Механический вальс [Алексей Макаров] (fb2) читать онлайн

- Механический вальс 1.65 Мб, 22с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Алексей Макаров

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Алексей Макаров Механический вальс

Часть 1. Признания и просьбы

Коснись меня рукой


Коснись меня рукой.

Не жду сегодня продолженья —

И легкого достаточно движенья,

Чтобы понять: вот он, покой!


Прижаться дай скорей к плечу,

Не говоря ненужных слов,

Над городом уже лечу

В потоке ярких снов.


Останься рядом до утра,

Согрей меня своей щекой,

Не тормоши: «Уже пора…»

Оставь подаренный покой.

Пишу тебе последние стихи


Пишу тебе последние стихи.

В них то, что я всегда скрывал.

За колкость рифмы извини,

Но душу так давно не изливал.


Я отправляю чувства на покой.

Ты знаешь, понастроил тьму оград.

Пора разрушить их, тогда гнев твой

Меня спасет от «счастья» – буду рад.


Расстроены слова в реке бумаг,

Внимательно огонь их все прочтет.

Не комментируя, что так, не так,

Рыдания души камин сотрет.


Лаская пух на площади Морей,

Поднимет ветер пыль с седых бровей

Камней усталых – вечных мудрецов,

Что терпят стук подков и башмаков.


Быть может, и пусты мои слова?

Тебе судить, когда стихи прочтешь.

Мы расстаемся – с плеч не голова,

А груз ошибок, верю: все поймешь.

Попробуй переделать свет


Попробуй переделать свет.

Спасти хоть пару безнадежных.

И подожди на все ответ

Кричать в толпу неосторожно.


Попробуй зря всех не судить

И сотворить добро без цифр.

Начни с утра тихонько жить,

А не ломать бредовый шифр.


Попробуй не закрыть глаза,

Когда вокруг совсем не ночь.

Когда заплачут образа,

Найди желание помочь.

Прочитай без запинки мой стих


Прочитай без запинки мой стих.

Он тебе показался странным?

В нем несильный силен и лих,

А хромой обошел все страны.


В нем любили рябых и косых,

Миловались до самой заутрени,

А потом получали под дых

И теряли последние кудри.


В нем желали других пережить,

Револьверы к вискам приставляя,

Зарекались опять не пить,

Под столом по-собачьи лая.


Прочитай, накропай пару слов,

Не клади мои строки в утробу,

Я пойму, к чему был не готов,

И не стану черстветь, как сдоба.


Прочитай, пусть строфу мою вспучило,

Да ответь, что опять не понравилось.

Не в навозную ж влез ты кучу.

И печалей, смотрю, поубавилось.


Прочитай, я, возможно, нескромен,

Но реакции жажду обратной —

Раскаляет мозги без домен,

Вдохновляет на подвиги ратные.


Прочитай, не ругай меня грязно,

Не пинай и взашей не гони!

Я исправлю свое – безобразное,

Проживу все по-новому дни.

Под какую кровать закатилась звезда


Под какую кровать закатилась звезда —

Лунно-белая, путеводная?

За звездою – во мглу, в серое никуда,

Отругать, как змею подколодную.


А потом нежно-нежно прижать к груди,

Убаюкивать, убеждать:

«Ты свети иногда, с неба не уходи,

Очень трудно впотьмах блуждать».


И услышать: «Себя никогда не жалей,

Потенциал не в звездах,

Свое эго от стула скорее отклей,

А меня отнеси на воздух!»


Улетала звезда на небо,

Озаряла тернистый Путь.

И ни шагу назад не было,

Все вперед – по чуть-чуть, по чуть-чуть…

Часть 2. Сложные отношения

Когда закрыты двери, окна


Когда закрыты двери, окна,

Разрушены ступени,

Под тучей, что не знает лени,

Я продолжаю мокнуть,

Прилипнув к ржавенькой трубе,

Просить: «Пусти меня к себе!»

И, не услышав ничего,

Скользить на пузе вниз,

Считая с трех до одного,

Твой осуждать каприз,

Но снова приходить —

В жару, и в град, и в снег,

Я – не железный человек,

Но обречен любить…

Разбавь меня вином


Разбавь меня вином

В надтреснутом бокале,

Сквозь трещинку, как гном

В заштопанном крестом

Носке, сольюсь одном

В неведомые дали.


И в страшном сне забудь

Меня, вина вкусив,

Но плоть не обмануть,

Себя не нужно гнуть,

В болоте дней тонуть,

Волчицею завыв…


Кромсай свои наряды,

Подаренные мной,

Вытравливая «гада»

С корнями – прочь из сада,

Но чувства ведь не лампы —

Не вынуть по одной.


Проверь под тонкой кожей:

Той страсти уголь жив?

Что не кривила рожу,

Подогревала ложе,

Под крики, ахи, стоны

Нас, дураков, любив…

Губ накрашенных цветок на шее


Губ накрашенных цветок на шее —

Отпечаток призрачной любви.

Поливаю, холю и лелею —

Вянет быстро от нее вдали…


Слов неискренних – гора крутая.

Вся в пыли дорога-грусть.

Отношений лоскуты латаю

И, как прежде, громко не смеюсь.


Сахар растворяют встречи новые.

Чайник пуст – отключена вода.

Счастье накормлю узбекским пловом —

Хватит уже Счастью голодать.

Моих победила ты лучших солдат


Моих победила ты лучших солдат:

На поле брани недвижно лежат,

На вешалках войн оставили тени.

Чую обман, бьюсь об заклад,

Десять сражений подряд!

Лишние фишки – путь к преступленью.


Против тебя – всего лишь пшик,

Наточенный кожей штык,

В мыльный пузырь превратится ядро.

Твои же бойцы – на мину прыг!

И ничего. Зомби-ярлык?

Дьяволу точно продали нутро.


Может быть, я плохой командир:

Знамя стыдится залатанных дыр,

И боевых уж песен не пелось.

Нет дисциплины, полный бардак,

Чувствую, что для своих уже враг,

Крепнет в рядах бунтарская смелость.


Ты победила моих всех солдат,

На поле брани недвижно лежат.

С ними я рядом лягу сейчас.

Снимешь мундир, бьюсь об заклад,

Губы твои задрожат —

Эта игра совсем не для нас…

Ты, черт возьми, не клоунесса!


Ты, черт возьми, не клоунесса!

Ходить в огромных башмаках

И дуть потешно в дудки.

Ронять приевшиеся шутки,

Нас оставляя в дураках

В последнем акте пьесы.


Ты даже девочка, не фрик!

Бесспорно, личность не из серых.

Но смой скорей кричащий грим,

И сразу станешь ближе к ним!

Зачем, имея волосы сверх меры,

Носить такой смешной парик?


Возможно, сдамся: чувства ноют,

И сам напялю желтые штаны,

Чтобы пропеть чудным дуэтом

Все развеселые куплеты,

Не отличаясь внешне от шпаны,

Решить все малой кровью.

Забей мне в сердце гвоздь


Забей мне в сердце гвоздь.

Забила? В лес я – жить.

Сорву там ягод волчьих горсть,

Чтоб на Луну повыть.


Уже молчанье – месяц-год,

Тепла – огарок свечки.

Любовь – вперед, на эшафот?

В мешок и на дно речки?


Повыл… Скорей кусачки дай

И вырви ржавь-заразу!

Кори меня, склоняй-ругай —

Ты мудрена на фразы…


Но лучше-ка очисть глаза

От пятен нефтяных,

Вся непогода, и гроза,

И молнии все в них.


Давай поговорим всерьез.

Табу на все обиды.

Да, есть проблемы и курьез,

За сказанное стыдно…


Но будем думать, а не рвать

И дуть, раз обожглись.

Тогда не пробурчит кровать

Брезгливо: «Ну-ка, брысь!»

Я замер в позе импозантной


Я замер в позе импозантной.

Мне лился эль за воротник.

Едва успел побыть галантным,

Она испортила весь шик.


Несла сплошную околесицу,

Стирала нервно пудру с щек,

Грозила к вечеру повеситься

Или пуститься наутек.


Трепала мягкие игрушки,

Рвала бумажные фонарики,

Сонеты заставляла слушать,

Пить залпом – не по маленькой.


Швыряла в темноту цветы,

Кидалась собирать,

Ругала мир до хрипоты,

Звала с собой в кровать.


В финале – мокрая спина,

Свернулись уши в трубки,

И море выпито до дна

Вина на белой шубке.

В салоне Сладких снов


Я был в салоне Сладких снов.

Здесь воздух как ваниль.

Сон захотелось про любовь —

О ней почти забыл.


Мне маг налил в бокал глазурь,

И пена на стекле.

А я увидел пляску бурь

И бунт на корабле.


– Горячая – глотками пей,

Эффект не будет ждать.

И я представил себя с Ней,

Но не хотелось спать.


– Глаз не сомкнуть, что за нектар? —

Я мага упрекнул.

– Не действует твой сон-отвар,

Меня ты обманул!


– За спину, парень, посмотри:

Мой сон не будет впрок.

Я посмотрел – Она стоит:

Стройней не сыщешь ног…


– Привет! Узнала. И ты тут?

Чудесный сон купить?

А может, сократить маршрут

И снова полюбить?


Я подошел, Ее обнял —

Жизнь снами не заменишь!

Маг, хитро щурясь, мне сказал:

– Поймешь еще, оценишь.

Так сколько до сожженья чувств?


Так сколько до сожженья чувств —

Минута или год?

Какое из людских искусств

От ран любви спасет?


Какое лезвие острей

На лоскуты порежет?

Какое даст забыть о ней

Иль вспоминать пореже?


Все жжет невидимым огнем,

Пульсирует внутри

И ночью, и светлейшим днем.

Когда же прогорит?


Так сколько до сожженья чувств

Не шелковых касаний?

Какое из людских искусств

Избавит от страданий?

Пальцы щекочут бедро


Пальцы щекочут бедро —

Бархатна кожа, нежна.

Жар пожирает нутро.

Свет выключает страна.


Вилы чужие в спине —

Чувства и боль вперемешку.

Сколько тонуть в вине,

Не замечая насмешек?


Где-то себя перегнуть,

Стать усмиряющей палкой?

Не полюбить, уснуть?

Но почему-то всех жалко.


Только в ответ не жалеют:

Древо трясут грушевое,

Но постоянно болеют

Души цены грошовой!


Надо закрыть глаза

И в тишине помолиться.

Кто это все сказал?

Или кому это снится?

Механический вальс


Механический вальс на оглохшем от скрипа полу.

Осторожно касаясь растянутых солнцем теней,

Кружит пара, в пластинку вонзает иглу

Граммофон, искажая мелодию розовых дней.


Он ее обнимает, но руки не греет тепло.

И почти не моргают глаза голубого стекла,

Повторив в сотый раз, как же с нею ему повезло,

Бессердечная кукла по кругу опять повела.


Вечерами так хочется душу кому-то излить,

Но слова в пустоту каждый проклятый час.

Своя в доме Звезда не гарантия счастливо жить:

Превращается все в бытовой механический вальс.

Часть 3. Постельные тона

Уста порока


Как же сладки уста

Бутонов на Древе Порока.

Забыли и не зовут

Ткани дневных одежд.

Кажется, мы не будем

У Бога в гостях до срока,

В неге нашедши приют,

Устав от ханжей-невежд.


И все равно – что Завтра,

Вовсе неважно Вчера,

Только Сейчас своей формулой

Краски размоет утра.

И потекут по коже

Разводами капли ночей,

Не остывает ложе,

Взоры храня свечей.


Смех побеждает Время,

В ритме продляя истому,

А за окошком тает

Полугодичный снег.

Снова нас чувства заманят

На пол в четыре приема,

Нежность за ночь не устанет,

Забыв о понятии грех.

Я ноги целую длинные


Я ноги целую длинные

До самых розовых пят.

Из малолитражной машины

Красиво они торчат.


Что там? Лесок и погода

И даже чистейший пруд.

Уже настигла природа:

Пруд и лесок подождут…


Важное – вот оно, рядом,

Как батарейки заряд.

Телу опять – услада.

И временно жизнь – шоколад.


После же длинные ноги

Надавят слегка на газ,

Разгонят авто на дороге,

Печаль разогнав в сотый раз.

Время для шалостей


Супруга – с работы, нахмурила лоб:

«Шеф наш – скотина, бессовестный сноб:

Премия снова штрафам равна,

А коллектив – злая баба-жена».


Но, скинув туфли, сказав об усталости,

Позволила самые разные шалости…

Ушли от всего, раскрылись, расслабились,

От мыслей дурных убежали, избавились.


Иначе болезни, в минус активность,

Безделье за завтраком съест позитивность,

Книги – на полку, эмоции – в строй:

Налево, направо – безликий конвой.


Из рупора кто-то менторским тоном

В уши опять пропоет о законах.

Он понимает, что в море усталости

Выкроить надо время для шалостей?

Розы в постели кололись


Розы в постели кололись,

Мягкое задевали,

Шипы находили прорезь,

Забыться совсем не давали.


Розы тоже устали,

Но спать не желали долго,

Зачем, если в жизни столько

Ими с утра любовались?


Розы красу теряли

Свернутыми лепестками,

Страшную тайну узнали:

За что же друг друга ласкают.


Розам шипы в наказанье

За брешь на устах секретов,

Исколотые желанья,

Обман против воли раздетых.


Розы минуты считали

До вазы, стоящей у койки,

Но до зари попали

Через окно на помойку…

Дошли мы с девой до услад


Дошли мы с девой до услад —

Она свой сбросила наряд.

Открыв и сахар, и клубнику,

Читать заставила, как книгу.


До корки, медленно листая,

По капле смыслы раскрывая,

Картинки яркие меж глав

Мелькали гонщиком без прав.


Свой покорить дала Монблан,

Пройти живым через вулкан.

И, в проруби всплыв ледяной,

Ожить на миг – и снова… в бой.


В итоге, хлопнув переплетом,

Из мыслей выбила работу:

Авралы, серость и интриги…

Сто лет живите, Девы-Книги!

Розы-2


Под кроватью – розы,

Над кроватью – жар,

Скачут, словно козы,

Выпускают пар.


Развернутся в профиль,

Повернутся в фас,

Не мешки с картофелем,

Радуется глаз.


На стене винтовка,

За стеной скелет,

На зубах перловка,

Сотня лет в обед.


Дожевать не сможет,

Только проглотить,

Если вдруг поможет

Тот, кто не дал жить.


За окном аллея,

Под окном кальян.

Ярмо стерло шею,

Дым закрыл изъян.


Надышаться – с яблоком,

Пыхнуть – с молоком,

И тянуть кораблики

Мулом-бурлаком.


И продолжить оргию,

И залить простынку.

Значит, жив, не в морге

И не на картинке.


На кровати можно,

Во дворе штрафуют,

На душе тревожно —

Души ведь воруют…

С музою юной и страстной


Я с музою юной и страстной

Пил эль в абрикосовой роще.

Жалела меня, несчастного,

Гладила бренные мощи.


Травиночки все подстилала,

Чтобы не стер афедрон,

И в воздух такое кричала…

На сотый отмолит поклон.


Я в небо смотрел голубое,

На облачный хоровод,

На ладное тело нагое —

Как карты любовь раздает.


Каждому стоит напиться

До чертиков с музой своей,

Тогда что-то будет твориться,

Жизнь делая чуть веселей.

Каждый тела изгиб


Можно ли каждый тела изгиб

Забыть, не лелеять, искать совершенство,

Если, коснувшись, когда-то погиб,

Едва проникло на вдохе блаженство?


Можно ли гладить кожи шелка,

Не понимая страданья атласного?

Ножкою шаркать, валять дурака,

В корне губить чувство прекрасного?


Как обернуть события ровно

Мягкой оранжевой суперобложкой?

Посторониться паденья греховного,

По вечерам исповедаться кошке.


Ждать настоящей любви макромиг,

Много встречая холодных объятий…

Без снаряжения на горный пик

Карабкаться, думая: в чем же проклятье.


Чем бы закрасить смайлики грустные?

Дернуть улыбки вверх уголками:

Пусть эту радость тоже прочувствуют,

Солнечной щедро поделятся с нами!


Пусть все дурашливо улыбаются,

Лучше по-доброму, без гримас,

В реальности, где не грызут, не лаются,

Где мы единым целым сейчас.

Конфетти на горячие головы


Конфетти на горячие головы,

А вдобавок – снежинок улов.

Незаметные льдинок уколы

Врач-декабрь ставит нам с облаков.


Тройка чалых коней будит стайку

Птиц, не ждавших полозьев скрип.

Бабу белую – леди-зазнайку —

Лепим долго из трех снежных глыб.


Разность векторов – встреча у елки.

Где зима, там на редкость тепло.

Объектив щурится с верхней полки.

Щелк! Французский – морозу назло.


А потом перепутаны пледы.

Треск камина, шипящий, сварливый.

Но дровишек хватает, прочь беды —

Ночь давно обнимает игриво.

Часть 4. О реальности с юмором

Опять не догоняю Счастья


Опять не догоняю Счастья.

Не добредаю полшага.

Какой бы хитрою запчастью

Добавить скорости ногам?


Не так, наверное, устроен

И где-то точно искривлен.

Обходят с флангов двое-трое,

Бывает, весь метровагон.


А в ванной зеркало вздыхает

И, в путь с утра благословив,

Ворчит, тихонько наставляет:

«Поддай сегодня, удиви…»


И поддаю – ковыль-ковылью,

Рукой до Счастья мне подать,

Сейчас вот точно станет былью,

Нельзя же вечно догонять!

Я в бутылке, как кораблик


Я в бутылке, как кораблик,

Через горлышко впихнули.

А снаружи звенят сабли

И свистят шальные пули.


Но мне очень интересно,

Как над куполом взлетают:

Ведь от цирка, если честно,

Сердце с детства замирает.


Только в пятки не уходит,

Вроде как иммунитет:

Тот, кто всеми хороводит,

Есть сейчас, а завтра – нет.


Если под стеклом останусь,

Как музейный экспонат,

В янтаре жуком расплавлюсь,

И пройдет чужой парад.


Надо быстренько обратно,

Расправляя паруса,

Чтоб не оставляли пятна

И не драли волоса.

К лапе я прирос собачьей


К лапе я прирос собачьей,

Сер мой пес и кособок.

Выдали леща на сдачу —

Для обоих Бог сберег.


Кому дольку апельсина,

Кому костью по усам,

Бьют лежачего, скотину

И гоняют по ментам.


Я им: «Братцы, вот свобода!

Вольный ветер, пой, твори…»

Мне: «Дадим работ полгода

Или спишем глухари».


Ну и в чем винят бродягу?

В том, что ветром вечно пьян?

Что справлял нужду под флагом?

В этом главный весь изъян?


Что, по факту, безобидней

Мухи или комара?

Из толпы совсем не видно,

Холод там или жара.


Повезло: в участок власть

Рыбу привезла крупней,

Было слышно: «Вот так масть,

Пустовала сеть сто дней…»


Ко мне сразу интерес

В минус – с крыльца пнули:

«Чтобы запах твой исчез

До конца июля!»


И потом мой тощий пес

Метил долго новый путь,

К звездам задирая нос:

«Гав!» – свободно дышит грудь!

Дрейфую я в холодной ванной


Дрейфую я в холодной ванной —

Из мыльницы построил плот.

И шторм в одиннадцать по плану.

«Дошел до ручки, идиот!»


Прайс-лист сложил в корабль бумажный,

Расселись цифры по бортам.

Надутый, мокрый, очень важный:

«Достала, в общем, суета…»


Продолжу корабли пускать.

Потонут? Нет уж – доплывут!

Сейчас попробую нырять.

За аквалангом! Чем не пруд?

Млечный Путь


Дотянусь до рассвета, скатаю в рулон

И наклею другой – «Млечный Путь».

Ну, конечно, не весь – как его растянуть?

Если только нырнуть в чей-то сон?


Там художник Петро кисть макает в ведро

С ярко-желтой пахучею краской.

Два шлепка по стене: «Солнце в лодке на дне»,

И зажмурились рыбы с опаской.


– Фантазер, – улыбаюсь. – Чего вчера пил?

Кто светило снимает с небес?

А он вежливо так:

– Кто бы тут говорил?

Почему Млечный Путь вдруг исчез?


– Молодой эгоист, в мастерскую скорей?

Чтоб впотьмах никогда не блудить?

– Но я малую часть, да и то для гостей,

И всегда будут звезды светить!


– Сумасшедшие мы, я вот солнце стянул,

Правда, тоже какую-то часть…

Ты ко мне заглянул, чтоб я Путь растянул?

Так и быть, постараемся всласть.


Эти строки к чему: все сообщество звезд

Вдохновенья никак не добавит.

Да, осветят слегка кверху задранный нос,

Но работ новых больше не станет.

Окна без штор


Окна без штор, квартира – аквариум,

В доме напротив – лица зевак,

Раздутые ноздри глотающих валиум,

Зрачки суперпрофи подзорных атак.


Знаки созвездьям рук-треугольников,

Редкий ответ – сигналящий шар.

Скажете: «Люстра?» – не алкоголики,

Двое творцов, выпускающих пар.


Тощий юнец у телескопа,

Дедуля в форточку высунул нос,

Пусть неприлично, но шли б они в…

«Чего им всем надо?» – резонный вопрос.


Словно ремонт в этой жизни не делали,

Словно семей молодых не видели,

Пусть разноцветными – синими, белыми…

Может, их в детстве соседи обидели?


Можно по стеклам страшную физию

Расплющить в ответ, кулаком погрозить,

Но хочется крикнуть: «Вашу дивизию!

Дайте же людям спокойно пожить!»

Смешаны когорты звуков


Смешаны когорты звуков —

Какофония сплошная.

Ноты сбиты, как из луков.

Нотный стан – передовая.


Оттянули книзу плечи

Тяжестью – да неживой.

И согнулся человечек,

Стал горбатый и хромой.


Среди звуков надо выжить —

Непонятных и больных.

Уши, может, отчекрыжить?

Но не отрастишь других…


Хор призвать живых мелодий,

Без которых песен нет:

При любой звучат погоде,

Зажигают ярко свет.


Годы были – пролетели

Птицами в другую степь,

Хочется, чтоб славно пели,

Слушать и не умереть.

Человечки спешат, в лужи падают


Человечки спешат, в лужи падают,

Неприятно вода холодит,

В место, где их, конечно, обрадуют,

Где добро, как всегда, победит.


Человечки совсем не усталые,

Не должны они уставать!

Обещали ведь деньги немалые,

Научили другим обещать…


Человечки на небо не щурятся,

По земле их блуждает взгляд:

Проморгал? На соседней улице

Кто-то раньше отроет клад…


Человечки спешат, в лужи падают,

Но от жажды зато не умрут,

В месте, где, как всегда, их обрадуют,

Куда дважды уже не зовут.

Вот бы деревья росли из небес


Вот бы деревья росли из небес,

Засухи вовсе не зная.

Мы бы тогда на девственный лес

Смотрели, нос задирая.


Небом бы каждый вволю дышал

И поправлял здоровье,

Радостный, быстро к нему бежал

С искреннею любовью.


Лился бы теплый прозрачный дождь

Прямо в кружку – прикольно! —

Чаем готовым, который пьешь

С заваркой душисто-хвойной.


Мир перевернутый: дно – на макушке,

Ноги – на небосводе.

Такой парадокс – не верь и не слушай,

Разное ходит в народе.

Монолог Кризиса творчества


Я – Кризис творчества.

Со мной – к безумному врачу.

Хотя и сам давно лечу —

Надежно запираю мысли

И напрочь забываю код

(Захочет кто-то – подберет)…

Я тот,

Кто не дает чернилам течь —

Спокойно делать нудную работу.

Их превращаю

В вязкое болото.

Для тех же, кто печатает с листа

(Не мучает папирус),

Я – вечная для мозга мерзлота

(Компьютерного, в смысле)…

И также – на полставки – вирус,

Чтоб проги все зависли.

Бывает, мной болеет вся страна!

Когда культурное равно нулю,

Я даже критику стерплю,

Но обижаюсь:

Почему все гонят на?..

Часть 5. Регрессивное

Бессмертные души


Что мы, бессмертные души,

Хотим обрести на Земле?

Кого же продолжим не слушать

И пот вытирать на челе?


Кого проклинать и бояться,

Кого мечтать просто обнять?

С иными сквозь зубы смеяться,

С другими делить кровать.


И вспоминать о вечном,

Не понимая суть,

Тянуть на веревке Млечный

И так уж растянутый Путь.


И только потом, на миг

Увидев златую ширь,

Понять: провалили блицкриг,

Зря подняли тысячи гирь.


Кого мы, бессмертные души,

Опять обмануть хотим?

Пока еще учимся слушать,

Себе и другим вредим…

Когда я был пещерным человеком


Когда я был пещерным человеком,

То сутками на мамонтов охотился,

В жилище, плотно занесенном снегом,

Я об огне, как о дите, заботился.


В набег на питекантропов ходил,

Когда решали вдруг права качать,

И тигров саблезубых страшных рыл

Случайно не боялся повстречать.


Под шкурою секретничал с женой

И нежно гребнем спинку ей чесал,

Фигурою не зажимать стальной

Просил, когда долг мужа исполнял.


Детишки наши куклам костяным

Старались сажей приукрасить мины

И ей же рисовали в полстены

Вождя с всепобеждающей дубиной.


И целая пещерная династия

Среди коросты мрачных ледников

Спасала промерзающее счастье

Под взором безразличных облаков.


Во льдах застыли шерстяные мамонты,

В той мерзлоте проспали тьму веков,

Не видя развивающейся драмы,

Маразма несменяемых Богов.


Когда я был пещерным человеком,

Явленья мира глубже понимал,

И из него не мыслил я побега,

Как идола, кумира почитал.

Мы пылали в огне космическом


Мы пылали в огне космическом,

Как сверхновые озарялись.

Забывая о прошлом величии,

В пустоте на века оставались.


Мы сгорали в огне космическом

И опять на песке рождались.

И любили не платонически,

Но внезапно потом расставались.


Светлячками в огне космическом

Представлялись, встречаясь вновь

В этом поле неидиллическом,

Вспоминали былую любовь.


Становились мы старше, мудрей

И, запрыгнув на звезд карусель,

Не кричали: «Нас, Бог, пожалей!

Ведь истлеем однажды все…»

Прибрежные скалы омыты послушной волной


Прибрежные скалы омыты послушной волной.

По шелесту ветра понятна задумка природы.

Я вновь окунаюсь в манящий прохладой прибой,

Меня унесут в синеву океанские воды.

И, в них растворяясь, пойму:

Эта жизнь не уходит —

Однажды она

Вернется, как прежде, домой.


Меня не узнают, ведь время мое не пришло.

Слегка поиграет желанием плыть глубина.

И волны подарят искрящее пеной крыло —

Я словно в плену разноцветного вещего сна.

Но только не сплю.

И вокруг ни окна.

А гладь океана

Сверкает, как мегастекло.

Часть 6. О работе

На работе душа томится


На работе душа томится

В оболочке бренного тела.

Где бы ей сейчас проявиться

И заняться любимым делом?


Где бы крылышки ей расправить?

Воздух каждой почувствовать клеткой?

Все равно ведь продолжат плавить

Личность, ставшую марионеткой.


И, конечно, все объяснимо,

Все доказано философски.

Не бывает огня без дыма,

Вот и тело – костюмчик неноский…


На замки его запирают,

Тут ни прямо и ни в обход,

И душа внутри прогорает,

А фитиль кто-то жжет и жжет.


Кто-то вечно до одури умный,

Осознавший, как правильно жить,

Обитающий в центре шума,

Все желающий дыры закрыть.


А в итоге душа томится

В оболочке бренного тела,

Вот бы в небе сейчас порезвиться,

Пока до конца не сгорела.

Улучшенная версия меня


Улучшенная версия меня:

Где день тружусь, она – какой-то час!

Оставил бы попытки догонять,

Но гордость не дает в который раз.


Мне намекают: «Выйди покури,

Твои старанья – идеальный пшик».

Но мне хоть говори, не говори:

Коллеги, я – пока еще мужик.


Ее гора отчетов на столе

Мою давным-давно собой затмила,

Но сходятся морщины на челе,

Перед глазами все уже поплыло.


Я подвиг совершу и поднимусь

Над плоскостью, в которой обитаю,

И пусть немного медленно летаю,

Но никогда, поверьте, не свалюсь!

После работы маска сброшена


После работы маска сброшена,

Валяется, смеясь, на полке.

Лицо уже не перекошено,

Душа уходит в самоволку.


И краски яркими становятся,

Открыты к пониманью лица,

В шеренги длинные не строятся,

Чтоб обо всем договориться.


И настоящим себя чувствуешь,

А не страдающим за что-то,

Других казенно не напутствуешь,

Не бьешься в старые ворота.


Творишь и мысли излагаешь —

И набело, и через ретушь,

И в них себя не потеряешь

И не смахнешь, как в мусор ветошь.


И засыпать не хочешь долго,

Чтоб утро не лишило сказки,

Ведь никуда не делась полка,

Где ждет улыбчивая маска…

Я решил убежать


Я решил убежать

От таблиц, совещаний и вводных.

Все оковы сорвать,

Влиться с криком в когорту свободных.


Позабыть про дресс-код —

Сплошь костюмы, на шее удавки —

И представить курорт:

Легкий бриз, ласты, маску и плавки.


Я квартиру запру

И подставлю свою бледность ветру.

Выжгу сердцем искру —

Вверх взовьется на три километра.


Хочу ярко гореть,

А не тухнуть свечою оплывшей.

Не мечтать умереть,

Еще толком так и не поживши.

Часть 7. Наболело

Когда увяз


Когда увяз почти по грудь,

Как выбраться, вздохнуть?

Но всех сомнений между строк

Зыбучий не поймет песок.


Как свои страхи приструнить?

Мешают вольно жить,

Прильнут и душат по ночам:

«Куда собрался, кто ты там?»


Да, выбор делаю не тот:

Не щедро плюшки раздает.

И как во сне, и сам не свой

С готовой лопнуть головой.


Не слышу ни обидных слов,

Ни дребезга оков,

Но вдруг задышат за спиной,

За нити дернут, по одной.

Я не знахарь, но вижу, где больно


Я не знахарь, но вижу, где больно.

Мне не нужно ладонью водить.

Не могу дать команду «Вольно!»,

Когда начали рядом хандрить.


Только как их от боли избавить

И страдания чуть облегчить?

Без пилюль как здоровье исправить,

Дать возможность еще пожить?


Мысли вроде бы материальны,

Но, подумав лишь просто: «Живи!»,

Снова видишь глаза печальные,

Угасание буйной крови.


Что же, химия мысли сильнее?

И никак не наоборот?

Я молюсь, чтоб они не болели —

Те, кто встретил со мной этот год.

Замерев в сантиметре от пропасти


Замерев в сантиметре от пропасти,

Заглянув в ее жадную пасть,

Попросил вертолетные лопасти

У небес, чтоб на дне не пропасть.

Вспоминал: «Эту мглищу чернильную

Можно волей преодолеть».

Но вцепилось в затылок бессилие

И давай причитать да галдеть:

– Вдруг на той стороне нет решения

Очень сложных и важных задач?

Нет рецептов по избавлению

От преследующих неудач…


И опять ноги колют иголки,

Точно жала, зовут отступить,

Как судьбу не разбить на осколки,

Как же в пропасть не угодить?

Очень трудно на старт без скрипа,

Из тепла налегке на мороз!

Не зависеть от стереотипов,

Изменить свою жизнь всерьез.

И стряхнуть эти когти острые —

Рано списывать со счетов!

– Эй, вы, черные, серые, пестрые!

Кто там в пропасти? Я готов!

Я привыкаю чувствовать стекло


Я привыкаю чувствовать стекло

И, зубы стиснув, в муть его смотреть,

А, чтобы скулы не свело,

Их снегом докрасна тереть.


До тона ярких девичьих румян,

До скрипа грубо выделанной кожи,

Важнее вид тепло хранящих стран,

Из-за стекла кривящих свои рожи.


Не будет трещин к первому теплу

И мирных слов, улыбок, лобызаний,

Пока свое сполна не проживу,

Не выучу язык страданий.


Вручат однажды нужный молоток

И с пониманьем отойдут в сторонку,

Чтоб не поранили ни рук, ни ног

Летящие по сторонам осколки.


Привыкнув тонко чувствовать стекло,

Через него стучаться и смотреть,

Непросто осознать, когда назло

Всем холодам посмел не околеть.

Раз узелок, два узелок


Опять затянул на пальцах веревочку:

Раз узелок, два узелок,

Где-то внутри на тайную полочку

Вопрос нерешенный прилег.


Сотни веревочек крутятся, вяжутся

Узлы, и распутанных нет.

Скоро все полки забиты окажутся.

Когда же придет ответ?


Сколько еще вот так затянуть

Крошечных узелков?

Станет прямее извилистый путь?

Когда же я буду готов?


К новым историям, переживаниям,

Стройным прозрачным проекциям,

Но мир упрямо стирает старания

И чередует инъекции


С адреналином и вазелином:

Миру ничуть нас не жалко —

Ему бы списать биомашину

Да поскорее на свалку.


И не спасают бумажки хрустящие.

Как бы себя полюбить?

Ласки под вечер ненастоящие,

Лучше под утро забыть.


Раз узелок, два узелок.

Уже паутина-кокон.

А хочется выбраться. Кто бы помог?

Было бы вовсе неплохо.

Рифмы путаются, словно стропы


Рифмы путаются, словно стропы.

Эх, не пишется – почему?

С ежедневником парень потрепанным

Что-то знал, что, убей, не пойму.


Признаю, паренек из прошлого

Все спешил что-то всем рассказать,

Избегал, как черт ладана, пошлого,

О романтике за ночь – тетрадь…


Закружилось потом, завертелось,

Изнутри что-то вдруг утекло,

И одна лишь профессия въелась

Да по самое… ремесло.


Бюрократия творчество губит,

Результат – в голове пустота:

Дотла выжженные клоны-люди

От макушки до псевдохвоста.


То на камушки, то на машину.

А на дачный на дом не в облом?

Паренек превращался в мужчину

С потребительским длинным веслом.


А ведь раньше он верил в чистое,

Но чернила, увы, не берег,

И волшебные до неистовства

Он писал тогда, сколько мог.


Рифмы путаются, словно стропы.

Эх, не пишется – почему?

С ежедневником парень потрепанным

Что-то знал. Что?! Убей, не пойму.

Сны стали редкими


Сны стали редкими, а чернота

Вокруг разлилась необъятная.

В нее, как ни жмурься, – одна маета:

Тягучая, едкая, ватная.


Бессвязный текст, похожий на бред

Картонного сценариста,

Который лобзает свой милый портрет

И холст поливает игристым.


Чудит мимикрия морд.

Дробью стучат барабаны.

Финальный плетут аккорд,

Опустошив карманы.


Но как же выспаться? Душу продать

За клок от пиратской карты?

Крестик заветный (где рыть и искать)

Жирно отметить, скрыв точку старта?


Или в двенадцать по лбу

Стукнуть – морщинистому и родному,

Принять порошок, засыпанный в колбу,

Очи закрыть и… в цветную дрему?

Я Городом отравлен


Я Городом отравлен,

И кровь поет контральто,

Как битум неразбавленный,

Меня роднит с асфальтом.


И в камне дерева —

Грызут бетон корнями,

Природа не жива,

Но милым фоном с нами.


Подземка прессом потным

Расплющит по вагону,

Дыхание сиротно,

Нет права на полстона.


Накрашены витрины,

Под пластиком мечты,

На слезах Чиполлино,

Нигде нет доброты.


Под кожей засвербит,

Зачешется, заноет,

И, крикнув: «Без обид!»,

Заменит холод зноем.


Я к Городу привык.

Пусть дальше убивает?

На мне его ярлык —

На лбу числом пылает.

На поле умных дураков


На поле умных дураков

В земле до ночи рылся,

Копал не очень глубоко,

Но своего добился.


К веселью наугад пошел,

Маршрут по проводам.

На финише накрытый стол

И пара милых дам.


Не тех в вине смешали грез,

В пропорциях бардак,

И уловил тревогу нос

Быстрее всех собак.


И там, где стало горячо

И что-то пролилось,

Удачи выдернул клочок

И просвистело вкось…


Потом опять по проводам

В каморку, где покой,

Где пальцам можно по ладам

Пройтись, нарушив строй.


На час-другой унять жару,

Уйти на перекур,

Лекарство выпить поутру

Без привкуса микстур.


Озябшей тоненькой душе

Сказать: «В последний раз…»

Изобразить в карандаше,

Что было, без прикрас.

Не надо помнить, как их зовут


Не надо помнить, как их зовут,

Обычно такие в спину плюют.

Оборонять от них нужно свой дом,

А то придет хаос, а следом погром.


Не надо слезливо молить небеса,

Когда там сиеста – черна полоса,

Лучше задействовать скрытый резерв

И оголить каждый вырванный нерв.


Свернуться ежом в неудобном углу

На очень холодном бетонном полу,

Оскалиться, верить, что враг не пройдет:

Отравлены иглы. Какой же исход?


Не надо от страха зажмуривать глаз,

Когда режут сталью в профиль и фас!

Даже увидев себя под собой,

Можно в иной жизни выиграть бой.

Часть 8. О разных

Тролль


Шутил он неприятно, подтрунивал умело,

Словами, словно прессом, давил и обижал,

На спинах рисовал мишени белым мелом

И фразами, как пулями, их метко поражал.


И очень ему нравились предательские слезы

Мишеней пораженных, ментальная их боль,

Но он не изменял ораторскую позу:

Так органично вжился в худую тролля роль.


Он всех критиковал налево и направо

И в каждом разговоре на рану сыпал соль,

Для многих припасал прегорькую отраву,

Не замечал, как душу обгладывает, тролль.


Но сам случайно стал удобною мишенью:

И дырочки нашли, и даже кривизну,

И по тропе погнали подстреленным оленем,

И указали лунку, чтоб сразу утонул…


И вылили на голову цистерну липкой грязи,

И в перьях обваляли, учили понимать:

«Насколько для других теперь ты безобразен?

Настолько, что собрались всем миром навалять».


Сбежал тогда в избушку он посредине леса,

Но не у той хозяйки укрыться захотел.

Она ему добавила свои четыре песо

И ступой приложила, чтоб кубарем летел.


И долго он бродил, в итоге заблудился,

В болото вдруг забрел к жестоким упырям,

Просил у них сочувствия, ведь «малость оступился…»,

Они его прогнали: «Так захотел ты сам».


На свет не скоро выбравшись из-под нависшей тени,

Всем обществом отринутый, побитый и хромой,

Он тролля придушил в пропахшем летом сене,

На трупе разрыдавшись, твердил: «Я не изгой».


Обратно с дрожью плелся он с понурой головой

К обиженным когда-то – прощения просить,

Стрелка не сразу приняли в нарушенный им строй,

Пришлось на испытательном полгодика пожить,


Понять, что за мишенями есть чувства и страдания,

И Светлое, и Чистое, и Трепетно-Ранимое.

И что за все приходит однажды Наказание,

От выпущенных пуль никак не отделимое.

Клоун


Веселый клоун стирает грим,

Снимает нос накладной.

Улыбка отскочит вместе с ним

Пружиной незаводной.


Хлопали клоуну час тому как

И надрывали живот.

Клоун затмил слонов и макак,

Честной развлекая народ.


Теперь честно зеркало отразит

Гамму реальных чувств,

Покажет, как сильно душа болит

Слуги цирковых искусств.


Тьма прописалась под ямами глаз,

Влево скривила рот:

Клоуны часто радуют нас

Своему настроенью в обход.


Публика видит рот до ушей,

Брызги шуточных слез.

С каждой секундой все веселей,

Без черно-белых полос.


Когда же клоун грим сотрет,

То станет самим собой,

В ящик улыбку опять уберет,

А с нею нос накладной.

Адаптивный человек


Он выползает из росы

С пропахшим потом рюкзаком

За палкой псевдоколбасы

И переплавленным сырком.


Вставая в очередь за кашей,

Хранит он баночки с икрой

И, задирая юбки Глашам,

Пренебрегает год женой.


Он предает и снова дружит

Под Новый год, под коньячок,

Давно о совести не тужит

И не пускает на порог.


Молчит, не создавая мыслей,

Кричит, где кэш хотят поднять,

Как приспособленные крысы,

Обучен хвостиком вилять.


Вчера он – будничный прохожий

С худым морщинистым лицом,

Сегодня же с румяной кожей,

Чаек хлебает с чабрецом.


Он – адаптивный человек.

Он зад свой мучает иглой.

Одной рукой продляет век.

Другой накатит по одной…

Вождь и Жадность


Они появляются в дождь,

Приходят, обнявшись и радуясь.

Один, как и прежде, – Вождь,

Другая – до власти Жадность.


Беседу ведут о народах,

Противные капли не в счет.

Свободу тому Несвободу,

Другому – плохой звездочет.


Не видя сторонних глазами,

Себе предоставлена суть —

«Провидцы» нагреют задами

Грядущую мокрую жуть.


Поплавают в лужах глубоких,

Прочувствуют камушки дна…

Была бы песчаная отмель,

А так только в омут – сполна!


И, выбравшись снова на берег

Сухими и важными птицами,

Вождь с Жадностью шапку примерят:

Вдвоем под ней можно ужиться.

Было, тексты ему писал


Было, тексты ему писал,

Он с крылатой душою пел,

Звонко, четко, я не горевал,

А он рифм все новых хотел.


«Набубни что-нибудь, камрад, —

Предлагал он, гитару взяв. —

Ты же можешь стихи сплетать,

Да особенно и не устав.

Стежков десять всего подряд,

Чтоб за рифмой себя узнать».


«Тексты – это порыв души,

Она плачет, смеется, надеется,

Ты попробуй-ка сам напиши, —

Отвечал я. – Может, и склеится…»


Он попробовал: серые дни,

Непривычно пустая улица,

Незажженные кем-то огни,

И столетье никто не целуется…


«Что, камрад, набубнил чудно? —

Я певца своего спросил. —

Все промерзло твое окно,

Отогреть не осталось сил?

Под тяжелыми оборотами

И мелодия спуталась нотами?»


Было, тексты ему писал,

Он с крылатой душою пел,

Больше тексты сам не слагал,

Говорил: «Каждому свой удел…»

Шарлатан ты, колдунище!


Шарлатан ты, колдунище!

Морок наведи почище!

Или отлепись от шара

И заметь росчерк удара.

Наплывают небеса

Прямо в наглые глаза.


Шарлатан ты, колдунище!

Так сгори же на кострище!

Или подскочи от пара,

Если встал после удара…

Не находят корабли

Черные своей земли.


Душу Небо не берет?

Тело к матице припрет,

Или напоит водой

Кто-то глупый, молодой…

Но потом его разыщут

Черти-слуги колдунища.


Может, был не шарлатан?

На спине горит кафтан,

А под пятками угли

Подповерхностной земли.

Духи кружат хоровод —

Каждый танцевать зовет…


Духи шепчут, кто умрет,

Кто лечиться вдруг придет

Или скажет: «Все отдам

За тела прелестных дам…»

Станет многое немило —

В омут страшный закрутило.


Вы не бейте колдунов,

Не пускайте темну кровь.

Есть такое, что узнаем,

А потом в огне пылаем!

Белый свет вдруг стал не бел,

А кафтан с душой истлел.

Часть 9. Надо еще сказать…

Мы дошли до перевала


Мы дошли до перевала

И не встретили врага.

Нам сказали:

«Расходитесь, если жизнь вам дорога».

Вещмешки свои собрали,

По домам все разбрелись,

Позже выдадут медали,

Раз уж звезды не сошлись.


Где врагов себе накликать,

Сколько хмуро вдаль глядеть?

На каких небесных стыках

Успокоится медведь?

Когда шире размахнется

И загонит всех в кусты,

Меда досыта напьется,

Им же всем намажет рты.


Что за пазухой припрятать,

Если вдруг штанов лишают?

А затем в ночи по блату

С тумаками возвращают…

Как себя не потерять,

Находя одни страданья?

Поминая снова мать,

Позабыть про все желанья.


Сквозь штакетник напролом,

Из печи да без ухвата,

Представляя новый дом

Вместо запылавшей хаты.

Чтоб опять у перевала,

И не встретить вдруг врага?

И услышать:

«Расходитесь, если жизнь вам дорога»?


Нет уж, дудки, в этот год

Перегнем за перевал.

Вдруг он был там – вражий род?

Вдруг остался, подождал?

А спустились… Это что же?

Те же лица супротив,

Как две капли все похожи,

Тот же песенный мотив.


Сколько раз нас создавали

В тоннах глины и песка?

Штамповали, как медали,

Не жалели молока…

Уводили друг от друга

В свою темненькую ночь

И гоняли все по кругу

И не думали помочь.


Может, нет врагов и вовсе,

И не стоило искать?

А пора беречь нам кости,

Сообща Мир создавать.

И не ждать войны за злато,

Закопать свои мечи

Да узнать получше Брата,

Тоже слезшего с печи.

Такое утро замороченное


Такое утро замороченное!

Везде придуманные люди,

Немного с виду озабоченные,

По комнатам, раздевшись, блудят.


Стишки, как песни, напевают,

Не забывают вставить мат:

Чужим плевать, свои не знают,

Так можно много раз подряд…


На стенку гордо помочиться

И выбросить в окно сапог,

Опасно не остановиться,

Когда себе почти что бог…


Когда дудишь с довольной рожей

В иерихонскую дуделку,

Но стены крепки, страх прохожих

Напрасен – выдали подделку…


Для них шальной тромбон играет,

Труба – она и есть труба…

На крыше тело замирает.

Кого же – бога иль раба?


На редкость утро замороченное,

Придумали везде все люди,

Немного с видуозабоченные.

От беззаботных толк ли будет?

Кто грешил на свою прочность?


Кто грешил на свою прочность,

Получая в нос с ноги?

Проклинал ударов точность,

Но сберег от пуль мозги.


Кто в кровавой пене бился,

Защищая близких честь?

Слева пропустил – открылся:

Полная, поверьте, жесть.


Кто рекорд спортивный ставил,

Убегая от врагов?

Их по одному разбавил,

Обломал шесть пар рогов.


Кто притягивал колючих

Взглядов мертвые глаза?

А потом счастливый случай

От ножа его спасал.


Если жизнь – бои без правил,

А спокойствие – мечта,

Значит, звезды переставил

Страж Небесного моста.


Значит, лишь вперед дорога,

Раз в затылок жала рой.

Значит, стать почти что богом,

Выиграв у смерти бой.

Говорят, что нельзя распыляться


Говорят, что нельзя распыляться —

Сразу многих пытаться любить.

С нездоровьем рюмашкой справляться

И без цели столетие жить.


Говорят, что нельзя обижаться

На скупых, недалеких и серых.

Что везде следует оставаться

Человеком, наполненным верой.


Говорят, и молвой убивают —

Трудно выжить в проплаченном дне.

Белой нитью душонки латают,

Чтобы жариться в ада огне.


Говорят, что нельзя осуждать,

Но опять вместо теста глина!

Новых будем людей создавать,

Выдавая под роспись личины.

Родимся и для славы…


Родимся и для славы,

И для защиты чести.

Уходим в жизнь за право

Держать за горло бестий.


Размытых истин берег.

Рассказ о лучших днях.

Отбившись от истерик,

Развеешь дури прах.


Успеть туда, где ждали

И даже где не ждут…

Примерить те медали,

Которых не дадут.


Раскрыть свои объятья

Для сирых и убогих,

Судьбе заштопать платье

За правильность Дороги.


Укрыть нормальной жизни

Родных всех покрывалом

И пожелать Отчизне

Хорошего финала!


Оглавление

  • Часть 1. Признания и просьбы
  •   Коснись меня рукой
  •   Пишу тебе последние стихи
  •   Попробуй переделать свет
  •   Прочитай без запинки мой стих
  •   Под какую кровать закатилась звезда
  • Часть 2. Сложные отношения
  •   Когда закрыты двери, окна
  •   Разбавь меня вином
  •   Губ накрашенных цветок на шее
  •   Моих победила ты лучших солдат
  •   Ты, черт возьми, не клоунесса!
  •   Забей мне в сердце гвоздь
  •   Я замер в позе импозантной
  •   В салоне Сладких снов
  •   Так сколько до сожженья чувств?
  •   Пальцы щекочут бедро
  •   Механический вальс
  • Часть 3. Постельные тона
  •   Уста порока
  •   Я ноги целую длинные
  •   Время для шалостей
  •   Розы в постели кололись
  •   Дошли мы с девой до услад
  •   Розы-2
  •   С музою юной и страстной
  •   Каждый тела изгиб
  •   Конфетти на горячие головы
  • Часть 4. О реальности с юмором
  •   Опять не догоняю Счастья
  •   Я в бутылке, как кораблик
  •   К лапе я прирос собачьей
  •   Дрейфую я в холодной ванной
  •   Млечный Путь
  •   Окна без штор
  •   Смешаны когорты звуков
  •   Человечки спешат, в лужи падают
  •   Вот бы деревья росли из небес
  •   Монолог Кризиса творчества
  • Часть 5. Регрессивное
  •   Бессмертные души
  •   Когда я был пещерным человеком
  •   Мы пылали в огне космическом
  •   Прибрежные скалы омыты послушной волной
  • Часть 6. О работе
  •   На работе душа томится
  •   Улучшенная версия меня
  •   После работы маска сброшена
  •   Я решил убежать
  • Часть 7. Наболело
  •   Когда увяз
  •   Я не знахарь, но вижу, где больно
  •   Замерев в сантиметре от пропасти
  •   Я привыкаю чувствовать стекло
  •   Раз узелок, два узелок
  •   Рифмы путаются, словно стропы
  •   Сны стали редкими
  •   Я Городом отравлен
  •   На поле умных дураков
  •   Не надо помнить, как их зовут
  • Часть 8. О разных
  •   Тролль
  •   Клоун
  •   Адаптивный человек
  •   Вождь и Жадность
  •   Было, тексты ему писал
  •   Шарлатан ты, колдунище!
  • Часть 9. Надо еще сказать…
  •   Мы дошли до перевала
  •   Такое утро замороченное
  •   Кто грешил на свою прочность?
  •   Говорят, что нельзя распыляться
  •   Родимся и для славы…