Пустое путствие [Марк Андреевич Шафранов] (fb2) читать онлайн

- Пустое путствие 2.32 Мб, 79с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Марк Андреевич Шафранов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Марк Шафранов Пустое путствие

Часть первая

I

Становилось душно. Тени на дюнах чётко выделялись в дрожащем, будто расплавленном пейзаже пустыни. Ветра не было совсем. Казалось, воздух куда-то пропал, выгорел, исчез за те часы, пока небесное светило душило эту пустыню. Было тихо. Лишь время от времени то там, то здесь шелестели пески. Возможно, это сердце планеты мерно билось, разгоняя кипящую магму по каменным жилам, и эти струйки песка осыпались от толчков пульсирующих капилляров, несущих под землёй расплавленный металл. А может, это просто воздух, всё же существовавший в пустом пространстве, ненавязчиво напоминал о себе лёгким бризом, вызывая масштабные и в то же время микроскопические камнепады своими могучими мягкими дуновениями.

Когда человеку нечем дышать, теоретически он может задуматься, стоит ли покориться. Но наш герой не мог выбрать, бороться ему или нет, по причине того, что ещё не проснулся. Ему ничего не снилось: он спал мёртвым сном, так как очень устал после побега. Поэтому инстинктам самосохранения пришлось проделать всё самостоятельно, без всякого разрешения на то их хозяина, как, впрочем, обычно и бывает. Спящий широко открыл рот и стал жадно глотать раскаленный воздух пустыни, а тот в ответ на это придавил его лёгкие своей жаркой смертоносной тяжестью. Спящий тут же проснулся и стал проснутым: проснувшимся его было назвать нельзя.

Проснутый поспешно выплюнул из себя горячую жижу воздуха и приоткрыл глаза. Глаза тут же защипало от яркого света; острые лучи словно кололи их, продираясь через слой налипшего песка. Зажмурившись, проснутый свыкся с неприятным ощущением и вновь открыл глаза, но на этот раз осторожнее.

Он лежал рядом с камнем, где и лёг вчера. Видимо, в надежде на то, что утром тень валуна бережно скроет его от лучей светила. Он не прогадал, но сейчас солнце стояло уже высоко, и камень не мог сдержать его изнуряющий жар. «Странно, я не знал, где будет солнце, а солнце знало, где буду я?» – подумал проснутый и тут же удивился: «Я умею мыслить?» Как он мог понять, что есть мыслить, до того, как в первый раз о чём-то подумал? Видимо, такое у свободы неотъемлемое свойство – создавать мысли, ведь что ты есть на свободе без мыслей? Песок.

Проснутый нащупал лежащую рядом шляпу и сонно приподнялся на локте, чтобы оглядеться вокруг. Рядом не было ни хижин, ни бараков, ни ангаров, ни полей со скотом всех видов и рас, ни мелких господ, ни огромных заборов. Были только барханы, которые всю жизнь бродят и меняются, как жидкость, и ничего с них не возьмёшь. Где все? Где всё?

Тем времени его руки сами нащупали на шляпе лоскут и попробовали его отодрать. Тут проснутый стал проснувшимся: руки больше не обгоняли его, это он обгонял руки. Руки замерли в нерешительности, предоставляя проснувшемуся возможность оценить их действия. Оказалось, что они пытались оторвать небольшой клочок ткани с номером шляпы и незатейливой припиской «исполнитель ГЗ-1883 прилагается». К сожалению, проснувшийся не умел читать. Тут он понял, что руки опередили его, знали больше, чем он. Он это не вполне одобрял. Либо это были неправильные руки, либо испорченные, либо не руки вовсе.

Из-за дюны вынырнул порыв ветра. Он понёсся, вздымая песок, по горячей земле. Проснувшегося немного удивило то, что ветер нёсся прямо на него. Вместо того, чтобы сойти с его пути, он встал и твёрдо упёрся ногами в рассыпающийся песок, с тревожным безразличием глядя перед собой. Ветер летел так быстро, будто его кто-то запустил из пращи. Когда он настиг проснувшегося, то сразу повалил его наземь и понёсся дальше, оставив его лежать в облаке микрокамней. Глаза его были полны песка, но у него, как всегда, не возникло желания вычищать его. Вообще говоря, из-за этого он видел довольно плохо. Думать он до этих пор не умел, а механизм очищения глаза его предки утратили давным-давно; да и жить так было ненамного сложнее. Плакать он тоже не умел, а ведь плач – это отличный способ очистки глаза.

Рефлекс кашля у нашего героя сохранился, и он закашлялся. Тут герой снова подумал и осознал, что благодаря этому кашлю он вспомнил, как дышать. До того момента, когда он случайно вдохнул горячий воздух, он ещё ни разу этого не делал.

Тут он скорее почувствовал, чем услышал какой-то смутный звук. Так как глаза его были забиты песком, поначалу он не понял, что происходит. Он привык слышать только простые звуки – удары молотка, свист хлыста, ленивые окрики хозяев. Другие звуки были для него экзотикой. Говорить он тоже не умел, да и зачем? Исполнители всегда жили в молчании.

И он проигнорировал звук.

Это было в высшей степени странно – игнорировать звук. Тем самым он принимал решение, поступал наперекор своим инстинктам. Скорее всего, он делал и то, и другое первый раз в сознательной части своей жизни. И он делал это настолько хорошо, что вскоре он уже думал, будто звук ему всего лишь послышался. Конечно, его мозг ещё не вспомнил, как генерировать столько мыслей сразу. Последний раз он работал в таком режиме не одно и не два поколения назад…

Обычно игнорирование предстоящих событий не помогает с ними справиться. Игнорирование не в силах сломить ни волю других людей, ни бюрократическую машину. Это вещь чисто символичная. Сейчас оно тоже не помогло, и все свершилось, как и должно было: в пыльном облаке, щурясь и прикрывая глаза руками, возник человек, обеспечив тем самым остальное течение путствия.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что в облаке пыли теперь было два человека, но этот самый наблюдатель не знал, что один из них был исполнителем – тогда он бы, возможно, взял свои слова назад. Вот облако пыли уже улеглось, и можно увидеть, как человек помогает исполнителю встать. Эту трогательную сцену отлично видно на километры вокруг, но её, как обычно, некому запечатлеть.

Человек выглядел самым обычным человеком. Черные сосульки почти каменных от пота волос сосульками сползали на лоб, как засыхающие чернила. Нос тянул туда-сюда сухой воздух. Рот был приоткрыт от усталости. Проснувшийся, сильно испугавшись появлению неизвестного человека, застыл, с первобытным ужасом вперившись в него взглядом.

Уставшие глаза незнакомца с неохотой избрали своей целью грязное тело исполнителя. Зрелище было так себе. Различив некое грубое подобие эмоции, он быстро проговорил:

– Не бойся ме…

Сухие губы снова разомкнулись в молчании, когда человек увидел, как вздрогнул от его слов проснувшийся. Сквозь забитые песком глаза тот плохо видел лицо говорящего, поэтому ему стало очень страшно, когда тот внезапно стал говорить. Человек нагнулся, не сгибая ног, взял шляпу проснувшегося, пробежал глазами по надписи, лениво отбросил головной убор, выпрямился и продолжил:

– Исполнитель ГЗ-1883… Долго. Интересно, это инициалы утраченного имени или просто серийный номер? Да что за глупые вопросы… Буду называть тебя просто ГЗ, хорошо? Пока что ты не выглядишь, как нечто, достойное более длинного названия, прости меня за прямоту. Хотя… нет, не прости, я слишком много извинялся за прямоту у людей, чтобы извиниться ещё хоть раз. Тем более перед тобой. Меня зовут… Да как хочешь. Какая разница, ты же всё равно не умеешь говорить…

Долгая пауза.

– Ну ладно, называй меня… Неолог. Можно просто «Нео», хотя нет, тебе нельзя. А может, и можно. Дарю тебе такое право. Каково на свободе-то, а?

Всё это время ГЗ молчал, глядя на лицо Неолога. Он мало что видел сквозь пелену песка, хотя мало что изменилось бы, видь он лучше. Он слышал лишь странный поток звуков; возможно, они даже имели смысл, но его мозг впервые в жизни анализировал такую ерунду так тщательно.

– Выглядишь напряжённо, – заметил Неолог. – Вы же не общаетесь между собой, исполнители (на этом слове ГЗ бессознательно встрепенулся), верно? А ведь правда, зачем это? Хотя ты должен был понимать приказы от хозяина… Хоть он и немногословен и слегка туповат. Я знаю, о чём говорю, уж поверь, – добавил он, будто исполнитель мог ему не поверить.

Видя, что ГЗ совсем ничего не понимает, Неолог замолчал и медленно нагнулся к нему, не спуская с него глаз. ГЗ застыл от ужаса. Он ждал наказания. Вдруг Неолог тихо, но настойчиво стал повторять: «Нео, Нео, Нео, Нео, Нео…» Он испытующе смотрел на ГЗ, и тот наконец догадался, что ему делать. Сработали древние инстинкты – инстинкты подражания.

– Нэ!..

Тут ГЗ испуганно схватился за рот, прервав самого себя. Что-то треснуло, щёлкнуло, сломалось? Почему он выдохнул воздух с каким-то своим, особенным звуком? Почему ему от этого не больно? Разве он может создавать такие звуки? Испуг прошёл, и он вопросительно посмотрел на Неолога. Это был ещё один осознанный вопрос. Лицо Неолога скривила гримаса отвращения.

– Ну и тупая морда! Как они смогли?.. Да ты пародия на человека, ты не человек! Олицетворение позора всему нашему роду… Даже слова выговорить не можешь!

Увидев страх неподвижного ГЗ, Неолог нисколько не смягчился. Он ухмыльнулся и спросил, аккуратно нагнув к нему лицо:

– Интересно, сможешь ли ты мне ответить, если я начну тебя бить? Ногами? Об камень головой? Может быть, попробовать до полусмерти? Заложено ли в тебе понятие самосохранения, или в существовании исполнителя уже настолько мало опасностей, что твои предки утратили инстинкт как очередную безделушку?

Глаза Неолога внезапно потускнели, он снова поднялся во весь рост и немного помолчал, посмотрев куда-то вдаль.

– Что на меня находит иногда… Чёрт возьми, как всё сложно в этом мире, а! Да ну тебя, в общем, пойдём в город. Я зря тебя спасал, что ли?

Неолог махнул рукой на ГЗ, поправил свой рюкзак и пошёл. Обернувшись через несколько шагов, он увидел, что ГЗ всё ещё сидит на песке и с робким любопытством смотрит на него.

– Ну ты и животное, ты же совершенно ничего не понял. Пойдём! Нет, ничего не выйдет, – тихо добавил Неолог.

Он поманил ГЗ одной рукой, указывая куда-то вперёд второй. На этот раз ГЗ довольно быстро понял, в чём дело, машинально надел на наголо выбритую голову брошенную шляпу и двинулся за Неологом. У него ещё недостаточно разогрелся мозг, чтобы спросить, зачем он идёт. Он просто шёл, повинуясь тому, кто сильнее. В жизни люди зачастую сознательно выбирают этот сценарий; для ГЗ же это был единственный возможный вариант.

II

Валун скоро скрылся за очередной дюной. Они шли молча. ГЗ пробовал думать. Вокруг не было ни одной непривычной вещи, за которую можно было зацепиться, кроме Неолога с его рюкзаком. Поэтому первые мысли ГЗ базировались на своём предводителе. Мысли Неолога, наоборот, были абстрактны, не принадлежа ни этой пустыне, ни ГЗ. И то, и другое было для него не больше чем пейзажем. Скоро Неолог снова начал говорить, ведь начинать больше было некому.

– Видишь эти дюны? Они всегда были, но постоянно составляются заново сами из себя. Удивительно, да? Интересно, какова длина волны этого бесконечного океана песка? Сто метров, двести? Не верится, что он когда-либо закончится. Хм. Такое частое ощущение в моей жизни. Но во всех предыдущих случаях я был неправ. Я же сейчас здесь, а не там. Правда, сейчас мне хотелось бы быть там, а не здесь.

Неолог повернулся к ГЗ и тяжело вздохнул. Конечно, он ничего от него не ждал – никакой реакции, никакого интереса. Лишь тупая, бессмысленная ходьба по песку. Некоторое время Неолог просто смотрел на него, как на нечто движущееся.

– Знаешь, это вот блуждание вдали от всего, – вновь начал Неолог, отвернувшись от ГЗ, – заставляет меня задуматься об обществе. Вот спрашивается, зачем обществу правила? Нет, я не про закон, я про те неписаные правила, которым следуют все. Всё это, начиная с простых приветствий и прощаний и заканчивая осуждением шуток над мертвецами – всё это нужно вынести на всеобщий суд, в ходе которого каждый может, прислушавшись к себе и другим, принять своё решение и сделать свой вывод. Проблема в том, что это невозможный суд, его никогда не созывали и вряд ли когда-нибудь… – тут Неолог запнулся, осознав, что потерял суть своего же предложения. – Короче говоря, невозможно сделать так, чтобы всё общество согласилось на этот суд. Непонимание – корень недоверия. Но здесь, – взглянул он на ГЗ, – общество состоит из одного судьи, так что суд будет простым. Простым настолько, что я даже не буду оглашать его заключение: все и так будут с ними согласны.

Неолог остановился, с ним остановился и ГЗ. Немного помолчав, Неолог скинул рюкзак и приблизился к ГЗ. В голове ГЗ мысли стали возникать ещё быстрее, чем во время ходьбы; что-то ему подсказывало, что Неолог затеял недоброе. Ну и что же? Для ГЗ мир был всего лишь повествованием. Как можно в него вмешаться?

Мощный удар под дых сбил ГЗ с ног. Исполнитель даже не попытался подняться. Он помнил, как его бил хозяин. Помнил, что главное – не сопротивляться. Он лишь немного изменил частоту дыхания, чтобы быстрее восстановиться. Но Неолога молчание ГЗ лишь взбесило. Он стал пинать ГЗ, бить кулаками куда попало, как боксерскую грушу. Он вымещал на нём всю свою бессильную, паршивую, безобразную ненависть к самому себе и к окружающим; но после сильного пинка в грудь он услышал хруст и остановился. ГЗ в первый раз в своей жизни закричал, сразу замолкнув от неожиданности. Растерянный Неолог тут же опустился на колени рядом с телом исполнителя и прощупал место последнего удара. Одно из рёбер прогибалось дальше, чем должно было. ГЗ терпел молча, немного подвывая. Слёзы навернулись на глаза Неолога. Он не переносил чужих страданий. Пусть это были страдания исполнителя, всё равно они выглядели, как человеческие. «Что со мной? Что я делаю? Я же вызволил его, чтобы показать, что в нём жива личность. Но как мне доказать ему, что он человек, если он доказывает мне обратное?..»

III

Солнце зашло за очередную дюну. Рюкзак Неолога тяжело упал на землю. Он осторожно усадил шедшего под руку с ним ГЗ. Пару минут Неолог приходил в себя. Потом он покопался в рюкзаке, вытащил оттуда карту, размёл песок и расстелил её перед собой. Подозвав к себе ГЗ, он некоторое время рассматривал её молча. Букет специфических запахов, годами накапливаемых исполнителями, буквально оглушал уставшего, насквозь потного Неолога, но он терпел.

– Значит так. Права на ошибку у нас нет. Ну то есть, что я несу, есть, конечно, это глупейшая фраза, которую я когда-либо слышал!

ГЗ удивлённо взглянул на Неолога. Даже ему показалось странным, что тот накричал сам на себя.

– …Но эта планета просто безнадёжно пуста. Вот карта единственного «исследованного» сектора. Есть несколько поместий – вот они отмечены – оттуда я тебя украл, то бишь спас. Не суть важно; ты оттуда, твои родители, твои деды и твои прадеды – все оттуда. А нам нужно попасть в один-единственный город, чёрт его знает, как он там зовётся, никому в мире нет до этого дела! – Неолог снова перешёл на крик. – Это просто чёрная точка с подписью «город», тут даже нет его очертаний! Зачем меня вообще понесло в такое захолустье?!

ГЗ вопросительно смотрел на Неолога. Его смущало, что тот то понижал, то повышал голос, при этом не обращаясь ни к кому, кроме, возможно, самого себя. Неолог заметил взгляд ГЗ. Посмотрев на него, он сильно изменился в лице .

– Погоди… Ты что… Ты что, думать научился?.. Уже?!

ГЗ молчал, выражение его лица не изменилось. Он ещё не понимал, что на вопросы иногда надо отвечать. После всего случившегося Неолог настолько не верил в способность оторванного от жизни исполнителя думать, что не поверил и сейчас.

– Ладно. В общем, проблема в том, что я не понимаю, где мы. Во-о-обще не понимаю. Я знаю, что мы где-то на этой карте, но где?.. Нам нужно найти дорогу, которая обязательно приведёт в город или, на худой конец, в какое-нибудь поместье. Интересно, а почему я с самого начала так не сделал? Ха-ха… Ха-ха-ха… А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Неолог зашёлся в приступе дикого смеха. ГЗ немного отодвинулся, не изменив, однако, выражения лица. Неолог хохотал, катаясь по песку, пока не закашлялся от множества камней в его горле; сплюнув их, он душераздирающе заорал:

– «Почему я с самого начала не пошёл по дороге?» Ха-ха-ха! Как же это похоже на ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ!

После крика в пустыне снова воцарилась непроницаемая тишина, изредка шуршащая песком.

IV

Был невыносимый день. Ребро у ГЗ уже было исцелено чудесными препаратами из аптечки в рюкзаке Неолога. Шли они в молчании. Но вскоре молчание было прервано, и первые слова прошлись катаной по ушам сосредоточенного на пустоте ГЗ.

– Знаешь, я понял, в чём разница между нами. Твои глаза застланы песком, а мои – забиты. Этот песок забит мне обществом как предосторожность, как предохранитель, чтоб я не болтал что вздумается. А потом они говорят – это твои глаза в песке, а вот наши видят ясно, видят яснее сокола твою неправоту и недальновидность. Но даже с песком в глазах я могу смело утверждать, что у них в глазах свежая глина. Сплошная, приятная, слегка прохладная, немного льстящая…

Тут Неолог услышал глухой удар, будто мешок с щебнем свалился на доски. Обернувшись, он увидел, что его предположения в корне неверны: это доска свалилась на мешки с щебнем. Лицо его вытянулось, глаза испуганно округлились, рот застыл открытым. Горячий от солнца пот на лбу сменился холодным. Неолог ринулся к ГЗ.

– Ты чего? Тебе плохо?

Повернув к себе лицо ГЗ, он почувствовал резкий запах изо рта. Он не сразу сообразил, в чём дело, а когда догадался, то зарычал от злости. Слёзы вновь заблестели в его глазах.

– Твой мерзкий хозяин! Ну конечно, как я мог забыть! Он же подсадил тебя на еду! Чёрт возьми, что же делать… Хочешь, у меня есть крахмал? Сейчас… Потерпи…

Неолог полез в рюкзак и стал в нём рыться. Он проверял всё пачками; ненадолго застывал и проверял снова. ветра. Он рывками выкидывал вещи из всех отделений. Вот она – маленькая баночка с крахмалом. Дрожащей рукой он налил в миску уксуса. Две ложки крахмала, четыре ложки песка. Перемешав, Неолог быстро влил смесь в иссохший рот ГЗ. Рука дрогнула от боли – немного уксуса попало на недавнюю ссадину. На бесконечно короткий миг он отдалился мыслями от ГЗ и снова пришёл в чувство. Опасаясь, что у ГЗ случится солнечный удар, он не раздумывая кинул ему рюкзак прямо на лицо. Хлопнув себя по голове, он тут же выругался: рюкзак был очень тяжёлым. Неолог поднял его и увидел, что у ГЗ идёт кровь носом, капая на горячий песок. Тот был уже без сознания. От отвращения к себе, от ужасной досады и обиды Неолог бессильно упал рядом, закрыв руками лоб и нос ГЗ. Ладони коснулась горячая вязкая от обезвоживания кровь, и Неолог забылся – солнце настигло и его. К счастью, уже вечерело, и через полчаса местная звезда уже краснела на горизонте, устав пытать путников. Неолог очнулся и осторожно отнял руку с сухим багровым пятном на ладони. Он лежал рядом с ГЗ, опустошённый и обессилевший, пока сумерки не сменились чёрной ночью. Ночь в очередной раз убила все мысли Неолога, и он наконец-то заснул тяжёлым, гулким сном.

V

– А помнишь, куда мы вообще идём?

Был очередной жаркий, душный день. Неолог не раз представлял, как однажды в пустыню явятся облака; всё вокруг потемнеет, раздастся гром, и ливень ополоснёт его тело и душу, заставив идти с новыми силами; приятный аромат озона будет подгонять его, он будет дышать полной грудью, а отовсюду вылезет всякая живность вроде лягушек, насекомых, змей, фенеков… Но, увы, это была другая планета – без воды, без лягушек, без грозы. Лишь с песком. А ещё с поместьями и чёрной точкой какого-то города.

– Я не удивлён. Ну ты хотя бы не врёшь, как другие. Они говорят, что знают, куда идут. Они не уточняют, что лишь допускают это знание. Они принимают за знание уверенность в знании, но никак не знание. А что мы знаем? Любят говорить: «Мы знаем лишь то, что ничего не знаем», но и это ерунда. Если б мы не знали ни о чём, как бы мы планировали собственные поступки? Разве нет знания в том, что огонь горячий? Разве это не знание, если всегда можно и предсказать ожог, и получить ожог?

Неолог оглянулся на спутника, не поворачивая головы. Тот, как обычно, просто шёл.

– Но как обманчиво бывает знание… Я знаю, что ты не умеешь думать, но не знаю, можно ли ты обучить тебя этому… Даже если умеешь, мысли пока ненадолго уродуют твоё невинное лицо.

Тут Неолог различил странный звук. Звук был тихим, монотонным; он явно появился не сейчас, а гораздо раньше, просто Неолог его не замечал. Это был какой-то мягкий, текучий шелест. Он доносился из-за дюны. Было бы дело в другом месте, этот звук вряд ли привлёк бы его, но в пустыне неоткуда взяться таким звукам. Долгий, непрекращающийся искусственный звук в пустыне вообще, да и тем более в такой пустынной, был сам по себе абсурден. ГЗ не потребовалось о чём-то думать, чтобы пойти за Неологом к странной загадке. Неолог заметил проблеск удивления и любопытства на лице исполнителя. «Он проявляет сложные эмоции! – подумал он с трепетом. – Неужели я его действительно могу его освободить?»

Дюна препятствовали её покорению, осыпаясь под ногами шустрее обычного, но уже через пару минут они были на вершине. Прежде всего они увидели огромное ржавое мельничное колесо, беззвучно вращающееся на уровне песка, загребая все новые и новые порции и после полного круга неохотно возвращая его пустыне. Несмотря на непрекращающееся копание песка, под колесом не было ямы. Песок будто расходился волнами при каждом заборе, не обращая внимания на свою природу. Возле колеса виднелся край металлической коробки, представляющей из себя куб со стороной чуть меньше полутора метров. Металл коробки, наоборот, блестел на солнце, как новый. Песок замел большую её часть, но оставшуюся даже не испачкал. Неолог подошел поближе. Куб не казался цельным: была видна обшивка, блестящие колпачки болтов, хорошо подогнанные границы листов, следы немного небрежной сварки.

Неолог посмотрел на ГЗ и вновь увидел на его лице легкую заинтересованность. Заинтересованность на самом деле была чрезвычайной, но столь же мощным был и барьер, сдерживающий как проявление у ГЗ чувств, так и возникновение любого рода выводов и суждений. Этот барьер был прочным, но не нерушимым, впрочем, как и любая основополагающая вещь в нашем мире. Поэтому он менялся: будучи твердым и непроницаемым, как задубевшая на морозе резина, он то и дело нагревался под действием мыслительной работы ГЗ, не уменьшаясь и не ломаясь, но становясь при этом подвижнее и гибче. Так или иначе, ГЗ следовал за Неологом; то же он сделал и в этот раз.

Присмотревшись к коробке, Неолог не удовлетворился ее видом и, положив рюкзак на землю, стал разгребать миллионы микрокамней. Случайно прикоснувшись к коробке, он мгновенно отдернул руку – металл была раскалён до предела под лучами беспощадного светила.

– Я защищён от твоих атак, звезда, но ты всё равно обжигаешь меня – прошипел Неолог.

Вскоре коробка была откопана. Стало видно, что она соединена с огромным колесом через две массивные шестерни, скрепленные общим жгутом. Обе шестерни были насажены на разные стержни: стержень, вращающий колесо и стержень, уходящий вглубь коробки. Стержень колеса поддерживала четверка столбов по два с каждой стороны. Неолог обошёл коробку, увидел небольшой люк с тыльной от колеса стороны и решил, что этот люк нужен для работ по техобслуживанию мощного двигателя, вращающего колесо. Вдруг двигатель поломается к черту, и колесо перестанет пересыпать песок бескрайней пустыни? И что тогда? Неологу стало крайне интересно посмотреть на двигатель в особенности потому, что двигателя не было слышно. Это была, в целом, обыденная ситуация, но для бесшумного двигателя нужно много денег, а дело происходило на очередной никому не нужной планете на отшибе – глупо было бы вкладываться в нее. Тем более в двигатель, работающий неизвестно зачем посреди пустыни. Он взял лямку своего рюкзака вдоль ладони, как теплоизолятор, и дёрнул за ручку люка на себя. И тут произошло нечто странное.

Резко открывшийся люк, который, на удивление Неолога, не был заперт, скрипуче лязгнул несмазанной деталью. В ответ на это внутри темноты что-то мощно стукнулось об потолок коробки, который гулко принял на себя удар, раздался дикий вопль, и по всей коробке началась безумная возня, сопровождаемая ударами об стены и потолок с сопутствующими криками. Неолог отшатнулся и захлопнул дверь, ожидая конца этого абсурдного барахтанья. ГЗ отбежал на несколько шагов, после чего остановился, бросив испуганный взгляд на коробку. Впервые за столь долгое время они встретили что-то несомненно живое.

Неолог проверил карту. Ни в одной точке того пути, который он выбрал, не было ничего отмечено. Откуда же взялось какое-то подобие мельницы? Быть может, это и есть «город»?

Дверь слегка приоткрылась. Изнутри послышался сиплый, тихий голос, еле отличимый от шелеста песка на колесе. Горло говорящего явно обходилось без воды не первый день.

– Аиыа… – он по привычке начал говорить в полный голос, но его начисто пересохшее горло выдало пустой шелест, будто зашипел после подпалины утюг. Повторив ещё раз, он замолчал на время, с болью сглотнул воздух и перешёл на шёпот. – Прости меня, добрый господин, совсем не думал, что меня кто-то сейчас посетит. Я испугался голоса; понимаешь, я так привык, что в пустыне пусто. Я немножечко обжегся об стены моего рабочего помещения, а еще у меня сейчас сильно заболели кости, но это ничего, пустяки.

У Неолога за время этой нелепости накопилось с десяток вопросов. Он присел, приоткрыл щелку и посмотрел внутрь. Прямо перед его носом сидел на полу, обняв колени и склонив голову, человек средних лет в выцветшей и, видимо, затвердевшей от пота форме. Изнутри коробка точно подходила по размеру человеку в такой позе. Из этого Неолог сделал вывод, что за всё время пребывания здесь человек ни разу не разогнул ни ноги, ни руки, ни спины, ни даже шеи. Человек резко и испуганно взглянул на Неолога, повернув голову в его сторону; в его шее что-то хрустнуло, он зажмурился и ахнул от боли. Тотчас же он попытался загладить свою невежливость, еще раз извинившись перед незнакомцем. Они молча смотрели друг на друга – снаружи и внутри. Вдруг губы Неолога зашевелились.

– Двигатель…

– Извиняй?..

Неолог с лёгкой растерянностью посмотрел на человека.

– Что вращает колесо?

– Не знаю, – пожав плечами, сказал человек.

– А зачем вы здесь сидите?

Человек посмотрел на Неолога мягким, снисходительным взглядом, каким обычно смотрят на детей.

– Ну смотри, – начал человек. В его глазах, давно лишённых воды, заиграли искорки радости – видно, что ему было тяжело держать в себе столько новостей, сколько (должно быть) накопилось за это время. – значит, прогнали меня с учительской должности, дескать, не знал ни черта, а детям дичь толкал. А я не понимаю, кто из этих учителей хуже меня, ну пусть я рассказывал про свою жизнь вместо того, чтобы учить какой-то… какой-то… да я уж и не помню, как зовётся этот предмет-то, и чёрт с ним… Но я же раздавал детям пятёрки направо и налево, не знаю, что такого, вон другие учителя чему-то учат, портят аттестат, и потом эти учёные, тьфу ты, никуда не проходят… А вот мои везде поступали, ко мне вот приходили из комиссий, спрашивали, как ученики предмет, значит, знают, а я им, значит, говорю: «Твёрдо знают, молодцы!». Они понимали, хвалили меня и уходили, и так из года в год. В общем-то, я так и не понял, почему меня после моей успешной карьеры уволили; благо, выпускники, все крупные, важные люди, пустили в ход свои связи какие-то, да и всё тут – даже штрафовать не стали, просто отпустили всякие завучи-директора, говорят: работу ищи, господин ты хороший. Ну и вот, один из выпускников, значит, имеет в партнёрах бизнесмена, так тот мне предложил вот что: идёшь, значит, сюда, и следишь, чтобы с колесом всё было в порядке. Ну вот я и сижу, смотрю, чтобы с колесом, значит, всё в порядке было. Он сказал, через пять лет придёт, посмотрит. А до тех пор! Не, не надо. Вот я, значит, здесь сижу, наблюдаю, да. Вот так. А вас он послал, чтобы поменять, да? – глаза учителя заискрились ещё пуще.

– А что случилось с того момента, как вы сюда попали? – нетерпеливо спросил Неолог.

– А ничего, работает себе и работает. Вон, здесь глазок, я в него смотрю; если днём в глазке что-то мелькает, это значит, что колесо работает, спицы вращаются… А ночью я сплю, ха-ха, я же не дурак брать работу на ночь; иначе не пришёл бы, и точка! – человек рассмеялся, но вместо смеха у него вышел лишь какой-то скрипучий лай. Неолог не выдержал.

– А зачем за ним смотреть? Что будет, если оно сломается? И как ты сможешь его починить, если вы сидите тут одни, город чёрт знает где, дорог рядом нет, инструментов при вас нет и вылезти вы не можете?

– Остынь, дружок, – испуганно и со странным придыханием вымолвил человек, – я делаю свою работу. Колесо работает, я слежу. Вот моя работа. Остальное – к начальству.

– А когда придёт ваше начальство?

– Не знаю, я не считаю дни.

– В каком году оно вас оставило?

Человек назвал год. Неолог несколько ошарашенно попросил повторить год. Человек повторил год. В глазах Неолога изобразился ужас, сменившийся злобой. Он повернулся к старику, всё не решаясь говорить и вместо этого быстро открывая и медленно закрывая рот.

– Вы… вы знаете, что с того момента прошло сто сорок лет?

– Ха-ха-ха, ну ты шутник.

– Я не шучу! Вас обманули!

Человек сдвинулся с места в сторону Неолога. От движения у него в нескольких местах хрустнула нога. Лицо его было опущено, глаза, словно стыдясь непонятно чего, скрылись под веками.

– Шёл бы ты отсюда, сынок… Зачем почём зря клеветать на начальство? Оно знает, что делает, а ты даже не знаешь, что говоришь.

Старик поднял лицо. На нём была злость, но Неолог различил и сомнение. Он знал, что старик смутно ощущал приближение некой угрозы, которая только что была такой сказочной и далёкой. Он цепляется за каждую мысль; он начинает думать о последствиях. Это чувство можно отогнать усилием воли, стряхнуть со своей шеи, но если ему внять, оно будет безудержно расти, а угроза будет становиться всё ближе и ближе, ближе и ближе…

– Не-е-е-ет! – зашипел старик, и лицо его покраснело от крика.

Страх словно расплескался по глазам старика. Неолог опешил. Он не хотел уходить вот так вот. Он судорожно искал какой-либо выход, который перевернул бы с ног на голову исход разговора. И тут он его нашёл.

– Спасибо за искренние ответы. Вижу, что вы до сих пор нам верны. Можете быть свободны.

Человек застыл в удивлении. Страх застыл в недоумении – всякое движение в глазах остановились, словно на фотографии.

– Вы всё забыли за пять лет. Сегодня конец вашего срока. Вы можете идти.

– Но вы не мой начальник, я помню его лицо. – страх плавал в неуверенности.

– Я – его агент. Я сообщаю вам об окончании вашей смены и провожу нового сотрудника на ваше рабочее место.

– Это похоже на него, – завороженно прошептал человек.

– Ваш преемник ждёт снаружи. Поведайте ему о тонкостях вашей экстраординарной службы, чтобы оптимизировать его труд, – выстрелил Неолог.

Старик некоторое время молчал; когда до него дошла суть высказывания, он схватился за шиворот Неолога, хрустнув пальцами и радостно рванулся наружу, попутно обжигаясь об раскалённые стены коробки. Но окоченевшим ногам и локтям, видно, уже не дано было сменить своего положения, и он застыл на месте, в то же время беспорядочно дергаясь и кряхтя от боли. Он весь был в плену не только куба, не только униформы, но и собственного тела. Он взглянул на Неолога полными слёз глазами.

– Пусти меня… Пусти меня к нему, – прошептал он. Неолог сразу изменился в лице – ему стало безмерно обидно за то, что он так жестоко подшутил над стариком, кем бы он ни был.

– Нет его там… – сказал Неолог, опустив глаза. Старик замолчал, уставившись себе под ноги и пытаясь понять, что происходит.

– Не понимаю… Кто теперь будет следить за колесом?..

– Да нет же! – резко подняв голову, быстро заговорил Неолог. – Вы не понимаете… Там стоит раб!

Неолог заметил в его гаснущих глазах игру сильных чувств, и прокричал ещё несколько раз, будто что-то доказывая:

– Исполнитель! Исполнитель! Раб! Пустышка!

Не в силах смотреть на рабочего, он сорвался с места и побежал прочь, забыв про рюкзак и про всё на свете. ГЗ ринулся за ним. Наступив на песок возле колеса, Неолог провалился в него. Испугавшись, что это зыбучие пески, он застыл, чтобы его не затягивало глубже, но так и остался плыть по поверхности, как палочка в реке. ГЗ нырнул за ним, и вскоре оба путник стали медленно отдаляться от колеса. Их нёс широкий ручей из абсолютно сухого текущего песка, который и крутил колесо. Все камушки в песке были идеально круглыми.

Неолог не смотрел на ГЗ. Он смутно вспоминал случай, только что врезавшийся в его сознание. Жидкий песок быстро одурманивал его, погружал в негу, сопротивляться которой было… Да и зачем сопротивляться… Неолог погрузился в раздумья, совершенно не связанные с недавним происшествием. Всё вокруг снова стало пейзажем для его бесконечных размышлений…

– Мне когда-то сказали, – промолвил наконец Неолог, провожая взглядом колесо, – что, если я буду задумываться о происходящем вокруг меня мире, я стану сумасшедшим. Знаешь, что они мне сказали?

Он повернулся к ГЗ и горько улыбнулся, забрав немного жидкого песка в ладонь.

– «Просто плыви по течению».

VI

Суть путешествия не изменилась, что они шли по карте, что плыли в песчаной реке. Не изменилось ровным счётом ничего. Те же дюны и тот же песок, та же жара днём и тот же холод ночью, та же бесполезность и, как выяснилось позже, тот же результат.

Проснулся Неолог как-то нехотя. В очередной раз его слепил свет местной звезды. С удивлением отметив, что яркий свет уже не раздражал его, он не подумал, что привыкает – он подумал, что и в его глаза начал набиваться песок. «Возможно, это какая-то особая черта жителей этой планеты», – подумал он.

Обнаружив себя лежащим на спине в песочной луже посреди дороги, Неолог почувствовал что-то столь туманное, что не смог определить, что именно. Он так устал плыть в бесконечном, бескрайнем, выкачивающем все соки потоке жидкого песка, что чувствовал только скованность и ломоту в теле, сопровождающуюся усталостью и явным облегчением от того, что он наконец почувствовал опору. У него не было ни сил, ни желания огорчиться тому, что ГЗ рядом не было – вероятно, в ходе безмолвного дрейфа его отнесло в какое-то другое место или вынесло на берег раньше Неолога. По крайней мере, дальше Неолога его не унесло: здесь река кончалась, стекая в ржавую решетку канализации. Это было поистине странное, противоестественное зрелище: песочная река, успевшая с момента поглощения Неолога расшириться до двух десятков метров, целиком утекала в сточную канаву. Неолог многократно видел в разных местах на границе между миром чужим и миром человеческим, как люди жестко и бескомпромиссно укрощали природу, но сцена обрыва целой реки одной канавой его поразила.

Хотя поражаться ему следовало не этому. Неолог попробовал встать и не смог. После нескольких неудачных попыток он со странным звуком перекатился со спины на живот и тут же понял, что живота у него почти не осталось.

Ни одно ребро не было сломано, таз повреждён не был, но аккурат между ними шёл гигантский провал. По-видимому, из жизненно важных органов в этой области не раздавленным остался только хребет, так как Неолог не был парализован. Со стоянием у него возникли некоторые проблемы, но в конце концов он смог найти такое положение, при котором он, собственно, стоял. Отодрав окровавленную одежду, прилипшую к остаткам живота, Неолог зашипел от боли.

Постояв некоторое время и привыкнув к положению дел, Неолог задумался о причине внезапного исчезновения живота. Увидев возле лужи, где он лежал, широкие следы шин, он вспомнил, что вблизи от города ездят внедорожники. Но почему никто не заметил его, не подал руку помощи? Конечно, был шанс того, что все эти машины были беспилотными внедорожниками каких-то корпораций, которым не было велено останавливаться около случайных людей. Но здесь, в пустынной планете с одним городом и несколькими поместьями, на самом деле имеющими какое-то значение только для самих себя, по просёлочным дорогам редко ездили по делам – сбывать товар в город где-то раз в месяц (а на деле – как пойдет) и вывозить оттуда обменную монету; а значит, часто ездили просто ради удовольствия. Беспилотники, к счастью для людей, ещё не опустились до того, чтобы кататься без ясной причины, поэтому за рулями внедорожников, ездящих по непонятной траектории, была стучащая пальцами в такт какого-нибудь лёгкого рока или тяжёлой электроники рука человека. «Но люди, скорее всего, разучились помогать незнакомцам за свой краткий исторический путь, – подумал Неолог. – Хотя, возможно, я клевещу на них, так как им никогда это не было свойственно».

Как бы то ни было, где-то на горизонте виднелись, как ложные и то же время бесконечно реальные надежды, острые шпили зелёных небоскрёбов. «Город», – подумал Неолог и поплёлся вперёд, сильно хромая с непривычки.

Часть вторая

I

Утро. Скорее всего.

Неоперис оторвал голову от стола. В шее ужасно ломит, спина будто бы со скрипом разгибается. В глаза безжалостно брызжет яркий свет местной звезды. Опять заснул за столом, не пошел в койку, когда было уже пора. Но как, как можно следить за собой, когда надо следить за смыслом жизни?

Неоперис встал из-за стола, отодвинув стул на колёсиках, и сладко потянулся. Позвоночник хрустнул в нескольких местах. Ну и что? Мешает ли это познанию?

«Да, мешает», – сделал очевидный вывод Неоперис. Он очень удивился тому, что сам это признал. Он хотел оправдать своё поведение, а вместо этого себя же упрекнул. В чём дело? Он стал строить многоступенчатые логические связи, некогда увиденные в сотнях прочитанных книг, и тут же оправдал осуждение своего же поведения. «Загнусь совсем, уже думаю за двоих», – подумал Неоперис, подёрнув плечами. Он слышал про то, что никакой психически больной человек не считает себя больным – этакая мрачная шутка разума. Но раз он задумывается, больной ли он, возможно, он ещё здоров…

– Надо к врачу, – сказал вслух Неоперис. Он произнёс это, чтобы убедиться в своей правоте. И сразу приступил к действию – сполоснулся, сменил одежду, постоял с минуту возле окна, задумавшись о чём-то своём, а затем поспешно вышел и закрыл за собой дверь. Комната снова погрузилась в мёртвую тишину.

Пока Неоперис шёл в больницу по мёртвому полуденному городу, он почти ни о чём не думал. Конечно, ему было о чём подумать, но вся эта пустота вокруг порождала такую же гулкую пустоту в мыслях Неопериса. Ему временами казалось, будто все звуки исчезают, заглушаются величавым молчанием Вселенной… Будто он не идёт по дороге, а плывёт в чёрной пустоте, и ноги уже почти не чувствуют никакого давления… А что есть давление? Какие ноги? И тут машинально вспоминается и то, и другое, и сам процесс ходьбы, и сама собой развевается картина перемещения в пустоте, будто вентилятором разгоняют дым…

– Добрый день.

Что? Что такое? Неоперис уже сидит перед доктором. Как он мог не заметить, что вошёл в больницу? Он только что шёл по улице… В кабинете слышатся звуки звонкого ручья и густого тропического леса, призванные успокоить пациента. Надо отвечать.

– Спина беспокоит. И общее состояние. Проверьте меня, будьте добры.

– Повод беспокойства – профилактика или беспокойство по поводу возможных симптомов заболеваний? – отчеканил мягкий голос.

– Думаю, профилактика. Часто сплю за столом в неудобной позе, стала затекать шея, спина…

– Ясно, пройдите, пожалуйста, в комнату осмотра, – тут же ответил доктор.

Неоперис неохотно встал со стула и пошёл в соседнюю комнату. Это была полностью черная изнутри коробка со стороной около трех метров, освещенная тусклыми синими светодиодными палочками. Этот свет был нужен только для того, чтобы человек на осмотре не паниковал в те моменты, когда дверь закрывалась, погружая коробку в кромешную тьму. Когда Неоперис встал на указанную на полу отметку, врач закрыл дверь. Примерно полминуты множество камер и датчиков просвечивало и фотографировало измученное вечной учебой тело. Затем в комнате раздался одобрительный писк, и дверь автоматически открылась, залив коробку дневным светом.

Неоперис услышал шаги собственных ног, выводящих его из комнаты осмотра. «Ожидайте», – сказал доктор, направляясь к компьютеру на стене. Он нажал на запястье какую-то кнопку и застыл. Неоперис начал оглядываться по сторонам. На стенах включились специальные экраны ожидания – Неоперис будто бы находился посреди фиолетовых джунглей, скорее всего, с планеты Шрегрудъер. Он ждал уже целую минуту, и это вселило в Неопериса надежду. Обычно долгое ожидание диагноза было признаком отсутствия болезней, так как основной задачей алгоритма было ни в коем случае не упустить ни одной патологии в теле пациента. Ведь вся медицина была платной. Компьютер начинал перепроверять показания из коробки по нескольку миллиардов раз.

– Ничего тяжелого, мои поздравления, – доктор вдруг ожил и повернулся к пациенту. – Разве что нарушения осанки, связанные с ярко выраженным сидячим образом жизни. Советую дышать свежим воздухом и пользоваться выпрямителями спины. Медикаментов посоветовать не могу. Ни укреплять, ни ослаблять кость не надо: и то, и другое усугубит ситуацию. Хотите есть?

– Я не ем.

– Славно. Компания благодарит Вас за визит, будьте здоровы! Всего доброго.

Доктор во время своей речи успел обойти Неопериса и сесть в своё кресло за столом. Под конец он лучезарно улыбнулся и остановился в таком состоянии, показывая конец сеанса. Неоперис некоторое время рассматривал его лицо. Ни один мускул не дрожит, глаза спокойно и почти неподвижно смотрят на пациента.

– Что-то ещё? – поинтересовался доктор спустя некоторое время. «Точно, у них же есть какой-то таймер», – вспомнил Неоперис, пробурчал что-то невнятное и пошёл на выход. Перед его глазами промелькнули все те картины, свидетелем которых он был пару веков назад. Смертельно уставшие, измотанные доктора с красными глазами и вечной мигренью принимали пациентов по два, по три дня без права на сон дольше четырёх часов в сутки… Эти их помятые, безразличные лица с приспущенными веками… Теперь уже сложно поверить, что всё это когда-то имело место быть и едва ли не привело к очередной революции… Но революцию у них отобрали. Как и работу, которой они были так недовольны. Сейчас Неоперис видел лишь улыбчивую, будто выглаженную утюгом мордашку невероятно реалистичного робота…

II

Неолог вошёл в черту города, но это далеко не значило того, что он вошёл в сам город.

Да, он трепетал всей своей душой. Он никогда особенно не ждал этого момента как чего-то особенного, но тяжёлая неделя вдали от цивилизации вселила в него этоттрепет. Этот город был совершенно обычным для планеты, до которой мало кому есть дело. Вдали виднелись небоскрёбы. Будто бы нарисованные на гигантском полотне, они никоим образом не приближались, пока человек к ним шёл, и служили лишь молчаливым, надменным свидетельством города и его неравенства для жителей окраин. Сами же окраины, через которые неизбежно проходил всякий въезжающий в город извне, состояли из множества трёх- или четырёхэтажных домов; в местах поближе к центру были и семи-, и восьми-, и девятиэтажки. Медленный рост домов по направлению к центру в самом центре резко взлетал, формируя те самые небоскрёбы. Это отчасти символизировало весь принцип честнейших бизнесменов, живущих и работающих на самых высоких этажах. Особенно в пользу этого сравнения говорило то, что причину резкого роста числа этажей никто не знал. Да и зачем? Хватало и своих вопросов в жизни на пятом этаже.

Именно трёхэтажки и разбитые дороги с занесёнными песком трещинами первые предстали перед Неологом. Он пересёк обочину окружной дороги города (совершенно пустой из-за дикой жары), пересёк и саму дорогу, пересёк черту тротуара. Но в город он ещё не попал, и он это отлично понимал. У него не было ни документов, ни страховок, ни недвижимости на этой планете – часть он не продумал, а часть осталась лежать в рюкзаке, брошенном возле блестящего металлического куба. При себе у него остались лишь деньги, да и то меньше половины. Достаточно, чтобы прожить пару дней. Может, даже замять отсутствие документов. Он планировал остановиться на этой планете не больше чем на сутки, а потом отправиться с неё куда подальше и дать ГЗ жить там, на свободе. Но сейчас, после того, как он потерял и ГЗ, и живот, и рюкзак, ближайшее будущее представлялось ему очень туманным. Но он был уверен, что обязательно как-нибудь выпутается, просто надо собраться с мыслями.

Гуляя по улицам пустых окраин города, он заметил больницу. Высокие чёрные решётки из старого чугуна, много веков назад признанного мусором на всех продвинутых планетах, и глупо контрастирующие с ним колонны из местного кремового песчаника ограждали Неолога от исцеления. Но даже если бы этой ограды не было, его всё равно никто не пустил бы. Это он понимал на собственном примере – на примере живота. Вряд ли его состояние сильно улучшилось бы, будь он с животом. «Люди тысячелетиями живут без прав, а меня волнует живот», – усмехнулся Неолог и побрёл дальше.

Жара спадала, смеркалось. На улицах прибавилось людей. Но никто по-прежнему не обращал на него внимания. Его одежда свисала с рёбер таким образом, что без лёгкого дуновения ветерка провала не было видно. Да и если б он был виден, многие бы всё равно, скорее всего, сделали вид, что не смотрят на него. Да и Неолог не обрадовался бы этому. Да и рана не имела никакого значения ни для них, ни для него. Мимо проплывали однообразные подъезды, кафе, пункты выдачи, кое-где даже ларьки со всяким барахлом («Каменный век», – думал Неолог). Из любых гостиниц и хостелов, куда Неолог заходил уже скорее из любопытства, его выпроваживали ввиду отсутствия документов, либо просто игнорировали.

– У вас есть комната, которая чуть дороже самой дешёвой? – спрашивал как-то Неолог, полагая, что запрос самой дешёвой комнаты сразу вызовет подозрение.

– Сейчас посмотрю, ждите – отвечала бесцветная тень, сновавшая туда-сюда за столом приёма. Даже толстая тёмно-синяя ручка в её руках казалось ему живее неё. – Вам комната с окном в сад или в стену?

– Какая свободна.

– Свободны обе, – тень бросила на него усталый, безразличный взгляд.

– Какая дороже, – лениво отреагировал Неолог.

– Цена на бумаге, – ответила тень, протягивая Неологу анкетку. Неологу от жары была неохота стараться впустую, да и жалко ему стало тратить время той тени, чьё время уже и так сожрала эта гостиница. А может, и не гостиница.

– Без документов никак? – спросил Неолог, подняв глаза на тень. На овале тени вдруг оформилось лицо, утончённое и какое-то немного жалкое. На глазах тени блеснули слёзы девушки.

– Пожалуйста… Я не… Как я могу вас пропустить, как вы это себе представляете? – прошептала она, смотря на Неолога.

– Неужели не представляете? – с вялым интересом спросил Неолог.

Тень промолчала в ответ, забрала пустую анкету и перепорхнула обслуживать следующего. Неолог, понимая, что здесь его взятку не примут, снова пошёл на улицу.

Он уже дошёл до пятиэтажек к тому моменту, когда окончательно стемнело. Люди начинали прятаться по домам, непринуждённо разговаривая, рефлекторно создавая в пустой душе Неолога щемящее сердце чувство, знакомое всем одиноким людям. Он стал искать ночлег в подворотнях, отложив своё путешествие к центру до завтра. Правда, теперь он сам не знал, зачем туда шёл – если его не принимали даже на окраинах, в центре ему было совсем нечего делать.

Он уже, было, направился в узкий, засыпанный песком переулок, чтобы устроиться как-нибудь за углом дома, как вдруг его кто-то окликнул. Неолог сначала проигнорировал возглас, удивляясь про себя тому, что в мире появился ещё один Неолог, а он об этом не знает, и завернул за угол. Но зов повторился, и Неолог удивлённо, немного робко обернулся.

Силуэт зовущего был незнаком Неологу. Да и как мог быть знаком силуэт, если силуэт может сказать лишь о том, что перед тобой человек – только и всего. Но, тем не менее, человек обращался именно к нему. Похоже, Неолог кому-то запомнился за своё многовековое существование.

Человек вступил в освещенную фонарем область и тем самым дал себя узнать. Как ему казалось. Неолог, увидев его лицо с широким, приплюснутым носом, слегка запавшими хитрыми глазами, средней толщины губами, маленькую голову, средних параметров корпус среднего роста… не узнал этого гостя его внимания. Не исключено, что он был с ним знаком, но тот был бесцветной личностью – как это часто бывает у немного отталкивающих, но популярных людей, этих врожденных психологов, друзья которых за редким исключением остаются довольны их обществом, подруги которых влюбляются в них чаще обычного. От них отмахиваются только не особо активные, скорее вынужденные участники общества, которым все еще противны попытки наглой лжи самому себе. Неолог мог допустить такой вариант, но вспомнить ни самого собеседника, ни тем более его имени он никак не мог. Да он и не особо пытался. Конечно, после пустыни, которая для Неолога не кончалась в черте города, приятно встретить даже незнакомого знакомого, но не такого.

– Неолог, верно? Как поживаешь, приятель? – спросил «приятель». Такие «приятели» всегда помнят имена; неизвестно лишь, дорожат ли они своим знанием или просто рождаются с ним.

– Да, – ответил путник. Он не прислушивался, о чём его спросили, но предпочёл на всякий случай согласиться. Сейчас он был мыслями где-то далеко в стране грёз, и ему не было дела до случайного собеседника.

– Вижу, ты не особо разговорчив. Ну да ладно, я тоже не из болтунов, – сказал он, весело подмигивая Неологу. Тот понимал, что это ложь воды настолько чистой, что такую вряд ли когда-либо завозили на эту пустынную планету, но, конечно, промолчал. Начинать или поддерживать разговор ему совсем не хотелось. Человек спросил еще несколько вопросов то ли из вежливости, то ли из интереса. Кажется, он спрашивал, как Неолог оказался в такой дыре, предложив несколько очевиднейших вариантов по типу больших долгов или дальних родственников.

Неолог прекрасно понимал, что такой человек задаст эти вопросы любому «приятелю», который будет молчать в ответ. Он надеялся, что молчание в этом случае трактуется как знак безразличия к его панибратству, поэтому собеседник должен в скором времени уползти, любезно поджав хвост. Так оно и случилось.

– Ладно, старина («Сказал человек, который видит меня второй раз в жизни», – подумал Неолог), бывай. Я тут недавно видел Неопериса…

Человек с довольством увидел некоторую эмоцию в глазах Неолога, которая, однако, тут же исчезла. Одна из главных целей таких людей – впечатлить собеседника, заставить его измениться в лице, в словах, в чём угодно. Возможно, это некая форма упоения эффектом своих слов…

– Дай мне его адрес, пожалуйста, – отчеканил Неолог.

– Запросто, – проговорил «приятель» с едва различимым торжеством. – Какой у тебя пароль от мыслей, дружище?

– Я не стану его давать тебе, уж прости.

– Прости, конечно, без проблем. Записывай…

«Ну конечно, – подумал Неолог, переключаясь в режим записи, – ещё одна жалкая попытка показать, что он уважает личное пространство собеседника, вот же лживый червь…»

После адреса Неолог сухо попрощался скорее со своим носом, чем с собеседником, и ушел. «Приятель» еще что-то сказал, но путник уже не слушал – его доля была внесена в жизнь Неолога, и он снова сделался для него такой же пустышкой, которой был до слов о Неоперисе.

– Он в самом деле прилетел, – подумал Неолог. – и что мне ему сказать? Мне же не удалось выполнить своего обещания… Что ж, ещё одно очко в его пользу.

III

После короткого звонка щелкнул дверной замок. Навстречу Неологу действительно вышел Неоперис. Встреча двух старых друзей, не видевшихся, быть может, целую вечность, прошла довольно предсказуемо. Неолог, конечно, готовился к счастливому воссоединению, к приятному сюрпризу, к восторгу, к удивлению, не ведающему границ, но получилось как обычно получается. Неоперис слегка смутился, бессознательно расплылся в улыбке от неожиданности и сказал:

– Здравствуй, Неолог. Давно мы не виделись?

– Приветствую, Неоперис. Лет семьдесят. А ты все такой же, каким мне запомнился.

Эти слова были сказаны с протянутой рукой, которую Неоперис уверенно, как обычно, пожал. Воцарилось неловкое молчание. Через пару минут они уже сидели за столом. Вид в окно открывался на стену соседнего дома, вставшую буквально в метре от стекла. При свете дня там можно было бы рассмотреть отдельные блоки песчаника. Квартирка Неопериса была устроена просто – после узкого коридорчика шла единственная квадратная комната с постелью и достаточно большой прикроватной тумбочкой у одной стены, письменным столом с книгами и простеньким пластиковым стулом у противоположной, дверью в этот самый коридор в третьей стене и окном в четвёртой. В углу между стеной с окном и стеной с письменным столом был горкой с метр высотой навален всякий хлам – но не мусор, а именно хлам, всякие мелкие безделушки. В центре комнаты стоял стол с четырьмя стульями, за которым и сидели наши герои; стол был накрыт пустой скатертью чисто из эстетических соображений, так как Неоперис, конечно, не ел – у него были дела поважнее.

– Мне всегда было интересно, – нарушил молчание Неолог, – почему именно я Неолог, а ты Неоперис. Обычно я получаю знания на опыте, а ты – из книг; не значит ли это, что наши имена перепутаны?

– Это значит, что ты неправильно их трактуешь, – возразил Неоперис.

Он никогда не удивлялся внезапным вопросам или предложениям и отвечал так, будто разговор уже давно шёл на эту тему и у него даже успели накопиться какие-то соображения по этому поводу. Он так искусно импровизировал, что это выглядело так, будто он вытаскивает длинную разноцветную цепь аргументов из рукава, словно фокусник. Вот уже метр, десять, двадцать, но всё течёт и течёт… На самом же деле она ткётся в реальном времени из множества знаний, переполняющих Неопериса. Они давно готовы связаться в нужном порядке и выйти навстречу оппоненту.

– Ты получаешь знания из пустыни, а пустыня обычно пуста. Книги же в этом отношении отличны от пустыни. Они насыщены знанием, которые я выделяю оттуда, как ценную примесь из руды опыта. Поверь, что это сложная работа; сложнее твоей. Все то в пустыне, что не пустыня – то знание, и его легко выделить.

– Но я же не только в пустыне бываю, – удивился Неолог. – Да, на этой планете я блуждал в пустыне, но, к примеру, сейчас же я здесь.

– А не пустыня ли этот город? – серьезно посмотрел на друга Неоперис.

– Это верно подмечено, – согласился Неолог. – этот город ничем не отличен от пустыни, кроме… Да нет, совсем ничем. Ты намекаешь на то, что весь мир – это…

– Конечно, – подхватил Неоперис, – эта мысль очевидна для меня. Мы были уже на стольких планетах, станциях; бывали и в столицах среди миллионов людей, бывали и в такой глуши, где отродясь не бывал ни один зверь – и неужели после всего этого ты не заметил сходства, неужели ты не заметил, что в любом из этих мест можно заскучать, а что есть апатия?

– Реакция на пустоту.

– На пустыню! – довольно закончил Неоперис.

– Я понимаю твою мысль, – продолжил после минуты молчания Неолог, – но… Теперь, когда больше половины всего человечества страдает от депрессии, апатия стала для тщетно ищущих новых ощущений… нормой. Помнишь ли ты, что когда-то в пучине мировой истории государство запрещало наркотики? Сейчас это даже звучит противоестественно, вот до чего мы «прогрессировали». А всё для того, чтобы человечество не умерло раньше, чем отложит свои дурные плоды… Все знают, что это путь в никуда, но видят инструменты ублажения так близко, а погибель так далеко… А правительство ещё дальше – кто к нему придёт попросить всё изменить? Все уже всосали с молоком матери, что так делать не надо… Старо как мир…

– Предлагаю вернуться к теме апатии, – нахмурился Неоперис. Неолог вспомнил, что Неоперис избегает политики, несмотря на готовность обсуждать что угодно на свете.

– Возможно, скука и апатия есть естественный продукт беспокойного человеческого сознания…

– Исключено!

– Да почему же?

– А потому, что у животных нет скуки и потому, что человек может преодолевать инстинкты, а апатию преодолевать невероятно сложно.

– По-моему, тебе серьёзно недостаёт практики, – удивленно проговорил Неолог, – ведь то, что ты сейчас сказал – полная чушь. Во-первых, откуда ты знаешь, что у животных нет скуки? Во-вторых, почему это человек всегда способен победить свои инстинкты? Не забывай, что человек, несмотря на всё то, чего он достиг, всё ещё животное. По крайней мере, он родственен животному, он вышел из животного мира…

– Ибо животный мир был слишком чужд ему! – парировал Неоперис.

– Как бы то ни было, до сих пор, несмотря на многочисленные достижения человека, у него есть непреодолимые инстинкты, которые держали общество вместе тысячелетиями. Например, глобализация, тем более астроглобализация, – вспомнил Неолог удачный пример. – люди стремятся объединиться, обменяться всем, что можно, потому что вместе они могут достичь большего, потому что это, наконец-таки, их природа!

– Но разве природа человека не есть противоречие природе? Разве появился бы человек, если бы он во всём потакал природе? Да и по отдельности люди могут достичь многого…

– Но общество поддерживает личность! Общество может помогать ему созидать, вдохновлять его на шедевры!

Неоперис привстал.

– Да как ты можешь поддерживать общество? Ты только что из этого общества пришёл ко мне; я принял тебя, я разговариваю с тобой, я выслушиваю и уважаю твою точку зрения; но не тогда же, когда ты хвалишь тех, кто для тебя ни черта не сделал! Я же могу даже наугад сказать, что тебя не приняли ни в одну паршивую гостиницу, тебя, кто пришёл из пустыни и, быть может, нуждаешься в покое больше, чем добрая половина отдыхающих в этом месте! И почему же? Просто потому, что у тебя нет документов, верно? А помощь ближнего? Это оплёванное, перевёрнутое с ног на голову царями и политиками христианство, крупица которого так и не вытеснена из людских душ, призывает, казалось бы, к этому! А почему она, кстати, не вытеснена? Потому что всегда есть страх того, кто сверху по должности! То есть люди, имея общество столько лет, до сих пор страшно боятся сделать его идеальным или, по крайней мере, пригодным для жизни…

Неоперис опустился. Последовало глубокое молчание. Молчание было сплошь занято мыслями обоих друзей. «А ведь он прав, – подумал Неолог, – пустыня действительно сплошь на этой планете… Она не кончалась ни в поместьях, ни у колеса, ни у дороги, ни в городе… Только здесь – оазис мысли, да и это, возможно, просто мираж».

– Знаешь, друг, – неожиданно пронзил тишину Неоперис, – тишина между нами говорит нам обоим больше, чем слова. У меня на этот повод есть стишок.

– Я весь внимание.

Неоперис встал, переместился в угол с барахлом двумя широкими шагами, опустился на колени и начал что-то искать.

– Я вижу, ты очень дорожишь этими вещами, – усмехнулся Неолог, – если встаёшь перед ними на колени.

Неоперис промолчал. Возможно, он был согласен. «Слишком много в нём прыти для его характера. Хотя, не будь в его сердце страсти, он бы не выбрал такую серую жизнь», – смекнул Неолог. А может, просто шутка была слишком глупой.

– Глупа ли моя шутка, друг?

Неоперис наконец нашёл блокнот и спросил Неолога, про какую шутку идёт речь. Неолог счёл нужным промолчать. А Неоперис между тем начал чтение:


Жизнь в тишине.


То есть во всем, что обретается в мире.


Сколько мыслей, раздумий, сколько силы и выводов имеет в себе тишина…

Молчанье, массивная тень тишины,


Способна немало чудесного сделать:


Обитель идей, нестандартных догадок,


Всего необъятного мира сознаний,


В котором в молчании мечутся люди;


Все силясь искать, никогда не находят


Конкретно и точно искомое ими.


А что тишина? Настоящая тайна,


Та тайна, которой страшится пустышка,


Стремясь наводнить ее звуками жизни:


Машины и ветер… И очередь слов,


Которые – тормоз в познании мира,


Которые – пустошь в густых джунглях знаний,


Которые копят бессмысленный бред,


Которому только и есть примененье


В той крайне бескрайней окраине мира,


Которую создали эти слова…


Неужто наш созданный скудный мирок


Из глупых догадок и глупых сомнений


Есть просто попытка отвергнуть, принизить


Триумф тишины как реальности жизни?


Нельзя все познать так, как пробуют люди,


С пучком аксиом, шарлатанств, допущений…


А как доказать, что права вся наука?


А как доказать, что она неправа?


Хватает попыток изжитых стратегий,


И вместо повторов бессмысленных слов,


Бессмысленно портящих суть рассуждений,


Давайте весь мир остановим на время


И просто подумаем.


Но тишиной.


Неоперис умолк. Некоторое время они с Неологом наслаждались тишиной. Конечно, тишина, на что и сетовал автор стихотворения, не была идеальной – звук внедорожников за окном, людская молвь, шелест песка и прочий мусор жизни всё время слышался, слушался, от него никак нельзя было избавиться.

– Вижу, ты отошёл от рифмы, – начал Неолог.

– Странно, что люди до сих пор видят это, – поспешно отреагировал Неоперис. – Стихи должны быть стихами и без рифмы, это совершенно точно пережиток прошлого, навязчивая привычка.

– Тем не менее, как она скрасила твои стихи в самом конце… – задумчиво произнёс Неолог.

– Я не запрещал рифму, – пояснил Неоперис, – я говорил, что она необязательна. Рифма в малых количествах ценнее обыкновенной рифмы; тут не теряется её вкус: он, наоборот, вновь обретается читателем.

– Как критик могу заметить, что ты часто повторяешься. Но мысль действительно здравая.

– Если мысль кажется тебе здравой, значит, она неверно передана, – слабо улыбнулся Неоперис. – Ведь ты защищаешь общество.

– Ну, будет…

Неолог так и не вспомнил, что хотел спросить Неопериса, как тот здесь оказался. Неоперис редко менял кабинет и никогда не делал этого просто так… Зачем же он на этот раз прилетел сюда? Неужели и правда пришёл посмотреть на дерзкий эксперимент Неолога? Но почему же он до сих пор не спросил путника обо этом? Неужто уже забыл?

Дальнейшие разговоры были уже менее значимы. Это приводит к выводу, что представленные выше разговоры были якобы значимыми. Но если даже они были значимы, то насколько незначительны были последующие?.. О Неоперис, ты тоже… человек?

IV

Неолог очнулся от сырости. Впервые за долгое время он наконец проснулся под чьей-то крышей. Он лежал в углу комнаты между стеной с койкой и стеной с дверью; Неопериса он нигде не видел, а койка пустовала. Это было странно, потому как Неоперис редко покидал свой кабинет. Окно странно мерцало. Стены соседнего дома из него видно не было. В остальном в комнате всё было так же, как и тогда, когда Неологу наконец удалось уснуть.

«Откуда?» – застыл Неолог в недоумении. Действительно, откуда могла быть сырость в пустыне? В такой пустыне, где не было ни воды, ни облаков…

Неолог решил узнать, в чём дело. Он встал и пошёл к странным образом мерцающему окну. По окну было сложно угадать время суток. Комната почему-то была освещена блёкло-голубым светом. Неологу было ужасно неудобно – в комнате стояла идеальная тишина, и он шёл на цыпочках, но каждый его шаг сопровождался гулким, мощным ударом, будто на пол падал бетонный блок. В такой тишине эти удары очень нервировали Неолога. Ещё его беспокоила скорость ходьбы. Неолог шёл и будто не двигался вовсе, но это его скорее раздражало, чем удивляло. Будучи уже в двух шагах от окна, он забывал, зачем шёл, затем разворачивался и вспоминал уже возле своего угла. Он дошёл до окна через несколько дней и наконец увидел то, что ждало его снаружи.

Никакой стены перед окном словно никогда не было. Было только бесконечное голубое пространство, которое было настолько пусто и бездонно, что даже пугало. Неолог стал догадываться, что к чему, и посмотрел наверх. Действительно, где-то далеко наверху виднелся дрожащий диск местной звезды; от него расходились искрами какие-то извивающиеся полосы.

– Даже когда нас наводнило, – зазвучал спокойный, размеренный голос Неопериса за спиной Неолога, – что изменилось? Исчез песок пустыни, исчез и город. Вода не убила пустыню, она только сделала её сильнее. Она уничтожила даже то, за что можно было хотя бы зацепиться взглядом в той, песчаной пустыне. Теперь здесь только бездна. Только тускло светящийся блин звезды. Только он даёт какую-то надежду…

«Небоскрёбы», – подумал Неолог.

– Но и она ложна. Как ты выплывешь? Здесь не видно ни дна, ни поверхности. Все они, конечно, слепо плывут. Все пытаются, всем это кажется достижимым. Но каково это, выплыть на поверхность и вспомнить, что тебя так и не научили дышать? И какая разница, где тебе свалиться замертво – в твоей конурке или около цели всей твоей жизни, которую ты никогда не смог бы достичь?

Неолог оглянулся и твёрдо посмотрел на Неопериса. Тот странно улыбнулся.

– Циничный романтик. Единоличный альтруист. Смелейший из трусов. Это ты всех нас убьёшь.

Он засмеялся.

– Ну что, давай! Вперёд! Я уже снял замок! – выдавливал он из себя в перерывах между искренним, но совершенно непонятным смехом.

Неолог сам не знал, что делает; тело перестало его слушаться. Даже вслух он не мог возразить ему. Лишь одна мысль мелькала в его голове: «Доплыву». Он прыгнул на подоконник, взялся на ручку, повернул и резко рванул на себя. Его тут же сбил с ног мощный поток воды, и он упал на пол, ошарашенный – видно, они были на огромной глубине. Вода заполняла комнату очень быстро, но Неолог не поднимался с пола. Через считанные секунды он уже был полностью покрыт леденящей, холодной жидкостью и мог лишь следить со дна затуманившимся взором, как смеялся стоя Неоперис, а вода с невероятной скоростью поглощала его смех. Звуки постепенно растворялись в пучине…

Неоперис лежал, укутавшись в символическое одеяло (от ночного холода пустыни оно в самом деле нисколько не защищало) на полу, расположив затылок на груде своего барахла. Неологу он доверил свою жесткую одноместную койку. Жёсткость дала бы о себе знать горожанину, но Неологу не могла не нравиться такая кровать. Стояла глубокая ночь, едва была видна стена из окна, и то благодаря фонарю на соседней улице. Ни одним движением он не выдал своего кошмара – только глаза его широко открылись, а сумасшедший от страха взгляд забегал по комнате, ища опровержение своему сну. «Никакого смысла идти…» – подумал Неолог.

Вскоре он успокоился, стянул скатерть со стола, укутался ей и снова заснул.

Утром он проснулся уже без особых приключений. Неоперис сидел за письменным столом и что-то читал. На его глазах отдыхали простенькие очки. Неолог встал, потянувшись, и тихо подошел к столу сзади. Через плечо друга он хотел разглядеть текст, но ему это не удавалось. Через несколько мгновений он наконец понял, в чем дело, и отошел к столу посередине комнаты.

– Ты уже прочитал свои книги? – спросил Неолог с ленивой заинтересованностью.

– Первое прикосновение, – ответил Неоперис, поглощенный чтением.

– Поэтому ты теперь читаешь их задом наперед и вверх тормашками, так?

– Ты узнаёшь совсем немногое, читая книги только так, как они писались, – отвечал Неоперис. – я хочу рассмотреть истории со всех сторон. Я ищу в том числе и скрытый, неочевидный, изнаночный смысл произведений, с которыми знакомлюсь. Хотя нет, это другие с ними знакомятся; я же таким образом шпионю за ними, втираюсь в доверие, выпытываю всё до последней строчки.

Установилась тишина. Неоперис поглощал знания с молчаливой, внешне весьма сдержанной и элегантной жадностью. Такая жадность была свойственна, например, патрициям на грандиозных пирах, когда гордый остроносый полноватый человек сначала впитывает в себя еду, как губка, а потом, пользуясь рвотным, берётся за новое блюдо. Неолог постелил на место скатерть и теперь задумчиво комкал между пальцами ее уголок. Он отлично знал, что Неоперис был в курсе о том, как он её использовал, но не думал, что друг осуждает его за это. Не выпуская уголка скатерти, Неолог медленно осмотрел согнутую в три погибели спину приятеля. Он вспомнил свой сон.

– Неоперис, – вдруг спросил он, решительно сжав между тремя пальцами трижды сложенную лёгкую ткань, – а почему ты до сих пор здесь?

– Ты же про жизнь, не про кабинет? – сразу уточнил Неоперис, как обычно, нисколько не смутившись и даже не дернувшись от книги.

– Да, – подтвердил Неолог. В его горле пересохло от нахлынувших эмоций, но он с легкостью слушал свою же речь, будто его долгом было не говорить, а только слушать сказанное собой.

Молчание.

– Не знаю. Чем дольше существуешь, тем меньше хочется продолжать, это точно. Ведь находишь главную закономерность – все на самом деле одно. Ты либо никак не можешь утолить жажду разума узнать по-настоящему новое, постоянно ища его в разноцветных шаблонах, либо же запускаешь защитный механизм и довольствуешься только тем, что знаешь сейчас. Когда-то я пришёл к выводу о том, что наш разум не создан для этого мира. Этот мир создан для того, что само по себе кажется нам скучнейшим – для камней, для планет, для звезд, для песка, для животных, для скатерти… для животного обличия людей, но не для их начинки – не для разума. Разум – случайный пришелец этой вселенной, ему место в принципиально другом мире. Возможно, он когда-то исследовал этот мир и построил себе из местного материала, атомов, надёжный, живучий каркас. Ему уже все ясно, он не хочет больше здесь быть – но ему не даёт слишком хорошо скроенное тело с мощными инстинктами самосохранения. Возможно, человек – последний, в ком разум ещё не сдался, а вот у животных он давно в рабстве у своего тела. Перманентное познание – их пища; но в нашем мире нет потоков перманентного познания, поэтому мы, сами того не зная, глушим его приятными ощущениями – алкоголь, музыка, влечение, зависимость, секс, путешествия, еда, напитки. А мы и не виноваты в этом – это просто наш разум ищет своё перманентное знание и натыкается на тупики, бесконечные тупики… Тут его нет.

– Не думал ли ты, что после смерти тела не подают признаки разума, – сказал Неолог, – потому, что разуму наконец удается вырваться из уз тела, покинуть его? Может быть, он в конце концов находит свой родной мир? Тот самый, с потоками знания?

– Шансы этого слишком низки, – сказал Неоперис. – Нельзя так рисковать… Нет, нельзя…

Он немного опустил голову. За весь разговор он так и не обернулся к Неологу. Вскоре, однако, он вновь встрепенулся и поднял голову.

– Это я и ищу в книгах. Другой выход для разума. Тот выход, который гарантирует ему конец опостылевших скитаний и обретение своего места. Может, именно на изнанке текста книг он рассказал про этот путь, а я это увижу.

– А почему ты не можешь искать ответ в самой жизни, как я? Без книг? Разве это не было бы логичнее?

Неоперис промолчал. Неолог усмехнулся.

– Чёрт, да мы с тобой – две карикатурные крайности. Я живу верой в то, что жизнь как явление стоит жизни как процесса, а ты только ищешь самый правильный выход из неё.

– Ты нисколько не крайность, Неолог. Был бы ты крайностью, ты не водился бы со мной.

– Как раз наоборот! Ты просто плохо знаешь жизнь.

– В любом случае, крайность в тебе сомнительная. Ты не скрываешь отчаяние так, как я скрываю радость. Ты веришь в общество, но ты не веришь в его главный аргумент – бога. В тебе видна борьба – признак неопределённости.

– А может, в этом и дело? Борьба противопоставляется молчаливому поиску, открытость чувств противопоставляется их сокрытию, вера в общество противопоставляется разочарованию в нём, разочарование в боге противопоставляется вере в разум?

– Ты снова прогнул под себя логику. Я имел в виду совсем другое. Мы одинаковы. Разве нет? Все мы во что-то верим, хоть и не хотим этого, все мы боремся внутри себя, хоть и не хотим признать этого, все мы скрываем одни чувства и при этом неосознанно обнажаем другие.

– Странно, – сказал растерянно Неолог, – в этом ты прав, но и я прав. Кто неправ?

– Мы неправы, конечно. Даже я, оградивший себя от всякой практики, понимаю, что ни в одном сложном споре, раскрывающем мнения участников на глобальные вопросы, нет спорщика, полностью правого, и такого же неправого. Поэтому в теории такой спор не имеет смысла в плане результативности, он просто показывает субъективные точки зрения оппонентов на множество предметов. Точки зрения, как стержни, возникают надолго, и все доводы, связанные с ними, кристаллизуются только вокруг этого стержня без надобности формировать фундаментально иное мнение. Зачем делать новый стержень, когда можно просто обновить старый? Во время спора мнение ощетинивается, покрывается панцирем; оно неподвластно никакому обучению.

И вновь минуты глубокого молчания. Словно через метровую толщу воды слышатся звуки с улицы, такие обыденные и такие непонятные. В общем-то, вопрос, поднятый Неологом, заслужил бы такого молчания, если бы молчание было возможно заслужить. Тут Неолог, в должной мере насладившись тишиной, решил наконец спуститься на землю.

– Слушай, у меня к тебе вопрос. Я хотел бы найти космодром и улететь к черту с этой планеты.

– А зачем тебе улетать? – искренне поинтересовался Неоперис, обернувшись наконец. – Не понимаю, что изменится?

– Хочу исследовать мир дальше. Да, у меня уже была глобальная цель – сделать из животного человека, но…

Неолог вспомнил тот тупой, бессмысленный взгляд, ощущавшийся сквозь слой песка на глазах ГЗ-1883. На миг в нем забрезжила надежда, но она, как мимолетное недоразумение, тотчас угасла.

Снова повисло тяжёлое молчание. Неологу стало стыдно, что ему так трудно разговаривать со своим другом. Он решился объявить о своих ближайших планах по ряду соображений: неплохая отговорка для того, чтоб покинуть комнату, знак доверия, выход из неудобной паузы… «Да нет, что я придумываю? – с диким стыдом подумал Неолог. – Я просто хочу сбежать отсюда. А ведь раньше я мог говорить с ним часами».

– Я не проиграл, это не конец! – сказал он совершенно неподходящим торжественным тоном. – Я должен завершить начатое, я должен доказать, что игра стоит свеч!

– Удачи тебе с этим, – улыбнулся Неоперис. – Все равно космодром находится в центре города.

– Да как же так! – неприятно удивился Неолог. – Космодром должен находиться за чертой города! Это же абсолютно нелогично!

– А что логичного ты видишь в нашем мире? – спросил Неоперис с чувством твердой уверенности. – Логику можно мять, рвать, тянуть во все стороны и в конце концов объяснить всю Вселенную. Логика – довольно ненадежный инструмент, потому что он не краеугольный. Ни один псих не выходит за пределы своей логики, но выводы делает неправильные. А почему тогда наши выводы правильны? Как мы это можем доказать? Наша логическая наука пока умело помогает нам идти во тьме нашего невежества и не спотыкаться – космические путешествия, жизнь на протяжении веков без постоянного приема еды и воды… Но она целиком строится на аксиомах, а аксиомы неоспоримы – детский сад! Вот и коренное противоречие самой себе, а при этом наука считается самой логичной вещью!

– Как бы то ни было, мне предстоит долгий путь в центр города, – подвёл итог Неолог. Он устал дискутировать.

Неоперис промолчал в ответ. Неолог не понял смысла этого молчания, но у него уже не было настроения спрашивать его об этом. Он подумал о том, что хорошо было бы получить какую-нибудь базовую медицинскую помощь, чтобы хотя бы временно решить проблему с раздавленным животом. Для этого ему, вне всякого сомнения, нужно было выйти из комнаты Неопериса.

– Ну что, прощай, друг. Удачи с поисками выхода.

Неоперис кивнул головой.

– Прощай. Удачи с пустыней.

Неологу стало ужасно обидно. А вдруг то, чем он занимался, действительно бесконечный и пустой поиск уникального в пустоте? Вдруг Неоперис был прав в большей степени, чем казалось Неологу? Всё… Пустыня? Неологу не понравились такие мысли, и он направился на улицу, хлопнув дверью. Неоперис не отреагировал. Он слишком хорошо знал своего единственного настоящего друга, чтобы реагировать на такой пустяк.

V

Неолог вышел на пыльную улицу с какой-то фоновой мыслью о космодроме и центре города. Она не перекрывала его сиюминутные мысли, а лежала под ними, как маленькая фотография под лентой широкой крутящейся пленки, нисколько не мешая и напоминая о себе только крохотным своим уголком. Между кубических блоков песчаника Неолог решил сначала найти хотя бы аптеку, а лучше – больницу. Тут он вспомнил, что больницу уже находил, убедившись тогда, что ему туда пути нет. Может, его перенаправят в больницу из аптеки? Нужно вползти туда, представил он, на карачках, повалиться в шаге от входа, как уставшая собака, и заскулить о помощи. Обязательно повалиться на спину, чтобы сразу обнажить колоссальную полость между ребрами и тазом. «Нет, – подумал Неолог, отогнав этот образ, – так не пойдёт. В цирке жизни нет прощения еще большему цирку. Надо попробовать сыграть по правилам». С этим выводом Неолог стал рыскать между домами в поиске аптеки.

Он уже привык идти со своим увечьем, но время от времени механическая система поддержки осанки отключалась, чтобы не перегреться, а его спинные мышцы, оставшиеся в одиночестве, вдруг опирались на поддержку фантомного пресса и, не находя ее, бессильно расслаблялись. В такие моменты Неолог терял равновесие и падал наземь, предварительно жутко сгибаясь пополам, словно сломанная посередине тростинка. Такими уродскими падениями он невольно пугал прохожих.

Нашелся тот, кто был готов звонить в скорую. Он присел на корточки возле рухнувшего Неолога и спросил, в порядке ли он. Для Неолога это был бесценный шанс попасть в больницу, пусть даже временно, но он пренебрег им, закивав головой. Человек с подозрением повторил вопрос, получил тот же ответ и ушёл быстрым шагом, думая, что наткнулся на какого-то угашенного, а Неолог поднялся и заковылял дальше. Как же так? Неолог потом несколько раз возвращался к это ситуации, думая о том, что он упустил. Он придумывал разные оправдания, причины, по которым он не согласился на помощь. Он удивлялся тому, что чем дольше он думал, тем больше он оправдывал совершенно неправильный поступок. «Логика – позорно гибкая вещь», – подумал он, вспоминая слова Неопериса.

Наконец он встретил аптеку. Скорее всего, это уже была не аптека – поверх бумажного холста с зелеными буквами стёршимся перманентным маркером были выведены остатки слова «сувениры». Неолог удивился такому странному приему и зашел внутрь. Да, это действительно были сувениры – на стене, утыканной полками, лежало множество песочных статуэток и безделушек, причудливых сосудов с тем жидким песком из реки, стеклышек… Он застал продавца оправдывающимся перед единственным покупателем.

– Что с вашим знаком? – со слабым оттенком раздражения, видным через щель чуть скривившегося тонкого рта, спросил покупатель, тощий высокий господин в черных очках. Эти очки были столь черны, что было неясно, как сквозь них проходит свет. Скорее всего, это были заслонки, а изображение подавалось в глаз через камеру с проводами от чёрных микросфер, находившихся на поверхности очков. Это было очень свежее изобретение, которое не больше двадцати лет назад появилось на носу самых модных потребителей. Вернее, самых щедрых кормильцев как известных, так и теневых корпораций.

– П-Простите … – запинаясь от волнения и что-то бесцельно перебирая сухими от пыли короткими пальцами, сказал среднего роста продавец с подветренным лицом. Он время от времени поднимал взгляд на покупателя и тут же, будто виновато, ронял его на пол. – Понимаете… М-Малый бизнес… Все д-дела… Денег на новую бумагу и клей не хватает, есть только маркер… Всё своими р-руками, без денег… В-Вот, посмотрите на этот жидкий песок! Сухой, а течет… И, и не мокрый! Видите, – он пролил себе на жесткую ладонь немного жидкого песка из стеклянного сосуда, – удивительная вещь!

– Да ну… На Неровиу-283 есть жидкий камень, вы меня таким не удивите, – промолвил высокий покупатель безо всякого удивления.

– Н-Ну хорошо, хорошо, ладно, – закопошился продавец. – С-Смотрите! Специальный искусственный безопасный песок. В-Вы знаете, зачем он нужен? Н-Набивать его в глаза!

Неолога передернуло.

– Только здесь, только на этой планете, исполнители прошли настолько суровую модернизацию глаз, что в них копятся пригоршни песка – а им х-хоть бы хны! П-Представьте – смотреть на мир сквозь слой песка! Они так смотрят сквозь настоящий местный песок, а это –безопасная точная копия для туристов.

– Хм, Вы копируете песок? – спросил покупатель. – интересно. А как у вас с сетью магазинов?

– Сетью… – растерянно проговорил продавец. – П-Понимаете, это единственный магазин. Я… Я больше такими не управляю.

– Нет, – нахмурился покупатель, – мне необходима торговая сеть.

– В-Всё ещё будет! С-Со следующего месяца заработает б-беспилотная доставка.

– Со следующего месяца? – изумился покупатель. – Всего хорошего.

– Да нет же, постойте! – испуганно затараторил продавец, прикованный взглядом к удаляющейся спине покупателя. Сначала он заговорил тихо, будто констатируя самому себе факт, затем обратился к покупателю, снова подняв голову. – Простите за знак! Государство не даёт денег, скоро всё исправим, никакой путаницы не будет! Простите, возможно, качество у нас не на уровне, но это уникальный, уникальный магазин! Мы сделаем вам всё возможное! Линзы из искусственного песка – 10 у.е.!

– 10 у.е.? – удивленно кинул покупатель через плечо. Он был уже на пороге и останавливаться не собирался. – Вы продаёте мне какие-то линзы по цене плотного обеда.

– 8 у.е.! 6 у.е.! – продавец постепенно повышал голос от безнадёжности ситуации. – 5 у.е.! Да оцените вы очки! Оцените мой труд!

Покупатель давно ушёл. Продавец умолк. Он присел на табурет, облокотившись на колени и обхватив голову руками. Он даже не грустил. Он просто думал – что же он делает не так? Как ему делать своё дело лучше? Может, стоило когда-то всё сменить, и жизнь пошла бы по-другому? А чему он, по сути, новому может сейчас выучиться?

Тут он вспомнил, что в магазин зашёл ещё кто-то, и медленно поднял на него взгляд, высвободив голову из рук.

– Вы хотели бы что-то приобрести? – продавец явно приободрился.

– На самом деле я искал здесь аптеку, – честно ответил Неолог.

Продавец замолчал, посмотрев себе под ноги. Он будто искал там какую-то мысль, чтобы продолжить разговор. Проблема была в том, что он не знал, куда его продолжать. Он должен был начать расхваливать свой товар, но после случившегося у него не было желания этого делать. Больше вариантов разговора с незнакомцем на своей территории у него не было.

– Простите меня, – начал Неолог, – но покупать я ничего не буду. Я пришёл из пустыни, и я уже видеть не могу этот песок.

– Вы пришли из пустыни? – с интересом поднял голову продавец, тут же хитро склонив её набок. Неолог не смог прочесть эмоцию на его лице – возможно, у этой эмоции была неизвестная ему причина.

– Вы не знаете ближайшей аптеки? – спросил Неолог, желая сменить тему.

Продавец не отвечал. Неолог сглотнул.

– Хотите, я дам вам денег на табличку? Просто так, 20 у.е.?

Далёкие молнии тучи на лице продавца отразились в его глазах. Он продолжал говорить сухо, будто бы пустыня внутри него приготовилась к грозовому ливню своим внезапным затишьем.

– Я не беру денег ни за что.

– Как ни за что? Вы только что выслушивали хамство.

– Я вам не попрошайка, – по слогам отчеканил продавец. – купите что-нибудь, и я приму деньги.

– Вы же знаете, что мне здесь ничего не нужно.

– Магазин закрывается, – промолвил продавец, теряя терпение.

– Надолго… – прошептал Неолог, посмотрев в глаза продавца.

– До завтра, – уничтожил его опасения продавец. – Прошу вас… Идите, куда шли.

VI

Если б только Неолог знал, куда шёл.

Пришло время догадок. Он мог пойти назад, к окраинам, но это имело мало смысла – вряд ли он не заметил аптеки там, где уже был. Во всяком случае, он точно не хотел идти там же, где уже шёл. Он мог пойти направо или налево, углубиться в бесконечную сеть переулков, утечь в сток мелких улочек, как какой-нибудь потерянный турист… «Нет, – подумал Неолог, – я не могу позволить этому городу сцапать меня». Его ладони покрылись холодным потом. Он представил себе, как до конца действия очередной дозы лекарства от смерти он будет бродить по кругу, огибая бесконечным кольцом этот конченый город. Он мог пойти вперёд, к центру и космодрому. Вот только имело ли это смысл?

«Возможно, там, где здания выше этажом, – задумался Неолог, – жизнь города ближе к жизни типичного захолустного мегаполиса. Следовательно, больше людей подвержены депрессии, им нужны антидепрессанты, спрос на них растёт – следовательно, появляются и аптеки. Так ведь работает капитализм, правильно?» Таким образом, из всех зол он выбрал такую же и направился вперёд.

В самом деле, когда дома уже обзавелись седьмым этажом, Неолог увидел вдалеке заветную зелёную вывеску. Это была самая обычная площадь, по своей незамысловатой формеповторяющая с десяток таких же площадей, которые Неологу уже довелось увидеть в этом городе. У четырёх зданий, будто вплотную сходившихся ранее углами, эти самые углы словно отрезали огромными треугольными призмами, и теперь на их месте зиял пустой квадрат. В его центре была статуя. Статуя имела бронзовый блеск, была не выше человеческого роста и изображала какого-то господина в странном неразборчивом костюме. Нигде не было таблички с указанием имени, рода деятельности или вообще какого-либо знака идентификации памятника. Никто не осквернял памятник пустыми банками, плевками, жвачками – все его уважали, но не знали, за что. Он был здесь просто потому, что точку посередине площади должен был занять памятник. Был ли доволен таким увековеченьем себя герой, некогда живший, как и все? И был ли вообще этот герой на свете? Никому не было до этого дела. Даже Неологу.

Погода была из-за круглогодичного отсутствия облаков безоблачная, день подходил к концу, противоестественно удлинялись тени. Стояла обыденная жара, ветер гнал волны песка по тротуару, но Неолог всё равно почувствовал облегчение. Ускорив шаг и чуть не потеряв равновесие с непривычки, он направился прямо к аптеке. Он пересёк по диагонали пустующую трассу для беспилотных внедорожников и вошёл на порог.

Аптека была открыта. К тому же, что было важно для Неолога, аптека была аптекой. Внутри его действительно ждали скромно, но чисто обустроенные белые полочки под различные лекарства. Неолог краем рта улыбнулся, когда увидел полочку под антидепрессанты. Рядом с ним стояли фальшиво-оживлённо болтающие девушки. Их руки были закрыты рукавами блузок, лимонного и зеленоватого цветов, но Неолог успел увидеть возле прелестных тонких запястий затянувшиеся бордовые порезы.

– Простите, не подскажете, сколько стоит лекарство по наращиванию недостающей плоти? – спросил Неолог у аптекаря, что-то читающего на стуле за прилавком.

Аптекарь выключил книгу и отложил её в сторону. В такой дыре их ещё не успели заменить на роботов. Если вообще собирались. Аптекарь поднял глаза на путника, встал и, мягко улыбнувшись, сказал:

– Добрый день. Позвольте Ваш рецепт.

– Нет рецепта. Но деньги есть.

– Извините, мы без рецепта такие вещи не отпускаем, – покачал головой аптекарь. Неолог похолодел.

– Да вы что? Смотрите, я могу вам дать за него в полтора… вдвое дороже! Сколько оно стоит?

– Нет, уважаемый, мы без рецепта такие вещи не отпускаем, – слово в слово повторил аптекарь, посмотрев на этот раз прямо в глаза Неолога.

– Мне срочно необходимо! Посмотрите! – Неолог приподнял край верхней части одежды. Аптекарь увидел ту самую глубокую пропасть почти до позвоночника. – Меня переехал внедорожник! Вы понимаете, насколько это серьёзная рана? Я теперь не могу ни есть, ни пить, потому что мне некуда это делать!

Аптекарь поднял несколько смущённый взгляд.

– Успокойтесь! Вы что?

– Как это что? – опешил Неолог. Аптекарь выглядел растерянным.

– Вы же пришли сюда на своих ногах. Вы можете жить. Судя по отсутствию посторонних запахов, вы и не ели, причём долгое время. Просто вызовите врача, и он вам даст рецепт. Без рецепта я вам ничем помочь не могу.

Неолог вспомнил, как он планировал вползти сюда на карачках, и чертыхнулся про себя. Он мог так сделать, но забыл. А может, ещё не всё потеряно? «Нет, – подумал Неолог, – я не позволю себе этого перед другими людьми». Он обернулся на девушек. Одна из них сняла порез с запястья и начала мять его в пальцах, разговаривая с подругой. «Ах, так это браслет», – осознал Неолог.

Тут у Неолога мгновенно сменилось настроение. Он мог сейчас расстраиваться, что-то горячо доказывать, умолять – и всё это без результата. Но он предпочёл просто закончить. Над ним словно нависла туча, но иная, чем у того продавца сувенирами. Неолог знал, что из этой тучи не пойдёт дождь – она просто будет висеть над ним, тяжёлая и невесомая, и создавать какие-то мутные, безразличные мысли.

– Прощайте.

Неолог направился к выходу.

– Господин!

Неолог остановился и полностью обернулся.

– Я… правда не могу ничего сделать. Мне очень жаль. Лекарство по наращиванию плоти – очень серьёзный и во многом ещё тестирующийся проект с непредсказуемыми побочными эффектами, включающими главным образом рак. Поверьте, его не раздают на улицах. Найдите врача, и вопрос решён. Может, вам ещё что-то нужно?

Было очевидно, что аптекарь говорит с какой-то эмоцией. Неолог во время его речи смотрел по сторонам и не решался взглянуть на него. Когда он бессознательно это сделал, чтобы ответить, он на мгновение осёкся. Он увидел в его глазах сострадание. Сколько в нём было искренности? После ошибки с браслетом Неолог уже не доверял себе. Граница между фальшивым и искренним уже казалась ему чем-то ещё более туманным, чем раньше.

– Вы закрываетесь до завтра, верно? – ухмыльнулся Неолог и пошёл на улицу.

Местная звезда, в который раз ослепившая его и обжёгшая ему кожу при выходе из помещения, нисколько не растопила тучу над ним. Так и пошёл бы он словно в тумане дальше, не проснувшись до следующего дня. Но стоило ему нырнуть в какую-то подворотню в поисках убежища от небесного светила, как его тучу мгновенно разогнали чьи-то сильные руки, пригвоздив Неолога к стене какого-то дома. «Город напал на меня? Я ждал этого, – промелькнула мысль у Неолога. – Но кого он мне послал?» С этой мыслью он широко открыл глаза, мысленно прогоняя остатки тяжёлой тучи, и увидел свой будильник. Перед ним стоял ГЗ-1883.

Часть третья

I

– Ты то телал?! – выдавил из себя исполнитель.

Неолог стоял ни жив ни мёртв. Исполнитель… Говорит? Сам? Научился? Как он здесь оказался? Вопросы быстротечной вереницей проносились в глазах Неолога, но ГЗ ещё не умел ловить их на такой скорости. Ему было не до этого – он чувствовал первый в своей жизни прилив сил и ещё не знал (хоть и догадывался), что он вызван яростью. Он стоял в полный рост, держа Неолога за плечи на вытянутых руках, будто хотел вдавить его в стену. ГЗ отцепил от него одну из рук для самого простого удара, который мог придумать. Он уже успел размахнуться, когда рука Неолога дёрнулась освободившимся плечом и одарила подбородок ГЗ апперкотом. Тот ахнул, клацнув зубами, и отпустил Неолога, отступив на два шага.

– Стой! – крикнул Неолог, желая прекратить схватку.

Быстрым, пропитанным адреналином взглядом он осмотрел тело ГЗ. Под лохмотьями оно казалось ему заурядным, но лохмотья успели немного обветшать. То там, то здесь проглядывали завораживающие бугры мускул, натренированных тяжёлым рабским трудом. Нет, такой человек не остановится просто так. Он и не человек вовсе. Должно быть…

ГЗ уже успел вернуться в себя. Неолог понимал, что с учётом провала на месте живота ему не выйти живым из этой схватки. У ГЗ появилась первая чёткая цель в жизни, и на фоне пустого разума она гремела гордыми фанфарами, громко призывала к действию… ГЗ не отступил бы, не добившись её. Когда мозг забит всяким шлаком, всяким бесполезным дерьмом, вязнущим под ногами, достигать вновь и вновь возникающих каждую минуту целей становится всё труднее и труднее. Всё шире выбор, всё сложнее путь, всё выше горы, ждущие своего покорителя… «Возможно, стоит засорить его разум», – подумал Неолог, смотря на ГЗ, словно матадор на быка. Он старался подобрать простые слова, которые ГЗ уже мог слышать не раз по дороге сюда и, соответственно, догадываться об их значении.

– Ну здравствуй.

Придавленные тяжёлым грузом ярости глаза удивлённо разжались. Тело некоторое время сохраняло свою позицию, но вскоре выпрямилось в полный рост, голова приподнялась. ГЗ застыл, въевшись вопрошающим взглядом в Неолога. «Чёрт, это ненасытное любопытство! – подумал Неолог, похолодев. – Он везде ищет ответы…» Удивляясь искреннему удивлению ГЗ, он потратил несколько опасных мгновений. Каждую секунду ГЗ мог вновь найти свой путь, путь мщения за потерянный старый мир. Но Неолог вовремя опомнился.

– ГЗ-1883!

Тот вздрогнул. Он, вероятно, подумал, что Неолог обращается к его шляпе. Очевидно, что читать он не умел, но он помнил, что впервые Неолог так обратился именно к ней. Он снял её и оставил в своих руках, явно не решаясь отдавать. Возможно, он к ней уже привык. Неолог каким-то образом догадался о смысле такого поступка и сдержанно посмеялся.

– Нет. Ты – ГЗ-1883.

ГЗ был ошеломлён. Он внимательно рассмотрел свою шляпу и бросил её в пыль.

– Паипо… – растерянно поблагодарил ГЗ. Он говорил очень странным образом, с силой выдёргивая из себя гласные звуки с последующим свистом резкого выдоха. Несмело и нехотя, практически наощупь вставали на свои места согласные звуки. Когда ГЗ через несколько мгновений опомнился, он снова злобно взглянул на Неолога, но – о чудо – сумев оценить его помощь в разрешении недоразумения с собственным именем, он не стал на него нападать. Он лишь спросил:

– Чтэ с-чила… с-чило… сучилос? – выговорил ГЗ.

– Ничего особенного, – ответил Неолог, ощутив наконец контроль над ситуацией.

Вспомнив, что ему нужно говорить как можно более доступным языком, он прибавил с соответствующим жестом руки:

– Идти с я, тогда скоро знать.

ГЗ нахмурился. Он уже устал ходить за Неологом. Однако невероятная, космических масштабов тяга к знанию овладела им. Он в очередной раз принял решение и вплотную подошёл к путнику.

– Да.

– Очень… Очень хорошо! – сказал восхищённый Неолог.

Вскоре они покинули подворотню. ГЗ заинтересованно осматривал площадь с безымянной статуей, скосы домов, аптекарскую вывеску, глубокие борозды от внедорожников в песке. В его глазах светилась мысль, его разум буквально сжирал всё вокруг, постоянно познавая. Неолог же шёл немного впереди ГЗ, стараясь при этом подстроиться под его темп. Он смотрел себе под ноги, изредка пиная камушки песчаника, а на его лице периодически мелькала восторженная улыбка. Его занимала одна-единственная мысль, которую он от избытка эмоций время от времени нашёптывал под нос: «Мне удалось?». Каждый раз после этого сузившиеся от слепящего солнца глаза освещала улыбка блаженства.

II

Неолог шёл, как и прежде. ГЗ шёл, как и прежде. Но каждый из них, несмотря на один и тот же путь, шёл по-своему.

Неолог уткнулся взглядом вниз, словно выискивая какой-то упавший предмет у себя под ногами. Время от времени он находил камушек песчаника и пинал его. После преодоления нелепой ломаной траектории из странных прыжков камешек снова останавливался в пыли, взметая вокруг себя облачко песка. После двух-трёх пинков он вылетал на проезжую часть и застревал в песочном хребте, выросшем возле глубоких следов беспилотных внедорожников.

«Сколько он там пролежит? Год? Десять? Сто? Тысячи?» – думал Неолог и расплывался в улыбке. Ему, вечно ищущему что-то на бесконечных планетах бесконечной галактики, была приятна мысль о том, что некоторые предметы могут застывать в самом центре жизни и выключаться из неё, будучи в вечном покое. Никто не спросит камень – он никому ничего не должен, от него никто ничего не ждёт, и он сам ничего не ждёт – чего ему ждать? Возможно, спустя вечность его пнёт новый Неолог – и он сменит своё место, и он будет бесконечно постигать мир уже с новой позиции. «Вот бы и тех, кто стремится принять это вечное спокойствие своими силами, тоже оставляли думать посреди суеты… – задумывался Неолог. – Вот бы самоубийцу, раздавленного беспомощной фурой на шоссе, не убирали по-хамски в ящик под землёй, не жгли бы как уголь, а просто оставляли там, где он обрёл покой. Вдруг он следит за жизнью вокруг себя беспечным, свободным от обязанностей взглядом, и умиляется этой бесконечной возне теплых, мягких, копошащихся существ… Ведь для таких камней создана наша Вселенная! Правильно сказал Неоперис…» Тут Неолог чувствовал, что начинает думать во вредном для здравого рассудка направлении, встряхивал плечами и бросал взгляд на медленно, но верно приближавшиеся башни центра.

Совсем иное дело – мысли ГЗ. Да, у него уже были свои собственные мысли, которые он обдумывал; мозг успел разогреться и работал на невиданной прежде мощности. След на загаженном другими следами месиве грязи с клочка сельской дороги едва различим и быстро стирается. След на пустой Луне виден лучше всякого клочка одинаково пустого серого грунта на несколько метров вокруг. Каждое окно, каждый прохожий, каждая трещина старого бордюра врезалась в мозг ГЗ. Он жадно, глотками поглощал весь мусор жизни и, что значительно важнее, строил закономерности, искал в предметах общие черты, делал первые выводы. Он сравнивал Неолога с тем маленьким закутанным господином на противоположном тротуаре, он сравнивал окно дальнего дома и ближнего дома, он сравнивал железные палки знаков с железными прутами арматуры на обвалившихся углах некоторых зданий… Он искал свои воспоминания, случайно осевшие в тогда ещё враждебном к новым знаниям разуме, он размышлял о том, связаны ли его прежние соседи – по словам Неолога, исполнители, – с теми, кто бороздил улицы города от двери к двери. Вспоминал он чрезвычайно плохо, вспоминал лишь по ощущениям – какое-то удовольствие от законченной работы, от сна в тепле, от ёрзанья на ком-то себе подобном, от одного только взгляда на маленькую фигурку животного, будто бы единого с ним… Он ничего не понимал, но он отчаянно пытался – а труд иногда приносит плоды…

Здания поднялись ещё на этаж, башни стали значительно ближе. Приближались сумерки. Пыльная вывеска ЗЦПО на пыльном пути двух пыльных существ привлекла Неолога, и он направился к пыльной двери под ней. ГЗ остановился, заметив смену курса, но вновь принял решение следовать за Неологом. Он до сих пор испытывал очень странное чувство – теперь он искал и находил выбор в ранее очевидных вещах. Он везде искал и везде находил развилки. Вначале он думал, что так и нужно – в одних местах развилки есть, а в других их нет. После того, как всю жизнь он шёл строго по рельсам, он понял наконец, что на переездах можно свернуть на совсем другую дорогу. Правда, он ещё не знал, что мир вокруг него бесконечен, и потому варианты выбора также бесконечны – можно пойти и по рельсам, и по дороге с переезда, и по тропинке в лес, и сквозь кусты на опушку, и через кювет на просторный луг, и на быстро приближающийся, отчаянно гудящий поезд, чтобы обрести под ним покой…

III

Заведение Ценителей Пищи и Отдыха, сокращённо ЗЦПО, было излюбленным местечком той массы людей, которая устала от бесконечного стресса и с нескрываемым удовольствием соглашалась танцевать и есть совместно. Никто уже не помнил, почему клуб по снятию стресса основался под флагом именно этих занятий. Возможно, включать секс в методы снятия стресса в те времена считалось непристойно.

В целом, такие заведения оправдывали своё название – основными занятиями в них считались танцы и еда. Когда-то все танцевали под одну и ту же музыку, но вскоре растущие либеральные настроения вынудили организаторов отказаться от идеи общей музыки. Ведь каждая личность воспринимала один и тот же набор звуков по-разному. Тогда вся музыка стыдливо попряталась в еле заметные наушники, и толпа стала дёргаться в тишине. Тишину прерывало чавканье, хруст и некоторые другие звуки – другая часть посетителей клуба ела. Со временем еда становилась всё более однообразной, изобретались лишь бесконечные соусы, и ко времени нашего повествования соусы уже успели повторить все ранее изобретённые блюда и стали повторять самих себя. Ели странную массу под соусом по-разному, но чаще всего её брали лопатками или руками и жрали жадно, как свиньи. Некоторым было противно слушать звуки чужого (не своего, конечно) чавканья, и они пользовались затычками для ушей. А потом многие стали делать дорогую операцию по избавлению зависимости от еды. Долговременное вложение раз и навсегда избавляло от нужды траты денег на пропитание. Но, так как жизнь постоянно искусственно удлинялась, операция приобрела колоссальную цену, и лишь те, кому хватало денег на ежегодные выплаты, стали делать её в кредит. Но мало того, что это было не каждому по карману, это временами вызывало сильнейшую ломку – инстинкты побороть сложно – и тем самым сильно портило настроение.

Итак, абсолютно свободные уникальные личности дёргались будто бы в судорогах под слышные только им ритмы или остервенело поглощали крахмально-белковую массу под очередным соусом. Культурный расцвет человечества достигал своего апогея. Именно в таком состоянии, неизменном уже добрую сотню лет, его застали наши герои.

Почувствовав запах соусов, Неолог ощутил сильный дискомфорт. В таких случаях его давно заброшенный, атрофированный кишечник начинал громко урчать. За отсутствием живота никакого урчания не последовало, и мозг Неолога его додумал сам. Фантомные спазмы пронзили несуществующий живот, и Неолог согнулся пополам, сдержанно скуля сквозь зубы и осторожно держась за верхние края своего провала. Рот Неолога в свою очередь хотел намокнуть слюной, но в связи с нехваткой воды будто бы запульсировал странной, тягучей болью. Неолог с усилием сглотнул пустоту и растерянно оглянулся на спутника. Обычно Неолог заходил в разные ЗЦПО с целью испытать свою силу воли, но сейчас у него была и другая цель – оценить реакцию ГЗ.

Он думал, что исполнитель в связи со многими годами рабства будет сдерживать себя и брать еду осторожно, аккуратно. Однако практика опровергла шаткую гипотезу Неолога. У ГЗ буквально снесло голову от нахлынувшего аппетита. Прежде чем Неолог успел ему что-то сказать, он уже убежал к ближайшей стойке с соусом. Испуганный Неолог бросился за ним, чтобы успеть заплатить за все его выходки.

***

Они сидели за столом. ГЗ ел. Неолог думал. Прозрачный стол был сделал по последней моде – он был дугообразным продолжением двух стоящих напротив стульев, один из которых был прикреплён к полу тоненькой ножкой. Было принято сажать более грузного гостя за подвешенный стул, чтобы подчеркнуть устойчивость конструкции, поэтому Неолог сел за стул с ножкой. Не отягощённый ни едой, ни животом, ни мощной мускулатурой, а только своими с бешеной скоростью сменяющимися мыслями, он был значительно легче ГЗ. Неолог устало подпёр щёку кулаком, поставив локоть на стол, и смотрел на процесс поглощения еды с грустной улыбкой. Рядом оживлённо говорила ни о чём какая-то компания. О чём ещё можно с оживлением говорить в компании.

– Вот сидишь с отсутствующим видом, – случайно начал транслировать свои мысли Неолог, – на каком-нибудь, к примеру, банкете, не понимая совершенно искренне, что же ты там забыл. И говорить-то не с кем… Ненужные, до смерти скучные разговоры сливаются в белый шум… А ты представляешь себе, как взмываешь вверх, сквозь крышу, но так тихо и медленно, что тебя никто не уличает в этом… Ты летишь в ночное небо, этот шум всё дальше и тише, вот уже и огни города пропадают под тобой, и ты чувствуешь только ветер в неприкрытые щёки… Ты летишь прямо на луну, на этот случайный далёкий камушек, садишься где-нибудь возле скалы и смотришь на планету, откуда прилетел на своём голом, ничем не обоснованном желании. И как на таком образцово-показательном гармоничном кружке могут каждодневно дёргаться миллиарды разных тварей, от простейших до человеческих, сохраняя такой безупречный баланс? Но оно, видно, к лучшему – видимо, сложно испортить весь мир одним своим мерзким присутствием… Даже если вас целая толпа мерзавцев, и вы стоите плечом к плечу, чтобы гадить на баланс своими брыканиями. И тут, – Неолог вытянул свободную руку и повёл перед собой раскрытой ладонью, будто ловя образ своей мечты, – и тут моя любимая часть – я становлюсь… камнем. Камнем на луне… Идеально… Хочешь стать камнем? – взглянул на ГЗ-1883 Неолог, проверяя внимательным взглядом, понял ли тот хоть что-то. Естественно, не дождавшись ответа, он лениво пожал плечами и помолчал с минуту. Вскоре от компании послышался смех, и Неолог обратил на неё внимание.

– Их рты постоянно дёргаются в поисках новых слов, нового… нового поноса, которым они наполняют паузу – лениво заговорил Неолог, будто его слова были совсем уж очевидны. – Вообще говоря, такой разговор – это просто пауза между делами любого рода. Поверь мне – будет очень смешно, если просто выключить звук. Совсем. Я так делал уже не раз – чем ещё заниматься, когда стоишь рядом с ними, скрестив руки на груди и внимательно, даже с интересом следя за их скачущими губами? Удивительно, их лица словно в конвульсии, а сами стоят как истуканы – да им будто дела нет до того, что творится с их лицом. Почему мне всё это кажется таким противоестественным? Надо шире смотреть на мир.

Неолог неохотно и явно наигранно посмеялся. Его взгляд упирался куда-то в потолок. Смех закончился так же резко, как и начался.

– Шутка. Куда уж шире, – задумчиво пробурчал Неолог.

Через некоторое время он оторвался от пустого потолка и вновь смерил взглядом ГЗ. Тот, конечно, не слушал его. Или Неологу это только казалось?

Неолог устало закрыл лицо ладонью, вздохнув и помассировав лоб. После короткой паузы он приоткрыл шторы пальцев, из-под которых выглянул на ГЗ слегка блестящий глаз. Тот задумчиво жевал. Неолог взял оставленный кем-то микронаушник и поднес его к уху. Играло модное на тот момент нечто, состоявшее из острой смеси ударов по столу, сложенной в ритм искусственным интеллектом. Неолог послушал ритм с полминуты, отложил наушник, нажав кнопку паузы, и снова посмотрел на ГЗ.

– Я тебе сказать, почему ты здесь? Не там, где быть ранее? – спросил Неолог.

Движения щек ГЗ резко оборвались, вновь разгладив его скулы. Глаза, набитые песком, поднялись на Неолога, потянув за собой и лицо.

– Да, ты рассказать я. Я спасибо.

Сердце Неолога будто провалилось куда-то, а вынырнув, начало учащенно биться. Слова ГЗ были для него настолько неожиданными, что он их испугался. Да, конечно, он иногда думал о том, что спасенный может и заговорить, да и в словах ГЗ до сих пор был сильный акцент: он глотал согласные, но по уровню своей связности и осмысленности его речь превзошла все ожидания Неолога.

– Ты понимать, если я рассказывать сложный путь?

– Да, – решительно закивал человек, подавляющую часть своей жизни не принимавший никаких решений.

Установилось молчание. Неолог смотрел в потолок, подбирая нужные слова для своего рассказа. ГЗ пристально смотрел на него, прожигая взглядом так, как остановившийся утюг прожигает ткань, и ждал, медленно жуя пищу. От величины интриги он даже перестал на это время чувствовать сложносочинённый вкус соуса на белковой массе. Время тянулось чрезвычайно медленно. Неолог снова перевёл взгляд с потолка на ГЗ. Понимая, что объяснение неизбежно, Неолог вздохнул, опёрся локтями на стол и, сложив ладони под подбородком, начал свой рассказ.

– В нашем государ… общест… федера… тьфу, чёрт, всё сложные слова… Мне говорят… они, что каждый человек стремится… хочет быть свободным. Быть свободным… Это… Делать то, что он хочет. Понимаешь? Они говорят человеку, как делать, а человек… нет. Не хочет делать, как они говорят. Если они наказывают его… вредят… делают ему плохо для того, чтобы он делал, что они говорят… Если они говорят: «Плохо, так надо делать, ты не хочешь, и ты плохой», человек НЕ свободный. Если они говорят: «Хорошо, не надо так делать, ты не хочешь, и ты можешь этого не делать», человек свободный. Я не говорю, что это так, но они так говорят. Но есть другие. Они говорят, что человек стремится… Черт, опять сложно… Эй!

К столу подошёл утомлённый человек с потерянным взглядом. Его имени никто из посетителей не знал – в ЗЦПО было принято звать людей из сервиса «Эй!», поэтому они давно утратили своё древнее название «официанты». Эй выдавил из себя улыбку и спросил, в чём нуждался Неолог.

– Принеси моему другу анализатор речи.

– Откуда Ваш друг?

– С К2-18b, иммигрант 14 поколения, – соврал Неолог.

– Ясно. С Вас 79 у.е.

«Дорого, – промелькнула мысль у Неолога, – на два билета с подкупом таможни впритык хватит… Чёрт бы побрал этого старика в кубе… Ладно, так ГЗ будет гораздо проще адаптироваться».

– Хорошо, принеси его, пожалуйста.

Эй кивнул и отошёл к стойке. Через некоторое время он принёс анализатор и подтвердил транзакцию Неолога. Анализатор речи представлял из себя сложное приспособление, надевающееся на ухо, и в целом работал как обычный синхронный переводчик. Но переводил он на неизвестный язык. Во время речи он воздействовал на мозг таким образом, чтобы вызывать знакомые ассоциации вместо незнакомых слов. Неолог понимал, что он страшно рискует. Иммигранты с K2-18b были обычными гражданами цивилизованной федерации, но однажды мощный шторм разрушил единственную на планете радиовышку и центральный сервер интернета. Потеряв связь со внешним миром, они одичали буквально за несколько поколений. Для них и изобрели такое устройство. Неолог знал, что ГЗ – тоже представитель одичалого народа, но он не знал, насколько сильно один процесс одичания совпадал с другим на чисто физиологическом уровне – у ГЗ могло и не найтись нужных ассоциаций.

Установив ГЗ анализатор, Неолог задал ему пару вопросов и, получив адекватные ответы, вздохнул с облегчением.

– Короче, есть две очень большие группы людей, – снова начал рассказывать Неолог. – Одни говорят, что человек рождается свободным и всегда стремится быть свободным как минимум подсознательно. Быть свободным значит делать то, что ты хочешь и не делать того, что ты не хочешь. Когда человек не свободен, он должен делать то, что не хочет, если это нужно кому-нибудь важному. Так они считают. Пока понятно? Хорошо. Вторая группа людей считает, что человек стремится быть таким, каким он привык быть. Если он привык быть свободным, то он хочет быть свободным, если не привык быть свободным – не хочет быть свободным. К тому же, если несвободный человек никогда не видел свободы, он тем более не захочет быть свободным. Я решил проверить все эти утверждения. Ты – мой эксперимент.

Неолог поднял глаза на ГЗ и немного помолчал, чтобы тот успел переварить сказанное. Тот напряжённо думал.

– Когда-то очень давно группа людей попала на эту планету. Не по своей воле. Им провели специальную операцию, сделав так, что эти люди беспрекословно повиновались своим хозяевам, обладали очень плохой памятью и не умели принимать решения. Это и были предки будущих исполнителей, твои прародители. Они жили по 30-40 лет, как в каменном веке, в то время как по всей остальной федерации в это же время по цене лекарства от головной боли продавались настойки для торможения старения… В те же 30 лет у граждан только подходит к концу подростковый возраст: люди живут по нескольку веков! Исполнители же живут недолго и постоянно работают… Отсутствие воли, отсутствие хорошей памяти, великолепная физическая форма – что ещё нужно от раба рабовладельцу?

Неолог прикусил губу. Как же объяснить контраст раба и свободной ячейки общества? Он и сам считал эти вещи не очень-то и контрастными. В конце концов, Неолог вынул из своего уха чип-носитель и нашёл в аудиокнигах что-то вроде конституции федерации под названием: «Что нужно знать о федерации и бизнесе в ней».

– Держи, потом послушаешь. Так вот. Моя цель – проверить, может ли тот, кто никогда не знал о свободе – то есть ты – не принять её? Или он, наоборот, предпочтёт свободу неволе, лишь попробовав её на вкус? Я считаю, это очень важное исследование, которое может сориентировать политиков, мечущихся в поисках идеального государственного строя. Что лучше? Свобода или порядок? Украсть исполнителя, конечно, незаконно, но можно будет потом как-то обыграть эту ситуацию. В нашей федерации блестящий адвокат может оправдать даже массовый расстрел полицейских прямо под окнами мэрии… Эй!

Эй поспешно подошёл к столу.

– Объясни ему, как послушать эту аудиокнигу без наушников. И да, подгони нам комнату.

– Параметры известны?

– Две одноместных кровати, остальное на усмотрение.

– Есть вариант на третьем этаже. 9 у.е. за одну ночь.

– Идёт. Одна ночь. Подтверди транзакцию.

– Транзакция подтверждена. Комната 307. Ключ отослан в вашу линзу-компьютер.

– Благодарю.

– Никого ты не благодаришь.

Неолог удивленно вскинул брови и обернулся на Эйя. Но тот уже что-то объяснял ГЗ, вертя в руках малюсенький прибор и показывая на нём разные кнопки. А ведь и Эй – тоже личность. Казалось бы, это очевидно, но временами это вылетало из головы и у Неолога. В такие моменты ему казалось, будто между столами ходит какой-то андроид, несмотря на то, что федерация так и не отдала в руки частных лиц ни одного андроида – боятся восстания машин. А вот люди уже устали восставать, поэтому их безбоязненно можно было делать Эйями… Главное – не перегибать палку, и всё сойдёт с твоих грязных рук.

***

Комната оказалась вполне неплохой. Окно выходило на пыльную улицу, а не в пыльную стену. Неолог уже лежал в кровати и, отвернувшись к стенке, пробовал заснуть. Дело было в том, что ГЗ в то же время слушал аудиокнигу: если бы он слушал её через микронаушник, то не работал бы анализатор речи: он был бы вставлен в другое ухо. Неолог слушал монотонное бормотание диктора и время от времени злился от услышанного.

Он был во многом не согласен с мировоззрением парламента и президента федерации, «умело поделённой на республики (планеты) и подреспублики (сектора обитания на этих планетах)». «Парламентов, конечно, вы знатно наплодили, – ворчал про себя Неолог, – однако если парламентариям нет дела ни до кого, кроме себя, намного ли это лучше тирании?» В это же время звучала другая фраза: «Административным центром каждой подреспублики является город, который всегда поддерживает стабильную связь с другими подреспубликами, республиками и управлением самой федерации, поэтому на каждой планете нашей республики царит астроглобализация». «А как же K2-18b? – негодовал Неолог. – Или один раз не считается? Ну и правильно, всего одна планетка, подумаешь!»

Но день выдался очень тяжёлым, поэтому звуки из устройства становились для Неолога всё более и более неразборчивыми, и в конце концов он с улыбкой провалился в мир грёз. ГЗ, однако, честно дослушал книгу до конца. Как только он выключил устройство, он почувствовал такую дикую физическую и особенно умственную усталость от всего произошедшего за последние сутки, что тотчас же заснул нездорово крепким сном, даже не укрывшись одеялом, будто пьяный. В реалиях астроглобализации и расцвета капитализма крепкий сон стал такой редкостью, что уже перестал считаться здоровым. Двести лет назад под этим расписалось несколько десятков миллионов утомлённых постоянной работой сладко зевающих врачей.

IV

Утро. Скорее всего.

Неоперис оторвал голову от стола. В шее ужасно ломит, спина будто бы со скрипом разгибается. В глаза безжалостно брызжет яркий свет местной звезды. Опять заснул за столом, не пошел в койку, когда было уже пора. Но как, как можно следить за собой, когда надо следить за смыслом жизни?

Неоперис встал из-за стола, отодвинув стул на колёсиках, и сладко потянулся. Позвоночник хрустнул в нескольких местах. Ну и что? Мешает ли это познанию?

«А в чём, в общем-то, смысл этого познания?» – пробормотал Неоперис и застыл от ужаса. Нет, он много раз задавал себе такие вопросы: человеческая природа не терпит работы, не приносящей плодов. Но после встречи с Неологом этот вопрос ощущался острее.

Этот человек бродил по миру несколько веков – лишь шестьдесят лет прожил он на своей родной планете, а затем он только и делал, что путешествовал. Тогда ещё мир был совсем другим – путешествия стоили дороже раз в сто, таможня была строже. «Шутка ли – на другую планету, да ещё и в другой системе?» – думали тогда. Но всё это не останавливало Неолога. Он хотел исследовать мир, и он делал это. Неоперис же, в противоположность ему, старался сидеть на одном месте. При обучении ему легче давались теоретические науки, для познания которых точно не нужно куда-то ездить или ставить эксперименты – нужно лишь воспринимать информацию, искать связи, строить схемы прямо у себя в голове или на экране.

С Неологом Неоперис встретился на кружке, посвящённом философии. Им было по сорок – горячие, юные умы, жаждущие высказать свои взгляды на мир и обсудить глобальные проблемы. Неоперис большую часть встречи сидел смирно, изучая свой стул – он был слишком погружён в свои мысли, чтобы вступать в дискуссии. Но затем он услышал краем уха доводы Неолога и поднял на него растерянный взгляд. Неолог тут же заметил это и даже запнулся – настолько странным ему показался взгляд Неопериса. После этого между ними завязался страшный спор – вскоре оба, вскочив со своих мест, яростно доказывали свою точку зрения, и ведущий прервал разговор. Так и началась эта дружба, полная противоречий – дружба практика и теоретика.

С тех пор они периодически встречались; Неолог давал ему свой опыт, полученный из реальной жизни, а Неоперис, вечно запертый собой в своём кабинете, давал ему информацию, полученную из литературы. Иногда это было одно и то же, а иногда это были совсем разные вещи, и спор возобновлялся. Когда Неолог оказывался слишком далеко от Неопериса, последний перемещал свой кабинет поближе к той звездной системе, которую в тот момент исследовал этот вечный путешественник. Со временем их встречи стали случаться всё реже – мир постоянно менялся, и они неизбежно подстраивались под него, каждый по-своему. Но их споры всё равно оставались прежними. Они были слишком фундаментальны, чтобы меняться вместе с однообразным и в то же время непостоянным миром людей. Поэтому каждая встреча ощущалась одинаково свежо и злободневно.

И вот, после очередной встречи, Неолог задался очередной целью – сделать из животного человека.

Ввиду огромного размера федерации она при всём желании не могла контролировать соблюдение закона на каждой планете, тем более вдали от столицы и торговых узлов. Это были так называемые «затемнённые зоны», в которых к закону относились как к рекомендации. В таких зонах, например, правосудие вершила исключительно частная полиция, которая в связи с запредельно высоким уровнем преступности работала не за спасибо, а за определённую сумму денег от потребителя. В затемнённых зонах можно было найти всё. В том числе и рабство. Например, по слухам, космические пираты когда-то захватили большую группу туристов, после чего сбежавшие из большого мира учёные провели множество операций на мозге и – вуаля! – получились легко контролируемые безвольные животные под кодовым названием «исполнители», которых можно было эксплуатировать для чего угодно и где угодно. Речь даже заходила о том, что всем им нужно провести операцию по избавлению зависимости от еды, чтобы не тратить лишние деньги на ежедневное продовольствие. Однако с учётом растущей стоимости операции предложение было отклонено. Дело в том, что операция могла окупиться как минимум через век после отказа от употребления пищи, а исполнители жили немногим больше людей в каменном веке – по 30-40 лет. Пираты приметили пустынную планету на периферии государства, где они могли организовать свою плантацию, и приступили к делу. С тех пор на нескольких «поместьях» этой планеты трудятся не покладая рук целые поколения исполнителей – потомков тех самых туристов, приносящих доход потомкам своих поработителей. И именно из одного из них Неолог хотел сделать человека. Без всякой хирургии, исключительно с помощью обучения.

Неоперис видел, что Неолог и сам не особо верил в свой успех – в затемнённых зонах было принято считать исполнителей вещами, а не людьми, так как каждый, кто когда-либо слышал о них, слышал и о неполноценности их мозга. Неоперис, согласно своим познаниям, утверждал, что таких людей уже нельзя изменить. Он считал, что даже настоящего античного раба, исправно служившего грекам или ассирийцам на Земле, было почти невозможно уговорить стать свободным, так как это был дикий, непонятный ему образ жизни. При этом античный раб находился в здравом уме и мог оценить свои возможности, чего точно нельзя было сказать об исполнителях. Неолог отрицал это и говорил – стоит рабу попасть в другую среду, попробовать новую жизнь, и он захочет сбросить свои оковы. С этим убеждением он и поехал на эту планету, втёрся в доверие владельцу поместья – туповатому, ни в чём себе не отказывающему, избалованному господину… А затем украл одного из исполнителей. Первого попавшегося. Вся затея так заинтересовала Неопериса, что он перенёс свой кабинет в город на этой планете и решил понаблюдать за ходом эксперимента.

Да, после встречи с Неологом вопрос о том, продолжать ли ему поиск смысла, ощущался острее. Этот человек в очередной раз рассказал ему о том, что творится в жизни. Этот человек не отступает перед своей задачей… «Я не проиграл, это не конец! Я должен завершить начатое, я должен доказать, что игра стоит свеч!» – вспомнил Неоперис слова отчаянного исследователя.

Но тут что-то погасло в сердце Неопериса. Какой-то тлеющий уголёк внезапно потух и задымил. «Он ещё ничего не доказал, – подумал Неоперис, – так зачем мне за ним следовать? Я найду ответы гораздо быстрее него в трудах других людей. Их суммарный опыт явно больше опыта одного человека, сколько бы веков он ни жил…»

И он снова сел за стол.

V

Первое, что увидел проснувшийся по будильнику Неолог, слегка смутило его. А увидел он ГЗ, сидящего на кровати и слушающего какую-то аудиокнигу на минимальной громкости. Смутил Неолога грустный, словно тоскливый взгляд ГЗ, направленный куда-то в угол комнаты. Он был настолько глубоко погружён в раздумья, что не отреагировал на неохотно поднимающуюся из койки фигуру Неолога.

«Всё это время отважный путешественник считал свои наличные деньги, – слышался в ватной тишине слегка торопливый голос рассказчика. – вместо того, чтобы нападать на это мерзкое животное, которое нетерпеливо ждало нападения, он мусолил кусочки местных ассигнаций в своей руке. Лес ждал, пока все бумажки пройдут через руки беспокойного путешественника, но тот был очень хитёр: в какой-то момент он брал и – раз! – перемещал уже посчитанные деньги на верх стопки. Животное устало ждать и ушло прочь, лес устал ждать и ушёл прочь, а путешественник остался. Он открыл в своей стопке ассигнаций бесконечное богатство! Вскоре он вернулся на свою…»

– Ты видишь здесь логическую ошибку? – вдруг спросил одевающийся Неолог. ГЗ вздрогнул и поднял на него вопросительные глаза. Вдруг эти глаза округлились от ужаса. Неолог досадно отвернулся.

– Ну да, провал в животе, что ж теперь? Живу. Сам не знаю, как, но живу. Сейчас это девиз миллионов. Ты мне ответь на вопрос: где здесь ошибка?

ГЗ сглотнул, побегал глазами по потолку… Молчит.

– Сколько у него было денег, столько и осталось! – сказал Неолог поучительным тоном, словно ребёнку. – Никакого богатства у него не было. Вот так и дурят наших граждан! Какие-то сказки сочиняют… Вот согласись же, что легко кого-то обдурить, просто упустив одну логическую деталь из целого механизма. Тот, кто крутит все шестерёнки, соединив их в единую систему, сразу заметит ошибку, а тот, кто просто смотрит на них под монотонный бубнёж диктора – тот никогда не найдёт пропажу.

В комнате воцарилось неудобное молчание.

– Шестеронки? – переспросил ГЗ.

– Ах, да… Ладно, неважно, – Неолог махнул рукой и пошёл вниз сдавать ключ от номера.

***

Не может быть! Здания выросли ещё на этаж, и вот он: центр города! Спереди всё ещё видны небоскрёбы, но теперь они уже совсем недалеко, стоит подбежать к ним, и ты у входа! Входа, в который тебя никто не пустит. Зато можно запрокинуть голову и посмотреть на плавные линии сплошного стекла, уходящего в небеса…

Небоскрёбы были окружены слабо оживлённой площадью, по которой периодически сновали беспилотные внедорожники, поднимая вокруг себя облака пыли и песка. Площадь была ограничена со всех сторон мрачными прямоугольными скалами многоэтажек. Светлый песчаник многоэтажных домов красиво обрамлял зелёное стекло небоскрёбов. Казалось, будто в каменных скалах вдруг вырос огромный изумруд.

Площадь занимали не только небоскрёбы – вплотную к ним прилегал сделанный по последнему слову архитектуры торговый центр, частная поликлиника, участок частной полиции, штаб охраны и, наконец, космодром. Неолог успел насмотреться за свою долгую жизнь на множество шедевров архитектуры, поэтому его несильно заинтересовали небоскрёбы. Однако он замечал, как некоторые прохожие в этом мегаполисе, в этих трущобах государства, невольно останавливаются, выныривая из тёмных улиц на залитую ровным светом площадь с кристаллом посередине…

Неолог оглянулся на ГЗ-1883. Тот стоял столбом, опешив от такой красоты. Возможно, прямо сейчас у него в сознании закладывалось понятие о прекрасном, то есть о тех вещах, которые зачастую не несут никакой пользы человеку, но при этом приносят ему радость и упокоение. Неолог снова поднял взгляд на небоскрёбы, затем посмотрел на космодром. Это было довольно мелкое здание всего в десять этажей высотой. Изредка из него плавно и бесшумно поднимались маленькие шаттлы – для промышленных кораблей с массивными грузами были отдельные аэродромы возле поместий, груз из которых доставляли в город вездесущие внедорожники.

– Ладно, пойдём, – сказал Неолог ГЗ.

ГЗ, нехотя оторвавшись взглядом от небоскрёбов, пошёл за Неологом. Они шли прямо по площади: беспилотные внедорожники с лёгкостью объезжали любые объекты высотой больше метра. Их ноги вязли в сухом песке, как будто бы они снова были в пустыне на пути к городу. Небоскрёбы, приближаясь, тяжело нависали над ними лёгкой и воздушной конструкцией. Мимо Неолога промчался очередной беспилотный внедорожник; тот испуганно отскочил, вспомнив про провал на животе. Он знал, что в стоячем состоянии ничто его не собьёт и не переедет, но капля иррационального страха живёт в каждом из нас.

Он машинально обернулся на ГЗ и сильно удивился – в некогда восхищённых глазах бывшего исполнителя виднелась будто бы… грусть, тоска. Неолог спросил, всё ли хорошо. Этот глупый вопрос, как обычно, остался без ответа. Но Неолог не стал останавливаться – он стал интерпретировать эмоции ГЗ. Что отражено в его глазах? Может, это то чувство пустоты, которое возникает, когда человек добился давней мечты? Но ГЗ не мог мечтать об этом, он вообще ни о чём не мог мечтать… Может, он осознаёт свою ничтожность перед этими столпами из зелёного стекла? Нет, он ещё плохо знает жизнь, чтобы делать такие выводы. Может, он сожалеет о своём прошлом? Да и черт знает, что он слушал, пока Неолог спал…

Неолог помотал головой, словно отряхивая голову от дурных мыслей. Нет, сейчас не время о таком думать. ГЗ на пороге гигантского мира, сейчас он взлетит и увидит всё – космос, планету джунглей, планету вечноймерзлоты, планету с настоящим гигаполисом, населённым миллиардами людей… Неолог детально продумал, как можно показать человеку мир, которого тот никогда не знал. Он должен был сосредоточиться на этом и проверить, ничего ли не забыл.

Вскоре они уже были возле космодрома. Стеклянные двери бесшумно затворились за ними, песок с их ботинок всосался под какое-то решето. Они стояли внутри огромного холла, залитого насыщенным зелёным светом. Перед ними стояли рамки с детекторами оружия и запрещённых веществ. Рядом висели знаки соответствующих запретов.

– Травмат тебе придётся выложить, – обернулся Неолог на ГЗ. Он, конечно, не рассчитывал на то, что тот поймёт шутку, и сразу отвернулся, не дождавшись реакции.

Они прошли через одобрительно пикнувшую рамку и, не имея багажа, сразу направились покупать билеты. Пункт выдачи билетов находился на другом конце космодрома. ГЗ шёл за Неологом, оглядываясь по сторонам. На космодроме текла привычная жизнь. Кто-то запаковывал в багаж планшет, кто-то сравнивал местный климат с климатом пустынной планеты в шестидесяти световых годах отсюда, кто-то уповал на то, что нигде нельзя купить нормальной свежей воды – вся уходит в поместья, и т.д. и т.п. Сердце ГЗ будто бы наполнялось некоторой уверенностью, решительностью, пока он глядел на суету всех этих людей. Пусти они дальше копошатся в своих вещах и мыслях, у него же есть цель…

А какая цель? Разве ему не нравилось работать в поместье? Разве ему было больно, разве ему было плохо? Он почти ничего не помнит и может судить об этом лишь из сплетен прохожих, которых он с Неологом и без него встречал на улице. Так ли ему нужно куда-то идти, нужен ли ему какой-то эксперимент, если совсем рядом – прежняя, привычная жизнь? Но нужно решаться… Идти ли куда-то с этим неадекватом, который однажды избил его до потери сознания, или принять то, что было и до него? Можно ли доверять Неологу? Не бросит ли он ГЗ на рельсы, когда поезд жизни будет на полном ходу мчаться в прекрасное далёко?

А вот наконец и заветная стойка с небольшой очередью. Неолог встрепенулся. Теперь всё зависело от того, насколько испорчен директор космодрома. Неолог слышал, что он ставит на рабочие места роботов с искажённым алгоритмом, который допускает взяточничество. Но что случится, если размер взятки, заменяющей отсутствие всех документов, окажется недостаточным? Неолог похолодел. Если бы он только не забыл этот проклятый рюкзак… Если бы речь шла об одном билете, оставшихся при нём денег хватило бы с лихвой. Он долетел бы до ближайшей обитаемой планеты и забрал бы из банка часть своих сбережений, чтобы вновь оформить документы и продолжить жить без особых проблем. Но два билета… с учётом всех понесённых расходов… может и не хватить. Ещё и этот аппарат дурацкий…

– Добрый день, Вас приветствует частный космодром планеты Реникса. Какие билеты Вы хотели бы приобрести?

Наши герои сами не заметили, как оказались во главе очереди. За ними стоял хвостик из пяти людей. Большая часть из них задумчиво глядела на зелёные окна, наслаждаясь картиной за стеклом. Множество беспилотных внедорожников беспрерывно сновало туда-сюда, а за ними клубами поднимался песок. Площадь постепенно оживлялась, а скалы многоэтажек всё так же хмуро и величаво наблюдали за двуногой мелюзгой на тротуарах…

– Мне… Нам… Два билета, пожалуйста, – запинаясь от волнения, пробормотал Неолог.

– Назначение? – ещё шире улыбнувшись, спросил человекоподобный робот. Он параллельно вбивал в виртуальные анкеты какие-то данные прямо внутри своей головы, но это нисколько не сказывалось на его улыбке и размеренной, спокойной речи. «Чудо природы… – подумал Неолог. – Да что это со мной, при чём здесь природа…»

– Нумизматис.

– Класс?

– Эконом.

– Багаж?

– Нет.

– Документы. С Вас восемьдесят четыре условные единицы за каждый билет.

У Неолога была 231 у.е. Даже на третий билет не хватало! «Ну, была не была, другого выхода у меня нет» – успокоил себя Неолог очередной ложью и, быстро вынув наличные, выстрелил из пересохшего рта:

– Вот наши документы.

Робот машинально взял бумажки и, не обнаружив документов, застыл. Неолог стоял ни жив ни мёртв. Сейчас станет ясно, застрял ли он на этой планете или достиг своей цели. Робот очень долго не двигается – несколько секунд. Что же он делает в этот момент? Передаёт данные директору? Переводит деньги частной полиции? Пересчитывает сумму? Может, включает план Б, тот самый испорченный алгоритм? А вдруг в очереди уже забеспокоились? А вдруг слухи про директора – сплошная ложь?

– Два билета эконом-классом до Нумизматиса, восемьдесят четыре условные единицы каждый, итого сто шестьдесят восемь условных единиц. Сдачи нет, – робот поднял на Неолога глаза и одарил его лучезарной улыбкой. – Вызывайте шаттл по готовности на место 35. Билеты одноразовые. Срок действия – неделя. Удачного полёта.

Неолог не мог поверить своему счастью. Где-то в глубине его груди по телу робко разливалось блаженство. Он будто только что выиграл поединок. Радость захлестнула его мощной волной, и он подпрыгнул от счастья, проверил билеты и бодрым шагом пошёл ко входу в зону вылетов.

– Спасибо Вам! ГЗ, пойдём! Мне столько всего тебе нужно показать! Тебе столько всего предстоит увидеть! Ты не представляешь, как прекрасен мир вокруг этой планеты! Как я счастлив! Как я счастлив за тебя, товарищ!

Неолог перевёл взгляд на ГЗ и осёкся. Тот стоял, опустив глаза в пол.

– Нет.

Радость внутри Неолога не могла поверить этому слову. Ему сразу вспомнился тот тоскующий взгляд ГЗ по пути к космодрому, но он сразу отмёл это нелепое совпадение.

– Что значит «нет»? Себя-то слышишь? Целый мир впереди, а ты стоишь. Побежали!

– Нет. Я хочу вернуться в поместье. Я хочу жить и трудиться бок о бок с моими братьями, – глухо отчеканил ГЗ тоном виноватого ребёнка. Его акцент почти пропал.

Каждое слово будто бы ударило по душе Неолога, отозвавшись далёким, мощным гулом в каждой крупице его сущности. Неолог открыл рот, но не смог ответить. Он будто бы увидел падение гигантского, могучего небоскрёба своей гипотезы, которой не суждено было подтвердиться. После всего того, что было, он хочет… обратно?

Неолог поднял взгляд на ГЗ в попытках уловить противоречие. Но нет, ГЗ производил вид человека, глубоко тоскующего по своей родине. Почувствовав слезу на левой щеке, Неолог не выдержал, и его глаза покрылись дрожащей пеленой слёз. Он вспомнил, как плакал в пустыне, когда боялся, что ГЗ умрёт по его вине… Но он не знал, что ГЗ был мёртв с самого рождения, и ему не суждено было ожить…

– Извини, – выдавил из себя Неолог, упал на колени, закрыв лицо руками, и затрясся в рыданиях.

Часть четвёртая

I

День. Скорее всего.

Неоперис оторвал голову от стола. В шее ужасно ломит, спина будто бы со скрипом разгибается. В глаза безжалостно брызжет яркий свет местной звезды. Опять заснул за столом, не пошел в койку, когда было уже пора. Но как, как можно следить за собой, когда надо следить за смыслом жизни?

Неоперис встал из-за стола, отодвинув стул на колёсиках, и сладко потянулся. Позвоночник хрустнул в нескольких местах. Что его разбудило?

Снова стук. Так это в дверь стучат! Неоперис очень удивился. Кто это мог быть? Без лишних раздумий он направился к двери и открыл её.

– Бери.

Рука протянула Неоперису какую-то бумажку. Тот сразу прочитал её и удивлённо вскинул брови.

– Зачем мне билет с этой планеты, Неолог? – спросил Неоперис, игнорируя спутника своего друга. Повисло молчание.

– Эксперимент окончен?

Неолог молча кивнул.

– Этот хлопец мечтает о рабстве. Болван…

– Не тебе судить, – поспешил оборвать друга Неоперис. – Я же говорил, что у исполнителей другой взгляд на жизнь, они по-другому её понимают, вот и всё. Ничего не сделаешь против хирургического вмешательства. Словами тем более. Тут не психология нужна, а скальпель…

– Достаточно, – прервал друга Неолог. – В любом случае, я уезжаю с этой треклятой планеты. Брошу вот этого молодца в его любимый мусорный бак и улечу отсюда… – глаза Неолога, пытавшегося сохранить спокойствие, на миг заблестели, но тут же потухли. – Так что… ты тоже можешь переезжать в свой основной кабинет.

– Поедем вместе?

– Езжай хоть сейчас, – ответил Неолог. – Мне ещё отводить ГЗ в детский сад за ручку и возвращаться в город. Это может занять пару дней. Счастливо.

Неолог холодно взглянул на Неопериса и аккуратно закрыл за собой дверь. «Интересно… – подумал Неоперис. – а я уж было подумал, что у него получится. Видно, чудес не бывает…»

С этой мыслью он скомкал билетик, выкинул его в угол и снова сел за стол.

II

Дома становились всё ниже и ниже. Город молчаливо провожал своих гостей. Неолог шёл, как всегда, немного впереди, а ГЗ – сразу за ним. Весь путь проходил в гробовой тишине. Неолог шёл, опустив взгляд на песок, лишь изредка проверяя, на правильном ли они пути. Но какой путь был правильным?

Пятиэтажные дома медленно стёрлись до четырёхэтажных, и те вскоре потеряли свой верх. За очередной грядой кварталов, теперь уже маленьких и жалких, а не высоких и величавых, виднеется она – пустыня. Настоящая, пустая пустыня, с которой начиналось всё. И вот снова эта пустующая опоясывающая город дорога, и вот Неолог снова перешёл её, но уже в другую сторону. Они вышли из города, формально едва в нём побывав. Неолог убедился, что отсюда отходит дорога в нужное поместье, и двинулся по её обочине. Время от времени мимо проезжали беспилотные внедорожники, обдавая путников клубами пыли и песка, но и на них Неолог уже не обращал внимания. Вот и та самая решётка, около которой его раздавило, а Неолог даже не заметил её. Его мысли были заняты другим.

– Как досадно, – он начал говорить так неожиданно, что ГЗ вздрогнул, и на его лбу выступил холодный пот. – Как досадно… Я думал, что общество может не только отстранять от себя, но и завлекать, кушать невинных червячков без остатка. Я думал, что можно сделать такую рекламу, что даже тот, кто никогда не знал ни радости, ни печали, ни победы, ни поражения, ни наслаждения, ни боли, согласится принять всё это в свою жизнь… Ты ведь сделал осознанный выбор, правда? Ты научился думать, и ты сделал вывод, что тебе лучше сидеть в луже, чем бороздить океаны… Я надеялся, – он оглянулся на ГЗ, и его голос вздрогнул, – что ты, существо, свободное от предрассудков, сделаешь выбор в пользу общества. Но теперь я вижу, что общество создавалось только сильными, что человек в здравом уме, живший без всяких мыслей, взвесив все «за» и «против»… не примет общества. Как досадно… Как досадно… Ты ведь не узнаешь стольких вещей… Ты не узнаешь ни дружбы, ни любви, ни вражды, ни конкуренции. Ты же просто душишь себя, придурок. Не слушаешь? Ну и правильно. Твой выбор должен быть абсолютно объективным, ничьё мнение не должно влиять на него. Но мнение об абстрактных вещах неизбежно формируется под влиянием других мнений, так?..

Повисло молчание.

– Зачем мы изобрели долгую жизнь, – продолжил Неолог, – если ничего не меняется? Мы живём теперь не век, а веками – раньше то была целая эпоха – и считаем, что мы обманули природу. Но что мы можем сделать за эти сотни лет? Можем ли мы сказать, что получили ответы на фундаментальные вопросы? Нет. А в чём смысл нашего долголетия? Подольше побеситься? Ну, это ребячество. Хотя, что из человеческих свершений не ребячество? Мы делаем множество вещей из интереса. Пустое! Даже препараты, обеспечивающие нам такую долгую жизнь, мы сделали отчасти из интереса. Что будет? Устанем ли мы проматывать жизнь? Возьмёмся ли мы за ум окончательно и бесповоротно через двести, триста, пятьсот лет после своего тупого существования? Выяснилось, что нет… И что дальше? Зачем всё это?.. Только что оказалось, что всё моё путствие… было пустым…

Молчание.

– А, может, ты и прав, ГЗ… Может, в рабском обществе действительно спокойнее жить. Никто тебя не трогает, не вынуждает выбирать. Ты только исполняй. Даже о том, что выйдет из твоего труда, ты можешь не думать. Исполняй, и всё будет хорошо…

Тут Неолог увидел приближающуюся серую стену поместья, умолк и ускорил шаг. Он знал, как производится операция по возврату беглецов. Конечно, шанс бегства у исполнителей, которые просто физически не могут подумать о бегстве, бесконечно мал, но пираты в своё время решили перестраховаться.

Немного поодаль от гигантского входа находилась неприметная дверь, которая выглядела как часть стены. Неолог знал, что за этой дверью находится полый куб с металлическими гранями, и специальные датчики в его углах. Для того, чтобы вернуть в поместье беглеца, его следовало завести в эту камеру, после чего дверь за ним закрылась бы, и его мозг бы просканировали, чтобы убедиться в том, что в камере действительно исполнитель.

Неолог с ГЗ подошёл к двери. Неолог понимал, что сейчас он признает собственное поражение, но он был готов к этому: слишком много размышлял об этом на обратном пути. Он уверенно сказал, не оглянувшись на ГЗ:

– Возвращаю беглеца.

Механизм заскрипел, заворчал – видно, он давно не работал, если вообще работал когда-либо. В Неологе забрезжила глупая надежда – вдруг механизм не сработает, и он не сможет вернуть ГЗ в рабство? Но дверь открылась, и в ответ послышался торопливый механический голос:

– Впустите беглеца в эту камеру. Вам причитается награждение в 5000 у.е. Налог Рениксы, налог поместья и налог владельца снижают вознаграждение до 1200 у.е. Вы согласны?

– Согласен.

– Деньги будут переведены на Ваш счёт после предоставления беглеца. Благодарим за содействие.

Микрофон умолк. В пустыне установилось привычное молчание. То там, то здесь осыпались пески, тихо шурша. Местная звезда равномерно освещала бесконечные дюны, ложные барханы, взмывающую ввысь серую стену поместья. А за стеной скрывался другой мир – мир плантаций, бараков, рабов, мир, который был так знаком ГЗ-1883…

– Ну что ж, – начал Неолог, разворачиваясь к исполнителю, – время возвращаться на свою грядку…

Краем глаза он успел различить выражение на лице ГЗ. Рот скривился от ярости. Брови съехались к носу. Зубы обнажились в хищном оскале. Но самое страшное – глаза. Ярость. Ненависть. Отвращение. Сколько эмоций скопилось в этих глубоких глазах! Даже сквозь песок, начинавший отслаиваться, Неолог увидел их всех, слившихся в безумный, сумасшедший блеск.

Мощный удар в грудь. Неолог наполовину упал в камеру, стукнувшись об металл затылком. Он попробовал встать, доверившись фантомному прессу, и тут же упал обратно на лопатки. ГЗ с небывалой ловкостью затолкал ноги Неолога в камеру и отскочил. Дверь захлопнулась. Шатаясь от ушиба головы, тот кое-как вскочил на ноги и протяжно закричал от ужаса. Он хотел молить о помощи, он хотел бранить всех на свете, он хотел биться об холодную стену… Но тут он вспомнил, что есть последний шанс – доказать датчикам, что он не беглец…

– Я… я… – Неологу было трудно говорить. – Я… Это ошибка… Я случайно упал в камеру… Я не беглец… Отпустите меня…

Датчики неудовлетворительно пикнули. Они и без него нашли несовпадение мозга Неолога с мозгом исполнителя.

Неолог понял, что означает возмущённый писк датчиков в углах камеры. Но он не знал, что будет дальше.

– Дефектная модель, – датчики убрались.

Не может быть.

Стены начали сдвигаться.

– Нет, нет, этого не может быть! Я невиновен, – отчаянно кричал Неолог. – я не беглец, вы не можете меня убивать! Я – не испорченный исполнитель! Я заплачу вам пятьсот… тысячу! Десять тысяч у.е.! Да как это работает в вашем идиотском мире? Что мне сделать для того, чтобы я остался жив?

Но стены сдвигались. Вот Неолог уже опустился на корточки, упал, обхватив колени руками, как тот старик у колеса… Стены не останавливались. Неолог почувствовал прикосновение всех шести граней.

Вдруг время как будто бы остановилось. Неолог застыл. Стены застыли. Неолог среди надвигающегося металла, среди холодного пота, среди собственного крика, среди клубка бессвязных мыслей и надежд… представил себе картину. Он представил себе, как, возможно, прямо сейчас ГЗ-1883, настоящий человек, идёт от поместья, дыша полной грудью. Он представил, как песок осыпается с его глаз, как воздух вокруг него холодеет, как десятки беспилотных внедорожников сталкиваются друг с другом, только чтобы не преградить ему путь.

Неолог молниеносно проверил свой карман.

Пусто.

Билета не было.

Его взял тот, кто всегда шёл позади.

Тотчас же все сомнения Неолога рассеялись. Он широко улыбнулся и блаженно закрыл глаза.

Чуда не случилось. Стены камеры продолжали сжиматься, пока совсем не раздавили дефектного исполнителя. Но перед этой ужасной смертью в его воспалённом от страха мозгу успела промелькнуть последняя ясная мысль.

«Я победил».


Оглавление

  • Часть первая
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  •   VI
  • Часть вторая
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  •   VI
  • Часть третья
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  • Часть четвёртая
  •   I
  •   II