Честная игра [Юлия Григорьевна Рубинштейн] (fb2) читать онлайн

Юлия Рубинштейн Честная игра

Кононов настраивал приёмопередатчик. Из него неслась какофония. Музыка сфер – говаривал шеф, судья межпланетной категории Чэн Ю.

Наконец из хаоса вырвались отдельные разборчивые фразы.

– Полмегаметра! Мегаметр! На Канопус ориентируй! Хш… чрщрш… странства, говорят тебе! Damn you, imbecile! Куд-ды? Avant-la! Allez!

В Пространстве шла работа. Там оборудовали гоночную трассу. Там было тесно от контейнеровозов, буксиров, катков системы «Минковский Плюс», сборных конструкций трибун и рабочих, всем этим управлявших. От голосов этих рабочих в эфире и всех девяти подпространствах.

Как раз от подпространств надлежало надёжно отстроиться. Гонка – это гонка. Честная. Только на моторах. То есть реакторах всех систем, но только в римановом пространстве трёх измерений плюс время.

Именно за это отвечал Кононов, помощник главного арбитра Чэн Ю.

– Раз-два-три! Раз-два-три! Даю настройку, – сказал он в микрофон.

В наушниках опять загомонили, только чуть более упорядоченно. Было понятно, что все сто астрономических единиц трассы уже выровнено катками «Минковский Плюс», зачищено от случайно оставленных входов-выходов в подпространства, оборудовано маячками слежения за экипажами участников. Заканчивали облачение трассы в кокон гиперполя, долженствующий предотвратить вылет шлюпок, люлек, капсул и иных допущенных к состязанию снарядов за пределы трассы. С целью исключения помех грузовым и пассажирским перевозкам.

Сто астрономических единиц. Неслучайная цифра. В честь столетия первого полёта Человека в Пространство.

Несколько движений пальцев по клавиатуре – на экране возникло лицо Айгишат Хафизовой, дежурного диспетчера «Нептуна-Пасс».

– Привет. Ещё раз сегодняшнее расписание – а?

Если уже сказал одно слово вежливости, больше не трать время на изъявления уважения, это спам. Таков закон деловой этики Пространства. Экран отобразил расписание пассажирских рейсов на сегодня. И для сравнения – стандартное, будничное. Жёлтым цветом, цветом внимания, были мечены отличающиеся строки. Да, несомненно. Когда через четыре часа начнётся гонка, за орбитой Нептуна в сторону Канопуса не будет ни одного пассажирского судна вплоть до дистанций в тысячи астрономических единиц.

Дорджиев, грузовой диспетчер «Запланетной», находившейся примерно на том месте, где был когда-то Плутон, подтвердил, показав своё расписание. Тоже притормозили приём-отправку грузов. На время состязания.

И оно того стоило. На соревнованиях впервые в истории земной космонавтики должны были присутствовать Зеркальные.

Мухачёв поднёс пальцы к вискам – и не заметил этого жеста.

Был не здесь.

Он и должен был быть не здесь. Точнее, одновременно здесь и в Пространстве. Технику этому так и не научили. Такое мог только человек. Не всякий. Тех, кто мог, называли Астропатами.

Лена Монько заметила жест Мухачёва. В её обязанности как раз и входило внимательно на него смотреть и замечать всё необычное. Буквально всё – по условиям службы Мухачёв был одет в облегающий костюм, термостойкий, защищавший от дискомфортных соприкосновений с твёрдыми предметами, поддерживавший оптимальный газо- и влагообмен, но совершенно прозрачный. Кроме плавок. Дань старинной условности, способ сделать их с Леной работу взаимно комфортной. Прозрачность давала возможность отслеживания сосудистых реакций, вздыбливания атавистического пуха, непроизвольных сокращений мышц и других отличий от фонового состояния.

Здесь, на посту слежения, в гермошлеме или термоподшлемнике надобности не было. Поэтому Мухачёв тёр виски пальцами. Кожа о кожу. Легче не становилось. Голову наполняло биение словно бы большой птицы в клетке. Она кричала, крик осаждал уши изнутри, перед глазами летали пёрышки, строчили целые периоды знаков. Непонятных.

Уставные требования той же службы запрещали Лене привлекать внимание астропата при обнаружении им необычного поведения. Видеорегистрация – в видимом, инфракрасном, радиодиапазоне, и только потом обмен сигналами. Под запись.

Тонкие смуглые пальцы с аккуратными ногтями – щёлк. Щёлк. Записано. Теперь можно. Включила микрофон.

– Серёж, голова болит?

Они много лет работали вместе. Сейчас, когда были экипажем «астропат-регистратор». Раньше, когда он был техником «Запланетной», а она диспетчером. В студенческой юности, когда были парой невесоров, то есть акробатов-танцоров в невесомости. И сейчас, когда его отделяла от неё тонкая ударопрочная преграда, они тоже были вместе. Разобщённость тел не мешала почти полной слиянности сознаний.

– Н…нет, – очнулся он, – как бы птица бьётся…

Как можно точнее описать словесно любые необычные ощущения – было одной из уставных обязанностей астропата. Так верстались карты и таблицы влияний. Уже были внесены в анналы науки открытия вспышек сверхновых, плазмоидов, полей помех – именно основанные на астропатии. Чутьё сверхчувствительных людей шло впереди конструкций точных приборов, направляя инженерную мысль.

– А это не Зеркальные? – серые глаза Лены блеснули догадкой, светлые волосы взметнулись ореолом. Тяжесть-то на посту одна двадцатая земной. – Сегодня же гонка.

– Н…нет. Я их чувствовал… не так. Раньше – не так.

– Тебе кофе послать? Или что вкусненького?

– Ой, кофе точно нет. Собьюсь с настройки, – улыбнулся, проваленные щёки, синеватые от бритья, чуть округлились, на выпуклом лбу разгладились тонкие штрихи морщин, – а вот астропенку-мороженое, а?

Готовить мороженое в невесомости было хобби большинства девушек, работавших в Пространстве. Взбить миксером молочную смесь и во вспененном состоянии высунуть в шлюз. Закрыть-открыть, и всё. Недостижимой на Земле нежности замороженная масса из молочно-сладких пузырьков. Сергей слизывал, артистически, по-кошачьи шевелились тёмные усы, тонкие, чётко прорисованные складки ушей, щурились карие глаза в лаково отливающем обрамлении чёрных длинных ресниц. Работал на публику. Свою публику, свою Лену.

Вдруг остановился. Поморщился. Лена увидела: карие глаза-вишни словно дали сок. Так покраснели белки.

– Где? – не договорила она. Подсказывать запрещено уставом. Где больно – вопрос-подсказка: а вдруг это не боль.

– Со стороны… Кан-нопуса… один… но он не один.

Жужжание, цыкание, пение десятков приборов в посту слежения словно разом стихло – нет, конечно, не стихло, просто все чувства Лены сосредоточились на Сергее.

– Сергей! Кто – один? Точнее, пожалуйста.

Пауза.

– Астропат Мухачёв! Я регистратор Монько! Раз-два-три – приём!

– Д-да… На связи! Ощущаю: один терпит бедствие, рядом с ним есть неспособные помочь!

– Дистанция? Координаты?

Трасса была готова. С центральной трибуны, приготовленной для почётных гостей и находившейся в зоне Свободного Полёта, в бинокли гипервидения, выдававшиеся каждому зрителю и позволявшие визуализировать гиперполе ограждения, она была видна как исполинская труба, простиравшаяся от задворок Солнечной системы в сторону Канопуса. Бинокли, а также фан-экраны, предназначавшиеся для просмотра состязаний компанией болельщиков, окрашивали гиперполе – материал этой трубы – в светлый лилово-синий оттенок. На его фоне человеческий глаз наилучшим образом видел красное смещение гоночных экипажей. По бокам трассы через равные расстояния размещались маячки слежения, снабжавшие информацией судейскую бригаду. На предельном увеличении можно было различить вдали финиш – грандиозные ворота, оборудованные сигналом пересечения линии, а за ними круг почёта и тормозную сетку из силополевых тяжей. Сетка обязана была обеспечить бестравматическое торможение тем, кто разгонится свыше скорости света. Буде таковые найдутся. Ведь ожидались Зеркальные.

Их потому и называли Зеркальными, что их мир был тахионным. Микрочастицы этого мира рождены были непрерывно вращаться, поддерживая скорость выше световой, и не имели возможности замедлиться ниже этого предела. Служившего своего рода зеркалом между мирами. Зеркальным было известно ион-тахионное преобразование, но оно позволяло землянам лишь увидеть их – существ со схемой строения тела, подобной человеческой, но отличавшихся деталями облика. Клювастые головы с откинутыми назад хохолками-пучками приёмопередающих антенн начисто исключали термин «гуманоиды» – жизнь очередной раз оказывалась причудливей самой разнузданной фантастики.

Видят ли Зеркальные нас – оставались сомнения. Связь посредством тахион-ионного шлюза, ТИШ, как его сразу стали называть, была двусторонней. Сигнал приходил в ответ на сигнал, содержал подтверждение приёма. Но что именно воспринимают они – не брался судить никто.

И вот, впервые в истории Земли, дальние корреспонденты изъявили намерение прибыть на спортивные состязания. Предстать во плоти.

– Готов! – отрапортовал Кононов. – Раз-два-три, раз-два-три, Чэн, товарищ Ю, слышите меня? Приём!

– Слишу, слишу халашо! – ответило в наушниках. – Плашу не волнова-ся. Маячки, тест?

Хотя Чэн говорил по-русски бегло и даже выразительно, слово «проверить» для него было непроизносимо.

– Оттестил, – ответил Кононов. Руки сами выполняли предусмотренные операции проверки системы маячков, «прозвонку» – послать сигнал, убедиться в приёме, отдельно правые, отдельно левые, сигнал аварии и прочее. Всё шло по расписанному. – В порядке!

– Твоя левая, – сказал Чэн, – как утве-дили, всем, всем, Хамитуллин, слишишь?

Радик Хамитуллин был такой же, как Кононов, боковой судья. Всё ясно. Ему – правая сторона. То есть в том числе трибуна, безопасность трибуны.

– Всем, всем, – продолжал распоряжаться главный арбитр, – Наконгбо Леу, ты подаёшь сигнал! Пи-и-ём! – слово «старт» тоже было не по силам главному арбитру, но бригада понимала.

– Да, да, понял, – заворчал в наушниках невозмутимый бас Наконгбо. – Товарищ Ю! А что, старт откладывается? Астропаты передают…

Крлькхх-ти-ууу-фррчшш – завозмущался эфир. Что ответил Чэн? Было уже не до того. Судейская кабина Кононова ритмично озарялась красным. Др-рр, др-рр, др-рр. Сигнал тревоги общего уровня. Ключ опускания противометеоритных жалюзи. Жжух! Сработали. Сейф. Скафандр высшей защиты. На тренировках надеть его хватало трёх минут, сам бывший спортсмен, гарпунёр-стрелок. Всё. Колпак пока откинут, теперь только ждать команду.

Но наушники молчали.

Старший спасатель Жора Котельников прыгал в пузыре. Пузырбол – так здесь называли любимое развлечение. Бассейн – внутренняя поверхность цилиндра, дно вогнутое, торцы плоские, ось вращения – метрах в десяти над поверхностью воды. На эту ось нанизана вся станция «Космоспас-Граница», именно это позволяет гордо утверждать, что тут не совсем уж невесомость. Хотя сила инерции, заменяющая тут тяжесть, и копеечная, одна двадцатая земной. В бассейне плавают пластиковые прозрачные шары. Пузыри. Смачивание водой у этого пластика ничтожное, трения минимум, вертится он – разве что не ужом на сковородке. Потому что нелепо сравнивать шар с ужом. А сидящий внутри пузырболист вынужден вертеться соответственно. Зачастую куда более нелепо, и более свободно, и мощно, и вообще здорово. Подплыть к противнику, зафигачить шаром по шару – запузырить! – да так, чтоб отлетел куда надо, желательно в ворота… Та ещё головоломка. Русская. Искусительная. Самое занятие для тех, кто, по определению, должен быть всегда готов.

Экипаж был весь русский. На других спасах – тоже. Только на «Космоспасе-Астра», в поясе астероидов, был кубино-мексиканский.

Вован, хитрый и вёрткий Вован, в этот раз одолевал. Семь – пять в его пользу.

Загудела, завибрировала поверхность воды. Никакими человеческими звуками непередаваемо. Аж челюсти заныли. Так в бассейне транслировался сигнал общей тревоги.

Общая тревога – вахтенные уходят на задание в срок одна минута. Подвахте прибыть в снаряжёнку через пять минут. Жора откнопил вылаз и выпрыгнул так, чтоб сразу на помост, на четыре кости. Получилось нечисто – ногами в воду.

– Обмакнул! Поганый! – весело издевался Вован. Кто окунулся, но не весь, тот поганый, так, говорил он, дразнятся в родном его Архангельске, у помор.

– Иди ты, не до… – Жора поспешно одевался, движения в воде всё-таки медленные, много минут потрачено, сильно отъедает их вода. Ладонь горит от леера, по которому гораздо быстрее добираться, чем прыжками или шагом. Вот и снаряжёнка.

– …из наших кто? – услышал голос начальника станции капитана Щукина ещё из коридора.

– Таргимхоев и Сыртанов.

– Там уже? – отрывисто спросил Щукин, как раз когда Жора и Вован влетели и заняли места в заднем ряду.

– Там, – ответили впереди.

– Борт?

– Катер, всепростран, бортовой одиннадцать.

– Срочно назад! Котельников здесь?

– Я! – отозвался Жора.

– Ситуация: сигнал с поста слежения, Зеркальные терпят бедствие. Дистанция неизвестна, направление – Канопус. Задача: стартовать на катере бортовой одиннадцать вместе с участниками гонки, оказать помощь на подлёте. Безопасность участников и зрителей в приоритете. Снаряжение – всё, что поместится. Приступить немедленно, как одиннадцатый ошвартуется. – Тут голос Щукина слегка потеплел: – Обязательно ТИШ, Зеркальные же. Вопросы?

– Астропаты сигналят? – Жора уже приземлился перед капитаном и взял у него ключи от шкафов со снаряжением. Скафандр… Баллоны… Медкомплект… Гиперполевой линемёт…

– Они. Потому и ни хрена дистанции, – капитан закончил живописной непечатностью.

– Один пойду?

– Да.

За обшивкой станции застучало, все ощутили основательный толчок.

– Станцию с орбиты свор-р-ротишь, джигит, шайтан! – энергично выкрикнул Щукин. Вахтенный приёмного шлюза уже манипулировал рычагами системы присасывания. Шшш. Пшш. Звяк. Серия более слабых ударов, люк открылся, показалась кудлатая голова Бахыта Сыртанова.

– Прибыл! – крикнул Бахыт по-уставному, сверкая рассерженными смоляными очами из-под клочкастых антрацитово-чёрных бровей, но осекся. Котельников, хрипя «срочно, срочно», тащил ему навстречу разом скафандр в охапке, баллоны и ящик с линемётом. Тот стал помогать грузиться.

– Чем я не сгодился…

– Там с Зеркальными какая-то хрень.

– Так ты не гоняться? Вах! Живо-два наружу! – обернулся он назад, в чрево катера, к напарнику. Через считанные секунды катер-всепростран набирал скорость в сторону старта гонок.

Над стартом парила на стационарной орбите судейская кабина. В силу традиции – тарелкообразной формы. Название «летучая тарелка» тоже сохранялось.

В наушниках болельщиков звучал поставленный голос репортёра агентства ПС, Пространство – Спорт:

– Участники заняли свои места, летучая тарелка арбитра Наконгбо Леу точно уравновешена над самой линией старта, он мог бы сказать – мне сверху видно всё, ты так и знай! Перечисляю по возрастанию стартовых номеров: первый номер – Земля, Россия, снаряд класса «шлюпка»! Водородный реактор, пилот – Юрий Улыбышев, да, вы правильно поняли, он тёзка первого космонавта! Второй номер – Земля, Китай, снаряд класса «капсула»… Пятый номер – Марс, консорциум «Икс-Спейс», снаряд класса «яхта»… Шестой номер – Амальтея, Мексика-Куба-Перу, «Майя Институдо», снаряд класса «люлька»… Девятый номер – снаряд класса «драккар», владелец и капитан Кнут Хагеруп… – торжественное перечисление прервалось и последовало:

– Изменение в стартовом составе, да, замена, друзья! На старт выходит снаряд класса «катер», «Космоспас», номер одиннадцать, атомный реактор, пилот Георгий Котельников!

Трибуна, состоявшая из ячеек для швартовки маломерных космосудов, битком полная, хранила внимательное молчание. Запустив фан-приложения, слушали в наушниках или по громкой связи весь эфир состязаний, весь восторг тех, чей фаворит объявлялся, весь азарт тех, кому не так исход был важен, как сам фанатёж. Но пока не дан старт, настоящий болельщик с ума не сходит.

Репортёр – все знали – находится рядом с Чэном Ю, в его «тарелке». Но лишь они двое, не считая спасателей, были в курсе, почему Зеркальные не прибудут. Почему первый этап гонок – без гостей.

Именно главный арбитр даёт старт, Наконгбо Леу только повторит сигнал для всех.

Всё замерло. Строго сравнялось по скоростям.

Радужная вспышка! Удар, отдавшийся во всех наушниках, на всех фан-экранах!

Старт!

И – могучие факелы пламени из дюз стартовавших. С трибуны было видно два-три столкновения бортами, светло-лиловая труба гиперполя раздалась в стороны – это Кононов и его напарник, правый боковой судья Хамитуллин, среагировали расширением лётной зоны на первых астрономических единицах трассы. Несколько секунд хаоса. Рёв в наушниках. Неистовый огонь в биноклях и на экранах. Вперёд вырвался пятый номер, икс-спейсовец. За ним, чуть не носом в термоядерный выхлоп, на глазах превращавшийся в шлейф водяного снега – первый. Оба держали пять «же», для человека, для его возможности управлять кораблём практически предел. Раздались крики болельщиков: Ю-ра, Ю-ра! Трасса ожила. Одиннадцатый пока шёл в группе выжидающих.

– Я «Надёжа», я «Надёжа»! Регистратор Монько. «Граница», как слышите? Дежурный, я «Надёжа», «Надёжа», вызываю «Границу»!

– «Граница» на связи.

– Астропат чувствует приближение терпящих бедствие. Приближение. Как поняли меня?

В эфире раздались звуки возни – это капитан Щукин завладел микрофоном:

– Цифры! Слышишь, регистратор? Цифры давай! Я Щукин, «Граница», не размазывай, координаты давай!

Всё, что могла передать Лена – у астропата Мухачёва ещё больше покраснели глаза, проступила под кожей сетка сосудов, сел голос. Сам астропат сообщал о крыльях или перьях, беспрерывно бившихся в его голове. До тошноты.

– Я «Надёжа», регистратор Монько! «Граница», сообщаю: явления, наблюдаемые мною, стали сильнее примерно вдвое, дистанция до терпящих бедствие сократилась вдвое!

– А было сколько, чтоб тебя?

Лена не могла слышать, как сыпались – тик, тик – на приёмный комп-пульт один за другим вызовы с трибуны. Трудно дышать, мушки перед глазами, сердце. Нужен робомедик.

Котельников вызывал своего командира.

– Я «одиннадцатый», «одиннадцатый»… Иду на двух «же», не тороплюсь пока. Впереди по курсу фигура в перьях. Декоративное сооружение?

Никаких фигур в перьях не предусматривалось. Щукин прекрасно это знал. Щёлк-щёлк связью. Ну-ка, телеметрию состояния спасателя, скафандр даёт основные параметры. Да, что-то очень и очень не так. Пульс просел до пятидесяти, а должен слегка частить, парень держит два «же». Сам катер? Телеметрия основных физических полей ничего необычного не давала.

– ТИШ задействуй, «одиннадцатый», ищи объект!

– Я «Надёжа», Монько, астропат Мухачёв нуждается в помощи! – вновь раздался в щукинских наушниках голос Лены. Опытное ухо спасателя отфиксировало: голос неровный, хриплый, будто сквозь слабость или страх.

– Медицинской или видит посторонних? – уточнил Щукин.

– Сердце… дрршрщ… а-ёт, – прошуршало неразборчиво. Пора было действовать.

Лена действовала вопреки уставу. Устав запрещал снимать прозрачную стенку между астропатом и регистратором. Но глаза Серёжи Мухачёва были навыкате, кровенели. Руки и грудь под прозрачным костюмом опутала верёвочная сетка вен. Аптечка есть, всемер в ней есть. Температура, давление, водно-солевой обмен, сердечный ритм – всё взбесилось. Говорить Серёжа уже не мог, только шептал бескровными, сухими губами: «рядом… рядом…». Лена вколола гибернин. Придавить на время жизненные процессы – так у организма больше шансов дотерпеть до помощи. Никогда не приходилось этого делать, да ещё когда у самой плывут чёрно-зелёные круги перед глазами. Старалась глубоко дышать, унимая дрожь. Становилось едва ли не хуже.

Хватило пороху ещё только заметить: пульс у них с Серёжей бьётся строго синхронно. И нашлись силы наговорить самой вместо астропата запись о самочувствии. Пусть машинка сообщит, если люди отрубаются. К лешему устав.

Как лязгнуло, зашуршало по обшивке поста слежения – уже не слышала сквозь грохот крови в ушах, не пробивал взор белой пелены перед глазами.

– «Граница», я трэтий, – когда Сыртанов весь был в работе, проскальзывал акцент, – снял обоих, астропат нэ дышит, Таргимхоев остался, иду назад максимална!

Было ясно: на максимальной скорости. Щукин переключился снова на Жору, но «одиннадцатый» молчал. Телеметрия при этом шла. Видимо, решил Щукин, спасатель устанавливает связь с терпящими бедствие по ТИШу. Приёмный комп-пульт переключил на медотсек. Вызовы сыпались уже не только от болельщиков, но и от персонала «Запланетной» и «Нептуна-Пасс».

Гонка набирала ритм, появлялась интрига. Икс-спейсовец продолжал лидировать, первый номер толкался корпусами с девятым. Девятый пытался отбросить первого на канаты, пользуясь боксёрской терминологией. Касание гиперполевой трубы отъедает энергию, скорость первого, теснимого к прозрачной лиловатой ограде, наглядно проседала от каждого прижатия. Однако в наборе скорости после её потери маленькая, вёрткая шлюпка явно превосходила длинный драккар. Двух преследователей от икс-спейсовца отделяла уже немалая дистанция – и всё увеличивалась, хотя все трое продолжали держать около пяти «же». До трибуны оставалось ещё несколько десятков астрономических единиц. Остальные отстали, казалось, непоправимо.

Чэн вдвоём с репортёром висели в «тарелке» над трибуной. Репортёр вещал:

– Номер девять, Хагеруп, резко сбрасывает скорость, это расчёт на то, что первый номер врежется и изменит направление, будет отброшен на ограждение трассы… нет, Юра не так прост, вильнул, молодец, огибает! Пятый по-прежнему впереди, а позади мы видим… О-о, одиннадцатый ещё замедляет ход, возможно, он собирается покинуть… сойти с дистанции…

Жора, пилот-одиннадцать, почти не видел происходящего впереди – перед взором летали точки и чёрточки, пестрели птичьи перья, сливаясь в исполинский клювастый силуэт с хохолком на голове. Как на плакатах – «Добро пожаловать, Зеркальные\Welcome\Bienvenida» и прочее. Силуэт прозрачно дрожал в направлении финиша, и от этой дрожи противно тормозило за рёбрами, оставляя пустоту слабости. Пустота заполнялась белёсым звоном, и оставалось полагаться на приборы.

ТИШ… Наставление вспоминалось туго, тоже как сквозь белёсую плёнку. Зрение почти отказало. На ощупь. Хорошо, что в лючок вставил с самого начала, отчаливая. Настройки – руки, отяжелевшие от двух «же», шарили ползком по кнопкам и сенсорам, что-то вспоминалось – о! Ожил экран. Чудо в перьях – вот же оно. На экране. Не в лобовом визоре. Теперь Жора был уверен, что впервые в жизни, первым из землян видел Зеркального без ТИШа. Даже в голове прояснело.

Зеркальные слали один и тот же сигнал. Одну и ту же комбинацию импульсов. Борт-комп сразу вычленил её и преобразовал в мелодию. Ти-ли-ауэ-ли… Ничем не напоминало морзянку СОС, но каким-то образом было понятно: оно.

В кабину ворвался ором громкой связи голос командира:

– …шишь меня, одиннадцать, Жорка, слышишь? Обгоняй! Всех! Рви на максимуме, рви, разрешаю до десяти «же»! Как обгонишь – в подпростран, они там! Слышь? Рви, обязан выдержать, приказываю!

Со стоном, переходящим в вой, Жора вдавил обеими руками сенсор. И услышал – Щукин переключил громкую связь, выплеснул на Жору накалённый эфир гонки:

– …сойти с дистанции… Нет! Вы видели? Вот это фонтан! Целая огненная феерия, даже не могу сказать, сколько это «же», похоже, пилот снаряда типа «катер» вырывается в лидеры!

Конец фразы размазался, утонул в колокольном бое крови в жилах. Вдавило в ложемент со слоновьей силой. Замелькало в глазах. Не знал уж, мерещится – или это беснуется вокруг катера плазма, вырывающаяся из дюз обгоняемых. Потом потемнело, оставалась только слоновья нога Вселенной, геометродинамическая инерция, плющащая, останавливающая сердце…

Зрители на трибуне, судьи, все, кто смотрел в эту минуту репортаж с гонок на Земле, Марсе, в поясе астероидов, на дальних базах – увидели: обдавая соперников огнём не хуже солнечного протуберанца, катер с бортовым номером одиннадцать ускорился невероятно. Чёртом пронёсся между гонщиками основного пелетона. Чиркнул над номерами первым и девятым, осенив огненным хвостом обоих – те разлетелись по сторонам в жёлобе гиперполя, проутюжили стенки. Нагнал сверху пятого – и лучистая бесшумная вспышка ухода в подпространство. Труба гиперполя разорвалась, снаряд с номером пять завертело на месте и выкинуло с трассы в никуда.

Кононов среагировал первым из судей – дал сирену. Руки и у него противно вспотели, в глазах плыло, сердце билось реденько и хило. Гонка была остановлена. Первый и девятый номера столкнулись в последний раз и встали у края гиперполевой пробоины.

– Капитан станции «Космоспас-Гланица», капитан «Космоспас-Гланицы», – услышал в наушниках Щукин, – вас вызывает главный судья гонок Чэн Ю, вызывает главный судья. Ваш подчинённый нарушил правила гонок, предположительно виновен в гибели экипажа снаряда номер пять!

– Тьфу, – плюнул Щукин под ноги и выключил микрофон с такой злостью, что аж кнопка отлетела. Стало слышно заглушённо доносившееся из медотсека:

– Что уже кололи?

– Пульса нет, т-твою!

– Электроды. Разряд!

Треск. Щелчки. Звяканье склянок. Щукин заглянул. Врач и лекпом старались над обнажённым телом Мухачёва. Бессмысленно распахнутые глаза астропата зияли в пространство. Разбросаны пузырьки, ампулы, пахнет озоном высокого напряжения. Снова запиликало в наушниках. Щукин выскочил стремглав.

Мелодия. Ти-ли-ауэ-ли… Никогда не слыхал. Вовремя-то как. Выключить не получалось.

Переключил экран видеосвязи на трибуну. В фан-зоне начиналась паника. Кричали, махали руками, оттаскивали друг друга от теко – терминалов коллективного доступа. Кого-то затоптали, кто-то лежал без сознания. Уже раздавалось «убил чемпиона», «гад», «подстава – выдумали Зеркальных», «с-своих, р-русских пр-ротаскивал», «бей!» и прочее. Межпланетный страп – корпус стражей порядка – в закрытых помещениях мало был способен помочь.

Медроботы уходили один за другим. Один за другим возвращались с пострадавшими болельщиками, погружёнными в электросон. Дождаться помощи. Скапливались перед медотсеком.

Мухачёв не приходил в себя.

Жора открыл глаза. Или сами открылись.

Зайчик от ТИШа падал на лицо. Так уж расположен в катере ложемент пилота: включаешь ТИШ – зайчик падает на лицо.

Зайчик гладил Жору по лицу. Легчайшим пером.

Катер находился в подпространстве. И на экране ТИШа Жора видел Зеркальных. Клювастые головы, хохолки антенн. Клювы раскрывались, и Жора слышал их речь, преобразованную ТИШем так, что каждая фраза словно отпечатывалась в сознании неразложенной на звуки.

– Мы сожалеем об опоздании… Причина – сбой настройки в одном из нас… Нарушена связь с внешними полями… Восстановление связи возможно только извне… Являешься ли ты представителем цивилизации Земли… Есть ли у тебя тахион-преобразованные средства восстановления связи…

Вопросительных интонаций ТИШ не формировал. Но было понятно, что Зеркальные спрашивают. Мозги соображали, руки владели. Хорошо. Жора включил микрофон, запись и дуплекс-преобразование:

– Являюсь, – получилось даже сказать это громко.

– Если имеешь средства восстановления связи, подключи их к… – в голове у Жоры опять зашумело, очевидно, это был побочный эффект передачи понятий, отсутствующих в земной технике. Но на экране произошло странное общее движение.

– Настройка! Улучшение! Как получено? – услышал Жора как бы хор многих голосов. Бесплотных, неземных. И понял.

– Скажите ещё раз, что говорили! – закричал он в микрофон. И напряг слух, напрягся весь, отгоняя дурноту, силясь не допустить обморока.

– Если имеешь средства восстановления связи, подключи их к… – услышал он вновь, но, хотя шум в голове и мешал, теперь сквозь него пробивалась мелодия. Ти-ли-ауэ-ли… Ауэ-дири-дири-мбреннь… Мелодия крепла, шум отступал. Жора встал с ложемента, привёл экран ТИШа в удобное положение. В мелодии зазвенели торжественные медные аккорды, шум ушёл почти совсем. На экране суетились, но согласованно, разумно. Таскали круглые, кувшинообразные и длинные, похожие на кабели, предметы. Прямо в воздухе возникали экраны, на них переливались символы, потом всё исчезало. Жора заметил, что висит в воздухе, как в невесомости, но не испытывает собственно невесомости – руки и ноги имеют вес, если не вполне земной, то и не ничтожный, как на «Космоспасе». И шевелятся точно сами. Как бы дирижируя.

Мухачёв увидел опрокинутые над ним лица. И светло-зелёные робы медиков.

– Я… чувствую… он вышел… – почти получилось даже сказать. Прошептать. Врач «Космоспаса-Границы» частью услышал, частью прочёл по его губам.

– Спокойно, – сказал врач.

– Кто вышел? – спросил более непосредственный лекпом.

Мухачёв два раза глубоко, прерывисто вздохнул. И, после невыносимой паузы:

– Больше… нет… бедствия…

Вот теперь ему удалось проговорить все слова. Голосом.

Врач азартно обернулся к лекпому:

– Все, кто ждёт! Бегом – как они там?

Докрикивал в уже убегающую спину, в мелькнувшие магнитные ботинки. Лекпом выскочил в коридор станции. Подряд стал открывать люльки медроботов. Пострадавшие приходили в себя. Большинству удавалось вылезти из люлек. Медленно, словно ощупью, стягивались к медотсеку. Смотрели на Мухачёва. А тот уже сидел посреди медотсека и словно в реальном времени наливался силой. Исколотые, перепачканные кровью руки как будто дирижировали невидимым оркестром.

Щукин услышал в наушниках:

– Я одиннадцатый, один-цть! Связался с Зеркальными, у них наладилось! Устанавливаю связь силовыми тяжами! – и характерный свист срабатывания гиперполевого линемёта.

Кинул взгляд на мониторы, показывавшие сейчас обстановку на трибуне, в фан-зоне. И там люди приходили в себя. Драчуны озирались изумлённо. Те, кому было явно худо, отпыхивались, утирали пот со лбов. Экран телеметрии… Спасу нет. Его сердце и Жоркино бьются ровно в пандан. О! Что-то как щёлкнуло в голове. То, о чём говорил инструктор в училище – давно, но ожило ярко, как сиюминутное. Думать вместе, чувствовать вместе! Микрофон!

– Слушай мою команду!

Сердца бились согласно. Мухачёв, Лена, Жора Котельников, Щукин, болельщики, которые сумели встать из люлек медроботов, пассажирский диспетчер Айгишат Хафизова – все они чувствовали вместе. Одним развитое зрительное воображение позволяло увидеть оперённые силуэты с клювами и хохолками антенн, другим – более развитое электромагнитное чутьё подсовывало картины силополевых тяжей, оплетавших нечто летящее в Пространстве, третьи просто ощущали тепло и то направление, в котором оно излучалось из груди, возвращаясь затем отражённым.

Жора действительно вышел в подпространство. Там не существовало земных артефактов. Катера, например. Жора находился в матрице поля ион-тахионного преобразования, ощущая силы, тянущие его тело к кораблю Зеркальных, как вес. Время не входило в число координат этой матрицы. Поэтому он не нуждался в кислороде для дыхания и был защищён от процессов, разрушительных для хрупкого человеческого тела. Эти процессы для развития требуют времени, а оно в подпространстве Зеркальных отсутствовало. Был он, спасатель Жора Котельников, и был ТИШ, находящийся в той же матрице – как артефакт, связанный непосредственно с Зеркальными. Через тело спасателя теперь шла энергия всех, чьи сердца бились согласно. Он видел её в виде тяжа, каната, входившего в сияющее облако, каким виделся ему теперь корабль Зеркальных. Облако, пронизанное сетью силовых линий – эллипсов и спиралей. И сам он был их узлом. А ещё была трасса. Лилово пульсирующая прорванная труба, со своей сеткой силовых линий. И нечто, вращавшееся вдоль них вокруг трубы.

Жора знал, что это. Гоночная яхта, стартовый номер пять. Но нельзя было отвлекаться. Иначе не сможет завершиться настройка того из Зеркальных, который терпел бедствие.

Энергия билась, сгустками проходя через его тело. Через то, что было в этом подпространстве вместо тела. Бились сердца землян, участвующих с ним вместе в помощи Зеркальному. Билась, трепетала, лилась в Пространство мелодия. И вот – разрешилась в победном аккорде, похожем на всеобъемлющий звук органа.

– Гонка остановлена! – провозгласил репортёр.

На трибуне, в своих космошлюпках, в фан-зоне болельщики недоумевали. Куда исчезли номера пять и одиннадцать, почему встали, как силовой сетью пойманные, первый и девятый? Почему столько народу разом почувствовали себя худо? Кто очухался, уже кричали:

– Нечестно! Угробил лидера, мерзавец!

– Он нарочно!

– Адскую машинку, зараза, включил, пугалку, инфразвук…

– Это чтоб первый победил!

– Своих тащат, подыгрывают!

– Долой с гонки! Долой первого! Убийца!

Кононов названивал в страп. Пришлите наряд для помещений. Беспорядок. Названивал спасателям. Спасатели молчали.

Чэн Ю взял у репортёра микрофон.

– Внимание! Внимание! Говолит главный судья. Товали-ши болельщики, спокойно! Зачёт по пе-вому этапу отменяется!

Несмотря на весь свой опыт, главный арбитр не до конца знал, что такое фанаты. Призыв подействовал наоборот. Крики и угрозы нарастали. Фанаты уже разбили парочку визор-экранов.

И тут раздалось:

– «Космоспас-Граница», я одиннадцатый, как слышно, один-ц-тый, Котельников! Идём к трибуне в подпространстве, выход средствами Зеркальных! Как слышно?

Не преобразованное в звук, а словно бы у многих разом в головах. Щукин узнал голос Жоры и включил «всем»:

– Всем, всем! Капитан «Космоспас-Границы» на связи! Наш спасатель идёт сюда, у спасённых всё в порядке!

На «Космоспас-Границе» те, кто обошёлся без помощи, сами помогали загонять медроботов в боксы. Лекпом прибирался в медотсеке. Мухачёв одевался в скафандр – ему предстоял рейс в локальный центр слежения за путёвкой на внеочередной отдых. Сыртанов поил Лену кофе с космопирожным «гроздь», состоящим из бисквитных гранул, оформленных желейной оболочкой, не дающим крошек, от которых в невесомости жди беды.

Над трибуной разлилось сияние. Кто видел полярные сияния Земли – у тех было с чем сравнить. Сияние несло с собой мощные аккорды органа. Вокруг сияющего облака по спиральной орбите нёсся катер бортовой одиннадцать. А вокруг него по ещё более сложному геликоиду парила «яхта», стартовый пять. Слегка повреждённая: парус из солнечных энергоэлементов – устройство для ловли солнечного ветра – был словно обгрызен, лишился трети площади. Так сказался аварийный вылет с трассы через пробоину в гиперполе.

Катер отделился от облака. И стало видно, что он соединён с яхтой силополевым тяжом. Оба вместе взяли курс на «Космоспас-Границу». Оттуда всё время транслировались в эфир гонок переговоры спасателей, поэтому «ай’м о’кей» спейс-иксовского пилота услышали все. Возмущённые вопли фанатов сменились столь же безудержным восхищением. Обнимались, орали, скандировали «спейс-икс, спейс-икс».

Щукин опять услышал «бабах, бабах» по обшивке.

– Вдвоём станцию решили доломать, вашу! – рявкнул он в микрофон, но когда Жора, перебирая распухшими, в синяках, руками леер, влетел в центральный пост, первый кинулся обниматься. Круглое белокожее лицо Жоры перекосилось на сторону, как ущербная луна.

– Т-тихо, медведь!

– А-а, то-то, вся спина, поди, один синяк… Этот-то как, спейсовский?

– Ему легче, он пяти «же» не превышал, – сердито покосился Жора всё ещё набрякшими глазами, хотя уже было видно, что они голубые.

– Всю связь, каналы все так-таки заспамили, тебя требовали. Готовься в командировку. На Землю-матушку, в Звёздный, вместе с катером. Разберут его до винтика, да как бы ещё тебя не разобрали. И плевать им, что некем заменить – подавай именно тебя конструкторам, и баста. Уникум ты, вишь ли, единственный, кто с Зеркальными общался напрямую. Ну, а фанаты, с ними сам решай, как знаешь. Приз вам пополам присудили, тебе и этому обсосу… обспейсу… Марш в медотсек, приведись в норму по ускоренной, за кубком тебя Кархунен отвезёт – управлять запрещаю!

Апрель 2022