Сын Цитадели [Матвей Кузнецов] (fb2) читать онлайн

Бранд. Сын Цитадели

Интерлюдия 1

Год 201 от Великого Смирения, Вечный Город

За окнами разгорался день — лучи солнца остро сверкали на белом мраморе арок Коллосиума, били колокола на башнях экклезиариумов, ремесленники спешили открыть свои мастерские, торговцы лепёшками и фруктам уже зазывали покупателей, а повара в термополиях топили печи. Вечный Город бурлил, кипел своей грязной, отвратительно двуличной жизнью, полной кровавых развлечений и театральных постановок, уличных нищих и обезумевших от роскоши патрициев, смрада в кварталах инсул и тяжёлого благоухания вина и ладана в альковах храмов. В комнате царил тихий полумрак. За столом, на высоком резном деревянном кресле, больше напоминающем трон, сидел человек, облачённый в длинную сутану неразличимого в отсутствии нормального освещения оттенка. Перед ним, по другую сторону стола, на жёстких стульях расположились двое. Оба были облачены в сандалии, узорные туники и накидки с пурпурными полосами, что выдавало в них принадлежность к высшим кругам Священной империи. Присутствующие услаждали свой вкус старым вином из личных погребов падре. Когда красная жидкость в кубках иссякла, хозяин помещения заговорил

— Что слышно от Каликса?

Вопрос, заданный тихим, надтреснутым голосом, прозвучал в тишине кабинета подобно грохоту падающей скалы. Один из гостей склонил голову и ответил

— Он не справился, преподобный. Ваши люди также потерпели неудачу — у одного из варваров оказался эльфийский амулет. Каликс схвачен. О его дальнейшей судьбе я могу судить лишь из противоречивых слухов.

-“Что говорят?”, - всё так же тихо отозвался названный преподобным.

— Одни — что он казнён, другие — что его везут на суд к вождю варваров. В первом случае всё не так плохо, но во втором… Сведения идут долго. Вполне возможно, что он уже поёт в руках Эрнских палачей.

— Твоя информация очень ценна, Татион. Что скажешь ты, Аверьян?

— Среди старых семей назревает раскол. Марк вернулся в Рим и принёс весть о том, что сделал, как он считает, его отец. Клавдий и другие чистоплюи склоняются в… другую сторону.

В кабинете вновь воцарилась тишина.

— Эмиры должны быстрее принять решение, друзья мои. Это залог успеха нашего предприятия.

Визитёры приложили раскрытые ладони к груди, признавая правоту преподобного.

-“Я выделю ещё людей.”, - заключил падре, сопроводив свои слова лёгким кивком, и протянул руку, увенчанную перстнем с крупным рубином.

Татион и Аверьян по-очереди поцеловали камень с поклоном и удалились. Священник дождался, пока дверь захлопнется, сложил руки в замок и принялся размышлять.

Глава 1. Малый круг

Год 203 от Великого Смирения. Цитадель Ордена.

Светало. Ласковые, по-вересеньски^[1] робкие, солнечные лучи карабкались вверх по стволам деревьев, освещая кроны, проникая глубже и глубже в чащу, пробуждая животных. Вот полоса света уткнулась в каменную кладку, перемахнула во внутренний двор и ринулась вперёд, разом вырывая здания из утренних сумерек. Осторожный солнечный зайчик пробрался в узкое оконце одной из келий, прыгнул на подушку стоящей там кровати и заплясал на лице спящего на ней молодого Эрнца. Юноша улыбнулся, чувствуя ласковое тепло на челе, и открыл глаза. Несколько вздохов он лежал недвижно, затем встал, потянулся, надел штаны, не стягивая их обмотками, обулся и вышел в коридор. За дверьми других комнат слышались звуки обычной утренней возни. Юноша вышел во двор. Прохладный ветер приятно обдувал горячее со сна тело. Молодой воин подошёл к бочке с дождевой водой, стоящей неподалёку, и нырнул в неё по пояс. Пробыв под водой с полчасти, он вынырнул и принялся отфыркиваться, растирая лицо и уши руками. Ручейки ледяной воды побежали вниз по спине, прокладывая мокрые дорожки вдоль ног к ступням.

-“Эй, Меднолобый!”, - задорно крикнул кто-то от дверей длинного дома: “Не холодна водица?”

-“Не холоднее твоего ума, Файсаль!”, - весело ответил юноша: “Разомнёмся перед трапезой?”.

— Не откажусь.

Молодые витязи сошлись в кулачной схватке. Противники закружились, проверяя друг-друга ложными выпадами и время от времени сходясь вплотную. Наконец, названный меднолобым низко нагнулся, рванулся вперёд и, обхватив Файсаля за корпус, с рычанием повалил его на землю. Побеждённый со спокойной улыбкой похлопал победителя по руке.

— Довольно брат.

Соратники встали, помогли друг-другу отряхнуться, ополоснулись из бочки и пошли обратно в длинный дом^[2]. Оттуда уже выходили другие витязи, направляясь в трапезную. Юноши зашли в свои кельи, чтобы надеть рубахи и перепоясаться, а затем присоединились к общему потоку. Воины преодолели двор, вошли внутрь и принялись выстраиваться в очередь за едой. Друзья взяли миски, ложки и встали в хвост линии. За ними пристроился ещё один юнец. Он ухмыльнулся и, ткнув впередистоящего, спросил

— Ну что, Бранд, опять северный волк с пустынным лисом решили поплясать?

-“Не остри, Аез.”, - парировал юноша: “Опять заспался, так не завидуй.”

-“Заспался?”, - притворно возмутился Аезевалф: “Да я встал меньше, чем через час после восхода! Другие наследники благородных родов, между прочим, в это время ещё сны досматривают, а я на ногах!”

-“Давай уж, наследник, стой спокойно.”, - сказал Бранд, покачав головой.

Сколько шутливых перепалок вроде этой состоялось между ними за прошедшие двадцать семь месяцев? Не счесть… Юношу охватило не характерное для него ностальгическое чувство. Перед его мысленным взором закружились образы — выхваченные из общей временной канвы осколки воспоминаний, на острых гранях которых расцветали картины. Вот посвящение в ряды Ордена — смешение крови в серебряной чаше по старому обычаю, тяжёлые слова клятвы, и острые рассветные лучи, бьющие прямо в глаза. Вот тренировка под рукой Ратмира, его жёсткие, холодные глаза, перетянутые жгутами мышц руки и неестественно чёткие, стремительные движения. Да, Ратмир, столь весёлый в жизни, в бою, пусть даже и учебном, превращался в бесчувственного, жестокого зверя… А вот освоение Состояния Силы с тысяцким — мерное дыхание под счёт и зелёная пелена, опускающаяся на мир… Бранд потряс головой, прогоняя наваждение. Грядущий день сулил важные дела, а потому следовало сосредоточиться на настоящем.

Тем временем, очередь перед друзьями рассосалась. Троица наполнила свои миски опостылевшей за прошедшие два года с гаком кашей, получила по куску мякины^[3] в довесок и уселась за стол. Когда движение успокоилось и все заняли свои места, Илдред дал сигнал к началу трапезы, подняв ложку и вкусив первую пищу^[4]. Приборы застучали по стенкам тарелок, быстро вычерпывая их содержимое. Через треть часа завтрак был окончен. Братья стали расходиться — кто-то направился отдыхать, залечивая раны, кто-то — общаться, обмениваться вестями из разных краёв и играть в таврели^[5], некоторые намеревались лишь заглянуть в длинный дом, чтобы подхватить вещи и отправиться на новый Круг^[6]. Друзья же отправились к детинцу. Там им была назначена встреча с наставниками. Прибыв на место, юноши продолжили обсуждение одной придумки, начатое вчера. Суть придумки заключалась в использовании горшка с взрывным зельем в качестве снаряда баллисты^[7]. Они успешно применялись для стрельбы из катапульт, но точность такой стрельбы была… несколько удручающей. Баллисты позволили бы вести более точный огонь, но решить проблему подрыва зелья прямо на ложе до сих пор не удавалось — горшок повреждался слишком сильным толчком. В противном случае он или сходил с курса из-за бултыхания зелья внутри, или попросту не долетал — фитиль догорал раньше. Более длинный фитиль запутывался вокруг тетивы или цеплялся за что-нибудь, после чего снаряд опять же взрывался на ложе, оставляя стрелковую партию по меньшей мере без бровей и баллисты, а по большей ещё и без экзистенциально важных частей тела. Предложение Бранда состояло в использовании железного тонкостенного литья. Аезевалф, хорошо представляя стоимость подобного решения, предлагал оборачивать снаряды кожей. Тут возмутились уже Бранд с Файсалем — поражающие свойства зелья при таком использовании снижались в разы, лишая затею всякого смысла! Идея Файсаля — зачаровывать горшки — также не встретила одобрения. Спор зашёл в тупик. От необходимости изыскивать новые аргументы юноши были избавлены благодаря появлению Ратмира. Не размениваясь на любезности, он начал раздавать указания.

— Бранд, отправляйся в оружейную. Там получишь броню на себя и товарищей. Файсаль, иди к брату Осмунду и попроси у него ваши последние работы с чехлами под них^[8]. Аезевалф, дуй на склад за снаряжением. Набор обычный, на неделю. У вас десять частей. Время пошло!

Молодые витязи ринулись исполнять приказ. Ровно через десять частей они вновь появились перед наставником, неся затребованное: Бранд — брони^[9], шлемы, наручи и поножи; Файсаль — позвякивающие склянки; Аезевалф — скатки, плащи, мехи с водой, сумки с провизией, топор и небольшую лопату. Ратмир удовлетворённо кивнул, достал из-за спины какой-то свёрток, бережно положил его на землю и приказал

— Одевайтесь!

Юноши спешно бросились к комплектам. Они принялись отточенными движениями надевать броню, подтягивать ремни на сумках и чехлах^[10]. Буквально через семь частей они были готовы. Ратмир раскрыл принесённый им свёрток. Внутри оказались три меча и три копья. Наконечники копий и оголовья мечей из металла цвета морской волны сверкали на солнце безукоризненными гранями. Глаза друзей заблестели, ведь перед ними лежало не просто оружие. То было особое оружие, одна из тех вещей, что отличают витязя от простого воина, и появление этих предметов означало, что близящийся выход будет чем-то особенным.

-“Вооружайтесь и слушайте!”, - бросил Ратмир: “Сегодня начинается ваше последнее испытание, после прохождения которого вы обретёте статус полноценных витязей. Мы выйдем на малый круг. Я буду лишь вести вас по маршруту, помощи в бою и при подготовке к нему не ждите. Вопросы?”

Вопросов не последовало. Юноши были слишком заворожены полученными “игрушками”. Ладони оглаживали древки из Бирмегхенской сосны, пальцы отбивали робкую чечётку на рукоятях, обёрнутых жёсткой кожей. Поняв, что речь наставника окончена, они встрепенулись и замотали головами.

-“Вот и ладушки.”, - с ухмылкой произнёс воин: “Двинулись!”

Короткая процессия направилась к воротам. Ратмир походя отодвинул сорока пудовую створку, дождался, пока все остальные пройдут, и вновь закрыл её. Колонна в молчании продолжила свой путь. Часы один за другим нанизывались на нить времени, пыльная дорога размеренно врезалась в подошвы, солнце катилось по небосклону, скрываясь, время от времени, за пушистыми облаками. Через четыре часа после зенита Ратмир скомандовал привал. Спутники отошли под сень деревьев на обочине, расстелили плащи и стали доставать нехитрую снедь — сухари, вяленое мясо и твёрдый сыр. Перекусив, юноши с наставником двинулись дальше. Солнце неторопливо катилось к горизонту. Завечерело. Когда совсем стемнело, витязи вновь остановились. Молодые в пару вздохов распределили обязанности с помощью полукивков и лёгких жестов, после чего Бранд и Файсаль убежали в лес, а Аезевалф остался готовить костровище. Он подхватил лопату, очертил прямоугольный контур, вонзая полукруглое лезвие в землю на пол-ладони^[11], и принялся копать, поддевая пласты дёрна чёткими, резкими движениями, и складывая их рядом. Через десять частей на опушке показались ушедшие товарищи, неся хворост, лапник и наполненные водой мехи. Юноши сбросили поклажу и доложили наставнику, всё так же лежащему на скатке, что возле стоянки тишь да гладь — ни зверья, ни людей, только цепь волчьих следов, да и та старая, трёхдневная.

Прошло ещё пять частей, и огонь занялся, весело потрескивая. Высота костра не превышала пяди, но этого было вполне достаточно для того, чтобы прогреть землю. Когда угли прогорели до половины, витязи достали снедь, не отличавшуюся от обеденной, быстро утолили голод, договорились о сменах и легли спать, укрыв угли дёрном и принесённым ранее лапником. Первым выпало дежурить Файсалю, вторым — Аезевалфу, а последним — Бранду. Ну не везло ему с вахтами, что уж тут.

Сон для юноши пролетел в один миг. Казалось, он едва лишь пристроил голову на сгиб локтя, и тут же проснулся от дружеского тычка. Молодой воин поспешил встать, освобождая место^[12] товарищу, и принимая его пост. Было ещё темно. Костёр едва горел — ровно так, чтобы давать тепло, но, вместе с тем, не мешать видеть. Бранд перепоясался, подхватил копьё и меч и принялся ждать. Нападение какого-нибудь зверя стало бы неплохим развлечением и, хоть в какой-то мере, оправдало бы необходимость подниматься до рассвета и пристально пялиться в неприветливую мглу. Чуда не случилось — ночная темень сменилась предутренним сумраком, а вокруг было всё так же тихо. Рассвело часов в шесть. Ратмир, почувствовав касание солнечных лучей, распахнул глаза и гаркнул

— Подъём!

Аезевалф и Файсаль, подскочили, размывшись в пространстве, схватили оружие и стали бешено озираться. Ратмир удовлетворённо улыбнулся.

— Отбой тревоги. Завтракаем, собираем вещи и выдвигаемся дальше. Бранд, ночью происшествий не было?

-“Ах, если бы, Старший.”, - грустно ответил юноша.

Витязь укоризненно покачал головой.

— Всё неймется? Сколько раз мне повторять, отсутствие происшествий — это хорошо!

Бранд поморщился.

— Вот не понимаю я, сударь, зачем вся эта беготня с караулами, пересменками и прочим. Ведь раз от раза не происходит ровным счётом ничего! Вдобавок, мы и так научены от каждого шороха вспрыгивать и хвататься за меч. Разве не лучше, если каждый поспит на три часа подольше?

— Вот именно поэтому старший группы не ты, а я. Говорил, и повторю ещё раз — не стоит надеяться на удачу. Подкрадётся какая-нибудь тварь бесшумно, и возьмёт всех тёпленькими. Кроме того, если все прислушиваются к окружению сквозь сон — не выспится никто, а сонный витязь и как охотник паршив, и в суде, и при дворе бесполезен. Помимо этого, поверь моему опыту, самая дрянь случается именно тогда, когда все успевают поверить в безопасность окружения и расслабиться. Файсаль подтвердит.

Упомянутый юноша печально кивнул.

— Немало хороших людей навеки ушло в пески Хель-Аухратту^[13] из-за излишней веры в свои силы.

-“Вот!”, - поучительно произнёс мужчина, поднимая палец: “И да, хватит лясы точить! Собираемся!”

Юноши принялись доставать снедь и заталкивать её в себя со всей возможной скоростью. Время на сбор снаряжения они получили бы в любом случае — оно, в конце концов, казённое — а вот отрезать от завтрака с Ратмира бы сталось. В этот раз случилось чудо — на перекус юношам дали треть часа! Бранд чуть не плакал от счастья — обычно на выходах на еду отводилось не более шестой части часа; в этот день, по всей видимости, сказался тот факт, что выход являлся условно-боевым.

Итак, набив брюхо и собрав вещи, отряд двинулся дальше. Пейзаж, не слишком-то изменившийся со вчерашнего дня, давно приелся и не особенно радовал глаз. “Теперь понятно, почему братья столь редко возвращаются в Цитадель”, - подумалось Бранду: “Если для того, чтобы добраться до обжитых мест каждый раз уходит столько времени… Это ж свихнёшься со скуки.”.

Воздух потяжелел. Из-за деревьев, как раз по направлению движения, показались тёмные тучи. Ветер, как назло, дул прямо в лицо. Природа недвусмысленно намекала, что скоро предстоит искупаться. Ратмир подал голос

— Привал! Отходим в лес и делаем убежище. До начала дождя у нас приблизительно полчаса.

Юноши не мешкая ринулись за деревья. Основываясь на опыте последних двух лет, они могли с уверенностью утверждать, что Ратмир не из тех, кто боится слегка намокнуть. Если он дал столько времени на подготовку, значит накрыть и впрямь должно неслабо!

На поиски подходящего места у друзей ушло около пяти частей. Они остановили свой выбор на толстом вязе-выворотне^[14]. Очевидно, гиганта снесло бурей, прошедшей пару недель назад — корни были поломаны, а дыра в земле успела изрядно оплыть. Бранд подхватил лопату и принялся усердно углублять яму, выбрасывая из неё землю вперемешку с разнообразным мусором вроде веток, веточек, иголок, листьев и дохлых мышиных тушек. Аезевалф принялся кружить неподалёку от будущего убежища, выискивая подходящие ветви, которые можно было бы срубить с целью дальнейшего использования в качестве кольев. Файсаль хотел отправиться на поиск камней, подходящих для укрепления стенок и пола ямы, но был остановлен наставником. Тот вручил ему топор, вынутый непонятно откуда, и приказал отправиться нарубить сучьев. Сам же Ратмир после недолгого размышления отправился за булыжниками, признав идею с отделкой достаточно разумной. Уже через четверть часа все вышеупомянутые (включая камни и палки) были в сборе и приступили (последние — в пассивной роли) к созданию надёжной, в большей или меньшей степени, защиты от непогоды. Не буду приводить здесь процесс его строительства — он, без сомнения, известен каждому путешественнику, имевшему удовольствие попасть под сильный ливень с грозой посреди леса (или неподалёку от него). Никакой “романтики борьбы” в этом, с позволения сказать, действе не было — просто быстрая, напряжённая работа людей, неплохо знающих своё дело и отчаянно не желающих проходить внеплановую помывку и стирку. Это нежелание было столь велико, что руки юношей нет-нет да размывались в пространстве. Эти усилия не были напрасными — отряд как раз успел закончить приготовления и нырнуть под защиту натянутых плащей^[15], когда с неба начали падать первые капли дождя, быстро сливающиеся в хлёсткие, холодные, крайне неприветливые струи. Для понимания степени их неприветливости приведу аналогию — будь они людьми, они без раздумий стреляли бы по вашим коленям из луков при попытке подойти к дверям (или даже окнам) их домов ближе, чем на пятнадцать шагов.

Используя запас предусмотрительно натащенных сучьев и трут, взятый из крепости, витязи развели небольшой костёр. Буквально в одном шаге от них бушевал дождь, а под навесом было тепло и сухо.

-“Великое Древо, храни тех, кто придумал рунные цепочки водоотторжения”, - блаженно пробормотал Аезевалф.

Друзья поддержали его, полушутливо вознеся хвалу создателям этого, без сомнения, полезнейшего конструкта. Ратмир к их веселью не присоединился, предпочтя собственные думы обществу учеников.

-“Что-то не так, Старший?”, - как бы невзначай поинтересовался Бранд.

Так сложилось, что за последние два года он стал кем-то вроде переговорщика в группе новобранцев, проявив изрядные способности к нахождению общего языка с разбушевавшимися наставниками и другими членами Ордена. Его друзья этими способностями, само собой, пользовались без зазрения совести.

-“Дождь очень некстати. Твари могут сбежать.”, - отрешённо проронил витязь.

-“Какие твари? Вы о чём, наставник?”, - воскликнул Аезевалф.

Глаза Ратмира прояснились. Он вскинул голову, сдвинул брови, цыкнул, дёрнув губой, и неохотно протянул

— Да ваши твари, какие ещё…

Юноши растерянно замерли.

-“Что значит наши?”, - осторожно спросил Бранд: “У нас никто не сбегал, богами клянусь! Мы вообще за стены в одиночку не шастали!”

-“Кажется я понимаю”, - усмехнулся Файсаль: “Мухакамат Усайад Эшаби.”

-“Что, прости?”, - переспросил Бранд. Привычка южанина использовать свой язык для обозначения определённых понятий уже давно перестала раздражать его, став обыденностью.

-“Испытание молодого охотника”, - перевёл Ратмир: “Обычай жителей эмиратов. В назначенный день юноши приходят на оговоренное место. Старшие охотники гонят туда одну крупную тварь или нескольких, как правило змей или аллакрабу^[16], а молодёжь сражается с ними.”. Затем он повернулся к Файсалю: “Ваше испытание будет несколько иным. Я расскажу вам кое-что о вашей добыче, приблизительно так же, как это сделал бы какой-нибудь селянин, а дальше сами — выслеживайте и убивайте по своему разумению.”

-“Но ведь простые люди могут пострадать…”, - потрясённо выдавил Аезевалф.

На нём скрестились ироничные взгляды остальных присутствующих.

-“Бранд, объясни ему”, - выдохнул Ратмир.

-“Дорогой друг”, - с чувством произнёс юноша, поворачиваясь к благородному спутнику: “Ты карты окрестностей вообще видел? Если чувства мне не изменяют, мы всё это время двигались на юг, слегка забирая на восток. Тут глушь непролазная! Людей на несколько дней пути не сыщешь.”

-“Всё верно, это место мы выбрали именно за его удалённость от человеческого жилья”, - подтвердил старший витязь.

Облегчение Аезевалфа было видно невооружённым глазом. Для него, выросшего в аристократической среде Саксонии, смерть селян и горожан являлась вещью, прямо скажем, неправильной и неестественной. Впрочем, руководствовался он при этом не столько человеколюбием, сколько привычкой заботиться о рабочих руках. Их в королевстве саксов вечно не хватало…

Внезапно Бранд задал вопрос

— Наставник, а куда мы двинемся после того, как уничтожим тварей?

-“Обратно в Цитадель. Очевидно же.”, - лениво ответил Ратмир, слегка позёвывая.

— Не слишком-то.

-“Поясни?”, - из голоса витязя пропала сонливость. Он подобрался, как хищник перед прыжком (в подобном сходстве, смею вас заверить, не было ничего удивительного, ведь хищник, как известно, питается жертвой, как умный человек — хорошим спором).

— Во-первых, вы нам сами сказали — идём на Малый Круг, а это, всё-таки, не путешествие туда и обратно. Во-вторых, если бы вы хотели проверить только наши охотничьи способности, вряд ли мы отправились бы так далеко — Цитадель достаточно удалена от любых населённых пунктов. В-третьих, припасов у нас на неделю, возвращаться нам полтора дня…

-“Два”, - поправил Ратмир: “Мы ещё не дошли”.

-“Пусть так”, - легко согласился юноша: “Всё равно остаётся запас ещё на трое суток. Ни в жизнь не поверю, что вы решили настолько перестраховаться.”

-“Это всё?”, - поинтересовался воин, приподняв брови.

Бранд кивнул.

— Хорошо. Касательно первого утверждения, малый круг — это именно что путешествие туда и обратно. Касательно второго, проверять что-либо кроме навыков охотника смысла нет — сможете убить тварь, осилите и разбойника, а в том, что вы знаете закон, ни у кого сомнений не возникает. Касательно третьего — вы ж тварей не за часок словите. Пару дней по лесу точно промыкаетесь.

Юноша потёр подбородок.

— И всё-таки я не понимаю, зачем было идти так далеко, если тварей для нас всё равно ловят?

Ратмир ухмыльнулся.

— А о перевозке ты подумал? По-твоему легко спеленать и тащить, скажем, волколака, да так, чтоб он вам потом мог жару задать?

Бранд выглядел немного сконфуженным. Да… Упустить такой момент из виду! Впрочем, стыдливое выражение продержалось на его лице не слишком долго. Буквально через десяток вздохов он расплылся в широкой улыбке, с хитринкой посмотрел на соратников и задорно произнёс.

— Друзья мои, круг сузился!

Файсаль и Аезевалф понимающе ухмыльнулись. Ратмир приподнял левую бровь.

— Чего радуетесь? Смеётесь над товарищем?

Бранд издал сдавленный смешок.

— Наставник, вы не серчайте только. Мы вас намеренно разговорили.

До витязя дошло. Он с оттягом хлопнул ладонью по колену, прицокнул и беззлобно протянул

— Эх, шельмецы! Славно сработали, славно!

-“Ещё б”, - подхватил Бранд: “Жить захочешь — не так раскорячишься! Надо ж хоть примерно понимать, с кем нас хотят столкнуть. Теперь, например, мы можем быть уверены, что это не что-то иноземное — его бы не довезли; не лешак, жиж, водник или трясовица — их бы засадили в амулет и доставили бы хоть под стены Цитадели. Вряд ли вы решили облегчить нам жизнь и доставили провинившегося ёвника, русалку или разбушевавшуюся ауку. Скорее всего нам предстоит иметь дело с упырями, волколаками, аспидами или дрековаками. Ну, может ещё с цоцухой.”

Ратмир с демонстративной обречённостью покачал головой.

— Выучили на свою голову… Теперь ничем вас не проймёшь. Что скалитесь, поганцы?

Поганцы счастливо засмеялись. Следом, не удержавшись, к ним присоединился учитель. Раскаты дружного хохота смешивались с раскатами грома. Наступала ночь.

Глава 2. Недобрый лес

Рассвет, занявшийся в половине шестого, мягко разбудил спутников. В дождь ни твари, ни обычное зверьё не охотятся, потому караулов ночью решили не выставлять, давая себе возможность выспаться. Некоторое количество оставшихся с прошедшего дня сучьев позволили развести небольшой костёр, необходимый для того, чтобы малость согреться и просушить плащи. Спутники перекусили, почистили вещи, свернули скатки и снова двинулись в путь. Дорогу, сузившуюся к текущему моменту до чуть заметной тропинки, изрядно развезло — приходилось шлёпать по скользкой грязи, непрестанно очищая подошвы сапог от налипающих комьев земли с вкраплениями всякой пакости. Сырые плащи унылыми тряпками болтались за спинами. Омытый воздух был напоён запахами мокрой земли, листвы и гнилого дерева. В отдалении переговаривались птицы, шуршали мелкие грызуны, один раз в сторону порскнула^[17] лисица. Сверкающее с очистившегося неба солнце заставляло почву исходить тяжёлым паром. Всё вокруг, столь незначительное в отдельности, вместе дышало и полнилось той самой могучей, извечной жизнью, что приходит в мир с его сотворением и пребывает в нём до самого конца, не замечая пролетающих сотен и тысяч лет, не запоминая уходящих в Великое Ничто правителей и героев.

Через несколько часов пути Ратмир почему-то начал щупать грудь. Сунув руку за ворот рубахи, он вытащил медный кругляш с каким-то полудрагоценным камнем посередине. Камень мягко светился и, кажется, источал тепло.

-“Скоро будем на месте!”, - бодро провозгласил воин.

Промежуток времени, обозначенный как “скоро”, оказался приблизительно равен часу. По его истечению спутники увидели в стене деревьев просвет. На поляне, обнаружившейся за просветом, расположились двое. Первый, судя по всему Эрнец, напевал какую-то весёлую песню.

— Хоть путь нас ждущий длинен и тернист,

Мы не теряем духа боевого.

Играй, играй же веселей, горнист,

Чтоб принесла судьба домой живого…

Второй, явный южанин, пристукивавший до того ладонью по земле в такт мелодии, приветственно махнул рукой.

— Поздорову, брат!

— И тебе не хворать. Выпустили?

— Да, с полчаса назад.

— Добре. Я тогда сейчас молодых наставлю, а потом обсудим.

Последнее слово Ратмир выделил голосом и особливым движением бровей. Толщина намёка была такова, что в воздухе на мгновение возник запах браги. Витязь повернулся к ученикам.

— Ну что, хлопцы, готовы?

Юноши кивнули.

-“Славно… Тогда, вот вводная”, - наставник переменился в лице, натягивая маску недалёкого крестьянина, а затем начал сбивчивый рассказ, подражая дрожащему старческому голосу: “Твари к нам недавниче повадилися шастать. Страшные — ужас! Сначала токмо скот пропадал, а таперича совсем обнаглели — что ни ночь, то шелест жуткий по всей деревне, свист какой-то. Спать не могём, за ребятишек дрожим. Помогите, добрые люди — расправьтесь с напастью, а мы вам за это кров… и еды на дорожку!”.

Услышав последнее замечание, братья, привезшие тварей, прыснули, зажимая рты ладонями. Уж больно точно Ратмир изобразил жуликоватого старосту из тех, что будут торговаться с самим Харб’оном^[18], предлагая ему решить дело миром в обмен на крынку молока. Тем временем наставник вышел из образа и принялся раздавать заключительные распоряжения

— Всё что нужно, вам теперь известно. Ищите, загоняйте, приносите части тела в качестве подтверждения. Мы будем здесь.

Юноши коротко поклонились и двинулись вглубь леса. Отойдя от стоянки на пару вёрст, они остановились, чтобы обсудить, как действовать дальше. Первым решил высказаться Бранд.

— Итак, нам предстоит столкнуться с аспидами. Надеюсь ни у кого не возникает в этом сомнений?

Соратники отрицательно покачали головами. Файсаль задумчиво произнёс

— Наши цели, скорее всего, уже далеко. Придётся приманивать.

-“Не обязательно”, - пожав плечами, ответил Бранд: “Найдём ближайшую скалу, и дело сделано. Сам знаешь, эти змеюки ни в жисть не устоят перед хорошей кучей камней^[19].”

Южанин нахмурился.

— Аспиды хитры, друг мой, как хитры все гады^[20], порождённые тьмой. Они могли запутать следы, найти щель в стволе дерева и затаиться там, чтобы броситься на нас ночью.

Аезевалф хмыкнул и дружески похлопал Файсаля по плечу.

— Брат, мы помним про твоё тяжёлое детство. Копьё вместо игрушек, Сахлиэ’тун^[21] в роли домашнего любимца… Не забывай, они истощены долгой дорогой. Да в их крохотных умишках сейчас одна мысль — забиться поглубже в какую-нибудь пещерку и прийти в себя! Представляешь, что пережили несчастные зверушки за время пути?

Остроумие сакса пришлось друзьям по вкусу. Бедные зверушки… Назвать так опасных тварей, способных в одиночку вырезать целый отряд в десяток опытных воинов, мог только витязь, без труда сделавший бы то же самое. Дважды. Довольный произведённым эффектом, шутник протяжно зевнул и спросил

— Ну так что, идём искать, или передохнём маленько?

Бранд залез в мошну^[22], пошерудил там, достал слегка потемневший печатень и протянул его Аезевалфу.

— На, бросай. Будет герб — идём, будет тыл^[23] — отдыхаем.

Сакс взял монету, покрутил в пальцах и уточнил с заметной долей иронии

— Ты её что, специально для такого случая брал?

Бранд махнул рукой.

— Да не, просто для душевного спокойствия. С наставника станется отправить нас на вольные хлеба сразу после завершения задания, без захода в Цитадель. Без серебра в этом случае будет туго.

Он встряхнул кошелём, как бы закрепляя свои слова. Кожаный мешочек увесисто звякнул.

Спутники задумались. Они знали, что юноша частенько перестраховывался в подобных вопросах, готовясь к худшему, но в данном случае его опасения имели под собой серьёзные основания. Подобные проверки были очень даже в духе Ратмира…

-“Пусть так. В любом случае, это дела грядущего”, - уверенно произнёс Файсаль спустя какое-то время: “Наша основная задача — найти аспидов, свести их в число^[24] и уничтожить. Бросай монету, Аез!”

Сакс подбросил серебряный кругляш, хитро закрутив его с помощью большого пальца. Печатень сделал три десятка оборотов и шлёпнулся обратно в руку юноши. Бранд и Файсаль придвинулись поближе.

-“О, герб!”, - бодро воскликнул первый: “Ну что, кто куда?”

-“Идём все вместе”, - отрезал Файсаль, покачав головой: “Расходиться опасно. Испытание рассчитано на троих, значит против нас, по меньшей мере, три змея. Случись одному из нас столкнуться со всеми ними разом, быть беде.”

-“Тогда идём по спирали”, - резюмировал Бранд: “Только сначала вещи схороним^[25].”

Друзья вырыли небольшую яму, проложили дно и стенки лапником, положили поверх настил из веток и присыпали всё землёй — это давало шанс предотвратить исчезновение припасов в зубах лесной живности. Оставив на себе только оружие, броню и подсумки^[26] с зельями, соратники принялись нарезать круги по лесу, взяв поляну, где остался Свен, за центр. Юноши старались двигаться споро, но тихо — вероятность того, что аспиды проснутся днём от хруста ветки или шелеста листьев не была высокой, но, всё-таки, присутствовала, а ловить разлетевшихся гадов по всему лесу не хотелось — при подобном времяпрепровождении существовала отнюдь не гипотетическая возможность помереть от кровотечения из прокушенной шеи^[27].

Минуты сливались в часы, а молодые витязи всё брели по бесконечному лесу мимо казавшихся братьями-близнецами полян, выворотней, буреломов и буераков. В какой-то миг глаз Бранда, несколько замылившийся за прошедшее время, зацепился за какую-то неправильность. Юноша остановился, встряхнул головой и вгляделся в привлекший его внимание предмет. Вроде обычная коряга… Что же с ней не так?

Бранд вскинул руку. Его спутники замерли, непонимающе озираясь. Эрнец махнул рукой, призывая соратников придвинуться ближе. Юноши, не мешкая, выполнили молчаливую просьбу. Они знали — если кто-то из них перешёл на язык жестов, значит враг близко и нужно быть настороже. Файсаль шёпотом спросил

— Где?

Бранд ткнул пальцем в привлекшую его внимание корягу и, также шёпотом, ответил

— Приглядитесь. Ничего странного не замечаете?

Сакс и южанин пристально всмотрелись в кусок дерева. Спустя несколько вздохов одновременно пришедшее осознание происходящего заставило их лица перекоситься. Аезевалф медленно повернулся к Бранду и выдавил

— Мы мимо этой коряги уже раза четыре прошли. Лешак.

Леший… Хозяин леса, его повелитель и олицетворение. Леший — это, по сути, объединённая душа всех деревьев и животных на своей земле. Именно его природа есть причина и источник его могущества и слабости. Победить лешего, не уничтожив его лес, практически невозможно, но и леший без леса долго не протянет, а уж если он молодой, то и вовсе сразу загнётся. Судя по тому, с какой лёгкостью дух смог запутать троих молодых витязей, он был древним и сильным. С другой стороны, желай он путникам зла, они бы не отделались одной лишь запутанной дорогой. Объяснения могло быть два — леший или просто развлекался, или…

-“Он не местный! Его принесли!”, - воскликнул Бранд.

Соратники вопросительно посмотрели на него, требуя объяснений. Юноша продолжил

— Ещё дома, в книге по теории артефакторики, мне попадалось упоминание о переносе духов места. Их заставляют появиться, повреждая обиталище или проводя ритуал, а затем заточают в особый камень-ловушку. Такие камни используют в качестве связующего звена для сложных наборов артефактов, например систем охраны господских дворов или городов. Первое время после перевозки дух обычно… пошаливает, но на многое не способен. Ему нужно время, чтобы освоиться.

-“Ты хочешь сказать, что наши братья осквернили Священную Рощу^[28]?”, - хмуро спросил Аезевалф.

— Не обязательно. Если леший буйный, он может проявиться сам. В таком случае его тоже можно поймать. Разумеется, возникнут определённые трудности…

-“Трудности, пока что, возникли у нас”, - прервал его Файсаль: “Мы отрезаны от припасов, а где-то неподалёку залегли несколько голодных аспидов. В твоей книге случайно не было написано, как запихать лешего обратно в амулет?”

— Обратно — никак. Но, уничтожив вместилище, лешего можно развоплотить.

— То есть ты предлагаешь найти амулет с бесноватым лесным духом в самом сердце его земли, а потом ещё и пытаться уничтожить его, привлекая внимание нашей основной цели? И всё это нужно сделать за оставшиеся несколько часов, потому что потом наступит ночь, и найти что-либо станет вовсе невозможно?

Файсаль, обычно являвший собой образец спокойствия, совершенно потерял самообладание. В его глазах запылал бешеный огонь, а речь исказилась, напоминая, в большей степени, змеиное шипение. Соратники невольно отшатнулись от брата, ошарашенные внезапным взрывом чувств.

-“Тихо, друг, тихо”, - успокаивающе произнёс Бранд, аккуратно прислонив копьё к стволу дерева и выставив перед собой руки в жесте примирения: “Ты чего это вдруг разбушевался?”

-“Гнев даст мне сил принять смерть без страха”, - ответил южанин, уже с относительным спокойствием.

-“Смерть? Ты что несёшь, друже?”, - удивился Бранд не на шутку.

Во взгляде Файсаля проскользнула жалость.

-“Правду, и ничего кроме неё”, - произнёс эмиратец с интонациями отрешённого фатализма в голосе: “Здесь мы бессильны, увы.”

— Да почему же?

Бранд всё никак не мог взять в толк, о чём толковал его брат.

-“Мы можем убить врага из плоти и крови; мы можем уничтожить духа или демона, если увидим его. Любой, кто окажется перед нами может быть побеждён. Перед нами, но не здесь.”, - южанин постучал себя пальцем по виску: “Мы не властны над тем, кто властвует нами. Из такой ловушки не выбраться без сильного чародея, могущего призывать огонь. Он бы мог сжечь часть леса, где засел этот бестелесный ублюдок, и мы были бы спасены. Но нас не спасёт никто. В наших силах лишь сохранить достоинство до конца.”

Внезапно в разговор вмешался Аезевалф.

— Да что ж вам всё неймётся чего-нибудь сжечь, а? Почему нельзя просто договориться?

Тут уже засомневался даже Бранд, привыкший верить в свои способности и силы соратников.

— Попробовать можно, конечно… Хуже вряд ли будет… Единственное что, ты уверен, что лешак не решит развесить тебя по всему лесу? Ну, просто забавы ради?

Сакс задумчиво потёр подбородок, покрытый густой щетиной.

— Это не исключено. Впрочем, вероятность подобного невелика — ты сам не далее, как пять частей назад заявлял, что он ослаблен. Не сдюжит.

Вдруг Бранда посетила неплохая, на его взгляд, мысль. Он подскочил на месте, щёлкнул пальцами и воскликнул

— Так, брат, бросай это безумие — есть идея получше!

-“Я весь внимание”, - заверил его Аезевалф. Очевидно, юноша не был слишком уж уверен в своём методе, и предпочёл выслушать чужой план, не предполагавший, возможно, необходимости лезть на рожон.

— Я придумал, как найти амулет, в который его заключили. По сути, у нас две проблемы — наведённый морок и поиск ловушки для духа. Справиться с первой своими силами непросто, но вполне возможно; но, думаю, вы и сами это понимаете не хуже меня. После того, как мы сбросим внушение, у нас будет с полтора десятка частей до того, как лешак восстановит его. За это время мы должны найти границы территории, взятой им под контроль. Для этого мы должны вспомнить, когда он заморочил нас.

Юные витязи погрузились в глубины памяти, вычленяя тот миг, когда собственные разумы перестали подчиняться им. Файсаль дал ответ первым

— Кажется, около полутора часов назад.

-“За это время он четыре раза провёл нас мимо одного и того же места”, - подхватил Аезевалф: “То есть где-то по трети часа на круг…”

— Вот повезло так повезло! Да мы в самом начале нового круга! Лешак нас здесь и поймал!

Бранд ликовал. Они были в шаге от решения возникшей задачи!

-“Погоди радоваться”, - остудил его пыл Файсаль: “Чем тебе поможет знание того, как давно нас заворожили?”

— Таким образом я смогу вычислить длину нашего пути. Он пролегал по окружности, значит я смогу найти её радиус и центр, где сейчас лежит амулет. Всё просто!

Друзья юноши явно были не согласны с последним утверждением. Аезевалф чуть робко проронил

— Что, прости?

Бранд удивлённо вскинул брови.

— Вы что, не знаете землемерия? Эта наука была частично позаимствована Эрном из Священной Империи, доработана и сейчас постоянно используется^[29]. Очень помогает разрешать споры селян при разделе земли, знаете ли.

Аезевалф кашлянул.

— Ты прости конечно, но я — наследник благородного рода, воин и управленец, но никак не земледелец, а у нашего южного друга дома вообще плохо с плодородной землёй. Нам это знание как-то… не требовалось до сегодняшнего дня.

— Хорошо, тогда объясню вкратце. Представь круг сыра.

— Представил.

— Положи его на широкую часть, поставь в её середине точку.

— Ну, положим, поставил.

— Проведи через неё ножом линию, соединяющую внешние края круга.

— Провёл, и что?

— Это диаметр, а радиус равен его половине. Радиус заканчивается в самой серёдке круга. В этом и соль.

Аезевалф не выдержал.

— Друг, я очень ценю твоё умение мыслить совершенно невообразимыми путями, но иногда ты становишься просто невыносим! Чем нам поможет твой грёбаный сыр?!

Бранд замахал руками, показывая, что не стоит прерывать его, подхватил копьё и начал чертить на земле схему, иллюстрируя свои слова.

— Есть одна зависимость. Диаметр всегда соотносится с длиной окружности, как сто тринадцать с тремястами пятьюдесятью пятью. За треть часа мы проходим примерно девять тысяч шагов. Таким образом, сейчас мы находимся в одной тысяче четырёхста тридцати двух шагах от цели. Искать амулет по всему лесу — дело и впрямь гиблое, а вот на пятачке в пару шагов — вполне осуществимое.

Соратники потрясённо молчали. Юноша гордо приосанился под их благоговейными взглядами.

— Как бы то ни было, необходимо действовать. Путь к спасению найден, но по нему ещё нужно пройти.

Витязи кивнули друг-другу и сосредоточились. Бранд закрыл глаза, представляя свой внутренний огонь. Ставшее привычным за последние два года зелёное пламя возникло перед его внутренним взором. Огонь был скрыт туманной завесой, являвшей собой отражение лешачьего морока. Яркие языки пламени бились в окружении грязно-белых клоков, не способные ни сжечь их, ни прорвать бесконечную жемчужную круговерть. Юноша напрягся, заставляя внутреннюю силу всколыхнуться. Костёр в мгновение ока взметнулся на высоту человеческого роста. Туман колыхнулся в стороны, будто отшатываясь в испуге. Бранд выдохнул, расслабляясь, и огонь снова опал. Туман, не медля, метнулся следом, стремясь завоевать прежние позиции, но юный воин был наготове — он заставил пламя подняться на два человеческих роста ввысь и раздаться вширь втрое, сжигая жадный морок дотла. Витязи синхронно открыли глаза. Со стороны предположительного нахождения вместилища лешего донёсся мерзкий тонкий визг.

— Пора.

Друзья тенями метнулись на звук. Полторы тысячи шагов промелькнули в один миг. Юноши вылетели на небольшую прогалину. Самая её середина была занята вспучившимися корнями, начавшими свиваться в клубок. Молодые воины принялись пластать уродливое убежище лешего мечами, стремясь добраться до его вместилища. Корни зашевелились — очевидно, дух почувствовал серьёзную угрозу и напряг все силы для её устранения. Юноши ускорились — руки замелькали, как порожние мельничные крылья^[30], щепки полетели во все стороны сплошным потоком. Изчащи послышался треск, и на поляну вылетел обезумевший лось, подчинённый отчаявшимся лешим, следом из-за деревьев выскочили два волка. Соратники кивнули Аезевалфу, и юноша, подхватив копьё, рванулся навстречу вторженцам. Искушённый в охоте на диких зверей сакс танцующей походкой проскользнул между животными, попутно отделяя голову одного из волков от тела. Следующим пал лось, поражённый длинным мощным уколом в основание черепа. Последним умер второй волк, лишившийся сначала лапы, а потом и половины головы, снесённой тяжёлым лезвием на противоходе. Всё действо заняло не более пары десятков вздохов, по истечении которых Аезевалф снова присоединился к друзьям. Под корнями что-то блеснуло. Ловкая рука Файсаля нырнула в образовавшуюся брешь и вытащила наружу амулет на тонкой цепочке. Сиреневый полупрозрачный полированный камень, вправленный в центр серебряного овала, тускло блеснул в лучах закатного солнца. Внутри камня клубилось какое-то марево.

-“Это оно?”, - спросил южанин, бросая украшение Бранду.

Юноша поймал находку, покрутил в руке и, утвердительно кивнув, уронил

— Оно.

Затем он обхватил амулет поудобнее и начал сжимать, сминая мягкий металл в бесформенный комок. Камень заставил молодого витязя попотеть, но и он сдался под натиском мускулов, напитанных силой духа. Наконец, аметист треснул, озаряясь вспышкой. Бранд вытер пот со лба и бросил измятый амулет на землю.

— Фух… Едрить тебя коромыслом, справились.

Юноши сели там, где стояли. Многочасовое блуждание по лесу, последующие отчаяние и бой на пределе сил изрядно вымотали их. Спустя пяток частей Бранд зашевелился, сунул серебряный комок в поясную сумочку, вздохнул, поднялся, опершись на копьё, и предложил

— Давайте вернёмся на стоянку. Земля тут, конечно, мягкая, но скаток здесь нет. Вдобавок, я решительно против того, чтобы мою крупу сожрала какая-нибудь пронырливая мышь!

Его устремление было безоговорочно поддержано понимающими друзьями. Всем им хотелось в данный момент лишь одного — добраться до спокойного места. Сражение утомило их, и, хоть, большей частью, эта усталость была чувственной, а не телесной, потребность немного сбросить напряжение непрестанно напоминала о себе со свойственной ей бестактностью. Юноши сочли приемлемым пойти на поводу у своих желаний, сойдясь на том, что охоту будет лучше закончить завтра. Ко времени прибытия на место захоронения вещей, друзья несколько подрастеряли желание заниматься ужином. Ограничившись лишь парой кусочков сыра и вяленого мяса, они договорились о дежурствах (Бранд, в кои-то веки, получил первую смену, что вызвало у него бурную радость), после чего Аезевалф и Файсаль завалились спать. Бранд, отсидев на посту положенные три часа, с большим удовольствием к ним присоединился.

Глава 3. Змеи, и как с ними бороться

Под утро на лес опустилась холодная паволока тумана. Едва пробивающиеся между ветвей осколки рассветного зарева окрашивали её в сотни оттенков красного — от нежной и воздушной перламутровой розы до надменного и величественного багра. Капли висящей в воздухе влаги, ежесекундно поражаемые всё более усиливающимися ударами светоносных копий, отбрасывали на окружающий пейзаж разноцветные блики, сталкивались и рассыпались мелкой водяной пылью, дробящей лучи света на многие тысячи отражений. Зрелище завораживающее, но, при всех своих визуальных преимуществах, весьма мокрое. За то время, пока солнце расправлялось с клочьями тумана, гадское природное явление успело снова промочить едва просохшие скатки. К счастью, плащи, успевшие собрать с прошлого дня достаточное количество энергии^[31], оставили природу с носом, не приняв на себя ни капли влаги. Проснувшиеся от влажных прикосновений, друзья не стали слишком уж расстраиваться по этому поводу, принимая подленький удар судьбы с достоинством. Дабы жизненные обстоятельства принимались с меньшим расстройством, молодые витязи приняли решение перекусить, прежде чем выдвигаться на поиски. Для удовлетворения их голода, из сумок была извлечена та же, что и в прошлый раз, нехитрая снедь. Лесная живность, по счастью, не успела ничего стащить. Ну, почти ничего. Пострадали лишь сухари Аезевалфа. К несчастью, он обнаружил это слишком поздно: засунув руку в мешочек, юноша пошарил там, вытащил жменю подсушенных кусочков хлеба и, не разглядывая, закинул себе в рот. Спустя несколько вздохов, потребовавшихся витязю, чтобы сделать два жевательных движения, его лицо окрасилось в нежно-салатовый цвет, а подступивший к горлу спазм заставил завтрак вернуться назад, на бренную землю.

-“Что-то случилось, брат?”, - с беспокойством в голосе спросил Бранд.

Аезевалф посмотрел на него исподлобья, с отчётливой злобой во взгляде.

— Буэ…рьмо. Бэээх… Мышиное дерьмо.

Бранд удивлённо наклонил голову, не совсем понимая, о чём говорил его друг. Аезевалф, проплевавшись и сполоснув рот из фляги, расщедрился на более подробные объяснения.

— Грёбаная мышь забралась ко мне в сумку и обосрала мои сухари! Да что это за лес такой?!

Бранд и Файсаль спешно зажали рты руками, не желая подвергать свои шеи опасности. Аезевалф бывал страшен в гневе… Бранд деликатно кашлянул, приподняв брови.

— Друзья мои, нам, пожалуй, пора идти. За прошедшую ночь аспиды могли уйти далеко — придётся изрядно потрудиться, чтобы их найти.

Соратники кивнули, признавая правоту юноши, и принялись собирать вещи.

***

Солнце неторопливо ползло к зениту, освещая путь троицы. Молодые витязи решили следовать тому же маршруту, что и вчера, обоснованно полагая, что за прошедшую ночь змеи не воспылали желанием вернуться к людям, пленившим их. Через четыре часа нарезания кругов по лесу бойцам улыбнулась удача — они наткнулись на приличный каменный горб, образованный несколькими валунами. Бранд принюхался и авторитетно заявил

— Пахнет холодным, сырым песком и тленом^[32]. Они были здесь, и успели поохотиться.

Друзья подошли вплотную, чтобы осмотреть нагромождение камней на предмет убежища — трещины, или ещё чего-то в этом роде. Несколько обнаруженных каверн вряд ли смогли бы вместить взрослую особь — слишком малы они были, и слишком неудобно располагались входы в них. Спутники вскарабкались на груду камней. На её вершине они обнаружили искомые следы змеиного пиршества — дочиста объеденный розоватый костяк косули со следами треугольных зубов. Среди обглодков валялись чуть тронутые кишки — очевидно, аспиды побрезговали их содержимым.

-“Вряд ли их было больше трёх”, - задумчиво протянул Файсаль: “Будь здесь даже треть дюжины гадов среднего размера, они поймали бы кого-то помимо косули, будь они мельче — оставили бы следы в трещинах.”

-“А если тварь была одна, но крупная?”, - хмыкнув, осведомился Аезевалф.

— Не довезли бы. Крупный аспид своим биением в путах разметал бы и большую телегу.

Тем временем, Бранд решил осмотреть каменную площадку ещё раз. Ему вновь не давало покоя какое-то подспудное чувство, точно такое же, как и вчера, когда лешак закрутил их. Юноша приблизил лицо к останкам животного, затем отодвинулся, отошёл и наклонился, бросая взгляд на место трапезы под другим углом. Внезапно его осенило.

— Костей не хватает. По меньшей мере трёх рёбер и одной голени.

Файсаль потёр подбородок.

— Может змеи были сильно голодны?

— Сам знаешь, они не едят костей крупных животных — силёнок не хватает. Нужно обыскать всё вокруг — мы могли упустить парочку средних скелетов или один большой. Ищите в щелях между камнями или в густых кустах у подножья.

Работа закипела. Через десяток частей со стороны Аезевалфа, спустившегося вниз, послышался возглас

-“Uill, chan eil diùid dhut fhèin^[33]! Братцы, мы попали!”

Бранд и Файсаль в считанные вздохи оказались подле него. Проследив за взглядом сакса, они увидели множество разбросанных костей, прикрытых доселе густой зеленью кустов. Они выглядели сметёнными с валунов сильным потоком воздуха. Мослы явно были свежими — не старше дня. От них исходил лёгкий трупный запах, изрядно забитый вездесущей вонью мокрого песка и змеиного тлена. Среди чуть розоватых обглодков валялось серо-стальное перо длиной в три ладони и шириной в одну. Бранд осторожно склонился над россыпью костей и быстрым, почти куньим, движением выхватил находку из грязно-белого скопленья. Перо было тяжёлым, как железо, а на ощупь напоминало кусок старого рога. Аезевалф ещё раз посмотрел на обнаруженную часть аспидова тела, передёрнул плечами и поинтересовался, скрывая за ехидством серьёзные опасения

— Ну, что скажет наш знаток гадов?

Бранд пожевал губами и вынес вердикт

— Тварь крупная. Локтей^[34] на десять потянет.

Файсаль сглотнул.

-“Только вот ума не приложу”, - продолжил размышлять Бранд вслух: “Как её допёрли и, самое главное, как она улетела незамеченной? ”

-“То есть вопрос, как она вообще вымахала до такого размера тебя совершенно не занимает?”, - протянул Аезевалф, сопроводив свои слова скептическим хмыканьем.

-“Известно как. Жрала, жрала — да и отожралась наконец.”, - пробубнил юноша, пожав плечами: “Тем временем, вопрос, куда она сбежала, остаётся открытым.”

-“Может быть вдоль реки ушла?”, - предположил Аезевалф.

— Аспиды вдоль рек не летают — нечисть живой воды^[35] не любит. Однако… что-то в этом есть. Твари такого размера часто обладают некоторым подобием мыслящего сознания, которое вполне могло прийти к мысли о том, что охотники будут следить за небом и попутно прочёсывать лес, отыскивая повреждённые кроны. В таком случае змей и вправду мог преодолеть природное отвращение к воде.

-“Будь река и впрямь поблизости, мы бы уже давно наткнулись на неё. Скорее всего, она делает где-то здесь крутой поворот.”, - предположил Файсаль.

-“Аез, слазишь?”, - осведомился Бранд в той дружеской манере, что предполагает лёгкую свойскую улыбку, но совершенно не предполагает отказа.

Сакс вздохнул, стянул броню, поплевал на ладони и полез на ближайшее дерево, обладавшее достаточной высотой, подтягивая себя резкими рывками, совершаемыми с помощью обеих рук и ног. Через несколько частей юноша скрылся меж разлапистых ветвей. Прошло около четверти часа, прежде чем его зад, уже слегка запачканный смолой, вновь показался из-за зелёного навеса. Спустившись до высоты двух человеческих ростов, Аезевалф спрыгнул на землю, ловко спружинив при касании земли ступнями, затянутыми в обычные для витязей жёсткие сапоги.

— В полутора верстах на юг лес мельчает. Кажется, нам туда.

Уставшие от монотонных поисков друзья были рады напасть на хоть сколько-нибудь ясный след. Преодолев означенные полторы версты, они вышли на берег реки, или скорее даже речушки, вода в которой в самом глубоком месте едва доставала до колена. Ширина лесной протоки была приблизительно равна человеческому росту. Впрочем, эти обстоятельства работали скорее в пользу соратников (для аспидов глубина или ширина течения не имеет ни малейшего значения — переход через ручеёк в нитку шириной и через полноводную реку потребует от нечисти одинаковых усилий — тогда как человеку, будь он хоть трижды могучим воином, глубокая река доставит уйму трудностей). Расстояние от края речушки до деревьев составляло пол-сажени^[36].

Друзья решили разделиться, чтобы поискать следы аспида. Опираясь на размер найденного ранее махового пера можно было с уверенностью утверждать, что размах крыльев змея никак не меньше двух с половиной саженей. Это означало, что на стволах и ветвях окрестных деревьев должны были остаться отметины, нанесённые твёрдыми перьями нечисти. Искомые следы были обнаружены четверть часа спустя — Файсаль, отправленный вниз по течению, заметил в кронах несколько проплешин неправильной формы. Соратники, не медля ни вздоха, двинулись по следам крылатого гада. Вскоре русло сделало крутой поворот, образуя петлю. Река постепенно расширялась, и её берег, травянистый поначалу, уже через час сделался песчаным. Ещё через час друзья наткнулись на взрытый участок почвы, усеянный поломанными ветвями и кусками стволов. Судя по всему, змей садился отдохнуть и сделал себе что-то вроде лежанки, чтобы только не касаться земли. Следующий подобный участок попался юношам через полтора часа, потом, через час, ещё один. То был хороший знак — аспид выдыхался. Юноши прошли ещё с две версты, но больше следов им не попалось — исчезли даже проплешины в кронах.

-“Похоже, он свернул обратно в чащу”, - процедил Файсаль, раздосадованно цыкнув.

Витязи вернулись к последнему найденному ими месту отдыха змея и принялись обшаривать окрестности. Ничего. Вновь встретившись и поделившись отсутствием каких бы то ни было следов, друзья тяжко задумались. Через полторы части раздумий, Бранд вздохнул и протянул

— Эх, братцы, проглядеть мы эту сволочь не могли, стало быть он всё-таки куда-то утёк. На этом берегу ни следа, значит…

Оканчивать мысль ему не требовалось. Змей улетел через реку. Предстояла переправа, обещавшая немалые неприятности — в этом месте русло достигло уже двух полных саженей в ширину и было глубиной по рёбра, судя по мокрой отметке на древке Брандового копья. Друзья поморщились и принялись стаскивать с себя броню, обувь и одежду. Всё это они связали в тюки, которые, в свою очередь, примотали к копьям. Взвалив получившуюся “радость путешественника” на плечи, молодые воины неохотно шагнули в мутную воду и пошли вброд, морщась от прикосновений к осклизлому илистому дну. Преодолев протоку, соратники слегка обсушились, оделись, перемотали портянки, затянули сбрую и принялись искать следы демонического гада. Те обнаружились неподалёку — змей, не осиливший второй переправы, полетел к выходу из речной петли, задевая верхушки деревьев.

-“Чувствуете, опять тот же запах”, - заметил Файсаль, принюхавшись: “Судя по всему, он изрядно здесь задержался”.

Соратники двинулись вслед за своей целью лёгкой рысью. Момент был слишком хорош, чтобы упускать его. Аспид, уставший, запертый меж двух частей протоки, не должен был сбежать.

Вдруг, Аезевалф вскинул руку.

-“Впереди просвет. Кажется, там что-то мелькнуло”, - произнёс он, практически не издавая звука, одними губами.

Витязи перешли на крадущийся шаг. Они двигались плавно, следя, чтобы ни одна пряжка или пластина не звякнула, ни одна ветка не хрустнула под подошвой сапога. Приблизившись к краю прогалины, друзья увидели небольшое нагромождение камней, отчасти напоминающее найденное ими ранее. На верхушке каменного ложа возлежал змей. Он спал; солнце гуляло по его матово-стальной чешуе, не отбрасывая ни блика. Юноши понимали, что перед ними опасная тварь, демоническое порождение, но, вместе с тем, не могли отвести взора от этого величественного и печального зрелища. Мощное мускулистое тело, оперённые костью крылья, острые грани и плавные обводы массивной головы, сочетаясь, создавали красоту того рода, каковой может обладать лишь опасный хищник. Опасный и, в то же время, прекрасный, как остро отточенный клинок.

Аспид ворочался. Могучие мышцы его валами перекатывались под чешуйчатой шкурой. Внезапно змей открыл глаза. Друзья отпрянули, поднимая копья. Демонический гад не бросился на них — он лишь смотрел, и глаза его были полны бесконечной печали. Юноши по-очереди сбросили сумки и начали медленно, шаг за шагом приближаться, выставив закалённые острия наконечников перед собой. Аспид лишь смотрел. Когда витязи подошли на семь шагов, он смиренно закрыл глаза и склонил голову. Друзья замерли в нерешительности. В этот час змей не был похож на тёмную тварь — он был гордым зверем, которого попросту жалко вычёркивать из мира. Наконечники опустились. Бранд, смотрел на аспида, и не мог отвести глаз. Вдруг, веки крылатого змея чуть дрогнули, и юноше почудилось, что вертикальные зеницы, чуть заметные сквозь приоткрывшиеся щёлочки, как-то странно, недобро блеснули. Ещё не осознавая в полной мере, что он делает, молодой воин упал на живот, увлекая друзей с собой. В ту же секунду, над ними с гулом пролетел тяжёлый хвост демонического порождения. Витязи вскочили и порскнули в стороны, как куницы. Аспид свечкой взмыл в небо, взметая комья земли, вперемешку с травой и палой листвой. Сделав петлю, он ринулся к земле, растопырив перья, подобно ножам. Друзья вновь бросились врассыпную. Порождение бездны уже не выглядело ни усталым, ни больным, напротив, змей прямо-таки лучился злобной кипучей силой. Стало очевидно, что охотники сами превратились в добычу. Тварь заманивала их, изображая слабость. Восстановив равновесие, Бранд крикнул соратникам

— Ловим на падении! Цель — крылья!

Завалить аспида такого размера — задача не из лёгких. Крепкая, как железо, чешуя делала змея практически неуязвимым, с учётом его скорости. Крылья, одетые в твёрдые перья, как в пластинчатый панцирь — вот единственная часть, которой можно было нанести хоть какой-то вред. Витязи встали плотнее, на расстоянии пяти шагов друг от друга. Увидев такую, как ему показалось, лёгкую мишень, аспид торжествующе заклёкотал и принялся вновь снижаться, готовясь разметать немногочисленных воинов. Однако, стоило змею приблизиться, как его могучие крылья оказались пронзены маленькими злыми наконечниками копий насквозь. Юные витязи, вошедшие в Состояние Силы, точно рассчитали удар, поразив маховые мышцы крылатого гада. Торжествующий клёкот сменился возмущённым. Аспид неловко дёрнул крыльями и упал наземь. Огромная змеиная глотка исторгла из себя поток желчи, вперемешку со злобным шипением. Едкая жижа не задела друзей ни каплей. Бирюзовые наконечники вновь замелькали, протягиваясь к пасти, глазам, крыльям, брюху твари, и оставляя там кровавые отметины. Юноши метались вокруг громадного порождения бездны, метко жаля и в тот же миг уходя от ответного удара. С каждой нанесённой раной силы змея таяли (впрочем, причиной тому могло быть вынужденное пребывание на земле). В какой-то момент аспид замер на пару вздохов, изготавливаясь к новому броску. Бранд, не желая упустить такую возможность, отбросил длинное копьё, выхватил из поясных ножен меч, и, с предельным усилием оттолкнувшись от земли, взлетел прямо на чешуйчатую морду, вонзая прямой клинок в самую середину чёрного вертикального зрачка. Змей зашипел столь яростно, что, казалось, его череп разлетится от вскипевшей в нём злобы. Тварь замотала головой, разбрызгивая вокруг свою тёмную вязкую кровь, которая разъедала всё, на что попадала, немногим хуже змеиной желчи. Бранд судорожно вцепился левой рукой в один из костяных выростов на морде змея, продолжая сжимать меч в правой. Юноша обхватил широкую чешуйчатую челюсть ногами, примерился и вонзил лезвие во второй глаз, налегая на рукоятку всем своим весом. Аспид забился так, что земля заходила ходуном. Могучее тело, выгибаясь в спазмах предсмертной агонии, сносило трёхобхватные^[37] стволы деревьев, как былинки, голова ударялась о твердь с силой дворфийского водяного молота^[38]. Не выдержав подобной тряски, Бранд, кувыркаясь в воздухе, улетел прочь, сопровождая своё движение протяжным сквернословным выражением. Аезевалф и Файсаль, отошедшие в сторону, проводили его обеспокоенным взглядом.

-“Низко пошёл. К дождю…”, - задумчиво протянул сакс.

Удостоверившись, что змей издох, соратники поспешили за окрылённым эрнцем. Летун обнаружился в десяти шагах; он висел на высоте трёх человеческих ростов вниз головой, зацепившись за толстый сук боковыми бронными ремнями, и отчаянно пытался высвободиться, не повредив казённый доспех. Увидев, приближающихся друзей, он задёргался с удвоенным пылом, вопя

— Снимите меня быстрее! Сейчас я покажу этой чешуйчатой сволочи!

Файсаль меланхолично пожал плечами. Аезевалф иронично прищурился.

— Режь ремни! Мы поймаем тебя на земле!

Бранда передёрнуло.

— Сдурел? Я лучше встречусь с аспидом в таком положении, чем буду оправдываться перед Ратмиром и Добрыней^[39] за попорченный доспех. Парни, не дурите, змеюка может приползти сюда, чтобы закусить нами в любой момент.

В разговор вступил Файсаль.

— Не волнуйся, аспид мёртв. Ты поразил его мозг. Та бешеная скачка была лишь агонией. Сейчас я тебя сниму.

Южанин сбросил доспех с оружейной перевязью и полез на выручку другу, споро перебирая руками. Оказавшись на потребном уровне, он влез на сук и начал осторожно подталкивать Бранда к концу ветви, слегка приподнимая ремни. Когда сук натужно заскрипел, готовясь треснуть, Файсаль резко толкнул, или скорее метнул, эрнца так, что тот слетел с ветки и камнем устремился к земле. Перекатившись, юноша встал на ноги, оправил ножны с мечом (как он умудрился не потеряться в предшествующей круговерти — загадка), и направился к поляне, которую покинул некоторое время назад по воздуху. Прогалина, на которой только что состоялся бой, выглядела удручающе — перекопанная земля, размётанная трава и переломанные деревья лежали всюду. Среди всего этого непотребства лежал мёртвый аспид. Покрытый грязью, израненный, слепой он уже не казался ни величественным, ни опасным. Бранд обошёл тело кругом, подобрал своё копьё и оглянулся, ища взглядом соратников. Аезевалф бродил среди переломанных деревьев, возлагая на них руки и что-то бормоча (очевидно просил прощения у духов леса), Файсаль же стоял неподалёку, скрестив руки на груди.

-“Нужно выполнить ра’суна лак-аббокэн”^[40], - веско произнёс эмиратец.

Бранд задумался.

— А где мы возьмём блюдо?

Файсаль рассмеялся.

— Блюдо — это, скорее, формальность; правило этикета, если угодно. Главное тут — само принесение головы. Нужно доказать наставникам, что мы победили.

Бранд посмотрел на мёртвого змея, на южанина, снова на змея.

-“У меня только два вопроса”, - начал он осторожно: “Чем ты отчекрыжишь его башку, и кто будет её нести? Лично я не возьмусь. Она с почти с меня размером!”

Файсаль окинул аспида оценивающим взглядом.

-“Пожалуй, ты прав”, - нехотя согласился он: “Но что тогда нести в качестве доказательства?”

-“Парочка клыков пойдёт?”, - спросил Бранд с надеждой.

-“Пойдёт”, - ответил южанин после короткого раздумия: “Но лучше взять все четыре”.

Сойдясь на этом, друзья отправились корчевать зубы исполинской змеи. Дёсны, далеко не столь прочные, сколь чешуя, быстро поддались лезвиям дивных мечей. Через треть часа в руках у юных витязей уже лежали четыре кинжалоподобных клыка. Бранд замотал их в тряпицу и осторожно убрал в сумку, стараясь, чтобы острые грани ничего не прорезали. К этому моменту Аезевалф как раз успел извиниться перед каждым кустом, и был готов выдвигаться. Друзья пошли назад к лагерю наставников. Дорога давалсь легко — в отсутствие необходимости искать следы или опасаться нападения, юноши смогли расслабиться и обратить внимание на природные красоты. Пересечение брода в обратную сторону также не доставило им особых неудобств — найдя достаточно узкое место, соратники попросту перепрыгнули русло, даже не замочив сапог. К закату они достигли своей вчерашней стоянки, но задерживаться на ней не стали. До конечной цели оставалось всего несколько вёрст. Юные витязи вышли на поляну в начале часа козодоя. Посередине, в яме, обложенной камнями, горел костёр, подле стояла палатка. У огня, надвинув капюшон плаща на глаза, сидел Ратмир. Услышав приближающихся воспитанников, он поднял лицо, осенённое тенью волнения; однако, стоило ему увидеть, что всё в порядке, тревожные морщины разгладились, а в глазах заплясал весёлый огонёк. Друзья приложили правые ладони к сердцам. Бранд подошёл ближе, достал из сумки измятый амулет и окровавленные клыки и протянул их наставнику.

Воин встал, снял капюшон и раскрыл руки в объятьях.

-“Вы справились. Я горжусь вами, братья!”, - произнёс он торжественно, с расстановкой, особенно выделяя голосом последнее слово.

Юноши улыбнулись. Ратмир был скуп на похвалу, и то, что он расщедрился на подобное, означало, что чувства прямо-таки переполняли его. Витязь сел обратно, пошерудил рукой под плащом, достал приятно булькающий мех, указал рукой на место возле костра и сказал

— Садитесь. Будем праздновать!

Глава 4. Последнее испытание

Обратный путь до крепости занял несколько больше времени, чем предполагалось изначально. Наутро после возвращения молодых витязей на стоянку, Ратмира осенило, что убитого змея не грех порезать на части и использовать в хозяйстве (возможно, причиной тому была давняя дружба Ратмира с братом Осмундом, но нам это доподлинно неизвестно), поэтому юношам пришлось потратить почти половину дня на то, чтобы добраться до места вчерашнего боя и дотащить тяжёлую тушу обратно. В лагере наставник молодёжи, доселе лишь сопровождавший их, да раздававший советы, хитро улыбнулся и, пошерудив в своей дорожной сумке, вытащил на свет тонкую сетку из чего-то наподобие проволоки, смотанную в кулёк размером с пол головы. Друзья посмотрели на достанный предмет с некоторым скепсисом.

-“Наставник, думаете нам проще будет нести труп врастяжку?”, - спросил Аезевалф, кривясь от одной мысли о подобном.

Бранд подошёл поближе, чтобы осмотреть сеть, ткнул её пальцем, попытался колупнуть, но опытный витязь тут же выдернул предмет изысканий у него из-под носа.

-“Я те дам, молодой!”, - пригрозил Ратмир с наигранной суровостью: “Эта штука стоит дороже, чем ты! Тонкая артефакция, дворфийская работа!”

-“Ловчая сеть?”, - заинтересовался Файсаль.

— Лучше, молодые, лучше! Со снижением веса! Обернём змея в неё, и донесём, как пушинку.

-“А он влезет в неё?”, - засомневался Бранд.

Старший воин ещё раз хитро улыбнулся, и встряхнул сетью, расправляя полотно, сплетённое из тонких металлических нитей. Сетка, столь небольшая на первый взгляд, закрыла собой чуть ли не всю поляну.

-“Ого! Во бородачи дают!”, - воскликнул юноша.

Молодые витязи, под руководством наставника, подхватили сеть и принялись споро опутывать ей длинную чешуйчатую тушу. Двоё витязей, привезших тварь ещё в живом виде, только щурились, да лениво наблюдали за бурной деятельностью. Не прошло и десяти частей, как труп змея был полностью обмотан дворфийским полотном. Юные витязи, при поддержке старших товарищей, взвалили добычу на плечи и понесли, двигаясь гуськом. Тяжёлый, неповоротливый груз изрядно замедлял продвижение отряда к Крепости, заставляя ноги погружаться в мягкую лесную почву чуть ли не по щитолотку. До вечера воины успели пройти лишь треть пути, после чего были вынуждены остановиться на ночлег. Наутро они вновь двинулись в путь. Опостылевшая туша немилосердно давила на плечи, и лишь осенняя прохлада хоть немного облегчала трудную дорогу. К четырём часам пополудни витязи достигли ворот Цитадели. Ратмир вышел вперёд и несколько раз ударил кулаком в ворота. В толще зачарованного дерева открылось смотровое оконце. Мелькнувшие в нём глаза быстро оглядели прибывших. Оконце с лязгом закрылось. Из-за стены донёсся гулкий удар, навевавший мысли о чём-то тяжёлом, упавшем с надвратной башни, послышался топот и стук засова, а затем створки поползли в стороны. Соратники втащили тушу демонического змея во двор и, не мешкая, понесли к детинцу. Из башни, им навстречу, выскочил алхимик Ордена, облачённый в свою обычную одежду — простецкие штаны, мягкие ботинки с высоким, на два пальца выше щиколотки, голенищем, рубаху, утянутую широким поясом, и кожаный фартук, по обыкновению измазанный в какой-то дряни. Осмунд взмахнул руками и бросился к новоприбывшим. Преисполненный радостных чувств, он попытался заключить Ратмира в объятья, но тот отстранился, не желая касаться подозрительной субстанции на фартуке.

— Брат, прошу, это хорошая рубаха. А твой очередной состав, кажется, шевелится.

Осмунд оглядел себя, подцепил варево (или настойку, кто их разберёт) пальцем, защищённым прочной перчаткой, поднёс к носу, понюхал, растёр. Состав, кажется, и впрямь проявлял какую-то нездоровую активность. Брат-алхимик вскинул брови и воскликнул

— Изумительно, просто изумительно! Поразительно удачный день — целых две прекрасных новости! Подождите здесь, мне нужно записать условия протекания реакции!

Сказав это, он вновь скрылся в башне. Спутники лишь вздохнули — если что-то вставало между Осмундом и его очередным опытом, последнее не принималось во внимание. Вообще, при первом знакомстве с алхимиком подавляющему большинству разумных и в голову не приходило, что он может оказаться витязем; как правило, его принимали за члена одной из Коллегий. Однако, впечатление это было обманчивым — брат Осмунд был одним из лучших охотников Ордена, имеющим огромный опыт в борьбе с тварями разного рода. Правда, рассматривал он их исключительно в качестве источника ингредиентов, из-за чего был вынужден, как правило, охотиться в одиночку. Не у многих хватало выдержки смотреть, как он с восторженным блеском в глазах пластает тушу ещё не то, что не остывшего, но даже не до конца умершего создания, напевая себе под нос какую-нибудь весёлую песенку. Впрочем, несмотря на все свои наклонности, Осмунд оставался неплохим, даже достаточно приятным в общении человеком, за исключением, разумеется, тех моментов, когда на носу был очередной опыт. Изготовленные во время этих опытов отвары, настойки, выжимки и снадобья с превеликим удовольствием приобретались потом купцами или же использовались самим Орденом, ведь, несмотря на всю свою скорость, силу и подготовку, и витязи время от времени оказывались серьёзно ранеными, и тогда взвары Осмунда спасали ценные жизни братьев.

Алхимик вернулся к уставшим спутникам где-то через четверть часа. Взгляд его лучился небывалым довольством. Подойдя к скучающим братьям, он выжидающе уставился на них, явно желая услышать парочку вопросов, дабы тут же с гордостью ответить на них. Не дождавшись проявлений бурного интереса, Осмунд решил взять дело в свои руки.

-“Та субстанция, которую ты опрометчиво назвал гадостью, друг мой”, - произнёс он, обращаясь к Ратмиру: “Полностью оправдала возложенные на неё ожидания!”.

-“Какие ожидания?”, - ужаснулся воин: “Ты снова пытался сделать эльфийский живой яд?”

-“А? Нет-нет, что ты…”, - отмахнулся алхимик: “Это не яд, это лекарство! Но тоже живое, да. Мазь для заживления сложных ран — сама распределяется по повреждённой поверхности, выталкивает наружу грязь… Ммм, сказка, а не мазь! Одна беда, сырья маловато.”

Осмунд чуть виновато развёл руками. Ратмир прищурился и сжал губы.

-“Живица священного дерева?”, - бросил он почти наугад.

-“Да…”, - ответил алхимик слегка растерянно: “Исключительно в необходимых дозах, конечно же, почти что каталитических!”

Витязь лишь тяжко вздохнул и поднял глаза к небу, будто испрашивая у богов совета, как поступить с непутёвым братом. Однако, проявления артистического таланта воина пропали втуне — зельевар уже полностью переключился на его учеников.

-“Ну как, юноши?”, - нетерпеливо спросил алхимик, неистово шевеля бровями: “Пригодились продукты наших с вами экзерсисов?”

Экзерсис. Старик любил это калькированное с его родного языка словечко. По его собственным словам, оно напоминало ему о доме, однако Бранд подозревал, что, на самом деле, эрнское слово “упражнение” казалось склонному к зауми алхимику слишком простецким.

— Нет. Удалось остаться в целости.

-“А стекло?”, - оживился зельевар ещё больше: “Не разбилось?”

-“Стекло?”, - недоумённо переспросил юноша: “Мы старались не дать мензуркам побиться. Вроде ни одной не попортили.”

-“Тц… Нехорошо”, - пробормотал Осмунд: “Так, дай-ка мне одну пробирку!”

Бранд пожал плечами и протянул ему флакон, заполненный кровоостанавливающим зельем. Витязь взвесил мензурку в руках, хитро улыбнулся, замахнулся и трахнул об пол. Юноша, было, дёрнулся в сторону, но стекло не разлетелось на малые части, лишь звякнуло и чуть отскочило от утоптанной земли. Алхимик подобрал флакон, обтёр от пыли и с гордостью показал всем присутствующим.

-“О! Технология, друзья мои! Технология!”, - произнёс старик, поучительно воздев палец, затем тихо хихикнул и пробормотал уже несколько тише: “Не обманули, бородатые коротышки!”

Зельевар вернул позаимствованный сосуд в петлю чехла, тщательно затянул крепёжный ремень, отклонился, будто оценивая проделанную работу, и вдруг спросил

-“Выпускное испытание вы, так понимаю, прошли?”, - а затем, не дожидаясь ответа, добавил: “Тогда оставьте снадобья себе. Пригодятся.”

Сочтя свою миссию по общению с другими членами Ордена законченной, Осмунд удалился обратно в башню. Аезевалф почесал кончик носа.

-“Забавно…”, - протянул он: “Каждый раз, когда я его вижу, меня не покидает мысль о том, что он слишком странен для витязя.”

Заявление это явилось в достаточной степени неожиданным. Каждый из троих друзей думал об этом, но не считал необходимым высказывать. Возможно, лишь осознание необходимости вскорости покинуть стены Цитадели сподвигло сакса задать давно повисший вопрос.

Ратмир хмыкнул.

— Его нельзя назвать витязем в полной мере. Он живёт в Крепости, пользуется предоставляемыми Орденом благами, но не входит в наши ряды.

— Так он в отставке?

— Именно. Помните Рунольфа и Дамиена?

Разумеется, юноши их помнили. Дамиен был в Ордене кем-то вроде мажордома, следя за состоянием построек и наполненностью складов. Рунольф же занимал должность мага — он принадлежал к той редкой породе людей, чей дар не был обнаружен в юном возрасте и, при этом, оказался достаточно силён, чтобы не угаснуть к взрослому возрасту. Старик, в основном, правил руны и заряжал артефакты, на большее его не хватало. Здоровье подвело старого норда прошедшей зимой — он умер от гнилостной легчанки^[41]. Оба они, и Дамиен и Рунольф, были отставниками, не пожелавшими вернуться домой. Выходило, что и Осмунд, принимаемый ими доселе за, пусть странного, но витязя, был из этого числа. Это объясняло все его странности!

-“Рунольф с Осмундом были близки.”, - продолжал витязь тем временем: “Они побратались ещё в юности и ушли в отставку одновременно. Смерть нашего мага… изрядно подкосила старика.”

-“Эх, вот бы и нам сохранить дружбу так, до отставки…”, - мечтательно протянул Аезевалф.

-“Не стоит надеяться на подобное. В этом деле везёт одному на тысячу…”, - грустно ответил Файсаль.

Юноше было невдомёк, насколько пророческими окажутся эти слова много лет спустя…

***

Закончив с разговорами и сдав обмундирование, друзья отправились в свои кельи, отдыхать. Учитель сообщил, что до вечера они совершенно свободны. Единственное, что надлежало сделать — явиться за два часа до заката к тысяцкому. Времени до объявленного события оставалось немного, от силы полтора часа, и юноши намеревались потратить его с пользой, слегка приведя себя в порядок. Сбросив личные вещи в прикроватные сундуки, молодые витязи двинулись во двор, к бочкам с дождевой водой, использовавшимся исключительно для помывки (резервуары с питьевой водой находились в казематах под детинцем, служа запасом на крайний случай). Водица, холодная до зубовного скрежета, заставила мышцы сжаться, натянувшись тугой струной, однако приятные чувства, сопряжённые с освобождением от слоя липкой многодневной грязи, с лихвой перекрыли это неудобство. Бранд быстро обтёрся куском грубого льняного полотна, заставляя кожу пылать, и отправился обратно в комнату. Там он и провёл оставшиеся четыре десятка частей, пребывая в блаженном состоянии полной расслабленности. Почувствовав, что силы его вернулись, юноша встал, натянул чистую рубаху, перепоясался и вышел на улицу. Аезевалф и Файсаль уже стояли снаружи, подпирая широкими спинами стену. Не желая опаздывать к назначенному времени, друзья скорым шагом двинулись к башне. Входная дубовая дверь басовито скрипнула, легко поворачиваясь на массивных петлях, истёртые ступени пропели свои куплеты одна за одной, гулко стукнуло простое железное кольцо.

-“Войдите!”, - послышалось с той стороны.

Юноши по-одному зашли в покои тысяцкого. Хозяин помещения стоял над большой картой, расстеленной на столе для совещаний, и задумчиво перемещал флажки, олицетворяющие войска какого-то государства (Священной империи, если Бранд правильно разглядел цвет). Наконец, удовлетворившись расположением фигурок, Илдред поднял глаза и улыбнулся уголками глаз.

-“Ваш наставник передал мне, что вы неплохо справились с выпускным экзаменом.”, - протянул витязь: “Поздравляю! А теперь к делу. Завтра вам, как полноправным братьям, надлежит идти на круг. Возьмите эти карты”, - он указал на тонкую стопку листов, сложенную подле него: “ Тщательно всё рассмотрите, продумайте дорогу. Если понадобится совет — спросите.”

Юноши бережно взяли карты и отошли в сторону. Друзьям уже доводилось видеть эти невзрачные, на первый взгляд, листки бумаги во время занятий. На них были отмечены места, представляющие для Ордена постоянный интерес: древние точки прорыва, места проведения ритуалов, старые области влияния зиккуратов. Ткань мироздания там была истончена, и частенько пропускала разнообразную нечисть. Казалось бы, что стоит поставить крепостицу или слободку в каждом из таких мест, обеспечив постоянный надзор и избавив братьев от необходимости терять время на дорогу? Ах, если бы всё было столь просто! Таких мест были десятки, и некоторые протягивались на многие версты. Окружить их стенами было почти невозможно, да даже если бы подобное удалось, численности Ордена не хватило бы, чтобы обеспечить там хоть сколько-нибудь достойную стражу. Точки Напряжённости (так их именовали маги) охранялись, преимущественно, обычными воинами. Витязей там находилось числом от двух до дюжины — этого хватало для того, чтобы уничтожить большинство тварей, порождаемых искажениями реальности, и сдержать остальных столько, сколько потребуется для прибытия подкрепления. Всего существовало восемьдесят четыре точки (изначально их число равнялось ста шестидесяти девяти, то есть по тринадцать точек для каждого из тринадцати доменов, но некоторая часть закрылась под воздействием разных сил — божественных, людских и природных). На их охрану выделялось до полутысячи братьев, самых опытных бойцов. Друзья даже близко ещё не подошли к подобному статусу — им отводилась работа с тварями помельче. Однако, вряд ли хоть у кого-то повернулся бы язык назвать это дело маловажным. Именно странствующие братья отлавливали просочившиеся через кордоны порождения Бездны, не давая им бесчинствовать в беззащитных деревнях. Кроме того, почти вся работа по уничтожению обычной, не демонической, нечисти ложилась на их плечи, заодно с обязанностями местницких судей. Одним словом, работы было навалом. Друзья давно знали, что по окончании обучения им предстоит именно это дело — таковы были традиции Ордена. Знали они и то, что идти им придётся разными дорогами — научившись действовать сообща, требовалось отточить искусство одиночки. Молодые витязи давно продумали свои пути, составив их так, чтобы завернуть в родные края. Посему, посовещавшись больше для вида, они вернулись к Тысяцкому и принялись показывать предполагаемый маршрут. Первым был Файсаль.

— Я пойду на юго-запад, в земли рода Орэля — там я посещу Скалу Пепла и Каменный Зоб. Затем, в королевстве Ваддов, я побываю в Лесу Гнева и двинусь дальше, на юг, через море Гуммар, в земли Великой орды Их Нуур. Там я пройду через Камни Страха и пойду дальше, в Хам-Мурский эмират. В Хам-Муре я посещу Долину Снов, Пустыню Забвения и Гнилой Оазис, а затем пойду назад.

Тысяцкий кивнул, принимая описанный путь. Следующим высказался Аезевалф.

— Я пойду на запад, в земли рода Радульфа. Пройду Пик Отчаяния, Гнилую Расщелину и выйду к границам земель Лабберта. В Лаббертовых горах я посещу Пещеру Сумрака и Плато Уныния. Оттуда двинусь на юг, через земли Олдрика, в королевство Хенеров. Там я посещу Смрадные топи и Чумную Реку. Потом Саксония — Лес Теней, Долина Боли, Пепельный Чертог. Затем буду возвращаться.

Илдред вновь покивал. Настала очередь Бранда.

— А я пойду на восток, по деревням.

Глава Ордена удивлённо вскинул брови. Юноша улыбнулся и продолжил.

— Буду идти по прямой, спрашивать, где нужна моя помощь. Как дойду до края, поверну назад.

Молодой витязь провёл по карте пальцем, рисуя длинную, извилистую петлю. Тысяцкий медленно кивнул. В его глазах зажглось понимание.

-“Решил идти дорогой древних? Сейчас мало кто так ходит. Впрочем, есть среди нас и те, кто посвящает этому всю свою жизнь…”, - Илдред умолк, с тем, чтобы через несколько мгновений встряхнуться и продолжить: “Ну что же, я услышал, что хотел. И да, как раз подходит время ужина. Идите в трапезную; я буду позже.”

Юноши поклонились и вышли, оставив Тысяцкого наедине с ему одному ведомыми мыслями. Они вновь прошли по истёртой деревянной лестнице, неосознанно замедляя шаг, пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь. За два года Цитадель стала для них вторым домом, и расставаться с ней, пусть даже на полгода, было не легче, чем с исконно родными местами — Йерроу, Хафой, Рехеном.

В трапезной было людно. Уже выстроившиеся в очередь за едой братья тихо переговаривались. Бранд принюхался — пахло рыбой и какими-то травами. Очевидно, приехавший позавчера обоз привёз пару бочек солонины. Живот юноши заурчал, рот наполнился слюной. Для эрнцев, особенно столь северных, как он, рыба являлась крайне важным продуктом, но в Цитадель она попадала нечасто, особенно летом — витязи, несмотря на относительную близость к морю Арх, не занимались рыбалкой, полагаясь на поставки из рыбацких городов и деревень, а те, в свою очередь, не считали рыбу достаточно дорогой, чтобы потчевать ею своих защитников.

Взяв по тарелке с почти опустевшего посудного стола, друзья подошли к котлу. Там, уже на дне, плескалась наваристая ушица из белорыбицы с пшеном, морковкой, репой и чем-то навроде мелко рубленного кервеля^[42]. Наполнив деревянные миски густой похлёбкой, юноши отошли в зал. В дверях показался Тысяцкий. Он неторопливо прошествовал тем же путём, что и прочие братья, смиренно протянул плошку раздающему, получил свою долю и сел во главе стола. Старик снял пробу и довольно причмокнул, удовлетворённый вкусом. Ложки деловито застучали, уверенно опустошая тарелки. Ужин не затянулся надолго — уже через половину часа последние братья покинули здание. Бранд был в их числе. Довольный и слегка осоловевший, он неторопливо дошёл до жилых помещений, затворилкелью, тщательно сложил одежду и сел на кровать, задумчиво положив подбородок на кулаки. Юноше не спалось; какое-то смутное чувство тревоги не давало ему просто примостить голову на подушку и нырнуть в грёзы. Просидев без движения около четверти часа, он всё-таки лёг, с тем, чтобы проворочаться ещё час, и наконец, погрузиться в тяжёлый, беспокойный сон.

Глава 5. Такая работа

Бранд медленно открыл глаза. Этой ночью он спал тяжело, то выныривая в реальность, то вновь погружаясь в пучину маятных и сумбурных сновидений. Наконец, часов в пять пополуночи, ему это надоело. Юноша встал, нащупал неверной рукой свечу и огниво, ударил несколько раз кресалом о кремень, высекая искру, дождался, пока робкий огонёк вспыхнет и запляшет на промасленном фитиле, затем с силой прижал оплывший восковой столбик к полу и начал неторопливо собираться. Он оделся, выпростал из-под кровати дорожную суму, открыл сундук и принялся отбирать вещи, которые стоит взять с собой в дорогу. На свет появились: маленький котелок и топор, славно послужившие ему ещё два года назад, моток верёвки, добытый где-то по случаю, две перемены белья, обмотки с потемневшими от времени крючками^[43], запасная обувь (пара ботинок с низким голенищем), маленькие, с ладонь, статуэтки, изображающие богов, подаренные одним из братьев через пару месяцев пребывания в Ордене, мешочек трута, точильный камень, нож, пара мешочков с травами и несколько тряпиц — одна для полировки, другие для перевязки. Сложив всё это в сумку, Бранд потушил свечу и вышел на воздух.

Солнце уже начинало свой извечный путь к зениту, но утренние сумерки всё ещё висели над землёй тёмным покрывалом, скрывающим и искажающим очертания предметов. Было свежо, тихо и отрадно, и даже неясная тревога, поселившаяся до этого в сердце, на мгновение отступила; но отступила лишь с тем, чтобы вернуться с новой силой. Юноша прислонился к стене, расслабил мышцы и сделал несколько глубоких вдохов. Тугой узел, свернувшийся в самом солнечном сплетении, слегка зашевелился.

Сзади скрипнула дверь. Бранд обернулся на звук. Аезевалфу тоже не спалось. Молодой витязь привалился к грубой кладке рядом с другом и задумчиво склонил голову.

-“Знаешь”, - сказал вдруг он: “А ведь дома меня не ждут.”

Бранд удивлённо поднял брови. Сакс, тем временем, продолжал

-“Я же не старший сын. Меня с детства готовили, не как наследника, а как воина, вдалбливая мне лишь идеалы чести да навыки бойца. Моим уделом было сложить голову за брата в бесконечной резне родов, прикрывая его своим телом от стрелы или стилета.”, - юноша замолк, поджав губы и прикрыв глаза; было видно, что слова давались ему с трудом: “Это ведь одна из наших священных традиций — майорат Идверда!”^[44], - последние слова Аезевалф практически выплюнул. Ядовитый сарказм, плескавшийся в них мог, казалось, растворить башенный щит не хуже желчи недавно убитого аспида.

Бранд спокойно кивнул, призывая сакса продолжать. Тот ощерился, и вновь начал с весёлой злобой в голосе

— В день становления старшего брата новым главой рода, проводится ритуал крови, и мы все, младшие и старшие братья, становимся, представляешь, одним целым! Мы разделяем со старшим жизнь — он не умрёт, пока живы мы. Вот только надолго нас, обычно, не хватает, ведь злые чары и болезни попросту переходят с него на нас, а от обычного оружия мы должны хранить его сами, если не хотим умереть! Мы — живой щит, живые трупы. Мы живы, только пока жив он! Ты не представляешь, насколько к месту для меня пришёлся начавшийся отбор в Орден.

-“Ты, надо сказать, неплохо разбираешься в политике для живого оружия.”, - заметил Бранд.

-“Спасибо друидам. Они заметили мой ум, и учили. Старый Оерик хотел вырастить из меня замену себе…”, - сакс криво усмехнулся.

Бранд молча поднял руку и сжал плечо друга.

-“Зачем же ты стремишься назад?”, - печально спросил юноша.

Аезевалф вновь усмехнулся.

— Я стремлюсь не к семье, а к земле. Кроме того, я многое переосмыслил за прошедшие годы — я более не в обиде на отца и брата. Дело не в них; сам наш порядок изрядно прогнил. Однако, теперь, помимо ясного понимания этой неправильности, у меня есть сила излечить её.

Сакс замолчал, встряхнул головой, хлопнул друга по плечу и ушёл обратно в дом. Бранд посмотрел ему вслед и вздохнул.

Тем временем, солнце карабкалось по небосклону всё выше и выше. Рассвело. Из-за дверей длинного дома показались первые братья. Завидев их, юноша спохватился и быстрым шагом направился в оружейную. Старая постройка находилась неподалёку от детинца, будучи построенной примерно в одно с ним время. Она вплотную примыкала к складу и орденской взварне, образуя с ними единый комплекс и порождая некоторую общность в обязанностях заведующих ими людей. Ими были, как уже говорилось выше, Дамиен, Добрыня и Осмунд. Первый следил за складом (в основном за наличием провианта, одежды и других предметов первой необходимости), второй распоряжался в оружейной (его главной заботой была починка и, иногда, закупка воинского снаряжения), а третий безраздельно властвовал над пузырьками, мензурками, колбами и их многообразным содержимым. Добрыня и Дамиен, время от времени, помогали друг-другу выполнять некоторые рутинные задачи, такие, как разгрузка и выдача снаряжения, однако, происходило это отнюдь не каждый день. Вот и сегодня молодой витязь нашёл отставников на своих местах. Дамиен выглядел мрачным и сонным, и ограничился тем, что шваркнул на стол перед Брандом сумку с недельным запасом провианта. Не став тревожить угрюмого интенданта разговорами, юноша постарался побыстрее убраться прочь, к Добрыне. Тот, по своему обыкновению, делал что-то с одним из доспехов, доводя его до совершенства. Услышав стук закрывающейся двери, оружейник поднял голову и повернулся ко входу.

- “А, Бранд!”, - воскликнул он радушно, рассмотрев гостя: “Заходи-заходи, я как раз заканчиваю подгонять твой комплект.”

Вглядевшись в разложенную на крепком, толстоногом дубовом столе броню, юноша заметил, что ремни на ней новые, необмятые, да и плечевые вставки, кажется, перешиты.

- “Подожди, сейчас примеришь. Остался последний штрих!”, - продолжал тем временем Добрыня, возвращаясь к доспеху. Эрнец тщательно проверил качество клеевого покрытия^[45], закрывающего швы^[46], колупнув молочно-белую плёнку ногтем, подхватил нагрудник, наручи и поножи и передал Бранду. Юноша ужом влез в доспех, затянул ремни, попрыгал, взмахнул несколько раз руками, наклонился, присел. Броня сидела, как влитая, будто была сделана по заказу, по тщательно снятой мерке (последнее, впрочем, недалеко отстояло от истины). Мастер придирчиво осмотрел свою работу и добавил

— Шлем я мурыжить не стал. Всё равно ничего путного не вышло бы, да и, кроме того, он и так хорошо сидит на тебе с тем подшлемником.

Бранд лишь улыбнулся. Бронник был известен своим вниманием к мелочам, и не раз слышал благодарности за проявленное к снаряжению внимание. Каждый из братьев знал — Добрыня найдёт все огрехи, не упустив и мельчайшего, и изведёт их начисто.

Старый эрнец подошёл поближе, ещё раз осмотрел доспех, подёргал ремни. Удовлетворившись результатом, он вытащил из-под стола крепкий кожаный мешок с двумя лямками.

— На, владей. С ним-то будет всяко удобнее, чем с твоим непотребством.

Бранд слегка скривился. “Да…”, - подумалось ему: “Неказистая вышла сумка. Но задачу-то свою выполняет! Не такое уж, значит, и непотребство…”. Тем временем, мастер вернулся к рабочему столу и снял с одного из крюков, вбитых в стену, круглый ременной щит в два с половиной локтя, с тем, чтобы тут же вручить его юноше.

— Вот, примерься. Подходит?

Бранд взвесил щит, перекинул несколько раз со спины на грудь и наоборот.

— Самое то!

Зачехлив выданное снаряжение, молодой витязь тепло попрощался с Добрыней и направился в трапезную.

***

По странному стечению обстоятельств, друзьям не случилось пересечься за завтраком, впервые за два года. Бранд хотел сесть на своё обычное место, но оно оказалось занятым. Пожав плечами, юноша сел неподалёку и начал оглядывать зал, в надежде отыскать Файсаля и Аезевалфа. Они обнаружились в разных концах трапезной, разведённые судьбой и сметёнными чувствами, обуревавшими их с прошедшего вечера. Сакс сидел, смотря в одну точку, почти не притронувшись к еде; эмиратец же, напротив, сосредоточённо жевал, не изменяя своей обычной привычке не упускать ни крошки еды. Очистив миску, Файсаль порывисто встал и пошагал к выходу. Не желая разминуться с ним, Бранд бросил недоеденную кашу и двинулся наперерез другу. Их пути пересеклись уже у выхода. Южанин приветственно кивнул. Бранд мотнул головой

— Постой, друже. Дождёмся Аезевалфа.

Они встали, прислонившись к стене трапезной, и принялись наблюдать за входом. Сакс, задумчиво, медленно переставляя ноги, вышел во двор.

-“Эй, Аез!”, - окликнул его Бранд.

Сакс встрепенулся, стряхнул с себя прежнее странное оцепенение и слабо улыбнулся.

— Прости, голова что-то с самого утра в тумане.

-“Это всё потому, что ты плохо поел!”, - поучительно произнёс Бранд, подняв палец: “Бери пример с Файсаля. Он, по-моему, успел не только кашу съесть, но ещё и половину миски в придачу прихватить.”

Немудрёная шутка заставила друзей расплыться в улыбках, настраивая струны души на жизнеутверждающий лад и тесня смуту прочь из сердец. Видя, что всё переменилось к лучшему, и товарищи больше не напоминают скорбных духов, Бранд решил слегка подтолкнуть их.

— У всех вещи собраны? Снаряжение получили?

Сакс и эмиратец кивнули.

— Тогда забираем сумки и в путь.

Заглянув в длинный дом и захватив тюки, набитые оружием и походными принадлежностями, друзья двинулись в путь. Первую, совсем небольшую его часть, им предстояло идти вместе. Дело в том, что Цитадель была, большей частью, окружена непроходимыми лесами. От неё тянулась лишь одна дорога, на юго-восток. Впрочем, где-то на расстоянии дня пешего пути она разветвлялась, выпуская отростки на юг и запад. Именно в этом месте друзьям предстояло расстаться. Час расставания подошёл незаметно — миг за мигом, шаг за шагом. Наступил вечер. Юноши стояли на перекрёстке трёх дорог. Не говоря ни слова, они сошли на обочину и расположились на ночлег. Тихо потрескивал костёр. Отблески пламени плясали на молодых лицах, освещая их и вновь скрывая в тенях… Угли тлели, отбрасывая неясные блики на безмятежные лица спящих.

***

Утреннее прощание не затянулось. Всё, что нужно, было уже сказано. Друзья обнялись, развернулись, и, не медля более ни мгновения, отправились в путь. Не прошло и получаса, как спины Аезевалфа и Файсаля, пошедших по западной дороге, скрылись за поворотом. Бранд шёл, размеренно впечатывая подошвы сапог и пятку копья в дорожную пыль. Наезженный большак был пуст и тих. День прошёл. Завечерело. Проспав около шести часов, юноша вновь зашагал вперёд. В два часа пополудни он решил, что нелишним будет сделать привал. Сойдя с дороги, молодой витязь присел под дерево, достал флягу и принялся потягивать прохладную воду, щурясь на солнце. Где-то через четверть часа тихая идиллия была нарушена звуками каравана. Скрип тележных осей, ржание лошадей, понукания возничих и ещё с десяток других звуков рассыпались в тёплом послеполуденном воздухе, подобно сотне неуклюжих бисерных бусин. Из-за пригорка показались первые повозки, сопровождаемые робкими облачками пыли (недавно прошедший дождь не позволил ещё дороге превратиться в подобие поддона с мукой, извергающего ввысь мелкую белую взвесь от каждого резкого движения). В голове колонны следовали двое воинов на крепких, спокойных лошадях пегой с рыжиной масти. Завидев сидящего у дерева вооружённого путника, охранники подстегнули животных и подъехали поближе.

-“Чьих будешь, юнец?”, - настороженно спросил правый.

Он говорил неуклюже, ставил неправильные ударения в словах. Судя по трудностям с выговариванием “ц”, которое в его исполнении звучало, скорее, как “тэс”, незнакомец происходил из земель Ваддов.

-“Я из Ордена.”, - не мудрствуя лукаво, ответил Бранд

-“Из какого именно?”, - не унимался воин.

Бранд слегка замешкался.

— Что значит “из какого”? В этих землях Орден только один.

Охранник прищурился.

-“Подними чехол копья!”, - резко бросил он.

Левый всадник, молчавший доселе, положил руку на плечо сослуживца.

-“Трилжанут, Крэс. Лог схожан пунтэргл сартирпран^[47].”, - после чего продолжил на достаточно чистом эрнском: “Он хотел попросить тебя показать наконечник своего копья.”

Бранд пожал плечами и сдвинул тугие кожаные ножны^[48], оголяя половину бирюзового лезвия. Воины тронули поводья, придвигаясь вплотную к юноше, наклонились, синхронно кивнули и вновь отъехали на дорогу.

-“Не держи на нас зла, витязь”, - произнёс более хорошо говоривший по-эрнски вадд: “Сам знаешь, на дорогах сейчас неспокойно. Мы должны были удостовериться.”

Юноша лишь пожал плечами.

— Полного спокойствия на дорогах не было никогда, а нынешний день ничем не лучше и не хуже сотен предыдущих.

Вадд хотел было ответить что-то, но тут от каравана, уже успевшего поравняться со стоянкой Бранда, отделился ещё один всадник, облачённый в дорожную одежду богатого купца — мягкие ботинки, тонкие шерстяные штаны, синюю льняную рубаху, заколотую золотой фибулой и приталенный кафтан, расстёгнутый по случаю жары.

-“Ритэр лог тэрпран пун тэртум схосаржанурх?”^[49], - спросил он, окидывая юношу подозрительным взглядом.

-“Прануттэрпун тум логтсогл тэрур прантэр сартсотэр логтсо трилсарсхоглтум, урпунтрилжанлог. Тэр д’тэртир, логур жанлог тир прангллогпранд.”^[50], - ответил правый вадд, почтительно склонив голову.

Бранд ни в малейшей степени не понимал, о чём толкуют жители холмистого королевства. Их речь, очевидно родившаяся в момент спуска с одного из их холмов кувырком, вызывала у него головную боль. Однако, несмотря на невозможность разобраться в произносимой караванщиками тарабарщине, юноша заметил, что после разговора с охранником во взгляде торговца появился интерес. Тем временем торгаш спешился, бросил поводья одному из воинов и подошёл поближе, Бранд же как будто и не заметил этого, продолжая сидеть на земле, откинувшись на ствол дерева и расслабленно оглядывая окрестности. Торговец, очевидно недовольный подобным отношением, раздражённо пожевал губами, но быстро отбросил чувства в сторону и заговорил.

— Скажи, путник, ты и впрямь витязь? Не обессудь, но выглядишь ты… молодо.

Купец замялся. Было заметно, что он хотел выразиться несколько прямее, да и вообще не испытывал особой радости от общения с юношей, но что-то заставляло его заткнуть свои желания за пояс в угоду делу. Бранд, не меняя расслабленного выражения лица, подтянул к себе перевязь с мечом и выдвинул сине-зелёный клинок из ножен. Солнце, будто намеренно, выглянуло в этот миг из-за облаков, пробежав лёгкими светоносными пальцами по лезвию. Удостоверившись, что все желающие разглядели его меч, юноша загнал клинок обратно в ножны и выжидающе посмотрел на купца. Тот, в свою очередь, улыбнулся и произнёс

— Прости за недоверие, витязь, но сейчас верить кому бы то ни было опасно, особенно если этот кто-то вооружён. Моё имя — Гло’Сар, и у меня есть к тебе дело.

Юноша улыбнулся в ответ.

— Дело — это хорошо.

Он текучим движением поднялся на ноги, протянул вадду ладонь и представился.

— Моё имя — Бранд. Излагай свою беду.

Ваддский купец ударил по тыльной стороне протянутой ладони своей, затем стукнул своим кулаком в кулак юноши^[51], бросил пару слов своим воинам, тут же умчавшимся к каравану и начал рассказ.

— В полудне пути отсюда на нас напал отряд татей, человек десять или пятнадцать. Они налетели на нас, как смерч.

Бранд нахмурился.

— Вы их перебили?

-“Нет…”, - торговец сделал паузу: “Они ушли сами, почему-то. Мне таких разбойников встречать ещё не приходилось — они не стали резать охрану и животных или тащить всё подряд. Тати унесли лишь несколько вещей: три кошеля с монетами, вырученными от продажи товара и мешочек с накопителями.”

— Как им это удалось? Вы не сопротивлялись?

— Нет. На нас напало какое-то оцепенение. Ещё мгновение назад мы шли, как ни в чём не бывало, и вдруг замерли, будто колотушкой по голове ударенные.

Ноздри Бранда раздулись.

— Маг! Говоришь, накопители пропали? Любопытно… Я возьмусь за это, но мне потребуются дополнительные подробности.

Купец просиял.

— Прекрасно! Предлагаю пройти в мой шатёр и обсудить наше дело за кубком хорошего вина. Или, может быть, ты предпочтёшь что-то другое?

Бранд хотел было спросить “в какой ещё шатёр?”, но заметил, что тот и впрямь уже стоял неподалёку, поставленный расторопными слугами. Юноша кашлянул и бросил с деланной непринуждённостью

— Я бы не отказался от кваса.

— Что ж, я как раз купил три дюжины бочек в Рехене. Думал продать их дома, но ради такого гостя можно и вскрыть одну.

Чуткое ухо Бранда сразу выцепило знакомое название.

— В Рехене? Уж не у скряги Вадима ли?

— Да, у него. Приходилось бывать в тех местах?

-“Бывать?”, - Бранд хмыкнул: “Да я там вырос!”

Купец удивлённо поднял брови.

— Вот дела! Тогда ты, пожалуй, сможешь заранее сказать, хорош ли будет квас.

— Несомненно. И можешь не волноваться, квас у Вадима отменный. Дерёт он за него, конечно, полуторную цену, но оно того стоит.

Торговец и витязь вошли в шатёр. Внутри он выглядел не хуже, чем снаружи — просторный, высокий (почти в человеческий рост в самом низком месте), с полом, устланным шерстью и войлоком. Внутри даже имелась мебель — сборная кровать на низких ножках, складной стол и несколько походных стульев. На столе уже стояли два кубка и кувшин вина, а подле примостился упомянутый ранее бочонок. Усевшись, спутники наполнили чаши и пригубили напитки. Когда кубки опустели, их наполнили снова, но пить не стали, сосредоточившись на деле.

-“Итак”, - проронил Бранд: “Как я уже говорил, мне нужны подробности. Чем тати были вооружены, и во что одеты? Кто знал о том, что вы пойдёте именно этой дорогой? И, наконец, сколько именно серебра и накопителей было украдено?”

Купец прикрыл глаза и задумался, пытаясь вспомнить всё то, о чём просил юноша. Помучавшись с пару частей, он поднял недоумённый взгляд на Бранда.

— Я не помню! Я точно видел их, и на память никогда доселе не жаловался, но вот, хоть убей, не могу вспомнить ни одного из них.

-“А что насчёт других вопросов?”, - поторопил его молодой витязь.

-“Тут всё несколько проще”, - пробормотал торговец: “Про путь свой я никому не рассказывал, жить, чай, ещё не надоело. А что касательно украденного… Три тысячи печатней и дюжина накопителей, каждый с палец размером.”

Глаза Бранда разом увеличились вдвое.

-“Сколько?”, - только и удалось прохрипеть ему.

Торговец нахмурился.

— Я понимаю, что это может выглядить неразумным — путешествовать со столь существенной суммой и со столь немногочисленной охраной, но на то и расчёт. Большой караван невозможно провести незаметно, он привлекает ненужное внимание. Кроме того, прибыль с каждым наймитом падает, а шанс предательства наоборот растёт. До этого дня моя схема не давала сбоев! Если ты разберёшься с теми ублюдками, которые столь нагло ограбили меня, и выяснишь, как им удалось провернуть подобное, я щедро заплачу. Двести, нет, двести пятьдесят печатней!

Глаза купца пылали гневом. Ещё бы, в одночасье лишиться заработка за целый поход…

Бранд помассировал пальцами виски.

— Можешь вспомнить что-нибудь необычное, связанное с этим ограблением?

— Кроме того, что мы стояли, как истуканы, и смотрели, как нас обирают? Ничего. Хотя нет, постой…

Торговец задумался.

— Точно, как же я сразу не вспомнил! Тати не шарили по всем телегам, они точно знали, где что лежит! Их навели. Но никто из моих слуг или воинов не мог проболтаться. Я знаю каждого из них, им можно безоговорочно доверять! Значит тот колдун — провидец.

Голос купца упал. Он неверяще посмотрел перед собой в пространство. Казалось, что его сейчас хватит удар.

— Тогда всё твои усилия будут напрасны^[52]. Прости меня, витязь, если я оторвал тебя от важных дел. Здесь, боюсь, и ты мне не поможешь.

Бранд сжал зубы. Он очень не любил, когда в его силах сомневались.

— Погоди убиваться, добрый человек. Я могу помочь тебе. Дело в том, что маги очень редко осваивают больше одного направления. Это требует недюжинного трудолюбия, ума и силы воли. Колдун у татей один, и специализируется он на управлении разумом. Сделать то, что сделали с вами, простым артефактом не получится, а сложный разбойникам не достать. Второго мага у татей быть не может, они едва ли поделили бы власть в шайке, да и не устроила бы их половина от того, что может заработать один. Этот маг владеет лишь одной школой. Владей он двумя, деньги, которые может заработать даже очень успешная шайка, показались бы ему грошами. Так что провидца у них нет.

— Тогда кто их навёл? Даже не вздумай говорить про предателя среди нас! Я верю этим людям, как себе!

— Подожди, вадд, не горячись. Для мага разума залезть в головы твоих спутников, да даже в твою, задача плёвая. У вас же нет амулетов Астральной Стены^[53]?

Торговец мрачно кивнул.

— Мне нужно будет осмотреть твоих людей. Возможно, я смогу определить, к кому из них залезли в голову.

— Хорошо. Я приведу тех, кто знал о местонахождении кошелей.

Купец встал и вышел из шатра. Бранд же, оставленный на время в одиночестве, потянулся к бочке с квасом.

***

Через треть часа у входа в шатёр показался слуга. Он глубоко, порывисто поклонился и выдавил, с трудом справляясь с чужим языком

— Пэртэйдом!

Бранд недоумевающе посмотрел на него.

— Что прости?

Вадд сглотнул и попытался ещё раз.

— Пэйедём!

Он несколько раз махнул рукой, показывая, куда именно нужно было делать “пэйедём”. Молодой витязь понял, что время отдыха закончилось, и настала пора приступать к работе. Он поднялся и вышел из-под тканевого полога следом за слугой. Тележный, угодливо семеня и оглядываясь, подвёл Бранда к короткой шеренге, состоящей семи охранников и пары возничих. Люди провожали юношу взглядом, нервничали, переминались с ноги на ногу; они боялись грядущей проверки. Им, конечно, было нечего скрывать, но Гло’Сар, плохо объяснивший суть предстоящего события, нагнал на них жути, ведь люди, как известно, всегда боятся неизведанного и непонятного. Сам же купец стоял чуть поодаль. Бранд кивнул ему, встряхнул руками, закрыл глаза и сосредоточился.

Тут следует сделать небольшое отступление. Дело в том, что все члены Ордена обучаются читать лица и жесты людей и нелюдей (это крайне полезно при проведении переговоров), однако, некоторые из братьев, имеющие склонность к манипуляциям с разумом, продвигаются дальше. По обычаю, именно из числа подобных одарённых выбирается тысяцкий, он же учит одарённых-новичков. В их число попал и Бранд. Его потенциал на этом поприще был мизерным, однако ему удалось освоить несколько несложных, но крайне полезных, приёмов. Одним из них была направленная эмпатия. Как она могла помочь здесь, спросите вы? Что ж, для понимания данного вопроса нам придётся немного углубиться в теорию разумов, создатель которой — достопочтенный, но уже три сотни лет, как мёртвый архимаг Тарквиний Феррус — наверняка перевернётся сейчас в гробу от моих вольных формулировок. Итак, что есть разум? Разум — это совокупность множества тонких магических трубочек, по которым перемещается умственная энергия, управляемая душой, прячущейся в самом сердце этого сплетения. Соответственно, вмешательство в разум есть не что иное, как попытка перенаправить или остановить течение умственных жидкостей. Очевидно, что подобные манипуляции не могут не оставить следов^[54]. Одним из вторичных последствий вмешательства в разум является временное искажение эмоций, возникающее в силу засорения, сужения, расширения и даже искривления уже упомянутых трубочек. Именно эти искажения и позволяет почувствовать направленная эмпатия.

Итак, Бранд сосредоточился, настраивая своё сознание на работу с внешним миром. Почувствовав, что его разум начинает набухать, раскрываться, подобно почке на дереве, юноша открыл глаза и шагнул к левому краю шеренги. Первым, на кого упал его взгляд, стал невысокий, плотный черноволосый воин со шрамом у левого уха. Молодой витязь впился в него взглядом. Боец вздрогнул, его глаза широко раскрылись и попытались метнуться в сторону но не смогли — Брандовы зрачки крепко держали их на месте. Тем временем мир самого Бранда расцвёл сплетением красок: синие потоки страха, ярко-зелёные ручейки надежды, алые мазки гнева — всё смешалось в причудливой пляске. Так юноша видел чужие разумы, когда смотрел на них особым зрением. Оглядев всё это великолепие, и не заметив никаких отклонений, витязь разорвал связь.

— Этот чист.

Воин качнулся, переводя дыхание, а Бранд шагнул к следующему человеку. Им оказался один из двух возничих. Процедура повторилась. Ничего. Юноше повезло лишь на пятый раз — заглянув в голову молодого, жилистого охранника, он сразу же заметил неладное. Около двух сотен трубочек по обеим бокам скопления было странным образом изогнуто. Потоки эмоций там перемещались рваными, натужными толчками, не желая приспосабливаться к новому, неестественному руслу. Бранд разорвал связь.

— Этот. Маг копался в его памяти. Мне нужно осмотреть и остальных, чтобы убедиться, что больше никто не подвергся воздействию чар.

Юноша продолжил движение вдоль строя. Ещё трое человек оказались чисты, а вот последний, второй возничий, мог похвастаться не только искривлением височных трубочек, но и небольшими разрывами каналов в области лба. Бранд, успевший уже изрядно устать, сначала не поверил своему внутреннему зрению.

-“У этого не только память вскрыта. Здесь ещё и внушение…”, - юноша сжал пальцами виски, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли: “Так, признанные чистыми могут идти, а вы двое останьтесь.”

Воин и возничий испуганно сжались^[55]. В произошедшем не было их вины, но они подсознательно считали себя достойными сурового наказания, которое, по их мнению, и собирался привести в исполнение нанятый “маг”. Тем временем, Бранд, и не подозревавший о мыслях, витавших в головах караванщиков, повернулся к купцу и спросил

— Не найдётся ли здесь дров для костра?

Гло’Сар пожал плечами.

— Слуги уже должны были набрать хвороста с запасом и разжечь огонь. Я пошлю.

-“Благодарю. Я, пока что, схожу за травами.”, - затем юноша повернулся к только что осмотренным людям и, улыбнувшись, добавил: “Побудьте здесь. Ни о чём не волнуйтесь.”

Охранника и тележного бросило в холод. Они были совершенно уверены в том, что “колдун” собрался варить зелье. Какое именно? Не ясно, но, однозначно, злокозненное.

Для того, чтобы заглянуть в палатку, принести хворост и воду, поставить треногу, вынести пару стульев и разжечь костерок, потребовалось около трети часа. Вода закипела через пять частей. Бранд развязал мешочек, достал горсть белых засушенных цветков и щедрой рукой бросил их в кипяток. Над котелком начал подниматься горьковатый пар. Подождав около десяти частей, Бранд снял отвар с огня и разлил тёмно-жёлтую жидкость по непонятно откуда достанным глиняным кружкам. Две из них он передал караванщикам, одну предложил купцу, а последнюю оставил себе. Видя, с каким недоверием воин разглядывает предложенную жидкость, витязь подхватил свою чашку и сделал первый глоток. Караванщики пристально уставились на него, ожидая, пока зелье подействует, и чародей помрёт или упадёт без чувств. Бранд, видя, что доверия у людей не прибавилось, сделал второй глоток и отставил сосуд в сторону.

-“Зря отказываетесь”, - заметил он, как бы между делом: “Заваренная в кипятке ромашка отлично помогает привести мысли и чувства в порядок.”

Положительной реакции не последовало. Гло’Сар так и не притронулся к своей чашке, полностью поглощённый происходящим, а воин с возничим лишь крепче сжали глиняные сосуды в белых, как снег, пальцах. Юноша поднялся на ноги и принялся мерить обочину шагами.

-“Итак, дражайшие”, - протянул он, обернувшись наконец к караванщикам: “Постарайтесь вспомнить всё необычное, что происходило с вами в последнюю неделю. Провалы в памяти, необычные люди, странные животные, неожиданное исчезновение или наоборот появление предметов — мне важно всё. Постарайтесь не упустить ни одной мелочи — каждая из них может стать решающей в деле вашего нанимателя.”

Поняв, что никто не собирается казнить их на месте, наймиты воспряли духом. Первым слово взял охранник.

-“Мы этим путём шли в первый раз. Обычно господин Гло’Сар посылает разведчиков на день пути вперёд, чтобы проверить, безопасна ли дорога, но в этот раз нам пришлось спешить. Боги предостерегали нас, знаки посылали — и мышь сумки прогрызала, и ось ломалась и даже…”, - воин замолчал, смутившись.

Бранд поторопил его

— Продолжай. Говори всё, что вспомнишь, даже то, в чём не совсем уверен.

Вадд понизил голос.

— Был… один человек. Странный. Я видел его вечером, на постоялом дворе. Он представился наёмником из эрнцев; сказал, что недавно заработал хорошую сумму на удачно подвернувшемся заказе, а отпраздновать такую радость не с кем. Предложил выпить за его счёт.

Ноздри купца гневно раздулись

— То есть ты позволил себе напиваться с каким-то проходимцем на задании, да ещё тогда, когда мы везём столь важный груз?

Молодой воин вскинулся и обиженно засопел.

— Я не напивался! Мы выпили всего-то по паре кружек медовухи. Я ведь сам недавно ходил по тракту^[56]. Уж в таком положении, и не выпить с человеком? Это не по совести.

Бранд поднял руку.

— Постой. Ты сказал, что он из вольных, так? Что натолкнуло тебя на подобную мысль?

-“Ну…”, - охранник смутился: “Мы друг-друга чувствуем, понимаете, господин маг? Вы, наверное, также слёту определяете, где ваш человек, гильдейский, а где ярмарочный шарлатан. Это ведь так просто не изобразишь. Жесты, словечки особые — всё человека выдаёт.”

Бранд хмыкнул.

— Что ж, понимаю тебя. Значит, говоришь, он выглядел точь-в-точь как наёмник? Сможешь описать его?

— Да, конечно. Выше меня на полголовы, в плечах широк, борода густая, волосы где-то по плечи, русые, перехваченные кожаным ремешком, да хитрым таким, с узором.

— А одежда?

— Да обычная одежда. Рубаха, пояс, штаны, ботинки. Всё потёртое, в дорожной пыли.

-“Так…”, - Бранд задумчиво потёр щетину на подбородке: “Из твоего описания выходит, что это самый обычный наёмник, единственная примечательная черта которого — ремешок с узором. Но сначала ты назвал его странным.”

— Да… Он был какой-то слишком уж приветливый. Выпивкой угостить, поболтать немного — это понятно, но он вдруг, не с того ни с сего, начал задавать мне какие-то странные вопросы.

— Какие?

— Вот это вот самое чудное. Я точно помню, что он о чём-то спрашивал меня, помню, что мне его вопросы не понравились, а вот что именно мы говорили… Вот, хоть убей, не вспомню!

— Всё с тобой ясно. Это был разбойничий колдун; он выпытал у тебя необходимые сведения, а потом подчистил память.

Воин побледнел.

— То есть я всё ему выболтал?

— Нет-нет, что ты! Ему даже слушать тебя было не нужно. Понимаешь, он спрашивал тебя о чём-то, а ответ читал в твоей голове. Ладно, всё, что нужно, я у тебя узнал. Если вспомнишь что-то ещё касательно его особых примет или поведения, скажи. Пока же можешь идти.

Охранник вскочил с чурбака, поклонился и постарался побыстрее скрыться. Уж очень красноречивые взгляды кидал на него Гло’Сар… Бранд же, тем временем, начал расспрашивать возничего, сидевшего доселе тише воды, ниже травы.

— К тебе вопрос тот же. Видел что-нибудь странное в последнюю неделю?

-“Да, господин.”, - чуть слышно ответил возница: “Я видел человека, очень похожего на описанного Жаном. Он бродил возле наших телег на постоялом дворе два дня назад. В них не было ничего ценного, поэтому я не стал прогонять его сразу, а потом что-то случилось, не помню, что именно. Кажется, он попытался подойти поближе, и тогда я сказал ему проваливать.”

— Ясно… Сможешь вспомнить как он выглядел? Мне хотелось бы услышать два описания.

Возничий нервно заерзал.

— Да не помню я ничего, господин. Мне бы его и в лицо не узнать, не услышь я сейчас речь Жана!

— Что ж, тогда иди с миром.

Возница, не медля, вскочил и начал пятиться в направлении стоянки, испуганно кланяясь и что-то бормоча. Отойдя на десяток шагов, он повернулся к Бранду спиной и припустил прочь. Юноша положил подбородок на сцепленные пальцы.

— Мда… Дело дрянь, Гло’Сар. Ничего особенно полезного твои подчинённые не вспомнили, только напугались меня до поноса. Работать теперь с ними будет трудно. Но это не всё, есть новость и похуже. Наш таинственный маг тебя совершенно не боится.

Купец хмыкнул.

— А чего ж ему меня бояться? Следы этот ублюдок замёл накрепко — если б не ты, нам бы вовек его не вспомнить. Да даже и сейчас мы не стали ближе к нему! Я то думал, что ты собрался просмотреть воспоминания моих слуг и самостоятельно найти там всё необходимое, а это… Смех один!

— Тут ты, положим, неправ. Мысли я читать не умею, и никогда не умел. Что же до добытых сведений, их немного, но они крайне важны. Теперь мне известно, кто является для нас главным источником неприятностей, а значит я смогу предотвратить, по крайней мере, некоторую часть козней с его стороны. Так что следы он замёл паршиво; обратись ты к полноценному менталисту, а не такому слабосилку, как я, и тебе стало бы известно много всего о его внешности, его людях и даже методах сотворения волшбы. Следовательно, полагается он на скорость. Именно поэтому его люди не стали брать оружие, доспехи и украшения, ограничившись деньгами и накопителями. Стало быть, уже через пару дней его и его шайки здесь не будет. Однако, странно, что его люди не убили вас. Перерезать оболваненных слуг и воинов — задача не из трудных, а шанс, что его найдут, падает от этого в разы. Вывод один — ты нужен кому-то живым, Гло’Сар. Живым, но бедным.

Торговец закусил губы.

— Это мог быть один из моих соотечественников, Ут-трил Пун’Лог — он тоже купец, хоть и не столь богатый, сколь я. Этот выскочка предлагал мне партнёрство, но я, конечно же, отказался. Тогда этот негодяй пообещал мне вернуться к этому вопросу при других обстоятельствах. Как же я тогда не понял, что он готовит какую-то низость!

Вадд со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Бранд задумчиво посмотрел на него. Какая-то мысль плясала у юноши на задворках сознания, не желая проявиться. Он ещё раз посмотрел на купца. Внезапно, его осенило.

-“А почему ты отверг партнёрство этого, как ты говоришь, выскочки, Гло’Сар?”, - медленно, словно боясь упустить догадку, произнёс витязь.

Торговец презрительно сморщился.

— Негоже представителю древнего рода якшаться с выходцами из черни, тем более с такими остолопами!

Бранд щёлкнул пальцами и расплылся в улыбке.

— Кажется, я знаю, что именно произошло. Впрочем, мне кажется, что сначала нам стоит познакомиться ещё раз, не правда ли, уважаемый Гло-тум Тир’Схосар?

Купец побледнел.

— Откуда ты знаешь моё имя?

Бранд, не переставая улыбаться, ответил

— Догадался. До меня недавно дошли новости об одном богатом ваддийском купце, потерявшем солидные деньги из-за нескольких разбойничьих налётов. Упомянули и его благородное^[57] имя. И что же, Гло-тум? Стоило ли так рисковать?

Торговца аж перекосило.

— Пятьсот!

— Что “пятьсот”?

— Пятьсот печатней за работу и твоё молчание, витязь! Это большие деньги, а, чтобы получить их, потребуется всего лишь отдать пойманных преступников в мои руки и не упоминать о моём присутствии в этих землях.

Бранд покачал головой.

— Нет, купец, этого я делать не буду. Тати будут пойманы, мною одним, или с твоей помощью, а потом отправятся на княжий суд. Если ты беспокоишься о своей жизни, можешь ехать — никто тебя не держит.

Вадд задумался. Жадность боролась в нём со страхом. Наконец, взвесив все за и против, торговец принял решение.

— Я остаюсь. Мы вернёмся назад и разыщем шайку. Только учти, награда в этом случае остаётся прежней!

Бранд кивнул.

— Договор.

Мужчины пожали друг-другу руки, скрепляя сделку. Купец заспешил в лагерь, но был остановлен юношей.

— Тебе торопиться ни к чему. Я отправлюсь вперёд с одним из твоих людей. Он мне нужен только для того, чтобы найти место, где всё произошло. Расправляться с нападавшими я буду в одиночку. Может быть твои воины и хороши в бою, но не думаю, что они умеют тихо ходить по лесу и бороться с колдовскими наваждениями.

Торговец нехотя кивнул.

— Я пошлю с тобой Утто. Он отличный боец и надёжный человек.

-“Полагаюсь на твоё чутьё, Гло-тум.”, - ответил Бранд с усмешкой: “Пусть подходит к дереву, под которым мы встретились.”

Сказав это, он развернулся на пятках и пошёл к условленному месту. Там молодой витязь принялся перебирать сумки, прикидывая, что может помочь ему в поисках, а что станет помехой. Первым делом Бранд расчехлил доспех и принялся одеваться. Вес брони, распределённый по всему телу, не давил на плечи так, как сумка, позволяя меньше уставать. Конечно, долгие прогулки в нагруднике, поножах и наручах не отличались особой приятностью, но риск получить стрелу в брюхо перевешивал любое неудобство. Кроме того, облачённый в обычную рубаху, он мог быть принят за мага, что вызвало бы повышенное (и совершенно ненужное) внимание к его личности, а в доспехе он напоминал обычного наёмника^[58].

Едва лишь Бранд затянул последний ремень, как перед ним нарисовался воин средних лет, ведущий под уздцы двух лошадей. Он остановился в десяти шагах от юноши, кивнул в знак приветствия и произнёс

— Господин, моё имя Утто. Я взял на себя смелость выбрать для вас лошадь.

Молодой витязь оглядел представленных скакунов. Обе кобылы были взнузданы и оседланы. Сбруя на них была сугубо мирная — сёдла с луками в две ладони, длинные стремена. Очевидно, вадды предпочитали пеший бой. Впрочем, оно и хорошо — Бранд управлялся с лошадью не настолько искусно, чтобы усидеть в седле, размахивая клинком. Вообще говоря, будучи городским жителем, он не был особенно близко знаком с этими животными, а потому не слишком доверял им. Он уже думал ответить Утто, что предпочтёт бежать рядом, но через мгновение понял, что это вызовет ненужный ажиотаж. Неспособный защитить свои мысли от считывания, спутник-вадд мог выдать юношу, раскрыв врагу его истинные способности и спугнув добычу. Осознав это, молодой витязь вздохнул и поблагодарил бойца

— Спасибо, Утто. Только давай без всех этих пафосных обращений. Можешь звать меня просто — Бранд. Дай мне несколько частей; нужно перевязать вещи на седло.

Неразговорчивый вадд вновь кивнул. Юноша подхватил свои сумки и приторочил их к крупу лошади, пропустив лямки через седельные петли^[59]. Щит он повесил за спину, а копьё прислонил к седлу, зажав его одной с поводьями рукой.

— Тронулись!

Сжав ногами бока лошади, Бранд послал животное вперёд быстрым шагом. С непривычки переходить даже на рысь совсем не хотелось. Кобыла оказалась на диво смирной — почувствовав привычное давление на ребра, она размеренно зашагала вперёд, не артачась и не пытаясь сбросить седока. Успокоенный таким послушанием, юноша немного осмелел и встряхнул поводьями, переводя лошадь на лёгкую рысь. Копыта споро застучали по дороге, взметая маленькие облачка пыли. Вадд на своей кобыле пристроился ошую. Повернувшись к нему, Бранд начал давать указания

— Как приблизимся к месту нападения на полверсты, подай мне знак. Мы спешимся и спрячем лошадей в лесу. Затем ты доведёшь меня до туда и вернёшься к лошадям. Позаботься о том, чтобы вас не нашли. Если я не вернусь до темноты, подай сигнал. Надеюсь, у тебя есть свирестень^[60]?

-“Да, господин”, - почтительно ответил вадд, не отвлекаясь от езды: “Даже два”.

-“Отлично!”, - Бранд просиял и остановил лошадь: “Подай-ка мне один.”

Воин натянул поводья и засунул руку в поясную сумку. Пошарив там, он вытащил небольшую глиняную свистульку и протянул её юноше.

— Постой. Сможешь сыграть на ней дрозда?

— Дрозда?

Вадд выглядел удивлённым. Бранд сообразил, что он может попросту не знать такой птицы, или её эрнского названия.

— Что-то вроде этого.

Юноша издал короткую переливчатую трель и протянул свирестень обратно воину. Тот покачал головой и достал ещё один из той же сумки. Собравшись с мыслями и вздохнув пару раз, Утто приложил свистульку к губам и изобразил нечто очень похожее на только что сыгранную Брандом мелодию. Витязь одобрительно хмыкнул, убрал свирестень в поясную сумку и вновь послал лошадь вперёд.

***

Через несколько часов пути вадд поднял руку. Бранд натянул поводья и спешился, опираясь на копьё. Приземление вышло несколько неуклюжим — юноша с непривычки изрядно натёр зад и натрудил спину. Потянувшись, и скинув, после некоторого размышления, щит, он перекинул поводья вадду. Тот удивлённо вскинул брови.

— Господин, зачем вы оставляете щит здесь? А если у них луки?

— Во-первых, я просил не называть меня господином, а во-вторых, у меня свои способы. Щит будет мне только мешать. Мне нужно двигаться тихо и быстро. Как я сделаю это с чёртовой крышкой от бочки в руках?

Утто пожал плечами.

-“Воля ваша… Твоя, Бранд. Разбойники скрылись там.”, - он махнул рукой влево и добавил: “Я отгоню лошадей в противоположную сторону, к ближайшему ручью и буду ждать там.”

Пристроив кобылу витязя рядом со своей, охранник удалился за деревья. Дождавшись, пока он скроется с глаз, Бранд устремил взор на цепи следов. Всё было смазано, затоптано, переплетено в один невнятный клубок.

-“Демоново отродье!”, - раздражённо прорычал юноша: “Ну почему эти болваны не могут просто тихо уйти, оставив место преступления в относительном порядке? Нет, им обязательно нужно метаться, бегать вокруг, как безголовым курам, портя всю картину!”

Не видя ни одной чётко отделённой цепочки следов, Бранд решил двигаться вдоль вытоптанной полосы, отбрасывая направления, гдеотпечатки ног редеют быстрее всего, и следуя по наиболее протяжённым цепям. Покружив так с полтора часа, он наткнулся на свежую тропинку. Было видно, что её пытались замаскировать, но не слишком усердно. Впрочем, могло быть и так, что среди татей попросту не нашлось человека, умеющего прятать следы. Бранд, однако, не слишком беспокоился по этому поводу. Он не сомневался в своей способности тихо подойти к разбойничему лагерю и выведать там всё необходимое… Ну, или, хотя бы, быстро сбежать, возникни такая нужда.

Молодой витязь осторожно продвигался вдоль цепочки следов. Судя по глубине отдельных отпечатков, грабители старались двигаться след в след, но это им едва ли удавалось. Кроме того, то тут, то там можно было заметить и другие следы человеческого присутствия: сломанная ветка, погнутый куст, ошмётки какого-то гриба, разбитого разбойничьей ногой. Несмотря на подобную беспечность, Бранд не терял бдительности. В конце-концов, любой след мог оказаться ложным, ведущим в ловушку. Не стоит недооценивать людей, скрывающихся от закона — этот урок в молодых витязей вбивали накрепко. Чутьё не подвело юношу — он едва успел заметить верёвочку, натянутую поперёк тропы на уровне щиколотки. Осмотрев немудрёную ловушку, Бранд обнаружил пару колокольчиков, привязанных к её концам. Не успей он отдёрнуть ногу, и весёлый звон уже оповестил бы часовых о его присутствии. Юноша осмотрелся, прислушался и осторожно двинулся назад. Следовало предупредить Утто о том, что придётся задержаться на ночь.

***

Выйдя на дорогу, Бранд приложил свирестень к губам и пропел дроздом. Ответная трель послышалась слева-спереди. Двинувшись на звук, юноша за несколько частей достиг стоянки. Вадд неплохо спрятал её — провёл лошадей кругом, запутав следы, не стал разжигать костёр. Бранд одобрительно кивнул.

— Я нашёл лагерь разбойников. На то, чтобы расправиться с ними, мне потребуется несколько часов. Ты останешься здесь и будешь сторожить наши вещи. Постарайся приготовить что-нибудь к моему возвращению — я буду устал, зол и очень голоден. Вопросы?

— Почему ты оставляешь меня за спиной, будто ребёнка или слабую женщину? Я воин, и я стою в бою по меньшей мере троих татей!

-“Их маг, конечно же, порадуется этому, когда подчинит тебя и направит твой топор мне в спину.”, - саркастически парировал Бранд.

Утто поник. Юноша прекрасно понимал его чувства, но поделать ничего не мог. Он прислонил копьё, зажатое доселе в руке, к стволу дерева, надел шлем, подхватил с земли щит, продев руку в петли, повернулся к вадду и добавил

— Кстати, копьё моё трогать даже не думай. Оно зачарованное: тронешь — останешься без руки^[61].

Утто понятливо кивнул. Бранд развернулся и двинулся назад, к лагерю. Дорога по разведанным следам заняла около трети часа. Юноша не стал выходить аккурат к прежнему месту, предпочтя сойти с дороги и заложить петлю. Смеркалось. Выглядывать в подступающей тьме ловушки становилось всё сложнее, но Бранд понимал, что ночь — его союзник. Днём человек бодр, полон сил и внимателен, а ночью даже самый стойкий часовой нет-нет, да и моргнёт, задумается. Кроме того, днём хрустнувшая поблизости ветка однозначно ассоциируется с подбирающимся неприятелем, а ночью… А что ночью? Мало ли хищников бродит по лесам, кружа вокруг людских стоянок, будучи привлечёнными теплом костра и запахом пищи. В конце концов, ночью все кроме дозорных спят. Перережь стражу горло, ударь его по затылку тяжёлой колотушкой, и никто не помешает тебе взять остальных тёпленькими.

Витязь крался, словно хищник, подбирающийся к добыче. Он уже чуял запах дыма и слышал тихое потрескивание костра. Наконец, юноша заметил отблеск пламени, а пройдя ещё с десяток шагов, увидел сам лагерь. Он представлял из себя поляну, в центре которой горел небольшой костёр. Вокруг костра стояло четыре палатки. Вместе они образовывали пятиугольник без одной стороны. Очевидно, это было сделано для простоты выхода.

Бранд затаился. Требовалось точно определить, сколько часовых выставили разбойники. Один сидел на виду, возле костра, но ещё по меньшей мере один ходил где-то в лесу. Не зря же там была натянута верёвочка с колокольчиками? Юноша отошёл чуть дальше в чащу и принялся кружить возле стоянки, выглядывая часового. Искомый обнаружился в полусотне шагов. Он, к сожалению, не спал. Бранд принялся задумчиво перебирать флаконы с зельями, плотно прижатые петлями поясного чехла.

-“Где-то тут было сонное зелье”, - пробормотал он себе под нос.

Обычно сонный отвар применяли для успокоения горячечных больных или если было необходимо отрезать загнившую от раны или обморожения конечность. Зелье в этом случае заливали в рот. Однако, Бранду нужно было тихо и быстро успокоить дозорного. Можно было попробовать смочить отваром какую-нибудь тряпку и прижать её к его лицу, но, окажись количество зелья недостаточным, мерзавец мог вырваться и переполошить всех, или же проснуться в самый неподходящий момент.

-“Что ж”, - вздохнул Бранд, убирая меч в ножны и вынимая из-за голенища нож: “Ты до суда не доживёшь.”

Юноша осторожно положил на землю щит и перехватил клинок так, чтобы пятка упиралась в основание ладони. Простая деревянная рукоять удобно легла в руку, привычно грея и придавая уверенности. Шаг, ещё один. Витязь тихо подбирался к разбойнику, молясь, чтобы под ногу не попался какой-нибудь мусор. Всё прошло гладко. Юноша приблизился к грабителю на десяток шагов. Тать стоял, озираясь и прислушиваясь к ночной тишине, но Бранда, очевидно, не слышал, да и не ожидал разбойник нападения со стороны лагеря. Последние сажени молодой витязь прошёл быстро, на полусогнутых ногах. Когда до врага осталось около двух саженей, юноша напряг ноги и сиганул вперёд со сверхчеловеческой скоростью, обхватывая левой рукой рот татя, а правой вонзая ему в шею нож. Разбойник попытался дёрнуться и захрипеть, но Бранд был быстрее. Он рванул нож вперёд, усиливая мышцы огнём души, вскрывая гортань и все жилы разом. Щедро плеснула кровь. Дёрнувшись ещё несколько раз, тать затих.

Обтерев лезвие ножа об одежду мертвеца, Бранд критически оглядел себя.

-“О, хорошо! Не замызгался.”, - прошептал он, довольно улыбнувшись и прицокнув языком.

Не тратя время на обыскивание покойника, витязь вернулся к тому месту, где оставил щит несколько частей назад. Закинув деревянный круг за спину, юноша вновь двинулся к лагерю. Второй часовой всё также сидел у костра, склонив голову. Приглядевшись, Бранд понял, что часовой уснул.

— А дружок-то у тебя покрепче был…

Вновь оставив щит на земле, юноша, крадучись, двинулся к часовому, обходя его со спины. Приблизившись, воин осторожно склонился над разбойником и, зажав одной рукой его рот, сдавил пальцами второй жилки, бьющиеся на шее. Они забились быстрее, уснувший часовой проснулся и попытался вырваться, но быстро обмяк. Осторожно уложив его на землю, Бранд посмотрел в сторону щита, плюнул, и подошёл к костру. Найдя там подходящий булыжник, молодой витязь ухмыльнулся и полез в первую палатку. Там лежало пятеро разбойников, и, как назло, ногами ко входу. Осмотрев это безобразие, Бранд вздохнул, положил булыжник и опустил полог. Он достал из поясного чехла мензурку с сонным отваром и направился к костру. Там, пошарив в огне, он вытащил наполовину прогоревшую ветку, осмотрел её, проверяя, не слишком ли она крошится, и полез обратно в палатку. Там он открыл зубами флакон с отваром, вылил треть жидкости на только что добытую ветку, воткнул её в землю и поспешно задёрнул полог. Нагреваясь, зелье испаряется. Таким образом оставшись в закрытой палатке, оно попадёт в тела татей и обеспечит им крепкий, глубокий сон. Во втором шатре Бранд провернул ту же самую схему, а вот обитателям третьей палатки повезло меньше. Их было всего трое. Очевидно, оба часовых спали здесь (об этом свидетельствовали и две пустых лежанки). Получив возможность передвигаться без риска наступить кому-нибудь на руку, юноша решил не церемониться. Он вернулся к костру, подхватил там облюбованный ранее булыжник и углубил сон разбойников тремя тяжёлыми ударами по головам.

Оставалась последняя палатка. Она была меньше, чем прочие, поэтому Бранд решил оставить её напоследок, справедливо полагая, что там обитает разбойничий колдун. Так и оказалось. Однако, стоило юноше отдёрнуть полог, как маг открыл глаза. “Охранное заклинание!”, - запоздало догадался молодой витязь. Волшебник вскинул руку и резко бросил

— Стой!

Бранд почувствовал, как оковы чужой воли заставляют его замереть. Он поспешно закрыл глаза, ослабляя связь, и вызвал перед внутренним взором образ зелёного пламени. Оно явилось, опутанное цепями, что казались выточенными из светлого, полупрозрачного камня. Молодой витязь, не успев даже толком обдумать свои действия, заставил огонь раздаться ввысь и вширь, плавя цепи. Даже сквозь пелену транса, юноша услышал крик. Вернувшись в плотский мир, Бранд увидел, как менталист, только что взявший его под контроль, оседает на землю, заливая её кровью, обильно струящейся из носа. Юноша и сам чувствовал себя паршиво, но колдун, очевидно, пострадал сильнее. Бранд подошёл поближе, легонько пнул мага под рёбра, потёр лицо руками и тяжело вздохнул.

— Да уж… Ну и ночка.

Глава 6. Дом, милый дом

Когда люди Гло-тума достигли места вчерашнего нападения, их лицам предстала странная картина. У дороги, в тени деревьев, лежали разбойники, связанные по рукам и ногам. Было заметно, что связывали их со знанием дела и, так сказать, с любовью к искусству — узлы на верёвках были затянуты столь тщательно, и было их так много, что грабители едва могли пошевелиться. Рядом, открыто любуясь этой картиной, сидел недавно нанятый молодой витязь. Он катал во рту травинку и насвистывал какую-то весёлую мелодию. В нескольких шагах от витязя сидел приданный ему в помощь охранник каравана. Вадд опасливо косился на юношу и проявил бурную радость, завидев соотечественников. Утто подскочил к купцу, ехавшему в голове колонны и доложил

— Тиржанлог пунтрилгллог, урпунтрилжанлог Гло’Сар!^[62]

Торговец с уважением оглядел ряд пленных.

-“Вижу”, - промолвил он: “Слухи о могуществе витязей полностью соответствуют действительности! Ты полностью заслужил свою награду, уважаемый Бранд. Однако, скажи мне, скольких из этих мерзавцев поверг мой воин? Я хочу наградить его отдельно.”

Юноша встал, выплюнул изо рта травинку, зевнул и проронил, указывая пальцем на крайних справа татей

— Вот этих двоих. Он поверг их в глубокий шок, когда начал кидаться в них головнями, приняв спросонья за демонов.

Утто залился густой краской.

— Спросонья? Он заснул в бою? Или в засаде?

Купец явно не мог понять, что имеет в виду витязь.

-“Да в какой засаде?”, - отмахнулся Бранд: “Я его с лошадьми и вещами оставил, а он задремал. Впрочем, немудрено — была уже почти полночь.”

— Ты оставил моего лучшего воина с лошадьми, а сам отправился в бой против полутора десятков разбойников в одиночку? Но зачем?

Купец совершенно потерялся в действительности. Бранд же, будто и не замечая этого, пожал плечами и ответил

— А зачем он мне там? Чтобы маг подчинил его и направил против меня? Вот уж чего не надо, того не надо! Этот говнюк и так причинил мне достаточно неприятностей.

— Он навёл морок?

— Нет, подчинил. Вернее, попытался — я от него отбился. Но знал бы ты, как у меня после этого болела голова! Целый час ворочался, пока отвар себе не сделал!

Услышавшие это караванщики испуганно отпрянули. Вещи, о которых витязь говорил совершенно обыденно, даже небрежно, казались им невероятными. Купец сглотнул. У него возникали мысли забрать у витязя часть вознаграждения, прикрывшись тем, что денег в кошелях не хватает, но теперь он справедливо рассудил, что, даже если это и взаправду так, лучше будет неукоснительно следовать договорённостям. Внезапно его осенило.

— А что же обычные воины? Их ты тоже поверг особыми силами витязей?

Юноша отрицательно замахал руками.

— Ой, да какие особые силы? Одному нож в горло, одному шею пережать, остальным сонное зелье в палатку или хороший булыжник в лоб.

Охранники сдавленно закашлялись. Они, несомненно, осознавали, что описанный сценарий вполне возможен, более того, многим из них случалось проворачивать нечто подобное в годы работы по свободному найму, однако обычно такими вещами занимались, по меньшей мере, трое или четверо хорошо подготовленных наёмников, которые потом хвастались этим опытом в трактирах и харчевнях. Слышать подобное от юнца, едва начавшего отращивать бороду, было попросту дико.

Купец смог справиться со своими чувствами несколько лучше подчинённых, ограничившись сдавленным хеканьем. Нервно проведя по волосам ладонью, он судорожно вздохнул, спешился и сказал витязю, как старому другу

— Спасибо за помощь твою, Бранд! Век благодарен буду. Думаю, столь ревностная и честная работа заслуживает большего вознаграждения, чем было условлено. Я готов заплатить тебе триста печатней, витязь, и могу довезти тебя до любого места, куда будет заходить мой караван.

Охранники загудели. Названная сумма равнялась половине их общей платы за целый поход! И она, наверняка, должна была быть выплачена именно из их доли. Юноша улыбнулся и ответил

— И тебе спасибо, достопочтенный Гло’Сар. Деньги лишними не бывают, но мне с вами не по пути. Я иду на восток, и буду вынужден просить твоей помощи. Мне нужно доставить этих татей на княжий суд, но, если я развяжу им ноги, они могут сбежать, да и спать в таком окружении будет небезопасно. Можешь довезти их до ближайшей деревушки, Кранна? Если я правильно понимаю, где мы находимся, до неё всего полдня пути, и кроме того, уверен, вам заплатят за помощь княжескому правосудию.

Купец едва заметно вздохнул. Гло-туму хотелось побыстрее расстаться с пугающим его витязем и продолжить путь домой, где его дожидались торговые дела и новообретённый враг, но проверять дружелюбие столь опасного воина отказом хотелось ещё меньше. Торгаш с трудом выдавил из себя радушную улыбку и, лениво махнул рукой.

-“Да что там! Мелочи, право слово!”, — затем он повернулся к слугам и бросил: “Грузите пленных!”

— Сейчас я ещё одного достану. С ним нужно будет поосторожнее — он тот самый маг, что читал ваши мысли и брал вас под контроль. Кстати, эта сволочь много знает, так что берегите его голову!

Зайдя за дерево, Бранд вытащил на всеобщее обозрение связанного колдуна. Тот был стянут почти так же, как и его подчинённые. Единственным, что отличало и, в некоторой степени, выделяло его среди прочих, был мешок на голове. Сдёрнув его, юноша продемонстрировал купцу лицо человека, описанного ранее охранником по имени Жан. Казалось, лицо это может вызвать лишь жалость — красные глаза, всклокоченные волосы, засохшие дорожки крови из носа, замотанный рот, забитый, вдобавок, какой-то тряпкой. Однако заметить жалость в глазах хотя бы у одного из здесь присутствующих было решительно невозможно. Никто не любит грабителей, ведь никому не нравится, что его деньги, заработанные честным и упорным трудом, могут пропасть в кошеле у какого-нибудь негодяя с ножом лишь потому, что последний не чурается использовать свой нож в грязных делах.

Убедившись, что все желающие достаточно рассмотрели мага, Бранд натянул мешок обратно. Купец махнул рукой, приказывая погрузить колдуна к остальным. Тем временем, витязь с Утто вновь скрылись за деревьями, с тем, чтобы вновь появиться через несколько частей, ведя в поводу лошадей. Животные выглядели столь же спокойно и отрешённо, сколь и вчера. Очевидно, годы походной жизни приучили их не удивляться таким мелочам, как полтора десятка связанных преступников по соседству. Одна из кобыл — та, что досталась вчера Бранду — меланхолично жевала молодой куст, добытый только что где-то в лесу. Подведя лошадь к Гло-туму, витязь хлопнул животное по крупу и воскликнул

— Моё почтение тому, кто её объезжал! Кобылка прямо-таки на диво смирная и послушная!

Купец тут же, почти непроизвольно, предложил

— Желаешь купить?

— Нет-нет, упаси боги! Я ездок неважный, для меня удержаться на взбрыкнувшей лошади — уже достижение. Мне пешком как-то… привычнее.

-“Что ж, в таком случае очень рад, что моя лошадь тебе подошла.”, - ответил Гло-тум, обливаясь потом и благодаря свою жадность, присоветовавшую дать витязю немолодую клячу, которую держали в караване в качестве заводной. Страшно подумать, что могло бы случиться, будь на месте старой Нэлли ретивый жеребец Тинта, могущий сбросить и опытного наездника, но отличающийся статью, резвостью и боевым норовом.

“Нужно быстрее добраться до Кранна и избавиться от этого витязя, пока моя удача не иссякла”, - подумал торгаш и невольно вздрогнул, представив, что может произойти с ним и его людьми в этом случае.

***

Караван приблизился к частоколу, окружающему охотничью деревню, в пятом часу пополудни. Бревенчатые ворота, скрепленные толстыми жердями, были закрыты наглухо. Бранд вышел вперёд, взяв шлем под мышку и опершись на копьё.

— Эй, есть кто живой?

С надвратной башни ответили

— Живые есть. Но вас мы не впустим!

Юноша опешил.

— Не далее, как два года назад я проходил здесь с караваном, и нам не отказали в ночлеге. Неужели настали настолько плохие времена?

— А то ты сам не знаешь! В общем, хватит разговоров! Проваливайте подобру-поздорову, а не то стрелять будем!

— Ладно, селянин, стой! Вижу, дело и впрямь плохо. Позови Гостомысла, скажи, что с ним хочет говорить витязь!

-“Витязь?”, - недоверчиво спросил житель: “Эка как! Только вот Гостомысла нет.”

— А когда он вернётся?

— Откуда мне знать? Ну, положим, через пару дней.

— Тогда старосту зови. А лучше впусти меня внутрь, да дай обсудить дела.

— Не впущу. Почто мне тебе верить? Ну назвался ты витязем, и что? Вдруг ты разбойник? Я вот, например, отсюда вижу, что у вас тюки на телегах шевелятся. Уж не ваши ли это подельники? Мы вам ворота откроем, а вы нас перережете, как курей.

Параноидальная осторожность дозорного была продиктована вовсе не личным сумасбродством, а тяжёлым опытом последних лет, но Бранд этого не знал, а оттого ему казалось, что селянин над ним попросту издевается. Юноша раздражённо прошагал к телегам, поднял рогожу, которой были укрыты разбойники, и отошёл, показывая уложенных ровными рядами пленников.

— Ну как, похожи они на наших подельников?

-“Этого отсюда не видно. Того, что ты витязь, кстати, тоже.”, - последовал ответ с надвратной башни.

Бранд глубоко вздохнул, рубленым движением опустил рогожу обратно, подошёл к воротам и, напитав мышцы силой, сиганул к верхушке башни. До неё было около двух саженей, слишком высоко для одоспешенного прыжка, но юношу это не остановило. Зацепившись за ограду башни руками, он перекинул своё тело внутрь и, подняв злое красное лицо на деревенского, прошипел

— Ну как, теперь ты веришь, что я из Ордена?

Глаза селянина увеличились по меньшей мере вдвое. Он едва слышно выдавил: “Светлые боги…”, — после чего обмяк и осел на деревянный пол кулём. Бранд склонился над незадачливым дозорным и ударил его несколько раз по щекам.

— Эй, охотник, вставай!

Веки деревенского затрепетали, он тяжело заворочался и навёл мутный взгляд на витязя. Однако, стоило его глазам немного проясниться, как они вновь увеличились до размеров печатня, а их обладатель сделал судорожную попытку отползти назад, но наткнулся спиной на бревенчатую стенку и замер.

— Д-д-д…

-“Что ты хочешь сказать мне, добрый человек”, — устало вымолвил Бранд.

-“Д-д-демон!”,— выдавил наконец дозорный, справившись с заиканием. Он, по всей видимости, хотел закричать, но сдавленное страхом горло смогло произвести лишь слабый сип.

Юноша потёр ладонью лицо.

-“Ну какой же я демон? Я витязь, защитник всех людей на этой земле. И тебя в том числе. Вот, видишь?”,— Бранд достал из ножен меч и сунул его под нос полуобморочному охотнику: “Волшебный клинок. Теперь-то я тебя убедил?”.

Деревенский мелко закивал.

— Проведёшь меня к старосте?

— Проведу. Только детушек не трогай!

— Всё с тобой ясно… Ну, веди, чего застыл? Только ворота сначала открой.

Селянин метнулся вниз по лестнице и, всё так же мелко трясясь, поднял тяжёлый засов. Скрип ворот заставил нескольких жителей деревни высунуться из окон своих высоких домов. (Дело в том, что предыдущие события не были слишком уж громки, оставляя обитателей охотничьей деревушки в неведении относительно происходящего.) Один из высунувшихся, старик с длинной всклокоченной бородой, возмущённо оглядел происходящее и закричал

— Прохор, тебе что, жить надоело? Ты кого к нам впустил?

Дозорный потупился и пробормотал, чуть запинаясь

— А в-вот и наш с-староста…

Бранд решительно зашагал к обиталищу главного в деревне человека. Лестница, ведущая ко входу, была затянута внутрь, поэтому юноша просто задрал голову, пристально вглядываясь в лицо старосты. Тот, в свою очередь, не обращал на молодого витязя ни малейшего внимания, будучи полностью сосредоточенным на происходящем. Повозки, одна за другой, въезжали внутрь стен, сбрасывали свой живой груз и вновь выезжали на дорогу. Когда последний тать был уложен на землю, Бранд, отчаявшийся договориться с деревенскими в хоть сколько-нибудь скором времени, подошёл к ваддийскому купцу и начал прощаться.

— Спасибо тебе, Гло’Сар, за содействие княжьему правосудию. Дадут боги, свидимся ещё.

Торговец сердечно поблагодарил юношу за добрые слова и выразил ответную надежду на скорую встречу, молясь про себя о том, чтобы эта встреча никогда не наступила. Вадды встали в походный порядок и двинулись назад, в сторону границы. Стоило им скрыться за поворотом, как из домов начали появляться жители. Среди прочих вышел и староста. Он смотрел на чудного гостя недоверчиво, с опаской, ежесекундно переводя взгляд с юноши на пленников. Бранд вздохнул и, натянув на лицо серьёзно-официальное выражение, заговорил

— Уважаемый староста, прошу тебя оказать помощь княжьему суду. Люди, лежащие у стены — разбойники, и мне нужно оставить их у надёжного человека, чтобы быть уверенным, что они не сбегут к моему возвращению.

Услышав волшебное словосочетание “княжий суд”, староста сразу настроился на деловой лад.

— Ну, княжьим людям помочь — оно завсегда хорошо. Только ты скажи сначала, кто сам будешь, мил человек.

-“Витязь”,— смиренно ответил юноша, уже привычно вытаскивая из ножен меч.

-“О как…”, — глубокомысленно изрёк староста, рассмотрев цвет клинка: “Ну что же, витязям помочь мы тоже рады. Токмо вот… Кто за разбойничков-то платить будет, а?”

— Княжьи люди. Они возместят все расходы на еду и добавят немного сверху, за беспокойство.

-“Хорошо, ежли так”, — протянул старик, сразу же прикидывая, сколь выгодным будет предстоящее событие для деревни: “Сколько времени тебе потребуется?”

— Неделя, скорее всего. Может быть восемь дней.

— Ну, это-то ничего. Мы тогда татей по подклетам запрём. Прохладно конечно, но да ничего, не околеют.

— Спасибо, добрый человек. Твоя помощь не будет забыта!

Староста кликнул селян. На зов явились, в основном, дюжие бабы да детишки постарше, и не мудрено — мужчины-то на охоте. Осень, как-никак, самое время… Оставалось непонятным, кто, по мнению Прохора, должен был обстреливать незваных гостей, возникни такая необходимость. Приснопамятный дозорный, кстати, принял в растаскивании пленников самое что ни на есть деятельное участие. Судя по испуганно-осторожным взглядам, бросаемым на юношу, причиной столь бурной активности являлось желание выдворить витязя из деревни побыстрее. Глядя на это, Бранд задумался, что же он сделал не так. Юноша ни разу не слышал, чтобы кто-то хоть словом недобро помянул витязей, а он за последние сутки напугал двоих людей чуть ли не до смерти! Да и взгляды караванщиков, бросаемые на него, были весьма красноречивы… Значит, или старшие витязи подходили к использованию своих сил более осмотрительно, не показывая их суеверным, простым жителям отдалённых деревень, или же… говорить о витязях плохо попросту боялись. На самом деле, оба предположения могли оказаться верными, но Бранду хотелось верить, что первое находится ближе к истине, и ему нужно всего лишь научиться сдерживаться в присутствии непосвящённых.

Когда юноша пришёл к некоторому внутреннему согласию и вернулся в реальный мир, работа была почти закончена. Бранд едва успел остановить двух мальчишек, тащивших брыкающегося мага.

— Постойте. Этого я забираю с собой.

Отроки без промедления бросили колдуна там, где стояли, и убежали за следующим пленником. Чародей протестующе замычал, возмущённый грубым обращением, однако его мольбы пропали втуне, не услышанные ровным счётом никем. Бранд подхватил разбойника, перекинув его через плечо, как мешок с репой, и двинулся прочь из деревни. До заката оставалось ещё, по меньшей мере, несколько часов, которые следовало потратить с пользой.

Отойдя за ограду, юноша сбросил пленника на землю и принялся развязывать тугие узлы. Даже когда верёвки, вместе с полотняным мешком, упали в дорожную пыль, колдун не попытался вскочить и сбежать, предпочтя остаться на земле, растирая затёкшие конечности. Бранд одобрительно кивнул.

— Вот, сразу бы так. Глядишь, и мешок не пришлось бы надевать.

Маг не отвечал, лишь глядел исподлобья, хмуро. Наконец он спросил, еле ворочая иссушенным языком

— Ты решил казнить меня, верно?

Юноша покачал головой.

— Нет, просто неохота тащить тебя на себе до Рехена. Предлагаю сделку — ты спокойно идёшь чуть впереди, не пытаясь сбежать или подчинить кого-то, а взамен получаешь возможность наслаждаться солнцем, свежим воздухом и свободным ртом. Ну как, устраивает?

Колдун скривился, но согласился. Пленник и пленитель двинулись вперёд. Шли молча — желания разговаривать не было ни у юноши, ни у мага. Завечерело. Бранд остановился и ткнул разбойника пяткой копья в спину.

— Остановка на ночлег. Давай-ка, бери лопату, да начинай делать костровую яму.

Маг поджал губы, но принял означенный инструмент и принялся неловко вскапывать почву. Увидев, чем занимается пленный, Бранд хохотнул.

— Что, не доводилось держать в руках простых орудий? Ладно, давай покажу, как надо.

Отобрав у татя лопату, молодой витязь принялся споро очерчивать на земле квадрат со стороной в полтора локтя. Закончив, он начал делить очерченную площадь на меньшие части, со сторонами в пол-локтя.

— Вот так. Втыкай лезвие в землю на пол-ладони, затем поддевай вырезанные пласты и складывай рядом.

Чародей вновь принялся за дело. Выходило у него, конечно, криво и медленно, но, с другой стороны, всегда лучше, когда бытовыми делами занимается кто-то другой. Даже если выходит у него плохо.

“Полюбовавшись” на потеющего разбойника и подавив желание огреть его лопатой промеж ушей (исключительно за нарушение всех правил работы с благородным инструментом, конечно же), Бранд начал разбирать вещи. Сам он, конечно же, намеревался спать на скатке, выданной в Цитадели, а вот татя ожидала не самая приятная ночка. Юноша попросту забыл захватить в лагере хоть что-нибудь подходящее, а возвращаться, само собой, было уже невместно.

Когда маг, с грехом пополам, докопал яму, Бранд повёл его за хворостом. (Отпустить пленника одного юноша не мог, поэтому любое, даже самое мелкое задание, приходилось выполнять вместе.) Спутники потратили на сбор достаточно приличной охапки веток и сучьев около получаса. Половина этого времени была истрачена впустую, будучи занятой спотыканием чародея в темноте, падениями чародея на землю и, наконец, проклятиями чародея в адрес пресловутой темноты, являвшейся, казалось, средоточием злого умысла, и помышлявшей лишь о том, как свернуть шею «несчастному» колдуну. Устав от бесконечного ворчания, Бранд пообещал разбойнику найти самую смолистую, крупную и колючую во всём лесу шишку и засунуть её в один излишне громкий рот. Маг проявил удивительную сговорчивость, умолкнув в одно мгновение.

Окончательно стемнело. Неодобрительно цокнув языком, юноша приказал пленнику сидеть смирно, а сам занялся разведением костра. По счастью, хворост был сухим и огонь занялся быстро. Уже через несколько частей над ним появилась тренога с котелком, в котором закипала вода. Засыпав туда крупу из кожаного мешочка и сдобрив её травами, Бранд принялся помешивать пустую кашу — вяленое мясо, пригодное для употребления в пищу без дополнительной обработки, следовало сберечь на случай, если полноценный привал сделать не удастся. Когда зёрна разварились, юноша снял котелок с огня и принялся орудовать ложкой. Почувствовав взгляд колдуна, он поднял голову и столкнулся с парой голодных глаз. Это зрелище натолкнуло Бранда на мысль о том, что чародей не ел с прошлого вечера… И будет вынужден попоститься ещё пару деньков.

— Чего смотришь? Есть охота? Ну извини, ты у меня первый пленник, о некоторых вещах я не подумал. Но да ничего, поголодаешь немного, жирок сбросишь.

В глазах худощавого мага вспыхнули огни едва сдерживаемой ненависти.

— И глазами на меня не сверкай! Завяжу!

Колдун уткнул взгляд в землю. Бранд неодобрительно покачал головой и продолжил есть. Выбрав содержимое котелка до дна, он обтёр ложку чистой тряпицей, убрал её в сумку и достал моток верёвки, снятый с разбойника несколько часов назад.

— Не обессудь, но на ночь я тебя свяжу, впрочем не слишком туго, чтобы руки-ноги не пережало. Цени! Однако учти, попытаешься сбежать — будешь спать подвешенным на дереве.

Маг, уже не сопротивляясь, протянул юноше соединённые кисти рук. Бранд принялся изучать ладони и пальцы татя, прикидывая, какой узел лучше использовать. Выбор был невелик — узкие кисти мага с длинными гибкими пальцами подходили для связывания, так сказать, из рук вон плохо. То ли дело мускулистые кулаки какого-нибудь воина или крестьянина — накинул на запястья пару прямых петель и хорошо. А тут…

Молодой витязь решил остановиться на рабской протяжке. Он переместил запястья татя за спину, обмотал вокруг них верёвку, формируя нечто наподобие браслетов. На каждой руке скручивалась петля, которая, затем, по диагонали переходила на другую руку. Процесс повторился несколько раз, после чего Бранд перемотал место пересечения и перешёл к связыванию ног. Ступни были подняты вверх, так, чтобы голени образовывали прямой угол с бёдрами, и прочно зафиксированы добрым десятком петель. Затянув последний узел, юноша привязал свободный конец к близ стоящему дереву, отсекая пленнику последнюю возможность к побегу, а затем откинулся на скатку и мгновенно провалился в сон.

***

Дорога до Рехена заняла три дня. Бранд мог бы добраться туда и быстрее, но физические возможности мага не позволяли взять необходимый темп: витязю постоянно приходилось останавливаться, замедлять шаг и слушать тихое злобное бормотание. Колдун ругался на латыни, очевидно надеясь напугать юношу или, хотя бы, заставить его понервничать, но Бранд, знавший, что слова без ритуала не значат ровным счётом ничего, и немного понимавший по-имперски, лишь похохатывал про себя. Впрочем, стоило юноше заслышать звуки каравана или завидеть путника, как он приказывал татю умолкнуть, дабы не смущать простой народ.

Когда деревья поредели и из-за холмов показались городские стены, Бранд снова достал верёвку и тряпки, которыми он заимел привычку завязывать рот колдуна. В конце концов, тать был пленником и преступником, а потому при его перемещении требовалось соблюдать определённые правила. Разбойник, понимая, что скоро ему предстоит оказаться в порубе^[63], с тоской смотрел по сторонам. Бранд же, напротив, находился в отличном расположении духа. Он уже предвкушал визит домой… Но сначала требовалось разобраться с делами.

Итак, спутники оказались под стенами Рехена в два часа пополудни. Завидев странную парочку, стражники, стоявшие у верей^[64], напряглись и перехватили копья поудобнее.

— Стой! Назовись!

— Я Бранд Бьернсон, витязь, веду татя на княжий суд.

В подтверждение своих слов, юноша снял с наконечника копья кожаный чехол. Лезвие цвета морской волны задорно заблестело, будто подмигивая служакам. Стражники переглянулись.

— Мил человек, а не изволишь ли подойти поближе? Ты мне кое-кого напоминаешь, прям до боли.

Бранд ухмыльнулся и зашагал к воротам. С каждой пройденной саженью огонёк узнавания в глазах стражников загорался всё ярче. Наконец, когда до входа в город оставалось всего две-три сажени, левый охранник всплеснул руками и воскликнул

— Бранд! Бьернов сынишка! Ты гляди, как вымахал, батьке на зависть!

Щёки юноши слегка порозовели от смущения.

— Дядька Лад, давай хоть за ворота пройдём, разбойничка на постой определим!

— И то верно. Тащи его к казармам, а я пока схожу за Бьерном.

Десятник направился куда-то вглубь города быстрым шагом. Бранд посмотрел ему вслед, перехватил копьё поудобнее и осторожно подтолкнул пленника. Тот двинулся вперёд, не дожидаясь дополнительных понуканий.

Шли медленно. Чародей, лишённый возможности видеть, непрестанно спотыкался и, казалось, пытался познакомить свой высокий лоб с каждым попадающимся на дороге препятствием. Попадающиеся тут и там люди взирали на эту картину со смешанными чувствами, кто-то даже ахал и перешёптывался; сказывалась специфика приграничного города. Вообще говоря, в Рехене набеги сэконунговых шаек были более привычны, чем даже карманные кражи, и не мудрено — когда все знают друг-друга хотя бы в малой степени, а большая часть мужчин владеет оружием, преступник оказывается в руках стражи в течение нескольких часов с момента совершения злодеяния, что совершенно отбивает охоту заниматься в подобных местечках каким бы то ни было бесчестным трудом. Конечно, нельзя сказать, что всё в городе шло совершенно гладко… Но, в целом, вид преступника с мешком на голове был для жителей Рехена зрелищем непривычным.

Путь до казарм занял около трети часа. Когда Бранд только завидел стены поруба, его отец уже стоял там. Заметив родителя, юноша сразу невольно подобрался, поправил сбрую и вышел к казармам чуть ли не строевым шагом, направляя пленного впереди себя выверенными тычками пятки копья. Заслышав шаги, Бьерн повернулся к источнику звука, и в тот же миг переменился в лице. Оно вдруг перегнулось, растянулось в какое-то странное, несвойственное для себя выражение. Русобородый великан робко шагнул вперёд.

-“Сын?!”, — выдавил он полувопросительно.

Бранд вдруг и сам застыл столбом, не зная, что сказать. Они прошли навстречу друг-другу.

— Отец…

Сотник положил мозолистые ладони на плечи юноши; тот, в свою очередь замялся, судорожно сжав древко копья, не уверенный, стоит ли бросить оружие и обнять родителя, или же остаться на месте и соблюсти некоторую процедуру. Не придя ни к какому решению, Бранд неловко поднял левую руку, и приобнял отца. Лад в стороне усмехался в усы, не забывая придерживать пленника…

Наконец, родовичи разорвали неуклюжие объятия. Опыт сотника возобладал над чувствами, и Бьерн, стерев несколько капель влаги, непонятно откуда взявшихся в уголках глаз, принялся расспрашивать молодого витязя.

— Лад передал мне, что ты привёл пленника. Кто он? При каких обстоятельствах ты его захватил?

— Тать это. Захватил я его в нескольких днях пути отсюда. Он со своей шайкой ограбил ваддский караван, да только просчитались они, оставили купца с воинами и прислугой в живых. Он мне рассказал про свою беду, я ему и помог.

— Много товара тати унесли?

— Товара? Купец, в общем то, налегке был, распродавшись. Унесли деньги, три тысячи печатней, да мешочек с дюжиной чародейских кристаллов, с большой палец каждый.

Бьерн ошарашенно хекнул, Лад подавился воздухом. Очевидно, сумма их впечатлила.

— Как ты с ними сладил-то? Их же, небось, под полсотни собралось!

— Да какой там! Главарь у них колдуном оказался, менталистом, а самих их всего полтора десятка было.

Бьерн вскинул брови.

— Всего полтора десятка? Вижу, в Ордене тебя славно подготовили.

Бранд потёр затылок.

— Да я, сказать по правде, и не впрямки с ними сражался. Оглушил часового, закинул сонное зелье в палатку. Вот с главарём да, пришлось повозиться. До лешака он, конечно, не дотягивает, но для разбойника-недоучки… Более чем солидно! Я потому, собственно, и натянул ему мешок на голову. Я-то с ним может и слажу, а вот простые горожане, или даже наши стражи — вряд ли.

Услышав, что обсуждают его, пленник замычал и закрутился. Бьерн хмыкнул и покосился на татя.

— И что, он у тебя так все три дня ходил?

— Нет, батька, что ты! Я ж не зверь какой. Мешок я ему надевал, только когда кто-то подходил близко, а в остальное время этот колдун порхал, как вольная пташка! Ну, почти… Я его даже кормил пару раз! Однако, благодарности, как ты можешь заметить, не дождался. Обнаглели нынче тати.

Стражники переглянулись и заухмылялись.

-“Да уж, сынок… Не хотел бы я попасть к тебе в плен”, — протянул сотник с деланым испугом: “Значит, говоришь, ты его кормил, а он, неблагодарный, порывался сбежать?”

— Да, отец, всё так.

Лад, не могущий более сдерживать смех внутри себя, расхохотался.

— Ай да Бранд! Весь в родителя! Рука правосудия, так тебя растак! Воплощённый, етить-колотить, закон, суровый и справедливый!

Последнюю часть фразы воин произносил уже с большим трудом, держась за живот и мешая слова с чем-то средним между стонами и гоготом. Бранд хотел было сказать что-то, да передумал: в словах Лада не чувствовалось язвительности, одно лишь дружеское подтрунивание. Да и не стал бы дядька Лад, старый отцовский друг, пытаться уколоть любимыша, не такой он был человек.

Отсмеявшись, мужчины вернулись к делам. Колдуна определили в поруб, сняв с его изрядно помятой головы мешок, но сковав цепями по рукам и ногам. Ключ от цепей остался у Бьерна — это было сделано на тот случай, если чародей удумает сбежать и подчинит кого-то из стражников. Затем воины направились в ратушу — требовалось согласовать отправку конного посыльного, должного известить ближайших княжих судей о поимке опасного преступника, и отрядить людей в Кранн — простые тати тоже нуждались в правосудии, а заставлять чинных людей ехать в отдалённую деревню казалось невместным. Бранд, сохранивший о ратуше исключительные в своей отвратительности воспоминания, был приятнейше удивлён быстродействием писцов. Молодой витязь не исключал, что причиной тому могло послужить присутствие местницкого воеводы^[65], однако старался не терять надежды на то, что за время его отсутствия всё просто поменялось к лучшему.

На то, чтобы расквитаться со всеми делами, ушло около четырёх часов. Впрочем, Бранд лишь запустил маховик бюрократии — для того, чтобы процесс действительно завершился, могло потребоваться ещё достаточно времени. Одних только княжьих людей требовалось ждать полную неделю! Услышав о намечающемся ожидании, юноша решил было покинуть город и отправляться дальше, но был быстро отговорён отцом. Бьерн справедливо заявил, что Бранд — единственный доступный им свидетель, которому, вдобавок, можно доверять безоглядно, ввиду принадлежности его к Ордену. Сказать по правде, юноша не слишком-то и сопротивлялся. Подспудное понимание того, что вскоре ему предстоит вновь покинуть родной дом и отправиться в странствие дальше, уже в полном одиночестве, заставляло сознание изыскивать причины, обосновывающие необходимость временного пребывания в Рехене.

Итак, как известно, человек слаб. Даже Бранд, могший небезосновательно считать себя одарённым достаточно сильной волей, не оказался исключением. Не прошло и получаса с момента выхода спутников из ратуши, как он, бок о бок с отцом, оказался на пороге родного дома. Юноша толкнул тяжёлую дубовую дверь, скрипнувшую петлями чуть громче, чем прежде, и перешагнул порог, вдыхая знакомые запахи. Старое дерево, нагретый металл, травы, острый мускус, пыль — так пах дом Крамхолдов. Да, так он пах два года назад; так он пах и сейчас… Бранд невольно задержал пальцы на потёртой поверхности бронзовой дверной ручки. Каждая царапинка, каждое пятнышко, каждый наплыв металла и каждый скол: всё это было знакомо его рукам до боли, и сейчас она поднималась у него внутри, эта боль. Хотя нет, не боль — тихая светлая грусть. Именно она всколыхнулась в сердце юноши. Несколько сотен лет спустя для этой грусти придумают название — ностальгия… пока же то было просто лёгкое давление в груди и горле, не обозначенное никаким сложным словом.

Спутники потревожили шагами старые половицы, порождая серию скрипучих рулад. Из кухни послышался голос хозяйки дома.

— Бьерн, это ты?

— Да, свет очей моих. Но я не один, у нас гость!

— Гость?

Аслог показалась в дверях, утирая руки полотенцем. Она окинула горницу взглядом, готовясь приветствовать мужниного друга привычной радушной улыбкой, однако, стоило её глазам найти гостя, как ласково вздёрнутые уголки рта задрожали, а веки, покрытые тонкими морщинами, широко распахнулись. Женщина выронила полотенце и прижала руки к груди.

-“Сынок!”, — тихо прошептали её губы.

-“Здравствуй, матушка”, — проронил Бранд, широко улыбаясь и делая шаг вперёд.

Женщина двинулась навстречу юноше. Они сошлись в самой середине комнаты. Молодой витязь обнял мать, неловко поглаживая её вздрагивающие плечи. После двух лет отсутствия контраст между той Аслог и нынешней казался особенно острым. Какой маленькой, какой хрупкой казалась она здесь и сейчас, укрытая его руками, увитыми мускулами и укрытыми задубевшей кожей!

Наконец, женщина отстранилась, столь же порывисто, сколь приблизилась. Она оглянулась, всплеснула руками, подняла полотенце и проговорила, пытаясь придать голосу бодрости

— Да что ж вы в сенях-то стоите? Проходите, сейчас накрою на стол.

Отец и сын, послушавшись совета, поднялись в трапезную и заняли привычные места. Бранду, доселе лишь озиравшемуся вокруг с улыбкой на устах, внезапно захотелось охватить и вобрать в себя всё то, что было упущено за два года отсутствия, и он решил завести беседу

— Ну как, отец, что происходит в последнее время? Как себя чувствует матушка? Как твоя служба?

Бьерн потеребил косицы в бороде.

— Да, в общем, всё, как прежде. Служба спорится, хотя и не без оговорок. Город живёт. А что до Аслог… Тут да, не всё ладно. Она, как Харальд уехал, ушла в работу и хозяйство с головой. Говорит, что так проще…

Он хотел сказать ещё что-то, но был перебит Брандом.

— Постой, отец. Куда уехалХаральд?

— Ах да, прости, я не сказал тебе. Он в коллегию уехал, учиться, где-то через полгода после тебя.

— В коллегию? Не понимаю… Он же самый обычный человек, не чародей! Да и не было у нас в роду колдовской крови. Откуда ж ей теперь взяться?

— Одни боги знают! Однако же, твой брат открыл в себе способности к управлению воздухом, да, вдобавок, немалые. Видел бы ты, какой он ураган тут поднял! За ним из самой столицы приехали.

Новости о судьбе Харальда, рассказанные Бьерном, можно было счесть исключительно радостными, ведь лишь один из сотни рождается чародеем, а уж в силу входит и того меньше, однако радости в голосе отца семейства было мало. Трудно отпускать сына в дальнее странствие, понимая, что он может и не вернуться назад, но куда труднее отпускать двоих, оставляя родовое гнездо пустым.

Бранд поблагодарил небеса за то, что они своим провидением склонили его задержаться в родном доме. Он вдруг почувствовал, насколько необходимым был этот шаг — дать родителям увидеть, что, по крайней мере, один из их детей находится в добром здравии, и предоставить им возможность отпустить его не только из дома, но и из сердца; ведь тогда, два года назад, прощание вышло, большей частью, формальным, ибо нельзя как следует проститься с родной кровью за несколько часов, отведённых им в тот раз.

В трапезную вошла хозяйка дома, неся в руках большой горшок, наполненный парящей, рассыпчатой гречневой кашей с мясом и овощами, и прикрытый тремя глиняными тарелками. Поставив посудину на стол, она покинула комнату, но вскоре вернулась вновь, теперь уже с кувшином сбитня^[66] и половиной ковриги ржаного хлеба. Сели обедать. Бьерн и Бранд ели молча, только улыбались, а Аслог всё пыталась подложить сыну кусочек повкуснее. Когда горшок опустел, мужчины сыто откинулись на спинки стульев, а хозяйка засуетилась с посудой. Унеся чугунок и плошки на кухню, она вернулась и, сложив руки на коленях, принялась расспрашивать юношу

— Сынок, расскажи, как ты жил в Цитадели? Как тебя приняли в Ордене?

Бранд задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Хмм… Ну, так сразу и не скажешь. Как приняли? Пожалуй, лучше всего будет сказать с терпением. Помучались со мной наставники, это да. Впрочем, не так уж и долго продолжалось это мучение, я ведь, как ты знаешь, быстро учусь. Что же касательно жизни, так упомянутая мною учёба и составляла её целиком. У нас там было не слишком-то много свободного времени. Где уж его выцепить между уроками мечного и копейного боя, политики, дипломатии… да ещё кучи всего!

-“О как…”, — глубокомысленно проронил Бьерн, потом спохватился и добавил: “А мы ведь самого главного не спросили, какими судьбами тебя занесло к нам?”

— Скажем так, мне было по пути, и я решил заглянуть домой. Да и, к тому же, Рехен был ближайшим местом, где можно было без опаски оставить моего пленника.

— Пленника?

Фру Крамхолд выглядела удивлённой. Она, очевидно, не ожидала, что сын явится с “гостинцем”. Юноша пренебрежительно отмахнулся.

— Да так, поймал разбойничка по дороге, ну и свёл его на княжий суд.

-“Ты уж не скромничай.”, — прогудел Бьерн, затем повернулся к жене и гордо добавил: “Наш сын, дорогая, разделался с шайкой в полтора десятка человек, да ещё и с колдуном во главе! Представляешь, он этого чародея водил три дня, как овцу на верёвочке!”

Великан радостно ударил кулаком по столу и расхохотался. Аслог всплеснула руками.

— Что же ты сразу не рассказал! Ты же, наверное, устал с дороги, а мы тут с расспросами. Иди, отдохни, я постелю в вашей с братом комнате. Про остальное утром.

Бранд вновь улыбнулся и потёр ладонями лицо.

— Не волнуйся матушка, всё хорошо. Само пребывание дома уже даёт мне достаточно сил. Но за предложение спасибо; я и впрямь подумаялся.

Юноша поднялся наверх следом за матерью, принял от неё стопку льняных покрывал, в два счёта заправил постель и растянулся на выстиранных до хруста простынях.

— Эх, хорошо!

Глава 7. Очень странные дела

Последующая неделя была заполнена событиями, как погреб рачительной хозяйки — соленьями. Бранд рассказывал родителям о своём ученичестве в Ордене, наслаждался домашними разносолами и слушал о том, что произошло за последние два года. Юноша, конечно же, был в курсе значимых политических, торговых и военных событий, однако знания его исходили лишь из рассказов других витязей, что накладывало определённый отпечаток на характер получаемой информации. Она была, прямо скажем, суховата. Прибывающие в цитадель братья не задерживались там надолго, а желающих узнать о событиях в той или иной точке мира было немало, поэтому рассказ, как правило, представлял из себя нечто наподобие страницы, вырванной из дворовой книги^[67], да и сами сведения были, надо сказать, достаточно специфичны: войны торговых домов срединных королевств, рост напряжённости в отношениях между Ганзейскими Горами и Священной империей, смена вождя у орков орды Их Нуур. Всё это было, без сомнения, важным и говорило о многом для витязей, умудрённых опытом участия в интригах разного рода, но, в конечном счёте, картина получалась слишком крупной и грубой, слишком оторванной от жизни простых людей. Бранд же, избравший помощь рядовым селянам и горожанам основной целью своего путешествия, хотел получить сколь можно полное представление о событиях, занимавших их умы. Ему хотелось установить связь между происшествиями общемирового масштаба и обеспокоенностью обычных деревенских жителей. Кроме того, юноше требовалось определить, куда надлежит двигаться в первую очередь. Дорога, начерченная пальцем на Орденской карте неделю назад, обозначала его маршрут весьма приблизительно, и вполне допускала внесение определённых правок. Именно последним и занимался Бранд до того самого момента, когда в Рехен явились княжеские люди.

***

Они прибыли буднично. Была самая середина дня, и юноша как раз толкался на рыночной площади, выискивая торговца, приехавшего вчерашним вечером с востока, из самой столицы, через Вышгород. Купец, замеченный им сразу по приезду, был в хорошем расположении духа и пообещал рассказать о творящемся в округе, но с утра. К сожалению Бранда, утром торговцу пришлось отлучиться в ратушу, а потому искать его потребовалось уже у прилавка. Встреча так и не состоялась; неподалёку из проулка вышел солидный мужчина в хорошо подогнанном коричневом кафтане, с оплечьем и нижними клиньями из плотного зелёного сукна. Человек задумчиво потеребил вислый ус, оглядывая толпу. Бранд сразу заметил, что он не местный — Рехенцы, привычные к прохладному климату родных земель, были облачены в лёгкую, ещё летнюю одежду, незнакомец же явно происходил из южных частей Эрнского княжества и чувствовал себя несколько неуютно, обдуваемый холодным северным ветром. Юноша вспомнил, что сегодня как раз подошёл срок прибытия княжих людей, вздохнул, понимая, что покоя ему теперь не видать, и пошёл к краю площади, осторожно лавируя между горожанами. Чужак, быстро обративший внимание на целенаправленно проталкивающегося к нему человека, перестал крутить головой и замер, дожидаясь, пока толпа выпустит Бранда из своих цепких щупалец. Когда это, наконец, произошло, мужчина недоверчиво оглядел юношу и спросил, стараясь, чтобы его слова прозвучали вежливо

— Это ты привёл разбойничьего главаря неделю назад, почтенный?

-“Да, я”, — спокойно ответил Бранд, пристально смотря в лицо пришлого.

Тот, в свою очередь, несколько расслабился, подтвердив собственные предположения, и поприветствовал юношу уже более официально

-“В таком случае, приветствую вас, сударь. Покорнейше прошу вас пройти со мной. Старший дознаватель хотел задать вам несколько вопросов.”, — княжий человек, чья роль несколько прояснилась, сопроводил свои слова лёгким поклоном

-“Что же, не будем заставлять его ждать, уважаемый младший дознаватель.”, — ответил Бранд, возвращая поклон.

Мужчина удивлённо вскинул брови, поражённый тем, что его визави определил его чин столь быстро. В этом не было особой сложности, требовалось лишь разбираться в общей процедуре. Обычно, высылаемая в провинциальные города судейская партия состояла из судьи, писаря и двух охранников, однако данный случай требовал отправки особой партии (именно с этим фактом и было связано столь долгое ожидание её прибытия). В состав данной партии входили два дознавателя (старший и младший) и четыре охранника. Посылать за витязем охранника было, прямо скажем, не принято; соответственно, оставалось лишь два варианта на выбор. Разрешить эту дилемму до конца помогла ремарка младшего дознавателя.

Юноша, сопровождаемый княжим человеком, двинулся в сторону казарм (очевидно, старший дознаватель решил не терять времени даром, и совместил допрос преступника с опросом свидетеля). За всю дорогу спутник Бранда не проронил ни слова, оставаясь подчёркнуто вежливым, но полностью игнорируя любые попытки начать разговор. Лишь по прибытии на место он позволили себе сказать

— Господин Старший дознаватель ожидает вас.

После чего открыл тяжёлую дубовую дверь поруба и посторонился, пропуская гостя внутрь. Бранд шагнул через порог и попал в маленькую комнатку, всё убранство которой состояло из стола и трёх стульев. На столе стоял фонарь со свечкой внутри, использовавшийся ночью, когда света, проникающего через оконца под потолком, становилось недостаточно. За столом сидел худой черноволосый мужчина совершенно серой наружности — прямой нос средних размеров, бледные губы, едва заметные из-за тщательно подстриженной бородки, тонкие чёрные брови, карие глаза, не большие и не малые. Его лицо можно было бы назвать даже красивым из-за его геометрически выверенных черт, но для этого оно было слишком уж обычным, как будто нарочно смазанным, плоским и незапоминающимся. Мужчина повернулся на звук и прищурился, разглядывая вошедшего.

-“Господин витязь, я полагаю?”, — произнёс дознаватель безэмоциональным деловым тоном.

— Совершенно верно, сударь.

Бранд сопроводил свои слова неглубоким кивком, долженствующим служить приветствием. Княжий человек прикрыл глаза и кивнул в ответ.

— Прошу вас, присаживайтесь.

Юноша сел, держа спину болезненно-прямо. Он чувствовал себя неуютно, когда к нему обращались на вы; постоянно возникало желание посмотреть через плечо, нет ли там кого-нибудь ещё. В Рехене предпочитали говорить по-старому, обращаясь к одному человеку на ты. Ведь и правда, что это за нелепица, пытаться без меры расширить эго собеседника, лебезя перед ним и показывая, что его самомнение делает его равным нескольким людям? Да будь он выше по положению, то было бы ещё полбеды, а так… Бранд чувствовал себя втиснутым в тесный камзол бургундского дворянчика. Ему вдруг неистово захотелось сделать какую-нибудь глупость — опрокинуть кружку с пивом, отпустить непристойную шуточку или предложить сидящему перед ним человеку сыграть в кости на печатень-другой. Подобные желания были глубоко неестественны для юноши, но удушливая аура официальности, распространяемая княжьим посланником, давила на него столь неприятно, что, казалось, в помещении перестаёт хватать свежего воздуха. Бранду захотелось открыть дверь, чтобы впустить в поруб ветерок, но он усилием воли заставил себя остаться на месте. Тем временем, дознаватель отодвинул в сторону лежавшие на столе свитки и полностью сосредоточился на юноше.

-“Господин витязь”, — продолжил он столь же безэмоционально, сколь и прежде: “Вы обучены работе с сознанием?”

Бранд поморщился.

— Да, сударь, однако способности мои весьма незначительны.

— Не беспокойтесь, их должно хватить. Сейчас я попрошу вас открыть свой разум и попытаться вспомнить всё, что может быть связано с происшествием, имевшим место быть шестнадцатого числа вересеня.

Юноша нахмурился.

— Вы, вероятно, имеете в виду ограбление каравана?

— Именно так, сударь.

— Шестнадцатого числа я уже был в Кранне; само ограбление состоялось четырнадцатого, если я правильно понял пострадавшего купца.

— Сейчас мы выясним это доподлинно.

Дознаватель повернулся к Бранду всем телом, и вперил в него свой пристальный взгляд. Юноша поймал своими глазами чёрные глаза княжьего человека и приготовился к чтению памяти. Процедура эта прошла, на удивление, гладко. Очевидно, сказался солидный опыт дознавателя. Впрочем, добрая воля и определённая подготовка обоих участников процесса также, без сомнения, сыграли в данном деле существенную роль. В любом случае, причины эти были сугубо вторичны. Куда более важным являлось то, что полученный результат полностью удовлетворил обе стороны — княжий человек получил необходимые сведения, а Бранд быстро отделался от чувства деловитого копошения в собственной голове. Вообще говоря, дознаватель работал на удивление мягко, даже почти нежно. Юноша подсознательно ожидал ощущений, подобных тем, что он испытал во время считывания памяти тысяцким в Цитадели два года назад, однако вместо раскалывающей окружающий мир головной боли, он почувствовал лишь лёгкое покалывание, которое сошло на нет в считаные части.

Дознаватель откинулся на спинку стула и помассировал виски.

— Обильно вы меня оделили, господин витязь. Работать с вами, как обычно, одно удовольствие. Теперь я должен допросить приведённого вами татя. Если желаете, можете поприсутствовать, проверить соответствие моей работы процедуре.

Бранда уже тошнило от изливающихся на него приторных потоков официальных слов, но он нашёл в себе силы вежливо кивнуть и последовать за представителями власти.

Они спустились в подземную часть поруба, где, как правило, и содержались преступники всех мастей. Основная площадь подвала не представляла из себя ничего особенного — обычный земляной пол, прикрытый соломой. Ничего другого и не требовалось; в конце концов, наиболее часто это место использовалось для того, чтобы дать очередному буяну проспаться в холодке, освободившись от тлетворного влияния хмеля. Для тех же, кто попадал сюда за нечто более серьёзное, чем сломанный стол или разбитый соседский нос, отводился закуток в дальнем от входа углу. Закуток этот был отгорожен двумя бревенчатыми стенками, одна из которых была снабжена солидной дверью, сбитой из крепких досок. В двери было прорезано небольшое оконце, которое позволяло удостовериться, что заключённый не собирается наброситься на гостей, как только они войдут в камеру и, заодно, обеспечивало приток свежего воздуха. В закутке, в настоящее время, содержался лишь один человек — пленный колдун, прикованный к стене цепью, замученный, запуганный и полностью потерявший веру в себя. Однако, несмотря на данные обстоятельства, на входе в его камеру стояло двое стражей, сопровождавших обычно дознавателей. Черноволосый мужчина, считывавший только что память Бранда, кивнул своим подчинённым, и те в мгновение ока скрылись за толстой дверью, с тем, чтобы уже через несколько частей показаться вновь, но на этот раз с главарём шайки в руках. Татя посадили на пол, предварительно стянув с его головы мешок. Маг попытался осклабиться и плюнуть в дознавателя, но ослабленное тело не смогло и этого — нитка слюны позорно повисла на губе заключённого. Княжьи люди не удостоили эту попытку сопротивления ни малейшей толикой своего внимания, разозлив чародея ещё сильнее. Он поднял голову и глухо зарычал, но быстро умолк, получив хлёсткий удар по лицу от одного из охранников. Дознаватель сделал своим людям знак, и они отошли в сторону, не пытаясь предпринять более ничего. Черноволосый молниеносным движением руки поймал мятежного колдуна за подбородок и попытался всмотреться в его зеницы. Тать понял, что столкнулся с коллегой по цеху, и тут же плотно зажмурился. Дознаватель вздохнул.

— Радогост, помоги нашему другу.

Младший дознаватель шагнул разбойнику за спину и принялся раздвигать его веки пальцами. Чародей, было, забился и замотал головой, но замер, стоило ему услышать оклик Бранда

— Мил человек, ты б не дёргался! Мы ж тебя можем и с одним глазом допросить.

Черноволосый взглянул на юношу со смесью удивления и уважения, покачал головой и вновь повернулся к пленному. Маги застыли, сцепленные невидимыми нитями. Бранд приготовился к долгому ожиданию, однако не прошло и десяти частей, как из глаз, носа и ушей пленного чародея побежали ручейки крови. Он захрипел, забулькал, выгнулся дугой и замер, неестественно уронив голову на плечо. Дознаватель отстранился, прикрыл глаза, поджал губы и нахмурился. Радогост подскочил к старшему товарищу, намереваясь предложить помощь, однако мужчина покачал головой и поднялся, не обращая более внимания на уже мёртвое тело. Бранд судорожно оттолкнулся от стены, сглотнул и со свистом выпустил воздух сквозь расширенные от волнения ноздри.

— Он убил себя? В сопряжении?

-“Не совсем так.”, — пробормотал дознаватель, не открывая глаз: “Ему пришлось умереть.”

— Пришлось?

Юноша пребывал в смятенных чувствах. Он никогда не слышал о менталистах, решавшихся на самоубийство во время прямого противостояния с другим мастером разума. Ведь для того, чтобы сделать это, требуется разом высвободить огромное количество умственной энергии, достаточное для того, чтобы выжечь средоточие сознания на физическом уровне. Кроме того, стоит подобной бреши в защите открыться хоть на мгновение, чужой разум тут же проникнет в неё и получит полную власть над телом и даже, вероятно, душой противника! Для чего же был нужен подобный риск?

-“Наш «друг» не рисковал ни в малейшей степени. Ему помогли извне.”, — ответил вдруг старший дознаватель на незаданный вопрос.

Наткнувшись на непонимающий взгляд Бранда, мужчина пояснил

— Господин витязь, вы думали слишком громко, чтобы не быть услышанным. Вероятно, причина в волнении, вызванном только что увиденными вами событиями… Что же, позволю себе небольшое отклонение от процедуры. Надеюсь, представитель Ордена не будет против?

Дознаватель сопроводил свой вопрос интригующей полуулыбкой, будто говорящей, что ему заранее известно о том, что “представитель Ордена” совершенно точно не будет против, однако, правила есть правила…

-“Продолжайте, сударь.”, — кивнул Бранд.

-“Конечно.”, — ответил мужчина, сопроводив свои слова полупоклоном: “В голове этого чародея я обнаружил плотину, удерживавшую объём энергии, необходимый для саморазрушения, в отдельной части разума, так что его было невозможно обнаружить до пересечения… определённых границ. К сожалению, я заметил высвобождающуюся силу слишком поздно, и некоторые важные воспоминания оказались для нас потеряны. Однако, даже то, что я успел увидеть, обладает огромным значением для Эрнского княжества и, вероятно, для Ордена. Позвольте, я запишу это, пока определённые образы не успели покинуть мой разум, а затем мы всенепременно продолжим.”

Бранд задумчиво посмотрел на княжьего человека, гадая, что же тот обнаружил в разуме простого разбойника. Впрочем, юноша быстро отбросил эти размышления в сторону, трезво осознавая важность просьбы дознавателя.

— Само собой, сударь. Возможно, наилучшим для нас будет встретиться через два часа в Страже Севера, на улице странников, и там обсудить это, вероятно, запутанное дело.

-“Благодарю вас, господин витязь.”, — ответил черноволосый, чуть склонив голову и приложив руку к сердцу: “ Вы даже не представляете, на сколько запутанное…”.

Интерлюдия 2

В просторной пещере было темно. Потолок, уходящий ввысь, скрывался за плотными слоями клубящейся тьмы, которая высокомерно возлежала там, наверху, совершенно непроницаемая для чьего бы то ни было взора. На полу же происходило, иначе и не скажешь, действо. На камне, расчерченном ровными фигурами — треугольниками, квадратами, ромбами, кругами — стояли люди, облачённые в просторные накидки. Однако, все они стояли за пределами фигур. Внутри же лежали мёртвые тела: нагие и одетые, свежие и изрядно засохшие, источающие гнилостную вонь и распространяющие терпкие ароматы бальзамов и благовоний. Монахи, скрытые под накидками, завершали подготовку к ритуалу — они расставляли по углам фигур свечи из бычьего жира, украшенные странными письменами и увенчанные чёрными фитилями. В стороне от всего этого восседал богато одетый мужчина, единственный в зале, чьё лицо было открыто. Он смотрел на происходящее со смесью деланой скуки и отвращения, попивая из золотой чаши, зажатой в руке, холодный виноградный сок, доставленный ему вчера из родного поместья. Этого сибарита, совершенно не вписывающегося в окружающую обстановку, звали Татион Феррус. Он присутствовал здесь, как наблюдатель от Круга Священной Империи. Его задачей было установить, так ли хорошо новшество адептов церкви Единого, как они сами о нём говорили, и поведать другим членам об увиденном. Татион с нетерпением ждал начала ритуала. Нельзя сказать, что он возлагал на него особенные надежды, но… сама идея, представленная святошами, возбуждала его любопытство своей дерзкой смелостью и новизной.

Тем временем, монахи закончили последние приготовления. Один из них, высокий старец с массивным носом и кустистыми бровями, подошёл к резному креслу имперца и, склонив голову, проскрипел

— Всё готово, нобилис. Мы можем приступать?

Татион величественно кивнул и, взмахнув рукой, поднял своё кресло над землёй. Для него, мастера школы воздуха, подобный фокус был детской забавой, почти не требующей напряжения внутренних сил, а потому имперец не стеснялся прибегать к нему при удобном случае, показывая своё превосходство над простолюдинами и менее искусными магами. Предмет мебели проплыл около десяти шагов, перелетел границу защитного круга и опустился на каменный пол. Татион сделал последний глоток и с неохотой отставил чашу, сосредотачиваясь на происходящем. Жрецы заняли опорные точки гигантской фигуры и начали читать заклинание

— Petimus ergo vobis, o magnos Ra-Horus, qui non habet potestatem super orbem terrarum vivorum et mortuorum!

После этих слов что-то изменилось. Имперец невольно вздрогнул, почувствовав чуждое, холодное, властное присутствие.

— Ne dormierunt liberis diem tollunt animis et corporibus suis regno excedere terra virtutem animantibus terrae tutelam filii vestri!

Внезапно, тела, лежащие на полу, зашевелились. Сосредоточившись на потоках магической энергии, Татион увидел, что от потолка пещеры вниз протянулись сотни щупалец, и что концы их вползали сейчас в мертвые тела, заставляя трупы шевелиться так, как марионеточник заставляет двигаться деревянного уродца-Макка^[68]. Это сравнение почему-то заставило благородного похолодеть. А тем временем ритуал продолжался. Седой жрец, руководивший процессом, вдруг возвысил голос, воздел руки и прокричал

— Fortitudo discessit liberos tuos nobis tua gratia noli! Nunc et usque in aeternum et in omnia saecula! Ut sit!

После этого монахи умолкли. Однако, едва последнее слово упало с их губ, мёртвые тела зашевелились с новой силой. Они начали неловко подниматься на ноги. Священники взирали на происходящее с гордостью, в глазах Татиона же не было ничего кроме суеверного ужаса. “Хорошо, что Круг поставил на церковь”, — подумалось ему: “Будь они нашими врагами, мы были бы уничтожены в считаные месяцы.”

Главный из последователей Единого подошёл к креслу мага, склонил голову в притворной покорности и вкрадчиво спросил, едва пряча усмешку

— Вы удовлетворены увиденным, нобилис?

Татион с трудом поборол навалившийся ступор, выпрямился и кивнул

— Да, более чем. Круг узнает о ваших успехах, Авдикий.

-“Рад служить империи, нобилис”, — ответил монах с деланым равнодушием: “Ведь мы делаем одно дело, не так ли?”

Татион уже не нашёл сил для полноценного ответа. Он лишь судорожно кивнул, вставая с кресла и направляясь обратно на поверхность, следом за сопровождающим. Требовалось как можно быстрее рассказать о случившемся Кругу и решить, как поступить в складывающейся ситуации…

Глава 8. Неожиданная помеха

В зале стояла относительная тишина. Было около двух часов дня, и посетителей в Страже Севера почти не наблюдалось. Обычно здесь обретались постояльцы, живущие на верхних этажах, но их время наступало вечером. Сейчас же за столами сидело всего несколько человек: парочка торговцев, зашедших обсудить намечающуюся сделку за кружечкой пива, да ещё двое — молодой светловолосый плечистый парень и его черноволосый спутник. Сотрапезники отдавали должное оленьей рядине^[69] с клюквенной подливой, заказывая новые тарелки с кушаньем по мере опустевания старых. Насытившись, они попросили корчмаря поднести кувшин кваса и перешли к обсуждению событий, произошедших два часа назад.

-“Итак, сударь”, — начал Бранд: “Вы говорили о некоем запутанном деле, открывшемся вам после прочтения памяти главаря разбойников.”

-“Сказать по правде, господин витязь”, — протянул дознаватель со вздохом: “Того человека нельзя было назвать главарём в полной мере.”

-“Да?”, — удивился юноша: “Неужели вы, сударь, допрашивали рядового члена шайки столь рьяно, что он испустил дух, хотя после княжьего суда его ждали бы лишь рудники, да и то всего на два-три года сроком?”

Дознаватель поджал губы и процедил

— Господин витязь, не стоит считать меня неоперившимся птенцом, не знающим, куда и когда ему следует лететь. Я допустил ошибку, позволив этому человеку умереть, однако и на княжьем суде ему бы вынесли смертный приговор, с единственным отличием — к этому моменту он уже рассказал бы всё, что знает. Да будет вам известно, что пойманный вами “главарь” — изменник, продавший свою честь! И, если мои сведения не устарели, смерть ждала бы его в любом государстве мира! В нашей стране эта смерть была бы, хотя бы, сравнительно быстрой и лёгкой! Мы, как вам, господин витязь, известно, всего лишь рубим головы! В Великом Лесу осуждённых выпивают до суха хищные растения, в Саксонии их медленно и мучительно топят в болоте, а в империи саму их душу разрушают для получения магической энергии!

Мужчина выпустил воздух сквозь сжатые зубы и откинулся на спинку стула. Бранд задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Приношу свои извинения, сударь. Я не имел намерения обидеть вас или усомниться в ваших способностях, лишь высказал предположение; как видите, я тоже не избежал ошибки.

-“Ваши извинения приняты.”, — сухо отозвался дознаватель: “Предлагаю окончить обмен ненужными любезностями и вернуться к изначальной теме нашего разговора. Итак, как я уже сказал, этого человека нельзя было назвать главарём в полной мере — его люди находились под какой-то формой внушения; точнее не скажу, не моя специальность. Сам же он являлся наёмником, долгое время проведшим в Срединных королевствах и Священной Империи. Это подтверждает высказанную вами в письме гипотезу. Однако, это не единственный важный факт; ограбленный купец находился под патронажем нашего князя.”

Бранд нахмурился. Пока что дело выходило неприятным, но не слишком запутанным… Это могло означить лишь одно — дознаватель не обнажил пока всей картины. Значит, худшее было ещё впереди.

Прогноз юноши оправдался. Самое неприятное дознаватель приберёг напоследок.

— Помимо ранее названных фактов наличествует ещё один, пожалуй, самый важный. Нанимателем этого человека был Аэлиэнус Регулус.

Бранду доводилось слышать это имя. Род Регулус являлся одним из четырнадцати старых родов и имел в Вечном Городе далеко не последнее место. Представители этой семьи издавна занимали высокие позиции в имперском войске и, за годы существования империи, успели заслужить славу непревзойдённых полководцев. Не зря первый, Стальной легион, называли в их честь правоборцами^[70], а их аквилу — регалией. Аэлиэнус был достойным сыном своих предков, занимая пост примарха первого легиона и всячески способствуя его развитию. Впрочем, за пределами родного государства нобиль был известен, преимущественно, своими речами о необходимости вернуть величие Вечного Города путём возобновления домината империи над соседними землями. Это устремление не находило особенного отклика в сердце действующего императора Климента, склонного действовать не столько мечом, сколько умом, языком и кошельком, однако молодой правитель не стремился убрать Регулуса из собственного окружения, будучи совершенно уверенным, что полководец не предаст клятвы, данной при вступлении в чин. Однако, эта уверенность оказалась, судя по всему, несколько излишней… Аэлиэнус не мог не знать, на кого он покушался, а значит его действия нельзя было расценить иначе, как нарушение договоров, связывающих Эрн и империю. Мало того, он нарушил мирные договорённости с королевством Ваддов, возобновленные лишь несколько лет назад, а оттого непрочные.

Бранд сжал губы и прикрыл глаза, судорожно пытаясь решить, что делать. Ситуация получалась хуже некуда — дознаватель мог в любой момент потребовать высказать мнение Ордена по данному запутанному вопросу, и юноше пришлось бы отвечать. Не ответить вовсе? Сослаться на других братьев? Нет, ни в коем случае! Подобные действия могли подорвать веру в Орден, пошатнуть репутацию, создаваемую годами! Нужно было действовать, и немедленно. Внезапно, Бранду в голову пришла идея, могущая выправить положение.

-“Вы упустили кое-что, сударь.”, — заметил юноша: “Я расспросил ограбленного купца на месте и выяснил, что незадолго до происшествия один из его соперников, Ут-трил Пун'Лог, пытался заключить с ним договор, судя по всему, не слишком выгодный. Не добившись желаемого, он пообещал «вернуться к этому разговору при других обстоятельствах». Вскоре после этого на караваны Гло-тума было совершено несколько разбойничьих нападений, стоивших ему изрядных денежных потерь. Я не стал упоминать об этом в письме, не предполагая, что такое дело может иметь государственную важность, однако, ввиду открывшихся обстоятельств, не считаю правильным сохранять эти сведения лишь для членов Ордена.”

Сказав это, он многозначительно замолчал, предлагая дознавателю самому делать выводы. У княжьего человека, искушённого в государственных делах и придворной жизни, должно было быть куда больше опыта в подобных вопросах, да и, кроме того, к какому бы решению он не пришёл таким способом, репутации витязей ничего не угрожало бы…

Расчёт Бранда оказался верным. Дознаватель замер, уйдя в чертоги разума и оставив собственное тело смотреть на мир пустыми глазами. Спустя несколько частей, приняв некое, неясное для стороннего наблюдателя, решение, он резко выдохнул и заговорил, обращаясь к юноше

— Господин витязь, ваше замечание чрезвычайно важно. Возможно, здесь и вправду присутствует сговор нескольких высокопоставленных людей из разных государств. Надеюсь, Орден окажет нам помощь на обоих направлениях?

Бранд деловито кивнул, гадая про себя, стоит ли сказать дознавателю о сравнительно невысоком положении Ут-трила в ваддском обществе.

— Уверен, братья, находящиеся при дворах императора и ваддийского короля, найдут способ облегчить разрешение возникших противоречий. Равновесие будет восстановлено.

— Благодарю вас… Позвольте, как ваше имя?

— Бранд. Бранд Крамхолд.

— Благодарю вас, господин Крамхолд. Вы оказали нашему княжеству огромную услугу. Кто знает, что было бы, не окажись вы в тот час в потребном месте!

Стороны встали и обменялись рукопожатиями. Вдруг, дознаватель, не разжимая пальцев, спросил тоном, не слишком-то подразумевающим отказ

— Однако, не затруднит ли вас, господин витязь, оказать нам ещё одну услугу? Весть о случившемся необходимо доставить в столицу и ко дворам вовлечённых государств. Я мог бы сделать это сам, но я ограничен скоростью остального отряда и невозможностью быть в двух местах разом. Вы же способны преодолеть огромные расстояния в считаные дни…

— Конечно, сударь.

Бранд криво усмехнулся. Вот уж что-что, а о том, что ему придётся после вступления в Орден исполнять роль курьера, он и подумать не мог!

А дознаватель, тем временем, продолжал

— Я с двумя воинами поскачу в земли ваддов. Мой подопечный, с двумя другими, направится в Вышгород; оттуда весть доставят прямиком в княжьи палаты. Вам же, господин витязь, предстоит передать послание в Вечный Город. Это направление является, без сомнения, наиболее срочным, и я не могу доверить его никому кроме вас.

Бранд похолодел. Ехать в эрнскую дипломатическую миссию в империи? Нет-нет, ни в коем случае! Юноша был готов отправиться в столицу или передать сведения в Орден, но… Если следовать обычаю, попасть в посольство ему светило не меньше, чем через год, а то и несколько; до этого он должен был сосредоточиться на работе судьи и охотника. Направиться в Вечный Город сейчас означало нарушить целую кипу гласных и негласных правил, выставить себя дураком и, возможно, опозорить наставников.

Последняя мысль слегка отрезвила Бранда. “Опозорить старших? С чего вдруг, зачем? Я же могу просто вернуться в Цитадель и передать весть тысяцкому, а уж он решит, кому нести её в империю. Срочность? Дело это, конечно, неприятное, но срочности в нём никакой. Всё уже свершилось! Для Эрна, конечно, будет выгоднее разрешить возникшее противоречие поскорее, но я-то не княжий гридень — мне надлежит блюсти интересы всех государств и народов, их населяющих. Решено, еду в Цитадель! Если же господину дознавателю это придётся не по душе, пусть катится к демонам!”

Придя к такому решению, он, наконец, разорвал затянувшееся рукопожатие и, покачав головой, сказал

— Вы уж извините, сударь, но правила Ордена не позволяют мне сходить с Круга. Единственное, что я могу сделать для вас, в порядке исключения, это передать весть в Цитадель с тем, чтобы оттуда в империю направили подходящего человека.

Черноволосый поджал губы.

— Господин витязь, это дело не терпит отлагательств!

— Не могу согласиться, сударь. Имущество купца спасено, Аэлиэнус спокойно пребывает при дворе императора и, сколь мне известно, не намеревается оттуда исчезать, а изменник мёртв и более не представляет опасности. Соответственно, извещение посольской миссии в Вечном городе может быть отложено на время, которое потребуется мне для возвращения в Цитадель. В любом случае, для того, чтобы добраться до Рима, мне понадобилось бы никак не менее полутора месяцев; добавь мы к этому сроку неделю, не изменится ровным счётом ничего. И да, не забывайте, сударь, что Орден старается не вмешиваться в дела государств, пока остаётся надежда на то, что имеющееся недопонимание может быть разрешено их взаимными усилиями.

Лицо дознавателя закаменело. Очевидно, в его голове крутилось немало слов, описывающих подробности порочного рождения упёртого витязя и особенности его сношений с разного рода существами, однако плотно сжатые губы не позволили этим словам излиться в окружающее пространство.

“Что ж, господин витязь.”, — прошелестел черноволосый: “Я и впрямь иногда забываю об этом. Однако, боюсь, в наше время эта надежда становится всё призрачней.”

Бранд пожал плечами.

“Тем не менее, сударь, она не исчезает до конца. Надежда, вообще говоря, умирает последней.”, — он помолчал несколько вздохов и добавил: “Надеюсь, вопрос исчерпан?”

— Конечно, господин витязь.

— Хорошо, тогда предлагаю выдвигаться немедленно. Дело, как вы сами говорили, не ждёт.

Мужчина и юноша бросили на стол несколько печатней в счёт оплаты и покинули гостеприимное заведение. Их дороги тут же разделились; дознаватель направился к месту постоя своего отряда, Бранд же — домой. Следовало забрать вещи и попрощаться с родителями. Молодой витязь не знал, удастся ли ему в ближайшем времени вновь заглянуть в родной город. Что-то внутри подсказывало ему, что до этого момента пройдёт немало дней, недель, а может и месяцев.

Бранд прошёл меж домов, ловко обходя толкущихся и куда-то спешащих людей, вышел на родную улицу, преодолел пятнадцать шагов застланной досками мостовой, толкнул скрипучую дверь и вошёл в дом. Юноша знал, что отец его ещё на службе, и был, отчасти, рад этому — прощание с обоими родителями сразу могло затянуться и стать сложнее, больнее для всех. Бранд прислушался. Из взварни не доносилось ни звука. Он заглянул в кухню; там тоже не было ни души. Юноша поднялся наверх и увидел, что дверь домашней библиотеки была приоткрыта. Он осторожно толкнул её и вошёл в маленькую комнату, вмещающую в себя лишь несколько книжных полок, стол, стул и кресло-качалку. В ней, укрыв ноги шерстяным пледом, сидела Аслог Крамхолд. Услышав скрип двери, женщина подняла глаза.

-“Ты что-то долго сегодня, сынок”, — промолвила она, закрывая книгу, лежащую на коленях.

Бранд помялся, не зная, как начать, но, в конце концов, собрался с духом и заговорил

— Матушка, я вынужден буду уехать сегодня до темноты. Приезжал дознаватель из Вышгорода; мы… переговорили и у него обнаружилось для меня срочное дело.

Юноша старался говорить быстро, не давая матери возразить, а себе — запнуться, остановиться. Докончив, он замолчал в ожидании ответа, готовый к слезам, к тому, что мать придётся утешать, но женщина не оправдала этих ожиданий. Очевидно, всё произошло слишком быстро для неё, а может она просто смирилась с мыслью о необходимости отпустить своё дитя из родного гнезда, но в глазах её не возникло ни слезинки. Она спокойно отложила книгу в сторону, поднялась на ноги, обняла сына и произнесла

— Ну что ж, значит так надо. Хорошо, что ты предупредил меня сейчас; я как раз успею собрать тебе кое-что в дорогу. С отцом уже говорил?

— Нет, решил сначала зайти к тебе.

— Тогда поторопись. Он был здесь около получаса назад, но надолго не задержался — почти сразу убежал куда-то. Кажется, что-то случилось за стенами.

Бранд сразу всё понял — сэконунги снова решили поточить зубы о бревенчатые стены Рехена. Юноша порывисто выскочил за дверь, ворвался в жилую комнату, где им было оставлено снаряжение, и принялся споро облачатся. За счёт вхождения в Состояние Силы, он справился с задачей за полторы сотни вздохов. Подхватив копьё, щит, меч и шлем, Бранд ринулся на улицу, перепрыгивая через две ступени, рывком распахнул дверь и, что есть мочи, побежал к воротам. Мир вокруг замедлился; молодой витязь нёсся вперёд, вытягиваясь в пространстве и проскальзывая меж прохожими. Благодаря бешеному, недоступному для обычного человека, темпу, он оказался в месте назначения всего через несколько частей. На воротах, как и ожидалось, дежурили двое стражников. Юноша подлетел к ним и, едва остановившись, спросил

— Куда они направились? Сколько?

Стражи недоумённо уставились на него, слегка ошеломлённые неожиданной переменой обстановки.

— Погоди, юный Крам… То есть, витязь. О чём ты?

Бранд резко выдохнул, борясь с раздражением. Он не желал терять время понапрасну и заставлять людей отца попусту рисковать своими жизнями, имея возможность разделаться с врагами за считаные вздохи.

-“Около десяти частей назад из ворот вышел отряд с моим отцом во главе. Куда они направлялись и сколько их было?”, — повторил он чуть медленнее.

— А-а, вот оно что… Два десятка их было. Шли они на север, к одной рыбацкой деревушке. Местный прибежал к нам, сказал, что на них напали в две ладьи, и он едва успел сбежать.

-“Можешь пальцем показать, куда именно ушёл отряд?”, — выдохнул Бранд.

Стражник указал направление, ткнув кольчужной рукавицей в сторону побережья, и молодой витязь, благодарно кивнув, припустил вслед за ушедшими воинами города. Он нагнал их через три части, сориентировавшись по бряцанью оружия и упорному пыхтению. Бойцы двигались разреженным строем, выстроившись в шесть рядов по три человека, с Бьерном в голове построения. Подле воинов бежал человек в простой рубахе и штанах из небелёного, грубого льна, пропитанных потом и украшенных разводами соли, очевидно, тот самый деревенский, о котором ему говорили на воротах. Бранд несколько ускорил свой и без того быстрый бег, и поравнялся с отрядом. Стражники остановились, оглядываясь на него. Рыбак испуганно заозирался, не понимая поначалу, кто послужил причиной остановки, но увидев, что воины встречают гостя спокойно, чуток расслабился. Бьерн вышел вперёд и порывисто бросил

— Бранд? Откуда ты здесь?

Юноша мотнул головой.

— Всё потом, отец, я здесь, чтобы помочь. Обсудим это на ходу.

— И то верно. Двинулись дальше! Живее, братцы, там наших земляков грабят и жгут, пока мы тут разговоры разговариваем!

Стражники вновь побежали. Рыбак еле поспевал за ними, несмотря на то, что все рехенцы были одоспешены, и почти половина их имела не только шлемы, но и кольчуги, а сам Бьерн мог похвастать чешуйчатым доспехом, снятым однажды с северного разбойника, убитого им в честном поединке. Бранд легко держал заданную скорость, подпитывая тело жаром внутреннего огня, успевая, вдобавок, излагать отцу собственный план действий.

— На воротах мне сказали, что сэконунг прибыл на двух ладьях, стало быть, с ним, по меньшей мере, полсотни воинов. Они явно явились не за тем, чтобы пограбить ту несчастную деревушку, их цель — Рехен. Стало быть, нужно вывести жителей и отходить к городу, под защиту стен. Незачем вам в поле животом рисковать.

— Вам? А ты что?

— А я попытаюсь их задержать, али языком, али мечом.

— Ты, сынок, хоть и выучился орденским премудростям, да бессмертным не стал. Их там, я уверен, не полсотни, а, по меньшей мере, пять дюжин. Они же тебя просто числом задавят!

— Отец, не волнуйся. Моя цель — не перебить их, а задержать. В Цитадели меня не только мечом махать учили, мне ещё и голову изрядно вправили. Я или заговорю их, или закружу, а как увижу, что вы людей повывели, отойду с вами.

-“Добро!”, — Бьерн коротко кивнул, принимая задумку сына.

Бранд припустил вперёд, что есть мочи. Через десяток частей он вылетел на открытое пространство и увидел суетящихся в деревне норманнов; кантландцы не стали сразу жечь дома, предпочитая расчётливо вынести оттуда все ценности. Неподалёку толклись, окружённые гогочущими северянами, местные жители, взирающие на захватчиков глазами, полными ужаса. У ног рыбаков лежало двое крепких мужиков, окровавленных, посечённых. Один из них уже явно воссел с предками, а вот второй, больше избитый, чем иссечённый, ещё держался, пытаясь встать и продолжить бой. Впрочем, все его попытки были заранее обречены на провал: стоило рыбаку приподняться, как его роняли обратно на землю пинком или тычком копья. Бранд зарычал, чувствуя, как пламя ненависти поднимается в нём неудержимым валом, грозящим смести всё на своём пути.

-“Нет, чёрт подери, рано!”, — прошептал он себе под нос, делая глубокий вдох и усилием волипреобразовывая огонь гнева в кристаллы холодной ярости.

Казалось, сам мир зазвенел от сдерживаемого напряжения, расступаясь перед витязем. Он воткнул копьё в землю, шагнул вперёд, размываясь в пространстве, и через считанные мгновения вынырнул в толпе, окружившей селян. Юноша неуловимым движением выхватил меч и молниеносно отсёк половину древка, занесённого для нового тычка.

-“Hva gjør dere, hundebarn?”^[71] — промолвил он с расстановкой, наставляя лезвие цвета морской волны на воинов, стоящих перед ним: “Er det allerede verdig å slå og sparke, som en hund, en mann som har falt til bakken, som har akseptert kampen med ære?”^[72]

Один из морских разбойников, седой, поджарый, с перекошенной рваным шрамом левой половиной лица, сплюнул, усмехнулся и спросил хриплым каркающим голосом

— Stikker ridderne nå nesen i hver sprekk de når?^[73]

Толпа заулюлюкала. Северянин же продолжал

— Overlat sakene våre til oss og disse menneskene. Du skjønner, vi har ikke voldtatt en eneste kvinne, vi har ikke pisket en eneste overflødig person. Vi bringer ganske enkelt disse naturlig fødte trellene tilbake til stedet gudene hadde til hensikt for dem!^[74]

Очевидно, старому вояке казалось скучным просто стеречь жителей деревни, и он решил развлечь себя беседой. Молодые северяне, стоящие подле него, затаили дыхание, ожидая, что ответит витязь. Бранд недобро зыркнул на них из-под надбровья шлема и отчеканил

— Ern er her, ikke Kantland. Det er lover her, og det er ikke noe sted for trell i dem!^[75]

Кантландец вскинул брови.

-Åh, virkelig? Siden loven ikke er på vår side, må vi handle på gammeldags måte.^[76]

Седой подал стоящим подле него воинам знак, и они начали сжимать кольцо вокруг Бранда. Юноша чертыхнулся про себя. Он надеялся отвлечь северян громкими речами, но эта затея, похоже, оборачивалась полным провалом. Кантландцы, занятые непосредственно грабежом, даже не посмотрели в его сторону, продолжая сосредоточенно обыскивать дома и сараи, а те, что сторожили пленников, были уже готовы разорвать его. Конечно, юноша мог перебить их (благо, с пленными оставили всего десяток воинов), но оставшиеся могли ранить или убить кого-то из селян, а то и его самого. В конце концов, он не мог находиться в Состоянии вечно; избери северяне верную тактику, и ему несдобровать…

Вдруг, от сонма грабителей отделился одинокий человек с густой, чёрной как смоль бородой. Он был облачён в мягкие кожаные ботинки, простые холщовые штаны, украшенные множеством швов, и медвежью шкуру, накинутую на плечи так, чтобы голова зверя лежала на его собственное подобно капюшону. В руках воин нёс внушительных размеров секиру, или бродэкс, как её называли люди народа ладей. Когда мужчина подошёл ближе, стало заметно, что в глазах у него пляшут огни дикой весёлости и животной злобы. Северянин, не сбавляя шага, подошёл к кругу, прошёл сквозь него и, сойдясь наконец с Брандом, остановился. Он оглядел юношу, задержал взгляд на его клинке, радостно заулыбался и, дружески хлопнув его по плечу, прорычал

— Jeg likte deg. Jeg vil drepe deg!^[77]

Жители деревни, находящиеся у его ног, попытались отползти, испуганно шепча:

— Берсеркер! Берсеркер!

Бранд осклабился. Берсеркеры были нечастыми гостями в Эрнском княжестве. Возможно, причиной тому служила их привычка убивать всё живое в приступе внезапной ярости, а может их драчливый нрав, дополненный бычьей силой и волчьей прытью. И это было хорошо. Бой с северянином мог послужить выходом для всей той ярости, что скопилась в душе юноши за последние части. Кроме того, Бранд был, без сомнения, единственным, кто мог уложить медвежьего воина без особенного вреда для себя; бой берсеркера против рехенской стражи грозил большим кровопролитием.

Эти мысли пронеслись в голове молодого витязя за считанные мгновения. Прогнав их, он расправил плечи, слегка разведя руки с оружием в стороны, и, подпустив в голос злой весёлости, рыкнул берсеркеру в лицо

— Ville det ikke vært kjedelig av deg å bare drepe meg?^[78]

 Holmgang!^[79]

Северяне заволновались, недовольные словами юноши, но тут же умолкли, стоило им поймать взгляд человека в медвежьей шкуре. Гигант внимательно оглядел толпу, удостоверяясь, что никто более не пытается возразить, и вновь повернулся к Бранду, ощерив крепкие жёлтые зубы в усмешке.

-“Holmgang!”, — довольно подтвердил бородач: “Utley, ta med skinnet!”^[80]

Разум Бранда, заключённый в кокон холодной ярости ответил толикой удовлетворения. Затея, только что грозившая обернуться провалом, обещала принести куда больше выгоды, чем ожидалось изначально. Молодой витязь получал возможность не только задержать сэконунговскую шайку, но и уничтожить её опаснейшего бойца. Конечно, юноша понимал, что подвергает свою жизнь серьёзнейшей опасности, сходясь с берсеркером на шкуре в три шага шириной^[81] и теряя значительную часть преимущества, даваемого ему его сверхчеловеческой скоростью, но другого шанса у него не было.

Атли вернулся через несколько частей, неся в руках огромный мохнатый сверток. Он бросил его на землю и принялся раскатывать, закрепляя края шкуры деревянными колышками. Бранд оторвал взгляд от подготавливаемого подобия ристалища и огляделся. Неподалёку, почти вплотную к прежней границе круга, стояли кантландцы, занятые доселе грабежом. “Значит, все ценности они вынесли”, — заметил юноша про себя с некоторой отречённостью: “Придётся подарить этим разбойникам хорошее зрелище, способное задержать их на берегу.” Витязь гордо поднял голову и вышел на шкуру. Берсеркер уже стоял там, крепко ухватив свою секиру обеими руками. Он держал древко поземь^[82], опустив лезвие в обманчиво-непродуманную позицию. “Будет сечь ноги”, — подумал Бранд, однако виду не подал. Удары снизу не представляли для него большой угрозы, при его-то способности прыгнуть вверх на пару саженей, но кантландец об этом не знал.

Пока юноша придавался кратким размышлениям, от окружившей место Хольмганга толпы отделился богато одетый воин с длинным клинком, свисающим с наборного золотого пояса^[83], вероятно сэконунг. Он подошёл поближе, оглаживая густую рыжую бороду, оглядел бойцов, ухмыльнулся и начал ритуальную речь.

— Hva krangler disse mennene om?^[84]

Бранд, неопускаяголовы, ответил

— Jeg erklærer retten til frihet for disse menneskene! Erns lov!^[85]

Берсеркер вторил ему

— Jeg erklærer retten til disse menneskers skjebne! Med styrke!^[86]

Рыжебородый кивнул и вновь спросил

— Har du tre merker i sølv med deg til å betale vinneren i tilfelle tap?^[87]

Бойцы ответили в унисон

— Ja!^[88]

Сэконунг отошёл на два шага назад, вскинул руки и крикнул:

— Så la kampen begynne!^[89]

И не было кружения, не было долгого танца воинов, призванного усыпить бдительность врага. Ничего этого не было, как и всегда на Хольмганге. Была лишь короткая сшибка… И полетели щепки! Бранд, закрывшийся щитом в последнее мгновение, сверкал дырой в деревянном полотне; чудовищный удар бродэкса сломал несколько досок, выпиленных из Бирменхенгской сосны, будто те были сделаны из соломы.

Для всего мира прошло мгновение, а для Бранда — с десяток вздохов. Он, погружённый в Состояние, холодно и спокойно просчитывал свои дальнейшие действия. Щит, подставленный им под могучий удар намеренно, был лишь проверкой, которая, к некоторому разочарованию юноши, подтвердила его худшие опасения. Человек перед ним был истинным берсеркером, а не просто опытным воином, использовавшим особые отвары для собственного усиления. Вообще говоря, истинные берсеркеры отчасти напоминали витязей тем, что пользовались силой огня души для совершенствования тела; однако, огонь свой они применяли грубо, на основании животной интуиции направляя его на увеличение силы мускулов и прочности органов. Первую особенность противник Бранда уже продемонстрировал. Оставалось проверить вторую.

Юноша перешёл в наступление. Он проскользнул под косой взмах секиры и, пользуясь силой ног, выбросил себя вверх, нанося сопернику мощный удар гардой клинка прямо в подбородок. Северянин пошатнулся, сделал полшага назад, но уже через мгновение, мотнув головой, ответил резким толчком древком, призванным повалить витязя на землю или выбить его за край шкуры. Бранд увернулся, отскочив назад, и снова присел, повернувшись правым боком к противнику. Берсеркер попытался зацепить щит юноши, раскрыв шею и грудь эрнца, но молодой витязь не сплоховал, сбив длинный топор ударом рантом и, шагнув вперёд, нанёс позёмный удар северянину в челюсть. Что-то коротко хрустнуло. Правая щека кантландца повисла неопрятными кровавыми клочьями, открывая вид на рассечённую приблизительно на треть кость. Берсеркер зарычал, впадая в совершеннейшее бешенство, и начал с невероятной для обычного человека скоростью пластать воздух перед собой могучими ударами. Бранд, не осознавая толком собственных действий, присел, подставил щит под углом, сбил секиру взмахом клинка и сделал шаг вперёд, вкладывая весь свой вес в один удар. Меч прошёл брюхо северянина до половины, остановившись лишь на позвоночнике. Кантландец покачнулся и неверяще уставился на собственные внутренности, покидающие живот и выскальзывающие на шкуру. Воин ещё попытался собрать последние силы и нанести удар бродэксом, должный отправить юношу прямиком в Хельхейм, но Бранд, повернувший лезвие в ране и отправивший северянина толчком ноги на землю, не дал ему подобной возможности. Чернобородый смог только перехватить древко покрепче, судорожно сжимая немеющие пальцы, и прохрипеть

-“Vel, det var veldig gøy.”, — сказав это, норманн возвысил голос и прокричал: “Odin, jegkommer!”^[90]

После этого могучий северянин испустил дух. Ярость схлынула, оставляя пустоту. Окружённый покрывалом гробового молчания, юноша вогнал меч в ножны, стянул кольчужную рукавицу, а затем, не сходя со шкуры, повернулся к сэконунгу.

— Mine tre merker! ^[91]

Северянин сжал кулаки.

— Du drepte mannen min!^[92]

Бранд цыкнул и мотнул головой.

— Mord på Holmgang er ikke drap. Du vet dette like godt som meg.^[93]

Толпа загудела. Очевидно, северяне ожидали, что их воин разделается с юным витязем, и теперь, когда этого не произошло, они оказались в замешательстве. Юноша был, что называется, прав со всех сторон. И, хоть его правоту по законам Эрна северяне в расчёт не принимали, отречься от его правоты по законам Кантланда они не могли. Несмотря на то, что люди сэконунга были преступниками и для Эрнского княжества, и для Кантланда, они невольно склонялись перед определёнными аспектами закона их родной страны, как звери склоняются перед кличем сильного вожака. Право божественного превосходства^[94] значило немало как для Кантланда, так и для людей, его населяющих, и даже если судьба уносила их далеко от отчего дома, они продолжали почитать этот обычай. Сэконунг едва ли был исключением из этого правила. Он не собирался вступать в прямое противостояние с человеком, пользующимся поддержкой богов, или же обладающим достаточной силой, чтобы сопротивляться их воле. Северянин неверной рукой нащупал мешочек с серебром на поясе, раскрыл его и отсчитал тридцать монет. Бранд принял тяжёлые кругляши и буднично ссыпал их в свой кошель. Затем юноша уверенно обвёл глазами стоящих вокруг него воинов и приказал

— Spred til sidene og la fangene passere!^[95]

Северяне неловко разошлись в стороны, разрывая круг. Молодой витязь удовлетворённо кивнул и перевёл взгляд на избитого селянина. Опустившись рядом с ним на одно колено и выпростав руку из петель щита, юноша достал из набедренного чехла флакон с кровоостанавливающим отваром и начал поливать из него раны рыбака. Остановив кровь, Бранд принялся споро ощупывать тело полубессознательного жителя деревни, ища переломы. Деревенский, очевидно, был очень везучим человеком, потому как, кроме множества синяков и нескольких глубоких, но не слишком опасных при правильном уходе ран, он не получил даже малейшей отметины. Молодой витязь тихо выдохнул, испытывая невероятное облегчение. Он спешил, чувствуя, что не сможет долго удерживать внимание толпы на себе, и северяне, ошарашенные поначалу, разорвут в клочья и его, и жителей разграбленной деревушки. Оставалось надеяться на скорейшее прибытие стражи и отводить селян подальше от опасности.

Юноша осторожно поднял раненого с земли и пошагал прочь от места поединка. Следом за ним робко двинулись деревенские, настороженно оглядывающиеся по сторонам, прижимающие к груди испуганных детей. К несчастью, выйти из окружения всем было не суждено; на холме появились рехенские стражники, сопровождаемые сбежавшим рыбаком. Прибытие воинов Эрна как будто сняло с кантландцев чары, павшие на них со смертью берсеркера. Они стали, один за другим, поднимать оружие и щерить зубы в оскалах. Внезапно, один из северян подскочил к селянам и выхватил из толпы мать с младенцем на руках. Норманн схватил женщину за выбившиеся из-под платка волосы, вытащил из ножен, висящих на поясе, тесак-скрам^[96], с лезвием в локоть длиной, и приставил острую кромку к шее рыбачки.

— Прикажи своим людям уйти, витязь, или она умрёт!

Женщина сдавленно вскрикнула и замерла, глядя на вражеских воинов глазами загнанной серны. Кантландец с силой дёрнул несчастную за косы, заставив её рухнуть на колени. Ребёнок, крепко сжатый любящими руками матери, заревел. Северянин раздражённо дёрнул плечом и прорычал, ещё туже наматывая русую косу на кулак

— Заставь его умолкнуть!

Женщина, не смеющая бросить на своего пленителя взгляд и едва сдерживающая слёзы, зашикала, пытаясь успокоить младенца, но тот оставался глух ко всем увещеваниям матери. Бранд поднял руку в успокаивающем жесте.

— Стой! Не делай того, о чём пожалеешь! Разве ты хочешь стать детоубийцей и наложить вечное клеймо позора на свой род?

Северянин ничего не ответил, лишь угрюмо осклабился и крепче сжал рукоять тесака. Возникшая на лице норманна гримаса почему-то показалась молодому витязю невероятно похожей на оскал трупноядного болотца, виденного им в орденском бестиарии. Пришедшее на ум сравнение сдвинуло что-то в душе юноши, принося осознание. “Они ведь и впрямь подобны болотцам и иным тварям. Все их речи о законе, о воле богов, ведущих их, всё это — не более чем инстинкт, защитная реакция или охотничья хитрость. Стало быть, и бороться с ними нужно, как с дикими тварями.”

Не медля более ни вздоха, Бранд нырнул в зелёную пелену Состояния и ринулся вперёд. Клинок коротко свистнул, смахивая голову северянина с плеч. “Быстрее, быстрее!”, — приговаривал про себя юноша: “Быстрее, пока они не опомнились!”. Шаг, удар. Молодой витязь не разменивался на фехтовальные изыски; в этот момент всё решала скорость. Он шёл вперёд, раздавая простые, наиболее эффективные удары. Вот, враг, успел заметить начинающееся движение; тянет щит и оружие вверх. Укол в горло снизу. Другой, уходит в глухую оборону. Шаг, заступ, позёмный укол в сердце. Третий, бродэксмен, изготовился бить на отшаге. Медленно. Удивлённое выражение не успевает сойти с его лица, разделённого пополам вертикальной алой полосой. Шаг, удар. Шаг, удар.

Одного шага хватало не всегда. Приходилось делать и два, и три. В конце концов, северяне были опытными воинами. Смекнув, что к чему, они начали разрывать тесный круг; Бранд, ограниченный скоростью тела, не мог поспеть за ними всеми. А тело, тем временем, брало своё… Воздух казался густым, как патока; в нём вязли руки, он с трудом пробирался в сведённые спазмом лёгкие. Юноша понимал, что не успевает. Снеся голову тринадцатому северянину, он вывалился в обычный временной поток, тяжело дыша и обливаясь потом. Кисть, сжимающая меч, подрагивала. Бранд повернулся к рыбакам и крикнул

— Бегите!

Селяне, забрызганные кровью кантландцев, бросились к холму, сломя голову. Им навстречу уже бежали стражи Рехена. Бранд наклонил голову, поднял верхнюю губу, совершенно по-звериному обнажая зубы, и хрипло задышал, наполняя лёгкие живительным воздухом. Видя, что витязь устал, северяне начали разделяться на два отряда; один повернулся к бегущим воинам Эрна, другой принялся окружать юношу. Бранд начал отступать вбок, пытаясь развернуть цепь врагов флангом к себе, но не преуспел. Кольцо замыкалось. Обе стороны понимали, что витязь не выдержит боя в плотном окружении; будь ты хоть в десять раз быстрее обычного человека, увернуться от ударов дюжины воинов, работающих одновременно, не получится, и хотя бы одно лезвие найдёт свою цель.

Нападающие ускорились. Бранд порывисто оглянулся. Жители разорённой деревушки улепётывали со всех ног, успев уже взобраться на холм. Стражники же, тем временем, уплотнили строй, сомкнув каплевидные щиты. Копейщики, коих среди них была ровно половина, нависли над соратниками, выставив длинные древки с листовидными наконечниками вперёд, готовые поразить груди и незащищённые лица захватчиков. Северяне заорали, разрывая воздух боевым кличем, и ринулись вперёд, накатываясь на маленький отряд. Далее Бранд не видел ничего, вынужденный обратить всё своё внимание на подступающих к нему врагов. Дюжина человек, трое копейщиков, двое бродэксменов, семь щитоносцев. Первыми следовало уничтожить бойцов с копьями, могущих быстрее прочих найти прорехи в его защите.

Юноша поднял щит, подождал, покуда северяне подойдут поближе и прыгнул. Он взвился в воздух более, чем на сажень, а приземляясь вбил обе ноги в грудь первого копейщика. Одновременно с этим, он взмахом меча рассёк горло бродэксмена, стоявшего неподалёку. Кровавая карусель вновь закрутилась. Копейщики, в то же мгновение перебросившие оружие в сторону витязя, принялись колоть его в щит, пытаясь оттолкнуть деревянное поле и предоставить секироносцу возможность ударить в незащищённую точку. Эта тактика не принесла желаемого результата, и северяне сменили её на другую. Бродэксмен начал околачивать Бранда сверху, рассекая доски щита и, казалось, пытаясь вбить юношу в землю. Копейщики же стали выискивать прорехи в обороне витязя, жаля его в конечности и бока, будто рой злых ос. Получив несколько поверхностных ран, Бранд усилием воли заставил себя ускориться и, дождавшись перерыва между ударами секироносца, скользнул вперёд, сводя копья на левую сторону, вдоль поля щита. Юноша походя срубил оба древка и, вывернувшись ужом, обошёл северян сбоку. Крайний левый щитоносец не успел даже моргнуть, а его голова уже летела прочь, орошая землю кровью. Бранд не стал останавливаться на достигнутом, продолжая свой смертоносный забег за спинами кантландцев. Он разил врагов мечом и щитом, рубя руки, ноги и головы, ломая хребты и шеи. Однако, долго это продолжаться не могло; почувствовав, что силы его на исходе, молодой витязь вышел из Состояния. К этому моменту из дюжины северян в живых оставалось лишь двое — бродэксмен и один из щитоносцев, плечистый и приземистый, широкий, как бочонок. Северяне яростно оскалились и начали наступать, двигаясь вперёд спорым слаженным шагом. Бранд приподнял изрубленный щит, приседая и пытаясь восстановить дыхание. Прохладный морской воздух, обычно столь приятный, жёг натруженные лёгкие, сердце в груди заходилось кузнечным молотом. Юноша вновь принялся пятиться, выгадывая аршины жизненного пространства, но северяне, в ответ на это, ускорились, стремительно сокращая расстояние. Щитоносец, выставив левый бок вперёд, нёсся навстречу витязю прыжками; бродэксмен бежал за ним, не отставая ни на шаг. Вдруг, когда до столкновения оставались считаные мгновения, что-то свистнуло, стукнуло и секироносец с воплем схватился за спину, уронив топор себе под ноги. Следом за ним на землю осел щитоносец. Северянин упал на жёсткую глинистую почву ничком; из-под его правой лопатки торчала тяжёлая стрела с серо-чёрным гусиным оперением. “Наконец-то, свои”, — облегчённо подумал Бранд. Он поднял голову и увидел, что все северяне или мертвы, или лежат без сознания, а над ними стоят рехенские стражи. К маленькому отряду в два десятка человек подошла подмога. Юноша слабо улыбнулся и принялся стаскивать рукавицы. Затем его дрожащие руки принялись за завязки шлема. Тугой узелок с трудом поддался непослушным пальцам. Молодой витязь бросил шлем, опустился на землю и провёл ладонью по лбу и щекам, пытаясь стереть липкий пот, заливающий глаза. Отняв кисти рук от лица, он с удивлением обнаружил, что они окрашены в красный. Ему подумалось, что это, наверное, рассечение, и что нужно обработать рану. Юноша неловко нащупал чехол с зельями, но открыть его не смог. “Неудачно вышло”, — медленно проплыла мысль в его голове. Бранд попытался встать, но понял, что не может удержать равновесия иначе, как на коленях. Мир вокруг начал качаться всё сильнее; в воздухе поплыл какой-то гул. Он затопил всё, вытесняя прочие звуки. Последним, что услышал молодой витязь перед погружением во тьму беспамятства был топот стражников и чей-то протяжный крик

— Бранд!

Глава 9. Новые дороги

Бранд медленно вынырнул из тьмы беспамятства. Он поморщился и слегка приподнял голову, дабы осмотреться. Юноша обнаружил, что лежит в своей комнате, на кровати, голый, но укрытый простынёй. Он стащил со лба холодную примочку и, чуть покряхтывая, сел. Правое бедро отозвалось вспышкой острой боли. Молодой витязь ощупал ногу, стараясь не слишком тревожить тугую повязку. Судя по всему, одна из полученных ран оказалась глубже, чем ему виделось изначально.

Ещё раз оглядевшись, юноша обнаружил возле кровати свою походную суму. Обрадованный находкой, он опустился на колени и, расслабив завязки, запустил руки внутрь. Покопавшись в кожаном мешке, молодой витязь вытащил наружу запасные штаны и поспешно прикрыл оголённые чресла. Следом на свет появились простая рубаха с овальной горловиной и кусок верёвки. Наконец, кое-как одевшись и перепоясавшись, Бранд толкнул дверь и, изрядно хромая, спустился вниз. Он прислушался и уловил тихие голоса, доносившиеся из родительской спальни. Прошлёпав через горницу босыми ногами, юноша постучал по косяку, сообщая о намерении войти. Голоса притихли, послышались тяжёлые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге возник Бьерн Крамхолд. Он, не говоря ни слова, сделал большой шаг навстречу сыну и крепко обнял его.

-“Так и не вправили тебе голову в Цитадели”, — беззлобно пробурчал великан, не разрывая объятий.

Наконец, Бьерн отстранился и отошёл в сторону, подпуская к юноше мать. Та, в свою очередь, стоило ей увидеть бледное лицо сына, всплеснула руками и заохала

— Ой, что же ты колобродишь-то? Я ж тебе рану только зашила, того и гляди откроется! Ложись обратно, сейчас же!

Под конец реплики Аслог перешла с увещеваний матери на жёсткие приказы знахаря. Она привыкла иметь дело с воинами, пытающимися, показывая своё здоровье и телесную силу, вскочить с постели, едва придя в сознание, и давно выработала твёрдость, необходимую для их усмирения. Бранд, слыша привычные слова, слабо улыбнулся.

— Полно, полно тебе, матушка, сейчас поднимусь. Скажи только, куда вы положили мои снадобья? У меня там была настойка полыни и пырея…

— Снадобья? В подклет убрала, чтобы на солнце лишний раз не стояли. А обработать и впрямь можно, рана как раз немного отдохнула^[97].

— Хорошо… Тогда я сейчас схожу за ними, а там уж и лягу.

Бранд повернулся к двери родительской спальни спиной, и уже собрался было ковылять за чехлом со снадобьями, как осознание важного, критического момента пронзило его. Он резко повернулся к отцу и панически воскликнул

— Отче, а моё оружие? Что с ним сделали?

Юноша боялся, что отец, избегая его взгляда, скажет, что кто-то попытался взяться за его меч и копьё; боялся, что придётся потом сгорать от стыда под ненавидящими взорами семьи однорукого, наполовину парализованного калеки, но… Бьерн лишь махнул рукой.

— Не волнуйся, сын. Беды не случилось. Твоё оружие, вместе с доспехом, лежит в казармах. Мы не доставали меч из ножен, а копьё завернули в твой же панцирь. Свен рассказывал мне… кое-что о вашем снаряжении.

Молодой витязь облегчённо выдохнул.

— Спасибо, отче. Что ж, раз и здесь всё в порядке, пойду, и впрямь, в постель.

Теперь Бранд выполнил своё обещание до конца. Забрав кожаный чехол с флаконами, могущими, казалось, выдержать даже удар бродэкса, он поднялся в свою комнату и сел на кровать, готовясь рассмотреть рану. Размотав тугую повязку, он обнажил бедро, пересечённое несколькими алыми полосами. Две из них были украшены ровными жильными швами. Бранд в который раз восславил здравомыслие эрнских лекарей в целом и его матери в частности. Находись он в Кантланде, или, скажем, в землях Хенеров, его рана представляла бы сейчас кривую багровую стяжку, кровящую и, возможно, несущую в себе зачатки гниения. В Эрнском княжестве медики шили тонкими иглами дворфийской работы, которые держали в дворфийской же самогонке, тогда как среди упомянутых народов в ходу были иглы из рыбьей кости или же грубые железные иголки, которые, в лучшем случае, обмывали от крови после использования. Впрочем, всё лучше, чем быть орком, и иметь в качестве снадобий лишь степные травы, да притирания из лошадиного навоза… При мысли о последнем юноша содрогнулся. Да уж, не приведи светлые боги попасть под руку лекарю из числа сторонников подобных способов избавления от пациентов (а по мнению Бранда, никак иначе это, с позволения сказать, лечение назвать было нельзя)!

Вдоволь нарадовавшись доступным ему благам и обработав рану настойкой собственного изготовления, юноша вновь туго замотал бедро и лёг, обеспечивая телу необходимый покой. Он пролежал так до самого вечера, скучая и маясь от тянущей боли в ноге. Вечером, за ужином, Бранд попросил отца принести ему его доспехи и щит, изрядно пострадавшие в бою. Молодой витязь не желал терять несколько дней попусту, намереваясь починить повреждённое снаряжение за время вынужденного пребывания в родных пенатах. Бьерн, видя нетерпение сына, усмехнулся и, не переставая работать ложкой, сообщил ему, что доспех и щит будут приведены в порядок бронником, имеющим все необходимые для этого приспособы, а самому Бранду посоветовал отдыхать. За неимением выбора юноша согласился.

Уже через несколько дней Бранд достаточно окреп, чтобы дойти до казарм. Там его ждало чудное зрелище — оружейные стойки были завешены снаряжением в три слоя, а кузнец, обычно свободный или занятый мирной ковкой, работал над доспехами, не покладая рук. Вообще говоря, за последние недели в Рехене образовался некоторый избыток вещей, предназначенных для убиения себе подобных и для защиты от подобных попыток; сначала оружие из разбойничьего лагеря, затем снаряжение северян… Все рехенские стражники, участвовавшие в последнем сражении, неожиданно обзавелись доспехами. Двое десятников даже могли похвастать ламеллярной бронёй, а один — и вовсе чешуйчатым панцирем. Всего город приобрёл тридцать четыре кольчуги, три пластинчатых доспеха, одиннадцать лёгких шлемов, сорок семь железных, и девять стальных, снабжённных бармицами. Иными словами, на городскую стражу неожиданно свалилось богатство. Роль, сыгранная в этом деле Брандом, стала ей быстро известна, однако юноша отказался от вознаграждения, объясняя это тем, что он работал не по договору с городом, и отдал свою долю страже. Впрочем, благодарные воины убедили-таки молодого витязя принять подарок от них — резвого скакуна под высоким седлом, купленного у одного из приезжих торговцев, который гнал табун из южного Эрна к дворфам рода Орэля. Бранд принял подарок, даже несмотря на свою нелюбовь к лошадям, усмотрев в этом знак судьбы. Боги явно указывали ему на необходимость наладить отношения с этими благородными животными, и юноша махнул рукой, сдавшись на волю провидения. Именно на этом коне, наречённым им попросту Пегим, молодой витязь покинул ворота Рехена, направляясь назад, в Цитадель. Он помнил об обещании, данном дознавателю, и намеревался исполнить его со всем тщанием.

Путь, занявший ранее пять дней, пролетел в этот раз за три. Бранд чаще пускал Пегого рысью или быстрым шагом, не желая свалиться со спины животного и сломать шею. Скакун, казавшийся поначалу излишне ретивым, оказался вполне послушен воле хозяина, и юноша быстро пообвыкся в седле. Впрочем, к моменту прибытия в Цитадель его задница всё равно была хорошенько отбита и немного стёрта. Сказывалось отсутствие привычки…

Бранд подъехал к воротам Твердыни около половины седьмого пополудни. Спешившись, он отсалютовал невидимым снаружи стражам копьём и крикнул

— Орлёнок принёс весть орлу!

Услышав условленные слова, витязи, находящиеся в этот момент на страже, открыли ворота. Старший из них тут же подошёл к юноше и, крепко удерживая его за плечо, спросил

— По какому делу вернулся, молодь? Уверен, что повод достаточно серьёзный, чтобы беспокоить Илдреда немедля?

Бранд смиренно склонил голову и ответил

— Ежели Тысяцкий отдыхает или занят, я могу подождать, однако мои вести достаточно важны, чтобы не откладывать их оглашение.

Витязь с ворот кивнул и опустил руку.

— Тысяцкий, насколько мне известно, сейчас свободен и готов принять посетителя, если потребуется. Коли ты уверен, поспешим в башню.

Привязав Пегого у столба, спутники быстро пересекли двор и, не сбавляя темпа, взбежали вверх по лестнице. Они замедлили шаг лишь перед входом в покои тысяцкого. Витязь, сопровождавший Бранда, остановился, откашлялся в кулак и трижды стукнул костяшками левой руки по тёмному полотну двери.

-“Войдите!”, — послышалось с той стороны.

Старший из спутников распахнул дверь и сообщил, сопровождая свои слова полупоклоном

— Господин Тысяцкий, к вам молодой брат с вестью.

-“Пусть заходит.”, — отозвался Илдред.

Витязь посторонился, впуская юношу внутрь, а затем удалился, предварительно закрыв дверь наглухо. Бранд сделал шаг вперёд и отвесил короткий поклон. Подняв глаза, он натолкнулся на слегка удивлённый взгляд тысяцкого.

-“Бранд?”, — полувопросительно протянул старик: “Разве ты не должен находиться на Круге? Впрочем, об этом потом. Сейчас скажи, какую весть ты принёс?”

Юноша ещё раз поклонился и начал рассказ.

— В пути я помог одному ваддийскому купцу забрать его добро у шайки татей. Главарь шайки оказался магом разума, и я был вынужден отвести его в Рехен для допроса и вынесения приговора. В ходе допроса колдун погиб, однако княжий дознаватель смог выяснить, что он работал по заказу Аэлиэнуса Регулуса; кроме того, обнаружилось, что ограбленный купец находился под протекцией князя. Вдобавок, дознаватель пришёл к выводу, что у Регулуса имелись сообщники в королевстве Ваддов. Дознаватель отправился в ваддийское посольство Эрна, меня же он попросил сообщить об этом происшествии в посольскую миссию в Вечном Городе. Я не стал брать на себя смелость отправиться туда самостоятельно, не предупредив вас, сударь.

Молодой витязь старался говорить коротко и ёмко, не сомневаясь, что все необходимые выводы тысяцкий сделает сам. Закончив, юноша умолк, дожидаясь ответа. Илдред прикрыл глаза, обдумывая сказанное. По прошествии двух частей старик заговорил.

-“Ты поступил верно, Бранд. Посольские миссии тебе, пока что, не по чину. Однако…”, — тысяцкий сделал паузу и взглянул на юношу. Глаза его светились лёгкой хитринкой: “Однако, у тебя, вижу, способность попадать в разнообразные… обстоятельства. Пожалуй, будет не лишним подготовить тебя к ним, чтобы в дальнейшем у тебя не возникало необходимости возвращаться в Цитадель ради подобной мелочи. Ты поедешь в Рим в качестве подмастерья и спутника брата Драговида. Внимательно следи за всем, что он делает. Тогда он, может быть, объяснит тебе некоторые вещи, рассказывать про которые во время общего обучения было невместно, и даже даст несколько важных советов. Сейчас иди. Драговида найдёшь по завершении общей трапезы, передашь ему мой наказ явиться в башню. После этого можешь идти отдыхать. Твоя келья, сколь мне известно, свободна; расположишься там. Выезжаете на рассвете. Вопросы?”

Под конец речи от лёгкой хитринки в глазах тысяцкого не осталось и следа. Очи старика глядели жёстко, губы привычно роняли приказы. Не смея задерживать главу Ордена, Бранд поклонился и отчеканил

— Нет, сударь!

После чего, получив подтверждающий кивок, удалился.

***

После ужина Бранд принялся разыскивать своего временного патрона. Юноша припоминал его внешность, но достаточно смутно — им случилось видеться лишь однажды. Молодой витязь помнил, что Драговид обладает обычными для морцев^[98] чертами лица и не менее обычным цветом волос. Это несколько затрудняло поиск, ибо морцев в Ордене было не меньше трёх десятков, и это только тех, коих Бранд знал лично! Юноша не был уверен, сколько из них находились в Цитадели в настоящий момент, но подозревал, что число их значительно превышало единицу. Покумекав, Бранд решил испросить помощи у кого-то из более знакомых ему братьев. Первым навстречу юноше попался Тибо, потомственный бургундский пехотинец и одиозный весельчак, обладавший поистине неиссякаемым запасом дружелюбия, шуточек и выпивки, кою он мог добывать, казалось, из воздуха. Бранд ускорил шаг, перерезая путь витязя.

-“Тибо, здравствуй!”, — воскликнул юноша, привлекая к себе внимание.

Мужчина обернулся, расплываясь в улыбке.

— Бранд, да неужели! И тебе не хворать, юное дарование! Выглядишь напряжённым. Тебе сейчас, как никогда, нужна славная история! Итак, слушай…

Бургунд, полагавший хорошие шутки лучшим средством от всех невзгод, явно намеревался «полечить» юношу байкой-другой. Это, к сожалению, совершенно не входило в планы Бранда, не желающего затягивать выполнение задания тысяцкого. Юноша неловко перебил своего знакомца

— Прости, Тибо! Я и рад бы послушать твои истории, но сейчас надо мной довлеет одно срочное поручение от Тысяцкого. Мне необходимо найти Драговида. Не знаешь, где он может находиться?

Тибо притворно вздохнул и возвёл глаза к небу, но тут же вновь улыбнулся и махнул рукой в направлении келий.

— Он расположился через две двери от меня. Пойдём, провожу.

Бранд приложил руку к сердцу и отвесил бургунду неглубокий полупоклон.

— Благодарю покорнейше. Я загляну к тебе сразу, как разберусь с Драговидом, Тибо. Обещаю.

Бургунд махнул рукой, пробормотал что-то вроде “Пустое…” и пошагал ко входу в длинный дом. Зайдя внутрь, он целеустремлённо двинулся вперёд, минуя пары дверей, отделяющих кельи от внешнего мира. Пропустив полтора десятка проёмов, он остановился, указал пальцем на дверь, находящуюся по левую руку, и уточнил

— Вот здесь я и обитаю. Драговид обосновался во-он там, на две двери дальше, по правую руку.

Витязь сопроводил устные пояснения жестами, точно указывая, за какой именно дверью нашёл приют разыскиваемый юношей морец. Бранд благодарно кивнул, подошёл ко входу в комнату Драговида и постучал. Изнутри не донеслось ни звука. Тибо задумчиво побарабанил пальцами по подбородку.

— Странно. Он, насколько мне известно, не собирался никуда отлучаться. Хотя… Точно! Конь! Он, наверное, пошёл проведать своего ненаглядного Вихорька. Это может затянуться надолго… Знаешь, советую тебе поискать Драговида на конюшне. В противном случае тебе, возможно, придётся ждать его до темноты.

Бранд пожал плечами, откланялся и поспешил к стойлам, собираясь совместить два дела — известить Драговида о необходимости посетить тысяцкого и подготовить Пегого к завтрашней дороге. Путь занял лишь несколько частей, благо конюшни (вернее, несколько крытых стойл, носивших столь гордое название) располагались неподалёку от ворот, а соответственно и от входа в длинный дом. Прибыв на место, юноша обнаружил в стойлах лишь одного человека, размеренными движениями расчёсывающего гриву статного чёрного коня, стоящего перед ним. Бранд постоял немного в нерешительности, не желая отрывать морца от дела. Впрочем, видя, что тот не собирается выходить из созерцательного состояния, юноша вежливо кашлянул, привлекая внимание.

— Сударь, позвольте?

Драговид недовольно рыкнул и поднял лицо, несущее печать крайнего раздражения. Морцы вообще не любили, когда кто-то вторгался в отношения между ними и их лошадьми, а уж морцы-витязи, имеющие крайне мало времени и возможностей для обихаживания любимых животных, и подавно.

-“Чего тебе, молодь?”, — недружелюбно буркнул мужчина.

-“Господин Тысяцкий поручил передать вам, сударь, приглашение в личные покои. Он просил вас явиться туда сколь можно быстро.”, — ответил юноша, почтительно склонив голову.

Морец резко выпустил воздух сквозь сжатые зубы, вгоняя резной гребень, зажатый в руке, в специальный чехол, и похлопывая коня по шее. Вороной заржал, показывая крупные желтоватые зубы, и потёрся мордой о бок хозяина. Он, очевидно, желал продолжить приятные процедуры, но Драговид лишь погладил его и прошептал что-то на ухо; затем вскочил и порывистым шагом направился к выходу с конюшни, чуть не снеся юношу. Тот едва успев отшатнуться, ругнулся себе под нос и поплёлся в стойло к Пегому. Конь встретил молодого хозяина совершенно равнодушно, лишь фыркнул да пряднул пару раз ушами, будто совершая формальное приветствие. Бранд потрепал животное по холке и потянулся за стоящим на полу ведром. Пегий, успевший изрядно пропотеть под седлом, явно нуждался в мытье…

***

Рассвело рано. Солнечные лучи, само собой, не пытались опередить заведённый распорядок, дотянувшись до земли строго в положенный для этого момент, однако Бранду, имевшему неосмотрительность заглянуть-таки прошлым вечером в келью Тибо, казалось, что дневное светило намеренно выглянуло из-за горизонта пораньше, лишь бы только досадить ему. Юноша, отчаянно пытающийся заставить себя проснуться, неуверенно выполз из своей комнаты, нагруженный всем необходимым скарбом. По счастью, получить необходимое продовольствие он успел ещё вчера, здраво полагая, что интендант навряд ли поднимется с первыми лучами лишь для того, чтобы выдать ему свёрток солонины и мешочек крупы.

Итак, Бранд, обвешанный снаряжением, медленно шёл к конюшне, невольно оттягивая неприятную встречу. Впрочем, не будучи богом и не владея искусством замедлять ход времени, юноша смог отсрочить момент столкновения лишь на несколько частей. Добравшись, наконец, до стойл, молодой витязь увидел старшего товарища. Драговид стоял рядом с уже оседланным Вихрем, мрачный и молчаливый. Бросив на прибывшего недобрый взгляд, он поджал губы и выплюнул

— Ты опоздал.

Юноша, не желая спорить с раздражённым мужчиной, пожал плечами, бросил свои пожитки в углу и принялся седлать Пегого. Морец наблюдал за его действиями с откровенным неудовольствием. Пронзаемый пристальным взглядом Драговида, Бранд невольно начал раздражаться. Сжав зубы и оскалившись, он рванул подпругу на себя, рывком затягивая грубые седельные ремни и заставляя Пегого возмущённо заржать. Морец, лишь только увидев это, и сам вскинулся, гневно восклицая

— Да что ты с конём-то делаешь, изверг пустоголовый?!

Бранд повернулся к мужчине, сплюнул и буркнул

— К дороге готовлю.

Не успел он повернуться обратно, как в его затылок прилетела тяжёлая затрещина. Юноша, не ожидавший подобной подлости, вскинулся и принял боевую стойку, вставая лицом к Драговиду.

-“Эй, какого демона?”, — воскликнул Бранд, готовый принять следующий удар на предплечья и нанести собственный в ответ.

Морец поднял руку, прерывая его.

-“Умолкни, молодь!”, — жёстко приказал мужчина, не двигаясь более с места: “Не в том ты ещё положении, чтобы варежку на меня разевать. Это во-первых. Во-вторых, что тебе конь-то сделал, что ты ему так грудь и брюхо давишь, а? Хочешь, чтобы он задохся, али от кишечной колики по дороге пал?”

Распалённый Бранд хотел было ответить какой-нибудь резкостью, но, задумавшись, признал некоторую правоту Драговида. Пегий и впрямь пострадал совершенно не за что. Зло фыркнув, юноша вновь повернулся к конскому брюху и слегка расслабил подпругу, позволяя потнику разгладиться, а животному — вздохнуть спокойнее.

-“Уже лучше, молодь”, - произнёс мужчина, делая ударение на каждом слове: “Однако над твоей наглостью придётся ещё поработать.”

Витязь замолчал. Юноша прищурился, впериваясь взглядом в горделивое лицо морца. Драговид вызывал в нём какое-то иррациональное чувство раздражения и возмущения; Он будто бы всем своим видом говорил: “Ты мне не ровня, щенок!”. Такого отношения Бранд не любил и не терпел никогда, обоснованно считая, что даже человек, имеющий более высокое, чем он сам, положение, вполне может придержать своё чванство и не кичиться чином или умением, доказывая своё превосходство делом. Драговид, впрочем, придерживался, вероятно, другого мнения. Чувствуя пристальный взгляд юноши, он вскинул бровь и протянул полувопросительно-полунасмешливо

— Ты глядишь на меня так, будто уже натянул зеницами лук. Мой тебе совет, расслабь пясть своей души и направь её на что-то более полезное. Например, на закрепление своей поклажи у седла.

Бранд осознал, что всё ещё не повязал на Пегого ни одного тюка и на мгновение зарделся румянцем стыда. Время-то шло — солнце выползло из-за горизонта уже на два пальца! Спутники отставали от намеченного плана. Ещё раз фыркнув и заставив своё лицо вернуть обычный для него белый цвет, юноша принялся споро подвязывать сумы и сумки к конской сбруе. По истечении трёх частей, окончив дело, он повернулся к Драговиду. Морец придирчиво осмотрел проделанную юношей работу и вынес неутешительный вердикт

— Отвратительно. Переделать!

Бранд вновь повернулся к Пегому. Осмотрев закрепленные на конских спине и боках тюки, юноша не нашёл в их расположении ни одного достаточно крупного огреха. Он вздохнул и попытался было слегка перетянуть верёвки, изображая напряжённую деятельность по улучшению собственных результатов, однако был отстранён сильной рукой морца.

— Не стоит, не выставляй себя дураком. Тебя, вижу, совершенно не учили правильному обращению с поклажей; что ж, я покажу тебе, как это делается. Один раз. Запоминай накрепко.

Мужчина уверенно развязал почти все наличествующие узлы и принялся сооружать чудную конструкцию, наподобие коромысла, состоящего из верёвок. Соединив ей две наиболее тяжёлые сумки, он перекинул получившееся (по мнению Бранда) непотребство через спину Пегого, подвязал скатку и котелок к задней луке, продевая ремень через подхвостное^{name=r99>[99]} кольцо, и повернулся к юноше.

— Вот, совершенно ничего сложного. Поездишь пока так, а как будем проезжать через город достаточного размера, купишь правильные седельные сумки, или, если денег совсем нет, отдашь кожевнику на доработку свои.

Услышав о седельных сумах, Бранд наконец понял, что пытался изобразить морец с помощью мотка верёвки. Приложив руку к сердцу и коротко поклонившись в знак благодарности, молодой витязь начал подниматься в седло. Процесс этот всё ещё давался ему не слишком хорошо и занимал с полтора десятка вздохов. В первый раз, едва заполучив Пегого, юноша попытался проделать всё красиво, взлетев в седло, как виденные им несколько раз конники, но оказался на земле. Не слишком хорошо закрепленная подпруга сыграла с ним злую шутку, оставив на память позорный ушиб головы. После того случая, Бранд зарёкся следовать эстетике процесса, предпочтя оставаться верным сугубо практичному способу, коему его научил отец. Посему, на коня он взбирался несколько грузно, но вполне уверенно, не позволяя более голове и земле встретиться.

Поднявшись в седло и выдержав очередной укоряющий взгляд Драговида, юноша ткнул Пегого пятками в бока, посылая животное свободным шагом, и двинулся к воротам. Вороной конь морца, даже не понукаемый хозяином, тут же обошёл их, нетерпеливо фыркая, и ускакал вперёд. Бранд вздохнул, входя в меланхолически-отрешённое состояние, обычное для него в пору после раннего подъёма, и вновь сжал конские бока, заставляя Пегого разогнаться до собранной рыси^[100]. Само-собой, лошадиный круп тут же начал ходить вверх-вниз, раз за разом посылая ударную волну вверх по позвоночнику юноши. Уже предчувствуя «наслаждение», обеспечиваемое хорошо отбитой задницей и стёртыми до кровавых мозолей бёдрами, Бранд легонько гикнул, встряхивая поводьями, и направил коня между уже открытых воротных створок. Провожаемый сонно-недовольными взглядами братьев, стоящих на страже, он выехал на открытое пространство и пристроился за левым стременем морца. Ехали в молчании. Драговид всё время недовольно оглядывался на молодого спутника, и, в конце концов, решил послать Вихря быстрее, переходя на прибавленную рысь. Бранд, уже успевший к тому времени войти в некий ритм, позволяющий его спине хотя бы немного расслабиться, лишь вновь вздохнул и подстегнул коня.

Через четыре часа спутники свернули на южную дорогу, ведущую в сторону Торжка почти по прямой, вдоль отрогов Волошьих гор. Пути до него было недели две, если пешком или на телеге, рысью же — около шести дней. Путь этот был ходовой, торговый, а потому на нём частенько попадались трактиры и постоялые дворы, в коих витязи намеревались находить стол и ночлег. Осознание того, что ему не придётся ночевать на жёсткой и по-осеннему холодной земле, несказанно радовало Бранда, уже успевшего свыкнуться с мыслью о том, что его кроватью на ближайшие полгода будет, в лучшем случае, сеновал, а в худшем — тонкий войлок скатки, с сумкой вместо подушки.

Ехали долго, без отдыха. Дорога была, на удивление, пустынна; впрочем, помня настроения краннских охотников, Бранд уже ничему не удивлялся. Всё говорило о том, что за время его обучения и впрямь многое изменилось. Однако, могло быть и так, что спутники попросту не успели ещё доехать до по-настоящему оживлённого участка торгового пути; в конце концов, купцов, ведущих дела с дворфами было не слишком много, а других стоящих мест, кроме дороги, ведущей в земли Орэля, в окрестностях не наблюдалось.

Часов через пять Драговид дал знак остановиться. Бранд натянул поводья; Пегий заплясал и пошёл боком, недовольный внезапной остановкой. Юноша, едва удерживаясь на мятежном животном, принялся хлопать коня по шее и нашёптывать ему на ухо какие-то успокаивающие слова. Пегий, недовольно кося глазом, фыркнул ещё несколько раз, но, в конечном итоге, замер, лишь слегка переступая копытами. Взирающий на это морец хмыкнул и протянул

— А ты, похоже, не совсем безнадёжен… Впрочем, сейчас не об этом. Здесь, в лесу, неподалёку, есть родник. Напоим коней и двинемся дальше. Сейчас спешивайся и расстёгивай подпругу; твоему скакуну нужно немного остыть.

Юноша, не переча старшему спутнику, послушался и, невзирая на боль в занемевших от скачки ногах, спустился на землю, дабы разнуздать Пегого. Бранд осторожно расстегнул ремни подпруги, следя, чтобы груз, привязанный к подхвостному кольцу, не посыпался в дорожную пыль. Несмотря на то, что на дворе стоял конец Вересеня, и погода была уже весьма прохладной, потник, притянутый с утра к конскому телу, успел почти насквозь пропитаться резко пахнущей влагой. Молодой витязь встряхнул тканью, позволяя потокам свежего воздуха дотянуться до разгорячённого конского тела. Пегий встряхнул гривой и протяжно фыркнул; в звуке этом явно слышалось удовлетворение. Однако, Драговид, увидевший это, лишь цыкнул и покачал головой.

— Зря. Делать так можно только летом; в другое время, как сейчас, например, ты можешь перестудить коня. Хочешь, чтобы он пал посреди пути? Зачем, по-твоему, я сказал тебе дать ему остыть перед водопоем?

Бранд сжал губы и поморщился. Он не любил чувствовать себя неучем и невеждой и делал всё, чтобы избежать подобной славы, но в настоящий момент выхода не было. Он был привязан к Драговиду, как имперский раб-гребец к скамье, и испытывал от нахождения рядом с морцем ровно столько же удовольствия, сколько испытывал его вышеупомянутый раб от звука палубного гонга. Впрочем, Драговид, в отличие от солдат-надзирателей, хотя бы учил его дельным вещам. А что до премерзкой манеры общения… И не такое проходили. Пережить можно!

Решив так, юноша потянул за поводья, заставляя коня сделать шаг, и начал продвигаться вглубь леса, к роднику.

***

Когда витязи подъехали к трактиру, было уже темно. Воздух стремительно остывал, и влажный студёный ветер начинал пробираться к телу сквозь ткань шерстяной рубахи, заставляя задуматься о том, чтобы накинуть на плечи кафтан или плащ. Поеживаясь, спутники покинули сёдла и подошли к двери, ведя коней в поводу. Сквозь слегка закопчёные оконца трактира, забранные неожиданно ровным стеклом, пробивался свет свечей и масляных светильников, обещая тёплый ужин и уютную постель… Драговид, очевидно не желая находиться на низком крыльце дольше необходимого, поднял руку и постучал. Дверь приоткрылась и на пороге возник засаленный мальчишка-половой. Морец скептически оглядел его и проронил:

— Найдётся два местечка под крышей и столько же на конюшне?

Половой, в свою очередь, оглядел витязя, рассмотрел породу и сбрую его коня, и радостно закивал.

— Конечно, сударь! Проходите внутрь, в тепло, а о ваших благородных скакунах я позабочусь!

Морец покачал головой.

— Я спросил лишь, найдётся ли для них место; позаботимся о своих лошадях мы сами. Ты же лучше проводи нас, а потом передай трактирщику наказ подготовить комнаты и подать к нашему приходу хлеба, каши с мясом и чего-нибудь выпить. Сработаешь хорошо — получишь полпечатня.

Мальчишка вновь радостно кивнул, проскользнул ужом вдоль косяка и посеменил за угол здания, двигаясь вполоборота и сопровождая каждый шаг угодливым полупоклоном. Витязи синхронно поморщились, глядя на это униженное до мерзости зрелище, и пошагали следом за своим провожатым.

Служка привёл их на крытую конюшню, явно переживавшую не лучшие дни — крюки для щёток, пилок, щипцов и специальных молоточков были заполнены не более, чем на половину, а давно не обновляемая вода в поилке уже успела изрядно протухнуть, и источала гнилостную вонь. Половой ещё раз угодливо поклонился, схватил грабли и бросился выгребать из двух стойл клёклое сено, ежесекундно оглядываясь на гостей и одаряя их заискивающей улыбкой. Бранд, наблюдающий краем глаза за лицом Драговида, хорошо видел, что порывистый витязь с трудом удерживает собственную руку, тянущуюся к тяжёлому кнуту, висящему на поясе. Кнуты эти, кстати говоря, использовались морцами для того, чтобы в пылу боя оглушать вражеских наездников и вырывать их из сёдел… При мысли о том, что могло случиться, прилети укреплённый кожаный кончик страшного оружия мальчишке в голову, юношу пробрала дрожь.

К счастью, морец сумел сдержать кровожадный порыв, ограничившись словами.

— Да прекрати ты выворачиваться, как гадюка под сапогом! Конюшни ваши — дрянь, и ты не изменишь этого, поменяв солому в стойлах. Сейчас сообщи трактирщику то, что я велел, а потом пришли вашего конюшего. Мне нужно сказать ему… пару слов.

Служка испуганно застыл, сжав черенок граблей так, что, казалось, отнять их можно будет только при помощи хорошего ножа или топора, вместе с руками.

-“П-понимаете, милостивый сударь”, — сбивчиво пробормотал он: “Я здесь и за конюшего тоже. Старый-то конюший наш убёг, как ему жалованье на три месяца задержали. И вот, с тех пор я за него.”

Мальчишка умолк и стыдливо опустил глаза, стараясь избежать тяжёлого взора витязя. Драговид сжал губы, смежил веки и со свистом выпустил воздух через расширенные ноздри.

-“Иди в трактир”, — повторил он, однако на этот раз голос его был мягок: “Сообщи обо всём, что я велел. Потом вернёшься, разгребёшь сено и почистишь поилку. После ужина выйду, проверю. Если сделаешь всё хорошо, обещанный полупечатень — твой.”

Служка, не верящий своему счастью, согнулся в поклоне и в мгновение ока скрылся за дверями конюшни. Морец посмотрел ему вслед и печально покачал головой. Бранд, видя, что переменчивый норов Драговида несколько успокоился, позволил себе задать вопрос

— Старший, ужель жизнь в придорожных трактирах всегда столь тяжела, что прислужники вынуждены побираться у путников?

Морец медленно повернулся к юноше. Рот его был искривлён в злой усмешке.

— А ты что думал, они в сказке живут? Небось, судишь об их быте из записок путешественников да побасенок странствующих сказителей? Если так, то выброси эти бредни из головы. Ближе к столице, может, и живут сейчас сытнее да спокойнее, но здесь, у границ, вертеться приходится только так. Раньше было, конечно, получше: татей шастало поменьше, купцы ходили почаще… Да вот только около года назад, когда нескольких богатых имперских торговцев зарезали, пошла кутерьма…

Он махнул рукой, отвернулся и начал копаться в седельных сумках, вытаскивая последовательно пару гребней, щётку и тряпицу. Затем он, не медля, принялся расстёгивать подпругу и снимать тугую сбрую со своего скакуна. Бранд, стоявший доселе недвижимо, поражённый откровением Драговида, стряхнул с себя оцепенение и также принялся за работу. Пегого предстояло хорошенько вычистить.

***

Мальчишка вернулся, когда они уже почти закончили с лошадьми. Служка робко проскользнул в дверь, поклонился и доложил

— Всё готово, милостивый сударь!

Драговид кивнул, показывая, что услышал юнца, и, проведя по гриве Вихря гребнем ещё несколько раз, начал собирать инструмент. Бранд, последние несколько частей скорее изображавший деятельность, чем действительно делавший нечто полезное, облегчённо выдохнул, подхватил сумки и, вернув на место немногочисленные приспособы, позаимствованные со стен конюшни, последовал за морцем, уже выходившим наружу.

Пройдя через двор, спутники взобрались на широкое приземистое крыльцо трактира и, толкнув тяжёлую, потемневшую от влаги и копоти скрипучую дверь, вошли внутрь. Трапезная была совершенно пуста. Солидные столы, могущие вместить сообща три или три с половиной десятка человек, стояли одиноко, тускло поблескивая натёртыми столешницами. Справа от входа располагалась массивная дубовая стойка, отгораживающая кухню от обеденной. За стойкой стоял печальный трактирщик с обвисшими русыми усами и восхитительной лысиной. Увидев гостей, он встрепенулся, всплеснул мощными волосатыми руками, выглядывающими из-под коротких рукавов рубахи, и загудел

— Здравствуйте, добрые путники! Проходите, садитесь, где вам по душе! Сейчас принесу ваш ужин!

Сказав это, он тут же упорхнул в кухню. Витязи переглянулись и, окинув трапезную взглядом, направили свои стопы к самой её серёдке. Они заняли места за одним из двух столов, стоящих подле открытого очага, сейчас холодного. Едва они расположили свои вещи на полу и опустились на широкую лавку со спинкой, трактирщик вернулся в зал, неся поднос с двумя большими тарелками ячменной каши, сдобренной маслом и перемешанной с кусочками жирной свинины; рядом лежали толстые ломти ржаного хлеба, а за ними гордо возвышался кувшин пива. Сидящая на его верхушке опрятная шапка пены свидетельствовала о том, что пиво внутри качественное, светлое и взято из только что откупоренного бочонка. Хозяин заведения поставил кушанья на стол и удалился. Витязи разобрали глиняные плошки и деревянные кружки, достали из поясных чехлов ложки и приступили к трапезе. Бранду, успевшему сжевать за весь день лишь пару жалких полосок копчёного мяса да несколько сухарей, простая трактирная еда показалась настоящей амброзией. Пятикружечная тарелка каши, в сопровождении четырёх ломтей хлеба, общим весом гривны на три, исчезла в желудке юноши за считаные части, после чего он, тихо рыгнув в кулак, налил себе пива и сыто откинулся на спинку скамьи. Морец неодобрительно покосился на молодого спутника, не отрываясь, впрочем, от пищи. Драговид, вообще говоря, ел необычайно аккуратно, работая ложкой с методичностью голема-дробителя^[101] и точностью бургундского дворянина, за чем, очевидно, стояли многие часы практического опыта, полученного в светском обществе десятка разных государств. Бранд же таковым опытом не обладал, оставаясь, несмотря на полученные в Цитадели уроки приличного поведения, жителем северных окраин, изрядно пропитанным грубым кантландским духом.

Когда спутники покончили с ужином, трактирщик вышел к ним из-за стойки, чтобы убрать посуду. Когда он потянулся за тарелкой Драговида, морец привлёк его внимание движением руки и спросил

— Сколько с нас?

Хозяин заведения помялся и выпалил

— Полтора печатня!

Драговид пожал плечами, вытащил из поясного кошеля две монеты, большую и малую, и протянул их трактирщику.

— Койки включены?

Лысый мотнул головой.

— За них ещё полпечатня.

Драговид убрал меньшую из протянутых монет в кошель и достал ей на замену вторую, большую. Трактирщик принял серебряные кругляши и, положив их в карман фартука, удалился, унося посуду на кухню. Бранд проводил его неодобрительным взглядом и повернулся к своему патрону.

-“А он не много дерёт?”, — уточнил юноша, понизив голос.

-“С учётом их нынешнего положения? Нет.”, — отозвался морец: “Сейчас на запад и юг от Волошьих гор с припасами туго, по крайней мере в трактирах. Ты, разве, не знаешь? Вам не рассказывали о том, что сейчас творится в мире?”

— Не слишком много. Дари говорил, что мир сегодня меняется слишком быстро, чтобы уследить за ним чужими глазами.

Драговид потёр лоб и вздохнул.

— Узнаю старого пустынника… Он всегда отдавал предпочтение прошлому, а не настоящему. Впрочем, есть в его методе и преимущества; он, думаю, научил тебя неплохо разбираться в законах и обычаях народов мира.

Бранд неопределённо пожал плечами — Дари учил их многим наукам; были среди них и право, и Эссэ’кафэ-ту^[102]. Юноша хотел было упомянуть об этом, дабы дать Драговиду представление о собственных возможностях, но морец, не обративший внимания на жесты и размышления своего протеже, уже продолжал

— И, всё же, без знания текущего положения дел ты пропадёшь. К счастью, у нас будет достаточно времени, чтобы заполнить пробел в твоих знаниях.

Сказав это, он решительно встал, подобрал свои вещи и крикнул

— Эй, трактирщик! Койки застелены?

Хозяин таверны выглянул из кухни, вытирая руки полотенцем.

— Конечно, сударь! Вас проводить?

— Нет нужды, разберёмся сами.

Не говоря более ни слова, морец закинул пожитки на плечо и направился к лестнице. Бранд последовал за ним.

Поднявшись наверх, спутники оказались в узком коридоре с дверьми по обе стороны. Всего дверей было четыре пары. Они не отличались внешне — светлого дерева, легковесные, тонкие, с петлями, обращёнными внутрь — но Бранд был уверен, что комнаты за ними скрывались не одинаковые, рассчитанные на разных людей, с различным уровнем достатка и претенциозности. Судя по тому, что единственная открытая дверь была третьей от лестницы, их уровень достатка был оценен, как “выше среднего”.

Подойдя поближе и заглянув в комнату, юноша с удовлетворением обнаружил, что предчувствие его не подвело. Выделенное им помещение имело форму прямоугольника со сторонами пять на восемь шагов. Окна, забранные тем же, что и на первом этаже стеклом, давали достаточно света, чтобы различить обстановку — пять кроватей и пару объёмных сундуков, само собой не имеющих ни малейшего намёка на запор. Из коек застелены были только две, одна напротив двери, другая в противоположном конце комнаты. Бранд, не желая показаться невежей, прошествовал сначала к сундукам, дабы убрать вещи и дать Старшему возможность выбрать постель первым. Драговид, на удивление, выбрал кровать у двери. “Любит бегать до ветру по ночам, по всей видимости”, — ехидно подумал юноша. Морец, будто услышав его мысли, дёрнул уголком рта, опустил свои сумки на пол возле кровати и вышел, очевидно, проверить работу конюшего. Бранд, пользуясь краткими моментами уединения, сел на постель и достал из ножен свой меч. Положив клинок на колени, юноша обхватил его рукоять и лезвие ладонями, плавно входя в состояние расслабленного единения с миром и своим оружием. Он чувствовал жизненную силу в своём теле и направлял её, заставляя наполнять каждую кость, каждую мышцу и каждый участок кожи. Он мягко подталкивал её к мечу, в тысячный раз ощупывая мощь зачарованного божественного железа и заставляя его звенеть в такт своей силе. Не зря, ох не зря люди считали клинки витязей особенными! Они были почти живыми…

Глубоко вздохнув, Бранд вынырнул из глубин своего сознания в обычный мир. Открыв глаза, он увидел, что Драговид уже вернулся в комнату и наблюдает за ним. Морец сидел на своей койке, медленно перекатывая в руках небольшую глиняную чашку, выполнявшую роль масляного светильника, и пристально смотрел на юношу, не отводя взора. Заметив возвращение своего протеже из мира тонких энергий, витязь одобрительно кивнул, поставил чашку на пол и принялся готовиться ко сну. Юноша бросил на наставника удивлённый взгляд, но воздержался от вопросов, предпочтя последовать примеру старшего. Убрав оружие в ножны и скинув одежду, он нырнул под одеяло и заснул, едва успев опустить голову на подушку.

Глава 10. Защитники страждущих

Бранда разбудили робкие прикосновения солнечных лучей. Юноша приподнялся в постели, потёр лицо, потянулся и оглядел комнату. Драговид, к его удивлению, ещё спал. Стараясь не разбудить морца, молодой витязь встал, осторожно ощупывая пол ногами, стараясь не зацепить скрипучие доски. Однако, несмотря на все его старания, одна доска предательски запела, стоило ему докоснуться её ступнёй. Драговид, потревоженный резким звуком, открыл глаза. Юноша вжал голову в плечи, готовясь услышать несколько неприятных фактов о себе от недовольного побудкой патрона, но морец лишь кивнул ему, и, бросив нечто наподобие пожелания доброго утра, принялся совершать привычный моцион. Бранд решил последовать его примеру; он резво вскочил, натянул одежду, перепоясался, затянул боковые ремни сапог^[103] и собрался уже было спуститься вниз, желая позаимствовать из трактирного костровища щепотку-другую золы и почистить наконец зубы, но был окликнут морцем:

— Забирай вещи, молодь! Возвращаться сюда мы не будем.

Флегматично пожав плечами, Бранд выполнил распоряжение наставника, навьючившись сумками, словно мул, и спустился в трапезную. Огонь в костровой яме едва тлел, из-за чего в углах комнаты явственно ощущалась утренняя прохлада, но в середине зала было тепло, а из кухни слышалось бряцанье посуды. Юноша сложил свои вещи там же, где и вчера, подошёл поближе к стойке и крикнул:

— Эй, хозяин! Есть чем покормить голодающих?

За углом грохнула печная заслонка. Трактирщик, слегка перепачканный сажей, осторожно высунулся из-за угла. Окинув трапезную взглядом и не заметив никого, кроме молодого витязя, он облегчённо выдохнул:

— Фух, добрый человек, напугал ты меня! Я уж думал, это Деян Кривой с дружками заявился поутру!

-“Деян Кривой?”, — насторожился Бранд: “Это ещё кто? Уж не тать ли?”

Трактирщик, услышав догадку юноши, замер, но, после секундного раздумия, неловко улыбнулся и замотал головой.

— Нет-нет, ну какой тать, право слово! Так, гуляка и пропойца…

Хозяин постоялого двора явно лгал, причём не слишком-то искусно. Очевидно, он проболтался о резвящемся в этих краях разбойнике случайно, а теперь, напуганный внезапным проявлением внимания и небезосновательно опасающийся за свою жизнь, решил сделать вид, что был неправильно понят. Бранд поспешил успокоить мужчину:

— Ты можешь говорить открыто. Мы из Ордена, мы поможем.

Трактирщик вмиг растерял всякий намёк на улыбку. Лицо его сделалось серьёзным, и даже печальным, а плечи, доселе молодцевато расправленные, поникли. Он бездумно покрутил зажатое в руках полотенце, пожевал губами и вышел из-за стойки. Мужчина, тяжело ступая, прошёл несколько шагов и опустился на ближайшую скамью. Бранд сел напротив, расположил руки на столе и приготовился слушать. Хозяин заведения задумчиво выдохнул, сложил кисти в замок и заговорил:

— История эта началась с год назад. Тут, в то время, как раз как неспокойно стало, начала пошаливать одна шайка из бывших шахтёров, в посёлках своих оголодавших. Они, поначалу, совсем безобидными были, даже и не шайка почти — так, еду воровали, животных со дворов да овощи с огородов, да вот только нашёлся у них один… То ли Сбыня, то ли Брыня, сейчас уж не вспомню… В общем, науськал он их на разбой посерьёзнее; стали они по посёлкам ходить, да дань с рудокопов собирать, а кто им не платил, тех они палками да обухами до полусмерти охаживали. Ратники с ними ничего поделать не могли — как ни придут, так разбойничков и след простыл. Долго ловили их, да без толку. Они ж горы, как свои пять пальцев знали, даже засады, бывало, на княжьих людей, устраивали! А Деян тогда ещё в рудокопах ходил, недалече отсюда, в железной шахте. Да только недоволен он был своим ремеслом — скучно ему было в забое. Ну и тут, как по заказу, явилась в его посёлок эта шайка. Присмотрелся он, значит, к ним и решил, что эта братия для него в самый раз. Уж не знаю точно, за что его их атаман взял, да только начал Деян с тем сбродом вместе разбойничать, и, не прошло и полугода, как он у них уже новым главарём ходил. Старый, говорили, приставился, да только враки всё это! Тут и ребёнку понятно, что Деян прежнего главаря в могилу отправил, али с горы столкнувши, али ножом порезав, али киркой голову проломив… Ну да сейчас не о том речь. Важно другое — при Деяне шайка совсем распоясалась. Люди его обозы грабить повадились, да так ловко, что купцы вскоре совсем тут ездить перестали…

-“А вот с этого момента поподробнее, уважаемый!”, — произнёс голос из-за Брандовой спины.

Обернувшись, юноша без удивления обнаружил стоящего у основания лестницы Драговида. Морец, в свою очередь, кивнул, приветствуя хозяина заведения, и подошёл поближе, усаживаясь за стол. Трактирщик бросил на него неуверенный взгляд, но продолжил рассказ:

— Так вот, значит, говорю, что купцы совсем к нам дорогу забыли, а вскорости и отряды княжеские навещать нас перестали. Слышал я от тех, кто ещё ходит через наши места, что это от того, что на юге сейчас неспокойно, мол, вся рать там, да вот только не знаю, правда ли это, али мы стали попросту не нужны, и про нас тотчас позабыли…

Трактирщик понурился и умолк. Драговид побарабанил пальцами по столу и вновь начал задавать вопросы:

— Этого мало. Скажи точно, как давно ты в последний раз видел купца? Сколько прошло с последнего прихода княжьих людей? Кто вывозит из посёлков руду и как часто? Где, приблизительно, обитает шайка Деяна и сколько их?

Трактирщик поднял печальный взгляд от стола, почесал маковку и забормотал:

-“Так, сегодня, стал-быть, четвёртое листопада…”, — он пробормотал ещё что-то, считая дни и загибая пальцы, а затем возвысил голос и принялся перечислять: “Ну, купец был у нас на равноденствие, а княжьи люди, значит, на Осенины. Получается, купец — двенадцать дней тому назад, а ратники — двадцать пять. Что до руды, так раньше её, раз от раза, вывозили аккурат в последний день месяца; княжьи обозники этим занимались. Токмо, сейчас я ничего про это не ведаю. Последний шахтёр заглядывал ко мне больше месяца назад, но тогда он говорил, что руду у них забрали в назначенный срок, в последний день зарева. Ну и про шайку Деяна можете даже не спрашивать. Где они обретаются, никто не знает. Известно только, что где-то в горах… Да горы-то большие, там не то, что Деян с дружками, там весь Торжок спрячется, да ещё место останется!”

Трактирщик махнул рукой и вздохнул. Очевидно, он и сам понимал, что рассказанное им не слишком-то поможет витязям, и что надежды на избавление от разбойничьей напасти немного; понимали это и Бранд с Драговидом. Юноша повернулся к наставнику и жестами испросил разрешения закончить разговор. Морец согласился, уточнив, что сделает всё сам. Он, неожиданно для всех присутствующих, наклонился к корчмарю и сказал, положив руку ему на плечо:

— Не бойся, добрый человек. Выследим мы Деяна, да спровадим на княжий суд! Ты нас только накорми завтраком, да скажи, где ближайший горняцкий посёлок.

Трактирщик, дёрнувшийся было от прикосновения, просветлел лицом, несмело улыбнулся и поднялся с места.

-“Ну, что ж, коль витязи обещают, значит так оно и будет, верно?”, — произнёс он полувопросительно.

-“Так и будет. Наше слово твердо.”, — заверил его Драговид.

Здоровяк снова улыбнулся и удалился обратно на кухню. Морец посмотрел ему вслед, выпустил воздух сквозь сжатые зубы и откинулся на спинку скамьи. Бранд покосился на него, стараясь не выдавать своей заинтересованности, но не преуспел. Морец покосился на него в ответ и протянул:

— Да уж, не знаю даже, что сказать тебе, молодь… С одной стороны, ты существенно задержал наше продвижение и втянул нас в крайне паршивое дельце. С другой, ты поступил так, как и полагается витязю, предложив помощь и защиту нуждающемуся…

Драговид, так и не закончив мысль, замолчал и прикрыл глаза. Юноша решил не тревожить его, предпочтя поразмышлять над сложившимися обстоятельствами. Он оперся подбородком на сложенные в замок руки, и принялся прикидывать, как можно применить полученные от трактирщика сведения.

“Ну, чтобы Деяна отловить, нам, во перву строку, надлежит разобраться, где он шастает и когда. Корчмарь говорил, что Деян из рудокопов, и что он, ещё при прежнем главаре, ходил с бывших собратьев по ремеслу дань собирать. Думаю, сейчас, когда купцы в эти места захаживать стали реже, шайка вернулась к старым привычкам. Стало быть, нам нужно выяснить, как добраться до ближайших шахтёрских посёлков, а там уж порасспрашивать местных, да расставить на Деяновых хлопцев ловушку.”

Тут из кухни вышел, даже скорее вылетел, трактирщик, окружённый клубами пара. В руках он нёс большой горшок, полный ароматного мясного рагу. Посудина глухо и тяжело опустилась на стол, обдав лица витязей пахучим паром. Драговид принюхался и вскинул брови.

— Оленина? С душичным взваром?

Трактирщик, сияя, как новый печатень, кивнул.

— Порадовал ты нас, хозяин. Ох, чую, хорошо сегодня пойдёт работа!

Корчмарь расплылся в широкой улыбке и прогудел:

— Ну, так, для хороших людей-то, отчего ж не постараться!

Это его простодушие, эта бесконечная, почти детская, вера зацепила какую-то струну в Брандовой душе: “Ну, раз есть ещё люди, способные верить, значит надежда не потеряна! Значит, Кранн — не всеобщее правило!”.

Мысль эта чрезвычайно порадовала юношу, начавшего уже сомневаться в очередном пласте своих убеждений. Родители всегда учили его, что люди, несмотря ни на что, могут продолжать жить и верить друг-в-друга, однако сухие сводки новостей, принесённые братьями в Орден, вкупе с рассказами, услышанными в Рехене от купцов, и осмысленными им лишь вчера, говорили о совершенно обратном. Везде сейчас неспокойно, везде поднимают голову люди, любящие ловить жирную рыбу в мутных водоворотах событий… Такую картину рисовали эти рассказы. Однако теперь Бранд видел, что, хоть дурных людей нынче и стало больше, чем прежде, добрые люди, не почитающие тёмные времена за новую обыденность, никуда не исчезли. Ободрённый, он выхватил из поясного чехла ложку и налетел на еду подобно саранче. Впрочем, засунув в рот лишь несколько порций, он остановился, прислушиваясь к ощущениям, возникшим на языке. Дело было не в овощах — репа, морковь и капуста, составляющие основу рагу, ничем особенным не выделялись — а вот мясо имело странный вкус, нежный, чуть сладковатый, но, в остальном, напоминающий говядину. Бранд признал этот вкус достаточно приятным, списав его необычность на влияние душичного взвара и подивившись причуде корчмаря, добавляющего зелья в обычную пищу^[104], и счёл за лучшее вернуться к трапезе, пока Драговид не расправился с кушаньем в одиночку. Ложки споро застучали по стенкам горшка, перемещая его аппетитное содержимое в неглубокие миски, а из мисок — в пустые животы витязей. Благодаря их слаженным стараниям, опустошение посудины заняло не более трети часа, по истечении которых спутники споро засобирались на выход. Трактирщик, слыша, что постояльцы собираются уходить, выскользнул из кухни, намереваясь собрать посуду и получить оплату. Хозяин заведения запросил за завтрак всего полпечатня, изъявив, вдобавок, готовность обеспечить витязей провизией в дорогу за весьма скромную сумму. Жест этот был воспринят ими весьма благосклонно, ведь спутники не могли с точностью сказать, сколько времени им предстояло провести среди скал, не населённых никем, кроме рудокопов, разбойников, да редких птиц, вивших гнёзда на вершинах окрестных гор. Трактирщик продал им приличных размеров мешок, полный сухарей, гречи и пшена, а в довесок к нему увесистый шмат копчёной оленины и толстую колбасу, изготовленную всё из того же оленя по собственному рецепту корчмаря. Взамен, владелец заведения получил столь потребное ему серебро и наказ не выходить попусту на улицу, но паче того, не выдавать произошедшего людям Деяна. Прознав про идущую охоту, тати могли не только сбежать от правосудия, но и покалечить кого-нибудь из местных напоследок. Трактирщик клятвенно заверил витязей, что последует данному совету, проводил их до двери и указал, где находится ближайшее шахтёрское поселение — Чёрная Щель. Ходу до него было, по словам корчмаря, около шести часов, то есть чуть меньше двадцати вёрст. У Бранда и Драговида этот путь должен был занять не более двух с половиной часов, даже если учесть сложные участки, где лошадей пришлось бы вести в поводу. Несмотря на это, двигаться надо было быстро. Разобраться с шайкой Деяна требовалось как можно скорее, ведь любая задержка в этом деле была чревата промедлением по основной задаче, чьё выполнение, конечно, могло быть отложено на некоторый срок, всегда закладываемый на случай возникновения обстоятельств непреодолимой силы, но… Срок этот был отнюдь не бесконечным. Посему витязи, споро оседлав лошадей, поскакали в сторону Чёрной Щели, на поиски следов Деяновой шайки.

По счастью, в дороге непредвиденных обстоятельств не возникло. Более того, весь путь витязям удалось проделать верхом; спешиться пришлось лишь у самого посёлка, когда дорогу спутникам загородила четвёрка угрюмых рудокопов. Все они были, как братья-близнецы: одинаково сухие, жилистые, с кожей, серовато-бурой от въевшейся в неё забойной пыли. В руках они сжимали тяжёлые кирки и кувалды. Было заметно, что инструмент в дело они пускают исключительно в шахте, но исходящие от горняков эманации мрачной настороженности не давали повода усомниться в том, что доведённые до отчаяния люди без раздумий применят свои приспособы против пришлых, возникни такая необходимость. Один из рудокопов, очевидно, поселковый старшина, шагнул навстречу спутникам, наклоняя голову, словно бодливый бык, и пролаял:

— Кто такие? Что здесь забыли?

Драговид поднял ладони в успокаивающем жесте и ответил:

— Спокойно, добрый человек! Витязи мы. Нам сказали, что у вас тут тати пошаливают, вот мы и заглянули в гости.

Рудокоп недоверчиво сощурился, пожевал губами и буркнул:

— Клинки покажите!

Бранд с Драговидом переглянулись и вытащили мечи из ножен; лезвия блеснули бирюзой. Поселковый старшина, едва увидев это, удовлетворённо хекнул и махнул рукой, призывая горняков возвращаться к работе. Мужики, явственно ободрённые прибытием витязей, заулыбались, позакидывали кирки на плечи и отправились назад в шахту, двигаясь чуть ли не бегом, спеша донести радостную весть до коллег по цеху. Бранд и Драговид проводили бегущих взглядами, спрятали клинки обратно в ножны и обратились вниманием к старосте, исполненные решимости вытянуть из него все возможные сведения. Рудокоп, почти что насквозь пронзённый двумя парами внимательных глаз, нервно улыбнулся и сглотнул. Бранд, видя, что старшина доведён до нужной кондиции, решил взять быка за рога и начал расспросы:

— Сколько человек в Деяновой шайке? Где их укрытие? Давно ли они здесь были? Часто ли заходят к вам? Где они, в основном, ошиваются?

Старшина, несколько ошеломлённый таким количеством вопросов, замер, поскрёб нестриженными ногтями густую щетину, покрывающую его лицо от шеи до самых глаз, и выдавил:

— Ты бы это, добрый человек, помедленнее говорил, что ли!

Бранд, прикрыв глаза и поджав губы в притворном напряжении, кивнул и повторил первый вопрос:

— Сколько человек ходит под Деяном?

Старшина задумчиво уставился в пространство, с натугой припоминая точное число разбойников. По прошествии полутора частей он виновато развёл руками и буркнул:

— Не помню точно. По-моему, целая толпа — голов двадцать пять или тридцать, но я могу и ошибаться. Они ж, эта, всем кагалом обычно не заявляются. Так, приходят человек по пять, чтобы наших сподручнее держать во время побоев было.

Юноша, слыша о бесчинствах татей, поморщился. Он, конечно, знал, чем промышляют шайки, и как они развлекаются, но никогда не принимал подобных… буйств. Наслаждаться страданиями ни в чём не повинных людей, которые только и знают, что работать с утра до ночи? Да как такое возможно?!

Ответа, конечно же, не было, но Бранд не стал задаваться подобными вопросами слишком уж долго, предпочтя возвратиться к текущей задаче.

— Как часто к вам заходят такие пятёрки? Всегда ли берут что-то?

Старшина страдальчески сморщился.

— Заходят-то? Частенько, особенно в последнее время. Вот, последний раз не дале, как на Справницы были. И да, как всегда, прибрали к рукам пару вещей. К зиме готовятся, сволочи!

Последняя часть его реплики была наполнена лютой, совершенно нерациональной, на взгляд Бранда, ненавистью. Гнев, ведь, хорош, когда пускаешь его в дело! А сидеть тихо, как мышь под веником, но исходить при этом душевным ядом, смысла нет; от этого только сон портится и язвы в желудке возникают.

— Они как, больше к вам ходят, или к кому ещё?

-“Ходят они”, — выдохнул старшина: “Ко всем примерно одинаково. Но через нас чаще проходят навеселе, из Глебового трактира.”

-“Навеселе…”, — повторил Бранд задумчиво: “Не думаю, что они при этом слишком уж внимательно смотрят за окрестностями. Надеюсь, вам хватило смелости проследить за ними и выяснить, где их убежище?”

Рудокоп помялся, потупился и выдавил:

— Хватило… Одному.

-“И кто же этот смельчак?”, — поторопил шахтёра юноша.

-“Сын Тихомиров, отрок шилозадый.”, — буркнул старшина уже совсем мрачно.

Бранд мысленно усмехнулся. Какой-то юнец обошёл всех мужчин посёлка! Они-то полагали себя рассудительными и мудрыми, не оказывая татям сопротивления и полагаясь на княжьих ратников, а он, мнимый непутёвым, не испугался пройти в самый разбойничий стан и может сейчас оказать помощь Ордену, да ещё и всем соседям в придачу! Молодой витязь видел в этом отроке себя. Ему тоже не раз случалось делать что-то в обход установленных старшими правил и достигать успеха, получая после этого по шее. Он не сомневался, что и Тихомиров сын не избежал подобной участи, и уже представлял, как старшина будет просить наказанного помочь “господам витязям”. Предвкушающе ухмыльнувшись, он вновь заговорил:

— Ну, веди нас тогда к этому… шилозадому.

Рудокоп чуть заметно скривился, передёрнул плечами и двинулся вглубь посёлка.

По мере приближения к практически отвесным, высоким, как само небо скалам, нависающим над путниками подобно стенам исполинской крепости, на глаза Бранду попадалось всё больше признаков близости человеческого жилья. Впрочем, говорить исключительно о глазах в данном случае не приходилось, ведь первым признаком недалёкой цивилизации стали выгребные ямы. Их запах, знакомый каждому городскому жителю, достиг носа юноши внезапно и единомоментно, ударив туда разом всей своей мощью. Неожиданно хорошая, тёплая погода, вкупе с отсутствием ветра, заставила все миазмы, источаемые нечистотами, собраться в одном месте, превратив его в средоточие зловония. К счастью, благодаря всё той же погоде, прилежащие к выгребным ямам площади оказались избавлены от удушливого смрада помоев, что позволило спутникам перевести дыхание и сосредоточиться на окружающей действительности.

За выгребными ямами начался сам посёлок. Бранд, никогда доселе не бывавший на шахтах, поразился его предельной утилитарности: полное отсутствие придомовых участков, коробчатые срубы из грубо обтёсанных брёвен; унылая, функциональная простота в её высшем проявлении! При мысли о том, каково провести в подобном местечке всю жизнь или даже большую её часть, юноше стало не по себе. “И ведь приезжают же сюда. Добровольно!”, — подумалось ему.

Пройдя невзрачное скопление домов насквозь и привязав лошадей (за чью сохранность старшина поручился лично), спутники углубились в шахту. Узкий каменный ход с разбегающимися в разные стороны отнорками штреков напоминал логово огромного червя или змея — давящий, мрачный, с неровными потолком и стенами, поддерживаемыми лишь странными деревянными распорками, не внушающими ни малейшего доверия. Бранд не очень-то понимал, чем эти рамки, кажущиеся столь хрупкими на фоне многих пудов камня, нависающего над ними, могут помочь, если духам земли приспичит обрушить пару берковцев тяжеловесной породы на головы шахтёров^[105], но говорить что-либо по этому поводу не намеревался. В конце концов, многие из этих людей жили здесь не первое поколение, и, очевидно, разбирались в том, что связано с усмирением стихийных сущностей^[106].

Витязи, в сопровождении старшины, прошли около двух сотен шагов вглубь горы, и лишь тогда услышали удары кирок о камень. Для того, чтобы достигнуть первых забоев, где велась работа, им потребовалось пройти ещё с полверсты. Лишь в этот момент Бранд начал понимать, насколько же, в действительности, велика эта шахта и сколь солиден объём совершаемых в ней работ; ибо, даже по достижении штреков, где работа шла полным ходом, их путешествие не закончилось. Старшина оставил позади ещё пять или семь штреков, и лишь тогда свернул в очередной каменный коридор. Спутники прошли вглубь бокового тоннеля, едва разминувшись с парой рудокопов, тащивших на грубых деревянных носилках с высокими бортами груду железоносной породы. Они были полностью сосредоточены на своей работе и не обратили на присутствующих ни малейшего внимания. Наконец, глава шахтёрского посёлка остановился у входа в очередной забой, оглядел его, удовлетворённо кивнул и крикнул:

— Эй, Тихомир, иди сюда!

Один из трёх рудокопов, работавших в забое, нехотя повернулся к старшине. Вперив в него угрюмый взгляд, он со вздохом навалился руками на рабочую дугу кирки, уперев рукоять в пол, и бросил:

— Чего случилось, старшой? Вячко опять что-то натворил?

Глава посёлка мотнул головой и ответил:

— Нет, не волнуйся. Он нужен только, чтобы указать дорогу до Деяновой заставы этим воинам.

Названный Тихомиром рудокоп недобро зыркнул на Бранда с Драговидом, скривился и сплюнул на влажный пол забоя.

-“Воины?”, — процедил он вопросительно: “Увешанный цацками южанин и мальчишка с только начавшей пробиваться бородой? Вы что, смерти ищите? У Деяна больше двух десятков человек! Да их княжья рать с заставы не выколупала, а гридней там было почти столько же, сколько и у разбойничков! Не пущу я с вами своего сына. Сами хотите сдохнуть — милости прошу, а мальчонку с собой утягивать не смейте!”

Старшина, услышав это, аж побелел. Драговид слегка приподнял бровь, внимательно оглядел буйного рудокопа и, вдруг спросил:

— Давно из дружины ушёл?

Шахтёр, сбитый с толку неожиданным вопросом, замер с удивлённым выражением на лице, но через мгновение вновь набычился и рыкнул:

— А тебе-то что?

Драговид усмехнулся и, не меняясь в лице, ответил:

— Ничего, в сущности. Вижу просто, что ты такой же воин, как и я, да только веру потерявший. Но зря. Раз мы здесь, и на Деяна найдётся управа.

Тихомир раздражённо фыркнул и выплюнул:

— Ты смотри-ка, про веру заговорил. Паладин что ль?

Драговид покачал головой.

— Да, смотрю, совсем всё у вас здесь плохо, раз никакой иной веры, кроме имперской, вспомнить не можете… Витязи мы, человече.

В подтверждение своих слов он вытянул меч из ножен до середины лезвия, а Бранд обнажил острие копья.

Тихомир, вдруг, подавился воздухом, выпучил глаза и принялся открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба. Вероятно, осознание того, кому он только что дерзил, заставило его почувствовать себя… несколько неуютно. “И ведь, который раз, одно и то же”, — подумал Бранд с раздражением: “Надо нам эмблему какую-нибудь завести, что ли, чтобы люди нас не ругали попусту, а потом не пужались.” Однако, сразу после этого его посетила мысль о том, что отсутствию у Ордена каких-либо опознавательных знаков, кроме оружия, должно существовать некое разумное объяснение. “Нужно поспрашать Драговида; может он чего-нить умное на этот счёт скажет…”.

Так, занимая себя пространными размышлениями, юноша дожидался какого-нибудь интересного изменения в окружающей действительности. Таковое, однако,происходить не спешило; поселковый старшина, по всей видимости, не намеревался вмешиваться в разговор, опасаясь попасть под горячую руку, а Тихомиру требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.

По счастью, времени ему понадобилось немного. Не прошло и части, как несговорчивый рудокоп успокоился и заговорил:

-“Вы меня, это, извините, господа витязи. Времена сейчас такие — каждый норовит за чужой счёт заработать да повеселиться. Я думал, вы моего Вячка с собой увести хотите, али в церковь Единого, али в ополчение какое…”, — тут шахтёр замялся, нервно теребя подол пропылённой рубахи: “Но теперь-то я вижу, что вы из Ордена! А раз из Ордена, значит и впрямь нам бояться нечего!”

Мужчина вновь умолк, взволнованно облизывая пересохшие губы и отводя глаза. Судя по всему, он не слишком-то верил в способность витязей разрешить возникшую проблему, но не хотел нагнетать обстановку, высказывая свои сомнения вслух. Драговид чуть заметно поморщился, ткнул Бранда в ногу ребром подошвы и, добившись его внимания, указал подбородком на рудокопа, предлагая подопечному действовать. Юноша, решив сначала успокоить взволнованного отца, улыбнулся сколь можно доброжелательней и произнёс:

— Не волнуйся, добрый человек. Сына твоего мы в обиду не дадим. Он нам нужен только в качестве проводника, к самому лагерю мы его и на стрелище^[107] не подпустим. Дорогу покажет, и отправится домой.

Тихомир, явственно воспрявший духом, почесал затылок и протянул:

— Это дело хорошее, конечно, что не пустите… Но нам бы, это, заплатить чуток не грех.

Тут уж и Бранд почувствовал некоторый душевный подъём.

— Ха, так нам здесь ещё и заплатят? Приятно…

Внезапно, лицо Драговида перекосилось в непонятного происхождения гримасе, а Тихомир как-то сдавленно хекнул и рассыпался в сбивчивых объяснениях:

— Э… Нет, господин витязь. Я имел в виду плату мне, за сына, как проводника!

Бранд, услышав это, поперхнулся воздухом и просипел:

— Ч-чего?

Рудокоп напрягся в ожидании бури, которая всенепременно грянула бы, не вмешайся в дело Драговид. Морец положил руку на плечо юноши и произнёс с усмешкой:

— Не трясись, человече. Мой спутник неправильно тебя понял. Ему не случалось ещё пользоваться услугами наёмного проводника, и денежная сторона этого вопроса для него… Несколько непривычна.

Бранд, собиравшийся уже схватить шахтёра за грудки и вытрясти из него всяческое желание испытывать терпение витязей, предпочёл, в конечном счёте, промолчать, руководствуясь здравым смыслом; он и вправду мог не знать о каких-то местных обычаях, и не хотел, чтобы его незнание навредило репутации Ордена. Подобные обстоятельства, возникающие вновь и вновь, заставили юношу твёрдо увериться в необходимости задать наставнику несколько вопросов по завершении дела.

К счастью, на этом неурядицы закончились. Тихомир споро привёл Вячко, отправленного, по всей видимости, в качестве наказания в дальние штреки, и вернулся к работе. Бледный старшина вывел спутников наружу и с облегчением удалился, после чего витязи, наконец-то, получили возможность пообщаться с юным проводником. Они отошли подальше от шумной шахты, и остановились. Драговид коротко кивнул юноше, прислонился к стене ближайшего дома и, сложив руки на груди, выжидающе воззрился на подопечного. Бранд, поняв, что ему представилась ещё одна возможность показать себя, поспешил приступить к разговору. Он повернулся к мальчишке, ободряюще улыбнулся и спросил:

— Ну что, сможешь провести нас к Деяну?

Вячко приосанился, всеми силами изображая серьёзность, и кивнул. Юноша одобрительно похлопал его по плечу и задал ещё несколько уточняющих вопросов:

— Ты помнишь, сколько людей было на заставе? И ещё, сможешь описать тамошние окрестности?

Отрок потупился.

— Людей там много было… Но, сколько точно — не скажу, я считать токмо до десяти научен. Тятька говорил, что рудокопу оно без надобности. А вот про окрестности помню! Там ущелье глубокое, сажени в четыре, а за ним дорожка узкая в гору тянется — просто так не пройти. Да только сами разбойники по ней и не ходят; там хребет наверх идёт, а потом низинка неприметная. В ней трещина, с четверть сажени шириной. Та трещина на другую сторону хребта тянется. Там и стоят тати.

Вячко замолчал. Бранд прицокнул языком, поражаясь его смелости и ловкости. Пройти через все узкие места незамеченным… Да у парня дар разведчика! Ну, или степень опьянения разбойников в тот день была совсем уж невообразимой…

Драговид, тем временем, тоже не остался безучастным. Он одобрительно покачал головой и воскликнул:

— Ну даёшь, малой; смелости тебе не занимать! Если ещё считать научишься, будешь готовый егерь — дружина тебя у батьки с руками оторвёт!

Отрок от такой похвалы зарделся и немного растерялся, но быстро взял себя в руки и проговорил, запинаясь:

— А смогу я стать витязем, как вы?

Голос его был исполнен такой светлой и искренней надежды, что Бранд внезапно ощутили себя несколько не в своей тарелке. Впрочем, Драговида этот вопрос, похоже, ничуть не тронул. Морец лишь усмехнулся, подмигнул сыну шахтёра и протянул:

— Что ж, для этого выучиться считать будет маловато. Нужно изучить чтение, письмо, основы политики и тактики, но, главное, научиться соизмерять опасность. Везение, подобное тому, что сопутствовало тебе в твоём приключении, случается крайне редко, и надеяться на него не стоит. Понимаешь?

Вячко кивнул. Драговид ещё раз усмехнулся, отлип от стены, похлопал отрока по плечу и скомандовал:

— Тогда, в путь!

Двинулись. Шли вольной шеренгой, с мальчишкой-проводником на центральной, наиболее защищённой, позиции. Через полтора часа местность окончательно изменила свой облик, превратившись в безжизненное нагромождение камней. Если до этого у дороги ещё встречались заросшие горными цветами и травами прогалины, наполняющие округу мягким запахом припозднившейся осенней растительности, то теперь печальное однообразие серых скал нарушали лишь редкие сухие кустарники и скрученные в тугие спирали невысокие деревца. Витязи, незадолго до того предусмотрительно припрятавшие копья, щиты и сумки в камнях у дороги, взяли мечи наизготовку, готовые в любой миг принять удар на зачарованные доспехи, давая Вячко возможность скрыться. К счастью, делать этого не понадобилось — до упомянутого отроком подъёма хребта спутники добрались без неприятностей, а дальше их проводнику хода не было. Драговид поднял руку, давая сигнал остановиться, и повернулся к мальчишке.

— Стой, малой! Дальше мы сами.

Отрок, в свою очередь, бросил на витязя недоумённый взгляд.

— Так мы ж ещё даже до трещины не дошли!

-“Ты не беспокойся, дорогу до неё мы найдём, а вот тебе пора возвращаться. Теперь тати могут встретиться нам в любой момент, а рисковать тобой мы не можем.”, — видя, что мальчишка отчаянно пытается придумать причину, чтобы остаться, морец легонько подтолкнул его в спину и повторил: “Ну же, иди! Не заставляй меня разочаровываться в твоём здравомыслии.”

Вячко, явно не слишком хорошо понявший смысл последнего слова, нахмурился и зашагал прочь. Дождавшись, пока отрок скроется за поворотом, Драговид потёр лоб и заговорил:

— Так, сейчас двигаемся к разбойничьей стоянке. Идём тихо; наша задача — посмотреть, как у них там всё устроено, и исчезнуть, не подняв шума. На приступ пойдём, скорее всего, ночью. Понял?

Бранд сосредоточенно кивнул. Морец, видя, что его слова приняты к сведению, прижал меч к боку и побежал вперёд, стараясь не издавать шума. Юноша пристроился за ним.

Непостоянное осеннее солнце скрылось за тучами. Небо начало затягиваться несмелыми ещё клочками серой хмари. Так они и бежали — сосредоточенные, окружённые дыханием надвигающейся непогоды. Двигались молча — берегли дыхание. Конечно, учителю и ученику ничего не стоило решить эту проблему, войдя в Состояние Силы и оказавшись на месте в считаные части, или даже вздохи, но… Поднятый ими шум, избегнуть которого при ускоренном перемещении было совершенно невозможно, мог сообщить татям о начавшейся охоте. После этого, проникновение на заставу превратилось бы в тяжёлое испытание — витязям пришлось бы пробиваться вперёд по узким горным тропкам, преодолевая сконцентрированное сопротивление разбойников, или же и вовсе забираться наверх по отвесной скале. Поэтому, при всех своих недостатках, пробежка оставалась более предпочтительным вариантом, нежели прочие, тем паче, что конец пути был уже близок. Не прошло и четверти часа, как витязи достигли узкого прохода на другую сторону горы, выглядящего снаружи, как совершенно обыкновенная трещина. Ширина её, в действительности, составляла не более пятой части сажени, и едва позволяла одоспешенному человеку протиснуться на другую сторону боком. Бранд и Драговид переглянулись. Дело принимало скверный оборот; один достаточно бдительный копейщик, мог, пользуясь теснотой прохода, заколоть их, как овец, не получив при этом ни царапинки, и, возможно, не отрываясь даже от котла с похлёбкой. Несмотря на столь неприятные перспективы, отступать было нельзя; теперь, когда местные знали о присутствии на этой земле воинов Ордена, уход был бы воспринят, как позорное поражение. Допустить этого было никак нельзя, а потому витязи, переглянувшись ещё раз, порысили прочь от коварной трещины, в направлении примеченного ими ранее спуска в ущелье. По словам Вячко, там находился второй подход к разбойничьей заставе. Конечно, мальчишка упоминал и то, что путь этот не отличался особым удобством, но выбирать не приходилось. Уж лучше взбираться по извилистой горной тропке под градом разбойничьих стрел, чем ползти через узкую трещину, подобно червю, без возможности повлиять на что-либо!

Бежали быстро. Теперь, когда путь был разведан и о появлении людей Деяна можно было не волноваться, причин скрываться не оставалось, а посему витязи, направив потоки жизненной силы в мускулы ног, перешли с рыси условной, человеческой, на настоящую, лошадиную (само собой, их топот при этом тоже достиг воистину конской громкости). Преодолев в такой манере около трёх вёрст, они свернули в ущелье. Там скорость пришлось поубавить — звуки в естественном колодце разносились далеко, а сведений о расположении разбойничьих дозорных у спутников не было. Это существенно осложняло дело; соглядатаи могли прятаться за любым камнем, и заметить их заранее не представлялось возможным. Внимательно осмотрев ущелье, Бранд понял, что спрятаться от внимательных взглядов также не выйдет — с правой стороны вдоль вершины ущелья тянулась ровная широкая тропа, переходящая временами в удобную скальную полку.

Для решившего расположиться там наблюдателя, каменистое дно было бы, как на ладони.

Приняв всё это во внимание, юноша принялся размышлять: “Разбойнички окопались хорошо… Прямо-таки на диво хорошо! Интересно, это потому что они из горняков? Или, может, у них попросту нашёлся кто-то хорошо знающий горы, и, в то же время, достаточно башковитый, чтобы додуматься устроить здесь логово? А, впрочем, какая разница? Нам их, один шиш, оттуда выковыривать придётся…”.

Итог выходил неутешительным — оба известных подхода к разбойничьему логову оказались, в сущности, недоступны. Требовалось хорошенько обдумать это пренеприятнейшее обстоятельство. Заниматься размышлениями на голодный желудок витязям не хотелось, а потому они, по молчаливому соглашению, решили сначала вернуться к спрятанным неподалёку вещам и устроить привал. Для исполнения задуманного им потребовалось менее получаса. По прошествии двадцати частей, небольшой костерок, сложенный из валявшегося тут и там сухостоя, уже горел, распространяя вокруг себя приятное тепло. Драговид, удостоверившись, что огонь не дымит, достал из сумки кусок хлеба с полоской вяленого мяса, откинулся на плащ и принялся шептать что-то себе под нос, постукивая пальцами свободной руки по колену. Бранд, решив не терять время попусту, поспешил последовать примеру старшего товарища и вытащил из загашника собственный нехитрый перекус. Юноша лежал, привалившись к холодной скале, и сверлил тяжёлым взглядом стремительно смурнеющее небо. «Вот как говно подогреть к нашему приходу — так это пожалуйста! А стоило на привал остановиться, так всё, шиш нам, а не солнышко!», — думал он, натужно пережёвывая внезапно ставшую вязкой, как чепрачная подошва, оленину. Впрочем, на этом мысленное ворчание Бранда и завершилось. Морец заговорил:

— Так, слушай внимательно! В лагерь идём сегодня ночью, за три часа до рассвета. Пойдём через ущелье. С собой берём только клинки. Соблюдаем молчание. Вопросы?

— Один. У меня есть пояс с зельями… Там много всего; и сонный отвар найдётся. Брать?

Драговид одобрительно кивнул.

— Бери! Лишним не будет. Применять доводилось?

— Да. Одного флакона на десятерых хватило.

Морец приподнял бровь.

— Не покажешь свой… вместительный флакон?

Юноша поморщился.

— Да не такой-то он и вместительный. Я отвар на головешку лил и в палатку кидал. Зелье нагревалось и, вместе с угольной пылью, превращалось в тяжёлый туман, который накрывал спящих… ну, как одеялом.

Драговид покачал головой.

— Ловко придумано. Только, боюсь, здесь это не сработает. Любая засветка равносильна для нас смерти, так что работаем наверняка.

Бранд, аж опешил от такой непосредственности.

— Что, всех перебьём?

Морец лишь пожал плечами.

-“А чего такого? Они, по-твоему, невинные овечки? Ничего подобного. Я вполне уверен, что каждый из них убивал хотя бы раз, а за это у нас или сразу рубят голову, или ссылают на рудник до конца дней. С шахты они сбежали? Сбежали. Значит бошки им срубят без колебаний. Мы, считай, выполним за палача его работу! А головешки их потом княжьим людям сдадим. Уж на награду они поскупиться не должны.”, — сказав это, мужчина встал, потянулся и бросил: “Ну что, есть ещё вопросы?”

Юноша, несколько примирённый с необходимостью зарезать вскоре дюжину-другую спящих людей, помотал головой и поднялся следом.

Смеркалось. До выхода оставалось ещё около семи часов, и витязи решили потратить это время на то, чтобы немного поспать перед боем. Они нашли место поукромнее, в распаде меж двух камней, и улеглись там. Стражу решили не выставлять — опасаться разбойничьих патрулей не приходилось; деяновы люди чувствовали себя в этих местах хозяевами и наверняка давно позабыли о подобных предосторожностях.

Через пять с половиной часов Бранд распахнул глаза и вскочил со своей лежанки. Он прислушался к себе, пытаясь разобраться, что такого учуяло его тело сквозь сон. Оглядевшись, молодой витязь заметил, что Драговид тоже не спит; встревоженный морец поводил в стороны носом, будто пёс, ищущий добычу. Юноша ухватил ножны с мечом и тихонько привстал, выглядывая из-за камня, служившего им защитой на протяжении последних часов. В темноте ему удалось различить несколько человеческих силуэтов — четверо крепких мужиков прочёсывали низинку, разойдясь цепью. Действовали они, надо сказать, весьма умело и успешно — от их текущего положения до нагромождения глыб, где расположились витязи, оставалось не более полусотни шагов. Нырнув обратно под защиту породы, Бранд жестами рассказал наставнику об увиденном. Тот, не думая ни вздоха, показал три пальца и провёл ладонью по горлу. “Значит, одного допрашивать будем”, — заключил юноша про себя.

Кивнув друг-другу, учитель и ученик обнажили клинки и выскользнули из-за камней, двигаясь плавно и держась земли. Глухая, чёрная, как душа торгаша, ночь хорошо скрывала крадущихся, обвивая их тонкими полотнами, сотканными из самой первозданной тьмы. Приблизившись к вторженцам на двадцать шагов, витязи нырнули в Состояние Силы, чтобы через вздох выскочить за спинами недругов и одним движением рассечь шеи двоих из них. Ещё через вздох безголовое тело третьего татя конвульсивно дёргалось на земле, а тело четвёртого, не укороченное пока до плеч, безвольно висело в руках Бранда. Аккуратный удар оголовьем меча по темени произвёл на разбойника прямо-таки чудодейственный успокоительный эффект — негодяй и не помышлял более о преступлениях, тихонько постанывая и пуская слюни на замызганную рубаху. С отвращением оглядев пленного, юноша положил его на землю и принялся резать одежду на одном из мёртвых разбойников. Откромсав достаточно большой кусок ткани, молодой витязь свернул его в комок и запихал в рот татя, следя, чтобы тот не подавился языком. Пленник замычал и попытался вытолкнуть затычку изо рта, но не преуспел — Бранд споро замотал нижнюю часть его лица ещё одним куском ткани, закрепив получившуюся конструкцию аккуратным узлом. Удостоверившись в качестве проделанной работы, юноша схватил негодяя за ворот и потащил его к укромному месту, в котором недавно нашли приют сами витязи. Доперев увесистое (и весьма давно не мытое) тело до нагромождения камней, Бранд поспешно разжал руку и вытер пальцы, запачкавшиеся в ядрёной смеси пота, пыли, сажи и жира, о штаны. К сожалению, мерзкий запах не спешил исчезать. Вздохнув, юноша подхватил с земли плащ и принялся размахивать им вокруг разбойника, в надежде разогнать (или, хотя бы, немного ослабить) миазмы, источаемые его одеждой и телом. Поток свежего воздуха, очевидно, оказал на душегуба благотворное воздействие; он моргнул и принялся ворочаться активнее, чем прежде. Бранд, ободрённый внезапным успехом, уже хотел отвесить татю пару крепких пинков, как вдруг поток ледяной воды врезался в грязное лицо разбойника, чуть не замочив уже занесённую для тычка ногу. Отскочив назад, юноша оглянулся, удостоверяясь, что вода была выплеснута Драговидом, и повернулся обратно к пленнику. Тот, уже вполне осознающий окружающую действительность, бешено крутил глазами и хрипел, пытаясь подняться. Морец бросил на юношу укоризненный взгляд.

— И чего ты ждёшь? Ноги ему вяжи! И руки заодно.

Бранд с отвращением оглядел слегка очистившегося, но всё ещё грязного и зловонного до невозможности разбойника. При мысли о том, что его придётся трогать ещё раз, юношу передёрнуло.

— Старший, а можно, это… не связывать? Ну куда он убежит от нас в таком состоянии?

Морец задумался.

-“Можно и не связывать… Если будет хорошо себя вести.”, — сказав это, он повернулся к татю и прошипел: “Слышишь, душегуб? Мой ученик сегодня добрый, не только пощадил тебя, но даже культяпки твои поганые связывать не стал. Цени это и будь благоразумным! А не то я удостоверюсь, чтобы ты не сбежал. Сломаю и руки, и ноги. В трёх местах.”

Бранд вздохнул. Методы наставника казались ему неправильными — слишком грубыми, слишком приземлёнными и нарочитыми. Хочешь угрожать — делай это красиво! А так… Ну что толку угрожать переломом конечности? Кто от такого сознается?

К удивлению Бранда, татю этого хватило. Напуганный угрозами витязя до непроизвольного расслабления кишечника, он закивал головой, да так резво, что, казалось, она сейчас оторвётся и улетит с шеи, подальше от тела, попавшего в изрядную передрягу. Затем разбойник, опасливо сжавшись, потянулся к тряпке, закрывающей его рот и, с трудом ослабив трясущимися руками узел, вытащил покрытый слюнями кусок ткани и начал разоряться:

— Всё расскажу, милостивые су…!

Закончить предложение он не успел, остановленный ударом двух одновременно влетевших ему под дых ног. Глаза душегуба предприняли отчаянную попытку покинуть насиженные места, а губы натужно выдохнули:

— За что?

Драговид покачал головой и приложил палец к губам.

— Тише!

Разбойник судорожно кивнул и, слегка отдышавшись, заговорил вновь, теперь уже шёпотом:

— Всё расскажу, только не бейте больше, прошу! Я человек маленький — делаю, что прикажут, и всего! Я и к Деяну-то пошёл не от хорошей жизни!

Морец оборвал его резким взмахом руки.

— Умолкни! Нам не интересны твои ужимки, нам нужны сведения!

— Да-да, конечно, сударь! Всё расскажу!

— Сколько у Деяна людей?

— Три десятка без одного, милостивый сударь!

— Сколько дозорных выставляете? Когда пересменок?

— Д-дозорных? Полдюжины; одного к щели, одного — к дороге и четверых — в ущелье. А пересменок у нас раз в пол ночи.

— Откуда вы про нас узнали?

— Дык, слухач у нас есть в Чёрной Щели, он и передал.

— Кто он?

В голосе Драговида зазвенела сталь. Разбойник съёжился, задрожал, как осиновый лист, и выпалил:

— Старшина Доброжир!

Бранд сжал кулаки и гневно втянул воздух сквозь расширенные ноздри; на скулах у него загуляли желваки. Мысль о двуличности старосты шахтёрского посёлка не давала ему спокойно дышать, заставляла кровь подниматься в голову и стучать там подобно набату. В этом стуке слышалась повторяемая речитативом фраза: “Смерть предателю! Смерть предателю!”. Сделав несколько глубоких вдохов, юноша смог успокоить своё горячее сердце и вернуться мыслями к окружающей действительности. Морец проявил большую сдержанность — он лишь поджал губы и нахмурился (Сказать по правде, сама информация о том, что староста оказался предателем, не слишком занимала его. Витязь был куда сильнее озабочен тем фактом, что Деяну стало известно об их намерении “заглянуть в гости”, и теперь тати дожидались воинов с распростёртыми объятиями).

Посверлив обливающегося потом разбойника взглядом, Драговид сплюнул и принялся задавать новые вопросы:

— Чем вооружены ваши люди?

— Дык, эта, заступы, да кирки, на клевцы переделанные. Хотя, у Большаков наших и другое оружие есть — вот, у Ждана Кривого, например, копьецо, у гридя вытащенное.

Бранд отвесил татю лёгкий пинок и рыкнул:

— Нас не волнует, как зовут проходимцев из твоей шайки. Говори, сколько у вас какого оружия, да поживее!

Тать поднял глаза к небу и принялся считать на пальцах, прикладывая к этому делу все свои невеликие умственные силы. По истечении полутора частей он опустил глаза и, несмело улыбаясь, прошептал:

— Посчитал! Семь заступов, пять клевцов, девять копий и восемь топоров.

-“Ну и славно”, — чуть слышно пробормотал Драговид, затем слегка возвысил голос и спросил: “Скажи мне, как на духу, приходилось ли тебе убивать? Учти, солжёшь — я почувствую, и тогда смерть твоя будет такой страшной, что сами слуги Владыки Боли придут в ужас.”

Он произнёс это столь буднично, почти мимоходом, что у Бранда волосы встали дыбом на затылке. Разбойник замер, парализованный взглядом морца, не смеющий оторвать от него глаз. Исполненный первобытного ужаса, он только и смог, что покачать головой да прохрипеть:

— Никогда!

Бранд вгляделся в токи умственных жидкостей, перетекающих в голове татя. Синий цвет страха заполнял всё его сознание без остатка. Сколько юноша не вглядывался, ему не удалось заметить в разуме бывшего рудокопа ни следа лжи. Да и немудрено — лгать в таком состоянии попросту невозможно. Молодой витязь склонился к уху наставника и прошептал:

— Он чист!

Морец, не отрывая взгляда от разбойника, кивнул и провозгласил громким шёпотом:

— Тебе повезло. На твоих руках нет крови, и мы тебя не убьём. Однако же, нам придётся хорошенько связать тебя, чтобы ты не сбежал от княжьего суда или же не сообщил о произошедшем своим дружкам.

Тать мелко закивал, пролепетал что-то и протянул сложенные запястья к витязю. Тот, в свою очередь, усмехнулся, посмотрел на ученика и протянул:

— Молодь, у тебя, кажется, была с собой верёвка? Пришло время пустить её в дело!

Бранд тихо выругался, но перечить не стал, достав из сумки моток толстой бечёвки и принявшись вязать из неё узлы. Юноша отчаянно не желал дотрагиваться до тела разбойника, но позволить пленнику сбежать из-за собственной брезгливости… Нет, он решительно не мог этого допустить! Выполнять работу на совесть его заставляли два фактора: чувство профессиональной гордости и наличие поблизости наставника, стоящего над душой молодого витязя и внимательно наблюдающего за его экзерсисами. Кроме того, принявшись за дело, и поняв, что руки (да и всё остальное) по возвращении с задания один чёрт придётся отмывать жёсткой щёткой, Бранд, рассматривающий эту ситуацию уже не иначе, как через поговорку «Сгорел сарай — гори и хата!», решил проявить малую толику творчества и связать пленника особым “скотьим” узлом с тройным закрутом, затяжкой свободного ходового конца на шее и спрятанным корнем^[108]. Удовлетворённо оглядев накрепко связанного татя, юноша принялся натягивать доспех. Шлемы, наручи и поножи решили, по молчаливому соглашению, не надевать — в этой ночной вылазке витязям была нужны каждая толика скорости и тишины, которую только можно выиграть, не пренебрегая защитой слишком уж сильно. Решение насчёт шлема далось Бранду особенно тяжело — воспитанные в нём долгими годами тренировок, инстинкты воина вопили о необходимости защищать уязвимую голову… но чёртовы подшлемники портили всё. Слышимость в них была — хуже некуда, а лишать себя преимущества слуха ночью, да в таких обстоятельствах, было куда опаснее, чем оставлять голову открытой!

Так, придя к согласию с собой и собрав всё необходимое, витязи двинулись в путь. Шли быстро, почти рысью, но тихо — хорошо прилаженные доспехи не издавали ничего, кроме чуть слышного шороха, мягкие подошвы ботинок приглушали звуки от соприкосновения ног с твёрдой почвой. Приблизительно через полтора часа спутники достигли ущелья; здесь, удостоверившись, что никто за ними не наблюдает, они перешли на бег в Состоянии Силы. Витязи могли позволить себе подобную вольность лишь сейчас, обутые в мягкие ботинки, столь разительно отличающиеся по своим свойствам от их обычных тяжёлых, бухающих сапог.

Ущелье преодолели быстро, в считаные части. Надо признать, что, по обычным меркам, оно было достаточно длинным — никак не меньше трёх вёрст! Впрочем, когда ты можешь без лошади делать две с половиной дюжины вёрст в час, это расстояние кажется сущей чепухой. Витязи не успели даже запыхаться, а над кромкой скалы уже показались отсветы разбойничьих костров. Поняв, что лагерь уже близко, спутники остановились и принялись оглядываться в поисках упомянутой Вячко тропинки. Найти её в почти что кромешной темноте было той ещё задачкой, но отчаиваться не приходилось — требовалось лишь идти вдоль правой стороны ущелья и внимательно глядеть перед собой; в крайнем случае, можно было прибегнуть к помощи рук и нащупать злосчастный проход. К счастью, до подобных мер не дошло — узкая дорожка, круто поднимающаяся наверх, обнаружилась буквально через треть часа поисков. Витязи прислушались. Со стороны лагеря доносился лишь тихий храп, да, время от времени, слышалось пощёлкивание смолистых дров в кострах. Это было не к добру, ведь тати, знающие, что за ними ведётся охота, не могли не выставить охрану. Бодрствующий охранник, как правило, издаёт достаточно много звуков; кряхтение, тихая ругань, стук перекладываемых в костре поленьев, разговоры вполголоса — всё это неизменно сопровождает долгие ночные дежурства. Исключением являются те случаи, когда дозорный точно знает, что враг может заявиться в гости любой момент, или же когда он спит непробудным сном. Вероятность второго исхода была невысока; шайка, состоящая из самонадеянных разгильдяев, не продержалась бы столько в голых скалах и не смогла бы перебить десяток княжьих людей, посланный за ними. Драговид показал знаками “опасность” “начеку” и “тихо”, затем, подумав, добавил ещё “следом”, подняв три пальца. “Значит, идти за ним, в трёх шагах …”, — подумал Бранд и кивнул.

Витязи начали своё тихое восхождение. Тропинка была коварная — крутая, неровная, усеянная камушками всех размеров, готовыми сорваться вниз и выдать крадущегося. Юноше приходилось прикладывать все силы, чтобы не оступиться. Морец, впрочем, тоже чувствовал себя в этой ситуации несколько неуютно — привычный к бою на палубе или в седле, он сохранял равновесие и плавность движений лишь благодаря своей поистине лисьей ловкости. К счастью, тропка оказалась не слишком длинной. Достигнув самого её края, Драговид осторожно привстал, выглядывая из-за среза скалы, и тут же, чертыхнувшись, нырнул обратно. “Дозорные”, “три”, “бдят”. Бранд беззвучно выругался. Зарубить троих настороженных людей совершенно незаметно? Нет уж, это и витязям не под силу! Даже если никто из охранников не закричит, остальные разбойники всполошатся от топота. Оставалось одно.

-“Работаем напрямки?”, — прошептал юноша одними губами.

Морец прикрыл глаза и нехотя кивнул. Затем он вытащил из ножен клинок и поднял напряжённую ладонь. Видя условный знак, Бранд и сам выхватил меч, изготовившись к бою. Едва ладонь Драговида сжалась в кулак, спутники соскользнули в зелёную пелену глубокого Состояния и ринулись вперёд. Трое дозорных умерли, не успев даже осознать, что они не одни. Юноша полубессознательно отметил: “Осталось двадцать два”. Вернувшись в обычный временной поток, витязи, не издавая ни звука, понеслись к лагерю. Там было, на удивление, оживлённо. По словам пленника, все, кроме полудюжины дозорных, должны были спать, но у двух костров сидело ещё пятеро разбойников. Заметив пришлых, сверкающих обагрёнными кровью мечами, один из них вскочил и заорал:

— Шухер, духа земли мне в сральник!

Большинство татей спало под открытым небом, на плащах, не снимая порток, а потому на вульгарный призыв откликнулась почти целая дюжина душегубов. Похватав своё грубое оружие, разбойники попытались оказать сопротивление, но не преуспели; витязи уже обошли их с двух сторон и принялись кружить подле лихих людей, ежесекундно наскакивая на них, кусая и тут же отступая. Каждый такой наскок забирал жизнь одного разбойника; тати, не успевшие даже избавиться от оков сна, падали на землю один за другим, как колосья переспелой пшеницы под серпом жнеи. Впрочем, десяток вздохов спустя, когда существенная часть рядовых членов шайки уже валялась на холодном камне, залитая кровью и попираемая ногами товарищей, душегубы смогли собраться с силами и организовать некое подобие обороны; теперь тупая мясницкая работа превратилась в фехтование. Бранд осклабился и ринулся вперёд. Вот, рыжий, кривой разбойник чертовски неловко выставил вперёд копьё; один резкий удар, и отсечённый наконечник летит под ноги сражающимся. Когда он со звоном касается земли, обладатель копья уже истекает кровью из обрубка руки и распоротого бока, а юноша летит дальше. Вот, русый верзила с тяжёлым клевцом пластает воздух перед собой, в надежде зацепить неуловимого витязя, но тщетно. Бранд, выверенным шагом назад разорвав дистанцию, увернулся от очередного сокрушительного удара и, чуть вывесившись вперёд, резко взмахнул клинком, и вот, перерубленный в области брюха до самого позвоночника, великан оседает на землю, а молодой витязь идёт дальше. Качнуться в сторону, пропуская острый топор вдоль тела, сбить крестовиной неуклюжий заступ и всадить меч под ухо излишне ретивому татю… Юноша двигался скупо, размеренно, не нуждаясь даже в том, чтобы входить в Состояние Силы. Он шёл сквозь вражеские ряды, словно осциллятор, подвесной маятник, увиденный им в книге по осадной инженерии ещё дома; постоянно отклоняясь в стороны, и всё время возвращаясь в исходное положение, будто влекомый туда некоей странной силой. А разбойничья свора всё уменьшалась. Вот, их осталось пятнадцать, затем дюжина. Когда на ногах осталось меньше десятка татей, выжившие решили дать дёру. Обезумевшие от страха и ярости, они побежали прочь… Но закрытость лагеря, доселе игравшая им на руку, обратилась против них. Бранд встал спиной к тропе, спускающейся в ущелье, а Драговид перекрыл трещину, проходящую через скалу. Ловушка захлопнулась; разбойники метались между выходами, пытаясь спастись, но лишь вновь и вновь натыкались на клинки витязей. Через четверть часа всё было кончено. Бранд обтёр меч об одежду одного из мертвецов и принялся считать тела. Ровно два с половиной десятка покойников. “Странно…”, — подумал юноша: “Получается, все, кроме тех четверых были в лагере? И совсем никто не смог сбежать?”. Дела складывались слишком уж хорошо, чтобы быть правдой. “Наверняка кто-то притворяется!”, — заключил молодой витязь. Вздохнув и оглядев распластанных по всему лагерю мертвецов, он возвысил голос и промолвил:

— Те, кому удалось уцелеть и спрятаться среди тел товарищей! Бросьте оружие, поднимитесь и подойдите ко мне! Всем сдавшимся добровольно обещаю справедливое суждение по законам Эрна!

Никто не откликнулся. Бранд вздохнул, покосился на учителя, неторопливо полирующего клинок, и снова посмотрел на трупы. Они уже смердели, и смрад этот должен был только усилиться со временем и, в особенности, с наступлением дня. Юноша принялся ворошить эту отвратительную массу, проверяя каждое подозрительное тело остриём меча. Вскорости, это дало свои плоды; один разбойник, не терявший самообладания до самого конца, взвыл, стоило клинку вонзиться в его икру.

-“Ага, попался, голубчик!”, — выдохнул молодой витязь.

Поморщившись, он наклонился к найденному живчику и вытащил его наружу за пояс. Разбойничек уже не сопротивлялся, только поскуливал от животного ужаса. Драговид, доселе лишь наблюдавший за разворачивающимся действом, спрятал клинок в ножны и подошёл поближе.

— Так, молодь, тащи его вон из кучи и начинай допрашивать. Я проверю остальных; может быть, тоже поймаю себе «рыбёшку».

Бранд, довольный тем, что грязная работа, в кои то веки, досталась не ему, грубо потащил чуть шевелящееся тело к костру, не успевшему ещё прогореть. Расположив пленника там, он уселся поудобнее, поднял лежащую рядом кирку и положил её железную часть в огонь. Разбойник проводил инструмент испуганным взглядом и сглотнул. Юноша улыбнулся ему и многозначительно пошевелил угли.

— Чего смотришь? Нравится? Смотри-смотри; если решишь молчать, познакомишься с этой штукой поближе.

Нельзя сказать, что Бранд так уж любил пытки или особенно хорошо в них разбирался, но в Цитадели всех молодых витязей учили основам ремесла дознавателя: как ставить вопросы, чем угрожать и, наконец, что делать, если преступник остаётся глух к разного рода увещеваниям. Калёное железо было одним из простейших, и, в то же время, одним из наиболее эффективных способов развязывания языка; даже угроза прижигания заставляла многих пленников петь, подобно птицам! Очевидно, выживший тать относился к числу последних, потому как, стоило Бранду вытащить раскалённую кирку из костра и слегка покачать ей, будто примериваясь, на штанах пойманного живчика начало расплываться тёмное пятно. Не ожидавший такого успеха, юноша фыркнул, сморщился от отвращения и сунул кирку обратно в огонь, а затем приступил к расспросам.

— Твоё имя?

Разбойник вздрогнул и выпалил:

— Д-деян!

Смысл сказанного дошёл до него лишь вздох спустя. Поняв, что натворил, тать испуганно выпучил глаза. Бранд хмыкнул, вскинул брови и саркастически протянул:

— Ба, какая удача! Говорю с самими атаманом… А ты, атаман, оказывается, ссыкун во всех смыслах этого слова!

Затем он наклонился к самому лицу главаря и прорычал:

— Молись, чтобы тебе было, что рассказать нам! Тогда я, может быть, сделаю исключение, и подарю тебе смерть по законам Эрна!

Тать, понявший, что терять ему нечего, сглотнул, с усилием натянул на своё лицо ухмылку и заявил:

— Ничего ты мне не сделаешь! Я видел, как в твоих глазах горело зелёное пламя! Ты витязь и не сможешь нарушить закон! Так что тащи меня в город, на суд, там и разберёмся, что мне полагается.

Бранд едва сдержался, чтобы не убить мерзавца на месте. Кантландские корни юноши, вкупе с воинским воспитанием, взывали к его гордости и нашёптывали десятки способов жестокой расправы над нахалом, смеющим читать ему, стражу закона, нотации… но он ограничился одним ударом в солнечное сплетение. Тяжёлый кулак врезался разбойнику в самую ямочку между рёбер, заставляя его издать полузадушенный всхлип и извергнуть поток рвоты, слегка подкрашенный розовым. Дождавшись, пока атаман проблюётся, Бранд заговорил, делая ударение на каждом слове:

— Советую прекратить разглагольствования и начинать говорить по делу!

Тать лишь выдавил из себя ещё одну натужную ухмылку.

— Не о чем нам разговаривать! Веди меня в город, на суд!

Юноша, утомлённый бравадой душегуба, уже примеривался к его кистям, намереваясь раздробить парочку разбойничьих пальцев, как вдруг со стороны лагеря послышался голос Драговида:

— Разговаривать вам и вправду не о чем. Я вообще не понимаю, чего ты, молодь, хочешь добиться от этой падали.

Бранд озадаченно замер, а затем медленно повернулся к наставнику.

— Как чего? Я должен его допросить! Разве нет?

Он говорил несколько неуверенно, понимая, что в вопросе кроется какой-то подвох, но не имея сил обнаружить его самостоятельно. Морец лишь вздохнул и махнул рукой.

— Ладно, довольно болтовни; мы возвращаемся. Впрочем, ты можешь взять этого негодяя с собой, если хочешь попрактиковаться в искусстве ведения допроса.

Сказав это, он развернулся на пятках и зашагал прочь, насвистывая какую-то задорную мелодию. Бранд посмотрел ему в след, покосился на пленника и, мрачно кивнув собственным мыслям, потянулся за верёвкой.

Глава 11. Трудно быть богом

За несколько часов до полудня в шахтёрский посёлок Чёрная Щель вошла странная процессия. Во главе её вышагивал слегка смуглый человек, перепоясанный длинным мечом и сжимающий в правой руке тяжёлое копьё с наконечником в две ладони. Следом за ним шёл русоволосый юноша, наделённый весьма заметными кантландскими чертами и снаряжённый в точности так же, как и его старший товарищ. Сами по себе, эти люди не выглядели так уж странно, особенно в свете того, что они покинули этот самый посёлок не далее, чем вчера. Нет, чудной вид процессии придавали двое, двигающиеся ближе к её хвосту; оборванные, смердящие, заросшие — они весьма уместно смотрелись бы на большой дороге, вооружённые копьями и топорами, но никак не здесь, покорно следующие за двоими воинами, нагруженные объёмистыми мешками и распевающие какую-то песню:

Лица и голоса их, при этом, были преисполнены радости такого вида, каковой достигается лишь под влиянием многократного применения крепких кулаков и обещанием применить их повторно, уже в сочетании с палками. Оборванцы тяжело дышали, стараясь, впрочем, не прерывать песни, несмотря на то, что её ритм, очевидно, не слишком-то помогал им тащить тяжёлую поклажу. За оборванцами шли женщина и совсем молодая девушка, едва вышедшая из отрочества. Они задорно покрикивали на подневольных носильщиков и подгоняли их меткими тычками палок.

Все не занятые работой местные высыпали из домов наружу, желая рассмотреть необычное зрелище получше. Внезапно, одна из зрительниц, крепкая женщина, слегка в летах, воскликнула:

— Ай, да вы гляньте только! Это ж сам Деян!

Присмотревшись, жители и впрямь узнали в замызганном человеке с мешком атамана, чья шайка ещё недавно наводила страх на всю округу. Толпа загалдела, заходила ходуном. Откуда-то полетели отбросы, затем несколько камней. Главарь только и успевал, что уворачиваться, да ругаться вполголоса, стараясь не слишком открывать рот. Люди расходились всё больше. Вот, мелькнувший в грязевом потоке крупный булыжник чуть не раскроил Деянову голову, разминувшись с ней на считаные пяди, и поразив вместо этого поднятые в защитном жесте разбойничьи плечи. Правое плечо тихо хрустнуло, и разбойник взвыл, пытаясь зажать его неповреждённой рукой. Драговид, видя, что их пленника скоро забьют насмерть, поднял руку и провозгласил:

— Остановитесь! Отвели душу, и добре! Этот человек будет казнён по законам Эрна! Лучше обиходьте своих соседей!

Тут кто-то пробормотал:

— Гляди-ка, и вправду, соседи! Всеслава с дочкой!

Всеобщее внимание сразу же сосредоточилось на хвосте процессии. Люди начали подходить поближе, желая удостовериться в том, что ошибки не произошло, и перед ними действительно Всеслава, жена поселкового старшины, пропавшая полгода назад. Вдруг, из-за спин собравшихся послышались сдавленные крики:

— Что здесь происходит?! Дорогу! Пропустите!

Толпа неохотно раздвинулась, и на дорогу вылетел взъерошенный старшина Доброжир. На мгновение воцарилось молчание, а затем женщины побросали палки и побежали ему навстречу; сам же староста лишь стоял, да глядел неверяще прямо перед собой, смаргивая слёзы с затуманенных глаз. Через несколько вздохов на нём повисли женщины, тоже плачущие и причитающие что-то неразборчивое. Мужчина прижал их к себе и замер, словно боясь, что малейшее его движение развеет наваждение сладостного мгновения, подобно ветру, уносящему поутру обрывки тумана с луга.

Витязи наблюдали эту картину, стоя чуть в стороне. Лица обоих застыли в выражении нерешительной задумчивости; воины думали, что делать с Доброжиром. Спасённые из разбойничьего лагеря женщины, найденные связанными в Деяновой палатке, мало что смогли рассказать спутникам на месте, напуганные и не верящие до конца в своё счастье, а потом с расспросами решили повременить. Теперь же, искренние чувства поселкового старшины заставили Бранда и Драговида засомневаться в вынесенном ранее приговоре. Первым молчание нарушил юноша.

— Наставник, он не выглядит, как предатель. Похоже, он действительно надеялся на наше возвращение. И ещё… Я рассмотрел его сознание изнутри. Там нет ничего, кроме счастья! Совсем ничего! Впервые вижу подобное…

Морец искривил губы в усмешке и хмыкнул.

— Счастье — это, без сомнения, хорошо… Однако разбойник выразился ясно. Доброжир был осведомителем Деяна; мы обязаны, по меньшей мере, допросить его. И, кстати, объявишь ему об этом ты.

Бранд раздосадовано сморщился. Последние несколько часов существенно изменили отношение юноши к действиям поселкового старшины, и ему уже вовсе не хотелось крови. На смену гневу пришло осознание. Вообще говоря, сложившаяся ситуация была весьма неоднозначной; с одной стороны, староста сотрудничал с грабителями и душегубами, рассказывая им о происходящем в округе, и тем самым помогая демоны знают каким преступлениям совершаться! С другой стороны, его семья… Деян, по всей видимости, держал жену и дочь Доброжира в заложниках, обеспечивая, таким образом, покорность старшины. Для княжьего закона и суда этот факт не имел ни малейшего значения, однакоБранд надеялся убедить наставника смягчить приговор. Случись ему потерпеть неудачу, и голову поселкового старшины ждало бы увлекательное путешествие в ближайший город, на освидетельствование. Судьба жены и дочери казнённого, в этом случае, представлялась весьма незавидной. Юноше приходилось слышать о подобном; в маленьких городках и посёлках родственников людей, замешанных в преступлениях, порой не любили не меньше, чем самих преступников. Сейчас односельчане радуются возвращению пропавших соседей, однако, стоит настроению толпы перемениться, и их растерзают с воодушевлением даже большим, чем прежде…

Пока Бранд размышлял над вопросом виновности старосты и колебался, не желая идти на сделку ни с законом, ни с собственной совестью, толпа успокоилась. Люди начали расходиться, каждый по своему делу. Старшина же, всё никак не могущий стереть счастливую улыбку с лица, наказал жене и дочери идти в дом, а сам зашагал к витязям, бодро насвистывая и едва не приплясывая. Приблизившись к спутникам, он внезапно согнулся в земном поклоне и промолвил:

— Спасибо вам, люди добрые. Вы сегодня два великих дела сделали — очистили нашу землю от Деяновой погани и спасли две невинные души! За это просите, чего пожелаете. Сделаю всё что в моих силах; хоть в лепёшку расшибусь, а сделаю!

Слова рудокопа лились подобно светлой и чистой музыке. Бранд представил, как оборвётся эта музыка сейчас, когда они огласят старосте приговор. Юноша с надеждой посмотрел на наставника, но тот лишь нахмурился и мотнул головой. Вздохнув, юноша прикрыл глаза и сказал:

— Подожди рассыпаться в благодарностях, человече. Ответь сначала на один вопрос — зачем ты о нас разбойникам рассказал?

Улыбка старосты поблекла.

— Эх-ма… Так и знал, что вы не одобрите… Но ведь, в конечном итоге, всё вышло к лучшему, разве нет?

-“К лучшему?”, — Бранд решил, что ослышался: “Этой ночью за нами пришли. Если бы не мой чуткий сон, мы сейчас могли бы и не разговаривать. Потом нам пришлось пробиваться через толпу в два с половиной десятка человек, и, видят боги, это было не лучшим опытом в моей жизни. Как по-твоему, это всё к лучшему?”

Юноша устало ронял слово за словом, будто скатывая камни с горного склона на голову Доброжиру. Старшина, явственно чувствуя угрозу, побелел, как снег, и сглотнул.

— К-как з-за вами? Я… Я же их п-по ложному следу пустил!

Бранд сжал зубы и процедил:

— Ах, по ложному?! Откуда же, интересно, ты мог знать, каким путём мы пойдём?

— Т-так в-ведь Вячко вас через щель повёл! Я разбойничков и пустил другой дорогой, сказал, что вы через ущелье пойдёте, напрямик. Деяновы-то хлопцы не знали, что кому-то о втором проходе известно, вот и клюнули.

Стреноженный Деян со злобой посмотрел на Доброжира и завопил, брызгая кровью и слюной через разбитые губы:

— Ах ты падаль! Надо было твоих бабёнок сразу резать, да и тебя заодно!

Врезавшийся в разбойничье ухо кулак Драговида оборвал едва начавшиеся яростные речи на корню. Сурово покачав головой, морец махнул ученику рукой, говоря продолжать. Бранд вновь посмотрел на старосту и продолжил:

— Ясно всё с тобой, старшина. Ты нам помочь хотел, да только не учёл, что в трещинку эту мы только боком и протиснемся. На будущее учти, если захочешь пособить нам, али гридням, скажи заранее, иначе помощь твоя только беду принесёт.

Доброжир, понурившись, кивнул. Юноша, выдержав паузу, продолжил:

— Ладно, не кручинься; твои добрые побуждения будут учтены. Однако же, они не избавляют нас от необходимости вынести тебе приговор.

— Какой приговор, господа витязи? За что?

— Пленники рассказали нам, что ты был осведомителем шайки. Княжьи люди не стали бы вникать в произошедшее и просто повесили бы тебя за пособничество душегубам, но мы готовы дать тебе шанс. Расскажи, о чём ты информировал Деяна. Если от этого не было особенного вреда, отделаешься чем-нибудь полегче — тюрьмой или батогами, а то и вовсе пойдёшь с миром.

-“Н-но… Как же так?”, — едва слышно пробормотал старшина дрожащим голосом: “Вы же понимаете, я не мог по-другому, не мог! Да и, сделай я иначе, ничего не изменилось бы! По-вашему, Деян остановился бы после смерти Всеславы?”

Бранд вопросительно посмотрел на наставника. Морец поджал губы и упрямо покачал головой. Юноша поморщился и заговорил вновь, стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо и уверенно:

— Мы — витязи, старшина. Закон для нас — единственное мерило истины. Нравится он нам или нет — дело десятое; мы обязаны соблюдать его. Закон говорит, что за пособничество татям человек получает половину их наказания. Если же его участие в деле было важным, даже несмотря на свою опосредованность, он получает то же наказание, что и сами преступники. Мы не можем приступить закон, старшина, но мы можем определить степень твоей вины. Расскажи, как и в чём именно ты помогал людям Деяна; только учти, я хорошо чувствую ложь. Соврёшь — пойдёшь на шибеницу за пособничество душегубству.

Староста, к его чести, не стал трястись и молить о милости. Напротив, поняв, что его судьба теперь в его собственных руках, он собрался с мыслями и начал рассказ:

— Разбойничкам я стал помогать около полугода назад: Деян тогда только-только занял место старого атамана и начал свои чёрные дела. Он оказался умнее предыдущего главаря и решил обзавестись осведомителем из шахтёров. Его подчинённые на эту роль, как вы понимаете, не годились — в посёлках их ловили княжьи люди, по нашей наводке, да и купцы им не доверяли. Глеб-трактирщик с ним работать отказался, а узнать, что у купцов творится, Деяну, по всей видимости, очень хотелось. Вот он и дождался удобного момента; подкараулил нас, когда мы втроём к трактиру шли, и уволок к себе. Там уже, в обмен на моё сотрудничество, мне пообещали сохранить жизнь и честь жены и дочери. Потом началась моя работа на шайку. Продыху мне совсем не давали — приходилось почти ежедневно отлучаться в трактир, слушать купцов и передавать сведения Деяну. Я рассказывал, где, в каком составе и с каким товаром они проедут… Не помню точно, сколько раз. Иногда получалось отвадить беду — предупредить одного-другого, но нечасто: появись у Деяна подозрения, и несдобровать моим бабонькам. А потом явились княжьи люди… Тут уж совсем туго пришлось; я вертелся, как рыбина на удочке, намекал им, подсказывал … И всё впустую. Не выбили они Деяна с насиженного местечка. Потом ещё приходили, большим числом, да с большей осторожностью — и снова обделались!

Под конец староста едва не задыхался от отчаянных, злых слёз, так и норовивших побежать из глаз. Впрочем, он, всё-таки, нашёл в себе силы закончить монолог:

— Буду честен. Я помогал разбойникам в обороне против княжих людей, хоть и самую малость. Я понимаю, что нарушал закон… Теперь, когда моя семья в безопасности, я готов понести наказание.

Доброжир замолчал и закрыл глаза. Лицо его было напряжено, кулаки сжаты; он ожидал приговора. Бранд же, смотря на него, всё не мог принять роковое решение. Он тщательно взвешивал меры и обстоятельства, не желая ошибиться. Ещё несколько часов назад он бы без колебаний вынес суровый приговор, отправив старосту на пожизненную каторгу, а то и вовсе на плаху, но теперь, узнав всю подноготную произошедшей истории, юноша сомневался в правильности подобного. Сказать по правде, он не хотел осуждать безоружного, беззащитного человека на смерть, даже при том, что человек этот был изменником. Однако, юноша заставил себя отрешиться от сиюминутных чувств и мыслить здраво: “Итак, что мы имеем? Доброжир навёл людей Деяна на несколько десятков обозов. Пострадали интересы купцов, да и сами они, вероятно, не остались невредимыми. Но, что важнее, замерла торговля на этом пути! Пострадали отнюдь не только купцы; рудокопы, горожане, да даже дворфы, и те были затронуты большим решением маленького человека. Одно это уже тянет на измену. А уж, если вспомнить засады на княжих людей… Решено, старшина отправится на плаху! Как бы мне не было жалко его семью… И его самого”.

Порешив так, Бранд поднял голову и взглянул на старосту. Тот, чувствуя взгляд, сжался и закусил губу. Юноша прочистил внезапно запершившее горло и спросил:

— Скажи, Доброжир, у тебя есть родичи неподалёку?

Старшина сглотнул и ответил, едва проталкивая слова сквозь сжатые нервным спазмом губы:

— Д-да, есть у меня брат, Стоян. Он трактир держит, в сорока милях к югу.

— Это хорошо. Он сможет принять твою семью у себя? Ну, еду готовить-подавать али ещё что?

Староста поднял глаза на витязей и произнёс, едва ворочая непослушным языком:

— Меня казнят, верно?

Бранд выдохнул, пожевал губами и сказал коротко:

— Да.

Доброжир враз, словно постарел на десяток лет. Он покачнулся и схватился за голову, с силой сжав виски, будто пытаясь остановить вращающийся вокруг него мир. Постояв так несколько вздохов, он опустил руки и ответил на вопрос юноши:

— Примет, думаю. Я ему родная кровь всё-таки, хоть и преступник.

Бранд зачем-то кивнул и сделал несколько шагов, приближаясь к старосте. Тот, к его чести, даже не отшатнулся, лишь задержал дыхание, будто ожидая, что удар меча оборвёт его жизнь прямо здесь. Юноша положил ему руку на плечо и промолвил:

— Попрощайся с семьёй. Скажи им, что тебя отправляют на княжий рудник старшиной… Или что-то другое, сам придумай. Мы подождём тебя здесь. Весточку твоему брату мы передадим — нам как раз на юг нужно, будем в его трактире до вечера. Это всё, что мы можем сделать за твоё содействие. Ну, давай, не стой просто так!

Доброжир кивнул и, слегка покачиваясь, пошёл к своему дому. Бранд остался стоять на месте, моля небо о том, чтобы ему никогда не пришлось делать выбор, подобный тому, что выпал на долю старосты Чёрной Щели. Сзади к юноше подошёл морец. Он посмотрел вслед приговорённому, затем опустил взгляд на своего протеже.

— Ты принял верное решение, молодь. Из тебя выйдет неплохой странствующий судья.

Бранд повернулся к наставнику, удивлённо раскрыв глаза. Услышать от него похвалу было… неожиданно, особенно в такой момент. Драговид понимающе усмехнулся:

— Что, тяжело было приговаривать безоружного человека к смерти? Привыкай. Правосудие — вещь тяжёлая. Сегодня ты вспомнил одно очень важное изречение: закон — единственное мерило истины. Запомни, иногда ты будешь в корне не согласен с решением, которое необходимо принять, но будешь обязан повиноваться, ибо неподсудных быть не должно. Как говорил один из моих хороших друзей: “Судящий, да следует закону своему паче народа его, коий он окормляет с руки своей и над коим простирает он десницу свою”.

Глаза мужчины затуманились. Он задумчиво глядел вдаль, застыв недвижимо, словно статуя. Даже разбойники, стоявшие сзади, притихли, затронутые эмоциональными волнами, распространяемыми морцем. Бранд, поняв, что наставлений больше не будет, и сам погрузился в размышления. Ему не нравилось произошедшее; его совершенно не устраивала собственная неуверенность. С этим требовалось что-то делать. Конечно, юноша понимал, что решением этой проблемы может быть, всего-навсего, опыт. Беда в том, что разобраться с собственной слабостью ему хотелось уже сейчас, ну или, хотя бы, в ближайшее время. Решение напрашивалось само-собой: спросить совета у Драговида. В конце концов, именно для этого их отправили в Вечный Город вместе.

К несчастью, стоило юноше собраться с мыслями, как на дороге показался старшина. Он покорно подошёл ближе и вытянул запястья перед собой.

— Я готов, господа витязи. Вяжите!

Бранд отрицательно махнул рукой.

— Нет необходимости. Ты показал себя достаточно послушным, чтобы идти свободно. Ступай за нами.

Витязи развернулись и двинулись к конюшням. Рудокоп растерянно растянул губы в подобии улыбки и пошёл следом.

***

По счастью, бывший староста выполнил своё обещание. Лошади, оставленные на конюшне чуть менее суток назад, пребывали не только в добром здравии, но и в отличном расположении духа: накормленные, напоенные и, судя по всему, даже вымытые. Набравшиеся сил кони спокойно приняли на свои спины привычную поклажу и зашагали прочь, ведомые под уздцы хозяевами. Цокот копыт смешался с глухими шагами и потянулся на юг, вдоль дороги. Они углубились в лес и прошли ещё около версты, прежде чем Драговид поднял руку, приказывая остановиться. Он повернулся к Доброжиру и спросил:

— Ну как, старшина, хорошее место?

Бранд, пребывавший доселе в странно-отрешённом состоянии, будто пробудился и оглянулся вокруг. Спутники стояли у большого нагромождения камней, похожего на исполинскую полуразрушенную землянку, сложенную из множества глыб и валунов. Старшина поглядел на морца, осмотрел камни и кивнул.

— Лучше и не придумаешь, господин витязь.

Бранд понял, что настала пора привести в исполнение вынесенный ранее приговор. Он положил руку рудокопу на плечо, подталкивая его к месту казни, и пошагал вперёд. Он шагал и окидывал каменную груду взглядом, ища удобное место. Таковое не замедлило найтись. В самом основании кучи лежал плоский камень, небольшой, размером с подушку; туда юноша и направил Доброжира.

Старшина встал над камнем и закрыл глаза. Ноздри его судорожно расширялись, наполняя грудь большими глотками холодного и влажного лесного воздуха. Бранд толкнул его вниз, к земле, заставляя преклонить колени и уложить голову на плаху. В этот последний момент мужчина невольно засопротивлялся, следуя животному инстинкту, приказывающему из глубины черепа бежать, спасаться от неминуемой гибели, но крепкая рука юноши не дала ему такой возможности. Наконец, опущенный на землю, рудокоп замер; лишь плечи его слегка подёргивались, будто порываясь защитить шею и голову.

Молодой витязь распрямил спину и вынул из ножен меч. Наскоро примерившись, он занёс клинок и с силой опустил его на шею Доброжира. Лезвие прошло её насквозь единомоментно, разом отделив голову от тела. Голова с глухим стуком упала на землю… А Бранд, наконец-то, вздохнул свободнее. Безжизненное тело, распростёртое перед ним, уже не связывалось в его сознании с жившим и дышавшим когда-то человеком по имени Доброжир.

-“Старшина вернулся в грязь…”, — пробормотал юноша и с усилием оторвал глаза от окровавленного камня.

Теперь, смотря на груду валунов, ставшую местом казни, Бранд не думал о ней, как о нелепом нагромождении, сработанном природой на скорую руку. Сейчас она казалась ему святилищем, воздвигнутым неизвестно кем для древних богов, алкавших человеческой крови, и получавших её сполна на своих алтарях.

Он встряхнул головой, прогоняя неожиданно яркий образ, и повернулся к пленным разбойникам. Те, в свою очередь, сглотнули, гадая, не встретят ли они смерть здесь же, через считанные вздохи. Эти опасения не оправдались; юноша лишь приказал им найти для тела Доброжира каверну и завалить его там так, чтобы дикое зверьё не добралось. На выполнение этого поручения ушло немногим более получаса, по истечение которых витязи и их пленники вновь двинулись в путь. Разбойников решили примостить на лошадиных крупах, предварительно перемотав их крепкой верёвкой. Конечно, держать за спиной враждебно настроенных людей могло показаться не лучшей задумкой, но, если быть честным, ни один из этих людей не мог совершить чего-то действительно опасного, особенно будучи связанным. Непросто, знаете ли, сосредоточиться, когда тебя ежесекундно подбрасывает вверх, а затем увлекает вниз, едва не лишая остатков пищи в кишках!

Ехали несколько медленнее, чем до этого. Кони, вынужденные нести увеличенную нагрузку, выдыхались весьма быстро, что жутко раздражало Драговида. Не прошло и часа, как он выплюнул:

— Всё! Сил моих больше нет!

Остановил Вихря и принялся, чертыхаясь, стаскивать Деяна на землю. Тать вскрикнул, когда его рука, сломанная брошенным в посёлке камнем, ударилась о землю, но морец, не обращая на это внимания, схватил его за ногу и поволок прочь от дороги. Отойдя шагов на пятнадцать, он выхватил из ножен меч и разом отхватил разбойничью голову, после чего обтёр клинок об одежду покойного, стянул с него рубаху, смастерил из неё нечто навроде мешка и пошагал обратно, непрестанно плюясь и раздосадованно шипя. Бранд, глядя на это, лишь сдавленно кашлянул. Драговид, тем временем, привязал голову к одной из сумок и пробормотал:

— Давно было пора это сделать. Нам, в сущности, только голова и требовалась.

Внезапно, седло под Брандом заходило ходуном. Обернувшись, он обнаружил, что источником сотрясения был второй разбойник, наблюдавший последние события, и, очевидно, уверенный теперь в том, что его земной путь закончится через считаные части. Юноша похлопал его рукой по спине.

— Спокойно! Ты не убийца и, судя по всему, не изменник. Тебя мы довезём до места, на суд.

Тряска прекратилась. Бранд прикрыл глаза, вздохнул и двинулся следом за Драговидом, успевшим уже ускакать вперёд на добрую половину сотни шагов.

***

Через пару часов спутники постучались в ворота постоялого двора. В одной из створок, как раз на уровне глаз, открылось маленькое смотровое окошко. В нём маячил угрюмый парень лет пятнадцати, выполнявший здесь, очевидно, обязанности служки, по совместительству с охранником. Окинув приезжих тяжёлым взглядом, он кивнул, скорее сам себе, чем им, и отворил одну створку. Ворота почти не скрипели, на добротных железных петлях нельзя было заметить ни следа ржавчины, а толстые вереи, возвышающиеся над землёй на добрых пять локтей, стояли недвижимо, словно старые сосны, из которых их выпилили. От верей в обе стороны расходился частокол, опоясывающий весь постоялый двор без остатка, и превращающий его в некое подобие крепости. Внутри располагалась целая плеяда строений разного назначения: конюшни, дровня, парочка сараев, нечто, напоминающее баню, и, наконец, главное здание, в два этажа, первый этаж которого был наполовину сложен из камня; над вторым этажом, вдобавок, поднималась высокая крыша, под которой могли прятаться как комнаты для постояльцев с небольшим достатком, так и дополнительные складские помещения. Именно в главное здание привратник отвёл спутников, предварительно забрав их лошадей на конюшню. На все попытки витязей объяснить, что они не собираются задерживаться в этом месте надолго, служка лишь качал головой да повторял:

— Моё дело маленькое, судари. Все торговые дела с разъяснениями — к Старшему.

Смирившись с тем, что Вихрь с Пегим отправятся на постой, Бранд и Драговид взошли на крыльцо, толкнули дверь, столь же основательную, как и всё остальное в этом хозяйстве, и оказались в обеденной. Зал был уставлен солидными дубовыми столами и лавками, способными, казалось, выдержать целый десяток дворфов, реши они вдруг сплясать там один из своих танцев, не снимая боевого обмундирования. Вдоль правой от входа стены протянулась широкая стойка, сложенная из цельных брёвен и обитая поверху полированными досками. За стойкой примостился трактирщик, увлечённо разминающий что-то в небольшом глиняном горшочке с широким горлом; судя по приятному сладковато-травянистому, с лёгкой пряностью, запаху, это была основа для какого-то напитка.

Заслышав скрип двери, мужчина, не отрываясь от дела, бросил:

— Ждан, ты? Уже закончил в коптильне?

Драговид на это лишь хмыкнул и ответил:

— Не Ждан. Гости к тебе, мил человек!

Хозяин заведения поднял глаза, опустил миску на стойку и улыбнулся.

— Гости — это хорошо. Проходите, располагайтесь. Что будете есть? Из готового, пока что, только хлеб и немного копчёностей, но, если пожелаете, могу предложить вам отличную выпивку. Есть пиво, медовуха, яблочная и сливовая настойки, несколько травяных. Не расположены к крепкому — так у меня найдётся и квас, и горячий травяной сбор. Самое то, чтобы согреться

Бранд, до сего момента не намеревавшийся задерживаться на постоялом дворе дольше необходимого, уже подумал было пропустить перед отбытием кружечку чего-нибудь согревающего, как в дело вмешался Драговид:

— Мы не на постой к тебе пришли, Стоян. Вести у нас… От твоего брата.

Трактирщик удивлённо вскинул брови.

— От Доброжира? И… Что же он такого передаёт?

В голосе его проскользнули опасливые нотки. Ещё бы, когда в твой дом неожиданно прибывает парочка вооружённых до зубов бойцов, сообщающих, что они-де знают твоих родовичей… Тут, поневоле, задумаешься о самом плохом. К несчастью, именно наихудшее из предположений трактирщика оказалось самым верным.

— Просьбу позаботиться о его семье. Сам Доброжир им, скажем так, уже ничем не поможет.

Стоян покачнулся и, наверное, упал бы, не успей он схватиться за стойку. В глазах его горе мешалось со злобой.

— Это Деянова шваль, да?

Не дожидаясь ответа, трактирщик упёрся взглядом в витязей и промолвил:

— Я хорошо заплачу вам за его голову. Но ещё больше дам за живого! Я многое готов отдать, чтобы собственноручно забить его до смерти…

Драговид поднял руку, успокаивая разошедшегося мужчину.

— Подожди, Стоян, дай договорить. Твоего брата убили не люди Деяна. Он был казнён за пособничество им. Семья его, пока что, в безопасности, хоть и осталась без кормильца, а Деян убит. Его голова у нас.

Трактирщик сжал виски пальцами, будто пытаясь удержать там только что полученные сведения. Те, однако, явственно сопротивлялись этому намерению. Уж слишком диким казалось рассказанное…

— Доброжир — пособник татей? Да вы что-то путаете, добрые люди! Вас обманули!

Драговид покачал головой и тихо ответил:

— Ошибки быть не может. Он рассказал нам об этом сам, добровольно. После чего мы вынесли и привели в исполнение приговор, но так, чтобы этого не видели соседи твоего брата. Они уверены, что он был переведён старшиной на княжий рудник неподалёку. Так же думает и его семья.

Корчмарь горько прикрыл глаза ладонью, помолчал немного, затем спросил дрожащим голосом:

— Вы убили его и сообщаете мне об этом… так спокойно?

Морец пожал плечами.

— А что нам делать? Каяться? Мы свою работу сделали сполна, и даже чуть больше. Теперь — твой черёд, Стоян. А мы здесь больше не задержимся; нас ждут дела!

Сказав это, витязь повернулся на пятках и, не медля ни вздоха, пошагал к выходу. Бранд двинулся следом за наставником. Когда он уже стоял на пороге, от стойки донёсся голос трактирщика:

— Постойте, господа витязи!

Юноша повернулся на звук и замер, вопросительно подняв брови. Стоян помялся ещё мгновение и вдруг выпалил:

— Вы, это… Простите меня. Сгоряча сказал, не подумав; родня кровь, всё же… Спасибо вам. За то, что сказали, ну и… за невестку с племяшкой.

Затем он снова умолк.

Убедившись, что трактирщик закончил, Бранд кивнул ему, принимая сказанное, и вышел на двор. Драговид стоял там, у края крыльца, прислонившись к опорному столбу, и наблюдал за учеником. Не говоря ни слова, молодой витязь спустился по ступенькам и направился к конюшням. На душе у него было… странно. И тоскливо, и, в то же время, как-то спокойно. Он зашёл в стойло, похлопал Пегого по шее, вывел его на улицу и вспрыгнул в седло. Дождавшись, пока морец проделает то же самое, юноша повернулся к наставнику и произнёс:

— Поспешим, старший? Нас ведь ждут дела!

После чего подстегнул коня поводьями и устремился к воротам. Драговид лишь закатил глаза и, поддав своему скакуну пятками в бока, порысил следом, в Торжок.

Глава 12. Особенности Эрнского денежного обращения

Дальнейший путь прошёл… без приключений. До Торжка добрались споро, благо затяжные дожди начались совсем недавно, и дороги пребывали пока в приличном состоянии. Чем ближе к городу, тем больше людей попадалось витязям навстречу. Сначала на дорогу перед ними выехал обоз, тяжело гружёный кусками руды, состоящий из полудюжины телег, сопровождаемых десятком княжих людей, облачённых в лёгкие доспехи — толстые кожаные куртки с железными пластинами, закрывающими грудь, переднюю часть живота и, частично, плечи. Быстро обогнав маленький караван, всадники двинулись дальше. Чуть позже им встретилась ещё одна колонна схожего вида, перевозившая, однако, не руду, а каменные блоки. Затем стали попадаться и другие люди: охотники, лесорубы, крестьяне. Кто-то, заслышав топот копыт, сторонился, а кто-то лишь поворачивался назад, удостоверяясь, что приближающиеся всадники не намерены сшибать его или его товарищей. Через некоторое время, часа в четыре пополудни, показались и городские стены. По мере приближения становилось всё более заметно, что они… весьма разнородны: часть — крепкий камень, возвышающийся над землёй на добрых три сажени с гаком, иные — лишь брёвна, уложенные друг на друга, ну а третьи — и вовсе простой частокол, не достигающий и двух человеческих ростов. Стены эти располагались одна внутри другой, создавая, будто бы, три отдельных города. Да, богат был город Торжок, по-настоящему богат!

Через четверть часа спутники оказались у подножия первой стены, изящно обойдя скопившуюся возле ворот очередь (снятые с наконечников копий чехлы сыграли в этом деле немаловажную роль). Стоявшие перед воротами стражники, завидев металл характерного цвета, отсалютовали прибывшим и посторонились, пропуская их внутрь города. Бранд, не желая создавать дополнительных препонов движению, подстегнул Пегого и, слегка пригнувшись, въехал на посадскую землю. Ему доводилось слышать, что во многих городах посад строился под стенами, без какой-либо защиты, но, очевидно, Торжок был исключением из этого правила. Непонятно, правда, зачем вообще эта стена понадобилась местным жителям — опасных диких зверей в ближайшей округе давно повыбили, а вадды были, вроде бы, соседями спокойными. Конечно, всякое может произойти; и самому мирному соседу, подчас, так моча в голову ударит, что только держись! Впрочем, для подобного случая достало бы и двух стен… Но да что уж там. У богатых свои причуды!

Так думал Бранд, медленно продвигаясь по улицам Торжка следом за наставником. Учитель и ученик привязали своих скакунов на городской конюшне, неподалёку от ворот, и теперь путь их лежал в западную часть второго городского кольца, основное пристанище представителей бумагомарающего сословия и, по странному стечению обстоятельств, местной стражи. Расположение последней представляло для витязей определённый интерес — там можно было получить награду за шайку Деяна. Прими местные бюрократы во внимание все факты, и размер этой награды мог дойти до сотни или даже полутора сотен печатней… Ну, если верить словам Драговида.

Шанс убедиться в верности предсказаний наставника представился юноше только через три четверти часа. По меркам Рехена — целая уйма времени, но для здешнего люда это было пустяком. Проход через бесконечные торговые ряды внешнего кольца, через его запруженные народом улицы и переулки оказалось невозможно ускорить, даже апеллируя к статусу витязей! Помочь здесь смог бы, разве что, хороший топор на длинной рукоятке, ну или пара крыльев за спиной. За неимением второго и за невозможностью применить первое, Бранд и Драговид были вынуждены терпеливо прокладывать путь через городскую сутолоку. К счастью, с пересечением границы второго кольца, плотность толпы существенно уменьшилась. Большинство добропорядочных горожане находилось сейчас на службе, в мастерских или за прилавками, а потому навстречу витязям попадались, разве что, женщины, идущие на рынок или возвращающиеся с него, посыльные да стражники, следящие за порядком. Лавировать в этом потоке было делом не слишком затруднительным, а потому уже через десяток частей учитель и ученик стучались к местному начальству, обитавшему в сравнительно небольшом домишке, всего-то в один этаж высотой (начальство это Драговид, по счастливой случайности, знал лично и мог заглядывать к нему в любое время, особенно по служебной надобности). Дверь, ведущая внутрь здания, распахнулась, и на пороге перед спутниками возник седоусый вояка, по всей видимости, отставник, коротающий преклонные лета на тёплом местечке. Рассмотрев нежданных посетителей, он отвесил неглубокий поклон Драговиду, коротко кивнул Бранду и прохрипел:

— К десятнику Сому?

Морец в ответ усмехнулся и подтянул к себе пленного разбойника, стоявшего доселе за дверным косяком; от резкого движения бывший тать покачнулся, едва удержавшись на ногах. Коротко оглядев его, стражник хмыкнул, развернулся на пятках и двинулся назад, вглубь здания. Пройдя по короткому коридору, он распахнул одну из дверей и просипел:

— Десятник, тут твой знакомый заявился. С пленным.

Последовала короткая пауза. Затем голос хозяина кабинета устало ответил:

— Пусть заходит!

Отставник посторонился, пропуская гостей к начальству. Бранд, повинуясь жесту наставника, закрыл входную дверь и прошёл в приёмную следом за ним, крепко держа пленного татя за путы на запястьях (тот, измученный испытаниями, выпавшими на его долю за прошедшие несколько дней, вовсе не сопротивлялся, используя руки юноши в качестве опоры).

Помещение приёмной (если это скромное место можно было назвать столь громким словом) оказалось весьма тесным для трёх посетителей. Вся обстановка комнаты говорила о том, что здесь не должно находиться более двух гостей за раз — в наличии было только два стула, а всё пространство вокруг них было занято; при этом, нельзя было не заметить, что каждый вершок этого пространства был использован с толком и по назначению — вдоль стен громоздились сундуки с бумагами, берестой, писчими принадлежностями, а между ними ютился стол десятника Сома (единственный пятачок свободы и мало-мальского простора во всей этой сокровищнице бюрократа). Хозяин стола поднял голову от сложенных перед ним грамот и поприветствовал гостей лёгкой улыбкой.

— Драговид! Рад видеть тебя в добром здравии! Ты за наградой?

-“Да; у меня тут двое татей — один сидит перед тобой, второй”, — тут морец демонстративно встряхнул мешком и вытащил на свет божий голову Деяна: “Присутствует частично!”

Стражник перевёл взгляд на Бранда и поинтересовался:

— А ты, юноша, подопечный моего приятеля, али свидетель?

Бранд молча достал из ножен меч, подержал пару вздохов и убрал обратно.

— Что ж, вижу…

Десятник хмыкнул что-то ещё себе под нос, перегнулся через стол, подхватил разбойничью башку и принялся осматривать её. Тщательно оглядев и ощупав «подарок», Сом положил его на стол, пошевелил сложенными в замок пальцами и спросил:

— Это Деян Кривой был?

-“Он самый”, — невозмутимо подтвердил витязь: “А это — один из членов его шайки, на случай, если захочешь допросить кого-нибудь. Только ты с ним понежнее, он не убийца; два-три года на каторге и станет приличным человеком.”

Десятник задумчиво оглядел пленного татя и полез в сундук, за берестой. Нацарапав на ней пару строк и поставив внизу оттиск^[109], он протянул скрученный документ Драговиду и пояснил:

— У нас теперь новые правила — награду получите у городского менялы. Страже таких денег больше не выдают.

Морец удивлённо вскинул брови.

— С чего вдруг? Ты, вроде, не был замечен в… нецелевых тратах?

Сом сморщился.

— Да с доверием-то всё в порядке; у нас людей не хватает, всех, кого можно, на юг шлют. Да ты сам видел, у нас тут не охрана, а полтора инвалида!

Выговорившись, десятник устало откинулся на спинку стула и пробормотал:

— Ладно, вы идите к меняле, а у меня ещё работы навалом. Одному, понимаешь, подпиши, другому подпиши…

Оставив замученного десятника наедине с его делами и сдав пленника на руки хрипящему стражнику, спутники двинулись на менную площадь. Она располагалась в другом конце города, на границе второго и третьего кольца. Когда-то на этом месте (если верить рассказам Драговида) стояли палатки менял с длинными скамьями, названными, непонятно с чего, в честь корабельных^[110]. Сейчас, однако, там расположилось большое одноэтажное здание, сложенное целиком из камня и вмещающее в себя целую толпу. Охранялось оно целым десятком стражников в кольчугах, поножах, наручах и шлемах с бармицами, что ясно говорило — городской совет печётся о своих деньгах.

Зайдя внутрь менного дома, Бранд почувствовал лёгкое разочарование. Он, где-то глубоко в душе, надеялся, что это заведение будет напоминать нечто навроде сокровищницы эмира (о виде которых он судил по запискам путешественников). В реальности же, местечко оказалось… весьма скучным. Единственной обстановкой здесь служили столы с загородками, которые можно было заслонить от чужого глаза полотняной занавесью. За столами сидели люди в княжеских цветах, сосредоточенно пересчитывающие что-то и обменивающиеся странными пластинками с записями лишь им одним ведомого содержания. Внезапно, юноша ощутил похлопывание по плечу и оглянулся на Драговида. Тот, видя, что привлёк внимание ученика, начал давать ему короткие и ёмкие пояснения относительно творящегося перед спутниками действа:

— Ты, вижу, разочарован увиденным. Привыкай, в Империи мы будем частенько иметь дело с такими заведениями. Теперь, вкратце, о главном; это место называется аргентариум^[111]. Здесь ты можешь обменять свои печатни на деньги других государств, взять в долг или получить особую грамоту. Предъявив её в других аргентариумах, имеющих соглашение с этим, ты можешь получить свои деньги назад в любой имеющейся там монете. Имперские аргентариумы, вдобавок, принимают средства «на распоряжение» — дают в рост купцам или сами покупают на них товар, а потом продают. Впрочем, пользоваться этими услугами я тебе не советую — нам деньги могут понадобиться в любой момент, а вернуть вложенные в дело средство сиюминутно не выйдет.

За прошедшие дни Бранд успел привыкнуть к подобным экскурсам в различные области. Морец безукоризненно исполнял данное ранее обещание, просвещая подопечного относительно вещей, с которыми ему предстояло столкнуться в ходе задания. В основном, это касалось текущих трудностей во взаимоотношениях государств и последних изменений в их политике, но, время от времени, требовалось затрагивать и более приземлённые вопросы. Они, как правило, касались некоторых услуг, не знакомых Бранду, оказываемых вышеупомянутыми аргентариумами или, скажем, домами терпимости. Впервые услышав о последних, юноша сначала впал в ступор, а затем густо залился краской. Дальнейшие рассказы Драговида об оргиях и особых людях, занимающихся их организацией, заставили молодого витязя схватиться за голову. Остаток того дня он провёл в смущённых и смятенных размышлениях об имперском разврате…

Тем временем, один из местных работников — благообразный старичок с белой, как лунь, головой — заметил задержавшихся у входа посетителей и поспешил обратить их внимание на себя:

-“Господа!”, — проникновенно вымолвил он: “Я могу вам чем-то помочь?”

Морец поманил Бранда рукой и прошагал к столу, занятому излишне приветливым служащим. Дождавшись, пока юноша займёт положенное место, Драговид задёрнул занавесь и выложил на стол сомову бересту.

— Мы за наградой.

Аргентарий пробежался глазами по строчкам, тщательно изучил оттиск и огласил вердикт:

— Распоряжение подлинное. Вам причитается сто печатней серебром. Не желаете взять чужой монетой?

Бранд, не дожидаясь ответа наставника, поспешно кивнул и отрезал:

— Свою долю возьму в денариях^[112]. Почём они сейчас?

Меняла сверился с последней переданной ему табличкой и заявил:

— Один печатень сейчас идёт за шестнадцать ассов^[113], или один денарий и два асса.

Юноша недовольно вздохнул и ответил:

— Тогда давай ассами.

Старичок кивнул ему и записал что-то на табличке. Сделав запись, он повернулся к Драговиду и уточнил:

— Вашу долю тоже ассами?

Морец хмыкнул и бросил:

— Пожалуй. Запиши на мой счёт.

Старичок снова черкнул что-то.

— Вашу грамоту, пожалуйста…

Драговид засунул руку в поясную сумку и вытащил на стол небольшую табличку, сделанную, на вид, из камня. Аргентарий сноровисто принял её, потёр каким-то чудным кусочком кости а затем нацарапал несколько цифр железным писалом.

-“Ваши восемь сотен ассов.”, — произнёс пожилой аргентарий, передавая табличку обратно.

Бранд смотрел на это действо широко раскрытыми глазами, недоумевая, с чего вдруг каменная табличка с парой цифр стала равноценная полусотне печатней. Дождавшись, пока морец уберёт табличку обратно в сумку, юноша склонился к уху наставника и зашептал:

— Старший, я чего-то не понимаю, или нас дурят по полной?

Драговид подобрался и бросил:

— В чём дело?

-“Табличка!”, — юноша указал на поясную сумку: “Это ненадёжно! Я бы не доверял местным жуликам… У них даже княжеской печати нет!”

Услышав ответ, морец расслабился и шепнул подопечному:

— Всё в порядке. То, что я сейчас сделал — более чем надёжно. Как выйдем, я расскажу тебе об этой процедуре поподробнее.

Закончив перешёптывания, спутники вновь посмотрели на аргентария. Тот всё сидел, не меняя позы, и вежливо дожидался, пока гости обсудят внезапно возникший вопрос.

— Ну как, судари, мне распорядиться принести ваши деньги?

Драговид выжидающе посмотрел на Бранда. Юноша подумал, потёр подбородок и, махнув рукой выдохнул:

— Не стоит. Давай мне тоже… грамоту.

Старичок засуетился.

— Вы, сударь, насколько я понимаю, впервые в княжьих меняльных палатах? Мне потребуется взять у вас волос или каплю крови, для личной привязки.

Пожав плечами, Бранд, слегка сморщившись, выдернул у себя с макушки пару волосков и протянул их аргентарию. Тот, коротко кивнув, достал из-под стола табличку, сходную по виду с драговидовой, но изготовленную из мягкого воска. Впрочем, стоило вдавить в неё волос юноши, и она тут же обратилась в камень. Аргентарий вежливо улыбнулся и уточнил:

— Печатный сбор оплатите ассами?

Бранд, при упоминании об очередном сборе, тяжело вздохнул и уточнил:

— Сколько?

— Так-с, по последнему распоряжению сбор равняется одному полновесному печатню серебром, или восемнадцати ассам.

-“Так, погоди-ка!”, — юноша вскинул руку, прерывая служащего: “Ты мне только что менял печатень на шестнадцать ассов, а теперь говоришь о восемнадцати. Что-то не сходится!”

-“Но как же, сударь!”, — засуетился меняла: “Мы же должны как-то возмещать средства, которые княжья казна выделяет на наше содержание! Вот с этой, право слово, несущественной разницы наше дело и живёт!”

-“Вот значит как…”, — пробормотал молодой витязь: “По счастью, у меня есть немного эрнского серебра. Оплатить сбор хватит.”

Аргентарий, казалось, вовсе не испытал разочарования от недополученной прибыли. Он смиренно дождался, пока Бранд залез в свой мешок, покопался там и вытащил на стол объёмистый кошель, приземлившийся на деревянную поверхность с тяжёлым звяканьем. Лишь открыв кошель и разглядев его содержимое, меняла испытал некое подобие растерянности, ведь увесистый кожаный мешочек юноши, не могущего, на вид, похвастать хоть сколько-нибудь серьёзным богатством, хранил в себе небольшое состояние — около полутора сотен печатней. Справившись с удивлением, старичок угодливо улыбнулся и уточнил:

— Не желаете доверить нам и эти деньги? Наверняка путешествовать с такой тяжестью… несколько затруднительно.

Бранд на мгновение задумался и мотнул головой:

— Да чего там, всего-то пятнадцать гривен серебром. Невеликая ноша.

Пожилого аргентария от этих слов едва не хватил удар. Вытирая пот со лба и слегка запинаясь, он выдавил:

— Я, всё же, настоятельно рекомендовал бы вам доверить хотя бы некоторую часть этих средств княжеским менным палатам.

Бранд скептически взглянул на служащего, подумал, прикинул и, наконец, взвесив мешочек в руке бросил:

— Ладно, отчего не попробовать. Содержимое этого кошеля я доверю тебе и другим княжьим аргентариям. Только смотри у меня! Замечу, что на грамотке что-то не сходится — вмиг вернусь сюда и пооткручиваю тебе ноги!

Меняла побледнел.

— Не волнуйтесь, сударь, всё будет в полном порядке!

Юноша удовлетворённо улыбнулся и, дождавшись, пока все необходимые процедуры будут соблюдены, покинул смердящее формализмом заведение в сопровождении наставника.

Выйдя в город, спутники решили, первым делом, поискать постоялый двор с баней и конюшней (Пегий и Вихрь уже пытались удобрить городскую улицу, и лишь проворность хозяев не давала животным совершить задуманное, спасая кошельки витязей от штрафа в добрых полпечатня на каждого). Таковой, по счастью, отыскался всего лишь в нескольких сотнях шагов. Там воины поспешно сдали своих лошадей на попечение крепкому приземистому конюху со слегка раскосыми глазами, и кинули ему монету за возможные неудобства. Конюх солидно кивнул, заправисто ухватил животных за уздечки и принялся нашёптывать им что-то по-степняцки:

— Чимээгүй, араатан, чимээгүй! Үгүй бол би өвөөгийнхөө жорын дагуу хиаманд өгөх болно…^[114]

Лошадки вмиг присмирели, успокоенные ласковыми словами на языке прирождённых коневодов, а вот Драговид, напротив, напрягся.

— Я из его речи только два слова понял; «чимээгуй» — «молчи», и «хиам». Так вот, второе означает «колбаса». Что-то не нравится мне этот конюх…

Бранд лишь тихо фыркнул. Он прекрасно понимал, что, начни лошади постояльцев пропадать, вина конюха быстро вскрылась бы и он отправился в один из близлежащих горных посёлков, добывать железо или камень. Морец, очевидно, тоже мог сделать это несложное умозаключение, но беспокойство за близкого друга (а именно так он воспринимал Вихря) не давало ему мыслить трезво. К счастью, за последующие части, потребовавшиеся витязям, чтобы договориться с хозяином постоялого двора о комнатах и помывке, Драговид несколько успокоился, и даже нашёл в себе достаточно сил для рассказа о княжьих менных грамотах. За время сидения в разогретой до предела парилке, юноша узнал, что эти таблички представляли из себя не слишком сложные, но, всё же, артефакты, работающие за счёт рунных цепочек, позаимствованных когда-то у дворфов и переделанных под нужды Эрна. Их подлинность обеспечивалась невозможностью внесения даже малейших изменений кем-либо, кроме княжеских аргентариев. Лишь их писала, зачарованные особым образом, могли оставлять бороздки на колдовском камне, и лишь им давалась возможность удалять с табличек старые записи, освобождая место под новые. Конечно, назвать защиту на менных грамотах совершенной было нельзя; возьмись кто-то долбить по ним молотом или топором, и таблички превратились бы в черепки через несколько ударов, но, с другой стороны, предъявить их в аргентариуме ближайшего города для получения денег уже не вышло бы, ведь при разрушениимагический камень превращался обратно в глину, из коей он и создавался. Воспользоваться чужой табличкой также не вышло бы, при всём желании. Частица тела владельца (тот самый волос, отданный Брандом аргентарию) надёжно оберегала грамоту от возможных посягательств. Всё это делало хранение серебра в княжьих менных палатах достаточно надёжным, чтобы им доверяли все, от обычных посадских ремесленников до богатейших из торговцев.

Закончив рассказ, Драговид направился в комнату, а Бранд решил, наконец, посетить шорника и обзавестись полноценными седельными сумками. Он не был до конца уверен, держат ли местные ремесленники запас готового товара, но попытаться стоило. Юноша с трудом припомнил место, где начинался кожевенный ряд и направился туда, пробираясь через толпу, становящуюся гуще с каждым вздохом. Стеснённый людскими телами, молодой витязь чувствовал необычайную для середины листопада жару. Даже под тонкой льняной рубахой его тело потело, и ткань начинала липнуть к спине. К моменту, когда Бранд достиг кожевенного ряда, пот с него лил едва ли не ручьём. Завалившись в первую подходящую лавочку с вывеской, изображавшей седло и монументальную иголку, размером, по меньшей мере, с руку, юноша перевёл дыхание и принялся осматриваться. В комнате не было ни души, кроме хозяина, стоявшего за прилавком и выжидающе оглядывающего посетителя.

— Ну-с, молодой человек, с чем пожаловали, от кого?

— От себя самого. Сумки мне нужны. Чересседельные, вместительные. И чем быстрее, тем лучше.

Торговец слегка приподнял брови.

— Хм… Тут я, пожалуй, могу помочь. Пошив двух простых сумок шириной в локоть, высотой в полтора и глубиной в половину, займёт около двух дней, с учётом снятия мерок. За работу возьму пять печатней.

Бранд мотнул головой.

— Нет. У меня есть время до послезавтра, потом я буду вынужден уехать. Не найдётся ли парочки готовых сумок?

Кожевник нахмурился.

— Молодой человек, у меня приличная мастерская! Я не торгую подержанным товаром!

Юноша выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

— Значит про запас не держите… Жаль. Ладно, сколько будет стоить ускоренная работа?

Шорник поджал губы.

— Всего день на пошив? Это будет стоить дорого, и на особенные изыски лучше не рассчитывать. Пожалуй, я смогу управиться за это время… Но возьму за работу на печатень больше, и швы останутся не пропитанными.

Несмотря на очевидные недостатки этого соглашения, Бранд поспешил согласиться, пока кожевник не передумал. Передав мастеру половину цены в качестве залога и договорившись свидеться позже этим же вечером, юноша покинул лавку и направился в швейный ряд. Там он надеялся приобрести несколько смен белья, пару рубашек и штанов. Молодой витязь, конечно, прикупил кое-что во время вынужденного пребывания в Рехене, но из-за небывалого оживления в городе местные швеи были изрядно загружены заказами и не смогли уделить ему достаточно времени. Посему, в настоящий момент, вся одежда юноши состояла лишь из двух льняных рубах, одной шерстяной, одной пары льняных штанов, одних обмоток, двух пар коротких шерстяных носков и двух смен белья (сказать по правде, в порядке у Бранда всё было только с обувью; одна пара крепких сапог и одна — лёгких ботинок, исправно служили своему хозяину и протираться не собирались, но и заменить штанов, начинающих уже подозрительно потрескивать в определённые моменты на седалище, они не могли).

Добравшись до швейных рядов, юноша заглянул в несколько лавок и оставил в каждой по заказу, причём ни одна из портних не знала о других; каждая искренне считала, что именно её учтивый молодой человек выбрал для изготовления срочно понадобившегося в дороге предмета одежды. Отдав залог ремесленницам и пересчитав оставшуюся наличность, Бранд лишь вздохнул. Запас серебра, казавшийся поначалу почти бесконечным, исчезал прямо-таки на глазах. По всей видимости, требовалось искать новые источники заработка. Впрочем, юноша подозревал, что с его способностью всюду натыкаться на людей, попавших в неприятности, за этим не постоит.

Обойдя портних, молодой витязь вернулся к кожевнику. Тот как раз заканчивал общение с ещё одним посетителем — наёмником, желающим перетянуть ножны шкурой с мехом. Заметив юношу, мастеровой поспешил заверить искателя удачи в том, что работа будет выполнена в ближайшее время, и взяв залог, выпроводил его. Затем, хозяин лавки подхватил со стойки пенал с мерными приспособами и провозгласил:

— Ведите, молодой человек!

Бранд не замедлил выполнить эту просьбу. Проведя шорника к стойлам, он принялся ждать, пока ремесленник обмеряет круп коня и запишет что-то на восковой табличке. Всё время, пока мастеровой производил замеры, юноша нервно вышагивал за его спиной, в центральном проходе конюшни; ему казалось, что работа идёт слишком медленно, но он каждый раз встряхивался, останавливался, напоминая себе, что торопить работающего человека — себе дороже. Он, по меньшей мере, напортачит с чем-нибудь, а по большей, всадит тебе в ногу какой-нибудь инструмент, чтобы не отвлекал.

По счастью, всё обошлось благополучно. Сдержавший своё нетерпение, Бранд проводил кожевника до ворот и направился в снятую на ночь комнату. Ему предстояло убедить морца задержаться в Торжке на лишние сутки.

Разговор прошёл… напряжённо. Драговид непрестанно хмурился и неодобрительно постукивал пальцами по столу, но, в конечном итоге, махнул на решение юноши рукой. В конце концов, ему и вправду требовалась пара запасных рубашек, а уж необходимость покупки сумок и вовсе была высказана самим морцем всего лишь несколько дней назад. Условившись на том, что следующую подобную задержку молодой витязь согласует с наставником, спутники направились в трактирную трапезную, вкушать ужин, входивший в стоимость снятых комнат.

Глава 13. Фрахт

Над Эрном вставало солнце. Оно наполняло всё, чего касалось, жизнью и красками, расцвечивало в нежно-розовые оттенки густой лес, пыльную дорогу и всадников, во весь опор несущихся по её пыльному полотну. Их загорелые пропылённые спины были обнажены, ногами они крепко сжимали конские бока, а руками держали поводья и оружие — копья, сверкающие на утреннем солнце наконечниками цвета штормовой волны. Один из всадников, русоволосый юноша, непрестанно пригибался к гриве и щурился, пытаясь защитить глаза от пыли, поднимаемой в воздух копытами, другой — темноволосый мужчина из южных эрнцев, напротив, ехал почти прямо, озирая окрестности с улыбкой. Он наслаждался скачкой.

То были Бранд и Драговид, скакавшие без устали последние десять дней. Они гнали лошадей быстрой рысью, переходящей время от времени в галоп, по двенадцать часов в день, делая лишь краткие остановки, необходимые для того, чтобы привести животных в чувство. Нельзя сказать, чтобы молодой витязь был от этого в восторге: его спина успела немного освоиться с постоянным приплясыванием лошадиного зада, но столь изматывающий ритм всё равно доставлял ему уйму неудобств, в виде бесконечных потёртостей и мозолей на бёдрах и седалище. Однако же, темп задавал морец, а он хотел прибыть во Всеводень как можно быстрее, сетуя на то, что и так слишком много драгоценного времени ушло на всякие не относящиеся к основной задаче дела. Конечно, была у столь спешной скачки и парочка преимуществ. Во-первых, Драговид мог спокойно передавать юноше необходимые знания о придворной жизни, не сталкиваясь с необходимостью отвечать на его бесконечные вопросы. Во-вторых, молодой рехенец засыпал после дня в дороге, как убитый и не забивал свою голову лишними мыслями, которые могли создать спутникам дополнительные неприятности. Собственно говоря, третье преимущество напрямую проистекало из второго; уставший Бранд не находил сил для разговора с местными людьми и не ввязывался в разного рода авантюры. Это имело очень большое значение для Драговида, которому, что называется, за глаза хватило одной не запланированной встречи с разбойничьей шайкой за две недели…

Благодаря принятым морцем мерам, спутники беспрепятственно добрались до следующей точки на своём пути. Большой Отвал встретил витязей тёплой погодой, пылью и гомоном бесконечных питейных заведений. Город славился ими, как славился своими резчиками по камню, литейщиками и огранщиками! Сюда стекались золотая и серебряная руда, драгоценные и полудрагоценные камни со всех Волошьих гор. В старину Большой Отвал соперничал с Вышгородом за звание ювелирной столицы эрнских земель, но противостояние это завершилось уже почти сотню лет назад, когда даже самые упёртые мастера окончательно осознали выгодность расположения города. Теперь здесь обитали почти все именитые искусники^[115], лишь некоторые остались в Эрне, предпочитая обслуживать невеликие потребности княжьего двора, да делать на заказ разного рода безделушки для кантландских ярлов.

Проведя в городе половину дня и ночь, витязи двинулись дальше. Бранд, поначалу, вздыхал о том, что уделить всего несколько часов посещению лавок искусников было настоящим преступлением, но уже через половину дня, когда Драговид заставил лошадей ускориться до добрых тридцати вёрст в час, юноше стало не до разговоров; набивающаяся в рот дорожная пыль затыкала его не хуже крепкой зуботычины.

Через четыре дня после отъезда из Большого Отвала витязи достигли окрестностей Всеводня. Город был окружён плотным кольцом деревень, чьи жители вели разнообразное и весьма успешное хозяйство. Весь этот изобильный край был расчерчен квадратами возделанных полей, укрывавших местность подобием пёстрого лоскутного одеяла. Каждый клочок плодородной земли отводился под какие-то нужды — поля были засеяны пшеницей, рожью, льном и овсом или стояли под паром^[116], на придомовых участках, тут и там, зеленели раскидистые купы плодовых деревьев, а на тщательно расчищенных пастбищах толклись стада тучного скота. Кто-то мог бы найти этот пейзаж красивым и умиротворяющим… Но только не Бранд. Несмотря на всю широту возделанных полей и зелёных лугов, эта земля казалась юноше душной и тесной; слишком правильной она была, слишком сонной, слишком опрятной, будто расчерченной опытными землемерами по линейке. Драговид, видя подавленное состояние подопечного, начал вдохновенно рассказывать ему о Диком Поле, подступающем к Всеводню с юга, о степном разнотравье, не загнанном ещё в ровненькие загородки, о месте, где можно почувствовать настоящий простор. Там был дом морца, и он преисполнялся радости, ожидая встречи с родными краями. Бранд, впрочем, не разделял его чувств. Он уже начинал тосковать по дому, представляя, что ему придётся сначала плыть по морю добрых две недели, довольствуясь унылым зрелищем краешка земли на горизонте, а потом идти через плоскую, как стол, северную часть Священной Империи. Так, зависнув на грани глубокой меланхолии, юноша продвигался к морю.

Постепенно поля редели, уступая место садам со странными деревьями. Их толстые стволы и мелкие листья были грубыми даже на вид, и немного напоминали иссохшуюся, сморщенную кожу. Ветви были увешаны зеленовато-коричневыми плодами, размером со сливовую косточку. Запаха от них не исходило совершенно никакого. Подъехав к одному из таких деревьев, Бранд сорвал чудной плод, покрутил его в руках и с опаской закинул в рот. На вкус местная ягода оказалась донельзя отвратительной, напоминающей подтухшую треску с луком и клюквой. Поспешно выплюнув премерзкое угощение, юноша прополоскал рот водой из фляги и уточнил у Драговида:

— Старший, а местные для чего эту ягоду собирают?

Морец неопределённо пожал плечами.

— Оливку-то? Для разного. В основном, на масло, знахарям — для притирок, скорнякам — для обработки кожи. Ну, и для еды, конечно. А есть их можно, как свежими, так и в виде того же масла.

Ещё раз вспомнив убийственный вкус странной ягоды под названием оливка, юноша многозначительно протянул:

— С маслом всё понятно… А есть-то их зачем? Тут же такое изобилие! Я, например, в жизни таких яблок, как у вас, не видал! А местные свиньи? Это не наши кабаны, которых сначала поймать надо, а потом варить часа три, чтобы зубы в мясе не оставить! От этих жирных боков, наверное, можно насырую кусать, только щетину счистить.

Драговид лишь снова пожал плечами.

— Кому-то нравится, да и для здоровья, говорят, полезно. Да ты погоди носом крутить, пообвыкнешься ещё, распробуешь. Возможностей в империи у тебя будет навалом.

При одной мысли о таких «возможностях», молодого витязя передёнуло.

***

Спутники въехали в город около полудня. К этому моменту, солнце уже висело высоко в небе, поджаривая укрытые тонкими рубахами спины и головы, повязанные кусками ткани, так что тень, отбрасываемая высокими каменными стенами, стала для них настоящим спасением. Однако, спасшись от палящего солнца, витязи столкнулись с другой напастью — духота. Узкие улицы Всеводня были заполнены густым, как кисель, воздухом, источающим тяжёлые ароматы заморских пряностей, перегретых фруктов, дыма, жареного мяса и овощей. У Бранда, непривычного к подобному благоуханию, голова сразу же пошла кругом. Он закачался, и удержался на коне, лишь схватившись за луку седла.

— Старший, может найдём какой-нибудь постоялый двор? Эта жара меня скоро доконает…

Бросив быстрый взгляд на подопечного, морец согласно кивнул. Поискать укрытие и впрямь стоило.

Продвигаясь по узким переулкам и широким улицам южного города, юноша невольно ловил на себе внимательные, настороженные взгляды окружающих. Они напряжённо рассматривали его оружие, замотанное в плотный чехол, переходили на другую сторону улицы, тихо бормотали что-то себе под нос. У многих на поясах висели не только ножи, но и дубинки с тесаками. Отряды стражи ходили тут и там, бдительно провожая взглядами приезжих и вероятных смутьянов. Напряжение последних месяцев докатилось и сюда. Это, впрочем, почти не повлияло на торговые дела, ведь горожане, по-прежнему, хотели жить и здравствовать, а для этого им нужно было продолжать работать — кормить путешественников, продавать посуду, ткани и кожу, выходить в море и чинить корабельную оснастку. Городские конюшни тоже работали и, хоть официально мест на них не было, ушлый конюх согласился принять уставших скакунов за дополнительный печатень, невзначай переданный ему Драговидом. Такова уж была хваткая природа всеводенцев, сделавших своим девизом две поговорки: «Волков бояться — в лес не ходить» и «Хочешь жить — умей вертеться».

На первом постоялом дворе, посещённом витязями, свободных комнат не нашлось, так же, как и на втором, а потом и на третьем, однако там им посоветовали заглянуть в местечко под названием «У Харна за пазухой». Постоялый двор этот имел, прямо скажем, не лучшую репутацию, частенько становясь источником разного рода неприятностей. Дело было в том, что на первом этаже этого заведения располагался любимый небогатым людом шинок, где можно было выпить крепкой и дешёвой браги, которая, вдобавок, не заставляла голову наутро раскалываться от боли. Посему, кутёж там продолжался до поздней ночи, а заглянувший не вовремя посетитель мог покинуть пивнушку спиной вперёд, будучи выкинутым через дверь или окно. Из-за этого, располагавшиеся на втором этаже комнаты частенько пустовали, и Далибор, хозяин постоялого двора, сдавал их за весьма скромную плату. Бранд не горел желанием участвовать в кабацкой драке, однако между размахиванием кулаками и продолжением поисков в городе, придавленном полуденным зноем, юноша без сомнения выбрал первое. В конце концов, основные завсегдатаи собирались в шинке ближе к вечеру, а витязи, при удаче, могли отбыть в Священную Империю ещё до конца дня.

Спутникам и впрямь повезло. В зале питейной не было ни души, только пара пьянчуг притулилась в углу с кружками самой дешёвой и самой вонючей браги. Скучающий хозяин заведения сидел за стойкой и, судя по движению плеч, вырезал из дерева какую-то безделицу, насвистывая себе под нос нехитрую песенку. Делал он это, откровенно говоря, неважнецки; свист его был пронзителен и мерзок, отдаваясь в зубах, как скрип ножа по кости. Морщащийся от головной боли Бранд выругался, привлекая внимание трактирщика. Тот, наконец-то, замолк и поднял от поделки плешивую башку с сальными волосами.

— Чего изволите, господа наёмники?

Голос у Далибора оказался лишь слегка приятнее свиста — надтреснутый и блёклый, он отдавал… пеплом. Да, если бы звук можно было учуять, то именно пеплом пах бы этот голос.

-“Комнату, прохладную, но с окном”, — страдальчески отозвался Бранд.

-“И обед!”, — добавил Драговид.

Корчмарь неторопливо кивнул, зевнул и поднялся из-за стойки. Его туловище оказалось совершенно несообразным голове и голосу — огромное, мощное, с крепкими тумбообразными ногами и длинными руками, увенчанными пудовыми кулаками. Подобные пропорции невольно вызывали в памяти рассказы приплывавших с севера воинов о ётунах — могучих и злобных великанах, обитавших в самых холодных уголках Кантланда.

-“Что ж, теперь, по крайней мере, понятно, почему местные завсегдатаи не разнесли постоялый двор в клочья.”, — пробормотал Бранд себе под нос.

Трактирщик, тем временем, решил показать витязям комнату. Согнувшись в три погибели, он поднялся на второй этаж и ткнул сосискообразным пальцем в ближайшую дверь:

— Вот ваша комната, господа хорошие; можете осмотреть, если есть желание. Стоит полпечатня в день.

Последовав предложению трактирщика, спутники заглянули за толстую дверь. Комната была, на удивление, неплоха: два неказистых, но крепко сбитых сундука, игравших также роль кроватей, окно со ставнями, сейчас открытое, и, самое главное, хороший засов, выпиленный, казалось, из цельного дубового ствола. Даже жирный сонный паук, вяло копошащийся в углу, не портил общего впечатления… Как говорится, не княжьи покои, но жить можно!

Сошедшись на предложенной цене, витязи решили дождаться обеда в комнате. Хозяин заведения обещал позвать их, как только еда будет готова. Приблизительно через час Бранд и Драговид услышали медвежий топот Далибора на лестнице, а затем их дверь содрогнулась от могучего удара.

-“Обед готов, служивые!”, — проревел трактирщик, заставляя паука, до этого чуть шевелившегося, подпрыгнуть и, недовольно шурша лапками, уползти в какую-то щель на полу.

Тем временем, сам нарушитель спокойствия уже спускался обратно на первый этаж, ни в малейшей степени не сомневаясь, что его призыв был услышан. Витязи переглянулись, одновременно пожали плечами и вышли следом.

***

Отобедав и, заодно, переждав полуденный зной, спутники занялись самым важным — фрахтом. Вернее, занялся им Драговид, а Бранд оказался в роли наблюдателя. Сказать по правде, юноша и не собирался вмешиваться в этот процесс; так уж сложилось, что он, живя в двух шагах от моря, никогда не отходил от берега ни на вёслах, ни под парусом, и уж, тем более, не фрахтовал корабль. На севере такого понятия вообще не существовало. Твой корабль, будь это маленькая лодка, быстроходная ладья или могучий струг, только твой, и ничей больше. Хочешь выходить в море — строй своё судно или поступай на службу к тому, у кого есть свободные места на палубе!

По счастью, Драговид происходил из окрестностей Всеводня. И, хоть степь была ему ближе моря, он достаточно разбирался в том, что связано с работой портов. Вдобавок, он не раз ходил из Эрнского княжества в Империю и знал, какие люди могут предоставить им и их коням местечко на борту, или подсказать тех, кто может. Это знание позволяло сберечь немало времени… и денег. Забывать о серебре не стоило, ведь одно место на борту корабля, отправляющегося в Священную Империю, могло стоить три, а то и четыре десятка печатней. 13735 Конечно, можно было попытаться перебраться через море за счёт княжьей казны, но вряд ли витязям выдали бы больше полутора дюжин серебряных на каждого, особенно с учётом того, что у них не было даже самой завалящей грамоты. Посему, сбивать цену нужно было всеми доступными способами.

Порыскав в порту около получаса и порасспрашивав встреченных рыбаков, морец нашёл одного из своих старых знакомых — средней руки купца по имени Тишило, владевшего одним стругом и промышляющего торговлей тканями. Тощий, как жердь, торговец, радостно распахнул свои объятия навстречу другу, однако с прискорбием сообщил, что места у него на корабле нет — всё забито товаром. Как заявил купец, возбуждённо топорща густые усы: “Эти италики прямо-таки помешались на эрнском льне!”. По его словам, имперцы скупали самую простую и крепкую дерюгу почти не глядя, кораблями. Из-за этого ни один торговец тканями не покидал Всеводня, не заполнив судно доверху. Впрочем, не всем купцам так везло; были и те, что временно сделали доставку посланий и людей своим основным заработком. Парочка таких как раз стояла на приколе неподалёку. К ним и направились витязи, обрадованные столь скорым и выгодным решением проблемы.

Договориться с владельцами кораблей оказалось нетрудно. Они, услышав, что нашлись люди, готовые заплатить за путешествие, чуть ли не зубами вцепились в вероятных клиентов и сбили цену до жалких десяти печатней с человека (правда, фураж для лошадей и еда для самих витязей в эту цену не входили). Отплыть обещали завтра, «в любое удобное для господ витязей время».

Остаток дня спутники провели, наслаждаясь покоем. Бранд, не утерпев, нашёл удобный спуск к морю и попробовал побороться со здешними волнами. В сравнении с суровым морем Арх, не отличающегося особым теплом и летом, южные воды показались юноше тёплыми, как парное молоко. Во время купания молодой витязь умудрился спугнуть стайку девушек, стиравших одежду на пологом берегу. Завидев голого мужчину, они дружно взвизгнули, но потом захихикали, указывая на него тонкими пальчиками и о чём-то шушукаясь. Сверкающий малиновыми ушами Бранд поспешил уплыть от них подальше. После этого происшествия он решил, что достаточно подёргал водных духов за хвосты, и направился на постоялый двор, отсыпаться.

***

Следующим утром витязи проснулись с первыми лучами солнца. На улицах чувствовалось освежающее дыхание утреннего моря и, несмотря на то, что выбить вчера из городских чиновников хоть пару печатней не вышло, настроение у Бранда и Драговида было отличным. Они медленно прошли через просыпающийся город, ведя под уздцы лошадей, нагруженных запасом провизии на следующие несколько недель, и вошли на пристань. Там, взойдя на борт корабля и обустроившись, они принялись следить за последними приготовлениями. Моряки отдавали швартовы, проверяли в сотый раз найты, бухтовали верёвки. Наконец, мачта струга скрипнула, удерживая раздувающийся от свежего ветра парус, и корабль поплыл вперёд. Бранд устроившись со своим конём на корме, смотрел на то, как берег постепенно удаляется. Вот, причал уменьшился до размеров дощечки, вот — до размеров ложки… А потом береговая линия поплыла куда-то вбок, чуть видная в утренней дымке. Впервые в жизни юноша покидал пределы родной страны… Впереди его ждал Вечный Город.

Примечания

1

Вересень — сентябрь

(обратно)

2

Длинный дом — название одноэтажных построек, где живёт много людей, позаимствованное у народа ладей

(обратно)

3

Хлеб из грубой, непросеянной муки

(обратно)

4

Вкушение первой пищи — обычай, характерный для классических патриархальных обществ. В соответствии с ним, старший среди присутствующих начинает есть первым, остальные приступают чуть погодя. Предположительно, изначально этот жест должен был показать, что хозяин дома не собирается травить гостей.

(обратно)

5

Эрнский аналог шахмат

(обратно)

6

Круг — путешествие витязя через города и деревни, направленное на выявление мест, где потребна помощь и её оказание(подробнее смотрите в первой книге).

(обратно)

7

Вопреки распространённому мнению, баллиста была не стрелометательной, а камнеметательной машиной

(обратно)

8

Брат Осмунд был главным алхимиком Ордена, под чьим руководством юнцы как раз недавно варили свои “работы” — наборы зелий первой необходимости. Цель того занятия стала им, наконец, понятна.

(обратно)

9

В данном контекстом под словом “брони” понимаются доспехи на корпус

(обратно)

10

Чехол для зелий — разворачивающаяся кожаная сумочка на бедро с тугими петлями для фиксации флаконов внутри

(обратно)

11

Имеется в виду мера длины, равная 7,5 см

(обратно)

12

Место у костра, а не на скатке

(обратно)

13

Загробный мир в религии народов юга. Представляет из себя огромную пустыню, полную всякой нечисти, где мужчины и женщины, умершие достойно, несут вечную службу, получая шанс на искупление грехов предков-демонологов

(обратно)

14

Упавшее в непогоду дерево называется выворотнем. На месте, где до падения находились его корни, в земле образуется яма. Такое место неплохо подходит для того, чтобы переждать бурю, так как основание вывортня прикроет вас от ветра и дождя, по крайней мере, с одной стороны.

(обратно)

15

Не все мои читатели, уверен, принадлежат к числу путешественников, поэтому, всё-таки, обрисую получившуюся конструкцию в общих чертах. Она состояла из двух частей — ямы, глубиной где-то по колено, и навеса, составленного из относительно прямых, местами обструганных палок, игравших роль каркаса, и плащей, выполнявших основную защитную функцию. Палки скреплялись между собой кусками верёвки, моток которой был предусмотрительно прихвачен Ратмиром из Цитадели.

(обратно)

16

Аллакрабу — скорпион, достигающий полутора метров в высоту и четырёх — в длину. Не путать с акрабунсавиром — его младшим родичем, размером со спаниеля. Акрабунсавир, в отличие от своей большой версии, ядовит.

(обратно)

17

Метнулась, юркнула

(обратно)

18

Харб’он — один из верховных демонов, снизошедших в мир смертных во время Нашествия. Олицетворял собой кровавую бойню.

(обратно)

19

В соответствии со славянской мифологией, аспид не садился на землю, только на камень. В данном мире они также могут ютиться на деревьях, но только при необходимости и не слишком долго, так как лишь камень нормализует их энергетический баланс.

(обратно)

20

В данном контексте — пресмыкающиеся и рептилии.

(обратно)

21

Д’э-бун Сахлиэ’тун — пустынный ящер, размером с волка. Используется охотниками эмиратов в качестве питомца-спутника.

(обратно)

22

В данном случае, кошель.

(обратно)

23

На печатнях с одной стороны чеканился официальный герб Эрна, другая оставалась пустой. За неимением примечательных черт обратную сторону монеты именовали тылом, или, в отдельных случаях (как правило, под градусом), просто жопой.

(обратно)

24

Установить точную численность

(обратно)

25

Данное слово, помимо “похоронить”, имеет значение “сныкать”, “спрятать”. (Нашел он как-то на дороге гривенник ― поднял и схоронил. М. Е. Салтыков-Щедрин, «Губернские очерки», 1856–1857 г.)

(обратно)

26

Достоверно о существовании данного слова известно с начала XIX века. Его употребление до этого вполне вероятно, но в значении отличном от нынешнего.

(обратно)

27

Основная тактика аспидов на охоте — броситься на добычу с возвышения (с груды камней или из кроны дерева), а затем вспрыгнуть обратно, помогая себе крыльями. Подобный приём может повторяться многократно.

(обратно)

28

В друидических саксонских культах участок леса, населённый духами, считается священным.

(обратно)

29

Существование геометрии в рамках этого мира нельзя считать невозможным. Геометрия активно использовалась для разрешения земельных споров в Древней Греции, оттуда она перешла в Рим, а с падением Римской империи была унаследована королевством Франком (позже реформированном в Священную Римскую империю Каролуса Магнуса), где, в том числе, изучалась в построенном Карлом I университете (придворной академии). От франков это искусство разошлось по всей Европе.

(обратно)

30

В данном случае, порожние — не подсоединённые к системе жерновов. Лопасти ветряной мельницы переводились на порожний ход в сильный ветер, чтобы сложный жерновой механизм не повредился от перегрузки.

(обратно)

31

Простые рунические схемы с низким энергопотреблением, как правило, строятся на принципе подпитки от окружающей среды, чтобы простой путник, ремесленник или зажиточный крестьянин не зависел от наличия рядом мага.

(обратно)

32

У аспидов комбинированное пищеварение (присутствует внешний и внутренний этап). После высасывания из тела жертвы крови, они срыгивают на неё особыми выделениями, выжидают какое-то время, а потом уже едят. Это связано с относительно низкой силой челюстного аппарата аспидов — им трудно рвать сырое мясо.

(обратно)

33

Экспрессивное саксонское выражение. Выражает удивление и озадаченность говорящего.

(обратно)

34

Локоть — 44 см.

(обратно)

35

В данном случае, проточной.

(обратно)

36

Сажень — в данном случае 1,5 метра. Помимо данной сажени (простой), в Эрне используется ещё около десятка других, от дворовой (134 см) до городовой (284 см).

(обратно)

37

В старину толщина ствола часто мерялась в обхватах, т. е. замеряли не диаметр а длину окружности.

(обратно)

38

Механизм, разработанный родом Кифера, основанный на использовании водяного потока, вращающего колесо, которое, в свою очередь, заставляет двигаться большой молот, используя принцип качающего подшипника.

(обратно)

39

Интендант Ордена

(обратно)

40

“Голова на блюде” — обряд, практикующийся на юге. Когда кого-то, не важно, человека или зверя, убивают по заказу человека определённого статуса, заказчику приносят, как понятно из названия, голову добычи, возложенную на металлическое блюдо. Материал блюда разнится в зависимости от конкретного статуса заказчика. Чаще всего, это медь, иногда серебро, совсем редко — золото.

(обратно)

41

Пневмония с возрастными осложнениями

(обратно)

42

Дикая петрушка

(обратно)

43

Имеются в виду шерстяные обмотки, фиксирующие нижнюю часть штанов, от лодыжки до колена. Сами обмотки крепились литыми крючками, вшитыми в край полотна, и зацепляемыми за предыдущий слой.

(обратно)

44

Идверд — полулегендарный король-маг, правивший Саксонией около трёх столетий назад.

(обратно)

45

Имеется в виду клей из натуральных материалов, в данном конкретном случае т. н. “шкурный” клей, изготовленный на основании животного коллагена, выделяемого из необработанных шкур путём дегидратации (вымачивания, обработки известью и слабой кислотой, а затем варки в 70 градусной воде).

(обратно)

46

Нитки, используемые в средние века, имели свойство гнить и истераться, несмотря на все усилия пользователей. Клей решал, по крайней мере, первую проблему.

(обратно)

47

Подожди, Крэс. Не будь столь резок. (вад.)

(обратно)

48

Чехол, надеваемый на лезвие копья, так же может именоваться ножнами.

(обратно)

49

Что не так с этим бродягой? (вад.)

(обратно)

50

Кажется мы нашли того, кто решит наши проблемы, господин. Это витязь, у него один из Клинков. (вад.)

(обратно)

51

Стандартное приветствие ваддов

(обратно)

52

Провидцы, взаимодействуя с инфополем мира, способны видеть направленные на них намерения. Таким образом, поймать провидца, не желающего быть схваченным, почти невозможно.

(обратно)

53

Эти амулеты обеспечивают подобие ментальной блокады, полностью лишая магов возможности читать или менять мысли носителя.

(обратно)

54

В рамках данной теории “трубочками” называются ментальные каналы, соответствующие в нормальном состоянии нервным каналам головного мозга. Менталист, изменяя положение и форму данных каналов, может производить манипуляции, соответствующие изменяемой области. Например, для наложения внушения необходимо работать с лобными долями, а для погружения реципиента в иллюзию воздействовать на затылочную область.

(обратно)

55

Последствия изменения карты ментальных каналов.

(обратно)

56

“Ходить по тракту” на профессиональном жаргоне наёмников означает находиться в состоянии “вольного служения”, то есть без долгосрочного нанимателя за спиной.

(обратно)

57

Единственное благородство этого имени в приставке “Тир”, означающей принадлежность к древнему роду.

(обратно)

58

Не забывайте, что пластины в нагрудниках витязей зашиваются между двумя слоями кожи, из-за чего снаружи доспех выглядит, броня небогатого наймита.

(обратно)

59

Петли, расположенные в задней части седла — один из вариантов крепления на седле сумок, предназначенных для ношения за спиной.

(обратно)

60

Свистулька, наподобие манка, предназначенная для подачи сигналов, замаскированных под пение той или иной птицы.

(обратно)

61

Это действительно было так. Копья и мечи витязей были скованы богом-кузнецом из небесного металла во время Нашествия, а затем зачарованы другими небожителями. Благодаря этому, оружие не тупилось, не гнулось, не ржавело, и никто, кроме витязя, не мог дотронуться до него без риска для жизни. Именно поэтому представителю Ордена достаточно показать свой клинок цвета морской волны. Это служит неопровержимым подтверждением принадлежности предъявителя к витязям.

(обратно)

62

Задание исполнено, господин Гло’Сар!

(обратно)

63

Некое подобие тюрьмы, представлявшее из себя грубый сруб, предназначенный для содержания преступников.

(обратно)

64

Верея — столб, к которому крепится створка ворот.

(обратно)

65

Альтернативное название командира городской или региональной стражи

(обратно)

66

Сбитень — напиток, изготавливавшийся из воды, мёда и нескольких трав, среди которых могли быть как обычные сборы (например, на основе мяты или чабреца), так и целебные (на основе зверобоя, петрушки, корня солодки).

(обратно)

67

Некий аналог летописи, ведущийся при дворах некоторых королей. Содержит в себе записи о важных событиях внешнеполитического, финансово-экономического и общего толка. Отличается крайней сухостью ввиду необходимости экономить дорогой писчий материал.

(обратно)

68

Макк — один из популярных героев кукольных представлений в Древнем Риме. Изображался в виде ворчливого горбуна с большим животом и длинным носом.

(обратно)

69

Изначально, походное блюдо, некое подобие шашлыка. Первое упоминание о нём в истории нашего мира можно встретить в слове о полку Игореве.

(обратно)

70

От латинского regulus — правило

(обратно)

71

Что же вы творите, пёсьи дети?

(обратно)

72

Уже ль достойно бить и пинать, как собаку, упавшего на землю мужа, принявшего бой с честью?

(обратно)

73

Что, витязи теперь суют нос в каждую щель, куда дотягиваются?

(обратно)

74

Оставь наши дела нам и этим людям. Ты же видишь, мы не изнасиловали ни одной бабёнки, ни одного лишнего человечка не посекли. Мы, всего-навсего, возвращаем этих прирождённых трэллов на место, предназначенное для них богами!

(обратно)

75

Здесь Эрн, не Кантланд. Здесь свои законы, и трэллам в них места нет!

(обратно)

76

Да неужели? Ну что ж, раз закон не на нашей стороне, придётся действовать по-старинке.

(обратно)

77

Ты мне приглянулся. Хочу тебя убить!

(обратно)

78

Разве не скучно тебе будет просто убить меня?

(обратно)

79

Буквально, прогулка по острову. Один из двух основных видов судебного поединка в Кантланде, имеющий достаточно чёткие и строгие правила.

(обратно)

80

Атли, принеси шкуру!

(обратно)

81

Именно такая шкура использовалась для обозначения боевой площадки в соответствии с правилами Хольмганга, если верить саге о Кормаке. Выход за границу шкуры был равносилен проигрышу.

(обратно)

82

Параллельно земле

(обратно)

83

Имеется в виду кожаный пояс с золотыми накладками, пряжкой и хвостовиком. Примерный внешний вид — в приложении к книге (единственное отличие — на фото накладки серебряные).

(обратно)

84

О чём спорят эти мужи?

(обратно)

85

(Я заявляю право на свободу этих людей! По законам Эрна!)

(обратно)

86

Я заявляю право на судьбы этих людей! По праву силы!

(обратно)

87

Есть ли у вас при себе по три марки серебром, чтобы уплатить победителю в случае проигрыша?

(обратно)

88

Да!

(обратно)

89

Тогда, да начнётся бой!

(обратно)

90

Что ж, это и впрямь было весело.; Один, я иду!

(обратно)

91

Мои три марки!

(обратно)

92

Ты убил моего человека!

(обратно)

93

Убийство на Хольмганге — не убийство. Ты знаешь это не хуже меня.

(обратно)

94

По поверьям Кантланда исход судебного поединка находился, в определённой степени, во власти богов, что, по сути, превращало каждый подобный акт в противостояние людской воли и воли божественной.

(обратно)

95

Разойдитесь в стороны и пропустите пленных!

(обратно)

96

Скрам, или скрамасакс, представляет из себя простой прямолезвейный тесак с односторонней заточкой. Толщина лезвия варьируется от 8 до 10 мм в районе обуха. Ширина клинка — около 3 см. Использовался в качестве вспомогательного оружия копейщиками, бродэксменами и лучниками.

(обратно)

97

«Отдохнула», в данном случае, обозначает «прошла процесс первичного рубцевания». Первичное (кровяное) рубцевание может занимать до нескольких часов, в зависимости от глубины, протяжённости и формы повреждения. То, что данный процесс окончен, свидетельствует о началемобилизации организмом регенеративных способностей и указывает на целесообразность применения медикаментозных методов лечения (противошоковые, анестетические и гемостатические препараты к ним не относятся).

(обратно)

98

Морцы — один из эрнских народов, обитавший в старину на восточном побережье моря Гуммар, на границе с орочьими землями. Эти условия превратили морцев в неплохих корабелов, торговцев, отважных воинов, а также прекрасных наездников.

(обратно)

99

Подхвостное кольцо располагается непосредственно на задней луке и может служить как для крепления поклажи, так и для фиксации седла в районе бабок (таковое иногда требуется для отдельных видов конкура).

(обратно)

100

Собранная рысь (трот) — самый медленный вариант рыси, при котором задние копыта лошади не доходят до линии передних.

(обратно)

101

Големика (аниматорика) — одно из направлений артефакторики. Наиболее развито на территории Ганзейских гор, где используется, преимущественно, в горном деле и чёрной металлургии. Также получила определённое распространение на землях Священной Империи, правда, исключительно в рамках боевого применения.

(обратно)

102

Эссэ’кафэ-ту (эмир. althaqafa) — учение о нравах народов и их взаимоотношениях.

(обратно)

103

Сапоги витязей имели голенище высотой на две трети голени, фиксируемое тремя ремнями с небольшими, но крепкими железными пряжками.

(обратно)

104

В Рехене взварами назывались разнообразные снадобья, однако это был, если можно так выразиться, местный суржик. В остальном Эрне взварами называли подливы из лука, кислых ягод (обычно, клюквы) и трав, подаваемые к мясу. Бранд об этом, впрочем, не знал, искренне полагая, что ест рагу с целебным зельем.

(обратно)

105

Как вы, очевидно, понимаете, никакими “духами земли” в этой шахте и не пахло, и балки опор были необходимы местным рудокопам за тем же, зачем они были нужны всем их коллегам во все века.

(обратно)

106

Здесь Бранд также несколько заблуждался. Большинство жителей посёлка находилось здесь временно, на заработках. Лишь немногие прибывали на шахты с семьёй, и ещё меньше — с детьми.

(обратно)

107

Условная мера длины, приблизительно равная 200 метрам, т. е. предельной дальности полёта стрелы, выпущенной из классического древнерусского лука.

(обратно)

108

Такой узел использовался для фиксации конечностей пленных или для затяжки на шее скота. Бранд использовал его следующим образом: ноги и руки сцеплены основной петлёй сзади, свободный конец, свёрнутый “узлом лассо” наброшен на шею, на случай если пленник будет дёргаться (при подобных попытках узел затянется и начнёт его душить).

(обратно)

109

Оттиск — след от специальной железной печати на коже, воске или бересте.

(обратно)

110

Скамья менялы в Италии называлась «банко» (итал. banco), что напоминает название корабельной скамьи (банка). От этого слова произошёл термин «банк».

(обратно)

111

Аргентариум — реально существовавшее в Римской Империи учреждение, где принимались вклады, давались кредиты, и где можно было перевести деньги в другой город. Название происходит от латинского слова «argentari», обозначающего человека, занимающегося этой деятельностью. Соответственно, аргентариум — объединение аргентариев.

(обратно)

112

Денарий — серебряная монета, основная валюта Священной империи

(обратно)

113

Асс — мелкая медная монета, играющая роль вспомогательной валюты. Составляет 1/12 часть денария.

(обратно)

114

Тихо, скотина, тихо! Не то пущу на колбасу, по дедовому рецепту… (ороч.)

(обратно)

115

Собирательное Эрнское название резчиков по камню, литейщиков и огранщиков

(обратно)

116

Поле под паром — вспаханное, но незасеянное поле, оставленное для восстановления. Существует в системах двухполья и трёхполья.

(обратно)

Оглавление

Интерлюдия 1

Глава 1. Малый круг

Глава 2. Недобрый лес

Глава 3. Змеи, и как с ними бороться

Глава 4. Последнее испытание

Глава 5. Такая работа

Глава 6. Дом, милый дом

Глава 7. Очень странные дела

Интерлюдия 2

Глава 8. Неожиданная помеха

Глава 9. Новые дороги

Глава 10. Защитники страждущих

Глава 11. Трудно быть богом

Глава 12. Особенности Эрнского денежного обращения

Глава 13. Фрахт

*** Примечания ***