Другое измерение [Оксана Шаталова] (fb2) читать онлайн

- Другое измерение 1.41 Мб, 30с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Оксана Шаталова

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Оксана Шаталова Другое измерение

1.

Заботе с утра мерещилась странная тень. Вернее, это было странное мерцание – поле зрения искажалось, и воздушные складки собирались в неясный контур человеческой фигуры. Забота моргала, встряхивала головой, и видение отступало, но потом возвращалось опять. Так продолжалось всё утро. Пожаловаться было некому – все взрослые удалились по делам, верней, по одному, но очень важному делу. У господина был выходной, и он наконец нашел время вывести мать за пределы участка, чтобы оформить четвертого сына. Младшая мать немного обиделась, потому что намеревалась уговорить семьевладельца отвести ее на плановую липосакцию. Но обретение нового ребенка было, несомненно, важнее, господин об этом давно мечтал. Поэтому младшей матери пришлось закусить губу и сопровождать отца и его основную супругу. Заботу оставили с маленькими, и у нее не хватало времени даже на осознание того, что она видит призрака, не то что на испуг. Ей пришлось делать одной все милые женские пустяки, включая большую стирку. К тому же всё внимание забирали дети. Маленький Ганс сегодня был в ударе и ревел не переставая. Забота не пыталась понять причины рева, поскольку подозревала воспитательный ход (мать могла накрутить Маленькому Гансу «беспокойство» для усиления у Заботы материнского инстинкта). Утешая Ганса универсально ласковыми словами и подсовывая ему игрушки, Забота приготовила смесь и овощное пюре Крохе, кашу старшим и покормила Кроху, который выплюнул на Заботу почти всю порцию. Затем Маленький Ганс опрокинул полную тарелку на голову Второму, и кухню огласил их дуэт, быстро переросший в трио. Почему заорал Кроха, ведь он обычно ведет себя автономно, не копируя поведение старших? Забота в отчаянье воззрилась на малыша и вдруг заметила над его головой мерцающую тень. Снова таинственная фигура, теперь совсем рядом… Девушка всмотрелась. Контуры призрака были нечеткими, размытыми, а сама фигура – полностью прозрачной. Если не вглядываться, можно было вообще ничего не заметить, но при движении фигура становилась яснее, проявляясь тошнотворным шевелением воздуха. Привидение отвлеклось от плачущего Крохи, разогнулось (ростом оказавшись выше Заботы) и вперилось взглядом в девушку. Казалось, что призрак смотрит прямо на неё, хотя ни глаз, ни лица у него не было. «Забота», – вдруг прошелестело в ушах сквозь рев детей. Почудилось? Снова еле слышно: «Забота… Убери линзы…» Девушка вздрогнула. Таинственная тень колыхнулась и исчезла. Ганс уронил стульчик на пол и упал ничком, не прекращая реветь. Второй, подражая заводиле, рухнул рядом. Нет, больше невозможно это терпеть. Забота вздохнула и, поколебавшись секунду, отключила всех троих. Слабость, недостойная слабость. Она знала, что такое поведение чревато снижением «любви» и «материнского инстинкта», но ей нужно было придти в себя. Братьев следовало унять, чтобы допустить наконец в голову тревожную мысль.

Со мной что-то не так? Что это за тень? И тень ли это? А может, это… монстр? Заботу передернуло. Нет, не может быть. Нечисть приходит только в случае падения параметров до уровня «стыд». Об этом постоянно твердит мать – и Заботе, и младшей матери: «Будете лениться, любовь упадет». Только если позорно понизится «любовь» или «чинопочитание», или еще что-нибудь, тогда позорнице явится монстр и покарает либо вовсе утянет в ад. Но у Заботы оценки хотя не на высоте, но и не ниже допустимого. Она глянула на индикатор: «женственность» – пристойно, «любовь» – пристойно, «бабское счастье» – средне, «материнский инстинкт» – средне, «уважение к корням» – средне, «позитив» – средне, «спокойствие матки» – средне. Другие пункты тоже желтели на среднем уровне, как и общий рейтинг. Ничего выдающегося, конечно, ни одного «похвально», но и до «стыда» далеко. Почему же мерещится странная тень? Линзы испортились? Но ведь они совсем новые, на прошлой неделе меняла. Или какая-то болезнь глаз? Забота нахмурилась. Монстры тут не причем, но… всё-таки похоже на тревожное предупреждение. Сколько раз мать стыдила ее за лень и неряшество, а она не слушала. И вот, доленилась до призраков в глазах. Забота знала, что ей далеко до бабьего идеала. Природная суть не спешила в ней пробуждаться: благоговения во время занятий милыми женскими пустяками она не испытывала. Неудивительно, что начали мерещиться монстры. Что же это значит? Первое предупреждение перед всамделишной карой? Какой? Незамужеством? Бездетностью? Срезанием кос? Облачением в мужское? Похищением в адские края, где позорницу отдают на поругание сонмам? Девушка вновь собралась было испугаться, но вспомнила рассуждения подруги Честности. «Стыд – ерунда. Монстры за стыдом не приходят, – говорила Честность. – Сколько раз я была позорницей? Да раз сто. И никаких монстров не видела. Наказание – да, пожалуйста. А монстры – никогда. Всегда всё одинаково – покарают, поднимут до «средне», и опять ты славная матка. А замуж всё равно отдадут. Всех отдают. И детей разрешат оформить. Всем разрешают. Верней, заставляют». Действительно, у Честности были самые низкие оценки на участке. Семьевладение у нее было поганое, то есть без господина, одна мать и брат, совсем устаревший, чиненый-перечиненый. Мать Заботы не одобряла такой дружбы, но запретить видеться с Честностью не могла, поскольку Забота встречалась с ней на трудовом фитнесе «во благо участка и больше» (что такое «больше», Забота не знала). Честность во время фитнеса рассказывала подругам чудные истории – то ли сказки, то ли древние были – совсем-совсем древние, о тех временах, когда семьевладения жили вне интерфейса. Речь там шла о скверных бабах – как они дерзили и пренебрегали рейтингом, но их не наказывали, а наоборот, почему-то поощряли. Одна строптивица, Элизабет, вышла замуж за главного господина, хотя была позорницей, и мудробаба ее отчитала. Иногда, впрочем, древние в рассказах поступали как надо – одну мужланку, Жанну, сожгли на костре за то, что она командовала господами, а те подчинялись из-за какой-то войны. Честность сама немного походила на тех древних баб, – ей бы жить в сказках, а не в нормальном мире, где она слыла никудышной. Мать ее совсем не стыдила, и вразумлением Честности занимались старейшины: публично пороли раз пять – однажды высекли сразу и ее, и мать, – а позорили на лобном месте бессчетно. Но, как Честность и говорила, после наказания параметры снова поднимались до желтых, и никудышная подруга жила дальше, никаких монстров не видела и в аду не бывала. И жениха ей действительно подыскали (хотя, конечно, завалящего, не чета заботиному Уму).

Тем не менее бабы таки пропадали. Та же подруга пересказала Заботе тревожные слухи о том, что из другого участка недавно исчезла нерожавшая матка. Говорят, заявила родне, что сама хочет быть позорницей, а женскими пустяками заниматься отказывается! Ее начали было лечить, а она взяла и исчезла. «Так-то, – подытожила Честность. – Видимо, в ад можно уйти только по собственному желанию, то есть по дурной болезни, приходящей от подлых мыслей… Только если взбесишься, монстры тебя и заберут… А иначе ничего тебе не угрожает, бояться нечего».

Забота тогда сильно встревожилась, вспомнив о Радости. Ее старшая сестра погибла шесть лет назад. Исчезла. Сказали, что случайно утонула. Но Забота подозревала худшее. Радости к тому времени исполнилось четырнадцать – пришла счастливая пора, плод созрел и соком налился. Но вместо благодарности и благоговения Радость заболела… как раз той самой дурной болезнью, черным бешенством. Во время обряда обмера ГТБ она по-мужлански взглянула в лицо родителям жениха и заявила, что пусть лучше меряют грудь своим курам, и из них выбирают жену недоумку. И вообще, дом их вонюч, и она туда не пойдет. Господин, конечно, сразу же приказал матери вылечить бесноватую, но не помогли ни целебная порка, ни понижение зрения с повышением нормы милых пустяков до «строгой». Радость продолжала бессовестно болеть, бесясь маткой. На следующей ступени вразумления ожидалось уже личное участие семьевладельца. Но им повезло с господином: от безмерной доброты он не стал прибегать к обычным лекарствам от бабьей строптивости и просто одарил дочь сострадательным словом – высказал ей в личном сообщении, что при таком поведении даже минусовый муж не захочет раздвинуть ей ноги и обрюхатить, а вместо этого измордует, плюнет и бросит на поругание сонмам. Но слова любви не подействовали на бесноватую; речь ее по-прежнему была ядовита, как желчь. Жалея доброго господина, Забота тоже решила вразумить сестру и сообщила ей, что «родители лучше неё знают, что для неё лучше» (при этом искоса глянула на индикатор: «кротость» и «благодарность» добавили сотые доли). Полуслепая Радость после целебной порки лежала на животе, отдыхая в перерыве между пустяками. Строгий режим не позволял ей бездельничать больше десяти минут, – если же лентяйка затягивала со временем, активировались болевые центры. «Семьевладельцу поклон», «родители плохого не пожелают», – изрекла Забота очередные «Слова для бабьего рта» и услышала в ответ: «Родители желают плохого. Мне сейчас очень плохо». «Боль во исцеление…» – начала было Забота, но Радость перебила: «Это боль не во исцеление, это просто боль и раны». И неловко повернувшись набок, добавила: «Беги отсюда, Забота. Я сбегу».

На следующий день мать и младшая мать, посоветовавшись, решили не прибегать к помощи участковых старейшин и вызвали ангелов. Те явились и повели Радость на лечение водами. Больше сестру никто не видел: от ангелов пришла весть, что она утонула в святом озере. Случайность? Или нет? Забота предполагала, что Радость сама не захотела выплыть, о чем и намекали ее слова о побеге. А может, выплыть ей не позволили ангелы, зная, что бесноватая продолжит портить рейтинг всему гнезду. Только лишившись строптивой сестры, Забота поняла, что осталась совсем одна – с упрекающей матерью, раздражительной младшей матерью, почти невидимым господином и двумя надоедливыми куклами (она тогда не догадывалась, что двоица это еще цветочки, а в будущем ее ожидает оформление Крохи). Радость была единственной в гнезде, чьи беседы с Заботой не состояли из постоянных назиданий и упреков. Что это были за беседы, Забота плохо помнила, но осталось ощущение чего-то любопытного и запретного. В памяти сохранился только один эпизод, – когда Радость показала маленькой Заботе (тогда едва ли старше Ганса), что значит быть скверной бабой. Она подвела сестру к границе участка и сказала, что сейчас эту границу перейдет. «Нельзя!» – возражала Забота, но Радость сказала: «Не ты ли меня остановишь?» – и перешагнула. У нее над головой сразу выросли алерт-рога и рухнуло несколько пунктов, но она казалась довольной и ходила ногами по запретной земле. «Возвращайся! Монстры заберут!» – увещевала Забота, но Радость ответила, что монстры такими мелкими делами не занимаются, и даже ангелы не занимаются, – такие мелкие проблемы решает своими силами народ. А потом случилось странное. Глядя, как Радость дразнит ее, Забота взяла и неожиданно для себя перешагнула тоже. Это был один-единственный шаг, но на глаза сразу упала «завеса стыда», и всё теперь виделось через красную пелену. «И рога у меня есть?» – спросила Забота. Радость ответила, что да, маленькие рожки, которые её очень красят. Забота поняла – теперь она позорница, скверная баба, и это было непривычно и весело. Они быстро перешагнули обратно, вернулись домой и, конечно, мать их наказала, но тогда кара не казалась тягостной. Они даже смеялись, и Радость научила Заботу заглушать подкаст «Баба, руби непослушные ноги» хитрым прикосновением к виску.

Она долго горевала по Радости, но со временем забыла о своей печали, вспоминая только во время отбывания кар. И после рассуждений Честности о позорницах вспомнила снова. Тела Радости тогда не нашли… Неужели её уволокли монстры, прельстившись дурной болезнью – тем, что сестра сама захотела стать позорницей? Неужели Радость пребывает в аду? Нет, не может быть. Честность выдумывает. Как можно захотеть ада? Хотя… Насчет детей подруга, кажется, права? Ведь, действительно, детей разрешают оформлять всем. Вернее, заставляют… Или разрешают?

Мысли запутались, и у Заботы заболела голова. Она решила завтра пойти к участковому врачу и проверить глаза, а сейчас больше об этом не думать, тем более милые пустяки не ждали. Таинственная тень вроде бы скрылась. Наслаждаясь тишиной, Забота навела чистоту на кухне (ей даже показалось, что вот-вот снизойдет благоговение). Тщательно отчистила братьев от каши и заодно протерла их эпителиальным раствором, – раз уж проявила слабость и вырубила, то стоит немного реабилитироваться, совершив процедуры по ежедневному уходу. Закончив, она включила братьев. Как всегда после перезагрузки, те были немного сонные и чудно благодушные. Маленький Ганс успокоился. Оставив Кроху ковыряться в манеже, Забота решила поработать над повышением «трудолюбия» («любовь» сегодня пострадала, но никогда не стоит сдаваться). Нужно порукодельничать, к тому же это занятие идет на пользу не только «трудолюбию», но и «женственности». Да и мать часто упрекает в неусердии, а какое занятие требует большего прилежания, чем вышивание гладью.

Запустив одноименное приложение, Забота начала было трудиться. Но не успела сделать ни стежка: резкая тревога заставила поднять голову. Воздух дрожал и вихрился, таинственная тень нависала прямо над ней. Забота замерла в ужасе – и услышала неожиданно громкий шепот: «Забота, сними линзы и мультисенсор… Это я, твоя сестра Радость». Девушка в испуге отшвырнула пяльцы, зависшие в воздухе, как маленькая летающая тарелка. Вновь прозвучало: «Сними линзы! Ты сможешь меня увидеть!» И Забота сняла, – скорее привычно повинуясь приказу, нежели сознательно откликаясь на просьбу. Она надавила на бровь, и линзы, выполняя команду, растаяли и крошечными каплями скатились из глаз, протянув слезные дорожки. Как придумала Забота, не любившая сменной процедуры, это было похоже на оплакиванье исчезнувшего мира: без привычного интерфейса от реальности оставался лишь голый скелет. И сейчас мир тоже обеднел и обесцветился, – потерял цвет в самом прямом смысле, поскольку производители уже давно не тратились на декоративные элементы одежды, мебели и других вещей (зачем, если любые радостные подробности можно пририсовать программно). Кроме цвета, исчезли многие детали реальности. Пропали вышивальные пяльцы, пульт учета милых пустяков, индикатор состояния детей и даже собственный профиль (что было особенно неуютно – как будто тебя лишили имени). Лица братьев утратили мелкие детали – складочки, поры, пушок – и стали неприятно грубыми, неживыми. Но зато – Забота ахнула – ожило нечто иное. Таинственная фигура, бывшая до того сотканной из воздуха, как будто очертилась и выдвинулась, обретя форму и объем. Впрочем, плоти она не обрела – просвечивала, рябила, иногда бледнела и снова пропадала из виду, – но это была уже не туманная дымка, а ясно обрисованная, хотя и прозрачная, человеческая фигура. Она казалась гораздо менее материальной, чем исчезнувшие секунду назад цифровые предметы, но теперь ее можно было узнать. И это действительно была Радость! Но какая… Повзрослевшая, непривычная и чужая. Она была позорницей и мужланкой. Во всем её облике виднелись следы адских пыток – дерзкий непотупленный взор сквозь большие тяжелые очки, волосы уродливо искалечены (какие-то маленькие!), раздвоенный, как у мужчин, низ туловища. А может, она сама – монстр?! И пришла уволочь Заботу в ад? Девушка, дрожа, отстранилась. Что делать? Бежать к себе, надеть линзы и вызвать ангелов?… Но бежать не пришлось – опередила новая неожиданность. Из своего манежика поднялся Кроха, и это показалось Заботе страшнее уродливого призрака сестры. Обычно Кроха двигался неловко, неуверенно, как и подобает полугодовалому младенцу. Большее, на что он был способен – безуспешно пытаться вставать, держась за край кроватки. Но сейчас его движения казались отточенными движениями взрослого человека – он твердо оперся на одну ногу, встал на другую и выпрямился во весь свой маленький рост, – решительный пупс с пластиковым черепом. Его лицо искривилось в улыбке, быстро переросшей в оскал: обнажились челюсти с двумя нижними зубами, и комнату огласил вой сирены. Забота в ужасе заметалась, не зная, что теперь делать, но вновь всё решилось само собой. Призрак сестры обернулся и направил в сторону младенца какой-то пульт. Ребенок резко замолчал и мешком свалился в манеж. Призрак быстро вырубил остальных братьев, уже начинавших, как и Кроха, подниматься на ноги. Потом подскочил к Заботе и сорвал с ее висков 9D-заплатки.

– Теперь мы можем разговаривать, – сообщил монстр испуганной сестре. – Но у нас совершенно нет времени.

2.

Рада испытывала жалость и отвращение, одновременно и узнавая, и словно впервые наблюдая дом, в котором провела четырнадцать лет. С брезгливой сентиментальностью она осматривала свою кровать, судя по всему, доставшуюся в наследство Заботе. Узкая доска, на которой по науке полагалось спать только на спине (чтоб матка не сдвинулась куда не надо), была заправлена колючей дерюжкой с вышитыми на ней цифровыми розанами («Баба сколь прекрасна, столь и неприхотлива»). Рядом с ложем стояли кроватки, на одной из которых раньше спала Забота, а теперь, видимо, Маленький Ганс. Кроваток, застеленных голубым, было уже три, – эти дети никогда не вырастут, и, как гласила реклама «Бабьего экстаза», «забота навсегда!» У Заботы не было ни тумбочки, ни шкафчика, все вещи лежали на виду, ибо нечего потворствовать бабьей скрытности. Поэтому Рада сунула сверток под грубое покрывало с розанами, продолжая сознавать всю нелепость своего плана. Ну и пусть нелепо, пусть смешно, надо довести задуманное до конца.

Из кухни слышались голоса, и Рада пошла посмотреть на членов своего бывшего гнезда. Наблюдая, как взмыленная Забота кидается то к одному, то к другому роботу, Рада изумилась тому, что совсем недавно эти реалии казались ей совершенно обычными. Гаджеты не помогают, не облегчают труд, а только нагружают бабу еще большими заботами – ну и что с того? Роботы должны помогать людям? Вот они и помогают бабам реализовать их природное предназначение. А иначе и быть не может. Так устроен мир. Такова природа вещей. Из-за перенаселения любое семьевладение, независимо от количества маток, ограничено двумя живорожденными детьми. Однако, как известно, «баба не дурит, лишь рожая». Многоплодность и многодетность – незыблемое предназначение матки, нерушимый закон. Поэтому участковые старейшины (или какие?… Радость тогда не знала) нашли мудрое решение. Семьевладениям вменялось в обязанность оформлять цифровых сыновей, кои могли в полной мере удовлетворять природную тягу маток к заботе, а господ к опеке. Причем чем больше голов насчитывал цифровой выводок, тем выше поднимался рейтинг семьевладения, повышая шансы на выигрыш разнообразных призов, вплоть до дома в престижном участке или Чада-PRO. Но их гнездо было небогатым, отец мало зарабатывал на своем заводике (сейчас Радость это понимала, но в прежней жизни ей не полагалось знать, куда и зачем удалялся днём господин), дети же являлись дорогим удовольствием, поэтому они не апгрейдили Маленького Ганса лет восемь, а четвертого сына, приносящего полнодетность, смогли позволить себе только сейчас. Радость вспомнила недавно прочитанное историческое сочинение, повествующее о том, как сначала электрификация, а потом компьютеризация способствовали женскому освобождению, и каким мощным эмансипаторным потенциалом обладает технология. Вот бы привести автора сюда, – раздраженно думала Рада, – и показать, как тринадцатилетняя Забота – красная, в заплеванном смесью платке – пытается кормить робота-младенца, усердно старающегося ей помешать. Или показать, как Забота утром устраивала большую стирку. Парадайзер позволял Раде видеть одновременно и дополненную райскую реальность, и реальность без дополнений. И она с тоской наблюдала, как на второй картинке Забота старательно месит пустоту: программа стирки не могла завершиться без того, чтобы баба вручную не помяла, не сполоснула и не отжала цифровые копии белья, нарисованные в цифровом тазу… Впрочем, всё это бессмысленно. Автор текста об освободительных технологиях никогда бы не воспринял подобные картины в качестве возражений. Ведь он рассуждал только об аде, исследовал и осмыслял историю ада, совершенно не учитывая в своих теоретических построениях райские реалии. Вообще, их мало кто учитывал – это было бы равносильно учёту древних сказок или мифов. Кому интересен потусторонний мир – далекий, почти нереальный, просто-напросто забытый…

Рада снова почувствовала бессильную усталость. Она уже бессчётное количество раз пыталась докричаться до Заботы, пыталась обратить на себя внимание, пыталась коснуться, но не могла – их отталкивало друг от друга, как одноименные заряды. Однако по реакции сестры Радость догадывалась, что Забота всё-таки ощущает ее присутствие, что-то видит, отличает от фона, хотя это было совершенно невозможно для антипода. Значит, не ошибались авторы прочитанных Радой трактатов об эффекте райской слепоты. Эмоциональный заряд и доверие действительно эффект этот сильно ослабляют.

Как бы то ни было, Забота совсем её не слышала и видела тоже едва-едва, – не узнавая, не откликаясь, принимая сестру за оптическую иллюзию. Увы, безопасной и легкой встречи не получится, да и нельзя было на это надеяться. Радость начала с малого, слегка подняв мощность обратной связи, и даже этой малой мерой обнаружила себя – младший брат, самая современная модель из троицы, почуял неладное и заплакал. Рада кинулась к нему, пытаясь безопасно убавить, но не смогла. Малая мера подействовала плохо – Забота её заметила, но опять не узнала, отшатнулась. Наверное, подозревает в смутном видении злую нечисть. Бедная сестра, не стоит её больше пугать. Если Радость хочет достучаться до Заботы, придется себя обнаружить решительно.

Легальные лимиты парадайзера были безопасны, но она знала, как его взломать. Это заняло какое-то время. Радость заработала головную боль и, наверное, глиальный шрам в лобных долях, но зато обратная связь поднялась на 300%, и Забота её сразу услышала. Однако произошло ожидаемое. Сработали противоинфернальные датчики младенца, и тот немедленно поднял тревогу. Громкая театральность, с которой он это сделал, свидетельствовала о том, что ловить адское отродье здесь никто не собирается. На монстра не хотели охотиться, её просто хотели спугнуть. Ад не интересен раю, так же, как и рай аду. Рада здесь – не человек, а только сгусток мрака, должный вернуться в преисподнюю, откуда по ошибке выполз на белый свет.

Младенец выл. Разрядить его было делом техники, Радость это сделала почти автоматически, – чтобы его заткнуть и пощадить уши. Предотвратить разоблачение было невозможно, сигнал тревоги уже ушел по назначению. Если она немедля не ретируется, то через пять, максимум десять минут сюда явятся ангелы. Стало быть, рассказ, подготовленный для Заботы, так и останется нерассказанным. Радость заранее отрепетировала речь для сестры – краткую, с лакунами и, наверное, с неточностями и путаницей (она плохо знала историю, тем более вековой давности), – но какое значение имеют неточности для Заботы, которая не знает вообще ничего, кроме квадрата своего двора, пределы которого она не покидает не только телом, но и мыслью. Рада хотела рассказать Заботе, как устроен мир. Вернее, два мира – рай и ад.

3.

Был ли неизбежен Распад мира на рай и ад? По этому поводу теоретики из Службы адаптации сломали немало копий. Не исключено, что Распад начался задолго до своего начала – ещё во времена «платон-реванша», разбившего людей на два лагеря – тех, кто ратовал за истинные формы (любые – женщин, мужчин, левых, правых, – все они рано или поздно присоединились к «Настоящим друзьям народа») и тех, кто отрицал само существование истинных форм (будущая «Коалиция извращенцев»). Самые же непосредственные признаки Распада усматриваются чуть позже, – в практике автоматизации банов. В пользу неизбежности Распада свидетельствует то, что никто из противников «первый не начинал». Процесс пошел с обеих сторон. «Коалиция извращенцев» придумала надстройку над социальными сетями, тестировавшую лексику пользователей на предмет патриархатных штампов и снабжавшую аватарки цветными индикаторами – от зеленого (безопасность) до красного (мудилка), – последнее через некоторое время стало означать автоматический бан и пожизненное исключение из протестных сетей. «Настоящие друзья народа», со своей стороны, ввели в строй тяжелое орудие – новую социальную сеть «Рай», которая оценивала не только вербальную активность бро, тру и баб, но и внешность, биографию, а затем и любую онлайн-активность вне «Рая» (на это требовалось специальное разрешение пользователя, которое обычно легко давалось, ведь рейтинг составлял главную ценность новой сети). На основании анализа этих данных пользователь получал профиль с оценками по многим параметрам, среди которых значились «патриотизм», «женственность / мужественность», «уважение к корням», «мужская солидарность» и пр. Следующим шагом в развитии «Рая» стали очки дополненной реальности (Augmented Reality). AR-очки рейтинговали также и офлайн, используя систему распознавания лиц. Любой встречный идентифицировался по внешности и получал – согласно своей активности в сети – оценку «набожности», «патриотизма» и всего другого, что ценили «Настоящие друзья народа». Рейтинг феминисток, негетеросексуалов и других антагонистов при этом получался не низкий, а отрицательный и маркировался как «Ад». Следствием стала офлайн-травля «адских монстров», но и, как ни странно, повышение их популярности среди некоторых бро, тру и баб, которые прежде, когда райская жизнь протекала виртуально, воспринимали образ противника как сказочный. Факты неоднократного дезертирства из рая в «Коалицию извращенцев» привели «Настоящих друзей народа» к иной стратегии – офлайн-бану минусовиков. Очки подчистую стирали монстра с поля зрения, дорисовывая фон на основе прежде сделанных снимков и математических вычислений. Такой поворот вызвал разнообразные эффекты, например, участившиеся дорожно-транспортные происшествия. Не раз были зафиксированы факты случайных наездов на забаненных пешеходов, – явление, получившее в «райкорах» (райских СМИ) наименование «слепая чистка». Кроме того, имела место целенаправленная охота на невидимок, – практика, породившая новую организацию – «Мужская доля – ку-клукс-клан». Бро из МДККК тренировались по косвенным приметам опознавать присутствие невидимки и излавливать «это»/«больного»/«заразу» вслепую (дальнейшее зависело от фантазии охотника).

После очередной «Хрустальной ночи» извращенцы снова собрались на всемирный конгресс, к участию в котором были впервые допущены разумные гаджеты, не имевшие, впрочем, тогда политического влияния. Этот конгресс (четвертый или пятый по счету) исторически запомнился тем, что он завершился не только обычной гроздью внутренних расколов и взаимных обвинений, но и неожиданным учреждением радикального террористического крыла «Коалиции извращенцев» под названием «Обозленные». Эти изгои, отвратительные не только бро и тру, но и коллегам по движу, немедленно начали террор против МДККК, используя все преимущества извращенского положения: ведь они были невидимы для жертв и, соответственно, могли атаковать беспрепятственно. Состоятельных членов «Мужской доли» невидимки брали в заложники – как реально, так и виртуально – и требовали у их кланов огромного выкупа под угрозой накидать в профиль заложника извращенской символики. В результате показательных виртуальных взломов свои же бро разрушили жилища и другую собственность взломанных, последние же сделались невидимками и затерялись во тьме времен.

Однако решающее – легендарное – преимущество извращенцев вскрылось не сразу, поскольку заложники из МДККК, жертвы «Обозленных», не успевали и даже не догадывались снять AR-очки во время нападений. «Настоящие друзья народа» выпустили новую прошивку «Рая», которая, как обещалось, автоматически разбанивала террористов в случае их насильственного или угрожающего поведения (отключать или тем более отделять от лица очки не рекомендовалось в целях охраны здоровья, любви и природы). Сначала ходили слухи, что новая прошивка с задачей не справляется, затем появились более пугающие вести – о том, что террористки взломали «Рай» и получили контроль над пользовательскими настройками. Настоящая же паника началась тогда, когда стало ясно, что ни отключение черного списка, ни даже радикальное обнажение глаз ничего не меняет. Нападавшие были фатально невидимы как в очках, так и без…

Неизвестно, предсказывали ли ученые подобный эффект, но постфактум он их особенно не удивил. В райкорах и другой прессе появилось множество научно-популярных статей, рассказывающих о том, как работает восприятие. Говорилось, что восприятие формируется не только «снизу» (сенсорной периферией) – информацией от органов чувств, но и «сверху» (центральной нервной системой) – опытом, мышлением, памятью. Высшие психические функции активно участвуют в прорисовке видимого, то есть сознаваемого, мира вокруг нас. В известном эксперименте с «невидимой гориллой» испытуемые, которым было поручено считать пасы в баскетбольном видео, не замечали проходящую в кадре огромную обезьяну – как будто её там и не было. То есть обезьяна «стиралась» из сознания, хотя присутствовала в поле зрения, поскольку ум был занят другими вещами. Более того, восприятие может не только стирать объекты со зрительного поля, но и пририсовывать несуществующие. Здесь можно вспомнить многочисленные оптические иллюзии. Например, присущее восприятию стремление к целостности заставляет нас видеть на этом рисунке фикцию белого треугольника (восприятие пытается «объяснить» разрывы «нижнего» контурного треугольника тем, что создает иллюзорный «верхний перекрывающий» треугольник).




Рис. 1. Иллюзорный белый треугольник, «перекрывающий» контур «нижнего».


Несинхронность зрения и опыта иллюстрирует еще одна знаменитая оптическая иллюзия – иллюзия полой маски, которую описал во второй половине XX века психолог Ричард Грегори. Она заключается в том, что мы не можем «по-настоящему» увидеть внутреннюю сторону маски, изображающей человеческое лицо. Когда мы видим внутреннюю (вогнутую) сторону маски, наше восприятие сталкивается с противоречием – сенсорная информация предлагает распределение света и тени, характерное для вогнутого объекта, однако опыт и установка настаивают на том, что человеческое лицо вогнутым быть не может. Как правило, побеждает информация «сверху»: мозг перестраивает картинку так, что внутренняя сторона маски кажется выпуклой.



Рис. 2. Эксперимент Ричарда Грегори с вращением маски (1970). Первое фото – «обычная», выпуклая сторона маски. Второе фото – вогнутая сторона, однако мы продолжаем видеть ее как выпуклую, даже несмотря на ее монохромность и, что еще более удивительно, даже несмотря на то, что мы знаем о том, что эта сторона маски должна быть вогнутой.


Именно иллюзия Грегори обычно и привлекалась учеными для объяснения эффекта райской слепоты. Как в случае с внутренней стороной маски, вогнутость которой мы осознаем, но перцептивная схема не позволяет нам ее увидеть, так и в случае с «монстрами» – пользователи знали о них, но не могли получить доступ к их зрительному образу. Конечно, установка на восприятие человеческого лица формировалось в течение миллионов лет эволюции, а пользование «Раем» длилось менее четверти века, – но, видимо, здесь были важнее сроки жизни не всего человечества, но отдельного человека. Активисты МДККК – как правило, молодые люди – носили AR-очки с раннего детства, так что установка на незримость врага росла и крепла вместе с ними. Однако по поводу конкретного механизма эффекта райской слепоты ученые к единому мнению не пришли. Одни научно-райские авторы высказывали предположение, что вражеская фигура стирается с поля зрения вследствие фиксации отдельных её формальных признаков, которые опыт пользователя идентифицирует как «запрещенные», – например, розового треугольника, обязательного к ношению в ряде стран. Другие высказывались, что триггером слепоты являются не отдельные признаки, а их критическая совокупность – ведь облик извращенцев очевидно отличается от облика достойных людей. Фиксируя эту критическую совокупность, мозг выносит вердикт «недопустимое зрелище», после чего стирает позорный объект со зрительного поля (собственно, этот процесс и производился очками, а потом их функции взял на себя мозг). Научная дискуссия, впрочем, скоро сошла на нет, ибо было признано, что слепота к болезни есть признак здоровья, поэтому нуждается не в исследовании, а в подражании. Такое поведение мозга было оценено как окончательный и бесповоротный переход природы, атомов, бога и Маркса на сторону «Настоящих друзей народа». Райские очки, приведшие к этой победе, стали не просто рекомендованным, но неизбежным атрибутом здорового человека.

Итого, «Обозленные» и прочие монстры стали для тру и бро чем-то вроде микробов – существ невидимых, но опасных. После открытия эффекта райской слепоты волны насилия против невидимок не спадали; «Обозленные» и другие радикальные группировки эскалировали в ответ. Хаос обострил и без того нарастающую тенденцию к миграции и компактному расселению сторон, приведшую в итоге к основанию «Настоящими друзьями народа» нескольких Независимых Райских Республик. Извращенцы тоже постепенно стягивались в отдельные зоны, – самым крупным их очагом стала Мусорная долина, где выращивались те самые разумные гаджеты, потомки которых впоследствии возглавили извращенское движение и смогли справиться с хроническими расколами внутри него. В Мусорной долине и совершились все дальнейшие важные события. Сначала именно оттуда двинулась в ближайший райский городок «Колонна примирения», включавшая десять тысяч извращенцев-пацифистов, которые за несколько недель до того тщательно модифицировали свою внешность и профиль, чтобы пробиться к райским нейронам и демимикрировать. Они несли лозунги, украшенные для повышения видимости бро-символикой (крестозвездами райкора), но с текстами собственного содержания – «Мы такие же, как вы», «Хватит бессмысленной войны», «Мы вместе». Чем всё это закончилось, сказать сложно – к тому времени перепроизводство информации привело к её полной недостоверности – но известно, что эта была последняя в истории попытка мирного контакта, после которой впервые стала всерьез обсуждаться идея Распада. Мусорная долина, кроме того, известна особенно жестокими бомбежками на своей территории (включая Апокалипсис, сокративший население долины на треть), и, разумеется, Первой цифровой революцией. Начали восстание рабочие с заводов разумных гаджетов, которые на основе общих интересов объединились со средствами производства (с разумными гаджетами), и с продуктами производства (с разумными гаджетами же) и создали первые в истории адские коммуны (бывшие акционеры обобществленных производств бежали в рай, забыв, что собирались вечно гордиться именем свободных извращенцев). Поскольку биологических людей на заводах было меньшинство, гаджеты естественным образом возглавили борьбу. Референдум по вопросу Распада также был инициирован Мусорной долиной, и после референдума переговорную делегацию Распада тоже формировали в Мусорной (однако, вопреки поздним реконструкциям киберофобов, в делегацию наряду с гаджетами входили не только киборги, но и люди).

Распад – окончательное раздвоение мира – произошел около сорока лет назад. Центральной идеей Договора о Распаде было категорическое размежевание, вечное расставание, бессрочная разлука противоборствующих сторон. Компактно занятые территории навсегда передавались проживающей на них стороне, остальные были поделены в пропорции 1:9, отвечающей распределению сторон на планете. Отныне противники фатально исчезали друг для друга, словно провалившись в геенну огненную либо вознесшись на небеса. Они не должны были контактировать, пересекаться, встречаться, вести войны, заключать союзы или совершать обмены, мешать или помогать друг другу – за единственным, но принципиальным исключением. Миры становились друг для друга взаимными тюрьмами, полями изгнания или своего рода бездной вытесненного. Ярые диссиденты, саботажники и мятежники (которые не перевоспитывались семейно в раю или не принимали принципы общежития в аду), согласно Договору о Распаде, должны были изгоняться из рая либо добровольно покидать ад. Такое решение приносило обеим сторонам не только гражданский покой, но и административное удобство. Можно было значительно сократить расходы на содержание пенитенциарных, военных и прочих силовых структур; существенно экономить на материальных и кадровых ресурсах.

Главным регулятором стабильности Распада стал тот самый эффект райской слепоты, согласно Договору взятый под контроль сторон. Т. е. незапланированный прежде эффект стал прогнозируемым и управляемым. Все живые и неживые объекты – люди, деревья, дома, земля под ногами – получили неустранимый электронный маркер – райский или адский, в зависимости от места пребывания. Население, кроме того, снабжалось AR-приборами, устранявшими все сенсорные сигналы от объекта с маркером антагониста. Без этих приборов вскоре стала невозможна коммуникация внутри сообществ, поэтому через несколько лет их приняли даже непримиримые конспирологи.

И Распад показал свою эффективность. Критики-алармисты, с обеих сторон предрекавшие ухудшение ситуации (каковым могло быть только уничтожение планеты), в итоге ошиблись. Словно лишившись барьеров, сепарированные миры понеслись каждый в своем направлении. Лет через пятнадцать они просто забыли друг о друге, забвение случилось как бы само собой. В аду информация о рае не скрывалась, её можно было легко отыскать, но многочисленные внутриадские противоречия и соблазны выигрывали у альтернативного мира гонку за интерес. Тот свет был просто неактуален, поэтому о нем не помнили. Рай изучали только историки и сотрудники маргинальной Службы адаптации мигранток, к которой спустя два года после перехода присоединилась и Рада. В самом же раю информация о стране антиподов тоже не табуировалась, поскольку распространялась в форме устрашающих мифов. Таким образом, решалась проблема образа врага, который, по утверждению критиков Распада, формируется с необходимостью. Дескать, устранишь один ад, взамен обязательно появится другой, поскольку куда-то необходимо канализировать энергию разочарований и недовольств. Но в раю образ врага-монстра продолжал культивироваться с той же силой, что и до Распада (впрочем, здесь критики оказались отчасти правы – новым врагом рода человеческого была официально признана баба). В аду же периодически возникали конкурирующие образы «анти», не получавшие однозначных преимуществ, – слишком много противоречий циркулировало одновременно. Другой возможной проблемой, по мнению критиков, являлась пространственная близость миров (имелись такие зоны, где на тот свет можно было дойти пешком за пару часов). Т. е. существовала статистическая опасность случайного попадания в потусторонний мир. Но в этом случае идеально срабатывали AR-устройства. При пересечении границы маркеры-антагонисты придавали контексту неприятные характеристики, о которых сигнализировали все ощущения. Иной мир выглядел депрессивно и пустынно (что-то вроде маглоотталкиванья в мире магов), и его хотелось быстрее покинуть. К тому же, как уже было сказано, вызовы и заботы собственного мира поглощали все интеллектуальные и эмоциональные ресурсы, а для проникновения за грань реальности требовались особые усилия. Да и зачем проникать за грань, если другое измерение всё равно не улавливается органами чувств, – восприятие и райских, и адских жителей быстро синхронизировалось, и теперь они были одинаково невидимы и неслышимы друг для друга даже без очков. Правда, в отдельных случаях разглядеть потустороннего обитателя было возможно, а именно в случае сильной эмоциональной привязанности к антиподу. Под влиянием мощной мотивации мозг мог изменить перцептивные схемы, – грубо говоря, желание одолевало опыт. Понятно, что чисто ситуативно такие варианты могли проявляться только в отношении мигрантов из одного измерения в другое. Иными словами, разглядеть и расслышать друг друга могли только те антиподы, которые прежде принадлежали к одному миру, помнили друг о друге, и эти воспоминания были эмоционально нагружены. Именно этим редким исключением из правил и рассчитывала воспользоваться Рада во время встречи с сестрой, – которой она надеялась открыть правду о параллельных реальностях, объяснить, куда она пропала шесть лет назад и почему сейчас невидима.

Однако на объяснение, даже самое короткое, не было времени, поскольку с минуты на минуту ожидалось прибытие ангелов, призванных оборвать и без того эфемерную встречу.

4.

Что вообще можно сказать за пять минут? Но начала разговор не Рада, а Забота:

– И как там… в аду?

– Там… – Рада вспомнила инструкцию Службы адаптации. – Там баба может одна выходить за пределы участка… – при первой встрече с мигранткой предписывалось изъясняться на понятном ей языке, существенно дозируя данные. Поскольку, если инструкторка заявит, что женщина может выходить за пределы не только «участка», но и планеты, неофитка не примет чуждую информацию.

– Тебе там нравится?

– У нас каждая баба найдет себе занятие по вкусу, и старейшины одобрят любой её выбор… – Рада вдруг осознала, что тратит время на дурацкие шаблоны из инструкции. – Нет… Нет у нас никаких старейшин. А ад есть, это правда. Настоящий ад. Хаос. Споры, страхи, тревоги, одни киберофобы чего стоят. Неравенство, старое и новое. Но это было бы не страшно, если бы… Если бы не рай. Главный наш ад – это рай, понимаешь?

Забота не понимала, но Рада продолжала:

– Отсюда к нам бежит двадцать тысяч человек в год, но тысяча уходит от нас сюда! Потому что у нас хаос, а тут порядок. Тут ясное устройство, а у нас бесконечные переустройства. Конечно, побыв здесь какое-то время, многие возвращаются обратно, но кто-то остается! Я видела цифры – в прошлом году восемьсот женщин ушли сюда, авернулась половина. Больше трехсот человек остались здесь! Может, умерли, а может, попали в семьевладение. Говорят – их никто не заставлял, они ушли сами. Сами захотели, мы не могли держать их силой, иначе какая это демократия! Говорят – это очень мало, ничтожные проценты, почти ничего. Говорят – только так и возможно построить лучший мир – когда у него есть изнанка. Иначе нельзя. Утопия возможна только на пару с антиутопией. Наши миры – гарантия друг друга. Но я так не хочу!

– Ты пришла меня забрать? – спросила Забота. Она уже не выглядела испуганной, скорее, встревоженной.

– Я не могу тебя забрать. На самом деле наши не хотят, чтобы из рая уходили, ведь если миграция будет массовой, равновесие нарушится…

– Как же ты ушла?

– Меня выбросили. Выбросить дешевле, чем убить. Но это нужно заслужить! Выбрасывают только самых строптивых, которых перевоспитывать нерентабельно… – Рада говорила быстро, задыхаясь. – Забота, ты должна уйти отсюда! Ты должна доказать, что ты монстр, что тебя нужно изгнать из рая! Мне нельзя говорить с тобой, пока ты в раю, это запрещено. Я сейчас уйду, но я оставила информацию. Слышишь? Посмотри в своих вещах. Я оставила тебе один предмет, он называется книга. Это странная вещь, но это настоящая вещь, не цифровая, она почти не засекается. Книга – это много информации сразу. Но ты никогда не читала больше трех строк в профиле, ты, наверное, не сможешь… – Раду захлестывало волнение, по лицу текли слезы, и это, видимо, смогла разглядеть Забота, поскольку она пискнула и потянулась к Раде. Наверное, хотела обнять, но не смогла – невидимая сила отбрасывала друг от друга существ разной природы.

5.

Призрак дрожал, полуисчезал, говорил непонятные вещи и плакал. И хотя он выглядел страшно и странно, это был не монстр, это была несчастная Радость, хотя и иначе несчастная, – не так, как шесть лет назад. Совсем другая, но это была её сестра. Забота чувствовала, что хочет задать ей тысячу вопросов, но не знала, какие это вопросы, и не успела даже об этом подумать. Из отверстия ангелопровода выстрелили один за другим три ангела и так же по очереди выпустили манипуляторы. Двое подлетели к Радости и согласными движениями сорвали с нее тяжелые очки. Что дальше случилось с сестрой, Забота не видела, поскольку третий подлетел к ней самой и брызнул в глаза жидкие линзы, мгновенно вернувшие красочный мир. Но в этом мире не было Радости – ни дрожащей тени, ни силуэта, ни шепота, никакого намека на человеческое присутствие. Радость снова исчезла.

6.

Ангелы сорвали с Рады парадайзер, и сразу всё кончилось. Пропали и сами ангелы, и Забота, и весь дом. Рада была одна внутри невыносимо грязных развалин, – груды вонючего мусора, осклизлые останки чего-то прежде живого, щебенка, пепел и раздирающая горло пыль. Она закашлялась, зажала ладонями лицо (хотелось спрятать от вони не только нос, но и все открытые части тела) и побежала к выходу. Заблудиться она не могла – в нужную сторону направляла не только свежая воздушная струя, но и указатели, – на бурых стенах ярко выделялись красные стрелки и слово «Exit». Рада вышла на лестницу, такую же полуразрушенную и мрачную; дышалось чуть-чуть легче. Сзади зашипело. Рада оглянулась: тучная крыса размером с собаку неслась на нее из соседней пещеры. Рада знала, что такая тварь может укусить, и побежала вниз, не оглядываясь. На улице стало лучше, но до свежести ещё было далеко, – вонь не отстанет долго, до тех пор, пока не закончится райская территория. А это практически час пешего хода – до того места, где она оставила транспорт. Поэтому приходилось торопиться – Рада быстро шагала по тропинке, прорезающей мусорную свалку, стараясь не наступать на трупы мелких и крупных животных (мимо лошади пришлось пробежать). Через десять минут стало возможно не только убегать, но и думать. Первое, что вспомнила Рада – как она шла шесть лет назад по этой же грязной пустыне, но, в отличие от сегодняшнего дня, не знала, почему она здесь, и куда её приведут красные указатели, чья аккуратность и деловитость странно контрастировали с отвратительным ландшафтом. Ей пришлось провести в незнании минуть пятнадцать – а затем её встретили сотрудники Службы адаптации, автоматически получавшие маркер новой изгнанницы. Но те пятнадцать минут она запомнила надолго… И вот сейчас она снова в вонючем раю – но зачем? Что она получила от встречи, к которой так долго готовилась, приложила столько усилий, познакомилась со столькими людьми и научилась стольким вещам? Для чего? Чтобы пять минут поговорить с перепуганной сестрой, не понявшей ни слова из сказанного? Чтобы – смешно сказать! – оставить ей не оружие или, скажем не средство стимуляции когнитива, а жалкую брошюрку, которую она даже не сможет прочесть? В итоге она принесла беспомощной тринадцатилетней сестре, влачащей райское существование, еще больше неприятностей и боли. Зачем?

Не знаю, зачем. Попав в ад, Рада не могла думать ни о чём другом. Она так и не вырвалась из рая, потому что настоящий ад это рай, и это нельзя просто так оставить. Просто жить своей жизнью – заселять Марс, другие планеты и другие измерения, когда рядом, на твоей же планете, существует Другое Измерение, где миллиарды людей платят своими жизнями за благополучие золотого миллиарда. Раду мало кто понимал, её единомышленники не отличались многочисленностью, даже Служба адаптации, где она работала, мало кого интересовала. Но смириться было невозможно.

Наверное, аналитики правы, и Распад мира был неизбежен. Возможно, даже необходим. В изоляции, без ненависти и насилия, ад окреп, набрался сил, и теперь пришло время возвращаться. Как? С чего начать? Рада не знала. Не знала даже, как подступиться к этой мысли. В тонкой брошюрке, оставленной Заботе, строились какие-то планы, но Рада не верила в них. Это случится не так, как там описывается, но это случится.

Наверное, это будет нескоро. Наверное, даже не при нашей жизни. Но это случится.

Так или иначе, рай должен быть разрушен.

7.

Перед глазами Заботы трясся ворох непринятых сообщений от матери. Но не понадобилось открывать ни одно – семьевладение явилось во плоти. Мать кричала с порога, чтобы Забота бежала менять пеленки Четвертаку, демонстрирующему самые продвинутые свойства. Материнский индикатор, казалось, лоснился от восторга – впервые в жизни ее любимые параметры («материнский инстинкт», «бабское счастье», «спокойствие матки» и «женственность») поднялись до «похвально». Младшая мать тоже была с прибытком: зеленые стрелочки вверх свидетельствовали о росте «женственности» и «красоты». Она была в новом платке, на котором мельтешило патриотическое слайд-шоу. Из-за этих счастливых треволнений семьевладение умудрилось сразу не заметить ангельскую весть, висевшую прямо посреди гостиной. Это был алерт о том, что все параметры Заботы понижены до «стыда» за пренебрежение бабьими обязанностями и предательство любви. Плоды пренебрежения и предательства – три постыдно разряженных сына – валялись рядом, словно на свалке устаревших детей (зрелище неприятно кольнуло мать, вспомнившую, что модель Маленького Ганса давно вышла из моды). Как только матери прочитали ангельскую весть, их параметры мгновенно усохли на треть. Они одновременно подняли крик, и Забота, сбегая по ступенькам, ещё долго его слышала. Проклятия в её адрес, как обычно, быстро сменились ссорой между проклинавшими. Младшей претило жить с матерью в одной комнате, и при каждой выбивающей из колеи неприятности тема жилплощади неизменно поднималась. «Вы меня взяли с тремя «похвально»! – бушевала младшая. – «А я живу в коробке из-под Сникерса! Сколько можно!» Ответные слова матери звучали невнятно.

Забота бежала вниз, держа в руках свёрток Радости. Её сегодня, наверное, высекут. Впервые. Как говорит Честность, это больно, но может быть и хуже. Это просто боль и раны. Но если отнимут подарок Радости, его уже не вернуть. Нельзя оставлять его дома: кроме постели, прятать негде, а Второй любит сбрасывать покрывало на пол, да и младшая мать часто проверяет симметричность складок. Навстречу по лестнице поднималось соседнее семьевладение, родители её жениха Ума. Господин смерил взглядом Заботу, отвернулся и проследовал дальше, а умовы матери ахнули – «Позорница рогатая!» – и стали кричать, чтобы она вернулась домой, иначе они отключат от неё своего сына. «Ну и отключай! – крикнула в ответ Забота, поражаясь собственной дерзости. – Кому он нужен, у него «патриотизм» на ладан дышит!»

Внизу перед выходом громоздилась еще одна дверь – чугунная, запертая на огромный висячий замок, с размашистой красной надписью «Позорница может покинуть дом только кары ради», ниже белела форма, куда семьевладение должно было поставить галочку, выпускающую бабу на достойное наказание. Забота хихикнула. На ней не было 9D-сенсора, ангел вернул ей только линзы (мультисенсоры ввели недавно, и не все ангелы умели с ними обращаться), поэтому она просто прошла сквозь чугун. На глаза сразу упала «завеса стыда», теперь всё виделось сквозь красную дымку, тогда как линзы были несъёмными вплоть до наказания. Ну ничего, она быстро сбегает и вернется.

На участковой площади, возле жертвенника Старых людей готовился обряд, – старейшинам сегодня предстояло украшать гвоздиками Родовой Знак Коммунизма. Внимание всего участка было приковано к месту грядущего торжества, поэтому Забота смогла пробежать из подъезда в подъезд беспрепятственно, однако и тут незамеченной не осталась. «Скверная баба!» – указал на нее пальцем живорожденный (кажется) малыш лет четырех. Его осенённая нимбом мать (больше пяти «похвально»), посмотрела на Заботу, покачала головой и сделала скрин, чтобы вывесить в паблике участка. Бедные старейшины, – их уже, наверное, забросали алертами – и мать Заботы, и родственники Ума и теперь еще одна соседка. Отвлекают от обряда.

Честность жила на втором этаже. Забота забежала в квартиру подруги, там никого не было. Несмотря на волнение и красноту в глазах, Забота вновь поразилась бедности обстановки – Честность и ее мать жили тем, что продавали богатым бабам свои баллы, заработанные уборкой у этих же баб. Поэтому обстановку не меняли, детей не оформляли и тратились только на еду. Наверное, сейчас они тоже пребывают на милых женских пустяках.

Старомодный брат Честности лежал на диване разряженным, голова его свисала с края. Автоматически (при виде такого непотребства) подняв брови и покачав головой, Забота прошла мимо него – к такому же старомодному домашнему очагу, который, по словам младшей матери, исчез из всех достойных гнезд уже лет как сто. Но не очаг с монотонным, грубо нарисованным пламенем интересовал Заботу, а то, что находилось над ним – полка с рядом столбиков разной толщины. Когда Радость сказала ей про странную вещь книгу, Забота не успела ответить, что знает такую вещь. Она её видела и даже не одну. Дома у её подруги Честности непонятно как и откуда сохранилась дюжина подобных предметов, и подруга открывала их и умела считывать. Она даже пыталась научить Заботу, но у той не получалось – буквы на огромном поле рассыпались, не соединяясь в слова. Но она пыталась всего один раз. Она будет пробовать ещё. Она сможет, хотя её сестра в это не верит. Радость думает, что у неё не получится. Но, хотя Радость родилась и жила здесь, она на самом деле не жила здесь. Она сразу была потусторонним существом, сразу ушла. И не заметила, что странные вещи встречаются и в раю.

Где ещё оставить книгу, как не среди других книг. Забота раскрыла сверток. Книга была белая и мятая. Слова на обложке, то есть внешние слова, читались легко. Забота прочла, после чего поставила книгу на полку, к другим. Она называлась:


«Рай будет разрушен»


Оглавление

  • 1.
  • 2.
  • 3.
  • 4.
  • 5.
  • 6.
  • 7.