То, во что верят все. Сказка об иудейской королеве-колдунье и её четырёх смертях [Юрий Дайгин] (fb2) читать постранично

Страна Тамазга^[1] — скомканное одеяло, покрытое редкой шерстью горьких трав и светлых лесов. Его розовато-рыжие проплешины навсегда окрасил кислый свет тяжёлого закатного солнца. Здесь — край мира, Запад. Дальше — океан, а за ним — тёмное ничто. Из океана или даже из этого тёмного ничто сюда когда-то пришёл народ колдунов-имазиген, называющих себя Свободными или Благородными.

Закатное солнце заливает нагретые человеческой жизнью пещеры, крепенькие горные замки, свившиеся каменными кольцами деревеньки. Когда гаснет очередной закат, в сырой траве между холмами, в холодных щелях скал просыпается жизнь, более хищная, чем любой ночной хищник, и множество смрадных чудовищ разбредаются по Тамазге, рыщут вдоль «слепых» стен селений. Днём и ночью тысячи демонов заполняют эту землю, ищут человеческую плоть.

В домах «благородных»-имазиген^[2] пахнет волшебными травами и недавно приготовленной едой, покачиваются маленькие фонарики, развешанные матерями или бабушками, каждая из которых — колдунья. Шепотки-заклинания бегают по углам как мыши, стерегут дом, песни-заклятия ходят привидениями, смешиваются с текучими бликами света на стенах. Детям страшно, они жмутся к очагам, смотрят, как бабушкина песенка ходит среди теней, трогает фонарики огромными, лёгкими рукавами.

Благородные носят только тяжёлое серебро, изрезанное старыми узорами, золото, металл зла, никогда не касается их кожи. Такими же знаками покрыты прекрасные странной красотой лица замужних женщин и крепкие руки мужчин. Тайные смеси в мешочках спят, угревшись под их одеждой, отгоняя беду.

Только одно существо не подвластно заклятьям старух и тихим приказам местных «святых». В ночном тумане, от одного заснувшего в глухом кольце стен селения к другому, бесшумно перелетает птица ширри. Её нежные, похожие на женские, груди осторожно касаются ртов спящих детей и поят их медленно сочащимся молоком. Из одной груди тяжело струится сладкая удача и славная судьба, в другой тихо сворачивается кислая смерть.

Испившие молока ширри проживают свой век и умирают, кто кем: святым, на чьей могиле спят паломники в ожидании вещих снов; старой ведьмой, поссорившейся с богами и погибшей под лавиной; злобным духом, обитающим на небольшой вересковой проплешине возле узкой горной тропки.

Как-то незаметно проходило время, иногда проседая, как подмытая ручьями земля. Римляне смяли потомков хитрых финикийцев и долго правили побережьем, потом их сменили вандалы, потом — высокомерные ромеи. Приходили и селились гости из разных земель. Приходили и селились заносчивые и поджарые римские иудеи, изысканные, с птичьими лицами, иудеи из Химьяра, сдержанные иудеи-хиджазиты и крепколобые купцы-иудеи из Византии. Иудеи быстро стали для имазиген своими, выучили благородный язык тамазигт и научились варить травки на все случаи жизни. В Тамазге зазвучали Имена Ангелов и заклинания на древнееврейском. Имазиген перебирали верования гостей, словно зёрнышки для чёток, и часто выбирали иудейскую. Целые кланы и племена переходили в веру Авраама, хотя большинство выбрали для поклонения крест, а кое-кто — уже наступающий на усталых ромеев ислам.

И вот пришёл срок: исчезли последние царства имазиген, сгинули великие воины, в чьих татуированных руках хранилась нечеловеческая сила, умерли неправдоподобно прекрасные женщины, танцевавшие с духами, чьи покрытые магическими татуировками лица вселяли ужас в иноземцев. Последний герой легенд, вождь христиан Аксель, свернулся калачиком и уснул навеки под одеялом Тамазги. Но старая Тамазга ещё жила.

***

— Дураки! Жалкие дураки! — Огромный амазиг медленно ехал на крепкой лошади между покрытыми пожухлой травой холмами и горько разговаривал с этой самой травой. После его слов в траве воцарилась жуткая суета, будто стебли забегали и зашушукались, пытаясь выяснить друг у друга, кого, собственно, он имеет в виду. Поняв, что те, о ком идёт речь, в данный момент устилают своими телами поля под Карфагеном, трава затихла.

Всадника звали красиво: Аместан. Правда, этого имени почти никто не знал, а звали его все «Посланник Королевы», каковым он и являлся. Это звание сильно выделяло его в толпе огромных, как на подбор, королевских приближённых и телохранителей. Кстати, Королева и сама была очень высокой и мощной, что, скорее всего, и породило в народе легенду, будто она и её окружение ведут свой род от Голиафа. О Королеве вообще ходило слишком много легенд, чересчур много.

А ещё Аместану достались незаурядная внешность и характер.

Если кто-то долго на него