Черный рассвет (original mix) [Леонид Т] (fb2) читать онлайн

Посвящается моему коту Форесту

В этом смертельном бою —

Нет победителя, лишь проигравший.

Каждый стоящий в строю —

Условно погиб и считается павшим.

И выбора больше нет,

Он был предложен раньше,

Встречают черный рассвет

Воины, чьи жизни погашены…

1.Бытие

Будничный вечер. Я подошел к холодильнику, привычным движением достал лекарство и воду для инъекций, достал из шкафа шприц, аккуратно распаковал его и приготовил раствор.

– Пап, я все доделала! Теперь мне можно погулять? – радостно спросила Ева.

– Хорошо. Оставь тетради и учебники на столе и можешь идти, – ответил я. – И, надеюсь, тебе не надо напоминать о правилах?

– Мы будем играть с Дашкой во дворе, и ты сможешь видеть меня из окна.

– Договорились, – сквозь зубы проговорил я, сжимая в них колпачок от шприца.

По поводу правил мне всегда напоминала моя мама, а заключались они в том, чтобы видеть меня из окна, когда я находился на улице. В детстве другим детям родители тоже запрещали покидать родной двор и поэтому у каждого ребенка были свои предположения о том, как выглядит мир за его пределами. У одних где-то жили бабушки с дедушками, и они любили рассказывать, как катались к ним на трамвае или машине, и мы обожали слушать такие рассказы – ведь то, что сейчас для нас является обыденным, тогда казалось увлекательным приключением.

Но самое странное, что мне когда-либо приходилось слышать о мире вне родного двора, я помню до сих пор. Один мальчик (он был младше на пару лет) сказал, что мира вокруг двора просто не существует.

– Как не существует? – хором спросили мы с ребятами.

– Просто там ничего нет, – смущенно проговорил он. И тут же уверенно добавил: – Это мне, между прочим, папа объяснил.

Конечно, тогда мы высмеяли бедного парня, и бедолага в слезах ушел домой. Но сегодня, спустя практически двадцать лет, его слова уже не кажутся мне такими глупыми.

После короткой ностальгии по детству я вернулся в суровую действительность. Подойдя к зеркалу и приспустив штаны, механическим движением поставил себе укол.

– Когда же это наконец закончится? – вслух спросил я у небритого отражения и, надев штаны, пошел обратно на кухню, чтобы выпить таблетки.

2. Исход

Я мысли выжимаю из своей же головы,

Пытаясь превратить их в дорогостоящий сок,

Но, видимо, еще не поспели плоды,

Поэтому сыплется дешевый песок.

Ну а может быть, дело не в этом?

Может быть, дело в другом?

Что же мне делать с ответом?

Ладно, узнаю потом…

Хотя нет, подождите, промелькнула догадка, —

Причина таится в груди:

Это то, что так колотится гадко,

Перекрывая моим мыслям пути.

Хотя нет, не сердце само виновато,

А занозы, сидящие в нем, –

Чувства, которые впились когда-то,

Холодным декабрьским днем.

И вот уже двадцатую осень

Я выжать пытаюсь нектар,

Жалко одно – что у чувств ни попросишь,

Мысли превращаются в пар…

«Очередное говно!» – подумал я и, смяв клочок бумажки с нацарапанным карандашом текстом, швырнул его в мусорное ведро и не попал. Допив бутылку пива, пошел спать, раздраженный тем, что завтра надо успеть в институт к первой паре.

***

– Сынок, вставай! Опять опоздаешь, ты что, совсем не слышишь будильник? – спросила мама.

Конечно же, я слышал будильник, и, как только он зазвонил, я сразу же его отключил и продолжил спать, хотя прекрасно знал, что чудо не произойдет, и мамка в любом случае придет меня будить, как это было уже не раз.

– Мне сегодня ко второй паре, – раздраженно ответил я, хотя понимал: более глупого ответа в этот момент придумать было невозможно, так как накануне вечером сам сказал ей, что мне к первой паре, и к тому же у меня две «лабораторки», которые прогуливать никак нельзя, ведь из-за них могут не допустить к сессии.

– Опять врешь? – сурово спросила мамка. – Сколько это будет продолжаться? Ты еще с той сессии не все хвосты закрыл!

С этим было сложно поспорить, и от этого я еще сильнее злился, демонстративно накрывая голову подушкой, чтобы она поняла: я не желаю в очередной раз слушать ее причитания.

– Значит, так, даю тебе неделю, чтобы ты закрыл все хвосты, понял?

– Угу, – безразлично промычал я из-под подушки, лишь бы только она отстала.

– В воскресенье покажешь мне зачетку, и не дай бог там окажется хоть один пробел! – строго ответила мамка и ушла собираться на работу.

Делать нечего, надо было вставать и собираться в универ, потому что я знал: мама уйдет на работу только часа через полтора, а до этого, пока я не встану, она будет пилить меня.

Надо признаться, что я вообще не горел желанием учиться, и вот такие утренние «процедуры» стали происходить все чаще и чаще. Я не могу назвать точной причины отсутствия у меня интереса к учебе, но мне не нравилась ни моя специальность, ни направление, по которому я учился. Что касается вуза, то это был «середнячковый» филиал столичного технического университета. Поэтому перспектива проработать всю жизнь на заводе по специальности меня никак не радовала. Вследствие чего меня больше интересовал сам факт получения высшего образования, иными словами – наличие куска картона с надписью «Диплом», и абсолютно неважно, какие отметки стояли бы в нем.

– Алло, – ответил я на входящий вызов мобильника.

– Здоро́во, Колян, – послышался бодрый голос из трубки.

– Здоро́во.

– Ну че ты, собираешься там?

– Да, давай, как буду выходить, наберу тебя? – предложил я.

– Ок, тогда на связи, – послышалось на том конце провода, после чего положили трубку.

***

Звонил Колян – мой тезка. Он был, пожалуй, единственным человеком из всей моей группы, с которым я поддерживал близкие отношения. Со всеми остальными же я предпочитал общаться исключительно по учебе и в стенах вуза.

Что же касается Коляна, то это было «типичное побочное явление 90-х», или просто «гопник». Базар за уважаемых «старшаков», саундтрек из криминальной телепередачи на звонке мобильника, «блатнячок», низкокачественный русский рэп и древняя, дешевая попса в плеере. Одевался Колян тоже вполне предсказуемо: «цыганская» рубаха, заправленная в строгие темные классические брюки с еще более классическими туфлями из «кожзама», либо, естественно, в темный спортивный костюм с тремя белыми полосками, неудачно подделанный китайцами, в паре с грязными кроссовками все из того же «кожзама», все от тех же китайцев, все с теми же полосками.

Родители Коляна были обычными работягами, как и миллионы других наших соотечественников, живших ради «светлого будущего» своих детей. Его мамка работала в каком-то небольшом продуктовом магазинчике, а отец занимался ремонтом холодильников и время от времени злоупотреблял алкоголем, ругался с женой и периодически огребал от Колька, если начинал сильно газовать на его мать.

Жил Колючий (кличка Коляна), конечно же, по так называемым «неписаным понятиям криминального мира», которые всегда можно перекроить под себя в случае каких-то разногласий с остальными членами общества и перевернуть все в свою пользу, потому что так «по-пацански». Больше всего, судя по всему, Колек ценил в людях верность и преданность, а также чувство юмора с долей нездорового авантюризма, который зачастую мы направляли на весьма сомнительные поступки и действия. Единственное, что мне казалось странным, – несмотря на всю свою «быдловатость», Колян имел определенный успех у женского пола. Это при том, что он был далеко не Аполлон. Довольно тучное тело и маленькая голова, нос картошкой и кривые зубы – не самый козырный набор в общении с девушками, но Колючий каким-то невероятным образом мог расположить к себе и потом очаровать довольно недурных самок, как он сам выражался. Видимо, причиной этому была некая брутальность вкупе с уверенностью и напористостью в его взаимоотношениях со слабым полом.

Мне до сих пор сложно сказать, что нас с ним объединяло. Но в Коляне я увидел родственную душу – это несомненно, несмотря на то, что я практически никогда не слушал шансон и попсу, предпочитая им сначала рок, а потом электронную музыку. Одевались мы тоже по-разному, я больше предпочитал уличный стиль, например, джинсы или зауженные штаны предпочтительно с брендовыми кроссовками или ботинками и легкий пуловер или водолазку. На какие-то там «блатные понятия», откровенно говоря, мне было плевать, хотя в школьные времена какое-то время я тоже болел «блатной романтикой», но потом как-то это все отошло на второй план, а впоследствии и вовсе исчезло.

Наверное, все же меня привлекало в нем то, что ему, как и мне, было по большей степени наплевать на учебу, и у нас с ним оказалось практически одинаковое количество задолженностей и очень скверная посещаемость, так как нередко мы оба прогуливали пары или опаздывали с утра, проспав и появляясь то ко второй, то к третьей. Ну а может быть, потому, что в душе я тоже был «гопником» и просто-напросто тщательно маскировал это под слоем напускного похуизма.

***

– Алло, братан, ну я на месте… давай, жду, – сказал я и сбросил вызов.

Мы с Колючим обычно встречались на остановке и вместе ехали до универа.

– Салам пополам, братан, – улыбаясь, проговорил Колек и по-дружески обнял меня.

– Здорово, – выдавливая улыбку, проговорил я.

– Че такой невеселый, бухал, что ли, вчера?

– Да не особо, просто не выспался. Еще и мать с утра всю плешь проела с этими «хвостами», – пожаловался я.

– Понимаю, мне тоже регулярно мозги ебут с этим, – поддержал Колючий. – «Мы же за тебя платим, как ты этого не понимаешь?» – попытался он передразнить родителей.

– Во-во, один в один, – согласился я.

– Ладно, не парься, я знаю, что тебе поможет в такой ситуации, – загадочно произнес Колян и полез в карман. – Пара-тройка жирных плюх, – радостно добавил он и достал кусочек «гарика».

– Бля, братан, да ты чертов Гудвин с куском изумруда в такое поганое утро, – рассмеялся я.

– Ну, скорее с половиной куска, – иронично подметил Колек. – Главное, не превратиться после него в безмозглых Страшил, а то не хотелось бы на «лабе» тупить, как всегда.

– Ты знаешь, порой мне кажется, что мы все давно Страшилы, и вряд ли нам что-то уже поможет, – задумчиво произнес я.

– Бля! Во ты гонишь, срочно на «процедуры»! – весело сказал Колючий и купил в палатке на остановке самую дешевую бутылку минералки.

***

Надо признаться, что «ганджубас» и «гарик» я начал курить еще в школе. Первый раз попробовал траву в девятом классе, когда один приятель привез ее откуда-то с юга, возвращаясь с летних каникул. Выкурив пару пробок через бутылку, я тогда так и не понял, накрыло меня или это было больше самовнушение, и мы с друзьями гуляли по городу, пытаясь нести всякий бред, чтобы угорать с него. Вскоре я переехал в другой город и там стал регулярно покуривать с новой компанией. Единственное, что мне мешало делать это чаще, чем я мог, так это отсутствие денег на «куреху», поэтому по большей степени меня угощали одноклассники или приятели с района. Когда отсутствовал «план», я не брезговал всякой дешевой барбитурой: транквилизаторами, антидепрессантами, нейролептиками и всякой другой сомнительной аптечной отравой, обильно заливаемой дешевым алкоголем. В общем, адекватное восприятие мира я начал терять еще в юности, превращаясь потихоньку в невменяемого «кайфожора».

Тут может возникнуть резонный вопрос: куда смотрели мои родители? Здесь трудно однозначно сказать, что они потеряли контроль надо мной, потому что отец за год до переезда попал в автокатастрофу и стал инвалидом, постоянно ошивающимся по больницам и госпиталям, а на мамины плечи упала вся тяжесть по обеспечению семьи. Она долго искала работу, и даже случались такие моменты, что в холодильнике не было еды. Благо нам оказывали посильную помощь мои бабушка с дедушкой – родители отца, которые жили в нашем же городе. Отец также жил с ними, и после аварии я с ним практически не общался, а если это и случалось, то в основном только по телефону. В результате по большей части я был предоставлен сам себе. Нельзя сказать, что я полностью превратился в асоциальную личность, ведь я тогда еще активно занимался спортом – футболом, настольным теннисом, рукопашным боем. По настольному теннису у меня даже был первый юношеский разряд, и я неоднократно становился призером разного рода соревнований. Но то, что именно тогда начали сдвигаться мои жизненные ориентиры в сторону непредсказуемого, беспорядочного движения в общепринятой социальной системе координат, – факт.

***

– Блин, нормально накрыло, – протяжным голосом произнес я.

– Бля, наш автобус стоит, давай резче, а то и так опаздываем, – нервно произнес Колян и двинулся из-за гаражей в сторону остановки.

Гаражи, за которыми мы обычно курили, находились прямо напротив конечной остановки. Это была своего рода контрольная точка для разного сброда, где можно найти что угодно – от использованных гандонов и прокладок до кровавых шприцев и ампул. Особенно печально она выглядела именно сейчас, в начале ноября, в сырую погоду под свинцовым небом. Однажды, накурившись здесь в очередной раз, я представил себе, что это некий портал в ад, из которого регулярно вылезает всякая нечисть и оставляет вокруг самые отвратительные и омерзительные отходы человеческого бытия. После того как я озвучил это, к месту прилипло название: «Портал».

Надо признаться, что я ненавидел ездить «убитым» в общественном транспорте. У меня сразу появлялось подозрение, что все пассажиры автобуса меня «спалили» и всего лишь делают вид, что не замечают, как я «упоролся». Коляну же, судя по всему, было вообще похер. Не успел автобус тронуться, как он уже начал мило флиртовать с какой-то телкой, сидящей впереди нас.

Когда наконец-то мы приехали, и я вылез из автобуса, то почувствовал необыкновенное облегчение, как будто прошел сложную миссию в игре, но предстояла миссия куда посложнее, и это – лабораторная работа. Накуренный, я очень часто представлял себя героем какой-нибудь игры, который проходит сложные квесты и получает за это очки опыта для того, чтобы развивать определенные навыки. Но, как оказалось, на практике происходило все с точностью да наоборот, и очки опыта снимались, а навыков становилось все меньше.

Добравшись до аудитории, поприветствовав всех кивком, мы испытали настоящий шок! Холодный пот и мурашки пробежали по спине, когда мы осознали весь ужас ситуации, а именно – что нам придется сидеть в первом ряду, ближе всех к преподавателю, но еще хуже то, что надо было делать один вариант на двоих, потому что все уже рассредоточились по парам. Это значило, что придется думать и делать какие-то расчеты, строить графики, анализировать, сопоставлять, и еще целая куча умных словечек пробежала у меня тогда в голове и мигом обломала кайф. Обычно мы с Колючим специально рассредоточивались по «ботаникам», чтобы выполнить минимальное количество работы с максимальным результатом. Таким результатом для нас была оценка «удовлетворительно».

К сожалению, деваться было некуда. И мы взяли расчетные таблицы, методички, графики и сели за рабочее место. Честно признаться, я больше расстроился из-за того, что понимал одну очень неприятную для себя деталь, а заключалась она в том, что всю инициативу по решению задач мне придется брать на себя. Ведь максимум, что можно было доверить Коляну, – это чисто механическая работа с приборами, чтобы визуально снять показания, и калькулятором, чтобы посчитать результат. Если у меня было просто отвращение к умственному труду, но при острой необходимости я мог его выполнять, то у Коляна мозг просто не хотел воспринимать какую-либо информацию, связанную с учебой. У него как будто стоял самый крутой на свете антивирус и просто блокировал «учебный спам», а когда он был «накуренный», то этот антивирус приобретал самую «навороченную» лицензионную премиум-версию с последними обновлениями.

– Так, для начала нам нужно собрать схему, – уверенно сказал я.

Долго вникая в показатели приборов, я сказал Кольку́:

– Давай, пока я здесь пытаюсь вкурить, что к чему, ты намути у кого-нибудь линейку и карандаш, нам еще надо будет строить графики.

Колек возмущенно отреагировал:

– Ага, тут как будто у каждого по две линейки и карандаша, где я их тебе высру?

– Да вон спроси у телок, пусть поделятся одним набором, – тихо произнес я.

***

Вика и Света. Пожалуй, на этом можно было бы и закончить, но немного расскажу о них. Всего у нас в группе было пять девчонок: Ирка с Аленкой, Аня, Вика и Света. Вика и Света оказались типичными студентками – дисциплинированными, ответственными и активными. Вика была страшненькой, но умной, шла на красный диплом. Света – красивой, но глупой (исключительно по учебным меркам). Держались они всегда вместе – сидели за одной партой, вместе передвигались из корпуса в корпус и обедали тоже вместе. Эдакие сиамские близняшки-студенточки. Если к Вике обращались в основном только по учебе, то к Светке подкатывали почти все ребята из группы, но успеха никто не имел. Она встречалась с парнем со старших курсов, поэтому шансы остальных студентов были близки к нулю, хотя не скрою, что она мне тоже импонировала, и я был бы не прочь замутить с такой самкой.

***

– Девчонки, не угостите карандашом и линейкой, а то нам рисовать нечем, – артистично попросил Колян.

– Я почему-то даже не удивлена, – иронично подметила Вика.

– На, держи, художник-импрессионист, – смеясь сказала Светка.

– Благодарствую, – слегка картавя на французский манер, произнес Колек.

Пока Колян добывал необходимые канцелярские принадлежности, я собрал нужную схему и уже снимал показания с амперметра и вольтметра, занося их в таблицу. Потом показал Коляну, что надо между собой складывать, на что делить и что умножать. На какой-то момент мне даже стало нравиться то, чем мы занимались, потому как нет большего удовлетворения, когда ты начинаешь понимать то, в чем раньше абсолютно не разбирался, ну или не хотел разбираться. На этой положительной ноте закончилась первая пара, и все шло как по маслу, пока мы не вышли на перерыв.

***

– Здорово, пацаны!

– Здорово! – в один голос ответили мы с Коляном.

– Че, как лаба?

– Да в принципе нормально, – сказал я.

– А я че-то вообще дупля не отстреливаю.

– Че так? – поинтересовался Колян.

– Есть мелочь? Надо бутылку купить и пипетку…

– Найдем, – улыбаясь произнес я, прекрасно понимая, к чему он клонит.

Это был Илюха Лобанов, наш одногруппник. Он жил в соседнем городе, носил волосы до плеч, часто немытые, отчего он вызывал у меня чувство брезгливости. Еще он носил косуху и старые, протертые джинсы, заправленные в армейские «берцы». В народе таких парней называли рокерами или «говнорями». Илюха тоже часто приходил на занятия «упоротым», иногда мы даже «убивались» вместе, но все равно он нам с Коляном не был так близок, как мы друг другу. Может быть, потому, что он был из другого города и поначалу держался как-то обособленно от всех, а может, оттого, что мы сами не хотели сближаться с ним. Но когда оказывалось так, что я приходил в институт, а Колян нет, то общался тогда в основном с Илюхой.

– Это у тебя «чай», что ли? – удивленно спросил я.

– Ну да, а что? – как ни в чем не бывало ответил Илюха.

– Блин, может, тогда хотя бы после лабы курнем?

– Да ладно, че ты, никогда на лабе упоротый не был?

– Под чаем нет, – признался я.

– В натуре, не гони, Колюх, тем более мы почти уже все сделали, – поддержал его Колян.

– Ну вот видишь.

– Сказал бы сразу, что у тебя чай, я бы еще подумал.

– Да че тут думать-то? – с вызовом бросил Колючий и сделал глубокий «напас».

– Ладно, уговорили, – согласился я и принял эстафету у Коляна.

Тут надо сказать, что «чаем» у нас назывались так называемые курительные смеси, или просто «спайс». Тогда он только появился, и от него еще не дохли люди пачками, как это начало случаться спустя несколько лет. «Спайс» можно было приобрести не сложнее, чем пачку сигарет или бутылку пива. Он свободно продавался в торговых палатках, у мелких барыг и в интернете. Существовало несколько видов, каждый из них имел свой эффект и разную степень наркотического опьянения. «Спайсы» были гораздо мощнее обычного «ганджубаса» или гашиша.

Честно признаться, я не очень любил курить «чай», от него сшибало так, что ты просто порой переставал понимать, что происходит вокруг. Под ним было сложно «не спалиться», но своей общедоступностью на тот момент он почти вытеснил с рынка естественный продукт, и нам приходилось довольствоваться тем, что есть.

Естественно, я прекрасно понимал, что, употребив «спайс», на лабораторной работе можно ставить крест, а если она и будет доделана, то с огромными «косяками». Но я не мог позволить себе отступить. Это значило бы, что я не в команде, не единомышленник, показать свою слабость и потерять репутацию отъявленного похуиста. Вот такие у меня тогда были взгляды на жизнь. Понимаю, что сейчас это звучит глупо, но когда тебе почти двадцать лет, и ты на втором курсе института, то там особо не задумываешься о последствиях, а просто скользишь, как на серфинге, по волне под названием «жизнь». И только спустя какое-то время начинаешь понимать, что серфинга-то под ногами давно уже нет, и ты тупо тонешь.

***

Началась вторая пара. Мы расселись по своим местам. Мне стало настолько лень продолжать вникать в «лабораторку», что не хотелось даже делать вид, будто я что-то решаю. «Убило» меня конкретно. Создавалось такое впечатление, будто ты смотришь на мир сквозь какой-то туман или помутневшее стекло, а при переводе взгляда с одной точки на другую картинка перемещалась с замедлением. Я взял в руки методичку, сел вполоборота к группе и стал наблюдать за ребятами. Сначала у меня возникали какие-то ассоциации с каждым отдельным человеком в аудитории. Кто-то представлялся каким-то животным, кто-то персонажем из сказок или исторической личностью. Но вскоре в моей голове развился следующий монолог:

«Ну что сидите? – думал я. – Посмотрите на себя, жалкие ничтожества! Венчики творения! Как вы суетитесь, чтобы успеть все доделать до конца. Как стараетесь, чтобы не было помарок в расчетах и графиках. Галдите тут как птенчики, пытаясь перекричать друг друга. Бедные мясные чучела! Как мне вас жаль! Вот же они, те самые безмозглые пугала – Страшилы, о которых недавно вспоминал Колян. Целый выводок огородных чучел, набитых мясом, усердно ищущих свои мозги, при этом наивно полагая, что остальное у них уже есть. Наверняка каждый из них думает, что, когда выучится, его уж точно будет ждать успех. Да кому вы нужны? Дешевые куклы из вонючего китайского пластика. Вам нужны не мозги, а связи и деньги. Пока что у нас еще так принято. Ведь пока вы тут пыхтите на паре, в провинциальном филиале не самого эффективного универа, кто-то даже не появляется на них в самом престижном вузе, потому что его папа «забашлял лавэ» или вообще ректор этого же заведения. И когда вы, получив диплом, придете с таким ребеночком устраиваться на одну работу, то у работодателя даже не возникнет вопроса, кого из вас взять. Зачем? Зачем вам мозги? Чтобы в конце концов все равно отгонять ворон с чужого огорода? Ведь, имея мозги, вы не перестаете быть от этого чучелами, поэтому здесь нужен полный набор, и прежде всего храбрость, чтобы отказаться от этой незавидной роли. Но вы слепы, не хотите замечать очевидных вещей, а может, вам не хотят их показывать.

И тут вам говорят, что есть некий волшебный эликсир под названием «знания», от которого вы станете невероятно успешными и разумными людьми. И чем больше вы его будете употреблять, тем больше вероятность этого. Наверное, так же говорили моим родителям, когда они учились в СССР. А спустя какое-то время их страна рухнула вместе с их преподавателями. И мама, взяв в руки тяжелые сумки, пошла торговать на рынок, где оставила последнее здоровье, а отец устроился работать таксистом, чтобы иметь хоть какие-то средства для существования. Это при том, что у обоих высшее образование. И вот вы постоянно берете этот чертов эликсир у преподавателей и пьете, пьете, пьете его. После чего пытаетесь выжать из себя хоть каплю драгоценного разума, чтобы определить, появляется ли у вас мозг, но увы… пока сыплется только дешевый песок».

***

– Бля, хули мы сидим? – голос Коляна вернул меня в действительность.

– Че, отпустило?

– Ну, почти.

– Надо еще графики строить, а так в падлу, – пожаловался я.

– Не гони, чуть-чуть осталось, – подбодрил меня Колек.

– Ладно, давай, в любом случае рано или поздно нам придется сдавать эту работу.

С горем пополам мы все-таки доделали «лабораторку» и даже умудрились ее защитить на «тройки». Конечно же, препод, как всегда, пошел нам навстречу, зная нашу «тягу» к учебному процессу. Честно говоря, меня вполне устраивала такая позиция, когда путем нехитрых действий ты снижаешь к себе требования до минимума, после чего стоит лишь капельку поднапрячься, и преподаватели тут же начинают аплодировать тебе стоя. Конечно, это касалось не всех преподов, но большей части – уж точно.

Вот и в этот раз произошло то же самое. Преподаватель сильно удивился, что мы с Колючим сами смогли произвести все расчеты, и даже закрыл глаза на то, что графики были начерчены «хуй знает как». Главное в этом деле было показать свою заинтересованность и сделать вид, что ты наконец-то взялся за ум. Так что еще один квест на сегодня был пройден.

После «лабораторок» мы с трудом отсидели две скучные лекции и потом решили попытаться сдать хоть какие-то задолженности. Узнав, кто из преподавателей сегодня в институте, мы отправились к ним.

***

– Добрый день, Марина Борисовна, можно войти? – поздоровался я и вошел в кабинет.

– Здравствуйте, проходите, – ответила она, не отрывая взгляд от каких-то чертежей на столе.

– Я хотел поинтересоваться по поводу задолженности.

– А вы у меня кто?

– Акимов Николай, второй курс.

– А-а-а, знаменитый Акимов, – с сарказмом произнесла она. – О вас тут ходят целые легенды.

– Почему?

– Да потому что вас практически никто никогда не видел. Вот и стали слагать легенды, как о некоем студенте-призраке.

– Да я просто болел долго, – начал я сочинять на ходу.

– Ладно, эскиз принесли?

– Да, вот.

– Вот здесь размеры убрать, вот здесь добавить, так, вот это не надо, а вот это должно быть, – быстро объяснила она и вернула эскиз.

– А можно у вас здесь исправить?

– Пожалуйста, – ответила она и уткнулась дальше в чертежи.

Марина Борисовна была преподавателем начертательной геометрии и инженерной графики. По сути она была права, так получилось, что на ее предмете я отсутствовал больше всего. Просто в начале каждой сессии мы «пробивали» всех преподавателей и делали свой рейтинг «тошных преподов», который сильно влиял на посещение соответствующих предметов. Так уж вышло, что Марина Борисовна была на последнем месте в этом рейтинге, и, сам того не замечая, я как-то быстренько положил на ее предмет. В итоге даже не был допущен до зачета из-за долбаного эскиза, который потом мне нарисовал «ботаник» из группы за небольшую плату. Естественно, если бы этот «ботаник» принес ей мой эскиз, то у нее не возникло бы к нему вопросов, но… пришел я. Видимо, ей просто надо было показать, что я зря пропускал ее занятия, и теперь меня ждет соответствующая расплата за легкомысленное поведение. Теперь она принципиально будет находить мелкие неточности, чтобы я их исправлял. И я это прекрасно понимал, но деваться некуда, надо было принимать правила игры. Ее роль заключалась в строгом преподавателе, а моя – в ученике, который раскаивается и убеждает, что полностью признал свою вину. И все-таки было видно, что Марина Борисовна – достаточно мягкий человек, и стоит немного надавить, как она пойдет навстречу. А для этого мне надо было вызвать у нее чувство жалости, только и всего. Взяв свой эскиз, я сел за свободный стол.

«Бля, ебаный в рот, сука», – отчаянно подумал я, когда понял, что у меня нет карандаша и линейки. Весь мой план летел в пизду. Вместо того, чтобы спровоцировать жалость к себе, я вызову только раздражение и отвращение. Надо было срочно что-то придумывать…

– Простите, пожалуйста, а можно попросить у вас линейку и карандаш, – с досадой промямлил я.

– Хм, неплохое начало, – иронично подметила она. – Пришел на пересдачу без главных принадлежностей, необходимых на предмете, молодец.

– Да нет, я просто забыл их на первой паре, вот смотрите, если не верите. Я сегодня уже строил график на лабораторной работе.

– Ну хоть на лабораторные ходишь. Ладно, возьми.

– Спасибо, – поблагодарил я.

И тут почувствовал, что игра начала складываться в мою пользу, что еще пара таких приемов, и она сдастся. Главное было оставаться любезным и делать вид, что ты виновен во всех смертных грехах.

– Посмотрите, пожалуйста.

– Что ж так неаккуратно? – поинтересовалась она. И тут же добавила: – Есть ластик или тоже забыл?

– Нету, – честно признался я и попытался убрать карандаш, чтобы она не заметила стертый ластик на нем. Но у меня не получилось.

– На, держи, иди подчисти все аккуратненько.

«Вот доебалась, блин», – мысленно произнес я и пошел обратно на свое место.

Честно говоря, я ненавидел чертить, строить графики и все, что было связано с карандашом и линейкой. Такие работы всегда получались у меня небрежно и коряво. Это, кстати, тоже повлияло на посещение занятий Марины Борисовны.

– Все, – сказал я и вновь показал ей эскиз.

– Ну хорошо, сейчас ответишь на пару вопросов и, считай, свободен.

Конечно же, ни на какие пару вопросов я не ответил, потому как у меня даже не было лекций по ее предмету, не говоря уже о каких-то знаниях. Поражение казалось неминуемым…

– И что с тобой делать, скажи мне? – спросила она и сразу добавила: – Ты даже элементарных вещей не знаешь.

– Да я понимаю, – согласился я.

– Понимает он. Ходить надо на занятия потому что.

– Да у меня просто мама болела, – нагло соврал я.

– Мама у него болела, а лекции что, тоже не мог взять?

– Да я взял и не успел переписать.

– Переписать не успел, – с сарказмом повторила она. – Ладно, давай зачетку.

– Спасибо большое, – радостно воскликнул я. – До свидания.

– Прощай!

***

– Бля, хули так долго? Я уже полчаса тут стою, – пожаловался Колян.

– Да весь мозг мне выела, заебала причитать, – ответил я ему. – Ты сам-то сдал матан свой?

– Неа, да ну его в пизду, – обиженно произнес он. – Дала мне какую-то задачу решать, я даже не пытался вникать в этот бред, не знаю, как у тебя получилось сдать?

– Да фортануло просто, и я сел с «ботаником» на зачете, – оправдался я.

– Понятно, сейчас-то сдал?

– Да, еле-еле.

– Красава! Много тебе еще сдавать?

– Еще три.

– И мне три, – подметил Колек и добавил: – Ладно, пойдем отсюда, на сегодня хватит знаний.

После универа мы с Колючим частенько шли пить пиво на стадион или в парк, а иногда, «накурившись», просто шатались по городу, угорая по всякой фигне.

Приблизительно так складывалась моя студенческая жизнь вплоть до определенных событий, случившихся в начале третьего курса.

***

Летом меня укусил радиоактивный комар, и я стал человеком-комаром. Я понял, что во мне регулярно просыпается жажда крови, и мне необходимо пить кровь людей. Сначала я без разбора сосал у всех подряд, ну в смысле кровь, а потом понял, что могу приносить пользу своему маленькому городу и помогать властям бороться с преступностью. Я сшил себе яркий костюм и маску с хоботком, в которую проделал трубку и иголку от капельницы. И однажды в таком эпическом виде я вышел на улицы. Так как у нас в городке не было мировых злодеев, террористов, маньяков, чокнутых ученых, то мне приходилось довольствоваться тем, что есть. То есть в основном наркоманами и проститутками, пускай это не так престижно, но кто-то же должен заниматься грязной работой! Поначалу было как-то неловко и брезгливо зачищать город от этого сброда, но потом я вошел во вкус. Вкушая кровь наркоманов, я сам приходил в наркотическое опьянение, и спустя какое-то время меня стало радовать это ощущение. А от многих проституток мне многое перепадало, ну если вы понимаете, о чем я. Поэтому большинство из них я отпускал, взяв с них обязательства, что вскоре они завяжут с этой аморальной работой. Потрясающее время…

Разумеется, это была шутка. Ебаные западные комиксы. Какому дебилу вообще могло прийти такое в голову? Приторно-сладкие супергерои со стеклянными глазами, готовые крушить все на своем пути, лишь бы остановить каких-то недоумков, творящих зло без какой-либо цели. Просто зло во имя зла. Скучно. Никакой интриги. И каждый из них постоянно ноет о том, как тяжело быть супергероем и постоянно спасать мир. Так нахуй ты его тогда спасаешь? Иди, блять, со своими суперспособностями работай на завод – поднимай экономику страны, заведи семью, детей. Потом любовницу, которая, беременная (не от тебя), случайно погибнет под колесами автомобиля твоей жены, после чего ты благополучно вскроешься в ванной. Аминь.

3. Приход

Фитилев Никита Михайлович, или просто Фитиль. Мой закадычный кореш. Так, по крайней мере, наверное, думал он. На тот момент я знал его года три. Откровенно говоря, Фитиль был скользким типом, но это не мешало почему-то мне с ним общаться. Никитос позиционировал себя как человека, которому любой вид деятельности был по плечу. Он с легкостью брался за очень сложные задачи, абсолютно не предполагая, как их решать, а когда пропадал энтузиазм, с такой же легкостью бросал их. Например, у меня были проблемы с жестким диском на компьютере, так он с полной уверенностью, что может помочь мне, изъял его из системного блока, разобрал, потом собрал и установил обратно в комп. Естественно, после этого компьютер вообще перестал грузиться. Ну не идиот ли? И таких примеров на моей памяти десятки. По своей сущности он был очень тщеславным человеком, любил находиться в центре внимания, но чаще всего ему не удавалось произвести определенное впечатление на людей, поэтому слава всегда обходила его стороной. Фитиль практически всегда был в движении, вечно что-то мутил, какие-то аферы и авантюры. В его голове постоянно возникали какие-то комбинации, схемы, алгоритмы. Видимо, его любимым персонажем был Остап Бендер, но до него, конечно же, Фитиль, мягко говоря, не дотягивал. Никитос частенько любил самоутвердиться за чужой счет, и когда он пытался проделывать такие фокусы со мной, то нередко приходилось его осаживать, обличая в каких-то деталях, за что он почему-то обижался. Одевался Никита тоже своеобразно. Он любил яркую безразмерную одежду, широкие штаны и огромную обувь, такой типичный западный тинэйджер из 90-х.

Наши с ним взаимоотношения более походили на партнерские, чем на дружеские, потому что Фитиль редко делал то, что не приносило ему выгоды. Поэтому я не торопился сближаться с ним, хотя мы и проводили много времени вместе. Находясь в компании, он легко мог внезапно куда-нибудь «слиться» после очередного звонка, а потом так же внезапно появиться. Если брать его личность в целом, то он больше походил на шута, который изо всех сил старается быть деловым, серьезным человеком, и меня это очень сильно забавляло. При всей своей напыщенности мне очень резко бросались в глаза его жалкие попытки, которые он регулярно предпринимал, чтобы показать свою эрудированность и произвести впечатление на людей, и я с едким сарказмом наблюдал за тем, как он в очередной раз потерпит фиаско. Но бывали и единичные случаи, когда ему удавалось на мгновение сорвать овации, и тогда я расценивал это как чудо, а может быть, просто завидовал в те моменты. Тут надо добавить: единственным, что нас объединяло, была музыка. Жесткая, агрессивная, мощная электронная музыка. Нас не интересовало направление, главное было, «чтобы качало». При встрече мы регулярно обменивались новинками из области электронной музыки и постоянно соперничали в этом плане.

Фитилев приехал к нам в город из какой-то дыры, еще меньшей, чем наша. Его мама работала учительницей младших классов, она была еврейкой, что, видимо, отразилось на личности Никиты Михайловича, а отец служил прапорщиком на должности начальника столовой. И вот по сроку службы его отцу выделили квартиру, после чего они всей семьей переехали к нам в город.

***

– Даров, студент, – поздоровался Фитиль.

– Какие люди, ну, привет!

– Как сам? С учебы чешешь, что ли?

– Ну да, надо пожрать пойти, а ты че?

– Да ниче, суечу, кручу, верчу потихоньку, – пропел он.

– Хм… ты, блин, как всегда, – засмеялся я.

– Кстати, тебе труба не нужна?

– Че за труба? – спросил я и добавил: – Дорогая?

– Да не, тут тип с соседнего района толкает за трешку.

– Небось на самом-то деле за две с половиной, а пятихатку себе накидываешь?

– Да не, там другая тема, если будешь брать, скажу, – интригуя, сказал Фитиль.

– Ты че меня разводишь? Я же твои подходы беспонтовые знаю как свои пять пальцев.

– Хорош тебе! Не гони! Ты же мой кореш, нахер мне это надо?

– Ну а че тогда не можешь сказать, что за тема?

– Боюсь, что может не получиться, ты лучше помоги мобилу слить, – подмигнул он.

– Ладно, я что-нибудь попробую, давай, на созвоне, – ответил я и пошел домой.

***

Конечно же, никакая мобила мне была тогда не нужна, и я просто хотел в очередной раз подразнить Фитиля, мол, якобы мне это интересно, но в итоге он переиграл меня и сумел заинтриговать. В ситуации с другими людьми я легко бы угадал, о чем идет речь, но не в случае с Фитилем. За эту трубу он мог «выкружить» что угодно, от титанового спиннинга с набором ржавых блесен до старого микшерного пульта без кнопок, поэтому гадать было бесполезно. Я решил подумать с другого конца и прикинул, кто с соседнего района, кого знает Фитиль, мог продавать телефон, но пришел к выводу, что все, кого я оттуда знаю, вполне вменяемые люди и вряд ли стали бы обращаться к Никитке за такой помощью. Это вызывало еще большее любопытство, хотя Фитиль постоянно терся с какими-то сомнительными персонажами, но сейчас мне было очень интересно, что задумал этот мутный тип. Поэтому я посмотрел в телефонной книге, кто может заинтересоваться «трубкой за трешку», и позвонил с предложением по нескольким номерам, но положительного ответа не получил. Немного подумав, я решил, что Фитиля нельзя терять из виду, а то он легко мог уже где-нибудь затеряться, «накуренный» в хлам. Я взял телефон и набрал его номер:

– Алло, братан, ну че там с твоей мобилой?

– Да пока глухо, а что?

– Просто я тут с одним типом созвонился, и он готов посмотреть, – подбодрил я.

– Ну давай тогда минут через двадцать выходи, я подойду уже к твоему дому, – с надеждой предложил он.

Положив трубку, я «вбил» в телефонную книгу свой старый номер, который давно не использовал, назвал его «Коля Сотин» и сохранил.

На данный момент главной задачей было встретиться с Фитилем, чтобы потом уже не расставаться с ним, пока не узнаю конечную цель. Честно говоря, мне все это представлялось очередной «гениальной» сделкой Никитоса, после которой я долго буду угорать и в очередной раз объявлю его долбоебом, за что он опять обидится. Но на этот раз, мягко говоря, все пошло не совсем так.

– Ну че, где он, этот тип твой?

– Не знаю, надо звонить. Когда я связывался с ним в последний раз, он сказал, что будет в городе где-то через час. Тогда он ехал с работы, – соврал я.

– Ну давай звони тогда и спроси, бабки у него с собой?

Я достал телефон и стал набирать номер.

– Блин… прикинь, телефон выключен у него, – признался я.

– Да ладно. Он че, гонит? – расстроился Фитиль.

– Ты не кипишуй, может, едет где вне зоны доступа или батарейка села, ща включится.

– Просто я уже договорился с продавцом, что скоро зайду, – признался Фитиль.

– Да зайдем, не очкуй так, все будет!

– Что это за тип-то хоть?

– Коля Сотин, в параллельном классе учился, нормальный парняга такой.

– Ладно, в любом случае придется ждать. Мне там тоже из пары мест позвонить должны, сказать, будут брать или нет, – признался Фитиль.

Вот именно на это я и рассчитывал, потому что хорошо знал Никитку: не в его стиле было надеяться только на один вариант, поэтому у него всегда в запасе было несколько сценариев развития событий. Видимо, сказывались еврейские корни.

***

– Алло, Костян, ты? Я все по поводу трубки, будешь брать? – поинтересовался Никита. – Давай тогда у тебя на районе? Хорошо, я минут через двадцать пять там буду, – сказал он и сбросил вызов.

– Че за Костян? Я его знаю?

– Думаю, вряд ли, он сам с соседнего района, пару раз помогал мне плана замутить, а тусуется обычно в центре.

– Надежный хоть или очередной фуфлыжник?

– Не, Костян нормальный тип – серьезный. С блатными обычно тусуется.

– С этими блатными лучше не связываться, а то как с Оленем получится, кинут на бабки и скажут, что сам виноват, – напомнил я ему.

– Олень на то и Олень, чтобы его на лавэ крутили, – с усмешкой произнес Фитиль.

– Ну, в принципе, да – без лоха и жизнь плоха, – подтвердил я.

Тут Фитиль достал телефон и сделал вызов.

– Алло, Тем, ты? Давай я минут через сорок зайду за трубкой?.. В смысле с лавэ?.. Ну мне мобила нужна, чтобы показать ее… Ладно, давай я зайду и поговорим, – напряженно сказал Фитиль и положил трубку.

– Тема? Кто такой? – озадаченно спросил я, перебирая в памяти всех Артемов, каких только знал.

– Да не заморачивайся, его ты точно не знаешь.

Честно признаться, меньше всего мне хотелось лазить по этой сырой ноябрьской слякоти вместе с Фитилем. Но любопытство брало верх, и, несмотря на моросящий дождь и пронизывающий насквозь ветер, я продолжал петлять между мрачными серыми домами, через унылые дворы с ржавыми детскими площадками, походившими больше на декорации из фильмов ужасов, чем на облагороженные людьми участки земли.

Вообще наш городок представлял собой довольно угнетающую картину. Такая архитектурная смесь построек от богатых, царских полуразрушенных храмов и усадеб до строгих советских «сталинок» и «хрущевок», исключающих лишнюю «требуху». И все это было приправлено полным равнодушием девяностых к былому наследию, в результате чего разрушительная мощь времени нанесла свой отпечаток на уже видавшие виды постройки. Думаю, если взглянуть на наш город с самой высокой точки, то можно вполне отчетливо ощутить все прелести жизни, через которые проходили обычные горожане в разные времена. От крепостного права с печальными глазами крестьян без какой-либо надежды на будущее до советских репрессий, сметающих многовековые храмы на глазах все тех же «освобожденных» крестьян, в которых читался ужас. Но на данный момент еще отчетливо витал дух девяностых. Чувствовались какая-то хроническая усталость, беспомощность и безнадежность. Казалось, что в воздухе до сих порстоит отчетливый запах пороха и крови от недавних перестрелок, которые устраивались бандитскими группировками в борьбе за сферы влияния. И было вполне естественно, что такая картина отражалась на лицах обычных людей, населявших наш небольшой городок. Складывалось впечатление, что их, изнемогавших от сильнейшего голода и холода, потерявших всякую надежду на жизнь, покинули силы, и глаза молят о том, чтобы лечь, сжавшись «калачиком», и забыться вечным сном. Все их естество говорило о поражении, и поражении прежде всего духовном. Особенно отчетливо это ощущалось именно сейчас, в начале ноября…

***

Добравшись наконец-то до соседнего района, Фитиль созвонился с Костяном и договорился о месте встречи. Пришли двое – один Костян, а второй – парень кавказской внешности по имени Азамат. Оба они сразу мне как-то не понравились, потому что начали задавать много вопросов, сначала Никите, а потом мне. Сколько мне лет, где живу, кого знаю и так далее. В общем, на нашем сленге, решили «пробить» меня. По ним сразу было видно, что это поклонники блатной романтики, типичные «выкидыши девяностых». Короткие черные куртки из «кожзама» с приподнятыми воротниками, джинсы и кроссовки. Такие обычно сначала входят в доверие – обрабатывают, а потом резко и нагло «кидают». Вот и я инстинктивно на тот момент ощутил себя их жертвой.

– У тебя с собой труба? – спросил Костян у Никитоса.

– Нет, надо дойти взять тут недалеко.

– А че, сразу не мог взять?

– Нет, – сухо ответил Фитиль.

Когда мы дошли до дома, где жил Тема, Фитиль попросил подождать нас во дворе, а сам пошел к нему домой. В такие моменты я ненавидел Фитиля, потому что уже бывали случаи, когда он оставлял меня с незнакомыми людьми, и я в очень резкой форме высказывал ему свое недовольство. Надо признаться, что отсутствовал он достаточно долго (минут двадцать), как потом оказалось, уговаривал дать ему телефон на десять минут, чтобы показать покупателю, а тот не соглашался. В итоге (не знаю, как) он уговорил этого Артема, и тот доверил ему трубку.

– На, смотри, – сказал Фитиль и протянул телефон.

– Ну, с виду так вроде ничего, да, Азамат? – поинтересовался Костян у друга и подмигнул ему.

– Так-то да, – улыбаясь ответил Азамат и добавил: – А есть симка, чтобы проверить?

– У меня нет.

– Ладно, ща из своего вытащу, – с готовностью ответил Никитос и полез в карман за своим телефоном, ведомый чувством наживы.

Костя вставил сим-карту в телефон и набрал номер Азамата. У того в кармане раздался сигнал, после чего он сбросил. Затем он проверил функции медиа и наличие флэш-карты с записанными на нее файлами и улыбаясь сказал:

– Короче, пацаны, тема такая, что это моя мобила, – вдруг ни с того ни с сего заявил он и добавил: – Докажи, Азам?

– Ну да, стопудово она, – с характерным акцентом произнес Азамат.

– Не понял, в смысле твоя? – ошарашенно спросил Фитиль.

– Три дня назад какая-то гнида спиздила его у меня, когда я в клубе бухал с пацанами! Вот Азамат свидетель, и тут даже фотки мои не потрудились удалить. На, смотри, – сказал Костян и показал нам фотки из телефона.

Сказать, что я был поражен, значит не сказать ничего. Фитиль тоже стоял как вкопанный, не зная, как реагировать в такой ситуации.

– Ну давай тогда я верну мобилу этому типу, а вы выдерните его попозже и нахуярите ему, – предложил Фитиль.

– А че за тип-то? – спросил Азамат.

– Да хуй его знает, зовут Артем, живет во втором подъезде на четвертом этаже.

– В натуре, парни, просто получается, что мы крайние в этой ситуации, – попытался вступиться я за Никиту.

– А ты че, его адвокат? – с наездом предъявил Костик.

– Нет, просто нехуй нас впрягать в это!

– Нехуй пизженное сбывать, или вы в барыги метите?

– Знаешь, какой спрос с барыг? – поддержал его Азамат.

– Короче, возвращай мобилу! Сделка отменяется, – не выдержал Фитиль.

– Какая нахуй сделка? Иди тусуйся, – выпалил Костик.

– Вы че, совсем охуели? Трубу отдали! – с наездом сказал я.

– Воу-воу, полегче, петушки, – сказал Азамат и достал нож: – Ща пошинкую вас на суп, чушки.

Они стали удаляться, а мы с Никитосом стояли как вкопанные. Не знаю, что тогда испытывал он, но меня просто одолевала ярость. Если бы у меня в тот момент оказался ствол, то я бы выстрелил не задумываясь. Когда они отошли на приличное расстояние, я сказал:

– Ну и че теперь делать?

– Хуй его знает, – расстроено ответил Фитиль.

– Бля, я так и знал, что-то тут не так. Как-то странно, если у него подрезали мобилу в клубе, то почему даже не удалили файлы с флэшки и вообще не отформатировали телефон? Как-то это все подозрительно.

– Согласен, попахивает разводом, – признался Фитиль. – Ладно, пойду я к этому Теме, буду что-нибудь решать с этим, деваться некуда.

– Ладно, давай, я тогда пойду домой.

По пути я никак не мог понять, как такое вообще могло случиться. Мне было интересно, насколько велика вероятность того, чтобы данные события вообще произошли. Конечно, лично я от этого ничего не терял, но было просто обидно, что с нами поступили, как с тем Оленем, о котором мы вспоминали. Все равно я испытывал странное чувство подвоха, что-то во всей этой истории было не так. Об этом свидетельствовали многие детали. Но в то, что это была не случайность, мне особо не верилось. Просто сегодня так сошлись звезды, к сожалению, не в нашу пользу. С другой стороны, что мы могли тогда сделать? Обратиться в ментовку за то, что чувак отнял у нас свой же телефон? Выглядело не очень убедительно.

***

– Алло, здорово, Колян, – услышал я знакомый голос в трубке.

– Здорово, Фитиль, как дела?

– Да нормально, че делаешь?

– Ничего. Дома сижу, в комп играю.

– Выходи гулять, пойдем тусанемся, – предложил он.

– Куда? Ты погоду видел? Да к тому же у меня лавэ нет, – признался я.

– Погнали в клубец вечером, оторвемся.

– Говорю же – лавэ нет, – повторил я.

– Блин, братан, я же не спросил, есть у тебя лавэ или нет, пошли, пока предлагаю.

– Ладно, погнали, где встретимся?

– Давай я к тебе зайду через часик? Ты один? – подозрительно спросил он.

– Пока что да.

– Все, жди тогда, – проговорил Никитос и повесил трубку.

Как-то все это было подозрительно. Обычно Фитиль никогда не проявлял щедрости ввиду своей полуеврейской наружности, а тут сам за свой счет предложил пойти в клуб. Опять у него получилось заинтриговать меня, поэтому следующий час я думал о предстоящей встрече.

– Привет, – заходя в квартиру, произнес Фитиль.

– Здорово еще раз.

– Можешь чаю замутить, если не сложно, – попросил он.

– Ладно, ща сделаю.

С первых секунд нашей встречи Фитиль показался мне каким-то странным. Чересчур дружелюбным и общительным, что ли. Вроде бы внешне особых признаков не наблюдалось, но ощущалось как-то интуитивно.

– Ну че там с этой историей с мобильным? – поинтересовался я, пока готовил чай.

– Да нормально все, правда, пришлось возвращать бабки за трубу, – признался Фитиль.

– А че, этого Тему так и не прессанули? – удивился я.

– Да не, кто его прессанет, эти отморозки, что ли?

– Ну да, это же их телефон.

– Так-то да, но там все гораздо интересней получилось, чем мы думали. Короче, я тебе скажу, если никому не расскажешь, ок?

– В такие моменты я представляю себя в американском суде, присягающим на Библии. Нахера мне кому-то что-то рассказывать, если это касается только нас двоих?

– В общем, тот Тема, у которого я взял трубу, периодически подбарыживает амфетамином, именно его он мне и обещал в тот раз, если бы я слил мобилу, да еще и наварился бы тогда на штуку. Но те перцы спутали нам все карты. Оказывается, тот хер, который Костик, на самом деле заложил свою мобилу через каких-то людей Теме за пару грамм фена. Как раз чтобы тусануться с этим хачом в клубе. А нам преподнес так, что как будто у него ее украли, прикинь?

– Мда, вот это заплет, а че Тема фотки с нее не удалил тогда? – удивленно спросил я.

– Потому что этот черт обещал выкупить трубку на следующий день, и те пацаны, через которых он закладывал, попросили Тему не форматировать телефон, – пояснил мне Фитиль.

– А, ну тогда все понятно. Рад, что ты все-таки размутился с этой темой, пусть и не наварился, но зато хоть лицо целое осталось, – с иронией подметил я и поставил чай на стол: – Будешь бутерброды или печенье?

– Не, спасибо, просто чай. А по поводу того, что не наварился, я бы с тобой поспорил, – загадочно произнес Никитос и выложил на стол маленький сверток из целлофана с каким-то светло-розовым порошком внутри.

– Неужели это то, что я думаю?

– Именно оно, ну что, бахнем?

Тут надо сказать, что амфетамин, или фен, я пробовал однажды в жизни. На какой-то вечеринке в клубе, когда я был уже бухой «в говно», кто-то насыпал мне небольшую дорожку, и я занюхал. Не могу сказать, что был в восторге, потому что особо ничего так и не почувствовал. То ли качество было плохое, то ли слишком мало оказалось на мою пьяную рожу, ну а может, потому, что я продолжил дальше бухать. Из-за этого я как-то особо не стремился больше раздобыть этого порошка, поскольку считал, что это пустая трата денег. Поэтому я больше предпочитал классический вариант алкоголь плюс ганджубас или гашиш, иногда мог закинуться какими-нибудь аптечными колесами, антидепрессантами или транквилизаторами, но после школы это была редкость.

***

То, что произошло дальше, повергло меня в шок. Как ни в чем не бывало, Фитиль достал из своего рюкзака какую-то ампулу с водой и два шприца.

– Да ладно? Ты че, гонишь? Я буду нюхать, – на полном серьезе сказал я.

– Братан, здесь на самом деле маловато для двоих, поэтому надо употреблять в таком виде. Если не хочешь, то я не заставляю, но я буду заваривать все. Без обид, – произнес Фитиль, аккуратно раскрывая пакетик с порошком. – Дай маленькую ложку.

Я дал ему ложку, и он аккуратно высыпал в нее содержимое пакетика, после чего облизал его. Потом взломал ампулу с водой, вобрал ее в шприц, а затем вылил в ложку и подогрел ее. Далее он попросил у меня кусочек ваты, бросил его в ложку с раствором и выбрал его обратно в шприц. После всего этого перелил половину раствора во второй шприц.

– Ну что, надумал? Или я возьму с собой в клуб и потом еще там догонюсь, – сказал он.

– Блин, не знаю, если честно. А ты сможешь мне сделать?

– Конечно, че там делать? У тебя вон какие шланги, – подметил он, указывая на мои вены, и добавил: – Только сначала сам поставлюсь.

Тут он закатал рукав, и я увидел, что у него на вене уже присутствовала пара красных точек. Несомненно, это были следы от уколов. Он поработал кулаком и сделал себе укол, после чего закрыл глаза и попросил меня не трогать его минут пять.

– Ну что, готов? Задирай рукав!

Я испуганно закатал рукав, и он зажал мне руку выше локтя, после чего попросил поработать кулаком. Потом аккуратно воткнул иглу в мою вену, выбрал контроль и загнал все обратно.

То, что было дальше, не поддается описанию. У меня сперло дыхание, как будто что-то внутри мешало набрать полные легкие воздуха. По голове побежали мурашки, будто тысячи маленьких паучков начали бегать по ней, цепляясь за кожу своими лапками. Это было похоже на цунами, которое накрывало тебя изнутри, растекаясь по всему телу. Спустя где-то пять минут я открыл глаза.

– Ну как? Приходнуло? – с любопытством спросил Фитиль, допивая чай.

– Еще как.

– Ладно, давай одевайся, пора в клуб выдвигаться, а то меня там люди ждут.

Я как можно быстро оделся, и мы выдвинулись в клуб. Самое главное на тот момент для меня было не наткнуться на мамку, потому что она вряд ли узнала бы меня. Под «быстрым» ты ведешь себя как полный осел. Со стороны такой дружелюбный, любезный и располагающий к себе, ты можешь нести такую ахинею, что даже пьяный не всегда выдержит конкуренцию. Главное, найти свободные уши, и тогда речь льется рекой из твоих уст. Вот и тогда мы с Фитилем увидели друг в друге объект для «благородной» дискуссии.

– А почему ты вдруг решил зайти ко мне? – поинтересовался я, прикуривая сигарету.

– Ну, типа хотелось как-то отблагодарить тебя за то, что ты не бросил меня в тот раз.

– А-а-а. Спасибо, что ценишь хотя бы мою помощь, – с иронией подметил я.

– Я всегда ценю помощь и дружбу, просто ты не замечаешь этого или не хочешь.

– Видимо, именно поэтому ты хотел сначала впарить ту мобилу мне, чтобы навариться за мой счет.

– Вообще-то тебе я бы отдал ее за реальную цену, так что зря ты так, – обиделся он.

– За трешку? Да ей красная цена две с половиной штуки! А тут еще через барыгу сливать надо было, так что можешь не рассказывать!

– Ладно, не хочешь, не верь, – снова включил он обиженного.

Тем временем мы подошли к клубу. Фитиль достал телефон и начал звонить кому-то:

– Алло, Светлана Сергеевна? Это Никита, я вот подошел… хорошо… только со мной человек, можно он тоже? Ага, я все понял.

– Кто это?

– Светлана Сергеевна, администратор клуба.

– Так мы че, не тусоваться идем? – с недоверием произнес я.

– Еще как тусоваться, причем на самом крутом месте – в диджейской, – интригующе ответил он и двинулся в клуб.

Оказывается, Фитиль все продумал заранее. Не знаю, каким образом он смог выйти на администратора клуба, но оказывается, что однажды в самый ответственный момент ди-джей, который раньше играл здесь, перед очередной субботней дискотекой куда-то пропал и перестал выходить на связь. Вот тут-то Никитка и подсуетился, как именно, для меня до сих пор загадка, но факт остается фактом – он устроился на испытательный срок ди-джеем в один из самых крутых клубов города – «Муссон»!

***

Если описать тремя словами «Муссон», то звучало бы это как «элитный провинциальный клуб». «Муссон» представлял собой компактное двухэтажное строение, примыкающее к высотному зданию, расположенному в центре города. Созданный в середине 90-х, он сначала назывался «Комета» и был скорее диско-баром с танцполом, размещенным на первом этаже, и рестораном, который располагался на втором. Но буквально за пару-тройку месяцев до того, как туда устроился Фитиль, из него сделали полноценный клуб с двумя танцполами и барами на первом и втором этажах соответственно. Изначально хозяевами клуба была какая-то криминальная братия, которая практически вся мужественно сложила головы в суровых разборках 90-х. После чего его за символическую плату выкупил пожилой предприниматель, выходец из Казахстана Аркадий Леонидович.

Естественно, как в нашей стране принято, все руководящие должности в клубе занимали родственники Аркадия Леонидовича или их очень близкие знакомые. Начиная от администратора, директора, главбуха и заканчивая старшим официантом и барменами. Не хочу перечислять родословную Аркадия Леонидовича, которая имела непосредственное отношение к руководству клуба, так как боюсь запутаться в хитросплетениях могучего родового древа и, споткнувшись о массивные корни, разбить себе лоб. Скажу одно: эти люди имели весьма посредственное отношение к клубной индустрии, и их познания в этой области ограничивались уровнем школьных или сельских дискотек 80-90-х годов.

Сам же Аркадий Леонидович являлся генеральным директором. Он был достаточно пожилым мужчиной лет под семьдесят, а может, даже и за. Низкого роста, с аристократическими чертами лица. Весьма рассудительный и осторожный человек. Исходя из его возраста, было понятно, что его познания в клубной сфере были еще меньше, чем у родственников. Он по сути собирал сливки и особо не вмешивался в работу заведения. Был принципиальным консерватором, очень скептически относившимся к разного рода инициативным предложениям, или попросту старым жлобом. Ведь за все новые внедрения (музыка, свет, бар, интерьер, кухня) надо было платить.

Что касается контингента посетителей клуба, то это в основном были молодые люди в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. В основном, имеющие средний и выше заработок. Молодые парни приходили выпить и склеить телочек, а вполне ухоженные, а иногда даже симпатичные девушки наведывались выпить, потанцевать (нередко на шесте) и пофлиртовать с парнями, чтобы потом еще раз выпить и пофлиртовать. Все это называлось одним словом «потусоваться», или «тусануться». Могу точно сказать одно: по сравнению с другими аналогичными заведениями, где малолетки в спортивных костюмах, обожравшись алкоэнергетика под жесткий электрохаус или драм-н-бейс, часто блевали на танцполе, а потом как ни в чем не бывало продолжали отплясывать на этой луже «тектоник», «Муссон» еще выглядел вполне достойно. Таких клубов в городе было всего три-четыре штуки, но все они однозначно уступали «Муссону» по расположению, так как находились в основном на окраинах.

Относительно музыки тут все было вполне предсказуемо. В основном коммерческая, ротационная попса, начиная от какого-нибудь ритм-н-блюза и заканчивая диско, электро и дип-хаусом.

На мой взгляд, больше всего посетителей привлекал интерьер. Два просторных танцпола на разных этажах, два бара, внушительная акустика и вполне современный свет. Столики для посетителей располагались в специальных нишах, сделанных в стенах, а также вдоль самих стен. Муссон с первого взгляда показался мне каким-то уютным и родным.

Сама диджейская (где нам с Фитилем предстояло провести большую часть времени) находилась между первым и вторым этажом. Она представляла собой небольшой открытый балкончик, на который вмещалось максимум четыре человека. В свою очередь, по его контуру была сделана стойка, где размещались два светильника на гибкой ножке, два CD-проигрывателя, микшерский пульт, световой пульт и мониторы. А под стойкой находились три параметрических эквалайзера. Честно признаться, когда я в первый раз оказался в диджейской, то почувствовал себя как будто в кабине авиалайнера с целой кучей непонятных датчиков, тумблеров, кнопок, рукояток и прочего. Я был так впечатлен и восхищен теми людьми, которые разбирались во всем этом, плюс к тому же еще «спиды» усиливали эффект.

***

Придя в клуб, Фитиль представил меня перед всем коллективом. Большая его часть обычно сидела до начала дискотеки на первом этаже за столиком. Кто-то пил кофе, кто-то курил, смотрели телевизор. Играла легкая, позитивная музыка фоном. Официанты носились с тряпками и натирали столы, другие за баром натирали посуду. Бармены таскали со склада алкогольную продукцию в коробках, вели учет. В общем, было понятно, что не происходит ничего необычного. Каждый занимался своим делом, так же, как и на прошлых выходных, на позапрошлых, позапозапрошлых и так далее.

И если для всех вокруг не происходило ничего удивительного, то я был просто восхищен! Будто попал в святая святых. Из унылого, серого, осеннего города я попал в Зазеркалье, где изобилуют яркие, насыщенные краски. Где обитают самые интересные во всем мире персонажи, и у них самая интересная работа. Я, как Алиса, готов был раствориться в этой атмосфере Страны чудес, чтобы вникнуть в каждый процесс, проходящий мимо меня. От того, зачем и как официант натирает стаканы, до того, как администратор общается с клиентами по телефону и бронирует им столики. Мне было интересно знать все. Я хотел расспросить каждого!

Если говорить о моем состояние, то это можно было бы описать как «внезапная телепортация маленького мальчика из затхлого барака, воняющего перегаром на Кремлевскую елку с морем игрушек, разноцветных гирлянд, подарков и, конечно же, Дедом Морозом и Снегурочкой». Моей радости не было предела. И это учитывая, что дискотека еще даже не началась.

Поднявшись в диджейскую, Фитиль с деловым видом стал мне объяснять, что есть что.

– Это микшер, включается здесь. Это деки, включаются вот тут, эквалайзеры, смотри сюда, мониторы и свет. За ним ты сегодня и будешь следить, – надменно сказал Фитиль и щелкнул подряд восемь тумблеров.

– Я как бы не умею. И вообще я в первый раз это все вижу.

– И что теперь? Я тоже не сразу во всем разобрался. Будешь учиться, что я, просто так тебя с собой взял?

– Да хер его знает, думаешь, я сразу смогу так во все вникнуть? – неуверенно спросил я.

– Вникнешь. Тут много ума не надо. Это на первый взгляд сложно, а когда принцип действия поймешь, то надрочишься, не очкуй.

– А музыку ты где брал?

– По-разному. Что-то в наследство досталось, что-то покупал, что-то в интернете нашел. Как говорится, с миру по нитке.

– Ну а что-нибудь серьезное есть? Из нашего? – намекая, спросил я.

– Не. Я сам здесь только вторые выходные, поэтому пока присматриваюсь, а жесть даже не записывал, чтобы по синей лавочке не врубить здесь. Хотя есть кое-что интересное. Специально для тебя сегодня записал, чтобы ты заценил. На, держи наушники.

После этого он вставил диск в проигрыватель и после его загрузки несколькими нажатиями нашел нужный трек. На цифровом дисплее высветилось название:

«Черный_рассвет_original_mix».

– Бля, вот это впечатляет, конечно! Срочно к себе в плейлист! Че, бухаешь тут?

– Ну так. Я, кстати, взял нам по парочке банок коктейлей, на вот, держи, – Фитиль расстегнул рюкзак и достал из него банку с коктейлем.

– О, благодарю.

– Не стоит. Ладно, ты пока побухай тут, музыку послушай в наушниках и изучи, какие кнопки за что отвечают, там они подписаны – «Фонари», «Лазеры», «Головы», «Стробоскопы», «Дым машина» и так далее, а я пока пойду с коллективом пообщаюсь, надо же налаживать отношения, – быстро протараторил он и скрылся.

Вначале, когда я нажимал все эти кнопки по очереди, меня как-то не сильно это впечатлило, но лишь до того момента, пока не выключили основной свет и не включили звук через колонки. Фитиль поставил какой-то «лайтовый микс» и позвал меня с собой в помещение для персонала. Там был туалет, в который он завел меня. Поначалу я подумал, что он просто проводит экскурсию и показывает внутреннюю, так сказать, рабочую часть процесса, но потом он задвинул щеколду…

– Че стоишь? Закатывай рукав, не тупи!

– Ты еще достал? – шепотом спросил я.

– Типа того, – промычал он, сжав зубами шприц и нащупывая вену.

Конечно, ничего он не доставал. У него изначально все было рассчитано на два раза. И тогда, дома, он просто нагло наебал меня, когда я предложил ему занюхать эту дрянь, но, видимо, ему не хотелось вмазываться одному, и поэтому он сказал мне, что там мало. Я, конечно, решил не протестовать, потому как мог вообще оказаться за бортом этого праздника, но определенные выводы сделал. Так тогда мне казалось…

И опять этот безумный приход. Мурашки по голове и уже знакомый вкус то ли яблока, то ли фиалки во рту. На самом деле мне хотелось подольше оставаться в этом туалете, и желательно одному, но спустя пару минут Фитиль тихо отодвинул щеколду, осмотрел коридор, чтобы никто не проходил мимо, и резко шмыгнул в него. Я, еще не до конца пришедший в себя от прихода, двинулся за ним, а в голове как будто играл тот самый безумный трек – «Черный рассвет».

– Ну че, как тебе? – ехидно поинтересовался Фитиль, когда мы пришли в диджейскую.

– Охуенно, конечно, но мог и предупредить, что у тебя еще есть, – как будто обидевшись, произнес я.

– Да меня самого только угостили, не гони.

Дальше, сами не замечая того, мы стали кивать в такт музыке, и пошли разговоры ни о чем. Просто было желание говорить, не важно, о чем, лишь бы общение не заканчивалось. Потом зашла официантка Саша и тоже присоединилась к нам, пока не начал подтягиваться народ, и ей пришлось идти собирать заказы. Сначала я не сразу врубился, что она тоже «обутая», но потом пригляделся к ее глазам и увидел огромные зрачки, а жвачка у нее во рту, которую она интенсивно пережевывала, окончательно убедила меня в этом. Потому что мы с Фитилем тоже очень активно пережевывали этот продукт, который буквально каждые двадцать минут просто превращался в кашу во рту, и мы закидывали все новые и новые резинки, не замечая этого. Тут у меня все срослось, откуда у Фитиля мог быть порошок, хотя это лишь мои предположения.

– Она что, тоже прикалывается?

– А ты че, сам не замечаешь? – улыбнулся он. – Здесь половина таких «работничков».

Больше я не стал вдаваться в темную сторону клубной жизни, а стал просто наслаждаться происходящим. Потихоньку, приблизительно к полуночи, клуб стал наполняться посетителями. Красивые, стройные девушки в коротких платьях и мини-юбках с шикарными прическами и маникюром, парни в шикарных рубашках и брюках или в ярких кофтах и футболках, подогретые алкоголем, начали активно выдвигаться на танцпол. Громкость музыки заметно возросла, и Фитиль стал выманивать все больше и больше людей, неумело сводя ротационную клубную попсу. Качество сведения было, конечно, ужасным, но знаменитые треки делали свое дело, несмотря ни на что. Я периодически пытался рулить светом и дым-машиной в такт музыке, и в один момент мне показалось, что у меня начало получаться. А может, просто кайф так разгонял, что казалось – ты само совершенство! Нет, даже казалось, что совершенно все вокруг! Периодически к нам заходили постояльцы, которые знали предыдущих сотрудников и возмущенно интересовались, где старые ди-джеи. Но одних, самых негодовавших, мы вежливо слали на хуй, а с другими, которые вели себя дружелюбно, знакомились и выпивали (конечно же, за их счет).

Обычно клуб работал до последнего посетителя, но чаще всего такого «персонажа» назначала охрана, и мы потихоньку делали музыку тише, а треки подбирали самые «унылые». В итоге самый шлак расползался сам собой, кому-то успевало перепасть, и они уходили парочками, а кто-то, увы, в этот вечер оставался в пролете, но, скорее всего, лишь до следующего раза…

***

Я искал себя в прошлом и будущем,

Я засыпал и просыпался спящим,

Я ходил по затерянным улицам,

Но меня даже нет в настоящем.

Хотя, может, и где-то парю,

Не подчиняясь безумному ветру;

В другом измерении молча стою,

В глазах отражая радужный спектр.

Или в виде чернеющей тучи?

Плююсь грозовыми ветками!

Разрывая громом могучим

Спящие нервные клетки.

Ну а может быть, в виде озера:

Спокойного, тихого, гладкого,

По которому никогда не елозила

Волна, как безобразная складка.

Или просто огромное дерево

В бесконечном осеннем лесу,

Теряющее листья растерянно,

Которых я уже не спасу…

«Что за гребаное нытье, блять? Опять какое-то унылое гавно!» – раздраженно подумал я, поджег клочок бумажки, на котором были написаны карандашом эти несколько строчек, и прикурил от пламени сигарету.

О да… это было оно, то самое утро после ночного куража. На секунду решил задуматься, сколько же я проспал? Час, два, три? Черта с два! Максимум, насколько мне удавалось отрубиться, так это пару раз минут по двадцать, и то только за счет действия огромного количества алкоголя в моем мозгу, который я, естественно, употреблял на голодный желудок. На секунду задумался, что если бы я был суицидником, то именно такой насыщенный букет давно завядших чувств я бы испытывал перед тем, как наложить на себя руки. Довольно сложно описать то состояние, которое приходит на «отходах» для тех, кто его не испытывал. Но я бы, наверное, назвал его самой неприкрытой, самой естественной ненавистью.

В момент прекращения действия фена ты начинаешь ненавидеть все пространство, что тебя окружает. Ты ненавидишь запахи, даже самые приятные в обычной жизни, на отходах они кажутся крайне резкими и противными. Ты ненавидишь любые звуки от шелеста листьев до пения птиц. В горло не лезет абсолютно никакая пища, хотя с последнего ее приема прошло уже больше суток, и желудок понимает, что пора чем-то подкрепиться, но ты не можешь. Ты не можешь абсолютно ничего, ведь за несколько часов до всего этого ты выплеснул в свой мозг такую дозу удовольствия в виде дофамина, серотонина и так далее, что его запасов банально теперь не хватает, чтобы поесть и ощутить вкус еды. И вот тут, казалось бы, сам организм дает тебе подсказку – нужно всего лишь… поспать!

«Поспать?!. ПОСПАСТЬ, блять!?.» – в голос спрашиваю я себя и начинаю в припадке колотить кулаком по подушке. На протяжении последних девяти часов я только и пробовал, что заставить себя уснуть.

Но это было нереально. Малейший звук или сквозняк возбуждали во мне такую ярость, что, заорав, я мог бы выбить стекла во всем доме, но… я тупо уткнулся в подушку, замотавшись в одеяло с ног до головы, и слушал отрывки какого-то тупого шоу, которое я включил по ящику, потому что в тишине мне просто хотелось вскрыться…

***

Не знаю, сколько часов я пробыл в таком «овощном» состоянии, но помню одно: в один прекрасный миг все мои мысли сконцентрировались на входной двери. Кто-то лихорадочно звонил в дверной звонок. Естественно, мамка это быть не могла (у нее имелся ключ), да и рано еще. Значит, кто-то пожаловал по мою душу. Неловко словил себя на мысли – может, это смерть наконец-то пожаловала, и в моем случае это был бы не самый худший вариант, но… вариант оказался действительно хуже. Снова Фитиль.

– О, здорово! Смотрю, постигаешь все прелести выходов?! – ехидно спросил он, хотя мне не удалось не отметить, что по сравнению со мной он выглядел как цветущая сакура, а я – просо, обильно поеденное тлей.

– Че хотел-то? Позлорадствовать пришел?

– Ну зачем же так-грубо-то? Сразу позлорадствовать? Мы же теперь напарники!

– В смысле напарники? – не сразу врубился я.

– Ну вообще-то сегодня суббота, если ты не забыл.

– И что теперь, у нас по субботам какой-то обряд делать положено? – ехидно спросил я.

– По субботам у нас теперь работать положено! С вечера и до утра!

– Чего? Ты охуел? Ты меня видел? Какая к хуям работа?

– Мы теперь с тобой ответственные за проведение вечерних мероприятий в самом пафосном клубе «Муссон»! – официально заявил Фитиль, только фанфар не хватало.

– Не, братан, ты, конечно, извиняй, но тут без меня. Да и посмотри на меня! Какой из меня ведущий дискотеки, я еле языком ворочаю.

– Именно поэтому я и здесь, мой юный, несмышленый друг, – быстро проговорил он, разулся и двинулся в сторону кухни.

Тут он снял с плеч знакомый мне уже рюкзачок и извлек оттуда инсулиновый шприц.

– Ну, вот и доктор пожаловал, будьте так добры закатать локоток, – снова перешел он на деловой тон.

Если сказать, что меня передернуло, то это не сказать ничего. На мгновение на чашах весов встало то вчерашнее состояние блаженства и сегодняшняя абсолютная депрессия, в которой я, к сожалению, еще находился. Естественно, раздумье было недолгим, и я закатал рукав, пару раз качнул кулаком, и… ГОТОВО! Вот оно, то лекарство, которое было необходимо. Снова этот яблочно-фиалковый выхлоп изо рта на приходе, снова эти мурашки забегали по голове, и ты в сказке. Скурив по парочке сигарет на приходе, мы начали собираться в клуб.

Я старался как можно быстрее убраться из дома, еще до прихода мамы, но, к сожалению, это не получилось. Она вошла в дверь, когда мы уже практически обувались.

– О, привет, мамуль! – вежливо поздоровался я и помог ей, взяв пакеты с продуктами.

– Здрасьте! – поздоровался Фитиль.

– Привет, ребят! Вы что, куда-то собрались? Там на улице слякоть такая, да и поздно уже!

– Да, мам, мы в клуб пойдем, – напряженно ответил я.

– Как это? Опять в клуб? Вчера же только там были, пить опять будете, вон до сих пор перегар в комнате стоит, и вся одежда табаком пропахла! – рассерженно сказала она.

– Да нормально все будет, мамуль, я обещаю! Нас там, может, работать оставят, – восторженно заявил я, но Фитиль этого восторга не разделил, прекрасно понимая волнения моей мамы.

– Этого еще не хватало – по ночам где-то шляться!

– Блин, ну мне же не пятнадцать лет, в конце концов.

– Теть Лен, все будет хорошо, я проконтролирую, обещаю, – сказал Фитиль и начал ускоряться, чтобы побыстрее ретироваться.

– Ладно, давайте, но учти, Николай, что я опять не усну, пока ты не явишься!

– Хорошо, мамуль, я буду аккуратно себя вести, не беспокойся, нас в конце всех на такси развозят, а внутри охрана сидит, так что не переживай, прошу тебя.

Если бы не Фитиль, то я так бы и трепался с мамкой, пока меня не отпустило, но его этот диалог, по всей видимости, конкретно напрягал, может, чувствовал какую-то вину за собой, а может, просто торопился попасть в клуб.

***

Не хочу повторять все вышеописанное, что творилось в клубе, добавлю лишь, что пятница по сравнению с субботой была детским утренником. Народу в ночь на воскресенье являлось раза в два, а то и в три больше. Стройных девочек в мини-юбках и мини-платьях просто пожирали глазами стройные самцы с короткими прическами и упругими кожаными аксессуарами в брюках, и я сейчас не про члены. Бабки! Лавэ! Капуста! Как только ни называй эту волшебную бумагу, но на нее липли все! Как навязчивые насекомые в самый жаркий день к липкой ленте. За деньги ты можешь поздравить кого угодно через микрофон на весь клуб, естественно, не сам, за тебя это сделает ди-джей, но от твоего имени. Как раз в тот вечер мы с Никитосом, еще сверху фена накурившись гарика и шлифанув все это парой коктейлей водки с энергетиком, начали открывать в себе дар ведущих. Сначала для вида мы пару раз поздравили каких-то выдуманных персонажей, чтобы толпа заглотила приманку и поняла, что у нас есть такая функция. Но потом заказы посыпались, как из рога изобилия. Специально для этого я у официантов намутил себе блокнот, чтобы записывать туда поздравления, который впоследствии сыграет большую роль в моей жизни. Старался писать как можно короче, чтобы Фитиль мог все это зачитывать, потом он просто перестал разбираться в моем почерке или сделал вид, что не понимает написанного, после чего в дело пришлось вмешиваться мне. Какие эпитеты я только не использовал, поздравляя то именинников, то молодоженов, то вновь ставших отцами, матерями и бог еще знает кем. Народ был в восторге до тех пор, пока не случился конфуз.

Два изрядно подпитых быка не поделили очередь на поздравления. Все мои уговоры на них не действовали, каждый хотел быть впереди, и в итоге они устроили гладиаторские бои прямо в нашей каморке. Охране пришлось впрягаться, но после этого случая поздравления на вечер автоматически отменились. Но зато мой «ораторский» талант не обошел администрацию, и в скором времени заказные поздравления стали фишкой нашего клуба. Благо еще, что все деньги за заказы мы оставляли себе. Это было золотое дно!

4. Забытье

В тот период моя жизнь разделилась на две части. Это серые, унылые будни, проходящие в универе, изредка украшенные несколькими плюхами «гарика» и накуренной физиономией Колючего, с одной стороны, и волшебный мир клубной жизни – с другой, где воздух был пропитан запахами табака, дорогого алкоголя, парфюма, кофе и многого другого. Я жил от выходных до выходных. А будни в основном были посвящены изучению светового оборудования на форумах в интернете.

Когда Колючий узнал, что я устроился работать в клуб, то был искренне рад за меня и, конечно же, сразу поинтересовался, смогу ли я протащить его туда. Впоследствии мне часто приходилось проводить людей к нам, но я не испытывал от этого большого удовольствия, ведь это значило, что мне надо было нести ответственность за них и за их поведение. Но после нескольких случаев с пьяными приятелями, заблевавшими туалеты, я резко сократил число людей, которых проводил в клуб.

Тут, думаю, стоит упомянуть об отношении моей мамы к тому образу жизни, который я вел. Безусловно, я замечал, что она беспокоится. Да и сама она мне неоднократно об этом говорила, но я, чтобы не испытывать чувства вины, старался максимально проявлять заботу по отношению к ней. Часто с утра после клуба на заработанные деньги я в пьяном угаре покупал ей большие букеты цветов и конфеты. Будучи еще достаточно молодым, я выполнял какие-то обязанности по дому, но, естественно, только после того, как на это внимание обращала мама. Я старался показывать ей, что стал уже самостоятельным. А если она начинала причитать, то с недовольством объяснял ей, что я уже не маленький и что сам хочу решать, чем мне заниматься дальше. Конечно, это была абсолютно неравная борьба житейского опыта и мудрости с маминой стороны против юношеского максимализма – с моей.

Вскоре наступила зима, и средой моего обитания стали обшарпанные подъезды с компанией друзей и ночной клуб. Между ними изредка мелькал университет. В нашей компании в разное время насчитывалось от пяти до двенадцати человек. Это была типичная для тех времен компания. Думаю, в каждом городе, каждом дворе были такие сообщества по интересам. А интересов обычно оказывалось немного: выпить, покурить, потрахаться. В общем, получение удовольствия от жизни самыми примитивными и наиболее известными человечеству способами.

***

– Здравствуйте, Петр Сергеевич, можно войти?

– О, какие люди пожаловали, проходи, Николай, присаживайся.

– Мне методистка сказала, что вы меня вызывали.

– Еще недели две назад, но ты, как я понимаю, объявился только сейчас.

Да, просто у мамы проблемы со здоровьем были, и мне

пришлось отсутствовать какое-то время на занятиях, – жалобно произнес я.

Так в очередной раз начинался разговор с деканом, который снова вызвал меня для беседы по причине моих регулярных пропусков занятий и низкой успеваемости. Безусловно, я знал, что это рано или поздно случится, но каждый раз находил причину не появляться у него. В конце концов методистка связалась с моей мамой, и та закатила дома скандал, сказав, чтобы я на следующий же день пошел в деканат.

Петр Сергеевич стал деканом моего факультета незадолго до моего поступления, и мне он, честно говоря, нравился. Я уважал его, потому что он создавал образ современного управленца и преподавателя, в отличие от тех пропахших нафталином преподов, с которыми мне приходилось общаться на парах. Он носил строгий серый костюм, который безупречно сидел на нем и создавал образ энергичного и целеустремленного человека. Острые черты лица и проницательный взгляд выдавали достаточно умного руководителя. И, честно говоря, мне не доставляло удовольствия постоянно врать ему, так как я понимал, что мой пиздеж он чувствует за версту, словно хищник, преследующий добычу, у которой открытое кровотечение.

– Странно, эту же причину называл твой боевой товарищ и тезка Николай Громов. Только в его случае заболел отец, – с сарказмом произнес Петр Сергеевич и продолжил: – В общем, ситуация у тебя непростая, Николай, и я надеюсь, ты в курсе, не так ли?

– Да, но я сейчас стараюсь максимально исправить ее.

– Сколько у тебя задолженностей?

– Три. По взаимозаменяемости, сопромату и термеху.

– А по моим данным – четыре. Еще по физкультуре. Или я ошибаюсь? – иронично спросил декан.

– Нет, Петр Сергеевич, не ошибаетесь. Я просто забыл про нее, к своему стыду.

– Хорошо, тогда ближе к делу. Скоро начнется летняя сессия, а потом будет практика. У тебя на сегодняшний момент четыре задолженности с прошлого семестра, и в институте ты появляешься реже, чем заочники. Как мы поступим с тобой?

– Я буду исправляться и гасить задолженности, – виновато произнес я.

– Звучит недостаточно убедительно с учетом того, что это уже не первый наш разговор на данную тему.

– На этот раз точно. Я обещаю вам!

– Хорошо. Сколько тебе надо времени, чтобы погасить все?

– Две недели, – поразмыслив, ответил я.

– Хорошо, через две недели я жду тебя в этом кабинете. Удачи.

В коридоре меня уже ждал Колян:

– Бля, че так долго? Я уже успел сходить купить бутылку и фольгу, а ты там все мозги ебешь! Че сказал-то хоть?

– Дал две недели, чтобы погасить задолженности, – ответил я.

– Мне тоже. Я к нему на прошлой неделе ходил. Всю кровь мне выпил. Но я не думаю, что нас вот так просто отчислят, им же бабки тоже нужны. Это если бы мы на «бюджетке» учились, тогда еще может быть, а так вряд ли.

– Такие, как мы, на «бюджетку» не попадают, – с иронией произнес я.

Разумеется, спустя две недели я не закрыл все долги по зимней сессии. За это время я смог сдать только один зачет. Думаю, довольно просто догадаться, какой. Естественно, это был зачет по физкультуре. К остальным зачетам и экзаменам я не был допущен по разным причинам. Где-то не сдал лабораторные, где-то курсовую, где-то контрольную и так далее. Но посещение декана все-таки дало мне кратковременный стимул для того, чтобы закрыть сессию. Эту ситуацию я в целом также рассматривал как некий квест, в котором декан сыграл свою роль – требовательного, но справедливого руководителя, а я свою – раскаивающегося студента, обещавшего взяться за ум. Задачу, поставленную Петром Сергеевичем, я смог выполнить только спустя месяц, когда уже начиналась летняя сессия.

Вообще мое положение в институте было обусловлено двумя стимулирующими факторами, которые заставляли меня хоть как-то грызть этот гранит науки, но я скорее даже не грыз его, а вяло лизал. Первым фактором была моя мама, которая постоянно пилила меня за учебу дома, а вторым – деканат во главе с Петром Сергеевичем со стороны института. Получается, что я как бы находился между молотом и наковальней, и лишь «Муссон» был моей настоящей отдушиной. Когда я становился за световой пульт, то чувствовал себя волшебником, который может при помощи магии создавать неповторимую атмосферу вокруг себя и дарить праздник окружающим. Конечно, световику в клубе не уделялось столько внимания, как тому же ди-джею, но я в этом и не нуждался, потому что был полностью поглощен процессом. Игра лазеров, стробоскопов, ультрафиолетовых ламп и остальных световых приборов окунала меня с головой в этот мир насыщенных, ярких цветов, приправленных дымом и сверкающих в такт музыке. Брызги световых красок будто разрезали мрачную действительность и на какое-то время заполняли ее собой. Порой мне казалось, что я даже могу осязать эти цвета и звуки, они будто вселялись в меня, и я мог вдыхать их и выдыхать обратно уже другие, более насыщенные. Даже спустя какое-то время после вечеринки у меня могли возникать яркие вспышки света перед глазами и были заложены уши от нескольких киловатт звука.

***

– Че так долго? Где тебя носит? Ты время вообще видел?

– Успокойся, не кипишуй! Ты микс нашел, который я просил? Зарядил его? – поинтересовался у меня Фитиль.

– Да.

– Вот и отлично! За это будешь поощрен «Орденом мужества за заслуги перед Отечеством» и еще кое-чем, более приятным, – загадочно произнес он.

– Чем же?

– Всему свое время! Сходи лучше на кухню и замути нам чайник чая.

– У меня есть пара банок коктейлей.

– Просто сделай, что я тебя прошу, пожалуйста, – настаивал на своем Фитиль.

По его расширенным «болтам» и челюстям, яростно перемалывающим жвачку, я сразу понял, что он уделанный. Но вел себя он все равно необычно. Вместо тысячи бесконечных вопросов он как будто не хотел общаться со мной, такое чувство, что это обламывало его, и поэтому он попросил меня сходить за чаем.

Намутив чаю, я пришел в нашу «аппаратную», как мы между собой называли балкончик, и сел на стул, который стоял у стены. Никит налил себе чашку чая, потомотхлебнул из нее и стал что-то нащупывать в маленьком кармашке джинсов. Спустя какое-то время он достал спаянную слюду из-под пачки сигарет, в которой находилась таблетка белого цвета. Естественно, мне не надо было объяснять, что это такое, так как на ней был отчетливо виден рисунок в виде четырехлистного клевера. «Экстази» – «ешки», «ехи», колеса, покрышки – вот как называлась эта чудо-таблетка. Единственный вопрос, который я задал Никитосу, заключался в том, сколько мне проглотить:

– Целую или половину?

– Я целую хавал, – не отводя глаз от пульта, ответил он и добавил: – Вообще жопа.

– Это радует! – ответил я и закинул колесо в себя, запив его чаем.

То, что происходило дальше, описать словами практически невозможно. Создавалось ощущение, как будто внутри меня взорвалась ядерная бомба, начиненная обогащенной любовью. По моему телу начали гулять эйфорические волны, которые то приливали к самой голове, то спускались в грудь. Казалось, что внутри меня каждая клетка представляет собой совершенную единицу блаженства, и в совокупности они представляют собой абсолютный механизм любви. В тот момент я испытывал удовольствие абсолютно от всего, что меня окружало: музыки, света, запахов, посетителей, общения, чая. Даже Фитиль мне казался прекрасным, отзывчивым и щедрым человеком. Такое чувство, что я находился в какой-то среде, некоем эфире счастья, которой был невидим и неосязаем, но я мог ощутить его присутствие. Одним словом, меня разрывало от эйфории. На пике действия наркотика дошло до того, что мне даже стало в напряг говорить, потому что я чувствовал, как это начинало меня обламывать, поэтому я просто встал за свой световой пульт и делал вид, что полностью поглощен работой, но через какое-то время появилась она…

– Здравствуйте, подскажите, пожалуйста, к кому я могу обратиться по поводу поздравления? – обратилась она к нам.

На какое-то мгновение мне показалось, что в нашу «аппаратную» залетела фея из детской сказки, нарисованная японскими аниматорами в стиле аниме. Она была одета в короткое белое платье с глубоким декольте, обтягивающее стройную, сексуальную фигурку. Каштановые длинные струящиеся волосы, спадающие на обнаженные плечи и спину. Огромные зеленые глаза сияли, словно два изумруда, от которых невозможно оторваться. Сочные губки, накрашенные алой помадой, которая была безупречно подобрана в цвет аккуратного маникюра. А ее парфюм! Я готов был дышать им вечно в тот момент, и мне даже на секунду показалось, что если я перестану чувствовать его, то немедленно начну задыхаться, как рыба, которую прибоем вынесло на берег.

Было видно, что она растеряна, так как Фитиль вообще проигнорировал ее появление ввиду того, что стоял в наушниках и подбирал очередной трек для сведения. Он часто так поступал, когда не хотел общаться с клиентами, делая вид, что погружен в работу. А я попросту был очарован, и если бы не сушняк, который одолевал меня от «Экстази», то я бы залил всю аппаратуру слюнями от созерцания такой красоты.

– Здравствуйте, мадмуазель! – звонко поприветствовал я девушку и боковым зрением отметил, что Никитос судорожно перебирает папку с дисками, не обращая на нас абсолютно никакого внимания.

– Здравствуйте еще раз, подскажите, пожалуйста, как мне поздравить подругу с днем рождения и заказать для нее песню?

– Как зовут? – спросил я.

– Алена.

– Очень приятно. Николай, – сказал я и протянул девушке руку.

– Да нет же. Это подругу так зовут, а меня зовут Алиса, – рассмеявшись, сказала моя собеседница и пожала мне руку.

– Какое красивое и редкое имя.

– Спасибо.

В этот момент случилось в какой-то степени шокирующее и пугающее своей непредсказуемостью событие. Видимо, концентрация серотонина в крови у Фитиля достигла своего максимума, и он после того, как нашел нужный ему диск в папке, засунул его в проигрыватель и сделал то, на что вменяемый человек вряд ли бы отважился. Сначала он несколько секунд послушал и убедился, что нашел именно тот трек, который искал, потом задрал голову вверх, резким движением снял наушники и что есть мочи заорал в потолок. Сказать, что я испытал недоумение, не сказать ничего. Ведь я пытался всеми силами скрыть даже малейшее проявление того, что находился под кайфом, а это животное, как мне показалось, в один миг развеяло все сомнения у нашей очаровательной посетительницы. Мне трудно предположить, кем он тогда себя возомнил. То ли самцом гориллы, который вот-вот намеревается спариться со своей самкой в разгар брачного периода, то ли драконом, который, пуская огонь из пасти, угрожает сжечь поселение крестьян, то ли еще кем-то… Естественно, никто в клубе не слышал этого рева из-за громкой музыки, кроме одного человека, но в тот момент мне показалось, что лучше бы это услышал весь клуб, чем Алиса. Понятно было одно: его прет как последнюю скотину, и мне надо было исправлять ситуацию.

– Здрасти, – улыбнувшись, сказал Фитиль Алисе и как ни в чем не бывало, надев наушники обратно, продолжил заниматься своим делом.

– Может быть, мне зайти позже, когда ему станет полегче? – иронично произнесла гостья.

– Нет… нет, что ты? Просто мой дружище немного перебрал с клиентами. Все же приходят, предлагают выпить, закусить, ну, сама, наверное, понимаешь, какая тут непростая работа.

– Понимаю. Ну так что там с поздравлением?

– Держи ручку, блокнот и пиши: как зовут, с чем поздравлять, от кого и так далее.

– На, держи, посмотри, все понятно? – Спустя некоторое время Алиса протянула мне блокнот с написанным поздравлением.

– Да, все понятно.

– Сколько я тебе должна?

– поинтересовалась девушка.

– Давай поступим так. Я выполню это поздравление бесплатно, но ты пообещаешь зайти к нам после его объявления и выпить с нами в честь дня рождения твоей подруги.

– Договорились, – улыбнувшись, сказала Алиса и протянула мне руку для пожатия.

Когда она вышла, оставив за собой шлейф сладкого запаха духов, то я тут же отхлебнул коктейля из банки и закурил сигарету. Все последующее время у меня не выходили из головы эти пять букв: А, Л, И, С, А. Я подумал, что если в какой-то момент на нашей планете пропадут все языки, на которых говорили, говорят и будут говорить люди, и от всех языков останется только одно слово из этих пяти букв, то мне будет вполне достаточно, чтобы жить и радоваться с таким словарным запасом. Это имя как будто выгравировали тем вечером в моем сознании, и чтобы я ни делал, как бы ни пытался отвлечься, оно не выходило из моей «убитой» головы.

С нашего балкона мы могли наблюдать за всем, что происходит в клубе, как с маленькой сцены. И, естественно, на всю следующую ночь я сфокусировал свое внимание на одном хрупком силуэте в потрясающем белом платье. Под светом ультрафиолета в этом платье она напоминала мне ослепительно яркую, белую жемчужину, которая была самым редким экземпляром среди себе подобных, своего рода мифом, и считалось, что ее можно найти только в самой глубокой части мирового океана. Жемчужину, за которой охотились все ювелиры мира во все времена, которая восхищала свой красотой и чистотой. И вот она здесь: в обычном клубе самого обычного провинциального городка грациозно танцует под самую обычную ротационную попсу. Все это кажется так необычно…

Я сделал все, как и обещал: поздравил ее подругу Алену с днем рождения и пожелал ей кучу всего, что обычно желают в таких случаях, без особого энтузиазма. Но, естественно, я не упустил случай упомянуть и Алису, одарив ее кучей оригинальных комплиментов в надежде, что она отметит мое усердие. И я не прогадал.

– Большое вам спасибо, ребят! Даже и не знаю, как вас отблагодарить? – сказала Алена, которая пришла к нам вместе с Алисой. – Вот вам коньячок, давайте выпьем за знакомство.

– О, конинка! Весьма недурно! – тут же оживился Фитиль, когда пришли девчонки, и добавил: – Да еще в такой классной компании! Меня, кстати, Никита зовут!

– Алиса!

– Алена!

– Очень приятно! Ну что, тогда за знакомство?

– Наливай! – предложила Алена.

Все последующее время девчонки провели у нас на балконе вплоть до окончания дискотеки. Мы весело общались и шутили. Потом еще пару раз поздравили именинницу. Я же в свою очередь не мог оторвать глаз от Алисы. Никак не мог понять, откуда у меня возникло такое непреодолимое влечение к ней. То ли таблетки с алкоголем так распирали, и мне казалось прекрасным все окружающее пространство, то ли эта девушка действительно была столь привлекательна? Особенно сильно меня начинало накрывать, когда нам приходилось говорить что-то друг другу, так как из-за громкой музыки для этого надо было наклоняться как можно ближе к уху, чтобы услышать собеседника. И когда Алиса наклонялась ко мне и что-то говорила, у меня по телу начинали бегать мурашки, а к голове приливали огромные волны необъяснимой природы. Как будто какой-то реактор, расположенный внутри груди, вырабатывал чистую энергию любви. Сложно описать это состояние, но могу точно сказать, что это было не просто сексуальное влечение, не просто животная похоть, нет. В те моменты мне хотелось как будто бы съесть ее – как самый вкусный и сладкий праздничный десерт. Мне хотелось выпить ее, словно бокал самого дорогого и изысканного вина, опустошить, впустить ее частичку в себя огромными глотками, чтобы она растворилась во мне и пьянила до конца жизни.

В конце концов они вызвали такси и под утро уехали домой. Но я не растерялся и взял номер телефона у Алисы, точнее, даже не взял, а хитрым способом раскрутил ее, так как напрямую спросить постеснялся. Я предложил вызвать им такси, а телефон для контакта с оператором попросил Алису записать на листочке из того самого блокнота для поздравлений, чтобы, когда подъедет машина, ей позвонили. Так ее номер оказался у меня в телефоне.

***

Утро. Начались «отходняки». Несмотря на все мои надежды относительно сна, он так и не пришел, учитывая даже, что после дискотеки мы с Фитилем и барменами изрядно накурились и бухнули. Они убеждали меня, что после колес нет такой лютой «депрессухи», как от амфетамина, но мне так не казалось. Еще несколько часов назад мир был похож на красочный мультфильм с яркими персонажами, а уже сейчас – на самую дешевую черно-белую рекламу средства от поноса, которая вызывала только отвращение. Все, о чем я на данный момент мечтал, – это только о сне. Я лежал в своей кровати и делал все возможное, чтобы уснуть. Но мысли кружились в голове, словно в центрифуге, которую невозможно остановить. Они, словно стая диких собак, раздирали мой мозг на части. Буквально за минуту в сознании могли побывать террористы, спортсмены, артисты, автомобили, насекомые, растения, шмотки, еда, секс, космос, нефть и так далее. И ко всему этому я чувствовал только одно – ненависть. Так как все, что на данный момент окружало меня, мешалоспать. Чувства вновь были обострены до предела. Малейший звук – ненависть, еле уловимый запах – ненависть, солнечный свет – ненависть. Но больше всех в тот момент я ненавидел Фитиля, который подогнал мне эту дрянь!

– Алло, братан, это Колян!

– Я понял! Че не спится? – с сарказмом поинтересовался Фитиль.

– Нет, мне надо срочно сняться! Кроет капитально, – жалобно произнес я.

– А есть бабки?

– Есть малехо!

– Ладно, приезжай ко мне! Что-нибудь придумаем, – сказал Фитиль и сбросил.

Я, взяв такси, приехал к Никитосу домой. У него в квартире происходило что-то наподобие «after party». Две девчонки и два пацана, не считая Фитиля, играли в карты и слушали музыку. В углу стоял «водный», через который они периодически курили «бошки». Не могу сказать, что мне нравилась эта компания, ведь в таком состоянии я не очень-то хотел, чтобы со мной разговаривали и задавали какие-то вопросы. Но, по крайней мере, я хоть как-то с их помощью мог отвлечься от своих мыслей.

Фитиль познакомил меня с ребятами, имена которых я даже не посчитал нужным запоминать, а потом пригласил пройти с ним в ванную. Затем он закрылся на шпингалет и достал из-за туалетного бачка «инсулинку» с раствором.

– Давай бабки и закатывай рукав, – быстро проговорил он, подгоняя поршень с раствором к иголке, чтобы спустить воздух из шприца.

– Что это? Фен? – поинтересовался я.

– Нет, бля, глюкоза!

– А баян чистый хоть?

– Я с него делался один раз, и все, – честно признался он.

– Может, я схожу за новым?

– Нет времени, мы сейчас будем уходить. Скоро батя с работы придет.

– Бля, а ты не мог сказать, чтобы я по пути купил?

– Короче, забирай бабки и пиздуй, че ты мне мозги ебешь? – раздраженно ответил Фитиль, понимая, что он в очередной раз лоханулся.

– Ладно, не ори, хер с ним. Давай делай, – сказал я и закатал рукав, потому что не мог больше выносить это скотское состояние.

– А они знают? – спросил я, кивнув в сторону стены, за которой сидели парни с девчонками.

– Нет. Молчи, – коротко ответил он и сделал мне укол.

И вновь этот божественный приход. Снова жизнь стала насыщенной и прекрасной. Появилась энергия для общения с новой компанией, а самое главное – желание. Впоследствии ребята предложили мне еще курнуть, и я вновь обрел ту искусственную гармонию с окружающим миром. В квартире у Фитиля мы просидели еще не меньше часа, общаясь и играя в карты под негромкую музыку. Но я не стал напоминать ему о скором приходе отца и даже простил за все недавние обиды, так как в тот момент считал его своим спасителем.

Потом мы вышли на улицу и отправились в подъезд одного из домов в соседнем дворе пить пиво. Вскоре подтянулось еще несколько человек из нашей компании, которых я знал. Они принесли с собой коньяк и закуски. Те, кто не употреблял, стали быстро хмелеть, и в какой-то момент мне стало некомфортно находиться с ними. Начинался пьяный базар с элементами агрессии, и я решил покинуть этих прекрасных представителей «дворового бомонда». Так как время было еще раннее, то я не торопился домой, тем более что на улице стояла солнечная погода. Засунув руку в задний карман джинсов, я достал из него смятую бумажку, вырванную из блокнота, на которой было красиво выведено несколько цифр и коряво нацарапано моим почерком пять букв – АЛИСА.

– Привет, узнала?

– Привет, не совсем.

– Это Николай из «Муссона». Мы познакомились сегодня ночью в клубе, когда праздновали день рождения твоей подруги!

– А… теперь узнала. Привет, Коль. А откуда у тебя мой телефон?

– Так ты же сама его оставила на бумажке, когда мы такси вызывали.

– Я так и знала, что кто-нибудь не упустит возможность, чтобы записать его, – иронично сказала она.

– Слушай, не хочешь встретиться погулять?

– Прости, не могу. Я сегодня со своим парнем отдыхаю, – с сожалением произнесла она.

– Извини, не думал, что у тебя есть молодой человек.

– Ничего, мне надо было еще в клубе признаться, когда ты меня так активно объявлял.

– Ему очень сильно повезло с такой прекрасной и очаровательной девушкой, хочется верить, что он ценит этот подарок, который предоставила ему судьба.

– Спасибо большое, мне очень приятно.

– Ладно, приглашаю тебя к нам в клуб, буду рад тебя видеть снова.

– Хорошо, как появится возможность, обязательно приду. Пока!

***

Черт побери! Оправдались мои худшие ожидания. У Алисы был парень, и это сильно обламывало. Думаю, самое худшее для пацана – услышать от девчонки, что у нее есть парень. Особенно после того, как потратил на нее несколько драгоценных минут, а иногда и часов своей жизни, чтобы напрячь каждую извилину своего нетрезвого мозга и выдавить из него оригинальный комплимент. Ну что ж, раз уж не получилось взять эту крепость штурмом, и она оказалась гораздо неприступнее, чем предполагалось изначально, то надо переходить к плану Б и брать ее измором. Тем более, что удочку я уже закинул, и оставалось только ждать поклевки. План Б был абсолютно банален и прост. В тот момент, когда отношения Алисы и ее молодого человека будут подвергнуты серьезным испытаниям, на сцену выйду я и попытаюсь отвоевать ее себе. Подло, скажете вы? Возможно. Но так работают естественный отбор и банальная конкуренция, поэтому тут ничего не поделаешь.

– Мам, хватит постоянно меня контролировать!

– Я тебя не контролирую, а хочу, чтобы ты взялся за ум! Разве ты не видишь, что твоя жизнь катится под откос? В институте постоянные прогулы, неуспеваемость! Дома тебя не бывает сутками, по выходным ночами где-то пропадаешь, что с тобой происходит?

– Со мной все нормально! Я просто пытаюсь совместить работу и учебу, чтобы у меня были деньги, не просить же их вечно у тебя.

– Да, только вот с этой работой еще больше денег уходит на твою учебу! Мало того, что надо оплачивать каждый семестр, так еще и на зачеты и экзамены давать, которые ты не посещаешь. Неужели ты не понимаешь этого?

– Ладно, хватит причитать уже! Я был у декана, мы с ним все обсудили, так что все хорошо, скоро практика будет, и к ней я уже почти допущен.

– Еще компания у тебя какая-то подозрительная. Никаких интересов, кроме выпивки и девок. А этот Никита вообще на наркомана похож, глаза постоянно бегают, что-то бурчит себе под нос, ничего не разобрать. Хоть бы спортом занялись или в театр, музей сходили, нет – как бомжи по подъездам околачиваетесь, вся одежда табаком пропитана, дышать нечем.

– Хорошо, я предложу сходить пацанам в театр или музей, чтобы ты успокоилась, договорились?

– Это не мне надо, а тебе в первую очередь, – разочарованно ответила мама и пошла собираться на работу.

– Хм… а ведь это отличная идея, – подумал я, – только перед посещением таких заведений необходимо как следует накуриться, чтобы, так сказать, прочувствовать глубину и атмосферу происходящего.

В воскресенье вечером я созвонился с Колючим, который, к слову, был уже к этому времени бухой в окружении каких-то «куропаток», как он сам выражался, и предложил ему на неделе пойти в местный краеведческий музей, естественно, вместо пар. От него в тот момент требовалось только одно: намутить нам курнуть. Колючий с энтузиазмом принял это предложение и сказал, что сделает все возможное, чтобы мероприятие состоялось. Заодно я предложил взять с нами однокурсника Илюху, исключительно с той целью, чтобы меньше скидываться на «куреху». На что бухой Колян разоткровенничался, мол, не любит этого «говнаря», и окажись он сейчас под рукой, набил бы ему ебало. Я попытался донести до него, что это делается для нашего же блага, но он не особо-то, видимо, меня понял.

***

Наступила среда. Так как в понедельник и вторник мы с Колючим добросовестно посетили абсолютно все пары и даже ни разу не опоздали, то решили, что и так совершили маленький подвиг, и можно поощрить себя за это. А именно – уйти с третьей пары в среду, тем более, что первые две вел декан, а это требовало усиленной концентрации и внимания. Прихватив с собой Илюху, мы отправились в местный краеведческий музей. Высадившись на ближайшей остановке, свернули в какие-то гаражи и знатно накурились там гашиша. Подойдя к порогу здания, которое больше представляло собой какую-то старую деревянную заброшенную усадьбу с облезлыми, прогнившими стенами и местами сколотой облицовкой фундамента, мы выкурили по сигарете и как бы единогласно приняли решение попасть внутрь.

Скрипнула старая металлическая дверь, и мы вошли. Первое, что я ощутил, – это запах. Повеяло какой-то сыростью, как из подвала, вперемешку с затхлостью, чувствовалось, что время здесь остановилось ориентировочно где-то в шестидесятых-семидесятых годах двадцатого века, когда маленькие октябрята и юные пионеры регулярно посещали это место. В какой-то момент мне даже показалось, что я слышу их звонкие голоса и воображаю, как они снимают свои детские шерстяные пальтишки и шапочки-ушанки, чтобы неуклюже повесить их маленькими ручками на вешалки-крючки, часть из которых была отломана, по-видимому, еще как раз с тех самых пор, и это своего рода тоже являлось частью антуража, но очень завуалированной. Сначала мы попали в некий предбанник, который был переоборудован под гардероб. Его половину отгородили длинной, узкой белой столешницей, за которой висели те самые крючки для одежды.

Навстречу нам вышел пожилой человек и представился Леонидом Ивановичем. Сказал, что он является смотрителем музея, а по совместительству директором, уборщиком, гардеробщиком и еще бог знает кем. Предложил раздеться, быстро подняв столешницу и шмыгнув за нее, словно волшебник. Я сразу окрестил этого дедушку «Хранителем музея».

– Интересно, а много сюда народу приходит? – спросил Илюха, осматривая стены вокруг.

– Последние несколько лет мало. В основном это экскурсии начальных классов школы или встречи ветеранов по праздникам, – сказал Леонид Иванович, – а так еще раз в месяц здесь проходят партийные собрания нашего города.

– Какой партии?

– Коммунистической, – ответил дедушка.

– Мда уж… атмосферка вполне подходящая, – иронично подметил Колян.

Раздевшись, мы непосредственно попали в сам музей. И взору предстало все великолепие и многообразие нашего края. Вначале мне показалось, что это место может послужить отличными декорациями к фильмам ужасов или аттракционом в виде «Комнаты страха» в ночное время суток, так как мой взгляд упал на огромные, безобразные, облезлые чучела зверей, обитающих или, вернее, обитавших когда-то в наших краях. Первым представителем местной фауны был бурый медведь, стоящий на задних лапах, который, по всей видимости, был гордостью данного заведения, так как стоял на самом видном месте. Выцветшая от времени сальная шкура с проплешинами в некоторых местах, которую, очевидно, проела моль, вызывала больше жалости, нежели восхищение к этому некогда мощному и грозному зверю – повелителю леса. Практически тут же, рядом с ним, стояло чучело кабана, которое тоже выглядело весьма печально. Его открытая пасть с желтыми клыками, один из которых почему-то был отломан, будто бы издавала мольбу или крик о помощи, а не угрозу. Стеклянный, мутный взгляд впитал в себя весь ужас последних секунд его жизни, казалось, он навсегда застыл в этом трагичном моменте. Глядя на эту парочку – медведя и кабана, – я почему-то испытал глубокое чувство разочарования и грусти, потому что представил себе, как некогда одни из самых грозных зверей, населяющих наши края, возможно, пугающих местное население колхозов и совхозов, теперь собирают пыль на свои проеденные молью шкуры. Эта парочка представляла собой олицетворение целой эпохи. Они казались похожими на старых приятелей, которые в свое время были частью элиты в привычной для них среде, а теперь стали всего лишь жалким подобием, неудачной карикатурой на самих же себя. Так же, наверное, чувствовали себя многие советские граждане после падения Союза. Рассматривая эти чучела, я вдруг улыбнулся и не смог скрыть этого от своих приятелей. Так как представил двух персонажей в старой электричке, где слепой, грязный медведь ведет хромого кабана-поводыря на цепи и просит подать им на пропитание, а для пущего эффекта несет в другой лапе иконку Спасителя и благословляет всех подающих ему. И люди, сидящие в облезлом вагоне, с жалостью тянутся за мелочью в кошельки или виновато отводят глаза, когда эта парочка проходит мимо.

Заметив мою улыбку, Леонид Иванович проговорил:

– Это Михаил Михайлович Потапов и Георгий Георгиевич Кабанов, наша гордость и опора.

– Прямо как будто академики какие-то, – со смехом произнес Колян.

– Подайте бывшим академикам РАН на пропитание, во имя Иисуса Христа, не оставайтесь равнодушными, – с улыбкой произнес я, но, видимо, никто не понял, о чем идет речь, и шутка не удалась, а Леонид Иванович как-то подозрительно покосился на меня, и на секунду мне показалось, что он-то как раз и понял, о чем я сказал, но не нашел это забавным.

Напротив кабана и медведя на всю стену была сделана экспозиция птиц, населяющих нашу область, под каждой птицей была выцветшая желтая табличка с шрифтом, набитым еще вручную на старой печатной машинке, с тактико-техническими характеристиками пернатых. А на их фоне была разрисована стена с местами облупившейся краской, пейзаж представлял собой границу между степью и лесом. Глядя на чучела птиц, я тоже не испытывал особого восторга от их грации и изящества.

«Вот так и формируются детские травмы», – подумал я про себя.

Все это время Леонид Иванович с энтузиазмом рассказывал нам о представителях местной флоры и фауны, а мы с пацанами под воздействием дурмана шутили над всякими нелепыми фантазиями, которые озвучивали в процессе лекции. То представляли, как сложилась бы битва между глухарем и кабаном, то как медведь просит кукушку предсказать, сколько дней осталось ему жить, а когда кукушка молчит, начинает угрожать ей, и в этот момент звучит выстрел, после которого он и оказался здесь, то начали придумывать сценарий, по которому перепелка попала в романтический заплет с рябчиком, и по залету у них родился внебрачный сын – «перерябчик», и так далее.

Дальше мы попали в следующую комнату, и видно было, что старик относится к ней с особым трепетом, так как, судя по всему, здесь и проходили те самые собрания коммунистической партии, словно подпольные сходки русских революционеров начала двадцатого века, на которые можно было попасть только с помощью пароля после рекомендации товарищей по партии. Казалось, что здесь была собрана вся история советской России. По стенам развешаны красные знамена с советской символикой, фотографии вождей и генеральных секретарей с их краткой биографией. На пьедестале стоял классический гипсовый бюст В. И. Ленина, а на полках и столах лежало большое количество мелких экспонатов от орденов и медалей до муляжей оружия и патронов к нему периода Великой Отечественной войны. В тот момент у меня почему-то возникло ощущение, что я попал в храм, только вместо религиозной атрибутики – икон, свечей и прочего – была выставлена советская, и казалось, что переговариваться здесь следует исключительно шепотом.

Старик начал рассказывать нам про каждый экспонат в отдельности, про его историю и судьбу. Например, показывая ржавую немецкую фляжку с дыркой, он пояснил, что она принадлежала фашистскому офицеру, которого подстрелил снайпер патроном насквозь через эту фляжку, или про орден Красной Звезды от истории его учреждения до биографии бойца, которому он был вручен. Находясь в этом музее и слушая рассказы старика, я ощутил себя в какой-то непривычной для себя атмосфере спокойствия и уюта.

– Вам, наверное, уже надоело каждый раз рассказывать одно и то же всем посетителям? – внезапно поинтересовался Илья у дедушки.

– Ну, если я вижу, что люди меня слушают, и им интересно, то мне нравится этим заниматься, а если нет, то даю минимум информации, потому что понимаю: в этом нет никакого смысла, и, переступив порог музея, они тут же забудут о нем.

– Вот бы наши преподы так же думали и поступали, а не забивали голову всякими заданиями, контрольными, рефератами, зачетами. Неинтересно тебе, ну на троечку в зачетку, и иди себе с миром, – начал жаловаться Колючий.

– Могу заверить вас, молодой человек, что большинство преподавателей так и поступают, когда видят подобное нежелание учиться у студентов, и требуют лишь минимальное количество знаний по их предмету, чтобы не портить себе репутацию в научной среде, – пояснил Леонид Иванович. – У меня есть несколько знакомых преподавателей, которые уже давно смирились с тем, что на их век вряд ли выпадет удача обучить будущих Ломоносовых или Менделеевых, поэтому они довольствуются уже тем, что студент хотя бы знает, как их зовут и название предмета, но, по их словам, некоторым студентам и этого кажется слишком много.

– Нет, ну имя, отчество и название предмета я всегда знаю, – начал оправдываться Колян, – и всегда, кстати, на всякий случай уточняю перед зачетом или экзаменом, чтобы не попасть впросак.

– Это обнадеживает, – иронично подметил старик.

Все время, пока мы общались с Леонидом Ивановичем, меня не покидало чувство, что он как будто понимает все, о чем мы говорим, как будто видит нас насквозь, но не показывает этого, а в какой-то степени подыгрывает нам. Его глубокий, проницательный взгляд из-под густых седых бровей просвечивал, словно рентген. Казалось, он изучает нас, а когда мы покинем стены музея, он сядет за массивный дубовый стол и будет писать продолжение диссертации на тему «Современная молодежь. Жизнь в кредит. Взгляды и суждения общества тотального потребления». Я почему-то не сомневался: он определил, что мы накуренные, и в какой-то момент я испытал смущение и неловкость, и с чувством стыда мне захотелось покинуть этот музей. Как будто этот простой на первый взгляд старичок затронул своими рассказами что-то в глубине моей души, и это вызвало кратковременную реакцию, на секунду я задумался о своей жизни и последнем разговоре с мамой… Может, это и называется «совесть»?

– Парни, надо, наверное, собираться потихоньку, а то уже обед. Хочется есть, – сказал я своим приятелям.

– Могу вас угостить бутербродами с чаем, – предложил Леонид Иванович.

– Да нет, нам надо идти, а то еще дома к завтрашним занятиям готовиться, – поддержал меня Илюха, и я был ему благодарен.

– Ну, смотрите сами, если захотите, приходите еще. Буду рад вас видеть в любое время.

– Спасибо вам большое, – в один голос поблагодарили мы старика и спешно покинули музей.

Выйдя на улицу, молча закурили по сигарете и простояли так несколько минут, не проронив ни слова, каждый думал о чем-то своем. Видно было, что Леонид Иванович в каждом из нас оставил какой-то след, что-то неосязаемое, но очень важное, о чем можно было бы долго размышлять, но не сейчас.

– Блять, жрать-то как охота, – прервал тишину Колян, – я бы сейчас такого же кабана, как в том музее, сожрал.

– Такая же херня, – поддержал его Илюха.

– Ладно, пойдем еще по паре плюх дернем и поедем жрать, – предложил я.

Вечером дома я довольно отчитался маме о выполненном поручении, которое она давала по поводу музея. Но не увидел в ее глазах особой радости от этого события, особенно после того как сказал, с кем я туда ходил. О Колючем она знала со слов декана и методиста универа и считала, что наша с ним дружба не идет мне на пользу, а про Илюху слышала краем уха, но тоже не была от него в восторге.

– Лучше бы с девушкой какой сходил, – подвела итог моего красочного рассказа мама.

– Блин, тебе постоянно все не нравится, все тебя не устраивает.

– Просто я считаю, что от этого толку было бы больше, чем от твоих дружков.

– Все, не начинай, пожалуйста, – ответил я и пошел к себе в комнату.

Придя в комнату, я все же задумался над мамкиными словами, и в моей голове созрела идея пригласить Алису в этот музей. Конечно, это был не элитный ресторан, но по своей оригинальности идея мне показалась довольно привлекательной. Оставалось только красиво преподнести приглашение и надеяться, что она клюнет.

***

Я возьму краски, я возьму кисти,

Нарисую деревья, на них черные листья.

Желтое небо, зеленые тучи…

Я нарисую, и мне станет лучше.

Бледно-синее солнце с кривыми лучами

Мрачно повисло над сухими ручьями,

А рядом с ним нарисую луну —

Она мягко упала на морскую волну,

И море окрасилось в оранжевый цвет.

В этом безумии прозрачного нет.

Воздух превратился в фиолетовый дым,

А запах цветов внезапно стал голубым.

Кроваво-красным дождем питаются лужи,

Они пятнами в белую землю погружены…

И вот сквозь бирюзовый туман

Тянется серых клякс караван.

Что теперь делать? Как все исправить?

Ну а в принципе можно и так все оставить.

Я в них подрисую лица людей,

Почти незаметных в картине моей.

Они ликами призраков застынут на месте

В моей маленькой психоделической пьесе…

– Бля, дуешь! – закричал я от боли, которая начала растекаться по моей руке.

– Не ори, нормально все. Просто раствор такой жгучий, – сквозь зубы проговорил Фитиль, сжимая в них колпачок от шприца.

– Раньше такого не было!

– Согласен. Раньше такого кайфа не было, – с ухмылкой сказал он.

– А что это? – спросил я.

– Винт.

И тут я понял, что это действительно нечто другое, в отличие от того, что мы до этого употребляли. Внешне, конечно, приход был похож на амфетамин, но эффект гораздо ярче и глубже. Я сел на корточки, закрыл глаза и положил голову на локоть, чтобы ощутить в полной мере действие первитина. Глубокий вдох… выдох… вдох… выдох. У меня просто сперло дыхание от такого мощного прихода. Единственным желанием на этот момент было, чтобы сохранялись абсолютная тишина и темнота в глазах, тогда я мог отчетливо ощутить всю прелесть этого вещества, каждый волос на голове как будто ожил и стал приятно шевелиться, словно густые водоросли на дне океана под воздействием теплого течения. Появилась необъяснимая легкость во всем, что меня окружало. Звуки, запахи, изображение – все казалось необычайно четким, а мысли стали настолько кристально чистыми, что не возникало абсолютно никакого труда их формулировать. Где-то через десять минут мы пришли в себя от прихода, закурили по сигарете и решили выбираться из «портала», который находился за гаражами.

– Где ты его достал? – поинтересовался я.

– С одним варщиком познакомился в соседнем районе.

– Я думал, что такие люди перевелись еще в девяностые.

– Да нет, хотя, конечно, их ряды сильно поредели с тех пор. Куда пойдем? – поинтересовался Никитос.

– Мне, в общем, надо встретить Волка на вокзале, он сегодня из армии возвращается.

– Ну тогда погнали, я с тобой, а то мне все равно заняться нечем.

***

– Здорово, братан!!! – радостно воскликнул я и обнял друга. – Знакомься, это Никитос, Никитос, это Димон, – представил я парней друг другу.

– Ну что, как добрался, дембель? – спросил я.

– Нормально, бухали всю ночь в поезде с пацанами, – сказал Димон.

– Да я чувствую.

– Ну что, поехали до меня, а потом бухать? – предложил он.

– Конечно!

Дмитрий Олегович Волков был, пожалуй, единственным человеком, с которым я общался после окончания школы. Первоначально, когда я познакомился с ним в начале десятого класса, наши отношения не складывались, так как мы оказались на разных полюсах тогдашних молодежных течений. Я был представителем неформальных движений, которые ориентировались на рок-музыку, панк, альтернативу и прочее. А он тяготел ближе к блатной романтике девяностых годов, посещал самодельную «качалочку», сделанную «старшаками», которая находилась в подвале его дома, ходил на секцию бокса, но не с целью стать спортсменом, а скорее для того, чтобы щемить ребятишек из младших классов, и потому, что считал это модным на тот момент среди молодежи. Надо сказать, что таких парней в нашем классе было несколько, и они составляли его костяк. На мое горе неформалов среди одноклассников было всего двое, и поэтому мы попали в немилость этим здоровым парням, которые, видимо, считали, что физическая сила может заменить им еще и мозг. Нас часто оскорбляли и унижали, придумывали какие-то обидные и подлые шутки, как, например, накрошить мела на стул, чтобы не заметили, налить в сменную обувь раствора с марганцовкой, написать в дневнике слово «ХУЙ» и так далее. В определенный момент из-за этих издевательств я перестал посещать школу и начал прогуливать ее с друзьями. Когда преподаватели обращали на это внимание моих родителей, то я объяснял ситуацию, получал нагоняй, и все продолжалось дальше. Но однажды мое терпение лопнуло, и я понял, что так дальше продолжаться не может. Среди какого-то урока к нам зашла медсестра из медпункта со списком фамилий учеников, которым надо было сделать прививки от туберкулеза. Среди других оказались моя и Димы Волкова, которого называли Волком. Мы пошли делать прививки, и он опять начал отпускать какие-то шуточки в мою сторону, я стал огрызаться, и так, слово за слово, мы сошлись в «смертельной схватке».

В тот раз победителя не выявилось, потому что нас растащили, и мы забились продолжить выяснять отношения после уроков. Но и тогда наш поединок не выявил победителя, так как мы просто упали в снег и возились там несколько минут, пока окружающей толпе не наскучило это печальное зрелище, и нас не разняли. Даже травмы, которые мы нанесли друг другу, говорили о том, что бойцы из нас были не самые выдающиеся. Я всего лишь один раз попал сопернику в ухо, отчего оно немного посинело, а он немного повредил мне губу, которая впоследствии слегка опухла.

Но зато с тех пор мы прониклись друг к другу уважением и даже как-то сблизились, а надо мной в классе перестали стебаться. Вскоре мы с Волком стали самыми близкими людьми в пределах нашей школы. Даже часто встречались после уроков и гуляли вместе, бухали вино, жрали таблетки, курили шмаль, пытались склеить телочек и все в этом духе.

С виду Волк был довольно атлетического телосложения, высокий, с достаточно пропорциональным коренастым телом, как раз таким, на мой взгляд, какие нравятся девушкам. Голову украшала короткая спортивная стрижка, острый нос, густые черные брови. Носить он предпочитал спортивную одежду. Но больше всего, конечно, меня настораживал его взгляд. Серые глаза с прищуром смотрели на окружающую среду, и казалось, что от этого взгляда не укрывается ни одна деталь. Обладатель этого взгляда как будто казался хладнокровным хищником, который постоянно находится в поисках жертвы. Порой мне казалось, что в глубине души Димон был очень жестоким человеком и даже где-то агрессивным. Безусловно, он был очень амбициозным и легко мог пренебречь какими-то общепринятыми нормами и правилами, если речь шла непосредственно о его интересах. Иногда я думал, что он мог бы стать довольно успешным политиком или бизнесменом, так как в нем присутствовали надменность и высокомерие по отношению к окружающим. Мне нравилось с ним общаться, но при этом всегда надо было быть начеку, чтобы в общении не стать жертвой, которую он в мгновение ока может схавать, поэтому приходилось держать дистанцию и периодически сбивать с него корону, которая буквально в считанные секунды могла вырасти до небес. Но мне импонировала его жизненная позиция тем, что по крайней мере это было, по-моему, честно, в то время как почти все окружающие меня люди вопили о стремлении к лучшей жизни в стране, о детях, пенсионерах, предпринимателях и так далее, о том, что они якобы заботятся об интересах общества и поэтому всем необходимо бороться против всех. Против политиков, власти, олигархов, ментовского беспредела, коррупции и еще бог знает чего. Волк же не боролся против кого-то или чего-то, он боролся исключительно за себя, за свои шкурные интересы. Пускай это было нагло, пускай эгоистично с долей невежества, но по крайней мере я не видел в нем того лицемерия, которое присутствовало в остальных.

Сейчас же, когда он вернулся из армии в должности старшины, его эго не знало границ. Казалось, что сама Вселенная недостаточно бесконечна для того, чтобы вместить его в себя. Я, конечно, не без доли иронии наблюдал за ним, так как он всем видом показывал, что окружающие его люди недостойны и поцелуя его мизинца на стопе. Складывалось такое чувство, что он приехал не из обычной общевойсковой части, где проходил военную службу по контракту, а с фронта в роли великого полководца, который внес решающий вклад в бои на войне и тем самым одержал победу в ней. Казалось, что его мундир еще пахнет порохом, а на рукавах навсегда осталась запекшаяся кровь его погибших боевых товарищей, которых он ценой своей жизни пытался вынести с поля боя.

Если бы я не знал о его службе в рядах вооруженных сил, то, наверное, тоже купился бы на этот образ, но все было гораздо прозаичнее. Сначала он попал в какую-то лютую «учебку», где была самая жуткая в нашей стране дедовщина. Волк долго терпел и стойко переносил все тяготы и лишения военной службы, как и предполагал устав, но в какой-то момент не выдержал и решил покинуть расположение части. Вызвав такси, он просто-напросто приехал на нем домой за несколько сот километров. Мама была обескуражена таким поступком своего защитника, особенно после того, как заплатила приличную сумму таксисту, который сказал, что если не заплатит, то сдаст сыночка с потрохами в ближайшую комендатуру. Потом было служебное расследование, проверка прокуратуры и прочее. Но так как он вернулся в расположение части в течение трех суток, то на него не стали заводить уголовное дело, а обошлись лишь дисциплинарным взысканием. Зато с тех пор давление со стороны старослужащих на его персону резко снизилось. Стоит ли говорить, что было после того, как он сам стал «дедом». Димон обрушил на молодых всю мощь и всю ненависть, которые накопились в нем с того момента, как он надел на себя форму военнослужащего. Зная его по школе, какие он мог придумать способы унижения личного достоинства и психологического насилия, я врагу бы не пожелал попасть служить под его руководством. Если бы в первой половине прошлого века он жил в нацистской Германии, то без труда бы сделал там выдающуюся карьеру. Потому что издеваться над людьми было его талантом.

– 

Ну что, как тут наш городишко без меня поживал? Совсем прогнил небось? А людишки поди совсем от рук отбились? – иронично спросил Волк.

– 

Да в принципе так же, как и с тобой, ничего не поменялось особо, – с сарказмом ответил я и добавил: – А ты, я смотрю, совсем не поменялся, все так же не любишь общество?

– 

Да какое это общество? Ты посмотри на них, это же челядь сплошная, – весело сказал он, – то ли дело мы, аристократия!

– 

Аха-ха!! Ты, как всегда, в своем репертуаре! Че делать собираешься?

– 

Для начала обживусь немного, обвыкнусь, а там посмотрим, надо будет работу искать, с учебой что-то решать. В идеале, конечно бы, купить диплом шараги какой-нибудь.

– Ну ты, как обычно, хочешь, чтобы было все и ничего при этом не было.

– А как иначе-то в наше время?

После встречи мы поехали отдыхать. Пить, курить и веселиться! Я раньше много рассказывал Фитилю о своем старом школьном приятеле Димоне, а Волку писал в армию про Никитоса, поэтому в принципе можно было сказать, что они уже были заочно знакомы. Иногда даже спрашивали друг о друге. С первых минут встречи они как-то сразу прониклись друг к другу. Что их объединяло, мне было абсолютно непонятно. С одной стороны Фитиль – хитрый, изворотливый и скользкий тип, похожий на ужа, а с другой Волк – презирающий все вокруг и не скрывающий этого, которого интересуют только собственные интересы. Я наблюдал за ними, хорошо зная каждого, и мне было интересно: чье же начало возьмет верх? Кто из них станет лидером? Потому что, безусловно, у каждого из них были такие качества, только выражались они по-разному.

– Ну а че? Может, придумаем что-нибудь повеселее? – предложил Волк и добавил: – А то надоела эта синька! Давай там курнуть, что ли, замутим?

– Можно попробовать придумать, – согласился я.

– Есть кое-чтопоинтереснее, – сказал Фитиль и полез к себе в рюкзак.

– Неужели это то, что я думаю?

– Именно, малыш! Мы с тобой сделали только по кубу, а еще два осталось, так что я никого уговаривать не буду, просто предлагаю пока есть, – деловито произнес Фитиль, держа в руках шприц с раствором.

– Хуя себе вот это заплет! Вы че, бля, нарки, что ли? – с недоумением спросил изрядно подвыпивший Волк.

– Какие нарки? Так, бывает, расслабляемся иногда по праздникам! Тем более, что сегодня мы отмечаем твой дембель и наше знакомство, поэтому можно сказать, что сегодня два праздника в одном, – убедительно произнес Фитиль.

– Бля, ну я к этой хуйне отношусь с опасением. Знаешь, сколько пацанов на районе скосила эта дрянь?

– Ну я же тебе не герычем предлагаю вмазаться, от которого потом ломать будет или вообще можно копыта отбросить. Винт намного безопаснее в этом плане, короче, сам решай!

– Ну ладно, один разочек можно, тем более, что я в школе уже как-то пробовал вмазываться, только ни хера не понял тогда, – разоткровенничался пьяный Волк.

– Я помню, ты мне рассказывал как-то, когда вы со старшеклассниками поехали на природу куда-то в лес, там набухались, и у кого-то был с собой какой-то порошок, и вы им вмазались, – вспомнил я.

– Ага, точно, – ответил Волк, пока Никитос его ставил.

– Бля, как же охуенно! Вот это вообще пушка термоядерная! В натуре по сравнению с этим говном синька вообще шляпа беспонтовая, – восхищенно сказал вмиг отрезвевший Димон.

– Вот теперь можно и курнуть что-нибудь придумать, – с улыбкой произнес Фитиль и добавил, обращаясь к Волку: – Надеюсь, у тебя еще остались бабки.

С этого момента я понял, что началась серьезная игра. И что Фитиль, предлагая Волку употребить наркотик, подсаживал его не на само вещество, а на себя. Чтоб к нему после этого можно было вновь обратиться, чтобы он мог достать и испытать это ни с чем не сравнимое чувство собственной важности, ощутить свою значимость и поднять самооценку. Это озарение пришло ко мне внезапно, и в то мгновение я осознал, что и сам попался в эту ловушку Фитиля, ведь в последнее время проводил с ним все больше и больше времени, употребляя все чаще и все больше наркотиков. Не думаю, что Никитос делал это осознанно, скорее, это было похоже на некий поведенческий шаблон, который сформирован где-то в глубине подсознания и при помощи которого Фитиль поднимал самооценку. Конечно, я мог и ошибаться, и такие мысли могли быть плодом воображения моего пораженного первитином мозга. Но в одном я был уверен точно: в случае с Волком не будет так просто, как кажется Фитилю. И я не ошибся!

***

– Алиса, привет, это Коля из «Муссона»!

– Привет, я поняла, у меня же записан твой номер.

– Хотел поинтересоваться, как у тебя дела, и предложить кое-что.

– Дела хорошо, наркотики я не буду, – со смехом произнесла она.

– Да нет, наркотиков самому не хватает, – в ответ пошутил я, – мне бы хотелось пригласить тебя в музей.

– Ого, надо признаться, неожиданно. А куда именно?

– В наш краеведческий. Там, кстати, очень прикольно на самом деле, мы как-то ходили с парнями, мне понравилось.

– Ну хорошо, я подумаю, тогда, если что, наберу тебя.

– Договорились.

Наступили дни в режиме постоянного ожидания. За две недели после моего предложения посетить этот гребаный музей не было и дня, чтобы я не думал об Алисе и о том, когда же она согласится на это мероприятие. Мне так и хотелось позвонить ей и спросить, почему она так медлит с ответом, но я понимал, что не стоит торопить события, и надо выждать какое-то время, так как спешка может навредить всей авантюре.

По прошествии чуть более двух недель я решился написать ей смс и напомнить о себе. И вот на следующий день пришел ответ, на который я и рассчитывал. Она была согласна, но с одним условием, что с нами еще пойдет ее подруга. Та самая Алена, которая справляла свой день рождения у нас в клубе. Конечно, эта новость добавила ложку дегтя в бочку меда, но я понимал, что в случае с Алисой сложно поступить по-другому. Ей надо было что-то объяснить своему парню: куда и с кем она идет. Не могла же она сказать, что собирается пойти в музей с другим пацаном, чтобы не вызывать чувство ревности в ее молодом человеке и самой не испытывать вину. А тут вроде можно сказать, что идет с подругой, и не упоминать, в свою очередь, про меня.

Настал ясный весенний апрельский субботний день. В воздухе уже чувствовался этот неповторимый запах весны. Повсюду было слышно звонкое пение прилетевших с юга птиц и стук капели, словно вступление перед весенней симфонией. И в этот день мы с Алисой и ее подругой должны были пойти в музей. Естественно, я подготовился заранее, предварительно созвонившись с Леонидом Ивановичем и уточнив, будет ли он работать.

– Привет, девчонки!

– Привет! – в один голос поприветствовали меня Алиса и Алена.

– Ну что, вы готовы ознакомиться с нашим прекрасным краем в миниатюре?

– Давай, веди нас, мы готовы и с нетерпением хотим увидеть, что же там такого есть интересного? – саркастически сказала Алена.

– Ну тогда не будем тянуть время и отправимся в это увлекательное путешествие, только для начала мне надо перекурить.

– Добрый день, молодые люди, – поприветствовал нас Леонид Иванович.

– Здравствуйте, знакомьтесь, девчонки, это Леонид Иванович, местный смотритель, а это Алена и Алиса, – представил я гостей старику.

– Очень приятно, милости прошу к нам в музей. Не часто в последнее время к нам заходят такие молодые и симпатичные девушки, тем более по выходным.

– Ну да, вот по предложению Николая решили познакомиться с нашим краем поближе. А то практически всю жизнь живу здесь и даже толком не знаю ни истории края, ни его флоры и фауны, – смущенно призналась Алиса.

– Вы сказали практически, то есть вы не с рождения здесь живете? – спросил старик.

– Нет, я переехала сюда с родителями, когда мне было шесть лет, из Прибалтики. Моему отцу предложили здесь работу.

– Бывал я там неоднократно еще во времена Союза, ездил отдыхать по путевкам в санатории. Хорошие времена были, хочу я вам сказать. Я почему-то сразу подумал, что вы не из здешних краев.

– Почему же?

– На этот вопрос я ответить, к сожалению, не могу, просто интуиция подсказала. А вот ваша подруга Алена наверняка родом отсюда, правильно?

– Да, точно, – согласилась Алена.

– Как вы это делаете? – недоуменно спросил я.

– Сам не знаю, наверное, с жизненным опытом приходят такие суперспособности, – со смехом произнес Леонид Иванович и добавил: – Но сегодня у вас компания куда более располагающая, чем в прошлый раз.

После того как мы вошли внутрь, я рассчитывал испытать то же самое впечатление от музея, как в первое наше посещение. Думал, что девчонки тоже испытают нечто подобное и будут с интересом рассматривать всех этих чучел: зверей, птиц, насекомых и прочих. Еще я думал, что Леонид Иванович так же самозабвенно будет рассказывать про всех этих животные и про растения, которые населяют эти края. Но на этот раз волшебства и магии не произошло. Судя по всему, причиной этому было отсутствие в моем организме волшебного зелья, как в первое посещение. Не было никаких академиков Михаила Михайловича и Георгия Георгиевича, побиравшихся в электричке, никаких битв между кабаном и глухарем, предсказаний от кукушки и так далее. Сейчас весь этот музей больше походил на свалку всякого хлама, который сгрузили сюда за ненадобностью. А затхлый запах вперемешку с пылью придавал этому месту еще большее отвращение. В помещении, где раньше я представлял себе подпольную сходку революционеров, теперь просто проходили регулярные собрания старперов, которые под конец жизни не знали, чем бы себя занять, и такие собрания были для них альтернативой дому престарелых.

Девчонки же, судя по всему, тоже не испытывали восторга от этого места. Я наблюдал всю эту картину, и мне хотелось провалиться под землю. Я не верил в то, что мог так облажаться. Неужели наркотики настолько сильно исказили действительность в тот момент? Или, может, наоборот – ее исказила эта серая, сухая и отвратительная трезвость? Пока я проклинал себя за этот «наитупейший» поступок, случилось нечто неожиданное.

– Смотри, Алис! Тут наградной листок к присвоению ордена «Красное знамя» какому-то офицеру с такой же фамилией, как у тебя, может, родственник твой? – спросила Алена, внимательно разглядывая документ под стеклом.

– Навряд ли, у меня не такая уж и редкая фамилия, – ответила Алиса.

– Согласна, но тут офицера этого зовут так же, как и твоего отца, а ты, по-моему, как-то говорила, что его назвали в честь деда.

– Да, так и есть, ну-ка подвинься, дай посмотреть! Петр Алексеевич Рогов – гвардии старший лейтенант! Неужели это может быть мой прадед? – с недоумением спросила Алиса.

– Почему бы и нет. В этом мире все возможно, – поддержал ее Леонид Иванович.

– Постой, а как зовут твоего отца? – изумленно спросил я.

– Петр Сергеевич, а что?

И после этих слов я захотел попросту аннигилировать в этот самый момент. Ну конечно! Как же я сразу не догадался, после того ответа на вопрос от Леонида Ивановича, когда он спросил ее про малую родину! Декан! Ее отцом был ебаный декан моего ебаного вуза. Приехал из Прибалтики в середине девяностых, чтобы преподавать на кафедре. Его фото с частичной биографией висело на Доске почета при входе на факультет, и я неоднократно разглядывал ее от скуки, когда в очередной раз ждал своей очереди, чтобы попасть на прием к ее папаше и отхватить от него пиздюлей за свою неуспеваемость.

– Петр Сергеевич Рогов? Декан технологического факультета? – поинтересовался я.

– Да, а ты откуда его знаешь? – удивленно спросила Алиса.

– Ну я, как бы тебе сказать… В общем, учусь у него.

– «Как бы» – звучит подозрительно, – со смехом произнесла она.

– В том-то и дело.

– Неожиданно, конечно, все это.

– Это точно.

– Слушай, если это действительно листок моего прадеда, то мой отец будет просто счастлив, когда узнает об этом. Потому что он уже несколько лет ищет информацию о нем и пока что безуспешно. Все, что сегодня известно, – то, что он пропал без вести после того, как ушел на фронт в начале 1942 года и не вернулся с войны.

– Рад, что тебе так повезло сегодня, – сказал я.

– И это все благодаря тебе! Если бы ты не пригласил нас, то этого не случилось бы! Спасибо огромное!

– Да не за что, все к вашим услугам, сударыни.

– Надо будет замолвить за тебя словечко отцу, чтобы полояльнее к тебе относился.

– Куда уж лояльнее, – иронично подметил я.

– Ну я, по крайней мере, сомневаюсь, что кто-то еще из его студентов ходит по музеям, – с легкой ухмылкой произнесла она и подмигнула мне.

– Да нет. Есть еще парочка.

***

– Слушай, Коль, а ты знаешь такого Илью Лобанова? – спросила мама.

– Ну конечно, знаю, мы вообще-то с ним в одной группе учимся, а что?

– Я сегодня ходила в больницу, где познакомилась с одной женщиной в очереди на прием, и мы с ней так душевно разговорились. А когда речь зашла о детях, то выяснилось, что ее сын учится в том же самом университете, что и ты.

– Ты себя плохо чувствовала?

– Да что-то грудь в последнее время болит, вот и решила к врачу сходить, пока возможность выпала.

– М-да уж… вечно ты каким-то чудом находишь людей, имеющих ко мне непосредственное отношение. У тебя на них нюх прямо, – с сарказмом произнес я.

– Нет. Просто такая милая женщина и довольно общительная, кстати.

– Не сомневаюсь. И о чем же вы с ней говорили? Небось плакались друг другу про нас?

– Ну почему сразу плакались? Делились своими переживаниями, – ответила она и добавила: – Мы же все-таки сильно беспокоимся за вас.

– Опять ты за свое!?! Мы уже взрослые и сами можем о себе позаботиться! Как вы этого не понимаете?!. А вы просто не можете с этим смириться и хотите, чтобы мы оставались детьми, но пора уже понять, что мы выросли!

– Да мы видим, как вы выросли! Никакой ответственности! Что у тебя, что у него ситуации абсолютно аналогичные! – дрожащим голосом и со слезами произнесла мама.

– Ну ладно, не расстраивайся, прости. Я погорячился. Что там она про Илюху рассказывала? – попытался я успокоить маму.

– Переживает она за него сильно. Говорит, что какой-то замкнутый стал, необщительный. С учебой постоянные проблемы, дома практически не появляется, а если появляется, то постоянно виснет за компьютером со стеклянным взглядом.

«Меньше спайс долбить надо», – подумал я.

– Подозревала, что он употребляет какие-то наркотики, купила тест, но он ничего не показал. В общем, она не понимает, что с ним происходит, – закончила мама. Может, ты с ним поговоришь?

«Ну точно спайс. И тест его как раз не показывает»

– Ну я-то нормально с тобой общаюсь, видишь? – снова попытался я успокоить маму. – И, кстати, недавно с девушкой ходил в музей, как ты и советовала! Так что не все так плохо!

– Да? Ну наконец-то! И что за девушка? – с интересом спросила мама.

Я вкратце рассказал ей о нашем посещении музея с Алисой, правда, не упомянул, что еще была ее подружка Алена, дабы не портить эффект от моего подвига. Рассказал про наградной листок, по всей видимости, принадлежавший ее прадеду, который мог оказаться дедом моему декану, а тот в свою очередь оказался отцом Алисы. В общем, вся эта история произвела ожидаемое впечатление, и мама сменила гнев на милость. В ее голосе появилась какая-то надежда на мое исправление, особенно после того, как она узнала о родстве Алисы и моего декана. Она сказала, что, может, это событие наконец-то поспособствует тому, что я возьмусь за ум и стану более ответственно подходить к учебе и к своей жизни в целом.

***

– Ну и что ты собираешься делать после окончания своей шараги? – с сарказмом поинтересовался у меня Волк, прикуривая сигарету.

– Не знаю, если честно.

– На завод пойдешь вкалывать?

– Куда угодно, только не туда! Вообще я хотел бы каким-нибудь творчеством заниматься. Правда, не знаю, каким, может, тексты там писать с музыкой… типа рэпа или электронной.

– Ты все стишки свои надеешься пристроить куда-нибудь? Я думал, что после школы у тебя пропадет из головы эта блажь! Да и посмотри вокруг, этих рэперов с ди-джеями развелось как грязи, – сказал Волк и рассмеялся.

– Ну не знаю, может, сценарии какие-нибудь прикольные писать для фильмов или статьи в газеты. Еще мне в клубе очень нравится светом заниматься, меня прямо цепляет от этого. Если бы руководство прислушивалось к моим предложениям и выделяло деньги на развитие, то вообще было бы шикарно, – поделился я.

– Как-то это все несерьезно.

– Ох йопта, нашелся серьезный, блять, бизнесмен! Ты-то сам чем заниматься будешь после своей армейки? В охранники пойдешь или водилой куда-нибудь в таксопарк? – с сарказмом подколол я его.

– Ну есть у меня кое-какие идейки на этот счет, но точно не в клоуны из шапито нашего шоу-бизнеса, – парировал Волк.

– И какие же?

– Братан, надо бабки поднимать! И поднимать обязательно по-крупному! А крупные и, самое главное, быстрые бабки водятся только там, где есть опасность быть схваченным нашими доблестными органами правопорядка! Нужно обязательно действовать за гранью закона, но так, чтобы не могли подкопаться, даже зная, что ты их наебываешь!

– Опять у тебя на уме только бабки. Сколько себя помню, ты постоянно о них думаешь.

– А ты считаешь, что кому-то нужен в этом мире без бабок? Что кому-то интересно твое вшивое творчество, если из него нельзя извлечь прибыль? Сам подумай. Или неужели ты думаешь, что кто-то будет публиковать твои стишки только из симпатии к тебе?

– Ну, можно это делать просто для себя тогда, – начал было оправдываться я.

– Ага, для себя! И вкалывая при этом на заводе за гроши. А как ты без бабок собираешься кадрить свою Алису, о которой ты мне рассказывал? Или, может, ты еще расскажешь мне, что ее не интересует лавэ?

– Ну если бы ее интересовало только лавэ, то она не пошла бы со мной в музей, а предпочла ему какой-нибудь дорогой ресторан!

– Аха-ха… ты, конечно, тоже додумался – предложить телке пойти в музей. Да если бы не та счастливая случайность с ее прадедом, то она удалила бы твой номер, как только бы вы оттуда вышли. Или, может, я не прав? Попробуй тогда предложить ей как-нибудь просто погулять по улице, подышать свежим воздухом, так сказать, как в детстве. Братан, пора взрослеть! Пойми, Деда Мороза уже не существует, а твоя Алиса – не Снегурочка из доброй сказки. Все люди ведутся на бабки, просто кто-то больше, а кто-то меньше, – со злорадством проговорил он.

– И что же ты предлагаешь? Неужели, пока ты служил, у тебя созрел какой-то супер бизнес-план в голове? Что ты собрался делать, нарушая закон: барыжить наркотой или толкать оружие, а может, хочешь стать элитным сутенером?

– Нет, Колян, это все очень примитивно. Да и государство научилось уже неплохо бороться со всем этим, в отличие от девяностых годов, поэтому здесь есть большой риск втухнуть за решетку. Надо мутить что-то новое. В идеале это не должно быть каким-то товаром, что-то неосязаемое, что очень трудно поддается измерению и с чем тебя не могут принять. Больше всего подходят какие-нибудь услуги. Кредитование, например, всяких бомжей или алкашей. В идеале – у которых есть какое-то имущество, особенно выгодно проводить сделки с недвижимостью, если таковая имеется. Оформлять на них подставные фирмы-однодневки для отмывания бабок, махинации со страховками и так далее.

– Ты типа в черные риелторы решил податься, что ли? – пошутил я.

– Такой вариант тоже рассматривается. А наркоту пускай твой Фитиль бегает по дворам толкает. А если он еще и будет злоупотреблять своим товаром, то сам скоро пополнит ряды моих будущих клиентов, – со смехом произнес Волк и добавил: – Кстати, может, наберешь его, возьмем что-нибудь нюхнуть?

– Ща, попозже чуть-чуть! Ну а как ты собираешься всем этим заниматься? Это же нужны деньги для начала? Сам же говоришь, что без бабок можно только на завод устроиться.

– Не обязательно! Есть еще такое понятие, как связи. А связи, как говорится, решают все. И есть один человек, который может нам помочь!

– Нам? Я пока еще ни на что не подписывался, – осек я его.

– Ну ладно. Хорошо. Помнишь Егорку из параллельного «В» класса?

– Это который постоянно накуренный в школу гонял? У него еще батя какой-то там авторитет был в девяностых? «Прицеп», что ли, у него погоняло было?

– Да! Именно он! Бинго! – зааплодировал Димон.

– И в чем же он может помочь тебе?

– По-любому у него есть выход на нужных людей. Ну что, ты со мной? Братан, пора покорять этот Олимп, а то вместо нас его покорит кто-то другой!

– Не знаю, что-то я стремаюсь как-то лезть во все эти движения, – признался я.

– Да не ссы ты, все будет ровно! Вот увидишь. А теперь звони этому своему Никитке.

***

Наступило долгожданное лето! И на улицах города снова появился человек-комар. Его главной суперспособностью была назойливость. И этим сверхнавыком он доводил преступность до нервного тика. Алкоголики, торчки, проститутки стали бояться его как огня. Лишь только заслышав его писк, все сразу пытались скрыться в неизвестном направлении, лишь бы только он снова не начал причитать о морали и нравственности, которой необходимо придерживаться в обществе. Своим мерзким писклявым голосом он рассказывал о совести, которую необходимо слушать и жить по ней. Единицы могли выдержать эти проповеди больше десяти минут. И это обычно продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь из алкоголиков или торчков не дал бы ему отпить своей крови, чтобы его нахлобучило в хлам, или какая-то из проституток просто не дала бы ему, чтобы он наконец отъебался. Самое удивительное было то, что только эти два способа могли реально избавить городок хоть на какое-то время от данного персонажа. Что только не пробовали делать с ним местные обитатели уличной богемы: и пиздили его, и слали нахуй, и угрожали расправой, ему все было нипочем. Вот это я понимаю супергерой! И сколько таких персонажей расселилось по городам нашей необъятной родины, оставалось только догадываться.

***

Как-то раз, сидя на лавочке во дворе и дожидаясь Фитиля с очередного замута, я повстречал Алису, которая шла под ручку со своим парнем. Проходя мимо, она улыбнулась мне и поздоровалась, но не стала останавливаться и вести со мной диалог. Оно и понятно, почему. Я в свою очередь сделал то же самое, а потом закурил сигарету и начал изучать внешность своего прямого конкурента, глядя ему в спину. Это был достаточно крупный молодой человек, подтянутый, спортивного телосложения, с модной модельной стрижкой. В общем, надо признаться, что внешность у него была гораздо привлекательнее моей. От этого я испытал разочарование и зависть, потому что в таком случае мне приходилось ставить упор на свои внутренние характеристики для того, чтобы расположить Алису к себе, а это было сделать гораздо сложнее, чем с красивой внешностью. Но ничего, наоборот, мне становилась интересна эта игра, к тому же любопытно было проверить на своем опыте то, о чем многие говорят, а именно что внешность – это не главное.

После того как они зашли за угол дома, в тот же момент из-за него вырулил упоротый Фитиль и быстрым шагом направился в мою сторону.

– Знаешь, кого я сейчас видел? – спросил он, указывая в сторону угла дома.

– Дай угадаю, наверное, Алису, нет? – с сарказмом произнес я.

– Ага, со своим пацаном! Не маленький такой бычок. Сразу видно, спортсмен, по ходу, не то что мы с тобой, торчки законченные.

– Ладно, не исполняй. Говори лучше за себя, торчок.

– Ага, нормально тебя так подкинуло после встречи с ними, я гляжу. Может, все-таки я сам тогда себе сделаю? А ты пойдешь там в спортзал потренируешься, нет? Я же все-таки торчок, что тебе со мной ловить? – начал язвить Фитиль.

– Хорошо, тогда верни мне мои бабки, которые я зарядил тебе, и я пойду в спортзал, а ты тусуйся здесь, – парировал я.

– Ладно… ладно, не пыжи, – начал врубать заднюю Никитос, – я же прикалываюсь. Просто хотел проверить твою реакцию, насколько ты серьезно настроен в отношении нее, так сказать. Погнали в аптеку лучше за инструментами. Барыга сказал, что порох – бомба.

– Сейчас Волка дождемся и пойдем, – ответил я.

– Ты не говорил, что еще и он будет. Я рассчитывал, что мы вдвоем приколемся, а потом погуляем вместе.

– 

А ты и не спрашивал.

– Слушай, пока он не пришел, у меня к тебе разговор есть… Даже не разговор, а деловое предложение. В общем, помнишь того барыгу Тему, который нам трубу давал? Короче, он предложил мне взять на релиз пороха и спайса. По двадцать грамм для начала, чтобы проверить, смогу ли я заниматься этим. Ему с этого тридцать штук, а нам все остальное.

– Ты гонишь, что ли? В барыги решил податься? Знаешь, сколько сейчас дают за это?

– Да не очкуй ты! С ментами там все решено. Думаешь, он сам бы стал без крыши работать? Я у него все эти моменты уточнял!

– А блатные? С ними тоже все схвачено?

– Естественно! Ты думаешь от кого он работает? Они его сами и подтянули для этой работы.

– Не знаю. Мне кажется, что это очень херовая затея, братан! Слышал такое выражение: «Барыги долго не живут»?

– Да хорош тебе! Это просто долбоебы, которые нормально банчить не умеют, и придумали такие страшилки! Вон люди десятками лет кайф сбывают и ничего, нормально себя чувствуют. Тем более мы, как только бабла поднимем, сразу соскочим с этой темы.

– Ну а как ты продавать собираешься? У тебя что, уже есть клиенты? Это же надо как-то и где-то людей находить. Не объявление же в газете давать.

– Все давно продумано уже. Сначала даем клиентам небольшое количество на пробу в качестве угощения, а потом, когда люди начинают обращаться за помощью к нам, делаем вид, что просто берем у выдуманного барыги, чтобы нас самих не подозревали, – деловым тоном ответил Никитос.

– А где их искать-то, клиентов этих?

– Слушай, ну ты в натуре тугодум! А с виду вроде неплохо соображаешь, ты что, забыл, где мы с тобой работаем?

– Ты совсем ебнулся в край, что ли? Продавать наркоту там же, где и работаешь?! Пиздец ты гений просто! Уже к середине ночи руководство клуба будет знать, чем ты там занимаешься! – с недоумением проговорил я.

– Еще раз тебе повторяю, мы не будем там продавать кайф! Там мы будем просто угощать людей, так же, как нас угощают, чтобы они думали, будто у нас есть ход на порошок, и потом обращались к нам за помощью, чтобы приобрести его.

– Как-то все это неубедительно звучит, – с сомнением сказал я.

– Короче, думай сам! Я тебе предложил поднять нормальные бабки, чтобы ты мог свою Алису хоть в кафешку сводить, а не в сраный музей, оригинал хуев, – со злорадством произнес Фитиль.

– Где-то это я уже слышал, – задумчиво проговорил я.

– Ладно, все, молчим. Вон Волк твой идет. Пошли в аптечку.

***

Лето – мое самое любимое время года. Но только не когда у тебя три задолженности с последней сессии, учебная практика на предприятии и работа по ночам в клубе. Ну если по учебе я финишировал к концу учебного года со вполне стандартными результатами, и меня это не особо заботило, то работа в клубе летом не сильно радовала. Во-первых, очень маленькое количество посетителей, так как все предпочитают летом отдыхать на природе за городом, во-вторых, руководство клуба, по всей видимости, начало беспокоиться о том, что мы с Фитилем постоянно находимся, мягко говоря, не в самом трезвом состоянии. И уже несколько раз администратор высказывала нам недовольство тем, что мы злоупотребляем на работе алкоголем. Естественно, об остальных наших предпочтениях, связанных с другими веществами, она даже не догадывалась, иначе нас бы давно уже вышвырнули из «Муссона» как блохастых псов. А в-третьих, резко сократились наши доходы от заказов и поздравлений.

Никита Фитилев и Дмитрий Волков начали заниматься своими крайне сомнительными предприятиями. Димон таки состыковался с нашим общим знакомым Егором, а тот в свою очередь смог организовать для него аудиенцию с воротилами криминального мира нашего городка, которые и подтянули его к себе. Конечно, по сравнению с девяностыми воровская среда в нашем городе имела куда менее широкий размах, но, тем не менее, нажиться для начала можно было. В основном промышляла вся эта братия мелкими мошенническими схемами типа автоподстав или телефонных звонков с целью помочь якобы попавшим в беду родственникам жертвы. Также держали нелегальных таксистов, мигрантов, проституток и, конечно же, наркобизнес. Естественно, все это происходило под чутким руководством органов внутренних дел и других силовых структур. Волк попал в сферу, связанную с учреждением фирм-однодневок на подставных лиц с целью отмывания бабла через подобные организации. В его обязанности входил поиск потенциальных учредителей и курирование их, а именно – подписание различного рода документов (накладных, приказов, распоряжений и прочих), когда это необходимо. У Фитиля же работа была гораздо прозаичнее и примитивнее. Она не предполагала ведения никакой отчетной документации и постоянного поиска потенциальных жертв. После одной такой встречи с клиентами впоследствии они сами с особым рвением пытались найти Никиту, чтобы приобрести у него кайф, а точнее, с его помощью, как они думали. В общем, Фитиль стал обычным барыгой. Но предпочитал называть себя «наркодилер». Я, в свою очередь, не хотел влезать во все эти мутные движения, потому что в первую очередь мечтал построить романтические отношения с Алисой, но еще больше я переживал, что моя мама попросту не переживет, если узнает, что я занимаюсь подобного рода делами, так как она все-таки рассчитывала на то, что я в конце концов закончу университет и стану квалифицированным специалистом.

Периодически я поддерживал связь с Алисой, и она даже пару раз приходила к нам в клуб. Правда, в компании своего парня и ее подруги Алены. Чем чаще я видел Алису, тем большее влечение у меня появлялось к ней. Все-таки при первой нашей встрече «Экстази» не играли ключевую роль, хотя и сильно стимулировали мое стремление овладеть этой очаровательной девушкой. К тому же я испытывал спортивный интерес, так как мне приходилось конкурировать с довольно сильным оппонентом, на мой взгляд, коим являлся ее парень. Единственным козырем было то, что он не догадывался о моем существовании. В общем, все шло своим чередом, и моя жизнь развивалась довольно предсказуемо вплоть до определенных событий.

***

– Сынок, подойди, пожалуйста, сюда. Присядь, мне нужно с тобой поговорить, – позвала мама.

Я разулся и хотел было по привычке пройти в свою комнату и сослаться на занятость, так как думал, что мамка опять начнет причитать о моем образе жизни, но что-то меня насторожило. Ее голос был каким-то тихим и уставшим. В нем чувствовались отчаяние и безысходность. Не было похоже на то, что она, как всегда, собирается читать мне мораль, и я почувствовал что-то неладное. Она сидела на кухне, подперев голову рукой, с опущенным взглядом.

– У меня обнаружен рак груди третьей стадии, – тихо произнесла она, и из ее глаз брызнули слезы.

У меня по спине пробежали мурашки и задрожали губы. Чтобы не показывать своего страха, который парализовал, и не поднимать панику, я подошел к маме, поцеловал ее и крепко обнял. Она уткнулась лицом мне в плечо и заплакала. В тот момент я не знал, что ей сказать, да и вряд ли в такой момент слова были бы уместны. В ту минуту ей просто нужна была моя поддержка, и чтобы я был рядом. Спустя какое-то время я нашел в себе силы, еще раз поцеловал ее и как можно увереннее произнес:

– Мы справимся. Главное – не отчаиваться.

– Я люблю тебя, – сказала мама и поцеловала меня.

– И я тебя.

Какое-то время мы молча сидели на кухне, потом я предложил маме выпить чая, и она рассказала о своем положении: шансы на выздоровление есть, но нужно делать операцию в столице, а для этого необходимы деньги, порядка ста двадцати тысяч, чтобы не ждать очереди, так как за это время болезнь может спрогрессировать до терминальной стадии. Конечно, в нашей семье на тот момент не было таких денег, и где их брать, было не ясно, но, надо признаться, мама держалась мужественно, несмотря на поставленный ей диагноз. Я предложил несколько вариантов, где можно достать деньги: занять у друзей, взять кредит и продать часть квартиры, которая перешла моей маме по наследству от ее мамы. Но в тот момент было видно, что ей сложно размышлять об этом, и она сказала, что подумает над этим попозже.

Где-то к середине ночи мы разошлись по комнатам. Я не хотел оставлять маму одну наедине с ее мыслями, но понимал, что ей необходимо отдохнуть после такого стресса. Сам же я зашел в свою комнату, рухнул на кровать, уткнулся лицом в подушку и зарыдал. В моей голове начали возникать мрачные картины. Смерть, похороны, скорбь, одиночество. На самом деле я не представлял свою жизнь без мамы. Это был единственный человек на всем белом свете, которого я по-настоящему любил, ну, или по крайней мере думал так. Ей я обязан всем, что у меня есть. Только после такой страшной новости я осознал, насколько дорог мне был этот человек, и испытал глубокое чувство вины и стыда за то, что в последнее время вел себя по отношению к маме как последняя мразь. Даже после того диалога, когда она в первый раз сказала, что у нее болит грудь, я ни разу не спросил о ее самочувствии, о здоровье. Ведь у меня даже в мыслях не возникало, что с ней может что-то случиться. Внезапно я понял, насколько стал грубым, циничным и жестоким по отношению к ней. А ведь когда-то был совершенно другим.

В моей голове стали всплывать красочные картинки из детства, когда я осенью приносил ей желтые и красные кленовые листья, которые только опали с деревьев, а ранней весной прибегал с пучком вербы. Потом в мае обрывал для нее сирень у подъездов, где меня гоняли за это местные бабки, или бегал в ближайший лесочек за ландышами, аромат которых она так любила. Летом срывал с городских клумб для нее разные цветы: нарциссы, тюльпаны, пионы. За это ей не раз высказывали свое недовольство жители нашего городка, но она лишь разводила руками, когда выслушивала очередные претензии. И все эти проделки обязательно сопровождались фразой: «Я тебя люблю, мама!»

Сейчас же, лежа лицом на мокрой от собственных слез подушке, я пытался вспомнить, когда же в последний раз произносил ей абсолютно простые, но в то же время очень важные слова. И ко мне пришло горькое осознание, что я не помню этого. Я вспоминал, что говорил маме, когда поздравлял с праздниками: днем рождения, Новым годом, Восьмым марта и другими. Я всегда желал целую кучу всего, что ей, как мне казалось, было необходимо на тот момент. Банального счастья, здоровья, благополучия, терпения, успеха… Но среди всей этой мишуры никогда не было тех трех заветных слов, которые, как я сейчас понял, она хотела бы услышать больше всего на свете от своего собственного сына. Наверное, это и было как раз тогда, в глубоком детстве, когда я еще не мог строить заумных и витиеватых речей, чтобы только скрыть свои чувства, а всего-навсего говорил о них. Теперь же как будто какая-то невидимая сила вязала мне рот, словно хурма, или разъедала его как кислый лимон, когда я пытался произнести эти слова. Я почему-то внушил себе, что все эти телячьи нежности не для меня, что это удел женоподобных евнухов и жалких подкаблучников, любящих смотреть после работы ванильные латиноамериканские мыльные оперы со своими зазнобами, периодически отлучаясь по их просьбе на кухню за всякими вкусностями.

Потом мои мысли переключились в сторону бога. Вообще я считал себя неверующим человеком, несмотря на то, что в детстве меня крестили в православном храме, и мне всегда были чужды все эти религиозные обряды и ритуалы. А если уж быть честным до конца, то я в принципе не испытывал терпимости к верующим людям. У меня возникало чувство отвращения и пренебрежения по отношению к ним, когда наблюдал все их ритуалы на улицах. Эти люди казались мне какими-то недалекими и глупыми. Я всегда считал, что религия была создана для того, чтобы в основном управлять массами людей и манипулировать ими с ее помощью. У меня было четкое убеждение, что если ты веришь в бога, то становишься более уязвимым, нежели, когда не веришь. Тебе могут интерпретировать разные события, которые происходят в твоей жизни, с точки зрения воли бога и трактовать их как угодно. Вот и сейчас я лежал и мысленно обращался к всевышнему. Я высказывал ему свои претензии и возмущение:

«Если ты есть и слышишь меня, то скажи: почему так происходит? Ты же вроде как всех любишь, тогда зачем ты придумал такие наказания? Зачем заставляешь людей страдать и мучиться? Может быть, в глубине души ты все-таки садист и деспот, и тебе нравится наблюдать за этими процессами? Ты словно в замочную скважину глядишь на то, как кто-то снова расстался со своей жалкой, никчемной жизнью, которая якобы так любезно была предоставлена тобой. Может, наша планета для тебя как муравейник или клетка с подопытными крысами, на которых ты ставишь всякие жестокие, чудовищные эксперименты? У одних отнимаешь последнее, а другим прибавляешь с избытком к тому, что уже есть, и наслаждаясь смотришь, как одни начинают сжирать других, не понимая даже, за что. За светлое будущее, псевдоценности, материальное благополучие, коммунизм, демократию, социализм, нацизм, ислам, христианство. Ты подкидываешь им все новые и новые идеи, лишь бы у них был повод для истребления друг друга, а сам тем временем с удовольствием наблюдаешь за этим представлением и при необходимости вносишь в его сюжет свои коррективы, чтобы он стал еще более интригующим и жестоким. Ты как плохой отец, который вместо воспитания и заботы о своих детях предпочел им очередное дешевое шоу по ТВ. И в этом шоу твои же дети и играют главную роль. Ты любишь не людей, ты любишь шоу! Ненавижу тебя!»

Теперь же я лежал и думал, где мне достать денег на операцию в максимально сжатые сроки. Я принял решение, что во что бы то ни стало раздобуду эти деньги.

***

– Здорово, братан! Как сам? – поприветствовал я Волка по телефону.

– Привет! Все хорошо. Вот потихоньку осваиваю новую для себя профессию, – шутливо ответил он.

– Кстати, я хотел поинтересоваться – твое предложение еще осталось в силе?

– В принципе, да.

– Это хорошо! Давай тогда встретимся и подробнее обсудим его? – предложил я.

– Не вопрос, конечно, давай!

– А ты где сейчас находишься?

– У Никитки во дворе, жду, пока он принесет мне гостинцев.

– И все-таки вы сплелись с Фитилем хвостами, – пошутил я, – ладно, давай, скоро буду.

Очевидно было, что Волк стал одним из первых клиентов, на которых Фитиль начал оттачивать свое мастерство «наркобарыжничества». Конечно, в глубине души меня задевало то, что они по сути познакомились друг с другом благодаря мне, а теперь даже не подтягивают в свои движения. Разумеется, они не обязаны были этого делать, но моя обида заключалась в том, что они могли хотя бы сказать об этом, а не пытаться скрыть. Поначалу я хотел сказать Волку про Фитиля, чтобы, так сказать, вбить клин в их идеальные отношения, но потом понял, что раз он сам захотел ощутить на себе всю прелесть таких взаимоотношений, то мешать ему не стоит. К тому же меня сейчас интересовал абсолютно другой вопрос, а именно возможность поднять бабки при помощи оформления фирм на неосведомленных в этой области людей.

Мы встретились с Волком во дворе у Фитиля. Никитос к тому времени якобы уже вернулся с «мутки», и, судя по интенсивно пережевываемым жвачкам, было ясно, что они уже употребили «скорости». Выкурив сигарету, Фитиль сразу же куда-то поспешил, сказав, что у него какая-то важная встреча. По всей видимости, ему было необходимо встретиться с очередным потенциальным клиентом, как он их называл, или попросту он испугался, что я расскажу Волку правду о том, что Никитка никуда не ходил за кайфом, а тупо убивал время, да и еще потом употребил вместе с Волком за его же счет. Конечно, я бы предпочел, чтобы наша беседа с Волком проходила в трезвом состоянии, но я не мог тянуть время и ждать, пока он придет в себя от амфетамина.

Я вкратце объяснил Димону свое положение и пояснил, почему мне стали срочно необходимы деньги, после чего он выразил мне свое сочувствие по поводу болезни матери, и мы перешли к делу. В общем, тогда мы решили, что как только я нахожу подходящего клиента, то созваниваюсь с ним, и мы договариваемся о дате и времени регистрации фирмы. Единственным препятствием оказалось то, что ему в любом случае надо было обсудить этот момент со своими партнерами, так как это было их основным правилом – что все должно решаться с согласия всех участников данного мероприятия. Поэтому он предупредил, что, возможно, мне придется встретиться с некоторыми его новыми приятелями и пройти негласное собеседование, чтобы они были уверены во мне. Он сказал, что как только поговорит с ними, то свяжется со мной и назначит время встречи. После нашего разговора, когда все нюансы были улажены, я поинтересовался:

– Слушай, а у тебя не осталось ничего из тех гостинцев, которые тебе Фитиль принес?

– Не, Колек, мы с ним на двоих все сделали, – ответил он.

***

– Ну что ты, долго еще? – спросил я по телефону у Фитиля.

– Нет, братан! Максимум через полчаса буду.

– А то тут тебя какой-то тип все спрашивает. Да и дискотеку пора начинать уже, скоро микс кончится, народ подтягивается!

– Поставь еще один! Все, не еби мне голову, скоро буду! – раздраженно ответил Никитос и повесил трубку.

Естественно, я догадывался, зачем этот тип так усердно дожидается Фитиля. Перед началом дискотеки ему не терпелось «разогнаться», чтобы как следует оторваться, а Никита, по всей видимости, его динамил и не брал трубку, вот он и решил попросить меня, чтобы я набрал его и уточнил, когда он будет. Когда он наконец-то явился, то с ходу получил массу претензий от администратора по поводу того, что народ жалуется ему на отсутствие нормальной музыки. Мол, давно уже надо было начинать дискотеку, а играет какая-то фоновая херня. Потом к Никитосу прилип этот тип и чуть ли не на весь клуб начал спрашивать, принес он ему кайф или нет. В общем, ко мне он уже поднялся весь на нервах и сразу, открыв банку с коктейлем, начать пить залпом.

– Че так долго? Мне уже всю кровь свернули! – начал обвинять я его.

– Бля, ну хоть ты не начинай, – устало произнес Фитиль.

– Просто с меня же тоже руководство спрашивает, да еще и недовольные клиенты подходят, плюс еще этот неадекват, так что пойми меня правильно.

– Ну сказал бы, что не знаешь, где я и все.

– А я и так не знал, где ты!

– Ой, да ладно тебе гнать, будто не знаешь, почему я постоянно опаздываю в последнее время, хорош прикидываться! Я тебе уже предлагал не раз подтянуть к себе, чтобы бабок поднять, но ты не хочешь, – с досадой сказал он.

– Ну а как все это будет выглядеть, если я соглашусь?

– Вот это уже другой разговор! В общем, я беру у барыги товар и распределяю его между нами. Наша цель – отбить указанную сумму за две недели, все, что получится сверху, будет наше, распределяем бабки поровну вне зависимости от того, кто сколько продал.

– А как ты находишь клиентов и понимаешь, что это не мусора?

– Обычно я работаю с теми, кто уже неоднократно обращался и вызывает у меня доверие, а если есть сомнения, то делаю закладки и говорю, где. А так вообще с мусорами проблем быть не должно, я же говорил тебе.

– Просто было такое, что ко мне обращались пару-тройку раз за помощью, но я говорил, что не знаю ходов и поэтому ничем помочь не могу, – признался я.

– Ну вот у тебя уже тоже есть потенциальные клиенты, значит, поэтому можешь смело начинать работать через них. Тем более если мы будем работать вместе, то сможем страховать друг друга здесь в клубе, чтобы вызывать меньше подозрений и прикрывать, если кто-то будет задерживаться.

– Ладно, я согласен попробовать.

– Вот и отлично! Тогда надо отпраздновать это дело! – с энтузиазмом произнес Фитиль, после чего достал из папки диск и расчертил на нем две жирные дороги порошка.

***

Очередное утро воскресенья. Они начали становиться самыми скверными периодами в моей жизни за, пожалуй, последние полгода. Отпраздновали наше сотрудничество с Фитилем, и наступила пора расплаты за него. Отходняки с каждым разом становились все невыносимее и невыносимее. Помимо отходо́в от «спидов» еще бонусом прилипало алкогольное похмелье, отчего желание вскрыться приобретало навязчивую форму. Под моими окнами еще, как назло, находилась детская площадка, где маленькие спиногрызы с утра пораньше начинали верещать своими противными тоненькими голосами, играя в песочницах и раскачиваясь на скрипучих качелях.

«Закройте свои пасти, маленькие ублюдки!» – так и хотелось крикнуть им из окна, чтобы этот рев обрушился на них, словно гром среди ясного неба, и их мамаши, сидя на лавочках, выпучили бы от изумления глаза и начали бы давиться семечками от такого неслыханного по своей наглости явления.

«Да! Да! Вы не ослышались,заткните им их ебаные рты!» – повторил бы я им, чтобы они окончательно впали в ступор, а потом, спустя некоторое время, слетелись бы в кучу, словно горгульи, и начали вопить о моем невежестве и хамстве.

Казалось, что уже ничего не может быть хуже, чем голосящие дети под моим окном, которые не дают уснуть в это душное летнее утро, как зазвонил телефон, и на том конце провода послышался голос Волка:

– Здравствуйте, Николай Анатольевич, – официально поздоровался он и продолжил, – хочу уведомить вас, что сегодня после обеда вам назначено собеседование по поводу вакансии «агент по поиску лохозавров».

– Бля, ты серьезно сейчас?

– Серьезнее некуда! Так что давай начинай там потихоньку собираться. Что там у вас в шоу-бизнесе принято? Укладка, завивка, макияж, маникюр, я ничего не упустил? – начал стебаться он.

– Больше всего мне бы сейчас подошло харакири, – попытался я отшутиться, – а что, в другой день никак нельзя? Сегодня же выходной.

– Слушай, я уже договорился, так что хорош ныть, как принцесса, и подтягивайся к четырем дня в центральный парк!

– Ладно, в четыре в парке! – согласился я и повесил трубку.

Вот это была реально хуевая новость. Меньше всего в таком состоянии я мог бы произвести впечатление. Но деваться было некуда, надо встречаться.

Добравшись до парка, я встретил в нем Волка, который был как раз с тем самым Егором, который и пристроил его заниматься всеми этими махинациями.

– Здорова, Колян! – поприветствовал меня Егор. – Сколько лет, сколько зим.

– Привет! Это точно, сто лет не виделись!

– Че, как сам? Димон сказал, что ты в клубе работаешь ди-джеем.

– Не ди-джеем, а световиком. Слежу за светом во время дискотеки, – пояснил я.

На самом деле мне вообще не хотелось сейчас общаться с этим Егором «за жили-были», но ничего поделать я не мог, и приходилось вживаться в роль старого приятеля.

– Что-то ты неважно выглядишь, – вмешался Волк.

– Я вообще-то тебе это еще по телефону сказал.

– По ходу работа в клубе реально отнимает много сил и энергии, – сказал Егор и подмигнул мне, – что, выхода́ от быстрых?

– Да нет, просто похмелье ебет.

– Ну ясно, че. Ладно, поехали тогда сейчас заскочим в одно место, а потом к парням на встречу. Я только в магазин забегу за сигаретами, – протараторил Егор и пошел в магазин.

– Бля, а без него нельзя было обойтись? – начал предъявлять я Волку, как только Егор отошел.

– Нет. Во-первых, он на колесах, а во-вторых, ему тоже надо к пацанам по делам, вот мы и договорились вместе поехать.

– В натуре Прицеп – он и в Африке прицеп, – с сарказмом произнес я.

– Ну вообще-то в данном случае прицепами по сути являемся мы, так что не гони.

Тут из магазина вышел Прицеп с пачкой сигарет и бутылкой минералки:

– Ну что, погнали? Времени в обрез, нас уже ждут.

– Едем, – уверенно ответил Димон.

На протяжении всей дороги я практически всегда молчал, изредка только давая односложные ответы на вопросы. Прицеп с Волком начали ностальгировать по школе, что меня стало раздражать еще больше, потому что надо было подыгрывать им, чтобы поддерживать разговор.

Что-что, а если говорить о Прицепе, то, как ни странно, он абсолютно не походил на сына криминального авторитета. И, как мне кажется, вся эта блатная романтика привлекала его меньше всего. Казалось, что все, чем ему хочется заниматься, – так это курить траву, загорая где-нибудь под ярким солнцем на карибских пляжах.

Он был высокого роста, худощавого телосложения. Темные волосы, аккуратно уложенные набок, выдавали в нем определенную долю нарциссизма. Светлые шорты и яркая, наполовину расстегнутая гавайская рубашка говорили о наличии определенного вкуса у ее владельца. Острый нос и острый подбородок будто свидетельствовали о принадлежности Прицепа к дворянскому роду, хотя его поведение говорило об обратном. Обычно Егор вел себя как последний разъебай. Его как будто не интересовали папкины заслуги, и он всеми силами пытался растранжирить все, что было добыто его отцом с огромным трудом. На первый взгляд отъявленный похуист, он все же мог доставить немалые проблемы, пользуясь серьезными связями, которые достались ему от отца.

– Так, ждите здесь, я сейчас вернусь, – сказал Егор, после чего ловко выпрыгнул из машины, которую он небрежно припарковал посреди какого-то двора.

– Что за замут, ты не в курсе? – поинтересовался я у Волка.

– Нет. Он мне ничего не говорил. Сказал, что надо заехать по делам, а я не стал выяснять.

Спустя где-то пятнадцать минут он вернулся и также ловко, как вылезал, залез в машину.

Ориентировочно через десять минут после того как мы покинули пределы города Прицеп тормознул у обочины и сказал:

– Короче, пацаны, мне сейчас надо поправиться, и то, что вы увидите, должно остаться между нами. В противном случае могут возникнуть определенные проблемы как у меня, так и у вас, – серьезно проговорил Егор и достал из трусов плотный шарик, сделанный из кусочка полиэтиленового пакета, замотанного скотчем.

Затем он залез в бардачок и вытащил оттуда маленький стеклянный флакончик с каплями для носа, который на сленге именуется «фуриком». Зубами он легко снял резиновую крышечку в алюминиевой оболочке, после чего выплюнул ее в окно и вылил туда же содержимое фурика. Потом оттуда же из бардачка достал упаковку инсулиновых шприцев и ампулу с водой для инъекций. Распечатав шарик, в котором оказался коричневый порошок, Прицеп засыпал приблизительно четверть из него в пустую емкость из-под капель, потом выбрал полный шприц воды и залил ее в фурик. Завершился весь этот ритуал нагреванием содержимого на зажигалке.

Все это время мы с Димоном молча смотрели на все эти приготовления Прицепа, пока Волк не осмелился заговорить:

– Это что ты варишь, братан?

– Белый, – невозмутимо ответил Егор, продолжая при этом кипятить содержимое фурика.

– Героин, что ли? – с недоумением спросил я.

– Он самый.

Честно говоря, с тех пор как я начал употреблять разного рода вещества, мои представления о наркоманах постоянно расширяли свои границы. Когда я начал курить травку, наркоманами считал тех, кто употребляет порошки, когда употребил первый раз порошок, наркоманами для меня стали те, кто колется, а когда первый раз укололся амфетамином, то подумал, что не так уж это и страшно, а наркоманы – те, кто употребляет героин. От него же наступают ломки, в отличие от «скоростей». Образ наркомана для меня был довольно однозначный. Это гниющие, мало похожие на людей существа с «дорогами» на руках, грязные, вонючие и беззубые зомби, стреляющие мелочь возле аптек и продающие по дешевке мобильные телефоны и бытовую технику на очередной дозняк.

Тут же слева от меня на водительском сиденье сидел Егор, от которого пахло хорошим парфюмом, в стильной, дорогой одежде, на солидной иномарке. И, конечно же, этот образ не вязался со стереотипами, которые сидели у меня в голове.

– И давно ты бузуешься этим говном? – поинтересовался у него Димон.

– Ну, так, бывает, пару раз в месяц, может, когда меня просят пацаны забрать им товар, – ответил Егор, выбирая раствор из фурика в шприц.

– И че, потом не тянет еще раз вмазаться? – спросил уже я.

– Да нет. Если с умом подходить к этому, то можно просто периодически расслабляться.

– А как он прет?

– Ну как я могу тебе объяснить? Мажет конкретно и расслабляет, а так не рассказать. Ну, тебя бы в момент выровняло, после твоего клубного расколбаса, – иронично подметил он.

По правде говоря, эта информация тут же заинтересовала меня, так как выносить это скотское состояние я больше не мог.

– Не, братан, даже не смотри на меня! Я ничего тебе не дам, – сказал Егор, будто прочитав мои мысли, – чтобы потом ты не обвинял меня, что я поломал тебе жизнь! Знаешь, сколько пацанов лежит в земле из-за этого говна?

– Он прав, Колян! Не стоит нам эту хуйню пробовать даже, – поддержал Егора Волк, – одно дело «скоростью» двигаться, другое белым.

– Да я ничего и не прошу, что вы на меня накинулись? – возмутился я. – Тем более тут Егору одному, наверное, мало будет, да братан?

– Ну вообще-то тут я себе на два раза сделал, чтобы сейчас поправиться и вечером, когда домой приеду.

– Да ладно, так бы и сказал, что просто там мало, поэтому не можешь с нами поделиться, мы бы поняли, – ехидно проговорил я и тем самым подцепил Прицепа.

– Бля, думаешь, мне жалко, что ли? – начал возмущаться он.

– Я такого не говорил, просто пытаюсь войти в твое положение. Я бы, наверное, так же поступил на твоем месте.

– Ну хуй с тобой, Коленька, потом не говори, что я тебя не предупреждал, – раздраженно сказал он и достал из упаковки еще два шприца, в которые разлил половину из того раствора, что был в его шприце. Получалось, что ему досталась половина из приготовленного, а нам с Димоном – по четверти.

– Да пусть делается, – с беспокойством проговорил Волк, – нахуй тебе это надо, Колян?

– Братан, мне реально пиздец как хуево, я даже говорю-то через силу с вами, поэтому хочу просто немного сделать, чтобы прийти в себя. Тем более я же не заставляю тебя употреблять тоже.

– Мы не зажмуримся от этих дозняков? – спросил Димон у Егора, который уже тем временем делал себе укол.

– Не, для первого раза вообще ништяк раскумарит, – хриплым голосом произнес Прицеп и прикрыл глаза на приходе.

– Хуй с ним, давай попробуем.

Мы с Волком попросили Егора поставить нас, и, закурив сигарету, он сделал это. Происходящее далее сложно описать словами. Проще всего сказать, что я воскрес. В меня как будто влили живительную силу, которая начала плавно растекаться по всему телу. От былой депрессии и апатии не осталось и следа. Дыхание стало замедленным и глубоким, все мышцы расслабились, будто я скинул с себя несколько мешков с цементом. Закурив, я запрокинул голову на сиденье и начал залипать периодически, почесывая нос. Чесаться было настолько приятно, что нос стал красным от расчесов. В тот момент я осознал одно: все, что я до этого пробовал, даже рядом не стояло с этим веществом. Это был чистый кайф – без всяких загонов, навязчивых идей и бесполезной болтовни. Только после того как я попробовал героин, то понял, почему он так называется. Ты реально начинаешь чувствовать себя супергероем. Без комплексов, страхов, обиды, вины, уныния и так далее. В тот момент появляются понимание и уверенность, что ты можешь абсолютно все. Вести диалог с кем угодно и о чем угодно, не боясь при этом выглядеть глупо или неловко. Не боясь, что твой оппонент старше, умнее, сильнее, богаче тебя. Потому что героин происходит от слова герой! Но героем ты остаешься только пока он в тебе, а потом наступает реальность…

***

Через пятнадцать минут мы тронулись дальше. По дороге я выпил практически всю минералку, которую Прицеп купил в магазине вместе с сигаретами. Волк, сидевший на заднем сиденье, тоже был под впечатлением от употребления героина. Его узкие зрачки, больше похожие на булавочные головки, то и дело закатывались под веки, и он с трудом поднимал их, чтобы потом опять залипнуть. Потом он начал говорить хриплым, севшим голосом о своих планах и тактике по ведению той деятельности, которой занимался. Но я его особо не слушал, да и Прицеп, по всей видимости, тоже.

Когда мы наконец-то доехали до места встречи, то оказалось, что это был частный банный комплекс, расположенный в соседнем поселке. Зайдя на территорию, мы подсели к двум парням, которые расположились в беседке. Я сразу догадался, что именно к ним я и приехал на индульгенцию, и тут же решил максимально сосредоточиться, чтобы не вызывать у них подозрений, будто я вмазанный. Я не буду называть их имена, так как это не представляет особой ценности для моего повествования, скажу лишь, что, по правде говоря, эти парни абсолютно не были похожи на тех суровых быков-рэкетиров из девяностых годов, образ которых, опять же, сидел в моей голове. Они были ненамного старше меня, может, лет на пять-семь, выглядели стройными и подтянутыми, с современными прическами. Без синих наколок, золотых цепей, фикс и тому подобного. Кстати говоря, когда мы пришли, Прицеп, поздоровавшись с ними, сразу отправился куда-то дальше, сказав, что скоро вернется. Из чего я сделал вывод, что он пошел отдавать героин, который приобрел. А это значило, что он предназначался не этим ребятам, как я изначально мог подумать.

Когда мы с Волком подсели к ним, они предложили нам выпить пива, на что я и Димон с радостью согласились. Они поинтересовались у меня, в курсе ли я того, чем мне придется заниматься? Я ответил положительно, после чего они спросили, по каким причинам я решил заниматься этим, на что я честно рассказал им про болезнь мамы, отсутствие денег на учебу и личную жизнь. Надо признаться, что под воздействием «белого» я вел себя с ними достаточно раскованно и уверенно. Видимо, им это понравилось, хотя кто-то из них впоследствии все-таки спросил у меня о том, почему я выгляжу каким-то уставшим. Я рассказал им про работу в клубе и то, что не выспался после смены, да еще приврал про день рождения приятеля, который мы якобы отмечали там, поэтому у меня дикий бодун.

В целом знакомство прошло неплохо, но один вопрос, конечно, заставил меня понервничать. В процессе разговора кто-то из них спросил про употребление наркотиков, мол, не злоупотребляю ли я этим, работая в клубе. Я очень грамотно ответил, что у меня был опыт, но мне не понравилось, так как после этого сложно сконцентрироваться на работе, да и появляется страх быть пойманным, и поэтому я предпочитаю вместо наркотиков алкоголь. Не мог же я сказать им, что работаю в клубе абсолютно трезвым, это тут же вызвало бы у них подозрения. Потом они сказали, что позволяют себе иногда курнуть или понюхать, но только не во время работы. Парни отчетливо дали понять, что эта работа абсолютно несовместима с какими бы то ни было веществами, так как предполагает концентрацию и внимание. А наркота притупляет эти качества и ставит под угрозу все их предприятие.

В общем, они мне понравились. По ним было видно, что эти парни целеустремленные, амбициозные и знающие, чего хотят от этой жизни люди. Они вызывали у меня доверие и уважение, несмотря на то, что занимались не самой гуманной деятельностью. Эти ребята не играли по общепринятым правилам, они устанавливали свои. И меня это безумно привлекало.

Спустя где-то час нашей беседы они предложили нам отправиться в баню, сказав, что скоро туда подвезут девочек. Волк с удовольствием согласился на это предложение, а я решил воздержаться, сказав, что плохо себя чувствую после вчерашнего. Да и я боялся, что мой организм попросту не выдержит такого издевательства над собой. Бессонная ночь в клубе с кучей наркоты и алкоголя, отходняки, бодун, героин все-таки поставили под сомнение это мероприятие. Да и к тому же я не был любителем бани, так как испытывал комплекс неполноценности из-за своей врожденной худобы.

Дождавшись Прицепа, я поехал с ним обратно в город, а Волк остался со своими новыми друзьями дожидаться проституток и париться.

– Так получается, что ты не им отраву привозил? – поинтересовался я у Егора, когда мы сели в машину.

– Нет. Это для хозяина бани. Мы с ним уже давно в подобных партнерских отношениях находимся.

– А парни знают?

– Возможно, догадываются. Но мне как-то похер. Я не лезу в их дела, а они в мои. Это такая договоренность по умолчанию у нас, – сказал Прицеп и закурил, после чего добавил:

– Как все прошло, кстати?

– Вроде хорошо. Приглашали в баню со шлюхами пойти.

– А… ну тогда не парься. Единственное, что не рекомендую тебе палиться под кайфом с ними, они этого не любят, так как сами делают свои дела на алкашах, нариках и бомжах в основном. Эти люди для них как расходный материал, поэтому смотри сам не окажись по ту сторону баррикад.

– Ясно, спасибо.

– Да не за что. Ну что, может, догонимся по чуть-чуть? – предложил Прицеп и достал бумажный сверточек с порошком. – Мне тут отсыпали немножко с собой.

– Ну давай.

Когда я вернулся домой, мама поинтересовалась, принес ли я хлеб, который она просила меня купить перед уходом. В который раз я забыл это сделать, но чтобы не признавать свою вину и не показывать стыда, я огрызнулся, что у меня были дела поважнее и что она могла бы уже давно сама сходить и купить. Потом мама сказала, что я выгляжу как-то странно, уставшим, мол, я осунулся, и у меня закрываются глаза, на что я ответил, что попросту не выспался после клуба.

После нашего короткого диалога я отправился к себе в комнату, словно паук, который возвращается в свое логово после удачной охоты. Пожалуй, эти события стали переломными в моей жизни и задали ей такое направление, по которому я никогда не хотел бы двигаться. Но случилось то, что случилось.

5. Ловец человеков

Однажды, в один прекрасный летний вечер, мы встретились с Колючим как следует отдохнуть. Я заранее договорился с Фитилем, что приду в клуб позже, и чтобы он подстраховал меня. Тут надо отметить, что летом мы с Колючим практически не встречались, так как для этого не находилось особого повода. Занятий в универе не было, а гуляли мы с ним в разных компаниях, где никого, кроме друг друга, не знали. Но тут он позвонил мне и попросил достать порошка, на что я с радостью согласился. Удачно сымитировав замут, я отдал ему грамм «скорости», с которого мы еще и занюхали по дороге. Потом стали бухать, курить и веселиться в парке. Подцепили каких-то телочек (благо рядом с Коляном это не вызывало проблем) и потом отправились к нам в клуб. Я сказал, что являюсь сотрудником «Муссона» и проведу всех абсолютно бесплатно, чтобы показать свою значимость в глазах девчонок и поднять себе самооценку.

Когда мы пришли в клуб, я сначала не поверил своим глазам, после того как увидел то, что увидел. На танцполе по пояс голый в компании трех девчонок отплясывал парень Алисы. Невооруженным глазом было видно, что он в говнище пьяный. Первая мысль, которая пришла мне в голову, – что они все-таки расстались, и теперь я могу свободно закончить свою миссию по завоеванию Алисы. Но потом меня посетили сомнения, и в моей голове созрел коварный план. Я сказал Коляну:

– Слушай, братан, мне срочно нужна твоя помощь. Короче, берешь сейчас наших телок и под предлогом того, чтобы их пофоткать, выдвигаешься к танцполу. Сечешь?

– Бля, не совсем, – признался Колючий.

– Короче, видишь того быка в компании телочек? Это парень Алисы, про которую я тебе рассказывал. Так вот: мне надо, чтобы ты заснял, как этот похотливый бык колбасится в окружении аппетитных самочек. А наших подруг используй как прикрытие, типа ты фоткаешь их, он недолжен догадаться, что ты его снимаешь. Теперь понял?

– Вот теперь понял.

– Ну давай действуй. Только будь аккуратнее и попытайся сделать фотки с видео как можно качественнее и ближе. А я в долгу перед тобой не останусь.

В том, что Колян выполнит это поручение, я даже не сомневался. Когда он отправился на танцпол, как в шпионских детективах, я начал наблюдать за Алисиным хахалем. Исполнял он, конечно, знатно. Времени было еще достаточно мало, а он уже напился в хлам. Я специально сделал свет поярче и попытался по максимуму направить лучи на него, чтобы Коляну было удобнее снимать. Одна барышня стала поливать его из бутылки шампанским, а другая извивалась перед ним, предварительно встав на корточки. Сам же он крутил в руке над собой свою футболку. Дальше я решил подлить еще больше масла в огонь и, взяв в руки микрофон, объявил:

– Следующая композиция звучит специально для самой зажигательной и горячей пары на нашем танцполе, которая решила сегодня прийти к нам и искупаться в брызгах шампанского, в лучах света и клубах дыма! Ребята, специально для вас, встречайте!!!

Тут начался такой ажиотаж! Весь клуб заревел, загудел и начал аплодировать. Фитиль в свою очередь тоже подхватил волну и стал в процессе игры добавлять всякие эффекты и играть частотами на пульте. В общем, поднялась такая волна восторга, что по коже побежали мурашки от этой бешеной энергетики. Кульминацией стало то, что мадмуазель, которая сидела перед моим конкурентом на корточках, поднялась, обняла его за шею и сделала потрясающий засос прямо ему в губы. В тот момент я сам чуть не получил оргазм, когда перевел свой взгляд на Коляна и увидел, что он снимает весь этот процесс на телефон…

От радости проделанного мероприятия я расчертил на диске три жирных дороги и угостил ими Коляна и его актрис по возвращению с задания.

***

После этих событий в клубе передо мной встала новая задача, которая заключалась в том, чтобы найти способ преподнести доказательства в измене самой Алисе. И надо было это сделать так, чтобы меня как можно меньше задела волна неистовства и огорчения, которые она испытает. Необходимо было преподнести это без какого-либо намека на собственную выгоду и с максимальным сочувствием. Поэтому я решил выждать несколько дней после той ночи и позвонить:

– Алиса, привет! Как дела?

– Спасибо, все хорошо! Давно тебя не слышала, куда пропал? – поинтересовалась она.

– Да у меня тут проблемы были, мама заболела.

– Сочувствую, желаю ей поскорее поправиться.

– Спасибо. Слушай, я тут хотел тебя пригласить поужинать как-нибудь в ресторан, ты не против?

– Коль, мы же уже разговаривали на эту тему вроде бы? У меня есть парень, и он будет категорически против, ты и сам должен прекрасно понимать, – строго ответила она.

– Да я помню наш разговор, но просто подумал, что вы расстались с ним, вот и решил предложить.

– С чего бы это нам расставаться? – подозрительно произнесла Алиса.

– Слушай, извини, я, наверное, что-то перепутал, – сказал я и сбросил вызов.

Спустя несколько минут она мне перезвонила сама. Именно на это я и рассчитывал. Приманка сработала.

– Коль, мы еще не закончили! – возмущенно произнесла она и продолжила: – Говори, что тебе известно, почему ты так подумал? Ты что-то знаешь?

– Ты действительно хочешь знать то, что знаю я?

– Да, действительно! – уверенно произнесла она.

– Тогда жди сообщение!

Я снова сбросил вызов и отправил ей сообщение с фотографиями двух девчонок на переднем плане, а на заднем – двух целующихся голубков, одним из которых был ее парень. Под фотографиями я сделал подпись:

«Это мне показал мой одногруппник, когда хотел похвастаться своим знакомством с этими девчонками, а на заднем плане я случайно увидел твоего молодого человека, поэтому и решил, что вы с ним расстались!»

После этого сообщения Алиса не выходила на связь на протяжении трех дней, да и я особо не торопил события, так как понимал, что она сейчас наверняка расстается со своим парнем и испытывает не самые положительные чувства, поэтому не хотел попадать под горячую руку. На четвертый день мне пришло сообщение от нее:

«Куда и когда пойдем»?

«Ох, это сладкое чувство мести», – подумал я.

Я не встречал в своей жизни еще таких людей, кто смог бы успешно противостоять ему. Даже самые благородные и достойные на первый взгляд люди, столкнувшись с предательством, часто забывают о всех добродетелях и пускаются во все тяжкие, лишь бы заглушить это острое ощущение несправедливости, которое они испытали по отношению к себе. Они становятся одержимы местью. Вот и в случае с Алисой произошло то же самое. И если бы в тот момент не оказалось рядом меня, то я убежден, что она все равно бы пошла на свидание с кем-то другим, только бы отомстить своему парню и вызвать у него чувство ревности и вины. И я ни в коем случае не осуждаю ее за это, так как, окажись на ее месте, поступил бы точно так же.

На следующий вечер мы уже сидели с Алисой в ресторане и мило беседовали под легкую, ненавязчивую музыку. Конечно, было заметно, что она переживала тяжелый период, хоть и старалась не показывать. Это прежде всего выражалось в какой-то отчужденности и разочаровании, отраженных в ее глазах. Она то и дело опускала их или отводила в сторону. Я же в свою очередь старался создать атмосферу непринужденности и комфорта, поддерживая разговоры на разные темы. Впервые за долгое время я чувствовал себя уверенно, так как у меня были деньги, чтобы заплатить не только за себя, но и за мою спутницу. Я не испытывал панического страха, когда она смотрела в меню, не боялся, что Алиса может заказать что-то такое, чего я не смог бы оплатить. Я не думал о том, как предложить ей после нашего ужина разделить счет пополам, так как у меня не хватает средств. Я испытывал абсолютное удовлетворение и наслаждение от происходящего.

Сбыт амфетамина и спайса шел в гору, и я практически ежедневно поставлял товар трем-четырем клиентам. Наша с Фитилем стратегия работала как часы, несмотря на то, что многие уже догадывались, что мы сами являемся распространителями кайфа, а не просто помогаем его достать. В этом, конечно, была наша вина, так как мы стали пренебрегать своей тактикой и нередко сразу отдавали товар при встрече с покупателем, объясняя это тем, что, мол, приобрели его на свои деньги или взяли у барыги в долг, чтобы не тратить время. Но пока мы еще могли противостоять слухам, и довольно успешно.

Сидя в кафе с Алисой, я старался быть как можно доброжелательнее по отношению к ней. Возможно, тогда я искренне испытывал сочувствие к этой девушке, а не делал вид, как поступал практически всегда, играя ту или иную роль для достижения нужного результата. Может быть, именно тогда я почувствовал себя настоящим и решился задать ей вопрос, который в последнее время не давал мне покоя:

– Слушай, а почему ты тогда согласилась пойти со мной в музей?

– Ну, мне было как-то неудобно отказывать, да и ты не отказал мне в клубе с поздравлением для Алены.

– То есть ты сделала это исключительно из чувства благодарности?

– Возможно, – согласилась она и добавила: – Хотя это было еще и необычно как-то.

– Понятно. Тогда позволь тебя спросить: если бы у тебя не было парня тогда, и я предложил бы тебе пойти на выбор в музей или ресторан, куда бы ты выбрала?

– А нельзя было бы пойти сначала в музей, а потом в ресторан? – с иронией произнесла она.

– Ладно. Не буду тебя мучать больше, – отшутился я и, подумав, добавил: – Хотя нет, скажи, какое у тебя возникло мнение обо мне?

– Ну, ты очень необычный человек. Ты умеешь расположить к себе и преподнести себя в выгодном свете. У тебя хорошо получается слушать и убеждать. Но в тебе есть что-то пугающее, какая-то еле уловимая холодность и отчужденность, что ли, хотя, может быть, мне это просто кажется, или вино дает о себе знать, – с юмором произнесла Алиса.

– Ну да. Я тоже ощутил его воздействие на себе.

Уже на следующее утро мы проснулись с ней в одной постели в ее квартире. Это была незабываемая ночь. С момента нашего знакомства с Алисой прошло практически полгода, и я наконец-то добился того, о чем мечтал на протяжении этого времени. Конечно, меня немножко напрягал тот факт, что это была дочь моего декана, который сейчас находился за городом на даче, а я проснулся в его квартире, но перед этой ситуацией я был абсолютно бессилен. В остальном я был счастлив до тех пор, пока не вспомнил о больной маме…

***

– Мам, привет! Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался я, когда пришел домой после ночи, проведенной с Алисой.

– Привет, сыночек. Какая-то слабость ощущается и усталость, может быть, от нервов или от лекарств.

– Что тебе, кстати, врач сказал, а то я так и не поинтересовался у тебя.

– Сказал, что нужно операцию делать, и дал номер своего знакомого, который хорошо оперирует, по его словам. Я ему позвонила, объяснила ситуацию, и на следующей неделе в четверг он пригласил меня приехать к на прием в столицу.

– Хорошо. На вот, возьми денег тебе на проезд и договаривайся с ним там так, чтобы он как можно раньше тебя прооперировал, пока болезнь не развилась до той стадии, когда операция уже может не помочь, – сказал я и положил на стол три тысячи рублей.

– Спасибо, ты умеешь поддержать. Сейчас еще больше почувствовала обреченность от твоих слов! А где деньги достать в такой короткий срок?! – спросила мама и заплакала.

– Мам, не плачь. Ты же знаешь, что тебе нельзя нервничать! А если я говорю, что достанем, значит, достанем, – попытался я убедить ее.

– Кстати, откуда у тебя появляются деньги, объясни мне. Я смотрю, на тебе новая одежда, новая обувь, на дорогу вон мне можешь дать, у меня возникают подозрения, что ты опять занимаешься чем-то сомнительным, и я начинаю переживать.

– Я же говорю, не стоит беспокоиться, просто в клубе немного подняли зарплату и выдали отпускные, вот и появилась возможность прибарахлиться и тебе помочь.

– Волнуюсь я за тебя, сынок…

Этот разговор между нами состоялся в начале августа, и когда мама съездила к врачу, то операция была назначена на конец сентября. Соответственно, у нас было меньше двух месяцев для того, чтобы найти деньги. И тут я прекрасно понимал: на одной наркоте таких денег быстро не поднять, учитывая, что мы с Фитилем были крайними звеньями в огромной цепочке наркоторговли, и нам перепадали самые гроши с этого огромного денежного мешка, но также мы подвергались наибольшей опасности как со стороны ментов, так и со стороны конкурентов и обычных торчков, которые были абсолютно непредсказуемы, и неизвестно, какой финт они могли выдать, когда в очередной раз не сумеют найти денег на кайф. Исходя из всего этого я осознавал, что мне необходимо как можно скорее начинать действовать по линии Волка, так как там фигурировали уже более серьезные деньги и менее опасные риски.

***

Вскоре мне наконец-то выпала возможность для оформления фирмы на одного человечка. Им оказался тот самый Олень, я упоминал о нем в начале своего повествования, когда мы с Фитилем пытались сбыть мобилу, взятую у барыги Артема, того самого, через которого мы сегодня продаем фен и спайс.

Олень очень вовремя попал в мое поле зрения. Казалось, сама судьба свела нас в тот момент. Как всегда, в свойственной ему манере он при встрече начал жаловаться на жизнь. Начиная с того, что родные его не понимают, заставляют работать и учиться одновременно, чтобы платить за комнату, где он живет, и заканчивая тем, что не платят стипуху в его родном ПТУ, из-за чего у него даже нет денег на сигареты. Я тут же смекнул, чем могу быть полезен Оленю, а он в свою очередь мне, и сказал, протягивая при этом сигареты:

– Слушай, братан. У меня есть предложение, я могу помочь тебе поднять немного денег, если хочешь…

– Очередной развод! – перебив меня, ответил он.

– Ничего подобного! Все предельно честно. Короче, тема такая: необходимо открыть на твое имя юридическую контору на небольшой срок, тебе при этом выплачиваем двадцатку, а потом ежемесячно по червонцу. Спустя где-то полгода закрываем ее.

– А для чего эта контора нужна будет? По-любому бабки отмывать, чтобы меня потом крайним сделать?

– Об этом не переживай даже, она нужна только для того, чтобы поучаствовать в конкурсе на тендер для создания видимости конкуренции одной компании, которая и должна в последствии получить этот тендер. А чтобы это произошло, создаются вот такие конторы, я и сам на себя оформил подобную компанию, – нагло соврал я ему.

– Ну не знаю. Я, если честно, боюсь всех этих финансовых махинаций.

– Бля, братух, если бы я сам не подписался в это, то не стал бы тебе предлагать, уж поверь мне.

– Ладно, давай я подумаю и созвонюсь с тобой.

Спустя пару дней Олень позвонил и согласился на сделку, которую я ему предложил. После нашей беседы я почему-то не сомневался, что он согласится. Ведь мысль о наживе, когда при этом практически не надо затрачивать никаких усилий, не покидает голову, а в случае отказа начинаешь сжирать себя, что когда-то не согласился на эту безобидную на первый взгляд авантюру, и продолжаешь слушать упреки своих родственников, испытывая при этом никотиновую тягу, которую не можешь заглушить, так как по-прежнему нет денег на пачку самых дешевых сигарет. Одним словом, Олень – такой Олень…

После его звонка я тут же набрал Волка и сказал ему, что нарисовался клиент. Волк, преисполненный энтузиазма, сразу договорился о месте встрече.

Через три дня моя первая сделка была оформлена. Все прошло как по маслу. Каждый из нас был полностью удовлетворен случившимся. Олень получил свою двадцатку и как-то резво поспешил расстаться с нами, я получил десять штук. А Волк… да, интересно, сколько же получил со всего этого Волк? На мой вопрос он ответил, что срубил всего пять тысяч чисто символически, но меня не покидало ощущение, что он нагло мне пиздит, и поднял он с этой темы уж не меньше моего, это точно. Но он оставался непреклонен.

Мою первую сделку мы решили отметить с Волком с большим размахом: как следует обдолбаться и поехать после этого в спорт-бар. Договоренность была такой, что я достаю фена, а он в свою очередь приобретает героин у Егора-Прицепа. На что он без особого труда согласился. Естественно, Волк тогда не знал о моих проделках с Фитилем в отношении наркотиков, как и Фитиль в свою очередь не знал о наших делах с Волком. И что амфетамин, который мы впоследствии употребляли в тот день, по сути был припрятан у меня рядом с домом в одном тайнике. Димон же покупал герыч через Егора за свои бабки.

До этого момента я никогда не пробовал смешивать опиаты и стимуляторы, так как сильно боялся такой ядерной смеси. Но в тот день под воздействием крайней удовлетворенности от проделанной работы я все же решился на этот отчаянный шаг. Встретился с Димоном у меня в подъезде, и каждый из нас выложил на подоконник свою добычу. Когда уже все было готово и в разных фуриках приготовлено два абсолютно разных по своему эффекту раствора, мы с Волком условились сделать на треть раствора героина две трети амфетамина. Выбрали все это в двухкубовые шприцы и стали спорить, кто кого будет ставить первым. В итоге, так и не договорившись, мы решили, что каждый будет ставиться сам. Это был первый раз, когда я сам себе делал укол. Как ни странно, но у меня получилось это с первого раза.

Если описать эффект по отдельности от каждого из этих веществ достаточно сложно, то когда их употребляешь совместно, – практически невозможно. Невозможно описать даже сам приход, так как начинает накрывать волнами эйфории. Вроде спирает дыхание, как от героина, и в тот же момент возникают мурашки на голове, как от фена. Закрываешь глаза, но вместо того, чтобы залипнуть, в них начинают появляться разноцветные вспышки, как фейерверки и салюты на празднике. В общем, эффект от такого коктейля крайне впечатляет. От него прет так сильно, что просто пропадает дар речи, и когда возникает необходимость что-то сказать, то это невероятно обламывает и напрягает. Могу сказать однозначно: ничего сильнее я в своей жизни не пробовал до этого.

Ориентировочно где-то два часа после употребления мы просто молча сидели с Волком на лавке у меня во дворе, постоянно при этом закуривая сигареты, которые чаще истлевали, чем мы их выкуривали. Больше всего радовало то, что за это время к нам никто не подошел из знакомых и приятелей. Так как если бы это случилось, то сильно обломало бы нас, и нам пришлось ретироваться с этого места, чтобы найти другое, где можно просто посидеть, помолчать и покурить. Когда же мы наконец немного привыкли к тому состоянию, в котором находились, то отправились с Димоном в спорт-бар, прихватив при этом с собой по паре банок пива. Там мы и провели остаток дня, играя в бильярд.

***

– Привет, братуха, как житуха? – спросил Фитиль, когда мы встретились у него во дворе.

– Салам алейкум, все в поряде. Ты принес?

– Нет еще. Надо подождать немного, Тема мне позвонит, как ему привезут все.

– Бля, постоянно такая хуйня у него! Я не помню еще ни разу, чтобы я приехал, и все прошло как по маслу. Всегда надо ждать, пока он там раздуплится с этим дерьмом.

– Слушай, ну его тоже можно понять. Пока ему привезут. Пока он проверит, взвесит, расфасует. На это все время надо.

– Тогда зачем он так рано говорит приезжать за товаром, я не понимаю? У него что, часов нет? – продолжал возмущаться я.

– Ладно, успокойся! Хорош ныть с утра пораньше. Как там, кстати, мамка твоя?

– Вроде нормально. В конце сентября где-то должны операцию делать. Надо бабки срочно доставать! Времени в обрез!

– Ну вот поэтому мы здесь и сидим в ожидании звонка от Темы, понимаешь? Он, кстати, говорил, что должны вообще охуенный по качеству кайф привезти! Так что можно будет даже разбадяжить его нормально так, – сказал Никитос.

– Этот Артем и так его бадяжит, разве не видно? А тут еще ты хочешь? Клиенты будут недовольны!

– Ладно, не очкуй так! Я уже проверял несколько раз на особо «избранных» клиентах! – с сарказмом произнес Фитиль.

– И кто же эти счастливчики? – с иронией поинтересовался я.

– Да только вчера ко мне Олень обращался, прикинь! У него откуда-то деньги появились. Я пытался у него, конечно, узнать, откуда, но он начал какую-то хуйню моросить, мол, типа к нему в гости приехали какие-то дальние родственники и дали ему на карманные расходы.

– «Не прокололся Олень, красавчик» – подумал я про себя, а Фитиль тем временем продолжал:

– Даже сигареты у меня не стрелял, как обычно, а свои курил, и весьма недешевые, кстати, представляешь?

– М-да уж… вот не думал, что Олень может курить свои сигареты, – с улыбкой произнес я.

– Вот и я о том же! Ну, короче, слово за слово, и в один прекрасный момент он меня спрашивает, могу ли я достать ему «быстрых», а то, мол, бухло и план ему надоели. А он от кого-то слышал, что у меня есть ходы на эту тему, ты прикинь! Напомню тебе: речь идет об Олене! – не унимался Фитиль и продолжил: – В общем, я тут же смекнул, что у меня есть разбадяженная часть товара, которая специально для таких персонажей заготовлена, вот как раз и выдался случай, чтобы ее скинуть.

– Вот ты в натуре еврейская душа, – начал прикалываться я.

– Ну он сам спровоцировал меня на такой шаг. Если бы честно сказал, откуда бабки, то я ему нормально бы все устроил, а так сам виноват. Хотя, правда, потом, когда я ему отдал все, то он сам предложил мне отсыпать за помощь, так сказать, но я отказался. Сказал, мол, меня барыга и так угощает за то, что я беру у него.

– Блять, как благородно с твоей стороны.

– Кстати, зря ты смеешься. Мы потом еще долго общались с Оленем. И он рассказывал мне про свою жизнь. Оказывается, он круглый сирота и полжизни провел в детдоме, а потом его опекунами стали дядя с теткой, которые, по его словам, приютили его у себя и выделили отдельную комнату только потому, что ему по закону полагается квартира. И они, как он говорит, надеются на то, что он, когда получит ее, сразу продаст и поделится с ними деньгами. Поэтому только из-за этого держат и терпят его у себя. Хотя сами относятся к нему по-свински. Денег практически не дают, кормят всякими помоями и постоянно пилят за то, что он не работает и плохо учится в своем ПТУ, а еще требуют часть пенсии, которую ему платят по закону, якобы на оплату коммуналки его конуры, как он сам ее называет. В общем, в какой-то момент он мне признался, что временами в детдоме ему нравилось больше, чем у родственников.

– И по этой причине ты испытал сострадание к нему и продал товар, который находился в категории «для лохов», так, что ли? – язвительно подколол я Фитиля.

– Не гони! Если бы я знал все это раньше, то не стал бы вообще ему ничего подгонять! Я, конечно, далеко не святой, но и не последняя гнида, чтобы на таких обделенных людях лавэ зарабатывать! Поэтому мне стало его жалко, и я решил отсыпать ему спайса, чтобы он курнул на «отходняках» и угостил пивом.

– Да ты просто мать Тереза! Сначала подогнал ему отравы за деньги, а потом типа раскаялся и подогнал еще отравы, но уже за бесплатно, браво!

– Ой, да иди ты на хуй! – обиделся Фитиль.

Не могу утверждать, что рассказ Фитиля не тронул меня. Может быть, поэтому я так язвительно говорил с ним, что в конце концов он обиделся, потому что я не хотел считать его поступок с Оленем более достойным, чем мой. И, возможно, где-то в глубине души я и испытал мимолетное сожаление за то, что провернул такую махинацию с Оленем, но дабы не чувствовать угрызений совести, я тут же вмазался амфетамином и курнул спайса, которые мы приобрели в тот день у Артема.

Олень… Олень. Да, в сущности, похуй на этого Оленя. Он хотел легких денег, и он их получил. Теперь это его проблемы. Единственное, о чем я действительно сожалел, так это о том, что мне не удалось впарить ему еще и наркоты на эти же бабки, чтобы еще больше выиграть от проведенного мною мероприятия. Но после всех этих событий я пришел к выводу, что идеальная схема заключается в том, чтобы совместить два предприятия в одном. Так сказать, замкнуть цикл. Как говорится, все гениальное просто – находишь самых заядлых торчков и предлагаешь им поднять денег, чтобы приобрести кайфа на очередной наркомарафон, тем более, что с клиентурой из этой сферы проблем никогда не было, в отличие от другой. Дальше оформляем с Волком на них юридическую компанию, и на вырученные деньги я еще сбываю им порошка или курительных смесей, в зависимости от их предпочтения. И все довольны, всех все устраивает. Учитывая еще тот факт, сколько людей ко мне регулярно обращается с просьбой о том, чтобы взять наркотиков в долг, то мое предложение о быстрой наживе, безусловно, будет являться для них интересным. По крайней мере, на первый взгляд это гораздо безопаснее, чем воровать всякую мелочь из магазинов в страхе быть пойманным и впоследствии осужденными, а предварительно пройти через жернова отмороженных оперов, которые нередко добиваются признаний путем отбивания почек до кровавой мочи.

Впоследствии я решил делать так: если кто-то будет обращаться ко мне с просьбой взять отравы в долг, то я не стану отказывать, как делал это раньше, а дам небольшое количество под тем предлогом, что сам якобы займу у барыги под свою ответственность, и скажу, что через какое-то время мне необходимо будет отдать деньги, поэтому предложу в ближайшие дни провернуть сделку по учреждению фирмы. Конечно, я рискую, что после этого человек может пропасть, наобещав мне с три короба, но в долгосрочной перспективе он в любом случае когда-нибудь объявится, так как в нашем небольшом городке не так уж много мест, где можно приобрести качественный товар.

***

Тем временем наш роман с Алисой развивался довольно стремительно. Мы ежедневно общались с ней, если не вживую, то как минимум созванивались по телефону. Как бы я хотел, чтобы этот период влюбленности никогда не заканчивался. При каждой нашей встрече я дарил ей цветы или шоколад. Она очень любила нарциссы и молочный шоколад с орехами. Нашим любимым местом встречи стала набережная с причалом, откуда регулярно отходили прогулочные катера и пароходы. Мы любили мечтать о том, что как-нибудь сядем в один из таких катеров и поплывем далеко-далеко отсюда по течению, впадая из мелких рек в более крупные, а потом в море и океан. Приплывем куда-нибудь в одну из жарких стран Латинской Америки и заживем счастливой, спокойной семейной жизнью…

Большую частьавгуста, пока ее родители находились на даче, я прожил у нее, за исключением тех случаев, когда вусмерть обхерачивался наркотой и алкоголем, понимая, что встречаться с ней не вариант, так как в тот момент даже слепой мог бы понять, что я веду себя абсолютно неадекватно.

Однажды Алиса спросила, где я периодически пропадаю и почему мы не можем встречаться чаще? И тогда мне пришлось рассказать ей про проблемы со здоровьем, которые испытывает моя мама, на что она упрекнула меня в том, что я не должен был скрывать этого и сказать ей обо всем раньше. Естественно, я не мог поведать ей о том, чем занимаюсь, поэтому пришлось придумать легенду, что я подрабатываю на всякого рода свадьбах и корпоративах, стараясь заработать маме денег на операцию. Честно говоря, мне стоило колоссальных усилий, чтобы не «спалиться» перед Алисой со своими махинациями. Часто в ее присутствии я не брал трубку, когда мне звонили очередные клиенты, а особенно с незнакомых номеров. Мне нередко приходилось звонить ей заранее и предупреждать, что какое-то время не смогу быть на связи, выдумывая всякие поводы. Бывали даже такие моменты, что, гуляя с Алисой, я встречал людей, которым буквально пару часов назад сбывал наркоту, и они уже находились под ее воздействием. В такие моменты холодный пот пробегал у меня по спине, и я всеми силами пытался не взаимодействовать с этими людьми. Чаще всего старался под любым предлогом свернуть куда-нибудь с пути или просто не попадаться им на глаза. Ведь я понимал, что под кайфом от них можно было ожидать чего угодно. В особенности если они находились под спайсом.

Но больше всего я, конечно же, боялся шантажа с их стороны. У меня возникал панический ужас при одной лишь мысли о том, что они… эти торчки… могут заговорить о наших делах в присутствии моей девушки, а когда поймут, что она не в курсе, то воспользоваться этим в своих корыстных целях, чтобы я регулярно «подогревал» их бесплатным дозняком. Ведь у этого контингента нет абсолютно ничего святого, и я это понимал, а поэтому мне необходимо было соответствовать.

Вообще, конечно, я находился в очень щекотливом положении, затеяв такую опасную игру. Учитывая тот факт, что Алиса была дочерью моего декана, то, узнай она о моих деяниях, скорее всего, тут же рассталась бы со мной, после чего последовала бы цепная реакция. Об этом бы, безусловно, узнал ее отец, и, вероятнее всего, я был бы отчислен из универа, благо для этого не надо было бы даже искать повода, учитывая мое «неудержимое» стремление к образованию. И последним звеном в этой цепочке стала бы моя мама, и это было самым ужасным для меня, так как ее я, безусловно, не хотел огорчать. Ведь она столько сил и средств отдала, чтобы я учился в этом вузе. Любые мои разговоры о том, что я затеял все это ради нее, она и слушать даже не стала бы.

Поэтому на протяжении долгого периода времени мне приходилось жить в сильном напряжении и постоянно выдумывать все новые и новые схемы в голове, чтобы только не раскрыть свою деятельность. Одна маска сменяла другую, сценарии, декорации, роли. Часто мне буквально на ходу приходилось импровизировать и менять сюжет постановки, лишь бы только скрыть основную суть. Которая в своей глубине поражала грубостью, цинизмом и жестокостью. И эта ложь изо дня в день росла, как снежный ком…

***

– Добрый день, Петр Сергеевич! Можно войти? – поздоровался я с деканом.

– Да. Конечно, проходи, Николай! Присаживайся, – поздоровался он в ответ и жестом указал на свободный стул.

– Спасибо! Мне методистка сказала, что вы меня срочно вызывали.

– Да, вызывал. У меня к тебе есть серьезный разговор. Для начала хочу задать тебе один вопрос: насколько я понимаю, вы с моей дочерью Алисой в данный момент находитесь в романтических отношениях, это действительно так?

– Это правда, – признался я.

– Что же, я не буду скрывать от тебя тот факт, что новость разочаровала меня, когда дочь сказала мне об этом. И, честно признаться, я не в восторге от ее выбора, зная твое отношение к учебе. Но я не могу запрещать общаться с тобой Алисе, так как считаю, что это глупо, да и к тому же она уже взрослая девушка и вправе сама выбирать себе круг общения. Но скажу тебе однозначно, Николай, что отныне я буду требовать с тебя намного больше как в плане учебы, так и в плане мужской ответственности по отношению к своей дочери. Надеюсь, ты это понимаешь? – сурово спросил декан.

– Я понимаю вас, Петр Сергеевич.

– Я хочу, чтобы моя дочь жила с достойным и уважаемым человеком! Счастливой семейной жизнью! Поэтому, Николай, тебе придется поменять свое отношение не только к учебе, но и к жизни в целом, если ты хочешь, чтобы мы с тобой подружились. Это я тебе сейчас не как декан говорю, а как отец Алисы.

– Я осознаю всю степень своей ответственности, Петр Сергеевич! И я действительно люблю Алису, поэтому приложу максимум усилий, чтобы доказать вам, что я ее достоин!

– Мне не надо ничего доказывать, ты это ей докажи! Потому что ты и вправду небезразличен ей, – с каким-то сожалением в голосе произнес он.

– Хорошо.

– Да, кстати. Алиса сказала мне, что у твоей мамы серьезные проблемы со здоровьем и ей срочно необходима платная операция, это правда?

– Да. Правда. Операция назначена на конец этого месяца.

– Ясно. Дочь просила меня помочь тебе в этой ситуации, и я могу переговорить с головным представительством вуза, чтобы тебе отсрочили платеж за этот семестр и перенесли на следующий, но с одним только условием: ты будешь посещать все занятия. Тебя устраивает такое предложение?

– Да, Петр Сергеевич. Буду очень благодарен вам, – не думая согласился я.

– Хорошо. На следующей неделе я поеду туда и по приезду сообщу тебе результат.

– Спасибо. До свидания! – начал было ретироваться я.

– До встречи, Николай… Хотя нет, постой. Хочу поблагодарить тебя за то, что пригласил Алису в музей, и они смогли найти документ на имя моего деда.

– Все-таки это был он? – удивился я.

– Да. Спасибо.

«Вот это праздничный разговорчик, – подумал я про себя, когда покинул кабинет. – Будто ушат холодной воды вылили».

Этот разговор случился первого сентября, после того как все вернулись с летних каникул. Надо признаться, я ожидал такой беседы в будущем, но не думал, что она состоится так стремительно. Мои предположения насчет разговора сводились к тому, что он произойдет, как это обычно бывает, при знакомстве с родителями в уютной семейной обстановке за аппетитным ужином, а не в грубых стенах кабинета декана факультета. Поэтому я абсолютно был не готов к разговору и по большей степени оказался растерян, когда Петр Сергеевич так прямолинейно общался со мной.

По правде говоря, больше всего меня заботило то, что я «подписался» регулярно посещать занятия, а на это я абсолютно не рассчитывал. Ведь теперь я должен был ему за то, что он вызвался мне помочь. А больше всего на свете я ненавидел быть кому-то должным. Но это абсолютно не означало, что мне придется отказываться от своей деятельности. Это означало, что придется приспосабливаться к ней в условиях вуза…

***

– Привет! Что за срочность такая? Зачем хотел встретиться? – спросил я у Фитиля, пожимая ему руку.

– Надо Теме бабки отдать, которые сейчас есть! У него какие-то проблемы возникли, – хриплым голосом сказал он.

– В смысле бабки отдать? Мы только четыре дня назад товар у него взяли.

– Ну он попросил отдать то, на сколько продали.

– Слушай, не нравится мне все это! Это уже второй раз за последний месяц! Все это становится слишком подозрительно. Да и ты постоянно какой-то чересчур ушатанный в последние дни!

– Я нормально, просто приболел немного, – попытался оправдаться Фитиль, почесывая подбородок.

– Бля, ты че меня, за мудака держишь? Думаешь, я не вижу, что ты постоянно под медленным гоняешь? Вечно с Волком шкуру трешь, потому что он может достать тебе герыч!

– Да ладно, хватит гнать! Это было-то всего пару-тройку раз! А ты тут уже жути нагнал, как будто я тут на ломках у тебя мелочь стреляю, – злобно огрызнулся он и продолжил: – Ты и сам-то нет-нет, да убиваешься им! Думаешь, я не знаю? Короче, давай лавэ за товар и остатки наркоты, не еби мозги!

– Нихуя я тебе не отдам! Чтобы ты проторчал остатки кайфа и потом с меня спрашивали те, кто этого Артема крышует? Либо идем вместе, и я лично в руки передаю Теме все, что у меня есть, и мы с тобой прощаемся!

– Да конечно! Чтобы ты ему вот этой херни на уши навешал, которую только что мне пытался втюхать? Мол, Фитиль совсем сдулся… На герыч подсел и твой товар протарчивает, а сам подсуетишься и будешь через него брать? А меня хочешь за бортом оставить?

– Ты что несешь? Совсем, что ли, с катушек съехал? Если бы я хотел, то давно бы уже подсуетился!

– Короче, или ты мне сейчас возвращаешь все, что я тебе передал от барыги, или твоя Алиса узнает, откуда у ее Коленьки денежка ей на мороженку и цветочки! – с ядовитым сарказмом театрально произнес Фитиль.

– Ну ты и мразь! Сука, жди меня здесь через полчаса! Чтоб ты передоз выхватил от этих денег! – проклял я его и ушел домой за остатками кайфа и деньгами, которые успел поднять с продажи наркоты.

Честно признаться, я давно уже догадывался, что Никитос начал употреблять героин, несмотря на то, что в последнее время мы виделись с ним довольно редко, ведь все свободное время я практически всегда проводил с Алисой или дома с мамой. Встречались же мы в основном только по выходным в клубе и тогда, когда он отдавал барыге Артему деньги за сбытый кайф и брал новую партию. И если, находясь в клубе, ему хватало ума не употреблять, ибо было очень «палевно», и это сразу бы бросилось в глаза руководству, то при наших встречах вне стен «Муссона» он часто был «убитым» и вызывал у меня серьезные подозрения. Да и к тому же не случайно они так сблизились с Волком, потому что тот знал: у Фитиля есть бабки и есть порошок, которым он может с ним поделиться, а на деньги Волк брал им еще и герыча через Прицепа. В общем, Димон увидел в Никитосе идеального спонсора для удовлетворения его наркотических запросов. А запросы эти постоянно росли по причине такого явления, как толерантность…

С Волком в свою очередь я тоже встречался все реже и реже. В основном только в процессе нашей совместной деятельности. Так как он знал, что я практически все деньги откладываю на операцию маме, то особо не испытывал желания куражиться со мной за свой счет, да и к тому же Фитиль на тот момент подходил ему больше по той причине, что он не был загружен всякими проблемами в отношениях с больной мамой и девушкой. Единственное, для меня оставался загадкой тот факт, что Некит до сих пор не рассказал Волку о том, что я тоже барыжу кайфом, являясь его напарником, и Димон после этого не начал периодически просить меня угостить его. Объяснение этому я видел исключительно в том, что Фитилю нравилось позиционировать себя таким выдающимся наркодилером, и он всем своим видом показывал это. Но у меня такая позиция вызывала только умиление, а у других же – раздражение и презрение, так как он очень часто начинал себя вести высокомерно по отношению к тем людям, которым продавал отраву. И он, по всей видимости, не хотел разделять это звание со мной. Да я и не настаивал особо, потому что не считал наше занятие достойным, а думал, что занимался им только из-за болезни мамы.

Вообще, когда занимаешься подобным родом деятельности, то личность претерпевает практически необратимые изменения. Потихоньку начинают пропадать такие качества, как сострадание, благодарность, милосердие, забота, прощение, любовь. Их вытесняют корысть, цинизм, эгоизм, безразличие, невежество, равнодушие. И дело не только в употреблении различных веществ. Так как ни один наркотик не сравнится с тем ощущением, которое возникает, когда ты начинаешь чувствовать абсолютную власть над людьми. Когда за каких-то пару граммов белого порошка человек готов сделать практически все, лишь бы добыть его. И под воздействием этой одержимости ты можешь манипулировать им как хочешь! Например, попросить выбросить мусор, погулять с собакой, спустить колеса на машине соседа, который постоянно делает тебе замечание за то, что ты куришь на балконе, или поцарапать его «колымагу» за то, что он криво паркуется, вынести из магазина бутылку элитного алкоголя, чтобы подарить его на день рождения отцу твоей девчонки, который по совместительству является твоим же деканом, ну и на десерт предложить ему оформить очень сомнительную сделку по его же документам, с которой ты получишь неплохую прибыль. Власть пьянит гораздо сильнее любого наркотика, и это испытание может выдержать далеко не каждый. Ведь под ее влиянием самооценка взлетает до небес, а эго раздувается до катастрофических размеров. Тем более, что у Никитки была возможность оторвать от меня по сути моего единственного старого школьного друга.

Но Фитилю, судя по всему, этого оказалось мало, и он еще захотел при этом славы. Ему мало было того, что он работал ди-джеем в одном из лучших клубов города, и многие его и так знали, уделяя при этом много внимания. Видимо, он хотел еще и другой славы – дурной. Черного пиара и так далее. Он хотел и получал все, так как у него была возможность делать это, и меньше всего ему хотелось делиться этой славой с кем-то еще. И могу однозначно заявить, что зависимость от этого гремучего коктейля (славы и власти) развивается в разы стремительнее, чем от наркотиков.

После того как я отдал ему отраву и деньги, мы на какое-то время перестали общаться. Я даже перестал посещать «Муссон» по выходным и выполнять свою работу там. Обида на Никитоса еще долго не проходила у меня после той встречи…

***

– Понял, в чем суть дела? – переспросил я у Колючего и втянул в себя густой дым из бутылки.

– А что тут непонятного? Находим лохов, чтобы оформить на них контору, и срубаем с этого лавэ, – ответил он.

– Все верно! Только смотри, чтобы это ни в коем случае не просочилось в деканат и выше! Не то нас погонят из универа, как котов помойных, мы и так тут находимся под честное слово, можно сказать.

– Не очкуй, братан, все будет сделано на высшем уровне! Как в армии под присягой, – весело сказал Колек и подмигнул мне, – только я не понял относительно своей доли.

– В общем, терпила получает двадцатку, мы с тобой по пять со сделки, а ты, если хочешь, можешь еще с его доли в свою пользу накинуть, понял?

– Теперь понял, а то ты мне все какие-то проценты называешь. Еще бы калькулятор или счеты достал.

– Ладно, давай еще по плюхе, и погнали на пару, а то и так уже опаздываем.

– Ты читаешь мои мысли, старик.

После долгих размышлений я все-таки решился подтянуть Колючего в свою тему. Особенно после того, как он помог мне тогда в клубе с бывшим бойфрендом Алисы, запечатлев его супертанец на фото. Тем более у него было достаточно много связей со студентами как старших, так и младших курсов. К слову, большую часть курсовых работ, которые нам приходилось делать, доставал именно он у старшекурсников по своим каналам. Короче говоря, в Колючем я увидел надежного и перспективного партнера.

К моему приятному удивлению, Колян не стал откладывать в долгий ящик наше сотрудничество и с энтузиазмом взялся за дело. И надо признаться, его успехи превзошли все мои самые смелые ожидания. Если я в свое время праздновал с Волком доход с первой сделки, то Колючий смог отпраздновать одновременно две сделки сразу. А случилось это приблизительно так.

Я в свое время забыл упомянуть, что мой тезка был любителем игровых автоматов. Да и, наверное, не было в этом нужды, так как я особо не разделял его увлечение. Правда, он не был заядлым игроманом, но периодически позволял себе скормить бездушной машине несколько соток под пару баночек алкогольного коктейля. Помню, я тоже пытался приобщиться к этому развлечению, но как-то оно меня не впечатлило.

В общем, в очередной раз посетив игровой клуб и в азарте спустив пару соток, Колян наткнулся там на двоих его приятелей, которые учились на параллельном курсе экономического факультета. Изрядно накидавшись коктейлями, они с ним откровенно разговорились. Сказали, что тусуются и играют в этом клубе постоянно. Наблюдая за тем, с каким безумным азартом играют эти парни, мой друг впоследствии смекнул, что они являются идеальными кандидатами для нашей маленькой авантюры. Ему оставалось только одно – дождаться, пока у них закончатся бабки. И, естественно, это произошло довольно-таки стремительно. Пробив последнюю ставку, один из них отчаянно въебал кулаком по автомату, за что и был выдворен охраной из клуба. А второй спустя полчаса, тоже покачиваясь, покинул это сомнительное заведение несолоно хлебавши.

Выслушав несколько десятков минут досадное нытье с их стороны о том, какие пидорасы работают в этом задутом клубе, Колючий сделал им заманчивое предложение об оформлении конторы и получении неплохой для студентов суммы денег. К тому же он добавил, что при помощи этой «капусты» они уж точно смогут «наказать» прожорливые аппараты и вытряхнуть их наизнанку, сорвав джек-пот, и что те самые гандоны-охранники, которые работают там, еще будут вызывать им такси домой за пару-тройку соток чаевых. Что-что, а Колян умел преподнести красиво практически любую информацию, если это касалось какой-либо наживы. Видимо, общение со старшаками все-таки дало определенные плоды.

Вдохновленные его речью, они, недолго думая, согласились. И уже через три дня мы с Волком провели замечательную операцию. Когда я увидел этих парней, то в их глазах мне довелось заметить очень знакомый блеск. Такой же блеск до этого я видел только у одного типа людей – одержимых веществами, то есть у наркоманов.

Единственное условие, которое я поставил, когда брал Коляна к себе в партнеры, заключалось в том, что он не будет присутствовать при заключении сделки, так как я не хотел, чтобы они сошлись с Волком и в конце концов оставили бы меня не у дел. Да и к тому же Волк наверняка настоял бы на том, чтобы Колючий, как и я в свое время, проходил бы собеседование. В этом деле приходилось просчитывать немало возможных вариантов развития событий.

***

– Откуда ты смог достать эти деньги? – с недоумением спросила мама, когда я выложил перед ней сумму, необходимую для оплаты операции.

– Я же тебе уже объяснял, что помимо основной работы в клубе подрабатывал еще на корпоративах и свадьбах, – ответил я.

– Неужели такую сумму можно заработать таким способом в такое короткое время?

– Ну я еще немного занял у знакомых, – соврал я, чтобы это больше походило на правду.

– Сколько?

– Не много. Не переживай. Я скоро все отдам. К тому же еще декан договорился с ректором, чтобы мне отложить платеж за этот семестр.

– Сынок, если ты действительно говоришь правду, то я счастлива и горжусь тем, что у меня такой замечательный сын. Ты моя опора и надежда. Но у меня почему-то все равно есть какое-то беспокойство по поводу всего этого.

– Опять ты начинаешь? – раздраженно произнес я. – Мы знаем дату операции, нашли деньги, отсрочили оплату за обучение, что тебе еще не нравится?

– Я не говорю, что мне что-то не нравится. Просто какая-то тревога есть. Волнуюсь я за тебя, понимаешь? Ты становишься каким-то агрессивным, замкнутым, неразговорчивым. Постоянно уходишь, когда тебе звонят по телефону, как будто боишься, что я могу услышать, о чем ты говоришь.

– Да брось ты! Я просто разговариваю со своей девушкой, вот и все, и не люблю, когда кто-то это слышит.

– Кстати, ты говорил с Ильей? Помнишь, я тебя просила? Я недавно опять его маму видела и вспомнила про наш разговор.

– Если честно, то нет. Я забыл совсем про это. Но я как увижу его, то обязательно поговорю. Он в последнее время редко появляться стал на учебе.

– Обязательно поговори. Я обещала его маме.

– Тебе сейчас не об этом думать надо. У тебя через пять дней операция, так что сконцентрируйся лучше на ней.

– Да, у меня к тебе будет еще одна просьба, – задумчиво сказала мама. – Я хочу попросить, чтобы в день операции ты помолился за меня в храме и поставил свечку. Я хочу попросить батюшку, чтобы он провел небольшой молебен за мое здравие, и ты на нем поприсутствовал.

– Мам, ты же знаешь мое отношение ко всему этому! Я ненавижу все религиозные обряды! – разгневался я.

– Сынок, я знаю, но прошу сделать это ради меня.

– Ладно. Я сделаю это, но только ради тебя! Надеюсь, этот поп не будет долго причитать над моей грешной и убогой душой, – язвительно проговорил я.

– Не надо так.

Несмотря на все сомнения, я все-таки добился своей цели и нашел деньги маме на операцию. Пускай даже они были заработаны незаконным путем и сомнительными махинациями, все равно в тот момент, когда я выложил их перед мамой, я испытал гордость и глубокое удовлетворение от проделанной работы. Казалось, что все шло в елочку. У меня была любимая девушка, я посещал занятия в вузе и перестал быть на грани отчисления, у мамы должна была пройти операция с большой вероятностью благополучного исхода, у меня водились деньги, несмотря на то, что я перестал сбывать наркоту, но и от этого были плюсы, так как мне больше не приходилось постоянно жить в страхе, что могут повязать менты и прикрыть на немаленький срок.

После того, как мама уехала на операцию, я почувствовал некоторое облегчение, потому что перестал чувствовать на себе постоянный контроль с ее стороны. Алиса в тот момент тоже уехала на несколько дней к бабушке с дедушкой, и я смог позволить себе расслабиться.

Стоял солнечный осенний день. Я, Волк и Прицеп решили попить пива в центральном парке, в том самом, где мы тогда повстречали Прицепа. Естественно, пивом все не закончилось. Изначально мы договорились, что не будем употреблять тяжелую наркоту, но все пошло не по сценарию. После нескольких банок пива мы поняли, что оно как-то не особо цепляет, и Волк предложил бахнуть коньячку. Когда коньячок начал цеплять, я предложил всем покурить гашиша, который так кстати прихватил с собой. Потом мы начали угорать, прикалываться над прохожими, клеить девчонок, а когда это надоело, Прицеп решил снять вето на запрет особо тяжких веществ. Мы отправились на поиски героина, словно отчаянные лихие пираты, искавшие древние сокровища и артефакты, которые обожрались рома и, всей командой погрузившись в свою посудину, отправились навстречу приключениям. Посудиной же нам, естественно, послужила тачка Егора, которому и выпала роль капитана, так как все, что касалось приобретения «герыча», относилось к нему.

Как назло, в тот день все барыги, к которым обращался Прицеп, не могли достать нам отравы. Кому мы только не звонили. Я даже не мог предположить, что у нас в городе может быть столько наркоманов. Мы убили где-то на все эти «мутки» часов пять, периодически «догоняясь» алкоголем, но нам так никто и не смог помочь. В последний момент Егору все-таки удалось кое-что организовать, но это было не совсем то. В общем, через каких-то третьих лиц он смог выйти на старых «опиушников», которые были последователями ортодоксального наркотического течения и употребляли исключительно мак.

Когда он сообщил нам об этом, то мы с Волком отреагировали на новость с отвращением и пренебрежением. Потому что перед нашими глазами сразу встал образ облезлого наркопритона с валяющимися повсюду кровавыми шприцами, окурками и вонючими телами.

– Братан, мне кажется, это уже слишком, – брезгливо произнес Волк.

– Мне тоже так кажется, – поддержал я его.

– У вас есть другие варианты? Я сегодня четыре раза деньги на телефон клал, чтобы придумать кайф, и везде облом, – обиженно сказал Егор.

– Может, не судьба тогда нам сегодня раскумариться?

– Сам подумай, это же пиздец! Хуй его знает, что они нам сейчас там приготовят, если мы согласимся, может, тряханет так, что схватим какое-нибудь заражение крови или еще что-нибудь из этой серии, – убеждал я его.

– Мы купим все сами, они только будут варить на наших глазах, и пусть делаются первыми, а мы посмотрим на их реакцию. Если с ними ничего не случится, то и мы поставимся.

– Ну а что там надо? – поинтересовался Волк.

– Я еще не узнавал. Если будем мутить, то узнаю.

– Что скажешь, Колян? – спросил у меня Димон. – Мне лично стремно как-то лезть во все эти движения.

– Мне, если честно, тоже, – признался я.

– Ну тогда отбой.

Расстроившись оттого, что не получилось убедить нас вмазаться маком, Прицеп предложил взять еще бухла и поехать ко мне домой, чтобы уже с концами там остаться на ночь. Я поддержал эту идею, так как сам уже хотел поехать домой, тем более, что на следующий день мне надо было идти в церковь по просьбе мамы. Но тут случилось кое-что неожиданное. Волк внезапно согласился на предложение Егора замутить мака. Получается, что я оставался в меньшинстве. Радостный Прицеп тут же набрал «варщика» и попросил скинуть сообщение с перечнем необходимых ингредиентов для приготовления этого чудо-раствора. Когда он зачитал список, то я, конечно, опешил оттого, что в него входило. На мгновение мне показалось, что если добавить к этому списку какой-нибудь радиоактивный материал, то легко можно было бы создать атомную бомбу. Растворитель, уксус, сода, таблетки и другие не самые заманчивые вещества, которые меньше всего хотелось бы ощущать в своих венах. Но решение было уже принято, и мы поехали на поиски ингредиентов.

***

Самым сложным оказалось приобрести растворитель, так как был уже вечер, и практически все магазины с этим товаром оказались закрыты. К тому же нам нужен был именно определенный растворитель, и в итоге мы потратили больше часа на его поиски. Неожиданно для себя эту заветную жидкость мы нашли в маленьком магазине автозапчастей на окраине города. Потом на нашу голову свалилась новая проблема. Прицеп никак не мог дозвониться до «варщика». Телефон долго был недоступен, по всей видимости, он готовил зелье очередным флибустьерам, которые попали к нему раньше нас. Спустя где-то сорок минут Егор все-таки дозвонился, и мы наконец-то отправились по заветному адресу.

Пришвартовав свое судно в самом темном месте двора, наша команда с необходимыми ингредиентами покачиваясь двинулась в сторону подъезда. Попав внутрь, я сразу понял, что мы не ошиблись, так как в нос ударил резкий запах растворителя вперемешку с уксусом. Несмотря на то, что квартира находилась на третьем этаже, запах ощущался во всем подъезде. Я почему-то сразу мысленно пожалел соседей, которые живут в таких условиях. В пролете между этажами валялось несколько упаковок от шприцев и колпачки от иголок, которые, опять же, являлись как бы подсказками о том, что мы на верном пути. Ну и последним доказательством стала облезлая, дряхлая дверь, которая, казалось, могла вот-вот отвориться от малейшего сквозняка, и неработающий звонок рядом с ней. Аккуратно постучали, сначала нам никто не отворил, но когда Прицеп ебнул в эту дверь так, что она чуть не слетела с петель, в квартире послышался шорох.

– Ты от Альфонса? – спросил какой-то тип у Егора, когда отворил нам дверь.

– Да, – ответил Егор.

– А эти двое кто?

– Они со мной тоже.

– Вам сколько надо?

– Ну чтобы нормально было и еще завтра поправиться, – сказал Волк.

– Тогда бабки давайте сразу, – потребовал с ходу он.

– Сколько? – спросил я.

– Полторашку.

– Значит, с каждого по пятьсот, – сказал Прицеп и передал ему деньги после того, как мы скинулись.

– Заходите, – пробурчал нарк и впустил нас в хату.

Попав внутрь, я сначала даже зажмурился от того, что мне в нос ударила гремучая смесь из самой разнообразной вони. Запах основных ингредиентов для приготовления опиумного раствора – растворителя и уксуса – перемешивался еще с целой кучей самых отвратительных ароматов: сигарет, пота, вонючих носков, сырости из ванной и прочих. Я как будто оказался в средневековой таверне, где нашли свое пристанище самые низшие слои общества того времени – прокаженные, чумные, юродивые и так далее. Пол устилал черный от грязи паркет, в который с годами въелись отчаяние и безысходность положения обитателей данного места. Отсутствовавшие кое-где доски этого самого паркета как будто вели обратный отсчет времени, отведенному местным постояльцам. И это было похоже на своего рода проклятие, которое, казалось, спадет в тот момент, когда на полу останется определенное количество паркетных досок, и однажды в дверь постучатся доблестные опера и снимут заклятие, или же, может, случится пожар от вспыхнувшего растворителя, который сожжет дотла это богом забытое место. Ну а может, произойдет еще что-то. В любом случае страдания людей так или иначе прекратятся, и это будет облегчением для них.

Дальше случилось то, чего я больше всего боялся… Хозяин притона любезно попросил нас разуться. Меньше всего в жизни мне хотелось бы ходить в светлых носках по такому полу, но я ничего поделать не мог, и пришлось разуваться. Мы прошли на кухню, где сидело за столом на табуретке еще одно тело. В его рту медленно тлела сигарета, а сам он то и дело залипал, медленно покачивая головой, словно маятником, чтобы сохранять баланс и не рухнуть с этой табуретки. Глаза резало от табачного дыма, который застилал абсолютно все пространство этой богадельни. В углу кухни стояла старая советская газовая плитка с четырьмя конфорками – двумя маленькими и двумя большими. С одной большой была снята насадка, и из нее полыхало огромное пламя, как будто из Вечного огня. Потолок кухни был почерневшим от копоти, и местами с него осыпалась побелка. Справа от плитки располагалось окно, прикрытое желтыми занавесками, которые, по всей видимости, изначально были белыми, но, годами впитывая никотин и смолы, исходящие от табачного дыма, приобрели новый оттенок. В противоположном от плитки углу находилась раковина, в которой громоздилась целая гора немытой посуды: сковородки, тарелки, рюмки, чашки и так далее. В общем, данное место можно было назвать эталонным притоном, и если бы здесь задумали снять фильм, посвященный классическим наркоманам, то лучшей обители было не найти.

Мы поздоровались с втыкающим на табуретке туловищем, которое, как оказалось, звали тоже Дима, как и Волка. Потом хозяин притона, которому я тут же дал прозвище Алхимик, встал на табуретку и полез рукой в вентиляцию, предварительно сняв с нее решетку. Достав оттуда два черных небольших целлофановых пакета, он спустился и положил их на стол. Взяв один из них в руки, я увидел внутри маковые семечки. И тогда до меня дошло, что это и был основной ингредиент для приготовления нашего чудо-вещества.

Проверив содержимое пакета, который мы принесли, и убедившись, что мы ничего не забыли, Алхимик велел кому-то одному остаться на кухне, а остальным пройти в зал, чтобы не мешать в приготовлении опиума. Помогать вызвался Волк, а мы с Прицепом пошли в зал дожидаться, когда произойдет заветная реакция, и мы наконец-то будем вознаграждены за наши труды.

Зал представлял собой не менее удручающее зрелище, чем кухня. В углу стояла старая скрипучая кровать, у которой отвалились один подголовник и ножки, а на ней валялось сальное ватное одело с многочисленными прожженными дырками, которые образовались от не затушенных бычков. Напротив обнаружился древний советский телевизор с антенной сверху. на экране шло какое-то очередное модное ток-шоу, которое едва можно было разглядеть из-за помех. Я и не думаю, что оно вызывало интерес у хозяина этой квартиры. Скорее, телевизор работал просто для фона, чтобы создать иллюзию присутствия здесь некой домашней обстановки. Но даже шум этот не мог приглушить давящего, гнетущего чувства одиночества, которое пропитало собой всю квартиру…

Спустя где-то двадцать минут запах уксуса и растворителя резко усилился, и это подсказывало нам, что алхимики, которые заперлись на кухне, вот-вот изготовят волшебный эликсир. И действительно вся окружающая обстановка как будто бы свидетельствовала о том, что завсегдатаи и постояльцы этого места каждый раз приходят за новой порцией магического эликсира, который изготавливает для них местный алхимик. Зелье, которое может на какое-то время вдохнуть в их усопшие души жизнь, становится для них ее же смыслом. Но самое печальное заключается в том, что, приходя в очередной раз за новой дозой, они больше всего мечтают никогда больше сюда не вернуться, в глубине души надеясь, что этот визит теперь уж точно станет последним…

– Ну что, ребятки, вы готовы отведать нашей кухни? – спросил Волк, еле шевеля языком, когда зашел в комнату. По его виду сразу можно было сказать, что он уже вмазался, и его конкретно убило.

– Давай быстрее, а то мы уже чуть не уснули здесь! – пожаловался Прицеп. – Так вы еще там и вмазывались, оказывается.

– Ну естественно, должны же мы были убедиться в качестве нашего раствора, – прохрипел барыга.

– Вот, держите, господа, – залипая, пробурчал Волк и выдал нам по огромному шприцу с темно-коричневой жидкостью внутри.

– Как таким баяном делаться? – с недоумением спросил я.

– Ладно, давай я тебя сделаю, а ты мне потом поможешь зажать и подержать руку, – предложил Прицеп, – так как на это туловище (махнул в сторону Волка) рассчитывать уже не приходится.

– Хорошо, давай.

Признаться честно, мне было страшно вгонять этот раствор в свою вену, так как он выглядел очень ядовито, и его было очень много – где-то в районе трех с половиной кубов, а я до этого никогда не употреблял такое большое количество внутривенно. Но деваться некуда, и я, закатав рукав, оголил «центр» для укола. Надо сказать, что у Егора рука уже была набита, и ему не составило труда вмазать меня. Спустя несколько секунд после введения последней капли раствора я просто обомлел от того, что начало происходить со мной. Если бы я в тот момент стоял на ногах, то наверняка бы они у меня подкосились, но хорошо, что я сидел на диване, а потом и вовсе лег на него, свесив ноги на пол. С ног начала подниматься волна тепла, растекаясь по всему телу и отдавая приятными покалываниями в кончиках пальцев рук. На лицо как будто сползла маска умиротворения и покоя – абсолютного блаженства. Голос стал хриплым, зрачки сузились до размера иголки, а движения стали плавными и размеренными.

– Ты заебал валяться, давай уже помоги мне, – голос Егора вернул меня в действительность, и тут я заметил, что он закатал рукав и, видимо, не дождавшись меня, попытался сам поставиться, но все его попытки были тщетными, и он лишь наделал себе несколько проколов, из которых теперь обильно сочилась кровь прямо на грязный паркет. А в «баяне» раствор стал темно-бурого цвета, так как он перемешался с кровью. Выглядело все это достаточно омерзительно.

– Ты что, не мог меня дождаться, что ли? – еле выдавил я из себя и тут же начал залипать.

– Ты уже минут пятнадцать втыкаешь так! И Волк тоже вон в углу на кресле растекается!! Волк!!! Димон, бля!!!

– Хули ты орешь? Ща соседи мусоров вызовут, – раздался голос с кухни, – давай сюда свою пукалку, ща ужалю тебя, а то заебал орать, – сказал барыга-алхимик и вырвал шприц из рук Прицепа.

После пары неудачных попыток ему все-таки удалось вмазать Егора, и тот наконец-то успокоился и начал ловить приход. Потом он с трудом достал из пачки сигарету, кое-как прикурил ее и залип с ней во рту…

***

– Бля, что с ним!? – с недоумением спросил я, когда немного пришел в себя и увидел, как Волк с барыгой трясут Прицепа и отвешивают ему хлесткие пощечины.

– Что-что! Не видишь, что ли? Отъехал пассажир!!!! Принеси воды лучше холодной!!

– В смысле отъехал!? Передознулся, что ли!?

– Да, братан! Передоз у него!!! Надо откачивать быстрее! – громко пояснил Волк.

Я ломанулся на кухню, схватил первую попавшуюся кружку с желтым налетом внутри, сполоснул ее и набрал холодной воды. Когда я вернулся в комнату, то оцепенел от увиденного – Прицеп лежал на полу на спине с закатившимися глазами и синими губами, а Волк хлестал его по щекам, в то время как Алхимик стучал кулаком по груди. Из его нутра раздавался жуткий хрип после каждого удара барыги.

– Бля, ты уебался!? Ты ему ща все ребра переломаешь нахер!!! – не выдержал я и, отшвырнув барыгу в сторону, взял за плечи, а потом приподнял Прицепа и вылил ему на голову стакан холодной воды.

– Забирайте его и уебывайте нахуй отсюда!!! Не хватало, чтобы он еще зажмурился у меня на хате, – злобно прокричал барыга и метнулся на кухню, чтобы отдать нам остатки раствора, который предназначался на завтра.

– Куда мы его в таком виде потащим? – огрызнулся Волк.

– Мне похуй! Делайте что хотите!!!

– Лучше бы помог, чем сливаться!!!

– Чем? Похоронить его!? – с сарказмом ответил Алхимик.

– Он, блядь, еще живой!!! – не унимался Волк.

– Тогда тащите его на улицу и откачивайте там!!! Мне здесь жмуры не нужны!!!

– Надо вызывать скорую! – растерянно пробормотал я.

– Несите его во двор на лавку и вызывайте туда скорую!!! Сюда я их не пущу!!! – не унимался барыга.

– Вот гандон, бля!!! Ладно, Колян, хватаем его под руки и понесли на улицу, – скомандовал Димон.

Мы с трудом подняли обмякшее тело Прицепа и вынесли его из квартиры в подъезд. По пути на улицу я попросил Димона остановиться и подождать меня.

– Ты куда?

– Надо попросить у этого мудака бутылку с холодной водой, чтобы обливать его, когда будем откачивать.

– Давай быстрее только!!! Времени в обрез!!!

Я поднялся обратно к барыге и начал ломиться в дверь.

– Что еще? – с недоумением спросил он, когда открыл.

– Раствор забыли! И налей воды холодной в бутылку!

– У тебя кореш вот-вот откинется, а ты о растворе думаешь.

– Давай не умничай здесь! Сам нас только что выгнал хоронить его, а теперь мораль мне здесь читаешь о дружбе? В праведники метишь?

– На! И больше никогда не приходи сюда!!! – сказал Алхимик после того как передал мне шприц с раствором и пластиковую бутылку с водой.

Мы вынесли тело Егора на улицу и посадили его на лавку рядом с подъездом. Несколько минут интенсивно откачивали его. Трясли, продолжали отвешивать пощечины и поливать водой. Но Прицеп никак не реагировал. Губы стали уже практически черными, а лицо бледным. Надежда спасти его таяла с каждой секундой.

– Бля, братан, уже люди из окон повылазили. Ща не дай бог ментов вызовут, – осторожно сказал я.

– Похуй на них! Надо пацана спасать!

– Мне кажется, что мы ему уже ничем не поможем, – с досадой произнес я.

– Не гони! Он вот-вот очнется!

– Это вряд ли.

– И что ты предлагаешь? – с недоумением спросил Волк.

– Валить отсюда! Что непонятного? Если приедут менты, то упакуют нас, но это еще не самое страшное! Самое страшное – это когда кореша Егорки из блаткомитета узнают, что мы были с ним, когда он отъехал, и вот тогда нам несдобровать! Нас будут искать повсюду, понимаешь?

– То есть ты сейчас предлагаешь оставить его подыхать тут? А если бы на его месте оказался я, то ты бы тоже бросил меня остывать на лавке? – не унимался Волк.

– Если бы понимал, что ничем не могу тебе помочь, то да, – честно признался я.

– Да уж, вот это расклад! От кого от кого, а от тебя я никак не ожидал такого услышать.

– Да, бля! Это была его инициатива – раздобыть этого дерьма и вмазаться им. Кто в этом виноват теперь? Я? Ты? – пренебрежительно вскрикнул я. – Хватит тут играть в боевых фронтовых товарищей! Я больше чем уверен, что он на моем месте поступил бы так же и тоже съебался!

– Как же тебя поменяло все это дерьмо, – расстроенно проговорил Волк.

В этот момент уже мысленно похороненный Прицеп вдруг издал продолжительный хрип, а потом застонал. Мы с Волком тут же закончили перепалку и усадили Егора поровнее на лавке. Он с трудом начал дышать, издавая при этом все тот же хрип. Потом стал бредить и пытаться держать голову прямо, но она постоянно запрокидывалась то вперед, то назад. Узкие зрачки постоянно закатывались под веки, несмотря на то, что он делал попытки открыть глаза.

– Понесли его в тачку быстрее! – скомандовал Волк, а потом мы подхватили Прицепа под руки и потащили его к машине. Усадили на заднее сидение, после чего Волк «прошарил» его карманы и вытащил ключи от машины. Сев за руль, он без раздумий завел мотор и тронулся с этого проклятого двора. Я устроился на заднем сиденье с Егором и время от времени приводил его в чувство, чтобы он снова не отключился. С огромным трудом мы доехали до моего дома, так как Волк тоже всю дорогу залипал и норовил уснуть прямо за рулем, благо у меня получалось периодически приводить его в чувство ударами по креслу.

Когда мы наконец-то остановились возле моего подъезда, Прицеп уже находился более-менее в жизнеспособном состоянии. Он по-прежнему ничего не говорил, но уже легко приходил в себя, когда я его взбадривал. Из машины он практически вылез сам, и мы его только немного придерживали, а на крыльце подъезда он даже смог попросить у нас закурить, что мы с удовольствием и предоставили ему, а также закурили сами. Повисла гробовая тишина, и я слышал только, как тлеет моя сигарета при очередной затяжке. Я запрокинул голову и увидел над собой звездное осеннее небо. И только в тот момент понял, как же мне классно, когда прошла вся эта суета с Прицепом, когда я не думал ни о маминой операции, ни о прошлом, ни о будущем, а был прямо здесь и сейчас под опиумом, который так тепло растекался по моему телу, как будто в меня залили самое совершенное моторное масло, и оно смазывало каждый сустав, каждую прожилку, каждую клетку моего организма, и я чувствовал в тот момент, как оно, вязкое и теплое, растекается по организму, делая его абсолютно идеальным.

***

На следующее утро мы проснулись, и каждый, наверное, пожалел об этом по-своему. Состояние было омерзительным. Печальнее всех, конечно, выглядел Прицеп, так как после нашей «реанимации» он достаточно серьезно пострадал, как впоследствии выяснилось. Он с трудом мог говорить, так как у него разнесло левую щеку и сильно болел левый бок. У меня же была сильная головная боль и одолевал «сушняк». Только Волк выглядел относительно свежим, и то скорее потому, что успел сбегать с утра в магазин и купить пару банок пива. Но самой плохой новостью для меня стало то, что мне в этот день надо было ехать в храм по просьбе мамы. В таком состоянии мне меньше всего хотелось делать это, и я вспомнил про остаток наркотика, который вчера в последний момент забрал у барыги-варщика. Я рассчитывал употребить его после посещения храма, но теперь понимал, что только этот «волшебный эликсир» может придать мне сил и избавить от этого скотского состояния, в котором я тогда пребывал. Да и глядя на Егора я понимал, что он тоже не откажется от инъекции обезболивающего раствора, чтобы облегчить свои страдания.

Выпив кофе с бутербродами, я принес заветный раствор и положил его на стол. Парни были приятно удивлены, но возникла одна проблема. Раствор был в одном шприце.

– Давайте поделим его, и я солью вам вашу часть в рюмку, сделаюсь первым, а потом вы по очереди? – предложил я.

– А с хуя ли ты должен первым делаться? – возмущенно спросил Волк, и Прицеп тут же его поддержал, что-то промычавсквозь зубы.

– Ну потому что я забрал раствор, и благодаря мне он сейчас здесь, а не у того барыги в вене.

– Но это общий раствор, – с трудом выжал из себя Егор сквозь сжатые зубы.

– Тогда кто-то из вас пусть идет в аптеку за инструментами.

– Далеко идти? – поинтересовался Волк, так как прекрасно понимал, что он по сути единственный кандидат на эту роль, потому что я был хозяином квартиры и оставлять их у себя не собирался, а Прицеп не в том состоянии, чтобы даже съездить на тачке, так как еле передвигался даже по квартире.

– Ну, минут пятнадцать где-то.

– Хорошо! Давай тогда тянуть жребий! Так будет по-честному, – предложил он.

Егор тоже поддержал его, и мне пришлось согласиться, хоть и не без обиды на то, что у меня не получилось убедить их в своем праве употребить маковый раствор первым. Хотя дело, наверное, было не в этом, а в том, что я не почувствовал от них какой-то благодарности за то, что смог забрать раствор накануне.

А тем временем Волк достал три спички из коробка, который я ему дал, взял нож, укоротил две из них на разную длину, а потом сказал:

– Короче, три спички разной длины. У кого самая короткая, тот вмазывается первым, средняя – вторым, ну а кому выпадет целая – последним.

– Ладно, давай тянуть жребий, – торопливо сказал я.

– Хорошо, учитывая, что ты все-таки додумался вчера забрать кайф, мы готовы с Прицепом уступить тебе вытянуть спичку первому! – почтительно произнес Димон и протянул мне спички.

– Ну спасибо, блять, вы так щедры! – с едким сарказмом поблагодарил я и вытянул спичку.

К моему глубокому разочарованию, это была самая длинная спичка, что означало: мне придется колоться последним. Прицеп оказался вторым, ну а почетное первое место, соответственно, досталось Волку. Дальше победитель взял шприц и слил две трети раствора, которые предназначались нам, в рюмку. Быстро поставившись, он передал баян как эстафетную палочку Егору, а сам закурил сигарету и стал ловить приход. «Серебряный призер» несколько минут промывал шприц в ванной, а потом кипятком из чайника, до тех пор, пока я не начал подгонять его. На этот раз у него получилось достаточно быстро уколоться, где-то с третьей попытки, и в тот момент я сильно нервничал, так как боялся повторения вчерашнего, но вроде все обошлось, и Прицеп остался в сознании.

Наконец-то настала моя очередь, и я тоже сначала промывал инструмент в ванной, а потом в кипятке по примеру Егора. Посмотрев на своих товарищей, я с досадой понял, что на них рассчитывать не придется, чтобы поставить меня, поэтому вся надежда оставалась только на себя самого. Перетянув руку ремнем, я нащупал самую большую вену и вонзил туда уже достаточно притупленную иглу. Она с хрустом вошла, и по тонкой алой полоске крови я понял, что попал, и медленно задвинул поршень до упора. Спустя несколько секунд почувствовал уже знакомое покалывание в пальцах рук и тепло по всему телу…

– Димон, а теперь скажи мне, только честно, – если бы тебе досталась длинная спичка, то ты бы стал вмазываться после нас? – спросил я севшим голосом спустя какое-то время после того, как покурил.

– Нет, братан. Я бы тогда пошел в аптеку.

Залипнув где-то еще минут на сорок у меня дома, мы сидели на кухне практически молча, лишь изредка что-то невнятно произнося, пока я не сказал, что пора собираться и ехать в храм. Прицеп возразил, что не сможет поехать с нами, так как все-таки решил посетить больницу из-за своих травм и, как впоследствии оказалось, не зря. После обследования выяснилось, что у него были сломаны два ребра и челюсть после нашей «интенсивной терапии». Волк тоже не захотел составить мне компанию, чтобы приобщиться к высокому, и сослался на то, что обещал помочь матери на огороде. Ну а мне ничего не оставалось, как ехать и исполнять свое обещание…

***

Приехав в указанную мамой церковь, я зашел внутрь и тут же испытал сильнейший дискомфорт, несмотря на то, что меня продолжал достаточно сильно «накрывать» наркотик. Я походил мимо церковной утвари и икон, делая вид, что молюсь, так как за мной наблюдала послушница, которая стояла за прилавком со свечами и другими церковными атрибутами в притворе. В конце концов я не выдержал, подошел к ней и спросил, где находится священник, сказав, что моя мама заказывала у него молебен. Она ответила, что он вот-вот должен подойти, и предложила подождать его на лавочке. Но я решил дожидаться на улице, чтобы не дышать этим ладаном, который дико раздражал меня. Я вышел, закурил сигарету и сладко залип на какое-то время, пока меня кто-то не одернул:

– Молодой человек, вообще-то на территории храма курить запрещено!

– Извините, я просто переживаю сильно, – начал оправдываться я, почесывая нос.

– Вы кого-то ждете? – спросил незнакомец.

– Да. Батюшку. Моя мама договаривалась с ним о молебне.

– Вы, стало быть, Николай?

– Да! А вы?

– Отец Александр, – сказал незнакомец и протянул мне руку для пожатия.

Признаться честно, я думал, что встречу очередного попа в рясе, обвешанного крестами и с кадилом в руке. А тут оказался обычный мужичок лет шестидесяти в потертой джинсовой куртке и таких же не менее потертых джинсах. Подъехал на советском велосипеде, достаточно ухоженном, и было видно, что хозяин бережно относится к нему.

– Проходите в здание церкви и подождите меня там. Я сейчас переоденусь и подойду, – сказал батюшка и укатил в сторону небольшого здания, где, по всей видимости, находилось подсобное хозяйство.

Я снова зашел в церковь и расположился в самом дальнем углу, но в какой-то момент меня начал одолевать «сушняк», и сильно захотелось пить. Осмотрев все помещение, я с облегчением увидел в противоположном углу емкость в виде бака со святой водой, на котором стояли несколько одноразовых пластиковых стаканчиков. В этот момент я почему-то испытал невероятное чувство брезгливости и отвращения от одной только мысли о том, что мне придется пить из них, представив, что до меня это делало огромное количество самых разных людей. Изначально я подумал, что, может быть, мне попить, просто открыв кран из бака, но понял, что если кто-то зайдет и увидит меня в таком положении: сидя на корточках, как у колонки возле дороги, – то вряд ли войдут в мое положение. Поэтому я взял эти стаканчики и выбросил их в приоткрытое окно, которое размещалось над баком.

– Простите, а у вас не будет случайно стаканчика, чтобы попить водички, – спросил я у послушницы и указал в сторону бака.

– А что, разве там нет? – удивленно спросила она.

– К сожалению, нет.

– Хм… странно. Я ведь только сегодня ставила их туда. Хорошо, вот держите и оставьте его, пожалуйста, там.

– Спасибо, – поблагодарил я и быстрым шагом направился в сторону заветного бака, который во всем этом пустом, позолоченном до ослепительной тошноты блеске казался оазисом и единственным полезным предметом во всем помещении.

Я с ходу выпил три стаканчика со святой водой и принял решение налить еще один, чтобы, если захочется пить во время службы, не бежать к баку. Молебен еще не начался, а у меня уже возникло непреодолимое желание покинуть это место, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Вскоре наконец-то пришел батюшка, и мы начали. Он разместился практически перед самым алтарем, открыл молитвослов и стал громким голосом вслух читать какие-то молитвы, а я, стоя справа от него и чуть позади, начал залипать.

Сначала я попробовал как-то сконцентрироваться на маме и представить, что операция прошла успешно, и она, довольная и счастливая, вернулась домой, где я бы ее встречал под ручку с Алисой и с букетом цветов. Но продлилось это, как мне показалось, не больше трех минут, а потом я начал залипать, а когда приходил в себя, то меня посещали какие-то мрачные мысли. Я вспоминал Фитиля, ту ситуацию с мобильником и наш последний разговор, ситуацию с Оленем, с бывшим Алисиным молодым человеком, вчерашний вечер у барыги и передоз Прицепа. И эти воспоминания вызывали у меня злость и ненависть, и… возможно, вину, но я всеми силами отгонял от себя эти мысли и чувства, искал оправдания своим действиям и, безусловно, находил. В конце концов я остановился на том, что мне хочется курить, и стал думать, что когда наконец-то вся эта «экзекуция» закончится, то я с удовольствием закурю сигарету. В какой-то момент я достал мобильник и посмотрел на часы, с удивлением заметив, что прошло всего лишь пятнадцать минут от начала службы, а мне на тот момент казалось, что мы стоим уже не меньше часа, и от этого меня еще больше начало раздражать все вокруг. В конце концов я не выдержал и сел на лавку, которая шла вдоль стены. Залпом выпил заготовленный стаканчик с водой и опять залип…

– Николай, просыпайтесь, уже все закончилось, – сказал отец Александр, аккуратно подергивая меня за плечо.

– Простите, что не выстоял до конца, просто тут очень душно у вас, – со стыдом произнес я, чтобы хоть как-то оправдаться.

– Ничего, бывает. Может быть, вам нужна помощь? Вы как-то устало выглядите.

– Нет, спасибо. Со мной все нормально, просто не выспался. Да и что вы можете предложить? Помолиться за меня? – с сарказмом произнес я.

– А вы считаете, что это не является помощью? – мягким голосом поинтересовался батюшка.

– Я считаю, что нет, что это пустая трата времени.

– Но ведь людям на протяжении тысячелетий известно, что молитва является одним из основных инструментов духовного преображения, с помощью которого изменяется мышление с негативного на более позитивное, а от него, в свою очередь, коренным образом зависят качество жизни и удовлетворение от нее.

– Хотите действительно знать, что я думаю по этому поводу? Я считаю, что нет никакого духовного преображения, да и вообще никакой духовности. Что нет никакого «тонкого» мира со своими законами, с богом и дьяволом, с ангелами и бесами, а есть только животный мир, в котором постоянно идет борьба за выживание, за место под солнцем, и побеждает в ней наиболее сильный. А духовность – это выдумки слабых для того, чтобы хоть как-то оправдать свое жалкое положение и отчаянное существование под предлогом смирения, терпения и какой-то «высшей» награды после смерти. Духовность – это ментальная ловушка для сильных, попадая в которую, они слабеют!

– Да, но ведь огромное количество сильных людей были духовными, – попытался переубедить меня батюшка.

– И от этого становились только слабее.

– Наоборот. Они становились сильнее. Ведь вся суть духовного роста направлена на сопротивление своему животному началу – своим инстинктам, страстям, желаниям, под влиянием которых люди становятся одержимы ими, которые начинают управлять ими в той или иной степени и от которых становишься крайне зависимым.

– А зачем? Зачем сопротивляться, если это заложено самой природой? Получается, что это противоестественно!

– Но ведь вы сами сказали, что жизнь заключается в постоянной борьбе, только в моем случае борьба направлена внутрь себя, чтобы измениться и подстроиться под внешний мир, а в вашем она направлена во внешнюю среду, чтобы изменить мир и подстроить его под себя, только если в первом случае есть небольшие шансы на успех, то во втором я вижу обречение на поражение, – более сурово сказал батюшка.

– Ну хорошо, а как вы понимаете, что духовно растете? По количеству жженых свечей или облобызанных за день икон? – с сарказмом спросил я.

– Это не имеет никакого отношения к духовности! Это такой психологический прием, действие, если хотите, выполняя которое, вы возвращаете ваши мысли в сторону Бога и способствуете общению с ним. А иконы – это визуализация образа, которая направлена на то же самое. Все эти инструменты отточены веками и служат лишь для концентрации мыслей для самосовершенствования, но очень многие не понимают этого и ограничиваются лишь обрядами, не пытаясь вникнуть в суть. А духовный рост начинается с осознания глубины своего падения! – пояснил священник.

– Ну и как же ее осознать? Вспомнить, сколько раз не уступил место бабушкам в общественном транспорте или не помог перейти дорогу?

– Нет. Для начала понять, что можно попросить для себя отдельный стаканчик, чтобы попить воды, из-за того, что брезгуете, а не выкинуть в окно использованные и врать, что их там не было.

***

«Блять, после таких бесед хочется принять душ, – подумал я, когда вышел из церкви и закурил сигарету, – вот он, очередной человек-комар, который абсолютно убежден в том, что знает, как всем окружающим надо жить. Достать бы какое-нибудь средство, чтобы побрызгаться им, и такие персонажи за версту его чуяли и не могли подойти».

Весь последующий день я провел дома. Даже не пошел встречать Алису, сославшись на плохое самочувствие. К тому же я знал, что она не обидится, если я ее не встречу, так как была в курсе, что моей маме сегодня назначена операция, и я переживаю по этому поводу. И я действительно переживал, даже сквозь наркотический дурман испытывал чувства тревоги и беспокойства. В какой-то момент у меня даже возникла мысль действительно помолиться, но, вспомнив сегодняшний разговор с отцом Александром, я быстро отбросил эту идею. Моя гордыня не позволяла допустить даже малейшую мысль о том, что он был прав. Особенно после того, как он обличил меня в тех стаканчиках, которые я выбросил, ведь по сути мне нечего было возразить ему, и даже несмотря на опиумную эйфорию, я почувствовал стыд, а это чувство, как, пожалуй, и все люди, я презирал более остальных. Но что было самым интересным для меня – практически никто из моих друзей, приятелей, родных и знакомых не позвонил в тот день и не поддержал меня. Тогда со мной связались только два человека – Колючий и Алиса, и я был благодарен им за это.

Выкурив несколько сигарет подряд, я решил поспать, пока меня еще «не отпустило», и как только я коснулся лицом подушки, то практически сразу же вырубился. Что-что, а под опиатами очень сладко и глубоко спится. А еще под ними снятся очень яркие и насыщенные сны, которые, конечно, в большинстве случаев потом не помнишь, но бывает, что запоминаешь какие-то фрагменты, и, проснувшись, понимаешь какие они были отчетливые.

Вот и на этот раз мне снились Фитиль и Колючий. Они что-то бурно обсуждали между собой, а когда к ним подошел я, то сразу замолчали, и даже сквозь сон я почувствовал сильную тревогу. Как будто случилась какая-то трагедия, которая имела непосредственное отношение ко мне. Когда я начал их спрашивать, что случилось, они какое-то время молчали, а потом без всяких слов пошли прочь от меня в разные стороны. И в тот момент я испытывал уже не тревогу, а скорее ужас и оцепенение, особенно после того, как попробовал что-то сказать вслед и понял, что у меня начинают высыпаться изо рта зубы. Причем они откалывались и крошились, словно битое стекло. Я начал подставлять ладони, чтобы эти осколки падали в них, а потом стал пытаться вставить зубы обратно, но они уже не подходили, так как часть раскрошилась прямо в руках, едва я взял эти осколки. Когда я это понял, мне почему-то пришла идея срочно бежать в больницу и нести остатки, чтобы мне их вставили обратно врачи… Впоследствии мне достаточно часто снились сны, в которых у меня возникали проблемы с зубами.

Проснулся я в довольно скверном расположении духа. С одной стороны, было противно то, что я увидел во сне, а с другой – понимал, что наркотик практически отпустил, и сожалел об этом. Конечно, «отходняки» от опиатов невозможно сравнивать с «отходняками» от стимуляторов, после которых весь мир кажется одной большой зловонной братской могилой, в которой ты лежишь, еще еле живой, на самом ее дне. Но все равно после опиума чувствуется, как незаметно подкрадываются апатия, уныние, скука и тоска. С такими чувствами я взял пачку сигарет с зажигалкой и отправился курить на балкон.

Когда я вернулся, то взял телефон в надежде увидеть сообщение от мамы о результате операции, но его по-прежнему не было. Потом я попробовал набрать ее, но телефон был выключен. И тогда, чтобы как-то отвлечься, я взял карандаш и стал сочинять очередной текст…

***

Я понял, что дурак и гений – 

Две грани сущности одной. 

У тыщи ртов – тысяча мнений

Сокрыты в истине простой! 

Я не прошу меня понять, 

Всего лишь выслушать немного – 

Немного время потерять, 

И не судите меня строго… 

Я помню, как во мне кипела 

Жизнь, билась из меня ключом!

Потом все резко омертвело, 

Внезапно стало ни о чем. 

Теперь я в прошлом утопаю, 

Не вижу будущего я. 

Все больше я себя ломаю, 

Меня нет больше у руля. 

Но все же буду откровенен —

Надежда теплится внутри! 

Пока течет она по венам,

Я буду жить, а ты смотри.

– Опять какое-то сплошное нытье, блять! – вслух произнес я, после чего выдрал лист с текстом из блокнота, смял его, а потом разорвал на мелкие кусочки и с раздражением выбросил их в окно.

Как только я закрыл окно, то тут же раздался сигнал телефона. Наконец-то пришло заветное смс от мамы:

«У меня все хорошо. Операция прошла успешно».

Я на мгновение закрыл глаза, сделал глубокий вдох и позволил себе пустить слезу, которая зрела на протяжении всех этих долгих дней, в которые я вкладывал все свои силы, чтобы только прочитать эти два предложения на экране мобильного телефона.

– Все позади, – сказал я себе, – можно расслабиться.

Пора было начинать новый этап в жизни. Без всех этих авантюр, махинаций, манипуляций и так далее. Я просто устал. Как никогда раньше, хотелось какого-то покоя. Посвятить себя отношениям с Алисой, с мамой, закончить универ и жить обычной жизнью. Без страхов, суеты, сомнений, тревоги, озабоченности и всего того, от чего я так устал за последнее время. Но, как оказалось впоследствии, все было не так просто, как я ожидал.

***

– Алло, привет, можешь говорить?

– Да, могу.

– Мне нужна твоя помощь. Я сейчас в больнице нахожусь, можешь приехать?

– Что случилось?

– Это не телефонный разговор. Можешь приехать ко мне сегодня вечером?

– Вообще-то я с Алисой сегодня встречаюсь, так что вряд ли.

– Братан, пожалуйста! Я знаю, что ты на меня обижен, но мне больше не к кому обратиться. Буквально на полчаса, я больше не прошу.

– Ладно. Попробую, – сказал я и положил трубку.

Это был Фитиль. Мы с ним не общались больше месяца, и его звонок стал для меня неожиданностью. Я не хотел с ним встречаться, потому что действительно был еще зол на него, но, учитывая его положение, все-таки задумался. Он находился в больнице и думал, что сможет вызвать у меня этим чувство жалости, но он в очередной раз ошибся. Мне абсолютно не было его жалко, но, признаюсь честно, он смог меня заинтересовать, и меня взяло любопытство, как он умудрился попасть туда и что случилось.

В итоге я позвонил Алисе и перенес встречу, несмотря на то, что ее это расстроило, и пришлось сказать ей правду про Фитиля. Она предложила навестить его вместе, но я сказал, что он якобы договорился с дежурной медсестрой, чтобы меня пустили к нему вне времени, отведенного для посещений больных.

Оказалось, что он лежал в терапевтическом отделении в общей палате человек на восемь. Когда я вошел, на меня как-то подозрительно покосились его соседи по палате, а Фитиля я даже не сразу узнал. Осунувшееся лицо, огромная щетина, сальные, нестриженные волосы. Он лежал на самой дальней от входа кровати и разгадывал сканворд. Пройдя, я сухо поздоровался и сел на угол кровати.

– Спасибо, что приехал, – поблагодарил он.

– Давай быстрее, у меня времени мало. Алиса ждет.

– Короче, братан, у меня серьезные проблемы.

– А я здесь при чем?

– Потому что я могу рассчитывать только на тебя.

– Что случилось-то?

– Ты же знал Прицепа? Егора? – поинтересовался Фитиль.

– Ну конечно, а ты его откуда знаешь? – удивленно спросил я.

– Короче, он позавчера умер. Передознулся у себя в гараже, отъехал в машине с включенным двигателем и, по всей видимости, задохнулся от угарного газа.

– Подожди! Как? Как, блять, он умер? Я только дней пять назад с ним виделся, целым и невредимым! Может быть, ты его с кем-то путаешь? – повышенным тоном спросил я, так что некоторые соседи по палате Фитиля еще больше стали коситься в мою сторону.

– Ни с кем я его не путаю. Меня с ним Волк твой свел, и потом я периодически обращался к нему за помощью с герычем, а он брал через меня курнуть пару раз. Вот и позавчера случилось то же самое. Мы с ним взяли кайфа, поделили и разошлись по домам. Он, по всей видимости, решил вмазаться в гараже и отъехал, а я пришел домой, вмазался в ванной и тоже отъехал. Меня обнаружила мама без сознания и вызвала скорую. Те приехали и откачали, а потом доставили сюда.

– А кто тебе про Прицепа сказал?

– Пацаны позвонили, которые через меня порошок брали. Сказали, что видели нас тогда вместе, а позавчера, проходя мимо его дома, увидели, как отъезжала труповозка и рыдала его мать. Они с ним с одного района, – тихо ответил Фитиль.

– Это пиздец какой-то. Ну а от меня ты что хочешь-то?

– Я переживаю, что за Прицепа меня начнут искать и могут спросить. Боюсь, что еще узнают про мои дела с наркотой, тогда вообще труба будет. Поэтому хочу на какое-то время залечь на дно. И тихо перекантоваться где-нибудь месяцок-другой, пока вся эта движуха не утихнет. В общем, хочу тебя свести с Темой, чтобы ты работал с ним во время моего отсутствия. У тебя это хорошо получалось.

– То есть тогда ты не хотел меня с ним знакомить, а теперь вдруг созрел, когда над твоей шкурой нависла угроза, да? – с сарказмом произнес я.

– Можешь и так думать, но, во-первых, я не хочу терять контакт с ним, и к тому же я обещал ему найти себе замену. А в-третьих, я ничего не прошу у тебя за это, никакой доли и тому подобное, так что считай, что это благотворительность с моей стороны, – в таком же стиле парировал он.

– Ты знаешь предложение, конечно, интересное, но мне уже этого не надо. Я поднял те бабки, которые мне были необходимы мамке на операцию, а дальше я в это дерьмо влезать не хочу. Меня все устраивает на сегодняшний день. Мама жива, здорова, отношения с Алисой, учеба в порядке, так что не вижу смысла этим заниматься.

– Я верну тебя обратно на работу в клуб, – убедительно произнес он.

И в этот момент я впал в ступор. Не знал, что ему ответить, так как он попал в самое яблочко. Он знал, куда бить, потому что понимал: мне очень нравилась эта работа. От моей уверенной и принципиальной позиции не осталось и следа. Я задумался, и Фитиль заметил мои колебания. Он сделал такое предложение, от которого я практически не мог отказаться. К тому же в любом случае мне нужна была какая-то работа, чтобы иметь деньги на личные нужды и не нагружать этими вопросами маму, которая только-только пришла в себя после операции и еще должна была провести несколько дней в больнице.

– Мне нужно подумать, – после продолжительной паузы сказал я ему.

– Сколько тебе надо времени на это, чтобы я мог знать – искать мне кого-то еще или нет?

– Пару дней. Ты здесь сколько еще пробудешь?

– Точно не знаю, но пару дней, думаю, буду.

– Хорошо, тогда я наберу в течение этого времени, – торопливо сказал я и поднялся с кровати, чтобы направиться к выходу.

– Да! И еще кое-что. У меня обнаружили гепатит С, – шепотом сказал он мне.

– Да ну нахуй!! Ты гонишь!?!? – уже во весь голос произнес я, так что даже прибежала медсестра и попросила меня покинуть палату.

– Я посчитал, что ты должен знать об этом, – признался он, в то время как медсестра ждала, пока я выйду.

– Ну и сука ты!!! – с ненавистью сказал я Фитилю и вышел из палаты.

Покинув больницу, я даже представить не мог, как в таком состоянии встречаться с Алисой. Казалось, внутри меня кипел адский котел со всеми самыми паскудными чувствами, которые может испытывать человеческая особь. Сначала новость о смерти Прицепа бросила меня в холодный пот, и я cразу категорически не поверил этому, но здравый смысл взял свое, и мне пришлось принять ее, потом предложение о сотрудничестве с барыгой Артемом, преподнесенное в такой дерзкой и циничной форме, возмутило меня, и я стал негодовать оттого, что он вообще себе позволяет. Затем предложение вернуться в клуб – такое заманчивое и привлекательное. Ну и последняя новость просто добила меня! У него обнаружили гепатит С, а это говорило о том, что и у меня с большой долей вероятности он может присутствовать тоже, так как я неоднократно кололся с ним из одного шприца. Конечно, единственное, что вселяло надежду, – этот мудак подхватил его позже. А если это было не так, и вирус у меня тоже присутствовал, то что мне сказать Алисе? А маме? В таком случае я ставил их жизни и здоровье под угрозу. Все эти мысли съедали мой мозг, словно ржавчина.

В самом скверном расположении духа я встретился с Алисой. И это не ускользнуло от ее глаз. Она поинтересовалась, что случилось, но я сослался на то, что якобы переживаю за здоровье Фитиля. Она попыталась меня утешить и поддержать, но это не сильно помогло. Я не мог нормально с ней общаться, так как чувствовал свою вину. Мне было страшно, что я могу нанести ее здоровью тяжелый ущерб, ведь тогда гепатит С означал практически приговор.

По приходу домой я задумался, как быть дальше. Для начала, конечно, по-хорошему надо было сдать анализы, чтобы убедиться в наличии или отсутствии в моем организме вируса. Прежде всего меня интересовало также возвращение в клуб, но для этого надо было идти на контакт с Артемом. Потом мне начали приходить в голову самые разные мысли, как это все может выглядеть. Я даже допустил, что этим ребятам нужен просто козел отпущения – слить меня мусорам при удобном случае, а потом дальше продолжать свою деятельность. Что якобы им необходимо принести, так сказать, жертву циничному и беспринципному богу правосудия, чтобы отвести его суровый взор от их темных делишек. И от этого мне стало еще пакостней на душе. Тогда я начал размышлять, как бы мне поступить так, чтобы вернуться в клуб и минимизировать свое общение с барыгой. У меня промелькнула даже мысль сыграть на опережение и пустить их под откос раньше, чем они сделают это со мной, но тут возникла проблема со связями, ибо у меня их не было. А риск состоял в том, что, обратись я к тем сотрудникам, в ком не был уверен, они попросту могли бы меня слить тем людям, которые крышевали Тему. В общем, как бы я ни поступил, в любом случае приходилось бы серьезно рисковать. В конце концов я принял решение все-таки посотрудничать какое-то время с этим Артемом, но при первой же возможности слиться от него и уже полностью посвятить себя работе в клубе.

***

– Алло, привет! В общем, я определился с твоим предложением, – сказал я в трубку Фитилю.

– Что скажешь?

– Я согласен, но при одном условии, что в клубе не буду толкать это гавно.

– С этим сам уже определишься, как и где тебе это лучше делать, – ответил он.

– 

Как будем действовать дальше?

– В общем, я дам ему твои цифры, и он свяжется с тобой. Все, давай, на связи.

С этого разговора пошли долгие часы, а в последствии и дни ожидания заветного звонка от Артема. Я не знал ни числа, ни времени, когда он должен мне позвонить, поэтому меня это тревожило. Особенно я боялся, что он может позвонить в присутствии мамы или Алисы, и мне придется как-то маскировать этот звонок от них.

Но меня радовало одно, что в первые же выходные после звонка Фитиля я снова вернулся в клуб и наконец-то встал за столь знакомое мне световое оборудование. Как ни странно, но персонал «Муссона» был рад увидеть меня вновь, а администратор даже сказала, что им меня не хватало, и было заметно, как просела световая часть во время дискотек. И это было не удивительно, ведь в мое отсутствие за светом приходилось следить ди-джею, а это достаточно сложно, когда тебе приходится разрываться по сути между светом и звуком.

В эти выходные с нами работал еще один парень, Андрей, который в последствии должен был на какое-то время заменить Фитиля, потому что тот якобы уходил в отпуск на месяц. Как потом выяснилось, Андрюха тоже работал ди-джеем в каком-то диско-баре за городом, и его подтянул кто-то из наших барменов по знакомству, когда встал вопрос о временной замене Фитиля. Андрюха был приятный в общении парень, и меня никак не напрягало его присутствие. А вот с Фитилем я держался довольно сухо, потому что был еще обижен на него из-за тех манипуляций, которые он устроил, чтобы повлиять на меня. По сути, если разобраться, то его позиция была довольно ясна. Он хотел убить одним выстрелом двух зайцев сразу, если даже не трех. Ему надо было на какое-то время лечь на дно, желательно где-нибудь подальше от города, потому что он боялся, что с него могут спросить за смерть Прицепа его криминальные покровители, и в то же время он не хотел терять связь с барыгой Артемом, который давал ему товар на реализацию, а также сохранить место в клубе, чтобы во время его отсутствия никто не занял микшерский пульт, с помощью которого по сути можно было управлять настроением людей в этом заведении. В последних двух случаях связующим звеном выступал я, и с моей помощью он хотел сделать так, чтобы по его возвращению все было так же, как и до ухода. Оставляя меня в клубе, он рассчитывал, что я тоже подтяну его, когда он вернется, ведь по сути он уходил в неофициальный отпуск, так как наплел руководству про тяжелую болезнь бабушки, к которой якобы надо было поехать на время и помочь. Поэтому его опасения были вполне объяснимыми. Но он не учел одного – что я на него был очень зол, и поэтому его риски возрастали многократно.

В процессе работы по Фитилю было видно, как он нервничает, хоть он и пытался всеми силами скрыть это. Он внимательно наблюдал, как Андрюха работает, и мгновенно подмечал мельчайший косяк, хотя сам нередко допускал подобные ошибки при сведении. И мне было очень весело наблюдать за всем этим, потому что в глубине души я радовался, что Фитиль сам себя загнал в угол своими же действиями. Мне не было его жалко.

– Доброе утро, коллега, – саркастически произнес Волк в трубку мобильного и тут же добавил: – Я хотел бы поинтересоваться у вас относительно одного персонажа по имени Никитка Фитилев.

– Зачем он тебе? – зевая спросил я.

– Тут им интересуется братва, говорят, что его в последний раз видели с Егором, когда тот отъехал. Попросили помочь выйти на него.

– Ну у тебя же есть его номер, вот и позвони ему сам, но я не уверен, что в твоих же интересах, чтобы эта братва его нашла. Или неужели ты думаешь, что он будет молчать, когда с него начнут спрашивать, откуда он узнал Прицепа и кто его с ним свел? По какой причине и при каких обстоятельствах? Братан, ты сам себе выроешь яму, если его найдут. Потом еще выяснится, что мы с тобой не брезгуем побаловаться хмурым, и еще с нас спросят за него, потому что нас предупреждали относительно всего этого.

– Ну да, возможно, тут ты прав, – согласился Димон, – но что мне тогда сказать им, когда они будут спрашивать?

– Скажи, что не знаешь! А еще лучше, что он уехал в какие-нибудь ебеня, чтобы там перегаситься, а лучше даже навсегда!

– Ладно, но если тебя будут спрашивать, то ты тогда тоже не знаешь ничего о нем.

– Естественно, – сказал я и повесил трубку.

Конечно же, мне не составляло никакого труда сдать Фитиля со всеми потрохами, но тут я сам рисковал засветиться. Но самое опасное заключалось в следующем: если бы он узнал, что на него вышли по моей наводке, то, скорее всего, непременно бы захотел отомстить мне. Больше всего я боялся, что он может рассказать Алисе про все мои движения с ним, тем более он уже позволял себе шантажировать меня этим. А учитывая еще и то, что у него нашли гепатит, то я переживал еще больше, и мне было противно думать обо всем этом, по крайней мере, до тех пор, пока я не сдам анализы, чтобы окончательно убедиться. А главная проблема состояла в том, что мне было пиздец как страшно идти и сдавать их, поэтому я постоянно откладывал этот момент, находя все новые оправдания, чтобы не делать этого.

Хотя, не скрою, в определенный момент у меня возникла мысль слить его и посмотреть со стороны, как Фитиль с Волком – до недавнего времени закадычные приятели – будут рвать свои задницы, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Наверное, причиной этому служила все-таки обида на то, что они не считали нужным подтягивать меня, когда в очередной раз что-то мутили вместе. А я, по-видимому, считал, что раз уж я их познакомил, то они мне теперь постоянно что-то должны…

***

– Здорово, Илюх! – поприветствовал я однокурсника у входа в учебный корпус. – Что-то давно тебя не было видно, как сам-то?

– Привет, Колек! Да в целом вроде все нормально, просто эта учеба вообще не радует.

– Понимаю тебя. Выглядишь ты правда каким-то уставшим, может, помощь какая нужна? Ну, я имею в виду, может, приболел и нужны лекарства там или еще что?

– В принципе, в какой-то степени ты прав, – слегка усмехнувшись, ответил он и добавил: – У тебя нет ничего с собой? Ну, я имею в виду курнуть чего-нибудь, а то у меня прямо чердак съезжает и трясет всего.

– Это все из-за спайса твоего конченого! Курил бы нормальную шмаль или гашик, и проблем бы таких не было.

– Да мне этой херни надо ведро скурить теперь, чтобы хоть как-то поменяло и сняло от этой трясучки! Где мне взять денег столько? Да и достать эту химию гораздо проще, чем натурпродукт, – пожаловался Илюха.

– Ну, может быть, как-то плавно соскочить с этого спайса? Купить плана несколько стаканов и потихоньку долбить его, не?

– Братан, я же говорю тебе, что у меня даже на сигареты порой бабок нет, а ты мне про план говоришь! Все на эту хуйню уходит! Заебало меня все! Ладно, пойдем на пары, а то стоять уже в лом тут.

– Пошли, – с сочувствием произнес я, глядя на еле идущего впереди Илью.

Следующие несколько дней я думал о том, как можно помочь Илюхе. Точнее, даже не ему, скорее всего, а его матери, которая рассказывала про его проблему моей. А та в свою очередь начинала сворачивать кровь мне. Но мне и правда было жалко дурака, ведь тогда этот спайс был еще плохо изучен, и Илюха находился, пожалуй, в первой волне бесчисленных жертв, присягнувшись к нему на службу. Ведь тогда считалось, что самые тяжелые последствия происходят от внутривенного употребления наркотиков, в особенности героина и других опиатов, но на горизонте уже замаячили вещества, которые в ближайшее время совершат революцию в этом филиале ада. Соли, эйфоретики, курительные реагенты еще более мощного действия уже были синтезированы в лабораториях Поднебесной и ждали своего звездного часа, чтобы хлынуть, словно цунами, на нашу молодежь. Кто бы мог тогда подумать, что всего лишь от одной затяжки можно сойти с ума или выйти в окно с последнего этажа многоэтажки. Поэтому очень много людей повелось тогда на эту приманку, когда ты убеждаешь себя в том, что ты всего лишь безобидно куришь, а не нюхаешь или тем более колешь там что-то себе в вену. Видимо, и Илюха купился на этот тонкий развод своего разума. В общем, я долго взвешивал все «за» и «против», но все-таки решился на определенные действия…

– Алло! Привет, братан! Ну как ты там? – поинтересовался я у Илюхи.

– Да все так же. Особо ничего не поменялось.

– Слушай, хочешь, я помогу тебе соскочить с этой дряни?

– Мы же с тобой уже говорили на эту тему. У меня нет столько денег, чтобы заменить это говно чем-то другим, – с досадой произнес он.

– Именно поэтому я тебе и звоню. Хочу предложить тебе помощь.

– Ты мне хочешь дать денег или, может, сразу шмали?

– Я хочу предложить тебе провернуть одно дело, после которого ты поднимешь бабок.

– Как-то подозрительно все это звучит, – с сомнением ответил он.

– В общем, при встрече я тебе все расскажу. Так что завтра жду тебя в универе к первой паре, там и потолкуем.

– К первой не обещаю, что буду, а вот ко второй или третьей, наверное, подтянусь.

– Ладно, договорились, – ответил я и положил трубку.

Буквально в этот же день мне позвонил наконец-то Артем, и мы с ним обсудили детали нашего сотрудничества, если можно так выразиться. В сущности, все оставалось точно так же, как и в случае с Фитилем. Он давал мне под реализацию товар, который необходимо было сбыть максимум в течение двух недель и вернуть ему деньги. Товар был все тот же, спайс и амфетамин. Мы договорились, что на следующий день я зайду к нему, и он передаст мне кайф.

На следующий день я встретился с Илюхой в универе и предложил ему уже обкатанную схему по оформлению конторы. Как и во всех остальных случаях, он тоже сначала сомневался, но на такую реакцию у меня уже была заготовлена легенда, которая сработала еще в самый первый раз в случае с Оленем. Единственным условием, которое я поставил Илюхе, было то, что на вырученные деньги он в первую очередь приобретет план, чтобы соскочить с этого ебучего спайса, а также максимально закрыть хвосты по учебе. Я даже пошел на то, чтобы сократить свою прибыль от этой сделки в его пользу. По итогу за это дело он должен был получить тридцать кусков.

      Но была еще одна проблема в данной ситуации, и заключалась она в том, что ни у Илюхи, ни у меня не было возможности приобрести достаточно большого количества плана. Ориентировочно требовалось где-то два стакана, и тут пришлось подтягивать в наше движение Колючего…

– В смысле – два стакана? – поинтересовался Колян.

– В прямом. В общем, тема такая, что Илюха плотно подсел на этот злоебучий спайс, и я решил помочь ему соскочить с него хотя бы на первое время с помощью плана.

– Зачем тебе это надо, братан? Да и откуда у него столько денег возьмется? Он вон сигареты постоянно стреляет у всех, совсем опустился говнарь наш, – пренебрежительно ответил Колючий.

– Меня просто мамка попросила помочь ему. Она разговаривала с его матерью, и та ныла о том, что этот бес совсем невменяемый стал, вот и мне стало его жалко. Решил помочь. Ну а деньги ты сам знаешь, как можно быстро достать. Сечешь?

– Хм. А ты, я смотрю, хочешь убить одним выстрелом двух зайцев? Поднять лавэ на нашем приятеле и заодно избавить свою мамку от переживаний относительно тебя самого. Она ведь по-любому парится по поводу того, что ты общаешься с ним и со мной?

– Колян, вот от тебя это слышать неожиданно, если честно. Мы вроде с тобой всегда общались хорошо, и у нас были по-настоящему дружеские отношения, как мне казалось, но если ты не веришь, что я реально хочу ему помочь, то можешь не вписываться во все это. Я знаю, что у тебя есть выходы на шмаль, вот и обращаюсь к тебе, потому что это дерьмо надо приобрести будет сразу после сделки, пока он не проторчал все бабки опять на это дерьмо. А то я знаю, как это бывает, видел неоднократно от предыдущих клиентов, которые весь куш спускают в первый же день. Да и, кстати, моя выручка от этой сделки будет чисто символической, если хочешь знать, – с досадой произес я.

– Братан, просто ты изменился, стал каким-то замороченным. Непонятно, что там у тебя на уме, вот я и спрашиваю. Но я постараюсь помочь тебе и предупреждаю сразу, что накину себе денег за эту движуху с каждого стакана. Потому что это тебе не «боксами» приобретать, здесь риски уже гораздо выше будут, так что без обид, – серьезным тоном сказал он.

– Конечно. Не вопрос.

Это был непростой разговор, и после него у меня остался неприятный осадок. Я почувствовал какую-то холодность в словах Коляна, хотя всегда и считал нас корешами. Может быть, он подумал, что если я могу легко провернуть такую авантюру с Илюхой, то мне ничего не стоит сделать это и с ним самим? И в этот момент я реально задумался, после чего мне стало страшно. А что если он прав?

***

В этот же вечер я позвонил Волку и объяснил ему всю ситуацию. Тут надо сказать, что Димон был категорически против того, чтобы я находил клиентуру в универе, так как опасался, что нас могут взять за одно место. Все-таки студенты – это не бомжи, алкаши или наркоманы, у них могут быть влиятельные родственники, которые в свою очередь способны нанести нашему предприятию колоссальный ущерб. Ведь когда ты проворачиваешь очередную сделку с каким-нибудь чушком, на первый взгляд, то вряд ли приходит на ум, что его отец может быть опером, военнослужащим-офицером или помощником прокурора, например. Вот и в этот раз он опять начал высказывать свое недовольство:

– Бля, Колян, я же просил тебя больше не заниматься этим в твоей шараге.

– Я помню, но тут другая ситуация. В общем, это свой паренек, но ему позарез нужны бабки, чтобы соскочить со спайса. Он плотняком подсел на него, и я хочу помочь ему, – начал убеждать я Волка.

– И что, ты хочешь подсадить его на героин вместо этого? – начал стебаться он.

– Очень смешно, блять. Хотя, ты знаешь, я уже не уверен, что сидеть на героине хуже, чем на этом дерьме.

– Ладно, хуй с тобой, я пойду тебе навстречу, но это в последний раз. Больше не надо наводить такие опасные движения там у себя.

– В последний раз, братан! Я обещаю, – как можно убедительней сказал я.

– В ближайшие дни наберу тебя и скажу, когда можно будет все провернуть. Все, давай. На связи.

Как же я не любил такие причитания. Но что поделать? Пришлось в очередной раз выслушивать их от своего старшего партнера. Удивительно, что в случае с Фитилем, что в случае с Волком они как бы были моими кураторами, и периодически мне было как-то не по себе выслушивать их упреки. Наверное, потому, что у них было не больше опыта в этих делах, чем у меня, и мне казалось, что они позволяют себе проявлять какую-то надменность и поучать, не имея на это веских оснований. А может быть, я им просто завидовал в глубине души, что они, в отличие от меня, смогли в свое время выйти на нужных людей, проявив решительность и настойчивость.

В этот же день я договорился с Артемом забрать у него кайф и приступить к его реализации. Вечером пришел к нему домой и наконец-то увидел его живьем. Это был невысокий коренастый парнишка с короткой стрижкой и внушительной щетиной. Мне почему-то показалось, что в нем определенно присутствует татарская кровь, возможно, из-за карих глаз и темных волос. В квартире я пробыл буквально пару-тройку минут. Он не предложил мне разуться и пройти внутрь на кухню или в комнату, а лишь сказал подождать его в прихожей, пока он уходил за товаром. Буквально спустя минуту вынес сверток с наркотиками, в котором было еще по одному свертку, и сказал:

– Тут по двадцать того и другого. Через две недели с тебя ровно тридцать кусков.

– А качество не изменилось? – спросил я.

– У скоростей нет, а вот спайс в последнее время каждый раз по-разному приходит. Видимо, разный реагент попадается, и никак не могут рассчитать нужную дозировку.

– И че теперь делать? Что говорить, если спросят?

– Да ничего не говори. Пусть аккуратнее шмалят, и все, – равнодушно ответил Артем.

– Ладно, что-нибудь придумаю, – пробормотал я.

– Давай. На связи.

Когда я вышел из его квартиры, то ощутил, как у меня проступил холодный пот от понимания, сколько наркоты уменя сейчас находится с собой. Никогда еще я не держал в своих руках столько этого говна, и мне стало страшно от мысли, что меня могут принять со всем этим наши доблестные сотрудники правоохранительных органов. Тревога еще долго не унималась, и когда я добрался до тайника, который располагался в подвале моего дома, и спрятал там наркотики, то решил опробовать лично, с чем имею дело, дабы не вводить в заблуждение покупателей.

Так как я уже привык употреблять порошки исключительно внутривенно, то мне необходимо было приобрести шприц, воду и «фурик» для приготовления раствора. Опытные торчки прекрасно знали, что в аптеку необходимо заходить без наркотиков, так как чаще всего именно там паслись менты и принимали всех, кто вызывал у них какое-либо подозрение. А у опытных фуражек глаз наметан, и они за версту чуют нарка, как охотник чует свою добычу. Вот и мне пришлось проявить бдительность и, не привлекая внимания, приобрести «кухню».

***

Наступил день Х. Это был серый унылый ноябрьский день со свинцовым, низко посаженным над головами людей небом и пронизывающим насквозь ветром.

Все ключевые роли, которые участвовали в этой постановке, были на месте и ожидали своего выхода на сцену согласно сценарию. Я же в свою очередь взял на себя скромную роль режиссера, чтобы впоследствии купаться в лучах славы и почивать на лаврах мега-организатора и лидера, но то, что случилось дальше, не могло присниться мне даже в самом страшном сне…

Оформление необходимых документов прошло, как всегда, в штатном режиме, и еще одна новая частная контора зажглась на небосводе юридических лиц, чтобы вскоре так же быстро погаснуть. Получив заранее оговоренную сумму, мы попрощались с Димоном, который поехал тусоваться со своими покровителями в ту самую баню за городом. Мы же с Илюхой стали дожидаться Колючего, который должен был встретиться с нами в условленное время, чтобы вместе отправиться за планом.

– Я не понял! В смысле не получится сегодня?.. А когда?.. Послезавтра?!! Ты издеваешься!?. Да я понимаю, что ты ни при чем, а других вариантов нет? Ну, может, тогда хотя бы взять на эти пару дней не такими объемами? Хорошо, узнай, пожалуйста… Давай! – разочарованно произнес я в трубку.

– Что случилось? – поинтересовался Илюха.

– Звонил Колючий, сказал, что не получится сегодня замутить два стакана и что барыга сказал ему позвонить послезавтра, – с досадой ответил я.

– Это пиздец! Я так и думал, что все не будет гладко!

– Да подожди ты! Не мороси! Он сейчас узнает, может получиться взять хотя бы коробок-другой, чтобы тебе эти пару дней продержаться, – попытался я его успокоить.

– Я и так уже два дня не курил, как ты просил. Не спал, не ел толком. Всего трясет, как будто мне лет восемьдесят. Бля, братан, надо что-то делать, а то мне пиздец, – жалобно взмолился Илюха.

– Да не ссы, что-нибудь придумаем, отвечаю! Если Колян сейчас не сможет найти ходов, то будем действовать сами. У тебя-то самого нет выхода на шмаль?

– Только на этот чай ебучий.

– Не, на эту херню мы бабки точно тратить не будем! Тем более ты уже два дня как никак держишься.

– Братка, по-любому надо что-то раздобыть, а иначе я сдохну, – чуть ли не со слезами на глазах произнес он.

– Просто доверься мне.

После нескольких часов ожидания сообщений от Колючего так и не последовало. В конце концов я сам его набрал, и он сказал, что ничего придумать не может. Дальше мне пришлось действовать самому и обзванивать все возможные варианты, но, как назло, везде ожидал облом. Я даже не помню, когда такое в последний раз было, чтобы невозможно намутить покурить. Обычно с этим вообще никогда проблем не возникало, но тут прямо как будто какое-то проклятие наслали на нас. Илюха все ходил ныл и причитал, как ему хуево, чем изрядно поднадоел мне.

– Бля, Коль, ну давай возьмем чаю уже!? Ну хоть пару пипеточек, чтобы мне прийти в себя, и все! Я не буду убиваться в хлам даже, – в который раз запел он свою песню.

– Ну ты же понимаешь, что эти пара дней пойдут насмарку тогда? – раздраженно сказал я.

– Тогда давай мне мои бабки, и я пойду! Хули ты меня лечишь здесь? – требовательно произнес он с какой-то агрессией.

– Ага! И где тебя потом искать? Опять твоя мать будет моей жаловаться на тебя! Мол, Илюшка мой снова слюни за компьютером пускает! Они и так уже чуть ли не каждый день созваниваются! Моя теперь меня тоже постоянно на контроле держит, в глаза заглядывает при каждом удобном случае! А все потому, что кто-то не умеет торчать без палева!

– Ой, бля, да если бы ты сам не вызывал подозрений, то никто бы тебе в глаза не заглядывал! Нашел тут крайнего, понимаешь ли!

– Ладно! Короче, будь здесь на районе и через полчаса я привезу тебе твоего излюбленного говна, но, пока не купим плана, бабки я тебе не отдам, чтобы потом не выглядеть мудаком в глазах пацанов! А там уже сам будешь решать – соскакивать тебе с этого дерьма или нет.

– Договорились.

Разозленный, я вызвал себе такси и поехал домой, чтобы взять немного спайса из того количества, которое мне дал Артем, и подогнать его Илюхе, но ровно столько, чтобы ему хватило не больше, чем на два дня. Мне было действительно жалко того времени, которое он провел в муках от спайсовых ломок, и теперь, по-видимому, ему придется переживать их заново. В лучшем случае конопля сможет немного самортизировать эти страдания. Но по крайней мере это было гораздо лучше, чем если бы я ему отдал все деньги сразу, и он без тени сомнения проторчал бы их. В этом я был абсолютно убежден, тем более, что мы с ним изначально договаривались: пока деньги останутся у меня.

Подъехав к дому, я попросил таксиста подождать за углом, а сам достал сверток со спайсом из тайника и на глаз отсыпал оттуда пару пипеток в слюду из-под пачки сигарет.

***

– На, держи! На пару дней точно хватит! – сказал я и протянул Илюхе запаянную слюду с наркотиком.

– Ты че, угораешь? Тут всего на пару-тройку раз покурить! Сыпани еще! – начал жалобно требовать он.

– Больше нет! Достал, сколько смог! Он достаточно мощный, мне сказали, так что делай поменьше, чем обычно, и тебе нормально хватит продержаться эти дни.

– Я постоянно это слышу, а как покуришь, так тут же приходится догоняться! Бля, дай мне хоть бабок тогда еще! На пивас, сигареты, проезд же нужен тоже.

– Я могу тебе купить все это, если хочешь, – предложил я.

– Ты че, издеваешься надо мной? Я тебе что, ребенок, что ли, пятилетний? Может, хватит уже?

– Как ты меня достал! На, бля, держи! Двух косарей тебе хватит с головой на эти дни! Еще и говна приобрести сможешь на них, а в том, что это произойдет, я даже не сомневаюсь! Все, я пошел! Как с ганджей прояснится, я с тобой свяжусь, ну или встретимся в институте, если ты, конечно, придешь туда в эти дни! – раздраженно произнес я и буквально всучил ему в ладонь две смятые купюры по тысяче рублей.

– Если ты меня кинешь, то весь универ узнает об этом! – выпалил он мне вслед.

«Ну ты и мразь!» – мысленно произнес я, когда уходил, и даже не обернулся на эти слова, потому что боялся – что не удержу себя в руках, и мы прямо тут с ним сцепимся.

Уже поздно вечером я встретился с Алисой, и мы пошли в кафе. Она в который раз заметила мой встревоженный вид:

– Коль, ты какой-то замороченный постоянно в последнее время. У тебя что-то случилось?

– Да переживаю за друга, того, который в больнице лежал, помнишь? – слукавил я.

– Помню, а что с ним случилось?

– Пропал куда-то и на связь не выходит уже несколько дней.

– Ну, может быть, номер поменял или телефон потерял. Такое же бывает, – попыталась утешить меня Алиса.

– Конечно, бывает. Возможно, стоит связаться с его мамой и поинтересоваться у нее.

– Так ты еще не делал этого? Ну, тогда, я думаю, вообще нет повода для волнения, так как в противном случае она связалась бы с тобой раньше.

– А вот это верно, – согласился я с Алисой и вышел на улицу, чтобы покурить сигарету.

В принципе, все, что я ей сказал, не являлось ложью, ведь Фитиль действительно пропал, и с ним не было связи, но суть заключалась в том, что я не испытывал беспокойства в связи с его отсутствием и тем более, конечно же, не собирался звонить его матери, чтобы узнать, где этот даун гасится. Но мне нужно было подложить эту ситуацию под свое состояние, которое, естественно, не смогло ускользнуть от глаз Алисы, а слова о том, что все нормально, могли бы вызвать у нее подозрение, будто я от нее что-то скрываю.

Вообще, если бы она не была дочерью декана, то я бы, наверное, сказал ей правду про ситуацию с Илюхой Лобановым, за исключением, пожалуй, того, что мы зарегистрировали на его имя контору, но я боялся, что она может посвятить в это все своего отца, и тогда уже под угрозой окажется наше обучение в стенах вуза, ведь кто будет терпеть у себя на факультете наркоманов и разного рода персонажей, проворачивающих сомнительные схемы и наваривающих на твоих же студентах. А если бы начали копать глубже, то вскрылись бы и другие факты наших махинаций с Колючим; вот тогда уже точно нас бы поперли.

Конечно, с каждым днем напряжение нарастало, так как мне приходилось держать в голове все больше и больше информации, которую надо запоминать, обрабатывать, фильтровать и выдавать разным людям по-разному. Мне приходилось много чего скрывать от Алисы, мамы, декана, друзей… Надо было придумывать себе разные поводы, чтобы продавать наркоту и встречаться с клиентами и барыгой. В такие моменты Алиса начинала ревновать меня и строить предположения, что у меня есть кто-то еще. Напрямую она мне этого не говорила, но несколько раз упоминала в шутку такие сценарии, намекая, что я работаю в клубе, и у меня наверняка есть масса поклонниц. Я в такие моменты тоже старался отшучиваться, мол, у меня всего лишь неприметная роль «световика», но в глубине души испытывал дискомфорт, потому что ощущал себя так, будто мне приходится оправдываться.

И вся эта конструкция в моей голове, построенная преимущественно на лжи, начинала раскачиваться, словно огромная, кривая, уродливая башня из ржавых металлоконструкций, спроектированная плохим архитектором, который при этом прямо в процессе строительства пытается исправить ошибки, но становится только хуже…

***

Минуло двое суток, после которых, по нашим прогнозам, можно было приобрести достаточное количество травы для «исцеления» Илюхи, но в эти два дня снова ничего не получилось, не получилось и на третий… Я уже начал пробивать все по своим каналам, так как понимал, что на Колючего и его связи рассчитывать особо не приходится. Единственное, что для меня было странным, – Илья не выходил на связь уже больше суток. Я пару раз набирал его, но телефон почему-то молчал.

«Наверное, упоролся и пускает где-нибудь слюни, – подумал я, – ничего, бабки закончатся, и тут же объявится. Значит, не так все плохо у него пока еще».

Наступил четвертый день…

– Здорово, Колян, – послышался какой-то опечаленный голос Колючего на том конце провода.

– Здорово! Надеюсь, ты звонишь сказать, что твой барыга наконец-то объявился и готов нам подогнать шмали? А то я уже всю голову сломал, чтобы раздобыть этого говна! В натуре кризис какой-то! – перебивая его, быстро протараторил я.

– Понятно. Значит, ты еще не в курсе.

– Не в курсе чего? – удивленно спросил я и на каком-то интуитивном уровне почувствовал: случилось что-то ужасное.

– Илюха умер… Так что можешь сворачивать свои поиски, – с досадой произнес Колян.

– В смысле умер? Как? Когда? – с недоверием поинтересовался я, и холодный пот пробежал у меня по телу. – Погоди секунду, – дрожащими руками я достал из пачки сигарету и еле смог прикурить.

– Один парнишка с младшего курса позвонил мне и сказал, что увидел по местному каналу сюжет, в котором говорилось об одном чуваке, который накануне вечером бросился под мимо проходящую электричку с платформы. Сказал, что узнал его и вспомнил, что он учился у нас на курсе. Потом позвонил мне и рассказал об этом ролике.

– Бля! Да не, это какая-то хуйня, мне кажется! Чтобы Илюха бросился под поезд? Может, это какая-то ошибка! Может, просто чувак похож на него?

– Братан, уже весь универ об этом знает практически. Мне звонила Светка, потом Вика, и интересовались. И еще пара пацанов с нашего курса. Странно, что тебе никто не позвонил еще, – с каким-то отчуждением сказал Колян и добавил: – По ходу, опять угандошился своим чаем, вот его и перекрыло, что сиганул под электричку, тем более под этой херней уже были подобные случаи. Вон в соседнем районе пару месяцев назад один тип из окна вышел с двенадцатого этажа. Тоже спайс.

– Это какой-то пиздец просто! Понятно теперь, почему у него телефон молчит! Сука, я же говорил ему, что нехуй эту отраву курить больше! Просил пару дней продержаться! Ну как так-то?

– Кстати, в полдень будет повтор этой передачи, так что если еще не веришь, то можешь сам убедиться.

– Спасибо, я обязательно гляну.

– Ладно, братка, давай на связи будем, если что, маякуй. Я сам еще прийти в себя не могу после этой новости.

– Хорошо! Давай, на связи! – на автомате произнес я и сбросил вызов.

Страх, ужас, оцепенение… Вот первые чувства, которые я испытал после этой трагичной новости. Больше всего я испугался, что менты начнут расследование этого инцидента и выйдут на меня. Во-первых, можно легко обнаружить, что незадолго до этого события на него была оформлена подозрительная фирма, начнут искать свидетелей, изучать его звонки, опрашивать служащих организаций, смотреть камеры видеонаблюдения и в конце концов выйдут на меня, потому что я в эти дни больше всего общался с ним. Подтянут к себе и начнут колоть. А в довесок ко всему выяснят, что это я подогнал ему наркоты, после которой он и покончил с собой. Конечно, может быть, он приобрел после этого еще отравы, что было вероятнее всего, но это я вряд ли смогу доказать, если меня возьмут за хвост. Ушлые ребята из органов повесят на меня все смертные грехи, лишь бы закрыть дело, если его, конечно, возбудят.

Где-то без пяти двенадцать я включил телевизор и стал ждать сюжет о гибели Илюхи. Сначала показывали местные новости, которые вызывали у меня только брезгливость. Взяли под стражу проворовавшегося чиновника из ЖЭКа, менты устроили ночную погоню за пьяным подростком на центральной улице, в привокзальном районе случилась авария на подстанции, и какое-то время отсутствовало электричество. Мне приходилось чуть ли не силой заставлять себя смотреть эту муть, потому что не было абсолютно никакого масштаба, казалось, нужно что угодно засунуть в передачу, лишь бы отбить эфирное время. И вот наконец-то я дождался ролика с Илюхой. По времени он едва ли превышал минуту, но мне сразу же стало ясно, что он был снят исключительно в целях профилактики наркомании. Сначала диктор озвучил, как накануне вечером было незначительно нарушено движение пригородных поездов по причине суицида молодого человека, который бросился под электропоезд. В этот момент запустили видео с камеры видеонаблюдения, где неразборчиво было видно какого-то парня, который стоял на платформе, мне даже казалось, что он курил при этом. Потом он подошел немного ближе к краю и начал всматриваться в сторону поезда, но при этом ничего не выдавало в его поведении странного, будто обычный пассажир дожидается электрички. И тут, как только она показалась в кадре, он резко сделал пару шагов и прыгнул под поезд. Его силуэт сразу замазали, чтобы не было видно увечий, хотя с таким разрешением видео их и так было бы не разобрать. Затем голос за кадром сказал, что личность погибшего установлена, и им является студент местного вуза, потом на экране появилась крупная фотография с изображением Илюхи. После этого в телевизоре показалось лицо представителя местного отдела милиции, который рассказал, что у погибшего при себе было приспособление для употребления наркотиков, предположительно спайса, и небольшая сумма денег. Также он выдвинул предположение, что погибший студент находился в состоянии наркотического опьянения и что подобные случаи уже бывали в его практике, когда люди под воздействием наркотиков заканчивали жизнь самоубийством. Дальше сюжет продолжился информацией о том, что такое спайс, как сильно распространен и насколько опасен.

По окончании ролика я выключил телевизор, открыл балкон и закурил сигарету. Теперь в том, что это был Илюха, у меня не было сомнений, так как в сюжете крупным планом показали его фотографию и сказали, что личность опознана, а значит, фотографию по-любому взяли у его мамы, которая и опознала его. То, что у него нашли пипетку для того, чтобы курить говно, было неудивительно, потому что она всегда была при нем, мне кажется, даже ночью он хранил ее под подушкой, чтобы в любой момент можно было проснуться, забить и курнуть. Также при нем были обнаружены деньги, по всей видимости, те, которые я давал ему или точнее то, что от них осталось. Единственное, что мне показалось странным, так это то, что он прыгнул под электричку практически в самом конце платформы, то есть когда она уже значительно замедлила скорость и должна была вот-вот остановиться. Ведь куда логичнее было бы прыгать, когда она еще едет на достаточной скорости, чтобы тебя закатало наверняка. Хотя если он и правда находился под спайсом, как говорилось в ролике, то в этом случае, наверное, не особо волнуют такие нюансы, так как в тот момент вообще ни хрена не соображаешь.

После просмотра этого сюжета на меня вновь накатил приступ паники, и я начал гнать о том, что если Илюха кинулся под электричку под отравой, которую я ему подогнал, то такие ситуации могут повториться и с другими людьми, которые будут приобретать у меня это дерьмо, так как, по всей видимости, оно очень концентрированное. Тогда менты точно не оставят это дело просто так и начнут рыть как можно глубже, чтобы остановить поток смертей, которые портят им статистику. После этого я решил перестраховаться и разбадяжить весь имеющийся у меня товар примерно на треть с помощью высушенной крапивы, которая продавалась в аптеке. Но оставалось сделать еще кое-что…

***

– О, привет, дружище! Как твои дела? – горячо поприветствовал я Оленя.

– Привет, Колян! Да в целом все более-менее нормально, вот вышел под вечер на улицу свежего воздуха глотнуть, а то башка разламывается. Всю ночь бухали с пацанами. Сигареткой не угостишь?

– На, держи! Можешь взять парочку еще с собой. Ну что-то ты с погодой не особо рассчитал. Ветер такой херачит, а вообще передавали еще снег с дождем вроде как.

– Да знаю. Я вообще в подъезд хотел зайти посмотреть, может, там кто тусуется из моих пацанов. Вдруг пивасик там попивают или, чего лучше, шмалят. Вот и думал, что получится опохмелиться или курнуть, а то дома сидеть в таком состоянии вообще голяк. Еще на телефоне лавэ как назло закончилось, позвонить никому не могу. Благо тут недалеко идти хотя бы, они обычно в плохую погоду в подъезде собираются, – с робкой надеждой вымолвил он.

– Понимаю тебя. Мы с пацанами тоже обычно по подъездам зимуем. Правда, к концу сезона соседи уже не вывозят нас и периодически вызывают ментов по наши души, – иронично подметил я и добавил: – В общем, раз уж такое дело, то, по всей видимости, сама судьба свела нас в этот мрачный вечер, чтобы облегчить твои страдания. Если хочешь, пойдем со мной в подъезд, – таинственно произнес я.

– Что там у тебя? Скажи, не еби мою и так разъебанную голову!

– Пойдем со мной, брат! И все тайное станет явным! – на библейский манер спародировал я и положил руку на плечо Оленя.

– Он еще и угорает! Ладно, пошли!

Мы зашли в первый попавшийся подъезд, и я достал из кармана пипетку и пакетик с зельем.

– Что это?

– Чай, – ответил я, не отрываясь от процесса забивания наркотика в пипетку, – на, взрывай, не очкуй.

– Сильно ядреный?

– Бля, взрывай или я сейчас уйду, и пойдешь пацанов искать опять, – раздраженно сказал я.

Олень с перепугу поднес ко рту пипетку, наполовину наполненную спайсом, взорвал ее и с одного напаса вдул ее содержимое в себя. После выдоха дыма он отдал мне пипетку назад.

– Ну как, поправило? – спустя где-то минут пять спросил я, после того как мы выкурили по сигарете.

– Ну да. Прямо заебись пошло, – с улыбкой протяжно сказал он и поинтересовался: – А ты че, не будешь?

– Я попозже немного. Мне с девчонкой еще встречаться. Не хочу палиться.

– Понятно. Слушай, братан, а можешь мне сыпануть еще на разок, пожалуйста, – жалобно попросил он.

– Хуя ты наглый, конечно. Ну ладно, так уж и быть. Сегодня твой день, точнее, вечер.

Я достал слюду из-под пачки сигарет и насыпал туда еще полпипетки смеси. Потом запаял ее и протянул Оленю, который, судя по всему, не верил своему счастью в этот момент. По всей видимости, к нему не часто так относились и угощали чем-то подобным без каких-либо условий.

Разумеется, все это было сделано не из благих намерений и чувства сострадания по отношению к Оленю, учитывая его состояние. Потому что такие жалобы я выслушиваю едва ли не ежедневно и далеко не по одному разу от разных людей, которые в буквальном смысле умоляют меня «помочь» им достать кайфа в долг, так как «подыхают» и чувствуют себя очень плохо. Поначалу я шел навстречу и якобы брал в долг у барыги для них, потому что мне действительно было жалко некоторых ребят, но когда это начало приобретать систематический и массовый характер, пришлось отказаться от подобной благотворительности.

Что же касалось непосредственно Оленя, то он в данном случае выступал в роли подопытного кролика, на котором мне нужно было проверить воздействие «разбадяженного» ранее спайса. Не то чтобы мне было его совсем не жалко, и я готов был якобы пожертвовать его здоровьем. Просто от него я не опасался никаких неприятностей, и в случае плохого качества смеси мне бы никто не стал предъявлять претензии и требовать назад свои «кровно» спизженные деньги, тем более Оленя я раскурил абсолютно бесплатно. Ну а в том, что он мог передознуться этим дерьмом, я сильно сомневался, потому что разбавил его достаточно неплохо, как мне казалось, ну в крайнем случае вызвал бы тогда ему скорую. Но все обошлось, и каждый получил от этой процедуры то, что хотел. Олень снял синдром похмелья, а я в свою очередь убедился, что спайс обладает достаточно мощным действием, но и не вырубает при этом наглухо, а заодно рассчитал оптимальную для употребления дозу – половину пипетки. Так что когда я говорил ему по поводу того, что нас свела сама судьба, это не было шуткой.

***

– Бля, я же говорил, что это херовая затея! – раздраженно произнес Волк и добавил: – Теперь шума будет на всю вашу шарагу из-за этого твоего суицидника, а там могут и другие случаи вскрыться, понимаешь?

– Ты так говоришь, как будто я могу предвидеть будущее! Откуда мне было знать, что так получится? – начал оправдываться я.

– Да одно то, что он постоянно курил эту отраву, говорило уже о многом! Я ведь предупреждал тогда, что лучше бы он на иглу подсел, чем на это дерьмо китайское. Да, облажались мы с тобой, конечно, знатно!

– И что теперь дальше делать?

– Ну, я считаю, на какое-то время нужно свернуть лавочку, хотя мне все равно придется сказать пацанам об этой ситуации, чтобы предотвратить необратимые последствия. Пусть они по своим ментовским каналам пробьют, будет ли проводиться расследование или нет.

– Я думаю, вряд ли. Подумают, очередной обычный нарик, который накурился и сошел с ума, – успокаивая сам себя, сказал я.

– Хорошо, если так, но, насколько я слышал, слишком много людей в последнее время травятся этим говном. Какой же надо быть гнидой, чтобы барыжить такой отравой? Я бы руки отрубал таким барыгам! – продолжал негодовать Димон.

– Пожалуй, ты прав! Вот только чем мы лучше этих барыг? Возможно, даже и хуже! В том случае хотя бы последствия известны, и все достаточно предсказуемо. Все знают, что наркотики – плохо, об этом твердят на каждом углу с раннего детства, а тут? Тут что? Кто знает, что произойдет с этими людьми, на которых мы столько контор оформили? Найдут ли их завтра в канаве с проломленной головой или закроют лет на десять за уклонение от уплаты налогов или еще какие-то финансовые махинации?

– А тебе что, с детства не твердят, как и в случае с наркотиками, что бесплатный сыр только в мышеловке? Если ты родился долбоебом и не можешь здраво рассуждать в таких элементарных вопросах, то долбоебом и помрешь! Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять это! А если ты не догоняешь, то, будь добр, отправляйся в список неудачников и лохов, которые не хотят ничего делать, а только ждать, пока им прилетит какой-либо куш! И в конце концов он прилетает, но вслед за ним прилетает и кувалда, которая хлабучит по голове так, что можно впоследствии и не прийти в себя, но бывает и так, что это единственно возможный шанс в жизни лоха, чтобы перестать им быть! – начал философствовать Волк.

– Ну все, хватит, в пизду! Все это разговоры в пользу бедных, – заключил я, – ты лучше мне вот что скажи, у тебя же остались ходы на медленный после смерти Прицепа?

– Колян, я больше этим не балуюсь!

– Да ладно, хорош пиздеть! Мне Фитиль говорил, что вы с ним регулярно прикалывались по этой теме! – начал обличать я его.

– Это было до случая с Прицепом, после того раза я не употреблял герыч, отвечаю.

– Но ты же знаешь, где его можно достать?

– Знаю, но не хочу!

– Помоги мне достать, а я тебя быстрыми разгоню в благодарность, – предложил я.

– Ничему тебя жизнь не учит! Ладно, все равно же не отъебешься, но сначала твой выход.

– Договорились.

Признаться честно, меня задели слова Волка о том, чтобы отрубать руки барыгам, продающим спайс, и в какое-то мгновение мне показалось, что он знает о моих «подвигах» в этой области, поэтому и сказал так, чтобы спровоцировать меня на ответную реакцию. И в этот момент я ощутил еще большее напряжение, которое и без того сильно меня беспокоило, а после его слов вообще стало невыносимым. Я понял, что мне необходимо «сняться», избавиться от него как можно быстрее, иначе я просто сойду с ума от всех этих навязчивых мыслей, которые в буквальном смысле разрывали мою голову. До сих пор я пытался сделать это при помощи амфетамина и даже спайса, но моя паранойя только усиливалась, и лишь в момент общения с Димоном ко мне пришло понимание, что в этой ситуации может помочь только героин. Хотя после смерти Прицепа я тоже зарекся больше не вмазываться им, но тогда чувства были гораздо сильнее здравого смысла и руководили моим поведением. У меня возникло убеждение, что только это вещество может вернуть мне хоть на какое-то время заветный покой, и это было действительно так.

На этот раз «замут» прошел достаточно быстро, особенно после того, как я «разогнал» Волка амфетамином, и он в буквально смысле чуть ли не бегом бежал к барыге после того, как ему сказали, что все есть, и можно брать. Я даже не успевал за ним, так как сам не употреблял «скорости», чтобы опять не выхватить паранойю. И вот буквально через час я сидел у себя в подъезде с тлеющей сигаретой во рту и залипал…

***

– Да говорил я с ним, а что толку? – на повышенном тоне сказал я.

– И что, это никак не повлияло на него? – с досадой в голосе спросила мама.

– А как могло повлиять, если он употреблял эту дрянь? Сказал, что все, мол, понимает и постарается бросить.

– Может, ему нужно было как-то помочь? Посоветовать каких-то специалистов, врачей или еще что-то? Надо было его поддержать как-то в конце концов! – вслух рассуждала она.

– Единственные специалисты, которые могли ему помочь в этом плане, – менты. Взяли бы его с этим дерьмом на кармане, и поехал бы он на несколько лет варежки шить, – с сарказмом ответил я.

– Я надеюсь, что ты не куришь этот «паис»? А то вид у тебя какой-то странный, замученный слишком.

– Спайс, а не паис. За кого ты меня принимаешь? Я что, по-твоему, совсем больной? Просто в последние дни я устал от этих разговоров по поводу Лобанова. Что толку об этом судачить, если его все равно не вернуть уже. Побыстрее бы уже его отпели и забыли эту ситуацию, – раздраженно произнес я хриплым голосом и начал чесать лицо.

– Откуда в тебе столько злобы появилось? Это же твой друг, а ты так пренебрежительно об этом говоришь.

– Все, я не хочу больше об этом говорить! Надоело мне! И без того проблем хватает, – с каким-то презрением сказал я, продолжая расчесывать лицо.

– Почему ты все время чешешься?

– Не знаю, может, раздражение какое? Кстати, хотел спросить, а его отпевать будут? Вроде как суицидников не отпевают же? Ты в этом разбираешься, поясни мне.

– Я по этому поводу разговаривала с отцом Александром по просьбе матери Ильи, и он мне сказал, что вообще-то самоубийц не отпевают. Но тут не совсем стандартный случай, потому что Илья мог находиться под воздействием наркотиков и не отдавал полностью отчета в своих действиях, поэтому требует более внимательного рассмотрения. В общем, он сказал, что поинтересуется об этом у архиерея, и если тот благословит его на это дело, то он сможет провести обряд. Кстати, ты пойдешь завтра на похороны?

– А куда мне деваться? Там будет вся наша группа, и даже Алиса придет с отцом, который просил по возможности прийти всех, чтобы типа поддержать Илюхину мать, но, естественно, тем, кто явится, больше надо «светануть» перед деканом и показать, какие они исполнительные, чтобы заработать себе дополнительные очки в его глазах! Гребаные жополизы! – с отвращением выпалил я и пошел к себе в комнату.

– Добрее надо быть, сынок, – напоследок произнесла мама.

Я зашел к себе в комнату и завалился на кровать. Завтра должны были состояться похороны, и меньше всего мне хотелось на них присутствовать. Я не мог видеть, как убивается Илюхина мать, и испытывать вину за то, что случилось с ее сыном. Ведь в глубине души я прекрасно понимал, что смерть Илюхи непосредственно касалась меня и тех событий, в которых я принимал участие. Хоть я и пытался всяческими способами объяснить себе, что все произошедшее не имеет отношения ко мне и является скорее чистой случайностью, но что-то свербело внутри, даже несмотря на действие героина. И все-таки утешал один факт, что во внутреннем кармане куртки лежит шприц с раствором светло-коричневого цвета, который я так предусмотрительно приберег на завтра…

***

Утро. Я открыл глаза и понял, что мама уже ушла. Взяв в руки телефон, увидел два пропущенных вызова от нее и один от Колючего. Мне не хотелось никому перезванивать и общаться, так как настроение было скверное. Чтобы хоть как-то взбодриться, я пошел в душ, потом отправился на кухню и заварил себе крепкий кофе. Затем достал из куртки «заряженную инсулинку», взял кусок провода из тумбочки, сел на край кухонного уголка и обмотал себе руку чуть выше локтя. Ощутив заветный приход и почувствовав этот приторно-тошнотворный вкус во рту, который не спутаешь ни с чем другим, я открыл балконную дверь и закурил сигарету. Просидев так минут пятнадцать, допив кофе и вяло почесывая нос, я все-таки заставил себя собираться на похороны. Зазвонил телефон:

– Ну ты где есть? – возмущенно заговорил Колючий.

– Собираюсь выходить только.

– Ты прикалываешься? Мы уже стоим практически всей группой возле морга, включая декана и твою Алису.

– Я буду в течение получаса. Сейчас вызову такси и прилечу, – медленно проговорил я.

– Давай не тяни!

После нашего короткого разговора я сразу же вызвал такси и начал одеваться. И спустя полчаса уже был там.

Поначалу я не мог найти здание морга, которое располагалось на территории районной больницы, и стал интересоваться у охранников и медперсонала, встреченного мне на пути. Затем я увидел Свету и Вику, которые стояли возле входа в морг. Вика курила.

– Привет, девчонки! А вы чего здесь стоите?

– Вике не по себе, – сказала Света, – там очень сложно находиться.

– Не знал, что ты куришь, Вик.

– Я не курю, – ответила она дрожащим голосом, и я понял, что это произошло из-за похорон.

Зайдя внутрь, я увидел стоящий посередине небольшого помещения закрытый гроб, по обе стороны которого находились люди. Найдя взглядом Алису, я подошел к ней и взял за руку, но она почему-то отдернула ее и отошла в сторону. Рядом с ней был ее отец, посмотрев на меня, он покачал головой, намекая на то, чтобы я не приближался к Алисе. Случилось что-то очень ужасное, понял я. На противоположной стороне увидел Коляна и кивком головы поприветствовал его, в ответ он сделал то же самое, но с каким-то безразличием, что ли. Ближе всех к гробу стояли отец и мать Ильи. Отец пребывал как будто в ступоре и, опустив голову, смотрел в пол, а мать, положив одну руку на гроб, второй вытирала слезы мокрым насквозь платком. Казалось, что еще чуть-чуть – и с него начнут падать соленые капли прямо на кафельный пол морга. Я всеми силами пытался не залипать, но получалось у меня плохо. Когда я в очередной раз открыл глаза, то увидел на себе взгляд Алисы, которая смотрела на меня с каким-то отвращением и ненавистью. Спустя где-то двадцать минут вышли работники морга, подхватили гроб и понесли его в машину.

– Что случилось? – спросил я у Алисы, подойдя к ней.

– Не подходи ко мне!

– Ты можешь объяснить? – ничего не понимая, произнес я.

– Николай, не трогай ее, пожалуйста, – сказал внезапно появившийся Петр Сергеевич.

– Да что происходит-то? В чем дело? Вы можете объяснить?

– Не сейчас. Позже поговорим, – сказал он и отвел Алису в сторону.

Они двинулись в сторону микроавтобуса, а я взглядом начал искать Коляна, который, как мне казалось, мог прояснить эту ситуацию, но он тоже внезапно растворился в толпе и, как оказалось позже, поехал с пацанами из группы на машине, принадлежащей одному из них. Выкурив очередную сигарету, я тоже зашел в автобус и сел на самое переднее кресло, чтобы не было видно Алисы и ее отца. Спустя буквально пять минут я воткнул, свесив голову набок, а пришел в себя уже непосредственно на кладбище, когда кто-то из ребят крепко потрепал меня по плечу.

Выйдя на улицу, я заметил отца Александра, который беседовал с какой-то женщиной, по-видимому, она приходилась родственницей Илюхе.

«И человек-комар тоже здесь», – мысленно отметил я про себя и понял, что без его продолжительной проповеди это мероприятие не обойдется.

Мне хотелось пройти мимо него незамеченным, но, встретившись с ним взглядом, я кивком головы поприветствовал его и пошел дальше. Путь до могилы занимал не больше десяти минут, но за это время я проклял все, так как пришлось добираться по маршруту, который пролегал через наглухо убитую дорогу, состоявшую сплошь из череды колдобин, луж и слякоти. Подойдя наконец-то к свежевырытой могиле, где уже кучковались люди, я взглянул на свои белые кроссовки, на которых образовался огромный слой грязи, и мысленно проклял всю эту церемонию.

Спустя минут десять могильщики принесли гроб с умершим; честно говоря, из всех присутствующих мне эти ребята нравились больше всех. На их лицах не отразилось ни скорби, ни сожаления, ни печали, и было видно, что они просто выполняют свою работу, несмотря на мерзкую погоду и унылые лица присутствовавших. В определенный момент я даже позавидовал тому, с какой легкостью они могли абстрагироваться от всей этой ситуации и быть просто наблюдателями очередных похорон. Ведь, по сути, их не волновало, кто лежит в гробу и по какой причине. Я же, в отличие от них, как ни старался, не смог полностью отвлечься.

Еще минут через пять подошел батюшка и начал готовиться к ритуалу погребения. После облачения в необходимые одежды он достал свечи, и каждый взял себе по одной. Я тоже взял, чтобы не выделяться из толпы, хотя мне жутко не хотелось делать этого, так как казалось, что выгляжу с ней очень глупо. После того, как все было готово, он начал обряд…

***

Стоял промерзлый, серый ноябрьский день. Снег с дождем мерзко летел в лицо под напором сильного ветра, от него то и дело задувало чертову свечку, которую я держал в руках. Под молитвы батюшки я постоянно залипал и периодически ронял эту свечку на сырую землю прямо в грязь. Потом поднимал ее, щелкал замерзшими, дрожащими руками, которые уже с трудом слушались меня, зажигалкой и подносил ее к свече. Затем пытался прикрыть пламя рукой, но опять залипал так, что пламя начинало обжигать ладонь, пока от боли я не одергивал ее и снова не ронял свечу на землю. Расплавленный воск капал мне прямо на руки, но я не чувствовал его, так как меня до сих пор держал героин. Так продолжалось несколько раз, пока в какой-то момент, когда свечка снова оказалась на земле, я не поднял глаза и не заметил, что практически вся толпа смотрит на меня. Тогда я не стал поднимать ее и остался стоять с опущенными грязными руками практически до конца похорон, пока кто-то не протянул мне салфетку. Тогда же я увидел, что Алиса стоит рядом с Колючим, и они оба смотрят на меня, потом она прошептала ему что-то на ухо, и он кивнул ей в ответ.

«Какого хера вообще происходит тут? – спросил я себя. – Почему они стоят вместе и что-то обсуждают, глядя на меня? Не помню, чтобы я знакомил их друг с другом», – даже сквозь опиумный дурман сообразил я.

Но тут случилось, пожалуй, самое тяжелое событие, которое отвело меня в сторону от навязчивых мыслей. Когда батюшка закончил свою утешительную проповедь, где много говорил о Царстве Небесном и о земном пути к нему, а в конце предлагал неустанно молиться о вновь преставленном и раздал предусмотрительно заготовленные заранее распечатанные листочки, попросив в последний раз попрощаться с умершим, – тогда Илюхина мама не выдержала и кинулась к гробу покойного сына, безутешно рыдая так, что когда ее удалось отвести от него, на нем остались влажные следы от слез. Такое чувство, что она как бы этими слезами окропила душу покойного и благословила ее в последний путь. Когда гроб опустили в могилу, я подошел с двумя гвоздиками и бросил вниз. Казалось, что они даже не достигли дна, а просто улетели в бездну, где будут пребывать в вечности и никогда не завянут. В тот момент могила показалась мне бесконечной вазой скорби.

– Покойся с миром, брат, и… прости за все, – еле шевеля губами, прошептал я так, чтобы никто не заметил этого, после чего резко отвернулся, так как почувствовал, что у меня тоже наворачиваются слезы…

После этого я принял решение, что те деньги, которые остались у меня после нашей сделки с Илюхой, я отдам его матери на памятник или еще какие-либо нужды. Оставалось придумать, как сделать это, чтобы она не узнала, откуда они взялись.

– Здравствуй, Николай, – мягким голосом поздоровался отец Александр, подойдя ко мне.

– Здрасьте, батюшка, – прикуривая сигарету, сквозь зубы проговорил я.

– Как мама? Как ее здоровье?

– Вашими молитвами, – с сарказмом произнес я и добавил: – Вы же с ней общаетесь и все знаете. Зачем спрашиваете?

– Хочу понять, общаешься ли ты с ней? – с какой-то печалью в голосе произнес он.

– Ну мы как бы с ней живем вместе и, естественно, общаемся, неужели может быть иначе?

– К моему глубокому сожалению, может, и по роду своей деятельности я очень часто сталкиваюсь с таким явлением.

– Что, люди прямо годами не разговаривают друг с другом?

– Разговаривают, но не слышат. Каждый пытается доказать свою правоту, отсюда взаимные обиды, которые копятся годами, чувство вины, недоверие, подозрения, отчаяние, страх и в конце концов одиночество.

– Возможно, вы в чем-то правы. Можно задать вопрос? Почему вы согласились отпевать Илью? Ведь, насколько мне известно, самоубийц не отпевают?

– Все верно. Но тут не совсем стандартный случай, поэтому мне пришлось обращаться к вышестоящим чинам, чтобы прояснить этот вопрос.

– А что тут нестандартного? – удивился я.

– Ну, по всей видимости, покойный находился под воздействием наркотиков и поэтому не контролировал в тот момент свои поступки, – пояснил батюшка.

– Но ведь наркоманов же тоже не отпевают. Они же, по-моему, приравниваются к самоубийцам, или нет?

– Да, но сейчас нередко делают исключения, и я пошел навстречу в этой ситуации, потому что парень, на мой взгляд, не совсем представлял, с чем имеет дело.

– Судя по вашим словам, все наркоманы не совсем представляют, с чем имеют дело, – заключил я.

– Я говорю конкретно про вещество. Говорят, что это какой-то новый вид наркотика, который очень токсичен и вызывает сильное привыкание, – пояснил он.

– Тут вы правы. А в других подобных случаях, которые уже случались под этим наркотиком, умерших тоже отпевали?

– Я интересовался об этом у своих коллег в городе, но они сказали, что к ним с подобной просьбой никто не обращался.

– Я что-то не могу никак понять. То есть для кого-то церковь делает исключение, а для других – нет. Как-то несправедливо получается, вы так не считаете? – с ухмылкой спросил я.

– Это делается уже под ответственность священнослужителя.

– И перед кем же вы эту ответственность несете тогда, позвольте вас спросить? – никак не унимался я и хотел подловить батюшку.

– Перед Богом.

6. Бог

—

7. Про свет

– «Наконец-то это закончилось», – подумал я, когда вернулся домой с похорон. Но оказалось, что все только начиналось…

В тот день я предпринял еще несколько тщетных попыток связаться с Алисой по телефону, но она не брала трубку. Мою голову одолевали самые разные мысли, почему она не хочет общаться со мной, но вывод напрашивался сам собой: «Она все знает». Знает обо всех моих проделках, связанных с наркотой и оформлением фирм-однодневок на левых людей. А раз знает она, то знает и декан. Но откуда? Кто так любезно предоставил ей или ему (в зависимости, кто первый узнал) эту так тщательно скрываемую мной информацию? Но над этим вопросом мне не пришлось долго ломать голову, и я снова взял в руки мобильный телефон.

– Алло, здорово! Ты че сегодня даже не подошел и не поздоровался со мной? – начал я издалека.

– Да как-то не получалось все. Я думал, ты пораньше приедешь, и мы с тобой побазарим, а когда все началось, уже неудобно было.

– Ну с Алисой зато ты нашел время побазарить, я смотрю.

– Она о тебе интересовалась и переживала, почему тебя нет. Кстати, это она попросила позвонить тебе с утра, – начал оправдываться Колючий.

– Только почему-то сама не общается теперь со мной. Ты не знаешь, почему?

– Нет, – коротко ответил он.

– И ты ей ничего не говорил о наших с тобой движениях? – продолжал давить я.

– Конечно же, нет. Я что, ебанутый?

– А декану?

– Тем более. Бля, братан, я тут занят немного. Давай попозже созвонимся, а? Я тебя наберу, – как-то напряженно проговорил он и сбросил вызов.

– Пиздабол! – крикнул я в трубку, но там уже шли короткие гудки.

От ярости я начал колотить подушку кулаком и орать в нее:

– Сука-а-а, падла-а-а, гнида-а-а!!! Пидор!!! Мразь конченая!!! Я тебя убью, суку!!! Найду и угандошу!!! – с ненавистью кричал я в подушку сквозь слезы. Я был обессилен и опустошен. Мне стало страшно. На тот момент мне хотелось одного – сдохнуть! Но перед этим завалить этого Иуду –Колючего. Чтобы он мучился и страдал как можно дольше. Я мечтал отомстить ему, и чтобы это было красиво и максимально жестоко. Ведь если он рассказал все, что знал, то, получалось, лишил меня практически всего того, что мне было дорого. Конечно, я не мог предъявить ему очевидных доказательств, но других вариантов не было. Немного успокоившись, я решил не поддаваться эмоциям и все-таки какое-то время подождать, чтобы окончательно убедиться в своих подозрениях. В любом случае я увижусь с ним в универе, и там все решится, заключил я и начал собираться в клуб. Но перед этим зашел на кухню и налил стопку водки из початой бутылки, чтобы помянуть Илюху. Естественно, в тот день Колючий мне не позвонил…

***

На этот раз в клубе я решил обойтись только алкоголем, потому что чувствовал: мой организм практически истощен. Да и к тому же была пятница, а следовательно, на следующий день мне необходимо снова проводить дискотеку, и перспектива вновь не спать двое суток от амфетамина меня не привлекала.

Руководство клуба знало о том, что я был на похоронах, и разрешило взять отгул на эти выходные, но я решил выйти и поработать. Не потому, что хотел выслужиться перед начальством и показать, какой я ответственный сотрудник, а потому, что эта деятельность хоть как-то отвлекала от тех безумных мыслей, которые генерировала моя голова. Особенно после последних событий, случившихся в процессе и после похорон.

В клуб я заявился уже ближе к полуночи и изрядно накидавшись еще с пацанами в подъезде. Поприветствовав Андрюху, который также продолжал временно замещать Фитиля на посту ди-джея, я выстроил световые приборы и пошел к пацанам в бар. Бармены часто давали нам алкоголь в долг, вот и на этот раз я решил попросить у них бутылку водки, чтобы было не скучно коротать ночь. Посмотрев на мое состояние, они попробовали отговорить от этой сомнительной затеи, но я был непреклонен и настоял на том, что еще достаточно трезв. Причем выглядело это достаточно глупо: я то пытался коснуться одновременно пальцами носа, то рассказывал скороговорки. В итоге заветный «пузырь» был спрятан под кофту, чтобы не попасться на глаза администратору, и я, немного покачиваясь, проследовал в нашу «аппаратную», откуда по проводам, словно огромный спрут, растекаллись свет со звуком, создавая атмосферу веселья и праздника. Зайдя внутрь, я достал «дежурные» стопки, которые всегда хранились на нижней полке за эквалайзерами, и налил себе и Андрюхе. Не помню уже, в который раз я предложил помянуть Илюху, так как неоднократно делал это еще с ребятами в подъезде и дома.

– Не чокаясь, – произнес я, – за Илюху, братана!

Где-то ближе к трем часам ночи я уже был готов и после пары коктейлей, которыми нас угостил Андрюхин приятель, отправился спать в раздевалку на диван. С утра меня разбудила Светлана Сергеевна, администратор, и сказала, что меня уже ждет такси. Я поблагодарил ее и пошел на улицу, еще толком не понимая, что происходит.

Проснулся я дома с дикого похмелья. Голова напоминала огромный колокол, в который постоянно бил неумелый звонарь, отчего создавался не гармоничный перезвон, а отвратительный гул. С трудом запихнув в себя кофе с парой бутербродов, я все-таки решил, что надо выравнивать свое состояние, так как предстояла еще одна бессонная ночь в клубе. Тут я уже подумал, что выправить ситуацию может только «фен», и, сходив за «кухней» в ближайшую аптеку, где, надо сказать, меня уже знали, я достал из тайника остатки порошка и забрал с собой домой. Уколовшись, я ощутил себя как новеньким. От похмелья не осталось и следа, а вокруг все стало радовать, и в голове заиграли те самые колокольчики приятным, чистым и светлым перезвоном из легких мыслей.

По дороге в клуб я купил пару банок коктейлей и жвачку, чтобы не так сильно сводило скулы при разговоре. А когда вошел внутрь, меня подозвала Светлана Сергеевна, и между нами состоялся следующий разговор:

– Николай, я, конечно, все понимаю. Утрата друга, поминки и так далее, но прошу тебя больше не повторять подобных ситуаций. Клиенты клуба все видят, и может пострадать наша репутация, тем более конкуренции сейчас хватает, и это станет лишним поводом для того, чтобы ходили слухи, будто наши сотрудники позволяют себе выпивать на работе до беспамятства.

– Я понимаю, Светлана Сергеевна. Прошу прощения за вчерашнее и обещаю, что впредь такого не повторится.

– Пойми, никто не против, когда вы задерживаетесь здесь после работы и выпиваете друг с другом, но при посетителях прошу этого не делать. Я думаю, мы друг друга услышали.

– Да, – виновато произнес я.

– И еще кое-что. Мне на днях звонил Никита и говорил, что через пару недель готов вернуться играть. Но тут до меня дошли слухи, что у него есть проблемы с наркотиками, собственно, поэтому он сейчас и отсутствует. Я донесла это до руководства клуба, и встал вопрос о том, стоит ли его теперь возвращать. Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Вы знаете, мне он об этом ничего не говорил, но я тоже слышал про подобные вещи, и не от одного человека, – с наигранной грустью произнес я.

– Просто его поведение в последнее время наталкивает на мысль, что это действительно имеет место быть. Так как он нередко опаздывает, включает какую-то слишком невменяемую музыку, приводит странных людей.

– Я ему тоже об этом говорил, но он меня особо не слушает. Тем более, я же ему не начальник и не могу как-то серьезно повлиять на него.

– Все-таки, вероятнее всего, нам придется с ним расстаться, – заключила она, – ты как на это смотришь?

– Я не могу принимать такие решения, это должны решать вы с руководством. Тем более, он же мой друг, и именно благодаря ему я работаю здесь, – начал стелить я, чтобы меня не обвинили потом, будто это я слил Фитиля.

– Это я прекрасно понимаю. Ну а как у тебя отношения с новеньким Андреем? Вам удается ладить? – поинтересовалась она.

– Вполне.

– Ну вот и отлично. Откровенно говоря, нам он тоже больше нравится, чем Никита, – призналась она и добавила: – Надеюсь, ты никак не связан со всеми этими наркотиками? А то у нас тут уже были случаи с официантами и барменом одним.

– Конечно же, нет, – сказал я, а у самого сердце в пятки ушло, так как испугался, что она меня сейчас «спалит» и выведет на чистую воду, определив, что я стою перед ней, «наюзанный в хлам».

– Смотри, а то мы с такими не церемонимся, – грозно предупредила она.

После этого разговора я быстро поднялся на наш балкончик, сел на стул к стенке, открыл банку коктейля и чуть ли не залпом выпил ее. Потом закурил сигарету и минут десять молча думал о том, что сейчас произошло. Благо под «шустрыми» язык подвешен как надо, и можно вести любые разговоры, но после нашего диалога с администратором меня все равно потряхивало. Что дни Фитиля в клубе были сочтены, я догадался с первой минуты и, честно признаться, был не против такого расклада. Так как с ним реально было невозможно работать. С каждым разом он «палился» все больше и больше. Я неоднократно говорил ему об этом, и у нас не раз возникали конфликты по этому поводу. Плюс ко всему меня раздражало то, что он постоянно опаздывал, и все претензии по поводу дискотеки предъявлялись в его отсутствие мне. Ну и, конечно же, я испытывал злорадство по тому поводу, как он тогда поступил со мной возле дома барыги-Артема и в больнице, так что это была своего рода месть ему за мое унижение. Но больше всего в тот момент я боялся, конечно же, того, что вместе с ним могут попереть из клуба и меня, если узнают о наших делах. Ведь работа в клубе, судя по всему, оставалась единственным, что меня радовало на тот момент в жизни…

***

Наступил понедельник. День, которого я ждал меньше всего. Черный понедельник по-настоящему пугал меня, так как мне необходимо было выдвигаться в универ, и это не предвещало ничего хорошего. Как назло, погода в это утро стояла ясная, и из-за горизонта не спеша начало выползать яркое осеннее солнце, протягивая свои холодные лучи навстречу ноябрьскому дню. Воистину черный рассвет серого ноября…

Как только я зашел в аудиторию, староста сказала, что меня срочно вызывает к себе декан, и мне необходимо отправляться к нему. Такого никогда еще не случалось. Обычно он вызывал на беседу к себе после окончания дня, чтобы не препятствовать учебному процессу. Из-за этого настроение у меня упало еще ниже. По дороге к корпусу я мысленно проигрывал предстоящий разговор, определяя, какую роль мне необходимо играть. Но все перечисляемые варианты сводились только к тому, что придется раскаиваться и признавать свою вину. Чем ближе я подходил к кабинету, тем сильнее было волнение, и в какой-то момент мне захотелось уйти и никогда больше не возвращаться сюда. Но что бы тогда я сказал дома маме? В конце концов я решил: будь что будет – и, стоя перед дверью в кабинет декана, постучал. Дверь оказалась заперта, и мне пришлось еще полчаса ждать, пока он вернется с совещания. За эти полчаса у меня в голове пролетели сотни мыслей вплоть до того, что он сейчас явится с операми, и они на месте повяжут меня, после чего заберут в СИЗО, так как я не знал, что наплел про меня этот гандон Колючий.

– Здравствуй, Николай, проходи, – поприветствовал меня декан, и открыв ключом дверь, пригласил внутрь. – Я сейчас был на совещании, и преподавательским составом было принято решение отчислить тебя, – как снег на голову обрушил он.

– Как отчислить? За что? – недоуменно спросил я.

– А ты разве не знаешь? У тебя две задолженности с той сессии и одна с позапрошлой. Руководство головного вуза в связи с проверками Министерства образования дало распоряжение на отчисление студентов с двумя и более задолженностями.

– Но, Петр Сергеевич, может быть, вы дадите мне какой-то минимальный срок, чтобы закрыть их. Я же всегда закрывал их, когда вы говорили, – дрожащим голосом попросил я.

– На этот раз не получится, – сурово произнес он. – Потому что есть еще кое-что, о чем преподавательский состав не знает, но, к сожалению, знаю я. Это твоя деятельность, связанная с регистрацией юридических фирм на некоторых студентов и распространение наркотиков в стенах нашего вуза. Я очень не хотел верить в это до последнего, Николай, но факты говорят сами за себя.

– И кто же сообщил вам эту информацию?

– Сначала ходили слухи, а потом я решил лично убедиться в этом, и пришлось пообщаться с некоторыми студентами, но их имена я называть не буду, потому что не считаю нужным. В общем, официальная причина отчисления – неуспеваемость. Приказ уже подготовлен.

– Но я уже давно этим не занимаюсь, – попытался оправдаться я. – Это была вынужденная необходимость, чтобы собрать деньги маме на операцию.

– Не ври мне! В случае с Ильей Лобановым ты тоже оказывал помощь маме? Да! Я в курсе всех этих событий от начала и до конца! Это не оправдание таким поступкам. Твоя мама знает об этом? Уверен, что нет! Ты интересовался у нее, нужна ли ей помощь, доставшаяся такой ценой? На что ты рассчитывал, когда принимал такое решение, Николай? – с досадой произнес он.

– А как бы вы поступили в моей ситуации? Где я мог найти такие деньги в такой короткий срок?

– Есть целая куча законных способов найти средства! От кредитов в финансовых организациях до долгов у знакомых. Как говорится, с миру по нитке – голому рубаха. Но ты выбрал самый худший путь из всех возможных. Но что меня больше всего разочаровывает – то, что ты при всем этом спутался с моей дочерью и нагло врал ей о способах своих доходов. Она ведь и правда верила тебе, любила, восхищалась тобой, что, несмотря на учебу, ты смог в такой непростой ситуации помочь матери. Постоянно просила меня проявлять к тебе снисхождение и идти навстречу в учебе. И я шел.

– Я ее об этом не просил.

– Это неважно. Важно то, что ты предал ее. Предал меня. Предал Илью Лобанова, который теперь гниет в могиле! Предал свою мать, в конце концов! И я не сообщаю ей обо всех твоих делах только потому, что уважаю ее и, учитывая состояние ее здоровья, понимаю, что ей сейчас нельзя нервничать. Хотя, когда узнал обо всем этом, под напором эмоций хотел сразу сказать ей, но потом посчитал, что все-таки она не виновата. Признаюсь, я был очень разочарован. Не буду скрывать и того, что ты мне нравился. Несмотря на твое нежелание учиться, я всегда давал тебе шанс. Верил в тебя, потому что никогда не считал тебя глупым и в глубине души надеялся, что в конце концов ты возьмешься за голову, но, к сожалению, прогадал. Поэтому иногда приходится жертвовать единицами, чтобы спасти сотни и тысячи. Особенно, когда подвергается опасности коллектив.

– Я тоже любил и люблю вашу дочь, Петр Сергеевич. Я не хотел причинять ей боль и говорить обо всем этом. А в случае с Ильей мне действительно хотелось помочь ему, так как он употреблял сильнодействующие наркотики, и я искренне верил, что смогу помочь, но, к сожалению, ошибся, – виновато произнес я.

– Ошибся он. Почему ты не посоветовался, прежде чем совершать подобные действия? С чего ты взял, что компетентен в таких вопросах? Ценой твоей ошибки стала человеческая жизнь! Ты хоть понимаешь это? – продолжал давить он.

– Понимаю. И сожалею.

– В общем, так. После отчисления и оформления соответствующих документов вход в университет тебе закрыт. И пока я работаю в этом вузе, восстановиться здесь ты не сможешь ни через год, ни через два, ни через пять. Это чтобы ты не питал ложных надежд. Также предупреждаю, что если ты продолжишь заниматься этими вещами, то чтобы я не видел тебя ближе, чем на расстоянии пушечного выстрела от университета! И если я снова узнаю, что кто-то из студентов стал жертвой твоих махинаций или тем более как-то замешан в наркотической среде, то тобой займутся уже соответствующие органы, и поедешь ты далеко и надолго! Благо связи имеются. К Алисе советую тоже больше не приближаться, в противном случае результат будет аналогичным! – убедительно выпалил он. – Тебе все понятно?

– Да. Можно напоследок две просьбы?

– Валяй, – перешел он на неформальный тон.

– Первая. Я хочу передать матери Ильи деньги, которые принадлежали ему и которые я не успел ему отдать. Поэтому прошу вас это сделать. Вы сможете помочь?

– Решил проявить благородство? Хорошо. Я подумаю, как это можно сделать. Вторая?

– Я прошу вас помочь мне поговорить с Алисой и попросить у нее прощения. Всего один разговор, пожалуйста, и вы меня больше не увидите, – чуть ли не взмолился я.

– Я подумаю над этим. Но даже если я ей сообщу об этой просьбе, то не уверен, что она захочет тебя увидеть. Уж слишком сильно ты ее огорчил, – более спокойно произнес он.

– Я понимаю, что не заслужил этого, но хочу хоть как-то загладить свою вину.

– Я тебя услышал. Теперь можешь идти к методисту и взять у него обходной лист. Даю тебе времени до конца недели, чтобы рассчитаться с вузом.

– А как же те деньги, которые я не оплатил за обучение за этот семестр? – поинтересовался я.

– Я этот вопрос решу. Конечно, мне стоило немало усилий, чтобы поручиться за тебя у ректора и руководства университета, но это была моя ответственность, и мне ее нести перед ними ценой своей репутации.

– Скажите, а Колю вы отчислять не будете? Ведь у него даже больше задолженностей, чем у меня, – хитро спросил я.

– Нет. Не будем.

– Почему?

– Тебя это не касается! Все, свободен! – резко выпалил он.

– До свидания, Петр Сергеевич. И, пожалуйста, не говорите маме обо всем.

– Не буду. Но искренне надеюсь, что после отчисления тебя призовут в армию, и там ты придешь в себя! Прощай, Николай!

Никогда еще я не видел декана в таком состоянии. Обычно спокойный и уравновешенный, он являл собой образец невозмутимости, но тут его как будто подменили. Такое чувство, что во время нашего разговора он еле сдерживал себя, чтобы не накинуться на меня. Глаза блестели от ненависти, а взгляд будто испепелял меня. Было действительно страшно…

***

Зайдя к методисту, я взял обходной листок и решил по максимуму закрыть его в этот день. Так как домой возвращаться не хотелось, а делать было больше нечего. Проходя мимо учебного корпуса, я заметил среди курящих ребят и девчонок своих сокурсников, а если точнее, то уже бывших сокурсников. И тут мне захотелось пройти мимо, чтобы они не задавали лишних вопросов, но вдруг во всей этой толпе я заметил его…

«Вот ты и попался мне, ебучий-Колючий», – промелькнуло у меня в голове, и, нащупав в кармане куртки зажигалку, я крепко сжал ее в кулаке. Как можно аккуратнее и незаметнее подобравшись к толпе, я протиснулся сквозь нее к своей жертве, словно хищник к добыче. И как только он обратил на меня внимание, я, подняв глаза, со всего маха въехал ему кулаком в челюсть так, что он рухнул на жопу. Тут же я хотел накинуться на него, но меня успели оттащить, а он, в свою очередь, успел подняться и ударил меня ногой в живот, но его сразу же тоже схватили и стали удерживать.

– Вы чего, пацаны? – выкрикнул кто-то.

– Совсем ебанулись? – прозвучало откуда-то.

– Ты, паскуда! Все из-за нее, да? Запал на телку кореша?! Я знал, что ты веденый на них, но не думал, что способен на такое, гнида! – орал я ему в лицо, не замечая окружающих.

– Ты ебанулся, что ли? Какая телка? Нахуй она мне не сдалась! Меня декан, сказал, отчислит, если я ему не расскажу все как есть! Да и к тому же благодаря мне ты вообще с ней сошелся! Кто тебе фотки в клубе делал тогда? – вытирая кровь с губ, злобно прокричал он в ответ.

– Не пизди, Иуда! Ты всегда мне завидовал! Во всем! Что я учусь лучше, работаю в клубе, у меня водятся бабки! А тут еще и телку такую себе отмутил, причем дочь декана! – продолжал я предъявлять ему.

– Ты ебучий барыга, и все! Какая телка? Какой клуб? Толкаешь наркоту пацанам и сам же на ней торчишь! Даже на друзьях не брезгуешь навариться! Вон один уже скопытился по твоей милости! Кто из нас еще Иуда тут? – парировал Колючий.

– Ты че несешь, черт помойный!!! Какой он тебе друг был? Ты ему каждый раз ебало собирался бить, как обожрешься дешевой синевы! Или не помнишь хотя бы тот случай, когда мы в музей собирались? Кто там кричал про говнаря и тому подобное? Хотя откуда тебе помнить, ты же был в говно тогда!

– Да пошел ты!!! Наркот конченый! Что с тебя взять!? – сплюнул он кровь, которая никак не останавливалась.

– Взять, говоришь, нечего!? Только вот бабки брать не брезговал от дел, в которые я тебя, выродка, подтянул на свою голову!

– Так, все! Хорош грызню устраивать тут! Отношения свои выясняйте за забором! А то сейчас обоих вас тут размотаю! – пригрозил какой-то бугай со старших курсов.

– Реально тормозите, пацаны! – поддержал его еще кто-то из толпы.

– Все! Расход! – сказал третий, и все побрели кто куда, так как перерыв между парами уже закончился.

– Сука!!! Не попадайся мне лучше на глаза! – крикнул я в спину Колючему, которого часть парней провожала в корпус.

– И ты мне, гандон!! – выпалил он в ответ и скрылся в дверях.

После этой перепалки пацаны отвели меня в сторону, поинтересовались, как себя чувствую, и отправили по своим делам, подождав какое-то время – окончательно убедиться, что я не вернусь.

Больше в тот день я не стал предпринимать попыток закрыть обходной листок и решил покинуть стены этого злоебучего универа. Потому что был в бешенстве, меня всего колотило и трясло от всей этой ситуации. Полностью опустошенный и сломленный, я чувствовал отчаяние, безысходность и беспомощность. Меня как будто бы загнали в тупик. Теперь стоял открытым вопрос об армии, в которую у меня не было абсолютно никакого желания идти. Но больше всего мне не хотелось возвращаться домой, так как я не знал, что сказать маме. Она потратила столько сил, средств и нервов, чтобы я получил это образование, а в итоге я подвел ее. Да еще в такой момент, когда она только начала приходить в себя после операции. Больше всего мне не хотелось, чтобы она после случившегося в очередной раз звонила декану и, унижаясь, просила за меня. Не имея ни капли мужества в тот момент и полностью поглощенный страхом, я так и не смог признаться ей, что меня отчислили. Ни в тот день… ни на следующий… ни через неделю. Вплоть до определенных событий.

***

– М-да уж… Ну что я могу сказать? В принципе, я не удивлен, и, по-моему, все к этому и шло, – заключил Волк после моего рассказа обо всем случившемся. – Я тебя сразу предупредил, чтобы не наводил никаких движений в своей шараге, но ты меня не послушал.

– Вот только ты не начинай причитать тут! Я этого декана гребаного наслушался уже! Еще один человек-комар! Всю кровь мне выпил.

– Что за человек-комар? – недоуменно спросил он.

– Ну это такая определенная категория граждан, которые мнят себя супергероями и знают, как тебе жить типа. Ладно, не заморачивайся особо, – махнул рукой я. – Лучше налей чайку, что ли.

– У меня есть и покрепче кое-что, – подмигнул мне Волк и достал из холодильника полбутылки вискаря. – Может, обмоем твой досрочный выпуск?

– Очень смешно. Я вот даже не знаю, что мне теперь матери говорить про все это.

– Ну, рано или поздно придется сказать как есть. Тут уже деваться некуда.

– Согласен. Но больше всего меня цепануло то, что этот крысеныш Колючий остался там и продолжит учиться. Хотя он, конечно, бревно полное в этом деле, и за это вдвойне обидно, – разочарованно произнес я. – Не, спасибо, я не буду бухать. Просто чаю сделай, и покрепче, если можно.

– Если я правильно понял с твоих слов, то он там остается учиться только потому, что за него мазу тянет этот твой декан, так? – подозрительно спросил Волк и поставил на стол чашку чая.

– Ну, по большому счету, да. Так оно и есть. Тем более после всего случившегося декан еще больше будет его опекать, как мне кажется.

– А если этого декана не станет, то его отчислят?

– Вероятность этого возрастет многократно, если придет новое руководство. Только я не пойму, к чему ты клонишь? Ты хочешь завалить декана, что ли? Нанять киллера? – иронично спросил я и рассмеялся от одной только мысли об этом.

– Ну зачем же так грубо? Можно сделать все гораздо элегантнее и технично слить его. Ты же сказал, что занесешь ему те бабки, чтобы он передал матери твоего покойного кореша, так? С помощью нехитрых манипуляций мы можем обыграть это так, что будто бы это взятка, и подтянуть на эту акцию в момент передачи соответствующих людей из органов. И буквально в один момент твой уважаемый всеми декан превращается в ненавистного коррупционера и предателя. Тем более ты сам сказал, что у вас в шараге какая-то проверка идет. А еще ему обязательно припомнят тот случай, когда он за тебя впрягался по поводу того, чтобы отложить платеж за обучение, и по-любому этот случай тоже вызовет определенные подозрения у его начальства, – с усмешкой заключил Волк.

– Хм… а повод для взятки какой будет? – поинтересовался я.

– Да абсолютно любой, связанный с обучением и оценками. Например, чтобы тебе закрыли какие-то долги, не с последней, а с предпоследней сессии, и ты официально закончил курс обучения по определенным предметам.

– Мне кажется, все это слишком рискованно, и если проводить серьезное расследование, то найдут много несостыковок. Да и к тому же человек он достаточно известный в городе, и у него найдется много защитников, – с сомнением произнес я.

– Ну так я же сказал, что мы тоже со своей стороны подтянем «соответствующих» людей, которые будут заинтересованы в том, чтобы дать ход этому делу.

– А если он начнет в ответ сливать нас? У него же тоже есть определенные связи, да и к тому же те долбоебы, которые подписали на себя конторы, могут стать свидетелями против нас.

– Да кто ему после этого поверит? Тем более к нам сложно будет подкопаться. Впрочем, смотри сам, мое дело предложить, – сказал он. – К тому же ты в скором времени, судя по всему, уйдешь в армию, и про тебя все быстро забудут.

– Спасибо, что напомнил, – с сарказмом ответил я. – Но это заманчивая тема, так что я подумаю надо всем этим.

Покинув логово Волка, я всерьез задумался над его предложением, ведь оно действительно было таким привлекательным, и я бы мог убить двух зайцев сразу. Слить этого тошного декана и поставить под угрозу обучение Колючего, а зная его «способности» к учебе, я не сомневался, что с новым руководством он надолго не задержится в вузе. К тому же после службы в армии (к чему я был уже морально готов) у меня появилась бы возможность восстановиться в универе и доучиться до конца. С другой стороны, где-то в глубине души я понимал, что всю эту кашу заварил я сам, и случившееся со мной было закономерным результатом. Но тотальное чувство несправедливости, а как выяснилось позже, банальная обида крайне мешало взять и принять все как есть. Я не мог взять ответственность за свои действия. В конце концов решил отложить все эти проблемы до разговора с Алисой, на который я очень надеялся и рассчитывал. Я дал себе срок, в течение которого, по моим ожиданиям, этот разговор должен бы был состояться, и если бы этого не произошло, то выбор бы пал за то, чтобы воплотить в жизнь предложение Волка.

***

Я не торопился выходить на связь с Алисой, так как понимал, что она испытывает очень неприятные чувства, и видеть меня в это время, пожалуй, ей хотелось меньше всего. Но после трех дней, прошедших с момента нашего разговора с деканом (по истечении которых, как мне казалось, чувства должны поостыть), я написал ей смс:

«Привет! Прошу, пожалуйста, давай поговорим? Всего один разговор, и ты меня больше не увидишь».

Никакой реакции не последовало. Спустя сутки предпринял попытку ей позвонить – то же самое. Затем последовал наш разговор с Волком, и я снова отправил ей смс:

«От этого разговора очень многое зависит, прошу, не игнорируй».

Прошло еще около суток, и я уже не рассчитывал, что она выйдет на связь, но уже ближе к ночи пришло заветное смс:

«Завтра. В 15:30 у моего подъезда. У нас 15 минут».

«Хорошо», – написал я в ответ.

Практически всю ночь я не спал и думал о предстоящем разговоре. Мою голову буквально разрывало на куски от мыслей. Я смоделировал огромное количество вариантов разговора и несколько раз даже засекал время по пыльным часам на стене, чтобы уложиться в эти долбаные пятнадцать минут и сказать ей все необходимое. Конечно, я испытывал призрачную надежду на то, что эти отношения каким-то чудом удастся спасти, хотя здравый смысл говорил об обратном.

За десять минут до назначенного времени я пришел к подъезду Алисы, закурил сигарету и стал ждать. Она появилась спустя минут двадцать, подъехав к дому на такси.

– Привет, – тихо произнес я. – В первую очередь я хотел бы извиниться перед тобой за все это. За то, что лгал тебе и причинил столько вреда.

– Это ничего не изменит, – сурово сказала она. – Не скрою, я согласилась поговорить с тобой только потому, что отец меня попросил об этом.

– Понимаю. Позволь мне хотя бы угостить тебя кофе, – предложил я.

– Нет уж, спасибо. Зная теперь, откуда у тебя деньги на него, я бы даже не стала пить его под дулом пистолета. Да и времени в обрез.

– Мне не хотелось, чтобы так получилось, правда. Я действительно испытывал нужду в деньгах, особенно когда встречался с тобой. Только от одной мысли, что не могу позволить себе купить для тебя цветы или конфеты, приводила меня в ужас, как и то, что не могу угостить тебя ужином в кафе или отправить на такси до дома после очередной нашей встречи. Я сразу начинал чувствовать себя никчемным и ничтожным, – виновато сказал я.

– Только при этих воспоминаниях меня начинает коробить. Неужели ты так и не понял, что такие нюансы не играли решающей роли в наших отношениях? Не скрою, конечно, мне было приятно, когда ты таким образом ухаживал за мной и проявлял заботу, но, понимая теперь, откуда все это, я даже не знаю, как мне отмыться от всего этого. Ты думаешь, что я не поняла бы, если бы на очередное свидание ты явился без букета цветов или шоколадки? Думаешь, я бы отвернулась от тебя? Это унизительно, если ты считаешь, будто я какая-то дешевка, которая повелась на букетик цветов или бижутерию и только по этой причине встречаюсь с тобой. А может, тебе просто было проще откупиться от меня таким способом, чтобы не вызывать подозрений? А? – сквозь слезы проговорила Алиса.

– Просто я запутался, – честно признался я.

– Запутался он. Не ври! У тебя с самого начала был холодный расчет! Начиная с того, как взять мой номер тогда в клубе, и заканчивая тем, что это ты спровоцировал в ту ночь моего бывшего засосать бухую девку, точнее, спровоцировал ее поцеловать его! Да!!! Теперь я все знаю! Коля мне все рассказал уже! И про то, как он делал фотографии, и про ваши махинации с учреждением фирм на всяких там наркоманов, игроманов, алкоголиков, включая отцовских студентов. И даже про употребление наркотиков!!! Все!!! Я теперь знаю абсолютно все! – уже откровенно рыдала она.

– Прости меня, прошу, – попытался я успокоить ее и приобнять, но она отступила назад. – Это был их выбор, и я никого не принуждал делать всех этих вещей, в конце концов! – уже раздраженно сказал я.

– Не надо ко мне прикасаться! Как можно быть таким монстром? Неужели ты не понимаешь, что люди – это не расходный материал? Это живые души! За которыми свои истории, трагедии, боль! У которых есть свои достоинства и слабости, и на них ты так ловко играл и манипулировал ими, чтобы добиться своих корыстных целей! И тут даже дело не в деньгах, ты просто хотел потешить свое эго, а на людей тебе было абсолютно наплевать, включая самых близких! Не случайно я тогда в ресторане на первом нашем свидании сказала, что в тебе присутствует некая холодность! Только теперь она очевидна!

– Да ладно, брось! Неужели ты сама не понимаешь, зачем тебе этот Колючий все рассказывает? Просто он хочет с тобой замутить, вот и все! Или ты думаешь, что он такой сердобольный и хочет просто тебя утешить? Подставить жилетку и подать носовой платок! Наверное, уже и приглашал куда-нибудь посидеть, так? – не выдержал я.

– Ну по крайней мере не в музей, – с едким сарказмом произнесла она.

– Конечно, не в музей! У него на это фантазии не хватит. Только знай, что те деньги, на которые он собрался тебя угощать, добыты точно таким же путем и из тех же источников!

– Все, Коль, хватит! Мне нечего тебе сказать больше! И пожалуйста, не надо больше донимать меня звонками и эсэмэсками, а то я вынуждена буду сменить номер. Желаю тебе удачи, прощай! – с какой-то сухостью и безразличием произнесла она.

– Прощай, Алис. И береги себя.

***

«Все-таки я оказался прав! Этот крысеныш запал на нее», – подумал я, когда уходил от Алисы. Хотя ничего удивительного в этом нет, она девушка привлекательная, и с этим не поспоришь. Но после нашего разговора ненависть к Колючему еще больше одолевала меня, и в конце концов под напором этих чувств я принял решение согласиться на предложение Волка.

– Когда ты обещал занести ему деньги? – поинтересовался он у меня по телефону.

– Ну, я не назвал определенной даты, но он мне дал неделю, чтобы закрыть обходной листок, – ответил я.

– Значит, времени у нас в обрез. В общем, я поговорю с парнями, чтобы они вышли на нужных людей, и дам тебе знать.

– Хорошо. А дальше что будет?

– Ты встретишься с теми людьми, кто будет проводить операцию, и они, я думаю, введут тебя в курс дела. У них же по-любому есть опыт в таких делах.

– Все верно. Но что-то мне очково, если честно, – признался я.

– Не ссы! Если у них будут хоть малейшие сомнения относительно этого дела, то они однозначно не станут в это вписываться. Так что еще ничего не решено. Это только мои предположения.

– Ладно. Слушай, есть еще маленькая просьба к тебе. Помоги мне достать гердоса?

– Не, братан, хорош! Завязывай с этой хуйней! Слишком часто ты начал употреблять его. Тебе случая с Прицепом мало? – попытался вразумить он меня. – Я сам больше не травлюсь этим дерьмом. Да и к тому же пацаны сверху, по ходу, начали что-то подозревать. Однажды у меня уже напрямую спросили, не балуюсь ли я?

– Чувак, мне так херово от всей этой ситуации, в которой я оказался, что даже спать не могу. А от медленного хоть как-то получается отвлечься от всего этого и немного забыться. Ну пожалуйста! – жалобно попросил я.

– Ладно! Ты заебал! Короче, я сведу тебя с барыгой, и сам у него возьмешь. Ща дам тебе его номер и позвоню предупрежу, что будут звонить от меня, – пошел навстречу Волк.

– Договорились.

Спустя где-то минут сорок я позвонил по номеру, который прислал мне Волк, сказав, какое количество мне нужно. Я сделал все, как он велел, и мы договорились встретиться с этим барыгой в центральном парке через час, предварительно я описал ему, как выгляжу и во что одет. Спустя час я был на месте, но он еще два раза переносил встречу, потому что якобы не успевал. Скорее всего, наблюдал за мной откуда-нибудь, хотел убедиться, что на мне нет «мусорского хвоста». Вскоре он подошел ко мне и заговорил:

– Ты Колян?

– Да, я.

– Давай бабки, – потребовал он.

– А лекарство?

– Бабки, говорю, давай или расходимся!

Я отдал ему тысячу рублей, и он незаметно для окружающих проверил купюру на подлинность.

– Вон видишь – крайняя лавка у входа стоит? Под ближней ко входу стойкой лежит пачка сигарет. В ней твое говно! – быстро проговорил он и резко скрылся, так что я даже не успел ничего ответить.

Вскоре я подошел к лавке, присел на нее ближе к краю и действительно заметил на земле смятую пачку сигарет. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я аккуратно подобрал пачку и убрал в карман. Затем поднялся и не спеша, чтобы не привлекать внимание, покинул парк. Подойдя к автобусной остановке, достал пачку и убедился, что в ней действительно лежит заветный «чек». Выкинув пустую упаковку в урну, а чек спрятав в носок, я дождался своего автобуса и поехал домой.

На самом деле я сильно переживал во время всего этого замута. Думал, что барыга, который, судя по всему, был цыганом, кинет меня, особенно после того как взял у меня деньги. Да и к тому же я нарушил главную заповедь наркоманов: не покупать кухню, пока не приобрел кайф! Но пока я его ждал, то решил, раз есть время и чтобы потом не терять его, все-таки взять все необходимые инструменты для употребления…

Выйдя на конечной остановке, я решил употребить на улице за гаражами, в том самом «Портале», где обычно перед универом мы раскуривались с Колючим. На улице потихоньку начинало темнеть, и я торопился, чтобы успеть вмазаться, пока было еще достаточно светло. Зайдя за гаражи, я выложил все принадлежности на промерзлую землю и окинул взглядом окружающую картину. Ничего нового я не увидел. Все те же самые отвратительные отходы человеческого бытия: банки, бутылки, использованные шприцы, презервативы, прокладки и прочие мерзкие предметы, которые хаотично валялись вокруг меня вперемешку с грязью и осенней гниющей листвой. Наблюдая эту картину, я в какой-то момент поймал себя на мысли, что, по иронии судьбы, я давно уже превратился в ту самую нечисть, которая и вылезала из адского портала, чтобы оставить после себя такой омерзительный след на этой планете. И сколько таких «порталов» было разбросано только по одному нашему городу? Десятки? Сотни? И в каждом городе нашей необъятной страны с каждым днем, каждым часом их становилось все больше и больше. Было страшно даже подумать о масштабах катастрофы, которая постигла ее в самом начале двадцать первого века.

«Имя мне – легион!» – с усмешкой подумал я про себя и как можно скорее вогнал приготовленный раствор в вену, чтобы поскорее избавиться от этих гнетущих мыслей…

***

Яркий свет ударил в глаза, когда я открыл их. Во рту что-то мешало нормально дышать. Лежал я одетый в какую-то стремную пижаму, без нижнего белья, с перевязанной головой, и мне было холодно. Как оказалось впоследствии, я очнулся в палате интенсивной терапии после передозировки опиатами. Сколько времени прошло с момента укола, я не знал.

– О, очнулся, голубчик! – с ухмылкой произнесла подошедшая медсестра. – Сейчас позову врача. Лежи тихо и не дергайся, а то привяжем тебя! Ольга Петровна, можете подойти? Наш наркоман в себя пришел! – на весь коридор прокричала она, и ее слова, словно удар кувалды, разбились о мою голову. От них мне стало так больно и противно, что я даже пожалел о том, что пришел в себя.

– Нар-ко-ман, – по слогам произнес я сквозь торчащую изо рта трубку.

– Оклемался, значит? А мы уже и не надеялись на это, – пробурчала тучная женщина, которая, по всей видимости, и была той самой Ольгой Петровной.

– Как я здесь оказался? – попытался как можно четче произнести я.

– А то ты не знаешь? Типичный случай передозировки у типичного наркомана. Не рассчитал дозу – и вуаля! Хорошо, на тебя обратил внимание водитель автобуса, который хотел справить малую нужду в том месте, где тебя нашли, и не остался равнодушным, вызвал скорую. Редкое явление в наших краях, так что можно назвать тебя счастливчиком!

– Почему это?

– Потому что с наркоманами никто не желает связываться, и, вероятнее всего, ты до сих пор бы лежал там, только синий и холодный. Возможно, вороны уже выклевали бы тебе глаза, а какая-нибудь проходящая мимо голодная дворняга отгрызла нос и уши. Обычное дело, знаешь ли, – с какой-то издевкой сказала она.

– Сколько я уже здесь?

– Почти трое суток. Твоя мама уже все глаза выплакала! Вот кого действительно жалко в таких ситуациях.

– Мама? – приподнялся я и тут же откинул голову на подушку, так как ее пронзила адская боль.

– Конечно! В таких случаях обычно сообщается ближайшим родственникам о поступлении пациентов без сознания. Ты лежи, не дергайся, а то у тебя еще, судя по всему, сильное сотрясение мозга. По ходу, упал на камень головой, когда потерял сознание. В общем, приходи в себя, а я пока пойду скажу медсестрам, чтобы связались с твоей матерью и сообщили ей, что ты пришел в себя. Она поехала в аптеку, чтобы привезти тебе необходимые лекарства, хотя я не рассчитывала уже на то, что они тебе пригодятся. Какая сильная у нее вера, однако.

Когда она вышла из палаты, то первое, о чем я подумал, – лучше бы я не приходил в себя.

– Когда же это наконец-то закончится? – в голос произнес я и сжал кулаки. Теперь мама была обо всем в курсе, и этого я боялся больше всего на свете. Я начал думать о том, что ей сказать по поводу всей этой ситуации. Конечно, это было фиаско – сокрушительное поражение в игре под названием Жизнь. Наверное, самым правильным в тот момент было бы сказать маме всю правду, но при мысли об этом я испытывал настоящий ужас. Наркотики, подставные фирмы, деньги на операцию, смерть Илюхи, отчисление из вуза – и это еще не полный список моих «достижений» за последний год. К тому же, думать обо всем мне мешала сильная головная боль, и в итоге я попросил у медсестры что-нибудь для сна.

– Ну и что мы будем делать теперь со всем этим? – устало спросила мама, когда пришла, и я рассказал ей только про отчисление из вуза и про то, что расстался с Алисой, выставив себя жертвой неразделенной любви, из-за чего якобы и употребил наркотик в тот день, надеясь, что это вызовет чувство жалости и сострадания ко мне.

– Судя по всему, придется идти в армию весной, а там уже посмотрим.

– В армию он собрался, – с ухмылкой произнесла мама. – А ты в курсе, что у тебя гепатит С? – И, опустив голову, она заплакала.

От этой новости холодный пот пробежал у меня по спине. Когда кажется, что хуже быть уже ничего не может, и ты, поверженный, лежишь в полусознательном состоянии, думая о том, что уже проще, чтобы тебя добили, чем выкарабкиваться из всего этого дерьма, – то прилетает последний, карающий удар, который и добивает тебя. В тот момент я даже испытал какое-то презрение и отвращение к этому сердобольному водиле автобуса, который якобы спас мне жизнь. Наверное, сейчас доволен собой, рассказывая в кругу семьи, друзей или коллег, как спас никчемного, жалкого наркомана, который подыхал от передоза среди мусора. Конечно, его не покажут по новостям, ведь он спас не тонущего ребенка или старика из пожара. А кто его просил об этом? С чего он взял, что мне нужна такая жизнь после его спасения? Может, я вообще хотел вмазаться «золотым уколом»? Почему вообще сложилось так, что жизнь принято считать даром? Может, жизнь – это, наоборот, проклятие, где ты обречен испытывать боль и страдания на всем ее протяжении, а смерть является единственным выходом и спасением? Но тот, кто наделил нас этим «даром», позаботился и о том, чтобы мы не могли так просто от него избавиться и вкусили всю прелесть его «доброты» и «щедрости» в бесконечных страданиях и муках. Для этого он вдохнул в нас страх – леденящий душу ужас перед смертью, которую так опрометчиво изображают в образе старухи с косой с ужасающей гримасой, от которой веет холодом. Может, в действительности смерть прекрасна и выглядит как привлекательная девушка в легком летнем платье, с точеной фигуркой и длинными, стройными ногами, пахнущая свежим дождем и полевыми цветами, которая босиком ведет тебя за руку по зеленому лугу в настоящую счастливую и свободную жизнь. Может быть, смерть и есть настоящий дар? Но чтобы встретиться с ней, необходимо мужество. Мужество для преодоления этого самого противного, унизительного и парализующего тело, разум и дух чувства – страха. И этого самого мужества у меня, к сожалению, не было.

Такие мысли посетили меня, пока мама плакала, потому что у меня не было подходящих в этот момент слов, чтобы утешить ее, хотя тогда мне хотелось этого больше всего на свете. Поэтому я просто молчал и размышлял. Наконец решился заговорить:

– Может, это какая-то ошибка?

– Мне врач сказала буквально перед тем, как я зашла сюда. По-видимому, результаты анализов только пришли.

– И что, с этим не берут в армию?

– Не берут. Получается, ты уже давно колешься? – с каким-то отчаянием спросила она.

– Нет. Пару месяцев где-то, – соврал я.

– Алиса из-за этого с тобой рассталась?

– Из-за этого тоже.

– Я до конца не хотела в это верить, хотя, конечно же, видела, как с тобой происходит что-то не то. Чувствовала. Но не хотела вмешиваться, а зря.

– Прости меня. Мне просто было очень плохо, и я не знал, как заглушить эту боль.

– Что толку от этого? У тебя уже в организме вирус, который медленно убивает тебя. А заодно и меня.

Эти слова отразились новой болью в голове. Дальше мама продолжала высказывать мне свои чувства и мысли по этому поводу. И мне становилось только хуже, но самое противное было то, что я не мог уйти от этого разговора, который назревал уже на протяжении долгого периода времени. В конце концов я попросил ее остановиться, так как мне становилось хуже от гнетущего и давящего чувства вины. Но напоследок она сказала:

– Я заплатила денег врачу, чтобы тебя не ставили на наркологический учет в диспансер.

– Зачем? И много ли?

– Достаточно для того, чтобы ты смог устроиться на нормальную работу и наконец-то перестать заниматься непонятно чем. А если тебя поставят на учет, то никто на нормальную работу тебя не возьмет. Никому не нужны наркоманы в наше время. Поэтому в медкарте тебе поставят только сотрясение мозга, ну игепатит, конечно же.

– Спасибо тебе. Но у меня уже есть работа в клубе.

– Это не работа! К тому же я больше чем уверена, что все это у тебя тянется именно оттуда.

– Это неправда! Тем более это единственное, что у меня осталось на сегодняшний момент.

– В общем, я настаиваю на том, чтобы ты оттуда уволился и устроился на нормальную работу.

– Это исключено! – раздраженно произнес я.

– Ты сейчас не в том положении, чтобы ставить условия! – парировала она решительным, спокойным голосом.

– Хорошо! Я готов найти себе еще одну работу в таком случае, но из клуба не уйду!

– Будешь работать на двух работах?

– Если надо, то буду.

– Ладно. Договорились. Но предупреждаю тебя сразу, что если этого не произойдет в ближайшее время, то я приду в клуб и расскажу про все твоему руководству, и тогда посмотрим, сколько они тебя там продержат после этого.

– Шантажируешь меня? – с презрением спросил я.

– Ты не оставляешь мне выбора.

Тут в палату зашла медсестра и сказала, что маме пора собираться домой, так как ей может влететь от начальства за то, что мама до сих пор у меня.

***

На следующий день ко мне в больницу пришел Волк. Не могу сказать, что я рад был его видеть, несмотря на то, что он принес целый мешок каких-то фруктов, йогуртов, соков и т. д. Потому что мне меньше всего хотелось слушать очередные причитания еще и с его стороны. Я даже с легкостью мог спрогнозировать, о чем будет идти речь. Он снова непременно приведет в пример историю с Прицепом, и что мне пора завязывать со всем этим дерьмом, и все в том же духе. В принципе, так все и произошло. Чтобы эти нравоучения с его стороны как можно быстрее закончились, я решил не спорить с ним и терпеливо соглашаться, подтверждая его правоту. Наконец, когда с этим было покончено, он сказал:

– По поводу твоей ситуации с деканом – все отменяется. Слишком большие риски. Особенно после того, как ты попал сюда. Никто не хочет впрягаться за торчка. Слишком сомнительная репутация, братан. Это не мое решение, извини.

– Ну, во-первых, по официальной причине я попал сюда из-за сотрясения мозга, и никто бы не узнал о том, что я передознулся. А во-вторых, ты мог бы не озвучивать это своим парням до того момента, как не поговорил бы со мной.

– А что мне было делать? Я уже договорился обо всем, и тут ты внезапно пропадаешь. Я тянул сколько мог и откладывал разговор, пока у меня уже напрямую не спросили. Телефон у тебя молчит. Я связался с твоей мамкой, и она мне все рассказала. Да еще начала выпытывать, мол, знал ли я, что ты колешься? Сколько? И с кем? Я подставился перед своими ребятами в очередной раз, и теперь пришлось врать твоей матери и говорить, что я вообще не в курсе твоих приключений, хотя сам свел тебя с этим барыгой! Нахуй мне это все надо, скажи?

– Ладно. Ты прав. Извини. Я не хотел, чтобы так вышло. Да и к тому же сам начал понимать, что эта затея с деканом – не самая лучшая. Просто хотелось как-то отомстить этому мудаку Колючему. Но сейчас понимаю, что у меня просто не хватит сил на всю эту авантюру, – устало произнес я.

– Да, братец. Тебе нужно приходить в себя. И в первую очередь подвязывать со всей этой херней. Тем более после таких вот пируэтов, – сказал Волк и указал на мою забинтованную голову. – А мамка-то что говорит?

– А что она может еще сказать? Говорит, что надо на нормальную работу устраиваться и браться за голову. Впрочем, то же, что и всегда. Ничего нового.

– На нормальную работу – это на завод типа? – усмехнулся он.

– По-видимому, да. Или офисным клерком куда-нибудь, хуй знает. Я не уточнял, что конкретно она подразумевает. Ну уж точно не клуб, где я сейчас работаю.

– А я тебе сразу говорил, что это лажа полная с твоим клубом. Особенно с таким корешком, как Фитиль. Как он, кстати? Не объявлялся?

– Нет. Но там уже пронюхали про его движения с наркотой. Меня спрашивали, не в курсе ли я, и предупредили, что если узнают что-то, то вышвырнут не задумываясь.

– Это не удивительно. Ну так и что ты решил? Так и будешь там светильники зажигать для бухарей всяких? – продолжал он иронизировать.

– А что? Мне нравится. Во всяком случае, лучше, чем по подъездам околачиваться по выходным и бухать там дешевую сивуху. А в клубе музыка, свет, телки симпатичные зажигают. Поди плохо, что ли?

– Ну, тебе виднее, конечно. Ты же типа всегда к творчеству тянулся. Я еще по школе помню. Кстати, ты еще свои стишки пишешь?

– Редко. Как-то не до них стало в последнее время. Хотя, пока тут валялся, у меня возникла одна безумная идея – написать книгу, – в шутливой форме произнес я, чтобы это не показалось слишком серьезно, и он в очередной раз не стал меня высмеивать.

– Книгу? Ты серьезно? И о чем же? – не выдержал Волк и рассмеялся.

– Ну, я пока не решил еще. Придумал пока только, что если и напишу ее, то посвящу коту, – засмеялся я вместе с ним.

Тут Волка конкретно понесло, и он начал хохотать чуть ли не на все отделение и спустя какое-то время, еле сдерживая слезы от смеха, произнес:

– Вот тебя реально накрыло, Колян. Признайся, у тебя после удара появились голоса, и один из них внушил тебе эту ахинею? Или, может, это я сейчас говорю вовсе не с тобой, а с каким-нибудь Леонидом? Эй, Колян! Вернись обратно! Какому, блять, коту? У тебя его даже нет, – продолжал угорать он.

– Ну так заведу. В чем-проблема-то?

Тут на наш смех прибежала самая строгая медсестра, которую пациенты прозвали Вертухаем, и начала выгонять Волка, по-видимому, посчитав, что ко мне пришел дружок-наркоман и мы накурились с ним, и поэтому теперь, по ее словам, «жеребенем на всю больницу».

– Ладно, братан, выздоравливай! Я пошел! – пожал Волк мою руку и под недовольство медсестры вышел из палаты.

***

После выходных меня наконец-то выписали из этой клоаки. Вид отечественных больниц, да и медицины в целом, в то время представлял печальное зрелище. Холодные процедурные кабинеты с желтым потрескавшимся кафелем и облезлыми кушетками, больше походившими на смертные одры разных грешников, прокаженных, одержимых и юродивых людей, чем на обитель исцеления и выздоровления. Палаты с порванным, выцветшим линолеумом, особенно в тех местах, где стояли полувековые кушетки, изрядно поеденные ржавчиной, на которых лежали вонючие, сырые матрацы, покрытые подозрительными пятнами и разводами желтого цвета; на них уже умерло по меньшей мере с десяток человек. Деревянные окна с облупленной краской, местами забитые фанерой и небрежно заклеенные бумажной лентой; щели, в которые предварительно напихали вату, чтобы пациентам было не так холодно. Не удивлюсь, если эта вата в целях экономии была использована после того, как у тебя взяли анализы или сделали укол, и на ней остались отпечатки крови. Но все эти меры не помогали избежать холода, который пронизывал палату. И это по большей части был не тот холод, который возникает из-за низкой температуры на улице, а тот, который появляется в душе́ от вида мрачной, гнетущей картины, окружающей тебя.

Курилка располагалась в туалете, и в принципе, чтобы покурить, можно было даже не брать с собой сигареты, а достаточно всего лишь войти сюда, поскольку тут постоянно стоял дым коромыслом, от которого в прямом смысле слова резало глаза. В туалете было две кабинки, на двери одной из которых не работал шпингалет, и поэтому приходилось либо придерживать ее рукой, когда справлял нужду «по большому», либо затыкать дверь на толстый кусок туалетной бумаги, которую приходилось брать с собой, потому что вешалась она там, судя по всему, только в праздничные дни или по случаю проверок. Поэтому, если ты попал в другую кабинку, считай себя счастливчиком, но и то с условием, что тебе необходимо было предварительно набрать бутылку воды из-под крана – наполнить сливной бачок, с которого предусмотрительно была снята крышка, ведь функция его наполнения не работала еще со времен советской эпохи. Самое интересное случалось тогда, когда не удавалось смыть с первого раза все наносное, а за дверью в очереди уже стоял ворчливый старичок, который к тому же был твоим соседом по койке, и после обнаружения оставленного тобой сюрприза он до самой выписки продолжал кидать косой взгляд в твою сторону.

Соответственно, во всей этой богадельне смерть была абсолютно привычным и естественным явлением. Так однажды я вышел покурить и в коридоре заметил вновь прибывшего старичка, которого, по всей видимости, только привезли и положили вдоль прохода, ведь в палатах давно уже не было мест. Он лежал на спине с открытыми глазами и еле слышно пытался позвать медсестру. Было видно, как он надрывается и делает это из последних сил. Я пошел к медсестре, которая готовила уколы, и сказал ей про дедушку, но она ответила, что занята и подойдет, как освободится. Буквально спустя семь минут, по пути назад из туалета, я уже видел, как тело старичка лежит на полу и накрыто белой простынкой, из-под которой торчат только голые ноги. На мой вопрос, почему его положили на пол, мне довольно цинично ответили, что ему уже без разницы, где лежать, а вот новым пациентам – пока еще нет.

Отношение к пациентам было скорее снисходительным, чем похожим на сострадание. В моем же случае оно вообще оказалось пренебрежительным и брезгливым, так как весь медперсонал знал, как я к ним попал, но поначалу это было не очень заметно. Все изменилось, когда пришли анализы, и у меня на медкарте стоял красный штамп, который свидетельствовал о наличии гепатита С. После этого медсестры демонстративно надевали перчатки, когда ставили мне капельницы, брали анализы или делали перевязку, чего не происходило с другими пациентами. С каждым днем в больнице я все больше и больше чувствовал себя будто прокаженным и регулярно спрашивал на обходе у врача, когда меня уже выпишут.

За пару дней до выписки со мной связался Артем и сказал, что ему наконец-то привезли товар, и я могу снова взять его на реализацию. Тут надо сказать, что после смерти Илюхи я с ним не контактировал, потому что у него возникли какие-то проблемы с поставщиками, и он сказал, что как только их решит, то свяжется со мной. В тот день я отдал ему деньги, и больше он на связь не выходил. Все эти дни мне постоянно звонили люди и просили помочь им «замутить». Сначала я не хотел снова лезть в эту тему и уже собрался было сказать Артему, что завязал, но потом, пораскинув мозгами, решил, что сейчас нужны будут деньги на первое время, не просить же их у мамы, которая и так была сильно на меня обозлена. В общем, мы договорились, что после выписки я зайду к нему и возьму кайф.

***

– Подожди здесь, – сказал Артем, когда я зашел к нему. – Вот держи. Тут по количеству как обычно, но про качество сказать ничего не могу. Особенно про скорость. Пришлось брать через других поставщиков в этот раз. Я пару раз давал на пробу одним знакомым, и они сказали, что вроде как нормально. Но сам понимаешь, что всем по-разному заходит.

– Это точно. Придется действовать по старой схеме и дегустировать самому, – с усмешкой произнес я.

– Смотри сам. Я это дерьмо не употребляю. Кстати, в курсе, что Никитос объявился? Звонил мне тут буквально пару дней назад. Но я его отбрил пока что. Неизвестно, где он там пропадал все это время и что у него на уме.

– Хм… странно. Мне он почему-то не звонил еще. Но если что не так, и у меня возникнут какие-то подозрения, то я дам тебе знать.

– Хорошо. Договорились.

Значит, Фитиль снова был в деле, и раз Тема его продинамил, то теперь он будет пытаться выйти на него через меня. Также было интересно, как он будет действовать после того, как узнает, что его больше не ждут в клубе. Скорее всего, тоже будет просить меня, чтобы я поговорил с администрацией, и ему дали шанс.

На следующий день я наконец-то решился поехать в институт, чтобы довести начатое до конца и передать декану обещанные деньги для матери Илюхи, а также забрать документы после отчисления. Как всегда, на месте его не оказалось, и, прождав его где-то около сорока минут, я решил отдать конверт с наличкой методисту, у которой как раз лежали мои документы. Предварительно я написал на конверте инициалы и фамилию матери Ильи. Как можно скорее я хотел покинуть стены этого злополучного заведения, так как боялся, что опять могу нарваться на Колючего и вновь не удержать себя в руках. Ведь обида и злость на него у меня до сих пор оставались. После выхода с проходной я решил задержаться и, закурив сигарету, мысленно попрощаться с универом, которому я так или иначе посвятил практически лучшие годы своей жизни. Кто бы мог подумать, что все закончится именно так? Ни тебе выпускного, ни шампанского, ни поздравлений и празднований. Никаких улыбок сокурсников и преподавателей, сияющих от счастья, что спустили с конвейера обучения еще партию подающих надежду специалистов. Хотя в глубине души, наверное, все-таки понимающих, что подавляющее большинство этих специалистов – абсолютные бездари, которые ни на что не способны, и максимум, что им светит, так это работа каким-нибудь зачуханным продавцом-консультантом в магазине автозапчастей. Но по крайней мере у них будет выпускной и диплом о высшем образовании. Поймав себя на чувстве зависти, я выбросил бычок мимо урны и одиноко побрел восвояси под зимним свинцовым небом, роняющим тяжелые хлопья снега, которые тут же превращались в грязное месиво под ногами. Грязь… кругом одна грязь. И внутри, и снаружи…

После этих событий я больше практически не сталкивался со всеми этими людьми, которые так или иначе связывали меня с обучением в университете. Включая декана, Алису и Колючего. Наверное, об их дальнейшей судьбе стоит рассказать именно сейчас, так как в последующем повествовании речи о них идти больше не будет.

Итак, начну с декана. Не знаю, передал ли он те деньги, которые я оставил у методиста, но мне бы хотелось верить, что да. К тому же он производил впечатление надежного человека, которому можно доверять. На мой взгляд, у него все сложилось очень даже благополучно. Он отработал последний учебный год в нашем филиале после моего отчисления, и потом его подтянули в головной вуз на повышение. В принципе, этого следовало ожидать, так как он был энергичным и целеустремленным человеком. В столице ему выделили квартиру, и уже в конце следующего года он вместе со всей семьей, включая Алису, переехал жить туда. Больше я с ним никогда не встречался.

Что касается Алисы, то она тоже переехала жить на новое место вместе с отцом. Вроде как она снова сошлась со своим бойфрендом, который когда-то был моим конкурентом, о чем он, конечно же, не подозревал. По крайней мере, пацаны, которым я доставал кайф, говорили, что несколько раз видели ее с ним. И это вызывало у меня какую-то неприязнь. Скорее всего, потому, что чувствовал несправедливость по отношению к себе. Ведь получалось, что его она смогла простить за ту выходку в клубе, а меня нет. Пару раз я даже видел Алису в городе. Однажды, когда я ехал в маршрутке, увидел ее с подругой Аленой, а в другой раз увидел, как она вылезла из такси и пошла в торговый центр, куда я как раз тоже держал путь, чтобы приобрести новую обувь. Естественно, тогда я в магазин не пошел, чтобы случайно не увидеться с Алисой. Вскоре ее след затерялся, так как у нас не было общих знакомых.

Ну и на десерт поведаю о Колючем. Все-таки эту крысу настигла карма, и после ухода декана на новую должность его, к моей радости, отчислили из вуза буквально после следующей же сессии. Да, я не скрываю своего злорадства от этой прекрасной новости. Потому что мне действительно было очень больно от того, как он со мной поступил. И, пожалуй, после его предательства я впервые в жизни столкнулся с этим понятием. Хотя я, конечно, допускаю, что у него была своя правда, но мои чувства и мысли говорят о его вине и ответственности за кардинальные изменения в моей жизни на тот момент. Впоследствии мы несколько раз пересекались на улицах города, но ни разу даже не поздоровались, а просто проходили мимо друг друга как посторонние люди. Колючий после отчисления пошел работать в магазин строительных материалов продавцом-консультантом, а потом года через три женился на какой-то страхолюдине (коллеге по магазину), которая залетела от него на корпоративе по пьяни.

***

Дальше потянулись скучные дни, в которых я по большому счету ничего не делал. Ложился поздно ночью, а просыпался ближе к обеду. Иногда меня с утра будила мама, чтобы я шел искать себе работу. В такие дни я, раздражаясь, вставал и садился за компьютер, чтобы создать видимость того, что я ищу работу, а когда мама уходила, снова ложился спать. Все равно до Нового года оставалось совсем немного времени, и я решил, что сейчас нет смысла искать и устраиваться на работу. Да и кому хочется возиться перед праздниками с новым сотрудником и обучать его всем тонкостям ремесла. В общем, я рассказал себе, что в этом нет никакой необходимости. Жалко, что не смог еще и убедить в этом маму, которая каждый раз угрожала мне походом в клуб к руководству в ближайшие выходные. По сути, это и было единственной мотивацией для того, чтобы я поднялся с кровати.

С наркотиками мне удалось на какое-то время подвязать. По крайней мере, с тяжелыми, как амфетамин и героин. Последний раз я употребил внутривенно амфетамин в тот день, когда покинул стены универа, якобы для того, чтобы продегустировать товар, взятый у Артема. Впоследствии я его только сбывал, и многие ребята удивлялись, что количество порошка стало больше, чем было до этого, и еще тому, что я не просил отсыпать себе. Но при этом я практически каждый день курил гашиш и пил пиво или алкогольные коктейли. Особенно сильно напивался и накуривался в клубе, так как там еще и угощали всеми этими ништяками вдоволь.

В одно такое морозное утро, когда до Нового года оставалось меньше двух недель, мама в очередной раз подняла меня с кровати. Но в этот раз все было немного иначе, и она велела мне одеваться. На мой вопрос, зачем это делать, она сказала, чтобы я шел искать работу. Добавила, что мне придется выйти вместе с ней из дома и вернуться только тогда, когда она вернется. Единственным поводом для того, чтобы прийти домой раньше нее, могло быть только то, что я наконец-то нашел бы себе работу. Конечно, для меня это стало шоком! Перспектива провести весь день на улице зимой совершенно меня не радовала, и я закатил скандал, но все было тщетно. Мама оставалась непреклонна в своем решении и сказала, что у меня оставалось двадцать минут – позавтракать и собраться. На меня это ее заявление обрушилось словно снег на голову. Но это было еще не все! Самое страшное прозвучало тогда, когда я уже немного остыл и смирился с требованием. Мама сказала, что отныне так будет продолжаться каждый день, пока я не найду себе работу! Вот в этот момент я не выдержал и осатанел вконец! Я начал обвинять ее во всех грехах! В том, что она неблагодарная, что не уважает меня, не ценит всего того, что я для нее сделал. Хочет, чтобы я простудился на улице или подцепил какую-нибудь инфекцию и скорее сдох. В общем, я был очень зол и обижен за такое подлое и циничное решение. Никак не мог смириться с ее позицией и считал это унижением для себя. В итоге в тот день я вышел на улицу вместе с мамой и ощутил на себе всю «прелесть» декабрьского гостеприимства, обдавшего меня леденящим душу дыханием прямо с порога. Я специально пошел в другую сторону от мамы, не проронив ни слова, чтобы она почувствовала вину, в надежде на то, что впоследствии она пересмотрит свое решение.

Первые пару-тройку дней я тупо шатался по городу и назло матери специально не предпринимал никаких попыток найти работу. В эти дни я бродил по торговым центрам, сидел в различных забегаловках, у игровых автоматов или в гостях у знакомых, к которым напрашивался под предлогом того, чтобы угостить их наркотой, а также встречался с нариками и толкал им отраву. Когда же приходил вечером домой, то практически не разговаривал с матерью, показывая ей, как зол на нее.

Очень скоро мне все это надоело, и я решил схитрить. Когда в очередной раз мы вышли с ней из дома, то я, как обычно, пошел в другую сторону и, выждав в уже ставшем таким родным торговом центре минут сорок, решил вернуться домой. Как ни в чем не бывало я курнул пару плюшек гашиша и, довольный, лег спать. Ближе к вечеру я собирался покинуть квартиру, чтобы не вызывать подозрений, и вернуться уже после того как мама придет с работы. Но буквально спустя пару часов я проснулся и с ужасом услышал, как кто-то проворачивает ключ в дверном замке. Естественно, это была мама. Я резко подорвался с кровати и чудом успел одеться. Оказывается, ей надо было забрать какие-то документы, которые она как назло утром забыла. Конечно, мама была возмущена тем, что увидела меня дома, и сказала, что рассчитывала на мою порядочность и честность. Я начал оправдываться, мол, тоже забыл кое-какие документы и поэтому пришлось вернуться, что я только зашел и уже собирался уходить. Но она, конечно же, не поверила мне и потребовала, чтобы я отдал ей ключ от квартиры. От этой просьбы я пришел в бешенство и, взяв свой ключ, с ненавистью швырнул ей под ноги! Быстро оделся и, хлопнув входной дверью так, что посыпалась штукатурка с потолка, вышел прочь из квартиры. Вынув из тайника сверток с порошком, я пошел в ближайшую аптеку и купил «кухню», а потом зашел в первый попавшийся подъезд и вмазался скоростью…

Весь этот день я провел в игровых автоматах, играя по минимальной ставке и периодически «догоняясь» порошком в местном туалете. Там же я отпускал товар потебителям. Вернулся домой уже глубокой ночью и, естественно, не смог уснуть. Наутро, поднявшись с кровати на тяжелейших отходняках и в разбитом состоянии, я решил побыстрее удалиться из дома. Не позавтракав и не дождавшись матери, я ушел из дома и во что бы то ни стало решил «сняться» героином.

Найдя в контактах номер того самого цыгана, с которым меня свел Волк, с нетерпением начал ему названивать. Но он не отвечал. Вскоре его телефон вообще выключился. По всей видимости, он еще спал, и, замерзший чуть ли не до окоченения, я побрел в клуб с игровыми автоматами. Пара банок коктейля немного снизила тремор, но состояние было все равно отвратительное. Спустя где-то пару часов цыган объявился в сети и набрал меня сам. Моей радости не было предела, когда я смог договориться с ним о том, чтобы приобрести «герыч». Он назвал адрес дома, куда надо подъехать и ждать его с деньгами. Ситуация повторилась, как и в прошлый раз. Мне пришлось прождать его на морозе где-то около часа, и когда он появился, то я смотрел на него, как на спасителя. Я дал ему деньги, а он указал на подоконник, под которым лежал заветный сверток с лекарством.

На этот раз я был гораздо аккуратнее и сварил меньше, чем когда «отъехал». Дрожащими от холода руками сделал себе укол и наконец-то почувствовал долгожданное тепло, которое начало растекаться по всему телу. Когда состояние выровнялось, я стал думать, куда бы пойти, чтобы убить время до прихода мамы. В тех местах, где я постоянно околачивался все эти дни, мне безумно надоело. Не придумав ничего более оригинального, я решил просто прогуляться по улице и насладиться ясным зимним днем, тем более что меня изнутри грел «герыч». Проходя по незнакомым переулкам частного сектора, я вдруг случайно вывернул на очень знакомое здание. Это был тот самый краеведческий музей!

– Вот куда мне надо было приходить с самого начала, – буркнул я себе под нос и решил войти внутрь…

***

– Добрый день. Николай, не так ли? – сказал старик в ответ на мое приветствие.

– Все верно, Леонид Иваныч. Не забыли, значит, еще. А я тут мимо проходил и реши зайти к вам, – хриплым голосом проговорил я.

– Конечно же, не забыл. Ко мне не так много молодых людей приходит, чтобы не запомнить их. Да и к тому же тот случай с наградным листком очень неординарный был, и ко мне после этого приходил отец той девочки, чтобы сделать ксерокопию документа. Ты проходи, не стесняйся. Будешь чай?

– Не откажусь. Согреться бы не помешало сейчас. Так, получается, вы не отдали оригинал моему декану?

– Я не мог этого сделать. Это же не моя собственность, а музея. Да и к тому же он не настаивал сильно, когда я объяснил ему все. Ну, после такой находки тебе, наверное, везде зеленый свет дан в университете, – иронично произнес он.

– Вообще-то, Леонид Иваныч, меня недавно отчислили… За неуспеваемость. И теперь я вот шатаюсь по городу в поисках работы.

– Эхх… Николай… Николай. Сочувствую, конечно, тебе. Видимо, совсем у тебя плохо было с дисциплиной, раз даже после такой находки твоему декану пришлось принять радикальное решение. А что твои друзья, с которыми приходил в первый раз?

– Который Николай-тезка, продолжает учиться, а Илюха погиб. Бросился под проходящую электричку. Суицид, в общем.

– Вот держи твой чай. Угощайся конфетами, пряниками, печеньем, – Леонид Иванович поставил на стол вазу со сладостями и добавил:

– Так вот откуда я его знал. Теперь я вспомнил того парня из сюжета по местному телевидению, который показывали где-то пару месяцев назад. Жаль, конечно, парнишку.

– Вы тоже видели этот ролик?

– Да. Случайно наткнулся, когда жена включила телевизор за ужином. А потом еще прочитал про этот случай в нашей местной газете.

– Значит, еще и статья в газете была. Леонид Иванович, а вам не показалось, что этот ролик и статья были сделаны больше для того, чтобы испугать людей и показать, как опасны современные наркотики? Ну, типа, чтобы не портить статистику по смертности от этих веществ, – поинтересовался я с набитым ртом, уминая третью или четвертую конфету.

– Вполне вероятно, что на это делался упор, но, насколько я помню, там не было сказано, что он находился в состоянии наркотического опьянения. У него с собой нашли только приспособления для употребления.

– А они бы никак не узнали об этом. Потому что этот наркотик – «Спайс» – не обнаруживается в крови. Но я-то знаю, что он его употреблял довольно часто. И в тот раз, скорее всего, тоже.

– Возможно, ты прав. Но почему тогда с ним не случилось несчастье гораздо раньше? Тем более, если этот наркотик такой сильнодействующий, то вероятность этого была достаточно велика. Тебе так не кажется, Николай?

– То есть вы хотите сказать, что в момент самоубийства Илюха был абсолютно трезвым?

– Я не берусь утверждать этого, но не исключаю такой возможности, – задумчиво произнес старик.

Тепло в помещении и горячий чай возымели должный эффект, и под воздействием наркотика глаза стали наливаться тяжестью, я потихоньку начал залипать. Конечно же, еще сказывалась бессонная ночь. Мое состояние не ускользнуло от глаз Леонида Ивановича, и он предложил мне прилечь в его каморке, которая располагалась в небольшой пристройке прямо за гардеробом. Там стояло старое советское кресло, накрытое тонким покрывалом тех же времен, и небольшой диванчик с подушкой, напротив которого располагался маленький импортный телевизор, выпущенный где-то в середине 90-х годов. Поначалу я вежливо отказался от его предложения, но потом вспомнил, что у меня нет ключа от квартиры, а до прихода мамы оставалось еще довольно много времени, и согласился. Ближе к вечеру он меня разбудил и сказал, что пора закрываться. Я от чистого сердца поблагодарил старика за его гостеприимство и ушел. Перед этим он сказал мне, что я могу приходить к нему в любое время.

Когда я вернулся домой, то приготовил в туалете еще раствор и там же сделался. Переживать о том, что мамка может меня «спалить», не приходилось, так как я все равно практически с ней не общался… На следующий день я уже знал, куда мне идти.

***

– Если вы не против, то я хотел бы продолжить наш вчерашний разговор, – предложил я смотрителю музея, сидя за столом с чашкой чая. – Вы говорите, что он мог в тот момент быть трезвым, тогда зачем ему было бросаться под поезд?

– Возможно, от отчаяния, от одиночества, от безысходности. Грубо говоря, от тех чувств, которые он испытывал в тот момент. Ты не задумывался о том, как ему было невыносимо с самим собой, что он предпочел смерть, чем такое состояние? Конечно, наркотики играли серьезную роль в том, что он мог это испытывать, но без них, я думаю, ему было гораздо больнее.

– Да. Такое вполне могло быть. Но вам не кажется кое-что странным, а именно то, что он бросился под поезд именно в конце платформы, когда поезд уже сильно замедлил ход? Ведь логичнее было бы броситься в самом начале, чтобы, как говорится, наверняка, и не остаться потом калекой, чтобы всю жизнь мучиться, если бы вдруг он выжил? Этот факт тоже наталкивает на мысли о том, что он был под кайфом, – сказал я.

– Ты знаешь, я тоже об этом думал, когда увидел в сюжете запись с камер видеонаблюдения, и поначалу согласился с мнением, что он находился «под кайфом», как ты выразился. Но сейчас я допускаю, что он вообще до последнего момента не собирался прыгать ни под какой поезд.

– Это как? – удивленно спросил я.

– А вот так. Возможно, твой друг, испытывая боль и страдания, до последнего рассчитывал на помощь. Не исключено, что внутри себя он изо всех сил кричал об этом, но его никто не слышал. Не слышал потому, что он не говорил об этом, боялся осуждения и высмеивания окружающими. А боль была настолько невыносимой, что вязала ему рот. Но я также предполагаю, что он до последнего ждал этой помощи. Вполне возможно, что в тот момент любой контакт мог спасти его. Если бы кто-нибудь спросил, который час, или попросил сигарету, прикурить, то, скорее всего, он не решился бы на этот отчаянный шаг. Если бы кто-то отвлек его на мгновение, то все могло бы сложиться иначе. Возможно, он бы посчитал себя хоть капельку полезным, что он не просто предмет, отбрасывающий тень, а живое существо. Так он и дошел практически до конца платформы в ожидании этой самой помощи. И последняя мысль, которая родилась в его мозгу, была фатальной. Именно она и поставила точку в его непродолжительной жизни.

– Последняя фатальная мысль? – задумчиво спросил я.

– Ну да. Ведь что-то толкнуло его на этот шаг. Да и у каждого человека есть последняя мысль в жизни перед тем, как она оборвется. Но чаще всего никто, к сожалению, не успевает ее озвучить. Ведь никто не знает, в какой точке пространства и времени наступит смерть. Когда-нибудь она возникнет и у меня, и у тебя, – продолжал рассуждать смотритель.

Его слова сильно впечатлили меня. Мне захотелось погрузиться в эту тему как можно глубже, хотелось слушать и слушать его рассуждения. Старик невероятным образом располагал себе, и с ним я чувствовал себя в безопасности. И в какой-то момент я решил полностью довериться ему и рассказал все, что происходило со мной. Про болезнь матери, наркотики, фирмы, Алису, Колючего, про отчисление из универа, – в общем, абсолютно все, как было на самом деле. Тогда я почему-то был уверен, что старик не осудит меня и не заклеймит. Так и произошло.

– Кстати, недавно я чуть не столкнулся с этой самой последней, фатальной мыслью, – в конце своего рассказа заключил я. А потом поведал ему о том, как передознулся в «Портале» и как потом попал в больничку.

– Да. Тут тебе не позавидуешь… Но еще больше не позавидуешь твоей матери в такой ситуации. Мне даже сложно представить, через что ей пришлось пройти и какие чувства испытать, – заключил он.

– Да. Но это был мой выбор. Как и в случае с Ильей.

– Твой выбор? Серьезно? То есть в тот момент за гаражами ты действительно хотел покончить с собой? – с каким-то подвохом поинтересовался дед.

– Не совсем. Я хотел, чтобы мне стало лучше. Чтобы то состояние, в котором я пребывал уже несколько дней, если не недель, скорее прошло. Но я же знал, что от наркотиков умирают. И Илюха тоже знал, когда их употреблял. Вообще все люди знают, что наркотики – плохо.

– Но, тем не менее, продолжают их употреблять. А ты не задумывался, почему? Почему ты знал, но все равно делал это? Вероятней всего, потому, что ты думал так: это может произойти с кем угодно, но только не с тобой. Якобы у тебя есть опыт других, как не надо делать, чтобы не умереть, и ты думал, что успешно воспользуешься им, но это не сработало. И где тут выбор, когда твой мозг уже давно все решил в обход твоей личности? Он выработал определенные ферменты, гормоны, чтобы ты испытал определенные чувства, а потом сгенерировал соответствующие мысли, чтобы избавиться от этих чувств и получить очередную, невиданную для обычного человека порцию удовольствия, исходя из прошлого опыта.

– То есть вы хотите сказать, что никакого выбора не существует? – ошарашенно спросил я.

– Я хочу сказать, что этому явлению придают слишком большое значение. Человеку, то есть его личности, очень хочется считать, что он сам творит свою судьбу. Что у него всегда есть выбор, как поступить, и что он решает все сам. Даже в традиционных религиях говорится о выборе как о самом высшем благе, дарованном человеку Богом, – сказал Леонид Иванович и улыбнулся.

– Я думал, вы атеист, – удивился я.

– Так и есть. Я рос в Советском Союзе, где атеизм считался нормой. Но после развала СССР я решил познакомиться поближе с религиями, исключительно из любопытства. И изучал тексты различных писаний в свободное время.

– И что интересного вы узнали? – изумился в очередной раз я.

– Ну, с точки зрения науки, конечно, звучит все очень невероятно. Но я отбросил все свои убеждения и попытался как можно серьезнее к этому отнестись. Да и к тому же очень много уважаемых людей верили в Бога, поэтому я не буду иронизировать на эту тему. Озвучу лишь свои мысли касательно выбора.

В то мгновение мне захотелось взять листок с ручкой и записать каждое его слово. Но если бы я начал искать, то заставил бы ждать, и эта пауза могла сбить мысли Леонида Ивановича. А он тем временем продолжал:

– Если взять традиционное Писание, в котором описывается сотворение мира в книге Бытия, то именно там говорится о даровании Богом выбора человеку, а именно когда поместил его в Эдем, где посадил дерево познания добра и зла, с которого нельзя было есть и которое по сути олицетворяло собой выбор. Потом сотворил разных зверей, птиц и так далее. Потом сотворил человека и ему жену из ребра, когда тот уснул. Ну а дальше всем известно, что произошло, – искушение Евы и изгнание из Рая. Но отмотав немного назад на тот момент, когда был создан Адам и ему был дарован выбор, то почему Бог не поинтересовался у него, нужна ли ему жена? В крайнем случае не предложил сотворить ее, приводя какие-то достойные аргументы в пользу этого сотворения? А попросту усыпил его и вырвал ребро. Даже где-то поступил подло по отношению к человеку. И что? Значит, с лишним ребром он не был образом и подобием Божием? Нет… нет… я вовсе не хочу сказать, что Бог не должен был сотворить женщину, но он мог бы хотя бы убедить Адама сделать это. Дать время подумать, чтобы это было действительно похоже на его выбор. А так все это походит на готовый сценарий, где все, как видно, происходит по заранее спланированному сюжету, и никакому выбору нет места…

– То есть вы хотите сказать, что все уже предрешено, и у нас нет и никогда не было абсолютно никакого выбора?

– Не совсем так. Безусловно, выбор есть, но на него влияют столько внешних и внутренних факторов, что отследить его в чистом виде практически невозможно. И к тому же очень сложно разобраться, где выбор совершает твоя личность волевым усилием, а где мозг под воздействием бессознательного, разного рода биохимических процессов, чувств и так далее.

– Что же тогда получается? Что между мозгом и личностью постоянно ведется борьба? – недоуменно спросил я.

– Не исключено. Но если даже посмотреть с самого рождения, то у нас ведь нет никакого выбора – кем родиться, в какой стране, в какой семье, с каким потенциалом и возможностями. Дальше нас начинают воспитывать родители, и мы тоже не выбираем, как им это нужно делать, потому что не знаем других вариантов. Мы просто доверяемся им и их выбору от безысходности. Потом нас продолжает формировать та среда, в которой мы находимся и куда нас погружают наши близкие. Детсад, школа, улица, работа и так далее. Мы получаем опыт. В процессе всего этого у нас формируется своя собственная система ценностей и убеждений, через которую мы пропускаем всю приходящую к нам информацию. В итоге возникают мысли и чувства, под влиянием которых мы и совершаем тот или иной выбор. Поэтому можно даже сказать, что тут очень многое зависит от удачи.

– Мда уж… Видимо, мне она в свое время не улыбнулась. Значит, нас программируют с самого детства?

– Я бы даже сказал, с зачатия и до самой смерти. Каждый день на нас сваливается огромное количество информации, при помощи которой хотят повлиять на наш выбор. По сути, нами манипулируют без остановки с самого утра и до поздней ночи. С каждого экрана телевизора, компьютера, телефона, из радио, рекламного щита, яркой вывески, из уст продавцов-консультантов, менеджеров, теле- и радиоведущих и прочих объектов нами пытаются проманипулировать и повлиять на наш выбор в их пользу. Начиная с самого утра, какой зубной пастой и щеткой чистить зубы, каким мылом умываться, что есть на завтрак, обед, ужин, во что одеваться и обуваться, что смотреть, слушать, осязать, обаять и тому подобное. Нами манипулируют двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. И как тут разобраться, где твой осознанный выбор, а где грамотная рекламная кампания, на которую ты купился под влиянием мимолетных эмоций? Воистину миром правят эмоции!

– Но вы тоже подвержены этому влиянию. И как вы справляетесь с эмоциями? Как вам удается не попадаться на манипуляции?

– Ну, мне в этом плане проще, потому что я вырос в другой системе ценностей, и у меня в большинстве случаев попросту эти эмоции не возникают. А может, это приходит с возрастом, когда начинаешь понимать, что большинство материальных вещей, которые тебя окружают, – всего лишь вещи, и их присутствие или отсутствие в твоей жизни ничего по сути не меняют. Да, многие вещи делают жизнь намного комфортнее, но они также вызывают зависимость от них. Кухонный комбайн, микроволновая печь, кофеварка, утюг, компьютер, телефон и так далее – все это замечательные вещи, которые дарят комфорт и помогают сэкономить время и силы. Но когда мы лишаемся чего-то из этого, то на смену комфорту приходят дискомфорт, раздражение, апатия, недовольство, и чем больше мы зависим от всего этого, тем больше рискуем получить хроническую неудовлетворенность тем, что нас окружает. И в наше время очень многие стали путать комфорт и счастье, а это абсолютно не одно и то же.

– А что тогда счастье?

– Для меня счастье заключается в удовлетворении жизнью. Например, когда я провожу юным ребятам и девчонкам экскурсии по этому музею, когда понимаю, что они слушают и интересуются чем-то, когда сейчас общаюсь с тобой и понимаю, что мои знания и опыт востребованы, я могу поделиться ими и принести какую-то пользу другим. Когда собираемся здесь на заседании партии, обсуждаем и решаем какие-то вопросы. В такие моменты я не чувствую себя одиноким стариком, доживающим свой век. Для меня счастье приходить на свой маленький садовый участок летом и ухаживать за растениями, которые я высаживаю весной, и собирать плоды своей работы осенью. Счастье принести лекарство и стакан воды для своей супруги, когда она плохо себя чувствует. Счастье – оно в мелочах, которые мы просто привыкли не замечать, – ответил старик.

– И у вас теперь это получается?

– Не всегда, конечно. Но есть такие моменты, когда получается.

На протяжении всего общения с Леонидом Ивановичем я ощущал какой-то покой, которого не ощущал уже очень долгое время. В те минуты мне не хотелось куда-то бежать, что-то мутить, суетиться, возвращаться домой, чтобы побыстрее лечь в кровать и уснуть под очередной абсурдный фильм, сюжет которого я бы наутро уже не вспомнил. В последующие дни, когда я приходил к смотрителю, то иногда даже выключал телефон, чтобы меня не беспокоили и не отрывали от наших бесед. В компании с этим человеком время пролетало незаметно, и порой я даже жалел о том, что надо было закрывать музей и расходиться. Может, это и было счастье?

***

Наступили долгожданные выходные. А это значило, что мне не придется вставать черт знает во сколько и выдвигаться на мнимые поиски мнимой работы. И еще я ожидал провести две замечательные ночи в клубе, наслаждаясь в очередной раз его волшебной атмосферой.

Ближе к вечеру пятницы со мной наконец-то связался Фитиль. Не могу сказать, что его звонок стал неожиданным для меня, так как я надеялся, что он в ближайшее время вновь объявится в моей жизни, но это случилось в самое неподходящее время, когда я собирался в клуб. С самого начала он стал жаловаться на руководство клуба (оказывается, он уже звонил администратору), что его якобы оставили за бортом после всего того, что он для них сделал. Тогда администратор сказала ему, что клуб больше не нуждается в его услугах по причине сомнительной репутации и связях с наркотической средой. Потом он начал донимать меня вопросами о том, кто мог его подставить и донести до руководства такую информацию. Естественно, сначала Фитиль подумал на меня и недвусмысленно дал понять это. Но я грамотно объяснил ему, что мне нет никакого интереса от этой затеи, потому как сам замешан во всех этих движениях, и сливать его было бы глупо с моей стороны. Я также честно признался, что администратор говорил со мной на эту тему, и я как мог пытался разубедить ее, но получилось у меня не очень. К тому же в тот момент я сам рисковал, когда так настойчиво его защищал.

Конечно же, он начал обвинять меня в том, что я поступил по-свински, и напоминать, что это именно благодаря ему я оказался в Муссоне. В ответ я предложил войти в мое положение и сказать, как я должен был поступить в такой ситуации. Тогда Фитиль начал что-то бубнить про дружбу, порядочность и все такое, но по существу так ничего и не сказал. Не я же был виноват в том, что ему пришлось пропасть на какое-то время из-за проблем, которые он сам и создал. Конечно, я в какой-то степени понимал его в тот момент, и что он очень хотел найти виноватого во всей этой ситуации, но я себя таковым не чувствовал. Я с самого начала говорил, что толкать наркоту в клубе – очень плохая идея, но тогда он меня не послушал, и теперь результат этих действий говорил сам за себя. Потом наш разговор плавно перетек в сторону Артема, который также «динамил» его с товаром на релиз. Поначалу я пытался убедить его, что никто никого не «динамит», а действительно у Артема сейчас ничего нет, и когда появится, неизвестно. Но он уличил меня в пиздеже, сказав, что общался с пацанами, которым я «помогал» приобрести наркоту, и тут мне пришлось сознаться, что Тема опасается давать ему отраву, но просил меня об этом не говорить. Фитиль и его смешал с говном, обвинив в неблагодарности и ссыкливости. В конце концов он попросил меня повлиять на администрацию клуба и поговорить с ними, чтобы они поменяли свое решение или хотя бы разрешили ему иногда приходить и играть за пультом. Также попросил меня пообщаться с Артемом, чтобы вернуть его доверие. Я в свою очередьпообещал, что попробую сделать это, но за результат ручаться не буду. На этом наш разговор был окончен.

По правде говоря, мне не было жалко Фитиля ни капли, так как он сам был виноват во всем, что с ним произошло. Я же в свою очередь никакой вины за собой не чувствовал, как бы старательно он ни пытался мне ее привить в тот момент. Но обещание я свое все-таки сдержал и по приезду в клуб решил поговорить со Светланой Сергеевной.

– Да. Он мне звонил и чуть ли не со слезами умолял позволить ему вернуться. Но я сказала, что это не мое решение, а руководства, и не могу ничего поделать, – пояснила она, когда я завел разговор про Фитиля.

– А можно ему хотя бы иногда приходить и помогать нам вести дискотеку? – поинтересовался я.

– А вы что, не справляетесь вдвоем с Андреем?

– Справляемся, но иногда бывает непросто, особенно когда большой наплыв клиентов, чаще всего по субботам.

– Хорошо. Я поговорю с руководством о твоей просьбе, но предупреждаю сразу, что если у кого-то из сотрудников или посетителей возникнут подозрения относительно вашего поведения, то вылетите оба, – сурово произнесла она.

После этих слов настроение у меня окончательно испортилось. В первую очередь потому, что в тот момент я сам был под кайфом, ведь перед уходом из дома сделал себе дозу амфетамина, о чем свидетельствовали широкие зрачки и жвачка во рту, которую я интенсивно пережевывал в момент нашего разговора. И после него меня сильно загрузило, когда я поднялся на наш балкончик. Вскоре пришел Андрюха, и я рассказал ему о просьбе Фитиля, поинтересовавшись, не будет ли он против. Как оказалось, Андрей был только за, сказав, что помощь ему точно не помешает, особенно когда имеешь дело с заказами от бухих клиентов. С этим я тоже согласился. К тому же Никитос был «универсальным бойцом» и мог следить как за светом, так и за звуком. Единственное, что меня по-настоящему парило, так это то, что Фитиль мог реально «спалиться», когда его прет. И мне тут же вспомнился случай с Алисой, когда я в первый раз увидел ее на пороге нашей «аппаратной». А на то, что Никита будет приходить к нам трезвый и абсолютно вменяемый, я даже не рассчитывал…

– В общем, мне удалось убедить руководство, чтобы Никита помогал вам. Тем более сейчас грядут новогодние праздники, и действительно будет непросто, с чем гендиректор тоже согласился, но относительно алкоголя или наркотиков предупредил меня сразу. Малейшее подозрение – и мы с вами попрощаемся. Да, и еще сказал, если Андрей не будет против этой затеи, – сказала она спустя несколько часов, когда мы столкнулись возле раздевалки для персонала.

– Андрей вроде как не против, – чуть ли не сквозь зубы проговорил я, чтобы она не учуяла запах алкоголя, которым я уже изрядно успел заправиться.

***

– Ну что, ты поговорил? – поинтересовался Фитиль, когда мы с ним встретились на следующий день.

– Да. Поговорил. Она сказала, что обсудит это с руководством клуба и скажет мне о решении, которое они примут, – солгал я.

– Если сегодня все прояснится, то дай мне знать сразу же. Просто я хочу приехать уже сегодня, если они разрешат мне играть с вами. А что насчет Темы? Говорил с ним?

– Бля, я что, твой подданный, что ли? Как будто у меня нихуя нет других дел, как только бегать и решать твои проблемы! Не говорил я еще с ним и не знаю, когда поговорю, – ядовито ответил я.

– Да ладно, Колян, не заводись! Я поинтересовался всего лишь. Че ты начинаешь сразу-то? Меня просто все пацаны, кому я раньше брал, заебывают при встрече с просьбой помочь им достать. Вот я и спросил. Кстати, подгони мне пару грамм фена, у тебя же по-любому есть?

– Есть, но я уже обещал другим людям, которые позвонили мне незадолго до тебя. Это последние веса остались. Хочешь, можешь взять спайса.

– Все шутишь? Ты же знаешь, что я это говно, даже когда сам брал, практически не курил. Вид, конечно, у тебя печальный, братка. Сразу видно, что всю ночь марафонил, а теперь отходняки ебут, да? – со злорадством поинтересовался он.

– А тебе лишь бы позлорадствовать, да? Я тут за тебя хлопочу по всем фронтам, а ты стебешься. Ну, продолжай в том же духе, и последняя твоя надежда на клуб и на Тему будет смыта в очко!

– Да не, ты меня неправильно понял, Коленька! Я это к тому все клоню, что у меня есть лекарство, и оно может снять этот мрак, в котором ты сейчас пребываешь, и я могу даже поделиться с тобой, если ты побреешь тех ребят и подгонишь эти пару грамм мне.

– И какое же это лекарство?

– Ну как какое? Все как мы любим, – с тошной, натянутой улыбкой произнес он и достал шприц с коричневым раствором, чтобы я заценил.

Дальше понятно без слов, что было в этом шприце, – героин. И в этот момент я понял: это реально являлось для меня лекарством, чтобы избавиться от отходосов от скоростей. Тем более сегодня днем я уже звонил барыге-цыгану в надежде приобрести заветное зелье, так как понимал, что мне предстоит еще одна ночь в клубе. Но в таком состоянии она виделась для меня настоящей пыткой. К моему сожалению, цыган ничем мне помочь не смог, и я уже было смирился со своим положением. Но встреча с Фитилем, на которую я поначалу вообще не хотел идти, оказалась спасением, и, естественно, я согласился подогнать ему тот порошок, который у меня якобы остался, хотя было его значительно больше. Просто мне не хотелось возвращаться домой и забирать его из тайника, а потом опять встречаться с Фитилем, так как его с собой брать я не хотел, чтобы он не увидел местоположение тайника. Также я не хотел его видеть сегодня в клубе рядом с собой и поэтому не сказал, что руководство разрешило ему появляться у нас, отложив эту радостную для него весть.

– Ладно, уговорил! Но сначала я поставлюсь, а потом все остальное. И если меня реально поправит, то отдам тебе те веса.

– Можешь даже не сомневаться! Поправит, еще как.

– Инструмент чистый или надо за новым идти? А то я из-за тебя опять какую-нибудь заразу подхвачу!

– Новый, не парься. Только вот не надо мне этих претензий левых предъявлять, мол, я тебя тут заражаю всяким дерьмом! Ты не только со мной из одного баяна вмазывался. Мне покойный Прицеп рассказывал, как ты после него и Волка ширялся маком. Поэтому кто кого и чем заражает, еще вопрос.

– Короче, не грузи меня сейчас этой канителью. Погнали быстрее в подъезд, – с нетерпением сказал я.

Если бы в тот момент чей-то зоркий глаз наблюдал за происходящим из окна, то он с легкостью бы обнаружил, что изначально в подъезд с Фитилем заходил один человек, а вышел уже другой. Съежившийся от холода, прячущий голову в плечи и в натянутой на брови шапке, я зашел в холодный подъезд, а вышел покачиваясь, в расстегнутой наполовину куртке, одергивая внутри нее рукав закатанной по локоть кофты и пытаясь при этом нагнать Фитиля, что-то бормоча себе под нос севшим голосом. И означало это одно: он не обманул. Выровняло меня как надо…

– Блять, ну давай шевели булками! Потом покуришь! Мне вон пацаны уже названивают, которым я обещал взять пороха, – раздраженно подгонял он меня. Я же никак не мог прикурить сигарету и, сжимая в замерзших кулаках зажигалку, просто нависал над ней с закрытыми глазами, что-то бубня в ответ. Спустя где-то минут пятнадцать под воздействием холода меня немного отпустило, и я сказал Фитилю, чтобы он ждал меня на остановке, и я принесу ему «порох».

– Давай сделаем по чуть-чуть себе? – предложил он, когда я отдал ему наркотик.

– Не! Я не буду. Если хочешь, делай себе, но я пас сегодня.

– Ты себя-то в зеркало видел? Как ты сейчас поедешь в клуб в таком состоянии? Да тебя любой первоклассник выкупит в момент, не говоря уже о сотрудниках и тем более администраторе, которая и так с тебя глаз не сводит! Тем более, я же по сути на халяву предлагаю.

Тут, надо сказать, он был прав. Я и сам чувствовал, что мне полный пиздец, и спорить с ним не стал.

– Ладно. Уговорил. Только мне немного делай, чтобы только прийти в себя, – согласился я.

Мы снова зашли в тот же подъезд, и тот же самый зоркий глаз наблюдателя мог опять заметить чудесное преображение. Из подъезда я вышел уже более-менее адекватным человеком, непринужденно общаясь о чем-то с Фитилем. Вот такие метаморфозы.

***

Добравшись наконец-то до «Муссона» вечером, я старался избегать общения с персоналом, так как у меня просто не было никакого желания и сил поддерживать какие-либо разговоры. Надо сказать, что мне с трудом удалось отделаться от Фитиля этим вечером, и он уже хотел поехать со мной, чтобы подождать снаружи, пока я выясню, можно ли ему присутствовать с нами или нет. В конце концов я все-таки сказал ему, что позвоню и расскажу обо всем, как узнаю.

Поднявшись к нам на балкончик, я настроил свет и включил программу по умолчанию. Перекинувшись парой слов с Андрюхой, когда он пришел, сел в угол на один из двух барных стульев и, облокотившись на стену, залип приблизительно на час, периодически посасывая из банки коктейль, который предусмотрительно купил в магазине перед приходом.

– Братан, пора потихоньку начинать движуху. Давай там приходи в себя, а то что-то ты совсем раскис, – сказал Андрей, плавно увеличивая громкость на пульте.

Честно признаться, мне совершенно не хотелось устраивать «движуху» в ту ночь. Больше всего мне хотелось тишины и покоя тогда. А при одной мысли о том, что еще придется общаться с бухими клиентами и объявлять поздравления в микрофон, появлялось чувство отвращения и пренебрежения ко всему окружающему.

«Неужели даже работа в клубе перестала приносить мне удовольствие?» – со страхом подумал я и встал за световой пульт. Ведь я на протяжении всего времени, пока работал здесь, убеждал всех вокруг и прежде всего самого себя, что это было единственным, по-настоящему меня радовавшим и вдохновлявшим. Но теперь самые мрачные мысли лезли в голову, когда я стоял на балкончике и наблюдал за происходящим вокруг.

Мне казалось, что время замерло с того самого дня, как я попал сюда. Из раза в раз происходило одно и то же. Одни и те же люди совершали одни и те же действия. Бармены, официанты, повара, администратор, ди-джей, охрана, уборщицы и другие превратились в роботов на моих глазах. Меня окружали одни и те же запахи, звуки, световые эффекты, даже лица посетителей были в большинстве своем знакомыми.

«Что же получается, даже все это может превратиться в рутину?» – спросил я сам у себя.

Та самая Страна чудес, в которую я попал вначале, теперь превратилась в примитивный ржавый конвейер по производству сомнительного удовольствия и наслаждения, имитирующий счастливую и успешную жизнь тем, кто потребляет продукт, который тут производится.

Казалось, что и сам я давно превратился в робота, который, покрываясь пылью и коррозией снаружи, стоял за световым пультом, а внутри был абсолютно пуст, озаряя пляшущих на танцполе людей яркими, разноцветными лучами и вспышками света. Внутри же меня давно уже было темно. Тьма окутала все мое нутро, и не было никаких предпосылок для просвета, отчего становилось жутко и холодно. С каждой инъекцией внутри как будто взрывался ядерный снаряд в виде прихода ударной волны из гормонов удовольствия, которая после себя оставляла ужасающие разрушения. А потом наступала ядерная зима. Бесконечная пустота, холод, голод, отчаяние, безысходность и обреченность – вот, пожалуй, как можно описать мое внутреннее состояние на тот момент. Тотальное безразличие к самому себе и происходящему вокруг. Но самое страшное заключалось в том, что возникала постоянная иллюзия, что новый взрыв все исправит, и на месте выжженной пустоши появятся прекрасные поля, леса, луга, и жизнь вновь наполнится светом и теплом, но в действительности вокруг так же будут только пепел и мгла …

Все, что когда-то казалось таким живым и естественным, вдруг стало мрачным и безликим. Искусственный свет, искусственная музыка, искусственные люди, которые жили искусственной жизнью, заполняли все пространство вокруг меня. И в центре всего этого находился я, словно манекен с пустыми черными глазницами, до которого всем нет никакого дела, пока вокруг мигают разноцветные фонари, моргают лазеры и стреляют стробоскопы.

Под натиском всех этих мыслей мне захотелось резко погасить свет во всем клубе, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание. И в то мгновение на моем лице возникла ехидная ухмылка, так как пришло осознание, что даже если я это сделаю, меня все равно не заметят в этой темноте. Но идея мне понравилась, и чтобы хоть как-то развлечь себя, я дождался подходящего момента перехода в очередном треке, а когда музыка затухла, резко выключил все оборудование. По клубу пронесся удивленный гул толпы, словно на стадионе, потом кто-то начал свистеть и кричать: «Давай! Давай!» Где-то послышался звук разбитой посуды. Я потихоньку начал зажигать фонари под звук нарастающей музыки, которые стали бить ей в такт. Народ тут же начал хлопать в ладоши под музыку. Андрюха тоже поймал это волну и добавлял различные эффекты, искажая звук. Под нарастающий крик посетителей и бит в переходе трека я добавлял все больше и больше света, а потом, когда музыка оборвалась, перед новым тактом я снова резко вырубил свет.

– Добро пожаловать во тьму! – зловещим голосом произнес я в микрофон, и после этого толпа взорвалась свистом, аплодисментами и криками.

А когда пошел основной бит, я мгновенно включил стробоскопы, которые буквально разорвали эту тьму многочисленными вспышками, словно очереди из пулеметов! От этого трюка по моей спине побежали мурашки. Андрюха же вскинул руки вверх и начал качать ими и головой под музыку, а потом повернулся ко мне и поднял большой палец вверх! Это было реально круто!!! Меня будто переключило на другую волну, и я снова ожил в тот момент. Дальше все происходило в штатном режиме, но впоследствии я неоднократно прибегал к подобным маневрам, чтобы зажечь толпу и, соответственно, себя.

***

– Тем, привет, это Колян. Мы можем увидеться и поговорить?

– А что случилось? Что-то серьезное?

– Нет. По поводу Никитоса. Он просил меня пообщаться с тобой, чтобы снова быть в обойме, как раньше.

– А ты че, сказал ему, что я его наебал? – с недовольством спросил он.

– Нет, но он через пацанов пробил, что у меня есть возможность помочь им, и, следовательно, понял, откуда она возникает, – завуалировано сказал я.

– Ладно. Это не телефонный разговор. Давай сегодня ближе к вечеру подгребай ко мне и обсудим все. Заодно захвати лавэ с собой.

Вечером я пришел к нему домой и отдал деньги, вырученные с продажи наркоты. Несмотря на то, что часть товара у меня еще оставалась, та сумма, которую я должен был за него отдать по нашему договору с Артемом, у меня уже имелась, а следовательно, тот остаток становился моим – как прибыль. Он дал мне тридцать граммов фена и пятнадцать спайса на реализацию и сказал, что это последняя партия в нынешнем году, и ее нужно успеть сбыть до Нового года, а точнее, до вечера тридцатого декабря за пятьдесят штук.

– Тут осталось меньше недели. Как ты себе это представляешь? – с недоумением поинтересовался я.

– Ну вот подтяни Фитиля к себе на помощь. Заодно и посмотрим, что у него нет никаких гнилых мотивов, и он действительно хочет продолжать работать, чтобы быть при бабках.

– Ты думаешь, что он может работать на мусоров? – напрямую спросил я.

– А ты догадливый паренек. В общем, скажу тебе прямо, как есть. От моих покровителей пришла информация, что в городе поменялось руководство РУВД, и поэтому теперь надо работать максимально осторожно, так как контакт с ними еще не налажен и неизвестно, наладится ли вообще. Тем более перед новогодними праздниками всегда устраиваются рейды, чтобы увеличить статистику борьбы с наркотой за прошедший год. Плюс к тому же менты не дураки и прекрасно знают, что перед Новым годом спрос на отраву увеличивается из-за предстоящих праздников, вот почему и активизируются. Так что, естественно, я не доверяю твоему Фитилю, который пропадал неизвестно где и именно сейчас вылез, словно черт из табакерки. Да еще и так навязчиво предлагает свои услуги.

– Ну, может, ему просто нужны бабки перед праздниками, как и всем.

– Я это допускаю, но пойми правильно: мы тут не петардами с хлопушками торгуем. Поэтому еще раз скажу, что нужно проявить максимум осторожности. Вопросы будут?

– Да. В общем, я хотел поинтересоваться у тебя о паре случаев. Было ли такое, что где-то в конце лета и начале осени ты давал Фитилю кайф, а потом спустя буквально несколько дней требовал вернуть его обратно вместе с деньгами, которые он успел с него поднять?

– Да. Такое было, так как у меня появлялся покупатель на всю партию, и мне приходилось возвращать товар обратно. Форс-мажор, так сказать. Но сдается мне, что Фитиль нехило так наебывал меня тогда, так как почему-то именно в те разы он успевал скинуть чуть ли не половину отравы, чего в другое время никогда не происходило, – с сарказмом сказал Артем. – Потому что когда я интересовался у него после этого спустя такое же короткое время, то у него всегда получалось слить не больше трети. Специально хотел проверить его после того раза. Но тут я сам виноват и поэтому расцениваю это как неустойку, хотя, конечно же, определенные выводы сделал. Да и рассчитывать на добропорядочность в этом бизнесе не приходится, особенно в отношении такого типа, как Фитиль.

– Да-а… узнаю старого доброго Никитку, – с иронией произнес я.

Из нашей беседы я сделал вывод, что Фитиль все-таки наебал меня в тот раз, когда просил вернуть остатки кайфа и деньги. Так как тогда я отдавал ему все и, по сути, ничего не получал взамен. А он, оказывается, отдавал гораздо меньше, чем оставалось в реале. Хотя чему тут удивляться – это же Фитиль.

***

Наступил понедельник. Очередной ранний подъем вновь не обошелся без конфликта с мамой. Но в этот раз он уже не был таким острым, так как я понимал, что сопротивляться бесполезно, и деваться было некуда, ведь еще накануне вечером мама попросила меня вернуть ключи от квартиры, которые дала мне на выходные. К тому же требовалось как можно быстрее толкнуть наркоту, а для этого мне была необходима помощь Фитиля. Вообще я для себя решил, что это будет последняя партия, и после Нового года я завяжу со всеми этими мутными делами. Да и после разговора с Артемом стало действительно страшновато заниматься такими движениями.

Как только я вышел из дома, то сразу отправился к Никитосу, чтобы разбудить его и ввести в курс дела. Перед этим я несколько раз набрал его, но, естественно, он не брал трубку, так как обычно просыпался ближе к двенадцати. Но тогда мне было плевать, и если он так хотел вернуть себе расположение Темы, то нужно было начинать работать. Хотя больше всего все-таки, наверное, мне хотелось вернуть ему должок за то, что раньше он позволял себе относиться ко мне надменно, а теперь мы поменялись местами, и я непременно решил воспользоваться этим моментом, чтобы он ощутил на своей шкуре то, что испытывал я. Тогда я чувствовал свое превосходство над ним, и он прекрасно понимал, что от меня напрямую зависят его дальнейшие отношения с Темой, а также присутствие в клубе.

Я подошел к его подъезду и начал трезвонить на телефон и параллельно в домофон, зная, что его предки на работе и что мне не угрожает их недовольство.

– Бля, хули ты так рано приперся!? Видишь же, что трубу не беру, значит, еще сплю! – предъявил он, как только я переступил порог.

– Давай штукатурь, свое гнездо на голове, и надо начинать работать! Времени у нас до Нового года! – сказал я и выложил на комод в гардеробе расфасованные свертки со спайсом и амфетамином.

– Ого! И как ты себе представляешь скинуть это все до Нового года?

– Тема сказал, что у тебя несколько раз получалось скинуть половину практически такой же партии за пару-тройку дней, а значит, и сейчас получится, – с тонким намеком произнес я. – Тем более спрос перед праздниками по-любому вырос. К тому же он сказал, что если получится, то возьмет тебя снова в дело.

– Ну так-то ты прав, конечно, но все равно времени остается в обрез. Надо придумать какую-нибудь предновогоднюю акцию, чтобы разбирали быстрее.

– Это типа как в магазинах, что ли? Со скидкой? Или три по цене двух?

– Именно! Только хорошо бы все это дело разбодяжить как следует, чтобы не остаться в убытке.

– Но тогда надо будет продавать еще больше! У нас и так времени нет.

– Ну нам же не обязательно продать все до праздников, а надо лишь отбить сумму, которую мы должны отдать барыге. Остальное оставим себе и продолжим продажу после Нового года.

– После Нового года уже не будет такого ажиотажа, – засомневался я.

– А вот тут ты ошибаешься, мой несмышленый друг! Как раз таки после праздников сложнее всего достать стафа, так как многие барыги сами хотят покутить и расслабиться. А так как вариантов практически не будет, то все начнут обращаться к нам. А это значит что???

– Что???

– Что мы можем двигать низкокачественный, разбодяженный порох и нехуево так наваримся за это время! – словно топ-менеджер заключил он.

– Вот ты еврейская душонка!

Признаться честно, его идея показалась мне достаточно здравой. Все-таки что касалось навара, то в этой сфере равных Фитилю, на мой взгляд, не было. Хоть и в большинстве случаев он казался мне затупком, но когда дело касалось какого-то наебалова, то в его голове возникали порой весьма недурные схемы.

Я специально не стал припоминать ему прошлые грешки, а решил воспользоваться ими, чтобы извлечь из этого максимальную выгоду в данной ситуации. И не случайно я упомянул про то, что Тема сказал о его предыдущих «подвигах», в расчете на то, что он сможет их повторить или по крайней мере приложит максимум усилий в направлении наркосбыта.

После этого я сказал, что ему позволили появляться в клубе и играть там свои сеты, но предупредил, мол, если он будет исполнять что-то неадекватное в объебошенном виде, то мы оба вылетим оттуда. От этой новости настроение у него явно приподнялось, и Фитиль тут же начал выдавать идеи о том, как быстрее сплавить отраву и чем бы ее качественнее и безопаснее разбодяжить.

***

Куда девались деньги? Казалось бы, что исходя из нашей деятельности у нас должно было быть вполне безбедное существование, и отчасти так оно и было. Не могу сказать, что мы купались в роскоши, но могли себе позволить многие вещи, которые не могли в то время наши сверстники. Например, курить дорогие сигареты, покупать брендовые шмотки, передвигаться по городу в основном на такси, дорогие телефоны, питаться в кафе и так далее. И я, и Волк, и Фитиль распоряжались деньгами довольно безрассудно, потому что у нас не было тогда понимания об их ценности, точнее каким трудом они нам доставались. Это были легкие деньги, которые так же легко тратились. Зачастую мы игнорировали опасность, которая нас преследовала, а ее ощущение с каждым днем притуплялось все сильнее. В то время мы воспринимали жизнь как авантюру, в которой по правилам жили только «лохи» и «неудачники».

Чувство собственной исключительности и вседозволенности придавало особый стимул, и жизнь чем-то напоминала экстремальный вид спорта, в котором каждая секунда может стать последней. Словно в огромном бушующем океане нас кидало от бури к бури, из шторма в шторм, и когда становилось тихо, то наступала смертельная тоска и скука.

Мы настолько привыкли к хаосу, что какой-либо порядок начинал казаться противоестественным и даже пугающим. Идея тотального протеста к любому естественному явлению в обществе казалась чем-то абсолютно нормальным и приемлемым. Наверное, в таком возрасте это присуще многим людям, так как еще не сформированы ценности и отсутствуют четкие жизненные ориентиры. Но ловушка заключается в том, что в итоге такие убеждения стойко закрепляются в сознании, и в конце концов все восприятие действительности начинает основываться на патологической неудовлетворенности всем тем, что тебя окружает и что с тобой происходит. Ты начинаешь смотреть на мир сквозь призму недовольства и осуждения, оправдывая это «критическим мышлением». Изо дня в день пытаешься найти виноватых во всех своих бедах и, что самое главное, находишь их. Правительство, религия, СМИ, олигархи, масоны, жиды, нацисты, преподаватели, соседи и еще бог знает кто, оказывается, мешают тебе жить, как те, другие, где-то там. Иллюзия тотальной несправедливости мира по отношению к тебе становится фундаментом мировоззрения, и маска жертвы все сильнее и сильнее прирастает к мрачному, уставшему лицу, которое с каждым днем рождает все меньше и меньше улыбок. Все чаще и чаще на нем отображается гримаса едкого сарказма и скрытой, едва уловимой в блеске глаз агрессии.

– Тебе еще не надоело все это? Сколько можно? Когда ты уже осознаешь, что пора взрослеть? – с очередным допросом накинулась на меня мама. – Я уже не знаю, как на тебя повлиять.

– Я и так делаю все, что только возможно! Неужели ты сама не понимаешь, что перед праздниками никто не будет заморачиваться, чтобы взять меня на работу! Из всех моих друзей только ты относишься ко мне как к какому-то животному и выгоняешь на улицу!

– А что мне еще делать? Попробуй поставить себя на мое место! Если я никак больше не могу повлиять на тебя! Какие друзья? О чем ты вообще говоришь? Все эти Волковы, Фитили, Колючие пользуются тобой, а при необходимости бросят, как только их задницы начнут гореть, и они почувствуют опасность! Неужели нельзя найти хороших ребят, которые будут тащить тебя наверх, а не тянуть ко дну?

После этих ее слов я почему-то на мгновение вспомнил тот сон, который мне снился с выпадением зубов, но тут же ответил:

– Никто меня никуда не тянет! Это все твои фантазии. У нас с ними много общих интересов: книги, музыка, кино, творчество, девчонки. Все, как у большинства людей. Вспомни себя в моем возрасте, в конце концов. Только не говори мне, что ты целыми днями сидела за учебниками и постоянно зубрила уроки.

– Нет. Я тоже позволяла себе гулять и развлекаться, но меня не находили с передозировкой от героина за гаражами! Неужели ты считаешь это нормальным!?

– Я не считаю это нормальным, и мы это уже обсуждали. Да и при чем тут мои друзья!? Их тогда вообще не было, а если бы и были, то отговорили бы меня, как это делал Волк, когда навещал меня в больнице.

– Ага, так сильно отговорил, что даже медсестра его выгнала. Небось пришел к тебе обдолбанный, – никак не унималась она.

– Все, хватит! Мне надоело опять слушать эту ахинею, – сказал я и ушел с кружкой чая к себе в комнату.

Ложь. Когда ведешь подобный образ жизни, то она становится абсолютно повсеместной, и любые взаимоотношения с людьми начинают основываться на ней. Впрочем, на ней же они и заканчиваются, как это было в случае с Алисой.

Она словно вирус проникает в самые укромные места сознания и начинает управлять тобой, и если вдруг возникает мысль сказать или даже подумать о чем-нибудь честно, то появляется парализующий страх. В первую очередь страх того, как на эту правду отреагируют люди, что они подумают и как после этого потом будут относиться к тебе. Поэтому проще всего говорить то, что они хотят услышать. Мама хочет услышать, что я завязал и взялся за ум, – пожалуйста; Фитиль думает, что я так сильно рад помочь ему вернуться в клуб и к работе с Темой, – не вопрос. Ложь настолько входит в привычку, что начинаешь врать даже там, где это абсолютно не нужно. В каких-то бытовых мелочах – где, когда и с кем был, что делал, куда идешь, когда придешь и так далее. Но самое безумное заключается в том, что все эти лживые схемы и конструкции надо постоянно держать у себя в голове, чтобы тебя не обличили и не предъявили за эту самую ложь. В результате напряжение, тревога и беспокойство становятся постоянными спутниками жизни. А люди, которые все это видят, в какой-то момент начинают молчать, не пытаясь больше обратить твое внимание на эту тотальную нечестность…

***

– Леонид Иваныч, а помните, вы выдвинули идею о «последней, фатальной мысли», когда говорили про Илью? И я вот что подумал после этого: а может ли фатальной мыслью стать самая первая? Та, которая формируется в мозгу при самом рождении или даже до него, и в результате она определяет все наше мышление на последующую жизнь. Ну типа как исходный код, знаете? Как некий фундамент, на который потом накладываются все остальные мысли, которые приходят в жизни. И эта мысль сидит где-то глубоко в подсознании и в итоге влияет на весь последующий выбор, все действия, которые мы в дальнейшем совершаем. Будем ли мы страдать или радоваться, станем счастливыми или, наоборот, несчастными в течение всей последующей жизни. Все зависит в основном от нее.

– Интересное, конечно, предположение, Николай, но, на мой взгляд, мышление имеет не иерархичную структуру. Очень сложно представить себе архитектуру такого процесса, так как он ведь не ограничивается только языком. Языки нужны больше для того, чтобы выражать мысли и чувства, а следовательно, взаимодействовать с окружающим миром, включая других людей. А в сознании мышление в основном существует в виде символов, знаков, образов, которые в конце концов преобразуются в слова и предложения. Да и к тому же как эту мысль сформулировать или выразить, чтобы она легла в основу всего последующего мышления, если младенец при рождении не владеет языком? – задумался он.

– Ну, например, при помощи плача или крика. Да и не факт, что первая мысль появляется в голове именно при рождении, а вдруг это все происходит еще в утробе матери, – предположил я. – Как, например, в случае с сердцебиением. Ведь сердце начинает биться еще до рождения, и, возможно, ребенок начинает мыслить так же. Он же наверняка чувствует тепло, заботу и ласку матери, когда она, например, гладит живот или говорит что-то приятное, а следовательно, каким-то образом обрабатывает эту информацию.

– Я так и не пойму, к чему вы клоните, молодой человек? – иронично произнес старик. – Что, если малыш заплакал при рождении или закричал, то он обречен на страдания? Так практически все новорожденные плачут и кричат, это обычная реакция на страх или еще какое-то внешнее раздражение. Или к тому, что если первая мысль в утробе была о чем-то плохом, то жизнь будет мучительна, а если о хорошем, то радостна? Либо она как-то программирует сознание?

– Именно. Может, это и принято называть судьбой, – не унимался я.

– Ну хорошо, допустим, это так. И как бы тогда ты выразил сейчас эту самую «первую фатальную» мысль, отталкиваясь от того, что происходит в твоей жизни?

Тут я на какое-то время задумался и спустя пару-тройку минут тихо произнес:

– ЗА ЧТО!?. Да, именно так – за что мне все это!?

– Хм… В любом случае мы этого никогда не узнаем. Хотя мне больше кажется, что вы программируете себя именно сейчас, нежели тогда при рождении или даже до него.

Я зашел к Леониду Ивановичу в его последний рабочий день в уходящем году, чтобы поздравить с наступающим. В углу гардероба стояла настоящая елка, которая была украшена потрясающими яркими, блестящими игрушками, сохранившимися еще, по-видимому, с советских времен. От елки расходился приятный хвойный запах, напоминающий о беззаботном детстве. В последние годы дома мы наряжали уже искусственную елку всякими дешевыми китайскими игрушками с гирляндами, но это, конечно, не шло ни в какое сравнение с живой, ароматной хвойной красавицей и игрушками ручной работы родом из детства. Пока Леонид Иванович заваривал чай, я, возвращаясь с перекура, задержался напротив елки и стал рассматривать игрушки. Все были очень красивыми, с проработанными до мельчайших деталей рисунками, но одну из них я выделил больше всех. Это была яркая позолоченная еловая шишка, выполненная из тонкого стекла.

– Что, понравилась? – поинтересовался Леонид Иванович, внезапно появившийся у меня за спиной и наблюдавший, как я любуюсь этой шишкой.

– Да. Просто у меня в детстве был один случай с точно такой же игрушкой. Мы наряжали елку, и бабушка постоянно твердила мне, чтобы я был аккуратнее, потому что могу пораниться этими игрушками. В какой-то момент мне надоело слушать, и я назло сжал в руках такую же игрушку – доказать, что ничего страшного не случится, – но не рассчитал силы, и она лопнула у меня в руке, сильно поранив ладонь. Бабушка закатила истерику, а я разревелся и к тому же еще после этого поступка был наказан родителями за то, что не слушаюсь старших.

– Да уж, несправедливость – больное явление, – иронично подметил он. – Хотя, конечно, бабушка могла бы повлиять на то, чтобы тебя амнистировали. Ведь по сути ответственность за разбитую игрушку в определенной степени лежит и на ней, поскольку это она не смогла донести до ребенка, почему надо быть аккуратнее со стеклом, а просто капала на мозги.

– Да! Тут вы определенно правы. Таких персонажей я называю люди-комары, которые как бы пьют кровь своими проповедями и нравоучениями, – брезгливо сказал я.

– Ну, это не всегда плохо, я считаю, и можно многое почерпнуть для себя.

– Согласен. Но только в тех случаях, когда такие люди сами являются примером того, чему пытаются научить, и соответствуют своим же нравоучениям. А то мне в детстве родители постоянно твердили: курить плохо, выпивать плохо, плохо материться и многое другое, а сами всем этим занимались в моем присутствии. И почему после этого я должен был им верить? А ведь это были на тот момент самые близкие мне люди! Что уж говорить о других и доверии к ним?

– Тут сложно с вами поспорить, молодой человек. А давайте сделаем так: вы возьмете эту игрушку себе, и пусть она символизирует ваше детство, но только самые яркие и счастливые его моменты. Без всяких людей-комаров, и так будто в той ситуации с бабушкой вы не раздавили эту игрушку в руке, а спокойно повесили ее на самое видное место.

– Хотите избавить меня от груза детских обид? – саркастично поинтересовался я.

– Хочу сделать вам подарок на Новый год, – парировал дедушка.

– Хорошо. Я с радостью приму этот подарок. Но от своей комариной теории не откажусь. Уж больно близка она мне по духу!

– Как скажете. Но есть один нюанс – зимой у нас комары не летают. Так что нужно либо сменить название теории, либо опровергнуть ее.

– Я подумаю над вашими словами, Леонид Иванович. Спасибо вам! С наступающим!

***

– Братан, у меня есть замечательная новость! – радостным голосом сказал Фитиль при встрече. – В общем, я вышел на покупателя, который готов взять всю партию, что у нас с тобой есть. Сторговались на шестидесяти пяти кусках.

– Звучит очень подозрительно. Похоже на ментовские заходы, тем более я говорил тебе про чес, который они сейчас устраивают в преддверии праздников!

– Да не, там другая тема. Неужели ты думаешь, что я бы стал кому попало скидывать кайф? В общем, это будет новогодний подгон на зону, и человек, который на меня вышел, достаточно известен в этих кругах.

– А как же наш план, чтобы хорошенько навариться после праздников на этом?

– Если бы нужно было действовать мелким сбытом, то он подходил бы нам как нельзя лучше, но сейчас появилась возможность намного привлекательнее. Неужели ты сам не врубаешься, насколько это выгоднее для нас? К тому же сам говоришь, что рискованно скидывать мелочью, так как мусора не дремлют. Тем более у меня нет других вариантов, чтобы за такой короткий срок отбить бабки и вернуть их Теме.

– Какая-то мутная хуйня. Мне не нравится, если честно, – с сомнением сказал я.

– Если хочешь, то я могу сам все провернуть. Можешь отдать мне свою часть партии, и я ее скину. Бабки, естественно, пополам, – предложил он.

– Ну хорошо. Мне надо подумать.

Очередная авантюра от Фитиля не внушала мне абсолютно никакого доверия, с одной стороны, а с другой – он сам вызвался провернуть это дело. Неужели он реально готов был так рвать свою жопу, чтобы вернуть себе репутацию? В любом случае ему в голову я залезть не мог, и какие мотивы им руководили, было догадаться сложно. Поэтому я решил сосредоточиться на себе. Первым делом задумался о том, что я теряю и как это предприятие может отразиться на мне. Если это какая-то ментовская многоходовка, то в любом случае Фитиль станет делать все сам, и ко мне это отношения иметь не будет, за исключением того момента, когда я буду передавать ему свою часть товара. Соответственно, надо это сделать дистанционно, чтобы не было зафиксировано акта передачи. Дальше он вернет мне часть денег, которую надо отдать Теме. Даже если они будут помечены, я могу сослаться на то, что просто вернул долг, ведь наркоты больше не будет какое-то время, и привязать их к ней будет практически невозможно. Но тут все равно надо быть осторожным. По-хорошему необходимо было исключить мое взаимодействие непосредственно с наркотой и бабками за нее. Поэтому, взвесив все за и против, я согласился…

В общем, на следующее же утро я пошел и достал из тайника всю свою часть отравы, чтобы сделать закладку в другом месте, откуда ее бы и забрал Фитиль. По предыдущему опыту я засунул наркоту в пачку из-под сигарет и спрятал ее за одним из гаражей рядом с «Порталом», где я передознулся. Затем позвонил Никитосу и сказал, что не смогу передать ему наркоту, так как уезжаю с мамкой по делам, и объяснил, где находится место, указав номер гаража, за которым спрятал закладку. Я специально сослался на занятость, чтобы не вызвать у него подозрений относительно своего недоверия. Он сначала смутился, а потом согласился забрать, а вечером связаться со мной и сообщить результаты сделки.

«ЗАБРАЛ», – пришло вечером смс, и больше он не выходил на связь. Пару раз после этого я набирал его, но никто не отвечал, а потом и вовсе телефон выключился.

«Вот это уже не есть хорошо», – подумал я и начал перебирать у себя в голове кучу различных сценариев, почему Фитиль вдруг замолчал. Естественно, практически все они были негативными и вызывали в основном тревогу и беспокойство. Менты? Блатные? Кинули? Приняли? И еще масса всякого рода мрачных мыслей разъедали голову, вызывая приступы паники. До Нового года оставалась буквально пара дней, и необходимо было вернуть долг Теме. Есть примета, что до Нового года нужно вернуть все долги, и я не то чтобы суеверный, но не хотелось иметь подобного рода проблемы. Тем более, что при желании Артем мог бы их доставить. Ведь не по счастливой же случайности он так долго занимается всеми этими делами, к тому же сам мне тогда говорил, что у него есть влиятельные покровители.

После очередной неудачной попытки связаться с Фитилем я в отчаянии бросил телефон на диван и, чтобы хоть как-то отвлечься от всего этого дерьма, включил компьютер. На рабочем столе создал новый файл, открыл его и минут пятнадцать пялился в чистое окно. Затем неуверенно набрал первую строчку:

«Посвящается моему коту…»

«Блять, да у меня же кота даже нет! И почему именно коту? – подумал я. – А с другой стороны, почему бы и нет? Кому еще?»

Так я просидел, наверное, целый час, размышляя о будущей книге. О сюжете, героях, событиях и так далее. Это помогло мне отвлечься и немного успокоиться, но больше в тот вечер из себя выжать не получилось.

«Снова дешевый песок», – сказал я про себя и удалил эту единственную строчку. Вместо нее посередине страницы большим шрифтом вбил: 29.12.2006.

С трудом уснул в эту ночь, и мне в очередной раз приснился кошмар. Он был настолько ярким и красочным, что во сне не возникало никаких сомнений в реальности происходящего:

в новогоднюю ночь я пришел к Артему домой, чтобы отдать ему деньги, и, войдя внутрь квартиры (дверь почему-то оказалась открытой), увидел следующую картину. В углу комнаты стоял Тема ко мне спиной и наряжал елку. Причем ту самую, которую я видел в музее у Леонида Ивановича. Она была уже практически наряжена, и даже разноцветными огнями на ней мигали гирлянды. А рядом с елкой в кресле сидел отец Александр в черной рясе и читал Библию. Увидев меня, он поднял строгий, пронзительный взгляд и, встав с кресла, каким-то громким и низким голосом начал читать одну и ту же короткую молитву, направляясь при этом в мою сторону. Я испытал необыкновенный трепет от этого действия и, казалось, даже на уровне тела чувствовал дрожь. Тем временем Артем наклонился к коробке с игрушками и начал шуршать обрывками газет, в которые они были завернуты, а потом пронзительным голосом закричал:

– Где она!? Где она!?

Тем временем священник подходил ближе, и от этого я начал рыдать и нашептывать ту же самую молитву. Когда он подошел вплотную, то положил руку мне на голову и строго вопросил:

– Каешься!?

– Каюсь, – сквозь зубы прошептал я.

– Где она!? Где она!? – продолжал орать Тема.

После этого я поднес руку ко рту и почувствовал, как у меня начинаются крошиться зубы прямо на ладонь. Я тут же подумал, как же буду теперь жить без зубов, и стал выплевывать осколки в руку. Потом отец Александр резко замолчал и мимо меня пошел к выходу. А я в этот момент взглянул на раскрытую ладонь и увидел на ней не осколки собственных зубов, а кусочки той самой новогодней игрушки, которую раздавил в детстве у себя в кулаке и которую мне подарил Леонид Иванович. Это была словно картина из детства, которая навсегда запечатлелась в моей памяти, – осколки игрушки на порезанной детской ладони. И вдруг я почему-то догадался, что Артем ищет именно ее, поэтому машинально протянул свою пораненную ладонь, показывая ему осколки, и произнес:

– Вот она.

После этого он сурово посмотрел на меня и голосом бабушки произнес:

– А я говорила тебе, что нужно быть аккуратнее! Теперь точно будешь наказан!

Проснувшись с утра, я первым делом схватил телефон и набрал Фитиля, но механический голос оператора в очередной раз поведал о том, что абонент недоступен.

***

В самом скверном расположении духа я начал уже думать, как мне выкручиваться из сложившейся ситуации. Очевидно было, что я не смогу раздобыть нужную сумму, а это больше сорока штук из необходимых пятидесяти, так как из своей части я успел продать лишь самую малость. Сегодня вечером я уже должен был отдать барыге деньги. Занять их я никак бы не смог. Да и кто в здравом уме будет занимать такую сумму накануне Нового года!? По сути мне оставалось только одно – позвонить ему и сказать всю правду, выложить как на духу про Иуду Фитиля и его «кидок». Конечно же, мне не хотелось падать в глазах Артема, да и к тому же он мог легко сослаться на то, что это не его проблемы, но выбора у меня не оставалось. Несколько раз я брал телефон, намереваясь сделать этот звонок, но все время оттягивал момент. И вот когда я в очередной раз искал в телефонной книге цифры Артема, раздался звонок с незнакомого номера:

– Здорово! Че творишь? – как ни в чем не бывало поинтересовался Фитиль.

– Тебя, мудака, проклинаю! – с ненавистью ответил я. – Где ты лазаешь!? Нахуя трубу отключил!?

– Тихо! Тихо! Не ерепенься. У меня мобила сдохла, а зарядки с собой не было. В общем, дело в шляпе! Лавэ у меня!

– А должно быть у меня!!! Так что давай резче там, бери такси и выдвигайся ко мне! А лучше научись телепортироваться!

– Э… нет, братуха. Тут мы поступим иначе. Я сам отдам эти бабкиТеме.

– С хуя ли!? Я что-то не припомню, чтобы мы так договаривались! – недоуменно сказал я.

– Неужели ты думал, что я проверну такое дело для того, чтобы все лавры достались тебе? Нет уж, увольте! Я тут не для этого свою жопу рвал!

– Вот ты реально крыса все-таки! В очередной раз показал свое истинное обличие и гнилое нутро! Думаешь, я бы не сказал ему, что это ты все провернул!? Но теперь мне похуй! Я наберу и скажу ему, что ты мутишь какую-то левую хуйню и чтобы он не брал от тебя бабки!

– Ну смотри сам, конечно. Только вот тогда тебе точно нихера не перепадет от этого всего, а так можно нехило навариться перед праздниками. К тому же, у меня готовы взять еще столько же. Сечешь?

– Нет. Не секу! Ты уже полностью исчерпал свой лимит доверия, и оснований верить тебе никаких нет! Особенно когда ты звонишь с какого-то левого номера!

– Слушай. Неужели ты думаешь, что если бы я хотел кинуть тебя, то стал бы тебе звонить? Я бы просто сквозанул с этими бабками, и ищи-свищи меня потом! Думаешь, я просил бы тебя договариваться с руководством клуба, чтобы мне разрешили там тусоваться? А мобилу эту я взял у приятеля, который работает охранником в магазине и стоит неподалеку от меня.

– Тогда почему не хочешь сделать, как мы договорились изначально? – подозрительно спросил я. – Я бы занес ему бабки и попробовал взять еще.

– Я хочу работать с ним, как и прежде, а для этого мне нужен весомый аргумент! Откуда мне знать точно, что ты замолвишь за меня?

– А откуда мне знать, что ты не мусорнулся!? Тем более он предупреждал меня об этом.

– Тогда мы бы сделали, как и было задумано, – ехидно сказал он, намекая на то, что слил бы меня.

– А почему сам ему не позвонил до сих пор? Почему не встретился? Не передал лавэ?

– Ну, во-первых, он не берет с моего телефона трубу давно уже, а с чужого тем более не возьмет, и это будет выглядеть подозрительно, а во-вторых, я повторяюсь, что не собирался тебя кидать. Просто перестраховываюсь, и все. Так что если ты хочешь быть в теме, то позвони ему и скажи, что я верну ему лавэ вместо тебя, – предложил он.

– Ты ебу дался!? И что я ему скажу? Почему не могу сам занести? По-твоему, он долбоеб, что ли!?

– Ну придумай что-нибудь! Скажи, заболел, уехал, женился! Ты же грамотный пацан! – начал стелить он.

– Ну хуй с тобой, Фитилек, я доверюсь тебе и в этот раз, но запомни, что он будет точно последним! Больше мы с тобой работать не будем, и после этого наши пути разойдутся! Отдашь мне мои бабки сразу же после встречи с ним, а если выгорит еще, то половина навара так же моя! И по поводу того, чтобы взять еще, сам будешь с ним обсуждать!

– Договорились!

– Все, жди звонка! И включи наконец-то свою мобилу!

После этого я начал размышлять о том, что сейчас произошло, и мысленно проклинать себя, что вновь связался с Фитилем, который в очередной раз спутал все карты. Но не прошло и получаса, как Тема сам позвонил мне и поинтересовался насчет возвращения денег:

– Куда пропал? Почему не звонишь? Ты че, календарь проебал, что ли, или часы стали? Сегодня уже тридцатое число, а это значит, что ты должен вернуть мне долг! – с ходу начал отчитывать меня Артем.

– Братан, я все помню и собирался тебе уже звонить. Но у меня тут случился форс-мажор кое-какой. В общем, меня запалила мать и нашла в комнате «специи», подняла скандал, забрала ключи и заперла меня дома! Я уже полдня ломаю голову, как мне выбраться отсюда и попасть к тебе! Может, ты сам сможешь прийти сюда ко мне?

– Ты что, ебанутый, что ли? Блять, я думал, ты нормальный, надежный пацан, и на тебя можно положиться, но и тут ошибался! Как ты мне сможешь передать капусту, если заперт?

– Слушай, я что, специально, что ли, все это устроил? Тем более, я никуда не соскакиваю и выхожу на связь. Подойдешь к моему дому, и я скину тебе все из окна! А как еще? – предложил я.

– Ага, буду я там по сугробам под окнами лазить и искать пятьдесят штук на виду у всего двора. Охуенно ты придумал! Ничего не скажешь!

– Ну не знаю, как еще можно поступить? Давай я тогда попрошу сделать это Фитиля, и он тебе занесет бабки? Либо ждать мать, когда она завтра придет после работы и откроет меня?

– Завтра? Блять, я сегодня ночью уезжаю отдыхать на праздники! Короче, хуй с ним! Связывайся со своим Фитилем, передавай ему деньги и пусть он пулей возвращает их мне! Только перед встречей сначала пускай наберет меня.

– Хорошо.

Его звонок оказался мне как нельзя на руку. Хоть и пришлось выслушивать претензии и оскорбления, но зато, на мой взгляд, это выглядело убедительнее, чем если бы я позвонил сам. Конечно, я серьезно рисковал, когда предложил ему прийти самому, ведь он мог и согласиться, но Тема был прав, и его шатания под окнами могли бы привлечь лишнее внимание жильцов.

Сразу после этого неприятного разговора я позвонил Фитилю, но его телефон предательски молчал по-прежнему. Я в очередной раз мысленно проклял его и решил набрать тот номер с которого он звонил, и после продолжительных гудков трубку наконец-то сняли:

– Алло, привет! Можешь дать Никите телефон? Он мне звонил с этого номера, – вежливо попросил я.

– Не могу. Мы уже расстались с ним, и не звони сюда больше, – сухо ответили на том конце провода низким мужским голосом и сбросили вызов.

«Ну по крайней мере не похоже на то, чтобы Фитиль наебал меня, и, судя по всему, он действительно звонил от какого-то приятеля», – заключил я.

Потянулись долгие минуты ожидания звонка от Фитиля. С периодичностью пять минут я набирал его, но телефон был выключен. Спустя где-то минут сорок мне опять позвонил Тема и поинтересовался, связался ли я с Никитосом, на что я дал отрицательный ответ. И тут он мне выдал новость, от которой я пришел в ужас. Артем сказал, что тоже пытался набрать его, но безуспешно. Больше всего я теперь стал бояться, что он может дозвониться до Фитиля раньше меня и что тот начнет тупить, не зная моей легенды, которую я поведал барыге. Ведь Никита мог сказать, что деньги находятся у него, и он готов встретиться, чтобы передать их, а тогда бы я выглядел пиздаболом в глазах Темы, вызвав к тому же серьезные подозрения. Насчет того, что Фитиль сможет сообразить и грамотно сыграть в этой ситуации, я сильно сомневался. В конце концов, выслушав очередную порцию говна в свой адрес, я пообещал решить этот вопрос как можно скорее и выйти на Фитиля в кратчайшее время.

«Вот сука! Опять он втянул меня в очередной блудняк!» – продолжал негодовать я.

Теперь на кону была не только репутация Фитиля, но и моя. Сказать, что я был в бешенстве, значило не сказать ничего. Я уже было собрался вызвать такси и направиться к нему домой, чтобы ждать его появления на районе и дать пизды за все эти гнилые движения. Но перед этим решил набрать его в последний раз, и, хвала Господу, на том конце провода появились заветные гудки!

Как только он снял трубку, я выдал целую тираду о том, что о нем думаю. Фитиль начал оправдываться, но меня это уже никак не трогало. Потом, немного поостыв, я обрисовал ему картину, введя в курс дела, и сказал, что встречусь с ним сразу же после того, как он выйдет от барыги, чтобы забрать свою долю. Он сначала начал сопротивляться, пытаясь сослаться на то, чтобы я подождал, пока он не скинет еще часть товара, которую намеревался выпросить у Артема, но я был непреклонен и в итоге настоял на своем. К тому же у меня возникали серьезные сомнения относительного того, что ему это удастся сделать. В итоге Фитиль заверил меня, что сразу же наберет, как выйдет от Артема. Я сделал вид, что согласился на его предложение.

– Не в этот раз, Никитушка… Не в этот раз… – вслух произнес я после нашего разговора и спешно начал собираться.

***

Теперь моя задача заключалась в том, чтобы как можно быстрее добраться до дома барыги и перехватить там Фитиля с целью забрать у него свою часть денег, ибо его слова уже абсолютно ничего не стоили, и верить им было категорически нельзя.

Быстро собрался и вызвал такси, но адрес на всякий случай указал не тот, по которому проживал Артем, а рядом стоящего дома, для того, чтобы меня не увидели из окна. Такси приехало достаточно быстро, и это меня обрадовало, так как зачастую приходилось ждать довольно долго, особенно в зимнее время, когда на дорогах из-за снегопадов возникали заторы. Добрались до дома Темы мы тоже довольно быстро, и, рассчитавшись с водителем, я как можно незаметнее пробрался в подъезд дома, располагавшегося напротив логова барыги.

Поднявшись на третий этаж, где по счастливой случайности не горел свет, я занял наблюдательную позицию прямо на деревянном, облупившемся от краски подоконнике. Благо, что на улице уже стемнело, и обнаружить меня было практически невозможно. Над подъездом, в котором жил Артем, висел ржавый уличный фонарь, и его лампа периодически мигала. Казалось, что она вот-вот должна перегореть и погрузить эту часть улицы в холодную зимнюю тьму. У барыги в одном из окон квартиры горел свет, а следовательно, он был дома, и это тоже придавало мне надежду на то, что он еще не встретился с Фитилем, но на всякий случай я решил убедиться и позвонил ему:

– Ну что, связался с Фитилем?

– Да. Должен скоро объявиться. Судя по всему, дальше мы сотрудничать не будем!

– Почему? – недоуменно спросил я.

– Потому что это тебе не ебучее шапито! Одного недоумка разыскивает тут полгорода, и в результате он пропадает хуй знает куда, а второго мамка запирает в квартире, словно школьника, которого поймали с сигаретой на перемене!

– Ладно. С наступающим тебя, Тем, – сказал я и положил трубку, после чего добавил: «Пидорас барыжий! Будет мне еще всякая шваль комариная кровь пить и рассказывать, как надо сотрудничать»!

Закинув ноги на подоконник и закурив сигарету, я начал наблюдать за улицей. Погода была потрясающая: падал легкий, пушистый снег огромными хлопьями, светила полная луна, и в целом создавалась атмосфера покоя и умиротворения. Во дворе было пусто, и лишь редкие прохожие нарушали эту гармонию провинциального двора с природой. А может, в воздухе просто ощущалась праздничная атмосфера и немного сглаживала то паскудное состояние, которое во мне присутствовало. Ведь во многих окнах дома горели гирлянды, а на стекла были приклеены вырезанные из салфеток снежинки. В самом дворе стояла наряженная елка и тоже сверкала разноцветными огоньками гирлянд. Даже ее немного покосившийся вид придавал какое-то чувства тепла, и я представил, как жители этого двора сами притащили ее и нарядили вместе со своими детишками. Вот такие моменты заставляют надеяться на лучшее, ведь они по-настоящему объединяют не самых дружелюбных людей.

Глядя в окно подъезда и размышляя над всем этим, я заметил, как парочка мужичков с полными пакетами зашла к Теме в подъезд, и в тот момент я подумал, что сейчас полным ходом идет подготовка к Новому году. Готовятся разнообразные вкусные блюда – салаты, десерты, закуски. Вот, наверное, и эти мужики сейчас втайне от жен тяпнут по пятьдесят или даже сто грамм чего-нибудь горячительного и будут помогать с хлопотами – чистить, резать, раскладывать всякие лакомства по тарелкам и салатницам. И тут я поймал себя на мысли, что завидую им – всем этим людям, которые занимаются на первый взгляд такой обычной, но в то же время сплоченной работой. Вместо того, чтобы делать то же самое, я в одиночестве торчу в промерзлом подъезде и жду сучонка Фитиля, который в очередной раз доказал свою ущербность!

«Да пошло оно все! – подумал я и снова закурил сигарету. – Если не появится через пятнадцать минут, поеду домой».

Только я подумал об этом, как краем глаза заметил подъехавшую к углу дома черную «девятку». Водитель затушил фары, но выходить почему-то не торопился. Спустя минут пять открылась задняя дверь, и из нее вышел… Фитиль!

«Так-так! На ловца и зверь бежит!»

Как только я увидел его, то тут же захотел выскочить и прыгнуть на него, чтобы забить как скотину, но смог совладать со своими чувствами, да и к тому же моментально осознал, что его спутники наверняка вступятся за эту гниду. Кто же это мог быть с ним? Покупатели, про которых он говорил? Или, может, вообще менты ряженые? В любом случае высовываться мне было небезопасно, и оставалось только наблюдать. Больше всего я стал переживать о том, что не смогу с ним увидеться и забрать свою долю. Ведь после встречи с Темой он мог уехать, а я бы в таком случае как дурак остался сидеть здесь. В конце концов я решил набрать его:

– Ну что, ты уже сделал все!?

– Нет. Вот только иду к нему.

– Хули так долго!? Сколько тебя можно ждать???

– Я же сказал, что наберу тебя сам! Давай не кипишуй там и жди! Все будет ровно, отвечаю, – пробубнил он и положил трубку.

«Ну хотя бы не пиздит вроде бы», – заключил я и продолжил наблюдение.

Фитиль зашел в подъезд и… пропал. Спустя минут двадцать ожиданий я подумал, что он как-то очень долго там находится. Обычно посещение барыги не занимало более десяти минут, а тут уже начало твориться что-то неладное. И чуйка меня действительно не подвела…

Еще спустя минут пять тип, который оставался в машине, тоже зашел в подъезд. Я еще удивился, что ему так легко открыли дверь через домофон. Что-то подсказывало мне: нужно валить как можно скорее, но чувство любопытства брало свое. По прошествии где-то часа я стал свидетелем картины, которая привела меня попросту в шок.

Открылась дверь подъезда, и из нее под руки вывели Тему в наручниках те самые два мужичка, которые зашли с пакетами в подъезд до приезда Фитиля. Затем подъехала из-за угла «девятка», и его погрузили туда. Опера (судя по всему, это были они) сели по бокам, и машина уехала, а практически следом приехал ментовский «бобик», и в него сели Фитиль и тот тип, который зашел в подъезд последним.

«Вот это кино!» – подумал я и как можно аккуратнее отошел от окна, сел в угол пролета и закурил. Нужно было выждать какое-то время и обдумать произошедшее. Что делать дальше? Сидя на кафельном полу холодного подъезда, я чувствовал, как меня трясло, и понимал, что это происходит не от холода, а от страха. Очевидно, что никаких денег я не получу от Фитиля, и это была не главная проблема. То, что эта гнида сдала паскуду барыгу, было в общем-то не такой скверной новостью. Больше всего я теперь боялся самому быть принятым ментами или попасть под пресс крыши Артема. Что из этого было лучшим, а что худшим, сказать очень сложно. В любом случае и с той, и с другой стороны я попадал в схему, по которой Тему приняли. К тому же дома у меня оставались остатки спайса, который я не успел скинуть еще с прошлого раза, но и не стал отдавать их Фитилю, так как это был исключительно мой навар. Поэтому я мог легко находиться в этот момент под наблюдением.

То, что мне необходимо было проявить максимальную осторожность в эти дни, было очевидно и даже не обсуждалось. Единственным преимуществом, которым я обладал в этой ситуации, было то, что я находился в курсе событий, которые произошли, и Фитиль этого не знал. Но какую пользу я мог бы извлечь? Ну как минимум дистанцироваться от него и перестать взаимодействовать, чтобы меня не постигла судьба барыги. Как говорится, предупрежден – значит вооружен. Но, с другой стороны, деньги должен был вернуть Артему именно я, поэтому и потребовать их могли с меня, а не с Фитиля. Но надо признаться, что этот крысеныш подвел все красиво и при необходимости мог сослаться на меня, обвинив в несоблюдении обязательств или вовсе в заговоре с ментами. К тому же, зная, что тот сотрудничает с ними, трясти его было бы гораздо опаснее, чем меня. В общем, как ни крути, я становился жертвой обстоятельств.

Спустя минут двадцать в полном замешательстве я покинул злосчастный подъезд и отправился домой пешком, купив по пути бутылку водки и распивая ее прямо из горла.

***

Проснувшись утром с дикого похмелья, я все-таки решил набрать Фитиля и поинтересоваться о своей доле, чтобы это не выглядело подозрительным. Ведь он вечером так и не позвонил мне.

Как ни странно, он взял трубку, и для меня это было удивительно. Для того, чтобы все выглядело естественно, я в очередной раз его вяло похуесосил якобы за то, что он не связался со мной сразу после встречи с Артемом. Он попытался отмазаться тем, что закончил все дела поздно, и заявил о готовности встретиться со мной. А вот это уже выглядело очень подозрительно, и я растерялся, а потом сослался на занятость и помощь мамке в подготовке новогоднего стола. В конце концов мы договорились, что я позвоню ему, как только освобожусь, и договоримся о времени и месте встречи.

«Что же этот Иуда задумал на этот раз?» – сам себя спросил я. Ведь после вчерашнего встречаться со мной ему было абсолютно невыгодно. Неужели он хотел как-то подставить меня еще больше? Может, хотел слить мусорам? Но как? Подсунуть меченые деньги? Но для этого у меня должен был быть товар на руках. В общем, последующие полдня я ломал голову и пытался разобраться в очередном ходе Фитиля, но так и не смог понять, что же он хочет. В итоге я все же решился на встречу с ним.

– Ну что? Где лавэ? – сурово поинтересовался я при встрече с ним у себя в подъезде.

– В общем, лавэ нет, братан, – сказал он и вытащил из рюкзака бутылку конька, два одноразовых стаканчика и лимон. – Я тебе предлагаю выпить и выслушать меня, чтобы не делать поспешных выводов.

– Я что-то не понял. Нахуя тогда ты пришел ко мне, зная, что денег у тебя нет, и как я к тебе отношусь после всех твоих последних виражей? Неужели тебе вообще не стремно после всего этого?

– Стремно. А к кому мне еще было идти? Но случилось то, что случилось. В общем, Тему закрыли. Произошло это при моем непосредственном участии, – сказал он, плеснув себе полстакана коньяка и разом махнув его. – У меня не было выбора, и менты меня очень жестко прикрутили, когда приняли. Это случилось в тот раз, когда я взял у тебя пороха и подогрел герычем в подъезде. Там было довольно-таки немаленькое количество. Поэтому я и повел себя так.

Тут уже я плеснул себе столько же алкоголя и, выпив, продолжил диалог:

– И что, ты пришел ко мне покаяться в надежде на то, что я прощу тебя после всего этого? Ты подставил меня перед Артемом! Теперь мне может угрожать опасность от крышующих его людей, которые при необходимости с легкостью могут выйти на меня, зная, где я работаю и чем занимаюсь. Да и к тому же откуда мне знать, что ты не проделаешь подобного трюка со мной? Могу тебе даже больше сказать, что я знаю обо всем этом и вчера видел, как его принимали мусора. Видел там и тебя вместе с ними!

– Значит, ты так нихуя и не понял, Коленька! – предъявил он и снова налил себе коньяка. – Почему же ты не спросил себя о том, по какой причине я не слил тебя мусорам вместе с Артемом, а? Я ведь легко мог это сделать! Просто навести их на тебя, и они бы уже занимались твоей разработкой! Взяли бы сначала тебя так же, как и меня, а потом уже Тему ты предоставил бы им на блюдечке с голубой каемочкой! И если ты думаешь, что такой кремень и не раскололся бы, то не обольщайся! Раскручивать они умеют профессионально!

– Не сомневаюсь в этом. Но тебя, скорее всего, даже не пришлось прикручивать. Зная твою натуру, ты наверняка и сам предложил им провернуть такую делюгу, лишь бы спасти свою жопу!

– Да! Но при этом я спасал и твою жопу! Неужели ты не догоняешь? И поверь, это было очень непросто, учитывая, сколько ты говна на меня вылил за эти дни! Думаешь, мне самому было приятно так поступать? Но я не видел другого выхода! Когда меня приняли мусора и приболтали слить им Тему, то я согласился при одном условии, что они не будут трогать тебя!

– Да хватит уже оправдывать свои зашквары благими делами! Теперь я еще на карандаше у мусоров благодаря тебе! Или ты хочешь сказать, что я тебе должен быть благодарным за все это? – раздраженно ответил я и выпил еще полстакана.

– Колян, я не пытаюсь тут строить из себя святого и признаю, что втух конкретно. Я всего лишь хочу, чтобы ты поставил себя на мое место и посмотрел на ситуацию с другой стороны. Я не сожалею, что поступил так с этим барыгой, так как он был той еще мразью, но перед тобой я виноват, что вообще втянул во все это. Хоть ты мне никогда и не верил, но я действительно всегда считал тебя своим другом! С моей стороны было много косяков за последнее время, и я извиняюсь за это. Я думал, что мы сможем подняться и ощутить вкус реальной жизни, но все получилось с точностью до наоборот.

– Только давай вот без этой философии! По факту я по твоей вине оказался с голой жопой накануне Нового года! И, вероятно, под прицелом ментов и блат-комитета, который крышевал Артема. Что мне теперь со всем этим прикажешь делать!?

– Можешь ссылаться на меня. Все равно мне уже полный пиздец, по всей видимости. Барыжить у меня больше не получится, так как нахожусь под колпаком у ментов. Да еще и блатные на хвосте после случая с Прицепом. Они по итогу вышли на меня и потребовали пятьдесят штук, но я после этого гашусь от них, так как денег нет. Даже не беру трубку с незнакомых номеров. Тут уже несколько раз интересовались мной, по слухам местных пацанов. Я рассчитывал, что сейчас вернусь к работе с Темой на какое-то время, расквитаюсь с долгами и завяжу со всей этой херней. А тут видишь, как все обернулось? Теперь даже не знаю, что делать. Хоть в петлю полезай, ей-Богу, – сказал уже охмелевший Фитиль и добил остатки коньяка прямо из горла бутылки.

– Давно это было?

– В конце осени. Но я должен был отдать деньги край до Нового года, а теперь где их взять? По всей видимости, все-таки заберут здоровьем, – с иронией ответил он. – И так уже несколько раз откладывал сроки и просил войти в положение.

– Ну я могу тебе кое-что посоветовать, раз уж такая безвыходная ситуация. Короче, если хочешь, Волк может тебе помочь. Поэтому предлагаю тебе обратиться к нему.

– Волк!? Ты смеешься сейчас, что ли? Он же ненавидит меня после истории со смертью Прицепа и обвиняет во всех смертных грехах.

– Поэтому он и поможет тебе.

Месть или желание помочь? Что двигало мной в тот момент, было сложно сказать. С одной стороны, я ненавидел Фитиля за все его дела, из-за которых мне пришлось испытать столько боли, а с другой – он признал свою вину в этом и принес свои извинения. Тем не менее, предлагая такой выход из ситуации, я прекрасно понимал, чем все это может закончиться. Ведь рано или поздно всех этих «руководителей» фирм-однодневок начнут привлекать к ответственности. Хорошо если они останутся в живых, и, кроме получения в качестве бонуса к их скромным гонорарам сроков в местах не столь отдаленных, с ними ничего больше не случится. Но в последнее время все больше появляется историй, когда тела таких «индивидуальных предпринимателей» находят в лесопарковых зонах. Как говорится, «нет человека – нет проблемы». И это понимал не только я, но и Волк. Поэтому в том, что он «поможет» Фитилю в этом вопросе, у меня не было никаких сомнений. Самому же мне не хотелось участвовать во всем этом. С другой стороны, я же не настаивал поступать именно так, а всего лишь предложил выход из сложившейся ситуации. В любом случае выбор оставался за Никитой.

В общем, по исходу нашего диалога он пообещал подумать над моим предложением и, если не найдет лучшего варианта решения проблемы, то обратится к Волку. На этом мы и разошлись, оставив после себя на подоконнике пустую бутылку, два стаканчика и нетронутый лимон…

***

Дальше был Новый год, который я встретил вместе с мамой без особого энтузиазма. Не было ни сил, ни настроения что-то праздновать после всех этих событий. Больше всего хотелось впасть в анабиоз и очнуться уже весной в надежде на то, что все само собой рассосется, и вся эта грязь уйдет вместе с талым снегом глубоко в почву, на которой вырастет свежая трава.

Выпив по паре бокалов шампанского с мамой и прослушав ванильно-приторную речь президента, я уже хотел было пойти лечь спать после того, как она бы ушла к подруге. Но понимая, что это ни при каких раскладах не получится из-за взрывов хлопушек, петард и салютов, стал залипать в ящик. Ничего не меняется из года в год. Одни и те же слащавые, напомаженные рожи, вылизывающие друг другу задницы до блеска. Куклы, транслирующие в эфир психологию «успеха» и позитивного мышления, от которого тянет блевать. Постоянно придумывающие какие-то награды с целью потешить свое эго. Посмотреть бы на них без всей этой пудры и масок, так сказать, в естественной среде обитания. Например, в быту, в общении с родственниками и близкими. Думаю, что там и не пахнет всем этим парфюмом из вежливости, любезности и добродушия, а воняет гнилью, состоящей из зависти, злорадства и ненависти.

«Блять, еще эти доморощенные пиротехники никак не успокоятся!» – подумал я и сделал звук телевизора громче. Интересно, каково сейчас участникам боевых действий? Воспринимают ли они хлопушки и взрывы так же, как обычные граждане, или же они напоминают им прошлое? Залпы крупнокалиберных орудий, разрывы мин и гранат, на которых подрывались и погибали их товарищи. Любопытно, как их мозг реагирует на подобные раздражители. Может, у многих из них такие праздники вызывают кучу боли и страданий, а простым людям этого не понять. Возможно, когда-нибудь будет создано «общество тишины и покоя», которое станет отстаивать интересы таких людей и к которому я с удовольствием присягну. Ибо слишком много шума вокруг – дети, ТВ, радио, соседи, стройки, автомобили, музыка из динамиков в торговых центрах, звонки мобильных, праздничные салюты и так далее. Эти звуки буквально набивают головной мозг импульсами, генерируя огромное количество мыслей, ассоциирующихся с этими звуками и вызывающими колоссальное перенапряжение. Самым неприятным во всем этом было то, что вечером первого числа мне необходимо быть в клубе и проводить дискотеку. Хотелось немного отдохнуть от этого шума. Хотя бы парочку дней побыть в тишине и ощутить спокойствие.

Осушив под эти размышления две трети бутылки коньяка, я все-таки каким-то чудом смог заснуть ближе к утру. Проснувшись в достаточно разбитом состоянии, принял решение, что ни в какой клуб я не поеду вечером. Единственным, что могло бы повлиять на это решение, был амфетамин, который бы придал мне сил и выделил необходимый ресурс для этого мероприятия. Но, к сожалению, его не было, и где достать, я не знал. К Фитилю, конечно же, обращаться было безумием после последних событий. Не нашлось даже вонючего спайса, остатки которого я поспешно смыл в унитаз после ситуации с ментами. Сидеть дома и купаться в жалости к себе смысла тоже не было, и я решил позвонить Волку. Тем более, что я давно с ним не виделся.

– Здорово, Волчара! С Новым годом тебя! Как сам? Отмечаешь?

– Здорово! Взаимно! Я вот собираюсь с пацанами встретиться. Они меня в баню пригласили.

– Ясно. Что за пацаны-то?

– Да все те же, – усмехнулся он. – Ты не поверишь, но даже баня та же! Если хочешь, давай тоже подтягивайся. Тем более, тебя же знают, и я не думаю, что кто-то будет против твоего присутствия.

– А как же после случая с деканом!? Не припомнят ли они мне его?

– Да хорош тебе! Уже все давно забыли про это. Давай, братка! Там все будет по фэншую! Уже и девочек заказали! Сауна, бильярд, караоке! Тусанемся на славу!

– А у тебя случайно нет допинга, чтобы, так сказать, поймать нирвану и обрести гармонию до этого торжества? – с иронией спросил я.

– Нет! Пока только бухло в качестве топлива. Все остальное там!

– Ну ладно, уговорил.

После нашего разговора с Волком я позвонил администратору клуба и сказал, что не смогу выйти сегодня из-за плохого самочувствия. Конечно, эта новость ее раздосадовала, и в голосе были слышны нотки возмущения с негодованием. Светлану Сергеевну можно было понять, ведь обычно начало года считается самым прибыльным временем в клубе, а значит, нужно максимально качественно провести этот отрезок, чтобы у посетителей сложилось хорошее впечатление о заведении. К тому же мое плохое самочувствие вызывало серьезные подозрения, учитывая, что на календаре первое января, и нужно было работать. Но решение принято, и я предложил ей кандидатуру Фитиля взамен своей. Делать нечего, она согласилась. После чего я набрал номер Никитоса и сделал предложение поработать эту ночь «световиком», на которое он с радостью откликнулся. Разрулив ситуацию, я стал собираться в баню.

***

Мы встретились с Волком после обеда в центре города и, поймав такси, поехали в магазин, чтобы докупить необходимые продукты к празднику.

В магазине взяли тележку и приобрели всякой мелочи по списку, типа салфеток, одноразовой посуды, воды, продуктов, сигарет и… пять упаковок презервативов.

– Серьезно вы настроились потрахаться, – усмехнулся я, указывая на гандоны. – Вы целый бордель, что ли, сняли?

– Да хорош тебе. На целый бордель тут бы не хватило резины в магазине, – отшутился он. – Короче, сняли трех сочных длинноногих двадцатилетних кобыл. Но самое прикольное из всего этого, что одна из них должна быть негритянка!

– Откуда такая экзотика в нашем селе?

– Сутенер из столицы сказал, подгонит. Так что, считай, нам выпал джек-пот на Новый год, и можешь расценивать это как мой подарок для тебя! Когда еще выпадет возможность отодрать черную телку?

– Предложение, конечно, очень заманчивое, но давай все-таки на месте разберемся. А то вдруг там окажется лысая обезьяна из африканского племени с выменем до колена и тарелкой в губе, как показывают по телеку, тогда я точно пас, – не выдержал я и засмеялся прямо посреди супермаркета.

– Блять, вот умеешь ты кайф обломать! Ну, в принципе, как скажешь, но я все-таки рассчитываю на лучшее и уверен, что там будет мегабомба!

Погрузив покупки в такси, мы отправились за город в частную баню. Добравшись достаточно быстро, так как дороги были практически пустые в этот день, мы вылезли из машины, и я заметил, что Волк даже не расплатился с таксистом. И это было весьма странно, поскольку новогодние праздники считались самыми прибыльными в этом бизнесе. В такие дни стоимость услуг подскакивала чуть ли не вдвое.

– А что, платить за такси у тебя теперь не принято? – не без иронии поинтересовался я.

– Братан, расслабься, у нас «all inclusive» сегодня! Просто хозяин таксопарка наш очень хороший знакомый, который немного просрочил с выплатой долга и вот теперь отдает проценты таким нехитрым способом. Можно сказать, натурой! – сказал Волк и рассмеялся от этой «гениальной», на его взгляд, шутки. – Кстати, доставка девочек тоже лежит на его плечах.

– Только что-то мне подсказывает, обычные мужики, которые на него работают, не особо в восторге от этой затеи. Ведь сейчас идут самые наваристые дни для них. А вместо того, чтобы поднимать бабло, они катают таких охуевших пассажиров, как мы.

– Блять, ты че такой зануда, а? Если катают, значит, все их устраивает! Кто-кто, а эти прохиндеи точно в обломе никогда не останутся! И вообще это не наши проблемы, так что давай обойдемся без этих твоих проповедей, ок? Ты только при пацанах подобного не ляпни! А то я не хочу краснеть за тебя в очередной раз!

– Да не ссы ты! Я же не мудак и все прекрасно понимаю!

Перед входом в баню были припаркованы три дорогих иномарки. Один внедорожник и две легковушки бизнес-класса, которые свидетельствовали о наличии достатка их хозяев, ведь такие автомобили были только у влиятельных людей в нашем захолустье. Вообще я не часто бывал в компаниях обеспеченных людей, а поэтому ощутил определенный дискомфорт, пока мы следовали по проторенной тропинке к домику. У меня автоматически возникало чувство собственной никчемности и ущербности в кругу таких людей.

Зайдя внутрь, я прямо с порога почувствовал запах хорошего крепкого алкоголя и закусок. А со стороны заднего двора тянулся запах шашлыка, на который бурным лаем реагировала хозяйская собака, привязанная массивной цепью к будке. В комнате было шесть человек, двоих из которых я уже знал. Это оказались те самые парни, которые проводили «собеседование», когда мы приезжали сюда в первый раз еще с покойным Прицепом. Плюс с ними еще четверо незнакомых мне, итого вместе с нами выходило восемь человек.

– Ого, какие люди! – воскликнул один из них, имя которого я уже и не помнил. – Ну вы че так долго-то? С Новым годом, пацаны!!! – выкрикнул он и открыл бутылку шампанского, направив брызги на нас.

– Ура-а-а-а! – подхватили остальные.

– Так, ребятки, вот вам по штрафной для сугрева и туманный бонус! – произнес самый здоровый мужик и сунул нам в руки по полстакана виски, а следом дал «пятку» с ядреной шмалью. – Пьем через тягу! Так скажем, это праздничный обряд посвящения.

Смачно затянувшись, я опрокинул стакан и после этого разразился жутким приступом кашля, чем знатно развеселил местную публику.

– Ладно, вы пока осваивайтесь, а мы попросим, чтобы баньку растопили и шашлычок подали.

Комната, в которой мы находились, была самой большой и представляла из себя что-то вроде гостевой. В ее дальнем углу располагалась лестница, которая вела на второй этаж и вниз, непосредственно в саму баню, бассейн с двумя душевыми кабинами и гараж, отделенный пластиковой дверью. На втором этаже был установлен бильярдный стол, караоке и небольшой подиум с шестом для стриптиза. На фоне негромко играл какой-то легкий электронный микс. Также там располагались две маленькие комнатки с огромными кроватями, занимающими практически все пространство, очевидно, для сексуальных утех с местными куртизанками.

После напаса шмали мое настроение немного выровнялось, и я, переодевшись в шорты, футболку и резиновые шлепанцы, спустился посмотреть на саму баню. Обшитое, как положено, деревом помещение было рассчитано приблизительно на четверых человек. Судя по всему, местный банщик уже начал топить, так как температура на градуснике показывала плюс пятьдесят. Справа от входа в баню располагался небольшой бассейн размером где-то четыре на три метра. В гараж я заходить не стал, хотя дверь в него была приоткрыта.

– Всем общий сбор! Пять минут готовность! – раздался крик из главной комнаты.

Вернувшись в гостевую, мы начали праздновать. Сначала я был немного скован, но алкоголь и ганджубас быстро снимали напряжение, и вскоре я уже влился в компанию. В какой-то момент даже удивился, осознав, насколько простые и дружелюбные в общении были эти люди. Несмотря на приобретенный ранее опыт общения с ними, у меня все равно в сознании оставался стереотип, что они должны быть очень суровыми и жестокими людьми, так как сфера их деятельности не приемлет слабохарактерности и малодушия, и, соответственно, вести себя нужно очень осторожно. Забегая немного вперед, скажу, что интуиция меня не подвела.

В процессе нашего общения я также понял, что все не так просто, как мне показалось на первый взгляд. Потому что они задавали слишком много вопросов сначала касательно учебы в вузе, а потом работы в клубе. И интересовались в первую очередь не технической стороной вопроса, например, предметами в институте, моими оценками или световым оборудованием в клубе, а именно людьми, с которыми я там взаимодействовал, – сокурсниками, преподавателями, руководителями и так далее. А также должностями и влиянием этих людей. Не знаю, специально они это делали или это уже было на подсознании в силу их образа жизни. Тогда даже сквозь задурманенный мозг у меня получилось уловить какое-то едва ощутимое чувство подозрения и недоверия относительно их дружеских мотивов. По сути, они прощупывали меня с одной-единственной целью – определить, какую я могу принести им выгоду после этого застолья. Наивно было полагать, что такие ребята будут угощать меня бесплатно. И хорошо, что получилось вовремя смекнуть это, не ляпнув чего-то лишнего. Самая грамотная стратегия поведения с моей стороны в дальнейшем заключалась в том, чтобы прикинуться дураком, который ничего не понимает и не знает. К счастью, она довольно быстро сработала, и эти акулы отстали от меня, словно вместо свежего, аппетитного куска мяса им подсунули овощное рагу.

Что же касалось Волка, то даже невооруженным взглядом было видно, как он преклоняется перед ними. Их авторитет для него был неоспорим. Я заметил, что он хочет выслужиться перед этими полубандитами и заработать очки репутации, а также что он очень зависим от их мнения. Смотрелось все это, к моему глубочайшему сожалению, довольно дешево и противно.

Вскоре самый тучный из этой братии куда-то отошел и минут десять разговаривал по телефону, а когда вернулся, сказал:

– В течение часа нам подвезут девочек!

– Ура-а-а! – загоготали в ответ остальные и решили выпить за это.

***

Выглядели они вполне эффектно. Молодые, стройные, высокие девушки. Две брюнетки славянской внешности и одна негритянка. На вид им было лет по двадцать.

– Добрый день, мальчики! С праздником вас! – весело произнесла одна из них, а потом следом поздоровалась и другая.

– А ты чего не здороваешься? Настроения нет? – спросил тот, который договаривался по телефону о путанах.

– Сдраствуйтэ, – неловко произнесла негритянка с сильным акцентом и опустила глаза в пол. – Я просто плохо говорить по-русски.

– Ну, ничего страшного! Мы же не на экзамен вас пригласили, – нелепо пошутил другой и, обняв двух девушек за талию, пригласил к столу. – Давайте знакомиться теперь!

– Катя.

– Поля.

– Сара, – ответила негритянка, все так же глядя в пол.

Дальше девчонкам предложили выпить, на что Катя с Полей с удовольствием согласились, а вот Сара, наоборот, наотрез отказалась, сославшись на то, что категорически не употребляет алкоголь. Впоследствии, сколько ни пытались ее уговорить выпить, все безуспешно. Вообще было видно, что африканская гостья сильно напряжена и взволнована, в отличие от барышень наших широт, которые буквально спустя полчаса после своего приезда уже размещались на коленках своих клиентов.

Сара же сидела отдельно на стуле с тесно прижатыми друг к другу длинными ногами, на которых лежали ее руки. Объемная грудь непрерывно вздымалась под водолазкой от частых вздохов. Оливковые глаза то и дело перемещались по предметам, находящимся в комнате, и только когда взгляд снова и снова устремлялся в пол, она как будто на мгновение успокаивалась. В общении не проявляла абсолютно никакой инициативы и отвечала на вопросы в основном односложными фразами. В целом негритянка была очень привлекательной, но ее отчужденность сильно отталкивала.

Катя и Полина, наоборот, чувствовали себя абсолютно в своей тарелке. Особенно после нескольких порций крепкого алкоголя. Улыбчивые и позитивные, они много шутили и, в общем-то, располагали к себе. В отличие от своей коллеги, одеты были по-праздничному. Катя – в короткое обтягивающее красное платье, которое подчеркивало ее стройную фигуру, а на ногах – черные чулки и красные туфли на тонкой шпильке, гармонирующие с цветом платья. На Поле тоже было платье, но немного посвободнее, нежели Катино, что абсолютно никак не сказывалось на ее внешности, а, наоборот, подчеркивало впечатляющие данные, а именно грудь и бедра. Платье было темно-фиолетового цвета, с глубоким декольте, а на стройных обнаженных ногах блестели черные лакированные туфли.

В который раз мои представления были разрушены, как и в случае с представителями криминалитета. Если бы мне эти девчонки попались на улице, то я вряд ли бы подумал, что они работают в сфере интимных услуг. Их не выдавали ни агрессивный, яркий макияж, ни вызывающая одежда. Да и поведение не было вульгарным и вызывающим, несмотря на то, что девушки сидели на коленках у бандитов. Ведь залезли они туда не по своей инициативе, а по просьбе со стороны мужчин. И выглядело это скорее раскрепощением, чем какой-то похотливостью. Что касается негритянки, то она была сама скромность.

– А ваша подруга всегда такая молчаливая и зажатая? – поинтересовался Волк.

– Она просто по-русски ни бум-бум.

– Да и она нам не подруга, а, скорее, коллега, – поддержала Катя Полю.

– Так, банька готова! Кто с нами на первый пар!? – громким басом пробубнил самый тучный мужичок, поднявшись с парилки.

– Я! – крикнул Волк и резко подорвался с места, предварительно опрокинув стопку коньяка и закусив виноградинкой.

– Ну а мы с барышнями, пожалуй, проследуем в караоке, – сказал персонаж, у которого на коленке сидела Поля.

Дальше началась какая-то суматоха. Все разбрелись по дому, и каждый занимался тем, что ему по нраву. Волк с двумя покровителями пошли париться. Двое остались бухать, а я с остальными мужиками и девчонками отправился петь в караоке, прихватив с собой пару бутылок алкоголя и закуски. Захмелевшие девчонки сначала исполнили несколько композиций по заказу клиентов, пока мы раскуривали косяк, а потом их попросили исполнить стриптиз. Не сказать, что они обладали выдающимся вокалом, но спеть получилось довольно недурно. Ну или мне спьяну так показалось. А вот танцовщицы из них были никчемные. То, с какой самоотверженностью они цеплялись за шест, периодически срываясь с него, вызывало лишь приступы смеха. Но надо отдать должное мужикам, и они придумали устроить конкурсы среди проституток за звание «мисс-стриптиз» и «мисс-караоке». В качестве призовых они решили пустить банную шапку по всем присутствующим мужского пола, и тут я испытал стыд, так как денег у меня практически не было, а при виде того, как в эту шапку опускают крупные купюры, мне стало даже неловко доставать свои мятые бумажки по пятьдесят и сто рублей, чтобы вконец не опозориться. Но меня миновала эта участь после того, как мужики дали мне эту шапку и сказали пройтись по всем остальным, кто есть в доме, дабы собрать призовые с каждого. Естественно, я не стал ничего туда класть, потому как понимал, что проверять меня никто не будет. В общем, я с облегчением схватил эту шапку и спустился сначала в гостиную, а потом в баню, рассказав про конкурс. Вернулся я с достаточно внушительной суммой денег. Затем мне сказали пересчитать содержимое и разделить пополам с расчетом на два конкурса.

Дальше была объявлена пятиминутная готовность, и вся компания за это время собралась на втором этаже. Начали с конкурса караоке, и по итогам жеребьевки сначала должна была петь Полина, за ней Катя, а последней Сара. Каждая из них подбирала композицию по своему вкусу. Если первых двух я уже слышал и догадывался относительно того, что можно от них ожидать, то Сару мне было послушать интереснее всего. Ведь до этого она не участвовала в вечеринке. Когда наступила ее очередь, стало заметно, что она сильно волнуется, и, встав вполоборота к нам и телевизору, она стала петь какую-то зарубежную попсу на английском языке. Услышав ее вокал, я был ошеломлен, как и все остальные, включая ее «коллег». Не знаю, занималась ли она вокалом профессионально или просто очень хорошо умеет исполнять именно эту композицию, но как минимум девчонка она была очень одаренная. После ее выступления состоялось голосование, и каждый написал на маленьком листочке имя победительницы, а потом опустил его все в ту же шапку. Затем я подсчитал результаты и объявил имя победительницы. Естественно, это была Сара. Занее проголосовали пять человек против двух за Полину и одного за Катю. Поздравив ее с победой, я от лица всех присутствующих попросил ее спеть на бис, и остальные меня с удовольствием поддержали. На этот раз она выбрала другую песню, но исполнила ее так же великолепно, после чего все дружно поаплодировали ей.

Сделав десятиминутный перекур, мы снова собрались на верхнем этаже. Снова жеребьевка, и на этот раз порядок выступления изменился. Сначала Полина, потом Сара и в заключение Катя. Включив медленную музыку, Полина забралась на мини-подиум и начала зажигать. Под воздействием алкоголя она вела себя довольно раскованно, но пластика оставляла желать лучшего. Все мужики всячески подбадривали ее, и она постепенно начала освобождаться от одежды. Сначала неловко сняла туфли, а потом постепенно стянула платье.

– Продолжай!

– Еще! – хором кричали мужики.

Она спустилась с подиума и начала поочередно гладить мужиков – кого по лицу, кого по плечам и по ногам, извиваясь при этом, как кошка. Когда дошла очередь до меня, она провела своей ладонью у меня между ног, а потом вернулась на подиум, где сняла бюстгальтер, обнажив великолепную, упругую грудь. Все моментально зааплодировали. На этом ее выступление закончилось.

Следующей на очереди была Сара. Она начала сопротивляться, когда ее стали просить.

– No! I can’t! – убеждала она всех присутствующих.

– Давай! Не бойся!

– Не стесняйся! Just do it, – подбадривали ее, но она упиралась, отойдя в самый угол комнаты.

Пока все тщетно пытались ее уломать, включая остальных девчонок, один из парней встал и прямо в полотенце вышел на улицу к машине. Этот момент я мог наблюдать в окно, рядом с которым находился. Он открыл переднюю дверь, покопался в бардачке и вытащил… ствол. Когда я увидел его в лестничном пролете, то инстинктивно вжался в стенку, и по спине пробежали мурашки.

– Come on, – сказал он и указал ей пистолетом на подиум.

Сара проследовала к шесту и начала плавно покачивать бедрами. Даже сквозь фоновую музыку чувствовалось, как она испугана и напряжена. От этого все ее движения были очень скованными. С подиума она не слазила и, видимо, до последнего момента не собиралась даже раздеваться, пока тело с пистолетом не сделало, который призывал снять одежду. Затем бандос положил ствол на столик перед собой, а Сара сняла водолазку и бросила ее на пол, а потом села на корточки и разрыдалась. Мужики формально поддержали ее аплодисментами – больше для того, чтобы обозначить конец ее выступления.

– Принесите ей воды и успокойте, – сказал кто-то, и я поднес негритянке стакан с водой, так как находился к ней ближе всех, а потом поднял с пола водолазку и отдал Саре.

– Thank you, – промолвила она и села на стул рядом со мной.

После такого провала настроение у всех, конечно же, испортилось, и от Кати уже мало ожидали чуда, но, как ни странно, она смогла сделать невозможное. Проходя мимо столика, девушка аккуратно, одним пальчиком повернула пистолет в сторону от подиума. Затем заиграла эротическая музыка, и она начала свой танец. Плавно покачивая бедрами, стала проводить по ним руками, затем по груди и шее. Пластика у нее была заметно лучше, чем у Поли, но местами тоже случались сбои. В отличие от предыдущих конкурсанток, она сначала подошла к жюри и попросила расстегнуть молнию сзади на платье, а потом вернулась к шесту и очень элегантно сняла платье. Оставшись на каблуках и в нижнем белье, она продолжала танцевать, абсолютно не стесняясь этого. Спустя какое-то время сняла бюстгальтер и кинула его на столик прямо на пистолет, сорвав аплодисменты у мужиков. Грудь у нее была немного меньше, чем у Полины, но не менее эффектная, со стоячими острыми сосками. После этого девушка провернула такой же трюк со всеми, как и ее подруга, только проводя упругой грудью и ягодицами по мужчинам. Когда очередь дошла до меня, то я ощутил сильное возбуждение. Закончилось все на том самом мужичке со стволом, и Катя, потеревшись о него всеми своими достоинствами, засосала его в губы, после чего сняла трусики, кинула их в сторону, опустилась на колени, сняла полотенце с мужика и сделала ему смачный минет.

На протяжении всего этого временя я сидел как вкопанный. Мужики гудели и хлопали, периодически вставляя восторженные комментарии. Когда все закончилось, мы буквально взорвались аплодисментами и овациями в адрес Кати.

– Учись, как надо, – сказал один из гостей Саре.

На этом самая замечательная часть праздника закончилась, и дальше начался кошмар…

***

После вручения Кате призовых (это было признано единогласно) дело пошло к тому, чтобы использовать приглашенных девчонок по назначению. Им отвели время, чтобы они сходили в душ. А в случае с Полиной получилось так, что ее повел в душ один из тех ребят, который проводил со мной собеседование. Потом Катю и Сару пригласили в парилку, и уже после этого девчонок растащили по комнатам под легкие стоны Поли из душевой. Удивительно было, что Сару взял тот самый тип, который угрожал ей стволом, и мне почему-то стало страшно за нее. Хорошо хоть, что после конкурса стриптиза он додумался унести пистолет обратно в машину.

Я же с остальными мужиками и Волком остался в парилке, периодически выходя из нее, чтобы занырнуть в бассейн, бухнуть и курнуть шмали, которая уже свободно лежала на подоконнике в смятой газете. Когда вернулся парнишка, развлекавшийся в душевой с Полиной, то все сразу накинулись на него с вопросами о ее возможностях и умении обращаться с мужским членом. Тот подробно, во всех красках и деталях описал, как все происходило, и я был сильно впечатлен его рассказом, потому что, с его слов, все происходило не хуже, чем в качественном порнофильме. От этого я начал комплексовать при мысли, что вряд ли смогу повторить его успех. Еще и дурь усиливала паранойю.

Как только рассказ закончился, Волк со вторым персонажем из собеседовавших со мной выдвинулись в сторону душевых, где, судя по всему, принимала душ Поля. Спустя несколько минут оттуда вновь раздались стоны, но уже громче. Не знаю, связано ли это было с количеством мужиков или с качеством секса с их стороны. Тут моя паранойя усилилась, когда я стал загоняться по поводу качества.

Вообще с сексуальной раскрепощенностью у меня были серьезные проблемы, особенно в юношеском возрасте, так как мой первый сексуальный опыт нельзя было назвать удачным. Это случилось в десятом классе с девчонкой, которая была на пару лет старше и уже училась в колледже. Она пришла с подругами на школьную дискотеку, где мы и познакомились. Спустя две недели общения у нас случилось это на одной квартире нашего общего знакомого. Происходило все в ванной и довольно быстро, если не сказать мгновенно. После этого она рассказала подробности подругам, которые распустили слухи по всей школе. Эти слухи сильно подорвали мою репутацию в девчачьей среде, и в результате мне ни с кем не удавалось замутить в школе. Да и в последующей жизни у меня практически постоянно присутствовал страх, что я не смогу удовлетворить женщину.

Внезапно весь этот поток тревожных мыслей прервал крик сверху. Это была Сара, которая в буквальном смысле истерила и заливалась слезами, попеременно переходя то на русский, то на английский язык.

– Please! Stop it! Прошу вас, – буквально умоляла негритянка. Мы ринулись наверх узнать, что там происходит. Последними подтянулись Волк и его напарник из душевой в полотенцах, которые едва прикрывали их достоинства.

Возле комнаты бандюган держал за волосы Сару, которая стояла на коленях и рыдала, при этом что-то приговаривая на английском.

– Что тут у вас произошло? – поинтересовался кто-то из толпы.

– Да эта шкура не хочет сосать без гандона! Вообще в край охуела! – крикнул на нее обидчик и намотал волосы на кулак, отчего проститутка заревела еще сильнее. – Ну, сука, сейчас ты у меня попляшешь! Я, блять, такие деньги за тебя просто так что ли платил? Так, Димон, давай тащи эту гориллу в гараж! Я скоро вернусь!

Волк послушно подошел и взял Сару под руку, но та начала сопротивляться и выворачиваться. Тогда он так же схватил ее за волосы и поволок вниз. А владелец ствола надел зимние ботинки, зачем-то прихватил пару кусков шашлыка со стола и в очередной раз вышел на улицу.

«Опять начинается», – подумал я, уверенный в том, что тот опять пошел за стволом в машину. Но оказалось все гораздо хуже. Он не возвращался подозрительно долго, и я догадался, что дело не в пистолете. Потом послышался собачий лай и грубые возмущения мужика, состоящие в основном из мата, обращенные в первую очередь непосредственно к собаке.

Я подошел к окну, из которого было видно двор, и сквозь приоткрытые жалюзи увидел следующую картину: собака жадно жрала шашлык, а бандос тем временем кряхтя пытался отцепить от ее ошейника цепь. Спустя некоторое время ему удалось это сделать, и пес начал наворачивать круги по двору, громко лая на своего освободителя. Потом мужик отцепил цепь от будки и, смотав ее, двинулся в сторону машины, из которой снова достал пистолет. Тяжело дыша, он вошел в дом и спустился в гараж.

– Ну, держись, обезьяна! Сейчас ты у меня каждую копейку отработаешь!

Из гаража раздавались мольбы и стоны негритянки, потом я услышал крик Волка, который, по-видимому, ругался на нее. После этого практически все спустились в гараж, за исключением Кати и одного из парней, которые, пользуясь моментом, уединились в той самой комнате на втором этаже, из которой вывели Сару. Я тоже не пошел вниз, так как смотреть на эту картину – «укрощение и воспитание проститутки» – мне совершенно не хотелось, а вместо этого налил себе водки и сообразил закуски.

– Прикинь, эта паскуда меня укусила! – пожаловался Волк, когда поднялся в гостиную и показал мне руку, на которой отчетливо выделялся багровый укус. – В натуре животное! Сука, не подцепить бы что-нибудь от этой твари дикой.

После этих слов Димон схватил пузырь водки и начал лить на место укуса в надежде продезинфицировать его, а потом стал заливать этот суровый напиток прямо из бутылки себе в рот, предварительно чокнувшись со мной. Затем он схватил поднос с фруктами и, пошатываясь, отправился обратно в гараж.

– Зачем тебе поднос?

– Будем животное приручать, – послышался его ответ с лестницы.

И тут я понял: намечается что-то очень неприятное. С каждой минутой после появления в доме этой Сары атмосфера праздника сменялась все большим напряжением. И как бы я ни старался избавиться от него при помощи шмали, алкоголя, общения, музыки – оно никуда не девалось.

Знатно охмелев, я решил пойти в парилку с целью немного протрезветь. Там сидели двое парней и, судя по всему, обсуждали последние события:

– Ну хуй знает, конечно. Мне кажется, можно было бы не так жестко с ней обходиться.

– Да ладно, брось! Она же вообще дикая! И Михалыч в какой-то степени прав – ее же сюда не в караоке петь позвали, а ебать! И коль ты сама выбрала такой путь, то будь добра соответствовать.

– Тогда надо еще с сутенера спрашивать. Что он за бревно такое подсунул нам!? За кого он нас принимает, этот черт траншейный!?

– Ну, с него, конечно, спросим за такой подгон сучий!

– Блять, хороша горилла! Сосет, конечно, печально, но формы у нее впечатляют, особенно вид сзади, – сказал тот самый Михалыч, войдя в парилку, и я заметил у него на полотенце небольшое количество крови.

– Она там хоть жива еще после тебя, Михалыч? – с иронией проговорил тот, кто призывал спросить за подгон с сутенера.

– Куда она денется? Я всего лишь разогрел немного. Замотивировал, так сказать.

– Ну ладно. Пойду тогда отведаю африканских страстей, что ли. У тебя еще остался первак? Угостишь по-братски?

– А вы уже свой съюзали весь? Ну вы, блять, и пылесосы! Ладно, пошли!

– Ну а ты что, Колян? Приделал уже кого-нибудь? – спросил тип, который остался со мной в парилке.

– Да как-то не успел еще.

– Что так? Без цветов и конфет не дают? – решил подъебать он.

– Типа того. Просто никак не определюсь, с кем лучше зависнуть. Они все как на подбор охуительны.

– Так всех и попробуй! Чего ты межуешься? Вон начни с орангутанга, а потом с нашими зажги. Можно и с двумя сразу. Я тебе даже допинга выкружу ради такого дела!

– И что в рационе нынче? – поинтересовался я.

– Ты что, не слышал, о чем сейчас мужики терли? Первый! Орех! Кокос!

– Кокаин в смысле?

– Ну неужели!? Дошло наконец-то! Ты как будто из села какого-то нарисовался.

– Хорошо. Договорились. Я готов, пошли!

– Эээ… нет, братец! После меня. Сегодня Африка пользуется большим спросом!

***

«Вот он, спасательный круг», – подумал я после сделанного мне предложения. В моем представлении кокаин был исключительно благородным наркотиком, который могут позволить себе употреблять лишь успешные и богатые люди. В первую очередь этот стереотип был сформирован благодаря фильмам и музыке, в которых фигурировали в основном деньги, обнаженные красотки, дорогие тачки, яхты, особняки с бассейнами и прочее дерьмо, а во вторую – с тем, что его было достаточно сложно достать в нашем захолустье, и стоил он, естественно, намного дороже, чем остальные вещества. Несколько раз мне предлагали приобрести его, но каждый раз у меня возникали серьезные сомнения относительного его качества и надежности тех людей, которые предлагали сделать это. Да и к тому же было жалко выбрасывать порядка пяти кусков за грамм. Поэтому я посчитал, что мне несказанно повезло после такого предложения, особенно учитывая то, что бонусом к этому прилагался секс с негритянкой. Ведь, опять же по моим представлениям, секс под кокаином казался невероятно привлекательным и должен был принести незабываемое удовольствие. Но, как оказалось впоследствии, это были всего лишь иллюзии…

– Ну как самочуха, братан? Успел кому-нибудь вдуть? – поинтересовался Волк, когда зашел в парилку, где я сидел один уже минут пятнадцать.

– Да нормально вроде все, вот сижу в очереди к Саре. На нее сегодня большой спрос.

– Это точно! Амазонка та еще! Самому не терпится отведать ее, хотя скажу тебе, что Поля с Катюхой тоже шикарны! Порются, как в последний раз. Я их уже попробовал, а теперь там Михалыч с ними двумя сразу развлекается. Вот это я понимаю секс-машина, – впечатленно произнес он и добавил:

– Слушай, я, если что, за тобой к эфиопке этой! Хотя знаешь что? Давай ее вдвоем оприходуем? Вон мы Польку так отодрали, что до сих пор в себя приходит, несмотря на допинг первака в обе ноздри!

– Да ну не… Мне обломно так будет, когда ты своей елдой перед глазами размахивать станешь, – шутливо ответил я. – Вдруг ненароком еще меня заденешь.

– А-ха-ха… ну тебя будет непросто перепутать с негритянкой так-то! Ну ладно, впрочем, смотри сам. Короче, будут спрашивать – я за тобой!

После этого Волк пошел на второй этаж, чтобы поставить какую-то музычку из собственной коллекции, по его словам, а спустя где-то пять минут пришел паренек, который зависал с Сарой, и вручил мне два презерватива, маленький пакетик с небольшим количеством порошка и металлическую трубочку с какими-то резными разноцветными узорами, выполненными, судя по всему, вручную, так как выглядела она достаточно дорого.

– Хороша кобыла! Давай расчехляй свой прибор и накажи эту чернуху за все сегодняшние косяки! Только трубку потом верни.

Я тут же мигом слез с полки, надел шлепки и перед тем как отправиться в гараж на рандеву с негритянкой окунулся в ледяной бассейн, после чего прикрылся полотенцем и отправился в гараж.

То, что я там увидел, потрясло мое воображение. Передо мной как будто предстала картина из триллера: под тусклой, мерцающей лампой был виден силуэт обнаженной девушки, которая сидела в углу на коленях, прикрыв лицо ладонями, и едва слышно плакала. Под ней лежал какой-то старый, прожженный окурками матрас с непонятными желтыми разводами, от которого исходил затхлый запах. Вокруг Сары вперемешку с бычками и использованными презервативами была разбросана кожура от бананов и мандаринов, будто ими кормили какое-то животное. А также повсюду разбросано разноцветное конфетти от хлопушек. На шее у девушки была туго закреплена ржавая цепь, звенья которой сжимал небольшой замок, а второй ее конец был примотан к батарее, которая располагалась рядом же.

– Please, don’t do that, – захлебываясь молила она, не поднимая взгляда.

– Не плачь, слышишь? Не бойся меня. Don’t cry, please calm down, – попытался успокоить я ее, после чего присел неподалеку от Сары на пол, облокотившись на стену, и закурил сигарету. Мне было стыдно смотреть на нее, и поэтому я сидел с опущенной головой, разглядывая бетонный пол. – Where are you from?

– From Ghana.

– What are you doing in Russia, – продолжал я интересоваться, вспоминая при этом основы английского языка в надежде, что Сара успокоится.

– Studying to be a doctor.

– На каком курсе? Ммм… сейчас… what year are you studying?

– Second, – ответила она и, видимо, почувствовав безопасность, положила руки на колени и села практически так же, как я, опершись спиной о стену.

Тут я бросил неловкий взгляд в ее сторону и увидел, что у нее под глазом сияет кровоподтек, а на запястьях следы от веревки, а потом заметил, что рядом с ней валяется несколько перерезанных пластиковых стяжек. Судя по всему, Сара сопротивлялась, и насильники решили ее связать. Также на матрасе можно было рассмотреть следы крови.

– You got a cigarette? – попросила она закурить.

– Лови, – сказал я и бросил ей пачку с зажигалкой, а потом незаметно положил рядом с собой наркотик и презервативы, так, чтобы она не видела, которые до последнего момента я сжимал в кулаке.

На протяжении всего этого времени я ненавидел все вокруг и прежде всего себя.

«Блять, да что я тут вообще делаю!? – мысленно задал себе вопрос. – Среди этих людей, к которым не испытываю ни малейшего уважения, а только лишь презрение и страх», – после чего повернул голову в сторону Сары и заметил, как она дрожащими руками курит сигарету. В этот момент мне стало жалко ее еще больше. Очень хотелось как-то помочь ей и вызволить из этого унизительного места, но я понимал, что это практически невозможно. Почему? Да потому что я не чертов супергерой с каменным ебалом, который крушит злодеев направо и налево, а всего лишь слабый человечек и в случае неудачной попытки сам мог оказаться на этой ржавой цепи. После этих мыслей я стал ненавидеть себя еще больше! За слабость, трусость, ущербность…

Осматривая гараж, я увидел в дальнем углу метлу и совок. Пожалуй, ничего умнее мне тогда в голову не пришло, и я, взяв их, начал подметать этот проклятый гараж. Боюсь даже представить, как все это выглядело глупо тогда. Все эти гандоны, бычки, кожуру, конфетти я усердно сметал сначала в кучу, а потом в совок, и в тот момент у меня на глазах наворачивались слезы. Словно я боялся, будто это место превратится в очередной «Портал», аналогичный тому, который располагался за гаражами рядом с моим домом. Когда я закончил, проститутка дрожащим голосом спросила:

– What's next?

– Nothing, goodbye!

– Thank you! – вслед произнесла она.

Наркотик я также замел в совок и выбросил с остальным мусором…

***

– Ты куда? – поинтересовался у меня один из блатных, когда увидел, как я одеваюсь.

– Пойду на улицу выйду, подышу свежим воздухом, а то душно очень.

– Есть такое. Смотри там аккуратнее, не нарвись на местных вурдалаков, а то в праздники они особенно рады будут найти себе жертву, чтобы обуть ее. Вон где-то с месяц назад тут неподалеку нашли жмура, замерзшего якобы. Но местные поговаривают, что видели, как он бухал с какими-то чертями, и, вероятнее всего, они его и траванули, ну или подсыпали что-нибудь, от чего он вырубился, а потом обули его. Так и преставился бедолага по итогу. Так что будут предлагать отметить праздник – не вздумай соглашаться.

– Так с меня и взять то нечего, – признался я.

– Откуда им знать это? Видят, что одет нормально, а значит, можно нагреть. В общем, я предупредил. Если что, свисти, мы подтянемся.

– Хорошо. Спасибо. Я если что, позвоню Димону.

С самыми скверными чувствами я покинул этот адский дом. Больше всего мне тогда хотелось сжечь его вместе со всеми обитателями, которые находились там. Всех, за исключением Сары. Испепелить этот рассадник разврата, словно Содом и Гоморру, и уйти, не оборачиваясь, с Сарой под руку. Особенно я был разочарован в Волке, когда он схватил этот поднос и пошел глумиться над беззащитной девчонкой в компании нескольких мужиков. Конечно, по моему мнению, он никогда не отличался состраданием и милосердием по отношению к слабым, но этот случай все-таки меня поразил. Я прямо представил, как все это происходило, и эта картина еще долго не выходила у меня из головы, несмотря на то, что мной было выпито большое количество алкоголя и выкурено немало плана.

– И кто после этого животное? Кто, блядь!? – вслух произнес я.

На улице было хорошо. Ветер практически не ощущался, а с ночного неба мягко падал снег большими хлопьями, и это снимало напряжение. Со стороны города раздавались взрывы фейерверков и периодически возникали яркие вспышки света. Я стал думать, как бы мне попасть домой. Ведь общественный транспорт давно уже перестал ходить, а денег на такси у меня не было. Пройдя где-то километра два в сторону шоссе, я вдруг увидел три силуэта, которые приближались навстречу мне и весело о чем-то беседовали. У одного из них в руке была открытая бутылка с шампанским, и я невольно насторожился, вспомнив слова бандита перед уходом.

– С Новым годом, братуха! – крикнул мне один из них.

– С новым счастьем! – поддержал его второй.

– И вас с праздником, парни!

– А ты че один? И невеселый какой-то. Погнали с нами бухнем!? Мы к телкам прем.

– Да не, спасибо, мужики, я только от них, можно сказать. Второй день отмечаю. Домой надо бы уже. Поспать, – начал отмазываться я.

– Ладно, смотри сам. Ну давай хоть за праздник с тобой тяпнем, – предложил один из них и протянул мне бутылку с шампанским.

И тут у меня по спине пробежали мурашки. Неужели это и были те самые вурдалаки? Что в этой бутылке? Как им отказать? А если и получится, то они могут меня и так завалить, используя численное преимущество. Пожалуй, самое здравое решение было бежать, но страх меня так сильно парализовал, что я остался стоять как вкопанный.

– А вы? – едва не заикаясь от волнения поинтересовался я.

– Потом мы.

Дрожащей рукой я взял бутылку, поднес ко рту и притворился, будто пью из нее. После этого вернул бутылку обратно тому, кто давал мне ее.

– Эх, что-то ты действительно совсем ослаб, по ходу. Гляди, как надо! – сказал «вурдалак» и махом выдал чуть ли не полбутылки. После этого меня отпустило, так как, будь в бутылке отрава, то он бы точно не стал пить. Дальше мы буквально за десять минут распили это шампанское, и парни предложили проводить меня до дороги и помочь поймать тачку. Я начал было всячески отказываться, но они оказались непреклонны и настояли на своем предложении.

– Вас же бабы ждут, – привел я последний аргумент, чтобы отговорить их.

– Ничего страшного, подождут, – твердо сказал на вид старший, и мы выдвинулись в сторону шоссе.

На всем протяжении нашего общения меня все равно не покидало чувство тревоги и беспокойства. То ли я слишком сильно загнался и начал внушать себе, что меня хотят отработать эти мужики, то ли никак не мог отпустить ситуацию с негритянкой, за которую продолжал переживать.

«Интересно, а если рассказать им всю правду, то согласятся они помочь мне вытащить ее оттуда?» – в какой-то момент подумал я. Но потом решил, что это попахивает безумием, тем более, что мои спутники были пьяны, а в доме у бандосов имелось к тому же оружие.

В конце концов, попав на большую дорогу, парни помогли мне поймать такси и, что самое удивительное для меня, оплатили его, сказав, что это в честь Нового года. Я даже не знал, как их отблагодарить, тогда и попросил чей-нибудь номер телефона, чтобы закинуть в будущем на счет. Но они категорически отказались, сказав, что это неприемлемо, хотя номер все-таки дали.

– Ладно, все, Колян, бывай! Пойдем мы, а то дубак конкретный что-то наступает. Не май месяц, как никак, – попрощался со мной тот, который предлагал выпить в самом начале нашей встречи.

– Зато комаров нет, и это плюс! – в ответ пошутил другой.

***

«Комары? А вот тут вы ошибаетесь», – подумал я и тут же задумался об этом явлении. Почему эти люди меня так раздражали? Настолько сильно, что я придумал для них целую категорию. Отец Александр, мама, декан и другие персонажи непрерывно жужжали над ухом, а потом незаметно делали укус в самое уязвимое место, после чего оно еще долго продолжало зудеть. Почему это касалось именно их? И что было тем самым местом, куда они аккуратно с хирургической точностью вгоняли свой тоненький хоботок и пили из него живительную кровь? Зачем им это было нужно? С каждой мыслью вопросов становилось все больше и больше.

У таксиста в машине я начал прикемаривать от тепла, которое ощутил после мороза, и, по всей видимости, еще и оттого, что наконец-то почувствовал себя в относительной безопасности. Напряжение потихоньку спадало, и, откинувшись на подголовник, я прикрыл глаза. В голове проносились мысли о событиях последних суток, которые медленно затухали под звуки шансона, раздававшиеся из одной колонки со стороны водителя. Вторая, судя по всему, была сломана, и мне это даже нравилось, так как из всех музыкальных направлений шансон я любил меньше всего.

– Приехали! – громким голосом произнес таксист, отчего я невольно вздрогнул. Взглянул в запотевшее окно автомобиля и наконец-таки увидел родной дом.

– Спасибо! С Новым годом! – поблагодарил и поздравил я таксиста, после чего вышел из машины. «Неужели это все кончилось?» – облегченно спросил я сам у себя.

Аккуратно открыв входную дверь, чтобы не разбудить маму, я снял обувь и прямо в куртке проследовал к себе в комнату. Там уже позволил себе раздеться и лечь в кровать.

Мысли снова сконцентрировались вокруг комаров, и буквально в полусонном бреду я вдруг произнес:

– Совесть!

Вот что это было за место, в которое меня якобы кусали все эти люди, чтобы воззвать к ней и тем самым обратить внимание на мое поведение. И когда им это удавалось, я невольно начинал испытывать чувство вины и сожаления, но упорно не хотел этого признавать, игнорируя их слова-укусы. А после них под воздействием этих чувств совесть продолжала зудеть до тех пор, пока я не обрабатывал это место обезболивающими средствами в виде алкоголя и наркотиков. Но помогало, к сожалению, ненадолго, и после того, как меня отпускало, эти чувства, словно нарывы, вновь напоминали о себе. И как бы я ни старался, таких людей в моей жизни становилось все больше и больше, потому что тот образ жизни, которой я вел, все-таки вынуждал их реагировать. Они огромным роем слетались и вонзали свои хоботки в мою совесть, чтобы я наконец-то изменился.

Вот такое откровение пришло в мою нетрезвую голову, и я еще долго не мог уснуть, представляя себя летом в чаще лета, облепленным комарами.

***

Проснувшись ближе к вечеру, я почувствовал облегчение от той мысли, что сегодня буду работать в клубе, где вполне комфортно и безопасно. Несмотря на то, что одолевало похмелье, и голова была довольно тяжелой. настрой оказался позитивным. На самом деле я даже соскучился по «Муссону», его персоналу, клиентам и руководству. Обнаружив в холодильнике початую бутылку вина, я решил похмелиться им и, перекусив, начал собираться в клуб.

– Тебе же категорически противопоказан алкоголь с твоей печенью, – сказала мама, когда обнаружила, что я вновь выпивал. – Ну ладно еще на сам Новый год сделать исключение, но зачем продолжать?

– Мам? И так состояние тошное, а тут ты добавляешь. Я выпил бокал вина, и все.

– А вчера? Вся квартира перегаром пропахла после твоих ночных похождений! Сколько это будет продолжаться?

– Дай мне спокойно отработать праздники, пожалуйста, и после них я завяжу окончательно.

– Я слышу это уже который год! Только вот абсолютно ничего не меняется в лучшую сторону. Я же всегда вкладывала в тебя самое лучшее! Почему тебя постоянно тянет погубить себя? Мне больно смотреть на тебя! Неужели тебя совсем не мучает совесть от понимания этого?

– Бывает, – коротко ответил я и удалился в ванную, чтобы принять душ.

Приехав в клуб, я испытал некоторую вину, так как по традиции первой, кого я увидел, была администратор, которая готовилась к встрече гостей в гардеробе. После общения со Светланой Сергеевной о моем вчерашнем отсутствии я поздоровался с остальным персоналом и поднялся к нам в аппаратную. Неожиданно для себя я увидел там Фитиля.

– Здорова, Никит! Вот уж не ожидал тебя увидеть здесь в столь ранний час. А где Андрюха?

– Привет! Я сегодня и завтра буду его подменять. Он отпросился и уехал на пару дней, чтобы отпраздновать день рождения деда, договорившись с руководством, что я подменю его.

– Значит, будем зажигать, как в старые добрые времена? Дуэтом?

– Да! Именно так! Ты бы дверцу прикрыл, а то дует.

– В смысле дует!? Ты че, опять уделанный?

– Колян, вот почему ты никогда не можешь просто выполнить небольшую просьбу, а начинаешь задавать кучу вопросов? Неужели это так сложно – прикрыть дверь?

После этого я послушно прикрыл дверь, но он попросил закрыть на ключ. Тут я уже понял, к чему все идет, что Фитиль, как всегда, пришел не с пустыми руками. В такие моменты он бесил меня как никогда, потому что вот такое театральное нагнетание таинственности казалось надменным по отношению ко мне. Но меня больше всего возмущал тот факт, что в такой ситуации я не мог грубо высказать ему все, что о нем думаю, так как он попросту не стал бы делиться со мной. И так происходило из раза в раз. В итоге он достал из сумки диск и сделал на нем две жирных дороги. Одну съюзал сам, а вторую преподнес мне на диске, словно официант на подносе.

– Откуда это у тебя!? – спросил я, запрокинув голову.

– В наследство от Артемки досталось. Кстати, тут тебе еще небольшая премия полагается, – сказал он и дал мне десять штук.

– Это как понимать? Ты что, мимо мусоров его смог прогнать?

– Естественно. А ты как думал? Если бы меня приняли с таким количеством, то сидел бы вместе с ним сейчас. Правда, скинуть не мог до Нового года, ибо было палевно светить им. Особенно находясь под колпаком у легавых. Тебя подтягивать опасно, да и ты бы не согласился, зная всю ситуацию. Пришлось делать все самому и идти ва-банк.

– Но как? Как тебе удалось скрыть от ментов порох?

– Когда я подобрал ту закладку за гаражами, то поделил ее пополам, а потом одну из частей разбодяжил дешевым антибиотиком до необходимого веса. Чистый порох спрятал в укромном месте до лучших времен, как и ты это делал, а им втюхал это дерьмо, зная, что в оборот оно не пойдет.

– А деньги откуда взял? Я думал, менты дали тебе меченые, и когда ты вышел с новой партией, они схватили Артемку.

– Они и дали меченые. Но предварительно в качестве откупа еще забрали у меня мои, которые я рассчитывал отдать за Прицепа его товарищам, чтобы они от меня отъебались. Я же прекрасно понимал, что при любом раскладе они заберут и бабки, и товар, поэтому решил приберечь товар. Потом его немного разбадяжил и толкнул буквально за пару дней.

– Впечатляет, хочу сказать тебе.

Я еще долго расспрашивал Никиту обо всех нюансах дела, которое он провернул, и надо сказать, что действительно был впечатлен проявленной им смекалкой, да еще в таких экстремальных условиях. Ведь если бы менты узнали, что он их наебывает, то, без всякого сомнения, устроили бы ему какое-нибудь профилактическое мероприятие, после которого желание врать им пропало бы раз и навсегда.

В процессе нашего общения в клуб потихоньку прибывали посетители, и мы с Фитилем рассредоточились по рабочим местам. Он начал копошиться в своих дисках, а я проверять работоспособность светового пульта. В общем, все шло в штатном режиме. Пока не произошли следующие события.

Погрузившись в свое дело и не обращая внимания на публику, я вдруг почувствовал, как Фитиль ткнул меня локтем в бок и кивком головы указал на лестницу. Взглянув туда, я не поверил своим глазам. На второй этаж поднимались Волк и два его приятеля, которые были вчера в бане, те самые парни, с которыми я оказался в парилке перед тем как пойти в гараж к Саре, и один из них как раз давал мне кокаин. В тот момент я испытал жуткое волнение, а Фитиль так вообще стоял как вкопанный, с бледным от страха лицом. Было очевидно, что они поднимаются к нам…

***

– Ты мне ничего не хочешь вернуть? – поинтересовался тот самый тип, который подогнал мне кокаин накануне.

Тут я вспомнил о той самой трубке с узорами и рефлекторно запустил руку в карман. К моему счастью, она оказалась там: видимо, когда я переодевался, то машинально засунул в карман джинсов не только сигареты с зажигалкой, но и ту самую трубочку. Я молча достал ее и протянул парню.

– В определенных кругах это называется крысятничеством! Особенно когда в компании к тебе относятся как к своему, – сказал второй бандит и сел на барный стул возле стены.

– Парни, я не специально, правда, – начал оправдываться я.

– Хотелось бы в это верить, но ты так внезапно исчез с нашего корабля, что даже вещи не прихватил. Их, кстати, забрал твой кореш, хотя все остальные предлагали выбросить. А потом мы толпой ходили искать тебя по району, так как думали, что ты либо замерз где-то бухой, либо попал под пресс местной нечисти, о которой, оказывается, тебя предупреждали.

– Мне просто стало хуево, и я поехал домой.

– А что, телефоном тебя пользоваться не учили? В целом я хочу сказать, что погуляли мы хорошо, но осадок от праздника все-таки остался в виде двух черных пятен. Одно – это в прямом смысле слова та черная обезьяна, которую пришлось усмирять, а второе – ты и твой уход по-английски.

– Хоть бы о другане своем подумал!

Тут я испытал чувство вины и стыда, так как действительно не подумал тогда, что, покидая проклятое место, мог вызвать беспокойство у этих нелюдей. Признавая это, я спросил:

– И как теперь можно исправить ситуацию?

– Ну, в принципе ты можешь компенсировать моральный ущерб, организовав нам сегодня отдых в этом замечательном месте, – надменно произнес один из них и театрально обвел рукой заведение.

В этот момент я понял, что они так просто не отстанут, и если не соглашусь на их предложение, то дальше будет только хуже. Да и к тому же я всерьез испугался, что эти ребята могут рассказать о моих подвигах руководству клуба. Ведь они были в курсе практически всех моих движений, включая передоз от герыча. Недолго думая, я снова запустил руку в карман джинсов и вытащил оттуда десять штук, которые мне буквально час назад передал Фитиль.

– Надеюсь, этого будет достаточно? – с каким-то пренебрежением спросил я.

– Нам еще нужен будет столик.

Тут я вышел с нашего балкончика и отправился на поиски администратора, чтобы договориться о столике. Все это время Волк находился за баром и приобретал пиво для своих приятелей, а соответственно, не присутствовал при нашем разговоре.

– Привет, Димон.

– Здорово, – поприветствовал меня Волк, даже не повернув в мою сторону голову, попивая при этом коктейль через трубочку, сидя за барной стойкой.

– Извини, что так получилось вчера. Я не хотел, чтобы так вышло.

– Ты мог бы позвонить или хотя бы прислать сообщение, а вместо этого вырубил трубу. Мы два часа тебя как мудаки искали по этой ебаной деревне, – сказал он, продолжая смотреть прямо, а не на меня.

– А сейчас почему не предупредил, что собираетесь прийти?

– Сюрприз хотели сделать! Да и не к тебе мы пришли, в общем-то, а к корефану твоему закадычному! А если бы я тебе сказал, то ты уж точно не упустил бы возможности предупредить его.

– А откуда вы знали, что он будет сегодня здесь?

– Мир не без добрых людей, – коротко ответил он.

А вот это уже было интересно. Кто же мог сказать им, что Фитиль именно сегодня будет в клубе? Получалось, что приятели Волка контактировали с кем-то из персонала заведения. Потому что из гостей вряд ли кто-то мог заранее знать, что Никита сегодня будет здесь, а те, кто уже присутствовал на тот момент в клубе, не вызывали особых подозрений, так как народ только начал подтягиваться, и так быстро Волк с командой подтянуться бы не успели. Значит, среди коллег, вероятнее всего, был стукач, а поэтому стоило быть более аккуратным и бдительным. Особенно это касалось разного рода дегустаций психоактивных веществ с сотрудниками заведения, так как в последнее время я любезно принимал разные угощения, в основном от официантов и барменов. Хотя любой из «волчьей» стаи мог тупо позвонить и поинтересоваться, кто сегодня будет играть в клубе, но это бы выглядело слишком подозрительным, на мой взгляд.

– Ты, конечно же, мне не скажешь, что это за люди? – поинтересовался я.

– Во-первых, я и сам толком не знаю, а во-вторых, если бы и знал, не сказал.

– Обиделся, что ли?

– Нет, просто не вижу смысла делать этого. Потому как тебя вся эта ситуация не касается.

– А если Фитиль сейчас сольет тебя твоим же парням, что юзал с тобой наркоту по вене? Не боишься?

– Не боюсь. Тем более они в курсе всего. После твоего передоза, когда пришлось отыгрывать ситуацию с твоим деканом, я им все по чесноку рассказал, – ответил он. – Даже больше скажу: я в курсе того, что ты с Фитилем барыжил говном.

– И твои пацаны тоже в курсе?

– Нет, им я не говорил, и можешь поблагодарить меня за это. Если бы сказал, то они быстро бы взяли вас в оборот. Я лично имел возможность наблюдать, как они таких барыг щелкают, словно семечки, особо при этом не церемонясь. Для них такие персонажи – просто золотое дно. Мало того, что на них самих оформляют ИП бесплатно, так еще и обязывают подтянуть определенное количество людей.

– И давно ты об этом узнал?

– Пару месяцев назад ориентировочно. Знакомые с района сказали, что доставали несколько раз через тебя отраву, и мне все стало понятно. Хотя догадываться, конечно, я стал гораздо раньше.

– А про Фитиля сказал?

– Нет, конечно. Если бы они начали щемить его, то он бы и тебя тогда выдал. А мне своего кореша не хотелось подставлять.

– Спасибо, – коротко ответил я. – И что теперь будет с Фитилем?

– Сейчас, я думаю, они и выясняют это с ним.

В какой-то момент я увидел администратора и направился в ее сторону, чтобы договориться о столике, сказав Волку, что подойду попозже. Боковым зрением я наблюдал за нашим балкончиком, на котором двое парней о чем-то оживленно разговаривали с Фитилем. Признаться, я переживал за него, хотя понимал, что вряд ли они будут устраивать какие-то серьезные разборки здесь. И в этой ситуации я меньше всего хотел бы встать перед выбором какой-либо стороны, чтобы не оказаться крайним, испытывая при этом вину. К моему облегчению, один столик оказался свободным, и Светлана Сергеевна сказала, что я могу посадить за него своих приятелей. О чем я и поспешил сообщить бандосам.

Подергав ручку двери, ведущей на балкон, я с удивлением обнаружил, что она закрыта с той стороны на ключ, и начал настойчиво стучать.

– Подожди-ка немного. Сейчас мы закончим беседовать, и займешься своим делом, – сказал один из гостей сквозь приоткрывшуюся дверь.

– Я вам столик нашел, так что можете там побеседовать. Мне работать нужно.

– Не переживай. Мы уже заканчиваем, – сказал он и снова закрыл дверь.

***

– Что они тебе сказали в итоге? – спросил я у Никиты, когда эти двое наконец-то вышли из диджейской.

– Да ничего хорошего, в общем-то. В очередной раз настоятельно предложили компенсировать ущерб за то, что якобы по неосторожности поспособствовал передозировке Прицепчика. Грубо говоря, сделали из меня козла отпущения, понимая прекрасно, что я тут абсолютно ни при чем. Но эти, по ходу, бригада посерьезнее, чем те, с которыми я имел дело до этого.

– И ты не попытался им объяснить, что он сам виноват в своей смерти?

– Они повернули все таким образом, будто бы это я достал ему герыча тогда, а не он мне. Они откуда-то в курсе про мои движения с Артемом, точнее, им известно, что это я его сдал ментам. По ходу, у них есть подвязки в органах, и оттуда им слили инфу по поводу этой ситуации.

– Скорее всего, так и есть. Причем не только в органах, а еще и здесь. Кто-то же сказал им, что сегодня ты будешь в клубе. Понимаешь?

– Может, это один и тот же человек. Какой-нибудь мент, который видел меня в отделе, а потом встретил здесь и сказал им об этом. В принципе, это уже не так важно. Гораздо важнее вот что, – сказал он и протянул мне листок, на котором был написан адрес проживания Фитиля и полные имена его родителей. – Наверное, не нужно говорить тебе, что это они мне вручили.

– Охуеть, – коротко выпалил я.

– По ходу, это Волчара им сказал, где я живу.

– Нет. Он не говорил. Я только что общался с ним, и он мне сказал, что не сдавал тебя, чтобы не подставить меня. Да и к тому же родаков твоих он точно не знает.

– Ну так-то да. Но все равно он приложил немало усилий, чтобы они меня прижали.

– Поверь мне, он меньше всего был заинтересован в этом, так как бы и себя подставил. Не в его интересах было разоблачать тебя, потому что вы вместе довольно плотно торчали. А это, мягко говоря, не приветствуется у таких людей.

– Будешь защищать его теперь? Сам же знаешь, что он та еще гнида! Лишь бы свою выгоду поиметь, а на людей ему насрать, включая и тебя! – злобно произнес Фитиль.

– Я тебе конкретно про эту ситуацию говорю. И что теперь будешь делать?

– А что мне остается? Пришлось принять их условия. Договорились встретиться после праздников и обсудить, каким образом я готов возместить им этот псевдоущерб.

– Догадываюсь, как все будет выглядеть, – сказал я.

После этого я поведал Фитилю об основном роде деятельности этих ребят. О том, как они открывают фирмы-однодневки, регистрируя их на всяких отбросов, а потом отмывают через эти конторы деньги.

– М-да уж… Ладно, не парься! Где наша не пропадала!? И не из такого дерьма выкарабкивались, – как-то обреченно произнес он.

Всю последующую ночь я испытывал сильнейший дискомфорт от присутствия этих людей в клубе. Хотя они мне не угрожали и даже не грубили во время нашего общения, но зная, на что они способны, после отдыха с ними в бане, я испытывал напряжение. И, по всей видимости, не только я это ощущал. Было заметно, что Фитиль тоже нервничает. Особенно это сказывалось на качестве нашей работы. Сведение музыки было просто ужасным, и неоднократно получалось, что Никитос тупо не попадает в бит, а пару раз так вообще он не успевал свести и после окончания одного трека просто включал другой, будто воспроизведение музыки шло не с профессионального оборудования ди-джея, а с какого-нибудь музыкального центра или магнитофона. У меня со светом тоже не ладилось, и часто он не попадал в бит музыке, несмотря на то, что многие композиции я знал наизусть со всеми переходами и проигрышами. В какой-то момент я не выдержал, пошел к барменам и попросил налить мне сто грамм водки, чтобы хоть как-то избавиться от этого беспокойства. Заказы напоздравления тоже исполнялись отвратительно, и где-то в середине ночи мы с Фитилем поругались по этому поводу, так как никто не хотел говорить в микрофон. В конце концов мы решили вообще не брать заказы, ссылаясь на то, что якобы микрофон сломался.

Ближе к концу дискотеки к нам на балкон завалился изрядно подвыпивший Волк с бутылкой водки и упаковкой сока.

– Пацаны! Давайте раздавим этот пузырь в качестве примирения и дружбы! Я знаю, что прошлый год для каждого из нас выдался чрезвычайно сложным: потеря учебы, утрата друзей, любимых, проблемы с законом и блатными авторитетами и многое, многое другое. Но я хочу предложить оставить все это в прошлом и продолжить жить без претензий друг к другу, – сказал он, параллельно разливая водку по стопкам, которые также захватил с собой.

До последнего момента Фитиль делал вид, что занят работой, как в случае с большинством клиентов, с которыми он не хотел общаться, но Волк дернул его за локоть и указал на расставленные стопки.

– Эт че? – коротко и с каким-то пренебрежением поинтересовался Никитос.

– Водка! Предлагаю выпить за мир и дружбу и оставить все разногласия в прошлом.

– А твои кенты не отрекутся от тебя после такого? Ведь по их понятиям с барыгами бухать западло, поди.

– Они уже отчалили, подцепив двух каких-то кобыл. Да и мне не надо спрашивать у них разрешения, с кем пить, а с кем нет! – пьяным и озлобленным голосом ответил Димон. – Ладно, раз твой корефан считает себя недостойным пить со мной, то давай с тобой, Колянчик, бахнем.

Тут я впал в ступор и не знал, как отреагировать на его предложение. Создалось впечатление, будто время остановилось, и я встал перед выбором между двумя друзьями. С одной стороны, у меня была масса недовольства по отношению ко многим неприятным ситуациям, в которые они меня впутывали и которые по итогу привели к печальным последствиям, а с другой – я по-своему был благодарен каждому из них. Фитилю за то, что не сдал ментам, хотя мог бы это сделать, а Волку за то, что не отдал меня на растерзание бандюкам. И в это мгновение сложилось ощущение, что каждый из них ожидает моей реакции. Никита ждал отказа от предложения выпить, а Димон с протянутой рюмкой в руке – что я возьму эту стопку и чокнусь с ним. Казалось, эта неловкая пауза тянется вечность, и больше всего тогда мне хотелось просто ударом ноги распахнуть эту чертову дверь и убежать из клуба в слезах.

В итоге я не придумал ничего более подходящего, чем одернуть Фитиля за локоть и указать ему кивком головы на стопку, стоящую рядом с проигрывателем. После этого он снял наушники, посмотрел на рюмку с водкой и задумался на долю секунды, но потом махнул рукой и снова надел наушники, продолжая заниматься своим делом и не вникая в происходящее рядом. Посчитав, что Фитиль сам определился со своей позицией в данной ситуации и что мне удалось сделать все от меня зависящее, чтобы не быть крайним, я взял стопку и, чокнувшись с Волком, опрокинул ее в себя.

После этого Димон тут же плеснул еще водки и предложил выпить за здоровье моей матери, сказав, что благодаря мне она осталась жива и что он гордится мной за такой поступок. Потом он предложил выпить за это и Фитилю, чья рюмка продолжала стоять рядом с ним. Но тот снова сделал вид, что занят, и не стал пить.

«Гребаный манипулятор», – подумал я и снова выпил предложенную им рюмку. Несмотря на то, что с виду Волк казался захмелевшим, он прекрасно понимал и знал, что делает. Как всегда, у него был холодный расчет даже в такой непростой ситуации. Безусловно, он понимал, что я не смогу отказать после такого тоста, потому что был в курсе, через что мне пришлось пройти, собирая деньги на операцию маме, и какие после этого были последствия. И в тот же момент как бы намекал, что Фитиль очередным своим отказом проявляет неуважение уже не к самому Димону, а ко мне, показывая при этом, какой он «хороший» друг. И, надо признаться, ему это удалось. Ведь по традиции считается, что выпить за здоровье родителей – это святое, и я был все-таки разочарован, что Никитос не стал пить даже по такому поводу. Конечно, таким способом Волк склонял меня на свою сторону, и в какой-то степени у него это получалось.

– Ну давай, братан! Третью, по традиции, – за усопших, не чокаясь. Предлагаю помянуть твоего кореша Илюху и Прицепа, которые покинули нас в прошлом году, – сказал он после того, как мы выкурили по сигарете, и снова одернул Фитиля:

– За усопших! Илюху и Прицепа! Не чокаясь, давай хотя бы помянем парней!?

Но и в этот раз Никита был непреклонен. А я в свою очередь снова не смог отказать, так как почувствовал бы вину, если бы проигнорировал призыв помянуть не столько Прицепа, сколько Илюху Лобанова. Ведь до сих пор я продолжал думать, что в определенной степени виноват в его смерти. И это чувство вины перевешивало чувство стыда перед Фитилем за то, что я бухаю, по сути, если не с его врагом, то уж точно не с другом и соратником. Поэтому я без зазрения совести снова взял стопку с этим горьким напитком и влил ее содержимое в себя. Занюхав прокуренным рукавом рубашки горечь, я даже не стал запивать водку соком.

Конечно, было нетрудно догадаться, что чувствовал в тот момент Никита. Если не предательство с моей стороны, то уж как минимум разочарование тем, что я отчасти принял сторону Волка. В тот момент ему наверняка было одиноко и обидно, но он сам сделал этот выбор. Чувствовалось, что он испытывает сильный дискомфорт от присутствия на балкончике Волка. Сложно сказать, как бы я поступил на его месте, зная, что ему предлагает выпить человек, чье окружение в ближайшее время доставит ему огромные неприятности. С другой стороны, он отказался выпить за здоровье матери одного из своих самых близких друзей и наверняка винил себя за это. В общем, могу сказать одно: я категорически не хотел бы оказаться на его месте в тот момент.

Что же касается Волка, то на его изрядно захмелевшем лице можно было уловить запечатленную маску самодовольства и превосходства. Пожалуй, это было связано прежде всего с тем, что ему удалось доказать себе самому, какое Фитиль все-таки ничтожество. Что он не может выпить ни за дружбу, ни за здоровье моей матери, ни за смерть парней. Также он наверняка понимал, что ему удалось показать это и мне. И что в конце концов его тактика сработала. Отчего он пребывал в приподнятом настроении и много шутил. Особенно с клиентами, которые заходили к нам в надежде сделать заказ. Вернее даже сказать, не с клиентами, а с клиентками. Большинству из них предлагал выпить, на что многие соглашались.

Дискотека подходила к концу, и народу в клубе оставалось самую малость, но Фитиль до конца продолжал стоять за пультом, несмотря на то, что раньше уже в такое время делал музыку тише и ставил какой-нибудь лайтовый микс. Делал он это по одной простой причине, чтобы не общаться с Волком. А тот в свою очередь сидел и не собирался никуда уходить. В какой-то момент Никитос не выдержал и сдался. Тем более после нескольких сигналов от Светланы Сергеевны, которая, проходя несколько раз мимо нас по лестнице, показывала жестами, чтобы мы закруглялись. После того как Фитиль поставил микс и снял наушники, Волк тут же оживился и, достав ту самую бутылку водки, с которой пришел к нам, вылил ее остатки в две пустые рюмки. После этого протянул одну мне, вторую взял сам и, обратившись к Фитилю, сказал:

– Ну давай, Никитушка, выпьем наконец-то за компанию!

– У вас и без меня нормальная компания, – огрызнулся тот и попытался пройти к выходу, чтобы покинуть нас.

– Нет, братан, ты не понял! За твою компанию, – язвительно произнес Волк.

– За какую еще мою компанию? Что ты несешь!?

– За компанию, владельцем которой ты станешь после праздников.

Тут Фитиль не выдержал, смахнул ту самую стопку водки, которая стояла рядом с ним практически полночи, на кафельный пол, отчего она со звоном разбилась. После этого накинулся на Волка, схватил его за грудки и, прижав к стене, произнес:

– Как же ты меня заебал, паскудина!

А Димон в это время смотрел прямо ему в глаза и ехидно улыбался, после чего показал взглядом в сторону лестницы, на которой стояла администратор и наблюдала всю эту сцену собственными глазами. После того как Никитос глянул в ее сторону, она позвала его к себе, сделав жест рукой. Тогда Фитиль отпустил Волка и вышел из аппаратной.

– Ну что? Опять придется вдвоем закидывать? – насмешливо поинтересовался у меня Димон.

– Нет уж! В этот раз без меня, – произнес я и поставил стопку на стол, туда, где до этого момента стояла стопка Фитиля. А потом и вовсе вышел с балкона.

– Да он тебя на иглу посадил! Как ты не понимаешь!? – раздался мне вслед пьяный голос Волка.

Дальше события развивались драматично. Светлана Сергеевна минут пятнадцать общалась с Фитилем в раздевалке для персонала, после чего тот вышел одетый, поднялся на балкон за своими дисками, махнул стоящую стопку водки и уже на выходе сказал мне:

– Давай! На связи!

Волка же примерно минут за пять до этого вывела охрана, так как он в прямом смысле слова уснул прямо у нас, сидя на стуле. Пару раз он мне еще звонил, но я специально не брал трубку, ибо не хотел слушать его пьяный бред. Когда я подметал осколки разбитой рюмки у нас на балконе, ко мне подошла Светлана Сергеевна и сказала:

– А тебе я делаю последнее китайское предупреждение, Николай. Не хватало мне еще тут разборки устраивать! Ты меня понял!?

– Понял, Светлана Сергеевна. Я так понимаю, что Никиту мы больше не увидим здесь по этой причине?

– Да! Ты правильно понимаешь!

«Фитиль догорает все стремительней и стремительней», – подумал я, когда она ушла.

***

Следующие три праздничных дня прошли в штатном режиме. Ни Фитиль, ни Волк за это время не выходили на связь, чему я был даже рад, поскольку за эти дни порядком подустал от обоих. Единственное, в чем я не мог отказать себе, так это в алкоголе и гашише, которые продолжал употреблять в клубе, несмотря на последние события. В основном, конечно, я, как всегда, соглашался на предложения употребить от барменов и официантов, особенно когда у кого-то из них был день рождения или еще какой-то весомый повод, а такое случалось часто. К тому же Андрюха тоже был не прочь бухнуть и покурить. Конечно, все это делалось с одной-единственной целью, чтобы унять страх перед публикой, который буквально парализовывал, когда ты становился за свое рабочее место, и появлялось осознание того, что от тебя зависит настроение людей, пришедших сегодня отдохнуть в это заведение. И этот страх был сильнее страха быть в очередной раз застуканным в нетрезвом виде администратором или посетителями клуба. По моей части люди могли не замечать каких-то косяков, но по части ди-джея это сразу было заметно, когда возникали проблемы со звуком. Одно неверное движение рукой могло просто остановить воспроизведение, поставить на паузу или переключить на следующий трек, ну и все в таком духе. Когда мы только осваивали оборудование, подобные ошибки случались довольно часто, и в такие моменты мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда, так как все взоры людей были направлены в нашу сторону. Но для меня еще было серьезным испытанием объявлять поздравления в микрофон. Обычно, когда я брал его в руки, то они начинали трястись от волнения, а голос дрожать. И вот в таких ситуациях с этим волнением помогали справиться различные вещества. Конечно, так или иначе у меня бывали дни, когда я находился в клубе абсолютно трезвым, но работать в таком состоянии было для меня настоящей пыткой, и я в буквальном смысле считал минуты до того, как дискотека закончится и этот чертов мандраж наконец-то спадет. Но парадокс заключался в том, что удовлетворение от проделанной работы и самоуважение появлялись именно после таких чистых ночей.

Вообще праздники довольно сильно выматывают, когда работаешь в данной сфере. Спустя буквально пару дней биоритмы сбиваются, и ночной образ жизни становится более привычным. За эти дни я практически не видел дневного света, так как, когда приходил из клуба и ложился спать, было еще темно, а когда просыпался после обеда, на улице уже начинало темнеть. Солнца катастрофически не хватало, а соответственно не хватало каких-то положительных эмоций, и это приходилось также компенсировать веществами. Естественный свет заменил искусственный посредством ярких фонарей, лазеров и стробоскопов. С другой стороны, удавалось поднять хоть немного денег на заказах, которые, правда, в основном и уходили опять-таки на употребление. Замкнутый круг.

Несмотря на выматывающий график и желание отдохнуть, окончание праздников тоже пугало и вызывало тревогу. Ведь это означало, что мне опять придется искать работу и выслушивать постоянные упреки со стороны мамы. И чем ближе были трудовые будни, тем сильнее становились тревога и нежелание с ними сталкиваться. Но самым неприятным во всей этой истории было то, что я абсолютно не знал, кем и где я хочу работать помимо клуба. По сути, я не испытывал никакого интереса к какому-либо труду, которым занималась в ту пору основная масса моих ровесников. А это были в основном менеджеры-продавцы в салонах сотовой связи, магазинах стройматериалов и бытовой техники, автозапчастей или какие-нибудь риелторы, операторы телефонных линий, страховые агенты и другие оголтелые зомби-авантюристы, которым посредством всяких тренингов личностного роста нассали в уши про успех и про кучу способов его достижения, тем самым замотивировав их приносить как можно большую прибыль их же владельцам, а самим довольствоваться крохами с лицами победителей. Ведь нет ничего проще, чем сыграть на чувстве исключительности и уникальности, чтобы вызвать у человека желание доказать это любыми доступными ему способами.

Но, к моему сожалению, была и другая сторона медали, которая как раз-таки и отражала мое восприятие ситуации. Мой случай был банален и прост, ибо хотелось совершать минимум усилий и получать максимум результата. Иными словами, получать как можно больше денег и иметь стремительный карьерный рост с мизерной ответственностью. И еще непонятно из всего этого, что было хуже, так как в отличие от замотивированных зомби у меня этой самой мотивации не было вовсе. Она появлялась только в тех случаях, когда в моем организме оказывались вещества, изменяющие сознание, и то только для того, чтобы фантазировать, размышляя, как я устроюсь на какую-нибудь престижную работу и добьюсь на ней высоких результатов, или, если сильно накрывало, то вообще представлял, как стану знаменитым актером и буду гастролировать по всему миру, раздавая автографы тем самым зомби-авантюристам и их покровителям. Но все это длилось ровно до того момента, пока меня не отпускало, и вместо того, чтобы воплощать мечты в реальность, я шел и доставал снова заветное зелье – опять бродить по просторным коридорам воздушных замков, построенных моим богатым воображением.

***

– И как вы можете мне помочь?

– Ну, в общем-то, есть у меня одна идея. Насколько я помню, ты ведь учился в техническом вузе, а соответственно, какие-никакие знания по специальности там приобрел. В общем, есть у меня один старый знакомый, который уже лет двадцать работает главным инженером у нас на радиотехническом заводе. Вот думаю поинтересоваться у него, куда тебя можно там пристроить, – сказал Леонид Иванович.

– На заводе?

– Ну да. Или ты не рассматриваешь такую работу?

– Как вам сказать? Мягко говоря, сейчас такая работа считается не очень престижной, – тактично ответил я, чтобы не обидеть старика.

– А вот тут позволю себе не согласиться с вами, молодой человек. Конечно, со времен Союза привлекательность в этой сфере сильно упала, так как многие предприятия обанкротились и закрылись. Да и рынок услуг сильно прибавил в последнее время, учитывая, что в нашей стране раньше он не был так развит, но могу тебе абсолютно точно сказать, что востребованность в такой сфере будет всегда, и конкуренции там намного меньше. Вон у меня племянник работал сначала на Урале в сфере авиастроения, а спустя буквально три года его позвали в столицу с выделенным жильем.

– Ну так у него, наверное, высшее образование есть и опыт работы, в отличие от меня.

– Потихоньку начнешь работать, набираться опыта, а потом восстановишься в вузе и доучишься в нем. Конечно, тебя не возьмут так сразу на руководящую должность, но с чего-то же надо начинать. Ты же сам рассказывал, что когда устраивался в клуб, абсолютно ничего не понимал в той деятельности, а теперь наверняка разбираешься. К тому же у тебя будет прекрасная возможность тут же применять полученные в университете знания на практике, – не унимался старик.

– Тут, конечно, вы правы, но мне нужно будет подумать над этим. Тем более не хочется подставлять вас, если вдруг у меня не заладится там, – продолжал я съезжать с темы.

– Хорошо, давай поступим так: я поинтересуюсь у него и скажу тебе результат. Тем более может случиться, что он ничем не сможет помочь.

– Я буду вам очень признателен. Спасибо.

«Какой нахер завод? Пройти через такое пекло, чтобы в конце концов стоять с чумазой рожей за станком? Ну уж нет, увольте!» – подумал я.

Это был первый рабочий день нового года, и я снова начал свои скитания по городу, имитируя поиск работы. Все происходило с точностью как было до него. Мама просыпалась, будила меня, и мы вместе с ней уходили из дома. Ключ она снова забрала. Но, как ни странно, в этот раз я уже воспринимал эту ситуацию более смиренно. Возможно, потому, что не рассчитывал на другой исход событий. Тем более у меня было место, где коротать время, и по выходу из дома я тут же отправился в ставший уже таким родным краеведческий музей.

В этот раз посещение обители Леонида Ивановича не доставило мне какого-то удовольствия, так как он вызывался помочь мне найти работу, что только раздражало, ибо я не просил этого делать. Но, будучи человеком очень проницательным, он, несомненно, понял, что я использую его музей в качестве убежища от зимних морозов и что в поиске работы я не слишком-то заинтересован. Возможно, из-за этого ему стало стыдно, и он попросту не захотел брать на себя ответственность за мой праздный образ жизни и тунеядство. Но его предложение меня категорически не устраивало, так как, даже закончив универ, я боялся такой участи для себя больше всего, а не закончив его – еще больше, ибо без высшего образования не мог претендовать даже на должность инженера. В общем, отныне путь в музей мне был заказан, потому что я не хотел разочаровывать старика и отказываться от его предложения в том случае, если бы ему удалось договориться и пристроить меня на завод. Хотя кого я обманываю? Я просто в очередной раз не хотел испытывать чувство вины и стыда за свое поведение.

***

Жалость к себе. Ох уж это угнетающе-нежное чувство. Оно так сладко обволакивает душу, будто густой, тягучий мед, убеждая при этом, что мир несправедлив к тебе, и окружающие настолько погрязли в своем невежестве, что не могут по достоинству оценить твоего величия.

Как родной матери вообще может прийти в голову выгонять своего сына из дома по утрам!? Как могут друзья использовать тебя в своих сомнительных движениях с наркотой и конторами!? Как твой приятель может позволить себе броситься под электричку, когда ты решительно взялся помочь ему? Как декан может отчислить, когда тебя предал друг, запав на твою девчонку!? Как старому коммунисту могло прийти в голову предложить тебе работать на заводе, тем самым лишив возможности появляться у него!? Несправедливость! Тотальная, сука, несправедливость! Абсолютно по всем фронтам! А когда начинаешь безуспешные поиски справедливости, то в результате натыкаешься на букет самых отвратительных чувств: протест, возмущение, несогласие, у разочарование и, конечно же, жалость к себе. Она-то как раз и толкает на самые безумные поступки, в результате которых наступают фатальные последствия.

– Здорово, чем занимаешься?

– А как ты думаешь, чем можно заниматься в такое время? Естественно, сплю еще, – произнес Фитиль в трубку сонным голосом.

– А я вот уже с самого утра на ногах! Предлагаю и тебе подняться из своего склепа, чтобы замутить чего-нибудь интересного.

– Не, братан! Я хочу покончить со всем этим дерьмом. Слишком тяжелые последствия оно принесло за последнее время. До сих пор разгребаю. Так что с меня хватит!

– А что, кстати, с этими типами из «Волчьей стаи»? Не связывались они с тобой еще? Они же вроде говорили, что после праздников наберут тебя, – поинтересовался я.

– Пока что нет, слава богу, но я, если честно, как на пороховой бочке живу сейчас, постоянно думаю об этих гандонах.

– Понимаю и представляю, как тяжело в таком состоянии находиться. У меня такое было, когда Илюха умер, и я боялся, что менты выйдут на меня, узнав, что это я подогнал ему ебучего спайса. Думал, что они вот-вот постучат в дверь и заберут меня.

– Да, но только ты не знал, случится это или нет, а я знаю, что это должно произойти, – обреченно ответил Фитиль.

– Ну, может, еще обойдется. Мало ли что может случиться!? А вдруг их самих прижмут или забудут про тебя на какое-то время, а когда вспомнят, уже будет поздно.

– Не думаю. Этот Волчара по-любому напомнит им обо мне. Ты же присутствовал при нашей последней с ним встрече в «Муссоне» и помнишь, что там произошло. Он это так просто не оставит.

– Ладно, какой смысл сейчас накручивать себя? Так башка может разорваться от этой паранойи. В любом случае тебе надо как-то отвлечься от этого всего.

– Ты прав. Но пока что не очень получается. А что делал ты в той ситуации, когда боялся, что тебя накроют мусора?

– Хмурый, – коротко ответил я.

Спустя час после этого разговора я был уже у него во дворе и ждал, пока он выйдет из дома, чтобы пойти мутить герыч. Несмотря на мороз и холод, он все-таки не смог устоять перед моим предложением, так как прекрасно понимал, что это самое эффективное лекарство, которое моментально способно снять боль и напряжение. А я в свою очередь прекрасно знал, что он при желании может достать это лекарство. Конечно же, я тоже мог достать его с помощью того цыгана, номер которого дал мне Волк, но не хотел обращаться к нему, так как все равно не доверял. Да и мне не хотелось тратить деньги на это дерьмо одному, а в случае с Фитилем мы скидывались пополам, ибо у него наверняка еще оставались средства после продажи наркоты. Хотя по большей части в этой ситуации мне хотелось банально переложить ответственность за замут на Некита, так как в случае неудачи можно было бы обвинить его, а не себя.

– Ну что, ты договорился? – спросил я, когда он наконец-то вышел.

– Да. Но только надо будет подождать немного. У барыги телефон пока что выключен, наверное, спит еще.

– Не понял. А с кем ты в таком случае договаривался?

– Да с парнишкой одним, который может помочь нам достать. Сейчас пока с ним встретимся, а там уже и барыга его проснуться должен.

– А он тоже будет скидываться или так на хвост нам и упадет?

– Ну, сольем ему по чуть-чуть раствора с каждого. Как говорится в таких случаях – за ноги.

– Блять, я думал, мы с тобой только вдвоем будем. Возьмем, раскумаримся и позалипаем в каком-нибудь торговом центре, а ты опять мутишь какую-то лажу, – с недовольством сказал я.

– Да не ссы ты! Мы с ним вмажемся и сольемся сразу же. Скажем, что уезжаем по делам куда-нибудь.

В этот момент у Фитиля зазвонил телефон:

– Да… да… во дворе у себя… Давай… Жду, – произнес он в трубку. – Все, через пять минут подойдет. И еще сказал, что барыга включился, и он уже с ним договорился. Так что долго ждать не придется.

Когда я увидел, кто собирается нам приобрести героин, то буквально обомлел. Тот самый кавказец Азамат, который был тогда с этим ебаным Костяном, когда Фитиль пытался продать им его же мобилу. В тот момент я буквально возненавидел Фитиля за то, что не предупредил меня, кто будет помогать нам замутить. Я просто не понимал, как можно общаться с человеком, который не так давно угрожал тебе ножом, при этом нагло наебывая. Если бы я знал, то не задумываясь позвонил бы цыгану, чтобы достать герыч через него.

– Давайте деньги, – сказал Азамат с акцентом после того как поздоровался с нами, и Никита передал ему необходимую сумму на грамм героина, предварительно взяв у меня пятьсот рублей. – Пойдемте.

На протяжении всего маршрута я испытывал какое-то презрение ко всей этой ситуации и прежде всего к себе самому. Мне было настолько некомфортно находиться с человеком, из-за которого испытал унижение, что всю дорогу я практически молчал. Больше всего я боялся, что Азамат начнет вспоминать ситуацию с телефоном его корефана. Но этого, к моему счастью, не произошло. После того как мы прошли пару кварталов и остановились возле какого-то продуктового магазина, Азамат сказал подождать его. Я насторожился, что он может исчезнуть с нашими деньгами, но невозмутимый вид Фитиля показывал: все нормально. Доверившись его опыту, мы стали ждать Азамата.

– Почему ты сразу не сказал, что нам будет помогать этот черт? Если бы я знал, то сам бы замутил без всяких помощников, – начал возмущаться я.

– Так ты и не спрашивал. Тем более я уже несколько раз брал так через него, и все было нормально. А если ты переживаешь из-за той ситуации с мобилой, то можешь не париться. Мы с ним все обсудили, и он признал, что был неправ тогда.

– Ага, конечно, признал он. Он так сказал, лишь бы только раскумариться за твой счет. Неужели ты не понимаешь? Ты глянь на него! Он же прожженный нарик, и ему абсолютно похуй на нас с тобой. Не удивлюсь, если он вообще не вернется!

– Сплюнь, – тихо произнес Фитиль.

Но он не вернулся. Ни через десять минут, ни через пятнадцать, ни через час. Поначалу он не брал трубу, когда Никитос настойчиво ему звонил, а потом и вовсе ее выключил.

– Ебаный чуркобес! – выругался Фитиль после очередной безуспешной попытки дозвониться до Азамата.

– Я так и знал, что нельзя доверять этому гандону! Но ты, как всегда, не стал меня слушать и в очередной раз въехал ногами в жир!

– Давай без твоих причитаний! Что ж ты сам не стал мутить тогда!? Тем более говоришь, что у тебя есть возможность достать?

– Могу! Но где теперь брать бабки? У меня есть еще пятихатка на половину, а у тебя? Плюс надо на такси, чтобы добраться. Ты сможешь достать?

– Ладно, звони договаривайся, а я что-нибудь придумаю.

Я достал телефон и позвонил цыгану. Сначала он, как обычно, не брал, но после третьего дозвона все-таки ответил. Мне удалось с ним договориться встретиться в парке через час.

– Нам нужно торопиться, – сказал я.

– Тогда берем такси и едем сначала ко мне, – задумчиво произнес Никита и резко двинулся в сторону стоянки с таксистами.

Такова была суровая реальность мира, в котором мы тогда жили. В этой наркотической среде не было абсолютно ничего святого, и самое глупое было бы ожидать какого-то сочувствия и сострадания, ибо каждая тварь, населяющая этот мир, была заинтересована только в одном – достать и употребить во что бы то ни стало. И практически любой человек, который буквально пятнадцать минут назад убеждал тебя в верности и преданности, мог исчезнуть с концами, лишь только окажись у него в руках твои деньги. Пожалуй, доверять в этой среде было самым настоящим безумием, но нестерпимое желание употребить заветный наркотик и предвкушение прихода от него было гораздо сильнее здравого смысла в такие моменты. А если спустя какое-то время ты случайным образом встречался с этим человеком, то он легко и непринужденно мог выдать какую-нибудь банальную историю о том, как его самого приняли менты или кинул барыга. Но больше всего поражало даже не это, а то, что в отсутствие других ходов раздобыть наркотик ты снова обращаешься к нему же…

***

Спустя буквально пятнадцать минут мы оказались во дворе Фитиля. Он попросил подождать за углом, чтобы не светить перед окнами, а сам зашел домой. Я прождал его минут десять, и когда он появился, то, проходя мимо, сказал:

– Пошли быстрее! Нам нужно заскочить еще в одно место.

– Ты гонишь!? В какое место!? У нас времени в обрез! Давай на обратном пути, может?

– Не получится, – произнес он и протянул мне кулак, в котором, как оказалось впоследствии, находилась золотая цепочка.

– Это то, что я думаю?

– Да! Добро пожаловать в суровую изнанку мира наркотических грез, – цинично произнес он.

Эти слова поразили меня до глубины души, ибо я сразу же догадался, чья это была цепочка. Она принадлежала его мамке, и это больше всего пугало меня, так как я всегда боялся переступить ту невидимую черту, когда ради вещества ты готов воровать у самых близких людей.

– Неужели у тебя не осталось денег с Теминого наследства?

– Увы, мой юный друг, но все они были принесены в жертву бездушной богине Фортуне и ее преданному спутнику азарту, – в своей излюбленной наигранной манере произнес Фитиль, чтобы как-то сгладить этот неловкий момент.

– Аппараты? Ты же раньше не увлекался ими вроде. Что вдруг случилось?

– Это был последний шанс, чтобы откупиться от этих выродков без их махинаций и манипуляций, но, к сожалению, он потерпел крах.

– Ну вот теперь у меня сошелся пазл, почему вдруг ты так резко решил завязать с кайфом. У тебя просто не было на него бабла, – с сарказмом сказал я.

– Ну и это, конечно, тоже.

Дальше мы зашли в ближайший ломбард и заложили цепочку. При этом всю дорогу Фитиль убеждал меня, что обязательно выкупит ее обратно на днях, но мне показалось, что он и сам не сильно-то в это верил. Наш куш составил всего лишь девятьсот рублей, и в сумме с моими деньгами этого впритык хватало, чтобы взять лекарство, кухню и оплатить такси в один конец.

Подъехав к парку, я сразу же набрал цыгана, как только вышел из машины, ибо мы опаздывали минут на пятнадцать и сильно торопились. Но, как оказалось впоследствии, зря, так как барыга попросил подождать еще минут пятнадцать, предварительно поинтересовавшись, один ли я. Это были банальные меры предосторожности, которых придерживались абсолютно все барыги, и, понимая это, я попросил Фитиля подождать меня возле магазина, в котором в свое время Прицеп покупал минералку перед тем как вмазаться в тот день герычем на обочине дороги. Часто бывает, что какие-то места или вещи ассоциируются с тем или иным периодом жизни. Вот и этот небольшой магазинчик на всю жизнь запечатлел в моей памяти картинку: как из него ясным, теплым днем выходит довольный Прицеп, держа в руках небольшую бутылочку минералки. И ведь никто бы не мог подумать тогда, что через несколько месяцев этот молодой парнишка будет лежать в сырой земле от передозировки героином.

Вспоминая тот день и ностальгируя по нему, я даже не заметил, как ко мне подошел барыга-цыган.

– Давай лавэ, – не утруждая себя приветствием и не размениваясь на всякие любезности типа «Как дела?», «Что нового?» и так далее, сказал он.

Взяв у меня деньги, произнес:

– Стой здесь и жди. Я тебе позвоню через пять минут.

В такие моменты у меня сразу же возникало напряжение и волнение, так как в этом жестоком мире было заведено, что как только твои деньги оказываются у человека, то игра полностью переходит под его контроль, и он начинает устанавливать в ней свои правила, которые практически всегда расходятся с твоими. Но на этот раз все прошло гладко, и он действительно позвонил мне, минут через десять, правда. Я забрал грамм героина в указанном месте, и мы с Фитилем пошли в первый ближайший подъезд, предварительно купив в аптеке необходимые инструменты.

– Алло… да… кто это?.. да, узнал… хорошо… да… ладно, – севшим голосом проговорил в трубку Никитос.

– Кто это?

– Все, пиздец, Колян! Это один из тех Волчьих приятелей, который был тогда в клубе. Сказал, что завтра в полдесятого утра он с Волком заедет за мной, и чтобы я был готов к этому времени и прихватил с собой паспорт.

– И что теперь делать? Неужели никак нельзя решить вопрос по-другому?

– Не знаю. Не хочу сейчас думать об этом и обламываться. Давай лучше разделим то, что осталось, и пойдем по домам. Все равно на улице делать нечего, да и лавэ нет, чтобы хотя бы в подъезде пивка попить.

– Как скажешь, – с сожалением ответил я. – Только мой дом пока еще заперт.

***

Дальше события развивались достаточно предсказуемо. Волк и компания благополучно зарегистрировали на имя Фитилева Никиты Михайловича новую контору, которой было суждено мгновенно вспыхнуть и прогореть, словно маленькое небесное тело, на бескрайнем небосводе многочисленных юридических лиц. Но стоит отметить, что в этот раз Фортуна не обошла его стороной, как в случае с аппаратами, и об этом свидетельствует дальнейшая цепочка событий, но о ней чуть позже.

Я же в свою очередь продолжал жить от выходных до выходных на протяжении всего января. Будние дни в основном были посвящены тому, чтобы достать героина и раскумариться. Чаще всего происходило так: я выходил из дома вместе с мамой и сразу отправлялся к Фитилю, чтобы потом вместе с ним поехать за дозняком, после чего мы иногда шли к нему домой, если там никого не было, или напрашивались к кому-нибудь в гости с предложением попить пивка, которое мы покупали по ходу. А когда не получалось ни того, ни другого, то просто тусовались и залипали в каком-нибудь подъезде. В большинстве случаев мы приобретали наркотики на мои деньги, которые я поднимал за выходные в клубе, но иногда и у Никитоса водились гроши с каких-нибудь очередных движений, в которых он продолжал участвовать. Бывало и такое, когда к нему обращались за помощью, чтобы достать наркоты, и мы брали по несколько раз в день через того же цыгана, что и себе. Естественно, в таких случаях Фитиль отсыпал нам довольно внушительную часть порошка. С неминуемой быстротой на нас двигалась «система», словно огромная снежная лавина, готовая переломать наши хрупкие кости под своей холодной тяжестью. Наверное, все так бы и продолжалось, если бы у меня не случился очередной неприятный разговор с мамой, к которому в принципе все и шло.

– В общем, так! Если в течение этой недели ты не находишь работу, то в пятницу вечером я приезжаю в твой долбаный клуб и устраиваю там скандал! Рассказываю руководству обо всех твоих приключениях и потребую твоего увольнения!

– Как же ты заебала меня! Сколько можно!? – с ненавистью ответил я хриплым от наркотика голосом.

– Как ты со мной разговариваешь!? Ты посмотри на себя! Не человек, а какое-то ничтожество! Уже даже соседи шушукаются между собой и говорят, что ты наркоман!

– Да тебе-то что? Путь пиздят что хотят! Недоноски опущенные! Своей жизни нет, вот и обсуждают чужие! Этих выродков хлебом не корми, только дай кого-нибудь обсудить! А ты не думала, что они, может, мне просто завидуют, а!?

– Тебе!? Ты в своем уме вообще? Чему тебе можно завидовать!? С учебы отчислили, работы нет, девушки нет, и это они еще про твой гепатит не знают!

– Ну пойди расскажи им еще об этом! Пусть самоутвердятся за мой счет! Ведь их никчемные чада так и не выбились в люди, а стали унылыми, безликими, провинциальными пустышками. Которые обречены волочить жалкое существование в этом гнилом захолустье! А я, в отличие от них, нашел хоть какую-то возможность заниматься тем, что мне действительно нравится. Но ты хочешь сделать из меня такую же серую мышь, как и они, чтобы только не слышать за своей спиной шепот их осуждения, а когда у тебя это получится, то это осуждение перейдет в надменную ухмылку злорадства от того факта, что остервенелая толпа в очередной раз обломала мечты и надежды еще одному энтузиасту, который посмел из нее выделиться в попытке стать счастливым и свободным человеком. Но толпе этого не надо! Потому что в ней привыкли мучиться и страдать! – на повышенных тонах произнес я.

– Что ты несешь!? Какие чада!? Какая толпа!? Какие мыши!? Неужели ты не понимаешь, что счастливому и свободному человеку не надо употреблять наркотики, чтобы быть таковым!? Ему не надо пить, курить, колоться, выхватывать передозировки и болеть гепатитом С в конце концов! Ты придумал себе каких-то абстрактных врагов (толпу) и пытаешься с ними бороться, обвиняя их в своем несчастье! Мол, они тебе мешают выделиться!? Пожалуйста, выделяйся! Кто тебе мешает!? Но ты всего лишь хочешь оправдать свое положение, перекладывая при этом ответственность на других! Как раз-таки в нашем гнилом захолустье, как ты выразился, так и принято делать!

– Ты так нихера и не поняла из того, что я тебе сказал!

– Возможно! Но с каждым разом я все больше понимаю одно, что лучше бы рак добил меня тогда, чем мне пришлось наблюдать то, что сейчас с тобой происходит, – сказала мама и заплакала.

Даже сквозь наркотический кумар эти слова пронзили меня до глубины души, словно осколок разбитого зеркала, в котором перед замахом я едва ли успел разглядеть свои убитые глаза с узкими как булавочная иголка зрачками. Эта фраза была сказана с таким отчаянием, что больше была похожа на приговор, чем на эмоциональный всплеск.

– Прости меня, – сказал я и обнял маму, прижавшись к ней влажной от слезы щекой. – Я просто запутался и потерял контроль. Но это временно, обещаю, что скоро все изменится.

– Я очень на это надеюсь и молюсь о том, чтобы это скорее произошло.

И в тот момент, произнося эти слова, я в них свято верил. Я верил и думал, что у меня просто наступил сложный период в жизни, и что когда-нибудь он пройдет, оставив лишь печальный опыт. Но, как оказалось впоследствии, это был не жизненный период, а сама жизнь. Сколько потом я давал подобных обещаний себе и другим людям, пожалуй, сосчитать будет сложно. Да и ни к чему это, ведь после каждой подобной «клятвы» меня все больше и больше угнетало чувство вины, стыда, сожаления и обреченности. И единственным спасением от этих чувств было снова пойти и употребить. Замкнутый круг.

***

– Что от меня требуется? Я ведь толком никогда не работал в такой области и имею только поверхностное представление обо всем этом.

– Ну, всегда приходится с чего-то начинать и чему-то учиться. В этом и заключается развитие. Главное – желание и стремление, а все остальное приложится. Опыт так или иначе требует времени. Просто кому-то нужно больше, а кому-то меньше, но результат при этом есть всегда, – попытался подбодрить меня Леонид Иванович.

– Просто я даже не знаю, что вы ему скажете, когда он спросит, что я умею. Вы же в курсе того, как я учился и как мне это все давалось.

– Но ведь ты сам говорил, что вы проходили практику на каком-то предприятии. Ты же наверняка видел весь процесс, который там происходит. Выполнял какие-то задания и поручения?

– Да разве это работа? – усмехнулся я. – В основном это были какие-то элементарные поручения, типа перебрать и отсортировать брак, наклеив на него этикетки, или распаять забракованные части изделий, чтобы потом списать их. Но даже это у меня получалось не совсем удачно. Да и посещал я эту практику, лишь бы мне только зачли ее.

– Ну вот видишь, значит, паять умеешь. Уже неплохо! Наверное, давали изучать какие-нибудь чертежи и схемы, так?

–Было дело. Только я не особо-то вникал в них, если честно.

– Вникнешь. Было бы только желание.

– У меня не остается выбора, Леонид Иванович. Поэтому я хочу согласиться на ваше предложение, если оно еще в силе.

– Конечно же, в силе. Сегодня же и позвоню своему приятелю после работы и поговорю.

– Тогда я завтра к вам зайду, и поговорим, – сказал я и начал собираться. – До свидания, Леонид Иванович, и спасибо вам.

Все-таки я решился принять предложение старика, чтобы тот пристроил меня на завод. Но я дал себе обещание, что эта работа будет временной и что я приложу все возможные усилия для того, чтобы как можно скорее уйти оттуда в более приемлемую для меня сферу деятельности. Впрочем, это было всего лишь очередное мое обещание. Если бы мои обещания можно было зарегистрировать в качестве товарного знака, то по нему легко бы получилось определить продукт, который нельзя приобретать ни при каких условиях.

После нашего разговора за чашкой горячего чая я отправился на встречу с Фитилем, чтобы приобрести в очередной раз герыча. Но перед этим мне позвонил Волк и предложил встретиться, чтобы обсудить одно дело как он выразился сам.

– У меня к тебе есть одно дело. В общем мне поступило предложение от влиятельных людей занять одну из управляющих должностей в инвестиционной компании, которую планируют открыть в ближайшие месяцы в столице. Я хочу подтянуть тебя к себе, пока там будут решаться организационные вопросы, – сказал Димон деловым тоном.

– Опять какие-то темные махинации? Я же уже проходил все это с тобой. Забыл, что ли?

– Нет. На этот раз все абсолютно легально. Нас, по сути, не будет затрагивать финансовая часть, касающаяся непосредственно самих инвестиций, а только хозяйственные вопросы. Даже в случае каких-то вопросов со стороны органов ко всей деятельности этой конторы мы в любом случае сможем выйти сухими из воды. Так что можешь не переживать на этот счет. В этом плане все надежно.

– И что за хозяйственные вопросы мы будем решать?

– Ну, например, обеспечение оргтехникой, расходными материалами, комплектующими и так далее. Тем более контора новая и механизмы закупок не отлажены, а это просто золотое дно. Ты как будто маленький, ей-Богу. К тому же нам арендуют жилье и дадут корпоративный транспорт. Братан, соглашайся! Это реальная возможность соскочить из этой проклятой дыры и перебраться жить в столицу.

– Все ты гладко расписал, конечно. Но как быть с клубом? – поинтересовался я. – Предлагаешь снова мне уйти оттуда?

– Блять, да что ты заладил со своим клубом опять!? Я за последнее время побывал во многих столичных клубах и клубах нашего города и могу с уверенностью сказать, что твоей забегаловке осталось совсем немного. Год, максимум два. Учитывая, как ваш старпер вкладывается в ее развитие. Ты сам говорил, что ваш хозяин практически не заинтересован в развитие клуба. А это значит, либо он собирается продать его в ближайшее время, либо вообще закрыть. И даже если случится первый вариант, то будешь ли ты нужен новым хозяевам, большой вопрос.

– По крайней мере, там все легально, и я не сижу постоянно на измене, что меня могут закрыть в любой момент. Да и к тому же я, вероятней всего, в ближайшее время буду устраиваться работать на завод, – с досадой произнес я. – Завтра будет точно уже известно.

– Понятно. Все-таки ты решил себя здесь и похоронить. Ну ладно, если все-таки надумаешь, то дай знать.

Это нездоровое желание Волка «вытащить» меня из «Муссона» уже начинало приобретать какую-то навязчивую форму. Неужели он действительно так хотел помочь, считая, что эта работа вредит мне? Или, может, он просто сам боялся ехать в новое место и решил подтянуть меня для того, чтобы чувствовать себя комфортнее рядом с другом, который сможет поддержать его? Конечно, его предложение было весьма заманчивым и перспективным, но в очередной раз это было связано с большими рисками, а значит, пришлось бы опять жить в постоянном страхе и напряжениибыть разоблаченным и схваченным отважными ментами. Стоило ли оно того? Возможно, да. Но к тому моменту я так устал испытывать эти чувства от тех движений, которые мы производили до этого, что мне хотелось просто отдохнуть и успокоиться хоть на какое-то время. Скорее всего, Димон продолжал испытывать какой-то кайф от того, что постоянно жил на волоске быть схваченным, но мне уже это не приносило абсолютно никакого удовлетворения, как раньше. И хотя я не отказал ему сразу, но подсознательно чувствовал, что эта его очередная партия будет проходить уже без меня.

***

На следующий день Леонид Иванович сообщил приятную новость, что его приятель готов взять меня к себе на работу на должность монтажника электрооборудования. Он дал его номер телефона и сказал позвонить, чтобы договориться о собеседовании. Признаться, я не ожидал, что все будет вот так просто, и этот человек согласится взять меня на такую ответственную работу.

В этот же день я позвонил ему ближе к вечеру и договорился о встрече, которая должна была состояться утром следующего дня. После этого звонка я начал испытывать сильное волнение, ведь по сути это было мое первое официальное собеседование, если не считать то, которое состоялось в прошлом году с Волчьими корешками. Чтобы унять это волнение, я по привычке решил прибегнуть к старому, проверенному и, пожалуй, самому эффективному способу – героину. Вмазавшись пару раз вечером, я оставил еще немного на утро, чтобы опять-таки снять волнение перед собеседованием. Преимущество наркотика перед алкоголем было в том, что от него не оставалось никакого запаха, и если употребить его не так много, чтобы начало вырубать, то заметить такое опьянение очень сложно. Чем я с успехом и пользовался какое-то время.

Когда я сообщил о собеседовании маме, то она не выразила практически никакой радости от этой новости, а только лишь устало вздохнула. Видимо, она уже настолько отчаялась, что попросту перестала верить в мои способности. Конечно, мне не придало это энтузиазма, но я принял решение доказать ей, что все не так плохо, как ей казалось.

Собеседование выпало на пятницу, а следовательно, вечером я должен был быть в клубе на очередной дискотеке. Когда я пришел на проходную завода, то со стационарного телефона позвонил в отдел кадров, как и сказал мне главный инженер – знакомый Леонида Ивановича. Потом за мной пришла молодая и очень симпатичная девушка:

– Добрый день. Вы, должно быть, Николай? – приятным голосом поинтересовалась она.

– Да. Он самый.

– Меня зовут Алиса. Я специалист отдела кадров. Давайте ваш паспорт, и я оформлю вам временный пропуск.

– Алиса!? Да неужели??? – удивленно спросил я, и эти слова вырвались будто на автомате. После ее имени я уже ничего не слышал, и она спросила:

– Что-то не так?

– Да нет, все хорошо. Просто у вас очень красивое и редкое имя.

– Спасибо большое. И все-таки можно ваш паспорт?

Мы, оформив разовый пропуск, прошли через пост охраны в пустой кабинет, который, видимо, был специально выделен для собеседований. В нем висели цветные плакаты с историей предприятия и выпускаемой продукцией этого завода. Надо признаться, что меня впечатлила чистота, которая была вокруг. Вопреки моим ожиданиям увидеть осунувшихся чумазых людей, пропитанных запахами мазута и масла, я видел вполне аккуратных сотрудников предприятия, включая рабочих, которые успели попасться мне на пути. В переговорной стояло несколько столов и современная мебель. Мне показалось, что от нее даже исходил такой свежий фабричный запах, как будто ее установили недавно. Алиса вела себя на удивление вежливо и попросила заполнить анкету, пока придут люди, которые и должны были со мной беседовать. С ее слов, это были мастер и начальник производства.

Все это время я в буквальном смысле наслаждался ее присутствием. От нее исходил очень приятный тонкий аромат, который хорошо подчеркивал ее женственные черты. Одета она была в деловую белую блузку и темные брюки. Черные шелковистые прямые волосы и аккуратный маникюр свидетельствовали об ухоженности их обладательницы. Также меня сильно впечатлила маленькая родинка над пухленькими губами и ямочки на щеках. Но больше всего, конечно, меня поражали ее глаза. Они были ясно-голубыми, словно два самых кристально чистых сапфира отражали солнечный свет и придавали ее взгляду необычайную мягкость и ясность. Он буквально заволакивал твою душу и растворял ее в этих бескрайне-глубоких голубых озерах восхитительных глаз. В общем, взгляд Алисы вызывал абсолютное доверие, и от этого я испытывал ощущение какой-то безопасности, находясь рядом с ней.

«Да не. Такого быть не может. По-любому линзы», – подумал я, когда уткнулся носом в анкету. Потом она забрала мои документы и вышла.

Спустя минут десять зашли те самые люди. Двое мужчин. Одному было лет пятьдесят, а второму приблизительно сорок, а может, даже и меньше. Начальник производства был одет в темные брюки и водолазку, а мастер – в джинсы и заправленную в них рубашку. Оба выглядели вполне свежими и на удивление для меня даже приятно пахли дезодорантом или одеколоном. Опять я не ощутил запаха ни пота, ни мазута и моторного масла. Складывалось впечатление, что я устраивался работать не на завод, а в какое-то конструкторское бюро или НИИ.

– Итак, Акимов Николай Николаевич, – произнес начальник производства после того как представился и взял в руки мою анкету, которую я наспех заполнил буквально перед их приходом. – Неполное высшее образование, работа в клубе, коммуникабельность, целеустремленность, уверенный пользователь ПК… Короче, стандартный шаблон резюме молодого человека без опыта работы. Мне нравится, Георгич, читать подобные произведения от студентов. Они, видимо, думают, что чем больше нальют воды в резюме, тем больше у них шансов устроиться на работу. Вот ей-Богу, если бы ты сейчас не сидел передо мной, Николай, то, судя по резюме, я бы подумал, что к нам в электромонтажники сам Спаситель решил устроиться, – с юмором произнес он.

– А вы не судите, да не судимы будете, – с улыбкой парировал я, чем вызвал бурный смех у мужиков.

– А почему не написал про чувство юмора в анкете? – поинтересовался уже Георгич. – Это, пожалуй, в нашем случае гораздо важнее, чем все эти коммуникабельности и целеустремленности. В общем, ладно, давай по существу. Каким инструментом умеешь пользоваться?

– Ну паяльник там, плоскогубцы, отвертки, ключи, – сказал я, что первое пришло на ум.

– А обжимным инструментом пользовался когда-нибудь? Клещи там, кримперы, обжимки и так далее. У нас в основном сейчас работы по объемному монтажу идут, и не хватает рабочих в этой области.

– Ну, приходилось на практике в вузе. Там ничего сложного нет. Зачищаешь кабель и спрессовываешь контакт.

– Все верно! А электрические и принципиальные схемы читать умеешь?

– Умею, – уверенно солгал я.

– Ну все тогда! Вы нам подходите, Николай Николаевич! По поводу оплаты, графика работы и всего остального тебя уже ознакомят в отделе кадров, – сказал начальник производства, пожал мне руку и вышел. То же самое сделал и мастер Георгич.

– И это все? – удивленно спросил я вслух сам себя.

Спустя минут десять за мной вновь пришла Алиса и отвела в отдел кадров, где со мной еще пообщалась их начальник. Она больше интересовалась моими личными качествами, отношениями с родственниками, хобби, вредными привычками и тому подобное. Ей врать было намного проще, чем тем двоим, так как в любом случае проверить мои слова она не могла. После непродолжительного собеседования она предложила мне заполнить заявление о приеме на работу, предварительно рассказав об условиях оплаты. Это было десять тысяч в месяц на испытательный срок и от двенадцати до пятнадцати после него. Время работы – с восьми утра до пяти вечера с перерывом на обед и перекурами раз в два часа. В общем, с понедельника я уже должен был официально трудоустроиться и подписать договор. Но до этого мне нужно было сделать колоссальное усилие над собой.

– Скажите, а это у вас линзы или натуральный цвет глаз? – поинтересовался я перед уходом у Алисы, подойдя к ее рабочему месту.

– Вы не первый, кто интересуется, – смущенно произнесла она и добавила: – Этой мой натуральный цвет глаз.

***

Ломка. Это пугающее слово я нередко слышал от опытных наркоманов, но никогда не придавал ему серьезного значения. Я думал, что меня это не может коснуться ни при каких обстоятельствах. Ведь у меня же все всегда было «под контролем». Да и однозначного понимания этого явления у меня тоже не было, так как я неоднократно слышал от других, что на самом деле никаких ломок не существует, и все это является плодом больного воображения, то есть по сути самовнушением. Но как говорится: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Я увидел, и я охуел.

Все началось с того, что я принял твердое решение завязать с героином в связи с трудоустройством на новую работу и готовностью начать новую жизнь. Хоть я и не могу сказать о супердлительном периоде употребления герыча, но после полутора месяцев на ежедневной основе его отсутствие в организме начинает ощущаться крайне остро.

Все началось с утра пятницы, когда перед собеседованием я сделал себе последнее, что оставалось со вчерашнего замута. Исключительно для того, чтобы снять волнение. После успешного прохождения собеседования я принял решение, что употреблять больше не буду, так как в понедельник на работу, и мне нужно было быть в форме. Дискомфорт я начал испытывать уже вечером в клубе, когда пора было начинать привычную программу.

Очень сложно описать то состояние, которое я испытывал. В помещении клуба было достаточно комфортно для нормального человека, но с меня пот лился ручьем. Малейший сквозняк вызывал мурашки по всему телу. Казалось, что тело реагирует на минимальное изменение температуры в помещении вплоть до десятых долей градуса. Долго стоять или сидеть на одном месте я не мог, так как испытывал очень неприятное ощущение в области мышц спины, предплечий и ног. Внутри этих мышц будто бы ощущался какой-то зуд, и чем дольше я находился в одном положении, тем отчетливее он выражался. Из-за этого я не мог найти себе места и постоянно перемещался по заведению. Все окружающее меня начинало сильно раздражать и напрягать. Резкие запахи, громкие звуки, яркий свет. Больше всего мне хотелось тогда уйти в раздевалку и завалиться на диван, укрывшись одеялом. Чтобы хоть как-то избавиться от этого паскудного состояния, я решил попробовать «сняться» алкоголем. И это было моей фатальной ошибкой. После трех стаканов водки с апельсиновым соком это состояние только усилилось. Чувства на внешние раздражители обострились, и стало просто невыносимо находиться в клубе. Я пошел на кухню и попросил что-нибудь перекусить в надежде, что еда хоть как-то придаст мне сил. После небольшой порции салата, который я еле в себя запихнул, я вернулся на свое рабочее место. Синдром отмены набирал все больше и больше оборотов. Становилось все хуже и хуже. Воспаленный мозг будто бы подавал сигналы аварии всеми возможными путями, воздействуя на тело, душу и разум. Желтый, оранжевый и теперь красный уровень тревоги разносились по всему организму. Свет в клубе, за которым я следил, буквально отражал ту боль, которую я испытывал, играя зелеными лучами лазеров и пульсируя стробоскопами в дыму. Мозг в прямом смысле требовал наркотика. Того волшебного средства, которое могло потушить пожар и унять эту невыносимую тягу. Меня начало тошнить, и я резко подорвался в туалет, где на протяжении десяти минут блевал, стоя на коленях. Потом я сел на кафельный пол, облокотившись спиной о стену, положил локоть на заблеванный унитаз и начал рыдать. С моего лица на мокрую от пота рубашку текли слезы, сопли и слюни. В ушах пульсировал отдаленный бит музыки, вызывая только ненависть ко всему, что происходило вокруг меня. Понимая, что мне придется здесь находиться по меньшей мере еще три часа, я начал молиться, чтобы меня отпустило:

– Боже! Если ты все-таки существуешь и наблюдаешь сейчас за мной, то прошу тебя, сделай так, чтобы меня отпустило! Уйми эту одержимость внутри меня! Пусть меня оставит в покое! Забери эту невыносимую боль и желание вмазаться, чтобы она прошла! Если ты только есть, прошу, сделай это! А если нет, то иди тогда НАХУЙ!

С трудом пересилив себя, я поднялся и вышел к умывальнику. Включив холодную воду, просто засунул голову под струю и стоял так минуты три.

– Коль, у тебя все хорошо? – спросила проходившая мимо официантка.

– Все нормально. Не парься, – сказал я ей, не высовывая голову из-под струи воды, – можешь принести мне чистое полотенце, пожалуйста!?

– Да! Конечно!

Я выключил воду и взглянул в зеркало, висевшее над раковиной. Два расширенных зрачка словно блюдца смотрели на меня так, будто в них отражалась черная бездна.

С трудом я заставил себя подняться на свое рабочее место. Эти три часа показались мне вечностью. Самое трудное в этом всем было общаться с клиентами, особенно бухими.

«Ну и какого хуя ты сюда прешься?» – каждый раз проносилось у меня в голове, когда я видел очередной силуэт в дверях. Мало того, что мне нужно было выслушивать их бред, так еще и записывать все это в блокнот, а потом бодрым голосом объявлять в микрофон. Каждое поздравление в тот момент для меня становилось буквально подвигом, учитывая, что не было сил даже общаться с Андрюхой. Ощущения в теле были примерно такими, будто у меня закончилось масло, которое смазывало все детали в организме, и теперь они трутся друг о друга и скрипят, причиняя сильный дискомфорт. В какой-то момент я хотел предложить Андрюхе отказаться от поздравлений, как мы делали с Фитилем, но решил не делать этого, чтобы не возникало лишних вопросов, так как отвечать на них у меня также не было абсолютно никаких сил.

Когда дискотека наконец-то закончилась и в клубе включили общий свет, я как можно скорее разделил заработанные за вечер деньги с Андрюхой и вызвал себе такси до дома. Я почему-то думал, что самая мучительная часть ломок позади, и дома у меня наконец-то получится отдохнуть в тишине и покое, но в тот момент я даже представить не мог, насколько сильно я ошибался.

Лежа в кровати, я столкнулся со всем ужасом абстинентного синдрома. Мои ноги выкручивало настолько сильно, что, сколько я ни пытался, никак не мог найти удобного положения, чтобы хоть как-то облегчить это состояние. Под одеялом было сильно жарко, но стоило мне немного приподнять его, как тело покрывали мурашки от холода. Но самое страшное было даже не это, а то, что я остался один на один с собой. С этим пораженным болезнью, словно вирусом, отравленным мозгом, который продолжал испытывать крайнюю потребность в веществе. Если в клубе в какие-то моменты удавалось отвлечься от этого адского состояния при помощи внешних раздражителей, то тут я столкнулся лицом к лицу со всеми поражающими факторами и последствиями отказа от героина. В голове начинают рождаться такие мысли, что самым простым и эффективным решением избавиться от них было бы прибегнуть к суициду, так как становится страшно, что это состояние никогда не пройдет. Все попытки заснуть приводят только к нарастанию жалости к себе, которая начинает звучать в голове как огромный колокол, чьи удары раздаются по телу все сильнее и сильнее. Вскоре к ней присоединяются и другой звон в виде тревоги, апатии, депрессии. И вся эта какофония звуков буквально разрывает мозг, и в голове появляется куча способов, как можно избавиться от этого. Лимон, алкоголь, успокоительные лекарства, травяные чаи, транквилизаторы, стимуляторы, галлюциногены, теплая ванна, холодный душ, спортивные упражнения, молитвы, медитации, мыло и веревка… выстрел в голову! Но нет!!! Единственное средство, которое может помочь в данной ситуации и успокоить истерзанный мозг, – это новая доза. Ну еще, может быть, смерть…

Чтобы хоть как-то отвлечься, я включил компьютер, поставил на нем первый попавшийся мне на глаза фильм и с закрытыми глазами стал вслушиваться в его сюжет. Первый фильм, второй, третий, а сна все нет. За окном рассвет. Ясное солнечное морозное утро выходного дня. Люди вышли по своим делам. Кто за покупками, кто погулять с детьми, катая их на санках и играя в снежки, лепят снеговиков и радуются жизни, а я, потный и вонючий, лежу в мокрой кровати и мечтаю сдохнуть.

С невыносимым отвращением я взял в руки телефон и набрал барыгу. Потому как пришло понимание, что еще одну такую ночь в клубе, как была сегодня, я попросту не переживу. Но его телефон оказался недоступен. Тогда я решил набрать Фитиля, но этот абонент также оказался вне зоны действия сети, о чем мне поведал механический голос оператора. Теперь у меня появилась новая навязчивая идея – дозвониться до кого-нибудь, кто может помочь мне достать лекарство. Но по истечении нескольких часов я не смог дозвониться ни до кого из них, и каждый раз, когда я снова слышал в трубке противный голос оператора, он казался мне самым мучительным на свете. За эти часы меня даже посетила мысль позвонить этому Азамату, так как его номер остался в памяти набранных телефонов, когда Фитиль тщетно пытался связаться с ним в тот день, когда он нас швырнул. Но каким-то чудом здравомыслие восторжествовало, и я не сделал этого. Ближе к вечеру в полном отчаянии я смирился с тем фактом, что мне не удастся вмазаться, и, выпив успокоительного вместе с травяным чаем, который мне принесла мама, предпринял очередную попытку уснуть. И о чудо! Буквально на пару часов у меня получилось. Это было сложно назвать сном в традиционном понимании, скорее, больше похоже на дремоту. После этого я вновь отправился на работу в клуб, словно на фронт.

Ночь прошла в таком же аварийном режиме моего тела и разума, с различием только в том, что физических сил было еще меньше, так как я толком ничего не ел и не спал. На следующий день я вновь попытался достать медленного, но барыга сказал, что помочь не сможет, а Фитиль по-прежнему был недоступен.

***

Несмотря на все эти страдания, в выходные дни мне все-таки удалось хоть немного прийти в себя до выхода на новую работу. Конечно, мое состояние еще было очень далеко от удовлетворительного, но по крайней мере я уже мог употреблять в свой рацион пищу и немного спать. Продолжал испытывать слабость, и мне приходилось прилагать большие усилия не только чтобы взаимодействовать с окружающими, но еще и скрывать свое состояние от них же. В общем, как это обычно и бывает на новом месте, мне пришлось принять огромное количество новой информации, с которой справиться было нереально, а переспрашивать то, что не получилось усвоить, не было никакого желания из-за отсутствия сил. Поэтому самым простым решением в данной ситуации было сделать заинтересованное, понимающее лицо и покорно махать гривой, когда кто-то что-то пытался мне объяснить.

Не вижу смысла углубляться в профессиональные подробности, так как это достаточно скучное и рутинное занятие. Но могу сказать одно: как только я оказывался на проходной, то машинально начинал смотреть в ту сторону, где находился отдел кадров. Так было в начале рабочего дня и в его конце на протяжении всей рабочей недели. Сложно было признаться себе, но делалось это в надежде, что снова получится увидеть Алису. И в пятницу это случилось. Я поздоровался с ней, плохо скрывая радость от этой «неожиданной» встречи, на что она поздоровалась тоже и спросила, как я устроился на новом месте.

– Все хорошо. Потихоньку вливаюсь в новый коллектив и вхожу в курс дела, – ответил я.

– Это хорошо, что все хорошо.

Все последующее время я с нетерпением ждал нашей встречи, и когда это случалось, то непременно здоровался с ней и пытался произвести какое-то впечатление. То доставал телефон и делал вид, что веду серьезный разговор, или, наоборот, остроумно пошутить с невидимым собеседником. Ну или с видимым, например, с коллегой, но обычно это все выглядело скорее глупо, чем смешно. В такие моменты я был похож на школьника, который влюблен в девчонку из параллельного класса и на каждой перемене стремится увидеться с ней, чтобы сотворить что-нибудь несуразное и любыми путями привлечь ее внимание. Только разница заключалась в том, что по возрасту я был уже далеко не школьником, который попросту не знает, как привлечь к себе внимание, и не имеет такого опыта. По возрасту я был не школьник, а по поведению – самый что ни на есть настоящий ребенок, у которого так и не появилось навыков, чтобы вести настоящую, полноценную взрослую жизнь. Почему же я так себя вел? Почему боялся поступить по-взрослому и попросить ее номер телефона, чтобы начать общаться, позвать на свидание и все в таком духе? Все очень просто, и ответ лежал прямо на поверхности. Потому что в те моменты, когда получалось с ней увидеться, в моем теле не было вещества. И вспоминая предыдущий опыт знакомства в клубе с дочкой декана и последующее наше общение – на начальном этапе я практически всегда находился под кайфом. Исключение было, пожалуй, только тогда, когда мы ходили в музей. Но как раз тогда я больше всего ненавидел себя за то, что пригласил ее туда, и то сделал это от впечатления, которое получил при первом посещении с Колючим и Илюхой, предварительно накурившись.

От осознания этого мне стало страшно, что только вещество становится стимулом для выработки социальных навыков. А без него меня начинают сковывать страхи и сомнения, которые буквально не дают совершать действия, чтобы хоть как-то развиваться и расти. Без вещества я становлюсь рабом своих страхов, а без страхов – рабом вещества.

После такого печального вывода я принял твердое решение завязать с «тяжелыми» наркотиками и ограничиться только употреблением марихуаны и алкоголя. Но единственное, чего я еще не осознавал, так это то, что моя зависимость уже перешла черту, когда я мог бы завязать употреблять самостоятельно. Ведь продержаться у меня получилось всего… две недели.

***

– Здорово! Ты не в курсе, куда Фитиль пропал? Я уже третий день не могу с ним связаться. Тут надо кое-какие бумаги подписать, а этот бес гасится где-то, – поинтересовался у меня Волк.

– Не знаю. Сам никак не могу его найти. Мобильный выключен уже третью неделю, а когда звоню на домашний, то родаки просто говорят, что его нет. Пацаны с района тоже не знают, куда он пропал. Странно все это как-то.

– Я к нему пару дней назад заходил домой, так его батя чуть не накинулся на меня с кулаками. Говорит, нет его больше и не будет, мол, не приходите сюда и не звоните больше. Видать, Никитка знатно им крови попил.

Тут я вспомнил золотую цепочку, которую он вынес из дома, и мысленно согласился со словами Димона.

– Может, менты приняли или в дурку упекли? – предположил я.

– Да не. Я у своих кентов пробивал за ментов, и они сказали, что такой персонаж не попадался им. Ну, насчет дурки, правда, не могу точно сказать, но думаю, что Фитиль давно бы уже оттуда соскочил. В общем, мутная какая-то херня. Может, крякнул где-нибудь от передоза так же, как Прицепчик?

– Это вряд ли. Тогда его предки по-любому кипиш бы подняли. Ну со мной они в таком случае связались бы уж точно. И, скорее всего, обвинили меня во всех смертных грехах, так как особо меня не жаловали в последнее время. Короче говоря, я уверен, что они в курсе, где этот неадекват гасится.

– Вот сучий потрох! Постоянно с ним какой-то геморрой возникает. Ладно, придется как-то развязать язык его родакам.

– Слышь!? Ты че задумал!? Давай подосади коней! Они тут вообще ни при чем, – опешил я от такого заявления.

– Да ты расслабься, братан! Ты не так меня понял. Никто его предков трогать не будет. Или ты думаешь, что я совсем в беспредельщики записался!? Да и время сейчас уже не то совсем, чтобы действовать грубо. Просто, я думаю, они расколются, если им, допустим, позвонят представители налоговой или банка.

– И что, будут кошмарить их? Они и так уже хапанули с ним горя, так же, как и наши с тобой матери.

– Ну а что поделать? Никитка сам во все это ввязался, посчитав себя чуть ли не колумбийским наркобароном. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь, – начал философствовать Волк, и в такие моменты я испытывал отвращение от этих заезженных фраз. – Кстати, ты не надумал относительно моего предложения? Оно все еще в силе.

– Нет, братка. Я, пожалуй, откажусь. Слишком уж все это неопределенно выглядит. Да и к тому же я практически адаптировался к новой работе.

– Смотри сам. Если тебе по кайфу больше среди потных мужиков с перегаром вращаться, чем в уютном офисе за компом пасьянс раскладывать, то мне тебя не переубедить. Ты скажи, там хоть телки есть на этом заводе нормальные?

– Ты не поверишь – есть! Да и мужики вполне нормальные там работают. Ты просто мыслишь какими-то шаблонами и предрассудками. Хотя я тоже так думал до недавнего времени, пока собственными глазами не убедился в обратном.

– Ну хорошо. Пусть будет по-твоему. В общем, на связи, – разочарованно сказал Волк и отключился.

Честно говоря, поначалу я переживал за Никиту, когда он долгое время был недоступен, и почему-то больше всего думал, что его в очередной раз повязали менты, наверное, мысли об этом тоже помогали мне держаться подальше от наркоты. Ведь я все-таки не исключал возможности, что он может меня заложить, потому как, погружаясь все больше и больше в это наркотическое болото, начинаешь понимать, что полностью доверять кому-то является абсолютным безумием. И если взглянуть на все это движение со стороны, то можно заметить, как раз за разом слетают все ценности, принципы и убеждения, из которых состояла твоя личность. По сути, вся эта среда превращает тебя в какого-то падальщика, который рыскает среди точно таких же падальщиков в поисках добычи, чтобы удовлетворить свой наркотический голод.

Тем же вечером после нашего разговора с Волком я отправился на работу в клуб. Это должны были быть третьи выходные, когда я намеревался ограничиться исключительно алкоголем. Но, как это обычно бывает, все пошло не совсем по плану. В этот день у Андрюхи был день рождения, и мы практически всем персоналом клуба начали праздновать его с самого начала дискотеки. Где-то часам к двум ночи мне уже с трудом удавалось следить за светом и делать поздравления в микрофон. Пару раз я даже перепутал имена тех людей, кто поздравляет, с теми, кого поздравляют. Благо этот конфуз удалось замять, правда, не без помощи Андрюхи. После этого он сказал, что меня надо срочно приводить в чувство, и ненадолго вышел. Когда же вернулся, то с ним был какой-то парень, который оказался одним из его приятелей, праздновавших день рождения.

– Так вот этот, что ли? – поинтересовался он и улыбнулся. – Хотя вижу, вижу. Тут невооруженным глазом видно, что наш пациент.

– Ты еще кто? Андрюх, что происходит? – начал спьяну бурагозить я.

– Братан, расслабься. Это мой кореш – Пашка. Тебе надо немного прийти в чувство, а то Сергеевна уже недобро косится в нашу сторону.

– Я – Колян! – поприветствовал я гостя и протянул ему руку для знакомства.

После этих слов Андрюха закрыл дверь на ключ, достал из своей диджеевской сумки диск и протянул его Паше. Тот присел на корточки, положил диск на нижнюю полку под столешницей и достал из кармана скрученную слюду из-под пачки сигарет с белым порошком внутри.

– Дай карточку еще! – попросил Павлик у Андрюхи и спустя пару минут позвал меня. – Давай, Колянчик! Настал твой звездный час!

Я хотел было поначалу отказаться и сделать вид, что не приемлю таких раскладов на работе, но выходило это слишком наигранно. В конце концов Андрюха просто схватил меня крепко за плечо и осадил вниз. Пашка дал купюру, и я вынюхал две жирные дороги с компакт-диска. Потом поднялся и сел на свободный барный стул рядом с Пашкой, который в свою очередь попивал какой-то вкусный коктейль.

– Дай хоть горло смочу, – попросил я и пару раз затянулся напитком из трубочки прямо из рук неожиданного гостя.

Спустя где-то пять минут я был уже абсолютно трезв и с кристально чистым взглядом объемных зрачков стоял за световым пультом.

Дальше события стали развиваться по предсказуемому сценарию. По прибытии домой после нескольких неудачных попыток уснуть в невыносимом состоянии отходняков и похмелья мозг, как всегда, нашел самый простой и эффективный способ выхода из сложившейся ситуации.

– «Героин… ГЕроин… ГЕРоин… ГЕРОин… ГЕРОИн… ГЕРОИН!!!» – словно азбукой Морзе выстукивалось в голове это слово, постоянно усиливая сигнал.

В конце концов, истратив последние силы на сопротивление этому состоянию, я, не выдержав, схватил телефон и набрал цыгана. Дальше в дело вступила одержимость, которая представляет собой бушующую, разрушительную стихию, сопротивление которой невозможно, даже если обладать самой большой силой воли. Под ее воздействием тело и разум высвобождают такой потенциал, о котором вряд ли может мечтать самый замотивированный и целеустремленный человек на планете, никогда не сталкивавшийся с природой химической зависимости. В мире нет более замотивированного человека, чем наркоман, ищущий себе на дозу. Ни один политик, спортсмен или бизнесмен, которого можно назвать успешным в своей области, не может похвастаться такой целеустремленностью и мотивацией. Почему? Да потому что ни одна победа на соревнованиях или на выборах, ни одна успешная сделка не может высвободить в организме здорового человека такое количество удовольствия, как доза наркотика. Его там попросту нет.

Поэтому спустя полтора часа я уже безмятежно сидел на ступеньках в каком-то обшарпанном подъезде с истлевшей сигаретой в зубах и вяло почесывал лицо…

8. Просвет

– Всем привет, меня зовут Стас, и я наркоман.

– Я Леха – зависимый.

– Любовь – наркоманка.

– Меня зовут Илья. Я – зависимый.

– Алексей – алкоголик и наркоман.

– Анна – зависимая.

– Я Аркадий – наркоман и алкоголик.

– Лена – наркоманка.

– Юра – зависимый.

– Николай – зависимый, – неловко произнес я.

– Диман – наркоман, – сказал последний из присутствующих в помещении, и после приветствия ведущего раздались аплодисменты.

После этого прозвучала молитва, затем ведущий озвучил правила, и кто-то зачитал отрывок текста из какой-то литературы, который послужил темой собрания. Само собрание проходило в подвале жилого дома, где, судя по различным поделкам из пластилина на полках, ярких картинам на стенах и старому музыкальному инструменту в углу, также располагались детские кружки. Здесь три раза в неделю собирались выздоравливающие зависимые от различного рода веществ, которые являлись членами сообщества, где всем желающим помогают справляться с этой проблемой, то есть бросить употреблять наркотики и алкоголь.

– Дима – наркоман. У меня сегодня девять месяцев трезвости, и я благодарен Богу за этот небольшой срок новой жизни. Еще девять месяцев назад я и подумать не мог, что смогу хоть пару дней продержаться без наркотиков. Я практически смирился с тем, что умру от этой болезни. Мне казалось, что я обречен, и ничто не могло прервать эти отчаяние и безысходность, в которых я находился. Я не видел абсолютно никакого просвета сквозь эту темную пелену зависимости. Когда я первый раз попал на собрание, то и подумать не мог, что присутствующие на нем люди могут хоть как-то помочь мне. У меня было лишь одно желание, чтобы оно побыстрее закончилось, и я пошел бы снова мутить лекарство. Но я попал в западню, и мой барыга был недоступен, других вариантов достать наркоты в тот день у меня тоже не было, и мне не оставалось больше ничего, кроме как сидеть и слушать весь тот бред, который, как казалось на тот момент, мне говорили. На улице была отвратительная погода – шел мокрый снег, и шляться по городу в таком состоянии мне не хотелось. В магазины на районе меня уже перестали пускать, так как я повыносил из них огромное количество продукции, чтобы продать ее и купить наркотики. Из дома меня выгнали, так как оттуда я тоже вынес все драгоценности и практически всю бытовую технику, и мне приходилось скитаться по притонам или ночевать на теплотрассах и в подъездах. В тот вечер после собрания мне предложили остаться и попить чаю. Барыга, на мою беду, так и не включился, поэтому ночь я провел в отвратительном состоянии на кумарах. Но это была первая чистая ночь в моей новой жизни. На следующий день мне позвонил кто-то из ребят и проговорил со мной почти два часа. Потом мы встретились, и он угостил меня чаем. В этот день я так и не употребил, и это было чудо. Потом я снова пришел на группу и остался трезвым. Так день за днем я стал воздерживаться от наркотиков.

На втором месяце трезвости у меня обнаружили турбоВИЧ, и в тот день я хотел покончить с собой, несмотря на то, что догадывался об этом статусе давно, но мне не хватало мужества пойти и сдать анализы, чтобы убедиться в этом окончательно. Мне хотелось приобрести смертельную дозу наркоты и сделать себе золотой укол. Но в этой ситуации мне также помогли ребята и девчонки из сообщества, которые поделились своим жизненным опытом с такими страшными диагнозами. Оказывается, и с ВИЧ можно жить и быть при этом полноценным и полезным членом общества.

Сейчас у меня постепенно налаживается жизнь. Взаимоотношения с родственниками, соседями, старыми друзьями. С теми людьми, которые, по сути, поставили на мне крест. Они не верили в меня, потому что я сам не верил. Но сейчас эта вера есть, и с каждым новым трезвым днем она крепнет. Только вот вера эта не в себя, а в Бога. Только Он может спасти меня от себя самого. Избавить от этой эгоистической сущности, которая лежит в основе моей личности и долгие годы руководила ею, полностью подчинив своей воле. Спасибо.

– Спасибо, – хором ответили остальные участники, что означало конец высказывания.

Все это время я смотрел на него, а он на меня, отчего сложилось стойкое ощущение, что все это высказывание Дима посвятил исключительно мне. Надо сказать, что, несмотря на весь скепсис, я проникся его словами, так как говорил он достаточно убедительно и искренне. Но это было еще не все. На протяжении всего собрания меня не покидало чувство, что я где-то видел его раньше. Только вот никак не мог вспомнить, где.

Дальше продолжили высказываться другие присутствующие, и большая часть делилась своими историями и жизненным опытом решения различных проблем. В основном они, конечно, касались взаимоотношений с людьми – с родственниками, начальниками, друзьями, любимыми и так далее. И все это обильно смазывалось неустанными благодарностями Богу и всем присутствующим за трезвость в сегодняшнем дне.

Я же тихо сидел в углу за детской партой и слушал всех участников собрания. Надо сказать, выглядели они в большинстве своем довольно бодро, и на первый взгляд было очень сложно разглядеть в них наркозависимых, но при более детальном наблюдении у меня перестали возникать сомнения на этот счет. В первую очередь, конечно, бросались в глаза проблемы с зубами у многих ребят. У некоторых из них зубы вовсе отсутствовали, а у других, кто выздоравливал подольше, явно стояли имплантаты. Я даже удивился своему везению, когда подумал, что мне каким-то чудом удалось сохранить на месте все свои зубы после стольких лет употребления, хотя проблемы с ними возникали регулярно. Но если такие сложности возникают и у большинства людей в наше время, учитывая стоимость лечения зубов, то одна деталь не может ускользнуть от тех, кто знаком с данной темой. Это кисти рук. При долговременном внутривенном употреблении наркотиков кисти начинают опухать и становятся похожими по объему на боксерские перчатки. На них невозможно разглядеть вены, а на фоне остального тела они выглядят непропорционально большими. Особенно это почему-то распространено у женщин.

– Привет, Коль! – поприветствовал меня Дима по окончании собрания, чем прервал мои размышления на этот счет. Он протянул руку, которая была как раз такой же опухшей и вызывала отвращение. Пытаясь скрыть накатывающее чувство брезгливости, я крепко пожал ее, но вспомнил о том, что он рассказывал буквально полчаса назад, и это чувство не покидало меня на протяжении всего общения. – Ты, наверное, меня не помнишь? Хотя я сам практически все это время посвятил тому, чтобы вспомнить, где тебя видел.

– К сожалению, не помню. Но твое лицо мне тоже показалось знакомым.

– Года три-четыре назад мы виделись с тобой в одном притоне. Ты еще был с двумя какими-то пацанами тогда. Потом там произошел какой-то кипиш. То ли кто-то отъехал, то ли тряхануло кого-то. Я смутно сейчас помню, так как был на кухне и видел только, как барыга метался туда-сюда, – сказал он, и в моей голове сошелся весь пазл. Я как будто снова окунулся в тот день, и в памяти стали возникать его фрагменты.

Я, Волк и покойный Прицеп бухали в парке, а потом поехали варить мак в притон к Алхимику. Там-то на кухне в углу и сидел этот тип, который тогда больше был похож на зомби, чем на человека. Он был настолько незаметен тогда, что я про него сразу же забыл, как только мы вмазались. Да и ситуация с отъехавшим Прицепом, которого мы долго приводили в чувство, как-то вытеснила из памяти данного персонажа.

– Все! Точно! Теперь я вспомнил, где мы виделись, – сказал я. – Правда, тебя сейчас сложно узнать. Ты заметно посвежел с того момента, и это впечатляет.

– Спасибо! Все это благодаря сообществу и поддержке людей, состоящих в нем. А ты, видимо, все-таки смог, как и я, уйти с головой в эту торбу, раз оказался здесь? Я, признаться, когда вас увидел, то подумал, что совсем еще «зеленые» ребята. Хорошо выглядят, румяные, свежие.

– Ну помотало немного, конечно, есть такое. А что, кстати, с этим алхимиком? То есть варщиком – хозяином хаты. Забыл, как его зовут.

– Мишаня-то? Сгорел, бедолага, в той самой хате пару лет назад. И с ним еще какой-то пассажир. По слухам, там еще третий был, но ему удалось спастись.

– М-да уж… Печальный конец. Тот парень, который тогда с нами был и отъехал, тоже умер.

– Болезнь никого не щадит, братан. Так что возвращайся, – сказал он и снова пожал мне руку.

***

Это событие состоялось три года спустя после череды тщетных попыток бросить употреблять с той ночи в клубе, когда мы праздновали день рождения Андрюхи. Не вижу смысла углубляться в подробности этого промежутка времени, так как все развивалось по достаточно предсказуемому сценарию. Моя жизнь в этот период времени превратилась в жизнь среднестатистического наркомана, смысл которой заключался в одном – найти наркотик и употребить его. Я просыпался с этой мыслью и засыпал с ней, если это, конечно, удавалось.

Все это время я продолжал работать на заводе. Несмотря на огромное количество косяков с моей стороны, связанных прежде всего с прогулами, опозданиями и левыми больничными, начальство меня не увольняло, так как свою работу я выполнял весьма качественно. Основной проблемой было попасть на завод. Ведь с таким образом жизни я очень часто бывал в состоянии, когда в отсутствие допинга в виде наркотиков не мог даже встать и принять душ. Или же, наоборот, был слишком упорот, чтобы появляться в таком состоянии на работе. И каждый раз начальству приходилось выслушивать огромное количество нелепых отмазок и причин, по которым я опаздывал или вовсе не мог выйти. От проблем со здоровьем до прорванных батарей или сломанных дверных замков.

Все это время я продолжал неравнодушно поглядывать в сторону отдела кадров в надежде хотя бы мельком увидеть Алису, чтобы каким-то чудом привлечь ее внимание. И однажды судьба свела нас на летнем корпоративе, который устраивался каждый год для всех сотрудников предприятия. Там я, изрядно захмелев от выпитого алкоголя, все-таки набрался смелости и решился заговорить с ней. Выяснилось, что она живет в том же районе, где находится сам завод; в квартире, которую предоставило ей государство по достижению совершеннолетия, так как оказалось, что Алиса является круглой сиротой и с двенадцати лет жила в приюте. Этот факт поразил меня, ибо внешне девушка выглядела так, будто была воспитана в полноценной семье. Оказывается, до приюта ее воспитывала бабушка, после смерти которой она и попала туда. Ее вежливая и мягкая манера общения буквально заволакивала, словно в какой-то эфир. Такой нежный и приятный, что хотелось находиться в его присутствии постоянно. К моему удивлению, она знала, что я работал в клубе, и даже видела меня там однажды. Хотя я совсем забыл, что писал об этом в анкете перед собеседованием. Я удивился и спросил, почему она не зашла к нам в гости, на что Алиса сказала, что не хотела нам мешать. Единственное, о чем я побоялся спросить у нее тогда, так это об отношениях. Мне было страшно услышать о том, что у нее есть парень, поэтому я не стал интересоваться этим. И втайне надеялся, что она сама заведет такой разговор, но этого, к моему сожалению, не произошло.

После нашего общения в тот день я уже не испытывал скованности при ее виде на работе и не стеснялся с ней заговорить при встрече, но, с другой стороны, мне все так же было страшно делать следующие шаги ей навстречу. Например, пригласить на свидание. К тому же наркозависимость постоянно уводила меня в сторону от решительных действий, напоминая, что есть гораздо более «важные дела». А именно – утоление наркотического голода. Так я и метался между зависимостью и влюбленностью в Алису. Но самое смешное – когда наркотики попадали в мой организм, я начинал представлять, как буквально же на следующий день подойду к Алисе и приглашу на свидание. Я рисовал в своей голове мельчайшие детали, репетировал наш диалог, заучивал сценарий, но, естественно, ничего этого не происходило ни на следующий день, ни в другие. И от этого каждый раз становилось тошно от самого себя. От своей трусости и никчемности.

Что же касается Волка, то он все-таки уехал в столицу заниматься тем, чем и планировал. Достаточно быстро он там освоился и ближе к концу года сумел приобрести себе неплохую иномарку. Правда, с его слов, она принадлежала фирме, на которую он работал, но у него в планах было выкупить ее по минимальной цене. Периодически он приезжал к нам в город, и мы отрывались с ним, употребляя амфетамин, но с течением времени эти встречи случались все реже и реже. Особенно когда правоохранительные органы начали вскрывать все эти фирмы-однодневки, которые мы с ним регистрировали. Хотя, может, это было всего лишь совпадение, так как по сути нам нечего было вменить за ту деятельность.

Тех ребят, которые продолжали активно сотрудничать в этой сфере и не глядя подмахивали разные финансовые документы, постигло наказание. Правда, об этом я узнал уже много позже. Кому-то дали реальные сроки, кому-то большие штрафы, а кого-то даже нашли в ближайшей лесополосе или подвале в уже безжизненном состоянии. Чаще всего такие тела имели признаки передозировки наркотиков или последствий употребления алкоголя. Типа переохлаждения в холодное время года, отравления суррогатами и тому подобное, но я в такие«случайности» особо не верил. Таким бедолагой оказался один из тех двух игроманов, которых завербовал Колючий возле клуба игровых автоматов. Не обошла вся эта история и многострадального Оленя. Ему, судя по слухам от пацанов, впаяли два года в колонии-поселении. Это было не удивительно, ведь с каким рвением он подписывал документы, будучи учредителем, – иного ожидать было сложно.

В общем, Дима Волков, можно сказать, добился того, к чему стремился, и, честно признаться, я был рад за него. Возможно, даже в какой-то степени сожалел, что не поверил ему тогда и не поехал с ним покорять столицу. Забегая немного вперед, скажу, что вскоре он женился, и у него родилась потрясающая дочка, в которой он души не чаял. Буквально за год до этого он уволился из той конторы, в которую приглашал меня, и устроился работать в какую-то инвестиционную компанию, где занял должность заместителя директора, а параллельно поступил в вуз на заочное отделение. Да, кстати, это он дал мне номер телефона человека из сообщества, в которое я в результате и попал. Где он его достал, я так толком и не понял, но сам Волк в этом сообществе не состоял.

Надо отметить, что не всем фортануло так же, как и Волку, из его компании криминальных единомышленников. Те, кто остался на плаву, уже не представляли такой силы, как раньше, ибо буквально за три-четыре года вся власть полностью перешла к ментам и другим силовым структурам. Этим ребятам пришлось серьезно опуститься в иерархии влияния на наш городок, поэтому большая их часть ушла в легальный мелкий и средний бизнес. Насколько мне было известно, те двое молодых ребят, которые «собеседовали» меня в самую первую нашу встречу, открыли свое кафе и салон красоты. Иногда я встречал их в городе, и мы приветствовали друг друга, но получалось это без какого-то энтузиазма, и я не особо был рад встречам, испытывая больше смущение и неловкость. И если мне удавалось оставаться незамеченным в таких случаях, то я старался не привлекать к себе внимания. То же самое происходило и с их стороны. Но однажды такая встреча обернулась интересным рассказом. Речь зашла о том самом Михалыче, который воспитывал проститутку Сару в бане, когда мы отмечали новогодние праздники.

Оказывается, он был причастен к массе темных делишек, тянувшихся еще с девяностых годов, и, естественно, не хотел мириться с переделом власти. В нашем городке он был одним из владельцев сети игровых клубов с автоматами, и когда вступил в силу новый закон об азартных играх, в котором предполагалось закрытие всех игорных заведений подобного рода, Михалыч не растерялся и договорился с местным прокурором о подпольной деятельности своих клубов. В итоге в таком режиме им удалось продержаться года полтора, пока всю лавочку не прикрыли. Был большой ажиотаж вокруг этого дела, ибо суммы в нем проходили весьма внушительные. Прокурор сбежал в Европу, откуда его достаточно быстро экстрадировали, а вот Михалычу повезло больше, и на какое-то время его след затерялся. Но, как сказал мой рассказчик, это был бы не Михалыч, если бы не банальная и тупая ситуация, в которой он обосрался. В общем, нашли его в Тайланде, где на него местным полицаям пожаловалась за избиение то ли очередная проститутка, то ли его сожительница. В итоге при обыске у него нашли наркоту и оружие, а в конце еще выяснилось, что он находится в розыске у Интерпола, несмотря на поддельные документы. Короче, сидеть теперь ему долго и несчастливо.

Да, кстати, о суде – «гуманном и непредвзятом». Артему дали шесть лет строгача за хранение и сбыт наркотических средств в особо крупном размере.

Теперь о самом грустном. Спустя где-то полтора года после той ночи в клубе скончался Леонид Иванович – смотритель местного краеведческого музея. Он ушел из жизни в возрасте семидесяти шести лет и сыграл огромную роль в моей жизни. Случилось это по воле судьбы в том самом музее, когда он сидел в своем старом советском кресле. Леонид Иванович, как обычно, читал местную коммунистическую газету, и его поразил инсульт. В результате его так и нашли, читающим газету, в очках без одной дужки. Помнится, как-то при одном из визитов я удивился, почему он не приобретет себе новые очки? На что он загадочно ответил, что новые очки нужны тем, кто хочет видеть по-новому этот мир, а его и так все устраивает. После того момента я загорелся идеей все-таки подарить ему новые очки, но практически все деньги всегда спускал на наркоту, объясняя это тем, что не знаю, какие нужны линзы. И лишь спустя много времени я понял, о чем говорил тогда старик. На самом деле он намекал на то, что новые очки нужны таким, как я, а вовсе не ему…

Спустя буквально полгода музей и вовсе закрыли. Вместо него сделали очередной продуктовый супермаркет. Так что можно сказать, что Леонид Иванович ушел из жизни как истинный капитан своего судна, прямо на капитанском мостике.

Чего, к сожалению (а может, и к счастью), не случилось со мной. Я говорю о клубе. Опять же, если брать отчет с той самой ночи дня рождения, то через два года меня оттуда все-таки уволили. Точнее, даже не уволили, а я попросту больше не приходил туда после того, как меня нашли в туалете для персонала с передозировкой от метадона. Рядом со мной валялся шприц, хотя даже без этого было вполне очевидно, что со мной произошло. Панику забил Андрюха после того как под конец дискотеки я сказал ему, что пойду в туалет. И когда спустя сорок минут он спустился, чтобы поторопить меня, то понял, что я не отвечаю ему. Тогда он позвал официантов, и те в итоге приняли решение выбивать дверь. Сначала все хотели утаить от администратора, но, естественно, это не получилось, так как вынести дверь по-тихому невозможно. Меня долго приводили в осилами персонала, обливали холодной водой, давали нюхать нашатырь и били по щекам, но потом все-таки вызвали скорую, когда поняли, что не справляются. Скорая приехала довольно быстро, так как была еще ночь, и дороги в городе оказались пустыми. После укола я практически мгновенно пришел в себя, и врач предложил госпитализацию, но я отказался, и пришлось расписаться в каком-то документе. Руководство клуба тоже не было заинтересовано в этом, чтобы не марать свою репутацию, и, как я понял, щедро вознаградило труд врача за молчание об инциденте. Итого в сумме я проработал в клубе «Муссон» чуть более четырех лет. По возможности старался не появляться в том районе, где находился клуб, чтобы не попадаться на глаза его сотрудникам, ибо мне было действительно очень стыдно за то, что произошло. Еще долгие годы я продолжал скучать по этой работе, хотя в глубине души прекрасно понимал, что она, безусловно, способствовала тому, чтобы моя жизнь стала хаотичной и неуправляемой. Самым смешным оказалось то, что прогноз Волка в отношении этого заведения полностью подтвердился. И спустя где-то два года после моего увольнения клуб закрылся, так как руководство не было заинтересовано в его развитии. По странному стечению обстоятельств на его месте появился продуктовый супермаркет, принадлежавший той же сети, что открыла магазин на месте краеведческого музея, и назывался он «Просвет».

Ну вот, пожалуй, и все, что случилось за эти годы. Вроде ничего не упустил. Хотя нет… кое-что все-таки упустил.

***

– Братан, я тебе предлагаю реальный выход. Вспомни, что со мной было, и сравни с тем, кого теперь видишь перед собой. Я же тебе не лажу какую-то предлагаю.

– То есть ты хочешь, чтобы я сейчас уволился с работы и поехал куда-то в лес с тобой – бросить торчать? Как ты себе это представляешь?

– Как-как? Увольняешься, и я тебя беру с собой. И не в лес, а в загородный дом. Хочешь, я поговорю с твоей мамкой? Она хоть передохнет от твоих муток и поживет спокойно какое-то время. Ну сам подумай, что ты теряешь? Бабки? Все равно спускаешь все на отраву, еще небось из дома золотишко тащишь, так же?

– Это тебя не касается, – огрызнулся я. – Что ты за эти два года приобрел там, кроме лишних килограммов и своей трезвости? Чем можешь меня привлечь в свою секту? Молитвами? Философскими размышлениями о Боге? Чем? Я понимаю, если бы ты подкатил сюда хотя бы на подержанной иномарке и вышел с телкой под руку, а потом угостил меня обедом, то да. А так, извини, но у меня нет никаких оснований снова довериться тебе. Особенно после всего, что между нами произошло.

– Ты все о благах думаешь. Действительно думаешь, что если у тебя будет все, что ты перечислил, то станешь счастливым? Поверь, я за это время насмотрелся на стольких ребят и девчонок, у которых все это было. Бабосы, власть, престиж – но ничего из этого не спасло их и не помогло бросить травиться.

– И что же помогает бросить травиться? – спросил я.

– Бог. Только Ему такое под силу, и моей заслуги в этом нет.

– Так, а почему он не может помочь здесь? Почему обязательно надо куда-то ехать? Неужели он покинул это место?

– Нет. Он абсолютно повсюду, включая нас самих. Но тебе необходимы соответствующее окружение и атмосфера, где это будет сделать намного проще. Я понимаю, это сложно принять и поверить, но ты просто допусти хотя бы возможность, что это может тебе помочь.

– Братан, мне не сложно это сделать, но почему тогда ты до сих пор находишься там? Если Бог повсюду, то почему ты не возвращаешься? Не помогаешь родителям, не работаешь, не мутишь с телкой. Почему не живешь обычной жизнью, как другие люди? – не унимался я.

– Потому что я решил остаться и помогать другим, таким же, как и я. И мне это больше нравится, чем то, что ты предлагаешь.

– Вот это меня и смущает, понимаешь? Я просто уже не в первый раз слышу о таких местах, и никто оттуда почему-то особо не торопится возвращаться. А большинство из тех, кто возвращается, продолжает торчать пуще прежнего. Как это объяснить?

– Я не знаю, но могу предположить, что они теряют связь с Богом. Теряют этот незримый контакт, благодаря которому стали свободными, и возвращаются к своим старым ценностям и убеждениям. Все это происходит постепенно и незаметно. А когда становится совсем невыносимо, то прибегают к старому проверенному способу избавления от боли – употреблению. Но самый прикол заключается в том, что боль больше не отступает, а только усиливается, так как уже пришло нимание, что есть другой путь – путь спасения, но вернуться к нему очень сложно.

– Откуда ты это знаешь?

– Слышал от тех ребят, кто возвращается. И глядя на них, я чувствую, как у меня пропадает абсолютно любое желание проверять это на себе. Поэтому присутствует страх. Только этот страх работает на меня, а не против, как у тебя.

– А ты не думал, что тебе просто внушили этот страх, чтобы использовать в своих целях, твои же наставники? Под соусом веры в Бога и прочей духовной канители просто эксплуатируют тебя в своих интересах, чтобы удовлетворять свои нужды и потребности. У них-то, наверное, есть и тачки, и телки и бабки?

– Они все в свое время проделали абсолютно такой же путь, как и все остальные в этом центре. Тут сложно к ним подкопаться и что-то вменить, поэтому Бог их довольно щедро вознаграждает. Да и все они очень много жертвуют.

– Какая-то пирамида получается. Типа чем ближе к ее верхушке, тем больше тебе достается от тех, кто находится в основании. Конечно, в твоих словах есть доля разумного, но слишком уж упрощенно ты это воспринимаешь, или так тебе это преподносят там. Но ты знаешь, у меня есть пример, который все-таки мне ближе. Человек, которого мы с тобой хорошо знаем, ему как-то удалось уйти от того, с чем нам с тобой пришлось столкнуться, не прибегая к тому пути, о котором ты мне сейчас с таким воодушевлением рассказываешь. А соответственно, получается, есть еще и третий путь решения проблемы. Я сейчас говорю о Волке.

В этот момент лицо моего собеседника едва заметно изменилось, но было понятно, что это имя вызывает в нем далеко не самые светлые чувства и воспоминания.

– Так вот. Он сейчас живет вполне хорошей жизнью. Имеет тачку, телку, живет в хате, предоставленной работодателями, и что самое главное —не торчит на всем этом дерьме. Хотя в прошлом он горел не меньше нашего. Ты и сам это прекрасно знаешь. Но ему как-то удалось отказаться от всего этого дерьма, – продолжал я.

– Знаешь, мне неинтересен его путь в принципе. Я делюсь с тобой своим опытом спасения. Но скажу тебе, что причина, почему я приехал, как раз непосредственно связана с Волком. На днях у меня должен состояться суд по той конторе, оформленной на меня не без его помощи, через которую его кенты отмывали «капусту». Так что можешь не продолжать рассказывать о том, какой он красавчик и как поднялся.

– Извини. Я не знал. И какие прогнозы по этому делу?

– Не знаю, но я рассчитываю на условку или штраф. В любом случае прошлого не исправить, и на все воля Бога, а я знаю, что Он меня любит так же, как и тебя, Колян.

– Ну ладно-ладно. Я тебя услышал. В общем, спасибо за предложение. Я обещаю подумать над ним.

– На связи, – сказал он.

Наверное, несложно догадаться, что это был Фитиль. С последней нашей встречи прошло чуть меньше двух лет, и выглядел он, конечно, совсем по-другому. Набравший пару десятков килограммов, со здоровым румянцем на щеках вместо осунувшегося бледного лица, покрытого прыщами. Подстриженный, побритый и не воняющий потом, он довольно сильно преобразился. Долго рассказывал мне про Иисуса Христа, цитировал Библию и говорил о том, как пришел к вере, чем достаточно быстро утомил меня. Оказывается, он попал в какую-то секту неопятидесятников, которые занимались реабилитацией наркоманов, и, видимо, его там нехило обработали, так что он проникся их идеями и привязался к ним. Надо признаться, что я приблизительно предполагал, где все это время находится Фитиль, так как Волку удалось в тот раз немного разговорить по телефону его родаков после того как он представился то ли сотрудником налоговой, то ли опером и сказал, что у их сына проблемы с уплатой налогов от его ИП. Они в тот момент честно рассказали, что ничего не знают про фирму, а их сын является наркозависимым и проходит лечение. Тогда я сильно удивился этой новости, потому что все это было достаточно неожиданно, и Фитиль ничего не говорил на этот счет, а просто внезапно исчез. Но сейчас я понимаю, что для него на тот момент времени это был, пожалуй, единственный выход из сложившейся ситуации. И, надо признаться, он не прогадал. Забегая немного вперед, скажу, что суд дал ему практически минимальное наказание в виде полутора лет условно. После этого я встречался с ним еще пару раз, но довольно на непродолжительное время, так как он продолжал агитировать меня податься к нему в секту. На самом деле я задумывался над его предложением, но принял решение отказаться. Уж слишком красочно он описывал это место, что вызывало у меня определенные подозрения. Да и к тому же у меня была работа, а самое главное – начало что-то получаться в отношениях с Алисой, и наше общение становилось более тесным.

Спустя где-то полгода после этих событий Фитиль наконец-то вернулся с концами из этой секты. Первые пару месяцев он шатался по городу как неприкаянный в поисках работы, но, не обладая ни опытом, ни соответствующими навыками, кроме молитвы, ничего толком так и не нашел. Ну и условка, конечно, тоже влияла на всю эту ситуацию с трудоустройством. Сначала было несколько подработок, где он выполнял какую-то примитивную работу, но они оказались непродолжительными. Все это время он, очевидно, избегал общения со мной, так как, судя по всему, видел в этом угрозу. Да и я особо не настаивал, потому что в тот период наши интересы расходились. Но в один прекрасный вечер он сам позвонил мне.

– Здорово, Коляныч! Как сам? Что нового? Как там клуб?

– Да нормально вроде все. В клубе я уже давно не работаю. Но продолжаю трудиться на предприятии. В принципе, на жизнь хватает. А в остальном все по-старому. Сам-то как?

– Я в поисках работы нахожусь. Хотел поинтересоваться, у вас там нет местечка на заводе? А то везде тишина сплошная.

– Слушай, я, конечно, могу поинтересоваться у своих, но, скорей всего, вряд ли что-то выгорит. У тебя же ни образования технического нет, ни опыта, верно? Или все-таки в твоей общине тебе дали какую-то бумагу, чтобы можно подтвердить имеющийся у тебя опыт? – с сарказмом поинтересовался я.

– Угораешь, что ли? Там не на это ориентирована деятельность. Конечно, мы занимались работой. Выезжали на стройки, ремонты квартир, уборку территорий и так далее. Работать я умею не хуже тебя, можешь не переживать за это. Да и, насколько я помню, ты туда тоже попал без стажа работы, как и в клуб, в принципе, – парировал он.

– Ну так-то да. В общем, я поинтересуюсь, но обещать ничего не буду. Реально, братан, у меня самого там репутация далеко не идеальная. Надеюсь, не нужно объяснять, почему?

– Я догадываюсь. Ну а ты сейчас как с этим? Балуешься?

– Временами…

– А есть че?

– Можно придумать, – с ехидной ухмылкой ответил я.

Спустя полтора часа после нашего разговора мы с Фитилем сидели уже вмазанные за гаражами в том самом «Портале». Никитос после более чем двухлетней ремиссии упоролся просто в слюни с совсем незначительного для меня дозняка. Я же сделал себе в три раза больше, чем он, и чувствовал себя вполне нормально. Даже догнался парой банок пива, чтобы разогнать тягу от хмурого. Фитиль оставил раствора себе на утро, и это было началом конца его блаженной жизни. Буквально после первого же употребления наркоты в его тело вернулся старый, добрый Фитиль. Ушлый, беспринципный, своекорыстный и вечно что-то суетивший торчок. Честно говоря, я был даже рад в какой-то степени, что его маска наконец-то слетела, так как мне было крайне дискомфортно общаться с ним все это время. Ну или, может, в глубине души я завидовал тому, что ему удалось бросить травиться, а мне нет.

Естественно, я не стал ни у кого спрашивать по поводу трудоустройства Фитиля на работе, ибо в случае одобрения его кандидатуры возникала угроза превышения концентрации торчков на один рабочий коллектив. Опыт работы в клубе ясно дал понять, что если кого-то подозревают в каких-то грязных делах, а ты очень плотно контактируешь с этим человеком, то такие подозрения автоматически распространяются и на тебя. А в том, что Фитиль рано или поздно засветится в невменяемом состоянии, сомневаться не приходилось. Так что ничего личного, Никитка, душевный покой – он дороже.

Так и не найдя работы, Фитиль продолжил свой путь от Бога к дьяволу на повышенных скоростях. Буквально за три месяца он опустился, как мне показалось, еще ниже, чем до того, как уехал выздоравливать. За это время он вынес из дома практически все ценные вещи, которые только можно было проторчать, родаки выгнали его из дома, и он в основном ошивался по каким-то притонам. В летний сезон ходил с прожженными нарками по огородам и рвал мак. Пару раз я ходил на это мероприятие с ними, но особо оно меня не впечатлило, ибо было слишком опасным. Когда маковый сезон закончился, то искал и сдавал цветмет или воровал из магазинов всякие шмотки и продавал их на местном рынке приезжим торговцам все с теми же нарками. Последний раз, когда я его увидел, то даже не захотел обращать на себя внимание, чтобы поздороваться, так как он уже больше походил на дремучего бомжа, чем на молодого пацана. Весь заросший, с грязными волосами, небритый, в каких-то лохмотьях с репьями на них, он шарился возле подъезда жилого дома с двумя типами, которые что-то бурно обсуждали между собой и выглядели ненамного лучше него. По-видимому, они искали закладку, и я не хотел особо их тревожить, но еще меньше я хотел, чтобы они тревожили меня, поэтому решил обойти их веселую компанию другим путем. Это и был последний раз, когда я видел вживую Никитоса, правда, после этого случая он звонил мне еще пару раз с каких-то левых номеров и спрашивал, нет ли у меня раскумариться или денег, чтобы скинуться на кайф, но мне ему нечем было помочь, о чем я и сообщал. После этого он в очередной раз пропал, и несложно было догадаться, куда. К своим любимым сектантам, где и пожелал остаться и делать карьеру на продаже духовной пищи таким же, как он.

***

После всех этих событий я отчаянно искал выход из сложившейся ситуации. И мне почему-то казалось, что он заключается в построении отношений, а впоследствии – создании семьи. Что я смогу посвятить себя этой цели, и тогда все в моей жизни изменится. Но я и подумать тогда не мог, насколько сильно заблуждался, и поэтому напролом шел к своей цели. В тот период я почему-то был убежден, что если вступлю в отношения с Алисой, то спасусь от наркозависимости. Что посредством любви смогу сделать счастливыми нас обоих, но, игнорируя предыдущий опыт, который ясно показывал, что такие, как я, могут любить только себя, вновь шел на те же самые грабли…

После увольнения из клуба мое материальное положение достаточно сильно пошатнулось, но, с другой стороны, появилось свободное время в выходные и праздничные дни. И однажды на очередном корпоративе я, вновь захмелев, решил пойти на контакт с Алисой. Это случилось накануне празднования Нового года. Мы с ней общались на протяжении всего вечера, и я даже каким-то невероятным для себя образом сумел пригласить ее на танец. Причиной послужил конкурс, объявленный ведущим вечера. Для меня это было тогда сродни подвигу, потому что я был очень скованным и, даже работая в клубе, практически никогда не танцевал, за исключением пары-тройки раз, когда был упоротым в хлам или бухим. Могу предположить, что со стороны это выглядело как танец утонченной, нежной и милой девушки с деревянным манекеном. Но меня в тот момент это абсолютно никак не тревожило, ведь я мог наслаждаться присутствием Алисы эти несколько минут, чувствовать ее дыхание, прикосновения и аромат. Меня переполняли эмоции, и, несмотря на алкогольное опьянение, выброс адреналина от волнения в буквальном смысле отрезвил меня на какое-то мгновение. Буквально на считанные секунды я наконец-то почувствовал себя живым. Не законченным торчком – отбросом общества, чья жизнь не представляет никакой ценности, – а чем-то большим, личностью со своими достоинствами, недостатками, страхами, желаниями и мечтами. Казалось, мое сердце колотилось в груди, словно в огромном чугунном котле паровоза, несущемся на огромной скорости, что можно было слышать его эхо во всем помещении. Этот танец и песню, под которую мы танцевали, я запомнил на всю оставшуюся жизнь.

– А ты классно танцуешь, кстати. Я не ожидала от тебя, если честно, – прошептала мне на ухо Алиса после окончания песни.

– Спасибо большое, ты тоже, – смущенно вымолвил я, так как у меня сильно пересохло в горле.

Когда пришло время выбирать победителя, то случилось нечто невообразимое: нашу пару признали самой выразительной путем наиболее шумных аплодисментов и в качестве приза подарили бутылку шампанского.

– Ну что, надо отметить это дело, – предложил я Алисе, когда мы получили приз.

– Подожди. Я предлагаю тебе открыть ее в новогоднюю ночь.

– Не понял. Как это? Предлагаешь мне забрать ее себе?

– Ага. Щас. Наивный какой, – пошутила она. – Я приглашаю тебя на Новый год к себе в гости, где мы собираемся отмечать с друзьями. Там и распить торжественно это шампанское, если, конечно, у тебя нет других планов.

– Других планов у меня нет, – не веря своим ушам, дрожащим от волнения голосом произнес я.

***

После этого вечера я с нетерпением ждал новогодней ночи, чтобы провести ее с Алисой. Бутылку шампанского я поставил в холодильник, и каждый раз, когда открывал его, взгляд падал на нее, и мои мысли сразу же переносились на несколько дней вперед, когда мы откроем эту бутылку и, чокаясь, отметим праздник. Но чем ближе была эта дата, тем сильнее у меня становилось волнение. Во-первых, меня беспокоил тот факт, что там будут ее друзья, которых я не знаю, и мне придется контактировать с ними. В последние несколько лет я практически не заводил новых знакомств, так как чаще всего пребывал в изоляции из-за употребления наркотиков, и на общение с новыми людьми у меня не было абсолютно никаких ни сил, ни желания. Мой мир сузился до отверстия стальной иголки, через которое в мой организм попадал мутный раствор, изо дня в день питавший меня очередной порцией иллюзий, что когда-нибудь это прекратится. Во-вторых, меня пугало то, что кто-то из ее друзей мог знать о темной стороне жизни, связанной с моим прошлым, и, узнав меня, поведать об этом Алисе. Мне становилось страшно уже только от одной мысли, что она может подумать об этом и поинтересоваться у меня о прошлом. Все эти дни я жил с нарастающей тревогой, и чтобы как-то ее унять и хотя бы поспать, перед сном я выпивал пару таблеток транквилизаторов, которые нашел в маминой аптечке. Ведь от наркотиков и алкоголя я принял решение отказаться до самого Нового года.

Вопреки моим опасениям, праздник выдался как нельзя лучше. Ближе к десяти вечера тридцать первого декабря я пришел в гости к Алисе с той самой бутылкой шампанского, коробкой конфет и букетом цветов – в общем, с самым банальным набором для встречи с девушкой. Она хлопотала с подругой, которая пришла до меня, и я помог им накрыть на стол, предварительно выпив с ними на посошок. Помогая под звуки новогоднего телешоу, мигание гирлянд на наряженной елке и весело общаясь с девчонками, я вдруг взглянул в окно, за которым медленно порошил снег большими хлопьями, после чего остановился с тарелкой салата в руках. Мой взгляд был направлен в сторону подъезда соседнего дома напротив, и в нем я увидел… себя. Да, того самого себя, который сидел в таком же холодном подъезде три года назад напротив Артемкиного дома и в ожидании Фитиля, проклиная весь свет, мечтал оказаться на месте простых людей, которые были озабочены в тот момент новогодними хлопотами. И вот я стою по ту сторону действительности, о которой мечтал тогда, и теперь те события напоминают мне всего лишь страшный сон. Но, взглянув на свое отражение в окне, я где-то в глубине души поймал себя на мысли, что все равно присутствует какое-то еле уловимое чувство неудовлетворенности. Оно было настолько тонкое, что даже невозможно было точно определить его причину. Может быть, наконечник на елке сидит криво? Или кубики колбасы в салате кажутся слишком крупными? Или ботинки в прихожей стоят неровно, или еще что-нибудь? А может, все вместе? Но это чувство было и вибрировало внутри, как портативный генератор, смазывая праздничное настроение.

Вскоре подтянулись остальные друзья, и мы сели за стол. Всего нас было семь человек, включая меня. Алиса, ее подруга и двое ребят со своими девчонками. Никого из присутствующих, к своему облегчению, я лично не знал, а соответственно, и они меня тоже. Правда, один из двух парней в ходе праздника поинтересовался у меня, не встречались ли мы с ним раньше, на что я ответил отрицательно. Он сказал, что у меня знакомое лицо, и я признался, что работал в клубе, и он мог видеть меня там на балкончике рядом с ди-джеем. Остальные присутствующие сильно удивились этому факту, сказав, что не раз отдыхали в «Муссоне», но меня не припоминали. Меня это не смутило, так как я особо не выделялся и никогда не пытался обратить на себя внимание, работая там. Потом меня долго еще расспрашивали о деталях той работы, и я с большим удовольствием делился, ностальгируя по ней.

Ближе к утру мы пошли гулять и наслаждаться атмосферой праздника. Все поздравляли друг друга, пили алкоголь, взрывали фейерверки в атмосфере единого веселья. Наконец-то я почувствовал себя частью чего-то общего. Пелена изоляции и одиночества спала на время, и у меня как будто бы получилось вдохнуть полной грудью всеобщее настроение. Мы веселились и радовались, словно дети: играли в снежки, катались с горки, взрывали петарды. Все то, что мне долгое время казалось глупым и чуждым, теперь дарило чувство благодарности и тепла по отношению к окружающим людям.

Вскоре подруга Алисы и одна из пар покинули нас, и домой мы вернулись уже не в полном составе. Там продолжили отмечать праздник за столом, на котором оставалась еще целая куча еды. Спустя пару часов парень с девушкой решили тоже уйти домой и вызвали такси.

– Мне, пожалуй, тоже пора собираться, – смущенно сказал я Алисе.

– Ты можешь остаться, – уверенно произнесла она.

– Серьезно?

– Ну должны же мы вскрыть эту пресловутую бутылку шампанского.

Не веря своему счастью, я остался и нисколько не пожалел. Большую часть следующего дня мы с ней провели в постели, изредка прерываясь на приемы пищи с алкоголем, сопровождаемые причудливыми тостами. Больше всего я переживал, что могу заразить ее гепатитом, но, слава Богу, она настояла на том, чтобы мы предохранялись. Практически все праздничные дни мы провели вместе, и, вероятно, это были самые счастливые новогодние праздники в моей жизни. Мы много гуляли по городу, украшенному гирляндами, ходили на каток, в кино, катались на горках вместе с маленькими детьми, занимались любовью в самых разных местах, и мне это казалось каким-то волшебством. Как будто в меня снова вдохнули жизнь, и я за долгие годы вновь ощутил ее вкус. Но то самое ощущение неудовлетворения продолжало зудеть внутри, оно постоянно присутствовало где-то фоном и намекало на то, что все вроде бы и хорошо на первый взгляд, но ведь может быть гораздо лучше. В конце концов я сказал Алисе, что мне нужно побыть какое-то время с мамой, чтобы она не чувствовала себя одинокой, и поехал домой. И в тот момент я действительно верил, что поеду домой и проведу вечер с мамой, а на следующий день снова увижусь с Алисой. Возможно, даже приглашу ее к нам домой, познакомлю с мамой, предварительно сделав уборку в квартире, о которой мама просила последние несколько дней. Но как только я сел в автобус, то машинально достал телефон и набрал своего приятеля, с кем тусовался в последнее время и который жил в соседнем доме:

– Здорово! Есть че!?

– Если бабки есть, то найдем, – коротко ответил он.

***

Следующие полгода я судорожно метался между отношениями с Алисой и отношениями с наркотиками. Как и в первом случае, мне приходилось тщательно скрывать свою зависимость и придумывать кучу оправданий, когда я не мог встретиться. Признаться Алисе мне не хватало мужества, так как от одной такой мысли возникал панический страх, что она может меня бросить, особенно учитывая, что у меня был гепатит С. Но, на мою радость, Алиса всегда настаивала на том, чтобы мы предохранялись, и я даже не задавал вопросов по этому поводу. Хотя, конечно, это было странно.

Именно в тот период я и попал на первое свое собрание, о котором повествовал выше. После посещения нескольких таких собраний мне так и не удалось зацепиться за группу этих ребят, хотя впоследствии они неоднократно мне звонили и предлагали прийти снова. Я обычно ссылался на работу или на здоровье, убеждая себя при этом, что у меня не все так плохо, как было у них, и что в любой момент у меня получится вернуться к ним, если все вдруг станет гораздо хуже, чем есть. Хотя куда еще хуже, понять было трудно. Постоянная ложь всем подряд, включая самых близких и дорогих людей, прогулы на работе, натянутые отношения с мамой, Алисой, начальством. Одиночество, апатия, тревога, беспокойство, раздражение, жалость к себе и еще многое, многое другое, отчего моя жизнь казалась невыносимой, несмотря на внешне вполне приемлемые социальные вещи – работа, девушка и так далее. Наверное, индикатором полного провала для меня считался бы турбоВИЧ, как у Димы, который делился этим на группе выздоравливающих. Хотя, вполне вероятно, я бы нашел еще более худшие варианты развития событий для себя и продолжил употреблять, если бы его у меня диагностировали. Но, как всегда, вмешался случай, и если бы после этого у меня появилась возможность выбрать между ним и соответствующим диагнозом, то я бы выбрал второе…

– Я должна кое-что сказать тебе, Коль. Точнее даже, признаться. В общем, я была с тобой не совсем честной. Мои прошлые отношения закончились на весьма печальной ноте. И причиной тому послужил затяжной конфликт, в основе которого лежали проблемы, связанные с моим здоровьем. В общем, не так давно у меня была диагностирована гипертония, а именно при беременности, – сказала Алиса и заплакала, но, переборов себя, продолжила сквозь слезы: – Мой парень и его родители настаивали тогда, чтобы я вынашивала плод и рожала, но врачи крайне настойчиво рекомендовали делать аборт. Мы ездили по многим специалистам, включая столичных в частных клиниках, и практически все они говорили одно и то же. А именно, что рожать мне крайне небезопасно. В конце концов я приняла решение сделать аборт. Мой парень меня не понял, и мы расстались. Именно по этой причине я настаивала на том, чтобы мы с тобой предохранялись, и спасибо тебе за то, что ты не задавал лишних вопросов по этому поводу, хотя меня, конечно, удивляло это.

– Ну хорошо. Мы можем продолжать делать это, если ты переживаешь, – попытался успокоить я ее.

– Поздно, Коль. Я беременна, – коротко вымолвила она.

– В смысле беременна? Как это могло случиться?

– Я не знаю! Не знаю! Как это случается обычно в таких случаях? Брак, неаккуратное использование или еще что-то. Понятия не имею! Я, конечно, могла сохранить это в тайне и снова сделать аборт, но считаю, что ты должен знать. Надеюсь, ты не подумаешь, что я тебе изменяла!?

– Нет, конечно. Но что теперь делать?

– Этого я тоже не знаю. Но я очень, очень не хочу тебя терять, – дрожащим голосом произнесла она и снова заплакала.

Я, обняв, прижал ее к себе и сказал:

– Не переживай. Я никуда не денусь.

Безусловно, эта новость повергла меня в шок, но я старался не показывать этого в присутствии Алисы, дабы не нагнетать панику. В мою голову лезли самые разные мысли на этот счет. Прежде всего, не заразил ли я ее своей инфекцией, потом – если ей снова придется делать аборт, как быть дальше и сможем ли мы вообще иметь детей в таком случае? Как вообще это произошло, если мы всегда предохранялись? Ну и, конечно же, где-то на заднем плане затаилась мысль об измене, которую я всеми силами старался гнать от себя, пытаясь подменить ее воспоминаниями, когда и как Алиса могла забеременеть от меня.

К моему глубокому сожалению, я не мог ответить взаимностью на ее откровения, так как страх, сидящий внутри меня, буквально вязал мне рот при любой попытке. Я так боялся, что она меня отвергнет, узнав правду, что продолжал таскать в себе этот непомерный груз, состоящий из обмана и лжи, но в то же время постоянно обвинял себя в трусости, и мне становилось еще хуже.

***

Когда я озвучил эту новость маме, то она была скорее напугана, чем обрадована. Надо сказать, что за это время отношения с ней стали еще более натянутыми, ведь ее расчет не сбылся, и работа, на которую я устроился, не избавила меня от зависимости. Я продолжал избегать общения с мамой, и, по сути, за этот период времени мы превратились из самых близких друг другу людей в обыкновенных сожителей. Но в этой ситуации я не мог держать в секрете такую информацию и выдал ей все как есть на духу.

– Неужели даже в такой ситуации ты не сможешь отказаться от употребления этой гадости? – в конце разговора спросила она.

– Смогу… наверное.

– Если не сможешь, то я вынуждена буду рассказать твоей девушке обо всем. Я не хочу, чтобы ты разрушил еще и ее жизнь. Либо сделай это сам и поступи хоть раз как настоящий мужчина, в конце концов!

– Ты опять начинаешь меня шантажировать!? Неужели история с клубом тебя так ничему и не научила!? – на повышенных тонах начал возмущаться я.

– Нет. Просто я считаю, что в такой ситуации она должна знать правду! И если ей придется столкнуться с тем же, что и мне, то пускай лучше делает аборт и расстается с тобой. Потому что в жизни нет ничего хуже, чем наблюдать за тем, как самый дорогой и любимый человек уничтожает себя, и при этом понимать, что ты ничего не можешь с этим сделать! – сказала она и расплакалась.

«Опять эти слезы», – подумал я. Если бы слезы можно было продавать, то я, вероятней всего, мог бы озолотиться на их добыче. Ведь все, к чему бы я ни притрагивался в этой жизни, превращалось в слезы и боль.

В какой-то момент я представил себя героем компьютерной игры, главным навыком которого было нести боль и страдания в ту жизнь, в которой он объявлялся. Все живое вокруг меня будто бы начинало увядать. Казалось, что единственное, на что я способен в этой жизни, – наносить ущерб окружающим…

После таких мрачных мыслей ко мне пришло единственно верное решение во всей этой ситуации. Конечно, мне очень не хотелось признавать это, но мама в очередной раз была права. Я не смогу потянуть ребенка с таким образом жизни и должен честно во всем признаться Алисе. Она не заслужила такого отношения. К тому же опыт моих предыдущих отношений показывал, что рано или поздно все это вскроется. Так что я посчитал, что у Алисы должен быть выбор в сложившейся ситуации. Но одно я знал точно: если она уйдет от меня, то, вероятней всего, я потеряю всякую надежду на избавление.

Разумеется, такое признание я не мог сделать трезвым. Это было исключено. И следующие несколько дней я мысленно готовился к разговору. Тревога и беспокойство не покидали меня, я постоянно представляя наш диалог. В конце концов Алиса, видя мое состояние, сама спросила, в чем дело. Взяв бутылку водки, я попросил ее позволить мне выпить половину содержимого и потихоньку начал ей рассказывать обо всем. Мой голос дрожал, а в горле стоял ком, и создавалось впечатление, что алкоголь вообще не действует. Мы сидели на кухне, объятой табачным дымом, дождливым летним вечером, и я рассказывал ей абсолютно все, начиная со знакомства с Фитилем, потом поступления в универ и знакомства с Колючим и Илюхой Лобановым, про первое употребление тогда дома с Никитосом, болезнь мамы, про продажу наркоты и оформление левых контор, отношения с Алисой, смерть Илюхи, отчисление – и заканчивая знакомством с ней. Все это время она внимательно слушала, потом я остановился и сделал огромный глоток из горла бутылки. После этого она тоже сделала большой глоток и попросила у меня закурить. Я понял, что она пребывает в шоке от моего повествования, но, тем не менее, решил продолжить, несмотря на влажные глаза от слез, которые я с трудом сдерживал, чтобы не разрыдаться. После того как я сказал Алисе про гепатит, она закрыла лицо ладонями и заплакала. Тогда я попытался взять ее за руку, чтобы поддержать, но она одернула ладонь и заплакала еще сильнее. Я перевел взгляд в окно, за которым моросил дождь, и мне резко захотелось туда. Просто одним движением выскочить и раствориться в этой атмосфере, чтобы дождь смыл с меня всю эту грязь, о которой я уже на протяжении полутора часов рассказываю Алисе. Мне было больно видеть ее слезы. После нескольких минут молчания Алиса вновь пригубила из бутылки и коротко вымолвила:

– Тебе пора идти.

– Мы еще увидимся?

– Я не могу сейчас ничего обещать. Мне нужно переварить всю эту информацию.

– Я тебя прошу только об одном. Какое бы ты решение ни приняла – дай мне обязательно знать. Я все пойму, – дрожащим голосом попросил я.

– Хорошо. Дай мне три дня, и я скажу тебе ответ. Пока.

– Пока…

– Спасибо за честность, – сказала она тихо, когда я уже вышел в подъезд, после чего закрыла за мной дверь.

На улице меня продолжало колотить, это ощущение усилилось от пронизывающего ветра и холодных капель, которые летели мне в лицо, смешиваясь со слезами. Мне было противно от самого себя, но в то же время я испытывал невероятное облегчение, что смог это сделать. По пути домой я так и не смог справиться с напряжением, возникающим от огромного потока мыслей, которые кружились в голове, словно тайфун, и рисовали в ней картины самых мрачных тонов: «Что будет дальше? Аборт? Отвергнет меня? Расскажет на работе, и мне придется уволиться оттуда, или будет шантажировать? У нее обнаружится гепатит С?»

Я предпринял еще одну тщетную попытку перекрыть этот ядовитый источник мыслей алкоголем, купив две банки коктейля. Но они только усилили процесс. И тогда, уже ближе к полуночи, я, как всегда, привычным движением достал телефон и нажал на кнопку быстрого вызова.

– Привет! Есть че!? – произнес я словно пароль.

– Если бабки есть, то найдем, – будто дежавю прозвучало на том конце провода.

В себя я пришел уже на хате у барыги, который откачивал меня в ванной, поливая из душа холодной водой. Увидев, что я наконец-то начал подавать признаки жизни, он поспешил от меня избавиться, не дав даже закурить сигарету. Обложив его последними словами, я вынужден был покинуть эту обитель. Ничего необычного, просто в который раз я оказался на волоске от смерти, выхватив очередной передоз героином на фоне злоупотребления алкоголем. И хорошо еще, он не поленился приложить усилия, чтобы откачать меня, так как нередко в таких ситуациях твои «коллеги по цеху» просто-напросто выносят тело в подъезд и оставляют умирать там в гордом одиночестве, даже не позаботившись вызвать неотложку, чтобы не светить свой номер и впоследствии не иметь проблем с ментами.

***

Три дня молчания и ожидания звонка от Алисы показались мне вечностью. Конечно, больше всего я был готов к самому худшему раскладу – разрыву отношений. Но, как оказалось впоследствии, это был далеко не самый худший сценарий.

На третий день ожидания Алиса наконец-то вышла на связь и написала короткое смс:

«Можешь зайти после работы».

После его прочтения у меня в душе затеплилась небольшая надежда на ее прощение, но в то же время усилились волнение и тревога. Если бы она хотела расстаться, то, по моим предположениям, сказала бы это по телефону или просто написала сообщение, не желая встречаться. Весь остаток дня я думал только о предстоящем разговоре.

– Разувайся. Проходи на кухню, – решительным голосом произнесла она, отчего у меня пробежал холодок по спине. – Когда ты в последний раз употреблял?

– После нашей последней встречи. Я очень сильно переживал и не мог успокоиться, – честно признался я.

Алиса попыталась оставаться сдержанной и не подавать вида, что ее расстроил этот ответ, но на мгновение опустила взгляд в пол, и я почувствовал, что она сильно переживает.

– В общем, я хорошенько обдумала все то, что ты мне сказал, и в принципе готова тебя простить, хотя не скрою, что это решение далось мне очень нелегко. Но скажу сразу: мне не нужны пустые обещания и клятвы со слезами или без них, что ты готов завязать с прошлым. Я должна видеть действия и конкретные поступки, начиная прямо с завтрашнего дня. У меня нет какого-то определенного плана действий или рецепта решения твоей проблемы, и я не знаю, как от этого лечатся, поэтому тебе придется самому решать этот вопрос. Если тебя это не устраивает, то можешь сказать, и мы разбежимся.

– Устраивает.

– И как ты собираешься решать эту проблему?

– В общем, есть сообщество зависимых ребят, которым удалось завязать. Они регулярно встречаются и делятся друг с другом опытом выздоровления и решением проблем, с которыми сталкиваются в трезвой жизни. Я там был несколько раз, но в итоге не смог зацепиться. Так что, думаю, таммне смогут помочь. Если завтра будет собрание, то пойду на него.

– А если не будет? Что тогда?

– Если не будет, то позвоню и узнаю, когда будет. У меня есть номера пары человек оттуда, – скрывая нарастающее раздражение, ответил я.

– Звони прямо сейчас. При мне. Давай-давай, чего так смотришь? Доставай телефон и звони! Покажи свою готовность! – решительным тоном начала призывать меня к действиям Алиса.

Я достал телефон и позвонил тому самому Диме, потому что с ним успел сблизиться больше всех из их компании. Он взял трубку и сказал, что рад меня слышать. Сообщил, что завтра планируется собрание по тому же адресу, где и раньше, и предложил мне встретиться сегодня, если я чувствую себя паршиво. Я вежливо отказал ему, сославшись на занятость. Все это происходило в присутствии Алисы, и после того, как я положил трубку, она поинтересовалась:

– Почему сегодня не можешь?

– Ну я же вроде как с тобой встречаюсь.

– Значит, можешь! Давай перезванивай ему и договаривайся о встрече!

– В смысле перезванивай!? Ты как-то чересчур сильно давишь на меня! Тебе не кажется? – уже не скрывая своего недовольства, произнес я.

– А как ты хотел!? Мне нужен решительный и ответственный мужчина, а моему ребенку – здоровый и заботливый отец!

– Ребенку??? Ты решила сохранить его???

– Да. Это будет дополнительным стимулом для тебя и, возможно… спасением.

После этого она отвернулась и прикрыла лицо ладонью, чтобы скрыть выступающие слезы. Но мне удалось это заметить, и, подойдя ближе, я обнял ее сзади за плечи и тихо прошептал:

– Я не подведу тебя. Обещаю.

– Давай звони уже.

***

– Люба – наркоманка. Я когда только начала выздоравливать, то врачи уже не надеялись, что смогу выкарабкаться. Пневмония на фоне ВИЧ-инфекции – диагноз неутешительный. Да и сама я уже практически смирилась с неминуемой смертью, но умирать было очень страшно, конечно. И уже в полном отчаянии, лежа в палате, я просто попросила Бога, что если у меня есть хоть какая-то возможность остаться, то пусть он поможет мне воспользоваться ею. Честно скажу, мне не верилось в какое-то чудо, но, как оказалось впоследствии, оно произошло. Буквально на следующий день ко мне в палату зашли ребята и представились зависимыми. Сказали, что могут помочь, и предложили простой выход. Они не говорили мне ничего плохого – не пугали меня последствиями употребления и не ставили диагнозов, как это делали окружающие меня люди на протяжении всей жизни. Каждый из них просто рассказывал свою историю. Собственно, что и я сейчас делаю. Первой моей мыслью было: «Нахера вы мне все это рассказываете, дебилы? Я все равно уже обречена!» Но потом я подумала, что, слушая их, я хоть отвлекаюсь от собственных мыслей, и от этого становится легче. На следующий день они снова пришли, и это стало для меня большим удивлением. Каждый из них продолжил рассказывать о себе. И так продолжалось практически все дни, пока я находилась в больнице. Посещения происходили в основном вечером, так как большинство из них работали, и я еще подумала: «Вот им совсем, наверное, нечем заняться, чтобы после работы приходить к какой-то наркоманке и рассказывать ей свои басни». Но незаметно для себя спустя какое-то время я подметила, что начинаю ждать этих ребят. Вскоре мне стало лучше, и после выписки новые друзья встретили меня и привели на мое первое собрание. Дальше началось увлекательное путешествие в духовный мир, благодаря которому я познакомилась с моим Богом. Самое интересное, что мне даже не предлагалось безоговорочно поверить в Него, а всего лишь допустить возможность Его существования. Допустить, что Он может избавить меня от многолетних страданий и мучений, которые доставляла мне зависимость. И шаг за шагом это произошло. Болезнь отступила, и я нашла новый путь в жизни, который предполагает полную свободу от употребления веществ, а также принятие себя и мир с окружающими. И на сегодняшний день я могу с уверенностью сказать, что ни один наркотик не даст такого удовлетворения и покоя. Спасибо всем присутствующим за эту возможность высказаться.

Это было очередное откровение от одной из присутствующих на собрании девчонок. Не знаю почему, но ее высказывание меня заинтересовало, а особенно та его часть, которая повествовала о боге. Точнее, даже не о нем самом, а о том, как ей это преподнесли: «Не поверить в него, а допустить возможность его существования». То есть, если в жизни ничего не изменится после того, как я буду использовать определенные духовные инструменты, которые мне предложили в этом месте, я могу спокойно продолжить отрицать его существование. После того, как я бы сделал такое предположение, мне было предложено вступить в контакт с Богом и принять решение жить в соответствии с определенными духовными принципами, которые являли собой его волю, при этом провести нравственное исследование своей личности и выявить недостатки, от которых впоследствии и должен был избавлять меня бог, когда они проявлялись в жизни.

В общем, мне все равно ничего не оставалось, кроме как довериться этим ребятам, и другого выхода из сложившейся ситуации я не видел, а все мои предыдущие попытки завязать потерпели крах. Вирус не помог, работа не помогла, отношения не помогли, мамины угрозы и другое – тоже. Тем более я дал обещание Алисе, а учитывая, что она решила сохранить ребенка, выбора у меня действительно не оставалось. И, честно признаться, для меня долго оставалось загадкой, почему она решила это сделать. Да еще и ради меня. Может, действительно любила? Только вот непонятно было, за что.

***

Таким образом я стал потихоньку выкарабкиваться из этой тугой петли, которую мне буквально затянула зависимость. Не скажу, что это было просто. Поначалу я еще несколько раз срывался, но продолжал посещать собрания и контактировать с ребятами из сообщества. Самое главное для меня было – показать Алисе стремление сдержать данное обещание. В какой-то момент я стал убирать после собраний в помещении или помогать разливать чай, который мы пили в процессе. Это называлось служением. Незаметно у меня начали возобновляться отношения с мамой и на работе. Я стал гораздо меньше врать, и от этого начали пропадать различные страхи, связанные с разоблачением моего вранья.

Но все же я сильно переживал из-за положения своей девушки. Беременность протекала сложно. Неоднократно мы вызывали скорую. Поэтому я настоял на том, чтобы Алиса переехала жить к нам с мамой и как можно раньше ушла в декрет. Я старался максимально проявлять заботу по отношению к ней, и мама тоже. Они довольно быстро нашли общий язык, и я был неимоверно рад этому.

Спустя где-то три месяца я осознал, что уже даже перестал думать о наркотиках, так как мой фокус давно сместился на беременную девушку. Но могу сказать одно: Алиса очень стойко и мужественно переносила все тяготы, связанные с ее положением. Видимо, чувствуя, как мне самому нелегко дается выздоровление, она не позволяла себе капризничать и манипулировать своим положением. Если же что-то просила, то это было крайней необходимостью, и я с готовностью принимался решать возникшие проблемы. Самое странное для меня было то, что я начинал получать удовлетворение от таких банальных бытовых вещей, которые делал для Алисы. Поменять постельное белье, погладить одежду, прибрать в квартире, помыть посуду, приготовить обед и многое другое. Было очень странно видеть, как я с легкостью делаю дела, которые раньше просто выводили меня из себя. Ведь даже работая в клубе, я периодически делал маленькие сюрпризы маме в виде конфет или цветов, но мне не приносило это такого удовлетворения, как сейчас. И однажды я поинтересовался, почему так происходит, у одного из опытных членов сообщества, который был у нас проездом в городе и посетил собрание:

– Корысть. Вот в чем одна из наших главных проблем. Делая что-то приятное, доброе человеку, мы обычно начинаем ждать от него что-то взамен. Это может быть что угодно – начиная от материальных благ, помощи в каких-либо жизненных ситуациях впоследствии при обращении к нему, загладить вину, признания или заканчивая банальной благодарностью в виде того же «спасибо». Такие вот мелкие ожидания и являются в своем зародыше обидами, разочарованием и разными формами страха. И я глубоко убежден, что если из своей жизни удастся убрать корысть, то большая часть проблем будет решена. Но по себе скажу, что это очень непростая работа.

– Хм… А ведь действительно, когда я дарил что-то маме или делал мелкие сюрпризы, я в первую очередь ожидал, что она перестанет волноваться. Хотел показать ей, что я уже достаточно взрослый, и ждал от нее похвалы и благодарности. А если уж быть откровенно честным, то восхищения. Особенно когда решил помочь одному другу бросить курить спайсы. Но эта история закончилась трагически, к моему сожалению. А сейчас же я просто делаю для своей девушки самые банальные вещи, и мне это нравится. Конечно же, я еще продолжаю ожидать от нее благодарности, но это как-то уходит на второй план потихоньку.

– Могу поздравить, ты на пути к одной из составляющих счастливой и свободной жизни. Но эти навыки нуждаются в регулярной тренировке и поддержании такого мировосприятия.

– Честно сказать, я все равно сильно переживаю по поводу своей девушки. Я вижу, что она старается не доставлять мне излишних трудностей, говорит, что все обойдется, и беременность протекает как положено. Что врачи прогнозируют более чем благоприятный исход родов. Но страх не покидает меня. Что я могу с этим сделать?

– Ну, во-первых, не таскать этот страх наедине с собой, пряча его за пазухой, чтобы никто не увидел. Говорить об этом, тем более в такой ситуации твои переживания абсолютно оправданы. Во-вторых, просить совета у других людей. У тех, кто сталкивался с этим и кто переживал подобное. Ну а в-третьих, самое важное – это довериться Богу в данном случае, ибо только Он может избавить тебя от страха и помочь преодолеть сложный этап в жизни. На своем примере могу точно сказать, что если бы в какие-то моменты жизни я не обращался к Нему, то, возможно, не топтал бы этот свет.

– И что это были за моменты? – поинтересовался я.

– Много чего было. Измены, дружеские предательства, тяжелые утраты, серьезные проблемы со здоровьем и прочее. Главное – пойми, что вне зависимости от того, торчишь ты или нет, жизнь по своей природе не меняется. И ее проблемы тоже. Единственное, что ты можешь получить здесь, так это навыки решения этих проблем, и, по моему глубокому убеждению, это самый бесценный опыт.

После этого разговора я решил делать так, как мне предложил этот человек. В своем рассказе на собрании он признался, что не употреблял вещества уже больше двадцати лет, а это, честно говоря, впечатляло. Впоследствии я стал говорить о своих страхах, тревогах, переживаниях, которые меня преследуют. В основном, они, конечно же, касались ситуации с беременностью Алисы. Но помимо этого я стал говорить и о других своих чувствах – злобы, обиды, вины, стыда, раздражения, и, к моему большому удивлению, мне становилось от этого легче. В ответ я получал различный опыт, как с этими чувствами справляются другие люди. Но в основном все сводилось к тому, что Бог избавляет их, если к нему обращаться через молитву, а впоследствии совершать поступки в соответствии с Божьей волей, то есть духовными принципами сообщества. Вообще о Боге говорилось очень много на этих собраниях, и волей-неволей я впитывал в себя всю эту информацию. В какой-то момент я, сам не замечая, начал обращаться к Богу в различных повседневных ситуациях.

***

Однажды я шел по городу и вдруг заметил ту самую церквушку, настоятелем которой был отец Александр. Так как у меня выдалось свободное время, я решил зайти. Первое, на что я обратил внимание, было то, что у меня нет отвращения ко всей утвари, которая размещается на территории храма. В церковной лавке сидела послушница, продававшая свечи, иконы и прочую атрибутику. Интересно, это та же женщина, которая была здесь во время первого моего визита, или уже другая? Я почувствовал смущение оттого, что не помнил ее, а после и вовсе стыд, так как если бы она вспомнила меня, то мне стало бы противно от поведения в прошлый раз. В самом здании практически ничего не поменялось, и казалось, что время остановилось в нем. Пространство было заполнено небольшой дымкой от потрескивающих свечей, которые поставили несколько прихожан до меня. В воздухе еле ощутимо присутствовал запах ладана. Все такое же расположение икон с теми же образами. Тот же самый клирос, только на этот раз там распевались несколько певчих, видимо, готовясь к очередному богослужению. Купив пару свечек у послушницы, я проследовал к иконам у алтаря, но внезапно мой взгляд упал на кое-что очень знакомое. Бак со святой водой, на котором одиноко красовался одноразовый стаканчик. На какой-то момент меня вновь настигло чувство отвращения и брезгливости. Но вместо того, чтобы развернуться обратно к алтарю, я проследовал к баку, взял этот чертов стаканчик, налил в него воды и, перекрестившись, выпил…

– Ну вот, оказывается, ничего страшного в этом нет, не правда ли? – как гром среди ясного неба прозвучал за моей спиной голос отца Александра.

– Да. Вы абсолютно правы, батюшка, – сказал я после того как поставил стаканчик и повернулся к нему с пунцовым лицом, прижимая к груди две согнувшиеся от тепла моих рук свечки, словно два вянущих цветка.

– Рад вас здесь видеть, Николай, – поприветствовал меня батюшка. – По нужде зашли или просто мимо проходили?

– Мимо проходил, вот и решил заскочить, – ответил я. Хотя, честно признаться, мне почему-то очень захотелось рассказать ему все и поделиться своими переживаниями. Но после того, как он увидел меня пьющим святую воду, со свечками в руках, я решил побыстрее ретироваться.

– Не желаете остаться на молебен?

– Спасибо. Как-нибудь в другой раз обязательно заскочу. Сейчас времени нет, к сожалению.

– Ну, появится – милости просим, Николай.

Когда я вышел из церкви, хлынул дождь, и я был рад этому, потому что под его влагой невозможно было разглядеть слез, которые, перемешиваясь с ним, текли по моему лицу.

***

– Дорогой, поздравляю тебя, у нас будет девочка, – сказала Алиса и чмокнула меня в щечку, встречая с работы.

– В смысле – девочка? Ты шутишь, что ли?

– Ну да. Все как мы и планировали. Неужели ты расстроен?

– Ну как сказать… вообще-то я рассчитывал на мальчика. Мне же нужен наследник все-таки!

– Ой, да брось ты эти пацанские предрассудки! Наследник, защитник, мужи-и-и-к! – передразнила она меня. – Мальчика можно и в следующий раз заделать, а сейчас будет девочка – нежная, ласковая, любимая малышка, – гладя себя по круглому животику, сказала Алиса.

– В следующий раз!? Ты смеешься, что ли? Мне и этот-то дается с таким трудом, будто это не ты в положении, а я.

– Ну, у нас уже будет опыт, так что я уверена, все пройдет гораздо легче, чем сейчас.

– Надеюсь, это не станет также неожиданно, чтобы я хотя бы подготовился морально, – с иронией произнес я.

– Ну… как Бог пошлет, так и будет. Чего гадать?

– Ну хорошо! Раз ты выбрала пол, то я выбираю ей имя!

– С чего бы это вдруг? Пол – это как лотерея, и я не наколдовала его, прошу заметить, так что ваша претензия, сударь, не обоснована. Поэтому я также претендую на то, чтобы придумать имя нашей будущей малышке.

– О, как несправедлив этот мир! И каким же именем вы хотели бы наречь нашу будущую дочку, сударыня?

– Честно признаться, я думала над этим и пришла к выводу, что мне нравятся два имени – Ева и София.

– Чего-о-о? А если бы был парень, то нарекла его Адамом? Ну так себе, если честно. Я бы лучше назвал Арина или Алина. Послушай только, как звучит – Арина Николаевна или Алина Николаевна. Не то что Ева Николаевна или София Николаевна.

– Ну хорошо! Давай тянуть жребий тогда, батя! – с иронией произнесла Алиса.

– Нет. Я пока не готов еще. Мне нужно походить какое-то время с этим и попривыкать, чтобы поражение не оказалось таким болезненным.

Такого я, конечно, не ожидал. Почему-то был уверен в том, что будет мальчик. Ну так, по крайней мере, мне очень хотелось. Вообще, мне почему-то кажется, что большинству мужчин хочется все-таки мальчика, хотя это вполне могут быть снова стереотипы. Мне стало интересно мнение мамы на этот счет, но она решила заговорить совершенно на другую тему:

– Вам нужно вступить с Алисой в законный брак, Николай.

– Это еще зачем? Бред какой-то. Неужели ты не видишь, что сейчас и так не самое лучшее финансовое положение, а ты еще предлагаешь играть свадьбу? Да и Алиса с огромным трудом переносит эту чертову беременность! Я уже и сам не рад, что согласился на рождение ребенка! – не сдержался я.

– Что ты несешь!? Благодаря этой девушке и ее самопожертвованию у тебя получилось бросить употреблять эту дрянь! К тому же я не призываю закатывать свадьбу с кучей гостей. Это можно сделать вполне скромно и со вкусом в кругу самых близких людей. А сэкономленные на этом бесполезном торжестве деньги лучше потратить на медовый месяц после рождения ребенка в какой-нибудь теплой и солнечной стране.

– Почему нельзя все это сделать после родов, я не пойму?

– Потому что она должна понимать серьезность твоих намерений, и они не должны вызывать ни капли сомнения! Господи, неужели тебе нужно доносить такие прописные истины? К тому же во всех приличных семьях ребенок рождается в браке!

– Ох, да сколько можно рассказывать мне про эти «приличные семьи». С детства слышу это: «а у тех», «а у других», «а у подруги», «а у соседки», «у коллеги». Сколько можно сравнивать нас со всеми, упрекая в какой-то ущербности! Запомни уже наконец, что у всех свои жизни со своими проблемами. Неужели ты не понимаешь, что такими действиями прививаешь только комплекс неполноценности! – сорвался я на нее.

– Ты прав. Прости меня за это. Я и сама впоследствии уже начала понимать, что это было моей ошибкой. Но по поводу брака я все равно считаю, что права. К тому же ей будет невероятно приятно, что ты сделаешь это до рождения вашей дочери.

– Хорошо. Я подумаю над твоим предложением.

***

Очередной вызов. С одной стороны, я, конечно, понимал, что мама права, но с другой – делать все это на скорую руку мне совершенно не хотелось. Откровенно говоря, я не так себе представлял свою свадьбу. Да чего уж говорить, я ее вообще никак не представлял. Все мои представления об этом событии основывались на стереотипах, которые фрагментарно я черпал из разных источников – рассказов знакомых и родственников, литературы, фильмов и так далее. Мне почему-то казалось, что предложение необходимо делать в каком-то особенном месте с подходящей атмосферой. У подножья водопада, на побережье океана в лунную ночь, ночью на крыше небоскреба и еще бог знает где и как. К тому же у меня банально не было средств даже на кольцо, не говоря уже про организацию мероприятия. С другой стороны, хотелось, чтобы моя девушка по достоинству оценила мои намерения. Чтобы все это выглядело достаточно романтично и торжественно. Красивое платье, гости, свадебный торт и все, что связано с этим событием. В моменты размышлений я снова начал ощущать себя полным ничтожеством и неудачником. Но самое неприятное было в том, что, будучи трезвым, я не мог позволить себе заглушить эти чувства чем-то привычным и максимально эффективным, например, алкоголем или наркотиками. Вообще, трезвость – достаточно дерьмовое состояние, особенно когда все твои принципы и убеждения направлены на получение удовольствия и удовлетворение исключительно собственных потребностей и нужд.

В конце концов, полностью измотанный мыслями по поводу предложения Алисе, я обратился за помощью к ребятам из сообщества. Их взгляд на эту ситуацию оказался достаточно прост. Мне было предложено честно взглянуть на ситуацию и, как всегда, положиться на Бога в ней, делая все от меня зависящее, то есть, опираясь на тот ресурс, который у меня был, сделать предложение Алисе.

– Ведь если вас связывает любовь, то не все ли равно, какие декорации присутствуют на ее фоне? И если она действительно настоящая, то над ней не властны ни время, ни пространство. А то, что ты так переживаешь по этому поводу, так это от недоверия к Богу и желания показаться перед своей девушкой лучше, чем есть на самом деле. В этом и заключается , и вместо того, чтобы честно признаться в своих возможностях, пускай довольно скромных, и действовать исходя из них, ты страдаешь оттого, что не можешь в очередной раз потешить свое эго путем признания, похвалы и восхищения своими способностями от своей девушки, – сказал мне один из ветеранов сообщества после собрания.

И надо признаться, что его слова звучали достаточно убедительно. Ведь действительно, даже это пресловутое предложение я намеревался сделать как будто бы для себя, а не для Алисы, ожидая именно той реакции от нее, о которой мне поведал этот интересный человек. Получается, что даже такой решительный поступок я не мог совершить бескорыстно, чтобы не ожидать ничего взамен.

В конце концов я набрался мужества и, получив зарплату, отправился в ювелирный магазин солнечным сентябрьским днем. Я старался не думать, как все будет происходить, а просто действовал. Когда я увидел кольца, то немного смутился от осознания того, что мне придется выбирать из самых дешевых, но консультант обрадовала, что на многие из них делаются сезонные скидки. В итоге я остановил выбор на весьма привлекательном и аккуратном колечке, за которое пришлось отдать почти половину зарплаты. Не скажу, что это было легко сделать, так как жадность одолевала меня, но в конце концов получилось преодолеть ее, и, довольный собой, я отправился домой, а предварительно позвонил Алисе и предложил прогуляться в парке, сославшись на хорошую погоду. Сначала она хотела отказаться ввиду плохого самочувствия, но мне удалось ее убедить, мол, свежий воздух полезен для ее здоровья и здоровья нашего будущего ребенка.

И вот чем ближе была наша встреча, тем сильнее нарастало мое волнение. Мы встретились, я поцеловал ее, взял за руку, и пошли гулять. Так как был будничный день, то в парке оказалось достаточно безлюдно, и это немного меня успокаивало, потому что внимание людей доставляло мне дискомфорт. Мы болтали о всякой, как мне казалось, ерунде, и я все это время пытался выбрать подходящий момент. Когда мимо нас несколько раз проходили мамаши с колясками по застеленному опавшими листьями тротуару, то мы представляли, как тоже будем гулять здесь с нашей малышкой. Шутливо спорили о том, как она будет одета и какая коляска подойдет ей больше. Тем временем я все время незаметно запускал руку в карман куртки, чтобы проверить, не выронил ли случайно заветную коробочку с кольцом, которая, как мне казалось, с каждой секундой прибавляла в весе. Создавалось впечатление, что если бы вместо нее в кармане лежала доза с наркотиком, то я волновался бы гораздо меньше, даже если бы мимо меня проходили менты. Мои руки потели, а сердце буквально вырывалось из груди, и в конце концов я предложил сесть на лавочку, чтобы немного отдохнуть.

И тут я понял, что более подходящего момента быть не может, сделал глубокий вдох свежего осеннего воздуха.

– Позволь погладить? – попросил я дрожащим голосом и положил руку ей на живот.

– Да, пожалуйста. С тобой все хорошо, Коль? Ты выглядишь каким-то напряженным.

– Все хорошо, – сказал я и приподнял ее кофточку, оголив выпуклый животик. Дальше я нагнулся к нему и прислонил ухо, чтобы послушать, но ничего так и не услышал. Потом нежно поцеловал его, достал из кармана коробочку с кольцом, открыл ее и молча поставил сверху на живот.

– Ты серьезно!? – еле сдерживая слезы, произнесла Алиса.

– Абсолютно! Выходи за меня.

– Я согласна, – коротко ответила она и страстно поцеловала меня.

***

Спустя где-то месяц мы сыграли что-то вроде свадьбы. В традиционном понимании это было сложно назвать полномасштабной свадьбой. Скорее, походило на скромное мероприятие, рассчитанное для своих. На нем присутствовало десять человек – друзья Алисы, с которыми мы праздновали Новый год, моя мама и с моей стороны двое ребят из содружества, которые стали моими новыми друзьями. Одним из них был Дима. Я также хотел пригласить Волка, но он не смог приехать, поскольку отдыхал с семьей где-то за границей.

Стоял дождливый октябрьский день, и после ЗАГСа мы всей компанией отправились в небольшой банкетный зал, арендованный в одном из ресторанов. На мероприятии было минимум алкоголя, так как практически половина из присутствующих его не употребляла, включая меня и Алису. Так как у меня совсем не было навыков праздновать что-либо без алкоголя, то чувствовал я себя не очень уютно в этой атмосфере и ждал, когда же все закончится. Поэтому мое присутствие было нужно скорее для галочки. Вскоре мы с Алисой все-таки были вынуждены покинуть праздник, так как она почувствовала себя плохо. В общем, от свадьбы у меня остались довольно смазанные впечатления, но, с другой стороны, я был рад и благодарен, что это получилась не полномасштабная свадьба, какие принято играть в наших краях, со всеми этими выкупами, тамадами, бредовыми конкурсами, пьяными возгласами «Горько!», драками и прочим. Когда представляешь себе все на трезвую голову, то это выглядит настолько глупо и несуразно, что нет абсолютно никакого желания участвовать в подобной вакханалии. Да и вряд ли у меня хватило бы моральных и физических сил на все это. И теперь, когда я вижу отретушированные фотки с подобных мероприятий, то сразу представляю, как все выглядело спустя несколько часов после того, как они были сделаны. Пьяные гости в помятых костюмах и платьях, орущие песни или танцующие на грязном, липком от разлитого спиртного и запивки полу. Кто-то уже спит над столом, кто-то трахается в туалете, а туда при этом ломятся, чтобы покурить косяк, или за углом в кустах на улице под звуки блюющего тестя, или свекра, или кузена, или еще хер знает кого. В общем, наши свадьбы – это целая наука, которую можно постичь, только оказавшись на ней, причем в роли каждого из присутствующих.

То же самое касалось в принципе и остальных праздников, которые выпадали на мою трезвую голову. Получалось, что у меня было два выбора – либо отмечать в кругу трезвых людей, а это были в основном ребята из сообщества, либо не праздновать вовсе. Когда были корпоративы на работе, то я старался как можно скорее их покинуть, чтобы не поддаваться искушению.

Свой день рождения я встретил дома с тортом и чаем, как будто в детстве. С одной стороны, было несколько скучновато, но все плюсы такого праздника начинаешь ощущать на следующий день, когда, проснувшись с утра, понимаешь, что у тебя не болит голова, не кумарит, и можно спокойно пойти на работу, не придумывая при этом нелепых отговорок начальству, если вдруг жалость к себе стала невыносимой, и ты решил не выходить сегодня ввиду плохого самочувствия, причиной которого стал праздничный день, отмеченный накануне. В общем, благодаря таким нюансам ближе к зиме меня повысили до должности бригадира, и после этого я наконец-то увидел перспективы на своей работе, которую еще в начале года ненавидел и презирал. Единственным препятствием для дальнейшего развития было отсутствие у меня высшего образования, но эта проблема также была решаема.

За все время, начиная с первых недель беременности, Алисе пришлось несколько раз ложиться в больницу на сохранение. Новый год она также встречала в больнице, поэтому его празднование получилось весьма условным.

В итоге в середине марта с огромными затратами моральных и физических сил Алиса все-таки заехала в роддом. Врачи прогнозировали весьма благоприятный исход, несмотря на все трудности, возникшие и преодоленные на всем этапе беременности. И меня это успокоило.

***

– Тебе нужно заказать молебен за здравие Алисы.

– Ой, опять ты начинаешь с этим?

– Не начинаю, а предлагаю обратиться за помощью к Богу. Тем более хуже от этого не будет уж точно.

– Я думаю, что это бессмысленная трата времени. Как это вообще может помочь, если я ничего при этом не делаю?

– Ну мне же помогло, когда я тебя попросила сделать это перед операцией, – сказала мама. – Так что я попрошу отца Александра, и он проведет молебен, но нам желательно на нем поприсутствовать.

– Ну ладно. Я в принципе не против, хотя не понимаю, зачем это надо.

После разговора с мамой я в тот же день отправился на собрание, чтобы поделиться своими переживаниями. И, как ни странно, присутствующие тоже предлагали мне молиться, обращаясь к Богу за помощью в предстоящих родах и избавлении от страхов, связанных с ними.

– Сам посуди. Разве Бог для этого спас тебя таким образом, чтобы потом отнять самое дорогое? Я думаю, что это не в его стиле, братка. Тем более у тебя уже есть определенный духовный опыт, и попробуй взглянуть на него. В те моменты, когда у тебя получалось довериться Богу и руководствоваться Его волей, разве случалось нечто ужасное? Просто посмотри, как изменилась твоя жизнь после того, как ты впустил Его. Так что продолжай двигаться в том же направлении, то есть к Нему, и под Его покровительством тебе откроются еще большие высоты. Я уж точно знаю, о чем говорю. Так как по всем земным параметрам уже не должен был топтать эту бренную землю. Ну ты и сам знаешь мою историю, поэтому не вижу смысла повторять ее в очередной раз, – сказал мне Дима, когда мы вышли с ним покурить после занятия группы.

После посещения собраний всегда становилось спокойнее. Потому что приходило понимание, что ты не один, и твои проблемы не являются такими масштабными, как их рисует пораженный зависимостью мозг. Так случилось и в этот раз.

Я шел домой замечательным мартовским вечером и уже ощущал приход весны, с которым у меня бы до конца жизни ассоциировалось рождение дочери. Мне казалось это таким символичным. Она, словно прекрасный подснежник, олицетворяла бы собой новую жизнь, которая рождается после мертвенно-бледной зимней пустоты, раскинувшейся на наших обширных пространствах. Но, как мне казалось, эпицентром этой холодной пустоты стала моя душа, которая долгие годы была объята ею и скована холодным мраком. И вот теперь она потихоньку начала наполняться теплом и светом, под воздействием которых и начали пробиваться первые ростки подснежника. И это было похоже на то самое чувство, которое я испытывал в детстве, когда приносил маме цветы, сорванные с клумб, или осенние кленовые листья.

Поймав себя на этой мысли, я подумал:

«А что мешает мне сейчас сделать то же самое? Что мешает подарить маме цветы?»

И я решил зайти в ближайший цветочный магазин. Конечно, это было не так безрассудно, как в детстве, когда мне приходилось рисковать и уносить ноги от разъяренных бабок, которые так тряслись над своими клумбами или кустами сирени возле подъезда, но так же искренне и непринужденно.

– Что-то случилось? – спросила мама, когда я подарил ей букет.

– Нет. Просто решил сделать тебе приятное. От души, так сказать.

– Спасибо большое. Это действительно очень приятно и неожиданно. Просто вроде только недавно ты мне дарил цветы на Восьмое марта, и тут опять. Поэтому я удивилась. Раньше ты делал так, если что-то происходило, чтобы загладить свою вину.

– Теперь все будет по-другому, – пообещал я.

– Я очень на это надеюсь. Кстати, я позвонила отцу Александру и договорилась с ним на молебен в пятницу вечером.

– Ого. Оперативно ты работаешь.

С этими мыслями я ушел в комнату. И только сейчас понял, как же сильно навредил своей маме. Если даже после того, как я дарил ей цветы и другие подарки, она испытывала тревогу и волнение, думая, что я что-то натворил, вместо того чтобы испытывать тепло и благодарность.

***

Наступила пятница, и я после работы отправился в церковь на молебен. Мама была уже там и, как это обычно бывает, набрала домой целый ворох различных иконок, свечек, настенных молитв и другой атрибутики, написала записки за здравие и упокой, набрала святой воды в бутылку и с чувством выполненного долга села на скамейку, которая располагалась вдоль стены, чтобы ждать батюшку. Я присел рядом с ней и, когда зашел отец Александр, машинально повторил все действия за мамой. Поднялся и, сложив одну на другую ладони, попросил у него благословения. Потом мы снова сели и стали ждать, пока он переоденется для службы.

Спустя где-то десять минут появился батюшка и низким голосом начал молебен. Мама перекрестилась и встала у него за спиной. Я проследовал за ней. На этот раз время не тянулось так медленно, как в прошлый. Поначалу мне было сложно сконцентрироваться на молитве, так как я вслушивался в слова священника и пытался разобрать их, но получалось сложно. Спустя минут пять я смог наконец сконцентрироваться, и низкий голос отца Александра отошел на задний план; глядя на икону Спасителя, я начал усердно молиться:

– Господи, прошу Тебя, помоги моей возлюбленной Алисе перенести эти роды. Дай ей сил и здоровья в этот момент. Не оставляй ее ни при каких обстоятельствах и облегчи те боль и страдания, которые она будет при этом испытывать. Дай ей терпения и избавь ее от страха, волнения и переживания, связанных с этим жизненным явлением. Дай ей уверенность в благополучном исходе и укрепи ее веру в последующем. Дай ей мужества и стойкости в сложившейся ситуации. Пошли ей столько Своей любви, сколько необходимо для того, чтобы пережить эти роды. Снизошли на нее благодать и душевный покой. Прошу, благослови ее, благослови нашего ребенка и врачей, которые будут рядом с ней. Благослови наш брак. Помоги мне стать хорошим мужем и отцом. Научи меня прощать, благодарить и любить. Научи меня доверяться Тебе и следовать Твоей Воле. Научи меня распознавать ее и полагаться на нее. Господи, помилуй, спаси и сохрани. Аминь.

Пожалуй, впервые в жизни я молился так искренне и усердно. Поначалу я подбирал слова, чтобы они звучали как можно красивее и эффектнее, но потом понял, что это выглядит глупо, так как делал я это не вслух, и мне не на кого было произвести впечатление. Поэтому впоследствии мои слова были проще и понятнее. Я общался с Богом, как с человеком, которого уважаю и безмерно благодарю за то, что он для меня сделал и может сделать. Которому могу рассказать о своих проблемах и попросить помочь решить их. И мне для этого не надо было заранее заготовленных текстов или фраз, которые я слышал из уст священника. Эти слова шли из самой глубины души, которые я посылал в Его адрес, и мне было этого достаточно. В какой-то момент все мои мысли и чувства были обращены к Богу, и мне как будто даже не надо было формулировать их. Меня полностью перестали отвлекать посторонние вещи – звуки, запахи, свет. Такое чувство, что мое сознание пребывало в каком-то ином состоянии, без лишних раздражителей. Продлилось это совсем недолго. Буквально несколько минут, но я запомнил его на всю жизнь.

Когда я пришел домой, то получил сообщение от Алисы, что роды состоятся в воскресенье, и о том, что чувствует она себя вполне хорошо и готова рожать. Меня это успокоило, и после ужина я лег спать, предварительно еще раз коротко помолившись.

Чем ближе подходил момент, тем сильнее нарастала тревога. Но у меня уже появился некоторый навык справляться с ней. Я звонил ребятам из сообщества и говорил о своих переживаниях, молился и просил Бога избавить от нее. Старался как-то отвлечься, читая литературу и слушая музыку. Оказывал помощь другим людям, чтобы хоть как-то отогнать негативные мысли. Но это все помогало лишь на очень короткий промежуток времени. Тяжелее всего приходилось ночью, когда я оставался наедине с собой. В итоге уснуть мне удавалось лишь под самое утро буквально на пару-тройку часов.

Рассчитав время так, чтобы прибыть к самому открытию роддома, я встал, сходил в душ, выпил чашку кофе и, выкурив сигарету, отправился туда. Я специально не стал звонить Алисе, чтобы вдруг не разбудить ее, если она еще спала. По дороге перед самым входом я вдруг заметил бабушку, которая сидела в черном потертом пальто и шерстяном платке, продавая цветы. Иронично подумав, что ей не хватает только косы для образа, я мысленно проговорил при этом:

«Вот этим пенсионеркам неймется, что они уже в такую рань готовы стоять на холоде, лишь бы заработать гроши».

Но потом мое внимание привлекли сами цветы, подснежники.

«Это знак», – подумал я и решил, что будет очень символично подарить их Алисе в этот воскресный весенний день.

Когда я зашел в помещение роддома с цветами, меня попросили подождать после того как я представился. Спустя где-то десять минут ко мне подошел мужчина в халате и представился главврачом. Выглядел он довольно уставшим и озабоченным. Он предложил мне проследовать за ним в кабинет. В этот момент я буквально на физическом уровне ощутил, как начинает нарастать паника, ведь присутствие главврача в выходной день было очень странным. В кабинете он предложил мне присесть, затем налил стакан воды, поставил передо мной и произнес:

– Этой ночью нам пришлось проводить экстренные роды. Мы сделали все, что могли, но началось внутреннее кровотечение и…

Дальше я уже практически ничего не слышал, а просто обхватил голову руками и стал качаться на стуле. Все было понятно с первых слов. Мои глаза будто заволокло пеленой густого дыма, а уши заложило так, будто передо мной взорвался артиллерийский снаряд. Я впал в какое-то оцепенение, которое даже не смог отследить. Моя голова в очередной раз стала напоминать огромный колокол, в который ударили, и по всему телу расходились отвратительные вибрации. Единственным спасением в тот момент казалось разрыдаться, но ступор был настолько сильным, что даже при всем моем желании сделать это не получилось бы. Спустя какое-то время врач, видя мое состояние, дал мне таблетку. Я послушно проглотил ее, так как у меня не было сил что-либо говорить и интересоваться у него, что это за лекарство.

«Я схожу с ума, и это просто какое-то видение, – подумал я. – Очередной кошмар, и только. На самом деле всего этого не происходит, и в действительности я сейчас лежу за гаражами с передозировкой, где меня откачивает водитель автобуса. Или нахожусь в туалете клуба, куда ломится персонал, чтобы меня спасти. Или может быть в ванной у барыги, который поливает меня холодной водой и бьет по щекам. Отчего наутро у меня будет болеть вся челюсть. Возможно, сейчас приедет скорая, врач сделает мне укол, и я наконец-то приду в себя, испуганно глядя в лица окружающих людей и не понимая, что вообще тут произошло. А может, даже и не приду, что в принципе тоже не так уж плохо, как находиться в этом сне. Но я не хочу умирать, ведь мама этого точно не переживет. Я хочу просто не быть. Не существовать в этой сюжетной линии реальности. Потому что нет абсолютно никакого смысла моего присутствия в ней».

– Позже мы скажем, когда вы сможете забрать свою дочь… – обрывок фразы доктора прозвучал эхом, как будто бы из большой трубы.

«Дочь? Он сказал – дочь? Ну точно. Мне это не послышалось. Теперь у меня есть дочь…»

– Вы придумали уже ей имя? – поинтересовался врач.

– Ева, – коротко ответил я и, с трудом поднявшись на ватные ноги, покинул кабинет, оставив на стуле букет подснежников.

***

Весна. Март. Капель. Птичья трель. Боль. Скорбь. Если бы эти слова стояли в детской задачке, и надо было бы вычеркнуть лишнее, то безусловно это были бы два последних. Но взрослая жизнь доказывает обратное. Это была первая весна, которую я встречал абсолютно трезвым за очень долгие годы. И она обещала быть волшебной. Ведь мои чувства размораживались и оттаивали вместе с грязным снегом, и я особенно остро ощущал все запахи, цвета, солнечное тепло и свет. Пение прилетающих птиц и дуновение теплого ветра. Журчанье ручьев под ногами от таявших сугробов и… смерть. Стоя на кладбище и наблюдая за погребением Алисы, я уже ничего не хотел чувствовать из всего этого. Потому что боль от ее утраты была гораздо сильнее всего этого дара. Я вновь ощущал себя манекеном и как будто бы наблюдал всю эту церемонию со стороны. Я видел, как умирала зима под неизбежным напором весны. Но, как и принято из года в год, она никогда не сдается сразу и продолжает борьбу за свою холодную и мертвую жизнь. И в этот раз перед своим уходом она отняла у меня самое драгоценное, что мне удалось приобрести за всю свою никчемную и жалкую жизнь, – любовь. Перед своим неминуемым уходом зима как будто бы в последний момент схватила острый кусок мутного льда и вырезала мое сердце, в котором только-только началось зарождаться это трепетное и теплое чувство. А после этого положила его в гроб к Алисе, где оно остывало в ее холодных руках.

В какой-то момент появился отец Александр, в моей жизни он уже стал каким-то олицетворением скорби и уныния. Я давно перестал осуждать его. Да и не осталось абсолютно никаких сил на это. Мне было все равно, что он там говорит в своих молитвах и проповедях на панихиде, так как я понимал, что это абсолютно ничего не поменяет. Но кое-что меня все-таки вывело из себя. В момент, когда он раздавал всем свечи, то, протягивая мне свечу, он положил руку мне на плечо, склонил голову и прошептал:

– На все Воля Божья, сын мой.

Не знаю, что со мной произошло в тот момент, но после этих слов я просто впал в бешенство. С ненавистью в глазах я схватил эту свечку и, с размаху кинув ее на талую землю, начал со всей силой втаптывать в эту талую грязь.

– Ненавижу. Ненавижу, – сквозь зубы кричал я, и из моих глаз хлынули слезы.

Такое поведение вызвало ступор у немногих присутствующих на погребении. В основном это были друзья и коллеги Алисы. Все почему-то посчитали, что мои слова были адресованы батюшке. И только мама не растерялась и, обняв меня, подала салфетку и бутылку с водой, чтобы я успокоился.

– Прошу прощения, – тихо произнес я, опустив голову, и церемония продолжилась.

После этой ситуации даже невозмутимые на первый взгляд могильщики как будто бы прониклись моим отчаянием и стали выглядеть, как мне показалось, более мрачными. Интересно, они знали истории тех, кого хоронят? Интересовало ли их это? Или для них это было обычной рутиной? Какие чувства они испытывали, когда делали свою работу? Если бы я оказался на их месте, то, наверное, мне было бы интересно, почему хоронят такую молодую девушку, глядя на даты рождения и смерти на ее табличке.

Почему я переключился на них? Да, наверное, это была какая-то психологическая защита или что-то вроде того, чтобы под невыносимым чувством жалости к себе не броситься в могилу или не наложить на себя руки где-нибудь тихо в сторонке. Не отрицаю, что в последние дни такие мысли приходили ко мне, но я не мог сделать этого из-за постоянного присутствия мамы, которая переживала не меньше меня. А еще у меня теперь была Ева, которая все еще продолжала находиться в роддоме.

Не знаю, что со мной случилось, но за все это время мне не хотелось что-то употреблять. Нет, конечно же, я хотел избавиться от невыносимого состояния, но не мог позволитьсебе сделать это посредством веществ, так как по опыту прекрасно знал, что не смогу остановиться. К тому же я постоянно задавался вопросом:

«А хотела бы этого Алиса? И как бы она отнеслась к этому?»

Ответ был очевиден, и поэтому мне приходилось проживать это на трезвую голову, торжественно повесив орден скорби на свою растерзанную грудь, который прикрывал в ней рваную дыру, проделанную острым куском льда…

***

– …Да будет Воля Твоя, а не наша, – закончилась молитва, которая свидетельствовала о начале очередного собрания, куда я пришел спустя несколько дней после похорон. В этот раз я не молился, а всего лишь делал вид, чтобы не выделяться, и наблюдал за присутствующими. В принципе, ничего необычного не происходило в этот вечер, и на лицах ребят и девчонок чувствовалось удовлетворение от того, что они вновь собрались на этот час с небольшим в уютном помещении. Ведь здесь они могли чувствовать себя в абсолютной безопасности от той агрессивной среды, где им приходилось выживать с таким тяжелым заболеванием, как зависимость от наркотиков и алкоголя. Тут их полностью понимали и принимали не как там – на работе, в семье, в общественном транспорте, магазине, забегаловке и остальном социуме. Одним словом, это помещение превращалось в убежище для двенадцати человек в дождливый вечер. И тринадцатым был я.

«Хмм… как символично, – подумал я и, усмехнувшись, добавил: – Да будет Воля Моя, а не ваша».

– Позволь я помогу тебе, Лех? – попросил я и взял чайник, чтобы налить в него воды, не дожидаясь ответа.

– Давай, конечно.

Затем я проследовал в умывальник и налил из-под крана полный чайник воды, но предварительно высыпал в него пять граммов амфетамина и два грамма героина, которые приобрел накануне. После этого я как ни в чем не бывало поставил чайник на подставку, чтобы вскипятить его.

– Да сыпь больше, не стесняйся! А то как будто от сердца отрываешь, – сказал я Лехе, когда тот засыпал китайский чай в чайник для заварки.

– Горчить будет сильно.

– Да нормально, не парься.

Когда все было готово, и в двенадцать стаканчиков был налит напиток, я начал передавать их всем присутствующим, а после того как были переданы последние, тихо произнес, усмехнувшись при этом:

– Пейте, сия есть кровь Моя.

А потом взял тарелку с печеньем и прошелся с ней, предлагая каждому:

– Ешьте, сие есть тело Мое.

Вернув тарелку на специальный столик, засыпанный крошками, где стояли пустой чайник и еще один пустой стаканчик, я незаметно вышел из помещения, пока кто-то из присутствующих продолжал высказываться и неустанно благодарить Бога за эту возможность находиться сегодня здесь.

Накинув капюшон и закурив сигарету, я медленно пошел в сторону дома, растворяясь в темноте холодного весеннего вечера, зная, что больше я туда никогда не вернусь.

Что было дальше, предсказать несложно. Довольно скоро ребята почувствовали столь знакомое им состояние эйфории, которое невозможно спутать ни с чем. Для обычных людей такой поступок, скорее всего, вызвал бы минимум последствий, и на следующий день у них, возможно, ощущались бы недомогания в виде бессонницы и апатии, но от этого их жизни не поменялись бы в корне.

Но у людей, сидящих в комнате, включая меня, реакция тел на психоактивные вещества кардинально отличалась от реакции условно здоровых людей. В результате воздействия таких веществ на их возникает эффект тяги или голода к этому веществу. Появляется одержимость и стойкое желание употребить еще раз, а потом еще и еще, несмотря на то, сколько времени они не употребляли до этого. В общем, отказаться от этой затеи им теперь будет непросто. Но, как говорится, на все Божья Воля.

В результате проведенной мной акции четверо из двенадцати находившихся в тот момент в помещении больше никогда туда не вернулись и, вероятнее всего, спустя какое-то время скончались от смертельной болезни, которая мучительно пожирала их. Кстати, Дима был тоже в их числе.

Остальные все-таки смогли выкарабкаться и продолжить свой непростой путь выздоровления в этих стенах.

9. Бытие

Осень терзает лето

Выстрелом ветра в грудь.

Если читаешь это,

То лучше потом забудь,

Лицо прикрывая руками,

Воздух глотая ртом…

Что там за облаками

Ждет нас с тобой потом?

Бывает, порой так тянет

Развеять ту пустоту —

Шаг, и больше не станет

Силуэта на старом мосту.

Нет, это какой-то бред,

Просто не хватает покоя,

Смерть укроет под плед,

Лишь я глаза закрою.

И сделан последний шаг,

Мне он дался легко, —

Ты победил, мой враг,

Ведь был ты во мне глубоко…

Проклятая интерфероновая терапия буквально уничтожала меня. Спустя долгое время мне все-таки удалось попасть в программу лечения гепатита С, и вот уже пару месяцев я находился в подавленном и апатичном состоянии, которое было следствием приема лекарств. Еще эта погода с пасмурным, гнетущим сентябрьским небом над головой добавляла уныния с мрачным ожиданием наступления осенней меланхолии.

В этом году Ева пошла во второй класс, и все восемь с лишним лет она, пожалуй, была единственным человеком, ради которого я продолжал жить и что-то для этого делать. Мне хотелось дать ей все то, чего так не хватало мне в детстве, – любовь, заботу, тепло. Очень многим помогла моя мама, которая так же души не чаяла в своей внучке. Это были непростые годы, но мне все-таки удалось пережить утрату Алисы и сосредоточиться на воспитании дочери. Правда, отношений у меня больше так и не появилось, за исключением нескольких интрижек, которые длились весьма непродолжительное время. Да и, учитывая мой диагноз, приобретенный в годы куража, вряд ли бы это обрадовало потенциальную невесту. Сначала надо было разобраться с болезнью.

Все эти годы я тщательно старался обезопасить Еву от того, чтобы она не заразилась этой дрянью бытовым путем. Особенно в ее детстве, когда она находилась в максимальной, как мне казалось, опасности, и поэтому приходилось прятать от нее средства личной гигиены в недоступные места, чтобы она вдруг случайно не поранилась ими. Вот и теперь, делая себе уколы, я по привычке прятал использованные шприцы или сразу шел выбрасывать их в мусоропровод.

– Бля, еще эти уроки проверять, – вслух произнес я и выпил целую горсть таблеток, едва сдерживая рвоту и при этом наблюдая в окно за происходящим на улице.

***

Взглянув на свинцовое небо и предположив, что опять будет дождь, я начал искать взглядом Еву с ее подругой на детской площадке и, не обнаружив, испытал беспокойство.

«Ну получит у меня, когда вернется! Небось опять пошли за дом котят кормить», – подумал я.

Но то, что я увидел дальше, буквально повергло меня в шок. По тротуару мимо моего подъезда быстрым шагом шли два туловища. И одним из них был тот самый Дима, которого я впервые увидел в квартире у Алхимика. Неужели он был еще жив? Я думал, что он давно уже отмучился и покинул этот бренный мир, передознувшись где-нибудь в подъезде или притоне. Хотя выглядел он, конечно, печально – осунувшийся, еле хромая, он был еще больше похож на персонажа из фильмов про зомби, чем в тот раз, когда я увидел его впервые. И тогда мне казалось, что хуже быть уже не может. Оказывается, может.

Но даже сейчас, когда он оказался изможденным целым букетом заболеваний, его целеустремленности можно было позавидовать. Несложно догадаться, что эти парни под воздействием одержимости торопятся на замут, и второй, который посвежее, постоянно подгоняет хромающего Димона. Ведь непреодолимое влечение употребить заветное лекарство движет ими, чтобы хоть на какое-то время унять этот животный голод и адскую ломку. Ну а может быть, наоборот – они уже все достали и чуть ли не бегом мчатся в ближайшую аптеку или подъезд для приготовления заветного раствора. От всех этих мыслей меня передернуло, и по телу побежали мурашки, когда я вспомнил себя в прошлом. После того как они скрылись из виду, меня начало отпускать, но потом я подумал о Еве, которую так и не было видно во дворе, и постепенно начала нарастать тревога. Какое-то шестое чувство подсказывало мне: что-то не так, – и, не надевая уличную обувь, я прямо в домашних тапочках быстро спустился во двор. На мою беду, Евы там не оказалось, и в панике я начал метаться, разыскивая ее. Потом я проследовал в соседний двор и наконец-то увидел ее маленький силуэт возле старого деревянного детского домика, расположенного посреди площадки для детей. Ева плакала, а подруга держала ее за руку и утешала.

Это был вполне обычный деревянный домик – наследие советских времен. Раньше такие мини-строения можно было наблюдать во многих дворах и детских садах нашей огромной страны. Конечно, предназначались они в основном для детских игр, но впоследствии стали больше использоваться не по назначению всяким сбродом для того, чтобы справить нужду, потрахаться поздним вечером или просто сменить прокладку очередной маргинальной особе в период менструации. В общем, в какой-то момент они превратились в адские мини-порталы, аналогичные тому, который был раньше у нас за гаражами. Но за это время гаражи снесли, и на их месте появился сетевой супермаркет с уже знакомым названием «Просвет».

– Что случилось? – сердитым голосом спросил я у Евы и ее подруги.

– Мы зашли ко мне домой за кормом и водой для котят и потом услышали, как в домике разговаривают два дяди. Затем один начал торопить другого: «Вставай, вставай! Надо идти!» – и послышались какие-то шлепки, но тот ничего не отвечал. После этого один из них вышел и ушел. Нам стало интересно, и мы решили зайти внутрь, чтобы посмотреть. Второму дяде, кажется, было совсем плохо, и мы подергали его за руку, чтобы привести в чувство. В этот момент Ева облокотилась на лавку и немного поранилась, – поделилась ее испуганная подруга. – Только не ругайте ее, пожалуйста, дядя Коль. Это я попросила ее пойти со мной.

Последние ее слова я даже не расслышал, ибо испытал ужас после всего лишь одного слова – «поранилась». Так как уже догадывался, что произошло в этом адском домике, но категорически не хотел в это верить.

– Чем!? Чем ты поранилась!? – срываясь на повышенный тон, накинулся я на дочку.

– Там в домике. Рядом с дядей, – заплаканным голосом произнесла Ева, указывая рукой в сторону детской постройки.

С самыми кошмарными мыслями я вступил в этот домик, и мои худшие опасения подтвердились. На скамейке в углу, облокотившись на стену и запрокинув голову, с закатившимися глазами сидел Димон без каких-либо признаков жизни, а рядом лежал использованный шприц с обнаженной иглой. Схватив этот шприц, я упал на колени на деревянный пол и начал яростно колотить в него этим шприцем со слезами на глазах и орать так, что, казалось, весь мир слышит мое отчаяние:

– ЗА ЧТО!? ЗА ЧТО!? ЗА ЧТО-О-О-О!?!?!?

Оглавление

1.Бытие

2. Исход

3. Приход

4. Забытье

5. Ловец человеков

6. Бог

7. Про свет

8. Просвет

9. Бытие