На каждом из неб [Александр Селионов] (fb2) читать онлайн

Сказки, басни, диалоги, анекдоты

Колобок 18+

Автор:

Век жили в нищете старик и баба.

Ругались часто, но довольно слабо.

Вот, как-то, донеслось с под потолка:

Дед:

– Спеки-ка ты мне бабка колобка.

Баба:

– От, пень-то старый, ты опять наглеешь!

Сам лишь лежать на печке и умеешь.

Не доводи, лежи себе, молчи.

Не то опять завалишься с печи.

То из себя там корчишь государя,

А то, у порося воруешь, харя!

Итак, варю последнюю ботву,

Ещё и ты там возишься в хлеву.

Автор:

Вдруг с печки показался череп сонный.

Дед:

– Подь, старая, сюды, ищи кальсоны!

Из принципа я буду тут сидеть,

Не можешь месяц мне резинку вдеть.

Баба:

– Еще мне покудахтай на насесте,

Забудь и думать о своём протесте.

Пошарь там по лежанке то рукой,

Сам две недели едешь за мукой.

Автор:

Старик неловко как-то наклонился,

Так без штанов на пол и завалился.

Сам крякнул, зад издал протяжный свист.

Баба:

– Своим сигнал даёшь, парашютист?

Автор:

Дед кое-как очнулся от урона.

Дед:

– Опять беду накаркала, ворона.

Гляди, отволоку тебя я в лес.

Баба:

– Да ты хоть раз бы по-другому слез.

Дед:

– Ты, старая, болтала бы пореже!

Я дрын сейчас возьму, да дрыном врежу!

Давай, покуда не намял бока,

Скажи-ка, испекёшь мне колобка?

Баба:

– О, Господи! Да что ж это такое?

Упал на жопу, а беда с башкою.

Ну до чего тупые мужики!

Сказала ж тебе: «Нет у нас муки!»

Дед:

– Пошла, да поскребла бы по сусекам,

В амбаре помети, будь человеком.

Не думает ни кто о старике,

А я давно мечтал о колобке.

Автор:

Естественно, амбар был очень грязный,

И колобок испёкся несуразный.

Смешалась с пылью белая мука,

Не видел мир такого колобка.

Он не был ни красивый, ни блестящий.

Не ровный, кучковатый и смердящий.

Короче, был похож он на говно,

Но умудрился выпрыгнуть в окно.

Упал, подпрыгнул, чуть не развалился,

И быстро, быстро к лесу покатился,

Запрятаться среди таких, как он.

А там, в лесу какашек миллион.

У деда поднялась температура.

Он к бабке.

Дед:

– Колобок то где мой, дура!

Баба:

– Сам остужал, уж лучше бы молчал.

Автор:

А колобок зайчишку повстречал.

Заяц:

– Куда это ты катишься, какашка?

Тебя что, волк съел? Кем ты был бедняжка?

Меня не бойся. Может что болит?

Автор:

А колобок ему и говорит:

Колобок:

– Гад! Хочешь меня съесть, на самом деле?!

Заяц:

– Да что ты говоришь? Тебя уж съели!

По запаху, по виду, по всему…

Я сути твоих страхов не пойму.

Автор:

Тут колобок петь песенку собрался,

Но заяц это понял и убрался.

И покатился дальше колобок,

Мечтая не попасться на зубок.

Волк по тропе бежал к нему навстречу,

И колобок смелей:

Колобок:

– Чудесный вечер!

Ну, поболтай со мною, погоди!

Автор:

А волк:

Волк:

– Уйди, дерьмо, не подходи.

Мне с будунища только не хватало,

Чтобы со мною тут говно болтало.

Привидится такое же с утра,

По-моему завязывать пора.

Сказал же кабану, что пить не буду,

А он, гад: «Два по сто в одну посуду!»

Колобок:

– Эй, волк, я колобок, а не говно!

Автор:

Волк пнул его ногой,

Волк:

– Мне всё равно.

Не зря вчера я пить так не хотел.

Автор:

А колобок вдоль тропки полетел.

И ветер так приятно обтекает,

"Быть может птица я? – в мозгу мелькает, -

Теперь могу по сторонам смотреть"…

Хлоп! На тропе замешкался медведь.

Медведь:

– Да что ж это за дни в лесу настали,

Чтобы вокруг фекалии летали.

Пойду домой, да Бог меня простит,

А то ещё чего-то прилетит.

Автор:

И вот, святым знаменьем осеняся,

Медведь скорей убрался восвояси,

А колобок умерил дикий страх,

Часа четыре просидев в кустах.

Настала ночь, дневные звери спали,

Повсюду совы, филины летали.

А, ведь у них понятия просты,

Бедняга вновь полез в свои кусты.

На утро солнце взгрело ему спинку,

И колобок пробрался на тропинку.

Понятно стало, что же он молчал:

Колобок:

– Сам ты фекалий! –

Автор:

злобно пробурчал.

И бросился, показывая чудо,

Чтобы убраться поскорей отсюда.

Но, оказался около лисы,

Едва та вышла с лесополосы.

Лиса:

– А, чем это так сильно завоняло?

Стой! Кто такой? Стоять! Кому сказала?

А то, щас чвякнешь об корягу лбом!

Автор:

И сразу сдоба замерла столбом.

Лиса:

– Ну, кто такой? Откуда столько прыти?

Колобок:

– Я колобок, сударыня, простите.

Лиса:

– Как колобок? Ты ж сделан из говна!

Читала, что я съесть тебя должна.

С чего бы, вдруг, мне кушать экскременты,

Показывай, приятель, документы!

Автор:

А колобок ей тихо так в ответ:

Колобок:

– Вы знаете, а документов нет.

Лиса:

– Конечно, нет! Я сразу это знала!

Кто ж документы выпишет для кала?

А в сказке так у нас заведено,

Раз нету документов, ты – говно.

Поверь, дружок, таким как ты голубам

Одно лишь направление – по трубам.

Короче, принимай решенье сам:

Или исчезнешь, или сдам властям.

Колобок:

– Сударыня прекрасная, простите!

Прошу, молю Вас, только не губите

И без того жизнь бедную мою.

Хотите, я Вам песенку спою?

Я в музыке не очень разбираюсь,

Но уж для Вас, поверьте, постараюсь.

Автор:

Прыжок! И вот уже он на носу.

И тут же громко вырвало лису.

И так её изрядно полоскало,

Весь лес своей отрыжкою достала.

Объяла всех зелёная тоска,

Но лес уже не трогал колобка.

Из голода и ради интереса,

Он нищенствовать стал по всему лесу.

Кто рубль даст, а кто пинка под зад,

Но не едят, а он тому и рад.

Опять же время не стоит на месте,

Подумывать он начал о невесте.

Внезапно имидж начал брать своё,

Неплохо стало подавать зверьё.

Со временем стал колобок солидным,

В лесу считался женихом завидным,

Построил дом, богатство приобрёл,

И, говорят, любовницу завёл.

Однажды за ним белка наблюдала,

Кто знает, что она в нём увидала.

Казалось бы, живи себе, живи,

Но белку охватил огонь любви.

Через полгода после брачной случки

Родились две премилые вонючки.

Везде по лесу прыгают, снуют,

Всех запахами так и обдают.

Зловонный пончик белочку замучил,

Ему то этот лес давно наскучил.

Ведь он в лесу не числится уже.

В Америку свалил на ПМЖ…

Обласканные новою страною,

Плодиться стали колобок с женою.

А там и внуки, правнуки пошли,

Святые дети призрачной земли.

Супругов приняла земли прохлада,

Но дети их устроены, как надо.

Они сейчас в Америке живут,

Их местные там скунсами зовут.

* * * * *

Репка 18+

Посадил дед репку, эко диво!

Репа без проблем у всех растет.

Вырастил бы персики, да сливы,

Да, чтоб по два урожая в год.

Правда, удобрял навозом крепко!

Конский, птичий, козий, бабкин, свой!

Вышло просто чудо, а не репка!

Избу заслонила всю ботвой.

Сдохло все, что раньше колосилось,

Что росло и пахло до сих пор.

Столбиков немало покосилось,

Выдавило из земли забор.

В туалете яма выгребная

Репке на питание пошла.

Запил дед, в душе осознавая,

Что на огороде сгусток зла.

Ширится, растет исчадье ада,

Не способен дед себя простить.

Кто-то предложил: "Мышей бы надо

Внутрь корнеплода запустить".

Ожил старый: "Не оставьте, други!

Все, от стариков, до пацанов!"

И теперь к нему, со всей округи,

Тащат, тащат люди грызунов.

Сами прорубают вглубь туннели,

Добывая пищу для скота,

И уходят в репку на недели,

Ищут уязвимые места.

Все дома в деревне развалились,

Репка, разрастаясь, их снесла.

Люди в ее недрах поселились,

Всех она сама же и спасла.

Дети нарождаются здоровы,

Шерсти больше у овец и коз,

По три нормы доятся коровы,

Вышел в передовики колхоз.

Премии пошли, поездки к морю,

Дружно место выели под клуб,

И зажил колхоз, не зная горя,

Репка стала, как священный дуб!

Радость принесла с собой печали,

Чахнуть стала репка, быть беде!

Мыши, те, что сами натаскали,

Расплодились на такой еде.

Подточили силы корнеплода,

Сдохла репка, сдохла и сгнила.

Ни домов, ни клуба у народа,

Хрупкая идиллия прошла.

Пусть сажает дедка репку снова!

Легкая рука у старика.

А удобрить, все они готовы!

Тут их экономика крепка.

* * * * *

Курочка Ряба 18+

Однажды ночью бабка деда разбудила.

– Ты посмотри, отец, что Рябушка снесла!

Яйцо из золота, я отняла насилу.

И деду крупное яичко подала.

Дед в руки взял яйцо из желтого металла.

«Неужто золото?» – стучится мысль в висок.

От предвкушения немного жарко стало,

На всякий случай запихнул его в носок.

И сразу к бабке:

– Ах ты, старая ты клуша!

Давай-ка курицу тащи скорее в дом.

Да погоди, трещотка, вот чего послушай,

Рот на замок и чтоб молчала обо всём.

Умчалась бабка, дед уселся на скамейку.

А яйцо боится даже положить.

И сразу мысли потекли коварной змейкой:

«Ведь это как же можно в старости зажить!»

А деду нравилась соседка-молодуха,

Вокруг неё он вился кочетом не раз.

Но дело портила проклятая старуха,

Да муж соседки норовил всё время в глаз.

«Яйцо дам мужу, пусть гуляет в чисто поле.

Пусть в город едет, я за этим прослежу.

А у меня богатства скопится поболе,

Вот с бабкой делать что, ума не приложу.

Надежды мало, что служанкой согласится,

И разговор про это дело страшноват.

Что за привычка, из-за мелочи беситься!

Она ж, чуть что, берётся сразу за ухват.

Ан, ладно. Где она там с курой то пропала?

Яиц то, сколько будет надо на мильон?»

Тут входит бабка:

– Еле Рябушку поймала.

Боялась милая, что мы её в бульон.

– Сооруди-ка ей гнездо в своей постели,

А, если что, сама на печке полежишь.

– Чего в моей? Итак, хожу я еле-еле,

А ты, как юноша к соседке то бежишь.

«Вот стерва! Как я только выбрал эту дуру?»

– Всё верно, милая, конечно, ты права!

Там поуютней сделай гнёздышко для куры,

А у соседки, просто, я колол дрова.

– Дрова колол?! Да, что ж ты мне то врёшь, зараза?

Ведь это дело у тебя не в первый раз.

Откуда ж ты тогда принёс синяк под глазом?

Сучок, случайно, что ли, прилетел под глаз?

– Ты, ведьма старая! Да, он подкрался сзади!

Кабы не это, так бы я ему задал.

– Тебя наверно отвлекли плохие дяди,

И ты, несчастный кулака не увидал.

Дед сжал кулак так, что костяшки побелели,

Яйцо раскачивалось в штопаном носке.

Крутя глазами, старый сделал шаг до цели,

И, размахнувшись, стукнул бабку по башке.

Глаза у бабки удивлёно округлились,

Немного вытянулось старое лицо.

В носка прорехах, чуть скорлупки золотились,

Но по лицу текло обычное яйцо.

Теперь то, бабка с дедом зажили, как прежде,

За пять минут ухват развеял всю печаль.

А, всё ж, грустит старик о призрачной надежде

И, потирая глаз подбитый, смотрит в даль.

* * * * *

Царевна-лягушка 18+

Царь, внешне презентабельный мужчина,

Весьма сварливым нравом обладал,

А три его неполноценных сына

Все время вынуждали на скандал.

Будь помоложе, да побольше сил бы,

Да не родня покойницы-жены,

Чем породил, так тем же и убил бы! -

Настолько злили старого сыны.

Царь ключницу "попахивал" порою,

Не то чтоб там почуять благодать,

Та приступы гасила геморроя,

Да и совет могла полезный дать.

Старуха власти всей душой желала,

Сынки несли угрозу и урон…

И вот, два этих шатких маргинала

Решили, как обезопасить трон.

С утра не пивший, хоть душа горела,

Царь в чистом вышел – форменный пижон:

"Берите луки, – говорит, – и стрелы

И в стороны своих стреляйте жён.

Сыночки, сплошь танцоры и поэты,

Могли дивиться, но не удивлять.

Стрелки из них, как из говна конфеты,

Ан, тут же побросались вдаль шмалять!

Как три щенка, три резвых инвалида,

Три лука натянули от души.

И вдаль три северги ушли из вида…

Стрелки – дерьмо, да стрелы хороши!

Назвав затею, мысленно, ошибкой,

Сынов – ослами, ключницу… на "ять"…

Царь сплюнул, матюгнулся, но, с улыбкой,

Отправил дурней суженых искать.

Над старшим сыном поглумилось лихо,

К невзгодам он привычный, черт возьми!

С собой привел наследную купчиху,

Сиротка, вроде, но с тремя детьми.

А, средний слыл счастливчиком не даром,

Уж, раз не сгинул столько лет подряд.

Стрела его влетела в дом к боярам,

Кровиночке их распорола зад.

Такой толпою, боевым порядком,

Пришли, момент для лести улучить…

Царь всех прогнал, лишь приказал им кратко:

"Детей заткнуть, а жопу залечить! "

У "желтой" прессы появились темы,

Скрывал по летописцу каждый куст.

Однако, брата младшего проблемы

Электората не сходили с уст.

Сочувствие сплелось на обормоте,

На топи, с ветром, унеслась стрела.

Пропал несчастный? Сгинул на болоте?

Куда его судьбина занесла?

А, младший битый час ходил кругами,

Хотя стрелу нашел скорее всех.

Её лягушка с круглыми боками

Зажала в лапах, подавляя смех.

В конце концов, последний круг скривился,

Пришел царевич к центру по дуге,

Лягушку взять в ладони наклонился,

А та в ширинку влезла по ноге.

Минуты больше что-то там случалось,

Он охнул, будто в чем-то утвердясь,

Такой она пригожей показалась,

Каких он и не видел отродясь.

Насыщенность багульных испарений,

Усталость, юность, близость липких тел…

Царевич без особенных борений,

Решил, что он нашел, кого хотел.

Сказать, что царь невестке удивился?

Так, вроде нет, особо не не орал,

Лишь молвил: "Ты совсем мозгов лишился?

Посол французский пять таких сожрал!"

"Я тверд, отец, она теперь царевна!"

"Как скажешь, только… место ей – в пруду!

Ходи на пруд! Люби, хоть ежедневно!

Напрыскай в басурманскую еду."

"Все решено! Судьбу свою я встретил!

Пытай её, как всех, пусть победит."

Ни слова царь на это не ответил:

"Чего она, – подумал, – нам родит?"

Прокляв болотных тварей вероломство,

Назад вернулся, к ключнице своей.

А, поутру, чуть свет, созвал потомство,

Испытывать супружниц сыновей.

Махнул стакан, для снятия нагрузки,

И высочайшей волей повелел,

Сготовить ему к вечеру закуски,

А то, в запое, мол, давно не ел.

Две старшие невестки взялись споро,

Вещал триумф кастрюль тревожный бой.

Лягушка, отвергая разговоры,

Опять Ивана заняла собой.

А, он, своей супругой покоренный,

(Та привнесла в постель БДСМ)

Счастливый, пылкий, удовлетворенный,

На поваров закинул груз проблем.

Пусть гусь летает, а собака лает,

Доверить профи, проще говоря.

На кухне знали, что монарх желает,

Состряпали закуску для царя.

И вот, на фоне трона и натуры,

Когда по чарке разобрали все,

Выносят из лягушек блюда дуры:

На вертеле и лапки фрикасе.

Всех вывернуло! Облажались дочки!

Тут положенье младший спас сынок,

Подали вмиг: селедочку, грибочки,

Укропчик, маринованый чеснок.

Тушеная форель в смороде красной,

Бараний бок, уха из осетра…

Изысканно все, сытно и прекрасно…

На козырях закончилась игра.

Царь гулко отрыгнул: "Вот, это баба!

Ванюшка выиграл, сплетникам назло!

Меня любовь, и то, коснулась слабо,

Обжег язык, а на душе тепло!

Как-будто бы наелся не в желудке,

А где-то ниже, но стремится ввысь…

И молодость какая-то в рассудке,

Глаза блестят и яйца напряглись.

Вся эта старость – форменная глупость!

Я укрепить еще способен власть!" –

И руку сунул, яйца вновь пощупать.

И морда вся в улыбке расплылась.

"Ну, что ж, теперь задание второе:

Супруги ваши к завтрему утру

Подушечки сошьют для геморроя

На коих можно отдыхать в жару".

Двор царский снова в пьянство окунулся,

Развратом день надеясь завершить.

Иван к себе расстроенный вернулся,

Решая, кто ж подушку будет шить.

Вошел и обмер: "Что за королева?!"

Упала челюсть, рот не запахнуть.

Лежит нагая на постели дева,

От шкуры захотела отдохнуть…

Визг тембру придавал щенячьей фальши,

Предатель-голос подло завилял:

"Ты не могла такою быть пораньше?

Я так тебя себе и представлял? "

Их секс, частично ритуалом ставший,

Невесте новой больше был к лицу.

Иван-царевич, несколько уставший,

Опять вернулся мыслями к отцу.:

"Власть укрепить? И яйца молодеют?

А, дальше что? Даст ключнице под зад?

А, если кто подушечку содеет?

С плеч головы фонтаном полетят!

Не сдерживаемый контролем жопным,

Он лосем брачным кинется вперед…

Обнюхается чем-то психотропным,

Себе мою невесту заберет.

Страна от его глупости устала,

Товарищи с ревкома ждут давно,

И время революции настало…

"Прости, пожалуй, батя! Жизнь – говно!"

Любимой свои мысли открывая,

Знал, не поймет, по недостатку лет.

Но, та достала, вдруг, из каравая

Две ленточки, наган и партбилет.

Лягушка оказалась агентессой,

А за стеной сигнал ждал полк крестьян.

Хотя, ей быть понравилось принцессой

И был уж больно по сердцу Иван.

Стране путч обошелся легче клизмы,

Престолу он, конечно, навредил.

Республика с чертами коммунизма…

А, суд Ивана, все же, посадил.

Всю царскую семью в Сибирь сослали,

Как не крути, враги и есть враги.

В пути две свадьбы старшие сыграли,

А после царь скончался от цинги.

Иван "двадцатку" отсидел и вышел,

Принцесса его с верностью ждала,

Хотя, после ревкома, как он слышал,

Лишь трахалась за деньги, да пила.

Нашел ее, потратив сил не мало,

Заплаканной и мертвой на полу.

К груди она руками прижимала

Обшарпанную старую стрелу.

* * * * *

Три поросёнка 18+

Их кабаниха родила двенадцать…

Из выводка осталось только три,

Умеющих за жизнь свою сражаться,

Провяленных снаружи и внутри.

Отца давно охотники убили,

Мать съели волки, братьев больше нет.

И, если бы они чуть слабже были,

То чей-нибудь составили обед.

Три поросёнка долго шли по трупам,

И шла за ними будто смерть сама.

Но, нету счастья в превосходстве глупом…

Решили себе выстроить дома.

Услышав, что они остепенятся,

Лес, затаив дыхание, умолк.

Все жители, уставшие бояться,

Судьбу уже благодарили в долг.

На митинге енот – лоббист, оратор,

О новых перспективах рассказал.

И сам медведь – судья и губернатор

За счёт бюджета строить приказал.

Едва, наутро только, лес проснулся,

Как сообщил всем новостной канал:

Волк – генподрядчик главный развернулся,

На место стройки технику согнал.

Затраты волка больше не волнуют.

Жена – медведя дочь, а он при ней.

На три дворца дизайнеры колдуют.

Трещит бюджет, но, как-бы, для свиней.

А тех по конференциям таскают,

То интервью, то новостной сюжет…

Из вида, разве только, упускают,

Куда течёт так благостно бюджет.

Три поросёнка – баловни фортуны

Поверили с наивностью в успех,

Поставив эйфорически бездумно

Автографы на документах всех.

Растут дворцы – жилкомплекс "Три избушки",

Растёт и популярность у свиней.

Подвозят гастарбайтеров с опушки,

Заложников дешёвых трудодней.

Строительство продлилось меньше года,

Тут, впору, говорить о колдовстве.

Круговорот свершила свой природа,

А братьев обвинили в воровстве.

Сей случай анекдотом слыл в "верхушках"

И вызывал живейший интерес.

Теперь медведь с семьёй живет в "избушках",

А поросята где-то валят лес.

* * * * *

Муха-Цокотуха 18+

День у мухи получился неудачный.

Не везло с расположением светил.

А под вечер паучок один невзрачный

Её в сети паутины захватил.

Он спускаться начал, предвкушая ужин:

"Вот жирнюга! Ночью буду много пить!"

Но, и мухе был несчастный тоже нужен,

Ей, уж, было всё равно, кого лупить.

Улыбнулся паучок, урча утробой,

Разжигая в мухе яростный пожар…

Не впервые счастье, встретившись со злобой,

Получает сокрушительный удар.

Обступив воображаемую сцену,

Насекомый восхищается народ:

"Удивительно, как бьёт она отменно!

Он ведь так и трёх минут не проживёт!"

Вдруг, во тьме, зажёгся маленький фонарик,

Кто-то, даже, поперхнулся на суку.

С острой саблей мчится голубой комарик…

Хрясь! И муху пополам, на всём скаку.

Голубую свадьбу тут же и сыграли,

Пусть уж женится, не зря же прилетел.

Но гостям казалось всё же, что в начале

Паучок совсем не этого хотел.

* * * * *

Иисус и старец

(Анекдот)

Брёл старый путник, древний, как века,

Собравший на себя всю пыль дорог.

И не было во взгляде старика

Желаний, интересов и тревог.

Он спотыкался, падал и вставал.

Казалось, что вот так он шёл всегда.

И спать ложился, если уставал,

И редко ел, когда была еда.

Сын Божий встретил на пути его

И, заглянув в его глазниц провал,

– Кто ты? – спросил, – не бойся ни чего.

– Я сам не помню, – старец отвечал.

– А сколько тебе лет?

– Я всё забыл.

– Откуда ты?

– Теперь не помню я.

Иисус ещё подумал и спросил:

– Скажи, была ли у тебя семья?

Не мог же ты всю жизнь шагать один.

Нельзя быть одному, я убеждён.

– Мне кажется, что у меня был сын,

И помню, он чудесно был рождён.

– Рождённый чудом?! – Иисус застыл, -

А не был ли ты плотником тогда?

– Сейчас, как только ты меня спросил,

Я сразу вспомнил: я был плотник, да.

И весь в слезах от захлестнувших чувств,

Как долго ждал он этот сладкий миг!

– Отец! – раскрыл объятия Иисус.

– О, Буратино! – зарыдал старик.

* * * * *

Бык и Лев

(Анекдот)

Сидели бык и лев в одной таверне,

Сошлись две силы, будто бы нарочно.

Так вышло, частный случай свёл, наверно,

Но не сговаривались они, точно.

Бык говорил напористо и зычно,

А лев пил молча, лишь кивал устало.

Вдруг прилетели быстрые синички:

– Эй, лев, иди домой, жена позвала.

Лев встал, допил глоток и расплатился,

И потихонечку домой собрался.

Но бык, внезапно как-то, возмутился:

Ты что, братан, жены, что ль, испугался?

Лев обернулся, вдруг, как на добычу,

В глазах сверкнуло что-то, но погасло.

– Не думаю, что это дело бычье,

А потому, влезаешь ты напрасно.

– Ты что! Ведь мы же мужики крутые!

Пусть бегают за нами наши бабы.

Мы – короли, а кто они такие?

Моя мне даже пискнуть не смогла бы.

Мне стоит с ней заговорить сурово,

Она дрожит, и возразить боится.

– Жена твоя, ты извини, – корова,

А мы с тобою говорим о львице.

* * * * *

Сказка о здоровом образе жизни

Смрадный запах едким дымом, из-за запертых дверей,

Словно смерть раскрыла цепкие объятья.

Злая ведьма варит зелье для семи богатырей

И бормочет свои гнусные проклятья.

И метлою грязной, черной месит старая свой вар,

Порошки из разных склянок добавляя,

Чтоб в крови у братьев гордых вспыхнул яростный пожар,

Силу русскую и волю подавляя.

Смехом каркает старуха, получается вино.

Обернулась нищей путницей блаженной.

Собрала свою котомку, дело сладиться должно

У колдуньи три девятого колена.

Смолкли птицы вкруг деревни, затаилося зверьё,

Потемнело небо, пыль свилась в поземку.

Видят братья, тащит бабка тело бренное своё,

Волоча с натугой грязную котомку.

– Заходи, бабуля, в гости, да с дороги отдохни.

Может, чем-нибудь помочь тебе сумеем.

Разомнёшь с дороги кости, мы почти всегда одни,

Коль останешься, накормим, обогреем.

Ведьма села на дорогу, стала милости просить,

Будто шлёт им своего благословенья.

Лишь бы выпили немного, стали б верно ей служить,

А она бы уж нашла им примененье.

Хлопцы бабку подхватили, усадили у стола,

Принесли ей хлеб и молоко коровье.

А она вино достала, всем по чарке налила,

Чтобы выпили, мол, за её здоровье.

– Что ж ты, бабка, очумела? Ты на нас то посмотри,

Мы и капли в рот не можем взять спиртного.

Видишь витязи какие, даром что ль богатыри?

Ну, и вылили всё зелье на дорогу.

Обернулась ведьма змеем, начала пулять огнем,

Ну, прихлопнули, конечно же, старушку.

Дело старое, былое, да и поросло быльём,

Уж сгнила её вонючая избушка.

* * * * *

Душа мыша

(Басня)

Сначала, сюр выглядел странно, но мило:

Малышка шла мышку свою хоронить,

Печалясь, что кошка её задавила,

Которую, впрочем, не стоит винить.

Лопатку взяла, чтоб вырыть могилу,

На местное кладбище мышек пришла,

Но ямку сама почему-то не рыла,

Скорее всего, потому-что нашла.

Засунула в дырку тщедушную тушку,

Молитву прочтя, завалила землёй,

Уверенная, что несчастную душку

Оставит мышиный господь пред собой.

Но вышло не так все. Веселое дельце!

Покуда дитя за цветами пошла,

Отторгла могила невзрачное тельце…

Душа, значит, тоже покой не нашла.

"Да кто ж ты на самом-то деле такая?

Неужто, моральный какой-то урод?" –

Стояла бедняжка, печально гадая,

Пока из могилки не выглянул крот.

Мораль бы пришлось подводить по-любому,

Отдать долг традициям и небесам:

Не надо вообще копать яму другому,

Но, если копаешь, копай её сам.

* * * * *

Орел и мышь

(Басня)

С высоты небес орел увидел мышку.

Не барана, не козла, а грызуна.

Ну, а та спасала жизнь свою вприпрыжку,

Понимая, что почти обречена.

Только в этот день орел голодным не был,

А мышей он и голодным не любил.

Просто сытая душа просила неба,

И, на просьбу отвечая, он парил.

Перед самым входом в норку мышь застыла

И увидела вдали орлиный хвост.

Не поймет она, чего сейчас тут было?

И куда линяет этот “чахлый дрозд”?

С чувством жарким мать орлову поминая,

Демонстрировала очень стильный слог.

Что он мнит? Она поганая, больная?

Что ей этот “феникс драный” пренебрёг.

Из чего взялась высокомерность птичья?

Да, орлов таких, вон, как гусей, косяк!

Хоть спикировал бы, педик, для приличья.

А теперь вот думай, что с тобой не так.

Обернулся день прекрасный, жуткой драмой.

Затаилась злоба в маленьком нутри.

Если хочешь быть любимым мелкой дамой,

Обнаружь ее, и сразу же сожри.

* * * * *

Вторая молодость

(Анекдот)

Сдавали дедка с бабкою часть дома

Красивой, молодой, приличной паре.

И сделали приятное знакомым,

И сами оказались не в прогаре.

И вот, однажды, дед листал газету,

Вдруг входит бабка, глазками стреляя:

–Слышь, старый,– говорит – минутки нету?

Пойдём, что показать тебе желаю.

-Отстань, я занят, нет тебе минутки.

Не видишь, что ли, прессу я читаю.

–Ты шутишь?

–Не шучу, какие шутки,

Который год о тишине мечтаю.

-Читатель хренов! Что ж это такое!

Спасибо, что соседи нас не слышат.

–Уйди, мать, от греха, оставь в покое,

Дай почитать, про что в газете пишут.

А бабка руки в бок и не отходит.

Так надоела, просто спасу нету.

–Телёнок! Там такое происходит!

Ты ж, как баран уперился в газету.

Поняв, то просто так не отвязаться,

Старик поднялся, шамкая губами.

Чем целый день ходить потом ругаться,

Пусть лучше джентльмен уступит даме.

И вот плетётся эта кавалькада

К двери, где проживали молодые.

–Нагнись, тут заглянуть в замочек надо.

Сам обалдеешь, там дела какие.

-Ну, вот чего пристала ты, заноза!?

Мне замыслы твои, как камень в почки.

Мы здесь шатались в виде паровоза,

Чтобы потом подглядывать в замочки?

-Да наклонись ты, что с тебя убудет?

Не пожалеешь, обещаю честно.

–Чтоб я сгибался? Быть того не будет!

Но наклонился, все же интересно.

За дверью было дело молодое.

Их квартиранты тешились в постели.

Дед подскочил: – Да то ж это такое!

Ну что ты, бабка, дура, в самом деле?

-Сам ты дурак! Я дело предлагаю.

Давай и мы с тобой таким займёмся.

Я выйду к тебе вся полунагая,

И в неге сладкой пламенно сольёмся.

-Да психиатра надо звать, старуха?

Ты где слова такие хоть находишь?

Подозревал, конечно, что ты шлюха,

Но ты ж все ожиданья превосходишь!

-Не ставь крестов над прежним аппетитом!

Развртником ты, помню, был огромным.

Уж покрути его, да поверти там,

Глядишь, и мы с тобою юность вспомним.

-Да, пёс с тобой! Иди, разоблачайся.

Мне лаятся с тобой резона нету.

Да побыстрее только ворочайся,

Я дочитать хочу ещё газету.

Ушла старуха, но вернулась скоро,

Предстала перед ним картиной жуткой.

Как будто благородную сеньору,

С портовою скрестили проституткой.

Продуманно чуть приоткрыт пупочек,

Чтобы старик сильнее расхотелся.

А он бросает ей в лицо комочек:

–На, дура, докрутился, довертелся.

* * * * *

Монашки

(Анекдот)

Смешное часто происходит,

Лишь шаг от смеха до беды.

К монашкам, раз, старуха входит

С ушатиком святой воды.

Всех обвела суровым взглядом

И ставит тазик свой на стол:

– Очиститься вам девы надо

От всяческих греховных зол.

За дело примемся мы сразу,

Пусть те, кто видел грех мужской,

Сейчас, не медля, выйдут к тазу,

Омыть глаза святой водой.

В иных, я знаю, больше прыти,

Те, кто мужскую трогал суть,

Извольте тоже к тазу выйти,

И руки в воду окунуть.

Встаёт красивая такая:

– А можно мне святой воды?

Я быстро рот прополоскаю,

Пока не стали мыть зады.

* * * * *

Крутой и Молодой

(Басня)

Погода – дрянь, хотя и солнце светит.

Из тачки тело выволок Крутой.

И вдруг, его, как видно, не заметив,

Боднул в плечо убогий Молодой.

– Ты чё, обсосок! – сгреб Крутой парнишку,

– Ослеп, оглох и нюх свой потерял?

– Простите! – потирая на лбу шишку,

Со страхом Молодой пробормотал.

– Я ща прощу, чтоб видел, где дорога!

По репе дам, чтоб правильно ходил…

Но как-то пар спустился понемногу,

Ну, и Крутой по-тихому остыл.

– Вы не поймите уж меня превратно!-

Сказал убогий, поборов свой страх,

– Но как бы ни было невероятно,

Ведь я могу прославиться в веках!

Крутой прожженный, битый бывший урка,

Умевший из ломов канаты вить,

Теперь, увидев полного придурка,

Решил напрасно Бога не гневить.

– Пацан, не знаю я, чего ты хочешь,

Но у меня к тебе претензий нет.

Не понял ни фига, что ты бормочешь.

Возьми вот даже парочку монет.

-Да как понять Вы не хотите сами!

Ведь я же с детства в физику влюблен!

Пять лет работал днями и ночами!

Нашел объединяющий закон!

– Ну, молодец! Теперь вали отсюда!

–Да как же! – зазвенел истошный крик,

– Вы видно не способны верить в чудо!

А я его, поверьте мне, достиг!

– Ну, ты достал! Чего еще-то надо?

Нет денег, ну так я причем же тут?

– Я не ищу ни денег, ни награды!

Мне их и так со временем дадут.

– Дадут! И поддадут, когда догонят!

Нет, ты меня прикольно тут развел!

Стою, как лох, а он мне лажу гонит…

– Хотите знать Вы, что я изобрел?

– Ну, говори! – Пацан достал тетрадку

И на каких-то формулах раскрыл.

Крутой подумал: "Кореш-то в порядке.

И не такой, похоже, уж, дебил".

– Вы знаете, однажды я заметил,

Что по законам, даже ходит слон,

Дрожит земля, пьют пиво, дует ветер.

Я все решил свести в один закон.

Три года вел упорно наблюдения,

Старался приобщить все то, что мог.

Считать пришлось два года, к сожалению,

Но задрожал, когда подвел итог!

От выводов едва умом не съехал!

От формулы мог в обморок упасть!

Ведь это была формула успеха!

Богатство в ней, любовь, известность, власть!

– А как тебя зовут? – Я Ломоносов.

– Зачет, братан, я про тебя слыхал!

– Про батю. Он известен, без вопросов.

А мне обидно!

– Ну, я так и знал!

Вот, до чего ж вы алчные людишки!

Хотите шире рыла каравай!

Чуть только Бог лишка сыпнёт умишка,

Так вам уже и славу подавай.

Короче, хватит тупо гнать бодягу!

Я, ща тебе максаю тут лимон,

А ты мне оптом все свои бумаги,

И чтоб забыл свой долбаный закон.

– Но честь ученого! Ведь это шанс, быть может.

Известность! Меня мир узнает весь!

– Я свистну, и тебя на ноль умножат!

Давай, пацан, не парь меня про честь.

Уж ты поверь, я отнимать умею!

Я же "в законе", и капуста есть.

А ты представь, что выиграл в лотерею.

Прикид прикупишь, наплюешь на честь.

И вот "лимон" он отдает бедняге,

Берет бумаги крепкою рукой.

Интеллигентно всё и без бодяги.

И разошлись Крутой и Молодой.

Один смеялся над интеллигентом:

"Ну, лох, в натуре, нечего сказать!"

А миллион – богатство для студента,

Придется, лишь, конспект переписать.

Уж если в басне речь заходит о морали,

То в этом случае ни кто не посрамлён.

В любой момент быть может всякий удивлен,

С какою лёгкостью с ним шутку разыграли.

* * * * *

Конец кузнечика

(Басня)

В денёк погожий, со своею скрипкой,

Зелёненький кузнечик стрекотал.

Чтоб все его услышали мечтал,

Что было стратегической ошибкой.

Казалось бы: ну, если ты кузнец,

То молот тебе в руки, куй железо!

Но, из счастливчика конкретно лезло.

Да, пусть себе играл бы, наконец,

Но, потихоньку, маленьким смычком,

И вдалеке, где ни кому не слышно.

Коль прёт конкретно, если так уж вышло,

Не зли других, не будь ты дурачком.

Ан, нет! Трындит, зараза, и трындит.

Самозабвенно, нудно, неприятно.

И слушателям, несомненно, рад, но,

Их ненависть тверда, как победит.

На то, что он уже заколебал,

Ему довольно ясно намекали.

Что свой репертуар мелофекалий,

В другом бы месте, где нибудь, лабал.

Зелёный монстрик пафосно молчал.

На все вопросы скрипка отвечала.

И от того, что споры шли сначала,

Поганец, без сомнения, торчал.

Ударили его по голове.

Кузнечный молот всё же пригодился.

Решил наёмный киллер крокодил всё,

И трупик замаскировал в траве.

Нарисовалась некая мораль,

Что кризис политических событий

Привёл в упадок нормы общежитий

И степень уважения… А, жаль!

* * * * *

Баба на охоте

(Анекдот)

Праздник начался ещё с утра,

Обещала пятница субботу.

Это значит, мужику пора

Ехать на лосиную охоту.

Радостно хотелось закричать,

В ожидании дерзкого похода.

Но жена не может не ворчать,

Пакостная женская порода!

– Солнышко, ну что опять с тобой?

Ты пойми, мужское это дело.

– Ну, возьми, возьми меня с собой!

Мне одной уже тут надоело.

– Милая, куда тебе ружьё?

На тебе, вон, стирка, да посуда!

Ты возьми вязание своё,

Ну, а я мясца для нас добуду.

Тут жена, как, вдруг, давай орать,

Брызгаться слюной и выражаться:

– Ты там, сволочь, будешь водку жрать,

А я здесь стирать и убираться?!

– Ладно, ты, угомонись, возьму.

Всё, конец,испорчена охота!

Только ты смотри, чтоб ни кому!

А особо, мужикам с работы.

Баба аж подвинулась в мозгах,

Всюду лился смех противно-звонкий.

Вышла в кепке, юбке, сапогах,

Славненький костюмчик амазонки!

Муж привычно:

– Я тебя люблю!

Завтра, детка ты идёшь на зверя!

– Слушай, вдруг, я лося застрелю,

А другие мне и не поверят?

– Что бы ни случилось, ни стряслось,

Ни кого не думай даже слушать.

Знай себе, одно тверди: “Мой лось!”,-

Ногу ставь для верности на тушу.

Я примчусь к тебе и помогу.

Ты тверди лишь, что б не говорили.

В общем, так: как только прибегу,

Лося мы считай, что завалили.

В лес пришли, ружьё своё взяла,

И куда-то в даль ушла супруга.

Мужика одна лишь мысль скребла:

“Не пропала б здесь моя подруга”.

Он пока костёрчик разводил,

Дров добыл, палаточку поставил,

Вечер незаметно подступил,

И мужик жену свою представил:

Грязная, уставшая придёт,

Даже есть, наверно, не захочет.

Место хорошо, если найдёт,

А не то, ищи её полночи.

Выстрел! И истошный женский крик!

У него, аж сердце вниз упало:

“Дура! Ведь услышит же лесник!

Нам его здесь только не хватало”.

Ладно, Бог не сдаст, свинья не съест,

Побежал мужик быстрее лани.

Расступился беспросветный лес,

Выросла картинка на поляне.

Туша припечатана ногой,

Восхитился муж своею бабой.

Ей лесник:

– Да, женщина, лось твой.

Можно я седло сниму, хотя бы?

* * * * *

Волк и смерть

Жестокость волка не имеет страсти,

Ему такая роскошь ни к чему.

Смерть столько раз селилась в его пасти,

Сама решила подойти к нему.

– Ты узнаёшь меня, убийца серый?

Настало время, подошел твой срок.

Но хочешь, пощажу? Ты будешь первый.

Ты тоже мне достаточно помог.

– Нет. Убивай. Я не прошу пощады.

Свободен я, и нет на мне вины,

И страха нет, а милости не надо.

Я ни кому не объявлял войны.

Ты не могла весной ко мне явиться?

Тогда бы я просить тебя хотел,

Но, ощенившись, умерла волчица,

Оставив пять щенячьих мёртвых тел.

Ты зря, старуха, льстишь себя надеждой.

Что я тебе в угоду убивал.

Убей, хотя, скажу, пожалуй, прежде:

“Не твой я, раз так долго выживал!”

Задумалась, ушла старуха, молча,

Вершить угрюмо действие своё.

Её не удивляла наглость волчья,

Но, всё же, что-то мучало её.

Бесстрастно волк ушёл своей дорогой,

Хромая на саднившее плечо.

Он не желал от жизни слишком много,

И не мечтал, теперь уж, ни о чём.

Уставший больше, чем ему казалось,

Шёл к дому, отрешившись от всего.

Единственное, что ещё осталось –

Лишь логово старинное его.

Внезапно звуки уловило ухо,

Как-будто дети радостно кричат.

Вновь выкинула фортель свой старуха,

Он на поляне увидал волчат.

А, всё же, слезы не текли упрямо.

К нему впервые подобрался страх.

И лишь, когда к волчатам вышла мама,

Они сверкнули на его глазах.

* * * * *

Лист и камень

(Басня)

Осенний лес алел и золотился,

В пожаре красок сделался другим.

Опавший лист на землю опустился,

Коснувшись камня краешком своим.

– Что, подыхаешь? – усмехнулся камень, -

Такая участь., мир уже не твой..

Потрепыхался теплыми деньками,

Давай, мешайся с жухлою листвой.

– Заткнись, несчастный! – лист зардел, как пламень, -

Что ты вообще знать можешь о деньках?

Лежать тут будешь целыми веками,

Пока совсем не превратишься в прах.

А я порхал, по ветру развеваясь,

В отрыве от поверхности земли. –

И. вдруг добавил, явно издеваясь, -

Я видел сверху, что ты здесь, в пыли.

Но, дунул ветер, лист красиво взвился,

Как сон последний, только наяву,

И тут же прямо в кучу опустился,

Где люди жгли опавшую листву.

“Забавный, – думал камень, улыбаясь, -

Такой же, как и все – венец всему.

Который год над ними издеваюсь,

Листвой быть не хотелось ни кому.

И все бы им простое сделать спорным,

Все обратить меня грозились в прах.

А я речным, морским был, даже горным.

Весь этот мир кончается в горах.

Я был на самом краешке вселенной!

Узрите, до чего наивны вы!

Вот так вот!” – и с улыбкою блаженной

Уснул на год, до будущей листвы.

Мораль, конечно, может, не бог весть:

"Всяк мнит себя важнее, чем он есть".

* * * * *

Ветер и сквозняк

Натолкнувшись на каменный дом,

Удивившись, как быстро летел,

Ветер встретился со сквозняком,

Тот сквозь щёлочку тихо свистел.

Сквознячок потянулся назад,

Как-то сделалось не по себе.

Ветер крикнул: – Ну что же ты, брат?

Расскажи, как живётся тебе?

– Ничего, – шепелявит сквозняк,

Домик мой очень даже хорош.

Я вот не понимаю ни как,

Почему ты так сам не живёшь?

– Что ты, брат, я в полёте пою!

Запах стен бы меня задушил.

А вчера я хозяйку твою

Повстречал и до слёз рассмешил.

Я её по дороге застал,

Она к дому, наверное, шла.

Я ей волосы все разметал,

И она так прекрасна была!

– Что там волосы! Видишь её?

Как хондроз её набок свернул?

Так, вот то – достиженье моё!

Я ей в шею сегодня надул.

* * * * *

Дед и внук

Дед жизнь свою на возраст променял,

Последних слов хотел произнести,

А у кровати внук его стоял,

Воды по первой просьбе принести.

Они прожили восемь лет вдвоём.

Дед бил, любил, ругал, оберегал,

Заботился о внуке о своём,

А внук от деда часто убегал.

Не чувствуя ни капельки вины,

Подкравшись сзади, обозлённый внук

По жопе хлопал деда со спины

Из стельки сбитой хлопалкой для мух.

А дед ему и муками грозил,

И карами престрашными стращал,

Но вот, однажды, вдруг, лишился сил,

Так и не сделал, то что обещал.

– Мой мальчик, я хотел тебе сказать…

Последний хрип, и дед, как-будто, спал.

Но мальчик уже всё сумел понять,

Он рядом с дедом замертво упал.

Внезапно поднял голову старик,

Услышал, будто внук зовёт его.

– Дедуля, где ты? – раздавался крик,

А больше он не слышал ни чего.

Дед на колени пал и зарыдал,

И мысли рвались, как дырявый сыр,

А внук к нему по озеру шагал,

Разглядывая необычный мир.

– Ты, дедушка, совсем-совсем пропал?

А я зову, зову, бегу к нему!

– Да, ты хоть знаешь-то, куда попал?

Ты помер, милый! Только, почему?

Там, у кровати я когда стоял,

А ты куда-то в небо улетел,

Я за тобою следом побежал,

Один я оставаться не хотел.

* * * * *

Икар и Дедал

С печатью счастья на челе, стоял парнишка на скале.

И крылья за его спиной пернатой высились стеной.

Вдруг позади раздался крик, кричал разгневанный старик,

Бегом запахивал халат: – Икар! А ну, вернись назад!

Я эти крылья изобрел, и не тебе летать, орел!

Желаешь с новым быть лицом, там есть лопата под крыльцом!

Бери лопату и вперед, иди копай, теперь ты крот!

Или не крот, мне все равно, там всякой рухляди полно.

Захочешь, будешь скакуном, возьми тележку под окном.

крылья – лишь мои мечты, я небом грежу, а не ты.

– Скакун? Забавно! Молодец! Пошел ты в задницу, отец!

Тебе все небо, а мне воз, чтоб свой же развозить навоз,

Отца надежды оправдать, и всё говно другим продать.

А я рождён был для борьбы, себе искал другой судьбы!

И, наконец,-то суть обрёл! Чьи крылья – тот и есть орёл.

– Я – крыльев мастер! Я – Дедал! – и зло пинка парнишке дал.

– Дурак ты, папа! – крикнул тот, но сам отправился в полет.

– Сам ты дурак! Дешевый франт! Это же пробный вариант!

Там воском все закреплено, уж лучше б ты возил говно!

Погиб орел, был глуп и юн, теперь не крот и не скакун.

И, к сожаленью, не застал, как папа по небу летал.

* * * * *

Восторженный пейзаж

Рассвет

Сначала розовеет небо, хотя вокруг стоит туман.

Как каравай большого хлеба, из освещенных уже стран

Восходит солнце над границей такой разнеженной земли,

И гордо радуются птицы, что выжить в клятый раз смогли.

Ночь убегает – незнакомка, с ней солнцу врядли повезёт,

Но, света солнечная кромка летит за ней, бежит, ползёт.

Закат был давешний в угаре, за ночь цеплялся, как хмельной.

Лес не уснул, и чуют твари связь между небом и землей.

А люди спят, так безмятежно, сейчас их в этом мире нет.

Они относятся небрежно, к тому, что утром есть рассвет.

* * * * *

Деревенская зарисовочка в рамках…

Деревня спит, а небо прячет , как в вату, первые лучи.

На кухне бабушка "хомячит" то, что не убрано с печи.

Сто воробьев, одною кодлой, склевали всё зерно у кур.

Соседский кот, с раскраской подлой, чего-то смирный чересчур.

Пока пинка ему не дали, не замечает ни кого.

Сметана, что он жрал в подвале, аж на затылке у него.

Петух осипший на заборе "задрал" мелодию ловить.

Хозяйка, чертыхаясь, вскоре, корову выползет доить.

Всегда больной, по гороскопу, в своей трухлявой конуре,

Блохастый пёс кусает жопу, он водит в собственной игре.

Ежи пусть молока напьются, смешной гирляндою ползут.

В сарае кролики (ЦЕНЗУРА), им скоро самок привезут.

Гармония струится мило, всё впору, что и говорить,

Свинья загон свой проломила и хочет яблоню разрыть.

Хозяин встал, со страшной пьяни, пнул в рёбра дружески свинью.

Резвятся крысы у лохани, её считая за свою.

Сороки носятся по крыше, в надежде что-нибудь спереть.

В кладовке жрут отраву мыши, но не судьба им умереть.

Всё, что досталось нахаляву, не причинит большого зла,

А эту клятую отраву вчера соседка принесла.

Пробилось солнышко сквозь тучи, всё смысл обрело и тень.

Махнуть стакан, на всякий случай, и пусть начнётся новый день.

* * * * *

Гроза

Нервы вечером дрожали, словно мы чего-то ждём,

Ночью тучи набежали злым серебряным дождём.

Рвет на части небо ветер, стали улицы пусты.

Только мы с тобою дети темноты.

Небо чёрное, как копоть, как начищенный сапог,

И в нём молнии, как коготь, как серебряный клинок.

Показать своё искусство нам пытается гроза,

Заворожены и чувства, и глаза.

Вдалеке затихли крики, фонари едва горят,

Тёмных окон слабых блики ни о чем не говорят.

Позади давно осталось опустевшее бистро,

Распугало всех на черном серебро.

Рассыпаются мгновенья, чтобы время извести,

Гром черпает вдохновенье, что-то нам произнести.

Но гроза скупа на чувства и презрительна к словам,

Эта ночь трещит пронзительно по швам.

По небу бегут яростные капли серебра.

На земле цветут языки небесного костра

Кажется, порой, где-то на верху смеётся бес.

Только мы с тобой вечные заложники небес.

* * * * *

Стеклоочиститель

Сегодня настроенье безобразное,

В грязи светило падает в закат.

Сквозь грязное окно и небо грязное,

Разводами своими мутит взгляд.

Такой закат скорей уже мучителен

Отсутствием привычной красоты.

Я вымыл небо стеклоочистителем,

Цвет освежил, добавил высоты.

Гармония родилась в ранней стадии,

Намек, что грязи, может быть, и нет.

И, вдруг, мне птичка на окно нагадила,

Снесла с высот небесный свой привет.

Я прорычал ей вслед привет родителям,

Возможно, там присутствовал и мат.

Мне, что же, запасаться очистителем,

Чтоб вечерами посмотреть закат?

И настроенье снова будет гадкое.

Досадно каждый раз стекло тереть.

Гораздо проще запастись рогаткою,

Чтоб без помех на небо посмотреть.

* * * * *

Стихия

Ветер рвёт всё, чтоб потом забавляться частями.

То, что незыблимым было, стирает с лица.

Небо, как коршун, вцепляется в землю когтями

Молний бездушных, которым не видно конца.

Танец смертельный танцуют четыре торнадо.

Кажется, будто Земля слабонервно сдалась,

Словно бы выкрикнуть буре желает: "Не надо!"

И без излишних ужимок отдаться во власть.

Сам бы я крикнул стихиям: "Заткнитесь, уроды!"

Страх не даёт говорить и по ляжкам течёт.

Что там училка сказала, цари мы природы?

Как это вставить в пример, когда люди не в счёт?

* * * * *

Нева

Не знаю я, что чувствуете вы

При виде этих непокорных вод.

Моя душа давно на дне Невы,

Где множество других сердец живет.

И боль в себя впитавшая и страх.

Течет река, спокойная, как взрыв.

И в полноводных, искренних слезах

И смерть, и радость выльются в залив.

А ночью на Неву любовь сойдет,

Река в огнях утонет до утра.

И на плечах гранитных у нее

Вздохнет в ночное небо град Петра.

Ресницами раскроются мосты,

Пойдут суда, как сны далеких стран.

А утром город тайн и красоты

Напустит снова на себя туман.

* * * * *

Разговор с дождём

Дождь совсем не хлещет по траве,

Он, её приветствуя, стекает.

Что ей нужно, этой синеве?

Что-то, видно, в корку проникает…

Капли убегают из руки,

Помогают, не себя жалея.

Если эти жертвы так легки,

Может быть, и я не тем болею?

Может, зря болею не душой?

Может, зря живу, такой безликий?

Капли говорят, что мир большой.

Небо говорит, что мир великий.

Счастье ощущается спиной,

Греет кожу до сих пор светило!

Не хватает капельки одной,

Чтобы всё вокруг закоротило.

Я ловлю их, но они легки,

Вес набрать стихийный не успели.

Им не сложно убегать с руки,

Или проникать, куда хотели.

Ловля капель… Я опять смешной.

Мокрый я, но почему счастливый?

Это он заговорил со мной,

Этот разговор такой красивый!

Мы, как-будто, каждой фразы ждём,

Ни одной ещё не прозвучало.

Я безмолвно говорю с дождём,

Он готов вернуть меня в начало.

* * * * *

Детские

Солдатик

В пылу своих сражений массовых,

Чужой руководя судьбой,

Малыш солдатиков пластмассовых

Безжалостно бросает в бой.

И нет ни капли сожаления

На детском, маленьком лице.

Да, правильно, к чему сомнения,

Когда победы блеск в конце.

Нет боли в их смертях пластмассовых,

И танки кукольно горят.

Не жалко, что в боях межрасовых

Погиб еще один отряд.

– Мам, видишь, как я хитро делаю?

Их генерала победил.

Наверное, он ротой целою

В мою ловушку угодил.

Он думал, что своею ротою

Мои войска остановил.

Наивный! Я же не пехотою,

Я всех их танками давил.

– А знаешь, что, сынок, я думаю?

Ты тоже глупый генерал.

А если бы вы были умными,

Ни кто бы и не умирал.

– Как так? Ведь это же солдатики!

Их создавали для войны.

– Но, ведь, у них есть где-то матери,

Они же братья и сыны.

– Какая, мам, ты непутевая!

Мне только их в мешок собрать,

И будет армия, как новая,

К войне готовая опять.

* * * * *

Простое желание

Сын угрюмо безделием мается,

Хочет мучать вопросами мать.

И игрушка, опять же, ломается.

Вобщем стал он ее донимать.

– Мама, купим конструктор с машиною?

Покажу, как я классно рулю!

Ты хоть раз целовалась с мужчиною?

У них слюни, я их не люблю.

Почему ты, когда я не плакаю,

Называешь меня молодцом?

Это белое голуби какают?

Я упал вчера в это лицом.

Почему ты опять улыбаешься?

Я, по-твоему что ли смешной?

Повзрослеешь, тогда и раскаешься,

Что смеялась всегда надо мной.

Я стекло тебе в кухне заляпаю,

Или хвост оторву у коня!

Я хочу жить с тобою и с папою,

Он бы тоже любил бы меня.

* * * * *

Попугайчики

Мы были маленькие мальчики,

Во всей смешной своей красе.

И, как родятся попугайчики,

Мы знали далеко не все.

Метались стайкою невинною,

Лишь тени будущих солдат.

И за витриной магазинною

Мы наблюдали райский сад.

К стеклу стремились запотевшему,

Гирляндою счастливых лиц.

А там внутри орали бешено

В тяжелых клетках сотни птиц.

Они, конечно, были шумными

И ненавидели весь мир.

Но лишь один, с глазами умными,

Был наш любимец и кумир.

Он наклонял немножко голову

И закрывал свой круглый глаз.

И нам снаружи было здорово,

Когда он, вдруг, смотрел на нас.

Однажды мы его увидели

С кровавым, красным животом.

Наш попугай подрался, видимо,

С хозяйским чокнутым котом.

И на стекле дрожали пальчики,

Он умер, раз и навсегда.

Как умирают попугайчики,

Мы только поняли тогда.

* * * * *

Кошкино лукошко

У нас в песочнице куличики румяные,

Такие вкусные, такие пряные.

Моя подружка их печет, она красавица,

Но, только, глупая, песком бросается.

А у меня лепить отлично получается,

Я глину выкопал, леплю лукошко ей.

Она смеется надо мной, аж заливается:

“Не глина у тебя, какашки кошкины.”

Я из песочницы удрал скорей припрыжкою,

Обидно стало мне, аж плакать хочется.

В сто раз прикольнее в футбол играть с мальчишками,

Чем есть куличики в ее песочнице.

Сел на качели, а она с лукошком подошла:

“Подаришь мне его? Оно красивое”.

Я отвернулся, просто чтоб она не поняла,

Как улыбается лицо счастливое.

* * * * *

Получается

Мальчик стоит, прислонившись к забору,

Будто на свой отвечает вопрос.

Взгляд, как крючок, зацепился за горы.

Шепчет чего-то под маленький нос:

-Ветер с дороги дует пыльный,

А небеса такие синие!

Мой папа в мире самый сильный,

А мама самая красивая.

Пес у соседей очень шумный,

Вечно с ним что-нибудь случается.

А я, наверное, самый умный,

Так вот, по-моему, получается.

Мама проходит, красивая, мимо,

Слушает сына и улыбается.

–Ты у меня, сынок, самый любимый!

Так вот, по-моему, получается.

* * * * *

Я маленький и кот

Я маленький, мне лет, наверно, пять.

Соседский кот сожрал у нас сметану.

И как же эту сволочь не гонять?

Я, лично, его бить не перестану.

И вот, я взрослый, мне сегодня шесть,

Котяра гнусный пусть поверит в чудо.

Я мышь его нашёл, и мог бы съесть,

Но я умней, и есть её не буду.

Вчера мне шесть, сегодня… тоже шесть,

Девчонки дразнят, что я конопатый.

Кот умудрился все сосиски съесть,

Пойду и тресну жирного лопатой.

Мне ни когда уже не будет семь,

И я сегодня в город уезжаю.

А кот соседский обнаглел совсем,

Как лезет в него столько, я не знаю.

* * * * *

Нянечка

Ты обосрался из упрямства,

А я играл с тобой, кормил.

– Малыш, ну что это за хамство?

Зачем ты дяде нахамил?

Забыл я, где там твой подгузник.

А, ты и писаешь еще?

Заткнись хоть, Лысый Кукурузник,

Товарищ Маленький Хрущев.

Вот наказанье то досталось!

Я буду звать тебя «плохиш».

Ой, что это ко мне прижалось?

Прости придурка, спи, малыш.

* * * * *

Утренний кошмарик

Солнышко не хочет уходить со сценки,

Девочка хохочет хохотком гиенки.

Всасывает соску, смотрит на картинку:

Глупая стрекозка влезла в паутинку.

Паучок к ней робко подкрадётся сзади,

Кусит её в попку и напустит ядик.

Только у плутовки зубки, у злодейки!

Отожрёт головку! Перекусит шейку!

И не покорилась гордая стрекозка!

Жопка растворилась! Проглотилась соска!

В паутинке реет насекомых кучка…

Солнышко скорее: "Чур меня за тучку!"

* * * * *

О…

О борьбе за правду…

Борьба за правду – погремушка дуракам.

Хотелось поровну, по чести, да куда там…

Земля – крестьянам, океаны – морякам,

Рабам – плантации, а взятки – бюрократам.

Солдату – пули, вши, а если нужно, гроб,

И строевая подготовка после боя,

И три наряда, за нечищеный окоп…

Накрыло взрывом? Благодарность! Бог с тобою!

Ворам помельче век свободы не видать,

Определить на откуп их ворам крупнее.

Всё ощутимее снисходит благодать,

Когда петля так ладно смотрится на шее.

Для проституции – налоги на минет,

Как-будто все сосали… Педикам – парады!

Какой хотелось правды, не было и нет.

А той, что дать хотят, пожалуй и не надо.

* * * * *

О планах

Не открывай глаза, и ты поймёшь, что образы, увиденные за ночь,

Во многом правы, и приятной дамочке, той, к какой сегодня ты пойдёшь,

Нет дела до тебя и снов твоих, ничьей она приснилась не случайно,

Наивный, ты себе придумал тайну, но тайна в том, что этот перепих,

Она в свой ежедневник занесла, а для тебя он – словно клич победный,

А у неё сегодня не последний, и ты не тот, кого она ждала,

Накидку смяв (нетерпеливый фетиш), бессмысленно тесёмку теребя…

Хотя, увидев в зеркале себя, подвоха ты, пожалуй, не заметишь.

* * * * *

О риске

Побед без поражений не бывает,

Ни кто не прав, ни кто не виноват.

Шанс перспективный, промахом чреват,

Игра ошибки подразумевает,

Чтоб просто завязались перемены,

Которые, по сути, не важны,

И, всё же, исключительно нужны,

Как выходы на новые арены…

Явить себя, улучшенного, миру,

Прихрустнуть шеей, мышечной, свиной…

Смешков не замечая за спиной,

Собой представить тему для сатиры,

В депрессию не впасть, а улыбнуться,

Шутили-то действительно смешно.

Хотя… Козлы, конечно, всё равно!

Но, утром изменившимся проснуться…

Не тем безумно-дерзким хулиганом,

Но, умудрённым, с поволокой век,

Познавшим, что такое человек,

В своём многообразии поганом…

Чуть умилиться плюсами своими,

И выгодным отличием от всех,

Чем снова вызвать за спиною смех,

Мерзавцы, что с них взять? Да, пёс бы с ними…

Большие ставки – не гарант богатства,

Которое закончилось вчера…

Игра в судьбу – не худшая игра,

Святоши проклянут за святотатство,

Но, с неким люфтом права покаянья,

Предложат, лживо, отпустить грехи,

Ты, покивав, пробьёшься на хи-хи,

Оценивая прелесть расстоянья…

Самоконтроль, работа над собою,

Не принесли желанного тебе,

Ты судишь, как о новшестве в судьбе,

О субъективной прелести запоя.

Завышенные планки пригодились,

Порог отделать, ноги вытирать…

Ты веришь в то, что волен выбирать

И хочешь, чтоб советчики катились…

Ведь, жизнь учила, не ходить к гадалке,

Не верить метатрону – это пранк,

Но, ты польстился и пошёл ва-банк…

Красивый блеф! Ищи себя на свалке…

Кто не рискует – мыслит примитивно,

Отменный способ вылететь в трубу…

Причины нет сердиться на судьбу.

Ты рисковал. Ты пьёшь. Тебе противно.

* * * * *

О развитии

Парадоксы, энзимы, случайности, закономерности,

На банальное чудо надежда лишь чудом жива.,

Но, слегка, добавляет молитва свинине кашерности,

Как забор красят мозг обращенные к Богу слова.

Залихватские пляски эмоций подпитых характеров,

Вера спальных районов, что их обманули сильней,

То ли, в том, что завышены цифры по выпуску тракторов,

То ли, приняли их за тех самых кашерных свиней.

Понимание жизни на уровне геополитики,

Плюс к тому, романтический насморк, сушняк со вчера…

Вроде, жопа, но мелкая, всех матерят, но не нытики,

Революция есть, но в локальных пределах двора.

Возродилась страна, это радует, в будни суровые.

Для бездомных столовые можно уже сокращать.

Лишь бы не застояться, искать надо уровни новые.

Хватит хвастаться, твари, давайте уже обещать!

* * * * *

О человечности

Быть человечней – не тождественно – быть лучше.

Всё, что умом не в состоянии понять,

Предосторожно убивать, на всякий случай,

Бухать, бояться, материться и вонять,

Предать из алчности, солгать для развлеченья,

Чужие ценности небрежно осквернить,

Предаться ленности, пуститься по теченью,

И всех вокруг в своём уродстве обвинить.

Запрятать стыд под плотной занавесью век.

Вот, что такое, в самом деле, человек.

Тот человек, что грудью лёг на амбразуру.

Тот, что в огонь вошёл и обгорел, но спас.

Собой других закрыл, осознанно, не сдуру,

И охраняет в роли ангела сейчас.

Тот, кто за мир стоит, всегда готовый к бою,

Тот, кто поклявшись, не отступится вовек.

Быть человечней – это значит – быть собою.

Конечно, если ты и вправду человек.

* * * * *

О сюжете

Бесцельно листаю альбомы… Не сплю… Накатило…

Бутылка стоит не открыта… Не пью… Не готов…

На мыльную оперу мыла, слегка, не хватило,

На триллер красивый – решительности и мозгов.

Глядят с фотографий почти не знакомые рожи,

Какое-то фэнтези, только не ясный сюжет.

Былые эльфийки на гоблинов стали похожи,

Сойдут и они, слишком сильно урезан бюджет.

Исчиркан сценарий, случайный монтаж по наитью,

Что будет, то будет, на дубли ни денег, ни сил.

Гротеск, буффонада и фарс, вместо кровопролитья,

Принцессу не спас, просто слёзно вернуть упросил.

На радость злодеям, доспехи и меч заржавели,

С безделья запил оружейник, конюшня пуста.

Брань с губ, не на поле, война на пиру и в постели,

Кровь носом, и, если признаться, не слишком густа.

Когда, или как эта мерзость в сюжет просочилась?

Доснять, смысла нет, бросить жаль, и, увы, не продать.

Последняя камера в главный момент отключилась,

Накрылся прожектор, но тьма принесла благодать.

Кому это надо – походы, драконы, принцессы…

Вино на столе, а кухарка готовит еду!

Красивый и яркий финал – это редкость для пьесы.

Герои бесчестны и встретят злодеев в аду.

* * * * *

О чудесах

Трогательная жадность, порой, на мысли наводит,

Мысли способны двигать вперёд прогресс.

Лёгкость, с которой алчность дорогу к сердцу находит,

Может поднять серьёзный удельный вес.

То, как умеет счастье любви размалывать злоба,

Производить способно алмазную пыль.

А, мобилизовались во всю извилины чтобы,

Вращайте барабаны! Приз – автомобиль!

Поле Чудес, как главная площадь страны известной.

Ямки копать, на поток стоит повсемест.

Списки пускай референты ведут в конторе небесной,

Плюнул три раза, свечку поставил и крест.

Жизнь начиналась с теми, кого уж нет и впомине,

Горести перманентны, хотя, наверное, жаль.

Память, её не отменишь, хотя она, как в полыни.

В панцирь, окостенев, превратилась печаль

Роботы не решают, они умеют, но лохи.

В рамках микромоторики – очень сильны.

Но, чтобы научиться делить на грани эпохи,

Чувствовать, и мечтать, и генерировать сны.

* * * * *

О гордости

Бережно реклама обволакивает мозги,

Новостной елей снимает головную боль.

В ход годны все методы: и пряники, и розги,

Чтоб народ забыл, что у него в кармане ноль.

Гордость за страну – баранья преданность колхозу.

С радостью дал шерсть, с любовью – мясо для продаж.

Отыскал траву, среди развалин и навоза,

Значит проживёшь, и новой шерсти ещё дашь.

У других колхозов председатели – тираны.

Там у них козёл, и тот, испуганно молчит.

Мы не крепостные, мы свободные бараны!

Ах, как это гордо, упоительно звучит!

Плата велика, и жизнью платим мы, и кровью

Правда нам открыта, мы совсем не дураки.

Наши пастухи о нас заботятся с любовью,

Иногда и нас берут с собой на шашлыки.

Беспокоит спад, что поголовью угожает,

Слава богу есть ещё овечий капитал.

Дать овце овса, пускай рожает и рожает,

А барану гордость, чтоб иллюзий не питал.

* * * * *

О справедливости

Чёрт те что вокруг творится, небо сделалось больным.

Мне курить и материться – детством кажется сплошным.

Попадая утром в сводку, материалы день куют.

Хорошо, хотя бы водку без талонов продают.

Сотни матерных частушек, но мелодия не та.

Мир, расстрелянный из пушек, не спасает красота.

Искорёженное детство слабо учится любить,

А вождей, за их кокетство, надо палками забить.

Для того и хлещем водку, ищем призрачной судьбы –

Всё ворованное в глотку, всех предателей в гробы.

* * * * *

О виртуализации

Молодёжи, почти безъяичной, не хватает общенья вживую.

Проливают из раны двоичной кровь аналогово-цифровую.

Говоря на запретные темы, фразы будто черпают из хлева.

Охлаждение нервной системы гарантирует от перегрева.

Не глубокие, быстрые мысли отследить и понять не возможно.

Это мы, к сожаленью, зависли, это нам перестроится сложно.

Поцелуй пробивает до дрожи, и не делится счастье на баллы.

Если мы получаем по роже, то не в цифры, а прямо в хлебало.

И не мышкой накачаны руки, и не в файтингах дух закалялся.

Вдруг, забудут ходьбу наши внуки? Я бы этому не удивлялся.

* * * * *

Шутки ни о чём

Конституция семьи

Любая полноценная семья –

Особенное мини-государство.

Там мини-психология своя,

Рожденная в борьбе за мини-царство.

Когда в стране порядок должен быть,

Единые законы принимают.

Их каждому не плохо изучить,

Вины в суде незнанье не снимает.

И в этой конституции семьи

Все должности расписаны, буквально.

На каждого отдельные статьи.

И наказанье индивидуально.

СУПРУГ – меж строк звучит,как: ГОСУДАРЬ –

Глава семьи, оплот своей державы.

Отныне и вовеки, как и в старь,

Самодержавец только лишь для славы.

СУПРУГА – (разговорное – жена) –

И выглядит и говорит так мило.

Но в доме всем руководит она,

Ответственная должность – зам. по тылу.

СВЕКРОВЬ и ТЁЩА, ТЁТКИ, СВЁКОР, ТЕСТЬ –

Палата лордов, цену себе знают.

Законов издают, порой не счесть.

Понятно, их ни кто не исполняет.

ДЕТИШКИ – это левое крыло.

Вступают в конфронтацию со всеми.

Когда в поправках что-то не прошло,

Готовы бастовать в любое время.

СОСЕДИ – тут единых мнений нет.

Особое, непознанное племя.

С царём коварным может быть сосед,

А с замом, очень нежным, в то же время.

ИНТРИГИ в государстве могут быть.

Во всех дворцах – придворные интриги.

Растянутся улыбки, чтобы скрыть

Рассованные по карманам фиги.

ТРАДИЦИИ, их надо соблюдать,

Но, надо ли кому-то тех традиций?

Лишь, дети им готовы дань отдать,

За долю из бюджетных инвестиций.

* * * * *

Маленький конец света

Создавая иллюзию мощной толпы,

Повылазили из-под обоев клопы.

Возбуждённы настолько, что их не унять,

И, действительно, им удалось навонять.

Очень скоро нашелся и вождь среди них,

Быстро стал назначать комиссаров своих.

Получали они ключевые посты,

Расползаясь по щелям, что были пусты.

Знать ушла, а у черни прямых целей нет.

По домам бы, но там, что ни дом – кабинет.

Те, кому повезло, возле входов стоят,

Остальные на стену вернулись назад.

Без гражданской войны не решался вопрос,

Хорошо, что вмешался в конфликт дихлофос.

Из чулана хозяин баллончик достал,

На отдельной стене конец света настал.

Всех клопов не убить, всех он и не убил.

Сохранились те, кто под обоями был.

Остальных же, что в бой так отчаянно шли,

Уже с пола метлою в совочек смели.

* * * * *

Демонстрация

Кто эти люди? Я их не знаю.

Сложности из-за размеров страны.

На демонстрации первого мая

Люди знакомыми быть не должны.

Вовсе не важно знать чьё то имя,

В этот счастливый, особенный час.

И без того все стали родными,

Стадная радость сплотила всех нас.

Можно весь год подло гадить под дверью,

Или царапать машины гвоздём…

В праздники светятся нимбы и перья

Счастьем, к которому все мы идём.

Каемся, помня, что в принципе правы,

Любим и даже прощаем за смех.

В эти минуты и гордость и слава

Необъяснимо наполнили всех…

Души родят в себе главное слово,

То, что откликнется в лицах родных.

Это продлится аж до второго,

Или вообще до конца выходных.

* * * * *

Добро и враги

День может утром не задаться,

Когда встаешь "не с той ноги".

И может даже показаться,

Вокруг опять одни враги.

Враги, конечно же, – мерзавцы,

Они не обожают нас.

Ничтожные душепродавцы,

Достойные всех худших фраз.

Они собак в подъездах травят

И зло рвут крылышки у мух.

И дьявола ночами славят,

Свой смрадный источая дух.

А мы, естественно, святые,

Нас просто не в чем упрекнуть.

И наши руки золотые,

Пора на горле их сомкнуть.

Но, мы добры и простодушны,

Не агрессивны без нужды.

И можем мы великодушно

К прохожим не питать вражды.

Хотя они и раздражают,

И могут разбесить, подчас,

Они ведь нас не обожают,

Они не знают даже нас.

Вздохнем, отдышимся немного,

Пока не вспыхнула искра.

Наверно мы угодны Богу,

Он столько в нас вложил добра.

Борьба со злом, всего извечней,

А мы отличны от зверей.

И мы всех в мире человечней,

Великодушней и добрей.

* * * * *

Литературная шизофрения

Писатели из высших лиг расшевелили красоту,

Сломали грань, разрыв реальности устроив.

Стоят в шкафах шеренги книг, стоят на боевом посту,

Хранят ребёнка от нашествия героев.

Но, по ночам, с рядов огромных чьи-то шорохи звучат,

И зарождаются в мозгу моём сомненья.

На полке, из Декамерона, ноги голые торчат,

Не дотянуться мне до полки, к сожаленью.

Из шкафа выглянул пират, сверкнул единственным зрачком,

Я не кричал, свой страх с трудом превозмогая.

Потом вернулся он назад, царапнул дверь рукой-крюком,

А на полу нашлось перо от попугая.

Проходят мимо тёти, дяди, не здороваясь со мной,

Отряды, конницы, абстрактные фигуры.

То черт, какой на пол нагадит, то лягушка со стрелой,

Любую пакость жду я от литературы.

Луч света – Катя утопилась, видно дурою была,

Нет человека – нет проблем, не жаль ни мало.

Теперь Каренина пришла, перекрестилась и легла.

Мне только поезда в квартире не хватало.

* * * * *

Уходящий с линии атаки

Дело бы давно дошло до драки.

Мы бы разобрались, били б лица.

Уходящий с линии атаки,

Вот, кто заставляет материться!

Гон бодрит, натёрлись наши сраки,

Страх не ведом, ведома усталость!

– Уходящий с линии атаки!

Нас не много на тебя осталось!

Ни минутки маленькой покоя,

И тебе не скрыться на планете!

Уходящий, кто же ты такое?

А, у нас есть жёны, кошки, дети.

Уязвимы мы, до первой драки,

Дальше – грудь вперёд, слюной не брызни!

Уходящий с линии атаки,

И себе, и нам спасает жизни.

* * * * *

Тост

Динамика жизни и сила движенья.

Ах, как он своей управляет судьбой!

Ах, как он прекрасен в любом окруженьи!

Но вытащи шило, и станет собой.

Пока, куда надо, засунуто шило,

Он парень отличный, все любят его.

Но, если оно заржавело и сгнило,

Он больше не значит уже ни чего.

Слегка зазевался, и шила не стало.

Нет сил, когда жопа уже не болит.

Давайте же дружно поднимем бокалы

За редких красавцев, кто шило хранит.

* * * * *

Везунчик

В смешных попытках самоутвердиться,

Но, не освоив принципов борьбы,

Он попадал не то, что в ягодицы,

А, прямо в жопу, в задницу судьбы.

Вдобавок, он и действовал упрямо,

Настаивал на глупостях своих,

И попадал в дыру настолько прямо,

Что и судьбу затрахал, как жених.

Она уже по-всякому виляла,

Но, он влетал надежно, как стрела.

Его тупая меткость так вставляла,

Что вытерпеть фортуна не могла.

Да! Идиот! Но задница дороже.

С таким тягаться сложно молодцом.

Пусть делает что хочет и как может,

Судьба к нему повернута лицом.

* * * * *

Мысли ни о чём

На каждом из неб

Рваное небо, как старая крыша сарая,

Всё в прохудившихся дырах разбросанных звезд.

Я почему-то забыл, что уже не играю,

Выбор казался до невероятности прост.

Вскачь мои мысли летят, как запальные кони,

Спутались чувства, завязли, лежат вдалеке.

Если нельзя твое сердце держать на ладони,

Значит придется свое зажимать в кулаке.

Выплесни дождь мне на спину, пожалуйста, Боже,

Или хотьветра в лицо, мой озноб оправдать.

Это конечно любовь, но она не поможет.

Зря у меня получилось с собой совладать.

Каждая клеточка дышит отдельным дыханьем.

Боль ощутима и необходима, как хлеб.

Счастье – одно из небес, дребезжит ожиданьем.

Есть мое личное место на каждом из неб.

* * * * *

Крик

Попробуй закричать так сам,

А небеса – они небесны,

Другие крики к небесам

Для ангелов не интересны.

Через желанья, через кровь,

Которую ни что не скроет,

Попробуй подарить любовь,

Она опять тебя отмоет.

Ты не ослышался: «Опять!»

Ты был отмыт уже, красивый,

Когда тебя родила мать,

И твой отец стоял счастливый.

И счастье было, и звезда,

Которая тебе светила.

Ты просто крикни, как тогда,

Тогда, когда все это было.

* * * * *

Одинокий забег

Обрыв. Пустая пропасть в мир иной.

Для детства, слишком бешеная гонка.

И не хватило капельки одной,

Чтоб мир лишился своего ребёнка.

На фоне бесконечных величин,

Все это незначительно и мало.

Ребёнок брошен, он теперь один,

А мать его бумаги подписала.

И для неё пустое слово сын

Отныне ничего уже не значит.

На фоне бесконечных величин,

Он, как ни странно, слишком громко плачет.

Но не услышан, сердце не пронзил,

Прощался не сценично и не звонко.

И душу ни одну не поразил

Плач жалкий одинокого ребенка.

Горит душа, как миллион свечей,

Всех одиноких душ сплошное пламя.

Ведь он не нужен, он теперь ничей.

Ах, как он хочет прислониться к маме!

Как хочет ей сказать, что виноват!

Не угадал, чего она хотела.

Чтобы она взяла его назад,

И, чтобы все вокруг не опустело.

Но, мысли его лучшие о ней,

И выдуманные воспоминанья,

На протяженье долгих-долгих дней

До бездны сокращали расстоянье.

Нельзя, чтобы один был человек,

Всегда порваться может там где тонко.

А одинокий жизненный забег-

Для детства слишком бешеная гонка.

* * * * *

Истина

Все так легко, на первый взгляд,

Мы черно-белые с пеленок.

Но чистым может быть и яд,

А грязным может быть ребенок.

И правда каждому своя,

И нет решений однозначных,

И от змеи спасет змея

При совпадениях удачных.

Не всем возможно управлять.

Чем истину рождать из споров,

Ствол проще вынуть и стрелять,

И ни каких переговоров.

* * * * *

Сколько есть жизней

Сколько есть жизней? Девять у кошки,

Третий инфаркт у старушки в окошке,

Вечно она на кого-то орала,

Нервы, инфаркт и опять умирала.

В овощ сосед – наркоман превратился,

Тоже, считается, переродился.

Смотрит, не видя, лежит без движения.

Бог – юморист, но раз так, с Днем Рождения!

Боль отступила, больной поправляется,

Смерть матерится, врачи похмеляются.

Эта работа должна быть в почете,

Что и отметится в строгом отчете.

Или простые ребята – спасатели,

Смерть их боится, вот где показатели.

А в конце месяца жизни спасенные

Перерождаются в цифры казенные.

Сколько же жизней иметь разрешается?

Вечно в статистику кто-то вмешается.

Шамкает что-то старуха с косою,

Дарит покой, а не нужно покоя.

* * * * *

Счастье

Ни чего особенного нет в том, что мир с собою не условится.

Ангелы рождаются на свет, сатанеют и людьми становятся.

Демоны, все страсти утолив, постепенно к Богу обращаются,

Бог несправедливо терпелив, потому все и не прекращается.

Но, ведь мир не делают шутя. Люди – не горшки, чтоб быть из глины.

Почему ж так счастливо дитя? Для чего рождается невинным?

Кажется мне, знаю я ответ. Только в горе счастья миг бесценен.

Без печалей горьких счастья нет, в том оно, что мир несовершенен.

* * * * *

Конфликт

Постоянно враждуют гормоны в крови

С неудовлетворенным желаньем любви.

Этот вечный конфликт переходит на сон,

Где хоть кто-то, в кого-то, отчасти, влюблен.

Лимузин, самолет, перелет, ресторан,

И прекрасна она, и ты вовсе не пьян.

А в душе распускает листочки весна,

Но ты в жизнь возвращаешься утром из сна.

Снова офис, начальник, не вкусный обед.

Вечер, бар, а в квартире лишь эхо в ответ.

После вязкого дня окунаешься в сон,

Где хоть кто-то, в кого-то, отчасти, влюблен.

* * * * *

Взрывные идеи

Взрывные идеи, а руки устали.

Не стали сильнее, но старыми стали.

Спина не сгибается, ноги замерзли,

А ты так хотел стать когда-нибудь взрослым

И морду соседу набить, негодяю.

Ну, что же, ты взрослый теперь, поздравляю!

Однако, проблемы твои не пропали.

Лишь, может быть, более взрослыми стали.

Ты держишь в глазах не упавшие слезы,

И больше не смотришь, как падают звезды.

Соседа не бьешь, стал, наверное, умным.

А, все же, признайся: Ты хочешь быть юным.

* * * * *

Если я, хоть раз воскресну…

Если я, хоть раз воскресну,

Это будет не со мной.

Подними, вот эту песню,

Отнеси её домой.

И не страшно, что не сладко,

Страх не должен нас пугать.

Наши тёплые кроватки,

Нас уже устали ждать.

Наши доводы не громки,

Наши выкрики все злей.

Мы глазеем на обломки

Тех, Великих кораблей.

Разлетаются обломки,

Волны скроют корабли

Мы отставшие потомки,

Довезите до земли!

* * * * *

Говорят

Не все слова судьбу творят.

И слов таких совсем не много.

А люди часто говорят,

Про мелочи, про всё подряд,

Лишь чтобы скоротать дорогу,

Чтобы развлечь других людей,

Или, когда пришлось напиться,

Возможно, счастьем поделиться,

Утешить близких и друзей,

Или хотят проговориться.

* * * * *

Вкус свободы

Её мечтания – фен шуй и каббала,

Он – рокер, пиво пьёт, а ей нужна текила.

Пора влюбленности – она уже дала,

Но взглядов жизненных, пока не разделила.

Он слишком ветреный и в кожаных трусах!

Она в них тоже, только по другой причине.

И колтуны свалялись в длинных волосах,

Хотя ему зачетный плюсик, как мужчине.

Сомнений множество: он нужен, или нет?

Свободу жаль терять, но поджимают годы

Или опять просить текилу за минет,

Чтоб ощутить неповторимый вкус свободы.

* * * * *

Что такое счастье?

Что такое счастье? Это – дальнобой,

В зимнее ненастье и с её судьбой.

Ветер злит, под ноги смерчики вихря.

Мёрзнет у дороги тоненькая фря.

У дешевой шубки линька началась,

На короткой юбке давешняя грязь.

Цвета фиолета кожаный покров.

Сбить цену минета до вязанки дров.

Трет свой носик синий варежкой она,

Ей любовь в кабине жизненно важна.

Страшно отчего-то. Ночью и одна.

Но, другой работы не даёт страна.

А, она училась, свой дневник вела,

Но не получилось, сказка подвела.

Жизнь, как дятел долбит, крутится ужом.

"На! Заветный столбик с километражом!

В качестве подарка за мечты твои!

Ты теперь доярка, понежней дои!"

Ночь-то, понемногу, уморить грозит.

"Ух ты, слава богу! Кто-то тормозит."

* * * * *

Романтика не серьёзных отношений

Секс и бифштекс

Ну, может быть не каждый день, но, несомненно, очень часто

Она ему варила пасту, готовить было просто лень.

Она считала: Красота сама собой, как угощенье,

Пускай он, в дымке восхищенья, простит отдельные места.

И он, естественно, прощал, и макаронами давился,

И на лицо её дивился, и обожать не прекращал.

Очарованье естества вступало в силу на закате,

А голод, таявший в разврате, уже не находил слова.

И год так целый пролетел. Он – раб её причинной щели,

Почти пугался вермишели, а женщину свою хотел.

Но, шатко, из последних сил, спокойно обходясь без секса,

Едва ли больше, чем бифштекса. По очереди всё просил.

Секс был доступней, чем бифштекс, запретный плод – искус не новый,

Плюс, ароматы из столовой его тревожили рефлекс.

Печь общепита – жерло зла! Была там чудо-повариха.

Конфликт страстей. Проснулось Лихо. Змеёй в мечты его вползла,

Очаровавшая в момент. Она, хоть, не была красивой,

Но пахла мясом и подливой, жене достойный конкурент.

А, в этот день, как на беду, томилась на углях свинина.

Изголодавшийся мужчина пошёл на аромат в бреду.

Она всё сразу поняла, лишь взгляд увидев ненасытный,

Ломоть отрезав аппетитный, ему на блюде подала.

Без макарон, на овощах, с пикантным соусом из сливы,

И он, влюбленный и счастливый, посмел теперь мечтать о щах.

Вдруг вспомнил, как прекрасно жить, когда благодарит желудок.

Она взяла его рассудок, ей было, чем его вскружить.

Очарование едой вступало в силу на восходе.

Придя повинный, о разводе просил супружницы младой.

Она же – символ красоты – ему согласья не давала,

Чем только лишь подогревала конфликт раздвоенной мечты.

Терзанья к язве привели, бесчинства напрочь прекратили.

Врачи есть мясо запретили, а макароны в рот не шли.

Теперь от клизмы жжёт очко, судьба дала ему отмашку:

Люби себя и кушай кашку, пей киселёк и молочко!

Желают собственных утех: душа и плоть, глаза и печень…

Мы потакаем им, но лечим, а жопе отвечать за всех.

* * * * *

Романтика дождя

Романтика прогулки под дождем.

Ты, почему-то, этого хотела.

Немного косолапо мы идем,

Промокшие штаны прилипли к телу.

Вернее, косолаплю только я,

Ты романтично под зонтом укрылась.

Сдаётся мне, романтика твоя

Насмешливой отчасти получилась.

Ну, как отчасти? Я насквозь промок!

Таким шутом быть выпало не многим.

И этот дождь поганый, как плевок.

Ты злишь меня зонтом своим убогим!

Как-будто в воду кто меня макнул,

И, несомненно, будет еще хуже.

Поэтому тебя я и толкнул.

Вот почему ты оказалась в луже.

* * * * *

Латексные страсти

Три женщины в постели – это классно!

Я чувствовал, что выбор мой не плох.

Резиновые дамы беспристрастны,

И ни кому не скажут, что ты лох.

Я и хотел близняшек, так, навскидку,

Копить не получалось, как назло.

Три по цене двоих, попал на скидку!

Кредит! Невероятно повезло!

Теперь мой дом хоть бар, хоть дискотека,

Да, хоть бассейн, хотя с водой сложней.

Кредит, вот только – эта "ипотека"

Добавила изрядно трудодней.

Пашу, как мерин, сутки через сутки,

В надежде статус мачо сохранить.

А, латексные эти проститутки

Мой героизм не в силах оценить.

Оттрахать их, хоть польза бы, и то ведь.

Но, голод перессорил нас с концом.

Вот, если бы они могли готовить,

Я б за пельмени снова стал самцом.

Раз темперамент есть, и даже жарок,

Неудовлетворение внутри,

И третью к двум добавили в подарок…

Дурак назвал счастливой цифру "три".

Мне жрать охота, я пришёл с работы!

Как гаркну им троим: "Хочу борща!"

Сидят, глядят втроём на идиота,

Резиново-неслышно вереща.

В дни отдыха теперь срывает крышу!

С долгами, я подсел на Доширак,

И настроенья их всё лучше слышу,

Шипенье в три пупка, что я дурак.

Не дотянул до выплаты кредита!

Взбесили эти фрейлины в шелках.

Я их проткнул иглой, они убиты!

Вся спальня в их резиновых кишках!

* * * * *

Эротика

С обратной стороны коленки,

От точки сгиба, над икрой,

Ладони ласковой игрой

Он поднимался вверх по венке,

Которая едва видна

Под перламутром тонкой кожи.

Второй рукой он крался тоже,

Но там, где не ждала она.

По губкам пухлым, как волна

Улыбка жадная блуждала.

Её всё больше возбуждала

Ему подвластная спина.

Беспамятства водоворот

Стал мысли уносить куда-то,

Но это не большая плата

За то, что дальше её ждёт.

Желая, словно, наказать,

Он снял легко с неё одежда,

И где ласкал руками прежде,

Губами стал теперь терзать.

Нежданно сладкий поворот

Открыл в ней новые желанья,

А он, как-будто знал заранее

И делал всё наоборот.

Чем ещё больше возбудил

Души натянутые струны.

А её груди были руны,

Он волшебство в них находил.

К пещерке сладостной тайком,

Ещё не раскрывая тайну,

Едва дыша, почти случайно

Касаясь плоти языком…

Казалось, будет взрыв сейчас,

И, вдруг, заговорил он пылко:

"Любимая, дай на бутылку,

А то закроется лабаз!"

* * * * *

Культурный досуг

Наивная, мне прививать культуру,

Как засевать гортензии в песок.

Ведь я могу такое "ляпнуть" сдуру,

Что мозги растяну наискосок.

Хотя, смотрю, и у тебя заскоки,

Дуэт, что надо, лапочка и псих.

И, чёрт нас дёрнул в этот караоке,

Ни голоса, ни слуха у двоих.

Я микрофон схватил довольно лихо,

Хотел тебя талантом возбудить.

Нам повезло, что пел довольно тихо,

Охранников боялся разбудить.

А, знаешь, что мне показалось странно?

Орала ты про яблоневый сад,

А с бара выставляла нас охрана,

Тебя под ручку, а меня под зад.

Да, с головой в культуру окунулся,

Наслушался, как яблоня цвела.

Бухой и грязный я домой вернулся,

А ты вообще с охранником ушла.

* * * * *

Конфетка

Не знаю я, чего ты злишься?

Тебе ж конфетку развернул!

Ну, уронил, но поднял быстро,

И сам её же отряхнул.

Чего орать то, как кобыле,

Из-за чего такой скандал?

То, что на ней волосья были,

Я в темноте не увидал.

А что раздавлена немножко,

Так было, говорю ж, темно.

Ну, наступил чуть-чуть сапожком,

Жевать, не всё ль тебе равно?

Вы, бабы, до чего визгливы!

Ну не ругайся, не грусти.

Гляди, тут в шоколаде слива!

На, съешь скорее и прости!

* * * * *

Дискуссия

Нападение редко бывает случайным,

Ни с того, ни с сего не бросаются в бой.

Твои мысли давно не являются тайной,

Я успел подготовиться к встрече с тобой.

Бить посуду об пол, как-то подло и мелко,

Очень сложно бесцельные траты простить.

По укромным углам рассовал я тарелки,

Чтобы в нужный момент их в тебя запустить.

Но, ответственный миг подошел незаметно.

Как-то я пропустил приближенье беды.

И угрозы не видел в движении ветра,

Вызываемом плоскостью сковороды.

Звон в ушах перемножил мне скорость на массу.

Я «искря» и шатаясь, свалил в коридор.

Там, как раз, и не спрятаны боеприпасы,

Даже нечем продолжить с тобой разговор.

Чует сердце, что резвость вернется не скоро,

Чугуном по башке – ощутимый урон.

А противный, предательский цокот фарфора

Доложил мне, что ты обнаружила схрон.

Почему-то настало желание мира,

Полежать на полу, или вовсе удрать.

Как-то надо прорваться мне в недра квартиры,

Для дальнейших дискуссий тарелок набрать.

Все плывет, так давненько меня не тошнило,

В первый раз, столь конкретный и быстрый облом.

Собираю в кулак я последние силы

И, пригнувшись, петляя, скачу напролом.

Две прицельных тарелки попали мне в ухо,

И вдогонку еще пара очередей.

Я невольно подумал: «Не плохо, старуха!

Щас продолжим беседу культурных людей».

Для разведки, чуть высунул руку с тарелкой,

Но, почуяв движенье, отдернул назад.

Это раньше была, мать, ты меткой и целкой,

А теперь не до целок, трезвоньте «набат».

Я, как черт из коробки, почти, появился,

Мог бы Рэмбо от зависти сдохнуть в кино.

Жаль, что грохнулся, выход мой не получился,

Зацепился за провод. Ну, что за дерьмо!

Нос расквасив, поверженным я притворился.

Ты с опаской взяла свою сковороду.

Не спасал бы патроны, я б так не разбился.

Приближайся, не бойся, родная, я жду.

Повернулся и сел, на тебя только глядя.

А в глазах у тебя появился испуг.

Ну, чего? Может, будешь молить о пощаде?

И откуда тарелочек стопочка, вдруг?

Победил я, и мир, наконец, воцарился.

По-другому, естественно, быть не могло.

Только, в зеркало, я, посмотрев, удивился.

Это мне поначалу не очень везло.

* * * * *