Двойняшки для Медведя [Юлия Валерьевна Созонова] (fb2) читать онлайн

- Двойняшки для Медведя 591 Кб, 173с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Юлия Валерьевна Созонова

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пролог

Кто сказал, что дети это мило?

Я мрачно созерцал сопящую парочку, раскинувшуюся на диване в моём кабинете и занявшую добрую половину оного. И медленно, но верно приходил к мысли, что авторы этого заявления безбожно кривили душой. Или не познали все прелести отцовства.

Или сидели на транквилизаторах. Потому что, другого варианта для того, чтобы в здравом уме и твёрдой памяти ляпнуть такую ху… Фигню! Да точно, фигню. Так вот, другой причины для этого, я так и не нашёл. А ведь как хорошо всё начиналось-то, а…

— Шеф, а шеф… А ты в курсе, что крепостное право у нас всё-таки отменили? Нет, я понимаю, что тебя, как любителя угнетать и властвовать это безмерно огорчает, но… Ой… А это… Это что?

Я вздохнул, почесав подбородок. Потом вздохнул ещё раз, продолжая разглядывать спящих оккупантов и злостных завоевателей казённого имущества. Упитанных таких, розовощёких, укутанных в какую-то пушистую фигню. И, не выдержав, буркнул, скрестив руки на груди:

— Что, что… Не видишь, что ли? Дети это!

— Ага… — с умным видом кивнула моя неизменная головная боль… В смысле, моя личная помощница. Чтобы чуть помолчать и деловито уточнить. — А чьи?

— Зеленцова…

И вот, вроде бы, сказал проникновенно так, с намёком. И посмотрел на эту пигалицу полным осуждения и невысказанного предупреждения взглядом. Даже брови — и те к переносице свёл, показательно хмурясь. Но кто бы сомневался, что конкретно на этого моего сотрудника вид гневного шефа не произведёт ровным счётом никакого впечатления.

Иммунитет у неё, что ли?

— Да года полтора уже как Ильина, — беспечно отмахнулась от меня эта зараза. И нагло проигнорировав моё недовольство, устроилась рядом со мной на краю стола. — И всё же… Кто оставил таких очаровашек на попечение злому медведю-шатуну? Только не говори, что это твои, Потапов. Не по-ве-рю.

— Почему это?!

— Потому что ты и дети не совместимы, — резонно откликнулась Зелен… Тьфу ты, Ильина. И мне даже возразить было нечего.

Потому что да, к детям я относился очень и очень настороженно, если не сказать хуже. И искренне надеялся, что такая проблема как отцовство не настигнет меня ещё лет пять. В идеале — десять, а ещё лучше — никогда. Вот только…

— Да я тоже так думал, — вздохнув в который раз за это время, я провёл пальцами по волосам, безбожно их растрепав. И доверительно сообщил, наклонившись к уху своей помощницы. — Пока их свидетельства о рождении не увидел, ага.

Наверное, в первые в жизни, я умудрился поставить её в тупик. И даже гордился собой, пока Лёля, беззастенчиво открыв рот, пялилась очумелым взглядом то на меня, то на спящих детей. Целую минуту стоял, смотрел на дело рук своих и гордился. А потом всё, Лёля пришла в себя и, усилием воли поставив челюсть на место, возмущённо фыркнула:

— М-да… По ходу, десятилетний план по твоему завоеванию у нашей бравой бухгалтерии всё-таки не сработает. А какие были планы, какие мечты…

— Какой ещё план? — я сощурился, мгновенно напрягшись. — Зеленцова, а ты мне ничего рассказать не хочешь, нет?

— Ильина, — привычно поправила меня Оля. И невинно хлопнула глазами, безмятежно улыбнувшись. — И нет, не хочу. Зато о-о-очень хочу знать, как ты умудрился стать отцом. И когда. А самое главное… Кто та ненормальная, что согласилась стать твоей женой?!

— Лёля…

— Нет, ну серьёзно, Потапов. Тут чтобы с тобой работать надо иметь железные нервы, а уж чтоб детей от тебя рожать…

— Лёля, — я отчётливо скрипнул зубами, сжав пальцы в кулаки и искренне, горячо уговаривая себя держаться. Не реагировать. Не принимать близко к сердцу. Это же Зелен…

Тьфу ты! Это же Ильина! Метр семьдесят проблем и никакого представления о тактичности и вежливости. И материнство в комплекте с замужеством так и не смогли исправить этот её недостаток. Я же прекрасно знаю, на что она способна и давно уже отрастил себе броню, клыки и когти, чтобы суметь работать с ней пять дней в неделю с восьми до пяти, без маниакального желания прибить пигалицу не сходя с места! Я же…

— Нет, ну, может она не знает ещё, какое чудовище прячется под маской доброго, плюшевого мишки, но…

Что я там говорил про аутотренинг, после первой недели знакомства с Лёлей? Что он херня? Так вот, подтверждаю — херня этот ваш аутотренинг, полнейшая. Потому что вместо того, чтобы шикнуть на обнаглевшую помощницу, я глубоко вздохнул и привычно, хорошо поставленным голосам рявкнул, врезав кулаком по столу:

— Лёля, блин!

Повисшую в кабинете мгновенную тишину я счёл за ману небесную. Правда, наслаждался я ею, как и обиженным сопением Ольги, ровно пару секунд. А потом на весь этаж грянул дружный, слаженный детский вопль:

— Уа-а-а-а!

Да блин, ну как же хорошо всё начиналось-то…

Глава 1

Максим Потапов

— Лёля, блин! Почему они орут?! — я растерянно переводил взгляд с одного сморщенного личика на другое. И старательно пытался игнорировать растущую панику. Получалось…

Да никак, блин. Я на совете акционеров и то чувствовал себя не так отвратительно беспомощным, как один на один с этими малолетними террористами в цветастых ползунках. И вот что им надо-то, а?!

— Понятия не имею, — невозмутимо откликнулась моя помощница. И принялась медленно, демонстративно перелистывать свой неизменный ежедневник. Стоически проигнорировав и мой убийственный взгляд, и очередной громогласный пассаж с дивана.

От этого тонкого и протяжного «Уа-а-а!» дрогнуло даже моё чёрствое сердце, а Лёля и ухом не повела. И я не выдержал.

Подойдя к надрывно плачущим детям, я взял на вытянутых руках одного из малышей и, развернувшись, протянул его Ольге, заявив:

— Лёля, ну ты же мать!

Нет, ну от изучения ежедневника я её всё-таки оторвал. Зелен… Тьфу ты, Ильина! Так вот, Ильина отложила свою чёртову книжицу в сторону, подняла на меня совершенно безмятежный, полный снисходительного сочувствия взгляд и скрестила руки на груди, выдав:

— Железячная логика, Потапов. Я знаю, почему может орать мой сын, а это — твои дети. И тебе, знаешь ли, в этой ситуации виднее!

И чуть помолчав, Лёля обогнула меня по дуге, подойдя к дивану и взяв на руки второго малыша. Чтобы аккуратно покачать его, выдав ехидно:

— Ну, чего молчим, Максим Андреевич? Выдвигай предположения! В конце концов… Ты же теперь отец, Потапов!

— Да я их первый раз в жизни вижу! — справедливо возмутился я. И чудом успел подхватить сползающее с рук дитё под попу, прижимая к своей груди. Малёк тихо угукнул и тут же обслюнявил ворот моей рубашки.

— А, то есть в процессе их зачатия ты тоже не участвовал?

В ответ на моё возмущённое сопение, Лёля тихо прыснула, осторожно пробегая пальчиками по пузу другого киндер-сюрприза. Тот тихо хихикнул и радостно загулил, хлопая в ладошки. И Ольга умильно вздохнула, потёршись носом о светлый пушок на голове ребёнка:

— Ути боже, какая милота… Так сразу и не скажешь, что папа твой офисный феодал, что держит своих крепостных в чёрном духе и теле…

— Лё-ё-ля…

— Вот слышишь, слышишь? Эти жуткие металлические нотки… А это выражение лица «Я царь этого офиса, падай ниц холоп!»? Жуткая же жуть! Правда, мой хороший?

— Лёля!

Я аж зубами скрипнул от жгучей обиды пополам со здоровым желанием отомстить. Вот только даже придумать ничего не успел, как сидящий на моих руках киндер тихо икнул, заёрзав на месте. А затем по кабинету поплыл он.

Непередаваемый, ни с чем несравнимый аромат, от которого только что глаза слезиться не начали. Пока что не начали.

— Это… — я зажал нос свободной рукой, недоверчиво покосившись на активно возившегося ребёнка. — Это что?

— Аромат горной фиалки, — выдала Лёля с самым серьёзным видом. И добавила, насмешливо фыркнув. — Специально для тебя из Альп доставили, контрабандой в памперсах провезли.

— А?! — я уставился на неё, как на восьмое чудо света, не меньше.

— Боже, Потапов, не тормози! — закатив глаза, эта страшная женщина уложила свою ношу на диван и принялась стягивать с дрыгающего ногами малыша одежду. — Памперс им этот менять пора! И подмыть не помешает. И переодеть. И… Покормить, скорее всего. И…

Тут она, наконец-то, соизволила на меня посмотреть. И видимо что-то такое было на моём лице, что Лёля, задумчиво почесав бровь, полезла за своим телефон. Тихо пробормотав себе под нос, пока набирала номер и ждала ответа:

— По ходу пока ты отвиснешь, дети вырасти, окончить школу и жениться успеют, угу… Ильин? Сидишь? Нет? Сядь. Ага, и успокойся. И не нервничай. Да ну чего-то рычишь-то, а? Нормально всё. Зачем звоню? Ну… У нас тут с Потаповым двойня, получилась, прикинь? Как чего двойня? Детей, идиот! А… Ильин?! Эй!

Я подавил трусливый и совершенно несвойственный мне порыв подойти к стене и хорошенько приложиться об неё головой. А Лёля лишь удивлённо уставилась на погасший экран телефона. И растерянно протянула, переведя на меня озадаченный взгляд:

— Слушай, а он трубку бросил. Впервые. С чего бы это, а?

— Действительно, с чего?

Сарказма в моем голосе было — хоть ложкой ешь. Потому что в отличие от Зелен… Ильиной, в смысле. Так вот, в отличие от Ильиной я примерно представлял, почему её дорогой и очень ревнивый муж бросил трубку. И уже «предвкушал» его явление в наш офис. Да твою ж мать, ну всё же так хорошо начиналось, а!

Ребёнок на моих руках радостно «угукнул» и вновь принялся слюнявить несчастный ворот рубашки. Вот уж кого-кого, а его мои проблемы интересовали в самую последнюю очередь. И ведь Ильин (особенно злой Ильин!) это не детский подгузник.

Это куда, млять, серьёзнее! Его так просто, увы, не проигнорируешь.

— Потапов, даже не думай, — Лёля подозрительно сощурилась, погрозив мне кулаком и успев поймать свою порцию детского счастья до того, как она свалилась с дивана.

Уложила барахтающегося малыша подальше от края и вновь уставилась на меня пристальным взглядом. После чего медленно так, по слогам повторила:

— Даже. Не. Думай.

— О чём это? — решил уточнить я на всякий случай, подхватив притихшего ребёнка другой рукой. Потому что думал я много и вообще ни разу не цензурно. И только наличие детских ушей удерживало меня от того, чтобы начать думать вслух.

Мелкий завозился, устраиваясь поудобнее на моём плече и заинтересованно уставился на меня большими, светлыми глазами. Так внимательно, что я даже слегка занервничал, переживая очередную волну аромата тех самых «горных», мать их, фиалок.

Да, не морозная эта свежесть и даже не «морской бриз». Одно радует, это оказалось вовсе не так страшно, как все эти дамочки, со шлейфом своих псевдо дорогих духов. Удушливый, липкий приторно-сладкий запах годился разве что в качестве химического оружия или отравы для тараканов. И вызывал только одно, непреодолимое желание — отправить его обладательницу в душ!

Пока в помещении оставалась хоть какая-то капля кислорода, блин.

— О том, куда ты спрячешь мой труп, конечно же. И не делай такое невинное лицо, не поверю, — состроив рожицу притихшему малышу, Лёля непринуждённо добавила, насмешливо на меня поглядывая. — У тебя жажда моей смерти на лице крупными такими, матерными буквами сияет.

— И ты искренне думаешь, что у меня нет причин для этого? Ты…

Тут мне пришлось прервать свою намечавшуюся гневную отповедь. Потому что меня наградили уже вторым слюнявым укусом в плечо. Видимо для симметрии. А потом этот маленький террорист на моих руках завозился, потянул ко мне свои пухлые ладошки и…

Взял в плен моё бородатое лицо. И принялся с наслаждением щипать кожу, тянуть на себя отросшую щетину и вообще, творил всякое непотребство. С довольной улыбкой и тихим, счастливым бульканьем. Твою ж…

Маму-анархию!

— Эй! А тебе обязательно это делать?

Я дёрнул подбородком, хмуро уставившись на довольно хихикающего малыша. В ответ мне двинули в челюсть и цапнули пальцами кончик носа, тут же потянув его на себя. Я пыхтел, чертыхался и честно пытался держать язык за зубами, но не смог.

Раздражённо мотнув головой, я тихо рявкнул:

— Да отпусти ты меня, а?!

К моему удивлению, это сработало. И я даже порадовался этому, первые секунд тридцать. Пока малыш молча пялился на меня круглыми глазками, хмуря тонкие светлые бровки. А потом этот киндер-сюрприз хныкнул. Раз, другой, третий.

И зашёлся в полноценном, яростном рёве, размахивая руками и пытаясь вывернуться из моей хватки. Второй подарочек, посмотрев на это представление, тут же решил его поддержать и разорался следом. Да так отчаянно и требовательно, что где-то в груди шевельнулось что-то похожее на совесть.

Шевельнулось и тут же умолкло под гнётом нарастающего раздражение. Я держался, я честно держался. Я терпел всю абсурдность этой ситуации так долго, как только мог! Но, мля…

Даже у моего почти безграничного терпения есть свой предел. Именно поэтому ворвавшегося в кабинет Ильина я встретил радостным оскалом и счастливым заявлением:

— Ты даже не представляешь, как ты вовремя Ильин… Это тебе!

Сократив разделяющее нас расстояние, я без возражений вручил орущего ребёнка опешившему приятелю. Ильин и сказать ничего не успел, только машинально прижал к груди драгоценную ношу, переводя откровенно недоумённый взгляд с меня на Зелен…

Да блин, когда же я привыкну-то?

В общем, Гор ненадолго завис, глядя то на меня, то на деловито суетившуюся над вторым малым Ольгу. А я, воспользовавшись ситуацией, быстро уселся за свой стол, принявшись с самым невозмутимым видом разбирать завал из бумаг на нём. Целенаправленно игнорируя всё, что происходит в моём кабинете.

Серьёзно. Появись сейчас тут главбух, с предложением руки, сердца, печени и прочих органов всех своих подчинённых, я бы и ухом не повёл. И плевать мне было, что серьёзные, деловые люди так себя не ведут. Что, вообще-то, проблемы надо решать, а не делать вид, что «я не я и хата не моя». Вот только…

Я нервно фыркнул, дёрнув плечом. Что-то сомневаюсь я, что эти самые серьёзные люди хоть раз получали на руки детей так, как я: внезапно, внепланово и пропустив где-то год из их жизни. И я даже не знаю, что меня злило больше: тот факт, что я ничего не про них не знал…

Или то, что у меня вообще есть дети?

— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит? — наконец, отмер Ильин, задумчиво почесав подбородок свободной рукой.

— А что здесь происходит? — я всё так же невозмутимо пожал плечами, честно пытаясь вчитаться в строчки какого-то договора.

Строчки нагло плясали и отказывались быть прочитанными. А потом и вовсе исчезли из моего поля зрения, выдернутые изящной, женской ручкой. Той самой, чья обладательница не постеснялась и влепила мне подзатыльник:

— Потапов, не льсти себе. За этими бумажками ты от них не спрячешься. И потом. Если ты не знал, то вынуждена тебя просветить: детей надо вымыть, переодеть, накормить и уложить спать. И кто всем этим будет заниматься, м?

— Ну-у-у… Ты?

— О нет, Потапов. Даже не надейся, — Лёля скрестила руки на груди, отрицательно помотав головой. — Мне своего сына с головой хватает.

— Премия.

— Нет.

— Двойная премия.

— Не-а.

— В тройном размере? — предпринял я последнюю попытку подкупить эту заразу и свалить на неё заботу о детях. Но видимо, я снова недооценил госпожу Ильину, угу.

Хитро сощурившись, Лёля чему-то усмехнулась и выдала, хлопнув в ладоши:

— Окей. Премия, шопинг, рассказ о том, как ты обзавёлся детьми и… Так и быть, я покажу тебе, что надо делать и как.

— То есть, без вариантов, да? — обречённо простонав, я бросил полный надежды взгляд на подозрительно молчаливого Игоря. В тайне надеясь, что хотя бы он будет на моей стороне.

Зря, очень зря. Этот ушлый адвокатишка предпочёл не вмешиваться, послушно приняв от супруги второго ребёнка на руки и мстительно мне улыбнувшись. Как бы непрозрачно намекая на то, что да, в этот раз ну совсем без вариантов: меня ждёт допрос и курс молодого отца. И всё это за мои же деньги.

Я уже говорил, да, что всё это слишком хорошо начиналось?

Глава 2

Максим Потапов

— Итак, у меня два вопроса… — выдал я прямо посреди детского магазина. Проигнорировав и страдальческий вздох собственной помощницы, стоящей рядом и все те взгляды, которыми меня наградили при входе в это женское царство.

Серьёзно, ещё никогда в жизни я не был объектом пристального внимания такого количества женщин, всех видов и возрастов. И они так на меня посмотрели, что я невольно сглотнул, тихо радуясь тому, что от немедленной расправы меня спасло наличие ребёнка на руках и Лёля.

Ну, хоть какая-то польза от детей и моей помощницы за весь этот чёртов день!

— Что на этот раз, Потапов? — недовольно протянула Ильина, скрестив руки на груди и смерив меня очень недовольным взглядом. А я почесал подбородок, поправил сидящего у меня на руках малыша и невозмутимо продолжил:

— Как я уже сказал, Лёля, у меня всего два вопроса. Зачем мы сюда пришли… И где здесь выход?

— Уа, — согласно плямкнул пригревшийся на моих руках малёк и хихикнул, хлопнув меня ладошками по плечу. Чем вызвал у меня внезапную, ну совершенно неуместную дозу умиления.

Правда, ненадолго. Тряхнув головой, я указал пальцем на ребёнка:

— Вот видишь? Даже ему кажется, что нам здесь не место. Так что, может быть ты…

— Ей, Потапов, — невозмутимо перебила меня Ольга Сергеевна, делая какие-то пометки в своём ежедневнике. Глянув на меня, она чему-то усмехнулась и медленно, почти по слогам повторила. — Ей кажется, что купленного в ближайшей аптеке памперса им с братом надолго не хватит. А ещё нужна присыпка, детский крем, детское масло, питание и хотя бы пара погремушек. Каждому. Поэтому мы идём…

Тут девушка повертела головой, выискивая что-то среди стеллажей, и ткнула пальцем в один из рядов:

— Идём в этот отдел и покупаем всё, согласно составленного мной списка. И да, Максим Андреевич, вы бы челюсть с пола подобрали… Ну так, на всякий случай. Боюсь, она вам ещё пригодится.

— Что?!

Я растерянно моргнул, глядя то на удаляющуюся Лёлю, то на улыбающегося мне мальца. Тот активно слюнявил собственный кулак и выглядел, как самый обычный ребёнок. Ну знаете, как во всех этих рекламных роликах: розовые щёчки, умеренная упитанность и подозрительно притихшая активность. И комбинезон.

Тёмно-синий комбинезон с корабликами. Да ну нафиг! Какая это девочка?!

— Да с чего она вообще это взяла?! — возмутившись шёпотом, я перехватил малыша поудобнее и рванул следом за Ильиной. И только чудом, не иначе, не разминулся с ней возле полок с какой-то детской фигнёй. То ли с кремами, то ли с шампунями…

То ли ещё чёрт его знает с чем. Но именно там остановилась моя помощница, что-то вычитывая на тюбике с улыбающимся рыжим лисёнком. И даже не вздрогнула, когда я, затормозив рядом с ней, требовательно зашипел:

— Что значит «девочка»?!

— А что, тут могут быть варианты? То и значит, Потапов, — возведя глаза к потолку, Лёля убрала тюбик обратно на полку и ткнула меня пальцем в лоб. — Если бы кое-кто не сбежал с воплем «Где мой противогаз?!», пока я переодевала детей в служебном туалете, то, может быть, этот кто-то увидел бы всё своими глазами. И понял, что у него на руках не два мальчика, а мальчик и девочка. Симпатичная, явно не в тебя. Кстати, как их зовут-то?

— А…

И вот тут я осознал один, но очень неоспоримый факт. Я, млять, идиот. У меня на руках есть копия свидетельства о рождении двойняшек, и я даже не догадался внимательно его посмотреть. Просто-напросто не вспомнил о нём до сих пор!

Вот и кто я после этого, а? Идиот и есть. Если не сказать больше…

— Потапов, мне жаль отрывать тебя от приступа самобичевания, — тонкие женские пальцы вцепились мне в ухо и потащили за собой к следующему стеллажу, — но времени у нас в обрез. Дети это не только ежедневная доза умиления, но ещё крики, плачь и километровый список расходов. Так что…

— Готовь бабки? — обречённо вздохнув, я вытащил бумажник из заднего кармана джинсов и потёр многострадальное ухо. Нет, Лёля его отпустила почти сразу, но меньше оно от этого болеть не стало, блин!

Как и изрядно, изрядно пострадавшее самолюбие. Что-то многовато в последнее время желающих пройтись по нему.

— Приятно, когда тебя понимают, — довольно улыбнувшись, Лёля направилась вперёд, стремительно наполняя тележку всеми этими… Штуками. И как бы мимоходом заметила. — Не переживайте, Максим Андреевич. В этот раз мы купим только самое необходимое. А вот пото-о-ом…

Я аж запнулся от неожиданности, чудом не въехав лбом в стеллаж. И севшим от подкатывающей к горлу паники голосом уточнил, крепче прижимая малыша к груди:

— В смысле?! Только не говори, что это не единственный поход в магазин!

— Хорошо, — покладисто согласилась эта страшная женщина. И пожала плечами, сворачивая в другой отдел. — Не буду.

— Лёля, блин!

Думаете, меня услышали? Или у Зеленцо… Тьфу, мля. Или у Ильиной, внезапно случился приступ любви к ближнему своему? А может, напрочь отсутствующая совесть признаки жизни подала?

Ха-ха, три раза, блин! Сдаётся мне, проще жизнь на Марсе отыскать, чем эту самую мифическую совесть да ещё и у моей «любимой» помощницы. И почему-то именно я вынужден страдать от этого больше всего.

Ну и где тут справедливость, спрашивается?!

Вопрос был из разряда риторических. Наверное, именно поэтому я предпочёл не задавать его вслух. Вместо этого я молча догнал Лёлю, молча оплатил покупки, воздержавшись от комментариев на эту тему и так же молча загрузил всё это в машину Ильина.

Этот предатель, оценив моё «дружелюбное» настроение, только с сочувствием похлопал меня по плечу. После чего, как бы между прочим поинтересовался, выруливая в сторону моего дома:

— Слушай, Макс… А ты уверен, что это действительно твои дети?

Ей богу, будь я за рулём, я уже вдарил бы по тормозам. А так всего лишь прикусил язык от неожиданности и чудом не уронил пригревшуюся на груди малышку. Потому что к таким вопросам я был готов так же, как к тому, что у меня на руках внезапно окажутся два маленьких ребёнка. То есть вот вообще, ни разу не готов!

— Ильин, — наконец, я смог сложить слова во что-то относительно цензурное. И выдохнул, на всякий случай, прикрыв уши ребёнку на моих руках. — Не доводи до греха… Сейчас я вынужденно не могу материться. А мне хочется, очень-очень хочется!

— Вообще-то, это закономерный интерес, Потапов, — снисходительно хмыкнув, Гор искоса на меня посмотрел. — Как адвокату мне не раз и не два приходилось иметь дело с дамочками, желающими развести мужиков на алименты. Так что…

— О нет, это не тот случай, — я криво усмехнулся, качнув головой. — Поверь мне, Гор, это совсем не тот случай. Ирина она… Ну… В общем, поверь на слово. Этой девушке мои деньги нужны ну в самую последнюю очередь.

— Ну-ну…

Судя по тону, друг мне не поверил. Ещё и таким взглядом смерил, что я даже не сомневался, позже меня обязательно допросят. Со всем, так сказать, пристрастием. А пока Ильин предпочёл сосредоточиться на дороге, оставив меня один на один с собственными размышлениями.

Печальными размышлениями. Очень печальными. Ну а какой мужчина порадовался бы таким внезапным переменам в жизни? Уж точно не я. По итогу же…

По итогу я стал отцом-одиночкой, обзавёлся парочкой фобий насчёт шопинга и детей и, кажется, сам ещё не до конца осознал в какую авантюру вляпался. Но одно я точно мог сказать — пока их мать отлёживается в больнице, именно я отвечаю за них.

Ну не в дом малютки же их сдавать, в самом деле?! Или…

Я мотнул головой, с силой сжав челюсть. Какое, к дьяволу, «или», Потапов?! Мало ты Ирке проблем доставил, решил домом малютки добить окончательно, что ли? Фиг тебе, дубина. Обещал заботиться, будь любезен вывернись наизнанку, но сделай! Дети это ведь не сложнее бизнеса, верно?

Ну, так я думал ровно до того момента, пока мы не въехали на подземный паркинг в моём жилом комплексе. И пока не поднялись в мою квартиру, делая всё, чтобы не разбудить сладкую парочку. А вот там…

— Кажется, я переоценил свои силы, — растерянно протянул я, глядя на баночки с молочной смесью, батареей выстроившиеся на барной стойке на кухне и потеснившие мою кофемашину.

— Ты всё ещё можешь отдать их на попечение государству, — невозмутимо заметил Гор, не глядя разобрав две бутылочки и сгрудив их в этот… Как его там…

В стерилизатор, во! Я и понятия не имел, что такие вещи вообще в природе существуют. Особенно для ухода за детьми.

— Если у тебя лишняя челюсть, так и скажи, — мрачно буркнул я в ответ, машинально хрустнув костяшками, сжимая пальцы в кулаки. И устало добавил, качнув головой. — Завязывай, Гор. Никуда я их не отдам.

— Даже если они не твои? — острый профессиональный взгляд полоснул по нервам, заставив в сотый раз перебрать в уме все причины, почему я всё ещё терплю эту семейку.

Даже по самым смелым прикидкам, список получился приличный. Плюсов в нём, пока что было больше, чем минусов. И я искренне надеялся, что так оно и останется.

— Даже если они не мои.

Сказал я, как отрезал. Попутно наградив друга таким говорящим взглядом, что любой другой на месте Ильина предпочёл бы замять тему и не продолжить этот разговор. Но это был Игорь Леонидович Ильин, и инстинкт самосохранение ему явно отбило встречей с супругой. Потому что вместо того, чтобы оставить меня в покое он показательно так вздохнул.

И, подперев плечом холодильник, ехидно хмыкнул, засунув руки в карманы брюк:

— Ну окей, друг. Твой альтруизм — твои проблемы, как говорится. А пока у нас есть пять минут относительной тишины… Расскажи-ка мне, Потапов, какого хрена тут происходит, а?!

— Ну…

Я поскрёб подбородок, пытаясь понять, с чего начать свою маленькую исповедь. А потом вдохнул и выдал всё так, как есть. Проигнорировав тот факт, что с каждым моим словом брови Ильина медленно, но верно ползли вверх, выдавая его непомерное изумление. Впрочем, о чём это я?

Звонок из больницы меня, мягко говоря, удивил. Я помнил Ирку, я помнил, как мы познакомились и, самое главное, как мы прое… Кхм, провалили наши отношения. И я точно знал, что приложил все усилия, чтобы отбить у Войновой желание поддерживать со мной хоть какую-то видимость дружбы.

Ну да, да. Я знаю, я облажался и не пытался это исправить. И то, что именно я оказался в списке лиц для связи в экстренной ситуации, для меня было новостью. Внезапной и обескураживающей. А уж в комплекте с двумя детьми и документами, где их отцом значился некий Максим Андреевич, это и вовсе ввергло меня в шок.

В тот самый шок, который до сих пор так до конца и не отпустил. Жутко хотелось выпить, чтоб переварить всё случившиеся, но…

— Господа, я всё понимаю, мужские разговоры и всё такое… Но дети хотят есть. Я бы даже сказала жрать. Поэтому баночки в зубы, детей на руки и вперёд!

— В смысле, кормить?!

Вот в этот раз мы с Гором проявили небывалое единодушие. Но, как я уже говорил, проще найти жизнь на Марсе, чем совесть у этой страшной женщины. Раздражённо сдув с носа прядь волос, Лёля выдала нам по ребёнку, по бутылочке со смесью и нетерпеливо поинтересовалась, топнув ногой:

— Ну? Чего ждём?

— Эм…

Я растерянно посмотрел на притихшего малыша на моих руках. Малыш посмотрел на меня и медленно приоткрыл рот. После чего по квартире раздался требовательный, очень требовательный рёв. Такой, что я только чудом не выронил злосчастную бутылочку из рук. И обречённо, про себя застонал.

Боже, на что я подписался, а?!

Глава 3

Максим Потапов

— Это отвратительно, — мрачно резюмировал я, уткнувшись носом в чашку с кофе. С крепким, чёрным, как моя душа кофе. Только он и не давал мне уснуть мордой в стол и плевать, что на часах давно уже полдень.

— М-м-м? Ты о чём?

Ильин, нарисовавшийся на пороге моей квартиры минут так пять назад, зарылся в холодильник в поисках съестного. И я искренне был рад, что он не стал комментировать царивший вокруг свинарник. Не то, чтобы я был поборником чистоты…

Но даже на мой холостяцкий взгляд, кухню проще было сжечь, чем навести в ней порядок. И это я ещё не вспомнил про то, что творилось в гостевой комнате, отданной под детскую и в ванной, где корзина для белья грозила провалиться к соседям.

Вместе со всем своим содержимым.

— Твоя физиономия, — осторожно поведя плечами, я поморщился от боли, прострелившей шею. И всерьёз озадачился вопросом, как, ну вот как Ирка с ними справляется?

Одна. Без помощи семьи, оставшейся на другом конце страны. Да блин, мне трёх дней хватило, что ощутить все «прелести» той хрени, что называется отцовством. Нет, определённые плюсы в этом деле действительно были.

Или даже есть. Пусть я пока что не прочувствовал их на своей шкуре. Но мысль, что в таком темпе я до конца недели не дотяну, проскальзывала всё чаще и чаще.

И всё-таки, как она с ними справлялась, а?!

— А что с ней не так? — озадачился Гор, плюхнувшись за стойку напротив меня. И так улыбнулся, что у меня кулаки невольно зачесались. Потому что нельзя быть таким радостным, просто до омерзения и совершенно точно выспавшимся.

Мля, аж завидно стало, ей богу!

— Она у тебя слишком довольная. И счастливая, — вздохнув, я сделал большой глоток кофе. Даже не поморщившись от горького, кисловатого привкуса. И всё же не выдержал, подозрительно поинтересовавшись. — Нет, ну я серьёзно, Гор. У тебя ж пацан не старше моих партизан. Как ты… Как ты умудряешься выглядеть таким бодрым, а?

— Это ты просто не привык ещё, — с самым серьёзным выражением лица брякнул Ильин. После чего не выдержал и заржал, добавив. — А потом будешь как лошадь, спать стоя. Когда угодно, где угодно и хоть под что.

— И сколько будет длиться это… Привыкание?

— А тут, прости мой друг, но у каждого по-разному, — снова гоготнув, Игорь вздохнул и пододвинул ко мне тоненькую папку с документами. — Держи. И не благодари меня, я знаю, что я молодец.

— Это что? — нахмурившись, я взял в руки обычный скоросшиватель. Правда, открывать не спешил, чувствуя, как в груди шевелится очень нехорошее предчувствие.

— То, что поможет тебе решить, что делать дальше, — утащив из стоящей рядом вазочки печенье, друг невозмутимо принялся его грызть. И судя по его виду, расщедриться на подробности он не планировал. Вот же…

Юрист хренов. Со склонностью к дешёвым театральным эффектам.

— Ла-а-адно, — нехотя протянул я, отставив кружку с недопитым кофе в сторону. Глубоко вздохнув, медленно выдохнул. И открыл чёртову папку, уставившись на безликие буквы и цифры, как на врага народа.

Только спустя пару секунд сумев сложить их в название документа и осознать, что именно в моих руках. А это был…

— Ты. Серьёзно?! — раздельно, чуть ли не по слогам прохрипел я, сжав несчастные бумаги в кулаке. — Гор, млять… Я же сказал, мне всё равно!

— Тебе да, — спокойно откликнулся Ильин. — А мне, как твоему лучшему другу нет. И чего ты завёлся, Потапов? Ты ж вроде радоваться должен… — смерив меня насмешливым взглядом, он уточнил. — Ну, что теперь можешь называть себя отцом на вполне себе законных основаниях. Что не так-то?

Что не так? Нет, он реально ещё поинтересовался у меня, что не так?!

— О, знаю я этот взгляд, — Игорь фыркнул, досыпая в кружку третью по счёту ложку сахара. И ехидно протянул, размешивая теперь уже точно свой приторный напиток. — А теперь, дамы и господа, вы прослушаете монолог под условным названием «Ты охренел, Ильин?!».

— Ху… — вовремя прикусив язык, я смерил друга убийственным взглядом и снова прислушался к царившей в квартире тишине. Искренне надеясь, что это была тишина «мы сладко спим», а не «мы нашли большой адронный коллайдер и готовы захватить мир».

Я б даже удивляться не стал, ей богу.

— Короче, хрен тебе, а не монолог, — я всё же сподобился закончить предложение. И смерил друга ещё одним мрачным, многообещающим взглядом, что будь на его месте кто-то из моих подчинённых — уже б слиняли. Но тут…

— Жа-а-аль, — вполне искренне расстроился приятель. И как бы, между прочим, поинтересовался. — А пожрать нет ничего? Ну кроме детского питания, конечно.

Вот, собственно, именно это я и имел в виду. То, что Ильину эти мои взгляды маньяка со стажем, как слону дробовик. Забавно, интересно, но ни хрена не поможет же. И ведь так сразу и не скажешь: он с рождения такой дефективный был?

Или это его семейная жизнь так закалить успела?

— Гор, а Лёля у тебя сильная? — огорошил я зарывшегося в холодильник друга внезапным вопросом. Ильин от неожиданности аж башкой об полку приложился, высунувшись наружу и смерив меня подозрительным взглядом.

— Ну… Предположим, — настороженно откликнулся друг, выудив откуда-то бутылочку питьевого йогурта. Потряс её для верности и, только скрутив крышку, попытался разглядеть срок годности выбитый на ней.

— И целеустремлённая?

— Себе во вред, — не удержался от шпильки в адрес любимой супруги друг. И зыркнув на меня исподлобья, всё-таки уточнил. — Это ты к чему?

— Это я к тому, что даже ей не под силу так отбить инстинкт самосохранения. Ты что, серьёзно собрался ЭТО пить?!

— Да нормальный он… — растерянно откликнулся Игорь, почесав затылок. — Вроде бы…

— Ну-ну, — я хмыкнул, качнув головой. И машинально провёл пальцами по папке со злополучным результатом теста ДНК, так и лежавшей на столе.

Злость на чужое самоуправство давно прошла. Зато вместо неё внутренности стянуло таким сумбуром из чувств и эмоций, что казалось ещё чуть-чуть и меня тупо разорвёт. И как я ни старался, так и не понял, чего там больше: возмущения поступком друга, обиды на Ирку за молчание или дурного ощущения счастья, что я — отец?

Я, а не кто-то другой… Охренеть, блин!

— Мля-я-я…

Это всё, что я смог выдать, наконец-то в полной мере осознав, во что я вляпался, что я, мать его, чуть не пропустил! И, видимо, на радостях от этого я ляпнул, уставившись на Гора растерянным взглядом:

— Ильин, а как это… Быть отцом?

Друг от такой постановки вопроса впал в ступор. Секунд на тридцать точно. А потом как-то странно усмехнулся, подперев спиной холодильник:

— Эк тебя приложило… Потапов, вообще-то это мне у тебя спрашивать надо, как это. Ты ж у нас теперь многодетный отец. И кстати, что дальше-то делать будешь, папаша?

Мой хмурый взгляд он снова проигнорировал. В который раз доказав теорию о том, что юристами не становятся, ими, млять, рождаются. Иначе, откуда у Ильина такое феерическое умение испортить настроение окружающим?

С одного-то невинного вопроса?

— Гор… — вдохновенно начал я и замолк, обозначив драматичную паузу. Дав, так сказать, товарищу время одуматься и не развивать эту долбанную тему. Но…

Где Ильин и где инстинкт самосохранения, ага. Он лишь ехидно улыбнулся, подавшись вперёд:

— Да-да?

— А не пошёл бы ты на…

Трель телефона зарубила мой героический (и нецензурный) порыв на корню. Схватив телефон, я с минуту пялился на незнакомый номер, давя рвущиеся наружу непечатные выражения. После чего ткнул пальцем в экран и рявкнул в трубку:

— Да?!

— Максим?

Хриплый, надтреснутый голос врезался в грудь, выбив воздух из лёгких и перекрыв кислород. Он был до дрожи чужой и слишком знакомый, чтобы его не узнать. И я задохнулся от неожиданности, разом растеряв весь свой боевой запал, позабыв все слова.

Только и смог, что сдавленно выдохнуть, рухнув обратно на табурет:

— Ира?!

Ирина

Я не любила больницы. Никогда. Удушливый запах хлорки и безысходности въедался под кожу, зудел в носу и приводил меня в состояние тихого ужаса. И тем ироничнее был тот факт, что за последний год я попадала сюда с завидной регулярностью.

Как будто меня кто-то взял и проклял. И если не на смерть, то на безответную влюблённость точно.

Глубоко вздохнув, я хрипло, со свистом выдохнула и медленно открыла глаза. Моргнула, подслеповато щурясь от яркого солнца, бившего в глаза. И уставилась невидящим взглядом в потолок, глотая вязкую, горькую слюну. В горле першило, во рту воцарилась пустыня Сахара, а язык напоминал наждак. Но это было не так плохо, как накрывающее с головой чувство страха.

Мне было страшно. До чёртового тремора рук и заполошно стучавшего сердца. Потому что в больничной палате я оказалась одна, без детей. И я понятия не имела о том, где они сейчас и с кем. Чёрт!

Резко дёрнувшись, я попыталась приподняться хотя бы на локтях. И тут же рухнула обратно, едва не задохнувшись от приступа тупой, ноющей боли, растёкшейся по животу и левому боку. А следом за ней пришла слабость и тошнота. Выматывающая, выворачивающая наизнанку. Так, что у меня потемнело в глазах и всё, что я могла, это рвано дышать, сжав зубы до характерного скрипа.

Давя растущую где-то внутри, за грудиной панику от одной лишь мысли, что что-то могло случиться, пойти не так, пока я валялась в реанимации.

— О, подруга! Пришла в себя? Ну, наконец-то! А то я уже всерьёз задумалась о том, чтоб жалобу в минздрав накатать… Подселили, понимаешь ли, к привидению!

Задорный и полный добродушной насмешки голос разбил окружающую тишину и заставил вздрогнуть, вынырнув из омута тревожных размышлений. Сглотнув, я облизнула потрескавшиеся, сухие губы, собираясь с силами.

И медленно повернув голову, пробормотала едва слышно:

— Почему?…

— Почему в минздрав или почему к привидению? — заинтересованно дёрнула проколотой бровью сидящая на соседней кровати девица. Тонкая, взъерошенная и в забавной пижаме с котятами, она выглядела максимум лет на семнадцать.

И вела себя так же. Забравшись с ногами на тонкий матрас, она косила взглядом то на меня, то на альбом в своих руках. И задумчиво кусала кончик обломанного карандаша, смешно морща нос.

— Ну… — так и не дождавшись от меня ответа, соседка фыркнула, сдувая с носа прядь кудрявых волос. — Не сочти за грубость… Но ты ж бледная, как смерть. И худая, как моя зарплата, ага. Не то, чтобы это меня пугало… Но семь признаков того, что ты не призрак я всё-таки нагуглила. Ну так, на всякий случай, да. А потом я наткнулась на…

Она болтала и болтала, размахивая кулаком с зажатым в нём карандашом. И строила такие забавные рожицы, что я не выдержала и прыснула. Тут же пожалев об этом: вспышка боли, пронзившая бок, опалила изнутри и заставила глухо застонать, зажмурившись до белых мушек перед глазами.

— Ой… — тут же выдала эта болтушка, смешно округлив глаза. Ещё и рот себе зажала, стремительно покраснев. — Прости, я всё время забываю, что смех после операции осложняет жизнь. Тебе это… Может надо чего, а? Готова искупить вину! Ну… В меру сил и возможностей, конечно же.

Я на это искреннее предложение только дёрнула уголками губ в слабом подобии улыбки. Всё, что мне было нужно, это узнать, где мои дети. Понять, что они в безопасности, что с ними всё, хорошо. Но вряд ли этот ребёнок мог хоть как-то мне в этом помочь. Разве что…

— Дай мне… Телефон… Пожалуйста…

— Не вопрос!

На то, чтобы вспомнить один единственный номер телефона много времени не ушло. Удивительно было то, что я так и не смогла стереть его из памяти. И то, что продиктовала я его хоть и медленно, с паузами, но без запинки.

Даже не задумалась ни разу, так прочно засел он в воспоминаниях.

— Я подержу, не боись. Во, болтай, сколько влезет!

Моя ответная улыбка вышла слабой, но её оказалось достаточно, чтобы девчонка радостно оживилась. И принялась что-то мурлыкать себе под нос, пока я старательно считала гудки, отчаянно надеясь, что в этот раз этот человек меня не подведёт.

Что врачи скорой ему дозвонились. Что он забрал детей к себе, а не отдал их государству. Что хотя бы в этот раз, он меня услышал, а не сделал вид. Ну же, Потапов, пожалуйста…

Хотя бы сейчас не разочаруй меня, а?!

Трубку взяли не сразу. Но прежде, чем я успела хоть что-то сказать, мне в ухо недовольно и раздражённо гаркнули «Да?!». Так, что я даже растерялась от неожиданности и хрипло, с трудом шевеля языком, переспросила:

— Максим?

И почему-то внезапно покраснела, услышав удивлённый и даже робкий выдох в ответ:

— Ира?!

Глава 4

Ирина

Одно слово. Просто имя, а у меня сердце уже пропустило удар и забилось в груди пойманной птицей. И слёзы. Предательские слёзы навернулись на глаза, скатившись по щекам вниз. И нет, я не собиралась реветь. Не собиралась и всё тут! Но…

Но. Ох уж это злосчастное «но».

То самое, что соткано из предательских воспоминаний, из старых чувств и безответной влюблённости. Из обиды на чужое равнодушие и горечи от пустых обещаний. То самое «но», что когда-то так крепко связывало нас с Потаповым, да так и не стёрлось из памяти до конца.

Не стёрлось, не забылось. И продолжало царапать где-то в самой глубине души. Да и разве могло быть иначе? Когда перед глазами было два таких напоминания об этом?

— Ир… Ирин? Ты здесь?!

— Что?…

Я моргнула раз, другой, пытаясь избавиться от пелены перед глазами. Нервно дёрнула уголками губ и всё же вздохнула, заталкивая никому не нужную сентиментальность куда подальше. После чего хрипло пробормотала:

— Да… Да, Потапов. Я здесь… А…

— Ты…

Максим замолчал, снова. Откашлялся неловко, явно не зная, что сказать и как. И я тоже затихла, вдруг растеряв весь свой богатый словарный запас. Это странное чувство неловкости и недосказанности ударило чувством дежавю по натянутым нервам, и я гулко сглотнула, крепко зажмурившись на мгновение. Потому что…

Чёрт! Это было слишком. Слишком остро, ещё слишком свежо, ещё слишком…

Просто слишком. Наверное, поэтому мой голос прозвучал резче, чем мне хотелось бы:

— Дети… Они с тобой?

— Да, — Макс тихо хмыкнул, явно задумавшись о чём-то своём. Но всё же добавил. — С ними всё хорошо, Ир, не волнуйся. Сейчас вон… Размазывают тонким слоем детское питание по дорогущему костюму нашего гостя. Даже не представляю, как буду ЭТО ему компенсировать…

Я не хотела на это реагировать, поддаваться добродушной усмешке, так и сквозившей в его словах. Не хотела, но губы сами растянулись в слабом подобии улыбки:

— Дай угадаю. Под «ему» ты подразумеваешь своего Ильина, да?

— Он не мой, — тут же открестился Потапов. — Он свой собственный.

— Действительно…

И вот вроде ничего такого я не сказала, да и слова мои прозвучали даже на мой вкус скорее устало, чем саркастично. Но Макс рассмеялся в ответ, тихо и до боли знакомо. Так, что на глаза вновь навернулись слёзы, а пальцы дрогнули, сжимаясь в кулак и впиваясь короткими ногтями в ладонь. И следующий вопрос, заданный с хорошо различимым беспокойством, прозвучал как выстрел:

— Ир… Ты как? Всё хорошо? Или…

— Всё хорошо, Потапов, — я сипло выдохнула, отчаянно пытаясь взять под контроль собственные эмоции и мысли. — Аппендицит это неприятно, но не смертельно. Думаю, через несколько дней меня уже выпишут, и я избавлю тебя от необходимости присматривать за чужими детьми.

Слова прозвучали до того, как я успела прикуситьязык. И не надо быть экстрасенсом, чтобы услышать в них ни черта не завуалированные обиду и горечь, пополам с издёвкой. Потому что я слишком хорошо помнила, что времени на всякие «глупости» у Макса не было и нет. Что мы вроде бы и вместе, но «нас» как таковых и нет. Что у нас разный круг знакомых, друзей, общения, интересов…

Боже, да проще было сказать, в чём мы совпадали: в постели. Там у нас царило полное взаимопонимание. А в остальном — два чужих человека. И чем дольше мы были вместе, тем больше я понимала, что это тупик. И нет.

Потапов не был плохим человеком. Я знала, что он мог быть замечательным, удивительным, наглым и очаровательным одновременно. Только, почему-то таким Макс был с кем угодно…

«Только не со мной…»

От этой мысли во рту разлилась противная горечь. Я старалась, я правда старалась. Понимать, принимать его таким, какой он есть, любить, уважать, поддерживать. Я старалась, очень старалась. Но вытащить это всё в одиночку так и не смогла. И дети ситуацию бы не изменили, не спасли.

Семья ради приличия — полная чушь. Даже если любишь человека так, что нечем дышать без него.

— Войнова, — оборвал мои размышления Потапов и вкрадчиво поинтересовался. — Ты же понимаешь, что нам нужно поговорить?

Я понимала, правда. Понимала, что этого разговора не избежать, как бы мне не хотелось. Но так и не смогла удержаться от едва слышного, саркастичного смешка:

— Поговорить? Надо же… Теперь у тебя есть время на разговоры со мной. А надо было всего-то в больницу попасть, да…

— Ир, я знаю, мы…

— Да ни черты ты не знаешь, Потапов, — я крепко зажмурилась. Потом ещё и ещё, пытаясь разогнать пелену слёз перед глазами. — И даже если вдруг на тебя снизошло какое-то озарение… Это уже не имеет никакого значения. Как только меня выпишут, я заберу детей, и мы больше тебя не побеспокоим. Ни-ког-да.

Последнее слово я почти прошипела по слогам прямо в трубку. И тут же вжала голову в плечо, закусив губу, в ожидании неминуемого взрыва. Попутно повторяя про себя, как чёртову мантру: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Согласись со мной, прими правильное решение, ну?! Вот только…

Когда это Макс делал так, как я хотела? Хоть раз? Хоть один раз! Ха!

Он даже сейчас проигнорировал всё, что я ему сказала. И заявил невозмутимо:

— Ну и отлично. Я тоже считаю, что говорить о прошлом- бессмысленно. А что касается твоего «заберу детей»… Войнова, ты действительно думаешь, что сможешь это сделать? Теперь?

От этого его подчёркнуто делового тона у меня ёкнуло сердце, а внутренности стянуло противно ноющим узлом от предчувствия грядущих неприятностей. Медленно приподнявшись, я прижала трубку ухом к плечу и хрипло выдохнула в ответ:

— Что ты… Что ты хочешь сказать, а?!

— А, то есть вот теперь ты открыта для конструктивного диалога…

— Потапов, ты… Ты!…

— Список всех моих недостатков мы определили ещё, когда вместе были, — с тихим смешком откликнулся этот невыносимый человек. — Сомневаюсь, что с тех пор в нём что-то кардинально изменилось. И да, Ириш, я по-прежнему не воспламеняюсь силой мысли, Как бы тебе этого не хотелось.

— А жаль… — не подумав, совершенно искренне ляпнула я. И ощутимо вздрогнула от звука чужого довольного смеха, оседавшего странным щекочущим чувством где-то за рёбрами.

— Кое-что не меняется, да?

Слышать неприкрытую теплоту в его голосе было непривычно и даже чуточку дико. Словно ему нравилась наша пикировка, словно он наслаждался нашим разговором. Словно ему действительно не хватало этих глупых споров, постоянных попуток уколоть друг друга. Словно он…

Скучал? Да ну, глупость же!

— Да… Не меняется, — я рухнула обратно на кровать, судорожно сглотнув. И дёрнула головой, отгоняя никому не нужные воспоминания. — Твоё непрошибаемое упрямство, например. И то, что ты… Ты мастерски умеешь уходить от ответа! Потапов, что ты задумал, а?!

— Не задумал, а принял решение. Правильное решение, — невозмутимо поправил меня Макс, начисто проигнорировав мой требовательный тон. И добавил, понизив голос до шёпота. — Отдыхай, Войнова. Поправляйся, набирайся сил… Они тебе определённо понадобятся.

— Макс, если ты думаешь, что я…

О том, что я там думаю и кем я его считаю, договорить не получилось. Потапов был в своём репертуаре: он банально отключился, оборвав звонок и оставив последнее слово за собой. Как будто знал, что на новый раунд спора с ним у меня нет ни желания, ни сил. И всё, что я могла, это закрыв глаза дрожащей ладонью сдавленно прошипеть:

— Вот же…

— Кобель? — тут же подсказала моя соседка по палате. Девчонка забралась с ногами на мою кровать и с живым интересом следила за тем, как меняется моё выражение лица. А я, глянув на неё сквозь пальцы, только вздохнула глубоко, медленно выдохнула и…

Буркнула, недовольно морщась:

— Баран он! Упёртый и не прошибаемый! И…

На языке вертелся ещё с десяток эпитетов в адрес моего бывшего, но я запнулась, поймав себя на дикой, совершенно не уместной сейчас мысли. Мне вдруг показалось, что, не смотря на всю ту боль, что причинил мне этот мужчина, не смотря на все наши ссоры и всё недопонимание, услышать его снова было…

Здорово? Приятно? Волнующе?

Я вздрогнула и откровенно поёжилась, машинально вжавшись спиною в матрас. Ну да, это было волнующе. До дрожи в коленях и нелогичного предвкушения, засевшего где-то в глубине души. И я сама не заметила, как и откуда возник этот чёртов интерес к тому, что будет делать Потапов дальше. Попробует снова поговорить? Начнёт угрожать? Попытается отсудить право опеки над детьми?

Или как всегда, сделает то, что я даже представить не могла?

— Боже… — я глухо застонала, снова сжимая кулаки. — Во что я только что вляпалась, а?

Вопрос был риторический, знаю. Он разбил в дребезги все выстроенные вокруг моей души стены и вытащил наружу ненужные воспоминания. Ведь я «вляпалась» в Потапова ещё тогда, пять лет назад, да так и не выбралась. До сих пор. Да, мы расстались, да я сознательно вычеркнула его из собственной жизни. Да, я искренне и так наивно верила, что всё у меня получится, что я справлюсь сама, что смогу и больше никогда не встречусь с ним, но…

«Кое-что не меняется, да?»

Чужие слова звучали рефреном в ушах, крутились на кончике языка. И я не выдержала, криво улыбнувшись собственным мыслям. Ты прав, Макс, кое-что действительно не изменилось. Например, та чёртова тяга к тебе, что холодила мне пальцы и заставляла сердце биться сильней. Или глупая, никому не нужная зависимость, нахальная потребность слышать, чувствовать тебя рядом. И снова и снова возвращаясь к этой пародии на разговор, я ловила себя на дурацком желании отбросить гордость и сдаться на милость победителя. Позволить тебе вновь решать всё, определять за нас двоих что, куда и как.

Странно, да?

«Кое-что не меняется, да?»…

Да, Потапов, от своих чувств я так и не смогла избавиться, как ни старалась. И эти острые грани былых обид всё ещё ранят, напоминая о нашем общем прошлом. И да, если бы я была одна, если бы это касалось только меня — я не стала бы сопротивляться. Чёрт с ним, с этим синдромом «безответной любви», плевать на то, как я собирала бы себя после, но…

Я упрямо сжала губы, резко вытолкнув воздух сквозь зубы. Ну уж нет, теперь у меня есть за кого бороться, есть кого защищать! И я, я…

— Не отдам, — беззвучно шепнула, с трудом разлепив пересохшие губы. — Я тебе их не отдам, Потапов… Не отдам!

— Блин, подруга! Понятия не имею, о чём ты там думаешь… Но видок у тебя такой, что статью за убийство пришьют не глядя. Мож это… Врача позвать, а?

Озабоченный вопрос соседки распилил пласт тяжёлых мыслей, как горячий нож масло. И я моргнула, вдруг осознав, что совершенно забыла, что я здесь не одна. Впрочем, соседку мой ошарашенный вид не удивил, ни капли. Перебравшись на колченогий табурет, она вертела в тонких пальцах обломок карандаша, уставившись невидящим взглядом куда-то в окно. То и дело щурясь, девчонка что-то чиркала на бумаге, время от времени кидая на меня хитрые взгляды, а я…

Я готова была провалиться сквозь землю от чувства жгучего стыда, накрывшего меня с головой. Щёки запекло, а глаза защипало, стоило только осознать, что за всё это время я даже не поинтересовалась как зовут это непосредственное, едкое, но такое отзывчивое чудо. Да что там!

Лежу тут, понимаешь, себя накручиваю… А на элементарное «спасибо» ума расщедриться не хватило! Ну ты даёшь, Войнова! И кто ты после этого, а?

— Оу… Рыжая ты это… Булки расслабь, я ж всё понимаю, — соседка весело фыркнула, сдув с носа прядь волос. — Меня, кстати, Нютой звать, а ты — Ира. Прости, чтоб не услышать твоё имя, надо было быть слепым, глухим и немым одновременно…

Нюта развела руками, всем своим видом выражая несуществующее раскаянье. И тут же переключилась на другую тему, бросив альбом с карандашом на свою постель и вцепившись пальцами в край табуретки:

— Слу-у-ушай… А давай я за водой сгоняю? А ты потом мне попозируешь, а? А то скоро припрётся этот занудный док и всё, считай, нормальная жизнь закончится. Ну что, согласна?

— Хорошо… — я облизнула губы и растянула их в неуверенной, но искренней улыбке. Потому что в ответ на такой заразительный энтузиазм нельзя было не откликнуться, и не поддаться ему тоже не получалось. А проблемы…

Что ж, основное я для себя решила, а со всем остальным разберусь. И не важно, одна или вместе с Потаповым.

Глава 5

Максим Потапов

— Официально заявляю. Я тебя ненавижу, — сообщил я Ильину, открыв дверь и смерив его мрачным взглядом, полным «любви» к миру вообще и к его сиятельной персоне в частности.

Ильин не впечатлился. Он вообще выглядел на редкость бодрым, свежим и просто до неприличия полным сил. И всем своим начищенным, ослепительным видом портил ту ауру скорби и чёрной безысходности, что поселилась в моём доме.

— И я рад тебя видеть, Потапов, — хмыкнул в ответ Гор, нахально протиснувшись мимо меня в квартиру. — А кто это у нас такой красивый? А у кого это круги под глазами такие загадочные, а? А кто это у нас такой взъерошенный и помяты-ы-ый?

И вот вроде бы умом я понимал, что этот придурок просто-напросто издевается, но пальцы в кулаки так и сжались от желания зарядить ему в глаз. Останавливало только одно: у меня на руках сидела мелкая, с любопытством разглядывая радостно улыбающегося Ильину.

Тот, заметив ребёнка, умильно вздохнул и тут же скорчил рожицу, продемонстрировав малышке фигуру из двух пальцев. Ещё и засюсюкал радостно:

— Идёт коза рогатая, идёт коза…

— Руки убрал, — вежливо попросил я его, поудобнее перехватив громко сопящего ребёнка. Та спрятала лицо у меня на груди, вцепившись пальчиками в ткань рубашки, бросая на странного дядю испуганные взгляды. А потом взяла и…

— А-а-а-а-а!

Орала Елена Максимовна Войнова (пока что Войнова) как полагается всем девочкам: громко, от души, во всю мощь своих лёгких. И так, что остаться равнодушным не было ни единого шанса, ни у кого. Поэтому…

— У-а-а-а-а!

А вот в голосе Евгения Максимовича Войнова (пока ещё Войнова!) чувствовалась лёгкая такая неуверенность и даже растерянность. В отличие от сестрёнки, он причину таких задушевных криков не видел. Но, как и подобает любящему брату и настоящему мужчине, был согласен с реакцией Леночки целиком и полностью. И знаете, я даже осуждать их за это права не имел.

В эту самую минуту, этим самым утром я своим детям даже завидовал. Потому что мне самому хотелось орать на Ильина. Долго, со вкусом и исключительно матом. Но ведь нельзя же. Я ж взрослый, ответственный, воспитанный человек, млять.

Я ж отец и пример для подражания, вроде как…

— Мда, Ильин… Умеешь ты на людей впечатление произвести, — покосившись на хныкающую мелкую, я проглотил очередной непечатный комментарий в адрес товарища.

— Да я…

— Угу, ты. Держи, герой!

Сарказма в моём голосе было — завались. Но я сдержался и не отправил лучшего друга в пешее эротическое по экзотическим местам. Вместо этого я сунул ему громко икавшую Ленку, а Ленке протянул большую, круглую погремушку, выудив её из заднего кармана джинсов. И скрылся в глубине квартиры до того, как Ильин на собственной шкуре прочувствовал все прелести этой подставы.

— Дя, мя!

— Ай!

Ну да, как оказалось, Ленка у меня была настоящей женщиной. От горшка два вершка, ползать только начала, а уже могла сделать из ничего и скандал, и «детскую неожиданность». А ещё она, на пару с братцем, любила проверять что прочнее — погремушка или чья-то голова. И мнение подопытных эту сладкую парочку не интересовало в принципе.

Машинально потерев свой лоб, чаще всего страдавший от встречи с игрушками, я наклонился и вытащил из манежа грозно сопящего Женьку. Тот хмурил светлые брови и дул пухлые щёки. Голосить, правда, перестал и это был большой такой плюс. Подозрительно пахнущий плюс, к слову. Так, погодите-ка…

— О нет, приятель, — я обречённо застонал. Ну, кто бы сомневался, в общем-то. Одними упражнениями по вокалу это утро просто не могло закончиться. И теперь меня ждал дополнительный квест под названием «Подмой детей и переодень их». Вот же ж…

Ситуёвина, мать твою!

— Ма-а-акс, — окликнул меня Ильин, подтверждая внезапные подозрения. — Я ни на что не намекаю, но эту красотку надо бы переодеть… Кажется.

Ну уж если Ильину кажется…

Хотя, если там такие же спецэффекты как тут, то даже крестить нет нужды. Потому что нихрена это нам не кажется, уж точно не обоим сразу!

— Тебе кажется, а я в этом практически уверен, — обречённо подтвердил я опасения приятеля, смерив сына укоризненным взглядом. Правда, хватило меня ровно на тридцать секунд.

На тридцать первой, я понял, что с образом брутального, сурового мужика придётся попрощаться. Сложно как-то корчить из себя мачо, когда у тебя рубашка в каше и на руках два непоседливых карапуза неполных семи месяцев отроду. К тому же, сын моим возмущением проникнуться не пожелал. Только улыбнулся беззубо и завозился, пытаясь слинять от своего нерадивого папаши куда подальше.

— Э, нет, приятель, — тут же пресёк я эту попытку, зажав недовольно крякнувшего Женька подмышкой. И прихватив памперсы, вместе с прочей детской хренью, вырулил из комнаты, заявив. — Ильин, я тебя поздравляю!

— С чем? — тут же насторожился товарищ, прижимая к себе довольно хихикнувшую Ленку. Мелкая с удобством распласталась у него на груди, тихо млея от чужого внимания и неприкрытого восхищения.

И исподтишка, как бы невзначай, усиленно втирала в ткань дорогущего пиджака слюни и остатки печенья. Только вот сообщать об этом хозяину пиджака я не стал, потом сюрприз будет. А пока…

Хищно улыбнувшись, я помахал перед носом Игорька той самой упаковкой памперсов. На что я намекаю, тот сообразил мгновенно. И тут же ушёл в отказ, возмущённо выдав:

— Не-не-не, Потапов! Я на такие подвиги не подписывался!

— Увы, приятель, — хмыкнув, я хлопнул его по плечу. — Кто даму играет, тот даму купает. Так что ребёнка в руки и пошли, на водные процедуры. И да прибудет с нами…

— Уа-а-а-а!

Стоило только мне ляпнуть про водные процедуры, как дети тут же устроили забастовку. Орали так, как будто мы их тут резали, честное слово! Вертелись, пинались, кусались и всем своим видом выражали активное недовольство происходящим. Настолько активное, что Гор не выдержал и обречённо протянул:

— Терпение. Очень. Много. Терпения.

— Да тьфу на тебя, Ильин! Не каркай! Сейчас всё будет хара…

— А-а-а-а!

Через час я осознал, что насчёт терпения приятель не шутил. Вот ни разу. Потому что за это время мы с ним на пару прошли все пять стадий принятия неизбежного: начиная отрицанием и заканчивая, собственно, самим принятием, чёрт бы его побрал.

Через два, я всерьёз задумался о том, что Лёлино невезение передаётся воздушно-капельным путём. Другого варианта, почему обычная процедура «раздеть, помыть, переодеть» отняла у двух здоровых мужиков кусок жизни, моток нервов и пару клоков седых волос у меня просто не было. А через три…

Через три часа я свято верил в то, что мы, всё-таки, молодцы. Ну, подумаешь, облились, подумаешь, потоп в ванной устроили и пены наелись. Кто ж виноват, что она так натурально шоколадом пахла, а? Зато дети тихо сопят, пригревшись у нас на руках: чистые, умытые, во всё новое переодетые. А всё остальное — фигня.

Главное, позже не забыть подгузники из корзины выкинуть. А то мало ли, ищи потом по всей квартире, откуда такие ароматы прут.

— Всё, пиз… — Ильин скосил глаза на лыбившуюся Ленку и прочистил горло, проглотив явно матерные комментарии. — Кхм… Писец говорю, пиджаку. Жалко, он мне нравился.

— Новый купишь, — смахнув с волос остатки пены, я подхватил завозившегося сына на руки и медленно, аккуратно, держась за стеночку, поднялся. — Пошли, компенсирую тебе потери бутербродами. И кофе.

Видимо, «кофе» оказался тем самым, волшебным словом, подействовавшим лучше всего. Я и глазом моргнуть не успел, как Ильин уже восседал за барной стойкой, усадив Ленку к себе на колени. И оба с намёком уставились на меня, постукивая ложкой по столешнице.

Ладно, стучала Ленка, ей просто нравилось это делать. Ильин же явно пытался найти у меня остатки совести. Как будто не знал, насколько это бесполезное занятие.

Усадив мелкого на детский стул (хвала интернет-магазинам и курьерской доставке!) я заправил кофемашину и занялся привычным ритуалом. Сооружением перекуса, пополам с разведением готовой смеси и поиском чистой ложки для детского пюре. И всё это время меня не покидала одна ну очень интересная мысль.

Как, вот как Ирка всё это в одиночку делала, а? Может, есть какие-то лайфхаки там? Заклинания? Магия вуду? Ну хоть что-то же должно быть, чтобы ОДНА женщина смогла справиться сразу с ДВУМЯ детьми!

Нет, ну серьёзно! Я и так уже крутил варианты и этак и всё равно приходил к выводу, что одному человеку это не под силу. Или я чего-то не знаю про свою бывшую?

— Слушай, отец почти одиночка, — нетерпеливый голос Ильина выдернул меня из задумчивости и я чудом, не иначе, не отхватил себе полпальца ножом. Тем самым, который так хотелось теперь бросить в приятеля, чтоб под руку больше не говорил.

— Что вам угодно, господин адвокат? — привычно улыбнувшись хихикнувшему Женьке, я вернулся к готовке. И чуть повторно не полоснул ножом по пальцам, когда Гор невозмутимо откликнулся:

— Власть во всём мире, но об этом потом, — и хрустнув крекером, этот гад добил меня контрольным вопросом в голову. — Так что ты решил насчёт их матери, а?

— А что я должен был решить? — покосившись на приятеля, я вернулся к готовке. Подавив такое искреннее, но очень уж неуместное желание послать этого умника. Далеко, надолго и цветасто. Но, как показывал опыт, этот кадр уже везде побывать успел.

В силу, так сказать, профессиональной дотошности и дурного характера.

— Если ты меня спрашиваешь, то я бы…

Тут я всё-таки не выдержал и заржал. И, отсмеявшись, хмыкнул, сковырнув крышки с фруктового пюре:

— Последнее, что мне надо, так это совет от чувака, женившегося на спор. Прости, друг, но я как-нибудь сам разберусь, что мне делать с Войновой, — протянув Ильину банку с ложкой, я присел перед Женькиным стулом и подмигнул улыбающемуся сыну. — Как только её выпишут, заберу из больницы и будем думать, как дальше жить.

— Вместе что ли? Одной семьей? — Гор с кислой миной посмотрел на пятно на рубашке, но мужественно продолжил попытки накормить мелкую.

— Ну, это как получится, — пожав плечами, я зачерпнул пюре ложкой и, чуть помолчав, озвучил то единственное, в чём был уверен. — Но детей бросать я не собираюсь, Гор. Хватит. Я и так слишком много уже пропустил.

Ирина

Максим Андреевич Потапов.

Судорожно вздохнув, я провела пальцем по экрану планшета, разглядывая одну из фотографий, найденных на просторах сети. С неё на меня смотрел, насмешливо щурясь, призрак из прошлого, в обнимку с длинноногой брюнеткой. Как всегда красивый, подтянутый, притягательный и…

Чужой. Мужчина из разряда «не для меня». Наши отношения изжили себя ещё тогда: больные, зависимые, выпившие меня до дна. И будь моя воля я никогда бы больше не встречалась с ним.

Никогда.

— Хочешь рассмешить бога… — я криво усмехнулась, качнув головой, и вновь обвела кончиком указательного пальца знакомое до боли, до дрожи лицо. В груди кипели обида и недоумение, страх и робкая, никому не нужная надежда. Убойный коктейль, грозивший не оставить и камня на камне от моей упрямой решимости бороться до конца.

Пусть даже вся эта затея обречена на провал с самого начала. Где я, а где Потапов? Серьёзно, это даже не смешно.

— Говорят, сегодня на завтрак овсянка, — недовольно пробухтела Анька, отвлекая меня от размышлений. Желудок предательски сжался и заурчал от голода, есть хотелось просто невыносимо. Но стоило только вспомнить запах разваренной в хлам крупы, как к горлу подступила тошнота.

Умом я понимала, что кормят нас согласно строгой диете, предписанной лечащим врачом. Но легче от этого не становилось, почему-то.

— Она полезная, — я неуверенно улыбнулась, глядя на насупившуюся соседку.

Та раздраженно фыркнула, надувшись как мышь на крупу. И, в который раз за эти два дня завистливо вздохнула:

— Тебе хорошо говорить, тебе, поди, опять бульон принесут. Или мясо отварное и протёртое. Или…

— Рис на воде, — я покачала головой, убирая планшет в сторону, и сложила руки на животе. — Тоже знаешь ли, не сладкая пахвала.

— Но и не овсянка. На воде. Разваренная. Без соли. У-у-у-у, терпеть не могу!

Это чудо так смешно возмущалось, тряся кулаками и размахивая зажатым в пальцах карандашом, что я даже не пыталась сдержать рвущееся наружу веселье. Вот только, стоило первому смешку сорваться с губ, как в дверь нашей палаты постучали. Отрывисто, резко, настойчиво.

Так, что даже при всём желании не сможешь проигнорировать.

— Может, палатой ошиблись? — с затаённой надеждой, шепнула Анька, наклонившись к моей кровати.

— Вряд ли, — я снова качнула головой, сцепив пальцы в замок и сжав их так, что побелели костяшки. И, прокашлявшись, громко позвала. — Входите!

И вроде голос звучал уверенно, а сердце билось через раз и желудок сжался от неприятного предчувствия. И пусть я не могла похвастаться отменной интуицией или чуйкой, но мне хватило одного только взгляда на шагнувших в палату людей, чтобы понять — ничего хорошего ждать не стоило.

— Войнова Ирина Геннадьевна? — сухопарая женщина неопределённого возраста, в добротном деловом костюме-тройке, поправила полы дежурного халата, наброшенные на плечи. Её спутник, мужчина лет тридцати на вид, так и остался стоять у двери, оглядывая помещение нечитаемым взглядом.

— Это я, — облизнув пересохшие губы, я нервно вздохнула, до боли сжимая собственные пальцы. — А вы?…

— Дячишина Оксана Витальевна, специалист отдела опеки и попечительства. Простите, что тревожу вас вот так, в больнице, но к нам поступил сигнал и мы вынуждены отреагировать. Думаю, вы будете не против ответить на несколько моих вопросов, не так ли?

Женщина растянула губы в вежливой, почти равнодушной улыбке и смерила меня колким, оценивающим взглядом. Таким, что я невольно сглотнула и подобралась, морально готовясь к грядущим неприятностям. А в том, что они будут, я была уверена как никогда. И…

Всё равно оказалась не готова к вопросу, разорвавшему повисшее молчание:

— Итак… Где сейчас находятся ваши дети, Ирина Геннадьевна?

Глава 6

Ирина

Сухой, лишённый хоть каких-то эмоций тон проморозил меня до костей и заставил поежиться под чужим, слишком пристальным взглядом. Судорожно вздохнув, я нервным жестом пригладила взъерошенные волосы и тихо ответила вопросом на вопрос:

— А что… Что-то случилось? Я не понимаю, что могло бы…

— Случилось, Ирина Геннадьевна, — госпожа Дячишина снисходительно хмыкнула, сцепив руки в замок за спиной. — И прежде, чем мы вернёмся к сути нашего разговора, не могли бы вы уточнить один момент. А именно — кем вам приходится Потапов Максим Андреевич? И на каких, простите, основаниях вы отдали ему двоих несовершеннолетних детей?

На какой-то миг я забыла, как дышать. Хватая ртом воздух, я чувствовала, как ледяные когти страха сжимают моё сердце, пробивая его насквозь. И лишь одна-единственная мысль, острой занозой засевшая где-то глубоко в голове не дала мне сорваться.

Я даже смогла улыбнуться, заставив себя разжать стиснутые кулаки и спокойно проговорить:

— Знаете, Оксана Витальевна, основания у меня были более чем… Весомые. Понимаете, всё дело в том, что он… — запнувшись на середине фразы, я облизнула внезапно пересохшие губы и всё-таки закончила предложение. — Он их отец.

И пусть голос звучал спокойно, пусть на лице не дрогнул ни один мускул, внутри меня разразилась целая война. Меня корёжило и рвало от совершенно противоречивых эмоций и чувств. Там, где-то в груди, смешалось всё — радость от осознания, что дети в безопасности, ненависть от того, что всё опять сводится к чёртовому Потапову и надежда.

Робкая, совершенно иррациональная и пугающая меня до дрожжи и слабости в ногах. Потому что один раз я уже прошла через это, я доверила себя и своё сердце этому мужчине и что получила взамен? Да, наши отношения подарили мне моё личное, самое невероятное чудо — моих детей. Но кто бы знал, как это страшно собирать себя по кускам…

Страшно и сложно. И повторять этот опыт у меня не было никого желания.

— Вот как… — задумчиво протянула Оксана Викторовна, сжав тонкие губы.

Кажется, мой ответ её удивил. На короткий миг безупречная маска вселенской скуки дрогнула на чужом лице, обнажив растерянность и даже обескураженность. И я недоверчиво уставилась на внезапно ставшую почти человеком женщину, с трудом удержавшись от желания себя ущипнуть. Уж слишком нереальной получалась картинка.

Впрочем, госпожа Дячишина справилась сама. Кивнув головой каким-то своим мыслям, она одёрнула полы несчастного халата и, качнувшись с пятки на носок, деланно проинформировала:

— Что ж, надеюсь у этого «отца» есть и документы, подтверждающие отцовство… И все необходимые условия, для детей. В противном случае, мы будем вынуждены принять соответствующие меры.

— Например?

Подкатившую к горлу тошноту я старательно проигнорировала. Задавила рвущуюся наружу панику и продолжила смотреть прямо в лицо этой вежливой до отвращения женщине, даже не думая опускать взгляд.

— Вы должны понимать, Ирина Геннадьевна, наша приоритетная задача обеспечить детям достойные условия проживания. Убедиться в том, что их жизни и здоровью никто… Я повторюсь, никто и ничто не угрожает., - слово «никто» госпожа Дячишина выделила особо пренебрежительным тоном. — И если вы уверены в том, что с господином Потаповым им лучше, чем под защитой государства, то…

— Им лучше, — я снова сжала пальцы в кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу ладоней. — С родным отцом им намного лучше, чем под опекой государства. Поверьте, Оксана Викторовна, он обеспечит их всем, что нужно.

— Поживём — увидим, Ирина Геннадьевна. Не прощаюсь…

И на этой ноте, с явным оттенком превосходства в голосе, Оксана Викторовна ушла из палаты. Оставив меня один на один с вернувшейся паникой, стремительно набирающей обороты и чётким осознанием того, что нужно спешить. Я должна, я просто обязана…

Мне срочно нужно позвонить Потапову!

Максим Потапов

Телефонный звонок ввинтился в мозг и устроил там апокалипсис.

Серьёзно, судя по ощущениям, у меня в голове случился целый ядерный взрыв. И дабы никого не накрыло волной «благодарности», я благородно спрятал чёртов гаджет под подушкой.

Ещё и лицом в неё, в подушку эту, уткнулся. Лелея слабую надежду на то, что хотя бы сегодня мне удастся выспаться. Ну-ну, какой наивный дядя! И пяти минут не прошло, как в глубине квартиры что-то грохнуло. Звякнуло, брякнуло, хныкнуло и…

Разразилось душераздирающим рёвом на два голоса. Да таким, что мёртвые из могилы восстали бы, что уж про тотально не высыпающегося меня говорить?

— Дети — цветы жизни, — мрачно заявил я собственному отражению в ванной. Скептически глянул на явно осунувшуюся морду лица, почесал заросший подбородок и оценил величину мешков под глазами.

Вместе с диким взглядом и явным желанием «убивать», картинка получалась зачётная. Хотя и неприглядная. А ты, Потапов, Ирку навестить ещё хотел. Поговорить, впечатление там произвести, угу.

Как бы после такого «впечатления», она от тебя на край света не слиняла, вместе с детьми! Кстати о них.

Мне кажется или в квартире СЛИКШОМ тихо?

— Твою мать!

Благоприобретённая паранойя пополам с горьким опытом взвыли дурниной. За тридцать секунд я выплюнул пасту, плеснул в лицо водой и вымелся из ванной комнаты, с ужасом представляя масштаб возможного бедствия. Вот только чего я точно не ожидал, так это того, что проскакав бешеным оленем по квартире, застыну на пороге комнаты, ловя отвисшую челюсть. Потому что… Потому…

Да мля, когда они уснуть-то успели? Снова!

— Однако… — я только и смог, что растерянно почесать затылок, глядя на открывшуюся мне картину. Схватившись за одну игрушку, дети завалились набок и слаженно сопели, пуская слюнявые пузыри. И чхать они хотели на орущий телефон, громыхавшие под окном машины и собственного непутёвого папашу, застрявшего в дверях.

Аж завидно стало, блин. Мне о таком крепком сне только и остаётся что мечтать, в обнимку с литровой кружкой крепкого, чёрного кофе. В вялой попытке найти в себе те самые бодрость духа, оптимизм и что-то там ещё из списка качеств образцового родителя. Хотя о чём я?

Где я и где понятие «образцовый родитель»? Чем больше времени я провожу с детьми, тем сильнее сомневаюсь в том, что этот диковинный зверь вообще существует в природе.

Телефон умолк. И пошёл на третий заход, настойчиво требуя моего внимания.

— Видимо, кто-то не понимает намёка, — пробурчал я себе под нос, заваливаясь на диван и вытаскивая смартфон из-под подушки. — Придётся, послать прямо… — ткнув пальцем в экран, я максимально вежливо рявкнул. — Ну и?! Кому я пиз… Пипец так понадобился, а?!

С минуту в трубке царила потрясающая тишина. Но не успел я порадоваться тому, что отбил у собеседника желание разговаривать, как знакомый женский голос беспомощно произнёс:

— Макс? Я не… Я, что не вовремя?

— Хороший вопрос, — чуть сбавив обороты, я рассеянно провёл рукой по волосам, пытаясь понять чего во мне больше от этого звонка: злости или радости. И если получается пятьдесят на пятьдесят, это значит меня «торкнуло» или есть ещё шанс избежать страшного чувства с большой буквы «эл».

И хочется ли?

— Я не… Чёрт, Потапов, скажи, ты делал тест ДНК? — Ирка судорожно вздохнула, явно пытаясь успокоиться. Наверняка она сейчас стояла, переступая с ноги на ногу, и тёрла ладонью предплечье, пытаясь взять себя в руки. Ещё и губы искусала до крови, стараясь справиться с волнением и дрожью. А я…

Я так явно представил себе эту картинку, что не сразу сообразил, о чём идёт речь. А вот когда сообразил, то всё, что и смог, это недоверчиво протянуть:

— Прости, мне, наверное, послышалось, но… Что ты спросила?!

— Потапов… — страдальчески вздохнув, эта невозможная женщина чуть ли не по слогам повторила этот чёртов вопрос. — Я просто хочу знать, делал ты тест ДНК или нет! Это правда очень важно, Макс!

В голосе Войновой слышались отчётливые нотки паники, но в этот раз я их нагло проигнорировал. Да мне в принципе стало резко не до чужих чувств и переживаний, со своими бы справиться суметь. А их, этих самых чувств, вдруг оказалось слишком много для меня одного.

Так много, что я с силой потёр ладонью лицо, пытаясь хоть так взять себя в руки. Получалось откровенно хреново, а точнее — никак. Сердце всё равно отбивало стаккато по рёбрам, разгоняя по телу злость и внезапно вспыхнувшую чёрную ревность. Пальцы сжались в кулак от нестерпимого желания кому-нибудь врезать. И плевать кому и за что, лишь бы избавиться от этого грёбанного стального обруча, сдавившего грудь так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. А самое главное, что даже себе так и не смог объяснить, чего меня так скрутило-то.

Ведь это был простой, в общем-то, логичный вопрос, не так ли?

«Да щаз, ага», — мрачно подумал я, глядя на потолок и считая про себя до десяти и обратно, в вялой попытке хоть чуть-чуть успокоится. В душе бушевал ураган, а в голове складывались сплошные матерные конструкции. И вот, вроде бы, не восемнадцать давно и на сопляка малолетнего не тяну, а поди ты!

Стоит Ирке меня зацепить и весь самоконтроль летит к хренам!

— Макс…

Я глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул. И всё равно не удержался от едкого вопроса, так и рвущегося с языка:

— И зачем тебе тест ДНК? Или что, у тебя там уже целая очередь из гипотетических отцов стоит?

Потрясённую тишину в ответ можно было пощупать руками. Целую минуту Войнова только судорожно дышала в трубку, пока я накручивал себя, всё больше и больше злясь на весь белый свет. А затем…

— Погоди… Ты, что… Ты пытаешься меня в чём-то обвинить? Меня?! — Ирка шумно выдохнула, истерично хохотнув. Чтобы через секунду заорать так, что я невольно поморщился от звона в ушах. — Знаешь что?! Да иди ты к чёрту, Потапов! Не хочешь признавать детей — плевать, без тебя справлюсь! Но если из-за тебя… Из-за твоего идиотского упрямства, моих детей заберут в приют, я… Я не знаю что с тобой сделаю, понял?! Я тебя, я…

Оборвав себя на полуслове, Ирка замолчала. Тонкий, жалобный всхлип полоснул по нервам наждачкой, отрезвляя почище ведра ледяной воды. И я как-то разом вспомнил и про операцию, и про истощение, о котором мне поведал дежурный врач. А ещё о том, что Войнова не любила и не умела врать.

Не договаривать могла, да. Причём, мастерски. А вот врать напрямую — нет. И от этого осознания меня накрыло удушливой волной самого настоящего стыда. Да уж, права Ирина, я — идиот, причём идиот — клинический.

Криво усмехнувшись, я сжал переносицу и впервые за хрен его знает сколько лет пожалел, что бросил курить. Сейчас бы не помешало вдохнуть горький сигаретный дым, чтоб мозги прочистило, выбив из головы всё лишнее. Ведь сам же грохнул кулаком по столу, заявляя, что мне плевать, чьи это дети, а сам…

Интересно, а вот эти вот вспышки ревности и прочую лабуду ещё можно купировать или всё, поздняк метаться, а?

— Прости, — с трудом выдавил я из себя. Шумно вздохнув, снова потёр лицо ладонью. — Правда, прости, Ир, я… Не хотел тебя обидеть. Наверное…

— Засунь своё «прости» знаешь куда?! — подавив очередной всхлип, зло выплюнула Войнова. — А ещё знаешь что, Потапов? Это был первый и последний раз, когда я тебя о чём-то прошу. Если бы не эти долбанные органы опеки, я бы никогда… Да я бы…

— Ир, успокойся. Пожалуйста, — как можно миролюбивее попросил я, надеясь хоть так сбавить градус напряжения в нашем разговоре. Даже пошутил, пытаясь разрядить обстановку. — Ты же знаешь, я тот ещё засранец… И бесчувственный чурбан, ага. Так что там за дела с приютом и опекой, м?

Кажется, я снова что-то не то сказал. Ну или не так услышал. А ещё недопонял и вообще, совершил все семь смертных грехов сразу, судя по выразительному молчанию в трубке. Правда, надолго Ирку не хватило.

Тихо ругнувшись себе под нос, она нехотя откликнулась:

— Я не просто так про тест спрашивала, Потапов. Я не страдаю провалами в памяти и с математикой у меня всё в порядке. Так что, к сожалению, я точно знаю КТО отец. Чтобы ты там себе не напридумывал и…

— Ир, я же извинился. Я…

— Ко мне приходили из опеки, — сухо откликнулась девушка, явно сумев взять себя в руки.

Я прямо кожей почувствовал эту стену отчуждения, выросшую между нами. И от осознания того, что она закрылась, почему-то кольнуло в груди, где-то под рёбрами. Так, что я невольно потёр то самое место, напротив громко стучавшего сердца.

Чтобы хмуро поинтересоваться в ответ:

— Ну и зачем? Ничего же не случилось, вроде.

— Затем, что кто-то очень обеспокоен тем, где и в каких условиях находятся мои дети. И я наверняка пожалею о том, что сейчас скажу, но… — чуть помедлив, Войнова всё же продолжила. — В общем, если у тебя есть возможность подтвердить отцовство в самые короткие сроки, сделай это. Я не хочу, чтобы у этой дамы был хоть какой-то шанс забрать у тебя детей.

— Не будет, — криво улыбнувшись, я качнул головой, поднимаясь с дивана и уже прикидывая, что нужно сделать и как. — Не волнуйся, Ириш. Всё будет хорошо.

В ответ послышался лишь тихий вздох и короткие гудки. Видимо, на слово мне не поверили, так что придётся тебе, Потапов, доказывать на деле собственную благонадёжность. Но где наша не пропадала, а?

Глава 7

Максим Потапов

«Сушёная вобла» в строгом костюме скупо роняла слова, делала какие-то свои выводы и улыбалась так, что остаться равнодушным было просто не возможно. Серьёзно, от одного её постного вида у меня аж кулаки зачесались. А я ведь, до этого момента, не понимал, как можно руку на женщину поднять, но эта мадам…

Млять, да стоило мне только представить, что и как она могла сказать Ирке, как желание её придушить становилось ну просто невыносимым! Вот так бы взял, подошёл к ней, взял за шею тонкую и…

— Остынь, — зло зашипел мне на ухо Ильин, сжав моё плечо цепкой хваткой. — Да тихо ты, придурок… Только хуже сделаешь же!

Я на это только зубы сжал, давя в зародыше заманчивую мысль послать всю эту делегацию. Желательно — матом, и так, чтоб потерялись они всерьёз и надолго. И да, да, я знал, что это глупо, но вашу ж мать! Какая заманчивая была бы перспектива…

Настолько заманчивая, что я всё же не удержался и ляпнул, криво усмехнувшись:

— Знаете, Оксана Витальевна… Я как-то даже не предполагал, что в нашем государстве ТАК заботятся о детях. Особенно о тех, чьи родители вполне себе живы, здоровы и даже, о ужас, дееспособны.

Зажатый в кулаке телефон прошил ладонь настойчивой вибрацией. Так, что я не смог его проигнорировать и, извинившись, отошёл в сторону, смахнув блокировку с экрана. Чтобы обнаружить среди вороха рабочих чатов и прочей ерунды одно единственное сообщение.

«И-ДИ-ОТ!» — гласил мэссендж от моего дражайшего приятеля. Ильин не поленился и, беззвучно шевеля губами, повторил свой доморощенный диагноз. На что получил вполне закономерный ответ — оттопыренный средний палец.

Что в сообщении, что в реальности. Потому что при всём моём уважении, но это не его пытается рассмотреть под микроскопом мерзкая «вобла». И не ему напрямую угрожали забрать детей при первом же удобном случае! Так что шёл бы ты Ильин…

К Лёле, мля!

— Ёрничаете, Максим Андреевич? — улыбка «воблы» стала ещё приторнее. Если такое вообще возможно. Поправив очки в строгой оправе, госпожа Дячишина сухо заметила. — Напрасно, очень… Напрасно, да. Наше государство беспокоится о здоровье и благополучии каждого гражданина, независимо от его возраста, пола и социального статуса. К тому же, некоторые обстоятельства, касающиеся вас и ваших детей, вынуждают нас…

— Какие обстоятельства? — засунув телефон в задний карман джинсов, я скрестил руки на груди, сверля эту су… суровую женщину требовательным взглядом.

Конечно, ей это не понравилось. Точно так же, как госпоже Дячишиной не понравилось то, что я нагло её перебивал на постоянной основе. Всё это она продемонстрировала, презрительно скривив губы, но до пояснения всё-таки снизошла:

— У вас очень интересная… Я бы сказала — непростая ситуация, Максим Андреевич. Юридически вас ничего не связывает ни с матерью детей, ни с самими детьми. Это, конечно, очень похвально, что вы благородно решили проявить заботу о малышах, но… Я склонна считать, что в приюте им будет лучше.

— Лучше чем с родным отцом?

Каюсь, я не удержался. И даже не сильно скрывал сарказм, так и пёрший из всех щелей. Но либо госпожа Дячишина была глухой, либо обладала завидной способностью игнорировать очевидное…

Криво усмехнувшись, я без особого трепета выдержал надменный взгляд этой «воблы». Ну, либо третий вариант — тётка свято верила в то, что действительно может всё. В том числе, отобрать у меня детей. Как жаль будет её разочаровывать…

Наверное.

— Разве вы успели сменить фамилию на Войнов? — сладко улыбнулась эта стерва, снова поправляя свои идиотские очки. Прямо намекая на ту ересь, что значилась в свидетельстве о рождении мелких.

Я шумно выдохнул, считая про себя до десяти и обратно. Этот снисходительный тон только что чудом не отключил мне тормоза окончательно. Потому что, ей богу, клянусь, «вобла» была в наносекунде от того, чтобы познакомиться с моим дурным характером и деспотичными замашками. И если она продолжит в том же духе, то…

Сигнал входящего сообщения разбил повисшую, напряжённую тишину. Вовремя, потому что ещё пара минут и от нас с представителем власти можно было бы прикуривать. Ещё раз смерив госпожу Дячишину убийственным взглядом, я буркнул что-то похожее на «извините» и отошёл в сторону, выуживая треклятый смартфон из кармана.

Опять.

«Когда мозги раздавали, ты покурить вышел?!»

И пока я переваривал этот вопрос и честно пытался придумать самый цензурный ответ, телефон в руке пискнул очередным оповещением.

«Просто. Молчи. Стой, улыбайся, кивай в нужных местах. И где ж я, мля, так согрешил, чтоб тебя в друзья получить…»

А вот на этот вопрос у меня был целый список ответов. Листов на пять, как минимум. Но глубоко вздохнув, я медленно выдохнул и… Промолчал. Всё-таки, в чём-то Игорёк был прав.

Думать трезво, общаясь с госпожой Дячишиной, у меня не получалось.

— Оксана Витальевна, мне кажется, тут возникло небольшое недоразумение, — расплывшись в ослепительной улыбке, Ильин отлип от дверного проёма, который усиленно подпирал последние полчаса. И в пару шагов оказался рядом с «воблой», ловко взяв её под острый локоть. — Пройдёмте на кухню, я вам всё объясню.

— Простите, господин… Как вас там? — тётка только что каблуками в пол не вросла, холодно глядя на радостно скалившегося Гора.

— О, я не представился? — деланно удивился Ильин. Судя по цепкому взгляду и вежливой до тошноты улыбки, приятель перешёл в рабочий режим. Говоря проще, вцепился бульдожьей хваткой в добычу, и отпускать её не собирался.

— Не имела чести быть представленной. Хотя теперь я понимаю, что мои волнения были не напрасны. Присутствие рядом с детьми посторонних лиц, явно находящихся в не адекватном состоянии это…

Договорить свою обличительную тираду Оксана Витальевна не успела. Ильин со скучающим видом сунул ей под нос бумажку с яркой, синей печатью:

— Это справка от психиатра, что я вполне себе здоров, вменяем и отдаю отчёт своим действиям.

— Чудесно, но…

— А это доверенность на представление интересов Потапова Максима Андреевича и его детей,— улыбка приятеля стала ещё шире, когда в руки мегеры сунули ещё один пакет документов.

— Прекрасно, — мегера сдаваться не собиралась. Смерив нас уничтожающим взглядом, она шумно вздохнула, но продолжала упрямо гнуть свою линию. — Однако, это не означает, что…

— Ах, да. Самое важное, — Игорь хлопнул себя по лбу и сокрушённо качнул головой, выуживая из папки с документами ещё один листок. — Держите, Оксана Витальевна.

— Что это?

Голос Оксаны Витальевны предательски дрогнул и дал петуха, а сама она вдруг растеряла всю свою уверенность, холодность и непрошибаемое упрямство. Уставившись на заверенные нотариусом копии в своих руках, Дячишина нервно кусала губы, глядя то на меня, то на документы, то на ехидно ухмыляющегося Ильина.

— Как что? — Гор изобразил самое натуральное удивление. Ещё и наклонился, заглядывая в документы. Чтобы выпрямиться и невозмутимо пожав плечами, холодно припечатать. — Ну право, Оксана Витальевна, там же чёрным по белому написано. На одном листе — тест ДНК, результаты которого однозначно подтверждают родственную связь между моим клиентом и этими детьми. А второй — свидетельство о рождении. И, как вы можете заметить, в графе отец значится «Потапов Максим Андреевич».

Выдержав небольшую паузу, Гор предельно вежливо поинтересовался:

— Согласитесь, Оксана Витальевна, это в корне меняет ситуацию, не так ли? Даже на взгляд скромного представителя органов опеки и попечительства.

Удержаться от едкого смешка было выше моих сил. Я только что не разразился бурными аплодисментами в честь одного ушлого адвоката и своего друга по совместительству. Пожалуй, за эту тираду я готов простить Гору всё. Ну…

Почти всё. За некоторые шуточки Ильину всё-таки стоило бы рёбра пересчитать.

Так, в целях профилактики, конечно же.

— Что ж… — наконец, отмерла «вобла», выдавив подобие улыбки. И смерила меня острым, полным досады взглядом. — Вижу, вы хорошо подготовились, Максим Андреевич. Похвально, очень похвально…

И снова меня удостоили ещё одним острым взглядом. После чего, госпожа Дячишина аккуратно убрала выданные ей копии документов в свою папку и криво усмехнулась, добавив:

— Я бы даже сказала — дальновидно. Как для молодого отца, так точно.

Желание сказать, куда она может засунуть это своё «одобрение», было просто нестерпимым. Но в этот раз я мужественно промолчал, оставив её выпад без комментариев. Только плечами пожал, мол, ну а что вы хотели-то, Оксана Витальевна? Чтоб я вам детей отдал на блюдечке с голубой каёмочкой, что ли? Угу, бегу, мля, и падаю.

Это мои дети, мои! И хрен я их кому-нибудь отдам!

Впрочем, судя по настрою барышни, сдаваться так просто она тоже не собиралась. Дёрнув уголками губ, она поправила очки и вежливо заметила:

— Впрочем, я бы не расслаблялась на вашем месте, Максим Андреевич. Ваша семья останется на особом контроле. И учитывая сложившуюся ситуацию, я думаю, это не последняя наша встреча.

— Жду не дождусь, — криво усмехнувшись, я любезно изобразил на лице вежливый оскал. Попутно в сотый раз, за это утро, напоминая себе, что это — баба, а баб бить нельзя.

И вообще. Мне сейчас только конфликта с официальным представителем государственной, мать её, структуры не хватало. Для полного, так сказать, счастья.

— Снова ёрничаете? — не менее любезно откликнулась «вобла». — Зря, Максим Андреевич, очень зря. До новых встреч.

— Выход там, — всё ещё скалясь, я махнул рукой в сторону коридора. И начисто проигнорировал укоризненный взгляд Ильина. Даже «дорогих» гостей провожать не пошёл, справедливо решив, что терпение у меня не железное.

С ним и так в последнее время большие проблемы. Чувствуется острый дефицит.

Вернулся Гор минут через десять. Я за это время успел проверить мелких, убедиться, что мир захватывать они временно передумали и сварить крепкий, чёрный кофе. И с философским смирением поинтересовался, поставив под нос мрачному приятелю сахарницу:

— Валяй, рассказывай какой я идиот. Честное слово, я даже возражать не стану. Ну… Не сразу.

Ильин на эту мою ремарку только фыркнул, привычно превращая напиток богов в приторное до невозможности пойло. Помешал получившуюся бурду чайной ложкой и с присущей ему долей фатализма заметил:

— Это только начало, Потапов. Дальше будет хуже.

— А то я не догадался, угу, — нахмурившись, я машинально потёр щетину на подбородке. По-хорошему, надо было бы побриться. Но пока что я успешно следовал принципу «в зеркале отражаюсь, детей не пугаю — и ладно». И не потому что мне было лень, нет.

Времени банально не хватало. И Сил. Оказывается, наличие двух малолетних искателей приключений на свои памперсы отлично тренирует терпение и выдержку. А ещё развивает изобретательность и заставляет переосмыслить взгляды на жизнь вообще и собственный режим дня в частности.

Да и вообще. Лень двигатель прогресса и сберегатель лишних нервов. И я очень, вот просто очень надеялся, что у приятеля есть хоть какие-то мысли о том, как отделаться от «воблы». Желательно вот прям сейчас, а не в отдалённой и очень туманной перспективе.

— Слушай, Макс… — задумчиво протянул Гор, оборвав мои кровожадные размышления. Смерив меня внимательным взглядом, он вдруг хмыкнул, невинно так поинтересовавшись. — А как ты относишься к институту брака?

Вопрос прозвучал как гонг на ринге: внезапно, громко и так резко, что у меня аж в ушах зазвенело. От неожиданности, ага. Я даже головой помотал, искренне надеясь, что мне это всё почудилось, но нет.

Я всё ещё был дома, у себя на кухне и приятель смотрел на меня таким честным и открытым взглядом, что сомнения отпали напрочь. Этот вопрос действительно прозвучал и мне действительно придётся на него ответить. Вот же ж…

Акула юриспруденции, чёрт бы тебя побрал!

— Ильин, ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь, — сухо заметил я, поставив полупустую чашку на стол и скрестив руки на груди. — Сугубо отрицательно. И в ближайшие несколько лет даже думать об этом самом «институте» не планирую. И…

— А придётся.

Кажется, именно в этот момент я понял местами маниакальное желание мадам Зелен… Да блин! В общем, понял я, почему Лёле порою так хочется прибить собственного супруга. Нет, помощь приятеля я ценил, готов был воплощать в жизнь все его советы, но…

Но где-то между этим его искренне хотелось придушить. Вот как сейчас! И видимо это самое желание как-то отразилось на моём лице, потому что Ильин вздохнул. Снова. Скорбно так, устало.

И заявил, хлопнув ладонью по барной стойке:

— Не тупи, Потапов! Хочешь избавиться от внимания опеки, сделай финт ушами — женись!

Я от неожиданности аж воздухом подавился. И изумлённо пялился на приятеля ещё минуты три, пока мой мозг пытался переварить озвученную, откровенно безумную идею. С одной стороны, как бы я не относился к самой идее «брака», Ильин был прав. Это решит если не всё, то многое. С другой…

Я даже близко не представлял, как отреагирует Ирка на такое предложение. А самое главное, как это сделать? Позвонить и спросить «Дорогая, я тут подумал, посоветовался с адвокатом и решил, что нам срочно надо пожениться»? А потом что? Ждать, когда домой нагрянут дяди-санитары, потому что Войнова усомниться в моей вменяемости? Или ещё чего поинтереснее?

— Она не согласится, — мотнул я головой, в красках представив, куда меня попросят засунуть это оригинальное предложение «руки и сердца».

— А кто её будет спрашивать? — усмехнулся Ильин. И прежде, чем я успел его остановить, он уже листа телефонную книгу в поисках нужного контакта. Оставив меня один на один с чётким ощущением, что добром эта авантюра не закончится. Хотя…

Задумчиво потерев подбородок, я хмыкнул. Я же вроде как собирался с Иркой отношения налаживать, так ведь? Так почему бы не воспользоваться этой ситуацией? В своих, исключительно корыстных целях, конечно же.

В конце концов, не сбежит же она от детей и собственного мужа, м?

— Гор, — окликнул я задумавшегося Ильина. И дождавшись, пока он на меня посмотрит, кивнул, заявив. — Я согласен, договаривайся.

Глава 8

Ирина

«Абонент занят, оставьте ваше сообщение после сигнала».

Механический голос повторял эту фразу в сотый раз за последние несколько дней. Но с поистине ослиным упрямством я снова и снова, раз за разом набирала чёртов номер чёртова Потапова…

И чувствовала, что ещё чуть-чуть и меня накроет самая настоящая истерика. Банальная, некрасивая, бурная. Потому что он исчез с горизонта так, будто его никогда и не было. Исчез вместе с детьми. И да.

Умом я понимала: у Макса есть своя жизнь. Работа, девушка, друзья — всё то, где не было места ни мне, ни моим малышам. Вот только легче от этого не становилось.

— Чёрт, — тихо выдохнув, я медленно положила несчастный смартфон рядом с собой на кровать. И обхватила себя руками, с силой растирая замёрзшие плечи. В груди нещадно ныло и тянуло стылым беспокойствам, а нервы дрожали натянутой струной из-за сводящей с ума неизвестности.

Последняя была хуже всего. Наверное, стоило бы позвонить кому-то ещё. Ну, в самом-то деле, у нас же были общие знакомые, старые приятели и даже друзья. И я бы обязательно так и сделала, если бы не одно, треклятое «но».

Мне некому было звонить. Расставшись с Максом, я оборвала все контакты. Я так устала от этой больной зависимости, от убивающей меня любви, что вычеркнула из жизни даже намёк на случайную встречу с ним. Я не хотела ни видеть, ни слышать, ни знать его. И мне было откровенно наплевать, как глупо это выглядит со стороны.

Я хотела свой уголок, научиться жить без него и даже не представляла, чем это может обернуться. Что однажды я буду сидеть вот так, посреди больничной палаты, кусая губы в бессильной злости на себя саму. И на Макса. И на Ильина. И…

— Войнова?

Медсестра, заглянувшая в палату, смерила меня заинтересованным взглядом, оборвав панический бег моих мыслей своим появлением. Вскинувшись, я вопросительно посмотрела на неё, с трудом облизнув пересохшие губы. А та, словно не видя, как меня трясёт, непринуждённо и весело выдала:

— Ну чего сидим? Кого ждём? К тебе там целая делегация нарисовалась. Беги, встречай. Пока наш серпентарий к себе этого красавца не забрал.

— А… — судорожно вздохнув, я усилием воли подавила совершенно неуместное желание разреветься. Сглотнув, вновь облизнула губы и хрипло уточнила. — А вы уверены, что это ко мне? Я никого не жду… Наверное.

— Странная ты, — весело фыркнула медсестра, заснув руки в карманы на форменном халате. — Ты не ждёшь, а он вон, припёрся. И не один. Давай, Войнова, отрывайся от кровати и вперёд. А то через полчаса обед и процедуры, по расписанию.

И, не дождавшись от меня хоть какой-то реакции, строго прикрикнула, хлопнув в ладоши:

— Ну?! Чего сидим, кого ждём?! Марш, навстречу визитёрам! Или тебе клизму выписать, для ускорения?

Конечно, никакую клизму она мне ставить не собиралась. Но почему-то именно эти слова оказались самыми действенными: я медленно поднялась с кровати и, шаркая тапочками, выползла в коридор. Чтобы вот так вот, аккуратно и неторопливо добраться до поста дежурной медсестры.

Правда, если быть честной, формально я до него так и не дошла. Наткнувшись на знакомый, чуть тяжёлый взгляд, пробиравший меня до костей, я остановилась как вкопанная. И только сильнее затянула полы халата, сжав пальцы так, что побелели костяшки. Глядя широко раскрытыми глазами на то, как Потапов, небрежно отмахнувшись от оживлённо хихикающих медсестёр, решительно сократил разделяющее нас расстояние.

Шаг. Ещё шаг. Ещё один. Вот он уже дико привычно возвышался надо мной, смотрел на меня сверху вниз нечитаемым взглядом. И от этого пристального, такого до боли ненавистного и знакомого внимания я окончательно растерялась, забыв всё, что хотела ему сказать.

Серьёзно, всё, что я смогла это хрипло выдохнуть, растянув губы в нервной улыбке:

— Ну… Привет?

Повисшая между нами тишина была непривычно хрупкой и уютной. Наверное, мне надо было что-то сказать. Надо было ударить его кулаками в грудь и потребовать объяснений, узнать, почему он не отвечал. Надо было потребовать привезти ко мне малышей или просто услышать их. Надо было, да, но…

Я не сделала ничего из этого. Я просто стояла, чувствуя себя так по-глупому растерянной, уязвимой и беззащитной. Словно та невидимая стена, что выросла между нами за время расставания, вдруг разлетелась на десятки, сотни осколков. Словно все те обиды, причины для ненависти, разумные и логичные аргументы, что я заучила наизусть, вдруг перестали иметь значение. Вот так просто, по щелчку пальцев. И в голове не осталось ничего, кроме совершенно дикого желания шагнуть вперёд и спрятаться от мира и проблем в таких до жути знакомых объятиях.

Позволить себе побыть слабой, хоть немного.

— Привет, — Максим криво улыбнулся, осторожно погладив меня пальцами по щеке.

От этого простого, совершенно обыденного жеста внутренности скрутило узлом, а сердце забилось быстрее. И я поймала себя на том, что краснею. Неудержимо и бесконтрольно.

— Прости, что не позвонил, — продолжил тем временем Потапов, казалось, не замечая ни моего смущения, ни непривычной молчаливости. — Этот дуэт малолетних террористов проверял мой телефон на прочность. Увы, как оказалось, умная китайская техника не очень-то дружит с водой, огнём и медными трубами. Ну или кафельной плиткой, в моём случае.

— О, — я не сдержалась, насмешливо фыркнув. Обруч напряжения, сдавивший грудь, чуть ослаб, и я позволила себя тихий вздох облегчения.

Всё-таки не удержавшись от маленькой шпильки в адрес бывшего:

— Неужели в этом мире есть что-то, что ты можешь не предусмотреть?

Только осознав, что ляпнула, я тут же пожалела об этом. Да, да! Между нами бездна обиды и злости, да мы оба не были идеальными и натворили не мало. Но, чёрт бы тебя побрал, Войнова!

Этот человек единственный на кого ты смогла положиться. Он заслужил хотя бы элементарную вежливость. И плевать, что мы уже успели с ним поскандалить.

— Ну, экстремальный курс отцовства я тоже как-то не загадывал, — усмехнулся Макс, небрежно пожав плечами. — Так что да, не настолько я могуч, как показала практика… А террористы получили условный срок под надзором моих друзей и слёзно просили передать тебе вот это.

Мне под нос сунули надкусанное и обслюнявленное… Печенье. Обычное такое, детское печенье. Глядя на которое я вновь растеряла все слова и забыла половину алфавита, чувствуя, как защипало в глазах. И пока я стояла вот так, вертя в пальцах эту печеньку и пытаясь придумать достойный ответ, Потапов невозмутимо заметил:

— Они соскучились. И я тоже.

— Что тоже? — я недоумённо моргнула, удивлённо на него посмотрев.

— Соскучился, — Макс мягко, коварно улыбнулся, снова пожав плечами. И тут же перевёл тему, поинтересовавшись. — Когда тебя там уже выпишут, а, Потапова?

Я даже оглянулась, на всякий случай, проверяя, нет ли рядом кого-то ещё. И снова посмотрела на бывшего, не понимая: шутит он так или что. Даже уточнила осторожно, убирая печеньку в карман халата и отступив на шаг назад, на всякий случай:

— Для склероза всё-таки рановато, Максим. Моя фамилия Войнова, вообще-то. Если ты помнишь.

— Помню, — Макс смерил меня пристальным, внимательным взглядом, словно готовясь к чему-то. А потом хмыкнул и уточнил невозмутимо. — Это всего лишь незначительные бюрократические тонкости. И мы их исправим… Прямо сейчас, пока ещё Войнова.

— Что?!

Серьёзно, я даже возмутиться толком не успела. Потапов сократил разделявшее нас расстояние за какие-то доли секунды, а в следующий миг я судорожно цеплялась за его плечи и шею, отчаянно краснея под звонкое хихиканье медсестёр. Потому что этот наглый, невозможный, совершенно непредсказуемый человек подхватил меня на руки и занёс в так кстати пустовавшую «перевязочную». И плевать он хотел на моё сопротивление, на мои призывы к его голосу разума.

Все мои протесты и попытки хоть как-то его остановить, Макс встретил непрошибаемым спокойствием и чисто слоновьим упрямством. И это было так знакомо, почти до боли и жадного желания повернуть время вспять. Но…

Прошлое ведь не вернуть, правильно, да?

— Ну и зачем? — тихо поинтересовалась я, стоило ему усадить меня на кушетку. Обхватила себя за плечи, пытаясь хоть так защититься от непрошенной волны воспоминаний, накатившей так внезапно и сильно.

— Что зачем? — Макс подтащил к кушетке стул. Усевшись на него, он сцепил пальцы в замок и уставился на меня внимательным, нечитаемым взглядом. И от такого внимания я чувствовала себя неловко, отчаянно пытаясь не краснеть.

— Зачем это всё, Потапов? — устало вздохнув, я провела пальцами по спутанным волосам. — Это внимание, эта забота… Шуточки твои неуместные. Ты же понимаешь, кроме детей нас с тобой ничего не связывает. И называть меня Потаповой это…

— Боюсь, это ты не понимаешь, Ириш, — перебил меня бывший и до того, как я успела что-то возразить, продолжил. — Я не знаю, кому ты так насолила, но факт есть факт — опека от тебя так просто не отстанет. А я не горю желанием подвергать наших, — тут он делает ударение на этом слове, пригвоздив меня к месту серьёзным взглядом, — детей таким «приключениям» на постоянной основе. Мне, знаешь ли, и одного раза за глаза хватило.

— И… — я облизнула внезапно пересохшие губы и откашлялась, пытаясь прочистить горло. И всё равно сипло выдохнула, сжав пальцы так, что побелели костяшки. — И что ты предлагаешь?

— Есть один очень простой и очень эффективный способ обрубить их посягательства на корню, — Потапов пожал плечами, откинувшись на спинку стула. И улыбнулся так предвкушающе, что у меня внутренности стянуло узлом нехороших предчувствий.

Никогда ещё его эта улыбка до добра нас не доводила. Никогда!

— И… Какой же? — сердце билось в груди как сумасшедшее, а я всё пыталась понять, что задумал сидящий напротив меня мужчина.

И всё равно оказалась не готова к тому, как спокойно и обыденно Макс заявил, хлопнув в ладони:

— Нам нужно пожениться. Заключить брак, Ирин. Прямо сейчас.

С минуту я просто смотрела на него во все глаза, не зная, то ли смеяться мне, то ли плакать. То ли от души врезать ему по лицу. Да всё, что угодно, лишь бы меня перестала душить горькая, жгучая обида пополам со злостью. Но я так и осталась сидеть на месте…

Только глаза закрыла, отчаянно пытаясь справиться с совершенно ненужными сейчас эмоциями и чувствами. Безрезультатно, но всё же.

— Я не… Я не понимаю, — наконец, смогла я выдавить из себя, вновь посмотрев на невозмутимого бывшего. — Разве это как-то… Разве нет другого способа отделаться от них?

— Возможно, есть, — спокойно согласился со мной Максим, но прежде, чем я смогла добавить что-то ещё, также невозмутимо обрубил. — Но у нас нет времени на то, чтобы их искать. Так что…

Это многозначительное «у тебя нет выбора» так и повисло в воздухе. Нет, Макс не высказал это вслух, но я ощущала кожей этот холодок безысходности. Той самой, что ледяными когтями сжала моё сердце, мешая дышать и ясно мыслить. И прежде, чем я осознала, что произошло, я тихо и беззвучно обронила, так и не подняв взгляд:

— Хорошо, я… Я согласна.

То, что было дальше, слилось для меня в одно долгое, яркое пятно событий. Сухая тётка из ЗАГСа, со старомодной, красной папкой. Приятель Потапова — Ильин, выглядевший до неприличия довольным и чуточку злорадным. Умилённо вздыхавший медперсонал и ревнивые взгляды одиноких пациенток. И Макс.

Тот самый Макс, что всегда был уверен в себе, собран и готов к любым неожиданностям. Сейчас, он не сводил с меня беспокойного взгляда и сжимал пальцы так, словно боялся, что я могу ускользнуть. Исчезнуть, растаять, как мираж. И, если быть честной, я очень хотела сбежать, но…

Это ради детей, Войнова. Только ради детей.

— Поставьте подпись здесь и здесь, — деловито ткнула пальцем регистратор, вложив в мою подрагивающую ладонь ручку. И терпеливо дождалась, пока я медленно, осторожно выведу собственную подпись.

После чего захлопнула свою папку, заявив:

— Ну что ж… Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать супругу, Максим Андреевич.

На этой фразе я ощутимо вздрогнула, только сейчас в полной мере осознав, на что подписалась. Сама, добровольно загнала себя в эту ловушку, из которой выбраться живой и невредимой уже не смогу. Не в этот раз. Но…

Дети, Войнова. Это. Ради. Детей. Помни об этом!

Глубоко вздохнув, я повернулась к непривычно молчаливому Максиму. А тот вдруг дёрнул меня на себя, заставив упереться руками в его широкую, твёрдую грудь. И сделал то, что я ожидала от него меньше всего.

Обхватив моё лицо ладонями, он меня поцеловал. Пресекая любой намёк на сопротивление, не задавай лишних вопросов, не спрашивая разрешения. И целовал так, что у меня слабели колени, а сердце давало знатный сбой, выжигая из лёгких последний кислород.

Поцелуй оборвался так же внезапно, как и начался, и пару секунд я открыто хватала воздух ртом, пытаясь справиться с бушующими в груди эмоциями. И…

Не смогла. Размахнувшись, я от души врезала Потапову по лицу и сделала то, что делают порядочные барышни из романов о любви. Банально, некрасиво и глупо потеряла сознание, моментально обмякнув в таких родных и чужих объятиях одновременно.

Глава 9

Ирина

Я медленно, нехотя выплывала из белого марева, до последнего цепляясь за ощущение безграничного спокойствия, окутавшего меня. Как будто всё, что было там, в реальности всего лишь мираж, полустёртое воспоминание и не больше. Но…

— Молодой человек, я настоятельно рекомендую вам выйти из палаты, — усталый голос дежурного врача врезался в уши, вырывая меня из блаженного беспамятства. Разрывая в клочки последнюю надежду на то, что всё это: и Потапов, и свадьба и вообще — всё это, мне приснилось.

— Нет. Я никуда отсюда не уйду, док. И, пожалуйста, давайте не будем спорить? Не хочу устраивать разборки, но если их не избежать…

Уголки губ невольно дрогнули, в намёке на улыбку. Я знала этот безапелляционный тон, эту непрошибаемую уверенность в себе и собственных силах. Когда Потапов чего-то очень хотел, он напоминал собою танк — ноль грации и почтения к чужим эмоциям, чувствам и мечтам. И я искренне считала это очаровательным.

До определённого момента, да. Пока он не проехался вчера по мне, не оставив ни единой целой кости, пусть и в переносном смысле слова.

— Максим Андреевич, я понимаю, что вы беспокоитесь за супругу, но…

— Простите, как ваше имя-отчество? — бесцеремонно перебил врача Потапов и я вздрогнула от того, как близко прозвучал его глубокий, обманчиво мягкий голос.

— Валентин Викторович.

— Так вот, Валентин Викторович, — край кровати прогнулся под немаленьким весом и я сжалась от обжигающего прикосновение чужого тела сквозь тонкую ткань больничного постельного белья. — Боюсь, вы не понимаете. Моей… — тут Макс ощутимо запнулся, но сумел взять себя в руки и продолжил. — У моей жены был очень не простой период. А вам, как врачу, должно быть хорошо известно, что ничто так не ставит на ноги, как забота и внимание близких. Поэтому, будьте так любезны, займитесь уже своими непосредственными обязанностями и оставьте нас одних!

И столько праведного возмущения было в его тираде, столько искреннего беспокойства, что моё глупое, хрупкое сердце предательски дрогнуло, пропустив удар. Чтобы забиться вновь ровно и неторопливо, потому что, чтобы Потапов не сказал бедному доктору, это было не более, чем красивая ложь.

Особенно та часть, где говорилось о близких. Их у меня не осталось уже очень и очень давно.

От этой непрошеной, совершенно несвоевременной мысли предательски защипало в глазах, и я не выдержала, закрыла лицо ладонями, пытаясь взять себя в руки. Или, хотя бы, скрыть чёртовы слёзы от посторонних глаз. Кто бы знал, как я устала быть одной…

Кто бы только знал!

— Ир…

— Всё… Нормально, — хрипло откликнулась я, сглотнув горький ком. застрявший где-то в горле. — Наверное… Тебе совершенно не зачем сидеть тут со мной. Думаю… Думаю, тебя уже потеряли в офисе… Да?

Руки от лица я так и не убрала, по-детски всё ещё надеясь, что так будет легче. Что если делать вид, что нет никаких проблем, что нет рядом этого невыносимого человека, мне станет чуточку легче. Глупо, конечно, но я ничего не могла с этим поделать.

И не хотела, если быть честной. Мне нужно было побыть одной, выстроить заново стену между нами, напомнить себя сто и одну причину, почему нет и забыть. Забыть то всепоглощающее чувство правильности, затопившее меня во время поцелуя. Оно вдребезги разбило всё моё сопротивление, моё нежелание быть рядом с ним и от этого мне становилось страшно.

Страшно вновь наступить на те же самые грабли, зная, как больно собирать потом себя по осколкам.

Повисшее между нами молчание не было напряжённым, нет. Оно отдавало горьким привкусом недопонимания, прошлых обид и скорбью о том, что могло бы быть между нами. И чего так и не случилось. И я почти (почти!) поверила, что сейчас он встанет и просто уйдёт, оставив меня один на один с невесёлыми размышлениями. Но…

Боже, это же Потапов! Он хоть раз сделал так, как хотела я? Хоть раз?!

— Ир, всё будет хорошо, — тихо протянул Максим, перехватив мою руку и осторожно сжав запястье. Вынуждая меня убрать ладони от лица и посмотреть на него. — Я обещаю, я смогу защитить тебя и наших детей. Я…

— Ты, правда, не понимаешь? — устало вздохнув, я откинулась на подушку, уставившись невидящим взглядом в потолок. — Знаешь, в детстве я мечтала, что у меня будет большая семья. Романтичная история любви, взаимопонимание, дети… И свадьба. Какая девочка не мечтает о красивой свадьбе?

— Ир…

— А потом со мной случился ты, Потапов, — я вздохнула, смежив глаза и потерев переносицу. По телу разливалась безграничная усталость, притупившая все чувства, тлевшие где-то в душе. — Человек, которому не нужны лишние привязанности. Человек, который не склонен к романтике и лишним эмоциям. Расставаться с мечтами из детства о большой и светлой любви было больно, да… Но я смогла, Макс. Смогла научиться жить без тебя, одна в большом городе, с двумя детьми и…

— И тут снова я? — спокойно уточнил Потапов, неосознанно переплетая наши пальцы и касаясь губами моей ладони. Вызывая волну мурашек по телу и заставляя сердце предательски ёкнуть. Опять.

— Да нет, — тут я не выдержала и усмехнулась, качнув головой. Старательно делая вид, что это не я наслаждалась нехитрой лаской и не спешила прерывать её. Что это не я впитывала как губка это внезапное проявление нежности с его стороны.

Не я и всё тут. И глупое сердце сбивалось с ритма вовсе не от того, как мягко смотрел на меня этот мужчина.

— Увы, в этот раз это был не ты, — снова качнув головой, я вздохнула, закусив губу до боли. — Просто именно ты оказался единственным, кого я знаю в этом городе. Единственным, кому я могла доверить детей. Но я… Я не думала, что именно их благополучием ты будешь меня шантажировать. Точно нет.

— Ты преувеличиваешь, — хмуро возразил Потапов, выпрямившись и выпустив, наконец-то, мою руку из своей хватки. — Я всего лишь…

— Привёл самые точные и самые действенные аргументы, — я криво усмехнулась, сжав пальцами одеяло так, что побелели костяшки. — Да, я помню, как виртуозно ты умеешь вести переговоры, Максим. А ещё знаю, что это был далеко не единственный способ избавиться от внимания опеки. Да, самый действенный… Но не единственный, верно?

С минуту Потапов молчал, опустив голову и пристально разглядывая собственные ладони. Расстегнул ремешок наручных часов и повертел их в пальцах, явно пытаясь взять себя в руки. А после нехотя признал, вновь застегнув браслет на запястье:

— Верно. Я мог бы сказать, что сожалею о том, что всё получилось вот так, но… Не хочу тебе врать, Ир. Я ни капли об этом не жалею, — едва заметно пожав плечами, Потапов вздохнул и снова поймал мои пальцы, крепко сжимая их в своей ладони. — А ещё я могу пообещать, что ты тоже не будешь об этом жалеть. Просто… Просто доверься мне, хорошо?

«Просто доверься мне…»

Я медленно вздохнула и так же медленно выдохнула, катая эти слова на языке. Они отдавались ноющей болью где-то в душе, оставляли после себя приторно-сладкое послевкусие и… Давали надежду. Глупую, ложную, совершенно бессмысленную, но…

«Просто доверься мне…»

Закрыв глаза на мгновение, я шумно втянула воздух носом, чувствуя, как по щекам стекают не прошеные слёзы. Как же у него всё просто, просто и легко! Просто вернулся в мою жизнь, просто стал её неотъемлемой частью, просто попросил меня о доверии. И не важно, что было в прошлом, не важно, что между нами бездна недопонимания, не важно!

Я просто должна поверить. Просто должна.

— Не жди от меня таких обещаний, Потапов, — мой голос ощутимо хрипел. И я гулко сглотнула, непроизвольно облизнув пересохшие от волнения губы. — Всё, что нас связывает — это дети. Да, у нас есть общее прошлое, да у нас теперь общее настоящее, но… Не надейся, что тебе будет со мной легко, Макс. В этот раз я не буду удобной, в этот раз…

Я замолчала, пытаясь подобрать правильную формулировку. И только сейчас обратила внимание, что он улыбался. Сидел, слушал меня и улыбался, продолжая прикасаться губами к моей ладони. И я могла официально назвать себя дурой, потому что у меня не хватало силы воли и здравомыслия, чтобы разорвать этот контакт.

Не хватало и всё тут.

— В этот раз между нами нет ничего личного, Макс, — наконец, проговорила я, вздрогнув от ощущения тёплых губ на слишком чувствительной коже. — Нет, и не будет. Наш… Брак — всего лишь способ защитить детей, не более того. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Более чем, — Потапов едва заметно поморщился, потерев заросший щетиной подбородок. И замолчал, явно о чём-то задумавшись.

Наклонившись вперёд, опираясь локтями на колени, он сцепил пальцы в замок и уставился в никуда. Между его бровей пролегла глубокая, хмурая складка, а чувственно очерченные губы сжались в тонкую линию, выдавая стремительно испортившееся настроение мужчины. Я даже невольно вжала голову в плечи, ожидая закономерного шквала возражений и взаимных упрёков, но…

Потапов лишь сдержано кивнул, неторопливо поднявшись с кушетки. Засунув руки в карманы брюк, он смерил меня нечитаемым взглядом. Его губы растянула многообещающая улыбка и до того, как я успела хоть как-то среагировать, он навис надо мной, опаляя горячим дыханием мои приоткрытые губы.

— Ты права, в этот раз всё будет по-другому… — тихо шепнул Макс, глядя прямо на меня, не отводя взгляда и почти не моргая. И я заворожено следила за тем, как вспыхивают яркие искры в тёмной, пугающей глубине его глаз. — Готовься, Потапова… Тебе тоже придётся знакомиться заново, со мной. И да…

Тут он хмыкнул, легко коснувшись губами моих губ, поймав испуганный вздох:

— Сейчас я ухожу, но буду очень, просто очень по тебе скучать. Вместе с мелкими. Отдыхай, Ириш.

На этой ноте, он просто взял, развернулся и ушёл, оставив последнее слово за собой. Оставив меня одну — ошарашенную, оглушённую, не знающую, чего от него ещё ждать. В голове поселилась звенящая тишина, а в душе царил полный и беспросветный хаос из противоречивых эмоций и чувств.

И что с этим делать, я не представляла. Я вообще не понимала, что будет дальше и как, и знала только одно. В этот раз никакой любви, исключительно деловое соглашение, только и всего.

— Ничего личного, Потапов, — тихо повторяю себе под нос, закрыв глаза и позволив себе расслабиться. — Ни-че-го…

Тонкий перезвон сомнений, где-то на краю сознания, я благополучно проигнорировала, отмахнувшись от них.

Глава 10

Максим Потапов

Стоя на крыльце хирургического корпуса, я честно пытался понять, как же я дошёл, до жизни-то такой, а? Каким таким макаром из закоренелого холостяка я вдруг эволюционировал до отца, а потом и до мужа? И когда, мать вашу, в моей грёбанной, вполне себе распланированной судьбе случился этот хренов поворот в не туда? А самое главное…

Почему я не испытывал ни капли сожаления по этому поводу? Ни на грамм.

— Значит так, да? — я сощурился, засунув руки в карманы брюк и сжав пальцы в кулак. Хмыкнул, качнув головой и качнувшись с пяток на носки и обратно. — Значит, ничего личного, так, Потапова? Ну-ну… Это мы ещё посмотрим!

Где-то за грудиной уверенно и сильно билось сердце, разгоняя по телу адреналин, а в душе разгоралось такой знакомый мне пожар из дикого нетерпения, предвкушения и сумасшедшего азарта. Того самого азарта, с которым я прогибал под себя поставщиков и партнёров. Того самого, что давал мне силы упрямо переть напролом даже там, где другие сдавались на полпути. И если Ирина думала, что я отступлюсь, оставлю брошенный мне вызов без ответа…

Что ж, она явно меня недооценила. Потому что в этом противостоянии у неё не было ни единого шанса на победу, с самого начала. В этот раз я не оступлюсь. Ни за что.

— Чёрт, надо было купить лимоны, — досадливо протянул Ильин, смерив меня завистливым взглядом.

— На кой? — спросил я без особого интереса, сбегая с крыльца и шагая в сторону парковки для посетителей.

— Чтобы стереть с твоего лица это довольное выражение, — весело фыркнул Гор, приземлившись на переднее пассажирское. И уже куда серьёзнее поинтересовался, не дождавшись реакции на своё «остроумие». — Что, всё так хреново?

— По шкале от одного до десяти? — уточнил я, заводя двигатель и плавно выруливая на оживлённый проспект. И криво усмехнулся, вливаясь в поток машин. — На все двадцать пунктов, мать их.

Наступившую тишину нарушало лишь тихо бубнившее радио, где крутили какую-то модную попсовую фигню. И я даже порадовался, что в кои-то веки в этой акуле юриспруденции проснулось чувство такта, позволил себе расслабиться, да. Но…

— Ладно, я должен это спросить, — всё-таки не выдержал Ильин и хлопнул по колену ладонью. — Где ты накосячил, когда и, самое главное, насколько сильно?

Ну да, где Гор, а где чувство такта?

Сжав пальцами оплётку руля так, что побелели костяшки, я досчитал сначала до десяти, потом до двадцати. Медленно вдохнул, так же медленно выдохнул и всё равно не выдержал, огрызнувшись:

— Тебе не кажется, что это не твоё дело?!

Моё недвусмысленное предупреждение, друг стоически проигнорировал. Только улыбнулся чему-то своему и тут же продолжил:

— Нет, я не спорю, это действительно не моё дело, но как твой друг… И твой адвокат, конечно же, я просто обязан быть…

— Просто заткнись. Нахрен, — процедил я сквозь зубы, испытывая непреодолимое желание познакомить лоб этого неуёмного с приборной панелью собственной машины. И, чуть подумав, всё-таки добавил. — Пожалуйста.

Удивительное дело, но в этот раз приятель действительно заткнулся. И целых полчаса, пока мы по вечерним пробкам, да в самый разгар часа-пик добирались до центра города, стоически молчал. Правда делал это так, что остановившись на очередном перекрёстке я не выдержал и приложился лбом об руль.

И глухо выматерился, простонав:

— Да чтоб тебя… Хрен с тобой, золотая, мать твою, рыбка. Гугли ближайшее кафе, без ударной дозы кофеина говорить об этом я категорически отказываюсь.

— Ты как-то странно предлагаешь уйти в запой, — довольно оскалился Гор и сунул мне под нос свой телефон.

Там на дисплее горел адрес ближайшего к нам заведения и, подавив желание врезать этому придурку пару-тройку раз, я нехотя повернул в указанном направлении. Разговаривать по душам не хотелось, хотелось побыстрее оказаться дома, повозиться с мелкотой, окунуться в уже привычный хаос и попытаться понять, как приручить свою новоиспеченную супругу, но…

Это же Ильин. Зная его дотошность, какие у меня были шансы избежать этого допроса? От нуля до минус бесконечности? Ну и зачем тогда дёргаться лишний раз?

Машину мы оставили на парковке у ближайшего торгового центра. Небольшой ирландский паб «Палех», расположившийся ровно через дорогу от него, встретил нас шумом, приятным полумраком и терпким запахом настоящего кофе по-ирландски. Самого лучшего в городе, как гласила надпись над баром.

Вот его-то Ильин и заказал у подоспевшего официанта, я же остановил свой выбор на привычном чёрном, крепком кофе. Без сахара, без алкоголя и без сливок. Наличие двоих детей, пусть и оставленных сейчас под присмотром Лёли, всё-таки обязывало…

А пристальное внимание органов опеки ещё и дисциплинировало. Местами.

— Ну-с… Я жду, — отложив в сторону меню, Гор откинулся на спинку дивана и уставился на меня внимательным взглядом. И не надо было быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, что ему нужно было.

Ещё б я знал, с чего начать этот разговор. Потому что к своим почти тридцати я так и не привык копаться в себе и собственном прошлом. Особенно — прилюдно.

— Ты с клиентами так же разговариваешь? — криво усмехнувшись, я вытащил зубочистку из баночки на столе и принялся вертеть её в пальцах. — Просто интересно стало, сколько раз ты успевал выхватить от них за такой требовательный, можно сказать, приказной тон.

— Макс.

А вот это был запрещённый приём. Вот это вот понимающее выражение лица, дружеское участие, так и сквозившее в каждом слове, в каждом жесте приятеля. И вроде бы ты понимал, что тебе хотят помочь, хотят поддержать, а легче почему-то не становилось. Да и вообще.

Сложно признавать то, что ты по собственной глупости прое… Кхм, упустил единственные нормальные отношения в собственной жизни. И как бы я не пытался подобрать слова, придумать с чего начать этот долбанный разговор по душам, ни черта у меня не получалось.

Такое ощущение, что разом отказали и мозги, и красноречие и инстинкт самосохранения. Тот самый, что предательски молчал, когда я поверил в то, что вариант «жениться по-быстрому» может что-то изменить или исправить.

Глубоко вздохнув, я дёрнул ворот рубашки и нехотя проговорил, не глядя на приятеля:

— Давай так. Я кратко обрисую ситуацию, а ты потом уточнишь то, что хочешь. Идёт?

— Идёт, — легко согласился Ильин, не сводя с меня пристального взгляда. — Итак?

Снова вздохнув, я машинально потёр переносицу. И чуть помолчав, выдал товарищу краткую, изрядно отредактированную версию своих отношений с Ириной. Да, я познакомился с ней, когда она ещё училась в институте. Да, она нравилась мне и даже больше. Да, я оказался не готов меняться ради другого человека и спокойно принял её решение разойтись. Да, я не слышал о ней и не вспоминал про неё почти два года и понятия не имел, что она была беременна и родила.

И да, всё было именно так. За одним ма-а-аленьким исключением. Только сейчас я начал понимать, как тяжело ей было одной, в чужом городе, без родных и друзей. Только сейчас я стал осознавать, как трудно ей было мириться с моим хреновым характером, ломать себя под чужие привычки и прочую дребедень. Терпеть ненормированный рабочий день, постоянные звонки и довольствоваться скупыми знаками внимания.

О которых я вспоминал раз в неделю, если не реже.

Сжав кулаки, я стиснул зубы так, что заныла челюсть. Ну да, я был тот ещё подарочек. Был и есть. А она — только улыбалась и молчала о том, что творилось у неё на душе. Потому что я, дебила кусок, сам заявил, что вся эта сопливая, романтичная чушь и разговоры по душам не для меня. Сам прогибал её под себя, сам ломал, сам вырывал с корнем любой намёк на привязанность. Всё сам.

Очень уж, млять, самостоятельным оказался мальчик Максим. Вот ещё бы сам придумал, как теперь всё это исправить — цены бы ему не было!

— И ты действительно не вспоминал? — уточнил Гор, так и не притронувшись к своему кофе по-ирландски. Вместо этого друг сцепил пальцы в замок и сверлил меня нечитаемым, слишком внимательным взглядом. — Серьёзно?

— Не вспоминал, — уклончиво ответил я, вновь вертя в пальцах несчастную зубочистку. И это тоже было правдой, ну, большей её частью.

Потому что я убедил себя в том, что так будет лучше. Для меня, для Ирины, для всех. В конце концов, даже одиночество было куда привлекательнее, чем эти половинчатые отношения без каких-либо обязательств и гарантий с моей стороны. Разве нет?

Подняв взгляд на подозрительно молчаливого приятеля, я криво усмехнулся. И сжал пальцами зубочистку, ломая её пополам. Потому что, судя по выразительному взгляду и этой вот многозначительной тишине, всё-таки я был не прав. И прямо сейчас меня ждал подробный разбор того, где, как и насколько я облажался, вычеркнув Ирину из собственной жизни.

Нет, даже не так. Мне явно хотели на пальцах объяснить, какой я тупоголовый придурок, раз променял нормальные отношения на разовый перепих для галочки и мимолётные, однодневные связи. Вот уж не знаю, как давно Ильин заделался экспертом в отношениях, но с лекцией и нотациями друг опоздал.

Года так на полтора, если не больше.

— Ну ты и муда-а-ак, — наконец, задумчиво протянул Гор, рассеянно размешивая холодный кофе. — Втащить бы тебе, для прояснения сознания… Но мы ж друзья, вроде как.

— Вроде как?

Если я хотел сбить его с намеченного курса, то у меня не вышло. Ильин на такую детскую подначку предсказуемо не повёлся. Только головой качнул, намекая, что все игры давно закончились. И я так же молча кивнул в ответ, соглашаясь.

Чего уж там, и так доигрался дальше просто некуда.

— Знаешь, что самое хреновое, Гор? Во всей этой ситуации? — засунув в рот очередную зубочистку, я рассеянно гонял её из одного уголка рта в другой. Жутко хотелось напиться. В хлам, до родимых зелёных человечков и приятного, пустого отупения. Чтоб, как говориться, лёжа покачивало, но…

Тихо фыркнул, снова катая кончик зубочистки на языке. Я ж теперь отец, я ж муж и примерный, мать его, семьянин. Так что придётся обойтись без привычного допинга и разбираться со своими косяками на трезвую голову.

Попутно наломав ещё туеву кучу дров, ага. Куда ж без этого?

— Ну давай, — беззлобно откликнулся Ильин, разведя руки в сторону. — Удиви меня, Потапов.

— Удивить, говоришь? Не вопрос, — окинув приятеля оценивающим взглядом, я снова (в который уже раз) криво усмехнулся и просто, незатейливо выдал прямо в лоб. — Я не знаю, что мне делать дальше. Не знаю, понимаешь? Разговаривать? Доказывать, какой я весь из себя замечательный? Что поверил в любовь и прочую ерунду и встал на путь исправления, чтоб его?

Поймав себя на том, что неосознанно привстал, опираясь ладонями на стол и возвышаясь над приятелем, я оборвал себя на полуслове и плюхнулся обратно на диван. И молча, про себя, сосчитал до десяти и обратно, в вялой попытке погасить совершенно неуместные сейчас эмоции. А когда получилось, уже куда спокойнее поинтересовался у Ильина, склонив голову набок:

— Ну вот что, что делать мне, мать вашу, а?!

Конечно, Гор не ответил. Хотя бы потому, что вопрос был из разряда риторических, и я прекраснознал, что нужно делать. Знал и всё равно не мог избавиться иррационального чувства страза, проморозившего меня изнутри. Млять, это было даже не смешно! Такой большой и самостоятельный Макс Потапов сидел, жаловался на жизнь приятелю и боялся. Боялся потерять, снова облажаться и продолбать свой единственный шанс. Потому что в этот раз у меня не было права на ошибку.

Не было и всё тут.

Повисшее за столом молчание не напрягало. Вперившись друг в друга пристальными взглядами, мы с Ильиным ещё минут пять играли в гляделки. Пока друг не вздохнул шумно и не чертыхнулся, растрепав волосы рукой:

— Мля, я отказываюсь воспринимать это на трезвую голову. Серьёзно, каким макаром мы перешли от того какой ты чудак на букву «эм» к розовым соплям и прочей идиотской хрени?!

— Это была твоя инициатива, — я пожал плечами, игнорируя внезапное чувство облегчения, накрывшее меня с головой. Кто бы мог подумать, что разговор по душам с близким другом может ТАК напрягать?

— Да, и она поимела меня со всем прилежанием, — скорбно вздохнув, Игорь махнул рукой, подзывая официанта. — Сейчас мы выпьем, а потом я всё-таки расскажу тебе, какой ты идиот. Авось придумаем, как спасти твою задницу… Ну или похороним её окончательно, да.

Усмехнувшись собственным мыслям, этот идиот нетерпеливо ударил ладонью по столу, недовольно гаркнув на весь бар:

— Эй, официант! Можно вас на минуточку?!

Глава 11

Ирина

— Ненавижу тебя, Потапов. Не-на-ви-жу…

Слова падали свинцовыми каплями в тягучей, вязкой тишине. Она была привычной и родной, как и одиночество, окутавшее меня мягкой шалью. И это уже не пугало.

Вздохнув, я машинально сменила бодрый, ритмичный трек в наушниках на что-то новое. И с толикой сожаления посмотрела на пустующую койку у соседней стены. Анька, моя случайная соседка по палате, загремела в соседнее, инфекционное отделение и я, впервые за всё время, проведённое в больнице, получила возможность разобраться в себе хоть немного.

Возможность принять тот удивительный факт, что два дня назад я вышла замуж за своего бывшего. За того человека, которого поклялась никогда больше к себе не подпускать. И я не могла отрицать, что всё это меня раздражало, и, чего уж там, нервировало, но…

Я старательно отгоняла от себя все мысли и рассуждения. Закрывшись в палате, я сидела на подоконнике и машинально вертела кольцо на безымянном пальце. Уставившись невидящим взглядом на шумную улицу за окном, я криво улыбалась и скользила пальцами по тонкому ободку металла.

И не думала, ни о чём. Вопреки логике и голосу здравого смысла.

Ещё один глубокий, почти неслышный вздох. Я прикусила губу, уткнувшись лбом в край рамы. В голове царила блаженная пустота, а сердце наконец-то билось спокойно, ровно, мерно. Как будто, всё было действительно хорошо, как будто ничего и не случилось, и мне не о чем было волноваться, совершенно. И знаете что?

Я наслаждалась этим. Откровенно и нагло наслаждалась таким зыбким ощущением гармонии, спрятавшись от мира и себя самой. Притворившись, хотя бы на один день, что это всё не про меня, что я подумаю об этом завтра. А здесь и сейчас нет никого кроме меня.

Ни-ко-го. И это было волшебно.

Тихо хмыкнув, я провела пальцем по запотевшему от моего дыхания стеклу, нарисовав кривое сердечке. И тут же стерла его ладонью, давя острое чувство недовольства, тлевшее где-то в глубине души. Жаль, что нельзя замерев вот так, остаться навсегда в этом блаженном состоянии. Чтобы не хотелось думать, вспоминать, анализировать, что-то решать. Чтобы я просто могла сидеть вот так, вздыхая острый запах прошедшего дождя и беззвучно шептать. Повторять снова и снова, дуэтом с песней, игравшей в старом плей-листе, о том, что «счастье любит тишину».

Жаль, очень жаль…

— Зачем ты вернулся, а?…

Вопрос сорвался с языка против моей воли. И прозвучал даже на мой вкус слишком жалобно и отчаянно, а грудь вдруг обожгло противоречивыми, совершенно неуместными эмоциями. Но подумать об этом я не смогла.

Или просто не успела. Громкий стук в дверь разбил на мелкие осколки царившую вокруг атмосферу покоя и тишины, оставив странное ощущение фантомной боли в сердце. И как бы мне не хотелось обратного, но пришлось всё же расстаться с этим уютным одиночеством и обманчивой иллюзией защиты. Той самой, что так чудесно прятала меня от реальности, пусть и так недолго.

Шмыгнув носом, я вытерла ладонью мокрые щёки и положила телефон на подоконник, гася экран со слайд-шоу из фотографий моих малышей. И хрипло выдохнула, аккуратно спустившись со своего импровизированного насеста:

— Да! Входите!

Наверное, стоило подойти и открыть дверь. Но привыкнув к тому, что здесь закрытая дверь всего лишь формальность, я честно ждала целую минуту. Стояла, неловко переминаясь с ноги на ногу, и с тоской думала о том, что снова забыла про тапочки. Холодная плитка уже привычно обожгла голые ступни, и я сама себе теперь напоминала цаплю. Испуганную цаплю, когда вместо того, чтобы всё-таки зайти в палату, неизвестный гость снова постучал. Требовательно так, настойчиво и до мурашек на затылке непривычно.

— Да открыто же, — я недовольно вздохнула, прислушиваясь к монотонному гулу, наполнявшему больницу и днём, и ночью.

Где-то врач отчитывал больного, бухтела санитарка в коридоре, а на посту дежурной посмеивались медсёстры, обсуждая очередную великую сплетню. Это было так знакомо, так привычно, что стянувшее внутренности волнение внезапно отступило, позволив мне вздохнуть свободнее и расправить плечи. И досчитав до пяти и обратно, я всё же добралась двери, решительно её распахнув. Да так и застыла на месте, столкнувшись буквально нос к носу с…

— Привет, можно?…

Голос Потапова всё ещё был таким, каким я его помнила: хриплым, обволакивающим, родным и одновременно таким чужим. Его тёмно-синие глаза смотрели на меня чуть смущённо и с явным беспокойством. А ещё он улыбался, криво и слегка неуверенно, но так, что сердце вновь сбилось с ритма и щёки запекло от накатившего внезапно смущения.

Всё же… Чтобы между нами не было, чтобы не произошло, глупо отрицать то, как меня тянуло и тянет к этому мужчине. Болезненно и совершенно неуместно, ненужно и горько, но бежать от себя мне больше не хотелось. Хватит, набегалась уже, устала.

И именно поэтому я лишь кивнула головой, зажмурившись на мгновение и тихо, почти неслышно выдохнула:

— Но… Что ты…

— Мы к тебе приехали, — Потапов снова улыбнулся, неловко и смешно. А ещё так внезапно и искренне, что я вздрогнула от неожиданности и зависла. Кляла себя и всё равно по старой привычке залипала на чёртовы ямочки на его щеках, тёмные ресницы и лукавый блеск в глазах. И можно сто, тысячи раз говорить себе, что это всё — прошлое, но…

— Мы? — я всё же смогла сосредоточиться на его словах и сделала шаг назад, пытаясь понять, о чём он говорит.

— Ага, мы, — Максим снова улыбнулся и отступил в сторону, давай мне увидеть что-то, спрятанное за его ногами. Лёгкие разорвал судорожный, громкий вздох и я задохнулась от переполнявших меня эмоций и чувств, увидев ИХ.

— Ма! Чал!

Зажав рот рукой, я давила срывающиеся с губ всхлипы, не замечая, как по щекам снова катятся слёзы. Моё сердце бухало так отчаянно где-то в горле, что становилось трудно дышать. И, не выдержав, я медленно опустилась на колени. Живот обожгло яркой вспышкой боли, противно заныли стянувшие кожу швы, но я не обратила на это никакого внимания.

Я подалась вперёд, протягивая руки к двум счастливо смеющимся карапузам, рванувшим ко мне по-пластунски. Они ползли ко мне неуклюже и так смешно, что я не могла не улыбаться в ответ. Мне хотелось плакать и смеяться от облегчения, протягивая к ним руки. Потому что они выглядели счастливыми, довольными жизнью и…

Любимыми. Это чувствовалось в аккуратном жесте поддержки, которым Потапов страховал мелких. В их опрятной одежде и в том, что дети, сами того не ведая, тянулись к нему на уровне инстинктов, хватались тонкими пальцами за его ладонь. И это говорило больше, намного больше, чем любые слова, любые широкие жесты. Ну, мне так точно.

Особенно мне.

Всё это я отметила краем сознания, поймав своё самое главное сокровище и прижав к груди. Я целовала их в лоб, зарывалась носом в светлые волосы на макушке и дышала, дышала родным, любимым запахом и не могла надышаться. Я втягивала в себя этот нежный, так знакомый аромат, разбавленный терпким, мужским парфюмом и чувствовала, как проклятая пустота внутри медленно, но верно исчезает. Как вытесняют её внезапное, всепоглощающее облегчение и искренняя радость от встречи. И плевать мне было, как это выглядело со стороны. Плевать.

Это я, это мои дети. И никто уже не сможет отобрать их у меня, у нас. Никто.

— Спасибо, — я хрипло вздохнула, вспомнив, наконец, о том, мы здесь не одни. Подняв голову, я снова встретилась взглядом с Потаповым и машинально облизнула внезапно пересохшие губы. От этого пристального, слишком многозначительного взгляда меня бросило в жар, а пульс подскочил раза в два. Вот только, вопреки моим ожиданиям, Макс так ничего и не сказал.

Он только усмехнулся чему-то своему и кивнул головой. Сделав шаг вперёд, Потапов присел рядом со мной и протянул руки, явно собираясь забрать у меня пригревшихся и присмиревших детей. И пусть умом я понимала, что это правильно, что он всего лишь хочет поднять малышей с холодного пола, а мне таскать тяжести ещё долго будет нельзя, но волна паники, захлестнувшая меня, была сильнее.

Она накрыла меня так внезапно и остро, что я свободной рукой вцепилась в его рубашку и тут же горячо зашептала:

— Нет-нет-нет… Не забирай их, пожалуйста…

— Ир, я не думаю, что…

— Пожалуйста, Макс… — я тихо шмыгнула носом, крепче прижимая к себе затихших бесенят. Дети громко сопели, вцепившись пальчиками в мою растянутую футболку, и активно слюнявили её на груди. Потапов пару мгновений хмурился, глядя на нас, словно решая какую-то задачку в своей голове. А затем вздохнул и коротко хмыкнул, взъерошив волосы на затылке.

— Дурочка ты, Потапова, — его тёплая ладонь коснулась моей щеки, пальцы нежно огладили кожу. И я удивлённо моргнула, внезапно сознав, что такой простой и неожиданный жест, успокоил меня лучше, чем любые таблетки. Настолько, что я смогла слабо улыбнуться, стыдливо вспыхнув в ответ на его понимающую усмешку.

Наверное, он прав и сейчас я выгляжу очень глупо, но…

— Держись.

— Что ты…

Вопрос утонул в испуганном вздохе, когда этот невозможный, невыносимый мужчина подхватил меня под колени и спину и, не без труда, поднял нас всех над полом. Я прикусила губу, переживая новую вспышку резкой боли и искренне надеясь, что всё это приключение обойдётся без серьёзных последствий. А Макс постоял так пару минут, словно привыкая к немаленькому весу, и в два шага добрался до моей койки.

Чтобы аккуратно сгрузить нас с детьми на разворошенную постель, попутно мягко высвободив свою одежду из моей судорожной хватки. Я даже не заметила, как всё произошло.

Лишь моргнула, уставившись на него круглыми от удивления глазами, и шумно втянула воздух носом, когда его тёплые, суховатые губы коснулись чувствительного местечка под ухом. Послав волну жара по телу, заставив почувствовать себя неуютно и странно.

— Так будет лучше, — мягко заметил Макс, оборвав повисшее между нами молчание. Полное смущение и недоумения с моей стороны и непоколебимой уверенности с его. Усевшись на колченогий табурет, он поставил локти, скрестив пальцы в замок. — Не хочу, чтобы ты задержалась тут дольше необходимого. Кстати, когда тебя выписывают?

Логичный, в общем-то, вопрос и вполне понятное желание узнать ответ, но почему-то сердце всё равно сбилось с ритма, а разум не находил никаких объяснений тому, что творилось между нами. И пару секунд я просто растерянно смотрела то на него, то на обнявших меня детей. Чтобы, коснувшись губами взъерошенной макушки дочери, всё же тихо ответить:

— Ещё пара дней точно. И… — тут я непроизвольно сглотнула и как можно увереннее поинтересовалась. — Я надеюсь, ты помнишь, что между нами только деловые отношения?

— Помню, — Макс едва заметно пожал плечами, не сводя с нас тёплого, ласкового взгляда. И безмятежно добавил, снова поймав меня в плен своего взгляда и яркой, притягательной улыбки. — Всё будет хорошо, Ириш. Я же обещал, помнишь?

— Да, обещал…

Я замолчала, отвлёкшись двойняшек, завозившихся на руках. Дети требовали к себе внимание и всячески демонстрировали, кто тут главный. Они успешно отвлекали меня от ненужной рефлексии, пустых размышлений о том, что и как. Но как бы я не пыталась делать вид, что всё нормально, мысли всё равно, возвращались к сидящему рядом мужчине, так или иначе.

Искоса посмотрев на него, я тут же смутилась под прямым, открытым взглядом его синих глаз. То, что он теперь мой муж, а я теперь Потапова, всё ещё казалось чем-то невероятным. Я не представляла, сколько времени мне понадобиться, чтобы привыкнуть к этому и до сих пор не знала, как ко всему этому относиться. Злиться? Обижаться?

Или ловить момент, позволяя Потапову заботиться о нас, пока он не передумал?

Тряхнув головой, я задвинула все посторонние мысли куда подальше и сосредоточила всё своё внимание на детях. Целовала, играла, щекотала. Декламировала вслух детские сказки, пусть даже мои зайцы не понимали и половины из того, что я говорила. Это было не важно.

Всё было не важно, кроме них. Кроме их искреннего обожания, в котором меня топили снова и снова. И я наслаждалась этими обыденными вещами, тонула в искренних и чистых эмоциях, такой невинной детской непосредственности. Как-то позабыв и о том, что мы тут не одни и о том, что на ближайшие несколько дней моя жизнь всё ещё зависит от больничного режима дня.

Об этом мне безжалостно напомнила дежурная сестра. Заглянув в палату, она нахмурилась и постучала указательным пальцем по наручным часам. Очень недвусмысленно так намекнув, что время для посещений и баловства закончилось.

Максим тоже её заметил. Всё это время он, то смотрел на нас, то копался в своём телефоне, то негромко, тихо разговаривал с кем-то о контрактах и провинившемся отделе маркетинга. И ни разу не попытался прервать наше общение, оставить детей в полное моё распоряжение.

За это я была ему действительно благодарна.

— Нам пора, — убрав гаджет в карман джинсов, Максим поднялся и подошёл к кровати. Весело хмыкнув, он смерил нашу раскрасневшуюся, лохматую троицу насмешливым взглядом. И, подхватив детей на руки, тихо заметил. — Прости, мы тебя утомили. Но я решил, что тебе это будет полезно, да и дети соскучились… Как и я.

— Спасибо, — я заправила прядь волос за ухо нервным жестом и опустила голову, вновь уставившись на обручальное кольцо на безымянном пальце. Покрутила его пару раз и вздохнула. — За всё. Я… Я правда не знаю, что делала бы, если бы не ты…

— Эй, ты чего? — наклонившись ко мне, он обдал горячим дыханием мою щёку и прошептал, неожиданно хриплым и низким голосом. — Я б тебя сейчас поцеловал, Потапова. Так, чтоб лишние и ненужные мысли вымело из головы. Но обстановка не располагает, знаешь ли… Да и детям пока рано видеть такое кино. Так что…

— Что?

— Вернёмся к теме твоей благодарности когда тебя выпишут, — Макс коснулся губами моего виска и бодро заявил, выпрямившись. — Ну что, чертята мелкие? Говорим маме «пока» и отправляемся изучать то место, где царит и властвует ваш папа… Посмотрим, что там за бунт на корабле и что за коварные планы строят мои подчинённые! Согласны?

— Дя!

Я невольно хохотнула, глядя на эту воинственную троицу. И всё равно вздрогнула, когда за ними захлопнулась дверь, окончательно разрушая очарование момента. Оставляя меня снова один на один с мыслями, воспоминаниями и этим странным, многозначительным обещанием в голосе мужчины. Я даже моргнула пару-раз, пытаясь переварить его слова, но…

Не получилось. И, громко вздохнув, я покачала головой, опираясь ладонями на край кровати. Кажется, всё будет куда сложнее, чем я думала. И теперь у меня нет ни малейшего представления о том, чем может обернуться наш такой скоропалительный брак. И для него и для детей, и для меня.

Особенно для меня.

Глава 12

Ирина

Это было несправедливо. Совершенно, просто абсолютно, несправедливо.

Я криво усмехнулась, качнув головой. Телефон, лежавший на моих коленях, так и притягивал взгляд. Он манил взять его в руки и смахнуть экран блокировки. Чтобы, прокрутив список приложений, найти заветную кнопку популярного мессенджера. И открыв его, зависнуть над именем одного-единственного абонента.

— Как? Как у тебя это получается, Потапов? Я же не хотела… Не хотела снова с тобой сближаться! А ты?!

Голос дрогнул, как я ни старалась держать эмоции под контролем. Потерев переносицу, я чуть поёрзала, устроившись поудобнее. Пихнула локтём подушку, я чуть съехала вниз, выдохнув от облегчения, когда тупая, ноющая боль под повязкой чуть отпустила. И в который раз попыталась понять, почему.

Почему он? Почему я опять подпустила его так близко? Почему?!

— Почему ты, а?

Прозвучало как-то уж совсем жалко и с толикой обречённой безнадёжности. Нет, я не сдалась, не простила его и не отпустила с миром всё, что между нами было. Я честно пыталась понять «почему», но сколько не пыталась, так и не нашла ответа на этот вопрос. И я тонула, тонула в странном чувстве растерянности и вязкого недоумения. А ещё — горечи и почти уже привычного сознания, что от меня снова (снова!) ничего не зависело.

Я могла возмутиться. Я могла упрямиться. Я могла даже сопротивляться и спорить с ним. Но стоило Максиму всего лишь раз окинуть меня своим обжигающим, полным нахальной наглости взглядом и я…

Я забывала, что хотела сказать. И на каком-то подсознательном уровне понимала, меня всё равно не услышат. Упрямый, непробиваемый и доминантный, он сделает всё так, как хочет сам. Так что, какой смысл ссориться? Если это всё равно ничего не изменит прямо здесь и сейчас?

Телефон завибрировал, мигая вспышкой уведомления на экране и прежде, чем я успела удивиться, пальцы уже привычно сняли блокировку и кликнули по всплывающему окошку. И я сама себе не хотела признаваться в том, что мысленно подгоняла чёртов гаджет, невольная ёрзая по одеялу от нетерпения.

Наконец, программа соизволила прогрузиться, открывая присланный снимок. И от вида этой наспех сделанной, совершенно неожиданной фотографии, я не заметила, как мои губы растянула неуверенная, но такая тёплая и мягкая улыбка. Я даже весело хмыкнула, водя пальцами по картинке, по достоинству оценив получившуюся композицию. Да и как тут было не оценить, м?

Потапов спал сидя, откинувшись назад в своём шикарном кресле «Большого Злого Босса», закинув ноги на стол. Его не смущала ни кипа документов, ни ноутбук, опасно повисший с краю, ни даже то, что рабочий день ещё был в самом разгаре. О, нет.

Мой новоявленный… Муж, да. В общем, мой муж беспардонно, совершенно наглым образом дрых. Он цепко прижимал к своей груди сладко сопевших двойняшек и тотально игнорировал все свои рабочие обязанности. Выглядел он при этом так, словно каждый божий день проделывал такое, и плевать ему было, что о нём думали подчинённые.

В конце концов, боссы тоже люди, ведь так?

Телефон снова булькнул, а на экране всплыло новое уведомление. Я машинально щелкнула по нему, открыв чат и читая короткое сообщение. И всё-таки расхохоталась, закрыв лицо рукой. Потому что неизвестный мне добродетель не упустил шанса поиздеваться над собственным начальником.

Мало ему было фотографии, так он ещё и приписку к ней сделал!

«Отдел маркетинга подозревает личного помощника Максима Андреевича в изучении оккультных наук. Потому что кроме как происками дьявола и его учеников такое превращение Великого и Ужасного в обычного человека не объяснить»

Целых пять минут я потратила на то, что бездумно водила пальцем по присланному снимку. Очертила сонное лицо Макса, проследила путь по его плечам до крепких, надёжных объятий, в которых он крепко сжимал наших детей. И как ни старалась, не смогла удержаться от слабой, почти счастливой улыбки.

Она, эта самая улыбка, робко поднялась откуда-то из глубины души и не желала никуда уходить. И я сама не поняла, как пальцы набрали ответное сообщение, легко и быстро отправив его адресату одним касанием кнопки.

«Даже не представляю, почему бы это…»

Телефон тихо пискнул, помечая сообщение как «доставленное». Пару секунд я честно гипнотизировала экран смартфона, а после безжалостно нажала кнопку блокировки экрана и откинула несчастный гаджет на кровать. Боже, ну что я делаю-то, а? Я же хотела оставить всё в рамках дружеского общения, я же…

Я же не хотела снова влипать в Потапова. Не хотела же, верно?

— Верно, — я криво усмехнулась, машинально потерев переносицу. И рвано выдохнула, уткнувшись лицом в ладони. — Я не хотела. Да кто ж меня спрашивал, а…

Звук оповещения разрезал густую, вязкую тишину, полную глухой печали и обречённости. Я честно боролась с собой, уверяя, что это не важно. Что если бы было что0то серьёзное, никто не стал бы размениваться на обычное сообщение. Что мне обязательно бы позвонили, мы же теперь вроде как семья, но…

Как легко это звучало в голове и как же сложно это было доказать глупому, очень глупому сердцу! И вот уже я снова не заметила, как чёртов телефон оказался в моих руках, а пальцы проворно нашли иконку нужного приложения. Каких-то два щелчка, секунды ожидания и вот уже на весь экран новая фотография.

— Ой…

Я едва слышно выдохнула, прикусив губу и уставившись во все глаза на это изображение. Да, Потапов всё ещё спал. Да, дети спали вместе с ним. Но за его спиной стояла незнакомая мне девушка со стопкой отчётов в руке. И с явным намерением обрушить всю эту бумажную волокиту на ничего неподозревающего мужчину. Она уже занесла руки для страшного удара и…

— СТОЙ!

Мой вопль слышали, наверное, во всём отделении, если не во всей больнице. Вот только я на это не обратила никакого внимания, лихорадочно печатая очередное сообщение. И честно говоря, плевать мне было кто эта девушка, откуда у неё доступ к телефону Макса и что она делает в его кабинете. Плевать.

Куда больше меня волновало, что спросонья этот придурок может уронить мелких! И именно это я и строчила, сама не замечая, как дрожали мои пальцы, и бухало сердце в груди.

«Нет, нет, не… Он же уронит их!!!»

Судорожно нажала на значок отправки, отчаянно молясь, чтобы ещё не было поздно. И громко выдохнула, когда ответ, что пришёл почти сразу, оказался полно укоризненных смайликов.

«Слушай, ну я, конечно, с той ещё придурью… Но не настолько же! Кстати, меня зовут Лёля и я — личный помощник этого идиота»

«Ирина…»

Напечатав это, я прикусила кончик большого пальца. И всё же добавила, нерешительно:

«Вроде как жена этого идиота»

«Вроде как? Ты не помнишь, как давала согласие в ЗАГСе на эту сомнительную авантюру?»

Я фыркнула, возведя глаза к потолку, ловя себя на мысли, что мне нравится. Нравится эта странная переписка и эта женщина. Хотя, наверное, по логике, я должна была ревновать своего «вроде как» мужа к его личной помощнице. Должна была, да.

Но не обязана, так ведь?

«Моего согласия никто не спрашивал. Меня просто поставили перед фактом, что так будет лучше…»

На этой фразе я не сдержала горький, печальный смешок и грустно улыбнулась. Я думала об этом не раз и не два. Я крутила всю эту ситуацию в своей голове снова и снова. И нет, я понимала, зачем это сделала, осознавала, на что иду. Но всё равно, где-то там, в груди, тлел чёртов огонёк разочарования и боли. Потому что я невольно начинала представлять то, как бы это было если…

Жаль, что история не терпит сослагательных наклонений.

«О как. Что-то это мне напоминает… Я даже знаю, кто бы мог подать ему такую гениальную идею…»

«Хм?»

Лёля замолчала. Правда, ненадолго, но так подозрительно, словно что-то вспоминала или сравнивала. А когда я уже перестала надеяться на хоть какие-то объяснения, мне пришло это:

«Ильин»

— Ну… — я нервно усмехнулась, потерев переносицу. И поморщилась, пробормотав себе под нос. — Что ж, пожалуй, это действительно всё объясняет. Вообще всё.

С Игорем Ильины я была… В общем-то не знакома. Точнее, я слышала о нём постольку поскольку. Во время наших отношений Потапов так старательно разделял меня и свою жизнь, что если так подумать, я не знала о нём ровным счётом ничего. И ещё меньше о тех людях, кто его окружает, о его друзьях и коллегах. Но Ильин…

Ильин выделился даже тут. Мы пересекались всего несколько раз, но умудрились не понравиться друг другу с первого взгляда. Причём я даже не знала — почему, это была просто внезапная, обоюдная неприязнь. И данный факт не изменился.

Я не любила Ильина, он не переваривал меня.

«Тоже были проблемы с ним?»

«Проблемы? Хуже. Я за него замуж выйти умудрилась…»

«Сочувствую…»

«Я ему тоже. Оп, полундра. Бухгалтерия пришла, надо отбить их налет до того, как они получат столбняк от вида моего шикарного шефа с детьми»

«Э-э-э…»

Я растерянно моргнула, перечитав сообщение ещё раз. И ещё, на всякий случай. И всё равно не выдержала, напечатав очередной вопрос:

«Я хочу об этом знать?»

«Поверь мне, точно нет… Ну, пожелай мне удачи, что ли?»

— Удачи, — почти беззвучно шепнула я, убрав телефон в сторону и откинувшись назад. На лице почему-то сама собой появилась мягкая, удивлённая, но довольная улыбка. И мне совсем по-детски хотелось продлить подольше это безмятежное ощущение счастья, появившееся в душе от этого глупого, внезапного разговора. Даже интересно стало, эта Лёля…

Какая она?

Я прикусила губу, пытаясь представить, какой могла быть моя новая знакомая. Почему-то я точно знала, что она упряма и эмоциональна, а ещё, что Лёля — яркая, энергичная, притягательная. А ещё — откровенно упёртая и местами бескомпромиссная. И если это так, то, как такое чудо вообще занесло на должность личного помощница Макса? Он же был типичным деспотом и тираном во всём, что искренне считал своим. Не важно, что это — дом, бизнес или отношения, Потапов контролировал всё, от и до.

Всегда.

Вздохнув, я рассеянно провела пальцами по спутанным волосам, собранным в небрежный пучок на затылке. Разум-предатель настойчиво шептал о том, что, наверное, Максим просто не умел иначе. Не умел расслабляться, оставлять работу и офисные интриги за порогом дома. Не умел и по привычке продолжал командовать, гнуть и ломать меня под себя. Ведь в его вселенной всё было для Максима Потапова, всё делалось ради него, благодаря нему и это… Пугало.

Я машинально передёрнула плечами, сжав пальцы в кулаки. Да, это пугало. До сих пор, даже почти два года спустя. Пугало до дрожи, до заполошного стука сердца и привкуса безнадёги на кончике языка. Слишком хорошо я помнила наши ссоры и споры, как мы взрывались, бросались нелепыми обвинениями и не хотели идти на компромисс. И пусть сейчас я не могла отрицать тот факт, что Потапов изменился, неуловимо, мне по-прежнему было страшно.

Страшно однажды узнать, что это — всего лишь затишье перед бурей. И стоит мне только чуть-чуть расслабиться, как всё вернётся на круги своя. Разрывая и без того бедное сердце в клочья, ничего не оставив после себя.

Собрать себя снова я бы уже не смогла…

— Слишком много думаешь, Ирина.

Холодный, чуть насмешливый тон разбил то хрупкое ощущение спокойствия, царившее в палате. Я могла бы поклясться, что слышу, как рассыпается осколками по полу окутавшее меня умиротворение и закрыла глаза, на миг задержав дыхание. Хотелось как в детстве, накрыться одеялом с головой и притвориться, что всё в порядке. Что я не слышала тех самых, до тошноты знакомых покровительственных ноток в голосе внезапного гостя. Но тот же самый разум-предатель тут же нарисовал перед мысленным взором прищуренный снисходительный взгляд и едкую, циничную усмешку на красивом, можно сказать породистом лице успешного адвоката.

Не оставив ни единого шанса на то, чтобы спрятаться от грядущих неприятностей. А они ведь будут, этот человек никогда не приходил просто так.

— Что тебе нужно, Ильин?

Мой голос звучал тихо и почти не слышно. Обычная вежливость вязла песком на зубах, а желание послать этого визитёра далеко и надолго крепло с каждым мгновением. Но вместо этого, я только открыла глаза, вопросительно уставившись прямо на стоящего в дверях мужчину.

— Я не могу зайти просто так? — почти натурально удивился Ильин. И я бы ему поверила, если бы не его взгляд. Спокойный, расчётливый, с лёгким налётом равнодушного цинизма.

Как будто вот здесь, прямо сейчас он всерьёз размышлял над тем, оставить всё как есть, или сделать лучшему другу одолжение и избавить от моего присутствия раз и навсегда. И я не знала, то ли радоваться за Потапова, что у него есть такой друг, то ли что.

— Что. Тебе. Нужно.

Я всё же медленно села, не глядя на своего гостя и сцепив пальцы в замок. Пытаясь хоть так унять нервную дрожь.

Ильин вздохнул, чуть громче, чем следовало и без должной доли огорчения. Отлипнув от дверного косяка, он дошёл до чёртового стула и устроился на нём, глядя на меня прямым, нечитаемым взглядом. И выдал, коротко хмыкнув:

— Напоминаю, теперь уже Потапова… Ты по-прежнему мне не нравишься. Но отказать в помощи Максу я не мог, так что… Расскажи-ка мне девица, кому ты можешь быть так нужна, чтоб на тебя натравили бронепоезд под названием «опека»?

Вопрос прозвучал как гром посреди ясного неба. И я бы с удовольствием поделилась с ним всем, что знала, если бы не одно «но». Я не имела ни малейшего представления о том, почему ко мне пришла «опека» и что им от меня надо было.

Наверное, что-то такое отразилось на моём лице, что-то странное. Настолько, что Ильин сощурился, подавшись вперёд, и сжал пальцами мой подбородок, заставляя смотреть прямо ему в лицо:

— Давай, Потапова, выкладывай как на духу, всё, что происходило до того, как ты попала в больницу. Считай, что на данный момент между нами временное перемирие и… Рассказывай. Всё, от и до.

Глава 13

Ирина

Какое-то время я удивлённо смотрела на Ильина, даже не представляя, что на это сказать и как реагировать. В душе царил сумбур из противоречивых эмоций и чувств, а в голове звенела странная блаженная пустота. Я не верила в его бескорыстность, я не верила в то, что он действительно хочет помочь и прямо сейчас, оставшись с ним один на один, я ощущала себя до смешного слабой. А ещё — безумно уязвимой и пугающе беззащитной девчонкой. Настолько, что терпеть чужие прикосновения больше не было сил, и, дёрнув головой, я вырвалась из его хватки.

Чужие пальцы разжались моментально, отпустив мой подбородок и я, наконец-то, смогла спокойно вздохнуть. Чтобы, спустя пару ударов сердца, озвучить вертевшийся на языке вопрос:

— Игорь… Зачем тебе это?

Наверное, глупо было интересоваться его мотивами. Потапов был его другом, а для своих друзей Ильин был способен на всё и даже больше. Но сжав пальцы так, что побелели костяшки, я упрямо кусала губы и ждала от него ответ. Потому что я понимала, зачем ему помогать Максиму, но совершенно не представляла, причём здесь я.

Игорь смерил меня насмешливым взглядом. И вежливо уточнил, склонив голову набок:

— Что именно, рыжая?

— Вот это вот… — я неопределённо пожала плечами, подавив желание огрызнуться в ответ. — Вот это вот всё… Зачем оно тебе, а?

— Хм…

Ильин смерил меня задумчивым нечитаемым взглядом. Сдвинув табуретку назад, он тоже сцепил пальцы в замок, продолжая молча меня разглядывать. И лишь когда воздух начал звенеть от скопившегося вокруг нас напряжения, он вдруг мягко, почти искренне улыбнулся:

— Я скажу это только один раз, Потапова, — он говорил спокойно, размеренно и по-своему добродушно, и я впервые за всё время нашего знакомства увидела его таким: расслабленным и почти дружелюбным. — Как бы я к тебе не относился, в этой ситуации я на твоей стороне. Да, ты мне не нравишься и да, я знаю, что это взаимно. Но просто прими как факт, женщина, что здесь и сейчас я действительно искренне хочу помочь. И плевать, кому — тебе, Максу, детям… Или сразу всем. Так что…

Тут он выдержал небольшую паузу, снова чему-то усмехнувшись. Дёрнув узел на галстуке, Игорь стянул мешавшую ему деталь гардероба и закончил собственную мысль:

— Спрячь колючки, рыжая. Рассказывай всё, как есть и не губи мои потуги на почве альтруизма и прочей хиромантии, лады?

И вроде бы, ничего особого не было в его словах. Не кричал, не доказывал и даже не пытался приводить хоть какие-то доводы. Но сейчас, впервые за всё время нашего знакомства мне хотелось ему поверить. Возможно, всё дело в том, что я устала быть сильной, устала бороться со всем в одиночку, а возможно…

Возможно, я услышала в его словах такую необходимую мне уверенность. Наглую, острую, твёрдую уверенность в том, что всё действительно будет хорошо. Так что, вздохнув, я зарылась пальцами в пучок на затылке и медленно произнесла, отвернувшись к окну:

— Ну, допустим… Хотя я всё ещё не понимаю, чем тебе может помочь мой рассказ. Серьёзно, Ильин, вся моя жизнь — обычная, ничем не примечательная рутина. Бытовое болото, чтоб его…

— А вот в этом я уже сам разберусь, Потапова. Итак?

Тихо фыркнув, я закрыла глаза, машинально принявшись вертеть в пальцах собственный телефон. Что-то в груди дрогнуло, среагировав на то, как медленно, по слогам он тянул мою новую фамилию. И я не могла точно сказать, нравится мне это или нет. Так что, мотнув головой, я затолкала эти мысли куда подальше, вздохнула и…

— Даже не знаю, с чего начать, — я снова вздохнула, заправив за ухо прядь волос, и невидяще уставилась в окно. — Квартиру снимаю, работаю на удалёнке. Благо, фрилансеры нынче в цене и найти подработку не сложно…

Телефон настойчиво вибрировал в руке. Отвлёкшись на него, я бросила рассеянный взгляд на экран, отмечая список пропущенных звонков и сообщений. Но открывать их не стала, безжалостно смахнув все уведомления и выключив несчастный аппарат.

Разговаривать с кем-то ещё сейчас у меня не было ни сил, ни желания. Так что, убрав телефон в сторону, я продолжила говорить, так и не посмотрев в сторону молчавшего Ильина.

— Не спорю, было… Нелегко. Но я искренне верю, что справилась. С соседями не конфликтовала, в соцсетях разборок не устраивала, да и вообще особо ни с кем не общалась — банально было некогда. Правда…

Я осеклась, озадаченная внезапной мыслью, мелькнувшей где-то на краю сознания. Ничего особенного, короткая вспышка, заурядное событие, которому я тогда не придала никакого значения. Но сейчас оно почему-то настойчиво вертелось в голове, напоминая о себе.

— Знаешь… — я задумчиво прикусила губу, все-таки посмотрев на своего собеседника. Игорь вопросительно вскинул бровь, безмолвно требуя продолжать. — Это покажется глупым, но… Блин, я даже не знаю, как объяснить!

Кажется, Ильин даже не удивился. Только криво усмехнулся и услужливо подсказал, подавшись вперёд:

— Словами через рот, Потапова. Говорят, помогает.

— Боже… — недовольно поморщившись, я снова повернулась к окну. Сердце глухо забилось быстрее, а в груди против воли растеклась вязкая злость пополам с тяжёлым беспокойством и напряжением. И я не подумав, раздражённо бросила, неопределённо махнув рукой. — Обязательно быть таким придурком, да?

— Я тоже от тебя не в восторге, Ирин. И, кажется, мы это уже обсуждали. Поэтому…

— Это было месяца полтора назад, — я прикусила губу, натягивая одеяло на плечи и кутаясь в него. — Звонок, вроде как от управления социальной защиты. Спрашивали какую-то ерунду… Вроде того, замужем я, есть ли кому детей оставить в экстренной ситуации и прочее. Я, по-моему, даже отвечала невпопад, не до того было, да и трубку быстро бросили. А потом…

«Здравствуйте, мы из фонда помощи одиноким мама! Можно войти?»

«О, а ваша семья они… Не в этом городе, да?»

«Простите, а отец детей, он с вами не живёт?»

«Боже, какие чудесные малыши! И как у них со здоровьем? А у вас, Ирина? Скажите, а были ли какие-то наследственные генетические заболевания?»

«Ой, вы не подумайте ничего плохого… Просто, мы действительно беспокоимся о таких семьях. О тех, кто оказался в трудной жизненной ситуации. И хотелось бы заранее знать, к чему нужно быть готовыми… Скажите, а это ваша квартира или съёмная?»

Медленно моргнув, я снова наяву услышала этот безукоризненно вежливый, с точно дозой участия и миролюбия голос. Высокий худощавый парень, упакованный в безупречно сидевший на нём строгий костюм, улыбался тонко, ласково и совершенно равнодушно. И говорил так же — вроде бы искренне, внимательно слушал ответы, хвалил меня за силу духа, умильно вздыхал над мелкими, но смотрел всё так же холодно и цепко.

Словно змея, что примеривалась, куда бы укусить половчее. Странное сравнение, но думая об этом сейчас, я понимала, что да. Он был больше похож на змею, готовую к броску, чем на человека, который действительно хотел мне помочь.

— Ир?

Вздрогнув, я судорожно втянула воздух сквозь сжатые зубы. И, стиснув одеяло в пальцах, выдала:

— Где-то недели за две до того, как я попала в больницу, приходил мужчина. Высокий, худощавый, располагающий к себе. Выглядел прилично, представился сотрудником какого-то фонда. Название я не запомнила, не до того было, но то, как он держался… Какие вопросы задавал… Я так и не поняла, зачем он приходил, а его визитку выкинула в мусорку и забыла об этом… До сегодняшнего дня.

— О как…

Кивнув каким-то своим мыслям, Ильин потер подбородок, явно обдумывая мои слова. Я могла бы поклясться, он взвешивал каждое моё слово, делил его на два, а то и на три и далеко не всё, что я сказала, принимал на веру. Вот только вместо того, чтобы в чём-то меня обвинять, Игорь вдруг хмыкнул и спокойно произнёс:

— А теперь, Ирин, подробно, с самого начала. Как выглядел, что именно спрашивал, как себя вёл… Всё, что сможешь вспомнить. Любая деталь, даже самая незначительная, может оказаться полезной. Так что… Ещё раз, с самого начала и как можно подробнее.

* * *
Человек человеку волк.

Эту прописную истину Ильин усвоил лет в пять. Когда на попытку отжать любимую машинку, недолго думая, врезал агрессору лопаткой по лбу. Орал этот придурок тогда знатно, а самому гордому герою нехило так перепало от родителей. Ещё и нотации читать начали, пытаясь вложить в буйную голову будущей акулы юридических наук что-то про вечное, доброе, светлое. Зря.

На следующий день, встретив соседского мальчишку в песочнице, Игорь без разговора заехал ему лопаткой по лбу. Снова. И вспоминая сейчас об этом, Игорёк мог честно и гордо заявить, что к своим почти тридцати годам он ни капельки не изменился.

Коротко хмыкнув, Ильин покрутил в пальцах обломок карандаша, подобранный в палате. Ну да, он не изменился. Как был махровым эгоистом и циником, так им и остался. Нет, у него были и другие замечательные амплуа: шикарный муж, любящий отец, надёжный партнёр и офигенный друг, но…

Игорь тонко усмехнулся, качнув головой. Да, были, есть и будут. Но сволочью он тоже был отменной. Той самой редкой породы, что всегда и везде действовала исключительно в своих интересах. И при других вводных, помогать теперь уже госпоже Потаповой он не стал бы и под дулом пистолета. Вот только…

— Как же это всё… Проблематично, — недовольно цокнув языком, Игорь выкинул огрызок карандаша в сторону. И, вытащив телефон, принялся листать свою записную книжку. Список контактов пестрел разнообразными номерами и именами, начиная от приёмной мэра, заканчивая самым захудалым моргом этого города. Увы и ах, круг знакомств и интересов у успешного адвоката был очень и очень обширным.

Настолько обширным, что вопроса, что делать с трупом (если такой найдётся) даже не стояло. Зачем? Если за пару звонков не только тела, даже упоминания о нём в документах не осталось бы?

Правда, в этот раз такой радикальный способ решения проблем не подходил. Как и внезапный обыск, незаконный арест, банковские махинации и прочие, милые сердцу Ильина развлечения. Сейчас ему была нужна информация, но нужна она была ещё «вчера». И достать её в такие строки мог только один единственный человек.

— Привет.

Невнятные проклятия по ту сторону трубки Игорь привычно пропустил мимо ушей. Сбежав с крыльца, он неторопливо направился в сторону парковки, попутно нащупав ключи в кармане брюк. И непринуждённо заявил, усевшись за руль:

— Это, интересно, от какого я тебя дела оторвал, что ты так возмущаешься? Я надеюсь, оно хотя бы совершеннолетнее?

В трубке повисла выразительная такая тишина. Она явно была нацелена на те чахлые куски совести, что остались где-то глубоко в душе одного наглого адвоката. Но, увы, не прокатило. И спустя один длинный, убийственно тяжёлый вздох, собеседник Ильина буркнул что-то утвердительное.

— Уже радует. Не придётся тебя вытаскивать из очередной жопы мира… Ладно, ладно, не кипятись. Удели мне пару минут своего драгоценного времени и можешь дальше предаваться всему, чего душа пожелает. В рамках закона, конечно же. Ну? Готов слушать?

В этот раз молчали чуть дольше, но всё равно выдали что-то отдалённо похожее на согласие. Уточнять Игорь не стал и сразу перешёл к делу:

— Сейчас я скину тебе кое-какую информацию и общую вводную. Соберёшь всё, что сможешь найти и направишь на мою личную почту. И, пожалуйся, обойдёмся в этот раз без твоих шуточек, окей? Мне не улыбается платить тебе дважды, за работу и за восстановление сетки в офисе.

Выслушав очередную порцию эпитетов в собственный адрес, Ильин даже ухом не повёл. Только улыбнулся едко и добавил:

— Ну, суть задания ты уловил правильно, а срок выполнения… Так что, мне всё это надо было знать ещё вчера. Но зная твою занятость, согласен подождать до утра. Вопросы, пожелания, уточнения есть? Нет? Тогда… Приятного вечера, важному «делу» привет.

Пожелание найти себе хобби и перестать любить мозг окружающим Ильин мужественно оставил без ответа. Просто отключил вызов, бросив телефон на сиденье рядом с собой. Повернув ключ в замке зажигания, он вырулил на проезжую часть и направился в сторону дома. В конце концов, жизнь это вам не популярный сериал, чтобы нестись сломя голову творить добро и насаждать мир. Тут даже самым зубастым акулам в этом пруду нужна информация. Много информации и как можно более подробной. А пока миньоны занимаются её сбором, систематизацией и анализом, один скромный адвокат может позволить себе тихий вечер в семейном кругу.

Или не очень тихий.

Телефон заорал надсадно про какого-то мальчика на турбовом марке. И если бы не номер, на котором стояла эта «замечательная» песня, Ильин обязательно бы посмеялся над её абсурдным содержанием. Только вот смеяться,почему-то, не хотелось.

Наверное, потому, что эта мелодия стояла на номере Потапова. И потому, что стоило Игорю взять трубку, как его тут же огорошили недовольным тоном:

— Гор, можешь подъехать ко мне в офис? Прямо сейчас. На меня беременность повесить хотят.

Глава 14

Максим Потапов

«Кажется, меня держат за идиота…»

Не буду спорить, суровый вывод для конца рабочего дня. Но именно эта мысль вертелась у меня в голове, пока я разглядывал смутно знакомую девицу, стоящую перед моим столом. Гостья была симпатичная, хотя и простовата на мой вкус. А ещё она постоянно прятала взгляд и теребила ремешок своей сумки, всем своим видом демонстрируя волнение. И всё бы ничего, но…

Я ещё раз смерил гостью внимательным взглядом. И каким ветром ко мне в офис могло занести беременную незнакомку? И не просто беременную, а так глубоко, что где-то в глубине души я искренне понадеялся, что она не родит прямо у меня в кабинете.

К такому повороту событий я однозначно не был готов.

— Так… — я потёр переносицу, пытаясь заставить мозги работать. Не вышло, память отказывалась идти на сотрудничество. Так что, вежливо кашлянув, я всё-таки озвучил очевидный вопрос. — Ну и… Кто вы?

Девушка обиженно надула губы и громко шмыгнула носом. Ещё и вздохнула горько, сжав ремешок сумки в пальцах так, что побелели костяшки. Атмосфера в помещении медленно и неотвратимо нагнеталась, а взгляд огромных, полных невыплаканных слёз глаз как бы намекал на то, что я мужлан и неотёсанный грубиян.

Медленно вдохнув, я так же медленно выдохнул. Оперативно задавив проклюнувшуюся, было, совесть, я нацепил на лицо нейтрально-вежливый оскал. Увы, в этом месяце мой лимит терпения и сочувствия к окружающим закончился в рекордно короткие сроки. И продлевать тариф «наивный добряк» у меня не было никакого желания.

Пока что.

— И-ди-от, — беззвучно, по слогам, выдала Лёля, стоя в дверях и прижимая к груди папку с документами на подпись. Её убийственный взгляд обещал мне все кары небесные, мой — умоляющий — двойную премию. И я прямо видел, как в моей помощнице боролись два совершенно противоречивых желания. С одной стороны, Лёля хотела домой, к мужу и сыну. С другой…

Я тихо фыркнул, увидев, как госпожа Ильина расправила плечи и нацепила на лицо профессиональную улыбку офисного планктона. До отвращения безликую, до тошноты выверенную и бесившую меня одним своим наличием. Ей богу, у меня даже глаз дёргаться начал, когда Лёля прошла к моему столу и, встав рядом, тем самым, противно вежливым тоном выдала:

— Простите, что встреваю… Меня зовут Ольга, и я — личный помощник Максима Андреевича. Думаю, мой шеф не совсем корректно выразился… Поэтому, будьте так любезны, представьтесь, пожалуйста и озвучьте, по какому вы пришли вопросу.

Беременная гостья поморщилась, бросив на Лёлю недовольный взгляд. И вдруг выдала, откинув длинную светлую косу с плеча на спину:

— Не думала, что у тебя такие… Сотрудники. Ни воспитания, ни чувства такта, ни-че-го. Не понимаю, Макс, как ты её терпишь? Давно бы уволил и дело с концом!

— А меня в ней всё устраивает. И врождённое хамство, и благоприобретённая наглость, — пожав плечами, я вскинул бровь. — К тому же, это действительно не вежливо, что вы меня знаете, а я вас нет. Итак?

— О боже, — всплеснув руками, блондинка показательно сморщила нос и брезгливо скривилась. — И этот человек отец моего ребёнка и мой будущий муж… Ужас, просто! Что скажут люди?

Наверное, впервые за несколько дней я действительно потерял дар речи. Зато обрёл дар мата, но озвучивать так и просившиеся с языка ругательства не стал. В конце концов, у меня были кое-какие представления о воспитании. Поэтому я сумел проглотить длинную, эмоциональную тираду и выдавить из себя краткое, но ёмкое одно-единственное слово:

— Простите?

— Ла-адно, так и быть, прощаю, — девица хлопнула ресницами и томно вздохнула, прижав ладони к своему огромному животу. — И как у тебя это получается, Потапов? Как ни стараюсь, не могу на тебя долго злиться! И жду не дождусь, когда же мы, наконец, поженимся!

— Что?!

Это мы с Лёлей выдали одновременно и с одинаковой степенью охренения на лицах. Но Ильина, как самый настоящий профессионал, быстро взяла себя в руки. И всё с той же безупречной улыбкой вставила свои «пять копеек»:

— Тогда, наверное, мне стоит поздравить вас с таким счастливым событием, но…

— Ох, милочка, ну какие могут быть «но» в нашем случае!

— Как в концепцию вашей счастливой семейной жизни вписываются жена и двое детей Максима Андреевича?

Что ж, на эту фразу от Лёли глаз у меня дёрнулся повторно. Подперев щёку кулаком, я обречённо подумал, о том, что в последнее время нервы совсем ни к чёрту стали. И если я сейчас уже дёргаться начал, то, что будет, когда Ирку из больницы выпишут? А ведь это уже завтра…

Даже любопытно стало. Есть у меня шанс дожить до квеста под названием «семейная жизнь» или как?

— Жена? Дети?! Но…

На пару мгновений девица явно опешила. На её лице мелькнуло выражение искренней досады, тут же сменившееся упрямством и уверенностью в себе и своих силах. Шагнув вперёд, она опёрлась ладонями на стол и зло процедила, глядя прямо мне в глаза:

— Ты что… Ты, значит, и ребёнка мне заделал и жениться успел?! Ты что… Ты мне врал?!

С каждым новым словом девушка профессионально повышала голос, явно пытаясь искусственно нагнетать атмосферу в моём кабинете. И может быть, при других обстоятельствах, это и сработало бы, но…

Ох, как много всего в этом «но». Например, того, что я не имел ни малейшего представления, кто эта дама и что ей от меня надо. Или того, что в этом году самые постоянные и крепкие отношения у меня были исключительно с моей любимой работой. И к концу рабочей недели сил не хватало даже на встречи с друзьями, что уж про любовниц говорить?

И если этого мало, то можно было бы вспомнить про интуицию. Это такое мерзкое чувство, что орало дурниной в голове, намекая на нехилый такой подвох. И ей, интуиции, я доверял как никому другому. Осталось только понять, зачем?

На что меня так настойчиво хотели развести, чтоб опуститься до такого трюка?

— О-о-о, а на этой ноте я, пожалуй, удалюсь на своё рабочее место, — моя «любимая» помощница притворно-расстроено вздохнула и направилась к двери, непринуждённо бросив через плечо. — Если что, Максим Андреевич, я за вас обязательно отомщу. Возможно, даже дважды!

— Зараза, — беззлобно хмыкнув в ответ, я вновь посмотрел на блондинку. И, кажется, уже в третий раз задал один и тот же вопрос. — И всё-таки… Вы кто?

На этот раз на лице беременяшки нарисовалась чистая, ничем не замутнённая досада. Правда, тут же сменившая притворной обидой и искренним (почти то) недоумением:

— Ма-а-акс, ты что, правда меня не помнишь? — прижав ладони к животу, девица нахмурилась и недоверчиво уточнила. — Совсем-совсем? А как же… Как же наши планы? ты же… Ты же обещал, что мы поженимся!

Я удивлённо вскинул бровь, начисто игнорируя звуки из приёмной, подозрительно напоминавшие смех. Впрочем, спустя пару минут их заглушил треск уничтожителя для бумаг. И мне оставалось только надеяться на то, что это не мои фотки пропускали через шредер, как бы намекая, что двойная премия — это здорово, да.

Но и она не могла заставить мою драгоценную помощницу молча, без комментариев, слушать всю эту хрень. Впрочем, у меня такого желания тоже не наблюдалось, так что я повертел в руках карандаш, найденный среди бумаг на столе, и спокойно откликнулся:

— Слушайте, уважаемая…

— Ева! Меня зовут Ева Милованова! Ты что, даже имени моего не запомнил?!

— Берите выше, я его и не знал.

Мой ответ взбесил девицу ещё больше, она явственно скрипнула зубами, пытаясь испепелить меня взглядом. А я малодушно подумал о том, что идея схватить её в охапку и выпнуть из офиса не так уж и плоха. Да, не вежливо так делать и вообще, как мужика меня такие мысли не красят, но…

Дисплей телефона мигнул, демонстрируя новое уведомление. Смахнув экран блокировки, я жадно пробежался глазами по короткому сообщению, от которого сердце заколотило об рёбра, а на лице сама собой расплылась дебильно-счастливая улыбка. Похрен на моральные терзания, сейчас я больше всего на свете хотел оказаться дома, с детьми и со своей женщиной. И если ради этого надо послать одну беременную идиотку…

Я готов был это сделать прямо здесь и сейчас.

Деланно пожав плечами, я откинулся на спинку кресла:

— Что ж, приятно, наконец, познакомиться, госпожа Милованова. Как я уже говорил, я понятия не имею кто вы и что вам от меня надо. Не просветите несчастного, это где нас так познакомиться угораздило? А самое главное — когда, если в последнее время я был женат исключительно на работе?

Такая постановка вопроса блондинке не понравилась. Она поджала губы и зло сощурилась, явно пытаясь придумать новую линию поведения. Я же позволил себе снисходительно улыбнуться, глядя на эти её метания. Сложно поверить, да? Что перед тобой тот самый завидный холостяк, что плевался при слове «семья», «дети», «любовь»? При других бы обстоятельствах, я бы может даже заценил твою попытку меня поймать на горячем, вот только…

— Я подам на тебя в суд. Об установлении отцовства, — наконец, подала голос блондинка и гордо выпрямилась, вновь проведя ладонями по круглому животу. — Мой ребёнок получит всё, что ему причитается по праву!

— Обязательно, — безмятежно улыбнувшись в ответ, я снова разблокировал телефон и принялся листать телефонную книгу. И не дав этой Милованой и рта раскрыть, набрал Ильина, терпеливо дожидаясь ответа.

В другое время и в другом настроении, я может быть и поиграл бы с этой мадам, но сейчас у меня не было на это ни сил, ни желания. Чёрт возьми, я женат, у меня двое детей и мне нахрен не сдались эти игры с беременностью, тестами ДНК и прочей хиромантией. К тому же, зачем-то мне был нужен друг-адвокат.

Не только же для того, чтобы жизнь мёдом не казалась, верно?

Ильин трубку взял не сразу и, судя по голосу, очень хотел меня послать. Сразу и без права обжаловать приговор. Так что пришлось определить его, чётко и недовольно проговорив:

— Гор, можешь подъехать ко мне в офис? Прямо сейчас. На меня беременность повесить хотят. Что значит, чью? Не знаю, не стоял, свечку не держал… И если честно, не понимаю причём тут мусорные пакеты и их объём… — выслушав краткое объяснение, я весело фыркнул. — Завязывай, Ильин. Дуй ко мне в офис и не люби мне мозг своим чувством юмора. За тебя это давно уже сделала Лёля. Всё, жду.

К чести Ильина, ждать пришлось не долго. Минут пять, может чуть больше. Мадам Милованова даже сообразить не успела, что и куда, как дверь в мой кабинет распахнулась с пинка. И на пороге появился он — Игорь Леонидович Ильин, собственной неподражаемой персоной. Приятель одним своим видом намекал, что без лютых люлей отсюда не уйдёт никто. Будь я помладше (и если бы не бухал с ним пару десятков раз), я б, наверное, даже проникся серьёзностью угрозы. А так…

— Кто? — коротко поинтересовался Гор, великодушно опустив приветствие и прочие расшаркивания. Ослабив галстук, он недоумённо нахмурился и перевёл взгляд с меня на застывшую у моего стола женщину. И вдруг расплылся в тонкой, хищной улыбке, радостно выдав. — Ну здравствуй, моя хорошая… И что на этот раз впариваем бедным, несчастным бизнесменам? Случайный залёт? Или по проверенной схеме идём: ты обещал жениться, а сам сбежал?

— Опять ты, — блондинка выпрямилась и откровенно поморщилась. На её лице мелькнула смесь из досады и откровенной злости, но к чести мадам Миловановой, в руки она себя быстро взяла. И непринуждённо заявила. — Понятия не имею о чём вы, господин Ильин. У нас с Максимом Андреевичем просто возникло некоторое, эм… Недопонимание. Но мы его уже благополучно разрешили и я…

— Стой, где стоишь, Сутулова, — жёстко обрубил её Ильин и, рухнув в кресло для гостей, сложил руки домиком. — Я уже даже не спрашиваю, где я так грешил, что вспомнить не могу, а последствия меня до сих пор имеют во всех местах и позах. Но что я про тебя знаю точно и наверняка так это то, что ты, Сутулова Евгения Семёновна, никогда не работаешь на авось. И жертвы у тебя случайными не бывают. Так что колись, красота моя ненаглядная… Кто тебя навёл на Потапова?

Я удивлённо вскинул брови. Нет, в принципе, я догадывался, что это явление Христа народу было не просто так и уж точно не из разряда случайных. Удивительно было другое, то, что Гор знал эту дамочку. И теперь мне было очень любопытно, по работе он с ней пересекался или как?

В то, что друг оказался в списке жертв этой мадам я слабо верю.

— Понятия не имею о чём вы, Игорь Леонидович, — скрестив руки на груди, блондинка явно не собиралась сдаваться. Но то, как она нервно переступала с ноги на ногу, выдавало её с головой.

— Мне что, простимулировать твою память, Сутулова? — Гор склонил голову набок, хмыкнув. — Я ж ведь могу вот так, сходу, назвать с десяток самых твоих любимых статей из уголовного кодекса. И заметь, это я ещё не вспоминаю про твой маленький бизнес и про то, сколько уважаемых и известных людей в нашем городе ты обула. И сотри с лица это выражение оскорблённой невинности, оно тебе не идёт, точно говорю.

С минуту парочка сверлила друг друга злобными и упрямыми взглядами. Пока девушка не вздохнула громко и не плюхнулась на второе свободное кресло, выдернув из-под полы блузки накладной живот:

— Да чтоб тебя черти драли, Ильин. Людей он мне припоминать собрался… Напомнить, скольких моих бывших клиентов ты сам обул? И на какую сумму? — сдув с лица прядь волос, Милованова-Сутулова раздражённо дёрнула плечом. — Знала бы, что это твой дружбан, в жизни бы сюда не заявилась. Да и вообще, чё ты меня в обман носом тыкаешь? Он всё равно не повёлся! Или это ты со мной так заигрывать пытаешься, ловя на горячем?

— Ему инстинкт самосохранения таких вольностей не позволит, — заметил я насмешливо, вставив свои «пять копеек» в этот разговор. И тут же поднял руки вверх, получив недовольный взгляд приятеля в ответ. — Молчу-молчу.

— Чё, есть кто-то, кого этот козёл боится, что ли? — блондинка смерила Ильина скептическим взглядом. — Чупакабра, что ли? Или этот… Как его… Гаагский трибунал?

— Конвенция о правах человека, — огрызнулся Ильин, потерев переносицу. — Ладно, Сутулова, так и быть. Я сегодня добрый и временно признаю, что языком ты чесать не разучилась, но…

— И с чего мы такие добрые-то, Игорь Леонидович? Чё, откат потребуешь или ещё какую ересь?

— Денег с умом обиженных не беру, Сутулова, — тут мой друг скривился так, как будто ему нанесли личное, смываемое только кровью оскорбление. И всё же добавил, тихо хохотнув. — Да и какие с тебя бабки-то? Ты ж в последнее время по всем фронтам спалилась, явно с финансами напряг. Ты мне лучше другое скажи, Сутулова…

Задумчиво постучав пальцами по подбородку, Ильин выдержал томительную паузу и озвучил свой вопрос:

— Как звать того «доброго» человека, что отправил тебя сюда? И что слышно в вашей братии про благотворительный фонд «Золотое сердце»?

На последнем вопросе девушка заметно напряглась и настороженно замерла, сверля Гора нечитаемым взглядом. Посмотрела на меня, снова на Ильина и, явно приняв для себя какое-то решение, осклабилась:

— А если даже знаю… Что мне за это будет, гражданин адвокат? Ты же понимаешь, что любая инфа имеет цену. А уж инфа про эту конторку…

Пиликнувший оповещением телефон отвлёк меня на пару секунд. Недовольно листнув уведомления, я с удивлением открыл послание от Ильина, пришедшее буквально несколько секунд назад.

«Сколько ты готов заплатить за то, чтобы твою семью оставили в покое? Решай здесь и сейчас, Потапов. Другого такого информатора мы вряд ли найдём. Я, конечно, поднял связи, но…»

Сухие, безликие строчки врезались в грудь, впиваясь острыми иглами в кожу. На пару мгновений я задохнулся от неожиданности и прикрыл глаза, взвешивая все «за» и «против». А потом криво усмехнулся и повернулся к замершей на кресле девушке:

— Сколько?

— Вот это уже другой разговор, — блондинка тут же заметно расслабилась, расплывшись в довольной улыбке. — Как говорится, любой каприз за ваши деньги, господа хорошие. Только эт… Бабки вперёд и, если что, вы сами в это влезли, мальчики. Без обид, лады?

— Без обид, — я согласно кивнул, принимая нехитрые условия этого бартера.

Попутно сделал себе мысленную пометку стрясти с приятеля больше подробностей. Сдаётся мне, пока я завалы рабочие разгребал, этот герой успел побывать у Ирки и что-то выяснить. Хотя я искренне просил его не лезть к моей женщине, пока она в больнице лежит.

Очень просил. И, пожалуй, обновлю эту просьбу парой дружеских тумаков. Чтобы в следующий раз не лез к ней без меня. А пока…

— Итак… Сколько ты хочешь? — сцепив пальцы в замок, я вопросительно уставилась на Милованову-Сутулову. В конце концов, деньги в обмен на спокойную жизнь для моей семьи — не такая уж плохая сделка, не так ли?

Глава 15. Отступление

Клуб «БарДак»

«Только дурак нуждается в порядке — гений господствует над хаосом». Кажется, так сказал знаменитый Альберт Эйнштейн. Что ж…

Женечка гением себя, конечно же, не считала, но поводов для гордости у неё хватало и так. В конце концов, кто бы мог подумать, что у милой, очаровательной блондинки имелись диплом с отличием в области ядерной физики и тяга к систематическому нарушению закона? Правильно, никто. Но факт оставался фактом, Женечка была аспирантом на кафедре физико-математического факультета, попутно проворачивая тонкие и, мягко говоря, незаконные махинации. Обувала лохов, разводила наивных дурачков и раскошеливала заносчивых мажоров. Как это в ней сочеталось Сутулова не знала точно, но это ни капли не мешало ей заводить нужные и совершенно внезапные знакомства. Во всех сферах её бурной деятельности.

Даже если деятельность эта не одобрялась уголовным кодексом Российской Федерации.

— Воу-воу-воу… Какие люди, да без охраны… И что же у тебя случилось, Женечка, что ты вспомнила о таком внезапном и очаровательном мне?

— Майоров, ну ты как всегда. Сама скромность и ни грамма нарциссизма, — закатив глаза, она плюхнулась за столик и насмешливо глянула на притихшую парочку девиц. Профессионально определила стоимость шмоток, украшений и гаджетов и…

— Кыш, птички. На сегодня этот столик занят такой великолепной и ни разу не скромной мной, — хлопнув в ладоши, Сутулова взмахом руки тормознула пробегавшую мимо официантку. — «Лонг Айленд» и безалкогольный мохито, пожалуйста.

— Одну минуту, — сухо кивнув головой, официантка скрылась в толпе набившегося в клуб народа. А Женя…

Женя недовольно вскинула бровь, вновь уставившись на будто приклеившихся к своему месту девиц. И раздражённо вздохнула, сдувая с носа прядь светлых волос:

— Костя…

— Вот за что не люблю тебя, Женечка, так это за то, что ты как птица «Обломинго». Прилетаешь не вовремя и незваной, — тихо хмыкнув, её собеседник нежно улыбнулся своим спутницам и кивнул головой. — Не сегодня, девочки. Идите, поищите себе другое развлечение на ночь.

— Пф, козёл!

Скорчив недовольную мину, девицы обиженно удалились, оставив парочку наедине. И в тоже время атмосфера за уединённым столиком в вип-зоне самого популярного ночного клуба «БарДак» неуловимо изменилась.

— Итак…

— Цыц, — Женя подняла руку, заставив своего собеседника замолчать. Проигнорировав то, как недобро сверкнули светлые, льдистые глаза и то, как поджались чувственно очерченные губы, намекая на недовольство их обладателя. И будь Женечка помладше и знай она этого красавца похуже, обязательно впечатлилась бы. Но…

Снова закатив глаза, она провела пальцами по губам, закрывая их на «замок». И не произнесла ни слова, пока вновь появившаяся официантка не поставила бокалы на столик. Правда, желанный алкоголь почему-то оказался на стороне её приятеля. Пришлось в срочном порядке исправлять ситуацию и только тогда, вцепившись тонкими пальцами в пузатый бокал и сделав первый, осторожный глоток, блондинка позволила себе расслабиться. И победоносно глянуть на своего…

Она скептично фыркнула, качнув головой. Ну, предположим, приятеля. Хотя назвать так эту двухметровую дылду, типичного бэдбоя с замашками садиста и тягой к загадкам, у неё язык не поворачивался. Даже после парочки коктейлей.

— Тяжёлый день? — участливо поинтересовался Костя, глядя на неё с притворным сочувствием. И не удержался от шпильки, заметив. — Кажется, в твоём положении, пить вредно.

— В моём положении вредно оставаться трезвой, — Женька демонстративно закатила глаза, делая ещё один глоток этого напитка богов. И впервые за последние пару дней почувствовала себя человеком.

Чуть пьяненьким, но всё же живым человеком. И это было божественно. Ей богу, даже мозги соображать лучше начали. Ненамного, но этого хватило, чтобы наконец-то понять и осознать простую истину — её подставили с самого начала.

— Хм? — тёмная бровь вопросительно изогнулась. И пусть на симпатичном, с остро очерченными скулами лице не дрогнули ни один мускул, Женька без труда определила настроение своего приятеля.

Майорову было интересно. Не настолько, чтобы начать задавать вопросы, но именно настолько, чтобы принять посильное участие в нелёгкой судьбе своей коллеги по цеху и старой знакомой.

— Кто-то решил разыграть меня в тёмную, — сделав ещё один глоток, Женя всё-таки отставила наполовину пустой бокал в сторону. Откинувшись на спинку дивана, она принялась накручивать прядь волос на палец, кусая губы.

— Хм… — Костя задумчиво хмыкнул и потёр подбородок, размышляя о чём-то своём. Вопросительно глянув на Сутулову, он получил утвердительный кивок и недовольно цокнул языком. — Проблематично. И что ты будешь делать?

— Ничего, — Женя едва заметно пожала плечами и мило улыбнулась. Так мило, что проходившая мимо официантка чуть не уронила поднос, испугавшись этой «улыбки».

— Совсем?

— Я просто посмотрю, как красиво за меня это сделает жизнь! — пафосно продекламировала блондинка под довольный смешок товарища. И добавила, наклонившись вперёд и заговорщицки подмигнув Майорову. — Ты же обязательно за меня отомстишь, да, «жизнь»?

— Я подумаю, — поболтав трубочкой в злосчастном безалкогольном мохито, мужчина хмыкнул и окинул подругу цепким взглядом. Та в ответ уставилась на него.

О том, что Константин Майоров не был ни альтруистом, ни просто добропорядочным гражданином Женька знала всегда. Как и то, что в свои неполные тридцать он научился правильно оценивать ситуацию и делать нужные выводы. Даже если на откуп давались даже не намёки, а призрачное упоминание о них. Вот и сейчас, глядя на блондинку, он явно решал несложный вопрос: оставить всё как есть и пусть она сама разгребается…

Или помочь и получить хорошее вознаграждение. И второе, судя по едва заметной улыбке, победило с приличным отрывом.

Притворно горько вздохнув, Костя кивнул в ответ на незаданный вопрос. И тут же сменил тему, непринуждённо заметив:

— Слышал, у нас в городе «залётные» появились. Интересные такие, почти официальные…

— Хм? — пришла очередь Женьки удивлённо хмыкать, хлопая ресницами. Сердце пропустило удар, а чуйка встала в позу, намекая, что вот оно. То самое, чем ей чёртов Ильин весь мозг выклевал!

Чтоб ему икалось, адвокатишке этому!

— О-о-о, тебе понравится. Твоя любимая тема «мать и дитя», — Костя сделал глоток мохито и тут же поморщился. Безалкогольный коктейль напоминал плохо разведённый спрайт. И то, с натяжкой. — Есть такой фонд в городе, благотворительный. «Золотое сердце» называется. Как заявлено у них на сайте несут добро в массы — поддерживают молодые семьи, оказывают помощь матерям-одиночкам и тем, кто оказался в трудной жизненной ситуации. Всё, в общем-то, законно и даже при участии органов опеки и попечительства. Но…

Тут Майоров замолчал, ехидно щурясь и потягивая свой коктейль. Весь такой загадочный и всемогущий, он явно провоцировал блондинку и виртуозно играл на нервах окружающих. Вот только Женечка на такую детскую дразнилку даже бровью не повела, наоборот.

Невинно хлопнув глазками, Сутулова подняла руку и небрежно потёрла указательным и большим пальцем, в старом как мир жесте. Том самом жесте, что гарантировал её приятелю неплохой навар. Костик на это заинтересованно выгнул бровь, а девушка подалась вперёд, ласково так протянув:

— Но-о-о? Костя, зайка моя… Не тяни кота за хвост, выкладывай.

— Женечка, душа моя… — так же подался вперёд парень, чуть не столкнувшись с ней нос к носу. И назидательно проговорил, криво улыбнувшись. — Ты же знаешь, терпение и труд…

— Да-да, всех заеб… — подавившись нецензурным окончанием фразы, Сутулова вздохнула и нехотя поправилась. — Залюбят, да. Рассказывай, давай. Я в долгу не останусь, ты же знаешь.

С минуту Майоров изучал её внимательным, даже слишком внимательным взглядом. И Женечка не тешила себя иллюзиями: он ни на секунду не поверил в её невинную улыбку и притворно-скучающий взгляд. Как и в то, что у Сутуловой проклюнулся чисто научный интерес к чужой, в общем-то, почти гениальной схеме незаконного обогащения. Но…

Девушка прям слышала, как закрутились шестерёнки в его голове. Как разогнался и вышел на расчётную мощность чужой, слегка безумный и в чём-то гениальный мозг. Он, этот самый мозг, стремительно обрабатывал полученные данные, анализируя их и делая соответствующие выводы. Вот уж в чём Косте нельзя было отказать, так это в умении правильно оценить ситуацию и сделать всё, что бы она оказалась максимально выгодной для него любимого. И кто бы сомневался, что этот случай не стал исключением?

Чуть помолчав, Майоров склонил голову набок и выдал:

— Пятьдесят на пятьдесят. И я не спрашиваю, во что ты вляпалась на этот раз.

— Семьдесят на тридцать. И я не уточняю, как ты получаешь всю эту информацию, — непринуждённо заметила Женя, с сожалением глядя на свой пустой бокал. Торговаться с Костиком на трезвую голову было проблематично.

А на пьяную можно было и без штанов остаться. Фигурально выражаясь, конечно.

— Сорок на шестьдесят, птичка, — фыркнув, этот наглец непринуждённо пожал плечами, добавив. — И я буду рад сделать небольшое одолжение такой очаровательной девушке как ты.

— Сорок — тебе, шестьдесят мне? — наивно хлопнула ресницами Сутулова и чуть не застонала вслух, потому что…

Да потому что Майоров так улыбнулся, что надо было быть полной, просто беспросветной идиоткой, чтобы не понять намёка. И если бы не чёртовы обстоятельства, она ни за что не согласилась бы на эту грабительскую сделку. Но…

Ох уж это сакраментальное «но», катод его побери!

— Договорились, — придушив противное земноводное по прозвищу «жаба», не желавшее расставаться с нечестно нажитым, блондинка смерила приятеля убийственным взглядом. И едко припечатала, не удержавшись от шпильки. — Козёл ты, Майоров. И жмот.

— А ещё деспот, тиран и сатрап. Да, детка, я знаю, что я хорош, — весело фыркнув, парень провёл пальцами по волосам, взъерошив их ещё больше. — А если серьёзно и без балды… У это конторы неплохая крыша. Одна милая пташка нашептала, что работают они под присмотром хорошего человека из местной администрации. Что цель выбирают тщательно и долго, очень долго обрабатывают. Правда, в последнее время случился у них интересный конфуз… Жертва оказалась не такой уж беспомощной и одинокой. И это… Очень не понравилось некоторым сотрудникам. Слишком деятельным и инициативным, на мой вкус.

— И что?

Женечка откровенно не понимала, что хотел до неё донести приятель. И честно тупила первые минуты три, медленно моргая и переваривая полученную информацию. Майров снисходительно улыбался, наблюдая все стадии умственного труда, отпечатавшиеся на милом личике Сутуловой. И честно не стал смеяться, когда до неё дошла вся абсурдность сложившейся ситуации.

Блондинка медленно вздохнула, так же медленно выдохнула. И тихо, задушевно простонала, закрыв ладонью глаза в старом, добром жесте «рука-лицо»:

— Мля-я-я… Только не говори, что эти самые «инициативные, — она свободной рукой изобразила кавычки в воздухе, — собрались отправить в еб… В далёкую, сибирскую тайгу весь свой бизнес из-за одной такой сорвавшейся рыбки…

— Хорошо, — деланно пожал плечами Костя, кивнув головой. — Не буду. Просто та самая птичка щебетала мне по секрету, что рыбку будут давить до конца. И ходят слухи, что действовать будут, как в девяностые — грубая сила и нулевой интеллект.

Девушка раздражённо цокнула языком. Сказать, что новость была неприятная — это культурно промолчать и проглотить половину нецензурных комментариев, что так и просились на язык. Но Женечка мужественно сдержалась.

Правда, скривилась так, будто ей килограмм лимонов за бесплатно сжевать предложили. И Майоров, лениво глазевший на компанию малолеток, тёршихся около их столика, не мог этого не заметить. Понимающе хмыкнув, он с искренним (почти) сожалением протянул:

— Ну да, это тебе не гордые потомки товарища Бендера. Никакой фантазии и изящного полёта мысли.

— Неистово плюсую, — вынужденно была согласиться Женя. И так же уставилась на тёршихся рядом девиц. На её профессиональный взгляд, поиметь с них можно было только головную боль и бездну разочарования: все якобы люксовые шмотки явно были куплены в ближайшем комиссионном, но…

Мелькнувшая на периферии сознания мысль неожиданно показалась интересной. А при попытке её обдумать — ещё и перспективной. Ведь двойная выгода лучше, чем совсем никакой, верно?

— Костя, душа моя… — медленно протянула Женечка, чувствуя, как в животе зарождается оно. То самое чувство азарта и предвкушения от предстоящей аферы, приятно щекотавшее нервы. — Как ты смотришь на то, чтобы удвоить наше вознаграждение?

— Ты хочешь отдать мне всё? — ехидно уточнил приятель, отвлёкшись от разглядывания своих потенциальных жертв. Или жертв его обаяния и тяги к криминальному экстриму, тут уж с какой стороны посмотреть.

— Ага, щаз, — Женька фыркнула и закатила глаза. — Закатай губу, Майоров. И ответь мне на один вопрос… Сколько готовы заплатить умные люди из этого фонда, дабы избежать крупных проблем и сохранить свой бизнес?

Судя по довольному прищуру Костика, он её не озвученную мысль понял и даже, о чудо, оценил. И щёлкнул пальцами, заставив подпрыгнуть незаметно подкравшуюся официантку:

— Два «В-52», солнышко, — и добавил чуть тише, когда девушка ушла. — Надеюсь, ты понимаешь, Женечка, с какими людьми связываешься? Учти, у меня с прощальными речами на похоронах не очень.

— Не переживай, в случае неудачи, хоронить будет нечего, — отзеркалив его циничную усмешку, Сутулова довольно вздохнула. Вытащив телефон, принялась набирать сообщение одному ну очень уж надоедливому адвокату. Напрочь проигнорировав любые представления о правилах приличия, личном пространстве и праве на отдых после насыщенного трудового дня.

В конце концов, это ему нужна была информация, а Женечка…

Женечка всего лишь хотела жить красиво и безбедно, не оглядываясь на среднестатистическую зарплату граждан нашей великой родины. И если для этого надо будет сыграть на два фронта, то почему бы и да?

Глава 16

Ирина

— Ну что ж, Ирина Геннадьевна…

Пожилой врач устало на меня посмотрел и потёр переносицу. Его улыбка казалась кривой и ненастоящей. И весь он был как старая, круглая лампочка на потолке — пустая и без эмоций, пока кто-то не щёлкнет выключателем.

— В принципе, анализы у вас хорошие. Гемоглобин, конечно, низковат… Но это не критично. Так что могу с чистой совестью выписать вас долечиваться дома, с семьёй… У вас же есть семья, госпожа Войнова?

— Потапова, — машинально поправив его, я облизала пересохшие губы. Сцепила пальцы в замок на коленях и сжала их так, что побелели костяшки — в нелепой попытке скрыть чёртову дрожь, что раз за разом проходила по телу. Я отчаянно пыталась притвориться, что всё нормально, что всё хорошо и что я действительно рада выбраться из цепких объятий больницы. И я не лгала.

Я была рада, что можно забыть, как страшный сон, операционный блок и вязкое марево наркоза, что ещё чуть-чуть, и я смогу прижать к себе своих детей и даже, о чудо, выпить самого настоящего кофе. Я была рада, да, действительно рада…

Только вот я понятия не имела, как справиться с удушливой паникой, поднявшейся где-то из глубины моей души. Накрывшей меня волной, как цунами, похоронившей меня под толщей страха и неуверенности в себе.

— А? — врач медленно моргнул, отвлекаясь от заполнения моей медкарты. Смотрел на меня целую минуту, внимательно и цепко. А потом махнул рукой, возвращаясь к своим бумагам. — Войнова… Потапова… Хоть горшком назовитесь, ток в моё отделение по скорой больше не попадайте.

В ответ на его замечание я тихо рассмеялась, невольно зябко передёрнув плечами. Я знала, что врач шутит, что это — его способ справиться со стрессом и всевозрастающей нагрузкой. Знала и всё равно сглотнула чуть горьковатую на вкус обиду, пряча её за слабой, едва заметной улыбкой. Потому что даже самый отъявленный пессимист не ждал такого оригинального пожелания здоровья.

Особенно в стерильных стенах больницы.

— Спасибо.

Я тихо уронила и встала, кутаясь в тонкую кофту. Слова благодарности дались легко, и я не кривила душой, когда думала об этом. Потому что знала: мне фантастически, просто нереально повезло. И с машиной, приехавшей быстро на вызов, и с больницей, куда меня привезли. Наверное, поэтому я легко закрывала глаза на безразличные слова хирурга, на циничность и едкость медсестёр и на нет-нет, но пробивавшуюся хамоватость санитарок.

Я просто понимала, что им нелегко. И радовалась, что они в первую очередь профессионалы, а всё остальное потом.

Выпав из ярко освещённого кабинета в коридор, я пару секунд моргала и щурилась, привыкая к новому освещению. Махала рукой бедолаге, сидящему здесь под дверью и медленно, шаркающей походкой шагала по отделению. Кивала головой в ответ на суховатое приветствие персонала и никак не могла отделаться от мысли, что не хочу.

Не хочу уходить, не хочу выписываться, не хочу покидать этот маленький замкнутый мир. И дело вовсе не в том, что мне здесь нравится или, что мне банально некуда идти. Вовсе нет.

Проблема была в том, что я не знала, что меня ждало дальше. Не имела ни малейшего представления о том, что будет завтра, через неделю или через год. И это било под дых сильнее всего, подкармливая и без того не дремлющую паранойю.

— Ну и дура ты, Потапова… — вздохнув, я проскользнула в двери своей палаты. Упала на кровать, едва заметно морщась от ноющей боли. Закрыла лицо рукой, в десятый, сотый раз проговаривая про себя все имеющиеся у меня аргументы и…

Всё равно боялась. Сжималась от чёртового страха, стянувшего все внутренности узлом. За эти два дня мы не раз, не два, не три всё обсудили с Потаповым. Обсуждали любой вариант развития событий, смеялись и ругались, ссорились и мирились. Да что там!

За это время мы, в общем-то, сполна отрепетировали целую совместную жизнь, пусть и не разбавленную разделённым на двоих бытом. И всё, вроде бы, было нормально, всё было хорошо, но…

— Да чтоб тебя… — зашипев сквозь зубы, я сжала пальцы в кулак и ударила по стене. Не сильно, без особого на то фанатизма, но так, чтоб хоть как-то себя отрезвить. Не помогло.

Я была по-прежнему как туго стянутый комок из чувств и противоречивых эмоций. И даже примерно не представляла, что надо сделать, чтоб хоть как-то ослабить сковавшее меня напряжение.

Не представляла и всё тут. Чёртов замкнутый круг.

Тихо вздохнув, я постаралась задавить волну раздражения, поднявшуюся в душе. Мне было страшно, мне было не комфортно и да, чёрт возьми, я злилась.

Злилась на нелогичную себя, на самоуверенного Потапова и наглого Ильина. На беспомощность и невозможность сопротивляться такому чужому, родному обаянию. На то, что крамольные жадные мысли приходили всё чаще и чаще, мешали спать и тревожили и без того беспокойное сердце и пробуждали совсем неуместные воспоминания. А чёртово тело, как будто издеваясь, помнило всё и даже больше. Помнило сильные мужские руки, скользящие по коже, крепкие, пьянящие поцелуи и море нежности, разбавленное обжигающим пламенем страсти. И от этого я чувствовала себя неуютно, когда горячая жадная сказка, приходящая ко мне по ночам, рассеивалась с первыми же лучами рассветного солнца. Оставляя на память болезненное ощущение пустоты и полынный привкус обиды на языке. Потому что…

Покачав головой, я прикусила губу. Ответ крутился на кончике языка, но я глотала вязкую слюну, скопившуюся во рту, и дёргала плечом. Не время и не место было думать об этом. Уж точно не тогда, когда всё, что у тебя есть — это почти фиктивный брак и двое детей, а твой муж — почти знакомый-незнакомец. Я знала Потапова как свои пять пальцев, помнила то, что предпочитала бы не вспоминать вовсе. Но именно сейчас, здесь я как-никогда остро осознавала — это не тот мужчина, с которым я встречалась. Он похож и не похож на него одновременно. И это тоже пугало.

Сумасшедшая опека против почти равнодушного безразличия, оглушающая нежность вместо отстранённой поддержки и яростное стремление быть всегда рядом. Рядом со мною, с детьми. Без привычной холодности и стопоров в виде работы и репутации. Без оглядок на людей и страха выглядеть нелепо. Каждый чёртов раз, получая очередное фото или связываясь по видеозвонку, я жадно искала новое отличие. Находила и терялась. А ещё тихо смеялась, когда всё та же Лёля называла своего начальника и приятеля по совместителю едко и уверенно «Яжебать». Что ж, тормоза у Макса явно отказывали, когда дело касалось его детей.

Наших детей. И меня.

Сердце пропустило удар от нечаянной и совершенно внезапной мысли. Она, эта мысль, отдавала привкусом безумия и надежды и напоминала что-то из разряда «А вдруг?!». Вот только поддаваться ей у меня не было ни сил, ни хоть какого-нибудь желания. Я нехотя признавала, что да, Максим изменился и очень сильно.

Но не настолько, чтоб вновь доверять ему без оглядки.

Настырный стук в дверь отвлек меня от очередного витка безуспешных попыток разобраться в себе и собственных эмоциях и чувствах. Медленно сев, я провела пальцами по волосам, путая их ещё больше, и негромко выдохнула, напряжённо сжимая пальцы в кулаки:

— Входите.

Заглянувшая в палату медсестра улыбнулась и радостно заявила, что все документы готовы для выписки. Что всё в порядке, и они уже связались с моим мужем и сообщили ему о том, во сколько меня можно будет забрать. И от этой внезапной новости я моментально почувствовала кожей свои защитные шипы, окутавшие меня с ног до головы. С трудом успела прикусить язык до того, как ляпнула что-то, и глубоко вздохнула, прежде, чем всё-таки сказать:

— Спасибо вам… За заботу.

Я все-таки не сдержалась и добавила яда в голос. Знала, что не права, что так даже лучше и всё равно по-детски бунтовала против такого произвола. Бессмысленно и беспощадно. Так, что руки чесались разбить что-нибудь хрупкое, сломать на сотню, тысячу мелких осколков. Мне пришлось досчитать до десяти и обратно пару раз, прежде, чем я осознала — всё, я спокойна и готова действовать дальше. Ровно настолько, чтобы встать с кровати и начать собираться. Искренне игнорируя иррациональное желание позвонить и устроить небольшой скандал одному ну очень настырному мужчине.

Настолько настырному и самостоятельному, что размышляя об этом, я забывала про все свои страхи и легкомысленно закрывала глаза на томящуюся в груди неуверенность. Трудно бояться встречи с тем, кого хочется придушить собственными руками. Кто умудряется на расстоянии не оставлять тебя равнодушной и бесить до умопомрачения. Пусть даже всего его действия и поступки продиктованы искренним желанием помочь, попыткой проявить заботу.

Неуклюже, грубо, совершенно не умело. Но всё же…

Недовольно поморщившись, я старательно гнала от себя все эти мысли. Складывала немногочисленные пожитки и сама не замечала, как пролетало отведённое на сборы время. Оно, это время, стремительно летело, не оставляя мне ни единого шанса на побег и я не успела моргнуть, как нашла себя стоящей на крыльце больницы.

Неуверенно переступая с ноги на ногу, я кусала губы до боли и жадно разглядывала парковку, выискивая взглядом знакомую фигуру. И всё равно пропустила тот момент, когда из шикарной тачки люкс-класса выпал взъерошенный больше обычного Максим. Он стремительно приближался, сокращая разделяющее нас расстояние, и вскоре я задохнулась от крепких, сильных объятий. Испуганной девчонкой прижалась к горячей, широкой груди, спрятала озябшие пальцы под полами его пиджака и крупно вздрогнула, чувствуя холодный нос, скользящий в невесомой ласке по обнажённой шее.

— Макс…

Я попробовала достучаться до чужого разума, но меня не слышали. Лишь сжимали сильнее, вдавливали в своё сильное тело и терлись колючей щекой об обнажённую кожу плеча. Оставляли невесомые поцелуи, рисовали невиданный узор пальцами по позвоночнику и хрипло выдыхали куда-то в район макушки:

— Я… Скучал, Риш… Очень… Скучал…

Его слова, это внезапное признание, оглушили, выбивая воздух из лёгких. С минуту я просто стояла, не зная, что ответить и что сказать. А после сделала вдох и…

— Я тоже…

Два простых слова, три слога и столько эмоций внутри. Они царапали горло и жгли изнутри, разъедая твёрдую уверенность в том, что не стоит. Не стоит сближаться, открываться, доверять и прижиматься так близко к этому мужчине. Но…

Я уткнулась носом в его ключицу, прижалась щекой к груди и закрыла глаза, слушая яростный стук чужого сердца. И он, этот ровный, уверенный звук разбил стену страха и неуверенности во мне, стирая напрочь все мои сомнения. Не оставляя ничего, кроме блаженной пустоты в голове и лёгкости на сердце.

А ещё бабочек. Целый ворох бабочек, где-то там, внизу живота. Они отчаянно щекотали крыльями изнутри, изводили меня томительным ожиданием и не гарантировали, что всё закончится хорошо. Не гарантировали, да.

Но заставляли в это поверить.

— А где…

Терпкий поцелуй осел на губах привкусом свободы и неба. Он проник под кожу мягким теплом и лёгким флёром безумного желания. Чужие сильные пальцы невесомо скользнули по плечам и замерли на обнажённой, беззащитной шее. Чутко касаясь нежной, слишком чувствительной кожи, они сжимали все крепче, лишая даже надежды на возможный, глупый побег.

— Дома, — тихо выдохнул Макс, ведя кончиком носа вдоль моего виска. Зажмурился крепко и уткнулся лбом в лоб, уверенно, яростно заявляя. — В этот раз всё будет хорошо, Риш. Веришь?

— Верю.

Кивнув в ответ, я легко провела ладонью пообтянутой тканью груди. Вдохнула аромат любимого парфюма и откровенно забивала на крохи сомнений, ещё оставшихся где-то в душе. Гори оно всё огнём, я хочу рисковать и верить, что в этот раз всё будет по-другому. Ярче, безжалостнее и крепче. Так, как хочется нам.

Нет, так, как нам необходимо.

От предвкушения пальцы дрожали, сжимая чужую ладонь. Ещё с минуту мы просто дышали жадно друг другом, не замечая ничего вокруг. А затем Макс потянул меня за собою и повёл осторожно и неторопливо. Сплёл наши пальцы, сигнализируя о том, что просто физически не может удержаться от прикосновений. Вот таких, лёгких и непринуждённых, вызывающих толпу мурашек и посылавших сладкую, приятную дрожь по всему моему телу.

Лаконичный чёрный седан приветливо мигнул фарами, пропуская меня в тёплый, пахнущий сандалом и лимоном салон. Я осторожно приземлилась на сидение и далеко не сразу заметила, как через плечо ловко пропустили ленту ремня безопасности. А потом громко щёлкнул замок, и я вздрогнула от прикосновения горячих, мягких губ к моему виску. А Потапов лишь нахально улыбнулся, поправив кофту, так и норовившую сползти с плеч.

— Не бойся, теперь мы вместе. Прямо как муж и жена — одна сатана.

Я же тихо прыснула, покачав головой. И уточнила, сложив руки на коленях:

— Мы и есть муж и жена, Потапов. И это была твоя идея, забыл?

— Самая лучшая идея за всю мою жизнь, — пробормотав себе под нос, Макс сел за руль и дёрнул ворот рубашки, срывая пуговицы. И я вдруг поняла — он тоже взволнован. Он тоже боится и не знает, как правильно себя вести. Не знает, чем обернётся следующий жест, слово, взгляд. Он растерян и взволнован, но всё равно готов идти вперёд. Со мною, с детьми. Готов учиться быть отцом и мужем, учиться быть вместе, а не по одному. И, от этого внезапного осознания, я шумно вздохнула, глотая незваные слёзы. И начала молиться.

Впервые в жизни я молилась о том, чтобы я не ошиблась, чтобы у нас получилось.

Чтобы мы смогли стать настоящей семьёй. Счастливой, шумной, большой.

Седан плавно скользил по улицам, ловко лавируя в бурном потоке машин. Царящая вокруг тишина не напрягала, и я невольно ловила себя на том, что беззастенчиво пялюсь на чёткий профиль мужчины. Отслеживаю тёмную щетину, едва заметные морщинки в уголках глаз и напряжённо сжатые губы. Перевожу взгляд на побелевшие костяшки пальцев, сжимающих руль, и набираю воздуха в грудь, чтобы выпалить почти одновременно с Максимом:

— Хочешь, остановимся перекусить?

— Из опеки больше не приходили?

Я знала, это не тот вопрос, который от меня хотят услышать. Но именно он мешал мне расслабиться окончательно и бесповоротно, так что я робко улыбнулась в ответ на укоризненный взгляд Потапова.

— Прости, но…

— Я понимаю, — неожиданно кивнув, он затормозил на красный сигнал светофора. И какое-то время молчал, отстукивая пальцами по оплётке руля занимательный ритм. А потом выдал, усмехнувшись чуть иронично и тепло:

— Что ж, тогда предлагаю совместить приятное с полезным. Пообедать и обсудить дела. Был тут один интересный ресторанчик…

С этими словами он вытащил свой телефон и начал увлечённо копаться в нём, то и дело, поглядывая на светофор. И я не знала, чего во мне сейчас больше — лёгкой досады от того, что детей я увижу ещё не скоро, или радости от того, что мы так легко нашли этот незатейливый компромисс. Тот самый, чёрт бы его побрал, компромисс, которого тогда, почти два года назад, нам так не хватало.

Глава 17

Максим Потапов

Увы, дипломатом мне не быть.

Я нахмурился, покатав эту мысль на языке, а после едва заметно пожал плечами. Ну не быть, та не быть. Главное, что именно я контролировал всю ситуацию прямо здесь и сейчас. И именно я мог бы сказать твёрдое «нет» на любое, даже самое безумное предложение личного помощника. Последнее, правда, ещё ни разу не сработало, ну да и чёрт с ним.

Речь сейчас ведь вообще не о том.

Вздохнув, я взъерошил волосы на затылке. Подавил рвущийся наружу нервный смешок и стянул-таки осточертевший за всё это время галстук. Да уж, назвать меня «переговорщиком года» было просто невозможно. Потому что обычно мне было совершенно плевать на чьи-то чувства, и я редко заморачивался, подбирая слова и выражения. Отличная стратегия в бизнесе и совершенно проигрышный вариант в личной жизни. Особенно если эта самая личная жизнь следила за каждым твоим жестом и…

Я глянул на Ирку, застывшую в кресле напротив, и вздохнул, снова потерев затылок. Млять, она серьёзно сидела и смотрела на меня так, словно я её ударить собирался. Или распять прямо здесь и сейчас. А я всего лишь пытался подобрать слова, чтобы начать этот грёбанный разговор.

Ведь в этот раз у меня не было никакого права на ошибку.

— Ты меня пугаешь, Макс, — Ирина зябко поёжилась, пряча глаза и сцепив дрожащие пальцы в замок на коленях. И этот жест сработал не хуже затрещины, вернув меня в реальность.

В ту самую реальность, где я бессовестно залипал на её острых ключицах и тонком, нежном профиле лица. И давил в себе совершенно неуместное желание накормить эту женщину до отвала. Потому что видеть её такой худой, такой хрупкой было ну просто невыносимо.

А у меня на одного конкретного Рыжика были очень уж далеко идущие планы. Те самые, что включали в себя возможность схватить её в охапку и никуда не отпускать. Холить, лелеять, защищать. Любить и оберегать. И пусть это звучало как сценарий сопливой мелодрамы про любовь…

Я тихо хмыкнул, качнув головой. Ладно, стоит признать, что да, ещё пару месяцев назад я о ней не знал и не хотел ничего знать. Зато сейчас во мне махровым цветом распустились все атрибуты заядлого собственника, влюблённого на всю голову. Забавно, правда?

— Прости.

Виновато улыбнувшись, я принял заказ у подоспевшего официанта. И, недолго думая, поддался порыву, наклонившись к столу, цепляя своими пальцами чужую ладонь. Сжал её, согревая светлую кожу и нехотя отпустил, вновь откинувшись на спинку кресла. Как бы мне не хотелось увести беседу в другое, более приятное русло, Ирина права.

Нам просто жизненно необходимо было поговорить. В первую очередь для того, чтобы чётко осознать, что происходит и быть готовыми ко всему.

— Макс? — Ирина забавно сморщила нос, нервным жестом заправив прядку рыжих волос за ухо. И смущённо пробормотала, сжав в пальцах бокал с водой, не поднимая на меня взгляд. — Да уж… Кажется, я вечность нигде не была просто так… Без детей… Да ещё и на свидании… Отвыкла.

Она тихо фыркнула, явно смеясь над собой, а я нахмурился и машинально потёр переносицу. Кажется, это был камень в мой огород. Даже не камень, а нехилый такой булыжник. Так что, Потапов, делаем мысленную пометку встряхнуть пыль с романтика в собственной душе. Чтоб, так сказать, вспомнить, что это такое и с чем его едят. А пок…

— Понял, исправлюсь, — я нагло подмигнул зардевшейся супруге (и этот факт всё ещё казался мне чем-то невероятным!), окинув её многообещающим взглядом. И вздохнул, возвращаясь к теме нашего разговора. — Ир, ты же понимаешь, что такое пристальное внимание со стороны органов опеки к тебе и нашим детям… Что оно не просто так возникло?

— Понимаю, — Риш едва заметно сгорбилась, уткнувшись носом в свой стакан с водой. — Но…

— Три дня назад у меня в офисе побывала одна занятная дамочка, — отпив порядком остывший кофе, я недовольно скривился и поставил кружку обратно на стол. Похоже от американо в ней не было даже кофе, зато цена была как у литра ракетного топлива, не меньше. — Она уверенно заявила, что я отец её нарождённого ребёнка и потребовала жениться на ней в срочном порядке. Весело, пра… Ир?!

Войнова… В смысле, теперь уже Потапова заметно побледнела, глядя на меня широко открытыми глазами. Кажется, она всерьёз размышляла над тем, чтобы запустить в меня чем-нибудь тяжёлым, но передумала. Только улыбнулась как-то криво и горько, озадаченно потерев бровь?

— Очень… — неловко поёрзав, Ирина снова вздохнула и выдавила из себя тихий, хриплый смешок. — Очень весело, Потапов. Я, правда, надеюсь, ты помнишь, что многожёнство у нас под запретом. И…

Тут Ирина затихла, явно пытаясь подобрать слова. А я радовался, как ребёнок и чувствовал себя треклятым эгоистом от того, что мне искренне, до жути нравилось видеть её недовольство. Все эти нотки злости и откровенного возмущения, эти искры гнева в её глазах…

О да, меня это не просто радовало, нет. Осознание, что я действительно небезразличен одной рыжей девчонке заводило меня не по-детски.

— Да-да, было что-то такое в семейном кодексе… Или уголовном? — я состроил самую серьёзную мину на какую только был способен. И всё равно не выдержал, засмеявшись в ответ на злой взгляд жены. — Я помню, Ирин. К тому же, заводить вторую семью я не планировал и не собираюсь даже думать об этом. Тем более, что эта девица тот ещё коллекционер статей уголовного кодекса. Мне Гор потом отдельный экскурс устроил, рассказал в красках и лицах, кого, где и как она нагнуть успела. Сразу скажу, список впечатляет.

На меня очень уж выразительно посмотрели. Так, что я невольно повёл плечами, давя в себе желание задобрить Ирину чем-нибудь глобальным. Огромным букетом, например. Вместо этого я невинно улыбнулся в ответ на возмущённое фырканье своей жены.

— Ты ещё скажи, что она тебе понравилась, — укоризненно протянула Ирина. И отвела взгляд, потягивая воду мелкими глотками. А я довольно улыбаюсь, забив с высокой колокольни на собственный образ брутального самца. Да и нахрен его, этот образ, если теперь я точно знал, что меня ревнуют? Что одному рыжему чудовищу я действительно настолько небезразличен? Это же…

Это охренеть, как здорово и чёрта с два я кому-то отдам это сокровище. Ну нафиг, самому мало!

— Я тебя люблю, — выдал я до того, как успел прикусить язык. Расплылся в широкой, довольной улыбке, замечая, как румянец смущения расцветает на чужих щеках. И добавил, легкомысленно пожав плечами, нагло игнорируя жгучую потребность сгрести кое-кого рыжего и пугливого в охапку. — Но мадам и правда интересная оказалась. Знаешь, из этих… Молодых, ранних и жутко амбициозных. И симпатична-я-я…

В этот раз меня смерили ну очень уж укоризненным взглядом. И возвели глаза к потолку, пряча дёрнувшиеся в намеки на улыбку губы. Глубоко вздохнув, Ирина поставила полупустой стакан на столик и смяла пальцами салфетку. Задумчиво прикусила ноготь большого пальца, смерив меня нечитаемым взглядом, и всё же вздохнула, вновь глядя куда-то в сторону:

— Слушай, Максим… Ну, я понимаю, что ты хочешь меня отвлечь… Но… Всё же, причём тут эта девица и моя…

Тут я тихо кашлянул, едва заметно качнув головой. И Потапова (да, все же Потапова) снова вздохнула, но послушно исправилась:

— Ладно, наша ситуация. Так вот, причём тут она? Я что-то сомневаюсь, что опека имеет хоть какое-то отношение к этой аферистке, так что…

— «Золотое сердце».

Иринка растерянно моргнула. Она смотрела на меня ничего не понимающим взглядом, а я в который раз гасил совсем уж нерациональное желание вспылить и разнести всё вокруг. Разобрать на запчасти, распылить на атомы. Заставить всех причастных на собственной шкуре испытать всю «заботу» этого фонда и просто сделать так, чтобы его больше не существовало в принципе, но…

Глубоко вздохнув, я медленно выдохнул и потёр переносицу, пытаясь хоть так заглушить дурные порывы. Давай Потапов, возьми себя в руки! Тебе давно не восемнадцать, чтоб топить за мир во всём мире и скакать с шашкой наголо. И как бы мне не хотелось, те, кто стоят за этим фондом были мне не по зубам.

Я криво усмехнулся, качнув головой. Увы и ах, не сложно представить, какие именно суммы крутились под вывеской этой конторы. И тем более, не сложно было догадаться, какие люди могут курировать подобные проекты. Проекты, что не давали мгновенного результата, зато могли годами обеспечивать спокойное существование своим владельцам. Потому что напрямую работали с самой незащищённой законодательством нашей страны части населения.

Благотворительные фонды и финансовые корпоративны. Микрозаймы и небольшие риэлтерские конторы. Социальные гарантии, сердобольные граждане и чёртов материнский капитал, который все так и норовили помочь обналичить «легально» и под жильё. И самое поганое было в том, что народ, уставший от бюрократических проволочек, вёлся на объявления со словами «быстро, без лишних документов». Ей богу, такой тесный симбиоз из чиновников и ушлых махинаторов не вызывал у меня ничего, кроме презрения и желания взять в руки огнемёт, выжечь эту заразу нахрен.

Не законно? Не гуманно? Плевать. Как говориться, в любви на войне все средства хороши. Особенно, когда речь шла о твоей собственной семье.

— Ладно, — Ирина протяжно вздохнула, потерев лоб. — И что это такое?

— Благотворительный фонд, — тут же откликнулся я, гася снова вспыхнувшее раздражение и желание кого-нибудь убить. Аккуратно поставив чашку на стол, я взлохматил волосы и продолжил. — Не самый крупный, конечно… Но достаточно известный, в определённых кругах. Его основная цель: матери-одиночки, семьи, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации. Под благовидным предлогом помощи и поддержки, они разводят их на квартиры, деньги, всё, что есть мало-мальски ценное. Тот же материнский капитал, например.

— Но… — рыжик зябко поёжилась, обхватив себя руками за плечи. И как-то уж совсем жалобно протянула. — Разве это… Разве никто не знает, чем они занимаются? А… А органы опеки? Они же…

— А они работают в связке. Я не сомневаюсь, есть и честные сотрудники, действительно желающие помочь, но, увы и ах. Таких, оказывается, пора заносить в красную книгу, — я цинично хмыкнул, вспоминая все, что нарыл на эту контору. Не то, чтобы информации было прям так уж много, но и того что есть хватило с головой. — И кто бы сомневался, что мадам Дячишина к честным, нормальным сотрудникам опеки не имеет ну совершенно никакого отношения.

Повисшее между нами молчание не напрягало. Скорее, я сознательно дал Ирине возможность обдумать мои слова и сделать правильные выводы. А в том, что она их сделает — я не сомневался. Только кивнул в ответ на ошарашенный, недоверчивый взгляд своего рыжика, остро жалея о том, что не могу прямо сейчас сгрести её в охапку и прижать к себе. Спрятав от проблем и окружающего мира.

— Скажи, что я ошибаюсь, Макс… — Ирина потёрла лицо ладонями и схватила свой стакан, залпом осушив его. — Ты хочешь сказать, что они… Что она…

— Да.

— Чёрт, — она откинулась на спинку стула, задрав голову к потолку. Тонкие, бледные пальцы сжались в кулак так, что побелели костяшки, крича о том, как трудно ей держать себя в руках. — Ты хочешь сказать… Если бы я не попала в больницу, то… Чтобы с нами было тогда, Макс?

Невинный вопрос, а получился удар под дых — оглушил и вышиб весь воздух из лёгких. На целое мгновение я растерянно застыл, давя накатившую панику и не зная, что ответить. Почему-то, я даже мысли не допускал о том, что было бы если, а стоило представить, как меня явственно передёрнуло. И я мотнул головой, отгоняя скучные, серые картинки своей гипотетической вольной жизни.

Ну нафиг такие фантазии, честное слово!

— Понятия не имею. И представлять не хочу, — буркнул я себе под нос. И махнул рукой официанту, подозвав его к нам и попросив рассчитать стол.

Криво улыбнувшись, Ирина сильнее укуталась в тонкую ткань ветровки. Спрятав руки в карманы куртки, она вжала голову в плечи и старательно делала вид, что всё в полном порядке. Но я успел хорошо узнать эту упрямую, рыжую девчонку. И, бросив пару купюр на стол, сократил разделяющее нас расстояние.

Чтобы сделать то, о чём мечтал последние пять минут. А именно — сгрести в охапку тихо ойкнувшую Ришу и тут же потащить её в сторону выхода, демонстративно игнорируя недовольный шёпот за спиной и вялые попытки освободиться.

— Макс, да стой же ты… — Иринка снова дёрнула руку, пытаясь вырвать пальцы из моей хватки. — Да отпусти ты меня, Потапов! Больно же, Макс! Ма-кс, да ты… Ой!

Затормозив у самой парковки, я резко развернулся, снова поймав её в объятия. Сжал крепко, как только мог и… Поцеловал. Настырно, нахально, нагло. Беспардонно взяв в плен чужие губы, выпив чужое дыхание. И улыбаясь, как дурак, чувствую, как отпускает её сковавшее напряжение, как расслабились плечи под моими руками, а груди коснулись робкие, чуть дрожащие пальцы.

— Эй… — оторвавшись на пару секунд, я шумно вздохнул и прижался лбом к её лбу, заглядывая в блестящие от эмоций и слёз глаза. — Потапова, не делай себе мозг, а? У тебя есть я и Ильин, а мы та ещё спасательная команда. Ты хоть представляешь, как тебе повезло?

Ирка хрипло хохотнула, качнув головой. И уткнулась носом мне в грудь, цепляясь пальцами за полы пиджака:

— Да уж… Повезло, так повезло, Потапов. А теперь, отвези меня домой, а?

«Кажется, это был сарказм», — мелькнула ленивая мысль где-то на краю сознания. Но я привычно от неё отмахнулся, с удовольствием обнимая и тиская исподтишка собственную супругу. Иринка на это только вздыхала, вздрагивала и смущённо косила взглядом на шумную компанию неподалёку.

Проследив за её взглядом, я тихо фыркнул. Молодняк откровенно пялился на нас и ржал так, что кони от зависти дохли. Но я, в отличие от них, уже вышел из того возраста, когда меня реально интересовала чьё-то мнение. Так что, лениво улыбнувшись, я поднял руку и продемонстрировал им средний палец. После чего чмокнул Иринку в макушку и открыл машину, пропуская её в салон.

Парковку я покидал с твёрдой уверенностью в том, теперь между нами не осталось больше тайн и недомолвок. И пусть нам ещё предстоит немало испытаний, включая совместный быт, главное мы уже сделали — доверились друг другу. Осталось всего ничего, сделать всё по уму и…

Не облажаться. Не так уж и сложно, да?

Звук входящего сообщения отвлёк меня от размышлений. Вытащив телефон, я привычно смахнул длинный список уведомлений. Работа явно подождёт, спам о досуге для одиноких даже не рассматривается. А вот сообщение в мессенджере заставило меня отвлечься от дороги. И я с дуру пролетел перекрёсток на «красный! чудом разминувшись с летящим навстречу грузовиком.

— Упс…

— Потапов, ты… Ну ты и…

Шумно выдохнув, Ирка ударила меня кулаком по плечу. А потом ещё, и ещё. И судя по тому, как гневно сверкали её глаза, ограничиваться этим она не собиралась. Вон, как губу прикусила, явно подбирает пару крепких и ехидных эпитетов в мой адрес. А я…

А я радовался, как идиот, потому что от её злости и беспокойства где-то за грудиной разливалось приятное тепло. И вместо того, чтобы как то успокоить рыжика, я взял и свернул в сторону парковки у ближайшего торгового центра. Ну а что?

Если уж и целоваться в машине, так делать это с комфортом.

— Ир, как думаешь, а мы…

Договорить я не успел. Телефон взорвался очередным звонком, сведя на нет всю угрожающе-романтичную атмосферу, царившую в машине. И да, я знал, кто это звонит и кому так приспичило поговорить со мной. И даже был согласен, что та инфа, в сообщении, была очень важной, но…

Но, вашу ж мать! У этой парочки что, девиз всей жизни «Обломай кайф ближнему своему»?!

— Ты не вовремя, — мрачно оповестил я собеседника, проезжая мимо парковки.

— Я всегда не вовремя, — радостно согласился Ильин. И хмыкнул, заметив. — Зато всегда с шикарными новостями. Сдай свою рыженькую на руки Лёле и вали ко мне в офис. Есть о чём поговорить.

— А до завтра эти твои «новости» подождать не могут, нет?

— Не-а, — сказал, как отрезал. Ещё и трубку бросил в лучших традициях своей супруги. Вот уж точно, муж и жена одна сатана: я и слова против сказать не успел, а собеседник уже отключился!

— Твою ж…

Слов не было. Цензурных так точно. Убрав телефон в карман, я мысленно проклял приятеля на пару смертных грехов. Даже интересно стало, а как я вообще умудрился с ним подружиться? Характер у Гора хреновый, эгоцентризм — непомерный. Ещё и языком мёл порою такую чушь, что оставалось только удивляться — как не прибил никто эту акулу юриспруденции. Впрочем…

У Ильина были все шансы выхватить по морде. Если его «шикарные» новости окажутся не такими уж шикарными, например.

Глава 18

Ирина

«Сердце бьётся на три четверти…»

Удивлённо вскинув бровь, я на мгновение замерла, остановившись на середине лестницы. И прислушалась к хрипловатому голосу лидера группы «Пикник», лившемуся откуда-то сверху. Надо же, не ожидала услышать эту песню вот так, посреди дня, да ещё и на всю округу.

Тихо фыркнув, я покачала головой, продолжив подниматься. Чудная мелодия окутывала меня с голову до ног, наполняла странной ностальгией и незаметно, неуловимо сводила на нет кипевшее в душе напряжение. Да так, что оказавшись перед нужной дверью, я чувствовала себя куда увереннее, чем пару минут назад.

По крайне мере, мне не хотелось уже схватить детей в охапку и бежать, куда глаза глядят. Куда больше во мне было желания дать шанс, попробовать стать…

Нет, быть семьёй, как бы наивно это не звучало.

Тихо звякнув ключами, я открыла замок и тихо переступила порог, захлопнув за собой дверь. Потопталась на месте пару секунд, я шагнула вперёд, положив связку на зеркало в прихожей и поморщилась. Оттуда на меня смотрела бледная тень отца Гамлета, не иначе. Пришлось провести пальцами по спутанным волосам, чтоб придать им хоть какое-то подобие причёски. И ущипнуть себя за щёки, потому что разница между аристократической белизной кожи и её синюшным оттенком была, так сказать, на лицо.

С рыжими волосами смотрелось просто… Божественно.

— Красавица, — пробормотала я себе под нос, стягивая кеды с ног и заталкивая их ногой в сторону. Судорожно вздохнув, я сжала дрожащие пальцы и, зажмурившись, повторила про себя одни и те же слова. Снова.

Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, Потапова. Обязательно, да?

Мотнув головой, я прикусила губу и решительно двинулась вперёд, вглубь квартиры. Можно было бы включить свет, хоть как-то обозначить своё присутствие, но я без труда нашла нужное мне место. И замерла на пороге мягко освещённого зала, вцепившись пальцами в дверной косяк. В один миг, я напрочь забыла о том, как двигаться, говорить, дышать. Потому что…

— Ма!

Слаженный детский вопль заглушил заполошный стук сердца и вызывал безотчётную улыбку на лице. Я даже по сторонам не посмотрела, сделав шаг вперёд, а за ним ещё и ещё. Пока не упёрлась коленями в большой, мягкий диван, где в гнезде из одеял и подушек видели два самых дорогих мне человека.

Сидели и тянули ко мне руки, подпрыгивая от нетерпения.

— Мои хорошие…

Хрипло выдохнув, я машинально стёрла влажные следы от слёз на лице и медленно опустилась на колени. Чтобы тут же сгрести своих двойняшек в объятия, пряча лицо у них на груди. Беззвучно всхлипнув, я потёрлась носом о мягкую ткань домашней пижамы и поймала самый натуральный приход от этого неповторимого запаха.

Дети пахли домом, уютом, семьёй. И я не могла надышаться этим ароматом, после больницы с неизменной хлоркой и дезинфицирующими средствами. Не могла и всё тут.

— Как же я соскучилась… — я крепко зажмурилась, даже не пытаясь скрыть катившиеся по щекам слёзы.

Тут же проворные пальчики вцепились в пряди волос и потянули их на себя. Другие — ущипнули за щёку, натянув кожу до предела. Один оставил слюнявый поцелуй на носу, вторая боднула лбом тут же подставленное плечо. И оба этих чертёнка сопели так громко и сосредоточенно, что я не смогла удержатся от тихого, мягкого смешка.

Да и зачем? Прямо здесь и сейчас я чувствовала себя неимоверное уставшей, зверски голодной и… До одури, просто невозможно счастливой. И честно недоумевала, развес так бывает?

Оказывается, что да, бывает. Настолько, что я как-то упустила из виду, что в комнате мы были не одни. И что сидящая в кресле знакомая незнакомка с интересом рассматривала меня, чему-то загадочно улыбаясь.

— Ну… Привет, что ли? — широко зевнув, она насмешливо сощурила серые глаза. Проведя рукой по светлым волосам, собрала волосы в небрежный хвост на затылке и…

Продолжила, молча, гипнотизировать меня взглядом.

— Эм… — я машинально прижала детей к груди и осторожно откликнулась. — Здравствуйте… А вы…

— Та-а-ак…

И вот в это вот «та-а-ак» прозвучало столько искреннего негодования, что я невольно опешила от неожиданности. А потом и возразить, когда блондинка стремительно поднялась и сократила разделяющее нас расстояние. Чтобы уверенно ткнуть пальцем в стоящий посреди зала манеж.

— Пакуй в него мелких, — смерив меня ещё одним внимательным взглядом, она шумно вздохнула и состроила жалобную моську. — Я их накормила, напоила, умыла и даже дважды успела переодеть. Поэтому требую законный отдых, чашку кофе и приятную компанию. И да…

Тут девушка глянула на меня подозрительно и дёрнула бровью, выдав неожиданно серьёзным тоном:

— Надеюсь, мне представляться не надо? Я, конечно, понимаю, что меня для начала надо попытаться забыть, но…

— Лёля.

Чужое имя сорвалось с языка прежде, чем я успела хоть что-то сообразить. Да ещё так укоризненно, что щёки опалило румянцем стыда. Но блондинка не обиделась, нет, лишь широко и довольно улыбнулась, гордо задрав нос. А я…

Я мягко поцеловала прижавшихся ко мне детей и, пусть медленно и не без труда, пересадила их в манеж. После чего сделала то, о чём тайно мечтала все те минуты, часы и дни, что проводила в больнице, листая километры нашей с ней переписки.

Сделав пару шагов вперёд, с крепко сжала в объятиях эту удивительную, неугомонную и совершенно невозможную Ильину. Спрятав лицо у неё на плече, я коротко вздохнула, пытаясь обуздать вскипевшие в душе эмоции и чувства. И резко выдохнула, даже не пытаясь понять, ну откуда во мне столько безграничного доверия к чужому, по сути, человеку. Просто это…

— Эй, всё хорошо, — меня тепло обняли в ответ, пристроив острый подбородок на макушке. — Ну чего ты, м? Всё ж хорошо… Уже. И будет хорошо. Просто обязательно будет, веришь?

Я крепко зажмурилась в ответ и тихо шмыгнула носом. По телу прошлась волна облегчения, унося вслед за собой безотчётный страх и волнение. Потому что Лёля — это Лёля. Симпатичный, ни разу не безобидный, по-своему притягательный человек. Она обезоруживала своей открытостью и теплотой настолько, что я мне не хотелось её отпускать.

Не хотелось и всё тут.

— Слушай, солнце моё… А ты в больнице была или в концлагере? У меня такое ощущение, что я твой скелет пощупать могу… И всё бы ничего, но у меня ж это получается! Ну… Почти.

Я фыркнула и закатила глаза, отстранившись. На щеках явно остались мокрые следы, но я даже не пыталась их скрыть. И да, наверное, это странно и глупо испытывать столько эмоций от встречи с чужим, по сути, тебе человеком, но…

Коротко вздохнув, я едва заметно качнула головой. Здесь, в этом городе у меня не было ни близких, ни друзей. И если Лёля готова быть рядом, со своей наглой, местами грубой и совершенно не прошенной заботой, то я была бы… Не против.

И совершенно точно не собиралась ей в этом мешать.

— Это ведь больница, — я робко улыбнулась, сцепив пальцы в замок. И неопределённо пожала плечами. — Сервис не тянет даже на отель в две звезды. Зато конкурсы интересные… Наверное.

— Поверю на слово.

Выражение её лица явно стоило бы сфотографировать, но я лишь развожу руками, подавив назойливое желание схватить телефон и сделать фото на память. Или на памятник, тут уж как повезёт. Поэтому я поспешно отвела взгляд, глянув на внезапно притихших детей.

Двойняшки увлечённо вертели игрушки в руках, напрочь игнорируя возню каких-то там глупых взрослых. Кажется, им было куда интереснее узнать, что прячет в себе пластиковый куб и как проверить на прочность эту чёртову погремущку. А ещё, мне показалось или они действительно строят план «Как захватить мир и не потерять штаны»?

— Все в отца, — пробурчала я себе под нос, прикусив губу, чтобы не рассмеяться. А в ответ на вопросительный взгляд Лёли добавила. — Вечно что-то планируют. Радует только, что у этих разгон от плана до реализации пока ещё длинноват. Можно успеть перехватить до того, как станет слишком поздно.

— Ну да, ну да… Наивная ты женщина! — прыснула Ильина в ответ и аккуратно сжала моё плечо, кивнув головой в сторону коридора. — Идём. Если я не получу свой допинг в ближайшую пару минут, я этот мир сама захвачу. Чисто из принципа.

Конечно же я знала, что это шутка. Вот только в случае с Лёлей в каждой шутки есть доля шутки. Поэтому я замешкалась всего на пару секунд, бросив ещё один, короткий взгляд на детей. А затем поспешила следом за ней, чудом не запнувшись о порог и не проверяя на прочность плечом дверной косяк. В голове царил самый настоящий сумбур, в теле — лёгкая усталость, оставшаяся после того, как схлынуло всё напряжение. И всё, вроде бы, было хорошо, но…

Я вздохнула, машинально потерев озябшие плечи. Я всё ещё не понимала, что делать дальше, какой будет эта чёртова семейная жизнь. Я не знала, стоило мне сегодня ждать Максима или нет, нужно ли беспокоиться об ужине и где, в конце концов, я буду спать. Один вопрос тянул за собой другие, и чем больше я думала об этом, тем сильнее волновалась. И беспокойство, поселившееся в душе, вот-вот грозило перерасти в самую настоящую панику.

— Эй, — тихо окликнула меня Лёля, остановившись посреди просторной и светлой кухни. Помахала рукой перед моим лицо и фыркнула, ткнув пальцем в лоб. — Мой тебе совет, меньше думай. И проблемы решай по мере их поступления. Всё будет так, как будет. А сейчас… Чай?

— Да, — я облегчённо вздохнула, устроившись за барной стойкой. И благодарно улыбнулась, приняв из её рук большую кружку горячего чая. Невольно смутившись от очередного пристального взгляда и очень уж выразительного молчания блондинки.

— Что-то не так?

То, что мой голос дрогнул я «не заметила». Вместо этого я сделала осторожный глоток, пробуя свой напиток. Сливочная нежность топленого молока прекрасно оттеняла горечь зелёного чая. И я довольно зажмурилась, искренне наслаждаясь как вкусом предложенного мне «допинга», так и тем как покалывал пальцы нагревшийся керамический бок.

От этих простых и, в общем-то, таких обычных ощущений, меня окутывало приятным до мурашек ощущением уюта, тепла и самого настоящего дома.

— Официально заявляю — ты мне нравишься, — задумчиво протянула Лёля, подперев щёку кулаком. — Серьёзно, я никогда не думала, что из моего мачо-босса выйдет примерный семьянин и самый натуральный «яжотец». Поэтому, подруга, я готова тебе памятник поставить. При жизни, если что.

— Эм… — я растерянно моргнула. И неуверенно выдала, глядя на довольную Ильину. — Спасибо? Наверное…

— Да было бы за что! Но блин, при всей моей к тебе любви, солнце… Есть у меня один ну просто наитупейший вопрос из всех возможных!

— Эм… — я озадаченно почесала бровь, даже не представляя, что ещё её могло заинтересовать. Мне казалось, за время нашего интернет-общения, мы успели обсудить буквально всё, что только можно.

И что нельзя — тоже.

— Как. Вы. Сошлись?! — Лёля аж подпрыгнула от нетерпения, поставив локти на стол и уставившись на меня горящим взором. — На почве чего? Блин, не пойми меня не правильно, но… — тут она сделала неопределённый жест рукой. — Ты такая тонкая, ранимая, мягкая… А Макс… Ну, это Макс. Иногда я всерьёз думаю, что у него в предках был бульдозер. А иногда я в этом уверена. Потому что наш самоотверженный молодой папочка чаще всего действует по принципу «либо делай, как я, либо — я тебя закопаю».

Я тихо прыснула в ответ на эту тираду. Но даже не успела ничего прокомментировать, как Лёля замаха на меня руками:

— Без обид, солнце, но ты не видела этого монстра на совещаниях. Или летучках. Особенно, если какой-то придурок из того же маркетинга вылезет со своими «вумными» замечаниями. В такие моменты даже у меня инстинкт самосохранения выть начинает… А я ведь за Ильина замуж вышла.

— О да, это аргумент, — не удержавшись, ляпнула я.

Лёля обиженно насупилась, только что язык не показала из вредности. Зато это сделала я и на минуту мы застыли, глядя друг на друга круглыми от удивления глазами. А затем — фыркнули и расхохотались, окончательно стирая возникшую между нами неловкость и сглаживая все углы.

— Не знаю, Лёль, правда, — ответила я, чуть успокоившись и сжимая пальцами кружку с остывающим чаем. Повертела её за ручку и вздохнула, признавая очевидный факт. — Сейчас… Оглядываясь назад, я сама не понимаю, с чего вообще всё это началось. С чего начались «мы». И даже боюсь представить, чем это могло бы закончиться, если бы мы тогда… Ну, ты знаешь. Если бы мы не разошлись.

Лёля смерила меня нечитаемым взглядом, но согласно кивнула головой. А потом хмыкнула, покосившись на мою правую руку:

— Зато теперь вы, как говорится, женаты и с детьми. И что-то мне подсказывает, что это всё, что угодно… Только не «попробуем, а вдруг получится?».

— Скажешь тоже… Может это все временная мера. Чтобы защитить детей…

— Угу. Сама-то в это веришь?

Лёля беззлобно фыркнула, качнув головой. И глянула на меня насмешливо и понимающе. А я опустила взгляд, упорно делая вид, что барная стойка куда интереснее всех её аргументов.

— Ох… Ладно, не очень, — я подняла руки вверх, всё же признав своё поражение. И, подперев щёку кулаком, честно выдала. — Лёль, я хочу верить, честно. Очень хочу. Но мне банально…

— Страшно?

— Да.

И только озвучив это вслух, я поняла, что да, мне было страшно. И даже не удивилась, когда Ильина глянула на меня слишком уж понимающим взглядом. А потом смешно сморщила нос и неуверенно протянула:

— Знаешь, советчик из меня… Ну такое. Я скорее тяну на авторский сборник пёрлов «Как не надо ходить в клуб и мстить бывшему», но всё же… Бояться, Ир, эт нормально. Да и потом, мужик способный взять на себя ответственность за двух детей и не гадать при этом, его они или нет, как по мне стоит того, чтобы дать шанс и ему и себе.

— Шанс?

— На счастье, — Лёля развела руками и, не удержавшись, широко зевнула. Чудом не прикусив язык от неожиданности, когда мирно лежавший на столе телефон начал мигать и настойчиво вибрировать. — Вот же ж! Извини, но кажется, мне пора… Пора спасать компанию бедовых подруг от моего самого любимого мужчины в мире… И нет, я не про Ильина говорю.

И пока я честно пыталась понять о чём речь, растеряно глядя на Лёлю, мне под нос сунули чужой гаджет с открытой на весь экран фоткой. Очень даже милой такой фотографией, где три женщины смотрели влюблёнными глазами на двухлетнего малыша. А тот, в свою очередь, сосредоточенно распаковывал…

— Эм… Ксилофон? — я округлила от удивления глаза, уставившись на очень недовольную блондинку.

— Ага. И я просто таки горю желанием узнать, ЧЬЯ это была идея…

— Сочувствую, — я глубокомысленно покивала головой. И пробормотала себе под нос, уткнувшись в чашку с чаем. — Автору подарка.

Ильина на пару секунд замолкает, удивлённо хлопая глазами. А потом фыркает и выдаёт, тыча в меня пальцем:

— Не переживай, Лёля, она тихий, спокойный человек! Угу. Язва ты… Рыжая! Ладно, значит так…

По пути к выходу, мне успели сделать краткий обзор квартиры и её содержимого. Честно заявили, что Макс будет поздно и если что, могу звонить в любое время дня и ночи. И даже снова потискали в объятиях, прежде, чем выскочить за дверь, оставляя после себя приятное ощущение тепла и заботы. А я…

Я тихо вздохнула и неторопливо побрела обратно в зал. После всех треволнений этого дня на меня волнами накатывала усталость. И я честно собиралась самым наглым образом устроиться на диване, вот только…

— Ма!

— Уа-а-а!

— Кажется, отдых откладывается, — я незаметно сцедила зевок в кулак и тут же словила острое чувство дежавю. Когда-то где-то это уже было: вечер, привычная возня с детьми, вялое напоминание желудка о том, что нужно съесть что-то посущественнее крекеров. И осознав это, я широко и совершенно безотчётно улыбаюсь, плюхаясь на ковёр рядом с манежем.

Оказывается, мне жутко этого не хватало. Суровый родительских будней, вечной суматохи и домашних дел, что имели вредную привычку не заканчиваться примерно никогда. И не хватало так остро, что даже слёзы наворачивались.

— А-а-а-а!

— Дя-я-я-я!

— Ну да, — смешно поморщившись, поддакнула я обиженно орущей Ленке и собственным мыслям. — Какой страшный зверь эта женская логика, верно, дочь? И кто бы мог подумать, что из всех вещей в мире, скучать я буду именно… По этому?

Конечно же, двойняшки мне ответили. И возведя глаза к потолку, я принялась шушукаться с притихшими детьми, выясняя, что ж они успели не поделить. Не заметно для себя увлёкшись настолько, что щелчок замка на входной двери прозвучал для меня как выстрел. Я даже вздрогнула, выныривая из накатившей внезапно дрёмы, и прижала ладонь ко рту, давя банальное желание заорать:

— Ой…

— Прости, не думал, что ты спишь, — криво улыбнулся Макс, прислонившись к дверному косяку. Вид у него был потрёпанный и жутко усталый.

Настолько, что я медленно, осторожно поднялась с нагретого места у дивана, где раскинувшись в позе «морской звезды» сладко сопели мелкие. Одёрнула широкую, явно мужскую футболку, которую успела на себя натянуть и в два шага оказалась прямо перед хозяином квартиры. После чего аккуратно обняла его руками за талию, пряча лицо на широкой, крепкой груди:

— Я скучала…

Мне всё ещё казалось, что всё происходило слишком быстро. Я всё ещё испытывала ничем необоснованный, безотчётный страх перед будущим. Но слова Лёли про «шанс» я уже не могла и…

Не хотела игнорировать. Вот и стояла так, уткнувшись носом в чужую шею, вдыхая терпкий запах табака, алкоголя и мужского одеколона. Даже не удивившись, когда меня крепко сжали в ответ и выдохнули едва слышно прямо на ухо:

— И я, Риш… Я тоже очень скучал.

Глава 19

Максим Потапов

Новое утро начинается со звонка. Привычного и доставшего до зубного скрежета звонка будильника на телефоне. Того самого, что я с чистой совестью отключаю и вновь проваливаюсь в сон, крепко сжимая в объятиях чужое, хрупкое тело. Тихо балдея от того, что со вчерашнего дня имею на это полное право. Прижимаюсь носом к лохматой макушке, трусь щекой о копну рыжих волос и вывожу пальцами неведомый узор на обнажённой коже дрожащего живота. И только потом вспоминаю, где я, с кем и почему. И не могу сдержать широкую, довольную ухмылку.

— Доброе утро, — я тихо шепчу и даже не думаю открывать глаза, надеясь продлить как можно дольше это ощущение тепла и уюта.

— Д-доброе, — с заминкой и еле слышно, но всё же отвечает Ирина. И сама не замечает, как прижимается всем телом ко мне, прячась от реального мира, что ждёт нас за пределами этой квартиры. Тихонько вздыхает, кладя пальцы поверх моих рук, и замирает на несколько минут, не сказав больше ни слова. А мне…

Мне хочется стиснуть её сильнее, придвинуться ближе. Коснуться губами вмиг покрасневших ушей и оставить парочку меток на нежной коже шеи. Но…

— А-а-а!

— Ма-а!

Грохот и звон свалившихся на пол игрушек. Который и мёртвого поднимет с могилы, не то что разбудит меня. И я чертыхаюсь себе под нос, выпуская добычу из рук. Делаю вид, что не вижу её улыбку и нехотя выбираюсь из-под одеяла наружу. Засовываю настойчиво вибрирующий на повторе телефон в карман домашних брюк и пару минут морально готовлюсь начать привычный ритуал под названием «доброе утро». Пусть даже ни хрена оно не доброе, это утро.

— Дети — цветы жизни, — уныло бормочу себе под нос. Ирина тихо смеётся, уткнувшись в лицо подушкой, а я с тоской признаю, что эти самые «цветочки» с завидной регулярностью обламывают весь кайф. Ни стыда, ни совести, блин, ничего лишнего.

Наступившая внезапная тишина заставляет меня волноваться, а раздавшийся следом богатырский рёв корчить недовольную мину. Тормознув в дверях, я оглядываюсь на вновь задремавшую Ришу. Скольжу взглядом по её тонкому профилю, растрёпанным волосам и сбегаю до того, как мысли окончательно сворачивают в сторону откровенного непотребства. Я бы, может, и не прочь воплотить их в жизнь…

Но надрывный детский рёв не способствуют настрою, и сводит на нет любое, даже самое извращённое представление о романтике.

На то чтобы успокоить детей я трачу добрые пять минут. Ещё полчаса уходит на привычный ритуал «переодень меня, умой и накорми» к концу которого относительно чистая футболка годиться только на выброс.

Ни одна химчистка не возьмётся её отстирать.

— Это была моя любимая футболка.

Попытка воззвать к совести не удалась. Двойняшки игнорируют мой укоризненный взгляд и радостно перебирают игрушки. И мне не остаётся ничего другого, как признать своё проигрыш (опять) и просто стянуть грязную футболку. Напрочь забывая о том, что теперь у меня есть, кому посмотреть импровизированный стриптиз в любое время дня и ночи.

— Мило…

Мягкий, хриплый смешок скользит по коже и вызывает табун мурашек вдоль позвоночника. Растягивая губы в ухмылке, я кошу взглядом в сторону спальни и не могу удержаться и не покрасоваться перед ней. Встаю так, чтоб предоставить выгодной обзор и маню пальцем застывшую на пороге Ирину.

— Иди сюда… Жена.

Слова даются легко, без напряга. Сердце бьётся сильно и ровно, гоняя по телу адреналин, наполняя уверенностью в правильности происходящего. И я цепляю тонкие пальцы своей очаровательной супруги, мысленно посылая к чёрту всех и вся и признавая, что мне до чёртиков нравится так её называть.

— Всё… Хорошо? — Ирина осторожно придвигается ближе, прижимается щекой к моему плечу и смотрит с улыбкой на возню детей. А я стоически терплю эту маленькую пытку, в полной мере познав, что означает суровый, длительный недо…

— Кхм…

Давлюсь скользящим в мыслях словах и тоскливо отвешиваю сам себе оплеуху. Пару минут позволяю себе пострадать о том, чего не видать ещё минимум пару недель и гордо заявляю, обнимая Ирину за талию:

— Более чем. Малолетние террористы обезврежены, накормлены и заняты новыми планами по завоеванию мира. На ближайшие полчаса так точно. Есть идеи, чем заняться двум взрослым, ответственным людям, пока дети не видят?

— О-о-о…

Риша хитро улыбается в ответ и привстаёт на носки, касаясь губами моего подбородка. Опаляет дыханием щёку и заставляет наклониться ниже и, пока я откровенно балдею от её пальцев, запутавшихся в моих волосах, ломает на корню все мои коварные планы.

Она тихо шепчет, смущённо заглядывая мне в глаза и кусая пухлые губы:

— Ты. Я. И… Завтрак?

Я громко фыркаю, поздравляя себя с визитом великой птицы «обломинго» и оставляю на её губах лёгкий, невинный поцелуй. Радуюсь, что ей комфортно рядом со мной и в этой квартире. И всеми силами хочу оттянуть неприятный разговор, но…

— Нам надо поговорить.

Слова срываются сязыка до того, как я успеваю его прикусить. Могу поклясться, что слышу тот самый ужасный звук, с которым Ирина снова закрывается от меня, и тихо вздыхаю, поминая недобрым словом собственную тактичность. Реально, млять, медведь натуральный, сибирский, необразованный.

И никаким дипломом, опытом и самообразованием это не исправить.

— Я… — тихо вздохну, Ирина ведёт кончиком языка по губам и прячет от меня взгляд. Отступает на шаг, прячет руки за спиной и добавляет, неловко переступая с ноги на ногу. — Пойду умоюсь, наверное… И переоденусь. Сделаешь мне… Чаю?

— Угу, — недовольно бурчу в ответ и снова ловлю её в свои объятия. Ломаю тихое сопротивление и утыкаюсь губами в макушку. — Ри-и-иш, ну что ты успела себе надумать, м?

— Ничего, — недовольно отнекивается рыжая, но её ложь я уже научился считываться влёт и точно знаю, что вся её бравада сейчас — та ещё ложь. А ещё я получил профилактический трындюлей от любимой помощницы.

Но это здесь сейчас совсем не причём.

— Риш, — вздохнув, я утягиваю её за собой в коридор и там припираю к стене. Цепляю пальцами подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. Ловлю отблески страха и неуверенности в светлых глазах и сглатываю внезапно подступивший к горлу комок, стискивая челюсть.

Да мля! Знаю я, что сам виноват. Что сам раз за разом делал ей больно и да, это я тот, кто научил её верить только в себя. Но вашу ж мать! Кажется, я недооцениваю масштаб этой проблемы…

И, кажется, я понимаю, чё ж Ильин так ржал, слушая мои рассуждения о будущей семейной жизни. Видимо, он тогда уже предвкушал, как все мои наивные представления разобьются о суровую правду жизни.

— Я согласен, прошло мало времени, — я кривлюсь от собственных слов и думаю о том, что ни-фи-га.

Не мало — много. Слишком много времени потрачено на то, чтобы сбежать от себя самого. Да, идиот, да феерически прое… Потерял эту женщину, да. Но теперь всё будет иначе и я докажу этому насупленному, тревожному воробушку передо мной, что ей от меня не избавиться. Ни сейчас, ни потом.

Даже в мыслях это звучит как угроза и ни капли романтики, но чего уж. Какой есть такого и любят… Наверное.

— Да, мало, — медленно тянет Ирина, теребит пальцами край слишком большой футболки и не представляет, как ломает остатки самообладания. Я слышу, как крошится самоуверенное «Я выдержу, я смогу» в моей голове, стирая границы дозволенного. И не могу отказать себе в этом, касаюсь губами острой ключицу, мелькавшей в растянутой горловине.

Тяну носом теплый запах женщины и дома, окутавший её и прискорбно признаю, что вместо кофе меня ждёт душ. Холодный, пробирающий до костей и выбивающий любые лишние мысли из моей дурной головы.

— Макс…

Тихий шёпотом ласкает слух и тревожит остатки совести в моей чёрной, эгоистичной душе. Так активно тревожит, что я всё же сдаюсь, выпрямляюсь и довожу свою мысль до конца:

— Ир, у меня было много времени до того. Без тебя. Чтобы здесь и сейчас точно знать, чего я хочу и с кем. И плевать, как это выглядит со стороны. Пожалуйтс, выбрось из головы мысль о том, что я с тобой только ради детей… Неужели ты думаешь, я не нашёл бы другой способ справиться с этой грёбанной опекой, а?

— Макс, я…

Она мнётся и неуверенно смотрит по сторонам. Тянет время и явно пытается подобрать слова, чтоб снова обрушить на меня мощь всех своих аргументов. Рассказать, как мне хорошо без неё и детей, как сладко быть свободным и без обязательств и это реально бесит. Потому что мне не пятнадцать, я знаю, чего хочу и с кем. О чём говорю прямо, накрыв ладонью чужие губы и глядя на неё серьёзным взглядом:

— Не надо, Ир. Всё, что ты хочешь мне сказать — полная ху… Хрень. И не надо решать за меня, что для меня лучше, ладно? Предпочитаю сам шишки набивать и, по-моему, прекрасно с этим справляюсь, не думаешь?

С минуту мы мерим друг друга взглядом, ищем что-то в человеке напротив, пытливо и слишком пристально. Ирина дышит, тяжело и взволновано, кусает губы и ведёт плечом. Я сжимаю пальцы в кулаки и гашу внезапное желание взорваться и врезать кулаком по стене. И пропускаю тот момент, когда ей пальцы, прохладные и нежные, вновь касаются моих плеч. Скользят по коже, рисуют узоры и застывают на щеках.

— Хоть иногда дослушай, что я говорю, ладно? — в её словах нет укора, только смирение и какое-то шальное веселье. Она глубоко вздыхает, как перед прыжком и выпаливает без предупреждения. — Я боюсь, правда боюсь. Но… Я хочу дать нам шанс. Просто… Будь терпеливым, ладно?

— Ага.

Я послушно киваю в ответ, и только потом до меня доходит смысл. Слова обретают форму и оседают где-то в грудине тёплым клубком. Губя тянет в улыбке, широкой и абсолютно довольной и до того, как Ирина успевает отстраниться я делаю то, о чём мечтаю почти всё утро.

Я целую её. Сжимаю пальцами хрупкие плечи, напираю и давлю. Занимаю всё её личное пространство собой и даже не думаю останавливаться, пока не ловлю карем уха возмущённый писк из зала. Только тогда я резко выдыхаю и выпускаю добычу из рук, остро жалея о том, что в чёртовы девять утра детей сдать просто некому и некуда.

А жаль.

— Иди уже.

Меня нагло бьют ладонью по груди и пихают в сторону ванной. Смущённо прячут взгляд (опять!) и сдувают с носа рыжую прядку волос. После чего просто сбегают, прячась от витавшего в воздухе сексуального напряжения в другой комнате, где два малолетних террориста снова дают о себе знать, требуют внимания и любви. И я их люблю, правда люблю, но…

— Душ, ледяной, — горько вздыхаю и сетую на свою незавидную судьбу. А потом скрываюсь в ванной до того, как успеваю передумать насчёт таких внезапных, оздоровительных процедур. И мысленно обещаю своей жене, что обязательно ей отомщу.

Потом, когда-нибудь. Попозже. Может быть завтра?

На кухню я возвращаюсь минут через двадцать, успев словить дзен и стать моржом заочно, без заплыва через Северно-ледовитый океан. Стряхиваю с волос капли воды и довольно вздыхаю, получив в руки вожделенную кружку кофе. Сажусь за барную стойку и делаю первый глоток, откровенно залипнув на чужих, плавных движениях. И мне за это ни капли не стыдно. Потому что…

— Дырку протрёшь, — вздыхает Ирина, устроившись напротив и осторожно дует на свой чай. Смотрит на меня исподлобья и зажимает зубами кончик ногтя на большом пальце. — У нас есть минут пятнадцать ещё, где-то. Плюс-минус. Поэтому…

— А, да, — я откровенно морщусь, вспоминая тему предстоящего разговора. Усилием воли разгоняю скопившийся в голове флер возбуждения и давлю на корню внезапный приступ сопливой романтики. Потому что идея держать Риш на коленях заманчива, но тащить её через барную стойку — тот ещё квест.

И точно ни разу не безопасный. А начинать семейную жизнь с визита к травматологу так себе мысль. Хотя, чета Ильиных оценила бы, определённо.

— Помнишь, я говорил тебе про тот фонд? — Риш вздрогнула, подняв на меня взгляд, и осторожно кивнула. А я сделал ещё один глоток кофе, мрачно подумав о том, что будь моя воля — стёр бы с лица земли всю эту организацию. И плевать как — по закону или против него, но…

Я криво усмехаюсь, качнув в такт собственным мыслям. Я умею быть объективным и трезво оценивать ситуацию. У меня нет таких денег и связей, что всё это провернуть, но даже это не главное. У меня нет желания быть альтруистом для всех обиженных той судьбой. Всё, что я хочу — это обеспечить безопасность себе и своей семье. Хочу, могу и делаю. И пусть это звучит очень цинично — плевать.

Я не был и не собираюсь быть белым и пушистым.

— И что с ним?

Простой вопрос отвлекает от злых, откровенных мыслей и я ставлю чашку на стол, ероша волосы на затылке. Ставлю локти на стол и говорю дальше, осторожно подбирая слова:

— Гор выяснил кое-что, — о способе, точнее об источнике этой информации я тактично молчу. Напоминать Ирине о череде девиц до и после неё, не самый лучший метод по избавлению своей второй половинки от терзающих страхов и неуверенности в себе. — Оказывается, случай с тобой… Точнее, то, как они с тобой работали…

Пальцы сжимаются в кулаки, стоит вспомнить не уважаемую Дячишину, её визит в мою квартиру и тот высокомерный взгляд, полный внутреннего превосходства, которым меня мерили всю дорогу. До зуда в ладонях хочется найти эту женщину прямо здесь и сейчас и мужественно пожать её тонкую шею. Желательно — с летальным исходом, да. Но вместо того, чтобы сорваться с места и начать нести в мир свет и добро, я делаю глубокий, отчаянный вдох и загоняю в дальний угол неуместную сейчас злость. Старательно игнорирую кипящее в груди раздражение и продолжаю свой монолог, не повышая тон и стараясь выбирать слова:

— Как я понимаю, на нас отлаженная годами схема дала нехилый такой сбой. Причём — по всем фронтам. По негласным правилам, ну или говоря грубо, согласно всё той же отработанной схеме, нас должны были оставить в покое. Полная семья, стабильное финансовое состояние, законный брак — этого уже достаточно, чтобы свернуть все попытки нас достать. По крайне мере так должно было быть. И так было бы. Если б не одна настырная мадам, решившая прыгнуть выше своей головы.

Наверное, мне стоило быть снисходительным. В конце концов, какая тварь дрожащая не мечтает урвать кусок отличного пирога? Да ещё приложив для этого как можно меньше усилий? Вот только стоит подумать об этой самой «мадам», как мысли сами собой сворачивают в сторону пыток времён святой инквизиции.

Будь моя воля, я б отправил её на костёр и плевать, что это даже звучит жестоко и бесчеловечно.

— Эта Дячишина хочет денег. Много и сразу, в обход общей кассы. Нашла себе парочку приятелей по интересам и собирается давить тебя до конца. И в этот раз, боюсь, на простом запугивании они не остановятся.

— Тогда я… Я не понимаю, — Риш хмурится, цепляет пальцы в замок и сверлит взглядом собственные коленки. — Если они не остановятся… Если всё так, как ты говоришь и мы не можем ничего сделать, не можем избавиться от них по закону… То что мы вообще можем, Макс? Как… Как мы можем себя защитить?

Голос Иринки дрожит от переполняющих её эмоций. И я не выдерживаю, наступаю на горло собственным принципам и принятым волевым решениям, наплевав на последствия прямо здесь и сейчас. Я слезаю со стула, обхожу барную стойку и ловлю упрямую теперь уже Потапову в капкан крепких объятий. Веду носом вдоль виска, по щеке и ниже, к беззащитно обнажённой шее. Касаюсь губами нервно бьющейся жилки на ней и утыкаюсь лбом в её плечо:

— Официально мы ничего не можем сделать. Придраться не к чему, просто чиновник слишком хорошо выполняет собственную работу. Но если бы их можно было спровоцировать, заставить ошибиться… В этом случае их тут же свои же сольют. Никто не любит настолько инициативных людей, даже в криминальных кругах.

На пару минут в кухне воцаряется напряжённая тишина. Каждый думает о своём, и пока Ирка переваривает мои слова, я перебираю список знакомых семей в своей голове. Успеваю придумать десяток аргументов против участия Ирины в импровизированной ловле на жильца и пропускаю тот момент, когда человек в моих руках принимает своё собственное решение.

Положив руки на стол и сцепив их снова в замок, Риш делает глубокий вздох, как перед шагом в бездну и выдаёт тихо, но уверенно и твёрдо:

— Что мне нужно сделать, чтобы спровоцировать их?

Невинный вопрос бьёт под дых похлеще чем чей-то кулак. На миг я теряюсь от захлестнувшего меня страха и беспокойства. Чувствую, как скрипит на зубах и вязнет во рту горькая злость, и еле держусь от соблазна сжать её плечи и трясти, пока мозги не встанут на место. Шумно дышу через нос и считаю от одного до десяти и обратно, пытаясь хоть так взять себя в руки. И всё равно не могу удержаться и резко рублю, почти шиплю ей на ухо:

— Даже не думай, Риш. Я не для того тебе всё это рассказывал, чтобы тут же кинулась в самое пекло. Ты в этом точно участвовать не будешь. Не будешь и точка! Поняла?

Ответный взгляд полон упрямства. Риш поджимает губы, щурит глаза и бессознательно пытается избежать моих прикосновений. Закрывается, поднимает свою защитную броню и цепляет на лицо маску вежливого, холодного интереса. И это бесит настолько, что я сжимаю руки в кулаки до побелевших костяшек и едва слышного хруста.

Кажется, утро медленно, но верно, перестаёт быть добрым…

Глава 20

Ирина

— Все мужики козлы, — авторитетно заявляет Лёля, перебирая вешалки в очередном детском бутике. Придирчиво меряет взглядом симпатичный плюшевый комбинезон приятного сиреневого цвета и убирает его обратно. Задумчиво косит взглядом на мигающий экран своего телефона и засовывает его в задний карман Джинсов.

И тянет лениво, улыбаясь каким-то своим мыслям:

— Вызываемый абонент недоступен пока не исчерпает лимит вашей кредитной карты… Кстати, Ир, ты не устала? Можем зайти в кафешку, посидеть там и перекусить. Ты как, не против?

Я киваю в ответ и улыбаюсь, напрочь забывая свой телефон, вибрировавший где-то на дне сумки. Наизусть помню номер настырного абонента и игнорирую тоненький голос совести где-то глубоко в душе. Она, совесть эта, вопит о том, что только такая плохая мать как я могла бросить детей на мужа и смыться на шопинг с подругой. Что не отвечать на его звонки — глупо, а обижаться на попытку себя защитить — по-детски и совершенно, ну вот абсолютно смешно. Но…

Тихо вздохнув, я нервно веду пальцами по краю новой джинсовки. Цепляю ногтями вышитый по ткани узор и говорю «да» на каждый из этих упрёков. Да, глупо обижаться на чужое желание защитить. Да, это очень по-взрослому играть в молчанку и каждый раз сбегать при любом намёке на попытку поговорить. А ещё — это обидно.

Обидно, когда всё успели обсудить и решить без тебя, когда твоё искреннее желание помочь принимают за какую-то блажь и придумывают десятки, сотни отговорок «почему нет» по три раза на дню. А на резонный вопрос, как быть с тем, что охота идёт именно на меня, технично увиливают от разговора.

Просто прячутся за ноутбуком, отговариваясь тем, что срочно надо с документами работать, а тебе, Ирина, надо больше времени с детьми проводить. Ты же соскучилась, верно?

Стоит вспомнить о причине нашей с Потаповом ссоры, я зло фырчу себе под нос и сжимая дрожащие пальцы в кулак. Я многое могу ему простить, много спущу ему с рук, но вот это вот не желание замечать очевидных вещей — нет. По крайне мере не здесь и не сейчас, поэтому легко принимаю приглашение Лёли оставить мужчин на хозяйстве и чуть-чуть покутить. Самую малость.

Пока на карте не закончиться выделенный лимит.

— Выше нос, подруга, — Лёля цепляет меня под локоть и тащит на буксире за собой в следующий магазин. Восторженным ребёнком замирает перед витриной с изящными украшениями из серебра и что-то бормочет себе под нос. Даже не замечает, как я отстают неё на на целый шаг, а после и вовсе сворачиваю в другую сторону. Неспешно бреду без цели вперёд и просто глазею по сторонам, засунув руки в карманы джинсовки.

— Ма-ам, купи! Ну ма-ам!

— Блин, ну ты видела, видела, да?! Это же «BTS»! Ва-а-а, я не думала, что у нас продают тематические босы с ними!

— Говорят, он даже на встречу с ней не пришёл, представляешь? Видела бы ты, какой несчастной она выглядела, и как ржал над ней весь класс!

Тихо фыркаю себе под нос, слушая обрывки чужих разговоров и забавных фраз. И понимаю, что мне здесь нравится. Нравится царившая вокруг суета, пёстрые и шумные фудокрты, яркие ароматы кофейных зерён и сладкий запах попкорна и карамели. Нотки востока из индийской лавки в самом дальнем углу и свежий цветочный флёр из цветочного магазина прямо по курсу. Я сворачиваю налево после него и с удивлением оказываюсь в импровизированной оранжерее прямо посреди торгового центра.

— Тут так тихо… — шепчу себе под нос, устроившись на краешки одной из скамеек. Жалею о том, что у меня нет с собой ни наушников, ни нормального плейлиста в телефоне, но всё же ловлю что-то похожее на дзен, вслушиваясь в шелест листы за спиной и в окружающие меня суету и шум. И вздрагиваю, когда на плечо ложится чья-то чужая ладонь.

— Ирина Геннадьевна, какая… Интересная встреча. Надеюсь, вы меня не забыли?

Я застываю на месте при первых звуках этого голоса. Пытаюсь глубоко и размеренно дышать, но воздух застревает где-то в горле, а мышцы сводит от страха. Я ёжусь от внезапного приступа холода и с трудом удерживаю себя на месте, не срываюсь и не пытаюсь убежать прочь. А после — поворачиваю голову и смотрю на такое знакомое и ненавистное лицо одновременно.

— Здравствуйте… Оксана Витальевна.

Голос надтреснуто хрипит и я сглатываю противный ком в горле, стараясь не вздрагивать и не вжимать голову в плече. Мне инстинктивно хочется сложить руки на груди, закрыться от этой женщины или орать во всё горло, звать на помощь хоть кого-нибудь. Но я не делю ни то, ни другое, ни третье. Я растягиваю губы в улыбке и задаю ничего не значащий вопрос:

— Вы здесь… По делам?

— Можно и так сказать, — Оксана Витальевна коротко хмыкает, усевшись рядом со мной. Смотрит в свой телефон и отправляет кому-то короткое сообщение, а потом говорит, делая вид, что её действительно интересует этот вопрос. — Никогда не знаешь, куда твоя служба приведёт тебя на этот раз. Кстати, где ваши дети? И ваш, с позволения сказать, супруг? Вам не кажется, что для примерной матери и супруги находиться в такой чудесный день в таком интересном месте одной… Как-то не правильно?

Её слова неприятно резонируют где-то внутри. Мне хочется закричать на неё, заставить её замолчать или закрыть уши ладонями. Чтобы не слышать этот ядовитый сарказм проникающий прямо под кожу, выжигающий меня изнутри. Я снова глотаю подступающий к горлу ком и чувствую неприятную тошноту, стоит посмотреть на сидящую рядом женщину. И Она…

Омерзительна. Настолько, насколько вообще может быть омерзителен человек по своей природе.

— Мои дети под присмотром моего мужа, — я заставляю себя говорить и сжимаю пальцы в замок на коленях. Деланно жму плечами и добавлю, вспомнив об этом с собой для себя теплотой. — За время, пока я была в больнице он не раз и не два доказал, что ему под силу и одному справиться с ними. А мне полезно гулять, да и некоторые покупки лучше делать в одиночку, чем всей семьёй.

Дячишина громко смеётся и качает головой, смотрит на меня насмешливо и с долей высокомерного снисхождения. По отчески треплет меня за плечо и встаёт, одёргивая свою юбку.

— Что ж, я бы очень хотела порадоваться за вас, но, увы, Ирина Геннадьевна. Мой опыт подсказывает мне, что скоро вас ждёт одно сплошное разочарование. В личной жизни так точно и знаете, что? Мне очень жаль, что вашим детям придётся пройти через это. Через суды, процедуру развода и бесконечные попытки родителей поделить детей. Поверьте, это очень и очень травмирующий опыт, поэтому…

— Поэтому лучше сразу сдаться и избежать его? — я вскидываю голову и упрямо поднимаю подбородок. Смотрю на неё и ловлю себя на мысли о том, что хочу ударить эту чёртову женщину. Сделать ей больно не на словах, а на деле за всё, что она творит со мной и моей семьёй.

За то, что она делает это со всеми, кто попадается в её лапы.

— Пожалуй, первая разумная мысль за всё это время, что я слышу от вас, Ирина Геннадьевна, — Дячишина согласно кивает головой и дарит мне очередную дежурную улыбку. — Попробуйте подумать над ней на досуге, может, сумеете принять действительно правильное решение. Всего доброго, мне пора. Работа, знаете ли, не ждёт.

Мне требуется вся моя сила воли, чтоб не послать её банальным, отборным матом. Опускаю голову вниз, чувствуя, как испаряется всё моё хорошее настроение. Мне хочется сжаться в комок и плакать навзрыд, а ещё — орать, топать ногами и бить посуду. И всё это прямо здесь и сейчас, когда я чувствую себя настолько беззащитной и уязвимой.

— Ир? Ирина? Ира!

Тёплые ладони сжимают моё лицо, привлекают внимания к стоящему рядом со мной человеку. Я поднимаю взгляд и смаргиваю пелену слёз, протягивая руки к ничего не понимающей Лёле. Утыкаюсь лбом ей в живот и тихо, загнанно дышу, пытаясь взять себя в руки. И далеко не сразу понимаю, что Ильина говорит.

— Так, женщина, вдох-выдох. Давай, дыши. Дыши, кому говорю? Во-о-от, умница, дочка… Господи, дай мне сил не прибить твоего муженька за весь его невъе… Тьфу ты, феерический идиотизм. Накрутил тебе нервы за эти три дня так виртуозно, что ты дрожишь как осиновый лист от одной только встречи с кем-то неприятным… Кстати, кто эта тётка, что сверлит меня хмурым взглядом? Она кажется мне ну очень знакомой и…

— Это она, — улучив момент, я вклиниваюсь в бесконечный поток слов и тихо, почти истерично смеюсь от трёхэтажной конструкции, которую умудряется завернуть Лёля. — Ну да, я о ней примерно такого же мнения. И… Сама видишь, не беспочвенно, как оказалось.

— Пи… — покосившись на группу мелких, влетевших в зону отдыха, Лёля сморщила нос и поправила себя. — Звиздец, короче. Жаль, я поздно пришла, а то я б ей устроила… Какую-нибудь исключительно моральную травму. А может и не только моральную, но и физическую…

Я тихо смеюсь в ответ на это многообещающее заявление. И бормочу себе под нос, крепче сжимая объятия:

— Спасибо… Я… Я, правда, это ценю.

— Да было бы за что, солнц, — Лёля гладит меня по голове, делает шаг назад и приседает на корточки. И выдаёт, расплываясь в широкой улыбке. — Слу-у-ушай, а у меня есть шикарная идея, как поднять тебе настроение. Только обещай, что не сразу меня убьёшь.

— Хорошо, — я вытираю мокрые щёки и делаю медленный вдох. Так же медленно выдыхаю и, опять засунув руки в карманы джинсовки, задаю самый опрометчивый свой вопрос. — Так что за идея?

— Мы с тобой идём в роллер-бар. Нас ждёт сладкая вата, коктейли и… Рок-н-ролл на роликовых коньках. Ты в деле, ну?

Первый мой порыв — отказаться. Второй — пойти следом за ней, но ни при каких обстоятельствах не надевать коньки. А третьей…

Третья мысль дико льстит моему внутреннему ребёнку. Тому самому ребёнку, что верит: заешь неприятный день сладким, хорошенько повеселись, а завтра уже всё будет хорошо. И я улыбаюсь в ответ на задорную усмешку Лёли, согласно киваю головой и поднимаюсь с облюбованной мной скамейки. Бросаю взгляд на часы огромные часы под потолком и справедливо решаю, что никуда Потапов не денется, посидит с детьми немного ещё. И выдаю, нетерпеливо кусая нижнюю губу:

— Я в деле. Ну что, куда мы идём?

Глава 21

Максим Потапов

— Да твою ж…

Я игнорирую насмешливый взгляд друга и с силой бросаю телефон на диван. Запускаю пальцы в волосы на затылке и честно пытаюсь подавить нарастающее в душе волнение, мешающее дышать. А потом плюхаюсь на диван и матерюсь себе тихо под нос, поминаю вслух чьё-то упрямство, упорство и огненно-рыжий цвет длинных волос. Потому что…

— Вот скажи мне, Ильин, каково это быть женатым на ведьме?

Приятель предсказуемо давиться кофе в ответ на этот вопрос и пару минут честно пытается просверлить меня взглядом. Заведомо проигрывает в этой борьбе и невозмутимо пожимает плечами:

— Понятия не имею. Не я ж на ней женился.

— И не тебя выгнали из дома с ребёнком в руках, заявив, что сегодня Всемирный день борьбы с мужским самодурством? — я подозрительно щурюсь и не могу сдержать довольного смешка, когда друг кривится так, словно у него разом заболели все зубы. А после берёт в руки свой телефон и набирает один-единственный номер.

Я с интересом слежу за тем, как меняется выражение его лица. С полного превосходства аля «Ну ты и неудачник» до «Это ещё что за хрень?!». И даже примерно догадываюсь с чего бы у Ильина такая реакция, ведь…

— Вызываемый вами абонент временно недоступен… Пока не исчерпает весь лимит на вашей карте. Да твою ж… вот же… Лёля, блин!

Судя по сжатым кулакам, другу явно есть что сказать и добавить. Возможно, даже матом, пусть обычно он выносил мозг исключительно цивилизованным языком и правильной речью. Но покосившись на мирно спящих детей, Гор давится рвущейся с языка фразой и издаёт длинный, полный страдания вздох. Убирает телефон в карман и небрежно роняет, мешая ложкой свой ядерно-сладкий кофе:

— Вот одно понять не могу… Почему ты накосячил, а под раздачу попали мы оба?

— Хм…

Я честно делаю вид, что размышляю над это вселенской несправедливости по мнению Ильина. А сам снова и снова продолжаю писать на один-единственный, так важный сейчас мне номер. Ловлю себя на мысли бросить всё и отыскать свою пропажу по геолокации, но усилием воли давлю этот внезапный порыв. Они вернуться, рано или поздно. И вот тогда…

Что там «тогда» так и остаётся оборванной мыслью. Я даже не пытаюсь притворить, что всерьёз хочу её наказать и не скрываю что вся моя злость — всего лишь банальный страх и неудовлетворённость. Откидываюсь на спинку дивана и вновь веду пальцами по волосам, сжимаю вихры в кулаке и жмурюсь до белых вспышек под веками. Я ведь всего лишь хочу, чтобы она и дети были в безопасности, я что, так много прошу?

— Слушай, Макс… — начинает Гор и тут же резко обрывает себя, наткнувшись на мой предупреждающий взгляд. Покорно вздыхает и молча пьёт свой ядерно-сладкий кофе, а я закрываю (снова!) глаза и честно пытаюсь не думать вот вообще ни о чём. Получается откровенно хреново. Как назло в голову лезут мысли о том, что что-то может пойти не так. Что? А чёрт его знает. Может, Дячишина увидит Ирину в кафе, а может, что-то ещё, не важно.

Важно то, что меня не будет рядом с ней в этот момент. И это меня откровенно бесит, убивает и самым натуральным образом злит. И неважно, в каком порядке.

— Млять… — беззвучно выдыхаю, пряча лицо в ладонях, и кусаю щёку изнутри. Давлю рвущийся наружу мат и честно пытаюсь вспомнить, где ж так грешил, чтоб сейчас так страдать. А потом вспоминаю, что сам же хотел самую настоящую семейную жизнь. Так что…

Тихо хмыкаю себе под нос и ставлю локти на колени, сцепив пальцы в замок. Ну да, мечта сбылась, хрен ли теперь жаловаться на это?

— Бутик для беременных, бутик для молодых мам, детский бутик, аптека… — Ильин лениво листает уведомления от банка в своём телефоне. — Интересно, мне стоит напомнить Лёле, что у неё не грузовая газель, а всего лишь маленький фольксваген-жук? Туда при всём желании не влезет всё то, что они купят в этом торговом центре…

— То, что не влезет, она оформит доставкой, — спускаю друга с небес на землю и не устаю напоминать ему о том, что для Лёли безвыходных ситуаций нет. И не могу сдержать злорадного смешка при виде выражения его лица, отражавшего всю мировую скорбь сильной половины человечества.

Ну, или одного конкретного мужика, которого угораздило вляпаться в неугомонную блондинку, да.

Правда, долго злорадствовать не получается, меня снова кроет волна беспричинного беспокойства и бессильной злости на чужое упрямство и рыжий характер. Телефон по-прежнему молчит, сообщение доставлено, но не прочитано и это кручит нервы похлеще любой истерики и слёз. Мне физически не хватает Ирины, её прикосновений, её тонкой улыбки и тихих смешков. Настолько, что ещё немного, и я соглашусь на всё, что угодно, кроме…

— Слушай, Макс… — подаёт голос Ильин и отвлекает меня от очередного приступа самокопания. Хмурится и вертит в руках свой гаджет, кося на меня подозрительным взглядом. — А может, Ирина права?

— В чём? — я тут же подбираюсь, как зверь перед прыжком и хмуро смотрю на слишком уж серьёзного приятеля.

— Эта Дячишина зациклилась именно на ней, и планомерно давить будет именно её. Так почему бы не использовать это?

— Гор…

— Я понимаю, ты волнуешься, боишься, переживаешь и всё том же духе, но согласись, она — идеальный живец. И если всё пройдёт, как надо то…

— Хватит.

Я даже не повышаю тон и не поднимаю взгляда. Я всё так же сижу на диване, сцепив пальцы в замок, и мысленно веду отсчёт до момента, когда меня всё же накроет. Давлю волну злости, бушующую внутри, и честно пытаюсь не сорваться на друге. Не могу.

Резко втянув воздух сквозь зубы, я глухо цежу, крепко зажмурив глаза:

— Давай, ты не будешь решать за меня, что правильно, а что нет. Это не твоя жена, едва оправившись после операции, жаждет добровольно сдаться в руки этих тварей. Не твоя жена предлагает рискнуть всем и сразу, наплевав на тебя и детей. Не твоя, Гор. Так что засунь в жопу своё понимание, в этом случае мы с тобой по разные стороны баррикад.

Эта тирада рушит остатки уютной, дружеской атмосферы и пару минут мы честно боремся взглядами, пытаясь продавить друг друга. У приятеля за плечами опыт в судебных делах, куча знакомых разной степени законности и паршивый характер, у меня — бесконечные заседания, маркетинг и собственный эгоизм. Вот и выходит боевая ничья, когда мы, не сговариваясь, отворачиваемся в сторону. И оба усиленно делаем вид, что не было этого срыва с моей стороны.

Не было и всё тут.

— И всё же…

Хватает Ильина ненадолго, только на пять минут. Ровно столько он тратит на то, чтоб обдумать какие-то свои мысли, сделать выводы и всё для себя решить. А потом смотрит в упор на меня и говорит, деланно безразличным тоном:

— А давай рассуждать логически, Макс. Заткнём свой фонтан эмоций и чувств и посмотрим на всё это с другой стороны. Чисто гипотетически найти новую жертву для этой гоп-компании не проблема. Проблема в том, что это — время. На новеньких нужно добыть информацию, собрать анамнез, прощупать почву и только после этого пытаться давить. Ключевое слово — пытаться, потому что при всём моём уважении к работающим там профайлерам, иногда они явно лажают. Как в случае с тобой, например. Согласен?

— Возможно, — я нехотя киваю головой. Потому что в этот раз фонд действительно облажался по полной. Даже если бы им удалось забрать у Ирины детей, я отчего-то уверен, она нашла бы способ с ними бороться. Даже без учета меня, моих связей и денег.

Скорее, даже и не думая полагаться на них.

— Значит, поиск новой жертвы отпадает сразу, — Ильин криво усмехается и с сожалением отставляет пустую чашку из-под кофе в сторону. Раздражённо ведёт плечом, но голос его остаётся спокойным и даже каким-то холодным. — И здесь мы возвращаемся к тому, что Дячишина не идиотка. Зацикленная на своей идее-фикс дура — да. Стерва? Отменная. И тварь та ещё, тут уж против правды не попрёшь. Но она не идиотка, Макс. И если ей хочется денег, много денег и прямо сейчас, она пойдёт по пути наименьшего сопротивления и выберет ту жертву, которую знает. Так?

— Тебе виднее, — я хмурюсь и откидываюсь на спинку дивана, скрестив руки на груди и борясь перманентно с желанием дать приятелю в морду. Повода нет, но я бы врезал ему просто так, потому что знаю, все, что он говорит — правда. И меня этот факт бесит сильнее, чем тотальный игнор со стороны Ирины.

Там я хотя бы могу поцеловать и настоять на своём, а здесь вынужден молча слушать прописные истины, уже зная к чему всё идёт. А самое противное, что мне явно придётся с ним согласиться, чтобы он не предложил. Меня от этой мысли нехило так корёжит, а внутренности стягивает узлом от желания разбить чью-то морду. И не факт, что именно Ильин не станет жертвой моего внезапного срыва.

— Вижу, тебе легче всё отрицать и класть ты хотел на все мои доводы, — тихо хмыкает друг и раздражённо цокает языком. Дёргает ворот рубашки, игнорируя звон отлетающих пуговиц. Мнёт раздражённо шею и ведёт пальцами по волосам, но всё ещё держит себя в руках. Хороший самоконтроль, я таким пока похвастаться не могу.

Но могу поставить пару тысяч на кон, что у Гора пальцы зудят от желания схватить меня за грудки и приложить чем-нибудь тяжёлым, чтобы мозги наконец-то встали на место.

— Я пока ни одного толкового довода и не слышал, — едва заметно жму плечами и криво улыбаюсь в ответ. Кожей чувствую чужое раздражение и ловлю себя на мысли, что это первый раз за всю историю нашей дружбы, когда до банальной драки нас отделяет висящий на волоске самоконтроль и мысль, что в этой квартире мы не одни.

Гор тяжело вздыхает и устало трёт переносицу. Хлопает себя по карманам и морщится снова, вспоминая, что бросил курить. И зло выдает, уставившись на меня немигающим взглядом в упор:

— Окей, зайдём с другой стороны. Ты выиграл, Ирина в этом не участвует. Мы нашли другую милашку на роль жертвы, и теперь долго и муторно крутим её жалостливую историю в интернете, в СМИ и в народе. Чтоб ребята из фонда «Золотые сердца» уж точно клюнули на неё. Сколько нам понадобиться на это времени? Месяц? Полгода? Год? И каковы шансы, что ею вообще займутся нужные нам люди, а не кто-то ещё? Да и в принципе, хрен с этим, пусть занимаются, мне не жаль. Ты лучше подумай о том, что будешь делать, когда Дячишина к вам в гости придёт. А она придёт, Макс. Я тут прошерстил её биографию в знакомого человечка и могу с уверенностью сказать, что эта сука… А сука — это литературное слово. Так вот, эта сука придёт. Не сейчас, не завтра, но обязательно нагрянет под видом очередной проверки. И момент она выберет, когда Ирине никто не сможет помочь, потому что у тебя — бизнес, командировки, встречи с партнёрами и ненормированный рабочий день, а у меня — своя семья и своя жизнь. И вот сидишь ты такой на совещании, а тебе звонит наряд полиции и сообщает — так мол и так, ваша супруга задержана по таким-то статьям, дети в опеке и чтобы всё это уладить надо отвалить нехилый такой кусок бабла. Представил? Впечатлился? Оценил? Всё ещё считаешь, что на эту роль найдётся кто-то получше?!

Ильин обрывает свою тираду так же внезапно, как и начинал говорить. Сжимает пальцы в кулак, но не пытается ко мне подойти. Знает, что прямо сейчас меня кроет, корёжит и рвёт по частям от нахлынувших чувств и эмоций. Потому что он — профессионал высшего класса. Его любимое дело копаться в чужой голове, виртуозно играя на болевых точках, давить до победного конца, вывернув всё так, что самому от себя становиться тошно. И я никогда и подумать не мог, что испытаю все прелести этого садизма на собственной шкуре. Впечатление…

Спорные. И врезать хочется до сих пор. Но вместо этого я встаю и шагаю в сторону кофе-машины. Варю себе чёрный, крепкий американо и не глядя бросаю через плечо:

— Хреновый ты друг, Гор. Без обид.

— А ты тупишь безбожно, я ж не обижаюсь, — хмыкает тот в ответ и добавляет, заметно расслабившись. — Но тут ты не прав, Макс, друг я просто офигенный. Другой давно бы послал тебя, идиота, далеко и надолго. Ну так что, перебесился? Готов конструктивный диалог вести?

Я машу рукой, предпочитая молча стоять и потягивать свою порцию кофеина. Потому что на языке вертелась пара-тройка нецензурных комментариев, и их проще было оставить при себе, чем озвучивать вслух. Проблем, во всяком случае, меньше.

— Сочту, что так ты согласен на всё, что я предложу, — хмыкает Ильин, даже не думая обижаться. — И воспользуюсь тем, что ты готов молча со мной во всём соглашаться.

Я скептически хмыкаю в ответ, но не возражаю. Давай приятелю шанс изложить свой план по пунктам.

— Через неделю у тебя будет срочная командировка. Желательно. куда-нибудь на север, возможно даже крайний, чтобы ты ни в коем-случае не вернулся раньше времени. Перед отъездом ты снимешь крупную сумму денег со своего счёта и забудешь её дома, отправившись кататься на оленях и покорять тундру. А в это время молодая, непутёвая жена будет старательно дебоширить дома, досаждать добрым соседям и издеваться над детьми так, что их крик не услышит только глухой. Как понимаешь, глухих в этом спектакле не будет и найдётся очень надёжный, очень сознательный гражданин, который стукнет куда надо и до госпожи Дячишиной дойдёт вся необходимая информация. В нужном нам виде и с нужными нам деталями. Не берусь предполагать, но, думаю, долго думать она не будет и отправиться ковать железо, пока горячо.

— И что, думаешь, она клюнет на такой очевидный развод? — я не верю, что всё может быть так легко, и всё равно подсознательно жду очередного подвоха. — Ты сам минут пять назад утверждал, что она далеко не дура и…

— Я говорил, что она — не безмозглая идиотка, Макс, — спокойно поправляет меня Ильин и довольно улыбается, поясняя. — Но во всём, что касается денег и своей идеи-фикс она и есть та самая дура, что с радостью клюнет на такой развод. Тем более, когда её второе начальство начнёт крутить гайки в фонде, а оно начнёт. Очень уж много народу стало интересоваться их детищем. Слишком много. И я — далеко не самый зубастый зверь из них.

Мне хочется возразить на это, ляпнуть что-то ехидно-колкое в ответ, но нас прерывает настырный дверной звонок. Он повторяется снова и снова, пока в коридор не высовывается недовольная поднятым шумом Катрин, коллега Ильина и его личный рабочий цербер и не заявляет, глядя на нас:

— Ну? Может кто-то откроет дверь до того, как дети начнут свой концерт без заявок радиослушателей?

— Катрин, напомни мне, почему я тебя ещё не уволил? — тяжко вздыхает Ильин и сползает со стула, проскальзывая мимо меня в коридор.

— Вам полный список причин, Игорь Леонидович или хватит того, что вытерпеть вас могу только я и ваша супруга? — увязавшись следом за ним, Катрин утягивает приятеля в зал, оставляя незваных гостей мне на откуп. И я не завидую тем, кто так терзает дверной звонок, потому что я всё ещё зол и мне жизненно необходимо на ком-то сорваться до того, как Ирина придёт домой.

С этой мыслью я открываю дверь и натягиваю на лицо подобие улыбки. Да так и застываю, растеряв весь запал и даже близко не представляя, как вообще можно отреагировать на…

Это.

— Ступор, — глядя на меня, сходу определяет Лёля, дёргая разбитой губой и потирая сбитые костяшки пальцев. — Заходи, давай, Ир. Это надолго… Ну на первые минуты три точно, мы как раз успеем забаррикадировать дверь в ванну и привести себя в порядок.

— Привет, — почти беззвучно выдыхает Риш и трёт ссадину на подбородке и щеке, шагая следом за легко улыбающейся Ильиной. Я провожаю её нечитаемым взглядом, чувствуя, как медленно, но верно, начинает дёргаться глаз. Потому что…

Млять, да они же в торговый центр нас шопингом разорять отправились! Где и как они там неприятности себе нашли, а?!

Глава 22

Ирина

— Итак… Как это получилось?

Макс прижимает ватку, смоченную в перекиси к ссадине на моей щеке, и тут же дует на пострадавшее место, стоит мне сморщить нос. Мы сидим на кухне, под мягким светом светильника под потолком и мой… Муж, выглядит, мягко говоря, недовольным.

— Ну… — я вздыхаю и пытаюсь стащить дольку яблока из тарелки на стойке. Тут же получаю по рукам и обиженно скрещиваю руки на груди. В общем, веду себя как тот самый ребёнок в моей душе — совершенно нелогично.

— Ну? Ир, ты не отвечала на мои звонки и сообщения весь день, а потом явилась домой с такими вот шикарными украшениями. Как думаешь, чего я сейчас хочу больше всего?

— Хм… — я честно задумываюсь над ответом на этот вопрос. Машинально пытаюсь уклониться от очередного прикосновения к лицу и попадаю в ловушку чужих крепких объятий.

Макс прижимается ко мне со спины, зафиксировав мои запястья, и безжалостно обрабатывает ссадину на подбородке. Оставляет лёгкий поцелуй на уцелевшей щеке и смазывает раны мазью. После чего упирается подбородком в моё плечо и повторяет свой вопрос:

— Как это получилось, Риш? И не надо говорить о том, что ты упала, очнулась и получила гипс. Не поверю, это на тебя совсем не похоже.

Я тихо фыркнула, качнув головой. И пробормотала себе под нос, согнув ногу в колене и прижав её к груди:

— Как будто ты знаешь, что на меня действительно похоже…

— Риш…

— Не надо, Макс, не начинай, пожалуйста, — чуть дёрнув плечом, я машинально прижалась здоровой щекой к его виску. И как можно незаметнее повела носом, вдыхая запах свежего парфюма, смешавшийся с его терпким, чисто мужским ароматом. — Мы ходили в роллер-бар…

— Куда? — Потапов смешно хмурит брови, пытаясь понять о чём же я говорю. — Что ещё… За роллер-бар?

— Ну… — я неуверенно улыбаюсь, вспомнив всё, что сегодня произошло. — Мы гуляли по магазинам. Потом я встретила ту даму… Из опеки… Дячишину, вот. А потом Лёля предложила сходить в роллер-бар и развеяться. И это было бы очень прикольно, если бы хоть одна из нас умела стоять на роликовых коньках… Какая досада.

Тихо смеюсь и только сейчас замечаю, что Макс застыл и не реагирует на мои слова. Только сжимает объятия крепче и стискивает челюсть так, что на лице отчётливо виднеются желваки.

— Эй, — я осторожно пихаю его локтем в бок, в попытке привлечь внимание. И тихо вздыхаю, когда понимаю, что могло произвести такой потрясающий эффект разорвавшейся бомбы. — Да, мы встретились с ней прямо в торговом центре. И эта встреча, она… Была не самой приятной.

— Млять, — наконец, со свистом выдыхает Потапов и горбится, трется лбом о мой висок. Он тяжело дышит, грудь ходит ходуном, а пальцы сжимаются в кулаки так, что белеют костяшки. Но Макс не отстраняется, не пытается от меня уйти и по-прежнему поддерживает наш тактильный контакт.

Он вообще стал намного тактильнее, чем я помню. А может, просто хочет постоянно цепляться за меня.

— Всё в порядке, — тихо шепчу, едва заметно пожимая плечами. И всё же утаскиваю дольку яблоко со стола, засовывая её полностью в рот, и жую, наслаждаясь ярким, сочным и сладким вкусом. — Немного испугалась, чуть разозлилась. Подумала о том, что действительно способна причинить вред другому человеку, но… Теперь всё хорошо, правда?

— Ну да, — невесело усмехается Макс и рассеянно кивает головой. — Не считая того, что вы с Лёлей знакомы всего ничего, но уже успели вляпаться в неприятности. Честно, я тебя с ней больше никуда не отпущу. Одну так точно.

Я тихо смеюсь, уже представляя, что скажет Лёля на это его заявление. А она обязательно скажет, потому что промолчать — это не про неё. И резко замолкаю, когда прямо на ухо мне задают всего один вопрос:

— Эта дама… Она тебе ничего не сделала?

Вдоль позвоночника тянется непроизвольная дрожь. Я гулко сглатываю, старательно отгоняя неприятные воспоминания. И нет, я не считаю себя слабой, психически нестабильной или ведомой, но…

Это сложно объяснить каким-нибудь одним, простым словом. За последние несколько месяцев на меня свалилось столько всего, меня так эмоционально штормит, что оставаться спокойной и держать себя в руках, всегда улыбаться мне… Тяжело.

Как морально, так и физически. Я украдкой тру глаза, в попытке избавиться от подкативших внезапно слёз. И тихо отвечаю, невольно снова сжавшись в комок:

— Она не пыталась меня ударить, если ты об этом. Разве что давила. Психологически. Знаешь… Есть такие люди, которые когда чем-то недовольны или зляться, могут очень… Точно подбирать слова. Так, чтоб ударить как можно больнее. Так, что бы тебе физически стало рядом с ними дискомфортно. Оксана Витальевна как раз одна из них и она прекрасно понимает, что говорит, кому и как. И… Наслаждается этим.

Тихий смешок срывается с губ и я качаю головой, и подвожу невесёлый итог нашего короткого разговора с этой дамой из органов опеки:

— Мне было… Очень неприятно. Особенно, когда она сказала, что как семья мы долго не протянем. Что она видела сотни таких, как мы и всё всегда заканчивалось одинаково. Сам понимаешь, это как-то… Не прибавляет оптимизма.

Потапов согласно кивает головой. С минуту молчит, о чём-то напряжённо размышляя, а после резво выпускает меня из объятий. Чтобы в следующий миг без труда поднять на руки и утащить в противоположную часть кухни. Там он садиться на небольшой, узкий диван, устраивает меня под боком и прижимает к себе так, словно я готова сбежать от него в любую минуту. И продолжает молчать, отбивая нервный ритм пальцами по моему бедру.

— Макс… — я пытаюсь поднять голову, заглянуть ему в лицо, но терплю неудачу. И недовольно тыкаю кулаком ему в бок, привлекая внимание. — Макс, что-то случилось? Ты просто… Никогда не был таким… Молчаливым.

«И чужим» добавляю я про себя, но не произношу это вслух. И терпеливо жду, когда молчание достигнет своего предела. Потому что Потапов сейчас так же спокоен и тих, как спящий вулкан накануне крупного извержения. Это легко понять по напряженной линии плеч, по стиснутым кулакам и тому, как он вздёргивает подбородок, пытаясь спрятать от меня взгляд. И пусть мы вместе не так давно, но…

Я всё ещё помню, как можно его прочитать. И читаю достаточно легко.

— Ты помнишь наш разговор? Из-за которого ты устроила мне самый натуральный бойкот на три дня?

— Это был не бойкот, — мне самую малость стыдно за то, как я себя повела, но не настолько, чтобы в этом признаться. — Просто я не люблю, когда всё решают вот так, за меня. И… Считаю, что ты был не прав. Если уж ловить эту компанию на живца, то лучшей кандидатуру уже не найти… Особенно, после сегодняшней нашей встречи с госпожой Дячишиной.

— Я просто не хочу, чтобы ты пострадала, — откинув голову назад, Макс закрывает глаза и тихо, устало вздыхает. Где-то там, за стенкой активно возятся двойняшки, доводя до нервного тика бедного Ильина.

На негласной жеребьёвке именно ему выпала короткая спичка. Пришлось Игорю попрощаться с надеждой на мирный, спокойный сон и остаться посидеть с детьми, пока мы с Потаповым окопались на кухне и говорили.

— Ну, я искренне надеюсь, что вы всё сделаете так, чтобы этого не произошло. Сделаете же, верно? — каким-то шестым чувством я понимаю, к чему всё идёт. И никогда не признаюсь, что чувствую небывалое облегчение.

Я хочу лично поспособствовать тому, чтобы их посадили. Хочу посмотреть, как рухнут чужие меркантильные планы, касающиеся моей семьи. Мне не нужен арест всех, кто задействован в этом фонде, нет.

Мне хватит того, что такая пародия на человека, как Дячишина Оксана Витальевна, больше не будет работать в опеке и никому не испортит жизнь. Как бы эгоистично это не звучало с моей стороны.

— Иногда я думаю, что ты слишком умная, Риш, — недовольно вздыхает Потапов и зарывается носом в мои волосы на макушке. — Причём себе же во вред. И я надеюсь, что ты пообещаешь мне не лезть на рожон и не делать глупостей. Только тогда я соглашусь на то, что придумал Ильин. Ты меня поняла?

— А что он придумал?

Я пропускаю невнятные ругательства Макса мимо ушей и даже не думаю обижаться на это. Нетерпеливо ёрзаю на диване и щипаю упрямого медведя за бок, требуя рассказать всё быстрее. А потом внимательно и серьёзно слушаю утверждённый мужчинами план, искренне стараясь не комментировать некоторые его огрехи. В целом, всё кажется простым и совершенно безобидным: оставить детей под присмотром Лёли, пошуметь пару дней и открыто достать соседей, встретить нагрянувшую с визитом опеку и спровоцировать их на первый, неосторожный шаг. Не сложно же, верно?

Вот и я думаю так, пока слушаю бесконечные требования Потапова быть осторожной, аккуратной, сразу бежать, если что-то пойдёт не так и обязательно держать телефон под рукой. Поставить его номер на быстрый набор и ни за что не ввязывать в открытое противостояние. И вообще, будь его воля, он бы отправил меня обратно в больницу, спокойно долечиться и восстановиться, а уж потом разрешил вернуться домой.

Когда всё было бы кончено без моего участия.

— Макс, успокойся, — я, наконец, выныриваю из своих размышлений и закатываю глаза к потолку. Осторожно поворачиваю голову и утягиваю этого беспокойного мужчины в нежный, даже робкий и невинный поцелуй. Простое прикосновение губ, без намёка на какое-либо продолжение. Прекрасно осознаю, что м еня всё ещё порядком штормит в плане эмоций, но прямо здесь и сейчас я хочу одного.

Я хочу уложить детей спать и провести остаток вечера в компании своего собственного мужа. И что-то подсказывает мне, что после нашей маленькой холодной войны в эти дни, он вряд ли будет против.

— Я выставлю Гора, — отлипнув от меня, Макс жадно хватает ртом воздух и впервые за этот вечер действительно расслабляется. Улыбается мягко и тепло, ведёт кончиком пальцев по моему подбородку.

— Тогда я уложу детей спать, — тихо говорю в ответ и снова тянусь к нему. Оставляю короткий поцелуй на щеке и медленно выбираюсь из тёплых, родных объятий. — Встречаемся здесь, с тебя — чашка зелёного чая и фрукты. С меня, м… Обнимашки? Идёт?

— Самая лучшая сделка за всю мою жизнь, — заразительно смеётся Потапов и отправляется следом за мной в зал. А я усилием воли отгоняю непрошенные мысли прочь и позволяю себе то, что хочу прямо здесь и сейчас.

Я разрешаю себе побыть немного эгоистично-счастливой в чужих, таких надёжных руках. Чтобы завтра с новыми силами начать воплощать коварный план одного не менее коварного адвоката. И никто не обещает, что это будет легко…

* * *
На то, чтобы подготовить почву уходит почти десять дней. Десять дней постоянного напряжения, нервного ожидания и жуткого желания что-нибудь разбить. Возможно даже вазу.

Возможно об голову Ильина, как идейного вдохновителя всего этого плана. Но это будет потом, а сейчас я смотрю на плоды нашего труда и кусаю губу, дабы не улыбнуться. Потому что Игорь, чёрт бы его побрал, как всегда оказывается прав и сейчас на пороге моего дома стоит та, кого я меньше всего хочу видеть.

Дячишина Оксана Витальевна собственной, неповторимой персоной.

— Рада снова видеть вас, Ирина

Сушёная вобла из опеки тонко улыбается, разглядывая меня поверх очков. Вертит в пальцах золотой паркер и смотрит на меня так, словно я — её добыча. Личная, заслуженная, пойманная с поличным и на горячем. И этот расчётливый, слишком холодный взгляд оседает липкой изморозью на коже, отравляет душу и не оставляет ни единого шанса на мирные переговоры.

— А я вас — нет, — я расправляю плечи и складываю руки на груди. Типичная поза защиты, но в этот раз я пытаюсь спасти не себя, а свою семью. Маленькую, растерянную, неуверенную и хрупкую, но свою.

— Ирина, вы же понимаете, что хамить представителям органов власти это… Несколько опрометчиво?

Госпожа Дячишина улыбается шире, кривит тонкие губы в подобии вежливой улыбки, всё больше напоминающей оскал. Я же в ответ лишь пожимаю плечами и повторяю порядком набивший оскомину вопрос:

— Что вам от меня надо?

На краткий миг самоуверенная маска на лице этой женщины даёт сбой. Ломается, демонстрирует недовольство и откровенную злобу. Вот только эта «вобла» крепкий орешек, тот самый, об который можно и всю челюсть себе сломать. А ещё она — профессионал, что может справиться с ненужными эмоциями за какую-то долю секунды, чтобы вновь улыбнуться ласково и красиво. Так «красиво», что я ни на йоту не верю ни ей, ни в её «добрые» намерения.

Куда больше я верю в то, что она здесь от лица фонда и в целях собственной выгоды, а я всего лишь способ добиться своего. Добиться денег и урвать крупный кусок пирога под названием прибыль. Удобно прячась за буквой закона и обтекаемой формулировкой «забота государства о будущем нашей страны».

— Ирина, право слово… — Дячишина прикусывает кончик ручки и тихо вздыхает, склоняя голову набок. И от её тона у меня на загривке волосы дыбом стают, а сердце заполошно бьётся в груди, гоняя по телу адреналин. И я вынуждена в сотый раз напоминаю себе о том, что всё идёт так, как нужно, что всё хорошо, забив на то, что мне никогда не помогал чёртов аутотренинг. — Вы заставляете меня сомневаться в вашей… Адекватности. Разве не проще решить всё мирно? Прямо здесь и сейчас?

Я невольно ёжусь, дёргаю плечом и проговариваю про себя как мантру, затёртые и банальные фразы о том, что всё будет хорошо. Всё будет просто замечательно. И мне нечего бояться, потому что я больше не одна. Потому что меня есть кому поддержать, есть кому защищать. А потому, я глубоко вздыхаю и тихо, но твёрдо говорю:

— Мне с вами не о чем ни говорить, ни договариваться.

Мои пальцы предательски дрожат и я искренне рада тому, что ей этого не видно. Что сжав их в кулак, я могу открыто противостоять стоящей за моим порогом делегации, всем своим видом демонстрируя уверенность в собственных силах и правах. Ту самую уверенность, которой во мне нет.

Но госпоже Дячишиной об этом знать совсем не обязательно.

Как и о том, что у меня в кармане джинсов лежит диктофон и весь наш разговор записывается от и до. Что в соседней квартире, у доброй соседки, обосновался наряд полиции и мой (теперь уже окончательно мой!) муж, конечно в компании своего адвоката. Что дети под бдительным надзором незаменимой Лёли, отправлены за город и находятся под постоянным присмотром…

Что высокопоставленная «крыша» слила эту тварь с лёгким сердцем, решив показательно наказать. Об этом нюансе я узнаю не сразу, да и то — случайно подслушав чужой разговор. И, может быть, мне стоило тогда ворваться на кухню и требовать справедливости для всех, кого, так или иначе, облапошил этот чёртов фонд, но…

Прикусив губу, я в который раз честно признаюсь самой себе, что не хочу. Не хочу справедливости для всех, не хочу спасать всех и вся. Я просто хочу, чтобы моя семья была в безопасности, чтобы моих детей больше никто не мог и не пытался отнять. И да, я знаю, что это желание насквозь пропитано самым настоящим эгоизмом. Но мне на это в кои-то веки, наплевать

Невозможно спасти всех, невозможно осчастливить весь мир прямо здесь и сейчас. И я достаточно эгоистична, чтобы в этот раз отстаивать исключительно собственные интересы и интересы своей семьи. Как бы это не звучало.

Всё это я успеваю обдумать за какую-то пару секунд. А в следующий миг сдавленно охаю, когда меня толкают в грудь, банально запихивают обратно в квартиру. И все мои попытки сопротивления сходят на нет, когда один из амбалов сжимает мою шею своей рукой и прижимает к стене, не давая вырваться на свободу.

— Видимо, я не совсем точно обрисовала вам ситуацию, Ирина Геннадьевна, — госпожа Дячишина мягко улыбается, переступая порог и останавливаясь напротив меня. Она неторопливо поправляет воротник тёмной блузки, разглаживает несуществующую складку на юбке и снова вертит в руках свой треклятый паркер. — Видимо, вы всё ещё надеетесь, что ваш муж… Тот самый, что, кажется, уехал куда-то в командировку… Предварительно оставив вам приличную сумму денег на откуп. Так вот, видимо вы всё ещё надеетесь, ч то он спасёт вас и ваших детей. Как по мне, совершенно зря, Ирина Геннадьевна. Вам проще отдать деньги мне, вместе с дарственной на вашу квартиру и я гарантирую, что никто не тронет ни вас, ни очаровательных двойняшек. У вас же двойняшки, верно? О, вы бы знали, какой на них спрос на усыновление…

— Ну ты и тварь… — не выдержав, выдыхаю я сквозь зубы, отчаянно дёргаясь в попытке освободиться. Хватаю ртом воздух и хрипло, надсадно дышу, пока чужая рука не разжимается на моём горле. Сползаю по стенке вниз и всё же выдыхаю зло, вытирая выступившие на глаза слёзы. — Какая же ты су…

— Но-но, Ирина Геннадьевна, давайте без лишних эмоций. Сейчас они вам только вредят, — Оксана Витальевна смотрит на меня сверху вниз и не может сдержать улыбки. Довольной улыбки победительницы, оказавшейся на верхушке пищевой цепи. И не замечает, как я засовываю руку в другой карман джинсов, лихорадочно мажу по кнопке снятия блокировки и набираю первый же вызов в списке контактов. И обессилено приваливаюсь к холодной стене, когда в и без того небольшом коридоре становиться откровенно тесно.

Стражи правопорядка без труда скручивают моих незваных гостей. Халамываюти руки всем, и Дячишина не исключение, и ведут их гуськом на выход, сквозь чудом уцелевшую дверь. Сдержанно кивают стоящему на лестничной клетке Потапову и пропускают его в квартиру ко мне. И только тогда я позволяю себе заплакать, размазывая сопли и слёзы по щекам.

От облегчения. Потому что всё наконец-то закончится. От пережитого страха. Потому что мне только чудом не свернули шею и то, что я отделалась лёгким испугом — это самое невероятное везение из всех. От накатившего внезапного осознания, что если бы я промахнулась с номером, если бы не смогла снять блокировку экрана, то всё могло закончиться совершенно не так. И я бы никогда не увидела больше ни Макса, ни детей, ни-ко-го.

Эта мысль бьёт набатом где-то в висках, разрывает сердце на части и заставляет меня лизорадочно прижиматься к единственному близкому и любимому человеку. Я прячу лицо у Потапова на груди, цепляюсь пальцами за его футболку и то реву, то икаю, то и то и другое одновременно. И шепчу, постоянно, целуя его без разбора, куда попаду:

— Я тебя люблю, Потапов… Как же я тебя люблю. И тебя, и мелких и… Позови меня на свидание, а?

— Обязательно, — так же тихо отзывается Макс, стискивая меня в медвежьих объятиях. — И я тоже тебя очень люблю, Риш. Очень люблю.

— Эй, голубки, я конечно всё понимаю… Но вам ещё показания давать. Так что может оставите ваши нежности на потом, а? — насмешливый голос Ильина рушит всю атмосферу романтики и возвращает нас на грещшную землю. Настолько грешную, что я клянусь, что слышу как Макс шепчет себе под нос:

— Я его убью. И меня оправдают, гарантирую

— Думаю… Думаю, Лёля поможет нам спрятать труп. И обеспечит алиби… Наверное.

— Угу. Ну что, идём? — меня поднимают на ноги и помогают поправить одежду. Вытирают лицо взявшимся откуда-то платком и оставляют на носу лёгкий, невинный поцелуй. И ведут следом за залипшим в телефон Ильиным, крепко переплетая пальцы и не отпуская от себя ни на шаг.

Я улыбаюсь, когда вижу эти собственнические замашки. И думаю, что теперь всё действительно будет хорошо. Просто не может не быть, понимаете?

Эпилог

Месяц спустя…

— Кажется, это делают как-то не так…

Я смущённо чешу переносицу и старательно делаю вид, что не замечаю, как неуклюже смотрится на роликах мой Потапов. Честное слово, самый натуральный медведь на льду, мнящий себя грациозной газелью. И я не могу сказать, чего больше на его лице: искреннего желания меня впечатлить или не менее сильной потребности выбросить это орудие пыток и сбежать, пока никто не видит его позор?

— Думаешь? — Лёля надувает пузырь из жвачки и лопает его с громким «чпок». Поворачивает бейсболку козырьком назад и задорно орёт. — Эй, акула от адвокатуры! А может, ты уже оставишь в покое бортик и сделаешь первый, пробный прокат? Ты так вцепился в перила, что я начинаю тебя ревновать!

— Лёля, блин! — пытавшийся осторожно катиться вперёд Ильин вздрагивает от вопля любимой жены и предсказуемо путается в ногах. Падает на пол и смотрит на Лёлю таким убийственным взглядом, что у меня мурашки по спине бегут.

Жаль на госпожу Ильину такие вот гляделки не действует. Она только страдальчески вздыхает и бормочет себе под нос, что у неё не муж, а какое-то горе луковое. Или бегемот. Ну судя по тому, как «грациозно» он приземляется…

Пять раз подряд.

Я тихо смеюсь, глядя на эту парочку, и пропускаю момент, когда мой собственный «бегемот» оказывается слишком близко. Настолько, что успевает поймать меня за руку и к себе притянуть. И недовольно выдохнуть, цепляясь свободной рукой за борт:

— Вот скажи мне, Потапова… Как я на это подписался?!

— Вы проиграли нам желание. И сказали, что мы можем сами выбирать куда идти и как проводить это очень романтическое свидание. Разве нет?

— Да, что-то такое припоминаю… — Макс морщиться так, как будто килограмм лимонов съел. И клятвенно обещает, глядя на довольно посмеивающуюся Ильину. — Что б я, ещё раз, с ней в карты и на желание… Да никогда!

— Что, боишься без штанов остаться? — я громко и открыто смеюсь, выбравшись из его объятий. Делаю пару осторожных, плавных шажков и отъезжаю в сторону.

Чтобы уже с безопасного расстояния, снова, беззлобно его поддразнить

— Или я чего-то не знаю о ваших играх, а?

— Ах ты…

Я без труда избегаю все его попытки меня подловить. Широко улыбаюсь и наслаждаюсь царящей вокруг атмосферой беззаботности и озорства. Думаю о том, что вырваться сюда посреди рабочей недели самая безумная и самая шикарная выходка из всех и что в следующий раз мы обязательно придём сюда вместе с детьми.

— Попалась!

— Боже, Ильин, ну у тебя и глазомер…

Мимо меня на живот проезжает Гор, всем своим видом показывая, что так передвигаться — это нормально и вообще, может это стиль катания такой. Рядом, но чуть впереди, дразня его видимостью доступности, невозмутимо катается Лёля, даже не думая ему помогать. И такое поведение этой парочки тоже — нормально.

У тех, кто женился на спор и за фольксваген-жук вообще любое безумство будет нормальным.

— Кажется, я понял, в чём проблема… — задумчиво тянет Потапов, всё же поймав меня вновь и крепко прижимая к себе. На пробу делает плавный прокат вперёд и утягивает нас в некое подобие вальса. Отсутствует правильная музыка и мы не попадаем в такт, но кого вообще волнует этот вопрос?

— В том, что ты неуклюжий медведь? — я притворяюсь, что не понимаю о чём идёт речь и краем глаза цепляюсь за выпуск новостей на плазменном экране. Равнодушно отмечаю короткий репортаж из зала суда и с трудом узнаю в обвиняемой ту самую Дячишину Оксану Витальевну.

Она до последнего верила в то, что ей вытащат из-за решётки. Орала, что всех нагнёт и мы не знаем, с кем мы связались. И первое время я тоже думала, что всё будет именно так. Но ничего такого не произошло и мне больше не нужно бояться. Мне нужно…

А собственно, что?

Задумавшись над этим вопросом, я пропускаю момент, когда меня планомерно загоняют к скамейкам у входа на каток. Заставляют усесться на них и даже не дают перевести дух, заявляя сразу и прямо в лоб:

— Я нашёл помещение для тебя.

— Какое помещение? — я безбожно туплю, пытаясь понять о чём идёт речь. Не получается и приходиться задавать новый вопрос. — Макс, ты о чём?

— Ну… — Потапов впервые на моей памяти так откровенно смущается и трёт шею ладонью. Смотрит куда-то перед собой и говорит тихо и осторожно. — Я помню, когда мы только ещё познакомились, ты говорила, что хочешь открыть свою студию. Танцевальную студию. Всё просила меня помочь найти помещение, совала под нос предложения от риелторов… Тогда я не смог тебе помочь, а сейчас вот подумал… Почему нет? Не всё же тебе дома, с детьми сидеть, правильно?

И бросив на меня короткий взгляд, он протягивает мне связку ключей на ладони. С брелоком в виде маленьких, нежно-пастельного оттенка пуант. А я…

А я думаю, что мне действительно больше ничего и не нужно. Для счастья. У меня есть муж, пусть нашу историю нельзя назвать обычной, пусть мы ещё долго будем притираться друг к другу и привыкать жить одной семьёй. У нас есть очаровательные двойняшки, что в вечном поиске приключений и попытках захватить этот мир. Они не расстраиваются после серии неудач и не устают вить верёвки из окружающих, что так охотно ведутся на милые лица наших детей. У меня есть друзья. Да, шумные, да местами без царя в голове, а иногда и вовсе, очень опасные, когда пытаются найти приключения на свою пятую точку и на мою заодним. У меня есть…

У меня есть всё и ещё чуть-чуть, есть мечты, которые сбываются вот так внезапно и цели, которые, в общем-то, очень легко достичь. И я ни за что это не упущу, больше нет.

— Как же я тебя терпеть не могу… Потапов.

— Ну… Должен признать, у нас всё взаимно, Потапова… На этот раз.


Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15. Отступление
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Эпилог