Потребность писать [Владлен Лядский] (fb2) читать онлайн

Владлен Лядский Потребность писать

Предисловие

Почему я вообще взялся за этот текст?

Очень просто – на меня напали буквы. Я только-только закончил свою этапную работу и пребывал в вынужденной растерянности. Пока книга отлежится, пока пойдут первые отзывы… в общем, дело небыстрое. А потребность-то осталась – по причине привычки выделять туда энергию.

И прямо с утра меня плотно обступают слова. А между ними бегает блестящая и светящаяся идея – написать о том, как писать книги. Сопротивляться вдохновению вредно для здоровья, и я двинулся по потоку, время от времени останавливаясь – чтобы открыть записную книжку и записать опорный момент.

Но природу не обманешь. И через пару дней с совершенно левого борта до меня подтягивается знакомый человечек. У него приступ творчества к празднику. И ему срочно нужен толковый совет о письменности.

И смотрю я на его совершенно возмутительный текст и думаю, как бы потактичней отозваться, чтобы и против правды не погрешить, на личности не перейти, творчалку ему не отломать и свой критический глаз не мылить сверх положенного.

На самом деле – вполне себе обычная задача.

Ну отработал по формальным признакам, правки отослал и забыл. Всё, можно жить дальше. Ан нет, из него дальше прёт творческая пена. Выливать на такой простодушный энтузиазм ведро холодной воды было бы непедагогично. И я задумался – а не совместить ли полезное с ещё более полезным? Окажу ему посильную помощь на правах старшего опытного товарища, а чтобы материал не пропадал зря – совмещу с уже записанным.

Сейчас он пока делает самые первые шаги. И я не уверен, что он сможет пройти до конца этот курс молодого бойца. Но как говаривал товарищ Гоблин – будем посмотреть.

Предупрежу сразу – я не матёрый мэтр, у которого своих книг уже большая полка. У меня текста наберётся максимум на высокую стопку, из которой половину не тематическому читателю показывать не стоит. И потому я ещё не забыл – как оно там, в самом начале, когда «Привет, мир» уже сказано, а мастерство даже близко не старается наступить. И за прошедшие… ой, лет так двенадцать, кое-что о выращивании писателя в себе я тоже понял.

Чем и хочу теперь поделиться.

Ещё три момента и перейдём уже к сути.

Первое. Я часто цитирую фразы, подходящие к месту. Но отнюдь не всегда помню их авторов. И мне хронически лень проверять, кто, где и что первым сказал – ибо не литературовед. Так что эта книга может оказаться почти чистым и невольным плагиатом. Мне лично – без разницы. Докапываться до первоисточников – дело филологов. Моё дело – складно складывать слова в предложения и по возможности не съезжать с темы.

А я это дело люблю.

Второе – буду обращаться к тебе на «ты». Если уж ты взялся это читать – наверно, оно тебе надо. Значит, ты в положении неофита, а я в положении малость хулиганистого посвящённого.

Ну и третье – здесь нет никаких намёков и двойных днов. Меня и так часто понимают неправильно, так что если я что и сказал – это я и имею в виду. И не надо экстраполировать.

Ах да, ещё – это не истина в последней инстанции. Я могу рассказать только то, что известно мне. Ну и ещё на что-то случайно намекнуть. Не более.

Часть 1. Курс молодого бойца

Брифинг и медосмотр

Потребность писать. Класть прихотливую строчку на чистый лист. Творить и конструировать, жечь сердца глаголом и инженерить души человеческие. Такое желание хотя бы раз посещало почти каждого человека.

Это заложено в наш биологический вид. Обобщать жизненный опыт, облекать его в усвояемую оболочку, а иногда, всплывая над реальностью, предсказывать будущее и создавать принципиально новые вселенные, в которых будут радостно плескаться таланты попроще.

Кто-то попадает в эту среду после детского сада, кто-то приходит в поисках заработка. На кого-то, вроде меня, это падает как кувалда, успешно оттесняя другие интересы в жизни. И сидит прочнее занозы, терпеливо дожидаясь своего часа.

И тут хорошо задать бы вопрос – человече, а ты вообще понимаешь, во что ты хочешь ввязаться? Это не будет просто, это не будет быстро, это будет изрядно разочаровывающе.

Иногда это даже может быть больно – хотя бы потому, что не всем прототипам нравятся, как их отражают в тексте. Это не принесёт тебе большой славы и денег. Единственный бонус – в случае успеха удастся вписать себя в историю, пусть и совсем мелкими буквами.

Так о тебе вспомнят хотя бы литературоведы из будущего.

Но есть ещё одна проблема – писатель – это не профессия. Это состояние души. Нельзя просто так взять, отучиться в школе юных поэтов, поступить в институт молодых творчеств, после чего защитить работу на тему «влияние роковых женщин на вдохновение у писателей старше тридцати» и получить яркие корочки «податель сего есть великий писатель Земли Русской».

Так это не работает.

Нет, есть учебно-литературные заведения, где ты можешь обучиться ряду полезных и важных навыков, наделать много практических работ, получить качественный взгляд со стороны и всё такое. Но писателем это тебя не сделает.

Писательство – это способ обобщения имеющегося творческого наследия для передачи неблагодарным современникам и ещё более неблагодарным потомкам. А сидя ровно в мягком кресле перед монитором, камином или письменным столом, дома, в кабинете или аудитории ты наживёшь себе только геморрой. За впечатлениями надо выходить наружу, искать, трудиться, переживать и даже рисковать жизнью. А значит, надо было иметь занимательное детство и юность, да и сейчас быть морально готовым выйти из зоны комфорта искать себе сложностей в жизни и… – ну что найдёшь, то твоим материалом и будет.

Проще всего, конечно, хронисту (или хроникёру – не помню, как правильно). Сочинять ничего не надо, придумывать ничего не надо, слова подбирать тоже не обязательно. Пиши, что вокруг происходит в связном виде, не греша против правды – и отлично. Ходи себе спокойно по улицам, читай газеты, заглядывай в эти ваши интернеты – и компактно записывай на манер дневника. Сложностей немного, но и шансов на читателя у тебя два с половиной на миллион.

Хочешь признания – изволь потрудиться.

Певец должен вчувствоваться в свою песню, актёр – вживаться в свою роль. А тебе придётся взять на себя сложную задачу вчувствоваться, вживаться и проживать жизнь за многих персонажей. Конструировать для них вселенные, выстраивать сюжет и переплетать линии судьбы причудливейшим образом.

И быть готовым, что твои ухищрения со свистом пролетят мимо читателя.

Тебе предстоит долго и старательно подбирать, шлифовать, затачивать и смазывать свой творческий инструментарий. Искать слова, выдумывать метафоры, конструировать ключевые фразы и разбрасывать смысловые крючки по углам.

Есть, конечно, шанс, что ты уродился той крайне редкой породой, что может творить прекрасные вещи, не задумываясь, ибо вложено это в тебя природой. И фамилия твоя достойна стоять неподалёку от Рафаэля и Есенина.

Ну или хотя бы Васи Ложкина.

Но это, скорее всего, не так. Для подавляющего большинства проникновенный текст – плод немалых усилий и что самое обидное – немалого времени. Почти невозможно стать хорошим молодым писателем.

Исключения крайне редки.

А как же Аркадий Гайдар или Николай Островский? Ну не надо. Ознакомься с их биографиями поплотнее, и ты не согласишься меняться с ними местами для того, чтобы стать культовым советским писателем. Да и не каждому достаётся возможность жить в эпоху гражданской войны. И потом ещё остаться в силах это правильно переработать.

И даже пройдя сквозь все эти сложности, вполне может оказаться, что читатель тебя не воспринимает.

В упор.

А это могучий и подлый удар, от которого ломаются даже уверенные в себе. Причин для этого может быть масса.

Например, текст оказался плохим или в нём было слишком много (или слишком мало) ярких и новых идей. Хотя ты готов отдать всю нижнюю челюсть (чужую) за то, что текст прост и ясен как слеза младенца, а его доступность сравнима с прописями. Может, это и так. Но есть нюанс…

В первую очередь в нашей неинтересности виноват забавный парадокс: писатель всегда находится в более выгодной позиции, чем читатель.

Читатель из нашего текста знает только буквы, немного больше фразы и словосочетания. Что он там из него себе навоображает – ещё большой вопрос. Писатель же знает всю историю, со всеми боковыми её ответвлениями, черновиками, альтернативными сценариями и потаёнными причинами. Для него раскрыты все умолчания. Чаще всего он даже знает ответ на вопросы, которые стоят в тексте.

Он вырастил в себе это дерево и чувства его могут разделить лишь самые двинутые фэны, которые могут прорастить в себе этот росток в ту же икебану, который создал в себе он. Но тут уже писателю легче, чем им. Он его вырастил, пересадил в книгу и всё. Как говорил Бараш – «я своё отстрадал».

Внутри остаётся ощущение пустоты и дырки в ментальности, куда сыплется всякий смысловой мусор. Со временем она затягивается и можно уже как-то жить дальше. Фэны же продолжают ходить с этим деревом в менталитете, зацепляя кроной прохожих на улицах.

Что это? Правильно, метафора.

Это я всё к тому, что слишком слабонервные, нетерпеливые и легковпечатлительные в ремесле не приживаются. По одной простой причине – нельзя просто так взять и проснуться писателем. К этому надо придти. А по дороге ещё и работать над собой и своим стилем.

Ещё одна причина этим не заниматься – решения. Есть такой анекдот:

«Приходит человек к психологу и говорит:

– Доктор, у меня проблема. Я работаю сортировщиком апельсинов. Их нужно разделять на три вида – большие, средние и маленькие.

– И в чём проблема? – спрашивает доктор.

– Мне каждый день приходится принимать решения, решения, решения!»

И тебе, как писателю, тоже придётся принимать решения. На левой или на правой щеке у героя будет шрам? Будет ли шрам вообще? Повлияет ли это на дальнейший сюжет и если да – то как? Нужно ли разворачивать эпизод про то, как герой прошёл по улице или можно отделаться одной строчкой «Светило солнце. Щурясь на него, Арсений прошёл все три квартала». И действительно ли героя нужно называть Арсением? Или пусть дальше живёт Мурзиком?

Кто-то скажет, что это всё загоны на ровном месте и настоящий писатель определяет это на автомате. Отчасти это правда. Но решения всё равно принимать надо. И это сильно утомляет. Потому что чем детальней и вдумчивей ты работаешь над ситуацией, тем большее значение приобретают мелочи. И вот тут решения надо принимать пачками. Особенно если воображение нагло дрыхнет, и его приходится заменять конструированием и подбором.

А чтобы жизнь совсем мёдом не казалась, напомню об наших эффективных конкурентах – музыкантах, игроделах и блохерах. Порог входа туда существенно ниже, хотя и процент тех, кто достиг успеха, тоже очень невелик. К тому же музыканты могут переиначивать старые мелодии, игроделы – перепаивать старые механики, а блохеры снимать реакции и диссы на всё это безобразие. А нам извольте напрягаться и выдавать высокий процент антиплагиата – как формального, так и реального.

Потому что фильмы, ролики, игры или музыка оставляют гораздо меньше пространство для фантазии. Нет, не той, которая от вдохновения. Та, которая заставляет домысливать и достраивать. В этом мы стоим в куда более неудобной позиции, чем остальные творцы.

Тогда зачем вообще городить весь огород, если читатель всегда будет воспринимать твой впечатлений гораздо беднее, кривее, ленивее и хуже, чем это сделал ты? На то есть две причины.

Технологии развиваются и возможно, со временем, будет изобретена аппаратура, позволяющая передавать сложные мысленные построения во всём оттеночном многообразии. И вот тут мы вдосталь отыграемся на художниках, осветителях и режиссёрах-постановщиках. Потому что мы это всё плюс сценарист и цензор.

Они и рядом не валялись с нашей мультифункциональностью и универсальностью.

Но это будет сильно когда-то. А до тех пор считай себя мобилизованным тащить флаг культуры, чтобы потомки не занимались мыслепередачами типа «ем яичницу пальцами» и «как мы сегодня славно потрахались».

А они скатятся. Они это дело любят. Чуть отвернёшься – а они уже опять простейшие реакции демонстрируют. Впрочем, мы этим тоже грешим. Но художников оценивают по лучшим работам, а мир делится отнюдь не только на добро и зло. Но ещё и на хаос.

Но это тоже не по теме.

Так вот, кроме обязанности по обороне культуры от Харламова и ему подобных есть ещё один довод занятий писательством. Это весьма элитное хобби, которое по карману почти всем (в отличие от гольфа и тенниса), но вот минимальный порог ума здесь весьма высок. И если ты можешь позволить себе этим заниматься с результатом чуть лучше, чем у графоманов – можешь смело вешать себе на грудь значок «интересный и неординарный человек с богатым внутренним миром».

А теперь обратно к минусам.

Творчество – штука неблагодарная. Делать ставку только на неё – так же опрометчиво, как и в казино поставить всё на зеро.

Особенно если оно только что выпало.

Поэтому, хочешь ты того или нет, придётся иметь ещё какую-то профессию. И жить ей. Или какой-то другой. Писатель вообще существо многоцелевое. Ещё он должен быть многоповидавшим, многопережившим, иметь не один зарубцевавшийся шрам на сердце…

Что это? Правильно, приступ романтики.

Писатель отнюдь не обязан жить на свои гонорары. Для его творчества будет даже лучше, если их не будет вообще. Тогда его талант не будет загрязнён практическим применением и будет служить лишь высшему искусству.

Наверное. А может, нет. Писательство – вещь вообще странная. Твоё мнение может изменяться несколько раз буквально за несколько минут. Причём на вопросы судьбоносного характера.

А ещё может, что выстраивая цепь доводов для аргумента, ты вдруг с удивлением окажешься по другую сторону баррикад. И если для тебя это просто интересная неожиданность, произведение может этого потрясения и не выдержать.

Главное, чтобы эта борьба не выплёскивалась на страницы. Читателю совершенно необязательно разбираться в подоплёках нашей внутренней кухни. Как и любая другая пищевая промышленность, для свежего человека она малоприглядна.

Зато у тебя куда меньше шансов страдать в старости от Альцгеймера. И к сединам ты будешь иметь развитый навык сочинять, рассказывать и пересказывать внукам и правнукам интересные истории, которые они никогда не найдут в Сети. Поверь, это не так бесполезно, как кажется на первый взгляд.

Человек, умеющий сложить два слова письменно, эффективнее проходит сквозь процесс обучения и легче обучается слову устному. То есть какой-никакой, а навык коммуникации у тебя есть/быть/будет.

А это помогает в жизни.

Чуть не забыл. Ещё писательство даёт чувство интеллектуального торжества – самого редкого из всех разрешённых наслаждений. И это наслаждение со временем ничуть не ослабевает.

И если ты до сих пор не закрыл эту книгу и не сбежал, учти – я тебя предупредил.

Общие наставления

В основе любого писательства лежит какая-то проблема. Если нет проблем – тогда зачем вообще лишний раз людей теребить? Сиди в своём обустроенном мирке и не булькай.

Писатель в своём тексте (да, я не люблю слово «книга», потому как не отражает) отнюдь не решает эту проблему. Книга вообще проблем не решает. Она может служить рецептом, катализатором, руководством к действию. Но не решением. Решение – это процесс, а книга – форма материи.

Тогда зачем вообще писать? У, брат, когда Максим Горький взялся разбираться – а почему прототипы его героев живут в своих свинцовых мерзостях жизни, он пришёл к ужасающему выводу – они просто не знают, что можно жить как-то по-другому.

Вот это и есть наша общая задача – показать, что можно жить по-другому.

Логичный читатель скажет – но чтобы показать, что можно жить по-другому, наверное, сначала стоит показать, как живётся сейчас? Не это ли первостепенная задача писательства?

Молодец, правильно, садись, пять.

Это важная, но всё-таки подзадача. Смысл всё время говорить людям о том, что они живут плохо и неподходяще? Чтобы они жили ещё хуже? Конечно, сейчас тебе так может и не казаться, но произведения – это всё-таки вектор, куда-то ведущих воспринявших его людей.

Даже если это несерьёзная художественность.

И ты, возможный будущий писатель – создатель этого вектора. И если ты задаёшь общеотрицательный вектор, то не удивляйся, что в твоих читателях повышенный процент людей с суицидальными наклонностями.

Конечно, если создать сильноотрицательное произведение, в котором красной нитью проложена мысль «так жить нельзя!», найдутся немногочисленные личности, которые зададутся этим вопросом и возможно, даже на него ответят.

Возможно, даже с практическим эффектом.

Но что с остальными, которые так мощно думать не умеют? Они погрузятся в ещё большее уныние от общей безнадёжности. Ты же не сказал, как выглядит это «иначе», в котором жить можно.

Зато негатива хоть ведром черпай.

Мысль непростая, но и мы редко так глубоко плаваем. Просто помни, садясь писать – что ты ищешь подходы к какой-то проблеме, а не просто бумагу мараешь (даже если она на экране монитора).

Потому как писание без причины – признак графончины.

Ладно, над этим ты подумаешь на досуге. Сейчас к более приземлённым вещам.

Не открою Америку, если скажу, что начинающему писателю нужно много читать. Много читать. Очень много! И не копипосту в Интернете, а книги отобранных временем авторов. Разноплановые, разновременные и разножанровые.

Чукча не читатель, чукча писатель? Он – да, ты – нет. Ему можно, тебе нельзя. Национальную разнарядку на писателей нынче отменили и теперь нужно куда больше пыхтеть, чтобы тебя заметили.

Не говоря уже о такой вещи, как саморазвитие.

Так что придётся всё-таки читать. Не бойся, это не так страшно, как кажется. Со временем – привыкнешь. И возможно, что даже пристрастишься.

Это нужно хотя бы, чтобы заиметь привычку правильно расставлять слова по местам, а запятые – по тексту. Большей частью они – лишь инструмент демонстрации твоих грамматических познаний. Но иногда их расстановка очень важна для влияющих штрихов. Как щедрая щепотка кумина в фарш для чебуреков. Можно и без неё, но с ней чебурек заиграет новыми красками.

А если ты хочешь, чтобы твою стряпню потребляли, изволь готовить вкусно и по возможности – оригинально.

У тебя много конкурентов, использующих нечестные приёмы и берущих тебя подавляющим числом. Так что будь готов жить в условиях вечного давления фаст-фуда, ролльно-пиццевых курьеров и «Магнита» шаговой доступности.

Но и на твоё крафтовое пиво можно будет найти потребителя. Главное, чтобы оно действительно было ярким и богатым на вкусовые ощущения.

Всеобщая грамотность, распространение Интернета и гаджетов к нему вызвала из небытия множество пустомелей и хайпожоров. Они занимают наше жизненное пространство, плавают мелко, а информационного мусора производят неоправданно много.

Несколько раньше это постигло фотографов, когда появились цифровые мыльницы и приличные камеры на телефоне. Посредственность попыталась подвинуть искусство. Пострадала от этого в первую очередь сама посредственность.

Потому как трудно подвинуть то, что находится в другой плоскости от тебя.

Но всё равно это не решает вопроса. Спроси себя – какова ценность сделанного сегодня селфи? Для чего нужен видеоотчёт о прошедших праздниках на шашлыках? Для чего нужно обновлять статус в соцсети?

А они же все… – скажешь ты.

Что? Что?! ЧТО?!! Запомни, дитятко: ты – это не они все. Писатель не имеет права кивать на толпу. Толпе можно делать глупости, не задумываться о последствиях и матюкаться через слово. Это их крохотные привилегии. Поделённые на каждого отдельного участника и дающие в итоге мизер на тузах. Ты же обязан взять куш даже при беспородной швали на руках.

Ты же за себя отвечаешь. Ты себя осмысляешь. Если ты делаешь глупости – потом ты делаешь из них выводы. Потому как если ты этого не делаешь – то какой ты, к лешему, писатель?

Правильно, никакой. А таких и так пруд пруди.

Ладно, что-то я разошёлся. Запомни:

Слово – это твой инструмент. А инструмент нужно: а) иметь, б) беречь, в) использовать по назначению.

Если ширкать напильником об напильник, будет много ярких искр. Но напильники от этого быстро придут в негодность.

Это будет и с тобой, только с той разницей, что у тебя запас напильников строго ограничен. И что самое противное – их точного количества ты не знаешь. Может, хоть год непрерывно уширкивайся, а может, тебе только один предназначен. Как и ключ на 13.

Зато сразу пять токарных станков.

Я это всё к чему – слово надо взвешивать. И думать, куда его лучше всего будет уложить. Это как огромная, на десятки тысяч элементов, смальтовая мозаика. Набор деталей ты определяешь сам, конечную картину – тоже, а общее воздействие на зрителя зависит от твоего мастерства, таланта, аудитории и времени.

И если ты разменялся на дешёвое сырьё необструганных слов, не удивляйся, что место твоему тексту – на полке в выставке «наши руки не для скуки». Да-да, езда на неподкованном таланте быстро выматывает и загоняет лошадь. Кто? Правильно, ты этого не знаешь, это малоизвестная древность. Борис Штерн, «Записки динозавра».

Что, страшно? Ничего, со временем привыкнешь. Тут глаза боятся, а руки – откуда сам вырастишь. От тебя зависит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Идём дальше.

Чувство слова – непременный атрибут настоящего писателя.

Ну а как ты хотел? Если сапожник ходит в просящих каши башмаках, то к нему возникает много вопросов. А если автомеханик не может полдня завести свою ласточку – это тоже кое о чём говорит. Устно косноязычный (если, конечно, это не результат травмы) писатель – наверняка плохой писатель.

Конечно, письменное слово идёт более гладко, чем устное. Его ловить не надо, оно уже тут, на бумаге сидит и не чирикает. Его можно перечитать и раз, и два, прочесать мелким гребнем, разложить по полочкам и особо компактно упаковать.

Зато к устной речи требований меньше. В любом случае, порой полезно остановиться и подумать – а это ли слово нужно к этому месту, или всё-таки поискать ему синоним. Или вообще перестроить всю фразу, потому что по ней взгляд едет как по ржавой тёрке.

Мерзость. Не представляй.

Давай о другом. А это у нас Станиславский и его сверхзадачи. Ещё раз не открою Америку, если скажу, что самые пробирающие произведения пишутся в периоды великих потрясений. Так что если у тебя не получается склепать шедевр – это не так страшно. Возможно, что просто время нынче такое спокойное.

Ну или ты не там ходишь.

А всё почему? Потому что писатель, когда пишет, исполняет социальный заказ. Он может его осознавать, не осознавать, отрицать или искать. Более того, он даже может его сам себе формировать.

Где тут проходит грань между самоубеждением, влиянием рынка и ноосферой, я не скажу. Просто есть социальный заказ и всё. Без него у тебя не особо задастся – потому что тебя никто толком не поддерживает.А на чистом любопытстве и писчем спазме далеко не уплывёшь.

Конечно, высший шик – это когда ты начинаешь ловить сигнал из ноосферы, и твои письменные предсказания начинают сбываться, пусть и с недохлёстом. Но это мало кому выпадает. Да и небезопасно это – быть пророком в своём отечестве.

Так что не удручайся, если не получается проникновенно до самых печёнок. Самая выразительная книга, которую я читал, занимает едва тридцать страниц, является результатом наблюдений всей жизни и стоила автору её остатка.

Мы размениваем свежесть впечатления на мастерство сложения слов и качество передачи чувства. Мы меняем потенциал и тепловую энергию души на кинетику слов. И в общем, ничем радикально от тех же учёных не отличаемся.

Те же граммы добычи – годы труды. Кто? Правильно, Маяковский.

Да, к слову о птичках.

Не прессуй читателя.

Все эти вызовы прогрессивной молодёжи ретроградному и прогнившему обществу, ультрамодернизм и послезавтрашнее новаторство… ой, сколько раз это всё было. И остались от всего шума отдельные столпы вроде Маяковского пополам с Есениным и их формой стихосложения. Ну и всякие неприятные типы вроде Олеши.

Поиски себя и новых направлений в искусстве – это хорошо. Но очень часто за ними скрывается такая неглубокая, в два пальца, мысль и такая простая мотивация, что аж противно. И все твои попытки выпендриться и вывернуться мехом наружу приходится воспринимать ни в чём не повинному читателю.

И при всём этом, во многом писатель – это человек, которому не с кем поговорить. К нам приходят разные мысли – большие и маленькие, добрые и страшные, хорошие и не очень. Но все они приходят к нам до ужаса невовремя. И наш внутренний сдерживатель не позволяет дёргать по таким поводам невиновных окружающих.

Но мысли-то никуда не деваются. И мы остаёмся один на один со своими страхами, опасениями, надеждами, решениями и противоречиями. И не в силах сбросить напряжение на других, сваливаем всё это в котёл и варим из этого суп с переменным набором ингредиентов. И время от времени заливаемся демонически хохочем, подбрасывая туда горсть толчёной жабы.

Ну или сухариков.

А потому, во многом писатель – тот ещё психотерапевт. В первую очередь – для самого себя. Он ловит собственные страхи, придаёт им форму и мощь. И только они, радостно урча, примеряются развернуться по полной, как их ловят, приколачивают гвоздями к определённым обстоятельствам и выпускают в клетку выдуманного мира.

После чего выставляют весь этот паноптикум на потеху публике.

Да, поэтому так важно при прочих равных выводить текст к хэппи-энду, пусть даже относительному (отличительный знак русской классической литературы, если что). Ты же не хочешь, чтобы твой паноптикум вырвался на волю?

Концепцию, надеюсь, ты уловил. Перейдём к подробностям.

О физической подготовке

Наверное, один из самых важных разделов, о котором почему-то упорно забывают. И я в том числе. А потом нелицеприятная реальность въезжает тебе под дых, напоминая основы. А они простые:

«В здоровом теле – здоровый дух»

А.В. Суворов

И тут ты начнёшь проявлять недовольство – мол, мы же не в армии, зачем вообще это всё? Ну да, мы действительно не в армии – представить себе отряд боевых писачей сложно.

Да их и не было.

А вот матёрые поэты, писатели и публицисты, находящиеся в или рядом с боевыми действиями – были. И их вклад в боевую работу ну никак не меньше, чем вклад замполитов. Потому что хорошая речь даже в плохом исполнении способна достучаться до людей и вдохновить их на стойкое преодоление тягостей и лишений. А чтобы была хорошая письменная речь, нужно что? Правильно, нужен писатель или кто-то, очень на него похожий.

Наша работа – это в основном работа головой. Занятие само по себе непростое. Так это ещё и усугубляется тем, что наша профессия не предполагает мощного ментального бронирования. А иначе как ты будешь усваивать идеи, носящиеся в воздухе? Никак.

А что это означает? Что ты всё принимаешь близко к сердцу. Что это значит для здоровья? Для здоровья это означает то, что риск инфаркта/инсульта/нервного срыва/психического расстройства для тебя выше, чем для обычного гражданина.

Так что, стоять и умирать из-за специфического устройства наших мозгов? Ага, щас. Броню мы действительно натянуть не можем, во всяком случае – тяжёлую. Но большинство писателей не хронисты – они не пишут про точно те ситуации, которые они наблюдали. Они пишут обработанный полуфабрикат, часто так удалённый от первоначальных событий, что только они сами, да специалисты могут определить первопричину.

А что это значит? Это значит, что в нас встроен мощный перерабатывательный механизм. И что если мы сможем продержаться достаточно долго под грузом пережитого, то он это дело переработает. А потом, разложив впечатления на малотоксичные компоненты, отправит их в долгий ящик. Где они будут лежать, пока их оттуда не вытащим мы для своих творческих целей.

А чтобы продержаться это нужное для переработки время, ЗОЖ и нужен.

Ведь что такое мышление и переживания? Это электрико-химические процессы. Что происходит во время таких процессов? Правильно, выпадает осадок. В обычном ритме жизни он подхватывается кровью, поступает в органы выделения и покидает организм. А вот скорость и объём выведения вредоносных остатков уже напрямую зависит от метаболизма. А качество метаболизма уже как раз задаётся общей правильностью жизни.

Понятно теперь, почему нам ЗОЖ нужнее обычного человека? Так что если врач сказал надо в день проходить пять километров – изволь за неделю намотать на ножной спидометр… сам считай, сколько это будет за неделю.

Существуют различные нормативы и различные спортивные пристрастия, тут уж я советовать не буду. В крайнем случае, купи себе палки для скандинавской ходьбы и рассказывай всем, что ты скандинав.

Но сразу заострю внимание на ключевом моменте. С чем связана наша работа в первую очередь? Правильно, с эмоцией. На что у нас в первую очередь бьёт эмоция? Если с алкоголем – то в печень, со сладким – в поджелудочную, но во всех случаях – в сердце. А значит, сердце у настоящего писателя должно быть как у Остапа Бендера. И его нужно держать в тонусе, чтобы в самый критический момент рождения Вещи-Которая-Перевернёт-Мир не помереть от инфаркта, вызванного перенапряжением.

А что у нас для тренировки сердца? Долгий бег, дальний прыг, широкий грёб и пересечённый ход. Ешё можно танцы, капоэйру и силовую йогу. В общем, всё то, что предполагает в себе выносливость и длительность.

Понятно, что не хочется. Что некогда, больно, лень, штаны новые надо покупать. Всё понимаю – сам такой же. Но встав на этот путь, ты осознанно принял тот факт, что теперь себе ты полностью уже не принадлежишь.

Твоё здоровье – фактор появления новых Вещей. И если ты преждевременно скопытишься от нездоровой любви к майонезу с сосисками под палёный коньяк – ты сильно нагадишь не сколько себе (твоя всё-таки жизнь), сколько твоим читателям, которым, возможно, именно твоего текста не хватило для какого-то решительного шага в жизни, который определит их судьбу.

Возможно, что и нет – но откуда ты знаешь наверняка? Тебе что, в роддоме вместе со свидетельством о рождении выдали выписку из Книги Судеб?

Вот и мне тоже нет.

Есть ещё один любопытный момент, который стоит учитывать. В обычном нездоровом состоянии человек начинает ощущать проблемы со здоровьем к тридцати. К сорока он уже обзаводится хроническим набором болезней и стремительно теряет интерес к другому полу. В пятьдесят он тратит ощутимую долю зарплаты на лекарства, а в шестьдесят выходит на пенсию и достаточно быстро умирает.

Это не я придумал, это всё злая статистика.

А вот теперь скажи мне, ко скольки годам писатель входит в момент своей славы (если вообще входит)? Да вот как раз лет в сорок и входит. То есть как раз тогда, когда уже как бы и не очень надо, потому что весь бонусный набор как бы и не очень нужен. Что при нашей жизни выглядит особенно абсурдно и прямо-таки подталкивает к эпатажным выходкам, которые тоже отнюдь не положительные симптомы.

А вот слежка за своим здоровьем это дело позволяет и удлинить, и протянуть наиболее интересные жизненные циклы как можно ближе к дате на плите. Так что делай зарядку и помни, чем крупнее ты как писатель, тем больше тебе придётся быть как спортсмен.

Не тот, который в телевизоре на Олимпиаде на допинге, а тот, который зимой по морозу на пробежку через полынью. Да, закаливание для нас тоже очень хорошо, потому что стресс нас преследует только так. Главное, помнить, что закаливаться нужно до того, как заболеешь, а не наоборот.

Помни, что регулярность – наше всё, перепрочти раздел ещё раз и пойдём дальше.

Грамота – друг человека

Как было во Втором Варкрафте? Деревья были выше, трава зеленее и школьники не чета нынешним. Это я к тому, что неграмотность окружающих уже перестала удивлять и раздражать, и теперь просто угнетает.

Так что если у тебя есть подозрения, как надо правильно оформлять текст – смело пролистывай. Этот раздел для совсем уж диких и неотёсанных, позволяющих себе употреблять слова «вообщем», «ихних» и «более лучших» как рядовые разговорные конструкции.

Аццкие нупы в грамотействе, если по-простому.

Правило первое: слушайся Ворда.

В большинстве случаев, когда Ворд в твоём тексте подчёркивает слова то зелёным, то красным – он понимает, о чём говорит. Не так уж много сейчас людей, которые могут правильно написать слово «ответственность» с первой попытки. Про древнее проверочное предложение про коллежского асессора на крыльце, которое даже грамотные люди писали с десятью ошибками, я не говорю. Даже в моём натасканном случае две трети претензий программы обоснованны. Так что смотри, что Ворд там тебе начёркал – это поможет правильно расставлять запятые и не делать грубых ошибок в словах.

Но на большее не рассчитывай.

Хорошо ещё включить настройку общего анализа текста, там есть забавные пункты «удобочитаемость» и «уровень образования». Так вот, если они у тебя меньше 80% и 10 соответственно – кой-кому надо срочно работать над своей речью. Удобство чтения – это наш базис, на котором мы к читателю подъезжаем.

Учебник русского языка тут уже не поможет, надо срочно идти в библиотеку и читать Пушкина. Потому что Йоды стиль привлекателен интересен и. Слов перестановка, шаблонов разрыв. Текст из него но весь неудобен в обе стороны сильно. Пример этот удачный ещё фразы построения отклонения.

Не делай так. Очень глаз устаёт и трудно правильно расставить акценты. А это раздражает внутренний голос, который бесится, когда книгу читает не он.

Правило второе: Одной мысли – один абзац.

Во всяком случае, меня учили так. Если твой текст выглядит как единый кирпич плотно уложенных слов – то у тебя проблемы.

Ты можешь с этим соглашаться или спорить, но факт остаётся фактом – мысли надо резать на порционные куски. Иначе читатель не поймёт – где начало, где конец, где говорит профессор, а где вояка и где вообще тут потерялся смысл?

Не понимаешь, как правильно нарезать мысли? Бери книжку общепризнанного автора типа Стругацких и внимательно смотри, как там отделяют одну мысль от другой. Я в этом смысле не образец – у меня мысль сильно рублёная и абзацы вдвое короче нужного.

Правило третье. Правильно оформляй диалог

Встречаются такие дикие люди, которые не знают, как правильно вставлять реплики в рты героям. Разъяснять долго и скучно, поэтому показываю пример. Всего один раз, но с подробностями:

– Запомни, малявка – сказал Сутулый, потирая с сухим треском руки – твоё мнение сейчас стоит не больше, чем кило снега зимой.

– Сам малявка – сказал Андрей и залез на всякий случай повыше.

Сутулый обиделся и начал потешно подпрыгивать, пытаясь ухватить Андрея за ботинки:

– А ну слезай, кому говорю! Хуже будет, дурилка картонная!

Как-то так. Все варианты исполнения диалога.

Ещё напомню, что в диалоге недопустимы две реплики от одного героя подряд. Но если уж ситуация так сложилась, что надо две несвязанные реплики – диалог надо разбить промежуточным абзацем, в котором тот, кто уже сказал свою реплику, что-то делает и как бы начинает новый диалог, в котором вновь может быть первым.

Совсем необязательно каждый раз прописывать, кто именно сейчас говорит. Диалог так и построен – на последовательном разговоре. Указал в самом начале кто первый начал и шабаш. Зачем лишний раз трепать имя героев?

Ещё маленькая подробность – иногда у героев бывает думальный монолог от первого лица. Его выделять тире не надо, но надо использовать вводные или выводные слова типа «подумал, пронеслось у него в голове, образовалась мысль» – чтобы читатель был правильно сориентирован.

Правило четвёртое. Соблюдай адресацию.

В русском языке принято, что личные местоимения (он, она, оно, вон та штуковина на тумбочке) можно употреблять по отношению к предметам сразу после того, как они были поименованы. Например:

«Пистолет сам прыгнул в руку Андрея, и он трижды нажал на спусковой крючок».

Иногда встречаются ситуации, когда употребляются два одинаковых по роду предмета. И вот тут надо быть внимательным к последовательности предметов.

«Падая, Семён зацепил стол и стул. Ветхие ножки подломились, и его столешница больно ударила его в бок».

Это пример как раз неправильной адресации. Стол и стул надо поменять местами с Семёном. А ещё упомянуть – кого именно стол под указателем «он» ударил в бок.

В случае, если нужно оперировать сразу несколькими предметами, лучше развести их по родам:

«Диван скрипнул, закачалась люстра. С неё упала висюлька, угодив прямо между его подушками».

Казалось бы – мелочь, но на этом сыплются даже опытные писари.

Понятно как оперировать указательными местоимениями? Тогда идём дальше.

Правило пятое. Словам-паразитам – бой!

Одно дело, когда Крош из Смешариков вставляет свои «ёлки-иголки» через абзац. За него это делает пять аниматоров и шесть сценаристов, там это дело выверяют и перепроверяют. И это уже не баг, а фича.

В случае же письменного текста, особенно в исполнении новичка, слова-паразиты сыпятся только так: ну это, типа, короче, вот оно скачи конём в холеру туда-сюда в натуре приколюха, прикинь. И если ты специально не показываешь характер героя через его неразвитую речь, то кто тогда неразвитый? Вот именно. Так что не плюй цветной слюной против ветра и не пугай читателя.

Открою тебе страшный секрет – часто из текста можно повычёркивать до половины слов и его смысл не пострадает. Потому что если можно вычеркнуть больше – такой текст лучше выкинуть и начать всё заново.

Словоблудие – грех для автора куда больший чем чрево- и чреслоугодие. Потому как он затрагивает в первую очередь читателей. А читателя что?

Правильно – не прессовать.

Правило шестое. Помни падежа своего.

Русский язык – штука очень желовогибистая, с мудрёной грамматикой и неочевидными филологическими сложностями, интересным лишь филологам, эстетам и любителям читать между строк. Так что если ты не собираешься взращивать среди своих читателей качественных и патентованных любителей теорий заговора, то каждый раз, приступая к тексту, выделяй время на перепроверку уже написанного. Если сам не ловишь – ищи среди своих знакомых образованного человека, который укажет тебе на твою неграмотность.

Главное, чтобы он в сюжет не лез. Его дело – помочь тебе с запятыми, склонениями и спряжениями.

Правило седьмое. Пиши числа прописью.

Хотя, может, это и моя личная прихоть, но в художественном тексте, где немного цифр и сокращений, не стоит ими перебивать связность текста. Цифрами, конечно, короче, но буквы не так напрягают глаз. Заодно будет повод поупражняться в склонениях-спряжениях. Будешь иметь плюс к интеллекту в глазах опытных людей.

Аббревиатур это тоже касается. Понятно, что СССР расписывать полным титулом каждый раз глупо. Но можно использовать слово «советы», «союз», «красный империум»… «совок» на крайний случай. Дело в том, что аббревиатуры сильно портят ритмику и под них приходится перестраивать всю фразу.

Что есть лишний труд.

Правило восьмое. Даёшь запятую словам ввода!

На этом сыплются все и многие. Вводные слова – это такие слова, без которых можно обойтись, но лучше этого не делать. Вводное слово «например», что водится в начале и конце предложения. Можно обойтись без него, верно (тоже, кстати (и это тоже), вводное слово). Если вводное словосочетание в начале или конце – отделяется от остального одной запятой. Если где-то в другом месте – двумя запятыми.

Точно не уверен в правильности применения знака применения? Прочитай вслух. Запятая звучит как короткая пауза, тире и двоеточие – как длинная.

Правило последнее. Сомневаешься? Смотри у столпов

Есть масса тонкостей в мыслевыражении и словоукладке. А также в нанесении тонких намёков и передачи мыслеформ. Всех не упомнить, да и не надо. Просто если собираешься писать в форме, в какой раньше ещё не писал – посмотри, как это сделано у общепризнанных мастеров. Потому как в нашем деле один пример стоит пяти объяснений.

И если ты не знаешь, как зовут автора, который применяет тот стиль, который тебе нужен, то что? Либо иди на тематические форумы, либо… правильно, иди к библиотекарям. Как ни странно, они тоже кое-что смыслят в книгах, стилях и способах подачи материала.

Но сами почему-то не пишут.

Графоман и с чем его едят

Как поймать графомана?

Чтобы поймать графомана, нужно думать … ну и так далее. На самом деле это не так уж сложно.

Графоман, в принципе, чем-то подобен психически нездоровому человеку. Он тоже руками и ногами отбрыкивается от осознания факта, что его работа, мягко говоря, некондиционна. И что только из писчего спазма шедевр не построишь. Критике он не поддаётся, совершенствованию тоже. Иногда любит вставать в позу непонятого гения.

Что, похоже на некоторых окружающих? Это нормально. Их нет уж чтобы много, но они грамотно разложены по укромным уголкам.

Чем опасен графоман?

Как и любой сорняк, он любит разрастаться и занимать жизненное пространство культурных растений. При этом не производя даже путного сена. Графоман любит слипаться в группы, где намертво сплетается с себе подобными. Образует экосистему вокруг любого культурного проявления – фильма, игры или крупной книги.

Поодиночке графоман не опасен. Но в больших скоплениях он портит настроение читателям и создаёт впечатления общего загнивания литературы. Также подрывает веру неустоявшихся писателей в необходимость тщательной работы, а мэтров подбивает на необдуманное соавторство, порождающее слабый продукт. При ослаблении профессионального сообщества графоманы могут и вовсе попытаться захватить власть над умами… которую не смогут толком удержать именно из-за слабого владения предметом. Но перед уходом успеют изрядно наследить грязными сапогами, отбросив развитие литературы на пару десятилетий назад.

В общем, графоман – воплощение кипящего Хаоса, пытающийся поглотить любые творения рук и головы человеческой, оставив лишь пустые скорлупы бессмысленных отсылок и руины неразвившегося смысла. Хотя и новые кадры приходят из них же.

Такой вот парадокс.

Как опознать графоманский след?

Очень корявая речь и последовательность действий. Ощущение, будто скачешь по льдинам в половодье, причём льдины плывут туда, куда им захочется. Даже вверх, вниз и стать деревом, чтобы мечтать о высоком.

Нет, это не я забыл о чём говорил, это их второй признак. Несвязность текста на уровне отдельных слов, предложений и общего смысла.

Уважающий себя писатель не будетбросать ситуацию об пень на полдороге. Он хоть как-то да увяжет два эпизода. Даже если ему лень писать связующее звено, он хотя бы поставит три звёздочки, чтобы показать, что этот момент не важен для повествования.

Отсюда мы плавно приближаемся к третьему признаку. Знаки препинания и их отсутствие. Плюс злоупотребление кавычками при выделении «сленговых» слов. Вы что, снобный литературовед, батенька? Ну коли нет, тогда не прессуйте этим читателя.

Общая мутность текста. Этим, правда, грешат и опытные писатели. Это достаточно трудно объяснить на примере. Хотя бы из-за разницы твоего и моего восприятий. Но если ты прочитал страницу текста и не смог ухватить его смысл и зачем автор вообще это написал – очень возможно, что дальше будет не лучше.

Хотя, возможно, ты просто не подходишь для этого текста. Такое тоже иногда случается.

Неадекватное выпячивание главного героя и отсутствие чувства меры.

Одной рукой он рубит дракона, другой обольщает двух девиц сразу и не при дамах сказать, чем он крутит штурвал космолёта. Хлещет коньяк вёдрами, закусывает гвоздями и способен в одиночку решить любую мировую проблему. У этого заскока даже есть специальный термин – «Мэри Сью». Откуда, не знаю, но звучит хорошо. Даже в истории про супергероев героику тоже нужно дозировать.

Клишированность поведения и предсказуемость сюжета.

Если фрукт – то яблоко, если поэт – то Пушкин. Злодей обязательно в чёрном, все улыбаются улыбкой, а генерал говорит так, как не говорят даже в сериалах с рейтингом 5,5 и ниже.

Можно ещё выделить признаков, но и этих уже хватит. И если в тексте есть хотя бы половина – поздравляю, вы поймали графомана.

А если это ко мне относится?

Не паникуй, возможно, тебя ещё можно спасти. Графоманы – те ещё зомби, но антидот против них есть.

Правильный вопрос, который стоит себе задавать – а не графоман ли я, батенька? Не занимаюсь ли я тем, что несу хрень в массы? И если ты не можешь уверенно себе на него ответить… то всё нормально. Самокритика ещё работает.

А без неё в нашей работе никуда.

А почему нельзя принимать себя таким, каким ты есть? Наслаждаться любым своим текстом, мыслью или фразой? Потому что это не бодипозитив, детка (который идёт только морским свинкам). Берясь писать, ты так или иначе обращаешься к неопределённому количеству читателей. И если за себя тебе не стыдно, то пожалей хотя бы читателя.

Ему и так достаётся от блохеров.

Но одних вопросов мало. Нужно ещё и смотреть трезвым взглядом. Так что стоит время от времени проглядывать свои старые записи. Даже самые дурацкие.

Тексту, как и вину, надо подышать. Иногда мы в слишком хорошем настроении, чтобы сразу что-то стряпать. Иногда надо было удержать настроение и/или мысль и было не до тонкостей оформления.

Я не призываю останавливаться после каждого абзаца и тут же всё рихтовать. Это называется «женским вариантом» и страшно непродуктивно. Да ещё и идеологически неправильно из-за ряда психологических эффектов.

Просто будь готов в один момент признать, что написанное (сколько бы его не было) – хрень, близкая к полной. И даже озарение гениальности её уже не спасёт. И если это ощущение было не в приступе депрессии, злобы или ярости, и повторяется из раза в раз… возможно, что так оно и есть. Это больно, обидно, но иначе путь наверх закрыт.

Но пыхтеть всё равно надо. Без труда и рыба шпротой в банке. Поэтому начинающего писателя от графомана очень трудно отличить. Да и позже тоже иногда возникают сомнения. От падения в агрессивную макулатуру не застрахован никто. Но выбраться оттуда вполне можно.

Главное – пиши от души. Черпай щедрой ложкой и не дави текст, если он не идёт. Будь придирчив к себе – но без фанатизма. Слушай чужие мнения, но и имей обоснованное своё.

И отсюда мы плавно переходим к вопросу о том,

Как правильно работать

Писательство, как и любая вытянутая во времени человеческая деятельность, требует размеренности и регулярности.

Как там сказано? «Ни дня без строчки». Всё правильно.

У тебя может быть вдохновение, может его не быть. Тебя может тошнить от сочинительства от слова «вообще», или ты падаешь от усталости. У тебя просто могут закончиться слова.

Тогда открывай свою письменную принадлежность и записывай дословную цитату басиста Калабухина: «Сегодня опять был концерт. Бухали, курили, жаба не досталась».

Шучу.

Другое дело, что ты не обязан добавлять свою вырванную с мясом строчку к своей Большой Вещи. Отнюдь.

Да, сразу поясню. Есть Вещь. Это твой текст, которому ты придаёшь особое значение и уделяешь большее внимание. Вещи бывают Малыми и Большими.

Малая Вещь – это чаще всего что-то большое. Иногда даже книга. В ней ты открываешь для себя что-то новое (немного), отрабатываешь инструментарий (побольше) и выполняешь социальный заказ (повседневный). Но эту работу ты вспоминаешь с чувством подъёма и вдохновения.

Большая Вещь. Это что-то такое, на что можно отважиться всего пару раз в жизни. Для работы над ней ты напрягаешь все силы, стягиваешь всё накопленное и не экономишь на сильных образах.

Теперь ты знаешь, что я имею в виду, когда употребляю эти слова с Больших Букв. Но вернёмся к ежедневным строчкам.

Вот свалился на меня эпизод. Яркий, хороший, выпуклый и прочие восхищающие прилагательные. Но он к Большой Вещи не ложится никак. Не ложится он и в Вещь Поменьше. Я вообще не знаю, куда он может лечь. Но выкидывать его только потому, что он никуда на первый взгляд не подходит – глупо и расточительно.

Значит, его нужно записать в хорошем месте и когда ему придёт время – он встанет на своё место.

Писатель на самом деле тот ещё барахольщик и Плюшкин. Это спортсмен выкладывается на соревнованиях и всё, жизнь его прожита не зря (это не совсем так, но всё же). Писатель выращивает своё внутреннее дерево из большого количества разных кусочков. Часто он даже не осознаёт, насколько ему близки строчки Ахматовой:

Ах, если б знали вы – из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда

Стыдиться тут нечего. Часто, перечитывая ту или иную работу, я вспоминаю, из чего вырос тот или другой эпизод. И вот этот изящный перелив скрывает за собой настолько малоприятный жизненный излом, что аж противно. И подозреваю, что если среди моих читателей вдруг затешется бывалый психолог, он этот излом расщёлкает даже быстрее. И заполнит мою карту пациента ещё до окончания чтения. Ему можно, он так всех окружающих воспринимает.

Наверное.

Чтобы найти свою силу – нужно познать себя. А потому – найди своё рабочее время и обстоятельства.

Нельзя просто так взять и сесть писать текст. То есть сесть-то можно, но качество… качество тогда сильно пострадает. У каждого пишущего есть своё время в сутках, когда он пишет наиболее хорошо.

У меня, например, такое время с 7 до 9 вечера. Вот тогда текст идёт особенно легко и почти без слов-паразитов, плохих ситуаций и плоского сюжетизма. Но нужно, чтобы вокруг было более-менее тихо, играла хорошая музыка и стояла большая кружка с хорошим горячим чаем.

Лучше с мятой.

А с утра хорошо взять топор для вырубания написанного и пройтись по вчерашнему с открытым критическим глазом. Главное, не переусердствовать, иначе можно зарубить ещё не вылупившееся удачное решение или многообещающий подход.

Но это я знаю за собой такие особенности. Говорят, великий и толстый Дюма особо хорошо писал про мушкетёров, когда у него на коленях сидела одна-две пышных блондинки. Высоцкий писал только по ночам, и обязательно смотря в голую белую стену. Эрих Мария Ремарк был вынужден запираться на вилле.

И у тебя тоже есть такое время и обстоятельства. И самый простой способ их разведать – наблюдение. Вот ты сел писать – записывай, когда это произошло. А в конце – как оно прошло. И в каких обстоятельствах. Потом выпиши это дело в таблицу, отсортируй по успешности и получишь примерный период и некоторое понимание обстоятельств.

За пару кварталов (двух месяцев может и не хватить) ты ухватишь основу, а дальше будешь только добавлять нюансы и отслеживать более сложные закономерности для обеспечения качественных условий.

Что делать дальше? Работать по эпизодам.

Редко когда у нас сюжет стелется длинной непрерывной лентой. Сегодня метр и завтра метр. Есть перспектива, чёткое понимание, и понемногу движемся мы от пролога к эпилогу.

Но это исключение, а не правило.

У меня такой фокус получился всего один раз, когда я был молод, глуповат, наивен и азартен. Мой социальный заказ был таков, что его надо было исполнять именно такой длинной прерывистой линией. Что я и делал – писал одну-две страницы, отдавал читать, через час воспринимал реакцию и думал над сюжетом дальше.

Во всех остальных случаях мне приходилось (и приходится) плавать между островками отдельных эпизодов, якоря их и постепенно связывая мостиками. И уже потом потихоньку стягивать всё ближе друг к другу, пока они не сцепятся в единый симпатичный архипелаг.

На что порой уходят месяцы. Но это очень редко.

Часто так случается, что на какие-то моменты просто не хватает жизненного опыта. Или вот точно известно, что будет в первой сцене, а что будет в третьей. Но вот что произойдёт между ними – ну хоть кол на голове теши! Герои не желают делиться такой информацией, а интуиция загадочно молчит.

И что, сидеть на берегу и ждать с моря погоды и подсказки от ноосферы? Нет, конечно. Возможно, где-то впереди случайно будет обронена фраза, за которую потом можно будет зацепиться и ретроспективно заполнить огромную лакуну в повествовании. Или вдруг окажется, что эту лакуну и не надо заполнять, она сама свернётся в неприметный шарик под воздействием двух-трёх ключевых фраз в нужных местах.

Так что если не знаешь, что произойдёт с героями в следующий момент (или знаешь, но хорошо не получается) – оставь пару пустых строк и пиши про то, что уже про них знаешь.

Обратно – злоупотребление дроблением сюжета портит механизм наведения мостов и в результате легко получить кучу мелкого сюжетного паззла, в лучшем случае сложенного по однотипным кучкам.

Это если ты аккуратист. Что вряд ли – творческие люди любят формировать живописный бардак.

Сшивать за нас этот ворох лоскутков никто не будет, вбей это себе. И не потому, что не захочет (на край ему можно будет и заплатить за это), а потому что это просто глупо. Чужой стиль – потёмки и всегда владелец останется недоволен результатом.

Максимум, что за нас могут толково сделать другие – это провести корректуру очепяток и неудачных сцеплений слов. Если очень повезёт – помогут с отдельными эпизодами. Возможно, что ещё дадут пару толковых советов и замечаний. Но применять их всё равно придётся самостоятельно.

Тогда возникает вопрос – а где нужный баланс? Как обычно – где-то посередине. Грубо говоря, если твоя нарезка эпизодов длиной по три строчки (а то и меньше) и при этом ты точно помнишь, что в прошлый раз никуда не торопился и не пытался записать самое главное – надо брать себя за шкурятник и думать упорней более длинные мысли.

А если у тебя есть набор больших эпизодов, между которыми ощущается связь и насыпь симпатичной мелочёвки, у которой нет ярко выраженного места – это вполне себе нормально.

Открою страшный секрет – иногда некоторые эпизоды из разных обстоятельств можно переставить местами и сюжет от этого станет только лучше. Но это умение приходит со временем.

Ещё один мудрый совет – Сложилось – запиши.

Не оттягивай на сладкое финал или судьбоносный эпизод. Понятно, что намерение у тебя самое благое – подстегнуть себя побыстрее разделаться с ненавистным супом и кашей и записать что-то действительно вкусное.

Ха. Ха-ха. И ещё раз ха. Так это не работает.

На самом деле то, что ты считаешь невкусным – его очень много. Гораздо больше, чем вкусного. И к моменту, когда ты наконец-то доберёшься до десерта – ты уже так наешься картона, что вкус эклера просто не почувствуешь. Или вообще потеряешь его из виду. И тебя стошнит от переедания.

Что? С тобой так не случится? Ты это всё предвидел и уже предусмотрел обходной манёвр?

Ну-ну. Безумью храбрых – венки со скидкой.

На самом деле здесь путь простой – тебе придётся полюбить то, что предшествует десерту. Это не так сложно, как кажется. Для начала нужно допустить саму мысль, что это может быть вкусно, то бишь интересно.

Согласись, как-то глупо, что какая-то часть обеда обязательно должна быть невкусной. Возможно, что те, кто тебе готовят, просто не умеют делать это вкусно. Возможно, они готовят то, что трудно приготовить вкусно. Тыкву там, брокколи или цветную капусту. Хотя с большей вероятностью – у тебя просто неразвитый вкус. Тогда учись готовить сам. И из подходящих продуктов.

Из селёдки и сахара хороший суп не сваришь.

Тебе придётся полюбить готовить. Это тоже не так уж сложно, если у тебя есть к этому предрасположенность. Конечно, останутся какие-то блюда или операции, которые так и не полюбишь. Но их будет гораздо меньше. Впрочем, голод – лучшая приправа, не забывай это.

Отключи окружающим Интернет и не давай лишний раз выходить из дома – ты удивишься, с каким азартом они начнут читать любую печатную продукцию.

Так, переводи смысл из отвлечённой метафоричности в практическую письменность, и пойдём дальше.

Это только читателю кажется, что мы всё знаем о своих героях и управляем их судьбой мановением руки. Нет, если работать халтурно – именно так дело и обстоит. Из-за текста видны обтянутые кожей мослы, которые двигают фигуры персонажей туда и сюда.

На самом же деле наши персонажи – те ещё своевольники. У них свои привычки, свои опорные словечки, свои намерения и свои поступки. Обычно они совпадают с нашими, но иногда они упираются и вот тогда ты летишь кувырком через голову и с ненавистью смотришь в строчки, где безликий наглец отказывается действовать так, как ты хочешь.

И приходится подгибать сюжет под его хотелки, а когда гнуть жалко – идти с ним на уступки и изобретать кривую, которая его выведет туда, куда надо.

А то и кроить весь сюжет, чтобы он своим длинным носом наш нарисованный очаг не проткнул.

Хм, что ещё? Ах да, едва не забыл

Краткость – сестра таланта.

Удивительно, насколько много слов можно потратить на событие и так толком его не описать. Самый классический пример – почти любая современная курсовая на заданную тему. Вылей из неё воду, выкинь титульники и содержание, что останется?

Правильно, список литературы.

Другое дело, когда ты мастер упаковывания информации вроде Пушкина. Как он там писал про сельхохозяйственные бедствия в ссылке (уж не помню где)?

Саранча прилетела, села, всё съела и дальше полетела.

А?! Чувствуешь мощь? Ничего лишнего. Ни слова убрать, ни слова добавить. Суть полностью отражена. А конкретные цифры оставьте чиновникам и статистам.

Они их обожают.

Но то поэзия – высшая ступень упаковки и сжатия информации. Для писателя же чрезмерное увлечение усушкой и утруской информации может привести (и приведёт) к тому, что из романа останется концепт-рассказ. Том же из такого усушенного текста сможет осилить человек с могучей волей, развитым воображением и неслабой оперативной памятью.

У большинства железо на такой софт не рассчитано даже близко.

Для начала постарайся вычёркивать лишние слова, если они не несут существенной информации о событии. Изгони из текста слов-паразитов, не увлекайся метафорами. Оставь только то, что имеет значение. Не надо подробно описывать платье герцогини (если, конечно, ты не дамский роман пишешь), если дальше герой вылетит в окно и будет фехтовать с баронетом. Скажи, что оно было цвета далматской розы и украшено алмазами. Читатель пусть дальше сам мыслит её покрой, если это ему важно.

С другой стороны, стоит соизмерять. Если ты пишешь длинный роман, который обхватывает всего неделю жизни десятка человек – тебе придётся лить подробности брандспойтом. А если ты хочешь за две страницы изложить события двух веков, на диалоги и вступления места просто не останется.

Иди от противного – от Толстого и Дюма. Они были велики и могучи, но слово сыпали только так. Попробуй переписать главу-другую раз в два, пять, семь, десять меньше – но без потери смысла и интереса.

На какой-то итерации ты уловишь грань нужного и допустимого. А чтобы тебе не было скучно по пути – найди свою музыку.

Не знаю кому как, а меня стрёкот клавиш достаточно быстро выводит из себя. И его приходится глушить музыкой. Потому как работать над текстом приходится не один час в день. И зачем мне лишний стресс там, где я его и так черпаю полной ложкой? Ещё и пытаясь сделать сюжет лучше, чем он есть на данный момент.

И что я могу уверенно сказать – для каждой Вещи складывается свой плейлист, под который она развивается. А под другое – наоборот, жухнет и оставляет болезненные шрамы где-то глубоко внутри.

Писать нехудожественный текст хорошо под повседневный джаз, неторопливая мистика даёт всходы под «Пикником» и «Королём и Шутом», а фантастика требует отката к року 80-х – тогда с мечтами было получше.

В этом нет ничего удивительного. Музыка в первую очередь вызывает эмоцию. А эмоция связана с ходом мыслей, так что под правильный трек мы уже кладём свои рельсы не через кактусовую чащу в скалистых прериях, а через подлесок с отдельными неудобьями.

Что результативней.

Конечно, это потребует от тебя общего развития и переосмысления роли музыки в твоей жизни. Под клубную тунга-тунгу, да ещё на громкости сотрясения стен, хорошего ничего не напишешь. Мысль – она штука тонкая и ей микроклимат нужен. Так что если тебе нужна музыка, чтобы ни об чём не думать и клубиться, клубиться, клубиться…

Да нет, такие люди до этого места не дочитают даже в режиме Петрушки, поэтому ещё раз – музыка может помочь тебе мыслить. Но её нужно подбирать.

Что-то я затянул с разделом, но уж очень нюансов надо учесть. Итак, осваивая новое - равняйся на лучших.

Совет не мой, но страшно толковый.

Если воспринимать литературный продукт не фильтруя, рано или поздно возникнет совершенно неоправданное чувство «я могу не хуже». И человек честно пыхтит, старается, а потом удивляется – чего это к нему не бегут с букетами и не качают на руках?

Тут и социологические аномалии, и повышенная самооценка, и влюблённость в текст, ошибка выжившего и ещё много чего. Но в общем и целом эффект один – вещь получается хуже, чем у прототипа.

Хотя бы за счёт потери оригинальности и истощения темы.

А потому, когда ты берёшься осваивать новый жанр – ищи лучших его представителей. На то есть опять же несколько причин:

– Они отстоялись. Их взвешивали и оценивали много раз, и каждый раз оценочное сито было перекошено. Но многократная проверка надёжней однократной.

– Они отстали по времени. Сразу по выходу удачной вещи на эту тему набрасывались стервятники поменьше и поляну вытаптывали до лунного пейзажа. Но темы залечивают свои раны и через долгое время их можно опять использовать. Конечно, это не тот эффект новизны, что вначале, но пару заходов выдержит.

– Они качественней. Всё-таки матёрые писатели (до тех пор, пока не вступают в сомнительные коалиции) имеют поставленную манеру речи и стиль мышления. Им стоит подражать – хотя бы на стадии становления.

Да и потом тоже не стоит пренебрегать чужим опытом.

С другой стороны – плохую литературу читать тоже нужно. Познавать, так сказать, добро и зло. Впрочем, далеко за ней ходить не надо – достаточно открыть современные газеты. Хотя лучше всё-таки залезть в логова к графоманам – там и продукт всегда свежий и на любой вкус.

Главное помнить – что это всё уроки Как-Делать-Не-Надо. И сравнивая ярко выраженное хорошее с ярко выраженным плохим, какие-никакие, а выводы ты сделаешь.

Ну и напоследок – думай. Думай много и со вкусом.

Чем быстрее ты привыкнешь много и разнообразно думать, тем легче будет писать. Редко где можно найти такой источник силы, чтобы прямо из него черпать и щедро фонтанировать потрясающими метафорами и гармоничными сюжетными поворотами. Сюжет надо уметь конструировать, строить из него узлы и потом развязывать их.

А значит, хочешь или нет – тебе придётся учиться. Это самый простой способ формирования нейронных цепочек и расширения сознания.

Потому как глупым в писательстве делать нечего.

Первые шаги

По идее, если ты читаешь эту главу, то в тебе уже открывался фонтан красноречия и из тебя во все стороны пёрла творческая пена. И танцевала в глубине головы большая, отливающая золотом Мысль.

Ты отдавался на волю течения и писал, писал, писал… пока хватало сил. Но потом ты с остротой понял, что тебе не хватает мастерства. Что твой текст корявый, а слова не способны передать всё золото Мысли.

Шаг первый и шаг второй ты уже сделал. Первый – когда начал записывать слова, что внутри тебя, второй – когда начал искать способы сделать свой текст лучше.

Шаг третий – продолжай записывать. Учись рассказывать самому себе истории, запоминать их и переносить потом на бумагу. Когда ты наловчишься рассказывать себе столь интересные истории, что начнёшь сам под них засыпать – это успех.

Предупреждаю сразу – почти наверняка твоя первая вещь будет ценна только для тебя. Если повезёт – то и для того парня.

То же будет и со второй и с третьей.

А всё потому, что у тебя ещё нет уверенного стиля и из тебя опять-таки прёт творческая пена. Это не плохо. Это как стыдиться в шесть месяцев, что не умеешь ходить. Но беда в том, что ковыляя на пухленьких ножках, ты внутри себя наверняка уверен, что круче тебя только яйца, и лишь косность окружающих мешает тебе взобраться на творческие вершины, напялить лавровый венок и поплёвывать на окружающую банальность.

Многие на этом застревают. Признание своей некомфортности для окружающих и отсутствие признания заставляют формировать вокруг себя капсулу неподтверждённой гениальности. А это порочный путь.

Лучше заведи себе такой текст, который будет только для тебя и когда на тебя накатит писчий спазм – пиши там. Не оглядывайся на форму, содержание и грамматику. Просто пиши от души и как в руку легло. Так ты и творчеству вреда не нанесёшь и руку заодно распишешь.

А если ты мне будешь тыкать в лицо писателями-однокнижниками, то я тебе скажу, что они свою Вещь не в семнадцать лет написали. А гораздо позже. И их письменный стиль сложился в других местах. Тем более, что если хорошо поискать, то и от них находятся архивы, в которых явно прослеживается их эволюция.

Так что если тебе ещё немного лет, скрепи сердце и продолжай писать – рано или поздно ты это делать научишься.

Если раньше не бросишь.

Шаг четвёртый – найди себе кумира.

Я помню заповеди и там сказано «не сотвори себе кумира». В нашем случае мы ищем себе не объект для поклонения, а яркий пробивной шаблон, подражая которому, можно будет компенсировать отсутствие своих навыков.

Это ведь только звучит просто – выработать свой стиль. Это ведь сначала надо научиться различать чужие, подражать им, переключать туда-сюда, разбирать на запчасти, комплектовать их по-новому, добавлять свой уникальный крафт… в общем, дело долгое и нудное.

Мне с поиском кумира было проще. Меня тогда только-только отпустило от сурового помутнения и озлобленности, и я изо всех сил старался отойти от этого подальше, упирая в другую крайность.

А на другой крайности в тот момент обретался только Андрей Белянин со своим «Тайным сыском царя Гороха», «Багдадским Вором» и прочими лёгковесными и смешными вещами.

Мне это помогло. Потом, правда, пришлось изгонять из текста излишние шутки-самосмейки и неуместные каламбурные завитки. Но в целом – текст выходил доступным для окружающих.

Тут главное – не впасть в другую крайность и не устраивать охоту на ведьм-основателей позднее, когда ты возомнишь себя неумеренно крутым писачом и захочешь заняться подчисткой своего неблаговидного прошлого.

Это глупо по двум причинам. Первая: не забывай свои корни, помни, откуда ты пришёл. Безродные обычно плохо заканчивают, да и ты всегда будешь в уязвимой позиции того, кто имеет скелет в шкафу.

Второе – заниматься самоампутацией вредно для здоровья.

Но вернёмся к шагистике.

Шаг четвёртый – ищи социальный заказ.

Гораздо легче работать по чужому смыслу, чем выдумывать свой. Свою первую Малую Вещь я написал под впечатлением от Сталкера. Вторую – пытаясь произвести впечатление на однокурсницу. И поверь – пёрло только так. Потому как был тот, кому это было надо.

При этом отнюдь не обязательно, чтобы тот, кто тебе этот заказ дал, его потом ещё и читал. Главное, что он обозначил тебе потребность. Хотя… нет, лучше всё-таки не рисковать. Окружающие иногда бывают на удивление жестоки и равнодушны, а ты ещё раковины не нарастил.

Так что держи свои тексты подальше от чужих глаз и давай только тем, кому действительно доверяешь. И не огорчайся их вялой реакции. Потому что что? Правильно, ты о произведении знаешь гораздо больше, чем они.

Шаг пятый. Работай этюдами.

Одна из важных составляющих писателя – умение описывать. Ситуацию, внешность, облик, характер. Поэтому поставь себе цель – сегодня я опишу вот этот предмет, или вот этого человека. А потом пусть кто-то попробует по этому описанию опознать предмет или человека. Хотя бы один из трёх.

Стилистику это тебе не выработает, зато поможет сориентироваться, в каком жанре писать дальше. Глупо писать психологические детективы, если не умеешь убедительно описывать физиогномистику и держать интригу. Но если у тебя хорошо получаются пафос, розовые сопливости и незамысловатая романтика – рискни, возьмись за дамский роман.

Вдруг это твоё. Ты ж заранее не знаешь.

Боковой шаг. Чтение по ролям.

Неплохой способ улучшить своё качество – это читать свой текст вслух. В устной речи дефекты ритмики очень даже заметны. Поэтому накропал страницу-другую – сядь перед зеркалом, и время от времени преданно заглядывая себе в глаза, попытайся это дело зачитать с выражением.

Метод грубоватый, но действенный. Главное, не злоупотреблять им в дальнейшем, когда разберёшься с основными колдобинами и кочками. Всё-таки устная и письменная речь имеют различные специфики и то, что прекрасно идёт на ухо, глазами может выглядеть сущеглупостью. Ну и наоборот, хорошая письменная мысль вслух звучит весьма скучно.

Шаг шестой. Ищи консультанта.

Начинающего писателя чаще всего выдаёт дефектная грамматика и нелепое построение фраз. Потому как сам ты себя проверять ещё не можешь. И вот тут тебе потребуется кто-то достаточно взрослый, грамотный и доброжелательный к тебе человек, который будет читать твою ересь, особо не плюясь.

Твой учитель русского языка и литературы вряд ли подойдёт. Нет, среди них встречаются персонажи, заинтересованные в культурном развитии своих учеников. Но это редкий случай. В основном это те ещё биороботы, которых нельзя пускать в душу даже на порог.

Можешь обратиться к родителям или к взрослым родственникам. Лучше всего, чтобы они сами литераторами не были – велика вероятность, что они начнут неосознанно давить своего будущего конкурента. Так что ищи незаинтересованное лицо, у которого достаточно много времени и мозговой энергии, чтобы уделить тебе качественное внимание.

Таких достаточно много. И если к ним правильно подойти, ты получишь свои первые ценные советы.

Шаг седьмой. Рискуем помаленьку.

Ты уже написал свой первый десяток рассказов, зарисовок, очерков и прочих малых форм. Ты уже испытал горечь первых побед и сладость поражений. Сделал какие-то первые открытия и потенциальные предположения.

Пора попытаться замахнуться на что-то большое и толстое. Например, на роман или повесть. Вполне можно опереться на уже существующую творческую вселенную.

Но не путай это дело с фанфиком. Ты отнюдь не обязан использовать тех же ГГ, те же ситуации и заниматься наведением дешёвой справедливости. Ты просто используешь схожие локации и правила мироустройства. Не знаешь кем заменить канонического ГГ? Пихай себя и своего лучшего друга! Более разработанных персонажей у тебя всё равно пока нет.

Можешь попробовать себя в жанре письменного стендапа. Иногда получаются просто потрясающие экземпляры, за которые и в старости будет не стыдно. Например, Наше-Всё-В-Сатире Жванецкий (царствие ему небесное) в молодости написал одну из самых своих смешных вещей – «Одесский пароход». Повторить такое качество текста ему удалось только через многие годы.

Ну и соответственно, пора уже робко пробовать себя на тематических площадках. В любом административном округе есть литературное общество, но это та ещё русская рулетка с малыми ставками. Лучше ищи литературные сообщества в Сети. Конечно, это то ещё обиталище графоманов, графописов и графочтивов (если есть графоманы-писатели, должны быть и графоманы-потребители), но хоть на какое-то внимание широкой публики рассчитывать можно.

Самому искать себе читателя достаточно сложно. К сожалению, федеральная программа поддержки писателей (да, есть и такая) ещё находится на стадии обсуждения. А жаль.

Главное – не засиживайся там. Почему? Вспомни, что я тебе рассказывал про графоманов. Если у тебя не особо сильная воля (и не специфичные обстоятельства), они тебя легко собьют с пути совершенствования.

Второй боковой шаг. Разочарование.

Писательство оказывается отнюдь не простым и приятным делом, а гонорары не сыплются прямо с неба за каждое веское слово. И твоё потраченное время на написание больше суммарного времени потраченного на тебя твоими читателями. Их приходится ловить и чуть не силком заставлять читать.

Нормально. Полностью довольный жизнью писатель – вещь страшноватая. Трудности закаляют и всё такое. И вообще – хороший писатель работает не только из-за денег. У него есть потребность высказать и поделиться. И чтобы это закрепить…

Шаг седьмой. Делай привычку.

Где-то на этом уровне ты уже точно можешь понять – имеет ли смысл мучаться с этим дальше, или можно сравнительно безболезненно расстаться со своим увлечением и заняться чем-то попроще. Писательство – дело отнюдь не простое, и признаться себе, что второго Достоевского из тебя не получится – тоже поступок.

И если ты всё-таки решил рискнуть, то наступает долгий период вызревания, когда из творческой пены и обломков чужих стилей будут долго и мучительно проступать черты твоей индивидуальности.

Но для этого нужно регулярно писать. Само по себе сверхзнание в тебе не образуется, можешь даже не мечтать. И уже хорошо бы пытаться применить свои навыки на практике. В школе писать более интересные сочинения и изложения, а если ты учишься в СУЗе или ВУЗе – то и постараться делать свои самостоятельные работы более интересными для чтения.

Тебе это воздастся, обещаю.

Где-то в это время уже можно попытаться вылезти на новый уровень и поучаствовать в каком-нибудь творческом конкурсе. Ну а вдруг получится? А не получится – ничего страшного. Качество писателя изменяется отнюдь не количеством выигранных конкурсов.

Хотя однажды проснуться в шорт-листе Букера несомненно приятно.

С другой стороны, тебе публикация лишняя? Засветиться в нашем деле очень важно. Потому как написать хорошо – это только полдела. Надо ещё и до читателя дойти. А это сделать гораздо проще, когда за тебя первичный разгон делает отлаженный механизм публикации конкурсных работ.

Если тебе опять стало страшно и захотелось спрятаться под кровать – это тоже нормально. На самом деле весь этот период растягивается года на два-три, так что на самом деле всё это очень и очень неторопливо.

Сгоняй со спины лишних мурашек и продолжим.

Где искать новые впечатления (и что с ними делать дальше)

Писатель – человек с широко открытыми глазами и развешанными ушами. Потому что никогда заранее не знаешь, откуда на тебя свалится свежий образ.

Поэтому записная книжка и карандаш – твой главный друг и товарищ. Можно и телефон использовать – но он может разрядиться или заглючить. Бумага этого сделать не может (во всяком случае – пока). И даже в темноте хоть каракулями, а ценную мысль можно записать. А потом вспомнить и переписать куда надо.

Очень помогает ходить по улицам. Ходить вообще полезно, а для нас это вообще неизбежно.

Мы же не только и не столько парадную сторону жизни описываем. Мы и внутрь заглядываем, а потом выворачиваем и потрохами окружающих пугаем. Поэтому наша моральная этика дозволяет греть уши на чужих разговорах. Тоже изредка даёт информацию к размышлению.

На меня давеча один мужик выскочил. Сорок лет, отец семейства, рост под два метра, а туда же – кродеться (да, именно кродеться) с килограммом конфет в пакете. Ну мужик, тебе сколько лет?! Ты уже взрослый и точно знаешь, что тебе нужен радиоуправляемый вертолёт. Купи и ходи.

Хотя, может, у него дефект опорно-двигательного. Но яркий мазок в палитре уже есть.

Или вот, идёшь ты по улице и видишь куда-то едущий РАФик. Старый такой советский микроавтобус, который был до «Газели».

Ну казалось бы – мало ли ретроавтомобилей катается по стране? А ты ощути, что он вынырнул из прошлого и за ним тянется временной разрез, в который можно ненароком и провалиться. Или сознательно доделать нужные манипуляции и шагнуть в другой мир.

О! Завязка для сюжета! Или сюжетный ход.

Или можно однажды увидеть советский мотоцикл с коляской времён ВОВ, который оседлал подросток. Видимо, нашёл в гараже у прадедушки и взял покататься.

Одна проблема – тянет от его выхлопа горьким холодом, хотя летний вечер на дворе.

Страшно? Мне тоже в тот момент было не по себе.

Так что будь готов в любой момент воспринять странность окружающего мира, чтобы сложить в свой потайной ларец и в нужный момент разыграть яркой картой.

Но полагаться только на личные впечатления – ошибочно.

Если человек собирается ограничиться одной-двумя книгами, ему чужие впечатления и не потребуются. В любом человеке лет за двадцать накопится достаточно событий, чтобы их хватило на покетбук.

Но вот дальше придётся обращаться к чужим источникам впечатлений. И тут дозировка своего и чужого начинает иметь значение. И вот так плавно и ненавязчиво мы подплываем к теме заимствований, оммажа и плагиата.

Чисто теоретически, очень мощный обработчик информации с сохранением изначальной эмоции, может вообще никогда не выходить наружу и только заниматься обобщениями более низкоуровневых текстов в книги с мощным эмоциональным зарядом. Так, например, был создан советский бестселлер «Малая Земля», писанный двумя евреями для одного генсека.

Но это тоже неэффективно.

Вот из любопытства посчитай – сколько книг ты прочёл, прежде чем из-под твоей руки выполз первый рассказик? Посчитай-посчитай. И ужаснись. А ведь у тебя были и свои впечатления.

А сколько придётся потребить творческой продукции, прежде чем в тебе прорастёт хотя бы одна хорошая книга? Просто кошмар.

Древним было проще. Сидишь себе под оливой, обряженный в тогу и думу думаешь. Причём неважно, в каком направлении. Вокруг, куда ни плюнь, сплошная неизвестность. И любая более-менее длинная складная мысль – возможная основа для будущих наук.

И ты в роли её основателя.

Вывод – где-то есть золотая середина между личным и заимствованным. И установить её для себя – жизненно важно, если ты замахиваешься больше чем на две книги в этой жизни.

Что-то меня унесло.

Перенимать яркие образы и использовать действенные инструменты, отнюдь не зазорно. Главное – перед их применением не забудь проконсультироваться с совестью на тему дозировки. Потому как выродиться в третьесортного бесфантазийного мангаку-плагиатчика унизительно.

Но вернёмся к поиску впечатлений. Заруби себе на своём неопределённом носу – впечатления есть везде. И неизвестно, где ты найдёшь нужное тебе.

И даже лёжа с температурой под сорок, можно получить новые впечатления. Главное, суметь их зафиксировать, чтобы потом воспроизвести.

Зачем? А вдруг нам нужно изобразить помутнение сознания, причём не от водки, а серьёзное, на уровне настоящего расстройства. Или герой у тебя – конченый маньяк, и надо показать читателю, что он – тот ещё нелюдь с искажённым сознанием.

Можно, конечно, читать специализированные книги по судебной криминалистике. Но это долго, неприятно и, чего уж скрывать – небезопасно. И глупо, если этот нелюдь нам нужен всего на один-два эпизода.

А тут готовый материал длительного помутнения сознания. Обычный читатель, который в глаза внутренний мир маньяков не видел, но простудой болел не раз, ощутит знакомый подзабытый симптом и содрогнётся.

Эффект достигнут.

Поэтому, когда к тебе случайно забрела мысль – хватай её за шкирку и записывай. Потом разберёмся – пригодится или нет. Потому как в незаписанном виде она почти наверняка в отвал уйдёт.

Это я вам как знаток утверждаю. Мысль, особенно хорошую, трудно воспроизвести. Можно вспомнить окружение и время, в которое мысль пришла. Можно вспомнить и общий вектор мысли. Но вот это удачное сложение слов уже всё.

С концами.

Тут уже поэкспериментировавший начинающий скажет – я столько в свою Большую Вещь вложил хороших мыслей, куда уж ещё. А я ему отвечу – чувак, когда я тебе перечислю по порядку хорошие мыслефразы, вложенных в мою Большую Вещь, ты малость припухнешь.

В этом проблема Больших Вещей и хороших мыслей. Отдельно мысль ярко блестит и переливается. Но от набора умных, но разрозненных мыслей быстро устаёшь. А вложенные в текст мысли теряются на фоне остальных слов.

Если это тебя так бесит – выпиши в отдельный документ все хорошие мысли, вошедшие и невошедшие в Большие и Малые Вещи. Потом издашь отдельной книгой потрясающего объёма мудрости на квадратный метр.

И совершенно нечитабельную.

Что лучше не делать?

Оплёвывать и обругивать, запрещать и цензурировать всегда проще. Выдвинуть конструктивную программу действий гораздо сложнее.

И тут я со штандертенфюрером Штирлицем совершенно согласен.

Но всё-таки большая часть человечества пальцы в розетку не суёт и в занавески не сморкается. Так и начинающему писателю тоже не следует делать некоторых вещей:

Не ссылаться на анекдоты или цитировать только отдельные строчки.

Как завзятый их коллекционер я могу по одной-двум строкам вспомнить весь анекдот. Но это я, и то при условии, что он смешной. А если нет? Их же раз в сто больше, не считая совсем уж ветхих, плоских, пошлых и перевранных.

Воздержись. Но если текст всё-таки требует юмористической разрядки, дай ссылку в Сибирь. В смысле, в низ страницы или в специальный раздел пояснений. Где и изложи анекдот полностью.

Хотя нет, лучше сразу расскажи анекдот в тексте. На крайний случай – внизу страницы. Листать книгу туда-сюда (особенно, если она электронная) читатель лишний раз не станет. И весь твой изящный книксен пропадёт впустую.

Песни, кстати, цитировать можно. Их определить куда как проще. Главное, не забудь указать автора и всё такое. Зачем тебе лишние сложности с правообладателем?

Дальше.

Одно из самых страшных прегрешений для писателя – выйти из роли. В реальной жизни – сколько угодно. Можно разболтать весь сюжет, советоваться по поводу перипетий с первым встречным, искать вдохновения в магазине, обклеившись стикерами со спойлерами.

Но уж ежели взялся писать текст – держи напряжение. Не корчь из себя властелина книжной вселенной – это и так все знают. Не смей обращаться к читателю напрямую и ломать четвертую стену. Потому что в любом детективе и так сразу известно, кто убил и за что.

Автор, за деньги.

Не порть людям удовольствие, они за него своим временем (и иногда деньгами) платят. И чем раньше ты начнёшь уважать своего читателя, тем лучше.

Потому как сколько я перечитал этих вызовов общественным принципам, устаревшему миру и пинков прогнившей морали… а поколупаешь ногтём – много плохо пахнущего пара в свистке и пара банальных мыслей в остатке.

Да-да, это очередное руководство к действию. Читатель и так нынче пошёл не тот, что раньше, так что помни, что –

Не грузи, да не загрузим будешь.

Это не к тому, что можно не впихивать сложную мысль в текст. Это к тому, что не надо превращать текст в экспериментальное ментальное побоище и лингвистический кавардак.

Что опять-таки не значит, что можно не искать новых форм. Просто не бухти в режиме потока сознания и не вставай в позу непонятого гения, когда тебе говорят, что ты несёшь какую-то дичь.

Иногда это и вправду так.

Есть такая повесть Александра Щербакова «Кукушонок». Вот там как раз дело обстоит именно так – ты продираешься сквозь очень специфичную речь и мелкозаворотные сюжетные повороты. Конечно, занимательно, но… утомляет.

Как одно небольшое произведение – хорошо, как стиль – не подходит.

Отсюда ещё одна рекомендация поменьше – не ёрничай.

Ты не на отборочных турах в стендап, где можно орудовать сортирой. И не шут времён Средневековья, когда на эту должность набирали психических и физических дефектоидов. Ты всё-таки несёшь флаг культуры и должен бы стараться лишний раз в него не сморкаться.

Его ткань плохо впитывает и ещё хуже стирается.

Не пиши от первого лица. Ну вот не надо и всё.

И тут взрывоопасный читатель отбросит читальный агрегат с негодованием и воскликнет – а ты как же? Ты ж все предыдущие страницы на «ты» да безо всякого почтения!

Не бесися – мне можно. Я же не художественность тут изображаю, а вполне себе учебное пособие пишу. Я хожу у тебя за ментальной спиной и читаю нотации менторским тоном. В доверительной обстановке, созданной по мере возможности. Тут от третьего лица никак нельзя.

Хотя это не запрет, а так – рекомендация на первое время. Вот начаткам ремесла обучишься – и можешь уже и от первого лица писать, если потребуется. Я тебе даже разрешаю тогда поорудовать вторым лицом – вдруг тебе захочется нуару навести?

Не высказывай обсценности.

По-простому – не матюгайся.

Дело даже не в том, что в массовостях (а книга – массовость) нельзя материться. При должном знании обходных манёвров и налепления ярлыков 22+ можно хоть всю книгу изложить склонениями, спряжениями и отглагольными прилагательными от трёх наиболее известных нецензурных слов.

И приличными у тебя будут только междометия, союзы и предлоги.

Другое дело – а ты это дело умеешь? Владеешь ли большим боцманским или хотя бы малым петровским загибом? Умеешь уложить оскорбления так, чтобы с одной стороны, высказать всё накопившееся, а с другой – не становясь ни слишком пристрастным, ни слишком навязчивым? И есть ли у тебя необходимость так ненавидеть людей, чтобы желать им таких вещей, что стоят за теми словами? И вообще, ты хоть понимаешь, чего ты этим людям желаешь?

Вот то-то же.

Ещё раз напоминаю. Писатель – это тот, кто знает вес словам и попусту ими не разбрасывается. Не повторяй ошибку малограмотного замполита, который считает матпоказателем близости к народу. Замполиты – вообще не те люди, которым следует подражать в литературных вопросах.

Потому как если замполиту можно доверять в литературных вопросах – это уже не замполит.

Но уж если тебе надо всё-таки высказаться на тему того, зачем нехороший человек тебе на лысину раскалённым оловом капает – то на что тебе великий и могучий русский язык?

Ты радостно ужаснёшься, когда заглянешь в вопрос поглубже – например, в словари. Шельма, мерзавец, скотина, поганец, обмылок, сучок обкорябанный, лось педальный, писака подзаборный, штурман кривоносый…

Тоже не то? Ну если и такого накопленного кладезя богатства родной речи тебе не хватает – напрягай фантазию. Фраза «если бы вы были комиссаром, то эту должность отменили бы ещё до её введения» звучит до крайности обидно, но формально к ней с разгону не прицепишься.

И речь твоего героя заиграет свежими красками А сам ты не будешь выглядеть так глупо, силясь изобразить правду жизни, из-за которой во весь рост стоит дешёвый цинизм.

Со стороны это даже очень видно, поверь.

Потрахушки.

Если фантастика начинается с постельной сцены, то такую фантастику можно смело выбрасывать в мусорное ведро. Это как выйти на площадь, полную народу, в одних несвежих трусах и расписаться в своём неумении давать стране угля текст.

Я не говорю, что в тексте всё должно быть целомудренно и размножение происходит исключительно через поцелуи и почкование. Просто говорю, что 18+, как и любой другой жанр, нужно уметь писать. В нём свои тонкости и нюансы.

Не говоря уж про знание предмета. Вот тут оно как раз очень даже надо. Это в реальном бою мало кто участвовал, стрелял из автомата тоже не каждый второй, на космических кораблях летали вообще единицы… А вот енто дело – все его делают. И оценивают куда как строже.

Запомни, мой юный или не очень друг:

Экшен и хентай несовместимы. Во всяком случае, на этом уровне мастерства.

Уже сильно потом, возможно, ты научишься их совмещать. Они не так уж чтобы далеко лежат друг от друга.

Потрахушки – хороший отвлекающий манёвр, способ переключения внимания и почёсывания пяток читателю. Иногда ситуация никуда, кроме как в них, развиться не может. Но это инструмент, подспорье, костыль.

Не цель и не задача.

И злоупотребление им подобно забиванием гвоздей плоскогубцами. И выдаёт в тебе с ушами профана. А накосячить ты и так успеешь.

Одинаковые начинания.

Даже в научной работе, если абзацы и предложения будут начинаться с одних и тех же слов, это будет выглядеть так себе. Даже в художественности это режет глаз.

Даже если у тебя малый запас различных слов, всё равно этого стоит избегать.

И даже если очень хочется… а теперь перечитай ещё раз эти предложения в быстром темпе.

Неприятно, правда? Вот поэтому так и не делай.

Хотя тут есть исключение, если ты имитируешь напор шершавого языка плаката и давишь на мозг однообразной структурой. Но сочинять хорошие речи может не всякий. Так что пока не научишься делать вещи попроще – не применяй.

Ещё одной разновидностью такой технической бяки является двойной предлог. Что-то вроде «я сижу на стуле на дискотеке». Не сказать, чтобы это было критично, иногда фразу по-другому и не построишь, но всё-таки – по возможности избегай. Потому как у читателя возникает котокативный дисбаланс от такого словопостроения.

Скажи двумя предложениями. Или даже тремя. Вроде «Дискотека была в самом разгаре. Я сидел на стуле и весело болтал ногами, ожидая свой фирменный коктейль «болотная устрица».

Собственно, это правило можно развить и дальше – не употреблять в смежных предложениях одинаковые слова в конце и начале предложений.

Понял? Двигаем дальше.

Не старайся казаться умнее, чем ты есть.

По-простому – не разводи философствований на ровном месте и не добавляй лишних сюжетных петель. Опытный читатель и/или редактор тебя расщёлкают в два счёта и спишут с твоего и без того хилого баланса ещё одну циферку.

Вообще умение выражаться просто – хорошее умение. А умение выражаться просто о сложном, да ещё без потери смысла – ой какое нечастое умение! Как опытный ужиматель тебе говорю.

А разводящих турусов на колёсах никто на самом деле не любит. Особенно в наш век перегруза информацией.

Спойлер – а дальше будет ещё хуже.

Не стесняйся не блистать могучим интеллектом, к которому хочется прицепить тендер с углём. Он так и так вылезет, если есть чему вылезать. Сосредоточься на сюжете – а до нужного объёма потом будем раздувать.

Не пиши ради денег

Кажется, я об этом уже упоминал, но как говорила Масяня – «из одной жажды бабок хорошего ничего… не сделаешь». Редко и мало кто настолько талантлив, чтобы на таком небольшом интересе сделать что-то стоящее. Нужно что-то ещё.

Как говорил один академик: «наука – это способ удовлетворять своё любопытство за государственный счёт». И если ты пишешь боевую фантастику не только из-за желания подзаработать на капусту, но и потому, что тебе нужно восстановить человечеству веру в чебуреки и справедливость, то у тебя выйдет гораздо лучше.

Так что не спеши отбрыкиваться от заказов без оплаты. Без них будет труднее. Всё-таки мы не просто так писать садимся. Без читателей, пусть даже неблагодарных, мы бессмысленны.

Часть 2. Специализация

Я не испытываю иллюзий по поводу того, что ты будешь читать последовательно и вдумчиво, переходя к следующей главе только после того, как впитаешь весь смысл и попробуешь его на практике. Скорее всего, ты даже мне не особо поверишь и уж тем более не будешь прямо следовать указаниям. Так, примешь к сведению и поскачешь дальше по своим кактусовым чащам.

Так вот, весь курс совсем молодого бойца был изложен в первой части. Я, начиная писать свои первые почеркушки, и этого не имел. А жаль – эти несложные, в общем-то, мысли сократили бы время освоения имеющихся навыков года так на три-пять.

И эта вторая часть – это более сложные и отвлечённые вопросы, которые станут понятны и интересны, когда ты позанимаешься писательством какое-никакое время и набьёшь своих шишек.

Ну и чтобы тебе было понятно, что я с тобой серьёзен, время открыть потайную дверь в…

Кладовка

Как преподаватель, я обязан быть с тобой честным. Хотя бы в пределах излагаемого предмета. Эта глава – как раз та самая внутренняя кухня, следы которой нельзя оставлять в законченном тексте. Поэтому можешь смело пролистывать – на общее качество обучения этот раздел повлияет слабо.

Здесь собраны все отрывочные мысли и фразы, которые не удалось увязать в основной текст, а выкидывать было жалко. Поэтому, кстати, кладовка расположена в центре – чтобы не так далеко было ходить из каждого конца текста. Конечно, можно сделать систему гиперссылок, чтобы скакать туда-сюда, но это уже не совсем книга в классическом её понимании.

Чрезмерная доступность порождает избалованность.

Хорошая мысль на дороге не валяется. И отказываться от неё только потому, что она не влезает в твой замысел (или у тебя не хватает терпения или уверенности туда её пристроить) – расточительно. Вызвать второй раз умную мысль будет очень тяжело. Я это уже говорил и ещё раз повторю.

Кладовка должна быть у каждого уважающего себя писателя. Главное – не пускай в неё посторонних, чтобы не топтали в закромах грязными сапогами. Сюда же у тебя допуск, потому что это учебная кладовка. В мою личную я тебя на вытянутый выстрел не подпущу.

***

У мальчиков в юношестве ломается голос. Поэтому юных певцов вокалу стараются плотно учить тогда, когда голос уже переломался. Потому как не все выдерживают испытания второй постановки техники на два разных, по сути, горла.

С нами нечто похожее тоже случается. Только не раз и не два. Нас начинает тяготить наш стиль. Метафоры кажутся избитыми, подходы – банальными, сюжетные повороты – откровенно тупыми.

Всё нормально, дружок. Ты вырос из своей раковины, она трещит под твоим телом и тебя пора обзаводиться корпусом покрепче. А так же узнать много нового о своём разуме. А заодно чувствах и точке зрения.

Знакомо, да? Зато у тебя есть возможность вновь стать молодым.

Эдакое триединство одного существа. Смирись, ты эволюционируешь. И лучше помогай своему организму в этом процессе. Застрять в переходном периоде – весьма кисло.

Ты же не аксолотль.

Это как раз хороший повод взяться за что-то принципиально новое. И крепко отложенное старое. Или то и другое вместе. Шансы, что оно получится, гораздо выше, чем были раньше.

Не отрицаю, это не самый простой период. Он малоприятный, муторный, длительный и полный неопределённостей. Но он делает тебя принципиально лучше – и как писателя, и как человека.

Потом, уже с высоты собственного опыта, просматривая старые тексты, ты увидишь, что это не была революция. Отдельные поползновения проскальзывали и раньше. Их становилось всё больше, больше… пока однажды их не накопилось столько, что они перевесили и стали доминировать в твоей стилистике.

***

Можно сколько угодно прятаться от нелицеприятной реальности. Она всё равно тебя рано или поздно достанет. Если судьба к тебе благосклонна – она достанет тебя ударом в висок и последней твоей мыслью будет недоумение «за что? И что, собственно говоря, происходит?».

***

«Работать над текстом». Как меня это словосочетание доставало в самом начале, когда я действительно не понимал, что ещё можно сделать с текстом.

Сейчас я это понимаю. До того момента, когда все известные манипуляции я уже выполнил, а внешний раздражитель подаёт и подаёт сигнал – «молодой человек, вам ещё нужно поработать над текстом».

И тут уже возникает два варианта. И оба неприятные.

То ли он редиска, то ли я действительно чего-то не вижу. И если в первом случае с ним можно просто не общаться, то вот во втором кроется ключ к саморазрушению. По одной простой причине – вариантов некондиции текста может быть много. И в поисках недостатков ты найдёшь… правильно, неправильный. Просто потому их гораздо больше. А идя по неправильному пути, ты не придёшь к правильному результату.

Софистика. Гадость.

***

И всё-таки до отвращения правильный принцип – «писать надо о том, что знаешь, или чего никто не знает».

***

Вопрос времени погружения. Чем серьёзней пишешь, тем нежелательней на что-то отвлекаться.

***

Возможно, что однажды ты вдруг с удивлением обнаружишь, что просто не можешь продолжить свою Вещь. Текст не идёт и даже принудительное давление не даёт ничего, кроме тухляка.

Причин может быть много, и одна из них – ты ещё не вырос для этого текста.

Да-да, тут как в играх – вы не обладаете нужным уровнем для экипировки этого предмета, и вам не хватает интеллекта, чтобы использовать его.

Не огорчайся, это нормальное явление. Если бы можно было просто сесть и из головы выдумать интересную вселенную, человечество вместо пива, телевизора и стримов подсела бы на ММОРПГ и фантастику.

У тебя просто нет нужных нейронных цепочек, которые бы позволили эффективно продолжить повествование в этом ключе. Для продолжения прохождения вам нужно повзрослеть или получить соответствующие впечатления и жизненный опыт.

***

Вопрос подробности описания хронологии событий – весьма немаловажный вопрос. На собственном опыте могу сказать – можно и события одних суток изложить на ста страницах и ещё останется пара часов в запасе.

Другое дело, насколько это будет интересно читателю.

***

Доклад должен быть понятным и коротким, учебник – доступным и полезным. А художественная литература должна быть интересной и цепляющейся за память.

С цеплянием за память более-менее понятно – нужны сильные образы и резкий перекос относительно жизни вроде разведчика, сморкающегося в занавеску. Но вот с интересностью всё куда сложнее.

Думаете, это ты плохо пишешь? Э нет, брат. Ты из любопытства подними старую литературу. Совсем-совсем старую.

Ознакомься с «сагой о Форсайтах». Можешь ещё полирнуть «Гаргантюа и Пантагрюэлем», «Сагой об Уленшпигеле» и на десерт – выдержки из «Божественной комедии». Только бери ближе к исходникам, а то есть обработанные современниками версии.

Тяжеловесно, неудобно, неинтересно, избыточно и ненасыщенно? Ещё как. И что-то мне подсказывает, что если копнуть ещё глубже, стиль изложения будет ещё неудобнее для современного поколения:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,

Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:

Многие души могучие славных героев низринул

В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным.

Гомер. Илиада.

Чувствуешь, да? И это поэзия – могучий архиватор информации. Изложенное в прозе, это для современного человека нечитаемо. Прогресс – он не только в технике. Мы тоже так далеко забрались, потому что стояли на плечах гигантов.

Кто? Правильно, дедушка Ленин.

И твоя писанина тоже со временем будет смотреться сущим анахронизмом. Но это не значит, что не нужно пыхтеть. Иначе можно оказаться в мерзкой ситуации, когда твои разминочные писульки будут восприниматься великим достижением исчезнувшей цивилизации атлантов.

***

Не двигаться гораздо легче, чем не думать. Особенно если привык это делать.

***

Слушай свою интуицию. В нашем деле на советы особо не положишься, а она, порой дельные вещи говорит.

***

Не дави. Если внимательно к себе прислушаться, ты начнёшь улавливать момент, когда всё – на сегодня лимит точных слов выбран. Дальше ты будешь только вредить.

Проблема в том, что мысль-то продолжается и тянется, как трубочка фарша из мясорубки. Но на вход больше ничего не подаётся.

***

Когда дедушка Оруэлл писал свой пугастик, а Замятин ему поддакивал, они даже не подозревали, что социализм отнюдь не является обязательной декорацией для их измышлений. Неадекватный капитализм могёт даже ещё похлеще.

Ты этих подробностей мог и не читать. Может, что и не надо – вещи весьма болезненные и откровенно неприятные по причине тотальной безнадёги.

К чему это я? Ах да, к проблеме правдивости используемых аргументов. То есть проблема была и раньше, но не настолько чтобы остро.

***

Есть такой писарь – Слава Сэ. Почему писарь? Ну потому что при неплохом уровне конструирования юмора, умении развитого обобщения и относительно самобытного жизненного опыта за ним больше не стоит ничего.

Сейчас кто-то отложит книгу и скажет – ты завидуешь его успеху. Не, ребята. Я завидую таланту Пелевина, Дивова, Лема и Бредбери. Его я просто использую в качестве негативного примера.

Вдруг вся песня, в целом-то, мелка,

Вдруг в ней всё ничтожно будет, кроме

Этого мучительного с кровью:

«Граждане, послушайте меня»

Сергей Евтушенко.

Но вот это я как раз и чувствовал, когда читал его покетбук. Вот сейчас, сейчас, вот уже, буквально вот-вот. И тут книга кончилась, а кульминации и катарсиса так и не наступило. Я так и не ощутил того, ради чего стоило затевать такое хлопотное дело, как написание книги.

И моё дружелюбное отношение сменилось раздражением. А после второй, построенной по точно такой же схеме – открытой и ярко выраженной антипатией.

Сверхзадача? Не, не слышали. Постановка и решение проблем? Вообще ни разу. Мораль басни? Ошиблись входом, молодой человек.

На фоне этого «белый хрен в конопляном поле» начинает выглядеть просто ярким светом в склизком царстве.

***

Зачем раздувать? Ну потому что есть такие звери, что стоят между тобой и читателем. Называются редакторы. Очень похожи на вахтёров, только вы видитесь гораздо реже. И они очень не любят, когда в их дело влезают без сменки.

Сильно плотно я с ними дел не имел, но кое-что всё-таки выяснил.

Говорят, что редакторам очень не нравится, когда два слова подряд идут с одной буквы. Так вот:

Грозный Генька-Губернатор

Громко Грыз Горох Горстями…

Кто? Правильно, Лем. И вот я вам уверенно говорю – нехай идут лесом со своими капризами. Следуя их логике, никогда нельзя давать расшифровку аббревиатуре СССР – там же целых три слова на одну букву! Кошмар! Еретики бунтуют!

Хотя, конечно, если более трёх слов подряд на одну букву начинаются – это странно.

Ещё ходят слухи, что они не любят длинные предложения и множество сюжетных линий. Но тут опять-таки всё напрямую зависит от твоего мастерства и вложенных мыслей. Не каждый умеет грамотно построить предложение на пять строк с шестью последовательными словами в одном падеже. А не заблудиться в собственном предложении на пять строчек и не запутать в нём читателя – это задача не для лысых.

Так что в восьмидесяти процентах случаев их претензии обоснованы. Но это говорит не о том, что сложные предложения не надо использовать вообще. Это означает, что их надо применять умеючи.

А котлеты готовить играючи.

Не помню, как назывался этот рассказ из «Химии и Жизни», где впервые была применена эта фраза, но хорошо понимаю смысл её воздействия.

Это тот самый смысловой крючок, про который я уже раньше говорил. Для чего он нужен?

Когда-то мне сказали, что главный минус моих текстов – они слишком гладкие. Читателю не за что в них зацепиться. Они проскакивают насквозь, как обёртка от сосиски в желудке у собаки, не оставляя и следа в сознании.

А что тогда делать? Целенаправленно уродовать свой текст, чтобы читатель бил ноги по колдобинам, перенося тяготы и лишения? Так вроде как мы выяснили, что от этого и надо уходить.

Та ещё дилемма. И выходом из неё и есть смысловые крючки. Чаще всего это фразы с кажущимся противоречием или неуместным применением слов. Что-то неправильное, что притормозит читателя, заставит его дважды и трижды пройтись по этому месту. И тем самым дать ему время обдумать прочитанное, воспринять картину и проникнуться. И дальше скользить по волнам твоего сюжета, пока его снова не ухватит за рукав очередное крюковое автосохранение.

***

Был у меня знакомый сын сисадмина. И однажды он как-то обмолвился, что он пишет книгу. Я сразу сделал стойку и поинтересовался подробностями. Через неделю я получил двухсотстраничный труд, писанный за месяц (для сравнения – мой личный рекорд – пять страниц за день и это было всего два раза за всё время).

Апогей писчего спазма. Образец того, как не надо выстраивать сюжет и как сцеплять предложения. Там были прекраснейшие перлы, которые можно было со вкусом цитировать.

Но мне запретили.

И когда я вежливо ему намекнул, что теперь надо бы текст прибрать и приукрасить, он отказался резко и наотрез. Он чётко понимал, что не может противостоять писчему спазму и просто дал тому вылиться до самого конца, со всей творческой пеной и комплексами.

После чего с чистой совестью пошёл в сисадмины. И я его за это уважаю – человек себя осознал и не стал душить в себе страсть, а просто направил её в нужном направлении, после чего она спокойно угасла.

***

Так что если одного фолианта тебе оказалось мало, то тут надо уже переходить на регулярную профилактику.

***

И тут возникает конфликт – кому служить? Основной массе или элитам, перешагнувшим определённый порог развития?

Тут уж каждый решает, как может.

***

Детка, я даже скажу тебе больше – их большая часть всех потребителей. Качественный читатель – это чуть ли не профессия.

Но поскольку людей стало больше, достаточное количество читателей есть на всех. Главное, добраться до них вовремя.

***

Но одного читателя, даже благодарного, писателю мало. Ему нужно развернуться широко – хотя бы до сотни прочтений. И вот тут можно сделать самый опрометчивый поступок – залезть в логово к графоманам.

С чего я столь категоричен? Да, именно потому, что я это и сделал – залез к ним в логово и долго там сидел.

В принципе, графоманы – это почти те же писатели. Они тоже пишут свои тексты, делятся впечатлениями и ходят с загадочными глазами. А также катаются на слёты и конференции. Внешне – полное соответствие.

Пока их работу в руки не возьмёшь.

И тут тебя накрывает когнитивный диссонанс. Ибо писано это настолько плохо, что никакими отмазками и отсылками это не прикроешь. Это просто неликвид. Он вредит ментальной экологии и самое правильное – сложить его куда подальше и изолировать от окружающего мира.

Потому как сжигать – неэтично.

Самое неприятное, что в первый период начинающего писателя от графомана отличить почти невозможно. Из обоих прёт творческая пена и обломки чужих стилей. Оба не жалеют читателя и рушат на него свою неупорядоченность. Оба опираются на чужие вселенные.

Но писатель со временем изменяется и совершенствуется, хочет он того или нет. Графоман же застревает на том же уровне развития, на каком и был. И ещё имеет наглость этим гордиться.

Писатель – этот тот же графоман, только обременённый совестью, чувством меры, ритма и ещё массой других прикладных осложнений.

***

Следующая ступень – бумагомарака. Он уже затрудняется некоторым подбором слов, выражений и задумывается над тем, как произвести впечатление на читателя.

Беда в том, что он считает, что самый доходчивый способ донести свою мысль – с размаху съездить собеседнику пыльным мешком по голове. И ради красного словца он не пожалеет ни мать ни отца. Его стиль трескучий, рассуждения с натяжками и передёргиваниями. А ещё у него возникает совершенно необоснованное чувство собственной значимости.

Узнали? Правильно, на этом уровне обитает энное число журналистов и блохеров.

Я не говорю, что журналист не может быть писателем. Писателем может быть человек любой профессии или же без оной. Я просто хочу сказать, что для писателя журналист слишком много общается с подобными себе.

Писатель – существо всё-таки достаточно одинокое. И больше думающее, чем говорящее.

Ещё одна стадия – ремесленник. В этом, кстати, нет ничего оскорбительного. Большинство продуктивных пишущих личностей здесь и оседает. И вполне себе хорошо работает на благо общества. Чтобы пойти дальше, нужно уже быть, извините за прямоту, ненормальным.

В принципе, при должном напряжении сил и возможностей среднестатистического человека вполне можно вытащить на этот уровень.

Другой вопрос – а надо ли?

У некоторых графоманов этот фокус получается. Ловко прикрывшись расточенным навыком письма, они прокрадываются в литературу. Вплоть до издания собрания сочинений. Но при попытке сделать что-то ещё быстро выдыхаются и обнажают своё малотворное нутро.

Конечно, и тут есть масса градаций: от «пьяный сантехник из ЖЭКа» до «мастер-малахитчик». Все они умеют дать продукт, но качество, количество и направление продукта у каждого разное.

Дальше идут мэтры, гении и пророки – все те, которые пробивают новые пути, открывают новые горизонты и задают высокий стандарт писания в своём жанре.

И да, Гарри Портер – это не новый путь, чтобы там остальные не утверждали. Братство Кольца – это да, это потом назвали «фэнтези».

Стоп, это уже личное.

Но примерную градацию вы поняли. Есть надежда, что при близком рассмотрении одного от другого отличите.

***

Борьба за стиль

Начинающие писатели не умеют писать. Это, увы, серьёзный пробел в школьном образовании. Школа не учит писать. Нет, выписывать буквы, складывать их в слова и формировать их в худо-бедно верные предложения она учит. Ещё она учит писать сочинения, изложения и делать пересказ.

Это нужно и полезно.

Но одна беда – для создания длинных связных и интересных текстов эта практика подходит мало. И приходится брать у самого себя дополнительные занятия. Что мы с успехом и делаем, теряя годы на открытие уже много раз изобретённого. Конечно, возможно, что когда-то в будущем среднестатистический школьник сможет самостоятельно написать приличный очерк или рассказ. Во всяком случае, я хочу на это надеяться.

Но пока приходится морочаться самостоятельно.

***

Мало того, что работа писателя не изобилует простыми решениями, так она ещё и снабжена массой скрытых неприятностей, про которые почему-то не принято рассказывать на публике, хотя стукается об это каждый второй начинающий.

Если не каждый первый.

Цикличность мысли

Чтобы мысль стала выпуклой, блестящей и отполированной, её приходится обдумать не раз и не два. В мозгах продавливается колея, по которой она катается. И первая беда этого – в случае чего съехать с этой колеи весьма непросто. Попытка поискать боковые пути приводит к тому, что едва ты отвлёкся, ты опять обнаруживаешь себя в той же беговой дорожке. А делать это необходимо, потому как мысль может запросто упереться в непродуктивный тупик. И чем больше ты думал, тем сложнее её передумывать.

Вторая беда состоит в том, что, несмотря на количество продумов, мысль часто забывается. И ты вновь её придумываешь, радуешься, как легко она к тебе приходит (ну да, по набитой-то колее). Она катится, обрастает словами, падает в текст…

А она там уже есть, оказывается. Неудобно получается. И хорошо, если ты её поймал, когда вычитывал.

А если нет? Один раз повторение сойдёт – читатель нынче невнимательный пошёл, золотое слово может с одного раза и не взять. Но два и больше – тут уж самый невнимательный читатель насторожится – а не страдает ли гражданин писатель склерозом, раздутым эго и хроническим неуважением к окружающим?

Кстати, да – я уже дважды вписывал, а потом вычёркивал эту мысль. Так что это действительно проблема – особенно при больших объёмах текста. Впрочем, программисты тоже не помнят все свои строчки кода.

Что уж говорить о писателях.

Самомнительность

Чем дольше (но не обязательно – лучше) ты пишешь, тем больше ты о себе мнишь. Конечно, если тебе попадётся на жизненном пути качественный критик (или просто грамотный тролль), он прокатится по твоему раздутому самомнению только так. Но против таких как они, у таких как мы, нарастает защитная реакция, которая нивелирует эффект от их воздействия.

Меня так однажды крепко зацепило – какой-то начпис проехался по мне, что он, дескать, не въезжает в мои отсылки и цитаты. Что они слишком старые для него, продвинутого.

Очень хорошо, что он был аноним. А то отхватил бы сапогом по хребту только так. Я, конечно, в местечковом молодёжном сленге ориентируюсь не очень. Хотя бы потому, что он в разных местах разный. Ещё я плохо различаю русских рэперов и почти не рублю фишку шуточек из ВОТ, ВОВ и чем там ещё маргинальные мультиплеерщики развлекаются.

Но, чувак, культуру своей страны, хотя бы в общих чертах, надобно бы знать. Я не обязан разжёвывать все ёмкие фразы и переводить их на новояз только потому, что ты в школе плохо учился и серьёзных фильмов не смотрел.

К чему я этот пример привожу? К тому, что мы со своим творчеством оказываемся в позиции яжматерей, защищающих своих чад. И это правильно. Свои творческие завоевания надо защищать, а то всякий сопливый троллёнок будет об нас ноги вытирать.

А это вредно для самоуважения.

Но самые крепкие бои нам задают те, кто нас поддерживают. У них очень свой взгляд на вопрос. И чем дальше, тем меньше он с нашим совпадает. И весьма часто они пытаются навязать нам свою волю.

Но свою позицию надо отстаивать. И потому писать стоит только то, в чём уверен. И в случае чего – биться за это до упора.

Даже если потом это окажется ошибочным.

По одной простой причине – хорошо выходит только тогда, когда сам в это веришь. А если тебя размывают с подмысленной стороны, да и сам ты как-то не особо уверен – всё, можно выкидывать писанину в урну.

Так что, с одной стороны – либо возомнишь о себе невесть что, либо окажешься не в силах написать даже словечко без одобрительного окрика снаружи.

Прочие предубеждения, предрассудки и жизненные наблюдения

У меня есть две писательских особенности. На самом деле – больше, но я не все ещё поймал, выявил и кратко выразил.

Первое из них – «проклятие сороковой страницы».

Уж не помню, где вычитал, что сорок – неудачная цифра. Кто-то не отмечает свой сороковой день рождения, у кого-то проблема с сороковым медведем. У меня же проблема сороковой страницы.

Как это выглядит?

Где-то со страницы тридцать пятой начинаются необъяснимые траблы. До того дела могли идти хорошо, плохо, блестяще или отрывочно. Но теперь они перестают вообще хоть как-то быть.

Мёртвый штиль. Безветрие. Безвластие, анархия и пучина сомнений.

Приходится упираться остатком рога и тащить из болота бегемота каждый день и каждый час. И в случае успеха, где-то с сорок пятой по пятидесятую страницу этот эффект постепенно угасает. Штиль заканчивается, и текст бодро скачет к завершению и эффектной концовке.

Спойлер – не всегда.

Зачем приходится так мучаться? Потому как если не прикладывать к тексту таких усилий, он осядет мёртвым грузом, очередной мёртвой недоношенной вещью в себе. А это отнюдь не повышает твою самооценку и не ведёт к саморазвитию.

Особенно, когда таких вещей у тебя в архиве больше, чем законченного.

Предубеждение второе – до завершения текста помалкивай в тряпочку.

Уж не знаю почему, но если мне хочется довести текст до конца, приходится держать интригу до упора. И даже не намекать, что именно я сейчас пишу. Потому как стоит только раскрыть варежку – всё, весь пар уходит в свисток. И к дальнейшему написанию текста я уже подхожу охладевшим и пресыщенным.

Я и без этого к нему так часто подхожу. Но если разболтаю – так уж вообще.

Ах да! Есть ещё третье предубеждение. Я не могу начать повествование. Не в смысле того, что не могу подобрать первые слова эпизода. Тут я давно без комплексов – что хочу, то и ворочу.

Всё равно потом отредактирую.

Нет, я не могу начать само произведение. Ту затравку, которая вцепится в читателя настолько, что он продержится до того момента, пока мой текст не станет для него привычным и он его дочитает до конца. Хотя бы чтобы узнать – чем же оно всё кончилось?

И вот тут уже приходится уповать на вдохновение, а также голоса сверху и сбоку. Нет, серьёзно.

Два наиболее прошибающих вступления ко мне пришли будто бы из ниоткуда, мгновенно сложившись в голове в почти готовый текст, который держался достаточно долго без искажений. И хотя стиль вроде мой, но по эмоциональному соотношению с остальным текстом – земля и небо.

Ещё две Малых Вещи начались с чужих текстов. Точнее, отдельных эпизодов – остальное мне совсем не подошло. Но они очень точно задавали дух дальнейшего повествования.

Отнюдь не обязательно, что у тебя будут именно такие предубеждения. Более того, наверняка ты заимеешь что-то очень своё. Но оно будет.

Такая уж у нас особенность.

***

Не торопися. Очень может быть, что к концу книги твоё мнение будет совсем другим, и ты будешь уже не согласен с тем, что сам написал.

***

– Мужчина, поделитесь впечатлениями от последней прочитанной книги.

– Ну что вам сказать? Много неясностей, недосказанностей, умолчаний. Какая мама, какая рама, зачем её мыть?

Не ха-ха? Значит, плохо учил матчасть. Садись и зубри дальше.

***

Стояние в позе непонятого гения.

Сам этим временами грешен.

Этот недостаток проистекает из наших же достоинств – привычки жить в мире грёз и психической саморегуляции. В нормальном состоянии это предохраняет от впадания в беспросветный самоед.

***

Влияние окружения и работы на стилистику

Чарли Чаплин и гаечная фабрика. Шучу. Фильм называется «Новые времена». Но прекрасно иллюстрирует тезис адаптации сознания к определённым условиям ценой ухудшения приспособленности к остальным социальным ситуациям.

Нет, сложно.

***

Редактирование на свежую голову

Для любопытства – знаешь, сколько раз я проходил по этому тексту? Уже порядка сотни. А не, уже двух. Не весь целиком, конечно, отрывочно. От четверти до трети за каждый раз. При этом я всё равно не помню его наизусть и каждый раз хоть один момент, да исправлю или дополню.

И это не потому, что я прям такой педант и перфекционист. Я бы с большим удовольствием порхал с эпизода на эпизод, обильно посыпая повествование пыльцой своей гениальности… но увы, если я себе такое позволю, качество текста упадёт так, что он начнёт мне сниться вместо обычных кошмаров.

Поэтому хочешь не хочешь – а приходится заниматься вычиткой. На одно написание – три редактирования. По одной простой причине:

Садишься писать, а оно идёт ну откровенно плохо. Сшиваешь стыки, а из них белые нитки торчмя торчат. Изобретаешь метафоры, а они снулые. Давишь текст – а он такая погань…

А через пару дней читаешь – да нормально всё!

Обратно – мысль блестящая, слова подбираются квантовым процессором, мощь сюжета выбивает счётчик.

А через пару дней смотришь – ну так.

Это я к тому, что пороть горячку в нашем деле не стоит. Слишком уж велико влияние эмоций. Поэтому необходимо выжидать, прежде чем махать пером и топором. Конечно, из-за этого время работы увеличивается в разы, но тут уж или быстро, или качественно. Конечно, при вдохновении можно и то и другое, но вдохновение – это штука редкая, капризная и сама выбирает себе тему.

Но обратно про вычитку. Чаще всего она служит двум целям: отлавливанию дефектов вроде пропущенных слов и упорядочиванию и сшиванию отдельных эпизодов. Потому что кривое сцепление эпизодов между собой гробит всю картину.

И есть ещё пара нюансов, кроме гармоничности.

Например, эффект структуры.

Если помнишь, то я уже говорил, что книга – это своего рода вектор, который куда-то направлен. И даже небольшая его часть тоже как-то тебя перестраивает и куда-то направляет. И если вдруг ты решил, что создание не действует на создателя, то выдай сам себе хороший подзатыльник.

Это читателя может и не пробить. А вот ты испытаешь всю мощь своего текста на себе, хочешь того или нет. Хоть положительную, хоть отрицательную.

То есть, если ты уже имеешь хороший такой крепкий и выверенный кусок текста, то вчитываясь в него, ты калибруешься нужным образом. И тогда по намасленной колее ты набираешь скорость и пробиваешь в грунте слов ещё пару метров своего шурфа с меньшим усилием. Это гораздо удобнее, чем каждый раз прогружаться в ситуацию с нуля.

Метод очевидный, но почему-то додумываются до него не сразу. Запомни и практикуй.

Ещё один эффект структуры – монолитность.

Если ты злоупотреблял играми, то часто замечал такую ситуацию – чтобы началась глобальная движуха, нужно воткнуть нужный артефакт в нужное место. После чего начнётся активная трансформация, и бесформенная груда железа станет особо кусачим мегагроботом.

С текстом тоже происходит нечто подобное. Достаточно правильно сшитые эпизоды срастаются в один большой сюжет и создают впечатление, что никак по-другому он сложиться и не мог.

Впечатление интересное, но иллюзорное. И эта иллюзия достаточно опасна. Писатели – народ впечатлительный и часто поддаются велению сердца, а не выкладкам разума. А в результате мы имеем, что прекрасно отлаженный и оптимально подобранный состав летит под откос, хотя по всем раскладам он должен был встать под разгрузку на конечной станции.

Согласен, неприятно разрушать очарование текста и перепаивать его только потому, что где-то там по нелепой случайности пошла складка, которая морщит всё полотно. Но если ты замахиваешься на сложные вещи и задаешься непростыми вопросами, тебе придётся научиться и это делать. Иначе ты всю жизнь проходишь проторенными тропами и откроешь уже тысячу раз изобретённое.

Оригинальность – она такая. На обычной дороге не валяется.

Так что запомни – сюжет не догма. Ты его породил, ты его и переделаешь в нужном направлении.

Кроме того, ещё хороший способ поймать крота – это читать медленно. Вдумчиво и со вкусом. Тогда многие дефектные моменты уже не будут размываться от высокой скорости и их станет видно.

И ещё напоследок. Запомни – нет предела самокритике.

Всегда. Можно. Написать. Лучше.

Признаки писательства

Если ты уже повозился на этом поприще, то уже не один раз почувствовал себя редкой бездарью, не способной связать и двух слов. Забыл предупредить – теперь это ощущение будет преследовать тебя с занудной регулярностью.

Но эмоция эмоцией, а холодную голову (или хотя бы её часть) нужно сохранять. Так как же можно опознать, что ты уже не жалкая графомарака, а уже чего-то умеешь? На то есть набор свойств.

Писательский стиль

Он же почерк. То, что позволяет по короткому (или не очень) отрывку почти безошибочно опознать писателя, особенно если ты его уже раньше читал. Набор характерных приёмов, оборотов, подходов, тематик… в общем всё то, что позволяет описать работу писателя в пару строчек.

А без него нельзя? Никак нельзя, дорогой мой товарищ! Как же тебя узнает и полюбит читатель, если ты танцуешь в кордебалете третьим слева во втором ряду? Надо проявлять индивидуальность, чтобы выйти на сольные партии.

А ты сам, дескать? У тебя-то есть стиль, вокруг которого ты такую сырость развёл?

А как же! У меня подпись без фантазии – это да, но вот вокруг стиля я не год и не два хороводы водил. Как можно водить хороводы в одиночку? Ты это тоже скоро узнаешь.

Можно ли описать мой стиль двумя строчками? Давайте попробуем.

Имена героев высокоуникальны. Характерный «вколачивающий» абзац-предложение после мысли. Предпочтение мыслям и описаниям, чем диалогам.

Во, в две вмещается. Можно ещё на абзац про себя приятностей наговорить, но не буду.

Это непедагогично.

Конечно, настоящий мастер описывается не сколько стилистикой писания, сколько общим направлением творчества.

Германия, туберкулёз, сложная жизнь и жизненная философия? Эрих Мария Ремарк. Нарушенная психика, мрачная жизнь и относительный хэппи-энд? Достоевский Фёдор Михайлович. Французский язык, судьба народа через глаза дворянина и много-много лишних слов? Вспоминайте школьную программу.

Но это всё классики. Давайте про современников.

Геймификация сознания, дешёвое морализаторство и пипские попаданцы? Злотников и соавторы. Приличный юмор, детектив, сдержанная эксплуатация мифологии и смесь её в коктейль? Андрей Белянин. Мир через краски, герои изложены более через чувства, чем через мысли? Рэй Бредбери.

Про них так можно сказать, потому что они уже много написали и в них можно уже уверенно ориентироваться. И если вы добрались до такой характеристики – поздравляю. Вы забрались дальше меня на текущий момент.

Ладно, хватит о приятном, вернёмся к теме.

Дополнение разговоров

За это меня иногда недолюбливают в публичных местах. Задумываясь о своём и воспринимая разговор не как новую информацию, а как социальную функцию, я на автомате начинаю подсказывать собеседникам нужные слова, подправлять речь и выстраивать диалоги в определённом ключе. Не со зла, просто выстраивая структуру быстрее, эффективнее и изящнее.

И у тебя такое будет. Может, не в такой активной фазе, но точно будет. Ты будешь с раздражением поправлять ведущих в телевизоре. Будешь морщиться от косноязычных блохеров и временами мечтать о полном изничтожении рекламы.

Это просто объяснить – по сравнению с другими людьми мы много и плотно работаем со словом. И как качок с пренебрежением смотрит на хилого толстопуза, так и мы, забравшись повыше, с пренебрежением смотрим, как там снизу ползают косноязычные людишки, с трудом вяжущие свои три слова.

Да, это мы тоже любим – становиться в позу непонятных гениев, у которых их лучшая работа ещё впереди, и которую они вот-вот. Не такая уж неправильная позиция. Гораздо хуже осознать, что самый пик у тебя уже позади, и ты в лучшем случае сможешь только залезть на ту же высоту. Это куда депрессивнее.

Недовольство и самоедство.

По идее, писатель (да и вообще человек разумный) должен со временем, переходя от Вещи к Вещи, умнеть. На практике с этим получается отнюдь не всегда – жизнь отнюдь не ровная дорожка вверх по холму.

Если тебе нравится то, что ты сейчас пишешь – это нормально (трудно давить текст через нехочу). Если при этом ты можешь взять предыдущие Вещи, посмотреть в них и понять, что их можно было написать лучше – это тоже нормально.

А если ты ещё и можешь сказать, как НАДО было написать, чтобы Вещь стала существенно лучше – это очень нормально. Самокритика функционирует и есть надежда, что ты пока не глупеешь. А значит, ещё можешь называться писателем.

Скорочтение.

Конечно, оно есть и многих других умных людей. Но для писателя оно важно не только потому, что позволяет взять быстро и много информации. У него есть ещё один любопытный эффект – ты начинаешь чувствовать ритмику текста. Хоть стиха, хоть прозы. А без этого хороший текст не сделать.

Если ты читаешь по складам про хвелипеопоопока, тогда тебе любой текст – что-то сложное. Когда ты с трудом можешь прочесть предложение из пяти букв, любая псевдофилософская цитата из соцсетей выглядит верхом мудрости.

И лишь когда ты можешь читать текст сразу в двух плоскостях: в смысле усвоения информации и в смысле анализа «а как оно сложено» – вот тогда можно говорить, что ты имеешь отношение к писательскому делу.

И, как ни странно – потребность писать

Неудержимая потребность, которая то и дело пытается подвинуть базовые потребности во сне, еде, пиве, горячем душе, друзьях и подругах. Потому что если тебя не тянет писать – ты просто человек с развитым навыком письменного слова.

А вот эти все депрессии, алкоголизмы и беспорядочные связи – это наносное. Писатель существо неудовлетворённое морально. Всегда или время от времени – но он неудовлетворён. Это нормально – жизнь наша пока ещё далека от идеала и потому надо бичевать недостатки и вскрывать проблемы дальше.

Вот наступит коммунизм или Матрица (что во многом одно и то же) и нас всех пачкой спишут в музей как исчерпанные реликты прошлого.

Если доживём.

Что делать, если напало вдохновение

Ведь эта муза – люди подтвердят

Засиживалась сутками у Блока,

У Пушкина жила не выходя.

Кто? Правильно, Высоцкий. Так вот, мы с тобой не Пушкин с Блоком и даже не Барто пополам с Пастернаком. Большинство – уж точно. Музей на всех не хватит, так что работать придётся самостоятельно, не дожидаясь нужного момента. Но уж если талон на вдохновение выпал – тут уж ничего не поделать. Его надо обналичивать, потому как продукт этот крайне скоропортящийся.

Сопротивляться вдохновению вредно для здоровья. Это как пытаться остановить поезд, наваливая на пути поленья. Глупо, непроизводительно и что самое главное – опасно. Вдохновение может обидеться и больше с тобой не дружить.

На меня вдохновение нападает примерно раза два-четыре в год. То есть достаточно редко, чтобы я мог если не подвинуть свои дела, то… подвинуть свои дела. Иногда на пару часов, редко – на пару недель.

Но тогда вдохновение уже надо удерживать силой.

Вдохновение – штука хрупкая. Хотя и не всегда. Иногда она силой прорывается через любые преграды. Но всё-таки лучше ей не мешать – больше успеете пользы получить. Легенды гласят, что мэтрами становятся те, кто научился сначала вдохновением пользоваться, потом удерживать, а потом и вызывать по своему желанию.

Так чтотакое вдохновение?

Это состояние, когда какие-то механизмы в организме сощёлкиваются, планеты выстраиваются, и текст, который раньше сочился тонким ручейком (и то его приходилось подкапывать), вдруг прорывается мощным фонтаном. И содержание полезных веществ в нём превышает среднюю норму.

Это те редкие минуты, которые стоят остальных недель.

Могу с уверенностью утверждать – это управляемое состояние. Его можно вызывать и удерживать, включать и выключать. Про ослаблять и усиливать сказать не могу – ещё не знаю. Отсюда резонный вопрос -

Как подтолкнуть вдохновение

Точного рецепта у меня нет и мои рекомендации – это изрядное шаманство. Но могу сказать точно: вдохновение – продукт больших внутренних переживаний. Ему всегда предшествует эмоциональный всплеск. Он может быть и положительный и отрицательный. Главное – мощный заряд энергии.

Второе – для вдохновения нужна Вещь. Конечно, в приступе вдохновения может сформироваться и она. Но тогда нужно ощущение необходимости Вещи.

Тут как с древней студенческой забавой – в полночь перед экзаменом кричать «Халява приди!». Потому как здесь халява действительно нужна. И как ни странно – иногда она действительно приходит.

Что регулярно бесило моего внутреннего отличника в двоечниках-сокурсниках.

Вдохновение редко приходит к тому, кто его не ждёт. Нужно иметь в себе подготовленное углубление, куда скатится этот энергошар и замкнёт предназначенные для него цепи. А для этого нужно регулярно накатывать колею и биться головой о проблему.

При этом не стоит путать вдохновение с настроем. Настрой – это когда работа спорится и не надо себя удерживать. Во время же вдохновения она летит на крыльях. Ты не затрудняешься в подборе прилагательных и существительных, а мысль обгоняет руки. И вся твоя работа – не сильно отвлекаться и записывать как можно больше.

Иногда даже возникает ощущение, что это не ты пишешь, а кто-то другой водит твоими руками и пишет просто гениальные вещи. И возникает соблазн – а как бы сделать так, чтобы это состояние не кончалось? Чтобы просто вот так сесть, расслабить мозг и дать волю рукам, которые сами создадут шедевр.

Но это чистой воды слабоволие. Шедевр просто так не создаётся – это всегда продукт напряжения чьей-то воли. И если не твоей, то кого-то. Тебе понравится, если у тебя вдруг отберут управление твоей жизнью? Не будут указывать (и наказывать), а вот грубо и без прелюдий будут отбирать управление телом?

Это ведь даже в играх бесит.

И если ты не задействуешь свою голову при написании, то возникает резонный вопрос – а зачем ты вообще нужен? Как ретранслятор? С этим куда лучше справляется электроника.

Или гадальная планшетка.

Тем более ощущение постоянных посторонних (не путать с внутренним) голосами, нашёптывающих, что именно писать… – это, батенька, уже свидетельство подтекающей крыши. Это купировать надо, а то и лечить.

Но вернёмся к технологии. Вдохновение – штука относительно устойчивая. То есть – если она вдруг пришла к тебе при некоторых обстоятельствах, есть надежда, что при их воспроизведении, она проявится снова. Поэтому старайся запоминать обстановку и дай себе труд осмыслить все случаи вдохновения.

Вдруг да ухватишь что-то общее для всех вдохновений и продвинешь понимание ещё на полшага?

Дальше. Вдохновение – процесс, связанный с психикой. А когда у нас происходят обострения? Правильно, весной и осенью, когда запахи кружат голову и вызывают нестандартные мысли. А потому держи окна открытыми.

Ещё дальше. Воздержание. Половое, едальное и социальное – в последовательности убывания эффективности. Ты зря хихикаешь, сейчас я очень серьёзен. Все гении – бабники, но не все бабники – гении. Просто первые научились переправлять энергию в голову, а вторые даже и не пытались. Так что если почувствовал, что оно накатило – перевязывайся бантиком и держись, сколько удержишь.

Но обязан тебя предупредить – нельзя находиться в этом состоянии долго. Всё-таки, это форсаж, а не крейсирование. Нервную систему выжигает только так. А все болезни от чего? От нервов.

Кроме тех, что от любви.

Так что жди цветения яблонь, держи наготове травматический дробовик, оббивай стены звукоизолятом, ставь запор на дверь, подбирай психоделическую музыку и будь готов взять отпуск за свой счёт. А также отключить телефон, телевизор, соцсети и выкрутить терпелку на максимум.

И всё это только ради того, чтобы на час чувствовать себя гением.

Приёмы и ухищрения, клише и штампы

Можно было бы назвать этот раздел «чего лучше не делать два», но это было бы идеологически неверно.

Потому как не повышай свою оригинальность, а всё равно скатишься к применению затасканных форм. Это неизбежно, так как нот семь, букв тридцать три, а все слова из словаря. И тут вопрос стоит не в том, применяешь ли ты тот или иной подход, а насколько велико твоё мастерство его применения.

И уровень совести заодно.

Рояль в кустах.

Этим приёмом грешат все писатели, вставшие на путь соцреализма (читай – хоть немного отошедшие от беспристрастного отображения реальности).

Почему так происходит? Представим, что у нас есть два куска текста. В одном у героя пулемёта нет, в другом – он уже есть.

И любой уважающий себя писатель разъяснит читателю – как у ГГ этот пулемёт вдруг очутился. Вещь ведь не самая ходовая и в магазине её не купишь. Вот тут и наступает черёд рояля в кустах.

Возможно, свой станковый «Максим» у себя в сарае схоронил его дед, а ГГ его в нужный момент нашёл, смазал, отцепил щиток со станком и теперь готов вершить справедливость. Или ГГ увидел пустую машину военного патруля с ключами в зажигании и приоткрытую дверь. Залез, отцепил машинку от вертлюги и спрятал в ближайшей подворотне. Может, как-то на улице к нему подошёл странный тип в плаще и очках и сказал «Пст, парень. Я вижу, тебе нужен пулемёт. Держи – тебе он нужнее, чем мне». После чего передал «Печенег» в машинном масле, который герой завернул в простыню и, маскируя под весло, ходил с ним по городу. Ну или самый противный вариант – открыл складку пространства и достал из заначки такую нужную вещь.

Хотя за такое уже нужно бить подсвечником.

Этот приём неизбежен в применении. Если ты занимаешься именно сочинительством, пусть даже и на основе реальности, рано или поздно тебе потребуется свой рояль в кустах.

Просто у опытного описателя он выглядит как маленькая ретроспектива, углубляющая и расширяющая историю ГГ, делая её более выпуклой и человечной. У ремесленника – как подпорка под реальность. А у того, кто потерял чувство меры – это танк, прикрытый пучком травы, который стоит посреди площади. И окружающие его изо всех сил не замечают.

Хороший пример злоупотребления этим приёмом – книга «звёздные короли». Вот там ГГ весь сюжет мучительно тащится от одного рояля к другому, потому что единственный его скилл (именно скилл, а не навык – навык вырабатывается) – неадекватное везение.

Но как говаривал Суворов – «раз везение, два везение – но должно же быть когда-то и умение!».

Обратный пример – «Мир смерти: недруги по разуму» Гарри Гарриссона. Там тоже ГГ любимец судьбы, но он сам хорошо шевелится и его везение выглядит именно как специфическое расположение судьбы, дающая возможность тому, кто в неё крепко вцепляется. А не как гнусный чит, который не даёт преждевременно слить квест.

Дешёвое морализаторство и философичность

Не путать с моралью и философией. Как человек, хорошо ушибленный высшим образованием, могу уверенно сказать – философия действительно обитает в основе всех наук. Потому что додуматься до математических абстракций или до квантовых высокоуровневых парадоксов может только тот, кто в принципе взялся размышлять – что есть природа, что есть познание, что есть время и прочие псевдоочевидные вещи. Не зная внешности вещи, её не вывернуть наизнанку.

Чем я занимаюсь? Правильно, философствованием – внешне умным и толковым размышлением, а на деле – пустопорожним перебором слов для придания избыточной значимости. Зачем я это делаю? Правильно, для примера, потому как в умственность играть незачем – я ей и так занимаюсь с занудной регулярностью.

Даже если со стороны так и не кажется.

Так вот, софистического и тавтологического тумана любят напустить те, кому сказать-то, собственно, нечего. Нового материала у него не нашлось, но прокукарекать очень хотелось. Беда в том, что и наукообразность они тоже изображают очень некачественно. Тут надо хотя бы пару толковых учебников почитать.

Сюда же можно отнести некачественные доказательства. Если все доводы за лучшую жизнь, исповедуемые ГГ, основываются на том, что так сказал Великий Учитель Торсионного Поля с Планеты Нибиру, то это либо сатира, либо автор имеет ярко выраженные дубовые нотки и в грош не ставит читателя.

Потому как это страшный зашквар, батенька. Ссылаться надо на что-то могучее и проверенное. Второй закон термодинамики, первый закон Ньютона, правила расчёта себестоимости по Марксу, на худой конец.

Обратный вариант – автор не знает меры в сглаживании углов. Солдатики, матросики, детишечки, щеночки, церберюшечки… чувствуешь, как розовой соплёй потянуло? Это оно – дешёвое морализаторство. Исполнителя таких арий можно смело брать за шкурятник и бить подсвечником.

Он это заслужил.

На самом деле это вызывает страшное раздражение у более-менее адекватных людей. Они свои сильные и яркие эмоции выражают действием, свершением или хотя бы сложносочинённым предложением с употреблением аналогий.

И если ты опять же ориентируешься не на фальшиво улыбающихся дамочек за сорок и не пытаешься выразить подобный образ в книге, то так не делай.

Повышение ставок.

Чаще всего это настигает многотомные серии. Причина тут достаточно простая – если ты пишешь не бесконечную Анжелику и Винни-Пуха, то тебе надо как-то развивать главных героев. Это значит заменять им реплики, давать новые ситуации, расширять круг друзей и врагов и поддерживать интригу доступными способами.

Делать это горизонтально достаточно сложно, поэтому часто авторы занимаются тем, что решаемые ГГ проблемы становятся всё масштабнее и масштабнее. Лучше всего это видно на плохих РПГ (хоть книжных, хоть игровых) – начинаешь с помойки, где дерёшься за объедки с крысами, потом в подворотне с ржавым ножом сшибаешь медь, потом справляешь себе железный меч и идёшь рубиться на арену гладиатором. Оттуда выходишь уже в арканитовых доспехах и идёшь истреблять краснокнижных монстров. Если с совестью у разработчиков плохо – ближе к концу ты будешь жарить шашлыки из чёрных драконов на поленьях из Древа Мира.

И это только в первом квартале.

А понижать градус нельзя – это тебе любой опытный сомелье-фрилансер скажет. Поэтому замысливая второй том франшизы, будь готов её там и свернуть – твоих навыков на батальные сцены может и не хватить.

Ну или повышай дозу реальности в своём вымысле. Хотя это дольше и дороже.

Моральное перерожденчество (двойной перевёртыш)

Чаще всего это настигает героев первого плана (на вторых может не хватить описательного материала). Вначале он ярко выраженный положительный борец за всё хорошее против всего плохого. В середине он вдруг резко меняет окрас и становится одним из ключевых мерзавцев, а к концу опять линяет и становится белым и пушистым.

Вообще за такое надо бить подсвечником. Это ярко выраженный дурной тон и неуважение к читателю и обстоятельствам. Да к тому же ещё и крепко заношенный разворот.

Чего я разошёлся? Да потому что это бесит. Этот инструмент ещё неплох в шпионских детективах – там фактура предполагает хроническое второе дно, жуткую неопределённость и ежесекундное предательство. Но в остальных случаях надо подготавливать площадку, с которой герой стартует на сторону, у которой в данный момент больше печенек. Иначе это как запускать баллистическую ракету с едущей легковушки куда-то в горизонт.

Да и если твои герои водятся с такими двуличными личностями, возникает вопрос – а может, они тоже того? С перманентной гнильцой?

Резкое коленцо

Если мальчик-ботан вдруг ни с того ни с сего окажет себя мастером кунг-фу, а криминальный авторитет вдруг оказывается сонетным композитором, то стоит насторожиться.

Чаще всего так происходит, когда у автора не хватает развитой фантазии на длинные гармоничные построения (или просто нет на это времени) и он предельно грубо стыкует два эпизода и не затрудняется обустраивать мягкие повороты с ограждениями.

Что взбрело, то и клепает.

С одной стороны это хорошо – сюжет становится почти непредсказуемым. Читатель просыпается и начинает с интересом следить за сюжетными перипетиями. С другой стороны, такое буйство красок быстро утомляет, да и постоянная непредсказуемость тоже раздражает – читателю тоже хочется побыть умней еврейского раввина.

К тому же это сильно сбивает тебе руку, притупляет чувство меры и что самое обидное – загоняет в тупик. И ты можешь оказаться в ситуации, когда у персонажа одновременно должна быть пустая рука и в ней же должен быть пирожок с капустой.

А ты не Бодрийяр, копию-симулякр не умеешь.

Ну и кроме того, опять-таки в прошлом где-то должны быть намёки на возможность развития событий таким образом. Потому что если ничего не предвещало взрыва десять ситуаций подряд, то возникает подозрение, что это не сюжет непредсказуемый, это автор халтурщик.

А таких не любят.

Индивидуализация через присказки

Один из показателей успешности – после прочтения твоей Вещи людяки могут сказать, как звали твоих ГГ. И чтобы это произошло, нужно как-то их индивидуализировать.

Самый милый из моих любимых примеров – существо под названием «мрин» из книги Гарри Гарриссона «Мир Смерти: Недруги по Разуму» с его прелестно безграмотным «есть/быть», вставляемым во всех неопределённых случаях, и весьма необычной формой тела.

Чаще всего писатели не усложняют и индивидуализируют персонажей через характерные присказки. И это не есть полностью верно или полностью ошибочно. Я знаю людей с устойчивыми присказками, с регулярно изменяющимися словесными паразитами. Безличных в этом отношении знаю тоже. Беда в том, что индивидуализировать персонажа только так – скупердяйно.

А они, как известно, платят дважды.

То есть, если всё различие между героями у тебя состоит в том, что один то и дело говорит «Недурственно», а второй «День обещает быть томным», то можешь вешать себе ачивку «творитель Розенкранцев и Гильдестернов» со всеми вытекающими.

На самом деле штампов и клише гораздо больше. И с каждым годом отпадает одно-два, а на его месте вырастает столько же. Я отобрал те, чьё неумеренное применение раздражает.

Побочные эффекты

А ты как думал? Любая человеческая деятельность накладывает отпечаток на человека – в том числе и негативный.

Рассеянность.

Трудно жить двойной жизнью – за себя и за своих героев. Это тратит силы, отнимает время, ослабляет контакт с окружающими. В безобидном виде – это милое чудачество, в нормальном – приемлемый таракан. В запущенном такому человеку уже нужен поводырь. Он действительно может забыть про цвет светофора и угодить под машину, свалиться в строительную траншею, где кабель под напряжением или убрести незнамо куда по непривычному маршруту.

Ну и в социальной жизни у него то и дело девиации. Большинство неписаных законов ему до лампочки. То, что творится внутри, ему куда как интереснее. Окружающих экстравертов это почему-то раздражает.

И они требуют выйти из зоны комфорта. На что рассуждающий интроверт может предложить им также выйти из зоны комфорта и помолчать хотя бы сутки. При этом это не оскорбление, а древнее упражнение внутренней дисциплины. Но его эффект для нас интересен – ощущение ценности слов повышается, а вот потребность их расходовать понижается.

Что для начинающего или морально истощённого очень пользительно.

У этого мероприятия тоже есть побочный эффект – тебе может понравиться молчать. И придётся прикладывать усилия, чтобы вернуться к социализированной жизни. Попробуй как-нибудь на выходных для тренировки силы воли.

Однако продолжим.

Хроническая депрессия и алкоголизм.

Второе отнюдь не всегда, часто он просто следствие первого. В основе писательства лежит всё-таки эмоция, точнее, её перепад. Организовать перепад от очень хорошего к просто нормальному гораздо сложнее, чем от хорошего к плохому.

Так уж устроен наш незамысловатый эволюционный механизм. Когда нам плохо, он подстёгивает организм, чтобы тот преодолевал проблему. А коварный писатель подсовывает механизму вместо проблемы свой сюжет и раззадоренный организм ему его продвигает, давая прочувствованные строчки.

Да, я тоже этим пользуюсь. А вы попробуйте иначе заснуть, когда вас трясёт от бешенства. А так – и себе историю в копилку рассказал, и заснуть смог без препаратов. И сравнительно вовремя.

Тут главное – не злоупотреблять сверх запаса прочности собственного организма. Иначе можно перегнуть – и здравствуй, родной, я твоё нервное истощение. А это очень противно – жить как робот, на гольном чувстве долга и привычках.

Не пытайтесь повторять это дома.

И чтобы этого избежать, некоторые считают правильным во всех непонятных случаях – принять на грудь и внедрить пенного. Не спорю, иногда принять для размягчения клубка нервов бывает полезно, и изредка – так и необходимо. Но как ты не бухай, проблема сама по себе не рассосётся. Решать её придётся всё-таки самому. Ну или идти к мозгоправу на поклон. Иначе в спирту придётся утопить благосостояние, талант, здоровье, а когда промилле в крови упадёт, проблема будет всё так же сидеть на камушке и зловредно хихикать.

Так что смирись с тем, что тебе придётся разбираться с проблемой на трезвую голову. А алкоголь (или иные вещества, запрещённые и не запрещённые к открытому распространению) могут помочь преодолеть наиболее тяжёлые моменты. И то не сколько преодолеть, сколько размазать переживание по времени, чтобы сердце от передоза негативных эмоций не остановилось.

И тут опять следует вспомнить древний совет, что душевные болезни лечатся трудотерапией и прогулками. От себя могу порекомендовать колку орехов и косточек в количестве ведра и больше, изготовление поленниц из чурок и одно-двухдневные походы в сложнодоступные части природы – например, горы.

Ну тут у кого как с географией и доступности неколотых ореховидных.

Шизофрения.

Прямое следствие рассеянности из-за двойной жизни. Где же нам выращивать своих персонажей, как не в своей голове? При правильно поставленном вопросе они живут там на протяжении цикла написания текста, после чего перетекают и обитают уже в книге.

И возвращаются в голову только для написания второй и последующих частей.

Но при нарушениях они могут прогнуть ментальный барьер и попытаться захватить власть. И тут последствия уже могут быть куда как серьёзными. Они же тоже слепки личности, причём чаще куда как более заманчивые, чем мы сами.

Но при этом они не имеют столь мощного заземления и чувства соразмерности, как у исходной личности. А попытка действовать по-книжному в жизни ведёт к травмам и социальному отторжению.

Поэтому, кстати, писателю противопоказаны любые психотропы и средства для расширения сознания. И без того имея склонность к перекатыванию крыши, можно так расширить себе сознание, что там потеряется даже опытный астральный путешественник.

Доставай тебя потом оттуда вантузом.

Да и карательная психиатрия имеет куда меньшие успехи в лечении, чем та же трансплантация. Да и те больше смахивают на обработку гранитной статуи кувалдой.

Что я так часто про психологов и психиатров? Ну потому что писатель гораздо чаще страдает головой, чем остальными местами. Хотя случается, что писатель отхватывает и по корпусу от неблагодарных читателей.

Но в основном прилетает всё-таки в голову.

Хотел бы сказать, что знаю рецепт усиленного заземления и привязывания сознания к реальности, но увы. Могу только сказать, что у напряжённо работающего в разные стороны мозга усиленные компенсаторные способности, которые не дают развиться большинству патологий.

Есть такая хорошая книга «Человек, который принял жену за шляпу». Там врач-психиатр рассматривает своих наиболее интересных пациентов. Так вот, если ты внимательно примеришь на себя проявления их диагнозов, то наверняка заметишь, что и у тебя нет-нет да проскочит нечто подобное.

Это ещё не значит, что нужно идти сдаваться на амбулаторное лечение. Ты же как-то подавляешь в себе эти поползновения, верно? Значит, мозг ещё способен сопротивляться атакующим тараканам. И его стоит в этом поддерживать. И тогда даже в случае тяжёлого помутнения у тебя будет шанс вернуться назад.

Жертва собственного мифотворчества.

Чтобы заставить читателя поверить на пять минут, придётся поверить самому на сутки. А если хочешь как следует встряхнуть его – будь готов протрястись на бездорожье сам. Следовательно, чтобы читатель хотя бы раз забоялся выйти ночью до ветру, тебе придётся какое-то время бояться вылезти из-под одеяла и не оставаться одному в квартире дольше, чем на сутки.

Представь, каково было Толкиену, что годами не вылезал из своего Средиземья. Или Ремарку, что до конца жизни жил там, в окопах Первой Мировой и Веймарской Республике времён становления фашизма.

А ведь из роли так просто выходить нельзя – обратно потом войти гораздо тяжелее. И редко когда есть универсальный механизм для погружения, что будет срабатывать хотя бы раз десять кряду. В основном для погружения в настроение приходится изобретать сложные и неполезные для здоровья способы. И оборонять себя во время таких состояний.

Но тебе это ещё малость рановато.

С точки зрения функционирования организма воображение – вещь вредная. И его даже пытались изничтожить в своё время. Особенно старалась инквизиция. Ни к чему хорошему это не привело.

Такая уж коварная вещь эволюция – без воображения, сиречь инакомыслия, дальше не проберёшься. И чем дальше мы забираемся, тем большее инакомыслия, сиречь творчества нам требуется.

Оборона стиля.

От чего? От других письменных работ.

Так уж случилось, что учился я в универе. И специфика факультета моего была такова, что каждое полугодие я, как и другие студенты, должен был выдавать на-гора 50-150 страниц специализированного текста, в котором не было места художественности. Зато там была вода, деепричастные обороты и совершенно никому не нужные псевдонаучные (или не очень) темы.

Кроме того, у таких работ была очень ограниченная аудитория. Один, редко два неблагодарных читателя. Это отнюдь не мотивирует человека, мнящего себя писателем, заниматься такой работой.

С другой стороны, такая работа требует перестройки мозга и перенастройки руки с художественности на научность и канцелярит.

И как, скажите мне, в таких условиях удержать высокий штиль выше критической отметки? Да никак. Одной рукой ронять стиль, а другой его поднимать выходит плохо. Руки путаются, и устаёшь так, будто закатываешь банки без приспособы для закатки.

Опасно, не повторять!

Конечно, можно поднапрячься и начать относиться к этому текстовому массиву как к Малым Вещам. И этот подход очень даже правильный – художественный стиль несколько утрачивается, зато рука расшатывается в новую сторону, а мозг вырабатывает новые нейронные цепи, что в целом положительно сказывается на конечном балансе.

Благо мы не спортсмены, из формы в форму входим куда как более сглажено.

Но вот в чём, пип, проблема – лимит у меня на количество Вещей на единицу времени! Жёсткий лимит! И хоть ты тресни, но не хватает у меня глубины вложиться в каждую работу!

Я с чем тогда останусь?

Вывод – надо выбирать. Всегда есть обязательно-побочный текст, в который имеет смысла вложиться больше. Например, если он по вашей основной специальности. Тут уж прямая выгода – поднять навык в одном направлении и не сильно обрушить уровень в другом.

Но что с остальными? А с остальными по остаточному принципу. Отключаем совесть, разбавляем копипастой, добавляем воды и следим за уверенным превышением уровня антиплагиата. Уровень скатывается к некоторому минимальному показателю качества.

А теперь приятный бонус – чем больше ты пишешь и думаешь над тем, что пишешь, тем выше этот самый минимальный показатель. И даже твою работу, сделанную по остаточному принципу, всё равно не так противно будет взять в руки, чем у такого же раздолбая, но без литературной жилки.

Просто помни: после написания объёмного побочного текста руку придётся опять набивать. Ну как после большого количества сладкого нужно обязательно чистить зубы.

Ощущение выписанности и опустошённости.

Чувства одного порядка. Собственно говоря, это одно и то же чувство, только разные стадии.

Опустошение – наше нормальное состояние. Писатель в ходе работы растрачивает своё внутреннее тепло, запас слов и удачных мыслей. Даже если он их дозирует, в итоге он оказывается в ещё более поганом положении – он всё равно остаётся у разбитого корыта.

Только вспомнить ему уже нечего.

Мне думается, что это альтруистичный защитный механизм – что-то вроде дополнительной совести. Оно во весь голос кричит – остановись, не гони строку! Оглядись по сторонам, задумайся, накопи новых впечатлений. И тогда новые строки не будет давиться наружу в клочьях розовой пены.

Чувство же выписанности возникает тогда, когда все системообразующие ценности уже ушли в печать, а нетронутыми остались только какие-то случайно уцелевшие ошмётки. Всё, от писателя осталась одна оболочка. Сплошные недостатки без конкурентных премуществ.

И раздолбанная нервная система в придачу.

А значит, надо откатываться назад, к основам. К природе, философии и религии. Добро пожаловать назад, в мир обычных людей. Тебе здесь не нравится? Это нормально. Небожителям обычно не нравится, когда их лишают крыльев и переводят в более плоское измерение.

Или, во всяком случае, ты так думал.

Это означает только одно – твоему внутреннему переработчику больше нечего перерабатывать. А значит – шагом марш за новыми долговременными впечатлениями! Если не хватает денег для перемещения, иди в дворники.

Или в монахи.

А если ты уже дворник и с постригом? Бери в библиотеке метафизику пополам с высшей математикой. Если окончательно не поплывёшь рассудком, то сможешь выстроить новую основу, на которую смогут налепиться новые впечатления. И при должной добросовестности тебе ещё хватит материала не только для лебединой песни.

В любом случае – имей себе мужество признаться, что ты уже всё. И нужно вспомнить, чем ты занимался до революции, и заниматься этим дальше. Может, лет через пять ты сможешь вернуться к подобию творческой жизни.

А может, что и нет.

По-моему, это достаточно убедительное доказательство необходимости наличия профессии. Потому что писательство – это не профессия. Это призвание, потребность или запись в Книге Судеб.

В этом мы болезненно перекликаемся со спортсменами и балерунами. Только у них возрастной ценз определён жёстко и дальше тренерство или забвение. Мы же при правильном обращении способны (да даже должны) протянуть подольше. Да и начинать писать никогда не поздно.

Я это всё к чему – попытка писать по три романа в год приведёт лишь к выгоранию и вырождению в депрессивно-эпатажного циника. Чем сложнее продукт, тем дольше он вызревает. И если ты не существо с принципиальной другой мозговой архитектурой, с этим придётся смириться.

Потому как из одной только жажды бабок хорошего ничего не сделаешь. Кто? Правильно, Масяня. Сказала пророчески, но Куваеву это не помогло.

Немаловажен ещё и размер таланта. Кого-то хватает только на одну книгу, кого-то на две и третью он додавливает с клочьями внутренностей. Тут только самоосознание и самокритика могут помочь.

А если бы они были развиты у каждого человека – тогда такие, как я, могли бы с чистой совестью вымереть за ненадобностью.

У меня даже есть мечта. Где-нибудь в старости проснуться с утра попозже и прочитать со своего устройства сообщение типа «по результатам всеобщего тестирования вы признаны одним из глупейших человеков на земле». После чего повернуться на другой бок и спокойно спать дальше.

Такое человечество от прозаических причин не исчезнет и в цивилизационный тупик не зайдёт. Если оно и вымрет, то от таких проблем, которые я себе и воспринять-то могу только по частям.

Грустно как-то выходит. Так и должно быть – неофит должен быть предупреждён о последствиях несоблюдения личной гигиены и халатного использования личного оружия и амуниции.

О фактуре

Как говорил персонаж одной хорошей книги – «вот читает психолог книгу про маньяков, и видит, что эротоман там описан правильно. А если детективы вдруг начнут писать скучающие домохозяйки?»

Цитата урезанная и не точная, но автор, надеюсь, не обидится.

Конечно, в большинстве случаев читателю глубоко и фиолетово, что по описанию ГГ ходит в майке и шлёпанцах, при этом без штанов и шапки. Они даже могут не обратить внимания, что в начале пути ГГ сел на велосипед, а в конце слез уже с мопеда.

«Ну и какая разница?» – спросишь ты. Зачем затруднять себя проработкой деталей, если и так воспримут? А вот тут и сидит корень проблемы.

Детали нужно прорабатывать всегда, иначе ты сам не сможешь толком работать – сюжет будет рассыпаться на ходу и надоест тебе самому уже через пару периодов. Как раз именно потому, что в нём не за что зацепиться. Ведь в первую очередь ты рассказываешь свою историю самому себе. И если она неинтересна даже тебе, то и остальным она будет неинтересна по факту.

А какая интересность без подробностей?

Обратимся к благодатной теме вятских попаданцев. Особенно про тех, кого заносит с «Печенегом» наперевес на поле боя под Смоленском в сорок первом. Вот тут всё незнание фактуры из автора и лезет.

Если он опознаёт особиста по погонам в сорок первом – это ещё не страшно. Гораздо хуже, если он не отличает Т-34 от Т-35 (нет, я не забыл свои рекомендации, но это уже названия и если их не писать привычно, то их могут и не распознать).

Не улавливаешь градации?

Ну в первом случае это просто незнание того факта, что до сорок второго года были петлицы, кубари и шпалы. И командование имело название «комсостав», а после их атрибутику сменили более привычные погоны и название «офицеры». Там ещё масса фактов, который обычный человек может и не знать.

Но вот во втором случае это говорит о зияющих пробелах в образовании. Про существование сухопутного линкора с пятью башнями можно и не знать, но вот термин «Т-34» надо помнить твёрдо – хотя бы в нашей стране. На него завязано много объектов культурного слоя. И если у тебя здесь дыра в фундаменте, то как ты можешь быть уверен, что твой текст дойдёт до тех, у кого в основании литая плита?

Где ещё можно грубо накосячить? Выдать АК-47 пограничникам, например. Вместе с портативной рацией. Ну тут уже смело можно выкидывать книгу в корзину – у автора проблемы не только с образованием, но и с логикой и много чем ещё.

Хотя, есть ещё вероятность, что это ироническое фэнтези. Но тогда оно себя раньше выдаст.

Косяк поменьше – когда курьер едет в штаб на КВ-5 по раскисшему от дождя болоту. Раскисшее болото – это да, это сильно и мощно. К ней ещё добавить штабную нору, вырытую в размягчившихся скалах и можно уже писать псевдо-романтическую песню про Афганистан.

Автор переиграл в WOT и реальной картины применения танков не представляет. Ладно, что это не массовая модель. Но использовать сверхтяжёлый танк прорыва (да ещё и существующий только на бумаге) для связи – это уже откровенная глупость. А если вспомнить, что бедой семейства КВ была ненадёжная ходовая часть… автор прямо-таки расписывается в необоснованном неуважении к командирам прошлого и незнании матчасти пополам с бытовой физикой.

Что тоже не прибавляет к нему симпатии со стороны квалифицированного читателя.

А вот тут мы подходим к ключевой позиции. Квалифицированный читатель. Человек с мозгом, образованием, памятью и собственным мнением. Умеет не только скользить по строчкам глазами и выдавать одобрительные смайлы с односложными фразами, но и выработать собственные мысли на основе прочитанного.

Он весьма разборчив, иногда даже капризен. На кривой козе к нему не подъехать, на прямой – тоже. Он хочет хорошего погружения в ситуацию, чтобы его действительно проняло и продёрнуло от соучастия и сопереживания ГГ и персонажам поменьше.

А ему вместо пломбира подсовывают мороженый продукт с заменителем молочного жира. Естественно, что он обидится и бросит чтение на полпути.

А чем это плохо? Тем, что квалифицированный читатель обладает памятью. Он запоминает и хорошее, и плохое. И понравившегося ему писателя он запомнит, порекомендует и возможно, что даже время от времени будет проверять, не вышло ли у того чего новенького.

В условиях проигранной конкуренции с блохерами и актёрами о читателе стоит заботиться. А то титул современного классика тебе не видать.

Ведь что такое классика? Это такие авторы, которые продавились в квалифицированном сознании достаточно глубоко, чтобы их помнили чисто по факту. Неквалифицированный тебя одобрит, а в следующий тик уже и забудет – твой след не остался на его извилинах. Он вообще мало кого помнит, у него жёсткий лимит на сиюминутных кумиров.

А писатель объект долгоиграющий, ему быстрая и преходящая слава никак не подходит. Поддерживающая аудитория нужна ему куда больше, чем он – им.

Но мы всё-таки о фактуре.

Есть такой писатель – Вальтер Скотт. И есть у него книга «Айвенго». С точки зрения интересности, развития сюжета… на любителя. Но вот уровень детализации… уровень детализации там такой, что после её вдумчивого чтения можно спокойно идти сдавать экзамен по истории Средних Веков и поразить экзаменатора глубиной понимания предмета.

Конечно, можно пойти в ролевики, чтобы на своей шкуре почувствовать сложности и прелести жизни рядового копейщика в рядах крестоносцев. Но дело это долгое, небезопасное и опыт даёт весьма узкий. А тут широчайший спектр знаний и впечатлений об эпохе почти в готовом виде. Бери, перерабатывай и пользуйся.

После чего твой попаданец уже не будет доставать полицейский «бульдог» 38-го калибра и лихо простреливать трёх пеших рыцарей с двуручными мечами наперевес, а улицы городов будут такими, какими им быть и положено – кривыми, грязными и на редкость вонючими.

Как опять же говорил хороший писатель Олег Дивов «ты можешь придумать вселенную, где люди ходят на головах. Но тогда на макушке у них должны быть мозоли».

Поэтому перед тем, как ты влезаешь в конструирование своей вселенной, нужно понять – как выглядит то время, место и обстоятельства, которые ты описываешь. Благо сейчас есть великая вещь под названием Интернет и хотя бы визуально воспринять декорации ты уже можешь.

Хуже, если ты орудуешь в жанре фантастики или фэнтези и пишешь за будущее или лютую параллельность. Тут, согласен, уже сложнее – официальных отчётов о посещении других времён и миров нам полистать не удастся.

Значит, придётся этот мир выстраивать. Хотя опять-таки – ты не обязан мучаться со всем сам. Всё-таки научной фантастике насчитывается более ста пятидесяти лет (фантастике вообще – около двух тысяч) и многие возможные варианты развития вселенных люди уже плотно разработали. И кое-что у них можно позаимствовать.

Опять же, какое будущее бы ни было, законы физики никто не отменял. То есть если описываемые устройства их нарушают – изволь объяснить, как именно они это делают. Подводи базис под свои измышления.

Вот, например, Лукьяненко. Разработал могучую маготеорию, в которую засунул почти все противоречивые информации о магах и способах их подзарядки. Получились очень приличные дозоры, надзоры, зазоры и позоры (а я говорил – не надо вступать в сомнительные соавторские связи). Потому что? Потому что его могучий базис позволял спокойно орудовать, не опасаясь утратить реалистичность.

Хотя, конечно, это весьма и весьма непросто – создать свою вселенную. Так что всё-таки индикатор в виде круга ограниченных первых читателей тоже никто не отменял. Если они крупных блох в твоей работе не заловили – есть надежда, что и остальные не затянут.

Так что читай тематические книги, листай анатомию, нанимай консультантов – и фактура ответит тебе благодарностью.

Изобретатель велосипеда

Так называют людей, которые изобретают то, что было много-много раз изобретено. Отношение к ним в основном иронически-сострадательное. Всё-таки обнаружить, что твоя личная мудрость – это общее место для более информированных личностей – весьма обидно.

Но что, если я скажу тебе, что для писателя необходимо быть таким изобретателем? Для любопытства можешь сейчас притормозить и подумать с полчасика, а потом сравнить мои доводы со своими.

Часто, когда ты собираешься делать что-то для себя новое и спрашиваешь совета у окружающих, они предлагают погуглить. Что лично я воспринимаю как плохо завуалированный посыл на три буквы. Я тебя спрашивал, где мне искать?! Я тебя спрашивал о том, что будет, если смешать серу с селитрой и не добавить угля! Отвечать не на мои вопросы – это плохой признак. Ты либо глухой, либо незаслуженно меня не уважаешь. Так будь последователен и скажи прямо, что ты не хочешь отвечать на мой вопрос и чтобы я отвязался со своими вопросами.

Впрочем, это опять личное. Критический дефект такого совета состоит в том, что дающий его человек почему-то уверен, что поисковик знает ответы на все вопросы.

Спойлер – это верно только в тех случаях, когда верно. И если ты искал что-то посложнее чем «сопливый боевик на один вечер смотреть бесплатно в высоком качестве», то ты с этим сталкивался. Чем более сложная и многогранная информация тебе нужна, тем меньше значимых ссылок выдаётся тебе в ленту, тем чаще приходится тасовать колоду запроса, чтобы найти что-то нужное.

И вполне возможна ситуация, что ты озверел и поседел в погружениях в пучины информационной помойки, а информации пшик да маленько. И вот тут хочешь не хочешь, а приходится думать. А теперь скажи мне – кто лучше думает в неизвестной ситуации – интернет-сёрфер или изобретатель велосипедов?

Вот то-то же.

Обратный вариант – информации много и её не приходится вырывать с боем. Более того, её слишком много. И время на ознакомление с ней сопоставимо со временем обдумывания. А исчёрпывающее ознакомление превышает любые мыслимые пределы – потому что всё время появляется что-то новенькое по теме. И если ты читаешь медленнее, чем прирастает нужная информация – ты никогда это не закончишь.

Ладно, аллах с ней, с избыточной информацией – человек как-то сам определяет пределы нужного. Но вот запал-то в ходе размышления истощается и отнюдь не равномерно. И часто может быть так, что наконец-то найдя подходящую точку старта с разгоном, ты уже всё. Исчерпался морально. А то и получил увесистый удар по самолюбию, поняв, насколько далеко ушло человечество, по сравнению с твоими кривыми мозгами.

То есть на выходе мы имеем один и тот же результат, но с разным отношением. В первом случае ты ощущаешь себя бездарным копирайтером, который не может ничего придумать сам и лишь пока обманывает систему антиплагиата. Во втором случае, ты имеешь мозговую инфраструктуру, которая приспособлена искать ответы на такие вопросы, да и сам ты знаешь, что в случае отключения тебя от источников информации ты способен на правильные самостоятельные действия. Пусть и не такие казистые, как у знатоков.

Да ещё ты знаешь, что ты весьма умён, раз человечество в своих исканиях идёт теми же путями, что и ты. Это не совсем так, но согласись – это поднимает самооценку.

В общем, человек думающий более приспособлен к созданию нового, чем человек ищущий. Зато у ищущего больше информационный охват. А значит, что? Правильно, опять нужно для самого себя калибровать соотношение этих подходов.

Но думать интересней.

Заключение

Вообще я не хотел его писать. Но тогда текст словно бы обрывался на полуноте. А это было бы эстетически неверно.

Это отнюдь не полная и исчерпывающая инструкция. Что-то не вписалось по форме, что-то оказалось не по теме, чего-то я и сам ещё не знаю. Может даже, что что-то окажется неверным и обернётся вредным советом молодому бойцу. Всё вполне возможно.

В любом развороте, эта книга построена на изложенных в ней принципах. И писано в ней о том, что либо хорошо знаешь, либо никто не знает. И очень надеюсь, что всё это сделано не зря и кому-то она действительно поможет стать лучше в вопросах литературы. Если это окажется так, и ты захочешь сказать спасибо – что ж, думаю, ты вполне сможешь меня найти.

С моим специфичным идентификатором это несложно.

Оглавление

Предисловие

Часть 1. Курс молодого бойца

  Брифинг и медосмотр

  Общие наставления

  О физической подготовке

  Грамота – друг человека

  Графоман и с чем его едят

  Как правильно работать

  Первые шаги

  Где искать новые впечатления (и что с ними делать дальше)

  Что лучше не делать?

Часть 2. Специализация

  Кладовка

  Редактирование на свежую голову

  Признаки писательства

  Что делать, если напало вдохновение

  Приёмы и ухищрения, клише и штампы

  Побочные эффекты

  О фактуре

  Изобретатель велосипеда

  Заключение