, которая завладела мной. Она была смертной, но ее физическая слабость, хрупкость и нежная красота навсегда остаются тем, что я никогда не перестану проклинать. И любить, быть готовым на все, чтобы обладать ею. Вопрос в том, умеют ли вампиры возвращать к жизни мертвых? Отдать за это умение все, чем я обладаю – небольшая цена. Если бы только я мог заполучить ее.

«Нет. Она должна быть чешкой» – Я делаю долгую паузу. – «Или хотя бы говорить по-чешски»

«Боюсь, в данный момент мы не располагаем…»

«Найдите. Жду до вечера» – не терпящим возражений тоном говорю я.

«Она будет к восьми, мистер Грейсон»

«И не нужно косметики. Естественная красота и кроткий нрав»

«Я поняла вас, сэр»

Какая по счету? Двадцатая? И это только из службы девочек по вызову. Кроме них – с десяток чешских студенток, хоть едва напоминающих ее. Длинные каштановые волосы и карие глаза – единственный мой запрос с тех пор, как я встретил ее. После того августа в моей постели стали появляться смертные девчонки. Я стал извращенцем. Опустился до секса с этими ничтожными существами, и отчего же? Потому что одна смертная сукина дочь уничтожила меня, как цельную личность?

В кого я превратился. Я преследую ее образ и не даю покоя ни ей, ни себе.

***

Она сказала, что ее зовут Люция. Совсем не то, что я заказывал. По ее свободному поведению явно чувствовалось, что работа девочки по вызову приносит ей не только заработок, но и некоторое удовольствие. Поэтому в этот раз мне пришлось напрячь фантазию, чтобы видеть в этой продажной девке ее. Но увидеть ее мне удалось только, когда лицо Люции исчезло в подушке, и до меня донеслись всхлипы ужаса. То, что нужно. Вайпер никогда не легла бы в мою постель добровольно.

Люция тихо плачет, сидя на кровати. Обнаженная. Ее лицо спрятано в ладонях, а плечи содрогаются. Она так обманулась в своих ожиданиях, когда согласилась приехать ко мне за сумму, которую я назвал ее агентству. Наивная, глупая сука. Но, признаться, некоторое удовольствие я все-таки получил, слыша ее крики и визг. Этот сценарий я представлял не раз, и она в нем вела себя именно так – кричала, плакала, отталкивала меня. Но разница в том, что проститутка Люция всего-навсего боялась меня, а Вайпер – ненавидела, и мои прикосновения были для нее иглами, прокалывающими ее сознание. Она осознавала, что принадлежит мне одному, но боролась, упрямо отказываясь подчиняться мне. За что была наказана. Не раз. Люция же рыдала от осознания того, на что пошла добровольно, ради денег. Через полчаса приезжает машина, Люция быстро одевается и почти выбегает из замка, торопясь поскорее покинуть меня, «проклятого извращенца», как сообщает она водителю. Пока они находятся в зоне досягаемости моего слуха, я слышу клятву Люции покончить с проституцией раз и навсегда, потому что «этот мерзкий англичанин» стал последней каплей ее терпения. «Что ж, вопреки своему желанию, я наставил эту проститутку на путь истинный» – насмешливо думаю я.

Но через неделю Люция вновь оказывается в моей постели, а наутро вновь рыдает и клянется «завязать» с проституцией и особенно со мной. Противоречивая сука разрывается между любовью к деньгам и страхом передо мной. Но цифры на счету всегда оказываются слаще свободы, и каждую пятницу Люция проводит со мной. Потому что из всех смертных, что я знаю, она больше всего походит на нее. И этот факт достаточно удовлетворяет меня. Мне не жаль Люцию, но, когда я представляю, как плачет она, порой меня охватывает чувство, близкое к жалости. Вайпер – такая хрупкая, что я боюсь сломать ее. Люцию я сломать не боюсь, эта сука вызывает у меня лишь желание вымещать на ней мои фантазии. Но на практике я вижу, что мой разум преувеличивает силу противостояния ее смертного тела моему, и радуюсь тому, что она никогда не испытает того, что я желаю с ней сделать.

Люция – другое дело. Вещь.

***

«Моя идея намного занятней, леди Морган»

«Какая?»

«Эта смертная останется здесь»

«Нет! Лучше убейте меня!» – Голос Вайпер. Такой испуганный. Полный ужаса.

«Для нее это будет лучшим наказанием. Вы знаете, что ей придется несладко. А когда я наиграюсь – то сам избавлюсь от нее. Она не заслужила обычной быстрой смерти»

Вайпер сотрясается от молчаливых рыданий.

Губы леди Морган расплываются в понимающей улыбке.

«Что ж, она твоя»

Моя.

Морганы уезжают.

Я смотрю на нее. Предвкушаю, что произойдет через минуту.

Вайпер горько рыдает, но стоит на месте, посреди гостиной. Ужас сковал ее тело, и оно не слушается ее. Она хочет убежать, спрятаться, потому что понимает, что значит принадлежать мне.

Она прячет свое мокрое от слез лицо в ладонях, словно это защитит ее от меня. Но я уже рядом. Притягиваю ее к себе…

– Черт! – Едва замечаю мчащуюся мне навстречу машину. В самый последний момент избегаю столкновения. Восхитительный эпизод затуманил мой разум настолько, что я практически ушел из реального мира. В свой. Вымышленный. Где Вайпер жива и со мной.

***

Вайпер идет по маковому полю. На ней – белое кружевное платье. Ее взгляд устремлен на землю, ведь она всегда боится раздавить цветы. Легкий ветер слегка развивает ее волосы. Она молчит. Вокруг нас – красивое бессолнечное утро. Облака – синие, как неразведенная гуашь. Густая зеленая трава и алые маки. Я иду за ней. Любуюсь ее нежной красотой. Всю неделю она была послушна, и я вознаграждаю ее этой прогулкой. Ей нечасто удается покинуть стены замка и попасть за высокий забор, отделяющий ее от мира. Ей позволено совершать недолгие прогулки. Иногда. Только со мной. Если она послушна и кротка. Но эти прогулки она зарабатывает редко, так как все еще продолжает сопротивляться и упрямиться.

«Можно я сорву три цветка и принесу их в мою комнату?» – спрашивает Вайпер, продолжая идти вперед, не оглядываясь на меня.

«Нет»

«Пожалуйста»

«Ты так и не научилась спрашивать моего позволения правильно»

Она останавливается и оборачивается ко мне.

«Пожалуйста, Брэндон! Всего три цветка!»

«Нет, цветы здесь ни при чем. Ты забыла, что невежливо просить о чем-то, стоя спиной к собеседнику»

Ее глаза увлажняются, и по ее щеке медленно скатывается слеза. Но она не будет просить повторно. Я знаю. Она слишком горда для этого. Она молчит и смотрит мне в глаза. Я отвечаю ей спокойным чуть насмешливым взглядом.

Она хочет оскорбить меня, но знает, что за это тут же вернется в свою комнату. Она так любит эти редкие прогулки, что готова молчать и терпеть.

Я впиваюсь в ее губы требовательным поцелуем, и она послушно приоткрывает их, слабо отвечая мне. Но этого недостаточно.

«Мне кажется, ты не ценишь мою доброту» – говорю я и, схватив ее запястье, веду Вайпер в замок.

Вайпер молча идет за мной. Всхлипывает. Но не издает ни слова пререкания. Лишь вернувшись в свою комнату, она начинает тихо плакать.

Я прихожу вечером. Она уже не плачет. Но ее взгляд полон презрения и ненависти, за что она тут же получает хороший урок. К утру она обессилена и кротка.

«Откуда у тебя это?» – тихо спрашиваю я, проводя по маленькому шраму на ее обнаженной правой ключице. Я увидел его еще в первый день нашей встречи.

Но Вайпер засыпает, а я смотрю на ее прикрытое тонким одеялом тело, и упиваюсь этой картиной.

Этот маленький шрам. Я уже никогда не узнаю, откуда он появился на ее красивой ключице. Она никогда не расскажет мне об этом.

Провожу кончиками пальцев по шее Вайпер. Она ежится, но молчит. Я целую ее.

«Пожалуйста… Не надо, Брэндон, пожалуйста, – сонно шепчет она. – Я хочу спать… Я сейчас умру…»

Ее сонный лепет умиляет меня. Целую ее еще раз и ухожу. Пусть набирается сил.

Через пару часов бужу Вайпер, поглаживая ее шею. Девчонка с трудом открывает глаза, борясь со сном. Она вымотана. Но мне нужно сказать ей пару слов.

«Меня не будет две недели» – тихо говорю я, не желая нарушать сладость этого утра. Две недели. Без нее. Две недели. Я потеряю их.

«Хорошо» – шепчет она, но через пару секунд смысл моей фразы доходит до ее сонного разума. Она едва заметно улыбается, и эта крошечная улыбка полна счастья. Она безумно рада, счастлива. Избавиться от меня на целых четырнадцать дней. Как она любит мои вынужденные деловые полеты.

«Ты будешь хорошей девочкой и не сделаешь прошлых ошибок» – вкрадчиво говорю я.

В прошлый раз она попыталась сбежать из поместья, за что была наказана. В тот день на Яна Владиновича было совершено нападение, которое привело его в госпиталь. Тогда Вайпер рыдала два дня подряд, покрывая меня всяческими оскорблениями. Она так любит своих родителей, что ради них, а не ради Моргана младшего, готова на все. Даже быть послушной, когда я этого требую.

«Я обещаю… Я буду здесь… Ждать тебя» – Лицо Вайпер покрыто скорбью, а губы не желают произносить эти слова. Но она знает, что, если оступиться еще раз, то одному ее драгоценному родителю придется заказывать гроб для другого. Поэтому она смиренна. Я давлю на самое больное место.

***

Мы сидим в столовой. В той, где праздновали первую ночь ее пребывания в моем поместье. Большая широкая комната освещена ярким пламенем сотни свечей. У нас праздничный ужин – сегодня ее двадцать девятый День рождения.

Ей двадцать девять. Но она все еще прекрасна и нежна. Однако страдания истощили ее тело. Плевать. Я без ума от нее. Ее волосы спадают до поясницы и водопадом каштанового сияния покрывают ее спину. На Вайпер – длинное темно-зеленое шелковое платье. Оно так идет ее волосам. Я люблю, когда она одета в зеленое или белое.

Она мало ест. Рассеянно водит вилкой по большой красивой тарелке, словно деликатесы, лежащие перед ней – отвратительны.

Ее поведение раздражает меня. Я хочу, чтобы она ела. Она должна есть. Она должна поддерживать в себе жизнь.

«Ты не ешь»

Мой холодный голос заставляет ее испуганно взглянуть на меня. Я сижу напротив нее, но мне ничего не стоит оказаться рядом с ней через доли секунды и накормить ее собственноручно.

«Извини… Я задумалась» – Вайпер торопливо насаживает на вилку что-то из овощей и, отправив ее в рот, медленно жует.

«Ты должна съесть все, что лежит на твоей тарелке» – приказываю я.

«Но здесь так много… Я не…»

«Я могу помочь тебе»

Она замолкает.

Я с укоризной смотрю на нее и задумчиво прижимаю пальцы к губам.

Она заслужила наказание.

Я делаю глоток крови, встаю со своего кресла и подхожу к ней.

Вайпер вжимается в кресло и растерянно смотрит на меня.

Молча наклоняюсь к ее губам и целую ее. Мои губы в крови, и она это знает. Она чувствует кровь, что передается ей от моего поцелуя. Вайпер издает возмущенный писк и пытается прервать пытку, но я легко удерживаю ее лицо в своих ладонях. Она упирается ладонями в мою грудь, но это не приносит ей никаких результатов. Я продолжаю страстно целовать ее, а когда отрываюсь от ее губ, вижу, что она безмолвно плачет. На ее губах алеет кровь. Но она уже не срывается с места и не бежит в ванную – она привыкла к таким кровавым поцелуям. Однажды она сказала, что ей противно чувствовать во рту чью-то кровь. Не свою. Кровь другого человека. Вкус чужой крови вызывает у Вайпер рвотные позывы, поэтому я разрешаю ей запить эту кровь бокалом вина, что она поспешно выполняет. В этот раз – бокал итальянского красного.

«Ешь» – тихо говорю я и глажу ее волосы.

Она всхлипывает и пытается стереть кровь с ее губ тыльной стороной своей тонкой белой ладони.

«Сейчас же» – еще тише произношу я.

Через пять минут ее тарелка пуста.

Страх – великий угнетатель и лучший хозяин. Нужно лишь уметь использовать его.

***

Мы сидим на террасе. Вайпер сидит, поджав ноги, в широком кресле, укутанная в большой теплый плед. Я сижу напротив и наслаждаюсь. Упиваюсь. За четыре года ее волосы отрасли. Ей двадцать семь лет. Но она восхитительна. Она рассеянно смотрит на парк, а затем – на меня. Ее взгляд полон смирения и усталости. Она не спала в эту ночь.

Нет, Вайпер, не бойся, – я не стану отвлекать тебя от спасительного пледа и принуждать к повторным ласкам. Я так восхищен этой игрой вечернего солнца в твоих волосах, что оттяну то, что ты так ненавидишь на поздний вечер. Просто сиди в своем кресле и молчи. Молчи.

***

Мария Мрочек. Как обычно опасно красива и почти раздета. Распущенные золотистые волосы небрежно перекинуты через плечо. У Вайпер были такие же длинные, в первый день нашей с ней встречи.

Эта вампирша похожа на прекрасного представителя отряда хищных. Скорее всего – арктическая лиса. Восхитительный экземпляр. Красивое овальной формы лицо, аккуратный носик, широкие идеальные почему-то темные брови, довольно пухлые, вульгарно накрашенные яркой красной помадой губы. Серо-голубые глаза. Одна из красивейших вампирш в мире. Ее взгляд всегда наполнен дерзостью и томным призывом.

Но я отношусь к ней с некоторым презрением. Идеалом моего больного воображения навсегда останется скромная темноволосая кареглазая чешка – смертная сукина дочь, что привязала меня к себе на всю чертову вечность. А Мария Мрочек… Как красивые перчатки – на вид безупречные, но мозг не покидает мысль о том, что их использовали до тебя и не раз, а марать свои холеные аристократические руки у меня нет никакого желания. Ни общаться с ней, ни проводить с ней время. Но у нее есть эта прекрасная фотография Вайпер. Я должен быть выкупить ее, она должна принадлежать только мне. Поэтому я встретился с Марией сегодня в ресторане ее отеля.

Заветный файл получен.

Мария – взрослая, самостоятельная, похотливая. Красивая, опасная и любит убивать. И спать со смертными. Но все эти факты делает нас похожими.

***

Она ушла. Я подозвал к своему столику официанта и расплатился за напитки.

Дорога в поместье. Мой «Бентли» на сумасшедшей скорости мчит по ровной серой поверхности.

Еще двадцать километров, и я открою заветный гардероб, схвачу одну из вещей одежды моей чешской сучонки, лягу на ее кровать и окунусь в мир своих извращенных фантазий.

Останавливаюсь рядом с замком. Достаю из широкого портмоне небольшую фотографию. Вайпер смотрит на меня с ласковой, чуть заметной улыбкой. Она никогда не улыбается. Ее волосы развеваются на ветру. Такие красивые. Здесь ей двадцать два года. Зима. Она уже знала Моргана-младшего. Такая недальновидная. Еще не знает, что встретит меня. Что сломает мою жизнь. Что умрет. Одна из фотографий, что я тайком забрал из фотоальбома Владиновичей.

***

Вайпер. Ты вернулась ко мне. Ты будешь со мной вечно

Глава 22

Теперь я поняла. Все от начала и до конца.

Он любит ее. Одержим ею.

Он желает ее, думает о ней каждую секунду, хочет, чтоб она принадлежала ему.

Но Вайпер не любила его.

Ха-ха!

Эта девчонка любила Седрика и ненавидела Брэндона!

Все ясно… Теперь мне все ясно!

Все?

Нет.

Я продолжала сидеть на полу, упираясь спиной о сейф. Мои пальцы все еще крепко сжимали злополучный блокнот тайны Брэндона. Мои глаза были широко раскрыты. Рот крепко сжат. В первые минуты после прочтения этого дневника, в котором Брэндон, мой Брэндон, с такой яростной любовью и безудержной одержимостью писал о Вайпер, я ничего не чувствовала. Ни боли. Ни ярости. Ни ревности, ни злобы. Ничего. Только пустоту.

Пустота заполняла все мое существо. Мой мозг отказывался работать. Пальцы не желали закрывать дневник. Глаза устремили взгляд на последнюю строчку, написанную в блокноте.

«Вайпер. Ты вернулась ко мне. Ты будешь со мной вечно»

Брэндон не любит меня.

Я всего лишь ее тень.

Он превратил меня в нее.

В Вайпер.

Брэндон лишь использовал меня, чтобы продолжать жить в мире своих фантазий. В мире, где Вайпер не умерла. В мире, где она осталась с Брэндоном.

Он сошел с ума. Боже. От любви к ней. Неразделенной любви.

«Брэндон, мой милый сукин сын… Ты заслужил свои страдания! Она никогда не любила тебя! А ты ее любишь, сходишь по ней с ума! Ты пойдешь на все, чтобы заполучить ее обратно! Клоун! Настоящий идиот! Посмешище! Кто бы знал! Брэндон Грейсон, который на каждом углу кричит о том, что презирает смертных, влюблен в одну из них!» – пронеслось в моей голове.

Мое горло раздирал ядовитый смех. Он проносился под потолком и заполнил собой кабинет. Смех моего презрения, смех моего удовольствия! О, я была довольна! После того, как он использовал, перекроил меня, лишь бы заполучить обратно свою дорогую смертную возлюбленную, он не заслужилничего более, чем мою радость его страданиям! А ведь я любила его! Искренне, верно…

Смех застрял в моем горле.

Ядовитая радость уступила место горькой жалости к самой себе.

Жестокая правда наконец-то пробралась в мою душу и разрывала мое сердце: Брэндон не любит меня. Он позволяет мне быть рядом с ним, потому что желает иметь свою вечную Вайпер. Брэндон заставил меня превратиться в нее. Ему прекрасно известно о том, что я люблю его. Настоящей вампирской любовью. И он использует мою любовь, чтобы окружать себя миром, в котором ему так комфортно. Он не видит во мне Марию. Он видит во мне Вайпер.

Мое горло сжалось. На глаза выступили слезы горечи.

Мое сердце покрылось трещинами и, как разбитое зеркало, мелкими осколками упало на дно моей черной одержимой любовью души к тому, кто лишь использовал меня, не испытывая ко мне, к Марии, ни капли любви. Даже симпатии.

Брэндон считал меня грязной. Как он написал?

Я быстро пролистала блокнот.

«Мария Мрочек… Как красивые перчатки – на вид безупречные, но мозг не покидает мысль о том, что их использовали до тебя и не раз, а марать свои холеные аристократические руки у меня нет никакого желания. Ни общаться с ней, ни проводить с ней время»

Из моего горла вырвался громкий всхлип. Мне хотелось рыдать. Упасть на пол и бить кулаками. От безысходности. От унижения.

Боже, как слепа я была! Все эти три года! Позволяла ему использовать меня, мою любовь, мое тело! А он видел перед собой лишь Вайпер! Теперь понятно, почему в постели он превращается в чудовище, в зверя! Он наказывает Вайпер за непослушание! Он живет в другом измерении, но никак не в реальном мире!

За что?

«Боже, за что ты так ненавидишь меня?» – подумала я, готовая разрыдаться в эту же секунду. Такой боли я не испытывала никогда. Она разрывала мой разум. Осознание того, что я никогда не была возлюбленной того, кого люблю. Моя любовь – неразделенная. Как и его любовь к той смертной суке.

Ненавижу ее…

Ненавижу Брэндона! За то, что он не любит меня!

Ненавижу себя! За то, что люблю его!

Я отшвырнула от себя дневник, схватила фотографии Вайпер и разорвала их на мелкие кусочки. Все воспоминания о ней. Ее лицо, ее смотрящие в душу карие глаза, ее красивые длинные волосы, такого же цвета, как у меня.

К счастью, вдруг поднявшаяся в моей униженной душе ярость подавила во мне рыдание. У меня осталось лишь одно желание: рвать и метать. Разбить вдребезги этот чертов кабинет! Уничтожить все, что связано с Вайпер! Убить ее родителей! Свернуть им шеи и плюнуть на их трупы!

Ее одежда… Та, что описана Брэндоном в больном излиянии его мозга в дневник.

Одежда Вайпер, которую он трогает, которую бережет, как зеницу ока.

Она все еще в замке. В одной из комнат.

Найти. Уничтожить. Все до последней нитки.

Сжечь.

А потом швырнуть в лицо Брэндону его блокнот и рассмеяться. Сказать, что Вайпер больше нет, что я уничтожила все его драгоценные воспоминания о ней. Фотографии, одежда – я уничтожила их!

Нет, я не буду убивать Владиновичей. Не их вина в том, что Брэндон помешался на их дочурке. Они не знают, что это он убил ее. Это не написано в дневнике, но я была уверена: это Брэндон убил Вайпер. В порыве ревности. Когда она отказала ему. Он сам написал, что выбросил ее из своего автомобиля. Какой фарс! Сам убил – теперь же мучится этим, голубь!

В моей голове созрел четкий план.

Отныне моя жизнь не будет прежней. В тот момент, когда мой взгляд заскользил по бумаге, по красивому почерку Брэндона, моя жизнь превратилась в Ад. Мой мир рухнул. Погрузился во тьму. Но я не могла ненавидеть его. Почему-то не могла. Я любила его.

Но он наплевал на мою любовь, и я наплюю на его мучения.

Подняв с пола блокнот, я поспешила вон из квартиры.

Меня ждал разговор с Брэндоном.

Я желала услышать у него объяснения: за что. За что он поступил со мной так? Кто дал ему право убить Марию и воскресить Вайпер? Чем я это заслужила?

«Подонок! Как ты посмел обмануть меня? Как ты посмел заставить меня поверить в то, что любишь меня? Ты не имел права превращать меня в кого-то другого! И уж тем более подыгрывать твоему больному воображению! Ты пожалеешь. Обещаю тебе!» – с бушующей в груди ярости думала я, выжимая из своего авто максимум его возможностей.

Мне нужны были ответы.

И я заставлю Брэндона ответить.

***

Темнота покрыла собой землю. Свежий ветер раскачивал деревья, и они, как маятники, качались из стороны в сторону. Совсем скоро Зима получит свою власть: над морями, лесами и полями. Над людьми. Единственные, кого она так и не смогла себе подчинить за все прошедшие тысячелетия – это мы. Вампиры. Мы не чувствуем ни холода, ни лед капель дождя. Наша кожа – идеальная защита от всех времен года. Наши тела – вечны, конечно, если мы будем поддерживать в нас жизнь. Да, мы – идеальные существа. Верх пищевой цепочки. У нас нет слабостей.

Ложь.

Мы слабы. Не физически, нет. Эмоционально.

Мы любим тех, кто не любит нас, и не можем ничего с этим поделать.

Какой в этом смысл? Почему Бог так посмеялся над нами? Смертные любят, затем не любят, расстаются, но вновь обретают счастье с кем-то другим.

Я же никогда не обрету счастья. Моя любовь к Брэндону никогда не покинет меня, как бы я ни старалась забыть его, не думать о нем и продолжать жить своей счастливой жизнью, которая исчезла в тот момент, когда мой мозг пронзило понимание, что отныне я в плену. Мои собственные желания и потребности отошли на второй план: я согласилась на все условия Брэндона, лишь бы он милостиво разрешил мне стать его «вечной Вайпер». Конечно, он обманывал меня, но, черт побери, куда подевалась моя интуиция? Она молчала. А ведь, если бы я не начала свое маленькое расследование, да и то – по причине чистого интереса, ведь я и подумать не могла, куда приведет меня мое любопытство, я оставалась бы в плену обмана Брэндона и иллюзиях о том, что это меня он любит. Меня он презирает. Меня, его «вечную Вайпер» он любит.

По дороге в поместье мой разум собирал все маленькие эпизоды, слова и действия Брэндона, на которые я никогда не обращала внимания ранее, но которые были не замаскированными доказательствами его пребывания в его прекрасном мире, где я была Вайпер. Послушной умницей.

Маковое поле. Это ее поле. Но Брэндон водил меня туда вновь и вновь, чтобы воплотить свои фантазии в реальность. Он всегда наблюдал за мной. «Иди вперед» – говорил он и любовался тем, как Вайпер идет по маковому полю. Но почему маки? Что связывает этих двоих и это красивое, но уже мертвое маковое поле?

«Моя гадюка». Брэндон прямо называл меня именем Вайпер. Но я считала, что он называет меня так потому, что я так же опасна и красива, как эта представительница царства животных. Глупая наивная Мария!

Приехав в Сансет-холл, я тут же занялась поисками комнаты Вайпер. Той комнаты, в которой Брэндон так любил проводить свое время и которую прятал от меня. Удивительно: я жила так близко к этой тайне, но ни разу не интересовалась комнатами, расположенными этажом выше. Мне было плевать. Теперь же я жаждала найти место, где Брэндон занимался поклонением этой смертной сучке.

Замок был пуст. Видимо, его хозяин вновь уехал на какое-то мероприятие или встречу.

Мне не пришлось долго искать: едва уловимый запах, неизвестный мне ранее, привел к одной из гостевых комнат в конце длинного коридора второго этажа. Замок Брэндона был воистину огромен, и он спрятал свою тайну так близко, но так недосягаемо одновременно. Ведь никто и не подумал бы расхаживать по этому длинному коридору и заглядывать во все комнаты подряд – это занятие быстро надоело бы даже малышу Седрику.

Комната была закрыта на ключ. Не беда! – один рывок, и замок был сломан.

Большой красивый камин. Над ним – большое зеркало в резной позолоченной раме. Широкая деревянная кровать современного типа. Сделанные из светлого дерева и покрытые лаком стол и стулья. В углу – дамский столик. Рядом с дверью в ванную комнату – большой покрытый лаком и резьбой гардероб.

Я затаила дыхание и открыла дверцу: меня вдруг объяло чувство чего-то запрещенного. Мне нельзя было находиться в этой комнате. Только Брэндон имел право нарушать покой этой тишины. Так он считал.

В гардеробе было почти пусто: лишь несколько плечиков с одеждой, заботливо спрятанной в прозрачные чехлы, висели в глубине, словно прячась от чужих глаз. Достав их, я сняла чехлы и разложила одежду на кровати, в которой когда-то спала Вайпер и насмешливо усмехнулась: у этой девчонки был ужасный вкус в одежде и абсолютно никакого стиля. Хотя, это было заметно по ее фотографиям. Вайпер была дешевкой.

Что это за дурацкое длинное голубое платье? На ткани имелись слабые пятна, пахнущие землей, грунтом. И этот запах… Запах кожи. Ее запах.

А эти прямого покроя синие джинсы? Безвкусица! Белая короткая майка? Дешево!

И, наконец, – сокровище Брэндона: ночное платье Вайпер. Кусок ткани.

Комнату наполнил ее запах. Он воцарился, словно говоря мне: «Я владею сердцем Брэндона! Не ты, Мария! Ты всего лишь моя копия! Он проводит со мной много времени, здесь, в моих объятиях! А ты – мой клон, который Брэндон трахает лишь потому, что ты похожа на меня!»

Из моего горла вырвался животный рык, и, ослепленная яростью, я порвала всю эту одежду, все эти памятники Вайпер на мелкие куски. Звуки разрывающейся ткани были моей колыбельной.

Через минуту ничего не осталось – лишь лоскутки, лежащие на полу.

Я почувствовала некоторое облегчение, но все же не была удовлетворена – мне нужно было услышать от Брэндона его оправдания. Я желала насмехаться над ним и с презрением смеяться над его любовью к смертной. Мои руки чесали скрутить ему шею, увы – это было невозможно. Но кинуть ему в лицо его же одержимость и растоптать его сердце, рассказать всем о его помешательстве, унизить перед всем миром – было более чем возможно. Черт, нужно было взять с собой кусочки фотографий из его сейфа и рассыпать их дождем над головой Брэндона! Было бы восхитительно! Но возвращаться в Лондон я не планировала.

Мое существо завладело острое чувство наслаждения.

Я вернулась на первый этаж, в холл, села в кресло у камина и, читая дневник Брэндона снова и снова, раня себя, кусая от злости губы и ненавидя Вайпер, ждала приезда моего возлюбленного.

Он приехал только ночью, и первым, что он увидел, когда вошел в замок, была я, стоящая у зажженного камина, в темноте ночи, и держащая в руках его дневник.

Взгляд Брэндона был полон удивления, видимо, он совершенно не ожидал увидеть меня здесь. Но, когда его взгляд упал на дневник, к моему огромному разочарованию, он ухмыльнулся. Насмешливой кривой ухмылкой.

Нет, не такой реакции я ожидала!

Он должен был упасть на колени и умолять меня не рассказывать никому о его тайне! Умолять меня не уходить от него, чтобы он имел возможность быть с Вайпер! Просить меня излечить его от нее!

Но он был спокоен. Словно ничего не произошло.

– Удивительное открытие, не правда ли? – Он рассмеялся своим красивым смехом.

Глава 23

Он медленно шел ко мне, с насмешливой улыбкой на губах. Ни капли раскаяния или удивления.

Я была ужасно разочарована. Несмотря на горькую правду, на то, что Брэндон никогда не любил меня, мне хотелось услышать: «Прости. Останься со мной. Ты нужна мне». Но его короткая фраза доказала обратное – мои чувства никак не волновали его.

Мою грудь раздирали тысячи ядовитых фраз, насмешек и вопросов. Мне нужно было услышать голос Брэндона. Я желала, чтоб он говорил со мной. Но мой пораженный горечью и обидой разум все никак не мог выбрать, что сказать.

– Ты насиловал ее? Она ненавидела тебя, а ты хотел ее, – наконец, вырвались из моего горла слова. Я наблюдала за тем, как он медленно шел ко мне, и стояла, не шевелясь.

Брэндон широко улыбнулся. Это был его ответ на мой вопрос.

Он подошел ко мне, и я молча отдала ему его дневник.

– Нехорошо читать чужие дневники, Мария. Это – признак дурного тона и плохого воспитания, – равнодушным тоном сказал Брэндон, отходя к окну. Он раскрыл дневник и стал медленно листать его, словно освежая воспоминания о том, что написал.

– Да что ты? – саркастически усмехнулась я. Подойдя к Брэндону, я отобрала у него дневник и кинула его в горящий камин. Брэндон молча усмехнулся. – Тебе не нравится, что я прочла твой дневник? О, бедняга! Но как видишь, я распутала этот мерзкий клубок твоих извращенных тайн и фантазий! Смертная девка! Нет, еще лучше – возлюбленная Седрика Моргана! – И я громко рассмеялась. Увы, это был фальшивый смех – слишком глубоко меня ранила правда.

Возможно, я никогда больше не смогу смеяться от души – Брэндон растоптал ее!

– Ты прирожденный сыщик. Тебе следует работать в полиции и распутывать преступления, а не тратить себя на невинный чужой секрет, в который ты так некстати сунула свой красивый носик. – Голос Брэндона стал холодным.

– И все это время… Ты выбрал меня лишь потому, что я могу быть похожа на нее… Ублюдок! – в сердцах вырвалось у меня.

Его лицо было таким прекрасным, но таким чужим в свете зажженного камина.

– Бедняжка, а ты считала, что я могу любить тебя? Тебя, Мария? Грязь? – насмешливо бросил Брэндон мне в лицо.

– Ты такая же грязь, как и я! – парировала я, скрестив руки на груди, словно пытаясь защититься от него.

Он причинял мне невыносимую боль. Ему больше не нужно было притворяться, и он высказывал мне все, что думал обо мне на самом деле.

Брэндон считал меня грязью… Боже…

– Да, но я тянусь к свету и чистоте, ты же – наслаждаешься своим дерьмом. Хочешь знать, почему тогда, в Лондоне, я заговорил с тобой? – Брэндон смотрел на меня, и стрела за стрелой пускал в мое сердце стрелы. – Потому что в одежде твоей сестры ты напомнила мне Вайпер. Конечно, цвет твоих волос и глаз портил всю картину, но все же… Ты была так похожа на нее…

– Только поэтому? – перебила я его. – Значит, ко мне, настоящей, ты не испытываешь ни капли симпатии? Ни капли любви?

– К тебе – нет. К Марии, которая так похожа на Вайпер, – ты нужна мне, – тихо сказал Брэндон. Он подошел ко мне и прикоснулся к моей щеке.

А я была так слаба, что не смогла прервать эту пытку. Я пристально смотрела в его глаза – такие холодные, серьезные, и не могла пошевелиться.

В моем горле стоял ком.

Все эти три года я считала, что его презрение к моему старому стилю в одежде и вульгарности было вызвано ревностью. Я ложно думала, что Брэндон настоял на моем перевоплощении в серьезную даму потому, что не желал внимание ко мне других мужчин. Потому, что желал мою красоту и сексуальность лишь для себя самого. Но правда оказалась ужасным жестоким кошмаром наяву: он всего лишь желал видеть рядом с собой Вайпер. Смертную. Ее скромность и чистоту, как он сам заявил об этом минуту назад.

– Брэндон, она всего лишь человек! Ничтожество! Еда! А ты поклоняешься ей как святой! – тихо воскликнула я, в порыве любви к нему. Я положила ладони на его грудь, но он тут же отошел от меня.

– Не думаю, что мое «поклонение» вызвало бы у нее радость, – цинично улыбнулся Брэндон.

«Естественно, если учитывать все, что ты расписал в своем дурацком дневнике!» – пронеслось в моем мозгу.

– Ты даже придумал какой-то альтернативный мир, в котором она жива и находится у тебя в подчинении! Лелеешь ее одежду, комнату! Украл у Владиновичей ее фотографию! Брэндон! Тебе нужен психиатр! – с отчаянием вскричала я и тихо добавила: – Что тебе нужно от настоящей, реальной жизни?

– Чтобы она была жива, – твердым тоном ответил на это Брэндон. Его губы скривились в усмешке.

– Жива… – Я беспомощно рассмеялась. – И все? Какие скромные запросы! Но, милый мой, она не прожила бы ни дня больше положенного, потому что я убила бы ее! С наслаждением! Прямо на твоих глазах! – Меня охватила слепая ярость.

– Ты сумасшедшая! – устало вздохнул Брэндон, поворачиваясь ко мне спиной и идя по направлению к лестнице. – Я буду в библиотеке.

– Это я сумасшедшая? – Я шла за ним по пятам. – Это не я влюблена в смертную! Это не я обманывала тебя! Ты использовал меня, как какую-то шлюху! Как ту же Люцию! Ха! Ты влюблен в труп! Надо же! Человеконенавистник Брэндон Эйвери Грейсон влюблен в смертную суку!

Но Брэндон никак не реагировал на мои слова. Даже не удостоил меня взглядом. Он лишь молча шел к лестнице.

Я отчаянно желала остановить его, но, так как это не получалось, у меня была и другая цель – ранить его. Ранить так сильно, чтобы он пожалел о том, что играл со мной.

Черный кожаный туфель Брэндона уже ступил на лестницу, но я знала слова, что заставят его посмотреть на меня.

– Что ж, по пути в библиотеку, не забудь зайти в комнату Вайпер! – тихим злым тоном сказала я ему.

Брэндон тут же остановился и непонимающе взглянул на меня.

Я ответила ему полной яда улыбкой.

Зрачки глаз Брэндона расширились, – он понял. Понял и ужаснулся.

Он мигом взлетел по лестнице на второй этаж и скрылся в коридоре.

Еще бы – пошел проверять, на месте ли его сокровища! Ха-ха, Брэндон! Тебя ждет жестокое разочарование! Пеняй на себя, чертов ублюдок!

В предвкушении грандиозного скандала и желая увидеть его реакцию, я поспешила за ним. Войдя в комнату Вайпер, я увидела Брэндона, стоящего у кровати, спиной к двери. Я не могла видеть его лица, но надеялась, что он пришел в ярость. В настоящую же минуту он держал в руках пару лоскутков – это были останки ночного платья Вайпер, и перебирал их пальцами.

Интересно, о чем он думал в эту минуту? Что за чувства его охватывали?

Разочарование? Ненависть ко мне? Отчаяние? Злость? Печаль?

Я уничтожила все материальные доказательства того, что Вайпер была в этом замке. Ну, может не все – ее волосы я так и не нашла… Ее волосы. Как Брэндон заполучил их? Отрезал себе на память после того, как убил ее? Хм. Это очень на него похоже!

Чувства Брэндона в эти секунды были мне неизвестны, но я была довольна. Я была рада. Рада тому, что мне удалось ранить его так же глубоко, как он ранил меня: я отняла у него Вайпер.

Тихо войдя в комнату, но не решаясь подойти близко к Брэндону, я остановилась, скрестила руки на груди и склонила голову набок, любуясь делом своих рук. Я желала сказать что-то колкое, но все же, решила не нарушать этот момент моего блестящего триумфа. Я наслаждалась.

Брэндон молчал. Минуту. Две. Он прекрасно знал о том, что я находилась в комнате.

«Пора растормошить его» – подумала я и раскрыла, было, рот, как вдруг в комнате раздался спокойный голос Брэндона.

– Думаю, фотографии, которые ты нашла в сейфе, тоже погибли? – спросил он.

– У тебя есть сомнения? – сладким тоном ответила я.

Брэндон обернулся ко мне. Он был совершенно спокоен.

– Это был бессмысленный поступок с твоей стороны, не находишь? – усмехнулся он.

– Я так не считаю! – усмехнулась я в ответ.

– Думаешь, я такой идиот, что оставил бы ее вещи и одежду здесь? Зная о том, что ты находишься в замке и можешь в любое время уничтожить то, что я так бережно храню? – Брэндон оказался рядом со мной.

Я смело смотрела на него, с улыбкой на устах.

– Ты и есть идиот, мой милый. И доказательства этому ты только что держал в руках, – спокойным тоном ответила ему я.

Он встал напротив меня. Мне пришлось приподнять подбородок, чтоб смотреть в его глаза.

Кажется, мои слова рассмешили его: он тихо рассмеялся своим красивым смехом.

«Какая занятная у него реакция! Почему он так чертовски спокоен?» – с недовольством и недоумением подумала я.

– Все, что ты уничтожила – лишь малая часть того, чем я владею. Эти пять вещиц – небольшая потеря. Я спрятал остальное в надежном месте, куда тебе не добраться. А ты считала, что смогла причинить мне боль, разорвав на куски то, что нашла в гардеробе спальни Вайпер? Боюсь, я разочаровал тебя, не правда ли? – Голос Брэндона оставался спокойным, вкрадчивым. Он не пытался дотронуться до меня.

Я нахмурилась: он был прав. Моему разочарованию не было предела!

Я не уничтожила Вайпер – он спрятал ее от меня. Он предвидел эту ситуацию.

Чертов сукин сын!

– К несчастью для тебя, я не разочарована, нет, – с милой улыбкой солгала я. – Ведь твое главное сокровище теперь утеряно навсегда. Ее ночное платье – то, о котором ты так мило писал в своем дневнике.

– Черт, ты права! – рассмеялся Брэндон. – Я и, правда, идиот: оставил его здесь!

Вдруг он схватил меня за шею и припечатал к стене – я не успела и моргнуть.

– Сука! Ты понятия не имеешь, что натворила! – крикнул Брэндон и впился пальцами в мою шею, словно пытаясь удушить меня.

Но я рассмеялась. Как смешон он был!

– Я – вампир, Брэндон! Ты так привык видеть во мне свою дорогую смертную девку, что забыл об этом? – насмешливо воскликнула я.

Он тут же отнял руки от моего горла.

– Убирайся, – тихим ледяным тоном сказал он.

– Что? – не поняла я.

И это все? Весь разговор?

Я нуждалась в большем! Желала видеть его метания, как дикого зверя, подстреленного пулей охотника! Желала видеть отчаяние в его глазах и ту же боль, что испытывала я сама.

– Собирай свои чертовы вещи и убирайся из моего замка, – повторил Брэндон.

– С удовольствием! – крикнула я ему в лицо. – Но тебе придется подождать, мой милый! У меня есть пара незавершенных дел! А ты, если хочешь, можешь начинать собирать мои вещи!

Теперь я чувствовала лишь раздражение: я собиралась уйти сама, дать ему понять, что он остался в проигрыше. И что же я получила взамен? Это он вышвырнул меня! Как паразита! Ублюдок! Ненавижу его!

– Несчастный! Оставайся же со своей Вайпер! Ты прекрасно знаешь, что она никогда бы не стала твоей! Никогда добровольно! Ты собираешь объедки! Объедки Седрика Моргана! – вскрикнула я и пулей вылетела из комнаты.

«А я собираю объедки Вайпер!» – с отчаянием поняла я, спускаясь по лестнице.

Я вышла из замка, села в свое авто и, выехав из поместья, растворилась в темноте ночи, впившись пальцами в руль и рыдая от безысходности.

И это его я полюбила! Того, кто никогда не ответит мне взаимностью!

Я обречена.

Глава 24

– Седрик! Это Мария! Ты уже поговорил с Маркусом? – говорила я по громкой связи, ведя автомобиль в Лондон.

– Привет. Да, я поговорил с ним еще вчера, но он упрям как осел! – ответил мне Седрик.

Я сжала зубы: в этот момент я была так взбешена, что из моих губ почти срывались матерные слова. Но я не могла материться при Седрике. Тем более – Маркус все-таки его брат, и Седрику вряд ли понравилось бы услышать о нем что-то более крепкое чем «осел».

Маркус! Если даже Седрику не удалось открыть ему глаза на трагедию, которую он создал своими же действиями, то это не удастся никому!

– Значит, он настроен на развод? – сквозь зубы процедила я.

– К сожалению. Как Маришка?

– О, с ней все в порядке! Она страдает, конечно, но, раз твой брат ведет себя как настоящая свинья, то мне стоит радоваться тому, что вскоре они разведутся!

Седрик вздохнул в трубку.

– В твоих словах есть смысл, – ответил он мне.

– Послушай, ты и Маркус, вы все еще в Лондоне? – спросила я.

В моей голове созрел план.

План отмщения Брэндону: я расскажу братьям Морганам его секрет. Они удивятся… О, они будут просто ошарашены! Я унижу его перед его лучшим другом и его соперником! Сладкая месть!

– Да, мы в «The Dorchester».

– Я еду к вам, – решительно заявила я.

– Не лучшая идея, – настороженно сказал на это Седрик.

– Успокойся, я не буду устраивать скандал или орать на Маркуса, – усмехнулась я. – Мне нужно поговорить с вами. О Брэндоне. Это важно.

– Меня и Брэндона не связывает абсолютно ничего, – холодным тоном бросил Седрик.

– Думаешь? – Ответ Седрика заставил меня широко улыбнуться. – Ты должен быть там, Седрик, пожалуйста. Это важно, очень важно, поверь мне!

– Я уезжаю в аэропорт, а вы общайтесь, – заявил Седрик.

Упрямец!

– Черт, Седрик, ну почему я всегда я должна уговаривать тебя? – раздраженно спросила я. Теперь мне не осталось ничего, кроме как открыть ему мои карты. – Речь пойдет о Вайпер!

– Откуда ты… – начал, было, Седрик совершенно ошеломленным тоном, но мне было не до допросов.

– Да, я все знаю! Кроме того, я была у ее родителей, в Брно, – перебила я его.

– Зачем тебе это нужно? – ледяным тоном отреагировал Седрик.

– Ты узнаешь, если останешься и дождешься моего приезда! К тому же, клянусь, что твоя тайна останется между нами. Мне до этого нет никакого дела, – пообещала я.

– Мария, ты зашла слишком далеко.

– Маркус знает?

– Он – мой брат, конечно, он знает! – По тону Седрику было ясно, что он рассержен.

– Прекрасно! Тогда до встречи! Не уезжай! Потому что, если ты уедешь, то потом крупно об этом пожалеешь! Информация, которой я владею – более чем занятная и просто перевернет твой мир с ног на голову! – в предвкушении наслаждения, сказала я, улыбаясь во весь рот.

И все-таки, я могла улыбаться. Даже после всего, что сделал со мной Брэндон.

– Информация о Вайпер? – недоверчивым тоном уточнил Седрик.

– Именно.

Он ничего не ответил.

– Я буду здесь, – после минутной паузы все же услышала я его голос.

– Тогда до встречи. Буду через час, – сказала я и отключила звонок.

Я была довольна. Безумно довольна.

– Дамы и господа! Усаживайтесь поудобнее! Шоу скоро начнется! – воскликнула я и рассмеялась жутким громким смехом.

По пути в отель «The Dorchester», я заехала в магазин и распечатала фотографию Вайпер. Ту, которую купил у меня Брэндон. Ха-ха! А ведь он наивно верил, что я передала ему все экземпляры и файлы. Нет, мой милый. Я не такая глупышка, чтобы отдать тебе все, чем могу шантажировать тебя!

Подъехав к отелю, я припарковала свое авто на парковке для гостей, взяла свою сумку с мобильным и фотографией Вайпер, и зашла внутрь здания. Там, в холле, меня встретил Седрик. Как обычно – мрачный и хмурый. Но я принимала его мрачность, ведь дело касалось его возлюбленной. Мы поздоровались, и Седрик повел меня в номер Маркуса. Пока мы поднимались по лестнице на третий этаж, я с невинным лицом вручила Седрику фото Вайпер. Его глаза округлились: он схватил фото и вперил в него непонимающий взгляд.

– Как? – едва слышно пробормотал он, взглянув на меня.

Его лицо было наполнено недоумением и недоверием одновременно.

– Случайное фото случайной чешской девушки, – пожала плечами я, стараясь не показывать свою заинтересованность в реакции Седрика. – По крайней мере, так я считала ранее. Возьми себе на память.

К моему удивлению, Седрик улыбнулся мне. И в его улыбке проскользнула благодарность.

Моя месть начиналась с малого: для начала, Седрик получил фото своей смертной, а это значит, что Брэндон теперь был не единственным ее владельцем.

Дальше – больше. Нужно лишь немного подождать. Не высказывать свой триумф. Действовать рационально и не позволить эмоциям разрушить весь мой замечательный план.

Моя чертова эмоциональность! Если бы только я смогла сдержать себя, открыв сейф и увидев там украденные Брэндоном фотографии Вайпер! Я забрала бы их и вручила Седрику. Отняла их у похитителя и отдала бы законному владельцу. Брэндон вышел бы из себя, узнав об этом… Но, что сделано – то сделано. В любом случае – козырь все еще оставался в моем рукаве.

Мы шли до номера молча.

Маркус встретил нас скучающим взглядом, но, увидев меня, слегка улыбнулся.

– А мне казалось, ты больше не собиралась общаться со мной! – с иронией в голосе сказал он мне.

– Не тревожься, я не буду отчитывать тебя! – с такой же иронией ответила ему я. – Я здесь не по делу Маришки. Да и вообще, разводитесь – так будем лучше всем. Для моей сестры в особенности.

Маркус удивленно приподнял брови, словно не веря в то, что услышал от меня. Он усмехнулся.

– Тогда чем обязан твоему внезапному визиту? – спросил он, не поднимаясь с кресла, на котором работал с ноутбуком.

– Убери ноутбук и усаживайся поудобнее, – вместо ответа, сказала я. – И ты, Седрик. Вон на этот диван.

Братья переглянулись, но послушно сели туда, куда им было указано.

– Думаю, тебе стоит отложить это фото, – многозначительным вкрадчивым тоном сказал Маркус Седрику, увидев у того в руках фотографию.

– Она знает, – коротко бросил ему Седрик, продолжаясь любоваться своей возлюбленной. На его губах играла еле заметная улыбка.

Маркус непонимающе взглянул на меня.

– Так, так… И, что же, черт побери, происходит? – насмешливо спросил он.

– Седрик, пожалуйста, посмотри на меня. Я хочу, чтобы вы слушали меня. И очень внимательно, – тихо и очень серьезно сказала я, проигнорировав Маркуса.

Седрик нехотя отложил от себя фото Вайпер и поднял взгляд на меня.

– То, что вы сейчас услышите, должно остаться между нами. И никто, я подчеркиваю, никто больше не должен знать об этом. Держите рты на замке. – Я встала напротив дивана, словно клоун перед публикой. – Вам понятно?

Оба молча кивнули. Их лица светились любопытством: Седрик жаждал получить новую информацию о своей Вайпер, а Маркус, скорее всего, был заинтригован моим поведением и кодом «совершенно секретно».

Я глубоко вздохнула.

– Двенадцать лет назад я была в Праге, – начала я спокойным тоном рассказчика. – У меня была съемка. В свободное время я гуляла по разным районам и фотографировала людей, которые чем-то привлекли мое внимание. На одной из остановок стояла девушка: она ждала трамвая. Помню, я подумала про себя: «Как живописно!» и сфотографировала ее. Именно эту фотографию ты получил от меня, Седрик.

Маркус тут же потянулся и взял в руки фото.

– Что ж, у тебя талант, – тихо сказал он.

– Спасибо. – Я зашагала вперед-назад, собираясь с мыслями и пытаясь выстроить в разуме логичный и понятный рассказ. – Три года назад я пыталась опубликовать свои работы в одном из самых популярных журналов Лондона. «Colour world». Мне сказали принести свои лучшие работы, и я взяла с собой и эту фотографию. Затем меня попросили погулять пару часиков, потому что мои работы должен был просмотреть и одобрить спонсор. И он одобрил. Мне даже предложили оформить мою собственную выставку…

– Ты решила поделиться с нами о начале твоей карьеры? – шутливо спросил Маркус. – Это, конечно, интересно, но…

– Маркус! – ледяным тоном перебил его Седрик.

– Что? – Маркус посмотрел на брата.

– Помолчи, – тихо ответил ему тот.

Маркус бессильно откинулся на спинку дивана.

– Черт, где я остановилась… – Я вдруг потеряла мысль.

– Тебе предложили оформить выставку, – напомнил мне Седрик.

– Точно! – Я хлопнула в ладоши и продолжила свой рассказ: – И я безумно обрадовалась! Но мне поставили одно условие: я должна была продать этому спонсору одно фото. А именно – фото Вайпер. Все кадры, все файлы. Занятно, не правда ли? – Я тихо рассмеялась. – Конечно, я согласилась! Я встретилась с этим спонсором в ресторане моего отеля и отдала ему файлы. Но не все – оставила один кадр себе на память. А знаете, кто купил у меня эту фотографию? О, он настаивал, сделал все, чтобы она досталась ему! Заплатил мне неприлично крупную сумму! Знаете кто? – Я остановилась, обернулась к сидящим на диване и с нескрываемой насмешкой сказала: – Наш общий знакомый! Брэндон Грейсон!

– Зачем ему фото Вайпер? – резким тоном спросил Седрик.

На лицах и Маркуса и Седрика читалось глубокое удивление.

– Я задавалась тем же вопросом! – продолжила я. – Но потом мы стали жить вместе, и я благополучно задвинула эту тему в дальний ящик. Я наслаждалась жизнью. До того момента, как не побывала в твоем доме, Седрик.

Седрик непонимающе поднял брови.

– А можно без отступлений? – раздраженно спросил Маркус.

– Будь терпеливым мальчиком и услышишь что-то интересное! – строго бросила ему я.

Маркус всплеснул руками.

«Сдаюсь!» – говорил его жест.

– Седрик, ты нашел меня у портрета Вайпер. Ты помнишь? – спросила я Седрика.

Он молча кивнул.

– Но ты не стал слушать меня. А ведь именно тогда я поняла, что эта девушка, на фотографии, как-то связана с вами обоими. «Зачем Брэндону ее фотография?» думала я. Я попыталась выпытать у тебя о ней, но ты выставил меня за дверь. Но я не сдалась и начала свое расследование. Вскоре я вышла на однокурсницу Вайпер – Юлию.

Седрик вдруг насмешливо улыбнулся.

– Да, да, она рассказала мне о Вайпер, но совсем немного. Толку от нее было мало. Но она дала мне адрес родителей Вайпер. И я поехала туда.

– Что ты сделала с ними? – мрачно насупился Седрик.

– О, ничего, просто поболтала с ними! Очень милые смертные, – ответила ему я, понимая, что он обеспокоен их судьбой и о том, живы ли они. – Я притворилась давней подругой их дочери, и меня тут же пригласили на чай. И от них я услышала все, что желала услышать. Смотрела ее фотографии, была в ее комнате. Кстати, когда ты был у них в последний раз, ты не заметил, что в семейном альбоме о последних годах жизни Вайпер куда-то исчезли более десятка фотографий?

– Да, заметил, – коротко ответил на это Седрик.

Маркус наконец-то заинтересовался моим рассказом и теперь внимательно слушал каждое слово, поочередно смотря на меня и на своего брата.

– Они считают, что это ты забрал их, – тихо сказала я Седрику.

– Нет. Я не стал бы отнимать у родителей Вайпер память о ней, – сказал Седрик. Он поморщился, словно от боли.

Я улыбнулась против своей воли: ничего, ты узнаешь! Еще совсем немного, и вы умрете от удивления!

– Именно от Владиновичей я узнала о том, что ты влюблен в Вайпер. В смертную. Но я не осуждаю тебя. Мне… жаль тебя. – Я постаралась сказать это с чувством, но это у меня плохо получилось. – Но я тут же решила поехать к тебе и заставить тебя рассказать мне о том, как Вайпер связана с Брэндоном. Я знаю, что он убил ее…

– Нет, не он, – вдруг перебил меня Седрик. – Я.

Я непонимающе уставилась на него.

– Ты? Но разве она не была в его поместье? Она поехала с ним добровольно… – начала, было, я, опираясь на слова Эрика.

– Черт, нет! – Седрик вскочил с дивана. Он был в ярости. – Он увез ее! Похитил! Вайпер ненавидела его!

Что? Брэндон похитил ее?

Мой рот открылся от удивления.

Седрик энергично отошел к окну и встал к нам спиной.

– Но я разговаривала с Эриком! Он вез их в Сансет-холл, и она ехала с Брэндоном добровольно! Так он сказал! – воскликнула я.

– Он шантажировал ее! – вдруг вставил Маркус. – Он похитил ее и никому об этом не сказал. Даже мне. Он нашел своим долгом устранить Вайпер с пути, чтобы она не рассказала другим о нашем существовании. Да, она знала о том, что Седрик – вампир, о нашей семье и о нас вообще.

– Но тогда почему он не убил ее? – воскликнула я. – Седрик убил? Это невозможно!

– Увы, это правда. Это я убил ее. Случайно, не понимая, что делаю, – тихо сказал Седрик.

– Что ж… Это ужасно, – выдавила я.

Неожиданный поворот!

– Но откуда вы знаете о том, что Вайпер была у него? – спросила я.

– Он позвонил нам и попросил наших родителей приехать и устранить ее. Это наше семейное дело – так он сказал, – ответил мне Маркус. Он участливо взглянул на брата. – Седрик, как ты?

– Все в порядке, Маркус, – глухо ответил тот, но так и не обернулся. – Она была в его власти не по своей воле, Мария. Это все, что ты хотела нам рассказать? Можешь не стараться: мы знаем. Он не скрывал это от нас.

– Возможно! Но что-то он все-таки скрыл! – торжественным тоном сказала я. – Теперь ваш черед слушать! И вы никогда не догадаетесь, что именно он вам не рассказал, но что я откопала сама! Как я уже сказала, после Владиновичей я решила поехать к тебе. Но вместо этого я провела два месяца в Праге, с сестрой. Мы наконец-то помирились…

– Поздравляю! – саркастическим тоном бросил Маркус.

– Затем я все-таки приехала к тебе. Но ты был в море. И это было к лучшему. Это раззадорило мое любопытство, и я поняла, где нужно искать дальше. И я нашла. В квартире Брэндона, в Лондоне есть его кабинет. Он всегда заперт. Я открыла его. Нашла сейф. И в сейфе оказались все его гадкие мерзкие тайны. Там были фотографии Вайпер. Те, что исчезли из альбома Владиновичей.

– Что? – хором спросили Маркус и Седрик.

Седрик подскочил ко мне.

– Сядь, – сказала я ему.

– Это он забрал ее фотографии! – пробормотал Седрик, не слушая меня.

– Да, он. Но это не все. Там был его дневник, и я прочитала его от корки до корки.

Я сделала интригующую паузу.

Седрик схватил меня за запястье.

– Говори же! – рявкнул он мне в лицо.

– Седрик, полегче! – обратился к нему брат. Он вскочил с дивана, чтобы прийти мне на помощь.

Но мне было плевать.

– Он любит ее! Он одержим ею! Любит, с того самого момента, как увидел ее на борту самолета! – тихо, не сдерживая презрения к Брэндону, сказала я.

Седрик отпустил мою руку. Его лицо выражало недоверие.

Маркус широко раскрыл глаза.

В комнате воцарилась мертвая тишина.

Глава 25

– Все эти три года Брэндон жил со мной, и я считала, что он любит меня. Но он никогда меня не любил! – вновь тихо начала я. Мой голос дрожал от переполнявших меня эмоций.

– Это невозможно! – воскликнул Маркус. – Я отлично знаю своего друга! Он никогда бы не стал скрывать от меня это! Ты бредишь, Мария!

– Да открой же ты свои глаза и посмотри на меня! – в ярости вскричала я. – Неужели я никого тебе не напоминаю?

Маркус пристально взглянул на меня.

В его глазах засветился ужас. Ужас понимания.

– Он сделал из меня Вайпер! Я покрасила волосы и ношу линзы, потому что все это я принимала за странности, но делала в угоду ему! – кричала я. – Он трахает смертных девок, которые хоть как-то смахивают на Вайпер! До того, как мы стали жить вместе, он каждую неделю имел проститутку Люцию, потому что она похожа на нее! Но потом он решил создать свою собственную «вечную» Вайпер! Создать ее из меня! Обкрутил меня вокруг пальца и пользовался моей любовью к нему! Но теперь… Теперь я вспоминаю, что он ни разу не сказал мне: «Я люблю тебя, Мария!». Все, что я слышала от него было: «Я одержим тобой, моя Вайпер!». О, но и это не все! С тех пор как Вайпер умерла его разум свихнулся, и он создал своей собственный мирок, в котором у него есть Вайпер, и она живет с ним в Сансет-холле! А переделав меня в нее, он воплотил свои сумасшедшие мечты в реальность! Это ее он любит! Поклоняется ей! У него есть ее одежда! Он лелеет ее, он… – Но я не смогла закончить фразу, потому что из моего горла вдруг вырвались громкие рыдания. Мне стало так больно, что я не смогла больше сдерживать себя и притворяться железной.

Я зарыдала. Рыдания рвались из моей груди, как река, разбившая плотину и выпущенная на свободу.

Седрик вдруг оказался рядом со мной и обнял меня. Он прижал меня к себе, крепко-крепко, словно пытаясь защитить. Я обняла его в ответ и рыдала на его груди, как дитя.

Нас с ним столько связывало! В этот момент он был самой близкой душой моему разбитому сердцу. Я знала: его сердце тоже разбито, и тоже навсегда. Он убил свою возлюбленную. Боже, как ужасно он, должно быть, чувствовал себя все эти годы! Он потерял Вайпер! А я потеряла Брэндона… Но разве он был моим? Увы, увы! Он никогда не был моим! Он душой и телом принадлежит Вайпер! Вайпер! Черт бы ее побрал!

– Он трахал смертных девок и представлял ее! Он трахал меня и представлял ее! – сквозь рыдания, выдавила я.

– Все будет хорошо, Мария, вот увидишь, – тихо сказал Седрик, гладя меня по голове.

– Нет, не будет! Он помешан на ней! Он… У него есть ее волосы… Они лежали в его «Бентли», у стекла… – Мое горло сдавили рыдания.

– Волосы? Темные? Прямые? – тихо спросил Седрик.

– Именно… Ее… Ее волосы!

В молчании комнаты слышались лишь мои вопли и рыдания.

Мне было все равно, что Морганы подумают обо мне: мне было ужасно жаль себя. Я была несчастна, полна душевной боли, разочарования, горечи…

Брэндон никогда не любил меня! Как я смогу пережить это? Я дышу им!

Что мне теперь делать?

Моя жизнь кончена! Нужно найти укромное место и запереть себя там! Заснуть! Не чувствовать! Превратиться в сухую мумию!

Не знаю, сколько длились мои рыдания. За окном был день. Тусклый свет холодного серого дня.

– Простите… Я.. На меня что-то нашло! – Я отстранилась от Седрика и, торопливо пройдя в ванную комнату, умыла лицо водой.

Мария, смотрящая на меня в зеркале, была жалкой дурочкой. Слабой. Никому не нужной. Потекшая тушь. Заплаканные глаза. Опущенные уголки рта.

Схватив пушистое полотенце и вытерев лицо, я вернулась обратно к Маркусу и Седрику.

Они находились в разных местах комнаты и молчали, каждый погруженный в свои мысли.

О чем они думали? Жалели меня?

Я надеялась, что да.

– Что вы на это скажете? – все еще всхлипывая, тихо спросила я.

Седрик откликнулся первым.

– Мне жаль. Жаль его, – тихо сказал он, подходя ко мне.

– Тебе жаль его, Седрик? – насмешливо воскликнула я. – А меня? Меня тебе не жаль? Меня не жалеет никто! А ведь это я получила от жизни это дерьмо, эту любовь к Брэндону!

– Мне жаль вас обоих. И больше мне нечего сказать. – Седрик вышел из номера, не забыв захватить с собой фотографию своей Вайпер.

«Конечно! Уходи!» – со злостью подумала я.

– Маркус, что мне теперь делать? – с отчаянием спросила я.

– Я не знаю. Жить дальше. Даже с этим, – тихо ответил он мне. Его лицо было угрюмым и мрачным.

– Но это не жизнь! – Я покачала головой.

– Ты права… Ты ищешь у меня совета, и я дам тебе его: это твоя жизнь, и только ты вправе распоряжаться ею. Брось его, живи с ним дальше – делай то, чего хочешь ты.

– Жить с ним я не могу. И бросить… Я умру без него! Знаешь, в первый раз в жизни я жалею о том, что бессмертна! Я могла бы сброситься с крыши, встать под поезд, вскрыть себе вены… Все, лишь бы не чувствовать сейчас эту боль! Я не хочу даже бороться. У меня больше нет чести и гордости…. Он забрал у меня все. Как же я ненавижу его! – устало сказала я, обняв себя за плечи и смотря в окно. – Но я одержима Брэндоном так же, как он одержим этой смертной сукой… Одержимые, смешные сердца! – Я горько рассмеялась, насмехаясь над самой собой. Над своей судьбой.

Я развернулась, взяла со столика свою сумку и направилась к двери. Мне нужно было уйти. Остаться наедине со своими мыслями. Последовать совету Маркуса и решить, что мне делать дальше. Но вдруг поддавшись предавшим меня чувствам, я резко остановилась, развернулась и спросила:

– Что вы сделали с Вайпер, когда забрали ее у Брэндона?

– Большую глупость, которую мы никогда не сможем искупить, – тихо ответил мне Маркус.

– Значит, вот, что отдалило Седрика от семьи, не так ли?

– Увы, это была наша ошибка.

Я задумалась.

– Значит, родители Вайпер приходят не на могилу дочери. В этой могиле лежит кто-то совершенно чужой им… Бедные смертные! Вы забрали у них даже это! – прошептала я, полная сострадания к Владиновичам.

Они ничего не знали. Они живут в обмане уже столько лет. И Седрик никогда не откроет им то, что именно он убил их дочь… Как он смеет приезжать к ним и смотреть им в глаза, он – тот, кто отнял у них Вайпер!

Маркус промолчал.

– Поговори с ним, – вдруг вырвалось у меня.

– Что? – усталым тоном откликнулся он.

– Поговори с ним! – настойчиво повторила я.

– О чем?

– Скажи ему, что он должен бросить весь этот фарс с Вайпер! Скажи, что я прощаю его. Он послушает тебя. Он дорожит тобой, – сказала я. Мое сердце было полно надежды.

– Ты ошибаешься: Брэндонуже давно не дорожит моим мнением! – с отчаянием в голосе сказал на это Маркус. – И теперь я понял: именно с того момента, как он встретил Вайпер, он перестал слушать старых друзей. Но если тебе станет легче от этого, я поеду к нему.

– Да, езжай. Спасибо, – настойчивым тоном сказала я.

– Но тебе нужно понять: как бы сильно ты ни ненавидела Вайпер, она была лишь его жертвой. Да, она искалечила моего брата, но Брэндон искалечил себя сам.

– Но сам факт того, что она встретилась на его пути – это то же самое! Это Брэндон стал ее жертвой! Теперь я понимаю это! – парировала я ему.

Даже мысль о том, что здесь не было вины Вайпер, приводила меня в бешенство.

Она! Во всем виновата эта смертная сука!

– Но поговори с ним. Умоляю… Скажи ему, что я могу изменить его… Излечить. Я сделаю для него все, – тихо сказала я. На моих глазах вновь выступили слезы.

– Иди, Мария. Тебе нужно успокоиться, – ласково сказал Маркус, подходя ко мне.

– Но ты поговоришь с ним? – еле слышно вновь спросила я.

– Да. Обязательно. Будь уверена. А теперь иди. – Маркус ласково потрепал меня по плечу. – Вызвать тебе такси?

– Я на авто… Побуду пока в Лондоне. Пару дней, – улыбнулась я, чувствуя к Маркусу благодарность и восхищенная его благородством.

Ведь он не обязан был делать это для меня. Он и Маришка разводились, и я больше не буду его родственницей. И все же, он поговорит с Брэндоном ради меня.

– Хорошо, но я все же посажу тебя в такси, договорились? Не хочу, чтобы ты садилась за руль в таком состоянии. – Маркус улыбнулся. – Я поеду к Брэндону завтра вечером: сегодня и завтра полностью забиты деловыми встречами.

– Спасибо… Спасибо! – В порыве благодарности, я обняла его.

Маркус ответил мне крепким объятием.

Мы вышли из отеля, и Маркус, моментально поймав желтое такси, усадил меня в него и сказал на прощание: «Все будет хорошо!».

– The Laslett! – сказала я водителю.

Мой любимый лондонский отель. Поживу пока там.

«Боже, а ведь Брэндон, вполне возможно, уже выкинул мои вещи за ворота своего поместья!» – поморщившись, вспомнила я. – Но я не сдамся. Я буду бороться за тебя, мой мерзавец! Я излечу тебя от твоей болезни, и ты будешь только моим!».

Я была решительно настроена на борьбу.

***

Отель стал местом моего добровольного заточения на два дня: я не выходила из номера, да и желания не было.

Мой разум не давал мне покоя и без остановки обрабатывал сложившуюся ситуацию и искал пути выхода из нее. Наедине с собой, я поняла три вещи: первое – я больше не стану упрекать Брэндона в том, что он, не по своей воле, влюбился в смертную, ведь для него эта любовь – насмешка судьбы. Во-вторых, я хочу остаться с ним. Продолжать жить с ним, иметь возможность быть рядом. В-третьих, я прощаю ему то, что он таким омерзительным способом использовал меня. Пусть: я смогу дать ему исцеление. Я не сдамся, нет.

Я надеялась, что после разговора с Маркусом, Брэндон поймет, что так больше не может продолжаться. Он должен отпустить Вайпер и быть со мной. С женщиной, которая любит его, безумно и страстно. Только бы все получилось…

Несколько раз моя рука тянулась к телефону, чтобы по привычке позвонить Мише, но я тут же одергивала себя: нет, Миша занята. Не буду класть на ее плечи мои страдания. Пусть наслаждается жизнью и думает, что у нас с Брэндоном настоящая идиллия. Позвонить Маришке? Я бы очень хотела услышать ее голос, ее совет – она не так уж сильно моложе меня и знает толк в страданиях. Хм, благодаря мне, и вот теперь и Маркусу. Она могла бы дать мне дельный совет. Но нет – она полна своей боли, она разводится с любимым мужем, и я не имела права заставлять ее переживать за сестру.

И я молчала. Никому не звонила. Мне хватало себя и своих размышлений.

К тому же мне все стало ясно: Брэндон будет моим. Только моим. Даже если у меня не получиться изгнать Вайпер из его сердца, у меня все же есть преимущество перед ней – я жива и я рядом. Всегда рядом. Всегда готова поддержать, выслушать. Обнять и поцеловать.

Брэндон поймет это, рано или поздно.

Маркус пообещал приехать к Брэндону в Сансет-холл сегодня вечером. Этот вечер решит все. Если все пойдет, как нужно, и я окажусь рядом с возлюбленным, когда он будет нуждаться во мне как никогда ранее, битва будет выиграна. Я докажу ему, что я – из плоти и крови, всегда могу дать ему то, что он никогда не получит от своей мертвой смертной.

Пора было ехать. Но сперва я взглянула на себя в зеркало, и, с удовольствием подумав о том, что выгляжу очень элегантно, закрыла номер на ключ и вышла в коридор.

Я не стала надевать карие линзы. Больше никогда. И каштановый цвет волос я перекрашу сразу же, как только пойму, что нужный момент наступил. Нельзя рубить с плеча: нужно было дать Брэндону время привыкнуть видеть меня такой. Настоящей. Видеть Марию.

Сдав ключ от номера на ресепшн, я села в свой автомобиль и направилась в Сансет-холл.

Удивительно, как два дня могут повлиять на образ мышления. Еще два дня назад я ненавидела Брэндона и желала уйти от него. Сейчас же, я жалела его, считала жертвой. Жертвой Судьбы и черных чар Вайпер Владинович. Она околдовала его. Брэндон всего лишь желал выполнить свой долг и устранить ее с нашего пути, но она, каким-то странным образом, залезла в его мозг и заставила его влюбиться в нее. Черт с ним, с Седриком! Хотя, по-видимому, он не так уж и страдает! Интересно, что подумал Брэндон, узнав о том, что это Седрик убил Вайпер? Тот, который клялся ей в вечной любви? Ха! Какая черная ирония!

Бедный Брэндон. Вайпер искалечила его на все века. Он достоин жалости, а не порицания.

В вечерней темноте, так рано наступающей в Англии в это время года, я приближалась к поместью. Доехав до поворота, ведущего к замку, я снизила скорость до двадцати километров в час и медленно, тихо ехала по дороге, не желая, чтобы Маркус и Брэндон услышали мое присутствие. Я желала подслушать их разговор. Остановив автомобиль, я, пытаясь не издавать ни звука, вышла, закрыла дверцу и, бесшумно пройдя по асфальту, вступила в лес, окружающий Сансет-холл. Мне пришлось снять свои сапожки и нести их в руке. Ступать по опавшей листве было трудно – она то и дело скрипела под моими шагами. Но я не останавливалась. Я шла по влажной земле и листьям, испытывая чувство омерзения к тому, что мои босые ноги покрылись грязью. Голые деревья плохо скрывали меня, и я шла от дерева к дереву, стараясь найти место, где смогу остановиться и, незамеченная, подслушать, о чем разговаривают те двое, в замке.

Мне казалось, что с Маркусом Брэндон будет более откровенен, чем со мной. Они – давние друзья. Лучшие друзья. Да и Маркус не будет орать на него, как это сделала я. В чем была моя большая ошибка… Эти двое всегда находили общий язык. Всегда имели занимательные, тихие и спокойные беседы. Почему-то, я была уверена, что, подслушав их разговор, я узнаю много нового.

Наконец, я дошла до определенного пункта, где могла отчетливо слышать голоса, доносящиеся из замка. Вечер был безветренней и тихий, лишь изредка раздавались птичьи голоса.

Я встала за дерево, скрываясь от возможности быть увиденной, и принялась сосредоточенно слушать.

– Значит, когда ты написал Седрику: «Ты сделал то, что не смог сделать я», ты имел в виду это. Ты не смог убить ее. А он смог, – раздался голос Маркуса.

Ему ответил тихий смех. Это был Брэндон.

– Нет. Я имел в виду, что я утоп в болоте, а он – сумел выбраться, – насмешливо сказал Брэндон. – Но, черт, ты прав: он убил ее. Плел этой наивной девочке о вечной любви и убил.

– Все эти девушки. Ее копии… Я должен был догадаться, но я был слеп, – тихо сказал Маркус.

Было слышно, что кто-то из них расхаживал по каменным плитам замка. Второй из них не двигался. Должно быть, это был Брэндон: это он любил стоять спиной к собеседнику, вперив взгляд на вид, открывающийся из окна.

– Как драматично, – спокойным тоном ответил Брэндон.

Два друга беседовали на спокойных тонах. Можно даже сказать, вольготных. Словно они обсуждали что-то совершенно обыденное.

– Мне больно за тебя, Брэндон. Ты мой друг.

– Не стоит жалеть меня.

– Помнишь, нашу встречу в ресторане, много лет назад? Ты выпытывал у меня, куда мы отвезли Вайпер. Ты искал ее.

– Это очевидно.

– И ты был в монастыре. Ты даже попытался забрать ее. Зачем? – Голос Маркуса был полон удивления.

– Ты знаешь ответ, Маркус, – иронично ответил ему Брэндон. Он повернулся на каблуках, очевидно для того, чтобы взглянуть на друга.

– Она сломала тебя. Тебя. Я и представить не мог, что ты носишь в себе эту тайну. И как же я жалею о том, что она родилась в этот мир.

– А знаешь, о чем жалею я? Все эти годы? Я жалею о том, что позвонил тебе в тот вечер.

«О чем они разговаривают?» – удивилась я.

Очевидно, о прошлом. Но я не могла найти логику в их разговоре.

Я не шевелилась.

– Я мог бы оставить ее себе. Да. Вот о чем я жалею, Маркус! – со странной ноткой в голосе сказал Брэндон.

– Но, послушай: Мария любит тебя. По-настоящему любит. Тебе нужно попытаться…

– Мария ничего для меня не значит, – жестким тоном бросил Брэндон.

Мое сердце пронзила боль.

Как трудно было слушать его слова и оставаться спокойной! Это стоило мне титанических усилий.

– Но Мария невиновна в том, что ты, так некстати, влюбился в смертную!

– Нет, конечно, нет. Но я не просил ее любить меня.

– Это очень мерзко по отношению к ней, не находишь? – слегка рассерженным тоном сказал Маркус.

«Спасибо, Маркус!» – с благодарностью подумала я.

– Как ты сказал мне, когда я пытался поговорить с тобой о ситуации с Маришкой: «Мы разберемся. Пожалуйста, оставайся в стороне» – невинным тоном парировал ему Брэндон.

Маркус глубоко вздохнул: видимо, Брэндону удалось обернуть оружие Маркуса против него самого. Как ловко!

– И все же, не будь идиотом: Мария любит тебя и готова простить.

– И все же, Маркус, не будь идиотом: Маришка любит тебя и готова простить, – вторил Брэндон.

– Это нечестно! Ты повторяешь мои слова, коверкаешь то, что я хочу сказать…

– Правда? Ты читаешь мне моральные наставления, но не желаешь ли взглянуть на себя со стороны?

– Черт, Брэндон! Причем тут я и Маришка?

– При том, что ты – идиот, не видишь того, как сам же разрушаешь твое счастье и твою семью. Тебе жаль меня, говоришь ты! Но посмотри на себя! У тебя есть все для того, чтобы быть счастливым, но ты без колебаний готов разрушить все это из-за какой-то дерьмовой размолвки с женой! – Брэндон повысил голос.

– Это не твое дело! – тоже повысил голос Маркус.

– Как и не твое дело совать свой нос в мою жизнь!

Разговор шел совсем не в том направлении, что мне хотелось слышать! Теперь они спорили о том, кто из них больший идиот!

«Нужно остановить их, пока они не наговорили друг другу то, о чем им сложно будет забыть в будущем! Вот дураки! – раздраженно подумала я и, обув свои сапоги, побежала вперед, слыша, как два друга метают друг в друга ядовитые стрелы. Легко преодолев высокий забор, я оказалась в поместье и направилась к замку.

– Прости. Я слишком завелся, – вдруг услышала я голос Брэндона.

– И ты… Прости меня. Но я не могу оставаться в стороне, зная о том, что ты не в порядке, Брэндон. Пожалуйста, дай мне помочь тебе! – теплым тоном ответил ему Маркус.

Прекрасно! Они образумились!

Не нужно было выдавать себя! Но делать было нечего – я уже была в замке.

Я вошла в библиотеку, в которой и происходил диалог закадычных друзей, и обнаружила, что не ошиблась в своих догадках: Брэндон стоял у окна, спрятав руки за спину, а Маркус расхаживал по комнате.

Едва я появилась в проходе незапертой двери, Маркус поморщился, а Брэндон обдал меня своим ледяным взглядом, не скрывая своего недовольства.

– Мария, ты не вовремя! – тихо сказал мне Маркус.

– О, я буду молчать, как мышка! – попыталась улыбнуться я, однако, понимая, что приношу всем неудобства. Но я отчаянно желала смотреть на Брэндона. Мне было важно видеть его чувства. Анализировать их, и – в нужный момент, подставить ему свое крепкое любящее плечо.

– Тебе нельзя здесь оставаться! Не сейчас! – шикнул на меня Маркус.

– Пусть остается. Одним пустым местом больше или меньше – никакой разницы, – равнодушно сказал Брэндон, и, правда, смотря на меня, как на пустое место.

Он взглянул в мои серо-голубые глаза, и на его лице отчетливо проявилось чувство омерзения. Я была не угодна ему без карих линз. Образ его милой Вайпер был нарушен.

Я смело встретила его взгляд, но промолчала.

Ужасная, неловкая ситуация.

– Господи, Брэндон… Мог бы быть и поучтивее! – с упреком обратился Маркус к другу. – Мария всего лишь желает помочь тебе! Я понимаю, что ты не властен над своим чувством к Вайпер, но, пойми же: ты должен идти дальше! Отпустить прошлое! Ее нет! Пойми! Прими эту правду!

– Для меня она всегда будет живой. Пока жив я. Маркус, я не несчастен. Я наслаждаюсь мыслями и воспоминаниями… – спокойно парировал ему Брэндон.

– Фантазиями! Уродливыми грязными фантазиями! – перебила его я. Не смогла сдержать себя.

Оба тут же взглянули на меня: Маркус с сочувствием, Брэндон – с равнодушием. Словно меня не было в этой комнате. Словно ему было абсолютно наплевать на то, что каждое его слово ранило меня. Он знал, что я люблю его, но ему было все равно на мое чувство.

Тиран… Деспот!

На мои глаза навернулись слезы, но я крепко сжала зубы, чтобы не дать этим предательским слезам покатиться по моим щекам.

Я не буду плакать перед ним. Не дождется!

– Брэндон, не сходи с ума! Ее нет! Не существует! Уже шесть лет! – воскликнул Маркус.

– Шесть? Но разве не одиннадцать? – вырвался у меня удивленный возглас.

– Шесть, – повторил мне Маркус. – Но я не буду сейчас вдаваться в подробности…

– Ее не существует, потому что твой брат убил ее! – холодно перебил его Брэндон.

– Да, но она и так умерла бы, рано или поздно! Ты должен продолжать жить! Седрик живет, он принял ее потерю, а ты сходишь с ума! – Маркус беспомощно всплеснул руками.

У меня сложилось впечатление, что Маркус разговаривал с непробиваемой стеной: Брэндон был непоколебим в своем добровольном помешательстве.

Как? Как я смогу пробиться через эту стену? Получиться ли у меня?

Меня охватили сомнения.

– Мне это нравится, Маркус! И раз я не могу заполучить Вайпер, то готов довольствоваться ее тенью, – с мерзкой ухмылкой сказал Брэндон.

Он имел в виду меня. Он так прямо заявил об этом, что у меня перехватило дыхание от боли, пронзающей все мое существо.

– Там, в том проклятом монастыре я сам все испортил! Идиот! Гнев был сильнее моего разума! – воскликнул Брэндон и рассмеялся жутким смехом.

– Монахини сказали, что ты приехал во второй раз, всего четыре часа после того, как я забрал ее оттуда, – нахмурился Маркус.

– Да! И если бы я забрал ее до твоего приезда, она была бы сейчас со мной! Живая! – Брэндон отвернулся к окну.

Я растерянно посмотрела на Маркуса, но он ответил мне таким же растерянным взглядом.

Мы были в тупике.

Брэндон не желал прислушиваться ни к одному из нас.

– Да послушай же ты себя! Она – смертная! Кусок мяса! – не смогла сдержаться я. Мне хотелось растормошить его, раскрыть ему глаза, заставить понять! – А я здесь! Я люблю тебя! Живая, целая и невредимая я!

Помимо моей воли, мой голос был полон слез, и я не имела больше сил сдерживать их. Слезы полились по моим щекам, тихо, беззвучно. Полные горечи и разочарования.

Брэндон обернулся ко мне. На его лице играла странная, немного жуткая улыбка.

– Кусок мяса? Да, я знаю! Но я одержим ею, даже если тебе так трудно это принять! – Его взгляд в мои глаза был полон ненависти. – Чертова сука сломала мою жизнь, но я не могу отпустить ее. Не могу и не желаю!

– Она разрушает тебя изнутри! Твой разум! Помню, я имел совершенно такой же разговор с Седриком! И он так же упрямо отказывался слушать меня! Она свела вас с ума, вас обоих! – с отчаянием в голосе воскликнул Маркус. Он упал в кресло и спрятал лицо в ладонях.

– Он прав! Эта девчонка околдовала тебя, она играет с твоим разумом! – прошептала я, всматриваясь в любимое лицо моего возлюбленного и ища в нем хоть искру понимания.

– Думаешь? – Брэндон ехидно усмехнулся. – Но, моя дорогая, при все при этом, я не похож ни на Седрика, ни на Барни! Я живу и наслаждаюсь жизнью!

– Нам всем нужно успокоиться… Беседа в таких тонах ни к чему не приведет, – вдруг сказал Маркус.

Но мне хотелось кричать. Во все горло.

Я не желала успокаиваться!

– Расскажи ему о том, что ты планировал сделать с ней! – полным злобы голосом сказала я Брэндону.

– Маркус – мой лучший друг, но обсуждать с ним мою личную интимную жизнь я не намерен, – улыбнулся на это он.

– Жизнь? Ты помешан на трупе, Брэндон! – насмешливо воскликнул Маркус со своего кресла. – Зная тебя, я рад, что та, которую любит мой брат, не попала под твою власть!

– Поправка: она была убита, и никем другим, как твоим чертовым братцем! – парировал ему Брэндон.

– Ты повторяешь это снова и снова, – устало сказал на это Маркус.

– Потому что это – неоспоримый факт.

– Чем я заслужил это? Сначала упрашивал собственного брата послушаться голоса разума! И вот опять! Упрашиваю! Лучшего друга! – Маркус закрыл глаза ладонью и откинулся в кресло.

Я не отрывала взгляд от Брэндона: я никогда не видела его таким. Одержимым.

Он так любит свою чертову Вайпер, что готов отказаться от самого себя?

«Но разве, я не твоя, Брэндон? У тебя есть я! Готовая на многое ради тебя! Но готова ли я отказаться от себя ради тебя?» – подумала я, лаская взглядом его лицо.

– Я скажу тебе в первый и последний раз, Маркус, – вдруг усталым тоном сказал Брэндон, взглянув на друга. Тот поднял голову и ответил ему таким же усталым взглядом. – У тебя есть жена, любимая жена, пусть ты и слеп в данный момент и не можешь думать рационально. Маришка. Она живет и дышит. Ты можешь прикасаться к ней. Целовать ее. И она любит тебя. И это – полная противоположность тому, что есть у меня. Ты – счастлив, так позволь же быть счастливым и мне.

– Ты называешь счастьем этот омут, в котором ты добровольно себя топишь? – Маркус тяжело вздохнул.

– За неимением и невозможности ничего другого. Вайпер всегда со мной, но я не могу дотронуться до нее, заговорить с ней. Но я счастлив жить так, как живу сейчас. С Марией.

– Не со мной, Брэндон! Не со мной! – Я закрыла лицо ладонями, полная понимания того, что я никогда не выиграю! Вайпер никогда не уйдет из его сердца! Брэндон готов и дальше жить со мной, используя меня в качестве «тени Вайпер!».

– Если тебе стыдно за такого друга, Маркус, – я не держу тебя! – тихо сказал Брэндон. И в этот раз на его лице появилась горечь, словно он был уверен в том, что потерял лучшего друга. Потерял навсегда.

– Ты был и всегда останешься моим другом. Моим лучшим другом. – Маркус поднялся с кресла и, подойдя к Брэндону, положил руку ему на плечо.

– Тогда оставь мне мой образ жизни и дай мне жить, как мне заблагорассудится. – Брэндон спокойно улыбнулся.

– Жить… – Маркус нервно усмехнулся.

Он хлопнул Брэндона по спине и молча вышел из библиотеки. Проходя мимо меня, он кивнул мне, и в его взгляде читалось сожаление.

«Прости, Мария. Я сделал все, что мог».

Маркус уехал: звуки мотора его автомобиля затихли вдали.

Я осталась наедине с Брэндоном. Только я и он.

И Вайпер, стоящая где-то в углу, в своем белом платье, босая, наблюдающая за нами.

«Нас всегда будет трое, – с тоской поняла я. – Но так не может больше продолжаться».

Брэндон должен сделать выбор.

Она или я.

Глава 26

– Теперь, когда Маркус ушел, пожалуйста, признайся мне: ты насиловал ее? В твоем дневнике ты пишешь, что делал это много раз, – тихо сказала я. – Не волнуйся, я не стала рассказывать Маркусу все. Думаю, ему было бы неприятно услышать такие вещи. Все-таки, Вайпер была подружкой его брата.

Мне нужно было узнать.

Зачем? Не знаю. Возможно, вещи, которые Брэндон описал в своем тайном дневнике, заинтриговали меня: что из его писанины было правдой? Что он утаил от Маркуса?

Брэндон посмотрел на меня равнодушным взглядом.

– Насиловал ли я Вайпер? – Он усмехнулся. – Нет, но у меня было много возможностей. Я хотел ее, хочу сейчас. Она была почти моей. Но меня всегда что-то останавливало. – Брэндон замолчал и задумчиво потер подбородок. – Но, что?

– Ты болен, Брэндон! – Я подошла к нему и встала напротив.

Он вдруг широко улыбнулся.

– Так излечи же меня, Мария! – воскликнул он. На его лице появилась насмешливая гримаса. – Ты думаешь, что я просто идиот? Нет, нет, ты не чувствуешь ни капли того, что из-за этой суки чувствую я! Ненавижу ее! Ненавижу все, что связано с ней!

– Ты ошибаешься! Я чувствую все это! – парировала я.

– Как ты не можешь понять, что я, против своей воли, стал вечным рабом какой-то жалкой смертной сучки! Мертвой сучки! – Брэндон стал энергично шагать по библиотеке, сложив руки за спину.

– И не моя вина в том, что я – не Вайпер! Но я люблю тебя! – вырвался из моей груди крик отчаяния и любви.

Брэндон резко остановился и посмотрел на меня: его глаза не шевелились. Он не моргал. На меня был обращен страшный невыносимый взгляд остекленевших глаз.

– Милый, ты в порядке? – обеспокоено спросила я.

– Я не в порядке, Мария. И уже никогда не буду, – тихо ответил он, словно очнувшись от секундного сна.

– Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой? – с надеждой, греющей меня изнутри, спросила я.

– Да. Ты нужна мне. – Послышался его лаконичный ответ.

Мой рот растянулся в широкой улыбке: я нужна ему!

Эти четыре слова были приятнее, чем все слова любви вместе взятые.

– Вопрос в том, хочешь ли ты остаться? – спросил меня Брэндон.

– Да, я хочу! – выдохнула я на одном дыхании. – Я люблю тебя! Но… – Я сглотнула. – Я не могу так больше. Ты должен выбрать: ты будешь со мной, с Марией, или же ты останешься с Вайпер.

Он улыбнулся своей красивой белозубой улыбкой.

Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди и упасть ему под ноги.

Он выберет меня. Он попросил меня излечить его! И я излечу!

– Что ж, это логично, – сказал он и все с той же улыбкой продолжил: – Пошла вон из моего дома.

Я непонимающе смотрела на него.

– Это несерьезно… Ты только что сам попросил… – ошеломленно начала я свою тираду, но он перебил меня.

– Соберешь свои вещи сама, или это сделать мне? – бросил Брэндон, смотря на меня своим спокойным равнодушным взглядом.

– Если я сейчас уйду, то уже никогда не вернусь! – серьезно предупредила я.

Мое сердце ныло. Рыдало.

Он только что облил меня грязью с головы до ног. Моей искренней любви к нему он предпочел свои дурацкие фантазии.

– Прекрасно, – сказал на это он.

Я не смогла сказать ни слова ему в ответ.

Мои губы дрожали. Глаза были полны слез.

Грудь разрывало чувство пустоты и неизбежности.

Все кончено. Навсегда.

– Но сможешь ли ты уйти от своих чувств ко мне? – вдруг насмешливо спросил Брэндон.

– Это не важно! Главное, что я, в отличие от тебя, уважаю себя! И я ухожу! – сердито воскликнула я в ответ.

– Ты можешь уйти! Но далеко ли? О, я знаю, как никто другой! – расхохотался Брэндон. Он был похож на умалишенного.

– Иди к черту! Думаешь, я поддамся своим чувствам и прогнусь под тебя? Моя гордость всегда была сильнее моего сердца! И я ухожу с гордо поднятой головой! А ты оставайся наедине со своим сумасшествием, или опять трахай смертных девок, похожих на твою драгоценную сучонку! Мне все равно! – крикнула ему я и вышла из библиотеки.

Я направилась прямиком в спальню, чтобы собрать вещи.

Странно, но у меня не было сил устраивать ему скандал, кричать на него и разбивать вдребезги все вокруг. Мой мир рухнул, но рухнул неслышно.

В спальне, открыв настежь огромный гардероб, я горько улыбнулась: здесь не было моей одежды. Все это купил Брэндон. Но не для меня, а чтобы видеть во мне Вайпер.

Пусть остается со всем этим барахлом – я куплю себе новое, верну настоящую себя, вновь стану вульгарной, сексуальной пожирательницей сердец! Отрежу эти темные волосы и больше никогда не надену карих линз!

Я была горда собой: я смогла уйти. Уйти достойно.

Я только что вырвала из своего сердца эту пиявку и растоптала ее ногами.

Не взяв ни одной вещи и не сказав Брэндону ни слова, я гордо покинула замок и, через открытые ворота, пошла по дороге, ведущей вон из поместья. Окруженная темнотой и запахами влажной земли и мха, я вдруг почувствовала себя живой. Я глубоко вдыхала эти запахи и улыбалась.

«Впереди – новая книга моей жизни! Старую я только что захлопнула и сожгла!» – с умиротворением подумала я, подходя к своему авто, ждущему меня на дороге.

Я уходила, не оборачиваясь. Покидала место моего порабощения.

Отныне Брэндон был в прошлом.

Заведя мотор, я поехала в Лондон.

На душе был покой. Но с каждой минутой, мои мысли наполнялись темнотой, а грудь – эмоциями. Мысли захватили меня в плен, мешали сконцентрироваться на пути. Слезы застилали мои глаза. Но я упрямо боролась с этой напастью и ехала вперед, не видя, куда.

«Значит, между Седриком и Брэндоном нет неприязни, – думала я. – Есть только обоюдная ненависть. Седрик ненавидит Брэндона за то, что тот заставлял страдать Вайпер, а Брэндон ненавидит Седрика за то, что та смертная любила его. И за то, что Седрик убил ее. И все. В сердце Брэндона нет места ни для кого, кроме нее. Нет места для меня! Я всегда думала, что, если Миша отвернется от меня – это будем самым невыносимым, что я когда-либо переживу в своей жизни. Но я ошибалась! Самое невыносимое произошло сейчас: вампир, которого я люблю, так безумно, так жгуче и неистово, предпочел меня смертной. Он любит ее. Смертную! И чтобы быть с ним, я должна быть похожей на нее! Отречься от себя, от своих принципов, от своей жизни и превратиться в эту чертову смертную! Это невыносимо… Невыносимо! Эта мысль убивает мое сознание, заставляет мою душу содрогаться от боли и рыдать от безысходности. Брэндон не любит меня! И никогда не полюбит! Но его условия – это Ад! Нет, нет! Я не подчинюсь! Я нашла в себе силы уйти и больше никогда не вернусь!»

Моя нога резко легла на тормоз, и автомобиль, громко взвизгнув, остановился. Я ударилась лбом о руль. Сама не понимая, что делаю, я вышла на дорогу и вперила взгляд назад, туда, где находился Брэндон. Мои легкие жег нестерпимый огонь, готовый сжечь меня и все вокруг. Прижав руки к груди, я тяжело задышала. Из моих глаз текли слезы. Мой рот широко раскрылся, и из горла вырвался громкий жуткий крик.

И мне вдруг стало намного легче. Теперь, как никогда, я была уверена в том, что сделала правильный выбор.

Я была свободна от плена Брэндона Грейсона.

Глава 27

Маришка встретила меня в аэропорту Вацвела Гавела и приняла в свои теплые сестринские объятия. Именно к ней тянулось мое сердце после разрыва с Брэндоном. Только Маришка могла понять меня, но, увы, я не могла рассказать ей о настоящей причине моего побега из Сансет-холла. Тайна Брэндона, как бы ни искушала меня тем, что о ней должен был бы узнать весь мир, хранилась в моем сердце. Я поклялась себе, что никто, кроме меня, Маркуса, Седрика и самого Брэндона никогда не узнает о том, что мистер Грейсон навсегда потерян для реального мира и живет в своем, розовом. Никто не узнает о том, что он влюблен в смертную – это была его тайна, и он был вправе ревностно хранить ее. Ведь, несмотря на всю мою ненависть к нему, все мои неразделенные чувства и эмоции, я не была такой уж мерзавкой, чтобы сделать то, что я в сердцах пообещала ему: выставить идиотом и слабаком перед всем нашим обществом. К тому же, в случае огласки, он упадет с пьедестала не один – он унесет меня за собой, в пучину насмехательств и сочувствия. А ни в насмешках, ни в сочувствии я не нуждалась.

Маришка была прекрасным лекарем моего разбитого сердца – она никогда не упоминала ни о Брэндоне, ни о Маркусе, а заставляла меня делать то, что до этого момента заставляла ее делать я: развлекаться. Рестораны, званые обеды, вечеринки, опера, театры, кино, просто прогулки по прекрасной старой Праге… Маришка… Как благодарна я была ей! Она так старалась, но, увы, Брэндон никак не желал покидать мои мысли, как Маркус – мысли моей сестры.

Разводу – быть. Это было ясно, как день. Однако документы от адвоката Маркуса запаздывали – она заболела и взяла отпуск. Об этом сообщил сам Маркус – в коротком сообщении.

Я даже не знала, стоило ли мне злиться на непутевого Маркуса, ведь он так старался помочь мне. После его приезда к Брэндону, я чувствовала к нему благодарность. Но, все же, с Маришкой он поступал как последняя свинья, и это не могло не раздражать меня. Я просто терпеливо ждала, когда они уже разведутся, чтобы честно принять сторону моей сестры и вычеркнуть Маркуса Моргана из моей жизни. К тому же он был лучшим другом Брэндона, а я отчаянно желала, чтобы меня с умалишенным идиотом Грейсоном не связывало больше ничего.

Желая хоть как-то разнообразить наши с Маришкой жизни, я уговорила ее на небольшое путешествие: сначала мы полетели в Варшаву, к родителям и маленькому Седрику. Оттуда поехали в Гданьск, где Мартин открыл уже второе заведение, в этот раз – паб с «самым вкусным польским и восточноевропейским пивом». Из Гданьска мы взяли самолет в Дублин, где в это время находился Мсцислав, который, в компании с нашими общими знакомыми-вампирами, обсуждали план покорения Эвереста. Последним пунктом нашего путешествия были Миша и Фредрик, в Ванкувере. Там нас приняли особенно тепло. Миша провела нам экскурсию по своему университету, а Фредрик пригласил нас посмотреть на его офис. Нужно заметить, всего за каких-то пару-тройку лет он раскрутился и теперь зарабатывал хорошие деньги. «Это мое хобби, которое приносит мне деньги» – добродушно ответил он Маришке, когда она поинтересовалась его работой. Мы провели в Ванкувере замечательную неделю. Естественно, родители, братья и Миша с мужем получили от меня известие о том, что я и Грейсон расстались, на что они отреагировали удивлением, но, поняв, что мое сердце разбито, деликатно молчали об этом и старались не упоминать имя Брэндона при мне.

Моя семья поддерживала меня. Раньше я не понимала того, как это важно иметь поддержку любящей семьи. Никогда в жизни я не получила столько тепла, объятий и ласковых слов, как за эту короткую поездку. И, черт побери, как приятно было видеть счастливые глаза родителей, когда они увидели, как близки стали Маришка и я. Мама даже всплакнула.

Но мне пора было писать новую книгу моей жизни. Начать все с нуля. С чистого листа.

Расставшись с Маришкой, Мишей и Фредриком в аэропорту, я села на самолет до Торонто.

Домой. В любимый милый сердцу город.

К этому времени я уже разорвала контракт с «Colour world» и искала других сотрудничеств. Благодаря моему уже известному в мире фотографии имени, меня тут же пригласили провести выставки сразу пять знаменитых музеев Канады и США. Материала у меня не было, но я быстро получила его. Все там же – в Норвегии. Все та же идея старинных домишек, предметов быта и историй из прошлого. Эта выставка прошла в Торонто, и она тут же принесла мне невероятный успех: ее даже продлили на месяц – так много людей желало ознакомиться с тайнами загадочной Норвегии.

Я начинала жизнь с чистого листа и собиралась прожить ее настолько счастливо и свободно, как мне только удастся. Увы, Брэндон был прав, когда сказал, что мои чувства к нему никуда не исчезнут – моя голова была забита им, как бы я ни старалась заполнить свой разум чем-то другим.

Секс со смертными? Не помогало. В постели с ними я представляла Брэндона. Он был везде и повсюду. Новые выставки? Они занимали меня лишь на короткий период. Развлечения, театры, путешествия? Все было без толку: мои мысли возвращались в Сансет-холл и тем прекрасным дням и ночам, что я провела там с Брэндоном. Конечно, он видел во мне Вайпер, но я не могла не отметить того, что он все-таки заботился обо мне, устраивал для меня знатные вечера, хотя так ненавидел толпу людей в своем доме… Маленькие, но чувственные моменты, обращенные ко мне, к Марии, не к Вайпер. Будь у него Вайпер, он не подпустил бы к своему поместью ни одного вампира. Значит ли это, что он чувствует ко мне хоть что-то? Привязанность? Он сказал, что я нужна ему. Почему? Быть его Вайпер? Или им руководят другие ко мне чувства?

Возможно, мне стоило бороться дальше… Нет, что за мысли? Прочь! Прочь из моей головы! Я ушла и стала свободной! А он… Я даже не знала, что стало с ним, и чем он теперь занимался. Лишь одно я знала наверняка: Люция приезжает к нему каждую пятницу. Или, теперь, когда я не с ним, она приезжает к нему намного чаще? Пусть! Мне все равно! Наплевать на то, что при одной мысли об этом меня охватывает жгучая ревность! Он – не мой, и никогда им не был!

Любить себя – таково было мое первое правило. Самым дорогим существом для меня должна быть я и только я.

Чтобы отвлечься от пожирания себя угнетающими мыслями, я часто звонила сестрам и Мартину. Мсцислав был вне зоны досягаемости – наверно, уже на полпути к вершине Эвереста. Миша и Фредрик приезжали в Торонто пару раз на выходные, и мы провели чудесное время вместе. Мой давний страх того, что Миша узнает о моих похождениях, испарился – оказывается, Миша знала. Когда я с круглыми от удивления глазами спросила, кто же проболтался ей, она лишь засмеялась и сказала, что не выдаст мне свой источник информации. «Но, поверь, мне абсолютно все равно! Это, странно, конечно, но мне… Ну, бывает. Кстати, родители тоже знают. И уже давно. Но, раз они ни разу не отругали тебя, это значит одно – они приняли это как должное» – сказала Миша и пожала плечами.

Отныне я могла вздохнуть с облегчением: что ж, все знают! Не нужно больше скрывать! Родители знали! Знали, но и слова мне не сказали!

Чудно.

После отъезда Харальдсонов, я позвонила Маришке и поинтересовалась, готовы ли, в конце концов, документы на развод.

– Еще нет. Маркус и его адвокат тянут с этим, и это раздражает меня, – ответила на это Маришка. – Он так категорично заявил, что хочет развод, но вот уже два месяца я жду от него документы!

– Не обращай внимания, – сказала я ей. – Лучше расскажи, как там твой сынок. Он все еще у родителей, в Варшаве?

– Нет, он со мной. Мама позвонила три дня назад и сказала, что Седрик рыдал целый день и просился к маме в Прагу. Она привезла его сегодня на автомобиле. Седрик сиял как начищенный пятак – так ему понравилось путешествие с бабушкой!

– Бойкий мальчуган! Ты случайно не знаешь, навещал ли его Маркус, пока тот был в Варшаве? – поинтересовалась я.

– Да, пару раз. Седрик скучает по отцу… Эй, куда с грязными лапами? Седрик! Ты забыл помыть ему лапы! Нет, нет, только не мои кресла! – вдруг со смехом воскликнула Маришка, и в трубке послышался радостный лай собаки и крик Седрика: «Хорошо, мам!».

– О, боги! – вырвался у меня удивленный возглас. – У тебя что там, собака?

– Да, мы забрали из приюта Блэки! Седрик был очень рад! Он старается, гуляет с ним пять раз в день в любую погоду, а потом моет ему лапы. Правда, сегодня забыл, – весело сказала Маришка.

– Отлично! Теперь ему будет, чем заняться! – засмеялась я.

Я была приятно удивлена: Маришка взяла домой собаку! Умница, какая же она умница!

Но я не стала хвалить ее, зная, что та смутится.

– Как ты? – спросила Маришка. – У тебя все… Нет, Блэки, фу! Он лижет мое лицо!

«Блэки, ко мне!» – тут же раздался голос Седрика.

«Пожалуйста, милый, следи за тем, чтоб он не бросался на других с поцелуями!» – сказала ему Маришка.

«Но он ведь просто показывает свою любовь!» – обиженно воскликнул Седрик.

«Я понимаю, но, пожалуйста, научи его выражать свою любовь ко мне как-то по-другому. Не хотите пока поиграть в твоей комнате?» – ласково спросила Маришка.

Послышался топот ног и лап, убегающих прочь.

– Ох, этот пес испортил все мои кресла! – с иронией в голосе сказала мне сестра.

– Ничего, их всегда можно перетянуть, или, на крайний случай, купить новые, – подбодрила я ее.

– Хорошая идея. Эти кресла, к тому же, теперь кажутся мне такими мрачными! Но, прости, как у тебя дела? Все в порядке?

– Да вот, думаю о новой выставке, но никак не могу найти идею, что и где. Не подкинешь идейку? – поделилась я.

– Как насчет твоей родной страны?

– А что интересного есть в Польше? – почему-то рассмеялась я.

– Много чего! Например, жизнь в бедных районах. Ты снимаешь нищих в других странах, но совсем забыла о той, где родилась и выросла.

– Хм… – Я задумалась.

Почему бы и нет?

– Ладно, уговорила! – воскликнула я. – Только ради тебя! И ты должна приехать на выставку!

– Обязательно! Такое я не пропущу… О, прости… Ага, Маркус только что написал, что приедет завтра повидать сына. – Голос Маришки вдруг дрогнул.

– Хочешь, я тоже прилечу? Могу прыгнуть на первый же самолет! – предложила я, не желая оставлять сестру одну в такой тяжелый день.

– Не нужно, правда. Переживу один день, – уверенным тоном отказалась сестра.

– А ты… Случайно… Ничего не слышала о Грейсоне? – вдруг вырвалось у меня.

– Нет. Ничего.

– Не думай, я просто так спросила, – солгала я, на самом деле сгорая от желания услышать о нем, узнать, чем он занимается и помнит ли меня.

– Так я поверила! Но, Мария, брось это дело. Притворись, что его не существует, – тихо сказала Маришка.

– Я стараюсь… Но ты сама знаешь, как это трудно! – с горечью прошептала я.

– Все будет хорошо. У нас обеих, – ласково сказала сестра.

– Да… Будет… Но, прости, мне пора бежать на встречу: у меня сегодня интервью с одним журналом. Думаю, что надеть? – сменила я тему, чтобы не расстраивать сестру своим нытьем.

– Светлый верх, темный низ и элегантные туфли. Беспроигрышный вариант! – посоветовала Маришка. – И какая-нибудь неброская матовая помада.

– Спасибо! А что с волосами? – Я бросилась к гардеробу, выискивая в его недрах то, что только что услышала от Маришки.

Это было легко: мой гардероб был полон. Нет, я не вернулась к старому вульгарному стилю. Вся моя одежда осталась в Сансет-холле, и, возможно, она была выброшена из замка в первый же день моего отъезда оттуда. Не беда: я заказала много новой элегантной одежды, все с тех же сайтов, которые использовала, пока жила с Брэндоном.

– Ты уже перекрасила волосы? – спросила сестра.

Ах, да. Совсем забыла.

Мои волосы все так же оставались каштановыми. Мало того, я даже была у парикмахера – подкрасила корни. Не потому, что надеялась на внимание Брэндона, нет. Просто этот цвет волос очень мне шел. И я привыкла к нему.

Но карие линзы я больше не носила. И никогда больше не буду.

– Нет, решила оставить тот, что есть… Подумала, столько мороки с этим, – ответила я Маришке, не вдаваясь в подробности.

– Тогда просто расчеши и оставь как есть. Ты уже переоделась? Ну, что думаешь?

– У тебя отличный вкус, сестренка! – весело воскликнула я, вертясь перед зеркалом. – Но мне пора бежать! Еще созвонимся! Пока!

– Пока! Буду искать новые кресла!

Маришка отключилась.

Я еще раз посмотрела в зеркало и подмигнула себе.

У меня не было времени на макияж, и я решила, что и так сойдет.

Сойдет? Что-то я себя недооцениваю! Я просто неотразима!

Обув туфли, надев черное длинное пальто и взяв сумку с нужными вещами, я вышла из квартиры, спустилась в гараж и села в авто.

Я опаздывала: у меня оставалось всего пару минут доехать до ресторана, в котором меня должен был ждать представитель журнала.

«Блистательная, великолепная, неповторимая Мария Мрочек уже в пути!» – довольно подумала я и поехала навстречу, надеясь, что она хоть ненадолго отвлечет мои мысли от постоянного возвращения в Англию. В Сансет-холл.

***

– Мисс Мрочек! Рад нашей встрече!

При входе в ресторан меня встретил приятный молодой человек, со сверкающей широкой улыбкой на лице.

«А что, неплох!» – подумала я, окинув его взглядом с головы до ног, от чего он вдруг слегка покраснел.

Милый кролик. Высокий, с хорошей фигурой, смазливое лицо и ухоженные светлые волосы. Возможно, я приглашу его на свидание после того, как он возьмет у меня интервью. Он бы развлек меня, я знаю.

– Добрый день, мистер… – Я с улыбкой протянула ему руку.

– Зовите меня просто Алан. – Алан пожал мою руку. – Пройдемте внутрь? Сегодня на редкость холодно. – И он галантно открыл передо мной стеклянную дверцу.

Я кокетливо кивнула и грациозно вошла в ресторан. Алан – за мной.

К нам тут же подбежал официант, который помог нам снять верхнюю одежду и унес ее в гардероб. Вернувшись обратно, он проводил нас до нашего столика: маленький круглой формы стеклянный столик с железными резными ножками. На столе: маленькая ваза с дикими цветами, две небольшие тарелки, серебряные столовые приборы и два прозрачных хрустальных бокала. Столик для ланча, расположенный прямо у высокого белого окна, из которого открывался вид на оживленную улицу, покрытую слоем снега.

«Какой замечательный вид! Надеюсь, я когда-нибудь смогу снова полюбить снег» – подумала я, присаживаясь на красивый резной стул, услужливо отодвинутый для меня Аланом.

– Что будете заказывать? – с приветливой улыбкой спросила подошедшая к нашему столику симпатичная молодая официантка в красивой чистой униформе.

– Время ланча… – тихо пробормотала я, пытаясь вспомнить, что едят на ланч смертные. – Чашку кофе и круассан, пожалуйста.

– А я буду… Мм, суши! – довольно воскликнул Алан. – Да, пожалуйста, один Калифорния ролл и один Зеленый дракон. И яблочный сок.

– Что-то еще? – поинтересовалась официантка.

– Пока все, спасибо, – улыбнулась я ей.

Она ушла за нашими заказами, и мы с Аланом остались наедине.

– Я прошу прощения… – вдруг сконфуженно улыбнулся он. – Я сегодня не завтракал. Голодный как волк!

– Не стоит волноваться, – махнула рукой я. – Я никуда не тороплюсь.

– Благодарю. Ах да, и наш журнал угощает. Мы очень благодарны за то, что вы ответили на нашу просьбу о встрече.

Как мило с его стороны! Но я не желала, чтобы кто-то, кроме меня, платил за меня же. Интервью я всегда давала бесплатно и совершенно не нуждалась в деньгах или кофе с круассаном.

– У меня есть одно правило, которое, надеюсь, вас не обидит: я плачу за себя сама, – спокойно сказала я. – К тому же наша встреча удобна и мне.

На это журналист Алан смущенно улыбнулся и опустил взгляд на свою тарелку.

Мне нравилось смущать его. Он был таким милым.

– А вот и ваш кофе, – поспешно сказал он, завидев идущую к нам с подносом все ту же официантку.

– И ваш сок, – добавила я с легкой улыбкой.

– Суши будут через пять минут, – сообщила официантка Алану.

– О, без проблем! – отозвался тот, а затем обратился ко мне. – Вы не против пока ответить на пару вопросов?

– Нисколько, – ответила я.

Он достал из кармана джинс телефон, поставил его на запись и положил его на середину столика.

– Сегодня я беру интервью у известного фотографа жанра «репортажная фотография» мисс Марии Мрочек! – вдруг слегка высоким и очень энергичным тоном сказал Алан. – Добрый день, Мария! В первую очередь, разрешите мне высказать вам мое восхищение вашими работами!

– Добрый день, Алан! Благодарю, – спокойным тоном ответила на это я.

– Вашиработы вызывают у посетителей тысячи мыслей и вопросов. Многие уходят с ваших выставок со слезам на глазах! Я сам едва не плакал, увидев фотографию пятилетней Наны, живущей в ужасных условиях, бедности и дизентерии. Ваши фотографии освещают….

И так далее и тому подобное.

Алан много говорил. Так много, что я успела заскучать. Мне хотелось закрыть ему рот рукой, отвести его в туалет и поиметь. Но я терпеливо улыбалась и кивала, пока он задавал себе риторические вопросы, и все ждала, когда же он, наконец, начнет задавать вопросы мне.

Но Алан все продолжал свой монолог, лишь изредка спрашивая меня о чем-то, а затем перебивая и продолжая развивать свою мысль. Мне было ясно, что этот парнишка был совсем новичком в мире журналистики, но его непрофессионализм начал раздражать меня. Чтобы хоть чем-то занять себя, пока Алан болтал без остановки, я устремила взгляд в окно и стала смотреть на улицу.

Официантка принесла тарелку с суши.

«Чертов болтун – испортил все впечатление! Нет, сегодня ночью я точно останусь одна!» – с неудовольствием подумала я,

Мое внимание привлек черный «Бентли», медленно подкатывающий к ресторану, в котором сидели я и Алан. Меня вдруг объяло странное чувство.

«Бентли». Напоминание о Брэндоне.

Неужели теперь все «Бентли» будут царапать мое сердце воспоминаниями?

«Перестань глазеть, Мария! Тебе что, нравится мучить себя?» – с досадой подумала я, но мои глаза не слушали голос разума, и я продолжала следить за этим черным «Бентли».

Авто остановилось у входа, дверца открылась, и моему взгляду предстал мужчина в элегантном темном классическом костюме. Словно почувствовав на себе мой внимательный взгляд, мужчина обернулся, ответил мне пристальным взглядом своих холодных голубых глаз и слегка улыбнулся.

Мои глаза широко распахнулись. Сердце екнуло.

Глава 28

«Брэндон… Что ты здесь делаешь?» – пронеслось в моей голове.

Мое тело напряглось. Пальцы схватили лежащую передо мной салфетку и сжали ее.

Не дыша, я смотрела на Брэндона и не могла отвести от него взгляд.

Такой красивый. Такой элегантный.

Боже, как я скучала по нему.

Мое сердце запрыгало в груди, выдавая всему миру мое волнение.

Брэндон не спешил уходить. Он смотрел на меня. И эта еле заметная улыбка на его губах подталкивала меня вскочить из-за стола и выбежать на улицу. К нему. Спросить, что он здесь делает. Зачем он прилетел в Торонто? Как так оказалось, что мы столкнулись у этого ресторана, сегодня, прямо сейчас?

«Возможно, он ищет встречи со мной? Возможно, он понял, что без меня его жизнь потеряла все краски? Может, он все-таки выбрал меня и хочет быть со мной? Я должна поговорить с ним! Но, черт, если я сейчас выбегу к нему, это будет полной капитуляцией!» – лихорадочно думала я, решая, как поступить.

Зачем он здесь? Почему он так пристально смотрит на меня?

– Мисс Мрочек… Мисс Мрочек! – вдруг как сквозь туман, донесся до меня голос Алана, прерывая поток моих мыслей.

Я непонимающе взглянула на него: он смущенно улыбался.

– Что? – резким тоном спросила я, слегка раздраженная его поведением и тем, что он не дает мне спокойно любоваться Брэндоном.

– Приступим к первому вопросу? – Алан улыбнулся.

– Да, пожалуй… – пробормотала я и вновь устремила взгляд в окно.

Брэндон исчез.

«Нет, только не это! Чертов Алан с его проклятым ртом!» – подумала я, осматривая улицу, в надежде найти силуэт Брэндона.

Но его не было. Нигде не было!

– Мисс Мрочек?

– Что? – рявкнула я, устремив на Алана полный злости взгляд.

– Вам… Вам нехорошо? – робко спросил он, очевидно напуганный моим тоном.

– Да, у меня подскочило давление, – солгала я. – Давайте перенесем интервью на другой день? Нет, пришлите мне свои вопросы, и я отвечу на них, хорошо?

Мне было совершенно не до интервью, Алана и его непрофессионализма.

Я вновь обратила взгляд в окно.

Моя воля была так слаба, что ни о чем, кроме Брэндона, я думать не могла.

Он был в моих мыслях. Только он.

– Хотите, я позову официантку? Она принесет вам что-нибудь от давления, – растерянно спросил меня Алан.

«Просто закрой свой рот и иди к черту!» – едва не вырвалось у меня, но я вовремя спохватилась.

Нельзя забывать о репутации! Нельзя быть грубой!

Как я вляпалась в эту ситуацию? Стоило Брэндону появиться рядом – и я сходила с ума!

– Спасибо, Алан. С этого момента я продолжу интервью с мисс Мрочек, а ты езжай в студию, – вдруг услышала я любимый голос прямо над моим ухом.

Резко обернувшись от окна, я вздрогнула: перед нашим столиком стоял никто иной, как тот, кого я так отчаянно искала взглядом, сканируя улицу и проклиная себя за слабость.

– Мистер Грейсон! Какая неожиданность! – Алан вскочил со своего места и протянул Брэндону руку.

Тот пожал руку Алана, а затем повернул ко мне свое красивое лицо и сказал:

– Здравствуй, Мария.

Я нахмурилась.

– Вы знакомы? – с подозрением спросила я Алана, переводя взгляд с него на Грейсона и обратно.

– Мисс Мрочек, хочу представить вам моего шефа! – ответил мне Алан, сияя от счастья. – Мистер Грейсон! Известный меценат и истинный ценитель прекрас…

– Спасибо, Алан! – скучающим тоном перебила его я, чтобы заткнуть его бесконечный поток комплиментов «мистеру Грейсону». – Мы с ним знакомы.

– Ты свободен, – тихо сказал Грейсон раскрывшему от удивления рот журналисту.

– Но вы сами дали мне задание связаться с мисс… – начал Алан.

– И ты справился с ним на все сто процентов. А теперь езжай в студию, – настойчиво, но с улыбкой перебил его Брэндон.

Я с любопытством наблюдала за ними.

Что происходит? Брэндон вдруг стал владельцем журнала? Он приказал Алану добиться у меня интервью, чтобы выследить меня и появиться прямо перед моим носом вот таким вот странным смешным способом?

Алан не стал перечить шефу: он взял со стола свой телефон, пожелал нам прекрасного продолжения дня и улетучился.

– Не желаешь ли объяснить, что происходит? – задала я вопрос Брэндону, который уже успел занять стул Алана и отодвинул от себя тарелку с суши.

– Ничего особенного. Просто хотел увидеть тебя, – улыбнулся Брэндон и прошелся взглядом по моему лицу, волосам и одежде.

– Увидел. Доволен? – с сарказмом сказала я, вольготно откинувшись на спинку стула и закидывая ногу на ногу.

Пусть видит, что перед ним – развращенная вульгарная Мария, а не кроткая овечка Вайпер.

– Очень. – Брэндон пристально смотрел в мои глаза.

– И что дальше? – поинтересовалась я своим самым язвительным тоном.

– Ничего. Ты имеешь право уйти. Но я прошу тебя выслушать меня.

Голос Брэндона был спокоен и серьезен одновременно, что заставило меня отбросить мысль о побеге и смилостивиться над ним.

– Ладно. Я слушаю тебя, – тихо сказала я.

Мое сердце предавало меня и билось в груди часто-часто. Все светлые чувства, которые я пыталась подавить в себе, вновь заполнили мою душу: надежда, радость, обожание. И, конечно, любовь – сумасшедшая, горящая в моем сердце любовь. Разум был заглушен: сердце вопило за них двоих.

«Что ты хочешь сказать мне, мой милый? Ты изменился? Поумнел? Скажи мне то, что я хочу услышать, и я… Боже, я прощу тебя и приму с распростертыми объятиями!» – с надеждой подумала я, лаская взглядом его лицо.

– Я скучаю по тебе, – сказал Брэндон.

– Не по мне. По ней, – резко бросила на это я.

– Возможно. Но без тебя мои дни стали серыми. Мне стало трудно мечтать. Ты унесла с собой часть меня.

Я не ослышалась?

Да как он смел!

– О, бедняга! Ты так привык иметь рядом с собой Вайпер из плоти и крови, что твоя выдуманная Вайпер уже не удовлетворяет тебя? – с иронией сказала на это я.

Брэндон улыбнулся, но в его улыбке была боль.

Боль? Откуда? Разве он умеет чувствовать хоть что-то, кроме как похоти и желания быть с Вайпер?

Я угрюмо молчала и смотрела на него.

– Ты сам сделал свой выбор! – наконец, вырвался у меня тихий возглас.

– Я хочу, чтоб ты вернулась ко мне, – вдруг сказал Грейсон.

Он сидел напротив – такой спокойный, такой прекрасный. Мой бог. И он говорил такие слова! Если бы только это была правда, а не иллюзия! Увы, это был лишь самообман. Для нас обоих.

– Ты же сам понимаешь, что это неправда, – тихо ответила я.

– Почему?

– Потому что тебе нужна Вайпер. Ты сам сказал это. Много раз. А меня ты презираешь. Помнишь, что ты написал в твоем дневнике? «Мария Мрочек – это грязные перчатки».

Брэндон вздохнул.

– Да. Но это было три года назад. Я успел поменять свое мнение, – сказал он.

– И что ты думаешь обо мне сейчас? – Я гордо подняла голову.

– Эти три года были прекрасными.

– Ну вот, опять! – вырвалось из меня.

Знание о том, что все три года нашей совместной жизни он только использовал меня, выводило меня из себя. И он посмел считать это аргументом! Несчастный!

– Мария, ты нужна мне, – настойчиво сказал Брэндон.

– А ты мне – нет! – с насмешкой бросила я.

– Мы оба знаем, что ты лукавишь.

– Я? Лукавлю? – Я тихо рассмеялась. – Давай по-честному, милый! Ты приехал в Торонто и выследил меня, чтобы попросить меня вернуться к тебе?

– Именно.

– Тогда расскажи, какие шаги ты предпринял, и на какие жертвы пошел, чтобы я согласилась? Ты выбросил вещи Вайпер?

– Нет. Ты знаешь, что я никогда не смогу сделать это, даже если захочу, – спокойно ответил Брэндон.

– Тогда ты дашь мне волю сделать это за тебя?

– Нет.

– Тогда на что, твою мать, ты надеешься? Что я растаю от одной твоей фразы и прибегу обратно, виляя хвостом от счастья? – Меня охватила злость. Я вскочила на ноги. – Но, дорогой мой, я этого не сделаю! Пока ты не избавишься от нее, даже не смей заговаривать со мной!

– Я понимаю, но не теряю надежду, – тихо сказал Брэндон.

– А зря! – насмешливо бросила ему я и направилась вон из ресторана.

– Мария.

Его голос заставил меня остановиться. Но я не обернулась.

– Я буду ждать тебя.

Эта фраза вывела меня из себя и заставила посмотреть на Брэндона.

– Ты так много забираешь и так мало даешь! – ответила ему я фразой, которая, как никогда выражала словами то, чем было полно мое озлобленное сердце.

Выскочив из ресторана, я быстро дошла до парковки, села в авто и поехала домой.

Домой. Подальше от Брэндона.

Но эти ужасные чувства, на что они мне?

Почему он так мучает меня? Приехал, чтобы давить на меня моей же любовью к нему!

Никогда. Я никогда не вернусь!

Как бы отчаянно мне ни хотелось вновь упасть в его объятия.

***

Я не выходила из дома. Лишь редко – на часовую охоту. Затем – обратно в свой форт.

Мне следовало жить, развлекаться, но я не могла. Жизнь потеряла смысл. Я пила кровь и жалела себя.

Своим появлением Брэндон разрушил все, что я успела построить без него.

Одно лишь дуновение – и мой карточный домик, который я построила с таким кропотливым трудом, рассыпался. Все мои достижения за последние четыре месяца вдруг стали маленькими и незначительными. Совсем неважными. Ничто меня не радовало. Не помогало мне залатать раны моего растерзанного сердца.

Я думала лишь о Брэндоне. О его улыбке. Его объятьях. Его прекрасном теле. Вспоминала проведенные с ним дни и ночи. И желала вернуть все это. Любой ценой.

Это было не его вина. Брэндон был ходячей бесконечной трагедией.

Безрассудное желание быть с ним играло в моих венах и разрывало меня на части. Ненавижу себя. Я разбила себя. Будь проклят тот день, в костеле. Тот день – моя бездонная яма, из которой я уже никогда не смогу выбраться. Брэндон нужен мне. С каждым днем все больше. Я ревную его. Ко всем.

Кажется, это так просто – отречься от него, сделать вид, что его не существует! Но я не могу… Не могу быть без него. Существовать без него.

Мысль о возвращении к Брэндону перестала казаться мне невыносимой и неправильной. Наоборот – я желала этого так же сильно, как он желал заполучить меня обратно. Точнее, не меня, а Вайпер в моем лице… Но разве это так важно?

«Да, он не любит меня, но я могу быть с ним. Рядом с ним. Я могу любить его, а он будет лелеять свой любимый образ, тем самым, относясь ко мне так, как относился бы к Вайпер. В этом есть смысл. Он мог бы стать моим. Он был бы мне верен. Он прикасался бы ко мне, целовал бы меня. Если бы я смогла просто наплевать на голос гордости и позволить ему принимать меня за Вайпер, я могла бы быть счастлива. Он нуждается во мне. Бедный мой милый Брэндон. Неужели мне так трудно закрыть глаза на его страсть к другой женщине? Ведь она мертва, а я жива, я могу быть с ним! И хочу!» – Таковы были мысли, пожирающие остатки моего воспаленного разума. Я сдалась. Подчинилась.

В Торонто ворвался март.

Но меня уже там не было.

И не будет.

***

– Мария?

Голос Маркуса Моргана за моей спиной заставил меня иронично усмехнуться.

– О, это ты? Опять в Лондоне? – поинтересовалась я, не оборачиваясь к нему и упаковывая багажник своего автомобиля чемоданами, которые я взяла с собой из Торонто: мои камеры, аппаратура, установки, объективы. Все, что у меня было, я забрала с собой. В свою новую счастливую жизнь.

– Я переехал сюда уже достаточно давно, – ответил мне Маркус, подходя ко мне.

– Не могу винить тебя в этом, – бросила на это я. – Ну, что, бракоразводный процесс уже начался? Можно тебя поздравить? Скоро опять будешь холостяком!

– Еще нет. Документы все еще у моего адвоката, – ответил мне Маркус. – Что ты здесь делаешь?

– Ничего, – коротко сказала я. У меня не было желания общаться с ним.

– Мария?

– Да?

– Как… Как твоя сестра? – вдруг осторожным тоном спросил Маркус.

– Какая из них? – нарочно испытывая его нервы, невинно спросила я.

– Маришка.

– О, она в порядке.

– И это все, что ты можешь сказать? – с сарказмом сказал Маркус.

Я не оборачивалась к нему и продолжала заниматься своими чемоданами.

– А тебе зачем? С чего вдруг такой интерес к бывшей жене? – бросила ему я.

– Мы можем поговорить спокойно? Без упреков? – усталым тоном спросил Маркус.

– А кто тебя упрекает?

– Ты!

Я фыркнула и обернулась к Маркусу, вперив в него неприветливый взгляд моих сузившихся как у кошки глаз.

– Дела Маришки тебя больше не касаются. И ты сам выбрал этот вариант, – тихим ледяным тоном сказала ему я. – Ты захотел развода? Так разводись! Ей будет только легче без тебя! Ты – всего лишь большой ребенок, Маркус, и пытаешься сделать из Седрика свое подобие. Что за незавидная судьба!

Маркус молча смотрел на меня.

– Я оскорбила твои чувства? О, я не извиняюсь за это, – сказала я и, захлопнув дверцу багажника, хотела, было, уже сесть за руль, как вдруг Маркус сжал мое запястье и резко повернул меня к себе.

– Карие линзы? Все тот же цвет волос? – тихо сказал он, не отпуская мое запястье. – Ты едешь к Брэндону, не так ли?

Я гордо подняла голову.

– Это не твое дело! – резким тоном ответила ему я.

– Только, пожалуйста, не говори, что ты вернулась к нему! – с болью в голосе воскликнул Маркус.

– Как ты догадлив! – сладким голосом ответила я.

– К нему! Он унизил и оскорбил тебя! Ты – не чужая мне, и я не желаю…

– Не суй свой нос в чужие дела! – холодно рявкнула я.

Он отпустил мое запястье.

– Мария…

– Это мой выбор! И никто не смеет ставить его под сомнение!

– Ты не должна подчиняться ему! Ты не обязана быть кем-то другим, быть Вайпер! – воскликнул Маркус. Его лицо было полно скорби.

– Я знаю. Но только так я могу быть с ним. Он любит ее, и я должна быть ею, – решительно заявила я.

И я действительно знала, на что шла. Это был мой добровольный выбор.

– Прошу тебя, подумай еще раз!

– Маркус, пожалуйста, не лезь в наши с ним отношения! – тихо сказала я. – Я разберусь сама. А ты вместо того, чтобы беспокоиться за меня, – иди и попроси прощения у своей жены. Боготвори ее, потому что она заслужила это!

– При чем тут Маришка? – удивленным тоном спросил Маркус. Он вновь нахмурился.

– Ты не знаешь, но Маришка полюбила тебя задолго до того, как ты ответил ей взаимностью, – тихо сказала я. Мой голос дрогнул.

– Нет, я не знал… И как долго? – тоже тихо сказал на это Маркус.

– Помнишь тот бал, в честь четырехсотлетия свадьбы моих родителей? Я флиртовала с тобой, чтобы… Чтобы причинить ей боль.

Маркус смотрел на меня с недоверчивой миной на лице.

Я понимала почему: Маришка никогда не рассказывала ему об этом.

– Тот бал? – одними губами спросил он.

Я невольно рассмеялась.

– О, нет, много лет до того бала! Маришка молчала, страдала, наблюдала за тем, как ты развлекаешься с другими, и плакала. Мы все хранили ее тайну. Но я была так жестока! Я насмехалась над ее любовью к тебе и издевалась над ней при каждом удобном случае! И, знаешь, наверно, моя любовь к Брэндону – это моя расплата за то, что я была так жестока к собственной сестре… И я принимаю это.

Мои слова заставили Маркуса испытать шок, который вдруг четко отразился на его лице.

– В то время я и не смотрел на нее. Она была так юна и скромна. Слишком юна для меня, в тот век, – тихо сказал Маркус, потирая пальцами свою переносицу.

– И слишком скромна, – вставила я.

– Да. Только время открыло мне глаза на то, какое счастье ждало меня все эти годы! Моя Маришка… Она никогда и словом не обмолвилась…

– Ты знаешь ее: она слишком горда, наша Маришка! – усмехнулась я. – Никогда не признается в том, что страдает из-за кого-то. А ты заставил ее страдать так долго, что она считает позором открыть тебе свою тайну! Когда ты пригласил ее в кино, на первое свидание… Мама позвонила мне и сказала, что Маришка сидит в своей комнате и плачет от счастья, как ребенок. Она и мама плакали вместе. Ни братья, ни Миша не осведомлены об этом эпизоде. Но ты… Теперь ты знаешь! – Я сглотнула, потому что на меня нахлынули эмоции. – Поэтому, не беспокойся обо мне. Я большая девочка. Иди к Маришке и боготвори ее… Кстати, ты когда-нибудь задумывался о том, что Маришка, возможно, боится собак? Спроси ее! – И, не дождавшись ответа Маркуса, я села в автомобиль и поехала навстречу своей судьбе.

Брэндон был не один: в замке отчетливо слышался женский плач.

«Люция!» – догадалась я, но в этот раз меня не объяла жгучая ревность, наоборот – мои губы растянулись в довольной улыбке.

Глава 29

Люция была с Брэндоном, в его постели, и это было мне на руку. Наконец-то я могла воплотить свою мечту в реальность, и Брэндон не станет мне помехой. Он смирится – это будет его плата за мое возвращение. За мое падение.

Свернув на дорогу, ведущую к замку, я с неудовольствием обнаружила, что высокие ворота были закрыты. Мне пришлось остановить автомобиль.

– Вот как ты встречаешь гостей, Брэндон? С закрытыми воротами? – с иронией в голосе сказала я, и через несколько секунд ворота распахнулись. Я вновь завела мотор и медленно въехала в огромный двор. Плач Люции не прекращался, и я начала тихо посмеиваться себе под нос, предвкушая невероятную забаву.

Замок был наполнен темнотой: лишь в нашей с Брэндоном спальне горел одинокий свет. Но вдруг одновременно вспыхнули сотни огней – свет зажегся в каждой комнате. Высокие красивые фонари, до этого молчаливые и темные, ярко осветили двор и парк, превращая этот вечер в нечто особенное. Я никогда не видела в Сансет-холле столько света. Возможно, это Брэндон показывал свою радость моему неожиданному приезду. По крайне мере, я желала так думать.

«Но все не так просто, милый! Рано радуешься! Тебе придется заплатить за то, что я покинула Торонто и вновь сдалась в твой плен! В этот раз жертву принесем мы оба!» – злорадно подумала я, выходя из авто и направляясь к высокому крыльцу.

Когда я зашла в холл, то увидела Брэндона – он стоял у лестницы, одетый лишь в белую, с закатанными рукавами рубашку и черные джинсы. Наверно, когда он услышал мой голос, его игры с Люцией только начались. Или, он уже просто успел одеться. В любом случае – мне было плевать. Он заплатит. За все заплатит.

– Твоя Люция рыдает, как дитя, – небрежно бросила я Брэндону.

Он пристальным взглядом смотрел на меня, с довольной ухмылкой на лице.

– Она всегда плачет, – равнодушным тоном ответил он. – Рад видеть тебя.

– Я тоже рада. – Я не лгала: мое сердце прыгало в груди, при виде возлюбленного. Слишком долго я не видела его и не слышала его голоса.

Брэндон молчал и выжидающе смотрел на меня, словно размышляя о том, почему и зачем я появилась в Сансет-холле. Но я тоже молчала и с кривой усмешкой прошла мимо хозяина замка и поднялась по лестнице, в нашу спальню. Туда, где в этот момент пребывала Люция. Она уже успела успокоиться и теперь лишь шмыгала носом.

– Как хорошо, что твоя проститутка здесь. Как раз, познакомлюсь с ней, – невинным тоном сказала я Брэндону. – Пойдем – представишь нас друг другу.

– Зачем тебе это? – послышался его недовольный голос.

– Хочу взглянуть, так ли она похожа на Вайпер, как ты утверждал в своем дневнике.

Брэндон глубоко вздохнул. Я знала, что он был недоволен моим поведением, недоволен тем, что я посягнула на его интимные встречи с Люцией. С той, что похожа на любимый образ, запечатленный в его мозгу. И все же, он молча поднялся за мной.

Я вошла в спальню, в которой еще недавно были мои вещи и моя одежда. При первом же взгляде я поняла, что Брэндон не стал хранить мою одежду, как он хранил одежду Вайпер – он безжалостно избавился от всего, что могло бы напомнить ему обо мне. И все же, тот факт, что, даже выкинув все мои вещи, он продолжал думать обо мне и желал вернуть меня – польстил моему самолюбию. Без меня Брэндон перестал мечтать – так, кажется, он сказал к кафе, в Торонто? Он впал в зависимость от меня, и даже Люция не могла заменить его вечную Вайпер.

Войдя в спальню, я быстро прошла к окну и раскрыла его настежь: вся комната разила потом, сексом и грязными простынями. Затем я встала напротив кровати и вперила взгляд в Люцию. Наконец-то я увидела ее.

«Так вот ты какая, бедняжка Люция! Хм, а ведь сходство с Вайпер действительно есть!» – подумала я, разглядывая обнаженную девушку, сидящую на кровати.

Люция была хрупкой, как Вайпер на картине Седрика. Ее длинные темные прямые волосы и темно-карие глаза напоминали мне ту сучку, что отобрала у меня сердце Брэндона.

Какое сходство! Волшебно!

Люция зябко обнимала себя за плечи и вопросительно смотрела на меня. Ее лицо было мокрым, покрасневшим от слез, глаза – полные влаги, красные от долгого плача.

И что только Брэндон успел с ней сделать, раз довел ее до такого состояния?

Ответ был прост: тело девушки было покрыто синяками и следами железной хватки Брэндона. Синяки были везде: на ее запястьях, ногах, бедрах, животе, груди, и даже шее и подбородке.

Но мне не было жаль Люции – она приезжала к Брэндону добровольно и за деньги подставляла свое хрупкое тело его извращенным фантазиям. Проститутка. Продажная сука. Таких я презирала. Особенно ее, Люцию. Она так долго отнимала у меня внимание Брэндона, так много дней провела в его постели! Смертная сука! Сука, похожая на Вайпер!

– Бедное дитя. Этот монстр обидел тебя? – ласковым тоном, по-чешски, спросила я Люцию.

В этот момент в спальне появился Брэндон, и девушка испуганно съежилась. Было очевидно, что она боялась его. И я понимала почему: он делал с ней те же вещи, что и со мной. Но мне нельзя было причинить боль, а ей – можно. Брэндон причинял ей страдания – физические и моральные. То, что я считала забавой, для Люции было мукой.

– Мистер Грейсон? – Люция непонимающе смотрела на него, будто спрашивая: «Что происходит? Кто эта женщина?».

– Он, должно быть, не рассказывал тебе, но он и я живем вместе, – объяснила я ей, прежде чем Брэндон успел открыть свой рот.

– Простите, я не знала… Он не говорил мне, – тихо сказала на это Люция. Как я и догадалась, она разговаривала по-чешски. Скорее всего, она приехала в Англию из Чехии. Это было пожелание Брэндона – он написал об этом в своем дневнике.

– Конечно, не говорил. Мистер Грейсон – сумасшедший извращенец, и я пришла, чтобы избавить его от тебя, – решительным, но ласковым тоном заявила я.

– Д-да? – всхлипнула Люция.

– Да, милое дитя. Ты ведь сама мечтаешь больше не видеть его, никогда в жизни?

– Спасибо… Спасибо! Я больше не вынесу! Мне не нужны никакие деньги! – Люция громко расплакалась и закрыла лицо ладонями.

– Господи, какой же ты подонок! – обернулась я к Брэндону.

Он стоял, облокотившись о косяк двери, спрятав руки в карманы джинс, и насмешливо улыбался. Но Брэндон молчал.

Сев на кровать рядом с плачущей девушкой, я обняла ее, и она крепко обняла меня в ответ, словно ища у меня защиты.

– Все будет хорошо. Сейчас ты позвонишь в агентство и попросишь забрать тебя, – сказала я, утешающее гладя ее по волосам.

– Что ты делаешь? – насмешливым тоном спросил меня Брэндон.

– Спасаю бедную девочку от твоего сумасшествия! – строго ответила я ему. – Ты просто чудовище!

– Она приезжает добровольно, – усмехнулся он.

– Какая разница! Ты мучаешь ее! Только потому, что она похожа на Вайпер! – сквозь зубы процедила я, а затем вновь обратилась к Люции: – А теперь, милая, позвони в агентство и попроси забрать тебя, как можно скорее. Ты больше никогда не вернешься в этот замок, никогда не вернешься к этому чудовищу!

Люция отстранилась от меня, вскочила с кровати и, совершенно обнаженная, покрытая синяками, бросилась в ванную.

– Пожалуйста, заберите меня отсюда! Прямо сейчас! – всхлипнула она.

– Твое время с мистером Грейсоном еще не закончилось! – послышался недовольный женский голос, исходящий из динамика телефона.

– Я знаю! Но здесь его жена! Она хочет, чтоб я уехала! – ответила ей Люция.

– У него есть жена? – недоверчиво спросила дама в телефоне, наверно, хозяйка агентства. – Ты уверена? Дай ей трубку!

– Что? Как я…

– Сейчас же!

Люция вышла из ванной и молча протянула мне телефон.

– Не мне, милая. Отдай его мистеру Грейсону, – мягко сказала я ей.

Брэндон продолжал усмехаться, но все же, взял протянутый ему Люцией телефон.

– Мистер Грейсон, – низким тоном сказал он, не отводя от меня насмешливого взгляда.

– Мистер Грейсон! Я хочу прояснить ситуацию! Стоит ли нам приезжать сейчас за Люцией? Она ведь была с вами столько лет!

– Скажи, что больше не нуждаешься в ее услугах, – мрачно сказала я Брэндону.

Он слегка опешил.

– Если ты хочешь, чтобы я осталась! – жестким тоном поставила я ультиматум.

Люция непонимающе переводила взгляд с меня на Брэндона и обратно.

– Мистер Грейсон? Вы на связи? – послышался обеспокоенный голос в телефоне.

– Да, я здесь. – Брэндон ошеломленно смотрел на меня, словно не веря в то, что я потребовала от него.

– Скажи! – тихо сказала я, выжидающе смотря на него, и строгостью на лице давая ему понять, что я не намерена шутить или идти на очередную сделку.

– Я больше не нуждаюсь в услугах Люции, – наконец, через минуту, сказал Брэндон хозяйке агентства.

Люция радостно улыбнулась и сложила руки на груди.

– Вы уверены? Люция сделала что-то не так? – расстроенным тоном спросила мадам из агентства.

– Нет, Люция делала все, как нужно. Мою связь с ней неожиданно обнаружила моя… Моя…

– Ваша жена?

Брэндон широко улыбнулся от этих слов.

– Именно. И я не хочу терять ее. Поэтому, встреч с Люцией больше не будет, – сказал Брэндон, вперив в меня взгляд, словно говоря: «Довольна? Смотри, на что я пошел ради тебя!».

Я довольно улыбнулась: я только что одержала победу. Никакой Люции! Никаких интрижек! Никаких теней Вайпер, кроме меня самой!

– Я понимаю… Что ж, приятно было сотрудничать с вами. Машина будет через два часа, – обреченно сказала дама в телефоне.

– Прекрасно. – Брэндон отключил звонок и протянул телефон Люции.

Она осторожно забрала у него свой телефон и посмотрела на меня.

– За тобой приедут через два часа, – с улыбкой сказала я ей. – Это время ты можешь провести в холле: там достаточно тепло. Если тебе нужен плед, я принесу его. Но сперва прими душ.

– Спасибо! Вы так добры… Спасибо! – Люция сияла от счастья.

«Наивная дурочка!» – умиленно подумала я.

Девушка закрылась в ванной комнате. Послышался шум стекающей в душе воды.

– Ты любишь Вайпер, но калечишь ее? – обратилась я к Брэндону, не совсем понимая мотивы его поступков. Разве влюбленный мужчина не желает окружить даму своего сердца заботой и любовью? Почему Вайпер заставляла его быть жестоким с ней, насиловать ее и причинять ей только боль?

– Вайпер никогда не была в моей постели, и я не знаю, как вел бы себя с ней, – отозвался Брэндон.

– Если бы Вайпер осталась с тобой. Если бы она смирилась. Ты и дальше бы продолжал… – начала, было, я, но он холодно перебил меня:

– Я не хочу разговаривать о ней. Закроем тему.

Мои губы насмешливо улыбнулись, но я промолчала, не желая мучить его.

Через пару минут Люция вновь появилась в спальне, укутанная в большое полотенце. Ее волосы оставались сухими: кажется, она удосужилась вымыть лишь свое потное тело. Люция удивленно посмотрела на нас, словно прося нас покинуть комнату, но мы молча оставались на своих местах. Я улыбалась. Взглянув на мое приветливое лицо, девушка тоже улыбнулась, стыдливо сняла с себя полотенце и стала надевать одежду, лежащую рядом с кроватью: короткое белое платье и черные плоские балетки. Затем я взяла ее под локоток, и мы спустились вниз по лестнице, в холл. В холле я подкинула дров в уже слабый огонь камина, подвинула к нему одно из кресел, нашла для девушки теплый плед и принесла ей воды в кружке – ни кофе, ни чая в вампирском замке найти было нельзя.

Люция с благодарностью принимала мои заботы о ней и все благодарила меня за мою доброту, заставляя меня улыбаться от умиления.

Оставив Люцию в холле, я поднялась обратно в спальню.

Брэндон сидел на кровати и задумчиво смотрел на пол. Он размышлял. Увидев меня, он ехидно ухмыльнулся.

– К чему весь этот фарс? – спросил он, совершенно спокойным тоном.

– Ты просил меня вернуться к тебе, и я вернулась, – так же спокойно ответила ему я и, подойдя к кровати, опустилась на нее, рядом с Брэндоном.

– Не обязательно было отбирать у меня Люцию. Я слишком привык к ней.

– Отвыкнешь. – Я коснулась ладонью его щеки. – Теперь у тебя есть я. Твоя вечная бессмертная Вайпер. Ты заставил меня отречься от себя, и твоя потеря Люции – ничтожная плата за мою любовь. А теперь помолчи – я скучала по тебе.

Я прильнула к нему всем телом, и он обнял меня. Мы сидели так долго, а потом рассказывали друг другу новости из наших жизней за месяцы разлуки. Он сказал, что мистер Аттик скучает по моим работам и сотрудничеству со мной. А я ответила, что еще подумаю над тем, возвращаться ли мне в «Colour world». Мы тихо общались до тех пор, пока не услышали звуки мотора подъезжающего автомобиля.

– Люция едет домой! – с улыбкой воскликнула я и вскочила с кровати. – Пойдем, проведем ее!

Брэндон тихо рассмеялся и пошел за мной. Мы спустились в холл, где Люция, уже одетая в черное длинное пальто, и такая похожая на Вайпер, стояла у подножья лестницы, словно желая попрощаться с нами.

– Спасибо за все! – тихо сказала она мне, а затем повернулась к Брэндону и робко добавила: – Было приятно сотрудничать с вами, мистер Грейсон.

Тот снисходительно улыбнулся и промолчал.

– Мы проводим тебя до автомобиля. – Я взяла Люцию под локоток и направилась с ней к парадному выходу. – Брэндон, ты идешь с нами.

И вновь, он подчинился.

Мы спустились во двор, довели девушку до большого черного «Мерседеса», усадили ее в него и проводили взглядом исчезнувший за поворотом автомобиль.

– А у тебя, оказывается, мягкое сердце. – Брэндон поцеловал меня в висок.

– Ты так считаешь? – невинным тоном спросила я и тихо рассмеялась. – Я просто хорошая актриса! – Я сняла свое зеленое пальто, впихнула его в руки Брэндона и надела тонкие кожаные перчатки.

– Что ты делаешь? – нахмурился он.

– Доставляю себе удовольствие, в котором ты отказываешь мне! – воскликнула я, медленно пятясь назад, к воротам.

Глаза Брэндона понимающе блеснули. Его лицо озарила озорная улыбка. Он громко рассмеялся.

– И ты идешь со мной! Но, предупреждаю: Люция – моя! – восторженно сказала я.

Брэндон положил мое пальто на ступень каменной лестницы.

– Что ж, обойдусь и потным водителем! – хищно улыбнулся он. – Но дай им фору, иначе, они далеко не уедут! – Он подошел ко мне, и, взявшись за руки, мы медленным шагом скрылись в густом лесу.

Глава 30

Через пятнадцать минут мы стояли посреди проезжей дороги, единственной, по которой можно было попасть из Сансет-холла в Лондон. Черный «Мерседес», в котором находилась Люция и ее водитель, быстро двигался на нас. Но мы не трогались с места и улыбались, в предвкушении «игры».

Двое в «Мерседесе» оживленно общались: водитель, которого, как мы узнали, звали Марк, уговаривал Люцию бросить проституцию и найти более достойную профессию.

– И кем я пойду работать? Продавщицей? Официанткой? Ты знаешь, какие мизерные зарплаты они получают? – недовольным тоном ответила ему Люция, на хорошем английском.

– Так поступай в университет! Еще не поздно! Сколько тебе? Двадцать пять? – сказал Марк.

– Двадцать четыре! Нет уж, в агентстве, за одну ночь я получаю столько, сколько официантка получает за месяц! Или два! – настаивала Люция. – Конечно, с этим извращенцем мистером Грейсоном я получала вдвое больше, но больше я не вынесу!

– У тебя было право отказаться, – заметил Марк.

– Да, но у меня большой долг в банке. Мне нужны были эти деньги!

Марк тяжело вздохнул.

– Глупая, всех денег не заработаешь! Зачем портить свою жизнь и свое здоровье?

– Наверно, меня ждет тяжелый разговор с миссис Кэйн, – обеспокоенным тоном сказала Люция. – Как думаешь, она очень разозлилась?

– Думаю, да. Когда я сообщил ей о том, что мы уже в пути, ее голос был очень недовольным, так что, берегись. Но если этот мистер Грейсон сам отказался от твоих услуг… Подожди… Что за черт?

«Мерседес» резко затормозил прямо перед нами.

– Мистер Грейсон! – ошеломленно воскликнула Люция.

– Что они здесь делают? И как они успели нас перегнать? – пробормотал себе под нос Марк и, открыв дверцу, вышел из машины и подошел к нам. По аромату его крови я поняла, что ему было не больше тридцати лет. На нем был черный строгий костюм. – Доброй ночи! Вам нужна помощь?

– Слава Богу, хоть кто-то появился! – радостно воскликнула я. – Мы тоже поехали в Лондон, по другой дороге, через лес, но мотор нашего авто вдруг задымился. Вы хорошо разбираетесь в моторах?

– Вообще-то да, но сейчас у меня нет времени, – твердо сказал мне Марк.

– Мы хорошо заплатим. – Я широко улыбнулась.

– Думаю, вам стоит вызвать эвакуатор.

– Мы звонили. Он приедет только к семи утра. Это шесть часов ожидания, – нахмурившись, сказал Брэндон. – Марк, я хорошо заплачу. Просто взгляни на мотор и скажи, что его возможно отремонтировать. Черт, это мой любимый «Бентли»!

Марк колебался, но на его лице отчетливо читались тяжелые размышления: стоит ли взять деньги и помочь, или – просто поехать дальше?

– Ну, хорошо. Где ваше авто? – наконец, сказал он. – Но я должен сообщить, что мы задержимся.

– Не стоит: дело пяти минут, – уверила его я. – Наш «Бентли» стоит прямо там, за углом.

– Одну минуту. – Марк подошел к своему автомобилю, открыл дверцу и наклонился к уху Люции. – Им нужна небольшая помощь. Я вернусь через пять минут.

– Я пойду с тобой! Не хочу сидеть здесь совсем одна! – испуганно воскликнула Люция и вышла из авто, кутаясь в свое пальто.

«Кролики. Сладкие наивные кролики!» – с удовольствием подумала я, когда мы вчетвером направились прямо к густому лесу.

– Почему вы решили поехать через лес? Не знал, что в лесу тоже есть дорога, – поинтересовался Марк.

– Это даже не дорога, а так, тропинка, о которой знают только местные, – ответил ему Брэндон. – Но она позволяет сэкономить целых полчаса. Хотя, ты прав: нужно было ехать по асфальту.

– Я думал, «Бентли» редко ломаются, – сказал Марк.

– Это правда. Но сегодня мотор решил меня подвести. Как раз в самый неподходящий момент! – недовольным тоном бросил на это Брэндон. Прекрасный актер.

Марк и Брэндон шли впереди и вели диалог о том, как хрупки стали современные моторы. Люция и я шли на некотором расстоянии от них. Девушка испуганно озиралась вокруг.

Ночь была довольно темной: свет рождающейся луны был скрыт густыми черными облаками, быстро плывущими по небу. Ветер дул в лицо и трепал волосы: мои были заплетены в длинную косу, волосы Люции – распущены и летели за девушкой темным плащом. В лесу было довольно тихо, но иногда можно было услышать крики животных и птиц. Деревья тихо шумели, подчиняясь капризу ветра-проказника. Земля была покрыта слоем льда: Марк и Люция даже поскользнулись пару раз, сумев, однако, удержаться на ногах.

Смертные освещали себе путь искусственным белым светом своих телефонов. Брэндон и я нарочно оставили свои телефоны в замке. Люция шагала рядом со мной и хмурилась, словно ругая себя за то, что не осталась дожидаться своего шофера Марка в теплом автомобиле и вместо этого была окружена глухим темным лесом.

– Этот лес такой страшный! – вдруг тихо сказала она и вновь поскользнулась. – И здесь так скользко! Ой, вы без пальто?

– Пальто осталось в автомобиле. – Я милостиво взяла Люцию под локоток, ведь лед был мне нипочем. – Черт, кажется, мне в сапог попал камень. – Я остановилась. Люция остановилась рядом со мной. Не отнимая ладонь с локтя девушки, я сняла с правой ноги сапог и, встряхнув его, вновь обула его и пошла влево – в глубину леса. Люция, как глупая овечка послушно пошла за мной.

Я знала: после того, какой заботой я окружила ее в замке и после того, как я спасла ее от Брэндона, она чувствовала ко мне симпатию и доверие. А зря.

Мы зашли в самую гущу леса. Я остановилась и обернулась к девушке.

Пришло время играть.

– А где Марк и мистер Грейсон? – зябко обнимая себя за плечи, только сейчас задала нужный вопрос Люция.

– Не волнуйся, твой друг сейчас в надежных руках мистера Грейсона, – улыбнулась я. – Ты любишь играть в игры, моя дорогая Вайпер? Ведь он называл тебя так и не раз, правда?

– Д-да… Но я не понимаю…

– Дай мне свой телефон, – продолжала улыбаться я.

Люция удивленно приподняла брови.

– Что? Зачем?

– Делай, что тебе говорят! – Я взмахнула рукой, и Люция упала на землю.

– Что вы делаете? – испуганно вскрикнула она, вновь поднимаясь на ноги и смотря на меня, как на монстра.

– Дай мне свой телефон! – вновь приказала я.

Люция протянула мне свой телефон. Ее рука дрожала.

Я тут же раздавила его каблуком сапога: он распался на две части. Теперь нас окружала лишь темнота и шум леса.

Девушка начала всхлипывать: наконец-то до дурочки дошло, в какую неприятную ситуацию она попала!

– Скажи мне, Вайпер, ты быстро бегаешь? – спросила я, нарочно называя ее «Вайпер», ведь именно Вайпер я желала убить. Именно Вайпер должна была умереть от моей руки и дать мне покой.

– Боже… Пожалуйста… – Из глаз Люции полились слезы. Она была безумно напугана – все ее тело дрожало.

– У тебя есть пять минут. А потом я найду тебя и убью, – тихо сказала я, все с той же невинной улыбкой на губах.

– Вы сошли с ума! Я не хочу умирать! Не хочу! – истерично воскликнула Люция, пятясь от меня и все глубже теряясь в гуще леса.

– Тогда беги! Беги так, словно за тобой гонится чудовище! – рассмеялась я и обнажила клыки.

Люция тихо вскрикнула и побежала прочь от меня. Все глубже в лес. В панике. Как испуганный маленький кролик убегает от лисы.

Вскоре ее хрупкий силуэт скрылся за могучими высокими деревьями.

Я терпеливо засекла на ручных часах пять минут.

Сильный порыв ветра заставил деревья громко зашуметь. Послышались громкие крики ворон.

Прекрасная ночь! Ночь, когда Вайпер, в лице Люции умрет. Навсегда.

Через пять минут я мгновенно нагнала Люцию – она успела добежать до небольшого пруда.

– Что такое, Вайпер? Заблудилась? – невинным тоном спросила я.

Услышав мой голос, девица испуганно взвизгнула и упала на колени.

– Нет, умоляю! Не трогайте меня! Что я вам сделала?! Марк! Где ты, Марк?! – зарыдала она.

– Встань! – повелительным тоном сказала я.

Я не желала убивать ее так просто. Нет! Она должна страдать! Как страдала я!

Ты будешь страдать, Вайпер! Я убью тебя, убью с наслаждением!

– Умоляю… Я не хочу умирать! – словно не слыша меня, продолжала рыдать Люция.

Ее пальто было в грязи – видимо, она упала по дороге, в темноте, споткнувшись о корни деревьев, и не раз.

– Встань, несчастная! – Я грубо подняла ее на ноги и встряхнула, приводя в чувство.

– За что? Чем я….

– Беги! Так быстро, как можешь! И, может, ты переживешь эту ночь! – настойчиво сказала я ей, приблизив к ее лицу свое и показывая ей свои обнаженные клыки. – Ты же не хочешь умирать, верно?

– Не хочу! Кто вы? Что вы?! – истерично вскрикнула Люция, трясясь от ужаса.

– Постарайся убежать от меня, Вайпер! Потому что, если я найду тебя во второй раз, то выпью из тебя всю кровь! Пошла!

Я оттолкнула ее от себя.

Люция бросилась бежать.

– Хитрец Брэндон! И такую занятную игру ты от меня скрывал! – хохотнула я, медленно направляясь туда, куда побежала девица.

Люция задыхалась от быстрого бега. Ее лицо раскраснелось и покрылось потом. Из ее рта вылетали крики отчаяния и просьбы о помощи. Но никто не слышал ее. Никто не видел ее. Никто не мог прийти ей на помощь.

Вайпер была в моей власти, и, нагнав ее, я грубо развернула ее к себе, рассмеялась ей в лицо жутким довольным смехом, вонзила клыки в ее шею и выпила ее кровь. Всю. До последней капли. Люция умирала медленно, вцепившись пальцами в складки моего короткого черного платья. Ее карие глаза были полны животного ужаса, и этот ужас наполнял меня удовлетворением, при мысли о том, что я убила Вайпер Владинович. Я убила ее, и все мое существо пронзило острое наслаждение, похожее на оргазм.

Позже, избавившись от трупа, всех следов и обломков телефона Люции, я вернулась на главную дорогу, где Марк оставил свой «Мерседес». Но автомобиля там не оказалось: я знала – это Брэндон уже обо всем позаботился. Должно быть, авто уже лежало на дне озера или болота. «Пропали без вести» – так скажут о них в утренних новостях.

Я направилась в Сансет-холл. У замка я сняла с рук перчатки и распустила косу: пора было принять любимый Брэндоном облик.

Брэндон ждал меня в холле. Он встретил меня довольной улыбкой, и я ухмыльнулась ему в ответ.

***

– Мы действительно нужны друг другу.

– Да, нужны.

Наши тихие голоса заполняли большой высокий зал.

– Вайпер, ты вернулась ко мне. Ты больше никогда не покинешь меня. – Брэндон подошел ко мне и протянул мне свою красивую белую ладонь.

Да, я убила Люцию, и в ее лице – Вайпер. Но Вайпер никуда не исчезла – она так и осталась господствовать в сердце Брэндона. И я стала ею.

– Да, я здесь. Я всегда буду с тобой, Брэндон. Обещаю, – тихо ответила ему я и вложила свою ладонь в его. – Но ты тоже должен кое-что пообещать мне.

– Вайпер. Ты только моя. – Он поцеловал мои губы.

– Я только твоя, – повторила я. – Но Вайпер – слишком хрупкая. Ей нужна нежность и забота. Мне нужны ласки. Пообещай мне это.

– Япостараюсь. – Брэндон улыбнулся своей спокойной улыбкой.

Вдруг он исчез и вновь появился, с ножом в руках. Он собрал мои волосы в хвост и прикоснулся к ним лезвием ножа.

– Брэндон, что ты… – ошеломленно пролепетала я.

– Молчи, – строго перебил меня он, одним движением лезвия отрезал мои волосы и бросил нож на пол.

«Зачем ему это нужно?» – непонимающе подумала я, невольно проведя руками по остаткам своих всего секунду назад длинных волос: Брэндон нещадно отрезал их до самых моих плеч.

– А теперь начнем сначала, Вайпер. Ты останешься со мной? – вкрадчивым тоном спросил он, и я осознала: он окончательно утонул в своей одержимости.

– Да, – тихо ответила ему я, готовая на все, чтобы быть рядом с ним.

– Добровольно?

– Да. И я… Я буду послушной! Только, умоляю, не причиняй мне боль! – Эти слова вырвались из моей глотки, а сердце сжалось от понимания того, что Мария Мрочек умерла. Вайпер убила ее.

Брэндон пристально смотрел на меня, и его губы были растянуты в довольной хищнической улыбке.

Отойдя от него на пару шагов, я молча сняла с себя платье.

– Мы прекрасно проведем время вместе, Вайпер, – тихо сказал Брэндон. – Теперь вновь надень платье и сними его медленно. Очень медленно.

Его глаза были полны вожделения.

Я молча выполнила приказ.

Эпилог

– Ну вот, все дочери пристроены! Теперь осталось только женить этих двоих оболтусов! – со смехом сказала мама, обнимая меня. – Ну, миссис Грейсон…

– Леди Грейсон! – подмигнула я ей.

– Какие пустяки! – Мама всплеснула руками. – Поздравляю с годовщиной!

– Погоди пока поздравлять: у них всего лишь год брака! А вдруг через пару дней они разведутся? – хохотнул Мартин, проходя мимо нас.

– Не дождешься! И, бьюсь об заклад, следующим окольцованным будешь ты, милок! – бросила я ему вслед.

– Черта с два! – Мартин улыбнулся во весь рот и скрылся в толпе гостей. Сегодня, в честь моего праздника, он даже надел строгий серый костюм и не выглядел белой вороной на фоне красиво одетых гостей.

Он не любил шуточки, в которых сочетались «Мартин» и «брак» или «невеста». «Я слишком молод!» – утверждал он, хотя всем было известно о том, что он уже как два месяца подряд проводит в обществе белокурой красавицы Сваны Йохансдоттир из Рейкьявика.

А что, было бы неплохо заполучить эту исландскую вампиршу в клан Мрочеков!

– Маришка уже приехала? – спросила я у мамы.

– Нет, пока не видела ни одного Моргана, – ответила мама, и ее лицо вдруг осветила широкая улыбка. – Я так рада, что вы все выяснили! Правда. Так приятно видеть, что все мои дочери наконец-то…

– Ну, хватит, мам! Ты говоришь это уже в десятый раз! – отмахнулась я, почувствовав неловкость. – Пойду проверю, вдруг Морганы ищут свободное место на парковке – она вся забита. А ты пока присмотри за своими сыновьями и подыщи им пару.

– Я все слышал! – послышался недовольный возглас Мартина.

– Вот и прекрасно! – пропела я и поспешила к выходу из зала.

У двери я увидела Брэндона: он был окружен компанией гостей. Я одарила его широкой улыбкой, а он подмигнул мне и поднял свой бокал с кровью в молчаливом тосте. Его друзья тут же последовали примеру хозяина замка, и раздались: «Эй, хозяйка дома!», «Красавица, пьем за тебя!», «Всех благ!». Я кокетливо помахала им рукой, а затем спустилась по лестнице в холл на первый этаж. Там я встретила семейство Морганов.

Седрик первый бросился мне на шею.

Я поймала его на лету, поставила на ноги и удивленно улыбнулась.

– Так, дружочек, запрещаю тебе взрослеть! – недовольно сказала я и попыталась потрепать племянника по волосам, но он успешно увернулся от моей протянутой руки и убежал вверх по лестнице.

– Рад за вас, – сказал мне Маркус, подойдя ко мне и обняв меня.

Но в его глазах читалось сомнение. Он знал, на что я пошла, чтобы заполучить свое счастье. Но он молчал: это был наш с ним маленький секрет. Его брат тоже будет молчать. Наверно, Седрик презирает меня за то, что я сделала… Но, боги, мне ли не плевать?

– Где твоя супруга? – с улыбкой спросила я. – Даже не верится, что еще год назад вы были на грани развода!

– Мы оба получили отличный урок. Семья – это самое важное, что есть в этом мире. Ты и Маришка были правы: Седрику нужны правила, и я заставляю его соблюдать их. – Маркус смущенно улыбнулся. – Маришка сейчас придет – она паркует автомобиль.

– Я подожду ее, а вы идите наверх, к гостям. Хотя, Седрик же убежал! Вот уж прыткий мальчуган! – Я хлопнула Маркуса по плечу. – Кто присматривает за Блэки?

– Мы попросили наших знакомых присмотреть за ним на пару дней. И, кстати, я все еще не успел поблагодарить тебя лично… Это ты помогла мне прозреть. Я был таким эгоистом…

– Пустяки! Главное, что это в прошлом! Сейчас вы вместе и счастливы! – перебила его я.

– Ладно, встречу тебя в зале! – И Маркус стал подниматься по лестнице, здороваясь со всеми, кто встречался на его пути.

Вскоре в зал вошла Маришка. Как всегда элегантна. С некоторых пор она стала предпочитать более яркие цвета в своем гардеробе и теперь предстала передо мной в ярко-голубом шелковом длинном платье. Оглядев меня с головы до ног, Маришка улыбнулась, словно одобряя мое темно-зеленое шифоновое платье, красиво развевающееся при каждом моем движении.

Моя любимая ханжа.

Мы крепко обнялись, поцеловались и поднялись по ступенькам в зал.

По пути нас встретила Миша, под руку с Мсциславом.

– Стоит ли ожидать в скором времени еще одного племянника или племянницу? – с широкой улыбкой спросил меня Мсцислав.

– Мы решили не заводить детей. Нам хватает друг друга, – честно ответила ему я. Конечно, я могла бы солгать и сказать, что дети появятся, возможно, в будущем, но к чему это?

Мы еще год назад договорились с супругом, что у нас никогда не будет детей. И, если вампирская пара сознательно не желает продолжения рода, – нежелательная беременность не наступает. Мы желали жить лишь в свое удовольствие. Только я и Брэндон. Да: и мои, и его родители расстроятся, но это – совершенно не важно.

– И вы точно не передумаете? – воскликнула Миша, удивленно вскинув брови.

– Милая, не все пары хотят детей. – Я подмигнула ей, и мы с Маришкой продолжили подниматься на второй этаж. К счастью, Маришка не стала устраивать мне допрос о том, почему мы не желаем заводить детей.

– Как быстро летит время! – воскликнула моя сестра и взяла меня под руку. – Словно еще вчера мы услышали о том, что ты и Брэндон живете вместе! А сегодня уже годовщина вашей свадьбы!

– Но, милая, Брэндону потребовалось целых три года, чтобы найти в себе храбрость и сделать мне предложение! – хихикнула я.

Он сделал мне предложение?

Через четыре месяца после начала нашего добровольного самообмана, он пригрозил Вайпер «убить ее родителей, если она откажется стать его супругой». И Вайпер согласилась. У нее не было другого выбора. На свадьбе, в маленькой церквушке присутствовали лишь трое: я, Брэндон и священник, обвенчавший нас. Конечно, для всего вампирского мира и, особенно, для наших семей, наша тайная свадьба стала оглушающим сюрпризом. Но нам было плевать на это. Мое имя было официально вычеркнуто из книги клана Мрочеков и вписано в книгу клана Грейсонов. Но, на самом деле, Брэндон женился не на мне – он привязал к себе Вайпер. Сделал ее своей. На всю вечность. Его мечты сбылись.

Мои мечты сбылись тоже. Даже несмотря на то, что мне пришлось заплатить за них своей жизнью.

После той ночи, когда мы забрали жизни Люции и ее шофера, «игра» больше не повторялась. Брэндон категорически запретил мне даже упоминать об этом, потому что моя кровожадность портила образ его «добросердечной Вайпер». Он продолжал уезжать в Лондон, чтобы там, достав из тайного места одежду его возлюбленной, наслаждаться фантазиями и воспоминаниями. Но я принимала это. Его нельзя было исправить.

Когда гости уезжали, Мария умирала и оставалась лишь Вайпер.

Но я была счастлива.

***

Закат.

Я пошла вниз по склону, к полю, покрытому маками.

Брэндон остался стоять на холме. Он смотрел на меня.

Вступив босой ногой в маки, я медленно пошла вперед, утопая в кровавом цвете.

Маки хватали меня за руки, цеплялись за мое платье. Словно живые памятники Вайпер – они пытались поглотить меня. Утопить в себе.

Но у них не было причин тянуть меня вниз: я добровольно растворилась в Вайпер уже давно.

Я обернулась к Брэндону. Он был там, на холме. Но он не видел меня. Он видел ее.

Закрыв глаза и раскинув руки в стороны, я упала спиной в гущу маков.

Мои глаза открылись.

Небо. Раскрашенное красками заката небо.

И кроваво-красные маки, поглотившие меня.

Вдруг я увидела рядом Брэндона, лежащего на спине, со мной, в маках.

Его ладонь сжала мою ладонь, и я вцепилась в нее, как будто это был последний раз, когда я могла чувствовать его ладонь, сжимающую мою.

Мы вперили взгляд в небо и стали одним целым. Мы обманули Судьбу.

Два одержимых сердца слились в одно.