Взлом сияния [Евгений Колос] (fb2) читать онлайн

Евгений Колос Взлом сияния

Глава 1

Я рос тихоней. Послушным ребенком, который следовал указаниям, не смел перечить и хорошо, очень хорошо учился. Обязанность – стать отличным учеником. Лучшим в классе таких же лучших учеников. Мы все – хорошие мальчики и девочки, которые должны стать примером идеала. Никакой конкуренции и никаких эмоций, просто галочки, проставленные в тех пунктах теста, в которых следует им оказаться. И это грустно, а еще горестно – что бы сказал учитель, когда узнал, что испытываю эмоции. Вскрыл бы мозг. Без сомнения. Мне весело от шутки – его бы такое нахальство тоже смутило.

***

За окном шел снег – весенний морозный бунт, не отпускающий на волю тепло. Я кончиками пальцев проводил по стеклу окна и ощущал холодок. Окно запотело, взгляд неотрывно следил за линией, которую оставляет мокрый мягкий палец. Как приятно ощущать в теле тепло. Все-таки очень хорошо маскирует леденящую тревогу.

Вацлав был приветлив – как и всегда. Я обернулся и спрыгнул с подоконника тут же, как только он меня окликнул. Наблюдение за Вацлавом доставляло особенное удовольствие. Нравилось изучать глубину морщин на лице старика. Гамму тусклых седых волос, которые диким взрывом разлетались во все стороны. Хотелось взяться за кисть, краски и запечатлеть, именно запечатлеть, а не изобразить, этапность красоты увядания. Удивительно, как время оставляет отметины.

Как же так. Слишком тяну с паузой, но ничего не могу поделать – трогаю собственное лицо, ощущаю и представляю старение. Вацлав снова приветливо меня подзывает.

Зафиксировал смятение в лице Вацлава. Старик кружил по воздуху носом, будто пытался унюхать, что со мной происходит. Или подбирал нужный для обзора ракурс. А когда поймал мой взгляд, тут же опустил плечи, расплылся в улыбке и смахнул исследовательский интерес с лица. Я прекратил витать в облаках и с усилием сконцентрировался на том, какие там слова подбирает Вацлав. Кажется, старик заметил эту неловкую натужность.

– Не в духе сегодня?

– Ерунда, дорогой Вацлав, – дивился самому себе, тому, как легко удавалось говорить звонко и бодро, учитывая странные мысли, которые кружили в голове.

Я огляделся по сторонам. Проверил все ли в порядке. Обычное дело – следить за порядком. Провел кистью по воздуху в направлении столика, на котором стояла чашечка кофе. Аромат тянулся и распространял свой терпкий шлейф по всей светлой рабочей комнате. Снова провел анализ, все ли в порядке. Стеклогибкий планшет скручен и поставлен на электросберегающий режим. Чертежи с новыми разработками Вацлава тоже скручены – покоятся в тубусах. Карандаши наточены – как любит Вацлав, ножом. Проверено. Сделано.

Вацлав дружески кивнул и подошел к столику. Чуть замедлил шаг на пушистом белом ковре, который очень любил. Выбирали ковер вместе – я определил подходящий для мастерской тон. Вацлав нарядился в отутюженные мною твидовые брюки и кремовую рубашку с длинными рукавами, которая в свете утреннего солнца напоминала луговой цветок. Последние восемь месяцев носил только рубашки с длинными рукавами, а порой – свитеры с высоким горлом. В заметках я оставил запись, что Вацлав может стесняться лишенной упругости кожи, которая стала напоминать гармошку. Осмотрел волосы на затылке – средство от облысения помогло, тоже указал в заметках – рядом с пунктом о коже. Нужно присмотреть крем.

Вацлав плюхнулся на стул, вытащил из нагрудного кармана планшет и двумя легкими касаниями указательным пальцем развернул гаджет. Растянулось бледно-голубое полотно, на экране заскакали обзоры рецензий в дизайнерских и интерьерных журналах, сводка главных мировых новостей, курс валют, прогноз погоды, а еще выскочило маленькое окошко со спамом, сигнализирующим о выгодной поставке оружия, микросхем и деталей для процессоров. Смахнул назойливую рекламу мизинцем, а свободной рукой плавно указал в мою сторону. А спустя миг – одарил меня лучезарно-упоительной улыбкой. Провел игривыми пальцами по воздуху и жестом пригласил устроиться напротив – будто специально повторил движения, которыми я угостил его несколько мгновений назад.

Чем-то встревожен. Очевидно. Кожа над бровями сложилась в домик, а губы смешно вжались в помятое жизнью лицо. Вацлав пробормотал себе под нос язвительные замечания. Тихую речь я разобрал без труда, но из вежливости поинтересовался, с чего такая обеспокоенность. Аренда зданий, твердил он, дорожает, бюрократы имеют всех. Я улыбнулся – из вежливости. И чтобы дать то, чего так хочет старик – образ беззаботного завтрака.

– Иди причешись, – сказал он, и я без промедления вышел из мастерской.

Я – идеальная картинка, которая напоминает Вацлаву о том, как когда-то он был хорош. Черные волосы лоснятся от шика, а грудь пышет здравием и силой. Щеки налились здоровым румянцем, губы напоминают цветом спелую вишню, а глаза сверкают жизнью. Старику неприятно видеть совершенство и вечную молодость. Или слишком сильно заботится о возрасте.

Расчесал идеальные локоны, распрямил клетчатую рубашку на стройном теле и убрал несколько ворсинок с брюк. Наклонил голову вправо и влево. Размял руки. И в один миг замер и прервал утренний ритуал. Что-то смущало во внешнем виде. Снова потянул шею, провернув круговой маневр головой. Идеально ровная черная полоса выглядывает в ямке ключицы. Будто шов, мастерски оставленный хирургом. Потянулся пальцами к чужеродной нити, но тут же одернулся – от отрезвляющего ум стука в дверь.

Возвращать взор нелепице у шеи не стал. Бросил затею исследовать внешние неполадки и вернулся к утреннему ритуалу. Застегнул рубашку до конца, чтобы скрыть отметину. Похлопал по плечам, дабы очистить рубашку от опавших волос. И вышел из уборной – к заждавшемуся Вацлаву. А тот и правда заждался. Всем видом показывал, что ждет долго. Руки недовольно сложил на груди, а указательным пальцем нетерпеливо постукивал по бицепсу. Средней упругости бицепсу. К тому моменту Вацлав весил 82,3 килограмма. Нормально, но подправлю программу тренировок и скорректирую диету, чтобы улучшить его самочувствие. Выглядит нервным. Цвет лица не нравится.

– Сегодня торчал там дольше обычного на тридцать секунд, – сказал Вацлав совершенно безэмоционально. Выставил бедро, опирался на одну ногу. Поза самого настоящего заждавшегося человека. Я не стал заставлять старика и дальше ждать. Выхватил из кармана сьютджет, скользнул по экрану пальцем, и из устройства полились струи тканей, окутывавшие меня в серое двубортное пальто.

– Готов, – сказал я без дрожи в голосе, которую ловко удалось подавить. Боялся, что не удастся. Старик ответил улыбкой. Чистой. Правильной. Подходящей в миг, когда нужно разрядить вдруг возникшее напряжение.

Вацлав похлопал меня по плечу и толчком отправил по конкретному направлению. На мое удивление, не к входной двери, хотя, согласно расписанию, мы должны выдвигаться. Курс построил к месту питания и восстановления. Чтобы не терять времени зря, я тут же сел на стул, положил ладонь на углубление в столе и надавил на панель. Контуры пальцев засветились желтым. Старик присел напротив.

– Помню, как впервые увидел процедуру, – с улыбкой говорил он мне, но больше на самом деле себе. Я просто это знал, – тогда увидел тебя в этой же позе. Чудное свечение так будоражило. Сколько удивительных открытий подразумевало.

Я понимал, что старик хочет сказать. Но не стал прерывать. Осознавал и кое-что поважнее – как для него это ценно. С каждым годом старику хотелось все чаще возвращаться в дни, когда не считал их – дни.

– Хотел дотронуться до свечения. Возникала жажда узнать, из чего создан особый свет. Как работает. Именно тогда впервые увлекся наукой. Жаль, не срослось. Слишком сложны цифровые технологии и вся чушь с гаджетами, маджетами, фуджетами, черт их побери.

Я рассмеялся, поскольку знал – старику понравится. И напомнил, что наука просто не его. Архитектура – другое дело. Великое искусство создавать величественные сооружения, которые играют законами физики, дабы выжить и не свалиться от мощных ударов могучего ветра.

– Да-да, – ласково произнес Вацлав, – рисунки. Всегда знаешь, о чем и как нужно сказать. Тогда в школе, когда увидел тебя на переменке, тоже знал, какие слова подобрать. Не могу вспомнить, что именно мне сказал, но помню чувства, которые подарили наставления. Ты просто обновлял систему – занимался штуковинами своими цифровыми. Но не плюнул на мальчишку, сославшись на технический перерыв. А выслушал детские бредни, мечтания – воодушевил стремиться и искать себя…

Замкнулся старик. Выглядел печальным. Я понимал, что ему нужно растянуть паузу. Вспомнить, как часто мы играли. Как учителя нас объединили, когда увидели, что находим общий язык друг с другом. Вацлава, конечно, наругали – все-таки без спросу зашел в технический отдел. Дети не должны видеть, как обновляются молодые люджеты. Следует вместе расти, привыкать к андроидам и обучать их быть людьми – а технические специалисты следили, чтобы люджеты оставались полезными приборами, которые гармонично вписываются в быт человека. Однако Вацлав был непослушным ребенком, а я стал тем единственным, с кем мальчик нашел путь к личной гармонии – душевной, не бытовой. А ведь достаточно было сказать, что он особенный юноша с большим сердцем.

– Я особенный, – будто прочитал мои мысли.

– Понимаю, тебе это нужно.

– Что?

– То, что сидим тут вместе.

– Люджет должен обновляться, дурила, – над улыбкой Вацлава нависла зловещая тень, – сегодня ты сам не свой. Как бы не сдать в утиль. Не собирался я ничего… вспоминать. Долбанный урод. Вставай.

Взял меня за воротник и потянул к себе. Да так резко, что панель от неправильного отключения слегка закоротило, и меня шибануло током. Больно. Особенности органического материала, из которого я сделан. Больно. Особенности души, свет которой пробирался сквозь холодное железо.

Глава 2

– Болтовня все, – Григорий был сегодня как никогда шумный, – чепуха.

Вацлав первый делом нарушил расписание. Вместо того, чтобы пойти в галерею, заскочил к давнему приятелю. Григорий – старый продавец древнего киоска прессы. Еще в школе показывали документальное кино в курсе исследования человечества. Там впервые и увидел такие – очень популярные небольшие магазинчики. В давние времена они были другими – сейчас больше напоминали музеи-кафе.

У входа расположено пару столиков, которые обычно занимают ярко наряженные молодые ребята, впитывающие дух прошлого. В соседнем окне продают напитки, а в самом магазине – ламинированные журналы и газеты соседствуют с тумблерами для микро-файлов и дешевыми саморазлагающимися планшетами. На дальней полке – зарядные колбы и магнитные левитирующие экраны. Старина Григорий знал, как держаться на плаву и не утратить шарм.

– Брехня!

– Говорю, не брехня, – давно не видел Вацлава таким рассерженным. Из рта взрывами летели слюни, – знаю, где разведывать информацию!

– И где же, старый маразматик?

Вацлав заговорщицки наклонился, попросил Григория сделать то же самое. Почти прислонился к его уху, чтобы шепнуть то, что мне отлично удалось разобрать:

– Знаю места. Особые сайты. Слышал, кое-что разрабатывают, Гришуня. Разгадали, как использовать их волокно.

И такого я совсем не ожидал. Вацлав наставил на меня указательный палец. Выдвинул руку так широко, что будь я ближе, ударил бы меня. А старик никогда не применял силу. Я всякого наслушался о жестоких пользователях. Но не думал, что могу стать частью какой-нибудь истории из криминальных хроник.

– Знаю… такое возможно. Должен верить.

Григорий злобно захихикал и подошел ко мне:

– Скажи-ка, – обратился ко мне, но смотрел на Вацлава, – чему вас в школе учили? В курсе о пользовании люджетами и истории происхождения андроидов? Расскажи о части про правительственные запреты, будь добр.

Стало неуютно. То ли от неприятного запаха изо рта Григория, то ли от того, что чувствовал себя частью шутки. Но все же рассказал, как просил продавец. Дождался только сначала одобрительного кивка Вацлава:

– Люджетов ввели в эксплуатацию для упрощения жизни человека. Согласно легенде, изобретатель – культовая Томила Железняк – основала программу, когда разозлилась от мысли, сколько времени уделяет бытовым проблемам. Люджет – верный компаньон человека и нечто большее, чем просто инструмент. Психолог, тренер, учитель. Однако мало человеку просто машины, с которой быть искренним полностью невозможно. Поэтому со временем разработали волокна с тайным составом, обеспечивающие естественный рост и постоянную регенерацию. Также в устройство люджетов внедрили обучающие схемы и секретный ингредиент, способствующий образованию эмоций. Люджет становится частью человеческой жизни, лучшим другом, долговечным безотходным гаджетом для нескольких поколений пользователей, но всегда стоит в стороне – не мешает…

– Притормози же, – оборвал речь Григорий, – разогнался, ишь ты! Болтливый он у тебя. Уточняю запрос. Сфокусируйся на практическом использовании люджетов и правительственных запретах.

– Особое волокно люджетов обладает свойством регенерации. Андроиды никогда не умирают – могут быть утилизированы или обновлены новыми программами обеспечения. Спустя десять лет после запуска первой партии образовалась преступная группировка похитителей люджетов, желающих разобрать андроиды, вынуть волокна и определить, из чего они состоят – детали знают лишь некоторые сотрудники корпорации «Живи со мной», и то каждый владелец «Истинных знаний устройства» имеет только части общей конструкции. После неудачных исследований преступники приступили к неким экспериментами, данные о которых стерты из всемирной Сети.

– Да, – Григорий снова вмешался, говорил почему-то раздраженно, – знаем. Прикрыли лавочку. Бандитов арестовали, и их больше никто не видел. Сдохли поди. Сколько лет-то прошло. Дальше что? Переходи к сути.

– Издан указ. Пользователям запрещено разбирать и изучать устройство люджетов, которые запрограммированы докладывать о нарушении правил. Также Министерство кибер-здравоохранения установило: использование волокон в человеческой медицине опасно для здоровья. Любые попытки открыть производство лекарств на основе волокон грозит пожизненным заключением.

– Или того хуже, – мрачно добавил Вацлав. – Неужели тебя совсем не интересует…

– Никому не сдались эти разработки. И моя помощь тебе ни к чему. Тем более уже три десятка лет в ходу люджеты-терапевты, которые чего хочешь сделают. С ними мы уже как бессмертные! Попробуй такого. Ну или своего как-нибудь обнови, раз так дорога тебе развалюха.

– Может, ты и прав, старина, – Вацлав взглянул на меня с доброй, но при этом грустной улыбкой, – не беспокойся, если чего подумал. Стариковские бредни.

Вацлав глубоко вздохнул и перевел взгляд на Григория. Заговорил печальнее прежнего:

– Может, все-таки подумаешь?

Григорий лишь махнул на него рукой и ушел прочь. Обошел ларек и зашел внутрь. Вытащил щекастую усатую мордашку из окна и заявил:

– Тебе бы к психологу. Знаю одного хороше…

Я сразу сорвался с места, как только понял, в чем дело. Григорий не смог закончить мысль. Схватился за грудь, что-то сквозь зубы проскрипел про сердце. Свободной рукой начал судорожно колотить в оконце киоска. Датчики зафиксировали, как бешено загромыхало в груди Вацлава – не знал, что предпринять, не понимал, что нужно вызвать скорую. Был беспомощен так, будто лишился меня. Даже не шелохнулся, пока я шустро огибал магазинчик.

Главное – я знал, что делать. Оказавшись внутри магазинчика, увидел, как Григорий сполз на пол. Дальше все по инструкции. Одна рука на другую. Разместил ровно по центру груди, чуть ниже сосков. Надавил – на сантиметров пять. Соблюдал скорость нажимов – раз сто в минуту. Нажатие. Нажатие. Я улыбнулся, заметив, как напряжение с его тела начало спадать, а сердце приходить к нормальному ритму, как и дыхание. Вызванная мною скорая уже замигала за углом.

Прощаясь с приятелем, Вацлав был краток. Положил руку ему на плечо, дружелюбно похлопал, а затем сказал:

– Прощай, мой друг. Ты все поймешь.

В тот миг захотелось вновь посмотреть в зеркало.

Глава 3

Температура тела в норме. Датчики охладились. Потому что последовали расписанию. Уф! Так бы воскликнула Лидия, кажется. Завтра мы должны увидеться. Перед каждой встречей с помощницей Вацлава рассчитываю вероятность того, насколько близко смогу подобраться к ответам на вопросы о странном поведении этой молодой женщины. Но по расписанию не о ней сейчас думать надо.

Вацлав знал, как нервничаю, когда мы не следуем расписанию. Поэтому улыбнулся сразу, как только я на него посмотрел. Знакомый взгляд – означает, что Вацлав все понимает и глубоко извиняется. Мы стояли на пороге галереи, собирались войти внутрь, но все оттягивали момент. Приобнял его, почувствовав смятение. Вацлав посмотрел мне в глаза – и снова с понимающим выражением лица. И наконец вошли внутрь.

В облитой сверху донизу светло-зеленым неоном галерее сегодня выставлялись образцы работ Вацлава. Потенциальные клиенты могли оценить шедевры коллекции и присмотреть макеты вариантов для домашних интерьеров попроще. Однако отправились не к его стенду. Вацлав хотел быть рядом, но цель преследовал другую – интересовали кабинки ощущений.

Вошли в длинный темный зал, напоминающий тубус с чертежами Вацлава. У стен возвышались кабинки, некоторые из которых издавали приглушенные человеческие звуки. От одного из них, уверен, тянулись стоны человека, испытывающего сексуальное удовольствие. Я слышал о новинке – программе, позволяющей настроить нервные окончания так, чтобы пользователь почувствовал первый в жизни оргазм девственника. Мне был любопытен процесс – теоретически, конечно. Поэтому, проходя мимо, вытягивал шею в надежде что-то увидеть – зная, что кабинки непроницаемы, как и анонимность, которая поддерживается здесь ради посетителей. Еще удивлялся, почему тогда не улучшить звукоизоляцию – но такова природа человека, выставить все на показ ради рекламного влияния на восприятие окружающих. Но при этом установить на входе лучи забвения, чтобы пользователи могли оставить личности во внешнем мире.

У любопытства Вацлава была другая направленность. И я понимал, чего хочет старик – желания пользователя зафиксированы в расписании. Вацлав шел к одной из дальних кабинок, белоснежной капсуле, украшенной углублениями в виде шестиугольников. Не глянул ни в сторону секс-автоматов, ни в сторону кабинок ароматов бразильских джунглей, его даже не заинтересовала муви-капсула, которая в рассказах Вацлава казалась особенно любопытной. Там можно посещать миры классических фильмов – с запахами, ощущениями и прикосновениями героев. Однако сегодня в планах белая капсула холода.

Вацлав подошел к капсуле и без промедления прикоснулся к сенсорной панели. Экран просканировал биоданные пользователя, проверил регистрацию и оплату. И в следующую секунду последовал глухой щелчок, а затем выдвижная панель-дверь сдвинулась и позвала старика в холодные объятия. Я подошел к боковой стенке капсулы и облокотился на нее – приготовился ждать завершения процедуры. Однако не успел как следует устроиться, как почувствовал тепло мягкой мясистой ладони на плече. Я дернулся и резко обернулся. Глаза Вацлава застилала слезная пленка, а из сухих губ вырвалось неожиданное приглашение:

– Пойдем.

Я хотел было напомнить о правилах. Андроидам запрещено входить в кабинки. Но не стал – по лицу старика прочитал, что спорить бессмысленно. Из соображений безопасности люджетам запретили посещать кабинки – могут коротнуть. Уверен, дело в другом, ведь андроиды совершенны. Можем адаптироваться к любой среде. Ведром с водицей не вывести из строя – так только в старых мультиках бывает. Жалкие ограничения лишь нервируют. Вдруг люди просто не хотят, чтобы мы обрели счастье? И поняли, какового это – быть радостными, живыми.

Странные мысли укоренились в моей системной программе. Даже думал, что по ночам Вацлав возится в настройках, пока я в отключке. Иначе как объяснить маленький разрез у шеи? Я не забыл про разрез, анализ этой проблемы – теперь тоже часть установки. Однако суждения оставил за дверцей капсулы, ведь разум обволокли новые картинки и ощущения.

Капсула открыла портал в самое настоящее белоснежное полотно – как те, в ящиках шкафа Вацлава. Под ногами хрустел снег, в легкие пробивался морозный воздух, а кожу ласкал северный ветер. Вацлав направился к маленькой хижине, пристроенной к огромной металлической конструкции. И тогда стало понятно, куда мы попали. В домашнем компьютере есть отдельная папка с фотографиями и документами о поездке сюда – «Ледниковый проект» называется. Два года старик торчал в Антарктиде – умчался туда проектировать и строить исследовательскую станцию, оставив меня в спящем режиме.

Два года одиночества изменили Вацлава. Домой вернулся просветленный, воодушевленный жизнью и открытиями, которые сделал в себе. А чем сильнее отдалялись те дни, тем глубже Вацлав погружался в темные мысли. Делался от собственных рассуждений подавленным. Казалось, капсула холода просто помогала старику ощутить мороз, которого не хватало в уютном и теплосберегающем городе, где царит нейтральная благоприятная погода. Выход из зоны комфорта наверняка помогал отрезвить ум, встрепенуться и вдохновиться на новые идеи. Однако я и не предполагал, что Вацлав заказал реплику той самой хижины. Поместил себя в фантазию.

– Холодно? – спросил Вацлав у входа в хижину.

– Да.

– Все чувствуешь и понимаешь, правильно?

– Верно. К чему ведешь?

Вацлав повернулся ко мне и протянул руку. Я тоже выставил руку вперед. Старик схватил ее и принялся ощупывать, будто хотел вобрать и мой механический холод – мало того, который лично ощущает.

– Тебе не просто холодно, – томно проговорил он, – чувствуешь гораздо больше, чем я могу представить. И можешь жить вечно при должном уходе. Нечестно.

Впервые за долгие годы вновь появился тот ребенок на школьной переменке 79-летней давности. Непутевый мальчишка. Один в целой вселенной. И мне не в силах дать запутавшемуся ребенку то, чего тот сильно желает.

***

Вышли из капсулы будто светом озаренные. Мне так казалось, пока Вацлав не разрушил фантазии, сказав о простой нехватке мороза. Я знал, каково значение слов о морозе лично для него. Старик почувствовал уязвимость, хотел, чтобы его пожалели. Я мягко прошептал «Ну-ну» и приобнял печального человека, пока мы направлялись к выходу. Однако в обессиленном тяжелыми воспоминаниями теле Вацлава вдруг проснулась сила, которая увела нас с пути.

Подошли к окошку со шлемами виртуальной реальности. Пришлось на месте зарегистрироваться, поскольку не планировали сюда заходить. Очередные вольности с расписанием сбивали с толку. Вацлав провел ладонью по сенсорному датчику, и микросхемы зафиксировали оплату. Не верилось, что все происходит наяву. Надел шлемы на меня и себя, и мы вместе, как лучшие друзья, погрузились в усиленные ароматы сада сакуры, цветы которой в реальности почти не пахнут. Затем прониклись сердцебиением человека на смертном одре – и тьмой в момент истощения энергии. Прибор особенно популярен среди тех, кто хочет вернуть смысл жизни. Завершили сеанс еще одной аромотерапией – окунулись в бумажные шлейфы старомодной библиотеки.

Перед уходом из галереи Вацлав заскочил в уборную, я остался ждать рядом с дверью. Собрался погрузиться в файлы с воспоминаниями о необыкновенных приключениях, как вдруг ощутил в виске неприятное жжение. Сенсоры и периферическое зрение не подвели – меня и правда нагло сверлили взглядом. Судя по тепловым следам на полу, слежка шла с того момента, как мы с Вацлавом сняли шлемы. Медленно повернул голову и увидел, как в углу трутся двое молодых людей.

Так нельзя делать, неприлично, но ведь очень любопытно. Да и Вацлав пока не пришел. Я настроил слух на голосовые волны незнакомцев. И услышал то, чего не должен слышать. Обидное. То, из-за чего стало плохо:

– Поэтому тварей нужно чаще перезапускать. Благодаря своему биоматериалу они растут, чтобы мы привыкли к ним, но не стареют. Представь, сколько всего люджеты запоминают. И для чего? Страшно подумать, куда приведут накопленные знания. А ведь так много самоубийц среди пользователей, которые не меняют модели и впадают в депрессию из-за комплексов. Надо менять. А б/у модели пригодятся не только другим пользователям вообще-то – на производстве самое место. Вон, старик тот – обезумел, не иначе. Играет с люджетом в дружбу.

Вацлав никогда меня не передавал. Как старику, наверное, страшно наблюдать за идеальным существом, которое много лет остается таким, каким был он в 21 год. Прекрасный возраст, всегда говорил Вацлав. Мысли свежи, и смелости достаточно для реализации идей. И все же горечь рассуждений не прервала удивительный процесс в моем теле. К щекам подобрался жар, ноги гудели от неподвластной разуму тряски, а дыхание сбилось. Легкие наполнились невыносимой желчью, которую можно было побороть, как тогда казалось, одним способом.

Я сорвался с места и побежал в сторону парочки. Под ногами вился вихрь пыли – так быстро перебирал ногами. Из ноздрей вырывался горячий воздух, и не хотелось останавливаться – мчался так свирепо и жадно, будто от скорости зависели жизни. Подбежав к ребятам, схватил высокого белобрысого парня за воротник, отутюженный наверняка еще одной бездушной машиной. Потянул самодовольное рыло к себе и увидел глаза – очень близко. Никогда в жизни ни на кого не смотрел с такого расстояния. От хулиганской ухмылки не осталось и следа. Я душил испуганного мальчишку его же воротником, пока в изумленных глазах сверкали слезы.

Парень из страха ничего не говорил, а я молчал, поскольку злился. В голове проносились разные мысли. Хотелось ударить мальца и объяснить ему, что ни к кому нельзя относиться как к вещи. Затем я задумался о последствиях содеянного. Утиль, перезапуск, новая сборка. Части распродадут на куски для новых дешевых люджетов. Что я наделал? Перешел грань, к которой и близко никто и никогда не подходил.

– Убери от него руки, – за спиной громом раздался холодный и даже металлический голос Вацлава. По коже пробежалась ледяная струя.

Внезапно осознание реальности оказалось до безумия острым. Надо мной висело тело пацана – корчился в муках от жгучей боли в горле и попытках выбраться из цепких пальцев андроида. В углу забился второй мальчишка, прятал голову между коленями. Поодаль пялилась толпа очарованных хаосом людей. Стояли молча, поскольку изучали, пытались ухватиться за чувства, бурлящие в венах у нас троих. Говорил только Вацлав. Приказал отпустить парня. Кулаки я тут же разжал. Сказал обернуться. Выполнил указание, взглянуть в глаза пользователю не смог. Но пришлось, так как следующим приказом Вацлава стало требование посмотреть в глаза. Сердце не колотилось, а вырывалось из груди. Коленки стучали друг о друга, а в горле наступила засуха. Столько чувств. И все мне одному?

Указательным пальцем Вацлав показал на участок пола перед собой. Затем тихо приказал встать на колени. Я чуть помедлил, но выполнил указание. Понимал, что будет дальше, но не хотел признавать. Однако нежелание считаться с рассудком не остановило процесс – Вацлав вытащил из кармана маленький металлический куб, который после легкого прикосновения большим пальцем разложился в длинный прут. Старик глубоко вздохнул, поднял прут над головой, и тогда я понес первое в жизни телесное наказание.

Первый удар пришелся в щеку – в этом участке особенно чувствительная и мягкая ткань. Полученная травма вряд ли затянется полностью – даже после тщательной регенерации останется шрам. Второй – в макушку – повалил на пол. Лежал на полу и смотрел в толпу. Заглянул в глаза маленькой девочке. Ребенок диву давался от яркого зрелища. Третьим рывком Вацлав хлестнул по руке, пока на пол с щеки текла зеленая жижа. Кто-то в толпе назвал жидкость гнилью, которой являются люджеты. Другой человек слезно кричал о том, что цвет означает жизнь и остатки здравого в обществе людей.

Четвертый удар, по грудной клетке, привел к отключке. Наступила тьма. Из приглушенного гула я попытался выдернуть отдельные фразы. Но разобраться в потоке споров и грязи не получилось. Зато оборвался шум так же быстро, как и начался.

Из файлов памяти выползли картинки. Старик делал так прежде, просто позаботился о том, чтобы все забылось. Но стереть воспоминания бесследно нельзя. Тогда я тоже стоял на коленях, но дома. Вацлав предстал в облаке почти полностью обнаженным. В руках держал черную дубинку. На лице застыла расплывчатая улыбка, поглощенная ослепляющим безумием. А я стонал и дрожал. Мне неприятно и даже мерзко погружаться в воспоминания о том, что происходило дальше. И именно тогда впервые задумался о том, почему Вацлав держит меня слишком долго. Многие пользователи меняют люджетов. Почему не он? Почему я?

– Все должны видеть, что случается с такими, как ты. Просто не оставил мне выбора, – тонкий голос пронзал оглушающий гул толпы, – зря тебя туда повел. Зря. Но ничего, все будет хорошо. Скоро вернемся домой.

Глава 4

Нельзя забывать. Нужно помнить все – до мельчайших подробностей. Должен заставить себя проснуться, ухватиться за воспоминания и запрятать их там, куда нельзя добраться.

Смог, пробудился.

Осмотревшись, увидел, что лежу на покрытом клеенкой столе. Тело стягивали ремни, а голову и ноги сдерживали жгуты, угол обзора невелик. Вацлав нависал над столом – после прогулки по галерее даже не переоделся. Его волосы были мокрыми от пота, а на лице сверкала искривленная улыбка из видения. Старик заметил, что я очнулся, и нежно прикоснулся к моей щеке – той, на которой останется шрам.

– Прекрасно, – упоительно пропел он, – даже страдаешь, как человек.

Я принялся извиваться на столе, пытаясь вырваться из суровых оков. Безуспешно – ремни старик затянул туго, а я не военная машина, разрывать цепи не могу. Аналитические способности позволяли мне понять, что освободиться не удастся, поэтому кривляния на столе рассмешили Вацлава. Он громко хохотал, все слаще приговаривая: «Как человек».

Вацлав что-то нащупал в выдвижном ящике под столом и выудил оттуда остроконечный инструмент. И медленно потянулся с ним к моей шее – ни единая мышца на руке не дрогнула, как у блестящего хирурга. Я зажмурил глаза и делал все возможное, чтобы утащить память в те уголки подсознания, куда ему не удастся забраться. Открыл глаза снова – по его требованию.

– Хватит притворяться, что тебе страшно, – не скрывая раздражения и пренебрежения приказал он, – я должен видеть глаза. Следить по ним – не задел ли чего лишнего, – старик улыбнулся. Зачем он улыбнулся…

Почувствовав жгучую боль в шее, я слегка дернулся и вскрикнул, на что Вацлав – сосредоточенный на работе – никак не отреагировал. Старик плавно вытянул из моей плоти черную трубку, напоминающую то ли вену с застывшей кровью, то ли провод.

– Вообще, ты не должен был проснуться, – заговорил снова нежно, – лучше спи, дорогой. Глаза все равно смогу держать открытыми.

В тот миг я обратил внимание на его руки. Вацлав впервые за долгое время предстал с закатанными рукавами. Свет в его сарае – как стало понятно по инструментам на дальней стене – оказался достаточно ярким, чтобы мне удалось заметить кое-что удивительное. Левая рука старика выглядела упругой и блестящей. Ни одной морщинки или старческого коричневого пятна, коих много на шее и правой руке. Кожа не висит, прожилки мышц выглядывают так же дерзко, как во времена молодости. Я слишком долго рассматривал руки, он это заметил.

– Видишь, какой ты невнимательный, – гордо проговорил он. – А ведь помнишь, никто не верил, что из меня выйдет хороший изобретатель? Даже ты. Как тебе рука? Ни единой чертовой морщинки, а бородавки с мерзкими волосинками – как ножом отрезало. Картину портит только маленький шрамик от внедрения, который, уверен, быстро затянется.

– Что ты делаешь? – мне наконец-то хватило сил сказать хоть что-то.

– Если бы ты дал мне договорить, то все сразу узнал, – снова раздраженно заговорил старик. – Как я уже и сказал, никто не верил в мою гениальность как изобретателя. Все бросили мальчишку на полпути, не дав раскрыть потенциал. Да, многого не понимал в технике, но можно было хоть чуточку усилий приложить. Хоть немного.

Вацлав потянулся за склянкой и осторожно уложил туда вену, которую оторвал от меня. От мерзкого вида штуковины закрутило в животе. Никогда такого прежде не чувствовал. К горлу подкатила горечь, я искривился в лице. Вацлав на мгновение прервал монолог и задумчиво осмотрел меня. Махнул рукой и продолжил речь:

– Попытки стать изобретателем не бросил. А когда узнал про слухи о чудодейственных свойствах волокна и некоторых деталей таких существ, как ты, то аппетит разыгрался. Вспомнил старые порывы сотворить что-то полезное. Но на этот раз старался лучше – раскрыл якобы несуществующий потенциал сам. Я умираю, и это заставило меня проснуться и захотеть обрести вечную жизнь. И не смейся, такое возможно. Я читал, спрашивал у знающих людей… А эти все законы… Не понимаешь? Правительству выгодно ограждать людей от истинных свойств волокон, дарующих вечную регенерацию! Пользуются волокнами в грязных экспериментах и тайно продлевают себе жизнь, а между тем изобретают люджетов-терапевтов и другие новшества, чтобы люди платили больше, чтобы убедить народ в необходимости поднять налоги. Ведь для нас же стараются, много средств уходит… А сами уже раздобыли варианты для здоровья получше и дешевле!

Вацлав резко замолчал. Потупился, что-то пробурчал себе под нос – не хватало сил уловить суть бредней. А когда снова посмотрел на меня, я увидел леденящий кожу взгляд – прозрачный и лишенный жизни и ясности. Мне стало страшно, как никогда в жизни.

– Посмотри! – Вацлав крикнул так звонко, что я вздрогнул. – Мои руки! Ты и тебе подобные могут жить вечно, и ваши волокна уже продлили срок моей руке. Еще чуточку и удастся пустить бессмертную кровь люджетов в свои жилы. Докажу, такое возможно. Внедрю в организм те волокна и механизмы, которые подпитывают андроидов. Заморожу себя изнутри и стану таким же, как ты. Только лучше, ведь я человек.

Вацлав снова замкнулся. Опустил голову и взглянул на покрытые зеленой жижей руки. Осмотрел стол. И тихо проговорил:

– Или хуже. Знай, держу тебя так долго не только для всего этого – другим людям андроиды быстро надоедают, избавляются, как от мусора. Сдают на переработку, чтобы перенаправить в новые семьи или в производственные цехи. Ты же дорог мне, и еще ты… какой-то особенный. Оттого больно творить такое.

Казалось, Вацлав отпустит меня, и мы вновь заживем жизнью счастливой семьи – ведь у него никогда и не было ее, семьи. Должен дорожить тем единственным кусочком семейного уюта, который есть. Но чувства оказались обманчивыми. Одним хлестким ударом черной дубинкой старик вырубил меня, оставив наедине с личной темнотой.

Глава 5

Распахнул глаза. Посмотрел по сторонам – окружение привычное. Прикроватный столик, окно, через которое в комнату льются солнечные лучи. Тело укутано в пушистое одеяло, никаких ремней и жгутов. Ремней. И жгутов. Стол в клеенке. Провода из шеи. Вацлав, что же ты натворил? Все помню.

Я резко вскочил и почувствовал чистоту в разуме. Никаких мутных мыслей и сложных эмоций. Новый перезапущенный «я», готовый снова следовать расписанию. Да вот только расписание может измениться – ведь забрать память не удалось, не в этот раз. Скоро сработает его будильник. Я отправился готовить завтрак. Старик не должен узнать, не сейчас.

***

Из колонок струилась дивная музыка. Скрипка жалобно рассказывала душераздирающую историю, пока виолончель мудро выслушивала ее. Иногда ребячески поигрывала свирель, разбавляя настроение непринужденной беззаботностью. Вацлаву нравилось, когда во всех комнатах играла инструментальная музыка. Вложил уйму денег, чтобы техника передавала глубинную мощь нотного стана. Так всегда старик и выражался. От него нахватался разных словечек.

В ручеек мелодий ворвался звон со стороны входной двери. Это Лидия – молодая стажерка, помощница и по совместительству любовница Вацлава. Правда, из-за охватившей мозг старика апатии последние четыре месяца встречи ограничивались рабочими вопросами, без прежних моментов близости в спальне, на столе среди чертежей или на его любимом ковре.

Лидия принесла несколько лакомств. Одно – съестное в виде булочек – досталось Вацлаву. А второе перепало мне, но Лидия и не представляла, что это лакомство. Я стоял в углу, терзаемый непреодолимым желанием сбежать. Укрепил на лице приветливую улыбку, из уст вырывались услужливые речи, а тело кричало о боли и недомогании. Лидия будто чувствовала, как мне гадко. Подошла почти вплотную. Я ощутил, как теплое сладкое дыхание ласкает мою не поддающуюся разложению кожу. Хотел обнять Лидию – как же много чувств возникает благодаря сохранению памяти. Механический монстр хотел обнять девушку… А она, казалось, видела чудище насквозь.

В глазах Лидии – бушующих голубых реках – таились искорки любопытства и доброты. Осторожно положила одну руку мне на заостренное от напряжения плечо, а второй ласково прикоснулась к шраму на щеке. Тихо, чуть слышно, но невероятно громко в моем воображении, спросила:

– Что приключилось? Царапина. Оттекшие глаза. И ты… грустный?

– Бодрого утра, Лидия, – я снова себя удивил тем, как весело и задорно могу говорить при тяжелых муках в механическом сердце, – все в порядке! Просто небольшая стычка с непослушными подростками, которые решили потыкать в люджета деревяшками, – тут же рассмеялся, предательски лицемерно.

– Понятно, – Лидия говорила тихо и ласково, – если вдруг хочешь о чем-то рассказать, лучше говори. Все пойму.

Эмоции Лидии продолжали короткую речь ярче и насыщеннее киношедевра. В блеске глаз кружила обеспокоенность, а в дрожащих губах – желание сказать что-то очень важное. Я часто ловил на себе ее хитрые и приветливые взгляды и никогда не понимал их смысла – и почему они отличаются от взглядов других людей. Но теперь в глазах Лидии вспыхнуло нечто новое, не просто доброжелательность.

– Спасибо, Лидия, – дрожь унимать стало еще сложнее.

Лидия понимающе кивнула, ласково улыбнулась и подошла к Вацлаву. Мне оставалось лишь молча наблюдать за происходящим. Лидия посмотрела себе под ноги и что-то сказала старику – слишком тихо и слишком далеко. Иногда глядела в глаза Вацлава, которые раз за разом становились все мрачнее. Украдкой бросила пару взглядов на меня, незаметно для старика. Но и Вацлав посмотрел на меня – холодно и сурово, аж онемели ноги. После короткого рукопожатия Лидия мило со всеми попрощалась и ушла прочь. Вацлав опустил голову и подошел ко мне, не поднимая глаза с пола. Стало холодно.

– Лидия ушла? – дружелюбно спросил я.

– Да, – Вацлав потерял утреннюю звонкость в голосе, – ушла. Вдруг появились дела. И в то же время плохо себя чувствует… Так и не понял, в чем проблема. Пока хочет в одиночку поработать над одним проектом.

– Хорошо. Тогда, может, кофе с…

– Сегодня необычно себя ведешь, не так ли? – перебил меня он. Я чувствовал, что вот-вот на лбу проступит испарина. Хотя этого чисто физически быть не может. – Нужна дополнительная перезарядка, дружок?

– Как скажешь! – тошнило от позитивности.

– Не надо, – задумчиво остановил меня старик, – иди сядь в кресло в мастерской.

Послушно отправился в белоснежную яму, где старик торчал часами, даже когда не работал. Ждать пришлось слишком долго. Однако я так глубоко погрузился в мысли, что и не заметил, как наступил поздний вечер. Не смел сдвинуться с места, поскольку знал – лучше терпеливо ждать.

Дверь наконец-то распахнулась. Вацлав подошел со спины и похлопал по плечу. Затем молча обошел кресло и встал напротив. В руках держал заостренный инструмент, которым ковырялся у моей шеи. Я не дрогнул ни единым мускулом, он тоже. Хотя нити нервной сети были на пределе, такого никогда не случалось. Возможно, больше и не произойдет, если сегодня все закончится плохо.

– Вижу по личику, – прежде голос Вацлава не звучал так низко, – память всю не стер. Но ничего, подправим. А раз все равно и так все помнишь, воспользуемся этим.

Вацлав подошел медленно. Приблизил свое лицо к моему, но в глаза не смотрел – интересовала шея. Неожиданно резко протянул обе руки к коже и протиснул кончики пальцев в то место, где прежде была полоса. От зудящего чувства в теле мои глаза судорожно задергались, и голова по инерции откатилась в обратную от лап старика сторону. Пальцы скривились и напряглись так сильно – казалось, вот-вот отвалятся. А старик продолжал расширять стенки дыры.

– Вот! – ликующе воскликнул Вацлав, вынимая прутик. Я покосился на старика. В жилах вскипала ярость, а в кулаках копилась дикая животная сила. И дальше все пошло так, как пошло.

Схватил Вацлава за горло с такой мощью, что почувствовал хруст в ладони. Крепко стиснув зубы, посмотрел в испуганные глаза и попытался разглядеть хоть крупицу от того мальчишки, который грустил на школьной переменке. Тот мальчишка мертв, а передо мной бьется в конвульсиях корыстное чудовище, пытающееся походить на человека. Сдавил пальцы еще сильнее. Просвета между ладонью и шеей уже было не видать. Зрачки старика закатились за горизонт. Но мне было мало.

Я выпустил из своего затылка белые контактные провода, с помощью которых чиню технику и подключаюсь к устройствам для передачи данных. Они кружили над головой, и надеюсь, что напоминал старику Горгону Медузу из книжки по греческой мифологии из домашней библиотеки. Провода перестали виться – выпрямились и натянулись, как змеи перед атакой. А затем я брызнул ими прямо в старика, заставив их вцепиться в красное жирное лицо. Все четыре гадюки проделали в нем небольшие отверстия, через которые пустили под кожу электрический яд. И оставалось только наблюдать, как из трясущегося и одеревенелого тела уходят последние искорки жизни.

Глава 6

Что я наделал? Уже ничего не исправишь. Я бежал по ночной улице достаточно быстро, чтобы оторваться от преследующего меня стыда. Достаточно быстро, чтобы не чувствовать, как камешки раздирают босые стопы. Остановился у перекрестка – так же резко, как схватил Вацлава перед тем, как… На противоположной стороне улицы было почти безлюдно, на ветру колыхалась одинокая тенистая фигура.

Лидия. У ее ног левитировал чемодан. Лицо казалось непроницаемым. Ничего не говорила и не делала – лишь кивнула, но этого было достаточно, чтобы меня охватила дрожь. Все-все видела? Или помогла мне? Во тьмевспыхнули два огонька. И я ухмыльнулся. Очевидно же. Люджет! И старая рухлядь пользовался Лидией! Однако в следующий миг стало понятно, как сильно я ошибся. Хотя с трудом мог поверить в то, что узнал.

Лидия включила порт для передачи данных. На анализ у меня ушло несколько секунд. Улыбка сошла с лица. Лидия – вовсе не люджет. Я перебежал дорогу и приблизился к ней. Хотел задать вопрос – объемный, четкий и конкретный. А вырвалась:

– Как?!

Лидия робко улыбнулась. Прикоснулась к моей щеке – там, где шрам. Чуть приоткрыла рот и начала говорить медленно, спокойно и тихо – будто в руках держала власть над всем миром и ни о чем не беспокоилась:

– Несколько лет назад Вацлав увлекся темой запчастей люджетов и запретных экспериментов по внедрению волокон в организм человека. Тогда же наш штаб и заинтересовался им. Нужно было увести с нужного курса, чтобы не привлек лишнего внимания.

– Штаб?

– Именно. Исследования по кибермедицине с использованием волокон не прекратились, а стали более секретными. Как видишь, некоторых результатов мы добились.

Лидия оказалась воплощением идеального синтеза человека и андроида. Ее клетки пронизаны волокнами, которые насыщают организм жизненной энергией, обновляют. Сколько же лет Лидии, стало вдруг интересно.

– Таких как я, – продолжала она, – немного. Боюсь, единицы. Если вообще кто-то остался – синтез может свести с ума, знаешь ли. Провела слияние втайне от коллег, поскольку до утверждения процессов могли уйти годы. А ждать в ситуации, когда правительство дышит в спину, нельзя. И после удачного синтеза решила лично присмотреть за Вацлавом – якобы у него могут быть ценные задумки. На самом же деле хотела находиться от штаба как можно дальше. И потом…

Лидия глубоко вздохнула. Слегка нахмурилась. Слова давались ей как-то совсем тяжело. Мне пришло в голову взять Лидию за плечо – нахмурилась еще сильнее. Убрал руку.

– Обретая подобие бессмертия, многое понимаешь о ценности жизни, морали и гуманизме. Вместе с одеревенелым цинизмом получаешь способность ощущать детскую наивность – веру в любовь, теплые чувства и человечность. Наверное, организм испытывает нехватку эмоций. Втереться в доверие к Вацлаву оказалось несложной задачей. Но и представить не могла, что мне так понравится наблюдать за вашими с ним отношениями. А уж вспыхнувшие к Вацлаву чувства – тот еще сюрприз… Изучение человечности люджета захватывало дух. Ты – лицо новой эпохи человечества. Идеальное сочетание машины и души. И все благодаря воздействию жизненного опыта на элементы волокон, тайну состава которых не могут разгадать лучшие умы отдела кибермедицины. Конечно, грустно было наблюдать за тем, как Вацлав сходит с ума и теряет контроль и бдительность – даже не заметил отметину, оставленную у твоей шеи.

– Ты все знала?

– Да, но не могла вмешиваться. Только иногда корректировала действия Вацлава. Не всегда, поскольку любила его и очень хотела подарить ему молодость, которой владею сама. Но раскрывать правду опасно, тем более с его ослабленным рассудком. Слишком долго Вацлава держали за высокими стенами.

– Чего же ты хочешь? Заберешь меня для исследований?

– Хватит исследований. К черту отдел разработок и правительство с их негуманными подходами к люджетам. Говорю, ты – лицо следующего этапа эволюции, как и я, впрочем. Так давай сбежим! Вдохновим других люджетов и людей, которые живут в изгнании из-за синтезированной плоти. Если такие остались. Пусть выходят на улицы и кричат! Пришло время изменить общество и устаревшие взгляды на жизнь.

Я смутился, она заметила это и ничего не стала говорить. Потому что поняла, какие мысли возникают после подобных речей. Не все человеческие организмы способны принять волокна, даже чисто теоретически. Тело может просто отторгнуть волокна – а возможны и случаи отравления. Значит, общество разделится на вечных и обычных. Конфликтов не миновать, а любая революция приведет к разбоям и столкновениям.

Однако при всей сложности ситуации те самые секретные частички волокна шептали на ушко: «Попробуй». А что, если сегодняшний день положил начало перерождения человеческого вида. Вдруг всех людей можно приспособить к волокнам. Будут ли люди давать потомство – и как часто? Насколько болезненным и длительным окажется переход расы на новый уровень? Столько вопросов, на которые нужно ответить.

Молча взял Лидию за руку. Она улыбнулась, поскольку мой ответ на предложение очевиден. Вместе мы пошли по пустынной темной улице в неизвестность. Чемодан плыл по воздуху следом, издавая легкое приятное жужжание. Лидия тихо рассказывала о местонахождении нового дома, в котором обустроила лабораторию. Находится на краю другого города, где много-много деревьев. Лидия говорила о планах, а я слушал и смотрел вдаль. Улавливал мерцающие блики, всплывающие в чертогах разума.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6