Пролетали за окнами лесополосы, станционные поселки и маленькие городки, пустынные поля поздней осени, огороды у железнодорожного полотна, на которых кое-где еще копошились люди, приводящие в порядок свои участки перед зимой.
И утки-гуси на прудах и озерах, и белые домики, и пятиэтажки, с вывешенным бельем на крошечных балкончиках – все было так знакомо и так неизменно.
Домой-домой-домой, стучали колеса.
Домой.
Сколько раз, мысленно, проделывал Виктор этот путь!
Стоило прикрыть глаза, и перед внутренним взором вставал старый дом под красной черепицей. Отец все собирался сменить эту черепицу на шифер – в дождь крыша местами протекала, и каждое лето приходилось лазить наверх с ведерком цемента, заливать подозрительные места. Если он все еще крышу не перекрыл, Виктор обязательно это сделает. Только не шифер надо класть, а металло-черепицу. На западе давно от шифера отказались, поскольку делают его, в основном, из асбестоцемента – материала вредного для здоровья.
Но, скорее всего, и крыши-то с дороги уже не увидишь, если, еще живы те два грецких ореха, которые сажал дед. Первое дерево, когда родился он, второе – когда Ольга. Дед же построил дом, сразу после войны, по тем временам, наверное, просто роскошный. Строил несколько лет, а, построив, все время что-то улучшал, добавлял, перестраивал. Такой натуры был человек. Сам же жил во времянке, куда перебрался после смерти бабушки, – в беленой, саманной хатке в углу сада. Там, в единственной комнате всей мебели было – железная кровать, застеленной колючим солдатским одеялом, грубо сработанный стол да широкая лавка. За выцветшей занавеской в углу висела кое-какая одежда. Виктор помнил лоснившийся от старости древний кожушок с вытертыми, примятыми колечками шерсти изнутри, парадный пиджак с орденами и медалями на плечиках. Телевизора дед не признавал, но была у него радиоточка, слушал вечерами новости, которые, случалось, после язвительно комментировал… Днем же только громкий стук дешевых ходиков с нарисованными на циферблате зверюшками и гирькой на длинной цепи нарушал тишину. Впрочем, дед в своей комнатке лишь ночевал, остальное время проводил на воздухе. Землю любил, копошился на ней с утра до вечера. Участок содержал в идеальном порядке. Сад развел редкостный. Агроном в тебе пропал, шутили соседи, приходя за рассадой, черенками какими-нибудь или просто за советом – у него даже в самые неблагоприятные годы все росло и цвело, и давало плоды.
Деда нет, а сад остался. Живя студентом в многоэтажной общаге, после окончания института снимая комнаты и квартиры в бетонках, а еще позже, уже находясь здесь, Виктор часто вспоминал и дедов дом и дедов сад, который сторожил беспородный, но верный Бимка. Старый уже стал, наверное, пес… если жив.
Родители, как и сам он, не любители письма писать.
Да и о чем писать? О том, что ему довелось пережить за все эти годы? У них в семье жаловаться было не принято. В детстве на все жалобы у отца был один ответ: сам виноват. Дразнят? Значит, повод дал. Старшие бьют? Не путайся у них под ногами.
И никогда не были они с родителями особенно близки; ни он, ни сестра Ольга. Мать, проработавшая в школе больше тридцати лет – всю жизнь среди чужих детей, – для собственных, видимо, не имела уже ни времени, ни сил. Отец, советский инженер не только по образованию, но и по образу мыслей, тоже с утра до вечера был занят своим заводом. Дома ему, наверное, хотелось отдохнуть, а тут они со своими проблемами. Виктор не любил вспоминать, каким недовольным и ворчливым бывал отец дома, иногда даже жестоким к собственным детям.
Нет, отец никогда его не понимал. Но даже если бы и понимал, ничего бы он не сказал отцу. В таких делах совета не просят, каждый сам должен принять решение. Есть такие минуты в жизни – вокруг много народа, а никто не в силах помочь. Только сам можешь сделать (или не сделать) решительный шаг и начать новую жизнь. Поступил он с родителями, конечно, не лучшим образом, уехал, не попрощавшись. Во-первых, был внутри какой-то суеверный страх – а вдруг не получится? А во-вторых, как бы они отреагировали, скажи он им правду? Да категорически против были бы. Такая бы буча поднялась! Не хотелось распылять энергию, объяснять и убеждать. Узнают, решил он тогда, просто – позже. Узнали, конечно, – пару месяцев спустя, от сестры. Домой звонить не решился – позвонил Ольге на работу и скупо – хвастаться было пока нечем, полулегальное положение, мыл посуду в кафе при большом стадионе, – сообщил о сложившейся ситуации.
– Ну, ты даешь! Как ты мог! – она была потрясена. – Мама извелась вся – уехал в командировку и два месяца ни слуху, ни духу! Мы тут места себе не находим, а он – нате вам – в Канаде! Какой-то ты у нас… бездушный.
Хотя он и ожидал такой реакции, – а какой еще она могла быть в сложившейся ситуации? – ее слова сильно задели. В те дни он весь был сплошной комок нервов. А потому болезненно воспринял ее упреки. Накатила волна раздражения. Можно подумать, они там только о нем и пекутся день и ночь!
– Раньше на полгода в Сибирь ездил, никто моего отсутствия не замечал, – язвительно произнес. – С чего это вдруг такая нежная забота о моей персоне?
– Тебя же на свадьбу хотели пригласить! Приезжаю, а в твоей квартире какая-то мымра живет! Знать, говорит, ничего не знаю, квартиру купила, могу документы показать… Я к Зине, она тоже не в курсе. Что можно было думать? Ей-то чего не сказал? Вообще ты как-то не так к людям относишься…
– Нормально отношусь, своих проблем не добавляю. Ладно, как там все? Что за свадьба?
– А, все-таки интересно? – колко спросила Ольга. – А это я тут, между прочим, замуж вышла!
– Ну, поздравляю! Поздравляю! И за кого, если не секрет? – Господи, что за вопрос он задал, конечно же, за Сережку!
– Ну, ты даешь! Совсем у тебя там, в Канаде твоей, мозги набекрень съехали, – обиделась сестра. – За Сергея, за кого же еще? У нас тут, кроме него, и парней-то нормальных не осталось. Все разбежались… как ты.
– Ну, поздравляю! – повторил он, не зная, что еще можно сказать. – Подарок за мной.
– Он поздравляет! – она никак не могла успокоиться. – Не надо нам твоих подарков. Мне-то хотя бы мог намекнуть, что уезжаешь!
– Скажи тебе, ты бы тут же всем растрезвонила!
Ольга секретов держать не умела, у нее всегда было, что в голове, то и на языке. А тут такая новость!
– И что? Тайны мадридского двора! Ладно, – добавила уже примирительно, – не пропадай. Письма у нас никто не силен писать, звони, когда можешь. Нам звонить тебе не по карману. А то дядей станешь и не узнаешь… – голос её дрогнул. – Теперь, наверное, не скоро увидимся.
Как в воду глядела. Но тогда он так не думал.
– Да ладно, нечего меня хоронить раньше времени. У меня все нормально. Еще позвоню.
Через пару недель перезвонил, опять на работу.
– Обиделись, – сказала Ольга, – и сильно. Отец говорит, знать тебя после этого не желает.
Ну, не желаешь, и не желай. Родственники! Ни слова поддержки в тот момент, когда он так остро в ней нуждался.
Он тоже может обидеться.
Не писал, не звонил им, наверное, пару лет.
Но со временем обиды улеглись. Пока жил в совке, не особенно думал о своей семье, а тут вдруг сильно заскучал. Чем дальше, тем больше вспоминалось хорошее. В конце концов, они действительно любили его. Не было нежностей, но всегда заботились, одевали, поддерживали, пока он заканчивал институт. Делились всем, чем могли поделиться в той скудной совковой жизни. Вспоминал, как мать при каждой возможности и возила, и передавала через знакомых и проводников поезда, тяжеленные сумки с продуктами, когда он был студентом. Ольга, несмотря на хороший аттестат, не поехала в университет, как хотела, – решила заочно учиться, поскольку содержать двоих студентов родителям было бы трудно. Как он раньше этого не понимал и не ценил?
Ему захотелось порадовать их всех, особенно мать, да и Ольгу тоже. Хорошо бы послать денег… Впрочем, это были только мысли – на первых порах с деньгами у него было туго, он едва держался на плаву. Ну, ничего, станет и он на ноги и тогда…
В одну из жарких июльских ночей, маясь от жары – кондиционера в доме, где он снимал комнату, не водилось, – и размышляя о том, о сем, вспомнил внезапно, что у отца вот-вот юбилей. Не забыть бы об этом в последний момент! Не принято было у них дома дни рождения отмечать, но тут шестьдесят лет – нельзя не поздравить. Работал Виктор в то время грузчиком в одном русском магазинчике, и вот, в этом же магазинчике купил часовую телефонную карточку. Купил, вышел, дошел до трамвайной остановки и снова вернулся – купить еще одну. Заволновался почему-то – вдруг времени не хватит? Готовился к долгому разговору, хотелось порасспросить о жизни, о школьных друзьях-приятелях, о Зине. Узнать, что и как…
Казалось почему-то, что будет говорить с матерью, но трубку поднял отец и ни удивления не выразил, ни гнева, ни радости. Голос его звучал равнодушно. Нет, никакого празднования. Что праздновать-то в старости? А так – так все в порядке, все живы-здоровы. Нет-нет, ничего слать не нужно, все есть – хозяйство кормит. Какое хозяйство? – спросил он. Голос отца неожиданно потеплел. Корову купили. Овечки, поросенок. Мать? Мать, как всегда, у Ольги – внука нянчит. Внука?! Ну да, уже полгода ему. Сашкой назвали, Александром то есть. Все своим чередом…
Он спросил о Ване, с которым учился в школе и который жил по соседству. Иван давно в Москве – уехал на заработки. А Зина? Тоже нормально. Слышал, замуж вышла прошлым летом, говорят, них с мужем теперь магазин – шубы, кожаные куртки, пальто. Машину импортную купили. А ты как? Не женился? Нет, не женился. Ну-ну, сказал отец. На том разговор и кончился – уложились в пятнадцать минут – не о чем было больше говорить.
С каким-то саднящим чувством Виктор положил трубку. Он о них помнил, а они, похоже, нет. Словно, умер для них. Похоже, уже и не ждали его. Отец даже не поинтересовался, приедет ли, и когда, домой.
Странно, что даже в мыслях он всегда говорит «домой». Почему «домой»? Дом его уже давно по другую сторону Атлантики.
Один сезон незаметно сменялся другим, год полетал за годом, оглянуться не успел – десять лет пролетело. Десять лет по эту сторону океана.
А началось все с вечеринки, куда Зина, с которой он тогда встречался, чуть ли не силой его затащила. Пойдем да пойдем, ну чего дома сидеть – у одной из ее подруг было новоселье. Он вяло отбивался, тащиться в такую даль! Стоял октябрь, дождило и ему действительно не хотелось ехать в слякотную погоду куда-то на окраину города, в отдаленный район новостроек – попробуй потом выбраться оттуда вечером. Но, главная причина была даже не в этом, а в том, что подругу эту, Люську, он сильно недолюбливал, поскольку та все компостировала Зине мозги насчет свадьбы-женитьбы. Советы давала, как его покрепче привязать и в ЗАГС поскорее затащить. А он не готов был к этому. В то время он и сам не знал, чего ему хочется в этой жизни. Но вот чего он определенно не желал – так это контроля над собой и уж, конечно, всех этих пеленок и детского крика по ночам. В ту пору ему нравилось его холостяцкое существование. Только-только, как молодой специалист, получил квартиру, и что-то начал зарабатывать. К тому же Зину вряд ли можно было назвать девушкой его мечты. Маленькая, кругленькая, она, конечно, отлично готовила, и конечно, была бы хорошей хозяйкой, но ему хотелось большего. Но пока ничего другого на горизонте не маячило, ему и с Зиной было неплохо. Оба родом были из одного городка, а точнее, большого рабочего поселка, переименованного в связи с ростом населения в город. Знакомы с детства – у них там все друг друга знали. Как со смехом объявляла каждому Зина, они еще в одном детском саду на горшках рядом сидели. Вместе поехали в областной центр поступать в институт. Учились, правда, на разных факультетах, он на инженерном, она на экономическом. Но жили в одной общаге и маленькая добрая Зина все студенческие годы подкармливала его пирожками-салатами, которые готовить умела и готовила в больших количествах. Еще она никогда не забывала повести его на очередную вечеринку. Ее часто приглашали – никто не мог лучше накрыть стол и высоким задорным голосом спеть студенческие частушки. Он и сам не понял, как к окончанию института их дружба вдруг переросла, как она однажды туманно выразилась «в нечто большее». Может быть, для нее это нечто и было «большим», но не для него. Не мог он увидеть это «большее» в маленькой Зине, с которой вырос на одной улице.
В полупустой двухкомнатной квартирке собралось человек пятнадцать. Некоторых Виктор знал – работали вместе с Зиной. Оглядев стол, щедро уставленный закусками и бутылками, он оттаял и уже не чувствовал, что потащился в такую даль зря. А после нескольких тостов за новую квартиру и гостеприимную хозяйку, на душе совсем потеплело. Народ расслабился, пошли разговоры.
Налегая на селедку «под шубой», он вполуха слушал сидевшего рядом седого дедугана. Как вскоре выяснилось, это был Люськин родственник, Николай Петрович, бывший штурман дальнего плавания. «Дедуган» много чего повидал и рассказывал довольно интересные вещи. Вначале о рейсе в Антарктиду на научном судне, о пингвинах, морских львах, слонах и прочей южной, экзотике. Люська расспрашивала о Бермудском треугольнике. И там он бывал. В сверхъестественное не верил, но для навигации трудный район– из-за огромного скопления водорослей в Саргассовом море, плюс постоянное изменение течений. А вот курорты на Бермудских островах замечательные. Но Виктор о курортах уже не слушал. Как-то внезапно, резко как-то осознал вдруг серость своего существования. И есть расхотелось. Этот старикан, он, по крайней мере, видел мир. Калейдоскоп его воспоминаний сиял яркими цветными стеклышками. А его, Виктора, мир был однотонным, серым. Нет, были, конечно же, цветные вкрапления – сине-зеленое море у берегов Тарханкута, Борзовка с песнями, розовые яблоки в розовом свете, когда он ранним утром просыпался в саду – дома он часто летом ночевал в углу сада, на старом дедовом топчане… Были, были, но серость преобладала. Во всяком случае, так ему тогда, за тем столом в Люськиной квартире, вдруг показалось.
Когда он снова включился, разговор шел об Америке. Кто-то вспомнил о друге, который уехал в Нью-Йорк, устроился там программистом и теперь вовсю косит зеленые. Николай Петрович тут же включился в тему, припомнив свой случай – один из его сослуживцев в далекие времена его молодости сошел на берег в американском порту, да так на борт и не вернулся. Ответный удар пришлось принять его семье – младшего брата выгнали из мореходки, родителей таскали в КГБ за «предательство» сына. Через много лет этот сын объявился в родных краях чуть ли не миллионером. Начал простым строителем, потом выучил язык, сдал какие-то экзамены, огляделся, да и организовал свою фирму. Дело пошло. Разумеется, компенсировал родственникам их потери. Всех забрал под свое крыло. Да, тогда непросто было т у д а попасть, закончил «дедуган» свою историю, не то, что сейчас – плати денежки и езжай. Сейчас есть реальные возможности перебраться за кордон на ПМЖ.
Виктор тогда впервые услышал это «ПМЖ» и наклонился к Зине, спросить, что это такое. Дедуган услышал и объяснил: постоянное место жительства. Сейчас многие фирмы этим живут, оказывает иммиграционные услуги, открывают визы и путь в заморские страны. Но если куда и перебираться, то лучше всего в Канаду. Почему именно в Канаду? Проще, пояснил Николай Петрович. Это одна из немногих стран, на законных основаниях принимающая желающих поменять родину. Разумеется – добавил шутливо, – при наличии, у этих самых желающих, средств к существованию. Канадцы делают на них деньги и не скрывают этого. И поскольку поток желающих велик, то и поступления в канадскую казну весьма значительны.
– Знаем мы эти «надежные» фирмы, – раздраженно произнес кто-то на другом конце стола. – Недавно читал, как делают деньги на ловле лохов такие, вот, «надежные» конторы.
Николай Петрович поднял брови и развел руками – всякое случается.
Разговор продолжился, но Виктора словно отключили. Он вдруг физически ощутил тесноту за столом, тесноту комнаты. Вот так, в одной и той же норе – неужели всю оставшуюся жизнь? Захотелось простора, увидеть далекий горизонт. Зависть остро кольнула – вот, другие бороздят океаны, видят новые миры… Почему не он?
Люська внесла жаркое. Выпили. Разговор переключился на политику. Женщины стали собирать грязную посуду, готовить стол к чаю. Мужчины вышли на балкон перекурить.
Там Виктор и попросил у Николая Петровича номер телефона.
– Ну и что ты думаешь? – спросил он Зину на обратном пути.
– О чем? – не поняла она.
– О Канаде.
Зина удивилась. Похоже, она уже забыла разговор за столом.
– А чего мне о ней думать?
– Ну, новые возможности… Тут-то что сейчас делать? Полный бедлам. И вообще, живем… как цирковые звери в клетке.
Но Зина совсем не ощущала себя запертой в тесной клетке. Она чувствовала себя в этой жизни вполне комфортно. Качнула головой.
– Ехать куда-то, не зная языка… Полы, что ли мыть? Здесь у меня профессия, работа, друзья, а там кто нас ждет? – Зина была практичным человеком. – А язык мне ни за что не выучить! Да и зачем голову ломать, учить, куда-то ехать, начинать с нуля, когда и здесь можно сейчас заработать? Мне, вот, Люська предлагает поехать на одну турецкую фабрику за кожей. В Турцию виза не нужна. Слушай, – глаза ее заблестели от внезапно явившейся мысли, – может, и ты поедешь? Поможешь бабам с багажом – они заплатят. Вот тебе и первоначальный капитал! Тоже что-нибудь купишь, а здесь продадим…
В Турцию ему не хотелось.
Хотелось другого – мысль о возможности круто поменять судьбу прочно засела в голове.
Через пару недель, он позвонил Николаю Петровичу и пригласил в ресторан. Виктора интересовала Канада.
– Отличная страна для тех, кто работать умеет. Сможешь правильно использовать свои мозги или, там, руки – все получится.
– Сами не хотите попробовать?
Николай Петрович рассмеялся.
– Поздно в шестьдесят пять менять курс. Будь помоложе, может и рискнул бы. Язык есть, знания есть и профессия подходящая, но мое время ушло. Ладно, давай, за молодость! – Николай Петрович поднял рюмку.
– Я, честно говоря, о Канаде почти ничего не знаю, – сознался Виктор. – Как-то о ней мало пишут и по телевизору не говорят. Вообще, как там люди живут?
– Люди везде живут по-разному. Вопрос в том, какой уровень жизни тебя интересует, – философски произнес Николай Петрович. – И вообще, что ты в ней, в этой жизни ищешь. Если ты четко представляешь, чего хочешь, то найдутся и пути достижения цели. Что ищешь, то и иметь будешь… при правильной расстановке сил. Канада – страна возможностей. Но повторяю, – старый штурман выразительно поднял указательный палец, – пахать там придется по-настоящему. Кто не может поймать ритм, тот выпадает в осадок. Нищие, они и там есть, и очереди за бесплатным супом Армии Спасения тоже. Вопрос в том, зачем туда ехать. Если в надежде хорошо жить, ничего не делая, то бесплатный суп дорого обойдется, – скаламбурил и поднял в очередной раз рюмку. – За успех в жизни!
Еще за здоровье выпили.
– Ну, и с чего мне начать? – осторожно поинтересовался Виктор.
– В фирме скажут, какие нужны документы. И проконсультируют по полной программе – только плати. Если серьезно надумаешь ехать, позвони, дам пару адресов. Ребята помогут на первых порах найти работу. В остальном – рассчитывай только на свои силы. И, главное, помни, что это только шанс. Наши люди часто думают, что там их ждут какие-то… голубые города. А надо реально смотреть на жизнь.
Виктор и смотрел, насколько мог, реально.
Что – реально – он имел в своей стране такого, за что стоило бы цепляться? Неустроенный быт бессемейного человека (Зина не в счет). Хроническое отсутствие денег, зарплата маленькая, да и ту в последнее время стали задерживать, поскольку завод-гигант, чью продукцию еще недавно закупали по всему Союзу и отправляли на экспорт, вдруг почему-то оказался нерентабельным. Хорошо, что он успел до начала всего этого кавардака жилье получить.
Это и было его единственной, реальной ценностью – однокомнатная квартира в центре. Если продать, будут деньги для старта в новой жизни.
Конечно, и сомнения терзали. И страх, что надуют – при продаже квартиры, при оформлении документов в этом самом «турагенстве». Но рискнул, позвонил в фирму, рекомендованную штурманом.
– Как я понимаю, вы не бизнес-иммигрант… – выслушав его, медленно произнесла женщина на другом конце провода. – Родственники в Канаде есть? Нет? Значит, программа по воссоединению семьи тоже отпадает. Остается независимая иммиграция. Какая у вас специальность? Стаж работы? Подождите минутку, посмотрю список профессий по независимой иммиграции. Нет, – произнесла через некоторое время. – Вашей специальности в списке нет.
Ну, вот, он так и думал… Раскатал губу!
– И никакой зацепки?
Трубка снова немного помолчала.
– Ну, приезжайте, посмотрим, что можно будет сделать.
Взяв пару дней за свой счет, он поехал в Киев.
– Вообще-то процесс иммиграции можно начать и с той стороны, – осторожно поведала элегантная дама, после того как они битый час подсчитывали баллы и перебирали смежные профессии, которые были в утвержденном для иммиграции списке. – Не хотите для начала поехать туда с группой туристов? Посмотрите все, как говорится, своими глазами. Там и решите, нужна ли вам Канада.
Но он уже заранее решил, что нужна.
А вот с Зиной предстояло расстаться.
Вернувшись, сделал загранпаспорт, стал собирать необходимые для туристической поездки документы и справки и переводить их на английский. Через месяц снова отправился в Киев, благо попутно – командировка подвернулась. Спросил, сколько ждать. «Максимум полгода, – заверили в конторе, когда он принес документы вместе с предоплатой за услуги фирмы. – Минимум три месяца. Как только соберется туристическая группа, в которую вас можно включить». Увольняться с работы не рекомендовали.
После этого его просто залихорадило. В течение месяца распродал мебель и квартиру. Перебрался на окраину, где цены на жилье всегда пониже, снял там в коммуналке комнату, больше похожую на шкаф, и даже думать себе запретил о том, что будет, если, по Зининой присказке, «карты не лягут». Лягут – должны.
Прошла зима, кончался март, а никакой внятной информации о положении дел все еще не было. Что хуже всено, несмотря на предостережение фирмы, он уволился, и деньги катастрофически быстро таяли. Еще, как назло, хозяин комнаты попросил заплатить за три месяца вперед – сказал, что собирается ехать к сыну в Сибирь на лето и на поездку ему нужны деньги. Он врал, что обязательно заплатит вперед, но только в конце месяца. А сам снова и снова бегал на переговорный – звонить из коммуналки не мог, – набирал номер киевской фирмы, и снова слышал в ответ: потерпите, ваши документы все еще «на рассмотрении». Он чувствовал себя идиотом, которого хорошо «обули», и едва сдерживаясь, спрашивал в очередной раз, сколько обычно длится это «рассмотрение». И в очередной раз слышал туманный ответ: по-разному.
И в тот самый день, когда решил уже отправиться на месте разбираться с этой фирмой, ему сообщили, что получить визу без собеседования не удалось. Нужно приехать в Киев. Когда приехать? Мы сообщим вам о дате интервью. Не волнуйтесь, до двенадцатого апреля еще есть время. А что будет двенадцатого? – спросил он. Разве вы не знаете? – удивился голос в трубке. – Двенадцатого утром сбор вашей туристической группы в Киеве. Тринадцатого вылет. Вам забронировать гостиницу или у вас есть где остановиться? Платить за гостиницу не хотелось. Найдется, ответил он, вспомнив об общежитии, где жил, будучи в командировке. Пару дней вполне можно перекантоваться.
Двенадцатого утром сбор группы… Он занервничал – оставалась всего неделя.
Начал лихорадочно собираться, все еще не веря, что такое возможно – вот так взять и уехать из страны. Впрочем, лучше не думать об этом, еще неизвестно, как пройдет это самое интервью!
Когда немногочисленные вещи были упакованы, позвонил домой, сказать, что отправляется в длительную командировку.
– Далеко? – спросила Ольга.
– Да как сказать…
– Надеюсь, ненадолго?
– А что?
– Так просто спрашиваю.
Вот также стучали тогда колеса поезда, уносящего его в Киев. Только выстукивали другое: повезет-не-повезет, повезет-не-повезет…
Он боялся этого «интервью».
Поезд опаздывал, и он опаздывал вместе с ним.
И поскольку все равно не успевал на утренний сбор группы, решил не тащиться в фирму с вещами, а отправился, первым делом, в общежитие – договорится о ночлеге. И лишь оставив там чемодан, рванул в контору, узнать, когда ему надо быть в посольстве. Дамы на месте не оказалось, но девушка за другим столом порылась в бумагах и протянула ему желто-синюю книжечку.
– Самолет вылетает тринадцатого. Билет в один конец, правильно?.
– А… виза?
Она уставилась на него снизу вверх в немом изумлении.
– У вас нет визы?
– Нет. Кажется сегодня или завтра у меня интервью в посольстве.
Девушка, все еще смотрела на него как на сумасшедшего.
– Вам надо было сначала получить визу, а потом заказывать билет. Если не получится с визой, вы много потеряете…
Это уж точно – он много потеряет.
– Но это же не я заказывал! Это вы обещали решить все проблемы! Деньги вперед взяли? Взяли!
– Да, но… – девушка испугалась.– Я… я здесь только на билетах. Визы – это к Анне Степановне, а она сейчас в посольстве. Перезвоните ей после обеда.
– Сколько можно звонить?! Я лично зайду – разберусь, чем вы тут занимаетесь.
У него противно ныло в груди.
Погуляв пару часов вокруг главпочты, он все-таки перезвонил, и снова услышал: ждите.
– Чего ждать?! – Уж не надумали ли они его обуть? – Сами сказали, что группа вылетает…
– Без визы вы все равно никуда не попадете. Вы не волнуйтесь. Подъезжайте, привезите нам билет. Если что, отправим вас другим рейсом, с другой группой, как только уладим…
Он швырнул трубку, не дослушав. Как он попался! Вот тебе и «надежная» фирма! Конечно, он снова в их офис не поехал. Не хотел видеть наглую рожу этой Анны Степановны, которая сразу раскусила, что он лох, провинциал, доверчивый лох и, наверное, сейчас от души смеется над ним.
Переночевав, утром тринадцатого поехал в аэропорт, с билетом, который лежал в паспорте, где так и не было визы. Он сам не знал, зачем туда ехал. На что надеялся?
В зале ожидания, потолкавшись, вычислил «свою» группу, подошел. Начал разговор. У всех, кроме него, были визы. Как же так получилось? И почему? Озлобленный, повернулся к парню, дававшему вылетавшим последние разъяснения. Представитель фирмы явно не ожидал, что он вот так, сдуру, заявится в аэропорт, но попытался оправдаться.
– Дело в том, что эта группа целиком из Запорожья, протестанты. У них помимо путевки есть приглашение одной из религиозных общин Канады… Как – опешил, – у вас уже билет на руках? Господи, зачем же вы его выкупили, не имея визы? Какая такая девушка? Я сейчас свяжусь с Анной Степановной, она разберется с этой девушкой… Сдайте срочно – срочно! – этот билет. Попробуйте, во всяком случае, может вернете хоть какие-то деньги!
Почему он тогда не сделал этого? Вместо того, чтобы искать кассу возвратов, стоял вместе со всеми в очереди, словно ожидая какого-то чуда. Пожелав группе счастливого пути и приятного путешествия, парень исчез, бросив на него напоследок неодобрительный взгляд и еще раз пообещав разобраться с сотрудницей фирмы, оформившей ему заранее билет.
Те, кто слышал их разговор, выражали сочувствие, но помочь, естественно, ничем не могли. Он стоял, как побитый пес, и не уходил, глупо все еще на что-то надеясь.
– Очень жаль, – сказал руководитель группы, как оказалось, пастор. – Думаю, это просто недоразумение. Пройдете собеседование и обязательно получите визу. Я буду за вас молиться. И вы помолитесь.
– Да я не умею, – пробормотал он.
– Тут никакого умения не надо. Просто обратитесь к Богу, и просите о милости…
Объявили регистрацию, и он вместе со всеми встал в очередь, чувствуя, что выглядит в глазах окружающих полным идиотом. Сидящий в стеклянной будке чиновник с недоумением таращился на его паспорт, на его билет, мучительно соображая, как такое могло произойти – билет был, а визы в паспорте не было. Потом перевел взгляд на него, и в глазах его ясно читалась вся глубина презрения к дураку, который возомнил, что можно уехать из страны просто купив билет. Но это же нормально, хотелось крикнуть ему. Это нормально! Так должно быть – ехать туда, куда ты хочешь, если у тебя есть билет. Но так думал только он. Конечно же, его завернули, и на виду у всех он поплелся по залу со своим чемоданом и с рюкзаком за спиной к выходу.
Вернулся в полупустое студенческое общежитие. Все улетели, а он остался. Остался в двойных дураках, поскольку помимо того, что у него не было визы, в кармане у него лежал ненужный уже билет в страну, куда его не пустили.
Он заплатил коменданту какие-то деньги еще за одну ночь и упал, не раздеваясь, на продавленный матрас старой железной кровати. Бессмысленно пялился в потолок покрытый по углам паутиной и трещинами, не способный ни думать, ни тем более принимать какие-то решения. Впал в ступор. Не в силах справиться с возникшей ситуацией, мозг отключился, и он уснул.
На следующий день, в девять утра, пребывая в мрачном, почти злобном расположении духа, заставил себя снова позвонить в фирму, желая теперь только одного – вернуть хотя бы часть денег из той суммы, что была им уплачена за «переброс» в Канаду.
– Слава Богу, что позвонили! – похоже, на этот раз с ним говорила сама, недосягаемая прежде, Анна Степановна. – Мы вчера целый день пытались с вами связаться! Но вас не было в гостинице! У вас сегодня интервью! На десять! Скорее в посольство! Знаете, где оно находится?
Мелькнула вялая мысль, что возможно, с их стороны это очередная попытка запудрить ему мозги, чтобы не возвращать деньги. Своего рода контратака. Тем не менее, он не стал ввязываться в ссору, а поймал такси и поехал к посольству, где тихо гудел рой претендентов на получение канадской визы. Спросив, кто последний, стал, как и другие, заполнять анкету. Очередь была длинной. У всех были напряженные лица, все как будто изначально готовы были к отказу. Здорово же тут маринуют народ. Вначале он прислушивался к разговорам вокруг, а потом от вчерашних потрясений и долгого ожидания снова впал в тупое оцепенение. Не сразу понял, что это его приглашают пройти в кабинет номер четыре – на собеседование.
– Вы должны доказать, что не являетесь потенциальным невозвращенцем. – Женщина с хищным, неприятным выражением впивалась взглядом то в его лицо, то в лежащие перед нею документы.
Вопрос следовал за вопросом. Тон – самый недоброжелательный. Наверное, сюда на службу специально таких вот гусынь, злобных и хамоватых, отбирают, мелькнула мысль. После очередного вопроса когда он уже решил, что с него хватит испытаний, женщина вдруг сама завершила беседу, сказав, чтобы он пришел в посольство после обеда, – за паспортом.
День был теплым и солнечным, но ничего не радовало. Он бесцельно бродил по близлежащим улицам, ожидая назначенного времени. Посидел в кафе на углу, выпил кофе, полистал забытый кем-то на столике журнал. К двум вернулся к посольству. У железных ворот уже собралась толпа, напряженно ожидающая решения своей участи. В начале третьего из-за железной ограды появилась, наконец, сотрудница посольства с паспортами в руках и, раскрывая их поочередно, начала называть фамилии. Он услышал свое имя и шагнул вперед, не ожидая ничего хорошего.
Отойдя в сторону, раскрыл паспорт.
На одной из страниц тускло сияла вклеенная бумажка. Виза.
Кто-то завистливо вздохнул за его плечом. «Дали?»
– Дали, – пробормотал он.
Дали. Но от созерцания этой бумажки, стоившей огромных денег, сил и нервов, на душе не стало радостнее.
У него была виза, которую еще несколько дней назад он так страстно желал иметь. Была виза, но не было билета.
Он позвонил в фирму и спросил, что делать.
– Ну, если виза в паспорте, мы вам больше не нужны, можете и сами лететь! – Анна Степановна, похоже, шутила.
Он тяжело молчал, пытаясь переварить ситуацию. Вероятно, на том конце его молчание сочли угрожающим и перешли на официальный тон:
– Мы выполнили все наши обязательства. Следующая группа вылетает завтра. Ждем вас в аэропорту. К сожалению, билетом придется заниматься теперь самому. В здании главпочтамта работает агентство «Обрий», у них, бывает, снимают бронировку за сутки до вылета. Обратитесь туда. Может быть, повезет и вам удастся получить у них новый билет.
Разумеется, в «Обрий» он не поехал, а снова вернулся в гостиницу и провел там еще одну, не самую лучшую, ночь. На этот раз долго не мог заснуть, пытаясь решить непосильную задачу – где раздобыть денег на новый билет. Который стоил целое состояние по меркам этой страны. Снова и снова перебирал в уме своих многочисленных знакомых и старых друзей. Но не было у него ни знакомых, ни друзей, ни родственников, которые могли бы дать, одолжить, причём быстро, такую громадную сумму даже под очень большие проценты.
Почему-то он вспомнил чернобородого пастора.
И начал молиться.
Рано утром принял душ, переоделся и снова поехал в аэропорт.
Это глупо, глупо, твердил себе всю дорогу. Нет, он точно сошел с ума! Мало было унижений в эти последние дни? У него нет билета – зачем он едет в аэропорт?!
Но какая-то незримая сила тащила его туда снова. Полчаса на метро до вокзала, оттуда – сорок минут на автобусе. И вот, перед ним вновь стеклянные стены «Борисполя». На этот раз он даже не стал искать туристическую группу. Побродив туда-сюда, стал в очередь на посадку за двумя толстыми тетками, тащившими по паре, уставленных чемоданами и сумками, тележек и зычно перекликавшимися с остающимися родственниками по поводу своего багажа. «Ой, Таська, та не пропустять же, бо дуже багато…» «А що робыть? Нэ выкидать же… може якось пройдэмо. Може хтось поможе…»
Одна из женщин оглянулась, окинула оценивающим взглядом вначале его чемодан, а потом и его самого и, вздохнув, отвернулась. Не понравился, видимо. Небритый, тощий. Такого и просить о том, чтобы взял один из их чемоданов опасно.
И едут же с такими вьюками! Что можно везти в Канаду, чего там нет? Сало у них там, что ли? Пытаясь отвлечься, рассматривал других пассажиров. Люди как люди.
Сердце стучало. Первый контроль документов. Досмотр. Чемодан медленно уползает в зев аппарата. Таможенник сосредоточенно смотрит на экран. Хорошо, что не на него. В чемодане у него ничего особенного, но, кажется, что на лице отражается весь его внутренний мандраж. Чемодан выезжает с другой стороны, Он берет его и проходит дальше, туда, где принимают багаж. Девушка за стойкой взвесила чемодан, налепила наклейку, и чемодан, проехав немного по ленте транспортера, скрылся с глаз. Непослушными пальцами он взял посадочный талон и медленно направился к эскалатору, увозившему куда-то вверх сдавших вещи пассажиров. Он все еще ждал, что его окликнут, скажут, что вышла ошибка…
Он был последним на паспортный контроль. Протянул паспорт, куда был вложен билет на позавчерашний рейс и больше не мог ни о чем думать. Тихо, почти не шевеля губами, произносил слова неумелой молитвы.
Он прошел паспортный контроль.
Он сел в тот самолет.
Чудо свершилось.
Это было невероятно, но ему по старому билету выдали и посадочный талон, и пропустили в зал ожидания. Через полчаса он поднялся по трапу в самолет и занял место в салоне.
Глядя в иллюминатор на удаляющуюся землю, окончательно уверовал, что существует нечто – чего не постигнуть ограниченным человеческим разумом, – нечто высшее, что имеет власть и силу, и способность влиять на судьбы людей.
Господь Бог существует.
Он пожалел его.
Дал шанс.
Открыл путь.
Через восемь часов пребывания в воздухе Виктор оказался в Торонто.
Знал бы, что его ждет – ну, хотя бы в тот первый год жизни в Канаде, – прежде чем рыпнуться, для начала хотя бы какую-нибудь информацию собрал. А уж английский бы зубрил день и ночь. Но он ехал наобум.
До отъезда воображение рисовало смутные, приятные картины – виделась красивая машина, двухэтажный дом на берегу озера… Но первые же дни пребывания в новой стране развеяли всякие мечты.
Он оказался одним из первых в очереди на паспортный контроль, одним из первых вышел в зал ожидания, и минут тридцать, поджидая остальных, стоял, рассматривая канадцев, толпящихся за ограждением в ожидании знакомых, друзей и родственников, прибывших этим же рейсом.
Его здесь никто не ждал.
Культурная программа турпоездки включала посещение нескольких достопримечательностей Торонто и окрестностей, но он не стал тратить на них время – еще увидит. Главное сейчас – хоть как-то зацепиться в этом чужом городе. Вдруг понял, что не имеет ни малейшего представления, как найти жилье и работу. Одна надежда, что поможет парень, адрес которого дал ему бывший штурман дальнего плавания. Виктор позвонил ему в первый день своего пребывания в Торонто. В тот же вечер длинного до нереальности дня они встретились в крошечном вестибюле третьеразрядной гостиницы, в которой размещалась их киевская группа.
– Ник, – представился он, пожимая руку. – Николай.
Пригласил в пиццерию по соседству – огромную, неуютную, набитую в этот час утомленным народом и, присев за столик, первым делом поинтересовался, когда Виктор прибыл.
– Сегодня утром.
– Значит, завтра с утра иди и сдавайся иммиграционным службам. Чем раньше, тем лучше.
– Куда идти? – не понял Виктор.
Николай объяснил, что чем раньше он заявит о своем желании остаться в Канаде, тем больше шансов у него получить вид на жительство. Да и весь процесс быстрее начнется и закончится.
Идти и сдаваться? Да его же тут же отправят назад! Тем более, что группа, с которой он прибыл, пока еще здесь!
– Маловероятно, – сказал Николай, разрезая пиццу. – Не отправят, пока не разберутся.
Там, дома, Виктору казалось, что уж он-то приспособится к любой ситуации, только бы получилось перевалить за кордон. И вот ему это удалось, вот он сидит здесь, и что? Что делать? Где жить? Николай пожал плечами. Если сразу сдаешься – без крыши над головой не останешься. А работа? Еще наработаешься, туманно пообещал Николай, это уж точно. Вот несколько адресов и телефонов. Работодатели. Только не обольщайся, хотя и бывшие соотечественники – платить будут мало.
В этой стране нужно рассчитывать только на себя, на свои силы, повторил слова старого штурмана. Тем, кто едет на праздник жизни, лучше сразу назад поворачивать. Нету тут праздника. И не предвидится.
Дом на берегу озера Онтарио!
Виктор покачал головой, удивляясь своей давней наивности. До первого дома было еще плыть и плыть! Прошло несколько лет, прежде чем он смог позволить себе снять первый настоящий дом, да и то на пару с приятелем, – а до этого жил, как придется и где придется, снимая то комнаты, то крошечные квартирки на пару с кем-то.
И кем только не работал! Уборщиком в магазинах и офисах, улицы убирал. Грузил товар. Работал на бензоколонке на одного бывшего соотечественника, который платил на редкость скупо. Как-то в дождливую погоду группа пацанов, заруливших на заправку с громоподобной музыкой в салоне, дернула с места раньше времени – оторвала и уволокла шланг заправочной колонки. Целую неделю Виктор работал бесплатно, отрабатывая нанесенный хозяину ущерб.
Без знания языка нечего было рассчитывать на какую-то стоящую работу. Язык долго оставался прямо-таки непреодолимым препятствием. Иногда он приходил в отчаяние, слушая радио или смотря телевизор – для него сплошная тарабарщина, в которой мелькали отдельные знакомые слова. И ведь учил же он этот проклятый английский, и в школе учил, и в институте, и на курсах! Но, видимо, как, посмеиваясь, говорил Лешка, бывший учитель из Волгограда, намывая рядом с ним огромные окна супермаркета, методика была не та.
Но, в конце концов, ему нечего жаловаться – он выкарабкался. Преодолев какой-то барьер начал не только многое понимать, но и более-менее сносно говорить. Где-то через год из немых батраков, как шутил неунывающий Лешка, с которым они подружились и даже пожили какое-то время вместе в одной обшарпанной квартире, он перебрался в разряд более оплачиваемых – тех, кто уже умел изъясняться на языке хозяев.
Первый год был самым трудным. Первый год – он для всех самый трудный, даже для тех, у кого родственники были, кому с работой повезло, удалось устроиться лучше, чем ему. А уж для таких как он… Не все выдерживали. Кто-то, немного подзаработав, уезжал обратно.
Иногда казалось, что и ему пора возвращаться. Там он был инженером, здесь – чернорабочим. Правда, с зарплатой, которая и не снилась ему, когда работал инженером. Уехать или остаться? Остаться или уехать?
Сколько раз мысленно Виктор уже ехал домой!
Иногда снилось, что он все еще студент и сидит в электричке, читает по пути домой какие-то конспекты.
Домой-домой-домой… стучат колеса.
Мелькают за окном пустынные поля поздней осени, деревья, теряющие последнюю листву, станционные поселки и маленькие городки, где никогда ничего не меняется.
Первое время часто просыпался ночами. Пугался, не сразу соображал, где находится. Включалось сознание, мрак рассеивался, сон отступал, проступали чужие углы и какие-то вещи, сердце сжималось. Он садился на кровати или даже вставал, ходил по комнате, чтобы окончательно рассеять сумрачное состояние. Смотрел в окно на чужой город – станет ли он когда-нибудь его городом? Станет ли он своим здесь?
Время шло, улицы становились все более знакомыми, вывески все более понятными – напряжение спадало, и он все реже просыпался по ночам. Знакомые появились. С некоторыми сходился поближе. Особенно с теми, кто в такой же ситуации находился – ни здесь, ни там. Нелегалы, то есть. Жадно слушал советы тех, кто уже прорвался, получил статус.
Слава Богу, все эти трепыхания давно позади. Теперь у него другая жизнь. Да и сам он, наверное, уже другой.
Вечерами теперь смотрел новости. Где-то что-то происходило, что-то строилось, что-то рушилось, шли войны, он же в течение последних лет изо дня в день повторял один и тот же маршрут: дом – фабрика – дом. Иногда брал напрокат русские фильмы. Иногда слушал музыку.
Шло время, и ему все больше нравился такой, вот, спокойный ход жизни. Дискотеки, шумные компании разлюбил. Пустая трата сил и времени. Старею, наверное, мелькала иногда мысль. После всех этих расколов и разломов, всех этих вихрей враждебных, дующих со всех углов нового государства, после переезда, после всей этой нервотрепки с иммиграционным процессом и всех стрессов, связанных с врастанием в новую почву, он, пожалуй,заслужил это право – жить более-менее спокойно.
Иногда выбирался по выходным в ресторан, пробовал неизвестные блюда. По субботам отправлялся в один из торговых центров затариться продуктами на следующую неделю. Обрастал вещами, начал разбираться в брендах, в дни распродаж не ленился пройтись по магазинам и покопаться в развалах тряпок. Выбирал обстоятельно, долго примеривал, прежде чем купить. Иногда, по воскресеньям, посещал методистскую церковь по соседству. Да еще время от времени бывал в Наягра-Фолз, смотрел на водопад. Что и говорить, фантастическое зрелище.
Впервые он приехал сюда на автобусе.
Как-то читая «Русский Торонто», газету, купленную в русском продуктовом магазине в Северном Йорке, где снимал тогда комнату, он наткнулся на объявление, приглашающее совершить путешествие к одному их чудес света. И вдруг остро захотелось выпасть хотя бы на день из привычной рутины. Работал он тогда ночным уборщиком в огромном супермаркете. Работа не из легких, поскольку приходилась на ночь, но платили хорошо. Он считал, что ему повезло – до этого была стройка.
Он вертел эту газету, читал другие объявления и все возвращался к этому, первому – автобусная экскурсия к Ниагарскому водопаду, к Наягра-Фолз, как здесь говорят. В самом деле, пора устроить себе маленький праздник. Как-никак, живет здесь больше года, а водопада так и не видел. Тем более что в выходные, скорее всего, поспать не дадут. Сосед по квартире, молодой парень из Москвы, музыкант, как он себя называл (хотя работал в каком-то захудалом магазинчике), по воскресеньям с утра пораньше врубал свою музыку, и никакие доводы и просьбы сделать звук тише не помогали.
Он позвонил в агентство и заказал билет на воскресенье на экскурсию с русскоговорящим гидом.
Была середина июля, и стояла необычно жаркая погода.
Пик сезона, сказала экскурсовод, когда они въезжали на стоянку, хотя это было и без слов ясно. Десятки автобусов и сотни машин заполонили маленький городок. Слышалась немецкая, французская, японская речь. Звучали еще какие-то языки. Настоящий Вавилон – кого здесь только нет! Люди сидели в кафе и ресторанах, бродили по улицам, покупали сувениры в многочисленных магазинчиках. Множество увешанных кино- и фотокамерами туристов толпилось у парапета, глазея на водопад или снимая на видео или фотопленку одно из главных чудес света.
Оторвавшись от своей группы – хотелось побродить самому, – он тоже замер на какое-то время на берегу, не в силах оторвать глаз от фантастического зрелища. Вот она, Ниагара. Спокойная река, вытекающая из озера Эри, разделяющая Штаты и Канаду, вдруг обретала ярость тигра, с ревом низвергая свои воды с пятидесятиметровой высоты в озеро Онтарио.
Ничтожность человека – вот что он ощутил, глядя на летящие с огромной высоты потоки.
Беззащитность перед мощными силами природы и скрытым от смертных смыслом жизни.
Восхищение.
Кораблики у подножия водопада, заполненные пассажирами в желтых и голубых плащах, издали казались игрушечными.
Вместе с толпой, натянув на себя полиэтиленовую накидку с капюшоном, прошел мрачным сырым туннелем под водопадом. Бетонная труба, набитая туристами, сотрясалась и вибрировала под грозным напором воды. Время от времени вместе с другими он выходил на специальные открытые площадки позади падающей вниз Ниагары, прямо в водяной туман и какое-то время стоял там, в этом туманном облаке брызг, – песчинка, огражденная бетоном от бурных, ревущих потоков.
Потом купил билет на катер со странным названием “Maid of the Mist”. Попав на палубу, снова натянул плащ, полученный перед посадкой. Когда пассажиры заполнили салон и палубу, катер отвалил от пирса и взял курс к подножию водопада. Вот он, грозно шумящий, все ближе и ближе. Миллионы тонн воды с ревом неслись вниз, разбиваясь, дробясь на мельчайшие частицы, пенились мириадами брызг, которые сияли, играли в солнеч
“Maid of the Mist” вошла в туман, скрывающий падающие с огромной высоты потоки воды. Палуба заходила ходуном. Катер, несмотря на натужные усилия, не мог двигаться дальше – слишком велики были силы сопротивления. Казалось, еще минута и кораблик пойдет ко дну, затянутый мощным водоворотом. Они подошли к водопаду настолько близко, насколько было возможно. Постояв минуту, кораблик стал медленно отступать назад.
– Мама, не держи фотоаппарат против солнца, ничего не получится!
Оглянулся. В первый раз услышал здесь русскую речь.
Высокая девушка уворачивалась от брызг, стараясь, в то же время, смотреть в объектив. Под полупрозрачным капюшоном темнела густая копна волос, сияла белозубая улыбка. Хороша. Заметив его взгляд, спросила по-английски, не мог бы он их сфотографировать?
Он кивнул, взял протянутый фотоаппарат и посмотрел в видоискатель. В этот момент палуба вновь угрожающе накренилась, и Виктор едва не выронил камеру. Шум падающей воды по-прежнему почти заглушал голоса, но он услышал, как девушка воскликнула: осторожно! И в тот же миг их снова обдало водой, мириады мельчайших брызг засверкали на солнце многоцветным туманом, сквозь который сияло мокрое улыбающееся лицо – и он понял, почему так назывался катер. Вот она – девушка Тумана – прямо перед ним! Maid of the Mist! В тот же миг душа его словно попала в бурлящий пенный водоворот, мощные силы которого увлекли ее глубоко вниз, вот она коснулась дна и, в мгновение ока, вознеслась к небу…
На него снизошло веселое настроение, какого давно не было. Он снова посмотрел в видоискатель на лица мамы и дочки – совсем не похожи.
– Улыбку!
– Вы говорите по-русски? Откуда? – хором спросили они.
Сделав снимок, он протянул девушке фотоаппарат.
– Из Торонто. А вы?
Оказалось, тоже из Торонто. Дочь звали Оксаной, маму Ларисой. Когда сошли на берег, он, почти не надеясь на положительный ответ, все-таки спросил:
– Может быть, пообедаем где-нибудь вместе?
– Да, я сильно проголодалась, – смеясь, ответила Оксана – И я знаю один неплохой ресторанчик.
Казалось, что они тоже рады этой неожиданной встрече.
Лариса работала в госпитале, а Оксана в известной фирме по продаже модной женской одежды и аксессуаров. После обеда, расставаясь на набережной, они пригласили его в гости и дали номер своего телефона.
Возвращался домой в самом приподнятом расположении духа.
Вдруг понял, что пора менять работу. В самом деле, не всю же жизнь работать ночным уборщиком в супермаркете! Конечно, платили неплохо, но работать ночами и спать днем… Так и жизнь пролетит – не заметишь. К тому же, он уже более-менее сносно понимает окружающих и бегло говорит по-английски. Следующая неделя ушла на поиски новой работы. Он просмотрел уйму объявлений и сделал немало звонков, прежде чем нашел место помощника официанта в итальянском ресторане. Платили меньше, но кормили два раза в день, когда бывал на смене и, главное – наконец-то, – у него появилось свободное время.
Ожидал выходных, как праздника.
И, конечно же, при первой возможности воспользовался приглашением Оксаны и Ларисы.
Жили они в маленькой квартирке, но район был престижным.
У Оксаны была труднопроизносимая азербайджанская фамилия, но поскольку мать была русской, в итоге она получила огромные голубые глаза с восточным разрезом и нежный мелодичный голос с восточными, какими-то поющими, интонациями. Высокая, тонкая с изящными руками. После того, как они пару раз пообедали в маленьком китайском ресторанчике, он спросил ее, как она оказалась в Канаде. Она пожала плечами.
Обычная история.
Ее семья жила в Азербайджане. Там она и родилась. Наверное, и до сих пор бы там жили – хорошо, и даже счастливо, в большом красивом доме, если бы не начались эти события.
– Какие события?
– Ну, из-за Нагорного Карабаха.
К стыду своему, он мало что об этом знал. Он вообще никогда не интересовался политикой.
– Мама говорит, что никогда после мы не жили так хорошо. Не только материально, а так… беззаботно, что ли. Отец работал, она занималась домом и мною, и почти каждый вечер на террасе собирались гости. Были среди них русские, азербайджанцы, армяне и евреи…
Можно ли было тогда поверить, что все вдруг так внезапно оборвется? Казалось, все эти волнения, все эти столкновения на улицах – хулиганство, которое вот-вот кончится, и все образуется, заживут все как раньше. Не кончились – ситуация ухудшалась с каждым днем и вскоре начались настоящие погромы. Из Азербайджана стали изгонять армян, они уезжали, за ними стали уезжать и русские. Многие семьи уезжали, покидая дома и все, что у них в этих домах было. Выходить в город – несмотря на то, что отец Оксаны был азербайджанцем, стало опасно. Хотя Оксана была маленькой, даже она почувствовала, что их жизнь изменилось. Мама твердила, что нужно на время уехать. На входную дверь поставили новые замки, но они не уберегли их от беды. В одну из осенних ночей пьяные подростки подожгли соседний дом, где жила армянская семья, и огонь, раздуваемый ветром, перекинулся на их участок.
Она не помнила пожара, ее спящую, унесли к соседям, но помнила следующий день, и тот ужас, который охватил ее, когда она увидела свою выгоревшую комнату и перепачканную сажей маму. Она собирала вещи и плакала. Еще запомнилась дорога. Они ехали к бабушке в Сибирь. Ехали долго, на поезде, и она всю дорогу мерзла.
Несколько месяцев они жили у бабушки как гости. Отец дважды приезжал, привозил деньги, виноград, но ехать обратно было пока некуда. Ситуация оставалась сложной, отец сам жил у родственников. Пытался ремонтировать дом. Потом у него появилась другая женщина. Время шло. Деньги, которые он оставил в свой последний приезд, закончились, работы мать долго не могла найти, и они стали жить довольно бедно. Бабушке было трудно их содержать.
В конце концов, родители развелись. Лариса устроилась на завод, и ее почти никогда не было дома. Все свое время Оксана проводила с бабушкой. Бабушка отводила ее в школу и приходила за ней после уроков. Водила на музыку в Дом пионеров.
Потом жизнь стала как-то налаживаться. Лариса снова вышла замуж, за своего бывшего одноклассника Бориса Стоцкого, и спустя некоторое время вместе с ним они и эмигрировали в Канаду. Оксане очень понравился и новый город, и новый дом, и новая школа. Все нравилось. Хотя у Ларисы семейная жизнь снова не задалась – отчим, хотя все еще и числился мужем Ларисы, уже несколько лет жил отдельно. Впрочем, все трое остались в нормальных отношениях. Оксана окончила школу, потом колледж и начала работать – в той самой фирме, в которой еще школьницей подрабатывала на показах модной одежды.
– Мне после школы предлагали стать манекенщицей, я даже на специальные курсы ходила. Но мама не захотела, чтобы я продолжала там учиться. Курсы дорогие, а никаких гарантий, что после их окончания какая-нибудь более-менее значительная фирма заключит со мной контракт. В этой сфере дикая конкуренция! И потом мама считала, что я должна получить более серьезное образование. Для нее это очень много значит. Наверное, потому, что она сама после школы учиться не стала, рано вышла замуж. Осталась без профессии, и ей из-за этого здорово досталось. Короче, она настояла на том, чтобы я пошла в колледж. Хотя мне, конечно, хотелось побыстрее начать зарабатывать. Когда вокруг столько красивых вещей…
– Да, помню, мне после школы тоже хотелось всего и сразу.
– Я, первым делом, купила себе очень хороший фотоаппарат, – Оксана искоса посмотрела на Виктора. – Знаешь, кем мне действительно хотелось бы быть?
– Кем?
– Фотографом. Вокруг столько удивительного! А люди проходят мимо и ничего не видят. Может быть, когда у меня будет немножко больше свободного времени, я займусь этим серьезно и когда-нибудь выпущу фотоальбом со своими снимками.
Она действительно везде носила с собой фотоаппарат. В квартире, где они с Ларисой жили, стены были увешаны ее работами – бурная Наягра в самых разных ракурсах и в разные времена года, виды Атлантики, вечерний Монреаль – по ее мнению, самый красивый город страны, в котором она мечтала жить.
– Да, альбом – это было бы здорово, – произнес он.
А сам подумал, кому они нужны эти виды здесь? Вон сколько не фотографов, а настоящих художников, пишущих и маслом и акварелью, выставляют свои картины в маленьких галереях и сувенирных лавках, а то и просто на улицах, предлагают их почти за бесценок, – и то мало кто берет. Люди здесь больше думают не о картинах, а о покупке новой машины, мебели или дома в престижном районе…
Она словно прочитала его мысли и улыбнулась.
– Да, знаю, наверное, фотоальбомы не очень популярны. Одна моя подруга работает в большом книжном магазине, «Барнс-энд-Нобл», она говорит, что такие вещи не пользуются особым спросом.
– Но за твоими фотоальбомами будут стоять очереди, – пошутил Виктор. – Я первый.
– Очередь из одного человека! – Оксана рассмеялась.
Она показывала ему разные места, возила по окрестностям – то на парфюмерную фабрику, то на какую-нибудь очередную ярмарку, то посмотреть крошечную церковь, самую маленькую в провинции Онтарио (а может быть, и во всей Канаде), туда помещалось не больше четырех человек.
Как-то предложила съездить в Вандерлэнд – детский парк развлечений. Он сопротивлялся.
– Ну что я там буду делать, на качелях кататься? Давай лучше сходим в ресторан.
– Рестораны это банально. К тому же, мне надо меньше есть, я стала поправляться. Вот увидишь, там будет весело.
Она пыталась показать ему те места, которые были ей знакомы, с которыми были связаны какие-то приятные ощущения. Поделиться с ним тем, что ее радовало. Вандерлэнд – еще не забывшиеся воспоминания детства. Ее возили туда совсем недавно – ведь ей только двадцать с хвостиком. А ему уже за тридцать. Разница ощущалась.
– Для меня Онтарио – лучшее место в Канаде, – сказала Оксана, когда они на огромной скорости неслись по хайвэю мимо садов и виноградников. – Ну, не считая Монреаля, конечно. Но Монреаль это скорее Франция, чем Канада. И тебе здесь тоже понравится, вот увидишь! Особенно хорошо на юге провинции, тут помимо водопада еще много чего есть. Эту часть Онтарио называют фруктовой корзиной Канады. Мама говорит, здесь немного похоже на Крым, на Кавказ. Выращивают абрикосы, персики, виноград…
– И как здесь растет виноград? – удивлялся он, вспоминая холода и морозы прошлой зимы. – Зима же лютая! Даже водопад замерзает!
– Ну, не такая уж лютая! – засмеялась Оксана. – И виноград еще как растет! Здесь и вино делают. Ты пробовал когда-нибудь вино сделанное из подмерзшего винограда? Называется ice-wine. Такого, наверное, больше нигде в мире не делают. Его готовят по особой технологии. Для этого вина виноград убирают не до, а после первых заморозков, поэтому оно имеет совершенно особый вкус. Вот увидишь, тебе понравится!
– Еще бы! Я любитель этого продукта! – пошутил он.
Она тут же загорелась:
– Я знаю одно место, не совсем, правда, по пути, придется сделать крюк, но оно того стоит. Заедем? Только сразу предупреждаю, вино дорогое. Впрочем, я не пью, за рулем.
Ему было все равно. Он забыл о тяжелой работе, о жесткой экономии. В конце концов, за что и платить, как не за такие моменты жизни? Он и готов платить. Только за то, чтобы вот так катить с ней рядом, он готов отдать все свои сбережения. А после пары бокалов вина всё стало казаться еще более замечательным. Прекрасная страна Канада!
Покинув постоялый двор с винным баром, они продолжили путь в парк развлечений. Поставили машину на стоянку, купили входные билеты, которые показались ему безумно дорогими, и отправились бродить по канадскому Диснейлэнду. Как тысячи других туристов, приехавших сюда провести с детьми последние дни летних каникул.
Он и не подозревал, что в нем сохранилась способность так веселиться. Особенно после нескольких лет жизни в Канаде.
Неожиданно полет на американских горках доставил ему просто какую-то дикую радость. Они летели по рельсам на огромной скорости вперед и вперед, переворачивались на крутых виражах, повисая вниз головой и, вцепившись мертвой хваткой в поручни, громко орали дикими, первобытными голосами. После этого полета он, наверное, еще с неделю пребывал в состоянии какой-то эйфории. Впрочем, не Вандерлэнд был тому причиной, а маленькая остановка по пути к нему.
Лето кончилось, прошла осень, впереди замаячила зима с холодами и снегопадами. Они стали видеться реже, поскольку он стеснялся приглашать Оксану в свою ободранную комнатенку, а чтобы встречаться где-то еще, нужны были деньги. Просматривая объявления в «Bonus», рекламно-информационном журнальчике на русском языке, искал подработку. Хорошая работа – это здесь главное. Нет работы – нет денег, и ты за бортом. Без работы и денег легко опуститься. А такие здесь не в фаворе.
Неожиданно он нашел эту вторую работу довольно быстро. И не по объявлению. Сосед по квартире сказал, что требуется продавец в магазин «секонд хэнда» на два дня в неделю. Он позвонил и уже на следующей неделе приступил.
Пора было думать о нормальном доме, куда не стыдно приглашать гостей. И о машине. В Торонто жилье, чем ближе к центру, тем дороже. Если же оно в каком-нибудь пригороде – без машины не обойтись. Ездить он умел, оставалось, позубрив правила, сдать экзамен. Выяснил, как и где это делается. Оксане ничего не говорил. То, что она возила его повсюду, как-то задевало. Наверное, все еще не изжитый совковый менталитет давал себя знать. Хотя здесь, в Канаде, женщин за рулем можно было видеть не реже, чем мужчин. А может быть, даже чаще. Поразмыслив, стоит ли тратить свои сбережения, он все-таки решился и купил первую в жизни собственную машину – подержанную, но все еще не потерявшую вида, «мазду».
Представлял, как подкатит к офису Оксаны, чтобы забрать с работы. Как только получит права, сам будет возить ее повсюду. Пожалуй, надо свозить ее в Монреаль. Обязательно поедут на Ниагару. Они уже дважды побывали там вместе – им обоим нравилось это место.
Он брился утром, пристальнее, чем обычно, разглядывая в зеркало свое лицо, такое знакомое и такое всегда почему-то чужое; на висках все отчетливее проступает седина, и волосы впереди значительно поредели. Впрочем, сейчас его это не особенно огорчило – сегодня он пребывал в философском расположении духа, – такова жизнь, никто не становится моложе.
Выпив чашку кофе, уже натягивал куртку, чтобы отправиться на работу, когда зазвонил телефон. Звонил адвокат, занимавшийся его делом.
– Легенду хорошо выучил? – спросил. – Не забыл, что у тебя в следующую среду суд? Будь готов.
– Всегда готов, – вяло откликнулся он.
Ну вот, и наступил час «икс».
Ладно, ладно, успокаивал себя, волнуйся – не волнуйся – что будет, то и будет. Самое плохое, что может случиться – скажут «нет», и вышлют из страны. Ну, вышлют и черт с ним! Приехал с одним чемоданом и одним языком, уедет с двумя чемоданами и двумя языками. Здесь жить или там – уже никакой разницы, везде свои радости и проблемы. И в Канаде их хватает. Выше крыши. Просто они другие. Хотя, разумеется, бодрясь и говоря себе это, он слегка кривил душой – разница, конечно, была. Не мог он вернуться сейчас, когда у него появилась Оксана.
Но, видимо, полоса пошла такая – то, что вчера казалось недостижимым, сегодня само лезло в рот. Все прошло как по маслу.
Со своим адвокатом – Тони, Антоном, – они почти сдружились в процессе борьбы за получение легального статуса, а потому обед по случаю первой победы над бюрократической машиной Канады, переваривающей документы еще медленнее, чем конторы бывшей великой державы СССР, проходил в самой непринужденной обстановке. Они сидели в уютном ресторанчике, отмечая знаменательное событие бутылкой «мерло».
– Ну что ж, еще раз мои поздравления, – Тони поднял бокал, – еще чуть-чуть и в твоем кармане будет лежать канадский паспорт. Ну, а пока и статус landed immigrant тоже хорошо. Он дает тебе все права канадского гражданина за исключением права голосовать, избирать и, соответственно, быть избранным. Но думаю, губернаторское кресло тебя не интересует.
– Если уж выдвигать свою кандидатуру, то только на пост президента, – пошутил в ответ Виктор.
Тони насмешливо поднял брови:
– Увы, друг, президентом-то здесь тебя епе раз никогда не выберут, даже если станешь миллиардером. Хотя бы потому, что в Канаде конституционная монархия, как ни странно это звучит, и здесь правление британской королевы, ну, представленное генерал-губернатором. Но вот на пост премьер-министра дети твои уже смогут претендовать…
– А у тебя есть дети? – спросил Виктор.
– Двое мальчишек. Пять и шесть лет, – лицо Антона расплылось в довольной улыбке. – Хулиганы, по словам мамы, хотя мне так не кажется.
Интересно, как Оксана относится к детям? Сейчас многие канадки детям предпочитают карьеру. Деньги подавляют даже инстинкт материнства…
Тони снова посерьезнел.
– Учи язык и историю страны, получишь канадский паспорт, и перед тобой откроются границы всех стран Европы-Азии… Ну, почти всех – уточнил, – не говоря уж об Америке, Австралии и Новой Зеландии. Впрочем, у тебя и сейчас все ОК, у landed immigrant есть лишь один неприятный ньюанс.
– Какой? – поинтересовался он, трудясь над бифштексом.
– С нынешним статусом не попасть тебе в родную страну.
Виктор пожал плечами.
– Да я пока и не рвусь.
– А мне бы хотелось, – сказал Антон-Тони, снова наполняя бокалы. – Меня привезли мальчишкой, мне было пятнадцать лет. В Торонто я уже двадцать лет, здесь окончил школу, потом университет, потом работать начал. Работа нервная, как видишь, но в смысле денег нормальная. Женился на канадке в третьем поколении, и все у нас, вроде бы, о’кей, – он помолчал, глядя в окно. – Но иногда вдруг накатывает… Наш двор московский, подъезд, соседские мальчишки вспоминаются. Кстати, в Туле родственники живут, приглашают в гости. Черт, я уже столько времени без отпуска! Съездить бы на недельку-другую, свой дом увидеть, друзей детства. Очень хочется.
– Мне нет, – ответил Виктор, чувствуя, как испаряется приподнятое настроение. – Что там смотреть? В памяти одно, а в реальной жизни все по-другому. Со мной парень на стройке работал, десять лет в «совке» не был, все мечтал съездить. Ну, и поехал, наконец, в свой Донбасс. Через три недели вернулся, говорит, лучше бы не ездил. Полная разруха, все, что можно разворовали, нищих, говорит, полно, сидят прямо в центре у всех этих «бутиков», где туфли стоят, как пенсия его бабки за двадцать лет. Наркота уже прямо в школах. Хотя, сказал, поехать стоило в любом случае, от ностальгии излечиться. Нет, нечего там делать. Кто мог, уехал. А старики, те, наверное, уже поумирали. От той жизни, по которой ты тоскуешь, там ничего и не осталось, страна-то развалилась. Поезжай, сам увидишь. Только и ехать опасно – сам читал в Интернете на сайте «Комсомолки», что там теперь люди исчезают средь бела дня. Дома взрывают. Бардак, одним словом. Лучше сохранить светлые воспоминания о том, что было, чем получить большую порцию разочарований…
Антон внимательно смотрел на него, словно пытаясь понять причину внезапного раздражения, а потом примирительно произнес:
– Я как-то не особенно доверяю средствам массовой информации, хотя в чем-то ты прав. Сам знаю, что там действительно все изменилось.
Виктор положил вилку. Бифштекс остыл и уже не казался таким вкусным.
– Везде хорошо, где нас нет.
Конечно, он съездит туда. С Оксаной. Когда-нибудь. Она как-то обмолвилась, что неплохо бы провести отпуск там, где она бывала ребенком. В Крыму, например. Еще лучше – в Баку, но в Баку ее детства, когда люди были гостеприимны, веселы и дружелюбны, и каждый мог запросто пригласить в свой дом. Сейчас там все иначе. Опять же близость к Чечне, где идет война… Кавказ стал далеким и чужим.
Что за проблемы, шутливо ответил он, в Крыму тоже замечательно. Он бывал там пару раз во времена зеленой юности. Организуем, почему бы и нет? Говорил и сам верил, что в состоянии все это «организовать». Каким образом? Даже не представлял. Просто верил, что так оно и будет. Будут лежать рядом под солнцем, загорелые и беззаботные и слушать шум взлохмаченных ветром волн. Он знает несколько совершенно офигенных мест. Нет, это не Ялта. Это Тарханкут. И полупустынная узкая песчаная полоса чудесных евпаторийских пляжей. Не городских, где яблоку негде упасть, где визжат дети и испуганно кричат мамаши-клуши, а дикие, пред-евпаторийские и за-евпаторийские пески…
Но прежде будет еще одно обязательное и совсем близкое путешествие. К водопаду, туда, где они впервые встретились. Это здесь популярно – проводить медовый месяц на Ниагаре. Дорогой номер в хорошем отеле, экскурсии, обед в ресторане, что наверху башни Скайлон Тауэр. Оттуда открывается фантастический вид на водопад и окрестности.
Со временем они обязательно купят дом и он посадит собственный сад в этой самой «фруктовой корзине» Канады. И дерево грецкого ореха, когда родится ребенок. Еще какие-то радужные фантазии рождались и исчезали у него в голове, появлялись и лопались, как мыльные пузыри, пока он ехал на работу или с работы в переполненном автобусе.
Теперь, когда он получил долгожданный статус, все казалось возможным.
То ли ему повезло, то ли он действительно уже сносно владел английским, но он сдал с первого раза и теорию и вождение, не сделав ни одной грубой ошибки.
Это был рывок. Права здесь были, пожалуй, самым важным документом.
Вспомнил, как боялся этого экзамена. Сергей, один из парней, с которым он по ночам полировал полы в супермаркете, долго не мог получить права. Дважды пытался и оба раза безуспешно. Он был убежден, что инструктор придирается к нему. «Ну, не любит он иммигрантов! У него только местные сдают и те – через раз».
Потом Сергей пошел в драйвинг скул, где обучали вождению на русском языке, на русском и экзамен сдавал. Но Виктор не хотел так, как Серега. Во-первых, школа стоила денег. Потом, самолюбие не позволяло. Водить машину он умел, и в прежней жизни не полы подметал – был инженером, и кое-что в технике смыслил. И считал, что если уж оказался здесь и столько уже претерпел, то должен освоить и язык, настолько, чтобы по крайней мере в быту из-за него не возникало проблем. А на дороге так особенно. Для него экзамен по вождению был одновременно и экзаменом по английскому. А потому все свободное от работы время он усердно готовился, оставляя для встреч с Оксаной лишь выходные. Тут как-то удачно совпало то, что и она в эти дни была занята больше обычного – фирма, в которой она работала, готовилась принять участие в большой международной выставке.
Потренировавшись еще несколько дней на автодроме и покатавшись по весенним улицам города, чтобы быстрее освоить нужные маршруты, он купил два билета на популярную американскую рок-группу, приехавшую в Торонто на гастроли, и только теперь решил позвонить Оксане. Набирая номер, и глупо улыбаясь, предвкушал, как подкатит за ней на своей машине.
А в воскресенье можно выехать за город – подышать воздухом. Погода была замечательная – май набирал силу.
К телефону подошла Лариса.
– Оксаны нет. Уехала.
– А когда вернется?
Говорить или не говорить о получении статуса Ларисе? Пожалуй, нет. Пусть позже, но он сам сообщит об этом Оксане. Как она воспримет эту новость?
– Разве ты не знаешь? – В голосе Ларисы сквозило удивление.
– Да мы не виделись целую неделю. Кручусь на двух работах, замотался. В среду звонил, но не застал ее в офисе, – он вдруг почувствовал себя виноватым. И, правда, что стоило позвонить еще и еще раз?
– Оксана уехала в Ванкувер.
– В Ванкувер?
И что? Она и раньше ездила в командировки по делам фирмы, разве что никогда еще так далеко.
– Надолго?
Лариса на вопрос не ответила.
– Фирма расширяется, – сказала вместо этого. – Появились новые вакансии и ей предложили новую должность. Мы решили, не стоит отказываться.
Да, он что-то такое слышал – о вакансиях. Оксана говорила о том, что скоро поменяет место работы, но чтобы это был Ванкувер…
– Сам понимаешь, из Торонто туда не каждый поедет. – Он услышал в телефонной трубке вздох Ларисы. – Мне тоже не нравится, что так далеко, но для нее это такое большое повышение.
Все это совершенно не укладывалось в голове.
– Мы же виделись в прошлую субботу, – он все цеплялся за какие-то мелочи. – Она мне ничего такого…
Лариса снова вздохнула. Она тоже еще никогда не расставалась с дочерью.
– От такого места не отказываются. Дэвид открыл в Ванкувере новый большой магазин. Ему нужны там надежные, проверенные люди.
Дэвид! До этого момента он все еще надеялся, что все обойдется, но после этого «Дэвид» из глубин сознания выплывал правдивый и беспощадный ответ: никогда. Никогда не вернется. А если и вернется, то не к нему. Вместе они не будут никогда.
Мелкие шероховатости в их почти безоблачных отношениях, все эти незначительные детали – внезапные исчезновения, поздние звонки в самое неподходящее время, какие-то странные деловые встречи-обеды по субботам-воскресеньям, требовавшие ее присутствия – вся эта мозаика быстро сложилась в целостную картинку.
Дэвид, а не работа, вот главная причина.
– Можно было бы расстаться по-другому, – грубо произнес он.
– Не хотела тебя расстраивать, – тут же ответила Лариса.
Ага, значит, была в курсе, что он для Оксаны всего лишь развлечение, временная игрушка. До той поры, пока на горизонте не замаячит более достойный кандидат. Все шло слишком хорошо, чтобы длиться слишком долго.
– Дэвид, кажется, тоже живет в Ванкувере? – уже ядовито поинтересовался он, не в силах положить трубку, и все еще на что-то надеясь, надеясь…
–Ну, перестань. При чем здесь Дэвид? Это, прежде всего, работа. Все мы вынуждены как-то зарабатывать себе на жизнь, – Лариса пыталась его утешить. – Мне тоже нелегко. Ты же знаешь, у меня здесь никого, кроме нее нет. Но это очень, очень хорошее место, такое не каждый день предлагают… Большие деньги. И перспектива роста.
Поколебавшись, добавила: ладно, если хочешь, запиши телефон.
Почему-то он не стал звонить сразу. Грызла обида. В конце концов, могла бы и сама все объяснить, а не исчезать вот так, не сказав ни слова и даже не попрощавшись. Все оттягивал – все еще надеялся в глубине души, что Оксана сама позвонит, что передумает, вернется или позовет его в этот чертов Ванкувер… Что все его дурные предчувствия всего лишь игра воображения. Но она не звонила.
Прошло несколько дней, и он сдался.
– Не обижайся. Ты хороший парень и ты мне нравишься. Но в этой стране свои правила и законы. Нельзя начинать семейную жизнь, не имея ничего. Сам знаешь, каково без работы и без денег. Дэвид считает, что мне крупно повезло…
– Дэвид? – он пытался произнести это как можно язвительнее.
– Он мне очень помог, – сухо ответила Оксана. – Когда рассматривались кандидатуры на эту позицию, он предложил меня. Хорошая работа в этой стране значит если не все, то очень многое. И никто на моем месте не стал бы упускать такую возможность.
Ее голос звучал так ясно, так отчетливо, что казалось, она находится где-то совсем рядом. Но она была далеко. На другом конце страны. Или мира. Уже в другой, чужой, жизни. Все кончено. Не будет больше прогулок по городу и поездок за город. Ничего больше не будет. И обедов, и субботних встреч в маленькой гостинице в китайском квартале тоже не будет.
У него перехватило горло.
– Ну, чего ты молчишь?
А что тут говорить, когда и без слов все ясно. Дэвид – ее босс. Один из самых главных в их фирме. Видел он однажды этого Дэвида, Оксана показала, когда он как-то встречал ее у офиса. Садился в спортивную машину. Длинный, тощий и бледный, как поганка. Похоже, высмотрел ее на какой-нибудь деловой встрече. Вероятно, живет в шикарном доме. А у него даже и канадского паспорта еще нет – только вид на жительство. И работа за восемь долларов в час. При этом он еще считал, что ему повезло! Господи, дурак-то какой! Посмотрим правде в глаза. Иммигрант, пусть и постоянно проживающий в Канаде, – вот кто он такой. Ни больше, ни меньше. Один из многочисленных белых рабов этой демократической, этой свободной страны. Все эти сказки о том, как разбогател бедный иммигрант, начинавший разносчиком газет, сказки и есть. Все эти лозунги о больших возможностях маленького человечка рассчитаны на идиотов. Которые летят в дальние страны, как бабочки на огонь. Может быть, кому-то из них и повезет, но большинство оседает на черных работах.
– Не сердись. Ну, вот такая уж я, бизнес-вумен, – она еще пыталась шутить. – Ну, не создана для борщей и пампушек. Серьезно, Вик – я должна работать, пока есть такая возможность. Должна. Мне не на кого рассчитывать. И маму надо поддержать. Я очень ждала этого повышения, я же тебе говорила. Только я думала, что меня оставят в Торонто.
Так и не услышав ответа, добавила:
– У тебя тоже все образуется.
Она ничего не сказала о том, что они могут продолжить свои отношения. Она не позвала его. А ведь он мог тоже переехать в Ванкувер. Ради нее он куда угодно готов был ехать. Но она сказала: у тебя тоже все образуется. У меня образовалось и у тебя образуется. Это прозвучало как «прощай».
«У тебя все образуется». Еще как образуется…
Он напился и пропустил свою смену в ресторане. Потом еще одну. И еще. Его, разумеется, уволили.
Деньги имеют свойство таять с непостижимой быстротой, стоит только зазеваться, остановить на мгновение бег в своем беличьем колесе. Если он не заплатит до понедельника за комнату, то самое лучшее, что его ждет – шелтер. Ночлежка, то есть. Говорят, относительно комфортное место, лучше, чем по подвалам ночевать или в ящиках под мостом. Но ночлежка – она ночлежка и есть, пусть даже с чистыми простынями и душем. Милость государства и сострадательного общества к падшим согражданам.
Он лежал на диване, разглядывая ободранные обои в углу комнаты.
Вот она, страна больших возможностей.
Зачем я здесь? И вообще з д е с ь, в этом мире? Какой смысл во всем этом барахтанье? Работа – дом, дом – работа… Ежедневная нудная, утомительная борьба за выживание. Зачем? Это и есть смысл моей драгоценной, единственной и никому не нужной жизни?
– Уволили? Ну, ты дурак, потерять такую работу!
На какой-то – пятый или десятый? – день его пьянства заехал Петр, парень, с которым он когда-то гнул трубы для пластиковых столов и стульев на мебельной фабрике, и с которым изредка перезванивался.
– А нельзя к шефу как-нибудь подкатить? – спросил он. – Покайся, придумай что-нибудь!
Виктор покачал головой.
– Поздно придумывать, ушел поезд.
– Понятно… Значит, давно пьешь.
Петр не хуже него знал, как это бывает. Наверняка, на место Виктора уже приняли быстрого и исполнительного китайца, готового ежеминутно кланяться и вкалывать за три доллара в час.
Достал из-под кровати бутылку с остатками виски и разлил поровну. Петр повертел стакан в руках.
– Не разбавляешь? – оглядел пустой стол, заваленный пустыми пакетами из-под чипсов и соленого арахиса. – И без закуски? Ладно. Как говорится, за тех, кто в море, в тюрьме и за границей!
Выпил, морщась, вытряс из пакета пару орешков, отправил в рот.
– Ну, и что теперь думаешь делать?
– Не знаю. – Действительно, что?
Петр покачал головой.
– Завязывай. Тут расслабляться нельзя. Будешь сидеть на вэлфере – никогда не поднимешься.
Это его любимая тема была – как найти свою золотую жилу. У каждого, рискнувшего пойти на авантюру под названием «эмиграция» или, как здесь говорили «иммиграция», свое кино в голове. У большинства – как выжить и наладить быт, у Петра – как разбогатеть. Он только об этом и говорил, только это его и волновало – как «подняться».
– А ты вот тут уже десять лет, и работаешь день и ночь. И что – высоко поднялся? – съязвил Виктор, угрюмо рассматривая пустую бутылку.
– На жизнь хватает, не жалуюсь. Больших денег пока не заработал, потому что просто еще не нашел свою…
– … золотую жилу.
Петр не обиделся.
– Пашку помнишь? Рыжего, с нами на фабрике работал, а потом в пекарне подручным? На днях узнаю, он эту пекарню выкупил! На булках поднялся! Сказал, что сейчас у него, в придачу к пекарне, еще и магазин – «Домашний хлеб» в Северном Йорке. Ссуду взял. Там у него одна баба из Полтавы здорово домашние пирожки печет. Еще двое ребят-москвичей на компьютерах выехали, тоже неплохие бабки делают. Офис в самом центре, представляешь, сколько там одна аренда стоит? А приехали – первое время зимой на вокзале ночевали, а весной в парке, когда погода позволяла. На скамейке спали и флагами родины, которые на сувениры привезли, укрывались… А еще Андрей с нами работал, помнишь, длинный такой? Мордой на американского актера похож… Ну, на этого, который в «Титанике» художника играл, как его? Так вот, у него сейчас своя музыкальная студия. Электронную музыку делает.
– Да кому, на хрен, нужна здесь его музыка! – грубо прервал Виктор. Его просто тошнило от всех этих сказочек. – Какая здесь культура? Здесь же никто ничем, кроме денег не интересуется.
– Не скажи, – Петр покачал головой. – На хороший товар везде есть спрос. Андрей уже, кажется, пару-тройку дисков сделал. По радио часто крутят. В Испанию и Германию на гастроли приглашают. Страна больших возможностей…
– Если бабки есть!
– Зря ты так настроен. В Канаде, всегда можно заработать, а если еще и найти свою нишу…
– Какая, к черту, ниша! Все давно забито. – Из него вдруг поперло то, о чем он и думать раньше не хотел. – Наша ниша – черные работы, на которых канадцы, чьи предки прикатили сюда первыми, надламываться не хотят! Или на тех пахать, кто успел урвать хороший кусок, когда нашу страну растаскивали, да потом сбежали сюда, чтобы дома этот кусок другие не отняли!
Он еще что-то бубнил, но Петр, казалось, уже не слушал. Прошелся, заглядывая в углы.
– Сколько за нору платишь?
– Пятьсот.
– Так себе нора. Тесная, без кондишина… Не хочешь перебраться ко мне?
– С чего это вдруг? – спросил Виктор с подозрением.
– Да сосед у меня съехал, с которым мы дом на пару снимали, – объяснил Петр. – Одному оплачивать дорого. И новое жилье искать не хочется. Пять лет в одном доме, привык. Понимаешь, он хотя и старый, но классный дом. От центра, конечно, далеко, зато это дом, а не комната, и платить, если на двоих, получается всего по четыреста баксов.
По четыреста – это хорошо. За целый дом – это очень-очень хорошо. Виктор это понимал. Тут и пьяный ежик бы понял. Только сейчас у него денег-то, можно сказать, почти нет.
– Не знаю, – пробормотал, мучительно соображая, по силам ли ему сейчас такое перемещение. – Надо подумать… Там же за первый и последний месяц надо сразу платить, а я… Я машину купил и вот… – он ткнул пальцем в угол, где громоздилась куча пустых бутылок и пивных банок.
Петру ничего объяснять не надо, он из понятливых. Сам такой.
– Этот месяц я уже оплатил. Отдашь, когда заработаешь. А, кстати, – вскинул брови, – и насчет работы могу узнать. Я сейчас на одной фабрике, деревообрабатывающей, в Сент-Катринсе. Час с езды от Торонто, но платят неплохо.
– Где это?
Петр объяснил.
– Далековато.
– Ну, чтоб не на машине, купишь проездной на поезд на полгода – дешевле будет. Работа того стоит. Десять-двенадцать баксов в час, в зависимости от цеха.
Десять баксов? Стоило подумать.
– А что делать-то? – вяло поинтересовался, внутренне уже на все соглашаясь.
В самом деле, какая разница, что делать? Платили бы нормально. А главное, надо стряхнуть с себя это состояние. Хватит с него глубоких чувств. Если разобраться, все это всего лишь игра гормонов. Основной инстинкт. Остальное – воображение. Яркую обертку, всю эту любовь, «романс» этот, – придумывают те козлы, что пишут слюнявые романы-истории и снимают сладкие фильмы. Работа у них такая – чтобы потом побольше бабла настричь… Этой жизни подходит только здоровый секс. Встретились – разбежались.
Дом и в самом деле оказался хорошим – три спальни, просторный бейсмент, где, помимо старой стиральной машины и сушилки в углу за перегородкой, на грязноватом сером ковре стояло два древних огромных дивана и большой телевизор. Ободрано все, запущено, но довольно уютно. Лужайка перед домом, а на заднем дворе незамысловатый садик, состоящий из раскидистого пеканового дерева и непонятных кустов. Виктор вспомнил роскошный цветник матери. Старый сад, где сейчас, в начале лета, набирает силу ранняя черешня и клубника. Тут таких роскошных садов и не бывает. Здесь никто не выращивает фруктовых деревьев у дома – зачем, когда все можно купить в супермаркете? И роскошных клумб не устраивают – расточительно тратить воду на полив экзотических цветов. Красивый букет всегда можно заказать все в том же супермаркете. Здесь в моде все больше ровно подстриженные лужайки, которые украшает какой-нибудь камень или статуя. Бэкярд, задний двор, то есть, здесь тоже без затей. Ну, у некоторых, кто побогаче, бассейны, а у их дома под пекановым деревом площадка, на которой, случалось, Петр устраивал барбекю.
На одном из таких барбекю Виктор и познакомился с Маргарет.
Маргарет жила рядом. Первое время он ее не встречал, да и никакие соседи его не интересовали. Видел только относительно новую «Тойоту» под навесом соседнего дома. Гаража, как и у них с Петром, у соседнего дома не было.
Потом как-то в субботу утром, когда он после тяжелой рабочей недели намеревался поспать подольше, его разбудил звук газонокосилки. Раздраженный, он выглянул в окно своей спальни и увидел соседку, стригущую свой газон. Нашла время, возмущенно подумал, закрывая окно. Поспать не удалось.
А еще через какое-то время, возвращаясь с работы, столкнулся с ней у кустов жимолости, она выгуливала толстенного кота, надев на него ошейник с длинным поводком. Наверное, боялась, что убежит. Он не мог сдержать улыбки – такое видел впервые, чтобы кот на поводке. Она тоже улыбнулась в ответ. После этого, встречаясь, всегда здоровался.
– Одинокая женщина, – проинформировал его Петр. – Работает в местной прачечной. Живет одна, ну, если не считать двух котов и собаки. Надо будет как-нибудь на барбекю пригласить. Будешь занимать ее разговором – вот тебе и языковая практика.
– Шутишь!
– Нет, серьезно, давай пригласим! – загорелся Петр. – Хватит тебе киснуть, ты же здоровый мужик.
У Петра появилась новая девушка, а потому он был великодушен и щедр, хотел, чтобы Виктор тоже не скучал. А может быть, просто хотел себя обезопасить, приводя в дом свою красивую продавщицу.
– Да ей, по видимости, давно за сорок, – отшутился Виктор. – Вся седая.
– Всего лишь сорок, – поправил Петр. – Приятная женщина в соку, ну, с ранней сединой. Между прочим, у брюнетов это часто бывает. Я вообще седеть начал в двадцать восемь лет. Подумаешь, немного старше тебя. Это сейчас даже модно, иметь такую подругу.
– Да мне, честно говоря, все равно, что здесь модно, а что нет.
Не стал углубляться в тему. Просто он не привык видеть на своих женщинах старые, вылинявшие футболки и драные штаны. Зина любила красивые вещи. А Оксана… Она вообще выглядела как топ-модель изглянцевого журнала.
Тем не менее, барбекю состоялось и после жареных сосисок и пива, а главное, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что Маргарет действительно выглядит неплохо. Гладкая кожа, голубые глаза. Вот только поговорить не получалось. Она была не очень разговорчива, а он стеснялся своего грубого акцента. Тем не менее, спросил, в какой прачечной она работает. Она ответила, что совсем недалеко от дома, на том их светская беседа в тот раз и закончилась.
После этого барбекю почему-то стал видеть ее чаще. Возможно, она больше возилась в своем садике. А может быть, он сам стал наблюдательнее, интерес появился. Утром выглядывал в маленькое окно спальни, стоит ли ее машина у дома. Возвращаясь с работы, видел иногда, как она выгуливает то кота, то собаку. Потом даже «расписание» этих прогулок вычислил. Коты выводились на длинном поводке по вторникам и субботам. Собака гуляла чаще – три раза в неделю. Была она белая, большая и толстая и издали больше походила на свинью, чем на собаку. Виктор вспомнил отцовского Бимку, который большую часть своей собачей жизни проводил на воздухе, гоняя кур на заднем дворе. Ел, что давали, и игрушек у него не водилось. Но вид у него был самый жизнерадостный и здоровый.
– Да, они тут своих «пэтс» лишними прогулками не балуют, – согласился Петр, когда он поделился своими наблюдениями. – Видел сколько тут магазинов и всякого добра для кошек, собак и прочих любимцев продается? Целая индустрия работает, колоссальные бабки на этом делают. А держат их взаперти, как пленников! Ты скажи, скажи своей Маргарет, что это бесчеловечно!
– С чего это она стала моей! – огрызнулся он в ответ.
Петр ухмыльнулся.
– А кто ведет регулярное наблюдение за соседним домом?
Как-то он помог ей постричь траву на лужайке. Она пригласила его на чашку кофе.
Дом внутри оказался не таким большим, как виделся снаружи. Гостиная с традиционной парой кресел и большим диваном переходила в крошечную столовую, где помещался всего лишь стол и несколько стульев. Маргарет пригласила его присесть и отправилась на кухню готовить кофе. Он устроился в одно из кресел. На маленьком столике лежало несколько альбомов с репродукциями. Он взял в руки один из них, сдул с него собачью шерсть и начал листать. Из кухни вышла собака, внимательно посмотрела на него. Надеюсь, ты не кусаешься, пробормотал он. Шумно дыша, собака осторожно подошла ближе, понюхала его колено и отвернулась – похоже, гость ее не заинтересовал. Не тявкнув даже для приличия, пыхтя, стала карабкаться на диван, где и растянулась с усталым видом. Ну и ну, действительно, раскормлена до невероятных размеров – таких он еще никогда не видел. Такой собачке не то, что укусить незнакомца – залаять не под силу.
– Она очень добрая, – сказала Маргарет, ставя на стол в столовой кофе и бутерброды.
– Я вижу, – ответил он.
Пригласил ее съездить в Наягра Фолз на выходных. Маргарет согласилась, но, как ему показалось, безо всякого удовольствия. Позже он понял, почему.
Оказалось, что когда-то она жила рядом с водопадом. Училась на каких-то курсах и подрабатывала там же – сажала цветы в Парке Королевы Виктории, который располагался на берегу Наягры прямо напротив американского водопада. Потом подрабатывала лифтером, поднимала группы туристов на верхнюю палубу обзорной башни Скайлон Тауэр, а еще позднее – официанткой в одном из ресторанов около водопада. Для нее Ниагара не была ни волшебством, ни праздником. Это было место работы, зарабатывания денег. Обыденность, одним словом. Ей не нравился шум падающей воды, все эти мощные децибелы, слышимые за километры от Наягра-Фолз.
Они стали встречаться – обычно пару раз в неделю по вечерам. Он попытался нарушить этот странный режим, придя как-то во внеурочное время, но Маргарет не впустила, сославшись на то, что завтра у нее трудный день – предстояла какая-то поездка.
Она умела держать дистанцию, хотя была всегда спокойна и немногословна. Она не походила ни на одну из женщин, с которыми он имел дело раньше.
– Никогда не знаешь, о чем с ней говорить. Не знаешь, что у нее на уме, о чем она думает, – пожаловался он как-то.
– Да ни о чем особенном, – ответил Петр. – Так же, как и ты – о счетах, о том, чтобы с работы не вылететь, где что подешевле купить, да какому ветеринару своих «пэтс» показать. Ну, о тебе еще, может быть, думает, ближе к вечеру или по выходным, – пошутил.
Но Виктору было не до шуток. Он хотел понять, нужна ли действительно ему эта Маргарет, и насколько нужна. И вообще, что с ним происходит, хотел большей ясности в этой путаной жизни.
– Мы больше года встречаемся, а каждый раз мне кажется, что я вижу ее впервые. Никогда ничего не рассказывает ни о работе, ни о себе. Весь разговор: How are you? I am fine, and you? Прям из учебника пятого класса. Я о ней и не знаю ничего.
– А на фига знать-то? Нашел бабу и радуйся. Ты же жениться на ней не собираешься?
– Надо же когда-нибудь… Уже под сорок.
Петр покачал головой.
– Только не на местной, не на канадке. Сколько с ними не встречался – все не то. Менталитет другой. Все на расчете построено. По-моему, у них вместо сердца калькулятор, а в глазах, когда она на что-нибудь смотрит, цифры мелькают. Взглянет, и уже просчитала, сколько ты зарабатываешь и что имеешь… кроме детородного органа. Для женитьбы надо нашу девушку искать. Тут даже не в красоте дело, хотя это, конечно, тоже немаловажно… Наши хотя и крикливее бывают, а все равно – добрее. А если с любовью не получится, так хотя бы язык один и борщи почти все готовить умеют.
Конечно, Виктор соглашался, действительно – лучше наших девушек нет. Но только где их взять в этой стране? Столько вокруг одиноких парней, которые и моложе, и выглядят лучше, чем он, и зарабатывают больше. И потом, если разобраться, «наши» девушки, особенно те, кто сумел вырваться на канадские просторы в относительно юном возрасте, тоже отлично умеют считать. И предпочитают канадцев с тугими кошельками. И деньги любят тратить не хуже канадских гёлз. Дело не в национальности…
Петру повезло – он встретил Надю (хотя неизвестно еще, чем у них дело кончится). Она из Томска. Насмотрелась фильмов про красивую жизнь и отправилась в Мурманск, буфетчицей на корабль устраиваться. В первом же порту сошла на берег и домой не вернулась. Сияет теперь обворожительной улыбкой налево и направо, как какая-нибудь кинозвезда, убеждая потенциальных покупательниц, что в магазине «Аврора» лучшие кофточки в Торонто.
А у Виктора, вот, на данный момент, на жизненном пути оказалась только местная Маргарет. Что, если поразмыслить, в общем-то, тоже не так уж плохо. В ней много положительного. Немногословна, без претензий, особых развлечений не требует. Обычно пару раз в неделю они обедают в каком-нибудь ресторане. Чаще – в китайском. У нее есть излюбленные места, где ее знают. Иногда они вместе отправляются в огромный молл – супермаркет, или по маленьким магазинам бродят, рассматривая товары. Редко что-нибудь покупают. Но если такое случается, за свои покупки она всегда платит сама. Опять же, живет рядом, не надо ездить куда-то. Не женщина – сплошная экономия. Чего еще желать на сегодняшний день?
Иногда, правда, думал: может ей помаду подарить? И почему бы ей, и в самом деле, волосы не покрасить?
В одну из суббот, в процессе очередного шопинга, он вдруг купил лопату и несколько саженцев плодовых деревьев. А потом и небольшую садовую статую писающего мальчика зачем-то прихватил. Проходил случайно через отдел причиндалов для садоводства, да вдруг и застрял в нем, рассматривая многочисленные приспособления, облегчающие труд садоводов-огородников.
– Ты что, с ума сошел? – вытаращил глаза Петр, разглядывая его приобретения. – На кой черт все это? С чего это ты вдруг решил благоустраиваться? И дом-то не наш!
– Ты сам говорил, что хозяин будет счастлив его продать.
– Да, уговаривал меня купить эту развалину. Только зачем? Ну, не знаю, не знаю… – Петр покачал головой. – Надя хочет, чтобы мы сняли жилье ближе к центру. Ей отсюда ездить на работу неудобно, я сам каждый день утром по часу в дорожных пробках стою. Вдруг и ты надумаешь съехать? Для кого тогда эти дерева? Понял! Это ты для Маргарет купил! И правильно, у нее участок большой, не только на сад, а еще и на огород места хватит. Вместо того чтобы котов выгуливать, – Петр рассмеялся, – пусть на продажу помидоры и репу выращивает!
А Виктор и сам не знал, что это вдруг на него накатило, и с какой стати, в самом деле, он все это приволок.
– Осень, – отшутился. – Время сажать деревья.
И тут же решил, что как только Петр уйдет, он выкупит этот дом. Дом старый, в непрестижном районе, обойдется, по меркам Торонто, недорого. Хозяин не дурак, чтобы терять, может быть, единственного реального покупателя, сбросит цену. Рад будет сбыть это старье. Виктор же постепенно дом отремонтирует, теперь он может любую развалюху привести в порядок не хуже какой-нибудь строительной фирмы. Канадская стройка, на которой он достаточно попотел, – хорошая школа.
Стройка – вот его канадские университеты. Не раз и не два он шел туда, работал, как вол, бросал ее и снова возвращался. Там относительно неплохо платили наличкой. Чтобы попасть туда, не требовалось никаких резюме, там не спрашивали рекомендательных писем, не спрашивали, кто ты и откуда. Кого там он только не встречал. Просто поразительные люди попадались. С некоторыми он до сих пор поддерживает хорошие отношения. Не то, чтобы они встречаются часто, этого нет, они-то и перезваниваются изредка, ненадоедливо. Здесь люди ценят и свое и чужое время. Вот недавно случайно в метро с Музыкантом встретился. Как дела? Нормально. У тебя как? Да так себе. При церкви, в хоре пою, с детьми занимаюсь. В хоре поет. А какая личность! Консерваторию окончил, лауреат каких-то там конкурсов, бывший преподаватель музучилища. А пахал на стройке с ними наравне, долбал стены, не боясь испортить своих музыкальных пальцев. Смеялся, зачем они мне, мне здесь концертов не давать, здесь в Канаде и оркестров-то классных нет, так, раз-два и обчелся. Немузыкальный народ.
Еще Старик был – колоритная фигура. Он там, на стройке, наверное, дольше всех держался. Может быть, до сих пор работает. С ним Виктор контактов не поддерживает. Вначале его даже боялся – как рявкнет басом, да обложит трехэтажным, если что не так. Он, Виктор, только пришел, ясное дело, еще не особенно разбирался, что и как. Однажды плитку на цемент начал класть, а там это ни-ни, только на гипс. Не понял, когда ему это сказали, не владел еще всей этой терминологией на английском. Хорошо Старик вовремя увидел, и, матерясь, начал сдирать то, что он, Виктор, наваял… Выгонят тебя к такой-то матери, орал страшным голосом. А потом сидели в перерыве на ланч, Виктор все еще трясся от пережитого, бутерброд в горло не лез, переживал, что работы мог лишиться, ну, не хотелось посреди зимы работу терять, тем более, за квартиру надо было платить немедленно. Сидел в углу, от стресса отходил. А тут опять Старик, грозно так, а ну иди сюда! Сердце у Виктора екнуло – еще что-то не так! Он подошел, внутренне уже смиряясь, что выгонят. Храбрясь, ну, выгонят, ну и хрен с ней, со стройкой! Адская работа, пыльная, никакие респираторы не помогают, он уже кашлять начал, так и до туберкулеза недалеко… Чего еще, спросил. И никак врубиться не мог, что это ему Старик протягивает. Ешь, говорит. Огромный шмат копченого мяса отрубил. Тут, говорит, на твоих бутербродиках долго не протянуть, работа такая, что есть надо хорошо. Он и ел, еле-еле дожевал это соленющее мясо, давясь и шмыгая носом. Пыль там везде ядовитая… Да, все они там на стройке как одна семья были, тяжелый труд всех равнял и сплачивал. Вроде семьи была эта стройка. По пятнадцать-шестнадцать часов с раннего утра до позднего вечера. Фул-тайм, что называется. Одни и те же морды вокруг целый день. Присмотрелись к друг другу за два года. Работа сплачивала, общение поддерживало, они как бы круговую оборону держали перед враждебным, отторгающим, не признающим их полулегального существования, миром…
Да, так он и сделает. Возьмет ссуду, хотя это и противоречит его принципу – никогда ничего ни у кого не одалживать. Он не из тех, кто хватает кредиты, по которым платить проценты всю жизнь. Но в данном случае он сделает исключение – возьмет ссуду, чтобы выкупить дом. Теперь он может себе это позволить, поскольку зарабатывает неплохо. Есть и сбережения, поскольку научился жить осторожно, с оглядкой на завтрашний день. Научился обходиться малым, не тратить лишнего.
После нескольких лет на подсобных, грязных работах на фабрике, неожиданно для себя очутился на должности механика. Почти по специальности – вся техника столярного цеха под его контролем. Он действительно грамотный инженер и, приглядевшись к нему, управляющий со временем оценил и его образование, и способности и умелые руки. И то, что Виктор за все время работы ни одной смены не пропустил, и без отпусков не один год.
Далековато, конечно, от работы живет, много времени сжирает дорога. Утомляют эти поездки, особенно зимой. День за днем, туда – сюда. Но и переселяться ближе к фабрике никакого желания, Торонто – это Торонто! Привык к этому городу. Да и к дому, в котором прожил столько лет, тоже. Пусть он не в лучшем районе, пусть не такой, о каком мечталось, но уже как свой.
Вечером, когда Петр уехал к Наде, Виктор начал копать ямы для саженцев. Утоптанная земля подавалась нелегко, но ему нравилось махать найденной в хозяйском сарае мотыгой, преодолевать сопротивление почвы лопатой. Посадку закончил, когда совсем стемнело. Свернул поливочный шланг, накинул куртку, чтобы не переохладиться, и присел на складной стул отдохнуть. На улице было так хорошо, что не хотелось заходить в дом. Запрокинув голову, долго смотрел на звезды.
Но ведь чудо все-таки было, было!
Ведь попал он со своим просроченным билетом на самолет! Никто не остановил его, никто даже не заметил, что билет был на тринадцатое! Почему? Судьба вела, Бог помог… Значит, зачем-то нужно было, чтобы он оказался здесь, в Канаде, есть некий смысл во всем происходящем.
И вдруг – через столько лет! – сверкнула молния, и ударил гром. И открылась простая истина давнего чуда. И эта истина была почти абсолютной: чудес не бывает. Тринадцать и пятнадцать – эти цифры так похожи… особенно если написаны корявым почерком. Вместо тринадцатого, он прилетел пятнадцатого.
Впрочем, теперь это не имело никакого значения.
Последние комментарии
3 часов 45 минут назад
19 часов 49 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
3 дней 11 часов назад
3 дней 15 часов назад