Служители Тени [Виктория Сергеевна Кош] (fb2) читать онлайн

- Служители Тени 1.1 Мб, 14с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Виктория Сергеевна Кош

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Виктория Кош Служители Тени

– Завтра я уйду в Тень.

Слова эти, сказанные таким простым, обыденным тоном, скользнули мимо сознания Торна как нечто несущественное, как что-то, о чем можно было подумать потом или никогда. Внизу, перед мраморной, отполированной до блеска террасой дворца расстилался вечерний город. Город дышал. Дым из печных труб, испарения Раскаленного моря, выдохи тысяч людей, ароматы блюд, которые готовились к ужину – все это колыхалось едва различимым туманом, поднималось выше, к небесам, плыло в сторону моря, шевелилось, опускалось, поднималось, словно мерное дыхание спящего человека.

Это был город Торна, и он особенно любил его в закатные часы, когда город готовился уйти на покой, доделывал несделанное за день, доедал несъеденное, договаривал невысказанное, доспрашивал, доцеловывал, долюбливал. Каждый вечер они с Дейной выходили на террасу, пили прохладное эльмское, смотрели на город, говорили, а чаще молчали, зная до последней мысли, что происходит в голове другого – все-таки две октины семейной жизни не проходят зря.

– Завтра я уйду в Тень.

Торн вздрогнул. Слова, сказанные Дейной, наконец проникли сквозь блаженную расслабленность мягкого летнего вечера, пробили стену уверенности, которую Торн воздвиг вокруг себя, уверенности в самом себе, в своей благополучной, счастливой, удавшейся жизни, которой осталась –подумать только, какое богатство – целая октина.

– О чем ты говоришь?

– Мне было четыре, когда мы поженились. Плюс еще две. Считай сам.

Считать там было нечего. Шесть октин, конец человеческой жизни на Годане. Срок, отмеренный великим Йордэмом в его глубочайшей всевидящей мудрости. Но почему шесть? Они ровесники, а ему вот-вот стукнет пять…

– Я думала, ты все понял. Отец ни за что не согласился бы на наш брак, если бы не мой возраст. Никогда еще королева Шеллена не выходила замуж за чужака. Отец мудро рассудил, что лучше хранитель-чужак, чем никакого.

Рука Торна дернулась, витой бокал с эльмским полетел на пол. Капли драгоценного напитка, мириады кусочков хрусталя.

Осколки жизни, которая закончится завтра.

– Почему ты сразу не сказала мне?

– И что? Ты женился бы на женщине старше тебя на целую октину? Не на год, два или три, а на целых восемь?

Дейна улыбнулась, поправила пышный локон жемчужного цвета, упавший на лоб. Гордая королева Шеллена, такая же прекрасная, как в день своей свадьбы. Женился бы он на ней, если бы знал правду?

– Я женился бы на тебе, даже если тебе назавтра исполнялось бы шесть октин. Даже если бы ты была дочкой последнего рыбака, а не наследницей королев Шеллена. Даже если бы–

– Я тоже люблю тебя, Торн. – Большие серые глаза Дейны смотрели нежно, но в них – как отчетливо видел это сейчас Торн – светилось прощание. – Но правда есть правда. Прости, что не сказала раньше.

Никто на Годане не жил дольше шести октин. Так повелось с начала времен. Так было предопределено великим Йордэмом. Сорок восемь лет, плодотворных, полных здоровья и физического благополучия было отпущено человеку, а потом, ровно через шесть октин после рождения, наступало время уходить в Тень. Еще ребенком, в мастерской уличного торговца Торн видел часовой механизм. Шестеренки цеплялись друг за друга, толкая стрелки по циферблату, когда вдруг что-то щелкнуло и все остановилось. С людьми происходило то же самое. Они останавливались, и вся разница была в том, что никакой мастер не мог запустить механизм заново.

Тень была привычной и неизбежной. Торн радовался тому, что уйдет через четыре дня после Дейны – достаточно, чтобы воздать последние почести королеве Шеллена и не сойти с ума от тоски по ней. Но октина и четыре дня?

– Девочкам я скажу сама, – продолжала Дейна. – Вам придется ускорить свадьбу Моэры. После окончания траурной церемонии она станет королевой. А королева Шеллена, как ты помнишь, не правит без хранителя…

– Я не допущу этого.

– Мне тоже не нравится ее выбор, – рассмеялась Дейна. – Однако не нам с тобой мешать юной любви.

Но Торн не думал ни о старшей дочери, ни о ее чувствах.

– Я не допущу, чтобы ты умерла.

Дейна вздрогнула. На Годане никто не говорил про смерть. Тень требовала уважительного отношения к своему истинному имени. Смерть пугала, Тень была милосердна и ласкова. Смерть наступала внезапно, Тень ждала в условленный час. Смерть причиняла боль, Тень приходила как ласковая мать прикрыть усталые веки. И неважно было, что Тень и Смерть есть одно и то же, единое и неразличимое небытие. На Годане не было смерти. Была лишь Тень.

– Это невозможно, Торн.

Дейна протянула руки, чтобы обнять. Последняя ночь им оставалась, последние часы нежности. Торн уклонился от объятий и быстро пошел к лестнице, ведущей с террасы. Лишь осколки бокала захрустели под сапогами.


Клоун Раймар был звездой городского Рынка. Хочешь посмеяться? Приходи на Рынок. Хочешь поплакать, призадуматься, погрустить из-за неизбежного? Приходи на Рынок. Ни в одном театре не увидишь, ни в одном приезжем балаганчике не найдешь того, что показывал Клоун Раймар между рыбным и цветочным прилавком.

Один его облик привлекал больше зрителей, чем все актеры городского театра. Клоун Раймар был уродцем, диковинкой, вроде женщины с бородой или вечного ребенка. Но если бородатые женщины и взрослые ростом с детей иногда встречались на Шеллене, то Клоун Раймар был такой один. Его лицо прорезали глубокие морщины, во рту не хватало зубов, белесые выцветшие глаза вечно слезились. Одни говорили, он был таким с рождения; другие уверяли, что он сморщился, как только наступил возраст взросления – три октины. Завороженные взгляды провожали Раймара, куда бы он ни пошел. А за взглядами в потрепанную, как и он, серую шляпу сыпались монеты.

Сам Раймар на расспросы, которые обычно случались в дешевых портовых кабаках города, говорил, что он родился на корабле, где его поцеловала Искра. После этого даже самые пьяные переставали любопытствовать. Искру боялись все. Она грела недра Годана, кипятила воды Раскаленного моря, встреча с ней грозила гибелью всему живому. Даже Тень уступала дорогу Искре, своей жуткой матери. Лишь покровительство великого Йордэма стояло между людьми и Искрой, и, должно быть, громадна была любовь Йордэма к Клоуну Раймару, раз поцелуй Искры не обратил его в пепел, а всего лишь превратил его лицо в печеный клубень оккру.

Клоуну Раймару было четыре с половиной октины, как он утверждал, но проверить его слова было нельзя. После наступления возраста взросления люди почти не менялись, и, глядя на красавицу в окне сложно было сказать, отметила ли она свою третью октину или приближается к пятой, что ей исполнится завтра – четыре или шесть. Тем страшнее было смотреть на Раймара, который (это в четыре то с половиной октины!) выглядел как развалившийся старый корабль, вернувшийся после плавания по Раскаленному морю.


Лишь один человек на Шеллене знал, что Раймар на самом деле намного старше. Впервые Торн встретил его дома, на Экре, когда ему самому едва исполнилась октина. Уже тогда лоб Раймара прорезали первые морщины. Он держал лавку с мелочами в торговых рядах, мог отремонтировать что-нибудь несложное. Именно в его лавке маленький Торн видел часы, которые остановились. Раймар был неприветлив с детьми. Но, несмотря на это, а, может быть, благодаря этому, Торн хорошо запомнил его лицо: нос как у хищной птицы, впалые щеки, цепкий взгляд маленьких глаз из-под нависших бровей. Он сразу узнал Раймара на шелленском Рынке, хотя с тех пор прошло много октин. Так много октин, что этому могло быть только одно-единственное объяснение, и от невозможности этого объяснения, от ужаса перед этим объяснением, Торн предпочитал не узнавать Раймара.

Но сейчас ему был нужен именно он.


Завернувшись в плотный коричневый плащ, Торн стоял у края рыбного прилавка и наблюдал за представлением Раймара. В нос ему бил резкий запах сырой рыбы, в уши – гортанный гогот зрителей, а шутки Раймара, совершенно несмешные в его состоянии, отъедали секунды от жизни Дейны. Торн стискивал рукоять меча и мучился от невозможности покончить с этим балаганом одним ударом.

Наконец прозвучала последняя шутка, последняя монета упала в шапку, Раймар отвесил последний поклон, и кусок зеленого бархата, весь в проплешинах и пятнах, растянулся на деревянной раме: импровизированный занавес в импровизированном театре Рынка. Зрители потихоньку расходились. Торн не шевелился. Из-за занавеса доносилось щелканье замков, кашель, шелест ткани, звон пересыпаемых монет. Наконец Клоун Раймар в своей серой шляпе, нахлобученной до самого носа, стянул зеленую тряпку, собрал деревяшки, прикрепил их на сундучок, взвалил его себе на плечи.

– А я все думал, хранитель, когда же ты придешь ко мне…

Голос у Раймара был скрипучий, уставший. Он словно просил о снисхождении, но сейчас Торн не смог бы пожалеть и младенца.

– Нам надо поговорить.

– Я знаю отличное местечко…


В отличном местечке воняло блевотиной, а грудастая краснощекая девка за стойкой спала на ходу. Раймар заказал эля, и кислой капусты, и каши с мясом. Торн отказался от всего и только сильнее кутался в плащ, не желая, чтобы его узнали.

– О чем же ты хотел поговорить со мной, хранитель?

– Ты помнишь, как мы встретились с тобой в первый раз, Раймар? На Экре. Ты чинил механизмы–

– А ты под стол пешком ходил. – Раймар с хлюпаньем втянул в себя пену с кружки эля. – Много вас там крутилось около меня, оболтусов. Почему ты решил поговорить со мной именно сейчас? Ты ведь давно знаешь, что я в городе…

– Ты избежал Тени, Раймар. Расскажи, как.

– Потише ты, хранитель. – Раймар встревоженно обернулся по сторонам. – За такие слова толпа разорвет меня на куски. И тебя вместе со мной.

– У меня нет времени осторожничать. Завтра моя королева уходит в Тень.

– И ты собрался спасти ее от участи, уготованной каждому?

Клоун смеялся над ним. Торн дернул плечом, придвинулся ближе. Невзначай брякнул мечом от железную скамью.

– Рассказывай!

Прежде чем ответить, Раймар подождал, пока девка поставит перед ним на стол миски с капустой и кашей и уйдет.

– Ты живешь на Шеллене дольше меня. Когда-нибудь слышал о Служителях Тени?

– Если ты намерен пичкать меня сказочками–

– Значит, слышал. – Раймар удовлетворенно улыбнулся во весь беззубый рот. – Они сделали меня таким, каков я есть. Вот это все… Нравится тебе, хранитель? Готов увидеть свою красивую королеву такой за несколько лишних октин?

– Как они это сделали? – процедил Торн, жалея, что не может пересчитать оставшиеся зубы во рту Раймара.

– Думаешь, я помню? Если б помнил, был бы уже богачом. Тебе придется самому отыскать их, хранитель, и найти ответ. Только боюсь, он тебе не очень понравится…


Пошатываясь, Торн вышел из кабака. Кто на Шеллене не слышал о Служителях Тени? О них говорили шепотом, с оглядкой, ими пугали и проклинали. Никогда в жизни Торн не допускал и мысли, что они существуют на самом деле. Во мраке заброшенного порта, там, где ядовитые воды Раскаленного моря отравили чистый канал, находится их логово. Они не выходят на солнечный свет, они носят черную одежду и закрывают лица масками; им невыносима сама мысль о свете, тепле, надежде, любви. Их солнце – Тень, их любовь – Тень; в их логове штабелями лежат мертвые тела, с которыми они творят непотребства: режут их на части, копаются в животах, головах, вытаскивают кости. Мерзкими отварами и черными заклинаниями тщатся они проникнуть в тайны Искры и Тени, пробить милостивую защиту великого Йордэма, отринуть его заповеди. Горе тому, кто повстречается со Служителями Тени в час Искры, когда солнце прячется за ладони Йордэма, и лишь Раскаленное море выбрасывает вверх багряные языки; когда воздух Шеллена становится тяжелым, горячим, когда дома начинают источать запах горящей плоти. Ночь – время прохлады и красоты, но только не на Шеллене. Здесь ночью покрепче запирают двери и окна, гасят свет и с молитвой о завтрашнем дне ложатся спать.

Ночью по городу бродят лишь те, кому нечего терять, и Служители Тени.

Ни ночь, ни Тень, ни ее Служители не пугали Торна. Погнаться за бесплодной надеждой и потерять последние драгоценные часы жизни Дейны – вот чего он боялся. Но как отказаться от надежды, когда ее отрава уже течет по жилам, когда усмешка Клоуна Раймара так и стоит перед глазами?


Заброшенный порт располагался справа от действующего. Торн шел к нему по узким улочкам, задыхаясь от вони тупичков, толкаясь плечами с бродягами, пьяницами, ворами и мошенниками, фальшивомонетчиками, грабителями, матросами и пиратами и прочим сбродом, которого было на Шеллене в избытке. Здесь не было лишь убийц, и вовсе не потому, что Торн, как хранитель Шеллена, отлично справлялся со своими обязанностями. Лишь Тень на Годане имела право забирать жизни, и ни один, даже самый отчаянный головорез не рискнул бы посягнуть на это право.

Днем Заброшенный порт производил тягостное впечатление. Полуразрушенные доки, обломки верфи, и красная, полыхающая нить Раскаленного моря там, где раньше была прозрачная вода канала. Ни одной живой души – кому нужно было селиться или работать там, где море подтачивало берег.

Ночью здесь кипела жизнь, но впечатление от Заброшенного порта было не менее тягостное. Казалось, все подонки Шеллена собрались в одном месте. Здесь играли, торговали запретными товарами, продавали себя и других, ели то, на что нельзя было смотреть без содрогания, пили все, что можно было налить в кружки, банки, горсти. Торн проталкивался сквозь толпу, пропахщую едким запахом нищеты и грязи, и голова его кружилась от усталости, напряжения и изумления перед новым, неизведанным обликом города. Две с половиной октины прожил он на Шеллене, был мужем королевы, хранителем, он сроднился с городом так, что сам ощущал себя Шелленом, и все-таки теперь он явственно видел, что отец Дейны был прав, и чужак никогда не станет своим.

На мгновение, затерявшись в толкотне проституток и сутенеров, воров и скупщиков краденого, Торн забыл, зачем пришел сюда. Его кидало из стороны в сторону как горошину в бурном прибое, и только почувствовав в кармане чужую руку, он осознал, кто он, где он, зачем пришел сюда в такой час.

– Э нет, дружок.

Торн прижал руку, перехватил запястье железными пальцами, рванул ее на себя хитрым, ему одному известным приемом, и вот уже жалкий воришка, кривясь от боли, плюхнулся перед ним на одно колено. Замызганный, тощий парнишка или, судя по тоненьким всхлипам и причитаниям, девчонка. В другой раз Торн распорядился бы отправить ее в тюрьму или просто отпустил бы – еще время тратить на такую мелочь, но сейчас ему нужно было другое. Склонив губы к маленькому, покрытому струпьями уху воришки, Торн прошептал:

– Знаешь, где Служители Тени?

Девчонка дернулась, но Торн держал крепко.

– Искра меня разрази, экреныш, ты хоть думай, что болтает твой язык!

От неожиданности Торн ослабил хватку, и девчонка выскользнула, показала ему язык и растворилась в толпе. Экреныш. Две с половиной октины на Шеллене не сделали его своим, раз первая попавшаяся замарашка безошибочно опознала в нем выходца с Экры…

– Зачем тебе Служители, хранитель?

Высокий, холодный голос прозвучал как будто в голове Торна, что, конечно, было невозможно. Прямо за его спиной стояла женщина. Она была ростом с Торна и едва ли моложе; лицо ее, потрясающе красивое, поражало благородством и изяществом черт и абсолютно бесстрастным выражением. Ни черной одежды, ни маски на ней не было, но Торн понял, что нашел тех, кого искал, и потому сказал ей то, что сказал клоуну:

– Моя королева завтра уходит в Тень.

Женщина молчала. Под ее немигающим взглядом Торну стало не по себе.

– Я не хочу, чтобы она уходила.

– И чем тебе помогут существа из старой легенды?

Торн разозлился. Да она смеет потешаться над ним! Так же, как и Раймар…

– Клоуну Раймару они помогли.

Торн с удовольствием отметил, что глаза женщины сердито блеснули.

– Клоун Раймар заврался. Но ты, хранитель, должен бы лучше знать цену городским сказочкам. Или у вас на Экре все, о чем болтает народ, правда?

– Однако ты много обо мне знаешь…

– Каждый на Шеллене знает, кто ты и откуда.

– Отведи меня к Служителям, женщина.

– Чтобы ты что? Бросил их в свои подвалы? Ты правильно сказал. Я много о тебе знаю.

– Ты не знаешь ничего, раз думаешь, что я могу бросить в темницу тех, кто способен спасти мою жену.

– Служителей Тени не существует.

– Тогда почему мы до сих пор говорим о них?

Ни один мускул не дрогнул на красивом лице женщины, но Торн понял, что он выбрал верные слова.

– Иди за мной.


Быстрей, вперед, за тонким женским силуэтом, ускользающим в багровом сумраке. Он словно вернулся на двадцать лет назад, когда все, что было ему доступно – это следовать по пятам за наследной принцессой Шеллена, которая не подозревала о его существовании. Он снова шел за женщиной, но на этот раз не для того, чтобы завоевать, а чтобы спасти.

Она свернула к старым верфям, легко сбежала вниз по ступенькам к сточной канаве, в которую превратился некогда судоходный канал, скрылась в густом смрадном мраке, поднимающемся с поверхности воды. Ни разу она не обернулась, ни разу не дала ему понять, что знает, что он следует за ней, что хочет, чтоб он следовал за ней. Но он все равно шел следом, ведомый самым сильным и самым изменчивым проводником – надеждой.

Внизу, сразу за ступеньками открывался узкий проход под верфью. Обычно он был перегорожен ржавой решеткой, намертво засевшей в пазах, но сейчас решетка была гостеприимно отодвинута, словно дверца, приглашающая гостя войти. Торн не колебался ни секунды. Подземный ход петлял то влево, то вправо, без всякой логики или смысла; там было так узко, что Торн шаркал обоими локтями по стенам. Там было темно, ни факела, ни гнилушки не оставили неведомые хозяева, чтобы облегчить доступ в свое жилище. Торн упрямо шел вперед, разбирая дорогу наощупь, не слыша ничего, кроме своего судорожного дыхания и своих же тяжелых шагов, и когда ему уже стало казаться, что он ошибся, что женщина прошла дальше, а он по глупости попал в один из тех ходов-ловушек Заброшенного порта, из которых нет выхода, он наконец увидел впереди свет.

Ход оканчивался комнатой, где по углам горели связки факелов. Небольшой – терраса в королевском дворце была раза в три больше, но от того, что находилось в этой комнате, волосы вставали дыбом. На столах из грубо сколоченных досок лежали люди. Все они уже ушли в Тень, но вместе прохладных фамильных склепов покоились здесь, для осмеяния и поругания. У одного была вскрыта грудная клетка. У другого ноги были отрезаны по колено, у третьего голова была отделена от тела и лежала рядом, тараща невидящие глаза в пустоту.

За столами стояли двое. Женщина, которая привела сюда Торна, и широкоплечий кряжистый мужчина в одежде наконец-то черной. Его лицо, как у Клоуна Раймара, было изборождено морщинами, а в руках сверкал нож, остро заточенный клинок из визельской стали, направленный прямо в горло четвертого из ушедших в Тень.

Высшее святотатство!

У Торна вырвался крик. Даже в его родной Экре, где больше чтили крепкий кулак, чем заветы Йордэма, никто не посмел бы посягнуть на то, что Тень оставляет за собой.

Мужчина дернулся, как будто хотел швырнуть нож в Торна, но женщина положила руку ему на плечо и что-то шепнула на ухо.

– Хранитель? – Презрительную усмешку на лице мужчины нельзя было принять ни за что иное. – Зачем ты привела его сюда?

Женщина снова что-то зашептала.

– Я хочу узнать, как победить Тень, – громко сказал Торн.

Мужчина скрипуче рассмеялся.

– Тень нельзя победить. – Он сделал паузу, внимательно разглядывая Торна. – Ее можно только обмануть. Вопрос в том, хватит ли у тебя для этого смелости.

Никто не мог упрекнуть Торна, хранителя Шеллена, в трусости.

– Помоги мне спасти мою королеву, и я озолочу тебя.

– Мне не нужно золото.

– Что тебе нужно?

– Ты не поймешь.

Мужчина вышел из-за стола, и Торн увидел, что он хромает на правую ногу.

– Легенда называет нас Служителями Тени, хотя мы – ее главные враги. Вы подчинились ей, вы склонились перед ней. Вы бормочете про благословение Йордэма, хотя что может быть благословенного в том, что вам заранее отмерен срок жизни, словно свиньям в хлеву хорошего хозяина? Всему живому уготована в итоге Тень. Но мы не служим ей. Мы боремся за то, чтобы она перестала приходить по расписанию. Человек может жить дольше, чем шесть октин. Уходить в Тень полным сил, планов, талантов! Ты ведь тоже понял, что это несправедливо?

Он остановился перед Торном, задрав голову, чтобы смотреть ему в глаза. Вблизи его лицо выглядело лучше, чем у Раймара. Морщин меньше, кожа более подтянута, а глаза без единой красной прожилки смотрели ясно, внимательно. Раймар вызывал отвращение, что, должно быть, и привлекало к нему толпу. Хромой Служитель Тени вызывал уважение и, несмотря на разящий клинок в руках, доверие.

– Ты можешь мне помочь? – тихо спросил Торн.

Служитель кивнул.

– Ровно шесть октин отмерил Йордэм людям в своей самонадеянной глупости. Вы считаете это даром. Мы бросаем этому вызов. Отринуть дар Йордэма и положиться на милость Искры, что скажешь об этом, хранитель?

Дрожь пронизала Торна с головы до ног.

– Говори, что надо делать.

Служитель вложил в его руку нож.

– Уничтожь дар Йордэма, и твоя королева будет спасена. Она родится для новой жизни. Для жизни, конец которой не будет предопределен. Никто не скажет тебе, сколько она проживет. Год или октину, или две, или пять. С каждой октиной красота ее будет таять. У нее появятся морщины, спина ее согнется, руки и ноги потеряют былую гибкость. Но она будет с тобой, хранитель, если сейчас у тебя хватит духу ввергнуть ее в Тень.

Торн отшатнулся, взмахнул клинком Служителя.

– Ты хочешь уничтожить ее моими руками, мерзавец!

– Зачем мне убивать ее сегодня, если с восходом солнца ее и так не станет? – Служитель смотрел на Торна, склонив голову на одно плечо. – Я все сказал тебе. Поспеши, если хочешь успеть вовремя. Новый день не за горами. А у нас слишком много дел.

И он заковылял обратно к столам, где женщина уже доставала для него новый клинок.


Торн выбрался наружу, пряча нож под плащом. Вонь Заброшенного порта казалась райским ароматом после смрада подземелья. В голове шумело, перед глазами плавали пятна от горящих факелов. Уничтожить Дейну! Совершить то, о чем никто не слышал на Годане! Человеческая жизнь священна. Гнев Йордэма обрушится на голову того, кто посмеет нарушить этот закон. Даже во время войн на Годане никто не погибал. Войны выигрывались предательством и дипломатией, а не грубой силой, а если противодействующим армиям все же приходилось встречаться лицом к лицу, в ход шло ритуальное оружие, не способное нанести смертельный вред. Побеждал более искусный воин, а не тот, кто оставался в живых. На Годане никто никого не убивал, ни других, ни себя. На Годане не было оружия для убийства. Недаром нож этого гнусного подземного червя был сделан из визельской стали – единственной стали, которая могла резать плоть и которую поэтому использовали лишь мясники на Рынке.

Торн прошел мимо дворцовой стражи, не видя никого и ничего. Он поднялся прямо в спальню Дейны. На громадной кровати из полированного палисандра, которая помнила столько счастливых мгновений, лежали самые богатые наряды королевы. Сама она стояла рядом и задумчиво трогала драгоценную материю, проверяла игру камней в пляшущем свете свечей. Лицо ее было спокойно, хотя глаза хранили следы недавних слез.

– Я поговорила с девочками, – сказала Дейна, когда Торн остановился за ее спиной. – Кайя закрылась в своей комнате и плачет. Моэра встретила новость достойно, как и подобает будущей королеве.

– Просто она не любит тебя так, как мы.

– Ты к ней несправедлив, Торн.

Дейна повернулась к нему, обвила его шею тонкими руками.

– Не надо плакать. Я прожила свой срок. И уйду без ропота. Как все.

Торн стоял, опустив руки, не пытаясь обнять ее в ответ. Рукоять ножа леденила его ладонь. Вонзить его в горло женщины, которую он любил больше всего на свете… возможно ли? Переступить через все, что было свято не только для него, но для всех в его мире? Нарушить заведенный порядок, уничтожить не только тело Дейны, но и ее достоинство? Даровать ей то, чего она не ищет…

– Что с тобой, Торн?

– Ничего.

Он разжал пальцы, и клинок бесшумно упал на пушистый мягкий ковер. Торн, мокрый от напряжения, притянул к себе Дейну и прильнул к ее губам. Больше, чем жизнь, больше, чем любовь, больше, чем ужас разлуки, была ее готовность оставаться королевой до последнего мига.

Он будет достоен ее и отпустит, когда наступит рассвет.