Пролог. Начало
…Тьма… Тихая вожделенная тьма, сладкое чувство полной удовлетворенности и безмятежности при абсолютном отсутствии чьих-либо чужих требований… Кажется, что так было всегда, и это блаженное состояние будет длиться вечность… до тех пор, пока мой всепоглощающий покой и уют безжалостно не рвет в клочки пронзительный звон будильника.
«Дзынь!» – жалобно ответила проклятая машинка на мой гневный спросонья удар кулаком.
«Утро… Еще одно гребанное утро этой гребанной жизни… Ненавижу».
Кое-как заставив себя встать, я в дурном настроении побрел в ванную. Пока я монотонным движением чистил зубы, из зеркала на меня пялилось мое отражение – угрюмый тип с полным пены ртом, двухдневной щетиной, взлохмаченными волосами и недобрым взглядом…
***
Противный осенний дождик моросил и добавлял уныния плетущимся на работу горожанам в это тоскливое утро понедельника. Хмурый Вячеслав стоял на тротуаре и ждал разрешающего сигнала светофора, который как обычно барахлил. Поняв наконец, что красный свет не собирается сменяться зеленым, Вячеслав с досады сплюнул и попытался перейти дорогу так.
Светозар был начеку. Он с самого рождения всюду следовал за Вячеславом. Как Ангел-Хранитель, он отвечал за жизнь и здоровье, а также за душевное устройство своего подопечного и очень любил его, хотя тот о его существовании и не подозревал. Более того, чаще всего Светозар в «благодарность» за свое бескорыстное служение видел лишь одно за другим нравственные падения своего бедного человека. Вот и сейчас, привычным движением подтолкнув Вячеслава в спину и не дав ему попасть под несущуюся «Ауди», он с болью в сердце услышал в очередной раз отборную гневную ругань из уст спасенного в адрес водителя…
***
«Обласкав» укурка на «Ауди», я в сквернейшем расположении духа двинулся дальше. По дороге в офис я заметил на углу бомжа, тянувшего грязную руку. «На водку клянчит, алкаш», – подумал я и прошел, разумеется, мимо.
***
Светозар шел за Вячеславом.
– Он стал у тебя таким немилосердным.
Ангел обернулся и увидел Николая – своего «коллегу» и близкого товарища, гостившего в ту пору за земле.
– Да, стал, – грустно ответил Светозар. – Раньше он был гораздо добрее.
– Ты же знаешь, что ждет его, если ничего не изменится.
Светозар прекрасно знал. Он глядел в спину своему подопечному, на глаза его навернулись слезы.
– Николай, я не справляюсь. Он не хочет. Он даже не пытается захотеть… Я не знаю, что мне делать.
– Я тоже долго думал о твоей беде. Знаешь, есть одно средство… – Николай в задумчивости остановился. Светозар в ожидании смотрел на него.
– Есть одно средство, только наверху могут не разрешить, очень уж оно радикальное.
– Но ведь у тебя есть дар убеждения, ты же можешь их уговорить? Прошу, Николай, сделай это, хотя бы попробуй!
Николай взглянул в глаза друга, с трепетной надеждой державшего его за руки, и, решившись, сказал:
– Ладно. Я попробую.
ЧАСТЬ I
Глава 1. Первая встреча
Тьма… Тихая вожд…
ДЗЫ-И-И-ИНЬ!!!
Опять будильник. Опять проклятое утро…
Кровать мерзко скрипела подо мной, пока я, сидя с закрытыми еще глазами, пытался ногой найти под ней тапок. Как назло, он забился в самую глубь, пришлось на четвереньках лезть за ним. Кипяток из чайника брызнул и больно ошпарил мне палец. Шнурок ботинка порвался в самый неподходящий момент, наплевав решительно на то, что его хозяин сейчас опоздает на работу и получит от начальства взбучку. ЭТО утро нравилось мне все меньше и меньше…
– Дядь, у тебя шнурок порвался!
Я с удивлением поднял глаза. Передо мной стоял белокурый мальчуган лет пяти, в забавной полосатой кофте и синих кроссовках. Он смотрел на меня выжидающе, думая, очевидно, что сообщил мне крайне неожиданную новость.
– Я вижу, спасибо, – сказал я, чтобы сказать хоть что-то, поднялся и вернулся в квартиру поменять шнурок.
Выйдя, я снова наткнулся на него.
– Тебе чего надо, малыш? Где твоя мама?
– Не знаю, – ответил он без тени смущения. Я огляделся по сторонам, заглянул на верхний и нижний этажи – и никаких признаков присутствия взрослых не заметил.
– Так, ладно, пацан, мне на работу пора, ты сиди тут и никуда не ходи, ясно?
Поняв сразу, что это – безумие, оставлять пятилетнего ребенка одного в подъезде на восемь часов, я позвонил в ближайшую дверь и попросил открывшего полусонного соседа присмотреть за малышом.
– За каким малышом? Где он?
Обернувшись на сей недоуменный вопрос, я с изумлением обнаружил, что пацан как сквозь землю провалился.
Извинившись перед соседом, я в замешательстве поспешил на работу…
***
– Так ты считаешь, сработает?
– Должно сработать, если он у тебя не совсем одеревеневший. Видишь, в подъезде не захотел оставить – надежда есть…
***
Я позже обычного вернулся домой. Взбучку я все же получил, но не за опоздание, а за чужую халтуру, что было особенно обидно. Еле волоча ноги от усталости, я, как был в обуви, побрел к холодильнику и достал пиво. Пшикнула открытая банка, горло смочил первый восхитительно-освежающий глоток, дверца холодильника, не закрытая забывшей про нее в блаженстве рукой, захлопнулась сама, представив моему боковому зрению вид на кухню и на кое-что еще…
– Дядь, ты в ботинках стоишь!
Пиво непроизвольно брызнуло у меня изо рта на немногочисленные магниты.
– Чего?!
– Ты в ботинках стоишь. На кухне.
Он выглядел точь-в-точь как накануне. Казалось бы, за целый день он мог хотя бы испачкаться и просто немного подустать. Но он был бодреньким, словно сейчас часы показывали десять утра, а не вечера.
– Откуда ты взялся, пацан? Где твои родители? Что ты делаешь в моей квартире?!
Тут я сообразил позвонить в полицию. Ребенок внимательно следил за тем, как я торопливо набираю номер телефона участкового. Судя по его взгляду, он не считал мою идею такой уж гениальной.
– Дяденьки полицейские меня здесь не найдут. Я опять исчезну.
Не знаю, как я не выронил телефон. Я медленно повернул голову и пристально вгляделся в него. Подспудно пришла мысль: «Кого-то он мне напоминает…» Отчего-то я отлично знал, что он говорит правду, и твердо решил, что это сказывается длительный стресс и отсутствие отдыха. Мгновенно сделав надлежащий вывод, я резко встал и строевым шагом двинулся срочно высыпаться. На пороге комнаты я не сдержался и обернулся. Легкий стон вырвался у меня, когда я узрел пустую кухню…
Утро застало меня, как был, в ботинках. С некоторым удовлетворением заметив, что сегодня не придется тратить время на борьбу со шнурками, я лениво поплелся в ванную, со смешком вспомнив вчерашнее происшествие. Чистя зубы, я зачем-то (не раз кляня себя в дальнейшем за это бессмысленное и неуместное движение) обернулся и так и застыл с щеткой во рту…
– Хи-хи, ты такой смешной!
Наверное, я действительно выглядел со стороны довольно нелепо. Не меняя позы, я устало прикрыл глаза. В мозгу крутилось всего две мысли: «Как же он меня достал» и «Куда бы его деть?»
Результатом моих умственных потуг было решение о том, что ситуация мне порядком надоела, и надо бы все же сдать ребенка в полицию. Но это – после, а сейчас необходимо каким-то образом уйти на работу.
Усадив дитя в комнате на диван, я попытался ему объяснить, куда и зачем ухожу, и что «пока дядя будет на работе, ты можешь посмотреть мультики или порисовать, вот тебе бумага…»
Слушая мой глупый взрослый лепет, он, глядя мне прямо в глаза, внезапно выдал:
– Ты никуда меня не сдашь.
– Чт… – Я ошалело уставился на него. Чтение мыслей – это уже слишком…
– П… почему не сдам?.. Кто ты???
– Я – это ты, – спокойно ответил ребенок. Я не обратил должного внимания на эту фразу.
– Кем бы ты ни был, мне надо на работу, слышишь?! – нервно крикнул я, метнув взгляд на настенные часы.
– Да иди ты уже на свою работу, что её, отнимает у тебя кто-то? – удивленно пожал плечами малыш. Поняв вдруг, что меня, оказывается, без проблем отпускают на все четыре стороны и удерживать не собираются, я поспешил воспользоваться случаем.
– Ах, так… Ладно, ладно… Сиди, не шевелись… Сейчас я… – Я боком вышел из квартиры и стремглав бросился вниз по лестнице. По пути я вспомнил, что не взял сумку и не закрыл квартиру, пришлось вернуться. Так же резко вбежал домой, зажмурив глаза, чтоб не видеть его, на ощупь схватил сумку и хлопнул дверью, все время чувствуя, что он смотрит…
Глава 2. Знакомство
– Я – это ты, а ты – это я, ля-ля-ля, – вот уже полчаса, покачиваясь из стороны в сторону, пел ребенок чуть мне не в ухо. Он здорово действовал мне на нервы.
– Я – это ты… А чего он со мной не говорит? – обиженным тоном вдруг спросил мальчишка, обратившись к кому-то.
***
Светозар с любовью посмотрел на малыша и ответил ему:
– Это потому что он ещё не готов. Погоди, дай ему немного времени.
– А сколько? – поинтересовался ребенок.
***
– С кем ты там общаешься? – сурово спросил я. Детской шизофрении мне ещё не хватало.
– А ты его разве не видишь? – удивился надоедливый пацан.
***
Светозар вздохнул и произнес, глядя на хмурого Вячеслава:
– Знаешь, ты ему лучше пока про меня не говори. И про себя – поменьше…
***
Третий день подряд жил у меня этот несносный шкет. То есть, по совести говоря, вел он себя хорошо, даже замечательно: никуда не лез, не капризничал и имбецильными песенками доставал куда реже обычных детей. Но меня заставляло сильно нервничать то, что он до сих пор ничего толком о себе не рассказал. Единственное, что мне удалось пока выяснить, – его имя, оно было как и мое – Вячеслав, или просто Славик.
– Хм, знаешь, меня когда-то тоже Славиком называли, – усмехнулся я.
– Ух ты, здорово, мы с тобой тезки! – радостно закричал ребенок, не ведая о том, что меня этот факт осчастливил в гораздо меньшей степени, чем его.
– А фамилия твоя как, знаешь?
Шкет задумался.
– Л… Ли-си-цын, кажется, так.
Я широко заулыбался.
– Не-е, парень, ты ошибаешься, Лисицын – это я, Вячеслав Лисицын. Ты Лисицыным быть не можешь. Вспоминай-ка, как твоя фамилия?
«Когда это он успел заглянуть в мой паспорт?! Надо бы документы получше спрятать…»
– Но я Лисицын, – настаивал мальчишка.– Слава Лисицын.
Его растерянный вид не предвещал ничего хорошего.
«Тэ-экс, ну, предположим, что он ещё и мой однофамилец… Пускай будет так».
Хотя мой разум решил для себя эту загадку довольно прочно, сердце, вернее, задняя точка организма советовала про отчество все же не спрашивать…
На другие вопросы, касавшиеся его самого и его родителей, он предпочитал либо не отвечать вовсе, либо ловко переводить разговор на другую тему.
Попытки найти информацию о нем в интернете также ни к чему не привели.
Вообще, это был довольно странный мальчуган. Выглядя внешне, как вполне нормальный ребенок, он отличался слишком спокойным для своих лет поведением: вместо того, чтобы активно изучать окружающий мир, лазая куда следует и не следует, он почти все время находился около меня, наблюдая за моими действиями и стараясь заглянуть в лицо, словно ждал от меня чего-то. На мои старания узнать, чего же именно, он лишь молчал и иногда улыбался.
Отдельным пунктом следовало бы отметить кормление, точнее, полное его отсутствие. После знакомства пройдя на кухню, я вдруг страшно захотел съесть на ужин здоровый самодельный сэндвич, напихав в него все, что было на тот момент в холодильнике: толстый кусок бекона, пару листьев салата, сырный ломоть, ещё бекон, половинку соленого огурца, салат… Щедро приправив эту начинку майонезом и горчицей и сдавив её двумя булками белого хлеба, я пошире раскрыл рот, привычно заприметив боковым зрением появление своего маленького наблюдателя. Вдруг как молния – мысль…
– Почему ты ещё ни разу не попросил кушать? Хочешь? – Я понял, что держу в руках не самый лучший продукт для детского питания, и тут же поправился: – Давай-ка сходим в магазин и купим тебе что-нибудь…
– Я не хочу, – ответил он. Я удивился:
– Как – не хочешь? Все нормальные детки хотят кушать.
– Я – не все, – сказал он и впервые смутился. Я решил о греха подальше не развивать тему и спросил:
– Ну, а что же ты, голодный ходить будешь?
– Ты не понимаешь, – с доброй, снисходительной улыбкой объяснил мальчик. – Ты когда кушаешь, я сытым бываю. Ты поешь, и мне тоже хорошо будет.
Он говорил таким спокойным и убедительным тоном, что в это сразу верилось, но все же мне было совестно есть одному. С другой стороны, не мог же я насильно накормить его. Сам он буквально уговаривал, чтоб я поел. В конце концов я решил:
– Ладно, сейчас я перекушу, а потом – живо в магаз тебе за хавчиком!
– Ты кушай, кушай, – поддержал меня малыш.
Сэндвич оказался до того вкусным, – или я оголодал, – что в две минуты был уничтожен. Я взглянул на своего тезку-однофамильца и обомлел: прищурившись от удовольствия, как сытый котенок, он облизывал пальцы, неведомо как оказавшиеся вымазанными в майонезе… Поход в магазин был отменен.
Ложась спать, я подумал о том, что постепенно начинаю привыкать к странному гостю и вроде бы даже готов смириться с его существованием.
А утром он исчез. То есть, не появился. Я с удивлением почистил зубы в полном одиночестве, позавтракал, не ловя на себе ничьего внимательного взгляда…
Выйдя на лестничную площадку и закрыв дверь, я с шумом выдохнул. Три дня пробыл у меня этот чудной детеныш, освободив, наконец, на четвертый от своего общества. Как я надеялся, навсегда…
Глава 3. Отрицание
На следующее утро он также не появился. Дополнительно поднимало настроение осознание того факта, что сегодня – пятница, день, который в силу своей укороченности обычно пролетает незаметно и в конце которого можно как следует расслабиться после прошедшего недельного безумия…
***
Светозар изо всех сил тщетно пытался схватить, удержать за руку своего подопечного человека, оттащить его с пути, который регулярно приводит его в бар. «Не ходи ты туда!!!» Но Вячеслав лишь почесал ухо да пригладил волосы, подумав, что это легкий ветерок чуть дунул. Стеклянная дверь бара закрылась за ним.
Хранитель отчаянно опустил голову и тут почувствовал, как кто-то ободряюще похлопал его по спине.
– Не грусти, дружище, – с улыбкой произнес добрый Николай и подмигнул. – Вот увидишь, сегодня он выйдет оттуда пораньше.
***
В баре было как всегда шумно и весело. В одном углу футбольные болельщики за большими кружками пива смотрели пятничную игру, в другом собралась молодежная компания. Играла громкая музыка. Я сидел за стойкой на своем любимом месте и готовился принять лучшее в мире лекарство от всех стрессов и депрессий – двойной виски со льдом. Есть что-то эстетичное в дорогом качественном виски, это не водкой нажираться, как алкаш… В конце концов, разве не для того я вкалываю целых пять дней, чтобы на два оставшиеся позволить себе достойно отдохнуть!
Один из моих соседей по стойке с хохотом начал рассказывать приснившийся сон, в котором он гонялся за тремя черными поросятами, а четвертая хрюшка, сидя на нем, сверху голосом Мадонны орала серенады.
«Чего только не привидится!» – благодушно заключил я, посмеиваясь над его рассказом и над своими собственными недавними приключениями.
Два дня не достает меня этот шкет, два дня полной свободы, счастье, кайф!
Виски во рту перекатывается с крохотным кусочком льда. Пик наслаждения…
Проглотив порцию виски и смакуя послевкусие, я стал поворачивать голову в сторону экрана с футболом и неожиданно узрел на соседнем стуле своего пацаненка…
Чувствуя сильное разочарование и все еще не желая верить глазам, я молча поднес виски к губам и глотнул. Маленький Славик, глядя на меня, поморщился:
– Фу-у, зачем ты пьешь эту гадость?
– Ты что тут делаешь? – холодно спросил я.
– Ничего, с тобой болтаю, – ответил он и посмотрел вбок. Я проследил за его взглядом и встретился глазами с барменом.
– Все в порядке? – спросил тот.
«А разве ты не в…» – Сама мысль оборвалась, когда я обратил внимание на зеркальную стену позади него. В ней я отражался один, не считая спины бармена и прочих взрослых посетителей. Стараясь не двигаться слишком заметно, чтоб избежать лишних подозрений, я скосил глаза и увидел сидящего слева от меня мальчишку. Взгляд прямо – зеркало, в котором, кроме меня, бармена и завсегдатаев, никого. Снова влево – шкет. Снова прямо – зеркало, один… Зажмурившись на секунду, я широко раскрыл глаза и резко развернулся всем телом, молясь внутренне, чтобы это был обман зрения. Но нет: маленький упрямец по-прежнему оставался на своем месте, с интересом наблюдая за моими действиями. Выходит, я единственный, кто видит его…
Я в последний раз перевел взгляд на зеркало. Ошибки не было: часть помещения за ним прекрасно отражалась, его же самого в этой картине не было, был лишь я, побледневший и испуганно уставившийся перед собой. Холод прошел по моей спине.
– С вами все хорошо? – отвлек меня голос бармена. Он был обеспокоен и явно решил мне больше не наливать. Я на секунду представил себе, как, наверное, странно выглядело с его стороны мое поведение, и нервно прыснул.
– Знаете, я, пожалуй, перебрал сегодня, – ответил я, несмотря на то, что успел принять всего-навсего пару стопок. – Пойду-ка я домой… – Я поспешил ретироваться, пока меня окончательно не приняли за сумасшедшего. Выходя из бара, я всеми силами старался не смотреть на ребенка, неотступно шагавшего рядом.
К дому я не пошел, а свернул и двинулся куда глаза глядят. Так, гуляя по вечернему городу и ежась от прохладного ветерка, я постепенно успокоился, и на смену испугу пришла досада: проклятый шкет испортил мне пятничное отдохновение!
Решив так просто не сдаваться, я набрел на круглосуточный магазинчик и взял себе три бутылки крепкого темного чешского пива. На слабые протесты мелкой галлюцинации (в баре я четко убедился, что он – плод моего воображения) я не реагировал, ровно как и на его присутствие вообще. Я пришел к мысли, что, если не обращать на него внимания, то через некоторое время он сам исчезнет, и собрался проверить свое предположение. Я сел на тротуар и стал методично напиваться.
Когда последняя бутылка была осушена, я посмотрел перед собой. Моему мутному взору предстал маленький человечек, видимо, ожидавший, когда я, наконец, встану и поведу его домой. Волна негодования поднялась внутри меня.
– Шиш тебе, а не дом! – раздраженно прикрикнул я на него. – Убирайся туда, откуда пришел, чертов призрак!..
– Я не призрак, – тихо ответил он. Был бы я трезвее, подивился бы его самообладанию. – Я – это ты…
– Зарядил, как пластинка: я – это ты-ы, – злобно сплюнув, передразнил я его. – Ты рушишь мою жизнь, ты не даешь мне отдохнуть нормально, смотришь за мной, чего-то ждешь… Чего ты ждешь, что тебе надо?!!
– Ничего мне не надо, – обиженно хлюпнул мальчуган.
– Ну и иди тогда, чего пристал! Найди себе другую няньку, мамку какую-нибудь одинокую, ей больше счастья будет!..
– Ты меня прогоняешь? – жалобно спросил он. – Но ведь я – это ты…
– Я ненавижу себя, – пробормотал я и тяжело опустил голову на колени. Некоторое время сидел так, не слыша ответа. В ушах сильно шумело. Наконец, думая, что малыш исчез, я поднял взгляд. Он был на месте, и что еще хуже, похоже, собирался заплакать.
– За что ты меня ненавидишь? – тихо спросил он, когда наши глаза встретились.
– Не тебя, а себя, дурень, – невесело усмехнулся я.
– Но ведь это одно и то же! – вдруг закричал ребенок. – Ведь я – это ты!!! – И в слезах пустился бежать. Я его не стал догонять, лишь проводил взглядом. Оно и к лучшему, зачем этому доброму мальчику такой законченный мерзавец, как я…
Вздохнув и снова уронив голову, я, кажется, задремал. Во всяком случае, не сразу разобрал, что неясные звуки, доносившиеся извне, были детским плачем.
Я оторвался от колен. Зареванный малыш сказал:
– Я не могу от тебя убежать. Не получается.
Мне стало очень жаль его. Ругая себя мысленно, что зря обидел ни в чем не повинного мальчонку, я с трудом поднялся, взял его за руку и нетвердым шагом повел домой.
Глава 4. Проблема зреет
Выходные прошли довольно сносно. Чувствуя вину, я старался уделять ребенку побольше внимания, не думая особенно, к каким последствиям это приведет. Славик очень быстро простил меня, практически на следующее же утро он уже глядел сочувственно, как я пытаюсь справиться с похмельем. Казалось, этому мальчонке совсем не свойственна никакая злость или обидчивость, любой другой ребенок на его месте за вчерашнее поведение люто возненавидел бы меня или, по крайней мере, потерял бы ко мне всякое доверие.
Утром в понедельник Славик, как обычно, проводил меня на работу, оставшись дома. Вернее, я так думал – что он во время моего отсутствия сидит дома. Я хотел так думать…
Однако дальнейшие события показали полную бессмысленность моей надежды.
Начальник вызвал меня на ковер, чтобы распечь за допущенную в расчетах ошибку.
– Ты хоть понимаешь, во сколько обойдется фирме твоя безалаберность!! – Кидаясь громкими фразами, Павел Игоревич имел обыкновение сверлить провинившегося глазами.
«В две-три тысячи, не больше… И уж никак не долларов», – мысленно успокаивал я себя. Ну, вычтут из зарплаты – никто ж не умер… Деньги фирма действительно теряла совсем небольшие, директора больше волновал вопрос дисциплины.
В пол-уха выслушивая что-то о своей компетентности, ответственности, усердии и прочей чепухе, я изучал китайские иероглифы на стилизованном настенном календаре, потом – резные ручки на дверцах шкафа и гадал о том, что эти дверцы могли бы скрывать…
– Лисицын, смотри на меня, когда я с тобой говорю!
Я повернул на окрик голову и остолбенел… Из-за мощной спины моего разгневанного начальника с любопытством выглядывал маленький Славик. Я испугался, что он сейчас чего-нибудь отчебучит. Словно читая мои мысли, шкет озорно улыбнулся. Я сглотнул.
– …и теперь из-за тебя вынуждена страдать вся фирма!.. Кого ты там увидел? – Отвлекшись, Павел Игоревич обернулся и, не найдя позади себя ничего, кроме окна с видом на дорожную магистраль, вновь обратил взор на меня.
– Лисицын?..
Усилием воли заставив себя перевести взгляд на начальника, я пробормотал, что слушаю его, что весь во внимании…
Повисло молчание. Ребенок, к счастью, бездействовал, передумав, видимо, подставлять меня. Я ждал. Директор испытующе смотрел на меня. Наконец он сказал:
– Слушай, Лисицын, а тебе не пора в отпуск?
Видимо, я действительно паршиво выглядел, раз наш горячо любимый и глубокоуважаемый Пал-Игрыч сам (!!!) предложил такую идею.
– Только учти, прямо сейчас я тебя отпустить не могу, у тебя проект для «Интермаш» не просчитан ещё. До конца недели управишься? Все, ступай. Напиши там заявление на десятое число…
На пороге при выходе из директорского кабинета со мной случилась заминка. Надо было как-то незаметно пропустить Славика вперед, но упрямому мальчишке, похоже, доставляло удовольствие продолжать стоять у окна и испытывать мое терпение. Я уже спешно прикидывал, как намекнуть ему глазами, что пора идти, как вдруг на ум пришла спасительная мысль о том, что, раз уж он есть лишь в моей голове, то и дверей ему не нужно: он будет всегда там же, где и я.
– Ты чего застыл? – удивленно спросил Павел Игоревич.
– Простите, задумался… – Я прикрыл за собой дверь и, повернувшись, как и ожидал, встретился взглядом с улыбающимся ребенком. Мгновенно вслед за чувством облегчения при таком простом выходе из неловкой ситуации неприятно резанула мысль о том, что все это мне не снится, и я действительно испытываю настоящую зрительную и слуховую галлюцинацию.
За работой я, как мог, старался не замечать мальчика. Когда я впервые сел за компьютер и открыл программу, он восторженно воскликнул:
– Ух ты, ты сейчас будешь работать!
Я не ответил. Сосредоточившись как следует, я принялся рассчитывать толщину и диаметр труб, которые бы подошли для нужд «Интермаш».
– А что ты делаешь? Кем работаешь? – начал выпытывать неугомонный Славик.
– Я – инженер, – тихо ответил я, не глядя на него. Я надеялся, что он отстанет, если я удовлетворю его любопытство. –Я рассчитываю и предлагаю трубы для заводов. И, между прочим, ты должен бы, по идее, знать, чем я занимаюсь, ведь ты – это я, – съязвил я и мельком посмотрел на него. Особенных признаков смущения он не показал.
– Да я знаю, чем ты занимаешься, просто хотел поболтать.
Чувствуя легкую досаду, я промолчал.
Через четверть часа малыш заскучал.
– Когда мы пойдем домой? – заканючил он. Я вздохнул.
– Когда я закончу проект…
– Слав, ты там сам с собой что ль общаешься? – крикнул мне через стол коллега Кирюха – веселый и добродушный парень. – Слышал, тебя Пал-Игрыч вздрючил?
– Да, было немножко, – ответил я шутливым тоном и тут заметил, что у ребенка загорелись глаза.
– О-ой, сейчас с Кирюшкой поболтаем!
– Он тебе не Кирюшка, а Кирилл Бенедиктович, – процедил я сквозь зубы.
– Чего-о? Ты кого Бенедиктовичем назвал?? – захохотал Кирюха. Этот прохвост обладал удивительно чутким слухом – но только лишь насчет того, что его действительно интересовало.
– Да я не про тебя, я про другого вспомнил… – попытался я перевести разговор с опасной темы.
– До-о, разумеется, тебя в жизни окружают одни Бенедиктовичи, – забавлялся Кирилл. – Признайся, Лисичкин, ты после распекона сошел с ума и уже разговариваешь сам с собой!
«А почему бы нет?» – неожиданно мелькнула мысль.
– Да, да, конечно, я уже давно спятил, ты же знаешь! – засмеялся я в свою очередь.
– Ну вот видишь, я говорил, что плохо ты кончишь тут, дорогой друг! Добро пожаловать в наш клуб анонимных умалишенных! – И коллега, хохоча, уткнулся в экран.
«Фу-ух… Выпутался», – подумал я, чувствуя на лбу холодную испарину.
Несмотря на то, что весь день мне с горем пополам удавалось скрывать ото всех свою маленькую «проблему», как я про себя окрестил Славика (на что шкет-телепат состроил обиженную гримасу), все же его присутствие и усилия по его игнорированию не могли не сказаться на моей внимательности: я опять сделал ошибку.
На этот раз серьезную.
Пал-Игрыч молча сверлил меня глазами. Теперь мне нечем было себя успокаивать.
– Пришло письмо от «Интермаш», – сказал он после нескольких секунд гробовой тишины. – Ты напутал с документами, и мы теряем тендер на крупный заказ.
Мне было нечего ответить. Оставалось лишь тихо проклинать несносную галлюцинацию.
– Что с тобой происходит, Лисицын? – вздохнув, устало спросил он. – Что-нибудь случилось? Ты заболел?
– Ага, пожалуй, заболел, Павел Игоревич… – Больше я и сам не знал, как объяснить свое состояние.
– Иди в отпуск. Отпускаю тебя прямо сейчас. На месяц. За проект не беспокойся: Касимов за тобой все исправит, а я с ними постараюсь договориться. Подлечись, чем бы ты ни болел, и приходи в порядке, мы будем ждать тебя.
Этот спокойный монолог, скорее всего, означал, что, если я не «вылечусь» и вернусь «не в порядке», то вполне могу быть уволен по состоянию здоровья…
Не помню, как я вышел на улицу. Немного впереди понуро семенил мальчишка. Я почувствовал мощный прилив злости.
«Это все он… Это из-за него…»
– Если бы не ты… – с гневом начал я, но он грустно перебил меня:
– Я не могу от тебя убежать, помнишь?
Вспомнив пятничный случай, я понял, что обвинять его бесполезно, и раздраженно зашагал домой, не заботясь о том, поспевает ли он за мной. Он, впрочем, поспевал без труда.
Глава 5. Помощь извне: первый визит
Придя домой, я рухнул за стол и, обхватив голову руками, стал лихорадочно твердить про себя: «Ну все, это серьезно, ты понимаешь, Славка, что это серьезно?! Тебе же дурка светит, он уже влияет на твою жизнь!..»
– Ничего я не влияю, – обиженно прозвучало сзади.
– Заткнись!!! – обернувшись, заорал я что есть мочи. Ребенок испуганно захлопал глазами, а потом заплакал.
– Это я плакать должен, это меня скоро выкинут с работы и посадят в дурку, ты!..
Я вне себя от ярости сорвался с места и, хлопнув дверью, закрылся в ванной. Часа два, наверное, я стоял под душем, чтобы хоть как-то успокоиться. Наконец вода благотворно подействовала на меня, и я вышел уже в более уравновешенном состоянии.
«Однако, проблему надо как-то решать…»
Сев в кресло, я подозвал у себе Славика, хотя мальчонка вовсе не нуждался в особом приглашении: он был рядом еще до того, как я открыл рот.
– Послушай, парень, – неловко начал я, – ты меня извини, что наорал, психанул я, понимаешь? Мне нужна эта работа, чтоб кушать, чтоб тебя кормить…
По его взгляду было видно, что он и безо всяких объяснений прекрасно знал, почему я сорвался.
– Короче, так, – сказал я, решив опустить прелюдия. – Расскажи мне точно и подробно, кто ты и откуда взялся. – Я старался говорить как можно более миролюбивым тоном, надеясь, что мальчик поделится большей информацией, есть общаться с ним по-хорошему.
– Я – это ты, – принялся было ребенок за старую песню.
– Да я понял, понял, – перебил я его. – Ну ты подумай, может, вспомнишь, может, у тебя миссия тут какая есть, цель… Может, ты с другой планеты? Ты же не кушаешь, не играешь. – В голове крутились сюжеты различных фильмов про вселившихся в разум людей пришельцев…
– Ты все еще считаешь, что я – это не ты? – вновь попытался он разрушить мою стройную концепцию мира.
– Ну, конечно, мы с тобой не одно и то же, – терпеливо улыбнулся я. – Ты не можешь быть мною, ты видишь, как по-разному мы выглядим? Ты маленький, я большой…
– Но ведь ты же тоже был когда-то маленьким.
Эта его логичная фраза ввела меня в замешательство. Пока я искал, что ответить, Славик, повернув голову, как-то странно стал смотреть на висевшую на стене полку. Почуяв неладное в этом его пристальном внимании, я поднялся и подошел к полке. Стал разглядывать корешки книг, стараясь понять, какая их них и почему могла так заинтересовать его.
– Не на книгах, а за ними, – произнес малыш. Я, повинуясь чему-то в внутри себя, засунул руку в полку и вынул оттуда пожелтевшую папку со старыми документами.
***
Светозар, держа голову ребенка и внимательно следя за действиями Вячеслава, кивнул Николаю, и тот толкнул Лисицына под локоть.
***
«Неряха чертов!» – ругнул я себя мысленно, выронив случайно папку и наклонившись, чтобы подобрать разбросанные листки. В руки мне попалась плотная картонная карточка с надписью: «1987 год. Лисицыны в Конобеево».
«Хех, фотка из далекого детства», – усмехнулся я про себя и перевернул карточку. На ней на фоне цветущих яблонь в саду счастливо улыбались мои родители, бабушка, старший брат и я – пятилетний белокурый мальчонка в забавной полосатой кофте и синих кроссовках…
Фото было черно-белым. Но я знал, что кроссовки были синие, знал это так же отчетливо, как и то, что это фото только что поставило крест на всем моем старании не замечать очевидного…
Я резко повернулся. Славика не было. Я торопливо собрал оставшиеся документы в папку, сунул туда же злополучную фотку и закинул подальше обратно в полку, зарекшись мысленно впредь даже близко подходить к ней.
…Стакан с коньяком трясся у меня в руках, грозясь пролиться. Я сидел на кухне и силился понять, почему это происходит именно со мной, спрашивал себя раз за разом, за что мне все это…
***
– Гляди-ка, Светозар, он у тебя сейчас и вправду свихнется! Не помочь ли ему?
– Разумеется, поможем, но нам и самим не помешала бы помощь. Я слышал, у тебя есть знакомый более старший Хранитель? Кажется, ты даже говорил мне, кого он хранит. – И Светозар, наклонившись к самому уху своего подопечного, прошептал: «Тебе нужен психолог».
***
– Мне нужен психиатр! – сделал я вслух неутешительный вывод. – Причем, немедленно…
***
– Вот что мне с ним делать, вечно он все перевирает, – вздохнул Светозар.
– Действуй, чего же еще! – кивнул Николай в сторону двери в комнату.
***
«Интернет – вот что меня выручит!» Лазая по различным сайтам, я пытался сообразить, как отличить настоящего специалиста от шарлатана.
***
– Вот эта ссылка! – Светозар положил свою руку поверх руки Вячеслава, двигавшей мышку, и заставил его остановить курсор на строчке в поисковике, гласившей: «Тарасов Михаил Григорьевич. Психолог. Психотерапевт. Помощь в сложных жизненных ситуациях…»
***
Кликнув мышью, я зашел на сайт очередного психолога – некоего Тарасова Михаила Григорьевича. На титульной страничке висела фотография молодого человека с изящным лицом, аккуратно собранными в хвост длинными светлыми волосами, проницательным взглядом поверх очков в тонкой металлической оправе и доброжелательной улыбкой. Хотя я всегда с пренебрежением относился к таким «прилизанным» товарищам, на сей раз внутренний голос подсказывал мне, что это – именно тот, кого я ищу.
***
– Он, он, он, – без устали нашептывал Светозар человеку. Николай, потянувшись, сказал:
– Ну, думаю, я тебе тут уже не нужен, справишься дальше сам. Встретишься с его Хранителем, – указал он на монитор со страницей психолога. – Варфоломей его зовут. Он умный, он подскажет тебе, если что. А я домой отчаливаю, у меня дел по горло… Давай, не грусти, еще увидимся!
С чувством взяв друга за руку и глядя ему в глаза, Светозар произнес со всей благодарностью, на которую только был способен:
– Николай… Спасибо тебе!
***
В тот же вечер договорившись с «психиатром» по телефону о встрече, я уже на следующее утро стоял у двери в его кабинет. Открывший мне человек выглядел точь-в-точь как на фото, вдобавок он оказался выше меня почти на целую голову, что в совокупе с внешностью делало его очень похожим на эльфа.
– Вячеслав Александрович? Добрый день, прошу, проходите. – Голос его, казалось, был создан, чтобы располагать к себе. Он пропустил меня в свой кабинет – довольно уютную светлую комнатушку со столиком и кушеткой посередине, мягкой мебелью и приятными картинками, развешенными по стенам. На одной из стен красовались в застекленных рамках различные дипломы и сертификаты. Впрочем, моего скептицизма это пока не убавляло. Едва проснувшись утром, я подумал, что совершил вчера ошибку, будто к существующим проблемам мне теперь не хватало лишь бесцельной траты денег и времени. И, если бы не постоянные угрозы канючившего Славика до конца сломать мне жизнь, вряд ли бы я здесь появился.
Уложив меня на кушетку, «Эльф», как я прозвал его про себя, сперва выяснил общие данные, тщательно записав все в тетрадь, а после задал вопрос:
– Так что же привело вас ко мне?
– Я… – Голос мой дрогнул, и я замолчал. Я понятия не имел, как, какими фразами сообщить ему о том, что со мной происходило. Видя мое затруднение, он слегка вздохнул, снял очки и доверительным тоном сказал:
– Здесь вы можете не стесняться говорить то, что у вас на душе, это кабинет психолога, и здесь нет «правильного» и «неправильного». Моя работа заключается в том, чтобы выслушать все, что вас беспокоит, и помочь вам с этим разобраться.
Стремясь до конца развеять нерешительность с моей стороны, он улыбнулся и добавил:
– Вы же не прячете больной зуб от стоматолога?
Этот аргумент показался мне достаточно убедительным, и я все же нашел в себе смелость нетвердым голосом сказать:
– Я вижу мальчика.
Психолог непонимающе приподнял бровь, и мне пришлось расшифровывать:
– Ну, я один его вижу, понимаете? Он для меня, как настоящий, разговаривает со мной, я отвлекаюсь на него, делаю ошибки на работе… Из-за него меня скоро уволят, – закончил я подавленным шепотом.
– Хм, как любопытно, – задумчиво произнес Эльф. – Как я понимаю, детей у вас нет? И вы не женаты?
Я отрицательно покачал головой.
– А как выглядит этот ваш мальчик?
Я тяжело вздохнул.
– А это, доктор, самое интересное… – И, порывшись в кармане брюк, вытащил фотокарточку из обнаруженной намедни папки с документами. – Вот он, в центре слева.
Проклятая карточка оказалась у меня не случайно: на том, чтобы взять ее и показать специалисту, зачем-то изо всех сил, чуть не устроив истерику, настоял ребенок.
***
Порядком намучившийся за это утро с упрямым подопечным, по какой-то причине никак не желавшим взять самую необходимую для излечения вещь, Светозар довольно потер руки. Тут же, в одном из кресел сидел Хранитель Тарасова по имени Варфоломей. Поза его была столь расслабленной и непринужденной, а выражение лица таким спокойным и уверенным, что для сравнения с отдыхающим на берегу моря ему не хватало лишь солнечных очков и коктейля с соломинкой в руке. Рядом с ним несколько осунувшийся Светозар выглядел усталым трудоголиком.
– Ты такой беспечный, – немного удивился Светозар.
– А чего мне за моего хлопчика бояться? Он у меня большой умница, – с улыбкой произнес Варфоломей. – Повезло мне с ним. Давай-ка лучше решать, что с твоим делать. Ваша с Николаем придумка мне понравилась, но здесь важно не потерять контроль и не навредить. Вы с Николашей не слишком опытные… О, а хочешь поднабраться умения – моему посоветовать? Не трусь, он у меня четко слушает голос совести, если что – неудачную идею отметет, да и я буду начеку.
– Правда? Ты мне доверишь? – обрадовался Светозар и обратил взгляд на разговаривающих людей: – Пока, думаю, ему советовать ничего не надо…
– Давай, рули, как знаешь, – одобряюще скрестил Варфоломей руки на груди.
***
Пока психолог разглядывал карточку, я, отвернувшись в сторону, рассказывал:
– Это моя семья в деревне в 87-м году. Мы тогда к бабушке в гости приехали… Мне было пять лет, моему брату семь, мы целыми днями носились, играли в войнушку и в пиратов, родители водили нас на речку и в лес, бабушка пекла вкусные сочники и булочки с малиной…
– Так этот мальчик в полосатом – вы и есть? – Тарасов глянул на меня из-под очков.
– Да. И этого мальчика я теперь постоянно вижу… – Не в силах продолжать, я замолк.
– Хм-м… – Он вновь перевел взгляд на фото. – А расскажите-ка, когда и при каких обстоятельствах вы впервые увидели его?
Я подробно описал события последних восьми дней, не преминув как следует нажаловаться на мешавшего мне в пятницу и на работе мальчишку. Эльф, внимательно слушавший меня, вдруг спросил:
– А сейчас вы его видите?
Оглянувшись по сторонам для верности, я с некоторым изумлением ответил:
– Нет, сейчас не вижу.
Психолог задумчиво потер подбородок.
«Что, не знаешь, что со мной? – злорадно пронеслось у меня в голове. – Так я и думал, что у тебя на стене филькины грамоты висят… А еще очки нацепил! Михаил Григорьевич…»
– Думаю, мне ясно, что с вами происходит. – Эта его фраза была для меня неожиданной: я уже мысленно распекал Славика, заставившего меня сюда прийти.
– Скажите, родители часто критиковали вас?
– Э-эм… Да не чаще, наверное, чем других детей, – растерянно сообщил я.
– Дело в том, что вы, Вячеслав Александрович,– вновь потер он подбородок, – похоже, видите своего Ребенка.
– Ну да, он ребенок, – подтвердил я.
– Нет, не так, – мягко поправил Тарасов. Сняв очки и отложив тетрадь с ручкой, он откинулся на спинку кресла и принялся объяснять:
– Видите ли, психика каждого человека устроена таким образом, что как бы состоит из трех разных частей: Ребенок, Родитель и Взрослый. Взрослый отвечает за логическое мышление, выполнение работы и достижение целей без какого-либо к ним отношения. Он находит наиболее подходящее для конкретных задач решение и действует обычно без пустых рассуждений, выбирая самый оптимальный стиль поведения и обеспечивая организму выживание.
Глотнув воды из стоящего на столе стакана, Эльф продолжил:
– В ведении Ребенка находятся наши сознательные и подсознательные желания и страхи, чувства, эмоции – такие, как гнев, печаль и веселье, с помощью которых он доносит о своих потребностях и степени их удовлетворения, а также способности к творчеству. Он открыт и непосредственен, именно он дарит нам яркие ощущения и удовольствие от жизни, но его поведение надо держать в рамках дозволенного. К этому призван Родитель – серия установок, правил, продиктованных нам в раннем детстве нашими же родителями. Голос любой самокритики – это голос нашего отца, матери или иного взрослого, который растил нас, он заставляет нас считаться с окружающимобществом ради более-менее комфортного существования в социуме. Но порой бывает так, что Родитель слишком сильно критикует Ребенка, буквально давит его и не дает самовыражаться, делая человека постоянным заложником чувства вины и, как следствие, несчастным по жизни. Вы так жалуетесь и нападаете на своего маленького Славика – не кажется ли вам, что вы просто воспроизводите поведение, которое когда-то по отношению к вам позволяли себе ваши родители?
Тарасов замолчал, глядя на то, как повлияло на клиента его объяснение. Я был несколько поражен тем, как легко и быстро он нашел ответ. Называть его «Эльфом» мне уже не хотелось.
– Так я… вижу самого себя?.. В детстве?.. И ору, как отец на меня?..– Все это еще с трудом укладывалось у меня в голове, и все же, облеченная в слова другим человеком, данная истина уже в чуть меньшей степени пугала меня.
– Да, и в прошедшие дни вы мучились оттого, что яростно отрицали сей очевидный факт, – вновь попал в точку психолог.
– Он все время твердит, что я – это он… – Я в задумчивости повернул голову и вдруг узрел Славика. – Вот он, доктор!
– Прошу, называйте меня Михаил. Что он делает? Он что-нибудь вам говорит? – Михаил торопливо надел очки и взял тетрадь, приготовившись писать.
Мальчишка стоял молча. Я, посмотрев на него, ответил:
– Ничего не говорит.
– А если вы с ним пообщаетесь? Попробуйте, не бойтесь, – приободрил психолог, полагая, видимо, что я все еще могу опасаться выглядеть глупо.
– Слав, – позвал я. Пацан не реагировал. – Слав!
– Молчит?
– Угу.
– Но смотрит на вас? С каким выражением?
Глядя в насупленное личико Мальчонки, я разозлился и раздраженно сказал:
– Ты притащил меня сюда и не хочешь теперь говорить. Ты маленький упрямый шкет, портящий мне жизнь!..
Ребенок напрягся…
– Стоп! – громко прервал меня Тарасов. – Что вы только что сказали?
Я смущенно повторил фразу. Подняв указательный палец вверх, Михаил произнес:
– А сейчас давайте сменим формулировку. Повторяйте за мной…
– Почему я должен менять формулировку, когда сказал правду? – возмутился я.
– Потому что, во-первых, это правда лишь отчасти, да и то искаженная, – терпеливо пояснил он. – Часть вас самого никак не может по своей воле вредить вам, если только, – эти слова прозвучали более отчетливо, – вы САМИ не вынудите его защищаться. – Он многозначительно помолчал секунду и продолжил: – Ну, а во-вторых, признайтесь честно: понравилось бы вам самому, если бы к вам обратились с подобной критикой?
– Не понравилось бы, – согласился я. – Более того, я врезал бы в морду любому, кто посмел бы…
– Но ваш Ребенок, к сожалению, не может ответить вам физически, сами видите, – резонно заметил Михаил. – Итак, повторяйте за мной: Малыш, я знаю, что у нас с тобой…
– Малыш, я знаю, что у нас с тобой… – в легком смущении повторил я.
– Глядите на него, вы к нему обращаетесь, – поправил Михаил и продолжил: – …были нелегкие отношения. Но сейчас я прошу тебя: пожалуйста, поговори со мной, скажи мне, что тебя не устраивает или беспокоит, чем я могу помочь тебе?
Повторив все слова, я выжидающе посмотрел на Славика. Шкет некоторое время молчал, потом произнес, пальцем указывая на психолога:
– Я буду говорить только с ним, не с тобой.
– Он… – начал было я, но Тарасов прервал:
–Я слышал, можете не продолжать, он общается вашими устами. Хорошо, пусть говорит со мной. – И уставился прямо на меня.
Я не знал, что делать. С одной стороны, на меня глазел исподлобья пятилетний Я, которому Бог весть что понадобилось в моей нынешней жизни, с другой – лупился во все зенки психолог, которому я должен был выдать какой-то результат.
– Вы мне ничего не должны! – прочел, видимо, Михаил мой растерянный взгляд. – Вы НИКОМУ ничего не должны, это чувство долга и вины довело вас до такого состояния!
– Док… то есть, Михаил, а это… очень серьезно?..
Поняв по моему дрогнувшему голосу, что я почти собрался надеть смирительную рубашку, Тарасов поспешил меня успокоить:
– Вячеслав, то, что с вами происходит, бывает со множеством людей… Хотя, честно говоря, я поражен, какой уникальный выход нашла ваша психика, – за все годы работы я еще не встречался с подобным способом подсознания донести о проблеме, – и все же это лечится, не беспокойтесь, до сумасшедшего дома дело не дойдет, – закончил он с улыбкой. – Итак…
– Слав, – искренне попросил я. – Ну ты же видишь, надо с доктором поговорить… Ну не молчи ты, как истукан, не трави душу, скажи уже хоть что-нибудь!
На секунду глаза Мальчика блеснули, и он собрался раскрыть рот, но затем что-то произошло, и он опять насупился – на этот раз сильнее прежнего.
– Вы, возможно, не даете ему ответить, – предположил психолог.
– Но откуда вы…
– Все на вашем лице. Я не могу его видеть так же отдельно, как вы, но ясно наблюдаю ваш язык тела, вашу реакцию, ведь вы с ним – одно целое, помните, я говорил…
– Ага. А еще вы вроде говорили, – не без досады напомнил я, – что там есть еще какой-то… Взрослый, кажется. И что он, якобы, отвечает за работу. Так почему же он не может так же прийти и помочь мне, вмешаться? Он-то поумней меня будет, как я понял.
– Потому что в отношениях со Взрослым у вас нет проблем, и в его непосредственном появлении отсутствует нужда, в отличие от ситуации с Ребенком. У вас, похоже, произошло некое… расщепление, так, что ли, назвать. Ребенок и Родитель друг друга не слышат, каждый тянет в свою сторону, цели их взаимоисключаются. И длится это так много лет и настолько яростна ваша борьба между собой, что это стало выходить уже на физический уровень. Но психика живуча: ваш Ребенок сам привет вас сюда, в тот момент, когда почувствовал, что откладывать дальше уже критично! Вы сами пытаетесь излечить себя, хотя и не отдаете себе в этом отчета, и – более того, – Михаил посмотрел мне в глаза, – вы ведь и теперь до конца не верите, что он – это вы в детстве, признайтесь?
Я молчал, но моего безмолвия ему оказалось достаточно, чтобы, медленно кивая, словно соглашаясь с моим ответом, сделать вывод:
– Это-то его и тормозит. Вы не позволяете ему говорить, вы фактически приказываете ему молчать, потому что уверены, что его – нет. А как может говорить то, чего нет?..
Мне было нечего возразить.
– Хорошо, – сцепил психолог пальцы в замок. – Пойдем другим путем. Только прошу, – предупредил он, – не вините себя за это, такое отрицание является защитным механизмом вашей психики, а вовсе не вашим личным промахом. Что ж, затронем больные струнки…
– А может, не надо?.. – спросил я робко.
– Надо, Вячеслав, надо. Итак, повторяйте за мной, стараясь не забывать, насколько возможно, так же обращаться к Славику. – Он устроился в кресле поудобней и вдруг произнес ласковым голосом: – Ты мой хороший!
– Ты м… – я изумленно выпучил глаза.
– Ну же, повторяйте! – приободрил Михаил. – Сперва будет тяжело, покажется, что почти невозможно… Ведь вам самому давненько такого никто не говорил. Но потом пойдет легче – начните лишь, скажите пару слов…
Вздохнув и покашляв, я стал неуверенным, деревянным голосом произносить:
– Ты мой хороший… Ты умница… Ты очень способный мальчик… Отзывчивый и добрый… Я горжусь тобой…
– Он врет! – резко и бесцеремонно прервал меня Славик. – Он все врет, дядя доктор, он так не чувствует! – громко продолжал он, глядя мне прямо в глаза…
– Послушай, ты! – вскипел я. – Ты думаешь, легко мне тут комедию ломать ради того, чтобы ты не зря меня сюда притащил!! Ради твоих каприз несчастных…
– А ты думаешь, мне с тобой легко жить?! – закричал Мальчишка. – Ты считаешь, каково мне вечно выслушивать, какой я неряха и бестолочь, каково, вместо того, чтобы делать интересные дела, пить невкусную и горькую воду и скучно работать за компьютером! Каково быть всегда и во всем виноватым, даже если не виноват!!! – он истерично заревел. И тут я сделал то, чего в данный момент менее всего ожидал от себя: расплакался вместе с ним! Разум мой был в шоке, пытался всеми силами остановить это безумие, вернуть хотя бы частичный контроль… Все было тщетно: тело, слушаясь не меня, а Ребенка, содрогалось в рыданиях, слезы лились из глаз, подобно бурным потокам, прорвавшимся, наконец, через разрушившиеся стены сдерживавшей их дамбы…
В конце концов я кое-как успокоился. Подняв потрясенный взгляд на психолога, я увидел, что он, хоть и сочувствовал, был почти что счастлив. Ребенка нигде не было.
– Ну вот вы и сами озвучили все свои проблемы, поздравляю! – с сияющей улыбкой сказал Тарасов и подал мне платок. – И Славушка выплакался и исчез. Вам ведь легче? Но имейте ввиду, что это – лишь начало!
– Почему-то я в этом не сомневаюсь, – пробормотал я, вытираясь дрожащими руками.
– Кстати, а позвольте нескромный вопрос: сильно ли вы выпиваете? – Заметив мое смущение, Тарасов попробовал догадаться: – Ну, стопочку-две Хеннеси… Больше? И не Хеннеси… Дениелс! Наш старый дружище Джек Дениелс… А как расчет коктейлей? Нет? Ну, пивко-то попиваете… После Джека? Помилуйте, разве так можно…
– На каком-то этапе становится все равно, да и деньги кончаются, – признался я.
– Но могли бы хоть начинать с пенного, а не портить им благородное послевкусие… И по утрам бы чувствовали себя лучше. Впрочем, этот совет вам ни к чему, поскольку первое, чего я от вас потребую, – вы полностью – слышите? – полностью прекращаете пить! Праздников впереди никаких, случаем, не намечается? Прекрасно. И второе. Вот вам домашнее задание: всю неделю до следующего сеанса вы не только начинаете свое утро с похвалы и искреннего пожелания доброго утра Малышу, но и в течение дня стремитесь как можно меньше и, главное, – конструктивнее критиковать его, а хвалить – наоборот, как можно чаще и красочнее, но, разумеется, по делу. Не беда, что вначале будет получаться как бы не от сердца, – дело привычки, как его, так и вашей. Наблюдайте внимательно его реакцию и записывайте ее в специальный дневник, это даст нам направление для дальнейшей работы.
Глава 6. «Я тоже его вижу!»
Первые дни после сеанса я с немалым удивлением чувствовал, что мне действительно полегчало. Все еще находясь в легком шоке от пережитого, я решил честно исполнять то, что сказал мне Тарасов. Едва придя домой, я подумал и вместо глупых наивных попыток «приласкать» произнес появившемуся только что Славику похвалу, которую он, по моему мнению, реально заслужил:
– Знаешь, Слав, мне кажется, твоя идея с походом к психологу была не такой уж… бредовой. – Поистине удивительным было его выражение нечаянной радости, смешанной с какой-то робостью…
В течение оставшегося дня я, старательно делая неумелые комплименты, отчетливо видел, как они отличаются от первых искренних слов, но все же продолжал следовать намеченному плану и попутно записывал реакции Славика в блокнот. Полагаю, если бы мои записи попали кому-нибудь постороннему в руки, он от души улыбнулся бы.
«День первый. 11:30. Сказал ему про идею с психологом. Стоит, молчит, глаза круглые, чуть-чуть лыбится.»
14:00. Назвал его «хорошим мальчиком». Зырит. Молчит.
14:45. Сказал ему, что он умный. По-моему, он в шоке. Молчит, лыбится…» – И далее в таком же духе. Вскоре мои усилия начали приносить первые плоды, и в записях под заголовком «День третий» появилась следующая отметка: «Говорил ему, что он, в принципе, нормальный пацан, и, если бы не он, я бы, наверное, не знал, что такое радость. Он сказал: «Спасибо».
Первая его словесная реакция показалась мне в тот момент настоящим прорывом. Ведь, как и предсказывал Михаил, Мальчонка тоже должен был привыкнуть к новому обращению…
***
– Это начальная эйфория, – со знанием дела произнес Варфоломей. Они со Светозаром неотступно следили за Лисицыным, с самого момента его выхода из кабинета Михаила Тарасова.
– Что значит – начальная? – спросил Светозар. – Будут еще и другие?
– Будут, как во всякой борьбе с собой – и взлеты, и падения… Ну, ты же в курсе прописных истин. Жизнь духовная в этом плане ничем не отличается от психической. Пока его надолго не хватит: скоро вновь на старую дорожку свернет.
Видя опечалившегося приятеля, Варфоломей добавил: – Только не говори, что не знал этого. Понимаю, ты вовсе не уверен, что он из очередной ямы «падения» выберется… О, – посетила вдруг его мысль, –а давай-ка опять поможет ему, но на этот раз зайдем с другой стороны, – подмигнул он заговорщически…
***
К огромному моему сожалению и горькому разочарованию Славика дольше трех дней я себя сдерживать не сумел.
Началось все с просыпанной на кухне банки растворимого кофе. Ползая с веником в руке и пытаясь вымести остатки порошка из труднодоступных мест, я, как мог мягко, все же выговаривал Ребенку:
– Вот видишь, просыпал, ты меня отвлек, теперь корячиться надо…
Пока что Славик просто растерянно молчал, но, когда в следующий раз я по давней привычке как следует обругал его в магазине за забытый дома кошелек, он здорово расстроился и всерьез надулся… На другой день я чудом сообразил остановиться вовремя, распекая его за ошибку в заполнении квитанции в банке: благо, живо вспомнил, чем грозит мне вновь довести его до слез.
«Блин, а ведь все так хорошо начиналось», – досадовал я про себя. Держу пари, в тот момент мысли наши были схожи…
***
Стояла глубокая ночь. В спальне на шестом этаже девятиэтажки по центральной улице, на теплой постели под уютным одеялом сладко спал Михаил Григорьевич Тарасов, готовясь во сне к завтрашней очередной встрече с чудным пациентом, видящим, как он утверждает, воочию свою детскую составляющую…
Варфоломей и Светозар стояли у изголовья психолога.
– А с ним все будет хорошо? Он точно выдержит? – опасливо спросил Светозар. Варфоломей тихонько усмехнулся:
–Уж поверь, психика у него у него явно покрепче, чем у твоего бедолаги, и коль уж тот более-менее справляется… А теперь – тихо, не мешай мне. Второй раз, если сейчас не получится, разрешения могут и не дать.
Склонившись над спящим человеком, Хранитель сосредоточенно простер руки и, шепча молитву, слегка коснулся его головы. Мягкое золотистое свечение показалось из-под кончиков пальцев Ангела и чуть отпугнуло окружавшую мглу…
Громко хрюкнув в ответ, Михаил снова сладко засопел. Варфоломей распрямился:
– Порядок. Завтра он его увидит.
– А дальше что будем делать? –осведомился наблюдавший с интересом Светозар.
– А дальше, – товарищ хлопнул его по спине, – будем действовать по обстоятельствам!
***
Я как манны небесной ждал следующего сеанса. Отношения мои со Славиком вконец испортились, а перенести встречу на более раннее время у Тарасова не было возможности. Ситуация стала еще хуже, чем прежде. Если раньше я несколько побаивался невесть откуда появившегося Ребенка, то теперь, когда мне расшифровали, кто он есть, мое обращение к нему стало откровенно фривольным. И главная беда заключалась в том, что, даже соберись я, вряд ли смог что-нибудь сделать: меня просто ужас как бесил невыносимый Мальчишка.
«Проклятый Пятилетка… Свалился на мою голову, чего ему в подкорке не сидится…» – была моя самая, пожалуй, частая мысль в то время.
И посему меня совершенно не удивило, когда в назначенный мы, едва продрав глаза, поняли, что думаем об одном и том же: надо срочно бежать к Тарасову. Мы оба чувствовали, что лишь этот человек сумеет помочь нам избавиться друг от друга…
***
В дверь кабинета постучали. Михаил поднялся с кресла и подошел открыть. Ожидавшие в стороне Хранители переглянулись.
***
Отворив дверь, Тарасов сперва несколько секунд в молчаливом удивлении переводил взор с меня на Ребенка и обратно. Видно было, что он теперь каким-то образом тоже замечал Славика и сам был озадачен этим фактом не меньше нашего.
– Так вот, как ты выглядишь, – с улыбкой произнес он наконец. – Ну, здравствуй, Малыш, заходи скорей! – И проследил взглядом за прошмыгнувшим впереди меня Славиком.
– Привет! Да, я такой, – ответил довольный Мальчуган. – А ты меня видишь? Теперь-то ты за меня заступишься, а то вот он, – маленький указательный пальчик устремился в мою сторону, – опять ругается.
– Та-ак, Дитенок снова жалуется на вас, – шутливо обратился ко мне психолог.
– Вы… его…
– Да, представьте себе, я тоже его вижу! – с сияющим взглядом подтвердил он. Подобно контрастному душу, вместе с шоком я испытал неимоверное облегчение: во-первых, я точно не ненормальный, а во-вторых, Тарасов будет непосредственным свидетелем того, что терпеть неуклюжего Шкета просто нереально!
– Знаете, очень интересное ощущение, – сообщил с удовольствием психолог. – Между прочим, зря вы так напрягаетесь!
– Интересное, – проворчал я, бесцеремонно сгоняя с кушетки Славика и ложась сам. – Только не тогда, когда касается вас лично и портит вам нервы.
– Да будет вам, где ж такой замечательный Мальчишечка нервы-то может портить! – умиленно засмеялся Михаил. – А насчет своего – не своего… Скажите, Вячеслав, вы детей любите?
– Детей?.. Ну…
– Ну вот позволили бы вы себе не то, что воплотить в жизнь – даже представить на минуту, будто вы говорите все то, что выслушивает этот бедняжка, – сочувственный взгляд, адресованный Славику, – каждый Божий день, какому-нибудь другому, чужому ребенку или даже своему собственному, будь он у вас?..
– Не-е, – протянул я, – тут случай другой, эти живые, настоящие, да и подсудное дело.
– Так, – изумленно приподнял он бровь. – Значит, по-вашему, «менее реальный» Славик не заслуживает человеческого отношения по сравнению с обычными живыми детишками. А почему вы решили, что он вообще менее реален, чем они?!
– Да нет же, – поспешил я исправить ситуацию, – здесь дело не в том, это ж я, я себя знаю, а это – другие… Даже если это мой, он все равно другой, понимаете…
– Не понимаю, – откровенно произнес Тарасов. – Зачем делать различия между собой и другими людьми? Ведь вы тоже человек!
***
– А сколько я ему это вдалбливал… – вздохнул Светозар.
– Все не так просто, – ответил опытный Варфоломей. – Тут в действии довольно тонкая форма гордыни – полубессознательное отделение себя от остального человечества, обособленное самовосприятие под видом благородных идей и страданий… А ты прекрасно знаешь, как тяжело вытравливается гордыня из человеческой души: ведь, фактически, это основа всей теперешней их природы, после той трагедии с их предками в Эдеме. Гляди-ка, он сейчас скажет, что был бы законченным мерзавцем, если бы постоянно «не держал себя в рамках». – Вячеслав что-то произнес. – Ну вот, слышишь?
– Но это же глупо! – с сердцем воскликнул Светозар. – Кто же он сейчас, в таком случае? Ругается, пьет, ненавидит… Неужто святой?! Как будто его ужасное отношение к самому себе что-то меняет! Да, меняет, причем в худшую сторону! Он же вообще Замысел Творца коверкает!
– Вот это-то, – прервал пылкий монолог младшего товарища Варфоломей, – мы с тобой и должны ему донести, ради этого и применяются такие, – он кивнул в сторону Славика, – серьезные средства. А пока он не в курсе того, что на самом деле творит, – его грех не слишком большой, не беспокойся. По неведению не так страшно. Главное – нам теперь не отступать…
***
Признаться честно, для меня несколько дико звучала мысль, что я ничем не отличаюсь от других людей, что окружающие косячут и ошибаются так же или порой даже больше, чем я, и что я могу заслуживать (и заслуживаю!) ничуть не меньшей ласки и ободрения, чем они, даже если ничего особенного не сделал, – просто, по праву рождения, ведь я по-любому являюсь уникальной личностью и обладаю чем-то своим, чем не обладает больше никто в мире…
Все это Тарасов объяснял мне более получаса, а Славик, сидя рядом, раскрыв рот слушал его лекцию. Наверное, я тоже рот раскрыл, судя по ощущавшейся сухости в конце.
– Так что следующее домашнее задание, – подытожил Михаил по окончании сеанса. – Опять стараться не критиковать Славика, а хвалить, или просто говорить приятные вещи, записывать реакцию и – вдобавок – перечислить в письменном виде ваши уникальные черты, таланты – не стесняясь, как можно больше, что вспомнится. Про отношения с Ребенком: попробуйте на этот раз вести себя так, будто он реальный, но чужой ребенок, тогда вы не посмеете его больше оскорблять. В дальнейшем, как только вы научитесь с ним сотрудничать в таких условиях, мы сократим между вами дистанцию и представим, что он – свой, и так постепенно мы доберемся до состояния, в котором он станет восприниматься неотъемлемой частью вас… В конце концов вы полностью примете его, и он исчезнет, так как ему больше не нужно будет доказывать свою реальность и право на жизнь. Это и является нашей конечной целью – чтобы вы, – он взглянул на нас со Славиком поочередно, – перестали воевать и слились в единое целое.
– А как же мне быть, – спросил я, – если его реально понадобится контролировать? А то дел наделает, он ж ребенок…
– Нужен конструктив, – ответил Тарасов и пояснил: – Конструктивная критика – та, которая имеет своей задачей исправление дела, а не оскорбление и унижение – то есть, не нагнетание отрицательных эмоций. Вам с Ребенком необходимо научиться работать на единые цели вместе, как детали четкого механизма, незаменимые каждая сама по себе, но друг без друга мало на что способные. Понаблюдайте: я уверен, что, когда мысли и чувства ваши схожи, в унисоне, Славик исчезает, вернее, вновь соединяется с вами, ведь вы его не отвергаете в такие моменты, а вполне принимаете. Понаблюдайте, – повторил он на прощание и помахал ручкой Славику. Счастливый Малыш помахал в ответ.
Глава 7. Забытая рана. Прорыв
…Тарасов в задумчивости вертел ручку в пальцах, слушая мой подробный отчет о прошедшей неделе. Успехи все еще с трудом давались мне, к тому же, казалось, Славик порой вовсе отказывался мне помогать. Понимая, что он всего лишь ребенок, и большой ответственности от него ждать не приходится, с другой стороны я ясно осознавал, что без него точно не справлюсь, и на данный момент не видел выхода.
– Выход всегда есть, – успокаивающе произнес Михаил. – Скажите, когда у вас наступают затруднительные минуты, нет ли ощущения, что вы что-то не хотите услышать или понять из того, что пытается донести вам Славик?
– Да чего тут можно донести?! – возмутился я. – Нет бы просто сказать: ну, извини, мол, руки у меня не из того места растут, криво полку прибил…
– Просто я постоянно вижу скрытое напряжение в его глазах, – пояснил Тарасов и улыбнулся: – Вы же помните, я его тоже вижу, мне теперь легче, от меня мало что утаивается. Славушка, он тебя измучил? Ты многое хотел бы поведать, правда? – посочувствовал он и добродушно предложил: – А может, мне расскажешь? Можешь на ушко, он не услышит и ругаться не будет, обещаю.
Эти мягкие уговоры привели лишь к тому, что Славик метнул на меня боязливый и недоверчивый взгляд и вновь молча уставился на психолога.
– Та-ак, – выдохнул Тарасов и потер лоб. – Поговорите-ка вы с ним. Пообщайтесь, я хочу видеть, как это у вас происходит. – Он выжидающе скрестил руки. Я, усмехнувшись, обратился к Мальчишке:
– Че, понравилось сегодня мороженое? Правда, я на тебя снова наорал… мысленно… когда ты его уронил. Ну ты сам виноват, растяпа, надо ж было смотреть…
– Стоп, – хлопнул в ладоши Михаил, не дав Ребенку расплакаться. – Вы его опять третируете.
– Да потому что…– раздраженно цыкнул я.
***
«Дело ясное, он сам себя на дух не переносит. Но почему…» – размышлял Тарасов, глядя на обе враждующие Ипостаси своего клиента: Родителя с презрительно поднятой верхней губой и Ребенка с обиженно опущенной нижней…
***
– Нет… – произнес вдруг в глубокой задумчивости Михаил, заставив нас отвлечься от взаимных претензий. – Нет, тут что-то не то… – Он машинально погрыз авторучку, которой записывал наши «показания». На некоторое время воцарилось молчание…
***
– Подскажи ему, а? – теребил за руку Светозар Варфоломея. – Подскажи, ему трудно!
– Сейчас, сейчас, пусть еще поищет, – внимательно прищурил глаза Хранитель психолога. – Сейчас… вот… Все, можно! – И, ловко подскочив к подопечному, он что-то шепнул ему на ухо…
***
– Хм… – Тарасов пристально поглядел на Славика. – Тут что-то не так… – Несколько секунд он силился понять, что конкретно. Вдруг в глазах его зажглась искра, и он, наклонившись поближе к Ребенку, ласково спросил:
– Славушка, милый, а не припомнишь ли ты, может, у вас с дядей Славой что-то стряслось?
– Мало ли чего у него стряслось, – буркнул я. – Это же не повод портить мне жизнь.
– Вот именно, что повод! – воскликнул, ясно взглянув на меня, Тарасов. – Посудите сами: вы, совершая в повседневной жизни какие-то ошибки или вполне осознанные действия, которые сначала ошибкой не считаете, – например, такие, как выпивка, которую я вам, помнится, запретил…
Я съежился от легкого стыда:
– Откуда вы узнали?..
– По вашей реакции на это слово, – внимательно глядя на меня, ответил он. – Главное, что я уже вторую неделю вижу вашего Ребенка и все никак не могу свободно поговорить с ним, так как он постоянно замыкается. Почему? Совершая, как я уже сказал, ошибки в повседневной жизни, вы неизменно вините в них Славика, вы срываетесь на нем, тогда как, я уверен, очень часто вы с ним оказываетесь совсем не виноваты в том, что случается. Однако раз за разом на него сыплется град самых жестоких и обидных высказываний, – не правда ли, мой дорогой? – да таких, которых не заслужил бы и реально провинившийся взрослый, что уж говорить о пятилетнем малыше. Вы фактически, делаете его козлом отпущения! Абстрагируйтесь, взгляните со стороны: вы не находите здесь ничего странного?..
Этот его вдумчивый вопрос вдруг как будто протрезвил меня. Серьезно, что такого сделал мне бедный Славик, что я так нещадно ору на него? Да еще смакуя каждое оскорбление…
А потом я представил себе, как вновь что-то нечаянно разбиваю или ломаю, и почувствовал, что просто не в состоянии сдержаться… Сделанное открытие изумило меня.
– Михаил, я не могу… Не могу на него не орать, – признал я. Психолог поднял палец вверх, давая понять, что я сам только что произнес один из ключевых моментов:
– По-че-му? По какой причине у вас не выходит разорвать этот порочный круг – ведь, согласитесь, чем больше вы злитесь на Ребенка, тем больше ошибаетесь, тем больше испытываете вину – и снова злитесь! Что не дает вам прекратить все это? Что-то же не дает, верно? Что-то стопорит лечение, несмотря на наши общие усилия…
Михаил замолчал, видимо, предоставляя мне время подумать. Я мог лишь растерянно пожимать плечами, зато Славик…
Когда я случайно взглянул на него, мне стало не по себе. В глазах его читалась какая-то дикая смесь страха, вины, боли, обиды, недоумения и мольбы о помощи… Я отвернулся и сглотнул.
– Ничего не хотите мне рассказать? – поинтересовался Тарасов, также прекрасно видевший выражение лица Ребенка.
– Я… не знаю, – пробормотал я в замешательстве. Для меня самого была тайной причина такой расстроенности Славика.
– Ясно. Может, ты что-то знаешь? – мягко обратился Тарасов к Мальчонке. – Не бойся, расскажи все, как было.
Но тот лишь насупился и молчал, словно партизан на допросе.
– Он не ответит, – сказал я. – Когда он так смотрит, он не отвечает.
– Не решайте за него, – произнес Михаил и вновь попробовал: – За что ругается на тебя твой Родитель? Что он не может простить ни тебе, ни себе? – перевел он взгляд на меня…
Спрашивая Славика, он спрашивал меня, а, спрашивая меня, пытался вывести на откровения Славика… Ничего не выходило, мы молчали оба, как истуканы. Я просто не помнил, что там было – в далеком прошлом, а Славик… Видно, он был чем-то слишком напуган и подавлен.
– Ты как ежик, – ласково прокомментировал Тарасов его поведение. – Надо тебе помочь, и я знаю, как! – Он живо вскочил и принялся за какие-то приготовления, одновременно объясняя нам:
– Вы, мои дорогие, находитесь в перманентной ссоре. Чтобы выявить, наконец, ее причину, нам с вами необходимо вернуться на исходную точку отсчета – в тот момент вашей, Вячеслав, жизни, когда вам было пять лет и вы ходили в полосатой кофточке и кушали бабушкины пирожки с любимым братом. – Он извлек из ящика стола музыкальный диск и приспособления для ароматерапии. – Славушка не случайно является вам именно в таком виде: ваша психика отчаянно старается вернуться в то самое счастливое и беззаботное время и, опять же судя по Малышу, ужасно страшится оказаться в определенном моменте после, где произошел некий излом, травмирующее событие, после которого, – Тарасов зажег ароматическую смесь, подошел к шкафу, – вы оба и стали такими несчастными. И сейчас я, господа мои, – и обернулся, держа в руках плеер, – постараюсь помочь вам совершить путешествие в тот злополучный день и разобраться с тем, что за беда у вас там случилась. Про гипноз слышали? – улыбнулся он, глядя на наши удивленные лица.
Спустя пару минут я лежал и ждал с интересом: это был первый в моей жизни сеанс гипноза. Славик раскрыв рот глазел на психолога, который мягким, бархатным голосом о чем-то повествовал нам. Фоном звучала приятная негромкая музыка. Нежный успокаивающий запах наполнял комнату. Рассказ Михаила тек и переливался, подобно кристально чистой воде из горного родника, потихоньку становясь все бессвязнее, но оттого не менее прекрасным, неторопливо уносящим в какую-то безбрежную туманную даль…
Я почувствовал, как веки мои отяжелели и сами собой закрылись глаза…
…Утро. Лето. Яркие солнечные лучи игриво поблескивают на покрытой росой траве. Веселые синицы щебечут в березовой кроне за окном. Мы с Федькой, миновав аккуратно коридор между дверей, ведущих в комнаты, где спали взрослые, уже наперегонки бежали на речку, искупаться в бодрящей воде и насобирать на берегу малины…
…Полдень. Знойный воздух поднимает тучи обезумевшей мошкары, асфальт с гадкой вонью плавится на глазах… Но все это – в далеком душном городе, откуда, слава Богу, нас с братом благополучно вывезли на все лето родители, о чем с радостью говорит мама. Мы все: мама, папа, бабушка, Федька и я, – сидим за столом на террасе бабушкиного дома, со смехом слушаем мамины восторги и кушаем вкуснейшие на свете горячие пироги, запивая свежим ромашковым чаем, вместе с принесенной мной и Федькой малиной. За общей беседой кто-то из взрослых предлагает сфотографироваться на память…
…Солнце нещадно бьет в глаза. Я стою, по папиному приказу широко улыбаясь и стараясь при этом не моргнуть. Вся наша семья несколько томительных секунд ждет, когда заветная створка объектива защелкнется и раскроется вновь, дав понять, что мы отныне и навеки запечатлены на пленке. Затвор, наконец, срабатывает, мы облегченно вздыхаем и папа, взглянув на меня, замечает: «Смотри-ка, Славик, все глаза слезятся. Так и не моргнул ни разу? Молодец, вытерпел!» – И хлопает меня по плечу. Счастью моему и гордости нет предела…
…Четыре часа дня. Полуденный зной постепенно стихает, уступая место предвечерней прохладе.
Я в комнате с бабушкой, играю в солдатиков. Федька убежал гулять с большими соседскими мальчишками, меня туда еще не пускают, потому что я маленький.
«Он за ними не поспеет», – аргументирует мама.
«Зашибут еще», – вторит ей бабушка.
Таким образом, в это время я обычно разыгрываю пластмассовые баталии на ворсистых просторах бабушкиного ковра. Родители в данный момент тоже отлучились – вроде, как говорила мама, навестить соседей.
Ветерок за окном негромко шелестит листвой. Бабушка, задремав, покачивается в кресле-качалке, забыв вязать. Мой Генерал Прямоног расставляет фаланги, готовясь к решающей битве с грозным Рыцарем На Коне, чья армия до сего дня не знала поражений. Страсти накаляются, противники начинают бой и несут первые потери…
Вдруг всхрап. Я, досадуя слегка, что меня отвлекли, поднимаю голову. Но всхрап был одиночный, и снова воцаряется тишина. Я, подумав про себя, зачем это взрослые всегда храпят, погружаюсь обратно в свои боевые действия, и вот уже лазутчик Рыцаря вовремя пойман и убит, а вражеский стрелок натянул тетиву, чтобы вероломно попасть отважному Генералу прямо в глаз…
Снова всхрап. Потом – еще, еще… Всхрапы участились, бабушка как будто проснулась и начала пытаться что-то нащупать руками, отчего-то при этом не открывая глаз.
Я удивленно посмотрел на нее:
– Ба?..
Сперва мне показалось, что ей снится, будто она танцует или играет. Но потом я понял, что что-то не так. Бабушка двигалась очень уж активно, зачем-то хватая воздух ртом, как рыба, и все еще не открывая глаз.
– Ба, ты чего?
Недовязанная жилетка свалилась с ее колен… Вдруг она широко раскрыла глаза, громко застонала и резко откинулась всем телом назад, застыв в какой-то нелепой позе…
«Умерла что ль?» – пронеслось у меня в мозгу. Вся эта сцена длилась несколько секунд, но я четко запомнил каждую деталь…
Дверь сзади скрипнула. Я обернулся и, увидев на пороге вернувшегося папу, собрался было сказать:
– Пап, а…
– Мама?.. – едва войдя, недоуменно спросил он.
– Мама!!! – закричал он в ужасе, поняв, что произошло и подскочив к ней. Долго хлопая ее по щекам, трогая руку и шею, тряся за плечи, он наконец обнял ее и как-то странно задрожал. Я некоторое время сидел на полу, потом поднялся и подошел к нему. Лица его я не видел.
– Пап… А бабушка умерла, да?..
Он поднял голову. Глаза его покраснели, щеки были мокрые от слез. Глядя на меня в упор, он спросил полным отчаяния и боли голосом:
– Что ж ты не помог?..
…Далее, как в тумане, калейдоскоп печальных событий: слезы семьи, длинный деревянный гроб на столе, какие-то чужие люди, прощание и похороны бабушки, стол с невкусной едой… холодные жесткие пироги из магазина… расстроенная мама… молчаливый папа. Его взгляд… Холодная фраза: «Люд, детей домой отвези…» Душный город без папы…
Потом папа возвращается. И очень долго молчит… Мама его не трогает. Брат плачет по ночам…
И все это – из-за меня. Это я не помог… я…
«Что ж ты не помог?..» – звучит из глубины папин отчаянный голос. Все смешивается, превращается в самый настоящий хаос, вертится вокруг меня с бешеной скоростью, какая-то дикая смесь из холодных пирогов, застывшей бабушки и папиного крика: «Что ж ты не помог?!» Этот неистовый водоворот затягивает меня все сильнее, грозя совсем утопить…
***
– Нет, нет, нет!!! – Вячеслав заметался на кушетке, крича, что есть мочи. Тарасов, выронив от испуга ручку, торопливо выключил плеер и стал готовить клиента к пробуждению. Впервые за все время работы он по совершенно неизвестной причине потерял контроль над гипнозом.
– На раз… два… три… вы просыпаетесь, – нетвердым голосом начал он, но, сразу поняв, что это не поможет, решил действовать силой на свой страх и риск. Поймав с трудом бушевавшего Лисицына за плечи…
…Мягко ухватив подопечного за плечи, Светозар, как следует тряхнув его, крикнул…
…Михаил, как следует тряхнув его, крикнул:
– Вячеслав, проснитесь!!!
Совместными стараниями Ангела и человека успех был достигнут: Вячеслав, вдруг замолчав, уселся на кушетке, ошалело глядя по сторонам.
***
– Я… кричал?.. – хрипло спросил я, не понимая еще до конца, что со мной произошло.
– Да… И очень громко, – выдохнув, с облегчением произнес Тарасов. Вид его был запыхавшийся и слегка напуганный, выбившаяся прядь волос свидетельствовала о том, что я, похоже, здорово оторвался тут…
***
– Что это было?! – потрясенно воскликнул Светозар.
– Побочное явление вашего с Николаем предприятия, – разъяснил Варфоломей. – Ведь для того, чтобы видеть детское составляющее своей души, психика человека определенным образом перенастраивается, и тогда самый обычный гипноз может иногда приводить к непредсказуемому результату… Но не бойся, с ним теперь все хорошо, опасный момент миновал, а цель достигнута. Ты молодец, здорово справился! Растешь, – утешающе приобнял он друга.
***
Михаил налил мне воды. Я все еще приходил в себя:
– Так это я… значит, бесился тут… А где Славик? – вспомнил вдруг я и, оглянувшись, заметил вжавшегося в угол горюющего Малыша. Таким я его еще не видел…
– Слав…
Мне впервые стало настолько жаль его, я всем существом почувствовал, что это ужасно несправедливо – бросать на такого несмышленыша всю тяжесть серьезных взрослых проблем…
Я встал и сделал шаг по направлению к нему:
– Славушка, родимый, ты ж ни в чем не виноват…
Ребенок, глядя на меня, сильнее вжался в стену и тихонько захныкал…
***
Михаил попытался было вмешаться, но Светозар удержал его на месте и заградил ему рукой рот, заставив молчать, чем снова вызвал одобрительный кивок Варфоломея.
***
– Славушка, да это не ты… Не ты, слышишь?.. – пытался я достучаться до Ребенка, но, сделав еще шаг, дальше идти не посмел.
– Славик, не нужно было в себе это носить… – И тут меня как током прошибло ясное осознание того, что это никто иной, как я сам столько лет винил его – именно в нечаянной смерти бабушки, маскируя это событие под каждую мелкую оплошность… Я был тем самым ужасным «взрослым», который так долго и яростно ковырял эту рану, тогда как я и никто иной должен был всеми силами защищать своего Малыша. Передо мной он беззащитней всего, и я же третировал его и мучил, я, который обязан был встать за него горой перед целым миром…
Огромная лавина вины, сожаления и жгучего стыда перед несчастным Ребенком накрыла меня…
– Слав…
И весь этот ужас длился столько лет… бессмысленно, нелепо…
Я упал на колени и прошептал:
– Славик, прости меня… Прости, если сможешь, ты ни в чем не виноват. Мы оба ни в чем не виноваты… Прости, Слав…
Перестав на время хлюпать, Малыш во все глаза смотрел на меня. Наконец, внутри него что-то дрогнуло, и он, поднявшись, доверчиво подбежал ко мне, уткнулся в мои объятья и заревел что есть мочи… Я зарыдал вместе с ним. Я чувствовал его горе как свое, оно и было моим, я сам выплакивал многолетние горечь, обиду, досаду, ощущая при этом, как освобождаюсь от их тяжкого груза…
***
Светозар, не скрывая слез, смотрел на эту сцену. Повернувшись к Варфоломею, он печально спросил:
– Зачем Господь такое допускает?
– В тебе говорит жалость и сочувствие любимому человеку, но ты знаешь ответ, – успокаивающе произнес старший друг. – У каждого свой путь к Небу, каждому человеку надобно свое лекарство от греха. К тому же, как ты помнишь, Он всегда посылает только то, что по силам, и только то, что в данный момент крайне необходимо.
– Но ведь речь-то шла о гордыни, а тут – такое горе… Хотя, стой, кажется, я понял: без этой многолетней боли не вскрылась бы и не показалась гордыня, а вслепую как лечить ее! – просиял Светозар.
– Молодец! Делаешь успехи, – похвалил Варфоломей.
***
Не знаю, долго ли мы со Славиком стояли так, обнявшись и впервые в жизни так доверившись друг другу… Вдруг я почувствовал теплую ладонь у себя на плече. Все еще всхлипывая, я поднял глаза: рядом стоял Михаил, поддерживая меня. Тут я обнаружил, что стою на коленях один, обнимая сам себя за плечи. Я поднялся. Михаил улыбнулся мне, взгляд его выражал сочувствие и сожаление по поводу моей давней трагедии.
– Миш… Те документы, из папки, – сказал я дрожащим голосом. – Это завещание было и свидетельство о смерти… И другие, дарственная там, на дом и землю… Я словно специально не замечал их. Как слепой был…
– Наше подсознание оберегает нас, – мягко ответил он. – Так уж мы устроены, что порой не замечаем очевидных вещей, и бывают случаи, когда такая защитная мера оказывается действительно необходимой. Но это временное состояние. Приходит день, в который всякий гипс и всякую повязку снимают. Вы уже поняли, что вашей вины здесь никакой нет и не было. Когда ваш отец сказал вам эту фразу, он, как вы и сами прекрасно помните, был в отчаянии, мало соображал, что говорил и делал,– ведь он только что потерял горячо любимую мать. Вы же, в силу своего возраста и неумения пока мыслить критически, восприняли его слова слишком буквально. А далее молчаливость отца по возвращении домой и его холодное, как вам тогда казалось, отношение лишь подтвердили ваш неверный вывод. Кроме того, чтобы справиться с горем, надо было также организовать похороны, разобраться с домом и завещанием… Естественно, взрослым в такое время самим нелегко, им не до сюсюканий с детьми, но вы опять же отнесли это на свой счет… После в целях самозащиты ваша психика заставила вас забыть обо всех этих событиях, затолкав их в глубины подсознания. Однако рана требовала исцеления и со временем стала напоминать о себе все больше и больше, прорываясь наружу проблемами со Славиком. Кстати, он исчез, вы заметили?
Даже если бы до этого я не заметил себя одного посреди комнаты, мнесовершенно не потребовалась бы словесная констатация факта отсутствия Славика: я хорошо чувствовал, что он сейчас наконец-то обрел покой внутри меня.
– Миш, знаешь… Ты мне так помог… Давай на ты? Ты так помог… Спасибо! Спасибо, Миша, спасибо! – Неумело пытаясь выразить столь горячую благодарность, переполнявшую меня, я крепко обнял его. Тарасов несколько смущенно засмеялся от неожиданности и тоже меня приобнял:
– Ну на ты, так на ты, не за что, Слав, все в порядке… – Отсмеявшись, он сказал:
– А ведь дело не во мне, Слав. Ты сам захотел излечиться, это ты настоящий молодец! Поверь, мне как психологу доставляет огромное удовольствие наблюдать воочию, на какие чудеса способны по-настоящему желающие исцеления клиенты! – Миша вновь счастливо засмеялся и похлопал меня по плечу.
– Итак, что мы имеем? – подвел он итог, заняв свое кресло. – Славик исчез…
– Надолго ли?.. – с сомнением вставил я.
– Разумеется, ненадолго, – сразу ответил Тарасов и, отвечая на мой недоуменный взгляд, пояснил: – Ты столько лет вел одну линию поведения и теперь хочешь, чтобы всего за день твои привычки кардинально поменялись? Нет, дорогой друг, так не бывает, вам со Славиком теперь предстоит научиться жить, взаимно удовлетворяя потребности, узнавая и доверяя с каждым днем все больше и больше, и в конце концов начать наслаждаться тем, что вы друг у друга есть. Зато могу поздравить вас обоих с огромным прорывом, вы молодцы! Так и передай Славушке, скажи, что он большой умничка!
Глава 8. «Оторвемся, Малыш?»
На улицу я вышел совершенно другим человеком. Ярко светило солнце, голуби громко ворковали и с шумом взлетали. Свежий ветерок, игравший рыжей опавшей листвой, дунул мне в лицо, я вдохнул его полной грудью и неторопливо выдохнул, мне было легко, словно внутри меня был белый пушистый пух. Пританцовывающей походкой я направился домой.
…Утро. Свет пробивается сквозь веки, прогоняя остатки какого-то чудного сновидения… Я открыл глаза и увидел перед собой Славика. Он улыбнулся мне. Я улыбнулся в ответ. Сегодня я впервые был по-настоящему рад ему.
– С добрым утром! – дружелюбно произнес он.
– С добрым утром, Малыш, – ласково сказал я и взглянул на часы: – О-ля-ля, пора вставать, заспались мы с тобой!
Запрыгав от радости, мой Ребенок умчался – видимо, в ванную, встречать меня там. А может, на кухню, ведь я с аппетитом подумал в тот момент о вкусном хрустящем тосте с поджаренной на сливочном масле колбаской и сочной, дымящейся яичнице, приправленной остреньким соусом…
Пока я ел, Славик с обожанием глядел мне в рот. Меня это ничуть не смущало: напротив, я старался посильнее смаковать получаемое удовольствие, чтобы доставить Малышу как можно больше счастливых секунд. Он громко зачмокал, я предположил, что, возможно, чавкаю точно так же, и в голову мне пришла идея провести эксперимент: сосредоточившись на приятных ощущениях, я стал чавкать в унисон с ним. Поймав некий ритм, мы с ним какое-то время «хором» нарушали правила культурного поведения за столом. Было забавно, но цели своей я так и не достиг: Славик, даже находясь на пике, как мне казалось, нашего общего блаженства, не исчез, не слился со мной… Видимо, я пока делаю что-нибудь не так.
Поев и помыв посуду, я задумался. До конца отпуска оставалась еще неделя, прошедшие три до нее я в эти часы обыкновенно занимался тем, что садился читать еженедельную прессу или смотрел телевизор. Не скажу, чтобы мне особенно нравилось, скорее, я таким образом пытался побольше времени не замечать Мальчишку. Но теперь вводные поменялись: Славик стал мне гораздо ближе, и я не хотел отныне терять ни одной драгоценной минуты общения с ним.
Передо мной встал вопрос: чем заняться? Первое, что пришло в голову, – надо бы по-хорошему отпраздновать наше с ним примирение. Как – я пока понятия не имел…
– Мороженое хочешь? – спросил я у него. Вопреки моим ожиданиям, Славик не сильно радостно отреагировал, энтузиазма, свойственного всем детишкам при звуках слова «мороженое», он не выказал. Тут я догадался, в чем дело: ведь я сам не хотел сейчас сладкого.
Последовала логическая мысль: а чего бы я хотел? Ответ был найден на удивление быстро.
– В кино хочешь? – Я очень давно не был в кинотеатре и здорово соскучился по большому изогнутому экрану в темном зале, оглушающим звукам блокбастерских взрывов и соленому вкусу запиваемого колой поп-корна…
– А потом мы с тобой пойдем на аттракционы. Гулять так гулять, верно? – Под «аттракционами» я имел ввиду вовсе не детские качельки, а электрические бамперные машинки – давнюю мою страсть.
– А потом… – мечтательно закатил я глаза. Моим намерением было оторваться в этот день на полную катушку, провести его самым незабываемым образом, выполнив максимально возможное количество своих давних желаний. В конце концов, когда, как не сейчас?!
…«Мстители» порадовали, такого количества жесткого экшена за полтора часа я не видел давно. Конечно, меня, как занудного «взрослого», который везде ищет глубинный смысл, не особенно устроили глупые диалоги героев, но Славик пребывал в восторге: спецэффекты и плотность событий были на высоте, и я легко мирился с поверхностным сценарием. Серьезно, это же не советская мелодрама!
…На электрических машинках мы оба получили неописуемое наслаждение. Мне было легко: я мог не бояться, что Славик выпадет, и полностью отдавался процессу, со смехом сталкиваясь и тараня всех вокруг.
…Единственным недостатком «МакДоналдса» было очень уж большое количество народа. Сперва я тщетно пытался найти столик на двоих, потом, запоздало сообразив уже в который раз, что Славику места не требуется, стал искать, где бы усесться одному, но и тут потерпел фиаско.
«Что значит выходной», – вздохнул я про себя и направил стопы в «Елки-Палки» напротив. Я и рад был бы сводить Малыша в дорогой фешенебельный ресторан, но приходилось экономить финансы… Впрочем, и в обыкновенном скромном кафе мы очень даже вкусно и сытно поели.
– Во-от, а в крутом заведении подали б тебе размазню на здоровой тарелке, – сообщил я Славику, и мы вместе посмеялись.
– Чем ты хорош, – заметил я, допивая сладкий черничный компот, – так это тем, что всегда солидарен со мной: ржешь над моими шутками и ловишь кайф от того же, от чего и я.
– Я солидарен с тобой в том, что хорошо, потому что ты был солидарен со мной в том, что плохо, – мудро ответил Ребенок.
«Наверное, это и имел ввиду Тарасов, говоря про сотрудничество», – подумал я.
Следующим пунктом нашего развлекательного «меню» стала велопрогулка по городу. Сначала, в рамках, так сказать, рубрики «Познаем неизведанное» мы решили взять в прокат гироскоп «Сигвей» – штуку новую, доселе незнакомую нашему дремучему поколению…
Получив небольшой инструктаж и встав впервые в жизни на это чудо техники, я тут же с непривычки наклонился, пытаясь удержать равновесие, и неожиданно разогнался, нелепо замахав руками. Спустя секунду, едва не врезавшись в столб, я с размаху приземлился на асфальт. Тяжелый «Сигвей» больно ударил по икре. Коленка, на которой я, тормозя, проехался, сильно саднила. Встав и кое-как отряхнувшись, я с помощью парня-прокатчика доковылял до ближайшей скамейки, сел и задрал штанину, дабы оценить масштабы бедствия. Как я и подозревал, колено было разбито в кровь. Пока я утирал его носовым платком, Славик, сидя рядом, жалобно хныкал. На коленке у него была такая же ссадина, что и у меня. Я ободряюще улыбнулся:
– Эй, ладно тебе, это всего лишь небольшая царапинка, помнишь, как Федька говорил: «Я не плачу, я же мачо!» А вообще, – доверительно понизил я голос, – мне тоже очень больно. Но это сейчас пройдет, обещаю тебе! – И Славушка благодарно заулыбался сквозь слезы.
Таким образом, потерпев неудачу с новомодным гироскопом, мы приняли решение сесть на старый добрый велосипед и уже через пятнадцать минут как ветер мчали по проспекту. Наши (мои, то есть) волосы развевались, лицо обдавало свежей прохладой, а хорошо разработанная кручением педали коленка уже совсем не напоминала о себе…
…Целый день мы, как могли, наслаждались жизнью. Под вечер нам пришло на ум «скрасить торт вишенкой» в виде похода в караоке. Выбрав подходящий клуб и отдав за вход и право пользования караоке последние деньги («Все, дружок, с завтрашнего дня начинаем дружно лапу сосать…»), я прошел в темный зал, со смешком вспомнив висевшую на входе табличку с надписью «+18». Хе-хе, а Славик-то здесь, тута Славушка!.. Однако хихикать без видимой причины стоило бы поосторожней: меня могли принять за пьяного или торчка и выкинуть на улицу…
Вопреки моим опасениям, этот сценарий не сбылся.
Найдя первую понравившуюся минусовку, я начал петь… Голос не слушался меня, все время казалось, что я не попадаю в ноты. Может, я бы относился к этому более спокойно, если бы в голову постоянно не лезли воспоминания уроков по пению нашей строгой учительницы в школьном кружке. К несчастью, у меня имелся некоторый слух, и я кое-что все же усвоил в те годы. Это «кое-что» твердило мне противным альтом Ларисы Петровны, что я лажаю самым бессовестным образом…
Допев с горем пополам и получив свои позорные 83 балла, я со вздохом отложил микрофон и оглянулся. Взор мой упал на поддатого мужика с пивом в руке за ближайшим столиком. Он снисходительно усмехнулся. Он, даже несмотря на свое состояние, тоже слышал мою лажу…
Я вспомнил про Славика и повернулся к нему. Мальчик смотрел себе под ноги, сильно стесняясь. Мне вновь стало жаль его. В это время до микрофона добралась какая-то молодая девица и звонко, безо всякого смущения заголосила «Эй, моряк». Судя по качеству исполнения, слуха у нее не было и в помине. «Постой, – подумал я, глядя на нее. – А ведь если она может так вопить, и ее даже слушают, то почему я не могу?.. И вообще, Вячеслав, какое тебе дело до их мнения?! Ты, в конце концов, за это деньги заплатил!»
Не успел я раскрыть рот, чтобы сказать это Славушке, как он, мгновенно подняв глаза, с прояснившимся взглядом ответил:
– Наверное, никакого…
«О, а я и забыл, что мы можем мыслями общаться. Удобно», – пронеслось в голове. Ребенок радостно закивал.
Когда подошла наша очередь, я мысленно спросил Славика: «Ну что, какую хочешь?»
– Давай Чунга-Чангу? – предложил Мальчуган.
– Хм… Э-э…
Мне, взрослому джентльмену, петь детские песенки… Хотя почему нет? Эта песня мне нравилась всю жизнь, под ее веселый ритм я пританцовывал, когда меня взяли на работу… Да и потом, разве не у обоих нас праздник? Пусть уж Славушка тоже как следует порадуется и попоет то, что хочет! Будем с ним по очереди петь детское и взрослое.
– Ну что, оторвемся, Малыш? – тихонько спросил я, подмигнув. Он просиял. Началась музыка…
На этот раз получилось гораздо живее. То ли я распелся, то ли просто перестал оценивать себя со стороны. В конце я услышал громкие одиночные хлопки: это изрядно выпивший товарищ сзади давал мне понять, что теперь одобряет мое выступление. Остальные посетители клуба вроде улыбались, и мне показалось, что им тоже понравилось. Может, это только так показалось… Но какая теперь разница?
…Вечер подходил к концу. Мы со Славиком спели уже достаточное количество песен. Наши голоса звучали в унисон, мы нисколько не заботились на тему грамотного попадания в ноты, так мучившую меня сначала, и при этом умудрялись набирать почти максимальное количество баллов.
В завершение мы дуэтом драли уставшие глотки, исполняя известную песню Юрия Антонова:
«Поверь в мечту,
Поверь в мечту,
Поверь в мечту ска-а-арей!..»
На последнем припеве мы расстарались особенно, прижавшись друг к другу спинами, и в этот момент вдруг оба почувствовали неземное блаженство, как будто давным-давно разбитый замок теперь вновь склеил нас воедино, словно я, он, – мы стали новым Я, чем-то наконец завершенным, бо́льшим и целостным, хотя внешне я вроде оставался тем же самим собой…
Песня кончилась. На экране светилась надпись «100 баллов», звучала поздравительная мелодия. Я утер пот со лба и мысленно с нежностью произнес: «Спокойной ночи, Малыш!»
…Выйдя из караоке-клуба, я подумал, скорее, по привычке, что стоило бы отметить столь удачное завершение дня стопочкой-другой вискарика… Но до бара надо было еще добираться, а я слишком устал, мне было лень, да и Тарасов будет не в восторге… Короче, я пошел домой.
ЧАСТЬ II
Глава 9. Сепарация сознания: этап второй
Прошла почти неделя с тех пор, как мы со Славиком помирились. Пожалуй, это была самая счастливая и спокойная неделя, если не за всю мою жизнь, то за пару десятилетий точно. Славик сильно изменился. Он стал очень разговорчивым, не сказать, болтливым: тарахтел без умолку о всякой детской чепухе, не заботясь порой о том, удобно ли мне слушать. Я, впрочем, ничего не имел против, главное, что он научился как следует доверять мне, иной раз даже слишком, делясь самым сокровенным, показывая и напоминая мне, кто я есть и кем всегда являлся. Иногда он открывал мне меня самого с совершенно новой стороны… Хотя, все новое – хорошо забытое старое, и я быстро пришел к выводу, согласно которому, став взрослым, просто привык глядеть на себя с другого ракурса.
А временами он по-настоящему озадачивал и обескураживал меня, так что я совершенно не понимал его слов и действий… К примеру, когда он вдруг начинал утверждать, будто видит и общается еще с кем-то, кого я не вижу, и это якобы сильно удивляет его. Бывало, эта его игра в воображаемых друзей заходила довольно далеко и даже раздражала меня.
– Неужели ты его не видишь? Вот же он, рядом идет! – донимал меня Малыш, когда мы неспешно прогуливались по парку.
– Хорошо, – сказал я. – Опиши мне, как «он» выглядит? И как «его» зовут?
– Ну, он такой… – Славик задумался. – Высокий, красивый. И очень добрый!
– Гхм, – кашлянул я, мало что поняв.
«По крайней мере, он выдумал доброе существо…»
– А как его зовут, не знаю, – продолжал Ребенок. – Но очень бы хотел знать!
***
Ангел, шедший рядом и умиленно слушавший Мальчугана, наклонился и с любовью прошептал ему на ушко свое имя…
***
– Светозар! Его зовут Светозар! – радостно вдруг захлопал в ладоши Славик.
«Хех, ничего себе имечко сочинил, и шустро как», – подумалось мне.
– Ты считаешь, я его выдумал? – разочарованно воскликнул Малыш. – Но он есть, правда! Ты же мне теперь веришь! Он тебя так любит, а ты не видишь его…
– Парень, не моя вина, что я не могу поверить в то, чего не вижу. Пойдем, скушаем мороженое? – И, не дожидаясь его согласия, я быстрым шагом направился к палатке, пытаясь срочно найти, чем отвлечь его, пока этот разговор не вывел меня из себя. Однако, к моему огромному счастью, ни разу еще Славик не спровоцировал меня: каким-то образом он чувствовал момент, когда надо остановиться.
Это буйство детской фантазии было единственным, что вначале чуть-чуть омрачало наши отношения. Но в конце концов я все же пришел к мысли, что, как говорится, из песни слов не выкинешь: значит, я в детстве действительно имел воображаемых друзей, пусть этого и не помню.
***
Вячеслав и Михаил сидели в кабинете и оживленно беседовали. Вячеслав с восторгом делился новыми впечатлениями, еще и еще раз благодаря Тарасова за помощь.
– Это просто что-то, я в жизни не испытывал такого спокойствия и счастья! Славик теперь во всем понимает меня и поддерживает, он такой молодец, мы с ним отныне единое целое! – радовался Лисицын.
– Если бы вы были с ним единым целым, его бы здесь не было, – поправил Михаил и взглядом указал на Славушку. – Так что работа наша еще не окончена!
– И наша тоже, – задумчиво сказал Варфоломей Светозару. Они оба наблюдали за разговаривающими людьми и прикидывали, как действовать дальше.
– Знаешь, мне кажется, пора его кое-чему научить, – предложил Светозар.
– И чему же?
– Тому, что он на свете не единственный, у кого есть проблемы с самим собой…
– Хочешь раскрыть ему глаза? – Вопросы, которые задавал Варфоломей, были скорее неким экзаменом, чем простым любопытством. – И как же ты намереваешься это сделать?
– Ну… – Светозар немного замялся. –Что, если… продолжить… предприятие?
– Провести сепарацию дальше? – Заметив недоуменный взгляд друга, Варфоломей пояснил: – Сепарация – разделение сознания, когда душа сама себя видит в нескольких Ипостасях, которые обычно скрыты от нее. Эта операция так называется. Так ты хочешь усилить эффект и заставить его видеть Детские Ипостаси других людей?
– Да… Мне кажется, это будет полезно для него.
– Мне тоже. Раз уж, так сказать, начали… Только учти, хоть я позавчера официально и получил право без разрешения проводить ее, все же нужно быть очень осторожными. Перевод на вторую ступень – сложный процесс, порою даже опасный, мне понадобится твоя помощь. Не смущайся, что не умеешь, просто внимательно слушай меня и делай, что я говорю. Что, готов начать?
Светозар с волнением закивал. Ангелы встали позади Вячеслава, что-то увлеченно вещавшего тем временем. Дождавшись, пока он, наконец, замолчит и станет слушать Тарасова, они, переглянувшись, с молитвой простерли над ним руки…
***
Миша читал мне очередную психологическую лекцию, когда я вдруг удивленно заметил, что не понимаю смысла его слов. Это неприятное состояние, сопровождавшееся каким-то странным гулом в ушах, длилось всего несколько секунд, потом я закрыл глаза, чтобы моргнуть, а когда открыл их, с еще большим удивлением увидел над собой лицо не на шутку встревоженного психолога, бившего меня по щекам. Как из тумана прояснились наконец слова, которые на самом деле звучали довольно громко:
– Слава, что с тобой?! Тебе плохо?! Очнись!..
Последним ко мне вернулось обоняние, о чем сообщил резкий запах нашатыря. Я пришел в себя.
– Ты болен? Давно это с тобой? – беспокойно спросил Тарасов.
– Да не… Сам не знаю, что это было, – ответил я и тут осекся: позади Михаила кто-то стоял. Кто-то маленький, но не Славик. Я чувствовал это…
Миша отошел, чтобы налить мне воды, и перед моим взором предстал еще один Ребенок: совсем крошечный, худенький, с огромными красивыми глазами. Он с живым интересом рассматривал меня.
– Миш, – дрожащим голосом позвал я. – У меня ухудшение…
Тарасов обернулся.
– Я вижу твоего Ребенка.
Немое удивление. Раскрытый рот… который быстро закрылся вновь и прошептал:
– И какой он?..
Я вгляделся в Мальчика и обнаружил поразительное отличие его от всех обычных живых детей, а именно: бесконечно спокойный, добрый и уверенный взгляд бездонных ярко-синих глаз, приветливая и мудрая полуулыбка, легкий благосклонный наклон головы… Маленький Мишенька выглядел точной копией своего «Взрослого», даже ручки сцепил в замок, как большой. Только очков на нем не было, да вместо костюма – рубашечка с шортиками.
– Он… прекрасен! – так же шепотом ответил я, боясь, чтобы Славик не услышал и не заревновал.
– Спасибо, – улыбнулся Тарасов и дал мне попить. – Он что-нибудь говорит?.. Впрочем, думаю, мне это ни к чему, прости мне мое неуместное любопытство.
– Не извиняйся. Он совсем как ты, ведет себя также и смотрит… Руки сцепил, за тобой повторяет.
– А может, это я за ним повторяю? – хитро прищурился Михаил, и Маленький Миша счастливо захихикал, оценив предложенную им идею.
***
– Фу-ух, дело сделано, – встряхнув руками, выдохнул Варфоломей. Светозар заботливо произнес на ухо своему человеку напутствие:
«Полюби их так же, как я люблю тебя…»
– Полюбит, никуда не денется, – уверенно сказал Хранитель психолога. – Господь не даст ему погибнуть!
***
Закончив сеанс и договорившись с Мишей дальше наблюдать мое состояние, я вышел на улицу. С виду все было как обычно, только что-то уж слишком много мамаш и папаш с детишками ходило вокруг.
«Ну понятно. Выходной, им в садик не надо».
Сев на скамейку, я ради интереса решил поискать среди этой детско-взрослой толпы хоть одного холостяка или холостячку, не обремененных спиногрызами.
Долго искал. Не нашел.
Нехорошая догадка мелькнула в голове…
В доказательство ее верности почти все взрослые словно намеренно не обращали никакого внимания на следовавших за ними детей. Хотя, попадались и замечавшие, и ухаживавшие за своими малышами.
«Это значит, детки у них настоящие… Стоп, я что, всех теперь вижу?! Приехали. Сумасшедший дом…»
Я не знал, радоваться ли мне или печалиться. Не понимал, дар это или проклятье, награда или наказание… Отныне мне предстояло с этим жить, и я был в абсолютном неведении, насколько долго.
Я повернул голову. Ошарашенный Славик молча сидел. Он тоже их всех видел…
– Бедняга, – пожалел я его. – Пойдем домой.
Однако, вопреки нашим беспокойным ожиданиям, мы очень быстро привыкли к новой ситуации. Более того, сия способность лично для меня оказалась на редкость полезной: смотря на Ребенка, я мог с легкостью судить о том, чего ждать от человека. Я видел вокруг множество самых различных типов и характеров, каждый из которых был уникален. Но дальнейшее более детальное наблюдение подтвердило печальный вывод: огромное количество людей, мягко говоря, не ладило со своими Детскими Ипостасями. Я нашел, что среди этих несчастных преобладает две категории: одна, как я сам раньше, терроризировала и издевалась над Детьми, другая, напротив, подчинялась им безоговорочно, выполняя по первому зову любую их прихоть… решение, к какому отряду отнести того или иного индивида, я принимал, едва взглянув на Ребенка. Людей, потакавших своим «Диктаторам», как я мысленно окрестил баловней, я назвал соответственно «Рабами Диктаторов», представителей же первой категории – «Тиранами», а их замученные Ипостаси – «Жертвами Тиранов».
Разумеется было немало и нормальных адекватных личностей, которые не мучили своих Детей, и те не мучили их. Здесь я также вывел несколько названий, в зависимости от степени взаимного доверия: «Партнеры», «Друзья», «Отец и Сын» (или «Мать и Дочь», если речь о женщинах) и тому подобных. Так мне было гораздо удобнее ориентироваться среди огромного числа окружавших меня Взрослых и Детей.
Эту систему я сочинил, весь следующий день гуляя по городу и рассматривая прохожих. Помню, как сначала сильно удивило меня в некоторых случаях полное несоответствие внешнего вида человека и его Ребенка. Вот, к примеру, идет высокая бизнес-леди на каблуках, вся из себя успешная, со взглядом львицы… Проходит мимо меня, обдав умопомрачительным запахом духов. Видно, что от мужчин у нее нет отбоя…
Оборачиваюсь ей вслед. За ней плетется зачуханная маленькая Девочка, сущее воплощение осознания собственной ничтожности, бедное создание… Дамочка оборачивается также, чтобы бросить небрежно насмешливую полуулыбку, ошибочно полагая, что я пал жертвой ее очарования. Но улыбка ее потухла, когда она вместо вожделения прочла в моих глазах жалость. Она презрительно отвернулась…
А вот устало бредет трудяга, возвращаясь, видимо, с ночной смены. Судя по внешности, звезд он с неба не хватает, одет скромно, самый обычный парень… Но впереди него гордо вышагивает Ребенок – пухлый самодовольный пузан. И он, этот Толстячок, уверенным шагом, не сбавляя темпа, сворачивает вдруг в сторону бара. Худосочный Трудяга останавливается в нерешительности на некотором расстоянии от дверей… Ребенок, чувствуя его колебание, оборачивается и наглым приказывающим взглядом сверлит ослушника. Взрослый, обреченно вздохнув, заходит в бар.
Пару раз я наблюдал общение Взрослых и Детей. Было любопытно видеть, как в одних случаях, когда шла приятная беседа, два Ребенка реагировали друг на друга с живостью, играя, шутливо толкаясь и чуть не устраивая догонялки, в то время как Взрослые вели себя куда более скромно, лишь посмеиваясь и активно жестикулируя.
В других же ситуациях, если разговор не клеился или выходил конфликтным, оба Взрослых также просто разговаривали, максимум – на повышенных тонах, а рядом один Ребенок с противной гневной гримасой кричал и топал ногами на другого, втянувшего голову плечи и понуро молчавшего или хныкавшего. А вот еще красочный пример: в хозяйственно магазине, куда я зашел за губками для мытья посуды, перед витриной с кранами стояли, как я понял, муж и жена и обсуждали предстоящую покупку. Ну, как обсуждали – выглядело это следующим образом: муж, чей забитый Пацаненок прятался где-то в углу за унитазными бачками, занудным донельзя голосом объяснял супруге, какой смеситель стоит выбрать и почему. Жена покорно слушала и даже старалась быть внимательной и улыбаться. Но вот ее Девочка… Мы со Славиком тихо похихикивали, наблюдая, как она, сперва просто скучая и покачиваясь из стороны в сторону, после очередной фразы вдруг возвела взгляд кверху и тяжко вздохнула, смешно подражая взрослому поведению: «Ты мне это уже говорил, нудятина, хватит про свои краны, достал…» Затем, чтобы хоть как-то развлечься, она встала на унитаз, из-за которого с ужасом выглядывал мужний Мальчик, и, гордо распрямив спину и властно подняв руку, провозгласила: «Я – Императрица всея Руси!»
Уйдя оттуда побыстрее, чтобы улыбкой не вызвать недоумения, я, уже стоя на кассе, грустно подумал о том, что, скорее всего, эти двое в конце концов разведутся… Причем даже не надо гадать, кто от кого уйдет первым.
Во такие изменения произошли в моем восприятии, и я был от души благодарен судьбе, что она дала мне время пообвыкнуться с ними до того, как нужно было снова выходить на работу.
Глава 10. Успех Светозара
Тьма… Молчаливое темное блаженство. Иногда – урывки каких-то картин…
«ДЗЫ-И-ИНЬ!!!»
Ну вот и кончился мой отпуск. Опять вставать по утрам, опять куда-то плестись, что-то делать. Э-эх…
Я открыл глаза. Передо мной было заспанное личико Славушки. Малыш даже не мог до конца разлепить глазки. Он широко раскрыл рот и протяжно зевнул.
– Что, неохота тебе идти на работу? – понимающе спросил я.
– У-у, – с мычанием потряс он головой.
– Мне тоже… – вздохнул я. – Но – надо.
Славик тоже вздохнул и побрел в ванную.
После умывания, впрочем, стало легче. Я даже подумал, что это далеко не самое плохое утро в моей жизни. Совместное подпевание звучавшей из радио песне «Битлз» «Yellow Submarine», вкусный завтрак из омлета с чашечкой хорошего кофе, дружный хохот над анекдотом в газете, забавный спор на тем выбора между серым костюмом с галстуком и ярко-оранжевой толстовкой со Спанч-Бобом. Славик очень сожалел по поводу того, что мне приходится слушаться какого-то противного «Дресс-Кода».
– Наверное, это дядька какой-нибудь ругачий? – предположил он. – Сам скучает и другим веселиться не дает.
– Наверное, – усмехнулся я. А что, недаром же говорят, что под детской наивностью часто скрывается глубинный взгляд на вещи…
***
Серый осенний понедельник моросил мерзким дождичком. Светофор, как ни странно, сегодня работал нормально, и при зажегшемся зеленом свете группа пешеходов начала переходить дорогу. Вячеслав, не успевая еще в тот момент дойти до перекрестка, поспешил и последним ступил на зебру. Дойдя до середины, он вдруг услышал громкие автомобильные гудки и едва успел отскочить от пронесшегося мимо «Лексуса». Мажор за рулем даже не думал притормозить. На заднем сидении машины Вячеслав успел разглядеть надменно и самодовольно ухмылявшегося Маленького Диктатора.
– Не удивительно, что ты так ездишь!!! – крикнул Лисицын вслед хаму.
«Хм, хотя бы не матерится теперь», – удовлетворенно отметил про себя Светозар.
***
По пути заходя за угол и все еще находясь под впечатлением от бессовестного поведения чуть не задавившего меня «индивида», я наткнулся на того самого бомжа, которого видел за несколько дней перед отпуском. Взлохмаченный бродяга все также протягивал руку, бормоча просьбы о подаянии. Рядом с ним сидел его Ребенок…
Более бедового существа я еще не видел. Мальчонка в одежке советских времен был похож скорее на призрака – таким бледным и худым он был. Прикрыв глаза, он находился в каком-то полудреме. Он выглядел так, будто уже давным-давно не ждал ничего хорошего от жизни, покорившись своей доле и просто доживая век.
Сердце мое сжалось от этого зрелища, я порылся в кармане и сунул в ладонь бродяги купюру. Не знаю, что с ним случилось, но страстью к алкоголю тут и не пахло…
***
Дав Лисицыну отойти, ликующий Светозар переглянулся с Ангелом-Хранителем бродяги. Тот с улыбкой кивнул и, наклонившись к подопечному, прошептал ему на ухо: «Ты своим терпением помог пробудить милосердие в этой душе. Будет тебе награда!» Бродяга, не имея, разумеется, способности услышать и понять его слова, все же почувствовал их утешительное тепло и впервые за много лет улыбнулся…
***
Наконец-таки я добрался до офиса. Здороваясь со всеми, я с интересом изучал окруживших меня со Взрослыми и Детей, гадая, кому какой «Маленький Коллега» принадлежит. Голову я, впрочем, ломал недолго: скоро сотрудники разбрелись по своим рабочим местам, и Ребятишки последовали каждый за своим Большим.
Некоторых из коллег я был сердечно рад видеть, и еще более обрадовался, когда выяснилось, что в ста процентах случаев меня не зря тянуло именно к этим людям: Дети их были спокойны, доброжелательны, не капризны. Среди близких товарищей, к моему удивлению, не оказалось ни одного «Тирана», и я поразился, как это они выносили меня все это время.
– Что, Лисичкин, выздоровел? А мы по тебе скучали! Особенно Пал-Игрыч… Кстати, он тебя к себе ждет! – широко улыбаясь, передал Кирюха. Его Маленький Сорванец состроил мне забавные рожки, чем очень насмешил Славика.
«Обожаю этого парня!» – с восторгом подумал я и, ответив: «Окей, вернусь – поболтаем», направился к директору. В коридоре я случайно столкнулся с Игорем Касимовым – нелюдимым парнем плотного телосложения, которому, помнится, было поручено исправлять мои косяки, пока я отдыхал… Я поздоровался. Буркнув: «Привет», он собрался пройти мимо. Из-за него выглядывал пугливо Маленький Игорек, огромные глаза его смотрели настороженно. «Неужто Тиран? – пронеслось у меня в голове. – Вот ты и нашелся, родной… Оба мы с тобой…» Но тут, заметив, что я очень уж пристально гляжу на него, Взрослый Игорь повернулся и стал проходить боком, словно стараясь загородить собой своего Ребенка, а тот доверчиво прижался к его ногам, ища спасения.
– Он его не мучает, а прячет! – удивленно воскликнул Славик. Я, в свою очередь, пораженно подумал, что, оказывается, все это время ни я, никто на работе даже понятия не имел о настоящей причине всегдашней угрюмости Касимова. Скорее всего, на самом деле он отличный парень, только сильно боится за своего Ребенка. Улыбнувшись оглядывающемуся в недоумении Игорю, я мысленно пообещал себе (и Славику) при первой удобной возможности поближе наконец познакомиться с ним.
Я приблизился к кабинету директора. Мне было жутко интересно, какой же Ребенок у нашего Пал-Игрыча. Постучав, я просунул голову в дверь: «Здравствуйте, к вам можно?» и, получив разрешение, вошел. Начальник сидел за столом, сцепив пальцы в замок. У него на коленях по-хозяйски расположился Маленький Павлик, важно надув щеки. Я помолился про себя, чтобы он не оказался Диктатором…
Окинув меня внимательным взглядом, Павел Игоревич сказал:
– Добрый день, Вячеслав. Присаживайся.
Я сел.
– Как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше, спасибо, – с улыбкой ответил я.
– Это видно, – удовлетворенно кивнул он. – Лечился где-нибудь?
– Э-эм… – Я задумался, считается ли Тарасов врачом. – Можно сказать, да.
– Хорошо. – Директор шумно вздохнул и продолжил: – Значит, так. Ошибки мы твои все исправили. С «Интермаш» мы договорились и все-таки выиграли тендер, снизив цену. Ясно, что у тебя был нервный срыв, поэтому снимать я с тебя, так и быть, ничего не стану. Но ты теперь должен отработать тот урон, что нанес фирме… хотя бы частично.
Тут до сих пор молчавший Павлик посмотрел на меня сверху вниз и, раскрыв рот, произнес вредным тонким голоском:
– Ты мой подчиненный, я повелеваю тобой!
– Чего?.. – ошарашено спросил я.
– По субботам, говорю, выходить будешь, – несколько раздраженно ответил Павел Игоревич. – Месяц. Или два… А может, больше, смотря, как работать будешь.
– А, – Я переключил внимание на него. – По субботам, так по субботам, нет проблем, я согласен…
– Еще б ты был не согласен! – надменно усмехнулся Павлик. Внутри меня все упало.
«Диктатор, – уныло подумал я. – Я работаю на Диктатора. Приехали…»
Павлуша перевел взгляд на Славика, стоявшего сбоку от меня. Мой бедный Славушка весь съежился под его колючим взором и буквально не знал, куда себя деть. Я решил побыстрее прекратить это мучение:
– Я все понял, Павел Игоревич, можно идти?
– Иди, я тебя еще вызову, – махнул рукой директор и снял трубку зазвонившего к счастью в тот момент телефона.
Я вышел из кабинета и бессильно оперся на стену. Итак, я все это время работал на Диктатора – неизжитые детские комплексы моего начальника. Стало на свои места все: и постоянный отказ повышения зарплаты, и еженедельные распекания всего коллектива по поводу и без… Дело тут было вовсе не в любви к дисциплине. Мною овладело настоящее отчаяние.
Я повернул голову. На Славушку больно было смотреть: бессмысленно уткнувшись в стену, он подавленно молчал, даже не хныкая. Я мгновенно вспомнил сцену с Павликом.
– Ну вот что, – негромко, но решительно сказал я. – Начальник он или нет, а я тебя ему в обиду не дам!
Славик улыбнулся мне с благодарностью…
После рабочего дня мы захотели прогуляться. Дождик как раз кончился. Опавшие листья шелестели под ногами, в лужах отражалось хмурое небо. Мы уже выходили из парка, когда Славик вновь завел разговор на нелюбимую мной тему:
– Знаешь, а Светозар говорит, что он тебя очень любит.
– Да? Я рад, – равнодушно ответил я, стараясь обойти широкую лужу.
– А еще он говорит, что пить нехорошо…
– Малыш, а давай я тебе мороженое куплю?! – кинул я стандартную фразу.
– Хм, – задумался Славик. – Для мороженого, по-моему, прохладно…
– Ну, не мороженое, так шоколадку… Или горячий шоколад. Какао хочешь? – Я прошел уже несколько метров, но отзыва так и не последовало. Обернувшись, я увидел, что Славушка застыл на месте, с раскрытым ртом глядя на церковь, мимо которой лежал наш путь. Я вернулся за ним:
– Ну ты чего, церкви никогда не видел? Идем уже.
– Интересно, а что там внутри? – спросил он, будто не расслышав меня.
– Что внутри? Кресты, бабки набожные, свечки… В общем, скучно там. – Я двинулся вперед, рассчитывая, что Славик все равно далеко от меня быть не сможет. Но прогадал: вновь отойдя на некоторое расстояние, я почувствовал, что это я никуда не могу деться от него. Открытие немного раздосадовало меня. Теперь я, похоже, понял, как Диктаторы управляют своими Рабами.
Я остановился и повторно обернулся.
– Слав!
Ноль реакции. Ни мой тон, ни нарочно сердитый взгляд вообще не волновали его. Это начинало меня напрягать…
***
– Я понимаю, – говорил Славику Светозар, решивший сегодня во что бы то ни стало добиться посещения подопечным церкви, – что он сам не захочет. Но ты постарайся, попытайся его уговорить, я чем смогу, помогу тебе. Ты даже не представляешь себе, как там здорово! Он, бедный, пока совсем не в курсе, но ты же знаешь, что я прав. Не спрашивай, откуда, это есть в тебе и в нем, просто он это закопал. Прошу, убеди его зайти!
– Ладно, – сказал Мальчик. – Я попробую.
***
– Опять разговоры с самим собой? – недовольно спросил я. Терпение покидало меня. Надо будет в следующий же визит обратить на это внимание Тарасова…
– Слава! – неожиданно обратился ко мне Ребенок. – Слушай, Слав, а давай зайдем? Я обещаю тебе, я больше ничего-ничего не попрошу, буду вести себя очень-очень хорошо! Ну пожа-а-алуйста, на один разок всего!
«Что ему приспичило делать в церкви? – недоумевал я. – Другие дети Диснейленд просят, а этот…»
Но сколько ни объяснял я ему, ни доказывал, что это не место для развлечений, что он устанет там слушать и все равно ничего не поймет, Славик твердо стоял на своем. Поразительная строптивость для пятилетнего малыша…
Но и я был непрост. В один момент прекратив увещевания, я круто развернулся и быстрым шагом пошел прочь, намереваясь силой заставить Славика следовать за мной…
***
Упрямый Вячеслав стремительно удалялся. Славик растерянно взглянул на Светозара, и тот подсказал ему крайнее средство…
***
– А помнишь обещание бабушке? – услышал я позади себя и остановился…
– Ты… На святое… Чего тебе вообще далась эта церковь?!! – взорвался я. Малыш невозмутимо ответил:
– А то и далась, что ты забыл, а я помню, и это не дает мне покоя…
***
– …ведь она, когда крестила нас, – диктовал Славику Хранитель, – помнишь, просила, чтоб мы, когда большие станем, хоть разок побывали в церкви. Ну вот, я от тебя большего не прошу: разок только и все!
– Ты предлагаешь мне это после работы, когда я устал! – раздражался Лисицын.
– Знаешь, тебе правда легче сходить со мной, чем спорить. – И по примеру Светозара Мальчик скрестил на груди руки в знак того, что не собирается отступать.
Вячеслав немного потоптался на месте, потом тяжело вздохнул и побрел обратно:
– Ла-адно… Только – чур, больше меня не доставать!
– Ур-ра!!! – крикнули хором Славик и Светозар. Мальчуган поспешно взял смурного Лисицына за руку, пока тот не передумал:
– Я уверен, что там очень-очень здорово!
***
Мы вошли в полутемное помещение храма. Запах ладана ударил в ноздри, взгляд поразило количество находившегося здесь народа… Впрочем, я тут же вспомнил, что вижу дополнительно Детские Ипостаси, и, если мысленно убрать их, то получится, что не так уж набожны жители города по будним вечерам.
Служба шла уже какое-то время. Священник в золотистом облачении что-то говорил нараспев густым басом, ем отвечал хор певцов… Слушавшие их верующие в определенные, им одним известные моменты крестились и кланялись. Кое-кто особенно усердный порой валился на пол, потом вставал, отряхиваясь, и слушал дальше, как ни в чем не бывало, пока снова не наступал черед широким жестом совершать знамение и падать ниц. Я стоял, смотрел на все это и решительно ничего не понимал, но уходить было как-то неудобно. Славушка рядом растерянно моргал.
– Что, уже скучно? А я говорил… – шепнул я, но он изо всех сил замотал головой:
– Давай еще постоим!
Вздохнув, я смирился с тем, что придется довести начатое до конца, чтобы потом у него не было повода возмущаться.
Служба длилась долго и однообразно. Чтобы хоть как-то развлечь себя, я стал изучать Взрослых и Детей прихожан. Некоторые из них откровенно изумили меня. Внешне благопристойная бабуля скрывала за юбкой вредную Девчонку с хитрым взглядом, а перед бывшим зеком в наколках стоял, молитвенно сложив ручки, красивый светлый Мальчик с добрыми голубыми глазами. Детские Ипостаси других не так сильно отличались от Взрослых, но все же в большинстве своем выглядели хуже них. Ребенка священника я так и не разглядел за спинами.
Наконец служба кончилась. Я было собрался идти, как вдруг случайно столкнулся со старушкой в огромных очках, чья милая Девчушка, отвлекшись от созерцания горевших у иконы свеч, обратила на меня любопытный взор.
– Извините, – сказал я бабуле.
– Ничего-ничего, милок. В первый раз в Храме Божьем? – ласково улыбнулась она.
– Ну, да…
– А креститься умеешь? – Видимо, все-таки было заметно, что я в течение всей службы ни разу перекрестился и не поклонился. Она сложила мои пальцы:
– Вот так: сначала лоб, потом – живот, потом – правое плечо, потом – левое… Сынок, а ты исповедоваться-то будешь?
– А это как?
– Ну, грехи свои батюшке рассказывать, чтоб тебе Господь отпустил.
Рассказывать незнакомому человеку свои грехи?! Я кинул взгляд на проходившего мимо священника, который вел службу. Позади за подол его рясы цеплялся злобно зыркающий по сторонам Ребенок…
– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, – попробовал я отказаться, но старушка с Девочкой проворно ухватили меня с обеих сторон под локти:
– И правильно, милок, к отцу Сергию не надо, он чудной какой-то. Лучше, вот, к отцу Герасиму подойди! – И, не дождавшись моего согласия, они поволокли меня в другой конец зала, где собралась уже приличная очередь на исповедь. Оставив меня здесь и шепнув : «Ну, с Богом!», обе тут же ретировались. Ко мне подошла молодая женщина:
– Вы на исповедь?
– Да!!! – гаркнул Славик, и я, не успев опомниться, непроизвольно повторил за ним. Женщина заняла свою очередь.
«У-уф, последний раз я разрешаю тебе так себя вести!» – раздраженно подумал я. Славик состроил невинную мордашку…
Когда очередь сократилась, я получил возможность узреть, наконец, Ребенка исповедовавшего священника. Сравнительно молодой, лет сорока батюшка слушалсоветы добродушного кудрявого Мальчугана, немного обдумывал их и давал совпадающие с ними или не совсем ответы на вопросы кающихся. Вид спокойного, рассудительного и незлобного Мальчонки успокоил меня. К тому времени, как подошел мой черед, я уже не сильно переживал, что понятия не имею, о чем говорить.
Насмотревшись до этого на сцены, когда Ребенок так называемого верующего подчас вступал в настоящую полемику со священником и его разумным Малышом, я внутренне понадеялся, что у Славушки хватит такта не спорить, что бы нам ни сказали. В конце концов, это он меня привел в это место, тогда как тех перечивших Детей, я был уверен, силком тащили сюда их Взрослые.
Я подошел на исповедь. Батюшка наклонил голову, приготовившись слушать. Его Пацаненок внимательно смотрел на меня.
– Знаете, я тут в первый раз,– смущенно начал я.
– А, – понятливо произнес он. – Ну, что ж… Лгали когда-нибудь?
– М-м… В детстве, родителям. И в юности. Девушкам… – Я задумался. – Да и сейчас, в принципе, иногда могу…
– Сквернословили?
– Бывало…
– Блудили?
– Э-э… Ну, в молодости, да…
– Выпивали?
– Э… кхм… да.
– Осуждали? Ненавидели? Гордились? Гневались?
Получив на эти и ряд других вопросов ответы, почти все из которых были утвердительными (по крайней мере, я никого не убивал и сатанизмом не занимался), священник спросил:
– Каетесь во всем этом?
– Ну, да, – пожал я плечами. Он велел мне наклониться и накрыл сверху своим фартуком…
***
– Передай ему, что это епитрахиль, – снисходительно вздохнул Светозар. Послушный Славик повторил замысловатое слово.
***
– Епитрахиль? – переспросил я из-под фартука.
– Да, верно, эта часть облачения так называется, – подтвердил отец Герасим, думая, что я к нему обратился. – Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо Вячеслав, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Креститель, целуйте Распятие и Евангелие. Сложите руки так, правая сверху. – Перекрестив, а затем прочтя небольшую лекцию-напутствие на тему борьбы с собой, неунывания и надежды на Бога, батюшка отпустил меня. Отходя от него, я оглянулся. Кудрявый Мальчуган одарил меня таким любвеобильным взглядом, что я счел это самой настоящей наградой за сегодняшнее мое присутствие тут.
Выходя из храма, я почувствовал себя как-то странно. Длинная служба, исповедь, бабули, священники – все это было настолько ново и необычно для меня. Еще пару часов назад я даже представить себе не мог, что окажусь здесь. Я подумал про разговор с отцом Герасимом. Стало немножко стыдно за прошедшую жизнь. Оказывается, не так уж я безгрешен. В голову полезли различные не слишком хорошие воспоминания…
***
На крыльце Светозара встретил знакомый Хранитель Серафим:
– Ну ты даешь, тебе-таки удалось его сюда привести!
– Да, с Божьей помощью, – ответил сияющий от счастья Светозар. – Более того, он у меня только что исповедовался и теперь раскаивается, видишь?
Они смотрели в спину медленно спускавшемуся по ступеням Вячеславу, когда тот в глубокой задумчивости спросил Славика, шедшего рядом:
– Слушай, Слав… А этот твой Светозар, часом, не ангел?
– Ну да, – просто сказал Мальчик. – Это он попросил меня привести тебя сюда.
Лисицын встал на месте как вкопанный.
– Да?! То есть, он реален?!!
Славик с хихиканьем посмотрел на Светозара, который с улыбкой до ушей быстро закивал. Вячеслав, однако, расценил веселое настроение Малыша по-своему:
– Парень, учти, если ты шутишь…
– Нет-нет, не шучу, он правда Ангел-Хранитель, – поспешил уверить Славушка. – И он правда очень сильно тебя любит…
***
Что-то в глазах и голосе Ребенка заставляло меня верить. Я понял, что без посторонней помощи Славик, каким бы умничкой ни казался, ни за что не смог бы уломать меня зайти в церковь и сам никогда бы не догадался о существовании и значении слова «епитрахиль»…
– А еще – это Светозар указал нам на дядю Мишу Тарасова и столько раз толкал тебя, чтоб ты под машину не попал, – продолжал Малыш, осчастливленный тем, что я, наконец, поверил ему. – А еще…
– Все-все, – остановил я его. – Я понял, дай подумать.
Итак, если все это – правда, и «воображаемый друг» моего Ребенка – никто иной, как самый настоящий Ангел-Хранитель, значит, они все-таки существуют. Значит, существует и Рай, и Ад, и Бог… И все, что написано в Библии, – истина…
Офигеть…
Я сглотнул и молча продолжил спускаться. Пожалуй, ничто в целом мире теперь не способно удивить меня еще больше…
***
– А вот тут-то ты и ошибаешься, дружок, – со смешком переглянулся Серафим со Светозаром и подмигнул: – Гляди, чтоб он сейчас мою не встретил, а то будет сюда не ради Бога приходить, а за ней таскаться. О, поздно…
***
Намереваясь расспросить Славика о Светозаре, я повернул голову и увидел в нескольких метрах от себя крохотную девчушку. Она явно была чьей-то Детской Ипостасью и разительно отличалась от других Детей, которых мне приходилось видеть. Личико ее было светлым, как у ангелочка, а глазки лучились такой добротой и любовью… Пожалуй, даже Мишенька Тарасов не смог бы с ней сравниться. Славик вслед за мной уставился на нее, раскрыв рот.
Но вот из-за здания колокольни показалась и сама Взрослая Девочки. Прекрасное создание…
Мигом из моей головы вылетело все, что было до этого, я как дурак стоял на месте и не мог вымолвить ни слова…
Она была невысокого роста. Длинная юбка и осенняя курточка не могли скрыть ее стройной фигуры. Из-под платка виднелась черная шелковистая челка, бездонные голубые глаза смотрели внимательно и спокойно, вздернутый носик и хорошенькие губки украшали ее слегка бледноватое лицо.
***
– А я думаю, не стоит им мешать, – покачал головой Светозар. – Пусть хоть через нее он придет к вере. Иначе его ленивое высочество сюда больше калачом не заманишь.
– Как знать, может, и моя от него чему-нибудь научится, – согласился Серафим, и Ангелы стали наблюдать за дальнейшим развитием событий.
***
Девушка целенаправленно куда-то шла. Судя по всему, она здесь работала. Заметив мой долгий взгляд, она остановилась и произнесла нежнейшим голоском:
– Здравствуйте, вам что-нибудь подсказать?
И улыбнулась. Божественная улыбка…
– А-а… Э… Здрасьти, – глупо пролепетал я. – Да не, мне ничего… То есть… – Ее Девочка с любопытством смотрела на меня. Человек, имеющий такого чудесного Ребенка, без сомнения, не может сам быть другим!
– Вы ведь пришли впервые? – спросила девушка.
– Откуда вы знаете?..
– Я всех наших прихожан в лицо знаю, а вас не видела ни разу. – Снова божественная улыбка…
– Да, я тут новенький, – смущенно улыбнулся я в ответ и зачем-то добавил: – Вот, исповедовался только что…
– Поздравляю! – искренне порадовалась она. – А не причащались еще? Только к этому надо будет подготовиться.
– Ага, – кивнул я и вдруг выпалил: – Знаете, я хотел бы с вами встретиться.
Улыбка ее моментально растаяла. Она сердито нахмурилась, темные бархатные брови трогательно сползлись к переносице… Девочка пугливо спряталась от меня за ее юбку.
– Имейте ввиду, что здесь не место для ухаживаний!
– Простите, я не хотел вас обидеть, – рассыпался я в извинениях, кляня про себя свой длинный язык. – Я хотел сказать другое… Я ж тут… Новичок, и ничего не знаю… Я не понимаю, что происходит на службе, не знаю, как вести себя и что делать, и постоянно боюсь совершить какую-нибудь ошибку… Мне очень нужна ваша помощь. – Я говорил вполне честно, потому что действительно ощущал себя потерянным в этом новом мире. Девушка смягчилась.
– Ах, я неправильно вас поняла… Прошу прощения. Так вы хотите, чтобы я вас консультировала?
Девчушка осторожно выглянула из-за юбки.
– Да, я был бы счастлив, если б вы преподали мне несколько уроков, – облегченно вздохнул я. – Позвольте узнать, как вас зовут?
– Мария. А мне как называть вас?
– Вячеслав…
– Что ж, до новой встречи, Вячеслав. Сейчас у меня много работы, а вот придете на службу в субботу – сможем поговорить. До свидания! – Она собралась идти дальше. Ее Ребенок дружелюбно помахал мне ручкой.
– До свидания, – со смесью сожаления и счастья произнес я и направился за ворота, покидая территорию церкви.
– Вячеслав, а перекреститься? – крикнула она мне вслед. Я обернулся.
– Три раза надо креститься и кланяться, когда уходите. И когда приходите – тоже. Вы умеете креститься?
Как назло, я совершенно забыл, как это делать, несмотря на то, что за четверть часа до этого на исповеди прекрасно справлялся с данной задачей.
– Щас, вспомню… Так, сначала правая, потом – левая… – Сгорая от стыда, я неуклюже пытался сотворить знамение. Мария (Маша… Машенька… Чудесное имя…) подошла ко мне и, взяв мою руку в свою нежную теплую ладошку, сложила пальцы в троеперстие точно так же, как до нее старушка, и коснулась ими поочередно моего лба, живота и плеч. В тот момент я подумаю, что уж теперь прочно запомню эту последовательность…
Домой я возвращался в каком-то затуманенном состоянии. Славик всю дорогу кидал на меня непонимающие взгляды. Наконец, я решил нарушить молчание:
– Славушка, родимый, спасибо тебе, мой сладкий, спасибо тебе и Светозару, что затащили меня туда, как я ни упирался!
– Ты какой-то странный, – сказал Малыш.
– Странный… Да, пожалуй, – согласился я. – Слушай, а как тебе та девушка – Маша? – спросил я, ничуть не сомневаясь, что мой Ребенок оценит ее.
– Красивая, – вздохнул он с улыбкой. – А еще мне ее Девочка очень понравилась.
– Да, Девчушка замечательная, – кивнул я и мечтательно прикрыл глаза… Что за прекрасный день! Сколько всего хорошего произошло! Господи, я же теперь наверняка знаю, что Ты есть, спасибо Тебе за все, что Ты для меня сделал!..
Глава 11. Битва с Павликом
Рабочая неделя подходила к концу. Директору постоянно было некогда, поэтому он пока больше не вызывал меня, и мне жилось относительно спокойно. К тому же я сумел договориться со Славиком, чтобы он не отвлекал меня, и как результат перестал ошибаться.
Все было безоблачно до того момента, как Павел Игоревич сам не нагрянул ко мне…
В руках он держал листок с заданием. Коротко сказав: «Сделай до понедельника», он положил лист мне на стол и вышел в коридор, где его с нетерпением дожидался Павлик.
Я неторопливо дописал электронное письмо заказчику, отправил его, пару раз глотнул кофе и, взяв листок в руки, прочел его. Потом прочел еще раз…
В задании было сказано пересчитать суммарную стоимость одного из проектов с нашим крупным клиентом – заводом «Металл-Вест» – при переходе на трубы из более дешевой стали. Хотя, даже текущий материал с трудом справляется с заданными параметрами. Ясно, что денег на этих трубах завод сэкономит уйму, что, возможно, позволит нам протолкнуть еще один проект… Но где гарантии, что эта новая сталь выдержит? Как бы не пришлось им потом ползавода трубами за свой счет заставлять…
Славик озабоченно смотрел мне через руку.
– Что-то серьезное?
– Да, Слав, – ответил я. – Одно из двух: либо Пал-Игрыч сошел с ума, либо мне врут глаза, и нас с тобой как ослепших скоро уволят…
Я встал и пошел выяснять это недоразумение.
У себя в кабинете Павел Игоревич премило с кем-то беседовал по телефону. Увидев меня, он закашлялся, пообещал перезвонить и, положив трубку, вперил в меня недовольный взгляд.
– Че надо, раб?! – нагло спросил, сидя у него на столе, Павлушка.
– Есть парочка вопросов, – подошел я, стараясь не обращать на Мелкого Хама внимание. – Павел Игоревич, я правильно понимаю, что вы хотите продать им нелегированную сталь??
– Ну правильно, Лисицын. А в чем вопрос-то?
– В том, что это может быть небезопасно… – осторожно начал я, но начальник меня перебил:
– Иди-иди, считай уже, у нас все согласовано, документы подписаны, разрешения имеются. Не забивай себе голову.
Он уткнулся в бумаги, перестав замечать меня. Павлик с демонстративной небрежностью помахал мне ручкой. Видя, что ничего тут не добиться, я, постояв немного в нерешительности, покинул кабинет.
В коридоре я остановился и начал размышлять. В погоне за выгодой Павел Игоревич порой становился настоящим слепцом. Но ведь, случись что, вину могут свалить и на меня.
«Если он так хочет проблем, причем здесь я?!»
При этой моей мысли Славик поднял испуганный взгляд:
– Слава, я не хочу проблем…
Видя своего драгоценного Ребенка несчастным, я вновь принял твердое решение до конца бороться за его благополучие.
Стиснув кулаки и зубы, я опять вошел к начальнику.
Оторвавшись от бумаг, он с досадой пробурчал:
– Ну что еще?
Собравшись с духом, я сказал:
– Павел Игоревич, я не стану этого делать.
Брови директора удивленно поползли вверх…
– Как – не станешь?
Павлушка, по-прежнему болтая ногами у него на столе, с интересом ждал, чем все кончится. Я отчетливо увидел ситуацию. Передо мной стоял выбор: или я покорюсь и до конца моей работы тут буду подтирать задницу этому Маленькому Гаденышу, или, в конце концов, поставлю его на место и начну чувствовать себя человеком. К тому же, мне очень хотелось отомстить за Славика. Поэтому я довольно дерзко ответил:
– А так. Не стану и все. Поймите, Павел Игоревич, – приблизился я к нему, – ваша идея с экономией на материале для «Металл-Вест» – чистой воды безумие…
Теперь глаза округлились у Павлика. Своей неосторожной фразой я пробудил спящий вулкан.
– Повтори-ка?.. – ледяным тоном произнес Шкет с помощью своего Раба. Я медленно проговорил, глядя прямо в его наглые поросячьи глазки:
–Бе-зу-ми-е.
– Да как ты смеешь… – задыхаясь, возмутился Павел Игоревич. Впрочем, он тут же пришел в себя и с холодной невозмутимостью сказал:
– Ну что ж, если не станешь… Это будет вычтено у тебя из зарплаты.
Павлуша самодовольно хмыкнул. Пришла моя очередь возмущаться:
– Послушайте, Павел Игоревич, вы меня зачем наняли?! Как специалиста. И, как специалист, я вам говорю: данная марка стали не предназначена для работы на таких параметрах, экономить здесь нельзя, это может иметь плачевные последствия! И виноваты будем мы, если что!
Я пытался воззвать к голосу разума Взрослого Павла Игоревича, однако мне по-прежнему надменно отвечал Маленький Самодур:
– И почему же ты в этом так уверен?
Этот бессмысленный диалог вконец разозлил меня. Снова глядя в глаза пухлому Диктатору, я отчетливо произнес, чеканя каждое слово:
– Потому что много шоколада не всегда хорошо. Диатез начаться может.
«Слыхал о такой болячке, Гаденыш?» – очень хотелось добавить, но выдержки моей едва хватило этого не сделать. В конце концов, вместо того, чтобы по-взрослому решить серьезный вопрос, я вынужден бодаться с пузатой Мелочью, возомнившей себя пупом земли. Вдруг выражение лица Павла Игоревича изменилось.
– Ты говоришь аллегориями… Поясни.
Для меня явилось приятной неожиданностью, что на этот раз ко мне обратился взрослый, вменяемый директор нашей фирмы, и нужно было непременно воспользоваться таким шансом.
– Думаю, предлагаемый материал не пройдет по коррозии, – аккуратно вставил я, подразумевая, что даже если не произойдет внезапной аварии, мы все равно потеряем в деньгах, ведь рано или поздно придется менять прокорродировавшие трубы по гарантии. А, учитывая, что проект здоровый, директор должен понимать – это встанет нам в копеечку. Плюс, пострадает репутация…
Павел Игоревич внимательно смотрел на меня, обдумывая услышанное. Павлик собрался было что-то вякнуть, но, быстро глянув на своего Взрослого, со стуком захлопнул рот, чем несколько удивил меня.
– На цифрах показать можешь? – тихо спросил начальник.
– Легко, – смело ответил я, и мы с ним пошли к моему рабочему месту.
Сев за компьютер, я принялся при нем производить сравнительные расчеты для обеих марок, попутно комментируя получающиеся результаты и озвучивая выводы.
Закончив, я повернулся к директору. Честно говоря, меня больше интересовала реакция Павлуши. Закусив досадливо губу, тот стоял, не шелохнувшись.
«Что, съел, Мелкий Паразит?» – с ликованием пронеслось у меня в голове. Директор некоторое время глядел в мой монитор, затем шумно вздохнул и отошел с фразой: «Хорошо, Лисицын, я понял тебя». Замешкавшийся Павлик, догнав его у двери, возмущенно заголосил:
– А как же мои денежки?! А как же кататься на новой бибике?!
– К черту денежки! – рявкнул вслух Павел Игоревич. – Он верно говорит, больше потеряем.
Директор удалился, а мы со Славиком еще долго сидели, раскрыв рты… Поразительнейшее открытие: маленький Павлик был Диктатором, но Павел Игоревич не являлся его Рабом! Он умел заставить молчать внутреннего Шкета, когда это было необходимо. Мы со Славушкой прониклись уважением к нашему начальнику…
Однако, насколько я успел за годы работы изучить характер Пал-Игрыча, в любой момент от него можно было ждать каких угодно сюрпризов, так что радоваться пока было рано.
На следующий же день – а это было в первую мою штрафную субботу – начальник вновь зашел ко мне с вопросом:
– Что, Лисицын, не передумал еще насчет «Металл-Веста»?
– Нет, – твердо ответил я, решив, что, в крайнем случае, уволюсь.
– И молодец, – усмехнулся он. – Наша фирма потеряла из-за тебя заказ на пять миллионов евро…
– Можно собирать вещи? – без обиняков спросил я.
– Не-е, – с улыбкой протянул он. – Лучше я выпишу тебе премию.
Глядя на мой раскрытый от удивления рот, директор пояснил:
– Дело в том, что благодаря тебе же мы оказались спасены от гораздо более страшных последствий, чем потеря пяти лимонов. Я созвонился с рядом специалистов, все они подтвердили твои выводы, а кто-то даже назвал твой сценарий слишком мягким. Поздравляю, ты оказался прав, – он пожал мне руку. – Конечно, мне вчера здорово не понравилось, как ты перечил… Более того, скажу тебе честно, я не на шутку рассердился. Но, видимо, я это заслужил, – заключил Пал-Игрыч с самоиронией.
«Это не вы, а этот ваш… Кровопивец рассердился!» – мысленно сообщил я ему про надувшегося в углу Павлика. Тот, поймав мой насмешливый взор, не замедлил отреагировать.
– Однако в дальнейшем прошу тебя все же соблюдать субординацию, – сказал напоследок Павел Игоревич и вдруг рявкнул: – И давай-ка теперь без панибратства, понял?! Безумие ему, видите ли, моя идея…
– Хорошо, Павел Игоревич, простите, – с видимой покорностью произнес я, победно глядя на поверженного Диктатора, который этой вспышкой пытался отвоевать себе утешительный приз в виде моего извинения.
«Плевать я хотел на свою субординацию, – мстительно думал я. – Не ты мне платишь, а он!»
Премию мне действительно выписали, однако Павлик вознамерился все же допечь меня. Не желая больше ни минуты терпеть мое превосходство, он заставлял Павла Игоревича придираться ко мне по мелочам, взваливать на меня лишнюю работу и вообще вести себя довольно пренебрежительно по отношению ко мне.
Но и мы со Славиком не собирались так просто сдаваться. Объединив усилия, мы старались как можно лучше и быстрее выполнять задания, стремясь заполучить в союзники Взрослого директора. И у нас это выходило: день ото дня Павел Игоревич, хоть и делал колкие замечания, смотрел на меня с возрастающим уважением, в то время как его Ребенок все сильнее ненавидел нас.
Пару раз мне приходилось вставать на защиту своего достоинства, пытаясь не дать себя и Славушку мешать с грязью. В одной из этих историй на меня хотел повесить крупный косяк наших подрядчиков «Маяк-Компани». Отыскав вовремя доказывающие мою невиновность бумаги (я по сей день уверен, что мне помог в этом Светозар), я торжественным маршем вошел к директору:
– Зря вы кричали, Павел Игоревич, у меня все правильно! – И скрестил руки в ожидании моральной компенсации за несправедливость утренней взбучки.
– Ну правильно, так правильно, – равнодушным тоном, прочтя документ, сказал начальник. – Чего ты теперь гоголем стоишь?
И я позволил себе рискнуть:
– Просто признайте, что были неправы.
Я заставлю тебя уважать меня, Мелкий Щенок…
Однако я тут же понял, что на этот раз дал маху: вместо желаемой реакции Пал-Игрыч опять наорал на меня:
– Я не прав?! Лучше ты признай, Лисицын, что косячишь без конца, и считай, что утром тебе досталось за прежние просчеты! Делом бы занимался, а не выяснял тут, кто прав, а кто не прав! Иди работай!
Упс… Стоило мне быть поаккуратней, иначе существовала реальная опасность после стольких трудов в одночасье восставить его Взрослого против себя. К несчастью, я еще не слишком хорошо научился различать, когда какая Ипостась меня слушает.
Я пришел на свое рабочее место.
«Ничего, Славушка, проиграна битва, но не проиграна война!»
При последнем слове мой Славик вздрогнул и сообщил:
– Знаешь, Светозар говорит, тебе не надо с ним воевать. И я с ним согласен…
– Малыш, – усмехнулся я, – Светозар, при всем моем уважении и благодарности к нему, ничего не знает о наших реалиях. Его дом – это небо, где все друг друга любят… Здесь не так. Если мы позволим Мелкому Выскочке одержать победу, представь, что он может сделать с тобой!
– Просто Светозар говорит, – попытался возразить Славик, – что тебе бы лучше пожалеть его…
– А нас с тобой кто пожалеет? – задал я казавшийся мне тогда резонным вопрос. На это мой наивный Ребетенок лишь со вздохом пожал плечами. Я был уверен, что все делаю правильно, что отступать сейчас ни в коем случае нельзя и надо продолжать бороться – в первую очередь, ради него же…
Неизвестно, до чего дошло бы наше с Павликом противостояние, если бы мне в голову не пришла идея в один момент расставить все точки над i. Для этого мне предоставлялась великолепная возможность в виде приближавшегося корпоратива – дня основания нашей фирмы. На нем я собирался, разумеется, приняв определенное количество алкоголя, сказать в лицо Павлушке (не Павлу Игоревичу, нет – по моим предположениям, он в этом состоянии будет всецело под контролем своего Диктатора) все, что думаю о нем, и уяснить, что я никому, а уж тем более – ему, не дам и пальцем тронуть ни себя, ни Славика, и что мал ты, Щегол, на батьку лезть, молоко не обсохло, и еще много-много чего другого… Словом, раз и навсегда поставить Наглеца на место и пресечь в дальнейшем любые попытки самоутверждения за наш со Славушкой счет. И даже угроза увольнения на следующее утро меня не так беспокоила: напротив, я рассчитывал добиться лишь большего уважения со стороны Взрослого Пал-Игрыча как человек, сумевший постоять за себя. Ну, а в противном случае, ведь не наступит же конец света, если придется все-таки прекратить работать на Павлушеньку.
Чем ближе к заветному дню, тем чаще я в мечтах представлял свой триумф. Малышу это явно не нравилось, он с тревогой поглядывал на меня… Ну и пусть. Тебе, мой милый, лучше не понимать некоторых вещей…
Наконец, настало время одевать праздничный костюм и идти намыливать шею Маленькому Засранцу.
Планируя провести решающую атаку в завершение корпоратива, я весь вечер веселился, как мог. Меня окружали довольные поддатые коллеги, красавицы из бухгалтерии и отдела кадров в вечерних платьях, представительные члены «верхушки», уже расслабившие галстуки… Все их Дети играли, резвились и, в силу своего возраста не отличаясь особенно друг от друга по статусу, постепенно размывали эти границы между Взрослыми.
Я от души посмеялся над Кирюхой, пытающимся волочиться за Светочкой из отдела маркетинга. Он в ответ поспорил, что я не возымею успех у бухгалтерши Леночки. Ни ему, ни мне воплотить амурные планы не удалось: дамы с хохотом отказали нам, а их озорные Девчонки показали нашим Пацанятам языки.
Потом я обсуждал политические новости с Игорем Касимовым. Он действительно оказался классным парнем, и мы с некоторых пор стали плотно общаться. Даже Пал-Игрыч удивлялся, как это я смог так быстро сдружиться с самым угрюмым и скрытным человеком на фирме.
Кстати, насчет Пал-Игрыча… Следя за ним в течение вечера, я не мог не увидеть, что примерно с середины праздника, когда все помпезные речи были произнесены и уже в полном разгаре шла неофициальная часть, он заметно погрустнел и куда-то исчез. Я решил не сильно заострять на этом внимание, подумав, что найду его, как только почувствую готовность проучить Пашеньку.
Необходимый градус был достигнут после очередного опрокинутого залпом шота, и я на нетвердых ногах, но с твердым намерением отправился на поиски начальника.
Маленький Славик маячил перед глазами и, указывая на всех без разбора, спрашивал:
– Может, это он? А может, вон он?
Хитрый Шкет, я разгадал твой план… Ты специально пытаешься запутать меня, делая вид, что помогаешь. Почему же ты так не хочешь, чтобы я с ним поговорил?..
– Кого-то ищешь? – обратился ко мне один из коллег с коктейлем в руке.
– Да. Мне Пал-Игрыч нужен, не видал его?
Тут я совершенно отчетливо услышал детский плач…
– Да вон он, за барной стойкой, – указал коллега куда-то позади меня. Я обернулся и, поблагодарив его, двинулся к сидевшему спиной директору через весь зал. Плач доносился с той стороны, он странно контрастировал со всеобщим весельем и громкой музыкой, сквозь которые я слышал его гораздо яснее, чем если бы это был плач обычного живого ребенка.
Приблизившись, я увидел, что Пал-Игрыч был не один. Павлуша, вместо того, чтобы везде бегать и командовать, сидел на соседнем стуле. Это он ревел…
Несколько растерявшись, я присел с другой стороны от директора. Пал-Игрыч понуро молчал, перед ним стояла рюмка и уже наполовину опустевшая бутылка водки. Будто ища бармена, я наклонился и незаметно заглянул за начальника. Вредный Павлик, целых две недели достававший нас со Славиком, теперь самым жалким образом плакал, размазывая кулачками слезы по лицу…
Сердобольный Славик повернулся ко мне:
– Слав, он же плачет…
– Я вижу, – ответил я.
– Неужели ты будешь обижать его?
– Нет… – вздохнул я и позвал: – Павел Игоревич?
Он поднял осоловевшие глаза:
– Н-ну?..
Павлик на секунду отвлекся…
– Вы какой-то грустный. С вами все хорошо?
– Нормально все, Лисицын… Иди отдыхай, – пробормотал начальник и уставился опять на рюмку, а бедный Павлуша снова принялся реветь.
– Я же не просто так спрашиваю, – предпринял я еще одну попытку. – Я же вижу, что вам плохо.
Тяжело вздохнув, шеф ответил:
– Лисицын, че ты пристал?.. Нормально все, я сказал…
– Тогда давайте выпьем? За нас с вами, за коллектив! – Как Взрослый, я понимал, что иногда к страдавшему Ребенку нужно пробиваться через броню, и в отношении совершеннолетних людей одного со мной пола знал лишь единственный способ.
Мы чокнулись и выпили за процветание фирмы. Поставив стопку, я облокотился о стойку и попробовал начать задушевный разговор:
– Знаете, Павел Игоревич, а ведь компания благоденствует исключительно благодаря вам…
Ноль реакции. Он по-прежнему смотрел в никуда… Я кашлянул и сказал уже напрямую:
– Павел Игоревич, если я могу чем-то помочь…
– Да чем ты мне поможешь, Лисицын? – повторно вздохнул он. – Да и вообще, с чего ты решил, что мне нужна помощь?
– Ну, вы плачете, – ответил я, глядя на заходившегося в рыданиях Павлушу. – Внутренне.
Начальник остановил на мне нетрезвый взгляд, Павлик, всхлипнув, замолчал…
– Откуда тебе знать… – хмуро начал директор, но я перебил:
– Я вижу. Поверьте, вижу.
– И что же ты видишь? – напряженно спросил он.
– Что вам нужна поддержка, – прямо сказал я.
Некоторое время они молчали, но потом Павлуша, сделав страдальческое выражение лица, заныл:
– Он подлизывается-а-а…
– Я не подлизываюсь, – быстро отреагировал я. Оба удивленно уставились на меня.
– В-вы… могли бы так подумать, – вовремя нашелся я. – Павел Игоревич, вы не беспокойтесь, я от чистого сердца хочу помочь…
Они помолчали еще немного, затем начальник произнес:
– Сядь поближе.
Я пододвинул свой стул к нему.
– Вот ты говоришь, мол, благодаря мне, компания… А ты знаешь ли, каково быть мной?.. Ты не имеешь ни малейшего представления, как это – быть генеральным директором… Вы все – каждый из вас – мечтаете занять мое место. Да-да, не отпирайся, я тоже был молод, и у меня тоже были амбиции… Так вот, вы все хотите сюда, а между тем это ж какой труд… Неблагодарный, скажу тебе, труд.
Павлик вновь заревел и вдруг выдал фразу:
– Почему меня никто не лю-у-убит?
Ясно узрев конечную цель, я запасся терпением и продолжил подступать к нему через Взрослого:
– Почему же неблагодарный, Павел Игоревич?
– Ну как почему… Потому что из кожи вон лезешь, а партнеры твои идеи не принимают… Подчиненные бузят, государство не поддерживает, заказчики жмутся и скандалят…
– Я никому не ну-у-ужен! – в отчаянии завопил Павлуша.
– И никому невдомек, что это действительно сложно – управлять целой фирмой. Даже ты, один из лучших работников – и то не понимаешь, – сетовал директор. Следом послышался всхлип:
– Даже ты мне хамишь, хотя ты – самое жалкое ничтожество из все-ех…
Стиснув зубы, я решил проигнорировать эту фразу. В конце концов, лежачего не бьют…
– Павел Игоревич, поверьте, вы прекрасный начальник… Просто иногда стоит чуть-чуть ослабить винты.
– Конечно, – печально усмехнулся он, – вам бы я совсем все ослабил, чтоб вы, разгильдяи, ничего не делали.
– Дело не в том. В некоторых случаях нужен подход…
Видимо, Павлуша подумал, что я собираюсь учить его жизни, потому что капризно воскликнул сквозь слезы:
– Сам ищи свой подход!
– Нет-нет, я вовсе не диктую вам, как себя вести… – Переговоры всегда были моим слабым местом. Я решил прекратить ходить вокруг да около и, выдохнув, сказал:
– Вы ведь хотите, чтоб вас любили.
Обратившись к Павлуше, я опять не попал: на меня изумленно взглянул Взрослый начальника.
– Ну, все же хотят, чтоб их любили… – замялся я.
– Причем здесь это? – хмуро спросил он.
– Гхм… В общем, будьте уверены, партнеры очень ценят вас, – сообщил я Павлу Игоревичу, но теперь Павлик обиженно надулся:
– Как будто они сами тебе это сказали.
Тьфу, пропасть! Ну как так выходит, что я говорю с одним, а мне постоянно отвечает другой!
Поняв, что без помощи мне с этими двумя не сладить, я решил подключить к процессу Славика, который, к счастью, был совсем не против. Глянув на него, я мысленно распорядился: «Я беру на себя Павла Игоревича, а ты попробуй успокоить Павлушку, у тебя это получится лучше, чем у меня».
Славик с готовностью кивнул, и мы начали «воздействие» с обеих сторон.
– Мне об этом никто не говорил, но мы выигрываем кучу тендеров, гораздо больше, чем наши конкуренты, – убеждал я.
– Ты хороший, правда, не плачь, пожалуйста, – помогал мне Славушка.
– И мы недаром стоим на третьем месте по прибыли в стране. Но есть простой способ выйти на второе, и даже на первое место! Если увеличить мотивацию сотрудников…
– То они будут лучше работать, я так тебя понял? – перебил начальник. – Ты ошибаешься. Ты стал лучше работать без поощрений, а других, если не хотят, не заставишь.
– Но вы же не пробовали. А вдруг они из благодарности начнут стараться? Может, стоит немножко больше доверять людям?..
– Все хотели бы с тобой дружить, честно-честно. Ты умный, смелый. Но иногда ты бываешь таким вредным, ругаешься сильно…
– Попытайтесь создать в глазах сотрудников свой более позитивный имидж. Потянитесь к людям, и они ответят вам взаимностью!
– Я бы тоже с тобой подружился, и мы бы с тобой играли…
– Если подарить человеку веру в то, что он по-настоящему ценим, его не нужно будет упрашивать что-то сделать, он сам выложится для фирмы на двести процентов!
Мы со Славиком замолчали, ожидая ответа. Шумно вдохнув, Павел Игоревич медленно проговорил:
– Я понимаю, что ты выпрашиваешь зарплату. Я ее пока не могу тебе повысить, у нас сложности в связи с кризисом…
– Я тебе не верю, ты меня обманешь, – жалобно прогундосил, шмыгая носом, Шкет.
– А если сердишься, что я на вас ору, так это для порядка…
– Я плохой и страшный, вам надо меня бояться!
– Хотя признаю, в последнее время ты стал усерднее трудиться, молодец.
– Ты такой же злой, как они! Меня все обижа-а-ают!..
«Спроси, кто его обидел», – мысленно шепнул я. Мой добрый Ребетенок участливо спросил:
– Скажи, тебя кто обидел?
– Павел Игоревич, давайте начистоту, – сказал я. – Я начал этот разговор не для того, чтобы что-то получить от вас, – нет, я просто увидел, что вам плохо, вот и все. Может один человек захотеть помочь другому? Расскажите, что у вас стряслось? Не беспокойтесь, это останется строго между нами.
– Не бойся, я никому-никому не расскажу, обещаю!
Шеф с минуту раздумывал, а потом грустно взглянул на меня:
– Совет директоров отклонил мой план по развитию.
– Мама говорит, что я бестолковый, – хлюпнул Павлик.
– По-моему, я старею, Лисицын… Пора мне на покой.
– А еще говорит, что я ни на что не способный растя-а-апа-а-а… – Бедолага заревел с новой силой. Мой Умничка сочувственно погладил его по голове. Глядя на эту трогательную сцену, я в свою очередь положил руку на плечо своему грозному начальнику:
– Бросьте, Павел Игоревич, не говорите чепухи. Ваш возраст – это самый расцвет, а Совету просто жалко денег на развитие, как всегда. Знаете, я думаю… – я сделал паузу, немного опасаясь его реакции, – …что ваша мама гордилась бы вами.
Он еле заметно вздрогнул.
– Матушка умерла двадцать лет назад…
Фоном особенно печально завыл Павлик.
– Да, я знаю, – соболезнуя, произнес я. – Но если бы она вас сейчас видела, вы точно были бы предметом ее гордости.
– Ты… правда так считаешь? – был вопрос Взрослого. Притихший Ребенок с робкой надеждой смотрел на Славика. Тот уверенно закивал, а я подтвердил:
– Конечно, ведь ее сын стал генеральным директором одной из крупнейших трубных компаний в стране!
Павел Игоревич с сомнением посмотрел на рюмку.
– Вы никакой не растяпа и вы очень, очень на многое способны!
На лице Павлика появилась первая улыбка. Наконец-то…
Тут начальник, несколько изумленно взглянул на меня, осведомился:
– Лисицын, скажи, а ты давно в психологи-то записался?
– С тех пор, как в отпуске подлечился, – честно ответил я. Он вновь отвернулся, обдумывая все, что слышал, и вдруг предложил:
– Выпьем?
…Вечер давно кончился, и все разъехались по домам. Мы с Павлом Игоревичем шли по темной улице, покачиваясь и держась друг за друга, чтобы не упасть. Наши Детские Ипостаси бежали впереди и резвились.
– Лис… сицын… Как же хорошо, – пытался выговорить сквозь икоту Павел Игревич, – чт-то есть… кто-то… кому я не безразличен!
– Не дрейфь, Игорыч… – Как и следовало ожидать, количество выпитого алкоголя сильно сблизило нас и позволило мне общаться с шефом куда свободнее. – Мы с тобой… Ик!
– Хто это – мы? – непонимающе уставился директор.
– Ну, мы… Я, Славик… Ой, – Из пьяной моей головы совершенно вылетело, что, кроме меня, Детей никто не видит. Вспомнив это, я сперва несколько смутился, но потом решил ему все рассказать:
– Знаешь, Паш… А я ведь тебя вижу!
– Кого – меня?! Да ла-адно! – широко заулыбался он.
– Нет, правда, ты такой смешной, вон бежишь… Рядом с моим. Пухленький, в шортиках, – глупо захихикал я.
– Давай сядем, – указал Пал-Игрыч на видневшуюся в паре метров скамейку. Заняв ее, мы продолжили разговор:
– Я т-тебя… То есть, твоего Р-ребенка… Вижу.
– Эт как?
– Ну, у каждого есть Ипостаси… Ик! И они, эти Ипостаси… Иногда дружат, иногда ссорятся… Когда ссорятся, тебе плохо… – Как мог, я заплетающимся языком пытался объяснить директору, каким образом воспринимал окружающую действительность, вспоминая лекции Тарасова. С грехом пополам мне это удалось, во всяком случае, Пал-Игрыч внимательно выслушал меня.
– Ух ты… Как интересно, – прибалдел он с такой «сказки». – А я так смогу?
– Ты – вряд ли. Хотя, кто знает: Тарасов вон смог…
– А Тарасов – эт кто?
– Эт мой психолог… Ик!.. Я у него лечился.
– Так ты, выходит, псих?..
– Ага…
Мы немного помолчали. Обняв меня, начальник проникновенно сказал:
– Хороший ты человек, Слав… Душ-шевный.
Видя такое к себе расположение разомлевшего руководства, я пожелал разобраться с тем, что уже давно подспудно не давало мне покоя:
– Паш, скажи, пожалуйста… Что зря на меня тогда наорал.
– За «Маяк-Компани»? К-канеш зря… Они сами накосячили. Д-дураки несчастные…
– Во-от, – многозначительно поднял я палец. Перед глазами у меня двоились Дети, один из которых вдруг обратился к другому:
– Прости, что вредничал…
– Прости, что орал, – одновременно услышал я слева.
– Да без проблем! – хором ответили мы со Славиком.
– А хошь… Ик! Я т-те зарплату подниму? – расщедрился директор.
Я немного опешил, но возможность решил не упускать:
– О… Хочу!
– Ну так подниму, – веско сказал он. – А если что – ты ко мне обращайся… Я их всех… – и неизвестно кому пригрозил в темноту кулаком.
…Мы сидели почти до утра, ведя задушевные беседы и клянясь друг другу в вечной дружбе. Было уже начало воскресения, а в понедельник нам обоим вновь предстояло появиться на работе.
Проснувшись вечером, я почувствовал себя на редкость скверно… С трудом встав, с чугунной головой поплелся, хватаясь за стены, на кухню.
– Сла-ав, – где-то ныл Ребенок, – у меня живот болит, меня тошнит…
– Это пройдет, – прохрипел я и, добравшись до чайника, выдул пол-литра воды за раз. Так паршиво с похмелья мне давненько не было…
На утро в понедельник мое состояние все еще было, мягко говоря, неважным. Помятые, небритые коллеги смотрели на меня опухшими красными глазами. Я, скорее всего, выглядел не лучше. Внезапно заспанный голос секретаря Людочки объявил, что меня вызывает директор.
«Это ж какой надо быть заразой, чтоб прям с утра мозги иметь», – возмутился я про себя, но тут вспомнил, что позавчера мы пили с ним на равных, и подумал, что, возможно, ему самому сейчас так же плохо, как мне, и он вовсе не по работе желает меня видеть.
Зайдя к нему, я понял, что предположение мое оказалось верным: перед несчастным директором стоял коньяк и две стопки. Зыркнув на меня сычом, он пробурчал:
– Сядь-ка. Помнишь, мы тогда с тобой говорили… Все это между нами?
– Конечно. – Я посмотрел на сидевшего в углу и державшегося за голову Павлика. Заметив мой взгляд, он слабо улыбнулся и снова погрузился в себя.
– Спасибо, – тихо произнес начальник и кивнул на бутылку: – Будешь?
– Не откажусь, – скромно ответил я.
Выпив, он вдруг смущенно кашлянул:
– Насчет зарплаты я поразмыслю…
Я промолчал, ибо больше ничего не оставалось. Подумав немного, Павел Игоревич усмехнулся:
– Ну и фантазия у тебя: Ребенок, Детские Ипостаси… Ты где нахватался-то?
– Хех, да, фантазия… Чего по пьяни в голову не взбредет. – Может, оно и к добру, что он мне так и не поверил.
Глава 12. Родственная душа
С тех пор жизнь моя на работе заметно улучшилась. Павел Игоревич сдержал-таки обещание насчет повышения зарплаты, чему я был несказанно рад. Он по-прежнему орал на меня, но делал это уже более сдержанно и тут же остывал. Я и не сердился: в некоторых случаях я действительно того заслуживал.
Маленький Павлик стал относиться ко мне гораздо уважительнее, прекратив считать меня «ничтожеством». Он всякий раз счастливо улыбался Славику, когда мы заходили.
Вдобавок ко всему, начальник милостиво сократив количество полагавшихся мне штрафных суббот, и я получил возможность приходить в церковь пораньше, чтобы успевать пообщаться с Машенькой.
Она с удовольствием посвящала меня в основы православной веры, терпеливо отвечая на мои глупые вопросы. Мы очень быстро подружились и перешли на «ты». Она была настоящей верующей: я диву давался, откуда в ней столько разума и чистоты. Меня тянуло к ней с непреодолимой силой, но довольно скоро я уяснил, что она не из тех, кого следует брать нахрапом. И я смиреннопринялся ждать, надеясь, что когда-нибудь посчастливится понравиться ей…
– Почему это я должен любить и прощать своих врагов? – спрашивал я, когда мы перед службой прогуливались вокруг церкви.
– Потому что они глубоко больны, как и ты, как и все мы.
– Ну и что – раз он болен на голову, с какой стати я-то терпеть обязан?..
– С такой, что тебя тоже кто-то терпит, и ничего – молчат. И прекрати уже осуждать: в больнице ты же не винишь безногого за то, что он без ноги.
– Сравнила…
– Да, сравнила. Но это слабое сравнение, потому что духовные болезни гораздо страшней.
– То есть, по-твоему, я должен его пожалеть?
– Не по-моему, а по-Божьему. Да, должен.
– А меня кто пожалеет? Вряд ли враг снизойдет…
– А тебя пожалеет Господь и приютит в Своих Небесных Чертогах, – сказала Маша с улыбкой. Аргументы мои исчерпались.
Это было как раз за неделю до памятного корпоратива, и речь я вел, разумеется, про Павлушку. После я не раз вспоминал ее слова и поражался, насколько справедливы они оказались.
Вообще, каждый наш спор неизменно заканчивался фразой о Боге. Я стал приходить к мысли, что все же есть что-то в словах: «Я есть Начало и Конец»…
Машенька посвящала мне много времени, особенно с того момента, как я освободился по субботам. Устраивая мне экскурсии по храму, она подробно рассказывала про каждую висевшую икону и святого, изображенного на ней, разъясняла, что за чем идет на службе, учила всем правилам поведения и тому, как что называется. Казалось, ее целью было сделать меня ярым христианином, чему я, в общем-то, не особо сопротивлялся.
Про своего Ангела-Хранителя я, честно говоря, вспоминал гораздо реже, чем, наверное, следовало бы: тяжело постоянно держать в голове того, кого не видишь. Но, когда это все же происходило, я доставал бедного Славика расспросами.
– Скажи, а ты только Светозара видишь, или всех вообще? – поинтересовался я как-то раз по дороге в церковь.
– Нет, только нашего.
– А он какой? Крылатый?
– Я не разбираю… Он светлый очень.
– А у них там как на небе все устроено?
Помолчав и, видимо, выслушав ответ, Славушка передал мне:
– Говорит, когда умрешь, увидишь.
– М-да, – коротко сказал я.
***
Нынешнее поведение подопечного сильно нравилось Светозару. Единственное, что немного досаждало, – приходилось всякий раз отбиваться от назойливых попыток Вячеслава влезть туда, куда человеку влезать не стоит.
– А можешь у него спросить, – продолжил тот после минутного раздумия, – какова цель жизни?
– Через тщательное исполнение Заповедей придти к Богу, тебе же Маша говорила, – терпеливо сказал Ангел.
– А если не исполню?
«Бедный Ребенок, он ж его замучает…»
– Тогда – каяться, и Господь простит.
– А мы одни во Вселенной? Есть ли жизнь на других планетах?
– Тебе это знать ни к чему.
– А про Атлантиду – правда?
– Еще бы про пирамиды спросил… Оракула тут нашел.
– А пирамиды…
– Все!
Но Лисицын, видимо, понял так, будто это уставший Славик сам от себя сказал.
– Да ладно тебе, Слав, жалко, что ль? Ты маленький, тебя это все не волнует. А мне-то каково, представь!
– Какое же блаженство иметь с вами дело, пока вы маленькие, – вздохнул Светозар. – Ни до чего не докапываетесь, а здесь же неостановочный фонтан…
– Ему это все передать? – учтиво осведомился Славик.
– Пожалуй, не надо, обидится еще.
***
Немного совестно было донимать Небесного Посланника простым человеческим любопытством, но и упустить шанс враз узнать все тайны мироздания было бы поистине глупо! Поэтому я, покуда мог, пользовался терпеливым характером Светозара:
– А рептилоиды существуют? И про полтергейсты – неужели выдумки?
– Все эти ваши мифические существа – никто иные, как бесы в разных обличиях, приходящие к людям, которые сознательно отворачиваются от Бога, – например, к шаманам, пьяницам… Или, напротив, к великим святым, чтобы победой над этими бесами они стяжали еще большую славу на Небесах, – повторял Славик надиктованный ответ.
– Так, про полтергейсты я понял… А как стать святым?
– Молись, исполняй по возможности Заповеди и надейся на Бога – Он в свое время подаст тебе Благодать. Все ведь в Библии написано, почитай ее повнимательнее.
– А что со мной будет? Он будущее видит?
***
Светозар устало закатил глаза.
– Не на все вопросы вам полезно знать ответы. И передай ему, что я заканчиваю разговор.
Славик послушно передал.
– Ну-у… – обиженно протянул Лисицын.
***
Таким образом, я услышал намного меньше откровений, чем хотелось бы, но не так уж сильно расстроился, решив, что, должно быть, у Светозара тоже есть начальство, которое по каким-то причинам не разрешает все нам рассказать.
Так проходили дни за днями. Постепенно холодало, лужи по ночам, а затем и в светлое время суток стали покрываться тонкой корочкой льда, выпал первый снежок.
Я уже давно привык к своей способности видеть Детские Ипостаси окружающих людей. Мне было теперь гораздо легче понимать глубинные мотивы человеческих поступков, я довольно хорошо разобрался, как добиваться к себе расположения, воздействуя в нужные моменты на определенную часть собеседника: давнишний случай с Пал-Игрычем многому научил меня.
Однако, несмотря на то, что жизнь моя в целом складывалась очень даже неплохо, с каких-то пор я стал иногда тосковать. Сперва приглушенно, до конца не осознавая этого. Но постепенно необъяснимое щемящее чувство стало расти внутри, и вот однажды, проснувшись поутру, я со всей ясностью и определенностью вдруг понял, как я одинок… Все эти люди – они же и понятия не имеют о моей особенности, о том, какими я их вижу. И, самое страшное, если рассказать об этом всем, совершенно неизвестно, какие могут быть последствия, в первую очередь, для меня самого. В лучшем случае, меня никто никогда не поймет…
От этой мысли в соседней комнате заревел Славик. Да, он неразлучно находился со мной, но это не в счет: ведь это был я сам…
Миша Тарасов на очередном сеансе несколько облегчил мое состояние. И все же я ощущал настоятельную потребность открыться кому-то еще.
Я осознал, что, если в ближайшем будущем не сделаю этого, то просто сойду с ума.
Но кому рассказать…
Коллегам на работе? Я уже пытался тогда на празднике поделиться с Павлом Игоревичем – в результате меня сочли за обладателя бурной фантазии. А начни я настаивать – чего доброго, дурку вызовут…
Пооткровенничать со случайным собутыльником или барменом в баре? Во-первых, небезопасно, во-вторых, проблему не решит, так как, протрезвев, я все равно буду отрицать все, что наболтал. Ну, и в-третьих, в бар я не ходил вот уже полтора месяца по той причине, что стыдно было бы появиться на следующий день с перегаром в церкви. И перед Машенькой…
Машенька! Этот чистый, светлый человек выслушает меня и не осудит, не подумает, что я псих и что меня надо изолировать. Ну и, главное, она ни за что никому на свете не выдаст моего секрета. Эта девушка просто не способна на предательство!
Перед тем, как идти в церковь, я задал Славушке, вернее, Светозару через него, крайне важный для меня вопрос:
– Слав, пусть он скажет… Пусть ответит, стоит ли мне рассказать все Маше? Ну, про то, что Детей вижу… Я понимаю, я тебя в свое время достал, – обратился я уже от отчаяния напрямую к Агнелу, – но ты подскажи, пожалуйста, помоги советом…
– Не беспокойся, – произнес Славик, – я вовсе не сержусь на тебя за то праздное любопытство, оно свойственно почти всем живущим. Девушке можешь доверять, у нее добрая, светлая душа. Тебе очень полезно с ней общаться. По-моему, – предположил Ребенок, – он не против.
– Супер! Спасибо тебе, Светозар! – воскликнул я с облегчением.
***
Малыш улыбнулся, глядя на засиявшего от счастья Хранителя. Подумать только, еще три месяца назад он и мечтать не мог о какой-либо благодарности!..
***
Итак, я с легким сердцем отправился на службу. После нее я намеревался остаться помочь Маше в ее работе, а заодно и раскрыть ей свою тайну. Я был твердо уверен, что она отнесется с пониманием к тому, что услышит.
Мы сидели в служебной каптерке и разбирали вещи, которые принесли прихожане для пожертвования в детский дом. В комнате кроме нас никого не было, и я мог не опасаться лишних ушей.
– Маш, – позвал я, улучив момент. – Я хочу с тобой серьезно поговорить. Я должен тебе кое-что рассказать. Только обещай выслушать до конца, не перебивай.
Она подняла умные внимательные глаза и промолвила:
– Хорошо, обещаю.
Собравшись духом, я поведал ей всю свою историю. Лишь про Светозара я умолчал, решив, что это будет для нее уже слишком, да и не полезно, как он сам утверждает.
Она слушала меня, сосредоточенно глядя на детскую кофточку у нее на коленях. Я все говорил, говорил… Казалось, прошла целая вечность. Когда же наконец я сказал все, что хотел, то с трепетом стал ждать ее ответа.
Он последовал не сразу.
– Все это очень интересно… Но зачем выдумывать небылицы, если много других тем для беседы…
– Ты считаешь, я это сочинил?! – Я решил во что бы то ни стало доказать ей обратное. – Знаешь, какой Ребенок у вашего отца Герасима? Добры кудрявый Мальчонка в клетчатых штанишках и желтой футболочке, очень умный, я б даже сказал, мудрый не по-детски. А какой у отца Сергия? Весь дерганный, злобный, смотрит волчонком…
– Да, верно, – согласилась Маша, – отец Сергий немного странный, это видно невооруженным взглядом. А насчет отца Герасима – ты мог видеть в интернете его детские фотографии, они выложены на сайте нашего храма.
– А знаешь, какой у тебя? – Я повернулся к ее Девочке, сидевшей рядом и хихикавшей надо мной. – Белокурая Девчушка с бездонно синими глазами…
– Если это вновь попытки ухаживания…
– …в ситцевом зеленом платьице с длинным рукавом, белых гольфиках и черненьких сандаликах. На голове – розовая заколка. На ней написано… Не разгляжу, – прищурился я, и смешливая Девочка угодливо наклонилась поближе. – «Хеллоу Китти», – закончил я.
– Хм, – Маша вновь задумалась. Ясно было, что она все еще не верит мне.
– Я надеюсь, ты свои детские фотки не выкладывала? – уточнил я.
– Нет, я личное не помещаю в Сеть. Но ты бы мог с таким же успехом сказать, что я в красном платье, я же совершенно не помню, в чем ходила в пять лет.
Я было расстроился, но вовремя узрел на Ребенке спасительную зацепку.
– А веревочку на левой руке ты тоже не помнишь? Синяя ниточка – зачем она у тебя была?
Маша округлила глаза.
– Это подарок одного мальчика… Ты не мог об этом знать, – серьезно взглянула она на меня.
– Конечно, не мог! – обрадовался я. – Да и на кой мне тебе вообще врать? Чтоб завоевать твое внимание?.. П-ф-ф, я не такой круглый дурак, как ты думаешь. Есть способы гораздо эффективнее. – Я посмотрел ей прямо в глаза.
Маша размышляла, что сказать, и тут ее Девочка, заинтригованная уже происходящим, прошептала ей что-то на ухо с заговорщическим видом.
– В таком случае, отгадай число, которое я загадала, – ты ведь можешь видеть мысли других людей…
Девчушка, весело улыбаясь, растопырила ладошку.
– Пять, – без промедления ответил я.
Показала «Козу».
– Два.
Собралась показать обе ручки…
– У нее синяк на внутренней стороне предплечья, – заметил я.
– Это я в детстве с велосипеда упала и ушиблась о бордюр, – смутилась Маша.
– Пластырь под гольфиком на коленке оттуда же?
– Да… – Она изучающе глядела на меня. – Я не понимаю, как ты это делаешь. Вижу, что это не может быть правдой, но не могу взять в толк, как…
– Почему же не может? – обиделся я. – Ты же веруешь, хотя тебе и недоступно знать многое. Отчего же не поверить мне? Или я мало доказательств привел? Вот слушай еще…
– Господи, – вдруг произнесла она, прикрыв глаза. Неужто дошло, что я не вру?!
– Если это правда… – прошептала Маша и снова взглянула на меня. – Если то, что ты рассказал, правда, Слав, это же настоящий Божий Дар! – торжественно заключила она.
– Да? – с удивлением спросил я. – А я боялся, что это проклятье.
– Нет, я так не думаю… Скажи, что делает моя Девочка?
Реакция Ребенка меня изумила.
– Она спряталась за тебя… Ты боишься меня.
– Это так, – Машенька опустила взор. – Мне действительно немного страшно.
Мне стало стыдно, что я втянул ее.
– Прости, – тихо произнес я. – Давай забудем наш разговор, не хочу волновать тебя.
Внезапно Девочка кинулась ко мне под слова своей Взрослой:
– Нет, это ты прости меня! Ты пришел довериться мне, обратился за помощью, а я так малодушно испугалась! Прошу, расскажи еще! – Обе они держали меня за руки: Маша за левую, Девчушка за правую… В голове мелькнула сама собой мысль:
«Эй, так я ж могу ей через это понравиться!»
Заметив едва уловимое изменение в моем взгляде, они тут же отпустили меня, и Маша с ироничным вздохом сказала:
– Конечно, твое необычное умение – Божий Дар… если сумеешь воспользоваться им как следует. – И стала перебирать вещи, отвернувшись.
– А как мне им воспользоваться? – примирительно заглянул я ей в лицо. Она смягчилась:
– Людям помогай, вот как. Начальнику своему помог – хорошо, не останавливайся. Пользуйся этим не для своих личных целей, а в угоду Господу.
Мы хорошо поговорили в тот день. Я чувствовал себя по-настоящему счастливым оттого, что нашем такого понимающего друга. Маша посоветовала мне больше никому не открываться, хотя я и сам не собирался. Она очень настаивала на том, чтобы я причастился. В этот момент в разговор некстати влез Славик, закричав:
– Светозар тоже так говорит!
Из-за него я не разобрал последнюю Машину фразу и слишком громко шикнул:
«Да успокойся ты, оставь уже Светозара в покое!»
– Кого? – удивленно спросила Мария.
– Гхм, это его… То есть, мой… воображаемый друг детства, – смущенно ответил я, опасливо подумав: «Надеюсь, он не обидится…»
«Не обидится, он добрый!» – опять встрял Ребенок.
«А ты молчал бы в тряпочку!..» – Я мысленно погрозил ему кулаком, и Славик с озорной улыбкой прикусил язык.
– Ты имел воображаемых друзей… – задумчиво произнесла Маша. – Я тоже с детства была одна.
– А что так? – удивился я. – Ты ж вроде нормальная, общительная.
– Да так… – вздохнула она. – Довериться никому нельзя. В целом мире человека не найдешь. Так, чтоб по-настоящему… Ты вот искал, с кем поделиться, и нашел меня. А мне поделиться не с кем…
– Поделись со мной. Как с другом.
– Как с другом? – с сомнением уточнила она.
– Да. Ты дала мне излить душу, я хочу ответить тебе взаимностью.
– Что ж… – Девочка ее зажалась и опасливо поглядывала на Славика. Видно было, что Машенька не привыкла рассказывать кому-либо о себе.
– Я родилась в Зеленограде. Мы жили там с родителями, я ходила в детский садик. Потом папу убили… Это были девяностые, папа влез в какую-то историю. Мама после похорон быстро собрала вещи, и мы покинули родной Зеленый, как я его называла. Новый город, новые люди… Здесь я пошла в школу. Было тяжело очень, я скучала по папе, ни с кем не общалась. Потом случайно попала на занятие в православном кружке, где встретила первую подружку. Она собиралась начать ходить в воскресную школу, и я упросила маму отпустить меня с ней. Там я впервые оказалась окружена сплошь добрыми, понимающими людьми… Вот я где занималась. – Она, обернувшись, указала на окно, за которым виднелось небольшое бревенчатое здание. – Постепенно я многое узнала о вере и пришла к Богу. Он всюду устраивал мой путь, сводил с хорошими людьми, хранил от бед. Я именно здесь научилась доверять Ему… По окончании средней школы я поступила в швейное училище, но все равно продолжала ходить сюда – помогать. А после училища устроилась тут работать, как мечтала.
Она закончила, глаза ее были слегка влажные. Лица Девочки я не видел, она уткнулась своей Взрослой в плечо и беззвучно всхлипывала. «Не плачь», – сочувственно сказал Славушка, но подойти и погладить не решился. Я тоже ограничился лишь фразой:
– Мне жаль твоего отца. Он был замечательным человеком, раз у него такая дочь.
– Спасибо, – шмыгнула Маша. – Я никогда никому этого не рассказывала… А тебе как-то сразу легко доверилась.
– Я никого так рано не лишался, но соболезную. Я тоже открылся только тебе, как ты могла заметить. Наверное, мы с тобой родственные души.
– Наверное… – Немного помолчав, она попросила: – Обещай мне, что не испортишь нашей дружбы глупыми ухаживаниями.
Пришлось скрепя сердце обещать: такое участие в своей ситуации я вряд ли нашел бы где-либо еще.
Домой я в тот день шел в смешанных чувствах. С одной стороны, больно жгло осознание невозможности развития более глубоких отношений… С другой – стало неимоверно легко оттого, что теперь я был не один на один со своей проблемой, а приобрел настоящего, верного друга, что, в конечном итоге, пожалуй, все же дороже всякой романтики.
«Тебе полезно с ней общаться…» Хитрый Светозар не упомянул о том, что я попаду в так называемую «френдзону». Что ж, оно и к лучшему: знай я это наперед, нашего разговора никогда бы не состоялось.
Глава 13. Бунт Лисицына
В один прекрасный день я сидел у Тарасова на очередном сеансе. Миша с большим вниманием слушал о том, что происходило сейчас в моей жизни. Я с удовольствием описывал множество случаев нашего со Славиком сотрудничества и взаимных уступок, налаживания отношений с людьми через их Детей, упомянул вскользь о своем знакомстве с церковью и о Машеньке… От души порадовавшись за меня, Михаил удовлетворенно заметил:
– Что ж, вижу, первый этап излечения прошел на ура, вы с ним сблизились и породнились. Настала пора делать следующий шаг…
– Хочешь сказать, что я все еще не в порядке? – удивился я. – Вроде же и на работе все супер, и девушка… Хотя, девушкой я ее пока называю слишком смело. Но со Славиком же мы вообще одна команда, с полуслова понимаем друг друга! Мне иногда даже кажется, что он понимает меня больше, чем я его… Словом, мы с ним вполне счастливы друг с другом!
– Но он все еще здесь, – беспощадно вдруг заявил Михаил. – Следовательно, не совсем «вполне».
– Ну и что? Знаешь, меня это уже прекратило беспокоить. И потом, вижу я ведь не только Славика.
– Думаю, остальные исчезнут вслед за ним, поэтому на них не стоит заострять внимание. Но они – знак того, что проблема может усугубиться.
– А разве это проблема? По-моему, это Дар… – Слово «Божий» я на всякий случай добавлять не стал.
– Гм. – Видно было, что Тарасов не ожидал, что я начну с ним спорить.
– Слав, – сложил он по обыкновению пальцы в замок. – Послушай меня, Слав. То, что ты видишь Детские Ипостаси людей, – это ненормально, пойми. Ты пришел ко мне с этим в острый кризис ваших со Славиком отношений, которые мы, как видно, наладили. Теперь – следующий шаг. Помнишь, мы с тобой говорили? Сперва – принять сам факт существования Ребенка, далее он постепенно становится тебе другом, а затем – почти что сыном.
– Это правда, он мне как сын! – Я с любовью взглянул на счастливого Славушку.
– Вот и отлично, значит, мы на верном пути. А теперь, – неумолимо продолжал Тарасов, – дело за тем, чтобы осознать и принять, что он – не просто любимый, но сторонний мальчик, но – часть тебя, и притом очень важная. Он – это ты, Вячеслав. И он должен будет исчезнуть, как только ты это поймешь.
– Но… – Мы со Славиком переглянулись. Он тоже был несколько расстроен тем, что услышал. Я принял волевое решение в первый раз возразить психологу:
– Миш, но мы привыкли друг к другу. И потом, моя жизнь благодаря этой способности только улучшилась, разве нет?
– На данный момент кажется, что это так, – ответил он. – Однако если ничего не предпринимать, то, боюсь, это может зайти слишком далеко. Есть вероятность опасных последствий, вплоть до сумасшествия…
– Ты реально считаешь, что я могу съехать с катушек?! – со смехом воскликнул я.
– А откуда такая уверенность, что нет? – спросил он серьезно. – Или ты настолько хорошо знаешь свою психику? На твоем месте я бы поостерегся с этим. – И, повернувшись к Славику, мягко добавил: – Малыш, я ни в коем случае ничего не имею против тебя, но твое место не здесь, оно – внутри него, пойми, пожалуйста.
– Но ты же тоже видишь меня, – растерянно произнес Славик.
– Да, вижу, и именно потому, что вместе с вами должен исправить положение. Я бы с радостью согласился с тем, что это дар свыше, и позволил бы оставить все, как есть. Но тот факт, что я разговариваю сейчас напрямую с тобой, доказывает мне, что это вовсе не так. Или почему, ты думаешь, тебя кроме твоего Взрослого, вижу лишь я, а не Маша, священник в церкви или кто-либо из коллег на работе? Не потому ли, что ты таким образом сам же и намекаешь мне, что хочешь, чтобы я помог вам с этим разобраться? Заметь, – Миша поднял глаза на меня, – я говорю «помог», а не «сделал все за вас». Вы со Славиком в конечном итоге должны сами довершить все дело, я лишь даю направление и советы.
– А что, если… мы не хотим? – несмело сказал я.
– Как – не хотите? – изумился Тарасов. – Ведь ты ко мне пришел ради этого.
– Ну, тогда все было по-другому, мы друг друга ненавидели… А теперь, вот, любим. Мне будет плохо без него, и ему без меня.
– Слав, но Ребенок же никуда не исчезнет, – попытался он убедить меня. – Просто он будет внутри, на своем месте. Да, сперва станет, возможно, несколько тяжелее угадывать намерения других людей, после того, как прекратишь видеть их Детские Ипостаси, как вечную подсказку. Однако, мне кажется, ты быстро адаптируешься, за эти три месяца ты хорошо научился наблюдать за окружающими.
– И тем не менее, я не хочу, – твердо повторил я. – Не сердись, Миш, я сейчас просто не смогу с ним расстаться.
– Да что мне сердиться-то, – усмехнулся он. – Мы взрослые люди, Слав, ты, как клиент, имеешь полное право диктовать свои пожелания. Только учти, что, скорее всего, в дальнейшем тебе будет еще труднее сделать это, так как твоя зависимость усилится. На случай, если ты все-таки изменишь свое решение, я расскажу тебе сейчас, какие действия нужно предпринимать для полного принятия Славика. В конце концов, ты заплатил за сеанс. Если же ты захочешь оставить Славика вовне, то сегодня мы можем с тобой завершить, я больше не вижу смысла в продолжении терапии.
Когда я уходил, Михаил еще раз сказал на прощание:
– Не забудь, если вдруг передумаешь, мой номер телефона у тебя есть!
– Это вряд ли, – пожал я ему руку. – До свидания, Миш, спасибо за все.
– До свидания. Пока, лохматик, – улыбнулся он Славику. – Давай-ка, убалтывай своего Взрослого вернуть тебя на место!
Домой я шел в несколько испорченном настроении. Я в первый раз раздражался на Тарасова за то, что он настаивал на моем расставании со Славиком. «Тоже мне, блин, психолог… Удивительно, как таких простых вещей не понимает. Ведь нам надо быть вместе, это же видно! Чудной он все-таки, хотя и помог здорово. Жаль, что дальше не хочет».
***
– Это ты не хочешь, чтоб тебя излечили! – воскликнул в отчаянии Светозар. Он шел позади Лисицына вместе с Варфоломеем, решившим проводить друга.
– Все, дальше тянуть нельзя, – покачал головой Хранитель психолога. – Он уже начинает вредить самому себе.
– Что мы будем делать? – с готовностью спросил Светозар.
– Тебе необходимо каким-то образом заставить его согласиться. – Варфоломей задумчиво прикусил губу.
– Вряд ли он станет слушать…
– Разумеется, не станет. Гм… Послушай, вроде у тебя же есть выход на него: ты говорил, он в курсе твоего существования?
– Да, мы общались через Славика. Постой… Точно! Попробую через Ребенка, может, будет успех… В храм-то я его когда-то так затащил.
***
Я шел и радовался про себя, что не позволил разлучить нас со Славушкой, как вдруг мой Малыш сказал:
– Слав, с тобой хочет Светозар поговорить.
– Отлично! – воскликнул я. – Интересно, что он думает по этому поводу? Наверняка согласен со мной!
– Э-э… нет.
– Что?..
– Я не согласен, Вячеслав. Тебе надо долечиться до конца.
– Но как же так… – Я был до того ошарашен, что стал на месте и глупо хлопал глазами. – Как же так, Светозар, ведь мне же будет плохо без него… Или… – Мозг прошибла болезненная догадка: я подумал, что Ребенок сам захотел уйти, но, чтобы не обижать меня, решил все свалить на Хранителя. – Слав, ты…
– Это не он, Ребенок не говорит сейчас с тобой, не сердись на него. Сравни наши голоса.
Тут я с немалым удивлением заметил, что интонация Славушки действительно поменялась: теперь не он передавал надиктованные слова, но мой Ангел сам, напрямую обращался ко мне посредством него.
– Время пришло, Слав. Тебе пора освободиться, отбрось костыли, ты отныне сможешь жить без них.
– Славушка не костыль! – нервно возразил я. – Он со мной не потому, что я на него опираюсь! Он потому… что я люблю его!
– Тогда позволь ему наконец занять свое место внутри тебя.
– Нет!! – Я резко озирался по сторонам, ища, куда обращаться. – Светозар, ты не можешь быть таким жестоким, ты же Ангел! Не отнимай его у меня, прошу тебя! С чего вообще вы все решили, что это необходимо?! Мне же будет плохо, пойми!.. – Острая тоска вдруг накрыла меня, я чувствовал, что от меня хотят оторвать самый важный, любимый кусочек моей души… Перспектива беспросветного одиночества замаячила передо мной.
– Он никуда не денется, поверь. Ты зря боишься, что все станет, как было до вашей встречи, теперь все будет по-другому, как ты сам говорил Тарасову. Напрасно, кстати, отказываешься от его помощи: тебе бы не повредила еще пара сеансов.
– Я не отдам его вам! – закричал я. – Слышишь, не отдам!!! Ты же Хранитель, ты должен хранить меня! А ты, наоборот, убиваешь!
– Тебе только так кажется, из-за страха. На самом деле я не убиваю, а спасаю тебя. Ты точно сойдешь с ума, если это продолжится. Нагрузка на психику слишком большая.
– В таком случае, зачем же вы это все вообще устроили? Это ведь ваших рук дело, да?!
– Затем, что тогда это было крайне необходимо, ты стремительно падал вниз. Теперь же ты более-менее оправился, и пришла пора отклеить уже ненужный пластырь, кожа под ним здорова.
– К чему говорить иносказаниями?.. Ответь, что вы намерены с нами сделать?!
– Ничего с тобой не будет, без твоего полного на то согласия. Помимо воли человека мы проводить обратное слияние не способны.
– Тогда вот что: я своего согласия не даю! Я не согласен, слышите!!!
Ответа не последовало, вместо этого Славик очнулся. Поморгав немного, он удивленно спросил:
– А чего ты психовал?
– Да так… Пойдем. – Двинувшись было с места, я вновь остановился и, присев на корточки перед Ребенком, сказал, глядя ему в глаза: – Малыш, я тебя никуда не отпущу, понял? Обещаю, нас с тобой никто не разлучит! – Я попытался его обнять, но он неожиданно отстранился: – То есть, домой я не попаду? А что Светозар говорит? Ты не на него, надеюсь, кричал?
Стало немножко стыдно перед Славушкой, он ведь по своей детской наивности так любит этого Ангела.
– Гм, да, мы повздорили немного…
– Не вы, а ты – с ним. Он с тобой не вздорил, он не умеет, – убежденно заявил Ребенок. – Лучше сделай, как он говорит.
– Он хочет разлучить нас, Малыш…
– Значит, так будет лучше. Если бы ты спросил Машу, она бы также ответила.
Я встал и молча пошел домой, намереваясь там продолжить разговор. Позади себя я услышал расстроенный голос Славика:
– Не будет нам с тобой хорошо, пока мы со Светозаром не помиримся…
Дома мы так и не поговорили. Поскольку Славик не поднимал эту тему, я с облегчением решил, что он, вероятно, забыл уже все, как свойственно забывать всем маленьким детям. Я совершенно упустил из виду, что он не просто пятилетний малыш, но – моя Детская Ипостась, что мы с ним – одно лицо, и он помнит и чувствует все то же, что и я… Тарасов со Светозаром оказались правы: я уже начинал считать его настоящим, живым ребенком, имеющим отдельную, просто очень похожую на мою, личность. Тогда я этого просто не видел, вернее – добровольно отказывался видеть.
Однако мудрый Славушка, в отличие от меня, не собирался принимать желаемое за действительное и вскоре затосковал. Буквально на следующий же день он стал каким-то вялым, печальным, часто и подолгу задумывался. Его не радовали уже вещи, которые обычно приносили удовольствие нам обоим: вкусная еда, шутки по телевизору и в интернете, прогулки по парку. Даже общение с веселым Кирюхой Бенедиктовичем не могло вывести его из этого состояния. Кирилла озадачило мое смурное настроение, пришлось сослаться на неважное самочувствие.
Прошел всего один день, а мне уже было невмоготу смотреть на Славика. Мой любимый, драгоценный Ребетенок страдал, и, похоже, виноват в этом был всецело я.
Вечером я подозвал его к себе:
– Малыш, скажи, ты действительно так хочешь этого? Или всего лишь переживаешь из-за Светозара? Только честно.
– Я… Я хочу этого, Слав. И – да, я переживаю из-за нашего Ангела, не следовало с ним спорить.
– Но почему же ты настолько желаешь исчезнуть? – с горечью спросил я. – Неужели тебе здесь плохо?
– Мне не то, чтобы плохо… Просто я чувствую, что я не дома. Помнишь, когда мы помирились и в первый раз обнялись у дяди Миши Тарасова? И когда в караоке пели про мечту? Я возвращался домой, на короткое, правда, время, но возвращался… Я помню это ощущение, и ты тоже. Это же было так здорово!
– Да, это было восхитительно, – не смог я с ним не согласиться. – Но ты же понимаешь, что мы с тобой больше не сможем вот так открыто общаться?
– А когда ты вначале, еще до встречи, ругал меня, ты очень даже легко со мной общался.
– Тогда я не знал, что это ты…
– А теперь будешь знать, вот и вся разница. Пожалуйста, Слав, – Он взял меня за руку и беспокойно заглянул в глаза, – верни меня домой, в себя, а то мы с тобой оба заболеем…
Кому-кому, а Славушке в просьбе я не мог отказать. Больно было осознавать факт скорого расставания, но видеть его мучения было еще больнее. Пришлось скрепя сердце выбрать наименьшее из двух зол.
Теперь следовало позвать Ангела. Боясь, что он может все еще сердиться за мое поведение, но приготовившись извиниться ради Славика, я робко произнес:
– Св… Светозар!
***
– Ты слышишь меня?.. В любом случае, хочу сказать… Прости за мою истерику, это было некрасиво, признаю. Еще хочу сказать, что… я… согласен. Я согласен, слышишь? Сделай уже, что нужно, верни его домой…
Светозар отчетливо слышал все, с первого слова. Он, разумеется, никуда не уходил и даже не думал обижаться, а просто терпеливо ожидал, пока Лисицын успокоится. Сейчас он сочувственно глядел на своего дорогого подопечного, у которого в глазах стояли слезы.
«Бедный, надо бы как-нибудь его утешить. Но как…»
Ответив через Славика, что все услышал и понял, Хранитель крепко задумался. Совершенно не хотелось причинять Вячеславу лишнюю боль, нужно было как-то смягчить ситуацию и помочь ему с ней примириться.
Тут его осенила идея.
«А что, если…» Но для ее осуществления потребовался совет со стороны.
Решив на время отлучиться от подопечного, Светозар помчался на центральную улицу города, к девятиэтажному дому, туда, где жил Михаил Тарасов. Однако, на шестой этаж ему подниматься не пришлось: он еще издали заметил психолога, возвращавшегося из продуктового магазина. Рядом с ним шагал его Хранитель, что-то объяснявший по дороге.
– Варфоломей!
– Таким образом, она должна понять, что ее гиперопека не приносит никакой пользы ее сыну, а, напротив, вредит… Светозар? Здравствуй, дружище! Какими судьбами? Ты запыхался…
– Здравствуй! Нужна твоя помощь.
– С радостью! Что, уболтал-таки его?
– Скорее, не я, а сам Ребенок. С Божьей помощью, как всегда.
– Твоему упорству и терпению можно подивиться, право.
– Да уж, тебе с твоим в разы легче. Слушай, он у меня страдает, ему страшно остаться одному, и я хочу хоть как-то утешить его. Есть ли у тебя разрешение на конечную сепарацию?
– Ты что, задумал провести третий этап?! Но Светозар, ты отдаешь себе отчет в том, что это нешуточная опасность? Риск больше, чем при двойном разделении, и на данный момент он ничем не оправдан.
– Ему нужна поддержка, Варфоломей. До него должно дойти, что он не одинок. Лучше него самого никто не докажет ему необходимости в возвращении Ребенка. И потом, думаю, он имеет право увидеть самого себя полностью. Не бойся, я знаю, он выдержит – это на один день всего, пожалуйста! Больше я и сам не позволил бы продолжать.
– Хочешь полностью расщепить его на целый день? Уверен? Хорошо, я достану разрешение. Но послезавтра – слышишь? – он должен быть абсолютно целым, включая Ребенка.
– Без проблем, он уже согласился. Спасибо, Варфоломеюшка! – крикнул Светозар уже издалека, спеша обратно к своему человеку.
Вернувшись в дом Лисицына, Ангел застал обоих Слав в печальнейшем настроении.
– Ну, как ты тут, Малыш? – обратился он к едва не ревущему Ребенку. – О, прошу, не плачь, я имею кое-что сказать вам.
***
Я сидел на диване и скорбно глядел на то самое семейное фото почти тридцатилетней давности. Я думал о том, что это станет единственной возможностью увидеть Славушку, доступной мне после его ухода…
– Слав, он опять хочет говорить, – тихо сказал мой Малыш.
– Что ж… Видимо, пора уже, – обреченно ответил я. – Я слушаю, Светозар…
– Прошу, не тоскуй так сильно, я хочу сделать тебе подарок на ваше прощание с ним. Завтра утром будет тебе сюрприз за то, что сам согласился, за твое смирение.
– Какое уж там смирение… – грустно вздохнул я. Хотя, про себя чуточку порадовался: подарок от собственного Ангела-Хранителя вряд ли будет ерундовым.
– А когда…
– Послезавтра. Я подарю вам еще один, последний день. Сюрприз – помимо, чтоб ты понимал.
– Спасибо, Светозар. – Мне стало немножко легче оттого, что это произойдет не прямо сейчас.
– Что он сказал? – спросил Славушка по окончании «сеанса связи».
– Что даст нам с тобой еще денек, и еще завтра нас ожидает какой-то сюрприз, прям с утра.
– Хорошо как, – улыбнулся он. – Я говорил тебе, что он добрый!..
***
Ночью оба Ангела стояли над изголовьем Лисицына и готовились снова провести знакомую уже процедуру.
В процессе Вячеславу, видимо, приснился кошмар, и он застонал: «Не отдам… не отдам вам его… Уберите руки от Славушки… Оставьте нас…»
– Один день, Светозар, – серьезно напомнил Варфоломей при завершении. – Иначе потеряешь его рассудок, а заодно и душу.
– Один день, – эхом повторил Светозар, с любовью глядя на снова мирно засопевшего подопечного.
ЧАСТЬ III
Глава 14. «ВячеСлавное трио», часть первая
Я открыл глаз. Затем второй… Воспоминание о завтрашней разлуке больно отдалось в душе. Уже сейчас я, словно заранее готовясь, чувствовал себя наполовину пустым, если не на две трети…
Я лежал лицом к стене, поэтому, чтобы встать, мне сперва требовалось повернуться. Я сделал это и… замер на месте. Напротив меня в кресле сидел незнакомый мне человек в деловом костюме, а рядом с ним стоял мой Славушка. Оба, улыбаясь, глядели на меня.
– Слав, это кто? – настороженно спросил я.
– Это дядя Слава, познакомься, – пояснил Ребенок.
– Доброе утро, Вячеслав, меня зовут Вячеслав Александрович, и я – ваш Взрослый. – Мужчина в костюме протянул мне ладонь. Я резко сел.
– Но это я Взрослый…
– Вы – Родитель, Вячеслав. А я – Взрослый. До недавнего времени мы с вами, видимо, составляли единое целое, вот вы и запутались.
Не понимая еще до конца, что происходит, я тем не менее подал ему руку: неудобно как-то. Вглядевшись, я нашел, что он действительно отчасти похож на меня. Но лишь отчасти, поскольку такого дорогого синего в полоску пиджака с галстуком, стильных часов и аккуратной гладкой прически у меня никогда не было и быть не могло, ровно как и настолько целеустремленного и уверенного взгляда, хорошо поставленного приятного баритона и цепкого, по-настоящему делового рукопожатия.
– Ты – мой Взрослый… – задумчиво произнес я. – Слав, судя по всему, это и есть сюрприз Светозара. Вот откуда пустота внутри: меня разделили на три части…
– Вернее, – вставил Вячеслав Александрович, – не тебя, а Лисицына, ты – не он, а всего лишь одна из частей его личности. – Мне не слишком-то понравилась манера этого зализанного щеголя умничать.
– Однако, что мы теперь будем делать? – живо поинтересовался он. Ему явно не сиделось на месте.
– Надо бы умыться, полагаю… – пожал я плечами. Он тут же немилосердно сдернул с моих колен одеяло и скомандовал Славушке:
– Идем чистить зубы!
– Эй! – воскликнул я, но возмущаться было поздно: оба уже оказались на полпути к ванной комнате. Не желая оставаться, как дурак, один, я поплелся вслед за ними.
После утреннего туалета наш «Бизнесмен», как мы со Славиком в шутку окрестили его, повторил свой прежний вопрос.
– Слав, я кушать хочу, – проныл Малыш.
– Нам надо бы поесть, – озабоченно глядя на него, ответил я Взрослому, и тот без лишних слов протолкнул нас на кухню.
– Скажи, а ты всегда будешь спрашивать, что нам делать? – едко полюбопытствовал я, доставая посуду.
– Только если вы оба продолжите дальше тупить, а не говорить сразу, что вам надо. Я пустой траты времени не выношу, – четко сказал он, по-хозяйски роясь в холодильнике.
– Ясно… Ну, спасибо, Светозар, сюрпризец ты нам подкинул. Не мог поприятнее кого-нибудь материализовать, – пробормотал я со вздохом.
– Так некого больше, нас всего трое, – заметил Бизнесмен. – И, кстати, ты тоже далеко не подарок, господин Наседка.
Такое наглое обращение ошарашило меня.
– Что?! Да как ты…
– Остынь, – резко прервал он. – Это нормально, что в сухом остатке мы все неидеальны. Только Славушке это, в отличие от нас с тобой, легко прощается, ведь он ребенок. Мы втроем не случайно составляем личность одного человека, без каждого из нас Вячеслав Лисицын был бы неполноценен: без тебя стал бы бессовестным эгоистом, не признающим авторитеты, без меня – полным и совершенно беспомощным идиотом, без Славика – вечно угрюмым занудой, лишенным всякой способности к творчеству. То есть, являлся бы во всех случаях неадекватным. Поэтому мы и сейчас должны действовать сообща, чтобы более-менее сносно прожить этот день. Понятно?
Мы со Славушкой не нашли, что возразить, и дружно кивнули.
– Хорошо. Тогда – вперед, завтракать и одеваться на работу! – распорядился Взрослый.
Мы кое-как поели и стали одеваться. Вернее, делал все целиком я, а обе мои Ипостаси глазели на меня, что несколько смущало. При этом один из них постоянно порывался давать заумные советы, а другой без конца канючил, что ему неудобно. Обувание и вовсе превратилось в настоящую проблему: пытаясь справиться с длинной шнуровкой осенних ботинок (казалось бы, дело нехитрое), я сильно отвлекался на замечания своих наблюдателей:
– М-да, интеллектуально развитые инженеры крупных компаний обычно делают это легче.
– Сла-ав, мне тесно!
В конце концов шнурок запутался.
– Знаете что?! – психанул я и, стащив и закинув злосчастные ботинки куда подальше, достал кроссовки. На удивленный взгляд Ребенка и Взрослого я совершенно неожиданно для самого себя ответил раздраженной интонацией своего отца:
– Шевелитесь уже, капуши, вас одних ждать никто не будет!
– Но у нас еще пять минут сорок две секунды в запасе, куда так спешить?.. – попробовал мне возразить Вячеслав Александрович, о чем тут же пожалел:
– Я те дам сорок две секунды!! А ну, марш на работу!! – сварливо прикрикнул я. Идиотская шнуровка вывела меня из себя.
Решив больше со мной не спорить, оба прикусили языки, и мы молча вышли, наконец, из квартиры.
Мы еще не слишком далеко успели отойти от дома, как вдруг спешивший Славик по неаккуратности со всего размаху топнул в мелкую, но довольно широкую лужу. Забрызганными оказались все трое: Славик почти по колени, а мы с Бизнесменом – чуть меньше.
– Ты куда лезешь, смотреть же надо!! – накинулся я на беззащитного Малыша. Я, конечно же, по-прежнему очень любил Славушку, но тот факт, что мы теперь опоздаем на работу из-за необходимости вернуться и переодеть штаны, плюс общая нервная обстановка, царившая в моей бедной голове с самого утра, сделали свое дело. Славик немногоотшатнулся и удивленно-расстроенно сказал:
– Ну вот, опять ты кричишь…
– Теперь ясно, – вставил свой веский комментарий Вячеслав Александрович, – почему управление телом тебе оставили. Ты – самый проблемный из нас, ты бы не смог просто наблюдать. Из-за тебя нас расщепили.
Глядя на этих двоих, в их глаза, у одного наивно-растерянные, у другого – сосредоточенно-оценивающие, я внезапно полностью осознал, как веду себя, и, бессильно опустившись на стоявшую рядом скамейку, обхватил голову руками. Жгучая смесь стыда и отчаяния нахлынула на меня: я вспомнил день смерти бабули и некоторые другие, хоть и не такие трагичные, но в чем-то похожие случаи и понял, что только что в точности скопировал негативное поведение отца.
– Малыш, я чудовище… Прости меня…
Когда и как я успел из спокойного и рассудительного Взрослого превратиться в истеричного Родителя?! Или адекватным в Лисицыне всегда был именно Бизнесмен, до нашего разделения заслонявший собой мою припадочную натуру?.. Значит, я абсолютно полностью являлся и являюсь сосредоточением всего ненормального, что есть в нашей психике… Я во всем виноват…
Моей спины что-то коснулось. Я поднял голову: они вдвоем поддерживали меня, каждый глядел и чувствовал по-своему, но оба искренне сопереживали мне и старались приободрить.
– Ты очень хороший, Слав, мы тебя любим, – ласково произнес Ребенок. Это мне напомнило, как когда-то он успокаивал Павлушу.
– Ты не преступник и не злодей, ты – интересная и разносторонняя личность, и ты обязательно добьешься успеха, Вячеслав! – мотивировал Взрослый, дополняя своего маленького «коллегу». Эти двое от всего сердца желали мне добра, несмотря на то, каким скандалистом я был, и я просто не смог противиться медленно расплывающейся по моему лицу благодарной улыбке…
– Спасибо вам, ребят. Вы такие классные, – обнял я их в ответ. – Что б я без вас делал…
– Был бы угрюмым, беспомощным, нетворческим идиотом, – пошутил Славик.
– Либо вовсе бы не существовал, – со смешком подхватил Вячеслав Александрович. – Однако, время – деньги, – вернулся он к своему обычному деловому тону и хлопнул меня по спине: – Вставай, дружище, и пойдем уже на работу. Заходить домой, думаю, не стоит, мы успеем по дороге обсохнуть. И еще, – добавил он, когда мы уже шли по улице, – не забывай, что лучше общаться с нами мысленно, а то на тебя уже косо поглядывают, Кащенко нам в данный момент совсем не уместен…
Я не сдержался и хихикнул над его манерой выражаться, как вдруг действительно заметил на себе удивленный взгляд проходившей мимо девушки. Стоило реально быть поосторожней…
При переходе шоссе я имел возможность еще раз пронаблюдать характерные различия каждого из нас. Встав на край тротуара, Славушка с нетерпением стал ждать зеленого сигнала, переминаясь с ноги на ногу, а Вячеслав Александрович принялся рассуждать:
– Итак, красный. Стоит пока не проявлять двигательной активности по направлению к противоположной стороне, иначе есть риск быть размазанными по асфальту. Хотя, как показала практика на примере «Ауди» и «Лексуса», этот риск есть всегда…
– Понапокупают прав и гоняют, наркоманы, блин, – буркнул я про себя, удивляясь, как вообще общество допускает до руля таких придурков, и куда только смотрит правительство.
Загорелся зеленый свет.
– Разрешающий сигнал, – доложил Взрослый, – можно идти. Вероятность тут же отправиться к праотцам несколько снижена… Не забываем смотреть по сторонам, дабы еще сильнее приблизить ее к нулевому значению, – деловито порекомендовал он.
– Славик, аккуратней, – беспокойно вертел я головой, пока Малыш вприпрыжку радостно скакал рядом.
Примерно таким образом мы почти добрались до офиса. Подходя к знакомому углу, я приготовил в кармане мелочь, чтобы подать ее тому самому бродяге, которого почему-то вот уже недели две не видел. Сегодня вместо него здесь сидел другой бездомный, явно не равнодушный к алкоголю, о чем свидетельствовали вид его оплывшего лица и стоявшая между ног бутылка с остатками пива на дне. Ребенок его смотрел несколько нахально, хотя тоже вызывал жалость. На мой вопрос, что случилось с предшественником, бомж, хрипло усмехнувшись, ответил:
– Иваныч? Дык, помер пару недель тому назад. А тебе-то что? Знакомый?
– Ага, вроде того, – расстроенно подтвердил я. – Он был очень приятный человек.
– Да-а, жаль его, хороший мужик был… Спокойный, безотказный, бычком всегда угостит, хавкой… От удара, вроде, говорят, кончился. Пить-то он не пил совсем, а вот… Хоть не мучился. А еще говорят, бухать вредно. Все одно помрем, дык хоть повеселей жить-то будет, правда же? – взяв бутылку, тряхнул он ей. – Слышь, мил человек, а подай на пиво, сколько не жалко, помяну его…
Решив не отказывать ему в просьбе, я достал предназначавшуюся для покойного бродяги мелочь. Славик шепнул:
– Спроси, как умершего дядю звали.
– Тебе зачем? – удивился я.
– Ну… Надо. Потом скажу.
Услышав в ответ: «Свечку за упокой, что ль, поставить хочешь?», я сразу понял, кто и с какой целью на самом деле просил меня узнать имя бедняги.
Неожиданное печальное известие совершенно удручило меня. Нехорошо начинать рабочий день с подобных новостей…
– Так новость-то хорошая! – сказал вдруг Славик, когда мы отошли подальше.
– Чем же она, по-твоему, хороша? – изумился я.
– А ты знаешь, что он теперь в Раю? Совсем уже прямо там, даже мытарств ему проходить не пришлось, – Ребенок, похоже, передавал слова Хранителя, иначе эту уверенность в голосе никак нельзя было объяснить. – Так что здешние временные страдания для него кончились, отныне только вечное блаженство. Он тебе, кстати, привет передает и молится за тебя, – закончил Малыш с улыбкой.
– Хорошо как, – успокоился я и от души порадовался за судьбу бродяги.
– О чем это вы говорите? – Впервые я слышал такой недоуменный тон от Бизнесмена.
– Да так, не обращай внимания, – ответил я, – пойдем скорее в офис. – Было странно обнаружить, что при всем своем недюжинном интеллекте, уверенности и блестящих лидерских способностях он даже близко не догадывался ни о чем духовном. Видимо, у каждого из нас действительно строго своя специализация.
Как только мы вышли из лифта, Вячеслав Александрович вдруг развел нас со Славиком по сторонам и заявил:
– А теперь слушайте оба: не мешайте мне и ничего не предпринимайте самостоятельно, кроме, естественно, манипуляций по управлению телом, – посмотрел он на меня, – и дружественных бесед во время обеденного перерыва и кофе-брейка, – повернулся он к Славику. – Наступившее время – рабочее, то есть, мое, прошу это учесть и не путаться у меня под ногами со своими детскими капризами и мамашкиными требованиями! Ваша власть придет строго после работы. Надеюсь, повторять не придется.
Некоторая обида, которую мы чувствовали сперва после этой его речи, вскоре сменилась уважением, а в отдельных случаях мы проявляли открытое восхищение – настолько здорово он ориентировался в своей сфере деятельности. Мы со Славушкой быстро простили ему начальный высокомерный тон, за который, впрочем, он и сам позже извинился.
Началось все с того, что под его чутким руководством я составил план заданий на сегодня и навел идеальный порядок на рабочем месте, что очень понравилось зашедшему в тот момент Пал-Игрычу.
Вообще, работа сегодня спорилась, я в комфортном и неспешном, но четком ритме выполнял расчеты, время летело незаметно. Взрослый имел талант: он диктовал мне мои же мысли в более конкретных формулировках, при этом не сбивая, а, наоборот, сосредотачивая на поставленной задаче. Так постепенно было закончено множество дел и, что самое удивительное, я ни разу нигде не ошибся. Столь внимательным я себя не припоминал…
После обеда директор вызвал меня к себе. Он выглядел уставшим и напряженным. Трубка его рабочего телефона была снята и лежала на столе слуховым отверстием вниз. Начальник подошел ко мне, держа в руках папку с проектной документацией.
– Слушай, Лисицын, мы тут напортачили, и клиент вне себя от злости. Я не знаю, чей это косяк, мы потом разберемся, но сейчас надо исправить положение. Возлагаю это на тебя. Брось пока то, чем занимаешься, и спаси фирму от крупного штрафа. Вот материалы, ознакомься. Пересчитаешь и информацию по возможным вариантам выхода из ситуации мне дашь, я с ними улаживать буду.
Я взглянул на бумаги. «Ага, это компания «Российские Стали», – прочел Вячеслав Александрович. – Мы, видимо, должны были поставить им заказ до шестнадцатого числа, но из-за ошибки в перечне срываем все сроки…»
«И теперь они ругаются?» – спросил Славушка, сочувственно глядя на грустно шмыгающего носом Павлика.
«Да, и очень сильно, – ответил Взрослый. – Ведь получается, что мы кидаем их почти на миллион евро, примерно столько будет стоить им простой».
Последнюю фразу я ненароком произнес вслух, и Пал-Игрыч тут же отреагировал:
– О, гляжу, ты уже вошел в курс дела. Ты сегодня явно в ударе, Вячеслав, поэтому не сомневаюсь, что ты быстро разберешься. Ступай, успехов! С нетерпением жду результатов.
Вернувшись за свой стол, Пал-Игрыч сцепил руки в замок и действительно принялся ждать, в глубокой задумчивости глядя перед собой. Кивнув, я покинул его кабинет.
Предстояла нелегкая задача: в максимально короткий срок нужно было найти кого-то из поставщиков, кто мог бы не особенно дорого продать нам недостающие части заказа. Хорошо, если не придется слишком долго договариваться…
Однако теперь, когда со мной трудился Вячеслав Александрович, мне все было по плечу, и я бесстрашно сел за компьютер.
Вскоре удача улыбнулась нам: мы нашли завод, с которым давно имели очень плодотворные деловые отношения, и с которым довольно легко сошлись в цене на имевшиеся к счастью в тот момент у него в наличии необходимые нам трубы. Кажется, тут не обошлось без потрясающего обаяния и таланта убеждать Бизнесмена…
Закончив выполнение своей важной миссии и захватив результаты переговоров в распечатанном виде, я пошел к начальнику.
– Ты че, Лисицын, – в упор спросил он меня, изучив бумаги, – повышения, что ль, захотел? Так я тебе устрою… Сперва зарплату подниму, чтоб не выпендривался, а если дальше так будешь себя вести, поставлю ребром вопрос о твоем назначении менеджером!
– Виноват, нарываюсь, – со смешком ответил я на его шутливо-грозный тон.
– Смотри у меня, – пророкотал Пал-Игрыч на фоне прыгающего от радости Павлуши. – Все, иди. И чтоб завтра прогулял, понял?!
– Нет, – с улыбкой мотнул я головой, закрывая за собой дверь.
Идя по коридору и посвистывая, я вдруг остановился на мысли, чей же это все-таки был прокол. После некоторых раздумий я пришел к выводу, что ошибся, скорее всего, Игорь Касимов: этим заказчиком занимался он.
– Если скажем про это директору, есть шанс того, что нам действительно прибавят зарплату за счет его увольнения, – неожиданно сказал Взрослый.
– Сдурела, что ли, твоя голова?! – возмутился я. – Ты что несешь?!
– С другой стороны, – продолжил он, словно не расслышав меня, – мы потеряем хорошего товарища и интересного собеседника, а также приобретем дурную славу у всего остального коллектива, в том числе, у Пал-Игрыча, несмотря на повышение… Что вы на меня так смотрите? Я за совесть не отвечаю, я предлагаю вам варианты действий и перечисляю последствия. Думайте.
– Слав, давай не будем говорить про дядю Игоря? – потеребил меня за штанину Славушка.
– Разумеется, мы его не подставим, – тут же ответил я. – А если Пал-Игрыч все равно узнает, то попытаемся защитить…
– Окей, – пожал плечами Бизнесмен, приняв к сведению наше решение, и стремительно двинулся вперед. – Напоминаю, рабочее время еще не кончилось!
– Какой же он циничный, – шепнул я Малышу, и тот согласно кивнул.
– Кому что, – ответил Взрослый, не оборачиваясь. – Я ж не осуждаю вас за то, что один чересчур наивен, а другой излишне самокритичен.
К концу дня ситуация с «Российскими Сталями» более-менее разрулилась. Пал-Игрыч, видимо, был настолько этому рад, что не стал проводить разбора полетов, так что все завершилось вполне благополучно. Перед уходом он еще раз «пригрозил» мне всяческими поощрениями и крепко пожал руку. Краем глаза я увидел, как счастливый Павлик в порыве чувств обнял Славика, а также заметил с критичным вздохом глядевшего на это Вячеслава Александровича.
…Золотые лучи опускавшегося солнца освещали верхушки деревьев и крыши домов. Мы втроем в прекрасном настроении неторопливо шли вдоль улицы, пересекающейся с парком, и уже собирались повернуть к дому, как вдруг я кое о чем вспомнил.
– Сколько времени? – спросил я.
– Семнадцать двадцать три, – в своей привычной точной манере отчеканил Взрослый.
«Успеваем», – подумал я.
– Куда? – взглянул на меня любопытный Славик.
– В церковь он опять хочет, – ответил за меня Вячеслав Александрович.
– Не я хочу, – поправил я, – а надо пойти. Ты же сам говорил, что после работы наше время. Итак, я беру бразды правления в свои руки. Ты ведь не против? – наклонился я к Малышу. – Потом ты главный будешь, честно-честно. Я недолго, просто мы должны туда сходить и поставить свечку за дядю Васю Иваныча, помнишь? И ты, надеюсь, тоже возражать не будешь? – перевел я взгляд на Бизнесмена. Тот поднял ладони:
– Да пожалуйста, рули, кто тебе не дает. Я теперь туда направлюсь, куда вы скажете, договорились же.
– Вот и отлично, – удовлетворенно сказал я и повел их к храму.
По дороге я почувствовал, что оба моих спутника действительно приготовились слушаться меня везде и во всем. Стало даже немножко жутковато от свалившейся на меня ответственности… Вместе с тем я ясно ощутил, что открываюсь перед самим собой, становясь снова тем самым несправедливо требовательным, «ругачим», как выражается Славушка, порой жестоким и деспотичным Отцом, человеком, который превратился с годами в того, кого всегда боялся, и который, в отличие от остальных своих Ипостасей, совершенно не умеет сотрудничать, эгоистично навязывая вечно свое мнение, считая его единственно правильным Бог знает на каких основаниях…
– Опять ты паришься не по делу, – заметил Взрослый. – Тебе же Тарасов сколько раз говорил, что это и привело к расщеплению.
– А я думал, что мы расщепились из-за того, что каждый хотел своего, – недоуменно вставил Славик. – Так дядя Миша тоже говорил.
– Ну, преследование тремя Ипостасями одной личности взаимоисключающих целей – одна из причин. Мы…
– …Оказались разделенными потому, что я неверно вел себя, – не дал я Бизнесмену закончить. – Из-за меня все проблемы, ты прав, теперь я это понял.
– И что же ты намерен делать? Бесплодно винить себя всю оставшуюся жизнь? – как обычно, холодно и беспристрастно спросил Взрослый.
– Нет, я должен буду исправить ситуацию…
– А как? Извинишься перед всеми, кого наругал? – предположил Ребенок. – Но кроме меня ты ни на кого не кричал, а передо мной ты уже извинялся, я помню.
– Извинюсь перед Богом, – озвучил я внезапно пришедшую мысль. – Исповедаюсь. Может, легче станет.
– А причем тут религия? – не понял Вячеслав Александрович. – Ведь оскорблял ты Славика, а не Бога…
– Я оскорблял Божье творение, коим сам являюсь. – В тот момент мне показалось, будто у меня за спиной стоит Светозар и суфлирует мне.
– Ладно, – махнул рукой на попытки понять меня Бизнесмен. – Видно, не моего это ума дело. Пришли, перекреститься не забудь, не нарушай здешних правил.
***
Шла вечерняя служба. Постаравшись никого не потревожить, Вячеслав подошел к иконе Василия Блаженного и зажег купленную только что свечу. Не помня слов заупокойной молитвы, Лисицын прошептал то, что пришло в голову: поблагодарил Господа, приютившего Иваныча на Небе, и пожелал Василию обрести там счастье и безмятежность, которых так не хватало на земле… Светозар встал рядом и присовокупил к нехитрым словам подопечного дополнительную молитву, за одно выразив огромнейшую радость и признательность по поводу обращения к вере своего человека.
Затем Вячеслав занял очередь на исповедь. Взрослый и Ребенок тактично стояли в стороне, стараясь не отвлекать его внимание. Только один раз Славушка что-то захотел спросить, но Вячеслав Александрович вовремя легонько толкнул его и поднес к губам палец: «Потом все разговоры». Видевший этот момент Вячеслав с улыбкой кивнул благоразумному Бизнесмену и снова погрузился в раздумья. Предстояло как-то выразить словами то, что он хотел исповедать, умудрившись при этом не удариться в пространный рассказ о трех Ипостасях в каждом человеке и об их загадочном разделении в его, Вячеслава, случае.
Славик вдруг кинулся было подбежать у Лисицыну, но Взрослый остановил его:
– Куда? Велено же не мешать!..
– Пусти, я должен ему это сказать! – довольно громко произнес Малыш и, вырвавшись из цепкой руки Вячеслава Александровича, помчался в сторону очереди.
– Слав, Слава! – крикнул он, запыхавшись.
– Тише ты, – шикнул тот. – Чего тебе, неугомонный?!
– Светозар передает! – По виду Славика можно было сказать, что он получил крайне важное задание и страшно гордился этим. – Светозар передает, чтобы ты говорил все, как есть на душе, просто, без хитростей. Но только ни в коем случае не рассказывай про нас!
– Хех, в том-то и вопрос, Малыш, – усмехнулся Родитель. – Как сказать всю правду и утаить суть дела? Батюшка ж ничего не поймет…
– Да ведь суть-то не в том, что у тебя тройная сепарация, – напрямую уже через Ребенка пояснил Хранитель. – Ты ему скажи… м-м… что у тебя есть сын. Дескать, ты на него срывался. Это, в общем-то, похожие вещи, с точки зрения данной ситуации. Господь тебе во вранье не внимет, не беспокойся. Он видит, что у тебя на душе, и примет твою исповедь с радостью. Только будь искренен, и с самим собой тоже.
***
– О, про сына классная идея, передай спасибо! – быстро прошептал я Славику: подходила моя очередь.
Исповедал вновь отец Герасим. Умный кудрявый Малец, как и тогда, внимательно смотрел на кающихся, давая время от времени советы священнику. Когда я подошел, он дружелюбно улыбнулся:
– Ой, а я тебя помню! Как здорово, что ты опять пришел!
«Я тоже рад», – мысленно ответил я ему и поздоровался с приготовившимся слушать меня Взрослым батюшки.
– Знаете, – начал я, – у меня есть сын. И я его ругал…
– Ругать детей иногда необходимо для их же пользы, это является вашей обязанностью как родителя, – снисходительно сказал отец Герасим. – Кроме, разумеется, случаев, когда превышается мера или отсутствует объективная причина, по которой наказывается ребенок.
– Да в том и дело, что так и было, – смущенно вздохнул я и почесал затылок. – Я его, что ли… Ненавидел, так сказать… – Видя, что батюшка ждет дальнейшего развития мысли, я продолжил: – Я не знаю, почему… Вернее, уже знаю, догадываюсь… Так вроде вел себя мой отец… Ну, не так, не такими словами, вообще он очень любил, конечно, меня, никогда не бранил без причины, а я…
– А вы?
И тут, после этого его краткого вопроса, меня как прорвало:
– Меня бесила эта его детская глупость, он вечно был недоволен, капризничал, все ронял, падал без конца, у него все было через одно место… Или такую тупость всегда сморозит, хоть стой, хоть падай… Вопросами своими сыпал без конца, как будто мне делать нечего было, как на них отвечать…
– Вы говорите о нем в прошедшем времени. Он…
– А, не, все в порядке, просто мы с ним успели подружиться, – торопливо развеял я недоумение отца Герасима.
– О, и как он теперь себя ведет? – полюбопытствовал священник.
– Ну… Признаться честно, он кажется мне гораздо спокойнее и мудрее, и напротив – чаще я сам стал ощущать себя кретином по сравнению с ним…
– Вы поняли, что неверно вели себя, но все равно до сих пор злитесь, когда говорите о наивности?
Маленький Кудряш вдруг негромко произнес:
– Он боится глупости, потому что считает себя умным.
Странное дело, в этих его словах не было ни грамма осуждения, лишь сочувственная констатация факта. Поразительный Малыш…
– Я… Боюсь глупости, – неуверенно повторил я за ним, до конца еще не сознавая значения этой фразы.
Отец Герасим немного посмотрел на меня изучающе, а потом сказал:
– Вы читали Новый Завет? В одной главе говорится о том, как Христос на проповеди подозвал к себе маленького ребенка и обратился к народу, говоря, что кто не уподобится и не будет, как это дитя, тот не наследует Царства Небесного. Как вы думаете, почему Он так сказал? Из-за того ли, что нужно быть таким же беспомощным и неразвитым? Или все-таки Он имел ввиду, что детская душа чиста перед Богом, не успев еще нахвататься греха на земле? Дети ведь чувствуют многие вещи гораздо лучше взрослых, но постепенно, с возрастом, эта простота, к великому сожалению, в большинстве случаев пропадает, и лишь вернув ее, можно стать ближе ко Господу. Детская наивность и непосредственность, которые так раздражают вас, – есть проявление той самой Божественной, не оскверненной пока чистоты, а вовсе не слабость интеллекта, Христос не просто так сравнивает Святость с детством. Подумайте над этим хорошенько, – улыбнулся он и накрыл меня епитрахилью…
Идя навстречу Славику и Вячеславу Александровичу, терпеливо дожидавшимся меня, я крепко задумался. То, что я услышал, требовало серьезного осмысления. Удивительно, в который раз я не замечал очевидных вещей: из нас троих именно Славушка видел и общался со Светозаром. Случайность?.. С другой стороны, Павлуша у Пал-Игрыча вряд ли знал про своего Хранителя. А может, просто не обращал на него внимания, мне это, в конце концов, не ведомо. Приведенный отцом Грасимом пример из Священного Писания не шел у меня из головы…
Однако, несмотря на пухнувший от дум мозг, мне здорово полегчало, и при выходе из храма я в сердцах приобнял шедших по бокам Малыша и Бизнесмена и постарался не слишком громко сообщить им, какие они замечательные и как я рад, что они у меня есть. Надеюсь, со стороны это выглядело так, будто я просто растопырил руки, находясь в благодушном после посещения церкви настроении.
– Славушка, милый, прости еще раз, не стоило вообще на тебя орать, – проговорил я в нежном порыве.
– Да забыли уже, – махнул добрый Ребетенок рукой и хихикнул: – Ты такой чудной!
– Внимание, – резко прервал Вячеслав Александрович. – Прямо по курсу – Мария!
Чуть развевающаяся в такт походке юбка, точеная фигурка под курточкой, виднеющаяся из-под белоснежного платка темная густая коса… Легкая улыбка, в глазах веселые искорки: она рада видеть меня!
– Не забудь, Дон Жуан, у Славика еще не было возможности нами поуправлять, – вернул меня с небес на землю Взрослый. – Вот завтра сольемся – и хоть обвстречайся!
Он был абсолютно прав: я поступлю нечестно и эгоистично по отношению к Малышу, если позволю себе задержаться тут ради своих амурных чувств, пусть Маша и ему тоже очень нравится. Хотя по ее взгляду было видно, что она хотела прогуляться и поболтать, я почти наверняка знал, что она не обидится в случае отказа – и это являлось еще одной немаловажной чертой в ее характере, которую я по-настоящему ценил.
– Маш, – начал я первым, чтобы не терять время. – Ты прости, я сегодня не смогу пообщаться. Мне надо многое обдумать, отец Герасим кое на что открыл мне глаза.
– Я понимаю, – сразу ответила она, взглянув на меня с поддержкой и уважением. – Конечно, иди и как следует поразмысли. Мы еще встретимся. – И она перекрестила меня, тихо добавив: – С Богом!
Пожалуй, в этом ее коротком и спокойном жесте было больше любви, чем во всех томных взглядах и страстных вздохах целого мира!
Глава 15. «ВячеСлавное трио», часть вторая: ночные гонки
Мы гуляли по улице и набрели на круглосуточный ларек.
– Слав, давай зайдем? Я мороженое хочу, – потеребил меня за рукав Славик.
– Ты что, какое сейчас мороженое, холодно ведь, простудишься! – запричитал я и осекся: обе мои Ипостаси посмотрели на меня с легким недоумением. – Ой… То есть…
– Боишься, что заболеет? – с пониманием спросил Вячеслав Александрович. – Слав, во-первых, заболеешь, если что, не он, а ты, тело у тебя. Во-вторых, я все же с тобой согласен, что не стоит есть мороженое на улице. Предложи ему кафе, недалеко «Баскин Роббинс» есть.
– Это дорого… – начал я было, но, вспомнив об обещании, поправился: – Малыш, пойдем, куда дядя Слава говорит? Там тепло, удобно и мороженое очень вкусное.
– Ура, пойдем! – радостно закричал Ребенок: он тоже знал, что требуется пройти всего лишь сотню метров до поворота.
Наслаждаясь в кафе фисташково-шоколадным шариком и глядя на жмурящегося от удовольствия Славушку, я совершенно не жалел о том, что не стал экономить: мы сидели в уютном зале на мягких креслах и похихикивали над мультиком на экране под потолком. Народу было немного, и нас никто не тревожил. Спокойно поев и выпив горячего чаю, мы вышли на улицу.
– Ну, чего ты еще хочешь, душа моя? – с улыбкой спросил я у маленького Командира.
– Хочу… – Славик задумался. – Хочу кататься!
Мы со Взрослым переглянулись, и на ум нам одновременно пришла мысль: городской прокат лошадей!
Мы направились в парк, надеясь, что они все еще работают в такое время. Сумерки давно сгустились, но в парке было яркое освещение, и горожане гуляли там допоздна. На наше счастье, мы вскоре обнаружили нескольких стоящих у дорожки лошадей и пони. Наряженные в разноцветные ленточки, они, опустив головы, дремали в ожидании команды от весело общающихся тут же молодых парней и девушек. Животные выглядели хоть и несколько утомленными, но все же довольно упитанными и чистыми, от них почти не пахло. Самый крупный и мощный светло-серый конь (или кобыла, я не понял) был запряжен в расписную деревянную телегу.
– Покататься хотите? – обратилась ко мне одна прокатчица. – Верхом или в телеге? – Ее худенькая Девчушка внимательно разглядывала нас.
– Гм… – Я потер подбородок, и тут увидел, как Славик подбежал к запряженной лошади:
– Смотри, какой большой и сильный! Ему не будет тяжело. Давай в тележке, а то я верхом немного боюсь, – смущенно закончил он.
– На нем, – указал я на коня девушке. – Это ведь… он?
– Почти, – засмеялись Девочка с прокатчицей. – Это она, Маркиза.
– Здравствуй, Маркиза! – с восторгом воскликнул Славик.
– А какой она породы? – осведомился Вячеслав Александрович, а я спросил вслух.
– Русский тяжеловоз. Залезайте, – сказала девушка, и ее друг, темноволосый парень, ловко вскочил на козлы. Справа от него устроился лихой Пацаненок.
Мы расположились по сидениям. Кроме нас (вернее, Вячеслава Лисицына) никого не было: в прохладный осенний вечер не так часто находились желающие покататься. Телега начала движение. Мы глядели в спину правившему парню и его Мальчишке, из-за которых был виден широкий круп Маркизы с разбросанными по нему в обилии яркими яблоками. Иногда кобыла взмахивала длинным белым хвостом, и вплетенные в него салатовые ленты красиво развевались на ветру. Мерный отчетливый цокот подков приятно сочетался с негромким поскрипыванием колес. Молодой наездник, причмокнув, посильнее хлестнул вожжами, и Маркиза ускорилась, перейдя в легкую рысь. Люди, деревья, скамейки и аттракционы стали проноситься мимо нас быстрее. Дети, держа за руку мамочек, с раскрытыми ртами смотрели нам вслед.
Прогулка подходила к концу. Завидев нас издалека, остальные лошади приветливо заржали. Наша Маркиза ответила им густым утробным гугуканьем, вполне подходящим при ее богатырской комплекции.
Мы подъехали и слезли. Пока я платил, Славушка прыгал вокруг:
– Давай ее погладим? Можно ее погладить?
Я задал сей вопрос прокатчикам, и они разрешили. Невысокая хрупкая девушка, подруга той, что говорила с нами вначале, дала мне сухарик:
– Хотите Маркизу угостить?
Под ее чутким руководством я протянул лакомство кобыле. Обнюхав сухарь широким бархатным носом, Маркиза интеллигентно откусила часть и громко захрумкала. Прожевав, она взяла остаток с моей раскрытой ладони: девушка объяснила, что не стоит держать угощение пальцами, так как лошадь может ненароком ухватить их вместе с сухарем. Горячее влажное дыхание обдало меня, шершавые губы защекотали ладонь. Ощущения были незабываемые: огромное мощное животное доверчиво кормилось с руки, большие карие глаза с белоснежными ресницами спокойно глядели на меня, я видел в них свое отражение. Вытерев платком обслюнявленную кисть, я попытался погладить Маркизу, но та не далась, подняв морду.
– Она боится, когда трогают голову, – пояснил катавший нас парень. – Вы ее по шее похлопайте, вот так, – и показал нам пример.
– Хорошая Маркиза, хорошая, – ласково приговаривал Славик, наблюдая, как я гляжу кобылу по гриве.
Пока мы со Славиком общались с лошадью, Вячеслав Александрович через меня засыпал прокатчиков всевозможными «взрослыми» вопросами:
– Сколько ей лет? Чем вы ее кормите? Эта штука во рту ей не мешает? Где вы и держите? Это ваши лошади, или у них есть другой хозяин?
Молодые люди оказались словоохотливыми и с удовольствием отвечали:
– Этой штукой – удилами, или трензелем, – мы ей управляем, она легко может с ним есть. Лет ей около шести, она еще довольно молодая. Кормим сеном, овсом, иногда пророщенным, солевой камень грызть даем. Конюшня у нас за городом, в паре километров отсюда, денники в полуаренде с хозяйкой, мы за это тут и катаем. Когда в город не нужно идти, выезжаем на них в поля – те, что за деревней на западе, знаете?..
Из парка мы выходили вдоволь наобщавшиеся с копытными представителями живой природы и их двуногими «начальниками». На теперешний мой вопрос Славушка задумчиво сунул палец в рот:
– Я хочу… хочу…
Мы с Вячеславом Александровичем снисходительно переглянулись: легко «подчиняться» Мальчонке с такими незатейливыми желаниями!
– Ой, а что они там делают?
Мы со Взрослым повернули головы в направлении, которое указывал Малыш: на противоположной стороне шоссе возле нескольких расписанных аэрографом автомобилей стояла кучка молодых людей, около них резвились Дети. Мой Ребенок завистливо глядел, как они бегали вокруг таких крутых машин.
– А пойдем, посмотрим машинки? – потянул меня Славик. Я подумал, что ничего плохого не случится, если исполнить эту его маленькую просьбу. Мы пересекли ближайшую зебру и пошли к ним.
Приблизившись к молодежи, я было открыл рот, чтобы начать разговор, но один из них меня опередил:
– Что, дядя, хочешь поучаствовать?
Остальные смотрели на меня, насмешливо улыбаясь. Самому старшему на вид было едва за двадцать пять.
– Поучаствовать? А в чем? – спросил я и тут прочел надпись на стоявшей рядом «Мазде»: «Night Rasing». Буквы шрифта в стиле «Граффити» шли вдоль чешуйчатого тела дракона, выдыхавшего вместе с распространившимся на всю заднюю часть машины пламенем крупную цифру «8».
– Это что, ночные гонки? – удивленно догадался я.
– Ну да, – был стебный ответ. Меня явно держали за дремучего деда, хотя разница в возрасте между нами не была так уж велика. Да я бы и не возражал, пускай себе смеются, мне-то что…
Что мне…
Я увидел, как изменилось лицо Славушки. Глаза его зажглись, он как завороженный уставился на угловатую восьмерку. Одними губами Ребенок готовился произнести роковое для нас с Вячеславом Александровичем слово:
– Хо…
«Нет!!!» – с ужасом промелькнуло у меня в голове.
– Ч…
«Только не это!!!» – мысленно запаниковал Бизнесмен…
– Чу-у!..
«Бли-ин», – разочарованно протянули мы со Взрослым на пару и повторно переглянулись, но уже с другим выражением…
Одна надежда оставалась на то, что меня попросту не пустят. Я несмело обратился к ребятам:
– А что, можно?..
– Почему же нет? Если не испугаешься, – продолжали шутить гонщики. Их Дети дразнились, высунув языки.
– Не испугаюсь…
Славик им в ответ гордо поднял голову.
Ребята прекратили улыбаться и пристально посмотрели на меня. Детские Ипостаси притихли.
– Это опасно, дядь, – сказал невысокий рыжий паренек в кожаной куртке, чей крохотный Малыш пугливо к ногам своего Взрослого.
– Ну вы же участвуете, как я понял, – нехотя привел я аргумент. Мой Ребенок одобрительно кивнул.
– Ты хоть водить-то умеешь? – задал вопрос другой товарищ. Его темноглазый Мальчик с серьезным лицом ждал ответа.
– Умею, – соврал я под напором Славушки. То есть, как соврал – практики было довольно много в свое время, но за неимением средств я уже года три как спешился…
– Ты что делаешь, ты что творишь?! – рвал на себе волосы Бизнесмен.
– Слушаюсь его, ты же сам меня заставлял! – огрызнулся я про себя. Вдруг кто-то из молодых экстремалов выкрикнул:
– Пацаны, Вульф позвонил, не приедет!
– Ладно, раз такой смелый, – произнес белокурый рейсер, видимо, самый главный среди них. – У нас тут тачка бесхозная образовалась, мы арендовали пять штук, а чувак не пришел. – Его Пацаненок оценивающе смотрел на Славика. – Садись, если реально хочешь погонять, трасса за городом находится. За безопасность твою никто не отвечает, говорю сразу. Деньги на вход есть? Хорошо, на месте отдашь, там недорого. Правила знаешь? Ладно, по дороге объясню. Все, выдвигаемся, больше никого не ждем! – объявил блондин, и все расселись по автомобилям. Меня он посадил рядом с собой, в эту самую бесхозную «Мазду» с драконом.
***
Растерянный Светозар с раскрытым ртом глядел вслед уезжающей колонне машин, силясь понять, что только что произошло. Не успев вовремя отговорить Славика от безумной затеи и остановить Лисицына, он практически поставил их на грань гибели… Эта страшная мысль словно током прошибла Хранителя, и он, в ту же секунду очнувшись от ступора, стремглав помчался любой ценой спасать своего человека.
***
Мы ехали на приличной скорости: ночная дорога была свободна. Макс (так звали белокурого главаря банды гонщиков) старался мне как можно быстрее и подробнее объяснить основные правила состязаний и особенности управления переделанной для гонок машиной. Пока я его слушал, на ум, кроме экстренно выуживаемых воспоминаний о вождении, приходило еще много чего, вроде: «Возможно, эту улицу я вижу в последний раз» и «Как удачно, что я сегодня исповедовался, надо было и причаститься!»
Мы добрались до места примерно за полчаса. Всю жизнь живя в этом городе, я понятия никогда не имел о находившемся в его черте крупном автодроме. Кто-то из моих попутчиков рассказал, что когда-то здесь проводились ежегодные ралли, но владельца, авторитетную шишку, убили в девяностых, и с тех пор трасса никому не принадлежала. Со временем ее облюбовали охотники за повышенными дозами адреналина, так началась история соревнований рейсеров под назвнием «Night Rasing». Ярко-красные баннеры с логотипом гонок висели над трассой и по ее бокам. Десятки «Мазд», «Опелей», «Фордов» и иных разукрашенных транспортных средств толпились вокруг, уши закладывало от резкого шума движков и визга тормозов дрифтовавших в стороне смельчаков, глаза затуманивали клубы выхлопных газов и слепило мощное освещение. Фоном слышался голос комментатора, перечислявшего участников сегодняшних состязаний.
Ко мне подошел невысокий плотный человек в белом гоночном костюме. Его полноватый Ребенок, спокойно вставший рядом, критически осмотрел смущенного Славика с ног до головы.
– Меня зовут Дмитрий, мы с тобой в паре, – пожал гонщик мне руку.
– Вячеслав. В паре – значит… – попытались мы с Малышом уточнить.
– Значит, в одной гонке с тобой едем, – усмехнулись они с Димочкой. – Чудила!..
Начался первый заезд. Наблюдая за ним под замечания диктора вместе с большим количеством зрителей, Вячеслав Александрович шепнул мне:
– Гляди, сколько свидетелей нашей смерти собралось. Мы прям будем супер-звезды!
– Прекрати, – бессильно выдохнул я. – И без тебя тошно…
Один Славик, успевший уже освоиться, в нетерпении подпрыгивал на месте, с восторгом вертя головой вслед с ревом проносившимся мимо машинам. Неугомонный Шкет весь путь до сюда весело хлопал в ладоши, а по приезду радости его не было предела.
– Одно хорошо, – язвительно проговорил Бизнесмен, косясь на него, – ты напоследок как следует нашего золотого Ребеночка осчастливишь. Возможно, вы даже сольетесь в предсмертной агонии…
– Замолчишь ты или нет! – в отчаянии крикнул я, за бешеным ревом зрителей не заботясь, что меня услышат.
– Дядя Слава, не надо так, он же боится, – пожалел меня Славик. Но мне это жизни не облегчило…
– Я не боюсь, ясно?!
– Ну иди готовься, раз не боишься, – хлопнул меня по плечу оказавшийся рядом и услышавший мою последнюю фразу Макс. – Твой заезд четвертый, через два.
Я обреченно поплелся к своему автомобилю. Сев в него, я попробовал ехать по кругу на разных скоростях, проверил состояние тормозов. К сожалению, времени залезть в капот не было, впрочем, вредный Взрослый «успокоил» меня и на этот счет:
– Вполне вероятна гибель не из-за отказа деталей, а от столкновения или переворота при заносе…
– Спасибо, умник, – процедил я сквозь зубы.
– Рад стараться, экстремал хренов, – в тон ответил он.
– Не ссорьтесь, пожалуйста, – попросил нас Славик. Мы оглянулись на него: нам обоим и в голову не приходило нападать именно на него, настоящего виновника наших переживаний. И мы понимали, отчего: следить за желаниями Ребенка должны были мы, взрослые, соображающие части личности, а вместо этого мы покорно поплелись, как бараны на закланье…
– Ты перестанешь нагнетать?! – взорвался вдруг Вячеслав Александрович.
– О, а я думал, это ты, – удивленно сказал я.
– Оба хороши, – улыбнулся Малыш. – Ой, Максимка идет!
Макс издалека дал знак выезжать на трассу. Бизнесмен дрожащей рукой сжал мое плечо и озвучил то, о чем я сейчас подумал:
– Друг Славка, давай с тобой объединим усилия и постараемся все-таки выжить?..
– Давай, – положил я свою ладонь поверх его.
***
– Славушка, миленький, не губи себя и их, это безумие!!! – изо всех сил старался докричаться Светозар до Малыша через заднее стекло автомобиля. Апеллировать к Родителю со Взрослым было бессмысленно, ведь они добровольно отдали Ребенку власть над всей личностью и в данный момент почти ничего не решали.
– Дядя Светозар, ты не бойся, мы не умрем, – спокойно отвечал Славик.
– Да как не умрете?! – в панике восклицал Хранитель. – Это же проклятые ночные гонки!! Тут куча моих коллег без людей осталась!! Слушай, ты только прояви волю, чуть-чуть совсем твоей волюшки, и я тут же прекращу все это, – умолял он. – Я найду способ спасти вас, я нарушу законы физики, мне за это попадет, но я спасу вас!!!
– Не-а, – озорно улыбнулся Ребенок. Его забавляло то, что все его взрослые, которые обычно вели себя довольно невозмутимо, вдруг начали смешно пугаться, прямо как в мультиках, тогда как он сам был единственным, кто не чувствовал ни малейшей тревоги.
Поняв, что все уговоры тщетны, Ангел проводил взглядом машину с бледным Вячеславом за рулем и подумал:
«М-да, Светозар, это будет длинная ночь, вернешься ты на Небо как курица ощипанная после попыток спасти этих умом двинутых подопечных…»
***
Подъехав к старту, я почувствовал себя, как на эшафоте. Слева стояла ярко-салатовая машина моего соперника Дмитрия, в стороне сотни взглядов устремились на нас, впереди между нами красивая девушка на высоких каблуках держала в руках клетчатые флажки, готовясь дать нам старт.
Я посмотрел в зеркало заднего вида. В нем отразились мои Ипостаси: Бизнесмен, нервно кусавший ногти, и безмятежно-счастливый Ребенок…
Уже в который раз на ум пришла мысль об Исповеди и Причастии. Вместе с ней прокралась всегдашняя идея об огромной ответственности: телом, а значит, и автомобилем управлял я, надо делать все, как полагается…
– Вот только об этом сейчас не думай, прошу тебя, – истерично выкрикнул Взрослый. – Просто рули и все, ясно?! Разбор полетов потом себе устроишь, если выживешь…
Славушка хихикнул над его непривычно высоким дрожащим голосом. Я сглотнул…
***
– Слава!!! – стучался Светозар в окно. – Вспомни молитву!! Вспомни «Отче наш»!! Он поможет!!!
***
Тут я запоздало вспомнил слова молитвы.
«Отче наш, иже еси…» – Но прочесть ее всю я уже не успевал: девушка с флажками развела руки в стороны, подняла их и полсекунды спустя резко села…
Я газанул и довольно быстро набрал высокую скорость. Имевший в отличие от меня опыт Дмитрий стартовал первым, однако через некоторое время я почти догнал его. Пока шла прямая дорога, я ехал относительно без проблем и постепенно, к своему удивлению, начал втягиваться в азарт.
Впереди я ясно видел поворот и, прикинув расстояние до него, по совету Взрослого стал сбавлять скорость. Дмитрий сбавил ее сильнее, я даже немного опередил егоперед самым виражом, но тут дорога под освещением подозрительно блеснула, и при попытке развернуться меня стало круто заносить.
– Это лед, там лужа была!!! – заорал Бизнесмен. – Отпусти и зажми газ, у тебя полнопривод!!!
Я изо всех сил втопил педаль газа и что есть мочи крутанул руль. Вместе с задорно хохотавшим Малышом Вячеслав Александрович впечатался в дверь и в унисон со мной придушенно крикнул:
– …мать!..
***
– А вот не надо Матушку Богородицу обижать, – кряхтел Светозар, отталкивая машину от бетонного заграждения. – Она вам жизни ваши бедовые спасает!..
***
Чудом выправив машину, я потерял уже всякую надежду догнать Дмитрия.
– С ума спятил, гоняться с ним?! – взвизгнул Бизнесмен. – В живых останься, шумахер, и будет с тебя этого!!
– Не-е, давай догоним? – подначивал расшалившийся Славик. – А то просто выжить – неинтересно!
– Вряд ли ты понимаешь, о чем говоришь, – хрипло сказал я, однако вновь принялся набирать скорость.
– Гляди-ка, ничему жизнь не учит, опять гонит, – устало выдохнул Вячеслав Александрович.
– Учит, я перед поворотом медленнее ехать буду, – пообещал я и действительно по окончании второго прямого участка замедлился до сорока километров в час.
Расстояние до третьего поворота было в два раза длиннее предыдущих, и ледяных корок на дороге больше не встречалось, поэтому я решил позволить себе как следует разогнаться.
– Уи-и-и, – визжал в экстазе Славик.
– Уа-а-а!! – со страхом вжимался в кресло Взрослый. Я же, стиснув зубы, молча вел автомобиль, стараясь напрячь все свое внимание.
***
– Не разгоняйся, не разгоняйся ты так, – напряженно повторял Светозар, занявший место рядом с водительским.
– Ну почему не разгоняться? – разочарованно спросил Славик. – Весело же!
Ангел сосредоточенно к чему-то прислушался.
– У вас, по-моему, тормоза отказали… Пусть проверит тормоза, живо!!! – рявкнул он вдруг.
***
– Слав, Светозар говорит, у нас тормоза отказали, – произнес Ребенок вполне будничным голосом.
– Чего?!! – крикнули мы с Бизнесменом. Я попробовал затормозить – не вышло. Еще раз, и еще…
– Говорил же, не гони!! – чуть не плакал Вячеслав Александрович.
– Не дрейфь, Саныч, живы будем, не помрем! С нами Светозар! – В эту ночь я узнал о себе много нового, в том числе и то, что в критические моменты становлюсь чертовски оптимистичным…
***
– Светозар с вами, умники?! Ну, держитесь, – прошипел Хранитель и, перебравшись на капот, принялся изо всех сил тормозить бешено мчавшийся автомобиль.
***
До поворота оставалось еще приличное расстояние, но машина и не думала сбавлять скорость. Я сделал то, что считал единственно верным в данной ситуации: продолжая наживать педаль тормоза, почти заглушил двигатель, лишь изредка поправляя руль, чтобы не уехать вбок.
Секунды тянулись. Ситуация не менялась: стрелка на спидометре отклонилась всего на пару маленьких делений, а поворот между тем неумолимо приближался.
– Поворачивай руль, поворачивай!!! – вытаращил глаза Взрослый. Я стал медленно и плавно крутить руль…
***
Видя, что тормозить не удается, Светозар решил по крайней мере помочь им преодолеть поворот. Схватившись с левой стороны и прикладывая все свои усилия, он, взревев от натуги: «Господи, помоги!!!», направил машину в поворот, во второй раз не дав ей протаранить ограждающие бетонные блоки.
***
Снова неведомо как преодолев опасный участок, я продолжил действовать, как прежде: при минимальной работе двигателя безнадежно жал педаль тормоза.
– Что, если закричать им, что у нас поломка? – спросил я у Бизнесмена.
– Не услышат, мы быстро едем, а они орут, – дал тот неутешительный ответ, кивнув в сторону зрителей. – Впрочем, попытаться можно, хуже не будет. Окно открой и попробуй, чем черт не шутит…
Затея, однако, успехом не увенчалась: едва я высунулся, в лицо мне ударила мощная струя воздуха, и я не то что кричать – дышать мог с трудом, раскрывая рот, как рыба.
– М-да, – прокомментировал Взрослый. – Ну, что ж, мы хотя бы сделали, что могли. Держись, скоро еще поворот. «Отче наш» не прочел пока?..
Верно говорят, не бывает атеистов в окопах. Я бы еще добавил – и в гоночных машинах с отказавшими тормозами…
***
– Видал я вашу сепарацию… Знаете где, – хрипел Хранитель, выправляя злосчастный автомобиль из очередного виража. – Чтоб еще раз я чьего-то Ребенка вытащил…
***
– Слав, давай еще разгонимся? Он уже почти у финиша! – копошился сзади Славик.
– Милый, давай просто кататься?.. – взмолился я. – Ты себе не представляешь, каких трудов мне стоит не врезаться!
– Ты говоришь, прямо как Светозар, – хихикнул Малыш, слышавший, как он потом рассказывал, за визгом буксующих на поворотах колес ошалелые комментарии Ангела.
– Так вот кто нам погибнуть не дает, – подал голос Бизнесмен. – Славка, выживем – пойдешь в церковь и поставишь этому Светозару во-от такую большущую свечу!
– Ага, – смахнул я каплю пота с носа. – Дело осталось за малым: выжить!
Проносясь мимо финиша, я заметил, что салатовый автомобиль Дмитрия уже стоял на месте, а сам он, выйдя, заранее принимал поздравления и ждал меня. Не смотря на скорость, я все же успел прочесть удивление на его лице, когда он понял, что я не собираюсь останавливаться.
– Ну вот, скоро ты устанешь, и тогда точно врежемся, – причитал сзади Вячеслав Александрович.
– Если не можешь чего повеселее сказать, лучше молчи, – скрипнул я зубами.
– Я могу повеселее сказать! – запрыгал на сидении Малыш.
– Молчи, Славушка, ты уже достаточно сказал, когда мы с этими гонщиками повстречались, – отчаянно произнес я.
– Это точно, – мрачно согласился Взрослый.
***
– Только не падайте духом, мне и так тяжело, – обессиленно прошептал Светозар, распластавшийся на капоте. Внезапно, увидев что-то позади, он счастливо выдохнул: – Потерпите, ребятки, избавление близко!
***
В зеркало заднего вида я увидел приближавшуюся к нам салатовую машину. Она прижималась как можно ближе. Мелькнула призрачная надежда…
Поравнявшись с нами, водитель опустил стекло. Им оказался, как и ожидалось, Дмитрий. Я сделал то же самое.
– Ты куда едешь, чудила?! – крикнул мне победитель. – Заезд уже кончился!
– У меня тормоза отказали, – срывающимся голосом поведал я о своей беде.
– Отказали тормоза? И сколько ты без них ехал – всю дистанцию, что ли?!
Не в силах говорить, я закивал и стал готовиться к следующему повороту.
– С ума сойти. Ладно, погоди, сейчас поможем. Впереди поворот, за ним – ворота, я дам команду, их откроют, там куча песка, въехай в нее, может, жив останешься. – Дав мне такие оптимистичные указания, Дмитрий отстал. Я видел, как сзади, остановившись, он делал знаки руками, и сосредоточился на последнем предстоящем испытании.
***
Не прекращая молиться Христу, Богородице и всему Небесному Воинству, Светозар стал разворачивать автомобиль безопасной левой стороной, целясь боком в разъезжавшиеся двери металлических ворот. Быстро приняв спасительное решение, он через Малыша подсказал его Лисицыну, и тот вдруг резко крутанул руль. Машина по инерции продолжила движение в ту же сторону, но задом.
***
За воротами действительно была песчаная куча. Судя по разбросанным вокруг нее осколкам бамперов и стекол, я далеко не первый собирался «припарковаться» тут.
Все проходило, как в замедленной съемке. Мысленно обратившись за помощью к Светозару, я положил руки и голову на руль, зажмурился и приготовился к удару.
***
«Ничего, дружок, выберемся», – подумал Светозар, глядя на изрытый столкновениями песок. Метрах в трех от «конечной остановки» он быстро перебрался в салон и накрыл собой Лисицына…
***
Раздался мощный звук удара. Меня откинуло назад, я больно ударился затылком о спинку кресла. В ту же секунду сработала подушка безопасности, припечатав меня к сидению и осыпав тальком.
Первые мгновения после этого ничего не происходило. Я не мог шелохнуться, однако вскоре из подушки начали выходить газы, освобождая пространство. Я старался побыстрее выбраться, к счастью, мне помогли подоспевшие на выручку гонщики с Максом во главе.
Наконец, я вылез из машины. Сердце бешено колотилось, колени дрожали, в горле пересохло. От талька чесались глаза, нос немного болел после резкой встречи моего лица с подушкой. Боковым зрением я заметил бледного как смерть перепуганного Вячеслава Александровича и раскрасневшегося, но страшно довольного Славика.
– Ты как, цел? – посмотрел на меня Макс. – Как себя чувствуешь? Ты что ж раньше не крикнул, что у тебя тормозов нет? Ладно тебе заикаться, иди выпей, расслабься.
Спустя некоторое время, сидя за пластмассовым столиком с рюмкой коньяка, я постепенно стал приходить в себя. Напротив меня молчали мои Ребенок и Взрослый. Я первый решил начать разговор:
– Вот мы и выжили, ребята.
– Слава Богу, – глядя в одну точку, сказал негромко Вячеслав Александрович. – Спасибо Светозару.
– Да, если бы не он… – Я посмотрел на Малыша. – Что, родненький, понравилось?
На мою ироничную усмешку он ответил счастливой улыбкой и энергичным кивком. Это меня доконало.
– Скажи, неужели ты ничуть не испугался? Ты же видел, что мы могли погибнуть.
– Испугался, – честно признался Славик. – И очень сильно. Но Слав, я так давно мечтал об этом!
– О том, чтобы помереть во цвете лет? – хмуро вставил Взрослый.
– Я мечтал, – не обратив на него внимание, продолжал Славик, – что буду вот так же на гоночной машине: в-в-р-р-р, и на поворотах такой: в-р-р-я-у-у! – изобразил он визг шин и рев мотора. – Помнишь, мы с тобой в Федькины машинки играли? Ты всегда приходил первым, – вкрадчиво добавил он.
– Какие машинки, ты хоть соображаешь, что чуть не угробил всех нас?! – потеряв терпение, раздраженно прикрикнул Бизнесмен. – Слав, ты ж Родитель, дай ему подзатыльника хорошего! Слав?..
Я смотрел на Славика и не говорил ни слова. Славушка смотрел на меня…
– Не дам, – сказал я наконец и, предупредив последовавший бы за немым изумлением взрыв негодования Вячеслава Александровича, пояснил:
– Это мне надо подзатыльники давать, он прав: я всегда хотел вот так полихачить, это была моя заветная мечта…
Выражение, с которым Бизнесмен взглянул на меня, яснее всяких слов описывало то, что он думал по поводу сказанного мной.
«Ну и что, – решил я про себя. – Ты Взрослый, у тебя другие задачи, тебе нас понимать не обязательно».
– Это да, – вслух ответил мне Вячеслав Александрович. – Но беда вся в том, что я, в отличие от вас, умалишенных, жить хочу! – закончил он с претензией.
– Прости, – сказал я. – Этого больше не повторится. Ни в какие авантюры я больше лезть не буду. По крайней мере, без твоего совета.
– Обещаешь? – поймал он меня на слове. Я взглянул на Ребенка. Тот с хитринкой улыбался, и я решил не кривить душой:
– Я обещаю, но вот за него не ручаюсь.
– Тогда хотя бы не потворствуй ему так явно, – безнадежно выдохнул Взрослый.
– Не беспокойся, экстрима мне самому на всю оставшуюся жизнь хватило. – Последняя моя фраза несколько успокоила его. Радуясь, что удалось с ним помириться, я осушил рюмку.
– А вообще, здорово сегодня день прошел, – резюмировал Малыш. – Мне понравилось! Каждый из нас побыл у руля, каждый показал свои силы. Мы прям команда!
– Ага, трио героев, – усмехнулся я, переглянувшись с Бизнесменом.
– Да уж, славное «трио», – с иронией вставил тот.
– А точнее – Вячеславное! – скаламбурил Славик. – «ВячеСлавное трио»! Мы ведь Вячеславики.
Мы улыбнулись над его наивной шуткой и ее трогательным объяснением.
– Однако, – продолжал Славушка, – что же мы теперь будем делать? Моя власть, похоже, кончилась? Кто следующий? Или… – Тут он, видимо, с грустью вспомнил о предстоявшем вскоре слиянием, означавшим наше расставание.
– Не печалься, – заботливо сказал я. – Нам ведь говорили, что мы не распрощаемся друг с другом, но напротив – станем ближе.
– Отличие будет в том, что мы с тобой вновь получим контроль над телом, – добавил Взрослый. Было приятно вновь слышать его невозмутимый тон. – К тому же, твой вечер еще, кажется, не закончился, – заметил он, глядя на приближающегося к нам Макса.
– Слава, иди на награждение, – позвал меня гонщик.
– На награждение? Я? Но я ведь проиграл, – озадаченно произнес я, но тем не менее встал и последовал за ним.
Под звуки бурных оваций и фанатских выкриков я пробрался сквозь зрительскую толпу к огороженной автомобильными покрышками дощатой площадке. Там, встав по указанию сзади вместе с другими призерами, я слушал, как комментировавший заезды высокий бородач объявлял имена занявших первые места рейсеров. Названные выходили в центр площадки, и под всеобщие рукоплескания дававшие старты девушки вручали им конверты с денежными призами от спонсоров. Дошла очередь и до гонявшего со мной Дмитрия. Его наградили и перешли к другому, не упомянув меня. Я не понимал, что делаю тут, однако, как только попытался уйти, Макс ухватил меня за руку и шепнул: «Стой на месте, ясно?!» Пришлось подчиниться и наблюдать за церемонией, пока из всех неодаренным не остался я один. Закончив с последним победителем, диктор сказал:
– А теперь, уважаемые зрители и участники, хочется поблагодарить двух наших главных спонсоров: Грея Ди и Джокера, они же – Алексей Ковалев и Сергей Почкаев – предприниматели, у которых в венах вместо крови течет бензин! Спасибо вам, ребята!!! Но не расходитесь, – многообещающе добавил он вдруг, когда взрыв аплодисментов немного поутих. – У нас есть еще один призер. Все вы видели, как в четвертом заезде этот отчаянный лихач, – указал он на меня, – боролся с заносами из-за наледи на поворотах. Казалось бы, ничего особенного, здесь все в равных условиях. Но! У парня в середине гонки полностью, – повысил он голос, – отказали тормоза, он все оставшееся время ехал на свой страх и риск и при этом умудрился ни разу никуда не впечататься. А теперь самое интересное: сегодняшняя гонка была первой в его жизни, с которой он, как вы понимаете, мог легко расстаться. Человек дебютировал как рейсер и сразу показал нам красивую борьбу со стихией, то есть, льдом, и техникой, то есть, отказавшими тормозами. Я думаю, и коллегия судей со мной согласна, что парень честно заслужил свой приз «За волю к жизни»! – С этими словами ведущий торжественно обратился ко мне: – Как твое имя, отчаянная голова?
– Вячеслав Лисицын, – скромно ответил я. Сотни глаз остановились на мне, я чувствовал некоторую неловкость.
– Итак, выйди на середину и получи причитающееся вознаграждение за острое зрелище, которое ты подарил всем нам! Поприветствуем Вячеслава Лисицына – нового члена клуба стрит-рейсеров нашего города!!! – И под шквал рукоплесканий и восторженный свист толпы подошедшая ко мне девушка с лучезарной улыбкой вручила красивую статуэтку в виде автомобиля и наспех подписанный судьями диплом «За участие в ночных гонках «Night Rasing – 2017» и проявленные в них мужество, смелость и волю к жизни». Краем глаза я видел, как, посовещавшись между собой, все победившие рейсеры скинулись и собрали отдельный конверт, и Дмитрий спешно всучил его мне, пожав при этом руку: «Ну ты дал, чудила, класс!»
Я повернулся к хлопавшим мне зрителям и почувствовал себя странно. Все эти люди восторгались мной, и за что – за то, что я, хоть и не был первым, но достойно сражался в бешеных гонках по ночной трассе на нелегальном фестивале автолюбителей-экстремалов! Я, Слава Лисицын, стал настоящим рейсером, я стал один из них! Я не мог видеть Славушки и Вячеслава Александровича, стоявших за спиной, но всеми фибрами души ощущал неземное счастье первого и плохо скрываемую огромную гордость второго. В ту ночь я наконец-то распробовал сладкий вкус сбывшейся мечты.
***
Светозар издалека смотрел, как награждают Лисицына. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и с легкой полуулыбкой произнес:
– Здравствуй, Варфоломей. Ты по поводу слияния?
– Привет… Господи, что с тобой?! – отпрянул тот.
– Варфоломей! – серьезно сказал Светозар. – Послушай меня внимательно! Если когда-нибудь я еще раз подойду к тебе с просьбой расщепить кого-либо – бей меня прям по лицу, не стесняясь, ты слышишь?! Бей сильнее, пока всю дурь не выбьешь!!!
– Ого, – присвистнул Хранитель психолога, разглядывая сильно потрепанного товарища. – Видать, досталось тебе, бедняга. Ну, будет урок на будущее… Впрочем, я бы не сказал, что затея совсем бесполезная была, – кивнул он головой в сторону шедших уже к выходу трех Ипостасей Лисицына: те, со смехом вспоминая прошедшую гонку, горячо благодарили друг друга за взаимопомощь. Вообще, если забыть, что они все – один и тот же человек, можно было бы подумать, что это трио закадычнейших друзей.
Проводив их молчаливыми взорами, Ангелы переглянулись, и Варфоломей спросил:
– Ты как, готов?
– Жалко их, – вздохнул Светозар. – Ну ничего, я завтра постараюсь ему напомнить, что они никуда не делись. Я, в принципе, готов.
– Хорошо, приходи в себя и зови, слияние лучше вместе проводить.
На том Хранители расстались.
***
– Это был самый лучший день в моей жизни! – воскликнул Славушка, весело болтая ногами на диване.
– И в моей, не поверишь, – ответил ему Взрослый, стоявший у стены. Я тряпочкой полировал поставленную на полку статуэтку и на ее блестящей металлической поверхности видел отражения обеих моих Ипостасей. Догадавшись об этом, они широко заулыбались мне.
«Люблю вас, други мои!» – сказал я мысленно.
«И мы тебя, мистер Наседкин», – со смешком подумал Бизнесмен.
«Сам ты… Такой-растакой», – шутливо прищурился я и принялся опять начищать наградной автомобиль.
– Не ссорьтесь, девочки, давайте есть мороженое! – вскочил с дивана Ребенок и вдруг замер: – Ой, Светозар…
– Что, уже? – с грустью посмотрел я на Малыша. Взрослый, засунув руки в карманы, с сожалением отвернулся и молча вздохнул.
– Он говорит, чтобы мы шли спать, – передал Славик.
– Я не хочу спать, – сказал я.
– Опять споришь?..
– Дело не в том, просто я сейчас не засну.
***
– Заснешь, не беспокойся, – ласково произнес принявший уже прежний облик Хранитель и, посторонившись, пропустил вошедшего Варфоломея.
– Ого! – округлив глаза, воскликнул Славушка. – Да их двое!
– Он меня видит?! – кинул удивленный взгляд Варфоломей.
– Значит, стал чище, раз узрел нас обоих, – радостно констатировал Светозар. – Давай поможем им заснуть.
– Светозар, – обратился вдруг к нему Родитель Лисицына. – Спасибо тебе за все. Если бы не ты…
– Спасибо, – очень тихо сказал Взрослый, все так же глядя в сторону. – Прости, что не доверял тебе.
– Все в порядке, – улыбнулся растроганный Ангел. – Я просто ждал тебя и наконец дождался, как и Он в конце концов дождется идущих к Нему… Скажите что-нибудь друг другу напоследок.
***
Услышав эту последнюю фразу из уст передававшего Славика, я в мгновенном порыве кинулся и как можно сильнее обнял Ребенка. Сзади я почувствовал обнявшего нас обоих Вячеслава Александровича.
– Ну вот, – прошептал я, стараясь не заплакать. – Пора тебе домой, Малыш… Ты хоть весточку какую отправь, по лужам попрыгать заставь, – я буду знать, что все у тебя хорошо… Вячеслав Саныч, ты хоть приглядывай за ним…
– Прекрати кудахтать, Наседка, – с показной насмешливостью ответил мне Взрослый, хотя голос его дрожал. – Я тоже буду по вам скучать, ненормальные. Пусть он и говорит, что мы не расстанемся…
– Вы у меня самые лучшие! – сквозь слезы прижал нас Славушка.
– Все, пойдем спать, – хлопнул нас по спинам Бизнесмен. – Нехорошо заставлять ждать другого человека, особенно если он крылатый и вечно спасает нам жизни!
Расстилая кровать, я хитро посмотрел на Вячеслава Александровича:
– А ведь кто бы с утра мог подумать, что мы с тобой так подружимся, ты ж мне сперва совсем не понравился, Бизнесмен!
– Ты сначала тоже бесил меня, Мамочка, – подмигнул он мне. – Нас, я считаю, склеил этот вот ПВА мелкий! – Он потрепал по голове севшего на одеяло Славика. Тот озадаченно спросил:
– Почему ПВА?
Переглянувшись, мы со Взрослым по очереди расшифровали аббревиатуру:
– Положительно…
– Воодушевляющий…
Третье слово мы, подумав немного, выпалили вместе:
– Анчутка!! – Чем вызвали радостный хохот кинувшегося на спину от восторга Малыша.
Заснули мы на удивление быстро: видимо, Хранитель и вправду нам помог. Во сне мне виделись разные картины, в целом положительные, но уж очень чудные: то гонявший на «Мазде» Пал-Игрыч с Павлушей на переднем сидении, то исповедовавшийся у Маленького Герасима Тарасов, то державшая на руках Славика как Мадонна с Младенцем Машенька… В конце всего на краткий миг мне представился Кто-то… Этот Кто-то был бесконечно добр и прекрасен, он шептал мне заботливые слова, и, кажется, имя его было на букву «С», как «Свет»…
Открыв по утру глаза, я уже не нашел ни сидевшего напротив Взрослого, ни бегавшего с веселой детской болтовней Малыша. Но, еще не успев еще в полной мере, со всей отчаянной ясностью ощутить себя самым одиноким человеком в мире, я внезапно вспомнил, что говорили Светозар и Тарасов о слиянии: «Вы станете ближе». Решив на время отложить впадение в жестокую беспросветную депрессию, я стал прислушиваться к себе. Однако, сидя спросонья на кровати, я услышал лишь бульканье в своем животе, и тогда возникла идея прожить целый день в попытках обнаружить в собственном поведении влияние моих дорогих товарищей.
Как ни странно, заметить их присутствие вышло довольно скоро. Жаря яичницу, я вдруг поймал себя на мысли, автором которой мог быть только Вячеслав Александрович: если положить на сковороду кусочки бекона, блюдо станет вкуснее и – что главное – питательнее. Вот так, именно в таких формулировках. Последовав этому совету, я почувствовал одобрение Взрослого, выразившееся в ощущении внутреннего удовлетворения. А потом, увидев, что положенное мной мясо своим видом напоминало шоссе с разметкой, я, ощутив в себе нелогичный и непосредственный душевный порыв Ребенка, схватил перечницу и зеленый лук и намалевал на сковороде сцену по названием «Ралли».
Подумав, что жаль съедать без следа такую красоту, я сбегал за фотоаппаратом и, запечатлев свой завтрак, позже выложил фото в сеть с подписью «Яичница «Night Rasing», эксклюзив от шеф-повара В.Лисицына». Эта моя придумка здорово развеселила Славушку, и в соцсети ее тоже, кстати, оценили.
Таким образом, в течение дня я отмечал в себе то жестковатые черты Бизнесмена, то наивность Малыша. В других людях, Детей которых я уже, разумеется, не мог больше видеть, я также потихоньку стал различать эти взаимодополняющие настроения.
Прошло время, я с интересом учился теперь «управлять» Ипостасями, диктовать им, кому в какой момент полезнее проявиться для максимально эффективного достижения целей, да и просто для более счастливой и комфортной жизни. При этом, если случались нечаянные ошибки, я заставлял себя вспомнить, что в равной степени уважаю всех троих, что у каждого из них абсолютно равные права, в том числе, право на ошибку, и при этом каждый из них по-своему неповторим и ценен.
ЭПИЛОГ
Длинные гудки звучали пару-тройку секунд. Потом их сменил приятный мужской голос:
– Алло?
– Миша?
– Слава? Это ты?! – удивленно воскликнул Тарасов. – Вот это да, не ожидал, честно. Какими судьбами?
– Привет, я тоже рад тебя слышать. Как насчет того, чтобы встретиться и поболтать? – предложил я.
– Тебе нужна помощь, – догадался он. – С радостью уделю тебе время! Сейчас, что у меня в расписании… Так… М-м… – В трубке послышался шелест бумаги. – Вторник тебя устроит? Или вечер четверга…
– Миш, я с ним слился, – вклинился я в его сосредоточенное бормотание. – Я больше не вижу Славушку. И других Детей тоже. Да, я излечился, – ответил я на воцарившееся на том конце провода потрясенное молчание.
– Серьезно?! Мои поздравления, Слава! Но как…
– Там столько всего произошло. По телефону не рассказать, поэтому я и хочу встретиться, – улыбнулся я. – Только я бы предпочел неформальную обстановку, не у тебя на работе, а давай, к примеру, сходим посидим в баре.
– Знаю один хороший бар-ресторан на углу Красноармейской, – вспомнил Тарасов. – Скажи хотя бы, ты давно с ним слился?
– Да всего через сутки после нашего последнего сеанса. Все, подробности в баре. Во сколько встречаемся?
…Предложенное Михаилом место было уютным и не слишком дорогим. Посасывая из большого стакана пиво, я неторопливо, во всех подробностях повествовал Тарасову о всем случившемся в тот день, опустив лишь эпизоды со Светозаром. Он слушал с огромным интересом, не перебивая, изредка покачивая головой и позволив себе вопросы и комментарии лишь по окончании моего монолога.
– Так ты расщепился натрое? Как любопытно. А этот… Как ты говоришь, Вячеслав Александрович… Он выполнял функции Взрослого? А других Взрослых ты не видел? Ага… Знаешь, мне понравилось то, что вы втроем научились поддерживать друг друга, прекратив соперничать за главенство, особенно ты со Славиком. А ваши гонки – это вообще что-то с чем-то. И как тебе удалось выжить?.. Не думал, что ты такой сорвиголова. Я б не решился… А Марию, скажи, ты давно видел? Как с ней у тебя дела?
– Я с ней еще не встречался после того, – сказал я. – Вот, хочу в ближайшее время наведаться.
Глотнув в очередной раз пиво и закусив гренкой, я задумчиво произнес:
– Миш, знаешь что, а ведь мой отец действительно любил меня. Я понял это, когда прощался с Малышом. То есть, я и раньше это понимал, но… не до конца, что ли.
– Ты на своей шкуре почувствовал, каково быть им. Родители хотят нас уберечь, но им присущи собственные слабости и страхи, поэтому отношения с детьми не всегда бывают адекватные, как с настоящими, так и со внутренними, – пояснил Тарасов и осушил бокал. – Я рад, что ты наконец полностью примирился со своим отцом и с самим собой.
– Огромная заслуга в этом принадлежит тебе, – заметил я. Он махнул рукой:
– Прекрати, я всего лишь психолог.
– Тем не менее, пиво за мой счет, угощаю.
– За пиво спасибо, отказываться не стану, – улыбнулся Миша, и мы решили заказать еще по бокалу.
На следующий день я вознамерился воплотить свои планы в жизнь и с утра пораньше навестить-таки Машу, благо, был выходной.
Подходя к воротам церкви, я взглянул вверх и, зажмурившись от блестевшего на солнце купола, вспомнил случай, произошедший со мной минул пятнадцать назад. Я как раз переходил дорогу, как вдруг запнулся о лежавший камень и чуть было не приземлился носом на асфальт, едва сохранив равновесие. Во время моей краткой борьбы с земным притяжением я сделал несколько торопливых широких шагов вперед и тут спиной почувствовал неизвестно откуда взявшуюся и чудом не зацепившую меня на бешеной скорости «Бэху». От неожиданности я все же упал, но не сильно, на ладони. В последний момент, провернув голову, я узрел блатные номера быстро уменьшавшейся машины.
«Такому все с рук сошло бы», – подумал я. Поднимаясь и отряхиваясь, я нечаянно заметил спасший меня камушек. В памяти возник тот прекрасный сон, после которого я пробудился слившимся…
«Спасибо тебе, Светозарушка!!!» – крикнул я в небо, но мысленно, дабы не испугать глазевших на меня прохожих. Наружу вырвался лишь счастливый вздох.
– С вами все в порядке? – беспокойно спросила женщина, бывшая, видимо, свидетельницей происшествия.
– Да, все даже лучше, чем в порядке, – дружелюбно ответил я. – Ведь я жив! – И она с улыбкой отошла. Я посмотрел в сторону, куда умчала «Бэха». «Эх ты, если б ты знал, как за городом гоняют!..»
Припомнив все это, я вновь благодарно вздохнул и прошел на территорию храма.
***
Сияя от счастья, Светозар в церкви слушал и смотрел, как дорогой, любимый подопечный через икону Ангелу-Хранителю обращался непосредственно к нему с огромной признательностью за все его многочисленные благодеяния. Вячеслава было сложно узнать: вместо прежнего угрюмого, несчастного зануды, по выходным заглушавшего вискарем ненависть к самому себе, здесь, в Храме Божьем, стоял и молился спокойный, уверенный человек, разобравшийся в себе, принявший свое прошлое, понявший настоящее и готовый шагнуть в будущее. Об этом самом будущем Светозар, переглянувшись с вошедшим и давшим знак Серафимом, не замедлил позаботиться. Подойдя вплотную к Лисицыну, он постарался как можно яснее и громче сказать: «Ступай на улицу и слушай Малыша, Бизнесмена и свое сердце – не прогадаешь. Да, и будь смелее: по сравнению с гонками это не так страшно».
***
Что-то внутри меня дало понять, что пора уходить. Еще раз поклонившись иконе, а с ней – Светозару, я покинул храм. Спускаясь по лестнице, я заметил ее…
Маша была в том же наряде, что и в день нашего знакомства. Она, не видя меня, разговаривала с какой-то прихожанкой, давала советы, смеялась. Доброта и отзывчивость, с которой она общалась даже с незнакомым человеком, в совокупности с простотой и скромностью делали ее прекраснейшей девушкой на свете. «Вот если бы она была моей сестрой, или…» Возникшая, казалось бы, совершенно нечаянно мысль показалась мне до того дерзкой, что я поначалу здорово испугался ее: слишком хорошо я помнил, каковы были результаты моих прежних попыток ухаживаний. Ни за что на свете я не желал бы лишиться ее ко мне дружеского отношения, считая его ни чем иным, как драгоценным бриллиантом, совершенно незаслуженно подаренным мне небесами…
Однако, чем дольше я смотрел на это нежное хрупкое создание, тем сильнее внутри росло ощущение того, что без нее моя жизнь не может быть счастливой во всей своей полноте. «Ну, я ж не без нее, я дружу с ней…» Но стук в груди усиливался наперекор этим слабым доводам разума. Впрочем, может, это был не разум, а именно безумие?..
«Да-да, безумие, оно и есть, – услышал я вдруг внутри себя голос Вячеслава Александровича. – Давай, Славка, не тупи, сделай ей уже предложение. Или ты считаешь, тебе удастся заставить себя и нас поверить, что тебе достаточно и дружбы?»
«Но я могу лишиться ее», – возразил я мысленно самому себе.
«И лишишься, если будешь так и дальше тормозить. Она женщина, ей муж нужен, а не парнишка за ручку ходить».
Машенька между тем слушала, как прихожанка что-то рассказывала ей, и делала это очень трогательно: слегка склонив голову, она улыбалась и глядела с вниманием и почти детским любопытством.
«Слава, я хочу к Маше! – вклинился внезапно Малыш. – Она хорошая, она меня понимает!»
«Давай, дурень, действуй, потом же всю жизнь жалеть будешь!..» – не унимался Взрослый.
Сердце забилось сильней…
«А если она откажет?..»
«Ты не узнаешь этого, пока не пойдешь!..»
Ладони вспотели…
«Она – идеальная пара для тебя, оболтуса!!»
«Хочу к Маше!!»
«Она обидится!..»
«…Если так и не проявишь инициативу!! Ты мужик или где?!»
«Слава, хочу!!»
«А если я ей не нравлюсь?!»
«Да нравишься ты ей, неужели не видно?! Вперед, балда, не упускай ее, пошел!!!»
«Хочу!!!»
– Маша, – против воли вырвалось у меня.
– Слава, – обрадовалась она, увидев меня. Прихожанка, поблагодарив за беседу, тактично удалилась.
Подойдя ко мне, Маша с улыбкой начала:
– Давненько мы с тобой что-то не встречались, с той твоей исповеди. У тебя все хорошо? Ты какой-то бледный…
– Маша, – твердо сказал я и сглотнул: решимости моей хватило лишь на то, чтобы назвать ее имя…
– Да, Слав? – вопросительно взглянула она на меня.
«Слава, хочу!! Хочу-у!!!» – орал внутри капризный Ребенок под возмущенные восклицания Взрослого: «Я тебя долго еще пинать должен?!!»
– Маша, – вновь предпринял я попытку начать. – Маша, пожалуйста, выслушай меня внимательно и не перебивай, дай мне сказать все до конца. Видишь ли, – продолжил я в ответ на ее молчаливое обещание. – Я… я…
«Я не умею этого делать!!»
«Учись, блин!!!»
И наконец, спустя длившуюся вечность секунду, я выпалил:
– Выходи за меня замуж. – И, не позволяя себе замолчать ни на мгновение, чтоб не дать ей опомниться, я зачастил: – Понимаешь, я жить без тебя не могу. Когда я тебя встретил, ты сказала, чтобы я не портил нашей дружбы ухаживанием. Но это не простое ухаживание, я не играть и развлекаться хочу, я хочу, чтобы ты была моей женой, я семью хочу!! Я прекратил видеть Славушку и понял, как одинок. Ты одна можешь наполнить мою жизнь, с твоей красотой, добротой, с твоей верой! Я хочу, чтобы мы жили вместе и счастливо, хочу, чтобы у нас был ребенок или даже дети, как Славушка и Машенька, только назовем мы их так, как захочешь ты! Может быть, я эгоистичен, не спрашивая тебя, говорю о своих желаниях, – прости, я не умею так любить, как ты, полностью отдавая себя, во мне нет столько веры, сколько в тебе, но я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы ты согласилась научить меня хоть чуточку стать похожим на тебя. Со своей стороны я обещаю тебе, что буду изо всех сил стараться облегчить тебе этот труд, заботясь о тебе и деля все печали пополам!
Она не была шокирована, вопреки моим ожиданиям. Мои пылкие речи она выслушала довольно спокойно, только едва заметный румянец тронул ее щеки.
– И радости, – поправила она, когда я замолк.
– Что? – не понял я.
– В супружеской паре радости тоже пополам.
– Так ты согласна?..
С загадочной улыбкой отведя глаза в сторону, она сказала:
– Не знаю. Мне надо подумать. До свидания. – И, как-то по-особому мельком взглянув на меня, она повернулась и плывущей походкой ушла в сторону колокольни, туда, где располагалась ее каптерка.
С пересохшим от волнения горлом я стоял и пытался успокоить бешено колотящееся сердце. Ее реакция вроде бы указывала на то, что сказанная ей фраза была лишь данью женскому кокетству. Однако я не мог быть в этом абсолютно уверен. Все, что мне оставалось, – только ждать…
Спустя пару дней я как бы ненароком решил пойти с работы именно этой дорогой, через парк, хотя так было дольше, и погода явно не подходила для прогулок. Достигнув церкви, я остановился чуть в стороне и стал глядеть на ее здание и купола. Не могу сказать точно, что я там надеялся высмотреть: может, просто ждал, что вот-вот откроются ворота, и навстречу мне, как в сказке, выбежит Машенька, на ходу радостно сообщая о своем согласии…
Вышло же все несколько иначе. Постояв минут десять под моросящим дождиком, я заметил, как из храма вышел отец Герасим, который, увидев меня, велел подождать и снова скрылся за дверями. Выйдя через минуту, он подозвал меня. В руках у него был пакет с чем-то увесистым.
– Вячеслав, тебе тут Маша передала…
– Маша? А где она сама? – в нетерпении спросил я.
– В храме, молится, – ответил священник. – Она пока к тебе не хочет выходить.
– Как – не хочет… – упавшим голосом произнес я. – Почему не хочет?..
– Не знаю уж, что ты ей сказал, – усмехнулся батюшка. Я был настолько поглощен своими переживаниями, что даже не счел нужным подумать, отчего друг он перешел на «ты» и совсем упустил из виду слово «пока» в его предыдущей фразе.
– Но, – продолжил отец Герасим, – она велела сказать тебе, чтобы ты выучил как следует, на зубок, акафист вот этим двум святым. Таково ее условие, чтобы встретиться. – Раскрыв пакет, он показал мне содержимое: красивая, тонко выполненная икона Благоверных Петра и Февронии.
Это же покровители брака! Значит, она согласна!!!
– А еще, – понизив голос, добавил батюшка, – я бы на твоем месте крепко помолился и восслал благодарение Господу, Христу и Богородице: уж больно хорошая тебе женушка достанется, это я точно говорю. Поэтому – иди, с Богом! – И перекрестил меня.
– Спасибо вам!!! – Как на крыльях, я вне себя от радости тут же помчался домой, учить скорее акафист.
…Где-то через месяц мы поженились и повенчались. Свадьба наша была скромной, персон на тридцать. За неделю до этого, примеряя свадебный костюм, я вдруг с удивлением обнаружил, что вижу в отражении зеркала своего Взрослого – Вячеслава Александровича: настояв на том, что мне идет синий цвет, Маша выбрала для меня точно такой же полосатый пиджак, какой был у него. Оказывается, все это время Бизнесмен щеголял в моем собственном будущем свадебном наряде, не считая бабочки вместо галстука, белого платка в нагрудном кармане и отсутствовавших по причине дороговизны наручных часов. Хотя последнее различие устранил в сам день нашего бракосочетания приглашенный одним из гостей Михаил Тарасов. При дарении он велел отсчитывать по новеньким «Ролексам» время нашего счастья. Часы, однако, стояли, а вынутую перед тем из механизма крохотную пружинку хитрый психолог в красивой коробочке вручил Маше, чтобы без ее ведома я не мог починить часы и завести их.
– Время – иллюзия, – в своем обычном стиле объяснил он подарок. – Пусть сей счастливый момент навсегда застынет за стеклышком циферблата и будет для вас надежным оберегающим якорем во временном потоке событий семейной жизни! – пожелал Миша и крепко обнял нас.
***
– Мои поздравления, ты, похоже, спас его, – восхищенно сказал вернувшийся только что с Небес Николай. Они вместе со Светозаром и другими Ангелами провожали уезжавший кортеж с молодоженами, наслаждаясь прекрасным моментом перед тем, как разлететься обратно по своим подопечным.
– Это я тебя должен благодарить, – улыбнулся Светозар. – Твоя идея-то была, с сепарацией. И Варфоломея, – добавил он. – Ты здорово помогал мне! А еще Серафима – за такую замечательную невестушку. – Оба Ангела приветливо кивнули в ответ.
– Мне тут тонко намекнули, – взглянул Николай на серое пасмурное небо, – что я, скорее всего, стану Хранителем их сына. Первого…
– Кому как не тебе им стать! – обрадовался Светозар. – Буду очень рад работать с тобой в паре!
Постояв и поговорив еще немного времени, Хранители перекрестились и стали расходиться по людям, возвращаясь вновь к своей ежедневной нелегкой борьбе с грехом за счастье подопечных…
Осень 2017
В оформлении обложки было использовано обработанное автором бесплатное растровое изображение «wallhaven-118763», взятое с сайта https://wallpaperaccess.com/, а также рисунок автора.
Последние комментарии
1 день 17 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 3 часов назад