Цветочная выставка [Кристина Устинова] (fb2) читать онлайн

- Цветочная выставка 2.21 Мб, 13с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Кристина Устинова

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кристина Устинова Цветочная выставка

Клайнсланд, Арбайтенграунд. 1958-1959 год.

1


Часы показывают шесть часов, а я уже сижу за столом и пишу. Светает; сквозь туман пробиваются первые лучи солнца, но окно я пока не открываю – не люблю утреннюю прохладу.

В комнате тихо: радио отвлекает меня, а телевизор пока ещё не приобрёл. Да и зачем? Я могу и в кинотеатрах посмотреть на людей – в этом-то вся его прелесть и ценность, а с телевизором и одно и второе угасает.

Пишу письмо тёте Фредже. Я на подработках здесь, в Арбайтенграунде, а она одна в Клайнсланде. Но нет, за прилавком она не следит – такую ответственность точно не возьмёт. Этим занимается София, которая провалила вступительный экзамен в институте и приехала к ней.

Ей не впервой делать корзиночки с цветами.

Звонит телефон. Я вздрагиваю, откладываю ручку и беру трубку.

– Да?

София:

– Алло, Штефан. Извини, что разбудила…

– Да ничего. А что?

– Похоже, у тётки крыша от маразма поехала, вот что.

– Ну?

– Вчера мимо деревни проезжал какой-то парень – примерно твоего возраста – а ливень-то, какой ливень! Машину что-то там заглушило, а все магазины и мастерская были уж закрыты. Ну и он постучал к нам…

– И она его впустила?

– Ну да.

– Незнакомого человека?

– Угу.

– Да кто он вообще?

– Ну-с, он про себя немного рассказал. Его зовут Николаус Тёплиц; приехал сюда на цветочную выставку, ну и…

– А он вообще говорил свой возраст, про работу…

– Да так, особо не говорил. Он вроде бы на автозаправке, толком не ответил.

– И как себя потом вела тётя?

– Вроде бы он ей понравился, весь вечер с ним провела, постелила ему в комнате для гостей, чаем напоила с печеньем. В общем, прям как князь. С раннего утра уехал, но оставил ей номер.

– Она ему звонит?

– Да, вот сегодня два раза уже.

– Неужели она прям так сблизилась с ним? Неужто на молоденького покосилась?

– Без понятия, но я не удивлюсь, если честно.

У неё всегда тяга к молодым.

– А что ты? Какое он произвёл на тебя впечатление?

– Вроде бы хороший, но…

– Приставал? Подкатывал?

– Боже, да нет! Просто он… В общем, днём тётя ездила на рынок и купила себе шляпу. В тот момент, когда он постучался, она примеряла её. Она попросила коробку из-под неё, чтобы потом положить туда заначку. Он вошёл, она спрятала шляпу в коробку и велела мне поставить чайник, а сама пошла наверх.

– Ага, понял.

– Ну я поставила чайник, прихожу в гостиную, а его там-то и нет. Решила подняться к тёте, и знаешь, что увидела? Я увидела дверь, открытую настежь, в тётину спальню, а возле неё стоял этот Николаус и приглядывался. Я подхожу и вижу, тётя убирает деньги. Вот… При виде меня он тут же спустился вниз.

– А она что, не заметила?

– Вроде нет, но я попросила, чтобы заперла сегодня спальню на ключ. Она отнеслась к этому с пониманием, а после его отъезда я проверила эти деньги: на месте.

– Понятно. И ты волнуешься?

– Знаешь, было неприятно.

– Ещё бы! Да ладно, не волнуйся.

– А если она начнёт с ним встречаться, приведёт ещё раз в дом, а потом он её обворует?

– Давай сначала доживём до этого, ладно? Ты любишь тоже раздувать из мухи слона.

Она отвечает не сразу:

– Ну… ладно. Если что, я сообщу.

– Хорошо, тогда давай.

2


Я сижу на работе и печатаю текст. Что-то такое вроде бы получается, но работать так целый день слишком монотонно. Тикают часы – время обеда. Сегодня пятница – день, когда я позволяю себе сходить в кафе «Закат» и поесть какие-нибудь блинчики, поэтому встаю и иду. От работы до кафе минут десять, от дома – полчаса.

Там уютно, всё как-то по домашнему; народу немного и всё тихо, а возле окна даже книги стоят. Я прихожу, сажусь у окна и заказываю блинчики. В этот момент ко мне подходит новый сотрудник, который с сегодняшнего дня у нас работает; он живёт в соседнем доме от меня.

– Привет, сосед, могу подсесть?

– Да, конечно. Сосед.

Он улыбается и садится. Заказывает картошку.

– Я тебя несколько раз видел, – говорит. – По чаще остальных. Мы же ведь в соседних домах, да?

– Ну да. А ты откуда?

– Из Люксембурга.

– Почему сюда переехал?

– Здесь лучше, цивилизованнее. Получше этой глуши, хоть там и воздух чище.

– Да я тоже не местный. Из Клайнсланда приехал на заработки.

– Понял. Кстати, я Джорг Перл.

– Штефан Кунце.

Приносят обед, и мы приступаем к трапезе. Этот Джорг такая болтушка! Семья есть? Родственники есть? Отучился, поди? Я ему отвечаю, задаю аналогичные вопросы. Вроде говорит с охотой, не допытывается. И всё равно непривычно видеть таких открытых людей, но, с другой стороны, он фактически из деревни – ещё привыкнет поменьше болтать.

Вскоре мы встаём и идём на работу.

3


Он съёживается от холода, а до дома ещё далеко. Уже ночь, и транспорт давно не ходит; свет фонаря освещает его фигуру. Он идёт, прижимая к груди камеру и блокнот.

Он ушёл поздно с вечеринки знаменитой актрисой Л. Ю. Б.; его никто не подвёз, и транспорт уже не идёт, а такси нигде поблизости нет.

Зато есть интервью.

Никого нет; ни людей, ни машин.

А нет, вот, какая-то стоит, а к ней бегут двое мужчин с мешками.

На минуту он останавливается и кричит:

– Подбросьте, пожалуйста.

Один из них смотрит на него и кричит:

– Эй, ты!

Кидает мешок и бежит к нему. Не успевает он опомниться, как мужчина зажимает его рот рукой.

– Только слово скажи потом, сволочь, и я тебя найду…

Он вытаращивается на него во все глаза и бьёт ногой в пах. Тот сгибается пополам и ослабляет хватку. Он вырывается и бежит, сжимая вспотевшими пальцами блокнот и камеру. Сзади он слышит:

– Заводи!

Он бежит, ветер завывает в ушах, по спине мурашки; на лбу вступает пот, и его теперь знобит, хотя ноги горят. Он слышит мотор, скрип колёс…

Он роняет камеру и слышит треск.

«Чёрт!»

Оборачивается.

Машина едет прямо на него.

Он делает кувырок в сторону, машина придавливает остатки камеры (хрусь!) и…

Она врезается в фонарный столб.

4


Проходит несколько дней после разговора с Софией. Наступает ежегодная цветочная выставка, посвящённая началу лета, где флористы, типа меня, и садовники выставляют напоказ свои лучшие цветы, чтобы потом получить главный приз – 5000 марок. Есть также ещё 2000 и 500.

Я никогда не рассчитываю получить эти деньги, мне нравиться выставлять свои работы на показ, а когда люди подходят и внимательно их осматривают, получаю от этого удовольствие. Ведь для чего же ещё нужны выставки?

Я выехал на следующий день после разговора с Софией. Дело в том, что добираться до Клайнсланда на поезде два-три дня, поэтому пришлось выехать пораньше.

Так вот, я сижу в поезде и размышляю над этим Николаусом. Вроде парень хороший, вроде тёте понравился, вроде даже есть намёк на любовь, но… А не оставит ли он её возле разбитого корыта? Такое у неё было с одним фермером, когда тот, спустя пять лет брака, изменил ей и выгнал на улицу с тремя марками.

После этого она больше не выходила замуж. И думаю, она побаивается влюбляться. А тут какой-то молодой хер с Люксембурга!

Короче, я приезжаю на станцию и иду до города пешком – полчаса тут идти. Тишину и спокойствие лесов, природы и ручья прерывают издалека доносившиеся крики, гомон и смех; подходя к деревне, вижу уже четыре ряда машин.

Цветочная выставка в самом разгаре.

Из-за большого потока людей и палаток город как будто выглядит больше в два-три раза, а каждый его домик утопает в цветах, цветочных гирляндах. Палатки раскинулись вдоль Главной улицы и частично уходят даже за пределы города. Каждая палатка по-своему украшена, цветы стоят на полках в букетиках или корзиночках.

Рай для глаз.

До приезда София мне сказала, где искать их с тётей палатку: на пересечении Главной и Змеиной (из-за расположения домов – виноват неровный рельеф, – в волнообразную форму) улицах.

Нахожу я их не сразу. Они вдвоём сидят под розовым навесом среди корзиночек с розами; София лениво отмахивается от мух, а тётя, сутулясь, сидит над столом и глядит в одну точку. Лицо у неё расслабленное, со слегка глуповатой улыбкой. Увидев меня, она, не смотря на массивную фигуру, легко вскакивает и кидается мне на шею.

– Штефи, мой маленький Штефи!

– Привет, тётя Фреджа. – Я обхватываю руками её талию и киваю с плеча повеселевшей Софии. – А ты вытянулась за полгода.

– А у тебя, смотрю, щетина.

– Просто бритву забыл.

Она усмехается, а тётя отпускает меня. На её глазах стоят слёзы.

– Магазин цел, не волнуйся. София говорит, заработали достаточно прилично, потом она покажет книгу.

– Хорошо, надеюсь, проблем не возникло?

– Слава Богу, нет. Всё тихо и мирно. Даже иногда к нам заезжают знакомые из Арбайтенграунда.

Я оглядываюсь по сторонам.

– А где твой жених?

Она краснеет.

– Да прекрати ты! Как ребёнок, честное слово. Он не жених мне, мы общаемся.

– Это правда? – говорю я Софии.

Та смеётся и кивает.

– Да. Он сейчас придёт – пошёл за водичкой для дам.

– Он знает, что я приеду?

– Тётя ему все уши прожужжала.

– Да прекратите оба! Штефи, давай присядем.

Мы прошли под навес и сели.

5


Проходит почти два месяца. Мы с этим Джоргом быстро сладили и даже успели на нескольких концертах побывать. Весёлый человек, правда, о себе не слишком откровенничает, зато очень весёлый тип.

И мы стали типа братьями.

Да, не очень красиво я выразился, но случилось вот что.

Мы договорились встретиться у меня дома, чтобы пойти в бар. Суббота, и он на подработке. Я занимаюсь уборкой, включаю патефон и не сразу слышу барабанную дробь в дверь. Я открываю её и вижу Джорга. Он белее мела, весь трясётся и в руке держит какой-то мешок с торчащими неострыми углами из него.

Он протягивает мне мешок и влетает в квартиру.

– Я побуду у тебя три-четыре часика, ладно? А лучше переночую.

Я открываю мешок. В нём лежат небольшого размера картины.

– А… что это?

Он плюхается на диван и вытирает пот со лба.

– Это картины.

– Откуда они у тебя? Что ты натворил?

Он выдыхает и жестом показывает в окно. Я подхожу и смотрю на тёмную улицу, по которой бегает, рассеянно озирается по сторонам пухлый мужик в котелке ещё конца прошлого века.

Отхожу от окна и поворачиваюсь к нему.

– Ты украл их?

Он кивает. Я выключаю патефон.

– Как это произошло?

Он невозмутим:

– Украл я их в любительском магазине того типа. Это подделки.

– Зачем они тебе?

– Надо.

– Ты явился ко мне, скрываешься у меня и при этом даже не хочешь объяснять мотив. Это очень нагло с твоей стороны.

– Штефан, я устал…

Я бросаю мешок на пол и подхожу к телефону. Он вскакивает и больно хватает протянутую руку.

– Спятил?!

Я вырываюсь.

– Тогда говори.

Он снова садиться.

– Ну ладно. Мне нужны деньги.

– Зачем?

– Задолжал одному…

– Кому?

– Не важно.

– Почему картинами?

– Денег особо у меня нет, а он говорит: «Можешь какой-нибудь более-менее стоящей вещи дать. Я её разменяю. Например, что-нибудь из искусства или ювелирного».

– Зачем деньги тебе были нужны?

– Да плохо мне было в одно время с финансами… никак не мог найти работу, и… ну так уж получилось. Кушать и греться-то надо.

– Сколько?

– Восемь тысяч марок.

– А что так много?

– У меня есть ещё дети, которым я высылаю большие алименты в Нордеграунд.

Я сажусь.

– У тебя есть дети? В Нордеграунде?

– Да. Я сам оттуда.

Наступает напряжённое молчание. Я тупо на него смотрю. Как же мало я про него знал! Он мне говорил, что не был женат, что приехал из Люксембурга, и вот…

А он подходит к шкафчику и достаёт коньяк (что, впрочем, не впервой). Садиться возле меня и наливает в чистый стакан, а сам отпивает из горла.

– Хорошее пойло.

Я отпиваю из стакана и встряхиваю головой.

– Тогда почему ты здесь?

– Работы там нет, а здесь хоть какая-то… Вот только планирую поискать другую.

– А чем тебя эта не устраивает?

– Маловатые деньги.

– По-моему, нормально.

– Для тебя, одиночки, может и да, а вот для северной семьи – нет.

Я вздыхаю.

– Ну ладно, понял тебя…

Он нагибается и касается моего локтя.

– Ты же не выдашь меня? Ты же должен меня понять, как человек из небогатого края. Ты работаешь для семьи, я работаю для семьи… Мне кажется, мы должны поддержать друг друга, не находишь?

А в принципе, он прав.

И я киваю, отпиваю из стакана.

6


Прижимаясь щекой к земле, он слышит глухой удар, и тут же всё погасает. Глаза его стараются привыкнуть к темноте, и он медленно поднимается на четвереньки. Он видит, как неясный свет отбрасывает на асфальт его тень, и, нащупав блокнот, оборачивается. Горячая кровь струиться от виска по щеке на асфальт.

Машина эта сбила столб, и тот сейчас при свете огня лежит, накренившись. Бампер разбит и медленно возгорается; пламя постепенно охватывает машину.

Он встаёт и пятится назад, думая о том, как бы взрыв не случился И тут он видит, что все стёкла разбиты, а за рулём полулежит мужчина, который заводил мотор. Всё лицо его в крови и осколках.

Мёртв.

Он слышит, как дверца с другой стороны открывается, и из машины выходит тот самый мужчина, который гонялся за ним. Рука в крови, на лице небольшая царапина, рубашка перепачкана. Его лицо дёргается.

– А ну иди сюда!

Он бежит, но тот успевает схватить его за шкирку. Прижимает его к стене.

– Только попробуй сообщить об этом полиции, слышишь? Я тебя запомнил. Только попробуй… и будешь оборачиваться.

Одной рукой он ослабляет хватку и проверяет карманы брюк. Другая рука у самого горла, и он вдавливается в стену. Рука достаёт кошелёк, и мужчина вынимает оттуда визитную карточку.

– Эдмунд Зееман, Рыночная улица, дом 22, квартира 19. Личный телефон и телефон редакции… Ага. – Он убирает её к себе в карман. – Только попробуй, и я тебя убью.

Он отпускает его и уходит.

Эдмунд ещё долго не двигается с места.

7


Итак, я типа соучастник, раз не позвонил, верно? Меня это не первый день тревожит.

Он спокойно переночевал в гостиной, а на следующее утро, точнее ближе к обеду, попрощался и ушёл. Потом я с ним встретился вечером возле его дома; он шёл без мешка. Я долго смотрел на него, как бы спрашивая: отдал? Тот понял намёк и кивнул в ответ.

Проходит несколько дней, а так в общении, по крайней мере, со стороны, ничего не изменилось. Мы также приходили обедать по пятницам в кафе, ели в офисе, общались с другими ребятами, а на выходных ходили по барам.

И так целый месяц. В субботу мы идём в бар и садимся с бутылками пива возле самого дальнего столика, и Джорг шепчет:

– Штефан, я нашёл работу.

– Да? И какую?

– Ты знаешь герра Шнайдера?

– Того карлика? И?

– Так вот, он принял меня к себе.

Я поднял бровь.

– В качестве кого?

– В качестве слуги.

Я прыснул. Он нахмурился.

– Чего ржёшь? Он неплохо платит за это.

– И что ты будешь делать? Полы подметать?

– Почему бы и нет? Я видел его дом – трёхэтажный большой особняк, делящийся на два корпуса: одна сторона для слуг, другая для хозяина.

– И ты будешь там жить?

– Пока нет. Пока это будет как подработка, а потом, говорит, может, и примет меня к себе.

– Ты наткнулся по объявлению?

– Да, но требования были, признаю, достаточно жесткими: без каких-либо проблем с законом, без психических или физических отклонений, без тяги к алкоголю или наркотикам, без каких-либо безобразных шрамов или других дефектов…

– Логично, он переживает за своё имущество.

– За которое можно продать целую страну с колонией. А ещё там, кстати, много охраны, и первое время двое будут стоять у меня за спиной.

– Зато скучно не будет.

– Общался я с ними. Да они, мне даже кажется, немые, – говорит Джорг и отпивает из горла.

8


Проходит два месяца, и недавно Джорг переехал к этому карлику. Тому понравилась его работа, да и охранники не увидели в нём ничего подозрительного – общительный, спокойный парень, говорят. Но теперь я его видел только раз в неделю, в воскресенье, а так мы по вечерам общаемся по телефону. Ему самому эта работа нравится: не слишком напрягает, хорошие деньги, а сам Шнайдер хоть и прихотливый к чистоте, но так человек нормальный.

Джорг даже завёл себе друга – дворецкого по имени Аддлер, который работает на карлика почти десять лет и знает каждый уголок в этом доме. Сам лично я его не видел, но Джорг показывал его фотографии.

…А теперь буду краток: в воскресенье, спустя два месяца, мы идём в кафе «Закат» и садимся у излюбленного места – у окна. Джорг мрачен и молчит. Я жду, пока он что-то скажет, но в итоге не выдерживаю:

– Что с тобой?

Он нагибается через стол и оглядывается.

– Слушай, помнишь того человека, которому я задолжал?

– Ага.

– Я ему большую часть суммы вернул, но он настаивает, чтобы я подсократил сроки возращения.

– И ты собираешься ещё картины украсть?

– Если не будешь перебивать, я всё выложу. Так вот, а на днях я видел в комнате для коллекционного оружия, что на втором этаже, Аддлера. Он… в общем, за одной большой картиной на стене находится сейф, ну и он… осматривал его.

Намёк на преступление покрупнее?

– И… что? Зачем это ему? Особенно когда ему почти полвека.

– У него жена больная.

– Может попросить и у коротышки, раз он нормальный.

– Они накануне повздорили. Видишь ли, Аддлер и так на грани увольнения, так как коротышка и так подозревает его в нечестности.

И тогда дворецкий решил подтвердить его подозрения.

– Почему тот его не уволит?

– Ну, не могу точно сказать. Может, он в какой-то степени привязан к нему – десять лет, всё-таки… Я не стал уточнять.

Официант приносит нам ужин, и некоторое время мы молча кушаем. Наконец мой мозг переваривает всю информацию, и я откладываю вилку.

– Ты что… Неужели ты и на это пойдёшь ради какого-то долга?

– У него связи есть.

– Это он так сказал? И ты ему веришь?

– Поверь, с ним лучше не связываться.

– Он что, мафиози?

– Нет, но…

– Да где ты его вообще откопал?

Джорг понижает голос:

– Это мой кузен.

– Кузен?! Что…

– Да-да, он мой кузен.

– Но… что… Почему он просто не хочет тебе помочь?

Он отвечает не сразу:

– У нас с ним за последнее время испортились отношения…

– До такой степени, что он даже твоим детям не хочет помочь?

– К сожалению…

– Что произошло?

– Не твоё дело.

– Ладно, ладно… И тебе пришлось так унизиться перед ним?

– Да… И ворую для него, но, признаю, отчасти и для себя.

Я вздыхаю и смотрю в окно. Хочет воровать – пускай ворует. Не моё это дело.

9


Спустя почти неделю ко мне стучатся. Я открываю дверь и вижу перед собой бледного Джорга; за окном вечер – полчаса, как мы завершили рабочий день, и я вернулся домой.

– Что случилось? Что с твоим лицом?

Он заходит и прижимается спиной к стене.

– Аддлер заболел и не смог прийти…

– И что, завтрашней кражи не будет?

– Не знаю… Всё уже продуманно, всё запланировано – и нет! Как назло! – Он бьёт в стену. На ней появляется трещина.

– Э, аккуратнее!

Он плюхается в кресло.

– Извини.

Я сажусь рядом с ним.

– Обязательно нужны двое?

– Да. Один бы взломал сейф, другой сначала заговорил бы зубы охраннику; я, запомнивший комбинацию сейфа, достал деньги, а потом тот помогал складывать их в мешок…

Он умолкает и смотрит на меня. Я вскакиваю.

– Нет, даже не проси!

– Ну пожалуйста…

– Даже не проси, Перл! Одно дело спрятать тебя с подделками, а совершенно другое – обокрасть бизнесмена! Да я же попаду в тюрьму!

– Нет, потому что мы приедем ночью.

– Я не могу, Джорг, это опасно!

– Ну ради моей семьи…

– Да плевать я хотел на твою семью!

Гробовая тишина. Он смотрит на меня исподлобья. Наконец вскакивает и хватает меня за руку. Он говорит сквозь зубы:

– Тогда я пойду один. Но если меня поймают, я расскажу им, что ты знал, понял? И про тот случай с картинами тоже.

– И это, по-твоему, называется «дружбой»?

– А то, что тебе на меня и мою семью плевать – это тоже дружба? Ну хорошо, я пойду один.

Он ослабляет схватку, выпрямляется и идёт к выходу. Я ещё долго смотрю ему вслед…


Я не спал всю ночь. Вставал вопрос не только закона, но и денег. Нужны ли они мне? Мы могли бы поделить сумму пополам (или на одну треть) – этого бы хватило для нас с тётей на ремонт в нашей семейной цветочной лавке, где мы занимались творениями флористики, а потом продавали за умеренную (по меркам деревни) цену.

Так нужны ли они мне? Естественно, нужны, иначе почему я приехал сюда, хотя и не выношу этой всей городской суеты и загрязнённого воздуха?

Конечно же, нужны.


На следующий день я звоню Джоргу.

– А? Да?

– Джорг, это я, Штефан.

– Чего тебе?

– Я согласен.

Молчание.

– Ты… серьёзно? С чего это вдруг?

– Они мне самому нужны. Для цветочной лавки.

– А-а-а… Понял, понял. Сумма в сейфе не очень большая – карлик что, дурак, что ли, чтоб хотя бы четверть всей своей суммы хранить в одном месте? – но мы, думаю, сможем поделить её пополам. Да, думаю, половины мне хватит на долг.

– С головой.

– Ладно, приходи сейчас ко мне, пока я дома – обсудим детали.

10


Он отлипает от стены и бежит в ближайший полицейский участок – нет, он напуган, чтобы бежать в редакцию. А вдруг мужчина там его настигнет?

Он приходит, и начинается стандартная процедура. И его потом отпускают.

Но нет, он хочет придать этому огласку, он не хочет, выходя из дома, оборачиваться. А самый лучший способ это сделать – придать обидчика огласке. А ещё это произведёт настоящий фурор.

И он печатает. Описывает внешность того мужчины (хотя из-за полутьмы он его не особо различил).


И это попадает в газеты. По всей стране, параллельно со статьёй об ограблении герра Шнайдера.


И на следующий день ему звонят. Он машинально берёт трубку:

– Да?

– Держись.

Гудки. Он не выпускает её из рук и понимает: это тот самый, что хватал его за горло…


– Мне угрожают.

Сержант разводит руками.

– А что можем сделать?

– Мне угрожают убийством!

– Не кричите. Мы в таком случае ничего сделать не можем. К сожалению.

– И что, мне сидеть и дожидаться, когда меня убьют? Вы издеваетесь?

Сержант в раздражении встаёт.

– Что вы от меня хотите? Я могу вам дать только один совет: валите из города на время. Хотя бы на месяц, но укажите потом адрес, чтобы связываться с вами. Следствие идёт, и мы мало чем можем способствовать его ускорению. Это всё.

Он кивает, что-то записывает на бумажке и отдаёт ему.

– Это телефон моих родителей. Они в Люксембурге.

Сержант кивает, и он уходит. Собирать вещи.

11


Я сижу и высматриваю этого Николауса в толпе. Тётя говорит со мной и говорит, София отмахивается, а иногда предлагает прохожим какой-нибудь букетик.

Наконец тётя встаёт.

– Вот он.

Я слежу за её взглядом, который зацепился на светловолосого парня с бутылкой воды в руке. На полпути он останавливается и смотрит на меня, раскрыв рот. Я стою и смотрю на него.

Нет, это не Николаус, это Эдмунд.

С минуту он стоит как бы в нерешительности, а затем я замечаю, что он пятится назад. И меня охватывает ярость – какой суслик передо мной стоит! Вы посмотрите на этого жалкого грызуна: весь побелел и трясётся, как в лихорадке.

Я делаю шаг вперёд, вплотную приближаясь к столу.

И он, спотыкаясь, падает.

И эта крыса… Чего она стоила – смерти Джорга? Такая убогая, такая напуганная…

Он поднимается и бежит.

Я перепрыгиваю через прилавок и бегу, а он кричит:

– Спасите! Спасите!

Отталкивает прохожих, едва не сносит одну палатку. С пол-оборота он кидает в меня бутылку, и она больно попадает мне в живот. Я сжимаю зубы, сгибаюсь пополам, но бегу, ускоряю шаг.

Налетаю на него и едва не сбиваю с ног. Но успеваю его схватить, и он падает вместе со мной.

– Убийца! Убийца!

Я замечаю, что карманы у него полны, и выворачиваю их.

Там деньги. Много денег. Тётины деньги.

– Друзья, это вор, это ВОР!

– Он меня убьёт!

Я зажимаю его рот рукой.

– Заткнись!

Подбегают с конца улицы полицейские и разнимают нас. Эдмунд кричит и тычет в меня пальцем:

– Это он, он ограбил Шнайдера!

– Падла! Ты обокрал бедную женщину!

– Да как тебе не стыдно…

– Чего?!

– Так-так-так, – говорит один полицейский и встаёт посередине. – Пройдёмте с нами, джентльмены.


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11