Сказание о добром рыцаре Йосипе [Алена Чапаева] (fb2) читать онлайн

Алена Чапаева Сказание о добром рыцаре Йосипе

"Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей: с нею не могут сравниться никакие сокровища – ни те, что таятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случится с человеком"

   Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчиский

Часть первая. В поисках чаши

   Селение, лишь на треть состоявшее из каменных домов, было почти не пригодно для круглогодичного обитания; тем не менее, судя по всему, значительная часть гоев жила тут постоянно. Как же возможно было существовать зимою в помещении с прохудившейся крышей и щелями толщиной в ладонь? Подобная мысль вызывала у Йосипа недоумение и тоскливое сочувствие. Он-то сам был из богатой семьи, и нищета была для него чем-то сродни страшных сказок, рассказываемых нянечкой на ночь.

   Задать любой вопрос здесь было совершенно некому – кругом выглядывали такие испуганные и затравленные лица, что свободолюбивый Йосип невольно содрогнулся от чувства, похожего, скорее, на отвращение, нежели на сострадание.

   Рыцарь знал, что христианину негоже испытывать подобные эмоции по отношению к ближнему, будь хоть тот даже тот язычник, и трижды гой, и торопливо пробормотал молитву, дабы укротить неуместную, как ему показалось, гордыню.

   Местные зеваки с разинутыми ртами глядели на рослого, ни чета им, мужчину, одетого в хорошую одежду, и защищенного доспехом, по которому в добавок скатывалась шелковистая шкурка золотистой лисицы. Йосип осознал, что выглядит для собравшихся солнцеподобно, и снова наполнился моложавой гордыней. Правдивость горделивой мысли подтвердилась неожиданной выходкой язычников – все они вдруг пали ниц, прямо под копыта гнедого, как земля, коня. Скакун, не привыкший к подобным трюкам, встал на дыбы, и чуть было на смерть не передавил сразу пятерых зевак. После этого Йосип счел нужным спешиться, но тут же пожалел об этом, ибо его новехонький сапог угодил в дерьмо.

   Язычники смотрели на «солнцеподобного» снизу вверх, стараясь встречаться взглядами. Йосип быстро прошел мимо них, волоча за собой перепуганную лошадь. Он никогда бы не остановился в подобной дыре, но карта указывала именно на эту реку, и эту гору.

   Таверны здесь не было, в бараках, по всей вероятности, было полно крыс, и люди, судя по их худобе, голодали. О том, чтобы купить пищи, и речи быть не могло. Испросить ночлег здесь Йосип бы побрезговал – в этих трущобах можно было схлопотать чесотку, или еще какую-нибудь заразу, от которой потом спасу не будет.

   Размышляя об этом, рыцарь добрел до середины поселения, где было сооружено что-то вроде языческого капища. Мысленно плюнув, он размашисто перекрестился и неожиданно замер. На вершине капища был Тот Самый Знак. Это означало, что Йосип у цели.

   ***

   Йосип родился в очень набожной семье. Его мать, Катарина, до замужества служила послушницей в монастыре, а отец, Сысой, был хоть и не священник, а богатый землевладелец, почитал Всех Святых, а особенно Иосифа Аримафейского, хранителя Святынь Божиих. В честь него он и назвал старшего сына.

   Часто отец после ужина рассказывал семье истории о Святых и Великомучениках, особенно выделяя подвиги Иосифа Аримафейского, собравшего неисчислимые духовные скарбы, главным из которых была Чаша Грааля. Иосип искренне интересовался жизнью своего Святого, все время задавая вопросы, не имеющие, правда, отношения к его духовной жизни. Как именно Йосиф тело христово выпросил у Пилата? Веревки использовал ли? А чашу куда дел?

   У Сысоя и Катарины было девятеро детей. Йосип был вторым по счету, но старшим из сыновей, 1281 года от Рождества Христова. Кроме него, у четы было еще только два сына, а все другие дети были рождены девочками. Среди девиц особой красотою и талантом выделялась старшая, Магдалена, чем и вызывала серьезное беспокойство отца, дескать, назвал на свою голову в честь, хоть и раскаявшейся, но грешницы. Йосип был старший сын, и все имение должно было после смерти отца перейти к нему.

   Если в письме и чтении Йосип, можно сказать, преуспел, то латынь ему никак не давалась. Когда требовалось проспрягать, к примеру, глаголы, Йосип просто списывал должное у братьев, или у Магдалены (которую одну из сестер отец отправил с братьями на обучение, дабы девица тщеславию от красоты своей не поддалась).

   Наследник поместья не отличался большою смекалкой, но был приятен статностью и ликом. Братья, зная его доверчивость, частенько подшучивали над ним, то вещая из-под лавки «наставления» змееподобным голосом, то посылая «знаки» вроде упавшего с потолка медного гроша.

   Когда Йосипу стукнуло восемнадцать, а его братьям – пятнадцать и тринадцать, до среднего Петра как-то вдруг дошло, что, пропади Йоська пропадом где-нибудь на болотах, наследником папенькиных имений будет он, Петр. Так шутки брата стали коварнее, а подпруги Йосипова скакуна слабее.

   Брат, наблюдавший за ним с рождения, в тайне считал Йосипа слабоумным, но виду не подавал, посему как грел его душу коварнейший план. Пока что шестнадцатилетний мальчишка не мог еще совершить злое умно, он совершал его по-детски.

   Нарисовать карту с пометкой нахождения Чаши Грааля пришло Петру в голову после очередного семейного вечера. Он взял кусок овечьей кожи, из которой шили разные предметы вроде сумок или обувки для девочек, и нарисовал там первую в жизни карту с указанием места, где находится Чаша Грааля. Для убедительности использовал латынь и скрижаль собственного изобретения.

   Благополучно спрятав кожу в лесу, на следующий день он потащил братьев охотиться на белок, и, как бы случайно, опрокинул бревно, под которым и была карта. Как и предполагал Петер, Йосип затрепетал от нетерпения и уже на следующий день седлал коня. Оставалось только «подправить» кой-чего в конской сбруе и положиться на «милость» злого случая.

   Знак, который пришел в голову Петру, был увиден им в каком-то свитке; там говорилось что-то про «тар» или «титр», а знак представлял из себя око с лучами- ресницами. Откуда было знать мальчишке, которого воспитывали в строгости и покорности божьей силе про разные языческие знаки? Он нарисовал то, что видел когда-то, и все. Приписал рядом название самого дальнего города своей провинции…

   Так Йосип оказался за сотню миль от родного дома, в каком-то диком поселении, где даже кони-то были дивом.

   ***

   Йосип привязал коня и трижды обошел капище. За ним попятам прошли три круга два мальчика-оборванца. Йосип остановился. Мальчишки тоже. За рыцарем наблюдали человек двадцать, но подойти не решался никто.

   Йосип не знал, что делать дальше. На карте было четко указано, что чаша должна быть под глазом. Стало быть, надо копать. Йосип почувствовал себя бессильным, ибо не взял с собою ни одного из слуг. Он готов был отвоевать чашу силой и взял меч. Он готов был отвоевать чашу молитвой, и взял псалтирь. Но он не готов был копать, и не взял лопату.

   Йосип снова посмотрел на кучку перепуганных его визитом язычников. В основном это были женщины и дети. Среди мужчин был заметно высок только один, но он был какой-то хромой. «Интересно, куда подевались их мужики?»– подумал Йосип. Он попытался заговорить с местными, но они только таращили на него глаза, не понимая ни слова.

   Следовало изучить окрестности, и, может, заночевать в лесу. Прошлую ночь Йосип ночевал в харчевне, что было не удобно, так как вместо мягкого пуха, как дома, ему постелили всего-навсего рогожу, напичканную соломой. Здесь не пришлось бы рассчитывать и на это. В лесу зимой сын богача и землевладельца не ночевал ни разу, но отец рассказывал, что нужно сделать настил из веток, и тогда не холодно.

   Йосип быстро глянул на лошадь. Та словно поняла его взгляд и молча легла на землю. Этот упрямый конь всегда так делал, когда не хотел идти. Йосип почувствовал, что руки сковывает холод – к вечеру прибывал мороз. Он поискал у себя в кишени медь и дал мальчишкам по половинке самой мелкой монеты.

   Подействовало. Ребятня окружила Йосипа с явным намерением его разорить. Тут стали подтягиваться местные женщины, и контакт мало-помалу наладился.

   Жестами Йосип объяснил, что заблудился. Его пригласили в глубину поселения, где им был обнаружен храм с колоннами и языческим богом, точнее, тем, что от него осталось. Рядом с храмом был костер и огромный котел, в котором кипятилась вода.

   Помятуя о страшных историях и языческих традициях «встречать» гостей, Йосип почувствовал легкую тревогу. Перед его глазами уже пронеслись картины с кипящими святыми, когда неожиданно ему под нос поднесли в ковше травяной отвар. Йосип принюхался к бурлящей жидкости, вспоминая истории о пьянящих дурманах и травах, используемых язычниками для своих обрядов. «Отравят» подумал он, но выпил.

   Оказалось, обычный отвар. Йосип немного даже огорчился, не видят они в нем врага, что ли. Две женщины жестами пригласили его в дом. «Заманят, а потом шкуру снимут», -подумал Йосип, и все же пошел. «Ежели и умереть, так во славу Христову, пусть даже от лап язычников, – подумал он, – но лучше чтобы все же немного попозже…»

   "Дикари" оказались даже в чем-то гостеприимными, отогнали собак, провели в хлипкий с виду дом. Когда одна из женщин открыла перед ним дверь, за этой дверью оказалась лестница вниз. По этой лестнице они спустились в довольно просторное помещение, оборудованное под жилье: там была печь, лавки для спанья и несколько кувшинов с зерном и водой.

   Йосип обрадовался, что не придется ночевать в лесу, растянулся на одной из лавок, и тут же заснул.

   ***

   Утором его разбудил странный запах –была смесь травы чебреца с еще чем-то терпким. Он открыл глаза. Над ним возвышалась женская фигура. Женщина расчесывала длинные, до колен, волосы деревянным гребнем. Она смеялась и явно заигрывала, напевая песенку. Йосип смутился и сел. У него еще не было женщины, отец говорил, что блуд есть грех. Но чего можно ждать от этих язычников! В землянке было темно, и совершенно непонятно, какого возраста была соблазнявшая. Может, это старуха без зубов и стыда! И все же, Йосип почувствовал волнение.

   Она изящно подошла к нему и, воркуя, расчесала его кудри. Йосип сомлел от этих прикосновений. Через пару минут он уже был готов забыть наставления отца, но тут в комнату ворвался свет от внезапно открывшейся двери. Женщина вскрикнула и закрыла лицо руками, но огромный ожог на правой щеке не ускользнул от внимания нашего гостя. «Эге, – подумал он, – это ведь может быть какая-то зараза вроде чумы!»

   Рыцарь быстро обул сапоги и вышел на улицу. Как это он потерял бдительность? А что, если они тут все заражены, и он возьмет и притащит домой неведомую тлень? Чума начала свирепствовать в больших городах лет десять как, но пока она еще не добралась до отдаленных имений вроде отцовых. Здесь, в убогом языческом поселении, болезнь вполне могла выкосить всех мужчин – иначе куда же они делись?

   Во дворе, недалеко от огромного котла, Йосип обнаружил старушку, которая провела его в землянку. Она улыбнулась ему, и он с удивлением заметил, что у нее хорошие и крепкие зубы. У его матери уже не было двух зубов, а у этой старухи были. Может, дело в отваре, мелькнуло в голове у Йосипа, пока он седлал коня. При свете дня он заметил надорванные ремни и подпруги. «Мерзкие язычники, – подумал Йосип с долей удовлетворения, – все же навредили!»

   Старуха подошла к нему и протянула плошку с вареным зерном. Йосип снова подумал, что его хотят отравить, но все равно поел – уж очень хотелось. Это была обычная каша. Рыцарь отблагодарил старушку мелкой монетой и указал на подпруги – дескать, ваших рук дело. Старуха выразила недоумение и заковыляла прочь.

   Что оставалось делать? Подпруги были растрепаны до полной непригодности. Пришлось просить помощи у местных. Купил кожаный ремень за пятак и приделал с помощью мальчишки-помощника к седлу. На это, правда, ушло полдня.

   Сам бы Йосип не справился, уж очень он был изнежен и не приучен к монотонной, почти женской, работе. Вот драка другое дело: воинскому мастерству Йосип учился давно, ловко перехватывая удары наемных учителей, тренируясь у них по звуку клинка определять тщетность или опасность грядущего столкновения. Вряд ли, впрочем, рыцарь понимал, насколько сильно истинное сражение отличается от спортивных упражнений во дворе собственной усадьбы.

   К полудню конь Йосипа был оседлан и взнуздан, а помощник, щуплый мальчишка лет шестнадцати, робко шмыгал носом и, несмотря на полученные деньги, не торопился уходить. Йосип похлопал его по плечу и уже хотел было ускакать прочь, но вдруг вспомнил про капище, знак и чашу.

   «Эй, – обратился он к мальчишке , медленно выговаривая слова, – ты можешь достать лопату? Копать, копать?» Жестами наш гость объяснял местному парню свои намерения.

   Мальчишка сверкнул глазами и бегом метнулся в ближайший амбар, из которого вернулся, вооруженный киркой и лопатой. Какая-то женщина подняла крик, но мальчишка что-то звонко ответил ей, после чего легко и нахально забрался к Йосипу в седло, схватив его за талию. Инструменты для копания помощник положил в заплечный мешок. Йосип недовольно хмыкнул, но возражать не стал, и слегка пришпорил гнедого.

   Если бы не кольчуга, Йосип смог бы понять, что в его спину упираются не мальчишеские сухие масла, а пара небольших, но упругих и таких же нахальных, как их хозяйка, девичьих грудей. Однако доспехи скрыли от рыцаря самое главное, и Йосип продолжил путь, потеряв из внимания то, из-за чего потом не раз попадет в переплет.

   ***

   Конечно, никакую чашу они не откопали, но зато дальше продолжили путь вместе. «Мальчишка» так услужливо старался, принося еду и питье, снимая с хозяина сапоги и начищая меч до блеска, что Йосип решил оставить его в услужение. Конечно, бабушка «парня» пыталась втолковать гостю что-то особенное, но никто никого не понял. Тогда мудрая бабуля махнула сухой ладонью, решив про себя, что так будет лучше, собрала внучке в мешок съестного и всяких важных вещей, которые могли пригодиться девице в дороге, и, благословив на свой манер, простилась с обоими.

   Проведя еще одну ночь в странном поселении, где шныряли крысы и капало с потолков, Йосип возблагодарил небеса за свою собственную благополучную жизнь и начал было путь обратно.

   Айрис, как представилась хитрая служка-мальчишка Йосипу, как ни в чем не бывало, снова уселась позади в седло и обняла рыцаря за талию. Она в свои пятнадцать уже прекрасно понимала, что мужчина для женщины как добыча для сокола, главное, не упустить своего, и будешь всю жизнь сыта и довольна. И хотя мыслей соблазнить и женить на себе рыцаря у нее пока еще не было, а было, скорее, простое и понятное желание сбежать от постылых односельчан и нищеты, сама того не ведая она уже присмотрелась к статному рыжему парню, и даже успела немного влюбиться.

   Путь Йосипа начался вроде неплохо, и они уже проехали треть дороги, как вдруг наткнулись на цыганский табор. Табор встретил прохожих необычайно дружелюбно и заставил рыцаря спешиться.

   Как мы уже упоминали, Йосип был из тех, кто легко впадает в доверие. Пока он находился под надзором отца, матери и слуг, с ним ничего плохого случится не могло, но тут, за сотню миль от дома, он был просто потерянным ребенком, играючи зашедшим в лес и не ведающим, сколько опасностей таит лесная чаща.

   Однако не такова была Айрис: девочка выросла в борьбе за выживание, так как не раз ее селение подвергалось набегам кочевников и прочих оголтелых бандитов. Алчный глаз цыгана не ускользнул от ее внимания, как и жадные руки, как бы невзначай начавшие лелеять гриву гнедого породистого скакуна. Но как объяснить рыцарю, что тут останавливаться не стоит? К тому же, цыгане сразу раскусили ее суть и пол, и уже хитро поглядывали на странную парочку.

   «Ти ведь дывка, – шепотом сказал рослый цыган, подмигнув Айрис, – а шо, пойдешь до мине в табор? Я табе такого мужа найду, ух. Толка скажи, – цыган приблизил вплотную коричневый глаз к лицу Айрис, – гиде твой гаспадын денга прачет?»

   Айрис оттолкнула нахала и побежала за Йосипом, которого уже закружил хор цветастых юбок, разноцветных шалей и призрачной любви.

   «Йосип, – хрипло взвыла Айрис, – Йосип, стоп, Йосип!»

   Рыцарь обернулся, но по его улыбке было видно, что цыгане уже позаимствовали его душу и вот-вот приступят к следующей части спектакля – выманиванию денег. Айрис как клещ впилась в ногу своего благодетеля и даже куснула его за бедро, чтоб обратил на нее внимание. Йосип удивленно взглянул на слугу, и будто бы пришел в себя от укуса, но юбки как-то очень ловко оттеснили хрупкую Айрис в сторону и скрыли рыцаря за кибитками и навьюченными ослами.

   ***

   Так они остались без коня, доспехов, меча и значительной части денег. Кроме того, рыцарь лишился сапог, обретя взамен худые деревянные башмаки и житейский опыт. Йосип готов был рвать на себе волосы от досады, он выл и рыдал, сетовал на судьбу, посыпая голову дорожной пылью. Айрис молча взирала на всю эту истерику и равнодушно перебирала за пазухой монеты.

   Айрис была, как говорится, не промах. Еще в момент первой поездки верхом она поняла, что рыцарь прячет деньги в сапогах. Она ни за что не стала бы воровать у своего покровителя, но в тот момент, когда паладин попался под чары цыганок, решилась на отчаянный шаг – тайно вытащила у него из сапога мешочек с деньгами и сунула за пазуху.

   Теперь перед Айрис стояла дилемма: можно было бросить незадачливого простака и потратить деньги на себя любимую, купив платье, еду и приданное, – или остаться в качестве оруженосца с этим странным чужаком, ведущим себя, мягко говоря, не по-мужски. Пока рыцарь убивался по потере, девушка насчитала сто двадцать пять монет, часть из которых была чистым серебром, и около пяти – золотом. Этого бы хватило, чтобы поправить старое жилье, купить себе и сестрам одежду, наладить хозяйство и, наконец, нормально поесть. Первый раз в жизни – досыта.

   Она встала. Ну да, пока он катается в пыли и в истерике, следует исчезнуть и вернуться домой. Дома переодеться в женское, и он ее не узнает, даже если придет искать. Нормальный план. Айрис сделала два шага к тропинке.

   В этот момент за спиной Йосипа раздалось злобное хрюканье и возникла уродливая голова дикого кабана. Кабан не мигая, смотрел на катающееся по пыли тело и злобно рыл клыками землю. Он явно решил напасть на шумное существо.

   В этот момент в сознании язычницы шевельнулось вполне христианское чувство. Айрис взвизгнула и ринулась на защиту своего господина. Она кинула в кабана тяжелый камень, и тот, обомлев на секунду от приступа ярости, кинулся на Айрис. Девушка со всего духу, петляя, помчалась в чащу, содрогаясь от топота кабаньих ног, но все же прижимая к животу заветный сверток. Наконец, она увидела подходящее дерево и вскарабкалась почти на самый верх. Кабан немного покрутился и трясцой убежал в чащу, недовольно хрюкая.

   Пока Айрис слезала вниз, Йосип, наконец, пришел в себя. Он подбежал к дереву, дождался, пока слуга слезет, и до того сильно прижал Айрис к себе, что чуть не выдавил из нее жизнь. Вне себя от радостного чувства благодарности, он несколько раз так звонко поцеловал ее, что Айрис начала понемногу терять самообладание. Вот они, поцелуи, подумала она, вот так они действуют. У нее подкосились ноги и закружилась голова. Йосип принял эту слабость за испуг мальчишки после нападения кабана, бережно взял ее на руки и понес к реке, чтобы умыть.

   Надо ли говорить, что Айрис передумала бежать немедленно? Впрочем, отдать Йосипу его деньги она тоже как-то пока не решилась.

Часть вторая. В поисках меча

   Уж лучше смерть, чем потерять оружие, говорил в свое время учитель фехтования. Йосип был гордым человеком. Он знал, что, как не гоже девушке снимать платье где попало, так и не следует рыцарю бросать меч. Когда Йосип представил себе себя самого, как он возьмет да и явится перед отцовским домом, оборванный, без меча, коня, сапог и денег, ему стало невыносимо стыдно. Он решил, что должен любой ценой вернуть если не коня, так хотя бы гербовое оружие, подаренное отцом.

   Айрис, которая потихоньку разделила монеты, припряв половину из них в потайной карман рубашки, а другую зашив в распоротую штанину, сидела слегка понуро, несмотря на улыбки господина, посылаемые ей в знак благодарности. Девушке было тоже невыносимо стыдно, но рыцарь был знатным, в любое время он мог вернуться домой и оставить ее в деревне, где иногда приходилось вместо вареного зерна есть дикие коренья.

   Когда Йосип резко встал и объявил о своем желании поймать цыгана, похитившего его сокровище, подкрепив слова эмоциональными жестами, Айрис ощутила, как у нее засосало под ложечкой от плохого предчувствия.

   Поев лесных ягод и выпив воды из ручья, то есть совершенно на пустой желудок, Йосип и Айрис двинулись по следу цыганских повозок и лошадиных копыт. Рыцарь был бодр и нарочито весел, он читал по дороге псалтырь и распевал гимны, в то время как Айрис с каждым поворотом мрачнела. Ей представилось, как цыгане встретят незадачливого рыцаря, и как припекут его железным прутом, а ее, Айрис, привяжут к конскому хвосту. Она уже видела подобные зверства у кочевников, разорявших окрестные села… Но сбежать от паладина ей не позволяла то ли советь, то ли совсем другое чувство, потихоньку зарождавшееся в юном и до тех пор пустовавшем сердце.

   Перед закатом они услышали вдали говор и песни; цыгане устраивались на ночлег прямо посреди поля. Ночь обещала быть лунной, что упрощало дело. Йосип ускорил шаг до бега, и, когда добрался до зоны видимости лагеря, спрятался в кустах. Айрис ничего не оставалось, как залечь рядом.

   Пока темнело, женщины варили что-то в котлах и пели, а мужчины занимались лошадьми. Когда все кони были стреножены, а ужин готов, люди уселись и начали говорить. Вскоре возвысился над всеми седой цыган, повисла тишина. Это явно был их старейшина. Он что-то долго рассказывал, затем позвал одного из мужчин, и женщину, и говорил с ними двумя. Женщина громко разрыдалась, потом вдруг пустилась в пляс, хохоча и напевая. Мужчина вслед за ней тоже принялся отплясывать замысловатые кренделя. Люди вокруг придавали ритм этому восторженному танцу, подпевали нестройной песне, и уже через минуту на поляне кружилось, пело, веселилось…

   Йосип счел, что это самое время, дабы подползти поближе. Он начал движение на четвереньках, как вдруг к нему с подскоком пришел его стреноженный скакун, узнал хозяина. Йосип погладил бархатный нос, освободил путы и накинул веревку на шею гнедого, передав ее Айрис, чтобы слуга спрятал коня подальше.

   Айрис увела лошадь на дальнюю поляну, привязала к дереву и вернулась. Йосип к этому времени уже был под кибиткой; он ловко влез под настил и начал обыск. Меча в этой повозке не было. Так, потихоньку, рыцарь обшарил еще три повозки, но оружие не нашел.

   В момент, когда Йосип переползал в четвертую кибитку, он был замечен одним из мужчин. Раздались вопли, рыцаря быстро схватили и, после непродолжительных и нечувствительных пинков по кольчуге, приволокли к старейшине.

   Цыганки с любопытством глядели на него, посмеиваясь, мужчины же явно хотели суда над «вором». Йосип понял, что его узнали.

– Ты откуда? – спросил старейшина.

– Я рыцарь из поместья, что называется Крыло Сокола. Сысой мой отец. Твои люди ограбили меня. Вели отдать мне то, что принадлежит мне.

– Если вещь ушла от господина, господин не достоин вещи, – сказала толстая цыганка на языке, понятном рыцарю, – мы ничего не взяли, что ты сам не отдал.

– Хм, вообще ты должен был бы умереть, – сказал старый цыган, – но сегодня свадьба моего сына. Я прощаю тебя. Больше того, если ты нас чем-то развлечешь, мы отдадим тебе то, что ты нам дал. Я имею в виду только три любых вещи.

   Раздался одобрительный смех. Рыцарь растерялся. Развлекать цыган? Чем же?

   Йосип знал несколько церковных гимнов, две застольные песни и одну колыбельную. Он умел писать и читать, но это никак не могло помочь ему в этой ситуации. Рыцарь посмотрел по сторонам. На одном усатом цыгане Йосип увидел свои сапоги, другой листал его фамильный псалтырь, третий, здоровяк, даже не пытался спрятать руку с печаткой, исчезнувшей с перста паладина. Рыцарь почувствовал ярость.

– Я буду драться с ним, если это вас развлечет, – сказал рыцарь, указав на здоровяка.

– Как вам такое развлечение? – спросил старейшина.

   Раздались хлопки, возбужденный гул, а затем повисла тишина. Здоровяк вышел в центр освободившегося поля и сжал кулаки. Рыцарь снял кольчугу, чтобы быть наравне с почти голым верзилой, и кинулся в драку.

   Сперва здоровяк был неповоротлив, и пропустил несколько ударов, но затем собрался, обхватил рыцаря и поднял в воздух. Он уже собирался бросить Йосипа на землю и сломать ему хребет своим весом под вой соплеменников, как вдруг тот ловко извернулся и обхватил корпус соперника своими ногами. Цыган потерял равновесие и упал, после чего Йосип долго катался с ним по пыли, нанося неисчислимые удары. В конце концов, здоровяк сник, сдался и Йосип победно снял у него с пальца свое кольцо.

   Но не успел рыцарь ощутить вкус победы, как тут же попался в руки другого цыгана, того, у которого были краденые сапоги. Сражение с усачом было трудным, так как тот был хитрее и изворотливее поверженного детины. Драка длилась полчаса, или даже больше, зрители начали уставать, и, в конце концов, старейшина приказал остановить бой.

– Что скажете? Отдать Оману его вещь или нет? – спросил седой цыган у толпы.

– Один сапог! Один! – закричали цыгане.

   Оман, усач, снял один сапог и бросил в Йосипа. Тот увернулся.

– Слушайте, – сказал Йосип, – я готов оставить вам сапоги и деньги, которые там были. Верните только мой меч. Он многое значит для меня. Я готов драться хоть со всеми вами за него.

   Старик подозвал одного из молодых цыган и спросил что-то на своем языке.

– Твой меч купил торговец из Сенари. А теперь уходи, Ананда. Коня твоего твоя она уже забрала, смотри, чтобы его волки в кустах не съели. Иди к своей жене, она уже два часа ждет. Нехорошо, когда женщина впустую ждет. Две вещи я тебе отдал, третья настигнет, чего тебе еще?

   Йосип не понял, что значат слова цыгана о какой-то там женщине, но догадался, что снискал у цыган имя Ананда.

   Рыцарь забрал кольчугу и направился к тому месту, где прятался со слугой. Ему в спину снова полетел его сапог, но Йосип не стал его брать. Какой толк с одного сапога?

   Через сто шагов его окликнули. Старушка-цыганка подошла к нему и протянула какой-то мешочек.

– Ананда, – сказала она, – Ананда – значит, Отчаянный. Цыганам ты понравился. С этим ты сможешь просить покровительства у любых цыган, ты теперь вроде как свой. Бери, спрячь, и не теряй. Ты сам как солнце, тебя ничто не затмит, но в доме у тебя живет злая змея. Запомни, змея! Сапоги с повешенного позже возьмешь, они тебе еще пригодятся. А деньги невеста забрала. У нее спроси.

   Рыцарь положил мешочек за пазуху. Он не понял почти ничего из бормотания старухи.

   Йосип был страшно рад, что вернул коня и перстень, но твердо решил найти меч. Сенари находился довольно далеко на севере, но был шанс догнать торговца, если тот, конечно, направлялся в город.

   ***

   В лесу Айрис соорудила что-то вроде шалаша, и рыцарь заночевал в нем, доведенный дракой и огорчением до абсолютной усталости. Ему приснились отец и сестры, родной дом, на который неминуемо надвигалась гроза. Проснулся он в прекрасном расположении духа, поел что-то из того, что предложил «мальчишка». Айрис, пока шла драка, стащила у цыган сыр и кусок мяса, а также половину каравая.

   Сразу после рассвета они отправились путь. Так как конь остался без седла, ехать на нем было совершенно неудобно. Впрочем, как и идти в деревянных башмаках через лес. Набив мозоли и потеряв доброе расположение духа, рыцарь и его спутница добрались до селения, что лежало на пути к Сенари.

   Селение было процветающим, особенно в сравнении с тем, где Йосип подобрал Айрис. Здесь были крепкие деревянные дома с амбарами, конюшни, таверны, ночлежка и большая рыночная площадь. Пока путешественники глазели на менялу, рядом с которым в качестве зазывалы стоял полоумный кликуша, то высоким, то низким голосом звавший обменять деньги, на площадь стали стягиваться люди: начиналось какое-то действо.

   Айрис куда-то пропала. Когда через полчаса она появилась, от нее пахло едой и пшеничным пивом. Она бегала в харчевню, чтобы попробовать все то, о чем понятия не имела все свои 15 лет: копченый окорок, пшеничный хлеб и душистый хмель. Йосип подивился слуге и даже задал легкую трепку, с суровой, как ему показалось, проповедью о вреде воровства, но Айрис была пьяна и только веселилась «наставленям».

   От нравоучений отвлек глашатай, взобравшийся на бочку и протрубивший в рог. Когда над площадью воцарилась тишина, глашатай начал:

– Указ. Все мужчины, от возраста четырнадцати лет, должны служить послужить во славу Князя в доблестной армии Князя. Это приказ Светлого Князя. Запись добровольцев будет проходить в каждом селе. Напоминаем, что это жест доброй воли каждого – послужить отчизне. За неповиновение, укрывательство и дезертирство виновные будут сурово наказаны. В первый раз – штраф в половину имущества и сколько еды будет в доме. Второй раз – забор и продажа в услужение одного из семьи. В третий раз – забор всей семьи в услужение, с потерей всего имущества и еды. А теперь танцы.

   Чтобы скрыть возмущенный рев толпы, быстро заиграли музыканты. Глашатай слез с трибуны, уступив место шуту, который дурным голосом стал петь непристойности. Часть зевак осталась слушать и хохотать над пошлыми куплетами, а вторая разбрелась по коробейникам, разложившими свой товар. И только несколько женщин сгрудились вместе и плакали, мысленно провожая сыновей на погибель.

   Йосип пытался выискать среди торговцев того, у которого мог бы быть его меч. Он у всех спрашивал об оружии, дважды ему предлагали чужое. После тщетных поисков голодный и отчаявшийся Йосип присел, чтобы немного отдохнуть, как вдруг увидел, что торговец, только что предлагавший ему старую кривую саблю, вынул перед богатым купцом его меч! Купец придирчиво всматривался в герб, изучал тиснения и смотрел, как на лезвие сверкает солнце.

   Йосип побагровел и вскочил с места. Он чуть было не задушил торговца, укрывшего от него его собственность, его меч. Рыцарь бесцеремонно подскочил к купцу, выхватил у него свое сокровище, поднял крик. Торговец стал звать на помощь, вскоре пришли дружинники, схватили Йосипа и торговца, и потащили к судье.

   ***

   Судья был полным мужчиной лет сорока, на его темени зияла плешь, а взгляд был мягким и даже приветливым. Он жил в добротном доме, и тут же, не выходя за пределы двора, обычно вершил суд. Возможно поэтому к нему во двор часто подбрасывали разные неприятные вещи, вроде козьей головы с рогами, кусков коровьего навоза и тухлых яиц… Вот и сейчас под порогом у судьи красовалась петушиная голова, надетая на палку. Впрочем, судья не обратил на нее никакого внимания.

– Чего ты раскричался, – спросил судья у рыцаря, – это что, твой меч?

– Да, у меня его украли, – сказал Йосип.

– Чем ты докажешь, что он твой?

– Там фамильный герб. Я рыцарь из поместья Сысоя, к западу отсюда.

– Ты выглядишь как оборванец, – заметил судья.

– Цыгане обокрали меня, – смущенно признался Йосип, – и забрали меч.

– Судья, он сам признался, что лишился меча! Я купил его у цыгана, и отдал, между прочим, триста монет – все, что у меня было. Вели отдать мне деньги, – спешно затараторил торговец.

– Цыгане. Здесь был цирк на прошлой неделе, – задумчиво скал судья, – они давали хорошее представление. Ходили на этих… ходулях, кувыркались, скакали на конях через горящий стог. Однако после их выступления у людей много чего пропало: у соседа вынесли бочонок с вином, а у моей жены исчезли серьги прямо из ушей. Жалоб было много. Следует написать об этом князю. Так что же вы хотите? Отдай ему деньги, рыцарь, и дело с концом.

– Судья, – молвил Йосип почти гордо, – у меня нет денег. Все украли. Как только я доберусь до имения, то выплачу ему все до последней монеты, и дам сверху с десяток. Клятва рыцаря, – добавил он и ударил себя в грудь.

– Устраивает тебя такое? – спросил судья у торговца.

– Судья, я не могу верить этому человеку. Может, он врет. А меч я хотел продать за большие деньги, в городе. Я думаю, на торгах смогу выручить за него тысячу монет.

   Йосип снова побагровел. Еще ни разу его не называли лгуном, он был самым честным из всех детей в семье. Ему захотелось трясти торговца до тех пор, пока не вытрясется из него мелочная душонка.

– Судья, вели отдать мне, благородному рыцарю, мой фамильный меч. Без него я покрыт позором до конца моих дней. Взамен я отдам моего коня.

   Судья задумался. Он знал всех окрестных землевладельцев и не хотел ссориться с ними, поскольку каждый был влиятелен. С другой стороны, с торговцами тоже нужно было бы быть помягче, ведь они несут процветание, на местную площадь приходит множество покупателей, и все при деньгах. У жены судьи была семейная харчевня, и она приносила солидную прибыль за счет торговцев. Откажи сейчас этому – обидится, расскажет, что здесь обирают.

– Приведи коня, – сказал судья.

   Йосип вышел на улицу, позвал Айрис, которая, словно хомяк, снова сбегала в харчевню и набила живот яблочными пирогами, припрятав часть из них за пазухой. Ее даже начало мутить от излишеств.

   Йосип отвесил «мальчишке» оплеуху и велел привести лошадь. Айрис кое-как успела исполнить приказ перед тем, как ее желудок стал самостоятельно выталкивать обратно сперва пирожки, затем пиво и окорок.

– Хороший конь, – сказал судья, когда увидел лошадь, – он стоит тысячи монет. Что скажешь, торговец?

– Я не занимаюсь лошадьми, – заявил торговец, – может, конь больной и издохнет вскорости, почем мне знать? Пойди и продай коня, а мне подай мои денежки.

   Йосип еле сдержался, чтобы не вышибить дух из наглеца. Судья почуял нехорошее напряжение и велел зайти дружинникам.

– Вот что, – сказал судья, – меч останется пока здесь. А вы двое к утру должны между собой договориться.

   Довольный собою, судья гордо удалился в харчевню.

   Жена судьи была не только красивой и статной женщиной, но и превосходной поварихой. Колбасы и ветчина из ее погребов стоили немало, но на них был огромный спрос среди купцов. Вино и пиво тоже было отменным.

   Жена налила мужу пива и поведала о посетителях, в том числе о смешном мальчишке-оборванце, который уже трижды забегал в харчевню. Во время рассказа «мальчишка» снова появился в дверях, испросил воды и кусок лепешки. Судья узнал в нем слугу рыцаря.

– Эээ, вот оно что. Ну-ка, позови своего хозяина. Где хозяин? – спросил судья.

   Айрис хотела было улизнуть, но судья быстро схватил ее за шиворот и велел вести к рыцарю.

   ***

   Обман о спрятанных деньгах открылся, и Айрис со слезами раскаяния отдала рыцарю его монеты. От этого ей стало как-то даже легче, и даже показалось, что желание напиться пива возникло на самом деле из-за угрызений совести. Продолжая играть роль мальчишки, она мужественно вытерпела подзатыльники и выворачивание ушей, исхитряясь всякий раз уворачиваться так, чтобы то, что могло выдать ее пол, никоим образом не подвернулось под горячую руку паладина.

   Будучи человеком незлым, Йосип в конце концов простил слугу, и даже похвалил его за сообразительность, но в харчевню с собой не взял, оставив стеречь лошадь.

   С деньгами всякое путешествие гораздо веселее, чем без них. Можно поесть горячей похлебки, пропустить стаканчик доброго вина с кем-то высокопоставленным, вроде судьи, или даже стать приятелем этого господина. И хотя судья настаивал на наказании вороватого слуги, Йосип попросил о снисхождении для мальчишки. К ночи падин уже был лучшим другом подвыпившего вершителя закона, и получил обещание присудить меч.

   Утром рыцарь проснулся в доме у судьи, позавтракал кашей с салом, и стал ждать торговца. Пяти золотых вполне хватило бы, чтобы выкупить оружие. Йосипу хотелось уже поскорее возвратиться домой.

   Но торговец в назначенное время не явился, и судья решил отдать рыцарю предмет спора просто так. Он открыл сундук и замер в ужасе: меча, равно как и других конфискованных ценностей, в сундуке не было…

   По приказу судьи дружинники прочесали село, и неожиданно нашли труп торговца. Бедняга был задушен веревкой. Дело принимало серьезный оборот, и судья в мгновение ока из добродушного толстяка превратился в опытную и нервную ищейку.

   Йосип, хоть и имел алиби, все же попал под подозрение, ведь его слуга оставался на улице и вполне мог за это время совершить преступление…

   ***

   Допрос местных жителей принес невесть какие результаты: только одна старушка видела, как сам черт заходил в амбар вместе с торговцем, да какой-то пьяница имел честь лицезреть Святого Петра, будто бы взмахнувшего мечом, опосля чего опустела казенная бочка с пивом.

   Пока Айрис и Йосип сидели под замком, от нечего делать они стали учить друг друга языку. За день Айрис уже понимала слова Йосипа, а тот научился понимать слова на ее наречии.

   В арестном амбаре все было не так уж плохо: валялось сено, на котором можно было полежать, в кувшине стояла вода. Один раз даже принесли еду. Однако помещение было тесным, ведро для помоев стояло только одно, а Айрис, все же, была девушкой…

   Лишь к вечеру второго дня прибыл окружной судья. Сначала он отобедал, а затем принялся изучать материалы дела: допросил еще раз свидетелей, изучил следы возле сарая, поговорил с Йосипом и Айрис через дверь амбара, проверил документы и ушел в таверну.

   После обильного ужина судья склонился к тому, чтобы отпустить рыцаря, но допросить Айрис. Ей грозило несколько ударов плетью и непродолжительная пытка каленым металлом. Йосип не любил, когда наказывали тех, чья вина не доказана, и решительно выступил с защитой своего слуги, поручившись за него словом. Впрочем, так как он сам был не уверен в невиновности «мальчика», то испросил разрешение на собственное расследование.

   Отпечатки в земле у сарая, где нашли тело торговца, указывали на то, что помимо черта (были следы раздвоенных копыт), к сараю подходило еще двое босоногих людей. Один из них, вероятно, порезал стопу об острый камень, оставив на нем следы запекшейся крови. Еще Йосип разведал, что веревка, которой задушили торговца, была снята с бочонка с пивом… тем самым, который опустел с помощью пьяницы, видевшего архангела. Рыцарь захотел увидеть того пьяницу, и обнаружил его, мирно спавшего, в стогу возле амбара. Большой палец стопы его был замотан рогожей. Йосип решил устроить самостоятельный обыск в доме подозреваемого, и нашел в подвале все те вещи, которые пропали из дома судьи. Все, кроме своего меча…

   Когда пьяница был отрезвлен водой из колодца и допрошен, стало ясно, что действовал он не сам, а с подельниками, один из который был, со слов бедолаги, сам черт, а другой – какой-то проходимец с крестом, нарисованным на левой руке. Душил торговца, естественно, черт.

   Пьяницу приговорили к повешению. Окружной судья оставил отпечаток на документе о том, что вопрос разрешен, и уехал. Народ в селе успокоился, черт же остался безнаказанным.

   Меч в третий раз ускользнул от рыцаря…

   ***

   Судья, снова превратившийся в добряка- обжору, выдал рыцарю седло и уздечку, позволил попариться в баньке (Айрис под предлогом дурноты избежала разоблачающей мойки), и велел выдать в дорогу харчей. На рынке Йосип поинтересовался у всех и каждого, не было ли тут такого человека, с синим крестом на руке, и местный бочкарь заявил, что похитителем его меча был известный разбойник и головорез Кабаний Хвост, который прячется он вместе с другими такими же мерзавцами в лесу, чтобы подкарауливать торговцев.

   Йосип растерялся. Получилось, что забрать меч можно лишь примкнув к торговцам и попав с ними в засаду, если сомнительно повезет. Без меча же путь домой рыцарю был заказан.

   Айрис, оставшись без монет и влюбившись окончательно, теперь не имела сомнений относительно дальнейшего своего пути, и покорно следовала за господином. То, что он рискнул ради нее, безродной, нищей и безграмотной, вселило в ее сердце большую любовь и благоговение.

   Теперь она уже замечала, как игриво смотрят на Йосипа молодые женщины, вспоминала томный взгляд хозяйки трактира, и испытывала что-то новое, неприятное, похожее на ревность. Ей захотелось снять бесформенные лохмотья, облачиться во что-то соблазнительное и предстать перед рыцарем во все своей шестнадцатилетней гибкой красе, но страх быть изгнанной за обман пересиливал вожделение. Оставалось только вдыхать запах тела возлюбленного, обнимать крепкую мужскую талию при совместной верховой езде… В это объятие она вкладывала всю свою страсть и нежность, норовя все время улечься щекой на широкую спину и рисуя при этом в воображении самые нескромные моменты, какие могли бы возникнуть между молодым мужчиной и юной девушкой.

   В конце концов, Йосип заподозрил в этой руке, обнимающей его, что-то странное. Его словно теплой волной накрывало от этой сухой маленькой ладошки, а странный нежный аромат, который исходил от «слуги» в те моменты, когда тот волновался, так не был похож на запах мужского пота, что у рыцаря в голове все невольно мешалось. Определив свои ощущения, как неподобающие мужчине и христианину, Йосип принял соломоново решение. Он купил мула. Коня слуга, судя по его выходкам, не заслужил. Так Айрис оказалась отлученной от вожделенного тела своего господина и вовлеклась в нелегкую борьбу с упрямым мулом.

   Добраться до города, откуда выходили караваны торговцев, было сложно, но к концу третьего дня путешествия наши герои въехали в город.

   На центральной площади творилось что-то странное. Убийственный трупный запах носился в воздухе, не давая возможности даже выпить воды без подступа тошноты. Опасаясь того, что это может быть чума, Йосип осторожно остановился. Источником зловония оказались висельники, болтавшиеся на перекладине прямо посреди площади.

   Йосип торопливо пробормотал полагающиеся по такому поводу молитвы и приблизился к виселице. Его внимание привлек один из покойников, худой, с длинными усами, чей труп еще не раздулся под весенним солнцем. На нем были знакомые сапоги. Йосип понял, что тех самых цыган взяли таки с поличным где-то на улицах города, и, не долго думая, повесили. Йосип отвернулся. Вскоре он узнал, что средиповешенных на виселице воров был один, о котором местные говорили, будто он из банды лесных разбойников.

   Айрис, поразмыслив, украдкой сняла с висельника сапоги. На худой конец, их можно продать, подумала она. Мародерство не было в ее стиле, но то были, все же, сапоги Йосипа…

   Рыцарь сперва отказался принять свои сапоги обратно, но, поглядев на кровавые раны, причиненные плохой обувью, решил, что ему они уж конечно нужнее, чем тому, кто и ногами-то земли больше не коснется…

   ***

   Караван отправлялся на запад, груженный овечьей шерстью, льном и прочими товарами до предела. Йосипу удалось примкнуть к торговцам в качестве охранника.

   Двинулся в путь караван ранним утром, и раздражающе медленно. Сперва вперед засылали мальчишку, чтобы он посмотрел и оценил дорогу, и лишь когда тот возвращался, давали добро на продвижение каравана. За день они прошли не больше пяти миль и остановились на ночлег в открытой местности. Выставили часовых, среди которых был Йосип, вооруженный клинком.

   Ближе к полночи Йосипу послышался неестественный крик совы. Он разбудил Айрис и приказал ей слушать, а затем велел взять дубинку и следовать за ним. Прокравшись через всю поляну, они проследовали в лес по тропинке, освещенной лунным светом. Вскоре послышались разговоры, и темноту разорвал свет костра.

   Подкравшись, Йосип увидел людей, мужчин и женщин, которые тихо занимались подготовкой к нападению: начищали сабли и заматывали открытые части рук и лица тряпками. Следовало предупредить караванщиков; рыцарь дал знак Айрис, и та отправилась обратно к лагерю.

   Паладин продолжил наблюдение за разбойниками, чтобы понять, здесь ли его меч. В этот момент что-то набросилось на него сзади, и Йосип потерял сознание. Придя в себя, рыцарь оказался среди разбойников. Руки и ноги его были скованы путами, а рот завязан.

– Если закричишь, убью, – сказал разбойник, снимая кляп с рыцаря.

– Он один из погонщиков каравана, – сказала какая-то девушка,– а его слуга снял с убитого Омана сапоги.

– Это мои сапоги, – сказал Йосип.

– Где твой слуга?

– Остался в лагере.

– Надо его убить, – сказала девушка, очевидно, отличавшаяся большой кровожадностью.

   Разбойник, потный и грузный мужик с одутловатым лицом, принялся обшаривать Йосипа. Он вынул у него из-за пазухи кошель, а следом случайно выпал мешочек, который когда-то вручила Йосипу цыганка.

   Разбойник раскрыл мешочек, достал оттуда платок с хитроумной вышивкой.

– Откуда у тебя это? Тебя как зовут?

– Йосип. Но цыгане звали меня Ананда.

– Тааак, – протянул бородатый мужчина, сидевший все это время рядом, – и что тебе надо?

– Я пришел за своим мечом. Кабаний хвост украл его в доме судьи, – сказал Йосип. После этого его голова наполнилась звоном, и он снова потерял сознание.

– Еще раз кто-то назовет меня этим паскудным прозвищем, и я лично вытащу из того кишки, и буду смотреть, как они растекаются по земле! – вопль разбойника привел в чувство Йосипа. Тот попытался разглядеть орущего, но мешала кровь, струйками стекавшая по лбу и застилавшая глаза, – смотри, собака, на свой живот! – не унимался Кабаний Хвост, вдруг вытащив из ножен заветный йосипов меч, – Я сейчас распорю его тебе, шакал…

– Успокойся, Ион, держи себя в руках, – сказал толстяк, – мы не должны убивать того, у кого особый знак. Так завещали наши предки.

– Так давай продадим его торговцам, – не унимался Кабаний Хвост, – а перед этим отрубим ноги!

   Йосип впервые в жизни очень сильно испугался. Умереть в лесу от лап разбойников было бы как-то даже логично для странника в его положении, но стать на всю жизнь калекой, да еще рабом… От испуга рыцарь так сильно потянул веревки, что те лопнули. После этого Йосип сразу же, не раздумывая, подмял под себя разбойника. Он и сам не понял, как это случилось, но двумя сильными ударами рыцарь вышиб дух из того, кого соплеменники называли Ион, а простой люд – Кабаньим Хвостом.

   Йосип вытащил свой меч из ножен разбойника, быстро вытер кровь со лба и ополчился против всех, кто окружил его кольцом.

   В этот момент раздался конский топот, из чащи выскочила княжеская конница, и началась беспощадная резня всех, кто был на поляне. Йосипа же один из конных посадил верхом за своей спиной. Это Айрис позвала подмогу, и Йосип тут же простил слуге все его прегрешения, радуясь одновременно победе над разбойниками и обретению заветной вещи. По дороге к каравану он пообещал себе, что наградит Айрис и купит слуге все, что тот пожелает.

– Где мальчишка, который был со мной, – спросил рыцарь у торговцев, спешиваясь.

– Он примчался, доложил об опасности и ринулся в город за подмогой на вашем коне. Наверное, остался там.

   Расспросы солдат не дали новой информации. Лишь вернувшись утром в город, Йосип понял, что его прислужника по пути в лагерь настигла большая неприятность.

Часть третья. В поисках себя

   Семья Айрис выехала из Месопотамии на север много лет назад. Что явилось тому причиной, доподлинно не было известно даже старшей сестре Айрис. Была то большая и неодолимая тяга к свободе, глубоко угнездившаяся в черных глазах ее отца, или простое желание бывших хлеборобов найти более плодородную землю? Айрис провела детство почти как дитя кочевника, то сидя за спиной у отца в седле, то трясясь в повозке с другими детьми. Лишь изредка на месяц-другой семья останавливалась в поселке. Они торговали пушниной, бусами из глины и дерева, вяленым мясом.

   До местечка Урни, где Йосип, спустя много лет, подберет их среднюю дочь, они добрались через пять лет. Пока родители Айрис были живы, бытие ей казалось вполне хорошим: согревало родительское тепло, природа учила жизненным премудростям, семья умела защитить, вылечить и одеть всех четверых детей. Однако роковая ночь, когда повозка остановилась возле Урни, в корне перевернула жизнь Айрис, ее брата и двух сестер.

   Отца, умершего от разбойничьего удара клинком в горло, похоронили прямо в лесу, а через три дня мать, сидевшая все это время на могиле, окаменела от горя. Так их и оставили в одной могиле, а детей приютила незнакомая семья из Урнии. Село было не бог весть каким богаты , зато отношение к чужим детям было хорошим, и, хотя те работали в поле наравне со взрослыми, их не обделяли; Айрис было всего десять, когда она оказалась в чужом доме с чужими традициями.

   К слову сказать, сутулый мужчина и его полнотелая жена, которые взяли четверых чужих детей на воспитание, были поклонниками одного очень древнего культа, который был запрещен официальными властями уже лет сто; именно желание остаться верными своим богам заставило супругов перебраться из города и основать поселение на отшибе. Здесь их вера была в безопасности, и они могли совершать свои обряды так часто, как требовалось. С ними были единомышленники. Своих детей у них не было, и потому они легко согласились взять чужих.

   За ритуалами приемных родителей крылось что-то загадочное. Айрис любила подсматривать за мачехой и отчимом, когда те вынимали из корзин каких-то удивительных кукол, осыпали тех зерном, и, словно дети, часами говорили с ними. Иногда сама Айрис просила у «мамы» кого-то из деревянных идолов, чтобы поиграть. Та никогда не возражала, но требовала почтительного отношения, и рассказывала про каждого из них: «Это бог солнца; у него есть колесница и конь, видишь? Он солнце возит, его надо чтить. А это Богиня Любви; она приносит детей людям и животным». Мало-по-малу дети стали участвовать в обрядах приемных родителей.

   Постепенно они стали постигать и древнюю «магию», азы которой основывались на почитании законов природы. Так, Айрис научилась заговаривать раны, нашептывать желания на ветер и чертить солнечный коловрат, чтобы отпугнуть беду. Это помогало ровно до тех пор, пока не умер приемный отец семьи, и, как сказала резко постаревшая мачеха, «солнце как-то вдруг повернулось в другую сторону».

   На пике своего процветания село стало привлекать внимание, и, в конце – концов, им сильно «заинтересовались» монголы. С тех пор жизнь стала невыносимой; мужчин кочевники либо забирали к себе в качестве слуг, которые в конце концов становились «вольными воинами», либо убивали. Молодых женщин ждала не менее жестокая участь: они, либо становились жертвами насилия, чтобы «родить сына орды», либо продавались в рабство; уцелевшим людям приходилось выполнять всю работу: пахать, пасти скот, чинить дома… Но и самых работящих в конце концов продавали, как хороший товар, оставляя лишь слабых и старых.

   Именно поэтому через несколько лет после начала набегов село запустело, и в нем остались лишь старики и некоторые женщины. Местный князь требовал присоединения Урнии и окрестных деревень к своей короне, но когда измученные жители провинции изъявили, наконец, такое желание, князь как-то сразу позабыл про них. С разграбленных и почти полностью разрушенных деревень оброка, как и мужчин для армии, ждать не приходилось, а выделять деньги на сомнительное строительство князь не желал.

   Айрис, которую на самом деле родители назвали Каупа, что значило цветок, а отчим прозвал Горунья, что значило ветер, раз и навсегда одела костюм своего брата в двенадцать лет. Это произошло по двум причинам: во-первых, так она сохраняла светлую память о похищенном кочевниками мальчике, а, во-вторых, спасалась от возможного насилия. Невысокий рост и хрупкое телосложение делали ее практически незаметной для окружающих, когда она была в мужской одежде. Это было удобно: можно было появляться на глаза только тогда, когда это нужно тебе, и легко исчезать, если хочется быть в безопасности.

   Последний год был крайне тяжелым для села; и хотя кочевники ушли далеко на север и оставили в покое разоренные дома, жителям пришлось туго: промерзшая земля почти не давала урожая, а весь домашний скот был вывезен «завоевателями». К тому же, неизвестная болезнь убила всех домашних птиц. В поисках еды Айрис с сестрой каждый раз уходила все дальше в лес, рискуя попасться в лапы медведю. Основной пищей были грибы, орехи и коренья – в общем, все, что давала природа. В лесу был схорон ценностей, которые не успели увезти кочевники; здесь прятали шкуры на продажу, посуду и тут же был небольшой лагерь, где прятались беженцы. Им жилось даже лучше, чем тем, кто остался в селе; с ними осталась старшая сестра Айрис, которую звали Медь, со своим мужем Аланом.

   Решение бежать с Йосипом было принято Айрис спонтанно.

   ***

   Когда глашатай объявил всеобщую мобилизацию, он не пошутил. Уже на следующий день по домам стали хаживать крепкие дядьки, насильно уводя из родительского дома еще безбородых юнцов. За ними тянулось отчаяние родителей, безысходность и обостренной чувство классовой ненависти. В городах назревал бунт.

   Мы уже не раз упоминали, что Айрис выглядела как пятнадцатилетний мальчишка: у нее не были по-мужски острижены волосы, и на коне она держалась очень уверенно. В невинной еще девушке Айрис так прочно укрепился страх перед сексуальным насилием, что она была согласна играть роль мальчика, получать затрещины и даже ходить в уродливых деревянных башмаках, лишь бы не обижали ее по-другому. В сознании то и дело всплывали ужасные картины: пылающие дома, раскосые рожи, грубые руки, хватающие все подряд. Ей иногда казалось, что стоит кому-то узнать о том, что она девушка, как тут же произойдет нечто ужасное: ее растерзают, продадут или убьют на месте.

   Поэтому в том, что ее очень быстро стянули с коня на землю коня и отправили в местный «призывной» барак, ничего странного не было… Как и в том, что тот конь почему-то оказался под сотенным, а она сама – в деревянных сапогах на босу ногу в строю с мальчиками от четырнадцати до восемнадцати лет.

   За два дня службы в армии Айрис получила плохой клинок, фингал под глазом и шрам от плети командира за первую попытку бегства. Деваться было некуда. Вечерами она доставала из холщевой сумки деревянного бога и терла ему нос, в надежде, что тот чихнет, заметит несчастия Айрис и приедет на помощь на своей волшебной колеснице. Лицо у идола было нечетким, но Айрис совершенно точно знала, что тот очень похож на Йосипа: у Бога Солнца наверняка были такие же огненно-рыжие кудри, голубые глаза, мелкие веснушки и даже родинка на лбу должна была бы быть такой же.

   Жизнь в армии князя была простой и даже сносной, но очень однообразной: утром построение, перекличка, потом упражнения, потом невкусная каша, потом тренировочные бои, потом обед, потом работа по постройке лагеря, потом опять построение, и сон на неудобных мешках с сеном. Айрис научилась примерно владеть клинком, и, хотя вначале слыла «слабаком», затем снискала уважение друзей-мальчишек. И все же ей очень хотелось на волю. Так же сильно, как увидеть Йосипа.

   Через месяц после призыва у Айрис появился тайный поклонник –шестнадцатилетний толстый сын торговца. В одной из драк он сшиб девчонку с ног и разодрал ворот ее рубашки так, что на короткий миг ему увиделось то, что было «тайной за семью печатями». Мальчишка сел на землю, удивленно глядя на Айрис, но слова не проронил. С тех пор он всегда был рядом с Айрис. Он стоял рядом на построениях, спал на соседних мешках в бараках, стерег ее покой в бане, и даже ограждал от нападок во время драк. Он не задавал ей вопросов, не выдавал ее секретов… И беззаветно любил всем своим юным сердцем.

   Сына торговца звали Давидом. Он добровольно ушел в армию, избавив тем самым свою семью от позора и гонений, втайне надеясь изменить уготованную ему участь купца на более достойную долю воина. Если бы Айрис не витала в мечтах о своем паладине, она поняла бы, что лучшего жениха, чем Давид, для нее и быть не может…

   Йосип тем временем отчаялся искать слугу. Он понял, что мальчишку забрали в армию, обошел все лагеря, где формировались многотысячные отряды. Найти Айрис было нереально, так много было вокруг людей.

   Тогда Йосип решил, что для мальчишки армия будет неплохой школой. Он оставил у судьи для своего юного друга свиток с приглашением в имение и подарок: серебряный нательный крестик с гербовой печатью. С тем и отбыл домой.

   ***

   Прошел год.

   Йосип все более вникал в дела своего отца, постигая сложности управления большим хозяйством. Его брат Петр слегка присмирел, когда Йосип нежданно явился домой целым и невредимым. Затем его, среднего брата, отправили на обучение лекарскому делу: Петр мечтал научиться разбираться в ядах. На всякий случай, чтобы уверенней себя чувствовать.

   Отец Йосипа Сысой уже выдал замуж четырех дочерей. Все они стали женами сыновей соседних феодалов, то есть, заключили крайне удачную партию… Оставалась незамужней Магдалена, к которой приходили свататься женихи из самых дальних земель, но все почему-то получали отказ. Когда Магдалена неожиданно заявила, что хочет устроиться послушницей в женский монастырь и учиться повивальному делу у монашек, в семье произошел сильный скандал.

   Рыжая рослая красавица была большой проблемой отца, так как с детства он подозревал в ней что-то неладное; иногда ему сам черт мерещился в зеленых глазах дочери. Бывало, что когда Сысой при свете свечи смотрел на дочь, то видел в ней мужчину, и почему-то старшего сына, рожденного прежде Йосипа. Сысою мерещилась в дочери мужская душа, блеставшая острым умом и глубоким познанием сути житейской. Это не нравилось богобоязненному Сысою, и тот с удвоенным рвением заботился о душе своей дочери: приставлял к ней каждый год новую гувернантку, чтобы та следила за неустанными молитвами дочери. То, что девица упорно отказывалась выйти замуж, хотя ей уже сравнялось 18, и ее сестры 14-ти, 16-ти и 13-ти лет уже были семейными и на сносях, не понравилось и матери Катарине. В конце концов, Сысой внял просьбам Магдалены и разрешил ей побыть годок послушницей в женском монастыре со строгими правилами. С тем сестра и отбыла в отдаленную провинцию.

   Оставался Йосип. Пора было женить старшего сына, и можно было рассчитывать на спокойную старость.

   Йосипу, как самому главному наследнику, полагалось тщательно выбирать невесту. Ему следовало жениться на знатной девушке из хорошего рода. Сам Йосип не проявлял особого интереса к женскому полу. Он был старателен в работе и изъявлял покорность отцовской воле в вопросе женитьбы; и все же, в глубине души его теплилась мысль о том, что он где-то уже встречал свою будущую жену, и был почему-то уверен, что у нее должны быть черные глаза. Рыцарь часто вспоминал свое удивительное путешествие с Айрис, и ему казалось, что он упустил в лице этого мальчишки что-то очень важное, восхитительное, и от этой мысли временами ему становилось грустно.

   В конце концов, для Йосипа нашлась достойная невеста. Это была младшая дочь князя Полока, рыцаря, принадлежавшего ордену тамплиеров, что был распространен далеко на западе. Отец девушки дал согласие, и следовало объявить об обручении.

   В тот момент, когда Йосип узнал о том, то он без пяти минут муж, от его уверенности не осталось и следа. Когда же ему в серебряной шкатулке приподнесли маленький портрет незнакомой девушки, он почувствовал острое желание заболеть, как в детстве, когда не хотел идти спрягать латынь. Поэтому рыцарь стал даже втайне молиться о том, чтобы что-то произошло, и свадьба была бы отложена.

   ***

   Господь, как известно, слышит тех, кто ему молится, но дарует желаемое порой в весьма причудливых формах. Примерно через неделю после окончания поста на княжество напали мамлюки.

   Йосип пожелал иметь свой отряд для защиты княжества, и отец не смог ему отказать. Полагалось, правда, отправить невесте подарок и письмо, что Йосип сделал с довольно противоречивым чувством. Письмо написал знакомый поэт, а подарком послужило обручальное кольцо с рубином.

   Война оказалась довольно странным занятием: отряды наступали и отступали, оставляя сотни убитых и раненных, на трупы которых тут же слетались вороны и сползались мародеры. Против своего ожидания, Йосип не чувствовал ни особого волнения, ни страха, ни почтения перед войной. Он был равнодушен и холоден; порой ему казалось, что он через километры видит самые дальние отряды и может предугадать исход сражения задолго до его конца. Когда же на его глазах падал очередной солдат, Йосип ощущал только пустоту; он слышал хрипы легких умирающего, и каким-то другим зрением видел, как в последний раз сжимается и раскрывается сердце в грудной клетке. Иногда рыцарь с каким-то отстраненным интересом наблюдал, как стекленеют глаза умирающих, и удивлялся, как это вчера еще обладающее духом тело вдруг превращалось в пустой мешок, которому уже и не место было на поверхности земли…

   Единственное, чего не мог Йосип во время войны, так это есть. Максимум, что он мог впихнуть в себя, была ложка каши в обед и бокал вина на ужин. Рыцарь отощал, стал жилистым, но обрел абсолютно стальную мускулатуру. Изменился и взгляд Йосипа: стал каким-то полудиким, безжалостным, знающим…

   Отряды князя уже почти одержали победу, но тут к мамлюкам на помощь пришли монголы. Оголтелые раскосые орды не ведали ни жалости, ни страха. За короткий срок отряды князя поредели, и вынуждены были отойти к крепости. Князь отправил несколько гонцов на запад, в надежде получить поддержку, но там не торопились с ответом.

   В конце концов, княжеские войска отказались запертыми внутри крепости.

   Осада длилась примерно неделю; за это время Йосип превратился из доброго христианина в коршуна, у которого день начинался не молитвой, а стрельбой по врагам из лука, продолжался метанием валунов с крепости, а заканчивался варением смолы в огромных котлах.

   Какой был день недели, он уже не помнил, пил одну сырую воду, ел, что давали и убивал, убивал… Однажды утром, когда молния ударила в колокол, а Йосип как всегда стрелял из лука по подползающей армии противника, рыцарь увидел Айрис. Знакомое скуластое лицо вдруг показалось из-за мешка с сеном, и тут же скрылось за широкой спиной, которая заслонила его от стрелы, пролетевшей в сантиметре от левого уха .

   Йосип впервые за два месяца ощутил прилив радости.

   –Айрис, – заорал он, – друг мой!

   Айрис удивленно смотрела на незнакомца, в котором Йосипа выдавали только большие голубые глаза. Сердце ее глухо стукнуло, а затем замерло. В это миг от удара молнии загорелось сено под колоколом. Айрис подошла к Йосипу, крепко обняла его и на несколько секунд перенеслась в свое голове из пылающей башни в гораздо более приятные места.

   Дождь, пролившийся после удара молнии, погасил огонь именно в тот миг, когда прибыло подкрепление. Тысячная армия князя Полока, оказавшего поддержку из-за обручения его дочери с Йосипом, пришла на выручку.

   Радости воинов не было предела. Воодушевившись, они удвоили сопротивление, и вскоре уже выбрались из крепости. Айрис сражалась бок о бок с паладином, а по правую руку от нее, словно мельница, отражал удары Давид. Так, втроем, они пробились в центр сражения и положили немало неприятеля; однако одна коварная стрела все же пробила кольчугу Давида, а вторая угодила в плечо Айрис.

   Йосип решил вывезти юного друга из окружения, перекинул раненое тело через седло и стал медленно прорубать дорогу назад, в замок.

   За два дня сражение было окончено, и князь уже праздновал победу. Йосип был отмечен как великолепный полководец. Он снискал уважение и даже почет, и сам князь лично выделил Йосипу дополнительные земли, а затем объявил о своем намерении присутствовать на свадьбе рыцаря.

   ***

   Айрис должна была прийти в себя после ранения в мужском монастыре, куда была заботливо доставлена паладином лично. Однако здесь ее поджидала самая коварная из всех неприятностей.

   То, что Айрис – девушка, лекарь- монах не понял; он вместо этого принял ее за ловкого ведьмака, умеющего обращаться из мужчины в женщину и обратно. Был созван совет. Найдя в сумке Айрис предметы культа и обнаружив на ее теле характерный знак, монахи послали письмо в столицу, откуда немедленно отбыл инквизитор, специализирующийся на таких делах.

   Айрис была заключена с подвал, так как против нее было много показаний: во-первых, рыцарь, привезший ее, назвал ее мужчиной; во-вторых, куклы и травы в сумке; в-третьих, всякий раз, как начинали служить вечернюю, у Айрис поднимался жар и она начинала бредить, и, в четверных, она сама читала заговоры, что слышали монахи. Кроме того, телосложение Айрис было чрезвычайно хрупким, а ведьмы, как известно, все сухожильные. Ей однозначно грозила смерть на костре.

   За подтверждением к Йосипу был послан монашек. Йосип долго думал о том, что именно значил странный вопрос присланного из монастыря монаха о том, был ли его слуга всегда юношей, или иногда превращался в девушку. В конце концов, он решил сам все выяснить.

   До свадьбы оставался месяц, так как Полок решил ускорить событие; ему хотелось поскорей закрепить свое влияние в этих землях. Приготовлениями к торжеству занималась мать Йосипа, он же сам взирал на всю эту суету отстраненно. Один раз он уже видел свою невесту, но ее красота и изящество не тронули его сердце. Она была белокожей, пышной и светловолосой девушкой, а та, кого Йосип видел в своих снах, была совсем другой. В манерах и вежливом смехе невесты Йосипу мерещилась фальшь; такая же фальшь сквозила и в намерениях ее отца. Наблюдая за гибелью сотен людей, Йосип как-то неожиданно научился различать правду и ложь.

   Его больше занимали мысли о странном монахе. Поразмыслив, он сам направился в монастырь, чтобы проведать раненного друга. Однако, вместо того, чтобы впустить Йосипа сразу, монахи начали с обыска, затем попросили его прочитать несколько молитв, и, только досмотрев его полностью, разрешили пройти. Его провели в подвал, где он и увидел Айрис, в женской рубахе, за решеткой, лежащую на стоге сена.

   Йосип не поверил глазам и несколько раз ущипнул себя за руку. Монах, внимательно следивший за ним, сделал несколько пометок в свитке.

– Айрис, – тихо позвал Йосип, надеясь, что девушка не отзовется. Но она повернула голову, и он узнал в ней своего слугу. Но теперь он выглядел, мягко говоря, иначе.

   Айрис смущенно подошла к решетке. Меньше всего ей хотелось, чтобы он узнал ее секрет вот так, увидев измученной, растрепанной, в серой грязной рубахе.

   Она молча смотрела на Йосипа, пока тот читал молитву изгнания сатаны. Затем коснулась его руки. Это прикосновение Йосип узнал. Заодно он вспомнил смущение Айрис перед необходимостью справить нужду, раздеться или искупаться в реке. Правда стала очевидной.

– Айрис, что же ты наделал, беспутный мальчишка… Почему ты не сказал мне? Как ты… могла?

   Айрис пожала плечами:

– Моя песенка спета, рыцарь. Меня будут пытать и сожгут. Но я не жалею. Мне было весело с тобой…

   Йосип растерялся окончательно. Ему нужно было выйти на воздух и подумать обо всем. Монах продолжал сверлить его глазами.

– Я хотел бы видеть настоятеля, – сказал Йосип монаху на улице, – сразу после обедни.

– Эта ведьма околдовала тебя, рыцарь. Я видел, как меняется твое лицо… От нее нужно избавиться, иначе всем нам грозит беда. Чума приближается, атаки мамлюков все агрессивнее. Это происки сатаны, а она, как мы все увидели, его слуга. Даже в тюрьме она чертит какие-то знаки, бормочет свои мерзкие заклинания…

– Я так не думаю, – резко заявил рыцарь.

   Разговор с настоятелем ни к чему не привел. Тот сказал, что нужно свидетельство хотя бы одного христианина, подтверждающего, что Айрис с самого начала была женщиной. Хотя, по словам настоятеля, и это не смогло бы полностью оправдать подругу рыцаря.

   Единственное, чего добился Йосип, это повторного свидания с Айрис. Второй разговор был более деловым. Рыцарь записал имя Давида, который, если остался жив, должен был бы подтвердить, что Айрис была женщиной. Также он мог привезти сюда приемную мать Айрис и ее сестру. Но они все не были христианами: Давид был иудеем, а те двое – язычницы. Положение становилось безвыходным…

Часть четвертая. В поисках любви

   Йосип не стал возвращаться в замок; он думал и думал о своем грядущем, бродя в окрестностях монастыря святого Витта. Чтобы найти хоть какое-то решение, рыцарь направил коня в гости к своему приятелю судье.

   За пинтой пива судья подсказал только один выход – найти священника, который согласится взять Айрис на поруки, окрестить ее и провести обряд изгнания бесов; после этого ее могли бы поместить в какой-то женский монастырь, где она проживет до конца своих дней. Однако, все женские монастыри управляются столицей, а, следовательно, жизнь девушки в любом случае зависит от решения инквизитора. В сложившейся политической и общественной обстановке чудес ждать не приходилось. Церковь, подстегиваемая толпой черни, каждую неделю отправляла все больше ведьм на сожжение. На улицах то и дело зажигались костры, над которыми разносились нечеловеческие крики. И чем ближе подбиралась к городам чума, тем яростнее и безжалостнее становились инквизиторы. Почти никому не удавалось уцелеть после застенок пыточных комнат.

   Вместе с судьей Йосип составил ходатайство и отправил письмо Его святейшеству. Затем он решил разыскать монастырь святой Елизаветы и встретиться со своей сестрой Магдаленой, дабы узнать о том, к кому из влиятельных мира сего следует обратиться за решением этого вопроса.

   Путь до монастыря был неблизким. К тому же, стоял август месяц: ночью спать можно было прямо на траве, а вот день был чудовищно знойным. Молодой конь, резвый и статный, все время норовил перейти на галоп, и сильно выматывался за день. Йосип выбирал лесистую тропу, чтобы не одуреть от жары. Дорога была утомительной, часто приходилось спешиваться, чтобы не выколоть себе глаза густыми ветками лесных зарослей.

   В итоге путь к женскому монастырю святой Елизаветы занял без малого три дня. У ворот рыцаря встретили две монахини, которые сперва сильно воспротивились прибытию молодого мужчины в женскую обитель; однако рыцарь, как мог, задобрил монахинь, сделав щедрое пожертвование, и, в конце- концов, добился свидания с сестрой, что строго запрещалось правилами.

   Йосипу пришлось надеть какой-то удивительный плащ, который был больше похож на балдахин с кровати. После этого его провели по коридорам, где все двери был плотно закрыты, к маленькой келье. Там ему было велено ждать и не выходить в коридор. Через полчаса молчаливая монашка принесла Йосипу молока и хлеба, и вышла, не говоря ни слова.

   Оказавшись в помещении с настоящей кроватью, Йосип немедленно лег и заснул. Ему приснился удивительный сон: замок в горах, где паслись стада белых, как облако, овец и маленький деревянный дом. Йосип открыл этот дом, и увидел Айрис, стоящую возле окна. У нее были прекрасные длинные волосы, и на ней было подвенечное платье. Она протянула к нему руки, и рыцарь взял их, любуясь точеным профилем, тонкой талией, сияющими глазами. Как только рыцарь притянул девушку к себе, Айрис исчезла, и вместо нее он увидел старуху. Йосип отстранился от ведьмы, но вдруг узнал ее – это была цыганка, подарившая ему оберег от разбойников.

– Найди меня, – сказала цыганка, – только я смогу тебе помочь.

– Где Айрис? Где моя жена? – закричал рыцарь.

– Твоя жена вот, – и цыганка показала рыцарю видение, где он увидел свою невесту Альмину, дочь князя Полока, – Ты сам дал согласие. Айрис больше не будет.

– Я хочу видеть Айрис, – заорал рыцарь и тряхнул цыганку за плечи, – где она?

   Цыганка исчезла, и дом неожиданно загорелся. Рыцарь вышел на улицу, и тут услышал, как внутри дома кричит Айрис. Он хотел зайти внутрь горящего здания, но будто окаменел. По его телу струился холодный пот, крики сводили его с ума. Рыцарь проснулся.

   Крики были вполне реальными. Где-то внизу, пронзительно и громко, вопила женщина. Крики то переходили в стоны, то утихали, а потом вдруг возобновлялись. Йосип сел и умылся, раздумывая, что значат эти чудовищные вопли. На миг ему показалось, что монашки сами проводят инквизицию над какой-то несчастной, обвиненной в колдовстве, но неожиданно раздавшийся детский плач прояснил ситуацию.

   Спустя полчаса в келью вошла его сестра Магдалена, уставшая и бледная. Йосип заключил ее в объятия.

   Магдалена поведала о том, что в монастырь часто привозят тех знатных женщин, которые носят незаконных детей. Все они доставлялись сюда на ранних сроках беременности, чтобы никто не узнал об их позоре; после родов участь новорожденных определялась монахинями. Матери почти никогда не забирали детей; разве что в исключительных случаях. Иногда, впрочем, роженицы принимали постриг, и тогда могли видеться со своими детьми, пока тех не увозили в приют. При монастыре всегда жили кормилицы. Что происходило с детьми за пределами монастыря, никто не знал.

   Йосип помрачнел, узнав о такой стороне высшего общества; впрочем, он уже перестал удивляться фальшивости и надменности манер тех, кто управлял миром. Словно бы в подтверждение этому ему, был вручен свиток, доставленный в монастырь ранним утром, еще до его приезда.

   Йосип повертел письмо в руках, затем понюхал. Пока сестра разводила огонь в очаге, Йосип открыл пахнущий эфиром и скрепленный гербовой печатью свиток. Ровные строчки, выведенные мастером каллиграфии, были сдержаны, но полны гнева.

   «Мой возлюбленный паладин, я с большим недоумением узнала о том, что накануне нашей свадьбы Вы печетесь о судьбе какой-то нищей ведьмы, заточенной в монастыре святого Витта. До меня дошли крайне странные слухи о том, что Вы всерьез озабочены вопросом ее жалкой жизни, и даже написали ходатайство Его Святейшеству. Я удивлена и огорчена этим событием. Пожалуйста, возвращайтесь в Ваше имение в доказательство того, что наша с Вами предстоящая свадьба гораздо более значимое для Вас событие. С любовью и нежностью, Ваша Альмина».

   Йосип несколько секунд стоял как вкопанный. Затем он в гневе смял свиток и швырнул в огонь. Похоже, его невеста держит его за горохового шута с базарной площади. Еще никому не удавалось схватить рыцаря за горло.

   Магдалена усадила брата и попросила рассказать обо всем, что его тревожит. В красках Йосип поведал о своих злоключениях.

   ***

   На келью надвигался закат, в каменных застенка становилось прохладно. Магдалена вскипятила воды, добавила в нее сушеных ягод и вынула из холщевой сумки пряник. Этот нехитрый монашеский ужин показался Йоспу едва ли не самым вкусным за последние два года.

– Похоже, ты крепко полюбил эту девушку. Я думаю, тебе нужно бороться за ее жизнь. Я тоже признаюсь тебе ко е в чем. Наши истории похожи… Как ты чувствовал страсть к своей спутнице, думая, что она мальчик, так и я полюбила одну девушку… Одну монашку. Из-за нее я здесь. Я надеюсь когда-нибудь увидеть ее, и молиться рядом с ней о благополучии нашего мира. Я не такая, как все, и надеюсь, что ты простишь меня, брат, – Магдалена густо покраснела и ее глаза стали ярко-зелеными.

   Еще год назад Йосип осыпал бы сестру упреками и нравоучениями, но теперь он даже не удивился. Суметь полюбить в этом сложном и жестоком мире хоть кого-то – это большая радость, думал он. Это куда лучше, чем жить в фальшивом браке с княжной, которая будет всюду совать свой нос, да еще указывать, куда именно ставить свой сапог для следующего шага.

   Магдалена обещала помочь Йосипу. Благодаря своей учености, она обрела хорошую репутацию в монастыре и ее слово имело вес перед настоятельницей. С помощью сестры Йосип также направил домой письмо с просьбой о бессрочном отлагательстве свадьбы; он знал, что письмо вызовет скандал, и надеялся, что княжна передумает и выйдет замуж за кого-то другого.

   ***

   В отчаянии человек склонен доверять самым странным вещам, лишь бы они давали надежду. Так вот, Йосипу захотелось найти старую цыганку из своего сна. Он знал, что табор мог уйти очень далеко, но мысль о том, что старушка, предсказавшая ему будущее, может чем-то помочь, взволновала паладина.

   Он спрашивал у всех встреченных на дороге людей, не видели ли они здесь табора, пока один из них не указал дорогу на запад, где в это время походил какой-то цыганский праздник, и все таборы должны были прибыть туда.

   Йосип едва не загнал коня, но добрался до этого места за день. Проникнуть внутрь общины ему помог заветный мешочек, выданный старушкой. Праздник был в самом разгаре: раздавались угощения, цыгане пели, плясали, показывали друг другу фокусы. В поисках старухи Йосип обошел всех цыган. В конце концов, он оказался среди каких-то очень важных людей…

   Сам Цыганский Барон восседал на бочке, вставным глазом незряче глядя в публику. Его руки были унизаны золотом, на шее висел рубиновый крест. Рядом с ним стояла женщина – его жена, а вокруг расхаживали важные молодые люди. Наверное, это были его сыновья.

   Йосип в отчаянии решился на самый дерзкий шаг в своей жизни. Он подошел к Барону, и прежде, чем тот успел сделать знак охранникам, стал на одно колено и высыпал перед ногами цыгана золотые монеты. Барон удивился и направил единственный зрячий глаз на Йосипа. Вокруг мгновенно собралась толпа цыган. Все они молчали в ожидании приговора Барона.

– Чужак пришел и насыпал тут какие-то гроши, – басом сказал барон, ногой отодвинув в сторону монеты, – ты думаешь, я нищий? Сдается мне, этот чужак хочет оскорбить меня.

   Возле горла Йосипа сверкнул меч.

– Я не хотел оскорблять светлого властелина, – прохрипел Йосип, – я лишь хотел попросить его о помощи, потому что никто иной не сумеет помочь моему несчастию.

   Барон знаком велел отпустить рыцаря и выслушал его просьбу. Затем он изучил вышивку на охранном мешочке, его содержимое, и передал его жене. Цыганка кивнула.

– Это Кожетта, ее работа, – сказала цыганка.

– Ну что ж, проведи к ней, если он успеет, то поговорит с ней, -сказал барон , и, как ни странно, велел отдать рыцарю золото.

   Праздник продолжался, из цветных шатров выносились кушанья, кругом лились песни, цыганские дети крутились на обручах и ходили по канату. В один из шатров цыганка провела Йосипа.

   Там лежала умирающая старуха. Молодая девушка принесла ей питье, после чего жена барона отогнала ее прочь.

– Кожетта, – сказала цыганка, – тут к тебе гость…

   Старуха долго всматривалась в рыцаря, пока на какой-то миг ее глаза не прояснились.

– А, Ананда, – вдруг сказала старая колдунья, – ты все-таки пришел. Я так рада тебя видеть.

   Рыцарь приблизился, чтобы лучше слышать ее слова. Он встал на колени.

– Не надо опускаться на колени передо мной, Ананда. Это мы все должны бы поклониться тебе. Тебя ждет великое будущее. На тебя надеются духи, слышишь, светлый князь? Только не сворачивай со своей дороги. Как бы тяжело ни было.

– Моя невеста… про которую ты говорила тогда… я не понял… а теперь…

– Ананда, ты глупый. Но ты быстро учишься. Слушайся духов. Я дам тебе кое-что… Старуха порылась непослушной рукой в складках юбки и вынула цыганский оберег – медальон с изображением глаза в хрустальном шаре. Я передаю тебе… свою силу… Тебе, Ананда!

   С этими словами старуха положила в руку рыцаря амулет и умерла. Йосип был в каком-то странном оцепенении, и словно ото сна очнулся, когда услышал за спиной звук, похожий на змеиное шипение. Он обернулся и увидел, что жена барона позеленела от гнева, ее прямо перекосило от злобы. Женщина резко повернулась и вышла на улицу.

         Йосип повесил на шею старинный амулет. Когда он вышел из шатра, оказалось, что цыгане бурно обсуждают между собой произошедшее. Они все посматривали на Йосипа, с интересом, завистью и даже с почтением. Йосипу пришлось выпить вина с бароном прежде, чем его отпустили в дорогу.

   ***

   Йосип знал, что инквизитор должен вот-вот прибыть в монастырь. Всадник хлестал и хлестал коня, от которого в стороны летела пена, пока бедное животное не упало от усталости.

   Рыцарь в отчаянии пытался поднять лошадь, когда вдруг услышал голос. Некто, не мужчина и не женщина, прошептали ему в ухо: «Пожалей его. Это ведь твой брат». Йосип испугался этого голоса. Он обернулся, но никого не увидел. Тогда он снова дернул коня за узду, и ощутил пронзительную боль в левом ухе. Оставив коня, Йосип выхватил меч и стал рубить воздух вокруг себя. Когда он в четвертый раз взмахнул рукой, то увидел, что перед ним стоит покойная старуха-цыганка.

– Ананда, – сказал призрак, – не обижай тех, кто тебе помогает. Ты успеешь, суд будет только через три дня.

   После того, как призрак исчез, Йосип на всякий случай стал молиться. Но в этот раз его молитва была иной… Его будто бы слышали тысячи душ, которые откликались на каждое слово. В эту ночь рыцарь не уснул: ему мерещились призраки тех, кого он убил на войне. Они приходили и садились на землю, молча глядя на своего убийцу. Йосип развел костры вокруг себя, чтобы отпугивать их, но жертвы войны не желали покидать голову несчастного паладина.

   Промучившись всю ночь бессонницей, Йосип встретил рассвет почти больным. Он посмотрел на своего коня, который кашлял, будто человек, и неожиданно почувствовал волну жалости к животному. Рыцарь обнял скакуна, погладил его по крупу , вытер пену и травой стал счищать жирный конский пот. На задней ноге лошади рыцарь увидел глубокий порез, и стал гладить его рукой, читая какую-то неведомую ему самому молитву. На глазах рыцаря рана стала затягиваться, жидкость перестала сочиться. Конь более не хромал и не кашлял. Йосип понял, что лошадь готова к дальнейшему путешествию. Он влез верхом, и, не спеша, в полудреме, продолжил путь.

   ***

   Вторая ночь встретила паладина грозой, и ему пришлось проситься на ночлег в близлежащей деревне. Укрываясь от града и молний, рыцарь подбежал к дому и заколотил кулаками в ворота. Из-за калитки послышался кашель.

– Уходите, – слабым голосом сказал хозяин, – у нас чума.

   Йосип продолжил стук, пока дверь не открылась и не показался изможденный человек с фонарем. Рядом с мужчиной вновь возник призрак цыганки Кожетты.

– Не бойся, Ананда, – сказала цыганка, – у него не чума. Это следствие колдовства. Он обидел свою незаконную дочь, и ее мать прокляла всю его семью. Ты можешь помочь несчастному.

   Йосип повторил слова цыганки, и хозяин впустил его в дом. У Саввы, как представился хозяин, и правда была больна вся семья: дети угасали на глазах, а жена покрылась язвами. Йосип взялся читать молитвы. Затем он положил свою правую руку на голову Саввы, а левой взял младшего сына хозяина. Рядом неотступно стоял призрак Кожетты.

– Отдай им любовь, которую несешь Айрис. Ты не обеднеешь, Ананда. Люби их, и они получат свое исцеление.

   Йосип сосредоточился на своих чувствах к Айрис. Видимые и осязаемые волны горячей любви заструились от его груди. Они пронизывали его через сердце, руки, голову… Он явственно ощущал, как лучи любви проникают в тело Саввы, даруя несчастному исцеление.

   Утром семья собрала на стол сыры, колбасы, хлеб. Все почувствовали себя гораздо лучше. Йосип сказал, что Савва должен забрать свою дочь у той женщины, которая прокляла его. Рыцарю пришло видение, что женщина в муках умирает… Савве следовало покаяться перед ней и взять дочь.

   Получив надежду на исцеление, хозяин дома вместе с Йосипом отправился в путь. Они долго ехали по одной дороге, разговаривая о том, о сем, пока их пути не разошлись. Савва отправился за дочерью, а путь Йосипа лежал в монастырь Святого Витта.

   Когда новый друг свернул в сторону, на рыцаря вдруг навалилась тоска одиночества. Плохое предчувствие начало клевать его, подобно воронам, которые стали почему-то его спутниками. Его тело само собой содрогалось, будто от уколов, голова подвергалась жестокой боли…

   Дорога становилась все мрачнее. Несмотря на август, деревья по пути попадались голые, без листьев. Когда карканье воронья стало очень громким, Йосип остановил коня. Корчась от нестерпимой боли в боку, паладин спешился. Возле него стояла старая могила, а дальше –еще одна. Рыцарь заехал на кладбище…

   Когда всадник спешился, вороны вмиг прекратили свое мерзкое карканье и все как одна расселись на могилы. Йосип опять почувствовал фантомный удар в бок и сел на плиту, торчащую из земли. В этот миг перед ним появилась девочка, призрак. За два дня паладин привык к подобным штукам и не испугался. Ребенок, кудрявая маленькая фея, давала ему цветок. Рыцарь встал, чтобы протянуть руку, но в этот момент он видел, как над каждым надгробием встает прозрачный фантом, и каждый и этих фантомов оборачивает свой лик паладину. Они молитвенно сживали руки и словно просили о чем-то.

– Кожеттта, – крикнул рыцарь, побледнев,– старая ведьма, это твои проделки? Чего им надо от меня?

– Не ругайся, – сказала Кожетта, возникнув откуда-то, – это твой дар, видеть их. Они знают, что ты их видишь, и хотят что-то передать через тебя. Ты единственный, ктоможет услышать их просьбу.

– А почему они бьют меня? – спросил рыцарь, получив удар в пах.

– Это не они. Это не тебя бьют. Это Айрис подвергают пыткам, а ты берешь ее муки на себя. Поэтому ей сейчас не так больно, как могло бы быть.

   Йосип ощутил, как его спину обожгло.

– Это каленое железо, – сказала ведьма, – обычно именно так и допрашивают…

   Йосип изогнулся, посмотрел на свою правую лопатку и увидел, как на коже возник и тут же исчез кровавый ожог. Боль исчезала так же быстро, как и приходила. Он готов был терпеть муки за Айрис, и даже попытался передать ей послание: «терпи и молчи, только не признавайся ни в чем».

   Спустя какое-то время, фантомы стали рассеиваться в воздухе. Вскоре остался только один из них– это был призрак Давида.

– Я бы хотел соединиться с ней здесь, – молвил Давид, – но она все время выбирает тебя и жизнь, – так рыцарь понял, что сын торговца умер.

   Следуя полученному в детстве воспитанию, рыцарь прочитал заупокойную молитву, и погрузился в размышления. Свидетелей невиновности Айрис нет. Надеяться оставалось только на снисхождение святой инквизиции, на которую должна была повлиять Магдалена.

– Кожетта, – позвал Йосип, – Кожетта, скажи, что мне делать?

   Но цыганка не появилась. Все стало обычным – простое кладбище, вороны, ветер, который издали доносил песню пастуха: «Я ли тебя не любила? Что же ты бросил меня?»

   Вскоре муки паладина окончились, его тело пришло в норму. Он смог ехать дальше.

   ***

   Его упорно не хотели впускать внутрь монастыря. Йосип и просил, и умолял, и давал деньги – все было напрасно. Когда усталый рыцарь побрел вдоль монастырских стен, его нагнал старый монах.

– Брат мой, – сказал монах, – я вижу, что ты добрый христианин. Я хотел бы помочь твоему горю и объяснить кое-что. Та девушка, которую сегодня допрашивали, политический заложник. Здесь были люди Полока, который уже утвердился на этих землях. Говорят, что нынешний князь уже не имеет влияния, а как только сын богатого землевладельца Сысоя женится на дочери Полока, нашего князя погонят, как собаку. Я не знаю, какое отношение наша несчастная пленница имеет к Полоку, но только нам было приказано никого к ней не пускать до суда. Инквизиция выбивает из девушки показания по обвинению в колдовстве, но пока что безрезультатно. Дева как будто онемела. Дай ей Бог сил все это вынести. Многие из нас молятся за это несчастное дитя, но мы бессильны перед святой инквизицией.

   Йосип остановился.

– Это я тот самый сын Сысоя. Девушка в подвале – моя невеста. Я не стану жениться на дочери Полока.

   Монах ошарашено посмотрел на Йосипа.

– Теперь понятно, -пробормотал он.

   Монах присел на камень и жестом пригласил Йосипа отдохнуть с дороги.

– Мне кажется, – протянул старец после долгого молчания, – тебе следует поговорить с Полоком. Дева не выдержит пыток и сознается, или ее задушат. Мне кажется, ее уже давно убили бы, но их пугает одно обстоятельство.

– Какое же? – спросил Йосип.

– Ты, – ответил старый монах. – Ты чрезвычайно важен для них. Поговори с Полоком, он должен что-то предложить тебе.

   Йосип задумался. Монах был прав: только Полок мог повлиять на судьбу Айрис.

– Послушай, – сказал Йосип, – если ты верующий человек, ты обязан выполнить одну мою просьбу…

   ***

   Полок в нетерпении ждал Йосипа. Он уже заказал карту, на которой к его княжеской короне примыкали земли восточного князя, и не собирался отказываться от своих планов. Его дочь Альмина была наказана за свое бестактное письмо и посажена под замок в своей комнате. Между тем, Полок понимал, что девушка, заточенная в монастыре святого Витта, несет угрозу его планам. Он мог бы избавиться от нее, но уже знал, как Йосип крут норовом и боялся, то тот может отказаться от брака с Альминой в случае смерти его протеже.

   Когда князю доложили, что Йосип спешит к нему во дворец для переговоров, Полок велел устроить будущему зятю нарочито пышную встречу. Был подготовлен королевский прием, бал и зрелища. Альмину, слегка располневшую во время домашнего ареста, служанки пытались втиснуть в корсет из медных пластин. По случаю прибытия жениха в короткий срок ей должны были сшить с десяток платьев, семь из который она должна была поменять в первый же день приезда паладина.

   Альмина была пышной белокурой девой с изящными манерами. Многие рыцари с радостью сложили бы голову за это очаровательное и капризное создание; но Йосип был абсолютно холоден к своей нареченной. За княжной ходили десятки ухажеров, ей доставляли лучшие наряды и безделушки, и к девятнадцати годам она уже получила такое пресыщение жизнью, что не могла и придумать себе иного развлечения, кроме притворной мигрени. Когда же жених, выбранный ее отцом, проявил норов и вдруг ускользнул от помолвки, Альмина вдруг ощутила вкус к жизни. Она почувствовала себя кошкой, которая просто обязана загнать противную мышь Йосипа в мышеловку. Там рыцарь должен был бы корчиться в муках любви и страдать, как это делают другие ее поклонники, а не навещать каких-то там подруг в монастырях… Ревность ослепила Альмину, и она буквально потребовала от отца уничтожения соперницы. Князь не собирался расставаться со своими планами на соседский трон, и не стал отдавать тайный приказ убить Айрис. Тогда Альмина лично поручила слугам передать инквизитору нижайшую просьбу подвергнуть Айрис самым жестоким пыткам, какие только есть в арсенале святой инквизиции, и даже предоставила ложный донос о якобы чудесах, совершаемых ведьмой по имени Айрис. Она надеялась, что Айрис от истязаний потеряет свою красоту и перестанет быть привлекательной для Йосипа.

   Йосип прибыл во дворец к полудню среды, в сопровождении молодого монаха. Рыцарь был порядком измучен дорогой, но вместо того, чтобы дать гостю отдохнуть, слуги князя проводили его прямиком на бал. Рыцарь знал, что от него дурно пахнет, что он небрит и давно не стрижен; рыжие кудри мешали смотреть вперед. Стоило Йосипу попросить князя, как была бы тут же готова ванна с услужливым мойщиком, цирюльник, новая одежда… Но Йосип не собирался любезничать с теми, кто подвергал его жизнь давлению. Достаточно уже было того, что рыцарь при входе во дворец снял шлем и отдал слуге меч.

   Так он и появился на балу, грязный, в доспехах, неуместный среди вельмож. Однако яркие голубые глаза Йосипа, взволнованного и черт знает что пережившего, пронзили холодное сердце Альмины. То, что он даже не взглянул на нее, а лишь в знак любезности поклонился, задело княжну до глубины души и вызвало в ней целый поток разнообразных новых переживаний. Она так тщательно подбирала это небесно-голубое, в тон его глазам, платье, так долго выбирала жемчужное с сапфирами ожерелье, туфли, отделанные золотом…

   Рыцаря усадили за стол и предложили выпить кубок вина за здоровье князя. Йосип не отказался, но осушил лишь треть кубка: ему нужна была трезвая голова для переговоров с владыкой. И все же, выпитое на пустой желудок вино подействовало, рыцарь захмелел и стал рассматривать зал. Он удивлялся, видя вокруг столько разряженных женщин и мужчин, с недоверием ощупывал диковинные фрукты, которых никогда в жизни не видел. Когда же в зал принесли целого коня, запеченного и нашпигованного фруктами, рыцарь и вовсе потерял дар речи. Он никогда еще не присутствовал на подобных мероприятиях. Йосип вспомнил таверну судьи, кашу из зерна в деревне Айрис, кисель в застенках крепости, осаждаемой мамлюками, и тот пряник, который он разделил с Магдаленой в монастыре. Вот от чего бы он не отказался, так это от такого же пряника… Когда перед рыцарем положили огромный кусок мяса и диковинный фрукт, Йосип не стал есть. Он лишь отломил кусок сладкого хлеба и встал, чтобы произнести речь.

– Я рад, великий князь, что ты спас мою ничтожную жизнь во время осады мамлюков. Да здравствует князь! – сказал рыцарь и выпил глоток вина.

   Князь Полок подошел к рыцарю и обнял его за плечи. В другое время Йосип порадовался бы такому проявлению чувств, но теперь он видел Полока насквозь. Впрочем, от Полока тоже не ускользнул ни новый, пронизывающий взгляд Йосипа, ни цыганский медальон на его шее.

– Я рад, что мой будущий зять посетил нас… Альмина уже начала волноваться. Она плохо воспитана и написала тебе дурное письмо. Я принял меры. Моя дочь будет кроткой и верной женой, слово князя, – князь улыбнулся и внимательно посмотрел на Йосипа. – Ты сильно изменился с нашей последней встречи.

– Я многое пережил… Давно не видел отца и мать… Я хотел бы обсудить с вами возможность своей свадьбы с Вашей дочерью…

   Князь не дал ему договорить. Он жестом подозвал к себе молодого человека, стоящего неподалеку.

– Я пригласил сюда твоего брата, Петра. Думаю, ты, Йосип, будешь очень рад вашей встрече.

   Йосип ощутил странный толчок в груди. Рядом с его братом вдруг появился призрак Кожетты.

– У тебя в доме живет змея! Змея! – скала старуха, указывая пальцем на Петра.

   Петр обнял брата с притворной радостью, но тот слегка отстранился от объятий. Змея. Родной брат не зря оказался здесь. Значит, Полок подстраховался, и в случае отказа Йосипа от брака с Альминой, его, Йосипа, убьют на месте, а на дочери Полока женится Петр.

   Йосип понял, что игру Полока следует принять. Он направился к Альмине, чтобы проявить свое почтение.

   Альмина протанцевала с Йосипом три танца, но не смогла вытянуть из него и пары слов. Рыцарь был немного странным, он все время смотрел в сторону, как будто видел что-то более важное, чем его невеста. За вечер княжна сменила четыре наряда, и теперь была в зеленом платье с глубоким, соблазнительным декольте. И все равно паладин не обращал на нее ровно никакого внимания. Зато Петр все время кружился рядом и рассыпался в комплиментах. Ему-то она и отдала свой последний танец перед уходом на отдых.

   После ухода Альмины Петр постоянно сверлил Йосипа глазами то и дело теребил перстень. Он ужасно хотел поскорей отравить брата, но князь не давал такого приказа. Полок хотел насладиться победой и унижением своего зятя по полной программе, но еще не решил, как именно с ним поступить. В глубине души Полоку нравился принципиальный Йосип; он хотел бы видеть именно такого человека на своем троне. Именно поэтому ему более хотелось перевоспитать непослушного рыцаря, чем уничтожить его физически. Так как главный козырь – Айрис – был в руках князя, он вполне мог требовать от будущего зятя повиновения.

   ***

   Когда бал завершился, князь пригласил Йосипа к себе в покои. Там владыка снял маску любезности и начал говорить напрямик.

– Я знаю, рыцарь, что ты хочешь отказаться от родства со мной. Это оскорбляет меня, но, поверь, я готов тебя простить. Я знаю, что такое любовь, – князь внимательно посмотрел в глаза Йосипу и, увидев в них подтверждение своей мысли, засмеялся, – Я сам любил одну девчонку в твоем возрасте… Служанку… Она умерла, бедная Мария. Но моя жизнь продолжается, и я строю свою империю, я хочу, чтобы все окрестные земли принадлежали мне. Знаешь, для чего? – Полок приблизил лицо к Йосипу, – Я должен построить самое лучшее государство в мире. Государство, где все будут богатыми и счастливыми. Для этого я должен быть единственным правителем. Чтобы никто, никто не смел пойти против меня войной. И тогда все деньги я направлю на строительство красивых храмов, где будут обучаться дети… Все мои подданные будут равны меду собой, и будут славить меня до конца времен. Вот чего я хочу, Йосип.

   Взгляд Полока скользнул по цыганскому талисману рыцаря.

– Твой брат Петр женится на моей дочери, когда я убью тебя. Петр алчный человек. Вскоре мне придется избавиться и от него. Он не должен управлять моей страной. Но если ты, Йосип, согласишься – я сделаю тебя правителем. Ты справедливый человек, и сможешь завершить то, что начал я. Мы построим настоящую Империю Добра.

– Айрис.. – сказал Йосип.

– Знаю, знаю… Ее увезут в женский монастырь сразу же после того, как вы обвенчаетесь с Альминой. Она будет в безопасности…

   Йосип задумался.

– Полок, – сказал он после тяжелых раздумий, – я выполню твою просьбу. Но только после того, как ты оправишь Айрис в монастырь Святой Елизаветы, и я получу известие от верных людей, о том, что она жива и здорова.

– Хотел бы я, чтобы моей дочери досталась хотя бы половина от той любви, которую ты отдал безродной язычнице… Ну что ж, будь по твоему, – сказал полок, – но если ты вздумаешь обмануть меня, твою Айрис будет ждать та же участь, которая постигла твою лошадь…

   Полок расхохотался, увидев в глазах Йосипа ужас.

Часть пятая. В поисках мира

   Йосип стал примерять княжескую власть после рождения наследника. Будущий правитель стоял перед огромным зеркалом и нервно теребил полученный от Полока княжеский перстень с печатью. На свое чело рыцарь водрузил старую медную корону – этот символ власти уже полвека никто не надевал. Йосип нравился сам себе в этом новом образе. Пожалуй, он смог бы в таком виде принимать послов… Неожиданно появившийся тесть разрушил честолюбивые мечты паладина.

– Ах ты, бесстыдник, -по-отцовски назидательно сказал Полок. – Я еще на этом свете, а ты уже примеряешь корону? Не забудь, что в тюрьмах и в подвалах для всех найдется место: и для князей, и для королей, и для их зятьев.

   Между Йосипом и Полоком с самого начала шла скрытая вражда, основанная не столько на ненависти, сколько на взаимном страхе. Полок опасался удара в спину со стороны молодого паладина, в то время как Йосип не боялся уже ничего… кроме известия о смерти своего старшего сына, рожденного Айрис в застенках женского монастыря.

   С другой стороны, Полок гордился отважным зятем и даже побаивался его. Именно поэтому о каждом шаге Йосипа докладывали князю. Зять был слишком храбрым, слишком отчаянным в битвах, и слишком мало слушал советы, чтобы ему можно было полностью доверять. Полок надеялся, что после рождения сына Йосип остепенится, перестанет слать письма в монастырь Святой Елизаветы и станет, наконец, достойным правителем земель.

   Бедняга Йосип не знал, что письма из монастыря Святой Елизаветы давно уже отправляет ему не сестра Магдалена, а пишет придворный писарь. С тех пор, как рыцарь обвенчался с Альминой, к нему почти перестали приходить видения. Старуху Кожетту он видел разве что во сне, и она предсказывала будущее исключительно по делу: когда и в каком районе будет нападение врага, сколько будет пеших и конных. Иногда Йосип молился о весточке из монастыря, и просил, чтобы господь послал ему знак, но видения упорно не приходили.

   Йосип снял с себя корону и отдал ее Полоку.

– Послушай, – сказал Полок, подойдя к рыцарю, – я хочу дать тебе кое-что. Если ты поможешь завоевать земли на севере, в Востоку от Берена, я отдам тебе весь восток, начиная с устья реки Брин. Затем, спустя пару лет, я уйду на покой, ведь я не молод. Я лично короную тебя и сниму с себя все полномочия. Ты будешь править моим государством. Мне нужен север, чтобы укрепиться на морских позициях. Добудь мне северные порты. Тогда у нас будет настоящее государство, а не какие-то там поместья.

   Полок подвел Йосипа к карте и ткнул в нее кривым пальцем.

– Вот, – сказал он, обведя пустой участок карты, – до моря на севере, и до непроходимых топей на востоке. Укрепив позиции, мы сможем, наконец, жить спокойно.

   Йосип поглядел на карту. То место, откуда предстояло начать боевой путь, было селение Урния, где он встретил Айрис. Йосип ощутил холодок в груди и положил ладонь на карту.

– Значит, готовимся к наступлению, – равнодушно сказал он, – и я надеюсь, что бесконечные войны на этом закончатся.

   Полок заискивающе улыбнулся. Он понимал, что после того, как преемник завоюет северо-восток, одному из них придется уйти с политической сцены и, возможно, из жизни.

   Йосип нахмурил золотистые брови и потер лоб.

– Меня смущает запад, – сказал полководец, – Если я уведу армию на восток, ослабнут границы с близлежащими государствами. Между прочим, король галов считает, что тамплиеров пора уничтожить, и ты ему как бельмо на глазу. Та армия зеленых юнцов, которых каждый год набирают среди населения, способна только на рвоту и понос во время походов. Кто будет защищать западные границы? Нужны мужчины. Допустим, у меня хорошие отряды с верными воинами. Но их всего три тысячи. Пока они гостят по домам, ни одно государство не захочет нападать на нас, но как только я уведу их на восток…

– Не думай об этом. Это моя забота – укрепить западные границы. Та тысяча желторотых юнцов уже роет рвы и возводит укрепления на западе. Мы продержимся… Зато восток будет твой! Ты станешь правителем!

   ***

   Полок умел убеждать.

   Когда многотысячная армия выдвигается в наступление, земля под ногами издает страшный гул. Йосип знал этот гул, и даже мог по нему предопределить, присутствует ли в воинах воля к победе, или они настроены на поражение. Рыцарь выбрал среди своих верных друзей одного крещеного мавра, который был до того силен, что мог голыми руками на спор задушить медведя. При этом чернокожий воин еще и проявлял талант стратега. Мавра звали Ной. Рыцарь доверил ему контроль над тысяченачальниками: те дрожали от страха при появлении этого громадины, сидящего к тому же верхом на большом вороном жеребце. Многие солдаты искренне верили, что это сам дьявол пришел из преисподней, чтобы забрать их души с поля боя.

   Настал день похода. Воины выдвинулись в путь еще затемно. Им предстоял длительный поход – до Урнии было дня три пути, но полководец Йосип почему-то приказал дать небольшой крюк и отряды разбили вторую ночевку в окрестностях монастыря Святой Елизаветы. Солдаты обсуждали между собой загадочную петлю, но никто не решался задать паладину вопрос напрямик.

   Сам Йосип не собирался ложиться спать. Он оставил командование и покровительство Ною, а сам тайно, в сопровождении слуги, отправился в монастырь. Сердце рыцаря замирало от предчувствия близкой встречи. Он не видел Айрис целых четыре года, с тех пор, как монахи провели его в подвалы монастыря Святого Витта и тайно провели обряд венчания. Йосип знал, что у него появился сын, зачатый от той самой первой и единственной в его жизни ночи любви… По дороге рыцарь вспоминал каждое мгновение той ночи: он вновь и вновь переживал в памяти все те первые, неумелые и горячие, поцелуи, представлял тонкое и гибкое тело Айрис, ее огромные глаза… Он так быстро дошел до монастыря, что у слуга, изрядно отставший, долго восстанавливал дыхание.

   Рыцарь остановился перед самыми воротами. Он глубоко вдохнул и постучал.

   Маленькая форточка, за которой дежурила пожилая монахиня, открылась. Йосип сунул в окошко перстень с гербом.

– Я владыка этих земель, – сказал Йосип.

– Единственный владыка этих земель Господь, – сухо сказала монашка, очевидно, отличавшаяся вредным характером. Форточка захлопнулась.

– Ладно, тебе, мать. Я каждый год жертвую этому монастырю приличную сумму. Так что будь добра, открой мне, – Йосип постучал.

– Не открою, – заявила монашка, – сестры Христовы неподкупны, – гордо добавила она, увидев мешочек с монетами в щели окошка.

– Тогда позови настоятельницу!

– Матушка спит.

   Йосип почувствовал раздражение.

– Послушай, – сказал он, – я тут не ради забавы. У меня три тысячи воинов проделали большой крюк, чтобы я смог добраться сюда. Это вопрос жизни и смерти, если хочешь знать. Мне необходимо благословение матушки перед походом на монголов. Завтра утром мы выходим в путь.

   Услышав о походе, старушка зазвенела ключами.

– Так бы и сказал, что на Божье дело благословение просить. Это всегда можно, это конечно же…

   Монашка провела Йосипа на задний двор.

   –Только не шуми, – сказала она заговорщическим тоном, – а не то скажут, что старая Александра ночью мужчин водит.

   Через полчаса к рыцарю вышла настоятельница. Она принялась рассыпаться в благодарностях по поводу бесконечных пожертвований рыцаря, но тот прервал ее.

– Матушка, – умоляюще сказал Йосип, – Я хочу увидеть двух женщин из монастыря.

– Это невозможно, друг мой. Здесь обитель сестер Христовых, которые не должны видеться с мужчинами.

– Я говорю о моей сестре, Магдалене. Пожалуйста, пригласи ее. И… еще… была одна девушка, которую четыре года назад прислали из монастыря Святого Витта… Она еще родила ребенка…

   Йосип вложил в руку настоятельницы увесистый мешок с монетами.

   Матушка спрятала мешок в карман и удалилась.

   Вскоре к рыцарю спустилась Магдалена, одна, в монашеском одеянии. Она стиснула руку брата и стала расспрашивать обо всем, но Йосип не мог говорить. Он только хотел знать про Айрис и сына.

– Йосип, ты не читал мои письма? – Магдалена поглядела на него удивленно. – Айрис прожила здесь всего один год. Он сбежала вместе с ребенком. Это понятно, ведь сына должны были отдать в семью. Я могла бы устроить так, чтобы мальчик попал к нам в имение, но Айрис не хотела расставаться с ним. Она все время боялась, что младенца убьют. Я надеюсь, с ней все хорошо. Только один раз пришло известие через посетительницу, будто Айрис соединилась с семьей, но больше ничего! Такая вот благодарность от девчонки за то, что я учила ее латыни, – Магдалена засмеялась, – Вольному воля.

   Йосип был немало огорчен такой новостью.

   ***

   Добраться до Урнии означало начать войну, ведь сама деревня уже была полностью под властью монголов. Раскосые орды заняли оборонительное укрепление прямо в деревне. Уже за сотню миль до селения отряды Йосипа увидели монгольские флаги на небольших сопках, установленных вдоль реки и леса. Гонцы доложили, что военачальник монголов уже собрал армию и поджидает «гостей». Через гонца монголов Йосипу было послан странный подарок – большой круглый бубен, с изображенным на нем демоном. Близкие друзья Йосипа требовали сжечь языческий знак, но рыцарь не торопился с выводами.

   Перед наступлением Йосип приказал воинам приводить в боевую готовность оружие и отдыхать. Пока солдаты начищали шлемы, точили мечи, латали подпруги и седла, Йосип погрузился в молчание. Им овладело странное чувство: ему будто бы не хотелось нападать на врага. Вслушиваясь в свои удивительные ощущения, Йосип снова достал подарок монголов. Он поставил бубен на камень и принялся созерцать картину. Лязг оружия и стук собственного сердца погрузил рыцаря в транс, и он увидел вместо изображения демона собственное лицо на картине. Паладин взял бубен в руки и стал наносить равномерные удары ладонью по этому лицу. Пространство рассыпалось, и вместо леса и реки Йосип увидел поле сражения, горы трупов воинов , убитого копьем Ноя и самого себя, висящего головой вниз.

   Ночью рыцарю приснился сон.

   Он увидел коней, тысячи разномастных скакунов. Все они неслись безумным табуном в направлении обрыва, где с роковой неизбежностью срывались в пропасть. Не было такой силы, которая удержала бы этот поток жизни, так стремившейся погубить самое себя. Йосип закричал, замахал руками, стремясь остановить табун бешеных лошадей, но вскоре эта река живых безумцев захватила его и потащила за собой, в пропасть. Йосип увидел, что на одном из коней восседает всадник в монгольской одежде. Рыцарь посмотрел в его лицо и снова увидел себя…

   Йосип проснулся задолго до рассвета. Ему было не по себе, хотелось поделиться с кем-то своими мыслями. Он разбудил Антония, своего верного боевого друга, и жестом пригласил его выйти из шатра.

– Я видел сон, – сказал Йосип, – дурной знак. Я готов отказаться от наступления.

   Антоний посмотрел в глаза паладина и усмехнулся.

– Ты зря оставил этот дьявольский подарок. У монголов сильные шаманы, которые способны владеть нашими мыслями на расстоянии. Это следствие колдовства, да и только…. Верь в себя и в нас. У нас лучшее оружие, мы опытные воины. А ты целитель. Ты способен излечивать солдат после смертельных ран. Ты избран Богом, и никакая языческая собака не сломит наш дух и веру в тебя и Бога.

– Послушай, – сказал Йосип, – у меня предчувствие.

– Давай разбудим Дионисия, он умеет разгадывать сны, – предложил Антоний.

   Так и сделали. Дионисий выслушал рассказ Йосипа о странных конях, которые мчались на встречу собственной смерти.

– Я бы так сказал, – после раздумий заявил толкователь снов, – раз ты видел на коне монгола, то это известие об их скором поражении. А то, что затем на месте монгола появился ты сам, знак того, что мы победим врага.

   Такое толкование устроило Антония, и Йосип, в конце-концов, согласился с ним.

   Позже, когда рыцарь висел пристегнутый за ноги к дереву, и сквозь струйки собственной крови мог разглядеть трупы Ноя, Антония и других своих верных соплеменников, у него было время поразмыслить о Знаках, Высшем Доверии, сновидениях и женском коварстве.

   ***

   То, что главнокомандующим правого фланга монголов могла быть женщина, недолго вызывало изумление солдат армии Йосипа, так как на размышления о роли бой-бабы в монгольской армии ушло бы время, а его как раз не было. То, что этой самой бой-бабой оказалась Айрис, нежный цветок, бережно хранимый в сердце паладина, совершенно обескуражило Йосипа и лишило его возможности мыслить здраво.

   Отряды, доверившись, как всегда, полководцу, ожесточенно боролись с врагом, но когда получили приказ не трогать голову правого фланга, растерялись. Айрис, со своей стороны, ответила на рассеянность паладина градом стрел и собственноручно повергла с десяток солдат двуруким монгольским клинком. Только после этого Йосип стряхнул с себя дремоту и оцепенение и лично повел отряд на правый фланг, потребовав, правда, взять женщину в доспехах живьем.

   Далее монголы проявили свою коронную тактику: сделали вид, что отступают и ударили с тыла и обоих флангов, сначала лучниками, а затем конницей. Этого оказалось достаточно, чтобы армия Йосипа разбежалась, несмотря на призывы их предводителя остаться в строю.

   Тех, кого не убили и не обратили в бегство, монголы взяли в плен.

   Йосип не чувствовал боли. Сильнее ран на теле ныло чувство предательства со стороны армии, и, самое главное, Айрис. Рыцарь, подвешенный за ноги к ветке, чувствовал себя червем, которого используют словно приманку, чтобы подцепить на крючок самого Дьявола.

   От прилива крови к голове бедный пленник потерял сознание. И вот тут, в реальности Морфея, он увидел, наконец, Кожетту – собственной персоной. Старуха вытерла кровь с лица рыцаря своей пышной юбкой, уселась рядом и посмотрела в глаза паладину.

– Меня предали, – жалобно сказал Йосип, – за что, Кожетта? Я так любил ее… Больше жизни…

   Когда Йосип пришел в себя, он обнаружил, что лежит на земле. Над ним стоял ребенок, маленький мальчик с длинным кудрявыми волосами. Он был одет как монгол. Маленькой ладошкой он неловко вытирал Йосипу кровь с лица.

   Затем подошла Айрис и подхватила ребенка на руки. Она посмотрела рыцарю в глаза. В этом взгляде была жесткость.

– Я узнала тебя, Йосип, – сказала Айрис, – Кстати, это твой сын. Ты должен познакомиться с ним перед смертью.

   Йосип посмотрел на мальчика… Ну да, такие же веснушки, те же рыжие кудри, как у него в детстве. А глаза как у Айрис – большие и карие.

– Айрис… Почему ты здесь?

– А где мне быть? – с усмешкой воскликнула Айрис, – Неужто с твоей ненормальной сестричкой, и среди тех скучных монахинь, которые без конца лгут? Среди твоих святош, которые продают детей напыщенных дур из вашего высшего общества в рабство? Тех, которые хотели меня сжечь? Где мне быть, рыцарь? Я там, где моя семья, а моя семья здесь.

– Но как… Ты же ненавидишь монголов…

– Нет, рыцарь. Теперь я ненавижу только тебя и твое устройство мира. А что мне плохого сделали монголы? Они ни разу меня не обидели. Они проще, чем ты, но зато и честнее. Им все равно, от кого мой сын – его все здесь считают своим. Никто не читает мне здесь нотаций. Они ценят меня, потому что я хороший воин и грамотный человек, за что спасибо, кстати, твоей сестре. Да, и я почти такая же отважная, как мой брат. Он, кстати, командовал левым флангом. Надеюсь, ты оценил его военную хитрость.

   Йосип с трудом поднялся и сел. Он смотрел в упрямые глаза Айрис.

– И что дальше? – спросил Йосип, – Чего вы хотите?

   Айрис обняла сына.

– Я хочу чтобы наш сын стал правителем великой страны. А для этого нам нужен запад.

   Йосип погладил мальчика по кудрявым волосам.

– На западе живет другой мой сын. Ему всего только полтора месяца. И его дед также мечтает о великой стране, и говорит теми же словами, что и ты.

– Нет, рыцарь, – сказал Айрис, – мои слова правдивы, а слова твоего князя пусты. За ними нет желания сделать жизнь простых людей лучше – только стремление нажиться на чужом несчастье.

– Какая разница, – сказал рыцарь и закрыл глаза, – ты такая же, как он. У тебя другая вера, другие корни и убеждения, но суть твоя та же. Я рад, что скоро умру. Не о такой встрече с тобой мне мечталось…

   Йосип не увидел, как Айрис залилась слезами…

Часть шестая, заключительная. В поисках свободы

   Если Йосип и доверял сам себе, то ровно до той ночи, как очутился в монгольском плену. Дальше с рыцарем стало происходить что-то столь странное, что он сам не мог разделить реальность на сон и явь. Айрис то являлась перед пленником в роли палача, то вдруг превращалась в нежную диву в длинном платье. Быть может, виновато было питье, которое пленнику давали вместо воды – горький и пряный отвар, или полусырое конское мясо, жесткое, как подошва сапога. Возможно также, что бедная голова рыцаря, получившая в последнем сражении весьма сильный удар по затылку, стала подводить своего несчастного хозяина. В любом случае, Йосип начал испытывать сильные галлюцинации и перестал доверять своим ощущениям.

   В своих миражах он достиг совершенно невероятного видения: рыцарь плыл на корабле, лежа на мешках с пшеницей, а монголы с их гортанной речью слились в единый и шумный океан. Айрис парила над ним белой птицей, и пленник пытался взять в толк, выклюет ли она ему глаза, или заберет с собой на небо. Когда на лицо Йосипу упали соленые капли, слетевшие с весел гребца, и рыцарь открыл глаза, он обнаружил, что реальность и правда занесла его на скрипучий деревянный корабль, направлявшийся по бескрайнему морю в неизведанное.

   Рыцарь несколько раз тряхнул головой, пригладил отросшую бороду и протер глаза. Он плыл куда-то на корабле, но как он там оказался и, главное, куда направлялось судно, Йосип не знал. На ногах у себя он обнаружил кандалы, а на запястье – позорную метку, какой клеймили рабов. Когда чернокожий прислужник принес Йосипу миску с едой, рыцарь попытался встать, но кандалы оказались прикованными к палубе.

   Йосип стал ощупывать себя. На нем была какая-то мешковатая одежда, с шеи исчез золотой крест. Цыганский медальон оставался на месте, видимо, по той причине, что не представлял никакой ценности. Рядом с пленником сидело двое крупных мужчин, ноги которых тоже были в колодках. Дядьки недобро поглядывали на Йосипа из-под спутанных косм. Рыцарь попытался завязать разговор, но мужики отмалчивались – толи не знали языка, толи чурались общения с незнакомцем.

   Йосип ощутил голод, съел перловку и лег, глядя трезвеющими глазами в небо. Он не мог понять, что же произошло. Последнее, что он помнил – это монгольский плен, Айрис в доспехах и своего маленького сына в монгольской одежде. Вроде бы, Йосипа должны были убить, но, видимо, вместо этого продали в рабство. Черт знает, куда держал путь этот корабль.

   Ночью Йосип сильно замерз и затеял возню ногами, чтобы немного согреться. От грохота проснулся один из злополучных попутчиков.

   –Эй, ты, прекрати шуметь, – потребовал он.

– Э, да ты можешь говорить. Куда идет этот корабль?

– К самому черту. Но ты отправишься туда раньше, если не будешь лежать смирно.

   Йосип вздохнул и сел. Ему не хотелось затевать драку, это могло бы закончиться плачевно. Кругом шныряли какие-то суровые матросы с кривыми саблями.

– Я замерз, – пожаловался Йосип, – до утра окоченею.

– Мне-то что. Лучше окоченеть тут и пойти на дно, чем служить потом мамлюкским собакам, – проворчал мужик.

– Мамлюки, – произнес Йосип, – вот куда ты меня упекла, драгоценная Айрис.

– Заткнись! – зашипел спутник.

   В Йосипе взыграла гордыня.

– Ты знаешь кто я,? –шепотом выдавил из себя Йосип, – Я владыка земель от Гала до Урнии, зять Полока и известный полководец Йосип, сын Сысоя. За мою жизнь дают сотню таких, как ты.

   Не получив ответа, Йосип продолжил свой монолог, пока звукам храпа не понял, что его собеседник давно и крепко спит; зато матрос, случайно оказавшийся рядом, жадно вслушивался в слова паладина.

– Это правда, что ты – зять Полока? – спросил матрос, – Честно?

– Клянусь Святыми угодниками, – сказал Йосип, не вполне уверенный, что поступает здраво, открывая карты перед вражеским матросом.

   Однако удача очередной раз повернулась к рыцарю причудливой стороной, и в конце-концов, именно этот матрос и спас Йосипа от переохлаждения, притащив теплое одеяло, и кое-как пристроив больного на настил из сена.

   Матрос сообщил Йосипу, что они направляются в Табас, на невольничий рынок. Йосипа привезли на телеге, связанного по рукам и ногам, в бессознательном состоянии. За него заплатили, как за доходягу – какие-то копейки. Никто не ожидал, что он придет в себя.

   Матрос, которого звали Доракас, оказался сообразительным малым. Он понял, что Йосип – единственный в его жизни шанс разбогатеть. Доракас собрал все свои деньги и выкупил «умирающего раба» у капитана. Затем он принялся выхаживать Йосипа, и к концу морского путешествия рыцарь полностью поправился. В обмен на одеяло в первую же ночь Доракас от Йосипа потребовал клятву молчать о своем благородном происхождении до конца поездки.

   30

   Табас отличался от других морских портов. Йосипу даже понравилась резная крепость, в которой были проделаны отдельные входы для пеших, конных и для повозок. Внутри города был рынок и сад с затейливыми фонтанами. Сотни рабов и рабынь ждали своей участи на базарной площади.

   Доракас привел Йосипа к себе домой – в старую хижину, где кроме него жили его мать, брат и отец. Парень долго объяснял что-то брату и родителям, пока те, наконец, не поняли замысел родственника. Перед Йосипом появилась тарелка с супом и хлеб. На ночь рыцаря пристегнули к какой-то колонне, которую Йосип при желании мог легко перевернуть и освободиться. Однако рыцарь решил остаться и поглядеть, что выйдет из замысла Доракаса передать его князю Полоку за вознаграждение.

   Уснуть не получалось: никак не выходило из головы паладина предательство Айрис.

   ***

   Айрис бежала из монастыря по двум причинам. Во-первых, в монастыре ей было скучно. Скука была всеподавляющей и безбожной. Если Магдалена находила какое-то душевное успокоение в молитвах, помощи бедным, обучении безграмотных грамоте и кропотливом труде ткачихи, то Айрис все это до того наскучило, что хотелось выть. Она мечтала вернуться в Урнию, к сестрам, мечтала встретиться с Йосипом и даже мечтала вновь оказаться в армии, но только не в застенках монастыря. Перспектива между тем была весьма печальной: Айрис предстояло до старости просидеть в монастырской крепости.

   Второй причиной, сподвигнувшей Айрис бежать, было предательство Йосипа. То, что он после венчанного с Айрис брака вновь женился, не было слишком обидно; на то были причины. Однако, скоро весточки приходить перестали, а вместо них доносились какие-то редкие сплетни о том, что Йосип счастлив как никто со своей Альминой, и что новая жена беременна. Конечно же, все это было неправдой; Йосип в первый и единственный раз лег в кровать с Альминой через три года после того, как обвенчался, и это было, скорее, по принуждению Полока, которому, видите ли, приспичило няньчить внука. Однако Айрис, так и не сумев укротить гордыню и ревность, попросту бежала из монастыря сразу, как только поправилась после родов. На запад путь беглой монашке, обвиненной когда-то в колдовстве, был заказан. Значит, дорога была в Урнию, которая полностью перешла под власть монголов. Айрис храбро вошла в село, с ребенком на руках, и была неожиданно радушно встречена родным братом, который исчез в плену кочевников с десяток лет назад.

   Так Айрис осталась жить в Урнии. Монголы своих не обижали, а раз брат Айрис поручился за нее, она сразу стала считаться за свою. К тому же, Айрис оказалась талантливой воительницей, прекрасным стратегом и, что немаловажно, грамотным переводчиком: язык кочевников она знала. Монголы оценили отважную девушку, назначили супротив обычаев командиром взвода и даже выковали особые женские доспехи. Айрис чтили почти как старшую, что очень льстило самолюбию девушки, о гордость которой всю жизнь вытирали ноги. Она готова была служить во благо тех, кого совсем недавно считала врагами… В родной Урнии Айрис была вполне счастлива, учитывая, что к ней уже посватались самые завидные женихи войска. Однако Йосип, золотой занозой пронзивший ее еще юное и тогда еще не очерствевшее сердце, так прочно укрепился в душе, что мысли о другом замужестве у Айрис не возникало.

   Продажа Йосипа в рабство была единственным способом сохранить ему жизнь. О своей связи с паладином предводительница монголов молчала: никто не знал, что у них общий ребенок. Чтобы рыцарь не выдал себя, Айрис подмешивала ему в питье отвар дурмана, и, когда Йосип очередной раз впал в беспамятство, девушка сама переодела его в одежду рядового и отправила в повозку к тем пленникам, которых отправляли на продажу.

   В медальон Йосипа Айрис вложила прядь волос сына и большой рубин – трофей монголов. Это все, что она могла для него сделать.

   ***

   Доракас оказался вполне дружелюбным малым. Его греческие корни выдавали в нем внука Гермеса. Он был беден, брался за любую работу, как в порту, так и у себя дома. Йосипа он старался не обременять работой, дожидаясь шанса продать его за большие деньги.

   В конце-концов, в порту нашелся человек, пожелавший выкупить зятя правителя Дарии. Он отдал Доракасу большую половину от обещанной суммы, пообещав вернуть остальное, как только осуществиться перепродажа. Доракас был рад сделке, а Йосип, еще не вполне окрепший после потрясений, не проявил никаких чувств.

   Работорговец усадил Йосипа в телегу, привязал за ногу к ободу и погнал обоз на юг. Через три дня они приехали в Анатолию, где Йосипа передали важным мамлюкским чиновникам. После этого рыцаря доставили прямиком в османский дворец.

   Сам султан высказал заинтересованность важным пленником. Он приказал привести Йосипа в залу, где принимали полов.

   Йосипа приняли в султанском дворце почти как гостя: помыли, переодели, накормили. Вот он уже стоял посреди залы, высокий, золотоволосый, широкоплечий; рядом с ним охраняли покои два мамлюкских стражника. Рыцарь был на голову выше каждого из них.

   Обычай сидеть на полу несколько подивил Йосипа, а когда сам султан опустился на подушки, рыцарь невольно улыбнулся. Ему представилось, как этот напыщенный властелин сейчас станет играть с ним в бой подушками, как ребенок. Такая ассоциация возникла у рыцаря из-за того, что у султана была капризное, почти детское выражение лица.

   Пару минут султан разглядывал Йосипа, которого одели в халат и турецкие шаровары, затем приказал принести напитки и сладости. Он жестом пригласил Йосипа сесть. Рыцарь последовал приказу и сел, неудобно скрестив длинные непослушные ноги.

   Слуга принес поднос и поставил перед Йосипом. Тот выпил немного мятного напитка и уставился на султана. Правитель засмеялся.

– Я тебя узнал, князь! Я видел тебя во время осады крепости. Ты был на передовой. Стало быть, ты, князь, теперь мой пленник.

– Что теперь будет? – осторожно спросил Йосип.

   –Это от тебя зависит. Хочешь домой? К своей белокурой женушке?

   Йосип кивнул.

– А ты знаешь, что твоя жена скоро прибудет сюда, в мой гарем?

   Йосип поперхнулся мятой.

   Султан рассмеялся:

– Ну да, я так и сделаю. Мне нравится твоя жена. Она красивая и умная. Будет моей наложницей. У меня много всяких дев –белых, черных, азиаток. Даже есть одна женщина из Марокко. У нее рисунки по всему телу. А вот таких белокурых, как твоя Альмина, еще нет.

   Султан явно веселился, глядя на то, как меняется лицо Йосипа. Рыцарь потихоньку свирепел. Если бы не наручники и здравый смысл, султан был бы уже мертв.

– Сейчас твою страну делят наши и галы. Твоя Альмина сидит в башне, ждет исхода битвы. Если выиграют галы, ее сожгут, как сожгли Полока. Если наши, ее привезут сюда.

   Йосип побагровел.

– Что значит, делят государство?

   Султан внимательно посмотрел на Йосипа.

– Да ты не в курсе! Поздравляю, рыцарь, твою страну захватили со всех сторон. Я с востока, монголы с севера, галы с запада. У тебя больше нет государства.

   Султан подождал немного. Затем он подошел к Йосипу и сел прямо рядом с ним, положив руку на колено рыцарю. Очевидно, это был дружеский жест, который должен был бы вызвать у рыцаря расположение.

– Йосип, золой, я предлагаю тебе сделку, – сказал султан, приблизив лицо, – Ты отрекаешься от своей веры и становишься моим полководцем. Я уважаю тебя. Я даже жену твою не трону. В противном случае тебе отрубят все, что движется и бросят в море. Я не настаиваю на срочном ответе. До завтра определяйся. Быть тебе червяком в море или моей правой рукой.

   После этого султан жестом велел увести Йосипа.

   Рыцаря доставили не в темницу – напротив, его поселили в симпатичной комнатке, единственное окошко в которой было прочно заделано ажурной решеткой. За этой решеткой открывался вид на дивный садик, в котором был рукотворный водопад, пышные растения и выложенные мозаикой дорожки. По этим дорожкам ходили такие диковинные птицы, что Йосип на несколько минут совершенно забыл о том, что он в плену. Прежде рыцарь никогда не видел павлинов; когда один из пернатых чудаков распустил хвост, Йосип испытал совершенно детский восторг и засмеялся в голос.

   На звук его смеха к решетке подошла девушка. Это была одна из наложниц гарема. Она с интересом посмотрела на рыцаря и тоже засмеялась. Затем они еще долго смотрели друг на друга и смеялись, совершенно непонятно по какой причине. Затем девушка вынула из волос цветок и положила его между изогнутыми прутьями решетки. Йосип взял ароматный цветок. Девушка играла с пленником, и ему это нравилось.

   Она отошла от решетки, и рыцарь смог рассмотреть собеседницу целиком. Пожалуй, она немного была похожа на Айрис – такая же тоненькая, черноглазая, смелая.

   Вскоре появились другие женщины, и девушка скрылась. До рыцаря донеслись звуки лютни и пения; князь был уверен, что это та самая девушка поет и музицирует, продолжая начатую игру. Ему хотелось, чтобыона подольше пела, так как это отвлекало его от мрачных мыслей о Полоке, Айрис, Альмине…

   Рыцарь разгадал хитрость султана: поселить его на время в самом красивом уголке дворца, чтобы искусить его душу.

   Из окошка открывался чудесный вид на закат. Йосип закрыл глаза. Он стал вспоминать свою жизнь, пытаясь понять, где именно он оступился. Возможно, что главная его ошибка произошла в тот момент, когда он не узнал в Айрис свою роковую любовь; именно тогда, когда они вместе ворошили старинное капище с глазом. Йосип взял в руки свой медальон: в нем тоже сиял неведомый глаз. Вот он, ответ. Сперва он искал Чашу Грааля, потом славу, потом власть. Вместе с тем он не увидел главное: ответ в истоках. Ответ был в Любви.

   Йосип надавил на медальон, и тот неожиданно раскрылся. Паладин никогда прежде не открывал створки медальона, полагая, что там сокрыто некое колдовство, переданное ему Кожеттой. Теперь же медальон раскрылся, и из него выпал рубин вместе с прядью рыжих волосиков. Несчастный пленник заплакал.

   ***

   Всю жизнь Йосип был игрушкой в чьих-то руках. Сперва отец старался выковать из него примерного сына; затем он стал заложником хитроумной игры властителей государств. Рыцарь никогда не жил для своей души, постоянно исполняя чужую волю. Никто ни разу не спросил у него, чего же он сам хочет.

   Вот и теперь от него снова требовали – отречения от веры родителей, позора. Взамен обещали лишь мучения в качестве раба. Йосип поглядел на сизую отметку на руке. Уж лучше смерть.

   Йосип решил, что примет мученическую смерть, как и подобает христианину.

   В этот момент перед ним появился знакомый призрак.

   «Это ты правильно решил, – сказала Кожетта, – нечего потакать всяким мерзавцам. Однако прежде, чем соглашаться на смерть, попробуй сбежать. От тебя еще будет толк на земле!»

– Как же я сбегу? – спросил рыцарь.

   Кожетта отвечала: «Та девушка, ее зовут Низа, и ты ей приглянулся. Когда она снова придет, попроси ее принести тебе воды. Кружка не пролезет через решетку и Низа даст тебе трубочку из металла. Не отдавай ей эту трубочку. Она послужит тебе»

   Рыцарь так и поступил. Получив медную трубочку, Йосип стал раздумывать, как ее использовать. Он изучил дверь и понял, что она не очень надежно укреплена, и с помощью зубила можно выбить клинья, держащие дверные петли. Когда стемнело, он так и сделал, использовав трубочку.

   Рыцарь тихо направился прочь по тропинке, ведущей в садик гарема. Неожиданно ему преградила путь человеческая фигура.

– Я буду кричать, – сказала Низа на языке, понятном Йосипу, – если ты не возьмешь меня с собой.

   Пришлось взять. Девушка в секунду собрала узелок: деньги, какие-то тряпки и маленький нож. Вдвоем они прокрались через сад и вышли во двор. Тем ножом Йосипу пришлось убить двух охранников. А как иначе, чтобы оказаться на свободе нужно было жертвовать хотя бы чужими жизнями…

   Словно две кошки, Йосип и Низа пробрались по обрывистому берегу вдоль моря и достигли пределов крепости. Низа не отставала, шла молча и ловко перепрыгивала овражки. «Совсем как Айрис, – подумал Йосип, и тут же вздохнул, – Но не она».

   Они без устали шли до утра, опасаясь, что их настигнет стража. Когда забрезжил рассвет, беглецы устроились на ночлег в заброшенном сарае. Вечером следующего дня они продолжили путь, и так шли три ночи, пока не достигли другого побережья. Там голод подкосил Низу, и она упала без чувств. Йосип взял спутницу на руки и отнес в ближайшую харчевню.

   У Низы на руках были какие-то серебряные браслеты, которые удалось обменять на приличную еду и деньги. Здесь же, в харчевне, можно было поесть и узнать сплетни. Оказалось, беглецов искали. Прочесывали местность по нескольку раз на дню. Оставаться не стоило, но Низа была слаба. Йосип выдал себя за христианского священника, а Низу за свою жену, и их провели в покои. Уснули бродяги быстро- сказалась чудовищная усталость. Ночью во сне к Йосипу пришла старая подруга Кожетта.

– Я по делу, – сказала старушка, – тут скоро будет заваруха. Лучше бы тебе убраться да поскорее.

– Кожетта, как мои дети? – спросил Йосип. Он беспокоился о своих сыновьях.

– Твой сын скоро будет здесь неподалеку вместе с матерью, -отвечала цыганка.

– Все-таки они взяли их в плен, – вздохнул Йосип, – Альмину и младшего, Полока второго.

   Кожетта расхохоталась, неприлично раскачивая большой рыхлой грудью.

– Полок младший вообще не твой сын, глупая голова. Неужели ты думаешь, что такая вертихвостка как Альмина хранила тебе верность, пока ты тосковал об Айрис? Все три года? Да она со всеми вельможами переспала – от твоего брата Петра до самого последнего пажа. Только ты об это не знал!

   Цыганка приставила к своей голове два пальца, имитируя рогатую скотину и скорчила смешную рожу. Он смеялась так обидно, что Йосип даже во сне чуть не расплакался.

   Утром Йосип со смущением понял, что рука Низы нежно поглаживает его плечи, а ее кудрявая голова покоится на его груди. Затем он обнаружил, что и сам обнимает Низу.

   Однако роковая случайность не дала им соединиться. Всего одно мгновение спустя Низа была мертва: ее тело пронзила короткая стрела, какую обычно выпускают из арбалетов. Стрела влетела в окно.

   Вероятно, хозяин харчевни выдал беглецов.

   Йосип успел ощутить волну горечи и сожаления пред тем, как занять оборонительную позицию. Ему было жаль Низу: пожалуй, после всего, что было у него и не сложилось с другими женщинами, именно эта девушка могла бы принести ему долгожданные покой и радость.

   Чем больше он думал о Низе, тем яростнее было его сопротивление вбежавшим с улицы мамлюкам. Йосип убил сразу троих нападавших, затем притаился перед входом, пропустив в мимо град стрел, и оглушил зашедшего воина. Он использовал обмякшее тело в качестве полуживого щита, чтобы проложить дорогу к выходу. Следовало сразу же ускакать на коне одного из нападавших, но Йосип не мог «не попрощаться» с хозяином таверны. Он зашел в едальню, отыскал хозяина и точным ударом опрокинул его на низкий столик. Хозяин сник, замахал руками и заскрипел что-то на арабском языке. Осип уже хотел было прикончить болтуна, но тут за стеной раздался страшный грохот, от топота копыт затряслась земля и пыль огромными клубами ворвалась в окна. Улюлюканье и вой напугали не только хозяина таверны. Нападавшие слуги султана в мгновение ока позабыли о Йосипе. Они притаились в проемах, схоронились между сундуками и лавчонками.

– Что за чертовщина, – проворчал Йосип. Он откинул от себя хозяина кафе и подошел к окну. Метрах в пятистах от таверны развернулось сражение. Монголы теснили мамлюков, отбирая у них их собственные земли. Йосип опешил.

   Рыцарь позабыл о хозяине, по веревке вскарабкался на чердак и залег в относительной безопасности. Он вытащил из стены гнилую доску и стал всматриваться в сражение. Клубы пыли скрывали происходящее, но то упрямство, с какой желто-серая орда наступала на юг, говорило о бесспорной победе монголов.

   Сердце Йосипа бешено заколотилось: среди монголов должна была быть Айрис. Рыцарю даже почудилось, будто бы он слышит ее звонкий голос среди тысяч орущих мужских глоток. И хотя врываться одному сразу в две сражающиеся вражеские армии было безумием, рыцарь не мог заставить себя сидеть смирно. Где-то в центре сражения была она – единственная любовь Йосипа.

   Рыцарь спрыгнул с потолочного настила, проскочил мимо ополоумевших от страха стражников и быстро завладел конем одного из них. Пришлось также «одолжить» у какого-то мамлюка доспехи и шлем.

   ***

   Мамлюки зря приняли Йосипа за своего. Рыцарь бил всех без разбору, проталкиваясь вглубь сражения. Именно там, сердце подсказывало, там, должна была быть Айрис.

   Словно во сне, сквозь картину из нелепо падающих людей, взмывающихся на дыбы коней, через струи фонтанирующей крови, Йосип увидел, наконец, ЕЕ. Айрис была неотразима. Ее изящное тело легко перепрыгивало с одного коня на другого, а руки несли смерть. Она была похожа на богиню смерти, птицу, несущую ужас. Вокруг Айрис образовалось полтора метра пустоты: к ней боялись подходить. Должно быль, девушку принимали за ведьму.

   Йосип машинально отражал удары противника. Его глаза были прикованы к жене. Взгляд вобрал каждую мелочь: медный доспех с выступающими конусами грудей, длинные, сплетенные в множество кос, волосы, украшенные оберегами, маленький шлем, перья в косах, сапожки… Йосип был в двух местах одновременно: на поле сражения и в раю.

   Когда огромный араб замахнулся на Айрис кривой саблей, Йосип закричал. Айрис обернулась на этот крик, затем повернула голову к арабу и едва успела увернуться, изогнувшись гибким телом и прижавшись головой к хвосту лошади. Удар пришелся прямо по крупу коня, и тот рухнул, придавив собой девушку. Еще мгновение, и она была бы затоптана лошадьми. Секунды хватило Йосипу, чтобы убить араба, перегнуться через седло и вытащить Айрис из-под коня. В следующее мгновения рыцарь выскочил из поля боя и галопом помчал свою жену прочь из этого ада.

   ***

   Они не сказали друг другу ни слова. Когда всадники спешились, их тела сами собой переплелись в неистовом танце страсти. Солнце всходило, падало в море, снова вставало, а Йосип и Айрис не могли оторваться друг от друга.

   Так заканчивается эта история. Наши герои, конечно, забрали ребенка Айрис у монголов, проявив хитрость, и, конечно, жили долго и счастливо, не принимая более никакого участия в текущих воинах и дележке государств.

   Говорят также, что после пропажи Айрис предводитель монголов , один известный хан, рассвирепел и велел складывать черепа врагов в пирамиды, пытаясь заглушить боль от потери той, кого втайне очень сильно полюбил. Говорят еще, что старший сын Йосипа и Айрис, когда вырос, пошел служить в армию, вместо того, чтобы идти учиться, дослужился до почетного звания и стал великим полководцем. Также говорят, что у Айрис и Йосипа было еще двенадцать детей.

   Много чего болтают.

   В оформлении обложки использовано изображение <a href="https://pixabay.com/ru/users/TheDigitalArtist-202249/?utm_source=link-attribution&utm_medium=referral&utm_campaign=image&utm_content=2826704">Pete Linforth</a> с сайта <a href="https://pixabay.com/ru/?utm_source=link-attribution&utm_medium=referral&utm_campaign=image&utm_content=2826704">Pixabay</a> Pixabay License. – Бесплатно для коммерческого использования. -

   Указание авторства не требуется