Александр Бурлаков
Кьяроскуро для Снайперстиля
Однажды в Ростове-на-Дону
отрывок из детективного романа
1
Патрульная машина прибыла на место происшествия спустя пять минут. Узнав о пропаже малыша, один из милиционеров по рации доложил дежурному в отделение о случившемся. Тотчас появилась «Скорая» и женщина-врач стала оказывать помощь матери Димы. Очутившийся здесь репортёр без конца щелкал фотоаппаратом, надеясь узнать подробности происшествия. Дети, не понимая, что происходит, позировали ему. Вокруг собралась толпа из сочувствующих зевак.
Старший следователь, солидный приземистый мужчина, уже немолодой, но без излишнего веса, обычно присущего мужчинам его возраста, с волнистой посеребрённой шевелюрой волос, вышел из автомобиля, вместе со своим помощником, молодым высоким парнем с едва заметным шрамом на лице, и направился к толпе.
Пока помощник записывал показания свидетелей, старший следователь прошел на место предположительной пропажи мальчика: осмотрел траву у кустарника; вышел на тротуар; огляделся по сторонам, о чем-то размышляя, прищурившись. Возвратившись, сыщик пристально посмотрел на мать пропавшего мальчика: она опустила голову и тихо стонала. Старший следователь положил руку на ее плечо и заверил в том, что ребёнок обязательно будет найден. Помощник, выслушивая показания то одной, то другой родительницы продолжал записывать, задавая дополнительные вопросы. Когда опрос свидетелей был окончен, сыщики поспешили к своему автомобилю.
По пути в отделение детектив, расстёгивая ветровку, пожаловался помощнику, сидевшему за рулём, на боли в сердце, и тот не к месту пошутил: на пенсию пора.
Данилычу, так с любовью называли сослуживцы старшего следователя, в медотделе оказали первую помощь и рекомендовали вызвать врача на дом.
«Ну вот», – подумал Данилыч, направившись домой всё в том же сопровождении: помощника и его автомобиля, – «Видимо, это дело мне не потянуть.., сердце, вишь, не выдерживает.., да и как можно выдержать подобные штуки?! Да, бывало на моём веку, бывало всякое, но касаемо детей… Эх!.. Помощник прав, пора на пенсию, а дела передать молодым: нервы у них ещё крепкие, а, может, и восприимчивость другая – другое поколение, воспитание… Вот жена-то обрадуется! Отыграется на мне за все прошлые треволнения! Подлечусь малость, а там видно будет…»
Вечерние газеты перекликались заголовками о происшествии. Южный город пребывал в тревоге. И имущие требовали от принятия срочных мер: через СМИ информировать граждан и, самое главное, как можно быстрее найти мальчика.
2
Молодой сыщик Стас Шубин, пока ещё занимающийся мелкими, как он себе представлял, делами, явившись на дежурство, взял со стола вечернюю газету и просматривал заголовки. Остановившись на статье о пропаже ребёнка, он зачитался, удивляясь тому, что журналисты напридумали для возбуждения у читателей соответствующих эмоций. Чтение прервал телефонный звонок. Его вызывал шеф. Бросив газету на стол, он направился к выходу из кабинета, недоумевая: зачем его потребовали? Опять «проповедь» или что-то поинтереснее?
Проходя мимо коллег, которые находились в общем зале, каждый за своим столом, он мимикой выразил недоумение в ответ на их вопросительные взгляды, подмигнув при этом любимице отдела, симпатюле Инне – блондинке в неизменно обтягивающей одежде. И решительно, легкой походкой, вошел к шефу.
Шеф как шеф, карьерист и ничего более. Именно так воспринимал его Шубин, и когда тот, поприветствовав, кивком указал молодому детективу на стул. Шубин сел и выдерживал паузу. Начальник, мужчина лет сорока, с холодным неподвижным взглядом, сообщил Шубину, что дело о пропаже ребенка переходит теперь в его, Стаса, ведение, так как Данилыч заболел, да и вообще, мол, на его взгляд, старики только топчутся на месте, исчерпав себя, ее своими застывшими принципами и плесневелыми идеями, не давая молодым двигаться к вершинам карьеры. Тут его взгляд стал меняться, наполняясь непонятным для Стаса потеплением: то ли шеф желал удачной карьеры молодым сотрудникам, то ли в этот момент представлял свою. Затем он сказал, что освобождает Шубина от ежедневной планёрки, чтобы тот был свободным и действовал оперативно. Единственное, что требуется, так это регулярный отчёт. С прессой шеф будет работать сам, и не на пресс-конференциях, хотя и они не исключены, а с одним юным энергичным журналистом. Когда Шубин вскинул брови, вопрошая, отчего так, шеф нахмурился, намекая на то, что отчитываться не намерен. Вообще-то Стаса все распоряжения устраивали, кроме одного, относящегося к журналисту. Но он так и не задал вопроса, полагая, что позднее разберётся сам. Однако заранее невзлюбил парня, отмеченного шефским расположением.
– Дело у помощника Данилыча, – добавил начальник. – Если возникнут вопросы, Данилыч дома, звони ему. И пораскинь мозгами! Прояви инициативу! Покажи, на что ты способен! Помни о сроках. А теперь – действуй!
Стас кивнул и вышел из кабинета. Он направился к сослуживцу, чтобы забрать дело.
Лиза встала из-за стола и подошла к окну: дети увлеченно играли в песочнице, с особой прилежностью используя формочки для разных фигурок, соперничали, радовались, когда что-то получалось.
«Мой сын… Мой мальчик… – По «Писанию» он давно на небесах, а я здесь. Но мне так плохо без него… Смирение… Как трудно мне это даётся! Господи!..» Сердце сжалось, под ложечкой заныло, и ей захотелось плакать. Но сколько можно?! Каждый раз, когда она видела детей, подобные чувства подступали к ней, и она, как ей казалось, умирала.
Как сомнамбула, отойдя от окна и взяв в руки газету, Лиза отрешенным взглядом скользила по заголовкам статей и остановилась на криминальной хронике. Здесь, в самом начале, подробно описывалось о пропаже мальчика, который исчез в парке «Привольный». Сердце вдруг учащённо забилось от предчувствия связи между этим случаем и той полосой в ее жизни, которая оставила саднящий след. Она перечитывала статью, подметив, что в её сознание врываются какие-то хаотичные видения. «Что такое?» – спрашивала она. – «Картины похищения? Нет… Нужно успокоиться.., иначе я ничего не смогу понять!»
Молодая женщина присела в кресло, закрыла глаза, но чувства – ох, эти чувства! – не желали повиноваться ей. Она волновалась. Она негодовала. К ней возвращалось прошлое…
«… повторяется!» – стонала она – «О, Боже! Неужели это дело рук убийцы моего сына?! Надо что-то предпринять, иначе такая же участь ждёт и этого малыша!»
Некоторое время Лиза старательно кусала ногти. Наконец, перестала и, набирая номер телефона, указанный в статье, уже не сомневалась в том, что сможет помочь следствию. Ей ответил приятный мужской голос:
– Следователь криминального отдела полиции Шубин слушает…
– Здравствуйте, меня зовут Лиза, я по поводу пропажи мальчика.., тут в газете.., – она запнулась от волнения, обдумывая, как ей продолжить, ибо знала об отношении полиции ко всяким там экстрасенсам.
– Мне необходимо поговорить с вами при личной встрече. У меня есть интересующие вас сведения.
Лиза лгала, ведь никакой информации она не имела, ведь отчётливых видений у нее не было. Голос в трубке тут же ответил:
– Жду Вас завтра в отделении в 10.30, Вас устроит?
– Вполне. Спасибо.
Она стала расхаживать по квартире, обдумывая предстоящую встречу. Волнение нарастало.
Возвратившись домой под вечер, и, усевшись за стол, на котором царил некоторый беспорядок, Шубин задумался. Он до сих пор недоумевал по поводу назначения. Почему именно ему, а не кому-нибудь ещё шеф поручил это дело? Он, конечно же, был доволен тем, что, наконец-то, ему дали нечто серьёзное, но как раз потому, что дело серьёзное, молодой сыщик оробел.
Справится ли? Сможет ли доказать себе и другим – он достойная смена таким, как Данилыч? И как бы утешая себя, проронил:
– В конце концов, я ведь профессионал!
Он раскрыл папку и принялся изучать находившиеся в ней документы, раскладывая их почему-то по разным стопкам, и то опускал голову, то поднимал, глядя куда-то вдаль, хотя перед ним была стена с навесным календарём.
«Чертовщина какая-то! Крика не слышали, никого подозрительного не заметили, а ребёнок исчез. Киднеппинг! Мастерский. Кругом люду столько! Средь бела дня! Профи? Как ему удалось? Ситуация…» – размышляя, Стас потёр мочку правого уха. – «Опрос ничего не дал. Да, были машины на обочине, но их там всегда полно: то подъезжают, то отъезжают, всё, как обычно, не придали значения… А ведь, наверняка, один из авто был с похитителем! Ох, граждане, граждане! Были б вы хоть чуточку внимательней, заметили б что-нибудь полезное для следствия! Ну, да ладно. Мотив? Зачем кому-то понадобился этот мальчик? Месть? Возможно. Папа – преуспевающий бизнесмен, перешёл дорогу кому-то, и… С целью наживы? Тут нужно ждать запроса о выкупе. Да – всё нужно проверить и проверить тщательно. Может, еще объявится какой-нибудь свидетель по обращению через прессу… Похититель прочёл газету...., пусть знает, мы всё равно его достанем!»
Зазвонил телефон. Детектив по привычке глянул на часы 23.45…
«Кому неймётся?» – подумал он, поднимая трубку.
– Здоров ещё раз! Коптишь над дельцем? А я вот с новостями, как провёл сегодняшний вечер, бубнил его друг Макс Чудаков. – Что молчишь? Не интересно?
– Издеваешься? Нет бы помочь, чёрт возьми, а он развлекается! – полушутя отозвался Шубин – Слышь, время позднее, давай поговорим завтра, а?
– Ладно. Живи, – с наигранной обидой в голосе проговорил Макс. – Пока.
«Впрямь, пора спать…» – зевнув, подумал Стас.
И, не снимая домашний халат, растянулся на диване. Но сон не шёл. Сыщик опять и опять прокручивал в уме доводы, время от времени пытаясь расслабиться и посмотреть как бы в никуда, выискивая там нечто; прислушаться к голосу интуиции, надеясь уловить её подсказки, и, задержав их, оформить и осознать. Незаметно засыпая, уже в полудреме, ему являлись картины, то ли относящиеся к подсказкам интуиции, то ли к доводам разума.
3
Данилыч сидел в плетёном кресле-качалке с закрытыми глазами, дыша свежим воздухом, пытался забыть о больном сердце. Его жена вынесла поднос, на котором дымились две маленькие чашечки с чаем.
– Дорогой, ты бы пледом укрылся, прохладно ведь!
– Ничего, ничего, самое страшное позади, а вот самое сложное…
Данилыч, вопреки зароку ни о чём не думать, а отдыхать и набираться сил, опять возвращался к пропаже ребёнка.
«…Что-то Стас не звонит, что у них там?.. Я стреляный воробей, мог бы помочь, но эта молодёжь такая самоуверенная…»
Жена вновь прервала его раздумья.
– Все готово. К столу, – присаживаясь напротив, мягко произнесла она и с улыбкой добавила:
– Как хорошо, Яша, что ты дома! И дети скоро приедут погостить… Я просто счастлива! Хоть какое-то время побудем все вместе!
– Ничего себе!
– Не обижайся, дорогой, но если б не твоё сердце, когда б ты ещё побыл дома?
Впервые за долгое время Данилыч внимательно рассматривал жену.
Он до сих пор был в неё влюблён, хотя эмоциональность, свойственную юности, уже не проявлял. Раньше бывало всякое: от причуд ревности до жгучего обожания; теперь же его чувство больше напоминало ровный нежный морской прибой. Он по-прежнему находил ей самой красивой. Действительно, она сохранила и фигуру, и осанку, и поистине величавую походку, а еще – голубые глаза, которые казались Данилычу по-настоящему родными. Но более всего, он ценил способность жены никогда никуда не торопиться и всё успевать.
«Какая она у меня молодец! Сколько выпало на её долю! Ан, нет! Выглядит ещё ой, ой!» – удовлетворённо заключил про себя Данилыч и, улыбнувшись жене, наигранно прорычал;
– Ох, как же я проголодался!
От чаепития и бутербродов их оторвал телефонный звонок, раздавшийся из прихожей. Жена втайне пожалела, что не закрыла входную дверь.
– Это Стас звонит, я жду его звонка. Если тебе не трудно, дорогая, подними трубку и скажи, что я сейчас подойду.
Женщина направилась к телефону, старший следователь сполз с кресла и, немного согнувшись, поплёлся вслед за нею, держась за грудь…
Лиза проснулась рано, с мыслью о том, что в 10.30 её ожидают в следственном отделе. Она подошла к зеркалу и, вглядываясь в отражение, отметила: выглядит неважно. После душа она повеселела и за завтраком, не ощущая вкус кофе, опять обдумывала предстоящий визит к следователю.
«Я им предложу свою помощь. Мне это по силам. Пусть им предложение покажется странным, но я должна… нет, даже обязана сделать так, чтобы они поверили. Иначе? Иначе, хуже всего будет даже не мне, хотя и мне тоже, хуже всего будет малышу. Я найду его! И, возможно, спасу от гибели!» Ее желание помочь следствию поддерживало уверенность, и, одеваясь перед зеркалом, Лиза едва себя узнавала: на неё смотрели уже не бесцветные, а горящие серые глаза и лицо, покрытое возбуждённым румянцем.
«С Богом», – подумала она и шагнула за порог.
После утреннего телефонного разговора с патроном Шубин был особенно загружен. Отовсюду к нему стекалась информация. Он едва успевал освоить её, и чуть не забыл о назначенной встрече.
«Странная особа! Ничего конкретного… Интересно, что она преподнесёт? …» – мелькнуло в голове. Он уселся в кресле поудобнее; взглянул на наручные часы10.25…
Дверь кабинета приоткрылась и появившаяся там Инна объявила:
– Стас, к тебе девушка, притом очень интересная, жаль, вот, не знаю по какому вопросу…– конец фразы прозвучал игриво вызывающе.
– Я жду. Пусть заходит, – ответил Стас просто.
В кабинет тихо вошла девушка: на вид лет двадцать пять, среднего роста; в строгом костюме кремового цвета, который, несмотря на строгость, подчеркивал изящество или даже некоторую хрупкость стройной фигуры; длинные тёмно-русые волосы гладко зачёсаны и собраны на затылке в тугой узел. Глаза. Стас отметил, что глаза у неё какие-то особенные, не просто красивые, а излучающие спокойный, ровный, и в то же время неповторимый свет. Может, именно так светится женское достоинство? Возникшая пауза длилась секунду, во время которой они оценивали друг друга.
– Вы несколько не о том, – прервал паузу мягкий голос Лизы. Она смотрела Стасу в глаза без тени кокетства.
– Пожалуйста, присядьте… Здравствуйте, меня зовут Стас, – очнувшись, проговорил следователь, задаваясь вопросом: «Как это понимать? Она прочла мои мысли…»
– Меня, Лиза –Сошева. Я хочу помочь вам… Видите ли, у меня дар – экстрасенсорный…
После этих слов следователь был готов сразу же ей отказать, мол, к помощи экстрасенсов он не прибегает, но то, что она сказала потом, побудило его не делать этого.
– Мой дар дал о себе знать после того, как у меня похитили сына, голос Лизы дрогнул, и она, помолчав, продолжила, – пять лет назад. Вы, возможно, знаете об этом деле… Убийца так и не найден. – Она опять затихла, а Стасу захотелось сейчас же приблизиться к молодой женщине и хоть как-то утешить: может, подержать её руку в своей; может даже обнять, чтобы она, положив голову на его плечо, могла отдохнуть от своей боли. Но сдержал свой порыв, а вот внутреннего изумления сдержать не смог. «Как она проста! И как располагает к себе!»
– Мне очень жаль, – проронил он, – продолжайте.
– Я прочла в криминальной хронике о пропаже мальчика, и уверена, это дело рук одного и того же преступника, и постараюсь вам это доказать.
В ответ на недоверчивый взгляд следователя она с жаром произнесла:
– Позвольте мне помочь вам! Для этого мне всего-то и нужно, какую-нибудь вещь или фотографию малыша!
Тут Шубин увидел перед собой совсем иную женщину – так неожиданно она изменилась! Перед ним сидела горюющая мать, которая просила позволения броситься на розыски чужого мальчика, как своего собственного сына! И он произнёс:
– Ну что ж, договорились, завтра всё необходимое для вас будет у меня. Приходите в это же время.
Сошева просияла, а он, кивнув на прощание, взглядом препроводил её из кабинета.
Выйдя на улицу, Лиза по иному увидела светящийся солнечный диск; по иному услышала шелестящий листвой ветер; и совсем по-иному виделись ей лица прохожих. Да, она чувствовала: возмездие близко.
Молодая женщина неспешно шествовала по улице – именно шествовала, а не шла, останавливалась у витрин магазинов, подолгу разглядывая предлагаемый ими товар, и, то оставалась довольна, то нет, тем, что было представлено её взору. Вдруг, совсем рядом, прозвучал знакомый голос:
– Лиза, привет. Ты откуда здесь?!
Это была Надя Котова. На фоне осеннего дня она выглядела ещё ярче: длинные волнистые каштановые волосы отливали медью; зелёные миндалевидные глаза выражали удивление и радость, а лёгкий тёмный плащ, полы которого развевались на ветру, невольно привлекая внимание к её стройным ногам.
– Привет! Ты располагаешь временем, чтобы пойти вон в то кафе на углу и выпить по чашечке кофе?! Тогда пошли. У меня есть что рассказать. Мы так давно не виделись! Целых пять дней!
И Лиза, не дожидаясь ответа, взяла подругу за руку и повела за собой.
«Что это значит? Эта возбуждённость? Этот блеск в глазах? Влюбилась, что ли?» – задавалась Надя вопросами, пока они, весе¬ло болтая о всякой женской чепухе, не вошли в кафе.
Кафе казалось уютным несмотря на огромные окна. Создавалось впечатление – посетители отдыхают прямо на тротуаре, но девушкам это нравилось, и они сели за свободный ажурный столик, ожидая исполнения заказа и продолжая разговор. Принесённые официантом кофе и мороженое некоторое время оставались без внимания. Надя отметила, что Лиза сегодня особенно разговорчива. Но поняла: иначе и быть не могло, потому что развивающиеся события связывали её подругу с тем временем, о котором Надя имела не стороннее представление. Лиза умолкла после того, как рассказала подруге всё.
– Лиза, я знаю, как это для тебя важно. Не волнуйся, ты обязательно сделаешь это, и сделаешь, как надо! – И вдруг, неожиданно даже для себя, она спросила: – А он симпатичный?
Лиза сразу не догадалась, о ком речь, и только по улыбке подруги и игривому взгляду предположила:
– Следователь?
– Ну да.
– Над, я тебе о серьёзном, а ты…
В душе Соевой шевельнулась горечь, но мечтательный взор подруги навел её на мысль: «Живой – о живом.»
– А я тебе не о серьёзном, что ли? проговорила Надя, и обе рассмеялись.
– В общем-то, да. Такой большой, сильный…
– И это всё?
– Нет не всё. Смуглый такой.., кареглазый.., а голос, Над, просто бархатный.
– Ой, ой!
– Степенный, серьёзный.
– Всё. Больше ничего о нём не говори, а то придётся познакомиться.
Сидя за своим столом, Макс Чудаков не мог приступить к работе. Вчерашнее любовное приключение – тому виной. Он, как мог, пытался разобраться в новых впечатлениях. «Жаль, Стас слишком занят, – думал он, – «Поделиться б с другом своей победой. Или поражением?.. Как она хороша была в постели!» Перед ним проплывали сцены сексуальной близости. «Ах, как же она была хороша!..»
Сотрудники, окружающие его, переглядывались. В их глазах он выглядел забавно. Коллеги знали: таким он бывает после активной ночи. Эту слабость ему прощали, ибо лишний раз могли над ним подшутить.
– Эй, мечтатель, очнись! – детектив услышал над ухом голос Инны, и, пристально взглянув на неё, тут же отметил: «А вот эта – крепкий орешек, но ничего, пусть останется на десерт».
– Дуй к шефу, ждёт. Жаждет, так сказать, видеть, – улыбнувшись, девушка сверкнула зубами, на миг ослепив Макса.
– Намёк понял, – шутливо отозвался он и, поднявшись со стула, двинулся к шефу своей ленивой походкой, несколько сутулясь из-за долговязости.
Войдя к начальнику в кабинет, Чудаков встал у стола.
– Присядь, торчишь, как свечка, – с досадой обронил шеф,– Что-то твой дружок не спешит с отчётом, видать зашился, назначаю тебя в помощники, только потом не хнычьте, что и этого недостаточно. Высшие инстанции с утра бомбят! Общественность взбудоражена! Ох уж эта пресса! В общем, иди к Шубину, и чтоб через полчаса, максимум, час, отчёт лежал у меня.
Чудаков счел бесполезным ответить шефу что-либо, лениво встал и вышел из кабинета.
– Здорово. Хочешь, не – хочешь, а я к тебе на подмогу. Только что от шефа. Отчёт готов? А то, судя по его настроению…
Стас отвлеченно глянул на друга, потом перевел взгляд на бумаги, разложенные на столе, и после недолгой паузы произнес:
– Отчёт-то почти готов, а толку.., ещё эта особа… А, была ни была!
Помощнику показалось, что он подслушал чужой разговор, и ему стало неловко. Заметив это, Стас улыбнулся и проговорил:
– Как ты мне надоел! Ну, слушай. Ситуация, скажу тебе…
Чудаков уселся на стул у стола и приготовился выслушать длинный монолог друга. Предположение оказалось верным: Шубин говорил долго, не желая упустить ни единой детали.
– Так вот. Вечером мне звонит женщина, говорит, имею сведения, я назначил ей встречу. Сегодня она явилась, и каково же было моё удивление. Она тоже пострадала, и таким же образом! Ее сын был по¬хищен! Давно. Мальчика нашли, но поздно, он был мертв, а убийца так и не найден. Нужно бы поднять это дело… Она меня как загипнотизировала, и я дал добро на её, скажем прямо, неординарный метод помощи следствию. Она с экстрасенсорным даром.
Чудаков недоумевающе взглянул на друга, а тот продолжал:
– Вот и моя реакция была точно такой же. Но, Макс, чёрт возьми, у нас пока никаких зацепок! Пусть попробует. Завтра она подойдёт. А ты сделай вот что: позвони родителям малыша и спроси у них какую-нибудь его вещицу или фото, идёт?
– Идет, – лениво отозвался Макс. Он и не предполагал, что друга может заинтересовать подобное. – Только, чур, ты меня не подписывай, я имею в виду, эксперимент с этой особой, мне ни к чему…
– А зря, – загадочно обронил Стас, – ты еще не видел её… она… в общем, не хочешь, не надо, твоё дело. Займись тогда отработкой информации… А сейчас, время поджимает, допишу отчёт и к шефу.
Подруги вышли из кафе под вечер. Попрощались.
Котова решила не брать такси, а немного пройтись. Она медленно, шла и размышляла над тем, о чем поведала ей подруга. «Бывает же такое: Если Лиза и впрямь составит портрет преступника – ему конец! … Вот ведь, кругом люди, как люди, живут себе кто семьёй, кто карьерой, а заведётся какая-нибудь дрянь; и прощай покой, счастье! Что за удовольствие детей похищать?»
Девушке стало как-то отвратительно до тошноты. «Урод самый настоящий! Извращенец!»
Она шла, никого не видя, но её саму не заметить было очень трудно. И встречные прохожие, вероятно, недоумевали: о чём так задумалась зеленоглазая красотка? Какие у неё проблемы? »
Устав от прогулки, Надя взяла такси и спустя некоторое время уже поднималась в лифте на свой этаж. У двери квартиры ей пришлось порыться в сумке, нащупывая ключи.
На пороге её ожидал серый перс по кличке Арчи. Он, поводя хвостом, радовался приходу хозяйки, но особо не тёрся у ног, а сопроводил в кухню, где та подсыпала ему кошачьей еды – всё, что, собственно, было нужно ему в данный момент.
Надя вернулась в прихожую, чтобы снять плащ, задержалась у зеркала и не преминула отметить: «Ничего выгляжу, хотя немного устала. События… события накладывают свой отпечаток. С этим надо поосторожнее. Долгие раздумья, кроме ранних морщин, что ещё могут дать девушке?»
Она улыбнулась своему отражению, и вошла в ванную комнату. Арчи вновь увязался за хозяйкой, и, улегшись на коврике, неотрывно наблюдал за нею. Раздеваясь, Надя пожурила его:
– Не подсматривай!
И кот, подтверждая свою понятливость, лениво прикрыл глаза…
Стас всю дорогу не сводил с Нади глаз: даже сейчас, когда набирал номер старшего следователя. «Да, любимая, досталось тебе… Ты стала другой. Но я всё также люблю тебя и буду любить».
Его сентиментальные чувства перебил голос в трубке.
– Доброе утро, Данилыч! Это я. Узнал? Взяли его. Благодаря Котовой. Мы его подстрелили. Ничего страшного, оклемается. Вот тогда-то и узнаем самое интересное! А? Ну да. Но позже, Данилыч… Имей терпение! Да не радуйся ты так, уже ухо устало! Лечись теперь спокойно. Я навещу тебя. Как скоро? Сам знаешь, ситуация… До скорого!
Макс, слушая монолог друга, не переставал улыбаться. Как он всё-таки уважал его! Несмотря ни на что! Сколько раз они вместе рисковали жизнью! А сколько ещё придётся рисковать? Но рядом с другом и риск не риск, а чуть ли не праздник! Он всегда был уверен в Стасе, даже больше, чем в себе. И это здорово! Это и есть настоящий друг!
Чудаков вдруг восхитился и осенью, и городом, и прохожими, которые идут и не знают, что всего каких-нибудь полчаса назад, они с Шубиным взяли опасного преступника!
– Топайте себе, топайте, – произнёс он вслух.
– О чем ты?
– Так, размышляю…
Стас, взяв руку девушки в свою, ощутил невероятно трогательное состояние покровительства, опеки над возлюбленной и, улыбаясь, бросил другу:
– Неужели? А говорят, у милиционеров мозги закостенелые, как у бабы Яги – нога!
Надя не смогла сдержать улыбку, а Макс профилософствовал:
– Пусть сe6e говорят, мы-то знаем, что это не так.
Надя увидела золотящийся купол церкви, который, увеличиваясь по мере приближения, как будто двигался им навстречу. Девушка повернулась к Стасу, и, кивнув в сторону церкви, проговорила:
– Я хотела бы зайти…
– Макс, тормози, мы выходим.
– Здесь?
– Да.
Чудаков остановился. Надя заправила волосы под кепку и, не дожидаясь пока Стас откроет ей дверцу, вышла.
– Как хотите…
– Ты сейчас куда? – Шубин задержался у открытой дверцы.
– На службу, ведь вас не везти.
– Давай. Я подъеду позже.
– Чудаков огорчился: ему не пришлось побыть с друзьями подольше. И затосковал.
«Блин, до каких пор я буду неприкаянным? Стаса теперь с Надей не разлучить! А я лысый – что ли? Что-то не так в моей жизни, – он прикидывал в уме все за» и «против» своего образа жизни и пришёл к выводу: «надо что-то менять! Неужели не отвертеться и нужно жениться?! – он съёжился, но через секунду подумал: – А почему бы нет? На Розе, например. Она девушка честная, неизбалованная… Опережу их! А то вечно в хвосте у друга плетусь! Вот был бы сюрприз им! Только им? И мне! Нет, дело серьёзное, надо обдумать все детали…» Ему вдруг захотелось прибавить скорость, но он подавил желание: его «седан» не выдержит такого испытания! «Эх! Машину сменю, а то и вправду уж очень она стара. Новая жизнь! Новый автомобиль! А как же! Всё должно соответствовать!» Он стал насвистывать одну из любимых мелодий.
Надя смотрела на церковь и думала: «Почему я так редко бываю здесь?» Стас взял её под руку, и они направились ко входу. Нищих на паперти било как всегда, много. Пожертвовав каждому, Надя уже не задавалась вопросом: а нищие ли они на самом деле? Он, молча следуя рядом, наблюдал за возлюбленной.
На пороге девушка перекрестилась, и они вошли в церковь, охваченные едва ощутимым, но всегда благоговейным трепетом. Отовсюду на них глядели лики святых. Горели свечи. Много свечей. Стоял запах ладана.
«Другая реальность, – подумал он. – Когда же я был здесь в последний раз?»
Пройдя немного вглубь церкви, они остановились. Прихожане слушали священника, который, стоя у двери алтаря, читал проповедь:
– А теперь скажите, братья мои и сестры: кто из вас, познав ад души своей, не желал совершить бегство?
Священник выдержал паузу.
– Но да будет совершённое вами – в Жизнь! Бегство – в Жизнь!
Странное собрание в Танаисе
фрагмент из фантастической эпопеи
Обитатели особняка в Танаисе второй раз: в расширенном составе – со студентками, собрались в Викиной читалке.
– Господин наш! Уже с двумя любящими дамами – ступайте в оркестровую!– попросила царица,– если у вас зашкаливают чувства, сыграйте! Лизонька – замечательная пианистка, Маргарита умеет на струнных, Стервозавр в детстве учился на баяне – трио подходящее!
– Это ещё не заседание в Восьмистенном зале: не столь ответственно… не так церемонно,– оговорилась Анжелика, немного оробев перед своими верноподданными,– мы беседовали в Зимнем саду… давайте, прежде чем сообща делать что-то новое, попросим друг у друга прощения за всё-всё минувшее! Женщины существа обидчивые, но у нас собрались не злопамятные…
– А послушаем-ка наших главных критиков: Камилла! Скажи-ка красавица: чем не угодили тебе и сёстрам особы, коих вы уже согласились звать «мамками»?
– Мамки! За полтора дня тесного общения, мы увидели: вы – хорошие! Слухи о том, что избранницы ростовского олигарха бандитки – в лучшем варианте: отпетые развратницы и мошенницы – неправда! Вы: добрые, непошлые – но голова от вас идёт кругом!! А я представляю, каково папе! Ему от вас некуда спрятаться! Сегодня многие афишируют свою сексапильность – вы ею играетесь, и он попался! Позволяйте ему хоть изредка отдохнуть от вас! … Ещё: ваш коллектив возник из-за социальных перемен в стране. Как вы не маскируйте – основная цель выплывает на поверхность: контроль и перераспределение папиных доходов. В момент зарождения это была никакая не семья и не гарем – тем не менее, благодаря вашим характерам и стараниям мамы Лидии всё утряслось удачно. Папино увлечение историей про древних амазонок, подсказало вам идею, которая помогла сплотиться! А все обвинения кого-то из вас в воровстве рассыпались, поскольку папа всё отдаёт вам даром. Сейчас опять в стране многое изменилось, и вы пытаетесь приспособиться. Однако всё опять ложится на отцовские плечи! Скоро у нас пойдут дети – и они тоже будут зависеть от вас и здоровья папы!!
– А давайте сразу строить диалог!– предложила Анна,– Малая Звёздочка – садись, где тебе удобно – мы тебя не допрашиваем! Обдумай следующий пункт не торопясь, если что-то захочешь дополнить – пожалуйста! Доченька! А я начну отвечать по порядку.
Пятнадцатая Стервочка, по совместительству обязанностей превратившаяся в «мамку», даже не успев родить своего малыша, отпила глоток подостывшего чая.
– Камилла! Девочки! Те, кто сплетничает о нас, редко обращает внимание на важные факты, а – обычно, от зависти цепляется за детали и пытается вывернуть суть на изнанку. Вера в капиталистическое чудо рассыпалась быстрее, чем в коммунистическое: заработать достойные деньги становится труднее день ото дня, плюс социальных гарантий меньше чем при советах – а тут семнадцать симпатичных, но не супер – девиц придумали простой способ обеспечить себя на оставшуюся жизнь! Собраться вокруг одного успешного мужчины, не ссориться, а заботиться и о нём, и друг о друге. Нынче сотни семей разрушаются из-за пустяков, а у Граненковых муж откровенно изменяет супруге, а та не устаивает публичного судебного процесса на всю Россию! Обыватели не понимают: что удерживает Катю – нашу Катёночку, возле распутного бывшего босса, коего уличные балаболки окрестили Султаном – персонажем, заимствованным из знаменитой кинокомедии для пошленьких анекдотов. Какие сочиняли ещё то ли про Вовочку, то ли про Чапая с Петькой! Екатерина сегодня зарабатывает прилично и без мужа – может просто бросить и забыть, будто плохой сон. Только это всё лишь материальная сторона дела! А есть и духовная – она сложнее! Мало кто догадывается, что может объединять известную в прошлом Беленькую Вику, и Катю, и Лидию ведьму – всех Стервочек! А ведь у нас имеется одно общее качество: мы физически вполне совершенны, у каждой какой-то талант в какой-то области – однако капиталистическому обществу мы были не интересны и не нужны, пока мы не прицепились к Стервозавру! На нас взирали, словно на булыжник на мостовой! Никто из нас особо не вдавался в политику: решали проблемы, не гадая: какой будет строй и сколько раз решит переизбираться президент да на какой срок. А те, которые рулили талдычили один за другими: «Всё всё вершится для вашего блага!»
Анна опять увлажнила горло тёплым чаем, но её никто не перебил, она улыбнулась царице. Анжелика ответила взглядом: «Ты – умница! Продолжай!»
– Только за все блага приходилось платить всё дороже! Личная драма, разыгравшаяся между Кириллом и его первыми возлюбленными, не получила бы продолжения в советском обществе. Скверное оно было или застойное – зато был комсомол, довольно строгие нормы морали, но это признали утопией, а нормы подвергли деформации. Тогда и возникло искушение: а не попробовать ли жить втроём?! Оказалось – две женщины вполне комфортно чувствуют себя возле одного мужчины, если он не пьёт запоем, трудится, а денежки отдаёт им. Так и пошло!
– Обычно мужчина, заработав достаточно, успокаивается,– захотела поделиться мнением Олечка,– принёс домой, сунул своей часть получки – теперь можно в домино поиграть с корешками за бокальчиком пива. Скоротать время, потом к телевизору да на боковую! А наш будущий Стервозавр, обласканный двумя приятными дамами, получил дополнительный стимул больше добывать средств. А его дивы, ловко распределив роли, стали лучше управляться с проблемами быта! Доченьки! Вы не правы! Это именно семья! Женское сообщество выросло на этой основе, но в атмосфере Девяностых обрело форму клана!
– В какой-то момент произошёл перебор!– подтвердила Лариса,– сегодня на Стервозавре действительно огромная нагрузка! Но ведь для того мы собрались, чтобы обсудить: как ему помочь!
– Мамки!– обратилась Александрина,– если мы будем жить одной семьёй, нам бы хотелось знать о каждой из вас! Мы ничего не узнали о маме Наде, до того дня, когда она стала вдовой и для неё не осталось выбора?!
– Ваш папа благородно принял её к себе, ведь она пострадала от бандитов, напавших на его женщин!– расставила точки над и Вика.
– Почти у каждой из вас до папы была богатая личная жизнь – мы не в праве вас расспрашивать об этом?! Ведь у нас есть ещё братья и сёстры?! Может парень, желающий со мной встречаться – мой родственник через ту, которая живёт с моим папой?! – серьёзно озадачилась Изабелла.
– Кровная близость маловероятна!– успокоила Ульяна,– встречайтесь, а перед тем как лечь парочкой без резиновых штучек, загляните в мой кабинет или к Олечке!
– Это лишним не будет!– подтвердила Анжелика.
– А в том, что написал про историю Стервочек друг папы Александр полно не точностей и пробелов!– придирчиво нахмурилась Малая Звёздочка,– часто не согласуется с тем, что нам рассказывали ваши родители – наши бабушки или дедушки – коль мы вас признали за своих мам?!
– Это понятно! Доченьки – писатель что-то обобщает, где-то утрирует, что-то пропускает. Ему важно подать читателю типичную ситуацию, а не частный случай. Из исключительного происшествия выделить тенденции развития! – растолковала Вика, заслужив среди домашних признание ещё и как специалист в литературоведении.– А тенденции – невесёлые: традиционная форма семьи становится неустойчивой! Мужчины и женщины перестали нуждаться друг в друге: материальные связи слабы из-за технического прогресса, а духовных скреп нету вовсе!
– Нынешним семьям не хватает того, о чём говорила Леночка, пригревшись на плече нашего мужа,– печально молвила Лидия.
– Индивидуальной культурной программы?!– уточнила Екатерина.
– Да! Культурного развлечения, которое питало бы духовную близость и взрослых и детей!
– Если бы Шестая Звёздочка тогда не затронула оккультной темы, всё общение на моём последнем светском уикенде свелось бы к обсуждению покупок и подкалыванию своих мужчин!– вспомнила Анна то, что привело её к Стервочкам.
– Увы!– вздохнула Ксения,– полезные книжки, читает, кажется, только Вика, а фильмы теперь стали какими-то ужатыми – малосодержательными. В них нечего обсуждать за семейным ужином!
– Правда! В погоне за зрелищностью картин режиссёры упрощают фабулу литературной основы сценария. В кадрах мелькают: взрывы, голое тело, разбивающиеся машины – зато людских судеб не видно! Актёры то ли не успевают прочувствовать смоделированную ситуацию, то ли вообще не представляют, как переживается настоящее потрясение…– добавила Олечка.
– Согласна! Порой голого тела много, а поэзии – гармонии между партнёрами нет! Радость от близость не ощущается,– высказала свои впечатления Валентина.
– Вся чувственность сводится к тому, чтобы на камеру засвидетельствовать поглощение семени своего друга!– поморщилась Сибилла.
– Что возмущает: перед объективом столько красоток демонстрирует страстность, а в реальности всё меньше людей довольных своей личной жизнью. Всё чаще наблюдаются расстройства на сексуальной почве!– посетовала Ульяна.
– Чтобы прослыть половым гигантом, надо научиться писать стихи своим желанным – как наш Стервозавр!– подытожила эту часть беседы Яна-Мария.
– Образ возлюбленной надо обожествлять!– подчеркнула Аврелия.
– Дочери предлагают дельно: нам надо лучше познакомиться сестра с сестрой. А то мы уже начинаем распадаться на группки по интересам: артистки, врачи, бизнес-леди…– поделилась мыслями Ксения.
– Появление более мелких формирований – нормальный процесс развития любого сообщества!– изъяснила вдумчивая Элеонора.
– А наша семья – это сообщество милых женщин, полюбивших успешного, обаятельного, великодушного господина, плюс компания забавных, любознательных человечков, появившихся на свет из их животиков,– напомнила жена.
– Вот и расскажите нам: как мама Лариса познакомилась с папулей? А я пойду помузицирую!
– Александрина – у вас получится замечательный квартет!– восхитилась Сибилла.
– Музыкальная пауза!– объявила Вероника.
– О!! мы забацаем рок!!– воскликнула девушка, спускаясь в оркестровую нишу.
– Давай!!– подмигнула ей Маргарита, высвобождаясь из объятий заживо пленённого.
– Подождите! Возьмите Анатолия на ударные?!– попросила Валентина.
– С радостью!!– пригласили новоявленные рокерши.
– Я познакомилась с Кирюшей,– начала Лариса, когда все вернулись из оркестровой и настроились её слушать,– на студенческой вечеринке. Я была юной, хорошенькой, а Кирюша – видным, интересным, перспективным – как тогда шептали. Я и постаралась!
– А ты не ведала, что вокруг него уже вилась троица пылких красоток?– Вика с усмешкой стрельнула ресницами Анжелике, Ксении, потом Лидии.
– Слышала, вот и решила проверить: сильны ли чувства?!
– Мамки! Получается: вы – каждая догадывались, что отец не свободен, но продолжали флиртовать?! А теперь обвиняете его же в многожёнстве?!
– Что делать?! Женщина неотделима от своих слабостей!– ответила Шестая Звёздочка.
– Да мы его этим больше не попрекаем – даже гордимся: он доказал Ростову, что настоящий мужчина!– парировала Маргарита.
– И мы не скрываем: кто наш покровитель!– присоединилась Аврелия.
– Ну, а ваши отношения тогда на чём остановились?– не отстала Вика от Десятой.
– Подцепила, но долгим этот роман не получился – пару месяцев…
– А наши заглавные Стервочки в то время где находились? Как допустили побочное увлечение будущего Стервозавра!– удивилась Лизонька.
– Узнали от подруг!– с горечью усмехнулась Анжелика,– не находили себе места! С Лидочкой и Ксюшенькой поняли, что любим одного парня… наплакались – решили, что он должен стать нашим, не взирая на причитания родителей и угрозы комсомольских вожаков! А как мы его будем делить – выяснится позже!
– Вот и выяснилось!– отметила жена.
– С тех пор у папочки не осталось шанса завести обычную семью!– вздохнула Малая Звёздочка.
– Да – именно с тех пор предопределилось поэтапное появление всех вас из нас!– все посмеялись над остротой Шестой Звёздочки.
– Хорошо… а как мама Лариса прибавилась к числу объявившихся ростовских амазонок?– Александрина настроилась узнать до конца.
– Я позвонила ей!– призналась Анжелика,– Доченьки! Вероника уже никак не могла с вами справиться! Я поискала в газете – Интернетом тогда лишь пробовали пользоваться, среди гувернанток. Увидела: «Лариса, высшее образование, историк…», затем номер из шести цифр. Тогда и мобильники имелись у считанных персон! Я вынула из Кирюшиного стола записную книжечку студенческой поры и поняла, что это удача. Трубку взяла Ларочкина мама, я вежливо объяснила, что мне надо – вот…
– А вот нам бабушка – Зоя Митрофановна расписала юность мамы Ларисы в куда более ярких красках!!
– Рассказывайте – мне скрывать от вас нечего!
– С родителями она жила на Сельмаше – для тех, кто путается, поясню: сие есть посёлок, быстро разраставшийся вокруг завода. На улице Леваневского частный домик и двор. В школу ходила Двадцатую и посещала спортивные секции при стадионе, закреплённым за гигантским заводом. В те годы даже футбольный клуб назывался не «Ростов», а носил эмблему «РСМ»! Ларочка росла очень старательной хорошисткой – пионеркой, её не раз поощряли грамотами! И вот … кажется в Семидесятых, в южную столицу приехал маститый писатель. Он начинал свой путь на заводе, увлекался стихами – благодаря его таланту и энтузиазму при «Ростсельмаше» зародилась литературная группа, которая известна до сих пор! На войну он пошёл корреспондентом, был много раз ранен … словом, человек заслуженный! Дружил с Шолоховым и в составе делегаций объездил многие страны! …
– Земного шара, а то кто-нибудь из здесь присутствующих вообразит Тирою – Воштонию и Сарвию!– с ухмылкой поёрничала над мамками Малая Звёздочка.
– Я представляю, о ком вы излагаете…
– Погоди, мама Вика – не произноси имён: в нашем эпизоде всё слишком запуталось!
– На заводе его встретили, словно ныне вип-персону – на стадионе провели показательные состязания! Будущая десятая мамулька в нём участвовала – уже неотразимая комсомолочка! – Александрина подошла, чтобы поиграться с локонами виновницы повествования.
– Следопытки вы!– дружелюбно улыбнулась Стервочка, попавшая в первую десятку своенравных поклонниц ростовского миллиардера.
– И вошла в круг победителей!– торжественно произнесла дочь олигарха.
– Взошла на пьедестал в беге с препятствиями, и в метании копья… – вздрогнув от нахлынувших, щемящих сердце воспоминаний, Лариса погладила девушку.
– Умница!– Ксения захлопала в ладоши.
– Тебя награждал этот писатель?!– заинтересовалась Вика.
– Да. Подарил книгу с автографом. И я, наивная, после школы помчалась поступать в московский Литинститут.
– Не поступила?
– Мне не понравилось! Студенты вели себя слишком раскованно. Вернулась и через год поступила в наш университет.
– Чтобы познакомиться с папулей!– улыбнулась Роксана.
– Да, но тогда я от него ребёнка не получила. Выскочила замуж за другого – и неудачно… Слава Богу – это в прошлом, вспоминать нечего. Сын выучился на военного, женился – где-то в Сибири выискал свою «Стервочку» – вижу его редко.
– Зато история про видного писателя и созданную им литгруппу в нашей семье – нежданно-негаданно, продолжилась!– Камилла сидела рядом с Аврелией, и – по примеру старшей Александрины, сочла необходимым побаловаться с её золотистыми и шелковистыми прядями,– двенадцатая наша мамка родилась в Цимлянске! От преподавателя литературы и русского языка, который учился на филологическом факультете РГУ. НА
практику его направили в газету «Ростсельмаш»! и он тоже посещал литгруппу, писал стихи – но в Шестидесятые стал идейным противником того, кто создал поэтический кружок при заводе! Он критиковал даже самого Шолохова, за что имел разговор в комитете! А у себя – в сёлах вблизи Цимлянска, собирал сведения о расказачивании, и хотел было напечатать про действия сторонников Советской власти!
– В те годы за такое можно было получить немалый срок!– Анжелика была довольна: дочери собрали полезные сведения о гражданах её маленького царства.
– Наша семья получилась крошечным срезом большого народа?!– восхитилась Анна.
– Десятая! Вот значит, где мы встретились!– воскликнула дрессировщица, не представляя, как по-иному выразить изумление.
– Повторю: Стервозавр! Тебе повезло с женщинами все семнадцать раз!– констатировала впечатлённая пятнадцатая.
– Это правда!– Аврелия обвела взглядом людей, ставших ей родными,– Мой папа познакомился с мамой в парке Островского. Она заканчивала строительный техникум, и на практику её определили во Дворец Культуры «Ростсельмаша». Она штукатурила чердак, особым развлечением тогда считалось покататься по городу на троллейбусе – а вечерами гуляла она в парке. В те годы он был очень густым, и на поляне собирались поэты из той литгруппы. Разводили костёр…
– Да! И в этом же парке, только чуть дальше, в тополиной чаще, я – глупенькая секретарша миллиардера, угощала будущего мужа и его друга писателя эклерами!– похвалилась Екатерина.
– Музыкальная пауза!– попросила Вероника.
Кьяроскуро
поэма
Я уже был иным.
Тем же
и все же иным.
Войдя в любовь,
как в обетованную землю.
Я готов был принять
её ливни и засухи,
её ненастье и
терпкое безмятежье в мае,
я готов тотчас принять
её снежные лавины
и лавовые потоки.
Я хотел лишь растить свой хлеб
и от одиночества им защищаться,
каждый день раздаривая,
словно перед Пасхой,
душистые ломтики, –
отвергая насилье,
ногой придавив, как гадюку,
колючую проволоку.
Я наполнился светом и, как ива,
склонившись над речною струёю,
в течении реки увидел себя и всё,
что течет сквозь меня,
без меня и со мной.
Всё это – смотрение в пропасть,
повторяю: чтение души –
это смотрение в пропасть.
Положи мне на лоб свою руку,
чтобы я не упал,
бездной ошеломленный,
на огромный букет полевых цветов,
растрёпанный ночной бурей,
в котором ещё не было
знакомых мне красок,
да – только в любви
мы выражаем себя,
и только любовью можем себя оправдать.
Прошу тебя –
платье надень
цвета созревающей ржи,
потому что виденье одно вспоминаю,
а может быть, детский сон,
озаривший мне жизнь
светом женщины,
светом хлеба:
кажется, в сумерках –
утра ли, вечера?
В мглистой и долгой тиши,
в праздник июньских дождинок,
когда рожь приближалась
к рождению таинства хлеба,
застолья, – без звука,
как луч, прекрасная женщина шла,
из пшеничных степей поднимаясь.
Колосья, как пальцы,
ласкали ей груди и губы,
победными каплями крови
сочились дикие маки.
И ничего больше:
голова была ещё пуста,
только этот далёкий,
далёкий вздох.
А может, то среди колосьев
танцевала девочка
из далёкой страны чудес,
она едва касалась земли,
но мартовский кот
приготовил для неё
очередное снадобье.
Всё ещё только шло к созреванью,
коса и любовь отдыхали
в сумерках палеозоя,
в мякоти текстовых клубней и сердца,
и жизнь моя походила
на омут с чертями и трилобитами.
И тогда я тебя представил дороге,
деревьям, ветру,
холмам и долине.
Помнишь?!
Они говорили о постоянстве,
всё время тихо лаская друг друга.
Жизнь они сравнивали
то с камнем на дне, –
то с полётом птиц.
Так пусть они цветут,
пусть они летают,
как сказочные жар-птицы,
землю засевают вьюгой
из всепроникающих перьев любви,
тихой нежностью всех одаряя.
Ведь они говорили главное:
никогда нельзя объяснить бытие
предательством, ложью, смертью.
Потому: оденься в платье
цвета созревающей ржи,
чтобы любовь и хлеб
неразделимыми стали.
Робкий желтоватый лучик жизни
на твоей половине комнаты
разбудил зеркало, стол, стулья.
Немые картины, подсвечник,
старые снимки, шкаф,
длинную лавку возле стены…
чтобы они слышали стон, –
и потом могли подтвердить
красоту мира,
чтобы наполнялись любовью,
будто раковины жемчужинами –
а после океанским рокотом.
Чтобы вспомнили всё:
фантастически чёрное дно океана,
его буйную жажду
подняться до звёзд, –
его мягкость, усталость,
размеренное дыханье,
бесконечную светотень,
глубины, просторы.
Вот так на глазах и растёт время.
А в нём – вздохи, слова,
руки, созданные для объятий.
И светлый ангел любви
стоит между нами,
требуя одного –
правды во вздохах, речах, жестах.
И тогда радость и боль
потекли волной,
извергаясь одна из другой,
будто пики и впадины кьяроскуро:
всеми отверстиями и ямочками
втянули друг друга в себя!
Потом от жаркого,
жадного дыханья
затуманился день,
словно зеркало.
И вчерашняя ночь,
пахнущая любовью,
приближается к нам.
Мартовский кот,
где-то под окном
завёл свою серенаду…
Возвращаются в гнёзда лучи –
Звёздочки-ласточки:
можно обнявшись стоять
и в небесном сиянье
тихо читать твою душу.
Океан
поэма-притча
1.
В океане раздетом настежь
найдёшь ли спокойных три метра?
В огневище – условия те ж –
поможет ли шляпа из фетра??
Всегда он под натиском ветра,
в аду или пеклище боя,
Упрямец – он держится центра,
хоть смерчи охрипли от воя!
Ему быть объектом атаки –
в год лошади или собаки, –
ведь люди не могут без драки…
Но не выжать слезу из брони,
даже если железо стонет –
только Слово ему протяни,
коль оно миллиарды стоит!
Заиграли ноты.
Вновь коса расколется о борт,
и шрам – как судьбы знамение!
Но война – удивительный спорт:
снова и снова сражение!
Линкорам – всегда исключенье:
даже если на море штили –
одни непокорные шпили
ищут боя борясь с теченьем.
И теперь не свернусь с дороги,
исчезают вдали отроги;
набирает вал обороты,
впереди грянул залп или гром,
как свежо заиграли ноты –
как струится в бокалы ром…
2.
Линкорам – всегда исключение:
ищут шторма – борясь с течением,
и шрамы – судьбою крещение –
постигнуть своё назначение!
Вновь кривляется слуги мамоны
и слезливо лобзают иконы,
Но цепастые рвутся препоны –
за полвека четвёртые стены
мы сметаем напором брони! …
Пуст горизонт… Но иные огни
будоражат мятежные гены…
За горизонтом увидишь: смотри!
Есть ли точка беспечным сметаньям?
Где награда извечным скитаньям?
Встретишь ли утро счастливой зари?!
Вчерашняя свеча.
Не мечтай о бронзы многопудье,
если сталь оделась по плечу,
уходя с желанного порога,
погаси вчерашнюю свечу.
Коли суждено кому от Бога
плыть линкором среди пенных дюн,
серебрится вдаль его дорога –
покрываясь пеплом ветхих рун.
Вот опять турбины на пределе!
Станет ближе путь к заветной цели,
что сверкнёт украдкой впереди…
Доплывёшь ли? В славе ли? В бреду?
Доплывёшь – отпразднуешь Победу!
Утонул – все беды позади…
Под разбитым корытом…
Всё так же от всех сокрыта
строка, уходящая в Лета –
лежат под разбитым корытом
глаголы её ответа.
Сгорело в огне корыто,
а истина всё не открыта.
И гордость опять задета,
а совесть совсем раздета,
цветные козыри биты
тузами из динамита;
зеленцой ослепил одноцвет,
не пришёл долгожданный рассвет,
позабыт и Великий завет –
тот ли мы получили ответ?!
3.
Вдруг разбился сервиз на пороге –
но уже не свернуть с дороги:
главный козырь для всех остановок –
сушим порох для артустановок!
И не влезет на сталь сатин -
прокрусты – не майтесь с примеркой
не нарежешь валютной леркой
кольца атомных паутин;
не удержишь чужою сеткой
завихренья своих турбин!
Пусть "шелка" и "батист" от Кутюр,
не родного они замеса!
Все орудья небритых скул: – "Чур!"
Салютуют за русского беса!
Бар «Осенний»
Ажурными, расчехлёнными выглядят листья –
когда в точке зарождения их больше нет.
Только янтарные соки и свинцовый воздух
в зависшем пространстве, где по спиралям
витают лучи, преломленьем искрясь.
Листья на дне перехода из небытия затаились,
все без исключенья трепещут трогательно
как бы не своими телами, робко пытаясь увидеть
то, что находится где-то вовне щели бытья.
Янтарные соки, питая их, повелевают стать
тем, чем должны … а завтра уже превзойти себя
цветом, контуром, названием и даже содержаньем.
Кто закусывает ликёр лещом со сметаной?
Или бьётся в стенку головою в шляпе из фетра??
Где награда беспечным, извечным скитаньям?!
За горизонтом увидишь…
Вдруг разбился сервиз на пороге –
но иные огни будоражат мятежные гены:
постигнуть своё назначение!
Но цепастые препоны… слуги мамоны…
Листья – всё равно порвутся… и шрамы –
судьбою крещение – ищут иконы!
Есть ли хоть точка??
Вновь позже раздетыми настежь…
на атомы, обнищав – они позабудут о прошлом,
где существует бар «осень»!
Кольца атомных паутин не удержишь валютной сеткой!
Полуявь
Сонет
Строчками в блокнотах телефонных
Удлинился этой жизни шлейф –
Только слов величественный дрейф;
Не встряхнет песчинок микрофонных,
Полуявью снов реальность склей –
Отвечая всем, к унынью склонным:
Старая тропа к холмам поклонным
Обновилась тенью тополей!
Зачерствела лишь на половину,
Закрутила третье концертино –
Знать не знает устали Душа!!
Я ведь строил колокольню эту –
А теперь, бумагою шурша,
Приобщаю прозы дух – к сонету!!
Гитарное соло
Мини-поэма
*
Дрожали струны, с жизнью споря,
мелодией слегка печальной
и невесомой. Контур горя
в ней растворился в одночасье…
Звучание взывало с силой
к сентиментальному участью –
и вот уже душа носилась
по прекапризному из счастий,
замешанному, как ни странно,
на грусти томно-одинокой.
И мило так, и многогранно,
и переменчиво, и ново.
**
Извращённая, изощрённая пытка тоски
в безысходность бросает вновь кастаньеты…
и, луною-дикаркой, отвернувшись от неба,
бродит грешницей, блудит в объятьях ничьих.
…Зов тягучий и тонкий, как сумрак во сне,
держит долгую нотку сентиментальную
все о песне знакомой – глаз и пенсне,
но причастную к странному вечному таинству…
Интимный вздох – нежнейший звук…
Так знакомая и некогда любимая мелодия,
звуки одиночества с тонкой нотой предчувствия.
***
Прикосновенье подрагивает –
то крылья бабочки белой,
готовой вот-вот полететь.
Дыханье не может осилить
лёгкого пёрышка голубиного.
Запах играет, как перламутр
жемчужины настоящей.
Дрожь – невидимые токи Вселенной…
Не бойся – это музыка сердца,
обречённого на любовь.
Прислушайся: как необычно его
звучанье, наполненное
новыми чистыми звуками.
Ты тоже слышишь?
Выходит, не так это страшно – любить!
Путешествие в дальнюю гавань,
рисунок царапин на глянце –
нужно (всего-то) иметь Сердце.
****
И входят люди в сложных лицах
в прямоугольник, в креслица.
Им ожидание приснится
неторопливого творца;
ещё круги в движенье плотном
дополнят плавность колеса…
И мнится в отраженье нотном
вагончик, вёзший чудеса:
окошки светятся доверьем,
летят шары, и неспроста
легла дорога по апрелю…
И симпатична простота.
Летучая Мышь
Триптих, верлибр
*
Взглядом притрагиваешься
к волосам моим мягким, покорным –
теперь они мной обожествлены;
к губам, покалывающим в ожидании
поцелуя – смущённым –
вдруг это случится;
к глазам, что спрятались под ресницами,
как под крыльями летучей:
боятся избытка света
и делают вид, что засыпают.
Не надо во мне глубоко отражаться
и молчать так, что можно оглохнуть.
Не надо скользить вдоль меня и во мне,
как будто меня уже вовсе нет.
Искренность взгляда меня лишает тебя
близкой и далёкой,
таинственной и искренней.
Ещё раз дотронешься, я промолчу,
но сотворю в себе музыку такую,
что ты не сможешь не расслышать, не насладиться.
**
Я перепутал слова и понятья.
Я обошёл все преграды, но с тыла.
Ты припадаешь ко мне на плечо –
зверь, волокущий подбитую лапу.
Глажу по шерсти. Но взглядом иглистым
ты огибаешь моё отраженье.
Одной не остаться бы в жёлтой ночи!
И не заплакать бичом на вокзале
( не нахожу трафаретов с названьем).
Не сдаться. Не дрогнуть,
вдруг разомкнув межпозвоночные диски.
Только б ты поняла меня, но настолько,
чтобы оставить пролет для пролетки.
***
Ты хочешь отдать мне
себя однажды. Надолго.
И так мучительно-
счастливо гадать и гадать
на чувствах моих и своих
в антрактах любовных.
На тоске, что стоит нас тех,
затерянных в чувстве новом,
как будто меж нами тогда
и нами сейчас знак равенства есть.
Быть в чём-то похожими
на роскошь идей Ренессанса,
что тоже немного печальна
под шёлком безбедности,
как женщина, что только
однажды была желанной .
Грустить и грустить, потому
Что (странно выходит
ведь!) в веселье, в беспечности
воззвать к тому времени,
что между тобой и мной,
и чувством слепым – ждать.
Пусть возвращается
и пребудет до выдоха,
в бесконечность реалий
с которым войдем, где
уже ничто не проходит.
Снайперстиль
Особенное состояние Души
Наблюдение, пожалуй, самое необычное, но важное состояние творческой личности, какого бы уровня мастерства она ни была. В особенности это касается прозаика! Поэт может побывать на седьмом небе, увидеть – и там жить можно! Прозаик всю жизнь прижат к земле, как снайпер, слит с окружающим фоном: притих, чтобы не вызывать искажений объекта своим вмешательством. Он быстро врастает в место, где находится, будто кусок раскрошившегося кирпича на обочине, будто трамвай, дребезжа и громыхая пересекающий перекрёсток и мимоходом расплющивающий о рельс оброненную кем-то монету, больше похожий на движущийся набор выселенных откуда-то владельцев – необыкновенный сувенир из сундучка истории. Вдохновение для прозаика – это переполнение впечатлениями от увиденного. Поэт чаще старается схватить гармоники, витающие над явлениями, прозаик всегда копошится в подноготной самих явлений.
Когда-то отец принёс мне необычную книгу: «Меткие стрелки». В ней в самых мелких деталях описывалось искусство меткой стрельбы. Педантично, от главы к главе изучались приёмы охотников и воинов, умевших поражать цель, не обнаруживая себя. Рассматривались все изобретённые человечеством приспособления, позволявшие остаться не обнаруженным, все виды оружия снайпера. Я с увлечением многократно перечитывал книгу, с братом мастерил арбалеты, стиснув зубы,– если пружина или тетива вырывалась из пазов и зажимов. Потом я часами тренировался по-снайперски сканировать местность – чтобы не упустить ни одной мелочи. Наблюдать за обстановкой так, чтобы сразу фиксировать в памяти каждую особенность объектов, пересечение их теней, оттенки красок. Потом надо было незаметно юркнуть в выбранное заранее укрытие, затаиться и оживить в памяти картину, заострив внимание на тех деталях, которые скрыты за первым впечатлением. Потом надо снова выглянуть и понять: как изменилась обстановка, как она представилась с другой точки обзора. Словом, в книге той раскрывалась хитрая наука: как глядя на доступное всем, заметить то, чего большинство не разглядело до конца.
Хорошо, что полученные навыки мне так и не пригодились по прямому назначению: незаметно убивать, зато я обрёл особое наслаждение – состояние Души, умеющей видеть, а не только глазеть.
Кафешка в спальном микрорайоне
Это произошло на бульваре Комарова. Едва я свернул на эту улицу в той точке, где она пересекается с проспектом Космонавтов, сразу выделил одноэтажное строение, расположившееся в уютной низинке между панельными многоэтажками – безликими бетонными термитниками для людей. Весьма современные, однако, уже прочно обжитые коробки, собранные достаточно надёжно, чтобы в них прожило и успешно умерло 5-6 поколений россиян. Каждое из строений, обступивших одноэтажное здание, пережило уже по 3-4 пожара, с полсотни затоплений и почти столько же внутренних перепланировок, порядка тысячи семейных раздоров, когда в ход шли тяжёлые средства убеждения: сковородки или скалки; и, невзирая ни на что, не вызывало никакого сомнения то, что они выдержат втрое больше.
За одноэтажным строением, отделанным белым пластиком, своеобразным фоном расположился типичный внутриквартальный дворик: пара немного обшарпанных детских площадок, полдесятка гараже, разрушающие уют своей грубой формой и разукрашенными граффити боками. Три палисадника возле подъездов, ухоженные клумбы, деревья, разбросанные по площадке и уже дотянувшиеся до седьмого этажа, старались вдохнуть больше жизни в пространство замкнутое между бетонными коробками.
В контурах здания, под белым пластиком, ещё угадывалась преобразованная бытовка, – снятый с колёс и немного облагороженный строительный вагончик, к которому примкнула белокирпичная пристроечка. Однако дела хозяина шли в гору, и к этому добавилась просторная веранда с ажурными столиками, окружённая висячими цветниками. Сам факт того, что столики и стульчики здесь были не из пластмассы – банального атрибута уличных забегаловок, а из более благородного и дорогого металла, говорил, что доход от заведения был достаточным.
Разумеется, всё то, что такой доход обеспечивает, происходило тут ближе к ночи. Тем не менее – поверьте моим наблюдениям − и по утрам такие кафе вовсе не пустую. А казалось бы: у каждого теперь дома всё что хочешь: микроволновки, фритюрницы, тостеры, многофункциональные кухонные плиты… И что – многие зажиточные мужи с ужасом обнаруживали, что все эти прибомбасы не очень сильно помогали ненаглядным спутницам освоить искусство домашней кулинарии, поэтому даже весьма благополучным господам из среднего класса приходилось завтракать в ближайшем кафе. Благо специально подобранные цены для рабочих завтраков или обедов были заметно скромнее вечерних. Находились и те, кто спустился сюда обсудить важные вопросы вдали от посторонних ушей – это уже так называемые
деловые завтраки. Коммерциализированное время породило специфичные виды застолья.
Вся эта публика и является моей желанной добычей! Не вечерняя гламуризованная публика – пришедшая поразвлечься, а те, кто за недорогими, но вполне съедобными тефтелями или фаршированным перцем и чашкой чая из пакетика пришли обсудить очень важные для них вопросы. Те, кто не подозревает о том, что поблизости может находиться доморощенный писатель, растопыривший уши на 360 градусов и овладевший приёмами, как оставаться незамеченным!
Выдвижение на позицию
Конечно – для сантехника с динозавроподобного завода «Ростсельмаш» обедать в таком кафе спального района было бы непозволительной роскошью, поэтому пришлось выбирать жену менее эффектную, зато более практичную в кухонных вопросах. Однако как-то незаметно ко мне приклеилось весьма занимательное хобби – сочинять тексты на русском языке, которые весьма отдалённо напоминают художественные произведения. Наверное этому обстоятельству способствовали бурные перемены в России, только увлечение приклеилось столь прочно, что я уже насочинял на четыре книжки. И такому бурному книготворчеству (без отрыва от производства) не помешало даже то, что в школе у меня по русскому была со скрипом натянутая «четвёрка».
Дело было во второй половине сентября, самой промозглой и безрадостной. Настроение – депрессивное, и я уже подумывал не раз: а не послать ли всех подальше, однако посылали в основном меня, и это достало окончательно. В начале недели я несколько раз постоял на сквозняке после душа в холодной раздевалке цеха, и вот – вчера – у меня установилась долгожданная температура. Сегодня, спозаранку я добросовестно отстоял очередь в регистратуре, так что вскоре получил талон первичного посещения и картонный квадратик со счастливым номером «7», минуты три усиленно кашлял и сморкался перед молоденькой светловолосой девушкой в чистеньком, беленьком халатике. В итоге: в полиэтиленовой сумке (кульке с ручками) у меня лежал честно заработанный фиолетовый листок в крапинку, заполненный красивым, хоть и мелковатым подчерком. Уходя из кабинета светловолосой Айболитши, я от души поблагодарил и почти незаметно положил на стол свою последнюю книгу, а под ней ещё и плитку чёрного «Российского шоколада». Всё это вместе взятое, гарантировало пару недель свободы от запаха прокопченных цехов и солидоловой смазки водяных насосов. Я мигом отслал начальнику заранее подготовленную эсемеску: «У меня больничный!» – и на четырнадцать дней забыл о его существовании.
Вот в таком качестве я вначале 11-го приближался по бульвару Комарова к уютному белому зданию кафе в центре спального микрорайона. В кармане у меня было несколько сотен, а вид у меня казался вполне затрапезным для одинокого безработного холостяка, мечтающего в ближайшие пару часов подумать за кружечкою пивка о своих горестях. Таким образом я сразу же вклинился в обстановку и притих возле окна за столиком, расположенного так, что неспешно попивая «Арсенальное» и похрустывая фисташками-кириешками можно было подсмотреть и подслушать всех, сидящих вокруг –достаточно незаметно повернуть голову.
Через пару минут, все посетители утратили ко мне всякий интерес и занялись тем, чем были увлечены до моего появления.
Снайперская пощёчина
Однако я не напрасно в самом начале повествования вспомнил о снайперах, то, что происходило за угловым столиком возле стены, вполне напоминало скрытную дуэль двух великолепных стрелков, замаскированную до времени сеткой из малопонятных окружающим фраз.
Я чувствовал себя немного неловко, сидя в одиночестве за своим столом: но посетители кафе совершенно не занимали их. Семь человек, наполнившие зал, могли бы все разом умереть, а любовники даже не заметили бы этого. Я заказал себе вторую порцию пива, мелконарезанный суджук и погрузился в мечты: позволять теребить себя на людях, дома позволять разувать себя, гладить, ласкать и слушать, как она спрашивает, чего я еще хочу. Глупеть от блаженства в тепле, перемещаться от кресла к кровати, в приглушенном свете лампы, слышать только свои собственные короткие приказания и еще более короткие слова согласия. Расслабленным голосом посылать её в нужный магазинчик или в излюбленную забегаловку на противоположной стороне проспекта, дабы подготовили к вечеру столик.
– Ты опять не о том, – прозвучал голос, возвращая из страны грёз.– Неужели ты мне не расскажешь?
«Необычная женщина! И по-особому хороша!»– подумал я.
На подтянутом молодом мужчине, сидящим рядом с красавицей за соседним столиком, была лётная форма, очевидно, он недавно приземлился. Слава Богу его рейс вернулся без происшествий и терактов, однако его подруга не поторопилась нажарить котлет к его прилёту. пришлось ему преодолеть себя, и в конце концов спуститься на землю и ютиться в бывшем строительном вагончике. Судя по сервированному столу, его зарплата позволяла такое, даже после затрат на свою прекрасную женщину. Которая, скорее всего, нигде не работала: такие – если не могут вклиниться на подиум или взвиться на небосклон российской эстрады, – обычно больше ни к чему не пригодны и вообще проблемами трудоустройства долго не замарачиваются.
Звук пощёчины заставил меня вздрогнуть. Моя пара вскочила –оба вскочили и были очень бледны. Потом мужчина бросил на стол несколько купюр и вышел из кафе. Девушка села и достала косметичку. В своём зеркальце она увидела меня…
Застигнутый врасплох, я смутился и мой глаз совершенно непроизвольно подмигнул ей. Она мило улыбнулась:
– Он заслужил свою пощёчину!
– Простите, это ваш супруг?
– Нет.
– Жених?
– Ещё чего, «мама – я лётчика люблю»! – с сарказмом усмехнулась она, поправив роскошные пшеничные пряди.
– Кто же он вам?
– Брат.
– Тогда что же, извините, произошло между вами?
– Вы расспрашиваете свою сестру о подробностях её ночной жизни?!
– Хм! Признаюсь мне это любопытно, особенно если она счастлива…
– Я не счастлива, но это мои проблемы. Если моего мужика считают тряпкой, то и я не многого стою!
Я протянул ей мою визитку – мою книжку, на последней странице которой записаны мой мобильный и электронный адреса. На её лице промелькнула заинтересованность, она явно не ожидала обнаружить во мне писателя.
Громкий и разгневанный голос заставил нас обернуться.
– Кто вы? – рявкнул её вернувшийся «брат».
– Ваша сестра…
– Моя сестра?! Она назвалась моей сестрой? Мерзавка!
Он потащил её к выходу, но когда они уже покидали зал, она мне украдкой подмигнула…
Эпизод из «Радуги»
Случай на Комарова напомнил мне другой эпизод наблюдения, который случился в моём любимом кафе на Покровском. Когда-то оно называлось «Радуга», тогда я жил по близости и часто в него наведывался. И уже нанаблюдал здесь материала на целый роман. Но теперь кафе сделалось элитным заведением с соответствующими расценками, присоседившимся к беломраморному театру, к ансамблю из величественного изваяния императрицы и великолепного Покровского собора. Однако я снова поступил хитро: заглянул в него утром, едва оно открылось, а цены были приемлемыми.
Эта пара сидела через столик от меня, только зал был почти пустым, и никто не мешал мне их подслушивать. Я поставил на стол нетбук, разложил несколько листиков, потом заказал какие-то напитки и сел полубоком. Я вполне походил на какого-либо служащего, уставшего от духоты офисного пространства и выбравшегося, чтобы позаниматься в более просторной обстановке. Словом – я вновь не вызывал подозрений и случайные взгляды окружающих проходили не задерживаясь на моей персоне.
Эпилог
Если работаешь вахтовым методом у чёрта на куличках – будь готов к тому, что кто-то трудится тем же методом в спальне твоей жены. Это не так страшно, если у тебя у чёрта на куличках есть своя вахтовая подруга.
А в качестве постскриптума вспомнил два похожих анекдота:
Они прожили долго и счастливо: правда счастливо всего один месяц, а потом долго тянули лямку супружеской жизни.
А другие дожили вместе до золотой свадьбы, только за всё время виделись не более пяти раз!
Оглавление
Однажды в Ростове-на-Дону
1
2
3
Странное собрание в Танаисе
Кьяроскуро
Океан
1.
Заиграли ноты.
2.
Вчерашняя свеча.
Под разбитым корытом…
3.
Бар «Осенний»
Полуявь
Гитарное соло
*
**
****
Летучая Мышь
*
**
Снайперстиль
Особенное состояние Души
Кафешка в спальном микрорайоне
Выдвижение на позицию
Снайперская пощёчина
Эпизод из «Радуги»
Эпилог
Последние комментарии
5 часов 30 минут назад
5 часов 33 минут назад
5 часов 44 минут назад
5 часов 50 минут назад
5 часов 52 минут назад
5 часов 55 минут назад