Чудачка [Диана Денисовна Кацапова] (fb2) читать онлайн

- Чудачка 1.87 Мб, 158с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Диана Денисовна Кацапова

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Диана Кацапова Чудачка

Глава 1 Новенькая

Сима нервно водила пальцами по парте, пока я смотрела в окно. Вся эта школьная суета была мне чужда, а вот моей лучшей подруге Симе- наоборот, привычна и, возможно, даже приятна. Всё дело было в том, что к нам в класс должна была прийти новая девчонка. Имени её не знали ни я, ни даже староста класса, Лера. Только классный руководитель, но нам она ничего не говорила.

Наш 11 класс был крайне взбудоражен новостью о том, что к нам придёт новенькая. Но я не испытывала никакого волнения, и лишь изредка слышала, как стуки моего сердца раздаются в моих ушах, а к горлу подкатывает ком.

Многие поймут меня, ведь что- то новое и неизвестное- это достаточно волнительно и, порой, даже жутко. Но мне жутко не было. Совсем нет, скорее, я волновалась, что я опозорюсь перед новенькой и этим самым подставлю Леру, чего мне совсем не хотелось. Я дружила с ней, хоть у нас обеих и были лучшие подруги. Но даже несмотря на это, с Лерой мы часто гуляли в парке, вместе делали домашние задания и списывали их друг у друга. Лера доверяла мне, а я-ей, и опозорить весь класс и этим самым опозорить Леру как лидера класса было для меня чуть ли не смертельно. Именно поэтому я стояла и готовилась к тому, что к нам придёт новая девушка, и, конечно же, это заметил Руслан, постоянно наблюдающий за мной. Я знала, что он в меня влюблён, поэтому повернулась к этому парню и стала ждать, что он мне скажет.

Долгое время мы молчали. Секунда была вечностью, но я хотела услышать то, ради чего Руслан подошёл ко мне. И наконец он молвил:

– Олесь, я тебя люблю.

Его губы расплылись в улыбке, словно сказать это было для Руслана единственным желанием. Но я, к несчастью или же наоборот, не испытывала к нему подобных чувств. Я Руслана и не ненавидела. Я считала его другом, парнем, который поддержит, с которым можно будет поделиться какими- то своими эмоциями… и до этого дня всё так и было! Ох, неужели сегодня мне придётся всё же разрушить отношения, которые я так долго и упорно строила?! Неужели мне нужно будет всё- таки расстаться с другом, который единственный знал про меня то, чего не знала даже я сама про себя?!

– Оле-е-е-есь…– протянул парень.– А ты меня любишь?

Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть и фальшиво улыбнуться, что в конце концов я и сделала. Но спасительный звонок помог мне отойти от Руслана и сесть за парту, и впервые я была рада началу урока, или, скорее, звонку.

Пунктуальная учительница химии, Алина Алексеевна, являющаяся ещё и нашей классной руководительницей, зашла в класс и позвала кого- то к себе. Я поняла, что новенькую зовут Ника, и пока что я не видела её, поэтому представляла, какой она будет. Наверняка похожей на Леру- все стремились быть такими же, как она, и вдруг кому- то перепадёт стать ещё лучше, чем Лера? А может быть, этой девушкой станет именно Ника? Пока с ней не пообщаюсь, не смогу ничего сказать. Представлять- слишком тщетное занятие.

Да и представлять долго не пришлось. Ника вошла в класс очень скоро. Неуверенной походкой она направилась к учительнице и натянуто улыбнулась. Эта улыбка напомнила мне меня саму, когда я улыбалась Руслану.

– Я- Ника…– сказала новенькая.– Я из Новосибирска… мне восемнадцать лет и я… я… я теперь учусь с вами…– и села за свободную парту.

Теперь я поняла, что эта девушка- полная противоположность моих мечтаний. Вместо серых у неё оказались зелёные глаза. Одета она была в какую- то синюю кофту. Волосы Ники были заплетены в косичку, и в нашем классе все бы начали издеваться над ней, но мне почему- то Ника безумно понравилась. Что- то в ней меня притягивало. Когда я посмотрела в глаза новенькой, меня бросило сначала в жар, потом в холод, потом наоборот, и я будто чувствовала, как моё сердце бьётся всё чаще, охватывает горло и стук его раздаётся у меня в ушах. Я не могла находиться рядом с этой Никой, и не могла начать с ней разговор. Эта девушка сводила меня с ума. Казалось, что я буду через секунду биться в конвульсиях, если не уйду от неё. Но я не могла никуда пойти. Я даже не могла оторвать взгляда от Ники, и я чувствовала, как я утопаю в её зелёных глазах… и мне хотелось в них утонуть навсегда…

Но так у меня и не получилось утонуть в глазах Ники, ибо за своей спиной я услышала кашель. Учительница химии стояла и смотрела на меня, и от её взгляда меня бросало в дикую дрожь. И вскоре я поняла причину такого озлобленного взгляда.

– Ты куда смотришь?! Какое неуважение ко мне! Что ты там разглядываешь, Олеся? Учи химию!!! Тебе, возможно, придётся её сдавать на ЕГЭ!

И без того плохое настроение было испорчено. Одно лишь воспоминание об экзамене портило мне весь день. Я не хотела ничего сдавать и то, что через год я буду сидеть и заполнять какие- то бланки, пугало меня до безумия, но мне пришлось оставить свой страх на другой день, потому что Алина Алексеевна начала писать что- то на школьной доске и мне надо было разглядеть эти надписи. Мой самый нелюбимый урок химии начался.

***

С Никой мы не разговаривали, ну а после окончания всех уроков она просто ушла, ничего не сказав никому из одноклассников и даже не попрощавшись с классным руководителем. Это было досадно для меня, ибо я надеялась постоять с ней на школьном дворе после уроков. Но я намеревалась её догнать, потому что не всё ещё было потеряно, и Ника только вышла из класса, поэтому мы ещё могли встретиться.

Быстро собрав вещи в рюкзак, я побежала к двери, но…

– Стой! У нас сейчас классный час!

«В одиннадцатом классе классный час… это только у нас такое… все остальные ребята из одиннадцатых классов спокойно уходят домой…»– пронеслось у меня в голове.

И как бы я не проклинала учительницу химии, как бы мне не хотелось ударить учебником её по голове и сбежать к Нике, мне всё равно пришлось сесть за парту и начать слушать лекции про то, как важно сдать экзамены и что будет, если их провалить. Глаза мои начали слипаться от этой смертной скуки, но вдруг в словах Алины Алексеевны я услышала то, что мне стало до безумия интересным и прекрасным:

– Кто- то должен помочь нашей Нике начать общаться со всеми нами. Итак, кто готов?!

Я даже не дослушала свою учительницу химии.

– Я ГОТОВА!– с улыбкой воскликнула я.

Все ребята с удивлением глянули на меня. Я же просто улыбнулась и не стала никому ничего объяснять. Провести время с Никой для меня было более чем прекрасно- но главное, если бы и Ника хотела бы общаться со мной. Я не хотела заставлять её, ибо видеть страдания этой девушки для меня были бы муки, которые я не могла даже создать в своём представлении, а едва я представляла грустные глаза Ники, я сразу вдруг захотела отказаться от предложенной помощи, но было уже поздно. Рациональный страх охватил всё моё тело, и лишь мысли о том, что Ника, возможно, тоже хотела говорить со мной, грели мою душу.

Между тем продолжался классный час. Сима навеселе говорила мне что- то про новогоднюю вечеринку у неё дома, на которую так хотела меня позвать, но я не слушала её. Все мои мысли крутились вокруг лишь одной девушки: Ники. Девушки, которая целиком и полностью заполонила весь мой разум собой, девушки, которая казалась мне прекраснее самых прекрасных моделей, красивее самых красивых девушек, и я знала, что не смогу отныне жить без неё. Казалось, что едва я потеряю хотя бы какую- то связь с Никой, я перестану дышать и моё сердце остановится, ибо Ника стала для меня синонимом слова воздух, и только думая о ней я могла вдохнуть его… я думала, что могу умереть, едва забуду Нику, а если узнаю, что она куда- то уезжает- не переживу этого. И для того, чтобы быть с Никой, я и предложила свою помощь…

Нет, я не могла дать Нике уйти.

– Мне плохо. Можно пойти домой?!– буркнула я.– Голова раскалывается на части, мне так плохо! Я… в общем…

– Да иди, иди!– сказала Алина Алексеевна.

Я собрала вещи и выбежала из класса, после чего пулей полетела вниз по лестнице. Я не чувствовала ног, не думала об усталости, ибо перед глазами у меня была та, ради которой, казалось, я живу- Ника. Я стала жить ради неё, я стала вдыхать воздух ради неё, и казалось мне, что я хочу стать с ней одним целым… и с мыслями об этом я бежала всё быстрее, видя, как Ника выходит за вороты школы.

Нику я всё же догнала. Она обратила на меня своё внимание, когда увидела, как я тяжело дышу. Я сама это чувствовала. Воздух не попадал в лёгкие, а на декабрьском морозе вдохнуть его было ещё тяжелее, чем в тёплом здании школы. Но я не чувствовала, что задыхаюсь. Зелёные глаза Ники… это меня волновало больше. Они, словно магнит, притягивали меня к себе, и я как будто бы жила этими глазами. Но Ника лишь стояла в наушниках и слушала музыку, смотря на то, как я, задыхаясь, гляжу в её глаза и хочу тонуть в них даже больше, чем вечность.

Тишину нарушил звук упавшего на снег наушника Ники. Девушка, ругнувшись, хотела поднять один из наушников, но это за неё сделала я и, очистив его от снега, подала этот предмет Нике. Девушка улыбнулась, а потом тихо молвила:

– Спасибо.

Мои щёки будто бы обожгло. Нет, не от холода. От того, что сказала Ника. Она поблагодарила меня… её голос был идеальным… эта девушка была даже лучше, чем мои мечтания, а её голос был сладостным для моих ушей. Я захотела, чтобы Ника была моей лучшей подругой. И я готова была к тому, что ради этого мне пришлось бы немного попотеть. Я была готова ко всему.

Ника же уткнулась в свой телефон, но я поняла, что нужно просто начать говорить с ней. Налаживать контакт. Но меня будто бы парализовало, и я не могла издать ни единого звука. Однако, всё же пришлось, ибо я вспомнила о том, какой прекрасный голос Ники, и какая замечательная у неё улыбка, обжигающая всё моё тело, но дарящая какие- то необыкновенные чувства. Чувства, которые я хотела испытывать вечность. Чувства, которые согревали меня, когда я стояла на улице и должна была мёрзнуть. Мне было так хорошо, как никогда ранее. Но я поняла, что больше молчать нельзя, поэтому глубоко вздохнула и сказала:

– Слушай, Ника, а… ты знаешь, какую у нас класс музыку слушает?! Ты с кем- то общалась по поводу этого?!– и я почувствовала облегчение от того, что сказала наипростейшую фразу.

Ника отрицательно покачала головой, а я взяла телефон и включила ей одну из песен, сохранённую в нём.

– Понятно.– разочарованно произнесла Ника.

– Ну ты чего? Волнуешься?!– спросила я, думая, что разговор наш пошёл в гору.

– Нет.

– Тогда что?!

– Всё в порядке.

Меня раздражало то, что перед нами будто бы была стена. Мне хотелось кинуть проклятый телефон Ники на пол, чтобы начать разговаривать с ней, но… я не могла этого сделать. Если бы Ника хотя бы раз заплакала из- за меня, я уверена, что умерла бы я на месте. Поэтому я всего лишь помахала рукой Нике на прощание, и та ушла. Я не знала, почему у меня не получалось с ней пообщаться, но единственное, что я почувствовала, так это безумное отчаяние. Оно пожирало меня изнутри, и я ничего не могла с этим сделать. Мне казалось, что всё в этом мире хочет сделать мне больно. Моим миром стала Ника. И у меня было ощущение, что её нравится играть мною, видеть, как я прислуживаю ей и смотрю на неё, не отводя глаз… но я не могла иначе. Не могла по- другому. Я хотела быть с Никой. Я не могла больше жить без неё. Мне достаточно было просто представлять её, но думать об этой Нике, ибо на то, чтобы совсем забыть о ней, у меня не было сил…

– ОЛЕСЯ!

Из грустных размышлений меня вывел голос Леры. Девушка неслась ко мне, поскользнулась на льду- и вновь, вновь побежала ко мне. Я же медленно шла к старосте класса, а затем поняла, что мы подошли вплотную друг к другу.

– Идём, сядем на «скамейку»?!– предложила мне Лерка.

«Скамейкой» мы называли срубленное дерево, лежащее рядом со входом в школу. На нём часто сидели и ждущие родителей, или автобус, ребята, и также школьники, которые просто решили поболтать друг с другом после школы. Для меня поговорить с Лерой, и забыть о произошедшем конфузе было как нельзя кстати. К тому же, говоря с Леркой, можно было бы узнать много интересного, поэтому я ответила:

– Пошли.

Мы сели на лавочку, и сразу же Лера начала разрываться от нахлынувшей злости:

– Ты что, спятила?! Соврала про то, что голова у тебя, бедненькой, болит…– кричала она.– А сама с Никой болтала! Это неуважение! Я скажу обо всём учителям!!! Совсем не слушаешься никого! А стоило бы!

Внутри себя я, конечно же, посмеялась. Но не стала показывать Лерке, что мне весело, ибо она и так была уже на взводе, а сказала я вот что:

– Мне нужно было поговорить с Никой.

– Нужно ей было! Важная барышня!– кривя душой, сказала Лера.– Таких аргументов я ещё не слышала, серьёзно. Нужно!!!

– Лера, ну что ты начинаешь?! Самой- то не надоело?

– Нет. Я просто волнуюсь за тебя. Понимаешь?!

– Не понимаю.

Девушка посмотрела на меня глазами, полными злости. От её взгляда мне стало не по себе, и я просто встала со «скамейки» и быстро направилась домой. Вслед я слышала множество ругательств. Лерка ругалась такими словами, которые не знала даже я- далеко не примерная ученица, и слышать такое от Леры было для меня слишком неожиданно. Но я не стала оборачиваться, чтобы смотреть, как на Лерку реагируют проходящие мимо люди, и просто пошла домой.

Снег хрустел у меня под ногами, и это успокаивало. По крайней мере, я хотя бы понемногу забывала о перепалке между мной и Лерой.

Вновь мысли о Нике. Не одной секунды без мысли о ней я не могла прожить. Эти мучения для меня были на удивление одновременно и ужасны, и в то же самое время до ужаса приятны. Я чувствовала себя мазохистской, которой нравилась собственная боль, но в любом случае, ничего с этим я сделать не могла. На самом деле, с этими муками пришёл и страх, который был вполне рационален. Я боялась идти в школу на следующий день после всего произошедшего. Думала, что не смогу вытерпеть косых взглядов Ники и Лерки, которую я сегодня вывела на эмоции. Но не идти в учебное заведение для меня было бы ещё большей пыткой, ибо не обменяться словами с Никой для меня было синонимом смерти. Возможно, то было достаточно глупо, но эти чувства преследовали меня, и с этим я ничего сделать не могла. Всё же мне пришлось бы идти в школу, как бы я тому не противилась, другая часть меня жаждала вновь заглянуть в зелёные глаза Ники, и я поняла, что эта сторона действует на меня гораздо сильнее, чем другая. Поэтому мною было решено идти в школу, вот только общаться с Никой, не показывая волнения.

Погружённая в мысли, я зашла в дом. Декабрь принёс в мою жизнь изменения. Теперь дома я должна была быть в четыре часа дня, а было уже пять. Это быстро вытащило меня из мира раздумий и я, поняв, что мама пока ничего не заметила, не издавая ни звука, сняла пальто и повесила его на серебряную вешалку. Меня выдавали лишь изредка цокающие каблуки, которые крайне подводили меня. Но даже несмотря на это, я всё же, сохраняя спокойствие, пошла по коридору на кухне, где я решила немного поесть…

– Ой…– вырвалось у меня.

Мама сидела на кухне, но, казалось, совсем не была разозлена на меня. Наоборот, она подошла и обняла меня, а я- её. На самом деле, я безумно соскучилась за своей мамой, просто волновалась, что мы повздорим- что было крайне редко, но когда то происходило, это были худшие моменты в моей жизни. Но сегодня конфликта удалось избежать. С колотящимся сердцем я обнимала свою маму, радуясь, что всё хорошо.

Мы отпустили друг друга, и я, налив нам с мамой чай, начала рассказывать по свой день в школе, и вдруг произошло то, чего я точно не ожидала. Мама, которая прежде молчала и слушала меня, задала такой вопрос:

– Я слышала, что у вас в классе появилась какая- то новая девчонка. Расскажи- ка мне, вы общались?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Я же не могла час рассказывать маме о нахлынувших чувствах, о том, как одно воспоминание о Нике для меня- ощущение эйфории, то, что лучшие чувства в своей жизни я испытывала в своей жизни, когда поднимала один из наушников Ники… но всё же, не растерявшись, я сказала:

– Мы не разговаривали.

– Но она тебе понравилась?!

– Не знаю. Мы не говорила. Внешностью она точно не вышла.– говорила я, пытаясь соврать.– Вообще.

– Ой, Олеся, ты слишком уж предвзято ко всем относишься!

– Неправда. Я просто…

Я не могла больше врать. Не могла- и всё тут. Мне понравилась внешность Ники, мне казалась она идеальной, прекрасной!!! Замечательной!!! И я уже была точно настроена на то, чтобы сказать об этом маме, но после услышала:

– Ох… ну и правильно. А то начнёшь говорить «мне она нравится, нравится…» так и ненормальной станешь… ну вроде тех девчонок, которые влюбляются в других девушек. Если бы ты была такой- выкинула бы тебя из дома!

Моё сердце словно заполонило всю грудь. Кровь приливает к лицу. Электрические разряды пробегают по всему моему телу. Я ощутила вдруг, что не могу дышать. Я почувствовала сильную боль, а главное- страх. Что, если я в самом деле влюбилась в Нику?! Нет. Это глупости. Такого просто не могло быть. Никак. Я не могла стать такой. Сама же я плохо относилась к таким девушкам, и полностью разделяла мнение своей мамы. Но вдруг я стану той, кого ненавидела на протяжении всей своей жизни? Такого не может быть. Нет. Я не могу. Ещё поздно о чём- то говорить. Мы виделись всего один. Ещё нельзя сделать какой- то вывод, поэтому пока что я не буду себя ненавидеть. Нужно подождать ещё немного…

Глава 2 Осознание

В школу со мной не шёл никто, хотя я постоянно ходила туда вместе с Симой. Озлобленная на свою лучшую подругу, я вошла в здание и пошла в свой класс. Мысли о вчерашнем разговоре с мамой не покидали меня. И лишь одна мысль грела мою душу: мы с Никой скоро увидимся.

Я себя не обманула. Ника действительно сидела в классе, но мои опасения подойти к не раздирали моё сердце, как самые острые режущие предметы. Но в то же самое время мне было очень больно оставлять Нику одну. Эта девушка сидела за своей партой, уткнувшись в телефон. Волосы в тот день у неё были распущены и лохматы, как будто бы кто- то выдирал ей их силой, и то никак не могло оставить меня в покое. Было ощущение, что над Никой издевались в тот момент, пока меня не было в школе, а прекратилось всё это лишь тогда, когда я вошла в класс… и я не могла найти себе места. Будучи уже сидевшей за партой, я смотрела на Нику, всё больше вникая в её боль.

Девушка в скором времени заметила меня и положила телефон на парту. Но смотрела я не в её телефон, а в её уставшие глаза, наполненные болью и страхом. Мне хотелось прижать к себе эту прекрасную девушку, крепко обнять и как-то поддержать. Но я боялась. Очень боялась. До мурашек по коже, до ужаса в моих глазах и до колотящегося сердца. Я хотела общаться с Никой, и можно было даже сказать, это стало смыслом моей жизни… но я не могла. Мои руки дрожали с неистовой силой, даже когда я просто смотрела на Нику. И Ника не понимала моей боли. А зачем?! Пусть она лучше будет счастлива. Мне слишком больно было смотреть на то, как она потерянно глядит в погаснувший экран телефона… Да, я бы отдала жизнь, душу, всё, что у меня есть, за то, чтобы Ника улыбалась и была счастлива. Но иная поддержка была мне чужда. Страх построил между нами невидимую стену, которую смогла бы разрушить лишь я. И я должна была не бояться.

Иначе я так и останусь такой. Девушкой, которая в стороне страдает, смотря на мучения той, ради которой отдала бы всё на свете. Я знаю, что не смогу долго жить, глядя на это.

Мне нужно было рано или поздно сломать свою гордость, или, скорее, страх. В этот день для того было лучшее время. Мои руки дрожали, как будто бы я находилась на улице, а не в тёплой школе. Ноги готовы были подкоситься в любой момент, и я была всё ближе и ближе к Нике. Уже могла разглядеть её прекрасные глаза зелёного цвета… Ника, сидевшая рядом со мной, плавно повернулась. Её глаза фокусируются на мне. Медленно. Время будто замирает, когда наши взгляды встречаются. Я даже не могу сделать вдох; кажется, стоит воздуху наполнить легкие – и связь оборвется.

Проклятье… она мучает меня.

Но я не хочу уходить, а Ника улыбается, смотря на меня. Я замираю. Не могу пошевелиться. А Ника встаёт и подходит ко мне ещё ближе… с каждым её шагом я чувствовала, как моё сердце бьётся всё быстрее и быстрее. Нет, это не чувство, что было порождено встречей с новой и почти незнакомой мне девушкой. То было гораздо больше, чем это. Словно землетрясение, антигравитация или вселенский взрыв. То, что не дает мне вынырнуть из этого взгляда зелёных глаз, которые сияют все ярче, приближаясь ко мне, словно огни, сжигающие меня дотла.

Удары сердца звучат все громче, поднимаются вдоль шеи, словно охватывают горло, отдаются в ушах. Я никогда не испытывала ничего подобного. Я приоткрываю рот, чтобы вдохнуть воздух, которого вдруг стало не хватать, и попытаться совладать с телом, которое не слушается меня. И я чувствую, как всё меньше принадлежу себе, отдаваясь лишь притяжению взгляда Ники.

Нужно было что- то сказать. Срочно. Главное- не выставить себя идиоткой.

– Привет…– неуверенным голосом сказала я.

Не самое удачное начало разговора.

– Привет.– произнесла Ника, которая на моё удивление ответила мне слишком быстро.

– Ты… что смотришь?!

– Да так…

На минуту повисло молчание. Ника усмехнулась. Её улыбка была для меня идеальной. Я уже достигла всего. Я увидела улыбку Ники. Я хочу видеть её такой вечно. Улыбка Ники для меня не была простым ощущением счастья- это было нечто большее, словно внутри меня расцвела роза, в моём сердце, будто бы я нашла себя в этом мире. Словно кроме Ники мне никто больше не нужен. И ничего. Я хочу быть с ней. Я боюсь быть с ней, боюсь, но так хочу… и я хочу вновь заговорить с Никой и услышать её голос…

– Ника… а у тебя есть полное имя… или Ника… оно так и есть?– спросила я, ища любую тему для разговора.

– Полное имя?!– переспросила Ника, нервно скрючивая пальцы.

– Ну да…

– Николь. Моё полное имя- Николь.

Николь… это лучшее имя… для меня. И я хочу повторять его вечно. Я одержима Никой. Я не могу её любить. Я должна перебороть в себе это чувство. Обязана. Но не сегодня. Не сейчас. Пока что я буду разговаривать с Никой на всякие разные темы, и не буду думать ни о чём ином. Самые счастливые минуты в своей жизни нельзя тратить впустую. Ведь мы с Николь всё равно не будем общаться вечно, поэтому… я буду говорить с ней, и не думать ни о ком. Ни о Симе, ни о Лере, ни о ком- либо ещё. Мы одни в этом мире. На всей земле. Я хочу продолжать разговаривать с Никой. И я начну ещё одну часть нашего разговора:

– Ника…– пытаясь скрыть радость, проговорила я.– Слушай… а ты… чем увлекаешься?! Я… я, например, рисую.

– А я- ничем.– сказала Николь.

– ОЛЕСЯ!!!!– раздалось сзади меня.

Сима.

Она прервала разговор меня и Ники. Возможно, это было и к лучшему, ибо Ника уже была крайне взволнованна. И я, пока была в атмосфере разговора, не замечала этого. Но, к счастью, Сима помогла мне, и я без особых уговоров подошла к своей подруге в знак благодарности.

– Привет. Ну как дела?!– спросила Сима.

– Нормально.– буркнула я.

– Что- то ты сегодня не в настроении. Рассказывай давай, что произошло!

– Слушай, я просто… мне вчера… Руслан в любви признался.

Сима взвизгнула.

– Ты чего?! – вопросила я.

– ЭТО ЖЕ ПРЕКРАСНО!!! ДУРА, ТЫ СВОЕГО СЧАСТЬЯ НЕ ВИДИШЬ!!! ОТ ЧЕГО ТЫ ТАКАЯ ГРУСТНАЯ?! ОЛЕСЯ?

– Я его не люблю.

На минуту Сима нахмурилась. В глазах её секундой промелькнула злость. Девушка хмыкнула, а потом, взявшись за голову, произнесла:

– Ты ему так и сказала?!

– Я влюбилась. Но не в него.– соврала я, дабы не спорить больше с Симой.

– А в кого?

– Тебе- то какая разница? Всезнайка. Слушай, Сима… всё…

– Олесь… прости.

– Слушай, Сима… я же тоже неправильно себя повела… сорвалась. Прости меня, пожалуйста, а! Я не нарочно!

– Всё хорошо.

– Ладно… поверю тебе.

Сима обняла меня и хихикнула. Оттолкнув её, я села за свою парту. Думать о Руслане мне не хотелось, да и о Симе- тоже. Урок начинался через две минуты, и я просто желала немного отдохнуть от всех. От всех, кроме Ники. Последняя была для меня той, с кем я готова была говорить без остановки. Я не могла от неё устать. Может быть, это всё было вызвано тем, что я просто находилась под впечатлением от того, что новая девушка стала учиться в нашем классе?! Вряд ли. Но всё возможно…

***

Я собрала рюкзак и уже собиралась выходить из класса, ибо уроки уже закончились, как вдруг моё внимание привлекла одна деталь: Ника общалась со своим соседом по парте… Васька. Он забрал её у меня!

Мою душу пронзила ревность, достигнувшая пика, когда этот придурок сжал руку Ники! Она улыбнулась! Ей было весело… проклятье… я отрывисто выдохнула и посмотрела в глаза сопернику. Уголки губ сползли вниз, и я с нескрываемой неприязнью, гневом и адской злостью глядела в глаза Васи. Внутри меня всё неприятно горело от ревности. Моё сердце пытало огнём жажды мести. Эти неприятные и порой ужасные чувства, сводящие меня с ума, сопровождались едкими мурашками. Хотелось вцепиться в горло соперника. Но я этого не делала, и даже не пыталась. Я не хотела огорчать Нику… видеть её слёзы мне бы было ещё больнее. Поэтому, издав нервный смешок, я вышла из класса, невольно сжимая руки в кулаки. Теперь я точно поняла, что влюбилась. И это ничтожно ужасное осознание было для меня слишком болезненное. Миллиарды игл пронзили моё тело. Я ненавидела себя. Ненавидела всё в этом мире. Всё, кроме Ники, единственной, кто удерживал меня на этой земле…

Глава 3 Происшествие

Выйдя из здания школы, я села на ближайшую скамейку рядом с продуктовым магазином, который был совсем рядом с вокзалом. Там мне нужно было купить хлеб… но пока я не могу даже пошевелиться.

Я словно умирала. В моей голове были мысли о том, как бы завладеть вниманием Ники. Мне было страшно возвращаться домой. Я- позор. Ничтожество. Мне лучше умереть… почему я должна чувствовать эту проклятую любовь?! Я не хочу ничего чувствовать! Эта невзаимная любовь убивала меня! Пожирала меня изнутри! Я не хочу больше этого чувствовать. Это адские муки!!! Я так хочу забыть эту Нику, но она появляется у меня перед глазами, и я с этим ничего не могу сделать. Ничего… Слёзы сами катятся по щекам. Конечно, мне было больно. Эта боль разрывала моё сердце на части, словно вживую сдирая с него «защитную оболочку», оставляя лишь голую, открытую рану. Мне хочется убить всех, кто мешает мне общаться с Никой. Но я же не буду этого делать!!! Я не собираюсь… мне будет больно смотреть на плачущую Нику. Я хочу стать её тенью. Я не могу больше жить… эта Николь убивает меня. Я ненавижу её. Но люблю больше жизни. Она заставляет меня чувствовать боль, но от встречи с ней я чувствую лишь радость. Я люблю Нику. Я одержима ей. Она словно втыкает мне нож в сердце, но я рада этому… я не хочу прекращать это. Я хочу, чтобы это продолжалось. Я умираю… но вчера и сегодня- лучшие дни во всей моей жизни. Я счастлива. Я плачу, но я счастлива. Нет, не потому что любовь моя не взаимна, а потому что она существует. Я умею любить. Мама будет против. Мы можем поругаться, но я готова к этому… я не прекращу любить Нику. Я буду обожать её. Она идеальна… я убью и умру за неё. Пожалуй, я буду и дальше чувствовать эту боль. Я хочу, чтобы она стала даже сильнее… ведь я хочу любить… любить… любить…

Слёзы текут по щекам. Ещё сильнее. Сильнее и сильнее. Горло раздирает жажда. Я всхлипываю, и электрички, тормозя, вторят мне. Ветер словно поёт свою заунывную песню, которая сливается с моими рыданиями. Метель понимает мою боль гораздо сильнее, чем даже я сама. Моя душа кричит, а я не могу издать ни звука. Боль сковывает тело. Мне будто бы помогают пакеты, хрустящие у меня под ногами… мне так плохо, но воспоминания о произошедшем не давали мне потерять сознание. Никто не обращал на меня внимания, да оно было и к лучшему, ибо мне не хотелось, чтобы кто- то успокоил меня. Мне хотелось почувствовать эту боль. И вроде бы она уже утихает, а слёзы всё равно текут по моим щекам, такие горячие и согревающие в зимнюю стужу… пускай текут. Я никуда не тороплюсь…

Мои слёзы остановил звонок от мамы. Выслушав нотацию про то, что мне скоро нужно быть дома, я встала со скамейки и пошла к магазину. В моих глазах всё ещё были слёзы. Тихо всхлипывая, я шла к вокзалу. Он меня раздражал. Впервые за всё время моего проживания в этом районе. Но лучше были бы вокзалы, чем мир, в котором не было Ники.

Все люди куда- то ехали, радовались, а мои мысли перемешались в один ком боли и грусти.

Я не спеша шла к магазину, смотря на поезд. В него сели люди, и он, радостно загудев, поехал куда- то. Я бы тоже улыбалась, если бы не произошедшее недавно. Как же я хочу об этом наконец забыть. Скорее бы уже сон. Я хотя бы не буду чувствовать себя плохо. А, проснувшись завтра утром, я надеюсь, что вообще забуду обо всём этом. Сейчас просто куплю себе что-нибудь и немного отвлекусь от ужасных мыслей, и этого мне и хотелось сегодня. А ещё я хотела полюбить Руслана, не Нику. Но мои чувства были сильнее мыслей. Как жаль, что я ещё умею чувствовать… как же это ужасно… я не хочу больше любить. Я хочу впасть в забытье. Навсегда.

Впервые в жизни я хотела попробовать алкоголь. Казалось, он единственный мог облегчить мои страдания. Никогда раньше я даже не думала об этом, но сегодня всё было не так, как обычно. Поэтому я могла себе позволить всё что угодно, ибо не знала, как мне ещё забыть обо всём. Боль была адской, терпеть её было больше, чем невозможно. Хотя, казалось, больше уже и некуда. Моя душа медленно угасала в бездне безумной боли и отчаяния. Мне хотелось обо всём забыть, и мне было всё равно на то, что скажет мне мама, когда увидит меня с бутылкой дешёвого вина… я угроблю свою жизнь… хотя, сегодня мне кажется, что она уже там. Она, моя жизнь, полностью связана с Николь. Я действительно люблю её. Люблю до мурашек по коже, до слёз, до улыбки и до безумия. Но терпеть это я больше не могу. Всё. Нет у меня сил мучиться дальше. Алкоголь- единственное, что мне сегодня поможет… и я решила идти, хотя до этого момента стояла по середине дороги, как истукан.

До магазина я не шла. Плелась, еле волоча за собой ноги, грозящие подкоситься в любой момент. Это жутко выматывало меня. Голова кружилась до безумия сильно, в глазах темнело и я еле могла унять дрожь, бьющую мои руки. На самом деле, я убеждала себя, что это из-за холода, ибо холодный ветер бил по моему лицу, и думать про что-то иное у меня уже не было сил, и свою первую попавшуюся мысль я возносила, как истину. Так и шла под стуки своего колотящегося сердца, не видя и не слыша ничего кроме этих звуков, уже начинающих раздражать меня. Глаза занесло пеленой, и я, пытаясь не заплакать, тяжело дышала.

До магазина я всё же дошла. Хоть и с трудом. Поняла, что я дошла к своей цели, я довольно смешно: едва я почувствовала сильную боль в голове, я сразу же открыла глаза. Поняв, что я врезалась в стену, я усмехнулась. Это был нервный смешок. Сегодня всё шло не так, как нужно… но, несмотря на это, раз я уже стояла возле двери в магазин, мне следовало бы зайти туда и купить всё, что было мне нужно.

Я потянула стеклянную дверь, и она бесшумно отворилась. В магазине почти совсем не было народу. Лишь только женщина с ребёнком, и какой- то парень, выглядевший чуть старше меня. Последний был за женщиной, поэтому я, поняв, что времени у меня осталось относительно много, решительно двинулась к нему. Подойдя чуть ближе, я тронула парня за плечо, после чего, когда он повернулся, показала ему, что мы должны отойти чуть дальше от продавщицы. Этот парень не сказал мне ничего. Не стал возмущаться, а, даже напротив, кивнул и пошёл за мной.

Я остановилась, когда поняла, что от кассы мы отошли достаточно далеко. Всё шло по плану. И оставалось последнее, что мне нужно было сделать, и в этот момент я испытала дикое волнение, но всё равно… я сделала то, чего бы никогда в жизни не сделала:

– Простите… купите мне вино, пожалуйста…– молвила я.

– Что?! Дурочка, ты же маленькая!– улыбнувшись, произнёс парень.

– Мне восемнадцать… и вообще… я дам Вам денег, пожалуйста, помогите мне… я сегодня… в ужасном состоянии. Я умираю…

– Прости, что? Умираешь? Каким образом?

– Мне плохо!!!

– Я понимаю тебя… но почему ты умираешь? Что такого могло произойти, что тебе стало плохо? А?! Ты же мне врёшь!

Слёзы покатились по моим щекам. Мне не нужна была его помощь. Ну и ладно… куплю хлеб- и домой…

– Я куплю, куплю…– сказал парень.– Серьёзно, только не плачь… куплю за свои деньги.

Он ушёл. Я доверяла этому парню, но всё же, в точности не могла сказать, правда ли я верю ему настолько, чтобы оставаться тут… но я готова была ждать этого парня, внушая себе, что мне присуща наивность, ибо боль в груди становилась всё сильнее и я готова была на всё, лишь бы эта боль утихла. Всё в этом мире так странно… мне с каждой секундой становилось всё холодней, и не помогало даже то, что я находилась в достаточно тёплом помещении… Ника. Она грела мою душу, но… то, что любовь не взаимна, убивало меня. Я не могла больше так жить. Негативные чувства переполняли меня и раздирали моё горло своими когтями. Но лучше уж горло, чем сердце, которое и так безумно болело. Ещё одна секунда- и я больше бы никого не полюбила. Никого, кроме Ники, но незнакомый парень вернулся ко мне и, быстро отдав мне бутылку вина, бросился наутёк. Слёзы всё ещё капали на пол, но я, поставив бутылку на пол, пошла покупать хлеб, молоко, масло и куриные яйца. Касса была свободна и я, молча расплатившись с молчаливой продавщицей, положила продукты в пакет и, взяв бутылку с вином, я вышла из магазина. Я тихо плакала. И, сев на скамейку, дрожащими руками открыла бутылку, как вдруг…

– Ты чего? Ты плачешь?

Она… я не готова… Николь… почему сейчас?! Нет, я не хочу больше грустить! С Никой боли нет места в моей душе! Плевать на всё произошедшее… я счастлива. Вновь. Словно вместо зимы наступило прекрасное лето, а в моей душе распустились цветы. И я кинула бутылку на пол. Не то, чтобы специально… я просто загляделась на Нику, и выронила из рук бутылку вина. Без Ники все эти часы пронеслись мимо. Я люблю. Вновь люблю. Снова хочу любить. Но почему это так больно?! Ладно… я хочу чувствовать это. Только… пускай Ника будет рядом. Я хочу видеть её, чувствовать, что она рядом. Это доставляет мне восторг. Я не могу вздохнуть. Воздух не доходит до лёгких. Сердце колотится так бешено… но мне так это нравится… Боже, я умру от счастья… я словно сейчас взлечу… нет, я не знаю, что такое грусть.

Но Ника напомнила мне обо всём.

– Ты пьёшь алкоголь?– вопросила она с улыбкой.

– Нет.– сказала я.– садись сюда.

Николь, волнуясь, села рядом со мной. А я пыталась сдержать чувство радости и страха, которые были прекрасны. Я любила Нику. Хотела, чтобы она была рядом, мне было слишком хорошо, чтобы говорить с Николь… я просто не могу говорить. Не умею. Я умею лишь смотреть на Нику и разглядывать её прекрасные глаза… мы просто сидим. Право, я хочу, чтобы этот момент был вечен. И эти чувства не высечь плетью. Не заставить забыть. Любовь вечна. В моём сердце огонь любви навечно, и если он всё же догорит, оставит мою душу сожжённой. Но он не догорит. Это попросту невозможно! Я люблю Нику! Больше жизни. Больше всех на свете. Я хочу быть рядом. И я хочу, чтобы мы были рядом. И если она не любит меня- пускай, но пусть я буду для неё хотя бы подругой… я приму это… а я буду любить. Вечно.

Так мы сидели ещё долго. Пока Ника не начала собирать осколки бутылки с пола, и я начала помогать ей.

Наши лбы вдруг соприкоснулись, и Ника отпрянула от меня, издав при этом визг. Я чувствовала жуткий жар и животный страх, распространившийся по своему моему телу. Повисло слишком неловкое молчание, которое нарушал лишь стук моего сердца и капли крови, ударяющиеся на пол- я порезалась о осколок, когда пыталась помочь Николь. Кроме этих двух звуков ничего не было слышно, а когда я прижала пальцем место пореза, то наступила пугающая меня гробовая тишина. Лишь изредка я слышала, как по улице ходили люди, стуча подошвами своих ботинок об асфальт. В остальном всё было тихо. Мои руки пробила дрожь. Это было такое неловкое событие, что от стыда мне хотелось провалиться под землю. Я не знала, что делать… но Ника была ещё более взволнованной, нежели я, поэтому, забыв обо всём, я подошла к Нике.

Подавив в себе желание убежать куда подальше, лишь бы больше не испытывать навязчивое чувство стыда, я подала Николь руку, дабы поднять девушку, сидящую на асфальте. Ника крепко сжала мою ладонь, после чего мы вместе присели на скамейку.

– Ну видишь,– сказала я,– необязательно было собирать осколки. Посмотри на себя! Ты выглядишь взволнованной!

– Всё в порядке.– отмахнулась Николь.

– Ник, ну будь ты честна со мной!

Девушка улыбнулась. По ней было видно, что эта улыбка до безумия фальшива, и для того, чтобы это понять, вполне достаточно было посмотреть на Нику невооружённым глазом, и становилось сразу понятно, что та волнуется. Как же не хотелось дальше мучать Николь! Но в то же самое время мне так хотелось быть с ней… и вдруг Ника сама начала со мной говорить. Я уже, пересилив себя, собиралась уходить, но остановилась, потому что услышала тихий голос Ники. Она звала меня. Радость переполнила меня, и я готова была разрыдаться на месте от счастья, но, загнав эти чувства глубоко внутрь, я просто села рядом с Николь и стала слушать её:

– Кстати, ты сегодня видела меня с Витей? Он ко мне приставал… представляешь?! Придурок… я кое- как от него отбилась. Как вы с ним общаетесь?

– Ника, это ужасно!– поддакнула я.– И я с ним почти не общаюсь.

– Ладно…– молвила Ника.– Пожалуй, мне стоит пойти домой.

– Хорошо, пока…

– Пока.

Ника встала со скамейки и направилась к своему дому. Я ещё долго смотрела ей вслед, и не могла наглядеться. С этой прекрасной девушки нужно было писать картины. Да и я уже хотела научиться художественному мастерству, дабы всегда носить с собой небольшой портрет Николь и чувствовать, что она всегда рядом. Но долго задерживаться у меня не было сил, и едва я увидела, как Ника скрылась за дверью, я отмерла и, взяв рюкзак, пошла к своему дому, дорога до которого была бы явно не сахаром, ибо идти мне надо было где- то час.

Солнце уже садилось, сверкая багровыми лучами последние несколько минут. Я люблю время заката, ведь обычно, сидя дома, я думаю о чём- то в такое время, выпивая горячий кофе глоток за глотком, но сегодня всё было немного иначе.

Было немного страшно идти домой, но я преодолевала себя. Мне казалось, что каждый смотрит на меня осуждающе… потому что я- больная. Не такая, как все. Я полюбила девочку и теперь не знала, что мне делать. Это были настоящие муки. Я озиралась по сторонам, крепко сжимая в руке рюкзак, ловя на себе взгляды прохожих- и мне казалось, что все эти взгляды неодобрительны по отношению ко мне. Было ощущение, что все они хотят сделать со мной что- то плохое, что- то, что причинит мне боль… казалось, даже деревья ненавидят меня. Я чувствовала себя изгоем общества. Но я любила Нику. И даже это не могло остановить мою любовь и погасить огонь, разгоревшийся в целый пожар в моём сердце. Но нет, я буду любить. Я уже сегодня пообщалась с Никой. Мы прикоснулись друг к другу. Она первая обратилась ко мне, и значит, наши отношения пошли в гору. И я не сдамся, чтобы ни происходило!

И вот, я уже стояла возле двери в свой дом. Закрадываются сомнения, которые охватывают всё моё тело. Маме я решила ничего не говорить, а дальше уже посмотреть, что и как будет происходить- а пока ни слова. С этими мыслями я, вздохнув, вошла в дом. Я сняла куртку и повесила её на вешалку, после чего бесшумно пошла в свою комнату. В этот день я до одури сильно устала, поэтому сразу же, едва увидев кровать, рухнула на неё, даже не снимая с себя школьную одежду.

***

Я зашла в класс навеселе. В отличии от прошедшего дня, сегодня моё настроение было более, чем хорошим. С Никой я сразу не стала общаться и решила дождаться, чтобы она подошла ко мне сама. Мне хотелось с кем- то коротать двадцать минут до урока, поэтому я приблизилась к Симе, с которой, я была уверена, мне было бы хорошо поразговаривать несколько минут, при этом не обидев Николь.

Едва Сима увидела меня, она бросилась ко мне с объятиями.

– Олеся, Олеся, как же я рада тебя видеть!– кричала она.

Я именно такой эту встречу и представляла, но была рада тому, что Симу я смогла порадовать хотя бы этим. Но думать мне было уже некогда, ибо через секунду моя подруга села на стул и пригласила меня присесть с ней за парту, что я и сделала, не желая обижать Симу… а потом девушка уже начала тараторить, как профессиональный диктор, и у меня на размышления уже не осталось никакого времени, ибо нужно было понять хотя бы одно слово из речи моей подруги, которая, казалось, даже пропускала некоторые буквы.

– Олеся, я встретилась с Максом, как мы и договаривались с тобой. И я узнала, что он… встречается с Анькой из параллельного класса. Ну ты же её знаешь! Со мной училась. Мы с ней ещё ненавидели друг друга…– говорила мне Сима.

«Хорошо хоть, что этот Максим не с моей Никой встречается, а то бы я точно потеряла сознание.»– промелькнуло у меня в голове.

–… и знаешь что?– продолжала Сима, и не думая останавливаться.– Они на днях сходили на первое свидание, а я тоже этого хотела! Она отобрала у меня парня, ведьма этакая!

– Да как она могла?!– с усмешкой сказала я.

– Не смейся. Я безумно, безумно люблю его.– молвила Сима, тоже улыбаясь.

Я хихикнула. После этого прозвенел звонок, и Сима взволнованно стала искать что-то то у себя в рюкзаке. Девушка выглядела немного испуганной, и я поняла, что меня больше в её мыслях нет, а её- в моих и подавно. Мне, конечно, хотелось бы помочь Симе, но к ней уже пришёл её возлюбленный, и мне пришлось сесть за свою парту и лишь наблюдать за их поцелуями и другими нежностями. Однако, видеть, как Сима волнуется, мне было не особенно приятно, да и Максим её раздражал меня до безумия. Он буквально переламывал Симу, заставляя её целовать его… и только я хотела подняться со стула, но вдруг Макс попрощался с моей лучшей подругой, после чего сел за другую парту, а в этот момент за моей спиной раздался голос, такой милый и знакомый до безумия- голос Ники:

– Что задали по русскому, а, Олеся?

Повернувшись, я поняла, что ко мне точно подошла Николь. Раньше я сомневалась и думала, что это может быть кто-то другой, и смелость моя ещё меня не покинула, а вот теперь, когда я увидела Нику, смелость испарилась.

И да, я не то, чтобы домашнее задание, я своё имя забыла, когда эта девушка подошла ко мне. Эти чувства волнения и страха пожирали меня изнутри, и мне хотелось кричать, плакать, стонать, да и умереть тоже, лишь бы не чувствовать этого. Внутри меня всё взрывалось, словно я- бомба. Это не были чувства, порождённые встречей с новенькой, просто дабы не опозориться перед ней, а нечто большее. Что- то, заставляющее меня чувствовать адскую боль… но в тоже время в Нике было что- то до безумия сильно притягивающее, как магнит, меня к ней. Что- то прекрасное и замечательное, от чего мне хотелось вечно быть рядом с Никой, даже просто молчать… почему я так к ней привязалась?

Главное- не опозориться передНиколь. Не показывать своего страха или волнения. Нельзя, чтобы Ника увидела мою слабость…

Хотя бы просто поздороваться! Что-нибудь, но только не молчать!

Сейчас, или никогда!

– Привет, я не знаю… ничего, что задали по русскому. Спроси у Леры…

Последняя фраза была явно лишней, и лишь усугубила всю ситуацию. Я понимала это и, пытаясь изменить то, что уже произошло, произнесла:

– Э….. ну… я всё- таки сейчас посмотрю… я…

– Ладно, я подожду.– с улыбкой сказала Ника.

Её улыбка сводила меня с ума. Когда Николь улыбалась, мои ноги подгибались, а внутри будто бы взрывалось абсолютно всё. И ради этой улыбки я была готова на всё. Но пока что мне нужно было всего лишь взять блокнот и посмотреть задание, в который я его и записала. Быстро найдя нужную дату, я сказала:

– Пятое на сто двадцатой.

Лицо Ники приобрело удивлённое выражение.

– Прости, я забыла, что ты из другой школы… в общем, пятое упражнение на сто двадцатой странице. В нашем классе вот так вот говорят: «пятое на сто двадцатой». Поняла?

Девушка кивнула.

– Спасибо.– сказала она.– За всё.

– Не за что. Всегда рада тебе помочь, Ника. Обращайся!– молвила я и улыбнулась.

После того, как Ника села за свою парту, а я осталась на своей, в класс вошла учительница географии, Наталья Петровна, энергичная и достаточно умная, но строгая преподавательница. Я обожала её предмет, и сегодняшний день не был исключением, и поэтому я стала наблюдать за каждым действием учительницы, не желая пропустить ничего важного. Женщина прикрепила к стене карту, после чего на доске своим мелким почерком написала дату, после чего села на стул и показала на меня. Моё сердце неприятно ёкнуло, ибо я не знала, что мне отвечать. Единственной, кто обратил на меня своё внимание, была Ника. Я пыталась не показывать ей, что волнуюсь. Я ведь была отличницей по географии, и получить четвёрку, не говоря уже о двойке, было для меня позором. Возможно, даже больше. Если я сейчас ничего не смогу придумать, мой мир рухнет. Навсегда. И лишь то, что Николь смотрит на меня, не разрушит его полностью… но я боялась того, что не выучила параграф. Боялась, что теперь я не буду примерной ученицей… да, это было страшно. До безумия, до боли и душевного крика, но нужно было рано или поздно испытать такой опыт. И я знала это.

– А нужно было что- то учить?!– спросила я учительницу, краснея от стыда.

– Ты со мной в эти игры не играй.– сказала Наталья.– Ты же отличница по моему предмету! Тебе должно быть стыдно, понимаешь?! С-т-ы-д-н-о. Позор, Олеся, позор…

Дальше я не слушала. Я потеряла поддержку- Ника, грустно взглянув на меня, отвернулась от меня- и именно после этого действия я зарыдала. Я пыталась сдержать в себе слёзы и крик, царапающие мою душу, но все попытки оказались тщетны. Я заплакала, закрыв лицо руками. Едва я вспоминала обо всём, в моё сердце словно втыкали иголку. Мне было адски больно, и я словно потеряла всю связь с миром… мне было стыдно. Да, я словно заживо сгорала от стыда. Эта боль заставляла меня плакать, и невозможно было скрыть этих ужасных чувств. Я умирала. Умирала внутри, и будто бы всё вокруг стало серым. Ненастоящим. Шаблонным. Я ощущала, как моё сердце пропускало удар, как крик раздирал моё горло. На сердце моём был ожог, а след от болезненных воспоминаний был для меня слишком уж глубокой раной. И я чувствовала, как хочу провалиться в забытье. Каждую секунду всё сильнее и сильнее…

Когда все одноклассники уже заметили то, как я бьюсь в истерике, Сима со своей соседкой по парте, Соней, стали шептаться друг с другом. И это вытащило меня из мира раздумий. И теперь я услышала голос учительницы:

– А ты чего плачешь? Ну, подумаешь, единственная двойка…– говорила мне учительница географии.

– Ей больно…– услышала я голос Николь.– Слушай, Олеся, поверь мне: ты самая лучшая! Знай это! Никакие двойки не изменят этот факт!

Эти слова были для меня лекарством от грусти. Я вытерла слёзы и глянула на Нику. Рана на сердце словно расцвела, и мне вдруг стало так хорошо, что я готова была кричать от радости. Но кричала я в душе, а вслух сказала:

– Спасибо, Ника.

Девушка улыбнулась мне, а я- ей. Мы недолго смотрели друг на друга, а потом Ника отвернулась от меня. Естественно, учительницу географии я тогда не слушала. Мои мысли были заняты не этим. Я вспоминала слова Николь, и они эхом раздавались в моей голове. Но я хотела слышать их вечно. Не уверена я была, что Ника воспринимает меня, как возлюбленная, но это меня интересовало меньше, чем то, что мы наконец начали нормально общаться. Со вчерашнего дня. Настроения учиться не было совсем, ведь я не могла думать ни о ком и ни о чём, кроме Ники. И так бы я, улыбаясь, и сидела, пялясь в одну точку и чувствуя приятные ощущения, обволакивающие меня, если бы не звук сирены.

Весь наш класс ринулся к окну. Все, кроме меня, Николь и многих других. Но, когда я увидела испуганное лицо своей лучшей подруги, я поняла, что случилось что- то очень плохое. Подойдя к окну, я увидела, как на носилках выносят чёрный мешок, из которого виднелась голова. Человек был мёртв. Всё моё хорошее настроение вмиг развеялось суровой реальностью, а когда учительница ещё и сказала, чтобы мы собирались и шли домой из- за смертей пяти человек, мне стало одновременно и хорошо, и до безумия грустно. Конечно, я обрадовалась из- за того, что на первом уроке нас уже отпустили, но то, что пятеро ребят не увидят больше ясного неба, не давало мне покоя. Это камнем осталось в моей душе, отражалось болью в груди и тяжким дыханием. Но самое главное, что я ничем не могла помочь умершим…

С этими мыслями я собрала рюкзак и стала ждать Нику. Сделав вид, что нечаянно уронила учебники, стала их поднимать. Мне очень хотелось пойти с Николь, или, хотя бы, попрощаться с ней. Я ради этого была готова на всё. У меня появился какой- то стимул стремиться, стремиться дальше общаться с Никой после того, как она поддержала меня. Общаться, но любила её я лишь когда повстречалась с Николь взглядами… и едва я увидела, как эта Ника пошла к двери выхода из класса, я, как щенок, побежала за ней. Ноги несли меня сами, а разумом, естественно, я сопротивлялась этому, но душа хотела… хотела быть с Николь. Казалось, если я её не догоню- то умру на месте. И я бежала, пытаясь не останавливаться, за Никой, которая была определённо быстрее меня.

Я догнала девушку на лестнице. Хлопнув Николь по плечу, я отошла, чтобы дать Нике шанс развернуться. Едва я посмотрела Николь в глаза, сразу же у меня появилось желание продолжать говорить с ней. Эта страсть убивала меня, но я хотела, чтобы эти муки продолжались. Я будто бы упивалась своими мучениями, но лишь с Никой мне было хорошо, как ни с кем больше. Я больше не хотела быть сильной и пытающейся показаться бесчувственной девушкой, которая общается с Никой только из- за скуки… Я хотела лишь свободного падения вместе с Никой в океан страсти и любви, которую, очевидно, чувствовала лишь я. Но всё же, я хотела провести время с Николь, даже если мои чувства были не взаимны. Только сегодня. Только сейчас. И чтобы нас навсегда связало сегодняшнее времяпрепровождение.

– Ника…– сказала я.– Может быть, погуляем где- то?

– Э…– Николь нервно хихикнула и скрючила пальцы.– Э… я… не знаю… не знаю… знаешь, я согласна… после всего этого… давай…

– Идём?

– Да… я с радостью… пойдём…

И мы пошли.

Глава 4 Прогулка

Дальше для меня было всё, как в тумане. Я шла с Никой, сгорая от безумного счастья. Я не помнила, когда ещё я чувствовала себя так хорошо, как в этот момент. И вот, я ощущаю себя самым счастливым человеком во всём этом мире. Глядя на идущую Николь, мне хотелось знать о ней всё: какую пиццу она любит, какое у неё первое домашнее животное и сколько чаевых она оставляет в кафе, сколько Ника лежит, ворочаясь в постели, проверяя свои социальные сети. Я бы с радость помогала ей уснуть: заваривала бы чай с мёдом, заворачивала бы её в плед и, если бы моя Николь хотела бы, читала её любимые книги монотонным голосом. Потом несколько минут я бы смотрела на Нику- спящую и такую до безумия прекрасную- моля Бога о том, чтобы рано или поздно засыпать вместе с ней. Я знала, что это ужасные мысли и то, что я ненормальная… но мои чувства… эти бабочки в животе… всё это сводило меня с ума. Я многое отдала бы, чтобы посмотреть вновь в зелёные глаза Николь и то, как волнение сменяется на спокойствие- такое я ни раз замечала во время общения с Никой, и эта метаморфоза удивляла меня. И я так надеялась, что сегодня я посмотрю в глаза Николь вновь, и я хотела глядеть в них вечно. И эта любовь меня убивала. Но сегодня я была счастлива.

И вот, я, пытаясь не улыбнуться и не подпрыгнуть от счастья, привела Нику в кафе, которое не раз видела в парке, в который мы с Никой и попали. Девушка улыбнулась и села за ближайший столик, завизжав.

– Мне… заказывать?– спросила Николь, радуясь, как ребёнок.

– Конечно.– сказала я, пытаясь не улыбаться, глядя на Нику.

Девушка указала на те блюда, которые хотела бы заказать. Придумывая темы для разговора, я подошла на кассу и указала на блюда, после чего улыбающаяся кассирша заранее пробила ту пищу, которую заказали я и Ника, после чего дала мне чек с суммой- 1088 рублей. Я приложила карту к терминалу и, взяв чек на всякий случай, села туда, откуда мне уже махала своей рукой Николь. Едва я села напротив Николь, последняя крепко сжала мои руки, вонзив свои ногти, покрашенные в красный лак, в них. Но мне совсем не было больно, даже наоборот, до безумия приятно.

– Ты замёрзла?– спросила у меня Николь своим взволнованным тоном.

– Вряд ли. Возможно, я… просто… в общем, у меня нет аргументов!– сказала я и засмеялась.– Ника, я не умею аргументировать!!!

– Ха- х, я тоже…

– Ты довольна?!

– Если честно, мне даже неловко… ощущение, словно я вымогаю у тебя деньги… но ты меня пригласила… и…

– Именно. Не переживай.

Я тоже сжала руки Ники, пытаясь делать это нежно и приятно для Николь.

– Красивые ногти.– произнесла я, пытаясь сказать хотя бы один комплимент.

– Благодарю… ты меня смущаешь!– с улыбкой сказала Ника.

– Я говорю чистую правду.

Я погладила Николь по руке. Чувствуя, как сгораю от волнения и недоверия всему происходящему, я отвернулась. Настолько близко с Никой я никогда не находилась, и мне было страшно. Было чувство, что если я сейчас сделаю что- то не так, я не смогу жить дальше, а если и смогу- то не буду получать от жизни никакого удовольствия. И это, как тернии, царапало меня, и я чувствовала эту боль, которая пронзала меня с ног до головы. Но я хотела быть с Николь, но не могла ничего сделать с тем, что боюсь даже общаться с ней. Возможно, это было связано с тем, что я поняла то, что влюбилась в неё. То, что если об этом узнает мама- мне конец.

Но Николь лишь успокаивающе гладила мою ладонь, и я, пытаясь сдержать крики и слёзы радости и одновременно, животного страха, всё- таки повернулась к Нике. Девушка волновалась за меня, о чём говорило её испуганное лицо. Я не хотела делать ей больно, нет, кому угодно, но только не ей. Я отворачивалась не для того, чтобы испугать Нику, а наоборот, чтобы её не тревожить!!! Почему… я оступилась? Теперь Николь точно будет считать меня сумасшедшей! И я не смогу простить себе этого…

И я уже была на грани истерики, и мне хотелось убежать из кафе, дабы не маячить перед глазами Николь. Но Ника сделала то, что заставило меня зарыдать от счастья- правда, внутри. Она, моя Ника, села рядом и обняла меня, после чего по моему телу пробежали мурашки. Это были поистине приятные ощущения, которые обволакивали моё тело. Рана, что была в моём сердце, расцвела. Страх исчез совсем. И, наконец, это происходит. Я люблю Нику безусловной любовью, и больше не имею возможности это отрицать. Я впервые в жизни влюбилась по- настоящему, и это захватывало дух, и вся жизнь вдруг заиграла яркими красками. Всё сразу стало иметь смысл. И я прижимала к себе Нику, и мне казалось, что я- самый счастливый человек во всей вселенной, и, возможно, так оно и было.

Я пыталась скрыть свои чувства под простой улыбкой и горящими, как огонь, щеками красного оттенка. Николь, казалось, даже не замечает моей скрытности. Но это было даже больше, чем хорошо, ибо этого результата я и хотела достигнуть. И я смотрела на Нику: в этот день она была гораздо прекраснее, чем всегда. Зелёные глаза отражались блеском, а пухлые губы расплылись в улыбке, которая была для меня глотком свежего воздуха. Николь сегодня не была взволнованной, скорее, наоборот, сегодня ей двигала взбалмошность. Она рассказывала мне смешную историю про то, как вчера ударила Ваську рюкзаком за то, что тот к ней приставал, и вела разговор, хотя раньше это делала я. И я поддакивала ей, и смеялась вместе с ней, и просто голос моей Ники заставлял меня улыбаться, а история её- тем более. Казалось, что она тренировалась перед зеркалом для того, чтобы рассказать эту историю. Я знала, что это не так, просто голос Ники звучал так уверенно и так достойно, что он разлетался по всем стенам кафе, и казалось, что даже они восхищаются им.

Так мы и сидели, пока нам не принесли то, что было заказано нами в кафе. Ника заказала кофе, а я- чай. Ничего больше. Но даже это мы не пили, а держались за руки. Иллюзия, что Николь тоже влюбилась в меня, вскружила мне голову. А самое главное, что мне бы хотелось верить в то, что это- точно не иллюзия. И мне бы не хотелось, чтобы окружающий нас «кокон» разрушился. Но в то же время эта близость и это волнение становятся невыносимыми.

Но вдруг Ника на мгновение опустила глаза вниз, а затем, подняв их, произнесла негромко:

– Как ты думаешь, почему к нам приехала скорая?

В голосе Николь вновь сквозило волнение, и девушка вновь уставилась куда- то вниз. Как только я разорвала взгляд с Никой, я поняла, что меня пробирает странный холод. Волшебный кокон, окутавший меня и Николь, вдруг исчез.

– Не думай об этом, Ника…

– Олеся, я боюсь.

После слов Николь мне стало не по себе. Я вновь обняла девушку, после чего той, вроде бы, стало немного легче. Но ни о чём хорошем я тоже не могла больше думать.

– Не бойся. Всё хорошо. Я с тобой.– сказала я.

– Прости…– молвила Ника.– Мне бы не стоило говорить тебе об этом. Просто… как- то странно всё это…

– Да брось ты! Нескольких человек увезли… но не умерли же они! Хотя… один умер.

– Не может быть такого, чтобы пятерых человек сразу же увезли. Когда мы с тобой шли, я увидела, как все из этих людей- девушки. У каждой были раны. Волдыри, словно они вылили на себя кипяток. Эти волдыри лопались, и я слышала, как они стонали.

– И… вдруг это дежурные в столовой?

– Вполне возможно. Хоть я и не уверена. В списке дежурных наш класс, а тут- какие- то чужие ребята!

– Николь…– я отпила немного из своей кружки с чаем, пытаясь не представлять всё то, что видела моя Ника.– То есть, ты согласилась погулять со мной только из- за того, чтобы рассказать мне о произошедшем сегодня?

– Я только вспомнила обо всём этом… но мне кажется, что… это может произойти с кем угодно.

– А учителя знают, что это за девушки? Смогли распознать?

– Был тот, кто смог. Учитель химии. Классный руководитель у старших классов. У параллели. Я это поняла по тому, что он говорил на интервью.

– Ника…

– Что?!

– Понимаешь, я думаю, что это всё же дежурные.

Я пыталась успокоить Николь, но, кажется, лишь усугубила ситуацию. Девушка заплакала, и, казалось, была на грани истерики. Каждая её слеза убивала меня, и я, всё ещё пытаясь помочь Нике, сказала:

– Завтра мы всё выясним.

Девушка подняла на меня глаза, полные слёз, после чего произнесла:

– Верю.

То, что Николь мне доверяла, сразу вывело меня из состояния грусти. Я понимала, что с Николь мы видимся впервые, и произвести хорошее впечатление было больше, чем важной составляющей сегодняшней прогулки. Поэтому я схватила Нику за руку и мы выбежали из кафе. Я слышала её смех, и это придавало мне уверенности. Я вела Николь туда, где, как мне рассказывала мама, случались чудеса и люди влюблялись друг в друга. Там познакомились мои бабушка с дедушкой, потом мама и папа, а теперь, я думаю, настал и мой с Николь черёд. Это был сбой в системе, и я знала, что моя любовь к девушке ужасна, и что я обязана спрятать её куда- то вовнутрь, но я не могла. Единственной, кто делал мою жизнь счастливой, была Николь. И я хотела бы любить её вечно. И мне было всё равно на мнение других.

С этими мыслями я молча вела Нику по парку. Увидев маленькую узкую тропинку, я побежала к ней. Скоро мы должны были подойти к тому самому месту, и сердце моё бешено колотилось от этого, и с каждым шагом ритм его становился всё быстрее и быстрее, и волнение охватывало горло огромным комом. Но я ждала того момента, пока мы с Николь встанем на холме… и я представляла эту встречу, пока шла.

Шумели кипарисы, а солнце в своей полной мере ослепляло мои глаза. Настроение было прекрасное, и о сегодняшнем происшествии я вообще не думала. Берёзы шуршали своими листьями, и моя душа пела, а они подпевали ей, словно тоже радуясь, как я. Я была на седьмом небе от счастья…

И вот, тот самый холм. Уже весь обросший травой, стоял там пенёк, почти совсем незаметный. И я взобралась на него, и вдруг почувствовала необычайный восторг, и ощущение счастья вдруг достигло пика. Я полюбила в жизни всё.

– Ника, залезай сюда!

– Ты уверена, Олеся?!– Ника с опасением съёжилась.

– Иди сюда, трусиха!

Девушка, вздохнув, подошла ко мне и встала рядом.

– И зачем мы здесь?– недовольным тоном поинтересовалась Николь.

– Тут познакомились мои папа и мама, бабушка и дедушка.– сказала я.– Мне бы хотелось постоять на этом пеньке.

– В этом парке? Два поколения?

– Ага.

Я ухмыльнулась. Сначала мне было весело, а когда я ощутила, что Ника со мной совсем рядом, стало вдруг страшно. Вдруг Николь поймёт, что я в неё влюблена… хотя как? Я, вроде бы, правдоподобно играю роль совершенно не влюблённой подруги… или же, я обманываю сама себя? Эти мысли мучали меня, и я не знала, что с ними делать. Было ощущение, что едва Ника приблизится ко мне ещё на шаг ближе, я взорвусь от одновременно и радости, и напряжения, которое даже сейчас было просто убийственно.

Но Ника не стала приближаться ко мне ещё ближе, наоборот, она отошла от меня и начала собирать цветы, которых на этом холме было великое множество.

– Зачем ты это делаешь?– спросила я Николь.

– Хочу подарить эти цветы сестре. Она сегодня экзамен по математике сдала.– сказала мне Ника, завязывая цветы какой- то резинкой.– Надеюсь, она не разлюбила ромашки.

– Я тоже люблю ромашки.

Какая же я дура! И зачем я это сказала?

– Слушай… я тебе сейчас тоже нарву!– молвила Николь и улыбнулась мне.– Подожди секунду! Я тебе венок сделаю!

Я вся залилась краской, а ей словно нравилось смотреть на мои терзания, мучения… И это выводило меня из себя. Я была счастлива, но боялась любого неправильного слова с моей стороны. Любовь без мучений была мне чужда, потому что Ника была моей первой любовью. Первым опытом. Но, кажется, этот опыт будет для меня и первым, и последним, ибо кроме Ники я никого не смогу любить также сильно, как её. И радоваться, когда с улыбкой мне вдруг отдают красивый венок из одних лишь ромашек. И мои руки в этот момент задрожали… ни с кем я такого бы не испытала больше. Только Николь, и лишь она в моём сердце. Она запала мне в душу. И её венок- я крепко сжала его в своих руках, я буду хранить вечно. Нет, я не выброшу его. И никому не дам того сделать. Этот венок- моя жизнь, причина моей жизни. Моих радостей и печалей, приятного волнения и липкого, ужасного, животного страха. Я люблю Николь. Страстно люблю её и готова убить и умереть за неё. Я дышу Никой, вдыхая аромат её приторно- сладких духов, ощущая, как мои лёгкие заполняются им и, кажется, никакого другого воздуха я вздохнуть не смогу, наверное, никогда.

Я живу Николь. И ни кем больше.

– Ну и как тебе венок?– улыбаясь, спросила у меня Ника.– Нравится? Я старалась!!!

– Это лучшее, что я держала в своих руках.– упиваясь своим счастьем, вырвалось у меня.– Николь, ты прекрасная девушка. Почему я так говорю, я не знаю… просто… хочется тебе сказать это… ибо я больше не могу…

– Спасибо.– Ника слегка покраснела.

– Кстати, как тебе сегодняшний день, Ника?

– Если что, я сейчас не буду преувеличивать: это прекрасный день, можно даже сказать, один из лучших дней в моей жизни!

– А как тебе это место?

– Тоже прекрасное. Мне оно нравится, и я… хочу сидеть на этом холме вечно, смотря на закат и делая венки из разных цветов… это такая приятная атмосфера… вот только… меня терзает то, что всё вот так…

– Николь, ты про что?!

– Если не будешь смеяться… я не верю, что всё так хорошо!

– Ты заслуживаешь этого, если не большего, поверь мне!– закричала я.

– Никогда не думала, что скажу это, но я чувствую себя жертвой. Меня унижали в классе, и от этого я и перевелась в твой класс, Олеся. Самое ужасное, что ребята, унижающие меня, сделали- было то, что меня заперли на чердаке на два дня.

– Всё уже хорошо.– я обняла девушку.

– Надеюсь, что здесь меня не тронут. Хотя я очень сомневаюсь в этом… знаешь, мне кажется, что сегодня мой последний день…

– Почему?!

– Потому что… Олесь, я не верю в это счастье.

– Николь, поверь, ты такая хорошая… ты заслуживаешь этого.

Ника обняла меня ещё крепче, чем я её. Я ощутила, что мне стало дышать слишком тяжело. Приступ удушья поглотил меня, и я, задыхаясь, улыбнулась. Голова кружилась, но это был лучший день в моей жизни. Я сама, также, как и Николь, с трудом верила в то, что не сплю, но всё то, что указывало мне на то, что это всё- реальность, воспринималось мною всерьёз. И я действительно не хотела, чтобы этот день заканчивался, но закат постепенно сменялся луной, и я, понимая, что мне уже нужно идти домой, произнесла:

– Мне нужно идти.– и убежала.

Глава 5 Снова скорая

– Помнишь вчерашнюю скорую?!

Мой одноклассник, Саша, как- то странно приветствовал меня. Я даже не успела разложить на столе учебник и тетрадь по химии, да даже не села ещё на своё место… и что этому Сашке нужно от меня?

– Чего тебе?!– сказала я.

– Да… это… мы узнали, что всё произошедшее вчера- это из- за кабинета химички нашей… точнее, учительницы химии. Ну и в общем, мы идём туда сегодня. Ты пойдёшь?

Вот это уже было интересно. Очевидно, день обещал быть крайне насыщенным.

– Конечно. Спрашиваешь ещё.– молвила я и расплылась в улыбке.

– Отлично. И подружку свою возьми.– с удовлетворённой ухмылкой сказал Саша.

– Какую?

– Ты что, с ума сошла? У тебя амнезия?!– Сашка рассмеялся.– Симу, конечно. Давай, иди, зови её!!! Быстрее!!!

– А ты что, сам не можешь?

– Я стесняюсь. Я же ей вчера в любви признался.

– Ладно, войду в твоё положение. Кстати, может быть, новенькую тоже возьмём?

– Гм… она же ничего не поймёт, Олесь. Наверняка настучит учителям о нашей идее. Я уверен. Она же ни с кем не общается!

– Я пообщалась с ней.

– И что?!

– Она совсем не такая. Николь добрая, милая и чувственная девушка. И ничего того, что ты описал, в ней нет, идиот!

– Ты в неё влюбилась, что ли?– с сарказмом сказал Саша.

Как он узнал?! Как- то даже больно стало, что меня не воспримет такой даже Сашка, парень, который вообще готов был меня поддержать во всём! Впрочем, в какой- то степени я была даже к этому готова, поэтому вскоре вся грусть исчезла.

– Что, язык проглотила?– продолжал подтрунивать меня Саша.– Ладно, возьмём мы твою Нику, чего расстраиваешься?– парень приобнял меня.

– Руку убери.– стиснув зубы, произнесла я.

– Да не расстраивайся ты. Давай так: ты- Нику, а я- Симу. Двадцать минут до урока, успеем всё осмотреть!

–Ладно… приводи всех и пойдём.

Я шла к Николь, дабы поделиться с ней радостной новостью. Та, как всегда, была уставлена в телефон. Очевидно, она могла быть раскрепощённой лишь со мной. Но было ещё всё впереди, поэтому я смело тронула девушку за плечо, и она вздрогнула.

– Чудачка, прости…– молвила я.

– Ты теперь меня так называешь?– с улыбкой спросила совсем недавно испугавшаяся Ника.

– Ага. В общем, идём в кабинет нашей химички. Там, сказал Саша, нашли то, что отравило тех несчастных вчера.

– Правда?!– Ника удивлённо подняла на меня глаза.– А это не опасно?!

– Нет вроде. Ну, чудачка, решай быстрее, идёшь или нет.

– Иду, конечно.

Радость приятно распространилась по всему моему телу. Сама информация о том, что Ника хочет быть со мной, была мне до безумия приятна. Я, конечно, волновалась. Не хотелось ударить в грязь лицом перед девушкой, с которой отношения мы сделали хотя бы неплохими вчера днём, и от этого я чувствовала, что удары сердца звучат все громче, поднимаются вдоль шеи, словно охватывают горло, отдаются в ушах. Я не испытывала ничего подобного уже достаточно давно. Но даже это волнение не могло быть сильнее радости, которую я испытывала тогда. И я шла к ребятам, крепко сжимая руку Николь, вереща:

– Я ПРИВЕЛА НИКУ!!!

И в тот день я радовалась, как ребёнок.

Ребята встретили нас, и тут уже моя радость достигла пика. С нами шёл почти весь класс! Саша, Сима, Надя, Федька, Геля и Андрей. Даже занудная Лина шла с нами, что было крайне странным. В тот момент моё сердце колотилось до безумия сильно и, казалось, норовило выпрыгнуть из груди при первой же возможности. Улыбка не исчезала с моего лица, хотя в голове моей творится полный бедлам. Всякие неприятные мысли посещали её, перекрывая иногда даже преувеличивающие их приятные эмоции и размышления. Но всё же, я пыталась думать о хорошем, однако из-за того, что здравый смысл ещё не был отключён желанием получить адреналин, я произнесла:

– Давайте разработаем план.

Федя удивлённо посмотрел на меня.

– Какой план?– спросил он у меня. – Ты знаешь, что до урока уже восемнадцать минут, и мы с твоим планом можем не успеть зайти в кабинет! Сейчас всё с тобой согласятся и всё- к химичке нам уже не попасть!

– Идиот, – молвила Сима, постоянно поддерживающая меня, – да для тебя сегодня развлекаться гораздо важнее, чем наши жизни или, хотя бы, состояние в школе!!! Федя, какой же ты ужасный… как же я тебя ненавижу…

– Ладно, какие тогда у вас планы?

– Ну, во- первых, нам стоит дождаться, пока химичка выйдет из кабинета, и в этот момент мы сразу забегаем туда и закрываем дверь. Ключ, как мне известно, она всегда оставляет в нем. Ну как вам план?

– Шикарно!– молвила я.– Но если мы не попробуем сейчас… то никогда не узнаем, как то на самом деле!!!

– Да. Согласна.

Через коридор с шумными первоклашками и идущими взад-вперёд учителями, мы шли на четвёртый этаж. Мои руки дрожали, но одна сжимала руку Николь, и эта девушка была взволнованна не меньше, чем я. Мои ноги готовы были подкоситься в любой момент. Но вскоре волнения как след простыл, ибо любопытство превысило его- мы стояли около кабинета учительницы химии. Та шла по лестнице, не оборачиваясь, и мне стало вдруг страшно, хотя секунду назад меня нахлынуло ощущение радости, или, скорее, в моей крови повысился адреналин. А теперь мои руки пробила дрожь, мелкая, но болезненная, и дотронуться до ключа для меня было чем- то до безумия страшным. Но я вдруг вспомнила, что не хочу терять свой какой- никакой авторитет в глазах ребят, идущих со мной, и поэтому повернула ключ в замочной скважине и первая зашла в кабинет.

То, что я увидела там, а главное, что почувствовала, отпечаталось в моей голове навсегда: повсюду были разбросаны колбы, и из них выливались жидкости разных цветов. Моё внимание привлекла синяя колбочка. Она была меньше всех остальных, но мой взгляд оказался прикован именно к ней, ибо из этой колбы лилась жидкость не обычная, такая, какие я видела в этом кабинете, а какая- то чёрная с белыми вкраплениями. И к тому же, из этой колбочки шёл пар. И я, думая, что она просто горячая, подошла к колбе и тут… моя голова начал кружиться до безумия сильно, а когда жидкость коснулась моего ботинка, она прожгла его.

На своей ноге я увидела волдырь! Ужас пронзил моё тело, и я затряслась. Во рту я чувствовала привкус металла, который с каждой секундой пребывания в этой проклятой комнате становился всё сильнее и сильнее, и не убавлялся ни на секунду. Кожа моя стала синей, как при обморожении, и тело моё будто бы пробили электрические разряды. И надо бы бежать- но я не могла- стояла на месте, как вкопанная. Страх, животный ужас, сковал моё тело и я просто смотрела на то, как превращаюсь в тех девушек, которых видела прошедшим днём в машине Скорой Помощи. Удары сердца становились всё громче, охватывали горло и раздавались в ушах. Дышать было невозможно. Воздух просто не доходил до лёгких. Иными словами- пугающий меня приступ удушья. И именно из- за него теперь я, желающая побыстрее сбежать отсюда, стояла и, задыхаясь, глядела на своё лицо, бледное, выцветшее и уродливое. Но не только лицо и тело стали причиной моего страха. Нет, была ещё причина: все мои одноклассники, пришедшие со мной, стояли в дверях. Зная, что ребята через секунду пойдут за мной, я с огромными усилиями открыла рот и промолвила:

– Бегите!

Из- за приступа у меня не получилось сказать это слово нормальным голосом. Если бы не хрипота, то можно было бы счесть за мышиный писк.

Голос не волновал меня. Я думала, что этим смогла бы остеречь от своей участи и других ребят, но я ошибалась, как никогда. Николь… Ника, моя девочка. В мыслях моих было, что её я увижу в своей жизни самой последней, и это пугало меня. Моя чудачка не бежала, летела ко мне с криками и слезами. Я бы успокоила её, если б не страх и жуткий приступ удушья, смешанный с кашлем. Николь же не обращала внимания на то, что я выгляжу, мягко говоря, неважно, и ко мне лучше не подходить. Она спасла меня. Моя возлюбленная вывела меня из кабинета, и сразу же мне стало легче. Жадно глотая ртом воздух, я тихо заплакала, а Ника села рядом со мной и прижала меня к себе.

– Почему ты не побежала?!– спросила девушка, и на её глазах также появились слёзы.– Почему ждала?

– Я… я не могла…– молвила я, всхлипывая.

– ОЛЕСЯ!

Ко мне подбежал Сашка и крепко обнял меня. Мне всё ещё было плохо, и я еле сдерживала рвотные позывы, но одновременно, где- то глубоко в душе затаился лучик радости. Я была счастлива, что вновь рядом с друзьями, а главное- с Николь.

– ОЛЕСЯ, Я СЕЙЧАС ВЫЗОВУ СКОРУЮ! ОНИ ПРИЕДУТ И ЗАБЕРУТ ТЕБЯ… БОЖЕ, КАК ЖЕ Я РАД, ЧТО ТЫ ВЫЖИЛА!– шептал мне Сашка чуть ли не на ухо.

– Саш…– произнесла я.– Ты же никому не расскажешь, верно ведь?!

– Никому.

– Даже химичке?!

– Тем более нет. А теперь успокойся и подумай о хорошем, пока я буду вызывать сюда врачей.

– Ладно…– и я вновь села рядом с Никой.

Сашка набрал номер скорой и зашептал в трубку адрес нашей школы, то и дело срываясь на всхлипы. Мне, также, как и ему, было жутко. Но я видела то, чего не видел никто. И я не пыталась себя успокоить, нет, скорее наоборот, ибо я, не отрывая взгляда, смотрела на то, как на полу в кабинете валяются лоскутки кожи. Моей кожи. Она шелушилась, и я не знала тогда, почему. Как только я поняла, что в кабинете остались кусочки именно МОЕЙ кожи, моё сердце вновь бешено забилось. Тело будто бы пробили электрошокером, и я вновь затряслась. У меня началась самая настоящая паническая атака. Дышать вновь стало до безумия трудно, а колени мои затряслись, и я не могла контролировать это. К моему горлу подкатил ком, и я закашлялась. Не знаю, было ли то таким же приступом, как и всё остальное, но этот кашель раздирал моё горло. Оно неистово болело, но я не могла остановиться. Если бы я могла закричать, я бы орала, как будто бы меня режут вживую, да и то, казалось мне, было бы менее болезненным, чем то, что я испытывала в момент всех этих мыслей. Мне было больно. Это не мог остановить никто, и я просто ждала приезда врачей, надеясь на то, что доживу до их приезда. Хотя я больше хотела остановить свои мучения другим образом, ибо сомневалась, что врачи хоть чем- то могли бы мне помочь, ведь я знала, что на то, что растекалось по всему кабинету химички, ещё нет противоядия.

Между тем я чувствовала, как мне пытается помочь Ника. О, моя бедная девочка! Я так себя ненавидела тогда за то, что взяла её с собой. Если бы она не видела моих мучений, как же ей было бы хорошо! Но одно лишь было в том, что Ни пошла со мной, хорошее: я думала о Николь, и это держало меня на этой земле. Я боялась умирать, зная, что это расстроит мою чудачку, я знала, что она заплачет… я бы не хотела, чтобы это произошло. Я любила её и знала, что буду любить. Мне была приятна забота Николь, но я бы отдала всё, чтобы Ника заботилась обо мне не с текущими по её щекам слезами, огромными и такими болезненными для меня. Она как- то помогла мне остановить кашель, конечно, не без усилий, но помогла, и теперь мы ждали скорую молча. Эта тишина пугала меня, и лишь изредка её нарушали звуки падающих на пол слёз Николь. Я же не плакала. Слёзы застыли в моих глазах. Я не хотела расстраивать Нику, потому что не хотела, чтобы она заплакала ещё сильнее… поэтому я терпела всю боль, не издавая ни звука и пытаясь не показывать то, что мне больно.

Прошло минуты две, и от пережитого шока я уже было заснула, как вдруг услышала звук сирены. Подъехала, очевидно, машина Скорой Помощи. Николь положила руку мне на плечо, и мы вместе пошли к машине. Я то и дело кашляла, но вместе с болью я получала приятные ощущения. Мне хотелось быть с Николь, но если я умру в машине, то было бы невозможно… и эти мысли убивали меня. Но вскоре, когда меня погрузили в скорую, я не умерла. Моё сердце не остановилось, но я зарыдала навзрыд от боли, грусти, отчаяния и шока. И с этими слезами я посмотрела на Николь, которая кивала мне в знак прощания. А когда мы уже отъехали от школы, и я потеряла Нику из виду, я потеряла сознание.

***

Открыв глаза, я увидела белые стены и потолок, после чего поняла, что я в больнице. Моя мама склонилась надо мной. Она плакала, и это внушило мне то, что произошло что- то нечто ужасное. От этого сердце моё неприятно ёкнуло. Почти на все сто процентов я была уверена в том, что дело было вовсе не в волдырях и не в том, что я проникла в кабинет учителя, а в чём- то другом, ужасном и, возможно, неприятным для меня. У меня не было сил говорить, но я вопросительно посмотрела на маму, от чего та вздрогнула и произнесла:

– Живая! Доктора сюда! Доктора!

В комнату вбежал мужчина в белом халате. Очевидно, он и был доктором. Вид у него был опечаленный, примерно такой же, как и у моей мамы. И вскоре он рассказал мне и маме то, что повергло меня в шок:

– У Вашей дочери… онкология.– обратился он к моей матери.– Точнее, откуда- то она заразилась не передающимся другим людям вирусом. Он похож на онкологию, но с ним приходят и другие проблемы: частые рвотные позывы, кашель и кровохаркание. Я не знаю, откуда у неё ЭТО, поэтому… мы не можем взять её в нашу больницу. Простите. Ей осталось не больше месяца. Простите… так вот, в карточке я просто запишу «онкология». До свидания.

Моя мама кивнула доктору, и кинула мне куртку в руки. Через секунду мы уже ехали на машине домой. И если до этого я не расслаблялась и вела себя сдержанно, то теперь я полностью раскрепостилась. Все чувства как будто перемешались, превратившись в один комок, который застрял в груди. Я не могла принять такую реальность. Через месяц я бы лежала, зарытая в землю, и я отказывалась в это верить. Но разум говорил мне, что я должна достойно принять свою смерть, и сделать за этот месяц то, чего не делала никогда. Но даже несмотря на то, что я пыталась стать более оптимистичной, слёзы всё равно потекли по моим щекам, обжигая их. Крик раздирал моё горло, словно царапая его острыми, как лезвие, когтями. Но я не могла ни закричать, ни сказать что- либо. По моему телу просто пробежали мурашки, а руки пробила дрожь. Боль острой иглой вонзилась прямо в моё сердце. Это было так трудно- осознать то, что через недолгое время жизнь утечёт, как вода. Но единственное, что я тогда понимала- нельзя долго грустить. Нужно радоваться и не расстраиваться, пока ещё на это есть время.

Глава 6 Признание Нике. Негодование мамы

Я проснулась от того, что мама теребила меня за рукав ночной рубашки, в которой я спала. Сонная, вся в слезах, я с огромными усилиями приподняла голову. Женщина испуганно продолжала тормошить меня, и весь сон как рукой сняло. Теперь мне стало по- настоящему жутко, и поэтому я спросила:

– Что такое, мам?

– Доченька, посмотри на подушку…

Я посмотрела туда, куда сказала мне моя мама. На подушке лежала прядь волос. Моих волос. Странно было для меня самой, что я совершенно ничего не боялась. Скорее напротив, я хотела провести свой последний месяц с радостью и счастьем, и поэтому, решая не обращать внимания на то, что уже невозможно изменить, я обняла маму и сказала ей, чтобы она не волновалась, после чего пошла собираться в школу. Глядя на своё пропитанное болью лицо, я надела на себя брюки, и, попрощавшись с мамой, пошла в учебное заведение.

С Никой мы столкнулись в классе. Я позвала её к себе, а точнее, поманила к себе рукой. Девушка пришла ко мне очень быстро, и меня вновь пронзило едкое чувство тревоги и волнения. Но я, вздохнув, всё же решила признаться Николь, ибо держать в себе всё это было уже не возможно.

– Чудачка, у меня онкология.– молвила я, после чего в моих глазах заблистали слёзы.

Всхлипы Ники прервали тишину мгновения, которое тянулось словно целую вечность. Я прижала к себе девушку, после чего сказала:

– Этот месяц ты от меня ещё устанешь.

Ника заревела ещё сильнее. Каждая слезинка, текущая по её щеке, медленно убивала меня. Когда Николь плакала, внутри меня словно рушился весь мир. Я грустила не так, когда узнала, что мне осталось недолго, не грустила, когда чувствовала себя ужасно там, в кабинете учительницы химии, но сейчас мне вдруг стало так тяжело на душе от того, что Ника заплакала. Мне не стоило бы говорить ей такое… я- плохая подруга и девушка. Как же моей Николь не повезло, что она мой первый опыт влюблённости, и, очевидно, последний. И в последние дни моей жизни мне бы не хотелось её огорчать… Николь была для меня драгоценной вазой, и если бы я разбила её, то не пережила бы того. Я так любила эту девушку, страстно любила, и от этой страсти я чувствовала жар, после чего меня сразу бросало в холод. И я не хотела видеть её слёз, именно поэтому я, прижав к себе Нику, промолвила:

– Чудачка, я правда… я выздоровею. Врач сказал, что это возможно.– пытаясь врать, сказала я.– Правда… честно…

– Не ври.– Ника посмотрела на меня глазами, полными слёз.– Ты тоже плачешь…

– Я просто так рада, что ты здесь, понимаешь.

– Олеся…

Губы Николь задрожали, и она прижала меня к себе. В тот момент рана на сердце словно расцвела, превратилась в прекрасный цветок, который давал мне жизни и радости. Счастье ударило в голову. Такой счастливой от объятий Ники я себя ещё никогда не чувствовала. Она прижималась ко мне своей футболкой из нежного хлопка, и нежнее в тот момент мне казались лишь объятия Николь. Она сжимала мои плечи, которыми прошедший день я неприятно ударилась, но у меня ничего не болело. Как же я была счастлива обнимать эту девушку. Мучительная, но прекрасная любовь охватывала меня. Секунда- и я бы поцеловала Нику, но пока что, к счастью, держалась.

– Олесь… ты правда выздоровеешь?! Не врёшь, нет?!– спросила у меня Николь.

Девушка отодвинулась от меня, и я увидела её улыбку, хотя в глазах всё ещё читалась небольшая боль. Но в моей душе не было места никакой боли. Видя покрасневшую Николь, мне хотелось поверить только в самое наилучшее, и поэтому я, не контролируя свои слова, произнесла:

– Конечно, выздоровею.– сказала я своим сердцем, не разумом.– По крайней мере, постараюсь. Ради тебя, чудачка!

– Ради меня?!– переспросила Ника.– Правда?! Ты самая лучшая! Мне с тобой так хорошо, серьёзно… и я надеюсь, что я не потеряю тебя.

Эти слова были для меня как бальзам на душу.

– Спасибо, чудачка.– молвила я.

– И мне так приятно, когда ты называешь меня чудачкой… и… да, мне сразу это понравилось, Олеся!– произнесла Ника.

– Знаешь, мне так хорошо от того, что ты… чудачка… так мне говоришь!– словно срываясь на крик удовлетворения, говорила я.

– Пойдём?!

– Куда?

– На свои места. Учительница физики через минуту уже придёт! Быстрее!

– Ладно…

Я села на своё место и увидела, как Николь улыбается. Это были прекрасные моменты в моей жизни… как же я была счастлива, когда увидела улыбку Ники! Эти чувства было не передать словами. Они просто были, и заставляли отрезанные крылья вырасти вновь. Было чувство, словно я вот- вот взлечу.

Но когда в класс вошла учительница, я упустила из взгляда Николь. Но я знала, что на перемене мы вновь встретимся, и вновь мы вместе будем разговаривать- а пока мне нужно было сосредоточиться на математике. Учительница этого предмета записывала на доске различные формулы, и я записывала их у себя в тетради, как вдруг… кашель начал вдруг раздирать моё горло. Было ощущение, что моё сердце от этой боли пропустило один удар. И весь класс обратил на меня внимание, а я не могла остановиться. Сима пыталась как- то успокоить меня, да и Ника- тоже. Неприятно было видеть их волнение, но я просто не могла остановиться. Моё горло словно беспощадно разрывали на куски, будто бы это была какая- то ненужная тряпка… и как бы я много воды не выпила бы, у меня всё равно не получалось остановить этот кашель. Теперь я точно выдавало то, что мне стало хуже… но я ничего не могла с этим сделать. Мне было больно, и я пыталась устранить эту боль…

Прошла половина урока, как вдруг меня наконец отпустило. Пометив у себя в голове, что приступ длится двадцать минут. Я думала, что все вновь будут заниматься своими делами, но Сашка вдруг крикнул:

– ЭТО ПОСЛЕ ТОГО КАБИНЕТА, РЕБЯТА! ОЛЕСЯ, ВСЕ УЧИТЕЛЯ УЖЕ ОБ ЭТОМ ЗНАЮТ! ВДРУГ ОНИ ПОМОГУТ?! ОЛЕСЬ… ПОСМОТРИ НА СВОЮ ТЕТРАДЬ.

Я вытерла губы рукавом кофты, и мне сразу стало всё ясно: кровь. Этот приступ был кровохарканием, и это напугало меня не на шутку. Но не то, что у меня был приступ, а то, что врач не соврал. Химичка всё- таки создала новый вирус, и я боялась… боялась оставаться здесь. Но в этой школе была Ника, и я не могла оставить её. И я смирилась со своей участью, и, перевернув страницу, произнесла:

– Саш, не помогут учителя. Врач говорил, что выздоровление возможно, но… это не точно. Я уверена, что он не врал.

– То есть… скоро ты будешь такой же, как обычно?! Всё будет хорошо, правда? То есть… правда?

– Саша, не радуйся пока.

– То есть… ты правда мне не соврала?!– вопросила Николь удивлённо.

– Я же тебе сказала!– улыбнувшись, сказала я.– Правда, Ника, я серьёзно… а ты думала, что я вру?! Неужели ты мне не доверяешь?! Я думала, что ты мне доверяешь. Знаешь, я хотела бы, чтобы мы друг другу доверяли…

– Я тебе доверяю. Мне нужно было просто ещё раз убедиться в правдивости твоих слов.– девушка улыбнулась.

– Ребята, у нас вообще-то урок, позвольте напомнить!– молвила зло учительница математики, увидевшая и услышавшая наши переговоры. – Я вам говорить не мешаю, а? А то я могу уйти, Ваше Высочество Олеся!

Тут Сашка, недавно мило беседовавший со мной, озлобленно опустил голову внутри вниз, а потом также внезапно поднял её и глянул научительницу.

– У нашей одноклассницы онкология. А Вы так себя ведёте… – молвил Саша.

– Так пусть лечится!!! И не срывает мне урок! – сказала учительница математики.

Эти слова будто бы посыпали соль на мою открытую рану. Сразу захотелось плакать от нахлынувшей злобы и обиды, но я воздержалась от того, чтобы зареветь навзрыд. Это значило бы, что учительница победила меня, а я тогда оказалась бы поверженной. Нет, даже от боли я не готова была пошатнуть свою гордость. Только не сегодня! Да, в моё сердце словно было воткнута дюжина ножей, но это не давало мне права просто так сдаться, хотя слёзы были к моим глазам слишком близко. Да, руки мои бешено дрожали, а голова болела и пульсировала от страшной обиды- но я продолжала записывать формулы, которые на доске писала наша учительница, хотя в голове был полный бардак и о том, чтобы думать о математике, не было и речи.

Когда прозвенел звонок, мне показалось, что я самый счастливый человек на всей этой планете. Теперь я вновь могла быть с Николь, общаться с ней и обнимать её, чем я решила и заняться. Да, я точно знала про то, что двадцать минут- это не вечность, но для меня эти минуты обещали быть прекрасными. И ради того, чтобы получить банальное «привет» со стороны Ники, я и шла к ней. Моё сердце разрывала тоска по Николь, которая накопилась за сорок минут без неё, и я не контролировала себя. Я шла, потому что мне нужно было идти… я просто не могла жить без Ники. Без неё я умирала гораздо мучительнее, чем от болезни, которой я была заражена. И я думала, что Николь встретит меня радостно, и мы будем общаться только с ней, но… нет.

Ника болтала с Сашей и Ариной. Они сидели в правой стороне от Николь, поэтому и она, и эти ребята, могли спокойно разговаривать. Все трое смеялись, и мне показалось, что тут я определённо «третья лишняя», и не иначе. Каждый раз, когда Ника пыталась флиртовать с Сашкой, моё сердце пронзала игла ревности, отчаяния и чувства ненужности, терзавшего меня. Я схожу с ума от Николь. Я дышу ей, живу ей, я готова сделать ради Ники всё что угодно, и я не смогу принять того, что Ника больше не может быть моей…

Слёзы появились на моих глазах. Когда я узнала о смертельной болезни- я не плакала. Когда на меня наорала учительница- я тоже не зарыдала. Но теперь, видя то, как Ника флиртует с Сашей, я тихо плакала, идя к своему месту. И когда я села за парту, я накрыла лицо руками и теперь могла рыдать, сколько мне влезет. Крик раздирал моё горло, а на душе словно кошки скреблись. Горячие слёзы обжигали мои щёки, а всхлипы- горло, но от этих двух вещей мне становилось немного легче…

– Олеся… что произошло?

Ника. Она не должна видеть меня такой. Нет, не должна. Я же сказала ей, что счастлива. Что будет, если она обидится на меня?! Ещё есть шанс всё изменить! Зачем обижаться на неё? Вдруг Пашка заставил её флиртовать с ним, и теперь мне точно нужно поддержать мою драгоценную Николь? Я уверена, что что это было явно не по воле Ники, и она не виновата. Мне нет смысла плакать, я просто помогу Николь, и обо всей этой ситуации мы забудем.

– Чудачка, всё в порядке…

– Э… а… точно?!– Николь была крайне взволнованна, и мне бы безумно хотелось успокоить её.

– Конечно.

– Тогда ладно. Прости.– надменно произнесла Николь.

Я смотрела на Нику, нагло вздёрнувшую свой подбородок, и это демонстративное поведение очень разозлило меня- мне пришлось пойти на то, чтобы сжать разведённые в шикарной осанке плечи и встряхнуть их. Совсем легонько, не желая делать Николь больно. Девушка всё же дёрнулась, а её нос с небольшим кольцом пирсинга скривился в непонятной форме, как будто бы она вот- вот заплачет, но, несмотря на то, что в её глазах плескались ужас, непонимание и обида, своего надменного вида моя Николь не потеряла: склонила голову и возмущённо смотря на меня, прижалась ко мне. Потом мотнула головой и обдала меня ароматом своих духов- это был наилучший запах, который я чувствовала в своей жизни.

Сглотнув, я, увидев, что Ника отошла от меня, отступила на шаг назад, но остановилась, сражённая её взглядом, поменявшимся в секунду. Николь не стала такой, как раньше. Она смотрела на меня иначе, как будто бы… томно? Так смотрел в мою сторону влюблённый в меня по уши Руслан, и я отлично понимала, что Ника всё- таки полюбила меня также, как и я в неё. Или же нет? Не найдя в себе желание разобраться в ситуации, я наклонилась и на глазах у всех поцеловала девушку, с которой ещё толком никто не успел поговорить. А я уже любила её. И ждала этого момента вечность.

«Бабочки в животе», говорите?! В Николь сидела как минимум пара пауков. Ядовитые, смертельно- опасные, они впивались в мою кожу во время поцелуя, прямо сейчас эти самые пауки выедали меня, впрыскивая смертельную долю яда мне в кровь. Ужасно, но ничего уже не поделаешь- этот яд уже давно во мне. Ещё с того момента, как я впервые в своей жизни увидела Нику.

Спустя минуты две я прижала к себе Николь ещё ближе, и запустила свою руку в её прекрасные русые волосы, которые к моему счастью были распущенны, и, простояв в поцелуе, замерев, ещё минут пять, мы отпустили друг друга.

Внутри меня бушевал раскалённый ураган, состоящий из бешеной саранчи, которая в агонии билась о мой живот. Тогда я поняла, что отныне люблю ураган. Любое буйство природы. Просто буйство…

Но вдруг за моей спиной кто- то закашлял. От страха моя спина похолодела и я почувствовала, как мурашки пробегают по моей коже.

– Чудачка…

– Олеся, это не наш одноклассник… я уверена в этом.

Обмолвившись несколькими словами, мы обе повернулись в ту сторону, откуда был слышен кашель. Волшебный «кокон», окружающий меня и Николь, разрушился. И я схватила Нику за руку, обомлев: перед нами стояла учительница. Моё сердце заколотилось с бешеной скоростью. Было ощущение, что от липкого чувства страха оно выпрыгнет из груди. И единственное, что я могла сделать- это стоять и молчать, опустив голову вниз.

Это молчание прервал голос моей Ники:

– Олесь, как думаешь, она всё видела?!– девушка вновь стала такой, какой была раньше.

Я лишь кивнула.

Учительница же подошла к нам вплотную, так, что я ощущала её дыхание и ровный ритм биения её сердца, отличный от того, как билось моё сердце. Я отрывисто дышала. Было ощущение, что едва воздух наполнит мою грудь- связь вмиг оборвётся. Я не могла собрать воедино все мысли в своей голове. На моём сердце, которое готово было выскочить при первой же возможности, был ожог, и я не знала, чем закончится история меня и Николь, но пока мы непрерывно глядели друг на друга, я всё ещё любила. Любила и не хотела бросать Нику. Это была моя вина, что учительница русского языка, Алевтина Георгиевна стояла над душой у меня и Николь. И я готова была пережить всё что угодно. Эти мысли делали меня смелее. Не в душе, а снаружи. Моё тело больше не пробивала дрожь, хотя воображение рисовало далеко не приятные картинки в моей голове. Я была уверена, что больше никто не видел моего волнения. И это делало меня твёрдой, как камень. Именно потому, что я почувствовала независимость, я наконец решила заступиться за Нику:

– Простите, мне нужно Вам кое- что сказать… Николь невиновна… я правда заставила её поцеловать меня… я пойду, куда Вам нужно… вот только… оставьте Нику, пожалуйста. Я сделаю всё, что угодно…

– ОЛЕСЯ!

Ника схватилась за мою руку. Её ногти впились в мою руку, но мне не было больно. Я волновалась за Николь, но никак не за себя. Удары сердца раздавались в ушах, а в глазах всё размывалось… и я знала, что меня не ждёт ничего хорошего, но безопасность Ники была важнее всего. Я любила её, и не хотела, чтобы она чувствовала боль из- за меня. И я не знаю, зачем, но я произнесла несколько слов, которые успокоили Николь:

– Чудачка, я скоро вернусь, милая.

Девушка отпустила меня.

– Ты что, думала, что она останется здесь?!– спросила Алевтина Георгиевна у меня, словно ей нравилось смотреть на мои мучения.

– Да… пожалуйста…– сказала я.

– Олеся, если ты того хочешь, то её наказание будет меньше, чем твоё. Но никак не исчезнет совсем. Вы обе- позорные и грязные девушки! Не смейте больше показывать своей ненормальности!

– Я знаю.– стиснув зубы, молвила я.

– Не дерзи мне.

– Куда мы пойдём?!– я ещё крепче сжала руку Ники.

– В кабинет директора, понятное дело! Возможно, и полицию вызовем за пропаганду, мои дорогие!!!

– Они не занимались пропагандой!– заступился за нас Сашка.– По ним обеим видно, что они любят друг друга! Неужели Вам не понятно это! И меня можете с собой забрать! Я ради своих одноклассников буду биться до конца!

– И я!– сказала Анька.

– И я!– молвила Лина.

– И я!– произнёс Кирилл.

– И я!– молвил Васька.

– И я!– встал за нас даже Максим.– У Олеси онкология. Вам бы немного её пожалеть! Да и Нику- тоже.

– Именно!– молвила Геля.– Я тоже заступаюсь за наших девчонок!!! Поверьте, я говорю это вполне серьёзно!

Все остальные одноклассники тоже начали заступаться за меня и Николь. Кто- то даже применял в аргументы нецензурную лексику, но учительница русского всё равно была тверда и высокомерна, и никак не действовала по правилу «мнение большинства».

– Ребята,– наконец сказала она,– дети, ваше мнение не учитывается. Всё. Забыли. Не переживайте, девочек там не обидят. Директор нашей школы – добрая, умная и порядочная женщина, так что разговор будет адекватным. Всё, Ника, Олеся, идёмте за мной.

– Удачи. Мы держим за вас кулаки.– услышала я за спиной голос Васьки.

Класс остался позади, а до кабинета директора оставалось недолго. Я еле сдерживала кашель, раздирающий горло, и помогало мне в этом то, что я сосредоточилась на том, чтобы думать, как помочь Николь. Но долго я так не размышляла. Когда Ника прижалась ко мне, я забыла обо всём. В моей голове были только две мысли: про то, как мне хорошо рядом с Николь и про то, что это опасно для моей Ники. Но Николь опровергла эту мысль тем, что ещё сильнее прижалась ко мне, показывая мне свою любовь и дружелюбие. Я не думала, что смогу принять себя такой- ненормальной, влюбившейся в девушку, но факт того, что рана на моём сердце залаталась сразу же, как только я почувствовала любовь Николь во время ругани учителя, заставляло меня думать совершенно иначе. Да, в самом деле, без Ники теперь я не могу жить. Она- как наркотик, если её рядом со мной не будет, начнутся адские муки. Это слишком ужасная любовь, но я не могла с этим ничего сделать… я хотела бы, чтобы Николь была счастлива. Но своего счастья без неё я не чувствовала. И этот замкнутый круг пугал меня до головной боли.

– Тебе плохо?– спросила Николь, словно видя то, что мои мысли приносят мне лишь боль. – Или что?!

Загнав внутрь себя желание прокашляться, я произнесла:

– Не знаю. Я волнуюсь до одури сильно… мне так жаль, что я подставила тебя. Я же… это… это… в дружбе же тоже могут присутствовать поцелуи! Я целовала тебя ТОЛЬКО как подругу, и никак иначе…– пыталась врать я.– Но ей- то этого не объяснить.

– Я разделяю твоё мнение.– сказала Ника дрожащим голосом.

– Я рада. Иначе я бы не смогла тебе ничего объяснить.

– Слушай…

– М?

– У меня ощущение, что моя мама убьёт меня из- за того, что случилось…– девушка выдавила из себя неправдоподобную улыбку.

– Глупости. Я надеюсь, что она поймёт тебя.

– Спасибо.

Девушка обняла меня, и мы на минуту остановились, пока учительница, не замечая никаких странностей, шла к кабинету директора.

– Слушай, ты в порядке?– вопросила у меня моя Николь.

– Прости… я… я… э… да… я в порядке…

Теперь я сама не понимала, что говорю. Я была уверена, что Ника посчитает меня сумасшедшей и лишь посмеётся надо мной, но вместо этого она прижалась ко мне ещё крепче, протянула руку и поймала локон розоватого оттенка, выбившегося у меня из пучка, и заправила за ухо. От прикосновения пальцев на коже остались следы тепла, а тело словно пронзило током: дрожь прошлась от затылка вниз, вдоль всего позвоночника.

– Не извиняйся. Всё в полном порядке. И я больше ничего не боюсь.– молвила Николь, мило улыбаясь.

Было бы легче, если бы она промолчала. Этот мягкий, спокойный голос… вот теперь я точно не смогла бы выдавить ни звука.

«Я сейчас точно упаду в обморок.»– промелькнуло в моей голове.

Напряжение стало просто убийственно. Обстановка накалялась. Я бы не хотела расставаться с Николь, с девушкой, которую я так любила, но, в то же время, эта близость и волнение становились с каждой секундой всё невыносимее. Этот день должен был стать самым счастливым в моей жизни, но кроме волнения я не ощущала ничего. Этот страх, конечно же, был из- за моей страстной любви к Нике. Но из- за него я не чувствовала ничего, кроме безумного волнения. Моя любовь к Нике становилась болезнью, но пока что я не пыталась её лечить.

Вдруг за спиной Ники показалась Алевтина Георгиевна, и атмосфера любви, окутавшая нас, вмиг рассеялась.

– Только не говори, что… пора…– молвила я.

– Нас увидели. Идём.– сказала Николь.

Улыбка её сползла вниз, и я, отпустив возлюбленную, послушно поплелась за учительницей. Сейчас я хотела вновь прижать к себе Николь, и смотреть только на неё. Но мы шли. И останавливаться было нельзя. И лишь когда мы дошли до кабинета директора, девушка посмотрела на меня. Только её зелёные глаза. Они пленили меня, и я готова была умереть за них. Я так хотела ощущать это вечно!

Непослушная прядь волос Николь снова падает ей на глаза, скрадывая свет, таящийся в их глубине. На миг время снова замирает. Словно в узком школьном коридоре только я и Николь, и нет ни кабинета, ни онкологии, ни злой на меня и Нику учительницы… увы, это время пролетело слишком быстро.

В приступе паники Ника даже не замечает, что чуть не столкнула с ног открывающую дверь учительницу русского языка. Девушка резко схватила меня за руку и потянула за собой.

– Идём, она открывает дверь!!!

– Ника, успокойся!– тихо сказала я.– Ещё хуже будет, если мы сбежим. Она найдёт нас. Мы же не провалимся под землю!

– Быстрее!!! Мы потом найдём оправдание, но не сейчас!

– Нужно спрятаться!– кричала я Николь, вслед за Николь торопясь к лестнице.– Нет, убежать мы точно не успеем. Сюда!

Я указала пальцем на какую- то заброшенную комнатушку. Раньше я не видела её, но из- за приоткрытой двери я поняла, что туда скидывают всякий хлам. Мои предположения указали мне на то, что она давно никому не нужна, и, надеясь, что оказалась права, толкнула дверь, готовясь нырнуть в темноту, в неизвестность, которая, как мне тогда казалось, спасёт меня и Нику от ругани директора, учительницы и вызова в школу наших родителей.

Мы грубо ввалились в комнату, пихаясь, и чуть не упав под ноги директору и Алевтине Георгиевне. Наше вторжение, очевидно, прервало более чем оживлённый разговор.

– ЭТА КОМНАТА НЕ ЗАБРОШЕНА!– крикнули я и Николь в один голос.

Директор школы оставляет чуть приподнятую руку в том положении, в котором она была. Её глаза мечут молнии из- под прядей густых волос. Женщина крепко сжала подол розового платья. Прерванный разговор явно шёл на повышенных тонах. Я закаменела, взявшись за ручку двери. Бешено колотящееся сердце невозможно было остановить, и я теряла сознание от чувства отчаяния и безысходности. Ещё секунда- и я бы заплакала. Пот ручьями стекал с моего лба, и чувство вины из- за того, что Николь теперь будут отчитывать также, как и меня, мучало меня. И эта боль, словно игла, вонзилась в моё сердце.

– Девушки,– сказала директор школы,– у меня две комнаты. Но они соединены. Посмотрите, какая она громадная! Надеюсь, вы поняли, что не сбежите от меня.– женщина засмеялась, словно её нравилось смотреть на то, как я и Ника волнуется.

Мы с Николь кивнули.

– Уважаемая Алевтина Георгиевна рассказала мне о том, что же всё- таки приключилось.– продолжала директор.– Сидите и ждите своих родителей. Их в школу мы уже вызвали. Можете сесть на стулья.– женщина указала на два стула в конце кабинета.

Я и Николь сели на стулья, после чего взялись за руки и вновь посмотрели друг на друга.

– Волнуешься?!– спросила Ника.

– Как никогда.– молвила я, пытаясь отдышаться.

Директор ходила вокруг своего стола, то и дело поглядывая на меня и Николь. До приезда наших родителей мы не разговаривали, а когда за мной приехала мама, лишь незначительно глянули друг на друга, и мама тут же захлопнула дверь перед носом директора школы. Представляя, как мне влетит, я медленно ковыляла за мамой, пока та нервно перебирала бусы из разных камней, подаренные ей в середине девяностых моим отцом. Моя мама была крайне сдержанна, пока мы шли к машине, в отличии от меня. То, что кашель разбирал горло, было ещё не всем тем разнообразием, что я испытывала в тот момент. Я ощущала себя незащищённой, от чего моё сердце выпрыгивало из груди. Страх комом застрял в горле, и я тихо плакала, глядя в окно, из которого на меня грустно смотрела моя чудачка.

Когда я и моя мама сели в машину, мне пришлось оторвать взгляд от Ники, ибо мы начали движение. Мама же изменилась, как только мотор старого авто завёлся. Всю дорогу я слышала лишь проклятья в свою сторону и то, что скоро меня потащат к психологу, дабы вылечить «психическое расстройство». Не отрицаю того, что я сама стала сомневаться в своей адекватности, но слова матери добили меня, и всю оставшуюся дорогу я дрожала и билась в истерике. Слёзы текли по моим щекам, как будто бы ручей, и я молила Бога о том, чтобы случилось что-то то, что заставило бы нас не ехать домой. Я очень боялась оставаться с мамой один на один.

Но мои молитвы услышаны не были. Через минут сорок мама затормозила около нашего дома. Отчаяние, как стрела, вонзилось в моё сердце, от чего последнее, в свою очередь, неприятно ёкнуло. Но делать было нечего. Меня силой затаскивали домой, и никто из соседей не реагировал на мои крики, а когда моя мама закрыла дверь, кричать было уже бесполезно, и я замолчала. И лишь слёзы обжигали мои щёки, а так никто бы и не понял, что в моей голове творится полный беспредел, а сердце и душа ноют от адской боли и волнения. Но когда моя мама взяла в руки плётку, всё волнение исчезло. Невозмутимая, я терпела боль, и лишь когда я увидела лужу крови на полу, наконец пришла в себя. Первое, что я сделала- это почувствовала безумные рвотные позывы. Да, как и следовало ожидать, меня вырвало на пол, и от этого я получила ещё один удар. Его я стерпела также, как и предыдущие, только вот уже ощущала, как моя спина жутко заболела. От этой боли у меня заболела голова, но я крепко стиснула зубы и решила преодолеть всё героически.

Самый болезненный для меня удар оказался не последним в списке мучений на сегодня. Мама ударила меня как минимум раз пять, после чего кинула плётку прямо на лужу из моей рвоты, после чего опустила в эту лужу моё лицо. Меня чуть не вырвало второй раз. И радовало то, что больше меня не изобьют, а из гадостей я слышала лишь слова мамы, поднимающейся по лестнице. Вначале её слов было не разобрать- поверьте, я внимательно вслушивалась в речь своей матери, но слышала лишь шёпот, как будто бы она читала какое-то заклинание, Будто ведьма- но в один момент речь моей мамы изменилась, и я отчётливо услышала то, о чем она говорит:

– У-у-у, сволочь! Позор семьи! Я её убью, если ещё раз всё это повториться!!! Не позволю, чтобы моя дочка выросла ненормальной! Тварь! Вот же сволочь такая! Болеет она! Ничего не болеет, совсем нет!

От обиды мне хотелось зарыдать, но даже при себе до такого уровня я не была готова опуститься. Вместо слёз я, хромая, пошла в ванную и умылась, и лишь после того, как я стёрла кровь и рвоту с лица, я посмотрела в зеркало…

В этот миг по моей спине пробежал холод.

Подняв голову, я встретилась взглядом с отражением собственных голубых глаз. Обычно в них читается энтузиазм, усталость, гордость, возможно, иногда, даже влюблённость мелькала в них не раз. Сейчас же, впервые в жизни, я увидела там только бездонную печаль. Кто же мог спасти меня от неё? Только я сама. Теперь уже даже Николь не могла. После нашего поцелуя она оказалась со мной в одной лодке, и мне нужно было спасать нас обеих. Так что… я теперь должна была как-то выкарабкаться из этой бездны самостоятельно, без чьей-то помощи. И я знала, что за месяц я точно справлюсь со всеми проблемами.

Возле зеркала я простояла ещё недолгое время, рассматривая синяки под глазами от недосыпа и глаза, раскрасневшиеся от слёз. Когда я уже проплакалась и рассмотрела себя вдоволь, я вышла из ванной комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Я еле волочила ноги по коридору. Меня всё ещё тошнило. От тусклых желтоватых огней- лампочек голова шла кругом. Я чувствовала, как теряю контроль над собственной жизнью, чувствами, честью. Стоила ли любовь таких жертв? Но едва я вспомнила нежные губы Ники, её улыбку и её смех. Я словно вновь ожила. Да, определённо, эти жертвы не зря.

Завтра всё должно быть, как раньше. Я не могла бы расстроить свою Николь, нет, и так уже достаточно ей переживаний.

Перед тем, как начать жизнь с чистого листа, я решила взглянуть в зеркало: заплаканная, я с растрёпанным пучком, стояла и пялилась на своё отражение. По всему моему телу были синяки и раны, царапины и следы от холодного оружия. Я выглядела похуже любого самоубийцы, и в отличии от последнего, хотела жить и радоваться, но, пока что, не очень выходило.

Глава 7 Окончательный ответ доктора

– НИКО-ОЛЬ!

Я пыталась догнать возлюбленную, при этом не оголяя руки и ноги, на которых и было больше всего ран. Всё тело болело, а голова страшно пульсировала, но догнать Нику для меня было более важным, чем всё остальное.

Своей цели я достигла лишь около входа в школу. Оказалось, что в ушах у моей возлюбленной были наушники. Было досадным то, что я звала её, а на меня точно смотрели, как на психически нездоровую. Но этот инцидент вскоре был исчерпан, ибо мы с Николь шли вместе до класса, и это была отличная возможность начать разговор. Но не простой, а тот, что волновал меня до безумия сильно:

– Николь, а как ты себя чувствуешь? А точнее… как к директору сходила? Тебя не обижали случаем? Нет?

– Всё нормально. – ответила Ника.

– А тебя ругали?

– Не особо.

– А как вообще всё прошло?

– Я не запомнила.

Её односложные ответы пугали меня до одури.

Обычно Николь была не такой. Какой угодно- взволнованной, расстроенной- но точно не такой. Ника напоминала мне себя, и мне бы не очень хотелось, чтобы Николь чувствовала то же, что и я. Целовать её сейчас- было не самой лучшей идеей в связи с произошедшими событиями, и, поняв это, я лишь взяла Нику за плечи и встряхнула их.

Николь посмотрела на меня более, чем испуганно. На глазах девушки показались слёзы, и я поняла лишь одно: я усугубила ситуацию, но никак не улучшила. В тот момент я ощущала, как на лбу выступают капельки пота. То, чего я так боялась, произошло: Николь расстроилась из- за меня. В тот момент мне хотелось убежать, провалиться сквозь землю, умереть, да всё что угодно, лишь бы больше не сталкиваться с зелёными глазами Ники, которые словно поедали меня изнутри, причиняя мне боль. Глаза, наполненные слезами, глаза, которые, как мне казалось, больше не посмотрят на меня, как на хорошую подругу. Но я стояла на месте, виновато скрючив пальцы, пока Николь не произнесла:

– Я просто не могу понять, Олеся, откуда у тебя синяки?

Моё тело пробила дрожь. И взглянув на рукав кофты, я увидела самую страшную картину в своей жизни: рана, которую я пыталась спрятать, и была видна, и многие другие- тоже. Кофта не защитила меня, и я, взявшись за лицо руками, быстро одёрнула рукав, после чего скрыла и другие раны. Искренне надеясь, что Ника ничего не увидела, я поплелась в школу. Ноги не слушались меня, и то и дело, хотели понести меня к Николь, но мой разум был гораздо сильнее.

Войдя в школу и переобувшись, я пошла в раздевалку, дабы снять верхнюю одежду. Но, зайдя в неё, моё сердце сжалось от грусти. Я хватаюсь за спинку кресла перед зеркалом. Оно было свободно от дежурных в женской раздевалке. Совсем недавно тут переодевались я и Николь. Совсем недавно радовались и веселились. Теперь же мне кажется, что я все глубже увязаю в отчаянии. Да, сегодня я совершила ошибку. И до конца дней буду расплачиваться за нее?

Подняв голову, я увидела своё усталое и заплаканное лицо. Ужасно было видеть себя такой. Почти совсем лысой, с мешками под глазами и всю в ранах, порезах и синяках… уже давно я видела в них только печаль и грусть, но сегодня эти чувства были сильнее иных раз.

– Да, конечно, мне только английский сделать- и домой. Но перед этим ещё семь уроков отсидеть… как же тебе повезло, Маш… ты со второго уходишь!!!– услышала я в раздевалке голос Гели.

Я словно пришла в себя и быстро начала снимать с себя куртку.

– Привет.– молвила зашедшая в раздевалку Ангелина.– А твоя подружка стоит у входа в школу и кого- то ждёт…

– Заткнись!– рявкнула я.

– Прости, я не хотела. Правда. Я серьёзно…

– Не переживай, я в порядке. Не хочу больше, чтобы на меня кричала наша Калерия Андреевна, директор школы… хотя… нет, она не кричала, она своим взглядом убивала меня. А что сделала я? А что Николь?

– Этих учителей не поймёшь. Им всё не нравится.

– Не могу не согласиться с тобой.

– Я рада, что мы разделяем мнение друг друга.

Я повесила куртку на вешалку и, не дожидаясь Гели, пошла в класс. Николь вошла в раздевалку, и мне бы так хотелось понаблюдать за ней, но мне нужно было выхолащивать из себя любовь к Нике, ибо я уже всё равно не смогу общаться с ней также, как раньше. Было тяжело воспринимать всё это, но я должна была стать такой, какой меня хотят видеть мама, папа, учителя, директор… и одноклассники. Это было трудно, страшно и ужасно больно, но мне нужно было принять осознанное решение.

Я видела, как Ника вышла с каким- то парнем, весело болтая и улыбаясь. Хотелось крепко вцепиться в горло её нового возлюбленного, но, дабы не огорчать Николь, я пока что сдерживалась.

***

Класс пустовал. После уроков все, счастливые и довольные, выбежали из класса, но не торопилась домой. Боялась идти туда вновь, и этот страх сводил меня с ума. Я бродила по классной комнате, среди пустых парт и учительского стола.

Я безумно хотела сбросить накопленное раздражение, думая, что осталась одна в коридоре. Вдруг злость словно захлестывает меня, и я ударяю левым кулаком в стену.

Моё запястье вдруг отдаётся адской болью.

Я опустила кулак, не понимая, что на меня нашло, но чувствуя, что приложилась я знатно. Невидящим взглядом я посмотрела на больную руку. Будет синяк. Удар был и вправду достаточно сильный.

«И какое мне дело до этой Николь?! Пусть делает, что хочет!»

Ника была перебежчицей, и это можно было понять невооружённым глазом. Это меня раздражало. До безумия сильно, так, что хотелось… рыдать от этого. Я боялась потерять Нику, хотя теперь знала, что это уже произошло. Меня всегда успокаивало рисование, и я, сев на пол, стала рисовать. Как правило, после двух или трех маленьких картин а- ля пейзаж, я начинала дышать спокойнее, и течение моей жизни тут же восстанавливалось. Первая картина, вторая, третья… четвёртая тоже не в силах успокоить меня…

Но когда пятый рисунок на тетрадном листе, вырванном из тетрадки по физике, приземляется на пол рядом с другими, настроение моё все еще хуже некуда. Мучаясь от безумного отчаяния и ощущения безысходности, я закрываю лицо руками, откидываю голову назад, ударяюсь затылком, опираюсь им о стену и протяжно вздыхаю. Скорее, этот вздох был похож на крик, но чтобы издать последний в полной мере, у меня не было сил.

– Олеся? Что ты тут делаешь?! Ты в порядке?

Я даже не заметила пришедшую ко мне Николь, пока она не начала говорить. Именно из- за этой неожиданности я невольно вздрогнула. После чего я слегка отвела ладони от лица и безумно сильно нажала на закрытые веки, так сильно, что взгляд стала застилать красная пелена. Приоткрыв глаза, я помахала Нике, а затем снова закрыла лицо руками и заплакала.

Я почувствовала, как Николь, тяжело вздохнув, тоже опирается на стену и съезжает по ней на пол. Я почувствовала, как девушка убрала руку с моего лица, после чего крепко сжала её. На лице остались следы от пальцев Ники, а тело словно пробило током. Моё сердце от волнения заколотилось с бешеной скоростью, и я до безумия соскучилась за этим. С Никой мы словно встретились впервые в жизни, и от нахлынувших чувств мне вдруг стало ещё хуже, чем было до прихода моей возлюбленной.

– Выглядишь неважно.– молвила Николь.

– Всё нормально. Я просто схожу с ума, чудачка. Я не знаю, что мне делать… я ведь… я хочу уйти от тебя… я не хочу тебя видеть… нет… не хочу…

– Я всё ещё на твоей стороне.

Слёзы покатились по моим щекам. Я чувствовала себя застрявшей на Земле. Этот голос Ники говорил с моей душой напрямую, и я даже не знала, что фраза Николь может меня так взволновать, однако я всё же чувствовала, как у меня в груди образовался комок, а в мой живот словно врезалась стая саранчи, бьющейся в агонии. Я не могла больше видеть Николь, но всё равно крепко сжимала её руку.

– Прости… я не могу жить в этом мире… я не могу жить… надеюсь, что… сегодня…

Я не успела договорить, ведь закашлялась. Кашель раздирал горло, и я пыталась избавиться от этого навязчивой боли, которая царапала горло и медленно убивала меня. Ника попыталась мне помочь, но я лишь показала ей жест пальцами, и она прекратила. Я была рада, что мы понимаем друг друга, а кашель меня вовсе не волновал. Я была готова к этому, хотя и чувствовала боль, но относилась ко всему осознанно- и не плакала. Не могла позволить себе заплакать перед Никой, нет, не могла. Поэтому терпела.

Ровно через двадцать минут, как и ожидалось, приступ прекратился. Я посмотрела на свою руку: кровавый сгусток оказался у меня на руке, и я брезгливо завернула его в листок бумаги, после чего кинула в урну.

– Извини.– молвила я.– Это невозможно контролировать. Серьёзно. Прости, я не хотела… я пыталась…

– Не оправдывайся.– сказала Николь.

– Чудачка, ты такая… хорошая.

Я обняла девушку, с каждой секундой прижимая её всё крепче к себе. Я больше не хотела ничего забывать. Наоборот, казалось, что в этом мире я существую лишь благодаря Николь. Каждый вздох я делала, думая о Нике. Я снова вернулась в счастливейшие моменты в своей жизни. Пока Ника прижималась ко мне, у меня ничего не болело. На короткое время, ощущая руки Николь, я чувствовала, что мы с Николь словно остались совсем одни в этом мире. Как жаль, что этот миг пролетел совсем быстро, незаметно для меня.

Когда Николь отодвинулась от меня, я пришла в себя. Вдруг девушка взяла мой рюкзак и подала его мне. Я не знала, зачем, но вскоре Ника сказала:

– Тебе мама звонит.

Испуг охладил мою спину, но ничего не поделаешь- нужно было брать трубку, иначе я бы лишь усложнила ситуацию. Показав Николь знак «тихо», прижав палец ко рту, я взяла трубку, после чего молвила:

– Мама, привет.

– БЫСТРЕЕ СОБИРАЙСЯ!– услышала я весёлый голос мамы.

Такой весёлой я свою маму уже совсем забыла. Это не могло меня не обрадовать. Я сама невольно улыбнулась, и вмиг испуг словно улетучился.

– ВРАЧ СКАЗАЛ, ЧТО ЕЩЁ РАЗ ПРОСМОТРЕЛ АНАЛИЗЫ, И ЕСТЬ ШАНС, ЧТО ТЫ ВЫЗДОРОВЕЕШЬ, ПОНИМАЕШЬ?!

– Уже еду к больнице, мам.– сказала я.

Не помня себя от радости, я быстро собрала рюкзак и взяла сменную обувь, после чего не удержалась и поцеловала Николь в щёку. Лишь когда я осознала всю серьёзность происходящего, начала извиняться, но Ника лишь взяла меня за руку и, встав на цыпочки, ответила мне взаимностью- тоже чмокнула меня в щёку и нервно хихикнула. Обе мы замешкались, а потом, расхохотавшись, обнялись.

– ПОЗДРАВЛЯЮ ТЕБЯ, ПОЗДРАВЛЯЮ…– шептала Николь.

– Спасибо.– произнесла я.

– Слушай… ты, конечно, пошлёшь меня на все четыре стороны, но…

– Чего тебе?

– Ты самая красивая девушка из тех, кого я видела. Правда. Я сегодня лишь поняла! Серьёзно… честно…

– Спасибо… поедешь со мной?

Застыв, словно статуя, и затаив дыхание, я ждала реакции от Николь, зная, что она может просто покрутить пальцем у виска, после чего уйти в закат, даже не сказав мне ничего. И именно в этот момент, в момент моих размышлений, прядь блондинистого оттенка вдруг упала моей чудачке на глаза. Девушка попыталась откинуть её, взмахнув головой, но она снова частично скрывала взгляд, направленный на меня, на девушку, которая всеми мыслимыми и немыслимыми способами старалась его разгадать.

– Ты не шутишь?– спросила у меня Ника.

– Не знаю… прости… я…

Я знала, что Николь теперь точно посмеётся надо мной, если не начнёт издеваться. Но вместо этого девушка подошла ко мне и провела пальцем по моей щеке. Боже, этот момент был таким прекрасным и блаженным для меня, вообще, самым лучшим в моей жизни! Моё тело пробили электрические разряды, которые протянулись от затылка вниз, вдоль всего позвоночника.

– Не извиняйся. Я с радостью поеду с тобой.– произнесла Николь, как будто бы и не заметила произошедшего конфуза.

– Ладно, идём.– молвила я.

***

Мы увидели мою маму, входящую в больницу. Уже находясь в нескольких метрах от последней, я и Николь перешли дорогу и быстро пошли к зданию больницы. С каждым шагом моё сердце ускоряло свой ритм, и сомнения посещали мою голову, но крепко сжимающая мою руку рука Николь заставляла меня надеяться на хорошее. И вот, вместе мы прошли за моей мамой к кабинету доктора, и вошли в него.

– Здравствуйте. Уберите… девочку… не Олесю. Пожалуйста.– потребовал доктор.

– Ника…– произнесла я и отпустила руку возлюбленной.

– Я жду тебя на улице.– сказала Николь и мигом убежала от меня.

– Я НАПИШУ ТЕБЕ О РЕЗУЛЬТАТАХ АНАЛИЗА!– крикнула я вдогонку Нике.

Я и мама вошли в кабинет. Доктор быстро сделал моё УЗИ, и после этого мы с мамой сели на стулья. Сразу же, как только я села на один из стульев, мои колени задрожали. Я уставилась в одну точку и замерла. Накручивая волос на палец, я ждала, когда доктор начнёт разговаривать со мной и мамой. Мне вдруг стало тяжело дышать. В горле застрял комок, который сопровождался частыми вздохами. Я думала об ужасном. Навязчивые мысли бегали по кругу. Судорожно сглотнув, я облокотилась на стул, не прекращая пялиться на доктора, который писал что- то на листке. Руки и ноги у меня с каждой секундой холодели всё сильнее, пульс учащался, и с каждым движением руки доктора мне хотелось свернуться, сжаться, скукожиться, и… стать невидимой. Секунда- и я бы точно заплакала.

Но доктор протянул карточку маме, и последняя толкнула меня за плечо, а я в свою очередь отмерла и вопросительно глянула на врача. Моя мама плакала. Я бы тоже начала реветь, если б не то, что не знала причины слёз матери- и это любопытство не давало мне отчаяться на все сто процентов.

– Извините, а что произошло?– вопросила я у доктора.

Мужчина взялся руками за голову и сказал:

– Милая, пожалуйста, пообещай мне, что не будешь плакать. Пообещай мне, пожалуйста, что будешь смелой девочкой. Прошу, пообещай.

– Обещаю.

– Я спутал анализы. Сейчас, сделав УЗИ, я понял, что… болезнь… тебе не стало лучше. Наоборот, она стала ещё сильнее овладевать твоим телом, Олеся. Тебе осталось всего две недели. Я попытаюсь разработать вакцину, но… к сожалению, пока что тебе нельзя ложиться в больницу. Ты можешь ещё что-нибудь подхватить, так что, пока что, ты, Олеся… радуйся. Последние две недели. Дерзай.

– Спасибо Вам.– сказала моя мама.

Мы встали со стульев и вышли из кабинета. Я крепко сжимала губы, чтобы не заплакать, хотя слёзы подступали к моим глазам. Боль пронзала мою душу, и чувство безысходности, как змеиный яд, оказался впрыснут в моё сердце. На секунду я остановилась возле зеркала, пока моя мама, буркнув что- то, ушла домой, и теперь мне захотелось плакать ещё сильнее.

Моё сердце сжалось от грусти. Я встретилась взглядом с отражением собственных глаз. В них пропал привычный блеск. Из них текли слёзы боли и отчаяния, хотя прежде в них читались радость и счастье, даже во время того, как я переживала худшие моменты в своей жизни! И в эти моменты я говорила что- то про отчаяние! Теперь я понимала, что такое отчаяние: меня окутали приятной, сладостной ложью, что я выздоравливаю, но… теперь я знала, что это не так. Едва мне дали надежду- тут же отобрали у меня её. Я думала, что теперь погружаюсь в болото бездонной печали. Кто мог спасти меня от неё?

Но едва я отошла от зеркала, я услышала голос Ники. Моё сердце поднялось из пяток и ожило. Да, я буду вести себя, как обычно. Я не имею права подвести себя в прошлом, которая столько трудилась, чтобы выстроить прекрасные отношения с Николь.

Я вышла из здания больницы и направилась к Нике с бесчувственным выражением лица.

Николь же была взбудоражена. Очевидно, потому, что я, находясь в состоянии шока, совсем забыла написать своей возлюбленной. Обдумывая жуткую ситуацию, я шла к подруге, дабы успокоить её. Из этой западни не было выхода, но сегодня был единственный день, когда я буду плакать. Две недели будут самыми запоминающимся в моей жизни. Наконец, в полуобморочном состоянии, я всё же дошла до Николь, которая набирала мой номер, чтобы узнать, как я себя чувствую. Бросившись мне на шею, едва увидев меня, Ника крепко обняла меня, не сразу заметив, что я стою, безвольно опустив руки, в полной прострации.

– ГОСПОДИ!– испуганно воскликнула Ника, сжимая мои ладони.– МИЛАЯ МОЯ, ЧТО С ТОБОЙ СЛУЧИЛОСЬ?

Девушка инстинктивно схватилась за свой мобильный.

– Я там наушники забыла.

Но эта мысль, совсем внезапно возникшая в моей голове, не вызвала у меня ни малейшего интереса.

Отстранившись от подруги, я взяла телефон, дабы вызвать такси. И я пошла, как зомби, к ближайшему пешеходному переходу, дабы таксисту было лучше видно меня и Николь, которая бежала за мной.

– ОЛЕСЯ, ОБЪЯСНИ МНЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ!

– Всё нормально. Меня просто нагло обманули, чудачка.

Ника всё ещё растерянно смотрела на меня, ничего не понимая.

– Чудачка, отстань.

– ПРОШУ, ОБЪЯСНИ!– Николь вновь схватила меня за руки.

Разумеется, мне стоило бы всё объяснить. Тяжесть со страшной силой давила на мою грудь. Я не могла вздохнуть. Этот ком появился после слов врача, и продолжал расти, занимая в сердце всё больше места, так что теперь даже малейший вдох причинял мне страшную, адскую боль.

Мне не хотелось разговаривать обо всём произошедшем. Не хотелось рассказывать о своих переживаниях никому, а уж тем более Николь, которая безумно волновалась за меня, едва видя мой взгляд. Но Ника от меня всё равно бы не отстала, да и с кем еще поделишься таким? Она теперь была единственным человеком, которому я доверяла.

– Поехали ко мне. Мне нужно выпить успокоительного. Срочно. Иначе я умру прямо тут.– сказала я, видя, как к нам подъезжает такси.

***

И вот мы сидели в моей комнате. Я выпивала таблетки успокоительного одну за одной, даже не боясь уснуть и не проснуться. Я только что закончила рассказ, и моя Николь ходила из угла в угол, прикрыв лицо руками, в глубоком шоке. Вскоре она остановилась и отрешённо начала смотреть в стену, после чего, в таком состоянии, девушка рухнула на кровать и тихо зарыдала. Даже я уже не плакала. Возможно, это было связано с тем, что я выпила полбанки успокоительного- но меня это не интересовало. Гораздо важнее для меня было успокоить Нику.

– Николь, я выздоровею, честно. Я тебе обещаю.

Девушка взглянула на меня. Её пухлые губы преобразились в улыбке, и я сама невольно улыбнулась. Словно всё стало, как раньше. Я почувствовала, как моё сердце словно залаталось, а вместо раны в нём вырос цветок. Цветок любви. Эти две недели я хотела быть только с Никой. Больше ни с кем. Хотела вдыхать запах её духов, которые и заставляли меня сделать глоток воздуха, желала смотреть в глаза Ники и забывать обо всём. Я не хотела переставать любить Нику. Я хотела быть с ней. Я была счастлива лишь рядом с Николь, и точно понимала, что даже если меня ещё раз изобьют за это- я всё равно буду счастлива. Эти, внезапно нахлынувшие чувства, придали мне сил жить дальше. Недолго, но жить.

Я прижала к себе Нику и зарыдала от счастья. Непривычно было испытывать все эти чувства, эту палитру всяких светлых эмоций. Это доводило меня до слёз безумного счастья, которое я хотела испытывать вечно. Мои колени и руки дрожали. В голову ударило ощущение эйфории, которое я не испытывала уже очень давно.

– Ты плачешь от боли?– спросила меня Николь.

– Вряд ли.– молвила я, в попытках успокоиться.– Мне нужно выпить ещё успокоительного… у меня перед глазами весь день… Ника… слушай… прости меня, конечно, но… я завтра… хочу, чтобы мы с тобой погуляли…

Волнение пробило моё тело. Спина похолодела, и я, прикусывая губу, стала ждать ответа Ники. Последняя сжала руки в кулаки, как будто бы готова была атаковать меня в любую секунду. Но атака её была лишь взглядом, который будто бы пожирал меня изнутри. Казалось, я уже не чувствую стуки собственного сердца. Всё это молчание было адски мучительно, а каждая секунда тянулась словно целую вечность.

– Что я должна ответить?

Голос Николь прервал пугающую меня мёртвую тишину.

– Олесь… что я должна ответить?– повторила Николь свой вопрос.

– Что хочешь.– усмехнувшись, ответила я.

– Олеся… а что, если твоя мама увидит? Сейчас- то мы заперты в этой комнате, но… гулять- то мы будем… и нас могут увидеть.

– Ты убежишь, а я останусь.

– Гм… так себе план. Не лучшее решение проблемы, я серьёзно. Такое ощущение, будто бы ты ничего не боишься. Как будто бы ты… того… в общем, на тебя что, так успокоительное действует, что ты бесстрашна?

Я расхохоталась.

– Чего ты смеёшься?– Ника обиженно толкнула меня, и я упала на кровать, не прекращая смеяться, в то время как Николь продолжила:– Меня тоже вчера избили, понимаешь?!

– Покажи мне этих людей.– молвила я, прекратив хохотать.– Я сама их изобью.

– Это моя мама. А тебя кто избил?

– Тоже…– вздохнув, произнесла я.

– Тоже мама? Она же вроде у тебя адекватная! Мы с ней встретились, и она такая приветливая была со мной.

Я лишь кивнула Николь в знак подтверждения всего того, что она сказала.

– Она лицемерная?– вопросила у меня моя возлюбленная.

Я снова кивнула.

– Слушай… давай не будем об этом?!– спросила Ника, словно прочитав мои мысли.

– Ладно… в общем, я завтра буду около кабинета директора. Химичка пойдёт туда. Тебе лучше там не находиться. Это только мои проблемы.– сказала я.– Понимаешь, мне нужно найти то, что излечит меня от всей этой… напасти…

Я закашлялась, и на кровать упали несколько волосков и, к тому же, по моим губам струйкой потекла кровь. Я отвернулась, дабы Ника не видела того, как я продолжаю кашлять, и как одно за другим на моей кровати появляются красные пятна. Слышать безумные крики Николь было для меня нереально трудно, но я не могла даже пошевелиться. Кашель парализовал меня. Я могла лишь кашлять, и во время приступа я пыталась не думать ни о чём.

Наконец очередной приступ кашля закончился, и я, с секунду поглядев на то, как полкровати у меня в крови- а кое- где лежали и кровяные сгустки- я повернулась к Николь. Вновь обняв Нику, в то же время и вытирая губы, все в крови, я попыталась успокоить девушку.

– Олеся, ты же лысеешь!– молвилаНиколь, когда мы отпустили друг друга.

– Я знаю. Всё в порядке. Это один из приступов, чудачка.– сказала я, натянуто улыбнувшись.

– И ты совсем не волнуешься…

– Пока ты рядом, меня не интересует никто и ничто, кроме тебя.

– Ты такая… хорошая.

– Спасибо.

Николь, прежде взволнованно и рассеяно глядевшая по сторонам, осмелела и даже развеселилась. Меня это не мучало. Видеть радость Ники для меня было более, чем приятно, даже когда эта радость играла на контрастах с моим недавним приступом, я всё равно не обижалась на Николь. Я полюбила её ветреной, но в то же самое время чувственной девушкой. И мне бы не хотелось насильно делать её другой.

Мысли о Нике породили собой не только чувства, но и желание поцеловать Николь. Губы её казались мне манящими, а её глаза, горящие и полные счастья, будто бы требовали этой ласки.

Не удержавшись, я поцеловала Николь, также неожиданно для нас обеих, как и в прошлый раз. Время снова замерло, и кроме губ Николь я ничего не чувствовала. Девушка словно поддавалась мне, словно была жертвой маньяка- но я с радостью поиграла бы в роль преступника, если бы Николь то нравилось. Казалось, секунда- и я поверила бы в то, что эту роль я не играю, а являюсь таковой взаправду. Но, не давая себе шанса утонуть в своих пошлых желаниях и мыслях, я продолжала целовать Нику. Поцелуй был волнительным, осознанным, но до безумия приятным- и Нике тоже нравилось всё это действие, о чём-то говорили её раскрасневшиеся щёки. И всё это было так хорошо, что я думала, ничего не испортит моё прекрасное настроение.

Но дверь в комнату отворилась.

Казалось, в этот момент моё сердце остановилось, а затем забилось так, как никогда ранее. Я и Николь отпустили друг друга и посмотрели на того, кто стоял в комнате- мою маму. Сердце моё будто заполняет всю грудь. Кровь приливает к лицу. Надо что-то сказать. Срочно. Электрические разряды пробегают по телу. Ноги грозят подкоситься в любой момент. Главное не упасть в обморок. Хотя бы какой-то аргумент нужно предъявить. Хотя бы то, что мы поцеловались якобы нечаянно! Хотя бы это, шаткое оправдание!

Сейчас или никогда!

– Добрый день, мама.

Гениальный аргумент! Кажется, Ника разочаровалась во мне гораздо больше, чем даже я в самой себе.

И так бы мы стояли, молча, если бы моя мама не произнесла:

– Отныне я запрещаю вам общаться.

И эта новость огорчила меня даже больше, чем то, что меня не станет через две недели.

Глава 8 Подслушано в кабинете

Проводив Николь и получив несколько ударов плёткой по спине, я зашла в комнату.

В отчаянии я рухнула на кровать. Внутри меня была пустота, и единственное, что спасало меня, так это то, что мы с Низкой пойдём в парк, где нас никто не увидит. В ожидании этой встречи моё сердце выпрыгивало из груди, а волнение перекрывало мне доступ к воздуху. И я представляла, как мы с Николь будем гулять по парку, ворочаясь и мучаясь от бессонницы. И это ожидание было для меня гораздо важнее, чем сон или что-то ещё. Я жила этим ожиданием. И кроме того, чтобы думать о том, как погулять завтра с Николь, меня ничего не интересовало.

***

Вчера я заснула, думая о прогулке с Никой, а сегодня пялилась в одну точку, не думая ни о каких уроках. В голове была лишь прогулка с Николь, и она сегодня была центром моей вселенной. Но, когда прозвенел звонок на перемену после третьего урока, я сразу же забыла о прогулке с Никой, и побежала к ней, даже не пытаясь думать о том, в каких местах в парке мы будем гулять. Кому вообще было до этого дело?

– Чудачка! – позвала я возлюбленную. – Готова к прогулке?

Девушка подняла глаза и удивлённо посмотрела на меня.

– Ты свихнулась? – сказала она.

– Ты обижена? Прости, я ведь не знала, что всё так будет… – пыталась оправдываться я.

– Да я не про это! – мило улыбнулась Ника. – Конечно, во всём произошедшем вчера не твоя вина! Я сейчас говорила про то, что… нам запретили видеться!

Я рассмеялась.

– Твой смех не к добру, Олеся! И вообще- чего ты хохочешь?

– Чудачка… а кто поймёт, что мы гуляли вместе?

– Твоя мама.– взгляд Ники был такой, словно она говорила что- то до боли очевидное.

– Ну и каким образом?

Девушка замешкалась. Обстановка, как бы я не пыталась её разбавить своим смехом, накалялась всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Хотелось прекратить говорить с Николь, но видя, как она волнуется, накручивая на палец прядь своих волос, не могла сдвинуться с места.

– Чудачка, – обратилась я к Нике, – мама не поймёт, что мы в парке.

– Скрытые камеры. – отрезала Николь.– Олеся, логично же, что в парке можно установить скрытые камеры!

– Да брось! Моя мама не стала бы так заморачиваться! У неё вагон работы. Где же ей взять время на меня?– я вопросительно глянула на Нику.

– Уверена? Может быть, ты просто многого не знаешь о своей маме?!– Ника рассмеялась, словно пытаясь меня иронично поддеть.

– Нет, я уверена в своих словах. Ну что, идём гулять после уроков?

– Уговорила- я иду.

Я набросилась на Нику с объятиями. От радости, переполняющей меня, я готова была взорваться. Сегодняшний день обещал быть неповторимым, ибо девушка, которую я так любила, согласилась погулять со мной в парке. Это должно было стать нашим вторым свиданием. Я даже не верила в это, но, ущипнув себя за руку, я поняла, что всё происходящее- реальность.

– Ты не спишь. – произнесла Ника, очевидно, увидев, как я щипаю себя за руку.

– Я не сплю.– словно в трансе, произнесла я.

Рассмеявшись, Ника встряхнула мои плечи. Но я не потеряла связь с миром и не впала в забытье- я просто была на седьмом небе от счастья. Внутри меня словно всё взрывалось, как самая безумная бомба, и, скорее, я не верила в свою удачу, чем волновалась. Радость подарила мне крылья за спиной, и я не чувствовала боли. Теперь мне хотелось лишь погулять с Николь, а всё остальное было для меня не важно.

– Я такая счастливая…– молвила я.

– Я тоже.– сказала Ника, улыбнувшись.

Крепко прижав к себе Николь, я вздохнула. Девушка ответила на мои объятия взаимностью, и от пальцев Ники на моей коже остался след, такой тёплый ещё от них, пробивающий меня током. Эти электрические разряды прошли сквозь всё моё тело, а я всё ещё, пребывая в волнении, глупо улыбалась. Моя симпатия к Николь, я знала, будет вечна, и ничто не заглушит огонь, пожар, горящий в моём сердце. Пожар любви к Нике, к девушке, без которой моя жизнь не имела смысл, а смерть казалась единственным утешением.

Теперь я не знала, как продолжить разговор.

– Ну… в… общем… я… а…я…– пыталась импровизировать я, но вскоре сдалась.

Николь явно посчитала меня дурой. Я точно это знала, и хотела бы переждать эту «грозу» из насмешек Николь где-нибудь в укрытии- на своём месте, а возможно, даже рядом с Сашей или Гелей. Но вместо того, чтобы смеяться над моим, не самым адекватным поведением, девушка подошла ко мне и, улыбнувшись, крепко сжала мою руку. Но я не чувствовала боли, скорее, внутри меня бушевала страсть, отражающаяся на моих красных, как от мороза, щеках.

– Всё нормально?

Было бы легче продолжить разговор, если бы Николь промолчала и не сказала бы эту фразу. Её мягкий, спокойный, даже, возможно, полный уверенности, голос… теперь я бы точно не выдавила из себя ни звука.

«Я сейчас умру на месте».

Напряжение, внезапно появившееся между мной и Никой, стало убийственным. Мне бы не хотелось, чтобы окружающий нас «кокон», разрушился, но в то же время эта близость и волнение стали невыносимыми, адскими муками для меня.

Вскоре за плечом Николь появилась небольшая группка, состоящая из пяти моих одноклассников, весело машущих мне, и я почувствовала, как волшебство рассеивается, оставляя в моём сердце дыру, как на платье, которое было прожжено чем- то.

– БЫСТРЕЕ, НАМ НУЖНО ПОГОВОРИТЬ! У ТЕБЯ ОНКОЛОГИЯ, И НАМ СРОЧНО НУЖНО ПОРАЗГОВАРИВАТЬ НА ЭТУ ТЕМУ!

В голосе моей подруги, Гели, сквозила волнующая меня паника. Прежде весёлая и жизнерадостная Ангелина, по всей видимости, наконец- то осознала всю серьёзность ситуации, в которую вляпалась я- да и весь наш класс, впрочем, тоже, ибо со мной в кабинет ходили половина класса. И от этого мне стало вдруг до одури страшно.

Когда я всё- таки разорвала взгляд с Никой, меня пробрал странный и до этого момента незнакомый мне холодок, мурашками пробежавшийся по моему телу, заставляя его дрожать. Волшебный кокон, окутывающий нас с Николь, вмиг исчез также внезапно, как и появился.

– Вы чего- то хотели?!

– ОЛЕСЯ, МЫ ИДЁМ С ТОБОЙ.– крикнул мне Сашка.– К директору. Сегодня, после уроков. Она же с химичкой сегодня встречалась, ты же помнишь!

Эта новость неслабо ошеломила меня. В шоке я стояла, перебирая браслет на своей руке, надеясь, что кто- то из этих ребят вскоре скажет о том, что они пошутили- и я бы не обиделась. Скорее, напротив, обрадовалась и не стала бы обижаться. Убедиться в том, что слова Саши- чей- то чёрный юмор, мне хотелось больше всего на свете. Но так никто и не рассмеялся, не сказал, что всё это глупая шутка, и я уже понимала, что всё это было действительным намерением ребят, с которыми мы уже посещали кабинет химии. И от этого кровь прилила к моему лицу. Выстраивая последовательность неприятных событий у себя в голове, и представляя ужасные картинки, я чувствовала, как по моему телу пробежали электрические разряды. Голова страшно закружилась, а ноги подкосились, и я чуть не упала на пол.

– ТЫ ЧЕГО?

Внезапно подхватившая меня Ника подошла ко мне как раз вовремя. Я, не желая, чтобы Николь так и продолжала меня держать, прошла к своему месту, шатаясь. В глазах всё плыло. Я не могла поверить, что весь этот разговор с ребятами был взаправду.

– Ребят, вы её испугали.– заступилась за меня Николь.– Вы же все знаете, что она заболела, вот и не доставайте её своими вопросами.

– Ника, слушай… понимаешь… того… это…– начала было Геля, но Саша продолжил за неё:– Она сама говорила нам, что идёт к директору. Что такого в том, что мы тоже идём? Я не верю, что она волнуется за нас.

– А вдруг?!

– Чудачка, не расшатывай их психику.– произнесла я, не открывая глаз, дабы не видеть того, как перед глазами всё расплывается.

Моя Николь подошла ко мне и прижалась к моему плечу. Нет, она не должна видеть, как мне плохо или грустно. Эта девушка того явно не заслуживает. Нужно согласиться с ребятами, а дальше решать самой, как быть. Они ведь просто хотели мне помочь. Не в корыстных целях же предлагали свою помощь в походе к кабинету! А я раздула из этого скандал. Нет, нужно как- то замять всю эту ситуацию, и если я того не сделаю, и Николь расстроится или, чего хуже, начнёт плакать- я себе этого не могла простить.

– Я согласна. Вы можете пойти со мной.– сказала я, пытаясь улыбаться. Правда, я была уверена, что на улыбку это было не особо похоже- лишь жалкое её подобие.

Все принялись чуть ли не скакать от радости. Я бы тоже улыбнулась ребятам, но было то, чего я никак не могла принять: Сима не радовалась. Вместо этого на её лице появилась непривычная для неё гримаса ужаса. Девушка крепко сжала мою руку, а потом, когда посмотрела на неё, словно замерла. Я тоже глянула на свою ладонь, и обомлела: раны. Многочисленные пятна и следы от прикосновений, будто бы моя кожа стала гораздо чувствительнее. И было ещё одно- я была зелёная. На самом деле. Кожа моя отдавалась зеленоватым оттенком, и меня охватила самая настоящая паника.

– Сима… – позвала я подругу.

Но девушка не ответила. Она, показав знак пальцами моим одноклассникам, быстро вышла за пределы класса, бурно с ними о чём- то разговаривая.

– Спасибо за поддержку.– сказала я, сгорая от безумной злобы.

Я молча кивнула в сторону последнего выходившего из класса Сашки, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Но я отвернулась. Мне не хотелось, чтобы кто- то видел моего дикого отчаяния, запрятанного в слезах. Я была до ужаса сердита на Симу, на девушку, которая была моей опорой, вечной поддержкой и счастьем. Хотелось, чтобы этот кошмарный день наконец- то закончился. К тому же, свои ошибки нужно признавать. Не стоило общаться с Никой и полностью игнорировать Симу. Нику, конечно, я любила безусловной любовью, но терять подругу детства мне тоже не хотелось. В любом случае, нужно было выбрать одну девушку- и я выбрала Николь. Нужно пройти через эту боль, чтобы принять это, чтобы понять, как мне дорога Ника, и что никого нет её дороже. Это больно, но стоило бы раз и навсегда расстаться с этими мыслями. Навсегда. И больше никогда не думать об этом.

Не оборачиваясь, я услышала, как все мои, оставшиеся в классе одноклассники, вышли из класса по направлению к столовой- сейчас был обед, но от этих ужасных ощущений мне не хотелось ни пить, ни есть. И вот, мы с Николь остались вдвоём. Мне пришлось повернуться. Атмосфера могла посоперничать с Антарктидой. Грустная и взволнованная Ника пожирала меня, стоящую с рюкзаком в руках, грубым и обиженным взглядом. На душе и так кошки скреблись, раздирая моё сердце в клочья, так ещё и моя возлюбленная, казалось, совершенно не поддерживает меня ни в чём.

Девушка села на стул, а затем, с тем же каменным лицом, жестом показала мне, чтобы я села напротив. Сейчас было ощущение, что вся надменность вмиг испарилась, и этот жест показался мне милым, даже любезным.

Волнение охладило мою спину. Дрожь пробила мои руки, которые в одну секунду стали холодными, как лёд. Я села рядом с Никой, чувствуя, как моё сердце готово выпрыгнуть из груди. Сколько бы оно продержалось бы в таком темпе?

Ника выдержала небольшую, но достаточно тягостную паузу, после чего, сложив руки на коленях, произнесла:

– Я хочу пойти с тобой.

Ещё лучше. На моей душе стало бы гораздо спокойнее, если б я пошла одна. Но ограничивать Николь в чём- то, значило ничего не сделать. Ника бы всё равно придумала хитростный план, поэтому я, не складывая дело в долгий ящик, произнесла:

– Только осторожно.

На лице Ники появилась еле заметная улыбка. Я знала, что она на меня всё ещё в обиде, поэтому, не желая маячить у Николь перед глазами, я пошла к своему месту. Никто меня не останавливал, да и того мне не хотелось совсем. Перед глазами рисовались круги, и я словно теряла сознание, и лишь сев за парту, я почувствовала некоторое облегчение, после чего напряжение вновь достигло своего пика. Закусив губу, я пошарила в рюкзаке в поиске того, что могло облегчить мои страдания- таблетки снотворного- и чудо, я нашла эту драгоценную таблетку. Для того, чтобы заснуть на час, я сделала баррикаду от учителя и, выпив снотворного, провалилась в сон.

***

Когда уроки закончились, я поспешила к Николь. Девушка сидела на своём стуле и глядела в одну точку невидящим взглядом. С каждой секундой, которая приближала меня к трём часам дня- во столько начиналась встреча в кабинете директора, моё сердце колотилось всё сильнее и сильнее, а здравый рассудок покидал меня. Но я не могла полностью отдать свой разум страху. Сейчас я шла к той, кто должен был быть рядом со мной во время всего этого опасного приключения, и я не могла подвести Нику. Вздохнув и попытавшись расслабиться, я потрогала возлюбленную за плечо.

– А? Что?

– Ника, ты помнишь, куда мы идём?!

– Не имею ни малейшего понятия.

– Позволь мне напомнить, что…

– А! Кабинет директора… химичка…– перебив меня, произнесла Николь.– Помню. Ещё двадцать пять минут. Может быть, посидим тут?!

– Нам нужно подготовиться.

– Какой- то план нужен? Я помню, какой план был у нас, когда мы шли в кабинет нашей учительницы по химии… и теперь это необратимые последствия. Я иду с тобой только ради тебя, понимаешь? Твоя смерть… я… не переживу этого.

– Я не умру. Наверное.

– Ради того, чтобы слово «наверное» исчезло из твоего словарного запаса, я и иду к кабинету директора!

– Не умничай.

– Я просто боюсь. Мне безумно страшно, я серьёзно… ужас словно сковывает моё тело… я перестаю дышать…

По щеке Николь покатилась слеза. От этого моё сердце словно сжалось в комок и ушло в пятки. Но то, что я волнуюсь или начинаю паниковать из- за страха Ники я, понятное дело, не показывала Николь. Вместо этого я просто вытерла слезу с её щеки и тихо, почти неслышно, произнесла:

– Ты со мной. Я не дам тебе испугаться.

– Ладно, идём уже. Время на исходе.– сказала Ника и поднялась со стула.

Я лишь молча кивнула. Мне ничего не оставалось, кроме как, крепко сжав руку Николь, пойти в сторону кабинета директора. Ника дрожащим голосом рассказывала мне про то, как же ей до одури страшно, но я её не слушала- ведь страх мой достигал пика, и, казалось, через секунду я попросту взорвусь. И, пребывая в этих ощущениях и эмоциях, я даже не заметила, как мы уже шли по узковатому коридору. Шумели ребята, разговаривали и флиртовали друг с другом старшеклассники- а я всего этого лишилась в один миг. Казалось, даже Ника меня больше не воспринимает как возлюбленную- и воспринимала ли вообще?! Как же странно то, что на моих глазах вновь слёзы, но не от страха, а от чего-то иного, неизвестного, возможно печального- но одно было точно: эти неизвестные чувства делали мне больно. Адски больно.

– Ты… плачешь?– спросила у меня Ника.

– Нет, я в порядке.

Молча мы прошли через два этажа к кабинету директора. Оттуда уже слышался взбудораженный голос химички и, казалось, послышится от нашей стороны едва заметный шорох- и случится то, чего бы ни я, ни Николь, точно не хотели бы.

От этих мыслей я крепко сжала в руках перочинный нож, дабы обороняться, если то будет необходимо- хотя я искренне надеялась, что мне не придётся этого делать. Подойдя к кабинету директора, я жестом позвала к себе Николь, разгуливавшую по коридору и напевающую какую-то песню. Она, очевидно, забыла одно важное правило- не издавать ни единого звука. Но я была уверена, что сейчас нас никто не услышал, и я решила не раздувать из этого скандал. Вместо этого я, нежно взяв Николь за руку, подошла к кабинету и прислонилась к двери, дабы весь разговор было лучше слышно. Ника повторила мои движения, вот мы вместе уже стояли , прислонившись ухом к двери, но пока что там, за ней, была мёртвая тишина. В этой тишине раздавались лишь стуки наших сердец, и мне с каждой секундой становилось всё страшнее. И больнее. Видеть, как моя Ника переживает и волнуется, было невыносимо.

Наконец я услышала какое-то копошение в кабинете. Я словно ожила, и мои уши стали улавливать каждый звук из комнаты. Волнения я уже почти не чувствовала, ибо все моё внимание было приковано к дрожащей Нике, а уши- к звукам из кабинета.

Долгое время в кабинете слышалось лишь шуршание и всхлипы. Я, глядя в щёлку, видела, что плачет химичка. Спустя недолгое время мои уши обдало холодом от ледяного, бесчувственного голоса директора:

– Ну не плачь, Алина, они не прогадают.

– Нет, Сюзанна, они всё знают… у них ребята, заражённые онкологией. Точнее, одна девушка. – всхлипывая, сказала учительница химии.

Сюзан? Нашего директора же звали по- другому!

– Они не думают, от чего у этой девушки вирус СОКД-16.– произнесла директор.

Теперь мне было известно истинное название того, чем я заболела. И теперь я точно знала, что заболела явно не онкологией. Даже то, что мне это сказал врач, не смогло меня в этом точно убедить, чем слова директора, пробравшие меня до костей.

– Ты могла оставить эту банку в другом месте! Тогда бы эта девчонка не заболела!– повышая тон, продолжала говорить директор школы, в то время как химичка сжалась в комок и, трясясь от страха и волнения, тихо плакала.

– Извините… она же всё равно умрёт… – произнесла учительница химии.

– Не оправдывай своего гадкого поведения. Делать всё на «авось»– твоя стратегия. От СОКД-16 должно быть лекарство! Мы это обсуждали!

– Оно как бы есть, но в то же самое время его нет

– То есть?!

– Оно появится на свет не скоро.

Директор школы вздохнула и глянула на химичку. Последняя попятилась было назад, но Сюзанна крепко сжала её горло, и Алина начала задыхаться. От неожиданности я вздрогнула и едва не закричала при виде всего происходящего.

– ГОВОРИ, СВОЛОЧЬ, НЕ ТЯНИ!– проревела директор, всё сильнее и сильнее сжимая горло химички, от чего последняя посинела, как будто бы была достаточно близка к смерти, хотя, возможно, так оно и было.

Недолго ещё продолжались мучения учительницы химии. Когда та поняла, что на волосок от смерти, она показала директору какой-то знак пальцами, от чего та отпустила её горло. Женщина сползла по стене на пол, после чего закашлялась, но постепенно ей становилось лучше. Всё это время директор просто стояла и смотрела на всё это, и в её глазах не было ни сожаления, ни чрезмерной злобы- полное бесчувствие. Наконец, когда химичка поднялась с пола, она медленно стала что- то тараторить про то, что не хотела обижать Сюзанну, и та, не перебивая её, дослушала женщину до конца, а когда Алина закончила, промолвила:

– На что мне твои извинения? Мне они не нужны, нет. Мне нужна информация про вирус, который ты создала, Алина. А точнее, как от него избавиться. Иначе денег не получишь.

– Он расцветёт через тринадцать дней, считая этот. Он боится темноты, но радуется свету. В двенадцать часов дня его мы сорвём, и вылечим её!– произнесла химичка.

– Кто это такой- «он»?

– Он- растение, распускающееся раз в двести два года. В час дня он уже завянет. Это- редкость. Это растение- противоядие от моего вируса. Я нашла книгу об этом всём. Мне кажется, Сюзанна, что всё то, что я сказала, для Вас не секрет…

– Лютововый цветок на поляне Солнечная?

– Да… верно.

– Он лечит лишь от простудных заболеваний. С этим ты промахнулась, моя дорогая. Либо я чего- то не понимаю. Объясни, если это так.

– Понимаете, в моём вирусе есть элементы простудных заболеваний. Завтра у заболевшей уже поднимется температура. Поймите, я всё проработала.

– Гм…– женщина на минуту задумалась, а затем продолжила:– опишите мне всю болезнь, пожалуйста.

– Пока что заболевшая девушка- Олеся Моукрайт, может не ощущать ничего особенного, но завтра её кожа станет мерзостно- зелёной, с огромными вкраплениями. Дальше кожа начнёт шелушиться, и лоскутки её будут отрываться. Но это будет безболезненно. На последнем этапе… ох, лучше бы Вы не спросили меня… она… кожа… а точнее, места, где оторвались те самые лоскутки кожи… они… будут кровоточить. В последний день девушка сойдёт с ума. В состоянии аффекта могут быть совершены серьёзные преступления, в том числе и самоубийство. Это уже будет не человек. Тварь. Все человеческие качества: любовь, привязанность, доброта, ненависть и страх будут полностью забыты заболевшей. Вместо этого будут только два желания: поесть и отомстить. Я не знала, что какие- то малолетние деградирующие ребята пойдут искать себе приключения! Простите…

– Ничего страшного. Мы найдём цветок и всё будет хорошо, правда. Я не дам тебе попасть в тюрьму. Для меня ты очень важна. Никто не узнает ни о чём.

– Погодите…

На секунду воцарилась тишина. Меня подставила в тот момент Ника. Казалось, моё сердце остановится прямо в этот момент… Николь… она… упала на пол. Естественно, падение издало характерный ему звук. Этот звук ударил по моим ушам. Голова страшно пульсировала. Я волновалась за Нику и, одновременно, за себя тоже. Казалось, что пройдёт ещё одна секунда- и никто нам не поможет. И я сама знала, что нужно бежать. Но меня парализовал животный ужас, и я не могла никуда ни идти, ни, тем более, убегать. Ника, по всей видимости, ощущала то же, что и я. Она плакала, и слёзы её ударялись на пол. Девушка зажимала свой рот руками, пытаясь вести себя сдержанно, но это было уже более чем бесполезно. Но я, в отличии от Ники, не плакала, а, наоборот, пыталась вести себя адекватно, пока мой здравый рассудок ещё не покинул меня. Тяжело дыша, я пыталась успокоить Николь, одновременно втягивая носом желанный воздух и прислушиваясь к каждому звуку из кабинета. Не знаю, понимала ли я в своём подсознании, что всё обернётся так, как говорила Алина, или же в порыве иного страха- страха за Нику, совсем забыла о том, что моя болезнь смертельна- это не было особенно важно для меня в тот момент, ибо я думала лишь о том, чтобы побыстрее убежать.

– Ника, Ника, не плачь…– промолвила я тихо, поднимая подругу с пола.– Мы скоро уйдём, обещаю тебе.

Девушка поддалась мне и уже через секунду стояла на ногах. Тихо всхлипывая, Ника прижималась ко мне, а я чувствовала её тёплые слёзы, и моё сердце сжималось от того, что я понимала, как моя подруга волнуется- но мне нужно было сосредоточиться на другом.

Нескоро, через минут пятнадцать, я услышала звук открывающейся двери. Казалось, я перестала дышать. Воздух не проходил в лёгкие. Я сделала то, чего не хотела- оттолкнула Николь от себя и тихо, почти не шевеля губами, промолвила:

– Беги.

Николь осталась стоять на месте. В мою голову ударило ощущение безысходности, и я, пытаясь не думать о том, как мне важно сейчас убежать и взять с собой Нику, готовила достойные аргументы, чтобы защитить если не меня, то, хотя бы, Николь.

В дверном проёме показалась голова директора. Химичка, словно не замечая нас, дрожа, вышла из кабинета. Быстро, словно вновь ожив, я быстро побежала к Николь. Девушка быстро взяла рюкзак, в то время как я, указывая на ближайший путь к выходу, бежала туда. Наконец и Ника догнала меня. Моё сердце бешено колотилось, ибо я слышала голос директора, звавший нас к ней. А я точно знала, что там, в кабинете, нет ничего хорошего.

И вот, когда я и Ника были в двух шагах от выхода, чья- та ледяная рука коснулась моей шеи, и мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять- Сюзанна догнала нас с Николь, и мы в западне.

– На выход. Быстро.

Мы с Никой облегчённо выдохнули. Пока я пыталась отдышаться, Николь собирала рассыпанные вещи в рюкзак- я не могла ей помочь, ибо моё плечо сжали безумной хваткой, и оно адски ныло, и я не могла пошевелиться- и когда хватка директора ослабла, и я попыталась сделать то же, что и Николь, Сюзанна, на которую я смотрела в тот момент, вмиг остановила меня жестом и, привычным ледяным тоном, произнесла:

– Нет, Олеся, ты останься.

Я застыла. Ника тоже замерла, в ужасе глядя на меня, уронив все свои вещи на пол. Но я осталась невозмутимой. Я пыталась стойко принять своё наказание, зная, что всё произошедшее- моя вина, и Ника тут совершенно не причём. Девушка канючила, пыталась выкрутиться, а я, поджав губы, лишь пыталась скрыть своё волнение.

– Это я виновата, честно.– проговорила моя чудачка.– Это всё- моя вина… меня нужно наказать, честно!

Сюзан бросила на Нику строгий взгляд. Тёмный, жёсткий, а главное- нечеловечески- ужасный, пробирающий меня от головы до конечностей.

«От этой женщины мне не по себе».

– Быстро уходи отсюда. Иначе тебе явно не светит ничего хорошего, ясно?! Уходи как можно скорее, иначе ты усугубишь всю ситуацию.

Тон голоса Сюзанны слишком бесчувственный.

Я вдруг почувствовала, как мои колени стали ватными, и вот- вот готовы были подкоситься. Порыв Ники, безусловно, был благородным, но во всей этой ситуации была виновата я- а значит, кому нужно было разрешать всю эту мутную историю, так это мне, и Николь к этому не имела никакого отношения.

– Я позвоню тебе, когда выйду отсюда.– пробормотала я.

Я молча подала возлюбленной знак. Та, молча кивнув, удалилась. Я почувствовала, как слёзы подступают к глазам, но я отвернулась. Свои ошибки стоило бы признать. Лучше я сразу решу всю проблему, чем буду растягивать эти бесконечно длинные секунды. Пластырь лучше снимать одним движением.

– Простите меня, если я сделала что- то не так.– произнесла я.

Директриса ничего не ответила. Она лишь крепко взяла меня за руку и повела в кабинет. Едва мы зашли туда, в нос ударил тошнотворный запах. Мне было всё равно, что обо мне подумает эта женщина, учителя и ребята- я знала что нужно бежать. И понимала, что этот запах явно не являлся ещё одним проявлением моей болезни. Осознав всю серьёзность происходящего, я ринулась к двери- но не успела выбежать, ибо двери захлопнулись прямо перед моим носом. Чья- то ледяная рука повалила меня на плиточный пол, и я ударилась головой. В неё ударила жуткая боль, такая, что в моих глазах всё начало расплываться, и я закрыла глаза. Я почувствовала, как по моим щекам текут горячие слёзы, и я молилась- молилась, чтобы этот кошмар прекратился, ибо другого варианта я не видела. Молитв я знала немного, а сейчас, из-за животного ужаса и адской боли в голове, распространившейся по всему моему телу, не помнила ни одну. Сейчас я не молилась, а напрямую обращалась к Богу, надеясь, что вскоре я уйду из этого проклятого кабинета. Минуты казались вечностью, а тишина резала уши.

Вскоре тишину нарушил скрип, самый ужасный звук во всей моей жизни. Хотелось закрыть уши и перестать слушать всё это, но вместо того, чтобы сделать это, я через силу открыла глаза. Перед ними всё так же расплывалось, но я, сжав губы и скрипя зубами, через страшную и мучительную боль, вгляделась в то, к чему подошла директриса.

Женщина открыла шкаф и достала оттуда что-то, похожее на шприц. Ужасные мысли пролетели у меня в голове, но у меня не было сил даже открыть рот, не то, чтобы спрашивать, зачем Сюзанна шприц. Казалось, моё тело парализовало от боли и страха, и я не могла его контролировать. Именно поэтому я, чувствуя пробирающее до дрожи ощущение отчаяния, стала ждать чего-то, в надежде на то, что это будет чем- то хорошим.

Но я ошиблась.

Директриса набрала в шприц какую-то жидкость, после чего подошла ко мне. Взгляд её всё ещё был бесчувственен и холоден. Жестом женщина приказала мне сидеть и не шевелиться, и я покорно поддалась ей, впрочем, у меня не было много выбора.

– Попробуй издать хоть звук- я задушу тебя на месте.

Это директриса сказала вполне серьёзно, и я даже немного поверила в то, что она в самом деле на такое способна.

Между тем Сюзанна сделала мне укол, и я перестала чувствовать свои конечности. Я больше не боялась. Смирилась со своей участью и была готова к любому исходу. Я просто смотрела, как директриса стучит по столу, потом по книге, папке, снова по столу- и бездействовала. Моё тело болело от безумного чувства безысходности, но я ничего не могла сделать со всем происходящим. И смирение помогало мне не умереть прямо тут, на стуле.

– Так… – растягивая каждую букву, говорила директриса. – готова отвечать на вопросы?

Я через усилия кивнула.

– Говорить можешь?

Я вновь кивнула.

– Продемонстрируй.

– Да, я могу говорить. – пытаясь показаться увереннее, сказала я.

– Отлично. Это замечательно. Итак… ты подслушивала разговор меня и твоего учителя по химии? Только честно!

Я отрицательно покачала головой, чувствуя, как удары сердца звучат все громче, поднимаются вдоль шеи, словно охватывают горло, отдаются в ушах. Я приоткрываю рот, чтобы вдохнуть воздух, которого вдруг стало не хватать. Электрические разряды пробежали по телу. Глядя в глаза директрисы, не отражающие никаких чувств, мне хотелось сжаться в комок.

– Нет? – переспросила Сюзан.– Кто же тогда убегал от меня?

– Мы… сначала хотели подслушать… а потом… поняли, что это просто ужасное поведение и… решили… – пыталась оправдаться я.

– Решили что?

– Решили не подслушивать.

Я чувствовала, как сгораю от страха и, одновременно, внезапно нахлынувшего чувства стыда. А стыдила я себя за то, что не могу придумать нормальные аргументы.

«Нужно попробовать ещё раз. Попытка- не пытка»– промелькнуло в моей голове.

– Я приведу нормальные аргументы. – сказала я, чувствуя, как голос мой становится смелее, решительнее, и раздаётся по всей комнате эхом. И мне тогда казалось, что даже стены услышали мои слова.

Директриса вздрогнула.

– А ты можешь?– спросила она.

– Естественно.

– Ну, давай. Говори.

– Я и Ника шли из класса после английского. Нам нужно было отдать ей тетради…– я порылась в сумке и нашла две чистые тетради, после чего у меня с души будто бы камень упал. – Вот… – я передала тетради директрисе.

– Но они же пустые!

– Именно. Ей нужны были пустые тетради. Простите, мы ошиблись кабинетом. А то, о чём вы разговаривали… я не слышала.

– Ладно, иди.

– А действие… того, чего вы мне в руку вкололи… оно разве ещё не закончилось? – пытаясь сохранять спокойствие, говорила я.

– Можешь идти.

– Спасибо…– промямлила я.

Я, дрожа всём телом, подошла к двери и открыла её. Перед глазами всё ещё было размыто, а голова адски болела, как будто бы в любую секунду готова была расколоться. Ноги гудели, а сердце бешено колотилось, словно готово было в любой момент выпрыгнуть из груди, но я освободилась! Да, несмотря на то, что я хотела разрыдаться, я ощущала себя так прекрасно, как никогда ранее. Я снова на свободе!

Спустя пару минут я вышла на улицу. Холодный ветер ударил по моему лицу, и я инстинктивно закрыла глаза, падая от усталости.

– Извините… да, я её нашла.

Николь подбежала ко мне, но я не смогла открыть своих глаз. Я бы хотела увидеть Нику, но это причинило бы мне ужасную боль.

– Господи, что она с тобой сделала?

Николь встряхнула мои плечи, и я всё же открыла глаза. Как я и думала, это было больно, но лучше уж я бы терпела этот ад, чем волновала своим состоянием Николь. И я успокоилась, а моё лицо приобрело бесчувственный вид. Мне казалось, в этот момент я выглядела не чувственнее директрисы.

Ника, наоборот, была вся взбудоражена, в том числе потому, что шокированная я напрочь забыла позвонить ей, когда вышла. Не меньше часа я бесцельно стояла посредине школьного коридора, обдумывая жуткую ситуацию, в которой я оказалась, но так и не нашла выхода из этой западни. Наконец, уже в полуобморочном состоянии, я всё же отмерла и вышла из школы. Когда я открыла глаза, я увидела, что Николь, не замечая меня, как раз набирала номер ближайшего к школе комиссариата полиции, чтобы узнать, не там ли меня держали и вообще, в порядке ли я. Едва она посмотрела на меня, она подбежала ко мне и бросилась мне на шею, Ника крепко обняла меня, не сразу заметив, что я стою, безвольно опустив руки, в полной прострации.

– Что произошло? Что они сделали с тобой?

– Ника, меня пытали.

Николь изменилась в лице. Обычное волнение сменилось животным ужасом, и она заревела. Мне было жаль мою чудачку, но я не могла ничего сделать. Скрывать произошедшее в кабинете от Николь было попросту бесполезно.

– Ника, я в порядке, видишь? Ты не виновата ни в чём!

– Нет… тебя пытали… – растягивая слова, произнесла Николь. – Я же… я тебя бро… бросила… я… такая ужасная! Меня тошнит от моего вида…

Девушка прижалась ко мне ещё сильнее.

– Что, если увидят? – шёпотом спросила Николь.

– Вряд ли. У директрисы иные проблемы. Ей всё равно на нас.– я показала язык в окно Сюзан, после чего его обдало холодом.

Мы рассмеялись. Душевное спокойствие, равновесие, непривычным, приятным ощущением распространилось по всему моему телу. Так хорошо я себя уже давно не чувствовала. И мне теперь хотелось чуть больше быть с Николь, и вся усталость вмиг исчезла. Почувствовав облегчение, я улыбнулась, как будто бы все мои проблемы разом испарились. Я вновь была с Николь. Вновь вдыхала аромат её духов, вновь прижимала её к себе и чувствовала, как мои щёки горят, словно пламя. И вновь была счастлива.

– Не замечала ли ты того, что ты перестала называть меня «чудачка»?

– Прости… слишком уж неприятны последние события… чудачка… ты сегодня очень красивая, и я хочу смотреть на тебя вечно.– вырвалось у меня.

Ника покраснела, а потом улыбнулась. Девушка осторожно отодвинула прядь моих волос, заставляя сердце забиться в бешеном ритме. Во взгляде мелькнули нехарактерные для неё, всегда такой взволнованной и, словно не имеющей ко мне чувств, нежность и спокойствие. Перед такой, как Николь, не возможно было устоять. Она была Богиней, спустившейся с небес, и я совсем забыла про то, что мы находимся в школе- да, я трепетно коснулась манящих и столь желанных губ Николь. Последняя не вырвалась. Она, напротив, прижала меня к себе, так крепко, что я почувствовала некоторую боль. Я чувствовала себя жертвой ужасного маньяка, но мне нравилась эта роль. Если бы им была Ника, я была бы в этом положении вечно, до самой своей смерти. И я не замечала ни мороза, жалящего кожу, ни сильного ветра, бросающего в моё лицо колючие снежинки- ведь на душе было как никогда тепло. Так бы мы целовались целую вечность, если бы наши губы не устали. Первой от меня отошла Ника, а я не стала противиться тому.

Странно, но мои руки не замёрзли. Меня согревало что- то изнутри, этот пожар любви, который, казалось, никогда не смог бы погаснуть. Николь же зажмурилась и нервно затрясла головой. Были ощущения, что она сгорала со стыда.

– Ты… в порядке?!– сказала я и подошла к Нике чуть ближе, после чего взяла её за руку.

– Гм… определённо, да. И что это сейчас было?– грубо отозвалась Николь.– Вот скажи мне, что это было? А вдруг наши родители узнают? Думаешь, они будут рады услышать, что их дети целуются за школой?!

– Чудачка… я нечаянно, серьёзно.

В глазах Ники промелькнуло удивление.

– Я думала, ты хочешь потренироваться на мне. Сима мне уже рассказала про твой роман с Русланом. И я была в шоке, когда узнала об этом.

– Я бы не тренировалась на тебе, дурочка. Или… хотя бы предупредила, но не вела бы себя так, как… как повела! Это же… верх плохого поведения…– произнесла я.

Николь сначала рассмеялась, а потом махнула рукой. Было ясно, что она меня простила. Теперь я вынесла урок: с поцелуями лучше не рисковать, а как мы целовались предыдущие разы- было неизвестно. Но одно событие закрыло мне глаза на произошедший конфуз: Николь была счастлива.

– Ну что, идём гулять?!– спросила я.

Николь кивнула.

– Идём тогда.

– С радостью.

Ника усмехнулась, и мы пошли гулять. Ноги изнывали от боли, но мне было так хорошо, как не было уже очень давно.

Глава 9 Побег. Отчаяние. Снова парк

Мне не так сильно запомнилось то, как мы погуляли. Придя домой, я чувствовала лишь адскую боль, и не только телесную, но и душевную. Николь флиртовала с одним парнем, а последние минуты нашей прогулки она общалась лишь с ним. В моих планах было признаться Нике, но она, очевидно, не понимала моих намёков. Едва я вспомнила об этом, как почувствовала, как в моё сердце вонзается игла, причиняющая мне безумную боль. Я не знала, что я испытывала в этот момент. Боль, тоску, злость, растерянность…? Все чувства как будто перемешались, превратившись в один комок, который  застрял в груди…

– Она… такая… ужасная…– закричала я.

Слёзы потекли по моим щекам. Когда Ника чуть ли не целоваться лезла с парнем из парка- я не плакала, хотя слёзы были так близко к моим глазам, а крик раздирал моё горло- но я держалась. Однако сейчас я рыдала навзрыд. От злости я сжала кулак и ударила им по столу.

Запястье отзывается жуткой болью.

Я опустила кулак, ибо этими действиями я не могла решить ситуацию. Я не знала, что нашло на меня и почему я это сделала- но в одном была уверена: слишком уж сильно я ударилась рукой. Очевидно, будет синяк.

«Почему я должна думать об этой Николь?!»

Резкая вспышка: я вспоминаю Нику. Светлые локоны, длинные, прекрасные волосы, зелёные глаза, такие яркие, что даже при тусклом свете они будто сияют изнутри. Этот образ вызывает у меня горькую усмешку. Как бы я не обижалась, я знала, что всё равно люблю Николь. Люблю её, чтобы это не значило. Я хочу быть с ней. Но терпеть её унижений я тоже не могла, но лишь, вспоминая глаза этой прекрасной девушки, её губы, улыбку… нет, я никогда не смогу её забыть. Я умру на месте, если это всё- таки произойдёт.

Захотелось вновь стукнуть стену.

– Почему она так со мной жестока? Пользуется мной? Хочет меня убить?! Я люблю её… но знаю, что поцеловалась она со мной из жалости. С такой жалкой и ненормальной, страстно влюблённой девушкой… в девушку. Я, может, и психически больная, и проклятая лесбиянка, но я люблю… люблю Нику так, как никого не любила. Я готова вытерпеть всё на свете ради Николь, но… почему она этого не понимает? Господи… почему я должна чувствовать эту боль?! Почему мне дан такой опыт?!– вырвалось у меня.

Я зарыдала ещё сильнее. Кашель и крик раздирали горло, и я не знала, кто из них больше овладевает мной… в один момент я потеряла ставшего мне близким, родным человеком. От боли у меня разрывается сердце. От мыслей «взрывается» мозг… мне кажется, что жизнь не имеет больше смысла. Скорее бы прошли тринадцать дней. От смерти наступило бы облегчение. Я сама ненавидела себя за то, что являюсь ненормальной. Но не могла ничего с этим сделать. Ника глубоко засела в моём сознании, и я, даже при огромных усилиях не смогла бы её забыть.

Я, ища утешение везде, где только можно, села за ноутбук. Он и чашечка кофе, стоящая на столе, были единственными, кто мог сегодня хотя бы немного облегчить мои страдания. Компьютер загрузился, и я зашла в один небезызвестный чат в Telegram. Анонимно я решила написать туда свою историю с Никой. Но не стала обрисовывать всю картину, а лишь написала, лаконично вместив её в эти несколько слов:

«Мне кажется, что моя подруга- девушка, ненавидит меня. Сегодня, при первой появившейся возможности она стала общаться с каким- то парнем.

Прошу, помогите мне разобраться.».

На что получила ответ:

«Лесбиянок тут точно не ценят».

Пара парней и одна девушка стали поливать меня грязью, обзывать и называть меня гадкой пропагандисткой. Настроение ухудшилось ещё сильнее, и я по понятным причинам захлопнула ноутбук. Голова адски болела, а сердце колотилось, как бешеное. Весь мой мир был разрушен, и не было никаких даже намёков на то, что там, где- то в сердце, или далеко в подсознании, горит маленький огонёк надежды. Внутри меня лишь бушевал ураган, но горящие внутри меня страсть и любовь и не думали прекращать своё существование. И именно это причиняло мне сильную, ужасную боль.

Я бы так и сидела, уставившись в одну точку, если бы не услышала звук открывающейся двери. Мама. Она оттащила меня со стула на пол, и начала бить. Знакомая плётка… вот только уже не больно. Душе намного больнее, и эта боль заглушала физические боли. Я думала лишь о Нике, и ни о чём другом.

– Я УСТАНОВИЛА СКРЫТЫЕ КАМЕРЫ, СВОЛОЧЬ!– продолжая меня бить, сказала мне мама.– СЛЫШИШЬ, ИДИОТКА?! Я ВСЁ ВИДЕЛА! А ВОТ НИКА МОЛОДЕЦ… ОНА СОПРОТИВЛЯЛАСЬ ТАКОЙ, КАК ТЫ! ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ ЖИТЬ ЗДЕСЬ! ЛЕСБИЯНКАМ НЕ МЕСТО В ЭТОМ МИРЕ! ЭТО СБОЙ В СИСТЕМЕ, ЯСНО? ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ НА УЛИЦУ, ПОНЯТНО ТЕБЕ?! ЯСНО?! И МНЕ ПЛЕВАТЬ, КУДА ТЫ ДАЛЬШЕ ПОЙДЁШЬ!!! И МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ТВОЮ ОНКОЛОГИЮ. ВСЁ ЭТО ИЗ- ЗА ТОГО, ЧТО ТЫ НЕЗДОРОВАЯ.

– Но… ты же любишь меня…– молвила я, и слёзы потекли по моим щекам, а тело пробила дрожь.

Мама на секунду замерла. Плётка упала на пол, и моя мама вышла из комнаты. И лишь мимолётом я увидела слезу, блеснувшую на её щеке. И, убедившись в том, что в комнате я определённо одна, я решила бежать отсюда. Неважно, куда. Куда угодно, но лишь бы не оставаться в этом обществе… я не боялась замёрзнуть на улице. Я сама знала, что я не такая, как все, возможно, не в самом лучшем смысле… и мне лучше бежать. Эта безысходность убивала, сводила с ума. Но мне нужно было решиться на этот отчаянный поступок. Николь будет счастлива. Для меня это- самоеглавное.

Но для начала я позвонила Симе. Хотелось, чтобы она в последний раз услышала мой голос. Голос, полный боли и отчаяния.

Звонок пошёл.

– Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ СЛЫШАТЬ!– послышался с другого конца провода раздражённый голос Симы.

– Да, знаю.

– Но зачем ты звонишь?

– Я ухожу.

На секунду повисло напрягающее меня молчание.

– К… куда?

– Сима… я даже не знаю.

– Если это из-за меня… прости, прости… я не хотела делать тебе больно… только не уходи! Останься! Завтра всё будет как раньше. – в трубке послышались рыдания.

– Мне на это уже всё равно.

Я положила трубку. Волновать Николь не хотелось, и я, поняв, что телефон мне не нужен, кинула его в рюкзак. Туда же положила необходимые вещи: кофту, ноутбук, карманные деньги и зарядка для ноутбука и телефона. Воду и еду я решила взять тогда, когда я сложила рюкзак- и вот, этот момент настал.

Дрожащими руками я открыла дверь и вышла в коридор. Спустившись по лестнице вниз, я уже оказалась на кухне. Там пахло вкусными пирожками, но у меня не было времени на то, чтобы их есть. Однако, запах был просто божественный, и, казалось, едва я вдыхала его-то сразу же насыщалась. Едва я подумала о пирожках, мне захотелось пообщаться с мамой, но единственное, что она издала, это было:

– Ну и куда тебе столько еды? Ты её съешь всю?

Естественно, сказала она это, когда из холодильника была собрана нужная мне еда, и, конечно же, вода.

– Да. Я проголодалась. – ответила я.

Мама лишь тяжело вздохнула, а я, почувствовав, как моё сердце неприятно ёкает, пошла в комнату. Заперев дверь на ключ и положив еду на стол, дабы оттуда поместить её в рюкзак, я задумалась. Не думала я, что мама обрадуется моему уходу… да и я сама- куда мне идти? Неужели я надеюсь на то, что кто-то добрый приютит меня…? Вряд ли. Этого не случится, и я могу даже на то надеяться… но Ника… ей будет легче без меня…

Нет, нужно собираться.

Я положила в рюкзак немного хлеба, пару пасек чипсов и четыре бутылки воды. Этого должно было хватить на несколько дней, а дальше нужно было и работать начинать. Бездействовать было нельзя.

И вот, сумка собрана.

Слёзы покатились по моим щекам. В горле встал ком. Щемящее чувство страха и одиночества переполнило меня, и я, рыдая, складывала в рюкзак свой личный дневник и ручку. Первый подарила мне мама на день рождения. Я даже помнила слова, которые она произнесла в этот момент: «Доченька, моя любовь к тебе вечна…»… красный, немного пыльный от времени. Он переживал со мной всё мои неудачи, и я надеялась, что переживёт и эту… пока со мной есть этот маленький по высоте, но толстый личный дневник, в эти трудные секунды я не теряю веры в себя… да, я решаюсь… я должна.

Моя комната находилась на первом этаже, и я поняла, что нужно перелезать через окно. Накинув рюкзак на плечи, я открыла окно в своей спальне. Холодный ветер ударил в лицо, а от колючих снежинок лицо моё заболело. Но я не отступила- да и некуда было отступать. Настойчиво я продолжала залезать на подоконник, дабы оттуда спрыгнуть во двор, а потом, через забор- и за калитку.

Казалось, в этот момент я перестала чувствовать всё. И я прыгнула. Не знаю, как я решилась, но я ничего не боялась во время прыжка. Волнение подступило к моему горлу комом лишь тогда, когда я почувствовала под своими ногами снег. И я глянула на свой дом, на этаж, где располагалась моя комната. И мне вдруг стало страшно, боязно уходить отсюда. Я почувствовала, как ослабели мои ноги, как стало трудно дышать.

– Нет, я должна… должна. Должна…

И я побежала.

Едва я оказалась около моей школы, я услышала звонок телефона. Пытаясь отдышаться, я взяла трубку. Звонила Николь.

– Привет! Олеся?

– Чудачка, не могу сейчас говорить, прости.

– А ты где?!

– Дома.

– Странное дело… безумно странное.

– Что произошло?!

– Дело в том, что я сейчас в школе. И смотрю на тебя.

Я посмотрела вверх. На меня в самом деле смотрела Николь. И в этот момент сердце моё замерло, и я почувствовала, как мои конечности немеют от ужаса, а тело парализует животный страх.

Я побежала. Бежала, не чувствуя усталости, не оглядываясь. Мне было очень страшно. Я не плакала, но ощущение того, что за мной кто-то идёт, не покидало меня. Оно выедало меня изнутри, заставляя моё сердце забиться в бешеном ритме. Я совершила ошибку. И буду теперь расплачиваться за неё?

Эта мысль аукалась в моей душе ярко выраженной адской болью, и из-за этой боли я перестала бежать. Мне нужно было отдышаться. Я чувствовала, словно в сердце моё вонзили острую иголку. Чувство безысходности с каждой секундой охватывало меня всё сильнее и сильнее, и я чувствовала, словно я медленно-медленно умираю… отчаяние впрыскивало в моё тело свой яд, как змея- самая страшная и ужасно опасная.

А на улице всё было хорошо. Играли дети, смеялись мужчины и женщины. Подростки гуляли тут парами, смеялись и, по всей видимости, чувствовали себя гораздо лучше, чем я. А у меня больше не было второй половинки. Теперь я, в полном одиночестве, сбежавшая из дома в час ночи, сидела на скамейке в парке. Я даже не могла задышать: казалось, стоит воздуху наполнить лёгкие- связь оборвётся. И я подняла глаза на зажжённые в тёмном небе звёзды. В них было столько слёз, столько тоски… думалось, они единственные понимали мою проблему и пытались мне помочь… и я заплакала. Сколько людей смотрели на эти звёзды, мучаясь от боли- много, и я была в их числе. Я винила себя за то, что разволновала Нику, но иного выбора у меня не было. Завтра ей должно стать легче. Мне бы, будь я на месте Николь, стало бы. Я бы вмиг забыла девушку, к которой совсем не привязалась, и жила бы дальше. Надеюсь, Николь всё же точно такая же, как я.

Между тем мне очень захотелось убежать из города. Пересчитав свои карманные деньги, я поняла, что на поездку в дешёвом плацкартном вагоне мне их хватит. Удары сердца звучали всё громче, охватывали горло, раздавались в ушах. Я ещё не испытывала ничего подобного- возможно потому, что ещё никогда в жизни не сбегала из дома. И вот, я уже стояла возле билетной кассы. А точнее, последней в километровой очереди за билетами.

– Девушка, А Вы куда? – спросила меня молодая девушка в тонкой курточке.

– Я… А Вы куда?– пыталась я перевести тему разговора.

– Я? В Москву, к племяннице. У неё девочка влюбилась в девочку… ну и что? Знаешь, я считаю, что это обычная симпатия! А над ней уже издевались… – женщина вздохнула. – И я дружила с девочкой… не думаю о том, что это влечение. Просто симпатия.

– Я тоже так считаю, я серьёзно.

Девушка мило улыбнулась мне и отвернулась. Я не одна в этом мире, кто такой ненормальный… есть те, кто поймут меня и поддержат. Это облегчало мои мысли и давало мне какую- никакую надежда на то, что я не одинока, что я не одна страдаю от не взаимной любви, что есть те, кто поддержит и поймёт. Незаменимые чувства. Да, я не чувствовала себя так хорошо уже очень давно.

– Знаете, – сказала я той самой молодой женщине, Алле, – Вы сделали мой день счастливым, я серьёзно.

Алла повернулась ко мне. На лице её сияла милая улыбка, от которой мне стало хорошо. Люблю, когда люди улыбаются…

– Спасибо… – сказала Алла. – Так Вы и не ответили, куда Вы едете.

Я немного подумала над своим ответом. Но он в голове всплыл сам и я, даже не задумываясь, ответила:

– В Москву.

Толпа рассеялась, и я оказалась прямо перед кассой. Алла пропустила меня. Очевидно, билеты у неё уже были… либо она просто хотела сделать меня чуть счастливее. Но с чего вдруг? Я де совершенно незнакомая ей девушка… с чего бы вдруг… ?

Толпа рассеялась, и я оказалась прямо перед кассой. Алла пропустила меня. Очевидно, билеты у неё уже были… либо она просто хотела сделать меня чуть счастливее. Но с чего вдруг? Я де совершенно незнакомая ей девушка… с чего бы вдруг… ?

Из мыслей меня вытащил громкий голос продавщицы билетов:

– Куда летите?

– Москва.

– На чём?

– Плацкарт.

– Пять тысяч.

Я молча расплатилась с продавщицей и пошла в вагон. В потных руках я держала билет. Второй вагон… второй… слёзы катились по моим щекам. Было страшно уезжать. Но и оставаться здесь было просто невыносимо. Моя чудачка должна быть счастлива. И ради этого я сяду в вагон. И не отступлю, нет. Я должна… оставаться тут невыносимо больно, да и… нет, Николь должна быть счастлива.

Сев в вагон, я прильнула к окну. Алла смотрела на меня и махала мне рукой. Очевидно, в Москву она не поехал.

Вот и поезд поехал. Привычные мне домики остались позади. Проехали и мою школу, и теперь перед моими глазами был только лес. Такой тёмный, страшный и жуткий… он полностью олицетворял меня, дрожащую девушку, бросившую вызов судьбе… было безумно страшно ехать дальше, но возвращаться было нельзя. Уже поздно было что-то решать. И я знала, что теперь нужно было просто смириться с происходящим, а в Москве уже решать всё свои проблемы. Сейчас мне бы хотелось успокоиться.

Прижавшись к креслу, я почувствовала некоторое облегчение. Перед глазами всё расплывалось, А голова безумно кружилась. Унимая дрожь, я попыталась заснуть… но не смогла, ибо услышала звонок телефона.

Найдя его в кармане куртки, я не поняла, кто звонит. Трубку взять пришлось, потому что звонок был до безумия навязчивым.

– Алло?

– ОЛЕСЯ, ТЫ???

Мне звонила Николь. Разумеется, мне нужно было все объяснить. Тяжесть давила мою грудь, не давая вздохнуть. Этот ком появился накануне и продолжал расти, занимая в сердце все больше места, так, что теперь даже малейший вдох причинял мне страшную боль. Было страшно говорить о произошедшем, но кто, кроме Николь, мог понять меня и войти в моё положение? Кто, кроме неё, мог бы поддержать меня… ?

– Тебе так будет легче. Я уехала в Москву. Надеюсь, что там мне помогут. Там… там может быть хорошая больница… да и вообще, мне нужен небольшой отдых… пожалуйста, Ника, не грусти. – сказала я.

– То есть… ты в Москве?!

– Пока нет, но я еду туда. Вот такая вот история.

– Идиотка…

Послышались всхлипы, и я сбросила трубку. Слышать рыдания Ники не было у меня никаких сил… от пережитого кошмара глаза мои сами начали слипаться, и я постепенно стала проваливаться в сон.

Глава 10 Приступ. Московский врач

И вот, я в Москве. Солнце ослепляло мои глаза, но не грело душу и не взрастало вновь тот увядший цветок любви, жизни и надежды. Этих трёх ощущений не было в моём сердце. Я ощущала внутри себя лишь гнетущую пустоту, которая болезненно убивала меня. В моём сердце прожгли дыру, а чувство безысходности иглой вонзалось в моё сердце. Надо было идти. Куда угодно, но не возвращаться обратно. Мне и сейчас больно, а когда я вернусь, будет ещё больнее. Здесь я встречу парня, который будет любить меня, который поможет мне стать счастливее… мои пути с Николь разошлись, и, понимая это, я шла дальше. Каждый вздох, шаг, причинял мне адскую боль… казалось, что без аромата духов и милого голоса Ники я долго не протяну. Но я хотела стать нормальной, такой, как все. То, что я лесбиянка, угнетало меня и сгущала чёрные тучи у меня над головой, хотя и светило яркое солнце на небе… нет, я должна попытаться! Попытаться себя вылечить… за тринадцать дней. Умирая, я должна чувствовать, что прожила счастливую жизнь. Если однополая любовь- это болезнь, то, значит, я смогу её вылечить…?

– Осторожнее!

Я наткнулась на какого- то парня. Черноволосый, кудрявый, он смотрел на меня диким от злости взглядом.

– Простите… не специально…– невинно улыбнувшись, сказала я, поняв, что мой шанс вылечить свою болезнь слишком велик.– Кстати… меня Олеся зовут. Я из Самары. А Вы?! Я, как вижу, Вы тоже приезжий…

Парень кивнул.

– Аарон.– представился он.– Я тут учиться буду. А ты в этом шумном городе какими судьбами? Тоже учишься?!

– Нет. Мне изменил мой парень, и я психанула, после чего оказалась здесь.

– Ты не знала, что ты едешь в Москву?!

– Не то, чтобы… знала, конечно. На билете же всё было написано! Просто… понимаешь, я хотела уехать куда угодно, лишь бы не в том городе, где произошло то, что так сильно изранило мою душу.– я изобразила слёзы, искренне надеясь на то, что Аарон поведётся на это и примется меня жалеть.

– Не плачь… я приеду в Самару, и этому твоему парню придётся очень несладко.

Я хихикнула.

– Ты такой хороший, Аарон… как же ты мне нравишься… Господи… если бы ты только знал, как я благодарна своему парню… он свёл тебя и меня…

Я накинулась Аарону на шею, но тут же отпрянула. От этого моё тело словно обдало холодом. По рукам пробежали многочисленные мурашки. Я словно не могла дышать. Даже короткий вздох отдавался болью в моей груди. Я могла обнять лишь Николь… к другим даже прикасаться не могла, и после того, как я сказала, как рада встретиться с таким парнем, как Аарон, меня будто бы затошнило. Я была привязана к Нике, и любое моё взаимодействие с кем- то иным отдавалось в моём теле жуткой болью. Но я должна была это перебороть, ибо не хотела грустить- надо было отпустить Нику и жить своей жизнью. Невзирая на прошедшую боль после попытки объятий с новым знакомым, я всё же взяла руку Аарона. От этого у меня не заболело запястье, и это уже радовало.

– Олеся…– Аарон покраснел.– Ты… так быстро… может быть тогда съездим куда-нибудь, раз уже на то пошло?!

Я лишь кивнула.

Аарон крепко сжал мою руку, и я вырвалась из его цепкой хватки. Пока мы шли к машине, я решила посидеть в телефоне. Листая ленту Instagram, я увидела фотографию Николь: красивая Ника стояла возле скамейки в парке и мило улыбалась… проклятье… эти глаза, в которых я хотела утопиться по своей воле, пухлые губы, словно ласкающие сейчас мои- сухие и обкусанные… и мне вновь захотелось поцеловать Николь. Поцеловать мою чудачку- но не в мечтаниях, а в реальности… казалось, я не переживу ни одного дня без объятий с Никой. Без её губ, шуток и зелёных глаз, фантастически- красивых, в которых отдавались лишь любовь и радость… и я хотела смотреть в них вечно…

Отчаяние постепенно охватывало меня с ног до головы, отдаваясь холодом в спине и дрожью в руках. Я не могла перебороть свою болезнь. Моя страстная, мучительная, болезненная- но в то же самое время прекрасная и иногда даже приятная для меня любовь к Николь была гораздо сильнее разума… но я должна была что- то делать. И я удалила Нику из друзей, закрыла Instagram и облегчённо выдохнула. Стало немного легче, хотя Николь ещё плотно засела в моей голове… но я решила попытаться о ней не думать, а вместо этого поговорить с Аароном.

– Эй!– позвала я его.– Мы на такси поедем?! Или у тебя тут машина есть?! Я сомневаюсь в этом… ведь ты здесь впервые!

– С чего ты взяла?!– спросил меня Аарон.

– Ты сказал.

– Нет, милая, я сказал, что приехал сюда учиться! Но то, что я… тут не жил… я такого не говорил, Олеся! У меня здесь есть и машина, и небольшая однокомнатная квартирка! Неужели ты думаешь, что я такой идиот, который будет жить в институтской общаге?! Ты глубоко заблуждаешься, если это так!

– Ладно… то есть… ты не заметил, как плавно мы с тобой перешли на «ты»? Даже ещё не знакомы, а уже «ты»…

– У меня так с каждым, с кем я общаюсь. Не знаю, почему…

– Возможно потому, что ты красивый… такой красивый… до безумия… я… не знаю, почему ты настолько прекрасен…

– Ты явно преувеличиваешь.

Да, он был прав.. это и в самом деле было уже слишком. Но если бы я смогла заглушить боль хвалебными одами Аарону, я бы не слушала его. Но в моём сердце до сих пор была глубокая рана, и его было так просто не залатать. Казалось, эта рана вечна и ничто её не залечит… больно осознавать то, что ты постепенно входишь в состояние отчаявшегося человека. Но я ничего не могла с этим сделать. Потеряв Николь, я потеряла смысл жизни… но возвращаться было поздно. Я должна была измениться. Но как…?

Я тяжело вздохнула. В груди закололо, а мои дрожащие руки, спрятанные в карман, вмиг похолодели. Каждое моё движение создавало в моём теле боль, ток, пробивающий меня от затылка до ног, проходящий вдоль всего позвоночника. Эта безысходность пугала меня и, казалось, секунда- и я сорвусь в бездну отчаяния.

– Ты в порядке?!– спросил меня Аарон.

– Всё нормально. Забей.

– Олесь… может быть… поедем ко мне?

Если бы я не хотела заглушить свою боль чем- либо, чем угодно, я бы точно не поехала и уже находилась в километрах отсюда. Но я готова была на всё, лишь бы не чувствовать этот горький вкус одиночества… даже на то, к чему я в принципе не была готова. И я согласилась, хотя мой разум кричал мне то, что моё согласие мне же и аукнется. А душа просила помощи. Да, я готова была лечь в кровать с незнакомым парнем. Но с парнем. Хотелось как- то помочь себе, вылечить себя от того, что доставило мне кучу проблем… я словно находилась в состоянии аффекта- но в то же самое время, и нет. Это всё мучало меня, и я чувствовала, как медленно схожу с ума. Нет, это не была паническая атака, скорее, крик души, поэтому я с улыбкой шла за Аароном, чувствуя, что вскоре избавлюсь от того, что считала ненормальным, даже, в какой- то степени, наглым извращением.

И вот мы подошли к какой- то машине. Она была накрыта тонкой плёнкой, на которой была гора снега. Без труда Аарон скинул её с машины, а затем открыл заледеневшую дверь.

– Присаживайтесь, мисс.– тоном аристократа пригласил меня сесть в свою машину парень.

– Это… твоя машина?! Аарон?! Это точно твоя машина?– спросила я, глядя на обшарпанный, грязный, маленький автомобиль, который вызывал у меня лишь некоторое недоумение, но никак не восхищение.

– А что? Она папина, а мне он её подарил просто так. Я из другого города, а сюда приезжаю достаточно редко…

– Да мне без разницы! Я просто спросила, Аарон!

– Ну что, садитесь, миледи…

Я послушно села в машину. Аарон захлопнул за мной дверь, а затем сел в автомобиль сам. Немного повозившись с двигателем, парень сделал так, что старенькое авто двинулось с места.

– Ты водитель?!– спросила я, одновременно проверяя наличие всех вещей в своём рюкзаке.– Я бы не завела такую машину…

– Гм… я? Да, я подрабатываю таксистом. Летом начал, когда мне восемнадцать исполнилось.

– Понятно… а у тебя есть девушка? Ты так про свою личную жизнь мне не рассказал.

– Была одна. Вела себя, как истеричка. То ей не так, это… по итогу, я узнал, что у неё давно уже есть парень… ну и в общем… это… она… точнее мы приняли решение расстаться. Была потом у меня Светка- ту звали Люси. Светлана являлась моим идеалом, вот только холоднокровная она была просто до ужаса. Обожаю, когда девчонки бегают за мной… ненавижу таких… потом у меня была Даша. Дашу я до сих пор вспоминаю с теплотой. Она сама со мной рассталась. Сказала, что влюбилась в другого… добрая она была, красивая… чрезмерно не надоедала, но умела вовремя поддержать. Она со всеми так… правда вот… заболела она. Недавно. Какой- то вирус новый. Говорят, одна лишь заражённая. Он не передаётся, правда… но в одном из продуктов есть компонент, заражающий этим вирусом… не знаю, какой, правда. Это лишь слухи. Но Дашка умерла. Она была первой заражённой. После этого заразились ещё некоторые. И вот… последняя. Она уехала куда- то от своей мамы…

И тут у меня в голове выстроилась цепочка событий: скорая, несколько заражённых… среди них могла быть и Даша… Господи, серьёзно? Он не должен узнать, что я больна. Нужно вести себя естественно, словно ничего и не произошло.

– А ещё у тебя девушки были?! После Дарьи… – спросила я, пытаясь восстановить приятную для меня атмосферу.

– Ага.

– Расскажи про них. Не хотелось бы слушать про вирус.

– Для тебя всё, что угодно… после Даши появилась Надя. Само имя её- полное олицетворение этой красавицы. Добрая, умная, чуткая и прекрасная… Дарью никто бы не заменил, зато у Надьки были оптимизм и… стройная талия.

– А у Дарьи? Ты же говорил- она твой идеал…

– Я не видел её голой. В отличии от… Надьки.

Меня чуть не вырвало на пол.

– Придурок.

– А что не так?!– спросил у меня Аарон.

– Секунда- и я выйду из этого проклятого авто. Ты меня пугаешь, Аарон… мне страшно, правда. Кажется, что ты похож на маньяка какого- то… так, без стеснения, разговариваешь о ТАКОМ с совершенно незнакомой девушкой…

– Не переживай, тебя это не коснётся. Уж это я тебе обещаю.

– А ты не врёшь?!

– Нет. Я бы не соврал тебе, Олеся. Честно.

Я ухмыльнулась. Естественно, я знала, на что иду. Провести весь день в доме Аалена, занимаясь непристойными для девушки, которой совсем недавно исполнилось 18, делами- так себе перспектива. Но зато, как я думала, это занятие поможет забыть о той, кто мучал меня самыми ужасными способами… Николь причиняла мне сильную боль. Не знаю, могли бы быть возможные извращения Аалена больнее, чем душевная боль. Навряд ли. Хотелось забыть о проблемах. Вновь это проклятое ощущение… тяжесть давила на мою грудь, не давая вздохнуть. Этот ком появился совсем недавно, можно считать, вчера, и продолжал расти, занимая в сердце все больше места, так что теперь даже малейший вдох причинял мне страшную боль… поскорей бы уже Аален приехал к месту назначения…

– Аален… – позвала я парня.

– М?

– Мы скоро?!

– Уже. Познакомься с моим домом!

Честно говоря, этот шаткий многоэтажный домик выглядел не лучше машины Аалена. Серый, обшарпанный, он вгонял меня в состояние гнетущей тоски и отчаяния, но никак не наоборот. Скольким девушкам он ещё так соврал, что у него богатая квартира и лишь машина такая, не самая лучшая- оставалось для меня загадкой, да и времени на то, чтобы думать об этом, совсем не было.

– Идёшь, Олесь?

– Что?!

– В дом идёшь?!

– А… да…

Мы прошли через подъезд и оказались в квартирке. Маленькой, но зато аккуратной и чистой. Не спеша я повесила на вешалку свою куртку и принялась разглядывать квартиру: в ней были лишь кухня, ванная комната и спальня, в которой стояла лишь большая кровать, и ничего больше. Аарон тоже вскоре зашёл в комнату, и я почувствовала, как по моему телу бегут мурашки: на кровати Аарона была кровь…

– Придурок. – выдавила я.

– А?

Парень подошёл к кровати и махнул рукой. Такое поведение меня разозлило. Хотелось ударить его чем то, но он остановил меня одной фразой:

– Это Даши.

Значит, у неё тоже был кашель кровью… всё-таки она заболела тем же, чем и я. Сомнений больше не осталось- Дашка была в той скорой… и это уже не шутка, не догадка- а чистая правда. Мне нужно опросить Аарона по поводу Дарьи. Я должна узнать предсмертный синдром своей болезни. Без этого никак.

– Какой предсмертный синдром у болезни Даши?!

– Последний раз я увидел её с гноем из глаз, смешанным с кровью вместо слёз. Она обняла меня и сказала, что любит… это я запомнил на всю жизнь.

Я замолчала.

– Ты чего такая задумчивая? – спросил меня Аарон и приобнял за плечи.

– Мне жаль Дарью… думаю об этой крови… сначала я подумала немного о другом… о том, какой ты ужасный… но теперь мне всё ясно…

– У кого что болит, тот о том и говорит… кстати, не хочешь отвлечься от этих мыслей?

Поняв намёк, я кивнула.

Меня кинули на кровать. Так по-хамски, небрежно, пренебрежительно, что у меня заболело всё тело, а желание избить этого самовлюблённого эгоиста, становилось всё сильнее. Между тем Аарон раздевался. Его тяжёлое дыхание эхом раздавались по всей квартире. Он подошёл ко мне и приблизился к моему лицу. Я чувствовала ровные удары его сердца, его дыхание… чувствовала, как этот Аарон приближается к моим губам, и как от этого моё тело покрывается мелкими мурашками.

Нет, это нужно прекращать! Срочно!

Просто решиться.

– Аарон…

– Да, моя леди?!

– Я лесбиянка.

На секунду повисла мёртвая тишина. Аарон в ступоре слез с кровати и стал торопливо одеваться. В его глазах читался животный страх, а в моих- прекрасное чувство облегчения. Всё же, это была плохая идея- отвлекаться дома у Аарона от своих проблем…

– Олесь… – молвил парень, одевшись. – Ты почему мне сразу не сказала… я бы… не приглашал… и вообще, чего ты тогда флиртовала со мной?

– Позволь мне объяснить… пожалуйста.

– Ладно…

– История про парня- выдумка…

– Это я и так понял, когда ты мне призналась.

– Дослушай, пожалуйста.

– Ладно, молчу…

– Я хочу ПЕРЕСТАТЬ быть лесбиянкой. Увидев тебя, я подумала, что ты поможешь… но это не сработало. Мой план не сработал!!! Я так надеялась на это… но ничего не вышло… а жаль. Я была бы рада, если бы получилось.

– Я не могу помочь. Прости, пожалуйста…

– Всё в полном порядке. Ты не виноват в этом…

– Почему ты не сказала мне сразу?!

– Я хотела всё изменить. Но уже не могу. Ладно… не буду задерживаться… пока, Аарон.

– Пока, Олесь.

Я лишь кивнула в знак прощания.

Я молча слезла с кровати и направилась к двери. Моё сердце колотилось с бешеной силой, а слёзы щипали глаза. Было неприятно чувствовать всё это. Казалось, что с каждой секундой отчаяние овладевает мною всё больше и больше. Безысходность рвала мою душу, как самый жуткий зверь, а внутри меня будто бы бушевал ураган- стихийное бедствие, от которого невозможно было скрыться. Слишком болезненно было думать о Нике. Она убивала меня, но я не могла любить никого, кроме неё. Табличкой «выход» был Аарон, но выхода не было. Я утопала в собственной печали, не зная, как справиться со своей страстной любовью к Николь. Я была потеряна в этом мире. Навсегда.

Едва сдерживая слёзы, я взялась за ручку двери, но не успела открыть последнюю. Моё горло стал раздирать бешеный кашель. Я почувствовала, как моё сердце стало биться ещё сильнее. Я начала кашлять, но это парализующее меня ощущение раздирающегося чем- то горла никак не проходило. На полу лежала лужица крови. Казалось, ещё секунда- и я выкашляю на пол собственные органы. Горло болело, жгло, словно молило о помощи. Голова сильно пульсировала, и я чувствовала, как по моим щекам текут слёзы. Кашляя, я видела, как моя кожа становится мертвецки- зелёной. На ней появлялись какие- то волдыри. Моё тело словно обожгли изнутри, и от этих ожогов эти самые, огромные волдыри и появлялись. Когда они лопались, на недолгое время мне становилось легче, но когда они вырастали вновь… я чувствовала адскую боль, сводящую меня с ума. Не знаю, от волдырей ли, или от чего- то другого, но мои руки истекали кровью, хоть раны и не было… да и не было похоже на то, что волдыри как- то связаны с этим… всё это было болезненно. Я чувствовала, как не могу дышать. Кашель не давал мне вдохнуть ни капли воздуха. У меня начался приступ удушья. Казалось, скоро я уже не найду в себе сил кашлять, или пытаться дышать… постепенно я теряла сознание.

Когда моё ужасное состояние достигло своего пика, я услышала голос Аарона. Он был взволнованный, дрожащий и какой- то боязливый. Парень вызывал скорую, говоря то, что у меня кровохаркание. Но я точно знала, что от СОКД-16 нет лекарства, и скорая мне не поможет- единственное, что возможно было в моём случае- это облегчение моего состояния, но я не верила, что получится у врачей даже это.

Аарон подошёл ко мне и взял за руку. Он не боялся меня. Но мне сейчас не хотелось, чтобы он узнал то, чего бы ему знать не следовало бы.

– Милая… Олеся… врачи приедут и помогут тебе, слышишь. Я отвезу тебя домой, в Самару. Хочешь?!

Я не ответила. Кашель не давал мне этого сделать, а удушье усложняло эту ситуацию до такой степени, что я не могла даже пошевелиться. В голове крутилась навязчивая мысль, что я не доживу до предсмертного симптома и упаду на пол прямо здесь. Заснуть вечным сном- была так себе перспектива, но она бы облегчила мои страдания. Было слишком трудно жить, но больно умирать. Так больно расставаться с этим миром… эти мысли сводили с ума, били меня разрядами тока, от чего мне становилось ещё хуже- но у меня были ощущения, что лишь эти мысли сегодня были честны со мной. Лишь они давали мне взглянуть на правдивую реальность, и, размышляя об этом, я постепенно начала смиряться со своей участью.

***

Проснулась я в комнате с белыми стенами, вся забинтованная, словно мумия. Сразу я поняла, что нахожусь в больнице. Доктор пришёл спустя минут пять после моего пробуждения, весь взволнованный и ошеломлённый- и я поняла, что сейчас мне скажут то, от чего я, возможно, долго не смогу прийти в себя- но если я приняла тот факт, что в скором времени умру, то приму любую новость от незнакомого врача.

– Здравствуйте.– поздоровалась я, желая услышать неприятное известие и не желая больше думать об этом.

– Олеся… Вы?!– доктор поднял на меня свои уставшие глаза.

Я кивнула.

– Олеся, я не хочу Вас огорчать… но я думаю, Вас в родном городе уже огорчили… вот только в карточке, в которой написано «онкология»… ошибка. Вы заражены чем- то иным. Чем- то опасным и загадочным, ужасным и до безумия страшным…

– Вирусом СОКД-16.– перебила я.– Так… кроме этого Вы что- то узнали?

– ВЫ ЗНАЕТЕ НАЗВАНИЕ ВИРУСА??? Так это Вы создатель его?! Как же… ужасно! Но он уйдёт вместе с Вами, ведь Вы заражены!

– Я… сейчас всё объясню. Я подслушала разговор… не важно, кого. Главное, что в этом разговоре рассказали о том, что Лютововый цветок может вылечить этот вирус. Но я не доживу до этого дня… и мне нельзя, чтобы кто- то узнал про то, что я заболела.

– Простите за непонимание. А почему никто не должен знать?!

– Не хочу лишних вопросов и волнений со стороны ребят, с которыми я общаюсь. Кстати, может быть поедете со мной в Самару?

– Когда?!

– Я скажу Вам. Честно. Там я помогу Вам с информацией, а Вы поможете во врачебном плане. Этот вирус же… не передаётся?

– Нет. Поэтому его и написали как «онкологию». Волосы также выпадают… вот только… у шестнадцатого- вируса, которым Вы заболели, есть ещё симптомы.

– Тогда… я скажу Вам точное время… до свидания.

Я схватилась за свою сумку, лежащую на кровати, желая поскорее покинуть больницу. Она вгоняла меня в ещё большую тоску, чем то являлось до попадания сюда. И вот, я собрала телефон, оставшиеся деньги и наспех накинула куртку. И я уже собиралась уходить, как услышала за своей спиной голос врача:

– Позвоните мне.

Мужчина протянул мне листок с написанным на нём номером телефона. Кивнув, я выбежала из комнаты, а затем и из больницы. Оказавшись на улице, я почувствовала, как воздух словно отяжелел. Дышать стало трудно, а каждый, малейший вдох, причинял мне боль. Я думала о Николь. О том, как она грустит и переживает… нет, я должна ехать. Ника не должна переживать. Психика её сделана не из железа, да и моя- тоже. Лечение моей ненормальности не стоит волнения Николь и моей боли.

Я не больна.

Нет, не больна! Любовь- это не болезнь, а если даже и не такая, как у всех, то заглушить этот пожар страсти не получится никогда, как бы я не пыталась. Это пламя горело в моём сердце, и едва я пыталась потушить его, этот огонь обжигал меня… я хочу быть с Николь. Свои последние дни я должна быть с ней. Я хочу этого больше всего на свете.

***

– ОЛЕСЯ, ГОСПОДИ, ТЫ НАПУГАЛА МЕНЯ!

Я приехала в Самару. Родной вокзал, красивые деревья в парке, видневшемся издалека… и Николь, бежавшая ко мне. Словно всё произошедшее потеряло ценность, смысл… время словно замерло. Не было вокзала, произошедших недавно событий- ничего. Лишь только я и Николь. Мы словно остались одни на всей этой земле, на огромной планете. Казалось, ничего меня не интересовало, кроме Ники. Этот миг прошёл так быстро… я даже не успела им насладиться.

Николь набросилась на меня с крепкими объятиями. Она плакала. Нет, не стоило бы мне её так огорчать. Зачем же я поступила так эгоистично…?

– Прости…– прошептала я.– Прости, прости меня… я… я тебя сильно расстроила? Не отвечай… я… знаю, что очень сильно…

– Олесь… тебе стало хуже?

– С чего вдруг?!

Я глянула на свою руку. Из- под бинтов виднелись кровоточащие волдыри, и я попыталась быстро задёрнуть рукав, но Николь поймала мою руку на лету. Моё сердце забилось в бешеном ритме, норовя выпрыгнуть из груди. Тревога постепенно охватывала меня, выедала изнутри, пуская свой яд мне в под кожу. Я медленно, но верно, начала терять связь с реальностью. Волнение бешено пронзало моё сердце тонкой иглой, и я стояла, глядя в пол- то, чтобы Николь увидела мои руки, не входило в мои планы… но это уже произошло, и нужно было принимать осознанное решение, даже если бы оно являлось достаточно болезненным.

– Николь, я всё тебе расскажу. У меня дома. Поехали? Вызовем такси и… уедем отсюда. Слышишь? Уедем! И ты всё поймёшь.

Николь нервно кивнула.

Через минут двадцать мы уже сидели у меня дома. Я только что закончила рассказ про больницу, не упомянув того, зачем я вообще уехала в Москву, и Николь ходила по моей комнате из угла в угол, прикрыв лицо руками, в глубоком шоке.

Изнеможённая, уставшая, я легла на кровать. Хотелось спать. Ноги гудели от безумной усталости, а глаза смыкались сами собой. И вот, я уже почти провалилась в сон, как вдруг Ника повернулась ко мне. На её лице сверкала яркая, милая улыбка.

– Так это же здорово!

Я проснулась неожиданно для себя. Хотя оптимизм Николь был вполне ожидаем, я не могла понять, чего хорошего она нашла для себя в моём рассказе. Когда я рассказывала обо всём произошедшем в больнице- и о том, как я закашлялась в доме Аарона, рот Николь то и дело открывался от удивления. Теперь же я и сама была поражена. Такой резкой перемены от Ники я никак не ждала.

– Что, прости? Ника, ты издеваешься?! Если это твой сарказм, то прекрати это, умоляю. Я рассказывала о серьёзных вещах, а не анекдот, над которым нужно смеяться!– срывая голос, прокричала я.

Взбудораженная Ника попыталась успокоить меня, закипающую от гнева. Пока что это у неё плохо получалось. От злости мне хотелось накричать на Николь, но из- за любви к ней больше не могла выдавить из себя ни звука, и я винила себя за то, что позволила себе повысить голос в присутствии той, которую я люблю безусловной любовью.

– Прости, прости.– произнесла Ника.– Я знаю, что ты скажешь, что новость о том, что врач узнал про то, что ты заражена, сразила тебя наповал… но Олеся… он сейчас в Самаре…

– И?– спросила я, ожидая продолжения фразы.

– Он сможет вылечить тебя, понимаешь?!

– Вряд ли. Цветок отдадут выжившим из той скорой, которая была во дворе нашей школы. Но не мне.

– С чего вдруг?! Олесь?

– Заболевших пять… четыре- одна умерла… но я одна, Ника! Цветок распустится всего один, и на всех его точно не хватит!!!

– Ты первая рассказала доктору про цветок. Из уважения к тебе ты явно будешь первой, кому он подарит его! Олеся, я не вру!

– Я сама его сорву. И принесу доктору.

– А ВДРУГ ТЫ ВСТРЕТИШЬСЯ С ХИМИЧКОЙ? ЧТО ТОГДА? КАК БУДЕШЬ ОПРАВДЫВАТЬСЯ? ДА НИКАК ТЫ НЕ ОПРАВДАЕШЬСЯ, ОЛЕСЯ…

– Завтра я попробую найти доктора и поговорить с ним. Не психуй.

– Ладно… я тебе верю…

Глава 11 Ссора

Мы с Никой обнимались до самого вечера… мысли об этом грели мою душу, зажигая в ней огонёк света и радости. Внутри меня было тепло, такое прекрасное, замечательное тепло, дающее мне небольшую надежду на то, что всё будет хорошо.

А сегодня нужно было идти в школу. Эта мысль заставила меня открыть глаза и понять, что вчерашний день уже прошёл, а сегодняшний только начинается. И начался он с не самого приятного происшествия: с трудом приподнявшись на локти, я разглядела на кровати собственные волосы- и ужаснулась. Нет, не из- за самого выпадения волос. К этому я привыкла, как бы то странно ни звучало. Испугало меня то, что сегодня их было до безумия много, так, как раньше никогда не было. Целые пряди валялись на моей постели, и это испугало меня. Нехорошие мысли прокрались в голову, и я, пытаясь отогнать их от себя, схватилась за неё… и поняла, что волос на моей голове нет.

Я, как ужаленная, спрыгнула с кровати и подбежала к зеркалу. Я себя не обманула. На меня смотрела лысая девушка с ранами на ногах и руках, с зелёной кожей и волдырями… я превращалась в ходячий труп, хотя, возможно, так оно и было…

По моим щекам потекли слёзы. Привычно ударить рукой стену от боли и отчаяния не было никаких сил, поэтому я отошла от зеркала и прижалась к стене лбом. Рыдая, я не чувствовала облегчения, однако боль тоже проходила, ибо моё внимание было зациклено на слезах, а не на облысевшей голове или лопающихся волдырях.

– ОЛЕСЯ!!!

Что сказала бы моя мама, увидь она меня ТАКОЙ?! Я не знала, и каждый поворот ручки закрытой двери вселял в меня лишь страх. Наконец, когда я услышала, что дверь всё же открывается, я закрыла лицо руками, откинула голову назад ещё сильнее и ударилась затылком. Едкая боль пробила мою голову, как пуля- мёртвая, ужасная и бесчувственная. Опёршись им о стену, я протяжно вздохнула и сползла по ней на пол.

Дверь отворилась, и в моей комнате показалась мама. Я вздрогнула, слегка отвела ладони от лица и так сильно нажала на закрытые веки, что взгляд мой застлала красная пелена. Слёзы вновь покатились по щекам, а крик и кашель стали раздирать горло- каждый по- своему, но оба жестоко и мучительно для меня.

Я почувствовала, как мама последовала моему примеру. Она тоже опёрлась на стену и сползла по ней вниз. Взяв меня за руку, она сказала:

– Всё будет хорошо. Сейчас съездим к врачу и проверим тебя.

– Опять…?

– Да. Ты же хочешь выздороветь?!

– Ты же меня ненавидишь. Зачем я тебе?!

– Ненавижу? Не говори таких ужасных слов! Ты- моя дочь. Я могу быть недовольна, обижена- но Олеся, я не могу тебя ненавидеть!!! Собирайся, мы едем к врачу. Срочно!!! Пока не стало поздно!!!

Женщина выбежала из комнаты, а я осталась одна. Руки мои тряслись, а все чувства словно смешались в один комок, образовавшийся в моей груди. Просидев так ещё минуты две, я встала с пола и медленно подошла к шкафу. Я помнила, что у меня в шкафу есть парик, и я с радостью готова была бы применить его по назначению. Долго искать не пришлось, ибо парик лежал прямо на верхней полке шкафа, и я, мигом достав и надев его, подошла к зеркалу: я будто бы стала такой, как раньше: миловидной девушкой с волосами огненного цвета, и лишь волдыри и цвет моей кожи указывали мне на то, что болезнь не исчезла.

***

– …клёвый цвет! Давно я не видела таких красивых волос!

– …согласна!

– …шикарные волосы! Ты красила их, или же это твой естественный цвет?!

Меня осыпали комплиментами, как лепестками роз. И я бы шла до класса по-королевски, если бы не знала правду про мои волосы. Поэтому, ничего не говоря, я шла в класс, чувствуя, как с каждой секундой мне становится всё хуже и хуже- меня страшно тошнило, и от этого безумно кружилась голова. Ощущение тошноты усиливалось, и когда оно достигло своего пика, я, находясь совсем недалеко от класса, побежала в женский туалет. Меня скрючивало от боли в голове, но пыталась усмирить я лишь тошноту, которая сводила меня с ума. Склонившись над унитазом, я чувствовала, что скоро там будут все мои внутренние органы. Не знаю, почему, но в этот момент меня не только тошнило. Мне было страшно, что я умру сегодня и не признаюсь Николь в любви. Холодный пот выступал у меня на лбу. Я не могла пошевелиться, меня будто парализовало. Желание выблевать всё, что только можно, нагнетало ужас, душило, как удав, от которого невозможно было скрыться. Я чувствовала себя невыносимо, ужасно, я ощущала всю тяжесть этого проклятого страха, нависшего надо мной, как чёрные тучи. Болезнь, казалось, питалась моим страхом. Мой ужас, моя боль… они доставляли ей истинное удовольствие. Я чувствовала, что это конец… что скоро я умру… мне осталось недолго, но… я надеялась на что- то… на что- то хорошее, замечательное… но я знала, что этого не будет.

Сегодня мне удалось избежать смерти. После того, как ощущение тошноты прошло, я ещё долго сидела, уставившись в пустоту. Я не отреагировала на звонок так, как делают это нормальные люди. Вместо этого я прижалась к двери кабинки, и, плача, глотала воздух.

– Почему… почему всё так? Почему я должна чувствовать эту боль?! Почему… почему это так… обидно и неправильно…?– шептала я.

Глотая ком, образовавшийся в моём горле, я пыталась отдышаться. Произошло то самое «выгорание». Я не хотела ничего. Ни петь, ни рисовать- даже слушанье музыки, казалось, раздражало меня до ужаса сильно. Я хотела сидеть в этой кабинке до самой своей смерти, и плакать от жуткого отчаяния и чувства безысходности, пронзающего меня, как игла- острая и болезненная.

Я очнулась лишь тогда, когда услышала голос Симы, зовущей меня. Странно, что обо мне кто- то побеспокоился. Надеясь, что спровоцировала на это Симу Николь, я поднялась с пола и, шатаясь, вышла из туалета.

Не замечая Симу, я, погружённая в свои мысли, зашла в класс и села за свою парту.

– Итак, дети, сегодня мы с вами пройдём новую тему. Пожалуйста, будьте внимательней! Послезавтра мы уже будем писать контрольную. Итак, ребята! Сегодня мы немного займёмся повторением, а на следующем уроке будем проходить новую тему!– молвила учительница математики.

Весь класс обречённо вздохнул. Казалось, даже стены сочувствовали нам всем. Я ощущала себя поистине ужасно, и мой мозг не мог соображать. Однако, нужно было собраться, ибо контрольную мне всё равно пришлось бы писать.

– А тема сложная?!– спросила двоечница Машка.

– Для тебя, Маша, возможно.– сказала учительница математики.– Однако, если потрудишься, и для тебя она не будет сложна.

– А… контрольная… сложная?– заикаясь, спросила Николь.

Учительница рассмеялась.

– Ника, доживи до этого ещё!

Это пожелание мне бы было как раз кстати. Но со спрятанными кофтой волдырями и ранами, и париком вместо лысой головы, я выглядела совершенно обыденно- словно у меня нет каких- то особых проблем. Возможно, это было даже к лучшему. Не хотелось привлекать к себе определённое, особенное внимание, именно поэтому я, сдерживая рвотные позывы, смешавшиеся с приступом удушья, начала записывать в тетрадь всякие термины, которые писала наша учительница по математике на доске. Но вдруг всё пошло не так, как я планировала. Едва я хотела выкрикнуть, что хочу решить номер по математике- выйти к доске, я внезапно закашлялась, даже не успев открыть рот. Капли крови брызнули на тетрадь, но их было меньше, и сегодня мне удалось остаться на уроке.

– У меня часто такое.– вытирая рот от крови, сказала я.

– НЕТ, НУЖНО ВЫЗВАТЬ СКОРУЮ!– кричала учительница математики.

– У неё в самом деле такое часто… Вы что, не замечали?!– сказала Сима, подтверждая слова, прежде сказанные мной.

– Не замечала… она больна?!

– Без понятия. Олеся?!

Я лишь отрицательно покачала головой, и урок продолжился. Перевернув тетрадную страницу, я стала решать номер на чистом листе. Голова кружилась, но это неприятное чувство смешалось с ощущением облегчения- впервые сегодня мне удалось оправдать свой приступ, да, чем- то банальным, и, даже, выдающим мою ложь- но мне повезло с тем, что учительница доверяет каждому из нас. Сегодня, на уроке, мне не было страшно умирать. Каждую перемену встречаться с Николь… я в этот день, возможно, была самым счастливым человеком в классе, если не во всём мире!

– Можно мне решить задачу?!– спросила я у учительницы математики.

– Уже Ника сказала, что пойдёт. Давай ты на следующий пойдёшь?!

Не желая усложнять ситуацию, я кивнула. Николь нерешительно взяла в руки мел и начала писать решение задачи своим мелким, почти не разборчивым почерком. Но я понимала всё, что она писала. Её рукинепрерывно писали на школьной доске… мне вновь хотелось взять их в свою хватку, прижать к себе и поцеловать… мне вновь хотелось почувствовать её губы, ощутить то, как её язык скользит по моей губе… либо мой- по её. Хотелось вновь увидеть её глаза, сияющие, как два бриллианта, такие бесценные- но такие сложно добываемые… страсть охватила меня с ног до головы. Я уже еле держала в руках ручку, сгорая от безумного желания вновь прижать к себе Нику и увидеть её улыбку. Я не могла дождаться перемены. Казалось, я умру, если хотя бы один день не буду думать о Николь…

– Олеся, ты решаешь задачу?! Ты следующая! Ника вот уже решила свой номер! Быстрее! Надеюсь, что ты решишь.

Упоминание о Николь заставило меня посмотреть на её парту. Девушка сидела рядом с Машкой… они смеялись, смотря какие- то видео… и я остановилась. Да и время… тоже. Они хихикали. С Машей Ника была так счастлива, так радостна! А со мной она делила лишь свою печаль… не знаю, что я тогда испытывала. Боль, тоску, злость, растерянность…? Все чувства как будто перемешались, превратившись в один комок, который застрял в моей груди… Дыхание перехватывает, и я не понимала, что нам делать дальше, без этого человека- без Николь? Как жить, когда часть тебя, твоей души, сердца ушла… просто опустела, отмерла? Как заполнить пустоту, которая поглотила меня?! Говорят, что время лечит, что все проходит и забывается.… А разве это так…? Одиночество изрядно выматывало меня, и мне казалось, что слёзы вот- вот брызнут из глаз… но ведь Николь не так уж мне и близка! Положим, я знаю, что Николь красива, что она любит свою некоторую слабость и хочет, чтобы её как- то поддержали, что она девушка, чья душа наполнена страхом и волнением, знаю даже больше, – знаю ласковые слова Николь, знаю, как она целуется, знаю немного привычек и ситуаций из её жизни… Ну, а больше? А что ещё я знаю о Николь? Известно ли мне, какой след оставили в её сердце и уме её прежние увлечения, прошлая школа, в которой она училась- или же её отношения с родителями? Могу ли я отгадать у неё те моменты, когда Ника во время смеха внутренне страдает, или когда наружной, лицемерной печалью прикрывает злорадство, а радуясь, думает о том, как сбежать или перестать волноваться?! Как разобраться во всех этих тонких изворотах чужой мысли, в этом безумном урагане чувств и желаний, который постоянно, быстро и неуловимо несется в душе той, кого я, казалось, знаю целую вечность?! Возможно, Маша отгадала в ней то, чего не могла узнать я?! Может быть, это даже к лучшему? Вдруг Ника так счастлива?!

Но… мне всё равно до безумия больно. Больно настолько, что я чувствовала, как этот яд одиночества и ревности иглой впивается в моё сердце…. Так, что я готова разрыдаться на месте. Да слёзы уже щипали мои глаза. Не знаю, сколько я так ещё продержусь- да и думать об этом мне совсем не хотелось. Я, как заворожённая, смотрела на то, как Ника и Машка переговариваются, делая так, что мне становилось всё больнее и больнее, но было не понять, когда эта боль должна была достигнуть своего пика.

Перестать глядеть на соседок по парте мне помогла учительница математики. А, точнее, её грубоватый и строгий голос, зовущий меня решать семьсот первый номер.

Искренне благодаря учительницу, я, держа в руках учебник, медленно направилась к доске. Было волнительно решать что- то на оценку, но это могло отвлечь от печальных мыслей- и я шла смелее, надеясь на то, что отвлекусь от тревожных размышлений на тему улыбок Машки и Николь.

Я решительно писала пример у доски. Мел писал так хорошо, как никогда раньше, и я, словно высший математик, писала, не останавливаясь. Хотелось выплеснуть в цифры всю свою боль, желание впиться ногтями в горло соперницы, вставшей у меня на пути. Но задача закончилась, и я, отряхнув руки от села, пошла за свою парту.

– Видишь! Ты всё решила! Без проблем! – произнесла математичка- учительница математики.

Я кивнула.

Долгожданный звонок прозвенел достаточно скоро. Решительно я направлялась к парте Николь. Хотелось задушить свою соперницу, но я бы не смогла расстроить Николь… поэтому просто решила поговорить с последней, не выдавая того, что меня переполняет адское и мучительное чувство ревности, которое, как ураган, сносило всё, что видело на своём пути… но я не хотела, чтобы моих чувств кто-то видел. Полагаясь на свои ощущения, я думала, что Николь, увидь она то, что я чувствую, явно не стала бы счастливее. Поэтому, натянув на себя улыбку, я быстрым шагом направлялась к парте Николь.

– Привет, Олесь!

– Привет, Маш. Ты же не против, если я ненадолго отведу отсюда Нику?

– Гм… слушай, Ника- не моя собственность. Спроси у неё сначала! А я… я- то тут причём. Захочет идти- пусть идёт! Сейчас… – девушка повернулась к Николь.– Ник, Ника! Подруга, тебя тут Олеся зовёт!

– Олеся?!– послышался мягкий и тихий голос Ники.

– Да. Ты же её знаешь!!!

– Да, знаю. Она у меня домашнее задание спросить хочет, или что?

– Без понятия. Олеся хочет отвести тебя куда- то… она сказала, что это на очень быстрое время… Ник, ну сходи ты со своей подругой.

– Она мне не подруга. Извращённая слишком.

Девушки рассмеялись. А я внезапно почувствовала такую глубокую внутреннюю тоску, такое щемящее сознание своего вечного одиночества, что мне вдруг захотелось плакать. Крик просто раздирал моё горло, а слёзы щипали глаза. Я вдруг вспомнила свою мать, старшую сестру и племянницу. Разве они не так же чужды мне, как чужда эта красивая блондинка с нежной улыбкой и ласковыми зелёными глазами, которую я наименовала, как возлюбленную? Разве смогу ли я когда-нибудь так взглянуть на мир, как глядит на него моя Ника, увидеть то, что она видят, почувствовать, что она чувствует…? Значит, мы всё же не такие родные, как хотелось бы… но это было не важно. Я ощущала лишь свою боль. Я ненавидела надменность Николь, я ненавидела в ней абсолютно всё… но если бы я перестала о ней думать- для меня бы исчез кислород.

– Слушай, мне кажется, что ты очень красивая, Маш! Обожаю кудряшки!– шептала Машке Николь.– И вообще, ты уверена в том, что ОН меня заметит и поймёт? А то ты сейчас про любовь говорила… ну… ты же знаешь, в кого я влюбилась?!

– В кого?!

– В Сашку. Только никому. А если Олеся услышит, она точно расскажет. Сплетница она, хоть и пытается быть хорошей. Я поддерживала её, пока ей было плохо. По всей видимости, болезнь отступила. Я рада за неё, но… мы с тобой – то вместе сидим! И никакая Олеся нам не навредит!!! Ладно… Олеся такая же, как Сашка.

Пытаясь не разрыдаться, я шла к своей парте под громкий смех девчонок. Ника перестала быть моим лучиком света. Она стала гнетущей тьмой, но… без этой тьмы не зажигались бы звёзды в моей душе… не появилась бы надежда на лучшее, а самое главное- я бы перестала хотеть жить. Николь была единственным, что держало меня в этом мире. Она была той, кто делал мне больно, но, ощущая эту боль, я чувствовала в ней безусловную любовь… однако сегодня мне было лишь грустно. Тон Ники был ледяной, когда она говорила про меня… а я всё ещё любила. Любила её больше всех на свете.

Слёзы покатились по моим щекам. День был испорчен. Ещё бы… девушка, которая мне доверяла, которой доверяла я, поступила со мной просто ужасно… от воспоминаний об этом в моё сердце словно вонзалась игла…

– ЭЙ, ЧЕГО ОБИЖАЕШЬСЯ?!

Ника. Нужно поговорить с ней и рассказать ей о болезни. Нет, нельзя показывать своей слабости. Я сильная. Я справлюсь.

– Я не обижаюсь.– молвила я и встала со стула.

– А что тогда?!

– СКАЖИ МНЕ, ТЫ ПРАВДА ВЕСЬ ДЕКАБРЬ ТРЯСЁШЬСЯ ИЗ- ЗА МАШКИ?! ГОНЯЕШЬСЯ ЗА НЕЙ? УЕЗЖАЕШЬ РАДИ НЕЁ? СКАЖИ, ЛЮБИШЬ ЛИ ТЫ МАШУ! НЕТ… НЕ ТАК… ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ С НЕЙ ОБЩАТЬСЯ?! ИЛИ… НЕТ… СНОВА НЕ ТАК… НИКОЛЬ, ТЫ РАДИ ДРУЖБЫ С МАШКОЙ ГОТОВА НА ВСЁ? НУ ТАК ЧТО, ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ МАШКА СТАЛА ТВОЕЙ ЛУЧШЕЙ ПОДРУГОЙ?

– Олеся… ты чего?!

Слёзы начали щипать глаза, и я безжалостно сбросила со своей головы парик. Послышались удивлённые шёпотки, типа: «у неё что, онкология? Я думал/а, что она выздоровела!», а Николь замерла, не в силах пошевелиться. По её щекам, как и по моим, потекли слёзы. Моё тело пробила дрожь, и я, ничего больше не говоря, села за парту. Скорее, я рухнула на стул, чувствуя, как моё сердце сжимается. И я решила сказать то, чего не хотела:

– Мне осталось семь дней. Сегодня седьмой… но у тебя же лучшая подруга- Маша!

– Олеся… возможно, это прозвучит странно, но я… считаю своей лучшей подругой тебя, Олеся… мы с Машкой просто сидим вместе, и я хочу наладить с ней отношения.

Ну и какому из вариантов теперь верить?!

– МЫ ВСЕ СЛЫШАЛИ ВАШ РАЗГОВОР! НИКОЛЬ, НЕ ЛИЦЕМЕРНИЧАЙ!– произнёс Сашка.– А ты, Олесь… неужели нет выхода из этой болезни… из этой бездны…

– Саш, не вмешивайся!– перебила Сашку Сима.– Эти две должны сами поговорить.

– Ладно… молчу.

А мы и не собирались разговаривать. Мы молчали, глядя друг на друга. Парик лежал на полу, но я почему- то не могла найти в себе силы поднять его. Николь была такой красивой, такой желанной и манящей меня, что я хотела поцеловать её прямо здесь, в классе. Казалось, только она сможет помочь мне, но я должна была быть сдержанной. Это я точно понимала, хоть и наотрез отказывалась верить в такой расклад событий.

Наконец Николь сказала:

– Прости меня.

– Ты… меня тоже…– молвила я.

Глава 12 Вновь химичка, или неприятная новость

Уроки закончились. Не желая ждать Николь, я быстро собрала вещи и вышла из класса, а затем и из школы. На улице, за школой, стояли две фигуры, одетые в чёрные плащи. Я сразу узнала их. Я не могла узнать директрису и химичку, ибо в прошлый раз они очень хорошо врезались в моё сознание. Я понимала, что это опасно- подслушивать их раз говор, но любопытство взяло верх, и я, спрятавшись за углом, начала слушать:

– Уже знаешь, что произошло?!– спросила химичка.– Она познакомилась с одним из заражённых! Я же установила камеры!

– Кто он?!– ледяным тоном сказала Сюзанна.

– Аарон Вельес, Сюзанна. Он сейчас в одной из наших больниц. Я получила от нашего шпиона, что на днях он умер.

– Предсмертный синдром?

– Гной из глаз, смешанный с кровью. Да, это у него уже было.

Я закрыла лицо руками, чтобы не закричать. Жгучая боль прошлась по всему моему телу, вдоль всего позвоночника. По щекам потекли слёзы. Казалось, только вчера этот парень радовался, жил… спас меня- а сегодня уже лежал в больнице с тем, от чего вчера Аарон пытался меня уберечь. Мёртвый… эта боль была просто невыносима. Я понимала, что он чувствует, и в груди словно образовался комок ужаса с оттенками боли и злости на химичку и Сюзан. Они убили моего знакомого, нескольких ребят из нашей школы… и скоро убьют и меня. Я должна отомстить, и я не умру, пока этого не сделаю.

– А как Олеся?!– вопросила директриса.

– Олеся… пока жива, но ей осталось жить всего лишь неделю. Лютововый цветок распустится через три дня. Но завтра она уже будет заразна. Поэтому не успеет сорвать растение. Мы его получим… кстати, где мои деньги?!

– Они… завтра уже будут. Обещаю Вам.

– Кстати, Сюзан, зачем нам истреблять весь этот мир?

– Как же тебе объяснить, Алина… как же мне сказать тебе…

– Как можете.

– Я хочу, чтобы всем этим миром управляла я. Оставим тут только тех, кто не будет бороться с болезнью, если мы это им скажем. По моим подсчётам, таких останется всего лишь полтора миллиона. Им мы отдадим противоядие. А тех, кто не поддастся нам… ну… их ждёт смерть. Всё. Вот так.

– Жестоко. Слишком жестоко.

Женщина расхохоталась.

– Жестоко?! Алина! Жестоко? Если бы ты не была такой трусихой, ты бы поступила так же, как и я!– директриса оттолкнула химичку, и та больно ударилась головой о стену.

– Больно, Сюзан! Ты идиотка!

– Я убью тебя, если ты выкинешь что- то подобное.

– Но люди же не куклы! Они… это люди. Ими нельзя играть! Если бы с тобой поступили так же, как бы ты отреагировала?

– Смирилась.

Алина встала и достала из сумки пистолет, после чего направила его на директрису.

– Смирись с тем, что сейчас ты сдохнешь, мразь…

Пистолет выпал у химички из рук. Сюзанна воспользовалась своим привычным методом удушения. Алина, как парализованная из- за нехватки кислорода, медленно сползла по стене на пол. Мне было жаль химичку, как человека, которому перекрыли доступ к воздуху, но её сотрудничество с Сюзан перекрывало все мои сожаления. Я злилась на неё, поэтому не могла помочь Алине. Нет, я не боялась, что меня заметят. Скорее, я волновалась из- за того, что меня увидят и я не смогу рассказать никому про то, что планируют химичка и директриса. И я так бы и стояла, как вкопанная, слушая тишину, если бы Сюзанна наконец не сказала бы:

– Ну так что, кто теперь мразь?!

– Ты подумай… кто ещё будет сотрудничать с тобой, Сюз, так, как я?! Я за тебя жизнь отдам, понимаешь? Не то, что другие!

– Сюзанна.

– То есть?!

– Не Сюз. Сюзанна, или Сюзан. Итак, я найду себе молодых сотрудников. Не отрицаю, ты хорошая сотрудница, но… ты не сможешь убить меня. Мой приём блокирует тебя, слышишь?! Ты никто по сравнению со мной.

– Да… ты бесценна…

– Именно.

– Сюзанна…

– Что?

– Вы недавно упомянули то, что… она… Олеся… может накинуть шарф на нос и рот, и так никого не заражать!

– Больше часа она так не протянет. Точнее, когда повязка наполнится кровью, она будет заражать всех на своём пути. Завтра через час у неё будут приступы. С утра до ночи. Каждый час. Уверяю тебя. Ладно, моя дорогая, ты уяснила немного иное?! Поняла ли ты то, что нельзя относиться ко мне пренебрежительно?!

– Отпусти меня, умоляю… я… всё поняла. Больше не буду пытаться убить тебя. Обещаю. Честное слово! А теперь… помоги мне…

– Ох… ладно…– Сюзанна быстро отпустила Алину, и та упала на пол без чувств.

Поняв, что разговор закончился, я быстро побежала в сторону дома. Весь разговор я записывала на диктофон, и хотела бы поделиться им со своими одноклассниками в школьном чате. Моё тело дрожало. Горло пересохло. Я боялась попасться на глаза химичке или директрисе, и это придавало мне сил бежать дальше. Я не замечала ни людей, ни машин, ни автобусов- вообще ничего. Я чувствовала, как моё сердце пропускает несколько ударов, а страх и грусть от того, что завтра я уже буду заражать людей своим вирусом, отдавались болью в солнечном сплетении. Но я бежала без остановки, и, казалось, совсем не чувствовала усталости.

Наконец я увидела свой дом. Дрожащими руками я еле попала ключом в замок, но всё же, когда у меня это получилось, я, как ошпаренная, взлетела на террасу, а потом и в сам дом. Мамы в нём не было, и я сразу же побежала в свою комнату, после чего закрыла дверь и тихо зарыдала. Неделя без Николь. Да я завтра уже засну вечным сном, если её не увижу… в сердце словно вбивали гвоздь, и боль была такой обжигающей и мучительной до невозможности, что я закричала. Мой крик разлетелся по комнате и ещё долго отдавался у меня в ушах. Крик боли, грусти и отчаяния, поражающий меня насквозь… убивающий и терзающий меня, как самое колючее растение во всём мире.

– Ника… Ника… Ника…– шёпотом произносила я, как только поняла, что больше не могу кричать.– Как же мне будет тебя не хватать… я так люблю тебя… но неужели я не скажу тебе этого больше?! Почему жизнь так жестока?! Почему она заставляет меня рыдать навзрыд?

Я прислонилась к стене и обхватила свою голову руками. Нужно было что- то придумать. Нельзя было смириться с происходящим… но что?! Что можно было сделать…? В мою голову ничего не приходило. Лишь пустота. А перед глазами стояла Николь. Та, кто сегодня оклеветала меня, но… но… но без неё я не чувствовала себя. Не чувствовала, что я нужна кому- то в этом мире, и я не могла даже представить того, как я буду жить без Ники. Яркая вспышка воспоминаний нахлынула на меня. Эти зелёные глаза, губы… я до сих пор помню наш первый поцелуй. До сих пор ощущаю то, как люблю её, как не могу жить без неё… словно поцелуй вновь увлажнил мои сухие губы… я не могу… я не хочу терять Николь… она прикасается ко мне и нежно гладит по щеке. Я знаю, что это воспоминания. Фантом. В реальности этого не существует… но мне плевать. Я готова чувствовать эти прикосновения целую вечность… так почему сегодня они вызывают у меня ничего, кроме боли…?

Вновь слёзы потекли по моим щекам. Воспоминания плыли перед глазами, раня меня, словно тернии. Я вспомнила, как мы с Никой впервые познакомились. Я улыбнулась, после чего ощутила во рту горький привкус суровой реальности… нет, я хочу жить в этих воспоминаниях вечно. Всю свою оставшуюся жизнь.

Из воспоминаний о Нике, долгих и прекрасных в своём совершенстве, меня выдернул голос мамы, оповещающий о том, что она приехала. Как только я перестала думать о Николь, моё тело пробрал странный холод. Но нужно было идти к маме, дабы она не переживала за меня… и я, вытерев слёзы, пошла к своей матери, чтобы сказать ей о том, что я дома, и чувствую себя относительно нормально.

Придя в коридор, я увидела маму, снимающую с себя верхнюю одежду.

– Привет. Ты чего меня увидеть захотела? Соскучилась?!– спросила я и улыбнулась. Правда, улыбкой назвать это можно было с трудом.

Мама повернулась ко мне и прижала меня к себе.

– Соскучилась.– согласилась со мной она.– А что? Я не могу соскучиться?! К тому же, мне рассказали про… про лютоко… лютоковый…

– Лютововый цветок?!– молвила я.

– Да, да. Он вроде тебя от твоей болезни излечит.

– Так это же я подслушала! У меня ещё одна запись есть… правда, она тебя не обрадует…

– Если не обрадует, давай через часа два… это же не критично, верно ведь?

Я кивнула.

– Мам… а папа скоро будет дома?!

– Конечно, милая. Он сегодня задержался на работе. Через час уже будет тут. Так, я готовлю на стол, а ты отдохни. Сейчас тебе нельзя напрягаться.

Мы зашли в кухню, и я послушно уселась на диван, смотря на то, как мама аккуратно режет салат. Меня всегда удивляли её поварские способности, в большей степени потому, что её работа не имела никакого отношения с готовкой каких- то блюд. И мы бы так и сидели молча, если бы не нарушивший тишину голос моей мамы:

– Как у тебя дела в школе?!

– Нормально…– сказала я.– Совсем не кашляла. Парик мне оказался не нужен… с Николь сегодня поссорились, но потом помирились!

Моя мама замерла на секунду, а потом спросила, повернувшись ко мне:

– С КЕМ?!

– С Никой. Ты же её знаешь!

– Я запретила тебе с ней общаться! Ты испортила мне всё настроение, Олеся! Теперь я… я… я… я очень расстроена!

– Я не могу побороть любовь. Это попросту невозможно!

– Это не любовь, а болезнь.– отрезала моя мама и, отвернувшись от меня, продолжила резать салат.

Глава 13 Неожиданная встреча

После того, как моя мама обесценила мою любовь к Николь, я готова была заплакать от обиды. Беззащитно оглядывая комнату, я искала в своей голове хотя бы небольшое количество аргументов. Но, очевидно, мама нашла их раньше, чем я.

– Олеся, не обижайся. Потом, в будущем, когда ты вылечишься, милая, ты скажешь мне «спасибо» за то, что я тебе посоветовала. Я отныне точно запрещаю тебе общаться с Никой. Ты выздоровеешь от своего вируса… и от грязной любви. В общем, милая моя Олеся, ты больше не чмокнешь свою подружку…

Моей маме будто бы нравилось смотреть на мои мучения. Уверена, ей бы хотелось глядеть на это ещё больше, если б не то, что я возразила маме в ответ:

– Я больше и не увижусь с Николь.

– То есть?!

– Мама, мой вирус… он может распространяться… с завтрашнего дня… понимаешь?! Я не знаю, что мне делать!!!

– Олеся… ничего страшного. Когда придумают вакцину, ты будешь такой же, как раньше.

– Я знаю. Но её не придумают. Цветок распустится через три дня.

– Мы придумаем что-нибудь. Ты не должна умирать.

– Знаю. Но придётся.

Встав со стула, я пошла в свою комнату. Захлопнув дверь, я упала на пол, прислонившись к холодной стене. Ноги были словно ватные, а руки пробивала безумная дрожь. Больших усилий мне составило взять телефон в руку. Сейчас мне надо было поговорить с Никой… я знала, что больше не увижу её… и мне хотелось бы сказать ей, что мне было с ней хорошо. Признаваться в любви я ещё не могла- боялась до одури, даже перед зеркалом не могла произнести имя Ники и признаться ей в своих чувствах- а вот то, что мне было хорошо с Николь, я сказала бы с превеликим удовольствием.

Набрав номер подруги, я стала тихо ожидать, что услышу такой ласковый, приятный, милый душе голос Николь. Сердце моё колотилось, как отбойный молоток, норовя при первой же возможности выпрыгнуть из груди. Я волновалась. Опасалась того, что моя Николь сбросит вызов и больше никогда не возьмёт трубку, когда ей буду звонить я… перед глазами уже мелькали ужасные картинки, и боль от них отдавалась во всём теле, проходила от затылка до ног, отдаваясь холодом в спине. Безумный, пробирающий до костей ужас, охватил меня, и я чувствовала, как не могу сделать вдох: казалось, едва стоило воздуху наполнить легкие – связь обрывалась в один миг. Каждые мои попытки вдохнуть воздух отдавались болью… а волнение всё усиливалось, и, казалось, я больше не услышу голос Николь, но вдруг…

– Привет. Ты чего- то хотела?!

Голос Ники словно заставил меня вновь ровно задышать и почувствовать себя если не в раю, то где- то очень рядом с ним. Я ощущала, как по моему телу приятно пробегает ощущение радости… как же я в тот момент была счастлива! Так, как никогда ранее.

Не сразу я пришла в себя. С секунду я молчала, а потом, всё осознав, сказала:

– Привет. Отошла ненадолго. Думала, что ты трубку не возьмёшь… кстати, Николь… я тут тебе сказать кое- что хотела.

– Интересно…

– Во- первых: прости за сегодняшнюю выходку.

– Ты меня тоже. Не стоило бы мне тебя обижать, подруга… я просто хотела как- то вписываться в коллектив…

– Я тебя давно простила… и ещё одно… я… я… я…

– ОЛЕСЯ? ТЫ В ПОРЯДКЕ??? ОЛЕСЯ, ОТВЕТЬ!!! ОЛЕСЬ, Я ПЕРЕЖИВАЮ…

– Ника, я в полном порядке… я просто хотела сказать тебе то, что… что не говорила долгое время… держала в себе…

– Ты влюбилась в химичку?!

Николь рассмеялась.

– Чудачка, думай, о чём ты говоришь!!! Дурочка…

– А что?! Я пошутила.

– Я… я рада провести с тобой время… ты была моей самой близкой подругой… э… э… и не важно, что ты думаешь обо мне. Можешь сразу сбросить трубку, слышишь?! Прямо сейчас!!! Но… я устала держать это в себе… я серьёзно. Мы больше не увидимся, так что… я бы хотела, чтобы ты, как близкая моя подруга… поняла это… что… в общем, забей. Я сегодня уйду из твоей жизни. Мне запретили общаться с тобой. Думаю, телефона у меня тоже в скором времени не будет, слышишь! Поэтому… вот так.

– Ты… чего?! Почему мы больше не увидимся?

– Ника, вирус передаётся… он… завтра начнёт передаваться… я не хочу, чтобы ты умерла… я хочу унести с собой эту проклятую болезнь.

– ОТКУДА ТЫ ЭТО ВЗЯЛА?!

– Я слышала разговор химички и директрисы.

– ЕЩЁ ОДИН?!

– Они сегодня переговаривались. Я просто хочу попрощаться…

Из моих глаз брызнули слёзы. Я была рада, что Николь не видит меня такой: грустной и отчаявшейся, полностью познавшей, что такое безысходность. Мне было больно навсегда расставаться с Никой, но так было лучше для неё. Сашка должен был точно обратить на неё своё внимание… а я… я всё ещё любила Нику. И я чувствовала, как моё сердце сжимается в комок. Я не знаю, что мне делать… нет, я должна это сказать… я хочу, чтобы Николь это узнала.

– Ника… ты самое лучшее, что происходило в моей жизни.– сказала я и сбросила трубку.

Я растянулась на полу в бешеных слезах. Оглядывая комнату, я чувствовала, как с каждой секундой моё горло всё сильнее и сильнее раздирает невидимая боль… и я начала кашлять. Только теперь из моего рта вытекала не кровь, а какая- то чёрная жидкость, в которой копошились… черви. Опарыши. Я гнила изнутри!

Моё тело бешено задрожало. Ком застрял в горле, которое пересохло от животного ужаса. Мои колени затряслись, а сердце стало трепыхаться, биться со страшной силой… а потом будто бы пропустило один удар. В солнечном сплетении я ощутила тяжесть. Такую безумную, незнакомую ранее тяжесть… пытаясь унять дрожь в потных ладонях, я смотрела на жидкость. Внешне она была похожа на чёрное машинное масло, а потрогать я её не могла ни в коем случае. Лишь только взяв вешалку и дотронувшись до того, что вытекло у меня изо рта, я поняла, что по консистенции ЭТО было похоже на смолу.

И если то, что в результате заражения могла попасть внутри меня какая- то другая инфекция, в результате чего из моего рта могло вытечь что- то подобное, то червей, копошившихся в этой жиже, я не могла объяснить. Откуда внутри меня эти проклятые опарыши? Не могло быть ничего, что привлекло их… откуда… неужели я в самом деле уже относительно напоминаю ходячий труп…? Господи, я не могу поверить в это!

Я стала кашлять ещё сильнее. Вместе с червями я выплёвывала куски того, чего в моём организме не должно было быть. Куски кожи, или что- то подобное, выпадало на пол… вместе с тем я видела, как вместо кожи зеленоватого оттенка она становилась жёлтой, а затем красной, а после стала совершенно белой, как мел. Обычно такой цвет кожи был у покойников! Но неделя же ещё не закончилась… что же это тогда?!

Я ничего не понимала. От нахлынувшего на меня испуга начала кружиться голова… кашель постепенно утихал, а в глазах темнело…

***

Я потеряла сознание. Не знаю, сколько я так пролежала, лежа на полу в кусках кожи и червях, копошившихся в жидкости, вылившейся из моего рта, но проснулась я, когда яркие лучи солнца ударили мне в глаза, почти ослепив меня.

Словно забыв вчерашнее происшествие- мне о нём напоминали лишь черви и лоскутки чего- то странного на полу, я встала и, шатаясь, подошла к зеркалу. Я лишь относительно напоминала человека. Я была худой и бледной. Румянец исчез почти совсем. Я не знаю, как я узнала свои тёмные глаза. Обычно в них читается энтузиазм, усталость, гордость… сейчас же, впервые в жизни, я видела там только пугающую меня пустоту. Не волнение, не боль- пустоту. Словно жизнь потеряла смысл. Меня тошнит от собственного вида… я чувствую себя грязной, ненужной и, что самое страшное… уже мёртвой. Я уже ощущала этот трупный запах, исходящий от моего тела. Да, сегодня точно моя болезнь почти достигла своего пика. И это пугало.

Именно в этот момент я поняла, что с Николь я должна разговаривать свои последние дни жизни- конечно, если Ника даст своё согласие на это… и я ринулась к телефону. Пока он полностью не отключился, пока зарядка на нём ещё была, я хотела поговорить с Никой. И я набрала её номер, и лишь тогда увидела, что мои пальцы вытянулись и стали… кривыми, что ли- такими ужасными, грязными и некрасивыми. Я ощущала себя монстром из фильма ужасов. Вот только я не хотела ни убивать, ни умирать… больно было даже думать об этом всём. И я надеялась на то, что разговор с Николь меня хотя бы немного отвлечёт…

– Алло?! Олеся, ты в порядке?!

– Привет… я чувствую себя ужасно. Я… ощущаю себя слишком… слишком…– я зарыдала, не в силах остановить поток слёз.

– ОЛЕСЯ!!! ОЛЕСЯ!!! ОЛЕСЯ, ТИШЕ, ТИШЕ! Я ПРИЕДУ К ТЕБЕ, ТОЛЬКО УСПОКОЙСЯ.

– Нельзя, нельзя, Николь. Нельзя ни в коем случае. Я заражу тебя…

– Если ты умрёшь… я не переживу этого.

– Поверь, Ника. Будет хуже, если умрём мы вдвоём. Если умру я, то ты будешь продолжать жить! Разве это не клёво?!

– Нет…

– Николь… я хочу, чтобы мы поговорили о чём- то другом, не о болезни моей. Я не хочу даже думать об этом. Мой разум не воспринимает болезнь… он не хочет чувствовать её… только тело… оно знает, что я больна…

– Осталось два дня- и ты выздоровеешь, слышишь?

– Мне кажется, я уже не доживу до этого дня.

– Олеся…

Послышались рыдания. Это плакала моя Ника. Мне бы не хотелось её огорчать, но для неё многое стало бы потрясением, если бы я ей ничего не рассказывала… я не хотела мучать её. Но мне так хотелось вновь и вновь слышать голос Ники. Казалось, только он в пучине страха и боли мог стать спасением, или хотя бы облегчением. Я любила Николь. Несмотря на всё то, что произошло со мной, я думала о Нике. Пожар любви и страсти в моём сердце не могло затушить ничто на свете… и я знала это. До последнего дня моей жизни Ника будет той самой единственной, кого я люблю и… переживаю все её проблемы, как свои… и я хотела бы, чтобы Николь перестала плакать. Эти слёзы щемили моё сердце. Мне бы не хотелось, чтобы Ника грустила. Она достойна того, чтобы радоваться.

– Ника… я… я… я не хочу, чтобы ты грустила. Я надеюсь, что через два дня мы встретимся… и пообщаемся.

– Олеся… я не хочу, чтобы ты у… у…у… умирала…

– Я тоже этого не хочу. Но… у тебя же есть Машка!

Ника закричала. Крик её раздался в моих ушах… и я почувствовала, что сказала какую- то откровенную чушь, и мне стало так тяжело на душе, так плохо, что я поспешила извиниться перед Николь:

– Извини. Я не хотела.

– ДА КАК ТЫ НЕ ПОЙМЁШЬ ТОГО, ЧТО МАША ДЛЯ МЕНЯ- НИКТО И ЗВАТЬ ЕЁ НИКАК… А ТЫ… ТЫ СО МНОЙ… МЫ… Я… В ОБЩЕМ… Я… МЫ ОБЩАЕМСЯ ДОЛЬШЕ…!

– Прости… больше не буду говорить подобного.

Повисло молчание. Казалось, что стоит уже прекращать разговор, как вдруг Ника нарушила эту мёртвую тишину словами:

– Стой. Ты обрадуешься этому.

– Чему?!

– Тому, что произойдёт через несколько минут.

Ника положила трубку. В недоумении и раздумьях я положила телефон на стол. Мне нужно было убрать жижу с пола, ибо она меня напрягала до безумия. Но стоило мне залезть в шкаф, я забыла, чего я хочу. Вместо этого я достала кружку и заварила себе кофе. Постепенно размышления на тему внезапного завершения разговора с Николь стала постепенно мною забываться, и вместо того я наслаждалась вкусом кофе- и забыла бы совсем, если бы не стук в окно. Моё сердце в тот момент ушло в пятки, и испуганно я подлетела к окну. То, что я там увидела, не поддавалось никаким объяснениям: на улице стояла Ника. И я замерла. Казалось, время попросту остановилось. Был только миг, когда наши взгляды встретились… но это время прошло быстрее, чем хотелось бы. Николь вновь забарабанила в окно, и это вновь привело меня в чувства.

Надо было сделать так, чтобы Ника ушла. Нельзя подвергать её опасности. Эти мысли не давали мне спокойно пустить Николь в дом через окно. И я показала жестом Нике, чтобы та отошла, и лишь после этого открыла окно, выкрикнула:

– Николь, я заразна!

– А вот и нет! – сказала Ника, словно дразня меня.

– ХИМИЧКА ТАК СКАЗАЛА! НЕ Я, НИКА! КАК ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЭТОГО ПОНЯТЬ? Я БЫ С РАДОСТЬЮ ПООБЩАЛАСЬ БЫ С ТОБОЙ… НО НЕЛЬЗЯ, ПОНИМАЕШЬ, ЧУДАЧКА?! НЕЛЬЗЯ, СЛЫШИШЬ?! УХОДИ, ПОКА НЕ ПОЗДНО!

– Химичка?! Она сказала, что ты можешь накинуть на рот какую- то повязку, и… мы сможем видится! Я слышала!

– Только час.

– Не важно… хоть пять минут, и я буду счастлива, Олеся…

– Чудачка… я не могу подвергать тебя опасности.

Я захлопнула окно. От этих звуков моё сердце вздрогнуло, и будто бы остановилось. Неистово сильная боль пронзила всё моё тело. Электрические разряды пробежали по телу. Плевать- пусть Николь обижается. Мне всё равно. Я переживу эту боль, но я никогда не прощу себе того, что Ника заболеет. Я не хочу этого. Но я так люблю свою чудачку, так хочу, чтобы она была рядом со мной… но я не хочу, чтобы она умерла. Всё- таки, моя любовь должна проявляться не в желании пообщаться с Никой, а в том, чтобы сделать её жизнь лучше. Если Николь заболеет- я не переживу этого.

Я села на пол и заплакала под звуки ударов в окно. Мне казалось, что через секунду последнее разлетится на мелкие кусочки, и каждый раз, когда Николь стучала в окно, я чувствовала, как моё тело охватывает мучительная, адская боль. Я зажмурилась и зажала руками уши. Голова страшно пульсировала. Мне было больно… очень больно.

Я потеряла счёт времени, пока слышала стуки в окно. Время словно замерло, остановилось. Была лишь боль и невыносимая, гнетущая печаль, которая заставляла моё сердце сжиматься. Даже через закрытое окно и уши я слышала крики. Это кричала моя чудачка… она точно обидится на меня. Но я люблю её. Не могу впустить… но я умирала от боли, такой ужасной и страшной, что по моим щекам катился водопад слёз. Эта боль убивала меня, в живот словно ударялась стая бешеной саранчи, бьющейся в агонии. Если бы Ника только знала, какую ужасную, адскую боль мне причиняло то, что я не впускаю её… но я должна была. Именно в этом должна проявляться моя любовь. И я не сдамся.

Глава 14 Цветок и доктор

Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я потеряла сознание. Был уже вечер, и я помнила лишь стуки, отдающиеся эхом в моих ушах. Ника… она больше не стучала в моё окно. Видимо, поняла, что это бесполезно…

Растерянная, я решила пойти на кухню. Накинув на себя шарф, я медленно направилась в кухонную комнату. Каждый шаг причинял мне ужасную, сильную боль. Я не чувствовала своих конечностей. Я не понимала, является ли это симптомом, или же нет- и это было не так уж и важно. Я не могла прийти в себя после того, что случилось. Любое воспоминание о Нике ударяло в мою голову с такой бешеной силой, что, казалось, она начинала разламываться. Но эти воспоминания приходили сами, и они щипали мои глаза.

– Олеся, милая моя, что произошло?!

Моя мама подбежала ко мне, как только я вошла в кухню. Как зомби я прошла к холодильнику, пытаясь отогнать от себя давящие на грудь мысли о Нике. Но мама не думала отпускать меня. Она крепко сжала мою руку, а затем произнесла:

– Объясни мне, что произошло. Почему она снова была здесь?! Почему ты ей звонила? Мы же договаривались, понимаешь?

– Мам… не сейчас… у меня всего час… и я могу заразить тебя.

– НЕТ, ОБЪЯСНИ!

– Мне больно, мама… я хочу спать.

– Больно! Да… ты понимаешь, что… что…– моя мама, кажется, сгорала от ярости.– Что вся твоя болезнь из- за того, что ты лесбиянка! Если ты этого не поймёшь, я запру тебя на чердаке! Без телефона и прочих развлечений, слышишь?!

– Мам… я клянусь, что забуду её.

Слёзы наворачивались на глаза. Где- то в груди появился ком из всех самых неприятных чувств, которые вообще существовали когда- либо.

Я попыталась вырваться, но мама, казалось, приклеила к себе мою руку. Она впивалась своими ногтями прямо мне в кожу. От боли кружилась и болела голова, но я была полностью беззащитна перед своей мамой, и единственное, что мне оставалось, это…

– ПУСТИ!– закричала я и вновь попыталась вырваться.

Мама меня не слышала. Нет, она не хотела делать мне больно. По её пустому взгляду было видно, что она находится в трансе и совсем не слышит того, что говорю ей я. Очевидно, она также, как и я, начала медленно сходить с ума. Я её понимала. Нельзя было винить мою маму за то, что было и у меня- это являлось как минимум глупым, даже можно сказать, чрезмерно противным и ужасным поведением. Однако боль от всех моих философствований не проходила, и с каждой секундой лишь усиливалась. Как только я заболела, моя кожа стала нежнее раза в два, и каждое прикосновение к ней отдавалось жуткой, убивающей меня болью, а то, что в меня впились ногтями – тем более. Голова страшно пульсировала и кружилась от всего происходящего. Теперь по моим рукам струйкой стекала красная жидкость.

Увидев свои кровоточащие руки, я вновь попыталась вырваться, но знала, что из этой западни нет выхода. И оставалось лишь одно… и я решилась на этот отчаянный поступок: я оттолкнула маму от себя. Я ненавидела себя и ощущала сильную вину. Меня тошнило от собственного вида… я не могла теперь считать себя адекватной. Я сходила с ума. Это точно. Казалось, я совсем не понимала того, что делаю… и видеть того, как мама падает на пол, роняя при этом несколько тарелок, я больше не могла…

С секунду пустым взглядом посмотрев на то, ка происходит то, чего раньше я никогда бы не позволила себе сделать со своей матерью, я ринулась в свою комнату и заперлась на щеколду. Закрыв лицо руками, я сползла по стене на пол. Меня охватывала жуткая печаль, и я не знала, куда скрыться от неё… безысходность убивала, ранила меня, и от этого я заплакала. Нельзя было отталкивать самого близкого мне человека… я любила свою маму, и этот факт оставался неизменным даже после всех наших стычек… я всё равно считала её самым близким ей человеком, и моё поведение казалось мне ужасным. Я ненавидела себя за это… ненавидела больше всех на свете… я сгорала от стыда и будто бы всё больше и больше погружалась в безумное отчаяние, из бездны которого не было выхода. Я его даже не искала… мне хотелось чувствовать эту боль. Казалось, я заслуживала этого как никто другой.

– ОТКРОЙ ДВЕРЬ!!!!! СВОЛОЧЬ, ОТКРОЙ!!!!

Мне было боязно. Я хотела извиниться перед мамой, но мне было до безумия страшно, и пока дверь содрогалась от ударов в неё, я тихо плакала. От безысходности кружилась голова, а страх парализовал всё моё тело.

– Открой, солнышко моё.– мама вмиг изменила свой тон.– Мы просто поговорим. Обещаю. Я тебя не обижу.

Слёзы исчезли сами собой. Адский, безумный, животный ужас постепенно покидал меня. Растворялся, словно его и не было. Но я полностью не доверяла маме… сомневалась, думая, что в состоянии злости она способна на всё. Я была уверена, что мама больше не считает меня своей дочерью. А я бы считала мою дочь своей после такого…? Я не заслуживала того, чтобы ко мне относились хорошо… и понимала, что я должна быть готова к наказанию, но меня словно парализовало какое- то ощущение волнения- или, скорее, недоверия к словам мамы. И я понимала, что мне бы стоило открыть дверь, но я не могла…

– Я не обижу тебя.– слышалось за дверью.

– Я… я тебе не верю…– выдавила я.

– Милая, я когда- либо делала тебе что- то с плохими намерениями?!

На моём лице появилась горькая улыбка, но почему- то я, как загипнотизированная, подошла к двери и открыла её. Я знала, что этого делать было нельзя, но я… ничего не могла сделать. Меня словно дёргали за нитки, как марионетку, и я делала то, что мне приказали. Я сама удивилась этому… и я была уже готова получить шквал негатива в свою сторону, но как только я отворила дверь, передо мной оказалась улыбающаяся мама. С души будто бы свалился камень. Огромный булыжник, не дававший мне открыть дверь собственной матери.

Я удивлённо посмотрела на маму. Я была более чем уверена в том, что после того, что я сделала, невозможно было простить меня. И в который раз я удивлялась своей маме. В нужные секунды она может и поддержать, и поругать… сегодня мне повезло, хоть я надеялась на самое худшее из этих двух вариантов.

– Мама…– произнесла я, не в силах пошевелиться.– Ты на меня не обижаешься, мам?! Ты же… ты же не поругаешь меня?!

– Не поругаю, милая… ты же поклялась забыть её!

Я тяжело вздохнула.

– Ты в порядке, Олеся?!

– Мне просто тяжело дышать… очень тяжело… кажется, сейчас начну кашлять… ты же знаешь, что случилось, верно?

– Да… извини.

Дверь захлопнулась, и я вновь осталась одна. В отчаянии я пнула стену и плюхнулась на кровать. Я впервые в своей жизни натолкнулась сегодня на ужасное сознание, приходящее рано или поздно в голову каждого, кто когда- либо любил – на сознание той неумолимой, непроницаемой преграды, которая вечно стоит между двумя близкими людьми. Между мной и Николь стояла эта невидимая стена, заставляющая моё сердце сжиматься… и я не знала, что мне делать. И эта безысходность поедала меня изнутри.

– Я не хочу этого… почему я обязана? Если бы не болезнь, я бы давно сбежала отсюда…– шептала я, схватившись за голову.– Я бы забрала с собой Нику… она бы точно согласилась… но я сейчас одна. Одна… я ненавижу это одиночество. Ненавижу… всё… я не хочу больше ощущать эту боль. Мне так больно от того, что я обязана чувствовать всё это! Так больно и до ужаса обидно! А что я знаю о Николь?! Ничего. Ничего не знаю. Но я уже люблю её… но не должна. Почему это происходит в моей жизни?!

Глаза защипало, и я громко зарыдала в подушку. Казалось, что через недолгое время я выплачу все свои слёзы. Болезнь не была для меня такой сильной проблемой, как любовь к Николь. Я пыталась забыть её. Пыталась сделать всё, чтобы полюбить кого- то другого. Но Ника была той, кто занял место в моём сердце. Единственной… и именно поэтому отчаяние пробивало моё сердце, как несколько тысяч ножей.

Что- то выпало из моего кармана. Фотография. Мы стояли рядом с Никой… почему именно сегодня я увидела её…?

«Мне просто не хватает той, кто сделал мою жизнь замечательной…»– подумала я и сжала в потных ладонях дорогое мне фото.

Эта фотография была мне слишком дорога. Я вновь посмотрела на неё: вот Николь, Сима… я… мы всё улыбаемся. Сима даже смеётся. Как же мне не хватало этого… я же обожала Николь, и Симу, и Надю… и остальных одноклассников! Я их любила… но больше всего любила Николь, такую замечательную девушку…

Нет, мне нужно забыть её.

Решительно я поднимаюсь со стула. Я была словно под гипнозом, но это не меняло факта того, что я поклялась… забыть. Крепко сжимая в руках фотографию, я подошла к столу и нацарапала на нём одну лишь только фразу: «забыть»– и ринулась к окну. Теперь, открыв его, я почувствовала, как холодный зимний воздух ударяет по лицу. В него же летят и снежинки. Отмахиваясь, я кидаю фото куда-то на землю… я не думала, что забуду так свою чудачку, но попытаться мне бы стоило. На душу сразу пришло облегчение, будто бы я избавилась от того, что так яростно давило на моё сердце… я знала, что так оно и было… и надеялась, что это навсегда.

***

Сон…

Или реальность?

Я ничего не понимаю. Какой-то голос зовёт меня, какой-то странный, но чересчур знакомый… я ничего не понимаю. Он эхом отдаётся у меня в ушах… что-то невидимое звало меня к себе… что- то пугающее, но прекрасное… я схожу с ума… ?

Но я иду туда, куда мне говорят, и оказываюсь на пустой поляне. Ни деревьев, ни людей, ни каких то зверушек… просто поляна. И я вижу холм… холм, тот самый…

–… тут познакомились твои родители?!

– Да.

Смех.

Ника и я стоим на холме в парке. И я чувствую, как по моим щекам текут слёзы. Перед глазами всё наши встречи… и вдруг Ника машет мне рукой. Я ощущаю, как тепло проходит от затылка, вдоль всего позвоночника… Николь улыбается. Она крепко сжимает мою руку и… и целует в губы. Этот поцелуй продолжался не очень долго. Всего миг… но потом произошло то, чего я никак, никак не ожидала…

– Олесь… ?

Я показываю, что слушаю Николь.

– Я тебя люблю.

Я понимаю, что это всё не может быть реальностью…. Дурацкий фантом! Но почему я чувствую всё по- настоящему? Эти слёзы, текущие по моим щекам, дрожащие колени… но самые приятные ощущения, которые я когда-либо испытывала… словно всё, чего я хотела, произошло прямо сейчас…

– Не плачь, Олеся!

Ника подошла ко мне и крепко обняла.

– Я не плачу, нет… – произнесла я. – Просто я прекрасно понимаю, что всё это- сон…

***

Я проснулась, вся в слезах.

– ОЛЕСЯ, ОЛЕСЯ, ДОЧЕНЬКА МОЯ!!! ТЫ В ПОРЯДКЕ? КАК ТЫ СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ? ПОЧЕМУ ТЫ ПЛАЧЕШЬ, МИЛАЯ?

Я ещё была слишком сонная и слабая для того, чтобы что-то говорить. Единственное, что я ощущала- это безумное ощущение счастья. Такое прекрасное и приятное, что я улыбалась… если бы мама узнала, что мне снилось, она бы не обрадовалась… но мне было хорошо. Так, как никогда. Я чувствовала всё, как в реальности… будто Николь прямо сейчас призналась мне в любви, в реальном мире…

Но когдая полностью проснулась, счастье вмиг улетучилось. Я помнила сон, однако уже полностью осознавала всю ситуацию.

– Мам, что случилось? – спросила я в недоумении.

Мама лишь прижала меня к себе.

– Ты громко рыдала, Олеся… и я не могу понять причины…

– Сон. Просто плохой сон.

– Про Николь? – продолжала допытывать меня мама.

Я покачала головой. Не хотелось бы, чтобы моя мать, так яростно защищающая меня от «грязной любви», узнала бы, что её дочь окончательно слетела с катушек и теперь её возлюбленная приходит к ней во снах. Но мама видела, в каком потерянном состоянии я нахожусь, и я знала, что она всё понимает. Но она этого не признавала, наоборот, начала трясти меня за плечи, дабы я наконец окончательно проснулась, хотя я и не спала. Нет, скрывать уже явно ничего нельзя было… надо бы признаться.

– Мам… – чуть слышно позвала я свою мать.

– Олеся, милая! Я за тебя очень испугалась, моя дорогая! Очень, очень испугалась!!! – мама прижала меня к себе.

– Ты не обрадуешься…

– Всё будет хорошо.

– Ко мне во сне пришла Ника… она поцеловала меня и сказала, что любит. Но я знала, что сплю… и поэтому заплакала… вот так.

– Тебе так трудно?!

Я ничего не ответила, а мама неожиданно для меня… обнялась со мной. Впервые за долгое время я ощутила настоящую поддержку. И почему-то на душе мне сразу стало так хорошо, что я ощутила, будто бы на моей спине выросли крылья. Крылья счастья.

– Мам… а ты меня осудишь, если я, вылечившись, продолжу общаться с Николь?!– мой голос звучал с каждой секундой всё увереннее и увереннее.

– ЧТО?! МЫ ЖЕ ДОГОВОРИЛИСЬ, НЕТ?

Повисло секундное молчание. Всё ещё слабая и наполовину сонная, я не могла возразить своей маме. Я лишь чувствовала, как моё сердце ёкает от внезапной боли. Скорее, от зверского, нахлынувшего меня отчаяния, раздирающего горло. Безысходность медленно убивала меня. Ведь то ощущение радости пропало очень быстро, и от этого становилось не по себе. Глаза щипало, а в груди образовался комок. Мне столько всего хотелось в этот момент сказать своей маме, но я знала, что не могла этого сделать. И я хотела остаться одна.

– Мам… пока.

– Ты провожаешь меня?! Нет, я буду тут, пока ты не скажешь мне, что происходит. Ты говорила с Никой после нашего разговора?

Слёзы брызнули из глаз.

– ТЕБЕ- ТО КАКАЯ РАЗНИЦА?!– произнесла я, то и дело срываясь на крик.– НАСТОЯЩАЯ МАМА БЫ ОДОБРИЛА… ЛЮБОВЬ!

– СВОЛОЧЬ! КАК ТЫ СМЕЕШЬ?

Мама резко швырнула меня на холодный пол. Казалось, я сломала себе обе руки, на которые приземлилась. Еле сдерживая шарф зубами, я попыталась подняться, но моя мама треснула по моей голове книгой. Жгучая, невыносимая боль, прошла через всё моё тело, и я почувствовала, как заболевшая голова начала пульсировать. Слёзы текли по щекам, но я ничего не могла сделать. Животный страх и, между тем, безумная усталость, словно парализовали всё моё тело. И я не двигалась, лишь чувствуя, как тёплые, даже горячие слёзы стекали на пол… и мне было больно. Пока мама рылась в моём шкафу, я всё больше углублялась в свои чувства. Я не могла поверить в то, что моя мама стала ни кем иным, как моим врагом… и я не знала, как жить дальше. Как жить, когда часть меня, моей души, сердца, стала совсем чужой для меня…? Просто опустела, отмерла. Как заполнить пустоту, которая поглощала меня с каждой секундой всё сильнее и сильнее? Что же так мучительно царапало моё сердце- боль, тоска, растерянность, грусть, или злость?! Все эти чувства смешались воедино, образовав огромный ком в моём горле… он давил на мою грудь, заставлял моё сердце сжиматься от безумного отчаяния. Казалось, что я, погружённая в это болото, больше никогда не выберусь оттуда… возможно, так оно и было. Но я пыталась перестать плакать. Я бы не хотела, чтобы мама посчитала меня слабовольной. Я… я сильная. И должна вытерпеть любую боль с полным безразличием на лице.

Едва я подумала об этом, мама прекратила рыться в шкафу и на секунду остановилась. Я же попятилась к батарее, надеясь, что это станет моим шансом выпрыгнуть в окно своей комнаты- но я не успела. Не смогла. Едва я поднялась на ноги, я услышала шаги. Ручка, дававшая мне шанс на свободу, как назло, не поддавалась. Обливаясь слезами и потом, я в отчаянии дёргала её… пока кто- то не потащил меня за ногу. Больно ударившись головой о подоконник, я закричала.

– НЕ ОРИ! – сказала мне моя мама.

Зажав мне рот, она повалила меня на пол и схватила за горло. Я не чувствовала своих конечностей, ощущая лишь безумную, пульсирующую боль в голове.

– МАМА, НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!– выдавила я из себя.

– Правда?! Не трогать?!

Моя мама на секунду ослабила хватку, а затем по нарастающей, сжала моё горло ещё с большей силой. Эта боль пронзила моё тело, но я не могла вырваться. Пытаясь всё стерпеть, я мысленно молилась. Не знаю, чего я хотела этим добиться, но рациональный страх не давал мне подумать ни о чём логически. Я в принципе в тот момент не могла ни о чём думать, ибо чувствовала лишь болезненные ощущения и то, как моё сердце буквально выпрыгивает из груди… и я пыталась перестать бояться, но едва я глядела в глаза своей матери: холодные, бесчувственные, ранящие меня, все мысли о том, что прямо сейчас я смогу избавиться от своих страхов, вмиг исчезали, а на их месте… ничего не появлялось, и я уже смирилась со всем происходящим, и готова была потерять сознание, если бы не голос матери:

– Ну, как ощущения?

Ко мне вернулась привычная осознанность. Собрав все силы в кулак, я вцепилась ногтями в лицо мамы. Она закричала, а я, не переставая царапать её, пыталась выкарабкаться, и отпустила маму я лишь тогда, когда она уже совсем ослабила свою хватку. Моё сердце колотилось так бешено, как никогда раньше. В глазах темнело, и я, быстро взяв телефон, побежала на чердак. Мне было страшно и стыдно за произошедшее, но мой поступок казался мне единственным выходом. Безусловно, вина тогда пожирала меня изнутри, но страх руководил мной больше.

Вот оно- моё спасение- чердак. Открыв скрипучую дверь, я вмиг вбежала туда и закрыла её на щеколду. Дверь была железной, а ключи были лишь у меня. Я была спасена.

Я попыталась отдышаться. Унимая дрожь в своих руках, я набирала номер Николь. Она была единственной, кто мог бы меня поддержать. Плевать на клятву! Я любила Нику, и сейчас мне она нужна была просто до безумия сильно… казалось, она поймёт меня. Даже я сама не понимала себя. Не знаю, в каком состоянии я сделала с мамой такое… возможно, в состоянии аффекта, но я знала, что это меня не оправдывает. Я хотела, чтобы кто- то мне помог.

– Алло?

Из трубки донёсся такой знакомый и до боли милый мне голос.

– Николь?! Ты тут?– спросила я, тяжело дыша.

– Да, я здесь. Ты чего мне звонишь? Проблемы?! Я вышлю к тебе папу! Он работает в полиции… ты только… скажи мне, что случилось.

– Не нужно полиции. Она станет такой, как раньше, если полиция приедет.

– Она?!

– Мама…

Слёзы ручьём потекли из моих глаз. Смотря, как ручка двери дёргается, я чувствовала, как моё сердце пропустило один удар. Меня сковывал ужас. Такой безумный, что я была полностью охвачена им. Я ощущала себя маленьким, беспомощным зверьком, которого решено было скормить дикому животному. Я чувствовала, что из этой западни нет выхода, и единственное, что меня спасало тогда- это Николь. С ней пропадала большая часть моих проблем. Я любила Нику.

[Forwarded from книга]

– Эй, ты куда пропала?! – позвала меня Ника.

– Я… тут.

– Как дела? Пока дверь не выломали?

– Нет вроде. Но мама психует. Причём очень сильно… не приезжай. Ты только хуже этим сделаешь… я как-нибудь сама поразмышляю и найду нужное решение… я просто хочу, чтобы ты была рядом.

– Я здесь. Слушай… твоя мама против нашего общения?!

– Именно.

– Моя тоже. Она отправит меня в другой город. Ты отпросись у своей мамы, и когда будет возможность, мы поедем…

– Цветок расцветёт завтра…

– Уже?!

– Ага… даже поверить не могу в то, что этот кошмар наконец-то закончится…

– Именно. Разделяю с тобой твоё мнение.

– Ника…

Я посмотрела на дверь. Замок медленно поворачивался… но у мамы же нет ключа! Или есть…? В этот момент моё сердце замерло, словно насовсем остановилось, и мне было страшно до одури, до дрожи в руках и ногах. Казалось, я проживаю последние минуты своей жизни…

– Ника…

– Олеся? Ты как? Олеся!

– У неё есть ключ. – упавшим голосом произнесла я. – Прощай.

– ОЛЕСЯ!!!! ОЛЕСЯ!!!!! ОТВЕТЬ, ОЛЕСЯ! ПРОШУ ТЕБЯ! ТЫ В ПОРЯДКЕ?! – кричала Ника.

– Прости, чудачка…

Я положила трубку.

Между тем дверь распахнулась, и в комнате я увидела маму. Злая, она стояла в середине комнаты, как самый жестокий маньяк… мне вдруг стало так боязно, так неприятно внутри, будто там, где-то внутри меня, я уже знала, что произойдёт то, чего я так не хотела, чего опасалась всё время своего сидения на чердаке… я ничего не понимала, и это мучало меня.

– Мамочка… – лишь успела сказать я, прежде чем потерять сознание.

***

Я ничего не помнила.

– Мам! – негромко позвала я. – Мамочка!

В ответ в мои уши врезалась лишь тишина. На то, чтобы встать, у меня совсем не было сил, а вот оглядеться мне очень хотелось. Я всё ещё находилась на чердаке, и лишь распахнутая настежь дверь напоминала мне о произошедшем. И я лежала в луже своей собственной крови. Как и в той, что вылилась из моего рта при кашле, в ней копошились мелкие опарыши. Моя белая ночная рубашка была вся в крови, а ноги- в синяках и ссадинах. Было ощущение, что меня резали ножом, или, возможно, даже несколькими. Но я не могла встать, чтобы проверить, правда ли это. Я не могла даже пошевелиться. Я не чувствовала ничего, кроме как жгучей головной боли.

– МАМА!!! МАМОЧКА, ПОДОЙДИ СЮДА!!!!

Вновь тишина.

И лишь тогда, когда я полностью отчаялась, на чердак прибежал мой папа. Бледный и испуганный, он подбежал ко мне и стал трясти меня за плечи.

– Папа, папа, я в порядке! – произнесла я, после чего вновь упала на пол.

– Да как же в порядке, если…

– Пап… меня мама избила.

Мой отец схватился за голову. Я же, с усилиями встав, подбежала к нему и попыталась поднят с пола, на который он упал. Каждая слеза моего отца отдавалась в моей груди мучительной болью, заставляющей моё сердце сжиматься, и я не могла остаться равнодушной к этой ситуации. Я взяла папу за руку и тихо погладила её. Голова раскалывалась от пульсирующей боли, но я обязана была помочь своему папе.

– Всё хорошо, хорошо… – говорила я.

– Я не уверен… ты не моя дочь.

Моё сердце замерло, а затем забилось с бешеной силой. Я молча подает отцу руку, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Но я отворачиваюсь, не говоря ни слова, не имея ни малейшего желания усугублять ситуацию. Да, я очень сердилась на папу, но чувства его невозможно было контролировать, и я понимала это, как никто другой. Но даже осознавая это, я всё равно хотела бы, чтобы кошмар закончился как можно быстрее. К тому же свои ошибки следует признавать. Возможно, я действительно выглядела, как тварь из самых страшных фильмов ужасов. Хотелось быстрее уйти, но я не могла кинуть тут отца.

– Пап… я твоя дочь… недолго- и я заражу тебя. – шептала я, в попытках успокоить безумную дрожь в руках.

– Что с тобой случилось? Расскажи, пожалуйста…

И вот теперь я сидела вдвоем со своим отцом на чердаке. Я только что закончила рассказ, и мой папа ходил из угла в угол, прикрыв лицо руками, в глубоком шоке.

– Пап… сегодня всё должно прекратиться.– прервала я мёртвую тишину.

На секунду повисло молчание, но наконец эту тишину оборвал голос моего папы:

– Что, милая? Что прекратится?! Мама врала мне, говоря то, что ты просто… сидишь в своей комнате, потому что тебе этого хочется… но сейчас… я всё понял. – отец обнял меня, а после прошептал:– ты сильная девочка. И ты справишься.

– Я знаю…– молвила я.– И я не дам тебе в этом усомниться.

Крепче прижавшись к отцу, я засопела. Он ещё с большей силой обнял меня, и мне казалось, что всё так и должно быть. Мы были вместе. Казалось, я вновь обрела поддержку и почву под ногами. Будто была у меня вечная защита, как щит, от которой отскакивали неприятности, и любовь к Николь уже не казалась мне такой постыдной, как раньше. Оставалось лишь добыть цветок, но с прекрасным ощущением счастья в душе, я совершенно не боялась этого. Я сегодня будто бы впервые за достаточно долгое время облегчённо вздохнула. И мне показалось, словно этот вздох стал для меня спасением. Я больше не боялась ничего.

– Пап…– уверенно произнесла я.– Ты же помнишь, что я тебе рассказала про цветок?!

– Да, моя милая.

И я лишь открыла рот, дабы сказать своему отцу, чтобы тот пошёл за мной, но он словно угадал мои мысли и, даже не дожидаясь того, как я произнесу что- либо, сказал:

– Хочешь, я пойду с тобой?

Я лишь кивнула.

– Сейчас уже почти двенадцать. Нужно собираться, Олеся.

Я почувствовала, как моё горло сжимает кашель. Понимая, что скоро буду заразной, я показала своему отцу знак пальцами, и он быстро вышел из комнаты. Между тем я закашляла. Шарф слетел на пол, но меня это не волновало. Если бы не кашель, я бы закричала. Сегодня он был сильнее, чем обычно… и больнее. Эта боль, раздирающая горло, скопившаяся комком в моей груди, не давала спокойно вздохнуть. Чувствуя, как я синею, словно от приступа удушья, я упала на пол и схватилась за горло. Мой испуганный взгляд видел и отец, стоящий за дверью чердака и смотрящий в щёлку- взгляд ужаса и паники, до невыносимости безумной боли, от которой кружилась голова… и я не могла пошевелиться. Я чувствовала, как по подбородку стекает тёмно- красная жидкость, смешанная с гноем и кусками кожи- откуда были последние, я так и не узнала. Но волновало меня больше не это. Я боялась не успеть. Не успеть выздороветь и сказать Нике слова, которые рвались из моей души, когтями царапая всё моё тело. Этими словами была фраза: «я тебя люблю».

Когда приступ закончился, я лежала в луже собственной крови. Там, как и в последние дни моего существования, копошились черви. Возможно, они и выедали мой организм, отчего кусочки кожи и оказывались на полу при кашле, но это была лишь теория, глупая и нелогичная- но она имела право быть. И сейчас, думая об этом, я почти не заметила того, как у меня болит живот. Поняла я это лишь тогда, когда в комнату вошёл отец и мне удалось «вылезти» из своих мыслей. Эта скручивающая, ужасная боль в области живота… она сводила с ума и распространялась по всему моему телу, отдавалась в голове, заставляя её начинать пульсировать. В моих глазах темнело, и я будто бы потеряла всю связь с миром…

– ОЛЕСЯ, ОЛЕСЯ!

Голос отца заставил меня открыть глаза, которые до этого момента я держала закрытыми. Перед ними образовалась красная пелена, но даже это не стало преградой для того, чтобы почувствовать, как мой отец отчаянно пытается поднять меня с пола. Он совсем не боялся заразиться, и это пугало, но одновременно и подталкивало на мысль о том, что он всё же любит меня, каким бы строгим и, возможно, иногда даже психованным, он не был. Но всё же, обычное доказательство любви не имело никакой ценности по сравнению с жизнью… я осознавала это, и именно поэтому попыталась оттолкнуть своего папу к двери, хоть в глубине своего подсознания я и понимала, что даже пробыв со мной в комнате секунду, он уже был заражён.

Я попыталась толкнуть своего отца, но тот словно даже не почувствовал этого. Вместо того он крепче сжал меня и взял за руку, словно делая всё это назло мне.

– ПАПА!– сказала я в попытках вырваться.– ОТПУСТИ МЕНЯ, ПАПА!!! ПОЖАЛУЙСТА!!!

– Олеся, это же я. Ты что, меня не узнаёшь?!– с иронией в голосе вопросил меня мой папа.– Может, я твоя мама?!

– Пап, время не для шуток. Проблема в том, что я заразна… мой вирус передаётся, пап…

Мой папа лишь сильнее прижал меня к себе.

– Всё хорошо. Идём туда, куда надо…

Его голос звучит странно, прерывая тишину мгновения, которое тянулось словно вечно. Он был таким упавшим и… грустным. Этот голос ранил моё сердце, и там будто бы образовалась открытая рана. Нет, не стоило бы мне огорчать отца. Он и так уже многое для меня сделал… надо было что- то менять.

– Папа, я просто пошутила.

– Не оправдывайся. Я уверен, что… всё будет хорошо. Доктор сделает так, что и тебе, и мне, станет гораздо лучше. Моя милая, я так тебя люблю… надеюсь, всё будет по- настоящему замечательно, Олеся…. а где, ты говоришь, этот… Лютововый цветок?!

– На поляне Солнечная. Знаешь, где она?

– Да. Поедем на машине. Надеюсь, мы доберёмся до нужного места быстрее, чем я думаю. Ты идти- то можешь?

– Гм… конечно. Без особых проблем.

Папа отпустил меня на пол, и вместе мы зашагали к двери выхода на улицу. Стуки наших ботинок словно отдавались в такт друг другу, и так мы дошли до машины моего отца- грязной, в царапинах- но выглядевшей такой родной и ценной, что моё сердце будто бы запело, а ощущение счастья и ностальгии по детству ударили в солнечное сплетение. Вот и чёрные сиденья… на них я не сидела уже достаточно давно… но сейчас надо было думать не об этом.

– Поехали…– сказала я то ли себе, то ли отцу, и мой папа, вскоре заведя двигатель, начал движение.

– Уже приехали.– с привычным моей душе сарказмом произнёс мой папа. – Просто я рад, что скоро ты выздоровеешь, милая, и всё вскоре будет, как раньше.

– Долго ещё?!

– Минут двадцать, не меньше- если не больше.

– В час цветок уже завянет.

– Я понимаю. Но нам нужно доехать… превысить скорость я не могу, уж прости. Тут ведь стоят камеры, моя милая… уверен, что если мы всё же осмелимся нарушить правила, то… уж точно не доедем никуда.

– Ты такой пессимистичный!

– Сделаю вид, что я этого не слышал.

– Да ладно тебе!

И мы рассмеялись.

Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча. Лишь шум, которые издавали колёса, прерывал эту тишину. Я безумно волновалась. Моё тело словно онемело, стало парализованным от жуткого страха. Голову посещали далеко не хорошие мысли, и у меня было ощущение, что вот- вот, когда мы доедем, головы мою и отца прострелит пуля из оружия химички. Мельком я видела, как она сжимала его в руке, и ни сколько не сомневалась, что сегодня Алина тоже прихватит его с собой. Однако успокаивало то, что на часах ещё не было двенадцати, и я с отцом могли быстро сорвать цветок и, наконец, уехать к доктору- а тот в свою очередь сделает противоядие и я… я буду вновь здорова…!

Мои мысли прервал до безумия жуткий грохот, который издавала папина машина, когда останавливалась.

– Приехали. Вылезай, Олеся.

Я послушно покинула машину. Тихо, почти бесшумно, мы с отцом закрыли дверь автомобиля и пошли куда- то. Перед глазами было лишь до бесконечности длинное поле, которое, казалось, не выводило ни к какому цветку. Но я сегодня была гораздо смелей, чем когда- либо ранее. Я ступила на траву. Мокрая от недавнего дождя, смешанного со снегом, она намочила мои не готовые к этому сапоги, но сегодня меня не волновали ни мокрые сапоги, ни холод, бьющий мне в лицо своими снежинками- ничего. Я просто шла, уверенно делая каждый шаг, даже несмотря на то, что мысли мои были далеко не успокаивающими. Беспощадно ветер срывал с меня шапку, а метель застилала мне глаза, не давая увидеть того, что могло бы меня спасти… и тех, кто ещё был жив. Но я, отмахиваясь от метели и более или менее видя, что происходит, не видела перед своими глазами ничего, даже относительно напоминающего растение… просто поле. Поле, которое застилал снег.

Слёзы покатились по моим щекам. Тёплые, но такие горькие. Они леденели на моих щеках, а я, зажмурившись, пыталась успокоиться. Меня охватило бешеное чувство отчаяния, и с каждой секундой это чувство лишь нарастало, образовывая комок в моей груди. Такой болезненный, удушающий комок… и мне бы сейчас хотелось увидеть папу. Он был единственным в этой глуши, который мог бы мне помочь.

И я обернулась.

Папы нигде не было. Лишь следы позволяли мне понять, что он точно шёл за мной. И я заплакала ещё сильнее. Следы заметала метель, а я побежала по ним, чувствуя, как моё сердце выпрыгивает из груди, а его удары раздаются в моих ушах. Я не готова была потерять отца… какая же я тварь, если обрекла на смерть своего папу… ведь я даже не знала, не знала, что так всё произойдёт! Я ничего не слышала. Не знала, что или кто утащил моего папу… но я понимала только одно- на этом свете я осталась одна. И никто больше не мог бы меня поддержать. Я должна была теперь действовать самостоятельно. Я не позволю себе подвести моего отца.

Я бежала, не чувствуя усталости, и даже не заметила, как оказалась около двух развилок. Они ничем не отличались друг от друга, но вскоре я заметила одну деталь, которая слишком хорошо врезалась в моё сознание: следы крови. На снегу их было заметить слишком просто. Дурные мысли прокрались в мою голову, но именно они и заставили меня сделать то, чего не сделал бы ни один человек, находящийся в здравом уме- я пошла по этим следам. Не знаю, что меня тогда подвигло на такой поступок: желание найти отца, или же безумная жажда того, чтобы всё вновь стало так, как раньше- я не знала. И шла по следам, словно заворожённая, будто находящаяся под гипнозом- и не чувствовала ни страха, ни того, как бешено колотится моё сердце. Меня совершенно не напрягал дремучий, тёмный лес, пугающие деревья и тьма впереди. Казалось, меня совершенно не интересовало то, что со мной будет дальше.

Так по лесу я проблуждала час. Может быть, все два. За это время мои руки уже успели достаточно окоченеть, но я оказалась на поляне. Нет, не её я видела во сне. Это доказывало то, что мой сон явно не вещий- хотя я в этом и не сомневалась. Не чувствуя усталости, я медленно отошла к одному из деревьев, ибо увидела синий цветок. На него хлопьями летел снег, но я понимала, что это… это Лютововое растение, Лютововый цветок. И то, что следы крови остановились именно возле него, очень сильно настораживало меня, и поэтому я стояла за деревом, пытаясь отдышаться и чувствуя, как горло постепенно начинает царапать кашель.

То, что я увидела дальше, не поддавалось никаким объяснениям.

Я надеялась, что это сон…

Перед моими глазами появился папа. Мёртвым его вынесли химичка и директриса, после чего кинули в снег, который тут же окрасился в красный цвет. Я зажала рот руками, дабы не закричать, и лишь тёплые слёзы бесшумно текли по щекам. Жгучая боль пронзала всё тело, пробирала до костей, и словно змея, впрыскивала в меня свой яд. Я потеряла любимого человека, который, казалось, единственный, кто понимает меня в этом жестоком мире. Дыхание перехватило, и я словно не могла вдохнуть ни капли воздуха. Часть меня словно опустела, отмерла… навсегда. И ничего не заставило бы меня забыть об этом… от мыслей мой мозг словно взрывался. Нужно было быстрее брать цветок, а я не могла. Мне было адски, жутко больно. Хотелось бы проснуться и с облегчением понять, что всё это- проклятый сон, просто сон…! Но смерть отца была реальной, не фантомной- самой реальной, настолько, что моя душа сжималась от понимания этого.

– Сюзан.– проговорила учительница химии.– Слушай, бери цветок- и бежим. Девчонка сама умрёт, через три дня… давай её не трогать.

– Так как же?! Она ж так… это… это… она всё расскажет!

– Ей никто не поверит. Срывай цветок, Сюзанна! Быстрее!

Директриса лишь отрицательно покачала головой.

Вдруг на земле я увидела перепачканный кровью пистолет. Это было оружие моего отца. Я хорошо знала его, ибо часто расспрашивала его про работу в полиции. Этот пистолет должен был мне помочь. Я была не очень уверена в том, что не промахнусь- но мне нужно было попробовать… и я подняла оружие с земли.

– Хелен, если ты, трусиха, боишься, то…

Алина не успела договорить. Я… я выстрелила в её голову… женщина упала и издала предсмертный вздох. Я, будучи в нескольких метрах от директрисы и мёртвой химички, всё же смогла разглядеть, как из головы вытекает мозговая жидкость.

– ОНА ТУТ… ОНА УБИЛА АЛИНУ!

Проклятая директриса!

Женщина ринулась за мной, оставив цветок на его прежнем месте. Я же побежала. Отбежав круг и поняв, что директриса немного отстала от меня, я быстро побежала к цветку. Расцветший зимой Лютововый цветок ещё не потерял своей силы. Он гипнотизировал меня своей красотой и, казалось, что красивее цветов я больше не найду- но осознанность не покинула меня, и я, сорвав цветок, попыталась засунуть его в сумку. Но вдруг за моей спиной послышались шаги, и я поняла, что нужно бежать.

Сжимая цветок в руке, я побежала. Побежала, не чувствуя усталости. Слышались шаги, такие негромкие, но страшные до одури. Да, я боялась, что Сюзан догонит меня. Боялась так, как никогда раньше. Я пыталась остановить дрожь и не слушать сердце, ритм биения которого пугал меня. Пугал, ибо быстрота этого ритма достигла своего пика. И я, попав пистолетом в директрису, побежала ещё быстрее.

Остановилась я на тротуаре. Рядом стояла нужная больница. Едва не попав под машину, я пошла туда, еле волоча за собой ноги. Больница казалась мне спасительной, и я, всё также держа в потных ладонях цветок, пошла к кабинету доктора.

Не слушая никого и ничего, я зашла в кабинет, громко хлопнув дверью. Обессиленная, я села на стул и закрыла голову руками. Сегодня, казалось, я найду своё спасение, но я потеряла отца и… и убила двух женщин. Да, нехороших- возможно, даже очень- но… людей! Я убила двух человек! И я бы не могла простить себе этого. И я заплакала. Мне было стыдно жить, стыдно говорить и чувствовать… ведь у меня в голове была мысль о том, что люди, которых я убила, уже не смогут этого сделать никогда…

– Эй!

Голос доктора послышался совсем рядом. Протянув ему руку со сжатым в ней цветком, я опёрлась о спинку стула и протяжно вздохнула.

– Олеся, ты в порядке?!– доктор подсел ко мне на один из стульев.

Я отрицательно покачала головой.

– Скажи мне, что произошло?!

– Доктор, всё просто ужасно…– произнесла я.– Вы даже не представляете, насколько всё плохо!!! И хорошо, если не представляете…

Я закрыла лицо руками и тихо заплакала. Доктор успокаивал меня, наливая горячий чай, но я не слышала его слов. В голове путались мысли. Я не могла ничего сделать. Я хотела упасть в обморок и больше не открыть глаз. Я винила себя за всё- за то, что убила и за то, что убили одного из самых близких мне людей. Тоска и боль комом смешались в груди. Сердце разрывали когти чувства вины за содеянное. Впервые мне не помогали даже слёзы.

– Выпейте успокоительного.

Эти слова доктора я услышала прекрасно. Открыв глаза, я молча выхватила из рук мужчины таблетку и быстро проглотила её.

– Как Вы себя чувствуете теперь?!

– Нормально.– солгала я.– Через сколько будет готово противоядие?!

– Дня три пройдёт- и Вы будете здоровы.

– Обещайте, что сделаете эту вакцину.

На моих глазах вновь появились слёзы.

– Обещаю, Олеся. Я Вас не подведу.

Я кивнула и, дрожащими руками взяв сумку, медленно направилась к выходу. Ноги готовы были подкоситься в любой момент, и я, как зомби, всё же вышла из здания больницы и медленно пошла домой. Моя жизнь потеряла для меня особый смысл, но мне хотелось бы, чтобы Николь была счастлива- и ради этого я готова была прожить ещё очень долго. Если бы не Ника- я бы уже давно лежала в лесу мёртвая, погибшая от рук директрисы.

Глава 15 «Чудачка…»

Последние дни прошли для меня ужасно. Словно бремя, утяжеляющее мне всю жизнь. Сегодня нужно было забрать вакцину, но, казалось, я больше не могла идти. Казалось, вот- вот, ещё секунда- и меня настигнет смерть.

Впрочем, так оно и было. Чувствуя себя до безумия плохо, я набирала номер Николь. Голова кружилась, а ноги гудели. Голова пульсировала, а для того, чтобы успокоить дрожащие руки, мне требовались большие усилия.

– Алло? Олеся?! Привет!

Голос Николь вмиг осчастливил мою жизнь.

– Привет.– произнесла я.– Как дела?!

– Как у тебя дела? Я- то что? Ты мне уже рассказала про вакцину… уже скоро… скоро мы вновь увидимся!

Я невольно улыбнулась. Позитив Николь вмиг настроил меня на лучший исход всего происходящего.

– Я этого жду…– призналась я.

– Если честно, я тоже… Олеся, а ты часто кашляешь?!

– Не- а. Мне кажется, болезнь начала отступать.

– Я так рада этому! Олеся?! Олесь? ОЛЕСЯ!!! ОТВЕТЬ, ПОЖАЛУЙСТА!!! ОЛЕСЯ!!! МИЛАЯ МОЯ, НУ ОТВЕТЬ МНЕ!!!

Я ничего не говорила. Всё моё внимание было приковано к несколько другим вещам. Я истекала кровью. Все мои ноги, руки были в крови, смешанной с гноем. Кровь вытекала изо рта, и её было настолько много, что я попросту не могла разговаривать. Меня всю трясло. Изо рта у меня также один за другим вываливались зубы. Они все были перепачканы кровью. Мне было страшно. Страшно от того, что я умираю. У меня словно что- то застряло в горле, и я кашляла кровью, не переставая. Когда кашель прекратился, я увидела на своей ладони ни что иное, как кусок кожи! Всё моё тело адски горело, а Ника продолжала звать меня по имени. Долго… так долго! Но я не могла ей ответить. Язык будто онемел. Я не могла произнести ни слова. Всё моё тело чесалось, но каждое прикосновение к нему было чревато кровоточащими ранами… от меня слезали куски кожи, и все мои руки и ноги уже были в крови… я чувствовала, как из моих глаз течёт кровь, смешанная с гноем, такой же, как и на моих конечностях.

Я выронила телефон из рук и в отчаянии забилась в угол комнаты. Колотящееся сердце забирало у меня возможность слышать что- то кроме его стуков. В слезах я видела, как куски кожи валяются по полу. Я чувствовала, как теряю сознание… но я… я всё ещё любила Нику…

***

Николь, поняв, что ей Олеся уже точно не ответит, побежала в больницу. Перед глазами мелькали разные, сменяющие себя другими, картинки. Девушка боялась потерять Олесю, и всё остальное потеряло для неё особенный смысл. Когда она вошла в кабинет доктора, поняла, что тот загадочно глядит в окно, словно не ожидая никого тут увидеть.

Ника кашлянула.

– Привет! Ты кто?!– спросил доктор.

Николь рассказала ему обо всём, показала, что Олеся не отвечает на звонки, после чего мужчина вздохнул. Но его вздох был полон безумного отчаяния, такого, от которого сжималось сердце Ники.

– Она уже потеряла сознание. Скорее всего, ты не успеешь…

– ПРОШУ, ДАЙТЕ МНЕ ЭТОТ ШАНС! ЭТОТ ПРОКЛЯТЫЙ ШАНС!!! Я УМРУ, ЕСЛИ ОНА УМРЁТ!!! Я НЕ ПЕРЕЖИВУ ЭТОГО!

Ника вцепилась в халат доктора, а из глаз её брызнули слёзы. Слёзы боли и безумного чувства безысходности, рвущих душу девушки.

– Хорошо, я помогу Вам. Только… погодите немного.

– Спасибо.

– Не за что.

Через некоторое время Ника отчаянно стучала в дверь калитки возле дома Олеси. Наконец ей открыла мама подруги Николь, и обе они вошли в дом.

Когда мама Ники отворила дверь комнаты Олеси, Николь пронзило чувство ужаса и безумной боли. Олеся лежала на полу. Кожа с неё практически слезла, и девушка не шевелилась. Вместо глаз у девушки были дыры, а вся комната была перепачкана кровью, которая остановилась в последствии смерти. Волос и зубов у Ники не было. Она выглядела, как разлагающийся труп- хотя, на самом деле, последнее время Олеся таковой и являлась.

Ника бросилась к своей подруге с криком, рвущим её горло, словно вся жизнь вмиг потеряла для неё смысл. Николь ревела навзрыд. Она боялась не успеть… и её страх оказался реальностью- такой болезненной и неприятной реальностью, сводящей её с ума.

Вдруг Нику окликнула мама Олеси:

– Николь, подойди сюда!

Девушка подошла ближе к матери умершей подруги. Вдруг её сердце неприятно ёкнуло, отчего душа Ники словно разорвалась на тысячу мелких кусочков- осколков, ранящих Николь. Всё это было потому, что в открытом личном дневнике Олеси были написаны три слова, которые та не успела сказать при жизни:

«Чудачка, я тебя люблю…».