Демоны и мертвецы [Василий Вадимович Зеленков] (fb2) читать онлайн

Демоны и мертвецы

Договор

Небо здесь было угольно-черным, лишь слегка расцвеченным искорками, что не имели ничего общего со звездами Творения. Расстилавшийся внизу песок сиял измельченным серебром, словно лунный свет впитался в него; но луна смертного мира никогда не восходила над этой пустыней.

Тересу Фенар не мог отвести завороженного взгляда от мерцающих барханов, пытаясь представить, каково это – идти сквозь сияющие пески, погружать ноги в мельчайший блистающий порошок. Сам он сейчас парил над пустыней, восседая на агате, и громадная оса-демон несла его над бесконечными песками своей повелительницы. Радужные крылья агаты сияли под черным небом, и прекрасная многоцветная оса удивительно подходила к такому пейзажу.

Конечно. Это ведь ее дом – мир демонов, где он сам остается чужаком. И все же Фенар пришел сюда по собственной воле, вызвав именно ту агату, которая знала, как проникнуть сквозь трещину между мирами и пуститься в пятидневное странствие по Бескрайней Пустыне, к Демоническому Городу.

Мало кто совершает такие странствия. Но разве не было у него веской причины?

Тересу Фенар смотрел на лениво перетекающие серебристые пески и ему казалось, что в них он видит лицо Келлии.

***

Он был родом из Лукши, и не из какого-то мелкого рода, а из Генса Тересу, одного из крупнейших кланов города-государства. Слегка выделялся среди прочих – большинство дракорожденных генса были Водными, а Фенар стал Древесным, и предпочел Академию Чародейства плаванию по великим рекам, но в целом мало чем отличался от других сыновей и дочерей своей обширной семьи.

Пожалуй, им даже могли гордиться. С отличием оконченная Академия, отточенное умение работы с Эссенцией, великое мастерство стрельбы из лука… Хотя последнее было не особенно примечательно; в конце концов, Лукши – город воителей, и здесь не найти Возвышенного, который бы не блистал в том или ином искусстве боя.

Но потом все поменялось, когда Фенар встретил Келлию.

Она ступала так легко, словно плыла по воздуху. Улыбка ее сияла солнцем, глаза Фенар мог сравнить только со звездами. И не только красота притягивала его – нежная, чистая душа Келлии сверкала на фоне вечных интриг генсов и военной жизни Лукши.

Чувства были взаимными. Келлия полюбила его, и эту любовь Тересу Фенар считал величайшей удачей своей жизни. Он очень быстро понял, что встретил женщину, с которой хотел бы прожить долгие годы.

Но он был Возвышенным, дракорожденным из древнего рода, а Келлия – обычной смертной, дочерью ювелира, и в ней не было ни единой капли Крови Драконов. Барьер, казавшийся непреодолимым.

Бросить Келлию было выше его сил. Жениться на избранной родом женщине и оставить Келлию любовницей виделось оскорблением для нее… тем более, что никто бы не позволил появиться на свет их детям.

Фенар избрал третий путь. Он исчез из Лукши вместе с любимой, благо семьи у нее почти не было; уверенность в том, что искать их не будут, оправдалась. Среди Тересу хватало тех, кто следовал заветам семьи и мог продолжить род, так что потеря одного Возвышенного вызвала порицание – но не более того.

Они осели далеко от Лукши, в небольшом городе в двухстах милях к югу от границ Марукана. Фенар очень быстро завоевал уважение местных жителей, очистив лес поблизости от нежити, и изгнав пару демонов, охотившихся в этих краях последние месяцы. Услуги Возвышенного всегда ценны, а Возвышенного лукшийской выучки – тем более.

Уже через пару месяцев у них был свой дом и свое дело. Келлия хорошо усвоила отцовское мастерство, Фенар же уверенно стал в ряды мастеров тайных наук – кроме него здесь было лишь два тауматурга и слабый чародей-полукровка, сын элементаля.

Жизнь потекла своим чередом, и Древесный был счастлив, днем занимаясь делами, а ночи проводя с женой. Фенар не мог пожаловаться на скуку – всегда находилось интересное занятие, пусть зачастую короткие приключения и были утомительны и опасны. Но он был свободен, распоряжался своей жизнью, совершенствовал мастерство, рядом была любимая – чего еще желать?

Когда пришла беда, Древесному подумалось, что так мир отвечает на чрезмерное счастье.

***

Агата могла долго лететь без остановки, но люди устают – даже Возвышенные. Приказав демону опуститься, Фенар отдохнул на серебристом бархане. Оба они молчали – призванная оса была неразговорчива, Возвышенный тоже не стремился к беседе.

За свою жизнь он много узнал о мире демонов, и без страха вдыхал пронизанный адской Эссенцией воздух; тот за неделю убивал любого смертного, но был безвреден для Возвышенных.

И он знал, что путь близится к концу. Дорога через Бескрайнюю Пустыню всегда занимала пять дней, как бы быстро или медленно не двигался странник. Но если просто выйти в нее, не ставя целью Творение или Малфеас – то можно было бродить вечно, эти пески были истинно безграничными.

Как бесконечность сочеталась с пятидневным странствием? Фенар не мог понять и подозревал, что объяснение таких явлений лежит за пределами человеческого разума. Но чему удивляться? Мир демонов не обязан следовать законам Творения, и даже напротив – странно было бы, если он им следовал.

Древесный поел, не чувствуя вкуса. Поспал несколько часов, не страшась демона рядом – чародейские узы надежно сковывали огромную осу, не давая ей напасть на призвавшего.

Здесь трудно было отмерять время – небо оставалось неизменно черным, и помогали лишь прихваченные с собой маленькие часы, тонкий и дорогой механизм варангийской работы. Фенар ведь уже бывал в Царстве Демонов, и на этот раз подготовился получше.

Но на горизонте уже виднелось изумрудное зарево, а значит – осталось недолго. Хотя, конечно, свет Зеленого Солнца может разливаться на тысячи миль и пронизывать пространство как ему хочется.

Смешиваясь с серебряными отблесками пустыни и бездонным мраком неба, далекое зеленое сияние вспыхивало странными оттенками. Фенару, вновь поднявшему в воздух агату, они напоминали пламя Хаоса.

***

Порождения Вильда прошлись по окрестностям внезапно, как и всегда – чтобы обрушиться на города и деревни, и исчезнуть, оставляя за собой мертвецов, лишенные душ тела и уводя с собой пленников. Предсказать, где вновь возникнут воины Хаоса, было невозможно; сам Фенар никогда даже и не пытался постичь мышление фейри.

Но они пришли в город, и на несколько часов принесли свой родной хаос с собой.

О нашествии детей Вильда всегда говорили одинаково – всадники совершенной, нечеловеческой красоты во главе орд чудовищ, несущие с собой ветер колдовства Хаоса и безумие из-за грани мира. Так было и в этот раз.

Легенды не говорили о крови.

Они отбили нападение – но Фенар помнил каждую секунду стремительного, неожиданного вторжения. Стоило лишь задуматься, и образы сами собой вставали перед глазами.

Всадник с изумрудной кожей и листьями вместо волос наклоняется с седла золотистого коня, и точным ударом меча сносит голову бегущему горожанину. Та катится по мостовой, оставляя за собой кровавый след; фейри вздергивает обезглавленное тело за воротник и его слуга подставляет чашу, где кровь мгновенно застывает, обращаясь алым кристаллом.

Твари Хаоса, похожие на очень уродливых людей в темно-зеленых доспехах, зажимают в углу несколько человек – и пронзают их длинными копьями с ледяными наконечниками. Один из раненых дергается вперед, наконечник с хрустом вырывается из спины, вырастающие из древка шипы останавливают рывок – и человек бессильно повисает. Бойцы соревнуются, кто нанесет удар получше, оглядываясь на внимательно наблюдающую за состязанием женщину с глазами из чистого льда.

Облаченное в доспех из переливающегося десятком цветов металла существо неопределимого пола приникает к девушке, сбитой с ног ударом кулака. «Согласна?» – шипит оно, глядя в глаза пленницы, проникая волей в ее разум – и та кивает. И фейри пьет, впитывает, поглощает ее душу – а потом с коротким смехом всаживает закованную в металл руку ей в грудь, и бросает еще трепещущее сердце в сумку у седла.

Все это Фенар запомнил между отчаянными схватками и вспышками собственной силы, озаряющей улицы живой стихией. Но последний образ отпечатался в памяти навсегда, как шрам, оставленный волнистым клинком.

Келлия, застывшая на мостовой, похожая на отброшенную куклу. Темные волосы разметались по серому камню, кончики прядей намокли в алой луже, растекавшейся вокруг скорчившегося рядом стражника.

Только стойкая воля чародея не дала самому Фенару сойти с ума.

***

Мрак, туманивший небо, исчез, сожженный зеленым пламенем. Солнце Ада пылало ярче, чем полуденное светило Творения, и Фенар невольно прикрыл глаза рукой, от света – и от вида самого Малфеаса.

Его нельзя было описать. Как описать стены города, который ограничен и бесконечен? Многослоен и целостен разом? Как передать ощущения от циклопических зданий из латуни и базальта, от улиц из черного железа и демонической плоти, от далекого плеска волн, шипящих кислотой, и от тени вдалеке, столь огромной, что глаза слезятся при одном взгляде в ту сторону? От небосвода, залитого изумрудным огнем, и мечущейся по нему кроваво-красной луны?

Никак. Можно только повторять слово «безумный».

Безумный город. Безумный мир.

Фенар был знаком с безумием лучше, чем хотелось.

***

Келлия пережила удар клинка фейри – но когда очнулась, то не узнавала никого. Впадала то в бешенство, то в абсолютную апатию, видела несуществующее, слышала голоса из ниоткуда… Безумие вгрызлось в разум глубже, чем порожденная снами сталь – в плоть. И лекарства ему было не найти.

Фенар проклинал тот час, когда решил не развивать свойственный его стихии дар целительства, сосредоточившись на иных силах. Он мог защитить, сокрушить, познать – но не вылечить, и сейчас как никогда остро чувствовал свое бессилие.

Городской целитель лишь развел руками; такие увечья находились за пределами возможного для смертных. Дракорожденный метался в поисках помощи по всей округе, но его ждала одна неудача. В конце концов другой Возвышенный, странник-ученый, согласился хотя бы осмотреть и вынес неутешительный вердикт. Он хорошо знал Вильд и с уверенностью сказал – Келлию постигло не просто наведенное безумие, которое можно разрушить. Частичка Хаоса осталась в ней, и по-прежнему отравляла плоть и разрушала сознание. А извлечь ее было не в силах человеческих.

Фенар оцепенел. Он даже не отреагировал на бесстрастно высказанное предложение избавить женщину от мучений, он расплатился за осмотр молча. И только когда Древесный вернулся в дом и посмотрел на Келлию, вновь погрузившуюся в бредовые видения, внутри вновь расцвели ярость и твердая уверенность. Он – не смертный, неспособный ничего сделать против мира, он – дракорожденный Дерева, Возвышенный, сын Генса Тересу… и он добьется своего! А если помочь Келлии люди не могут – то в мире есть и иные силы!

Заклятие призыва демона Первого Круга – одно из самых распространенных в Творении. Знал его и Фенар; в Академии он интересовался порождениями Малфеаса и мог смело назвать себя сведущим демонологом.

Пришла пора найти старым знаниям применение.

Фенар призывал обитателей Демонического Города, одного за другим, и задавал им один-единственный вопрос – но все они, лишенные возможности лгать чародейским связыванием, отказывались помочь. Сесселджэ лечили лишь отравления, бисклавареты умели вести к безумию, но не изгонять его, нанеке собирали знания, но редко могли применять их на практике… Ни один демон не мог помочь, и Фенар уже находился на грани отчаяния.

Все изменилось, когда очередной призыв привел в мир фешарета, странное изменчивое существо, совершенного шпиона. Тот, выслушав Древесного, задумался ненадолго – и произнес слова, которые навеки врезались в память чародея.

«Я не смогу тебе помочь, призвавший. Но есть тот, кто неизмеримо сильнее меня, и он – сможет».

Фенар ухватился за эту соломинку. Да, он не мог призвать демонов, стоявших выше Первого Круга – однако близилось Межсезонье, странные пять дней, знаменующих конец года. Все миры сближаются в это краткое время, и волевой человек, обладающий нужными знаниями, смог бы пройти в Малфеас.

Воля у Фенара была. Фешарет предоставил знания.

Так дракорожденный впервые шагнул на улицы Демонического Города, оказавшись совсем рядом с местом назначения. И там он впервые понял, что фешарет не лгал, но и не сказал всей правды; Фенар ожидал встречи с демоном Второго Круга.

Вместо этого его встретила сила одного из властителей Малфеаса, прародителей всех демонов.

Одного из Йози.

И ему было что предложить.

***

Улицы внизу были полны существ, от вида которых хотелось содрогнуться. Агата несла Фенара в небе, не приближаясь к улицам – и он видел достаточно, чтобы спускаться не хотелось. Ранее он ступил под пылающий небосвод в двух шагах от цели, теперь же видел Город во всем его разнообразии.

Вот тройка пауков размером с лошадь неспешно обходят человека, подвешенного в сети, пронизывающей его плоть и кости. Каждый из пауков быстрым точным движением отрывает кусок плоти, другой – накладывает на рану повязку, дабы пища не умерла раньше времени.

А вот на крыше угольно-черного здания существо в плаще с капюшоном поет, выпевает удивительно тонкую и прекрасную мелодию над огромным чаном с бурлящей зеленой кислотой, куда медленно погружается рама с привязанным к ней бьющимся демоном, огромной обезьяной. Плоть ее с шипением растворяется, но криков не слышно – песня их заглушает.

Фенар покачал головой. За эти годы он узнал о Царстве Демонов достаточно, чтобы помнить, как именно в нем выживать.

Держаться громких мест и бежать от тишины. Когда небо закроет тень – заткнуть уши или петь как можно громче. Не пить дождевую воду. Никогда не напевать на улицах, если у тебя нет отличного слуха и голоса.

И еще десятки странных правил, плохо понятных жителю Творения, но естественных для всех демонов и знакомых им с момента зарождения. Обыденная для них жизнь, столь отличающаяся от быта смертных.

С которым он расстался совсем недавно.

***

Йози сдержал обещание. Благодаря Межсезонью и послужившему проводником Фенару, он смог дотянуться до разбитого разума Келлии и собрать его осколки в единое целое; когда женщина открыла глаза, из них полностью пропал туман безумия. Поначалу дракорожденный наблюдал за ней со смесью ослепляющей радости и затаенного страха, но шло время, и Фенар убеждался – опасения беспочвенны. Повелитель демонов не внес в разум жены ничего своего, не превратил ее в прислужницу. Просто вылечил.

«Возможно, – размышлял тогда Древесный, – именно смертная природа Келлии защитила ее. Что толку Йози тратить силу на обретение слуг таким образом?»

Доказательств он не получил, хотя и старался понять мотивы своего благодетеля. За последующие годы Фенар не раз призывал демонов с одной лишь целью – побольше узнать о Малфеасе и Йози. И они отвечали – охотно, пространно, каждый делился тем, что знал. Понемногу Древесный проникался все большим интересом к этому странному, искалеченному, безмерно чуждому и именно своей чужеродностью и привлекательному миру. О нем можно было написать не меньше, чем о Творении, а демоны даже в чем-то и походили на смертных… Во всяком случае, больше обитателей Вильда.

Конечно, он не сказал никому о том, как сумел исцелить жену. Сплел правдоподобную историю о магическом эксперименте, совершенном на грани отчаяния и неповторимом, и все поверили. Келлия – тоже, она никогда не сомневалась в талантах любимого; ложь жгла язык Фенара, но иначе поступить было нельзя.

Но это общение и эта тайна были единственными серьезными изменениями в жизни Фенара. В остальном она текла своим чередом, и он был счастлив. В городе его уважали еще больше, рядом была полностью излечившаяся любимая, он по-прежнему отлучался на приключения… словом, нити судьбы вновь натянулись ровно и гладко.

Только одно кололо сердце – у них так и не было детей. Сперва просто не успели завести – потом, после нападения фейри, стало поздно. Об этом его предупреждал Йози, объяснив, что даже при полном очищении соприкосновение с изменчивой силой Вильда не проходит даром. Так и случилось.

Но эту боль, понятную любому дракорожденному, Фенар усилием воли загонял в глубь души. Не такая уж и большая плата за счастливую жизнь.

За долгую счастливую жизнь – в течение шестидесяти трех лет.

***

Агата опустилась на землю – на латунную поверхность, пронизанную черными каменными жилами – и Фенар соскользнул с ее спины. Коротко наклонил голову, и заговорил с демоном впервые с начала путешествия:

– Твоя обязанность исполнена. Я освобождаю тебя от уз служения и даю волю в обители твоей.

С последним словом ритуальной фразы крылья исполинской осы едва заметно вспыхнули, и та склонила голову в ответ.

– Да будут Они милостивы к тебе, – прозвучал звенящий, напевный голос, и агата взмыла вверх, уносясь к пылающему изумрудным огнем небу.

Фенар, даже не глянув ей вслед, повернулся и двинулся к своей цели. Он шел медленно, глубоко дыша и стараясь успокоить сердце; Древесная Эссенция внутри отзывалась на силу, которая сейчас касалась его кожи, почти ощутимую физически силу.

Ведь он подходил к бескрайнему лесу, сотням тысяч серебряных стволов, вырастающих из земли. Каждый из них был отполирован – не руками, но могучей волей – каждый из них являл чистейшую зеркальную поверхность, и мириады отражений дробились, исчезали и появлялись в этих зеркалах. Тонкие веточки отходили от изгибающихся стволов, расцветали полупрозрачными листьями и трепещущей мелкой бахромой.

Такой же была и трава. Влажно блестящие ртутные стебельки шелестели под ногами, обвивались вокруг сапог и тут же отступали; взглянув вниз, дракорожденный увидел свое искаженное отражение в каждой травинке.

И по-прежнему вокруг была сила. Разлитая в воздухе, заключенная в каждом зеркальном образе, пристальным бесстрастным вниманием окружающая со всех сторон.

Ведь он шел среди ветвей и стволов основного тела Сзорени, Серебряного Леса, того Йози, с которым десятилетия назад заключил сделку.

Тогда он, не раздумывая, согласился на названную цену, тем более, что сам Сзорени дал отсрочку, так сформулированную, что Фенар не мог не согласиться. Но сейчас он начинал сомневаться в своем выборе, неуверенность тихо поднялась в душе…

…и опала. Нет. Какой бы цена ни была – сын Генса Тересу платит долги и держит свое слово. Всегда и во всем.

Ветви-зеркала, зашелестев, медленно расступились перед ним, выводя на круглую поляну. Фенар остановился в самом ее центре, повернулся, заметив движение краем глаза.

Из-за ствола дерева неспешно выступил человек, показавшийся одновременно удивительно знакомым и совершенно чужим; только через мгновение Древесный понял, что смотрит на точную свою копию.

Если не считать, что смуглая кожа двойника была расчерчена сетью серебряных вен, а из глазниц смотрели два зеркала – и эти приметы, как и исходившая от лже-Фенара аура мощи, не давали обмануться.

– Мастер Кагами, – сдержанно произнес Древесный, склонив голову перед Городом Зеркал, демоном Третьего Круга и главной душой Сзорени.

– Тересу Фенар, – прозвучавший голос был точно таким же, как у самого дракорожденного, но с иными интонациями. В нем чувствовалась спокойная, уверенная властность; зеркальные глаза смотрели пристально и цепко. – Я вижу, срок настал.

– Да, – ответил Древесный. – Келлия… она умерла на прошлой неделе.

– Сочувствую, – произнес Кагами; в голосе звучало искреннее сожаление, отражение тех же чувств, что вызвали у Фенара собственные слова.

На мгновение он прикрыл глаза, вспоминая прощальную улыбку жены. Тело ее увядало, но разум оставался острым и чистым до самой смерти, и последнее кольцо, украшавшее сейчас руку Древесного, она сделала всего за неделю до того, как покинуть мир живых.

Долгая жизнь. Счастливая жизнь, оплаченная сделкой с Адом.

– Итак, – голос демона отвлек Древесного от воспоминаний, – зачем же ты здесь, Тересу Фенар?

– Я пришел отдать долг, – произнес Фенар, но Кагами покачал головой. Улыбка превращала отраженное им лицо в чужую маску – сам Фенар никогда в жизни не улыбался с таким насмешливо-покровительственным сочувствием.

– Нет-нет. Это именно долг говорит в тебе, и ты не думаешь так по-настоящему. Ты чувствуешь себя обязанным – и твои слова это отражают.

«Твоя жена излечится, и никогда не потеряет разум. Живи с ней, а после ее смерти – приди ко мне».

Прозвучавшие больше шестидесяти лет назад слова Йози слова зазвенели в памяти, и Фенар медленно, неохотно, опустился на колени в ртутную траву.

– Я пришел… – Древесный помедлил. – Я пришел служить.

– Опять не то, – с сожалением вздохнул Город Зеркал. Прямо за ним тихой, неумолкающей мелодией звучали листья и ветви его прародителя. – «Службу» принимают властители Творения. Но никак не Те, Кто Создал Мир.

Наступила тишина; дракорожденный сжал кулаки, пытаясь отыскать в себе нужные слова, верный образ. Передать то, что он на самом деле ощущает… к чему он готов.

Да, к чему? Что он готов отдать за помощь, как готов расплатиться за шестьдесят счастливых лет и спокойную, мирную жизнь с любимой?

Слова пришли сами, вплетаясь в шелест ветра меж зеркальных листьев, и были единственно верными и возможными.

– Повелитель Сзорени, – прошептал Тересу Фенар. – Прими душу мою.

И мир вокруг взорвался тысячами отблесков.

Мириады отражений закружились вокруг Древесного, его собственный образ засиял в них, искажаясь и изменяясь. Сквозь зеркала проступила фигура – ладонь Кагами легла на лоб дракорожденного.

Кажется, он закричал. Сказать было трудно – тело Фенара пронзила волна невероятно острых, пылающих чувств. Зеркальные осколки вспарывали плоть, раздробленное стекло мешалось с кровью, острые длинные иглы пронзали тело, впиваясь остриями в душу. Бесконечная сила, текущая сквозь него, заставляла корчиться от боли и одновременно испытывать непередаваемое, дикое наслаждение.

Он ощущал, как исполинские руки поднимают его в воздух, с легкостью разрывая на части – но уже не чувствовал ни страха, ни боли. Энергия, отражающая в себе весь мир, текла в его крови, обжигая своей мощью – но Фенар знал, что на нем не останется ожогов.

Или это лишь казалось?

Или он по-прежнему стоял на коленях посреди тысяч отражений, чувствуя, как пылает лоб от касания Города Зеркал, и разум просто наполнялся образами, которые нельзя выразить словами?

Фенар не мог и не хотел определить. Он вообще сейчас не мог задуматься – полностью погрузившись в пронизывающие и обжигающие волны силы, переплавлявшие его плоть и душу, разрывавшие тело на мельчайшие частицы и соединявшие его заново.

Сколько это длилось? Минуты? Часы? Дни?

Время перестало иметь значение. Пространство – тоже.

Как и весь мир.

***

Серебристая трава щекотала тело мягким холодом. Фенар смотрел вверх, в залитое зеленым огнем небо, понимая, что оно кажется более родным, чем синий небосвод Творения.

Это не удивляло. Совершенно. Он и себя теперь чувствовал иначе – родная Эссенция Древесной стихии теперь была пронизана мириадом серебряных искр, миниатюрных зеркал. Новая мощь струилась в жилах… и по-новому ощущался мир.

Больше не было растерянности или страха. Пропали нерешительность и сомнения.

Фенар чувствовал лишь уверенность – несокрушимую, стойкую уверенность в своей цели и в главном благе своей жизни. Впервые он твердо знал, чего хочет – и хотел он исполнять приказы своего повелителя, делать все возможное, дабы его планы претворились в жизнь.

Мощь и уверенность. Сила Йози и бесконечно ясное понимание цели. Вот что значит – быть верным повелителям демонов, быть их избранным, достойнейшим слугой.

Быть акумой.

Рядом послышались шаги, и даже не оглядываясь, дракорожденный ощутил, что рядом стоит Кагами. Резко выдохнув, Фенар попытался подняться на ноги, прогоняя слабость.

– Вернее тебя, – негромко произнес демон нараспев, – не будет служителя у Серебряного Леса.

– Он… – Фенар наконец сумел встать и взглянуть в собственное лицо, пронизанное зеркальным серебром. – Он этого и ждал? Столько времени?

– Конечно. Разве не стоит подождать десятилетия, чтобы обрести верного помощника на века?

Дракорожденный покачал головой.

– Это… Это все равно очень долго. И он ждал меня все это время…

Осознание наполняло гордостью. И радостью предстоящего служения владыке, что держит свое слово.

– Он ждал, – тихо повторил Древесный.

– Разве ты еще не понял суть моего прародителя и твоего господина, Тересу Фенар? – расслабленно улыбнулся Кагами. – Все в Малфеасе знают – Сзорени терпелив.

14.08.2012 – 19.08.2012

Зов ветров

Я стою посреди площади, выложенной базальтом и украшенной тусклой латунью, скрестив руки на груди и подняв взгляд к небу, залитому зеленым огнем. Рабов, которых сейчас ведут сюда, заставили замолчать, и это хорошо – крики и стоны могли бы и помешать тихой музыке, звучащей в глубине моей души.

А мне сейчас хочется ее послушать. Той, кто принесла мне Возвышение и наделила силой, исходящей от владык Ада, была ангиалка – демон-музыкант, непревзойденный мастер мелодий. Слившись с моей плотью и душой, она продолжает играть, и музыка сопровождает меня даже в мертвой тишине.

Я нехотя отвожу взгляд от небосвода, озаренного величием Зеленого Солнца, и оглядываюсь. Могучие эримантои уже согнали рабов вместе, выстроив их так, как я приказал, на пересечении линий, коими сейчас расчерчена площадь. Люди дрожат, оглядываются в страхе – но не пытаются бежать. Куда? Один взгляд на эримантои, на их клыки, вырастающие из багровой шерсти рога, острые когти и налитые кровью глаза отбивает мысли о побеге. А если у кого-то они еще остаются… что ж, хватит взгляда вверх, где над площадью кружит тройка иных демонов. Радекен, крылатые бури, потомство Дракона Витриоли; они легко догонят и разорвут любого.

И все они подчиняются мне – без чародейского призыва и принуждения, что вызывает легкую улыбку. Хорошо быть пэром Ада.

– Мой повелитель, – звучит скрипучий голос позади. – Все будет готово через минуту.

– Хорошо, Кальхарис, – киваю я, оборачиваясь и глядя на своего секретаря и помощника. Мне нравятся нанеке. Меня завораживает удивительное, странное сочетание – голова богомола, сгорбленное тело человека, простой желтый кафтан клерка или ученого… впрочем, они и есть ученые. Недаром же этих демонов испокон веков именуют Чтецами Запретных Текстов.

А Кальхарис еще и отличный тауматург, сведущий в геомантии Ада и его жизни. Это хорошо. Именно сейчас хорошо – потому что без его знаний я могу долго искать встречи с Камиллой…

Сердце пронзает сладкая боль, в душе нарастает жгучее нетерпение и ритм музыки моего демона становится быстрее. Я не могу не улыбаться, предвкушая встречу, мой взгляд скользит по рабам – и те в страхе отшатываются. Конечно! Чудовищ на улицах Демонического Города они ожидали, но увидеть, что ими командует человек, причем такой же, как и они сами… Это пугает даже больше, не правда ли?

Они правы и ошибаются. Они правы, что боятся меня – и ошибаются, считая меня человеком… или хотя бы полностью человеком. Я перестал быть смертным несколько лет назад, я стал Князем Зеленого Солнца, избранником Йози, повелителей Ада, существом с демоном в душе и силой низверженных творцов в крови.

Смертное имя я бросил в Творении; пройдя серебряными песками Бескрайней Пустыни и ступив на улицы Города, я назвал себя Сердцем Ветра – ибо Адорьян, Молчаливый Ветер, покровительствует касте, к которой я принадлежу.

Я рад этому. Я наслаждаюсь каждой минутой этих лет – особенно когда сила, пронизывающая мое тело, дает мне возможность прикоснуться к Камилле.

Ка-мил-ла. Три слога, три звучных, чудесных слога, заключенная в имени симфония, отзывающаяся в моей душе. Как же я ищу встречи с тобой, как ласкают мою душу вести о битвах в Городе, ибо ты приходишь на их поля…

Да благословят Йози Кальхариса, нашедшего ритуал, способный воззвать к тебе! Клянусь небом Малфеаса, если он окажется надежен – я лично буду ходатайствовать за него о получении гражданства, и жрецы Сеселин услышат меня.

Я не могу больше ждать. Я вновь смотрю на нанеке – и тот кивает. Все готово, и эримантои отступают в стороны, освобождая площадь, где в сложной паутине линий замерли рабы. Интересно, знают ли они, что их дни сочтены, что пропитанный адской Эссенцией воздух Города уже убивает их?

Неважно. Неважно – потому что эримантои уже падают на колени в молитве, а Кальхарис уже произносит слова на Старой Речи, прижав костистые ладони к колдовской фигуре на площади.

Два изваянных из стекла Малфеаса клинка возникают в моих руках и я срываюсь с места. Первые десятеро даже не успевают понять, что происходит, когда мои мечи вспарывают их тела; кровь выплескивается на базальт, окрашивая черноту пронзительно-алым сиянием.

Музыка в моей душе взвивается волной, радостным смерчем, и я следую за ней, рассекая воздух и плоть в ритме мелодии моего демона. Смертным недоступна такая скорость, многим Возвышенным – тоже… но я из касты Бичей, и даже в Аду нет тех, кто сравнится с моими собратьями в легкости движений!

Да, теперь рабы не молчат – но у них нет времени на крик. Молодая девушка издает пронзительный вопль, когда мой меч пронзает ее сердце, высунувшись окровавленным острием из спины, толстяк с небольшой бородкой хрипит, когда я перерезаю ему горло, крепкий мужчина с мускулами ремесленника успевает выкрикнуть проклятие – и его голова летит в сторону, женщина средних лет закрывается руками, моля о пощаде – и мои клинки с равной легкостью разрубают плоть и кости (отсеченные кисти еще не успевают упасть, когда их хозяйка расстается с жизнью).

Кровь и смерть танцуют вокруг меня, алые брызги летят на базальт, багряные отблески смешиваются с окружающим мою фигуру изумрудным мерцанием. Символ моей касты – алое кольцо – вращается в центре лба, ускоряясь с каждой секундой.

Я застываю в центре площади – вернувшись туда, откуда начал путь смерти. Рядом падает последнее тело – девушка, рассеченная на несколько частей скрещением моих клинков; я замечаю ее лишь краем глаза.

Залитая кровью, усеянная трупами площадь теперь слабо светится – вернее, светятся покрывающие ее линии. Это место становится исполинским посланием, испускает неслышимый и неощутимый зов.

Неощутимый – но не для всех.

Я счастливо смеюсь, ощущая, как поднимается ветер, треплющий мои волосы, касающийся воротники. Моя одежда залита кровью – но ты ведь меня простишь, правда?

Эримантои падают ниц; радекен опускаются на крыши вокруг и тоже простираются перед пришедшей, припав к металлу зданий и распластав крылья. Кальхарис прижимает лоб к залитому кровью базальту.

А я – стою. И принимаю ту, кого звал.

Она приходит с новым порывом ветра, с потоками воздуха, втекающими на площадь; в этих потоках угадывается, намечается, ощущается бесконечно изящная, стройная и легкая фигура женщины. Она обнажена и закутана в чистый воздух, ее волосы стелются по ветру… ее волосы и есть ветер – Обетованный Ветер, как ее зовут в Городе!

– Камилла! – вскрикиваю я, подаваясь вперед, и музыка в моей душе звенит ласковыми нотами. Мечи исчезают из моих рук; этот танец не для оружия.

Я взмываю вверх, оказываясь рядом с ней; мы танцуем вместе между небом и площадью. Ветер обнаженного тела ласкает меня, мою собственную плоть пронизывает сладкая судорога. Я ищу взглядом изменчивое лицо – и она всегда оказывается за спиной, обнимает меня, потом ускользает…

Где-то внизу волосы Камиллы и текущая с ее эфемерных ладоней сила касается трупов, приманивших ее сюда – и они рассыпаются невесомой пылью. Кровь исчезает, площадь вновь становится чистой.

А мы танцуем над пропадающими мертвецами. Пусть говорят, что Камилла и ее сестры лишены разума или же их разум непонятен никому… пусть! Я знаю, что ты чувствуешь мою любовь к тебе, я знаю, что ты можешь чувствовать то же самое!

Почему эти мгновения вместе так мимолетны? Почему ты не можешь задержаться, не покидать меня? Да, ты – ветер, и ветру должно вечно двигаться… но почему бы нам не лететь вместе?

Но она уходит. Она расстается со мной, ее ветер в последний раз гладит мое тело – и Камилла исчезает.

Мои ноги вновь касаются базальта площади; я опускаюсь на колени, чувствуя себя опустошенным. Музыка моей души звучит смесью радости и горечи, как и всегда после таких встреч.

Я найду способ встретиться с тобой по-настоящему. Я смогу истинно коснуться тебя и предложить сердце – Сердце Ветра – дочери одной из владык Ада. Клянусь небесами Малфеаса – я смогу!

– Повелитель… – звучит голос Кальхариса. Я бросаю взгляд на него и вижу на лице нанеке страх – за эти годы я научился понимать почти отсутствующую мимику Чтецов. – Повелитель… тишина!

Мне требуется лишь доля секунды на понимание. Полная тишина вокруг может означать лишь одно; есть причины, почему безмолвия страшатся все демоны.

Я мгновенно срываюсь с места, ухватив Кальхариса за воротник. Жаль терять столь полезного слугу, а он не слишком замедлит меня, нанеке легки…

Остальные демоны тоже осознают то, что умница-нанеке понял первым. Морды эримантои и радекен искажает ужас, они кидаются прочь – но уже поздно.

Воздух вскипает незримой, безмолвной и тихой силой, несущей одну лишь смерть. Обычно Камилла приходит туда, где уже побывала ее грозная мать – но бывает и наоборот.

Оглянувшись на бегу, я вижу, как касание Адорьян настигает могучего эримантоса; покрытая багровой шерстью плоть разрывается, демон успевает лишь прохрипеть что-то, прежде чем невидимая мощь вспарывает его тело изнутри, выплескивая горячую кровь наружу. Рядом гибнут его товарищи – кто-то бросается на площадь, стараясь вжаться в нее (зря – сила Йози просто срывает плоть с его спины и рассекает череп), кто-то кидается в переулок (снова зря – Адорьян настигает его, отрывая руки в фонтанах крови и перерезая позвоночник мимолетным касанием)… Радекен пытаются спастись, отчаянно работая крыльями – но разве могут летучие создания уйти от ветра? Нет – и один за другим они падают, с изорванными и сочащимися бледной кровью крыльями, рассеченные на части во время падения и разваливающиеся в воздухе. Их хрипы и крики мгновенно гаснут – пришла тишина, пришло вечное безмолвие, пришла Адорьян.

А я бегу, и Кальхарис висит в моей хватке. Другие гибнут – но я Князь Зеленого Солнца, я Бич, и никто не может догнать меня!

На мгновение меня охватывает жгучее искушение – остановиться, посмотреть, не проявит ли Молчаливый Ветер милосердие к своему Избранному? Но нет, не стоит. Милость моей покровительницы непостоянна как движение адской луны.

Мы находим укрытие рядом со своей летучей колесницей. Тонкие устройства, вплетенные в нее, создают мощное поле, способное защитить даже от мимолетного касания Адорьян – а я не прогневал ее так, чтобы она по-настоящему обратила на меня внимание.

Я жду; скорчившийся позади меня Кальхарис бормочет молитвы об избавлении. Пять ветров скользят по Малфеасу – Адорьян и дочери ее – и лишь о приходе одного из них молятся демоны.

Внезапная мысль заставляет меня улыбнуться – и я шагаю вперед, когда Молчаливый Ветер наконец уходит.

– Лети домой, Кальхарис, – приказываю я, – и жди меня там.

– А вы, повелитель? – с заботой спрашивает нанеке, взявшись за поводья из серебра и латуни.

Я лишь взмахиваю рукой и иду обратно к площади. Многие погибли, много трупов осталось – а Камилла только что была тут. Может быть, она вернется?

Музыка моего демона звучит торжествующе и радостно, когда я задумываюсь о следующей встрече и о том, как же мы сможем быть вместе.

Свою единственную и величайшую любовь я нашел в Аду.

Наверное, это многое обо мне говорит.

12.08.2012

Пирог для Князя над Башней

Улица Семаркас была демоном Второго Круга, и носила титул Проспекта Семи Зданий. Прозвище было вполне заслуженно – Семаркас не терпела на своем главном теле больше семи строений одновременно, и немедленно разрушала лишнее фонтанами кислоты; желающих найти себе место не убавлялось, поскольку она могла выбрать и нечто из уже существующих зданий, а не свежепостроенное. Именно потому сюда часто заходили демоны-алхимики, собиравшие кислоту и растворенные останки собратьев.

Но при этом Семаркас была спокойной и мирной по меркам Малфеаса. Потому-то здесь и предпочитали селиться те, чье дело было связано с творчеством – будь то музыкальные гильдии, ремесленники или кулинары.

Здесь находилось одно из отделений Гильдии Мясников. Как раз сейчас ее работник – хмурый крупный тинсиана – разглядывал клиента, помахивая закрепленным на клешне тесаком из адской латуни.

– Своя колесница есть? – деловито осведомился демон-скорпион.

– Вон, на другой стороне улицы, – кивнула люмината, похожая на свитого из белых щупалец оленя. – Дотащу, не стоит беспокоиться.

– Отлично, – украшенный острейшим жалом хвост мясника распорол воздух. – Плата?

Отделившиеся от тела щупальца бросили на стол мешочек; приглядевшись к нему, тинсиана одобрительно щелкнул клешнями и неспешно подошел к заказчице.

– Стойте спокойно, – велел он.

– Не в первый раз, – отозвалась люмината. Мясник удовлетворенно повел хвостом и размахнулся тесаком.

Бритвенно-острое лезвие врубилось в волокна люминаты, скользнуло меж ними по замысловатой траектории, рассекая и разделяя плоть и Эссенцию демона…

Послышался глухой стук – тело люминаты обрушилось на пол. Совершенно живая и здоровая заказчица поглядела на него и радостно вскинула рогатую голову.

– Отлично! Вот теперь на неделю хватит.

– Вы в соке галлмау сварите, – посоветовал тинсиана, – тогда дольше протянет.

– Он привкус дает, – печально отозвалась демон-олениха, – а я не терплю, когда ко вкусу моей плоти что-то примешивается. Вот, посмотрите.

Сильные щупальца потянулись к трупу, вонзились в него и вырвали кусочек мяса, переплетенных белых волокон; люмината предложила его мяснику. Тот ловко подцепил клешней, попробовал и одобрительно сообщил:

– У вас очень нежное мясо.

– Вот! – наставительно помахала щупальцами люмината. – Я могу себя есть только без посторонних примесей.

Тинсиана махнул хвостом, соглашаясь; заказчица кивком попрощалась, подхватила и поволокла к выходу собственный труп.

Рядом с дверью она чуть не столкнулась с нанеке в шафрановой мантии. Тот пригнул богомолью голову, пропуская над собой вскинутую вверх пищу люминаты и поспешил дальше. Лишь мимоходом остановился, полюбовавшись на возносящуюся вверх исполинскую черную башню, затенявшую треть улицы и на громадную латунную статую на ее верху. Даже сквозь изумрудный солнечный свет пробивалось яркое светлое сияние, исходившее от одной руки крылатого изваяния.

На мгновение вздохнув и восхитившись величием творения Джасинта, нанеке продолжил путь, к дому чуть дальше по улице.

В семи крупных зданиях на теле Семаркас расположилось немало контор и артелей. В том числе и Безукоризненные Кондитеры Адской Услады, сотворенные добрых сорок лет назад получившим гражданство демоном. Тот, отбросив при вступлении в ряды граждан прежнее имя и назвав себя Сияющим Шоколадом, взялся за дело энергично и живо; сотворенная им пекарня быстро разрослась, вытеснила пару конкурентов (их работники пошли на материалы для печенья) и прочно обосновалась на Семаркас. Дабы защититься от более старых соперников, Шоколад постарался угодить Флоривету, демону Второго Круга. Тот, известный любитель покушать, восхитился творчеством пекарни и с тех пор оказывал ей свое покровительство.

Нанеке звали Серантолом и он был главным поваром артели. Неудивительно – типичное для его народа стремление к знаниям у Серантола касалось в основном кулинарии, и его даже пару раз призывали в Творение, чтобы обеспечить воистину сверхъестественный пир.

Эримантос-охранник у входа приветливо зарычал, завидев повара. Его помощник и сын поздоровался по всем правилам; демонокровного отпрыска страж как-то раз приволок из Творения, и долго пытался понять, как его воспитывать. Глава пекарни отнесся благосклонно, и разрешил ребенку остаться. Демоническая кровь защитила его от ядовитого для смертных воздуха Малфеаса, и хотя Кхалу еще не стал полноценным демоном – но сложением и силой превосходил смертных и гордо нес службу рядом с отцом.

Пройдя внутрь, Серантол кивнул сидевшей рядом со входом Незримой Скрипке; длинные тонкие пальцы ангиалки, демонессы-музыканта перебирали незримые струны и ласковая нежная мелодия струилась по дому. Оба стража у дверей слушали и вздыхали; любовь к музыке была свойственна всем демонам. Потому-то Шоколад и нанял ангиалку. То, что непрекращающаяся музыка берегла от касания Молчаливого Ветра, было приятнейшим приложением.

Сзади послышался стрекот; Серантол, обернувшись, поприветствовал догонявшего его аалу. Демон по имени Десять Свитков, похожий на саранчу размером с человеческого ребенка, безошибочно повернул к нему украшенную слепыми фасеточными глазами голову, учтиво поздоровался.

– Вы вроде на похороны отлучались? – уточнил нанеке.

– Да, мой давний товарищ слился с Повелителями, – отозвался Десять Свитков, горестно покачав головой. – Мы сочинили великолепные и удивительно вкусные стихи в его честь. Я потом вам процитирую, если пожелаете.

– Конечно, – согласился Серантол. – Полагаю, похороны прошли удачно?

– Воистину так! – с воодушевлением подтвердил аалу. – Тело покойника было так же вкусно, как и его каллиграфия при жизни; мне, как его давнему другу, позволили поглотить мозг, создавший столько прекрасных документов! Я, правда, поделился с Летучей Кистью – она ведь тоже его давно знала.

– Она тут же одарила вас взаимностью, – понимающе отозвался Серантол, прекрасно знавший погребальные обычаи аалу, не зря прозванныхканнибалами-бюрократами.

– Истинно так. Собственно, ткань стихов и плоть друга и так уже воспламенила в нас подобное свету Лигьера желание… – Десять Свитков мечтательно потер лапы. – Мы, как и десятки других гостей, несколько часов предавались самой изысканной страсти.

– Восхитительно, – поддержал его Серантол. – Но не смею вас задерживать, ждут дела.

Аалу кивнул и поспешил к своему кабинету. Несмотря на слепоту, он был прекрасным счетоводом; правда, Сияющему Шоколаду пришлось настоять, чтобы Десять Свитков не пожирал совершенно все финансовые бумаги или хотя бы снимал копии на несъедобном материале. Разумеется, все пожранное откладывалось в памяти каннибала-бюрократа, но Шоколад желал и своими глазами увидеть финансовые отчеты.

Серантол отправился на кухню, взявшись за приготовление очередной партии булочек из жидкого яда и золотых плодов. В очередной раз порадовался решению шефа нанять ему в основные помощники Офори-декантропа – демон, владевший сразу десятью человеческими телами, и работы выполнял в десять раз больше, заставляя свои тела работать в идеальном порядке и гармонии.

Через некоторое время до Серантола донеслись громкие голоса; повар, заменявший хозяина в его отсутствие, выглянул из кухни.

А, ну конечно. Сияющий Шоколад давно заказал обновление вывески, и вот сейчас наконец явился мастер. Геранхаль, приземистый и могучий демон с алой шкурой и сияющими огнем глазами – существо из рода лучших кузнецов Первого Круга.

– Добро пожаловать, почтенный Багровый Уголь, – поприветствовал его Серантол, поправляя желтую мантию. – Пришли исполнить заказ?

– Конечно! – рявкнул геранхаль. – Только сперва плата.

– Потом плата, – вежливо, но непреклонно заявил нанеке.

– Я сгораю от страсти! – возмутился Уголь.

– Направьте ее в творчество, – посоветовал Серантол. Геранхаль устремил на него негодующий взгляд, но не добился успеха. Мимика богомола позволяла повару хоть статую переглядеть.

Недовольно фыркнув, Уголь развернул полевую кузню на черных плитах Семаркас и взялся за дело. Огромная линза сосредоточила свет Зеленого Солнца в пустом контейнере; геранхаль засуетился рядом, с удивительной ловкостью касаясь лучей когтями и постепенно заставляя их затвердеть, превращаясь в сияющий изумрудом металл.

– Кхалу, доставь плату, но пока не выводи наружу, – тихо велел Серантол; молодой демонокровный, послушно кивнув, отправился внутрь здания. Сам нанеке остался на месте, с интересом наблюдая за работой мастера. Рядом ангиалка сменила ритм музыки – теперь он стал быстрым и задорным; эримантос обнажил клыки в радостной улыбке.

А геранхаль тем временем взялся за дело рьяно, с обычным для его сородичей пылом. Сперва смешал жидкий свет с серебряным песком, придававшим ему стойкость и капнул немного морской кислоты – для нужного оттенка. Затем выбрал из десятков форм нужные и разлил по ним сияющий сплав. Азартно потерев руки, Уголь двинулся к своевременно притащенной эримантосом лестнице.

Взобравшись наверх, он отцепил прежние знаки, и аккуратно нанес на камень смесь яда из земли Сзорени и концентрированного отчаяния смертных. Коротким ревом отдал приказы, и охранник принялся послушно подавать ему формы, в которых металл уже затвердел. Геранхаль быстро и точно прилеплял их на нужные места и поглаживал, погружая глубже в пронизанный латунными жилами базальт здания.

Еще пара минут – и все кончилось. Уголь спустился вниз и довольно стукнул кулаком по стене.

– Готово! Ну как?

– На мой скромный взгляд – отлично, – искренне сообщил Серантол. – Что скажешь, Арлах?

Эримантос прорычал что-то неразборчивое и кивнул.

– Тогда давайте плату! – потребовал кузнец.

– Кхалу, – позвал Серантол, и демонокровный появился на улице, увлекая за собой человеческую девушку. Всю одежду рабыни составляла короткая туника; лицо ее закрывала трепещущая маска в виде мухи, фильтровавшая яд, разлитый в воздухе Малфеаса.

Девушка посмотрела на ухмыляющегося геранхаля испуганными глазами, бросила взгляд на Кхалу. Тот скрестил руки на груди, вернувшись на свой пост.

– Без вредительства, – напомнил Серантол кузнецу.

– Конечно, – отозвался тот и рыкнул в сторону девушки: – Что стоишь? Раздевайся!

Рабыня вздрогнула и выскользнула из туники, оставшись совершенно обнаженной. Геранхаль с радостным рыком оказался рядом, мгновенно повалил ее на каменную мостовую; меж когтистых ног вырос орган, не уступавший по твердости лучшим сплавам из кузницы Угля. Ангиалка вновь сменила мелодию, ритм стал еще более быстрым.

Маска заглушила вскрики девушки, когда демон с силой вонзился в нее, отдаваясь страсти с таким же пылом, как и работе. Для геранхалей эти два понятия были близки.

Могучее алое тело двигалось быстро и яростно; сквозь маску-муху прорывались сдавленные стоны бившейся под кузнецом рабыни. Серантол покачал головой, мысленно удивившись Углю. Обычно его собратья отправлялись тешить себя в башни неома, но Уголь упорно предпочитал смертных женщин. Извращенец, что тут сказать. Но мастер хороший.

Геранхаль почти достиг пика – и вдруг замер, вглядываясь в нечто, видимое лишь ему. С коротким радостным вскриком он вдруг подался назад, вырываясь из девушки, прыгнул вверх – и пропал, растворившись в воздухе.

На какое-то мгновение повар и охранники остолбенели, но тут же понимающе кивнули. Распластавшаяся на камне девушка выдохнула с явным облегчением, пытаясь приподняться. Ангиалка вновь вернулась к прежней, тихой и нежной мелодии.

– Кхалу, – велел Серантол, – отведи ее обратно и введи исцелитель.

Стоило демонокровному скрыться в здании вместе с еще не успевшей одеться рабыней, как снова послышался грохот колес. Нанеке, уже собравшийся вернуться к работе оглянулся и удивленно покачал головой – владелец пекарни редко проявлял такую поспешность.

Привлеченные шумом, на улице появились и счетовод с одним из тел пекаря, и вернувшийся Кхалу. Колесница остановилась перед самой пекарней, и Сияющий Шоколад соскочил на черные плиты. Он был гетином – ящерицей размером со смертного, покрытой маслянистым и черным как его имя оперением; огромные киноварные глаза взволнованно светились, и работники, как всегда, постарались не встретиться с ним взглядом. Слишком уж опасно это было.

– Добро пожаловать, мой господин, – учтиво поклонился нанеке. – Что-то случилось?

– Невероятные новости! – выдохнул Шоколад. – Нам… стоп, что это?

Он остановил взгляд на полевой кузнице, перевел взгляд на вывеску.

– А, Уголь наконец явился… А где он?

– Ушел в Творение, – лаконично пояснил нанеке.

– Ушел в Творение? – недоуменно повторил Сияющий Шоколад. – А какое у геранхалей условие такого выхода?

Все дружно посмотрели на Серантола. Повар, эрудированный как и все его собратья, не замедлил пояснить:

– Они могут выйти в мир людей, когда раскаленное железо обжигает тела совокупляющихся смертных.

Повисло краткое молчание.

– Какие кретины, – спросил гетин в пространство, – будут трахаться рядом с раскаленным железом?

Демоны переглянулись лишь пожали плечами.

– В Творении все психи, – заключил Сияющий Шоколад, покачав головой. – Ладно, заносите его кузню внутрь, вернем, когда он придет снова. И если придет.

– Господин, у вас вроде была какая-то весть? – напомнил Серантол.

– О, да, точно! – опомнился гетин. – Все внутрь. Быстро. Я сказал – все!

В пекарне, захлопнув дверь и нервно оглядевшись, Шоколад сообщил:

– Нам заказали пирог для пиршества. Самый лучший – и этот заказ нельзя не выполнить!

– Кто-то из граждан Второго Круга? – уточнил Десять Свитков. Пусть Шоколад и вошел в число граждан, но оставался в Первом Круге, и граждане по рождению его превосходили.

– Нет, – замотал головой гетин. – Если бы…

– Кто-то из Избранных? – чуть склонил голову Серантол.

– Нет! – выдохнул Шоколад, вновь оглядевшись и понизив голос. – Вспомните, в чьей тени мы живем!

Повисла полная тишина, нарушавшаяся лишь музыкой ангиалки – легкими, взволнованными трелями.

– Вы хотите… – даже Серантолу изменил дар речи.

– Да! – энергично подтвердил Сияющий Шоколад. – Сам великий Джасинт, сам Князь над Башней! Мы должны создать пирог для Него!

Демоны окаменели. Пирог… кушанье для одного из неоспоримых, выше которых лишь сами безграничные Владыки…

Величайшая честь. Величайшая опасность, если Князю над Башней не понравится лакомство.

– Я вспомню лучшие рецепты всех миров, – первым опомнился повар.

– Я немедля закажу все ингредиенты, какие скажете! – выдохнул Десять Свитков.

– Я сготовлю все, что будет нужно, – пообещал декантроп десятью голосами разом.

– Гррр! – сообщил Арлах.

– Папа говорит, что никто не войдет и не помешает, пока не закончите, – перевел Кхалу.

– Истинна будет мелодия моя, что вдохновит все дело ваше, – пропела Незримая Скрипка.

– Отлично! – энергично встопорщил перья Сияющий Шоколад. – Все по местам, у нас срок в четыре вопля томеску!

Безукоризненные Кондитеры Адской Услады не зря носили свое имя, и не зря заслужили свою репутацию. Отмеренный срок был заполнен бешеной работой всех, кого Сияющий Шоколад только смог привлечь; никогда еще поварам не давали настолько чистых ингредиентов, и никогда еще они не работали так старательно.

Все десять тел Офори метались по кухне, замешивая тесто на редком вечернем тумане из Творения и следя за тем, чтобы оно не убежало, высчитывая мгновения до того момента, как туда надо будет добавить немного ртути. Рядом трудились Шоколад и Серантол; второй подавал идеи и перечислял рецепты, первый вновь вспомнил мастерство кулинара, которым славился еще в бытность свою серфом. Оба демона толокли золотые ягоды с ветвей Виталиуса (иногда призывая Арлаха раздробить наиболее твердые), и смешивали их с соком со склонов Орамуса. Для остроты вкуса Шоколад добавлял чуть-чуть соли из самых глубин Кимбери и кристаллизованных снов, заказанных на улице Засахаренных Кошмаров. По настоянию Серантола он добавил еще и глазурь, сотворенную из собранного в борделях улицы Золотых Ламп наслаждения (конечно, вознеся молитву Ипитимии, что и была этой улицей).

Десять Свитков пустил в ход все свои связи, и заказанные ингредиенты прибывали буквально в течение пары часов. Одну приправу Шоколад, правда, извлек из личных запасов – маленькую колбу с остававшейся вечно свежей кровью бога из Творения. Гетин берег ее для особых случаев. Вот таких, как сейчас.

Незримая Скрипка безупречно подбирала мелодию, полностью отражавшую ритм размешивания, измельчения, запекания… или напротив, задававшую этот ритм? В любом случае работа спорилась.

Для пекарни пространство, разделяемое криками томеску (единственным, что отмечало время под неугасающим Зеленым Солнцем) слилось в одну непрекращающуюся готовку и безостановочную работу.

Но когда кушанье оказалось готово, все подчиненные Шоколада собрались посмотреть и восхититься. Пирог вышел столь огромным, что Кхалу с Арлахом с трудом вынесли его наружу; он был подобен куполу храмов Бескрайней Пустыни, глазурь на нем сверкала отливающей алым синевой, а узор по краю сиял зеркалами Серебряного Леса. Поверхность рассекали подобные творениям Джасинта дороги из черного шоколада, в центре же возвышалась спиральная башня из туманного крема.

Подходил срок, и все работники скрылись в пекарне: Князь над Башней мог прислать за пирогом кого-нибудь, кого серфам видеть не полагалось.

Внутри здания они прислушивались к тому, как опустилась огромная тень, на мгновение заслонившая свет Лигьера. Как Сияющий Шоколад смиренно представил творение пекарни – и как звучали тяжелые слова, падающие в ответ. Демоны радостно переглянулись: голос звучал благожелательно.

Минуло еще немного времени, и гетин вернулся в пекарню. Шумно вздохнул, обвел всех киноварным взглядом и подтвердил:

– Посланник доволен. И говорит, что Князь над Башней тоже будет доволен. Подождем награды.

– Поздравляю, мой господин, – поклонился Серантол.

– Благодарю, – церемонно кивнул Шоколад. – Ну что ж… Всем даю отдых на шесть криков томеску. Кхалу, Арлах, вам отдельно позволю сходить к неома или тем, кого выберете!

Пекарня взорвалась радостными криками, в которые вплелась музыка Незримой Скрипки. Демоны чувствовали себя так, словно победили могучего врага или поднялись по склонам Пронзающего Небо Копья.

Но разве такой пирог нельзя считать великим деянием?

17.09.2012

Встреча на море

Капитан Стелленд обычно не брал на борт пассажиров, предпочитая менее хрупкий и более ценный груз. Но в этот сезон ему не везло с настоящими заказами, а те, что попадались… нет, за такую цену гонять «Серого Дельфина» из Маринского Залива к Уэйвкресту не стоило. Заказы копились, но слишком медленно, и Стелленду оставалось лишь гадать, почему маринцы в этом году взялись торговать исключительно с соседями на материке. Конечно, малый груз не привлечет пиратов – того же Саррода, чтоб его демоны на части рвали – но что толку ходить через полмира ради мизерной прибыли?

После месячной стоянки Стелленд уже был готов сняться с якоря и перебраться в Калин или Лукши, но все еще надеялся на нормальную прибыль. И потому, когда матрос доложил – явился пассажир, хочет на Запад – капитан вздохнул и приказал проводить гостя в каюту.

– Добрый день, капитан, – склонил голову незнакомец, переступая порог. – Мое имя – Ангвар Белокость. Рад с вами познакомиться.

– Шелгер Стелленд, – представился в ответ капитан «Дельфина», разглядывая гостя.

Выглядел тот необычно. Бледная, почти белая кожа, удивительно тонкие и приятные черты лица; иссиня-черные волосы, и столь же темная одежда, казавшаяся даже не костюмом, а погребальным одеянием. Призрачная кровь, что ли? Или болел чем?

Ангвар заметил изучающе-настороженный взгляд капитана, улыбнулся и пояснил:

– Я из Сиджана.

– А-а, – кивнул Стелленд, мигом успокоившись.

Сиджан, черный город великих гробниц, пропитанный насквозь погребальными традициями и культами предков, порождал людей со схожей внешностью. Да и имя, как Стелленд запоздало сообразил, звучало типично по-сиджански. И когда гость высвободил руки из-под плаща – на предплечьях блеснули тяжелые серебряные наручи; значит, не просто оттуда, а член Ордена Мортициев (о котором, впрочем, помимо наручей, капитан знал мало).

Он мимолетно даже пожалел сиджанцев. Неудивительно, что они у себя в городе сидят, и лишь по рекам немного ездят – от такого чуда все шарахаться станут.

– Вам куда нужно? – капитан сходу взял йеддима за холку.

– В Залакар. Вроде бы ваш корабль идет на Коралловый Архипелаг?

– Идет, – признал Стелленд, – у нас сейчас часть груза туда. А сколько желаете заплатить?

Он уже готовился торговаться, но, услышав сумму, невольно присвистнул. Желание согласиться еще больше возросло, когда Белокость добавил:

– Две трети вперед, капитан.

– Достойное предложение, – признал Стелленд. Помедлив, он все же не сдержал любопытства: – Но откуда такая цена?

Сиджанец вздохнул:

– Видите ли… Скажите, что вы знаете о сезеканских похоронных обрядах?

– Ничего, – честно сказал капитан.

– Вот даже и у нас специалистов по ним мало, – объяснил Белокость. – А сейчас в них как раз возникла нужда, понимаете? Самый лучший наш знаток уже очень стар; конечно, он, как и многие мортиции, может стать призраком, но тут всегда есть шанс, что не станет… А другой мастер живет как раз в Залакаре. Если самого Сезакана не считать, но туда еще сложнее добираться. Мне и поручили – приехать в Залакар и предложить знатоку отправиться к нам, соглашаясь на любую цену. Снабдили средствами, разу…

– Подождите, – Стелленд обрадовался возможности перевести разговор с малопонятных и малоприятных призраков и похорон на более ясную тему. – Вы деньги с собой повезете? Честно скажу, не стоит о них вот так прямо заявлять; другие бы вас в океане по голове стукнули и деньги себе забрали.

– Ну что вы, капитан, – улыбнулся Белокость. – Я потому и обратился к вам – у вас репутация хорошая и надежная.

– Я лесть не очень люблю, – на всякий случай предупредил Стелленд; обычно такими словами предваряли желание все-таки заплатить поменьше.

– Это не лесть, – покачал головой сиджанец. – Я просто объясняю, почему мы вас выбрали.

Стелленд хмыкнул, подумал, снова вспомнил названную сумму и сказал:

– Согласен. Отбываем завтра в полдень, не опаздывайте.

– Благодарю вас! – просиял Белокость. – Не беспокойтесь, не опоздаю – Сиджан учит пунктуальности с детства.

В этом Стелленд никогда и не сомневался.

«Серый Дельфин» вышел в море на следующий день и уверенно взял курс на северо-запад, мимо Благословенного Острова и северных сатрапий Царства.

Поначалу команда отнеслась к пассажиру с таким же настороженным недоверием, как и сам капитан. Даже слова о происхождении недоверие не развеяли; в конце концов, репутация у никогда не начинавшего войн Сиджана все равно была темной. А как еще прикажете относиться к городу, где вся поверхность принадлежит гробницам, а мертвецы управляют совместно с живыми и где даже стража часто неживая и неподкупная?

Тем не менее, обходить его стороной все предстоящие месяцы странствий было невозможно. Постепенно отношение потеплело – тем более, что и сам сиджанец оказался приятен в общении, проявлял чувство юмора, пусть и мрачноватое. Последнее ему простили, помня о происхождении.

Белокость впервые оказался на Западе, и ему многое было очень интересно, начиная от такелажа и кончая морскими традициями. Конечно, свое любопытство он проявлял сдержанно и вежливо, но оно чувствовалось – и вызывало желание просветить новичка. Что матросы, соскучившиеся по свежему слушателю, и делали.

Впрочем и у сиджанца нашлось чем удивить бывалых моряков. Как-то раз, когда с начала плавания минуло уже почти два месяца, разговоры свернули на вечную морскую тему – на женщин.

– Слушайте, – поинтересовался у Ангвара боцман Клеммер, широкоплечий высокий моряк, – а в Сиджане вообще шлюхи есть?

– Нас посещают самые разные гости, так что есть, – пожал плечами Белокость. – Борделей у нас, правда, не так много: к нам все же обычно на похороны приезжают и в соответствующем настроении. Хотя… это смотря какие похороны. Скажем, у шестрийцев приняты ритуальные оргии в честь покойного, так что когда хоронят по всем правилам кого-то из их видных людей, то бордели получают обильные заказы.

– Это как – на похоронах и шлюхи? – невольно удивился кто-то из матросов.

– Традиции такие, – развел руками Белокость. – Мне доводилось как-то раз наблюдать, очень занимательное зрелище. По обычаям шестрийцев в присутствии тела покойного его наследник обязан овладеть наиболее красивой женщиной из тех, кого пригласили… не из родственниц, ясное дело. Затем родственники-мужчины покойного в количестве трех человек должны быть удовлетворены опять же перед гробом, потом то же самое происходит с тремя родственницами… для них мужчин приглашают, конечно. Последнюю часть я уже не видел, увы, туда допускаются только родственники или те, кто проводит сам ритуал прощания, а я тогда был лишь учеником.

– Ничего себе похороны, – хмыкнул капитан. – На таких бы и я и сам не отказался побывать.

– Я тем более, – азартно заявил Куэнд, невысокий жилистый матрос. – А если наследник слишком мал, чтобы женщину поиметь?

– Тогда еще до похорон выбирается его официальный представитель, – невозмутимо ответил Белокость. – Он все и проводит.

– И что вот на этот случай у вас бордели и держат? – недоверчиво спросил Клеммер.

– Да нет, конечно, – рассмеялся сиджанец. – Ими пользуются многие. В основном приезжие, среди граждан города это меньше принято. Но есть же те, кто не на похороны явился, а ради научной работы, с дипломатическими целями, или просто проездом. Вот те от наслаждений не отказываются.

– А правду говорят, – с интересом спросил Куэнд, – что у вас там и призраки служат?

Белокость на мгновение заколебался, вздохнул и ответил:

– В целом правда. Нет, практически все девушки и парни там – живые, но встречаются и призраки… правда, они туда идут не из-за бедственного положения, как многие при жизни. Мертвым-то питание или кров нужны не в той степени, как живым, а в Сиджане их и так уважают.

– А зачем тогда идти? – нахмурился Клеммер.

Сиджанец пожал плечами.

– Ради удовольствия. Кому-то не хватало при жизни, кому-то, напротив, в смерти недостает… Ну а клиенты всегда найдутся?

– Это кто же призраков трахать любит, что за извращенцы? – удивился боцман.

– Почему сразу извращенцы? – слегка обиделся Белокость. – Девушки-призраки по красоте не уступают живым, а часто и превосходят – есть методы… Куда более неутомимы. Что прохладны на ощупь – так в Сиджане вообще прохладно обычно; а страсть им свойственна, люди без страстей призраками не станут. Да и, как я уже говорил, они в меньшей степени из-за денег идут, так что там искренний пыл… Ну, парней это тоже касается, но к ним меня не тя…

Он осекся, но было уже поздно: каюта взорвалась хохотом.

– А к мертвым девушкам тянуло, да? – с усмешкой ткнул пассажира в бок Куэнд, и Белокость вздохнул. – Проговорился – так рассказывай, интересно же!

– Ну, это не в борделе было, – признался сиджанец. – По работе, мортиции же по определению с призраками часто общаются, хотя Говорящие со Смертью – чаще других. А так вышло, что там недавно умершая была, очень страстный призрак… я ей приглянулся.

– И как по ощущениям? – усмехнулся капитан.

– Удивительно. Вот знаете, когда вас ощупывают такими прохладными пальцами – словно струйки воды по коже скользят… А потом губы, такие же прохладные, спускаются вниз, и ласкают… И страсть в холодном теле огромная – мы несколько часов из постели не вылезали. Мне потом выговор сделали, но это того стоило.

– Да-а, – протянул Клеммер. – Вот вам и впечатления. Мы-то больше по живым все.

– На островах к югу был народец… чудные девчонки! Гибкие такие, синеволосые… – Куэнд мечтательно закатил глаза. – Интересно, как они там?

– Никак. Сарроду попались, – внезапно помрачнев, сказал Клеммер. – Мне говорили; ты тогда с лихорадкой лежал, так что не слышал.

Прозвучавшее имя мигом остудило веселье. Матросы переглянулись, качая головами.

– А кто это? – вопрос сиджанца прозвучал вполне ожидаемо, но на него все же посмотрели на человека, спросившего «что такое море?»

– Пират, – нехотя объяснил Стелленд. – Сволочь редкая – грабитель, работорговец, убийца… Никого не жалеет. Этот точно после смерти не только призраком, но и самой поганой нежитью станет. И команда такая же… После встречи с ним выживали те, кто вовремя удрал или если кто отобьет. Но это редко; он, акула гнилая, одинокие корабли выбирает.

Краткое пояснение еще больше разрушило беседу, и больше в этот вечер о женщинах уже не заговаривали.

«Серый Дельфин» был в море уже два с половиной месяца, и повернул к далекому Коралловому Архипелагу, когда с мачты сообщили: приближается корабль. Капитан, неспешно прогуливавшийся по палубе, вздохнул.

– Сольк, не будь салагой. Что за корабль? Флаг посмотри, чего там по ветру полощется?

– Сейчас, капитан! – отозвались сверху. Подняв подзорную трубу, впередсмотрящий вгляделся, озвучивая увиденное: Флаг… темный, на нем… на нем череп. Череп с кинжалом!

Матрос побелел как бумага, осознав увиденное.

– «Стальной Риф»! Это Саррод!

На мгновение на палубе повисло молчание; потом Стелленд отдал короткий приказ, и матросы кинулись по местам.

Капитан оглянулся на пассажира.

– Уйдите куда-нибудь! – велел он. – Мы постараемся уйти, не получится… тогда молитесь хоть предкам, хоть всем богам!

Белокость кивнул и поспешил на корму; Стелленд мимоходом подумал, что это радует – разумный человек, не будет под ногами путаться.

«Стальной Риф» уверенно приближался, и Стелленд проклял того строителя, что снабдил демонова пирата отменным кораблем. Даже полные ветром паруса не гарантировали, что они смогут уйти… а окончательно эта надежда померкла, когда раздался свист, и соединенные цепью снаряды метнулись над палубой, разрывая такелаж и сокрушив самую тонкую мачту.

Матросы шарахнулись в сторону от упавших парусов и дерева; «Дельфин» замедлил ход, и стало ясно, что придется драться.

– Готовиться к бою! – рявкнул Стелленд. – Баллиста!

Легкая баллиста, единственное вооружение «Дельфина», выплюнула снаряд – но тот прошел мимо. Второго шанса на выстрел пираты торговцам не дали; их корабль легко скользнул поближе, становясь бок о бок.

Абордажные крюки вцепились в борт, подтягивая «Дельфина» поближе к «Рифу». Свистнули стрелы, не давая подойти к крюкам и тросам, кое-где даже выплеснул пламя редкий в этих краях огнестек. Пираты ринулись на борт торгового судна, размахивая оружием.

Бойцов на «Рифе» было больше, и все они отлично умели драться. Но и экипаж «Дельфина» дружно встал на защиту корабля; первым врага сразил Клеммер; боцман с громовым рыком врезался в группу разбойников и обрушил тяжелую саблю прямо на голову ближайшего. Тот не смог парировать или отвести могучий удар – голова разлетелась как спелый фрукт, разбрызгивая мозг и кровь.

Куэнд, вскинув лук, снял еще двух пиратов, послав стрелы в цель уверенно и точно. Брошенный кем-то гарпун вонзился в грудь замахнувшегося топором пирата, пробив его насквозь.

Но на этом успехи команды закончились. Оказавшись на палубе «Дельфина» и закрепившись там, подчиненные Саррода мигом перешли в нападение, оттеснив матросов от борта. Клеммер предостерегающе крикнул, указывая на самого капитана «Рифа» – высокого крепкого человека с резкими ястребиными чертами лица и короткой бородкой; Саррод отдавал быстрые команды, руководя боем.

Куэнд снова поднял лук, сощурившись и тщательно целясь. Если лишить пиратов главаря, то…

Не успел. Помощник Саррода размахнулся гарпуном, метнул; Куэнд успел дернуться в сторону… и оказался под прицелом вражеских лучников. Две тяжелые стрелы вонзились ему в грудь; с растерянным видом матрос осел, чувствуя как по подбородку течет кровь.

Спустя мгновение капитан «Рифа» сам оказался на палубе, среди столкнувшихся в битве. Он легко ушел от удара попавшегося навстречу матроса, изогнутый клинок сабли вспорол тому живот, заставляя схватиться за вываливающиеся внутренности; второй удар снес голову со сноровкой бывалого палача.

Стелленд сцепился с двумя врагами сразу, яростно размахивая тесаком. Он отлично владел своим оружием, но пираты оказались не меньшими умельцами. Капитана прижали к борту, чему он поначалу обрадовался, чувствуя, что спина защищена… и тут же над плечом одного из противников свистнула стрела, вошедшая Стелленду в горло. Изо рта капитана вырвался лишь хрип, он в последний раз слепо взмахнул тесаком; уклонившийся от удара пират рубанул по руке, кисть отлетела в сторону, обнажив белый срез кости, тут же окрасившийся алым.

Матросы падали один за другим, отчаянно сопротивляясь – но все было бесполезно, слишком уж опытные головорезы на них насели. Даже могучий Клеммер сумел лишь ненадолго их отогнать: вскинув огнестек, бритоголовый пират нажал на спуск, и струя пламени хлестнула боцмана по лицу. Тот взвыл, хватаясь за страшный ожог и чувствуя, как спекшаяся плоть крошится под пальцами… и немедленно в живот ему вошло тяжелое лезвие, топор врубился в ногу чуть выше колена, рассекая плоть и кости. Удар в горло довершил дело, и голова Клеммера отвалилась прочь, забрызгав палубу и откатившись к планширю.

Один лишь Белокость неподвижно сидел на корме. Казалось, он даже и не видел происходившего; закрыв глаза, сиджанец сцепил руки, и губы его беззвучно шевелились. Даже когда последний защитник корабля рухнул на палубу, обливаясь кровью, пассажир не пошевелился.

Кто-то из пиратов рассмеялся, указав в его сторону Сарроду; капитан махнул в ответ и двинулся к единственному выжившему, помахивая окровавленной саблей.

– Вижу, ты вообще не беспокоишься, парень, – усмехнулся пират, подойдя близко. – Помолился? Из уважения к богам, может, и в живых оставим, если все отдашь.

Сиджанец неторопливо поднялся на ноги; глаза его все еще оставались закрыты, но он повернулся точно к Сарроду.

– Что молчишь? – капитан поднял саблю. – Слов найти не можешь?

– Могу, – негромко проронил пассажир. Тон его полностью отличался от неуверенно-приветливого, привычного экипажу «Дельфина»… но никто уже не мог удивиться отличию.

А затем он улыбнулся, и эта улыбка на бледном лице была исполнена такой ледяной насмешки, что Саррод невольно споткнулся, отшатнувшись – за мгновение до того, как сиджанец поднял веки.

Под ними плескалась тьма, блестящая и живая. Словно два окна в пустоту, лежащую за смертью.

Саррод поперхнулся, резко вдохнул воздух, чтобы закричать, предупредить команду – но его опередила тихая, спокойная фраза.

– Ашамаш Ламиат. Восстань, мой легион.

Ночной воздух вокруг сиджанца вскипел, тени мгновенно сгустились, сплетаясь в пульсирующий, непроглядно-черный ореол; долей секунды позже полуночная аура взорвалась – и темные молнии хлестнули по кораблю.

Каждая из них безошибочно нашла свою цель – погибшего только что моряка. Каждая вонзилась в труп, впитываясь в мертвую плоть и наполняя ее новой силой.

По кораблю пронесся вопль ужаса, когда матрос, только что пронзенный саблей пирата, вдруг поднял голову, дернулся вперед, насаживая себя на клинок, и обеими руками вцепился в горло убийцы мертвой хваткой. Мгновением спустя крики охватили весь корабль, на палубе которого поднимались мертвецы.

Застыв на месте, Саррод видел, как гибнет его команда. Буквально в десятке шагов от него трое зомби вцепились в его лучшего абордажника, со сверхъестественной легкостью вырывая куски плоти из тела пирата; один из мертвецов вгрызся ему в горло, и крик перешел в предсмертный хрип.

По всему кораблю недавние жертвы мстили за свою смерть. На глазах капитана его подчиненный отмахивался от зомби тяжелым тесаком, но не уследил за спиной – и пальцы мертвецов вонзились глубоко в плоть, сокрушая ребра и добираясь до бьющегося сердца.

Один боец прыгнул за борт, спасаясь от прижавших его к борту зомби, выдохнул с облегчением… и тут же взвыл, когда холодные мертвые пальцы вцепились в него, потащив вниз, выкручивая и разрывая тело. Вода, всегда приходившая морякам на помощь, на сей раз оказалась губительной – ведь немало матросов уже полетело в море, и заклинание оживило их прямо в воде.

Другой ринулся к Сарроду, на которого зомби почему-то не обращали внимания, явно надеясь отыскать спасение рядом с капитаном. Тот уже шагнул навстречу, стряхивая оцепенение и готовясь защитить помощника – но тот посмотрел мимо капитана, и рухнул на колени, взвыв от ужаса, во взгляде мгновенно вспыхнуло поглотившее разум безумие. Пират вскинул руки к лицу; Саррод, вновь оцепенев, увидел, как его боец раздирает собственную плоть, вырывая глаза и вонзая пальцы в щеки. Вцепившийся в него сзади и с хрустом свернувший шею зомби показался почти что милостью Небес.

Саррод с трудом оглянулся – туда, куда упал взгляд только что погибшего пирата.

Сиджанец стоял на прежнем месте, сложив руки на груди. Но теперь его уже нельзя было принять ни за обычного пассажира… ни вообще за человека.

Потому что тени вокруг него горели черно-пурпурным пламенем, обретшим форму огромной птицы, мерно взмахивавшей крыльями над головой некроманта. Воздух клубился серыми облаками, пронизанными темно-фиолетовыми тенями и вспышками угольно-черных молний; лоб незнакомца расцвел странным знаком – наполовину заполненным тьмой кругом, истекавшим тягучей багровой кровью. Та струилась по бледному лицу тонкими ручейками, казалась причудливой движущейся татуировкой.

При одном взгляде на сиджанца в душе поднимался первобытный, почти непреодолимый ужас, призывавший рухнуть на колени или бежать, и лишь собрав всю силу воли, Саррод сумел заставить себя остаться на месте и на ногах.

– Анафема… – выдохнул он. – Рыцарь смерти!

– Верно, – чуть склонил голову некромант; тон его был спокойным, даже будничным. – Если точнее и полнее – мое имя Феникс Темного Солнца, Возвышенный-абиссал касты Зари.

Пират почувствовал, как душу леденит страх. Слишком уж много кошмарных историй о рыцарях смерти появилось за последние пять лет; слишком уж непонятны и непостижимы для всех они были.

– О, – глядя в сторону, проронил Заревой, – разумное решение.

Саррод невольно повернул голову: матросы, оставшиеся на его корабле, спешно рубили абордажные тросы, расцепляя суда.

– Разумное, но запоздалое, – констатировал рыцарь смерти, потянувшись к широкому поясу.

Пират не знал, что собирался сделать некромант; ясно было одно – сейчас он наверняка лишит Саррода и остатков команды, и шанса на спасение.

Эта мысль помогла преодолеть страх, сбросить оцепенение – и ринуться на Феникса с коротким выкриком, замахнувшись тяжелой саблей.

Не сработало.

Неуловимо быстрым движением рыцарь смерти развернулся, перехватил запястье пирата, одновременно уходя от удара. Обжигающе холодные пальцы впились в шею, и Саррод почувствовал, что тело ему уже не подчиняется; выронив оружие, он осел у планширя.

Абиссал с подчеркнутой любезностью отступил, давая пирату видеть его же собственный корабль. Плавным движением извлек из кармана на поясе фиал из черного стекла, повернул его горлом в сторону «Стального Рифа» и отвинтил пробку. Бесстрастный, ледяной голос проронил:

– Фес Селла Уэн.

Из фиала вырвалась струя белесого тумана, мгновенно собравшаяся в плотный шар, что за секунду преодолел расстояние между судами, ударился о палубу «Рифа» и взорвался.

Полупрозрачная волна, в которую обратился шар, прокатилась по палубе, настигая матросов. Большинство даже не успело закричать.

Окаменевший Саррод видел, как само касание чужой магии срывает кожу с моряков, расслаивает плоть под ней; волна силы счищала мясо с костей подобно ножу умелого хирурга или опытного каннибала. Казалось, плоть таяла, растворяясь в воздухе, рассыпаясь мелкой алой пылью – оставшейся от крови.

Пара матросов успела прыгнуть за борт, но некромантическая волна настигла их и там, сорвав прочь плоть с руки или ноги; бившиеся в агонии и истекавшие кровью моряки исчезли в темной воде.

На палубе «Рифа» остались лишь скелеты, облаченные в непострадавшую одежду.

– Удивительно полезное заклинание, не правда ли? – все тем же светским тоном заметил Феникс, поворачиваясь к капитану. – Одинаково хорошо подходит и в бою, и для очищения костей перед работой. Соскабливать плоть обычными методами куда сложнее и дольше.

Пират не смог бы ответить, даже если бы удар абиссала не парализовал тело. Он смотрел в залитые чернотой глаза, и надеялся лишь на одно – чтобы рыцарь смерти не обернулся, чтобы не заметил, как прорвавшийся мимо зомби Крейк замахивается топором за его спиной…

Все тем же быстрым движением Феникс ушел в сторону, и массивное лезвие врубилось в палубу. Чтобы вырвать его и ударить снова, Крейку бы понадобилось не больше секунды – но как раз секунды у него и не было.

Левая рука абиссала мгновенно изменилась: ее окутали черно-багровые тени, соткавшиеся в полностью закрывшую бледную кожу перчатку. Короткий стремительный взмах – и она прижалась к горлу пирата. Просто прижалась.

Этого хватило.

Крейк, как и попавшие под заклинание матросы, даже не успел закричать – плоть вокруг черной перчатки мгновенно расползлась бурой слизью, прогнивая на глазах, стекая вниз, по воротнику и рукавам. Рука абиссала беспрепятственно погрузилась в разложившееся за мгновение горло, дойдя до позвоночника; Феникс выдернул кисть обратно, и тело бойца осело на палубу. На тенях не осталось ни следа гноя.

– Тоже полезный прием, – пояснил рыцарь смерти, небрежно взмахивая рукой. Перчатка породила снаряд – легкое, призрачное перо, промчавшееся над палубой и вошедшее в руку отбивавшегося от зомби матроса. Ткань рубашки и мышцы под ней мгновенно растеклись, сгнивая, сабля звякнула о палубу, и мертвецы навалились на пирата со всех сторон.

Он был одним из последних. Крики и звон стали доносились еще пару минут – а потом осталось лишь чавканье зомби и шарканье мертвых ног.

– Ну вот, – сказал Феникс, отворачиваясь от палубы, – теперь можно поговорить. Кажется, голос к вам уже должен вернуться, капитан.

– Ты… – выдавил Саррод; губы слушались, пусть и с трудом. – Ты… чудовище…

Абиссал усмехнулся:

– Меня всегда это поражало.

– Что? – выдохнул пират.

– Я принял силу смерти, чтобы выжить – вы же сохраняли здоровье на протяжении всей жизни. Я использовал команду этого корабля, но мой план не предусматривал обязательного вреда ей – вы же по своей воле вырезали ее. Я рыцарь смерти, служитель одного из вечных повелителей Нижнего Мира – а вы по собственному выбору убиваете и насилуете своих же собратьев-смертных, – Феникс покачал головой. – И при этом почему-то именно я – чудовище.

– Пытаешься сказать, что мы похожи?

– Нет, – по лицу абиссала скользнула небрежная улыбка. – Я пытаюсь объяснить, почему мы вас выбрали.

Что?!

Вслух Саррод ничего не сказал, но изумление в глазах отразилось неимоверное.

– Как я уже сказал, – неторопливо пояснил Феникс, – я использовал команду этого корабля. Выбрал ее, распустил некоторые слухи, потом поднялся на борт и положился на то, что слухи, в свою очередь, привлекут того, кого надо.

Он вновь улыбнулся:

– Наша встреча не случайна, капитан. Я ждал вас. Я манил вас. И теперь – я хочу предложить вам работать на нас. Точнее – на моего повелителя, которому совершенно не помешает такой человек на Западе.

Саррод потерял дар речи. Он ненавидел беспомощность, ненавидел растерянность – но именно эти чувства его сейчас поглотили, затянули душу.

– Мы собрали сведения обо всех известных пиратах Запада, что не служат ни одному государству, – спокойно продолжил Феникс, – и остановились на вас. Надо признать – было не легко, мы с моей коллегой уже третий месяц пытаемся с вами столкнуться. Думаю, вам повезло, что встретился я – Зеркало уже начинала терять терпение.

– И вы предлагаете… – прохрипел Саррод.

– Служение нашему господину, вы правы, – подтвердил Феникс. – Полагаю, вы удивлены.

«Удивление» даже и близко не передавало чувства, которые сейчас испытывал пират. Абиссал, глядя на его лицо, чуть заметно улыбнулся.

– Да, это странный способ. Но предельно ясно демонстрирующий – какие возможности находятся в наших руках… и какие могут оказаться в ваших.

– Вся моя команда легла трупами! – Саррод наконец смог повысить голос. – Да чтоб я…

Он осекся, увидев, что рыцарь смерти насмешливо заломил бровь.

– О, капитан. Мне напомнить вам, как вы снесли голову своему матросу просто чтобы добыча разделилась на устраивающие вас доли? Или как вы сменили половину команды, потому что их предшественники пошли на корм морским псам, что провели вас через шторм? Или… впрочем, перечислять ваши подвиги можно долго. Я же говорю – мы собрали сведения. Вот и сейчас, вы боитесь за себя, а вовсе не горюете о погибшей команде. В конце концов, наберете новую – вы ведь всегда старались, чтобы слухи о ваших привычках не выходили за пределы «Стального Рифа».

– Они и не вышли. Откуда…

– Я рыцарь смерти, – с той же улыбкой напомнил Феникс. – Те, кто молчали в жизни, оказываются красноречивы в посмертии… Впрочем, не о них сейчас речь. О вас. Вы ведь сейчас пытаетесь прикинуть, что выгодного вам в таком предложении?

Лицо Саррода на мгновение дернулось, и абиссал беззвучно вздохнул: да, он прав. Все их расчеты оказались верны.

– Много выгодного, – заверил Заревой. – Во-первых, вам обеспечат верность команды и отменное вооружение. Во-вторых – безопасные гавани и новую сеть шпионов. В-третьих… что ж, вам сперва придется себя проявить, но мой господин владеет множеством способов укрепить тело человека. Вы ведь слышали о Черном Сердце? О неуязвимом скаллстоунском пирате, которого не могли убить ни клинки, ни стрелы? Что ж, вы можете получить схожую неуязвимость. И это – лишь начало; о, наше сотрудничество может принести вам очень многое.

Слова абиссала сочились незримой и неощутимой для пирата Эссенцией, помогая ему успокоиться, обдумать предложение и сделать выводы. Феникс не собирался навязывать свою волю – лишь ускорить решение, в котором он и так был уверен.

– А вам? – спросил Саррод, и абиссал понял, что его усилия оказались оправданными.

– А мы получим человека на Западе, не скованного ограничениями служителей Нижнего Мира, и знающего местный мир. А также удачливого. О, поверьте, мы хорошо изучили вашу удачу! Конкретные задания… что ж, о них мы поговорим позже.

– Что если я откажусь? – уточнил пират.

Феникс с сожалением вздохнул.

– Боюсь, что вы меня не совсем поняли, капитан. Я не предлагаю вам выбор между согласием или отказом. Я предлагаю вам выбор между служением при жизни или после смерти. Поверьте, второй вариант оставит вам куда меньше свободы и меньше силы.

Саррод на мгновение прикрыл глаза. Потом оглянулся на трупы своей команды, поднял уже начавшую повиноваться ему руку. Судя по глазам – вспомнил все легенды о Черном Сердце и посмотрел на зомби, прикинув, как они могут быть полезны.

– Согласен, – решительно сказал он.

– Деяра, – спокойно позвал Феникс, и воздух рядом ощутимо похолодел. – Отправляйся к месту встречи и предупреди Зеркало, что мы уже в пути и скоро прибудем.

Холод исчез, и абиссал счел нужным пояснить:

– Я держу при себе нескольких призраков. На самые разные случаи.

Он протянул руку, помогая Сарроду подняться. Тот сделал пару шагов, убедился, что тело окончательно ожило.

– Место встречи?

– Сейчас мы направимся к острову, где будет ждать моя коллега, – отозвался Феникс. – С ней вы в основном и будете работать, ей поручен Запад. Да, ваш корабль быстрее, так что я сочту за счастье принять ваше гостеприимство.

Повинуясь безмолвному приказу некроманта, зомбиуже начали перебираться на «Стальной Риф»; один спустился в трюм – трудолюбиво ломать и пробивать дно «Серого Дельфина».

– Полагаю, у вас никогда не было такой послушной и неутомимой команды, – улыбнулся Феникс.

Саррод медленно кивнул и двинулся к борту. Абиссал посмотрел ему вслед и усмехнулся: конечно, у капитана уже зреют мысли о предательстве. Ничего. До острова он не успеет – не захочет в окружении мертвецов и призраков – а потом Зеркало свяжет его клятвой Лунных Теней. И обратной дороги не будет, как только пират поймет, что с ним станет в случае нарушения клятвы.

Рыцарь смерти неспешно последовал за Сарродом, по пути остановившись у трупа Стелленда.

– Прошу прощения за неудобства, – учтиво сообщил Феникс. – В качестве компенсации я обеспечу вам уход на перерождение, отсутствие призрачного бытия. Надеюсь, вы оцените. А, и большое спасибо вам и команде за рассказы и беседы, они были крайне познавательны.

Пират тем временем уже перепрыгнул на палубу своего корабля, двинулся к каюте, наступив на руку попавшегося на пути скелета.

– А, да, капитан, – окликнул его Феникс, и Саррод обернулся. – Если выйдет так, что вы окажетесь на грани смерти, станете цепляться за жизнь и вдруг услышите голос с заманчивым предложением…

Заревой тепло улыбнулся.

– Соглашайтесь, пожалуйста. Я буду рад назвать вас коллегой.

16.08.2012 – 26.09.2012

Исполненное обещание

При жизни я был стервятником – тем, кто копается в покинутых руинах и извлекает на свет старые тайны. Опасное и прибыльное ремесло – оно может погубить в одночасье и так же обогатить. Все знают, как всего одна находка сделала «стервятника» основателем могучего государства! Мало кто из нас не хотел бы получить такую же славу, что и владыка Парагона, гордо называющий себя Совершенным.

Мне повезло меньше. Меня мои поиски погубили; ловушка времен Сёгуната плюнула в меня колдовской стрелой, пронзив насквозь. Я даже не успел ничего понять.

К счастью, мой напарник выполнил договор, который мы когда-то заключили; успешно выбравшись из руин, он похоронил меня по всем правилам, и положил в могилу мои вещи, на случай, если я восстану призраком.

Он оказался прав. Я действительно вновь открыл глаза под темным небом Нижнего Мира, в блеклых землях царства мертвых. Какими тусклыми они мне показались после буйной зелени Востока!

Похороненные со мной предметы отбросили тень в царство призраков; сумка с инструментами была при мне, оружие – тоже. Они стали даже лучше, чем при жизни, стали такими безупречными, какими я хотел бы их видеть.

Я знал о Нижнем Мире больше многих людей. Профессия обязывает, в руинах нередко встречаются тени их прежних обитателей и владельцев; понемногу я стал разбираться не только в опасных призраках, но и в целом в состоянии нежити.

Можно даже сказать, что я был готов.

Очнувшиеся в Нижнем Мире чаще всего продолжают заниматься тем же, чем и при жизни. Я не видел причины, по которой мне стоит нарушать это правило… может, и другие думали так же?

Неважно. В любом случае, моя профессия не потеряла значимости и здесь, просто слегка изменилась. Древние руины отбрасывают в Нижний Мир еще большую тень, чем живые города; но когда в Творении ловушки снимаются, а сокровища похищаются, их отражения в царстве мертвых остаются на месте.

Я был хорошим стервятником. Я очень много знал об остатках былых времен – и мои знания оказались ценны. Призрачный Восток, как оказалось, не так уж и отличается от живого, а местные правители столь же жадны до тайн, как и обитатели Творения.

Сперва я нанялся к военачальнику из Акийской Империи и провел его по древним могилам. О, как он был рад, извлекая оттуда могильные дары времен Сёгуната! Целый коготь он вооружил найденными в могилах артефактами, и возвысился среди своих товарищей, совершив несколько удивительно успешных военных походов.

Разумеется, военачальник щедро меня наградил. Он оставил в Творении сильный род, и тот регулярно поставлял ему сожженные приношения – так что я ушел от него с кошелем, туго набитым черными монетами. И с мечом, который выбрал сам; при жизни я так и не успел раскрыть свою Эссенцию, но после смерти обрел ее, пусть и принадлежащую Нижнему Миру. Теперь я мог владеть артефактами – и с радостью ухватился за этот шанс.

Дальше мой путь привел меня в Ханау-Тиоку, странное королевство, где владыка и название менялись вместе с сезоном. Мне повезло: я явился туда во время лета, имени «Ханау» и правления принцессы Аннуаски. Впрочем, долго я там не задержался, ушел, прежде чем пришли зима, имя «Тиока» и королева Вызывающей Тени.

Зато мне повезло западнее, в Дехелешене, призрачном отражении великого Лукши. Здесь с умершими не хоронили артефакты и магитек; лукшийцам они были нужнее в Творении. Тут всегда ценили знатоков вроде меня – так что я и воспользовался возможностью.

Десятилетия текли за прежней работой. Долгое время я водил дехелешенцев по известным мне местам; теперь, с поддержкой вооруженного отряда, пройти в схроны оказалось проще. Многие из них оказывались пусты – нас опередили; меня, конечно, никто не винил, хотя я этого и опасался поначалу.

Потом я покинул Дехелешен, отправился в иные земли. Никогда, разумеется, не приближался к Сиджану; там не любят тех, кто забирается в гробницы, а мне не раз приходилось этим заниматься.

И уж точно я избегал мест, где по-настоящему правили Лорды Смерти. Внимание сильных мира редко приносит удачу, случись оно в Малфеасе, царстве мертвых или в Творении. Да и что им до меня? Они царили вдалеке от простых призраков, и мои знания меркли на фоне того, что накопили владыки царства смерти.

Побывал я в призрачном Кьяроскуро, городе черного стекла и погребальных урн, и в затянутом туманами Дари. Заглянул потом на Север, прошелся по городам Кунлуньской пустыни. Везде мне находилось занятие; пару раз даже удалось установить контакт с Творением, найти своего напарника. Мы даже продолжили сотрудничество – он сжигал мне подношения, поставляя деньги, я же делился с ним узнанным в Нижнем Мире.

Несколько раз я выходил в мир живых, найдя удобные тенеземли – чтобы встретиться с напарником или кое-чем поделиться с гильдийскими торговцами. Но Творение давило на меня, отрицало меня; каждый раз я возвращался в Нижний Мир, стараясь забыть яркие краски человеческих земель.

Я стал своим в царстве мертвых, пусть и не смог окончательно вытравить мир живых из памяти. Да и не хотел; забывшие прошлую жизнь уходят в Лету, на новое перерождение. Я же еще не пресытился этим бытием.

Конечно, самые дорогостоящие тайны я хранил при себе, ожидая тех, кто сможет по-настоящему их оценить. Некоторые секреты просто нельзя продавать дешево; да, могильные дары рассыпаются под солнцем, но древние библиотеки ценятся во всех мирах.

Мне пришлось ждать долго по меркам людей. Почти три десятилетия, прежде чем мир – стабильный, застывший, спокойный Нижний Мир – изменился.

Оба мира пошатнулись. Когда Зимняя Маска взял Шипы, на берегу Моря Теней возникла новая, исполинская тенеземля. Когда на Востоке пали легионы Тепетов, в призрачные королевства пришло немало воинов, и империи мертвых целый год лихорадила война.

Когда в Творение вернулись сияющие легенды древнего прошлого, в Нижний Мир пришли рыцари смерти.

Призраки встретили их изумлением и недоверием; говорят, что самые старые из теней еще застали время соларов и указывали на похожесть. Не знаю. Мне не верилось, что-то кто столько времени мог сопротивляться Лете и даже остаться в здравом уме; сравнить рыцарей с соларами я, конечно, не мог – никогда не видел солнечных Анафем.

Появление рыцарей обсуждалось везде; казалось, Нижний Мир очнулся от своей обычной апатии и ожил, как бы странно это ни звучало. Я не обсуждал, я лишь слушал и запоминал – как всегда.

Одно было ясно: рыцари смерти могущественны и высокопоставленны. Они командовали армиями Лордов, они носили на себе истинные артефакты, а не могильные дары, они владели некромантией, на что не способен ни один призрак, кроме Лордов. Да и не были они призраками – пропитанные Нижним Миром, родные ему, но живые. Парадокс, невозможное сочетание; даже люди призрачной крови не настолько связаны с царством мертвых.

И с каждым новым слухом я понимал, что они могут стать лучшими покупателями моих тайн. Безмерно могучие, влиятельные, но еще не освоившиеся в Нижнем Мире по-настоящему… что еще нужно?

Очень, очень осторожно я начал наводить справки. Очень и очень осторожно – отыскал рыцаря, что оказался ближе всего, и в конце концов встретился с ним, с невероятно красивым среброкожим и беловолосым человеком с изысканными манерами.

Он назвался Обсидиановым Каллиграфом, сказал, что принадлежит к касте Лунной Тени. Я не знал, что это значит; он меня любезно просветил, впервые упомянув странные слова «Возвышенный-абиссал». Возвышенный так Возвышенный; ранее я считал, что так называют лишь дракорожденных, хотя и видел их лишь пару раз и издали.

Имя и то, что он сказал о своей касте, подсказывало, что древняя библиотека будет ему интересна. И действительно: стоило мне сделать намек, как глаза Каллиграфа загорелись.

– Я могу щедро оплатить такие сведения, – предложил он.

– Я могу даже провести вас туда, – усмехнулся я. – Но цена будет высока.Что вы можете предложить?

Он сощурился, внимательно глядя на меня, а затем вдруг улыбнулся.

– Чувства.

– Что? – удивился я.

– Я могу дать вам возможность чувствовать, – наклонился Каллиграф вперед. – Не так приглушенно, как чувствуете сейчас вы и все другие призраки. Ощущать мир так же остро, как и при жизни.

Я долго молчал, пытаясь совладать с тем, что вызвали в моей душе эти слова. Как он смог угадать то, чего мне не хватало все эти годы? Как точно назвал мое главное желание?

Даже выходя в Творение, я чувствовал себя чужим, именно потому, что все –краски, звуки, осязание… все притуплялось. Все проходило сквозь пелену, разделяющую жизнь и смерть.

И теперь он просто так говорит…

– Не сомневайтесь, – добавил Каллиграф, видя, как я колеблюсь. – Мы, абиссалы, владеем силами, которыми не обладает больше никто. Если желаете, я могу поклясться на собственной аниме.

Я кивнул. Я уже знал по чужим рассказам, что некоторые рыцари смерти обладают способностью магически скреплять клятвы, произнесенные в их присутствии; могут связать и себя. Что ж, пусть поступит так, подтвердит свою решимость.

Когда Каллиграф обещал дать мне чувства взамен на открытие библиотеки, воздух вокруг него истекал кровью и знаками Старой Речи. Клятва была дана и закреплена; теперь у нас обоих не было пути назад.

Возможно, я поспешил? Но тогда меня сжигало нетерпение, нехарактерное для призрака.

Я был уверен, что библиотека цела. Я и в Творении-то на нее наткнулся случайно, столь хорошо она была сокрыта; освоившись в Нижнем Мире, я проверил нужное место и с удовольствием отметил, что она по-прежнему запечатана. Призрачное бытие, различные арканои и накопленные артефакты позволили мне многое узнать о местных защитах и наметить способы их преодоления.

У меня были знания. У Каллиграфа – немыслимая для призраков сила, при помощи которой он прошел в древнее хранилище, развеял даже те ловушки, до которых я не дошел. Признаюсь, я был поражен и искренне восхищен его мастерством; тогда же я впервые увидел в действии некромантию, и испытал одновременно ужас и… да, снова восхищение. Такая мощь действительно может подарить новое, измененное бытие!

Когда перед нами открылась последняя дверь и нашим взглядам предстали сотни свитков и книг, нетленных в стазисе Нижнего Мира, я вздохнул с облегчением. Каллиграф же прошелся вдоль полок, внимательно приглядываясь к манускриптам, тихо прочитал вслух несколько названий, рассмеялся. Затем повернулся ко мне и сказал:

– Что ж, вы выполнили свою часть сделки. Пора мне ответить тем же самым.

И ударил.

Смог бы я уклониться от этого удара, даже если бы я и ожидал его? Не знаю. Подозреваю, что на этот случай абиссал приготовил что-то еще, не менее действенное.

Я мгновенно потерял сознание, а когда очнулся – был уже растянут, накрепко прикован к раме из черного металла. Каллиграф возился с какими-то инструментами, пото появился передо мной со своей обычной улыбкой.

– Вы не этого ожидали, – ответил он на мой недоумевающий взгляд; я приходил в себя и картина перед глазами прояснялась. – Конечно. Но… видите ли, вы можете поделиться своими тайнами с кем-то, кто к нам не расположен. Ту же библиотеку я перевезу, но это займет время, а конкуренты мне не нужны. Да и к тому же…

Он помедлил.

– Я давно хотел провести эксперимент.

Я не понимал, о чем он говорит; огляделся, обнаружив, что оказался в странной лаборатории, заставленной столами и инструментами, от грубых до тонких.

Потом я увидел кристаллы душепламени и черные камни рядом с ними и все осознал.

Будь проклят металл, сковавший меня так, что даже удесятеренная ужасом сила не позволила мне вырваться. Будь проклят Каллиграф, знавший, как обездвиживать призраков.

И будь вовеки проклят тот, кто впервые изобрел способ создавать душесталь.

Кристаллы запылали по одному слову абиссала, и их пламя охватило меня. Неспешно – такой огонь всегда неспешен. Он омывает подобно воде, он проникает во все поры призрачного тела; с каждой секундой он все больше втекает в тело.

Огонь Творения обугливает плоть, сжигает кожу, заставляет мясо чернеть и обращаться в уголь. Это, направленное чужой волей пламя… оно ведет себя иначе. Оно размягчает. Превращает тело в тягучую массу, в густую жидкость.

Медленно. Неотвратимо.

Никогда в жизни и посмертии я не испытывал такой боли; я корчился на раме, ощущая, как слабеет ее хватка – но мои руки уже текли, словно облитые кислотой, тело распадалось, становясь жидким… и стекало вниз, в заботливо подставленный чан. Кричать я перестал где-то в этот момент, когда горло и рот стекли вслед за плечами.

Я не терял сознания. Никто при душековке его не теряет.

Налитое в чан тело кипело, разогреваемое бледным пламенем; я чувствовал, как на мне выступают и лопаются пузырьки, как Каллиграф рассеянно помешивает мою жидкую плоть, наблюдая за тем, как плавится черная руда Лабиринта, второй компонент.

А затем он взял инструменты. И я понял, что боль от пламени была лишь началом.

Как это описать – ощущение, когда твое тело переливают и доводят до нужной температуры? Когда в тебя вливают расплавленную руду и старательно смешивают с самим твоим существом? Когда охлаждают и одновременно выдирают из корчащегося разума все воспоминания, которые интересны кузнецу? Когда на тебя рушатся удары молота, пронизывающие вспышками адской, невыносимой боли саму душу – единственное что есть у призрака… а затем приходит ядовитая черная сила, пропитывающая тебя до краев, заставляющая застыть…

И потом – вновь обрушивается молот. Теперь я – материал. Теперь из меня можно сделать что-то полезное.

Теперь я – кинжал. Короткий кинжал, скованный из одной-единственной души; оружие, уникальное в своем роде. Я не знаю, что за магию пустил в ход абиссал, что сделал с обычной ковкой, но сплав, в который я обратился, чувствует. Чувствует так остро, как никогда при жизни. Каждое прикосновение к моему клинку вспыхивает отчаянной, пронизывающей меня болью; каждый удар, погружающий меня в чужое тело, заставляет задыхаться в плоти и захлебываться кровью, сознавая, что я не могу перейти черту небытия. Каждый взмах – и сам воздух обжигает меня, как человека, с которого сняли кожу и поливают соленым кипятком.

Я хочу кричать, заходиться отчаянным воплем.

Но я не могу.

25.07.2012 – 18.09.2012

Соленая стрела

Каким образом маруканцам удалось до такой степени просолить стрелу, Сен понятия не имел. В голове у него вертелось только «выдержать в рассоле», но неужели этого могло хватить?

Хватило же. И лучник, чтоб его скелетные падальщики расклевали, прицелился точно.

Теперь Сен и Тио гадали: как бы извлечь глубоко засевшую стрелу? Соль оставалась вечным проклятием призраков, а оба младших некротехника уже шесть лет были покойниками и просто так коснуться стрелы не могли.

Они переглянулись, потом снова посмотрели на распростертого зомби. Затем – на внимательно наблюдавшего господина.

Врач Черных Болезней с Семью Степенями сохранял невозмутимость и явно не собирался помогать, хотя из всех абиссалов Зимней Маски был чуть ли не самым знающим. Опыта же у самих некротехников было не очень много – им и работа досталась лишь потому, что специалистов не хватало.

– Давай так, – предложила Тио и первой натянула перчатки; при жизни она была алхимиком и, когда взорвалось зелье, так и умерла – с рабочими перчатками за поясом.

Сен отступил, давая Тио место; та деловито взялась за древко… и тут же с воплем отскочила, размахивая руками.

– Ваши перчатки – тоже часть Нижнего Мира, – скучным тоном сообщил Врач, подкручивая длинный ус. – Соли они не помеха. Из Творения что-нибудь возьмите.

Сен и Тио снова переглянулись и ринулись на поиски «живых» перчаток. Вместо них обнаружились пара полос плотной ткани, и Сен осторожно обмотал ими кисти. Коснулся стрелы – нет, соль не отторгает.

– Отлично, – заулыбался он, энергично потер руки, ухватился за древко и дернул вверх.

Силы у призрака хватало. Стрелы маруканцы делали качественные.

Зомби подлетел над столом на добрых полфута и грохнулся обратно; стрела осталась на месте.

Врач со вздохом прикрыл глаза рукой, словно не в силах вынести издевательства над качественным мертвецом.

– Это же не охотничья стрела, – разъяснил он. – Это боевая. Маруканцам не нужно, чтобы враги их стрелы из себя легко выдирали.

– Вырезать надо, – понял Сен.

Врач молча зааплодировал. Сен ринулся в угол комнаты, вернулся с мясницким тесаком и замер, наткнувшись на скептический взгляд Врача.

– Сшивать его заново тогда сам будешь, – предупредил абиссал.

– А давайте я кислоту сварю! – с энтузиазмом предложила Тио.

– И сколько ты ее варить будешь? – осведомился Врач. – Кстати, сшивать после кислоты будешь тоже сама.

Некротехники озадачились. Врач возвел глаза к небесам, спохватился и опустил взгляд к глубинам Нижнего Мира.

– Может, его просто выкинуть тогда? – предположил Сен.

– Гениально, – едким тоном отозвался Врач. – Ты такие слова, как «разбазаривание вверенных вам неживых ресурсов», слышал?

Звучало страшно, и Сен решил помолчать. Врач оглядел помощников и зомби, вздохнул и приказал:

– Отойдите. И смотрите внимательно.

Снова подкрутив ус, он подошел к мертвецу, извлек из футляра на поясе несколько инструментов и, насвистывая, принялся за дело. Блестящая стальная ложка легко скользнула в рану, прилегая к наконечнику, острый скальпель рассек мертвую плоть с другой стороны. Еще секунда – и Врач спокойно взялся за древко двумя пальцами и выдернул стрелу.

Сен и Тио опешили, запоздало сообразив, что соль господину действительно не помеха. Врач так хорошо понимал мертвых, что помощники иногда забывали о том, что сам он – живой.

– Господин, – первым опомнился Сен, – а почему вы сразу не сделали?!

Врач поглядел на помощника, как на гнилого зомби, и со вздохом ответил:

– Я абиссал. У меня есть важные дела. В любой момент повелитель может меня куда-то отправить. И кто тогда будет стрелы выдергивать, если вы только на меня и полагаетесь?

Призраки смущенно переглянулись.

– Молодежь, – поставил диагноз Врач. – Ну никакого желания учиться.

22.07.2013

Здесь водятся львы

Далеко на юге Нижнего Мира высятся исполинские черные скалы; некогда здешние вулканы испускали бледный дым, и тени смертоносных зверей бродили среди зазубренных пиков. Ныне же в самих горах высечена могучая крепость, ровню которой трудно найти во всех мирах.

Путники из числа обычных призраков обходят ее стороной, и даже племена теней-бандитов не осмеливаются приближаться к несокрушимым стенам.

Все они знают – эта цитадель служит пристанищем Лорду Смерти, Генералу Забвения, воину при жизни и после кончины.

Первый год после Великой Чумы

Творение – мир живых. Нижний Мир – владения мертвецов.

Во время Великой Чумы различить два плана бытия было почти невозможно. Страшнейшая в истории мира болезнь иссушающим ветром прошлась по континенту и островам, унося жизни с той же легкостью, с какой отточенный нефритовый клинок рассекает полотняную одежду и плоть под ней.

Она убивала быстро и безжалостно; смертные лекарства были бесполезны, лучшие целители дракорожденных признали свое бессилие, целительные знания лунаров не оказывали никакого влияния. Сторонние с ужасом обнаружили, что не могут отыскать богов болезни и заставить их помочь, и что Чума передается даже через нити судьбы.

Откуда она пришла? Почему обрушилась на мир, не щадя никого?

Во всех мирах была, пожалуй, лишь горстка существ, способных ответить на этот вопрос – потому что именно по их замыслу Чума и выплеснулась в Творение. Знали, разумеется, и их ближайшие приближенные.

Чума пришла с Востока, из лаборатории Вдовы Неуважительной Речи в Нерушимой Вуали – но ей помогали все Лорды Смерти. И только после того, как болезнь выплеснулась в мир, они разошлись, наблюдая за происходящим.

Великая Чума убивала не всех – но из каждого десятка погибали девять; казалось, гибель мира не за горами. Еще сильнее такие мысли стали, когда границы Творения рухнули и в мир полилась иная, еще более древняя опасность.

Орды Вильда, внемирового хаоса. Существа изменчивые и безумные, называвшие себя «ракша»; в Творении же их именовали по-разному, но чаще всего звучало имя «фейри».

Казалось, мир обречен. Но Чума угасла, а воинство фейри погибло, когда пробудились древние защитные системы, построенные еще в Первую Эпоху и управлявшиеся из самого центра мира. Кто-то на Благословенном Острове подчинил себе наглухо запечатанный Имперский Мэнс и повернул его мощь против пришельцев.

Мир живых вздохнул с облегчением. Миру мертвых испытания еще предстояли.

Часто бывает так, что внезапно или мучительно погибший человек, не завершивший дела на земле, восстает призраком. Чума и вторжение фейри предоставили такую гибель миллионам людей – и число теней в Нижнем Мире выросло неимоверно. Королевства, ранее пытавшиеся затянуть к себе новых жителей, впали в панику, когда население увеличилось стократ. Лучшие бюрократы царства призраков сбивались с ног, пытаясь хоть как-то организовать невероятное количество ошеломленных, растерянных и еще не свыкшихся с переменами новичков. Даже сиджанцам с огромным трудом удавалось справиться с потоком недавно умерших – а ведь их город тысячелетиями работал с Нижним Миром.

Наступивший хаос не минул и Стигийский Остров, центр мира и его столицу. Правившие им Двойные Монархи и их Божественные Советники отчаянно старались справиться с выросшим населением – а Стигия и в прежние времена никогда не была проста в управлении.

Тем не менее, именно за Стигией следили все правители Нижнего Мира, ожидая, что столица, как всегда, подаст наилучший пример и покажет, как должно справляться с проблемами. Если бы кто-то сказал, что судьба дальнейшей политики царства мертвых и самой Стигии решается сейчас в совершенно ином месте, в сотнях миль от Внутреннего Моря – такого пророка бы сочли глупцом.

Но так и было – и началось с простого вопроса, прозвучавшего в небольшой, сокрытой в скалах крепости.

– Мобилизация Легиона завершена в срок?

– Да, повелитель, – ответил высокий призрак с покрытой тонкой чешуей кожей и вертикальными зрачками. Змеелюды были немногочисленны, но встречались не так уж редко, как среди живых, так и среди мертвых.

– Теншар докладывает, что его корпусу пришлось сделать крюк, – добавила темноволосая черноглазая женщина. – Такое обилие смертей побудило одного из гекатонхейров выбраться наружу и он предпочел не рисковать солдатами.

– Хорошо, – отозвался хозяин крепости, – пусть только узнает имя гекатонхейра. Возможно, он мне пригодится.

Призраки переглянулись. Пожалуй, лишь их господин и его коллеги могли небрежно бросить такую фразу – мало кто обладал способностью призвать самых кошмарных существ Нижнего Мира и мало кто мог подчинить их своей воле.

Впрочем, оба они знали своего повелителя слишком давно, чтобы удивляться.

Апофис был из земель Ан-Тенга; тогда его звали иначе, но после смерти он сменил имя. Еще будучи живым, он расстался со своим народом, пусть и происходил из благородной семьи; став наемником, участвовал во множестве кампаний. Военным гением он никогда не был, но по праву гордился тем, как точно и скрупулезно исполняет приказы и как умеет организовать и найти нужных людей. Погиб он обычной для наемника смертью – в бою, схватившись с чрезмерно сильным противником. Очнувшись в Нижнем Мире, змеелюд не пропал и здесь; освоившись с новым бытием, он создал свое войско… и попался на глаза лучшему военачальнику призраков. От таких предложений не отказываются; за прошедшие века Апофис научился быть верным не только за деньги. Его господин вызывал у змеелюда искреннее восхищение.

Ламашту происходила из пустынных племен; ее народ изредка допускал женщин в вожди, опутывая их множеством ограничений. Ламашту сумела разорвать эти путы, подчинить себе все племя и успешно правила им, руководя в мире и на войне… пока ее не отравили. Убийцы недооценили бывшую королеву – та окончательно ушла в Нижний Мир лишь после того, как вернулась в ночи и лишила жизни как преемника, так и сварившего отраву алхимика из далеких земель. В царстве теней она стала предводительницей призрачных бандитов, быстрых и неуловимых – и господин Апофиса остановил взгляд на талантливой женщине.

Постепенно они перестали быть просто командирами и превратились в ближайших и вернейших помощников. И на самых важных совещаниях обычно были лишь они трое – Апофис, Ламашту…

И их господин, сейчас внимательно изучавший доклады командиров Легиона.

Даже в обыденном облике он был на голову выше своих подчиненных и гораздо шире в плечах. Одеяния из темного шелка казались на нем изысканно гибкой кольчугой, кисть в пальцах – рукоятью меча. Любой, кто взглянул бы на него, сказал – «это воин и командир, и у него за плечами сотни сражений».

Сам он не прикладывал никаких усилий, чтобы производить такое впечатление. Ему надо было лишь оставаться тем, кем он был.

Самый старший из Лордов Смерти. Генерал Забвения.

Первый и Покинутый Лев.

Иногда Апофис и Ламашту задумывались о том, что почти ничего не знают о своем повелителе и других Лордах. Призраки? Да. Но отличающиеся от обычных обитателей Нижнего Мира во всем. Скажем, из всех призраков лишь безумные и искаженные Лабиринтом нефреки могли овладеть некромантией; Лев на нефрека нисколько не походил, но его некромантические сила и знания превосходили любое воображение. Более того – ему было подвластно и чародейство, что для призрака было вообще неслыханно. Не говоря уже о множестве иных сил, совершенно не похожих на обычные арканои призраков, даже самые редкие.

Ясно было лишь одно – они связаны с неизвестными, легендарными существами, покоящимися глубоко под Нижним Миром. О Нерожденных и Забвении оба командира также почти ничего не знали – да и вряд ли кто-то знал много. Но Лев сам не отрицал связи, а совсем недавно Божественные Советники прямо обвинили всех Лордов в служении Забвению.

Самим командирам Льва было давно уже безразлично, кому служит или молится их господин. Без него они бы, скорее всего, слились с безликой ордой теней или канули на перерождение, с ним же стали офицерами одной из величайших армий Нижнего Мира.

– Полный хаос, – задумчиво произнес Лев, откладывая в сторону очередной доклад. – Нижний Мир пытается справиться с последствиями болезни, и правители не замечают решительно ничего, кроме этой проблемы.

Он потер подбородок; казалось, военачальник размышляет над какой-то чисто теоретической задачей. Тем не менее, Апофис и Ламашту знали, какие приказы Лев недавно отдал и понимали – начинается война.

Если другие Лорды восходили к власти, становясь советниками у правителей и постепенно набирая политический вес, то Лев с самого начала сосредоточился на армии. Он легко стал военачальником одного из небольших королевств, быстро подчинил себе местный двор и принялся вербовать и готовить солдат по всему Нижнему Миру – именно тогда оба командира и попали в его поле зрения. Попавших к нему в руки призраков Лорд быстро и эффективно превращал в умелых солдат, сочетая усиливающую магию с жестким курсом тренировок. Он не обходил вниманием и иные аспекты военной жизни – были в Легионе и инженеры, и интенданты, и даже несколько нефреков, послушных воле Льва. Некроманты, как он посчитал, лишними никогда не бывают.

Как ни странно, создание Кровавого Легиона, как Лев решил его назвать, прошло незамеченным для мира в целом. Но об этом Лорд заботился особо – каждый корпус создавался в ином месте, где Льва знали под чужим именем; только недавно Легион получил приказ выйти на марш и соединиться с другими. За прошедшие века Лев успел закалить всех солдат в бессчетных войнах Нижнего Мира и даже в Творении – владычество Сёгуната давало массу возможностей.

– Сейчас вполне можно смять Каджалис и Гайхару, – заметил Апофис. – Повелитель, если мы начнем поход прямо сейчас, то немалая часть Юга станет нашей уже через месяц.

– Поход на Восток был бы лучше, – возразила Ламашту, опираясь основанием ладони о стол Льва, и вглядываясь в полускрытую бумагами карту. – Там сейчас царит куда больший хаос, и убедить население в том, что мы принесем долгожданный порядок, не так уж сложно. Нужна лишь небольшая подготовительная работа…

– Ты войну предлагаешь или политическую кампанию? – усмехнулся Апофис, тронув воздух кончиком языка. – Ламашту, с Легионом нет смысла размениваться на такие детали… потому я и предлагаю Юг – местные разрозненные государства куда проще разбить и покорить.

– Политика и война неразделимы, – указала женщина. – Не надо думать как удав, который доволен тем, что переваривается в желудке.

– Не надо стремиться к изобилию драгоценностей, – парировал Апофис. Это уже вошло у них в традицию – споры, предложения, взаимные подколки, длившиеся, пока повелитель не скажет свое слово. Лев выбирал цели сам – но внимательно слушал предложения своих командиров.

И сейчас оба они замолкли, когда Лорд поднял руку. Военачальник отодвинул в сторону доклады, глядя на карту, коротко усмехнулся.

– Ваши приказания? – спросил Апофис, когда повелитель поднялся.

Лев снова задумчиво потер подбородок. Потом сделал короткий жест, подождал, пока на пороге появится бессловесный раб и распорядился:

– Доставить мне черный сундук. Перенести сундук с драконьей печатью в лабораторию.

Апофис вздрогнул и ощутил, как призрачное сердце бьется быстрее. Переглянувшись с Ламашту, он понял, что она испытывает те же чувства. Сами они были обычными призраками, неспособными овладеть чародейством или некромантией, но оба неплохо разбирались в артефактах и не раз ассистировали повелителю в лабораториях, когда речь шла о чем-то важном.

И они знали про Тигель Тарима – артефакт, способный обратить в жидкость и запасти впрок любое заклинание. Волшебные ингредиенты для такой жидкости были дороги, сам Тигель – очень редок и сложен в создании, но результат того стоил, и владевшие каким-либо из Тиглей всегда находили ему применение.

В черном сундуке хранились фиалы с готовыми заклятиями, тщательно укутанные слоями мягкой ткани. В опечатанном сундуке – сам Тигель.

И если Лев извлек из своих запасов и то, и другое – значит, он готовился к походу, в котором ему понадобились бы величайшие силы из доступных.

– Апофис, – Лорд взглянул на своего помощника, и змеелюд мгновенно вскинул голову. – Подготовь мне расчеты по скорому маршу и возможным препятствиям.

– Цель, мой повелитель? – деловито уточнил Апофис.

Лев усмехнулся, выпрямившись во весь рост.

– Стигийский остров, Апофис. Мы идем к сердцу Нижнего Мира.

Перебросить огромную армию на сотни миль всегда непросто, и любой полководец Творения приведет целый список причин, по которым эта задача сложна. Но у командиров мира живых нет воинов, которые маршируют без устали и еды, нет некротехнических машин, которые уж тем более не чувствуют усталости. И большинство живых полководцев не владеет магией, способной многократно ускорить продвижение войск.

Не говоря уже о том, что большой армии приходится встречаться с сопротивлением. Но кто посмел бы встать на дороге у Кровавого Легиона, ведомого Лордом Смерти?

Карты и маршруты были подготовлены заранее; Лев как-то раз обмолвился, что у него есть планы войны и быстрой переброски войск по всему Нижнему Миру и Творению – просто на всякий случай. Апофис знал, что у его господина до сих пор нет сильного флота и не удержался от вопроса: «Для Запада – тоже?» Лев взглянул на него, усмехнулся и ответил: «Просторы океана сильно переоценивают».

Сейчас, взирая на мир с седла, змеелюд вновь вспомнил эту беседу. На Стигийский Остров можно было попасть только через отделяющие его от материка воды, а армия была слишком велика. Даже если бы они захватили все города на берегу и забрали все корабли, пришлось бы совершить не один десяток рейсов. Но если у Льва есть план войны – то он предусматривает и преодоление препятствий.

Когда армия Льва подошла к Внутреннему Морю Теней, стоял штиль – как и почти всегда. Черные воды были недвижимы, и лишь источали окутывавший побережье белесый туман. Обычно у воды царила полная тишина – хищники поднимались к поверхности, лишь почуяв добычу. Но сейчас здесь кипела работа и совсем недавно перестали стучать молотки.

Апофис натянул поводья; конь с мертвыми глазами и покрывавшими кости стальными пластинами послушно остановился, позволяя хозяину оглядеть завершение грандиозной работы.

По приказу Льва вперед были посланы мобильные войска, захватившие прибрежные поселения и сразу же начавшие строительство кораблей. Впрочем, ни один моряк не назвал бы эти сооружения «кораблями» – просто огромные ковчеги в несколько палуб, без парусов или рулей. Но они были истинно исполинскими – инженеры Легиона уничтожили все окрестные леса и соорудили суда, способные вместить по нескольку тысяч человек за раз («от семи до девяти», прикинул Апофис, оценив ковчеги взглядом).

Змеелюд не понимал, как его повелитель собирается распорядиться такими судами. Хотя он слабо разбирался в кораблестроении, но видел, что они – лишь громоздкие, лишенные какой-либо подвижности коробки, неспособные выдержать серьезное путешествие. Не говоря уже о том, что черные воды всегда жадно старались вытянуть Эссенцию из мореплавателей, истощая их еще до того, как они достигли бы берега.

Тем не менее, Апофис верил Льву и знал, что на войне у любого его поступка есть смысл. Генерал Забвения редко отдавал необдуманные боевые приказы.

Рядом остановился другой конь, едва ли не в полтора раза крупнее скакуна Апофиса; но его всаднику иного и не подобало.

Лев, привстав в седле, оглядел корабли и удовлетворенно кивнул.

– Отлично. На кавалерию места не хватит, но я это учитывал.

Кавалерия составляла лишь небольшую часть Легиона. Животные оставляли призраки реже, чем люди, и постоянным притоком свежих скакунов располагали лишь несколько государств, вроде Сиджана; другим приходилось обходиться без кавалерии или изобретать иные методы.

Лев предпочел создать небольшой, но опасный корпус; его всадники восседали не на призраках, а на творениях некрохирургов, спаянных вместе костях и стали. Скакуны могли бежать без устали, а в бою помогали всадникам окованными металлом копытами и закрепленными на броне клинками.

– Разделить кавалерию на три колонны, – приказал Лев. – Две поведете вы с Ламашту, третью – я сам.

– Повелитель, – облизнул воздух раздвоенным языком Апофис, – но как?

Лев едва заметно усмехнулся и объяснил. Змеелюд мысленно укорил себя за недогадливость; хотя, конечно, он никогда не знал всего арсенала своего господина…

Ему потребовалось отдать лишь один приказ: пехотинцы немедля подчинились, ровными шеренгами двинувшись в корабли. Апофис мысленно порадовался выучке легионеров: пожалуй, разве что армии сёгуна удалось бы столь быстро и организованно занять свои места.

Лев тем временем спешился, наблюдая за тем, как огромные суда заполняются солдатами, а кавалерия выстраивается у берега тремя колоннами.

Рабы молча поднесли ему небольшой ящик, куда Генерал Забвения заранее переложил несколько фиалов. Лорд очень бережно извлек первый хрупкий сосуд, коснувшись пробки. Подождал, пока на борт корабля ступит последний солдат, медленно подошел к первому из огромных ковчегов.

А затем – открутил пробку.

Освобожденное заклинание вырвалось наружу сплошным потоком белого света, смешавшись с туманом вокруг. Тот взвился исполинскими волнами по обе стороны корабля, распустился цветами огромных перьев над ним; широкие крылья подняли ветер, а могучие когти намертво вцепились в крышу. Сотворенное магией существо – сплошные перья, ничего более – легко поднялось в воздух, унося с собой корабль и мерно заскользив над черным океаном, к Стигийскому острову.

Кавалеристы замерли на месте, взирая на происшедшее с изумлением и восхищением. Даже солдатам Легиона не так уж часто приходилось видеть чародейство в настоящем деле.

Лев же невозмутимо прошел ко второму кораблю и откупорил следующий фиал.

Один за другим суда поднимались в воздух и уносились прочь, к теряющемуся вдали берегу. Апофис знал, что берегов Острова они достигнут всего через несколько часов, и вряд ли кто-то успеет организовать оборону против такого количества солдат – на мелкие походы Лев не разменивался почти никогда, и все его командиры прекрасно умели руководить крупными отрядами.

Сам же Лорд вернулся к своим всадникам, легко взлетел в седло. Апофис и Ламашту заняли свои места так же, как и повелитель – в самой середине колонн, вытянувшихся длинными и узкими змеями. В другом случае такое построение было бы странным и не слишком удобным… но только не сейчас.

Лев поднял еще один фиал, его помощники вскинули сосуды, доверенные им хозяином. Одновременным и синхронным движением они отвинтили пробки и сила заклинаний устремилась к Морю Теней.

Туман взвился вверх; его пряди свивались и сплетались, обретая иную форму. Два призрачных гиганта встали перед Львом, окунув руки в воду и вздернув темный покров так, словно поднимали ковер; обнажилось дно, море рассек длинный узкий тоннель с водяными стенами. В одной из них отчаянно бился темный силуэт – подхваченный чародейской волной хищник не мог преодолеть внезапно возникшую преграду.

– Вперед! – прогремел голос Лорда, и его всадники без колебаний устремились в открывшийся перед ними проход.

Точно такие же проемы открылись перед Апофисом и Ламашту, и те мгновенно последовали примеру повелителя. Они знали, что тоннели не бесконечны и тянутся от силы на полмили – но гиганты будут двигаться вместе с ними и удерживать воду, пока у освободивших заклинание хватит сил сосредотачиваться.

А уж это и Лев, и его верные командиры умели отлично.

Первый год после Великой Чумы. Стигия

Тиан умер всего десять лет назад – ничтожный срок для призрака. Иногда он думал, что расстояния в Творении значат куда больше, чем граница между жизнью и смертью; он все свои двадцать два года прожил на Благословенном Острове, здесь же налетел на нож разбойника – и очнулся на занимавшем такое же центральное место в мире ином острове.

Стигийском.

За его пределы в посмертии Тиан не выходил, и занимался тем же самым, чем и раньше: при жизни он был стражником на службе сёгуна, теперь же стал воином стигийской стражи. Ничего удивительного – почти все призраки в Нижнем Мире продолжали ту же работу, что и при жизни.

Тиан нередко ловил себя на мысли, что Кордай, капитан стражи и его нынешний командир, по характеру почти такой же, как и прежний. Разве что тогда они служили в маленьком городке, а теперь охраняли столицу всего Нижнего Мира. Да и старше был Кордай не на двадцать лет, а на добрых три века; даже призраки за этот срок накапливают немало опыта и мудрости.

А вот что было иным – эторазнообразие. Да, ясное дело, на Благословенный Остров и так съезжались со всего Творения, и смешанные семьи тут встречались нередко. У самого Тиана были светлая кожа, темные жесткие волосы и карие глаза; его прежний начальник же был голубоглазым блондином, а писарь в участке – огненно-рыжим и смуглым разом.

Но в Стигии не просто смешивались призраки со всего Творения – тут встречались совершенно удивительные существа. Поначалу Тиан шарахался от страшных масок или доспехов со зловеще мерцавшими визорами, но потом привык. Такие же, граждане, как и все.

Стражник искренне считал, что все так и будет, что он последующие века проведет здесь, будет продвигаться по службе, когда-нибудь станет капитаном, окажется среди попавших под Выбор или уйдет в Лету. Он постепенно полюбил запутанный лабиринт стигийских районов и кипучую не-жизнь столицы.

Но все эти мечты рухнули в тот день, когда армия Первого и Покинутого Льва прошлась от побережья до центра и окружила Стигию стальным кольцом солдат.

– Как им только удалось… – невольно произнес он, глядя с высокой стены на сплошное море закованных в черные доспехи воинов.

– Понятно как, – мрачно сказал Кордай, опиравшийся на каменные зубцы рядом. – Остров с Первой Эпохи никто не трогал, да и тогда в Нижний Мир лишь небольшие группы спускались. Не привыкли здесь воевать – вот и оборона была рассчитана на то, чтобы врагов топить на подходе, а если прорвутся – изматывать.

Тиан кивнул. План был хорош, но Лев сорвал его сразу же, высадив невозможное количество солдат на побережье. Встречные гарнизоны не стали для него помехой, измотать стольпревосходящую армию было невозможно.

К счастью, Стигия закрыла ворота, стянула всю стражу из округи. Белые нефритовые големы, подчинявшиеся Двойным Монархам, присоединились к стражникам небольшим отрядом и были готовы отразить штурм.

Штурм. Тиан попробовал на вкус это слово. Он так часто слышал его, когда товарищи обсуждали новости о войнах даймё, но в Стигии оно почти не звучало. И вот теперь, похоже, предстоял именно он…

А ведь население теперь выросло многократно. Стражнику было трудно представить размах Великой Чумы, о которой рассказывали новоприбывшие, но миллионы новичков в Нижнем Мире говорили сами за себя.

– Главное, – задумчиво произнес Кордай, – чтобы оттуда подмога не пришла.

Он кивнул в сторону центра города и Тиан невольно содрогнулся. Ему рассказывали об Колодце Забвения, жутком бездонном провале в самом центре Стигии, над котором вращался исполинский Календарь Сетеша. Рассказывали и о том, как века назад оттуда хлынули орды нефреков, едва не сравнявших город с землей, и как их нападение отразили лишь только что погибшие и восставшие призраками герои.

А ведь Божественные Советники публично объявили, что Лорды – слуги Забвения…

Шелест мантии по камню оторвал Тиана от раздумий; призрак мгновенно вытянулся по стойке «смирно», воины вокруг сделали то же самое. Казалось, мысли стражника воплотились в реальность – на стену неспешно поднялся один из Божественных Советников, облаченный в роскошные темные одеяния.

Как только его высокая тиара оказалась видна снизу, ряды воинов расступились, и из них вырвалась окованная сталью лошадь. Она вихрем пронеслась к городским стенам, остановившись лишь неподалеку от огромных тяжелых ворот, покрытых тонким узором.

Всадница была облачена в легкие темные доспехи и стелющийся по ветру плащ; голова ее была непокрыта, и любой мог рассмотреть длинные черные волосы, лицо с четкими приятными чертами (даже после смерти по-южному смуглая кожа лишь чуть побледнела) и внимательные черные глаза. В руке она держала знамя, уперев древко в бок.

– Я – Ламашту, глашатай Первого и Покинутого Льва! – прозвучал над полем усиленный магией бархатистый голос. – Вот его слова: стигийцы и Советники, откройте ворота Кровавому Легиону. Мы пришли избавить вас от тягот, связанных с наплывом призраков; если властители Стигии признают себя вассалами Льва, то никто не пострадает.

Советник наклонился вперед, вцепившись в камень костлявыми руками.

– Мы знаем о «милости» Лордов, – проронил он, и такая же магия разнесла негромкий голос над полем. – Совет и Монархи говорят – отступите и не тревожьте великий город!

Ламашту нахмурилась.

– Если вы не подчинитесь, то Легион начнет штурм.

– Мы не откроем ворота слуге Забвения! – Советник выпрямился во весь рост. – Пусть он отправляется в породившую его Пустоту!

Глашатай ничего не ответила. Развернув коня, она унеслась в сторону армии; Советник молча повернулся и двинулся к лестнице, бросив на ходу Кордаю:

– Готовьтесь, капитан. Скоро они пойдут на приступ.

Старый призрак коротко кивнул; приказы уже были отданы, оборона – готова, оставалось лишь проверить ее на прочность.

Видно, Лев и не ожидал того, что Стигия откроет ворота: первые снаряды катапульт взвились в воздух, стоило Ламашту скрыться среди солдат. Тяжелые ядра врезались в городскую стену, заставив защитников невольно дернуться назад; во все стороны полетели осколки камня.

– Ах ты ж! – выругался Кордай. – Не высовываться! Не подставляться!

Катапульты и требушеты всегда непросто перевозить – но если нет некротических созданий, которым живые сильно уступают в выносливости. И если нет инженеров, способных быстро собрать боевые машины на месте.

Лев обеспечил свою армию и тем, и другим; даже при этом катапульт хватало только на стену с главными воротами. Осаждающим от этого было не легче; каждый понимал, что именно здесь войти в город будет удобнее всего. В иное время нефритовые големы Белого Короля выстроились бы у ворот, выдерживая любой штурм… но не сейчас. Нефритовая гвардия была рассредоточена по всему Острову, помогая обустройству новых призраков, и в столице оставалась лишь малая часть големов.

Неудачная случайность? Со стороны казалось так. Но Ламашту, отвечавшая за шпионаж, посмеялась бы над такой версией.

Камни падали один за другим, осколки вспарывали воздух над головами. Кордай порадовался, что уже не может сорвать голос, отдавая приказы: сейчас не было смысла выглядывать, но некоторые все равно пытались.

Когда наступила тишина, стражники даже изумились; Кордай же немедля выпрямился, бросил взгляд вниз и выругался снова.

– К стенам! – прогремел капитан. – К бою – готовьсь!

Внизу легионеры уверенно пошли на приступ; многие тащили лестницы, два массивных костяных страйдера несли огромный таран. Лучники участия не принимали – стены были слишком высоки, чтобы посылать стрелы с уверенностью; так что в бой шла пехота. Но от такого нападения защитники уже могли защититься, и стены мигом ощетинились копьями и клинками.

Лестницы отталкивали от стен, забравшихся легионеров сталкивали; Кордай и Тиан сражались рядом, скрещивая мечи с врагами, отбрасывая их прочь. На монотонные удары тарана никто не обращал внимания: они даже не разбивали чеканный узор на воротах, а сами створки были слишком могучи, чтобы поддаться такому натиску.

Призраков трудно убить надолго и надежно, особенно в родном им Нижнем Мире. Но почему-то мало кто на стенах Стигии сомневался, что Льву такие способы известны, и что он поделился ими с легионерами.

Потому-то и старались не допустить солдат Лорда до прямой схватки. Потому и сбрасывали их со стен – но многие из легионеров просто поднимались снова. Лев позаботился об укреплении корпусов своих солдат – и потому Кордай прямо-таки топил в ругательствах тех, кто пытался сойтись с любым легионером в одиночку.

Однако этот штурм кончился спустя какой-то час, прошедший в сплошной бешеной битве. Отхлынули от стен сброшенные с гребня легионеры, отошли костяные страйдеры, так и не оставившие ни царапины на воротах. Защитники вздохнули с облегчением.

Рано.

Вперед выступило еще три костяных страйдера, и каждый из них вскинул на плечо Эссенциальное орудие. Пульсирующие сгустки бледно-зеленой энергии вырвались из стволов, пронеслись по дуге над стеной, распоров серое небо – и крыши домов взорвались облаками осколков. Стигийцы кинулись в разные стороны, спасаясь от летящих камней; големы-стражи спешили к разбитым домам, которые уже охватывало погребальное пламя.

За первым залпом последовал второй. И третий.

Кто-то вскинул лук, но Кордай коротким жестом остановил стрелка.

– Не трать стрелы, – сурово велел он. – Не долетит, да и страйдеру ничего не сделает… Баллисты к бою! Цель – страйдеры!

Расчеты баллист мигом подчинились приказу и уже возились со своими машинами, передвигая и перенаправляя их. Против пехоты тяжелые снаряды были бессильны, но вот против крупных и неподвижных целей…

Звонкий щелчок – и огромные стрелы сорвались в полет. Прицел стигийских артиллеристов оказался точным: снаряды ударили в страйдеры, заставив некромашины пошатнуться. У одного из страйдеров сбился прицел, и новый шар Эссенции ударил в городскую стену, оставляя безобразное обугленное пятно.

Мало кто из стражников сейчас не жалел, что установка таких же орудий на стенах Стигии все откладывалась. Но у кого бы хватило наглости штурмовать столицу Нижнего Мира?

Вопрос больше не казался нелепым.

Еще несколько залпов баллист – и страйдеры дружно отступили, опустив орудия и уходя сквозь ряды солдат. Обстрел длился совсем недолго, но целый квартал за спиной стражников сейчас обратился почти в руины и лишь неуязвимые големы бесстрастно тушили пламя.

По стене пронесся дружный вздох облегчения… и снова рано.

Из рядов армии Льва в небо взмыли стремительные крылатые тени. Взлет, пике – и они прошлись вдоль стены; когти костяных птиц с горящими зеленым огнем глазами выхватывали стражников, унося их вверх – и сбрасывая вновь. Лучников они выбивали в первую очередь.

– Щиты в небо! – заорал Кордай, – копья вверх!

Он сам и подал пример, подхватив рухнувшее на стену копье и ткнув им в воздух – птица шарахнулась в сторону.

Стигийцы сориентировались быстро; лучники тут же оказались под прикрытием товарищей, посылая стрелы из-за щитов, копейщики уперли древки в камень, выставив отточенные наконечники вверх. Птицы с немиссарами внутри могли бы сломать копья, врезавшись всем весом – но копейщиков страховали бойцы с мечами и молотами.

Но им не пришлось стараться. Несколько атак – и костяные птицы безмолвно вернулись к армии.

Лишь когда прошло несколько минут, а нового нападения не последовало, стигийцы позволили себе поверить, что первый штурм закончился. И многие – особенно стоявшие над воротами – вздрогнули, осознав, что их последние часы атаковала лишь малая часть Легиона, что остальная армия по-прежнему замерла вдали от города, не спеша принимать участие в штурме.

Тиан мог считать себя счастливчиком – его минули осколки камня, клинки легионеров и костяные когти. Кордай, опиравшийся на зубец стены рядом, потерял шлем, когда крыло птицы сбило его с ног, но сам капитан казался совершенно невредимым.

– Странно, – внезапно пробормотал Кордай, вглядываясь в Легион. – Слишком легко. Слишком быстро.

– То есть? – удивился Тиан.

– Разные тактики в одном штурме, – объяснил капитан, – и далеко не вся армия участвует. Не в полную силу дерутся… Понимаешь, парень? Словно Лев пробует силы, прощупывает, словно примеряет свои тактики к Стигии. По одной.

Тиан задумался. И в самом деле – если бы на них разом обрушились и птицы, и штурм стен, и обстрел страйдеров… пришлось бы куда хуже. Но стражник смог лишь спросить:

– Зачем?

Кордай развел руками.

– Может, не уверен в своих силах. А может, просто хочет посмотреть, что против города лучше сработает. Или вообще смотрит на осаду как на упражнение… кто его знает?

Тиан пожал плечами, глянул поверх гребня стены на поле и дернулся: войска Лорда снова выстраивались в боевые порядки. Это заметили и другие; на стене снова воцарилась суматоха – стражники подхватывали оружие, занимали свои места, ожидая атаки.

Но вместо свиста катапульт и рева боевых кличей над полем воцарилась тишина.

Солдаты Кровавого Легиона застыли, словно невидимый чародей разом обратил их в камень; лишь мерное сияние глаз напоминало о том, что у врат Стигии стоят не изваяния.

Защитники города на стенах тоже замерли, ожидая, что сейчас ряды армии взорвутся движением, вихрем стрел или копий, что легионеры рванутся вперед, к несокрушимым стенам столицы. Но нет – они лишь стояли. Молча. Бесстрастно.

Один из стигийцев натянул лук, посылая стрелу в серое небо; острый наконечник звякнул о шлем вражеского солдата и тот даже не шелохнулся.

– Что происходит? – нервно выдохнул Тиан; с каждой минутой напряженное молчание все больше давило на него.

– Не знаю, – Кордай стиснул рукоять меча так, что некротическая плоть побелела. Старый призрак не понимал, что происходит – но всем своим существом ощущал, что ничего хорошего перемена не несет.

Ряды Кровавого Легиона были по-прежнему недвижимы и безмолвны, и лишь не отрывали взгляда от мощных городских стен.

Прошла еще минута.

Вторая.

Десятая.

А затем защитники резко дернулись назад, кто-то из стражников рухнул со стен – когда равнинный воздух расколол грохот металла о металл. С невероятной синхронностью легионеры ударили мечами о щиты, взорвав тишину тысячекратно усиленным лязгом.

Новый удар, и еще один – недвижимая во всем остальном армия выбивала тяжелый, мощный ритм неведомой мелодии, заставлявший вздрагивать и при этом приковывавший все внимание.

– Что это? – заорал Тиан, пытаясь перекричать грохот, но командир лишь отмахнулся, вглядываясь в ряды легионеров.

Он увидел изменения первым – чутье солдата подсказало, куда надо смотреть.

Продолжая бить мечами о щиты, легионеры дисциплинированно расступились, открывая широкий проход, по которому могло бы пробежать десять человек плечом к плечу.

Однако вместо отряда по нему шагал один-единственный воин в черном доспехе; короткие черные волосы контрастировали с бледным лицом с четкими, высокомерными чертами. Казалось, грохочущий вокруг него металл нисколько не тревожит военачальника – его глаза были прикованы лишь к воротам.

– Помилуй Двойные Монархи! – Кордай отступил на шаг. – Это же… Это же…

Он не успел договорить.

Лязг металла стих так же внезапно, как и зазвучал – и вместо него из тысяч уст одновременно вырвалось одно, не менее оглушительное слово.

– ЛЕВ! ЛЕВ! ЛЕВ!

Первый и Покинутый Лев, впервые за эту осаду покинувший шатер полководца, неспешно шел к вратам Стигии, облачившись в душесталь и голоса своих верных воинов.

– ЛЕВ! ЛЕВ! ЛЕВ!

Он менялся с каждым шагом. Бледное лицо скрыла маска шлема с черным провалом визора; и без того высокий, он вырос еще больше, становясь истинным гигантом. На поясе из теней соткался дайклейв: исполинское оружие казалось обычным мечом по сравнению со своим хозяином.

– ЛЕВ! ЛЕВ! ЛЕВ!

– Стреляйте! – закричал Кордай, сбросив оцепенение. – Стреляйте, Бездна вас сожри!

Сотни стрел взмыли в воздух, осыпая равнину бритвенно-острым дождем; они градом падали на Льва, звеня о броню, скользя по душестальным пластинам.

Лорд Смерти даже не замедлил шага. Стрелы били в его доспех, бессильно падали у ног и хрустели под тяжелыми сапогами Генерала Забвения.

– ЛЕВ! ЛЕВ! ЛЕВ! – гремело над полем. Неподвижные солдаты Легиона теперь уже не глядели на город – все их внимание было приковано к командиру и повелителю, неспешно шагавшему к Стигии.

Защитники успели развернуть баллисты, и тяжелые смертоносные снаряды вплелись в дождь стрел. Один из них вонзился в землю прямо перед Львом – но мгновение спустя генерал наступил на его наконечник и снаряд рухнул, расколовшись, когда Лорд прошел по нему.

Другому стрелку повезло больше – его снаряд устремился прямо в грудь Льва. Окованный сталью деревянный брус был достаточно тяжел, чтобы сбить с ног даже йеддима… но Лорд лишь вскинул руку навстречу.

Пальцы сомкнулись на наконечнике, и тяжелая стрела бессильно замерла в хватке Льва. Он крутанул ее в руке словно обычный дротик и, по-прежнему не останавливаясь, послал обратно – мощным, уверенным броском.

Снаряд насквозь пробил баллисту, из которой был выпущен, разнеся ее на части и сбросив стрелка со стены.

– ЛЕВ! ЛЕВ! ЛЕВ!

Сквозь залпы лучников и выстрелы баллист, под криками воинов словно под знаменем, Первый и Покинутый Лев шел к вратам Стигии.

– На что он надеется? – вскрикнул Тиан. – Их нельзя выбить, и он не сможет просто так сплести заклинание, если мы будем…

Кордай помедлил секунду, и его глаза расширились.

– Конечно! Ясно! Дематериализация – и он пройдет!

Старый воин ринулся вниз по ступеням, на ходу раздавая приказы; Тиан последовал за ним, осознавая, что командир прав, не может не быть прав.

Призраки не способны становиться нематериальными в Нижнем Мире – но ведь есть арканои, которые это позволяют. А Лорды владеют множеством тайных сил… так что почему бы Льву не применить одну из них? Не пройти сквозь врата, материализоваться снова и разрубить засовы?

Поняли ли это другие, он не знал – но они хотя бы последовали приказам Кордая. Воины сгрудились перед вратами, устремив копья вперед и приставив их прямо к створкам; десяток стражников, способных видеть незримое и владеющих Цепями Древних Монархов, не отрывали взглядов от тяжелых ворот, готовясь атаковать в любую секунду.

– ЛЕВ! ЛЕВ! ЛЕВ! – гремело за стенами, и голоса тысяч солдат эхом отдавались в некроплоти каждого из защитников Стигии.

Тиану казалось, что даже на этом фоне он слышит тяжелые, неспешные шаги, слышит, как сапоги из душестали касаются земли острова.

И когда чеканные голоса внезапно стихли – стихли и шаги, у самых ворот.

– Полная готовность, – приказал Кордай. – В любую секунду…

Его снова прервали – могучий удар сотряс ворота. Тиану даже показалось, что несокрушимый металл слегка прогнулся.

Еще один удар – теперь сотряслась вторая створка.

Но ворота нельзя выбить! Легион уже подкатывал к ним тараны, и бесполезно! Неужели Лев…

Последовало несколько мгновений тишины. Призраки переглядывались, пытаясь понять, что делать; кто-то сделал шаг назад, но Кордай властным жестом вернул солдата на место.

Затем над Стигией разнесся оглушительный скрежет, словно сотни листов металла одновременно сгибали и сминали. Со стен перед солдатами посыпалась пыль и обломки камней.

Тиан бросил взгляд на башни по обе стороны прохода, и его глаза расширились от ужаса и понимания.

Ворота Стигии были задуманы и скованы так, чтобы выдержать удар любого тарана. Никто не мог вышибить их или открыть без помощи скрытого в башнях механизма.

Но никто, от создателей и до нынешних обитателей, не рассчитывал на то, что найдется некто, способный вырвать ворота из башен.

– Он выры… – крикнул Тиан, бросаясь вперед.

Он опоздал.

Казалось, привратные башни словно взорвались, осыпав солдат осколками камней и металла; петли великих ворот разорвали камень, словно силач, разрывающий путы, и исполинские створки отделились от стен, с которыми их сковали долгие тысячелетия.

Ударивший по шлему камень бросил Тиана на землю и пыль запорошила ему глаза; он вскочил, возвращая себе зрение и замер.

Ворот больше не было. Створки неумолимо двигались назад – и с сокрушительным грохотом ударились о землю, впечатав в равнодушную почву изысканный рисунок.

А в опустевшем проеме высилась черная фигура того, кто лишил Стигию ее защиты.

И готовившиеся встретить его воины – ныне ошеломленные, сбитые с ног падающими камнями – оказались совсем близко, на расстоянии взмаха меча.

За спиной же Льва, нарушив неподвижные ряды, Кровавый Легион устремился в атаку, к ныне открытому пред ним городу.

Стигийская стража привыкла ко многому – далеко не всегда в столицу Нижнего Мира являлись с добрыми намерениями. Стражники несколько веков назад отчаянно дрались с нефреками, хлынувшими из Уст Пустоты, и за прошедшие столетия не раз без колебаний вступали в бой с врагами города. Им доводилось драться с голодными призраками, бандитами, выплюнутыми Лабиринтом на поверхность чудовищами, и даже – иногда – с бродячим гекатонхейром. Они привыкли сражаться, находить нужную тактику и побеждать.

Но сейчас они на мгновение застыли, не в силах шагнуть навстречу Первому и Покинутому Льву – а потом стало поздно. Лорду Смерти только мгновение и понадобилось.

Огромный дайклейв сам по себе сорвался с пояса, оказавшись во властно протянутой руке; Лев сделал лишь шаг вперед, и черное лезвие вспороло воздух.

Первый ряд стражников просто исчез: огромный меч рассек доспехи и те с грохотом рухнули на землю. Призрачные тела пропали, втянувшись в черный клинок («Крах Варана!» внезапно пронеслось в голове Тиана несколько раз слышанное имя).

По инерции огромный меч пронесся дальше – и Кордай, пользуясь этим, рванулся ко Льву, вскинув собственный клинок, целясь в сочленение доспеха. Старый призрак прекрасно владел этим приемом, и мог найти брешь даже в самой лучшей броне.

Теперь же он просто не успел.

Могло показаться, что Лев просто небрежно отмахнулся – но удар был немыслимо быстрым и точным. Меч в руке Лорда гигантской змеей метнулся к капитану, с легкостью разбил его оружие (бледные стальные осколки брызнули во все стороны) и распорол доспехи, одежду и корпус.

Кордай успел только коротко вскрикнуть, прежде чем его броня опустела, а тело смялось, втягиваясь в оружие убийцы. Мелькнул отчаянный взгляд, искаженное лицо – и капитан стражи пропал, соединившись с мечом своего врага.

Солдаты не успели даже осознать гибели командира: чтобы расправиться с остатками отряда, Лорду потребовалось всего четыре шага и четыре губительных взмаха меча. Остались лишь те, кого отбросило от ворот, кто оказался за пределами досягаемости Льва – на них он просто не обратил внимания.

Бросив мимолетный взгляд на Легион позади, Лев уверенно двинулся дальше, по идущей от ворот улице, вглубь Стигии. Пустые доспехи уничтоженных стражников сминались под его ногами.

Тиан усилием воли сбросил сковавший его страх, осознав: сейчас Легион вольется в город, а его владыка уже шагает по улицам столицы мертвых. Он ничего не мог сделать с приближающейся армией – тем более, что по ведущим со стен ступеням уже звучали шаги бегущих к бреши в обороне солдат. И уж точно нельзя было выйти против Льва – сорванные ворота и погибшие стражники лишь доказали его силу…

Но один лишь взгляд на пустые доспехи Кордая заставил сердце призрака вспыхнуть такой яростью, какой он сам от себя не ожидал. Казалось, он снова ожил – и не мог сопротивляться безрассудному желанию.

Сжав рукоять меча, Тиан устремился следом за Львом. Он знал, куда свернуть и где срезать дорогу.

Лорд Смерти шагал размеренно и неспешно; его шаги гулко отдавались по мостовой. Крах Варана в руке казался полосой совершенной тьмы, и точно такая же тьма взирала из-под визора шлема.

Стигийцы застыли на месте, не в силах поверить, что оборона города пала, и что захватчик действительно ступает по улицам города. Многие из обитателей столицы еще помнили вторжение нефреков – и исполинская фигура в душестальном доспехе пробуждала темные воспоминания о том, как орды безумных призраков вырвались из Уст Пустоты.

Торговцы, ремесленники, строители, чиновники – никто не посмел двинуться с места. И потому над Стигией пронесся дружный вздох, когда призрак в броне городской стражи вышел из переулка и твердо встал на пути Льва.

Тиан сжал рукоять меча обеими руками, отстраненно отметив, что они не дрожат. Он глядел прямо на надвигавшегося Лорда Смерти, ожидая, пока тот подойдет ближе.

Стражник понимал, что шансов в бою у него нет. Сила, скорость, лучшие доспех и меч, не говоря уже об опыте и мастерстве – все было на стороне Льва. Единственное отличие было в том, как смотрели стигийцы вокруг.

Лев мог дойти до Пути Монархов беспрепятственно, если его не остановят. И был лишь один способ поднять жителей города на сопротивление – показать, что не все еще сдались.

Тиан поднял оружие, готовясь встретить смертоносный взмах дайклейва; он ждал короткой отчаянной схватки и леденящего касания чужого меча.

Но он не ожидал, что Лев вообще не остановится.

Лорд Смерти даже не поднял меч: он просто врезался в стражника, и Тиана сорвало с места, будто он попал под удар тарана. Выступы на душестальной броне зацепились за доспехи и одежду, повисший на Лорде стражник не смог удержаться на ногах.

Лев шагал вперед, и волочил на себе Тиана, даже не глядя в его сторону, не обращая внимания на то, как призрак врезается в углы зданий и выступы на стенах. Стражник отчаянно пытался вогнать меч хоть в какую-то щель в доспехе – но острие лишь бессильно скользило по черной броне. Казалось, враг вообще не замечает его усилий, не более чем закованный в сталь воин заметит присевшую на броню муху.

Душестальные острия доспеха впивались в корпус, от них расходился леденящий холод. Удары о стены и барельефы выбивали из стражника сознание, в глазах стремительно темнело. Острый угол здания врезался в руку, и меч зазвенел по мостовой, шлем слетел и покатился прочь.

Каждый удар разрывал призрачное тело, каждая секунда пронизывала некроплоть ледяной болью все сильнее. Казалось, он волочится за лошадью, привязанный веревкой к седлу – такую казнь Тиан некогда видел. Но тогда палач намеренно выбирал самую каменистую дорогу, ломавшую кости и рвавшую плоть; Лев же просто шел, не сбавляя шага, не отклоняясь от выбранного пути.

Стражник наконец сорвался с брони, рухнув прямо перед Лордом. Даже не опуская взгляда, тот равнодушно наступил на противника, смяв кирасу и вогнав ее в истерзанный корпус стражника.

Тьма поглотила сознание Тиана – и последним, что он видел, стала фигура Льва, уходившего дальше.

Стигийцы остались там, где и стояли; никто из них даже не шагнул вслед Льву или наперерез ему, и никто не приблизился к распростертому на мостовой стражнику. Только в глубине переулка блеснул внимательный темный взгляд; через несколько секунд маленькие тени скользнули на улицу, обступая Тиана. Еще пара мгновений – и они исчезли, унося с собой сочащееся бледным ихором тело стражника.

А Лев шел дальше, зная, что через минуту его догонит личная гвардия – и к этому времени Кровавый Легион уже овладеет воротами и окажется в городе. И примется подавлять сопротивление, окончательно уничтожая защитников.

Так и должно быть.

Все идет согласно плану и по его воле.

Стигийская стража могла сопротивляться влившейся в город армии Льва – но не победить. Воины на стенах не могли одновременно сдерживать Легион, пошедший на штурм, и при этом отбивать нападение со спины; гарнизоны районов были отрезаны друг от друга и методично подавлены – Апофис всегда исполнял приказы с предельной скрупулезностью.

И, конечно, был сам Лев. Магия, связывавшая его с войском, позволяла мгновенно отдать приказ командирам, ощутить расположение своих солдат, а иногда – и явиться на поле боя неуязвимым видением, нанести смертоносный удар и снова вернуться в собственное тело. Сейчас ему даже не надо было отвлекаться на защиту в такие минуты: гвардейцы во главе с Ламашту уже окружили его сплошным кольцом, готовясь отразить любое покушение на своего повелителя.

Лорд продвигался к самому центру города, к Пути Монархов – ко дворцу владык Стигии, цитадели Божественных Советников и зала заседаний владык городских районов. Сердце города, оплот сопротивления – именно Божественные Советники громче всех высказывались против Лордов и именно они закрыли ворота перед пришедшим Легионом.

За его спиной Легион подавлял сопротивление; стражники гибли второй смертью, обычных же граждан гнали ко дворцу Монархов, к площади перед ним. Никто не знал, что должно там произойти, но Лев не собирался скрывать своих намерений.

Через несколько часов Стигия окончательно пала. И последний акт штурма разыгрался на площади почти в ее центре.

Саму площадь кольцом окружали закованные в доспехи легионеры, перед ними опустились на колени простые стигийцы, со страхом косившиеся на солдат за спиной. У ступеней, ведущих ко дворцу Монархов, неподвижно замерли семь фигур, облаченных в золото и шелк. Божественные Советники, семеро мудрецов, выше которых стояли лишь сами Двойные Монархи.

На середине лестницы застыла шеренга статуй из белого нефрита – стражи, подвластные Белому Королю, неподкупные и молчаливые воины, до сих пор хранившие безопасность Стигии.

А на самом верху, у врат во дворец, высились четыре трона, впервые вынесенные наружу. И хотя снизу фигуры на них были плохо различимы, но каждый стигиец знал, кто занимает троны, и как они выглядят.

Облаченный в белое одеяние и закрытый шлем мужчина с нефритовым ключом в руках. Женщина в черном плаще, вуали и высокой короне. Мужчина в черном одеянии из сотен шелковых клинков и скрывший руки под белыми перчатками. Высокая женщина в белом доспехе и нефритовой маске, с длинной булавой-посохом в руке.

Усине, Небтис, Сетеш и Эсет. Двойные Монархи, властители Стигии, покровители Нижнего Мира.

Мало кто из стигийцев видел Монархов иначе как в дни праздников. Мало кто видел Божественных Советников одновременно.

Но сейчас их внимание было приковано вовсе не к правителям Стигии – а к облаченной в душесталь громадной фигуре перед ними.

Первый и Покинутый Лев избавился от шлема, взирая на дворец и его хозяев без преграды визора и позволяя им видеть бесстрастное лицо с бездонными темными глазами. Сейчас он был безоружен, но вряд ли бы кто-то сказал, что Лорд безопасен.

– Стигия взята, – неторопливо произнес Лев, и его голос эхом раскатился по площади. Он обвел взглядом Советников. – Мои войска заняли город, сам я – здесь, перед вами. Ранее я предлагал передать Стигию под мою власть – вы отказались. Теперь я предлагаю вам участь не вассалов, но пленников. Сдавайтесь.

Советники не шелохнулись и даже не взглянули друг на друга. Только одновременно, с пугающей синхронностью произнесли:

– Нет.

Лев нахмурился. Чуть изогнул темную бровь, на мгновение сузил глаза.

И повел рукой.

Длинная душестальная цепь выплеснулась из рядов его воинов, вспоров холодный воздух; Советники отшатнулись, но не успели ничего сделать – черные звенья скользнули вокруг них атакующей змеей, обвили каждого безупречными оковами, щелкнув распустившимися как цветы кандалами на запястьях и щиколотках.

Одна из Советников не удержалась на ногах, едва не рухнув, но коллеги поддержали ее.

– Во второй раз вы отказались, – произнес Лев. – Теперь я предлагаю вам участь не вассалов, не пленников, а рабов. Примите ее; больше я предлагать не стану.

– Нет, – ответил седобородый и седоусый Советник за всех; остальные кивнули.

Лев чуть заметно пожал плечами.

– Выбор сделан.

Никто даже не успел понять, когда в руке Лорда возник Крах Варана; даже то, что произошло, стигийцы осознали с запозданием. Огромный черный клинок рассек воздух, в мгновение ока скользнув над плечами всех Советников, отделив головы от тел единым молниеносным ударом. Столь же невероятно быстрым был взмах левой руки; пальцы в латной перчатке пронеслись над еще не успевшими упасть головами, сжав волосы.

Тела Советников распростерлись на земле; Лев высоко поднял их головы, показывая стигийцам искаженные ужасом лица.

– Апофис, – произнес Лорд, даже не оглядываясь на помощника, – брось это в Колодец Забвения.

Он указал острием Краха на тела перед собой; змеелюд подчинился, коротко махнув солдатам, что поволокли обезглавленных Советников прочь, оглашая площадь скрежетом цепей по камню.

Лев перевел взгляд на четыре трона; наступила полная тишина. Могло показаться, что на престолах замерли статуи черного и белого мрамора, а перед ними высится изваяние из душестали.

Несколько минут висела тишина; только ледяной стигийский ветер шевелил одежды Монархов и длинные волосы Ламашту. Жители столицы затаили дыхание, солдаты Льва застыли, не отрывая взгляды от происходящего.

А затем Двойные Монархи поднялись со своих тронов, единым текучим и плавным движением. В совершенной тишине они спустились вниз, беззвучно скользя по ступеням, словно начиная сложный танец, пройдя мимо расступившихся нефритовых стражей.

На краткое мгновение четверо владык остановились перед возвышавшимся над ними Львом – и с плавной грацией опустились на колени, разметав пышные одежды по черному мрамору площади.

Даже склонившись, они казались царственными, но Лев лишь наклонил голову, и небрежным движением забросил Крах Варана за плечи; огромный клинок перечеркнул душесталь черной полосой.

Монархи выпрямились, устремив взгляды в лицо Льву.

– Мы покоряемся ради Стигии, – произнес Усине, держа перед собой ключ из белого нефрита.

– Мы предаем тебе тайны города, – прошелестела Небтис, переплетя темные пальцы.

– Мы отдаем себя во власть Лордов, – проронил Сетеш, поднимая руку.

– Мы слушаем твою волю, – завершила Эсет.

Лев коротко усмехнулся.

– Я принимаю вашу покорность, – пророкотал он и поглядел на головы Советников. – Они станут вашей первой данью мне.

Монархи склонили головы с удивительной синхронностью.

Отвернувшись и давая Монархам вернуться во дворец, Лев передал головы Советников Ламашту:

– Пусть их доставят в полевые лаборатории. У меня найдется для них применение.

Ламашту поклонилась, подзывая собственных помощников.

Стигийцы, повинуясь короткому небрежному жесту Лорда, поспешили покинуть площадь; сам же Лев окинул взглядом дворец, чуть сузил глаза, представляя, как теперь должна измениться оборона Стигии.

Она очень скоро понадобится – в этом Генерал Забвения был уверен. Когда сзади послышались быстрые шаги Апофиса, он лишь чуть улыбнулся собственным мыслям, прежде чем повернуться к помощнику.

– Мой повелитель, – произнес змеелюд. – Разведка донесла…

– Сколько армий? – прервал его Лев.

– Шесть, – озадаченно ответил Апофис. – Идут скорым маршем от побережья, будут здесь через три дня. Вы…

– Да, – сузились глаза Льва. – Они спешат; я ждал их неделей позже. Но лишь шестеро, так? Что ж, оборона будет проще, чем я думал. Передай войскам мои приказы, Апофис.

Стигия еще и не успела оправиться от штурма войсками Льва, когда к ней подошли шесть свежих армий, каждую из которых вел Лорд Смерти. На сей раз не было ни угроз, ни предложений сдаться: прибывшие владыки уже знали о падении столицы и понимали, что попытки переговоров вызовут у Льва только смех.

Вместо этого дружный штурм начался, как только Лорды разместили войска и хотя бы немного договорились. Но места на стенах уже заняли легионеры, а немногие оказавшиеся в их числе стражники испытали странные чувства, видя рядом прежних врагов… и то, как именно войска новоприбывших готовятся к битве.

Точно так же три дня назад выстраивались ровными рядами солдаты Льва. Только теперь на стенах было больше воинов, у сорванных ворот умело соорудили баррикады, а на улицах за вратами заняли место костяные страйдеры. Нефритовые големы рассредоточились по городу, подчиняясь переданным через Усине приказам Лорда. Легионеры затащили на стены тяжелые и покрытые шипами металлические щиты, прикрыв зону у ворот.

На одной из крупных площадей Пути Монархов инженеры Льва спешно монтировали сложную машину – десятки обсидиановых сфер и сотни соединенных душестальными нитями ониксов, обвивающих сердечник из нескольких магических материалов. Они закончили работу всего за несколько часов до подхода новых захватчиков и сейчас устройство ровно гудело, излучая бледное, холодное сияние.

За три дня Лев полностью организовал оборону города силами Легиона. Даже ближайшие помощники гадали – сколько же времени он создавал такой план и сколько еще подобных планов в запасе у него есть?

Но оставалось ясно: испытывать на прочность эту защиту придется очень скоро.

Лорды начали штурм практически так же, как и сам Лев: катапульты послали в цель снаряды, а солдаты хлынули к стенам. Лучники занялись проемом ворот – однако стрелы бессильно вонзались в возведенные легионерами баррикады. Щиты на самих стенах прикрывали зону ворот от осколков камня, выбиваемых катапультами, а шипы на них мешали чужим солдатам забраться на стены. Меж щитами мелькали клинки – легионеры сбивали чужаков быстро и эффективно. Лучники Легиона посылали стрелы поверх щитов, из надежного укрытия.

Лорды не привыкли отступать: выстроившись плотным строем и прикрывшись щитами, целый полк двинулся прямо к воротам, собираясь снести баррикады и занять позиции. Но они не проделали даже и половины пути: два страйдера Льва, разместившись далеко за воротами, подняли Эссенциальные орудия.

Шары погребального пламени разметали слаженный строй; бледно-зеленый огонь пожирал корпусы призраков и их вопли вплелись в звучавший повсюду шум. Нескольких залпов хватило, чтобы рассеять штурмовой отряд и заставить атаку захлебнуться.

Захватчики пустили в ход и собственные страйдеры – но занять позицию против ворот и разнести баррикады те не могли. Слишком уж хорошо была пристреляна эта зона артиллеристами Льва, и машины погибли бы раньше, чем успели разбить укрепления. Попытки стрелять навесом не дали ничего: привратные здания и так были разбиты при первом штурме, и защитники могли не обращать внимания на падающие на щебень шары Эссенции.

Одержимые немиссарами некротехнические существа взмыли в небо, спикировав на стены – и их встретили слаженные действия легионеров. Лучники бесстрастно перевели прицел на новую угрозу, пехотинцы встречали врагов наконечниками копий и крючьями; зацепив очередную птицу, они прижимали ее к земле и солдаты тяжелыми топорами рубили конструкцию на куски.

У Льва, в отличие от стигийской стражи, хватало людей на все задачи.

Конструкты же Легиона тоже не остались в стороне – они перехватывали врагов в пике, сбивая и раздирая когтями; несколько стай парили в небесах, осыпая взрывающимися сосудами вражеские страйдеры и не давая им занять удобную позицию. Иные костяные страйдеры тоже следили за небом, встречая новые стаи залпами погребального огня.

Сами стигийцы со страхом ждали, пока в ход пойдут иные, непонятные обычным призракам силы. Некромантия и чародейство были лучшими картами Лордов… неужели обойдутся без них?

Не обошлись.

Над войсками заплескались тени, чернее самой темной ночи; помнившие вторжение нефреков с ужасом узнали эту тьму – так она представала в Колодце Забвения. Возможно, этот удар сокрушил бы стены или корпусы защитников… но никто так и не узнал о сути творившейся магии.

Когда бездонно-черные тени рванулись к цели, над городом вспыхнуло мягкое бледное сияние. Заклинания на глазах исказились, скомкались – и рассыпались, лишь еще больше насытив воздух некротической Эссенцией. На площади в Пути Монархов ярко засияли ониксы таинственного аппарата.

В другом месте это устройство, названное Машиной Рассеивания, не сработало бы. Слишком уж много требовалось энергии, и собрать его можно было бы лишь на базе мощнейшего мэнса… но здесь была Стигия. Город, где сам воздух пропитывала Эссенция, где запах молитв чувствовался в каждом углу, и где просто достаточно было жить, чтобы питаться так, будто у тебя есть преданный культ в Творении. Здесь Машина Рассеивания могла работать без помех и присмотра.

Еще одна некромантическая атака окончилась точно так же; Лордов на время поразила растерянность. Их лучшее оружие внезапно оказалось бесполезным, и сейчас им пришлось воевать чисто военными методами.

Схватка у ворот кипела по-прежнему; в других местах стены штурмовали не менее яростно. Не обладая силами Легиона, Лорды смогли быстро переправить на Остров куда меньше боевых машин – и потому почти все они оказались у ворот. В других районах все решали клинки, стрелы и копья, и многочисленная армия противника сталкивалась со слаженностью и выучкой легионеров.

А затем ряды воинов внезапно дрогнули – и количество осаждавших уменьшилось. Часть войск, пусть и самая малочисленная, нарушила строй, устремившись к стенам Стигии – и там не встретила сопротивления. Над полем взвился дружный крик радости, когда солдаты принялись быстро взбираться по стенам и с легкостью перебираться через них.

Несколько минут – и радость в криках сменились возмущением и яростью: проникшие в город воины даже и не собирались прорываться к воротам или отвлекать на себя защитников. Вместо того они пополняли ряды Легиона, выстраиваясь на гребне стен или спускаясь в город, позволяя все большему числу легионеров выйти для обороны.

Целый полк устремился к тому месту, где проникли предатели – но на стене выпрямился высокий человек, с похожим на череп лицом и сложным устройством, заменявшим правую руку. Пальцы из некроплоти переплелись с металлическими в сложном жесте, шипящие слова прозвучали вместе с хриплым смехом.

Из земли вырвались сотни костяных пик, усаженных длинными шипами. Белые «стебли» встретили идущих на приступ солдат хлесткими ударами, каждый из которых раздирал корпусы и пробивал доспехи, выбивал оружие из рук и крушил черепа.

Атака захлебнулась – а оборона уже успела усилиться.

Вызванная изменой заминка послужила прекрасным отвлекающим маневром: легионеры хлынули из ворот. Кавалерия под началом Ламашту разрезала чужие порядки и заставляла рассеиваться; бегущая следом пехота закрепила успех, сокрушив сопротивление и охватывая Стигию кольцом солдат с выставленными клинками. Бойцов окутывало мертвенно-белое сияние: Лев вливал в своих воинов новую силу, тщательно соизмеряя ее с задачами.

Осаждающие вынуждены были сперва отойти на несколько шагов, затем – отступать все дальше и дальше. Взять Стигию не удалось, и теперь настало время осады.

Насколько можно осаждать огромный город, защищенный исполинской армией.

Светильники в шатре они зажгли, даже не задумавшись над необходимостью. Каждый из собравшихся превосходно видел в темноте, однако даже могущественнейшим призракам непросто избавиться от привычек жизни, длившейся куда дольше посмертия.

Пятеро взирали на мягко мерцающую на столе карту Стигии и окрестностей; артефакт следил за местностью, отображая не только стены города и черты ландшафта, но и войска обеих сторон.

Казалось бы, происходил обычный военный совет – вот только участников его никто бы не смог принять за простых генералов или даже королей.

Высохший старик в мантии священника, глядящий на мир темными провалами глазниц и с рассеянной улыбкой опирающийся на посох из черного нефрита. Безукоризненно красивый мужчина с бледным лицом, облаченный в тонкие шелка и перехвативший длинные черные волосы мерцающим обручем. Высокая женщина, чью голову увенчивали рога, а ноги оканчивались раздвоенными копытами; обнаженное тело укрывало лишь струящееся одеяние из полупрозрачного темного шелка и нанесенный на кожу красно-желтый узор. Гигант в черной похоронной мантии, под которой блестел доспех; лицо его было скрыто маской в виде удивительно красивого и приятного лица, затылок же украшала иная личина – кошмарного демона. Высокий воин с бугрящимися мускулами телом, синеватой кожей и серовато-белыми волосами до плеч; он был облачен в багрово-черные одежды, а за его спиной в землю вонзилась исполинская душестальная секира.

У них было много имен, а самые распространенные были по-королевски длинны. Но большинство знавших о них сокращали имена до более простых – Епископ, Бодисаттва, Вдова, Маска, Ходящий.

Лорды Смерти.

Шестой Лорд, пришедший к столице вместе с ними, здесь не присутствовал – армия Ока и Семи Отчаяний во главе с ним самим влилась в ряды войска Льва, усилив и без того могучую армию. Недавнее поражение показалооставшимся пятерым, что взять Стигию сходу не получится – и сейчас Лорды собрались вместе, что случалось редко.

Дополнительных союзников не ожидалось. Все они знали, что Принцесса сейчас старается развить и укрепить свое королевство в Речной Провинции, а Любовница полностью поглощена установлением власти над северными племенами и войной с задержавшимися в мире ракша – дети Хаоса обращали в рабство целые поселения, лишая Нижний Мир новых душ и последователей. Оставшиеся же четверо Лордов были заняты ничуть не меньше – и, влюбом случае, далеко не обязательно встали бы против Льва.

Только что стихла бурная дискуссия: почти каждый из Лордов обвинял других в провале штурма, и пользы было примерно столько же, сколько от самой битвы. Едкие комментарии Бодисаттвы разбились о философские замечания Епископа; резкие и жесткие заявления Вдовы встретили по-военному прямую и нелицеприятную оценку Ходящего.

Но гнев схлынул, и теперь Лорды изучали карту, думая лишь об одном: как выбить из укрепленного города одного из лучших генералов известного мира?

– Он не сможет просто так сопротивляться, – наконец нарушила молчание Вдова, сжав кулаки. – Скоро подойдут остальные наши армии, а Лев не такой уж знаток некромантии, чтобы быстро усилить свое войско…

– Как и мы, – проронил Зимняя Маска, до того молчавший, и остальные Лорды обернулись к нему. Чеканный душестальной лик улыбался насмешливо и рассеянно. – Да ему и не нужно.

– Объяснись, – потребовала Вдова.

– С удовольствием, – Маска поднялся, зашелестев мантией, и прошелся по шатру. – Вы, кажется, забыли, с кем вы имеете дело. Да, Лев уступает в знаниях многим из нас, в частности, он не такой умелый некромант, как иные.

Он отвесил ироничный поклон в сторону Вдовы.

– Но мало кто сравнится со Львом в умении применить свои познания. Может, он и не сумеет создавать новые чары с такой же легкостью, как и мы – однако у него есть обширный арсенал, и наш дорогой генерал безупречно умеет им распоряжаться. Особенно на войне… право же, вы все знаете, кем он был при жизни. Помните, как он внедрял доктрину военного чародейства и с каким успехом ее применял? Кто-то сомневается, что для некромантии у него найдутся не менее эффективные принципы? Или – уже нашлись. И, уж конечно, что он не забыл тактику для чародейства?

Лорды переглянулись, Ходящий с большой неохотой кивнул, соглашаясь с вечным соперником.

– А теперь, – продолжил Маска, – на его стороне Око и Семь Отчаяний.

Он поднял руку, останавливая Вдову, которая уже собралась высказать свое мнение о жалком предателе.

– Я прекрасно помню, что вы о нем думаете, и полностью согласен… но давайте, опять же, признаем правду: у него блестящий ум, и если направить его на решение конкретной проблемы – он это решение отыщет.

– А Лев быстро найдет что ему подбросить для решения, – негромко констатировал Бодисаттва.

– Надо было вышвырнуть этого мальчишку с Острова еще до того, как мы подошли к Стигии, – мрачно заметила Вдова.

– Или отнестись к нему так же, как Лев, – ехидно улыбнулся Бодисаттва. – Вы же помните историю Ока; тогда еще живой генерал всего лишь бросил одно доброе слово в его адрес…

– Да уж, – прошипела Вдова, – ты и при жизни просто-таки расточал добрые слова. Герой всего Творения…

Бодисаттва лишь развел руками.

– К делу! – вмешался Ходящий. – У нас времени не так много.

– Верно, – согласился Маска. – Если мы ударим достаточно быстро…

– …то ничего не добьемся, – с удовольствием указал Ходящий. Закованная в душестальную перчатку рука обвела карту. – Смотрите, Лев привел сюда весь свой легион. Он занял ключевые точки Стигии и окружил город кольцом солдат и костяных страйдеров.

– И еще у него гекатонхейры, – добавил Бодисаттва. – Шесть как минимум.

– Если мы разделим силы, чтобы атаковать с пяти сторон, – кивнул Ходящий, – то в лучшем случае окажемся наравне с той частью войска Льва, с которой столкнемся. Даже если прорвемся – то все понесем очень тяжелые потери.

– Не говоря уже о том, что кому-то из нас придется столкнуться с самим Львом в бою, – добавил Маска.

Ходящий помрачнел, бросив взгляд на секиру в углу. С Рукой Теней, своим любимым оружием, он мог продержаться какое-то время против Льва, но шансы на победу были слишком уж неопределенные. У других Лордов не имелось и таких.

– А если мы объединим силы, атакуя одну точку, – задумчиво прошелестел Епископ, поглаживая подбородок, – то он стянет войска в городе к этому месту и уж точно появится там лично.

– Нам нужно преимущество, – согласился Ходящий.

– Пусть Лев и блистательно умеет применять заклинания на войне, – задумчиво произнесла Вдова, – но у нас магический арсенал куда шире, и нас пятеро. Сокрушение Стен могло бы помочь нам войти в Стигию…

– Так Лев нам и позволит пятикратно обойти столицу, – проворчал Ходящий. – Он и сам это заклинание знает.

– Тем не менее, – неожиданно проронил Епископ, – Вдова совершенно права. Нас пятеро – в этом все дело.

На нем скрестилось четыре удивленных взгляда. Епископ чуть улыбнулся, поднялся с места и прошелся – так же, как и Маска несколько минут назад.

– Никто из нас не справится со Львом в бою, – прошелестел он, – и он нашел средство против некромантии каждого из нас. Но если мы истинно объединим силы – то сумеем призвать такую мощь, против которой Кровавый Легион будет бессилен. Или, по крайней мере, пострадает так, что мы получим преимущество. И я уверен, что его устройство не сможет поглотить всю эту силу – абсолютной защиты против нее не существует.

– У тебя есть такое заклинание, – утвердительно сказала Вдова.

– Да, – улыбнулся Епископ. – И я готов им поделиться – во имя нашего единства в смерти.

Они собрались на равнине перед Стигией, за пределами полета стрел и вне зоны обстрела орудий страйдеров. Сложнейшую фигуру на земле вычертили парящие костяные пауки, созданные по образу и подобию ткачей, снующих по нитям Веретена Судьбы. Каждый из Лордов занял свое место: Бодисаттва на западе, Маска на юге, Ходящий на востоке, Епископ на севере. Вдова стала в центр: даже хотя заклятие было разработано Епископом, она оставалась лучшим некромантом из Лордов, и коллеги без сомнений доверили ей контроль потока силы.

Черные кристаллы душепламени они поместили на пересечениях линий; между самими линиями были аккуратно нанесены знаки, от которых любой призрак предпочел бы держаться подальше. Четверо Лордов заговорили в унисон, и даже костяные пауки отхлынули прочь; один замешкался и сила, заключенная в невозможных для живого горла звуках, раздробила его корпус, вывернула наизнанку и раскрошила в порошок.

Кристаллы налились темным огнем, линии мрачно засияли. Вдова, переплетя пальцы, подняла глаза к небу, ощущая, как воздух вокруг начинает холодеть от собранной энергии.

Конечно, происходящее не прошло незамеченным; гонцы со стен немедленно понеслись вглубь города, к командирам и вышестоящим. Очень быстро новость долетела и до самого Генерала Забвения, застывшего сейчас на крыше высокого и массивного здания, рядом с площадью Машины Рассеивания. Сейчас он снова был в доспехах, но без шлема; лицо Лорда казалось задумчивым и бесстрастным. Гонца он выслушал и отпустил коротким жестом, не проронив ни единого слова.

Загляни кто-нибудь сейчас в разум Льва – и поразился бы тому, что его мысли занимает отнюдь не осада и даже не Стигия. Раздумья воина были обращены в бездну, таившуюся под Нижним Миром – туда, где покоились тела-гробницы Нерожденных, мертвых творцов мира.

Творение выжило, несмотря на их волю; Чума не добила мир, фейри не смогли его разрушить. Лев не знал, как Нерожденные могут выразить неудовольствие, однако был уверен: подчинение им Нижнего Мира смягчит гнев. Хотя… он бы все равно рано или поздно двинул войска к Стигии. В конце концов, это была величайшая военная цель мира мертвых, а он привык не размениваться на мелочи.

Хорошо еще, что Око перешел на его сторону… Лев покосился в сторону Машины Рассеивания и усмехнулся. Это устройство Око и придумал, еще с век назад, когда начался их краткий союз. Тогда они обсуждали – как противостоять множеству чародеев Сёгуната при полном отсутствии собственных, и младший Лорд нашел остроумное решение. Сам он об этом уже забыл – тот план так и не реализовался; Лев же, усмотрев в изобретении изрядный потенциал, сохранил чертежи и доработал самостоятельно, получив в итоге эффективный инструмент против чужого волшебства. Любое заклинание, примененное на определенном расстоянии от стен Стигии, просто рассеивалось без следа и вреда.

Остальные Лорды Око презирали. Лев просто считал, что он не заслуживает власти, но может быть весьма полезен; пока что его мнение оправдывалось. Они и ворота мира для Вильда открыли вместе, хотя идея принадлежала Льву.

Выбросив союзника из головы, Лорд вновь повернулся в сторону ворот. Чего-то в этом роде он и ожидал – потому и выбрал здание, с крыши которого можно было разглядеть равнину перед городом. Теперь, зная куда смотреть, Лев различал явные следы начавшегося ритуала.

Усиленное магией зрение позволило разглядеть детали; военачальник мрачно покачал головой. Даже если он сейчас бросит в бой войска за стенами, то чужая армия сможет сдержать легионеров достаточно надолго, чтобы создание заклинания завершилось. Даже если он пойдет сам – Лев не сомневался, что коллеги подготовили защиту на такой случай. Уж настолько-то в военном деле они все понимают.

Послышались шаги и на крыше появились Апофис и Ламашту, которых тоже известили о происходящем. Лорд приветствовал своих командиров легким кивком.

– Господин, вы знаете, что это? – спросил змеелюд.

– Нет, – покачал головой Лев. – Видимо, извлекли из запасов нечто совершенно новое или слишком хорошо забытое.

– Они уверены, что им удастся, – произнес Апофис; командир пришел к тому же выводу, что и Лорд.

– Верно, – подтвердил Лев, не отрывая взгляда от ритуала. – Позови сюда Шагмата.

Полковник остановился, недоверчиво взглянув на господина.

– Повелитель, может быть… лучше отвести войска?

Лев взглянул на змеелюда с высоты своего роста и снизошел до ответа:

– Тогда мы не будем знать, куда они ударят. Так же планируемое ими преимущество будет значительно меньше.

Апофис медленно кивнул и скользнул по ступеням вниз; Лев же посмотрел на вторую советницу.

– Ламашту, передай приказы командирам в пределах Стигии. Слушай…

Вокруг проводивших ритуал Лордов билась иззубренная черная аура, чем-то слабо напоминавшая аниму Возвышенных. Небо над ними пошло складками, напоминавшими густые облака; в них беззвучно сверкали белесые молнии. Земля вокруг начерченных линий исказилась, обращаясь в серую бесплодную пустошь.

Вдова сжала зубы, направляя поток силы, соединявший небо, землю и бездну под землей. Ее голос вплелся в речитатив других, насыщая заклинание все большей мощью, взвился вверх, достиг предельной высоты, ломающей саму реальность грани…

Серое небо раскололось.

Девять исполинских кулаков, сотканных из сплошной тьмы, обрушились вниз, раскрывая когтистые пальцы. На площади взвыла от напряжения Машина Рассеивания – она ослабляла заклятие, но не могла погасить его полностью, и ониксы пошли трещинами, не справляясь с неимоверным потоком энергии.

Секунду спустя заклятие ударило по Легиону.

Огромные пальцы с легкостью проходили сквозь доспехи, в клочья раздирая корпусы солдат; волна тьмы разрывала Эссенцию легионеров, разбивая их в пыль. Солдаты не успевали даже вскрикнуть, распадаясь на нити составляющей тела Эссенции.

За считанные секунды тысячи солдат обратились в прах – а чужие войска с радостными кличами рванулись на приступ, к опустевшим воротам; сами Лорды, покидая завершившийся ритуал, занимали места среди своих воинов. Но они не видели, как незримая Эссенция погибших стекалась в город, к высокой и массивной башне, струясь к ее крыше.

С высоты этой башни на происходящее взирал Лев; за его спиной большую часть крыши занимал жирный серокожий гигант с огромной пастью, похожий одновременно на жабу и пса.

Знатоки гекатонхейров считали Шагмата слабым, а иногда – и бесполезным. Физически он был могуч, как и все его собратья, но из особых талантов у него имелась лишь способность впитывать Эссенцию погибших в его присутствии и преобразовывать ее. Вдобавок выплескивал накопленное Шагмат за один раз, и, более того – он мог поглощать лишь Эссенцию тех, кто хотя бы формально пребывал на его стороне.

Потому большинство Лордов считали призыв Шагмата пустой тратой времени.

Первый и Покинутый Лев думал иначе; он всегда находил применение любому инструменту.

И сейчас, поглядев на поле битвы, осознав и стремительно обдумав увиденное, Лев молча поднял руку, властно указывая на рвущееся к городу войско.

Шагмат наклонился вперед, пошевелил крупной челюстью. Медленно отворилась беззубая пасть, становившаяся все шире, словно голова гекатонхейра состояла из резины.

Пылинки закружились вокруг пасти, подхваченные внезапным ветром. Что-то запульсировало в бездонной глотке Шагмата, он уперся когтистыми лапами в ограждение крыши.

Пасть распахнулась еще больше – и из нее ударил непроглядно-черный луч, расширявшийся с каждой долей мгновения. Вся собранная гекатонхейром Эссенция уничтоженных заклятием призраков питала этот выплеск силы – а накопил он много.

Пара башен, попавшихся на пути, просто перестала существовать, разлетелась мириадами пылинок. Сам воздух застонал, втягиваясь в пустоту, на мгновение прорвавшуюся в мир из пасти Шагмата.

Но основной удар пришелся на войска Лордов. Несколько тысяч солдат разом испарилось, разлетевшись легкой дымкой; луч гекатонхейра еще больше расширил пролом в воротах, уничтожив всех, кто рвался к нему. Те, кто не попал в сам черный луч, лишились рук или ног, когда энергия пустоты зацепила их краем; над городом взвились вопли покалеченных призраков.

Удар пришелся и по Лордам – под него попали Ходящий и Вдова. Оба они не пострадали: доступные им защитные методы многократно превосходили силы подчиненных. Но Лев и не ждал, что Шагмат лишит его части соперников; гекатонхейр должен был сократить чужую армию, и справился с этим превосходно.

Многие из вражеских солдат замедлили бег, растерявшись и ужаснувшись, ожидая, что сейчас на них обрушится новый удар. Конечно, сейчас командиры и повелители наведут порядок, прогонят страх из душ воинов – но Лев не собирался давать им такого шанса.

Приказы до боя он передавал через гонцов, не желая лишний раз тратить Эссенцию; в самом же бою артефакты и чармы мигом доносили его волю до командиров. И сейчас легионеры, повинуясь распоряжениям, мгновенно воспользовались замешательством противников, осыпая их стрелами со стен. Пара нефреков-некромантов возникла в воротах с готовыми заклятиями на кончиках пальцев и исчезла, как только могучие чары хлестнули по вражеской армии. Лев не собирался зря рисковать столь полезными слугами.

Наступление замедлилось, и Лев с удовлетворением кивнул: к воротам уже подтягивались новые силы, и можно было не сомневаться, что прорваться в город удастся немногим…

Он резко вскинул голову: чувства Лорда взвыли об опасности, и он внезапно осознал, свою ошибку.

Заклятие вовсе не исчерпывалось чудовищным ударом с небес. Напротив – удар был только первой его частью, первым компонентом; множество погибших призраков обеспечили силой Шагмата, но и послужили маяком для сущностей, вызванных ритуалом.

Жертва в обмен на помощь. Старый, неизменный принцип.

Лев бросил взгляд на площадь – как раз вовремя, чтобы увидеть: свет Машины Рассеивания потух, ониксы разлетелись в разные стороны, раскатились обсидиановые сферы. Тонкое устройство исправно поглощало самую сильную некромантию, но сотворенное пятью Лордами заклинание оказалось для него чрезмерным.

Цель же заклинания стала ясна буквально через несколько секунд, когда над Стигией взвились вопли.

Изломанные, безликие тени прорастали сквозь землю, возникая как за воротами, так и на улицах. Восстав полностью, они с яростью кидались на окружающих призраков, повинуясь воле призвавших их хозяев. Когти призванных тварей полосовали доспехи, пронзительные вопли заставляли цепенеть от бьющегося в душе ужаса, глаза разъедали волю и решимость.

Их было много, очень много – практически новая армия, уже прорвавшаяся за стены и отвлекавшая на себя Легион, пока армии Лордов вливались в город со своими хозяевами во главе.

Но Лев не зря столько лет обучал и тренировал свой Легион. Солдаты быстро нашлись; те, кому выпало драться с тенями, сомкнули ряды, сражаясь как один, подкрепляя волю и мужество друг друга. Остальные же встретили чужих бойцов клинками и копьями на улицах Стигии, костяные страйдеры закрепились на площадях, а одержимые немиссарами конструкты атаковали с небес. Кавалерия Апофиса, обученная невозможным на первый взгляд маневрам в городах, мчалась по улицам, возникая внезапно, нанося удар и столь же быстро отступая.

Пришли на помощь и местные силы. Големов Усине Лев расставил в ключевых точках – там, где важные улицы были слишком узки, чтобы маневрировать, окружать или обойти. Здесь тяжелая броня и сила были важнее всего – а у нефритовых солдат хватало и того, и другого. Небольшие их отряды охотились на поднявшиеся из глубин мира тени – страха големы не испытывали, и уязвимой для черных когтей души у них не было.

Бои кипели во всем городе, и трудно было найти крупную улицу, которая не стала бы ареной схватки. Однако битвы армий и теней для многих казались лишь фоном иного боя: потому что вместе с солдатами в город вторглись Лорды.

Они не тратили время на схватки с обычными воинами, уничтожая их, только если те оказывались на пути. Каждый из Лордов понимал: их бойцы не смогут одолеть Льва или хотя бы принудить его отступить. Так что сейчас они стремились к своему коллеге и врагу.

Но по сравнению с недавним совещанием вид Лордов разительно переменился. Благообразная внешность Епископа сменилась обличьем гниющего трупа с маслянисто-черной кожей, костяными шипами по всему телу и десятками дергающихся наростов, схожих с половыми органами. Бодисаттва облачился в душестальной доспех, украшенный сотнями лезвий. Вдова избавилась от одежды, кожа ее потемнела, вместо пальцев отросли извивающиеся змеи, а глаза загорелись желтым пламенем; лицо приобрело сходство с мордой льва, кожа же покрылась жестким черным мехом.

Меньше всего изменились Ходящий и Маска – первый просто надел тяжелый доспех, второй предстал в том же облике, что и в шатре совещаний.

Они двигались с разной скоростью – и первым к площади с разбитой Машиной успел Ходящий, когда Ламашту как раз проводила через нее очередной отряд.

Ходящий вырвался на площадь; Рука Теней вспорола воздух, легко расшвыривая солдат и разрубая доспехи. Командир предпочла бы отступить, но не успела подумать: рефлексы бойца и лидера сами швырнули ее навстречу Лорду.

Если Лев предпочитал меч, то его военачальники избрали более экзотичное оружие. Апофис сражался душестальными когтями, выдвигавшимися из тяжелых наручей, и овладел боевым искусством, прекрасно совместимым с таким оружием. Ламашту же выбрала для себя бич из заточенных пластин душестали, управлявшийся равно телом и разумом и жадно пивший Эссенцию врагов. Она гордилась своим мастерством бича, и была уверена, что в схватке один на один совладает почти с любым противником – исключая прекрасно знавшего ее Апофиса и, конечно, Льва.

Сейчас Ламашту поняла, что в этом списке будут и другие Лорды Смерти.

Острие бича щелкнуло по доспехам Ходящего, но он, похоже, даже и не заметил удара. Кнут обвился вокруг рукояти его огромной секиры – и Лорд крутнулся, взмахнув оружием.

Ламашту не выпустила бич – но невероятно мощное движение попросту сорвало ее с места, подняв в воздух и ударив о стену, так, что перед глазами поплыло.

Ходящий мигом оказался рядом, его секира взметнулась вверх и Ламашту осознала, что просто не успеет никак защититься…

Казалось, черная фигура рухнула с самих небес, с темного солнца Нижнего Мира – и не было времени осознать, что Лев просто спрыгнул с башни, с которой наблюдал за происходящим.

Крах Варана столкнулся с Рукой Теней, и во все стороны брызнули искры. Ламашту проворно откатилась в сторону, Ходящий отступил на шаг – для удара секирой требовался размах.

Свою ошибку он понял долю секунды спустя: огромному дайклейву Льва тоже было нужно свободное пространство. С немыслимой легкостью тот раскрутил Крах, вспарывая вокруг себя пространство сплошной завесой душестали; секира Ходящего успевала отбивать удары, но на размах для собственной атаки времени катастрофически не хватало.

Внезапно Лев сделал шаг направо, изменяя движение клинка, парируя удар твердой как сталь руки. Епископ, преодолевший расстояние до противников одним невероятно длинным прыжком, взорвался вихрем выпадов, приободрившийся Ходящий наконец смог войти в жесткий, могучий ритм ударов секирой…

Но тщетно. Лев постоянно двигался, клинок мелькал с невозможной скоростью, отбивая душесталь и смертоносную ладонь; казалось, в уме Лорда каждый шаг по площади размечен в схеме, и в этой схеме нет слабого места.

Пусти Лорды в ход все свои силы – и здания рухнули бы им на головы, а от Пути Монархов мало бы что осталось. Тонкая геомантическая структура Стигии была бы непоправимо изувечена. Но именно этого захватчикам не хотелось; потому-то могущественные призраки бились сейчас почти как простые люди.

Почти.

Люди не могут двигаться с такой скоростью, что каждый удар опережает глаз, и бить так, что под ногами у противника трескается земля.

Трое Лордов сошлись в схватке, обратившись в размытые пятна. Размытые для всех – но не для еще троих, вырвавшихся на площадь.

Зимняя Маска оценил ситуацию и рванулся ко Льву, занося оружие. Удар в спину будет очень вовремя, и…

Он метнулся в сторону, и огромная лапа рассекла воздух там, где он только что стоял. Второй удар человекообразного гиганта, двигавшегося с удивительной скоростью, достался Бодисаттве – тот едва успел парировать; сапоги отъехавшего от удара Лорда взрыли мостовую, выворачивая камни.

Знания о созданиях Нижнего Мира вспыхнули в памяти Маски и с его губ само сорвалось имя:

– Лорас!

Тридцатифутовый гекатонхейр лишь кивнул – удивительно спокойно и степенно – и достающие до колен руки снова пришли в движение. Твердые как гранит когти одной сновали в воздухе, сталкиваясь с душестальными клинками и скрежеща по доспехам Лордов; другая рука сплетала в воздухе узор дайклейвом из корчащегося золота.

Лорас был могуч – но опасен он был вовсе не поэтому. Гекатонхейр мог запомнить и распознать любой примененный у него на глазах магический прием – и повторить его так же безупречно, как и предыдущий хозяин. Конечно, запоминание отнимало силы и у самого гекатонхейра – но выгода стоила того. Он так и овладел множеством чужих чармов – забрав их у давно погибших от его руки соларов.

И потому Бодисаттве и Маске, привыкшим широко использовать хитрость и иную магию, помимо усиливающей тело, приходилось воздерживаться от привычного стиля. Проклиная про себя смекалку Льва, оба Лорда понемногу отступали, не решаясь пустить в ход более могучие силы. Заклинания Лорас скопировать не мог – но и не дал бы времени на необходимую концентрацию.

На другой стороне площади точно так же проклинала Генерала Забвения Вдова, схватившаяся с облаком клубящейся тьмы. Она знала это существо – Каахан, еще один гекатонхейр; черные щупальца могли раздавить почти любой корпус, а сама суть чудовища мигом выпивала Эссенцию из любой магии, что выходила за пределы тела хозяина. И потому Вдова, мастер некромантии и смертоносных энергий, вынуждена была драться врукопашную, раздирая чужие щупальца когтями и напитывая Эссенцией призрачные мышцы.

Казалось, площадь поглотил вихрь тьмы и душестали, легко сметающий любые преграды. Здания еще держались, но все более хрупкое и попадавшееся Лордам на пути, мгновенно обращалось в щепки и щебень. Сами камни дробились от пущенной в ход энергии, поднятый ударами ветер сметал пыль прочь. Ониксы и обсидиан давно превратились в порошок под сапогами Лордов, а чей то удар вышвырнул за пределы площади душестальной каркас.

Двое Лордов отступали под ударами Лораса; Маска, привыкший всегда воспринимать весь мир вокруг, не мог отделаться от мысли, что творится нечто неправильное. И, присмотревшись во время секундной передышки к наседающим на Льва бойцам, он внезапно понял – что.

Лев всегда предпочитал натиск и агрессивный стиль боя, но сейчас он лишь защищался – безупречно, несокрушимо, но защищался. И отнюдь не потому, что его загоняли в оборону: Маска и сам видел, что Ходящий и Епископ, какими бы мастерами они ни были, не привыкли работать в паре и мешали друг другу.

Но почему же Лев не…

Душестальной лик Лорда исказился, когда он внезапно понял, что и почему происходит – и Маска проревел:

– Глупцы! Он не сражается!

– Он командует! – подхватил Бодисаттва, осознавший то же самое.

Возглас привлек внимание остальных – и Лорды поняли правдивость вывода. Собственные чармы и артефакты позволяли Льву передавать приказы войскам, хотя мало кто смог бы делать это, сражаясь с двумя могучими противниками разом. Даже Лев мог лишь держать оборону – но связав боем всех чужих владык.

Пока Лорды сражались со Львом и гекатонхейрами, более многочисленный Легион, повинуясь мысленным приказам Генерала Забвения, разрывал их собственные армии. Лишившись войска, они бы не смогли ни взять, ни удержать Стигию – это было понятно всем. Призванные же заклинанием тени не продержатся в мире долго, а без прикрывающей армии они не смогут повторить заклятие.

Епископ вышел из схватки первым – быстрым грациозным прыжком мастера боевых искусств он оказался на краю площади, колыхнув всеми странными наростами своего тела. Вдова мгновенно переместилась, исчезнув в облаке черных теней и возникнув уже на отходящей от площади улице – было бы и дальше, не выпей Каахан половину энергии чарма.

Отступили и другие: Бодисаттва быстрым исчезновением оставил Маску под ударом Лораса, но тот это использовал себе на пользу. Не став парировать, он пробудил защиту – и кулак гекатонхейра вышвырнул его за пределы площади, где Лорд мгновенно растворился в тенях.

Ходящий ушел последним, осознав, что остался один против Льва и его помощников; отразив взмах Краха Варана, он пронесся мимо противника, скрывшись в лабиринте стигийских улиц.

Лев опустил меч и медленно выдохнул, остановил коротким жестом двинувшихся было следом за врагами гекатонхейров и бросил взгляд на Ламашту, что провела всю битву в переулке рядом и выступила лишь сейчас. Та склонила голову:

– Что пожелает господин?

– Подготовить войска к позиционным боям, – приказал Лорд.

Ламашту подняла непонимающий взгляд; у нее не получалось держать в уме такую же широкую картину, как у ее господина.

– Чтобы разделить их армию, мне пришлось позволить ее частям закрепиться в городе, – проронил Лев. – Все еще только начинается, Ламашту. Война далеко не кончена.

Тиан с трудом смог поднять веки. В глазах плыло, он даже не мог рассмотреть тех, кто его окружает. Казалось, что призраки вокруг – карлики, странные, миниатюрные фигуры; осознание забрезжило где-то на грани рассудка, не желая превращаться в ясную картину.

Он попытался сесть, но изорванный корпус не подчинился; Тиан со стоном рухнул обратно на мягкую поверхность (кровать? просто матрас? нет, кровать, рука свешивается). Но, по крайней мере, пелена на глазах отступала.

– Он очнулся, госпожа! – прозвучал высокий голос, и стражник наконец понял, что ему казалось таким странным в силуэтах вокруг. Через мгновение его взгляд окончательно прояснился, и он окончательно убедился в своей правоте.

Они вовсе не были карликовыми – они просто не успели вырасти.

В Стигии хватало любых призраков, в том числе и детских. Не младенцев, конечно – у тех еще не было достаточно крепкой связи с миром, чтобы восстать тенью после смерти. А вот другие, уже успевшие познать мир и привыкнуть к нему, могли здесь появиться – навеки застывая в своем детстве. Призраки не меняются; лишь воздействие могучих сил, арканои Пути Изменчивой Призрачной Глины или схожая магия могли истинно переделать их. Некоторые «дети», чей истинный возраст не соответствовал юному корпусу, овладевали должными искусствами или обращались к иным мастерам; другие же навечно оставались с разумом взрослого и телом ребенка.

Тиан редко сталкивался с ними: детей в страже, разумеется, не было, среди его знакомых – тоже. Но он знал, что в некоторых районах Стигии их много, особенно в…

– Ты в Шепчущих Улицах, стражник, – прозвучал мальчишеский голос рядом. – Мы тебя вытащили из Пути Монархов.

Да. Точно. Шепчущие Улицы, один из самых пострадавших от рук нефреков районов. Ранее – дом для множества библиотек и университетов, теперь – изменчивый лабиринт полуразрушенных, наполненных таинственным шепотом улиц. Стража сюда не заходила; в Шепчущих Улицах укрывались беглецы и желающие обрести древние знания, покопаться в руинах библиотек, рискуя своим посмертием. Некоторые наведывались даже к Сердцу Фонтана в самом центре района; многие не возвращались.

А еще здесь жило множество детей-призраков, легко проскальзывавших в любую щель и удивительно удачливо избегавших опасностей. И у них была своя госпожа и предводительница.

Послышались легкие шаги; мягкий голос девочки произнес:

– Отлично. Ты проснулся; ну тебя и потрепало…

Тиан с трудом повернул голову, встретившись взглядом с пришедшей.

На вид ей было лет девять-десять; черные волосы по-мальчишески подстрижены, большие темные глаза смотрят внимательно, выделяясь на бледном лице. Роскошная мантия была ей велика, и волочилась по полу, а серебряный венец сползал, зацепившись за одно ухо.

Но при этом она не казалась смешной – нисколько. Скорее вызывала странное ощущение – сочетанием детского лица и слишком уж серьезных глаз, мягкого звучного голоса и уличного говора.

– Ты меня знаешь, – утвердительно сказала девочка.

– Да, – кивнул стражник. – Т… вы – Нежеланный Шепот. Советница от Шепчущих Улиц. Царица Сирот.

– Можно на «ты», – разрешила Шепот, запрыгивая на край кровати; мантия ей, казалось, нисколько не мешала. – Не боись, с тобой все будет нормально. Есть тут у нас один мастер; я ему позволяю по обломкам шариться, а он за это всех латает, кого я скажу.

Сочетание уличной речи и роскошной одежды казалось до того странным, что Тиан помимо воли улыбнулся. Шепот не обратила на улыбку внимания, глядя по-прежнему серьезно, и стражнику стало неловко.

– Что произошло? – спросил он.

– Лев зацапал город, поотрубал башки Божественным, – пожала плечами Царица Сирот, – Монархи сдались. Потом явились еще шесть Лордов и махались со Львом так, что чуть город не снесли. Сейчас поотступали, засели и, видно, думают, чего делать. К нам никто не суется – никому мы к Бездне не нужны. Как всегда.

Тиан прикрыл глаза. Краткий и неприукрашенный рассказ он мог дополнить и сам, представляя, что сейчас творится в Стигии.

– Никто с ними не дерется, – добавила Шепот. – Все сидят тихо и ждут, пока все пройдет.

– А стража? – спросил Тиан, не открывая глаз.

– Развоплощены, попрятались, отлеживаются или присягнули, – ответила девочка. – С прежней Стигией все. Кончено, в смысле.

Стражник устало кивнул, потом все же пристально взглянул на Царицу Сирот; та сидела на краю кровати, болтая ногами.

– Но почему ты меня спасла?

– А мне захотелось, – беззаботно ответила Шепот, на мгновение показавшись именно такой, какой выглядела внешне. – И вообще, ты б точно теперь в Шепчущие Улицы подался – я и решила дело подстегнуть.

Тиан мысленно согласился. Да, куда еще ему податься? Не служить же Лордам… или…

– Не-а, – сказала Шепот.

– Что? – удивился стражник.

– Не буду я поднимать город против Лордов, – пояснила Шепот, словно прочитав его мысли. – Во-первых, меня не послушают. Во-вторых, я своими рисковать не буду. Я ж не воин. И не колдунья. У меня только слова есть – вот что они козлы, я говорить буду всегда, чтобы слышали. А драка – не ко мне, это к Силачу. Только он ведь лучше поторгует.

Тиан не сразу сообразил, но потом кивнул. Да, Лорд Силач, глава района Улицы Мечей, мог торговать с кем угодно, только бы лишь набить сундуки. И это при его-то армии и обильных кузницах… Стражник бы не удивился, узнав, что Силач уже заключил сделку с кем-то из Лордов.

Он привстал, оглядев комнату. Голые стены, но пол устлан белым ковром – видно, из какого-то богатого дома. Стены во многих местах пробиты и старательно залатаны. И компания детей-призраков: в комнате было трое, из-за двери доносились еще голоса. Одна девочка старательно водила кистью по свитку на маленьком столике в углу, мальчик с видом знатока перебирал хищно изогнутые кинжалы, другой мальчик скрипел резцом у окна, выводя тонкий узор на чьей-то белой кости.

– А что же ты тогда будешь делать? – спросил Тиан.

– Ждать, – глянула на него Шепот. – А чего еще остается? Ты пока лучше подумай, чем за спасение платить будешь.

Стражник потер лоб. Все верно; несмотря на юный облик, Шепот не зря занимала место в Совете города. Извлекать пользу даже из своих прихотей она умела отменно.

– Я знаю несколько тайников с ценностями, – признался он. – Если их еще не опустошили.

– Скажешь места – поглядим, – решительно заявила Шепот и соскользнула на пол. – А пока отдыхай. Тебя тут не найдут.

– Да? – не удержался Тиан, вспоминая о том, что слышал о магии Лордов.

Царица Сирот серьезно поглядела на него.

– Во-первых, Лордам на тебя чихать.

Слова отдались в сердце призрака болью, но он понимал, что Шепот, скорее всего, права.

– Во-вторых, – продолжила она, – Лорды, конечно, те еще тираноящеры. Но они не с нашей улицы; это мой район, и никто не проберется в стоящие места так, чтоб я не узнала. Отдыхай, стражник. У тебя еще веселые времена будут.

Тиан вздрогнул; почему-то ему показалось, что эти слова прозвучали пророчески.

Четвертый год после Великой Чумы. Стигия

Окрестности Стигии

– Вперед! – рявкнул Апофис, углядев брешь в обороне противника. Костяная кавалерия мгновенно подчинилась приказу: воины сорвались с места, осыпая солдат Ходящего стрелами из небольших луков, заставляя прятаться за щитами и давая время пехоте разогнаться и нанести удар.

Лучников врага Апофис выбил еще в самом начале боя – не зря захватил из Стигии полдюжины костяных птиц и заставил их парить за темными облаками.

Спустя полчаса битва была закончена: пехота опрокинула ослабевший фланг, лучники ударили по открывшимся воинам, а тяжелая кавалерия, личная гвардия Апофиса, довершила разгром.

Точные и быстрые удары – по-змеиному. Ну а какую еще тактику мог избрать змеелюд?

– Не медлить! – командовал Апофис, обозревая свою армию с высоты седла. – Собрать трофеи – и на марш!

Конечно. Оставаться на одном месте нельзя – явятся другие враги.

Война шла уже три года; собравшиеся у Стигии армии не имели явного преимущества друг над другом, и хотя Легион оставался самым многочисленным, но и противников у него было более чем достаточно.

Каждый из Лордов покорил один из районов города, создав основу для наступления – но как раз его и не получилось. Не вышло даже и достигнуть первоначальной цели, победы надо Львом.

Все Лорды знали о том, что удар по вождю может сокрушить целое войско и потому старались либо постоянно перемещаться, либо максимально укрепить штаб. Генерал Забвения решил проблему обороны простейшим способом – собственный штаб он разместил у самого Календаря Сетеша. Даже Лорды не знали, что случится, если исполинское устройство будет повреждено; проверять не желал никто. И еще меньше всем хотелось проверять крепость защитных чар вокруг Уст Пустоты.

Но воспользоваться своим преимуществом Льву по-настоящему не удалось; он понимал, что если кто-то сможет блокировать Стигию снаружи, то обеспечит себе внушительные шансы на победу. Немалая часть Кровавого Легиона покинула город, не давая другим окружить Стигию, и одновременно сохраняя под властью Льва часть острова; Апофис командовал этой армией, и иногда мрачно замечал, что лучшей тренировки по тактике мобильной войны не найти.

Сейчас боевой корпус быстрым маршем удалялся от поля битвы: Лев, готовя Легион, не жалел ни времени, ни ресурсов на то, чтобы выучить своих солдат и усилить их корпусы так, как только возможно.

Апофиса нагнал Халшар, старый призрак-южанин, ставший сейчас заместителем генерала.

– Признаков погони нет, – коротко доложил он. – Разведчики вернулись, место для привала чисто.

– Отлично, – кивнул Апофис. – Что с другими армиями?

– Птицы вчера заметили отряды Епископа: они сцепились с солдатами Маски, вторые держат оборону. Но, кажется, епископским приказано давить и не отступать.

– Пусть давят, – искренне пожелал змеелюд. – Нам меньше головной боли достанется.

Хрупкий союз Лордов распался, как только стало ясно, что Льва не удастся легко сокрушить. Генерал Забвения намеренно не делал никаких выпадов в сторону соперников, уйдя в оборону, и не давая им настоящего повода объединиться. Вспомнив о своих собственных замыслах, Лорды быстро разошлись во мнениях, несмотря на дипломатические усилия Бодисаттвы и Маски; делу помогло и то, что базы их обоих оказались рядом с районами, занятыми Вдовой и Ходящим.

Масла в погребальный костер союза подлило и то, что вскоре, наконец, прибыли оставшиеся Лорды. Еще шестеро владык оказались непосильной ношей для договора, и очень скоро Стигию охватила лихорадка стычек, битв, скоропалительных союзов и столь же быстрого их распада.

Апофис вздохнул. Хорошо хоть сами Лорды оставались в городе, правильно понимая, что без них оставшиеся войска быстро опрокинут. Змеелюда ужасала сама мысль о том, что его армии пришлось бы встретиться с высшими заклинаниями или могущественными чармами.

Сейчас некромантия, по молчаливому согласию, применялась лишь для пополнения своих рядов и оживления некротехнических машин, чародейство – для укрепления обороны. Лорды прекрасно знали мощь высших кругов волшебства, и понимали, что если в ход пойдут заклятия Небес или Пустоты, то война может окончиться ничьей. Не за что будет воевать – не останется ничего как от зданий, так и от тончайшей геомантической структуры.

Но вот вне города можно было рискнуть, и вот этого опасались все солдаты.

Что задумал Маска? Неужели планирует создать несокрушимую оборону, чтобы освободить руки самому себе? Повелитель как-то раз сказал «он хороший строитель», означать это могло многое.

Про себя Апофис решил, что если так и будет, что если Маска или кто-то еще из Лордов выйдет против его армии – то он обрушится всеми силами, и сокрушит Лорда, пусть и погибнет сам, вместе с войском. Еще при жизни Апофис усвоил нехитрую заповедь: солдаты умирают – но они не должны умирать напрасно.

А устранение одного из могучих соперников повелителя стоит жертвы.

Колонна шагала в ногу, уверенно продвигаясь по выученным за три года назубок землям Острова. Апофис направил коня вдоль рядов, оглядывая каждый отряд… и внезапно натянул поводья, заставив скакуна застыть.

– Остановка! – рявкнул Апофис и застыл в седле, вслушиваясь в мертвый воздух.

Солдаты тоже замерли, многие не сводили глаз с командира. Они знали, когда генерал становится вот так неподвижен и прислушивается к безмолвию.

В такие минуты с ним связывается Лев – и отдает приказы.

Голос повелителя и впрямь звучал в сознании Апофиса: Лорд отдавал короткие точные приказы; они поражали, но Апофис не привык обсуждать распоряжения на поле боя, и твердо знал, что повелителю виднее.

Он это не раз доказывал.

– Прекращаем операцию, – объявил Апофис, коротко кивнув в сторону Стигии. – Возвращаемся.

– Что? – поперхнулся Халшар. – Мы победили?

– Повелитель заключил договор, – покачал головой змеелюд. – И…

Он не успел договорить.

Над Стигией и ее окрестностями поплыл гул – мерный, тяжелый, пронизывающий корпусы до самой глубины и вибрацией-эхом отзывающийся в доспехах. Стоило стихнуть одному удару невидимого исполинского колокола, как столицу огласил второй. За ним – третий.

Пять ударов.

Апофис сглотнул. Он знал о том, как бьет колокол в недрах Календаря Сетеша – но никогда не думал, что сам услышит этот звон.

– Да-а, – негромко протянул он. – Великие дни.

Стигия

Казалось, что этот тоннель не создан человеческими руками, а выращен прямо в почве Острова – так он прихотливо изгибался и изменял направление без какой-то видимой цели. Под ногами влажно хлюпала темная жижа, вокруг царил мрак, где гасли любые фонари.

Тиан еще в первые годы своего посмертия научился видеть в темноте и сейчас ступал уверенно – но старался не глядеть под ноги. Он не был уверен, что хочет точно знать, что так чавкает под подошвами сапог.

Рукоять меча холодила ладонь; Тиан ступал мягко и осторожно, доверившись инстинктам стражника и острым чувствам призрака. На него никто не напал, но любой призрак знает: молчание тьмы часто означает лишь одно – она ждет.

Тиан шагал сквозь вязкую темноту, и мысли его постоянно сворачивали к тому, что произошло за последние три года – за время непрерывной войны.

Стигия пострадала меньше, чем можно было ожидать: часть Лордов предпочла укреплять оборону и плести интриги, добывая себе союзников, расстраивая чужие договоры и провоцируя беспорядки в других районах. Другие опирались на постоянную агрессию, стремясь выдавить противника с его территории и задержать. Лев ограничивался стремительными, быстрыми атаками, рассчитанными на конкретные цели и уничтожение возможной угрозы укреплениям Пути Монархов.

Именно так он завладел Улицей Мечей; теперь, когда под властью Льва оказались административный центр и лучшие мануфактуры Стигии, его положение упрочилось еще больше.Он приглядывался и к Башмачку – но самый богатый район города подчинил себе Бодисаттва, и он не намеревался уступать ни единого переулка. Лев не стал чрезмерно стараться – еще один район под его рукой мог сплотить всех Лордов против него, пусть и на время.

Внезапный резкий вопль во тьме – и Тиан шарахнулся в сторону, прижавшись лопатками к холодной влажной стене, вскинув перед собой меч. Минута. Другая…

Нет. Кто-то – или что-то – себя не проявил, и даже не был слышен.

Медленно выдохнув, Тиан двинулся дальше. Этот коридор пугал даже больше, чем Шепчущие Улицы… а на них ведь не претендовал никто – контролировать этот район было бы слишком сложно, а пользы от него было мало. Только и пользы, что просторный.

Лев отдал Улицы своему единственному союзнику, но если и был среди Лордов менее склонный наводить порядок, чем Око и Семь Отчаяний, то он себя не проявлял. Око обошелся тем, что разместил в приграничной части Улиц свою малую армию и покопался в руинах ближайшего университета, разыскивая неясно что. Нежеланный Шепот и ее помощники не стали даже и подходить близко: любой из Лордов был смертельно опасен, а уж что взбредет в голову известному эксцентричностью Оку, никто не брался и гадать.

Сам Тиан по-прежнему скрывался в лабиринте Шепчущих Улиц, помогая местным жителям. С Царицей Сирот он расплатился, поднял рабочие связи и связал ее с парой порядочных шаек, решивших, что помогать кому-то из Тринадцати лучше, чем ложиться под Лордов. И сам Тиан постоянно был рядом, участвовал в обсуждении множества планов: холодная мудрость Шепот иногда сменялась совершенно детской наивностью и беспечностью, так что стражник служил ей здравым смыслом.

Влияние Шепот в Совете Тринадцати неожиданно возросло. Небольшой рост помогал ее бойцам пробираться туда, куда бы никогда не пролез взрослый призрак, наблюдать и докладывать. Царица Сирот, конечно, не рисковала своими подданными понапрасну, но вот сообщить некоторым коллегам по Совету о передвижении войск и стройках Лордов… почему бы и нет?

Именно Шепот и помогла Тиану найти путь. В Стигии было немало тайных ходов, и каждый видный гражданин знал хотя бы пару – но этот был особенным.

«Вход в эти подземелья смещается, – отдавался эхом в уме голос Царицы Сирот; слова будто скользили в темноте тоннелей. – Я за ним слежу, никто другой и не найдет. Смотри, Тиан, ты не по столице идти будешь, и не знаю, сколько ты в ней протопаешь. Сам поймешь».

Сейчас он понимал – потому что сумрак Стигии был исполнен величественного равнодушия, а эта тьма… она была жадной. Голодной. Тиан невольно ускорял шаг, ступая сквозь темноту, ориентируясь лишь по собственному чутью – не зря исходил всю Стигию вдоль и поперек, и даже в этом месте мог прикинуть – где именно под городом сейчас находится.

Кстати… Вот тут он как раз может выбраться. Кажется, все так.

Тиан свернул, поднял руку, с усилием надавил на темную стену: та, словно была сотворена из мягкого желе, поддалась, пропуская призрака сквозь себя. Еще мгновение – и Тиан шагнул в тусклый коридор.

После тьмы тоннелей полумрак показался ему ярким полднем.

Медленно вздохнув, Тиан скользнул по коридору, отстраненно задумавшись, что впервые в жизни ступает по этим гладким плитам, в этих стенах.

Внутри дворца Двойных Монархов.

Об этом ходе и том, куда он ведет, не знал никто, и Шепот была уверена, что даже Лорды его не найдут. Когда Тиан удивился, как она сама узнала, Шепот отвела взгляд и заметила, что когда-то у нее было больше подданных.

Стражник не стал расспрашивать – он был благодарен за то, что хотя бы получил шанс проникнуть во дворец. Все эти три года он поднимал связи, просил о помощи друзей и знакомых, наводил справки и сам, и с помощью Шепот – и сейчас твердо знал, где именно во дворце расположили лаборатории Льва. Лорд Смерти предпочел укрыть их за прочными стенами, и сейчас Тиан это решение одобрял.

Тоннель вывел его минутах в десяти ходьбы от нужного места; Тиан медленно скользил по коридорам, прижимаясь к стене. Несколько раз он замирал, вжавшись в камень, когда совсем рядом слышались негромкие голоса и на пол падали тени солдат. Но нет – легионеры его не заметили.

Еще несколько минут – и вот она, арка, ведущая в зал, где разместилась лаборатория.

Тиан сделал пару шагов – неужели нет охраны? Кажется, ему невероятно повезло: видно, Лев посчитал, что никто не посмеет сунуться в его лабораторию. Или тут невидимые охранные знаки? Но их он обнаружить не сможет, а если есть шанс, что она действительно не защищена…

Значит, таким шансом надо пользоваться.

Пара мгновений – и Тиан уже скользнул в арку. В зале не было ни души, царила полная тишина, и никто не мешал стражнику оглядеться. Столы у стен, сложные агрегаты в дальнем конце лаборатории, ворох свитков на крупном стеллаже…

Но центральное место в лаборатории занимали огромные контейнеры: душестальные каркасы, заполненные ровным, ядовито-зеленым свечением. А внутри них…

Головы. Неподвижно висящие головы, три года назад отсеченные Крахом Варана. Те, за кем он пришел.

Тиан всегда был уверен, что Божественные Советники не уничтожены полностью. Лев бы не преминул известить об этом, чтобы окончательно сломить стигийцев – но не сделал.

Значит – их можно вытащить! Пусть тела и уничтожены… плевать, молиаторы смогут создать другие. С такими лидерами можно будет сопротивляться Лордам!

Так он думал, и так говорил Шепот. Но сейчас, глядя на неподвижно висящие головы, глядящие в пространство перед собой, Тиан почувствовал, как его вера распадается.

– Досточтимые… – выдохнул Тиан.

Голова в ближайшем к нему контейнере повернулась, запавшие глаза уставились на нежданного гостя. Губы медленно разлепились.

– Ты Тиан, – уверенно произнес Советник; голос его был похож на шелест. – Городской стражник.

– Вы знаете?.. – не смог сдержать удивления Тиан.

– Мы знаем всех жителей Стигии, – произнесла Советница с длинными светлыми волосами.

Сквозь стекло и свет их голоса звучали совершенно одинаково, губы еле шевелились, и Тиан с трудом понимал, кто именно сейчас с ним говорит.

– Ты рисковал, пробравшись сюда, но тебе нас не спасти.

– Но почему? – вырвалось у Тиана. – Если я попробую…

Он лихорадочно огляделся. Поднять контейнеры было невозможно, может – разбить? Но душесталь не сокрушить руками или простым орудием… Прекратить мучения Советников? Только как? Он ведь даже и близко не понимает – что за магия тут действует!

Теперь он понимал, почему здесь не было стражи.

Никто из пробравшихся в лабораторию просто не смог бы ничего сделать. Ну, разве что кроме других Лордов – но их бы стража и не остановила.

– Ты сам видишь, – прозвучали, переплетаясь, голоса Советников. – Ты не поможешь нам… но ты уже многое сделал. Пришел. Не побоялся.

– Я стражник Стигии, – хрипло ответил Тиан. – Это мой долг.

– Это и твой путь. Ты… Ты пришел – мы надеемся, что Стигия не сдастся.

Головы Советников одновременно с трудом повернулись, их взгляды скрестились на Тиане, и тот невольно сделал шаг назад.

– Иди, – произнесли они. – Иди, ступай по своему пути, он ждет тебя. Мы уже мертвы, и близки к тому, чтобы умереть вторично. На грани окончательной смерти видится многое… поверь нам и иди.

Шелестящие слова Советников звучали странно: можно было счесть их бредом помутненного рассудка, можно было – пророчеством… Они ведь стояли у черно-белых тронов. Больше Божественных Советников знали только сами Монархи.

И если они говорят о пути… то просто ли направляют, или знают?

Ответа у Тиана не было. Он помедлил, перебирая в уме множество вопросов, понимая, что даже если Советники раскроют тайны города – говорить им придется долго…

Вдали послышались шаги. Тяжелые, неспешные, постепенно приближающиеся. Это не Лев – его поступь Тиан запомнил навсегда; но даже и простой стражник или ассистент может поднять тревогу.

Спрашивать о чем-либо уже поздно.

Тиан задержался лишь на несколько секунд – низко поклонившись и застыв с согнутой спиной.

И беззвучно скользнул в коридоры, ко входу в подземелье.

Тиан выбрался из дворца тем же путем, что и пришел, обойдя все ловушки и вновь появившись на Шепчущих Улицах. На сей раз он оказался недалеко от убежища Шепот: вход в подземелья сместился за время путешествия.

Поговорив по пути с парой детей Улиц, Тиан даже не удивился тому, что его, оказывается, два дня на поверхности не было. «Шепот предупреждала», – только и подумал он, входя в комнату правительницы района.

Царица Сирот сидела на краю стола и рассеянно поигрывала длинной золотистой цепочкой. На какое-то мгновение Тиану показалось, что он видит простую скучающую девочку, которую взрослые оставили дома; потом Шепот подняла взгляд и впечатление исчезло.

– Ну как? – поинтересовалась она, спрыгнув со стола и чуть не споткнувшись – наступила на край своей мантии.

Тиан мрачно покачал головой.

– Советников не вернуть. Они уже… я не знаю, что с ними происходит, но Лев их изменяет. Преобразует, можно сказать.

– Я так и думала, – грустно вздохнула Шепот. – Козел душестальной. Чего еще?

Тиан неопределенно пожал плечами, не зная, как поделиться словами Советников, и стоит ли это делать. В конце концов, они ясно сказали «твой путь», подчеркнув первое слово.

Шепот истолковала молчание иначе и кивнула:

– Что ж, хоть мы знаем, что путь не завален. Надо прикинуть, что будет потом, завтра нам всем не до того будет.

– В смысле? – нахмурился Тиан.

– А, точно, ты же двое суток в подземельях проболтался, – спохватилась Шепот. – Тогда слушай откровения.

Она важно подняла указательный палец.

– Во-первых, войне песец. В смысле, конец.

– Что? – поперхнулся Тиан.

– Лорды договорились, – кивнула Шепот. – Деталей ни одна зараза не знает, кроме них самих, но о прекращении войны объявлено. Еще сказали, что Стигию никто из них не возьмет, но вместо того все тринадцать будут сидеть в городе и «предоставлять свой опыт в распоряжение Двойных Монархов».

Последнее она произнесла с едким сарказмом. И так было понятно, что значит учтивая формулировка.

– Дела… – протянул Тиан, лихорадочно соображая, что это изменит. Мир – это хорошо, но теперь Стигии точно не вырваться из рук Лордов. – Секунду, «во-первых»? А «во-вторых» что?

– А во-вторых – то, что я теперь знаю: подземелья точно глубокие, – посмотрела на него Шепот. – Иначе бы колокол на Календаре и тебе по ушам стукнул.

Сначала Тиан не понял. Потом вспомнил, когда безмолвный Календарь оглашает город всепроникающим звоном, и глаза его расширились:

– Завтра?

– Угу, – кивнула Шепот. – День очередного Великого Выбора.

Промежутки между такими днями были нерегулярными: иногда проходили века, иногда – годы. Для Тиана это был первый Выбор: предыдущий случился лет за тридцать до его смерти.

Как и всегда, Выбор происходил во дворце Двойных Монархов, в специально отведенном для этого исполинском зале из черного камня и полированного светлого металла. Как и всегда, здесь присутствовали сами четверо правителей на тронах, и Совет Тринадцати – главы стигийских районов, и, как и всегда, сквозь зал струился бесконечный поток призраков, жителей столицы. Каждый из них привычно подходил к красному сосуду в центре, извлекал камень, показывал его четырем тронам и уходил дальше. Красные камни – знак минувшего тебя жребия.

Но теперь здесь не было Божественных Советников. И вместо них в зале застыли еще тринадцать фигур, известные ныне каждому стигийцу; двенадцать из них стояли за спинами членов Совета, Лев же возвышался перед тронами Монархов, между ними и входящими призраками. Он был облачен в призрачный шелк и безоружен, но руки военачальника закрывали латные перчатки.

Тиан постарался не останавливать взгляда на Лордах, опасаясь, что привлечет их ненавистью в своих глазах. Хотя, если подумать… кто здесь их не ненавидит?

Вместо этого он смотрел то на исполинский алый сосуд в центре зала, то на Советников – большинство стражник видел впервые, но безошибочно узнавал. Принцесса Аннуаски явно скучала и рассеянно обмахивалась веером из серебристой паутины, мечтая о родных краях. Белое Око отстранно держал золотое зеркало, знак своей власти; они с сестрой по очереди правили районом Стигии и королевством на Юге, и Красное Око не так давно вернулась в пески (похоже, Советник по ней скучал). Королева Нефере гордо подняла голову, демонстрируя безупречную и украшенную шелками фигуру и сияние кристаллов душевного огня на запястьях и учтиво улыбаясь расположившейся позади нее Любовнице. Отец Сирот переплел пальцы, соединив рукава покрытого пылью одеяния; черные слезы на лице контрастировали с вечной улыбкой. Пустой Король скалился деревянной клыкастой маской. Лорд Силач мрачно взирал на коллег и с одобрением – на Льва. Белорукая Госпожа рассеянно перебирала пряди длинных темных волос, темные глаза выделялись на фарфоровом лице.

Тиан остановился, встретившись взглядом с хозяйкой Шепчущих Улиц. Нежеланный Шепот едва заметно улыбнулась, стражник отвел глаза, не поглядев в сторону оставшихся Советников.

Жребия не избегал никто, и Советники держали на виду выпавшие им красные камни. Лорды Смерти молчали, и Тиан не знал – то ли они были исключением, то ли просто не считали нужным демонстрировать очевидное. Если кто-то все еще был здесь – значит, либо вытянул красный камень, либо еще не тянул вообще. Те, кому доставался белый или черный, пропадали сразу же.

Во всяком случае, так говорилось – никто из знакомых Тиана не видел исчезновений своими глазами. И никто толком не знал о судьбе исчезнувших: традиция называлась Выбором, но лишь Двойные Монархи могли сказать – кого и для чего выбирают.

Тиан поглядел в сторону четверки тронов. Как они могут оставаться такими спокойными, когда у них отняли владения? Стражник понимал, что Монархи сдались, дабы избежать жертв… но действительно ли они сумеют их избежать?

Он постарался скрыть раздражение. Будь у него самого власть и влияние! Будь у него люди под началом! Но увы, Кордай погиб, а сам Тиан не обладал авторитетом даже в страже – и слишком хорошо понимал, что даже подчини он себе всех стигийских солдат, этого не хватит. С Лордами надо бороться иными методами – но откуда им взяться у обычного призрака?

Как раз в этот момент Тиан оказался возле сосуда; плавно опустив туда руку, он сомкнул пальцы вокруг гладкого мелкого предмета, извлек его наружу. Поднял сжатый кулак, повернул руку к себе.

На ладони лежал молочно-белый камень.

Все вокруг застыло. Не шевелились одежды, остановились взгляды, замер сам воздух – лишь водоворот тонкой силы закручивался вокруг Тиана, касаясь его, рассеивая одежду и корпус, направляя Эссенцию призрака в сторону тронов – одного из них.

Теперь он знал, почему никто не замечал исчезновения призраков, вытянувших черный или белый камень. В то же мгновение, когда они осознавали перемены, они исчезали из памяти всего Нижнего Мира и из памяти стоявших рядом. Возможно, никто даже и не вспомнит… а может быть, вспомнят, что он погиб при штурме города.

Одно за другим в его сознание и тело вливались чужие воспоминания, новая мудрость и множество сил. Знание тонкостей стигийской политики, накопленное веками, тайна работы с нефритовым ключом и прочими подвластными правителям силами, память о десятках веков, минувших с момента основания Стигии, подробные сведения обо всех значимых персонах Острова и о взаимодействии с ними.

Все, что нужно и должно знать Усине, мужскому аспекту Белого Монарха.

«Почему я?» – беззвучно шепнул Тиан, цепляясь за последние доли мгновений среди обычных призраков.

И голос, слитый из сотен других, мягко и печально ответил:

«Потому что этот сосуд больше не может нести Нижнему Миру надежду. Ты – можешь».

Эта мысль сверкнула в уме стражника, принося с собой странный покой. Будущее развернулось перед ним так ясно, как если бы он глядел в зеркала Календаря Сетеша: он примет мантию и ключ Белого Короля, он станет оплотом надежды и помощи для стигийцев. Возможно, увидит время, когда Лорды падут… но будет до того действовать скрытно. Двойной Монархии не положено вмешиваться в жизнь подданных напрямую: у них есть куда более важные дела. От них зависит не только благополучие, но и тончайшее равновесие стигийских энергий, движение светил и целостность Острова.

Он не умеет быть политиком – но станет им через доли секунды. К его услугам будет память всех предыдущих Королей, даруемые самим престолом знания и мудрость других Монархов: Тиан уже чувствовал неощутимые и непостижимые нити связей между ними.

С беззвучным вздохом бывший стражник перестал цепляться за призрачное бытие. Белый Король Усине небрежным жестом поправил складку плаща.

Никто не обратил внимания на этот жест – ни Лорды, ни Советники. Нежеланный Шепот даже не глядела в сторону четырех тронов. Но она смотрела на полированный металл противоположной стены, где отражалась чеканная белая маска; еле слышно хозяйка Улиц вздохнула.

Призраки тянулись мимо сосуда еще долго, вынимая красные камни. Никто не смог бы сказать, вытянул ли кто из них черный; но в конце концов сосуд опустел, и стук посоха Эсет возвестил об окончании дня Выбора.

Советники неспешно потянулись к выходу, Лорды остались недвижимы, ожидая, пока все покинут зал.

Но день оказался отмечен еще одним событием.

Казалось, по дворцу и всей Стигии пронесся ветер – но ничья одежда или волосы не шелохнулись. Не было движения воздуха, вместо того пришли тысячи шепотов, едва различимых голосов, шелестящих на самой границе сознания.

Шепот вился вокруг Лордов, окружал Льва бесплотными кольцами и сжимал в объятиях, клубился перед глазами стеклистой пеленой, тянул к выходу и ступеням.

Стигийцы испуганно замерли, Двойные Монархи сохранили абсолютное молчание. На лицах Лордов сменилось множество чувств: озадаченность, опасение… у большинства – и злорадство.

Им не нужно было объяснять происходящего. Они и так поняли, что творится.

Нерожденные, мертвые Предтечи, обратились к своим избранникам – и требовали прихода одного из них. Награда? Наказание?

Для Нерожденных эти два понятия часто были неразделимы.

Лев медленно тронулся с места, неспешно зашагав к дверям, мимо расступившихся Советников и слуг; остальные Лорды проводили его взглядами. Вдова – злорадным, Око – сожалеющим, другие же уже надели маски учтивого интереса.

За воротами дворца Льва встретили встревоженные Апофис и Ламашту. Он отдал несколько кратких приказов на ходу, не в силах сопротивляться зову шепотов, шагая к самому центру Стигии.

Чтобы попасть к гробницам Нерожденных, надо было найти вход в Лабиринт, пройти тысячами извилистых тоннелей, одолеть безумных тварей, которыми полнились эти тоннели, отыскать способ пробиться еще ниже… Когда-то все Лорды проделали такой путь, заключив договор с мертвыми Предтечами.

Был и другой, куда более простой способ, которым не пользовался практически никто.

Лев вышел на огромную площадь: она была вымощена обсидианово-черным камнем, гладким и прочным. Никаких украшений, никаких статуй или барельефов на домах вокруг. Зачем? Центр Стигии, центр Нижнего Мира и так был отмечен двумя чертами, рядом с которыми любой архитектурный ансамбль казался блеклым и незначительным.

Первой был исполинский механизм, висящий над площадью и уходящий в темное небо; меж пластин черного металла и паутины таких же нитей просачивалось бледное сияние, не отбрасывавшее теней. Его улавливали и усиливали тысячи полированных камней, зеркал и ламп, вращавшихся вокруг корпуса. Шестерни в человеческий рост высотой медленно и беззвучно поворачивались; тени слуг скользили внутри гигантской машины, превышавшей по высоте иные горы.

Календарь Сетеша. Механизм, определявший движение светил Нижнего Мира.

Но прямо под Календарем находился колодец, обрамленный двумя высокими колоннами. Винтовые лестницы вились вокруг них против часовой стрелки, уходя от соединяющего их моста и узких балконов к огромному отверстию – и глубоко в землю, в бездонные глубины. Ошибся бы тот, кто назвал провал черным – в жерле колодца не было вообще никаких цветов. Попадающий на него свет умирал и рассеивался в совершенной тьме, краски не осмеливались даже приблизиться к границе провала. И если Календарь окружали голоса слуг, свист проходящего меж пластинами ветра и ровное тихое гудение летучих зеркал и камней – то в этом колодце звуки умирали так же, как и свет.

Колодец Забвения. Уста Пустоты. Возникшая вместе с самим Нижним Миром шахта, пронизывающая как мир мертвых, так и Лабиринт. Рухнувшее в Колодец считалось безвозвратно уничтоженным, павший в них призрак – лишенным перерождения. Так и было на деле.

Лев без колебаний прошел мимо колонн и позволил силе тяжести увлечь себя в совершенную тьму.

Он не знал, сколько времени заняло падение. Если в Вильде время искажалось, ускорялось или замедлялось – то здесь его просто не было. Как не было и света или звука, и даже самая мощная магия усиления чувств не помогла бы что-то разглядеть или услышать.

Лев знал, что он сможет замедлить падение, особенно когда окажется ближе к цели. Не будь он на это способен – не воспользовался бы таким путем; иначе пришлось бы надеяться на милость Нерожденных.

Лорд, помнивший времена, когда Предтечи гибли и смертью своей создавали Нижний Мир, таких надежд не питал.

Шестым чувством Лев осознал, когда он уже близок к цели, к истинным Устам Пустоты – и пробудил собственную силу и ту долю власти над Лабиринтом, которой мог распоряжаться. Падение замедлилось, Лорд сместился в сторону, зная путь.

И видя – не только глазами, но и своей сутью – место, куда он прибыл.

Здесь тоже был бездонный черный провал, отражение Колодца в Стигии. Но это были истинные Уста – одно лишь прикосновение к ним означало безвозвратную гибель, а просто приближение грозило безумием или стремлением шагнуть в Пустоту.

А вокруг этого колодца находились они. Тела-гробницы, которые лишь на вид состояли из базальта и черного железа; на деле же слагавший тела мертвых творцов материал был так же чужд Творению, как и тела их живых собратьев. Да и гробницы… так их называли лишь по привычке.

Нельзя было назвать просто «гробницей» сооружения, способные поспорить по размерам с городами. Нельзя было с одного взгляда осознать изгибы и невозможные сочетания башен и барельефов… и уж точно нельзя было долго всматриваться в барельефы – потому что картины на плоти мертвых Предтеч никогда и не предназначались для восприятия разумом человека.

Каждая из исполинских гробниц была обращена к Пустоте по-своему, с такой точки, с какой не глядел больше никто. По всем законам мира это было невозможно – не настолько уж велики были Уста. Но здесь эти законы не имели власти.

Опускаясь, Лев скорее осознавал, чем видел, как по некоторым гробницам скользят фантомы и нефреки, каждым движением воздавая хвалу Нерожденным повелителям. Любой, кто посмел бы явиться сюда без приглашения, столкнулся бы с целым войском фанатичных, безжалостных призраков… но Нерожденные не нуждались в такой защите. Самого их присутствия хватало, чтобы сокрушить разумы любых гостей или врагов, и искорежить тела мимолетным усилием воли. Даже Лорды, тесно связанные с мертвыми творцами, вместившие в себя осколки их душ, чувствовали давление, словно находились под толщей воды – разумной, яростной, ненавидящей мир воды.

Лев знал, куда ему следует направиться. Каждому Лорду покровительствовал кто-то конкретный из Нерожденных, часто властвовавший над двумя избранниками – и верность Льва принадлежала Тому, Кто Держит в Рабстве. Генерал знал его настоящее, прижизненное имя, но оно кануло в бездну в момент смерти Предтечи.

Сапоги Льва коснулись гладкого черного камня; он вскинул голову, глядя на слитые в единый лик тысячи образов, каждый – размером с величайшие из статуй.

– Я прибыл по зову, – произнес Лев. Его голос умирал, покидая губы, и лишь тень звука доносилась до Нерожденных. – Что вы прикажете?

Поток призрачных картин обрушился на разум Лорда Смерти и тот едва удержался на ногах, пытаясь выстоять под напором реки чужих мыслей.

Пред ним возникло Творение, видимое сверху – сияющие снегом пики Севера, безбрежный океан Запада, изумрудный ковер Востока и золотой – Юга. На глазах у Льва зеленые листья Востока начали увядать, и во все стороны поползли щупальца черноты, прорезавшие краски мира живых и ветвящиеся с каждой секундой, тянущиеся по всему Творению, захлестывающие Благословенный Остров.

Лев почувствовал, как его душу пронизывает ощущение злобной радости, мертвой эйфории – отголоски чувств безмерно древних и давным-давно мертвых существ. Он на мгновение поддался этому ощущению, слившись с ним в предвкушении долгожданной гибели мира.

А затем черные полосы взорвались радужным сиянием – хаос Вильда ринулся в Творение, искажая и разрушая его, но и сталкиваясь с Чумой, разбивая ее бесконечно голодную силу.

И за этим видением хлестнула такая злость, что руки Лорда задрожали. Он понял – Нерожденные решили обвинить его в срыве гибели мира, и именно этот образ впечатывается в его сознание.

Лев выстоял и не рухнул, сжал кулаки, вскидывая голову.

– Ошибка была в Чуме! – вскричал он. – Даже в тех местах, которые она выкосила, оставались живые – а значит, это не была абсолютная болезнь. Если бы не Мэнс, фейри сокрушили бы все Творение!

Радуга Вильда сменилась чернотой, потом снова вернулась. Но на сей раз каждую краску пропитывало бешенство, ядовитая злость – внемировой Хаос был отвратителен Нерожденным.

Похоже, им все-таки был важен еще и способ гибели Творения – и мертвые творцы не желали отдавать смерть мира в руки порождениям Хаоса, у которого когда-то легко вырывали его владения.

– Но Стигия теперь принадлежит вам, – возразил Лев. – Нижний Мир практически покорился воле Нерожденных!

Ответная волна мертвой ярости швырнула его на колени; пред глазами Лорда расстелилось царство призраков. Острова и горы комкались и съеживались, словно поднесенный к огню лист бумаги; Стигийский Остров взорвался и разлетелся пеплом.

Чувства, выплеснутые картиной гибели Нижнего Мира, были ясны. Нерожденным было плевать на обитель призраков и свою власть над ней – они желали гибели Творения, которую почти что получили, и потеряли вновь. Молниеносная кампания, бросок огромной армии через половину мира, захват одного из самых защищенных городов на свете, трехлетнее удержание своих позиций и заключение крепкого перемирия – все эти успехи ничего не значили для мертвых Предтеч.

Лев сумел подавить вспыхнувшую глубоко внутри злость: он привык заслуженно гордиться своими успехами и терпеть не мог пренебрежения к ним. Но здесь было не время и не место для возражений, как и воспоминаний о том, почему Предтечи рухнули в Нижний Мир и кто приложил руки к их смерти.

– Что я должен сделать? – спросил он, понимая – пока что ему являли лишь то, что Нерожденные сочли ошибкой. Теперь настало время отдать приказ об искуплении.

Лорд не ошибся: у Предтеч были определенные планы, и мысли Того, Кто Держит в Рабстве, снова потекли в сознание Льва, прорастая в нем сотнями образов.

Он видел черные скалы и бледные вулканы дальнего Юга. Он видел себя среди них, на коленях и в доспехах, складывающего стены из серых кирпичей, высекающего образ крепости в мрачных скалах. Он увидел прообраз той крепости – исполинской цитадели, взметнувшей к небу тяжелые башни и сросшейся с горами.

И увидел, как распадаются в прах дороги, ведущие прочь из крепости, когда сам Лорд ступал на них. Другие проходили свободно – но под его шагами пути сглаживались и исчезали.

Опять же, не понять этот приказ было невозможно. Нерожденный повелевал возвести цитадель на Юге и оставаться в ней.

– Но почему? – вырвалось у Льва. – Повелитель, это великая крепость… но в чем ее смысл в такой дали от Стигии и любых населенных мест?

На сей раз ответ был облечен не в образы, а в слова.

По всему Нижнему Миру те, кто чувствовал касание Забвения, рухнули на колени, когда оглушительный, непереносимый шепот ворвался в их разумы. Дружным хором из сотен тысяч голосов взвыли нефреки, восславив своих повелителей; скорчились видные призраки, страшась, что Нерожденные обратят на них свой взгляд. В глубине Стигии сжала голову обеими руками хозяйка Шепчущих Улиц, пытаясь изгнать, вытравить из сознания вырезанные голосом Бездны слова:

Одиночество – лишь одна кара. Другая же – боль.

Эхо этих слов разнеслось по всему царству мертвых. Последовавший за ними крик Льва слышали лишь Нерожденные и другие Лорды.

Но он не прекращался несколько недель.

Апофис натянул поводья костяного коня, остановив его у узкой тропы. Ламашту, достигшая ее минутой ранее, уже спешилась и привязывала коня к подходящему камню; змеелюд последовал примеру.

Несколько недель назад им обоим предстало видение, призывающее военачальников Льва на далекий Юг. Они не знали – послание ли это от господина, или проявление жестокой милости Нерожденных, но поспешили подчиниться. Убедившись, что другие Лорды следуют заключенному договору, они двинулись в темную пустыню, пользуясь всеми средствами, чтобы ускорить странствие.

По мере приближения к южным землям зов стал отчетливее, а мелькавшие перед глазами краткие видения указывали путь. Теперь они достигли места, где лошади бы уже не прошли: по узкой горной тропе призракам предстояло подняться самим.

Путь оказался недолгим; теперь дорогу указывали уже не видения, а звуки – грохот яростных, жестоких ударов и рычание человека, сошедшегося с кем-то в смертельной схватке. Переглянувшись, Апофис и Ламашту сорвались с места, узнав голос повелителя.

Но когда они вырвались из ущелья на открытое пространство, то замерли. Противников у Лорда не было, и только мир вокруг носил отметины его гнева.

Лев был в боевом обличье – десятифутовый душестальной доспех, клубящаяся тьма за визором шлема, в руках – огромный дайклейв. Скалы вокруг были испещрены вмятинами, множество камней – рассечены пополам. Землю усеивали трещины и разломы, достаточно глубокие, чтобы провалиться целиком.

Следы ярости Льва. Бешеной, бездумной ярости.

– Повелитель… – выдохнул Апофис.

Лев мгновенно развернулся, и оказался рядом. Змеелюда спасли рефлексы: он едва успел вскинуть защищенные выдвижными когтями руки.

Удар Краха Варана не сломал душестальные лезвия – но швырнул Апофиса назад, чуть не распластав по скале. Змеелюд оттолкнулся от нее, едва уклонившись от нового удара. В нападении не было ни мастерства, ни техники – лишь безумная ярость. Но даже в таком состоянии скорость и сила Льва стократ превосходили возможности других воинов.

Он увернулся еще раз, потом еще – а потом ощутил лопатками скалу и понял, что следующий удар Краха будет последним.

– Господин!

Кнут Ламашту щелкнул о скалу рядом со Львом. Она так и не смогла заставить себя напасть на повелителя, но он мимолетно оглянулся, и это спасло жизнь Апофису. Змеелюд с присущей его народу скоростью и гибкостью рванулся вперед, прокатился по земле, оказавшись рядом с соратницей.

Лев тут же развернулся к ним, но застыл на середине удара. Какую-то пару секунд они глядели друг на друга, оставаясь недвижимыми.

А затем во тьме визора блеснуло узнавание; Лорд медленно опустил дайклейв.

– Апофис, – глухо произнес он. – Ламашту. Все же пришли.

Он бросил меч на землю и опустился следом, прислонившись спиной к прочной скале. Военачальники переглянулись, и несколько секунд не могли оторвать взгляда от валявшегося в грязи клинка.

Их властелин всегда относился к своему оружию с почтением. Было ли это уважение к великолепному мечу или к душе солара, которого он и перековал на дайклейв, они не знали – но почтение было.

Очень медленно они подошли, глядя в пустоту за визором и на опущенные плечи своего господина: казалось, тот потерял все силы.

Апофис осторожно потянулся к шлему Лорда, но тот проронил лишь одно слово:

– Нельзя.

И тогда оба призрака с ужасающей ясностью поняли, что именно изменилось в Эссенции Льва. Увидели, что на доспехе больше нету швов, позволяющих снять или расколоть его – и осознали, что аура Льва выглядит так же, как аура призрака, лишь недавно подвергшегося молиации, переделке формы.

Они обменялись полными ужаса взглядами и с несокрушимой, пронзительной уверенностью они поняли – это не исправить. Ни присущий каждому Лорду талант смены облика, ни мастерство лучших молиаторов Нижнего Мира не вернут прежнего Льва, если только не смилостивится Тот, Кто Держит в Рабстве.

Но милосердия Предтечи лишились тысячелетия назад, если вообще когда-либо им обладали.

Оба командира не знали, что сказать. Никакой опыт жизни и не-жизни не подготовил военачальников Легиона к такому – и они прекрасно понимали, что господин придет в бешенство, вздумай они высказать хотя бы тень жалости.

Так они и стояли – молча, глядя на своего повелителя. Наконец тот шевельнулся, расправив плечи.

– Апофис, Ламашту, – монотонно проронил Лев.

– Да, повелитель? – мгновенно отозвались оба.

– Вы забудете о том, что видели меня таким, – с нажимом произнес Лорд, и оба призрака ощутили напитывающую его слова магию, подкрепляющую неоспоримый приказ. Они одновременно кивнули, понимая и причины распоряжения, и его суть.

Лев медленно встал, оперся ладонью о камень. Сжал пальцы, раскрошив мелкий выступ в крошку; повел рукой и Крах Варана прыгнул в ладонь, а затем растворился в вихре теней.

– Как вы добрались сюда?

– Саршах помог, – пояснил Апофис. Один из нефреков-некромантов войска Льва отлично овладел теми заклятиями Железного Круга, которые создавали или анимировали транспорт – и был рад помочь командирам Легиона. Вернее, был рад последовать приказу Нерожденных, но в этом случае и то, и другое совпадало.

– Он вас ждет?

Змеелюд кивнул.

– Отлично, – Лев поднял руку к подбородку привычным движением, но остановил ее прежде чем пальцы наткнулись на металл шлема. Командиры замерли – этот жест всегда предварял приказы… но что он скажет сейчас? Распорядится начать новую кампанию, срочно доставить его к войскам, быть готовым сравнять с землей Стигию? Или перевести Легион на материк, пойти на завоевание земель Нижнего Мира.

Но вместо этого прозвучало совсем иное распоряжение – которого они не ждали.

– Возвращайтесь в Стигию, – произнес Лев. – Ламашту, ты останешься в столице и будешь представлять меня во всех политических вопросах. Апофис, возьмешь половину войск и вернешься на Юг; отправь послание всем нашим мастерам, прикажи им прибыть сюда как можно скорее.

Командиры переглянулись.

– Для чего, повелитель? – уточнил Апофис. – Понадобятся материалы?

Лев коротко, невесело рассмеялся.

– Материалы – здесь, – он повел рукой вокруг, указывая на горы. – Мне приказано возвести здесь огромную крепость, превратить горы в цитадель; пока вы будете добираться туда и обратно, я ее спроектирую.

– При…

Апофис оборвал фразу. Совсем немногие существа могли что-то приказать его повелителю, и если Они пожелали, а сам Лев не добавил ни слова… значит, это не та тема, на которую стоит говорить.

– Как пожелает господин, – ответила Ламашту, сгладив неловкость от заминки товарища.

– Понадобится еще пара баз в иных местах, – продолжил Лорд. – Апофис, ты этим займешься, как доставишь сюда войска и мастеров.

– Как пожелает господин, – эхом отозвался змеелюд.

– И еще одно, – проронил Лев. – Погибать запрещается.

– Что? – недоуменно переспросила Ламашту. Апофис замер, глядя на Лорда с равным удивлением.

– Погибать запрещается, – повторил тот. – Вы были со мной, когда я создавал Легион, вы были со мной в походе на Стигию, вы со мной сейчас… и вы обязаны быть со мной, когда мое изгнание кончится, и я вновь поведу армию. Даже не смейте исчезнуть или подставить себя под удар.

Он сцепил руки; перчатки коротко лязгнули друг о друга.

– Рано или поздно я покину эти горы. Легион снова выйдет в поход и пройдет маршем по всему Нижнему Миру, а потом – Творению. Возможно, я выйду в мир через Ан-Тенг. Возможно – через Кьяроскуро. Возможно – через владения кого-то из Лордов.

Сжатый кулак взлетел к черному небу, засверкав острыми гранями.

– Но так будет! И вы будете рядом со мной, как и раньше. Как и всегда.

Апофис и Ламашту помедлили всего секунду – а потом дружно, уверенно отозвались:

– Да будет так, повелитель!

Лев медленно кивнул.

– Воистину. А теперь – отправляйтесь и не мешкайте. Я не собираюсь терять времени зря.

Спускаясь по тропе, Апофис не удержался и оглянулся.

Лев стоял спиной к ним, соединив руки за спиной, и казался мрачным душестальным колоссом, столь же неподвижным и вечным, как и горы вокруг. Но именно это зрелище кольнуло сердце призрака надеждой: если кто-то в Нижнем Мире и мог идти к цели непреклонно и несокрушимо… так это его господин. И если пережитое не сломило его, то он непременно возродит свое могущество.

Пусть даже пройдут многие века.

Далеко на юге Нижнего Мира высятся исполинские черные скалы; некогда здешние вулканы испускали бледный дым, и тени смертоносных зверей бродили среди зазубренных пиков. Ныне же в самих горах высечена могучая крепость, созданная гением военного строительства и стараниями лучших архитекторов его войска.

Путники из числа обычных призраков обходят ее стороной, и даже племена теней-бандитов не осмеливаются приближаться к несокрушимым стенам.

Все они знают, кто правит в этих горах, и никто не смеет рисковать, обращая на себя внимание властелина цитадели и ее узника, великого генерала и вечного раба, бессильного повелителя великой армии, носящего на поясе головы семи мудрейших и не находящего применения их мудрости.

Здесь обитает Лев.

12.05.2013 – 28.05.2013

Оглавление

Договор

Зов ветров

Пирог для Князя над Башней

Встреча на море

Исполненное обещание

Соленая стрела

Здесь водятся львы