Избранное [Тибор Дери] (fb2) читать постранично

- Избранное (пер. Елена Ивановна Малыхина, ...) 1.53 Мб, 376с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Тибор Дери

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Избранное

РАССКАЗЫ

Теокрит в Уйпеште

Влажная мгла весенней ночи плыла над приземистыми домиками Уйпешта[1]. Налетавший порывами ветер вздымал пыль с мостовых и, закрутив спиралью, бросал ее в темное небо. Теокрит, молодой поэт, остановившись в глухом закоулке, где не так дуло, поднял к лицу пальцы с розовыми ногтями и осторожно сдул с них пылинки. На нем был светлый, английского сукна костюм и шелковая рубашка. Теокрит продрог до костей. Он давно бродил здесь, пытаясь выйти к Дунаю, но никак не мог выбраться из лабиринта безликих, похожих одна на другую улиц, где едва попадалось светящееся окошко и лишь редкие фонари на углах бросали на землю колеблющиеся пятна света. В желтых лучах фонарей толклись, словно надеясь согреться, рои ночных мошек и мотыльков.

Теокрит вышел к маленькой площади; строгий серый квадрат освещенного электрическим светом асфальта одним видом своим успокаивал нервы, растревоженные тьмой и ветром. Теокрит поднял голову, вставил в глаз монокль и некоторое время молча смотрел на бегущие в небе тучи. Из отдаленной корчмы доносилась пьяная песня.

Он устал, но в этих местах нечего было надеяться найти машину. Мимо с грохотом прокатила телега, груженная овощами; Теокрит не отважился на нее попроситься: так несло от телеги тухлой капустой. Вдруг откуда-то долетел непонятный шум, приглушенный многоголосый ропот.

Поэт двинулся в том направлении и оказался на обширной, редко обсаженной деревцами площади. В середине ее вкруг стояли скамейки, островками темнела трава, торчали низенькие кусты. На скамейках тесно сидели люди — вытянув ноги, навалившись на плечи соседей или скрючившись в неудобной позе, головой на спинке скамьи; люди лежали и на траве, ничком или навзничь, ища защиты от холода в испарениях чужих тел. Черная эта масса с торчащими там и сям конечностями шевелилась, подергивалась в пыли, как огромное многоногое насекомое. Из монотонного бормотанья порой, словно пена на гребне волны, вырывался натужный всхрап — и, слабея, опять тонул в общем гуле. Люди — и на земле, и на скамьях — самозабвенно и беспрерывно чесались.

— Господи, что это? — вопросил Теокрит, обозревая открывшуюся картину.

— Господи, что это? — вопросил он. — Откуда это диковинное стадо, это сборище дряхлых козлищ? Откуда оно, это полуночное воинство, здесь, в такой час, под открытым небом? Что за мерзостные обноски укрывают иссохшие, дряблые эти тела! Что за дыры, что за лохмотья! Что за гнусные, зловонные тряпки: они не видали воды и солнца с того самого дня, как были сотканы! И почему эти мешки с костями так свирепо скребут себя? Словно хотят доказать богу, что они еще живы…

Он приблизился к ближней из групп на земле, приподнял светло-серую мягкую шляпу и сказал:

— Откуда вы здесь, добрые люди?

— Из Народного дома, — ответил какой-то старец, лежавший с самого краю, и затряс лиловатой бороденкой. — Из Народного дома, что на улице Ваг.

— Но позвольте спросить, как вы попали сюда из Народного дома на улице Ваг? — продолжал Теокрит. — Почему вы ютитесь здесь, под открытым небом, сбившись в кучу, словно евреи на берегу Красного моря?

— Клопов у нас морят, — ответствовал старец и яростно стал чесать себе спину, тщетно силясь достать рукой до левой лопатки. — Вот и остались мы на две ночи без крова, в наши-то годы.

Теокрит, пораженный, отпрянул назад.

— И сколько же вас? — спросил он.

— Четыреста человек, — сказал старец, пытаясь теперь уже левой рукой дотянуться до правой лопатки и не переставая царапать спину.

— Четыреста человек! — повторил Теокрит. — Четыреста человек!

Четыреста стариков и старух лежали вповалку на пыльной замусоренной земле и с жалобным, блеющим плачем, со стонами и причитаниями расчесывали костлявыми пальцами немощные свои члены. Перед внутренним зрением Теокрита появились четыреста гигантских клопов: каждый с собачьей преданностью держался у ног своего хозяина, время от времени запуская в него острые когти и погружая хищный насос-хоботок. При этом глаза у них загорались хищным пламенем, ржаво-красный покров на спине сладострастно подрагивал. Молва почему-то считает этих верных друзей человека немыми — Теокрит ясно слышал их несущийся с разных сторон удовлетворенный писк.

Он медленно зашагал меж лежащими на земле группами. Остановился перед одним стариком. Непонятно было, спит тот или бодрствует: веки его были сомкнуты, но тело подергивалось, а длинные руки, красные рукава на которых доставали лишь до локтей, механическими движениями царапали ноги то с одной, то с другой стороны. Беззубый разинутый рот его